Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Нефть WTI дешевеет в понедельник на ослаблении опасений сокращения поставок энергоносителей из Ирака в связи с отсутствием сигналов распространения конфликта на южные регионы страны, Brent стабильна, сообщает агентство Bloomberg.

Августовские фьючерсы на нефть Brent на лондонской бирже ICE Futures к 8:11 МСК снизились в цене на $0,26 (0,23%) - до $113,04 за баррель. К закрытию рынка в пятницу стоимость этих контрактов выросла на $0,09 (0,08%) и составила $113,3 за баррель.

Цена фьючерса на нефть WTI на август на электронных торгах Нью-йоркской товарной биржи (NYMEX) опустилась на $0,29 (0,27%) по сравнению с уровнем 27 июня - до $105,45 за баррель. По итогам предыдущих торгов эти контракты снизились в цене на $0,1 (0,09%) - до $105,74 за баррель.

За предыдущую неделю WTI подешевела на 1,4%.

"Снижение стоимости WTI обусловлено, главным образом, тем, что нервозность трейдеров ослабляется, - отмечает старший стратег CMC Markets в Сиднее Рик Спунер. - Рынок остается волатильным, сигналов того, что конфликт в Ираке быстро завершится, нет".

Ливия, между тем, может открыть крупнейший в стране экспортный терминал в августе после начала работы нового парламента, заявил представитель группы ливийских повстанцев, контролирующих терминал Es Sider.

Ливия, имеющая крупнейшие резервы нефти среди стран Африки, стала самым мелким по объему добычи производителем нефти в ОПЕК на фоне продолжающихся конфликтов в стране.

Министр иностранных дел России Сергей Лавров 20-21 июня посетил Саудовскую Аравию. Представленная российской стороной повестка переговоров была весьма широкой, но в ходе диалога стало понятно, что ни о какой «разморозке», а уж тем более «перезапуске отношений» между Москвой и Эр-Риядом речи быть не может. Но, самое интересное, это то, что буквально через несколько дней после визита 10 российских истребителей Су-25К, приземлились в Ираке для нанесения ударов по финансируемым Саудовской Аравией отрядам террористов из Исламского государства Ирака и Леванты. Давненько такого не было. Это вполне достойное начало «принуждения к миру» Королевства, отказавшегося от мирного диалога, предложенного Москвой.

Июнь нынешнего года поставил своеобразный рекорд по количеству контактов России и Саудовской Аравии на самом высоком уровне. Президент Владимир Путин сначала провел телефонные переговоры с королем Абдаллой, а затем принял в своей сочинской резиденции главу саудовского МИДа Сауда аль-Фейсала. Не ниже был и уровень, на котором принимали российского министра иностранных дел – тот же Сауд аль-Фейсал, наследный принц Салман Абдель Азиз и одна из ключевых, пожалуй, фигур правящей династии – заместитель наследника престола и он же − второй заместитель председателя Совета министров королевства 67-летний принц Мукрин, младший из поныне живущих сыновей основателя государства, короля Абдул-Азиза ибн Абду-Рахмана ибн Фейсал Аль Сауда.

Визит Сергея Лаврова в Джидду, где и проходили все официальные встречи, готовился давно. Эр-Рияд – один из главных поджигателей конфликтов на Ближнем Востоке, один из основных кукловодов и спонсоров исламского экстремизма. Именно саудиты являются ведущей силой, которая реализует на Востоке американский сценарий «суннито-шиитского конфликта», под прикрытием которого США стремятся обеспечить контроль за регионом, а Эр-Рияд – сохранить за собой лидерство в исламском мире. Но сроки этого давно готовившегося визита были существенно сдвинуты из-за событий в Ираке, поэтому визит вполне можно назвать экстренным.

Плановая повестка переговоров, которые намеревался провести Сергей Лавров, включала в себя достаточно широкий круг вопросов, обсуждение которых было резко свернуто еще несколько лет назад: от двустороннего сотрудничества в сфере энергетики, в том числе атомной, до инвестиционных проектов, и даже такой экзотики, как участие саудитов в российских космических программах. По большому счету, пакет предложений, который готовил российский МИД, был своеобразным «пряником» для саудовской династии, поскольку «кнут» Москва в свое время Эр-Рияду уже показала, предупредив накануне олимпиады о серьезных последствиях, которые последуют для Королевства, если финансируемые им экстремисты в России попытаются сорвать Сочи-2014. Столь же последовательную и жесткую позицию российское руководство заняло и в иранском, и в сирийском вопросах, наотрез отказавшись обсуждать с саудитами возможные «уступки» Москвы в поддержке борьбы Дамаска против антисирийской коалиции, финансируемой Эр-Риядом, и в дипломатической работе по урегулирования режима «калечащих санкций», введённых против Тегерана. Это трудно было представить еще пару лет назад, но тот же «иранский фактор», то есть партнерские обязательства нашей страны перед Тегераном, сегодня имеют для российской внешнеполитической линии на Ближнем Востоке серьезное значение. И жертвовать ими в угоду интересам саудитов и США Москва, как показали проведенные Сергеем Лавровым переговоры, не собирается.

Непотопляемый авианосец «Аравия» снова в строю

После того, как в начале года Владимир Путин весьма жестко «осадил» саудитов, Вашингтон откровенно побаивался прямых переговоров Москвы и Эр-Рияда. Аравийская династия, мягко говоря, негативно относится к ближневосточной политике нынешней администрации США. Своей «двуличностью», по мнению королевского дома, в сирийском и иранском вопросах, Обама довел саудитов буквально до бешенства, вынудив их официальных представителей наплевать на нормы дипломатического приличия и прямо обвинить американского президента в тотальном предательстве, в сдаче всего − интересов США на Ближнем Востоке, безопасности аравийского «непотопляемого авианосца» и «доверившихся Америке сирийских борцов против кровавого режима». А отсюда, как вы понимаете, совсем недалеко и до того, чтобы сыграть с Вашингтоном свою, не менее двуличную игру.

Но после отлета из Джидды Сергея Лаврова в Белом доме вздохнули с облегчением – Эр-Рияд «не подкачал», намерения саудитов и дальше оставаться «тараном» американской ближневосточной политики остались неизменными. «На радостях» Джон Керри, посетивший Саудовскую Аравию, что называется «по горячим следам», демонстративно провел там встречу с «лидером сирийской оппозиции» содержанцем саудитов Ахмедом Джарбой и всячески его обласкал, заявив, что возглавляемая им умеренная оппозиция может сыграть ключевую роль в борьбе с группировкой Исламского государства Ирака и Леванты (ИГИЛ), ведущей вооруженную борьбу в Ираке и Сирии. А Барак Обама слова Джона Керри поддержал практическими шагами, запросив в Конгрессе полмиллиарда долларов «на обучение и предоставление необходимого оборудования представителям сирийской оппозиции».

Столь демонстративные жесты и Керри, и Обамы, которые, по мнению ряда американских комментаторов, «могут стать самым значительным шагом, который предприняли США для поддержки противников президента Башара Асада», разумеется, предназначались не Джарбе. Своих марионеток Вашингтон не балует, и действительными адресатами этого действа были Москва и Эр-Рияд. России Вашингтон показал, что его стратегическое партнерство с аравийскими монархиями крепко как никогда, и любые инициативы Москвы по налаживанию диалога с саудитами обречены на провал.

Ну, а Эр-Рияду Вашингтон продемонстрировал, что колебания отброшены, что США намерены и дальше активно вмешиваться в события на Ближнем Востоке. Американский истеблишмент, ЦРУ, Пентагон, саудовское и израильское лобби, американские военные промышленники и транснациональные корпорации «дожали» и Обаму, и Керри. Сторонники агрессивного курса, «ястребы», победили и в Белом Доме, и в Конгрессе, а следовательно непотопляемый авианосец «Аравия» вновь находится на направлении главного удара.

Бьем по Ираку – попадаем в Дамаск, бьем по Дамаску – попадаем в Тегеран

Никакой «перезагрузки» или «размораживания» в российско-саудовских отношениях быть не может. Наши цели на Ближнем Востоке антагонистичны, и Ирак показал это как нельзя более ярко. Кризис в Ираке стал настоящим подарком для одряхлевшей саудовской династии, балансирующей на грани полного провала и утраты авторитета в исламском мире. Ее главный соперник в регионе, Тегеран, виртуозной дипломатической игрой добился выхода из международной изоляции, а значит вновь способен к наступательной внешней политике, к реализации концепции «исламского Пробуждения», которая для монархий Персидского залива означает только одно – утрату власти. Сегодня у саудитов появился шанс втянуть Иран в долгосрочный конфликт за сохранение шиитских святынь в Ираке и за обеспечение безопасности тех же иракских шиитов. И отработать этот шанс они готовы на все сто, а то и двести процентов, подбрасывая в ближневосточный пожар миллиарды долларов.

Хотя, финансирование «исламистов» − занятие вполне прибыльное. Иракские мятежники по итогам наступления контролируют сегодня два основных нефтепровода – один, снабжающий Сирию, другой – идущий в турецкий Джейхан. Первый, как очевидно, блокирован, что спровоцировало в Сирии перебои с электричеством. А второй − очень даже себе нормально функционирует при помощи транснациональной нефтяной компании АРАМКО, акционеры которой – из США и Саудовской Аравии. Так что ни один нефтедоллар, вложенный в сирийскую оппозицию и иракских мятежников, не пропадет, и Вашингтон, и Эр-Рияд возместят свои потери продажей краденой нефти.

Саудиты жиреют на крови и мародерстве, а следовательно им не нужны никакие экономические проекты от России, им не нужен диалог с Ираном, поскольку прибыль от честной работы всегда ниже, чем от войн и грабежей. В иракском кризисе Саудовская Аравия увидела возможность и поживиться, наконец-то разделаться с ненавистной Сирией, а следовательно серьезно навредить Тегерану и Москве. Поэтому с таким энтузиазмом и участвует в этом конфликте, потеряв способность адекватно оценивать ситуацию.

Тем более, что шиитское правительство Нури аль-Малики в Ираке давно уже занесено Эр-Риядом в черный список. Еще в 2009 году король Саудовской Аравии Абдалла высказал мнение, что Нури аль-Малики является «иранским агентом», а его правление «открыло дверь для иранского влияния в Ираке». С учетом маниакальной саудовской иранофобии данное заявление было равносильно приговору, вынесенному иракскому премьеру со стороны суннитского монарха. И хотя прямых доказательств не обнаружено, но в экспертных кругах существует убеждение, что саудиты при посредничестве представителей республиканской партии США еще в августе 2007 оплатили долгосрочный контракт с американской компанией «Барбур, Гриффит и Роджерс» на предмет ведения информационной войны против аль-Малики и его правительства.

Не хотят – заставим!

Антисирийская, антишиитская и, в конечном итоге, антииранская направленность саудовской политики всегда была достаточно очевидна. Но проблема для Эр-Рияда заключается в том, что слепо идя вслед за Вашингтоном, он не заметил серьезных изменений в регионе. Сохранение Сирии – это совместная операция Москвы и Тегерана. Удар по Ираку существенно затрагивает интересы и Тегерана, и Москвы, и Пекина, третьего участника альтернативного американскому курса по стабилизации Ближнего Востока.

В Джидде Сергей Лавров жестко говорил с руководством Королевства не только от лица России, он предостерегал неадекватных политиков от лица той части международного сообщества, которой надоело «переформатирование» стран и регионов, затеянное Вашингтоном и осуществляемое их стратегическими партнерами, клиентами и вассалами. Россия вела диалог открыто и честно: «Если вы готовы к партнерству, если вы готовы отказаться от агрессивных планов в отношении российских интересов и интересов наших партнеров в регионе, мы можем предложить вам широкомасштабную программу взаимовыгодного сотрудничества». Не вина Сергея Лаврова в том, что саудиты сделали иной выбор. В любом случае, российский министр иностранных дел получил очень неплохой результат – всему миру было представлено истинное лицо одряхлевшей династии, ради сохранения власти готовой утопить весь регион в крови, да еще и нажиться на этом.

Для остального мира значение переговоров Сергея Лаврова в Джидде заключается еще и в том, что со всей очевидностью еще раз было доказано – нет никакого суннито-шиитского конфликта, который, якобы, всю нестабильность на огромном пространстве от Персидского залива до Пакистана и объясняет. Есть американский сценарий «управляемого хаоса», в котором саудитом отведена роль финансистов псевдорелигиозных конфликтов, под прикрытием которых Вашингтон стремится сохранить регион, а саудиты стремятся остаться на вершине власти и нанести удар по своему главному сопернику – Тегерану.

*********

«Так, стало быть», − скажет скептик, − «саудиты отвергли все предложения Москвы. И каким теперь будет ответный российский ход?» Очевидно, что Ирак сегодня в эпицентре событий. Именно через Ирак США, саудиты и их союзники пытаются нанести сегодня максимальный ущерб интересам Москвы и Тегерана на Ближнем Востоке. И ответ на эти действия уже последовал. Десять «сушек», российских истребителей Су-25К, приземлившихся вчера на несколько иракских аэродромов, готовы для нанесения ударов по финансируемым Саудовской Аравией отрядам ИГИЛ. Это вполне достойное начало «принуждения к миру» Королевства, отказавшегося от мирного диалога, предложенного Москвой.

Редакционная статья Iran.ru

Нестабильность на Ближнем Востоке толкает вверх цены на нефть и вызывает на рынке волнения. Однако директор по мировым рынкам и рыночной информации Platts Хорхе Монтепеке считает, что, несмотря на всю нестабильность, власти Ирака в любом случае будут продавать "черное золото", поскольку это едва ли не единственный способ пополнения бюджета страны.

Как ситуация на Ближнем Востоке отразится на глобальной экономике и в частности на российской, а также планирует ли МЭА выбрасывать на мировой рынок нефть из своих стратегических запасов рассказал Хорхе Монтепеке.

Г-н Монтепеке, начну с ситуации на глобальных рынках нефти. Каковы основные тренды?

Сейчас рынок идет вверх, это очень хорошо для российской экономики и правительства. Правда, причины этого роста цен на нефть не очень приятные: он происходит из-за нестабильности на Ближнем Востоке. Цены на нефть очень чувствительны к волнениям, а на Ближнем Востоке сейчас снова обострился конфликт.

Таким образом, произошло повышение стоимости “черного золота”, что выгодно производителям нефти. Однако эта нестабильность отрицательно отражается на потребителях: с этой точки зрения повышение цен на нефть - это не очень хорошо, но российскому правительству это обеспечивает повышение бюджетных доходов.

Цены на нефть выросли до 115 долларов за баррель. Как в дальнейшем обстановка на Ближнем Востоке может повлиять на ценообразование?

Цены находились в стабильном диапазоне в 105-110 долларов довольно продолжительное время. Сейчас мы видим повышение цен с 110 до примерно 115 долларов. То есть в целом скачок цен не слишком большой, хотя, если судить по новостям и сообщениям СМИ, ситуация довольно серьезная. Это означает, что реакция цен не слишком сильная. Если бы такое произошло лет пять назад, то рост бы составил 10-25 долларов, но сейчас рост цен не слишком серьезный, всего 5 долларов. Рост есть, но не слишком сильный.

Как повышение цены на нефть может отразиться на глобальной экономике и, в частности, на российской?

Рост цен на 5-10 долларов оказывает не слишком сильное влияние на мировую экономику. Все происходит в рамках обычной волатильности рынка. Для российской экономики повышение цен на нефть означает повышение бюджетных доходов. Получается, что влияние роста цен сконцентрировано на российской экономике и помогает властям страны в решении внутренних проблем. Но для мировой экономики повышение цены на 5-10 долларов - это не слишком масштабный рост.

Отразится ли обострение ситуации в Ираке на нефтедобывающих компаниях?

Мы видим, что очень много людей из персонала покидает Ирак из-за нестабильности и очень напряженной ситуации. И у многих стран есть что сказать: у США, у Ирана, у Саудовской Аравии, то есть сейчас многие что-то говорят и склоняются ко мнению, что нестабильность может увеличиться.

А лично мне кажется, что некоторые изменения там уже не имеют обратного хода. И в краткосрочной перспективе компаниям придется учитывать эту ситуацию напряженных боев в Ираке. И рано или поздно властям Ирака, суннитам или шиитам придет понимание того, что придется продавать нефть для получения бюджетных доходов.

Однако не только ситуация в Ираке беспокоит ведущих игроков мирового рынка нефти. Международное энергетическое агентство заявило, что может выбросить на мировой рынок нефть из своих стратегических запасов. В каком случае это возможно и к каким последствиям может привести?

Обращение Китая, США или Европы к стратегических резервам будет означать, что ситуация очень плохая. Это будет означать, что добыча в Саудовской Аравии или в Ираке, или в близлежащих странах практически прекратилась.

Я не вижу никаких признаков того, что такая ситуация в таких масштабах возможна в краткосрочной перспективе. Так что сейчас никакой необходимости использования нефти из стратегических резервов нет. Но всегда надо знать, что если нефть понадобится, то есть откуда ее брать.

Если агентство примет такое решение, то это произойдет уже в 4-й раз?

Да, правильно. Но пока я не вижу перспектив того, что это будет сделано. Реакция цен не очень сильная.

На Украине выкачено уже 606 тыс. тонн технологической нефти из нефтепроводов. Ждать ли на Украине коллапса на рынке топлива? Если да, то когда?

Я думаю, что ситуация на Украине больше касается газа, нежели нефти. То есть она не особенно влияет на добычу и транзит нефти. Страна не масштабный игрок на рынке нефти. Да, там есть порты, которые использует Россия для поставок, но сейчас у России есть территории, которые она может самостоятельно использовать для отгрузок нефти. Так что я не ожидаю сильного влияния ситуации на Украине на рынок нефти: она сильнее влияет на транзит газа в Европу. И с этой точки зрения поставок газа, на мой взгляд, Европа хочет стабильности на Украине. Украина и сама хочет стабильности для осуществления транзита газа и получения от этого доходов. Россия также заинтересована в стабильной Украине для продажи газа Европе. Так что, даже несмотря на проблемы в краткосрочной перспективе, в долгосрочной перспективе все хотят стабильной Украины. Говоря о "Южном потоке", по вашим прогнозам, когда возобновится строительство?

Я думаю, что нестабильность на Украине может стать причиной увеличения политического давления на вопросы строительства разных трубопроводов. В течение многих лет я не вижу большого прогресса в этих вопросах. Ведь строительство - это очень дорогостоящее дело.

Вы раньше упоминали о новых рынках для нефти, появлении новых рынков для экспорта российской нефти. О каких странах в первую очередь идет речь?

Россия очень сильно заинтересована в наличии рынков для продажи нефти, поскольку страна - крупный экспортер этого энергоресурса. И России важно, чтобы были не просто желающие купить нефть, а реальные покупатели. Я думаю, что российская нефть продолжит идти по своим традиционным западным направлениям, на НПЗ.

Но российскую нефть можно поставлять вообще куда угодно, даже в США, если стране нужно будет, но пока в этом нет такой острой необходимости. Конечно, важным регионом, где есть растущий спрос на нефть, - это Азия, а это означает, что много нефти пойдет на Восток через трубопроводы, а также через грузовые поставки с Северного моря или со Средиземноморья.

Также обсуждался и вопрос модернизации российских НПЗ. Какие НПЗ в приоритете?

Российские НПЗ уже сделали очень много для того, чтобы поставлять в Европу качественный продукт. Этот процесс идет довольно долго, он продолжается. В приоритете, я думаю, находятся крупные НПЗ, которые ориентированы больше на западных потребителей и которые экспортируют нефтепродукты в Европу.

Александра Суворова.

Президент группы Islamic Development Bank Его превосходительство д-р Ахмад Мохамед Али (Ahmad Mohamed Ali) объявил о создании Исламским банком развития (IDB) Инфраструктурного фонда-II (IDB Fund II) с совокупным капиталом 2 млрд долларов США по случаю 40-й годовщины основания IDB. IDB Fund II является крупнейшим фондом прямых инвестиций для целевого финансирования инфраструктурных проектов в 57 странах, пользующихся услугами банка IDB.

Поддержка фонда IDB Fund II осуществляется его инвесторами-учредителями в лице Государственного пенсионного агентства Королевства Саудовская Аравия, Государственного инвестиционного фонда Королевства Саудовская Аравия, Министерства финансов Королевства Бахрейн и Министерства финансов Султаната Бруней-Даруссалам. Совокупный объем обязательств на момент первого закрытия инвестиционной сделки составил 750 млн долларов США. Окончательное закрытие сделки с участием дополнительных инвесторов намечено на начало 2015 года.

Фонд IDB Fund II является правопреемником ранее учрежденного банком IDB Инфраструктурного фонда-I (IDB Fund I) с совокупным капиталом 730 млн долларов США, который также поддерживался указанными инвесторами-учредителями и достиг внутренней нормы доходности 18% при мультипликаторе инвестиций 1,7 по таким знаковым проектам как AirAsia в Малайзии, Saudi International Petrochemical Company (SIPCHEM) в Саудовской Аравии и AES Oasis Ltd, объединяющий энергетические объекты на территории Пакистана, Омана и Иордании.

Вот что рассказал о фонде президент Группы IDB Его превосходительство д-р Ахмад Мохамед Али: "Основываясь на успешном опыте работы фонда IDB Fund I, банк IDB и инвесторы-учредители решили создать фонд IDB Fund II с совокупным капиталов 2 млрд долларов США, что почти втрое превышает масштаб его предшественника. Предполагается, что этот фонд сможет мобилизовать в общей сложности до 24 млрд долларов США на поддержку развития важнейших инфраструктурных объектов в странах, пользующихся услугами банка IDB".

Для управления активами многоцелевого фонда IDB Fund II банком IDB и инвесторами-учредителями была основана компания ASMA Capital Partners B.S.C (c), главный офис которой находится в Королевстве Бахрейн. Председателем правления компании ASMA Capital является президент IDB Group, а заместителями председателя – руководитель Государственного пенсионного агентства Королевства Саудовская Аравия Его превосходительство Мохаммед Аль-Хараши (Mohammed Al-Kharashi) и заместитель министра финансов Султаната Бруней-Даруссалам Его превосходительство Дато Падука Хаджи Бахрин бин Абдуллах (Dato Paduka Haji Bahrin bin Abdullah). В состав правления вошли заместитель генерального секретаря Государственного инвестиционного фонда Королевства Саудовская Аравия г-н Абдулла Эбрахим аль-Айяди (Abdulla Ebrahim Al Ayadhi) и руководитель департамента внешнеэкономических связей Министерства финансов Королевства Бахрейн г-н Сами Мохаммед Хумайд (Sami Mohammed Humaid). Управленческую команду возглавляет генеральный директор компании ASMA Capital Мумтаз Хан (Mumtaz Khan), ранее управлявший фондом IDB Fund I.

Его превосходительство Мохаммед Аль-Хараши отметил: "Предполагается, что компания ASMA Capital будет играть заметную роль в содействии пенсионным фондам и другим глобальным инвесторам, желающим вложить свой капитал в инфраструктурные проекты на ряде развивающихся рынков в целях диверсификации инвестиционного портфеля и обеспечения устойчивой доходности".

Фонд IDB Fund II будет иметь широкий охват секторов, который помимо ведущих инфраструктурных направлений, а именно энергетики, телекоммуникаций и транспорта, будет включать нефтегазовую, нефтеперерабатывающую и нефтехимическую отрасли, производство стали и алюминия, горнодобывающую промышленность и логистику, а также такие важные сферы как здравоохранение, образование и финансовые услуги.

В свою очередь, г-н Мумтаз Хан заявил: "Фонд IDB Fund II представляет собой уникальную платформу, сочетающую в себе финансовую мощь Группы IDB и других инвесторов-учредителей с опытом членов управленческой команды, способных выявлять и расширять инвестиционные возможности сразу во многих регионах".

Саудовская Аравия предоставит Узбекистану финансовые средства на сумму 70 млн. саудовских риялов (более $13,3 млн.).

Средства выделаются для реализации проекта в сфере водоснабжения в Узбекистане. Соглашение было подписано в Джидде. Саудовский фонд развития предоставит средства Узбекистану.

Документ был подписан 25 июня Министром финансов Саудовской Аравии и председателем правления Саудовского фонда развития Ибрахимом ибн Абдулазизом ал-Ассафом и министром внешних экономических связей, инвестиций и торговли Узбекистана Эльёром Ганиевым.

Ибрахим ибн Абдулазиз ал-Ассаф и Эльёр Ганиев также провели переговоры. Стороны обсудили вопросы развития отношений между двумя странами.

BlackBerry сообщила, что начиная с июля на Ближнем Востоке стартуют продажи смартфона BlackBerry Z3, а вчера в одной из стран этого региона уже начались предзаказы девайса.

Первыми странами Ближнего Востока, где начнёт продаваться Z3, станут Объединённые Арабские Эмираты (ОАЭ) и Саудовская Аравия (дата релиза намечена на июль), а позже этим летом смартфон выйдет в Катаре, Бахрейне и Кувейте. Начиная со вчерашнего дня жители ОАЭ могут предзаказать Z3 в магазине BlackBerry, который находится в торгово-развлекательном центре Dubai Mall.

BlackBerry пишет:

Покупатели, которые купят смартфон BlackBerry Z3 в июле, смогут воспользоваться эксклюзивным предложением. Им нужно будет лишь залогиниться в BlackBerry World со своего BlackBerry Z3 и бесплатно загрузить на выбор несколько премиальных приложений стоимостью до 200 дирхамов ОАЭ.

Цена, по которой BlackBerry Z3 будет продаваться на Ближнем Востоке, пока не объявлена, но уже известно, что 2 июля смартфон появится в Индии, а 7-го – в Малайзии. Напомним, индонезийская версия BlackBerry Z3, Jakarta, вышла в середине мая.

Более 5,3 млн. паломников прибыли в Саудовскую Аравию в период с начала сезона умры. Как ожидается, число мусульман, совершающих малое паломничество, увеличится с началом месяца рамадан.

Министерство внутренних дел сообщает, что подготовка к сезону умры будет продолжена: среди паломников будет распространяться информация о проведении профилактических мероприятий для предотвращения возможных заболеваний. Министерство будет внимательно наблюдать за состоянием здоровья паломников в Мекке и Медине со дня их прибытия и до момента, пока они не покинут страну. Министерство хаджа подтвердило, что в этом году ни один из паломников, совершающих умру, не пострадал от коронавируса.

Андрей Сатаров

«Гендер» в постсоветских условиях: эпистемология травмы

Андреас Лангеноль

(пер. с англ. Дмитрия Тимофеева) 

1. ВВЕДЕНИЕ

В этой статье я рассматриваю процесс вхождения категории тендера в постсоветский академический дискурс и ее положение в нем сегодня. В русскоязычном академическом мире гендерные исследования не представляют собой организованного на государственном уровне академического пространства или упорядоченного дискурса, но существуют на периферии классических академических учреждений, университетов и академий наук, будучи локализованы в относительно независимых исследовательских институтах, часто плотнее связанных друг с другом, чем с национальным научным сообществом. С одной стороны, это позволяет гендерным исследованиям избежать дисциплинарной стандартизации и необходимости придерживаться единой точки зрения, с другой же — вынуждает их ориентироваться на постсоветские условия, общие для стран, в которых они проводятся.

Как воспринимается категория гендера в русскоязычном дискурсе, академическая и интеллектуальная история которого в целом отличается от ситуации, предшествовавшей зарождению гендерных исследований на Западе? Среди черт, объединяющих североамериканские и западноевропейские дискуссии 1980-х годов и дебаты, начавшиеся в странах бывшего СССР в 1990-е и продолжающиеся до сих пор, можно выделить маргинальность и междисциплинарность гендерного подхода. Но если в первом случае появление рассматриваемой категории, вдохновленное феминистским движением, было скорее частью поступательного процесса социальных изменений и весьма незначительно модифицировало взгляды социума на общественное устройство и культуру, то во втором оно происходило в условиях социальной трансформации, глубоко затронувшей экономическую, социальную, культурную и идеологическую сферы общественной жизни.

В Советском Союзе феминизм не был предметом обсуждения. В рамках идеологии государственного социализма «женский вопрос» представлялся «второстепенным конфликтом фундаментального классового антагонизма»[1], причиной которого служило изначальное противоречие между капиталом и трудом, являющееся основной характеристикой капиталистически-буржуазного строя. Соответственно, с приходом коммунизма этот конфликт, как считалось, был решен. Этот взгляд исчез вместе с государством и партийным аппаратом, декларировавшими его, хотя отголоски такого подхода и сегодня продолжают раздаваться на постсоветском пространстве (см. ниже). После разрушения институтов и идеологии государственного социализма на территорию общественных наук в России и в странах бывшего СССР начала проникать категория гендера. Сегодня действует большое количество специализированных институтов, занимающихся гендерными исследованиями и преподающих связанные с ними дисциплины. Введение категории гендера в академический дискурс происходило на фоне радикальных общественных изменений, повлиявших на институциональную структуру социумов в бывших советских республиках, их идеологию, культуру, а также государственные границы и положение в мире. В социологии для обозначения подобных изменений используется понятие «трансформация» или, точнее, «общественная трансформация». Общественная трансформация, в отличие от поступательного социального изменения, подразумевает широкий диапазон и радикальность перемен, не столько происходящих в рамках того или иного социального порядка, сколько переворачивающих самые его основы, в том числе экономические, социально-структурные, политические и культурные.

Понятие трансформации не применяется к однотипным образованиям, но включает в себя рассмотрение различных нарративов и способов восприятия времени. Так, один из нарративов женских и гендерных исследований на бывшем советском пространстве функционирует строго в рамках постсоветской картины мира, фокусируясь на ситуации, имевшей место в Советском Союзе, или, как вариант, на ее сегодняшних последствиях — например, стереотипах о месте женщины, унаследованных от идеологии государственного социализма. Другой же посвящен проблемам, с которыми общество столкнулось после распада СССР, в частности крайней поляризации социальной структуры или развалу системы социального обеспечения. Возникновение понятия гендера стало, разумеется, результатом переноса термина, изначально возникшего в североамериканском контексте, в постсоветские академические, культурные, социальные и политические условия. Однако обстоятельства, спровождавшие его, фактически вынуждали к обсуждению фундаментальных сдвигов в социальных, политических, экономических и культурных институтах. Не стоит переоценивать различия между постсоветской и западной исходными ситуациями: в своей области понятие гендера произвело в постсоветском дискурсе тот же эффект, что некогда на Западе, подняв темы, связанные прежде всего с женщинами и поэтому раньше рассматривавшиеся как маргинальные, до уровня проблем, затрагивающих все социальные отношения.

Моя работа состоит из трех частей. В первой я представлю короткий обзор условий, в которых гендерные исследования возникали и институционализировались на постсоветском пространстве (в первую очередь, в России и Украине). Во второй я сосредоточусь на дискуссии, посвященной проблематике изучения гендерных вопросов в русскоязычном мире и опубликованной в журнале «Гендерные исследования» в 2005 году. Эта дискуссия, как мне представляется, ярко отразила состояние гуманитарных и общественных наук в постсоветском академическом мире, поскольку представленные в ней позиции могут быть концептуально рассмотрены сквозь призму травмы. В завершающем разделе я попытаюсь описать сегодняшнее положение ген- дерных исследований и категории гендера, исходя из трех различных определений травмы.

После падения советского режима академический, интеллектуальный и критический дискурсы стран бывшего СССР резко открылись всему новому. Эта перемена не была единогласно воспринята с восторгом, поскольку послужила причиной значительного смещения когнитивных и моральных координат вышеназванных дискурсов. Категорию «гендера» можно считать фокальной точкой интеллектуальной травмы, приведшей к обесцениванию ряда советских парадигм (например, «женских исследований»). С точки зрения социологического конструктивизма «травма» представляет собой ретроспективную символическую реконструкцию (воображаемого) события как травматического, в которой оно становится центральной исходной точкой построения коллективной идентичности. Таким образом, категория гендера может рассматриваться как травма, как разрыв в академических и социальных практиках, основополагающий для постсоветской академической и культурной идентичности. «Травмой» может также именоваться ситуация, вынуждающая человека занять по отношению к ней ту или иную позицию. Травматическое событие такого рода не позволяет никому оставаться морально не вовлеченным или безразличным. Категория гендера в этом смысле также может восприниматься как травматическое событие, поскольку она обозначает социальные отношения, которые невозможно разгруппировать на отдельные социальные ситуации, так как они распространяются на все ситуации. Иными словами, в отличие от категории женщины, категория гендера обозначает всеобщий характер социальных понятий, по отношению к которым невозможно сохранять моральный нейтралитет.

2. ГОСУДАРСТВО, ГЕНДЕР И ТРАНСФОРМАЦИЯ: ОРИЕНТИРЫ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ КАТЕГОРИИ ГЕНДЕРА В РОССИИ

В 1990-е годы, когда академический мейнстрим начал проявлять интерес к гендерным отношениям в советском и, впоследствии, постсоветском социуме, господствующее место занимал подход, согласно которому особенности взаимоотношений полов в Советском Союзе и в России должны рассматриваться с точки зрения роли, которую играет в них государство. Основные трансформации этих отношений, происходившие с начала ХХ века до 1990-х, были реконструированы, исходя из изменений тех средств, с помощью которых государственные институты вмешивались в отношения между полами и перестраивали их. Как пишет Сара Эшвин: «В советское время <...> власти пытались создать специфическую конфигурацию гендерных отношений — треугольник, в котором отношения мужчины и женщины с государством имели более важное значение, чем их отношения друг с другом»[2]. Эта система не оставалась статичной, меняясь на протяжении истории — от революционных лет через сталинскую эпоху и застой к перестройке. Однако в основе ее, как отмечают исследователи, лежала глубинная трансформация гендерных отношений, инициированная властью и перераспределившая функции мужчин и женщин не столько по отношению друг к другу, сколько по отношению к обществу и представляющему его государству. Так, например, женщины при социализме рассматривались как «рычаги» революции, поскольку через их эмансипацию и расщепление структуры патриархальной семьи последняя оказывалась открыта для государственного вмешательства и наблюдения. Этот подход подразумевал лишение мужчины статуса патриарха и относительное усиление женщины в семье, но при этом содержал довольно традиционные представления о половом разделении труда: на мужчин возлагалась ответственность за публичные аспекты строительства коммунизма — т.е. роль героических рабочих, — тогда как женщинам, хотя и они работали, была предоставлена менее заметная высокая задача поддержания социалистической морали в семье[3]. Таким образом, несмотря на то что «ключи к коммунистическому развитию»[4] ввиду своей стратегической позиции в семье держали женщины, представители разных полов в коммунистическом проекте были наделены значительно отличающимися друг от друга функциями: мужчины реализовывали грандиозный проект строительства коммунизма, строго подчиняясь требованиям социалистического государства; женщины гарантировали это подчинение, моральную стабильность и социалистический дух семьи, не позволяя мужчинам утратить способность выполнять свою функцию.

По контрасту, постсоветский период рассматривается следующим образом: «...после падения СССР разрушилась институциональная основа гендерного порядка, искусственно созданного в советское время»[5]. Отметим, что государство рассматривалось как важнейший фактор формирования социальных отношений не только в гендерных исследованиях 1990-х. В те годы исследователи как из западного мира, так и из стран бывшего Советского Союза проявляли интенсивный интерес к проблеме влияния изменения статуса и функции государства на постсоветском пространстве на социальные, культурные и экономические отношения в обществе. Например, характер дискуссий о жизнеспособности таких «западных» концептов, как «гражданское общество» или «правовое государство», как правило, зависел от частных особенностей той или иной страны — наследника СССР. Работы 1990-х, посвященные гендерным отношениям, могут рассматриваться как составляющие широкого дискурсивного поля, обозначаемого термином «транзитология». Транзитологический подход имеет два аспекта: дескриптивный, в рамках которого изучаются мощные общественные сдвиги, сопровождающиеся распадом государства или вызванные им, и нормативный, в рамках которого ученые пытаются ответить на вопрос, какие условия необходимы для стабилизации общества и превращения государства в консолидированную демократию.

Для исследователей, в центре внимания которых находятся гендерные отношения, регулируемые государством, преобразование роли последнего представляется логичной точкой отсчета для изучения вызванных травмой изменений, произошедших в гуманитарных науках, в нашем случае — введения категории гендера. Интересно взглянуть, насколько сегодня изменился взгляд на государство как главный ориентир при обсуждении гендерных отношений на постсоветском пространстве. Для этого я хотел бы сосредоточиться на дискуссии, которая прошла в наиболее авторитетном русскоязычном академическом издании на территории бывшего Советского Союза, посвященном гендерным исследованиям.

3. ГЕНДЕРНЫЙ ДИСКУРС НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ: «КРУГЛЫЙ СТОЛ» ЖУРНАЛА «ГЕНДЕРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ» (2005)

Дискуссия, о которой пойдет речь в этом разделе, состоялась в журнале «Гендерные исследования» — судя по всему, самом важном периодическом издании на русском языке, посвященном гендерным вопросам. Журнал был основан в 1998 году при Харьковском центре гендерных исследований, наиболее заметном и одном из самых престижных академических учреждений в странах бывшего СССР, разрабатывающих гендерную проблематику.

В 2005 году в ХЦГИ прошла международная конференция «Гендер по-русски: преграды и пределы», посвященная перспективам развития гендерных исследований и жизнеспособности категории гендера в русскоязычном академическом и социальном контексте. Вслед за ней организаторы решили провести на страницах «ГИ» «круглый стол» с целью представить различные точки зрения по четырем вопросам: взаимосвязь феминизма и гендерных исследований; возможности и границы применения западной методологии; достижения гендерных исследований и стоящие перед ними вызовы; потенциальное расширение поля деятельности академических исследований[6]. К обсуждению были приглашены ученые из стран бывшего СССР (Белоруссии, Латвии, Казахстана, России), а также представители Германии, Швеции и США. В результате, как сказано во введении к публикации, состоялось «весьма репрезентативное обсуждение, которое довольно адекватно отражает состояние дел с гендерными исследованиями в России и напостсоветском пространстве»[7]. Я рассмотрю представленные позиции в соответствии с перечисленными темами.

Мнения участников беседы по вопросу о связи между феминизмом и гендерными исследованиями сильно расходятся. Согласно одной из точек зрения, отсутствие феминизма в России вызвано подъемом гендерных исследований, воспринимающихся как политкорректное обозначение феминизма, но при этом лишающих его функциональности и эффективности (с. 193). Кардинально противоположные ей оценки разнятся. Сомнительная репутация гендерных исследований как «феминистских» в глазах общественности может быть связана с тем обстоятельством, что, в отличие от ситуации на Западе, в странах бывшего СССР они не просто «в порядке вещей» заменили феминизм, но были использованы для его контрабанды (с. 193 и след.). Феминизм также может рассматриваться как идеология, не слишком отличающаяся от советской и препятствующая любой попытке академического подхода к гендерным исследованиям (с. 194 и след.). Есть и более умеренные взгляды: гендер может представляться «подходом, базирующимся на мировоззренческой позиции» с эпистемологическими последствиями (с. 193); в то же время, когда гендерные исследования впервые появились в постсоветском дискурсе, на Западе они уже потеряли связь с феминистской теорией и породившими ее причинами, вследствие чего категории гендера недостает легитимности и мотивации (с. 195).

Следующей темой, предложенной для обсуждения участникам дискуссии, была роль трансфера западной методологии на постсоветское пространство. Ряд ученых полагает, что, если мы признаем гендерные исследования международной деятельностью, этот вопрос станет в принципе неактуален (с. 196, 199). Единичным оказалось суждение, согласно которому такие западные понятия, как феминизм, сексизм, права женщин, женский вопрос или дискриминация, скрывают экзистенциальные измерения половой идентичности, при этом исконно «русский» категориальный аппарат для их замены отсутствует (с. 197). Большинство участников дискуссии указало на проблему не столько в межкультурном трансфере понятий, сколько в их закреплении в новом контексте — помехой которому, помимо прочего, является частое незнание западных понятий в странах бывшего СССР (с. 196, 199). В дискуссии была также представлена точка зрения, согласно которой попытка применить категориальный аппарат западного феминизма к русским гендерным исследованиям потерпела неудачу (с. 197). Ее приверженцы утверждают, что многие западные категории — например, «частное» и «общественное» — несочетаемы с постсоветским опытом. Недавнее стремление российских ученых, занимающихся гендерными исследованиями, к большей публичности сравнивается с ситуацией, приведшей к упадку значения академических журналов в поздние советские годы: их издатели точно так же хотели завоевать более широкий круг читателей за счет публикации западных текстов, однако, некритически перепечатывая их, утратили контакт с академическим сообществом (с. 198). В конечном счете вопрос достижений гендерных исследований оказывается тесно связан с проблемой трансфера идей. Сергей Ушакин утверждает, что бессмысленно говорить, например, о «советском гендерном контракте» применительно к обществу, которое полностью игнорирует идею контрактных отношений: «ГенИс так и будет оставаться своеобразным академическим эсперанто — языком без собственной культурной среды, языком без собственного "носителя"» (с. 202).

Интересно, что, говоря о достижениях гендерных исследований и стоящих перед ними вызовах, некоторые участники отмечают прежде всего ту продуктивную роль, которую категория гендера сыграла в социальной трансформации, помогая осознать и структурировать ее (с. 199). По описанию Елены Гаповой, директора Минского центра гендерных исследований при Европейском гуманитарном университете, «гендер был связан с новыми формами общения, встречами с другими людьми, знакомством с другими текстами (и созданием этих текстов на своем языке), с чувством солидарности и некой общей "тайны" или скорее сакрального знания, т.е. с производством субъектности» (с. 199 и след.). Однако сегодняшнее состояние гендерных исследований больше вызывает беспокойство, чем оптимизм. По словам одного из участников «круглого стола», гендерные исследования не обладают достаточной научностью и академизмом, поскольку им не хватает «норм научной этики и этикета» (с. 200, слова Олега Рябова). Следствиями этих серьезных недостатков являются небольшая аудитория гендерных исследований и их отсутствие в общественном сознании (с. 200—201), что преодолимо, если сблизиться с естественными науками, обладающими большей легитимностью и меньшей идеологической нагрузкой (с. 201). Еще одной причиной отсутствия взаимодействия между гендерными исследованиями и обществом могут быть распространенные гендерные стереотипы, среди которых, например, признание ума за женщиной, не принимающей участия в политике. Тематизация неравенства полов рассматривается как дополнительный конфликт, лишь усложняющий ситуацию, и без того тяжелую в условиях социальной трансформации. Гендерные исследования ассоциируются в обществе со стереотипным имиджем феминизма, стремящегося отнять у мужчин власть в гендерной ситуации мнимого равноправия мужчины и женщины (с. 202—204).

Последним вопросом, предложенным ученым для обсуждения, стали отношения между академическим и популярным аспектами гендерных исследований. По мнению Рябова, гендерные исследования должны быть академическими, а не публичными (с. 205). Наталья Блохина полагает, что объективность, достигнутая научным путем, должна быть переведена на язык «пропаганды» с целью трансформации общественного сознания; для этого необходимо в первую очередь найти эффективные коммуникативные стратегии (с. 205—206). Гендерные исследования, облеченные в форму политической рекламы или идеологии, могут внести вклад в изменение общественного мнения и обеспечить женские движения теоретической базой (с. 208). Многие участники указывают на важность включения гендерных исследований в систему высшего образования: большая часть центров гендерных исследований не является частью университетов, в то время как преподаватели в последних, как правило, до сих пор пользуются эссенциалистским и субстанциалистским определениями пола (с. 209), а студенты не имеют возможности познакомиться с гендерной проблематикой. Более того, сообщество гендерных исследователей находится сегодня в ситуации самоизоляции. Необходимо преодолеть изоляцию не только по отношению к академическому миру, но и по отношению к обществу, которому требуется более широкое гендерное образование (с. 210). В то же время гендерные исследования нуждаются в профессионализации, которая позволила бы им активнее позиционировать себя перед властями, решать социальные проблемы и в меньшей степени зависеть от общественных взрывов и сдвигов. Лика Рыгина приводит слова владельца саратовского книжного магазина: «Было время, когда эти книги шли, как горячие пирожки, но вот уже два года, как бум прошел, интерес читателей переместился на другие темы» (с. 211). Надежда Соколюк при этом подчеркивает, что в публичном пространстве гендерные исследования должны скорее выполнять задачи просвещения, чем радикальной идеологии, главное место в которой будут занимать отношения между мужчиной и женщиной (с. 206). Гендерные исследования должны преподаваться прежде всего акторам экономики, будущим администраторам и политикам (с. 208), на их основе должен быть создан контекстно-зависимый учебный курс, целью которого будет перенесение результатов академических исследований в практическую жизнь и освобождение от общего гуманистического стиля феминизма (с. 209).

Существуют, однако, и пессимистические взгляды на перспективы внедрения гендерных исследований в образование. Разумеется, их результаты могут просочиться в общество, но не стоит возлагать на это надежды до тех пор, пока оно само не проявит интереса к академическим исследованиям (с. 206). Пока социум избегает тем телесности и сексуальности, он не готов к разговору о гендере (с. 211). Проблемой гендерных исследований, в свою очередь, является неудачный трансфер идей, в результате которого потерпела неудачу задача популяризации проблематики. Необходимо найти язык, доступный широкой аудитории: «Можно четыре часа рассказывать учительницам про перформативность гендера, чтобы на выходе услышать: "Как в опере, ни слова не понятно, но красиво"» (с. 212, курсив в оригинале). Но, несмотря на это, Ушакин утверждает, что гендерные исследования все же могут способствовать разрушению иллюзии самоочевидности ежедневной жизни (с. 206), обратившись к теории феминизма или к «этнографизации» как альтернативам теоретических стратегий репрезентации (с. 201).

Сложно подвести итог рассмотренной дискуссии. В ней представлен широкий диапазон позиций — от взгляда на гендерные исследования как на узкую общественно-научную дисциплину, работающую со специфическим исследовательским материалом, до их понимания как зрелого политизированного феминизма, оснащенного теоретической базой. Так или иначе, гендерные исследования на постсоветском пространстве простираются в пределах дискурсивного и эпистемологического горизонта, характеризующегося ощущением социального кризиса. Ему свойственно, прежде всего, сильнейшее распространение в социуме гендерных стереотипов, сложным путем происходящих из социальной трансформации и следующих логике «теперь еще и бабы предъявляют требования». В связи с этим возникает необходимость просвещения общества, прежде всего элит, и обеспечения его непрерывного внимания к вопросам гендера, чтобы оно могло рассуждать о них вне зависимости от моды. Из обсуждения проблем феминизма можно сделать вывод, что отсутствие этой концепции на постсоветском пространстве также вызвано кризисом. Оно может свидетельствовать как об определенном идеологическом вакууме («постсоветской афазии», по известной характеристике Ушакина), так и о крайней раздражительности общественного сознания, переживающего трансформацию. Отсутствие феминизма, иными словами, служит ярким примером печального в целом состояния российских методологических категорий, естественным образом ведущего или к некритическому принятию и применению категорий западных, или к понятийному вакууму. Гендер при этом не в последнюю очередь рассматривается как понятие, которое может помочь обществу справиться с радикально меняющимися условиями жизни.

Однако наиболее поразительным на этом «круглом столе» оказалось то, что государство как участник гендерных отношений не было упомянуто ни разу. Это резко контрастирует с дискуссиями 1990-х, в которых именно оно было ключевой исходной точкой исследования. Категория гендера, так сказать, вышла из-под государственной опеки и на дискурсивном уровне, обратив свое внимание к обществу и его трансформации как процессам, нуждающимся в самостоятельном анализе. Гуманитарные и общественные науки, таким образом, становятся составными частями символической экономики общества, переживающего трансформацию, а категория гендера рассматривается в связи с ролью, которую она играет в установлении связи между этими науками, с одной стороны, и обществом и культурой, с другой.

4. ГЕНДЕР И ЭПИСТЕМОЛОГИЯ ТРАВМЫ

Дискуссия, посвященная гендерным исследованиям, является частью актуального для русскоязычного академического мира эпистемологического подхода, пытающегося ответить на вопрос, каким образом можно обеспечить теоретико-концептуальную, методологическую и институциональную устойчивость социальных и гуманитарных наук, положение которых является сегодня во многих смыслах неопределенным. Исследователи выделяют несколько факторов, затрудняющих их стабилизацию:

1. Гуманитарные и социальные науки испытывают острую необходимость в доказательстве своей научности, находясь под давлением растущей конкуренции со стороны общественного и неформального дискурсов. Так, академическая социология вынуждена соревноваться с более популярными современными диагностированиями общества или культурологией, литературоведение — с более доступной литературной критикой[8].

2. Неоднозначное положение гуманитарных и общественных наук, помимо всего прочего, вызвано внедрением в русскоязычный дискурс понятий, с 1990-х годов воспринимавшихся как «западные». Этот процесс был в значительной мере стимулирован бумом переводов таких западных авторов, как Георг Зиммель, Макс Вебер, Зигмунд Фрейд, Мишель Фуко, Пьер Бурдьё, Вольфганг Изер, Брюно Латур и Толкотт Парсонс. Ушакин, характеризовавший этот процесс как «интеллектуальное цунами», утверждает, что такие концепции и научные течения, как постструктурализм, постколониализм, культурные исследования, теории дискурса и, само собой, гендерные исследования, вряд ли воспринимались с учетом их генеалогии, рассматриваясь скорее как более или менее случайные теории[9].

3. Все это дало толчок рассуждениям о проблемах трансфера и переводи- мости в области гуманитарных и общественных наук[10], которые, однако, часто сводили теоретические и концептуальные вопросы к простому противопоставлению «западных» исследовательских стратегий «отечественным». Последние оценки состояния гуманитарных наук на постсоветском пространстве как «афазии», «аномии» или «утраты ценностей»[11], возможно, только ухудшили это положение, углубив представление о русскоговорящем академическом мире как пассивном реципиенте чужих теорий и идей. Интересно отметить, что, например, в социологии русскоязычные авторы поднимают вопрос функциональности и эпистемологической продуктивности импортированных западных категорий[12], тогда как в западных публикациях на первый план, как правило, выдвигаются многочисленные контекстуальные различия между русским и западным обществами, будто бы приводящие к неправильному применению понятий и, как следствие, недопониманию[13].

Дискуссия о состоянии гендерных исследований в русскоязычном академическом мире, рассмотренная в предыдущем разделе, несет ярко выраженные черты общей эпистемологической проблематики гуманитарных и социально-научных работ. Так, например, среди прочих на «круглом столе» была поднята тема разделения исследовательских стратегий на «западные» и «отечественные», не вылившаяся, впрочем, в открытое их противопоставление, но развившаяся в более интересном направлении. Один из голосов, прозвучавших в ходе обсуждения, призывал совершенствовать «отечественные» методологический и теоретический аппараты, чтобы договориться об обозначении различных ситуаций, с которыми сталкиваются мужчины и женщины. Приверженцы феминизма и эмпирических гендерных исследований из новых исследовательских институтов, расположенных на всем постсоветском пространстве, говорили о гендере как об универсальной категории. Сторонники третьей позиции полностью отрицали вопрос взаимоотношений мужчины и женщины в качестве главной проблемы гендерных исследований.

На основе всего вышеприведенного я хотел бы критически рассмотреть упрощенное представление о том, что авторы русскоязычных социально-научных и гуманитарных исследований или злоупотребляют использованием западных понятий, или возвращаются к теориям и концепциям, резонирующим с российским историческим опытом. На примере гендерных исследований я хотел бы взглянуть на состояние гуманитарных наук с точки зрения категории травмы или, точнее, трех различных подходов к этой категории.

Почему именно травма? Эта категория, как мне кажется, может помочь глубже осмыслить интеллектуальные вопросы, поставленные перед нами гуманитарными науками, поскольку она позволяет сохранить исходную концептуальную точку,предшествующую противопоставлению «западного» и «отечественного». Я полагаю, что для понимания предубеждений постсоветских гуманитарных исследователей, ориентирующихся по отношению к «западному» и «отечественному» подходам, необходимо рассмотреть интеллектуальные события, которые происходили до этой конфронтации и привели к ней. Категория травмы, традиционно связанная с теми слоями опыта, которые остаются недоступными, поскольку отрицают свою собственную трансформацию в опыт, напрашивается здесь сама собой. Разумеется, я не являюсь сторонником простого приложения психоаналитического понятия травмы к постсоветским гуманитарным наукам. Я скорее придерживаюсь мнения, что недавние попытки социологии концептуализировать понятие травмы и ввести его в научный оборот заслуживают более пристального внимания. Здесь я принимаю травму за исходную точку построения альтернативной эпистемологии постсоветских гуманитарных наук (на примере ген- дерных исследований).

Категория гендера может встретить отпор в первую очередь в связи с разрушением академического ландшафта, особенно в области гуманитарных наук[14]. Ярким примером может служить историография, которая в СССР настолько жестко регулировалась государством и партийным аппаратом, что, как это ни смешно, начала выходить из-под государственного и партийного контроля лишь после соответствующего приказа Горбачева[15]. Эта ситуация наглядно демонстрирует, что после развала Союза по крайней мере некоторые советские гуманитарные дисциплины, лишенные независимости, не были готовы освободиться от политических ограничений, накладывавшихся на них десятилетиями. Внедрение «западных» категорий и теорий на постсоветском пространстве, особенно в 1990-е годы, может, таким образом, рассматриваться как повторение первоначальной травмы отчуждения автономии. В советское время гуманитарные науки с трудом могли оставаться нетронутыми государством, теперь же они оказались не подготовлены к наплыву «иностранных» идей. Здесь я использую понятие травмы скорее как метафору применительно к ситуации, в которой последующие события напоминают о первоначальной, подлинной утрате и, таким образом, вызывают ее повторение. С этой точки зрения отрицание «западных» теорий, характерное в том числе для некоторых гендерных исследователей, может, как бы странно это ни звучало, указывать на лежащую в его основе старую травму подчинения.

Похожая, хотя и несколько иная картина предстанет перед нами, если мы применим определение травмы Джеффри Александера и Рона Айермана[16], развитое ими в так называемой «сильной программе» культурной социологии. Александер и Айерман рассматривают травму как исключительно социальный процесс, в котором прошлое событие страдания, имело ли оно место на самом деле или нет, становится для социума единственной точкой коллективной идентификации. Согласно этому определению, травма представляет собой особый, невероятно раздутый случай построения коллективной идентичности, специфический характер которого состоит в исключительности подачи события прошлого как содержащего в себе все значимые для коллектива моральные ценности. Это определение травмы интересно применить к постсоветским гуманитарным исследованиям по двум причинам: во-первых, в нем логика конструкции не связывается с достоверностью событий, к которым эта конструкция отсылает; во-вторых, оно включает в себя понятие коллективной морали. Травма — это построение морали на основе представления о прошлом страдании как о чем-то уникальном и исключительном. Говоря о травме в постсоветских гуманитарных науках, стоит, во-первых, рассматривать ее скорее как процесс, чем как статичную ситуацию, а во-вторых, не забывать о моральном содержании, заложенном в травматической конструкции.

На «круглом столе», посвященном проблемам гендера в русскоязычном мире, можно выделить два косвенных упоминания, которые можно рассмотреть с точки зрения процесса конструирования травмы в смысле Александера и Айермана. В первом случае, защищая релевантность категории гендера, участники отмечают, что в период резких, или травматических, изменений в обществе, с которыми столкнулись бывшие советские граждане в 1990-е, эта категория помогла людям, прежде всего женщинам, сориентироваться в новых жестких условиях. Таким образом, утверждаются моральный аспект и позитивность категории гендера как средства, способствующего преодолению социальной дестабилизации. Во втором случае, никак не связанном с предыдущим, «гендер» рассматривается не как решение проблемы социальной дезориентации и аномии, но как составляющая этой проблемы. Так или иначе, категория «гендера» символически связывается с силами трансформации, вызывающими волнение и мощные социальные потрясения.

Третье определение травмы является вариантом второго, так как тоже выделяет моральный аспект травмы как основополагающий. Джудит Херман, рассуждая о возможности обращения к таким беспредельным преступлениям, как Холокост, определяет травму не как событие, влекущее за собой определенные последствия, и не как конструкцию, концентрирующую в себе коллективную мораль, но как социальную ситуацию, по отношению к которой необходимо занять четкую позицию, так как сохранять моральный нейтралитет уже невозможно[17]. Иными словами, она переносит акцент с травматического «случая» — причинно-следственной связи и структуры, являющихся для него смыслообразующими, — на экстремальность ситуации, размещающей ее участников в нормативном и моральном поле лицом к лицу с травмой. Ева Грос, конкретизируя определение Херман, указывает, что моральное содержание травматического события распространяется в обществе посредством знания: знать о травматическом событии уже само по себе значит стать на ту или иную сторону. Таким образом, приходит к выводу Грос, социальные и гуманитарные науки особенно подвержены влиянию травмы, так как производство и распространение знания о культуре и обществе являются их основными заявленными задачами[18].

Мне представляется, что дискуссию о категории гендера — кстати сказать, не только на постсоветском пространстве — продуктивнее рассматривать в первую очередь в рамках определения травмы, предложенного Херман. Гендер, по определению, относится к социальным понятиям, являющимся для общества «универсальными», так как они распространяются практически на все возможные социальные ситуации: кем бы мы ни были и что бы мы ни делали, в глазах других мы всегда будем мужчиной и женщиной, а наши поступки — соответственно, поступками мужчины и женщины[19]. Категория гендера, вынуждающая участников дискуссии поддерживать или отрицать ее, остается безжалостной даже к представителям академического обмена знанием. Попытки внедрить ее в гуманитарные науки на правах важного понятия, равно как и ее отторжение, не позволяют никому остаться в стороне. Нейтралитет здесь недопустим. Взглянув на проблему с этой стороны, можно объяснить странные, на первый взгляд, заявления об избыточности этой категории, критику якобы чрезмерной требовательности женщин или клеймление гендера как «западной» категории, которой нет места в российском дискурсе. Хотя введение категории гендера и влечет за собой распространение конструктивистской социологической мысли, реализующейся через социальную практику, оно также вынуждает каждого занять определенную моральную позицию, так как уйти от гендера невозможно.

5. ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ОСЛОЖНЕНИЯ КАТЕГОРИИ ГЕНДЕРА

Разделение сторонников и противников категории гендера на последователей «западного» и «отечественного» дискурсов соответственно может быть рассмотрено как специфическое выражение парадокса, этой категорией порожденного, а именно выявления социального и морального аспектов академической практики. Эпистемология травмы, рассмотренная с точки зрения различных социологических интерпретаций, представленных в предыдущем разделе, позволяет нам подняться над заявленными позициями собеседников и подробнее рассмотреть ситуационные и моральные параметры дискуссии. В разговоре о жизнеспособности категории гендера на постсоветском академическом пространстве травма фигурирует по крайней мере в трех проявлениях.

Во-первых, противостояние между «западным» и «отечественным» подходами в гуманитарных науках воссоздает советскую систему, в которой эти науки были практически лишены академической автономии. Возможно, преодолеть этот антагонизм можно с помощью эпистемологической позиции, при которой исследуется в первую очередь не культурный контекст категорий гуманитарных наук, а конкретные способы их приложения, с целью нахождения исходных точек для социального и культурного анализа. Работа в этом направлении, судя по всему, уже началась[20]. Признавая тот факт, что «контексты» («западный» или «отечественный») не предшествуют значениям категорий, но возникают вследствие их использования, мы можем исследовать, какие воздействия оказывают категории, применяемые тем или иным способом[21].

Во-вторых, тяжелое положение гуманитарных наук в постсоветской общественной трансформации отражается как в использовании для ориентации в условиях социального кризиса «западных» категорий (например, «гендер»), так и, напротив, в их неприятии, так как они способствуют общей ситуации аномии. Иными словами, значение категории гендера устанавливается, исходя из социальных условий, являющихся травматическими по Александеру, т.е. концентрирующих коллективные моральные представления и нормы. Я не воспринимаю это кажущееся противостояние трагически и рассматриваю представленную дискуссию как проявление моральной значимости гуманитарных наук. Она обнажает те трудности, с которыми они сталкиваются вследствие политической ситуации в обществе.

В-третьих, травматический импульс, вынуждающий занять четкую позицию по отношению к миру и ко всему происходящему в нем, может быть порожден категориями гуманитарных наук, создающими «тотальные социальные факты» (в смысле Марселя Мосса). К ним относится и категория гендера, заставляющая все субъекты, включая исследователей, принять ту или иную сторону в соответствии со своей концептуальной линией. Тогда как первые два определения травмы могут быть непосредственно связаны с советским прошлым и постсоветской трансформацией гуманитарных наук в русскоязычном академическом мире, третье указывает скорее на универсальное свойство гуманитарных категорий, казалось бы, парадоксальным образом проявляющееся только в особых и случайных обстоятельствах. Не имеющее ничего общего с метафизическим эссенциализмом определение «универсальности» применяется к социальному разделению людей на такие «естественные» категории, как, например, мужчины и женщины. В этом смысле универсальность, как и исключительность, является эмпирическим, а не концептуальным понятием.

Многоуровневая эпистемология травмы дает нам сложную картину, в которой состояние гуманитарных наук на постсоветском пространстве оказывается трудно свести к единому набору согласующихся между собой факторов. Гуманитарные науки, как показывает пример дискуссии о гендерных вопросах, скорее создают платформу для общественной саморефлексии, а моральные аспекты проявляются в них как следствие стремления производить и распространять знание об обществе и культуре.

Пер. с англ. Дмитрия Тимофеева

[1] Ousmanova A. On the Ruins of Orthodox Marxism: Gender and Cultural Studies in Eastern Europe // Studies in East European Thought. 2003. Vol. 55. P. 38.

[2] Ashwin S. Introduction: Gender, State and Society in Soviet and Post-Soviet Russia // Gender, State and Society in Soviet and Post-Soviet Russia / Ed. by S. Ashwin. London; New York: Routledge, 2000. P. 1—2.

[3] Ibid.; Kukhterin S. Fathers and Patriarchs in Communist and Post-communist Russia // Gender, State and Society in Soviet and Post-Soviet Russia. P. 71—89.

[4] Kukhterin S. Op. cit. P. 77.

[5] Ashwin S. Op. cit. P. 2.

[6] «Doing gender» на русском поле: Круглый стол // Гендерные исследования. 2005. № 13. С. 190—216.

[7] Там же. С. 190; курсив в оригинале. Далее ссылки на эту дискуссию приводятся внутри текста в круглых скобках.

[8] Batygin G.S. Social Scientists in Times of Crisis: The Structural Transformations within the Disciplinary Organization and Thematic Repertoire of the Social Sciences // Studies in East European Thought. 2004. Vol. 56. P. 7—54; Paulsen M. Literary Critics in a New Era // Studies in East European

Thought. 2008. Vol. 60. P. 251—260; Горшков М.К. Российская социология: между обществом и властью // Социологические исследования. 2011. № 5. С. 19—22; Кукушкина Е.И. Социологи и публицистика // Социологические исследования. 2011. № 3. С. 126—134.

[9] Oushakine S. Vitality Rediscovered: Theorizing Post-Soviet Ethnicity in Russian Social Sciences // Studies in East European Thought. 2007. Vol. 59. P. 171—193.

[10] См.: Pohlan I. Akademische Wissenschaftskulturen als Trans- lationsproblem: Kampf der Konventionen oder Kampf der Diskurse? Zur Ubersetzung gesellschaftspolitischer Texte und Diskurse am Beispiel der Zeitschrift «Osteuropa» // Kultur und/als Ubersetzung. Russisch-deutsche Beziehungen im 20. und 21. Jahrhundert / Hg. von Ch. Engel und B. Menzel. Berlin: Frank & Timme, 2011. S. 277—298.

[11] См.: Oushakine S. Op. cit.; Gabowitsch M. Wissenssoziologie statt Weihrauchschwenken: Selbstverschuldete Rezeption- shurden der Levada-Schule // Osteuropa. 2008. Bd. 58. № 2. S. 33—52; Batygin G.S. Op. cit.

[12] См.: Романовский Н.В. Понятийные проблемы социологии: Поиск интерпретации // Социологические исследования. 2010. № 4. С. 13—22; Майорова-Щеглова С.Н. Социологический тезаурус: проблема заимствований и неологизмов // Социологические исследования. 2011. № 6. С. 99—101.

[13] О гендерных исследованиях и культурологии см.: Ousma- nova A. Op. cit.; Zherebkina I. On the Performativity of Gender: Gender Studies in Post-Soviet Higher Education // Studies in East European Thought. 2003. Vol. 55. P. 63—79.

[14] Dubin B. The Younger Generation of Culture Scholars and Culture-studies in Russia Today // Studies in East European Thought. 2001. Vol. 55. P. 30.

[15] Hosler J. Die sowjetische Geschichtswissenschaft 1953—1991: Studien zur Methodologie- und Organisationsgeschichte. Munchen: Sagner, 1995. S. 221—223.

[16] Eyerman R. The Assassination of Theo van Gogh: From Social Drama to Cultural Trauma. Durham: Duke University Press, 2008; Narrating Trauma: On the Impact of Collective Suffering / Ed. by J. Alexander, E. Breeze and R. Eyerman. Boulder: Paradigm, 2011.

[17] Herman J. Die Narben der Gewalt. Paderborn: Junfermann, 2006.

[18] Gros E. Antisemitismus, Schuld und Demokratie — Der Holocaust im Spiegel sozialwissenschaftlicher Theorie: Dissertation der Erlangung des Doktorgrades des Fachbereichs So- zial- und Kulturwissenschaften der Justus-Liebig-Universitat GieBen, 2013.

[19] West C, Zimmerman D.H. Doing Gender [1979] // The Social Construction of Gender / Ed. by J. Lorber and S.A. Farrell. Newsbury Park; London; New Delhi: Sage, 1991. P. 13—37.

[20] См.: Романовский Н.В. Указ. соч.; Майорова-Щеглова С.Н. Указ. соч.

[21] См.: Langenohl A. Scenes of Encounter: A Translational Approach to Travelling Concepts in the Study of Culture // The Trans/National Study of Culture / Hg. von D. Bachmann- Medick und A. Nunning. Berlin; Boston: De Gruyter, 2014. P. 93—118

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2014, №2(126)

Круг детского чтения в США и России 1840-х годов 

Александра Уракова

(«Рассказы для Хелен» и «Золотой жук»)[1]

Мы настолько привыкли к стереотипному представлению о том, что приклю­ченческая и детская, а тем более подростковая литература — это одно и то же, что порой не отдаем себе отчета в исторической относительности этого заме­щения. Пример детского чтения первой половины XIX столетия свидетель­ствует как раз об обратном: детей следовало прежде всего наставлять, разви­вать и только потом развлекать, или не развлекать вовсе; не ранее 1850— 1860-х годов детская литература начинает перенимать у взрослой заниматель­ность. 1840-е годы в этом отношении особенно интересны: тогда литература для детей писалась и адаптировалась по правилам и законам, существенно от­личным от современных. Тогда же начинался переход детской литературы и детского чтения на несколько иной уровень, и черты этого перехода можно проследить в дошедших до нас текстах. Ниже мы предлагаем рассмотреть два различных и в то же время знаковых текста указанного периода. С одной сто­роны, на примере сборника для детей 1845 года популярной и ныне забытой американской писательницы Элайзы Лесли мы покажем, как детская литература становилась приключенческой, привлекая, а точнее, вводя «контрабан­дой» сюжеты и мотивы из литературы для взрослых. С другой стороны, как рассказ, написанный для взрослой аудитории («Золотой жук» Эдгара По), был адаптирован для детей в русском журнале 1847 года — во многом вопреки, а не благодаря занимательности сюжета. И в том, и в другом случае речь пой­дет о миграции взрослой литературы в детскую на уровне отдельных сюжетных структур или целых текстов — процессе, который активно заявил о себе в европейской и американской культуре в середине XIX века.

ХОРОШИЕ КНИГИ О ПЛОХИХ ДЕВОЧКАХ: «РАССКАЗЫ ДЛЯ ХЕЛЕН» МИСС ЛЕСЛИ

До Гражданской войны американская детская литература, за редкими исклю­чениями, представляла собой весьма скучное чтиво. Отчасти это было об­условлено тем, что она решала в основном дидактические задачи, помогая ро­дителям в воспитании ребенка. Можно сказать, что эта литература занимала как бы промежуточное положение между художественной словесностью и чисто практической, воспитательной сферой, сохраняя за собой автономный статус. К примеру, между образом ребенка в литературе о детях и его образом в литературедля детей был ощутимый зазор. В 1830—1850-е годы в США господствовала сентиментальная традиция; неудивительно, что в стихотво­рениях и рассказах того времени, обычно рассчитанных на чувствительную женскую аудиторию, ребенок наделялся ангельскими чертами и символизи­ровал невинность. Как писала поэтесса того времени Элизабет Оукс Смит в своей нашумевшей поэме «Безгрешное дитя» («Sinless Child», 1842):

The child was made for smiles and joy,

Sweet immigrant from Heaven,

The sinless brow and trustless heart

To lure us there, were given.

(Ребенок был создан для улыбок и радости, / Нежный посланец небес, / Безгрешный лоб и доверчивое сердце были даны ему, / Чтобы соблазнить нас божественным.)[2]

Героиня поэмы Оукс Смит, девочка Ева, — экзальтированное небесное соз­дание. Светловолосая, с глазами кроткими, как у голубки (dove-like), и ангель­ским лицом, она внушает окружающим неземную любовь. Десять лет спустя другой светловолосый ангел, маленькая Ева Хэрриет Бичер-Стоу, станет оли­цетворением сентиментальной идентичности par excellence, по удачному вы­ражению Джонатана Элмера[3]. Вместе с тем идеализация ребенка, характерная для романтической и сентиментальной литературы, отсутствовала в книгах и журналах для детей. Для практических целей воспитания больше подходил «нейтральный» ребенок, способный на неправильные поступки, но поддаю­щийся перевоспитанию, с которым мог бы отождествлять себя любой малень­кий читатель. Вплоть до 1850-х годов, подчеркивает Анн Скотт Маклиод, там безраздельно господствовало руссоистское дитя, «импортированное» в Со­единенные Штаты вместе с детскими рассказами популярной английской пи­сательницы Марии Эджворт, которые не только много раз переиздавались, но и служили образцом для подражания доморощенным писательницам[4]. В от­личие от маленького ангела, учившего взрослых неземной мудрости, ребенок в рассказах a la Эджворт сам нуждался в наставлении и опеке. Такой ребенок не был самодостаточен (self-sufficient); в рассказах всегда присутствовала фи­гура взрослого[5]. Отец и мать (реже учитель) были справедливыми и строги­ми, но никогда — сердитыми. «Видишь ли, дорогое дитя» («You see, my dear child») — с этих слов, как правило, начиналось наставление. Ребенок в свою очередь сознавал разумность родительского урока и раскаивался в совершен­ном проступке, чаще всего очень незначительном. Это позволяет Маклиод предположить, что в детской литературе все же имела место идеализация, но не сентиментализация (!) детства, причем, добавим, в строго просветительских традициях. Ребенок идеален в той мере, в какой он послушно внимает доводам разума, но ни в коем случае не в силу своей невинности.

О том, насколько сильно детская литература расходилась со взрослой идеологически, можно судить на примере интерпретации темы смерти — по­пулярнейшей темы сентиментальной поэзии и прозы. Мотив преждевремен­ной гибели юного существа не сходил со страниц женских журналов: учиты­вая уровень детской смертности того времени, можно предположить, что он находил отклик едва ли не в каждом материнском сердце. Умерший ребенок был не только прекрасным ангелом; сама смерть его была «прекрасной» (Фи­лип Арьес, как известно, назвал романтическую эпоху «временем прекрасных смертей»). На смертном одре маленькая Ева из «Хижины дяди Тома» раздает пряди волос собравшимся возле нее рабам, принимающим этот последний знак ее любви со слезами и рыданием. Наконец, она умирает:

Девочка лежала, глубоко дыша, словно от усталости. Остановившийся взгляд ее синих глаз был устремлен ввысь. И в этом лице было такое ве­личавое спокойствие, что горестные рыдания стихли. Все молча, затаив ды­хание, столпились около кровати.

— Ева! — прошептал Сен-Клер.

Но она уже ничего не слышала. Светлая улыбка озарила ее лицо, и Евы не стало[6].

Эту сцену любопытно сравнить со сценой смерти Минервы Уолден, некролог которой был опубликован в газете для детей «Youth's Companion» в 1832 году. Заметим, что в XIX веке смерть в детской периодике и литературе не была табуированной темой; более того, судя по описанию страданий де­вочки Минервы, она была лишена и характерной для «взрослой» литературы идеализации. Минерва, служанка в богатом доме, умирает от неосторожного обращения с огнем. Ее платье загорается, когда она снимает чайник с огня. Девочка пытается сбить с себя пламя, но напрасно: оно, сообщает автор, про­никает во все уголки ее тела. На крики Минервы прибегают взрослые, но спа­сать ее уже поздно. Для сравнения: маленькая Ева совсем не страдает, но тихо и безмятежно угасает на глазах любящих родных и боготворящих ее рабов. Минерва Уолден не только испытывает страшные телесные муки, но и нуж­дается в утешении. На помощь приходит ее хозяйка миссис Н.: «Чтобы как- то усмирить ее возбужденный ум и навести девочку на размышления, миссис Н. сказала ей, что она, скорее всего, не умрет сразу и потому должна исполь­зовать отведенное ей время для подготовки к смерти». Слова «утешения» мис­сис Н., которые были бы неуместны в сентиментальном романе вроде «Хижи­ны дяди Тома», здесь выполняют воспитательную функцию. Девочка, прежде равнодушная к Библии, прозревает и просит миссис Н. помолиться за нее. Ав­тор говорит об озарившем ее «свете Господнем» («the light of God») — прини­мая во внимание обстоятельства смерти девочки, метафора звучит несколько зловеще. Любопытно, что место родителя-наставника занимает миссис Н., а бедные и необразованные родители Минервы сами нуждаются в наставле­нии. И только приобщившись божественной мудрости, умирающая девочка открывает истинную веру своим родителям и братьям; автор теперь называет ее «мученицей». В конце мы понимаем, что ее история тоже была включена в «Youth Companion» исключительно с дидактической целью. Некролог за­канчивается обращением к юному читателю: «Ты, как М., можешь быть пред­упрежден о смерти за неделю. Но только не говори, что у тебя, как у нее, будет возможность подготовиться к вечности. Она переживала, что прежде не лю­била Христа, и умоляла всех, кто к ней приходил, немедленно стать христиа­нином. Но ты не знаешь, будет ли тебе тоже дана неделя...»[7]

История-некролог маленькой Минервы выдержана в жанре проповеди; на это указывают многочисленные цитаты из Библии, аллегория (огонь/свет Господень) и, наконец, заключительная мораль. Если жанр проповеди про­должал оказывать немалое влияние на американскую словесность XIX века, то детская литература на нем буквально паразитировала. Детские назида­тельные рассказы строились по одному и тому же образцу: приводился при­мер (exempla), дурной или хороший, за которым следовало наставление. Та­кие рассказы не нуждались в сюжетной интриге; предлагаемые детям сюжеты были настолько незамысловатыми, что их можно резюмировать, но практи­чески невозможно пересказать. Приведем несколько примеров из «Youth Companion». Девочка играла с птичкой и опоздала на семейное чтение Биб­лии; она раскаивается; родители пространно рассуждают о пользе пункту­альности (рассказ так и называется — «Пунктуальность»). Другая девочка не хочет идти в церковь, говоря, что ей ничего не нужно от Бога, — тогда мать не разрешает ей ужинать и играть в саду, показывая, что все хорошее в ее жизни послано Создателем. «Мы надеемся, что читатели не забыли Эмили Уорнер. Мы хотим представить ее вам еще раз, чтобы вывести из рассказа о ней назидательный урок», — автор не скрывает своего замысла, предлагая урок, а не рассказ[8]. В этом отношении рассказы и сборники для детей Элайзы Лесли, активно писавшей в том числе и для «Youth Companion», не были ис­ключением: пример (чаще несколько примеров, иллюстрирующих детский порок) и заключительная мораль.

В отличие от своих современниц Кэтрин Сэджвик или Лидии Сигурни, мисс Лесли так и осталась в тени литературной истории «довоенного» (an­tebellum) периода. Вместе с тем она была не только популярной, но и влия­тельной литературной дамой. Сфера ее интересов была достаточно широка. Во-первых, она редактировала модные подарочные альманахи (gift-books), самым известным из которых был «Гифт» («The Gift»), где печатались По, Ирвинг, Бичер-Стоу, Эмерсон и другие известные писатели того времени. Во-вторых, она писала дамскую назидательную прозу, в основном для тех же альманахов и женских журналов. В-третьих, она была автором до сих пор пе­реиздающихся кулинарных книг и книг по этикету для девиц. И, наконец, в- четвертых, она много и успешно писала для детей — причем не только писала рассказы, но и, например, составляла книги настольных игр; ее самая извест­ная работа — «Книга американской девочки» («The American Girl's Book»).

Профессиональная деятельность Лесли, весьма типичная для того вре­мени, любопытна тем, что художественное творчество успешно соединялось в ней с деятельностью прикладного или практического характера: литератур­ные произведения — с рецептами, настольными играми и наставлениями. Или, точнее, подобно детской литературе своего времени, писательница все время лавировала между двумя этими сферами. Более того, как талантливый редактор, работающий в условиях вполне развитого книжного рынка, Лесли понимала, что детская литература должна быть не только назидательной, но и хотя бы умеренно занимательной — «немного наставления и тут же немного развлечения», как она пишет в коротком обращении к читателю, предваряю­щем «Рассказы для Хелен» («Stories for Helen», 1845). Разумеется, «плохие девочки» — героини сборника — едва ли могут конкурировать со знамени­тыми «плохими мальчиками» американской литературы, Томом Бэйли То­маса Бэйли Олдрича («История плохого мальчика», 1869) и тем более Томом Сойером Марка Твена («Приключения Тома Сойера», 1875). В отличие от обоих Томов, они служили (подчеркнем еще раз) не более чем примером или иллюстрацией того, как не следует себя вести. В то же время — модифици­рованный Лесли жанр exempla обнаруживает внутреннее противоречие: пло­хой ребенок представляет собой не только образчик дурного поведения, но и источник повествовательного интереса, двигатель сюжета.

Четыре рассказа маленькой, изящно оформленной книжечки «Рассказы для Хелен» представляют четыре детских порока соответственно: ябедниче­ство, непомерную любовь к лакомствам, лень и озорство. Моральная канва историй выстроена очень четко, через противопоставление нормы отклоне­ниям от нее. Например, в рассказе о девочке-ябеде («Ябеда», «The Tell-Tale») родители маленькой Розамунды обсуждают чернокожую кухарку по имени Венера. Отец говорит: «Трудно придумать более неподходящее имя для бед­ной женщины. Никогда не видел негритянку, которая так сильно напоминала бы павиана»[9]. Розамунда подслушивает разговор, но передает его кухарке иначе: она говорит, что отец назвал ее самой уродливой негритянкой на свете, с лицом хуже, чем у обезьяны. Свободная служанка, Венера с возмущением покидает дом. Сравнение негра с обезьяной было нормой; оскорбительным оказывается преувеличение. Согласно жесткой экономии мисс Лесли, изли­шество (в словах) приводит к наказанию: кухарка увольняется, а значит, ни­кто не будет печь Розамунде таких вкусных пирожков. Рассказ построен по серийному принципу: описываются также аналогичные проступки девочки, приводящие к еще большим бедам для семьи и для нее самой.

Остановимся подробнее на двух рассказах, в которых зазор между дурным образцом и извлекаемым из него наставлением становится основой занима­тельного сюжета. В рассказе «Пир в пансионе» («The Boarding-School Feast») нормой являются полезные трапезы в пансионе и экономия карманных денег, позволяющая хорошим девочкам заниматься благотворительностью. Но вот в пансион поступает озорная и непослушная Генриетта Хартвурд и подгова­ривает остальных устроить пир. Прежде она обучалась в плохом заведении, где девочек не приучили к экономии, но, наоборот, избаловали вседозволен­ностью. С одной стороны, их плохо кормили, с другой стороны — закрывали глаза на их тайные проделки: девочки сами покупали сласти и поедали их ночью, тайком от воспитательниц. Пансионерки, довольные жизнью в пан­сионе миссис Миддлтон, возражают, но Генриетта одерживает верх. Как она сама говорит: «I shall soon put a little spirit into you all, and get you out of this strict-propriety sort of way» (Можно было бы перевести так: «Я вселю в вас немного духа озорства и отучу от строгой экономии»)[10]. Любопытно, что про­ступок девочек приводит к явлению духа или призрака (spirit) в самом бук­вальном смысле. Одна из младших воспитанниц прячется в шкафу, и, когда Генриетта открывает шкаф, чтобы достать пирожок, его выхватывает у нее маленькая холодная рука. Девочки в ужасе разбегаются, опрокинув стол со сластями. Перед нами — расхожий прием готической литературы, точнее, «объясненной готики», в английских традициях. Лесли пробовала себя и в этом жанре, но уже тогда, когда готика стала «одомашненной» дамской сен­тиментальной прозой: страшное перестало быть страшным и использовалось или в комических, или в назидательных целях. Не веди себя девочки плохо, пренебрегая нормой поведения, не было бы и неприятного приключения с последующим разоблачением, посрамлением и наказанием. Но точно так же не было бы и рудиментарного готического сюжета, который доставил чи­тательницам обещанное автором развлечение.

Другой рассказ, «Маделина Малькольм», начинается с того, что героиня, Джулиет, предпочитает хорошую подругу плохой. Джулиет говорит стар­шему брату, что ее прежняя подружка, Сесилия, ей надоела: она скучна. Де­вочка находит свою новую подругу, Маделину Малькольм, намного интерес­нее — чем вызывает негодование брата. Маделина, разумеется, оказывается не только веселой и интересной, но еще и вульгарной, фамильярной, эгои­стичной, неряшливой и озорной. Например, она берет лучшие книги Джулиет и возвращает их испачканными и измятыми. Более того, брат Эдвард дарит Джулиет на Рождество прелестный английский журнал, в котором на­печатаны портреты выдающихся писательниц. Маделина пририсовывает каждой из них очки, говоря при этом, что ученые дамы должны выглядеть еще умнее. И хотя журнал английский, а не американский, нетрудно дога­даться, что Маделина совершает преступление против самой мисс Лесли — редактора рождественского альманаха, а также писательницы и ученой дамы. Герой-резонер рассказа, Эдвард, с возмущением покидает комнату. Девочка, читающая книгу «Рассказы для Хелен», изящно переплетенную и оформлен­ную, скорее всего, подаренную ей любящими родителями, должна уже в этот момент поставить себя на место Джулиет и, в отличие от нее, отвергнуть пло­хую подругу. Но Джулиет продолжает дружить с Маделиной, а читательница рассказа —читать о дальнейших проступках плохой девочки. На детском балу, куда девочки отправляются вместе, Маделина хитростью уводит у Джулиет партнера (здесь Лесли явно опирается на сюжеты романов Джейн Остин и ее подражателей), что опять-таки является примером дурного поведения.

Но вот Маделина — этот дух разрушения — предлагает послушной Джулиет коварный план: тайно отправиться в театр. Маделина посвящает Джулиет в подробности своего замысла («plot» по-английски — «заговор», «план», но также «сюжет»). Джулиет с ужасом восклицает: «Our plot! O do not call it ours» («Нашзаговор! О, не называй его нашим»)[11]. Но Маделина все же уговаривает подругу стать соучастницей: обмануть бдительность ро­дителей и переодеться в служанок, чтобы проникнуть на галерку и посмот­реть спектакль. В результате девочки одеваются в грязную, поношенную и нелепую одежду, забыв, что настоящие служанки обычно наряжаются в те­атр. Увидев в ложе брата Маделины с другом и пытаясь остаться неузнан­ными, девочки вынуждены сидеть в шляпах: это вызывает негодование зри­телей галерки.

Испугавшимся девочкам приходится спасаться бегством. По дороге до­мой они теряются на Честнат-стрит (действие происходит в Филадельфии, родном городе Лесли) и их начинают преследовать мальчишки. К счастью, вмешиваются два джентльмена — брат Джулиет и его друг — и спасают их от преследования. Побег из дома, переодевание, общение с городским людом, ночное время суток, преследование и бегство — все это элементы недозво­ленной шалости, но в то же время и нарративной канвы «городского» романа («city novel» или «city romance»). Годом ранее именно в Филадельфии, где жила и писала мисс Лесли, серийно выходил пользовавшийся огромным спросом роман Джорджа Липпарда «Город квакеров, или Монахи из Монк-Холла». Роман открывается сценой тайного бегства из дома Мэри Арлингтон, бегства, которое заканчивается для нее бесчестием[12]. Разумеется, девочек Лесли преследуют мальчишки, а не либертены, и столкновение их с галеркой скорее комично, чем ужасно. Но введение рудимента «взрослого» сюжета примечательно. Тайный план (plot) Маделины действительно превращается в сюжет (plot), причем не журнальной литературы (предназначенной для благовоспитанной публики), но бульварного романа.

Разумеется, рассказ заканчивается разрывом с Маделиной и возвраще­нием Джулиет к ее прежней, скучной подруге. Мораль рассказа ясна: скучная, но хорошая подруга, как — позволим себе аналогию — скучная, но правиль­ная книга, лучше вульгарной, хотя и веселой девочки (или занимательной литературы, ведущей к развращению). Но именно за счет плохой девочки рассказ обретает занимательность, удерживает внимание читателя. То, что, казалось бы, является излишним, избыточным с точки зрения схемы «при­мер—мораль», придает продукции мисс Лесли, если угодно, художествен­ность. Более того, перечисленные выше элементы (переодевание — побег — преследование — бегство) станут уже в 1860—1870-е годы составной частью чтения детей и подростков, того, что мы называем приключенческой литера­турой. Именно американец, Марк Твен, сделает плохого ребенка — правда, не девочку, а «хорошего плохого мальчика» («good bad boy», как назвал его Лесли Фидлер[13]) — главным героем и главным вдохновителем всевозможных приключений.

«ЧТО В НЕМ ХОРОШЕГО ДЛЯ ДЕТЕЙ?»: «ЗОЛОТОЙ ЖУК» В «НОВОЙ БИБЛИОТЕКЕ ДЛЯ ВОСПИТАНИЯ» ПЕТРА РЕДКИНА

Если «Рассказы для Хелен» или «Приключения Тома Сойера» изначально предназначались для детей, то «Золотой жук» Эдгара По — один из много­численных текстов-мигрантов, вроде романов Фенимора Купера или Валь­тера Скотта. Заметим, правда, что в Соединенных Штатах «Золотого жука» редко включают в предназначенные для детского чтения антологии; амери­канские дети обычно читают «Сердце-обличитель» и «Черного кота». Тем более любопытно, что он был адаптирован в России для детей задолго до того, как его автор стал кумиром подростков, а его сочинения пополнили собой антологии детской приключенческой прозы. Как мы покажем ниже, «Золо­той жук» оказался на удивление созвучен просветительским взглядам опуб­ликовавшего его для юного читателя редактора, причем отнюдь не повество­вательная занимательность рассказа стала, как можно было бы подумать, решающим фактором выбора.

«Золотой жук» («The Gold Bug», 1843) был самым популярным рассказом По; его популярность побил только «Ворон». По свидетельству автора, сово­купный тираж «Золотого жука» составил 300 000 экземпляров (разумеется, большинство копий были пиратскими). Это был один из первых рассказов американского писателя, увидевших свет в Европе: в 1845 году он был опуб­ликован в «Ревю британик», а спустя два года переведен с французского и опубликован в России. Долгое время ошибочно считалось, что впервые «Зо­лотой жук» вышел в 1848 году в журнале «Библиотека для чтения» — ано­нимно и под названием «Американский искатель кладов». В действительнос­ти же — факт, на который обратила внимание в 1970-е годы американская исследовательница Джоан Гроссман, — он был опубликован годом раньше, в первом номере журнала «Новая библиотека для воспитания», издаваемого Петром Редкиным, с указанием на «новейшего американского писателя Эд­гара По» и его сборник рассказов «Tales»[14]. В отличие от «Американского ис­кателя кладов», опубликованный Редкиным перевод практически не содер­жал сокращений; купюры были продиктованы соображениями цензурного характера: например, переводчик убрал «неполиткорректное» обращение Леграна к Юпитеру: «You infernal black villain!» («Проклятый черный него­дяй» в переводе Старцева).

Петр Григорьевич Редкин (1808—1891) был университетским профессо­ром, правоведом, гегельянцем, приятелем Белинского и Герцена. Издаваемая им десятитомная «Новая библиотека для воспитания» считалась прогрессив­ным изданием во многом потому, что не была докучливо-назидательной и ре­зонерской. В России переводились и перепечатывались многочисленные, в основном французские, книги и сборники для детей, некоторые из которых Белинский, например, называл «моральными грибами»[15]. Неудивительно, что журнал получил в целом высокую оценку в среде демократической кри­тики — за рядом исключений. Салтыков-Щедрин неодобрительно отозвался о публикации переложения неподходящих, по его мнению, для детей сцен из «Одиссеи» в одном из номеров журнала. Похожей критике подвергся и «Зо­лотой жук» со стороны Белинского. Достаточно высоко оценив номер в це­лом, Белинский недоумевает: «Но мы решительно не понимаем, зачем поме­щена в "Библиотеке для воспитания" сказка "Золотой жук"? А кто ручается, что это не сказка, а анекдот, а если и анекдот, то что в нем хорошего для де­тей? Разве то, что он разовьет в них манию кладоискательства»[16].

Белинский, как известно, ратовал за то, чтобы детская литература с увле­чением читалась не только детьми, но и взрослыми (образцом для него слу­жили сказки Гофмана), однако далеко не всякая взрослая литература при­годна для детей:

Нет ничего столь вредного и опасного, как неестественное и несвоевремен­ное развитие духа. Дитя должно быть дитятею, но не юношею, не взрослым человеком. Первые впечатления сильны, — и плодом неразборчивого чте­ния будет преждевременная мечтательность, пустая и ложная идеальность, отвращение от бодрой и здоровой деятельности, наклонность к таким чув­ствам и положениям в жизни, которые не свойственны детскому возрасту[17].

Рассказ, развивающий в детях «манию кладоискательства», без сомнения, вреден, ибо приводит к «неестественному и несвоевременному развитию духа», а также к «преждевременной мечтательности» и «положениям в жиз­ни, которые не свойственны детскому возрасту». В таком случае рассказ не годится для подростка, так как не выполняет одну из главных функций, вме­няемых детским книгам, — воспитательную. В самом деле, не любовь же к деньгам должен воспитывать рассказ?

Удивительно, но Белинский, незнакомый с контекстом первой публика­ции рассказа, увидел в нем то же самое, что и его первые американские чита­тели и рецензенты, — тему денег и обогащения. «Золотой жук» был впервые напечатан в двух номерах «Philadelphia Dollar Newspaper» за 21 и 28 июня 1843 года и принес автору стодолларовый приз за лучший рассказ в прово­дившемся газетой конкурсе. Уже современники обратили внимание на ма­териализацию основной темы рассказа (кладоискательство) в полученной автором награде: По, как и Легран, зарабатывает деньги при помощи интел­лекта. Рассказы, получившие второе и третье место, красноречиво называ­лись «Дочь банкира» («Banker's Daughter») и «Замужество из-за денег» («Marriage for Money»). Сюда же можно добавить и отмеченное современным исследователем Луисом Ренцой название самой газеты — «Philadelphia Dollar Newspaper»[18]. Не случайно публикация сослужила рассказу, в общем-то, пло­хую службу: По впоследствии подозревали и даже открыто обвиняли в сго­воре с устроителями конкурса. И хотя на рассказ было написано немало вос­торженных рецензий, контекст денег, обогащения и награды долгое время оставался доминирующим в его восприятии. Как откровенно написал извест­ный критик Томас Данн Инглиш, «целью автора было написать популярный рассказ; и для этой цели была выбрана столь популярная тема, как деньги, обретение денег»[19]. Иными словами, трудно представить себе менее подхо­дящее для детей чтение, чем «Золотой жук» — как сказали бы сегодня, он подпадает под рубрику «16+», а то и «18+».

Так почему же Редкин посчитал возможным включение «Золотого жука» в детский сборник? Что такого он увидел в рассказе По, что позволило адап­тировать его для читателя-подростка? Поскольку никаких документальных свидетельств не осталось, обратимся к публикациям, обрамляющим рассказ По, и содержанию журнала в целом. Хотя «Новая библиотека для чтения» известна своими художественными открытиями (например, переводом — первым в России — двух сказок Андерсена), в основном журнал публиковал научно-популярные тексты. Так, в первом номере «Новой библиотеки для воспитания», кроме «Золотого жука», были напечатаны трактат «О луне» университетского профессора Александра Драшусова и путевые заметки не­кого В. Лапшина «Прогулка по Гарцу». «О луне» — это трактат по астроно­мии, с множеством математических формул, геометрических фигур и черте­жей; к нему даже прилагалась карта Луны. «Прогулка по Гарцу» знакомила юного читателя с немецким городом Гарцем и его окрестностями. Текст за­меток тоже отличался наукообразием и буквально пестрел географическими и геологическим деталями. Например, мы узнаем о том, что Гарц занимает «пространство от 12 до 15 миль в длину, и до 4-х миль в ширину, между 28 и 29 в.д. от первого меридиана, и между 51, 5 и 52 с.ш.»[20]; столь же подробно описываются пещеры вокруг Гарца, в которых обнаруживают, правда, не со­кровища, а древние кости животных.

На первый взгляд рассказ По выпадает из этого контекста, но при более пристальном рассмотрении можно убедиться в том, что все три материала удивительно близки и отвечают, как нам думается, замыслу редактора. Дело не только в том, что в рассказе По пространно описывается остров Салливан в Северной Каролине, а читателю предлагаются если не математические фор­мулы, то шифр и ключ. Речь идет о близости, прежде всего, на идейном уровне. В начале текста А. Драшусова, например, читаем: «Мы покажем впоследствии, как просто и легко разрешается вопрос, с первого взгляда весьма трудный, на который, как кажется многим, отвечать совершенно невозможно — об опре­делении расстояния небесных тел»[21]. В «Золотом жуке» рассказчик, увидев пергамент с шифром, восклицает: «Если б все сокровища Гольконды были на­значены в награду за разрешение этой задачи, то я и тут бы должен был отка­заться», на что Легран отвечает: «А между тем… разрешение не так трудно, как можно полагать с первого взгляда»[22]. Далее следует подробное разъяснение, как была разрешена задача. В основе трактата «О луне» и рассказа По «Золотой жук» — основополагающая вера в то, что кажущееся необъяснимым яв­ление может и должно быть объяснено рационально, при помощи знаний и интеллекта. Такой, если угодно, позитивизм характерен для большинства пуб­ликаций «Новой библиотеки для воспитания». Следуя этой логике, «Золотой жук» предлагался юному читателю не столько как занимательный, сколько как познавательный и развивающий рассказ.

Мы привыкли к тому, что литература адаптируется для детского чтения по принципу упрощения. Случай «Золотого жука» в «Новой библиотеке для воспитания» — иного порядка. «Золотой жук» в редкинском издании — это трудный для восприятия текст. В частности, стоит обратить внимание на сложность перевода рассказа По на иностранный язык. В рассказе есть игра слов, которую можно донести до читателя только при помощи сносок (напри­мер, «kid» и «Kidd» — «козленок» и имя легендарного карибского пирата).

В центре объяснения Леграна — пиратская криптограмма и ее расшифровка, то есть, в сущности, перевод шифра на английский язык, предполагающий хотя бы элементарное знание английской грамматики: «Так как цифра 8 встречается чаще, то ее можно принять за букву e. Это предположение под­тверждается еще и тем, что е в Английском языке часто удвояется (напр., meet, fleet и пр.), и такое ее удвоение встречается, в самом деле, несколько раз на пергаменте. Далее, изо всех слов в английском языке чаще других встречается член the... [здесь переводчик предусмотрительно делает сноску: "Соответ­ствующий французскому le, la, les"]»[23]. Это примечание говорит не только о том, что рассказ был переведен с французского; оно рассчитано на читателя, для которого французская языковая культура ближе английской. Соответ­ственно, перед нами целая цепочка переводов: шифра — на английский, анг­лийского «перевода» — на русский и французский.

Задача юного читателя «Новой библиотеки для воспитания» заметно усложняется. В некотором смысле он оказывается в положении Леграна — расшифровщика тайных кодов. Рассказ превращается в занимательную за­дачу, упражнение для ума (mental exercise), по удачному выражению Джоан Гроссман[24]. Похоже, усложнение задачи вполне отвечало высоким требова­ниям Редкина. В уже цитированном нами трактате Драшусова «О луне» эта идея выражена достаточно эксплицитно: «Быть может, эта статья покажется слишком длинною и трудною для читателей, которым она назначается; но бесполезно сообщать сведения, не указывая на средства к убеждению в их достоверности»[25]. Читателю предлагается «отчетливо узнать» о главнейших яв­лениях вместо того, чтобы принимать знания на веру, «ибо богатство наших знаний заключается в ясноразумных сведениях, а не в загадочных истинах».

Кроме того, жанр рассказа-задачи был популярен в русской литературе 1830— 1840-х годов. Показателен в этом отношении сборник В.Ф. Одоевского «Сказки дядюшки Иринея» (1841), кстати, высоко оцененный Белинским. Например, рассказ «О четырех глухих» начинается с задания: «Возьмите карту Азии, отсчитайте параллельные линии от Экватора к Северному, или Арктическому полюсу (т.е. в широту) начиная с 8-го градуса по 35-й и от Па­рижского меридиана по Экватору (или в долготу) начиная с 65-го по 90-й; между линиями, проведенными на карте по этим градусам, вы найдете в зной­ном полюсе под тропиком Рака остроконечную полосу, выдавшуюся в Ин­дейское море. и т.д.»[26]. А рассказ «Серебряный рубль» и вовсе превращается в математическое упражнение: «А много ли у Лидиньки остается еще денег? Сочтите-ка, дети!»[27] В «Золотом жуке», разумеется, нет ничего подобного, но, по всей вероятности, именно эту модель Редкин увидел в «Золотом жуке» и использовал в своих целях.

Любопытно сравнить публикацию в «Новой библиотеке для воспитания» с адаптацией рассказа для взрослого читателя. Как упоминалось выше, «Зо­лотой жук» был издан под названием «Американский искатель кладов» в «Библиотеке для чтения» за 1848 год. Уже название говорит о том, что ак­цент был сделан на приключенческой фабуле и мотиве кладоискательства. Показателен первый абзац: «Господин Вельсберг, в своем русском переводе "Истории морских разбойников" с неизвестного языка и неизвестного автора, упоминает между последними флибустьерами о знаменитом Кидде, предво­дителе сильного флота этих американских Запорожцев. Кстати мы можем пополнить сведения господина Вельсберга по запискам одного английского натуралиста, недавно воротившегося из Америки, и рассказать, куда девались богатства, награбленные Киддом в Панаме и Вера-Крусе»[28]. Рассказ пред­ставляют нам как одну из многочисленных историй о приключениях леген­дарного капитана Кидда. Заметим, что «Золотой жук», в самом деле, отсылал к популярному тогда жанру рассказов о пиратах и кладах, но в то же время разрушал жанровые конвенции и обманывал читательские ожидания. На­пример, По откровенно мистифицирует читателя, начиная с названия (золо­той жук не имеет прямого отношения к сокровищам Кидда). Как и в дюпеновских рассказах, он позволяет Леграну быть излишне многословным: в рассказах на пиратские темы, где превалировал готический и мелодрама­тический элемент, едва ли можно было встретить столь длинное и науко­образное объяснение загадки, как в «Золотом жуке». Убрав все длинноты и сократив рассказ (практически) до фабульного каркаса, «Библиотека для чте­ния» вернула ему жанровые характеристики «пиратской» истории; фигура аналитика Леграна оказывается потеснена фигурой знаменитого морского разбойника. Показательно, что именно адаптация для взрослых (а не для детей!) превратила «Золотого жука» в приключенческий рассказ.

Можно сказать, что впоследствии в рецепции рассказа объединились обе традиции. Например, в «Народной библиотеке» 1887 года рассказ представ­лен следующим образом: «Мы выбрали "Золотого жука" для наших читате­лей, как увлекающий своим замысловатым сочетанием обстоятельств, — как в высшей степени остроумный и развивающий, — несмотря на некоторые, впрочем, несущественные неудобства его для наших читателей, например, встречающийся иностранный алфавит»[29]. Сложность рассказа (иностранный алфавит) уже воспринимается как своего рода недостаток или неудобство, за которое редакция считает своим долгом извиниться; тем не менее рассказ предлагается как одновременно занимательный и развивающий.

Любопытный отголосок редкинской публикации мы встречаем через сто лет, в книге Самуила Яковлевича Маршака «Воспитание словом. Заметки о детской литературе» (1940). Рассказывая о своей работе редактором Отде­ла детской и юношеской литературы, Маршак описывает случай, когда Со­ломон Яковлевич Лурье «предложил редакции книгу, в основу которой был положен подлинный документ — письмо греческого мальчика, который жил в Александрии около 2000 лет тому назад. Профессор написал свою книгу в форме повести, хоть и не был беллетристом. "Беллетризация" материала ради придачи ему большей занимательности — это старый, испытанный прием, которым нередко пользовались в детской литературе популяризаторы научных знаний». Маршак тем не менее посчитал, что книга Лурье «могла стать настоящим событием в детской литературе и вызвать к жизни еще много книг того же жанра, если бы профессор выступил не в качестве бел­летриста, а в более свойственной ему роли — ученого, исследователя. На гла­зах у читателя и при его самом живом участии можно было провести очень увлекательную и в то же время строгую исследовательскую работу, начав с наиболее простых и элементарных вопросов. Письмо написано в египет­ском городе Александрии. Почему же по-гречески? Чем писал мальчик и на чем?» и т.д. Такая книга, шаг за шагом восстанавливающая далекую эпоху, воспитывала бы в читателе исследователя. Маршак добавляет: «Блестящим примером такого рода исследования (или расследования) может служить "Золотой жук" Эдгара Аллана По»[30]. Маршак не только совершает термино­логическую ошибку (рассказ По, в отличие от книги Лурье, не был написан для детей и потому едва ли ставил перед собой задачу воспитать в читате­ле исследователя), но и продолжает видеть ценность рассказа По в его науч­ном, аналитическом или, по его собственному выражению, исследователь­ском аспекте.

При всей несхожести двух сюжетов они, в сущности, указывают на одну и ту же проблему — проблему «взросления» детской литературы. Начиная со второй половины XIX века детская литература активно взаимодействует со взрослой, воспроизводя и адаптируя ее повествовательные модели, что приводит, как ни парадоксально, не к размыванию границ, но к еще большей автономизации. Приключения, тайны, переодевания, поиск сокровищ, побег из дома и т.п. — все это постепенно закрепляется за детской литературой как ее обязательная атрибутика. В изменившемся контексте «Золотой жук» ока­зывается на одной полке с «Островом сокровищ» Стивенсона. Зазор между двумя прочтениями «Золотого жука» — Редкина и Белинского — предвосхи­щает дальнейшую судьбу рассказа: Белинский, в отличие от Редкина, прочи­тал рассказ как приключенческий (пиратская история о кладоискательстве), но счел его непригодным для детей, в том числе потому, что приключенчес­кий жанр не успел войти в канон детской литературы. Что же касается нази­дательных сочинений a la мисс Лесли, то они со временем утратили какую бы то ни было ценность и привлекательность и стали не более чем фактом истории детской литературы, что тоже неудивительно. Приключение, неко­гда избыточное с точки зрения строгой экономии «проступок — мораль» (в лучшем случае — нечто вроде поощрительного приза или награды за хо­рошее поведение, в довесок к наставлению), уже к концу столетия становитсясодержанием детско-подростковой литературы, смещая с передовых позиций урок и мораль. В то же время на примере сборника Лесли и перевода «Золо­того жука» можно увидеть, что проблема детской литературы в XIX веке — это, прежде всего, проблема миграции и адаптации, причем под адаптацией далеко не всегда понимались беллетризация и упрощение. Детская литера­тура, прежде выполнявшая преимущественно прикладные и практические (воспитательные, просветительские.) задачи, оформляясь как институт, на­чинает конструировать собственную идентичность, присваивая и перекоди­руя отдельные элементы и целые тексты из литературы, не предназначенной для детского чтения.

[1] Работа над статьей проводилась в рамках научного про­екта ИМЛИ РАН «Вымыслы о детстве и для детей» (ру­ководители проекта М. Надъярных и А. Уракова).

[2] http://www.inspirationalstories.com/poems/the-sinless-child-part-1-eliza....

[3] Elmer J. Terminate or Liquidate? Poe, Sensationalism, and Sentimental Tradition // American Face of Edgar Allan Poe / Ed. by S. Rachman and Sh. Rosenheim. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1995. P. 104.

[4] MacLeodA.S. American Childhood: Essays on Children's Li­terature of the Nineteenth and Twentieth Centuries. Athens: University of Georgia Press, 1994. P. 147.

[5] См.: MacLeod A.S. Op. cit. P. 143.

[6] Бичер-Стоу Х. Хижина дяди Тома. М.: Эксмо-Пресс, 2006. С. 87.

[7] A Little Girl Who was Burnt to Death // Youth's Compa­nion. 1832. January 11. P. 134—135.

[8] Все примеры взяты из № 22 «Youth's Companion» (1838. January 16 (www.youthscompanion.com)).

[9] Leslie E. Stories for Helen. Philadelphia: Henry F. Anners, 1844. P. 6.

[10] Leslie E. Op. cit. Р. 23.

[11] Ibid. Р. 123

[12] О романе Липпарда см. подробнее нашу статью: Уракова А. Облаченная в целомудрие. Американская эротика 1840-х го­дов // НЛО. № 112 (6/2011).

[13] FiedlerL. Love and Death in the American Novel. Dalkey Arc­hive Press, 1998. Р. 270.

[14] См. в: Grossman J.D. Edgar Allan Poe in Russia: A Study in Legend and Literary Influence. Worzburg: Jal-Verlag, 1973. Р. 24.

[15] Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М.: Изд-во Акаде­мии наук, 1953. Т. 3. С. 498.

[16] Белинский В.Г. Указ. соч. Т. 6. С. 69.

[17] Белинский В.Г. О воспитании детей вообще и о детской книге // Отечественные записки. 1840. № 3. С. 1—36 (http://az.lib.ru/b/belinskij_w_g/text_1900.shtml).

[18] Renza L. Edgar Allan Poe, Wallace Stevens, and the Poetics of American Privacy. Baton Rouge: Louisiana State Univer­sity Press, 2002. Р. 34.

[19] Poe ЕА. Essays and Reviews / Ed. by G.R. Thompson. N.Y.: Literary Classics of the United States, 1978. P. 869. Дж.Р. Томпсон полагает, что это высказывание принадле­жит не Инглишу, а самому По, однако многие другие ис­следователи расходятся с ним во мнениях.

[20] Лапшин В. Прогулка по Гарцу // Новая библиотека для воспитания. 1847. № 1. С. 119.

[21] Драшусов А. О луне // Там же. С. 3.

[22] Мы цитируем «Золотой жук» по изданию Редкина (см.: Новая библиотека для воспитания. С. 210).

[23] Новая библиотека для воспитания. С. 211.

[24] Grossman J.D. Op. cit. P. 42.

[25] Новая библиотека для воспитания. С. 1.

[26] Одоевский В.Ф. Городок в табакерке: сказки дядюшки Иринея. М.: Дет. лит., 2008. С. 37.

[27] Там же. С. 65.

[28] Американский искатель кладов // Библиотека для чте­ния. 1848. № 89. С. 186.

[29] Золотой жук. М.: Народная библиотека, 1887.

[30] Маршак С.Я. Воспитание словом. Статьи, заметки, воспо­минания. М.: Советский писатель, 1964. С. 115.

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2014, №2(126)

Общие места литературной классики

Учебник брежневской эпохи разрушился изнутри

. Р. Пономарев

Учебник брежневской эпохи разрушился изнутри[1]

Советское время породило всего четыре комплекта школьных учебников по литературе, и это кажется странным. Литературу можно назвать главным идеологическим предметом советской школы, а идеологические ориентиры советской власти менялись раз в десятилетие, иногда чаще. Казалось бы, учебников должно быть хотя бы шесть (учитывая тот факт, что в 1920-е годы их не было вовсе), на каждое десятилетие по одному. Однако школа оказалась более устойчивой к переменам, чем Агитпроп ЦК. Она ограничилась четырьмя. Из них первые два были созданы во второй половине 1930-х годов, в период яростных идеологических баталий. Третий породила война и начатая Агитпропом ура-патриотическая истерия. Четвертый создавался в эпоху идеологической умеренности и претендовал на идеологическую свободу. Однако идеология в нем оказалась универсально ориентированной (трактовки вобрали в себя практически все советские литературные теории) и глубоко спрятанной, не представленной явно. По этой причине он пережил советскую школу и влиял на сознание школьников новой России. О формировании и скрытых опасностях этого учебника пойдет речь в этой статье.

Эпоха оттепели потребовала создания нового учебника. Традиции поздней сталинской эпохи, сводившей литературную классику к громким патриотическим декларациям и лозунгам освободительной борьбы, ушли в прошлое. Говорить о художественной литературе как «типическом отражении» капитализма и самодержавия стало неприлично. Учителя стали искать в произведениях школьной программы новые смыслы, касающиеся не столько прошедших эпох, сколько современности. Отказ от прежних шаблонов восприятия литературных текстов проявился и в учительской практике, и в методических статьях:

Учащихся приучают видеть, например, смысл и значение романа «Герой нашего времени» только в том, что там выведен тип лишнего человека, не сумевшего в условиях николаевского режима найти применение своим большим и бурным стремлениям, своему незаурядному уму и потратившего всю свою энергию на бессмысленные и жестокие поступки, и, таким образом, посредством этого типа показана губительность николаевского режима для незаурядных натур, подобных Печорину.

Все это так. Но разве не состоит важнейшее значение романа также в том, что в нем показано, как безрадостна и мучительна жизнь человека, обратившего все силы своей незаурядной натуры на удовлетворение своих прихотей, человека, в силу своей эгоистичности причиняющего, часто даже непреднамеренно, людям только зло? Или в том, что роман учит понимать, как противоречив может быть человек, учит тем самым подходить к человеку диалектически?[2]

Отказ от историко-иллюстративных и патриотически-декламационных шаблонов породил дискуссию: какой должна стать центральная и

дея изучения литературы? Методисты сталинской эпохи постепенно сдавали позиции, соглашались с тем, что программы слегка «засушены»[3], что их следует разнообразить и оживить. Педагоги-новаторы шестидесятых годов большей частью склонялись к психологизации литературного курса. «Образ» и герой, как в цитированной выше статье И.Я. Кленицкой, должны были стать иллюстрацией психологических типов. Дети учились «мыслить и страдать» на основе художественных текстов, обогащая свой жизненный опыт литературными примерами. Литература превращалась в источник моделей поведения. Этот методический подход активно применялся в школе в 1930-е годы, в 1940—1950-е годы он был сильно оттеснен патриотической декламацией, но окончательно не пропал (герой литературного текста так или иначе продолжал восприниматься образцом: «сделать бы жизнь с кого»). Таким образом, педагоги-новаторы лишь реанимировали давнюю идею. Их новаторство было не концептуальным, а методическим: в приемах «оживления» текста они проявляли завидную изобретательность. Педагоги-традиционалисты в ответ на это указывали, что при «эмоциональном» изучении произведения теряется историко-литературная составляющая курса (правда, составляющую эту они понимали по-прежнему в духе «освободительной борьбы рабочего класса»). Кроме того, полагали противники «психологизма», школьники рискуют совсем забыть о специфике текста, вопросах композиции и стилистики — и, как следствие, разучиться писать сочинения.

Споры о том, как надо преподавать литературу и чего требовать от учебника, продолжались более десятилетия. «Литература в школе» печатала и ретроградов, и новаторов. Школьная практика 1960-х годов позволяла каждому учителю преподавать так, как он считал нужным. Новый учебник появился в конце шестидесятых, когда последние проявления оттепели упразднялись и когда потребовалось привести преподавание к единообразию. С другой стороны, учебник брежневской эпохи был призван учесть все мнения, удовлетворить всех методистов и учителей, соединить все пожелания, высказанные за десять лет.

«Литература в школе» публиковала много статей о том, каким следует быть новому учебнику. Учителя традиционно указывали на схематизм («образы» трактуются сами по себе, вне связи с сюжетом; «форма» рассматривается в отрыве от «содержания»), который следовало заменить живым разговором о произведении, «органичным изучением». Под живым и органичным подразумевалось примерно следующее. Образ должен воздействовать на ученика своей эмоциональной силой, а не идейным содержанием. Для этого нужно непременно учитывать эстетическую сторону художественной литературы (об отказе от идеологии, речь, разумеется, не шла, но де-факто обсуждалась возможность минимизировать идеологические моменты). В основе изложения истории литературы должны лежать тексты художественных произведений и выраженные в них смыслы, а не концепции, принесенные извне.

Наиболее радикальные участники дискуссии вообще сомневались в необходимости учебника. Разумнее, полагали они, опираться непосредственно на произведения, в которых «живут образы». Но это грозило переходом к многообразию впечатлений и отказом от «правильного понимания» текстов. Такого советская школа допустить не могла.

От нового учебника ждали прежде всего смены тона: он должен был не изрекать готовые формулировки о «значении произведений», а комментировать тексты, аккуратно и ненавязчиво подводя ученика к нужным выводам. «Правильное понимание» продолжало доминировать на уроке, но обретало иллюзию научного вывода. Школьник же привыкал к внимательному чтению произведений, ощущал себя самостоятельным читателем, но находился под опекой мудрого учебника. Новому учебнику позволялось до некоторой степени продемонстрировать неоднозначность трактовок («споры об этом ведутся до сих пор»), имитируя плюрализм. Но и здесь учебник сохранял контроль над сознанием ученика: спорить разрешалось только о том, что было признано спорным. В-третьих, учебник должен был отказаться от разбора текста по образам. На смену ему приходил (с полувековым опозданием) формальный анализ. Школьников учили теперь не составлению характеристик, а тропам и фигурам речи, создающим художественные значения. Впрочем, формализм пустили только на школьный порог. «Образы» должны были остаться актуальными и для «органичного изучения», и для эмоционального восприятия текста.

В 1968 году школьники получили, наконец, новый учебник для 8-го класса. Его написали Н.К. Семенова, Н.А. Спицына, К.П. Лахостский и Н.И. Громов; общая редакция Н.И. Громова. В следующем году вышел учебник 9-го класса, созданный М.Г. Качуриным, Д.К. Мотольской и М.А. Шнеерсон, общая редакция Б.И. Бурсова. Учебник для 10-го класса сильно запоздал — слишком сложной, по-видимому, была задача. Он вышел лишь в 1976 году; огромный авторский коллектив этого издания включал крупнейших советских специалистов по советской литературе: это были В.В. Бузник, А.С. Бушмин, Н.А. Грознова, П.С. Выходцев, Л.Ф. Ершов, В.А. Ковалев, К.Д. Муратова, А.И. Павловский, В.В. Тимофеева, А.И. Хватов, В.А. Шошин, Т.С. Шурыгина; общая редакция — В.А. Ковалева.

При подготовке последующих изданий более всего менялся учебник 8-го класса (это стало традицией всего советского времени: XVIII век и пушкинская эпоха не слишком поддавались идеологизированию, и учебник все время «улучшали»), особенно в той части, где рассказывалось о литературе первой половины XIX века. При первой же переработке (6-е издание, 1976 год) главу о Пушкине полностью перепишет В.И. Коровин (а имя К.П. Лахостского исчезнет из списка авторов). Учебники для 9-го и 10-го класса будут развиваться в сторону легкой идейной и стилистической корректировки. Кроме того, поскольку школьные программы по литературе в 1970-е годы будут существенно сокращены, процесс сокращения отразится и на учебниках.

Новый учебник претендовал на большую научность. Помимо цитат из Ленина и Белинского (которых стало едва ли не больше, чем в предыдущую эпоху), в нем появились цитаты из сочинений Д.С. Лихачева (по поводу «Слова о полку Игореве»), М.В. Нечкиной (по поводу «Горя от ума») и других крупных советских ученых. После каждой главы приводился небольшой список научной и методической литературы — для желающих углубиться в тему. В этих списках встречаются имена Г.А. Бялого, В.Е. Евгеньева-Максимова, Н.Л. Степанова, того же Б.И. Бурсова и др. Такого научного аппарата не было ни в одном из предшествующих учебников.

Теоретико-литературные определения вмонтировали в общий ход изложения: тот или иной термин вводился в школьный обиход в связи с анализом определенного текста. С одной стороны, определение давалось рядом с конкретным примером; это можно назвать удачным методическим приемом. С другой стороны, этот методический прием был идеологически ориентирован: теории не позволялось стать важнее идейных сентенций. Формалистские термины (тропы и фигуры речи, элементы теории стиха) использовались точечно, без объяснения существа формалистского подхода. По сути, они остались, по выражению Б.М. Эйхенбаума, «звуковыми жестами» — украшением разборов, демонстрацией научности.

Анализ текстов попытались увести от «разбора по образам» — в сторону комментированного чтения. Иногда описание большого произведения превращалось в чистый комментарий. Например, первая глава «Евгения Онегина» анализировалась так:

Как видим, при всей бессистемности образования и чтения Онегина нельзя сказать, что его кругозор узок, что он стоит в стороне от интересов своего времени. В его чтении чувствуется известная свободолюбивая направленность. Заметим только, что в перечне книг, читаемых Онегиным, нет имени ни одного русского автора. <...>

Большое место отведено описанию одного, но типичного дня Онегина. <...> Наше внимание привлекает имя жившего в действительности человека, широко известного в кругу дворянской молодежи тех лет. П.П. Каверин — приятель молодого Пушкина, гусарский офицер, человек образованный, остроумный, но в то же время щеголь и постоянный участник кутежей. Каверин был членом «Союза благоденствия» и другом декабриста Н.И. Тургенева. Вот кто оказался близок Онегину» (8—1968, с. 184—185).

Возможно, злоупотребление комментированием и стало причиной, по которой при переработке 1976 года главу о Пушкине заказали другому автору. Комментарий, как и формальный анализ, не должен был обрести самостоятельность, его роль сводилась к обслуживанию «правильного значения».

Общий стиль изложения, текстовые интонации сместились в сторону доверительной беседы с учеником: «представим себе», «послушаем их беседу», «перечитайте еще раз». «Правильное значение» не подается готовым, а как бы следует из подробного текстового разбора. Более того, даже в сознании автора «правильное значение» складывается не сразу. Например:

В размышлениях Татьяны ряд предположений, но утверждений нет, все предположения заканчиваются вопросительным знаком.

Ужель загадку разрешила?

Ужели слово найдено?

Нет, слово не найдено. И автор, пожалуй, сам еще не может дать определенную оценку герою (8—1968, с. 200).

Авторы учебника как бы вступают в диалог с Пушкиным, предлагая ученику последовать их примеру. Впрочем, подробный текстовый разбор все больше сбивается на пересказ. Пересказ подменял собой анализ и в прежних учебниках, но тут он разросся, как сорняк. Формальный анализ школа освоила лишь в терминологии, идейно-тематический анализ провис — и пересказ захватил свободное пространство:

Так по-новому открылась для князя Андрея жизнь. Он понял суетность своих честолюбивых мечтаний, понял, что в жизни есть нечто гораздо более значительное и вечное, чем война и слава Наполеона. Это «нечто» — естественная жизнь природы и человека. Еще при встрече с Тушиным поколебались представления Болконского о героях-завоевателях. Мечты о «своем Тулоне» окончательно развеялись на Аустерлицком поле. <...>

Дальнейшие события — появление ребенка, смерть жены — потрясли князя Андрея. Разочаровавшись в прежних своих стремлениях и идеалах, пережив горе и раскаяние, он приходит к выводу, что жизнь в ее простых проявлениях, жизнь для себя и для своих близких — то единственное, что ему остается. <...> Вспомним сцену у кроватки больного Николушки. <...> Толстой показывает, как медленно возвращается его герой к жизни, к людям, к новым поискам дела, полезного и для других. Первая веха на этом пути возрождения — встреча с Пьером и разговор с ним на пароме. В пылу спора с другом Болконский говорит несправедливые слова, высказывает крайние суждения. Но для себя он делает правильный вывод. «Надо жить, надо любить, надо верить» — эти слова Пьера глубоко запали в душу князя Андрея. Ожил его потухший взгляд и стал «лучистым, детским, нежным» (9—1969, с. 323—324).

Учебник превратился, по сути, в набор кратких изложений содержания произведений[4]. Перед нами не комментированная, а альтернативная «Война и мир», в которой акцентированы нужные значения, а ненужные оставлены за кадром. Пересказ позволяет не просто говорить о том, что думал или хотел сказать Толстой, но позволяет изменить текст произведения — тот самый текст, который так демонстративно ставится во главу угла. Показательно, что авторы пересказа пользуются не научным стилем, а стилем художественной литературы («Ожил его потухший взгляд... » — налицо метафора и инверсия), «конкурируя» с Толстым в рассказывании истории о князе Андрее.

Читать учебник стало предельно скучно. Авторский стиль Качурина, Мотольской и Шнеерсон заведомо проигрывает стилю Льва Толстого. Школьнику требовались серьезные усилия, чтобы отделить бесконечный водянистый пересказ от небольших блоков аналитической информации. Сами эти блоки подчас настолько банальны и предсказуемы, что, надо думать, мыслящий школьник, и не читая учебник, мог угадать, что нужно сказать во время опроса. Например, длинное изложение «Мертвых душ» приводит нас лишь к тому, что типичные помещики были именно такими, а условия жизни при капитализме порождали подлецов.

По-видимому, отчасти понимая эту проблему, авторы пытаются «интересничать» в сфере композиции. Текст главы разбивается на разделы, каждому разделу дается яркое заглавие. Часто для заглавий используются цитаты из писателя или писавших о нем «великих критиков». Например, в главе об А.Н. Островском: «Колумб Замоскворечья», «"Горячее сердце" в "темном царстве"», «Страшный вызов самодурной силе». Или в главе об И.С. Тургеневе: «Мы еще повоюем!», «Посмертная овация», «И если он называется нигилистом...». Изложение новой темы иной раз начинается эффектно, с «подходящего анекдота» (например, раздел «Анастасий Белинский», открывающий главу о Добролюбове). Однако в целом украшения не помогают. Пересказ остается пересказом.

Кроме того, перейдя на уровень «общения с учеником», отказавшись от строгого деления текста на «образы» и начав комментировать, учебник утратил концепцию, стержень. А с ним — глубинную мысль о важности изучения литературы. Ощущая эту пустоту, авторы попытались подлатать фундамент сразу всеми имеющимися в наличии идеологемами. Если сфокусироваться на идеологически насыщенных разделах, посвященных общим вопросам литературного процесса и биографиям писателей, то мы увидим идеологические наполнители, характерные для всех предыдущих комплектов учебников: патриотические, стадиально-революционные и даже немного вульгарно- социологических.

Несмотря на перемены, учебник сохраняет патриотическую основу. Патриотизм и международное значение писателя по-прежнему организуют биографические разделы учебников. В ряде случаев эти идеологические константы проникают и в интерпретации текстов. «Служение народу», «патриотизм», «любовь к родине» повторяются многократно — по нескольку раз в каждой «персональной» главе. «Главная идея» творчества Ломоносова — «служение отечеству» (8—1968, с. 38). Державин был «верен высокому гражданскому долгу» (8—1968, с. 44) и «гордился героизмом своего народа» (8— 1968, с. 45). Радищев «поставил свое дарование на службу народу» (8—1968, с. 60). Концептуальная формулировка использована в главе о Белинском: «Белинский беззаветно любил родину и русский народ, "почитал за честь и славу быть... песчинкой в его массе"» (8—1968, с. 324). «Служение народу» — обязательная похвала почти в каждой биографии.

Патриотическая идеология — не орнамент, оставшийся в наследство от прошлого, а живая, развивающаяся система идеологем. Это хорошо видно по единственному разбору древнего текста — «Слова о полку Игореве». Если предшествующий учебник просто констатировал, что автор «Слова» — пламенный патриот, то новый учебник выводит в отдельный параграф «Образ Родины», состоящий из ряда изображений природы. В параграфе «Идея "Слова"» школьникам, помимо традиционной цитаты из Маркса («Суть поэмы — призыв русских князей к единению как раз перед нашествием... монгольских полчищ»), предложили современную интерпретацию: «"Слово о полку Игореве" — поэтическое обобщение чувств и стремлений народа Руси, воспринявшего поход Новгород-Северского князя как событие общегосударственной значимости» (8—1968, с. 17). И «народ Руси», и «общегосударственная значимость» — сомнительные термины для XII столетия. Показательно, что в 12-м издании (1982 год) эти выражения исчезнут.

Избавившись от обилия патриотической риторики, перегружавшей прежний учебник, новый тем не менее сохранил все патриотические характеристики в сокращенном виде. Иногда краткость даже усиливала патриотическую идею. Например, известный эпизод из биографии Ломоносова — борьба с академиками-немцами, ненавидевшими все русское (он впервые появился в послевоенном учебнике), — в новом учебнике сохранился и выглядел так:

Ломоносов стремился поставить науку на службу родине. Он пришел в Академию наук с ясно осознанной целью: подготовить русских ученых, которые должны заботиться о просвещении народа.

Академия наук была далека от тех задач, которые выдвигал Ломоносов. Иностранцы, поддерживаемые придворными, оттесняли русских от науки, всеми средствами ставили их в зависимое положение. Ломоносов оказался в трудных условиях. Академики не признавали ценности его научных трудов, долго не присваивали ему звания профессора. Когда молодой ученый восставал против «худого состояния Академии», его подвергали аресту (8— 1968, с. 31).

Эпизод подан гораздо менее эмоционально, чем в 1945 или 1949 годах, однако лаконизм и обобщенность делают Ломоносова борцом и героем. Безликость противников великого ученого добавляет к «борьбе за русскую науку» значение «борьбы с системой».

Сохранен и другой оттенок идеологического значения: Ломоносова не понимают современники, незаслуженно обижают его, не сознают величия гения. Риторические формулы прежних учебников «шел впереди своего века» и «только в СССР по-настоящему оценили поэта», освобождаясь от риторики, сохраняются в представлении о том, что авторы, входящие в школьную программу, — люди будущего, не понятые современниками. Их сознание сродни сознанию советского человека, потому и важно так внимательно изучать их творчество. Мысль эта повторяется неоднократно. Например, Грибоедов мыслит, как Ленин: «Грибоедов раньше многих других, сочувствуя декабристам, разделяя их убеждения, понял их слабость и сомневался в успехе движения, оторванного от широких народных масс. <...> Грибоедов, как и Пушкин, ближе своих современников подошел к пониманию законов исторического развития, к пониманию роли народа в истории» (8—1968, с. 104)[5].

Механизмы осовременивания событий прошлого, работавшие в послевоенном учебнике, широко используются и тут. Державин выдвинулся на первый план в 1945 году как автор од, прославлявших победы русского оружия. Тогда учебник еще признавал, что екатерининские походы носили захватнический характер. В 1949 году выяснилось, что русские войска уже в то время сражались за свободу всей Европы. Эту идеологему дословно повторяет и учебник 1954 года. К 1968 году международная ситуация изменилась. Теперь Державин, в духе новых пропагандистских установок, стал «борцом за мир»: «Победные "громкозвучные" оды Державина прославляли не войну, а защиту мира, который он, как и Ломоносов, справедливо считал главным условием "общего блага" и "народного блаженства"» (8—1968, с. 45). Пропаганда борьбы за мир хорошо заметна и в главе о Л.Н. Толстом: в параграфе «Суд над бонапартизмом» обличаются Наполеон и другие «поджигатели войны». А итоговая глава в учебнике 9-го класса сопрягает «индивидуализм» и «стремление утвердить свое превосходство над другими» (9—1969, с. 419), осужденные великими русскими писателями, с пропагандой новой войны, не позволяя школьнику забывать о сложной международной ситуации.

«Мировое значение» русской и советской литературы сохраняется в виде специальных итоговых глав, завершающих учебники 9-го и 10-го классов. Местами «всемирное значение» становится ретроспективным и оформляет концовки разборов, начиная со «Слова о полку Игореве»: «Великая поэма переведена почти на все языки народов СССР. Значителен интерес к "Слову" и за границей, особенно в странах социалистического лагеря» (8—1968, с. 18).

«Мировое значение» в новом учебнике описано строже и последовательнее, чем в прежнем. Оно разделено на три составляющие: влияние того или иного писателя (или текста) на развитие русской культуры, влияние на литературы народов СССР, влияние на мировые литературы. Если в одной из составляющих (как правило, это влияние на мировые литературы) писатель подкачал, то на помощь приходят два других момента.

Именно так обстояло дело с Пушкиным. В параграфе «Национальное и мировое значение А.С. Пушкина» учебник, смешивая одно значение с другим, начинал с того, что «Пушкин... отразил зарю революционного движения» (8—1968, с. 216). Это самое главное, политическое «значение», которое, по мнению создателей, не может не быть мировым. Затем учебник обращается к собственно литературной составляющей и называет поэта основоположником критического реализма. Пушкин становится Горьким XIX века. Высказывание Горького о Пушкине («начало всех начал»), процитированное чуть далее, укрепляет эту ассоциацию. На третьем месте — роль Пушкина в советской литературе, которая с самого начала опиралась на опыт Пушкина и его продолжателей. Пункт четвертый — воздействие Пушкина на развитие музыки и изобразительного искусства: поэт вдохновил своим творчеством многочисленных русских и советских художников и композиторов. Наконец, на пятом месте скопом идут риторические похвалы и идеологические термины: «Глубина изображения жизни, народность и реализм, высокая гуманность и художественное мастерство сделали произведения Пушкина величайшей ценностью, живущей в веках» (8—1968, с. 217). Увенчивает «значение» любовь Ленина к Пушкину. Показательно, что влияние Пушкина на мировые литературы «провисает» — но читатель не должен заметить этого под давлением всех остальных мощных аргументов.

В 6-м издании учебника (1976 год) глава о Пушкине будет полностью переписана, изменится и «значение» поэта. Последний раздел главы назван «Значение Пушкина в развитии литературы», он разделен на четыре части: общую, без отдельного заглавия, «Значение Пушкина в развитии русского литературного языка», «Пушкин и литература народов СССР», «Мировое значение Пушкина». Мировое значение поэта сведено к национальному: «Мировая культура складывается из культур национальных. Чем полнее и правдивее писатель отражает в своем творчестве жизнь своего народа, тем значительнее его вклад в мировую литературу и — шире — культуру. Пушкин потому и стал всемирно признанным поэтом, что в своем творчестве раскрыл лучшие качества русского характера, нарисовал реалистические картины жизни своего народа» (8—1976, с. 156). К этой функции фиксации «русскости» добавляется традиционное определение «родоначальник реализма» и «хвалебная» цитата из Пабло Неруды. Мировое значение становится интенсифицированным национальным.

В учебнике 9-го класса «мировое значение» писателей сведено к оценкам Ленина. Главы о Тургеневе, Чернышевском, Некрасове, Л. Толстом включают в себя параграф «В.И. Ленин о писателе», главы о Салтыкове-Щедрине и Чехове венчают «Образы писателя в трудах В.И. Ленина». Только главы об А. Островском и возвращенном в программу Достоевском лишены ленинского параграфа (в завершающем параграфе о Достоевском приведено две цитаты из Ленина, имеющих аналогичную функцию). Ленин оказывается неоспоримым экспертом и в области воплощения «русскости», и в области «всемирности». Отмеченный и процитированный Лениным писатель тут же входит в культурный фонд человечества — тем более, что заключительная глава учебника для 9-го класса «Мировое значение русской литературы XIX века» открывается параграфом «В.И. Ленин о всемирном значении русской литературы». Ленин в советском сознании — не только образец человека социализма, но и прообраз человека будущего. Поэтому он главный эксперт и по будущему, в которое возьмут далеко не всех писателей.

Там, где всемирное значение писателя не требует подтасовок, сохраняются и традиционные аргументы. Например, рассказ о том, как к Л. Толстому за советом ехали люди со всех стран и континентов (параграф «Заставить весь мир прислушаться!»). В биографии Тургенева упоминается дружба с Флобером, Золя, Доде и Мопассаном, а также роль писателя в пропаганде русской литературы за рубежом. Характерно, что в 6-м издании на первую страницу учебника поместили следующее высказывание Горького о русской литературе XIX века: «Никто в Европе не создавал столь крупных, всем миром признанных книг... Нигде на протяжении неполных ста лет не появлялось столь яркого созвездия великих имен, как в России... Наша литература — наша гордость» (8—1976, с. 3)[6].

Ряд писателей-патриотов, сформированный сталинской эпохой, был с незначительными изменениями перенесен в новый учебник: он превратился в ряд «народных писателей». Ломоносов «всегда чувствовал свою кровную связь с народом, ради народа трудился, для его блага совершал свои научные открытия» (8—1968, с. 34). Грибоедов «самоотверженно работал для родины, для ее пользы и славы» (8—1968, с. 105). Творчество Пушкина было «призывом к борьбе за лучшее будущее народа» (8—1968, с. 173). Или в 6-м издании: «После поражения декабристского восстания Пушкин почувствовал себя... лично ответственным за судьбы народа и родины» (8—1976, с. 107). Лермонтов с юности «мучительно размышлял над судьбой своих современников, обреченных на вынужденное бездействие» (8—1968, с. 220). А. Островский считал, что необходимо «писать для всего народа» (9—1974, с. 57). С Некрасовым, посвятившим лиру «народу своему», и так все ясно: «Служение родине и народу Некрасов, как и его предшественники, считает главной задачей поэзии» (9—1969, с. 165); Салтыков стремится к «улучшению народной жизни» (9— 1974, с. 191) — сначала как чиновник, потом как литератор. Достоевский «мучительно, упорно пытался разгадать "тайну народа"» (9—1974, с. 223), верил «в неисчерпаемые духовные силы народа» (9—1969, с. 250).

Народность, заимствованная из критической литературы XIX века, стала важнейшей характеристикой литературного процесса в 1930-е годы благодаря «стадиальной теории» Г.А. Гуковского. Она сразу попала в учебник и заняла важное место в школьной терминологии, поскольку не требовала осмысления. Достаточно было назвать писателя народным, чтобы проявить глубоко марксистское понимание литературы. Определения народности, которые по необходимости давал учебник, получали то идеологическое наполнение, которое требовалось в данный момент. Однако придерживаться единого понимания народности никак не удавалось. В главе о декабристах народность приравнивалась к национальной самобытности. У Пушкина она превратилась в освещение роли народа в истории и обрела тесную связь с «историзмом». В главе «В.Г. Белинский» народность пережила еще одну трансформацию: «Под народностью литературы Белинский понимал служение родине и зарождавшемуся революционно-демократическому движению» (8—1968, с. 331). А чуть дальше выяснялось, что быть народным писателем — значит быть верным действительности. Народность становилась синонимом реализма. В 6-м издании учебника для 8-го класса народность вывели в ряд главных определений, помещенных в самое начало книги. Оттуда школьник выносил ученое соображение о том, что в разные эпохи народность понимается по-разному. Но главное — это смотреть на мир «глазами своего народа» (8—1976, с. 10. Цитируются слова Гоголя о Пушкине). В данном случае «народность» приоткрывает свою архаичность. Понятие народности, весьма актуальное в эпоху Гоголя, восходит к рассуждениям о «национальных характерах», начатых Гердером и его современниками. Советское литературоведение акцептировало «народность» через Белинского и попыталось применить это понятие к современной ситуации, а также к каждому конкретному тексту в качестве положительной характеристики. Возникло следующее определение: «Смотреть на мир "глазами своего народа" — это значит ставить в художественном творчестве проблемы общенародного значения и решать их в свете передовых идей своей эпохи» (8—1976, с. 10). Иными словами, глобально и прогрессивно мыслить. Оставалась одна неясность: почему это свойство по-прежнему именуется «народностью»? Дело было в том, что единое определение народности для школы, в принципе, не требовалось. Народность была нужна как положительная характеристика с неясным значением. В главе о Пушкине, переделанной в этом же, 6-м издании, «народность» продолжила свои «колебания» между «общенародным» и «простонародным»: «Народность понималась до Пушкина как воспроизведение народных обычаев, народных сцен, народного языка. Народными считались мысли и чувства, если они соответствуют национальным интересам. Для Пушкина народными являются только такие мысли и чувства, которые близки демократической массе нации, то есть народу» (8—1976, с. 113).

В интерпретациях конкретных текстов «народность» проявилась в виде нового универсального шаблона. Идея Гуковского о том, что в пушкинском «Борисе Годунове» главным героем можно считать народ, и ранее считалась продуктивной. Учебник конца 1930-х годов использовал этот подход в разборе «Дела Артамоновых». Новый учебник довел идею Гуковского до шаблонности, применяя ее, наподобие трафарета, ко всем произведениям национального масштаба. Народ стал центральным героем «Путешествия из Петербурга в Москву», «Кому на Руси жить хорошо», «Войны и мира», «Петра Первого», «Молодой гвардии».

Наряду с народностью цементирующим раствором для писательского ряда стал «реализм». Если раньше, вслед за Гуковским, считали, что реализм появляется в творчестве Пушкина — в «Борисе Годунове» и «Евгении Онегине», то теперь Пушкин делается основоположником критического реализма, а просто реализм растекается по всей программе и, наряду с народностью, получает функцию знака качества. Зачатки реализма обнаруживаются уже у Фонвизина — в многогранной обрисовке характеров, естественной речи отрицательных персонажей и т.д.: «Все эти особенности пьесы Фонвизина знаменовали собой движение русской литературы конца XVIII века к реализму» (8—1968, с. 49)[7].

Движение заключается в осознании того, что характеры героев зависят от социальной среды. Еще сильнее, по мнению учебника, осознал эту зависимость Радищев: «В обрисовке человеческих характеров Радищев порвал с традициями классицизма. <...> Писатель-революционер в созданных им художественных образах раскрыл зависимость взглядов и поступков человека от социальных условий» (8—1968, с. 60). Теперь уже не Пушкин, а Радищев оказывается «одним из зачинателей критического реализма» (8—1968, с. 61)[8].

Абсолютная зависимость характера от среды получает первую же «брешь» именно в творчестве Пушкина. На образе Татьяны школьный реализм начинает буксовать: «Татьяна выросла в той же среде, что и Ольга. Однако воздействие среды — явление сложное. Среда неоднородна; кроме того, среда иногда вызывает и противодействие развивающейся личности» (8—1968, с. 193). Ничего с этим не сможет поделать и новый текст главы о Пушкине: «Можно только догадываться, почему в одной семье Лариных возникли разные характеры Ольги и Татьяны. Пушкин пишет лишь, что Татьяна "в семье своей родной Казалась девочкой чужой". Развитие ее души совершается в полной зависимости от народной культуры, быта, обычаев и нравов» (8— 1976, с. 147).

С «реализмом» русской литературы связано несколько интерпретационных шаблонов. Во-первых, практически о каждом персонаже обязательно сказано, что он не отвлеченная схема, а живой человек «Оживление» начинается с Чацкого, который как раз слишком схематичен для того, чтобы стать реалистическим характером: «Это живой человек, а не отвлеченный образ положительного героя, никогда не ошибающегося» (8—1968, с. 115). Характерно, что и далее этот шаблон применяется главным образом к схематичным персонажам, например к Рахметову (9—1969, с. 153). Во-вторых, в произведениях, главным героем которых объявляется народ, обязательно выделяются живые лица массы. Герой-народ должен ожить так же, как Чацкий с Рахметовым. Например: «Народ в изображении Радищева — не безликая масса. Каждое действующее лицо "Путешествия" наделено своими отличительными чертами» (8—1968, с. 60). В «Войне и мире»: «Великий писатель представлял себе сотни тысяч людей — творцов истории — не как безликую массу. <...> И Толстой изображает неповторимо своеобразные черты каждого человека» (9—1969, с. 313). Или в «Петре Первом», другого Толстого: «Тема русского народа — одна из важнейших в романе... постепенно Толстой все четче и обстоятельнее раскрывает духовный облик народа, характер человека из народа» (10—1976, с. 249). В-третьих, все большие произведения реализма примеряют на себя шаблон «энциклопедии русской жизни», который и ранее, вслед за Белинским, широко использовался учебником: «Книга Радищева написана в форме путевых записок... Такая композиция книги дала автору возможность широко охватить русскую действительность конца XVIII века» (8—1968, с. 56). И так вплоть до Шолохова (10—1976, с. 285).

Для всех советских авторов принципиальна ориентация на классику. Фадеев ориентируется на традиции Льва Толстого и Горького. Шолохов, Фадеев и Алексей Толстой продолжают жанр эпопеи. Иногда возможна ориентация на классику вообще, ибо соцреализм продолжает дело реализма.

Наконец, единый ряд укрепляется еще и тем, что практически все писатели вступают в отношения «учитель—ученик», «предшественник—последователь» или, на худой конец, «великий писатель — соратник». «Фонвизин явился предшественником Грибоедова и Гоголя» (8—1976, с. 37)[9]; «Радищев явился... предшественником великих русских писателей XIX века» (8—1976, с. 44)[10]; «Петербургские повести положили начало новому, "гоголевскому" направлению в русской литературе. Великий писатель Ф.М. Достоевский утверждал: "Мы все вышли из "Шинели" Гоголя» (8—1968, с. 296). В главе о Добролюбове первый параграф назван «Воскресший Белинский», далее следует параграф «Соратник Чернышевского и Некрасова». Салтыков-Щедрин очень вовремя становится соратником Некрасова — когда тот теряет прежних верных соратников, Чернышевского и Добролюбова. Кроме того, один из первых биографических параграфов о Салтыкове озаглавлен «Ученик Белинского и Петрашевского». Но этого кажется мало, и при первой переработке учебника в главу о Салтыкове добавляют еще один параграф — «Традиции великих русских сатириков в творчестве Щедрина». Помимо «соратника» и «ученика», он становится еще и «последователем» — на сей раз Фонвизина и Гоголя. Выступая разом во всех ипостасях.

Несмотря на небольшие несуразности, писательский ряд оказывается крепок и продуктивен. Он по-прежнему представляет собой стержень, организующий историко-литературный материал. Место того или иного автора в ряду влияет на применяемый к нему набор интерпретаций. Вся информация о писателе, не встраивающаяся в ряд, стирается при переработках и последующих изданиях. Например, из главы о Гоголе в 12-м издании выбросили отдельную главку «Трагедия гения», в которой рассматривались второй том «Мертвых душ» и «Выбранные места из переписки с друзьями». Ее место занял небольшой параграф «Последние годы жизни». Письмо Белинского к Гоголю, пересказывавшееся в прежних изданиях, сократилось до строчки «дал резкую, беспощадную оценку» (8—1982, с. 212). Писатель должен всем своим творчеством «служить народу», должен ненавидеть самодержавие, любить Родину, которая теперь пишется с заглавной буквы — как до революции слово «Бог».

Патриотический ряд помог поместить в школьную программу и в учебник таких поэтов, как А.А. Блок и С.А. Есенин. Творчество Блока свели к теме родины: «В сущности вся его поэзия — о России» (10—1976, с. 97), — и оснастили перечисленными выше патриотическими атрибутами: «В новых произведениях Блока 1910-х годов отражены поиски пути к народу, к постижению судеб Родины. В его творчестве все сильнее проявляется реалистическое начало» (10—1976, с. 97). Кроме того, Блок, как и положено поэту ХХ века, учился у реалистов века девятнадцатого — он просто не сразу понял, кто его подлинный учитель: «Углубление патриотических чувств Блока, несомненно, совершалось под влиянием поэзии Некрасова» (10—1976, с. 98)[11]. Есенин же идеально соответствовал расплывчатому идеалу «народности». Заодно — по схеме, идущей от статей Ленина о Толстом, но уже не применявшейся к самому Толстому, — Есенина сделали выразителем крестьянского сознания: «Прежний, капиталистический город означал для крестьянина экономическое порабощение и произвол властей. Вот почему городской уклад страшил певца крестьянства» (10—1976, с. 118). Но Есенин, как положено, учился у классиков — и стал подлинным поэтом.

Помимо патриотической идеологии, новый учебник активно использовал идеологию «стадиального» учебника (второго по счету), созданного под влиянием Г.А. Гуковского. Послевоенный учебник заменил «стадии» Гуковского ленинскими «этапами освободительного движения». При этом сохранялась изначальная установка Гуковского: литература — главное поле общественной борьбы. Его «-измы» (классицизм — сентиментализм — романтизм — реализм) отошли на второй план, но не исчезли. В новом учебнике они обрели новую жизнь: они стали внутрилитературными, стилистическими характеристиками ленинских этапов. «Борьба» между литературными направлениями, на которой акцентировал внимание Гуковский, затихла.

Определение понятия «литературное направление» предваряло изучение русского классицизма: «Литературное направление характеризуется общностью взглядов писателей какого-либо исторического периода на задачи художественного творчества, на назначение искусства, его роль в общественной жизни. Принадлежность писателя к тому или иному направлению проявляется в характере идеала, в выборе тем, сюжетов, героев, художественных приемов, изобразительных средств языка» (8—1968, с. 26). Главным в этом определении оказывалась «общность» (писатели представали перед учениками как единый коллектив — наподобие школьного класса), а также прямая связь между литературой и задачами общественной жизни. Направление по-прежнему реализовывало себя на уровне тем и персонажей («художественные приемы» и «средства языка» шли на последнем месте), что в 1960-е годы было анахронизмом даже для советской науки, не говоря о мировой. Загадочный «характер идеала» отсылает к литературной критике XIX столетия, указывая на не менявшийся с 1930-х годов базис школьного подхода — статьи Чернышевского и Ленина.

Это определение относится не столько к специфике литературного творчества, сколько к особенностям политической борьбы: романтики и реалисты оказываются чем-то вроде двух политических партий. В дальнейшем романтизм, реанимируя забытую идею Гуковского, разделят на прогрессивный и реакционный — получится что-то вроде партийных фракций. В учебнике 9-го класса «штабами общественной борьбы» окажутся литературные журналы. Ав конце XIX века развернется борьба настоящих политических партий. Теория Гуковского, таким образом, будет актуализирована и модернизирована.

В 9-м классе учебник вспоминал о «противоречиях» между взглядами и творчеством писателя. Теперь они отделяли эстетическую составляющую литературного процесса от политической. Во введении к учебнику выкристаллизовалась следующая формула: великие писатели могли придерживаться каких угодно политических убеждений, но своим реалистическим творчеством они все равно способствовали освободительному движению. Нужную формулировку для этой простой мысли искали до 1986 года. Дело в том, что эта мысль вступала в противоречие с идеей «классовости» в литературе, освященной авторитетом Ленина. В 1-м издании школьнику сообщали: «Далеко не все великие русские писатели сочувствовали революционной борьбе, хотя все они были за коренное переустройство общественных отношений. Необходимо помнить и то, что политические взгляды писателя... еще не определяют полностью значения его творческой деятельности для освободительного движения» (9—1969, с. 6. Выделено в тексте). Это касалось, прежде всего, Гончарова и Тургенева, а также некоторых других писателей, зачисленных учебником в «либералы».

7-е издание нашло более удачную формулировку для «оправдания» либералов:

Мнение писателя о средствах достижения народной свободы очень важно для понимания всей его деятельности, но еще не определяет полностью значение его творчества.

Истинный художник превыше всего в искусстве ценит правду и страстно ищет ее...

Островский, Тургенев, Толстой и другие русские писатели-классики, не стоявшие на революционных позициях, своим творчеством содействовали освободительному движению, воспитывали патриотизм и свободолюбие, ненависть к деспотизму и сочувствие к обездоленным людям труда (9— 1974, с. 9).

В 17-м издании авторы продолжили поиск удачных слов. От процитированного выше куска остался последний абзац. После него учебник напоминал о классовости литературы. Затем шел такой пассаж:

Лучшее в литературе второй половины XIX века несет в себе дух широкого демократического движения, во главе которого стояли революционеры-разночинцы. <...>

Реакционные, антинародные, античеловеческие идеи и стремления никогда не порождали сколько-нибудь значительных литературных произведений. Иначе и быть не может: правда, которую превыше всего ценит истинный художник, — самое острое оружие в борьбе за свободу и социальную справедливость. <... >

Великие русские писатели по-разному смотрели на пути освобождения своей Родины; не все они были сторонниками революционных преобразований, но все отвергали самодержавное тиранство, крепостничество, полицейский произвол, воспитывали своими произведениями любовь к отчизне и родному народу, гуманность, гражданственность — и тем способствовали освободительному движению (9—1986, с. 7—8).

Если при переходе к новому учебнику стояла задача освободить текст от избытка патриотической риторики, то она была выполнена лишь отчасти. Ее место заняла риторика «похвальная», основанная на традициях Гуковского. Писателю приписывался целый ряд идеологических достоинств, нагнетанием которых создавался ореол избранности.

На волне иной риторики вернулись забытые в «патриотические» времена фигуры литературных «вождей», объединявшие литературу и политику. Фонвизин, например, «дал правительству понять, как нужно действовать в отношении жестоких помещиков» (8—1968, с. 50). Грибоедов — прямо как Ленин — понимал оторванность декабристов от народа, несмотря на то что сочувствовал их взглядам. Пушкин, как когда-то у Гуковского, вновь стал «поэтом декабризма»: «Пушкин выразил национальные свободолюбивые идеи своего времени с исключительной художественной силой и глубиной» (8—1976, с. 152—153). В 9-м классе роли распределились еще более четко. Островский оказался идейным вдохновителем Малого театра. Тургенев первым показал читателям фигуры «новых людей». А над либералами-вождями, содействовавшими освободительному движению, поднялись супервожди — Чернышевский и Добролюбов, которые до конца осмыслили и объяснили и Островского, и Тургенева, и Льва Толстого.

В биографиях «великих критиков» вновь проступил комплекс вождизма. Чернышевский предстает в учебнике как выдающийся писатель, крупный ученый, оригинальный философ и профессиональный революционер. При этом он невероятно скромен, обходителен с товарищами, образцово-показателен в любви к Ольге Сократовне — почти герой соцреализма. Но главное в нем — сверхчеловеческая энергия и трудолюбие: «Когда знакомишься с его дневниками этих лет, то диву даешься, как он успевал столько прочитать, продумать, записать. Он неукоснительно выполняет свои студенческие обязанности, но сколько делает сверх того!» (9—1969, с. 122). Добролюбов старается не отставать: «В своих взглядах на искусство Добролюбов — последователь Белинского и Чернышевского. Но он не только ученик великих критиков: поразительно рано, в двадцатилетнем возрасте, Добролюбов уже стал вполне оригинальным ученым и писателем» (9—1969, с. 36).

Однако общий канон освещения жизни и деятельности супервождя начинает «проседать». В тот момент, когда почти все писатели программы, затвердев в едином ряду, перестали «колебаться», колебания начались у Белинского. Учебник нашел нужным подробно изложить эпизод «насильственного примирения» с действительностью. Шаблон моментально меняется: «В.И. Ленин указывал, что мировоззрение Белинского "зависело от настроения крепостных крестьян"» (8—1968, с. 328). Это почти случай Толстого — идеолога «патриархального крестьянства».

Кое-что новый учебник заимствует у самого первого учебника, созданного на основе идей М.Н. Покровского. Во-первых, время от времени акцентируется классовое происхождение изучаемых писателей. Правда, теперь интерес вызывает не обусловленность творчества классовой средой, а напротив, преодоление «классовости» художественной правдой. О Радищеве по старинке говорится, что он сумел «стать выше интересов своего класса» (8—1968, с. 52), сделав революционные выводы из наблюдений над действительностью. Дворянин и либерал Тургенев, изображая «героев времени» — разночинцев, заканчивает свой жизненный путь нигилистом: «Узнав о смерти великого писателя, Александр III воскликнул: « "Одним нигилистом меньше!"» (9—1974, с. 86). Апофеоз преодоления классовой природы — Чехов, который вышел из среды, загубившей множество талантов, но «сумел победить в себе раба» (9— 1969, с. 349). «Переход на позиции» другого класса отныне не актуален; эта формулировка пропадает даже из главы, посвященной творчеству Л.Н. Толстого. Теперь писатель-реалист изначально стоит на нужных позициях — или постепенно выходит на них.

Кроме того, из учебника начала 1930-х годов были перенесены некоторые забытые интерпретационные шаблоны. Лишенные идейного фундамента, они повисли в воздухе. Так, первая глава «Евгения Онегина», как и во времена М.Н. Покровского, иллюстрирует торговые отношения Российской империи с европейскими странами:

После театра герой в своем кабинете готовится к балу. Описание кабинета заслуживает внимания... Еще в XVIII веке просветитель-демократ Н.И. Новиков писал в своем сатирическом журнале «Трутень» о прибытии кораблей из Франции: на них привезены в Петербург предметы роскоши, а «из Петербургского порта на те же корабли грузить будут... наши безделицы, как пеньку, железо, юфть, сало, свечи, полотна и прочее». За 50 лет — от Новикова до Пушкина — характер торговли почти не изменился. И читатель чувствует горечь автора романа за этими, казалось бы, легкими, шутливыми стихами о русской заграничной торговле (8—1968, с. 187).

Но иногда классовый подход вдруг выступает на поверхность, становясь основой трактовки. Например, о раннем творчестве Горького в учебнике 10-го класса говорилось: «Рассказы о босяках отражали новое явление в русской жизни. В 1890-е годы значительно увеличилось число люмпен-пролетариев, безработных, обреченных на нищету и бесправие. Ряд писателей быстро откликнулся на это явление» (10—1976, с. 21). Литература продолжала быть зеркалом общественной жизни; главной заслугой писателя оказывался сам факт отражения новых ее условий.

Эклектизм учебника кажется принципиальным, связанным с процессами, происходившими в советском литературоведении. Например, в работах Г.П. Макогоненко традиции Г.А. Гуковского тесно переплетаются с «патриотической» традицией. Важность XVIII века для развития всей русской литературы, показанная Гуковским, подчеркивается и у Макогоненко, но к центральной (для концепции Гуковского) фигуре Радищева добавляется Ломоносов, важнейшая фигура в послевоенных патриотических интерпретациях:

Поэтическое наследие Радищева количественно не велико, но вклад Радищева-поэта огромен: он — зачинатель русской революционной поэзии, ее основоположник. Традиция гражданской поэзии, созданная Ломоносовым, была им подхвачена, с новой силой развита. Радищев определил темы, содержание, стиль русской революционной поэзии на долгие десятилетия. Он первый создал образцы истинно высокого стиха, вложив в понятие высокость гражданский политический смысл. Высокие мысли и чувства — это мысли и чувства человека, живущего интересами родины и народа, познавшего великое счастье служения свободе, жаждущего подвига и борьбы за это будущее... Именно это радищевское начало в поэзии было усвоено декабристами и Пушкиным... (Макогоненко 1957, с. 361—362)

В основе литературного процесса у Макогоненко, как и у Гуковского, — «литературная борьба». Однако понимается она исключительно как борьба политическая. Сентиментализм подается как проправительственное течение, которое воспевало Екатерину. Ему противопоставлена просветительская литература в лице Новикова и Фонвизина, ставших провозвестниками реализма в русской литературе. С одной стороны, Макогоненко исправляет Гуковского в духе ленинских «этапов освободительной борьбы»: если реализм соответствует буржуазной экономической формации, то и возникнуть он должен в момент первых антифеодальных выступлений. С другой стороны, получается, что русское освободительное движение ничуть не отстает от французского, а русская литература в плане реализма даже опережает французскую литературу. Это уже — отзвуки борьбы с «безродными космополитами».

Похожую идеологическую контаминацию находим и в «программной» монографии «Национальное своеобразие русской литературы» (1964), написанной Б.И. Бурсовым, крупнейшей фигурой советского литературоведения и редактором учебника для 9-го класса. «Национальное своеобразие» в первой же главе обращается во «всемирность» и «всечеловечность»: «Россия издавна представляла собой все человечество полнее и глубже, чем любая другая страна мира. Она никогда не была ни собственно Западом, ни собственно Востоком» (Бурсов 1964, с. 30—31). С одной стороны, использована идея времен ждановского патриотизма «русское — это мировое». С другой, в доказательство приводится евразийская мифологема, восходящая к построениям символизма. Другое доказательство актуализирует послевоенную патриотическую риторику: Россия — самая передовая страна мира, ибо ей суждено было первой построить социализм. Русская литература полнее и глубже всех прочих литератур, потому что всем своим развитием предопределила социализм. Литературы мира следует оценивать не с точки зрения собственно литературы, а с точки зрения идей, которые в них выражены: «Национальное и мировое значение литературных памятников и целых литератур зависит не только от их художественного уровня, но и от источников, которыми они порождены, от идеалов, которые в них проповедуются» (Бурсов 1964, с. 42— 43. Выделено мною. — Е.П.).

Описываются эти идеалы при помощи обтекаемых риторических конструкций, в которых легко смешиваются русский национальный характер, мечта о социальном равенстве и морализм. Например: «Характеристика положительного и отрицательного в русском национальном характере оборачивалась у Гоголя характеристикой противоположности социального бытия и социальных устремлений порабощенного большинства и господствующего меньшинства. В известных границах морализм Гоголя не только не снижал социально-критического пафоса русского реализма, но и поднимал его до уровня, которого он прежде никогда не достигал» (Бурсов 1964, с. 157).

Этот идейный эклектизм, характерный для всей брежневской эпохи, проявляется и в последнем советском учебнике. В трактовке того или иного текста авторы не готовы пожертвовать ни одной интерпретацией. Если та или иная интерпретация кажется им недостаточной, они добавляют к ней и вторую, и третью. Показателен разбор чеховского «Вишневого сада». Эта пьеса по-прежнему (от «стадиального учебника» конца 1930-х годов) имеет главной темой разорение дворянства и выход на историческую сцену буржуазии. Помимо этого, «Вишневый сад» — пьеса о родине (интерпретационный шаблон сталинской эпохи). А еще (новый интерпретационный шаблон) — о пороке паразитизма. Кроме того, Чехову передается важное свойство писателей-вождей — дар предвидения, предощущения «светлого будущего»:

«Вишневый сад» называют пьесой о закате поместно-дворянской жизни. Это верно. Но здесь лишь часть правды, и если ограничиться ею, о пьесе может сложиться одностороннее представление. Сама по себе тема дворянского оскудения не только не волнует сегодняшних читателей Чехова — она была малоактуальной и в канун революции 1905 года. <...>

«Вишневый сад» — прежде всего пьеса о родине, о мнимых и подлинных хозяевах русской земли, о близком обновлении России.

Это сатирическая комедия, очень тонко, но неотразимо обличающая паразитизм, порок необычайно цепкий и живучий. И вместе с тем это лирическая комедия: личность автора, с его душевной болью за гибель лучшего в человеке, с его ясным предчувствием счастья и горячим призывом работать ради него, незримо присутствует в каждой сцене пьесы (9—1969, с. 402).

На протяжении нескольких десятилетий из Чехова, обличителя пошлости, тоскующего по подлинной жизни, делали Горького, провозвестника социализма. Последний учебник довел этот процесс до конца — раздел о последних годах и смерти Чехова озаглавлен: «Мы живем накануне величайшего торжества».

Эклектика сыграла едва ли не основную роль в имитации научности и объективности. В то же время именно она окончательно дискредитировала учебник по литературе. Литература более не имела идейного единства, обеспечивавшегося в прошлом отсылкой к той или иной истории (история общественных идей, история политической борьбы, история революционной мысли и пр.). Теперь литература представляла собой набор тем и персоналий. Таким образом, изучение литературы превращалось в повторение общих мест.

Среди общих мест, заполнивших текст учебника, доминируют дидактизм и морализаторство. В словосочетании «идейное воспитание» «идея» уступала «воспитанию». Этому способствовал «доверительный» стиль изложения, возникший из дозированного демократизма оттепели. Учебник заговорил не на языке (идеологизированной) науки, а на языке журнала «Литература в школе» — жаргоне методистов и педагогов.

Например, в учебнике 8-го класса нетрудно разглядеть литературных персонажей, с которых надо брать пример, и тех, кому подражать не следует. Чацкий — это (почти советский) «передовой, свободолюбивый человек» (8— 1968, с. 122), образец суждений и поведения:

Так, во взглядах на общественные порядки, на воспитание и образование [! — Е.П.], гражданский долг и службу, национальную культуру, в отношении к людям, в понимании цели и смысла жизни Чацкий противостоит обществу невежд и крепостников.

Сплетни, клевета — вот испытанное орудие борьбы этого общества с такими людьми, как Чацкий. Меткое, свободное, пламенное слово — оружие Чацкого (8—1968, с. 123).

По сути, перед нами модернизированная характеристика героя, на протяжении нескольких десятилетий служившая основой для самостоятельных работ и каркасом сочинений. На волне ухода от «засушенных» программ и «оживления» уроков литературы от характеристик отказались. Однако «оживление» заставляло воспринимать героя произведения взаправду существующим человеком. Характеристики незаметно вернулись в текст нового учебника. Но если раньше они строились на отношении к персонажу как к товарищу по классу, то теперь герой представал перед школьником умным наставником.

Сначала персонаж, а потом и писатель одеваются в костюм педагога — начинают поучать и подталкивать на верную дорогу. Например, учебник сообщает, что образ Базарова заставлял задуматься над своей собственной жизнью многие поколения читателей. Следовательно, должен сравнить себя с Базаровым и читающий эти слова ученик (а сравнив, быть как Базаров). Тому же самому, по сути, учит и лично Тургенев: «Все повествование в тургеневских романах подчинено высоким и благородным мыслям о человеке, о его месте в жизни, его роли в обществе, его судьбе» (9—1974, с. 107).

История духовных исканий Андрея Болконского и Пьера Безухова пересказана в параграфе под заглавием «Быть вполне хорошим». По-видимому, сводящий скулы дидактизм смутил и самих авторов: в 7-м издании параграф был значительно сокращен, а в 15-м издании снят совсем. Однако цитата осталась. В следующий параграф, «Путь князя Андрея», перешла фраза: «"Он так всеми силами души всегда искал одного: быть вполне хорошим..." — эти слова Пьера, сказанные об Андрее Болконском, относятся к ним обоим» (9—1982, с. 288). Искание смысла жизни учебник свел к школьной оценке по поведению.

Есть и образцы плохого поведения. Например, советскому ребенку нельзя расти самодуром. Слово, заимствованное из купеческой речи, характерно для индивидуального языка А.Н. Островского и описывает купеческую среду середины XIX века. Для учебника это слово вполне современно, ибо клеймит один из видов антиобщественного поведения — индивидуализм.

Рассказывая о пьесе Островского «Свои люди — сочтемся!», первое издание формулировало относительно нейтрально: «Самсон Силыч Большов был самодуром, деспотом, не знавшим "никакого удержу"» (9—1969, с. 42). В 7-м издании посчитали необходимым развернуть характеристику самодурства. Заодно «самодур» стал вполне живым, актуальным понятием: «Самсон Силыч — типичный самодур. Комедия показывает, как вырастают самодуры» (9—1974, с. 47). Настоящее время глагола «вырастают» указывает на то, что самодуры нередко встречаются и сегодня. Школьнику предлагают заглянуть в себя поглубже и проверить, не самодур ли он.

Осуждая Иудушку Головлева, авторы учебника так увлеклись, что совсем забыли о финале романа (впрочем, клеймить Иудушку без всяких оговорок следовало и по ленинско-сталинской традиции, идущей от прежних учебников. Подбирая все интерпретации, новый учебник не обошел и эту). Теперь, правда, Иудушку сравнивали не с Троцким, а с буржуазной прессой: «Предательство, хищничество, холодный расчет, отсутствие живых человеческих чувств — вот пороки головлевского рода, сполна унаследованные Иудушкой. Пороки эти типичны для общества, где человек человеку волк... для любого эксплуататорского класса. <...> Потоки лицемерной лжи захлестывали страницы реакционных газет, воспевавших русское самодержавие» (9—1969, с. 236—237). Вспомнили о раскаянии героя только в 7-м издании. В текст главы ввели параграф «Ужасная правда осветила его совесть», в котором указали справедливости ради: Порфирий Головлев осознал, что уморил маменьку.

Историко-литературная точка зрения постепенно перестает быть основной. Произведение школьной программы должно быть в первую очередь поучительно, должно воспитывать те или иные свойства характера. «Гроза», к примеру, — чувство собственного достоинства. Если в первых изданиях учебника Катерина стремилась к «настоящей, человеческой жизни» (9—1969, с. 66), то потом картина поменялась. Оказалось, что основа драматургического конфликта — пробуждение человеческого достоинства у Катерины: «В "Грозе" конфликт не сводится к истории трагической любви Катерины и Бориса. Сама эта история отражает типические конфликты эпохи 60-х годов: борьбу между отживающей моралью самодуров и их безответных жертв и новой моралью людей, в душе которых пробуждается чувство человеческого достоинства» (9—1982, с. 58). На заре перестройки, в 17-м издании, авторы сделали человеческое достоинство главным в пьесе:

Каков же основной конфликт в «Грозе»?

Может быть, это противоречие между самодурством и приниженностью? Нет. В пьесе превосходно показано, что насилие поддерживается покорностью: робость Тихона, безответность Бориса, терпеливая деликатность Кулигина словно бы придают духу Кабанихе и Дикому...

Острое, непримиримое противоречие возникает в «Грозе» тогда, когда среди придавленных тиранством, среди тоскующих, холопствующих, хитрящих является человек, наделенный гордостью, чувством собственного достоинства, не способный смириться с жизнью в рабстве даже перед лицом смерти» (9—1986, с. 48).

Поэзия Некрасова, как положено, учит быть гражданином, роман «Что делать?» — воспитанию силы воли, «Война и мир» — единству с народом и историей своей страны. Советская литература еще более поучительна. Герои романа «Мать» ощущают тесную связь со своим классом, «Как закалялась сталь» дает образ «положительно прекрасного человека» (в 6-м издании для характеристики Павки Корчагина используется цитата из Достоевского), «Судьба человека» демонстрирует «естественность героизма» (10—1976, с. 296).

Не менее важна демонстрация примеров антиобщественного поведения, опаснейшим из которых оказывается индивидуализм (противостоящий ему коллективизм, пожалуй, — единственная школьная идеологема, сохранившаяся в неприкосновенности с двадцатых—тридцатых годов). Ярким примером индивидуализма для 8-го класса стали герои Лермонтова. Евгений Арбенин не смог подняться над воспитавшим его обществом и преодолеть индивидуализм; «бунт Демона лишен общественного содержания» (8—1968, с. 230). Автор, совпадающий во мнениях со своими положительными героями, выступает по отношению к отрицательным в роли идейного судьи: «Поэт судит гордого одиночку... — судит с передовых общественных позиций своего времени, с позиций подлинного гуманизма» (8—1968, с. 230). А в «Герое нашего времени», уже «реалистическими средствами письма» (8—1968, с. 270), Лермонтов «выносит приговор молодому поколению 30-х годов» (8— 1968, с. 273).

В 9-м классе «индивидуалистический бунт» показывали на примере Раскольникова. «Добрый тиран», который изменит жизнь людей в лучшую сторону, — это буржуазная демагогия. Достоевский, как и Лермонтов, критикует индивидуалиста, только не видит различия между насилием Раскольникова и революционным насилием. В 10-м классе примеров индивидуализма становилось больше. Одно из заданий соцреализма — изображение эгоистов-индивидуалистов, неспособных влиться в здоровый советский коллектив. На примере Мечика («Разгром») школа предупреждала советских детей: давите эгоизм в себе! Сегодня ты эгоист, а завтра предатель!

Важной частью морального воспитания была антирелигиозная пропаганда: «Религиозность Катерины — это не ханжество, не темное изуверство Кабанихи, а скорее детская вера в волшебные сказки. Катерину... привлекает в религии ее эстетическая сторона... Но религия таит в себе великое зло. Религиозные предрассудки заставляют молодую женщину воспринимать светлое человеческое чувство любви как наваждение, соблазн, смертный грех» (9—1969, с. 66)[12]. В сцене смерти князя Андрея несколько риторических вопросов придавали вполне ясному тексту идеологическую «неясность»: «Что хотел показать Толстой: новый, высший этап духовного развития героя, перед которым открылась какая-то великая тайна, или внутренний мир человека, перед лицом смерти испытавшего "отчужденность от всего мирского"?» (9— 1969, с. 326). Религиозно-неправильное стихотворение Лермонтова учебник подвергает легкой редактуре: вычеркивается последняя строчка из «Когда волнуется желтеющая нива...». Ненужное слово «Бога» пропадает, а философская лирика превращается в пейзажную.

Показательно стремление вычеркнуть ненужную часть текста (точно так же методисты-интерпретаторы поступили с ненужным им финалом «Господ Головлевых»). Если учебник 1930-х годов стремился объяснить любое литературное явление с точки зрения марксистской идеи, — и не боялся при этом даже «Бесов» Достоевского, — то учебник 1970-х предпочитает промолчать, скрыть лишнее.

Начав поучать, учебник не мог остановиться. Литературные персонажи, помимо прочего, стали поводом для обучения дружбе и любви. В разборе «Отцов и детей» череда риторических вопросов подводила школьника к верному ответу на вопрос, что такое настоящая советская дружба: «Можно ли взаимоотношения Аркадия и Базарова назвать настоящей дружбой? Может ли дружба быть без глубокого взаимопонимания, может ли она быть основана на подражании одного другому, на слепом преклонении?» (9—1969, с. 111).

С любовью было сложнее. Романы Тургенева — удачный материал для обсуждения любви[13]. Но в школьную программу попало самое неудобное в этом плане произведение. Пришлось длинно объяснять, почему Базаров относится к женщине не так, как положено советскому человеку:

Его взгляды на женщину, на любовь иногда называют циничными. Так ли это на самом деле? В его отношении, например, к Фенечке больше человечности и уважения, чем в нелепой страсти к ней Павла Петровича. <...>

Его первые слова об Одинцовой грубы. Но эту грубость, вызванную более всего отвращением к «красивым» словам, не следует путать с цинизмом и пошлостью (такую ошибку нередко допускают при неглубоком чтении романа) (9—1969, с. 112).

Оказывается, Базаров просто стесняется — как герой соцреалистических фильмов. Он говорит циничные слова — зато на деле уважает Фенечку. Для убедительности учебник клеймит всех персонажей, любящих по-другому, — особенно достается Павлу Петровичу: у человека либеральных убеждений любовь не может быть высокой (нужды нет, что любовь Павла Петровича очень похожа на воспетую почти тут же любовь Тургенева к Полине Виардо): «Унизительной и бесплодной была романтическая любовь Павла Петровича к княгине Р. Легким сентиментальным увлечением было чувство Аркадия к Одинцовой, любовь же его к Кате — едва ли не результат только подчинения слабой натуры более сильной. А отношения братьев Кирсановых к Фенечке?» (9—1969, с. 111—112).

По-настоящему правильной любви учит десятиклассников Павка Корчагин: «Но никогда Павел Корчагин не противопоставлял любовь и революцию. Он поверял любовь революцией» (10—1976, с. 226). В 6-м издании тема любви связала героя Н. Островского чуть ли не со всей предшествующей литературой: «Интимное чувство Павла Корчагина столь же щедро, сколь чисто и бескомпромиссно, как, предположим, у Андрея Болконского или у лирического героя С. Есенина и А. Блока. И дело здесь не в сходстве черт, не в общем совпадении настроений и поступков, а в родственности эмоциональной атмосферы, в благородстве чувств» (10—1981, с. 209). Налицо методика «эмоционального изучения» произведения, позволяющая сравнивать все со всем. Отсутствие «общих черт» нисколько не мешает сравнению.

Изучение литературы приобретает оттенок сентиментальности, которая теперь воспринимается как оборотная сторона литературы: к серьезной стороне относится общественно-политическое содержание, к сентиментальной — образчики культуры чувств. Этот момент зафиксирован и в системе основных определений, с 6-го издания открывавших учебник для 8-го класса: «Эстетические эмоции, вызываемые художественным произведением, способствуют восприятию общественных идей не только умом, но и сердцем... » (8—1976, с. 7). Учебник стимулирует такое восприятие произведения; тут снова помогает доверительный стиль изложения:

Молодой скульптор Шубин и будущий ученый Берсенев беседуют о природе, о любви, о смысле жизни и о счастье...

«<...> — А ты знаешь такие слова, которые соединяют?..

— Да хоть бы искусство... родина, наука, свобода, справедливость.

— А любовь? — спросил Шубин...»

В этот спор приятелей могли бы включиться и мы. Ведь они поднимают вопросы, над которыми думают каждый юноша, каждая девушка, вступающие в жизнь, над которыми думали и главные герои романа, в особенности Елена(9—1969, с. 91).

Начав с любовной темы, сентиментальность начинает захватывать соседние плацдармы — например, проникает в патриотический ряд, окрашивая соответствующим образом отношения «учитель—ученик», «предшественник— последователь», «друг—соратник». Писатели сохраняют верность до гроба своим учителям. Соратников поддерживают до последнего вздоха. Предшественников почитают, как родных отцов. Например, Салтыков-Щедрин: «Благоговейное отношение к создателю "Мертвых душ" писатель сохранил до конца жизни» (9—1969, с. 225). Александр Островский стал «другом и наставником» (9—1974, с. 56) актерам Малого театра. Твардовский писал о Пушкине, «выражая свою сыновнюю любовь к великому поэту России» (8—1976, с. 155). В этом контексте практически любое указание на литературное взаимодействие приобретало сентиментальный оттенок: «Оставшись один, без Добролюбова и Чернышевского, во главе опального журнала, Некрасов не сложил оружия. Верным его соратником продолжал быть Салтыков-Щедрин» (9—1969, с. 171).

Морализаторство, в свою очередь, тоже захватывало новые территории — те, с которых отступала идеология. Показателен анализ романа «Разгром». В эпоху вульгарной социологии главным в фадеевском тексте был вопрос классового происхождения героев: интеллигент Мечик не смог влиться в коллектив и превращался в предателя, пролетарий Морозка, несмотря на мелкие недоразумения, становился красным героем. В «эпоху патриотизма» трактовку определяла защита родины от интервентов и приравненных к ним белых. Новый учебник вобрал и то и другое, но теперь во главе угла — оказалась нравственность: «Фадеев сопоставил рядового пролетария, отсталого в культурном отношении, с интеллигентом. И тем не менее Морозка проявил себя более нравственным человеком по сравнению с индивидуалистом Мечиком» (10—1976, с. 185).

Сентиментальность, моралистическое «воспитание чувств» предстает мировоззренческой категорией. Это новая призма, пришедшая на смену патриотизму; через нее рассматривается теперь весь литературный процесс. Например, при анализе «Евгения Онегина»:

Роман Пушкина не ограничен рамками одной, хотя и очень важной, социально-исторической проблемы. В нем поэтически освещен целый круг вопросов жизни, моральных и эстетических, волнующих и людей нашего времени. Перечитывая страницы «Евгения Онегина», мы думаем о человеческих характерах и отношениях: о любви и дружбе, о верности и измене, о связи сменяющих друг друга поколений, о глубине и мелкости чувств, порядочности, честности и лжи, беспринципности (8—1968, с. 204).

Или в разделе итоговой главы, посвященной мировому значению русской литературы, где говорилось о теме «маленького человека»: «Сочувствие этому простому человеку — одно из ярких выражений гуманизма лучших писателей прошлого...» (9—1969, с. 418). При переработке сентиментальность пассажа усилили другим эпитетом: «Сочувствие этому беззащитному человеку...» (9—1974, с. 360). Писательский ряд, проливающий горькие слезы над судьбой простого народа, стал воплощением брежневского учебника.

Сентиментальность, помноженная на морализм, привела к полной победе «наивного реализма», борьбу с которым вел на заре советской методики Г.А. Гуковский. В дальнейшем «наивный реализм», отрицаемый на словах, многократно применялся на деле, особенно в разборах советской литературы. Новый учебник окончательно встал на детскую точку зрения. В нем всерьез обсуждается, любит автор своих героев или не любит, хвалит или порицает. Например, о героях Толстого: «Ни у кого из читателей не возникает сомнения, любит или не любит Толстой Пьера или Наташу, Элен или Берга» (9— 1969, с. 314). Или: «Любуясь своей героиней [Наташей Ростовой. — Е.П.], Толстой особенно ценит в ней "простоту, добро и правду"...» (9—1969, с. 316). Слово «идеал», закрепившееся за Татьяной Лариной, заиграло новыми красками. Любому школьнику становилось ясно, что Наталья Гончарова по многим показателям существенно уступала Татьяне)[14].

Нелюбовь автора к персонажу может подаваться объективно-аналитически: «Моральное лицо Фамусова приоткрывается в сценах с Лизой. В последующих эпизодах Фамусов высказывает свое мнение о книгах, о службе. Из разговора Софьи с Лизой мы узнаем, что Фамусов... ценит в людях лишь чины и богатство, да и сам он говорит Софье, что бедный человек не может быть ее мужем. Все это уже создает определенное представление о Фамусове» (8—1968, с. 116). В 6-м издании первое предложение сняли, решив, наверное, не учить школьников плохому. И так ясно, что автору Фамусов не нравится. Иногда же формулировали напрямую: «До сих пор ведутся споры о том, как Тургенев относится к Базарову. Но вряд ли у кого-нибудь возникает сомнение насчет того, как писатель расценивает "отцов"» (9—1974, с. 96).

Показательно, что если учебник упоминает литературоведческие споры, то это споры о том, как автор оценивает свой персонаж. Научность и неоднозначность трактовок, с которых начинался новый учебник, свелись к досужей методической болтовне. То же самое видим в истории Наташи Ростовой — толстовского «идеала»: «Изображение Наташи-матери в финале романа доныне вызывает споры. Читателей подчас огорчает произошедшая с нею перемена» (9—1969, с. 320). О чем тут спорить? О том, что хорошо бы поправить Толстого и переписать финал? Предмет для научного спора отсутствует (как отсутствует он и в случае с Базаровым). В результате у школьника складывалось снисходительное отношение к науке о литературе: что это за наука такая, если вся ее функция — изучать биографии писателей и выяснять, следовало ли рожать Наташе Ростовой?

Сочувствие «хорошим» героям (не прототипам, а именно придуманным «образам») могло стать инструментом оправдания не слишком советского автора. Например, эволюция творчества Чехова описана в учебнике следующим образом: «В его рассказах все чаще появляются образы простых тружеников, которым автор глубоко сочувствует» (9—1969, с. 356). Революционный же автор сочувствует обездоленным «образам» по обязанности. Некрасов под сентиментальным углом зрения оказался столпом сочувствия простому народу: «Сторонники "чистого искусства"... поучали поэта: "Брось воспевать любовь ямщиков, огородников и всю деревенщину". Однако поэт твердо стоял на своем: "Так как мне выпало на долю с детства видеть страдания русских мужиков от холода, голода и всяких жестокостей, то мотивы для моих стихов я беру из их среды..."» (9—1974, с. 152).

«Наивный» реализм достигал апогея в 10-м классе, с началом изучения советской литературы. Павел Корчагин, как и в «патриотическом» учебнике, оживал на фронтах Великой Отечественной войны, в труде советских людей, в борьбе за свободу капиталистических стран. Ему по-прежнему писали письма, адресованные в музеи Н. Островского[15]. Однако, в отличие от прошлых лет, Павка повернулся лицом к быту: продолжая быть образцом советского поведения, он стал не столько героем, сколько обычным человеком. В параграфе «Положительный герой в советской литературе» учебник прямо называл «идеалом» вождя, не отделяя реального человека от литературных персонажей: «Наша эпоха дает примеры осуществления идеала. Таким является для нас прежде всего личность великого Ленина...» (10—1976, с. 233)[16]. Ленин оказывался великим на бытовом, школьном уровне — как человек, который всегда поступал правильно и нравственно. Следуя наивному реализму, школа медленно уходила от реализма социалистического: герой-народ, герой- класс, герой-партия («партия и Ленин — близнецы-братья») становились в учебнике «живыми людьми», теряя аллегорическую составляющую.

Особенно трудно давались школе персонажи аллегорического типа, не имеющие отношения к социалистическому реализму. Учебник разрывался между соцреалистическим и наивно-реалистическим шаблонами, не зная, какой из них подходит лучше. Например, в случае с блоковской Незнакомкой: «"Незнакомка" — произведение о силе творческой фантазии, преображающей мир. Поэт говорит: "истина в вине", но его "вино" не сродни тому, которым глушат себя "пьяницы с глазами кроликов". Речь идет о духовном преображении сознания, позволяющем увидеть мир необычным и прекрасным. В этом смысле образ Незнакомки можно рассматривать как развитие образа Прекрасной Дамы. Но возникает он в мире кричащих противоречий» (10—1976, с. 96). Еще интереснее поступает учебник со стихотворением «На железной дороге»:

В нем передан трагизм юности, не находящей пути в жизни. «Пустынные глаза вагонов» мертвят молодость девушки, с жадной надеждой вглядывающейся в пролетающие мимо глаза поездов. Ее молодость оказалась «бесполезной», мечты — «пустыми», потому что жизнь не дала ей счастья.

<... > И тем более многозначительной оказывается рядом с девушкой фигура жандарма — символ леденящей силы самодержавия...» (10—1976, с. 97).

Интерпретатор, по-видимому, пропустил первые две строки и не понял, что девушка, лежащая «под насыпью, во рву некошеном» и смотрящая «как живая», мертва. Он дотошно развивает тему несчастной жизни, которой обречены все в царской России (жандарм, стоящий рядом с телом, удивительным образом оказывается символом удушающего режима); выясняется, что девушка с надеждой смотрит в окна поездов. Забавно, что эта явная ошибка сохранится во всех изданиях учебника (только фразу о жандарме в 6-м издании уберут как слишком тенденциозную.) Интерпретатору не нужны ассоциации с Анной Карениной, не нужны и интертекстуальные связи с другими стихотворениями цикла «Родина». Ему нужен «живой человек» — даже если он мертвый.

«Наивный реализм» вкупе с сентиментальностью и морализаторством уводил литературу от идеологических задач. Поскольку учебник использовал сразу несколько идеологических доктрин, строго-идеологическая интерпретация текста перестала быть обязательной. Вместо универсального цементного раствора «противоречий и противоречивости», использовавшегося в 1930— 1950-е годы, стали применять менее прочный раствор под названием «Споры не утихают до сих пор». Признавалось, что на целый ряд вопросов учебник не может дать однозначного ответа.

Лишенный идейного стержня и заполненный пересказом, он напоминал тягучее желе. В этом обстоятельстве — секрет его долгой жизни. Особенно устойчивым оказался учебник для 9-го (начиная с 1989 года — 10-го) класса, рассказывающий о русской литературе второй половины XIX века. Он пережил 1991 год и неоднократно переиздавался в 1990-е годы. Постепенно утрачивая откровенно идеологические пассажи — наряду с явными ошибками[17],— учебник успешно притворялся научным и свободным от идеологии. Подвергаясь с каждым переизданием значительным сокращениям, он только выигрывал от этого.

Инерция этого учебника ощутима и сегодня. Новые учебники, создававшиеся после 1991 года, так или иначе ориентировались на предшественника: сначала в задачах нравственного воспитания и комментированного чтения, затем, в 2000-е, в новопатриотическом воспитании и поддержании «духовности» (антирелигиозная пропаганда при этом сменилась религиозной, но основы трактовок, что характерно, остались неизменными).

Школа по-прежнему не знает, зачем изучать литературу. Вопрос, поставленный в эпоху оттепели, до сих пор не получил ответа. После крушения советской идеологии литература перестала быть главным идеологическим предметом. При этом нового важного для школы значения она не приобрела. Если в советской школе литература шла предметом № 1 (наряду с математикой), то в нынешней российской школе ее место где-то среди предметов второго ряда (вроде географии и химии). Методисты и учителя не только не придумали за двадцать с лишним лет новой концепции своего предмета, но даже не поставили перед собой такой задачи. Ответ на вопрос, зачем изучать литературу, либо кажется очевидным, либо сводится к традиционным ответам образца 1960-х годов. Среди учителей и методистов много сторонников «эмоционализма»: литературное произведение, как и в оттепель, представляет собой полигон для «отработки» чувств и переживаний учащихся. Есть сторонники «эстетического воспитания»: для них литература представляет единый пакет с представленной крайне поверхностно МХК (мировой художественной культурой). Возможны модификации «эстетического воспитания»: литература, например, рассматривается как обучение художественному письму (creative writing). Постоянно слышны голоса, твердящие о воспитательном значении литературы — в том примитивно-дидактическом смысле, что «кто читает Толстого, тот не употребляет наркотики в подворотнях». И более ничего. Даже возродившееся в 2000-е годы патриотическое воспитание словесники упустили: его передали большей частью преподавателям истории. Это творческое бесплодие педагогической мысли на первый взгляд поражает.

Однако ничего поразительного в этом нет. Педагогическая система современной России — слегка модифицированная советская система. На протяжении многих десятилетий формировалась армия методистов, целью которой было придумывать творческие приемы для проведения той или иной идеи, спущенной сверху. В формировании идей методисты не участвовали. Учитель же оказывался вдвойне подчиненным существом: его готовили для выполнения указаний методистов. Таким образом, вся система школьной педагогики опиралась на тактику, оставляя стратегию товарищам из ЦК. Передача школьного учебника в руки педагогов и методистов (учебники 1930-х годов писали университетские профессора и ведущие ученые-литературоведы) совпала с общим обветшанием советской идеологии.

Думается, откажись школа от брежневского (подлатанного в перестройку) учебника в 1991 году, сразу и бесповоротно, сегодняшняя идеологическая ситуация была бы совершенно иной. Но идеология из этого учебника не выпирала, трактовки казались здравыми и даже академичными, и учебник оставили до лучших времен. Почти двадцать лет школа продолжала давать примерно те же оценки писателям и текстам. Только к концу 2000-х годов стали появляться новые учебники, ориентированные на серьезное, научное изучение литературы («линейка» учебников издательства «Академия» под редакцией И.Н. Сухих). Теперь же снова — как когда-то, из правительственных сфер — раздаются голоса о «единой концепции» школьной литературы, выборе нужных произведений и правильных трактовках отобранных текстов. Только если раньше речь шла о воспитании настоящего советского человека, то теперь (с небольшим смещением оценок) при помощи литературы собираются воспитывать российских патриотов и «правильно мыслящих» граждан своей страны. Если в 1970-е годы в «не совсем наши» попадали Блок и Есенин, то теперь — Некрасов (Николай; неизвестно, как предполагается поступить с Виктором), Белинский и Булгаков (Михаил). Удивительное единодушие с советскими методистами сохранилось только по отношению к Салтыкову-Щедрину: он был потенциально опасным и для советских чиновников, и для сегодняшних[18].

К сожалению, школа за двадцать лет не смогла объяснить ни новой власти, ни своим ученикам, что литература — не инструмент воспитания, а, наряду с языком, важнейшая составляющая национальной идентичности, что из «русскости» (российскости) нельзя выкинуть ни Михаила Булгакова, ни Константина Победоносцева, а если что-то выкинуть, то мы вечно, как в советском анекдоте, будем двигаться в светлое будущее «на растопырках».

ЛИТЕРАТУРА

8—1939 — Поспелов Н, Шаблиовский П. Русская литература: Учебник для VIII класса средней школы. М.: Гос. уч.-пед. изд-во Наркомпроса РСФСР, 1939. [Общее руководство: проф. Н.Л. Бродский.]

8—1968 — Русская литература: Учебное пособие для 8 класса средней школы / Под ред. Н.И. Громова. М., 1968. [Авторы: Семенова Н.К., Спицына Н.А., Лахостский К.П., Громов Н.И.]

8—1976 — Русская литература: Учебник для 8 класса средней школы / Под ред. Н.И. Громова. 6-е изд., перераб. М., 1976. [Авторы: Семенова Н.К., Спицына Н.А., Коровин В.И., Громов Н.И.]

8—1977 — Русская литература: Учебник для 8 класса средней школы / Под ред. Н.И. Громова. 7-е изд. М.: Просвещение, 1977. [Авторы: Семенова Н.К., Спицы- на Н.А., Коровин В.И., Громов Н.И.]

8—1982 — Русская литература: Учебник для 8 класса средней школы / Под ред. Н.И. Громова. 12-е изд., дораб. М., 1982.

9&mdash1969 — Русская литература: Учебное пособие для 9 класса средней школы / Под ред. проф. Б.И. Бурсова. М.: Просвещение, 1969. [Авторы: Качурин М.Г., Мотоль- ская Д.К., Шнеерсон М.А.]

9—1974 — Русская литература: Учебник для 9 класса средней школы / Под ред. Б.И. Бурсова. 7-е изд., испр. и доп. М.: Просвещение, 1974. [Авторы: Качурин М.Г., Мотольская Д.К., Шнеерсон М.А.]

9—1982 — Качурин М.Г., Мотольская Д.К. Русская литература: Учебник для 9 класса средней школы. 15-е изд., дораб. М.: Просвещение, 1982.

9—1986 — Качурин М.Г., Мотольская Д.К. Русская литература: Учебник для 9 класса средней школы / Под ред. проф. Н.Н. Скатова. 17-е изд., дораб. М.: Просвещение, 1986.

10—1976 — Русская советская литература / Под ред. проф. В.А. Ковалева. М.: Просвещение, 1976. [Авторы: Бузник В.В., Бушмин А.С., Грознова Н.А., Выходцев П.С., Ершов Л.Ф., Ковалев В.А., Муратова К.Д., Павловский А.И., Тимофеева В.В., Хватов А.И., Шошин В.А., Шурыгина Т.С.]

10—1981 — Русская советская литература: Учебник для 10 класса / Под ред. проф. В.А. Ковалева. 6-е изд., перераб. М.: Просвещение, 1981.

Бурсов 1964 — Бурсов Б.И. Национальное своеобразие русской литературы. М.; Л.: Сов. писатель, 1964.

Макогоненко 1957 — Макогоненко Г.П. Радищев и его время. М.: ГИХЛ, 1957.

Макогоненко 1961 — Макогоненко Г.П. Денис Фонвизин: Творческий путь. М.; Л.: ГИХЛ, 1961.

[1] Статья подготовлена в рамках проекта «Изучение литературы в советской школе». Продолжение работы «Учебник патриотизма (литература в советской школе в 1940— 1950-е гг.)», опубликованной в: НЛО. 2009. № 97. С. 37—57.

[2] Кленицкая ИЯ. Как добиться эмоционального восприятия образа героя учащимися // Литература в школе. 1958. № 3. С. 24—32.

[3] Эта метафора из учительского жаргона получила широкое распространение в методической литературе и превратилась чуть ли не в термин. См., например, одно из первых его употреблений: «<...> "засушенные", регламентирующие каждый шаг программы» (Новоселова В.С. О художественной литературе и учителе-словеснике // Литература в школе. 1956. № 2. С. 39). На следующий год он уже широко используется учителями: «Очевидно, засушиваем мы, учителя-словесники, <....> чудесные образы художественной литературы <...>» (Коптева А.Т. Как я использую занятия по литературе в воспитательных целях // Литература в школе. 1957. № 2. С. 26).

[4] Полагаем, что сборники кратких содержаний произведений школьной программы, появившиеся на прилавках магазинов в 1990-е годы, вырастают именно из этого последнего советского учебника.

[5] Впрочем, эта мысль целиком заимствована из довоенного учебника. Ср.: «Грибоедов, несомненно, разделял идеи декабристов, но сомневался в их практической осуществимости. Больше всего смущала Грибоедова оторванность революционеров от народа: "Сто человек прапорщиков хотят изменить весь государственный строй России", говорил он о декабристах» (8—1939, с. 221). Ленинские мысли о декабристах сначала были приписаны Пушкину, а затем метонимически распространились и на Грибоедова.

[6] С началом перестройки патриотическое хвастовство приглушили. В 14-м издании учебника (1986) цитата из М. Горького была сокращена до последнего предложения.

[7] Интересно, что в несколько измененной формулировке 6-го издания «реализм» стоит рядом с «народностью». Оба термина выражают один и тот же смысл: Фонвизин преуспел в выражении «правды жизни»: «Комедия "Недоросль" находится у истоков русской реалистической литературы. В пьесе Фонвизина — все русское, национальное: тема, сюжет, социальный конфликт и характеры действующих лиц» (8—1976, с. 36).

[8] Тенденция называть реализмом все мало-мальски ценное сложилась в литературоведении 1960-х годов. См., например, работы ученика Г.А. Гуковского — Г.П. Макогоненко «Радищев и его время» (1957) и «Денис Фонвизин: Творческий путь» (1961). Ср.: «Реализм, окончательно победивший в XIX веке и вобравший в себя достижения классицизма и романтизма, обретает свою жизнь именно здесь, в просветительской литературе XVIII века. <...> И при всех своих противоречиях, исторической ограниченности и непоследовательности именно этот метод, открытый просветительской литературой XVIII века, в последующем обогащенный историческим, социальным и эстетическим опытом человечества, лег в основу реалистического искусства XIX века» (Макогоненко Г.П. Денис Фонвизин: Творческий путь. М.; Л.: ГИХЛ, 1961. С. 126—127).

[9] В 1-м издании использовалось более осторожное выражение: «В XIX веке традиции Фонвизина продолжили А.С. Грибоедов и Н.В. Гоголь» (8—1968, с. 51).

[10] В 1-м издании говорилось: «...предшественником И.А. Крылова, А.С. Грибоедова, А.С. Пушкина» (8—1968, с. 61—62). В 7-м издании формулировка обрела чеканность: «Радищев — предшественник великих русских писателей XIX века» (8—1977, с. 44).

[11] Оказалось, что у классиков можно учиться не только реализму, но и патриотизму. По-видимому, авторы почувствовали тенденциозность фразы и заменили ее в 6-м издании менее громкой: «В познании России, ее сил и возможностей Блоку, несомненно, помогла поэзия Некрасова» (10— 1981, с. 90).

[12] Со временем формулировки станут менее жесткими. В 15-м издании (1982) уйдет «великое зло»: «Но Катерине свойственны и религиозные предрассудки, которые заставляют молодую женщину воспринимать светлое человеческое чувство любви как наваждение, как смертный грех» (9—1982, с. 66). В 17-м издании (1986) после «эстетической стороны» появится продолжение: «Катерина с глубокой искренностью верит в заветы народной нравственности, которые нашли отражение в христианстве. Она чиста душою: ложь и разврат ей чужды и отвратительны» (9—1986, с. 56).

[13] В большом количестве этот материал казался школе опасным. Если в 1-м издании Тургенев представал двуликим: как летописец революционного движения (для юношей) и живописец любви (для девушек), — то при первой переработке, в 7-м издании, из тургеневской главы выпали параграфы, рассказывавшие о «Месяце в деревне», «Дворянском гнезде», «Вешних водах». Осталось лишь перечисление произведений, в которых Тургенев «поэтически рисует... чувство любви» (9—1974, с. 74).

[14] В трактовке Татьяны новый учебник, как и во многих других случаях, сопрягал друг с другом интерпретации из прежних учебников. С одной стороны, как и в учебнике 1950-х годов, главное, что Татьяна — «русская душою». Ее финальный монолог «выдержан в духе исконной народной морали» (8—1976, с. 148). С другой стороны, как и в учебнике 1930-х, Пушкин, думая о Татьяне, рассуждает классово: «Итак, в русской действительности Пушкин обнаружил две культуры: дворянскую и народную. Идеалом поэта выступила единая культура, сочетающая в себе высокие достижения дворянской образованности и гуманную народную нравственность» (8—1976, с. 148—149). Надо думать, эта идеальная культура и воплотилась в СССР эпохи развитого социализма.

[15] «В музее Н. Островского в Москве хранится экземпляр романа, изданный в блокадном Ленинграде, здесь же обгоревшие, простреленные пулями книги Островского, их брали советские солдаты, отправляясь в бой с фашистскими захватчиками. <...> "Как закалялась сталь" была с героями-молодогвардейцами. <...>

Имя Павла Корчагина обрело жизнь буквально на всех континентах. Н. Островский словно предугадывал судьбу своего романа, предчувствовал, что его книга станет бесстрашным солдатом, подымется вместе со своим народом на тяжелую борьбу с фашизмом. <... >

И сегодня, спустя сорок лет после выхода романа, в музеи Н.А. Островского (их два — в Москве и Сочи) приходят письма со всех концов страны» (10—1976, с. 231).

[16] В 6-м издании (1981) это утверждение снимут: наверное, за излишнюю прямолинейность.

[17] В 6-м издании учебника для 8-го класса Чичиков обозначен как «торговец мертвыми душами» (8—1976, с. 229). В 12-м издании Чичиков — «скупщик мертвых душ» (8— 1982, с. 230).

[18] См.: Островского и Тургенева ставят в школах на особый контроль. Общественная палата разрабатывает концепцию «патриотичного» изучения литературы // Известия. 2013. 7 марта (http://izvestia.ru/news/545948).

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2014, №2(126)

Перспективы российско-иранского газового взаимодействия.

Время снятия антииранских санкций с Тегерана неминуемо приближается по мере продвижения переговоров «Шестерки» с Ираном. Очень скоро иранская столица может стать новым местом паломничества политических лоббистов со всего мира, а страну быстро наводнят зарубежные инвестиции. Сейчас западные компании, потирая руки, ждут отмашки, и скоро они ее получат. Между тем у России на протяжении многих лет была уникальная возможность, практически без всякой конкуренции, крепко осесть на самых лакомых секторах иранского рынка. Но она не воспользовалась этой возможностью. В свете последних событий вокруг Ирана, может, России все-таки удастся сесть в последний вагон уходящего поезда. Ведь если она и далее будет бездействовать, то очень скоро Запад может использовать тот же иранский фактор против самой России. Тогда наши возможные преимущества на иранском направлении в одночасье превратятся в реальные проблемы, причем серьезные и очень большие.

Ирану сейчас как воздух нужны три вещи: снятие санкций, инвестиции и новые технологии. Иранский фактор крайне важен для Европы и США не только в политическом плане. Он может стать спасительным кругом для дряхлеющих экономик этих стран, а в геополитическом плане – это супер оружие, которое Запад во главе с США собираются использовать против России во всех отношениях. Западные компании и политические лоббисты могут получить контракты на модернизацию и развитие экономики ИРИ, прежде всего в супер прибыльных секторах: энергетике, нефтегазовой сфере, нефтехимии, промышленности и т.д. К примеру, «жемчужиной» в нефтегазовой сфере может стать проект «Южный Парс» − крупнейшее газовое и газоконденсатное месторождение на шельфе Персидского залива. Зная скорость, с которой способны действовать западные и азиатские деловые круги, России, пока ее не опередили, нужно уже сейчас приступать к самой плотной проработке вопросов участия российских государственных и частных компаний в освоении емкого и перспективного иранского рынка, причем делать это при мощном лоббировании со стороны высшего политического руководства обеих государств. А «Южный Парс» мог бы стать пилотным проектом российско-иранского сотрудничества, который способствовал бы созданию газовой оси Россия – Иран. Такая ось способна задавать тон на мировом газовом рынке, может диктовать свои условия с учетом того, что Форум стран-экспортеров газа со штаб-квартирой в Дохе показал свою несостоятельность и не стал тем механизмом, через который Москва и Тегеран могли бы проводить свои газовые интересы, включая образование цен на «голубое топливо» и квотирование его экспорта.

«Южный Парс» − это северная (иранская) часть газового месторождения, которое расположено в Персидском заливе к северо-востоку от Катара. «Южный Парс» был открыт в 1990 году. «Южный Парс» относительно легкодоступное месторождение, поскольку оно находится на небольшой глубине и недалеко от берега. Как следствие − низкая себестоимость добычи. Оператором разработки является Национальная иранская нефтяная компания (NIOС). Участниками разработки являются Газпром, ENI и Total. Газ из «Южного Парса» по газопроводам отправляется в Асалуйе. «Южный Парс» занимает площадь в 3700 кв. км, оно содержит 8% мировых запасов газа и 50% суммарных запасов газа Ирана. Правительство ИРИ поделило «Южный Парс» на 28 участков (фаз). Добыча природного газа в 2012 году составила 100 млрд. куб. м . Добыча нефти составляет свыше 5,5 млн. тонн в год. Запасы «Южного Парса» оцениваются в 14,2 трлн. кубометров газа и 2,7 млрд. тонн нефти (18 млрд. баррелей).

В 2010 году экономическая зона «Северный Парс» площадью 16 тыс. га была присоединена к экономической зоне «Южный Парс» площадью 30 тыс. га. В зоне «Северный Парс» будут построены как минимум семь газоочистительных заводов, установки по очищению газа, по производству сжиженного природного газа (СПГ) и портовые причалы, предназначенные для отгрузки СПГ на экспорт. В зоне «Северный Парс» основные запасы газа находятся в районе Бордхун в шахрестане (округе) Дир на юге провинции Бушер, и газоочистные сооружения в рамках проекта по освоению газового месторождения будут строиться в шахрестанах Дир, Дешти и Тангестан. Газоочистные сооружения в рамках проекта по освоению газовых месторождений «Южного Парса» строятся и уже эксплуатируются в районе Асалуйе в шахрестане Канган в 280 км к югу от Бушера.

В марте 2013 года новым министром нефти Ирана Бижаном Зангане изданы три распоряжения, которые направлены на содействие в разработке месторождения «Южный Парс». Согласно одному из них, подрядчики в первую очередь должны закончить разработку 12, 15, 16, 17 и 18 фаз месторождения. Бижан Зангане подчеркнул, что «если морские скважины, трубопроводы и буровые установки начнут функционировать до наступления зимы, то министерство будет иметь возможность обрабатывать газ с месторождения «Южный Парс» на старых НПЗ Bidboland и Fajr-e-Jam. Но начались задержки в процессе реализации этого проекта. Ранее агентство Mehr News сообщало, что разработка проектов различных фаз «Южного Парса» Ираном либо остановилась, либо она идёт очень медленно из-за финансовых проблем. За предыдущие три года в это месторождение было инвестировано $46 млрд. По мнению чиновников Национальной иранской нефтяной компании, в 2013 году в проект должно было быть дополнительно инвестировано от $16 до $17 млрд. А в марте 2014 года тот же Бижан Намдар Зангане распорядился спроектировать и построить 8 небольших нефтеперерабатывающих заводов в особой экономической зоне (ОЭЗ) «Парс» на нефтегазовом месторождении «Южный Парс». По словам руководства ОЭЗ «Парс», проект будет реализовываться частными инвесторами. По прогнозам, строительство восьми мини-НПЗ предполагается осуществлять в течение двух лет с момента начала работ. На каждом объекте планируется перерабатывать примерно 60 тысяч баррелей газового конденсата в сутки. Заводы будут производить ряд нефтепродуктов, включая дизтопливо и бензин. Руководство ОЭЗ «Парс» недавно сообщило, что сейчас подходят к концу работы по подготовке к реализации проекта.

В 2009 году было заявлено, что ОАО «Газпром» может принять участие в строительстве предприятий по сжижению природного газа (СПГ) в Иране в рамках проекта «Южный Парс». По словам тогдашнего министра энергетики России Сергея Шматко, это предусмотрено меморандумом о взаимопонимании в нефтегазовой сфере, подписанным им с иранским коллегой Голямхоссейном Нозари в Вене, где проходила встреча ОПЕК. Создание мощностей по сжижению газа − одна из стадий разработки газового месторождения «Южный Парс». Помимо этого, в документе рассматривается возможность поставок «Газпромом» туркменского газа на север Ирана. Эти поставки будут компенсированы «Газпрому» поставками газа с южных месторождений Ирана в страны Персидского залива. Напомним, что «Газпром» с 1997 года участвовал в проекте обустройства и эксплуатации второй и третьей фаз месторождения «Южный Парс». 13 июля 2008 года между «Газпромом» и Национальной иранской нефтяной компанией был подписан меморандум о взаимопонимании.

Дело в том, что северный Иран испытывает проблемы в связи с недостаточным количеством энергоресурсов. Решить эти проблемы в одиночку, видимо, достаточно проблематично для страны, поскольку добыча газа осуществляется на юге Ирана, где находится крупнейшее газовое месторождение в мире, а доставка добытого сырья на север страны затруднена ввиду отсутствия сети газотранспортных трубопроводов. Для «Газпрома» же выступить в качестве транспортера туркменского газа нетрудно, поскольку у концерна уже есть договоренности о закупке туркменского газа. Кроме того, концерн может дополнить объем продаж Ирану газом из Азербайджана. Даже если ценовые условия сложатся таким образом, что «Газпром» не сможет зарабатывать на своповых операциях, укрепление сотрудничества с Ираном в этой сфере − это важнейший фактор, способный в дальнейшем принести концерну существенную выгоду в виде, например, возможности приобретения доли в иранских месторождениях.

Однако в нынешних условиях, когда США и их союзники по ЕС при поддержке консервативных арабских монархий Персидского залива начали борьбу за передел мирового рынка газа, чтобы уменьшить роль России в поставках «голубого топлива» в Европу и сдержать усилия Ирана по быстрому развитию своих газовых месторождений для экспорта, Москве и Тегерану необходимо пересмотреть свои подходы в вопросах газового взаимодействия, чтобы защитить свои национальные интересы и отстоять энергетическую безопасность. Как представляется, стоило бы подумать над тем, как ускорить разработку «Южного Парса» и приступить к экспорту газа с него на новые перспективные рынки, такие как Индия, которой к 2020 году понадобится экспортировать минимум 50 млрд. куб. м «голубого топлива». А ведь есть еще Пакистан, Бангладеш, Шри-Ланка и страны ЮВА с огромным населением, а также Южный Китай, где пока на газовом рынке доминируют Катар, Австралия и Индонезия, и еще рынки Японии и Кореи. В этой связи было бы целесообразным пересмотреть проект «Южного Парса», создав под него специальный международный концерн с ведущей ролью Ирана, c мощным участием российских операторов, таких как «Газпром», НОВАТЭК (имеет опыт работы по СПГ на Ямале), «Стройтрансгаз», привлечением китайской госкорпораций и тех европейских компаний, которые имеют самые передовые технологии в газовой сфере, прежде всего в плане производства СПГ. Для этого вполне подойдет французская «Тоталь», которая действует без особой оглядки на США и уже сотрудничает с НОВАТЭКом в проекте «Ямал-СПГ».

Строить мощности СПГ на побережье Персидского залива недалеко от «Южного Парса» небезопасно в плане транспортировки, так как США, опираясь на Саудовскую Аравию, всегда смогут своим флотом перекрыть проход через Ормузский пролив. Поэтому было бы целесообразно провести газопровод к району порта Чабахар на берегу Оманского залива недалеко от пакистанской границы и построить там комплекс по сжижению газа. То есть фактически на берегу Индийского океана. Отсюда очень близко до Пакистана и Индии, и прямой путь в страны ЮВА и Южный Китай, Японию и Корею. При этом есть смысл создать при корпорации свой флот газовозов для транспортировки СПГ (25-30 судов), причем построить их не в Южной Корее, а в России на вервях Объединенной судостроительной корпорации (ОСК). При наличии адекватных финансовых ресурсов проект «Южный Парс»-СПГ мощностью 25-30 млн. тонн сжиженного газа в год можно реализовать в течение 5-7 лет максимум при наличии политической воли Москвы и Тегерана.

************

Есть смысл подключить Россию к проекту трубопровода ИПИ (Иран – Пакистан − Индия), если Индия вновь присоединится к нему. Газа «Южного Парса» вполне хватит и на это, тем более если Россия компенсирует своими поставками потребности северного Ирана в энергомощностях. Таким образом, наряду с проектом российско-иранского южного коридора сотрудничество наших двух стран на «Южном Парсе» способно в корне изменить ситуацию на мировом газовом рынке, где Вашингтон навязывает свою гегемонию, и обеспечить России и Ирану ведущие позиции на нем, включая образование цены на газ и регулирование объемов и географии поставок.

Владимир Ефимов,

Специально для Iran.ru

Nokia (Nokia Networks) анонсирует контракт с Zain, Саудовская Аравия. Согласно контракту, вендор поставит набор своих решений на коммерческие сети 2G, 3G, 4G оператора Zain. Впервые на Ближнем Востоке будет осуществлен рефарминг диапазона 2100 для сети LTE. Впервые по заявлению компании будет проведена агрегация частот 1800 МГц и 2100 МГц. Планируется также внедрить поддержку 4x2 MIMO. В проекте будут использоваться малые соты LTE для обеспечения дополнительной емкости.

Контракт заключен в рамках программы RELOAD (перезарядка). Поставляться будет решение Single RAN для замены части устаревшего оборудования 2G / 3G компании, базовые станций Flexi Compact и малые соты Flexi Zone с поддержкой LTE-A, а также решение NetAct для мониторинга, управления и оптимизации сети. Также будет поставлено облачное решение Liquid Application на базе RACS (Radio Applications Clous Server), призванное обеспечить высокую пропускную способность и возможность экономии на опорной сети, а также набор приложений, например, "дополненной реальности" и сервисов на основе геопозиционирования.

Перезарядка призвана обеспечить компании сети на основе самых передовых решений. Малые соты будут использоваться для обеспечения качественного покрытия Zain LTE в офисах, торговых центрах, отелях и в жилых домах. Компания намерена переиспользовать имеющиеся у нее частоты диапазона 2100 МГц, которые планируется использовать вместе с диапазоном 1800 МГц для наращивания пиковых и средних скоростей в сети.

Алексей Бойко

В течение трех месяцев в Йемене будет начат крупнейший в стране проект по развитию инфраструктуры. Он включает в себя строительство автомагистрали протяженностью 710 км от портового города Аден до Саудовской Аравии. Стоимость проекта оценивается $3,5 млрд.

Представитель Всемирного банка, который инвестирует в проект $134 млн., отметил, что новая автомагистраль поможет вывести экономику Йемена из застоя.

В 2012 году, через год после того как в стране почти наступил экономический коллапс, Йемен получил $7,9 млрд. в виде обязательств по оказанию помощи от стран доноров.

Как отмечает новостное агентство «Саба», Омар аль-Каршуми, министр Йемена по общественным работам, пообещал начать работы на двух участках дороги общей протяженностью 85 км. в центре страны. Стоимость работ составит $477 млн. 80% затрат возьмет на себя саудовский фонд развития, оставшиеся 20% - йеменское правительство. Работы на обоих участках будут выполнены индийской компанией Punj Lloyd и не названной китайской компанией. Абдул Джабар Салем, главный инженер проекта, отметил, что подрядные компании планируют начать выполнение работ в начале сентября.

Ранее представительство Всемирного банка заявило, что автомагистраль поможет преодолеть основные причины нестабильности Йемена, среди которых отсутствие возможности реализации экономического потенциала и низкий уровень национальной интеграции. Кроме того новая дорога должна поспособствовать восстановлению социальной и экономической базы страны.

Даниил Алферов

К иракской ситуации, начавшейся с местных межконфессиональных столкновений, подключились все основные международные и региональные игроки.

1. США негласно поддерживают интервенцию Ирана и похоже, неожиданно охладели к действующему премьер-министру Малики.

2. Саудовская Аравия, стремящаяся сохранить дружественные отношения с США, но враждебная иракскому режиму, возможно, помогает группировке "Исламское государство Ирака и Леванта" (ИГИЛ). СА явно намерена не допустить ввод иранских сил в Ирак.

3. Иран, неожиданно ставший лучшим другом Америки в регионе, стремится ввести войска в Ирак для защиты его святынь.

4. Сирия, где в прошлом году провалилась направленная на свержение президента американская кампания, увязла в борьбе с мятежниками, которых вооружает и финансирует Вашингтон.

5. Катар, поддерживающий сирийских повстанцев, пока не прояснил свою позицию по происходящим в Ираке событиям. Не исключено, что он, как и Саудовская Аравия, косвенно поддерживает ИГИЛ.

6. Иордания, близкий друг США, возможно, разместила на своей территории секретную базу, где Вашингтон готовит боевиков джихадистской группировки ИГИЛ.

7. Ну и конечно, Россия. "Лукойл" разрабатывает богатое иракское месторождение "Западная Курна-2", инвестируя крупные средства.

Последнее особенно интересно, ведь, как ни странно, Китай и Россия до недавнего времени никак себя не проявляли в этой ситуации. Путин явно выжидал, пока Обама озвучит, чью сторону он принял. И вот стало известно, что США отказали в поддержке своему бывшему ставленнику Малики. Выступая в Конгрессе, глава сенатского комитета по разведке Дайэнн Файнстайн заявила о том, что правительству Малики надо уйти. Госсекретарь США Джон Керри также недвусмысленно указал, что отставка премьера может способствовать стабилизации обстановки.

И как поступил Путин? В телефонном разговоре выразил Малики всемерную поддержку в борьбе с экстремистами, наводнившими страну. По заявлению Кремля, Малики проинформировал Путина о предпринимаемых правительством шагах по борьбе с террористическими группировками на севере страны, указав, что под угрозой безопасность всего региона. Стороны также обсудили двустороннее сотрудничество.

Между тем, соперники Малики уже развернули кампанию по его выдворению, за которой некоторые видят руку западных покровителей и региональных тяжеловесов.

Начинается новая ближневосточная шахматная партия, аналогичная сирийской 2012-2013 годов, на этот раз в Ираке. Премьер-министр страны, когда-то бывший послушной американской марионеткой, стал врагом Саудовской Аравии, а следовательно, и США, и теперь "должен просто уйти", говоря словами Дайэнн Файнстайн. Однако ситуация получила неожиданный поворот, грозя перерасти в очередное противостояние между Россией и США.

Одно можно сказать наверняка: чем больше США (а заодно и Саудовская Аравия с Катаром) будут добиваться свержения Малики, тем активнее Россия будет выступать в его поддержку. И если судить по сирийскому фиаско Джона Керри, Россия собирается расширить свои "национальные интересы", включив в сферу влияния ещё одну страну.

В чем истинные цели США на Ближнем Востоке

Петр Львов

После визита госсекретаря Дж.Керри в Ирак стало окончательно ясно, что Вашингтон не намерен влезать своими вооруженными силами в нынешний иракский конфликт, и готов принять сценарий распада этой страны на 3 части – курдскую, шиитскую и суннитскую. Для США сейчас важнее наращивать конфронтацию с Россией с целью подрыва устоев нынешней российской власти и ослабления ее экономики, используя украинский конфликт. Одновременно Белому Дому откровенно хочется втянуть Иран в вооруженный конфликт в Ираке, чтобы Тегеран сначала завяз там в межэтнических и межконфессиональных разборках, а затем обвинить Тегеран во вмешательстве во внутренние дела суверенного арабского государства и потребовать от СБ ООН принятия соответствующих мер по 7-й главе Устава ООН, разрешающей применение силы. А заодно и загнать ИРИ под новые финансово-экономические санкции, а возможно и включить в их набор ядерную программу Ирана, поставить под контроль ракетную программу и другие военные разработки иранского ВПК по примеру того, что было сделано после иракской агрессии против Кувейта по резолюции 687 СБ ООН в отношении Багдада при Саддаме Хусейне.

Так что план Вашингтона по использованию иракского конфликта для недопущения резкого увеличения экспорта нефти из Ирака и Ирана более чем понятен. Обе эти страны ведь могли выйти через 5-6 лет на уровень нефтяного экспорта в 20 млн. баррелей в день. В результате, произошел бы обвал мировых цен на нефть у основного ее экспортера и главного партнера США в регионе – Саудовской Аравии с последующим крушением нынешнего «престарелого» режима Аль – Саудов, возможным выходом из состава саудовского королевства населенной шиитами Восточной провинции, где добывается почти вся нефть КСА. И тогда не менее 70% всего экспорта нефти из Персидского залива контролировали бы государства «шиитской дуги» во главе с ИРИ.

Кроме того США и сами хотят начать экспорт своей нефти. Так что конкуренты им вовсе не нужны. Кстати, введение новых санкций против Ирана позволило бы Западу свернуть и планы по развитию газовой отрасли этой страны, прежде всего крупнейшего месторождения Южный Парс. Значит, катарский режим и далее будет оставаться основным поставщиком сжиженного газа из зоны Персидского залива. А американцы продолжат навязывать Европе проекты экспорта из США сжиженного сланцевого газа.

Налицо борьба за передел нефтяного и газового рынка в мире, которая реализуется Белым Домом через конфликты на Украине и в Ираке. Для сохранения своей гегемонии Соединенным Штатам, которые лишь на 3% покрывают свои потребности в нефти за счет импорта из Ирака, необходимо поставить под контроль все поставки из этого района, а также потребление своих конкурентов: Европы, Китая, Японии, Индии. Поэтому понятно, почему Вашингтон сейчас отдал иракский конфликт на откуп Саудовской Аравии и странам ССАГПЗ, которые открыто призывают к уходу премьер — министра Н.аль-Малики и всячески поддерживают суннитские племена Ирака и их боевые отряды, включая ИГИЛ. Наступление этих сил, поддерживаемых Турцией и Саудовской Аравией, совпадает с почти успешным завершением первого раунда американо-иранских переговоров по ядерной проблематике. Сдержать Иран, используя с этой целью Сирию и Ирак, — вот основная задача Саудовской Аравии, Турции и Израиля.

Правда, начав понимать хитрые замыслы США, в Тегеране не спешат вводить в Ирак крупные вооруженные силы. Похоже, иранские руководители просчитали возможные последствия подобной интервенции. Защита шиитских святых мест в Кербеле, Неджефе и Самарре – это очень важно для Тегерана, но выживание нынешнего иранского режима и выход из западных финансово-экономических санкций через переговоры по ядерной программе намного важнее. Кроме того, иранцы понимают, что в любой момент Израиль может нанести ракетные и бомбовые удары по объектам ядерной инфраструктуры ИРИ, особенно если ее армия будет занята войной в Ираке. А ведь президент Роухани уже готов быль попасться на эту уловку под слащавые речи американских политиков, заявив, что возьмет под защиту шиитские святыни в Ираке в случае нападения на них суннитских вооруженных группировок.

Надо отметить, что визит госсекретаря выпал на те дни, когда боевики из «Исламского государства Ирака и Леванта» и их союзники из суннитских вооруженных формирований взяли под свой контроль два ключевых пограничных пункта – один на границе с Сирией, другой – на границе с Иорданией. Так что декларируемая ИГИЛ цель – утверждение исламского государства на территории Ирака и Сирии – получает вполне зримые очертания. Поэтому отчасти приезд Керри можно рассматривать скорее как давление, которое американская администрация оказывает на иракскую власть. В Вашингтоне считают, что правительство во главе с премьером Нури аль-Маликом должно уйти в отставку – в интересах будущего страны, которая иначе может расколоться на суннитскую, шиитскую и курдскую части. Правда, сомнительно, что даже смена преимущественно шиитского правительства в Багдаде на кабинет, представляющий интересы всех крупнейших общин в Ираке, заставит боевиков из ИГИЛ и их союзников отказаться от планов взятия Багдада и создания суннитского государства «джихада».

Весьма показательны и другие факты. Так, 20 июня, когда иракцы вовсю убивали иракцев, Израиль получил первую партию сырой нефти из иракского Курдистана. Это свидетельство новой политической ситуации, сложившейся в данном районе, вызывает много вопросов относительно того, что происходит в Ираке, и тех, кто за всем этим стоит.

Учитывая высокую боеспособность и организованность приблизительно 8-и тысяч боевиков ИГИЛ, прибывших из пограничных районов Сирии и Турции (страны-члена НАТО, которая их у себя принимает и вооружает), а также размах их наступления, разворачивающегося в то время, как в стране дислоцированы 7,5 тысяч американских военных инструкторов и 300 тысяч иракских военнослужащих, обученных американскими и натовскими инструкторами, хочется задать вопрос Бараку Обаме: входит ли эта и ей подобные вооруженные группировки в американскую сеть «оставленных позади» на Ближнем Востоке для решения в будущем других заданий Белого Дома? Обращает на себя внимание также то, насколько похоже действуют сторонники Евромайдана на Украине и «повстанцы» в Ираке и Сирии. Очень похоже, что их обучали одни и те же инструкторы: разведслужбы США, Великобритании, других стран НАТО, Саудовской Аравии и Турции.

Явно не является простым совпадением и нынешняя эскалация насилия в Ираке как крупного поставщика энергоресурсов с введением Москвой предоплаты за российский газ, поставляемый на Украину, а также подписание газового соглашения России с Китаем на сумму 400 миллиардов долларов.

И еще кое-что интересно — пока развеиваются иллюзии относительно того, что Ирак увеличит добычу нефти с нынешних 3 миллионов баррелей в день до 12 миллионов к 2017 году, спекулянты подняли цены со 110 до 113 долларов за баррель (а в перспективе она может дойти и до 150), при том, что перебоев в поставках не было.

Ну и хотелось бы подчеркнуть главное: стратеги ЦРУ, АНБ и Пентагона сумели превратить арабо-израильский конфликт, который считался главным в этом районе, сначала в палестино-израильский, а теперь и в суннито-шиитсикй. А под сурдинку Вашингтон заодно положил конец либо самому существованию, либо кардинально ослабил мощь шести наиболее влиятельных полусветских и умеренных исламских государств арабского мира: Египта, Ирака, Судана, Ливии , Йемена и Сирии.

Кстати, в феврале с.г., незадолго до своей отставки, директор Разведывательного управления министерства обороны США генерал Майкл Флинн (Michael Flynn) предупреждал Конгресс о попытках захвата Ирака исламистами. Он понимал: новая война выгодна американской экономике, т.к. устраняет конкурентов и полностью подчиняет себе в экономическом плане страны этого региона. Новая террористическая угроза опять станет источником баснословных доходов американских торговцев оружием, средствами безопасности и т.д.

Можно вспомнить и следующее. Вследствие срыва натовского плана по строительству газопровода Туркмения — Афганистан — Пакистан – Индия (ТАПИ) (именно это стало одной из главных причин оккупации Афганистана) туркмены поставляют сейчас свой газ Китаю по трубопроводу длиной в 7 тысяч километров, а по другому трубопроводу обеспечивают газом Иран, укротив таким образом среднеазиатские амбиции США и их союзников. А совсем недавно, в результате давления со стороны США Болгария (полностью зависящая от российского газа) и Сербия приостановили строительство газопровода «Южный поток», российского проекта-конкурента «Набукко», который должен быть запущен в 2015 году. Предполагалось, что ежегодно по нему будет перекачиваться около 60 миллионов кубометров газа в Европу. Поскольку строительство «Набукко» тоже заморожено, то он может начать прокачивать иранский газ.

Как только Иран выйдет на западный рынок, увеличатся возможности по реанимации газопровода «Набукко», который предполагалось построить от Каспийского моря до Европы в обход России. Но азербайджанского газа для заполнения трубы не хватило, и строительство этого любимого детища Белого дома (с целью уменьшить зависимость Европы от российского газа) было заморожено. Даже в случае нормализации отношений Тегерана с Западом, этот газопровод сохранит политическое значение, и его судьба будет зависеть от постоянных изменений в области поставок энергоресурсов.

И на время войн в Сирии и Ираке останавливается строительство газопровода с месторождения «Южный Парс» (самое крупное в мире) протяженностью 6 тысяч километров, который должен был соединить Персидский залив со Средиземным морем и пройти по территории Ирака, Сирии и Ливана. В этих условиях Катар, Саудовская Аравия, Турция и Израиль могут вздохнуть спокойно – Тегеран теперь не сможет быстро укреплять свою экономическую мощь.

А вообще, нужно еще иметь в виду геополитику — целью всех этих действий Вашингтона является удушение сначала российской, а затем и китайской экономики, сохранение статуса США как единственной мировой сверхдержавы. Только что-то много сомнений в том, что Вашингтон способен этого добиться. Но пока что из-за всего этого проливается кровь тысяч ни в чем не повинных людей в Ираке, Сирии и на Украине.

Король Саудовской Аравии Абдалла бен Абдель Азиз Аль Сауд приказал принять все необходимые меры для защиты королевства от возросшей террористической угрозы в регионе Ближнего Востока в первую очередь из-за событий в Ираке.

Короткое заявление короля было опубликовано в четверг по итогам заседания совета безопасности Саудовской Аравии, на котором обсуждались последние события в регионе. "Исходя из вероятности того, что террористические организации и другие силы могут совершить действия, угрожающие безопасности страны, король приказал принять все необходимые меры для защиты завоеваний отечества, его территории, безопасности и стабильности саудовского народа", — говорится в заявлении, которое приводит официальное саудовское информагентство СПА.

Соседний с Саудовской Аравией Ирак переживает очередной виток насилия, который, по мнению наблюдателей, может затронуть и другие страны региона. Экстремистская суннитская группировка "Исламское государство Ирака и Леванта" при поддержке суннитских племен, а также бывших военных из армии Саддама Хусейна смогла за неделю захватить район в Ираке, включающий провинцию Найнава со вторым по значению в стране городом Мосул, а также часть провинции Салах-эд-Дин. Иракские власти называют происходящее вылазкой террористов, в то время как ряд арабских стран и организаций назвали это обострением межконфессионального противостояния.

Ситуация в Ираке привела к обострению и без того напряженных отношений между иракскими властями и странами Персидского залива, прежде всего Саудовской Аравией. Ранее преимущественно суннитские государства Персидского залива неоднократно обвиняли иракского премьер-министра шиита Нури аль-Малики в притеснении иракских суннитов.

Премьер Ирака в свою очередь заявлял, что поддержка террористам поступает из стран Персидского залива, а также предупреждал, что терроризм может прийти и на их территорию.

Министр иностранных дел Исламской Республики Джавад Зариф призвал к сотрудничеству с Кубой на взаимовыгодной основе. Зариф сделал это заявление на встрече с заместителем главы МИД Кубы Марселино Медина Гонсалес.

Говоря также о переговорах по иранской ядерной программе, министр отметил, что Тегеран готов заключить окончательное соглашение по этому вопросу. Более того, ИРИ представила несколько полезных предложений в данном направлении. Зариф, по информации Iran.ru, выразил надежду на скорейшее заключение итогового договора.

Гонсалес, в свою очередь, выразил признательность Ирану как председателю Движения неприсоединения за управление данной организации в непростое время - в условиях сразу нескольких военных конфликтов и усилившейся международной напряженности.

Правительство Германии подтвердило ключевую роль Ирана в достижении стабильности на территории Ирака. Пресс-секретарь германского МИД Савсан Чебли отметила, что важно включить в процесс поиска компромисса между иракскими религиозными группами таких региональных лидеров, как Иран и Саудовская Аравия.

По мнению госпожи Чебли, сложно будет найти политическое решение проблемы в раздираемом войной Ираке без включения в консультации крупных региональных игроков. Спикер МИД также призвала религиозные и национальные группы этой арабской страны к диалогу, направленному на умиротворение ситуации.

Ранее, по информации Iran.ru, начальник Савсан Чебли, Франк-Вальтер Штайнмайер призвал организовать прямой диалог Ирана и Саудовской Аравии по достижению мира на территории Ирака. По мнению министра иностранных дел Германии, это – скорейший путь к решению иракской проблемы.

Организация стран-экспортеров нефти (ОПЕК) не видит необходимости в настоящий в момент в проведении экстренной встречи в связи с ситуацией в Ираке, однако при необходимости организация готова поддержать нефтяной рынок, сказал ее генеральный секретарь Абдалла Салем аль-Бадри в среду на пресс-конференции.

В течение последних двух недель группировка "Исламское государство Ирака и Леванта" при поддержке суннитских племен, а также бывших военных из армии Саддама Хусейна захватили ряд крупных городов на севере Ирака и грозят наступлением на Багдад. Иракские власти называют происходящее вылазкой террористов, в то время как ряд арабских стран и организаций оценивают происходящее как обострение межконфессионального противостояния. Ирак обратился к США за помощью в противостоянии с ИГИЛ и ее сторонниками.

"Я не вижу каких-либо причин для проведения экстренной встречи сейчас. Я не могу прогнозировать, что случиться завтра где-то в мире, однако если ситуация изменится, ОПЕК готова вмешаться и помочь рынку", — сказал он. Генсек ОПЕК добавил, что пока не видит проблем на рынке нефти.

"Насколько мы знаем, большая часть производства на юге — примерно 95%, идет в нормальном режиме. Поставки из Ирака не оказали влияния на рынок. То, что вы видите сейчас на рынке (с точки зрения цены на нефть — ред.), это не из-за недостатка поставок, а из-за того, что рынок "нервничает", из-за спекуляционной активности", — добавил генсек ОПЕК.

По его словам рынок сейчас очень хорошо обеспечен нефтью. "На рынке дефицита нефти нет нигде в мире", — сказал он.

Ранее во вторник телеканал "Аль-Арабия" сообщил, что крупнейший в Ираке нефтеперерабатывающий завод в городе Байджи провинции Салах-эд-Дин перешел под контроль суннитских боевиков. При этом отмечается, что завод был захвачен без боя после переговоров командования вооруженных сил Ирака с племенными шейхами.

По состоянию на 14:13 мск вторника цена августовских фьючерсов на североморскую нефтяную смесь марки Brent Crude Oil снизилась на 0,1% — до 114 долларов за баррель. Стоимость фьючерсов на легкую нефть марки WTI сократилась на 0,21% — до 105,94 доллара за баррель. С начала обострения конфликта в Ираке "черное золото" подорожало примерно на 4-5%.

Мария Князева

На прошедшей неделе Египет и Саудовская Аравия закупили почти миллион тонн пшеницы: 180 тыс.т было закуплено на египетском тендере и 780 тыс.т на тендере, проведенном Департаментом зернохранилищ и мукомольных предприятий Саудовской Аравии (GSFMO).

Значительный объем пшеницы, закупленной на этих тендерах, оказал поддержку мировым ценам. По итогам вчерашних торгов наиболее торгуемый в Чикаго сентябрьский фьючерс на американскую пшеницу SRW чуть подешевел (на 4 ¼ цента до $5,89 за бушель ($216,4/т)), тогда как в Париже ноябрьский фьючерс на мукомольную пшеницу чуть подорожал (на EUR 0,25 до EUR 188,5 за тонну ($256,4/т).

Зерно в Саудовскую Аравию поставят 13 карго по 60 тыс.т каждое, в т.ч. 11 карго (660 тыс.т) твердозерной пшеницы и 2 карго (120 тыс. т) мягкозерной пшеницы происхождения ЕС, Северной и Южной Америки, а также Австралии.

Напомним, что Саудовская Аравия отказалась в 2008 г. от дорогостоящего плана самобеспечения пшеницей и к 2016 г. будет полностью обеспечивать свои растущие потребности за счет ее импорта.

В этом году на внутреннем рынке было закуплено всего 400 тыс.т пшеницы нового урожая при плане 500 тыс.т, тогда как закуплено уже 2,1 млн.т импортной пшеницы при плане 2,7 млн.т

По итогам тендера в порт Jeddah с 10 сентября по 30 ноября будет поставлено 420 тыс.т пшеницы, в т.ч. 240 тыс.т твердозерной пшеницы компания Toepfer по $288,48-$297,24 C&F (в зависимости о сроков поставки), 60 тыс.т твердозерной пшеницы компания Cerealis по $297 C&F, 60 тыс.т твердозерной пшеницы компания Glencore по $298,4 C&F и 60 тыс.т мягкозерной пшеницы компания Toepfer $289,89 C&F.

В порт Dammam в эти же сроки будет поставлено 360 тыс.т пшеницы, в т.ч. 180 тыс.т твердозерной пшеницы компания Glencore по $308,90-$309,90 C&F (в зависимости о сроков поставки), 60 тыс.т твердозерной пшеницы компания Toepfer по $307,48 C&F, по 60 тыс.т твердозерной и мягкозерной пшеницы компания Cerealis по $307 C&F и $291,25 C&F соответственно.

Монархии Персидского залива – это шесть государств: Катар, Объединенные Арабские Эмираты, Оман,Бахрейн, Кувейт и Саудовская Аравия. Мы рассмотрим эту группу стран на предмет коррупции в общем,поскольку все они схожи по политическим системам (опора на власть правящей семьи, совещательный принцип и так далее).

Если обратиться к статистике, то согласно исследованиям «Transparency International», Оман, Бахвейн, Кувейт и Саудовская Аравия занимают в рейтинге индекса восприятия коррупции за 2013 года 61, 57,69 и 63 места соответственно. А Катар и Объединенные Арабские Эмираты – 28 и 26 места. Напомним, что чем выше место, тем менее коррумпированным считает себя общество. Россия, например,в том же рейтинге лишь на 127 месте.

То есть, уровень коррупции в этих странах вовсе не такой уж и высокий. Тем не менее, во времяпротестных выступлений, которые получили название «Арабская весна», требования о борьбес коррупцией выдвигались не только в Египте и Тунисе, где ситуация действительно сложная, но ив некоторых монархических странах Персидского залива – Бахрейне, Омане и Кувейте. При этом в том же Омане протестующие шли с лозунгами «Мы боремся с коррупцией рука об руку с султаном», то есть, каких-то обвинений в сторону правителей не выдвигалось, речь шла только о болееактивных мерах.

«Западное» отношение к проблеме коррупции сформировалось в монархиях Персидского залива лишьв последние годы. В Саудовской Аравии в 2011 году был создан антикоррупционный комитет. В Оманебольшое внимание уделяется подготовке чиновников «нового типа», для которых неприемлемо использование служебного положения в личных целях. А в Кувейте антикоррупционные вопросы поднимает парламентская оппозиция.

Эксперты утверждают — исторически сложилось так, что и общество, и правительство указанных стран коррупцию не приемлют. Тот же непотизм (а по-нашему — кумовство) вовсе не так распространен, как может показаться на первый взгляд. Конечно, в монархических странах Персидского залива высокие посты традиционно занимают члены правящей семьи, но это не значит, что родственные связи тут играют основную роль. Чтобы получить должность премьер-министра, министра внутреннихи иностранных дел, а также министра обороны, претенденты проходят серьезный отбор. Такой жепринцип работает при выборе наследника престола.

Кстати, есть мнение, что именно монархическая система является в указанных странах однимиз главных механизмов противодействия коррупции. Ведь какой смысл султану обворовыватьсамого себя?

Разумеется, за коррупционные преступления в странах Персидского залива предусмотрено наказание. Причем в арабских странах существует и шариатский суд, и обычный, действующий в рамках уголовного кодекса. Если шариатские суды занимаются, в основном, семейными спорами и мелкимипреступлениями, то крупные коррупционные дела рассматриваются обычными, уголовными судами.И потому варианты наказаний там вполне привычны для цивилизованного общества: штрафы, тюремное заключение и так далее. То есть, руки высокопоставленным казнокрадам в этих странахне рубят, вопреки распространенному мнению.

Зато общественное порицание человеку, обвиненному в коррупции, обеспечено. Жители монархических стран Персидского залива попросту не примелют это явление и делают все, чтобы его искоренить. Достаточно сказать, что человек, которого обвинили в коррупционном преступлении, тут же теряет свое положение в обществе. И причины такого отношения, вероятно, следует искать именно в том, что уровень коррупции в монархиях Персидского залива низок и даже сопоставим с уровнем европейских государств. Для развивающихся стран, по мнению экспертов, это все-таки исключительное явление.

Можно считать неприятие коррупции в ОАЭ, Омане, Саудовской Аравии и т. д. за правило, но… дажев правилах, как известно, бывают исключения. Таким исключением стал случай в государстве Катар: Шейх Хамад бин Халифа Аль Тани в 1995 году сверг своего отца Халифа бин Хамада Аль Тани и обвинил его в хищении государственных денег. В тюрьму последнего не посадили, однако он почтидесять лет жил в изгнании, и вернулся на родину лишь в 2004 году, после того, как полностью вернулв казну страны «ранее награбленное». Справедливое решение, не правда ли?

Мировые рынки с осторожностью присматриваются к нападению на Ирак боевиков из «Иракского государства Ирака и Леванта», захвату городов и нефтеперерабатывающего комплекса, находящегося около г. Байджи. Все это является потенциальной угрозой для экспорта иракской нефти, объем поставок которой сегодня составляет 2,6 млн. баррелей в день.

В ОПЕК (организация стран-экспортеров нефти), отметив, что Саудовская Аравия не испытывает желания использовать по максимуму свои дополнительные возможности, считают, что при нарушении поставок Ираком ее добыча может вырасти на 1 млн. баррелей в сутки. Текущий уровень добычи страны находится в пределах 9,67 млн. баррелей, но раньше в Саудовской Аравии заявляли, что могли бы увеличить показатель вплоть до 12 млн. баррелей.

Специалисты считают, что нежелание Саудитов может быть вызвано жесткими заявлениями, которыми в последнее время они обменялись с Ираком. В свою очередь, иракские власти, которые состоят преимущественно из шиитов, обвинили Саудовскую Аравию в геноциде иракского народа.

Не исключена вероятность, что заявления о возможностях Саудитов добыть 12,5 млн. баррелей – блеф, ведь максимальный показатель, который удалось продемонстрировать стране, составил в августе 2013 г. 10,2 млн. баррелей в сутки.

Саудовская Аравия столкнется в ближайшее время с дефицитом фиников. Причиной его стала развернутая властями кампания по депортации иностранных рабочих. В результате фермерские хозяйства столкнулись с нехваткой рабочих рук, необходимых для сбора и обработки плодов финиковых пальм.

Как рассказал Arab News владелец финиковой рощи из Медины Мохсин аль-Алави, обычно фермеры пользуются услугами поденщиков, набираемых в сезон сбора фиников. Однако местные жители не хотят работать в сельском хозяйстве, а иностранцев просто не найти.

Власти согласились разрешить ввоз иностранных рабочих, однако длительность бюрократической процедуры приведет к тому, что они попадут в Саудовскую Аравию уже после завершения Рамадана – месяца, в который финики пользуются особым спросом. Каждый житель королевства съедает за это время около пяти килограммов сладких плодов.

В Рамадан правоверным запрещается есть в светлое время суток. Разговляться у мусульман принято финиками – ведь так же поступал и пророк Мухаммад. Следует отметить, что современные диетологи одобряют подобную практику, заявляя, что эти плоды – лучшее, чем можно начать трапезу после поста.

Наиболее ценны для мусульман финики из региона Мекки и Медины – ведь именно их ел пророк. Рамадан – самый прибыльный месяц для местных фермеров. И хотя на рынок поступают плоды из других провинций и стран, нехватка рабочих рук оставит жителей королевства без их самого любимого лакомства.

Политика США: развал Ирака практически начался

Петр Львов

Как бы ни старался премьер-министр Н.аль-Малики подавать в розовых тонах сражения своей армии против боевиков ИГИЛ и коалиционных с исламистами отрядов суннитских племен, военно-политическая обстановка в Ираке продолжает резко деградировать.

23 июня суннитские бойцы взяли под контроль крупнейший в стране нефтеперерабатывающий комплекс /НПЗ/ в Байджи (200 км севернее Багдада). Охранявшие предприятие подразделения правительственных войск сложили оружие и покинули его, после чего территорию НПЗ заняли так называемые «революционеры арабских племен», выступающие против центрального правительства шиита Нури аль-Малики. Армейские подразделения, согласно поступающей информации, сдали завод, расположенный в 40 км к северу от Тикрита (административный центр провинции Салах-эд-Дин), без боя после переговоров командования ВС с племенными шейхами.

На прошлой неделе НПЗ пытались захватить боевики экстремистской группировки «Исламское государство Ирака и Леванта», которые уже контролируют ряд важных районов страны. Однако, как утверждают суннитские бойцы, они не имеют никакого отношения к террористам, и преподносят происходящие в стране события как восстание или «народную революцию» против правления аль-Малики. В их рядах немало бывших военнослужащих иракской армии времен Саддама Хусейна и функционеров свергнутой партии БААС, ставящих своей целью свержение шиитского премьера и формирование в Ираке властных структур, которые учитывали бы интересы всех этно-конфессиональных общин страны. В частности, как заявляют представители военного командования «революционеров племен», Мосул, Тикрит, ряд других городов и пограничных пунктов находится в их руках, а не под контролем ИГИЛ. Как передают арабские телеканалы, на улицах Байджи идут народные гуляния по случаю «освобождения» НПЗ.

В этих условиях Багдад с блиц-визитом посетил госсекретарь США Джон Керри, где он заявил, что судьба Ирака может решиться в ближайшие недели и во многом будет зависеть от того, смогут ли лидеры государства сформировать новое правительство к 1 июля. «Ключевой задачей сегодня было получить разъяснения от каждого лидера правительства Ирака по дальнейшим шагам по формированию нового правительства. Премьер-министр страны (Нури аль-Малики) подтвердил свое намерение сделать это к 1 июля», — заявил Керри в ходе необъявленного визита в Багдад. «Пришло время лидерам Ирака принимать решение», — добавил госсекретарь. Он также отметил, что США намерены оказывать «интенсивную и постоянную» помощь Ираку в борьбе с террористами, однако она будет эффективной лишь в том случае, если «правительство предпримет шаги для объединения государства».

А между тем, группировка «Исламское государство Ирака и Леванта» при поддержке суннитских племен, а также бывших военных из армии Саддама Хусейна за последние дни захватила ряд крупных городов на Севере и Западе Ирака — Эль-Каим, Рава, Ана и Рутба, а также заняли три КПП (один на границе с Иорданией и два — с Сирией), и грозят наступлением на Багдад. Иракские власти называют происходящее вылазкой террористов, в то время как ряд арабских стран и организаций назвали это обострением межконфессионального противостояния. Вчера стало известно, что боевики ИГИЛ взяли под контроль практически 70% территории западной провинции Анбар, а также удерживают контроль над провинциями Найнава и Салах-эд-Дин.

Кризис в Ираке, вызванный наступлением группировки «Исламское государство Ирака и Леванта» и переходом под ее контроль значительной части страны, вынудил США принять экстренные меры по спасению западного проекта переустройства иракского государства. После посещения Багдада и Курдистана госсекретарь Джон Керри обсудит 24 июня ситуацию в Ираке с главами МИДов стран ЕС в Люксембурге. Как заявил накануне министр иностранных дел Великобритании Уильям Хейг, «ЕС поддерживает позицию США, согласно которой Ираку необходима политическая консолидация и создание правительства широкого представительства с участием всех основных политических сил, а европейские союзники рассчитывают, что премьер Нури аль-Малики сможет сформировать новое коалиционное правительство.

Исламисты же сделали еще один шаг к созданию «государства джихада», взяв под контроль границу с Сирией и Иорданией. Незавидная ситуация для правительственных войск складывается и в северной провинции Найнава, где находится второй по величине город страны Мосул, а также в провинции Салах-эд-Дин, где отряды ИГИЛ установили контроль над городом Аль-Шаркат. Иракское командование называет сдачу все новых территорий исламистам «тактическим отступлением», но местные власти признают: боевой дух сил безопасности остается «очень низким», они покидают поле боя, оставляя оружие и снаряжение исламистам. 23 июня премьер Нури аль-Малики объявил, что только за минувший день в столкновениях с боевиками погибли сотни солдат правительственной армии.

Эскалация конфликта в Ираке ярко продемонстрировала: американский проект переустройства этого государства после свержения режима Саддама Хусейна терпит позорное фиаско. Пришедший на смену диктатору шиитский режим не сделали устойчивым ни миллиарды финансовых вливаний, ни многолетнее военное присутствие, ни поставки оружия, ни обучение национальных сил безопасности инструкторами из США и НАТО. Наступление боевиков ИГИЛ в считанные дни перечеркнуло многолетние наработки в рамках проекта «демократического переустройства» Ирака.

Кризис в Ираке вынуждает администрацию Обамы спешно пересматривать свою стратегию. При этом поле для маневра у американцев ограниченно. С одной стороны, Вашингтон не может позволить себе полностью самоустраниться и допустить свержения исламистами светского режима Нури аль-Малики. С другой — США дают понять: о повторении операции, аналогичной иракской кампании президента Буша в 2003 году, не может быть и речи. Тщательно избегая военного сценария, Барак Обама не может решиться даже на ограниченные авиаудары по позициям исламистов, которых от него ждут иракские власти, и пока готов лишь к отправке в Ирак военных советников. В Вашингтоне не скрывают недовольства нынешним главой правительства, полагая, что разразившийся кризис во многом стал результатом его политики, неумения договориться с суннитским меньшинством. В то же время администрация Барака Обамы отказывается считать иракский кризис результатом американской политики в регионе. «США не несут ответственности за то, что случилось в Ливии, и за то, что сейчас происходит в Ираке»,— заявил в ходе своей поездки Джон Керри. Хотя все прекрасно понимают – госсекретарь США просто нагло лжет. А боевики же ИГИЛ намерены реализовать свой сценарий переустройства Ирака, превратив его в «государство джихада».

Дж. Керри после посещения Багдада направился на север страны, чтобы встретиться с лидерами курдской администрации региона. Он призвал их занять активную роль в период формирования нового правительства в Ираке. А тем временем распад Ирака уже начался в практическом плане. Так , накануне приезда Дж.Керри президент КАР Масуд Барзани в интервью телеканалу CNN International намекнул, что уже «пришло время курдам самоопределяться». Так и не произнеся слова «независимость» Барзани все же дал понять, что он говорит именно о полной независимости Иракского Курдистана от Багдада.

Собственно говоря, Иракский Курдистан уже давно фактически независим от центральных властей Ирака. Курды имеют свои (по сути государственные) структуры, в том числе военные. 80 тысяч боевиков пешмерги (курдская военизированная структура). Сейчас они якобы воюют с боевиками из ИГИЛ, а в реалии – не без их молчаливого согласия суннитские отряды взяли Мосул и Тикрит, а в обмен те не стали сражаться за Киркук. В упомянутом интервью Барзани также заявил, что туркменский (туркоманский) город Киркук «несомненно является частью Курдистана» (на деле Киркук никогда не входил в состав курдской автономии – прим. автора). Местное туркменское население опасается, что после окончания кризиса в стране курдские боевики больше не покинут город и силой сделают его частью Иракского Курдистана.

Как уже понятно, опасения туркменского населения не беспочвенны. Последние заявления Барзани говорят о том, что курды смотрят на нефтеносный Киркук, как на свою вотчину. А если Иракский Курдистан еще и объявит свою независимость от Ирака, туркмены могут поневоле оказаться гражданами государства, в котором у власти сидят те, кто в середине ХХ века устроил в том же Киркуке массовую резню туркмен.

Напомним, в 1959 году в богатом нефтедобывающем городе Киркук во время праздника в честь годовщины падения монархии, произошла резня туркмен, которые составляли большую часть населения и держали в руках коммерческую и деловую жизнь города. Дома и предприятия туркмен были разграблены и разрушены. Главным организатором резни туркмены считают Демократическую партию Курдистана, председателем которой, кстати, был отец Масуда Барзани — Мустафа.

Если так дела пойдут и дальше, то вскоре мы увидим не только независимый Курдистан, но и независимое суннитское государство в составе 6-8 провинций северного, западного и центрального Ирака с преимущественно суннитским населением. Главное сейчас – кому достанется Багдад, который исторически всегда был в суннитской части страны. Видимо, битвы за иракскую столицу не избежать. И многое здесь определится исходя из того, вмешается ли в иракский вооруженный конфликт Иран и США с задействованием крупных сухопутных войск и ВВС. США явно на это не идут, и в этой ситуации Тегерану предстоит сделать сложный выбор, чреватый опасными последствиями для безопасности ИРИ, поскольку решительно против этого выступают спонсоры нынешнего суннитского восстания в Ираке — Саудовская Аравия, другие аравийские монархии, а также Израиль – главные стратегические партнеры Вашингтона в регионе.

Базирующаяся в Дубае (ОАЭ) компания-застройщик Damac Properties в минувший вторник сообщила о начале продажи вилл в первом комплексе вилл от модного дома Fendi.

Как сообщает Imexre.com со ссылкой на издание Arabian Business, 34 виллы комплекса Fendi расположены на территории проекта Akoya by Damac в районе Umm Suqeim Road в Дубае. Общая площадь, занимаемая проектом Akoya by Damac, составляет 42 млн кв. ф.

Дизайн каждой виллы проекта был спроектирован итальянским модным брендом Fendi Casa. Стартовая цена на виллы проекта, площадь которых варьируется от 7.9 тыс кв. ф до 16.8 тыс кв. ф, составляет 36 млн дирхамов (US$ 10 млн) . В публичном заявлении компании-застройщика отмечается, что строительство проекта планируется завершить в первом квартале 2017 года.

"Элитные виллы проекта Fendi были спроектированы в соответствии с нуждами самых требовательных покупателей", - отмечает управляющий директор компании Damac Properties Зиад Эль Чаар (Ziad El Chaar).

Компания Damac Properties имеет долгосрочный опыт сотрудничества с модным домом Fendi. Компаниям уже приходилось сотрудничать при создании проектов в Саудовской Аравии и в Дубае в районе Dubai Marina. Кроме того, модному дому Fendi была поручена разработка дизайна квартир в 40-этажном проекте компании Damac Heights.

Директор регионального отделения швейцарской компании Nestle Нанду Нандкишор сказал, что в понедельник Nestle открыла свой первый кондитерский завод в Египте, одновременно продолжается строительство нового завода в Дубае.

Инициативы Nestle идут параллельно действиям других крупных компанияй пищевой промышленности: о своих инвестициях сотен миллионов долларов в Египет объявили Coca-Cola Co, PepsiCo и Almarai из Саудовской Аравии.

Новый завод в Городе им. 6 октября, расположенном недалеко от Каира, возникнет на месте старого, в реконструкцию которого будут вложены EGP65 млн. (US$9 млн.). Завод будет выпускать продукты под маркой Maggi и Nescafe.

Директор отделения Азии, Океании, Африки и Ближнего Востока Нанду Нандкишор сказал, что новый завод будет выпускать шоколадные хрустящие батончики, предназначенные для внутреннего рынка, но в будущем компания рассчитывает экспортировать свою продукцию на внешние рынки в страны Северной Африки, например в Ливию. Сегодня Nestle экспортирует 10-15% продукции, производимой в Египте.

Также Нандкишор рассказал Reuters, что еще один завод по производству бульонных кубиков Maggi находится в стадии строительства в Дубае. Дать дальнейшие комментарии он отказался.

Со времени революции 2011 года Nestle инвестировала в Египет около EGP1 млрд. Несмотря на политическую нестабильность Nestle расширяет свои заводы в стране. Нандкишор сказал: «Это будет началом новых инвестиций. Мы заинтересованы быть здесь (в Египте)».

Андрей Сатаров

Москва и Эр-Рияд в ближайшей перспективе приступают к разморозке и перезапуску политического диалога и экономических связей, которые в последние годы были в упадке. Круг вопросов на повестке очень широкий: двустороннее торгово-экономическое сотрудничество в сфере энергетики, в том числе атомной, инфраструктурные и инвестиционные проекты, освоение космоса и гуманитарная сфера — направления, которые были резко свернуты несколько лет назад. Второй важнейший блок — сотрудничество в урегулировании многочисленных конфликтов и противодействие терроризму на Ближнем Востоке и в Северной Африке, который представляет реальную угрозу стабильности всего региона. Это только часть проблем, которые министр иностранных дел России Сергей Лавров обсудил с руководством Саудовской Аравии во время рабочей поездки 20–21 июня.

Июнь стал весьма плодотворным в плане двухсторонних контактов Москвы и Эр-Рияда на самом высоком уровне. Президент Владимир Путин провел телефонные переговоры с королем Саудовской Аравии Абдаллой, а также принял в Сочи главу МИД Саудовской Аравии Сауда аль-Фейсала. Теперь настала очередь ответного визита российского министра — за два дня он провел встречи с наследным принцем Сальманом Абдель Азизом, наследником наследного принца Мукрином Абдель Азизом, главой МИДа Саудом аль-Фейсалом, а также с генсеком Организации исламского сотрудничества Иядом бен Амином Мадани.

Прибытие Лаврова в город Джидду прошло на фоне резко обострившейся ситуации в Ираке, куда вторглись боевики группировки «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ), которую многие эксперты называют частично финансируемой как раз с территории Саудовской Аравии.

Правда, собеседник «Известий» в российском МИДе настаивает, что визит планировался задолго до этого.

— Встреча не экстренная. Но сейчас ее значение конечно заметно усилилось, — отметил источник издания в дипломатических кругах.

На фоне отсутствия какого-либо заметного прогресса в сирийских делах Москва придает большое значение встрече и обмену мнениями с представителями правящей династии Саудов, сказал «Известиям» еще один чиновник, близкий к МИД.

— Мы исходим из того, что Саудовская Аравия — один из важнейших и влиятельных игроков в регионе, от которого многое зависит. Именно поэтому необходим обмен мнениями о том, что можно сделать в регионе для противодействия международному терроризму, — отметил он.

На кону стоит глобальная безопасность, ведь внутренние проблемы Ирака, связанные с вторжением ИГИЛа и захватом части территории, — угроза не только для этого государства, но и для всего региона в целом, что неминуемо скажется и на России, и на Западе.

У России и Саудовской Аравии есть общее понимание, что сегодня именно терроризм представляет главную опасность для всех стран региона и важно не выпустить ситуацию из-под контроля.

— Важно не допустить очередной волны распада государств в регионе. Риски такие сохраняются, более того, они обострились в последнее время в связи с действиями боевиков «Исламского государства Ирака и Леванта». Это не отвечает интересам Саудовской Аравии, не отвечает интересам других стран региона и не отвечают интересам России, потому что мы заинтересованы в стабильном и процветающем Ближнем Востоке. Чтобы здесь было спокойно всем народам, представителям всех конфессий, включая, конечно же христиан, православных, — отметил Лавров, подводя итоги своего визита.

На встрече стороны пришли к соглашению, что социально-экономическое взаимодействие, которое в последние несколько лет заметно снизилось, «нуждается в существенном наращивании».

— Для этого есть все возможности, — отметил Лавров.

Речь идет об энергетических проектах в сфере нефти, газа и мирного атома, а также мирного освоения космоса, сельского хозяйства и создания инфраструктуры.

Многие из совместных проектов были заморожены несколько лет назад не без влияния американцев, отмечают собеседники «Известий».

Большой набор тем планируется развивать и в гуманитарном направлении. Речь, в частности, идет об активизации сотрудничества и обменов между археологами двух стран. Также обсуждалась активизация сферы туризма.

— Мы поблагодарили власти Саудовской Аравии за неизменно внимательное и безупречное отношение к нашим паломникам в сезон хаджа и высказались за то, чтобы и саудовские подданные приезжали в Россию почаще в качестве туристов. У нас есть что посмотреть. Это предложение также встретило поддержку, — сказал российский министр.

В целом в российской делегации признают, что визит прошел результативно — важно было завязать диалог, чтобы можно было «не только следовать событиям, но и стараться предвосхищать их и предотвращать ухудшение. А это требует обмена мнениями и выработки общего подхода».

— Важно, что встреча состоялась до священного месяца Рамадан. Надеемся, что через несколько месяцев уже можно будет ощутить конкретные результаты договоренностей в практической плоскости, — сказал источник.

В Китае построят самый амбициозный небоскреб мира.

Комплекс из двух высоток под названием Башни Феникса ждет одобрение на строительство; если проект получит "зеленый свет", то через три года Китай сможет похвастаться самым высоким зданием мира высотой в километр.

Птица феникс - это один из самых популярных китайских символов, который олицетворяет идеальный баланс инь и ян. Он появляется везде: на керамике, одежде, в украшении жилых домов и офисов. Этот символ вдохновил разработку пары небоскребов, чья высота достигнет одного километра. Башни Феникса будут доминировать над городом Ухань, столицей центрального Китая, и могут быть сданы в эксплуатацию в уже в 2017 году, сообщает портал Daily Mail.

Самым высоким зданием в мире в настоящее время является небоскреб Бурдж-Халифа в Дубае, чья высота составляет 829 метров. Китайский комплекс небоскребов равен по высоте строящейся башне Kingdom Tower в Джидде, Саудовская Аравия, чье завершение намечено на 2018 год.

Помимо невероятной высоты Башни Феникса смогут похвастаться уникальными решениями, которые разработало архитектурное бюро Chetwoods из Лондона. Небоскребы будут возведены на острове посреди искусственного озера и займут семь гектаров из выделенных 47. Расположение комплекса в конце трехкилометрового центрального проспекта в густонаселенном сердце города напоминает футуристическую Эйфелеву башню.

Пара башен отражает дуалистические элементы китайской культуры и представляет идею идеально сбалансированный союз двух начал: мужского и женского. Между двумя зданиями будут подвешены три большие сферы, напоминающие планеты. В них будут располагаться рестораны, куда можно будет попасть по мостикам. На главной башне будет установлен самый высокий калейдоскоп в мире, приводимый в действие ветровой турбиной. В строительстве и эксплуатации будут использованы передовые технологии, которые помогут снизить уровень загрязнения городской среды: "зеленые стены", солнечные батареи, котлы на биомассе.

Тем не менее, судьба проекта в два миллиарда долларов зависит от мэрии города Ухань.

Саудовская Аравия в апреле 2014 года обошла Россию по объемам добычи нефти. Об этом сообщает Росстат со ссылкой на данные ОПЕК.

Саудовская Аравия в апреле добывала 9.579 млн баррелей в сутки, все страны ОПЕК - 29.593 млн баррелей.

Россия добывала 9.95 млн баррелей в сутки по сравнению с 10.279 млн баррелей месяцем ранее.

Удельный вес экспорта нефти в общем объеме российского экспорта в январе-апреле 2014 года составил 32%, в экспорте топливно-энергетических товаров - 44.2% (в январе-апреле 2013 года соответственно 34% и 47.3%).

Средняя фактическая экспортная цена на нефть составила $740.3 за т, цена мирового рынка на нефть Urals - $777.9 за т.

Президент Египта фельдмаршал Абдель Фаттах ас-Сиси приехал встретиться с королем Саудовской Аравии Абдаллой бен Абделем Азиз аль-Саудом в аэропорт Каира. Монарх стал первым главой государства, посетившим столицу Египта после инаугурации ас-Сиси, сообщает "Аль-Джазира".

Саудовский монарх возвращаясь с отдыха в Марокко сделал остановку в каирском аэропорту и не выходя из салона своего самолета пригласил нового президента Египта к себе на борт.

Ас-Сиси во время диалога подчеркнул желание Египта вернуть свою роль в регионе при помощи поддержки арабских стран. Король Саудовской Аравии пообещал помочь подготовить конференцию, основной темой которой должно стать оказание финансовой помощи Египту.

Ранее король Абдалла бен Абдель Азиз аль-Сауд заявил, что победа ас-Сиси на проведенных в конце мая выборах "должна ознаменовать выход Египта из "хаоса" последних лет".

Российская и западная пресса обсуждают возможные изменения карты нефтяных поставок мира в свете продолжающихся успехов джихадистов в Ираке

Иран заявил, что готов компенсировать снижение объемов добычи нефти в соседнем Ираке, где исламисты захватывают города, пишет РБК со ссылкой на министра нефти Ирана Биджана Намдара Зангене.

>По словам министра, в результате активных действий в Ираке террористов организации "Исламское государство Ирака и Леванта" (ИГИЛ, ISIS) в июне цены на нефть поднялись на 5%. Иран, в свою очередь, всегда стремился "поддерживать постоянный объем добычи нефти, несмотря на ограничения и запреты, введенные США на иранский нефтяной экспорт".

Месторождения нефти на севере Сирии, над которыми ISIS удалось установить контроль, - крупный источник средств для террористической организации, указывает немецкая Deutsche Welle. Впоследствии нефть на грузовиках переправляется через границу в Турцию, говорит директор Центра исследований арабского мира в Университете Майнца Гюнтер Майер (Günter Meyer) .

Между тем саудовские власти не так давно все же признали исходящую от ISIS опасность. "Выходцы из Саудовской Аравии составляют основной контингент иностранных боевиков в ISIS. Когда они возвращаются домой, есть риск, что они выступят против режима саудовских властей", - объясняет Майер. Тем не менее, по словам эксперта, есть основания полагать, что средства из Саудовской Аравии продолжают поступать на счета ISIS. "Не столько от саудовских властей, сколько от богатых саудовцев", - подчеркнул он.

Доходы от нефти премьер Ира Нури иль Малики расходовал на создание византийской системы стабильности, стремясь подкармливать всех, подчеркивает "Комерсант". Однако в ситуации, когда у тебя нет мощной опоры на силу, просто пряник не всегда может помочь. Характерный пример — лидер Курдской автономии Масуд Барзани, фактически игнорировавший власти в Багдаде по ключевому вопросу предоставления лицензий на добычу нефти в регионе.

Наконец у "пряничной системы" есть один большой риск: она полностью рушится, когда деньги кончаются. А это вполне реальная перспектива для Ирака. Суннитские радикалы вполне могут дестабилизировать нефтяной сектор иракской экономики, тем самым резко снизив поступления доходов в бюджет. Саддам смог выжить в условиях сокращения доходов после неудавшейся интеграции Кувейта именно за счет эффективной системы "кнута", которого у премьер-министра Малики как раз и нет. Как только отключится искусственное насыщение системы доходами от нефти, начнется политический хаос.

Курды выбили исламистов из Мосула, после чего закрепились там сами сами. Воспользовавшись моментом, они заняли и важный нефтяной центр Киркук отмечает интернет-издание Lenta.ру.

Успех в Киркуке послужил для курдов поводом продвинуться дальше в сторону спорных с Багдадом территорий. Уже на следующий день они переместились в город Хавиджа и взяли Рабию — стратегический пункт вблизи иракско-сирийской границы.

Между тем в самом Эрбиле останавливаться на достигнутом не собираются. Премьер автономии Нечирван Барзани недавно пригрозил Багдаду, что в любой момент может провести референдум о выходе Курдистана из состава Ирака. Это заявление он сделал после того, как Нури аль-Малики обвинил его в «разворовывании принадлежащей государству нефти» — договоре о прямых ее продажах в Турцию в обход Багдада. На этом фоне успехи курдов в боях с исламистами из ИГИЛ могут дать Эрбилю гораздо больше, чем центральным властям Ирака.

В конце мая курды начали поставлять нефть в Турцию по собственному трубопроводу, напоминают "Ведомости" . На прошлой неделе губернатор провинции Киркук Наджмалдин Карим, по сообщению WSJ, разрешил курдским военизированным отрядам пешмерга занять покинутые иракскими военными базы для защиты нефтяных месторождений.

По мере продвижения ИГИЛ регионы, контролируемые курдами, остались в относительной безопасности, размещение пешмерга в Киркуке дало им возможность установить контроль над спорными территориями, пишет Заинаб аль-Ассам в обзоре для IHS Country Risk. Ослабление центрального правительства и контроль над спорными территориями, вероятно, обеспечат курдам если не полную независимость от Багдада, то большую автономию, хотя первый сценарий все более вероятен в свете суннитско-шиитского противостояния и неразберихи в Багдаде, указывает аль-Ассам.

Турция в последние годы активно выстраивает энергетический альянс с Иракским Курдистаном, однако вынуждена была делать это с оглядкой на позицию официального Багдада, считает ИА Regnum. Ослабление центральных властей Ирака и укрепление позиций руководства курдской автономии в этом отношении в интересах Анкары, так как может развязать ей руки в вопросе эксплуатации энергоресурсов региона и превращения Турции в основной транзитный узел экспорта нефти из Иракского Курдистана.

Энергетический фактор, по-видимому, также оказывает влияние и на позицию США. Повышение цен на нефть в связи с кризисом в Ираке скорее на руку Вашингтону, чья экономика в меньшей степени зависит от колебаний в поставках ближневосточной нефти. В то же время воздействие иракского кризиса на нефтяной рынок может негативно сказаться на экономиках конкурентов США - ЕС и азиатских гигантов Китая и Японии, зависимых от ближневосточных ресурсов. Кроме того ослабляются позиции ОПЕК, в рамках которой Ирак выступал как один из основных источников наращивания поставок нефти на мировой рынок.

Россия и Саудовская Аравия достигли принципиальной договоренности о наращивании торгово-экономического сотрудничества. В числе приоритетных для Москвы сфер - энергетика, космос, ядерная энергетика, сельское хозяйство и инфраструктура. Об этом глава МИД РФ Сергей Лавров заявил журналистам по итогам визита в КСА.

В ходе своей поездки российский министр провел переговоры с наследным принцем Сальманом Бен Абдельазизом, наследником Наследного принца Мукрином Абдельазизом, главой МИД Саудом Аль-Фейсалом и министром по делам Национальной гвардии, сыном короля Мутъибом.

С. Лавров обсудил на встречах вопросы двустороннего сотрудничества в сфере экономики, торговли, туризма, противодействия терроризму. Также была затронута региональная и международная проблематика, с упором на ситуацию в Сирии, Ираке и Ливии.

Было отмечено, что активизация боевиков в Ираке не отвечает интересам ни Саудовской Аравии, ни России, поскольку обе страны заинтересованы в стабильном и процветающем Ближнем Востоке.

«Все собеседники подчеркнули глубокую заинтересованность руководства Саудовской Аравии и лично Короля, который только что вернулся из отпуска, в существенном наращивании партнерства с Российской Федерацией», - сказал С. Лавров, отметив, что о необходимости активизации сотрудничества говорилось в ходе недавнего телефонного разговора президента РФ Владимира Путина и короля Абдаллы.

По словам главы МИД РФ, было выражено общее мнение, что торгово-экономическое сотрудничество нуждается в существенном наращивании.

Он отметил, что для этого есть все возможности, в том числе с точки зрения поиска взаимовыгодных приложений инвестиций в России и Саудовской Аравии и объединения общих финансовых и технологических потенциалов.

«Условились активизировать деятельность Совместной межправительственной комиссии по торгово-экономическому и научно-техническому сотрудничеству, которая не собиралась уже несколько лет, и поощрить бизнесменов двух стран к сотрудничеству в рамках российско-арабского Делового совета», - пояснил министр.

С.Лавров выразил уверенность, что в ближайшее время будут предприняты практические шаги на этих направлениях.

«Принципиальное согласие достигнуто. У нас большой интерес к целому ряду направлений взаимодействия - это энергетика, сотрудничество в мирном освоении космического пространства, мирного использования ядерной энергетики, сельское хозяйство, инфраструктура. Опыт у нас уже был, и у нас есть все основания его задействовать и с новой силой двигаться дальше», - сказал министр.

Стороны также обсудили вопросы гуманитарного взаимодействия, в частности в таких областях, как археология и туризм, в том числе религиозный.

«Мы поблагодарили власти Саудовской Аравии за неизменно внимательное и безупречное отношение к нашим паломникам в сезон Хаджа и высказались за то, чтобы и саудовские подданные почаще приезжали в Россию в качестве туристов. У нас есть что посмотреть. Это предложение также встретило поддержку», - отметил главы МИД России.

Эксперты обсудили проблемы и возможности развития нефтегазовой отрасли России. Говорили о рисках на Западе и перспективах на Востоке.

Екатерина Крылова, главный аналитик «Промсвязьбанка»:

«Для нефти сейчас главная тема – это Ирак. Вероятен риск того, что может повториться «арабская весна» 2011-2012 годов. Пока еще урон нефтедобывающим мощностям Ирака не нанесен, исламисты орудуют в основном на севере страны, а основные месторождения находятся на юге. Тем не менее, риски большие. Поэтому ожидается, что в ближайшее время нефть Brent может дойти до максимума 2013 года – 117-119 долларов за 1 баррель. Среди бумаг нефтегазового сектора сейчас наиболее интересны «Башнефть» и «Сургутнефтегаз», поскольку у них высокие выплаты по дивидендам. У «Башнефти» ожидаемый годовой доход по «обычке» –16,4%, по «префам» – 21,7%. У «Сургута» ожидаемая доходность по «префам» – 8,3%, а вот по «обычке» показатель неинтересный – всего 2,2%».

Денис Давыдов, главный аналитик «Нордеа Банка»:

«Мы считаем, что, несмотря на всю остроту геополитической напряженности в районах основной добычи, рост цен нефтяных котировок имеет ограниченный характер. Сейчас высокие цены на сырье выступают в качестве противопоставления слабому восстановлению экономик, что в конечном счете должно привести к тому или иному решению данной проблемы. В частности, ситуацию в Ираке можно решить либо военной помощью, либо подключением резервных мощностей ОПЕК. Если говорить о максимальных отметках на Brent, то цены локально могут достигать 120 долларов за 1 баррель, однако среднегодовые значения, думаю, составят около 109 долларов за 1 баррель».

Алексей Чичикин, эксперт ИХ «ФИНАМ»:

«После стабилизации ситуации в Ираке будет наблюдаться и стабилизация на рынке нефти. Ожидаем по Brent возвращения в диапазон 105-112 долларов. В нефтегазовом секторе сейчас технически хорошо смотрятся «Лукойл» и «Новатэк», а технически и фундаментально – «Роснефть», «Башнефть» и «Татнефть».

Александр Пасечник, руководитель аналитического управления Фонда национальной энергетической безопасности:

«Горизонт снижения военной напряженности в Ираке очень далек. В свою очередь, возможность снятия санкций с Ирана говорят о скором появлении на рынке дополнительных объемов легальной нефти. Однако нефть все еще будет дорогой. Понижение порога в 100 долларов за 1 баррель (с нынешних 110-113 долларов) пока не предвидится. Более того, снижение ценников сорвало бы все инвестиционные циклы нефтедобытчиков. Сложность проектов по добыче растет, поэтому возможный сценарий с дешевым сырьем их просто заморозит. ОПЕК следит за ситуацией, и констатирует при нынешних уровнях цен паритет «производитель-покупатель». 11 июня на плановом заседании ОПЕК была зафиксирована резолюция по сохранению квот добычи. Лимиты на добычу нефти были определены на уровне в 30 миллионов баррелей в сутки».

В металлургическом секторе без перемен

Мировое производство стали в мае 2014 г.

/Rusmet.ru, Виктор Тарнавский/ По данным World Steel Association (WSA), мировое производство стали (без учета стран АСЕАН и некоторых азиатских и африканских государств, не подающих свои статистические данные в эту международную организацию) в мае 2014 года составило 141,2 млн. т, что на 2,2% больше, чем в тот же месяц прошлого года. При этом, среднедневной объем выплавки стали остался в мае на том же уровне, что и в апреле, – 4,55 млн. т, чуть меньше рекордных 4,57 млн. т в марте.

По оценкам WSA, степень загрузки мощностей в мировой металлургической отрасли составила в мае 78,5%, незначительно уступив апрельским 78,7% и мартовским 79,0%. Таким образом, несмотря на избыток предложения стальной продукции на мировом рынке объем производства в последние месяцы практически не меняется. О ликвидации избыточных мощностей речь пока не идет.

Всего за первые пять месяцев текущего года в мире было выплавлено 684,2 млн. т стали, на 3,9% больше, чем в тот же период годом ранее. Темпы роста постепенно снижаются (по итогам января-апреля было 4,0%), но очень медленно. Кроме того, прежние контрасты в мировой металлургической отрасли понемногу ослабевают. Так, если в прошлом году практически весь прирост обеспечивал Китай, тогда как в «остальном мире» производство стагнировало, то теперь расширение выпуска наблюдается практически повсеместно. Из крупных производителей стали ощутимый спад (более чем на 2%) по итогам января-мая продемонстрировали только Украина, Турция и Тайвань. Причем, во всех трех случаях спад на внутреннем рынке стали совпал у них с ухудшением внешнеэкономической конъюнктуры для национальных металлургов.

В Китае производство стали в первые пять месяцев текущего года составило 342,5 млн. т, на 5,6% или 18,1 млн. т больше, чем в аналогичный период прошлого года. При этом, пожалуй, впервые почти половина прироста была обеспечена за счет увеличения экспорта. На внутреннем рынке спрос на прокат в стране остается относительно низким, особенно, в строительной отрасли. Из-за этого многие производители испытывают проблемы со сбытом, а цены близки к минимальным уровням за последние четыре с лишним года. Тем не менее, уменьшение себестоимости вследствие падения цен на сырье пока позволяет китайским металлургам поддерживать избыточные объемы производства несмотря на все усилия правительства, направленные на ликвидацию избыточных мощностей.

Второе место в мире по абсолютному приросту выплавки стали по сравнению с январем-маем прошлого года занимает Корея, где, впрочем, сказывается, по большей части, эффект низкой базы. Как раз в начале прошлого года производство в стране сократилось из-за проведения капитальных ремонтов крупных доменных печей. При этом, обстановка на корейском рынке стали остается сложной, а местные компании вынуждены, как и их китайские коллеги, наращивать экспорт.

В Индии темпы роста, составившие 2,5% по итогам января-апреля, опять уменьшились до 1,9%. В мае ситуация на внутреннем рынке мало отличалась от той, что была в предыдущем месяце, но вот объемы экспорта индийской стали сократились вследствие спада на основных рынках и ужесточения конкуренции со стороны дешевой китайской продукции.

Из ближневосточных стран быстро наращивают выпуск Катар, Саудовская Аравия и Иран, в то время как турецкие компании были вынуждены сбавить обороты. Из-за дороговизны сырья некоторые мини-заводы в Турции более активно используют покупные полуфабрикаты, кроме того, спрос на продукцию турецких металлургических компаний сократился в последнее время как внутри страны, так и за рубежом.

США пока идут с незначительным превышением прошлогоднего графика (на 0,7%), а вот европейские металлурги продолжают наращивать выпуск, хотя и не такими высокими темпами, как ранее. В январе-мае в 28 странами ЕС было выплавлено 73,3 млн. т стали, на 5,3% больше, чем годом ранее. Наибольший прирост, как и ранее, демонстрируют Германия, Италия и Великобритания, а спад по итогам пяти месяцев был зафиксирован только в Словакии и Румынии.

Благодаря незначительному расширению объемов производства в мае российская металлургическая отрасль вернулась на прошлогодний уровень. При этом, июнь обещает выход в «плюс». Несколько улучшили свои показатели и украинские металлурги. По данным СМИ, война в стране пока никак не затронула сталелитейные предприятия. Впрочем, отставание от прошлогоднего графика составляет у украинских производителей все те же 1 млн. т, как и по итогам января-апреля.

Объемы выплавки стали в мире традиционно достигают наивысших показателей во втором квартале, дальше на рынке начинается летний спад деловой активности. Однако в любом случае отрасль, скорее всего, завершит первое полугодие с заметным превышением по сравнению с тем же периодом 2013 года.

Проведение в Дубае Всемирной выставки также стимулирует мировые бизнес-школы открывать в эмирате свои филиалы.

Подготовка к проведению Экспо-2020 привлекает в Дубай студентов и молодых профессионалов со всего мира, а также дает толчок развитию сектора высшего образования.

Найджел Банистер, управляющий директор Manchester Business School, считает, что Дубай завоевывает все большую популярность среди студентов, получающих степень MBA, поскольку является новым мировым деловым центром. Молодые профессионалы также все больше выбирают Дубай для начала или продолжения своей карьеры, это подтверждается недавним опросом, проведенным сайтом LinkedIn.

За 12 месяцев ЛАЭ привлекли больше профессионалов (в процентах от общего числа работающих), чем Канада, Бразилия, Швейцария, Саудовская Аравия, Южная Африка, Индия, Сингапур и Австралия.

Роль русской епархии в Америке в развязывании Первой мировой

прот. Михаил Аксенов-Меерсон

Данное исследование возникло в ходе написания очерков из истории Православной Церкви в Америке и потому опирается на уже рассмотренную ранее историю присоединения части русинской иммиграции в Америке к русской епархии. В очерках была сделана попытка посмотреть на этот аспект американской религиозно-иммигрантской истории через призму политической истории европейской и, в особенности, русской. В главах же, публикуемых в этом номере НЖ, напротив, читателю предложен взгляд на европейские события в контексте американских.

Публикуемый отрывок представляет собой первую часть исследования о том, какую роль сыграло различие политико-религиозного мышления в Новом и Старом Свете. Это различие было бессознательным фактором, подтолкнувшим Австро-Венгрию и Россию к конфликту, вылившемуся в Первую мировую войну. Локальные события религиозной жизни малозначимых иммигрантских общин в Америке, будучи отраженными в средствах информации на европейском континенте, приобрели мощный общественно-политический резонанс. Эти события, вроде перехода части униатов в православие, на которые в Америке почти никто, кроме самой этой общины, не обратил никакого внимания, воспринятые через призму их конфессионально-этнической политики, породили в империях Габсбургов и Романовых взаимную подозрительность, которая мешала им разрешить дипломатически противоречия их интересов, завязанных на балканской проблеме. Миссионерская деятельность русского священноначалия в Америке, формально объединившего под русским омофором бывших униатов из Австро-Венгрии и сербских иммигрантов из самой Сербии и из австрийских территорий, представлялась австро-венгерским политикам подготовительным плацдармом, с которого Россия, якобы, готовила наступление с обоих флангов на Габсбургскую империю. На эту предполагаемую угрозу габсбургская администрация отвечала организацией среди русинов движения за украинскую самостийность, а также занялась покрывательством большевистских вождей (Троцкого и Ленина). С другой стороны, вдохновленные ростом православной епархии в Америке за счет обращенных униатов-русинов, русские славянофильские круги, включая царя, сделали ставку на обращение в православие тех же русинов в самой Австро-Венгрии, поддерживая среди них пророссийские настроения в пику украинской карте австрийцев. Эта «холодная война» за русинов, которая велась с начала 1890-х годов, усилилась именно ко времени начала Великой войны и способствовала последовательной коррозии длительного монархического согласия трех императоров (российского, австрийского и германского), что, в конечном счете, могло только способствовать развязыванию военных действий. Вся иллюзорность российской политики, направленной на «спасение» русинов, проявилась уже в ходе самой войны на занятой русской армией галицийской территории, что вызвало ответный террор австро-венгерских властей против ни в чем не повинного русинского населения. Война между двумя армиями, российской и австро-венгерской, после падения монархии в России переросла в Гражданскую войну. Направляемая большевиками и ведомая в значительной мере профессиональными военными из числа освобожденных по сепаратному мирному соглашению австро-венгерских и германских военнопленных, вошедших в Красную армию, эта Гражданская война уничтожила как остатки прежнего монархического режима, так и начатки режима демократического, и передала обескровленную войной Россию в руки режима коммунистического.

Прот. Михаил Аксенов-Меерсон

К моменту присоединения русинской иммиграции в Америке к русской епархии почти вся епархия ютилась в русском соборе в Сан-Франциско. В ее составе находилось несколько церквей на проданной Соединенным Штатам Аляске, с бегущим оттуда духовенством, и по-существу не зависящая от нее греческая церковь в Новом Орлеане с присланным из России греческим священником. В начале 1890-х годов, по словам архиепископа Платона (Рождественского), главы русской епархии в Америке с 1907 по 1914 год, без всякой инициативы с ее стороны в ее ограду «буквально ворвались» русины-униаты1, которых отказалась признать местная католическая иерария. Переход в русскую епархию огромного греко-католического прихода в Миннеаполисе и последующее вступление в епархию других карпаторосских униатских приходов вместе со своими церквами образовали тело епархии, разбросанной по территории Соединенных Штатов и Канады. К началу Первой мировой войны русская епархия состояла в массе своей из карпатороссов.

Первая мировая война, потрясшая до основания Старый Свет, принесла многие потрясения и в Новый, не исключая и жизнь американской епархии РПЦ. Однако в этом очерке мы рассмотрим обратную причинность: не столько влияние войны на американскую православную епархию, сколько влияние самой епархии на Первую мировую войну, более того, ее бессознательный, но тем не менее, на наш взгляд, решающий вклад в развязывание этой войны. В качестве преамбулы к развитию этого тезиса, могущего показаться парадоксальным, скажем, что в этой войне новые силы, вызванные к жизни эпохой модерна и в начале ХХ века вошедшие в возраст, насильственно свергли и разрушили тысячелетнюю державу религиозных теократий.

Первая мировая война привела к падению четырех империй: Российской, Австро-Венгерской, Германской и Оттоманской, – которые были заменены республиканскими, революционными или националистическими правительствами стран, возникших после их распада. Падение империй завершило тысячелетний режим теократий, христианских и исламской, и привело к мировому господству секуляризма, либо либерального, либо агрессивного революционно-тоталитарного типа в форме идей коммунизма и национал-социализма. Потому можно назвать эту войну еще и войной между тысячелетними христанскими теократиями – имперскими наследницами Римской империи: Священной Римской империей (962–1806), превратившейся в Австрийскую (1804–1867), а затем Австро-Венгерскую (1867–1918), возглавлявшихся одним и тем же домом Габсбургов, с одной стороны, и Российской, сознающей себя наследницей Византии, Восточной Римской империи, с другой. До середины ХIХ века Австро-Венгерская империя оставалась главной политической опорой Римской Церкви до такой степени, что ее императоры даже обладали JusExclusivae, т. е. правом вето при избрании Папы, которым пользовались, даже когда теократический режим Австрийской империи был заменен либеральной конституционной монархией. Последний раз Вена воспользовалась этим правом в 1903 году, когда Франц-Иосиф наложил вето на «обеспеченную кандидатуру кардинала Рамполлы», бывшего госсекретаря Папы Льва XIII. Вместо Рамполлы на папский престол был выбран кардинал Сарто под именем Пия X2.

Сама австрийская монархия считала себя политической хранительницей западно-римского христианства, подобно тому как российский император мыслил себя преемником византийских императоров, а потому защитником всех православных в мире. Византия же была завоевана и поглощена исламом в Оттоманской империи (1453), считавшей себя также истинной преемницей того геополитического целого, которым была империя Римская.

Конечно, на это легко возразить, что в отличие, скажем, от Тридцатилетней войны XVII века между католиками и протестантами, в Великой войне религиозные лозунги не были решающими, если и вообще фигурировали. Мы не собираемся здесь оспаривать современный анализ, видящий в причинах войны столкновение вполне секулярных и современных капиталистических интересов и тяжб за старые и новые колонии и рынки сбыта европейских империалистических держав, или же конфликт национализмов малых наций, стремившихся приобрести и усилить за счет других наций или государств свою собственную государственность. Однако политические военные альянсы переигрывались неоднократно и в прошлом, и они могли бы быть переиграны и в этот раз, стань, например, русский царь, и особенно его министр иностранных дел Сазонов, на точку зрения министра Дурново, считавшего, что России нечего делить с Австро-Венгрией и Германией и они могут продолжать существовать в мире, разрешая возникающие конфликты умелой дипломатией3.

Цель же этого очерка – довести до исторического сознания те глубокие, можно сказать подводные, течения, которые в силу своего религиозного, и потому в новое время маргинального, характера не были осознаны даже и воюющими сторонами в качестве реальных факторов и причин конфликта. Это, впрочем, не означает, что эти факторы воюющими сторонами вовсе не учитывались. Просто в Новое время о них было как-то не принято говорить и, тем более, придавать им решающее политическое значение. ХХ век вышел из-под развалин старого мира, Первой мировой войной погребенного, и потому смотрел на истоки войны уже своим секулярным взглядом, подслеповатым по отношению к религиозной специфике невозвратно ушедшей эпохи.

В публикуемых в этом номере НЖ главах очерка я предлагаю посмотреть на недоразумение относительно «русскости» русинского или карпаторосского населения Австро-Венгрии, якобы колебавшегося между австро-венгерским униатством и русским православием; недоразумение, раздутое в миф именно русской православной епархией в Америке, куда в течение двух десятилетий перед войной вошли русины-униаты, иммигрировавшие из Австро-Венгрии в Америку.

ПРИЧИНЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ И ГАЛИЦИЯ

Герхард Динес, заместитель директора австрийского музея «Йоаннеум» в городе Грац и куратор проходившей в Австрии выставки в 2013 году, посвященной истории лагеря для русских военнопленных времен Первой мировой войны, сказал: «Первая мировая война стала забытой войной»4. Что он имел в виду? Судьба победителей оказалась не намного счастливее судьбы побежденных. И те, и другие стыдились и обращались к истории с основным вопросом: как война могла произойти? Хотя ответы даются разные, историки подчеркивают случайный характер возникновения войны. Победители винят побежденных – Австро-Венгрию и Германию как зачинщиков. Что касается России, то она, проведя предварительно всеобщую мобилизацию и медля с ее отменой, тем не менее никому сама войны не объявляла, хотя и сосредоточила свои войска на австрийской и германской границах с целью оказать дипломатическую поддержку Сербии.

Однако поражает тот факт, что с самого начала, по мере продвижения российских войск по территории Галиции и Буковины, в ответ на объявление Австрией войны России 6 августа 1914 года, русское правительство сразу же стало образовывать на завоеванной территории собственные губернии. В течение первых месяцев войны были созданы Львовская и Тернопольская, позже – Черновицкая и Перемышльская губернии Российской империи. Губернии делились на уезды, а их администрация и на губернском, и на уездном уровнях практически полностью комплектовалась чиновниками из России. Это само по себе представляется вызывающим поведением одной из воюющих сторон на только что занятой территории противника, причем именно той стороной, которая была втянута в войну как бы против своей воли и ради защиты даже не своего, а чужого государства – Сербии.

Генерал-губернаторство было образовано с несвойственной русской бюрократической машине расторопностью уже 25 августа, меньше чем через три недели после объявления войны и сразу же с занятием русскими войсками части Галиции. Губернатором был назначен генерал граф Георгий Александрович Бобринский, канцелярия которого начала работу во Львове 5 сентября, как только русские войска взяли город. Военный губернатор Бобринский в своей программной речи заявил: «Я буду учреждать здесь русский язык, закон и строй», – и сразу же начал проводить политику, направленную на скорейшую инкорпорацию Восточной Галиции в состав Российской империи. Это выглядело агрессией по отношению к территории противника, которая никогда не была российской территорией, уже полтора века принадлежала Австро-Венгрии и могла отойти к ней обратно при перемене военной фортуны (что и произошло через несколько месяцев, а именно в июне 1915 года, в связи с контрнаступлением войск центральных держав). Несмотря на эту довольно необычную и явно вызывающую в военных условиях политику, граф Бобринский был поощрен правительством Российской империи и вскоре из временно исполняющего обязанности генерал-губернатора императорским указом был утвержден в этой должности, а затем, при посещении царем Львова, был пожалован званием генерал-адъютанта с прибавлением к фамилии именования «Галицийский»5. Когда же Галиция в результате отступления русской армии опять оказалась внутри Австро-Венгрии, это новое русское губернаторство не было упразднено, канцелярию «временно» эвакуировали в Киев. Это означало, что русское правительство не отказалось от завоевания Галиции и не потеряло надежду на ее окончательную инкорпорацию в состав Российской империи. Упразднена канцелярия военного губернатора была лишь в марте 1916 года, когда надежда на скорую русскую победу стала угасать.

Надо отметить, что ничего подобного не происходило при занятии русскими войсками Восточной Пруссии и области Мазурских озер. Здесь Россия не учреждала никакого русского губернаторства и собственной администрации. Завоеванная территория была под военным режимом действующей армии (российской), пока не была отбита обратно немцами. Чем же в этом смысле отличалась Галиция? Оче-видно тем, что русское правительство имело на нее свои виды, желало ее завоевать, получить в качестве своей собственной территории еще до подписания всякого мирного соглашения. Также очевидно, что оно полагало местное население своим, русским, и потому поставило над ним русских чиновников. Если до начала войны не было оснований утверждать, что Российская империя имела какие-то завоевательные цели в отношении Австро-Венгрии, то такая решительная инкорпорация в ее состав захваченной в первые месяцы войны территории уже не могла оставить у противника сомнений, что со стороны России эта война – захватническая.

Пока историки не нашли никаких свидетельств, что захват Галиции и ее присоединение к Российской империи серьезно планировались на правительственном уровне. Однако именно о том, что таковые намерения питали в некоторых кругах, в том числе и самодержец России, свидетельствует «Записка» П. Н. Дурново Императору Николаю II, написанная в феврале 1914 года, за пять месяцев до начала войны. В этой «Записке» бывший российский министр внутренних дел и действительный член Государственного Совета, кроме того, возглавлявший (1908–1915) в его составе крайне правую группировку6, писал царю следующее про Галицию: «Нам явно невыгодно, во имя идеи национального сентиментализма, присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь. (Курсив мой. – о. МАМ) Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан, сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов? Так называемое украинское или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских элементов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров»7. Слова Дурново подтвердились в прошлом уже несколько раз и на наших глазах подтверждаются снова.

О какой же «идее национального сентиментализма» и о «какой ничтожной горсти русских по духу галичан» говорит Дурново в своей «Записке» как о возможной причине войны, и уж во всяком случае как о рациональном основании включения этой части Австро-Венгрии в состав Российской империи в форме готовых губерний и уездов? Речь идет о русинах-униатах, поскольку именно переход этой небольшой иммигрантской общины обратно в православие – вступление в русскую епархию в Америке – дал основание определенным слоям русского общества, Церкви и правительства, включая царя, считать и коренное славянское население Галиции потенциально православным, а значит и «русским». Что и привело к эскалации вражды между католической Австро-Венгрией и православной Россией – вражды, перешедшей сначала в «холодную войну» между ними, а затем и в Первую мировую войну.

ВЛИЯНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЕПАРХИИ НА СОБЫТИЯ В РОССИИ И ЕВРОПЕ

Добровольный переход униатов-русинов в православие через вступление в русскую епархию в Америке продолжался в довоенный период несколько более двух десятков лет и получил широкую церковно-политическую огласку в русской прессе, прежде всего, через издание «Американского православного вестника». К тому времени «русская Америка» уже исчезала. С продажей Аляски русское присутствие в Америке пошло на нет и, кроме нескольких приходов на Аляске, в конце концов сохранилось в русском соборе в Сан-Франциско, где чуть ли не номинально ютилась русская епархия в Соединенных Штатах.

Русины-иммигранты из Австро-Венгрии, называвшие свою Галичину и свою общину «Русью», слили это название с «русской Америкой» православной епархии, тем самым возродив «Американ-скую Русь». А «Американская Русь», уже приняв в себя иммигрантов – галичан и карпатороссов, – ретроспективно закрепила за Галицией и Закарпатьем с частью униатского русинского населения названия «Червонной Руси» и «Угорской Руси» как потенциальной территории «Руси Державной». Эти понятия прочно вошли в лексикон «Американского православного вестника» (АПВ) и российских славянофильских кругов. Из-за магии языка этот переход униатов в православие в Америке сыграл немалую роль в дезориентации российской внешней политики и подлил масла в огонь искреннего православно-освободительного панславизма, или, по словам Дурново, в пропаганде «идеи национального сентиментализма» по защите «русских по духу галичан». Эта идея была подхвачена и превратилась в целое движение в славянофильских кругах, и ею увлекся сам Государь Император. При этом она полностью умалчивалась в среде профессиональных политиков, включая и министра иностранных дел. Ведь они понимали ее взрывной характер, способный вызвать международный конфликт. Но, уйдя в политическое подсознание двух соседствующих империй – Австро-Венгерской и Русской, – эта идея начала генерировать такую вражду и подозрительность между ними, под конец уже переходящую в паранойю, что и сами политики и дипломаты оказались бессильны ее контролировать. Эта «идея национального сентиментализма» по защите галичан, вначале принявшая довольно скромную форму информационной войны, стала даже уже не искрой, а довольно долго тлевшей пороховой бочкой, взорвавшейся в конце концов в Первую мировую войну. Дурново своей «Запиской» попытался затушить ее хотя бы в сознании Государя. Но «Записка», как уже известно из истории, не возымела действия или же запоздала.

Ряд историков видят в обращении русинов-униатов в Америке продолжение русской имперской политики, направленной на распад Австро-Венгрии. Их мнение – ретроспекция, в которой предвоенные и военные настроения проецируются назад, на русскую политику уже с середины ХIХ века. На самом деле идея «освобождения» русинов-униатов из-под австрийского владычества возникла в некоторых российских кругах именно под влиянием перехода их в православие в Американской русской епархии. Здесь уместно привести отрывок из главы «История Американской Руси» в книге Иеронима Луцика «Народная история Руси». Иммигрант из Австро-Венгрии, Луцик, одно время редактор издававшейся в Америке проукраинской униатской газеты «Правда»8, перейдя в США в православие – и с тем в русскую епархию, написал и издал в Америке (в 1911 г.) популярную историю русинов, начиная от крещения Руси до иммиграции части русинского населения в Северную Америку: «Ледва тридцать лет минает от часу, коли первыи русскiи переселенцы так из Державной, як из при- и закарпатской Руси прибыли до Америки... Русский народ в Полночной Америке живет роскинутый на великом просторе целых Соединенных Штатов, от Нью-Йорка до Сан-Франциско и от Миссури до Рио-Гранде. Наибольше русских живет в штатах: Нью-Йорк, Нью-Джерзи, Пеннсилвания, Огайо, Массачусетс, Коннектикут. Русские переселенцы начали наплывати до Америки около р. 1880. Наибольше прибыло их из Галичины и Угрии, а с 1905 р. начинает много прибывати и из Державной Руси, хоть там людям поводится далеко лучше, чем в Прикарпатской Руси. Из Галичины прибыли до Америки первые переселенцы из Лемковщины»9. Мы оставляем язык и орфографию автора. Они ясно показывают различие между тем, что под словом «русский» понималось в «Державной Руси», а что в «Прикарпатской».

Именно с переходом этих иммигрантов в православие на них и обратили внимание в самой России. Хотя славянофилы в первой половине ХIХ века и сформулировали идею панславизма с Россией в качестве покровительницы всех славян, но определяющим фактором этой идеи они ставили именно православие. Россия обязана защищать православных славян, не имеющих собственной государственности и живущих под гнетом других государственных исповеданий, именно потому, что она – суверенное православное государство. Униаты, естественно, не подпадали под эту категорию, поскольку и для своих правительств, и для русского правительства они были католиками. Вспомним, что еще Аугсбургский религиозный мир, достигнутый на рейхстаге Священной Римской империи (1555) под председательством дома Габсбургов, учредил принцип Cuiusregio, eiusreligio, т. е. чья страна (правление, правительство), того и религия. Так возник практически общеевропейский закон, по которому правящая династия определяет государственную религию своей страны и определяется ею. Правда, этот принцип распространялся в Западной Европе только на две наиболее могущественные стороны, а именно на католиков и лютеран, все остальные исповедания были из него исключены. Но и императорская Россия жила по тому же принципу: православие было государственной религией, и Царствующий Дом обязан был быть православным.

Уважая принцип государственно-религиозного суверенитета других европейских государств и их правящих династий, и Дом Романовых не претендовал на какое-либо влияние на славянское население Австро-Венгерской империи, поскольку это население было католическим и находилось под властью католического монарха. Из числа славянофилов один лишь Михаил Погодин (в 1835 и 1839 гг.) выдвинул идею инкорпорирования карпаторосского населения в Российскую империю10. Однако российское правительство проигнорировало эту идею полностью. Более того, начиная с Французской революции, Наполеоновских войн и Священного союза и вплоть до последних десятилетий ХIХ века, отношения между тремя империями: Австрийской, Российской и Германской, несмотря на естественные трения их как соседей, определялись духом консервативной солидарности имперских правительств против общеевропейского национально-освободительного и социального движения. Как при императоре Павле Суворов, назначенный главнокомандующим союзными войсками европейских империй, защищал Австрию от революционной Франции, так и русский генерал Паскевич при Николае I подавлял Венгерское восстание 1848 года для сохранения единства империи Габсбургов.

Что же касается самих русинов, то и они поддерживали австрийскую имперскую власть, поскольку та обеспечивала им равенство перед законом и защищала их как могла от национального притеснения и дискриминации со стороны поляков, словаков и венгров. В одном из современных обзоров истории русинов их причисляют к народам, которые на протяжении всей своей истории претерпевают «бесчисленные и кажущиеся бесконечными страдания и притеснения» именно в качестве народности11.

РУСИНЫ. ИСТОРИЯ ОБЩИНЫ МЕЖДУ ГОСУДАРСТВАМИ

Именно эту историю, малознакомую, мы и должны кратко обозреть, чтобы понять саму специфику и даже уникальность основного контингента русской епархии – карпатороссов. Изначально они составляли население Галицко-Волынского княжества, созданного князем Романом Мстиславичем в 1199 году и превращенного в королевство Галиции и Лодомерии в 1254 году, когда князь Даниил Галицкий принял от Папы Римского Иннокентия IV титул «короля Руси» и основал галицкий Королевский Дом и династию «королей Руси», или «князей всей земли русской, галицкой и владимирской» (rexRussiae). Население, оставшееся в массе своей православным, и именовало себя «русинами», прилагательное от которого – не «русинский», а «руський» или «русский». Но их пограничное положение на стыке больших государств сделало и саму Галичину, как называлась эта земля, и ее обитателей – русин, объектом постоянных военных и дипломатических завоеваний и переделов. В XIV веке в результате почти полувековой войны за нее между Польшей, Венгрией и Литовской Русью земли Галицко-Волынского княжества были поделены между этими государствами.

Польское королевство получило часть княжества с городами Галичем и Львовом, Подляшье, Люблин и южные земли Подолья, а также – часть Волыни с городами Белзом и Холмом, а Великое Княжество Литовское – Волынь с Владимиром и Луцком, Полесье и часть Подолья. Таким образом русины оказались разделены между Польшей и Княжеством Литовским, а после их объединения в XVI веке уже целиком оказались под властью католичества и втянуты в орбиту восточно-европейской политики. Не имея собственной государственности, через всю последующую историю они оставались ее жертвой. К тому же, они были вынуждены видеть себя глазами завоевателей, неизменно пытавшихся их ассимилировать в культуру того государства, под власть которого их определила на данный момент историческая судьба.

В западных справочниках и энциклопедиях русины называются «рутенцами». Американская энциклопедия дает им следующее определение: Ruthenians – «историческое название украинцев, соответствующее украинскому ‘русины’. Английское слово Ruthenians происходит от латинского Rutheni (ед. число Ruthenus), от которого произошло немецкое Ruthenen и похожие слова на других языках. Первоначально так называлось кельтское племя в Южной Галлии». В Средние века так назвали обитателей Киевской Руси – по западной средневековой практике давать новым народам, появившимся на горизонте, имена древних исчезнувших племен. Впервые это слово в применении к обитателям Руси встречается в Annales Augustiniani в 1089 году и с того времени веками использовалось на Западе для латинского именования восточных славян, и в особенности украинцев и белоруссов12.

Другая энциклопедия определяет их как галицко-волынское население, вначале вошедшее в состав Литовской Руси, потом Речи Посполитой, а после раздела Польши (1772) доставшееся Австро-Венгрии, где их культурным центром веками был Львов (Львив, или Лемберг). С конца XVI века это население было постепенно переведено в униатство, то есть православие по обряду и церковным обычаям, но подчиняющееся Риму и исповедующее католичество. Переход этот произошел в две стадии, в результате Брестской унии (1595 года) и Ужгородской унии, которая включала устное соглашение (1646 года), позднее подтвержденное письменными соглашениями (1664 и 1713 гг.). Сама эта многоступенчатость свидетельствует о том, что в значительной мере уния была насильственным переводом православного населения под власть католической иерархии13. В результате образовалась Греко-Католическая Церковь, православная по обряду и языку (церковнославянскому) и ряду специфически православных обычаев (женатое белое духовенство, совершение миропомазания священником и т. д.), католическое по подчинению Риму, богословию и формированию духовенства в католических семинариях. Веками эта Греко-Католическая Церковь оставалась специфически русинской (Карпаторосской Церковью). Уже здесь было заложено глубокое противоречие в сознании католической иерархии, с одной стороны, и массы мирян – с другой; противоречие, проявившееся несколько веков спустя в легком и безболезненном переходе русин-униатов обратно в православие уже в Америке. Рим считал эту аранжировку с византийским обрядом православным лишь по форме, но католическим по содержанию, в то время как русины воспринимали ее как православную по содержанию, а католическую лишь по форме. Но в силу ее своеобразного устройства, предоставляющего приходам жить на низовом уровне своей привычной православной жизнью, она служила русинам в странах римско-католического большинства (и в Галиции, и в Венгрии) бастионом, предохраняющим от ассимиляции в господствующие католические культуры. В католических странах это русинское население в силу своей религиозной, якобы, «второсортности» было отодвинуто в низший малообразованный класс мелких фермеров и зависимого крестьянства. В этом качестве в Польше его эксплуатировала польская католическая шляхта, в Австро-Венгрии – средний класс, в который оно не могло попасть из-за отсутствия должного образования, а входя в него, неизбежно ассимилировалось уже в венгерской культуре. Эта превратность их исторического существования отразилась в множестве имен, которые они носили: «галичане», «карпатороссы», «рутенцы», «лемке», – имен, свидетельствующих, что на их собственное самосознание «русин» накладывалось и географическое положение, и то, кем и как их видели те государственные образования и народности, под власть которых их ставила сама пограничность их исторической судьбы. Что сохраняло их идентичность – так это православие, а точнее даже – православный обряд на церковнославянском языке, внутри которого береглась историческая память даже тогда, когда этот обряд был включен внутрь католичества в институте униатства, как бы специально для них изобретенного.

РУСИНЫ В ЛИВОНСКОЙ РУСИ

Само имя «русины» указывает на древнее формирование такого самоопределения, сохранившегося до наших дней. По мнению академика А. А. Шахматова, древние славяне зародились на склонах Кар-патских гор14. В XV–XVI веках жители Львова, Киева или Чернигова еще не знали никакой «Украины». Само это слово появляется именно в лексиконе Польши для обозначения «окраины». Но Западная и Юго-Западная Русь себя окраиной не считали. Наоборот, они долго оставались центром, в котором продолжала свободно жить и развиваться православная культура. Это сознание своей центральности в русской истории укоренилось настолько, что в конце XVII века, уже после века Унии, православный игумен Киево-Михайловского монастыря Феодосий Сафонович написал обзор русской истории15, начав от Ноя, но так и не добравшись до Москвы. Эта русская история, ограничивающаяся пределами «киевского центра и государства русско-литовского», была столь популярна, что, войдя в Синопсис Инно-кентия Гизеля, выдержала 25 изданий в течение двух веков, «вплоть до последнего – в 1861 году»16.

Возможно, что именно в Западной Руси и началась проповедь Евангелия. Как пишет о. Владимир Зелинский, «...по преданиям, западная часть нынешней Волыни уже с конца IX века входила в епархию равноапостольного Мефодия (умер в 885 г.), простиравшуюся от Моравии до волынских рек Буга и Стыри.»17 Галицкая Русь помнила, что именно она дала Москве ее первого митрополита из русских – св. Петра. После 1241 года, когда после трех сокрушительных поражений коалиции русских князей Русь как независимое государство перестала существовать, сохранились неразгромленными западнорусские княжества. Галицкий князь Даниил, в надежде получить поддержку Европы против монголов, принимает в 1254 году католичество18. Но большинство населения остается православным.

Впрочем, не от Европы и католичества приходит поддержка против Орды, а от одного из языческих литовских племен. Литовские князья, от Миндовга (1240) г. до Ягеллы (1377–1434), объединяли литовские и западнорусские княжества для противостояния уже не столько Орде, сколько западным Крестовым походам против литовцев и славян. Папа Иннокентий Третий провозгласил Крестовый поход против прибалтийских язычников. Для завоевания были созданы три военных ордена: Тевтонский, Ливонский и Меченосцев, – которые, неся католическую веру, пользовались любой слабинкой соседей, чтобы завоевать не только язычников, но и крещеных славян, причем не только православных, но и своих, католиков.

Для защиты от крестоносцев Миндовг создает коалиционное государство, куда входят княжества Западной и Юго-Западной Руси. Это государство успешно сопротивляется Тевтонскому ордену, сумевшему завоевать всю Прибалтику. Литовские князья при этом не покоряют русские земли; русские княжества присоединяются к литовско-русскому государству сами, видя в нем защиту от немецких Орденов и от Орды. В XV веке, когда Великое Княжество Литовское, Русское и Жмудское стало могучей европейской державой, к нему присоединились уже и Смоленская, Орловская, Калужская, Тульская и Курская земли. Граница проходила в районе Можайска. Русский князь мог перейти под власть Москвы со всей своей землей, этим не нарушая обычаев и законов, как часто и делалось, особенно когда, под натиском католицизма, православных лишали прав и оттесняли от участия в политическом процессе, т. е. в социальной самозащите19. В самой Литовской Руси власть Великого князя была ограничена сеймом; русским в нем принадлежало большинство, так как 80% населения были православными. До крещения Литвы в католичество в 1386 году русские доминировали и в культурном отношении. Древнерусский язык был официальным языком Литовской Руси, на нем велись летописи. Он и остался государственным языком не только после обращения Литвы в католичество, но и после присоединения ее к Польше. И в Речи Посполитой, смешанном польско-литовско-русском государстве, и даже в Польше на русском языке писались все официальные документы вплоть до 1791 года, уже после первого раздела Польши, по которому она утрачивала свой федеративный строй. Конечно, как указывал историк А. В. Карташев, язык этот, «нося имя ‘русского’... отражал в себе оформление белорусского диалекта и по лексикону и по грамматической морфологии». Он продолжал отражать и культурное доминирование православной традиции. По подсчетам Карташева, до конца XVII века во всей Литовской митрополии, при наличии восьми епископов и одиннадцати тысяч «попов русских», местная Православная Церковь «вместе с монастырями числила в своем составе от 4 до 5 тысяч приходских центров»20. Никогда не провозглашавшая своей автокефалии, эта церковная область продолжала числиться митрополией Константинопольского патриархата, будучи фактически автономной.

Литовские князья долгое время видят в русских естественных союзников и против немцев, и против Орды. Миндовг, основатель коалиции, ищет помощи против Тевтонского ордена у новгородцев и заключает договор (1262 г.) с Александром Невским о совместном походе против немцев. Похода не вышло, так как Миндовг был убит заговорщиками из числа литовской знати. Ольгерд заключает союз с Михаилом Тверским. В. О. Ключевский считает, что «культурное сближение соединенных народностей, под преобладающим воздействием более развитой из них русской, шло так успешно, что еще два-три поколения, и к началу XVI века можно было ожидать полного слияния Литвы с Западной Русью»21.

В Литовской Руси русское православное население пользовалось свободами и привилегиями («привилеями» – на языке Литовской Руси), утерянными или не приобретенными в Московском княжестве. Особенно это касалось положения городов, которые в Польше и Литовской Руси жили по Магдебургскому праву – юридическому кодексу, возникшему в XIII веке в Магдебурге для самоуправления торгово-промышленного города. Этот кодекс распространился на многие города Германии и остальной Европы, привился в Новгородской и Псковской республиках с поправками на местную вечевую традицию.

Даже при мощном наступлении католицизма в Литве православные могли еще удерживать свои свободы и права. Литовская Русь, которая, наряду с Новгородом, свыклась с церковной свободой, стояла под угрозой ее лишиться, идущей сразу с двух сторон: со стороны надвигающегося с Запада католицизма и со стороны Москвы, где Церковь все более оказывалась под властью Великого князя. Именно боязнь Москвы, которая начинает войну с Литвой, вынуждает Ягелло на принятие крещения у католиков (1386). Русский по матери, Ягелло (1377–1434?) решается на брак с польской царицей Ядвигой, но устанавливает лишь династический союз с Польшей через корону – вместо объединения двух стран, потому что сейм, в массе своей православный, встал против государственного объединения с католической страной.

После этого многие русские князья со своими землями переходят к Москве. Но большинство населения Литовской Руси продолжает исповедовать православие и добивается для себя равных прав с католиками, которые и получает в привилегиях (1432 г.) при Сигизмунде Кейстутовиче. В 1511 г. таковые привилегии получает православное духовенство; в 1531 г. виленскому католическому епископу было запрещено судить православных. Согласно Ключевскому, «общие и местные привилегии постепенно сравняли литовско-русское дворянство в правах и вольностях с польской шляхтой... с влиятельным участием в законодательстве, суде и управлении», что было закреплено в XVI веке законодательным сводом Литовского княжества – Литовским статутом. Весь следующий XVI век Литовская Русь ведет войны с Московией: 1500–1503, 1507–1508. 1512–1522, 1534–153722. При этом она все еще сохраняет свою независимость и сопротивляется государственному слиянию с католической Польшей, при династическом союзе с нею.

Эпоха Иоанна Грозного, с долгой Ливонской войной и завоеванием части Ливонии в 1563 году, становится временем окончательного выбора для Литвы, устрашенной политикой восточного соседа. Литовская Русь продолжает быть прибежищем московитов, спасающихся от террора: сюда бегут кн. Курбский, завоеватель Казани, игумен Артемий (игумен Троице-Сергиева монастыря), первопечатник Иван Федоров. Литва остается центром православной культурной работы. Здесь делается перевод Острожской Библии, переводятся творения греческих отцов. Но уже открывается и путь к окатоличению православных. Русское дворянство, переходя в католичество, получает все огромные права польской шляхты, выбирающей монарха и контролирующей государство. Его же одаривают и крепостными, отчего происходит быстрое закрепощение православного населения. Под мощным давлением католичества православный епископат идет на компромисс: Церковь подчиняется Риму, но сохраняет свое православное богослужение и обычаи; благодаря своему образу жизни сохраняет и связь с остальной массой церковного народа – мирянами, общиной. Брестская Уния 1596 года официально перевела православное население под власть Папы, но с сохранением православного обряда.

Постепенно после Унии православные стали превращаться в культурное меньшинство на собственной родине. Правда, и в униатстве они сохранили традицию братств, которая помогала им организовывать собственную церковную жизнь и защищать свои права уже социально, поскольку при новых порядках униаты постепенно отодвигались в низы общества. Это только усилилось после раздела Польши, когда прежде православное, а ныне униатское население оказалось в границах Австро-Венгерской империи. В середине XIX века одна его часть осталась в Польше, в Галиции, другие же были разделены между австрийской Галицией и венгерским Подкарпатьем, где они тоже оказались под чужим культурным, языковым и социальным влиянием, частенько переходящим в гнет со стороны венгерских и словацких местных властей23.

А теперь свяжем это с русской епархией в Америке. В год, когда Аляска с ее православным населением перешла к Соединенным Штатам и в ней началось умирание православной Миссии, произошел перелом и в положении австро-венгерских карпатороссов, вынудивший часть их эммигрировать в Америку. Это были, в основном, русины, проживавшие на венгерской территории, положение которых резко ухудшилось с получением Венгрией автономии с собственной администрацией (1867). Последняя взялась за активную ассимиляцию русинов в мадьярскую культуру. Здесь от бывшей родины осталась только Церковь, точнее даже приход, сохранявший православные обряды и обычаи под властью Рима, при посредничестве униатской иерархии, которая предоставляла большую свободу приходской жизни. Приход-то и был тем единственным местом, где русины веками сохраняли исконные начала самоуправления, даже по мере постоянного снижения социального и культурного уровня, и где притулилось их национальное самосознание. Именно во второй половине ХIХ века, после Венгерского восстания 1848 года и особенно венгерской автономии (1867), из венгерских и словацких областей и из польской Галиции началась эмиграция русин-униатов в Америку.

Артикуляризация, или литературное выражение национального самосознания русин в Австрийской империи начались лишь в ХIХ веке, но они пошли именно путем восстановления исторической памяти. Один из ранних лидеров этого возрождения национального самосознания в Галичине, называемых «будителями», был филолог Д. И. Зубрицкий (1777–1862), вступивший в переписку с российскими славянофилами, в частности с М. П. Погодиным. Зубрицкий пишет «Критико-историческую повесть временных лет Червонной или Галицкой Руси. От водворения христианства при князьях поколенья Владимира Великого до конца 16-го столетия» (т. е. Брестской унии). В одном из своих писем к Погодину Зубрицкий сообщает, что им уже составлена «родословная карта всех князей Рюрикова поколения... с лишком 670 лиц», а также окончена первая часть «Истории Галичского княжества»24. Вослед подобных исторических изысканий и местная популярная литература восстанавливает историческую память и преемство русинов от Ярослава Мудрого с его «Русской Правдой», от Новгородского вечевого колокола и от соборного православия начальных киевских времен. В этом смысле показательна «Народная история Руси», написанная в Америке Иеронимом Луциком: написав историю русинов, начиная от Андрея Первозван-ного, и доведя ее через историю русинов в Австро-Венгрии (Угорская и Буковинская Русь) до очерка о русинской общине в Америке, он включил ее в историю Государства Российского как параллельную ему и родственную историю25.

То, что это самосознание выражало чувство идентичности самого народа, с одной стороны, и давало ему историческую перспективу, с другой, подтверждает сознание и русинской иммиграции в Америку уже в конце ХIХ века. Приведем собственное свидетельство русинов о себе в форме жалобы на опеку католических миссионеров, посланной в 1899 году в русскую епархию от группы карпатороссов, поселившихся в Канаде. Большую часть этого небольшого письма занимает именно обзор собственной истории: «Року 862 було основано руске князевство. Року 988 князь Володимир Великий приняв веру вод Греков а за ним и руский народ. Русины галицки мали своих князев и королев до року 1337. В роце 1340 польский король Казимир напав на галицку Русь с великою силою войска и загорнув Русь под свою власть; замки королевски зруйновав, а все скарбы заграбив и забрав до Кракова. Року 1351 папа римский заслав энциклику до польских бискупов, щобы ти старали ся запроваджувати латиньство помежь Русинами, если бы не можливо було вод разу запровадити латиньство, то бодай заключити унию с Римом. Але руский народ запротестував против сего добра. Польские ксьондзы однак не могли стерпети всходной церкви под польским панованем, для того старали ся силомоц довершити свого дела... Церковная уния з Римом була запроваджена в Галичине в роках под 1681 до 1710 через польских езуитов и через здраду руских епископов. И теперь в Галичине не лепше. Поляки а властиво ксьондзы и езуиты старают ся всеми силами затерти следы всходного обряду и тем самым вынародовити руский народ... Мы упенившись в холодной Канаде, водчуваемо все те добро езуитов, котре стоит сумными рядами во нашой истории, а друге живе сведоцтво на нашом народе. За-для того мы тут протестуемо против католицкой школы за ласки Французов и взагале не хочимо их ласк.» Подписано: «Комитет Вече». Из пятерых подписавших двое – Григорий и Михаил – носили фамилию «Фекула». И сейчас, более века спустя, «Фекула» – известная фамилия деятелей американского православия26.

РУСИНЫ В АВСТРО-ВЕНГЕРСКОЙ ИМПЕРИИ

В короткий период в новое время, с конца XVIII по середину XIX века, почти все русинское население было объединено под Габсбургской короной. С разделом Польши в 1772 году Галиция вошла в состав Австрийской империи в качестве восточной части королевства Галиции и Лодомерии. В 1775 году к нему, в качестве Черновицкого округа, отошла и Буковина, исторически румынская область, аннексированная Россией у Турции и затем уступленная ею Австрии. Подкарпатское население, оказавшееся в Венгрии, тоже было внутри одного государства. На этнографической карте Австрийской империи, составленной незадолго до Первой мировой войны, русины, разделенные внутренними границами между Галицией, Буковиной, Венгрией, Словенией и Словакией, даже не упоминаются, – скорее всего, чтобы не привлекать к ним внимание соседней России. Кроме того, весьма чувствительная к проблеме многонациональности имперская власть не желала раздражать национализм всех этих народностей упоминанием русинского меньшинства. А сами русины, в силу своего низкого социального статуса, не могли отстоять своих прав. После объединения Литвы с Польшей и введения Унии само русское дворянство было ополячено. Принимая католичество латинского обряда, оно допускалось в состав польской шляхты со всеми ее политическими правами и экономическими привилегиями. То же постепенно произошло с купечеством и высшим духовенством. Остались верны своей народности и своей вере – в форме унии – только мелкие ремесленники, крестьяне и низшее духовенство («попы и хлопы»). Не имея собственных высших и средних учебных заведений, русины оказались лишенными и собственной интеллигенции. Образование было доступно лишь на польском, венгерском и немецком языках, и, получая его, русины уже тем самым ассимилировались в господствующей культуре и чаще всего теряли связь с собственной народностью. Интеллигенцией, верной народу и его заботам, оставалось лишь униатское духовенство. Оно и играло роль лидеров в культурной жизни населения, основной ячейкой самоорганизации которого, как и в Средние века, оставался приход. При императрице Марии-Терезии, при которой русины оказались внутри границ империи, а затем при императоре Иосифе II, их церковные и гражданские права были значительно расширены и, в теории, Греко-Католическая Церковь была уравнена с господствующей Римо-Католической27.

Габсбургская администрация не поощряла этнический национализм, она была достаточно космополитичной и предоставляла путь наверх по лестнице государственной службы выходцам из всех своих народностей, особенно их аристократии, при условии их полной преданности короне и идеалу «Священной (т. е. католической) Римской империи». При своей относительной (для того времени) либеральности, имперский режим не препятствовал и самоорганизации различных этнических групп своего населения. Поэтому в Австрийской империи положение русинов улучшилось по сравнению с их прежним положением в Польше, а в Галиции, как коронной австрийской земле, их положение было лучше, чем в Венгрии.

Рядом правительственных распоряжений в Галиции была значительно ограничена власть помещиков, которые уже не могли распоряжаться не только трудом и имуществом, но и личностью своих крепостных, как это было при польской власти. Были приняты меры к поднятию культурного уровня и авторитета униатского духовенства. Русинам стали выдавать правительственные стипендии для получения образования в униатской духовной семинарии в Вене, основанной при императрице Марии-Терезии (1717–1780), а униатские епископы были уравнены в правах с католическими, например, в праве участия во вновь установленном Галицийском сейме. Поэтому русины заняли по отношению к империи не только лояльную, но и патриотическую позицию. Когда в 1809 г. галицкие поляки подняли против Австрии восстание, в надежде на поддержку Наполеона, и захватили Львов, русины выступили на стороне короны, помогая войскам в борьбе с повстанцами. То же произошло и во время Венгерской революции 1848 года, когда русины на стороне австрийцев и вместе с русской армией Паскевича, посланной на помощь империи, участвовали в подавлении восстания.

Впрочем, сама эта революция, наряду с общим революционным движением 1848 года в Европе, названным «Весной народов», привела к либеральным реформам в самой Австрийской империи. Была принята конституция, введшая ряд демократических свобод и ликвидировавшая пережитки феодализма. Это вызвало подъем национального движения среди галицийских русинов, во главе которого стала униатская церковь. Австрийцы учли настроения русинов в Галиции и всячески содействовали их антипольской и проавстрийской деятельности. При покровительстве австрийского генерал-губернатора Франца Стадиона в 1848 году оформился политический орган галицких русинов – была создана «Головная руская рада», также называемая «Галицийская рада», из 66 человек. В нее входили мелкие чиновники, интеллигенция, представители высшего духовенства и студенты.

Все это сохранилось в благодарной памяти русинов, что мы находим в свидетельстве об этом уже упомянутого Иеронима Луцика. Приведу из него несколько цитат, касающихся австрийского периода русинской истории: «Австрия занялася в первых часах дуже щиро русским народом проживающим в Галичине... Цесарева Мария-θересия... добра и справедливая монархиня... знала добре, як великие беды перенесла Галичина под лукавым рядом Польши. Народ был обеднелый, темный, духовенство понижене, мало учене. Она выслала своего сына, цесаревича Иосифа, до Галичины, где он наочно пересведчился о великой нужде русского селянства. Из Львова писал он до матери, что конечно треба тут поднести торговлю, промысл... иначе народ пропадет. А прежде всего треба образовати духовенство, без него, як писал Иосиф, для просвещения народа не дастся тут ничего сделати»28. Далее Луцик описывает благодеяния русинам со стороны наследовавшего Марии-Терезии Иосифа II, который был тоже «дуже справедливый цесарь», заботившийся о «русском народе», который отменил крепостничество (в 1782 г.), сократил барщину до трех дней в неделю, дал право «селянам женитися» без позволения барина и покупать землю (1787), а также изменил положение духовного сословия, «приказал на университете во Львове учити богословие на русском языке», положил стипендию духовенству и дал право избирать епископов из числа мирского духовенства. Так же с благодарностью Луцик упоминает и последующих императоров: Леопольда II (1790–1792), «справедливого для русского народа», защитившего права униатов перед католиками латинского обряда, императора Франца I (1792–1835), который «установил во Львове униатскую митрополию» (1808), и, наконец, Фердинанда Благого (1835–1848), который отменил полностью барщину и даровал народам Австрии конституцию, «то есть припустил весь народ до управления державою через выбранных из народа послов». «Народ русский в Галичине, – пишет Луцык, – доныне 3-го мая молится Богу за душу того благого владетеля. Русский народ платил всегда верностью и любовью за все добродетели того цезаря. Коли другие народы Австрии бунтовалися, русский народ остал всегда верным цезарю. Во многих кровавых битвах русские полки билися храбро и не щадили своей крови. А коли в самом Ведне (Вене. – о. МАМ) пришло до революции, то на страже при монархе были беспрестанно русские воины.»

Пользуясь конституционными правами, русины пытались объединиться внутри империи не по территориальному, а по этнически-религиозному принципу, с целью развития собственной культурно-гражданской автономии в рамках достаточно либеральной австрийской монархии, чему помогала их собственная традиция самоорганизации. Такое объединение входило в задачу Высшего русинского совета (Головной рады) под началом епископа Григория Яхимовича29. В 1850-х годах за объединение русинов Галиции и Закарпатья в единую имперскую область с самоуправлением под непосредственной властью австрийского императора выступал каноник Пречевской епархии Александр Духонович. Но именно этому препятствовали те национальности, среди которых русины оказались разбросаны и представляли политическое меньшинство.

По инициативе Галицийской рады в Восточной Галиции стали формироваться местные русинские комитеты из представителей интеллигенции и духовенства. Были выдвинуты требования расширения прав русинов в Галиции и нового раздела провинции на две части: польскую Западную Галицию и русинскую Восточную. Этот вопрос даже обсуждался на Славянском съезде народов империи в Праге (1848) по инициативе представителей «Русской» (русинской) рады, результатом чего стало соглашение 7 июня о признании равенства национальностей Галиции. Русинам была предоставлена возможность начать обучение на родном языке в начальных школах и вводить преподавание его в гимназиях. Поэтому именно в австрийский период истории русинов начинает пробуждаться их национальное самосознание и его выразители – интеллигенция – получают соответствующее название – «славянские будители»30. В 1848 году усилиями «славянских будителей» на русинском научном съезде был выдвинут тезис о лингвистической и культурной принадлежности русинов к русскому народу Российской империи и об изучении истории Галиции в связи с историей России. Таковое самосознание опиралось на труды собственных ученых, раскапывающих свою историю, но также и на языковое самосознание, возникшее не без влияния австрийского этнического плюрализма. С начала австрийского владычества в Галичине широко распространяется термин «русины» с его западной вариацией rutheni и среди населения, и у интеллигенции.

XIX век – век пробуждения исторического сознания европейских народов. История созревает как строгая научная дисциплина, и создаются монументальные труды в области национальных историй. Интерес к собственной истории возникает и среди русинской интеллигенции, в ее среде создаются труды, возводящие ее генеалогию к Киевской Руси, – вроде работ Д. И. Зубрицкого (1777–1862)31 или Б. А. Дедицкого (1827–1909), журналиста, написавшего популярную «Народную историю Руси от начала до новейших времен». Находя в своем прошлом лишь борьбу за свое этнически-культурное выживание, часть русинской интеллигенции предложила модель культурно-языковой ориентации на Россию. Здесь надо подчеркнуть именно лингвистический характер этой ориентации. Русины, разбросанные по разным регионам, говорили на разных диалектах, и перед их интеллигенцией возник вопрос о литературном языке. Часть из них взяла ориентацию на русский язык с его развитой литературой как на возможную модель для развития собственного литературного языка. При этом все исследователи этого движения и русинской истории подчеркивают, что с реальной Россией ни русины, ни их интеллигенция знакомы не были, к ней территориально никогда не принадлежали, режима ее власти на себе не испытывали. Россия для них оставалась абстрактной и достаточно теоретической моделью. Кроме того, ранняя русинская интеллигенция, выражавшая самосознание народа, причисляла себя к малороссам. Исследователь Пашаева замечает: «В воззвании к народу ‘Головная русская рада’, сообщая о предоставлении императором конституции, впервые в официальном заявлении утверждала: ‘Мы, русины галицкие, принадлежим к великому русскому народу, который говорит на одном языке и составляет 15 миллионов, из которых два с половиной миллиона населяют Галицкую землю’»32. Пашаева продолжает: «Это заявление соответствовало тогдашним воззрениям галицких будителей, причислявших себя к малорусскому (по нынешней терминологии – украинскому) племени. Так, в своей брошюре Головацкий писал, что русинское, или малорусское, племя (russinische oder kleinrussische Stamm) после великоруссов самое сильное, по Шафарику, оно насчитывает 10 370 000 живущих под русским скипетром и 2 774 000 под австрийским». «Нарiд Руский располагается з поза гiр Бескидских за Дон», – сообщается в «Русалке Днестровой», одном из первых русинских литературных альманахов33.

Именно русинские интеллигенты-«будители» формировали в сознании русинов миф о России. Так, в силу культурного равнения на Великую Россию (не говорим – Великороссию, поскольку русины под ней понимали Российскую империю, вместе с ее всеми «россиями» – Белой и Малой – и другими народностями, как единый этнос) постепенно возникает сближение в сознании прорусски настроенной интеллигенции понятий «русин», или «русский», или великоросс. Это сближение позднее, после перехода русинов-иммигрантов в Америке в православие в русскую епархию, автоматически и некритически внедряется и в России и постепенно превращается в культурное смешение этих понятий. Славянофильское направление начинает воспринимать русинов как своих соотечественников, отделенных во-лей несчастных обстоятельств.

Сразу может возникнуть вопрос: не боялась ли пророссийская интеллигенция поставить в глазах австрийских властей под подозрение все русинское население Галиции как потенциального врага или перебежчика, готового перейти под власть соседней империи прямо со всей своей областью, принадлежавшей Австрии? Увы, позднее именно это и произошло. Однако на начальных стадиях пророссийского движения этот страх не возник в силу ряда обстоятельств. Во-первых, благодаря либеральной эпохе «Весны народов», когда в самых разных славянских группах империи начались самостийные движения за культурную и внутриполитическую автономию. Русины требовали того же, что и все другие; единственным потенциально опасным отличием прорусской интеллигенции было то, что она идентифицировала собственное культурно-языковое наследие с языком и культурой огромной пограничной империи. Другим обстоятельством было сознание русинами своей лояльности Австрии, предоставлявшей им права и свободы, которых у русинов нигде не было и которые они не получили бы и в России. Это выразил за пару лет до русинского конгресса и до «Весны народов» один из «славянских будителей» и интеллектуальных вождей всего прорусского направления, профессор Львовского университета и униатский священник Яков Головацкий в статье «Положение русинов в Галиции», напечатанной в 1846 году в независимом бесцензурном журнале «Летописи славянской литературы, искусства и науки». Опровергая мнение, будто движение русинов (Russinenthum) представляет опасность для империи из-за соседства Галиции с Россией, Головацкий подчеркивает, что русины в Галиции – униаты, к которым в православной России относятся плохо. К тому же, и русский тип церковного благочестия, с постоянными постами и «монашеской жизнью русских попов», не подходит для образованных русинов. Что же касается русинского крестьянства, то его положение в Австрийской империи лучше, ибо «нигде помещик не может так безнаказанно плохо обращаться со своими крестьянами, как в России». Следовательно, русины останутся австрийскими патриотами, если только не ущемлять их национальные права34. В этой статье, напечатанной под псевдонимом «Таврило Русин», автор ратует за культурно-языковую автономию своего народа внутри империи. Он, правда, описывает приниженное положение русинов, поскольку и «под австрийским мягким скипетром» они живут «без литературы, без журналов, без национального образования, без школ – как варвары». Но и подтверждает вполне сознательную политическую лояльность русинов по отношению к империи: «В настоящем Австрия предлагает, хотя не известно, надолго ли, свободу, равноправность и конституцию, а Польша – рабство и политическое самоубийство...»35 О России как политической альтернативе, как мы видим, здесь не идет и речи. При этом следует отметить, что австрийская Польша была свободнее, чем Польша, входящая в состав Российской империи.

Итак, пророссийская интеллигенция Галиции, равняясь в культурно-языковом отношении на Россию, имела в виду лишь культурно-языковое самоопределение и самоуправление, будучи уверенной, что доказанная русинская лояльность Австро-Венгрии служит прочным гарантом для формирования такой культурной автономии.

ЦЕРКОВНО-СЛАВЯНСКАЯ ОСНОВА НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ

«Народ наш, – как писал в своей «Истории» Иероним Луцик, – як нiякiй другiй на свете привязанный есть до Церкви»36. Это отмечает и сторонний наблюдатель, чешский чиновник Яромир Нечас, секретарь Г. Жатковича, первого губернатора автономной русинской области Прикарпатской Руси в Чехословакии, в 20-х годах прошлого века. Нечаса поразило, что среди русинов «даже большевистские вожди» (коммунистические идеи легко угнездились среди обездоленного русинского населения Чехословакии) «регулярно посещали церковь», их социал-демократы почтительно приветствовали священников, «а одно из антиклерикальных собраний в Ужгороде» открылось традиционным русинским приветствием «Слава Иисусу Христу!»37

Религиозная вера уходила в глубокие слои национального самосознания русинов, само пробуждение которого в новое время было тесно связано с богослужением и опиралось на него. В течение нескольких веков православный обряд оставался единственной культурной родиной русинов, живущих среди разных народностей с их собственным охранительным национализмом. Поэтому и движение за культурную автономию началось как «обрядовое движение» за очищение в рамках униатской Церкви православной литургики от позднейших католических наслоений и искажений. Оно возникло как вполне невинная легальная реформа, но привело к первому серьезному столкновению имперской администрации с прорусским направлением. Хотя Уния 1596 года, переведя православных в папскую юрисдикцию, обещала полное сохранение православного богослужения, в реальности и оно оказалось «окатоличено»: духовенству разрешалось служить по несколько литургий в день; вместо православного престола, бывало, стоял открытый алтарь со статуями святых – иезуитов, и. т. д. Движение за очищение обряда и приведение его к православному уставу возглавил униатский священник о. Иоанн Григорьевич Наумович, и к нему присоединились другие священники и миряне. Сам Наумович, популярный и отзывчивый пастырь, был в 1861 году избран депутатом в первый галицкий сейм, а в 1873 – после введения прямых выборов – послом в рейхсрат. Со своей политической трибуны он выступал неоднократно в защиту экономических, гражданских и культурных прав русинского населения и даже требовал от сейма помощи русинскому театру во Львове38. При этом он держался пророссийской ориентации и, оставаясь униатским священником, повел проповедь за возвращение русинов в православие. Наумович, как и другие промосковские деятели, считавшие себя верными подданными австрийской монархии и привыкшие к ее либеральным порядкам, открыто начал говорить об этническом и языковом единстве «русского народа от Карпат до Камчатки», не представляя политически взрывных результатов таковой идеологии, последствий которой так боялась Австрийская империя, состоявшая на 42% из славян и прислоненная именно русинской территорией к Российской границе. Сознавая, что православие имело в империи легальный статус (хотя было признано лишь в Буковине с ее преимущественно румынским населением), Наумович настаивал на праве русинов ориентироваться на Россию, не боясь того, что он может навлечь на себя, на промосковское направление и, в целом, на все русинское население подозрение властей в нелояльности и даже в государственной измене. В прессе он открыто заявлял, что «все усилия дипломатии и поляков сделать из нас особый народ рутенов-униатов оказались тщетными и что Русь Галицкая, Угорская, Киевская, Московская, Тобольская и пр. с точки зрения этнографической, языковой, литературной, обрядовой – это одна и та же Русь... Мы не можем отделиться китайской стеной от наших братьев и отказаться от языковой, литературной и народной связи со всем русским миром»39.

Реагируя на потенциальную опасность таковой промосковской идеологии среди своего населения, пограничного с Россией, австрийские власти стали искать другое направление для русинского культурного и языкового самоопределения и, видя русинское стойкое упорство против ассимиляции в среде австрийских поляков, стали поощрять среди русинов проукраинское направление, которое, в свою очередь, представлялось сепаратистским уже в глазах их русского имперского соседа. На руку этой австрийской линии сыграла русская имперская политика в отношении Украины. В 1863 году министр внутренних дел Российской империи П. А. Валуев издал циркуляр, по которому разрешалось на украинском языке печатать лишь ограниченное количество написанной на нем художественной литературы и запрещалась вся остальная учебная, религиозная и прочая литература, а царский указ 1876 года запретил не только «печатание в пределах Российской империи произведений на ‘малорусском наречии’, кроме художественной литературы и исторических памятников», но также «свободный ввоз книг и брошюр из-за границы, театральные представления, чтения и даже ‘подписи под нотами’»40. Поскольку украинский язык был близок к галицким наречиям, хотя и не совпадал ни с одним из них, австрийцы стали поощрять на этом языке всякую культурную деятельность в Галиции. При поддержке австрийской администрации украински настроенная часть галицкого общества начала движение за отделение Украины от Российской империи и за создание из нее и Галиции отдельного государства.

С переходом русинских иммигрантов в русскую епархию в Америке между двумя империями началась и продолжала «теплеть» «холодная война» за русинское население. Этому способствовало и создание в 1867 года Австро-Венгрии с общей внешней политикой, но двумя раздельными внутренними: на территории Венгрии власти начали планомерную ассимиляцию славянского населения, игнорируя его культурные и национальные права, в Галиции, под австрийской властью, положение было лучше, но и здесь русины стали терять надежду на получение автономии. После 1867 года Галиция приобретает характер польской провинции. И если в Подкарпатье русины стали подвергаться мадьяризации, то в Галиции усиливается процесс их полонизации.

Русины при этом сохраняют полную лояльность Австрии и, пользуясь своими конституционными правами, продолжают выбирать своих представителей в львовский сейм и в венский рейхсрат. Но в силу своего меньшинства они не могут выдвинуть никакой политической программы. Отдельные москвофилы из интеллигенции начали посматривать в сторону России, ожидая помощи (не вполне понятно – какой) и пытаясь обратить на себя внимание. Уже упомянутый ранее профессор Львовского университета Яков Головацкий поехал депутатом от прорусских галичан на этнографическую выставку 1867 года в Санкт-Петербург. Там он рассказывал о русских связях русинов, также ведущих свое происхождение от крещения Руси при Владимире. В своей речи на обеде в Дворянском собрании Петербурга (11 мая 1867 года), он даже заявил, что русины «по роду и по племени, по вере и языку, по крови и кости» составляют единство с «великим славянским многомиллионным русским народом». Австрийские власти отреагировали на это выступление увольнением Головацкого из университета. Но произведено это было без шума и скандала, ему даже была назначена небольшая пенсия. Его выступление не осталось без последствий и в России, куда он был приглашен со всей своей большой семьей и где принял православие и русское подданство. Александр II произвел его в чин статского советника, и в его служебный стаж были засчитаны годы преподавания в Львовском университете. Став православным, Головацкий сложил с себя сан униатского священника. Эта индивидуальная эммиграция прошла без всяких осложнений в политических отношениях между империями. Галичане-русины, будучи униатами, т. е. официальными католиками, гораздо меньше в ту пору интересовали и русскую дипломатию, и славянофилов, чем судьбы православных сербов или болгар. Австрия также не искала обострения отношений с собственным русинским населением в Галиции.

ПОЛОЖЕНИЕ РУСИНОВ В ВЕНГРИИ

Но это обострение стало нарастать в Венгрии, когда та получила автономию. Ее администрация взялась за активную ассимиляцию русинов в мадьярскую культуру. Это выразилось прежде всего в том, что в Венгрии греко-католические епископы стали назначаться только из числа полностью мадьяризованного духовенства; те, в свою очередь, требовали и от священников последовательной мадьяризации своей паствы. Это давление было столь явным и последовательным, что привело к отчуждению основной массы мирян от духовенства. Венгры старались подавлять всякие проявления русофильства среди русинов и ограничить их автономию41. Одно время русины пытались объединиться в единую Перемышленскую митрополию, однако венгры заблокировали эту попытку создания церковной базы для этнического объединения42. Тогда-то и началась иммиграция русинов в Америку, в основном из Венгрии, но отчасти и из Галиции.

Хотя славянофильски настроенная часть русского общества и сочувствовала положению славян под турецким игом и даже создала в 1858 году Славянский благотворительный комитет под председательством того же М. Погодина, это сочувствие никак не переносилось на русинов, проживавших в Австро-Венгрии. После же войны с Турцией 1877 года, которая чуть не привела к войне с Англией, и особенно после Берлинского конгресса 1878 года, русское правительство стало игнорировать славянофильские тенденции в среде русской общественности. До конца ХIХ века, до того как русины-униаты в Америке попросились в тамошнюю русскую епархию, ни в Русской Церкви, ни в российских правительственных кругах никому не приходило в голову видеть в русинах-униатах в Австро-Венгрии союзников в геополитическом переделе средней Европы. Правда, в Австро-Венгрии существовал среди русинов прорусский клуб, ратовавший за принятие русинами русского языка как языка собственной культуры и письменности. Но москвофильское направление было самобытным движением среди русинов; сама Россия в нем не играла никакой роли43. Россия поддерживала это движение, но именно как культурное, а не религиозное и, тем более, не политическое, поскольку сами лидеры этого движения были политическими консерваторами, выступавшими за поддержку австрийской имперской власти и политики. Их культурно-политическая программа была основана на идее сохранения русинской культуры путем объединения всех русинов как национального меньшинства внутри Австро-Венгерской империи, с собственной культурной и, желательно, с политической автономией, наподобие венгров и словаков. Эта программа исключала как великорусскую концепцию присоединения к Российской империи, так и украинскую, с отождествлением русинов с движением за единую самостийную Украину. В 1882 году были арестованы несколько видных москвофильских деятелей: Добрянский, его дочь Ольга Грабарь, о. Иоанн Наумович. Поводом послужила попытка перехода в православие русинского села Глинички вслед за проповедью Наумовича, который, оставаясь униатским священником, ратовал за возвращение к православию. Власти обвинили арестованных в панславизме, государственной измене и в стремлении оторвать Галицию, Буковину и Прикарпатскую Русь от Австро-Венгрии с перспективой присоединения их к России. Процесс получился бездоказательным, поскольку вся деятельность обвиняемых была легальна и ограничивалась публичной проповедью своих убеждений. При этом русское общественное мнение и правительство, выступая за права человека и осуждая этот процесс, не пытались использовать эти гонения в качестве повода для политических демаршей по отношению к соседу.

Весьма осторожна была реакция высших правительственных кругов в России (точнее, К. П. Победоносцева и Александра III) на этот процесс. Когда после процесса подсудимые временно были выпущены из тюрьмы и Наумович остался без средств к существованию, т. к. приход у него был отнят, русское правительство оказало ему и Добрянскому тайную материальную помощь. Она была передана через венского посольского протоиерея Михаила Раевского. В своем письме К. П. Победоносцеву, тогда обер-прокурору Синода, от апреля 1883 года, Раевский уведомляет, что «отец Наумович приедет сам в Вену за получением денег». Сумма не указывалась, но к письму приложена расписка уже получившего помощь Добрянского на 15 тыс. гульденов44.

Исключительно интересно более подробное письмо К. П. Победоносцева Александру III об этом процессе и о подавлении национальной самобытности русинов со стороны венгров и поляков в Австро-Венгрии. Победоносцев ссылается на рассказ Добрянского, который «тайно от австрийских агентов» приехал в Петербург из Германии и описал в рассказе Победоносцеву даже не сам процесс над ними, а продажность парламентской демократии и беспомощность русинов, которые не смогли ею воспользоваться для защиты своих прав из-за того, что они остаются политическим меньшинством, а также и беспомощность австрийских властей, не смогших вмешаться в это преследование и стать на защиту русинов, потому что это было бы вмешательством во внутренние дела Венгрии. При этом Победоносцев называет «русинов», вероятно, с подачи самих «москвофилов», «русскими», не делая никакого семантического различия между «русскими» в Австро-Венгрии и «русскими» в России. «Чудовищный процесс по обвинению в государственной измене, возбужденный против Добрянского, Наумовича и других, лучших и доблестнейших людей русской народности (Курсив мой. – о. МАМ), – пишет Победоносцев, – привел в изумление здравомыслящих людей в целой Европе.» И далее Победоносцев призывает царя и своих соотечественников сделать должный вывод ...о вреде конституционного правления: «Но вот что весьма поучительно, и особливо для нас, русских. Австрийское правительство само было опечалено этим процессом и понимало все его беззаконие, но было бессильно предотвратить его и видело себя в необходимости подчиниться партии, возбудившей этот процесс. Роль недостойная для правительства; но австрийское правительство принудило себя на эту ложь потому, что оно утверждается на конституции»45. Далее в письме Победоносцев показывает, как, пользуясь демократией, другие народности Австрийской империи, подавляют русинов. Победоносцев и здесь называет русинов «русскими»: «Теперь вся парламентская сила – в руках у мадьяр и у поляков. Мадьяры – полные хозяева у себя и давят без пощады и без совести всякую иную народность, а система выборов так хитро ими же и поляками устроена, что никакая другая славянская народность не может иметь в палате сильного голоса... Располагая силою в парламенте, они задумали целый ряд законов к подавлению русской народности: изменение календаря, замену русского алфавита латинским, изгнание русского языка из русской школы, замену русского духовенства латинским, передачу иезуитам русских монастырей и духовных школ...» Тема этого большого письма – не столько необходимость защиты русинов со стороны России, сколько антиконституционный памфлет. Русины здесь оказываются скорее аргументом в полемике, чем ее целью и главной темой. Обер-прокурор Синода и доверенный советник императора, бывший еще и членом Совета министров, называемый в кулуарах его «негласным председателем», Победоносцев пишет царю с возмущением о нетерпимости венгерских и польских властей, о насилии над правосудием, ни словом не намекая на необходимость России вмешаться в это дело. Единствен-ная мораль, которую выводит Победоносцев в этом письме, – это мораль о губительности и злостной нетерпимости парламентской демократии к «инакомыслию», о нетерпимости и беззаконии, перед которыми оказалась бессильной сама австрийская имперская бюрократия, допустившая этот парламентаризм. Нигде, ни одним словом, влиятельный Победоносцев, который без стеснения мог призвать в поддержку своей политики военную силу России и ее дипломатию, не говорит здесь о том, чтобы использовать это прорусское движение в Австро-Венгрии в каких-либо геополитических целях.

Царь Александр III сочувствовал арестованным, но тоже не собирался в это дело вмешиваться, понимая всю политическую бестактность и даже опасность такового вмешательства. По словам Пашаевой, «в РГБ хранится письмо Победоносцева императору от 23 октября 1885 года. Направляя ему письмо Наумовича, Победоносцев пишет: ‘Совестно утруждать Ваше Императорское Величество посреди многих забот и занятий еще новым чтением. Но почитаю нелишним представить Вам полученное мною вчера письмо священника Наумо-вича, в нем выражается поистине отчаянный вопль русского населения в Галиции о безысходном положении их в борьбе с польским правительством, которому предала их Австрия. Наумович, недавно перешедший из униатства и порвавший все связи с Римом – человек по-чтенный и служит... действительно лучшим представителем лучшей части русского населения в Галиции...’ Наверху письма Александр Ш подписал синим карандашом: ‘Чрезвычайно больно и грустно читать его письмо. Авось даст Бог и нам и им светлый день когда-нибудь’.»46

Так впервые на языке российского государства было отождествлено понятие «русин» (в случае с Наумовичем, перешедшим в православие) с «русским» в качестве «великоросса», подданного империи. Несмотря на то, что сам Наумович после тюремного заключения переселился в Россию, далеко не все москвофилы были готовы ему последовать, привыкнув к либеральным порядкам габсбургской им-перии. Сам Наумович избирался в венский парламент и галицкий сейм. Добрянского, начиная с 1850-х годов, несколько раз избирали в венгерский парламент, хотя венгерское правительство и отнимало у него мандат, боясь его политической программы и настойчивости: Добрянский предлагал разделить Венгрию на пять национальных округов – русинский, сербский, немецко-венгерский, румынский и словацкий. Но парламентская система, которую так критиковал По-бедоносцев, свое дело делала. Когда в 1865 году Добрянский был избран в третий раз в парламент, правительство все же было вынуждено признать его мандат, и в течение четырех лет он выступал с его трибуны, пока в 1869 году его снова не лишили мандата по обвинению в панславизме47. Очевидно, что при всем сочувствии в России к деятельности Добрянского, в ней он не смог бы получить депутатских полномочий – за отсутствием парламентской системы. И русинская общественность это более или менее понимала.

Арест Наумовича, Добрянского и других деятелей прорусского клуба привел к закату всего этого москвофильского движения среди русинов в Старом Свете. До обращения униатов-иммигрантов в Америке в православие русины в Австро-Венгрии именно в качестве униатов не привлекали к себе особого внимания в России. Прежде всего, они сами давно уже свыклись со своим церковным положением. Уния была сконструирована таким образом, что ни по обрядам, ни по образу жизни, – т. е. именно по тем сторонам, с которыми имеет дело простой мирянин на уровне приходской жизни, – не отличалась от православия. Римскими были богословие, семинарии, каноническое право и церковноначалие, т. е. униатская иерархия, подчинявшаяся Риму. Ни с тем, ни с другим простой верующий, малообразованный или вовсе неграмотный, в своей повседневной церковной жизни дела не имел. Более того, это положение продолжалось веками и уже вошло в плоть и кровь местного населения: так оно его ощущало, когда находилось на политической территории Речи Посполитой, а затем на территории Польши; таковым это церковное положение и осталось, когда после раздела Польши эта территория с русинами отошла к Австро-Венгерской империи.

ПОЛОЖЕНИЕ РУСИНСКОЙ ИММИГРАЦИИ В АМЕРИКЕ

Уния была данностью и таковой могла бы остаться и в условиях американской иммиграции русинов, если бы в Америке было такое явление как католичество византийского обряда, и если бы Като-лическая Церковь в Соединенных Штатах обладала властью насильно удержать униатов в подчинении. Но ни того, ни другого не было, а американский образ жизни, с его конфессиональной раздробленностью и общинами по этническому принципу, способствовал автономии и сепаратизму. Униатские приходы могли с легкостью переходить в состав русской епархии потому, что никто не был в силах их от этого удержать, а самому американскому государству до этого не было никакого дела. В конце ХIХ века в Америке даже образовалась многотысячная епархия польских старокатоликов во главе с собственным епископом поляком, т. е. «Польская Католическая» Церковь, независимая от Папы Римского, – явление, которое в самой Польше было бы немыслимо.

Так же и «русскость» австро-венгерских русинов, вступивших в состав русской епархии в Америке, имела мало общего с русскостью подданного Российской империи. К тому же, эта русскость, по существу, ни политически, ни культурно русинов ни к чему не обязывала, кроме сентиментальной приверженности к своим же исконным православным обрядам, теперь уже не связанным с подчинением Риму. Перейдя в русскую епархию в массовом порядке, эти приходы, разбросанные по огромной территории, не столько подчинялись директивам епископа, как явствовало из признаний архиепископа Платона, сколько навязывали епархии свои собственные традиции и образ жизни, точнее, жили тем же укладом, которым жили веками и до этого, с поправкой на постепенную ассимиляцию в американском обществе. Именно свобода, царившая внутри русской епархии на огромной американско-канадской территории, и привлекла русинов с самого начала в православие из католичества с его жесткой дисциплиной. Американские католические епископы, в основном ирландского происхождения, на своем съезде в Чикаго в 1893 году решили применить собственные стандарты к католикам византийского обряда, т. е. просто перевести их на униформный латинский обряд, «поскольку возможная потеря немногих душ греческого обряда несоизмерима с тем благословением, которое приносит дисциплинарное единообразие»48.

Русские же епископы в Америке сознавали себя в большей или меньшей степени именно миссионерами, которые призваны строить Церковь из этнически и культурно разнородного иммигрантского материала. Собственный уклад, язык и обычаи сохраняли в этой епархии и другие национальные общины: сиро-арабская, сербская, отдельные греческие приходы, албанская община. Все они вели культурно-самостийное существование внутри единой организации русской архиепископии. Подобным образом устроились и карпатороссы с галичанами, с той лишь разницей, что теперь их церковный центр переместился в Санкт-Петербург. При этом Святейший Синод, сверху и издалека решавший их церковную судьбу, оставался для них так же далек и недоступен, как до этого – Римская курия.

Однако при этом русская иерархия и духовенство, возглавлявшие епархию, стали для бывших униатов их голосом, толмачами и выразителями. Это было тем легче, что основная масса русинов-иммигрантов была настолько задавлена ежедневной борьбой за выживание на своей новой заморской земле, что они охотно перепоручали своей отныне православной иерархии и духовенству выступать за них и от их имени, тем более, что они и сами себя признавали «русскими» – русинами. Но в самосознании русинов и их русских толмачей, таких как редакторы и издатели двух основных органов епархии – «Американского православного вестника» и газеты «Свит», – слово «русский» значило совсем разные вещи.

Здесь следует подчеркнуть огромное значение «имени», мощь слова и риторики, которая в этом исторически, казалось бы, кратком и незначительном эпизоде приобрела поистине мировую зажигательную силу. Русины считали себя русскими, т. е. гражданами уже не существующей, умопостигаемой Руси Киевской, которая, породив и Московскую Русь, и Петербургскую Россию, и Украину, уже не была ими узнаваема. Как указывает Пашаева, «прилагательное от ‘русин’, как считают сами русины, не ‘русинский’, а только ‘русский’, ‘руский’»49.

Для русской же иерархии и духовенства, подданных Российской империи, именно это подданство и принадлежность к Русской Пра-вославной Церкви в земном ее смысле, с Государем Императором во главе как политическим покровителем и защитником всех православных, и составляли их «русскость». Именно в этих терминах епископ Николай (Зиоров) в 1890-х годах объяснял американским властям, что православная литургическая молитва за Царствующий Дом и воинство не означает, что русские иммигранты, в том числе и иммигранты-русины, не лояльны к своему новому отечеству – Америке. Епископ утверждал, что Церковь возносит эти молитвы за православного императора потому, что в его миссию входит защита всех православных во всем мире50.

Как мы видели, и Победоносцев называл русинов-униатов в Австро-Венгрии, сочувствующих православию или же в него переходящих и смотрящих на Россию как потенциальную моральную защитницу, «лучшими и доблестнейшими людьми русской народности». Для русинов же, перешедших в Америке в епархию русской Церкви, «русский» означало всего лишь несколько модифицированную форму их собственного самоопределения как культурно-автономной этнической группы, которая продолжает в духе преемственности со своим собственным прошлым строить свою культурную и религиозную жизнь в Новом Свете. Так в миннеаполисском приходе самого о. Алексея Тофта, первым вошедшим в русскую епархию, возникло подряд несколько организаций с названиями «Русское женское общество» (1904), «Русское братство» (1907), «Русское библиотечное общество» (1908), «Русское театральное общество» (1911), хотя, по свидетельству одного из иммигрантов, в то время «в Миннеаполисе не было ни одного человека из России», да таковые и не имелись в виду51.

Такое понимание двух разных вещей под одним словом «русский» – типичный пример бахтинского двуголосого слова52. Однако то, что описуемо в терминах поэтики и даже мифологии, привело, как мы увидим, к реальным политическим и историческим последствиям. Здесь миф творит историю, а не просто ее осмысляет. Имя «русский» в применении к «русинам» превратилось в тот электрический ток, который средствами даже очень скромной массовой информации (русской газеты и журнала), быстро достигал столиц двух соседствующих империй и заземлялся в них на двух противостоящих враждебных полюсах. В российском истолковании Русская Православная Церковь была неразделима с имперским государством, со времен Петра I инкорпорировавшим эту Церковь в собственную бюрократию и практически содержащим всю американскую епархию из имперско-церковного бюджета. Поэтому для великоросского сознания русины, став православными и вступив в русскую епархию, стали, тем самым, если и не актуальными, то «почетными» подданными Российской империи. Таковое впечатление производили даже писания русского духовенства в Америке, уже хорошо осведомленного о специфике американских порядков, в которых религия – это целиком автономная сфера, не относящаяся к гражданской и политической. Тем паче в России, а особенно в имперских кругах, такое понимание нового статуса русинов возникло автоматически, как самоочевидная новая реальность. Особую роль сыграл в этом «Аме-риканский православный вестник», исполнявший функцию епархиальных ведомостей. Он выходил два раза в месяц и издавался бесперебойно более двадцати лет до самого 1917 года, а потом продолжал выходить с перебоями еще полвека. Русская пресса, в массе своей – русинской епархии, возглавляемой российским духовенством и церковноначалием, – превратилась в мощный свободный рупор почти угасшего москвофильского направления в самой Австро-Венгрии; рупор, разносивший эту идеологию сразу на три континента.

Америка – правовое общество, и иммигранты уже во втором поколении, обученные языку, нравам и законам, получают возможность за себя постоять. Вступив же в русскую епархию, осознав себя вполне православными и обретя средства для выражения собственного самосознания, галичане из Америки, без всякого, так сказать, злого умысла, не придавая этому особого международно-политического значения, начали влиять на самосознание и своих бывших собратьев униатов в Австро-Венгрии, и на формирование собственного образа в Церкви и обществе в самой России. Естественным каналом этого влияния было возвращение обратно к себе на родину русинов, поживших в Америке и соприкоснувшихся там с русской епархией. Далеко не все оставались в Америке, некоторые приезжали на заработки, чтобы, скопив денег, вернуться и купить землю или собственное дело дома. Таким образом нормы и конструкты демократии в американском изводе начали влиять на возникновение и распространение такого явления, как «русскость», в самосознании австро-венгерских русинов и в восприятии их в этом качестве в России.

Архиепископ Платон свидетельствовал, что русская Миссия была плохо осведомлена об униатах, проживавших в Америке. Но до их возвращения в православие русское общество мало знало и об униатах в Австро-Венгрии. Для Русской Церкви Уния была данностью, с которой приходилось бороться в западных областях России и в Польских землях. Но здесь Православная Церковь, скорее, не наступала, а держала оборону против католического натиска, который и окрашивал представление об униатах у пограничного православного духовенства.

Как же могла возникнуть такая путаница в умах, прежде всего образованных людей, неплохо осведомленных об истории России, Руси и Российской империи? Российская историческая наука вообще мало интересовалась историей Западной Руси, сознательно или бессознательно проходила мимо нее, поскольку та опиралась на древнерусские феодальные и вечевые традиции, искорененные в Московии и напрочь забытые в петровской России. Ни у одного крупного русского историка ХIХ века – ни у Сергея Соловьева, ни у Ключевского, при всем его внимании к социальному аспекту истории и при том, что он в своем курсе русской истории бегло уделяет внимание и Литовской Руси, ни даже у либерала П. Милюкова в его «Очерках по истории русской культуры», – мы не найдем описания истории Западной Руси именно как отдельного культурно-политического типа.

До обращения в православие униатов в Америке и их жалоб на местную католическую иерархию Русская Церковь не видела в униатском населении Австро-Венгрии потенциальных православных, которые так и рвутся назад в Русскую Православную Церковь, желая и территориально присоединиться к России. Но поскольку русская историческая наука прошла мимо Западной Руси именно как отдельной культурной и церковно-политической модели, то и «русскость» русинов стала восприниматься в России не по типу автономной культурной общины, а по модели церковно-государственной. Именно поэтому их симпатию к России ошибочно истолковывали как стремление вступить в ее состав, стать подданными российского православного императора.

«Американский православный вестник» этому весьма содействовал: выражения «Червонная Русь» и «Угорская Русь», которыми москвофильские «будители» называли русинское население и земли Галиции и венгерского Прикарпатья, прочно вошли в российский лексикон, а территории стали восприниматься как потенциально российские. Так на геополитическом горизонте рубежа ХIХ–ХХ веков возникла новая символическая страна, «Червонно-Угорская Русь», не имеющая под собой политической реальности, но наполненная реальностью символической, – подобно Константинополю, представлявшему для греков исчезнувшую Византию, маячившую, подобно призраку, над телом Оттоманской империи, а затем Турции. В панславянском сознании эта «Червонная Русь», по существу бывшая неким «умным» наваждением или градом Китежем, стала на четвертое место в ряду вполне реальных Великороссии, Малороссии и Белоруссии. В этом смысле показательна «Народная история Руси» Иеронима Луцика, посвященная предстоятелю русской епархии Платону, архиепископу Алеутскому и Северо-Американскому. По-следняя страница книги заканчивалась так: «Да живет святая, Православная Русь, защитница всего славянства. Да живет Русский Царь и Царствующий Дом, Богом данный, блюститель русской силы и чести»53. Это – уникальная трактовка истории русинов, включенная в русскую историю. В ней краткие обзоры историй Угорской и Буковинской Руси заканчиваются и обзором Руси Американской, т. е. предвоенного укоренения и своеобразного вторичного «подданства» русинов в русской епархии в Америке.

Конечно, то была уже американская книга, оторванная от своей галицкой и карпаторосской почвы и политической реальности. Она давала некий конструкт и, одновременно, формулировала и выражала некую новую идеологию, складывавшуюся у русинов, нашедших в русской американской епархии почву для своего мифа и идеала, – почву, на которой их никто не притеснял и которая их политически ни к чему не обязывала. Такое сознание могло возникнуть только в Америке, то есть при полном отрыве религиозного, культурного и даже этнического сознания от политической реальности Старого мира, а главное, при полном отделении Церкви от государства. Русские публикации в Америке, принявшие и даже провоцировавшие эту идеологию и свободно оперировавшие понятиями «Червонная Русь», «Подъяремная Русь», сумели убедить в этом мифологическом конструкте-хронотопе определенную часть православной иерархии и духовенства в самой России. Так, и архиепископ Тихон (Белавин) в своем выступлении на Мэйфилдском соборе называл русинов – свою основную паству – «русским народом» из Австро-Венгрии54.

Православные русины в американской епархии охотно принимали такое толкование, поскольку для них самих Россия была полной абстракцией, да и образ их собственной родины, из которой они эмигрировали, постепенно все более и более тускнел. Даже в наши дни телевизора и интернета достаточно провести несколько дней в пенсильванской глубинке, где-нибудь в районе Свято-Тихоновского монастыря, чтобы почувствовать, насколько отсюда весь мир представляется далеким и нереальным. Что же говорить о неграмотных или полуграмотных иммигрантах в конце ХIХ века, целыми днями трудившихся в пенсильванских шахтах или на сталелитейных заводах, а по воскресеньям собиравшихся в своих церквях и полностью делегировавших собственное представительство доверенным выборным лицам и духовенству, организовавшим их новый быт в русской епархии? Для них несколько измененное имя «русские» значило именно то, чем они были всегда и чем продолжали оставаться в Америке, и ничуть не больше. Но именно тем, что они так легко и охотно дали себя переименовать и так легко восприняли великорусскую риторику своих двух органов печати, став православными, они стали способствовать распространению и в России мнения, что их собратья в Австро-Венгрии с радостью готовы, вместе со своими территориями, войти в великую Россию.

Вот, например, статья о двадцатилетнем юбилее русского православного Петро-Павловского братства в гор. Бриджпорте штата Кон-нектикут, напечатанная, заметим, в 1914 году, сразу же после начала войны, в «Американском православном вестнике»: «Велика и широка наша Русь родная. От Дуная до Алтая и дальше, до Великого Океана тянется одна неделимая великая русская земля. От холодных льдов Севера до знойного Закавказья и Туркестана простирается наша родина святая. И на всем этом пространстве живет один русский народ, соединенный единою верою православною, крепкий единым русским духом христианской любви. Одна великая неделимая Русь. Она не делится и не должна разделиться. Она едина. Потому-то она так сильна и могущественна, ибо ‘в единении сила’. И все русские люди, живут ли они в Галичине или на Угорской Руси, в златоверхом Киеве, или в златоглавой белокаменной Москве, суть братья и дети одной Великой Русской Земли. Наша родина – целая Россия, наше знамя – православный трираменный крест, наш народный клич – ‘С нами Бог!’ С такими мыслями было заложено в г. Бриджпорте, штате Коннектикут, и наше Русское Православное Петро-Павловское Братство, которое и стало существовать с 7 августа 1894-го г.»55

Можно представить, с каким удовлетворением русский царь мог читать подобные изъявления безоговорочного русского патриотизма и лояльности ему лично, доходившие из далекой американской епархии, когда его собственная держава раздиралась революцией, антиправительственным террором и национально-сепаратистскими движениями, и резкая критика его режима и дворцовых порядков раздавалась с трибуны Государственной думы. По какой-то злой иронии, выпуск «Американского православного вестника» с этой статьей вышел 28 августа 1914 года, три дня спустя после образования на территории занятой русскими войсками Галиции (25 августа) генерал-губернаторства графа Бобринского, провозгласившего основой своей политики здесь учреждение русского языка, закона и строя путем ее скорейшей инкорпорации в состав империи. Конечно же, это только способствовало убеждению австро-венгерских политиков в том, что русская епархия в Америке, куда формально входили и сербские приходы, являлась мало прикрытым заморским плацдармом, на котором Россия заранее разыгрывала это свое наступление.

Однако действительно ли эти слова выражали самосознание карпаторосских членов Петро-Павловского Братства в Бриджпорте? Очень сомнительно. Их автор взял процитированное клише из заяв-лений русинов-москвофилов и подобных же статей и лозунгов в «Американском православном вестнике». По сей день стоит в том же Бриджпорте, в Новоанглийской епархии Православной Церкви в Америке, построенная в 1894 году этим Братством Святодухова церковь, где уже в наше время более десяти лет прослужил священником выходец из России, москвич, тщетно пытавшийся ввести хоть немножно церковнославянского языка в богослужение и в жизнь своего прихода, чтобы привлечь новых иммигрантов из России. Приход, состоящий из внуков, правнуков и праправнуков основателей прихода и Братства, написавших ту русскую патриотическую статью, и слышать не хотел ни о каком русском языке даже в гомеопатических дозах, да и вообще не очень жаловал иммигрантов из России. Приход этот в настоящее время англоязычен на сто процентов; ни Россия, ни ее культура, ни ее язык его всерьез не интересуют. Так же не интересовала их дедов и прадедов реальная Россия, когда они писали эту статью про свой двадцатилетний юбилей. Для них это было не более чем привычная риторика тех газет, которые для них издавались. Эта терминология и идеология ни в Коннектикуте, ни в Пенсильвании, ни в Канаде, из которых они уже не собирались никуда далее эмигрировать, их политически ни к чему не обязывали.

АМПЛИФИКАЦИЯ «МОСКВОФИЛЬСКОЙ ИДЕОЛОГИИ» В АМЕРИКАНСКОЙ РУСИ

Итак, в Америке русины, – как оставшиеся в униатстве, так и перешедшие в православие, – стали строить свои общественные организации, называя их, без всякой задней мысли, «русскими». В феврале 1892 года, после перехода конгрегации о. Алексея Тофта в русскую епархию, группа галицких и прикарпатских священников и мирян собралась для создания Объединения греко-католических русских братств. На этом же собрании организаторы постановили издавать газету под названием «Американский русский вестник». Газету решено было издавать на «русском», но со «словацким диалектом»56.

Три года спустя о. Алексей Тофт на собрании в своем приходе в городе Вилкес-Барре в Пенсильвании призвал к созданию Русского православного общества взаимопомощи57. Оно и было основано в 1895 году самим Тофтом совместно с архиепископом Николаем и русским консулом в Нью-Йорке А. Е. Оларовским. Показательно, что именно консул, т. е. не церковная фигура, а представитель Россий-ского государства, стал его первым президентом (1895–1897 годы)58.

Общество требовало, чтобы все его члены принадлежали Рус-ской Православной Церкви, подчеркивало, что оно русское и что есть лишь один неделимый «русский народ». Это последнее утверждение тем более парадоксально, что почти все его члены были американскими иммигрантами из Австро-Венгрии, до того – австро-венгерскими подданными. Но с точки зрения имперской России общество было «русским», и оно стало единственной американской организацией, получившей благословение Святейшего Синода59.

В 1900 году иммигрант из Прикарпатья Иван Зинчук-Смит организовал Общество русских братств, открытое как для униатов, так и для православных, но с 1902 года закрытое для представителей духовенства во избежание разделений по исповедному признаку среди русинской общины. Языком был выбран литературный русский с использованием русинского диалекта, т. е. тот самый язык, на котором Луцик написал свою «Народную историю Руси». Это Общество, в частности, в своем ежегоднике, названном «Календарь», опубликовало поэму своего генерального секретаря Михаила Баланда «До русских молодцев», называемых «сыновьями Святой Руси». Поэт призывал «русских молодцев» не верить обманчивому зову «поляков и евреев», соблазняющих идеей «Украины», а оставаться верными и гордыми сынами «матери Руси», т. е. родной Галиции с ее долинами, реками и горами60.

Конечно, на государственном полюсе Российской империи такие речения однозначно понимались как полная политическая солидарность русинов именно с государством Российским. Но другим полюсом, начавшим воспринимать подобные высказывания со страхом за свою территориальную целостность, оказалась Австро-Венгерская империя, чьими фактическими подданными были русины. События в Америке не могли остаться без резонанса и среди русинов в Австро-Венгрии. Под их влиянием возродилось москвофильское направление, а с ним и стремление употреблять русский литературный язык. Это направление питалось не столько реальной оценкой положения русинов на границе двух империй, сколько романтическими настроениями. Не жившие никогда в России галичане понимали, как правило, Россию не как многонациональную империю, а как национально-культурный монолит, не разбираясь в разных направлениях российской политики или общественной мысли и не примыкая ни к одному из них. Поскольку это направление приобретало в Австро-Венгрии все более оппозиционный характер, москвофилы питали надежды на поддержку единой великой России и даже провоцировали эту поддержку. Так, москвофил Дмитрий Вергун начал издавать в Вене журнал «Славянский век». Авторы, печатавшиеся в нем, употребляли наименование «русские» вместо «русинов», говоря о народе, жившем в восточной Галиции и северной Венгрии, хотя остальных славян продолжали называть их собственными привычными именами: «чехи», «поляки», «сербы», «болгары». Отдел переписки в «Славян-ском веке» время от времени сообщал и новости из Америки – о переходе все новых и новых униатских общин в православие. В одном из номеров был опубликован отчет о съезде славянских журналистов в гор. Сан-Луисе и о том, что на съезде присутствовали Виктор Гладик, редактор журнала «Правда», издававшегося Организацией русских братств (русской епархии в Америке), и Павел Жаткович, редактор униатского «Американского русского вестника». «Славянский век» Дмитрия Вергуна, издававшийся в Вене, и поведший оттуда информационную войну, стал уже катализатором, благодаря которому символическая точка на заокеанском горизонте материализовалась в небольшую грозовую тучку, нависшую над обеими европейскими столицами.

РЕАКЦИЯ В АВСТРО-ВЕНГРИИ НА «АМЕРИКАНСКУЮ РУСЬ»

События в Америке, а особенно резонанс на них в русинской общине в Австро-Венгрии и в самой России, пробудили и волну страха австрийских властей перед возможным прорусским движением среди русинов-униатов в самой империи. Уже в начале 90-х годов, после того как первые приходы русинов-униатов из Австро-Венгрии вступили в русскую епархию, австрийский министр иностранных дел граф Густав Калноки начал склонять польских политиков в Гали-ции признать украинское движение, чтобы повернуть русинов в направлении украинского национализма и самостийности. Поляки вроде бы согласились на это, но когда украинцы потребовали равенства политических прав с поляками, то те пошли на попятный и использовали избирательные законы в свою пользу, чтобы блокировать украинское представительство61.

Также и деятельность москвофильского направления стала рассматриваться венским кабинетом как откровенное проявление сепаратизма. После процесса Наумовича начинается наступление Рима на Униатскую Церковь. Базилианские (униатские) монастыри в Гали-ции, с их громадным имуществом, переходят под власть и руководство иезуитского ордена. Униатский митрополит Иосиф Сембра-тович, пытавшийся остановить этот захват, был смещен и отозван из Галиции в Рим, где и умер62.

С началом же перехода русинов-иммигрантов в Америке из униатства в русскую епархию началось и правительственное наступление на униатов в Австро-Венгрии. В 1893 году император издал рескрипт, закрывающий русскую духовную семинарию в Вене, откуда выходили самые образованные священники. Студентов стали отсылать в Рим. Закрывается также и Генеральная духовная семинария во Львове, дававшая университетское образование и готовившая священников для всех трех галицких епархий – Львовской, Станиславской и Перемышльской. Ее заменяют епархиальными семинариями с понижением образовательного ценза, чтобы поставить священников в полное подчинение епископам – правительственным ставленникам63.

Но, при несомненном церковном давлении, никто не ущемлял гражданских прав русинского населения. Описавший это в своем очерке Мончаловский, друг и биограф Наумовича, зачитал его в качестве доклада в петербургском Галицко-Русском благотворительном обществе, где очерк и был опубликован. Как видно на примере того же Мончаловского, в предвоенные годы галичане свободно ездили в Россию, причем поездки эти носили совершенно легальный характер «и лишь в страшные годы военного террора тяжко отразились на судьбах путешествовавших»64. Сам Вергун, в дополнение к своей издательской деятельности в Вене, по совместительству стал еще и вице-председателем Галицко-Русского благотворительного общества в Санкт-Петербурге65.

ГАЛИЦКО-РУССКОЕ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО

Галицко-Русское благотворительное общество было образовано 15 декабря 1902 года в Петербурге. По своему уставу, утвержденному министерством внутренних дел, общество ставило своей целью «оказывать всякого рода нравственную и материальную поддержку русским галичанам и их семействам, временно или постоянно проживающим в Санкт-Петербурге». В момент своего возникновения это было действительно чисто благотворительное и просветительское учреждение неославянофильского толка. Помимо благотворительной помощи уроженцам Галиции, Общество стремилось также содействовать ознакомлению русской общественности с жизнью Прикарпатской Руси, с ее прошлым и настоящим.

Основателем и первым председателем Галицко-Русского благотворительного общества стал ученый славист-филолог А. С. Будилович, женатый на Елене Добрянской, дочери Адольфа Добрянского, видного деятеля русофильского движения среди русинов в Прикарпатье. Специалист по церковнославянскому и раннеславянским языкам, одно время ректор Варшавского университета, а затем ректор Императорского Юрьевского университета, Будилович был убежденным монархистом и славянофилом консервативно-романтических взглядов. В 1905 году он стал председателем Особого совещания по вопросам об образовании инородцев, а в 1907 году – одним из основателей Русского окраинного общества, ставившего задачи противодействовать сепаратизму и антирусским настроениям среди инородцев. Свои взгляды на проблему «русинов» он высказывал прямо на своих выступлениях в Галицко-Русском благотворительном обществе.

С самого своего возникновения Общество заявило себя в качестве трибуны панславянской риторики, подчеркивавшей роль имперской России как защитницы и собирательницы всех славян, в том числе, и особенно, галицийских русинов. Во вступительной речи Будилович подчеркнул «единство судьбы» России и Прикарпатья с Галицией или «Червонной и Угорской Руси». По словам Будиловича, история не знает того периода времени, когда «Червонная Русь» не входила бы культурно и этнически в семью русского народа. В течение двух тысяч лет Карпаты были «святыми горами» этой семьи. «Червон-ная Русь» противилась всем попыткам своих врагов уничтожить ее веру, однако в последние «несколько веков» (Курсив мой. – о. МАМ) их религиозные и культурные связи с Россией были укреплены... Будилович дал краткий обзор «вражьих попыток» разорвать узы, связывающие русских в Австрии с русскими в России66.

На открытии Галицко-Русского благотворительного общества, как бы очерчивая его политическую программу, выступил священник-популист о. Григорий Петров. На его зажигательные религиозно-патриотические выступления в панславянском же духе в Санкт-Петербурге стекались толпы народа. В своей речи в Галицко-Русском обществе о. Григорий сравнил мира с палитрой художника или струнным инструментом, где художник и исполнитель – сам Господь Бог. Перефразируя известное описание многообразия национальных даров и черт в конце пятой главы «Мертвых душ», где Гоголь превозносит, по поводу прозвища Плюшкина, «метко сказанное русское слово», Петров сравнил народы мира с красками на палитре или струнами арфы. Когда какие-то цвета на палитре или струны отсутствуют, то ни живопись, ни музыкальное произведение не могут совершиться, что является преступлением против духа. Таковое же преступление против духа случается, если культура позволяет быть разделенной внутри себя. «Отделенность народов Галиции и Закарпатской Руси от русской нации и является таковым преступлением. Обязанность национальной культуры состоит в том, чтобы объединить все ее народности в единую нацию.» Дмитрий Вергун печатал эти и подобные выступления в «Славянским веке», пока, после четырех лет издания, его не прикрыли австрийские власти. Однако «Славянский век» и его редактор сумели объединить «большинство славянских и русских клубов в самой Российской империи и за ее пределами». После закрытия журнала Вергун перебрался в Россию, где стал ездить по всей стране с лекциями о положении русинов в Австро-Венгрии и их желании вступить в единую семью с российским народом. Ему удалось создать целое движение сочувствия русофильскому движению среди русинов, что входило в программу Общества как укрепление контактов между подданными «Держав-ной» и «Подъяремной» Руси. В Обществе устраивались лекции и заседания, на которых читались доклады русских ученых и общественных деятелей о современном положении и истории, а равно и текущих нуждах Руси Галицкой и Угорской. 21 декабря 1903 года Общество торжественно отпраздновало память св. Петра, первого митрополита Московского, выбранного не из греков, а из русских. Петр же, как подчеркивалось, был уроженцем Галицкой Руси. В заключение собрания Общества его почетным членом был избран Флавиан (Городецкий), митрополит Киевский и Галицкий.

Почти с самого возникновения Галицко-Русского благотворительного общества его членом стал граф Николай Павлович Игнатьев (1832–1908), который в 1903 году был также избран председателем Славянского благотворительного комитета. Скорее всего, это была не более чем почетная должность для ушедшего в отставку некогда блиставшего политического деятеля. Однако символичность такого назначения уже тогда не могла остаться незамеченной австро-венгерскими дипломатами и политиками. Имя графа Игнатьева, российского чрезвычайного посланника, было широко известно на международной арене как имя дипломата, последовательно проводившего политику панславизма. В бытность свою послом в Константинополе генерал Игнатьев и не скрывал своей цели добиться расщепления Оттоманской империи на множество славянских государств, которые бы призвали Россию гарантом своей политической независимости67. В 1878 году он подписывал со стороны России Сан-Стефанский договор, создавший независимое государство Сербия. Под давлением международных дипломатических кругов царь вынужден был уволить его в отставку прямо перед Берлинским конгрессом (1878). Фигура Иг-натьева во главе Славянского благотворительного комитета волей-неволей придала комитету характер наступательно-дипломатической организации, не очень даже скрываемый под одеянием культурно-просветительного и религиозного общества, – что граф неустанно и демонстрировал, противопоставляя идеологию панславизма пангерманизму. В панславизм входило и обязательное просвещение всех славян в духе великорусской идеи, по которой России принадлежала роль их естественной защитницы против всяческих притеснений. И будучи отставленным от своей дипломатической деятельности, Игнатьев оставался вхож ко Двору и имел личные беседы с Государем.

В глазах австро-венгерских политиков Русско-Галицкое общество в Петербурге явилось пока еще скрываемым симптомом наметившейся тенденции русской внешней политики перейти от Турции к расщеплению «лоскутной» империи. Именно эти опасения были открыто выражены во введении к Красной Книге, сборнику венских дипломатических документов, которыми Вена обменивалась со своими послами и правительствами задействованных стран прямо накануне Великой войны. «Первым шагом (К развалу Австро-Венгрии. – о. МАМ) было создание Балканского союза, задуманного для ослабления Австро-Венгрии, основания которой как великой державы должны были быть расшатаны панславянской и сербской агитацией в ее пограничных областях68. В качестве предварительного шага Турция должна быть разгромлена и изгнана из Европы. Благодаря этому сила увеличенных христианских балканских государств могла бы быть использована Россией в ее борьбе против двух центральных европейских держав»69. Документ австро-венгерского правительства присоединяет сюда и Германию как главную союзницу и опору.

Возникает вопрос, стояли ли за риторикой российского Галиц-кого общества реальные политические планы? На первых порах – нет. Скорее всего, это была безответственная риторика людей, не имевших реальной власти, столь частая в политически бесправных, а потому и политически неопытных обществе и Церкви. Этим людям ничего, кроме риторики, и не оставалось; они либо пользовались трибуной Галицко-Русского общества для выражения своей романтической идеологии, либо были рады поддакнуть высочайшим настроениям, либо плыли по течению и того, и другого. Однако после революции 1905 года и создания русского парламента пропагандистские речи уже получили политическую трибуну, и за рубежом к ним стали относиться именно, как к таковым, – программным политическим речам. Так, в думский период председателем Общества стал член Государственной думы граф Владимир Бобринский, последовательно проводивший идею включения Галиции и Карпат с их населением в состав Российской империи.

ПРИСТАЛЬНЫЙ ИНТЕРЕС НИКОЛАЯ II К ГАЛИЦИЙСКОЙ ПРОБЛЕМЕ

Это Общество так и могло бы остаться одной из русских благотворительных организаций без всяких политических поползновений, не окажись у него могущественного покровителя, а именно – Самодержца Всероссийского Императора Николая II. Царь, правда, сам открыто не выступал с поддержкой, справедливо опасаясь собственного правительства, но тихо повел свою, пока еще «холодную», войну за «Червонную Русь». Вовлеченность царя в этот проект «национального сентиментализма» началась и разрослась на базе его пристального внимания к росту русской епархии в Америке за счет русинов, бывших униатов. Русско-американский «Православный вестник» печатал материалы о неусыпном интересе российского Императорского Дома к американской епархии, печатал телеграммы и поздравления, которыми в течение многих лет обменивалась епархия с Царствующим Домом, свидетельствовавшие о личной заботе о епархии самого Государя, который поддерживал епархию часто из собственных фондов. В 1899 году царь Николай пожертвовал из личных средств 5 тысяч долларов на американскую Миссию, а в следующем году еще 5 тысяч на постройку Никольского собора в Нью-Йорке. Кроме того, по Высочайшему распоряжению в день Благовещения на постройку Никольского собора в Нью-Йорке был произведен сбор средств по всем церквам Российской империи. Общей сложностью было собрано 60 тыс. рублей. В том же году царь пожертвовал еще пять тысяч рублей из личных средств на постройку собора в Чикаго и две тысячи – на церковь в Питтсбурге70. В 1908 году царь подарил еще 5 тысяч на русский иммигрантский дом в Нью-Йорке71. Надо отметить, что царь совсем не любил сорить деньгами. Знавший его лично в Ставке адмирал Бубнов свидетельствовал, что «Государь не был подвержен никаким страстям и излишествам; стол у него был совсем простой... из игр любил он лишь домино и трик-трак, а в карты не играл»72. А протопресвитер армии и флота Георгий Ша-вельский даже говорит о крайней бережливости царя, экономившего в затратах и на собственную семью, которую безумно любил. Шавель-ский иллюстрирует это свидетельством военного министра Редигера. Военный министр как-то рассказывал Шавельскому, что «ожидая в Царском Селе царя, задержавшегося на прогулке, он увидел Николая II с пятью девочками. Зная, что у царя только четыре дочери, Редигер не удержался и спросил царя, что это за маленькая девочка, которую он вел за руку. – ‘Ах, это Алексей Николаевич, – смеясь, сказал царь. – Он донашивает платья своих сестер. Вот вы и приняли его за девочку’»73.

Поэтому поддержка американской епархии из личных средств на внушительные по тем временам суммы свидетельствует об исключительной заботе Государя об американской Миссии и жертвенном участии в ней. Конечно же, помощь царя не выходила за рамки религиозной благотворительности или же миссионерского рвения. Однако параллельно этому растущий интерес России к галицийским «проблемам» и мост между прикарпатскими русофилами и Петербургом не могли остаться незамеченными в Австро-Венгрии и не вызвать ее опасений. Реакция самой Австрии была сдержанна, поскольку по новому распорядку империя вела совместно лишь внешнюю политику, а переход американских карпатороссов в русскую епархию и их влияние на рост русофильских настроений в Австро-Венгрии попадали в компетенцию внутренней политики Венгрии. Таким образом, если Австрия на первых порах заняла выжидательную и наблюдательную позицию, то в Венгрии, откуда шел основной поток русинской эмиграции, этой проблемой занялись на самом высоком политическом уровне.

БОРЬБА ВЕНГРИИ ЗА АМЕРИКАНСКИХ УНИАТОВ

Составив себе представление, что «борьба за Галицию и Угорскую Русь» ведется Россией на американской территории, венгерское правительство направило туда и свою «армию» – в данном случае, «армию войны межконфессиональной» – отряд венгерских католических священников. События развивались следующим образом. В 1901 году премьер-министр Венгрии получил донесение, что некоторые русины, эмигрировавшие в Америку, возвращаются в Венгрию и призывают своих земляков обратиться в православие. Это показалось настолько угрожающим явлением, что осенью министр исповеданий назначил расследование, чтобы определить, насколько угроза серьезна. «Как показало расследование, определенное число русинов эмигрировали из Бечерова (к северу от Прешова, в настоящее время в восточной Словакии) в Миннеаполис, где они перешли в русскую православную епархию. Некоторые из перешедших в православие вернулись на родину и стали убеждать земляков последовать их примеру. Как показало дальнейшее расследование, лишь отсутствие церковного здания стояло препятствием переходу значительного числа поселян, включая и священников, в православие. Более того, русская организация в Америке пообещала собрать деньги для постройки церкви»74.

Некоторые чиновники стали опасаться, что это начало целого движения. Окружной прокурор Анош Пакси дал показания, что более трети населения уходит из греко-католической церкви и требует русского православного священника. Дальнейшее указание свидетельствует о том, что это по масштабу незначительное религиозное движение тем не менее имеет под собой геополитическую подоснову, равно как и чревато геополитическими последствиями. По словам того же прокурора, это движение распаляется слухами, что после смерти Императора Франца-Иосифа русинская территория в северной Венгрии будет передана России и, таким образом, русины, перешедшие в православие, окажутся в более благоприятном положении. Вряд ли этот слух исходил от Франца-Иосифа, или же наследного принца – еще вполне живого и деятельного Фердинанда, или же от венгерских властей. По инициативе прокурора, несколько священников – Андрас Збилей, Василий Збилей и Ласло Титко – были привлечены к уголовной ответственности за антикатолическую пропаганду и в марте 1902 года осуждены на тюремное заключение.

Венгерское правительство настолько встревожилось этим «антипатриотическим» движением иммигрантов-русинов в Америке, что во главе с премьер-министром повело дипломатические переговоры с Ватиканом, добиваясь права для самого правительства номинировать из числа венгров униатского епископа для Америки и священников-венгров, которые в дополнение к своим священническим обязанностям могли бы быть и активными «политическими агентами» Венгрии среди американских иммигрантов75.

Венгерское министерство исповеданий издало в 1902 году несколько указов, имеющих целью ограничить численность духовенства, едущего из Венгрии в Америку, лишь лояльными венграми, которые смогут препятствовать обращению бывших австро-венгерских подданных в православие. Эта цель была ясно изложена в послании от 4 февраля 1902 года (№ 393) венгерского министра исповеданий Комлочи католическим иерархам в Америке76. В нем говорилось, что венгерское правительство вынуждено защищать свои интересы в Америке и для этого не допустить туда иммиграцию «враждебных» (по отношению к Венгрии) священников. Поэтому американские епископы должны принимать только тех священников, которые приезжают в Америку по правительственным рекомендациям. Эти шаги необходимы, поскольку, согласно Комлочи, из сорока двух словацких католических конгрегаций в Америке только семь возглавляются «патриотическими» священниками. Это послание каким-то образом попало к словацким священникам в США, было переведено на английский и опубликовано в брошюре с названием «Hungary Exposed: Secret State Document Reveals the Plotting of that Government in theUnited States». 26 июля 1903 г. «Вашингтон пост» напечатала статью об этом скандале и о вмешательстве Венгрии во внутренние дела Амери-ки и американских граждан. А на следующий день «Нью-Йорк таймс» опубликовала интервью с Джозефом Хорватом, издателем венгерско-американской газеты «Szabadsag», в котором проявилась характерная неспособность этого венгра стать на американскую точку зрения, отражавшую нейтральность государства в делах религии. Джозеф Хорват настаивал на правомочности венгерского правительства проводить свою политику. По его словам, «в Венгрии словаки и русины делали вид, что они лояльны к своей родине», но стоило им приехать в Америку, и они стали выступать «под русским флагом». Пускай у себя на родине русины молились на своем «русском» языке, но поскольку они венгерские подданные и среди них много венгров, то венгерское правительство отныне требует, чтобы в Америке богослужение проходило на венгерском языке77. Интервью лишь подтвердило американским читателям, что религиозные меньшинства в Австро-Венгрии не пользуются теми свободами, которые они, эмигрировав, смогли получить в Америке.

По настоянию венгерского правительства Ватикан послал в Америку двух священников-венгров: Андрея Ходобая, в звании апостольского наблюдателя, и Иоанна Коротноки, назначенного на важный приход в Аллегени в штате Пенсильвания. Венгерское министерство иностранных дел даже прочило Ходобая в униатские епископы в Америке. Основная стратегическая линия как самого венгерского премьер-министра, так и министерства иностранных дел, состояла в том, чтобы убедить Ватикан назначить венгра униатским католическим епископом для Америки. Эта позиция была прямо выражена в отчете премьер-министра Венгрии за 1902 год относительно бечеровского случая перехода части униатов в православие под влиянием русинов из Америки78. Однако Ватикан испытывал сильное противодействие со стороны ирландской иерархии латинского обряда в Америке, которая была резко против «униатской ветви» в католичестве. Поэтому он не желал компрометировать дисциплинарное единство, которое и без того было тяжело поддерживать в Америке при ее религиозном плюрализме.

Ходобай главной целью своей политической миссии считал создание сильной греко-католической церковной организации, возглавляемой священниками-венграми и финансируемой венгерским правительством; организации, которая противостояла бы как панславянским настроениям, так и русинской культурно-религиозной автономии79. И первые шаги в этом противостоянии были сделаны именно в Венгрии, где был создан комитет по назначению священников для Америки, состоящий из семи епископов, из которых двое были епископы византийского обряда, а пятеро – латинского, о чем Ходобай и уведомил апостолического делегата в Вашингтоне в 1906 году.

Одной из задач о. Ходобая была организация в Америке венгерскоязычных униатских конгрегаций, в которых бы служба византийского обряда велась на венгерском языке. Они предназначались для тех русинов, которые иммигрировали в Америку из венгерской части Австро-Венгрии, вроде о. Алексея Тофта и части его прихожан, которые если и не полностью были ассимилированы в венгерской культуре, то хотя бы знали венгерский язык. Их-то и старалась привлечь Венгрия, специально создавая для них в Америке мадьяроязычные религиозные общины и содержа эти общины на государственные деньги с исключительной целью предохранить от соблазна перехода в православие свое собственное карпаторосское население, пребывающее в Унии, и упразднить самую основу его идентификации с русскими и Россией.

Ходобаю удалось создать пять таких угроязычных униатских церквей в городах Хомстеде, Кливленде, Пассэике, Южном Лорэне и Бриджпорте. Интересны донесения Ходобая венгерскому правительству: в качестве правительственного агента и, с другой стороны, папского представителя для восточного обряда в Америке, он должен был оценивать священников-униатов со стороны их «патриотичности» по отношению к Венгрии и лояльности ее правительству. Так, в письме премьер-министру Венгрии в феврале 1906 года Ходобай превозносит о. Юласа Орожа в Кливленде как «наиболее активного и патриотического священника», а в июне, в другом письме на имя премьер-минис-тра, просит того прислать побольше «патриотических» священников», а также докладывает об «антипатриотической» кампании о. Юлия Медвика из города Маккиспорта, который «пытается оторвать народ от венгерского правительства». В 1908 году, после обращения в православие редактора проукраинской униатской газеты «Правда» Иеро-нима Луцика, будушего автора «Народной истории Руси», о. Джон Коротноки обратился к австро-венгерскому консулу в Филадельфии с требованием не пускать Луцика на родину из-за его пропаганды православия.

В конечном итоге, старания венгерского министерства иностранных дел и его духовных агентов в Америке привели к прямо противоположным результатам. Ходобай и его сотрудник Джон Коротноки также докладывали о политическом влиянии съездов Греко-Католического союза, собиравшихся каждые два года. О съезде 1904 года Коротноки докладывал венгерскому премьер-министру, что «словак Ровнянек и его ‘панславянские’ сторонники имеют решающее влияние на конгресс». «Пагубными» результатами его влияния явилось то, что президент Союза Майкл Юхаз Младший от «панславянской» группировки был переизбран, и съезд принял резолюцию, по которой все должностные лица Союза должны быть американскими гражданами, а съезд разделяет «панславянские идеалы и правила в форме присяги»80. Узнав, что венгерские власти, пытавшиеся раньше лишить русинов собственного языка и идентичности на родине, теперь пытаются лишить их того же и в Америке, униатская карпаторосская община возмутилась до такой степени, что Греко-Католичес-кий союз исключил из своего состава всех священников, представлявших интересы венгерского правительства, о чем оное и было поставлено в известность австро-венгерским генеральным консулом в Филадельфи1и в 1908 году. Сам факт требования американского гражданства для должностных лиц Греко-Католического союза свидетельствовал о чисто культурно-религиозной программе этой этнической общины в Америке, не преследовавшей никаких политических целей в Старом Свете. Однако венгерское правительство все это воспринимало в свете российской геополитической угрозы. Ни в Австро-Венгрии, ни, особенно, в России, не сознавали этого радикального различия между обращением униатов в православие в Америке и перспективой возвращения униатов в православие в Прикарпатской Руси. В Америке религия и отношения между конфессиями никак не транслировались в политику. Максимально, чего могли добиться разные иммигрантские группировки, – это организоваться социально и выдвинуть своих представителей в местные, штатные или федеральные органы для защиты своих прав и интересов. В России религиозная озабоченность судьбой униатов в Прикарпатье или Польше автоматически принимала форму территориальных притязаний, которых и пребывающее в составе Российской империи Царство Польское, и, тем более, «лоскутная» Австро-Венгерская империя боялись как реальной политической и военной угрозы.

РУССКО-ГАЛИЦИЙСКОЕ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО И БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА

От австрийского посла в Петербурге конечно не могли быть скрыты ни интерес царя к американской епархии, ни резонанс обращения в православие униатов в Америке среди русинов-униатов в Австро-Венгрии. Там-то галицко-русские патриоты, известные под именем «москвофилов», начали пропагандистскую кампанию, вторя закрытому «Славянскому веку» и энтузиастам Галицко-Русского благотворительного общества, на собраниях которого научно доказывалось, что Галиция и в историческом, и в этнографическом отношениях «единая, неделимая Русь», со всею Россиею разделенная «лишь не-счастными политическими обстоятельствами»81. Вероятно, чтобы исправить эти «несчастные политические обстоятельства», Русско-Галицийское благотворительное общество стало оказывать все большее влияние в Петербурге. На него прямо ссылается епископ Евлогий (Георгиевский) в бытность свою членом Думы (Второй и Третьей, 1907–1912).

К этому времени означенное Общество превратилось в политическую и церковную силу, совершенно не пропорциональную декларируемым им скромным благотворительным целям. Среди членов Общества и его подкомитетов были члены Святейшего Синода, два митрополита – Санкт-Петербургский и Киевский, пять членов Государственного Совета, такие влиятельные лица, как заместитель председателя Государственной думы, и несколько членов Совета министров Императорского Двора. Конечно, членство митрополитов можно было бы счесть почетной декорацией, которая на пользу любой благотворительности. Однако присутствие министров Двора подчеркивало именно личную руку Государя в этом предприятии и то, что он пытается руководить этим Обществом в обход собственного правительства. Это министерство объединяло все части придворного управления вне контроля Сената, Государственного Совета или какого бы то ни было другого высшего учреждения. Возглавлял его министр Двора, который состоял под непосредственным ведением Государя. Все повеления министр Императорского Двора получал непосредственно от Государя; по делам, требующим Высочайшего разрешения, также имел право входить с докладом прямо к Государю. Таким образом, его деятельность не подчинялась ни Государствен-ному Совету, ни Сенату, ни Думе и не контролировалось ими. Присутствие этих министров в Галицко-Русском обществе отражало особый интерес Императора к этому Обществу и его роли как общественной организации, подконтрольной непосредственно Самодержцу. Среди рьяных охотников политизировать религиозное положение русинов в Австро-Венгрии был новый председатель Галицко-Русского благотворительного общества в Петербурге, член Государ-ственной думы граф Владимир Бобринский, старинный приятель Государя, служившего еще в бытность свою цесаревичем в 1887–1891 годах с Бобринским в одном Лейб-гвардии гусарском полку. Бобринский начал выступать с предложением включения Галиции и Карпат как земель русинов, «т. е. русских», в состав Российской империи, причем выступал он на самой думской трибуне.

Окруженная облаком геополитической риторики, звучавшей со всех сторон, – из Петербурга, прорусских кругов в Галиции и даже из далекой Америки, – эта «холодная война» оседала в подсознании государственных и дипломатических деятелей обеих империй. Уходила она в подсознание в силу своей дипломатической невыразимости. А собственно, на что можно было дипломатически пожаловаться? На Благотворительное общество с его риторикой и научными религиозно-этнографическими прениями, на выступления в Думе? Но Дума была российским парламентом и всенародной говорильней, где выступали все, от крайне правых до крайне левых, совсем не сдерживаясь в выражениях, и где радикальная критика собственного правительства, особенно в I и II Думах, звучала гораздо громче, чем требование присоединить к России еще какую-то там Галицию. Неназываемые и невыражаемые подозрения и протесты выливались в новые и новые акции «холодной войны».

Русофильская партия в Галиции, вдохновленная, с одной стороны, известиями из «русской» Америки, т. е. русской православной епархии, состоявшей уже на 80% из русинов, бывших униатов, а с другой стороны, поощряемая растущим интересом, который к ней проявлял Петербург, да и в силу либеральных порядков Австро-Венгрии нечувствительная к пропорционально нараставшей угрозе со стороны собственного правительства, можно сказать, лезла на рожон. В 1907 году русинские депутаты в Венском парламенте устроили манифестацию. Один из депутатов, лидер старорусской партии Дмитрий Андреевич Марков, произнес речь на русском литературном языке. В ответ министр внутренних дел барон Бинерт заявил, что в Австрии нет русского народа, на что русины, не вполне поняв, о чем речь, ответили организованно, направив в столицу множество петиций в защиту русского языка, под которым они понимали свой собственный82. В ответ польско-австрийская администрация в Галиции начинает усиленно привлекать на свою сторону украинских союзников.

Здесь уже трудно было определить, какая империя наступает, а какая защищается. Австро-венгерские власти, в страхе перед «москвофильской» ориентацией внутри русинского движения, пытались ввести его в русло движения за украинскую самостийность, которую и поощряли. Испуганная этим Россия отвечала усилением русинско-православной пропаганды. В записке по польскому вопросу чиновник российского МИДа Олферов в 1908 году писал, что в результате политики австро-венгерских властей в Галиции «украинцы сольются в единый самостоятельный народ, и тогда борьба с сепаратизмом станет невозможной. Пока в Галиции живет еще русский дух, для России украинство не так еще опасно, но коль скоро австро-польскому правительству удастся осуществить свою мечту, уничтожив все русское в Галиции, и заставить на веки забыть о некогда существовавшей Червонной Православной Руси, тогда будет поздно и России с врагом не справиться».

В «холодной войне» уже невозможно разграничить причину и следствие, каждая сторона идет в свою контратаку. По инициативе австрийского правительства и католической иерархии в 1909 году во Львове прошел Всеукраинский съезд, в числе предложений которого было и объединение Галиции с Украиной в отдельное, независимое от России, государство. Боязнь проникновения в Россию идей украинского сепаратизма из Галиции заставила в 1909 году российское министерство внутренних дел и министерство финансов принять решение о регулярном выделении средств на «помощь прикарпатским русским». В 1911 году П. А. Столыпин отпустил единовременно 15 тыс. руб. на расходы по выборам в австрийский парламент. Речь шла о помощи организациям «москвофильской» ориентации. Ежегодно по запросу министра внутренних дел выделялось 60 тысяч рублей и 25 тысяч рублей непосредственно через министра финансов. Распределение и передача государственных сумм на поддержание и развитие русских культурно-просветительных учреждений прикарпатских славян были полностью в ведении В. А. Бобринского и камергера Гижицкого и шли через Галицко-Русское благотворительное общество. И того, и другого для этой деятельности делали пригодными не дипломатическое образование и опыт, не государственная деятельность, а исключительно близость к царю. Правительство доверяло им указанные суммы, не контролируя их и не требуя отчета в расходовании денег. Это делалось, в первую очередь, для того, чтобы исключить возможные осложнения на дипломатическом уровне. Выделяя средства, российское правительство как бы полностью устранялось от того, как и на что они используются83. Помимо государственных субсидий, еще 10-12 тысяч рублей ежегодно давали частные пожертвования. Все перечисленные средства в соответствии с уставом Галицко-Русского общества должны были идти на культурно-просветительные цели. Фактически это были самые разнообразные мероприятия как культурного, так и политического характера. Центральное место в культурной работе отводилось распространению русского языка в Галиции, поскольку вопрос культурно-языковой ориентации составлял основу программы галицийских «москвофилов» и с 1909 году приобрел политическое звучание.

Австрийский министр внутренних дел, а затем и глава комитета министров Бинерт издал в 1910 году циркуляр министерства внутренних дел, запрещавший подданным империи называть русский «родным языком». Относительно же православия, его боялись как «русской» религии, хотя оно было разрешено законом, а в Буковине православие даже было господствующим вероисповеданием. Однако правительство боялось «руссификации» и буковинского православия. В мае 1910 года австрийские власти закрыли все «русофильские» организации Буковины («Общество русских женщин», «Карпаты», «Русско-православный народный дом», «Русско-православный детский приют», «Русско-православная читальня», «Русская дружина»), а также русские бурсы (общежития для учащейся молодежи) в Черновцах и Серете. Имущество организаций было конфисковано. Причиной запрещения деятельности русских организаций стали обвинения в шпионаже и государственной измене.

В Галиции же немногочисленные попытки перехода из униатства в православие стали пресекаться самыми разными способами, иногда и насильственными. На это русское общественное мнение, Дума и церковные деятели реагировали с возмущением, хотя сама Россия до манифеста 1905 года была тоже конфессиональной страной, и переход из православия в другую религию или исповедание считался уголовным преступлением («совращением из православия», что могло караться каторгой до 10 лет). Архиепископ Волынский (Антоний Храповицкий), епархия которого была пограничной, возмущался, что в Галиции не желают признавать православия, и всех православных священников-галичан, получивших духовное образование в России, заключили в тюрьму, в которой они томятся без следствия и суда. 17 марта 1912 года были арестованы двое православных священников и двое мирян. Их держали в тюрьме два с половиной года, не предъявляя обвинений; наконец, перед самой войной во Львове начался против них судебный процесс с обвинением в государственной измене и шпионаже. На этот процесс неожиданно явились пять депутатов российской Государственной думы, которые, войдя в зал во время публичного заседания суда, поклонились до земли сидящим на скамье подсудимых со словами: «Целуем ваши вериги!» Подсудимые были оправданы присяжными заседателями, несмотря на то, что председательствующий судья в своей напутственной речи заседателям, очевидно по указанию свыше, не скрывал надежды на то, что будет вынесен обвинительный приговор.

Галицко-Русское общество подливало масла в огонь. На заседаниях звучали слегка завуалированные призывы к русскому правительству о помощи братьям за кордоном. В 1912 – начале 1913 гг. силами Общества организуются не только вечера, но и многолюдные собрания в Александровском зале Городской думы, в Дворянском собрании. Проблемы «русской» Галиции выходят на авансцену русской политической жизни. Как пишет Пашаева, в феврале 1912 года в России устроила гастроли русинская молодежная крестьянская театральная группа, по существу – кружок самодеятельности, на спектакле которой в Петербурге «было много членов Государствен-ной думы во главе с ее председателем М. В. Родзянко». Когда в 1913 году Прикарпатье постиг голод, во Львове был образован Русский спасательный комитет. В октябре 1913 года Комитет обратился за помощью к населению России с воззванием «Вопль из русской Галиции». Правление Галицко-Русского благотворительного общества сразу же откликнулось, и в ноябре был образован в Петербурге в рамках Общества Комитет помощи голодающим в Червонной Руси. Одним из двух почетных председателей стал митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир84. Среди членов Комитета мы находим также и влиятельного архиепископа Финляндского Сергия, будущего патриарха. По ходатайству Галицко-Русского благотворительного общества министр внутренних дел разрешил сбор пожертвований по всей стране, а Священный Синод установил, что пожертвования будут собирать по воскресным дням во всех церквах Российской Империи. К 1 мая 1914 года голодающим было направлено более ста тысяч рублей85.

На посту главы Общества граф В. А. Бобринский развил бурную деятельность, значительное место в которой занимала защита прав православных в Галиции. Вместо тактичных дипломатических шагов по смягчению политических обвинений в сторону австро-венгерских подданных, переходящих в православие, Русско-Галицкое общество и круги вокруг него реагировали на преследования православных русинов в Австро-Венгрии с воинственным запалом. Архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) в своей речи восклицал: «Мы не имеем права отнекиваться от родных братьев... а должны громко на весь мир воскликнуть: ‘Братья-галичане, мы слышим ваши стоны, и готовьтесь к часу возмездия’». Заканчивая свою речь 25 марта 1913 года, В. А. Бобринский предложил собранию принять резолюцию, в которой говорилось: «Собрание выражает горячее пожелание, чтобы правительство русское во исполнение исторических заветов России нашло способы воздействия для прекращения бесчеловечных страданий православных...»

В Венгрии, в местечке Мармарош-Сигете в 1913–1914 гг. проходил политический процесс, получивший широкую известность. 98 кар-патороским крестьянам, собравшимся перейти в православие, было представлено обвинение в том, что, по подстрекательству Русской Церкви, они стремились оторвать Угорскую Русь от Венгрии с целью присоединения ее к России86. На галицко-русском митинге 1 марта 1914 г., говоря о мармарошском и львовском политических процессах против карпаторусских деятелей, член Общества И. В. Никаноров упомянул об отсутствии «той твердости русской политики, в результате чего оказалось возможным такое пренебрежительное отношение к русскому имени, какое видим теперь в указанных двух процессах»87.

Все это происходило за несколько месяцев до начала войны. Сомнительно, что вся эта деятельность могла остаться незамеченной австрийским послом графом Берхтольдом. Для австрийской агентуры все это представлялось планомерной подрывной деятельностью огромного соседа, направленной на взрывное восстание славянских народностей и распад империи и довольно неумело прикрываемой фиговым листком благотворительности. Еще раз следует напомнить, что Габсбургская империя, вторая после России по числу славянского населения, всегда страшилась угрозы славянского национально-освободительного движения, фактически сформулированного в программе на Первом панславянском конгрессе в Праге (июнь 1848 года), на котором численно доминировавшие чешские делегаты провозгласили солидарность всех славянских народов против немцев. Впрочем, тогда же, как было сказано выше, имела место и солидарность империй, и русский Император Николай I посылал военную помощь австрийскому Императору Францу-Иосифу.

Однако положение вещей изменилось в начале ХХ века, когда освободительные националистские движения объединялись с революционно-социальными и имперские правительства уходили от них в оборону, а разделение мира на политические блоки, активно ведущие программы по перевооружению, делало международный военный конфликт весьма и весьма вероятным. Наследнику Францу-Фердинанду приписывали слова: «Австрийский и российский императоры не должны свергать друг друга с престола и открывать дорогу революции». Очевидно, что слова эти отражали вполне реальные опасения уже и с той, и с другой стороны. Русская епархия в Америке представлялась заокеанским плацдармом, где Россия уже ведет, пока еще церковными методами, успешную войну за «Червонную Русь», готовясь перевести военные действия на территорию Галиции.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Архиепископ Платон. Программная речь на епархиальном съезде духовенства. «Американский православный пестник», № 10, май 1914, с. 197.

2. С. Д. Сазонов. Воспоминания. – Мн.: Харвест, 2002, с. 7.

3. Записка П. Н. Дурново Императору Николаю II. См.: http://www.mysteriouscountry.ru/wiki/index.php

4. http://www.sknews.ru/chron/24198-v-avstrii-proxodit-vystavka-posvyashhennaya.html «Северный Кавказ». 5.06.2013.

5. Дневник Николая II, 1915: «В 6 часов принял гр. Бобринского-Галицийского». 2 мая, 1915 г. См.: http://www.rus-sky.com/history/library/diaris/1916.htm

6. Государственный совет в 1906–1917 гг. из высшего совещательного органа превратился в Верхнюю палату законодательного учреждения Российской империи. См.: http://www.encyclopaedia-russia.ru/article.php?id=341

7. Записка П. Н. Дурново Императору Николаю II. Указ. источник.

8. В качестве небольшого периодического издания эта газета, скорее даже листок, сохранилась до наших дней. Она издается по-английски под названием Truth и посвящена каждодневным практическим проблемам ПЦА с акцентом на жизнь русинской общины.

9. Иероним Я. Луцик (Роман Сурмач). Народная история Руси от наидавнейших времен до нынешних дней. С коротким очерком истории Русской Церкви и с приложением истории Угорской, Буковинской и Американской Руси. – Нью-Йорк, 1911, с. 325.

10. Keith P. Dyrud. The Quest for the Rusyn Soul: The Politics of Religion and Culture in Eastern Europe and in America, 1890 – World War I. – Pliladelphia: The Balch Institute Press; London & Toronto: Associated University Presse, 1992, р. 22.

11. Светлана Замлелова. «Русины многострадальны». – Омилия: Между-народный клуб православных литераторов, 27.01.2010 – 01:30. См.: http://omiliya.org/content/rusiny-mnogostradalny.html

12. Ruthenians. См.: http://www.encyclopediaofukraine.com/pages/R/U/Ruthenians

13. А. В. Карташев. «Очерки по истории Русской Церкви», т. I. – Париж: Имка-Пресс, 1959.

14. Л. Н. Гумилев. От Руси до России. – Москва: АСТ. Хранитель, 2006, с. 29.

15. См.: http://litopys.org.ua/sofon/sof10.htm

16. А. В. Карташев. Очерки по истории Русской Церкви. Т. II. Сс. 288-289.

17. Свящ. Владимир Зелинский, Объятия Отча... Очерки по истории Почаевской Лавры. – Свято-Успенская Почаевская Лавра, 2000, с. 7.

18. Александр Бушков, Андрей Буровский. Россия, которой не было. Часть 2-ая, с. 131.

19. Там же, с. 181.

20. А. В. Карташев. Очерки по истории Русской Церкви. Сс. 536-537.

21. В. О. Ключевский. Курс русской истории. Часть III., Лекция XLV // Соч. в 9 тт. – Москва: Мысль. 1988, с. 88.

22. Там же, с. 90.

23. Keith Dyrud. The Quest for the Rusyn Soul... Рр. 13, 19.

24. Н. М. Пашаева. Очерки истории Русского Движения в Галичине XIX–XX вв. – Москва: ГПИБ, 2001. Сс. 23, 49-50.

25. Иероним Луцик (Роман Сурмач). Народная история Руси от наидавнейших времен до нынешних дней...

26. «Протест Канадийцев». // Американский православный вестник. – Нью-Йорк, 1899, № 2 (15-27 января). Сс. 70-71.

27. Kann, Robert A. A History of the Habsburg Empire 1526–1918. – Berkeley: University of California Press, 1974. Цит. у Дайруда, цит. соч., с. 18.

28. Иероним Я. Луцик. Народная история Руси от наидавнейших времен до нынешних дней... С. 287-290.

29. Keith Dyrud. The Quest for the Rusyn Soul... С. 24.

30. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... С. 8.

31. Зубрицкий, Д. Н. История древнего Галичско-русского княжества: В 3 ч. – Львов, 1852–1855.

32. Освободительное движение народов Австрийской империи; возникновение и развитие. Конец XVIII века – 1849 г. – Москва: Наука, 1980. С. 475.

33. Русалка Днестровая. Ruthenische Volkslieder. – Будим, 1837. С. IX. Цит. по: Пашаева, цит. соч.

34. Таврило Русин (Яков Головацкий). Положение русинов в Галиции. // Летописи славянской литературы, искусства и науки. // Holowacky J. Die Zustande der Russinen in Galizien: Ein Wort zur Zeit von einem Russinen. – Leipzig: Slawische Buchhandlung Ernst Keil & Comp, 1846. Сс. 20-22. Цит. по: Пашаева, цит. соч. С. 26-27.

35. Цит. по: Пашаева, Н. М. Очерки истории русского движения в Галичине... Сс. 65-66.

36. Иероним Я. Луцик. Народная история Руси от наидавнейших времен до нынешних дней... С. 326.

37. Jaromir Nečas. Politicka situace na Podkarpatske Rusi (Rok 1921). – Praha 1997. ss. 6-7. Цит. из Шевченко К. В. Русины и межвоенная Чехословакия. К истории этнокультурной инженерии. – М.: Модест Колеров, 2006, с. 117.

38. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... Сс. 52, 62.

39. Мончаловский, О. А. Житье и деятельность Ивана Наумовича. – Львов: Изд. полит. об-ва «Русская Рада», 1899, с. 112; цит. по кн. Пашаевой, 2-изд. Сс. 63-64.

40. Пашаева, Н. М. Очерки истории русского движения в Галичине... С. 56-57, 58-61.

41. Magocsi, Paul Robert, The Shaping of the National Identity: Subcarpathian Rus’, 1848–1948. – Cambridge: Harvard University Press, 1978. Рр. 56-57.

42. Athanasius Pekar. Historic Background of the Eparchy of Prjashev. – Pittsburgh, PA: Byzantine Seminary Press, 1968. pp. 3-7.

43. «Карпато-русский сборник», 25-30, цит. по кн.: Дайруд, цит. соч. Сс. 29-32.

44. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... С. 86.

45. Пиcьмо К. П. Победоносцева Александру III. См.: http://www.hrono.ru/ libris/ lib_p/pobed1883.html

46. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... С. 87.

47. Шевченко К. В. Славянская Атлантида: Карпатская Русь и русины в XIX – 1-й пол. XX вв. – Москва: REGNUM. 2011. Сс. 76-77.

48. Gerald P., Fogarty, S. J. The American Hierarchy and Oriental Rite Catholics, 1890–1907. In Records of the American Catholic Historical Society of Philadelphia 85 (Mar.-June 1974), цит. по Дайруд. С. 104.

49. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... С. 9.

50. BishopNicholas. On the Duty Incumbent Not Alone on the Orthodox Russians But on the Orthodox of all Nationalities. // Russian American Orthodox Messenger, 1 Oct., 1894. pp. 34-40.

51. Кюропас. Украинские американцы. С. 55, цит. по: JohnMatusiak. Orthodox Church in America following the Russian Revolution, 1917–1922. // M.D. thesis St. Vladimir’s theological seminary, 1975. Гл. 2. С. 7.

52. Этим наблюдением я обязан проф. Ольге Меерсон.

53. Иероним Я. Луцик. Народная история Руси от наидавнейших времен до нынешних дней... С. 343.

54. Архиепископ Тихон. Ход совещаний на Первом Соборе Северо-Американской Православной Церкви, 20 февраля 1907 г. // «Американский православный вестник», Vol. XI, № 5, март 1907. С. 83.

55. «Двадцатилетний юбилей русского православного Петро-Павловского братства в г. Бриджпорте, шт. Коннектикут». // Американский православный вестник, Vol. XVIII, № 16, август 28, 1914.

56. Keith Dyrud. The Quest for the Rusyn Soul... С. 59.

57. Петр Коханик. Начало истории американской Руси. См.: PeterS. Hardy, ed. Prikarpatskaia rus’, Trumbell, Conn,: Peter S. Yardy, 1970. pp. 499-500.

58. Peter Kohanik, ed. Русское православное кафолическое общество взаимопомощи, 1895–1915. – Нью-Йорк, 1915, с. 23. Цит. по: Дайруд, цит. соч. С. 69.

59. Указ № 4703, 27 сентября 1895 года. Коханик, цит. соч. Цит. по: Дайруд, цит. соч. С. 13.

60. Календарь для 1911 г. // Филадельфия: Правда, 1910. С. 74. Дайруд, цит. соч. С. 61.

61. Rudnitsky, Ivan. Ukranians in Galicia under Austrian Rule. // Austrian History Yearbook, 3, № 2 (1967). Цит. по: Дайруд, цит. соч. Сс. 36-37.

62. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... С. 99, с. 72. См. также: Биография Иосифа Сембратовича: http://avstrien.ru/a/sembratovich_ iosif.

63. О. А. Мончаловский. Положение и нужды Галицкой Руси // Известия Санкт-Петербургского благотворительного общества, 1903. № 3, с. 9-11., // О. А. Мончаловский. Положение и нужды Галицкой Руси. Русская и украинская идея в Австрии. Цит. по: Пашаева, цит. соч. Сс. 72-73.

64. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... С. 100.

65. Keith Dyrud. The Quest for the Rusyn Soul... С. 49.

66. «Славянский Век», № 62, 15 февр., 1903. Сс. 434-435. Цит по: Дайруд, цит. соч. Сс. 49-50, 69.

67. Карцов Ю. С. За кулисами дипломатии. – Петроград, 1915. «В продолжении целых 12-ти лет (1864–1876 гг.) делами посольства нашего в Константинополе, – писал русский дипломат Карцов, – заведовал генерал Николай Павлович Игнатьев. Турецким Востоком канцлер А. М. Гор-чаков интересовался мало; поэтому, в действиях своих Н. П. Игнатьев был почти полным хозяином. <...> В Константинополе, где каждый человек на счету, он скоро приобрел преобладающее значение. Его называли levice-Sultan; да он и был им на самом деле: турецкие министры его боялись и были у него в руках. Главною и неизменною целью игнатьевской политики было разрушение Турецкой империи и замена ее христианскими, предпочтительно славянскими народностями». (Сс. 10-11).

68. Под панславянской агитацией, очевидно, имелось ввиду движение за отделение «Угорской и Червонной Руси и за присоединение их к России.

69. The Austro-Hungarian Red Book: Official English edition. The American Journal of International Law, vol. 9, № 4, Oct. 1915. р. 312.

70. Всеподданейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода, 1901. Сс.210-216.

71. Отчет обер-прокурора Святейшего Синода, 1908-1909. Сс. 417-422.

72. А. Бубнов. В царской ставке. – Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1955. С. 189.

73. Прот. Георгий Шавельский. Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота. – Нью-Йорк: Издательство имени Чехова. Т. 1. С. 57.

74. См. иследование Дайруда, цит. документы из Архивов Венгерского министерства иностранных дел // Miniszterelnoksegi Laveltar (Magyar Orszagos Leveltar), в микрофильмах: M. L. 1902 – XXIII – 852 (reel 1 – микрофильм 1). pp. 10, 20-22, 35-39. Дайруд, цит. соч. С. 87.

75. Там же, 1903. XVI. 71, reel 1. Рp. 53-59.

76. Там же, 1903. XX. 834, reel 3. pp. 54-56.

77. New York Times, 27 July 1903. P. 7, col. 3.

78. Архив Венгерского министерства иностранных дел», M.L. 1902. XXIII – 852 (reel 1). Pр. 25-26.

79. M.L. 1906. XXI – 854 (reel 10). Pр. 1263-1265; Там же, reel 11, p. 2059, Там же. Pр. 2366-2368.

80. M.L. 1908. XXIII – 4102 (reel 18). P. 100, р. 251.

81. Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. // Московский Рабочий, 1994. C. 234.

82. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... C. 98.

83. http://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/31620

84. Митроп. Владимир (Богоявленский), митр. Киевский и Галицкий с 1915 года (в 18 году принял муч. кончину), с ноября 1912 года по 1915 – митр. Санкт-Петербургский и Ладожский.

85. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине... Cс. 100-101.

86. Шевченко. Славянскаая Атлантида... C. 98.

87. Галицко-русское благотворительное общество в Санкт-Петербурге. Отчет о деятельности общества за 1913–1914 гг. СПб, 1914. С. 44.

Нью-Йорк

* НЖ предлагает журнальный вариант нескольких глав из неопубликованного очерка свящ. Михаила Аксенова-Меерсона «Роль русской епархии в Америке в развязывании Первой мировой». © MikhailAksenov-Meerson.

Опубликовано в журнале:

«Новый Журнал» 2014, №275

Дочернее предприятие финского концерна «Коне» «Коне Арееко» подписало соглашение о поставке эскалаторов и лифтов в строящийся в Саудовской Аравии дом «Kingdom Tower» , который станет самым высоким зданием в мире в 2018 году. Запланированная высота здания почти километр, в нём будут находится офисы, гостиницы, квартиры и смотровая площадка. «Коне» поставит самые быстрые лифты, перемещающиеся со скоростью10 метровв секунду. Лифты будут подниматься на высоту660 метров, что пока является рекордом. В заказ входит также техобслуживание лифтов на десять лет. «Коне Арееко» - это совместное саудоарабско-финское предприятие с капиталом «Коне» в 50%.

«Хельсингин саномат», 06.06.2014.

Активизация двусторонних экономических отношений между Россией и Королевством Саудовская Аравия проходит на фоне развития политических контактов между двумя странами. Так, в июне 2014 года состоялся визит Министра иностранных дел России С.В.Лаврова в Саудовскую Аравию. В ходе визита прошли встречи С.В.Лаврова с Наследным принцем Сальманом Бен Абдельазизом, его Наследником Мукрином Абдельазизом, Министром иностранных дел Королевства Саудом Аль-Фейсалом и Министром по делам Национальной гвардии Мутъибом Бен Абдаллой.

Все собеседники подчеркнули глубокую заинтересованность руководства Саудовской Аравии и лично Короля в существенном наращивании партнерства с Российской Федерацией. Решение о развитии партнерских отношений было принято в ходе недавно состоявшихся телефонных переговоров Президента России В.В.Путина и Короля Абдаллы Бен Абдельазиза Аль Сауда, а также по итогам визита Министра иностранных дел КСА С.Аль-Фейсала в Россию в начале июня с.г.

В ходе визита С.В.Лаврова в Саудовскую Аравию обсуждалось развитие двусторонних торгово-экономических и инвестиционных связей в рамках деятельности Российско-Арабского и Российско-Саудовского Деловых Советов. Стороны выразили взаимный интерес к продвижению взаимодействия в таких отраслях, как энергетика, сотрудничество в мирном освоении космического пространства, мирного использования ядерной энергетики, сельское хозяйство, инфраструктура и туризм. В ходе переговоров с официальными лицами Саудовской Аравии Министр иностранных дел РФ подчеркнул общность позиций двух стран по вопросу стабильности в регионе Ближнего Востока, отметив, что такой подход открывает новые возможности для двустороннего сотрудничества. Российско-саудовские переговоры также прошли в штаб-квартире Организации Исламского Сотрудничества (ОИС), где были достигнуты договоренности о продолжении контактов в рамках рамочного соглашения Россия – ОИС по различным направлениям, связанным с обеспечением мира, безопасности, продвижением равноправного, без двойных стандартов диалога по правам человека.

В сложившихся благоприятных условиях деловые круги двух стран также активизировали двусторонние контакты, наметив ряд первоочередных сфер для проработки. Принято решение о проведении в сентябре этого года Недели российского бизнеса в Саудовской Аравии и российской экспозиции на выставке «Saudi Agriculture». Для подготовки к этому визиту в Москве пройдет Организационное заседание Российско-Саудовского Делового Совета (РСДС), посвященное вопросам инвентаризации членской базы российской части Совета и возможностям реализации конкретных проектов в различных сферах, потенциально интересных для саудовских партнеров.

Немецкие оборонная компания Rheinmetal и индустриальная группа Ferrostaal подпишут контракт с Алжиром на поставку 980 бронетранспортеров Fuchs (Fox) 2 и завода по их производству, сообщает zeenews.india.com 18 июня со ссылкой на немецкую ежедневную деловую газету Handelsblatt.

Стоимость контракта составит 2,7 млрд евро (3,7 млрд долл США). «Впервые Германия поставит авторитарному государcтву не только бронетранспортеры, но и полный комплект заводского оборудования для их производства», сообщает газета. Компании Rheinmetall и Ferrostaal отказались от комментариев. Контракт будет частью более широкого соглашения между Алжиром и Германией, которое оценивается в 10 млрд евро, куда входят также поставка двух фрегатов постройки компании ThyssenKrupp и промышленного оборудования от концерна Daimler.

Пресс-секретарь министерства экономики Германии заявил, что правоцентристское правительство канцлера Ангелы Меркель (Angela Merkel) дало зеленый свет сотрудничеству с Алжиром в оборонной сфере еще в 2011 году. Берлин не видит причин, чтобы подвергать сомнению правильность такого шага. Однако оппозиция критикует правительство за продажу оружия в страны, где нарушаются права человека.

Алжир дал обязательство не продавать третьим странам произведенные по лицензии бронетранспортеры (ежегодный выпуск составит 120 машин). В прошлом правительство Меркель утвердило спорные контракты по поставке оружия в Саудовскую Аравию, Катар и Объединенные Арабские Эмираты. Десятилетиями Германия отказывалась продавать тяжелое вооружение для вооруженных сил Саудовской Аравии из-за нарушениий прав человека в этом королевстве и озабоченности за безопасность Израиля.

Президент национального союза зернопроизводителей Павел Скурихин предложил Владимиру Путину поддержать создание инвестиционных союзов со странами-потребителями российского зерна в форме частных компаний, а также логистических центров для гарантированного обеспечения государств-покупателей.

Задолженность сельхозтоваропроизводителей составляет 2 триллиона рублей. Низкая финансовая обеспеченность также негативно отражается и на техническом оснащении производителей. По мнению Скурихина, отрасли для выхода из тяжелой ситуации необходимо реализовать экспортный потенциал за счет привлечения инвестиций зарубежных потребителей, заинтересованных в гарантированных поставках. Об этом президент союза зернопроизводителей заявил на совещании по вопросам развития сельского хозяйства, которое глава государства Владимир Путин провел в Ставрополье.

В первую очередь, по словам Павла Скурихина, необходимо провести реструктуризацию сложившихся задолженностей сельхозтоваропроизводителей. Второй этап — это создание инвестиционных фондов и привлечение средств инвесторов из стран-потребителей. Третье — создание торговой модели на основе подписания прямых долгосрочных контрактов со странами — потребителями зерна.

«Значительное количество стран-потребителей субсидируют цены на хлеб. Следовательно, они заинтересованы в долгосрочных контрактах по согласованной формуле цены и готовы платить за гарантию таких поставок. Для организации таких поставок Россия может поддержать создание инвестиционных союзов со странами-потребителями в целях формирования вертикально интегрированных комплексов по производству, хранению и поставкам зерна в форме частных компаний на конкурентной основе», — заявил Скурихин.

В качестве примера сотрудничества он привел работу Сбербанка — «Сбербанк Управление Активами» с инвестиционной компанией «Инвест АД», которая входит в состав Суверенного инвестиционного фонда Абу-Даби (Объединенные Арабские Эмираты) по созданию фонда для финансирования сельского хозяйства на территории России.

Национальный союз зернопроизводителей при участии Минсельхоза России и совместно с компанией «Инвест АД» сформировал пакет прямых контрактов, минуя транснациональные компании, на поставку российского зерна и привлечению заинтересованных инвесторов из стран-потребителей зерна, отметил Скурихин.

Кроме того, по его словам, Египет и Объединенные Арабские Эмираты заявили о намерении создать логистический центр мощностью 3 миллиона тонн зерна для гарантированного обеспечения потребностей региона. Среди заинтересованных стран — Судан, Ирак, Саудовская Аравия, Иордания, Бахрейн, а также Китай, который становится крупнейшим потребителем пшеницы уже второй год.

Для использования средств из инвестиционных фондов необходима реструктуризация сложившихся долгов сельхозтоваропроизводителей. Это можно сделать в том числе на основе выпуска государственных векселей на срок 10-20 лет либо облигаций, полагает Скурихин.

Предложенные инструменты заинтересовали президента России. По словам Путина, подобные гарантии создадут уверенность у потребителей. Он пригласил к обсуждению замминистра финансов Андрея Иванова. По его мнению, выпуск облигаций потребует дополнительных средств. Но он предложил эту задачу сделать следующим этапом развития сельского хозяйства (2016-2017 гг.). «Прежде чем к таким инструментам переходить, нам все-таки нужно вернуть доверие между государством, сельхозтоваропроизводителем и нашими фондирующими институтами на отечественном рынке, — полагает Иванов. Замминистра считает, что нужно заняться реализацией инвестпроектов, которые уже начаты и увязать меры поддержки, которые уже существуют, чтобы уже в будущем производители могли бы самостоятельно выполнять обязательства, которые государство возьмет на себя в рамках работы с иностранными потребителями.

«В принципе идея, которую Павел Валерьевич сформулировал, привлекательная, — отметил Владимир Путин. — Давайте мы сориентируемся на то, что Минфин предлагает, имея в виду, что все-таки нужно в конечном итоге на это выходить. Это интересные и перспективные вещи. И главное, что наш основной потребитель на это явно пойдет, для них это интерес, это стабилизирует их собственное положение, потому что, надо прямо сказать, когда у нас сбои произошли в 2010 году, то, конечно, они болезненно это все переживали, тяжело. А так, если резерв будет, тогда это определенный запас прочности. Но тем не менее я понимаю, о чем говорил Андрей Юрьевич, давайте мы аккуратненько стратегическую цель поставим, но будем двигаться в направлении, как Минфин предложил».

По информации министра сельского хозяйства Николая Федорова, в 2014 году аграрии ожидают урожай зерновых на уровне 97 миллионов тонн, в том числе пшеницы — 53 миллиона тонн. Прогнозируемый объем экспорта — 22 миллиона тонн.

На фоне экономической неопределенности и вопросов о том, как Россия сможет привлечь объемы иностранных инвестиций, которые ей крайне необходимы, чтобы поддержать долгосрочный экономический рост, одной из хороших новостей является цена на нефть.

Даже до того, как события в Ираке увеличили цену на сырую нефть, трейдеры начали подталкивать вверх ценовые ожидания в отношении второй половины этого года и начала 2015 года. Нефть марки "Урал", которая в среднем стоила в последние шесть месяцев 109 долларов за баррель, скорее всего, повысится до уровня в 110-115 долларов за баррель во второй половине, а не упадет ниже 100 долларов, как опасались всего три месяца назад. Усиление кровопролития в Ираке гарантирует это движение вверх и даже создает возможность резкого скачка до 120 долларов за баррель в ближайшее время.

Для России это означает, что рубль, скорее всего, восстановит хотя бы некоторые свои потери января-февраля и его курс может снова приблизиться к 34 рублям за доллар и 46 рублям за евро. Конечно, России также нужно принять в расчет все еще опасную ситуацию в восточной Украине и неурегулированный газовый спор между Украиной и Россией, которые являются сейчас доминирующими факторами на валютном рынке.

Любая угроза дальнейших санкций отправит обменный курс рубля снова к отметке 35,5 за доллар. Газовые переговоры станут ключевым индикатором риска; когда будет достигнуто соглашение, это будет воспринято как положительный показатель снижения риска, а в сочетании с более высокой ценой на нефть должно гарантировать обменный курс с долларом лучше отметки в 34,0.

Более высокая цена на нефть добавляет уверенности, что у федерального бюджета в этом году будет профицит. Отток капитала также может развернуться в обратном направлении при более хорошем обменном курсе рубля. Согласно Центральному банку, более 20 миллиардов долларов из общего оттока капитала в 51 миллиард в первом квартале - это внутренние вкладчики и компании, которые избегали рублевого риска и переходили на иностранную валюту, а не деньги, выведенные из страны. Высокие цены на нефть и снижение риска санкций могут привести к обратному движению в следующие два квартала.

И тем не менее, когда речь заходит о влиянии цены на нефть на экономику, мнение, что высокая цена на нефть - это хорошо, а низкая - плохо, является слишком упрощенным. Конечно, более высокая цена поддержит валюту и увеличит бюджетные доходы. Но хотя более дорогая нефть - это хорошо для балансового отчета и финансового состояния, она приводит к экономической самоудовлетворенности и сводит к минимуму законодательную поддержку болезненных и даже хлопотных реформ.

Как уже упоминалось, ситуация сегодня сильно отличается от ситуации всего три месяца назад, когда курс рубля достигал 36,6 за доллар и преобладали опасения, что цена на нефть понизится до менее 100 долларов за баррель.

В то время Международное энергетическое агентство или МЭА делало предположения о большом увеличении ливийского и иракского экспорта нефти. В США лоббисты нефтяной индустрии проталкивали распечатывание нефти из Стратегического нефтяного запаса объемом в 695 миллионов баррелей и снятие запрета на экспорт сырой нефти.

Многие исходили из того, что американская нефть в сочетании с ожидаемым увеличением экспорта из Ливии и Ирака приведут к цене на нефть в 90 долларов за баррель или ниже. Это, в дополнение к беспокойству по поводу роли России в украинском кризисе, ослабляло рубль и вызывало страхи инвесторов в отношении российских рисков.

Но допущение, что Ливия после Каддафи является чем-то иным, чем сборище враждующих племен, и что ситуация с внутренней безопасностью в Ираке значительно улучшилась, оказалось иллюзорным. И это было задолго до поразительной победы бойцов радикальной организации "Исламское государство Ирака и Леванта" над иракской армией.

До атаки на режим Каддафи Ливия добывала в среднем 1,7 миллионов баррелей в день. МЭА надеялось, что страна может вскоре вернуться к уровню по крайней мере в 1,4 миллионов баррелей - среднему уровню 2012 года. Но данные ОПЕК за прошлый месяц показывают, что добыча составляет всего 300000 баррелей в день, и даже этот объем теперь под угрозой из-за усиления межплеменного кровопролития.

Даже до событий в Ираке на прошлой неделе министр нефти этой страны признал, что продолжающиеся проблемы с безопасностью в стране, приводящие к частым перебоям в работе трубопроводов, означают, что цель в 4 миллиона баррелей недостижима в этом году, и более реалистичным является уровень добычи в 3,3 миллиона баррелей в день. Даже эта пониженная цифра выглядит теперь оптимистичной.

Также в США сейчас меньше давления, чтобы снять запрет на экспорт. Новости из Ливии и Ирака привели к более осторожному подходу, при этом деловые круги предупреждают, что экспорт нефти или газа может негативно сказаться на факторах, которые помогли оживить американскую экономику, т.е. дешевой энергии, и могут сделать страну уязвимой, если ситуация на Ближнем Востоке ухудшится.

В США за последние шесть лет произошел очень большой скачок производства нефти. Средняя ежедневная добыча в 2008 году составляла 7,5 миллионов баррелей, в то время как в этом году средний показатель, как ожидается, достигнет 11,3 миллионов баррелей. Но США все еще сжигают более 19 миллионов баррелей в день или одну пятую часть всего ежедневного мирового потребления. Это означает, что США по-прежнему приходится импортировать около 8 миллионов баррелей. Поэтому несмотря на высокий объем нефтяных запасов, ни одна американская администрация не пойдет на риск снятия запрета на экспорт нефти, пока риски, связанные с потоком нефти с Ближнего Востока и из Северной Африки, остаются высокими.

Цена на нефть была необычно стабильной в последние три с половиной года. Что неизбежно привело к тому, что некоторые трейдеры заговорили о "новой парадигме". Но следует всегда поднимать тревогу, когда на нефтяном рынке используется эта фраза. В конце концов, кто может забыть обложку журнала "Экономист" в 1998 году, которая утверждала, что 5 долларов за баррель нефти являются новой нормой?

Кажется весьма вероятным, что нефть марки "Урал" будет торговаться на уровне 110-115 долларов за баррель в связи с рисками для поставок и постоянно растущим спросом, так как мировая экономика оживает. Эти условия могут вполне продолжиться и в 2015 году, так как мало кто ожидает быстрого уменьшения рисков в Ливии или Ираке.

Также начинают появляться вопросы в отношении стабильности Нигерии и устойчивости добычи нефти в Венесуэле. Эти две страны добывали в мае более 4,4 миллионов баррелей в день, и трейдеры не станут легко игнорировать все более тревожащие новости из Абуджи или Каракаса.

Пока же Россия является частью пресловутого луча надежды в туче, которой является Ближний Восток. Однако хотелось бы надеяться, что беспокойство, вызванное слабеющей экономикой в начале 2013 года и угрозой инвестиционного изоляционизма из-за украинского кризиса, возможно, стряхнули политическое благодушие, обычно связанное с высокими доходами от продажи нефти.

И действительно, цена на нефть может выглядеть как спасательный жилет, брошенный тонущей экономике, - но в долгосрочном плане нефтяные баррели являются очень плохими спасательными лодками.

Крис Уифер - старший партнер в Macro Advisory, консалтинговой компании, консультирующей крупные хедж-фонды и иностранные компании, ищущие инвестиционные возможности в России.

Рост нефтяных цен из-за обострения ситуации на Ближнем Востоке может привести к спаду мировой экономики, хотя России и другим экспортерам нефти ситуация может оказаться на руку. Другие факторы, способные повысить цены, связаны с новыми санкциями в отношении России. Однако эксперты полагают, что скачок котировок будет краткосрочным.

На фоне кризиса в Ираке — второго по величине экспортера в ОПЕК — цена на нефть марки Brent поднялась выше $113 за баррель впервые за девять месяцев, сообщает Bloomberg. Последние четыре десятилетия всплеск цен на сырье становился предвестником экономического спада, поэтому сейчас многие аналитики высказывают беспокойство.

По оценкам экспертов, каждые $10 увеличения цены тормозят рост мировой экономики на 0,2%. И в текущей ситуации эта цифра является довольно существенной: на прошлой неделе Всемирный банк уменьшил прогноз на 2014 год до 2,8%.

«Нет никаких сомнений, что после определенной точки высокие цены на нефть становятся основным препятствием для мировой экономики», — считает главный экономист Capital Economics Джулиан Джессоп. По его словам, это уже происходило в 2008 году, когда цена превысила $100 за баррель, и с тех пор экономическое возрождение сдерживается из-за невозможности вернуться к прежней стоимости, особенно после начала «арабской весны» в 2011 году.

По оценке Capital Economics, сейчас «опасной» для мировой экономики может стать цена в $120.

Безусловно, нынешняя ситуация отличается в лучшую сторону: мир стал намного более энергоэффективным, чем раньше. Однако генеральный секретарь Организации стран — экспортеров нефти (ОПЕК) Абдалла Салем аль-Бадри в среду заявил, что, пока объем добычи будет оставаться на нынешнем уровне, цены не изменятся. По его словам, колебание котировок в последние дни — следствие спекуляций, но фундаментальные показатели остались теми же.

«Рынок очень хорошо сбалансирован, страны ОПЕК добывают прежние объемы нефти. Так что нет никаких изменений», — подчеркнул аль-Бадри.

Аналитик Райффайзенбанка Андрей Полищук говорит, что в ближайшую неделю цена барреля действительно может вырасти до упомянутых $120. «Но вопрос — как долго эта цена удержится. Мы уже видели такое, это может оказать влияние на котировки нефтяных компаний, но это влияние будет незначительным», — отмечает эксперт.

Но скорее всего, в ближайшей перспективе нефтяные котировки ожидает коррекция. По прогнозам Райффайзенбанка, средняя цена в 2014 году составит $112. И только в следующем году баррель может стабильно вырасти до $120.

Однако не только ситуация в Ираке беспокоит ведущих игроков мирового рынка нефти. Международное энергетическое агентство в среду заявило, что может в четвертый раз в своей истории выбросить на мировой рынок нефть из своих стратегических резервов. В случае, если возможное расширение санкций Запада в отношении России затронет экспорт энергоносителей и окажет существенное влияние на нефтяной рынок.

«Все зависит от ситуации на рынке: если возникнет необходимость, мы начнем действовать», — заявил в ходе Всемирного нефтяного конгресса управляющий директор МЭА по безопасности энергетических рынков Кейсуке Садамори.

Стратегические резервы МЭА распечатывались три раза за историю существования агентства с 1974 года. Впервые они были вскрыты в 1991 году, во время войны в Персидском заливе, второй раз — в 2005 году, после того как ураган «Катрина» остановил добычу в Мексиканском заливе, третий — летом 2011 года из-за сокращения поставок из Ливии, где шли военные действия.

Тогда половину общего объема интервенций предоставили США. Власти страны приняли решение о выделении 30 млн баррелей нефти из более чем 700-миллионных резервов. 30% выделяемого объема предоставила Европа, 20% — Азия. Интервенции применяются для снижения котировок сырья. Последний раз распечатывание резервов спровоцировало падение мировых нефтяных цен более чем на 6%.

Андрей Полищук отмечает, что в существующей цене уже заложена премия, связанная с потенциальным обострением ситуаций в странах-нефтеэкспортерах.

Согласно исследованиям той же ОПЕК, справедливая цена барреля находится в коридоре $80–95. Все, что выше этой цены, это именно премия», — поясняет эксперт.

Четыре компании из Саудовской Аравии, Германии, Чехии и Индии создали альянс, чтобы построить завод по производству бесшовных труб в городе Рас аль-Хейр.

Как ожидается, на первом этапе проекта производственная мощность достигнет 600 тыс. тонн. Завод будет производить промышленное и строительное оборудование. Он станет первым предприятием на Ближнем Востоке по производству бесшовных труб диаметром от 19 мм до 137 мм.

В понедельник на пресс-конференции в аль-Хобаре председатель компании Gulf Tubing Company GTC, владелец и разработчик проекта, Салама аль-Инизи заявил, что к лету 2017 года на заводе будет занято 1200 новых рабочих, в том числе 800 молодых специалистов из Саудовской Аравии.

Строительство предприятия обойдется в US$1 млрд. (SAR3.75 млрд.). Финансами проекта будет управлять компания Alinma Investment. Аль-Инизи рассказал о программах обучения в различных областях, включая эксплуатацию и обслуживание завода, организацию и использование оборудования и металлов, которое можно будет пройти в течение двух лет в Германии и Чехии.

Он добавил, что заранее были достигнуты партнерские соглашения с Saudi Aramco, SABIC, Королевской комиссией в Джубайле и Янбу о поставке продукции данного завода. Аль-Енези также отметил, что завод будет производить бурильные трубы, трубопроводные паровые котлы, теплообменники, нефтяные печи, трубопроводы, механическое оборудование.

Андрей Сатаров

Прошлое и будущее династии Аль-Сауд. Часть 2

Погос Анастасов

Из всего сказанного в предыдущей части статьи отнюдь не следует, как пишут авторы секретного иракского доклада, что Саудовская Аравия и ее правящий клан поддерживали создание Государства Израиль. Наоборот, она, как известно, неоднократно помогала своим арабским соседям с ним воевать, а в 1973 году объявила нефтяное эмбарго в ответ на поддержку Западом Тель-Авива. Достаточно открыть саудовские школьные учебники, чтобы прочитать в них не самые лестные высказывания о евреях… Другое дело, что в разные периоды интересы Иерусалима и Эр-Рияда могут объективно совпадать, как, например, сейчас в вопросе об иранской ядерной программе или о влиянии иранского режима аятолл вообще, делая их союзниками де-факто.

Но как все это связано с темой нашего повествования? Можно сказать, что напрямую. Потому что сегодня выживание Израиля как сионистского государства и выживание Саудовской Аравии как государства саудов тесно связаны. От того, удастся ли им свергнуть режим Башара Асада, разорвать «Шиитскую дугу» (Иран-Ирак-Сирия-Ливан) и сломать ее острие – Хизбаллу действительно многое предопределит в их будущем.

Пока же саудовская династия чувствует себя достаточно уверенно. Она смогла пережить «арабские революции», прогнала от власти в ключевом арабском государстве – Египте своих конкурентов «братьев-мусульман» и успешно, во всяком случае до сих пор, справляется с проблемой притока джихадистов, терпящих поражение в Сирии. Это порождает у нее известное, и, как она считает законное, чувство, если не превосходства, то покровительственных настроений в отношении многих других арабов, погрязших в проблемах, порожденных «арабской весной». А на выходе мы видим, что Эр-Рияд сегодня – единственный и неоспоримый лидер арабского, да и исламского мира. Другие традиционные лидеры, такие как Египет, сильно зависят от его помощи, а другие, рассматриваемые, и надо сказать не без оснований, выскочками, вроде Катара, вынуждены под напором саудов и союзных с ними в этом ОАЭ умерить свои амбиции.

Однако, нельзя не видеть, что король Саудовской Аравии, Хранитель двух мульманских святынь Абдалла, правящий страной уже девять лет, а если считать период регентства во время болезни короля Фахда (с 1995 по 2005 год), то без малого и все девятнадцать, уже перешагнул за девяностолетний рубеж и пора думать о том, кто придет ему на смену. При этом сам монарх уже обеспечил себе место в истории как выдающийся реформатор, взвешенный и мудрый государственный деятель, один из крупнейших политиков своей эпохи. После схода с политической арены его наверняка назовут «великим». Найти ему адекватную замену непросто. Тем более, что с осени 2011 года стали уходить в мир иной один за другим наследные принцы – сперва принц Султан, а через год – принц Наиф, которые были лидерами могущественного клана Судейри, всегда (до короля Абдаллы) прочно державшего бразды правления страной.

Их уход так или иначе сместил баланс сил в королевстве в целом в пользу семьи короля Абдаллы, происходящего из племени Шаммар, которое, скорее, надо рассматривать как большой клан или содружество племен, живущих на севере Неджда, на территориях нынешнего Ирака, Иордании и Сирии.

В течение 2013-первой половины 2014 года в королевстве вообще произошли большие перемены, которые существенно изменили политический ландшафт в стране. Входящие в клан Судейри принцы-братья Султаны, сыновья бывшего наследного принца Султана (Бандар, Сальман и Халед) почти полностью отстранены от важной государственной деятельности – за принцем Бандаром после потери им 15 марта с.г. поста главы Службы внешней разведки остался почти символический пост генсекретаря Совета национальной безопасности. Лишь один из сыновей Султана — Фахд занимает пост в не очень значимой северной провинции Табук.

Что же касается клана короля Фахда, правившего Саудовской Аравией до Абдаллы, то еще в девяностые годы прошлого века, в период регентства короля Абдаллы, он сошел с гонки за престол. Его представителей практически нет во власти.

Без особых потерь вышла из этих испытаний другая семья Судейри — семья принца Наифа. Укрепился занимающий ключевой в королевстве пост министра внутренних дел (он объединяет в себе службы собственно МВД, но еще, по американской типологии, ФБР и АНБ) энергичный и компетентный Мухаммед бен Наиф (к нему «неровно дышат» в Вашингтоне). Его брат, дипломат с большим опытом, Сауд занял пост губернатора в центральной для экономики страны Восточной провинции. Именно Наифы создают в королевстве основной баланс сил со стороны клана Судейри в противостоящей ему семье короля Абдаллы.

Что касается семьи короля Абдаллы, представляющей клан Шаммар, то она за последние месяцы существенно укрепилась. Принц Метъиб, возглавляющий Национальную гвардию, получил пост министра в правительстве. Его брат Мешааль стал губернатором престижной и весьма важной Мекканской провинции, которая включает в себя «вторую столицу» королевства Джидду и духовный центр исламской цивилизации – Мекку. Наконец, 14 мая этого года еще один сын короля Турки бен Абдалла возглавил губернаторство Эр-Рияда. Таким образом, теперь дети короля Абдаллы контролируют две из трех ключевых провинций Саудовской Аравии.

А что же семья наследного принца Сальмана (также клан Судейри), который является вроде бы вторым лицом в государстве? Как ни странно, в ходе последних перестановок много постов они не завоевали. Разве что сын Сальмана Мухаммед, начальник его личной канцелярии, 25 апреля с.г. получил пост министра. В плюс им можно записать нахождение на посту важной, но все же только четвертой по значимости, провинции Медина еще одного из Сальманов – принца Фейсала. На прежних должностях также остались два выдающихся принца клана Сальман – весьма популярный первый астронавт Саудовской Аравии Султан бен Сальман (Управление музеев и древностей) и Абдельазиз бен Сальман (заместитель министра нефтяных ресурсов).

Итак, если суммировать, выйдя из полосы испытаний, порожденных «арабской весной», руководители Саудовской Аравии (сам король и его ближайшие помощники – Мухаммед бен Наиф и принц Метъиб) смогли стабилизировать внутриполитическое положение, установив совместное правление кланов Судейри и Шаммар. Гарантом стабильности стали договоренности между кланами о том, что с 29 марта 2014 года вторым наследным принцем (после принца Сальмана) будет являться самый молодой сын короля-основателя Абдельазиза принц Мукрин. Иначе говоря, теперь законодательно, Указом короля, установлено, что после Абдаллы, главой Саудовского королевства станет принц Сальман, а за ним придет принц Мукрин. Указ был демонстративно обнародован в ходе первого за последние пять лет визита американского президента Б.Обамы в КСА.

Интрига с престолонаследием в Саудовской Аравии таким образом этой весной вроде бы закончилась. Остался один вопрос: что будет после? Останется ли у власти династия саудов во главе с племенем Судейри, или им на смену придет новая династия, связанная с саудами, но самостоятельная по своим возможностям – династия Аль Абдалла?

На этот вопрос ответ даст только время. Пока же ясно, что Саудовская Аравия, как было сказано выше, сумела пройти, хотя и не без потерь через все испытания «арабской весны», сохранила суверенитет и территориальную целостность своего государства. Ей удалось отодвинуть с решающих ролей в арабском мире Катар и в ряде стран — «братьев-мусульман». Разочаровавшись в США, отказавшихся осенью 2013 года от удара по Сирии и начавших тогда же открыто заигрывать с Ираном, она начала строить свой собственный региональный «центр силы», объединяющий вокруг себя арабов (прежде всего страны Залива) и многих мусульман. Судя по всему, она намерена отправить на свалку истории соглашения Сайкс-Пико (1915) и построить свой собственный мир, скроенный по ее лекалам.

Совершенно очевидно, что в этих условиях, Эр-Рияд становится важным и перспективным партнером России, которая, так же, как КСА, вокруг себя строит интеграционные объединения и намерена быть важным полюсом нарождающегося многополярного мира. Характер взаимодействия этих двух полюсов многое предопределит в новой архитектуре международных отношений…

Выдержки из интервью госсекретаря по внешнеполитическим и внешнеэкономическим связям, сопредседателя Российско-Венгерской межправкомиссии П. Сийярто газете «Непсабадшаг».

«Не стоит прятать головы в песок!»

- Влияют ли крымская ситуация и украинский кризис на одобрение венгерским парламентом кредитного соглашения по расширению Пакшской АЭС?

Мы, конечно, представим на рассмотрение парламента это соглашение, после ратифицирования которого оно вступит в действие. Экономические санкции против России не приживаются, да и подавляющее большинство европейских стран в этом не заинтересовано. Мы ведь имеем заключённое соглашение, выходить из которого у нас нет причины.

- В прошедшие годы Вы занимались внешнеэкономическими связями, поэтому вернёмся к ним. В настоящее время поставлена задача, чтобы треть венгерской внешней торговли осуществлялась со странами не входящими в Евросоюз. Пока это соотношение составляет одну пятую. Выгодно ли само по себе, чтобы мы вели бизнес, скажем, не с Австрией и Германией, а с Азербайджаном и Туркменистаном?

Постановка задачи в 2010 году звучала так: увеличить венгерский экспорт таким образом, чтобы при наращивании экспорта в сторону Евросоюза в большей пропорции возрастал экспорт в страны за пределами Евросоюза. Мы приступили к проведению политики «Открытия на Восток» не для выхода из системы отношений с Западом, а в интересах её дополнения. Если взглянуть на цифры, в 2013 году совокупный венгерский экспорт увеличился на 6%. Экспорт в страны ЕС мы увеличили на 5%, и в настоящее время этот показатель составляет 77% объёма совокупного экспорта Венгрии. В страны Европы, не входящие в ЕС, наш экспорт увеличился на 9% (это соответствует 11% всего венгерского экспорта). В неевропейские регионы мы экспортировали на 7% больше, и их доля возросла на 11,97% (в прошлом году – 11,86%).

- По данным Статистического управления Венгрии, в 2011 году по сравнению с 2010 годом по объёму экспорта в страны Азии был отмечен рост, однако в 2012-2013 годах этот показатель вернулся на уровень 2010 года. Другими словами, цифры показывают, что прошедшие 4 года «открытия в Азию» ситуацию никак не изменили.

Действительно, на бумаге так оно и есть. Однако целесообразно посмотреть, что стоит за цифрами, тогда и будет понятен в нашей стратегии другой подход. Вместе с тем, мы значительно увеличили наш экспорт в Китай, Корею, Вьетнам, а также в страны Кавказского региона. Снижение объёма венгерского экспорта было отмечено лишь в некоторых странах. Например, в 2013 году наш экспорт в Саудовскую Аравию упал на 40%, в Индию – на 43% и в Объединённые Арабские Эмираты, которые являются нашим самым крупным торговым партнёром в арабском мире, показатель снижения экспорта также составил двузначное число. Так в чём причина? Она состоит в том, что «Нокия» прекратила своё производство в Венгрии. И всё. Эта ситуация ясно показывает правильность такого нашего подхода, при котором, освободив себя от навязывания крупными транснациональными предприятиями своих решений по вопросам организации производства, поступательно увеличивать в экспорте участие малых и средних предприятий. Такая задача поставлена перед системой венгерских торговых домов и поэтому Эксимбанк более активно занимается кредитованием.

Газета «Непсабадшаг» от 28 мая 2014 г.

Россия и Саудовская Аравия подпишут межправительственное соглашение о сотрудничестве в мирном использовании атомной энергии, его проект уже согласован, сообщает госкорпорация "Росатом".

"Заместитель генерального директора госкорпорации "Росатом" по международной деятельности Николай Спасский 17 июня провел в Эр-Рияде переговоры с руководством Центра атомной и возобновляемой энергии. Стороны завершили согласование проекта межправительственного рамочного соглашения о сотрудничестве в мирном использовании атомной энергии и договорились о последующих шагах с целью его подготовки к подписанию", – говорится в сообщении.

Кроме того, на переговорах обсуждались перспективы и возможности налаживания комплексного сотрудничества между Россией и Саудовской Аравией в ядерной энергетике и смежных отраслях. С российской стороны были разъяснены уникальные конкурентные преимущества, составляющие основу предложения "Росатома" на международных рынках. В свою очередь, саудовские коллеги представили национальную ядерную энергетическую программу, отмечает госкорпорация.

Wyndham Hotel Group сообщила о том, что подписала соглашение на управление 140-комнатным отелем Ramada, отмечая очередной этап в ближневосточной экспансии группы. Гостиница, как ожидается, распахнет свои двери в третьем квартале следующего года.

По замыслу разработчиков, отель Ramada Manama City Centre, Bahrain будет включить два ресторана, несколько баров, бассейн, тренажерный зал и два конференц-зала. Ramada Manama City Centre, Bahrain присоединится к отелям Ramada Hotel Bahrain, Ramada Palace Hotel Manama и Days Hotel Manama, а также гостинице Wyndham Grand, открытие которой в следующем году ознаменует дебют одноименного высококлассного бренда группы в Бахрейне.

В настоящее время в странах Ближнего Востока работает 28 отелей Ramada , в том числе по 10 проектов в ОАЭ и Саудовской Аравии.

Согласно прогнозам аналитиков, Мировой рынок бронетехники достигнет 28,62 миллиарда долларов к 2019 году, а основными покупателями на нем будут страны Ближнего Востока, Северной Африки и Азии.

Как следует из опубликованного в мае доклада аналитической компании «МаркетсэндМаркетс» (Markets and Markets), секвестр в США, окончание афганской войны и сокращение европейского бюджета привели к падению спроса на боевые бронемашины (ББМ) в этих регионах мира, однако на Ближнем Востоке, как ожидается, объемы закупок бронетехники существенно увеличатся в течение ближайших 10 лет, компенсируя предполагаемые сокращения в Америке и Европе. При этом среднегодовые темпы роста прогнозируется на уровне 4,93%.

Одна из причин повышения спроса на бронетехнику в регионе Ближнего Востока и Северной Африки состоит в участии большинства стран Ближнего Востока в миротворческих операциях - например, Катара, Саудовской Аравии и ОАЭ в миссии в Афганистане, говорится в докладе. Спрос на ББМ с усиленной противоминной защитой и средствами защиты от засад типа MRAP (mine-resistant ambust-protected vehicle) сохранится в глобальном масштабе из-за проблем безопасности на Ближнем Востоке и в Азиатско-Тихоокеанском регионе, отмечают аналитики.

Высокие расходы на закупки бронетехники ожидаются в таких странах, как Саудовская Аравия, Израиль и ОАЭ. А развитие этой отрасли оборонной промышленности в Объединенных Арабских Эмиратах, Иордании и Алжире, согласно исследованиям, обеспечит выход на новые рынки в Йемене, Сомали и Ливии.

«Рынок бронеавтомобилей в регионе Ближнего Востока и Северной Африки очень динамичный, поскольку межгосударственные конфликты, революционные и национально-освободительные движения и развитие техники, тактики и методов проведения операций создают нестабильную среду, в которой приходится действовать военным», - отмечает Мэтью Хеджес, аналитик Института военного анализа Ближнего Востока и Персидского залива.

«Большое количество поставленных в данный регион бронемашин было передано на безвозмездной основе; здесь растет потребность в усилении охраны границ, незащищенность которых представляет серьезную угрозу региональным экономикам из-за распространения терроризма и ислама радикального толка, активизации местных повстанческих группировок и т.д.», - добавил он.

Согласно анализу ближневосточного военного рынка, представленному интернет-ресурсом «Дифенс Ай-Кью» (Defence IQ), страны ближневосточного региона, в том числе Турция, продолжают модернизировать бронетехнику и увеличивают свои парки.

В среду в Баку завершилось первое заседание руководящего комитета по выполнению Рамочного документа по труду, занятости и социальной защите Организации исламского сотрудничества (ОИС).

В двухдневном заседании участвовали официальные лица госструктур девяти стран-членов комитета (Азербайджан, Турция, Индонезия, Гвинея, Камерун, Кувейт, Саудовская Аравия, Ливия и Малайзия), а также представители секретариата и подчиненных организаций ОИС, Международной организации труда (МОТ).

На заседании был принят проект плана действий, подготовленного для выполнения рамочного документа.

В плане действий отражены направления технического сотрудничества на 2014-2016 годы по безопасности труда между странами-членами ОИС, координация организационных работ по сбору статистической информации по рынкам труда (2014-2015 гг.), создание единой информационной базы о работниках-мигрантах (2014-2016 гг.).

План действий предусматривает проведение сотрудничества в сферах защиты прав работника и законодательства по рынку труда (2014-2015 гг.), создание учебной системы, направленной на интеграцию в экономическом плане заключенных и вынужденных переселенцев, а также создание центра профобучения и рынка труда ОИС.

В документ также включены применение социальной страховой системы по производственным травмам, а также в виде отдельных пунктов такие вопросы, как подход на основе исламских принципов к решению проблем труда и занятости.

Также были определены спонсоры для решения указанных в документе вопросов.

В рамках заседания состоялась презентация малазийской стороны о сети по госслужбам занятости.

На мероприятии были приняты отчет для представления очередной конференции министров труда ОИС и проект исполнительной программы.

Очередная конференция министров труда ОИС пройдет в 2015 году в Индонезии. До того председательствовать в руководящем комитете по выполнению Рамочного документа о труде, занятости и соцзашите ОИС будет минтруда и соцзащиты населения Азербайджана.

Все больше стран картеля ОПЕК испытывают серьезные проблемы с обеспечением безопасности и стабильной добычи нефти. Повторение ливийского сценария коллапса нефтяной индустрии в Ираке может привести к катастрофическим последствиям для мировой экономики.

За последние несколько лет Организация стран-экспортеров нефти (Organization of the Petroleum Exporting Countries, OPEC) фактически превратилась в "театр одного актера". Имя ему – Саудовская Аравия. Только эта ближневосточная монархия пока еще сохраняет возможности по поддержанию нефтедобычи на стабильном уровне в диапазоне от 9 млн до 10 млн баррелей в сутки.

Что происходит в остальных странах картеля? Всего в ОПЕК входит 12 государств: Алжир, Ангола, Венесуэла, Ирак, Иран, Катар, Кувейт, Ливия, Нигерия, Объединенные Арабские Эмираты, Саудовская Аравия и Эквадор.

Добыча нефти в 8 из 12 членов картеля – Алжире, Анголе, Венесуэле, Иране, Катаре, Ливии, Нигерии, Эквадоре – сокращается. В 2005 г. совокупный объем добычи нефти в этих странах составлял 14,5 млн баррелей в сутки. По итогам 2013 г. добыча в этих 8 странах снизилась до 11,25 млн баррелей.

Среди оставшихся четырех стран ОПЕК только Ираку удалось существенно увеличить объемы добычи нефти с 1,75 млн баррелей в сутки в 2005 г. до 3,25 млн баррелей в сутки в 2013 г.

НЕФТЯНОЙ КОЛЛАПС ЛИВИИ

Война в Ливии в 2011 г. привела к практически полному обвалу нефтяной промышленности страны. Объемы добычи упали с довоенных 1,5-1,6 млн баррелей в день до мизерных значений в районе 150-200 тыс. баррелей.

При этом, по оценкам самих представителей нефтяной промышленности Ливии, на быстрое восстановление добычи рассчитывать не стоит.

Стоит напомнить, что произошло. В июне 2011 г. с целью добиться стабилизации нефтяного рынка США распечатали свои стратегические резервы нефти (strategic oil reserve, SPR) и в экстренном порядке продали 30 млн баррелей нефти. При этом эти действия были скоординированы с ОПЕК: картель выбросил на рынок еще 30 млн баррелей нефти из собственных стратегических резервов.

Рынок успокоился только тогда, когда Саудовская Аравия совместно с Ираком показали, что смогут заместить исчезнувший экспорт со стороны Ливии.

ХАОС В ИРАКЕ

Что происходит теперь? Три года спустя после совместной нефтяной интервенции США и ОПЕК, с начала июня 2014 г. под контролем боевиков "Исламского государство Ирака и Леванта" (ИГИЛ) оказалась огромная часть территории Ирака, в том числе крупнейший нефтеперерабатывающий завод в г. Байджи. Основная часть нефтедобычи Ирака ведется на месторождениях на юге страны, там же расположены основные экспортные терминалы.

Помимо продвижения группировок джихадистов ИГИЛ, вторгшихся в Ирак из сопредельной Сирии, где они – под косвенным покровительством западных стран – воевали против правительства Башара Асада, есть еще один серьезный момент.

В воцарившемся в северных регионах Ирака хаосе власть к рукам начинают прибирать курды. Курдские военизированные формирования "пешмерга" уже установили полный контроль над г. Киркук.

Что дальше?

Все будет зависеть от того, как будет развиваться ситуация в Ираке. До сих пор она развивалась слишком быстро и застала врасплох практически всех – иракских военных, власти Ирака, политиков на Западе, чья военная интервенция против Саддама Хуссейна фактически создала условия для формирования нынешнего руководства страны.

Возможно много вариантов дальнейшего развития событий - купирование военного конфликта на севере страны, переход инициативы к нынешним властям Ирака, распространение вооруженных столкновений на юг - вплоть до полного падения нынешних иракских властей.

В этой быстро меняющейся картине стоит отметить еще несколько элементов. Иракская армия и силовики показали низкую боеспособность. Пока еще действующие власти Ирака показали свою неспособность к быстрым ответным действиям. Премьер страны Нури Аль-Малики призвал ввести в стране режим чрезвычайного положения, однако в парламенте Ирака не поддержали его: голосование было провалено.

Боевики ИГИЛ и курды показали, что у них достаточно мотивации для продолжения вооруженной борьбы за свои интересы.

Западные власти "гневно осудили" атаку на Ирак, Обама объявил о решении отправить в Багдад 275 солдат для охраны посольства США. На этом поддержка властей Ирака со стороны Запада на текущий момент фактически исчерпывается.

ПАДЕНИЕ ИРАКА – ДОРОГА К НЕФТЯНОМУ КРИЗИСУ

Нефтяной рынок пока еще не оценил потенциального масштаба катастрофы. С одной стороны, в Международном энергетическом агентстве (МЭА) уже забили тревогу, заявив о срыве планов Ирака по увеличению добычи нефти.

Кроме того, в МЭА признали очевидный факт, что проблемы Ирака означают проблемы для всего картеля. С другой стороны, комментарии со стороны генерального секретаря ОПЕК, ливийца Абдаллы Салема аль-Бадри, по поводу Ирака звучат в духе "все хорошо, прекрасная маркиза".

Однако за внешним спокойствием в ОПЕК проглядывает усиливающаяся паника. Из-за иракского кризиса организация уже планирует внеочередное заседание. Кроме того, появилась информация о планах картеля – как и 3 года назад на фоне войны в Ливии – выпустить часть нефти из своих резервов на рынок.

Главная проблема заключается в том, что главный и, по сути, единственный работоспособный “актер” ОПЕК – Саудовская Аравия – не сможет восполнить падение добычи нефти в Ираке.

Трудно прогнозировать, что будет с рынком нефти в случае коллапса Ирака и воцарения в стране тотального хаоса по ливийскому сценарию, где продолжается паралич центральной власти и различные военизированные группировки контролируют разные районы страны.

Вряд ли кто-то может точно прогнозировать, насколько именно вырастут котировки нефти, если добыча нефти в Ираке начнет падать из-за столкновений с боевиками ИГИЛ.

Во втором по величине производителе нефти в ОПЕК идет война, при этом на Ирак возлагались большие надежды в плане увеличения добычи. Страны картеля одна за другой погружаются в хаос. Дальнейшая дестабилизация ОПЕК может привести к крайне негативным последствиям для мирового рынка нефти, а значит, и для всей глобальной экономики.