Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

ПУТИН ПРИБЫЛ В ИНДИЮ

Президент России проведет переговоры по всем направлениям сотрудничества. В преддверии визита Путин написал статью в индийской газете

Президент России Владимир Путин прибыл с официальным визитом в Индию. В Нью-Дели он проведет переговоры по всем направлениям российско-индийского сотрудничества и подпишет ряд соглашений, передает РИА Новости. Главными темами будут энергетика, инвестиции, военно-техническое сотрудничество и актуальные международные проблемы.

В программу визита президента входят переговоры с премьер-министром Индии Манмоханом Сингхом, российско-индийские переговоры в расширенном составе, встреча с президентом Пранабом Мукерджи. Путин также побеседует с председателем партии Индийский национальный конгресс Софией Ганди и лидером оппозиции Сушмой Свараджем.

По итогам переговоров на высшем уровне, как ожидается, будет подписано свыше 10 двусторонних документов. В их числе: межведомственный меморандум о сотрудничестве в области науки, технологий и инноваций; меморандум между Российским фондом прямых инвестиций и State Bank of India о содействии прямым инвестициям; программа культурных обменов на 2013-2015 годы; протокол о консультациях между министерствами иностранных дел на 2013-2014 годы; ряд крупных контрактов в сфере военно-технического сотрудничества; договоренности коммерческого характера. Будет принято совместное заявление по итогам визита, в котором в развернутом виде будет представлена общая картина сотрудничества двух стран по основным областям и направлениям взаимодействия.

Накануне визита в Индию газета The Hindu опубликовала статью Путина. Ее перевод размещен на сайте Кремля. В ней президент России поставил задачу обозначить подходы к дальнейшему развитию стратегического партнерства России и Индии. В 2012 году исполнилось 65 лет установлению дипломатических отношений между Россией и Индией, напомнил Путин и констатировал, что за это время "неизменными оставались принципы двусторонних связей - взаимное доверие и равноправие". Президент подчеркнул, что углубление дружбы и сотрудничества с Индией является одним из приоритетов российской внешней политики. "И мы с полным основанием говорим, что они носят действительно уникальный, привилегированный характер", - подчеркнул Путин.

"Перед нами, перед всей цивилизацией" сегодня стоят серьезные вызовы, указал президент: неравномерность глобального развития, экономическая и социальная нестабильность, "дефицит доверия и безопасности". У России и Индии, по его мнению, единая цель - "сделать мир, в котором мы живем, более справедливым, демократичным, безопасным, способствовать развязке глобальных и региональных проблем", включая ситуацию на Ближнем Востоке и Севере Африки, в Афганистане.

Москва особое значение придает двусторонним торгово-инвестиционным отношениям, напомнил индийской стороне Путин. "Растущий экономический потенциал России и Индии во многом взаимодополняем", - считает он. Товарооборот обеих стран преодолел последствия глобального кризиса, и в 2012 году ожидается выход показателя на рекордный уровень - свыше 10 млрд долларов. Следующая цель - выйти к 2015 году на уровень 20 млрд долларов, написал Путин.

Чтобы добиться этого, нужно использовать все резервы, поддерживать прямые контакты деловых кругов, стимулировать создание эффективных инвестиционных, технологических, промышленных альянсов в наиболее динамичных, перспективных сферах, сообщает индийской стороне российский лидер. В числе таких сфер он назвал энергетику, прежде всего атомную. Крупнейшим и прорывным проектом в этой области стало строительство АЭС "Куданкулам". В ближайшее время начнется реализация договоренностей о возведении в Индии новых АЭС, надеется Путин.

В Москве ждут "ощутимую отдачу" от долгосрочных проектов в черной металлургии, добыче углеводородов, автомобиле- и авиастроении, химической промышленности, фармацевтике, в сфере информационных и биотехнологий, подчеркивает президент РФ. Комплексная долгосрочная программа сотрудничества в области науки, техники и инноваций до 2020 года создана для проведения учеными обеих стран фундаментальных и прикладных исследований для создания новых технологий, оборудования и материалов. Широкие перспективы открывает, по мнению Путина, совместное использование российской глобальной навигационной спутниковой системы ГЛОНАСС.

О стратегическом характере партнерства между Россией и Индией свидетельствует, пишет президент РФ, "беспрецедентный уровень развития военно-технического сотрудничества". Ключевым направлением становится лицензионное производство и совместная разработка передовых образцов вооружения, "а не просто закупка продукции военного назначения", указывает он.

Принципиальное внимание уделяется, по словам президента, созданию многофункционального истребителя и многоцелевого транспортного самолета. Успешно прошла все испытания противокорабельная ракета "БраМос", которая готовится к авиационному применению. "Уверен, что такая многовекторная кооперация позволит нашим странам не только выйти на лидирующие позиции по целому ряду высокотехнологичных проектов, но и поможет успешно продвигать совместную продукцию на рынки третьих государств", - сообщает индийской стороне Путин. "Особое значение для России и Индии - государств с колоссальным культурным наследием и потенциалом - имеет гуманитарное сотрудничество", - написал он. Президент выразил убежденность в необходимости активнее продвигать просветительские и образовательные проекты, развивать туризм и молодежные обмены.

Путин завершил статью изложением общей перспективы стратегического партнерства России и Индии в XXI веке. "Это основанное на прочных исторических традициях дружбы и взаимного доверия углубление кооперации в наукоемких сферах, продвижение совместной продукции на международные рынки, дальнейшее наращивание в товарообороте доли товаров с высокой добавленной стоимостью, повышение роли и эффективности российско-индийского взаимодействия в международных делах, максимальное раскрытие потенциала культурно-гуманитарных контактов", - резюмировал президент.

РОССИЯ И США ГОТОВЯТ ВСТРЕЧУ МИНИСТРОВ ОБОРОНЫ

Сергей Шойгу и Леон Панетта обсудят проблему ПРО и ситуацию в Афганистане

Министры обороны США и России намерены встретиться в следующем году для обсуждения вопросов ПРО и Афганистана, сообщил заместитель министра обороны РФ Анатолий Антонов, передает РИА Новости.

Антонов рассказал, что в начале следующего года должно быть определено, где и когда лучше организовать встречу руководителей оборонных ведомств. Заместитель министра обороны добавил, что на встрече будут обсуждаться ситуация в Афганистане после ухода оттуда международных сил содействия безопасности и вопрос о пребывании на территории этого государства войск США. Российское Минобороны рассчитывает на обещанную американским президентом Бараком Обамой гибкость в решении проблемы ПРО. По словам Антонова, Россия не заинтересована в конфронтации с США, напротив, Минобороны нацелено на развитие нормального взаимодействия и сотрудничества.

Министр обороны России Сергей Шойгу, возглавивший ведомство в начале ноября после ухода в отставку Анатолия Сердюкова, уже успел побеседовать с главой Минобороны США Леоном Панеттой по телефону. В ходе разговора американский министр пригласил своего российского коллегу приехать в следующем году с официальным визитом в США. Инициатива телефонного звонка, как сообщали СМИ, исходила из Вашингтона.

Реализм в XXI веке

Американо-китайские отношения и выбор России

Резюме: Стремительный рост Китая и относительное снижение роли США в формировании нового миропорядка требуют решительной деидеологизации российских взглядов на мир. Реализм должен быть освобожден от устаревших догм о необходимости противостояния абстрактно понимаемому Западу.

Согласно большинству прогнозов, экономика КНР должна обогнать Соединенные Штаты по абсолютному размеру ВВП в течение ближайших десяти лет, т.е. еще при нынешнем руководстве, пришедшем к власти в ноябре 2012 года. При этом США останутся самой мощной державой в военном отношении и сохранят лидерство в области науки, образования, высоких технологий и инноваций. Мир вступит в эпоху, когда первенство в различных областях будет принадлежать разным странам. Есть ли у России внешнеполитическая стратегия, способная подготовить ее к этим фундаментальным изменениям на международной арене? Как уже сегодня реагировать на обострение конкуренции между Соединенными Штатами и Китаем?

Взаимодействие России, КНР и США – это не только отношения между разными по силе и влиянию государствами на международной арене, но и столкновение несовпадающих представлений о самих себе и окружающем мире. Классические подходы, основанные на измерении потенциалов и балансов сил («реализм») или же степени зрелости демократии («либерализм») не в состоянии объяснить в полной мере сложную динамику взаимоотношений между государствами. Кажущиеся парадоксы их внешней политики помогает понять рассмотрение различий в национальных идентичностях и особенностей внутренних дискурсов в каждой из стран («конструктивизм»).

Любая национальная идентичность динамична. Она формируется и изменяется по мере развития внутреннего дискурса, а также в результате внешнеполитических действий. Родней Брюс Холл, американский теоретик международных отношений, работающий в Оксфорде, утверждает, что свои меняющиеся представления о самих себе государства проецируют на мировую арену и таким образом формируют глобальную политику. Генри Нау и Дипа Оллапалли показали в новом исследовании, что напряженные дебаты относительно места и целей в мире идут во всех странах с внешнеполитическими амбициями, в том числе и в недемократических.

Представления о Западе в России тесно переплетены с внутренним дискурсом о национальной идентичности и путях развития. Восприятие Китая гораздо меньше связано с глубинными пластами российского самосознания и в большей степени определяется чисто внешнеполитическими и экономическими соображениями. Такая асимметрия в господствующих представлениях о ведущих игроках влияет на внешнюю политику России и затрудняет ее адаптацию к серьезнейшим изменениям, происходящим в системе международных отношений. Россия рискует упустить открывающиеся возможности и не заметить возникающие угрозы, если и в дальнейшем ее внешнеполитический курс будет напрямую подвержен влиянию экзистенциальных поисков и внутриполитических соображений. Формирование новой консервативной идеологии в Москве способно помешать проведению реалистичной и гибкой политики в отношении лидеров мирового развития – Соединенных Штатов и Китая.

Мистическая вера части российской элиты в существование большой европейской (в ее прочтении – христианской) цивилизации удивительно сочетается с антизападной риторикой и продолжающейся секьюритизацией взаимоотношений с США. При этом восприятие КНР в целом носит рациональный и прагматичный характер. Усиление антизападничества в официальной риторике Кремля в 2012 г. особенно заметно на фоне полного отсутствия публичной озабоченности политикой Пекина. Если судить по официальным документам и заявлениям, Москва не обеспокоена стремительным наращиванием военного потенциала Китая и ростом напористости его курса в 2008–2012 годах.

Большинство граждан разделяют формируемые властями представления об Америке и Китае. Согласно опросам Левада-центра, в 2011 г. 29% россиян, считавших, что у страны есть враги, относили к ним Соединенные Штаты (только «чеченские боевики» получили более высокие показатели). Китай видели в этом качестве лишь 9%. В 2012 г. 35% опрошенных назвали США среди наиболее недружественно либо враждебно настроенных по отношению к России стран, и только 4% упомянули в данной связи Китай. Среди ближайших друзей и союзников 16% респондентов называют Китай, тогда как Америку упоминают только 2% опрошенных. Доля россиян, плохо или очень плохо относящихся к Соединенным Штатам, выросла с 2010 по 2012 г. с 29 до 38%.

В России бытует активный и интеллектуально напряженный дискурс относительно взаимоотношений с абстрактно понимаемым «Западом». Сложились группы «прозападных» и «антизападных» общественных деятелей, интеллектуалов и активистов. По вопросу о Китае этого практически нет, и разговор за редкими исключениями ведется на профессиональном языке. Как это скажется на готовности России к новым вызовам на международной арене, на которой в качестве структурного фактора все чаще выступают американо-китайские отношения?

Политика Америки в отношении Китая

Из четырех основных школ внешнеполитического мышления в США (реалисты, либеральные интернационалисты, неоконсерваторы, изоляционисты) три (кроме последней) привержены идее о том, что Соединенные Штаты должны сохранять первенство на международной арене. Реалисты и изоляционисты уделяют особое внимание балансу сил, меняющемуся не в пользу Америки. Либеральные интернационалисты и неоконсерваторы обеспокоены тем, что в мире сформировалась альтернативная модель общественного развития, ставящая под вопрос универсальность американских ценностей и будущее демократии как формы политического устройства всех стран.

В отличие от своего предшественника в Белом доме Барак Обама понимает, что укрепление позиций других крупных держав неизбежно, а американская мощь объективно небеспредельна. Однако укорененные представления об исключительности и необходимости поддерживать первенство на международной арене заставляют Обаму демонстрировать решительность при отстаивании лидирующей роли. В этих условиях стратегия Вашингтона в отношении Пекина не может не быть двойственной. Проводится курс, направленный на то, чтобы стимулировать включение Китая в мировые процессы в качестве ответственного игрока и одновременно сдерживать его военную мощь. В этом плане политика Обамы базируется на концепции, сложившейся при Джордже Буше-младшем: сделать КНР «ответственным держателем акций» либерального миропорядка в сочетании с хеджированием рисков, связанных с растущей военной мощью Пекина. В 2011–2012 гг. появились признаки того, что баланс между этими направлениями удерживать все труднее.

Программа модернизации вооруженных сил Китая, включая космический, военно-морской и ракетный компоненты, а также растущие возможности в области кибервойн, вызывают в Соединенных Штатах (особенно среди реалистов и неоконсерваторов) большое беспокойство. Традиционные факторы американского военного превосходства в Азиатско-Тихоокеанском регионе могут быть поставлены под вопрос. Призрак «холодной войны» постепенно становится здесь все более осязаемым. Американо-китайские отношения подходят к опасной черте, за которой – открытая гонка вооружений, формирование альянсов, рост взаимного недоверия и подозрительности. В таких условиях любой инцидент, например в Южно-Китайском море, грозит спровоцировать серьезный конфликт. Конечно, ни США, ни КНР не хотят допустить неконтролируемой эскалации напряженности. Однако наращивание военных возможностей обеими сторонами, каковы бы ни были в данный момент намерения их лидеров, имеет свою деструктивную логику.

В среде американских военных и разведывательного сообщества, где горизонт планирования не ограничен электоральным циклом и нет давления крупного бизнеса, заинтересованного в экономических отношениях с Китаем, озабоченность ростом потенциала и амбиций Пекина гораздо выше, чем в политических кругах. Картина еще более многопланова с учетом борьбы могущественных групп интересов, каждая из которых представлена в Конгрессе. Здесь есть и те, кто считает Пекин «валютным манипулятором», искусственно занижающим курс юаня и тем самым наносящим существенный вред экономическим интересам США, и те, кто заинтересован в многомиллиардных инвестициях в Китай и не склонен обострять отношения.

Многие конгрессмены-республиканцы разделяют взгляды реалистов в международных отношениях и являются сторонниками жесткой линии в отношении Китая, который рассматривают в качестве опасного конкурента. Например, Рэнди Форбс, организовавший «Группу по Китаю» (Congressional China Caucus), неформальное двухпартийное объединение членов конгресса, разделяющих озабоченности относительно роста глобальной роли Пекина. Некоторые даже выдвигают экстравагантные предложения по формированию альянса в составе Америки, России, Японии и Индии для противостояния китайской угрозе (Дана Рорабахер).

Анализ официальных военно-политических документов по Китаю показывает нарастание озабоченности ростом его силы и влияния в течение последних четырех лет. В 2008 г. Национальный совет по разведке впервые начал оперировать в своем докладе понятием многополярности. В 2010 г. в Четырехгодичном обзоре оборонной политики уже содержался призыв к управлению риском конфликта во взаимоотношениях с Китаем. В 2011 г. в Военной стратегии Соединенных Штатов выражается серьезная озабоченность по поводу масштабов и целей модернизации китайских вооруженных сил и их напористости в космосе, киберпространстве и в Мировом океане. Там же говорится о том, что США будут демонстрировать волю противостоять этому и выделять ресурсы для обеспечения глобальной и региональной безопасности.

Противоречие между реалистическим восприятием Китая в качестве угрозы в военных документах, а также открытых публикациях разведывательного сообщества, с одной стороны, и акцентом в духе либерального интернационализма на вовлечении Пекина в западноцентричный миропорядок в политических документах – с другой, сохранялось до 2011 года. С выходом в свет в ноябре 2011 г. программной статьи Хиллари Клинтон «Тихоокеанский век Америки» ему был положен конец. Госсекретарь провозгласила: «Будущее политики будет решаться в Азии, а не в Афганистане и Ираке, и Соединенные Штаты будут в самом центре событий». На протяжении 2012 г., однако, решительный лозунг «разворот в сторону Азии» уступил в официальном американском лексиконе место несколько более мягкому понятию «восстановление равновесия».

Отношения Америки с Японией, Кореей, а также с Индией и странами АСЕАН во все большей степени определяются китайским фактором. Пока он не стал важнейшим для американской политики в других регионах и в мире в целом. Однако ситуация, возможно, начнет быстро меняться – и в самое ближайшее время. Есть все основания предположить, что именно китайское направление в нарастающей степени будет диктовать американскую политику и в том, что касается Москвы. Возможно, даже станет основным фактором, влияющим на восприятие России. Для Кремля это и риск, и возможность укрепить свои позиции, несмотря на все серьезнейшие демографические, экономические и политические проблемы. Американские реалисты подталкивают администрацию Обамы в этом направлении. Однако препятствием тесному партнерству может оказаться растущее беспокойство либеральных интернационалистов и неоконсерваторов по поводу внутриполитической ситуации в России. Для них Китай и Россия принадлежат к одной категории государств с авторитарными режимами и стремлением ограничить американское влияние на мировой арене.

Политика Китая в отношении США

Влиятельный американский китаист Дэвид Шамбо выделяет семь школ внешнеполитического мышления в современном Китае: это глобалисты, приверженцы многосторонности, адвокаты глобального «Юга», азиацентристы, великодержавники, реалисты и нативисты (националисты). В основе каждого направления – свое представление об идентичности КНР на международной арене. Практически все сходятся в том, что Китай – это великая держава (даго), однако дают разные ответы на вопрос, что это означает. Наибольший вес имеют реалисты, испытывающие некоторое влияние нативистов. Их взгляды сводятся к тому, что Пекин должен отстаивать полный и безусловный суверенитет во внутренних делах, ему нужны мощные вооруженные силы и решительная внешняя политика, направленная на защиту национальных интересов в мире, полном опасностей. Они выступают против гегемонии США.

Многие эксперты полагают, что Китай постепенно превращается в державу, действия которой нацелены на изменение международного статус-кво. Этот процесс ускорился в ходе мирового кризиса 2008–2009 гг., который укрепил экономические позиции Пекина и его уверенность в своих силах. Если КНР действительно намерена изменить международные нормы и институты, ей понадобятся партнеры. За это выступают великодержавники, подчеркивающие необходимость взаимодействия Китая в первую очередь с крупными влиятельными странами. Альтернативная точка зрения состоит в том, что Пекин не намерен пересматривать основные правила либерального миропорядка, которые до сих пор были ему на руку, способствуя бурному экономическому росту. Так, многие американские эксперты утверждают, что КНР лишь стремится к большему влиянию в рамках существующих институтов глобального регулирования. В этом направлении действуют китайские глобалисты и приверженцы многосторонности. В любом случае, Китай объективно заинтересован в партнерстве с теми, кто испытывает неудовлетворенность нынешним миропорядком. Очевидно, что среди таких государств и Россия.

Китай считает Америку ревизионистской державой. Об этом, в частности, пишут Эндрю Натан и Эндрю Скобелл в недавней статье в журнале Foreign Affairs. По мнению большинства китайских реалистов и националистов, Вашингтон будет всеми силами сдерживать укрепление Китая. Тем не менее экономическая взаимозависимость (в другой трактовке – гарантированное взаимное экономическое уничтожение в случае конфликта) в значительной мере смягчает военно-стратегическую и политическую напряженность в двусторонних отношениях. Каждая из стран – второй по значению торговый партер друг для друга. Китай – крупнейший кредитор Америки и владеет облигациями и другими ценными бумагами, выпущенными казначейством США, на сумму более 1,2 трлн долларов. Соединенные Штаты – третий по значимости инвестор в Китае. Около 150 тыс. китайских студентов обучаются в США, более 20 тыс. американцев работают и учатся в китайских университетах. Никогда в истории мировой лидер и его растущий конкурент не были настолько взаимозависимы.

Поиски национальной идентичности и внешняя политика России

В течение полутора столетий дебаты о русской идентичности и ее роли в мире были сосредоточены в основном на взаимодействии России с Западом. Китай никогда не играл сколько-нибудь значительной роли в этих дебатах. Разнообразие существующих сегодня в России подходов к международным отношениям можно свести к трем основным школам: либералов, реалистов-государственников и националистов. Образы США и в меньшей степени – Китая значимы в системе взглядов либералов и реалистов-государственников. Для российских националистов, за исключением «новых правых», это менее важно.

Интеллектуальные истоки взглядов российских либералов восходят к традициям западников XIX века и современных теорий либерального интернационализма. Цель либерального проекта для России – превратить ее в составную часть «большого Запада». Соединенные Штаты для либералов – важнейший стратегический партнер, а Китай – азиатский сосед. Большинство либералов инстинктивно тяготеют к Америке, в частности и потому, что считают, что тесное партнерство с Вашингтоном сдерживало бы недемократические и неправовые действия российских властей внутри страны. После распада СССР наиболее прозападные либералы стремились не только к интеграции с Западом, но и к фактической ассимиляции на его условиях. По сути, это служило основным содержанием внешней политики Андрея Козырева в 1992 году. Отношение к Китаю в тот период можно было охарактеризовать как сочетание высокомерия и невежества. Позднее многие либералы стали подчеркивать, что КНР – это авторитарное государство и потенциальный вызов для России. Со второй половины 1990-х гг. крайние либеральные подходы переместились в маргинальный спектр и перестали оказывать заметное влияние на внешнеполитический курс. Правда, более умеренные либеральные взгляды, которые не исключают критики ряда аспектов американской политики, остаются достаточно заметным сегментом интеллектуальной палитры.

Реалисты-государственники – наиболее влиятельная школа внешнеполитической мысли в современной России. Ее основателем можно считать Евгения Примакова. К ней принадлежит и часть бывших либералов-интернационалистов, разочарованных западной политикой в отношении России. Важнейшим фактором, способствовавшим их переходу на позиции реалистов, стало расширение НАТО.

Российских государственников можно назвать оборонительными реалистами, выступающими за поддержание сферы влияния России на территории бывшего Советского Союза и стремящимися сдерживать американское глобальное первенство. Образ России, проецируемый реалистами-государственниками на международную арену – влиятельный центр многополярного мира. Для большинства реалистов-государственников США – страна, стремящаяся действовать в обход международного права, чтобы сохранить однополярную структуру мирового порядка и добиться доминирования во всех сферах. Это также носитель идей «неограниченной демократизации», смены режимов и «оранжевых революций». Образ Китая в этом контексте сводится к тому, что Пекин стремится к глобальному балансу в многополярном мире и отстаивает принципы суверенитета и невмешательства.

Соотношение сил на мировой арене в краткосрочном плане заставляет российских реалистов-государственников отстаивать необходимость уравновесить мощь Соединенных Штатов посредством временных коалиций с Китаем по отдельным вопросам. Пока еще нет свидетельств, что представители этой школы интеллектуально готовы к фундаментальному изменению баланса сил в ближайшее десятилетие и рассматривают возможность компенсировать растущую мощь Китая с помощью США. Реалисты-государственники интегрированы во властные структуры и являются неотъемлемой частью российской политической элиты. Поэтому внутриполитический и идеологический факторы, а именно стремление любой ценой отстаивать полный суверенитет и не допустить вмешательства во внутренние дела, в настоящее время фактически исключают возможность временных коалиций с Америкой по вопросам, которые могут затронуть интересы Китая. Американские либералы-интернационалисты и неоконсерваторы с их риторикой изменения режимов в авторитарных государствах – основной источник подозрений российских реалистов-государственников, которые в принципе предпочли бы иметь дело с классическими реалистами в Вашингтоне. Однако перемены в международной среде происходят очень быстро и носят глубинный характер, поэтому частичное переосмысление отношений с Америкой из-за роста рисков со стороны Китая в предстоящие годы возможно.

Националистическое направление внешнеполитической мысли включает в себя по крайней мере три подгруппы, а именно неоимпериалистов – сторонников регионального доминирования России на постсоветском пространстве, этнических националистов и «новых правых». В первой половине 1990-х гг. суть неимпериалистического проекта заключалась в восстановлении государства в границах СССР. Постепенно задачи сузились до целей в духе реализма, а именно создания вокруг России буферной зоны протекторатов и зависимых стран из числа бывших советских республик. Формы желаемого контроля становятся более современными, много говорится об экономической интеграции и «мягкой силе».

Смысл этнически окрашенной националистической программы сводится к восстановлению географического соответствия между государством и нацией и созданию нового политического образования на территории проживания русского и части других восточнославянских народов. Это означает воссоединение России, Белоруссии, части Украины и Северного Казахстана. В интеллектуальном отношении русский этнонационализм получил мощный импульс благодаря публицистике Александра Солженицына, который стал первым крупным мыслителем, бросившим вызов наднациональной традиции в ее имперской форме. Отрешившись от своего имперского покрывала после распада Советского Союза, этническая идентичность русских стала более заметной. Хотя этнонационализм в России сам по себе не представляет хорошо организованную политическую силу, не следует исключать его усиления в ближайшее десятилетие. Рост подобных настроений вызовет опасные процессы в российской внутренней политике, поскольку многонациональность и поликультурность страны рассматриваются представителями этого движения как нежелательные явления.

В последние два года все больше заявляет о себе новое течение общественной и внешнеполитической мысли. Это «новые правые», позиционирующие себя в качестве идеологов правого антиглобализма. Один из их интеллектуальных лидеров Михаил Ремизов прекрасно понимает значение американо-китайской биполярности для России и видит вызов в сохранении Россией подлинного суверенитета в ситуации, когда мир стал ареной для игры превосходящих сил. Неприятие либеральных ценностей неоимпериалистами, этнонационалистами и «новыми правыми» придает их восприятию мировых тенденций достаточно выраженный антиамериканский оттенок.

Россия – Соединенные Штаты – КНР

В России, США и Китае есть три схожие школы внешнеполитической мысли. Это реалисты (в России – реалисты-государственники), либералы и изоляционисты (часть националистов в Китае и России). Вместе с тем в каждой из стран присутствуют эндогенные подходы, не имеющие аналогов в других государствах: неоконсерваторы в США, российские неоимпериалисты, китайские азиацентристы и адвокаты «Юга». Во всех трех странах доминируют реалисты, особенно в государственных аппаратах. Конечно, школы реализма в США, России и Китае несколько отличаются друг от друга. Кроме того, у них разные интеллектуальные союзники: неоконсерваторы (при Буше-младшем) или либеральные интернационалисты (при Обаме) в Соединенных Штатах, нативисты (националисты) в Китае, либералы (в 2001–2002 и 2009–2011 гг.) или неоимпериалисты в России. Тем самым национальный колорит школ реализма в трех странах только усиливается. Есть и много общего: реалисты в США опасаются и не доверяют Пекину, китайские единомышленники отвечают им взаимностью. Как и положено представителям этой школы, американские и китайские реалисты воспринимают Россию как слабеющую державу, которая, хотя и обладает ядерным оружием, энергоресурсами и огромной территорией, уже не играет ведущей роли на международной арене, особенно в принципиально важном для них Азиатско-Тихоокеанском регионе. Многих российских реалистов-государственников отличает недоверие к Вашингтону и сохраняющаяся надежда на успешное сохранение равновесия с Америкой при помощи Китая. Однако начинает формироваться и представление о том, что в силу объективной слабости по многим параметрам развития России следует быть более гибкой в выстраивании отношений.

Политика России в отношении США и Китая на протяжении последних 20 лет была тесно связана с взаимодействием и меняющимся соотношением сил между различными школами внешнеполитической мысли. Либералы-западники, которые в течение короткого времени доминировали на политической сцене после распада Советского Союза, Китай просто не замечали. Они быстро утратили свои позиции, и государственники постепенно начали менять ориентиры. В 1998 г. Евгений Примаков выдвинул идею «стратегического треугольника Москва – Пекин – Дели» для противовеса господству Запада в духе классического реализма. После кратковременного периода путинской версии перезагрузки в российско-американских отношениях в 2001–2002 гг. Москва вернулась к сдерживанию однополярной американской гегемонии. В 2003–2008 гг. Россия подчеркивала, что она не признает безусловное американское лидерство на международной арене и настаивает на своем статусе великой державы. При этом основной точкой отсчета оставались Соединенные Штаты. Российско-китайское сотрудничество рассматривалось в качестве удобного инструмента в игре по сдерживанию США. Любой намек на критику в отношении Китая из официальных источников оказался под фактическим запретом.

Во второй половине 2008 г., после войны с Грузией и с началом мирового финансового кризиса, Дмитрий Медведев вроде бы перестал рассматривать Соединенные Штаты в качестве основной глобальной угрозы интересам России. В то же время Москва стала больше опасаться оказаться младшим партнером в своих отношениях с Пекином. В 2009–2011 гг. влияние либеральной школы на внешнеполитический курс стало более заметным. Усиление Китая и относительное ослабление США определили появление более нюансированной дискуссии, включая обсуждение плюсов и минусов подъема Китая для России. Появились новые по духу заявления со стороны официальных лиц. Когда в апреле 2011 г. китайские журналисты спросили посла России в КНР Сергея Разова о распространении «теории китайской угрозы», тот признал, что такой подход приобрел в России популярность и разделяется некоторыми гражданами, хотя и не представляет официальную позицию. Российские военные начали отмечать растущий военный потенциал Китая в качестве причины, заставляющей Москву иметь больше кораблей в составе ВМФ и сохранять тактическое ядерное оружие. В октябре 2010 г. главнокомандующий ВМФ России адмирал Владимир Высоцкий сослался на интерес Пекина к Арктике в качестве аргумента в пользу укрепления флота.

Возвращение Владимира Путина на пост президента и озабоченность относительно сохранения стабильности в стране весной 2012 г. привели к тому, что внутриполитические соображения стали все больше сказываться на внешнеполитическом курсе. В первую очередь это коснулось взаимоотношений с Америкой и Европой, которые, по мнению Кремля, поддерживали оппозиционные силы, правозащитников и политические реформы в России, вмешиваясь во внутренние дела. При этом все настойчивее стал провозглашаться разворот в сторону АТР. Конечно, он в первую очередь обусловлен объективным повышением роли Китая и других азиатских стран в мире. Однако стремление продемонстрировать Соединенным Штатам и Европе, что у России есть альтернатива, также сыграло значительную роль.

Анализ взаимоотношений между Вашингтоном, Пекином и Москвой в категориях «треугольника» в течение долгого времени был характерен для реалистов во всех трех странах. Однако он уже давно контрпродуктивен в силу кардинально изменившегося баланса сил. Политика США по отношению к Китаю уже никогда не будет определяться необходимостью принимать во внимание фактор Москвы, как это было в эпоху Никсона и Киссинджера. Отношение Китая к США не формируется под воздействием российского направления внешней политики Пекина, как в период крайнего обострения советско-китайских противоречий в 60–70-е годы прошлого века. Россия же будет вынуждена все больше учитывать фактор американо-китайских отношений. Соотношение сил между Соединенными Штатами и КНР меняется, и вопрос о необходимости компенсировать возрастающие амбиции Пекина может встать на повестку дня в течение ближайших нескольких лет. Стратегически политика на китайском направлении все еще во многом диктуется соображениями противодействия претензиям Соединенных Штатов на мировое лидерство, в том числе через механизм Совета Безопасности ООН, символические действия и риторику. Пока нет свидетельств того, что на восприятие Россией США начинает как-то воздействовать фактор Китая, который все еще рассматривается как соседняя азиатская страна и важный экономический партнер, но не новая глобальная держава.

Сохранять свободу действий

Абсолютное большинство российских экспертов понимают, что российско-американский союз против Китая так же нереалистичен и контрпродуктивен, как и российско-китайский альянс против Соединенных Штатов. Однако Москве придется принимать во внимание динамику американо-китайских отношений при выстраивании своей политики в Азиатско-Тихоокеанском регионе, развитии двусторонних отношений с Вашингтоном и Пекином, а также при выработке глобальной стратегии.

Потенциально России, по-видимому, уготована роль swing state, т.е. страны, которая, хотя и обладает гораздо меньшей мощью, чем два мировых тяжеловеса, способна выбирать в качестве партнера то одного, то другого. При этом по одним вопросам временные коалиции могут возникать с США, а по другим – с КНР. Многообразные и многоуровневые партнерства и с Америкой, и с Китаем – лучшая стратегия для России. Это создает неплохие условия для укрепления позиций в мире, но требует постоянно выверять и просчитывать каждый шаг.

Фактически Москва, во многом не отдавая себе в этом полный отчет, уже ведет такую игру. С одной стороны, она сотрудничает с США по целому ряду вопросов международной безопасности, включая контроль над вооружениями, Афганистан, Иран, борьбу с терроризмом. Участие отряда кораблей Тихоокеанского флота ВМС России в крупных международных военно-морских учениях «Римпак» летом 2012 г. свидетельствует о том, что, несмотря на трудности в российско-американских отношениях, партнерство в сфере поддержания международной безопасности развивается и тогда, когда влияние либералов в Москве минимально. То обстоятельство, что не только Россия, но и Индия впервые приняла участие в этих учениях, несомненно, вызвало серьезное беспокойство Китая.

С другой стороны, Москва пытается смягчать глобальное лидерство США путем сотрудничества с Китаем на основе идей об абсолютном суверенитете, укреплении Совета Безопасности ООН и многополярности мира, в котором ни одна страна не доминирует. Анализ применения права вето в Совете Безопасности ООН хорошо иллюстрирует совпадение взглядов России и Китая по важнейшим вопросам международных отношений. В 2007–2012 гг. это право было использовано всего семь раз. В пяти случаях Москва и Пекин действовали совместно, заблокировав принятие резолюций по Мьянме (в 2007 г.), Зимбабве (в 2008 г.) и Сирии (в 2011 и уже дважды – в 2012 г.). Кроме того, в 2009 г. Россия не допустила принятия резолюции, продлевающей мандат наблюдательной миссии ООН в Грузии и Абхазии, а Китай при этом воздержался. Тот факт, что все совместные российско-китайские вето касались недопущения вмешательства мирового сообщества во внутренние дела суверенных государств, говорит о том, что в действительности беспокоит Москву и Пекин.

По выражению американского аналитика Ричарда Уэйтца, Россия и Китай проводят самостоятельную, но параллельную политику по многим вопросам глобального и регионального развития. В основе такого параллелизма, по его мнению, лежит то обстоятельство, что основные поводы для беспокойства двух стран в сфере безопасности расположены в разных регионах (в Евразии и Европе для Москвы и в Азиатско-Тихоокеанском регионе для Пекина). Там же, где они пересекаются (Центральная Азия, Северная Корея и дуга нестабильности в исламском мире, захватывающая суверенные территории России и Китая), пока удается избегать явных противоречий. Это классический подход в рамках реализма.

Реалисты в трех странах говорят на одном языке и хорошо понимают друг друга. Однако реализм нигде не представляет собой безраздельно доминирующую школу внешнеполитического мышления. Взаимодействие между разными школами политической мысли в США, Китае и России во многом будет определять характер отношений. Национальные лидеры должны учитывать внутриполитические факторы и, по выражению американского теоретика Роберта Патнэма, вести игру на двух уровнях, т.е. взаимодействовать с партнерами на мировой арене, но учитывать внутренние ограничения, определяющиеся совокупностью расклада общественно-политических сил. В связи с этим вступают в силу ценностные и идеологические факторы, видоизменяющие любые построения в духе классического реализма. В Соединенных Штатах либералы и неоконсерваторы едины в приверженности продвижению прав человека и демократии во всем мире. В Китае националисты добавляют в политику антиамериканизм и легко могут оживить дискурс о традиционном российском имперском мышлении. Российские государственники, смыкаясь с частью националистов, зациклены на сохранении имиджа великой державы и противостоянии либеральному Западу любой ценой, но в определенных обстоятельствах способны усмотреть растущую угрозу и со стороны Пекина.

США – это страна, где реалисты находятся в наиболее трудном положении. Отстаивая принципы повсеместной защиты прав человека и демократии, Америка поддерживает свою национальную идентичность, сформированную, в отличие от других стран, вокруг универсальных ценностей и политических институтов. Система сдержек и противовесов в управлении, а также влияние институтов гражданского общества никогда не позволят ни одной администрации руководствоваться исключительно принципами классического реализма. Это, в свою очередь, осложняет ситуацию для Пекина и Москвы.

В настоящее время российские образы Америки и Китая говорят нам больше о самой России, чем о ее партнерах на международной арене. Стремительный рост Китая и относительное, постепенное снижение роли Соединенных Штатов в формировании нового миропорядка требуют решительной деидеологизации российских взглядов на мир. Реализм должен быть освобожден от сковывающего влияния устаревших догм о необходимости противостояния абстрактно понимаемому Западу. Поддержание баланса между евро-атлантическим и азиатско-тихоокеанским направлениями российской внешней политики требует не разворотов в ту или иную сторону, а гибкости и способности к перенастройке с целью адаптации к меняющейся обстановке.

И.А. Зевелев – доктор политических наук.

Китай. США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 декабря 2012 > № 735506 Игорь Зевелев

Проблема с разворотом

В новой азиатской политике Обамы нет необходимости, и она контрпродуктивна

Резюме: В отличие от прежних администраций, при Обаме Белый дом перестал считаться с законными интересами Китая в сфере безопасности в пограничных с ним регионах, включая те, которые не являются жизненно важными для безопасности США.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, №5, 2012 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

В семидесятые годы прошлого века под мудрым руководством Дэн Сяопина китайская экономика открылась миру, и с тех пор Китай беспрецедентно усилился, накопил богатство и военную мощь, поддерживая дружественные отношения и сотрудничая с большей частью государств. Это продолжалось до недавнего времени, когда Пекин, похоже, изменил курс, настроив против себя соседей и вызвав подозрения в дальнем зарубежье. Например, в декабре 2009 г. на конференции ООН по изменению климата китайцы изо всех сил сопротивлялись принятию компромиссной резолюции, чем разозлили европейские страны и США. Затем, после продажи американского оружия Тайваню в январе 2010 г., китайское правительство впервые приостановило серьезный диалог по безопасности с Соединенными Штатами и ввело беспрецедентные санкции против компаний, имеющих связи с Тайванем (хотя не ясно, нанесли ли эти меры существенный урон). В июле 2012 г. Пекин заявил гневный протест против планов США и Южной Кореи провести совместные военно-морские учения в Желтом море. А в сентябре 2010-го подверг суровой критике Японию за задержание капитана китайской рыболовецкой шхуны, которая врезалась в судно японской береговой охраны в спорных водах. В довершение Пекин выразил крайне враждебное отношение к демократическим странам и наложил экономические санкции на Норвегию после того, как Нобелевский комитет в 2010 г. присудил премию мира активному борцу за демократию Лю Сяобо. Всего за несколько месяцев Китай ухитрился полностью растерять все, что приобрел за долгие годы своего «мирного восхождения».

Многие аналитики истолковали воинственные действия КНР как признак растущей уверенности в своих силах. В статье для The Washington Post Джон Помфрет отметил, что Пекин демонстрирует «новый триумфалистский настрой». Его логика заключалась в том, что Китай на подъеме, и вновь обретенная сила убедила лидеров нации, будто они могут как никогда прежде влиять на происходящее в Азии. И в 2010 г. администрация Обамы инициировала новый внешнеполитический курс, суть которого – поворот к Азии, укрепление оборонных союзов с разными странами региона и наращивание присутствия американских военно-морских сил в соответствующей акватории. Дипломатический элемент новой стратегии стал понятен в 2011 г., когда министр обороны Леон Панетта заверил союзников, встревоженных усилением Китая, что «Соединенные Штаты собираются надолго остаться в Тихом океане». А год спустя он пообещал, что США будут «наращивать военные возможности в этом жизненно важном регионе». Обеспокоенный тем, что самоуверенный Китай становится дестабилизирующей силой, Белый дом решил развенчать домыслы о собственной слабости, увеличив американское присутствие.

Однако, к сожалению, этот курс был продиктован глубоко ошибочным истолкованием мотивов китайского руководства. Жесткая дипломатия Пекина проистекала не от уверенности в собственном могуществе (лидеры Китая хорошо понимают, что китайская армия по-прежнему значительно уступает американской), а от глубокого и болезненного осознания собственной уязвимости после нескольких лет финансового кризиса и общественных волнений. Столкнувшись с этими вызовами и понимая, что рассчитывать на продолжение впечатляющего экономического роста больше не приходится, лидеры Китая решили укрепить свою легитимность в широких народных массах и ублажить националистически настроенную общественность при помощи символических силовых жестов.

Стоит только рассмотреть поведение Китая в этом свете – и опасности «азиатского поворота» становятся очевидными. Новая американская политика будет лишь усугублять ощущение уязвимости, что совершенно не нужно, поскольку подпитывает агрессивность КНР, подрывает стабильность в регионе и уменьшает возможности сотрудничества между Пекином и Вашингтоном. Вместо завышенных оценок китайской силы и отхода от политики дипломатического взаимодействия Соединенным Штатам следует признать глубинную слабость Китая и перестать умалять собственные сильные стороны. Правильная китайская политика должна не эксплуатировать тревоги Пекина, а успокаивать его, но защищать американские интересы.

Бумажный тигр ревет

Решение развернуть политику в сторону Азии основывалось на предпосылке, что осмелевший Китай бросает вызов интересам Вашингтона и подрывает стабильность в регионе, то есть растущая военная мощь позволяет Пекину проводить агрессивную дипломатию и делает ее более привлекательной, чем в прошлом. В своем выступлении перед Конгрессом США в марте 2010 г. адмирал Роберт Уиллард, тогдашний глава тихоокеанского командования вооруженных сил, утверждал, что недавние военные выпады Китая были «довольно драматичными». Но Соединенные Штаты переоценивают военные возможности КНР. Хотя Народная освободительная армия Китая (НОАК) совершила рывок после 1979 г., когда в короткой войне с Вьетнамом она выглядела крайне неубедительно, ее возможности остаются ограниченными. За последние 10 лет НОАК не дислоцировала новые корабли или самолеты, которые существенно увеличили бы ее способность подорвать превосходство США на море. Главным инструментом противодействия американским ВМС и сдерживания интервенции Соединенных Штатов в азиатских конфликтах остается флот из дизельных подводных лодок, которые стоят на службе с середины 1990-х годов.

Несмотря на все разговоры о модернизации ВМС, НОАК только начала строительство эскадренного миноносца нового поколения с крылатыми ракетами на борту, но он не идет ни в какое сравнение с американскими крейсерами класса Aegis. У армии США 11 авианосцев, а Пекин лишь в августе 2011 г. спустил на воду свой первый корабль – старый и относительно небольшой, купленный в России. Китай разрабатывает противокорабельные баллистические ракеты, способные поражать американские авианосцы, но пока не овладел технологиями, необходимыми для размещения этого оружия. И, согласно собственному докладу Пентагона 2011 г., современными можно считать менее 30% военно-морских, военно-воздушных и противовоздушных сил НОАК и только 55% подводного флота. Короче, НОАК все еще не может противостоять доминированию США на море или нарушить баланс сил в регионе.

В последние несколько лет КНР приходится задумываться не только о недостатках своей военной техники. В конце 2008 г., когда китайские лидеры признали, что их страна уязвима для финансовых потрясений, раскачивающих мировую экономику, Пекин запаниковал, опасаясь резкого роста безработицы, и поспешно выделил стимулирующий пакет в размере 4 трлн юаней (около 570 млрд долларов). Но это лишь усугубило положение, вызвав краткосрочную дестабилизацию и долгосрочные структурные перекосы.

В результате в 2009–2010 гг. Китай пережил самую сильную экономическую встряску с 60-х гг. прошлого века, после «Большого скачка» Мао Цзэдуна. Инфляция выросла более чем в 10 раз, а в феврале 2010 г. китайский премьер-министр Вэнь Цзябао признал, что ее ускорение, вызванное стимулирующим пакетом, может «подорвать стабильность общества». В 2009 г. цены на жилье в крупных городах превысили среднемесячный доход среднего класса на 20–30% – разница существенно больше, чем предсказывал Всемирный банк. Тем временем, пытаясь снизить объемы выдаваемых кредитов, Центральный банк Китая неоднократно повышал размер обязательного резервирования капитала для банков. Тем не менее инфляция продолжала расти как ком. Согласно данным июньского опроса 2010 г., около 60% китайцев считают цены «неприемлемо высокими». С прошлого года овощи подорожали примерно на 25%, чеснок – в 10 раз, а чай – на 20%.

Высокая инфляция начала сказываться на уровне жизни, выросла безработица, усугубилось неравенство: в 2009 г. занятость в городах была самой низкой с 1980 года. Правительство особенно опасалось, что безработные выпускники колледжей станут источником беспорядков. Свыше 7 млн выпускников в 2009 г. не имели работы, поэтому правительство инвестировало 42 млрд юаней (около 6 млрд долларов) в трудоустройство жителей сельских регионов. В мае 2010 г. даже государственная газета «Жэньминь жибао» признала ситуацию тревожной, опубликовав передовицу под названием «Разница в доходах становится слишком опасной». В статье приводится статистика Всемирного банка, согласно которой индекс неравенства в доходах китайских граждан – один из самых высоких в мире. Отражая беспокойство руководства страны перспективой массового недовольства и антиправительственных выступлений, газета предупреждала, что неравенство может «породить крайне негативное отношение к богатым» и «тревожный звонок уже звучит». Авторы статьи продолжали: «Пекин не может и не должен это игнорировать».

Безработица и неравенство породили-таки волнения, которых опасался Пекин. По статистике китайского правительства, число «массовых выступлений», то есть незаконных протестов пяти и более человек, нарушающих общественный правопорядок, увеличилось со 120 тыс. в 2008 г. до свыше 180 тыс. в 2010 году. В 2009 г. во время мятежа в Шишу (провинция Хубэй) полиции противостояли 70 тыс. человек. Государственный исследовательский институт Китайская академия общественных наук охарактеризовал этот инцидент как «самый серьезный уличный бунт» с 1949 года. Социологи академии утверждали, что рост преступности, насилия и беспорядков в 2009 г. стал следствием безработицы среди сельского населения и появления большого числа праздных маргинальных элементов. А в 2010 г. Гуо Биншэн, старший редактор официального новостного агентства «Синьхуа», предупреждал, что Китай вступил в период «напряженных социальных конфликтов», а «задача сохранения стабильности будет очень непростой и трудновыполнимой». Столкнувшись с растущей волной народных протестов и реальным кризисом легитимности, Пекин счел единственно разумной тактикой потакание махровым националистам, жаждущим видеть проецирование Китаем жесткой силы в мире.

Красная заря

Китайская компартия долгое время пестовала национализм для поддержания своей легитимности, но в последние десятилетия общественность сосредоточилась больше на успехах экономического развития, чем на политике. Однако когда в 2008 г. мировой финансовый кризис нанес удар, Пекин больше не мог полагаться на экономический рост. Между тем национализм находился на подъеме. Хотя высшие партийные деятели понимали слабости национальной экономики, многие китайцы тем не менее верили, что финансовый кризис стал кульминацией на пути превращения Китая в великую державу. В 2008 и 2009 гг., когда США накрыла рецессия, китайская экономика росла на 10% в год. Трубя об успехах НОАК, борьбе с пиратством, космической программе и испытаниях современных военных самолетов, китайское руководство пытается убедить общественность, что Китай догоняет Соединенные Штаты, а значит, должен проводить более уверенную внешнюю политику.

После объявления о продаже американских вооружений Тайваню в январе 2010 г. китайские лидеры общественного мнения и пользователи интернета стали требовать ввести санкции против соответствующих американских компаний. Адмирал Ян И, бывший директор Института стратегических исследований в Университете национальной обороны НОАК, призвал «показать американскому правительству, что, причиняя вред другим, причиняешь его себе». Точно так же генерал-майор Ло Юань, заместитель генерального секретаря Китайского военно-научного общества, доказывал, что пора уже «свести счеты» с Вашингтоном. Некоторые пользователи интернета из Китая на веб-сайтах «Жэньминь жибао» и qq – популярной программы мгновенной отправки сообщений – быстро подхватили призыв, потребовав прервать дипломатические связи с США и начать экспортировать оружие в Иран, КНДР и Пакистан.

В сентябре 2010 г. наиболее частым поисковым запросом в китайском интернете стал спор между Пекином и Токио из-за задержания капитана рыболовецкой шхуны. Инцидент разозлил китайскую общественность, интернет-порталы переполнились требованиями к японской стороне немедленно и без всяких предварительных условий освободить капитана. Фэн Чжаокуй, главный специалист по Японии в Китайской академии общественных наук, заявил: «Прошло то время, когда Китай можно было запугивать». Несмотря на попытки государства успокоить активистов, призывы к протестам циркулировали по интернету, воспламеняя стихийные демонстрации не только перед японским посольством, но и перед зданием китайского Министерства иностранных дел.

Подъем националистических настроений и рост досаждающих населению экономических и политических проблем вынудили руководство страны, обеспокоенное позициями партии в обществе и опасающееся народных волнений, умиротворить националистов жесткой риторикой и дипломатией. Итог – бескомпромиссная позиция Пекина в 2009–2010 гг., которая настроила против него не только соседние страны, но и государства по всему миру. Эта новая дипломатия вызвала тревогу в Восточной Азии в контексте усиления Китая, что, в свою очередь, заставило Соединенные Штаты решительно обратить внимание на сохранение баланса сил.

Конец взаимодействия

Некоторые аспекты азиатской стратегии президента Барака Обамы опираются на политику предыдущих администраций. С 1997 г., когда подлодка из Европы впервые была перемещена в Гуам, Вашингтон выделяет больше ресурсов этому региону. Администрации Билла Клинтона и Джорджа Буша-младшего развернули все типы основных военно-морских и военно-воздушных систем на Гуаме и в Японии, сотрудничали с Сингапуром в создании базы для авианосцев в порту Чанги, а также усилили оборонное взаимодействие с Японией и Филиппинами. Администрация Буша выделила дополнительный авианосец для тихоокеанского театра военных действий, а в 2005 г. Пентагон объявил о развертывании в Азии 60% всех американских подлодок. Несмотря на войны в Афганистане и Ираке, финансирование тихоокеанского театра военных действий оставалось на высоком уровне.

Это было действенным ответом на усиление Китая. Но после того как КНР заняла бескомпромиссную позицию в 2009 и 2010 гг., Вашингтону пришлось доказывать союзникам в Восточной Азии, что он заслуживает доверия. Эти страны сомневались в том, что Соединенные Штаты, увязшие в самом глубоком кризисе со времен Великой депрессии, смогут противостоять внешне более уверенному и дееспособному Китаю. В основном ради преодоления этих страхов США взялись доказать, что могут поддерживать баланс сил в регионе.

В трактовке администрации Обамы азиатский поворот предполагал удвоение усилий по сравнению с теми, что прилагались предыдущими правительствами. Вашингтон расширил совместные военно-морские учения с Японией для подготовки к защите спорных островов, подписал новые соглашения о продаже вооружений Филиппинам и совсем недавно, в апреле 2012 г., согласился направить морских пехотинцев в Австралию. Белый дом также восстановил оборонное сотрудничество с Индонезией и Новой Зеландией.

Целенаправленная политика продемонстрировала союзникам приверженность Вашингтона делу поддержания стабильности в регионе.

Но нынешняя администрация отказалась от политики взаимодействия с Пекином, которая проводилась прежде, в пользу дорогостоящих инициатив, явно непропорциональных угрозам, исходящим от Китая. Что касается споров по поводу островов Спратли в Южно-Китайском море, то прошлым администрациям удавалось удерживать региональные державы от агрессивных действий, давая ясно понять, что США заинтересованы в сохранении свободы мореплавания. Однако госсекретарь Хиллари Клинтон втянула Соединенные Штаты в эти юридически сложные споры. В июле 2010 г. в Ханое после обширных консультаций со всеми, кроме Китая, претендентами на спорные острова Клинтон объявила, что США поддерживают переговорные позиции Филиппин и Вьетнама. Это решение тем более озадачивает, что данные территории не представляют большой экономической ценности (если не считать рыболовства), не располагают запасами полезных ископаемых. Их стратегическое значение также невелико, поскольку они слишком малы, чтобы поддерживать военные операции.

Соединенные Штаты, кроме того, бросили ненужный вызов Пекину, начав наращивать военное присутствие в материковой части Восточной Азии. Понимая, что южнокорейская армия не нуждается в усиленной поддержке США, чтобы справляться с угрозой, исходящей от Северной Кореи, администрация Буша вывела 40% войск из Южной Кореи, закончила развертывание контингентов между Сеулом и демилитаризованной зоной, разделяющей Север и Юг, и сократила масштабы и частоту совместных военных учений с южнокорейскими военными. Администрация Обамы повернула эту тенденцию вспять. За последние три года Соединенные Штаты провели самые большие военные учения с Южной Кореей со времен Корейской войны, и американский воинский контингент на юге полуострова расширен. Вашингтон и Сеул подписали многочисленные новые соглашения в области обороны, и Пентагон объявил о планах модернизации своих частей и вооружений на Корейском полуострове, хотя военный потенциал Южной Кореи значительно вырос в сравнении с возможностями плохо функционирующего северокорейского режима.

В то же время США увеличили присутствие в Индокитае. С начала 1990-х гг. американские администрации противостояли желанию Вьетнама углублять связи в области обороны. Вашингтон понимал, что если он хочет сотрудничать с Пекином, ему придется признать, что у Китая в этом регионе гораздо более существенные стратегические интересы, чем у Соединенных Штатов. Но в 2010 г. Хиллари Клинтон, а затем министр обороны Роберт Гейтс посетили Ханой (Клинтон дважды). Госсекретарь призвала к стратегическому партнерству, в конце 2010 г. впервые после окончания войны во Вьетнаме США провели совместные военно-морские учения с вьетнамскими ВМС, а в 2011 г. две страны подписали меморандум о взаимопонимании по поводу оборонного сотрудничества. Соединенные Штаты также активизировали взаимодействие с Камбоджей, которая в 2010 г. присоединилась к программе двусторонних военных учений на воде CARAT, проводимых в регионе. В том же году Клинтон призвала Пномпень не быть «слишком зависимым» от Китая.

Наконец, администрация Обамы делает упор на морскую коалицию в Южно-Китайском море. В дополнение к связям США с Филиппинами и Вьетнамом Япония подписала договоры о стратегическом партнерстве с двумя странами, тем самым расширив региональное сотрудничество в военной сфере. В этом году австралийские, японские и южнокорейские боевые подразделения впервые приняли участие в ежегодных американо-филиппинских учениях под названием «Баликатан» (что значит «плечом к плечу»).

Умиротворение машины

Даже если бы Соединенные Штаты в ответ на националистическую дипломатию Китая ограничились улучшением военных связей с морскими союзниками в этом регионе, Пекин это бы не устроило. Но подобные меры необходимы для безопасности США, предприняты вдали от китайских границ и продолжают линию прежних администраций. Когда же Вашингтон принял непосредственное участие в спорах, касающихся суверенных прав Китая, и начал наращивать военное присутствие на его сухопутных границах, Пекин вполне естественно расценил подобный отход от прежней политики как ничем не спровоцированные и экспансионистские действия, угрожающие безопасности КНР. Как и следовало ожидать от великой державы, столкнувшейся с ухудшающейся стратегической обстановкой, Китай выразил несогласие с политикой азиатского поворота, не ограничиваясь только агрессивной риторикой, к которой прибегал прежде.

В итоге Китай отказался от попыток использовать влияние на Северную Корею, чтобы убедить ее закрыть ядерную программу. С 2011 г. Пекин значительно увеличил продовольственную помощь Пхеньяну, импортировал существенно больше минерального сырья из Северной Кореи, инвестировав значительные суммы в ее горнорудную промышленность, инфраструктуру и промышленное производство. Китай также перестал поддерживать шестисторонние переговоры по ядерной программе КНДР, вынудив Вашингтон вести двусторонние переговоры с Пхеньяном. Тем временем Северная Корея продолжает совершенствовать ядерный потенциал.

НОАК также оказывает давление на соседей Китая, которые наращивают военное сотрудничество с США. Весной 2011 г. усилились трения между Пекином и Ханоем после того, как китайские патрульные корабли задержали вьетнамские сейсморазведочные катера в спорных водах, а несколько офицеров китайской армии высказались за применение силы против вьетнамских ВМС. Столкновение между Китаем и Филиппинами в начале этого года по поводу спорного рифа Скарборо указывает на то, что Пекин будет пытаться наказать страны, которые надеются на помощь Соединенных Штатов в решении территориальных проблем. Китай направил к рифу боеготовые патрульные корабли. После того как Филиппины отвели свои суда, китайцы обосновались на спорной территории. В этом году китайские государственные нефтяные компании объявили о намерении бурить разведочные скважины в спорных водах. Другие претенденты в течение многих лет вели хозяйственную деятельность в этих водах, теперь в НОАК сформирован новый воинский гарнизон, которому поручено защищать территориальные притязания страны в Южно-Китайском море. С тех пор Китай продолжает наращивать присутствие на спорных островах и в спорных водах.

Таким образом, азиатский поворот администрации Обамы лишь повысил напряжение и сделал регион более подверженным конфликтам. Военная авиация и боевые корабли рассекают теперь воздушное и морское пространство в регионе, а Соединенные Штаты рискуют быть втянутыми в противостояние по поводу земель, ничего не значащих в стратегическом и экономическом смысле.

Политика азиатского поворота будет еще более затруднена растущим национализмом не только в Китае, но и в Японии, на Филиппинах и во Вьетнаме. Подумайте о том, что случилось в сентябре, когда антикитайские настроения в Японии заставили Токио выкупить островную гряду, на которую он претендует вместе с Пекином (в Китае эта территория известна как острова Дяоюйдао, а в Японии – Сенкаку). После того как токийский губернатор Синтаро Исихара, ярый антикитайский активист, выразил заинтересованность в покупке островов – шаг, который, конечно, спровоцировал бы Пекин – правительство вместо того, чтобы просто заблокировать сделку, само их приобрело. Подобно Спратли, архипелаг не имеет большого стратегического или экономического значения. Тем не менее решение Японии стало вызовом КНР и спровоцировало антияпонские выступления. Зафиксированы случаи вандализма в отношении японских предприятий и государственного имущества. Всплеск националистических настроений привел к обострению отношений между Пекином и Токио. По крайней мере 14 китайских кораблей наблюдения эскортировали сотни китайских рыболовецких траулеров на этот архипелаг, где они вошли в акваторию, которую Япония считает своими территориальными водами.

Тем временем Китай бросил вызов интересам США за пределами Восточной Азии, прекратив сотрудничество там, где две державы сумели наладить его в годы, предшествующие объявлению азиатского поворота приоритетом Вашингтона. Если в 2006–2010 гг. Китай проголосовал за пять резолюций Совета Безопасности ООН, вводящих санкции против Ирана, то в 2012 г. Пекин грозился наложить вето на подобные санкции. После того как Соединенные Штаты, европейские страны и Япония договорились об эмбарго на покупку иранской нефти в январе 2012 г., Пекин подписал с Тегераном новые контракты. Кроме того, Пекин блокировал попытки Вашингтона остановить кровопролитие в Сирии, сорвав его инициативы в ООН и встав на сторону Москвы, которая поддерживает Дамаск.

Растущая активность Вашингтона на периферии Китая привела Пекин к выводу, что Соединенные Штаты отказались от стратегического взаимодействия – краеугольного камня американской политики в отношении КНР после окончания холодной войны. В отличие от прежних администраций, при Обаме Белый дом перестал считаться с законными интересами Китая в сфере безопасности в пограничных с ним регионах, включая те, которые не являются жизненно важными для безопасности США. Угрожая Пекину и оспаривая его притязания на чисто символические территории, Вашингтон заставил китайских лидеров поверить в то, что только воинственная политика может гарантировать безопасность усиливающемуся Китаю. В этом ирония и парадокс азиатского поворота: стратегия, призванная сдержать Пекин, спровоцировала его на агрессивные действия и подорвала веру в принцип сотрудничества.

Она уже нанесла урон интересам Соединенных Штатов, и издержки будут только расти. Если Вашингтон продолжит идти этим путем, сопротивление Китая станет неизбежно усиливаться, препятствуя двустороннему сотрудничеству по важным вопросам – от торговли до глобальной экономической стабильности. Череда конфликтов в регионе окажется реальной перспективой, поскольку Китай будет сопротивляться наращиванию американского присутствия на своих границах. Между КНР и партнерами США в сфере безопасности возрастет напряженность из-за малозначимых территорий.

Этого можно избежать. Вашингтон способен ответить на жесткую дипломатию Пекина такой политикой, которая позволила бы поддержать порядок в регионе и свести к минимуму вероятность конфликта между двумя державами. В течение нескольких предстоящих лет Соединенным Штатам нужно так пересмотреть стратегию в Азии, чтобы она не противоречила курсу прежних администраций. Следует признать, что наращивание военного присутствия в континентальной части Восточной Азии не имеет большого значения для безопасности США, и потому следует избегать втягивания в сложные территориальные конфликты в этом регионе. Поскольку американские ВМС будут и впредь доминировать в морях Азии, Соединенные Штаты могут заверить союзников в своей решимости уравновешивать китайское влияние, и в то же время тихо самоустраниться от опасных территориальных споров, снизив присутствие на сухопутных границах КНР. По мере усиления Китая интересам национальной безопасности США лучше послужит политика сдерживания, а не алармизма.

Роберт Росс – профессор политологии в Бостонском колледже и профессор Центра китайских исследований имени Джона Кинга Фэйрбэнка при Гарвардском университете. Автор книги «Китайская политика безопасности: структура, власть и политика».

Китай. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 декабря 2012 > № 735505

«Большая игра» для всех

Афганистан после ухода НАТО: последствия для региональной безопасности

Резюме: Уникальная конфигурация ШОС позволяет ей стать региональным зонтиком, под которым Индия и Пакистан могли бы совместно решать вопросы региональной безопасности, включая те, что связаны с Афганистаном.

Афганистан – страна крайне разнообразная. С множеством разделительных барьеров – географических, этнических, племенных, лингвистических и религиозных. Он не стал бы единой страной, если бы крупнейшие общины не договорились об этом в рамках «большой сделки». Не обошлось и без веских побудительных причин. Знаменитый британский историк Арнольд Тойнби характеризовал территорию, примерно соответствующую современному Афганистану, как «восточный перекресток истории». И действительно, страна лежит на стыке трех регионов: Центральной Азии, Южной Азии и Ближнего Востока (который иногда называют «Западной Азией»). Любое сколько-нибудь важное событие в этом пространстве – вторжение на субконтинент, активизация торговли с Китаем, выход к Индийскому океану или к полезным ископаемым региона – непременно затрагивало Афганистан. Эта земля испытала на себе влияние разных цивилизаций, тяжелую поступь множества армий. Необходимым условием обеспечения общей защиты и явилась «большая сделка» 1747 г., состоявшаяся при посредничестве Ахмад Шаха Дуррани, которого с тех пор справедливо называют «отцом нации».

После объединения Афганистан уже больше не мог находиться под контролем иностранных держав, не способных обеспечить сформировавший государство «большой консенсус» как единственное условие согласия на оккупацию. Ведь еще прежде, чем Афганистан оформился в качестве государства, за влияние там безуспешно боролись три могущественные азиатские империи: Узбекский ханат, иранская династия Сефевидов и индийские Великие Моголы. В XIX веке, когда две могущественные европейские державы – Англия и Россия – прочно, на столетие, увязли в так называемой «Большой игре», политическое чутье афганских эмиров спасло страну, которая стала «буферным государством». Это та модель, которая наиболее пригодна в деле сохранения стабильности в Афганистане после ухода оттуда НАТО.

Широкий консенсус как гарант стабильности Афганистана – не абстракция. Из-за топографии и демографической структуры афганского общества разделение по этническому или племенному признаку становится в некоторых областях главным фактором. Если интересы какой-то группы не учитываются, она способна дестабилизировать обстановку в целом. Вот почему Пакистан настаивал на формировании переходного правительства с участием всех основных афганских фракций еще до того, как в 1989 г. были выведены советские войска. Провал с созданием такого правительства в конечном итоге и привел к гражданской войне. Сегодня все та же логика диктует необходимость внутриафганского диалога с последующей выработкой приемлемых форм передачи власти, до того как войска коалиции покинут страну.

Региональные вызовы

Собрать все основные фракции афганского общества за столом переговоров – задача поистине не из легких. Одна из причин – груз прошлого, особенно период господства движения «Талибан». Еще более значимым является то, что талибы, предложившие в 2002 г. сотрудничество кабульскому режиму, но услышавшие в ответ высокомерный отказ, сегодня представляют собой грозную силу. Помимо расширения зон влияния и проведения нескольких эффектных операций против хорошо укрепленных и защищенных объектов, талибы получают от НАТО деньги за обеспечение безопасного провода конвоев тылового обеспечения (в прошлом году им выплачено примерно 150 млн долларов). Но самым серьезным препятствием для начала примирения является план Вашингтона по сохранению значительного военного присутствия и после 2014 года.

Афганцы в целом и, конечно, «Талибан» в особенности не смирятся с присутствием иностранных войск на своей земле. Соседние страны также предпочтут, чтобы силы других государств как можно скорее вывели из Афганистана. Пакистан афганские события затрагивают в наибольшей степени. А поскольку многие афганцы будут сопротивляться сохранению американских военных баз, пограничные с Пакистаном области останутся зоной военных действий и станут мишенью для американских ударов возмездия. Иран имеет свои веские основания для беспокойства в связи с сохранением вооруженных подразделений США в регионе. Москва и Пекин также будут с опаской оглядываться на военное присутствие могущественной державы в непосредственной близости от своих границ, поскольку это может оказать неблагоприятное воздействие на силовые игры вокруг этой геостратегической оси. Из-за ухудшившихся отношений с Пакистаном Североатлантический альянс перемещает центр материально-технического снабжения в северные области Афганистана с прицелом на последующий вывод войск. Вот почему некоторые из этих опасений приобрели особую остроту.

Государства Центральной Азии, до сих пор пребывающие в неустойчивом положении после распада Советского Союза, опасаются еще более неопределенного будущего после вывода иностранных войск с территории Афганистана. Сталин создал в свое время пять советских республик, проведя произвольные границы и отделив традиционные зоны торговли от зоны поселений. Идея заключалась в том, чтобы расколоть мусульманские этнические группы, проживающие в регионе, дабы отвести от Москвы угрозу с их стороны. Семена этнического раскола начали прорастать, когда в постсоветскую эпоху республики обрели независимость, но их противоестественные границы никуда не делись. Это дало основания бывшему советнику президента США по национальной безопасности Збигневу Бжезинскому описать регион как «Евразийские Балканы» – потенциально опасный очаг конфликтов. Когда-то эти страны находились в центре «Большой игры» между британской и российской империями, а теперь их обхаживают крупные державы, чтобы усилить свое влияние и создать там военные базы.

Таджикистан представляется наиболее уязвимым в случае любых серьезных изменений статус-кво. Столкнувшись с мощной исламской оппозицией, он запросил внешнюю помощь. Когда НАТО сократит военное присутствие в регионе, хрупкий баланс, вполне вероятно, снова уступит место насилию. Горно-Бадахшанская область Таджикистана, где на 45% территории страны проживает всего 3% населения, поддерживает культурные, религиозные и этнические связи с афганской провинцией Бадахшан. Фактически это неприступный район, который зачастую становился убежищем для боевиков. Протяженная граница с Афганистаном, которую когда-то патрулировали российские войска, слишком плохо защищена. Основные иностранные державы, стремящиеся воздействовать на положение дел в Таджикистане, – Иран (культурные связи), Индия (модернизация бывшей советской военно-воздушной базы) и Китай (экономическое стимулирование в надежде уменьшить трансграничное влияние боевиков).

И Соединенные Штаты, и Россия имеют военные объекты в Киргизии. Вашингтон использует базу в Манасе (за что платит 60 млн долл. в год) для снабжения войск в Афганистане, держит там большую часть авиационных заправщиков. У России имеется военная база близ Бишкека, которая обеспечивает расквартированный в Таджикистане шеститысячный контингент. Китай подписал договор с Ашхабадом, по которому Туркменистан обязуется поставить Пекину в течение четырех лет до 40 млрд кубометров газа. Также подписана декларация о намерениях по строительству гигантского газопровода через территорию Афганистана в Пакистан и Индию (план останется несбыточной мечтой до тех пор, пока ситуация в регионе не изменится в лучшую сторону).

Пекин разделяет опасения лидеров стран Центральной Азии по поводу исламистских движений. Для обуздания и сдерживания беспокойной провинции Синьцзян, которая населена преимущественно мусульманами, Пекин стремится заручиться помощью своих среднеазиатских соседей. У КНР также есть свое представление о будущем: своего рода «новый Шелковый путь», состоящий из трубопроводов, скоростных шоссейных дорог, связывающих этот регион с восточным побережьем Китая, а также железной дороги, которая соединит Пекин с Ташкентом и европейскими столицами.

Не следует также забывать: один из важнейших путей контрабанды наркотиков проходит по территории Центральной Азии, и к тому же контролируется исламистами.

Ответ региона

Последние десять лет регион начал реагировать на вышеописанные вызовы. Шанхайская организация сотрудничества, возможно, стала первой ласточкой. Созданная под предлогом борьбы с терроризмом, она, по сути дела, нацелена на региональное сотрудничество по противодействию внешним угрозам, спровоцированным вторжением в Афганистан под руководством Вашингтона. Организация развивается вполне планомерно. Тем временем некоторые державы региона, такие как Россия, Китай, Иран и Пакистан, пытаются координировать политику, чтобы справиться с последствиями войны в Афганистане и вокруг него. В конечном итоге это может способствовать более четкой постановке задач ШОС, но на сегодняшний день похоже, что усилия пущены на самотек. Например, сближение Индии и Пакистана – вопрос исключительно двусторонних отношений.

Отношения Дели и Исламабада и в прошлом характеризовались светлыми моментами, но никогда еще проявления у них доброй воли на словах не подкреплялись такими решительными действиями. В начале 2011 г. крупные военные учения Индии в непосредственной близости от границ с Пакистаном не вызвали вообще никакой реакции со стороны пакистанских властей. В аналогичной ситуации 1987 г. в стране была объявлена всеобщая мобилизация. После более чем десятилетних раздумий Пакистан предоставил Индии статус наибольшего благоприятствования в торговле, что было обязательным условием по правилам ВТО. Вслед за этим стороны подписали соглашение о либерализации торговли и упрощении визового режима.

Вскоре после убийства бывшего президента Афганистана Бурхануддина Раббани, которое вызвало бурю возмущения в Кабуле, Карзай посетил Дели и подписал «стратегическое соглашение», предусматривающее активизацию экономического сотрудничества и помощь Индии в обучении афганских военных. Раньше это спровоцировало бы волну негодования в Пакистане, но на сей раз новость восприняли положительно. Существенно и то, что Исламабад снял возражения против участия Дели во втором раунде Стамбульского процесса, указав, что теперь он готов взаимодействовать со своим главным соперником по Афганистану.

Со своей стороны, Индия больше не обвиняет Пакистан в организации беспорядков в Кашмире или в других частях страны. Бывшие противники поддержали кандидатуры друг друга на членство в СБ ООН. Возможно, они не пожелают налаживать широкое сотрудничество по Афганистану (хотя многие в Индии считают, что Пакистану нужно отвести главную роль в этом процессе), но отношения явно пошли на поправку.

Интересы Индии в регионе не ограничиваются урегулированием с Пакистаном. Дели стремится конкурировать с Китаем в области добычи полезных ископаемых в Афганистане и планирует обустроить взлетно-посадочные полосы и военные госпитали в Центральной Азии. Пакистан полагает осуществление этих проектов Индией вполне легитимным.

Две южноазиатские страны также достигли прогресса в двусторонних связях с Ираном. В результате совместной операции Пакистан и Иран нанесли серьезный урон радикальной организации «Джандулла» – антииранской группировке, которая базировалась на территории пакистанского Белуджистана и получала американскую помощь. А Индия после пятилетнего затишья возобновила сотрудничество с Ираном. Тегеран ответил взаимностью, несмотря на поддержку Дели американских санкций против «исламского режима» в прошлом. Поскольку налаживание отношений с Пакистаном только началось, Индия ищет доступ к Афганистану через Иран, хотя и не желает раздражать США.

Крутой поворот в отношениях между Россией и Пакистаном не может не удивлять. Москва твердо поддерживает полноценное членство Исламабада в ШОС и уже предложила свою помощь в модернизации металлургического завода в Карачи, использующих советские технологии 1970-х годов. Она также обещала поддержать проект, предусматривающий экспорт электроэнергии из Таджикистана в Пакистан. Поскольку линии электропередачи пройдут по территории Афганистана, которая населена не пуштунами, местное население также заинтересовано в этих отношениях. Это дружеский жест и в отношении Душанбе.

Самый значительный шаг, совместно предпринятый обеими странами, – их ясная и недвусмысленная позиция по спонсируемому американцами проекту «Новый Шелковый путь». Внешне он призван дать толчок экономическому развитию региона, причем Афганистан выступает в качестве главного транспортного узла. Однако государства этой части мира считают его уловкой, призванной увековечить американское влияние, оправдать сохранение военных баз в регионе и снизить роль Ирана, Китая и России. За исключением кабульского режима ни одна страна в регионе не поддержала это предложение, обнародованное в Стамбуле 7 ноября 2011 года. Китай и Индия держались поодаль – первый был твердо уверен, что планы Вашингтона будут сорваны и без его участия, а вторая, возможно, не захотела портить отношения с США. Перестраховка индийцев не удивила Россию – державу, все еще сохраняющую немалое влияние. Пока Европа агонизирует, охваченная финансовым кризисом, Москва с ее профицитом бюджета имеет неплохие шансы восстановить влияние в бывших советских республиках Средней Азии.

Географическое положение и экономические успехи Китая дают ему в руки козыри, и, похоже, он хорошо их разыгрывает. Трубопроводные проекты с Россией и инвестиции в афганскую инфраструктуру и добычу полезных ископаемых развиваются по намеченному плану. Дели не может участвовать в американской политике сдерживания Пекина, поскольку годовой торговый оборот Индии с КНР достиг 60 млрд долларов. Китай успешно транспортирует нефть из Ирана через Ормузский пролив, не обращая внимания на американскую армаду или эмбарго. Однако Китай встревожен перспективами долгосрочного американского военного присутствия. Оно оказывает негативное влияние на стратегические интересы КНР в Пакистане (развивать безопасные пути сообщения с Индийским океаном и инвестировать в богатую полезными ископаемыми провинцию Белуджистан), сужает свободу действий Пекина в регионе, хотя и не мешает Китаю продолжать вкладываться в казначейские облигации США.

Шанхайская организация сотрудничества, объединяющая Россию, Китай и четыре из пяти стран Центральной Азии, скорее всего, предоставит полноправное членство Индии и Пакистану. Афганистан получил статус наблюдателя, а Турция стала партнером по диалогу. Уникальная конфигурация ШОС позволяет ей стать региональным зонтиком, под которым Индия и Пакистан могли бы совместно решать вопросы региональной безопасности, включая те, что связаны с Афганистаном. Проблема в том, что и Индия, и Пакистан ни на миг не забывают о своих отношениях с Соединенными Штатами, а потому тянут с принятием решений, которые могли бы вызвать неудовольствие Вашингтона. Это касается, например, строительства трубопровода из Ирана. Более того, вместе с Австралией, Японией и Южной Кореей Индию привлекает сотрудничество с НАТО по проекту противоракетной обороны. Конечно, если Индия решится на него, это негативно отразится на ее положении в регионе.

По сути, то, что достигнуто государственными и негосударственными игроками региона, укрепляет их позиции и позволяет справиться с любой ситуацией, которая может возникнуть в будущем. Они проводят мудрую политику с учетом того, что совершенно неясно, чем может обернуться «конец игры» в Афганистане. Понятно, что страны Центральной Азии, сталкивающиеся с многочисленными неразрешенными внутренними и внешними проблемами, пытаются выторговать для себя все, что только можно в сложившихся обстоятельствах.

Перспективы можно расширить

Спустя несколько лет после окончания холодной войны американский политолог, дипломат и специалист по Советскому Союзу Строуб Тэлбот пришел к выводу, что либо в «новую большую игру» играют все, либо ее вообще не стоит затевать. Подобно Афганистану, весь рассматриваемый регион не сможет успешно решать стоящие перед ним задачи без всеобъемлющего консенсуса. Наличие слишком многих акторов, способных, независимо от их величины и влияния, вставить свой «клин», будет являться препятствием до тех пор, пока все они или большинство не окажутся в одной лодке. Мятежники или саботажники будут по-прежнему взрывать трубопроводы. «Перетягивание каната» между конкурирующими центрами силы способно погрузить регион в пучину хаоса на долгие десятилетия.

Хотя после окончания холодной войны Индия и Пакистан сменили предпочтения – первая приняла сторону Запада, а второй – Востока, условия новой игры настолько сложны, что они нуждаются в помощи друг друга. Индия располагает многочисленными преимуществами в силу размера, экономического веса и исторических связей с регионом, но она не реализует до конца потенциал без сотрудничества с Пакистаном, который может встать на ее пути. Исламабад претендует на то, что у него больше рычагов влияния на Афганистан, главным образом в силу географического положения и той роли, которую он играл в последние десятилетия, неизменно оказывая содействие афганским силам сопротивления. Сегодня он пожинает плоды своей политики, отразившейся как на внутреннем положении страны, так и на ее западных границах. Поэтому Пакистан нуждается в Индии, чтобы по крайней мере на восточном фронте ситуация оставалась под контролем. Представляется, что Возможно, обе державы находятся только в самом начале движения к разрядке.

Конечно, существует достаточное количество многосторонних договоренностей, открывающих путь к сотрудничеству и решению более фундаментальных задач. В целом обоюдовыгодные двусторонние отношения Индии и Пакистана могут быть дополнены четырехсторонней инфраструктурой с участием Ирана и Афганистана. Один китайский стратег выступил с рекомендациями по созданию такой инфраструктуры под названием «Памирская группа» в составе Китая, Афганистана и Пакистана. Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), созданная для объединения некоторых бывших советских республик, могла бы сыграть аналогичную, если не более полезную роль. Зонтик ШОС имеет очевидные преимущества. Эта организация уже объединила всех крупных региональных игроков – Россию, Китай и даже Индию.

Одной из целей подобной организации могло бы стать формирование без промедления консенсусного правительства в Афганистане. Помимо обеспечения внутренней безопасности, что не способна обеспечить ни одна военная структура, а уж Афганская национальная армия и подавно, консенсус позволил бы принимать независимые решения во взаимоотношениях с другими государствами. Достаточно вспомнить политику Кабула в «буферные» годы. Она отличалась тонким и умелым балансированием между разными интересами; при этом Афганистан не угрожал соседним странам.

Совместная игра, по мнению Тэлбота, послужит на благо региона, но может поставить США в невыгодное положение. Америка не принадлежит к данной части мира, у нее больше нет денег для инвестиций здесь, и в случае честной и справедливой игры ее основные соперники выгадают значительно больше. Однако у Вашингтона достаточно жесткой силы и глобального влияния, чтобы расстроить любые невыгодные для себя планы региональных держав. Много лет тому назад другой представитель Соединенных Штатов, Дуайт Эйзенхауэр, предупреждал, что американский военно-промышленный комплекс способен втянуть страну в вечную войну. Таким образом, коллективный подход стран региона – это панацея от многочисленных угроз безопасности.

Асад Дуррани – генерал-лейтенант в отставке, пакистанский военный и дипломат, в 1990–1992 гг. – глава Межведомственной разведки (ISI).

Афганистан. Пакистан. Азия. Россия > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 23 декабря 2012 > № 735504 Асад Дуррани

Меньшее из всех зол

Почему Кыргызстан не видит альтернатив ОДКБ

Резюме: Главная сила, удерживающая Кыргызстан в составе ОДКБ, – это не столько отношения с Россией, сколько отношение к России. Все понимают, что в случае необходимости защита именно Российской армией является наиболее представимым и приемлемым развитием событий.

Несмотря на десять лет пребывания в Организации Договора коллективной безопасности, у Кыргызстана накоплен лишь небольшой опыт отношений с ней. Если не считать регулярных встреч чиновников, а также некоторой технической и кадровой помощи (размеры которой, кстати, не шли ни в какое сравнение с той, что оказывали страны НАТО), связи с ОДКБ отмечены только двумя ситуациями.

Отношение не с Россией, а к России

Одна из них связана с российской авиабазой в городе Кант в 20 км от Бишкека. Она появилась в 2003 г. как незамысловатый ответ на создание базы антитеррористической коалиции в аэропорту «Манас». Если необходимость и идеология последней была совершенно конкретна – обеспечение переброски войск и воздушной дозаправки авиации, действующей в Афганистане, то российская база создавалась как авиационный компонент Центральноазиатской группировки сил ОДКБ. Однако несколько приземлившихся в Канте российских самолетов не позволяют говорить о наличии какой-либо региональной авиационной структуры. Всем было понятно, что авиабаза российская и создана в ответ на появление базы антитеррористической коалиции. К тому времени на территории Кыргызстана уже не присутствовали российские военные, сохранялась только пара объектов российской оборонной инфраструктуры, и Манас стал отличным поводом, чтобы вернуться.

Кыргызская концепция национальной безопасности, которую проводил в жизнь тогдашний президент Аскар Акаев, была ориентирована на многовекторность и «зонтичность» обеспечения безопасности, она допускала нахождение в стране нескольких баз различных военных блоков. К тому времени Кыргызстан был не только членом ОДКБ, но и, как большинство постсоветских стран, активно взаимодействовал с Североатлантическим альянсом в рамках программы «Партнерство ради мира». Более того, имелось достаточно приверженцев более тесного взаимодействия и даже вступления в НАТО. В частности, эту идею активно поддерживал работавший тогда послом в странах Бенилюкса выдающийся кыргызский писатель Чингиз Айтматов. Причиной таких настроений во многом была не столько помощь, в том числе в укреплении оборонного потенциала, со стороны США и европейских стран, сколько почти полное забвение Москвой бывшей советской республики в первое постсоветское десятилетие. Ориентация на сближение с Западом в те времена явно доминировала. Поэтому решение о размещении в Канте российской базы (или базы авиационного компонента Центральноазиатской группировки ОДКБ) принималось Бишкеком скорее в силу приверженности многовекторности, чем как реальная активизация участия в блоке.

И сегодня, если вы спросите о кантской базе, мало кто в Кыргызстане вспомнит ОДКБ. Кстати, и последнее соглашение уже не характеризует ее как элемент альянса, это однозначно российская структура в рамках объединенной российской базы. Все стало на свои места. И ОДКБ здесь ни при чем.

Вторая ситуация еще знаменательней. За все время своего пребывания в составе организации Бишкек только однажды обратился с просьбой о помощи. Было это в июне 2010 г., когда межэтнический конфликт на юге страны каждый день уносил сотни жизней. Ответом на отчаянное обращение главы временного правительства Розы Отунбаевой стало заявление тогдашнего президента России Дмитрия Медведева, находившегося на ташкентском саммите ШОС в 300 км от места трагедии, о том, что вопрос о вмешательстве ОДКБ не может рассматриваться, так как такого рода реакции не предусмотрены ни уставом организации, ни какими-либо соглашениями.

Сегодня генсек ОДКБ Николай Бордюжа говорит, что блок активно участвовал в нейтрализации конфликта, были подготовлены мероприятия и принимались меры. Но в Кыргызстане прекрасно помнят, как долго составлялся перечень того, чем может помочь ОДКБ и как неспешно помощь поступала в страну. И было это уже после конфликта, погашенного усилиями самого Бишкека. Да и помощь сводилась чуть ли не исключительно к поставкам спецсредств. События июня 2010 г. окончательно утвердили кыргызов во мнении, что помощи от ОДКБ ждать не стоит, эта организация не в состоянии обеспечить безопасность.

Есть две причины того, почему, несмотря на это, Кыргызстан остается в составе союза. Первая заключается в том, что любая другая сила пользуется еще меньшим доверием. В силу целого ряда причин отношения Бишкека с соседями трудно назвать дружескими или даже небезопасными. Не говоря уже об Узбекистане, граница с которым практически закрыта, а отношения постоянно готовы сорваться в конфликт, даже Казахстан, с которым президент Бакиев подписал договор о союзничестве, постоянно предпринимает действия, омрачающие атмосферу между двумя странами. Таджикская граница, использование приграничных пастбищ и воды также постоянно подвергают испытаниям двусторонние связи. Наиболее стабильны и безопасны кыргызско-китайские отношения. Но вековые стереотипы не позволяют рассматривать этого великого соседа как гаранта безопасности. Несмотря на постоянно декларируемую и реально проводимую китайской стороной политику невмешательства и уважения суверенитета Кыргызстана, ощущение угрозы, исходящей из КНР, сохраняется. И уж точно никому в голову не придет полагаться на Пекин в обеспечении военной безопасности. Хотя помощь от соседа, в том числе в укреплении оборонного потенциала, охотно принимается.

Значительно больше людей, которые считают, что безопасность страны может обеспечивать НАТО. Несколько политических партий придерживаются такой точки зрения, и приди они к власти, вероятность перемен была бы велика. Достаточно прохладно относятся к ОДКБ и необходимости участия в нем молодые люди, особенно получившие образование в Турции, Европе, США. Однако по мере наполнения кыргызско-российского сотрудничества новым реальным содержанием число сторонников прозападной ориентации сокращается. Негативное отношение к Соединенным Штатам и НАТО активно продвигается исламскими кругами. Существует устойчивое мнение об опасности для страны пребывания американской базы как возможного объекта атак исламистов.

Но главной силой, удерживающей Кыргызстан в составе ОДКБ, служат не столько отношения с Россией, сколько отношение к России. Несмотря на практически полное забвение Москвой в первое десятилетие и отрезвляющий прагматизм нынешнего российского руководства, подавляющая часть населения страны наиболее тепло относится именно к России. Мало кто хочет присутствия российских, как, впрочем, и любых других иностранных военных, но все понимают, что в случае необходимости защита именно Российской армией является наиболее представимым и приемлемым развитием событий. И это обстоятельство играет ключевую роль в сохранении членства Кыргызстана в ОДКБ.

Не пугать, а помогать

Не следует так легко принимать внушаемый нам стереотип, что вывод сил коалиции из Афганистана приведет к серьезным негативным последствиям для Центральной Азии.

Во-первых, никто не ведет речь о полном уходе и, скорее всего, в Афганистане останется достаточно внешних ресурсов и механизмов контроля ситуации, даже если власть сменится. Американские эксперты и даже дипломаты не скрывают, что участие в афганских делах будет сохраняться на непредсказуемый срок, хотя, конечно, в других формах.

Во-вторых, определяющим для стран Центральной Азии будет не тема экспорта исламского терроризма, а контроль над северными территориями, включая вопрос об их статусе. Это действительно не только внутриафганская проблема, но и проблема отношений центральноазиатских государств между собой. Мы видим, что обстановка в Афганистане дает весьма опасные выплески за пределы своей территории, в том числе и в Центральной Азии.

Не очень хочется обсуждать активно продвигаемые, особенно в российской квазиэкспертной среде, страшилки по поводу американских намерений дестабилизации Центральной Азии в качестве основания для того, чтобы, уйдя из Афганистана, остаться в регионе и тем самым не пустить туда Россию. Куда больше резонов в предположении о том, что США договорятся на этот счет с Китаем, которому дестабилизация в Центральной Азии совсем не нужна, но и Россия в этом регионе только мешает, и делегируют Пекину региональное если не доминирование, то лидерство.

Ну и наконец, существует небезосновательное подозрение, что алармисты, пугая постафганскими последствиями, пытаются прикрыть другие цели, географически более близкие к России. Речь идет о военно-политическом контроле над Центральной Азией, важном для Москвы и геополитически, и в качестве средства обеспечения конкурентных преимуществ по доступу к ресурсам.

Во всяком случае, новые реалии и возможности для ОДКБ, возникающие в связи с предполагаемым выводом сил антитеррористической коалиции из Афганистана, а также с подходами Узбекистана, приостановившего членство в блоке, будут определяться позицией и действиями самой организации, и прежде всего Москвы.

Прогресс в вопросах пребывания российской военной базы и участия России в развитии энергетического потенциала Кыргызстана, списании государственного долга существенно меняет отношение к ОДКБ, создавая перспективы участия Бишкека в работе этого военно-политического объединения на новом уровне. Мало кто понимал, зачем стране нужна российская база при полном отсутствии здесь российских инвестиций и активов и упорном нежелании простить «братскому» народу относительно мизерный, но и неподъемный для нынешних властей долг. Отсюда и реакция с кыргызской стороны – неуклюжие попытки поднять цену за пребывание базы, запальчивые требования своевременно выплачивать ее, конфликты с российскими силовиками и другие недавние действия Бишкека. Теперь снова возникает давно забытое ощущение, что Россия действительно по-дружески относится к Кыргызстану.

В этом же направлении действует и решение российского руководства о передаче Кыргызстану вооружения, техники и оборудования военного назначения на 1,1 млрд долларов. Это сильный, многоуровневый ход российской стороны. Армия действительно нуждается в перевооружении. Все, что здесь сделано до сих пор – подавляющим образом за счет стран НАТО. Столь масштабная поставка российской военной техники и оборудования сделает его основным в кыргызской армии. К тому же это повлечет за собой необходимость подготовки местных военных к работе на этой технике, что можно осуществить только с помощью России. Тем самым в борьбе военных стандартов преимущество будет, безусловно, у ОДКБ, работающей в российском формате.

Является ли этот выбор привлекательным для Бишкека, не будет ли в Кыргызстан поставлено то, что не нужно самой России – это уже другие вопросы. И хотя их часто задают в эти дни, но смотреть в зубы дареному коню не приходится.

В.Б. Богатырев – координатор аналитического консорциума «Перспектива» (г. Бишкек).

Киргизия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 декабря 2012 > № 735503 Валентин Богатырев

Сумма сходящихся интересов

Надо ли бояться роста китайского влияния в Центральной Азии

Резюме: Выдвигаемые российскими консерваторами идеи создания Евразийского военно-политического союза с Китаем для противостояния Западу не только утопичны, но и крайне вредоносны для судеб ШОС, позиций России в ней и российско-китайских отношений.

По мере перемещения центра тяжести мирового развития в сторону Азиатско-Тихоокеанского региона политическая значимость Центральной Азии как геополитической сердцевины Евразийского континента только возрастает. Быстро развивающееся сотрудничество Китая с данным регионом все заметнее принимает облик тесной связки. В чем состоят интересы, которые движут процессом? И сколь долговременным может быть такое взаимодействие?

Значимость региона для КНР

Центральная Азия стратегически важна для обеспечения национальной безопасности Китая. Наряду с Россией КНР рассматривает этот регион в качестве глубокого тыла, беспроигрышной опоры перед лицом все более тревожной переориентации военных акцентов Соединенных Штатов на тихоокеанский бассейн, где китайско-американская конкуренция явно нарастает. Заметна и обеспокоенность Китая активизацией Запада в отношении Центральной Азии на фоне неопределенности будущего Афганистана.

КНР, испытывающая ощутимый ресурсный дефицит и проблемы со сбытом продукции, связывает серьезные планы со странами Центральной Азии, богатыми недрами и остро нуждающимися в идеологически не зацикленных финансово-торговых партнерах. Решение Пекина закрепиться в регионе – не тактическое маневрирование, а долгосрочный выбор. КНР умело пользуется тем, что центральноазиатские страны хотят разнообразить географию сотрудничества, а нередко даже сталкивают внешних конкурентов, чтоб извлечь всевозможные выгоды. После распада СССР необходимость экономических контактов с Китаем диктовалась отсутствием альтернативы, поскольку Россия надолго забросила регион. В этот период оживились западные правительства. Но их правозащитный и демократизаторский уклон настораживал новообразовавшиеся элиты.

За неимением серьезных промышленных товаров центральноазиатские страны занялись в этот период капитализацией территорий, то есть выставлением на рынок источников минерального и энергетического сырья, отводом земель для прокладки крупных трубопроводов, железных и автомобильных дорог, созданием инфраструктурных объектов. Пекин не преминул грамотно и расчетливо воспользоваться этим. Он буквально ворвался в государства Центральной Азии, предлагая свои и подхватывая местные проекты. Таким образом, сегодня весь регион становится для Китая транзитным пространством в расчете на сухопутный выход в Закавказье и дальше в Европу, на Ближний Восток к Средиземному морю через Иран к Персидскому заливу и через Пакистан к Индийскому океану (по сути, Великий шелковый путь возрождается на новой технологической основе). Иными словами, создаются перспективные для Китая евразийские коридоры, более скоростные и дешевые, чем северные российские маршруты, которые работают уже на пределе пропускных возможностей.

Кроме того, в лице центральноазиатских стран Пекин получил крупных поставщиков ресурсов на длительную перспективу и гарантированных получателей разнообразных изделий с маркой «сделано в Китае». Так, значительные объемы нефти и цветных металлов, более половины импорта газа Китай ввозит из этого региона по удобным для него ценам.

Интересы КНР и стран Центральной Азии в торгово-экономической сфере совпали, и довольно плотно. Пекин продвигает программу построения «приграничного пояса открытости», что означает поощрение субрегиональной интеграции де-факто. В Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) находятся около 30 КПП, что гораздо больше, чем на всей российско-китайской границе. Торговый оборот за последние 20 лет вырос более чем в 100 раз, что создает материальный фундамент связки Китая и Центральной Азии. Чтобы его упрочить, Пекин будет действовать напористо и жестко, играть по-крупному, исходя из собственных стратегических потребностей. Похоже, что материальная составляющая связки становится в глазах КНР не внешним довеском для экономики, а весомой частью внутренних программ устойчивого роста и развития.

Деятельность КНР в целом способствует социально-экономическому развитию центральноазиатских стран, повышению занятости и образовательного уровня населения, исподволь содействует «стягиванию» региона, все еще разъедаемого центробежными тенденциями. С другой стороны, китайцы отнюдь не альтруисты, хотя и прибегают к адресной безвозмездной помощи. Крупные инвестиции и кредиты, как правило, обусловливаются приобретением оборудования и техники, то есть работают на поддержание сравнительно высоких темпов роста китайской экономики.

Значение китайской модели

Специфическим компонентом связки Китай – Центральная Азия является политико-экономическое устройство КНР, «социализм с китайской окраской». По своей природе эта модель напоминает идеи новой экономической политики в Советской России первой половины 1920-х годов. Не зря, очевидно, в Китае на рубеже 1980-х гг., наряду с ожесточенными спорами об истории КПК после 1949 г. и роли Мао Цзэдуна, заинтересованно обсуждались взгляды Владимира Ленина, Николая Бухарина, их сторонников и оппонентов по вопросам НЭПа и путей строительства советского государства. Ленин, выдвигая в свое время тезис о неизбежности длительного периода «мирного сожительства» Советской России с государствами иного устройства, стыковал этот аспект «коренного пересмотра взглядов на социализм» с провозглашением НЭПа внутри страны «всерьез и надолго» и отсюда – с необходимостью применения «купеческого подхода» к торгово-экономическим связям с внешним миром. Созидательные процессы в духе адаптации идей НЭПа под китайскую специфику, развернувшиеся на развалинах «культурной революции», современные реалии и представления синтезировались в целостную конструкцию, имеющую три составляющие.

Во-первых, выборочное и дозируемое во времени использование рыночных рычагов в экономике, широкое включение в мировое разделение труда и осмотрительное заимствование иностранного опыта, формирование привлекательных условий для привлечения зарубежных инвестиций. Такой образ действий позволил Китаю совершить «большой рывок» и стать одним из лидеров мирового развития. Достаточно напомнить, что в острокризисные 2008–2009 гг. «обвалом» в экономике Китая и не пахло, а в 2011 г. китайский ВВП прибавил 9,2% (российский – 4,3%), правда, имеет место связанная с общемировой конъюнктурой понижательная плавная тенденция.

Во-вторых, сохранение командных высот в руках государства, в том числе преемственность механизма долгосрочного планирования, при направляющей роли компартии со значительно осовремененной идеологией. Реформированию в политической сфере присуща заметно меньшая динамика, чем в экономике. Все делается в манере «осторожно переходить через реку, нащупывая камни на дне», что объяснимо задачей обеспечения социальной стабильности среди почти 1,5-миллиардного населения в ходе крупных перемен в материальной сфере и при неизбежном воздействии факторов открытости и глобализации в нематериальной.

В-третьих, определяемый двумя вышеназванными моментами и обслуживающий их внешнеполитический курс. Его исходным пунктом является идеология практицизма и рациональности (переложение китайского философского принципа «шишицюши», который с подачи Дэн Сяопина обрел полновесное гражданство в пылу тех же дискуссий конца 1970-х гг.).

По существу речь идет о принципе мирного сосуществования, трансформированном в соответствии с современными условиями и международно-правовым полем. Его основы – невмешательство во внутренние дела, уважение выбора народами социального строя и методов развития, равенство и взаимная выгода, решение проблем политическими средствами, поощрение добрососедства – стали стержневым моментом китайской стратегии партнерства, в том числе в отношении стран Центральной Азии. С недавних пор эта политика пополнилась установкой на «гармонизацию» общества и международного взаимодействия.

Позитивная направленность китайской политики партнерства нашла отклик в правящих элитах среднеазиатских стран. Многие элементы «триады» китайской модели до некоторой степени стали для них ориентирами. Что здесь было от ощущения заброшенности после скоропалительного распада Советского Союза, что от собственного мироощущения в качестве самостоятельных, но малоопытных игроков, что от осознания в разы возросшей ответственности – все это заслуживает отдельного разбора. Поставленные перед жесткой необходимостью «учиться плавать в процессе плавания», правящие круги увидели, что Китай не отворачивается и не пользуется моментом, чтобы назидательно вмешаться, а, наоборот, как бы протягивает руку, если не дружбы, то помощи. Встречного движения просто не могло не возникнуть. Настороженность сохранялась, но предубеждения стали отодвигаться на второй или третий план, а вот интересы начали сближаться.

Создание в 2001 г. Шанхайской организации сотрудничества, политического образования несоюзного характера, придало связке Китай – Центральная Азия институциональный оттенок. Интересы шести стран-основателей (Россия, Китай, Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан) сошлись благодаря пониманию острой необходимости соединения усилий как в противодействии транснациональным вызовам и угрозам (международный терроризм, организованная преступность, наркотрафик), так и в обеспечении условий максимально возможной стабильности для развития Центральной Азии. Побудительным мотивом послужила резко возросшая опасность, исходившая тогда из Афганистана.

Через ШОС Пекин легитимировал свой голос в делах, касающихся этого региона. Это вытекает из уставных и ряда других документов организации, из самого механизма и стиля ее функционирования. Взять, например, Договор о дружбе, сотрудничестве и добрососедстве (2007 г.). В нем помимо взаимных гарантий территориальной целостности, невмешательства во внутренние дела, неиспользования своих территорий во враждебных для других участников целей, заложены далеко идущие обязательства политической направленности. Их потенциал, видимо, будет раскрыт в среднесрочной стратегии дальнейшего развития ШОС, первые шаги к разработке которой сделаны в 2012 г. на саммите организации в Пекине.

Китай в центре системы организаций

Китай настроен на то, чтобы его голос в делах Центральной Азии звучал вполне определенно, а фокус внимания ШОС, приходящийся на этот регион, не оказался размытым. Об этом свидетельствуют его позиции по нескольким актуальным проблемам.

Во-первых, Пекин отчетливо понимает, что Афганистан вновь становится головной болью для ШОС. Организация не может отстраниться от проблемы, о чем свидетельствует наделение Афганистана в 2012 г. статусом наблюдателя при активном содействии Китая. Но должна ли ШОС брать на себя роль основного внешнего актора в афганском урегулировании после 2014 г., тем самым неоправданно стимулировать перевод этой проблемы с глобального – ооновского – на региональный уровень? Ответ на этот вопрос важен как сам по себе, так и в плане связки Китай – Центральная Азия. Хотя бы потому, что речь заходит о диспозиции Запад – среднеазиатские государства, которая может оказаться неоднозначной для интересов Китая в процессе эвакуации основных американских и коалиционных сил из Афганистана через эти страны. Кроме того, Пекин, судя по всему, реально опасается дестабилизации региона из-за двигающейся с Ближнего Востока волны хаоса и воинствующего ислама. (Здесь не в последнюю очередь сказывается фактор СУАР.)

Во-вторых, взвешенный подход, который КНР демонстрирует в вопросе о расширении основного «ядра» ШОС. В немалой степени его можно объяснить резонной озабоченностью тем, что, однажды начавшись, данный процесс неизбежно выльется в непрерывные изменения расклада сил внутри «ядра».

В-третьих, если обратиться к экономической составляющей ШОС, за активизацию которой ратует Китай, тут пока много непроясненного. Пять стран – основателей организации (без КНР) входят в СНГ. С учетом уже имеющегося у Белоруссии статуса наблюдателя в ШОС и заявленного желания Украины, Армении и Азербайджана подключиться к организации получается, что она может охватить практически всех участников СНГ, в рамках которого начато обустройство зоны свободной торговли. Россия, Казахстан и Белоруссия шагают по пути формирования Евразийского экономического союза к 2015 г. (к ним могут присоединиться некоторые среднеазиатские члены ШОС). В ходе последнего саммита АТЭС во Владивостоке в сентябре 2012 г. подтвержден курс на создание зоны свободной торговли Тихого океана, согласован список товаров, импортные пошлины на которые снижаются на 5% (среди участников – Россия и Китай). Москва получила много предложений о создании зон свободной торговли, в том числе с Китаем и Индией. Пекин заговорил о валютном союзе в рамках АТЭС.

А как все это соотносится с программой ШОС о поэтапном создании к 2020 г. условий для свободного движения капиталов, товаров и услуг, которую пока никто не отменял и не пересматривал? Сомнительно, чтобы Китай пассивно ожидал для себя какого-то «приставного стула» при сторонних для него интеграционных объединениях и согласился с размыванием материального измерения связки Китай – Центральная Азия.

А еще есть Афганистан, Индия, Пакистан, Монголия, Иран, Турция, Шри-Ланка. Чтобы все в ШОС могли активно участвовать в деловом сотрудничестве, уже недостаточно деклараций о намерениях и документов общего плана. Шосовскому пространству требуется внятное понимание, какие страны присутствуют в конкретных проектах, а какие разрабатывают интеграционные схемы (здесь речь может идти только о государствах-членах), как финансируются предпроектные усилия (Фонд поддержки – российская идея) и уже отобранные проекты (Банк развития – китайская инициатива). Пока этого не будет, соответствующие механизмы ШОС вряд ли станут работать с ожидаемой отдачей. Причем не только в многостороннем плане. С течением времени затруднения могут сказаться и на двустороннем уровне.

Как эти, так и целый ряд других аспектов актуализируют необходимость внутренней наладки ШОС в целях ее преимущественно интенсивного развития. Расширение географических параметров, многообразие реалий внешней обстановки уже сейчас делают насущной качественную перенастройку управленческого аппарата. Прежде всего это касается головного органа – секретариата, пребывающего в законсервированном виде с первых дней существования. Из чисто исполнительного органа с учетно-регистрирующим акцентом ему пора становиться функциональным интегратором, сводящим воедино работу всех структурных подразделений (региональная антитеррористическая структура, будущий антинаркотический механизм, деловой совет, межбанковское объединение, научный форум, молодежная организация, а также комитет дружбы и добрососедства, с плодотворной идеей создания которого выступил недавно Пекин). Связка Китай – Центральная Азия будет весьма важна для определения направлений дальнейшего развития организации.

Могут ли центральноазиатские государства отказаться от этой связки? Совокупно – вряд ли, в индивидуальном порядке не исключены те или иные трения. Градус взаимодействия может незначительно колебаться. В целом все эти страны заинтересованы не только в ровных отношениях с Пекином, но и в их развитии по восходящей.

Негативные прогнозы, а они тоже есть, предполагают два варианта, но с одним финалом – неминуемая китайская агрессия. Первый исходит из того, что рост комплексной мощи любого государства направлен на создание материальной основы для проведения наступательной силовой политики, в том числе вооруженных захватов территорий. То есть все мирные внешнеполитические декларации китайского руководства, его дипломатическая практика, подписание обязывающих политических соглашений – лишь прикрытие, которое Пекин по своему усмотрению всегда может отбросить. Таким образом, КНР заведомо отказывают в доверии. Считается, что превращение ее в первоклассную мировую державу по определению таит в себе опасность глобального масштаба, а для сопредельных стран это чуть ли не угроза блицкрига уже не в столь отдаленной перспективе.

Несомненно, проецирование мощи государства вовне всегда имеет место, тем более в случаях, когда оно отстаивает свои национальные интересы. Разумеется, каждая страна должна быть бдительной и осмотрительной, располагать военным потенциалом разумной достаточности, поддерживать его в постоянной и надлежащей готовности. Чем крупнее и значительнее государство, тем больше по объему и более технологически разнообразен этот потенциал. Но, как показывает опыт, в современных условиях не так просто и не столь однозначно выигрышно решать вопросы обеспечения собственного влияния путем военных авантюр. Что касается КНР, то каких-либо очевидных потребностей и убедительных симптомов ее отказа от политики партнерства не обнаруживается, в том числе на примере отношений с Центральной Азией. Непонятно, зачем Пекину это было бы нужно, что даст ему дополнительно? А вот невосполнимые репутационные и разрушительные материальные потери неминуемы.

Второй вариант предполагает, что Китай подвигнет к внешней экспансии нарастание кризисных явлений внутри страны. Подобные прогнозы звучат уже без малого 30 лет, еще со времен Дэн Сяопина. Особенные обострения наблюдаются накануне крупных перемен в высшем эшелоне китайского партийно-государственного руководства, которые происходят каждые десять лет. В последний период сложности подготовки к XVIII съезду КПК (ноябрь 2012 г.) наложились на отрицательные для народного хозяйства аспекты мирового финансово-экономического кризиса. То, что серьезные меры назрели, вполне понимают в Пекине. Это видно из дискуссий, которые идут открыто и широко, а также из регулирующих шагов, предпринимаемых руководством. Однако никто и нигде не ставит вопрос об отходе, тем паче об отказе от базовых установок по причине того, что они-де исторически не оправдали себя. Звучащие предложения и принятые меры не выходят за рамки частных, пусть даже серьезных по смыслу и намерениям, корректировок все той же модели, которая по-прежнему не носит мобилизационного характера. Диаметральный разворот означал бы отказ не столько от ее внешнеполитического измерения – политики партнерства, – сколько от всех сущностных черт этой модели. Получилась бы ситуация, когда лекарство от болезни – военная экспансия – оказалось бы гибельным для самого больного. Независимо от того, каким окажется персональный состав руководства Китая, крайне сомнительно, чтобы оно потеряло ориентацию во времени и пространстве.

Несмотря на некоторое торможение экономического развития и рост социальной напряженности, резервы прочности КНР значительны. Преимущество модели видится в способности постоянного самосовершенствования, в высоких адаптационных возможностях, в умелом использовании «мягкой силы» (ей придается большое значение). Все это подразумевает умеренность во внешней политике, приоритетность укрепления добрососедства по «тыловому» периметру. В этом контексте связка Китай – Центральная Азии, наряду с российским направлением, выглядит важным фактором, способствующим удержанию китайской модели в состоянии динамической стабильности. В политическом плане эта модель, взятая в неразрывном комплексе ее главных составляющих, стратегически выгодна и для Китая, и для его соседей.

Другой сценарий предлагает рассматривать ШОС как ступень к предполагаемому созданию Евразийского военно-политического союза, который бы служил внешней формой для некоего неоимперского российского сверхдержавного проекта. Об этом в августе 2012 г. говорил генерал-полковник Леонид Ивашов на первом заседании «Изборского клуба». Утопичность идеи не отменяет вредоносности самой постановки вопроса для судеб ШОС, для позиций России в ней и для российско-китайских отношений. Ни по составу, ни с точки зрения своей философии организация добровольно не в состоянии и не захочет развернуться на 180 градусов с тем, чтобы превратиться в механизм подчинения интересам одного государства, в объединение с ярко выраженной конфронтационной, антизападной подоплекой. Несомненно, при таком раскладе связке Китай – Центральная Азия просто не может быть места. Но на деле продвижение идеи подобного союза, напротив, решительно укрепит связку как средство противодействия потугам изменить природу ШОС. В итоге шосовское политическое пространство окажется повернуто против России, поскольку тогда соседние страны будут видеть в сотрудничестве с Китаем страховку против нового напористого курса Москвы.

Неизбежны ли противоречия?

Российская Федерация в последние годы целенаправленно обозначает серьезность намерений возобновить активное присутствие в Центральной Азии как политически, так и экономически. Регион оказывается одновременно в двух связках – с Китаем и с Россией. Противоречат ли они друг другу?

Политическая озабоченность вопросами безопасности и стабильности центральноазиатского региона у России и Китая совпадают. Это показывает их тесное и плодотворное взаимодействие по всему спектру деятельности ШОС. И здесь незаметны какие-либо признаки антагонизма. В культурном плане регион есть и будет контрастно самобытным по отношению к обеим державам, а потому вряд ли следует ожидать российско-китайского противостояния в данной сфере. Намечаются две области, в которых Москва и Пекин могут оказаться конкурентами. Экономическая, что неизбежно и естественно. И в области «мягкой силы», т.е. мирного соревнования имиджей двух стран (здесь Россия пока только раскачивается). Правда, в обоих случаях вовсе не исключается российско-китайское объединение усилий в конкретных начинаниях и проектах, будь то в рамках ШОС или в иных форматах.

Искусственное проведение подобия демаркационных или разделительных линий никуда не ведет, необходимо уживаться друг с другом, избегая открытых претензий на роль гегемона. Отношения стратегического доверительного партнерства между Россией и Китаем позволяют надеяться на такую возможность. Что до центральноазиатских стран, то и они вовсе не статисты, поскольку играют роль взаимодополняющих факторов, служащих подтверждением их суверенной самоценности и позволяющих формировать выгодные условия социально-экономического развития в рамках собственных представлений.

В.Я. Воробьев – старший научный сотрудник Центра исследований Восточной Азии и ШОС Института международных исследований МГИМО(У) МИД России, Чрезвычайный и Полномочный Посол, в 1998–2006 гг. – посол по особым поручениям – специальный представитель президента Российской Федерации по делам ШОС.

Китай. СНГ. Казахстан. ШОС. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 декабря 2012 > № 735502 Виталий Воробьев

Беловежское наследие

Проблема российского сепаратизма после распада СССР

Резюме: Сама постсоветская Россия во многом возникла как сепаратистский проект, хотя данная риторика для ее легитимации и не использовалась. Сепаратизм был, если угодно вмонтирован в фундамент постсоветской российской государственности.

В декабре 1991 г. СССР прекратил существование. Однако драматические события последующих двух десятилетий показали, что в истории дезинтеграции рано ставить точку. Исчезновение Советского Союза как формально-юридический факт и исторический демонтаж советской государственности – вещи не тождественные. Точно так же, как распад Римской империи нельзя сводить к отречению Ромула Августула, Великую французскую революцию – к взятию Бастилии, а Октябрьскую революцию – к перевороту 25 октября (по старому стилю), так и конец СССР не ограничивается лишь форматом встречи лидеров России, Украины и Белоруссии в Вискулях. Свидетельство тому – восемь вооруженных конфликтов, появление де-факто государств, два из которых получили пусть и ограниченное, но международное признание, пограничные споры, межэтнические и межконфессиональные столкновения, межрегиональные противоречия. При этом в 2008 г. создан прецедент пересмотра границ между бывшими союзными республиками. Принимая во внимание неурегулированные этнополитические конфликты, трудно прогнозировать, когда и в каком виде будут признаны эти границы и в какой точке процесс самоопределения, запущенный еще в период горбачёвской перестройки, будет остановлен.

В первую очередь эти проблемы актуальны для России, считающей себя правопреемницей (и в некоторых случаях продолжательницей) Советского Союза. Самая крупная из союзных республик, обладательница ядерного потенциала и кресла постоянного члена Совбеза ООН претендует на геополитическое доминирование в Евразии, выступает против «однополярного мира» и глобальной гегемонии. Но у нее немало уязвимых точек в виде политически нестабильных зон (Северный Кавказ), малонаселенных отдаленных территорий (Дальний Восток и Сибирь), мягкой формы апартеида, при которой отдельные регионы рассматриваются как «внутреннее зарубежье». Социологические опросы фиксируют, что нынешняя территориальная и этнополитическая конфигурация России не устраивает многих граждан (начиная от недовольства по поводу присутствия в ее составе отдельных северокавказских республик и заканчивая неудовлетворенностью статусом этнического большинства). Нынешнее федеративное устройство (в особенности его асимметрия) многими видится как явление временное и не вполне адекватное актуальным общественным и государственным задачам.

При этом дискурс «распада» остается по-прежнему одним из ведущих. Практически все ключевые вопросы, будь то национальная безопасность, межэтнические отношения, внешняя политика, экономические реформы, организация местного и регионального управления рассматриваются в жесткой увязке с обсуждением издержек в виде возможной дезинтеграции страны, утраты суверенитета и государственности. Беловежская травма полностью не излечена, а страхи повторения сценария явно и латентно присутствуют у представителей государственного и интеллектуального истеблишмента.

Актуальность сепаратистского вызова для России сегодня определяется несколькими факторами. Во-первых, говоря словами профессора Принстонского университета Стивена Коткина, «Россия унаследовала все, что вызвало распад Советского Союза, а также сам распад». В самом деле, говоря о дезинтеграции СССР, эксперты и политики в первую очередь делают акцент на центробежных тенденциях «окраин» некогда единого государства. Между тем решающий вклад внесли не столько различные союзные республики, сколько РСФСР, не пожелавшая дальше тащить советское бремя (причины этого – отдельная тема) и де-факто возглавившая борьбу с союзной властью. В особенности в процессе и после принятия Декларации о государственном суверенитете от 12 июня 1990 года. Таким образом, сама постсоветская Россия во многом возникла как сепаратистский проект, хотя данная риторика для ее легитимации и не использовалась. Сепаратизм был, если угодно, вмонтирован в фундамент постсоветской российской государственности.

Во-вторых, в последние два десятилетия сепаратистский тренд значительно укрепился во всем мире. И это касается не только «горячих точек» в бывших европейских колониях, но и самой Европы. По справедливому замечанию болгарского эксперта Ивана Крастева, «Европа любит думать о себе как о стабильном континенте, но в действительности здесь за два десятилетия… создано и разрушено больше государств, чем в любом регионе мира в любое время. Даже больше, чем в Африке в период деколонизации 1960-х годов. 15 новых стран появились на месте СССР, семь на территории бывшей Югославии и две – Чехословакии. Вдобавок к этому четыре “непризнанные республики“ и еще другие, кто хотел бы пойти по их пути». В 2008 г. началось международное признание бывших автономий. США и их союзники инициировали процесс легитимации государственности бывшего сербского автономного края Косово, а Россия стала пионером в признании двух бывших автономий Грузинской ССР (Абхазия и Южная Осетия).

В-третьих, сама Россия создала прецедент пересмотра межреспубликанских границ на просторах бывшего Советского Союза. Это не означает, что проблемные территории внутри России в краткосрочной перспективе последуют абхазскому и югоосетинскому примеру. Однако, идя на одностороннее признание спорных территорий вне переговорного формата и международных институтов, Москва, какими бы резонами она ни руководствовалась, пошла на политический риск. Не исключено, что в кризисных ситуациях могут найтись заинтересованные игроки, готовые обратиться к абхазско-югоосетинскому варианту.

В-четвертых, в условиях мирового финансового кризиса центробежные тенденции способны спровоцировать проблемы обеспеченности ресурсами. Поскольку нынешняя относительная стабильность в России во многом базируется на том же фундаменте, что и в брежневском Советском Союзе, неблагоприятная конъюнктура на нефтяном рынке может привести к банальной нехватке средств. Чем это грозит? В случае с дотационными республиками Северного Кавказа – сокращением финансирования, а в случае с обеспеченными Татарстаном и Башкирией – попытками «заимствования» и перераспределения для «общих» интересов вкупе с давлением на властные прерогативы этих образований в составе Российской Федерации.

В-пятых, не впадая в крайности конспирологических теорий, необходимо иметь в виду и внешний фактор. В случае развития отношений с тем или иным государством (или центром силы) по негативному сценарию российские «болевые точки» могут использоваться если не для раздробления России, то для ослабления ее позиций.

Таким образом, признавая актуальность сепаратистского вызова, следует ответить на целый ряд принципиальных вопросов. В какой степени Россия уязвима для сепаратистских угроз? В какой форме они проявляются? И в чем их отличие от центробежных тенденций, приведших к распаду единого союзного государства и последующим острым этнополитическим конфликтам?

Под знаком преодоления распадаНачало 2000-х гг. стало временем, когда тема укрепления единства и преодоления «беловежского синдрома» превратилась в одну из ведущих в российском политическом дискурсе. Путинская стабильность регулярно противопоставлялась «лихим девяностым». Во многом именно на северокавказской теме и призывах покончить с терроризмом и сепаратизмом Владимир Путин триумфально взошел на политический Олимп. До вторжения отрядов боевиков Шамиля Басаева и Хаттаба в Дагестан у тогдашнего премьер-министра был невысокий рейтинг популярности и репутация «ставленника ельцинской семьи». Однако выступление исламских фундаменталистов в Ботлихском и Цумадинском районах Дагестана, поддержанное чеченскими полевыми командирами в августе 1999 г., вызвало панику в Москве и прогнозы о скором присоединении прикаспийской республики к де-факто независимой тогда Чечне. Готовность нового премьера жестко противодействовать подобному сценарию стала причиной стремительного взлета его популярности. Эта жесткость легитимировала факт передачи власти по наследству. Во многом легитимность первого срока Путина была обеспечена его политической линией на Кавказе и готовностью к сдерживанию аппетитов «региональных баронов» (первый же его указ в качестве президента от 13 мая 2000 г. создавал систему федеральных округов). Исключение чеченского сепаратистского проекта из актуальной повестки дня повлияло на укрепление авторитета Путина.

Добавим сюда и исправление законодательства субъектов Российской Федерации (в особенности это касается Татарстана и Башкирии), и отказ от прямых выборов региональных руководителей под предлогом борьбы с местничеством и экстремизмом. По справедливому замечанию профессора Джорджтаунского университета Чарльза Кинга, за время пребывания Путина на российском политическом Олимпе «автономистские и сепаратистские устремления смолкли». Действительно, на сегодняшний день в России нет мощных политических течений, которые настаивали бы на сецессии того или иного региона. В 2000-х гг. заметно снизилось влияние Всетатарского общественного центра (ВТОЦ), активно продвигавшего идеи независимости Татарстана. Защитники «ичкерийского проекта» либо находятся в эмиграции (Ахмед Закаев), либо перешли на службу к Рамзану Кадырову (Магомед Хамбиев). Сам же президент Чеченской Республики позиционирует себя не просто как лояльного Кремлю лидера, но и как «пехотинца Путина». Кремль в свою очередь рассматривает Кадырова как символическую фигуру в процессе преодоления дезинтеграции и пример для других региональных руководителей. Неслучайно многие нестандартные и подчас экстравагантные инициативы президента Чечни, идущие вразрез с российским законодательством, не получают своевременной и публичной оценки федерального центра.

Однако значение антисепаратистской борьбы не ограничилось для президента России одной лишь внутренней политикой. В 2001 г. включение Чечни в контекст противоборства с международным терроризмом способствовало существенной корректировке позиции Соединенных Штатов и некоторых государств Евросоюза в отношении действий Москвы на Северном Кавказе. Фактически можно говорить о переломе восприятия российской операции в Чечне и положения дел на Северном Кавказе в целом. Свидетельством этому – включение сначала Доку Умарова, а затем и «Эмирата Кавказ» в «террористические списки» Госдепа США в 2010 и 2011 годах. Редкий случай единодушия Москвы и Вашингтона на фоне многочисленных разночтений по Грузии, Сирии, Ирану, противоракетной обороне. Но все достижения, описанные выше, – лишь одна сторона медали. На другой ее стороне – растущая нестабильность на Северном Кавказе и в Поволжье и подъем русского этнического национализма.

Северный Кавказ: от этнического национализма к исламизмуВ 1990-х гг. Северный Кавказ фактически отождествлялся с Чечней. Сегодня главными источниками беспокойства стали Дагестан и Ингушетия. В значительной мере осложнилась ситуация в некогда более спокойной западной части российского Кавказа. Речь в первую очередь о Кабардино-Балкарии (КБР), которую чеченские сепаратисты 1990-х гг. называли не иначе как «спящая красавица Кавказа». И если террористическая атака на столицу республики Нальчик 13 октября 2005 г. рассматривалась и экспертами, и действующими политиками как экстраординарное событие, то в последние годы сообщения из КБР о взрывах, терактах и специальных операциях стали регулярными. В 2010 г. Кабардино-Балкария обошла Чечню по числу инцидентов. В январе-сентябре 2012 г. в результате террористических акций и диверсий в республике погибли более 90 и получили ранения более 40 человек. И даже в Чечне, несмотря на официальную отмену в 2009 г. режима контртеррористической операции, теракты не прекратились. Так, 6 августа 2012 г. в результате взрыва в Октябрьском районе Грозного погибли четыре человека, а еще три получили ранения.

Нынешняя нестабильная ситуация в Ингушетии, Дагестане, КБР или Чечне не может идентифицироваться как проявления сепаратизма. Те, кто стоит за террористическими акциями, не заявляют о необходимости создания независимых национальных государств. Более того, еще в октябре 2007 г. «Чеченская Республика Ичкерия» была упразднена ее лидером Доку Умаровым. Однако на смену националистическому дискурсу пришел радикальный исламизм, а главным оппонентом России вместо непризнанной Ичкерии стал сетевой исламистский проект «Эмират Кавказ». Этнический национализм на Северном Кавказе отступил. Вероятны, особенно при некачественной политике федерального центра, и определенные «возвратные движения». Но сегодня радикальные протестные движения, обращенные против центральной российской или республиканской власти, используют не этнонационалистический (или сепаратистский), а исламистский язык. С его помощью описываются теракты и диверсии, столкновения с военными и представителями правоохранительных структур.

Этнонационализм, на который в ранние 1990-е возлагались большие надежды, не смог разрешить и ряд насущных проблем этнических элит (в частности, надежды на территориальную реабилитацию). Пришедшие к власти этноэлиты также занялись приватизацией власти и собственности, забыв об обещаниях, данных представителям «своего народа». Очень большое влияние на спад популярности этнического национализма и сепаратизма оказал и провалившийся государственный эксперимент «Ичкерия». И дело здесь не в российском военном вмешательстве (хотя и оно заставило многих считать издержки отделения неприемлемыми). В де-факто независимой Чечне не удалось построить мало-мальски эффективное государство (хотя бы сравнимое с Абхазией или Нагорным Карабахом). Более того, дудаевско-масхадовская Ичкерия вела себя чрезвычайно агрессивно по отношению к соседям, что формировало у них образ России как меньшего зла по сравнению с «вольной Ичкерией». Следует отметить, что «чистый ислам» как проект для Кавказа не столько стал результатом вмешательства внешних сил (саудовцев или пакистанцев), а в первую очередь был порожден внутренней средой. Радикально-исламистский проект делал акцент на универсальных ценностях (вне этносов, вирдов, тарикатов, кланов) и эгалитаризме, противодействии коррупции и социальной несправедливости. Идеологи «чистого ислама» умело использовали и психологические методы воздействия, апеллируя к слоям молодежи, лишенным возможностей для карьерного роста и получения качественного образования.

Укоренение исламизма происходило в условиях отсутствия внятной стратегии социального, экономического и политического развития Северного Кавказа. В последние годы на уровне Министерства обороны не раз обсуждались идеи сворачивания или ограничения призыва из северокавказских республик. И хотя окончательно данный вопрос не разрешен (новый министр Сергей Шойгу пообещал, например, увеличить призыв из Дагестана), сама дискуссия показывает, что у государства есть проблемы с реализацией ключевой функции – интеграции полиэтничного населения в единую политическую нацию (а призывная армия – важнейший инструмент такой интеграции). Потворство местным бюрократиям при отказе от полноценной интеграции региона достигло критических пределов. Несменяемость региональных элит не столько продвигает стабильность, сколько провоцирует радикализм.

Следует также отметить, что рост популярности исламистских настроений в основном связан не с успешными усилиями проповедников, а с распадом светских систем регулирования различных сфер жизни. В этом контексте следует отметить земельный дефицит и продолжающуюся урбанизацию. Сельские населенные пункты (особенно в горах) пустеют из-за отсутствия работы. Привычные этнические ареалы размываются, а принципы частной собственности вступают в противоречие с представлениями о собственности этнической, когда люди из «своего» этноса могут иметь преференции при доступе к имущественным и властным ресурсам на той или иной территории. Ситуация усугубляется недостаточно эффективной судебной и управленческой системой. Отсюда и апеллирование к мечети, шейхам или салафитским (ваххабитским) группам как к возможным арбитрам. В итоге «конкуренция юрисдикций» ведет к конфликтам и насилию, ибо есть проблемы с признанием того или иного религиозного авторитета единственно легитимным.

Те, кто считает себя защитниками «чистого ислама», далеко не однородны. У них нет единой жестко структурированной организации. Даже различные подразделения «Эмирата Кавказ» («вилаяты» и «джамааты») действуют по большей части автономно. И мотивация, и степень радикализма различаются. Среди исламистов помимо тех, кто уже перешел черту закона, есть и те, кто просто не готов подчиняться официальным Духовным управлениям мусульман или воспринимают «чистый ислам» как моду, увлечение. Есть, в конце концов, просто сбившиеся с пути, дезориентированные люди. Так, в Дагестане в ноябре 2011 г. была даже создана комиссия по адаптации к мирной жизни тех, кто ранее ушел в подполье, а умеренно исламистское объединение «Ахлю-Сунна валь джамаа» было вовлечено в легальные социально-политические процессы. Резонансное убийство авторитетного суфийского шейха Саида-Афанди Чиркейского в августе 2012 г. заморозило этот процесс (не исключено, что надолго), но не отменило общественный запрос на такой диалог.

«Черкесский вопрос»Несмотря на выход исламизма на первый план, этнонационализм на Северном Кавказе сохраняется. В первую очередь он проявляется в «черкесском вопросе». Предстоящие в 2014 г. в Сочи зимние Олимпийские игры призваны продемонстрировать успехи России по преодолению трудностей переходного периода и стать символом ее возвращения в высшую лигу мировой политики. Но достижение таких целей уже сталкивается со сложностями. Для черкесского мира, разбросанного от республик Северного Кавказа (Адыгея, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия) и Краснодарского края до Турции, Ближнего Востока, европейских стран и США, Сочи имеет особое значение. Именно здесь в 1861 г. был учрежден Меджлис, названный «великим свободным заседанием» и ставший попыткой объединиться перед лицом наступавшей на западный Кавказ Российской империей. А через три года, 21 мая 1864 г., русские войска заняли последний очаг сопротивления черкесов на Западном Кавказе – урочище Кбаадэ. Сегодня на этом месте располагается поселок Красная Поляна Адлерского района Сочи, одно из любимых мест отдыха представителей российской элиты.

Сочинская олимпиада актуализировала и политизировала «черкесский вопрос». Остроты ситуации добавило то, что грузинский парламент в 2011 г. признал «геноцид черкесов» в Российской империи. В действительности же общая проблема распадается на несколько. Во-первых, это земельный сюжет, усугубляющийся в контексте реформ местного самоуправления. Так, для Кабардино-Балкарии, где адыги (кабардинцы) составляют большинство, усилия по объединению балкарских населенных пунктов со столичным Нальчиком заложили конфликты, не распутанные до сих пор. Во-вторых, это вопрос о представительстве во власти. Данная тема более актуальна в Карачаево-Черкесии, где черкесы в меньшинстве. В-третьих, вопрос о репатриации адыгов на историческую родину. Он особенно обострился в связи с эскалацией гражданского противоборства в Сирии, где, по разным данным, проживает от 30 до 120 тыс. черкесов. С конца 2011 г. сирийские черкесы, ставшие заложниками конфликта, неоднократно обращались к Москве с просьбой о возвращении на историческую родину. До осени 2012 г. было подготовлено семь таких обращений. И в случае отсутствия российского «ответа» на «черкесский вопрос» нельзя исключать того, что на первые роли вместо умеренных лидеров выйдут радикалы.

Турбулентное ПоволжьеСитуация в Поволжье в последнее время все чаще приковывает к себе информационное внимание. К социально-политическому насилию на Северном Кавказе российское общество за последние два десятилетия успело привыкнуть. Но покушение на муфтия Татарстана Илдуса Файзова и убийство известного общественного деятеля и исламского богослова Валиуллы Якупова (в 2008–2011 гг. он был заместителем председателя Духовного управления мусульман Татарстана по работе с государственными структурами) вызвало шок, рост алармистских оценок и прогнозов. Эта атака стала первой террористической акцией против высокопоставленных представителей официального мусульманского духовенства за пределами Северного Кавказа. Специалисты напомнили, что раскрутка маховика религиозно-политического насилия в Дагестане началась со знакового убийства муфтия Сайидмухаммада-Хаджи Абубакарова 21 августа 1998 года. Дагестанский муфтий, так же как и Файзов с Якуповым, был оппонентом салафитского ислама. В октябре 2012 г. в канун мусульманского праздника Курбан-байрам ФСБ России заявила о предотвращении масштабного теракта на территории Татарстана. За день до этого в Казани был введен режим КТО и проведена спецоперация против экстремистов, подозреваемых в убийстве Якупова и в покушении на Файзова.

Остроты ситуации добавляет стратегическая важность региона для России в целом. Запасы нефти и газа в Поволжье составляют, соответственно, 13% и 12% от общероссийских ресурсов, а его доля в промышленном производстве приближается к 24%. Безопасность здесь приобретает не только внутреннее, но и международное значение. Несмотря на все противоречия между Россией и НАТО, в Ульяновске открыт транзитный центр альянса для поставки военных грузов в Афганистан. Добавим, что в 2013 г. столица Татарстана будет принимать 27-ю Универсиаду, а в 2015 г. – 16-й чемпионат мира по водным видам спорта. В 2018 г. в Казани, Самаре и Нижнем Новгороде пройдут матчи мирового футбольного чемпионата – событие, которое по своему значению сопоставимо с Олимпийскими играми.

Долгое время ситуация там противопоставлялась процессам на Северном Кавказе. И для этого были как исторические, так и актуальные социально-политические основания. Волго-уральские земли намного дольше интегрированы в состав российского государства (под разными идеями и знаменами). Во многом феномен «традиционного ислама» или «лояльного мусульманства» сформировался именно здесь. В сентябре 1788 г. на территории современного Приволжского федерального округа появилось Оренбургское магометанское духовное собрание, ставшее первым системным опытом организации взаимодействия между российской властью и мусульманской общиной.

В 1990-х гг. Татарстан и Башкирия, конечно, создали Москве немало проблем, однако в поисках модели республиканского суверенитета и особой роли в рамках Российской Федерации религиозная тема была отодвинута на второй план. Казалось бы, для радикализма на Волге, Каме и Урале не было серьезных предпосылок. В отличие от Кавказа Поволжье в намного большей степени урбанизировано и интегрировано с остальной Россией. В сравнении же с европейскими муниципалитетами на поволжской территории не существовало особых мусульманских городских кварталов, изначально провоцирующих религиозную замкнутость и ксенофобию. И отнюдь не случайно, согласно одному из социологических опросов, проведенному в середине 1990-х гг. в Татарстане, 44,6% татарского сельского населения и 33,5% городского считали, что «религия роднит со своим народом», а 41% татар-горожан рассматривали исламские праздники как национальные. Однако распространение неофициальных исламских течений, не связанных с «традиционным» исповеданием мировой религии (включая и экстремистские течения), началось задолго до 2012 года.

Сегодня портрет неофициального и радикального ислама в Поволжье крайне многоцветен. Помимо салафитов в середине 1990-х – начале 2000-х гг. о себе заявили сторонники религиозно-политической партии «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами». Многие журналисты и эксперты отождествляют их с ваххабитами, что не вполне корректно. Ведь и в теории, и на практике последние крайне негативно относятся к хизбутовцам, отвергая принципы всякой партийности и риторику партии, которая фокусируется на необходимости мирного построения халифата и демонтажа светской государственности. Кстати, во многом именно в силу описанных выше причин хизбутовцы не смогли укрепиться на Северном Кавказе. Там они столкнулись с противодействием не только властей, но и местных салафитов. Менее активным и многочисленным нетрадиционным течением, заявившим о себе на территории Приволжского федерального округа, является «Джамаат Таблиг» («Общество доведения»). Оно концентрируется на буквалистском соблюдении религиозных норм. Кроме того, в регионе действуют (хотя и не столь активно, как в начале 1990-х гг.) сторонники религиозных течений турецкого происхождения, ориентированных на «тюркизацию ислама» и «исламизацию тюркского мира», таких как «Нурджулар». Нередко ученики умеренных проповедников, войдя во вкус, не ограничиваются теологическими дискуссиями. Поволжье, в отличие от Ближнего Востока и даже Центральной Азии, является периферией и для салафитов, и для хизбутовцев. Поэтому часто идеологическая чистота не соблюдается ни теми, ни другими.

«Русский сепаратизм»В течение 1990-х гг. и первого десятилетия нового века ксенофобия разрозненных движений русских этнических националистов не рассматривалась как прямая угроза территориальной целостности и государственности. Выступления на Манежной площади в декабре 2010 г. и последующие акции русских националистических движений («русские марши», «русский Первомай», выступления под лозунгами «Хватит кормить Кавказ!») показали, что, во-первых, отныне территориальной целостности угрожают не только сепаратистские и партикуляристские настроения «окраин», но и движение тех, кто представляет этническое большинство. Во-вторых, массовые беспорядки и погромы (и даже не столько они сами, сколько реакция определенной части российского экспертного и политического сообщества на «подъем русского духа») продемонстрировали, что в России формируется новая общественно-политическая сила. Ее можно определить как «новый русский национализм» или «русский сепаратизм». Сегодня она еще не стала в полной мере институциональной, хотя шаги к этому сделаны как раз в 2011 году. И хотя на сегодня у русского сепаратизма нет своих оформившихся партий, сочувствующие ему присутствуют в разных политических объединениях, включая и респектабельные парламентские фракции, и во властных структурах разного уровня. Исследование, которое провел аналитический Центр Юрия Левады 21–24 января 2011 г., то есть по горячим следам «Манежной площади», зафиксировало, что лозунг «Россия – для русских» поддерживают 58% респондентов. При этом 59% представителей других этнических групп рассматривают данный лозунг как крайне реакционный и даже «фашистский» по своей сути.

Начиная с декабрьских событий 2010 г. значительно активизировались выступления русских этнонационалистических сил за отделение российского «ядра» от Северного Кавказа. Таким образом, обозначился четкий общественно-политический запрос на сепарацию центральной части России и самого проблемного региона или в виде полного отделения северокавказских республик, или (в умеренной версии) в виде формирования особого режима их существования в составе России. Один из главных теоретиков постсоветского транзита Дмитрий Фурман так описал этот феномен: «Мы добились на Кавказе чистой формальности. В низовом русском массовом сознании присутствует понимание того, что Северный Кавказ – это не Россия. Опросы показывают, что люди Северного Кавказа для простых русских людей более чуждые, чем, скажем, украинцы или белорусы. Всякие идеи по ограничению миграции относятся к азиатам, представителям азиатских, кавказских республик и к нашему Северному Кавказу тоже». Именно это позволяет говорить о «новом русском национализме» как о специфическом виде не только ксенофобии, но и сепаратизма. Важно отметить, что определенную силу течению с самого начала придали «понимающие» комментарии респектабельных экспертов, журналистов, представителей власти, включая и либеральный спектр общественного мнения. Эти материалы появлялись не на маргинальных сайтах, а в известных изданиях и в прямом телевизионном и радиоэфире.

На первые роли в организации «русских сепаратистов» вышли «Русский гражданский союз» (РГС), который в начале сентября 2011 г. объединился с «Русским общественным движением» в рамках «Русской платформы». В понимании ее лидеров современная Россия должна трансформироваться из полиэтничной федерации в русское национальное демократическое государство. Особое внимание идеологи «Платформы» уделяют Северному Кавказу. С их точки зрения, необходим принципиальный пересмотр социально-политического статуса северокавказских республик, а также сворачивание их дотирования из федерального бюджета. Лидеры РГС выступают за изменение границ Северного Кавказа с целью выведения из состава республик приграничных районов с доминирующим русским населением и последующей эвакуацией русских, проживающих в самих республиках, а также форсированное закрепление за русскими статуса «титульной нации» в Ставропольском и Краснодарском краях. Приоритетом движения является ужесточение таможенно-пограничного контроля со странами СНГ и введение визового режима с республиками Центральной Азии и Южного Кавказа.

Таким образом, сепаратистская угроза в современной России значительно изменилась по сравнению с первыми постсоветскими годами. Теперь федеральному центру противостоят не яркие лидеры, такие как Джохар Дудаев или Аслан Масхадов, не де-факто государства (Чеченская Республика Ичкерия). Сепаратистская угроза связана не с организованными и структурированными светскими националистическими движениями в регионах, наподобие Всетатарского общественного центра. На первые роли вышли сетевые структуры, лидерство в которых подчас сложно или совсем невозможно установить. С одной стороны, это облегчает задачи государству, ибо нет необходимости для поиска коммуникаций и оптимизации противоречивых интересов. С другой стороны, точки, из которых исходят вызовы и угрозы, плохо просматриваются, если вообще идентифицируемы. Отсюда и невозможность почувствовать силу и ресурсы оппонентов. В идеологическом плане в регионах на первый план вышел протест, облаченный в религиозно-политические формы радикального исламизма. В то же самое время в центре страны намного более важным стал этнический национализм под лозунгами защиты русского большинства вплоть до реализации идеи его национального самоопределения. По образному выражению Эмиля Паина, мы можем говорить об ответном движении «этнополитического маятника», предполагающего русскую реакцию на самоопределение, парады суверенитетов и этнократические проекты в национальных республиках в составе Российской Федерации.

Как бы то ни было, отсутствие ярких лидеров, мощных и структурированных организаций не отменяет того, что для определенной части населения России нынешнее ее устройство, географическая и конституционная конфигурация неприемлемы. Таким образом, в отличие от Чечни 1990-х гг., сегодня и в регионах, и в центре России гораздо сложнее измерить конфликтное поле. Актов насилия много, но за каждым из них – своя конкретная история. Столь разнообразные по происхождению конфликты могут существовать, только когда социальные отношения базируются не на институтах, а на неформальных принципах. Ведь если нет возможностей для карьерного роста, ведения бизнеса и реализации гражданских проектов, социальная активность уходит в радикализм, а любая проблема решается через «отстрел» или шантаж. Выбор в пользу «отделения Кавказа» или превалирование религиозной лояльности над гражданской идентичностью разрушают единство страны. Очевидно, что с проблемами отчуждения и насилия невозможно разобраться без качественной национальной (не фольклорно-этнографической) политики и деприватизации власти. Следовательно, говорить о преодолении «беловежского синдрома» и окончании формирования российского постсоветского государственного проекта преждевременно.

С.М. Маркедонов – приглашенный исследователь Центра стратегических и международных исследований (CSIS, г. Вашингтон).

СНГ. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 декабря 2012 > № 735494 Сергей Маркедонов

Перспективы аль-демократии

Исламский мир ищет свою дверь в современность

Резюме: Демократия – один из главных «проклятых вопросов» исламского пробуждения XX–XXI веков. Цивилизация пытается найти путь к своему прочтению современности. Сводить же весь этот колоссальный процесс к частной проблеме радикализма, значит, упускать из виду его масштаб.

По данным социологического фонда Gallup, большая часть мусульман считают, что ислам совместим с демократией. Опрос 2007 г. показал, что респонденты верят в возможность сосуществования шариата с демократическими принципами. К этим же выводам в 2012 г., т.е. уже после начала «арабской весны», пришли специалисты PewResearchCenter. Как показывает их исследование, население в странах распространения ислама не хочет жить при диктатуре, оно одновременно выступает за демократию и приведение законов в соответствие с нормами шариата.

Эти удивительные для многих выводы известный американский исламовед Джон Эспозито, некогда советник Билла Клинтона, и Далия Могахед, глава Центра мусульманских исследований Gallup, служившая советником президента Барака Обамы, прокомментировали так: «Большинство респондентов считают ислам и демократию одинаково важными для качества жизни и будущего прогресса в мусульманском мире». А вот как в интервью газете «Завтра» обрисовал будущее арабского мира лидер ХАМАС Халед Машааль: «Восторжествует демократическая жизнь, национальная и индивидуальная свобода, права человека. Переход власти в результате свободных выборов будет осуществляться мирным цивилизованным путем. Нормой станет социальная справедливость. Народ будет вовлечен в успешное интенсивное развитие. Осуществится экономический и промышленный подъем. Станут развиваться технологии и науки. Расцветет культура и улучшится моральный климат во всех областях общества. Установится гармония между прошлым, настоящим и будущим, то есть восторжествует самоидентичность народов. В религиозной сфере сохранится плюрализм религиозных воззрений и верований. Толерантность станет нормой в отношениях между партиями, социальными группами, культурными и религиозными направлениями. Объединенная и возрожденная умма непременно победит в своем сражении с сионистами. Осуществит настоящую политическую и экономическую независимость. Диалог с Западом будет вестись с позиций достоинства и равноправия. Время воровства и разграбления национальных богатств уйдет в прошлое. Наша умма восстановит свое место в международном сообществе».

Может ли существовать демократия с исламским лицом? Это один из ключевых вопросов не только для мусульман, но и для всего мира. Сегодня он носит уже не теоретический, а сугубо практический характер. От того, чем закончится бурная дискуссия на данную тему, зависит будущее очень многих.

Демократия и шура

Мусульманская политическая история настолько богата, что в ней легко обнаружить примеры различных механизмов функционирования власти. Спутники пророка в течение 24 лет после его смерти выработали четыре разные политические схемы, и это в то время, когда мусульман было менее миллиона человек, все они проживали в одном географическом районе. В фундаментальных религиозных источниках оговариваются лишь самые общие понятия, остальное остается на усмотрение людей, живущих в конкретном месте в конкретное время. Строго говоря, ислам предписывает в политике лишь две вещи – совещательность (т.е. участие широких слоев в управлении) и верховенство норм шариата. В этой связи профессор Тауфик Ибрагим определил исламский политический порядок как светскую теократию.

Директор Исследовательского центра целей исламского шариата в Лондоне Джассер Ауда утверждает, что «исламский закон нейтрален в отношении обязательного предпочтения конкретной политической системы». То есть мусульманская община может выбирать политическое устройство, которое больше подходит ей в текущей ситуации. Подавляющее большинство мусульман исходят из того, что правитель должен быть подконтролен общине, а власть халифа имеет прикладной, функциональный, а не сакральный характер. Ибн Таймия в труде «Правовая политика Шариата» и Ибн Хазм в «Трактате о народах и религиях» писали, что ислам рассматривает правителя лишь первым среди равных.

Конкретно с современной демократической теорией обычно связывают принцип шуры, или обоюдного совета. Это одна из основных политических концепций ислама. Между тем надо оговориться, что совещательности не подвергаются вопросы, ясно оговоренные в Коране и хадисах. Шура может быть составлена путем как избрания, так и кооптирования представителей от различных групп населения, не только духовенства, ограничений нет. Естественно, наличие подобного органа предполагает политическую деятельность и определенный плюрализм.

Шариат в исламском мировоззрении – аналог концепции естественного права в западной мысли. Это фундамент, а частности формулируют люди. Большинство положений шариата вполне согласуется с неисламскими системами права, другие нормы вообще не лежат в плоскости законодательства, а относятся к морали. «Известный на Западе как жесткий и примитивный уголовный кодекс, шариат на самом деле для многих мусульман означает совершенно иное. Исторически принципы шариата использовались в том числе и для ограничения власти султана. Вполне логично установить закон шариата в арабских и мусульманских государствах. Это единственный способ для мусульман избежать диктатуры и угнетения со стороны некоторых арабских правителей, которые ставят свои корыстные интересы выше интересов народа», – пишет обозревательница «Аль-Джазиры» Шейха Саджида.

«Суверенная демократия» по-исламскиИсламский мир на наших глазах качественно меняется. Тунис, Египет, Ливия, Йемен – лишь наиболее яркие проявления тектонического политического сдвига. Уходят в прошлое президенты и монархи, зависшие между собственным народом и западными, а до распада СССР и восточными, патронами. На смену им идет новый политический класс, пока плохо изученный и не получивший адекватной оценки. Очевидно, что т.н. исламисты в ближайшее десятилетие войдут во власть (если уже не вошли) в большинстве мусульманских стран – от Индонезии до Марокко, от Йемена до Боснии. Они предлагают проект модернизации без вестернизации, т.е. экономические и социально-политические реформы с учетом внутренних особенностей исламского общества и его развития.

Для лучшего понимания явления его можно рассматривать как вариацию того, что в России еще недавно называли «суверенной демократией». В обоих случаях речь идет о формировании государства современного типа, впитавшего основные социально-политические, экономические и технологические достижения последнего времени, но сохраняющего суверенитет и внутреннюю специфику в глобализирующемся мире.

В таком, широком, смысле «суверенная демократия» – собирательное название для самостоятельно вызревших политических явлений и процессов. Это не только ответ на агрессивную политику США и неолиберальную глобализацию, но и попытка обществ, имеющих собственную политическую традицию, адаптироваться и успешно развиваться в современном мире. Конечная цель такого проекта модернизации – не интеграция в западную цивилизацию с непонятными перспективами, а, напротив, – избавление от контроля Вашингтона, Лондона или кого-либо еще. «Суверенная демократия» никому никем не экспортируется. Она самостоятельно вырастает на конкретной национально-государственной почве. В разных странах за ней, как правило, стоят одни и те же широкие социальные слои. В России – это т.н. «путинское большинство», в исламском мире – городской средний класс и те, кого принято называть трудовой интеллигенцией – студенчество, инженеры, интеллектуальная и профессиональная элита, недовольная нынешним распределением доходов.

В «исламской суверенной демократии» нет ничего пугающего. Партии с религиозным уклоном действуют во многих странах мира: христианские демократы в Европе, индуистские партии в Индии, в Израиле сразу несколько иудейских партий и т.д. Они – вполне приемлемая часть тамошнего демократического пейзажа.

Программы большинства современных происламских партий умеренного толка сосредоточены прежде всего на нуждах современного развития. Необходимость демократизации общественной жизни, создание условий для экономического роста и повышения благосостояния людей, обеспечение социальной справедливости, безопасности, создание эффективной и доступной системы всеобщего образования и здравоохранения, борьба с коррупцией, поддержание здорового морального климата и т.д. Такая трансформация исламистов – результат их исторического развития в XX–XXI веках.

Но самое главное – перечисленные задачи прямо вытекают из ислама. На его языке это называется пять универсальных целей шариата. Диктатура, коррупция, нищета, разъедающие исламский мир, несовместимы с мусульманскими ценностями. Они, пожалуй, в большей степени противоречат шариату, чем, например, короткие юбки или реклама пива, но почему-то многие приверженцы ислама на это обращают мало внимания. Борьба за халифат таким образом означает борьбу за правовое, социальное, демократическое (в исламском смысле, конечно, т.е. ограниченное нормами Корана и сунны) государство с современной развитой экономикой.

По словам многолетнего главы нескольких кувейтских министерств Джамаля Шихаба, сегодня мусульманам нужны не глобальные идеи и утопии, не выяснения частностей и внутренние разборки, а эффективные решения реальных проблем. Он называет это консолидацией на базе «тариката аль-фикрия» (интеллектуальный анализ, рациональный прагматичный подход). Что касается радикальных групп, то их влияние напрямую зависит от того, смогут ли умеренные мусульманские деятели взять под контроль основные рычаги управления, и насколько успешно они будут реализовывать свою политику. В конце концов, в этом также залог того, утвердится ли оригинальная концепция демократии, созданная на основе базовых положений своей культуры, а не ценностей, навязанных извне (а только это имеет шанс на успех).

Через другую дверь в ту же комнатуСуществует несколько разновидностей современной теории исламского государства. Некоторые подходы основаны на принципах шуры, следовательно, они более демократичны, другие превозносят авторитарную власть. Политические концепции, определяющие мусульманские дискурсы, в большой степени разработаны такими теоретиками, как Абу Аля Маудуди и Сайид Кутб, но их подход был слишком полемическим и авторитаристским. Авторитарна и идеологическая платформа «Хизб ут-Тахрир». Большинство салафитов и многие традиционалисты также склоняются в эту сторону. В то же время, хотя существуют богатые источники исламской мысли о демократии, демократическая теория только формируется.

Да, исламское политическое движение выступает не только как охранительно-традиционалистское и консервативное, но и модернизаторское. В политической культуре мусульманских народов присутствуют понятия «парламентаризм», «демократия» и, кстати, «социализм» и т.д. Хасан аль-Банна, основатель «Братьев-мусульман», считал, что из всех форм политической организации ближе всего к исламу европейский парламентаризм и демократия.

Один из основоположников исламской реформаторской мысли Джамал-уд-Дин аль-Афгани еще в XIX веке писал, что власть сильного и справедливого правителя должна быть сбалансирована такими институтами, как конституция и парламент, обеспечивающими участие народа в осуществлении «истинной конституционной власти». Чуть позже эту мысль поддержал выдающийся мыслитель и богослов Рашид Рида: «Данный подход к ограничению власти правителя рамками общепринятых законов вполне в духе ислама, который ограничивает власть правителя религиозными текстами и разработанными людьми, согласованными друг с другом и принятыми сообща нормами».

Между тем такое направление мысли не получило в XX веке должного развития. «Братья-мусульмане» и сегодня заявляют о признании нормативного требования шариата, выраженного в базовых источниках, о неучастии мусульман в джахилийском (неисламском) правлении. Однако, как отмечает исламовед Марат Ражбадинов, при практическом решении этого вопроса они исходят из соображений политической целесообразности. Его облекают в религиозно-правовую категорию «интереса», то есть используют положение исламского права о возможности исключения в случае необходимости, ссылаясь на обязанность обеспечения интересов уммы, а также на допустимость предотвращения большего вреда посредством меньшего, защиту мусульман и прочее. Так, в пример приводится история пророка Йусуфа (Иосифа), который не считал зазорным быть премьер-министром у фараона; переселение мусульман в Абиссинию (современную Эфиопию) под защиту христианского правителя и участие в боевых действиях на его стороне; а также жизнь и деятельность Мухаммада в Мекке в течение 13 лет под покровительством его неверующего дяди Абу Талиба, защищавшего племянника от враждебной племенной системы.

Проблема в том, что демократия, права человека, социальная справедливость, гуманизм, ценности Великой Французской революции пришли в исламский мир с колонизацией. Все поборники изоляционизма и джихадизма делают упор именно на негативных ассоциациях демократии в массовом сознании мусульман.

Изоляционисты в основном находят поддержку в низших слоях общества. Эти люди считают Запад, погрязший, по их представлению, в пороке и лицемерии и не несущий поэтому ничего хорошего, основным виновником своих бед. В этой связи они не находят ничего иного, как поддержать идею возрождения всемирного халифата средневекового авторитарного и подчеркнуто антидемократического типа, в котором все будет устроено в соответствии с шариатом в их понимании и не будет ощущаться никакого чуждого влияния. После этого, как им кажется, жизнь должна будет магическим образом наладиться сама собой. Такого рода настроения господствовали в исламской политической среде в XX веке, сегодня же они утрачивают силу.

«Джихадистское» направление, дающее простые ответы на сложнейшие вопросы и не требующее интеллектуального усилия, выступает как разновидность современной контркультуры. Оно представлено в основном молодыми людьми, не видящими для себя перспектив в окружающем мире. «Джихадизм» – это маргинальный бунт безработной и обездоленной молодежи, его приверженцев можно сравнить со скинхедами, футбольными фанатами, панками. Насилие для таких людей – самоцель, а не стратегия, нацеленная на масштабные политические перемены. Главный психологический мотив поведения – месть окружающему миру, и прежде всего марионеточным режимам мусульманских стран и Западу, за униженность и глухоту к проблемам простых людей. Понятно, что демократия для них – почти ругательство.

Но, как показывает «арабская весна», все-таки имеется массовый запрос на политику иного, демократического типа. Умеренные исламисты пытаются ответить на этот вызов. Глава Всемирного союза исламских ученых Юсуф аль-Карадави, своего рода гуру массового движения, которое охватило арабский мир, в свое время подвел теологическую шариатско-правовую базу под идейную платформу протестующих. Она причудливо сочетает умеренные формы либерализма, национализма и исламизма с упором на прагматизм и технократизм. Где-то в этом идеологическом салате и скрывается секрет исламской демократии.

Муктедар Хан, вице-президент Ассоциации мусульманских ученых-обществоведов, сотрудник Института Брукингса, считает самым многообещающим результатом «арабской весны» появление «истинно исламской демократии», которая, по его мнению, подобна «всякой другой демократии, за одним лишь исключением – в общественной сфере исламские ценности формируют основу политического консенсуса». Новый президент Египта Мухаммад Мурси, представитель «Братьев-мусульман», постоянно повторяет, что не собирается создавать теократию в западном понимании, т.к. это, по его словам, на самом деле было бы не по исламу. «Мы говорим о государстве (умме или народе) как источнике власти, таков ислам», – сказал он на недавней встрече с арабскими политологами. «Это огромное отличие от политических группировок прошлого, которые утверждали, что суверенитет в исламском государстве принадлежит не народу, а Богу. Оказалось, что президент Мурси считает народную демократию условием по умолчанию и собирается внедрять исламские принципы только в тех масштабах, в которых позволят избиратели», – комментирует слова египетского лидера Муктедар Хан, принявший участие в беседе.

О демократии с любовьюСтановление институтов демократии поддерживают сейчас даже те, кого принято считать фундаменталистами. Они полагают, что из всех форм правления в современном мире она наиболее близка к исламу и даже является предтечей исламского государства. В этой связи есть масса работ мыслителей и фетв богословов, в которых отвергается позиция тех, кто осуждает демократию как неисламское явление. В то же время идеолог «Братьев-мусульман» Фахми Хувейди отмечает, что признание исламом демократических ценностей (плюрализм, равенство, участие народа) не означает требование заимствовать те специфические модели и институты, через которые эти ценности реализуются в странах Запада.

То же самое говорится о гражданском обществе и плюрализме. Необходимость этого рассматривается во многих работах и санкционируется соответствующими фетвами ведущих теологов. Известный экспертно-аналитический центр IslamXXI даже выделил тему «Плюрализм и гражданское общество» в отдельное направление исследований. О гражданском обществе и демократии сегодня говорит очень активно и смело в числе прочих Хасан аль-Тураби, бывший долгое время символом радикального исламизма.

Представления о гражданстве в проектируемом исламском государстве все более трансформируются в сторону предоставления больших прав, вплоть до полного уравнения, проживающих в нем немусульман. Если Кутб и Маудиди еще отказывали последним в возможности участия в политической жизни, то сегодня многие, в том числе, например, лидеры палестинского ХАМАС, выступают за предоставление одинаковых прав всем гражданам, ссылаясь на пересмотр раннего подхода к концепции «покровительствуемых» (зимми – немусульмане, проживающие под властью исламского закона). По словам Халеда Машааля, «все сыны единой родины, будь то мусульмане, христиане или иудеи, имеют права и обязанности гражданина».

То же самое касается многопартийности, выборов, политической активности. Доктор Салах Султан, член Европейского совета по фетвам и исследованиям, утверждает: «Для мусульман является даже обязанностью принимать участие в выборах для отстаивания наилучшего курса». Мусульманину следует принимать участие в деятельности той или иной партии, которая работает на общественную пользу, вне зависимости от религии. Данное положение распространяется на мусульманские и немусульманские страны.

Часто в контексте споров о демократии говорят, помимо прочего, о т.н. Мединской конституции – договоре, составленном самим пророком. Этот документ регулировал отношения единой общины города, в которую входили не только мусульмане, но и иудеи. Позже в эту систему были включены некоторые христианские народы и даже язычники. «Конституция Медины устанавливает плюралистическое государство – общество общин, перед законом которого все равны. Невероятно, насколько демократичными, компромиссными и плюралистическими являются принципы устройства общества, основанного на Священном Коране, в то время как многие современные мусульмане так удалились от этого», – пишет в этой связи Хан.

Выразитель чаяний и запросов молодого поколения Тарик Рамадан написал серию книг, в которых доказывает, что понятия «демократия», «гражданское общество», «права человека», «правовое государство», «плюрализм» и т.д. присущи исламу не меньше, чем Западу. По его словам, исламский мир своим путем приходит к современным формам политической культуры, взращивает их на своей почве. Ближний Восток как бы через другую дверь приходит к тем же ценностям, которые утвердились в Европе в XX веке. Под исламской модернизацией, по его словам, сегодня понимается создание эффективной экономики и политической системы, гибкой социально-культурной модели, опирающихся на адекватное современным реалиям и потребностям прочтение фундаментальных источников ислама.

В наше время многим представителям исламского мира удалось преодолеть цивилизационные границы. Все большее число мусульман легко ориентируются в учениях Мухаммада и Маркса, в работах Ибн Халдуна и Канта, Хабермаса и Ахмада Ибн Ханбаля, Фуко и Фараби. Именно способность понимать исламское наследие вкупе с конструктивным и критическим участием в западных философских дискурсах является главным источником силы современного мусульманского интеллектуала.

Споры об исламе и демократии, исламе и современности вообще заслуживают самого тщательного анализа. Эти процессы пока слабо изучены. В связи с чем, например, Збигнев Бжезинский в книге «Мировое господство или глобальное лидерство» с тревогой замечает, что «лишь немногие западные ученые следят за воздействием инновационных и часто весьма смелых споров, меняющих параметры политической дискуссии в исламском мире». Дискуссию о демократии резюмирует Рашид аль-Ганнуши, богослов и лидер правящей ныне в Тунисе партии «Ан-Нахда», в книге «Общественные свободы в исламском государстве». Он отвергает предположение о том, что радикальный секуляризм или же либеральные ценности постмодернизма, касающиеся больше морали, а не политики как таковой, – необходимое условие демократии. Аль-Ганнуши прямо заявляет, что демократия не является идеологией, но всего лишь инструментом для избрания, контроля и смены властей. И что в таком виде она может прекрасно уживаться с исламом.

На практике из этого получается что-то вроде турецкой модели, которая в западной политологии получила название «консервативная демократия». Спор турецких республиканцев в начале XX века оказался ключевым для развития государства. И богослов Саид Нурси, и военный Мустафа Кемаль, и политический практик Энвер-паша были сторонниками республики и много сделали для ее становления. Разошлись они в вопросе о месте религии. Как известно, Ататюрк, если и не стремился вообще избавиться от ислама (скорее всего, он понимал, что при всем желании это невозможно), то сделал все для того, чтобы максимально его отодвинуть, в том числе огнем и мечом, на периферию жизни. Другие, напротив, видели духовность и религиозную культуру в основе республики и современного демократического строя.

Только сегодня исламский мир нащупывает механизм, о котором говорили еще 100 и более лет назад. На примере турецкой Партии справедливости и развития мы видим, что вековой спор завершается. В конце концов, Турция, а за ней и многие арабские страны, Малайзия, Индонезия, отчасти Босния, из двух проектов республики – радикал-секуляристского или, как его называют в Турции, лаицистского, и гражданского мусульманского – выбирает тот, что был предложен ученым и мудрым старцем, а не военным реформатором.

За годы правления Реджепа Тайипа Эрдогана выросло целое поколение, для которого развитие, экономический рост и успехи на международной арене ассоциируются с исламистами-технократами. Турция сейчас соперничает с Китаем и Сингапуром в экономике и серьезно укрепила позиции в мире. Тут и секрет «турецкого исламского чуда», когда такие сложные процессы, связанные с религией и политикой, проходят мирно, без крови и потрясений, как у соседей, и причины крайней слабости экстремистских течений под исламскими лозунгами. Тот же самый процесс формирования общественно-политической системы, адаптировавшей ислам к современности (или наоборот, кому как больше нравится), который сегодня сотрясает арабские страны, идет здесь мягко, эволюционно.

Что ни говори, но значительная часть старой турецкой элиты приняла либерал-исламистов, не разделяя их идей, но интуитивно понимая, куда дует ветер истории. В это же время в Египте, ключевой арабской стране, Хосни Мубарак колебался, пустить ли таких же, как Эрдоган, умеренных исламистов в политику или нет. В конце концов, партия «Васат» не дождалась отмашки главы государства. А пойди история по-другому, Мубарак, возможно, считался бы сегодня мудрым реформатором, приведшим страну к консервативной мусульманской демократии, а не лежал бы парализованный в клетке, проклинаемый своим народом.

Новый исламский демократический мир

Исламский мир, стагнировавший на протяжении последних 300 лет, сегодня пробуждается, что превращает проблему его самоопределения в один из ключевых вопросов международной безопасности.

Наступает время учить арабский. Не зря ЦРУ еще несколько лет назад при приеме на работу в ведомство отдавало предпочтение тем, кто владеет арабским или фарси. Видимо, есть те, кто интуитивно понимает, где реально делается история и что меняет картину человечества на многие годы вперед. Мусульманская цивилизация сегодня как бы задвинута в тень, ее колоссальный вклад в развитие человечества (от алгебры и химии до влияния на европейскую Реформацию и Возрождение) игнорируется и замалчивается. Это спрятанная в шкаф цивилизация, о которой всерьез предпочитают не вспоминать. Такая ситуация сложилась в результате как внутренних процессов эрозии, так и прямой иностранной агрессии.

Однако многие мусульманские интеллектуалы считают, что исламская цивилизация готовится воспарить из пепла, как птица Феникс. Пророческими тут кажутся слова Арнольда Тойнби и его заочный спор с Гегелем. Последний предрекал, что исламская цивилизация, исчерпав свой запал, погружается в глубокий многовековой сон. Но уже через несколько десятилетий Тойнби в «Постижении истории» был вынужден констатировать не только «бодрствование» исламской цивилизации как таковой, но также и следующее: «В свете предыдущей истории весьма опрометчиво подписывать смертный приговор такому живучему учреждению, каким является халифат… Потенциал его оказался столь велик, что он не только пережил века, но и дважды возрождался из небытия».

К сожалению, без крови и потрясений возрождение исламской цивилизации не обходится. Европейские революции середины XIX века тоже были отнюдь не бархатными, напоминают в этой связи арабские авторы. Некоторые исследователи, конечно, усматривают в обращении к либеральным и демократическим подходам циничный маневр исламистов и вспоминают в связи с этим стратегию коммунистических партий, которые время от времени говорили языком демократии в своих интересах. Но скорее мы имеем дело с новым этапом развития в исламском политическом движении, которое вынуждено реагировать на современные вызовы. Потом надо все-таки понимать, что исламисты бывают разными. Есть турецкая ПСР, «Братья-мусульмане», а есть джихадисты, как есть, скажем, австрийские социал-демократы, французские и испанские социалисты, а есть Пол Пот и колумбийский ФАРК.

Бжезинский считает, что синтез «исламского фундаментализма» и «исламизма» будет способствовать демократизации исламского мира. По его мнению, нет причин абсолютной несовместимости «ислама и демократии». Но при этом он замечает, что задача «переваривания» исламского мира сложнее даже создания трансатлантического сообщества после Второй мировой войны. Евгений Примаков высказывает схожую позицию, выступая за разделение понятий «исламского экстремизма» и «исламского фундаментализма». С последним он связывает перспективу перехода в «исламскую демократию, соседствующую с традиционными ценностями».

Демократия – один из главных камней преткновения, «проклятых вопросов» исламского пробуждения XX–XXI веков. Цивилизация пытается найти путь к своему прочтению современности. Сводить же весь этот колоссальный процесс к частной проблеме радикализма – значит упускать из виду его масштаб. Да, порой бурлящая энергия, особенно молодежи, находит выход в экстремистских формах протеста. Это неадекватный ответ на трехсотлетнее унижение и упадок цивилизации и своего рода попытка взять реванш. Но этим дело не ограничивается. За перегибами и издержками подросткового максимализма необходимо разглядеть ключевую тенденцию – стремление исламского мира найти достойное место на планете, соответствующее его потенциалу и вкладу в развитие всего человечества.

Ринат Мухаметов – кандидат политических наук, эксперт Совета Муфтиев России.

Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 декабря 2012 > № 735259 Ринат Мухаметов

Десять лет в тумане

Резюме: В ноябре 2002-го в свет вышел пилотный номер журнала «Россия в глобальной политике». Десять лет мы следили за тем, как очередная иллюзия развеивалась, отрезвляющая реальность хоронила надежды, а усугубляющийся хаос разрушал институциональный порядок прежней эпохи

Россия и США заверяют друг друга в приверженности общим целям и даже ценностям. В Афганистане под чутким руководством контртеррористической коалиции пробиваются ростки демократии. Арабское сообщество рассуждает о причинах застоя и отставания в развитии. Европейский союз готовится к рывку за мировым влиянием – расширение и углубление интеграции вступают в решающую фазу.

Когда это было? Всего десять лет назад. В ноябре 2002-го в свет вышел пилотный номер журнала «Россия в глобальной политике». Мир приходил в себя от шока, в который годом раньше его повергли атаки на Всемирный торговый центр и Пентагон годом раньше. Казалось, что наступает момент единения, второй шанс взамен того, который так и не использовали сразу после холодной войны. Новая страшная угроза сплотит всех во имя спокойствия и прогресса…

Десять лет мы следили за тем, как очередная иллюзия развеивалась, отрезвляющая реальность хоронила надежды, а усугубляющийся хаос разрушал институциональный порядок прежней эпохи. Юбилейный номер начинается c интервью патриарха европейской социологии Зигмунта Баумана, который констатирует, описывая состояние современного мира: «Изменение – единственная неизменность, а неопределенность – единственная определенность».

Мы не ставили целью подводить итоги десятилетия, но из описания происходящего это получается как будто само собой. Бурлит Ближний Восток, и это, с одной стороны, естественное продолжение того, что было десять лет назад, а с другой – никем почти не предвиденный выплеск энергии народов, долго пребывавших в инертном состоянии. Пётр Стегний полагает, что цикл активности продлится там еще несколько десятилетий, перекраивая ментальную и идеологическую карту. Андрей Бакланов считает, что исламисты, ставшие главным победителем «арабской весны», упустили возможность закрепить политическое доминирование и убедить людей в своей способности решать их проблемы. А Ринат Мухаметов доказывает, что путь ислама к демократии – совершенно естественный процесс, но она там будет собственная.

Десять лет назад мы писали о съезде Компартии Китая, на котором впервые случилась регулярная смена руководства. Теперь она произошла снова, но по сравнению с 2002 г. КНР привлекает кратно большее внимание и ощущает себя одновременно крупнейшим субъектом и объектом основных мировых процессов. Александр Ломанов анализирует итоги XVIII съезда, отмечая идейно-политическую борьбу в казавшемся еще недавно монолитном китайском руководстве. Роберт Росс критикует «поворот в Азию», декларированный Бараком Обамой, считая, что упор на военно-политическое сдерживание провоцирует Пекин. Десять лет назад еще считалось, что экономическая взаимозависимость Китая и Америки гарантирует их от геополитического соперничества, теперь в это мало кто верит. Игорь Зевелев рассматривает отношения Китая, Соединенных Штатов и России сквозь призму школ внешнеполитической мысли, господствующих в каждой из стран.

В 2002 году только набирала силу Шанхайская организация сотрудничества, в которой Россия и КНР выступали равноправными лидерами. Виталий Воробьев описывает нынешнее положение вещей, из которого следует, что баланс внутри форума резко сместился в сторону Пекина. Асад Дуррани обращается к Афганистану. Поздней осенью 2002-го представлялось, что до окончания операции западной коалиции остается немного, задачи успешно решаются. Спустя десять лет они по-прежнему не решены, а предстоящий уход оккупационных сил некоторые считают бегством. Автор уверен, что именно ШОС под силу внести решающий вклад в урегулирование.

Афганская тема стала поводом для появления американских военных баз в Центральной Азии – в начале минувшего десятилетия договоренность об этом считалась предвестием по-настоящему глубокого взаимопонимания США и России. Сейчас это предмет непрекращающихся препирательств с участием государств региона. Валентин Богатырев излагает взгляд из Бишкека, продолжая серию наших публикаций, посвященных тому, как страны – союзницы Москвы оценивают ОДКБ. Из того же цикла – статья Сергея Минасяна, который объясняет, в чем ценность альянса для Армении.

Свежая тема – будущее азиатской части России. Десять лет назад политика Москвы, несмотря на декларации о многополярности, почти полностью оставалась западоцентричной. Сегодня обращенность на Восток становится насущной необходимостью с точки зрения как внешней, так и внутренней политики. Владислав Иноземцев, Илья Пономарев и Владимир Рыжков излагают свой проект развития Сибири, в основе которого реиндустриализация этой огромной территории. Тимофей Бордачёв и Олег Барабанов выражают сомнения в реалистичности подобного подхода, предлагая прежде всего использовать сельскохозяйственный, транспортный, водный потенциал, который будет востребован соседями.

В следующем номере – материалы конференции о силе в XXI веке, прошедшей в декабре и приуроченной к 10-летию журнала и 20-летию нашего учредителя – Совета по внешней и оборонной политике. А также много всего другого, обращенного в будущее.

Наши первые десять лет совпали с периодом нарастающей глобальной неопределенности, сквозь которую мы старались провести наших читателей, по мере сил рассеивая сгущающуюся завесу тумана над грядущим. Надеемся, что второе десятилетие журнала станет временем, когда мир и Россия найдут торную дорогу прогресса, а мы подробно расскажем, куда она ведет.

Ф.А. Лукьянов - главный редактор журнала «Россия в глобальной политике». Выпускник филологического факультета МГУ, с 1990 года – журналист-международник, работал на Международном московском радио, в газетах "Сегодня", "Время МН", "Время новостей". Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 декабря 2012 > № 735258 Федор Лукьянов

Ближний Восток: по-версальски или по-вестфальски?

Смыслы, подтексты и повестка дня «арабской весны»

Резюме: Призывая оппонентов к толерантности, Запад как будто не замечает, что навязывает им собственную систему ценностей, не только никогда не совпадавшую с этикой Востока, но и далеко ушедшую от традиционного понимания нравственности в христианстве.

«Арабская весна», бушующая на Ближнем Востоке уже два года, смела казавшиеся несменяемыми режимы в Египте, Ливии, Тунисе, Йемене. В Сирии, где баасистская верхушка сохранила связку с армией и силовыми структурами, расширяется гражданская война с неясными перспективами для режима Башара Асада. С точки зрения демократической трансформации региона за два года «арабской весны» сделано больше, чем за всю историю независимого существования стран Ближнего Востока. Однако бросается в глаза незавершенность процессов. Демократические изменения, затронувшие сердцевину арабского мира, как бы остановились на его периферии – у границ традиционалистских монархий Персидского залива, пытающихся откупиться от давно назревших перемен. Иммунитет к «сетевым революциям» проявили Ирак, Ливан и Алжир, чуть раньше прошедшие (с разной степенью результативности) модернизационный цикл, включая фазу внешнего вмешательства и гражданских войн. Достаточно гибко адаптируются к велениям времени монархии Марокко и Иордании, хотя и там власти вынуждены идти на все новые уступки оппозиции. Но в целом ощущения решительного разворота региона к демократии, его включения в русло глобальных модернизационных процессов нет.

Более того, «арабская весна», начавшись как «сетевая революция» среднего класса, вручила власть консервативным силам исламского спектра – от фундаменталистов до экстремистских группировок, часть из которых выступает под теократическими лозунгами. Ушедшие в политическое небытие режимы были предсказуемы, знали и соблюдали правила игры, не нарушали «красные линии», что определяло региональную стабильность. Политические позиции новых исламистских элит довольно размыты.

В этом контексте принципиально важен вопрос о том, останется ли Ближний Восток сбалансированной региональной системой, способной коллективно осмысливать и отстаивать общие интересы, оставаясь в русле императив глобального развития. С одной стороны, Лига арабских государств (ЛАГ), Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) поддержали силовое вмешательство Запада в Ливии, занимают аналогичную позицию в сирийских делах. Но с другой – на волне смены режимов в ходе «арабской весны» обострились этноконфессиональные противоречия, на политическую арену вышли радикальные исламисты. Растет размежевание между суннитами и шиитами, трудно понять, где кончаются межконфессиональные противоречия, а начинается (с участием внерегиональных игроков) борьба за территории, нефть, контроль над путями доставки энергоносителей. Одним словом, пришло время считать варианты. Искать параллели в мировом опыте, докапываться до явных и скрытых смыслов происходящих на Ближнем Востоке процессов.

Глобальный контекстВ геополитическом смысле «арабская весна» – это уже второй за последние полвека пассионарный (используя терминологию Льва Гумилева) сдвиг на Ближнем Востоке. Первый, случившийся на волне крушения колониальной системы в 1950–1960-е гг., привел к власти в ведущих странах региона арабских националистов, в целом успешно использовавших противоборство двух сверхдержав для решения задач постколониального развития.

В последующей политической эволюции Ближнего Востока можно проследить три 20-летних цикла. На протяжении первого (за его начало можно условно принять египетскую революцию 1952 г.) большая часть арабского мира входила в сферу влияния советского блока, оказавшего значительное финансовое и технологическое содействие индустриализации ведущих арабских стран (насеровский Египет, Сирия, Алжир). СССР поддержал арабов и палестинцев в конфликте с Израилем, став основным поставщиком вооружений. Ближний Восток превратился в плацдарм военно-стратегического противоборства Советского Союза и Соединенных Штатов, происходившего как бы поверх голов региональных держав.

Ситуация стала кардинально меняться с начала 1970-х гг., когда в ходе начавшегося второго 20-летнего цикла СССР проиграл первый технологический рывок в модернизационном соревновании с Западом («порошковые технологии»). А затем не сумел рационально использовать фактор стремительного роста цен на нефть (ставший, в сущности, следствием политики, проводившейся им в арабо-израильском конфликте) для преодоления своего отставания в области компьютеризации.

Следствием оказалась постепенная утрата Москвой инициативы в глобальном соревновании двух социально-политических систем. Неочевидной (и до сих пор не вполне осознанной) кульминацией стало Общеевропейское совещание 1975 г. в Хельсинки. По его итогам Советский Союз, начавший ощущать непосильный груз гонки вооружений, по сути, передал признанную за ним после Второй мировой войны функцию гаранта послевоенных границ в Восточной Европе европейскому сообществу в лице ОБСЕ и сделал существенные уступки по правозащитной проблематике. Вряд ли советское руководство, считавшее Заключительный акт совещания в Хельсинки своей победой (он гарантировал западную границу Польши по Одеру-Нейсе), представляло себе, какие геополитические последствия вызовет это уже в короткой исторической перспективе. Распад СССР, Югославии стал возможен (с международно-правовой точки зрения) только «под зонтиком» хельсинкских соглашений.

В региональной проекции геополитическое отступление Москвы носило прерывистый, неровный характер. Имманентное противоречие советской политики позднего периода – между идеологемами антиимпериалистической борьбы и стремлением договориться со стратегическим противником – было эффективно использовано Западом для обеспечения победы в холодной войне. Афганистан, Ангола, Мозамбик стали трагическими вехами на пути к геополитической катастрофе 1991 года.

На Ближнем Востоке растущая противоречивость политического поведения «старшего брата» была воспринята как главная причина сложившегося положения «ни войны, ни мира» с Израилем. «Договорная ничья» с Израилем в войне 1973 г. (в том смысле, что она запустила процесс «челночной дипломатии» Генри Киссинджера) была использована Садатом для переориентации внешней политики Египта на США и подписания в 1978 г. кемп-дэвидских соглашений с Израилем. После Кемп-Дэвида началось возвратное движение маятника арабской политики в сторону Запада, обладавшего, как выяснилось, более значительными и привлекательными ресурсами модернизационной поддержки. Процесс развивался замедленно, с выраженными откатами, обусловленными рецидивами остаточного радикализма, взаимным недоверием сторон арабо-израильского конфликта.

Во многом в силу этого период после распада СССР (третий 20-летний цикл) оказался для Ближнего Востока временем упущенных возможностей. Не реализованы шансы на арабо-израильское урегулирование по формуле Мадридской мирной конференции, а затем процесса Осло, практически сразу забуксовало выполнение «дорожной карты». Да и в целом арабские элиты опоздали с реформами, не смогли своевременно адаптироваться к политическим и демократическим изменениям, происходившим в мире.

Арабский мир оказался как бы на обочине истории, но в опасной близости от геополитического разлома между расширившейся Европой и превращающейся во влиятельного экономического и политического игрока Азией во главе с Китаем и Индией, стремительно растущими державами. В «цивилизационном разломе» между Европой и Азией возник «треугольник нестабильности» – Иран, Пакистан, Афганистан, где в силу логики развития мировых процессов сосредоточились глобальные риски, связанные с распространением ядерного оружия, угрозой терроризма. Именно здесь на обозримый период будет находиться уязвимая точка евроатлантической безопасности, ее (вспомним Черчилля) «мягкое подбрюшье». А если так, то в геополитическом смысле Большой Ближний Восток функционально превращается в Балканы периода двух мировых войн с соответствующим повышением его роли в глобальном контексте.

Это обстоятельство в значительной мере определило размах и радикальный характер всколыхнувшего регион в 2011 г. второго пассионарного сдвига, получившего название «арабская весна». Начавшись как движение социального протеста против авторитарных правлений, она трансформировалась в Сирии, стране сравнительно благополучной по базовым экономическим показателям, в нечто принципиально другое. Происходящее очень похоже на борьбу на ближних подступах к Ирану, а шире – на предполье нового «восточного барьера», превращающегося в геополитическую перегородку между Западом и Востоком. Контроль над процессами на этом пограничном пространстве будет, по всей видимости, в значительной мере определять характер геополитической борьбы в XXI веке.

Именно эти подтексты «арабской весны» обусловили реакцию на нее внешних игроков. Для американцев, которые без колебаний положили на алтарь демократии проверенных региональных союзников, определяющим моментом стало, похоже, соответствие «сетевых революций» в арабском мире не столько демократическому пафосу программной речи Барака Обамы в Каире, сколько ее геополитическому смыслу. А он сводился к интегрированию Ближнего Востока в разработанную в Белом доме собственную концепцию многополярного мира при американском лидерстве. Выполнение этой задачи приобрело особое значение в предвыборной борьбе с республиканцами, выгодно контрастируя с их лобовыми схемами территориальной перекройки проблемного региона в духе старых добрых идей Вудро Вильсона.

Трудно сказать, насколько Вашингтон просчитал варианты прихода исламистов к власти в ведущих арабских странах. Надо думать, сыграли роль старые, со времен афганской войны, связи американцев с умеренными и не очень умеренными исламистскими группировками. Антикоммунизм мусульманских радикалов времен холодной войны казался гарантией их совместимости с западной системой ценностей. Жизнь, однако, в очередной раз разошлась с нашими представлениями о ней. Молодые «зеленые» демократии в арабском мире быстро показали, что они имеют собственные программы, не обязательно совпадающие с выкладками американских политологов. А сентябрьские погромы американских диппредставительств, прокатившиеся по всему исламскому миру, взбудоражившие Европу и даже Австралию, убийство посла США в Триполи только довершили общую тревожную картину.

Региональные подтексты

Мрачный символизм состоит в том, что антиамериканские выступления начались 11 сентября, в 11-ю годовщину терактов в Нью-Йорке. Есть и интрига: ожесточенность и масштабы массовых выступлений в защиту ислама несоразмерны поводу – наспех состряпанному любительскому фильму, взорвавшему социальные сети в исламском мире. Что это – мутация вируса «арабской весны», жертвой которого становятся и враги, и вчерашние друзья, или умело срежиссированная экстремистами демонстрация силы?

Скорее всего, и то и другое. А, возможно, и третье: виртуальная среда плодит слишком много однотипных конфликтов в разных странах – от Pussy Riot до «Невинности мусульман» и французских карикатур на пророка Мухаммеда. Это худший вид конфликтов – столкновения не идей, а их отражений, штампов (штаммов), внедренных в массовое сознание. Похоже, что речь идет о вирусных сетевых технологиях, заражающих общество разными видами фундаментализма, причем трудно сказать, какая его мутация – либеральная или исламистская – опасней.

Не упрощает ситуацию и то, что Запад, похоже, заблудился в парадоксах мультикультурализма. Призывая оппонентов к толерантности, он словно не замечает, что навязывает им собственную систему ценностей, не только никогда не совпадавшую с этикой Востока, но и далеко ушедшую от традиционного понимания нравственности в христианстве. Демонстрируя нежелание или неспособность одернуть собственных «фундаменталистов от демократии», Запад, судя по его реакции на сентябрьские народные выступления в исламском мире, просто не представляет себе, какого джинна выпускает из бутылки.

А надо бы задуматься над ценой вопроса: наряду с умеренными исламистами и армией на волне вновь всколыхнувшихся протестных настроений на Ближнем Востоке на поверхность политической жизни выходит «третья сила». Это экстремистские исламские группировки, выступающие как хорошо организованная сила, спаянная единой идеологией. Они опираются на настроения «арабской улицы» – союза городских низов и разоряющихся феллахов, люмпенизированных безработных интеллигентов, низших слоев среднего класса, дервишей, сельских учителей, обучающих детишек чтению по Корану. Одним словом, тех, кто наполнял площади Каира, Туниса, Бенгази в период первой активной фазы «арабской весны».

Значительным влиянием в их среде, особенно после «самоликвидации» в конце 1980-х – начале 1990-х гг. левой, социалистической альтернативы капитализму, пользуются фундаменталистские суннитские группировки салафистского и ваххабитского толка, долгое время находившиеся в тени сравнительно умеренных «Братьев-мусульман». Наученные долгим опытом подпольной борьбы, они не идут в лобовую атаку. Или пока не идут. Их мишень – не демократия, приведшая к власти «Братьев», а продвигаемая Западом «в одном пакете» с ней система неолиберальных взглядов на семью, положение женщины в обществе, проблему сексуальных меньшинств. Под лозунгами возвращения к морали шариата они набрали около 30% голосов на парламентских выборах в Египте, их присутствие явственно ощущается и в других странах Магриба и Машрака. В этих слоях (как, собственно, и показали последние события в Ливии) черпает поддержку «Аль-Каида».

Будущее для салафистов, идеализирующих «золотой век» раннего ислама, находится в прошлом. Запад является для них рассадником нравственной деградации. Границы арабских государств они считают наследием колониальной эпохи. В центре программы – идея создания «уммы» («нации-матери») на основе идей шариата. Дальнейшее развитие событий будет в значительной, возможно, решающей мере зависеть от того, насколько открыто и последовательно они будут продвигать эту программу.

В какой степени совместимыми окажутся взгляды умеренных и радикально настроенных исламистов, определит исход процесса взаимной притирки, происходящего сейчас внутри новых арабских элит. Став президентом, Мухаммед Мурси вышел из состава «Братства» и солидаризировался с западной (а больше с саудовской) позицией по Сирии, сделал успокаивающие заявления в адрес Израиля, а затем выступил в качестве эффективного посредника в прекращении огня во время израильской операции «Огненный столп» в Газе. Параллельно он поразительно легко отодвинул от власти военных, хотя они остаются мощной силой, государством в государстве.

Но насколько прочны позиции «Братьев», покажет только время. До начавшегося в конце ноября их жесткого противостояния с судейским корпусом и секуляристскими слоями общества складывалось впечатление, что контуры будущей политики Египта определятся в треугольнике «Братья-мусульмане» – армия – салафисты. Но реакция на попытку президента форсировать принятие новой Конституции показывает, что баланс сил в Египте еще далеко не устоялся. По своей внутренней структуре и идеологии «Братья» – далеко не однородная сила. Радикалов из их среды, некогда принадлежавших к т.н. «боевому крылу», трудно отличить от салафистов. Столь же неоднозначная картина складывается в армии, рядовой и младший офицерский состав которой пополняется за счет «арабской улицы». Ее роль в иерархии власти будет определяться в зависимости от того, останется ли она противовесом исламистам («турецкая модель») или, как в Пакистане, сама станет объектом исламизации.

Не углубляясь в эти сложные и спорные вопросы, ограничимся предположением, что «Братья», скорее всего, поведут дело к тому, чтобы государственное устройство Египта представляло собой нечто среднее между фактической шиитской теократией в Иране и «турецкой моделью» «демоисламизма» суннитского толка. То есть чуть больше религии, чем в Турции, но чуть больше государства, чем в Иране.

Конфигурация власти в Египте и других странах «арабской весны» будет определяться и тем, смогут ли «Братья-мусульмане» выработать эффективные подходы к комплексу социально взрывоопасных проблем: продовольственной безопасности, безработицы, демографическим дисбалансам. Собственных ресурсов для их решения у них вряд ли хватит. Экономика дезорганизована, традиционные источники доходов, такие как туризм, поставлены под вопрос.

Но в условиях нарастающего глобального кризиса, после Афганистана и Ирака, силовая демократизация которых в значительной мере и вызвала этот кризис, у Запада также нет достаточных возможностей, чтобы предотвратить сползание региональной ситуации в неконтролируемую плоскость. Отсюда появление коллективных форматов финансового донорства, таких как Довильское партнерство, реализуемое по итогам саммита «восьмерки» в Довиле (май 2011 года). В рамках этого проекта арабским странам «на демократические преобразования и модернизацию экономики» предоставлено 40 млрд долл. – 20 от МВФ, по 10 от государств Персидского залива и стран «восьмерки». Но сумма выделена только до 2013 г., дальше со сбором спонсорских средств возможны трудности.

Если «конституционный кризис» удастся миновать без серьезных потерь, то по мере «взросления» новых властей, их врастания в рынок социально-экономическая ситуация может меняться к лучшему. Но в переходный период революционеров придется кормить. А с учетом сокращения возможностей «внутренних спонсоров» – нефтедобывающих стран Персидского залива – намечается альтернатива финансово-хозяйственной переориентации на связи с азиатскими экономическими гигантами. С соответствующим геополитическим позиционированием. Показательно, что едва ли не первый свой официальный зарубежный визит президент Мурси совершил в Китай.

Во внешней политике «Братья-мусульмане», скорее всего, выступят в роли наследников и в определенном смысле продолжателей идей арабских националистов, с которыми они всегда не только соперничали, но и сотрудничали. Но, разумеется, адаптируя эти идеи к изменившимся региональным и мировым реалиям. В свое время Гамаль Абдель Насер в работе «Философия революции» сформулировал концепцию трех концентрических окружностей, в рамках которой структурировалась внешняя политика Египта, да и арабских националистов в других странах региона. В первый, малый, круг входили страны арабского мира; во второй, более широкий, – члены Движения неприсоединения (ДН, в качестве их союзников фигурировали СССР и страны Восточного блока); к третьему были отнесены вопросы глобальной политики.

Есть достаточные основания предполагать, что внешнеполитические подходы «Братьев-мусульман» будут формироваться по похожей схеме. Их базовым уровнем останется выработка общеарабской позиции по комплексу региональных проблем, прежде всего палестинской. Степень радикализма зависит от того, пойдут ли США и Израиль на перезапуск ближневосточного мирного процесса на приемлемых для арабов и палестинцев условиях. Можно уверенно прогнозировать повышение роли в нем общеарабских структур, прежде всего ЛАГ. Возможно, на основе подкорректированной саудовской мирной инициативы.

Во втором круге ДН, основной внешний партнер арабских националистов, скорее всего, останется таковым и для исламистов (на августовском саммите в Тегеране Иран избран председателем Движения на ближайшие три года). Но можно прогнозировать и попытки саудовцев перенести центр тяжести на связи с исламским миром с опорой на Организацию Исламская конференция. В любом случае следует ожидать инициатив, направленных на повышение роли мусульманских стран в формирующейся новой системе многополярного мира. Характерно выступление на последней сессии Генеральной ассамблеи ООН Махмуда Ахмединеджада, потребовавшего коренной реформы Совета Безопасности ООН за счет расширения прав Генассамблеи. Не исключено, что в случае дальнейших затяжек с самореформированием ООН мусульманские страны совместно с такими лидерами ДН, как Индия, Бразилия, ЮАР могут выступить в роли могильщиков Ялтинско-Потсдамской системы.

В целом глобальные подходы «Братьев-мусульман» будут формироваться в основном в общеарабском и мусульманском формате. О том, что тенденция набирает силу, свидетельствует консолидированная поддержка арабами еще на раннем этапе просьбы палестинцев о приеме в ООН в качестве наблюдателя. В том же ряду – их солидарная позиция в поддержку планировавшейся на декабрь с.г. в Хельсинки международной конференции по безъядерному статусу Ближнего Востока, в повестку дня которой был включен вопрос о ядерном потенциале Израиля.

Разумеется, речь пока не о тенденциях, а о предпосылках к ним. В какой мере они будут реализованы, зависит от ряда факторов: способности умеренных исламистов ослабить влияние экстремистских структур, остроты конкурентных противоречий внутри самого арабского мира, поведения внешних игроков. Многое будет зависеть от того, как все вовлеченные стороны поведут себя по актуальным вопросам текущей ближневосточной повестки дня. Таких вопросов, грубо говоря, три: Сирия, Иран, палестинцы.

Повестка дняНачнем с Сирии. Гражданская война в этой ключевой арабской стране приобрела черты латентного регионального конфликта. Оппозиционную Свободную сирийскую армию поддерживают Турция, Саудовская Аравия и Катар, режим Башара Асада – Иран (по данным лондонской The Times, за последние два года он инвестировал в Сирию более 1 млрд долларов). Во внешнем круге вовлеченных сторон США и Евросоюз занимают сторону сирийской оппозиции, Россия и Китай препятствуют попыткам замкнуть вокруг Дамаска кольцо международной изоляции, ужесточить введенный против него санкционный режим и, в конечном счете, дать повод для интервенции.

Реагируя на требования, выдвинутые в ходе массовых протестных выступлений, Асад сменил правительство, отменил чрезвычайное положение, действовавшее 48 лет, принял новую Конституцию и более двухсот законов, существенно демократизировавших политическую систему. Снижена роль партии Баас, перераспределены полномочия исполнительной и законодательной власти. В мае с.г. по многопартийной схеме прошли выборы в Народный совет, итоги которых не были, однако, признаны Западом. Похоже, потому, что в них победили все те же баасисты. Конечно, все шаги носили вынужденный характер, происходили на фоне ожесточенных боев, охвативших практически всю страну. Американцы уже озвучили условия, при которых они могут вмешаться. Понятно, что главным, хотя и не афишируемым стимулом является тактика «тылового окружения» Ирана, его изоляции от союзников в арабском мире (разрушение «оси зла»).

Но чем обернется ликвидация едва ли не последнего светского режима на Ближнем Востоке? С достаточной степенью уверенности можно утверждать, что правление Асада сменит все тот же конгломерат умеренных и радикальных исламистов, что и в других странах «арабской весны». С той только разницей, что сирийские «Братья-мусульмане» имеют опыт длительных и ожесточенных боевых столкновений с властями в 1980-е годы. Круг исламистской трансформации Ближнего Востока замкнется. Какие последствия это будет иметь для региональной, да и глобальной стабильности?

Вопрос риторический. Лучший и, казалось бы, безальтернативный способ внешнего реагирования на проблемы Сирии – не вмешиваться, дать возможность вовлеченным сторонам самим разобраться в сложившейся ситуации и принять результат как данность, с которой необходимо считаться. Однако и турки, и саудовцы, снабжающие сирийскую оппозицию оружием и добровольцами, слишком глубоко увязли в сирийских делах, чтобы давать задний ход. Смена режима Асада стала и для них, и для Запада вопросом престижа. И претензий на региональное лидерство, поскольку в случае падения Асада Саудовская Аравия, Египет и постасадовская Сирия объективно выходят на ведущие роли в обновленном регионе. Что при определенных условиях могло бы стать альтернативой прорисовывающейся угрозе консолидации арабского мира «снизу», на радикальной основе.

Разумеется, не все так просто. В кругах египетских «Братьев-мусульман» зондируют возможность и других, более широких форматов региональных союзов. Свои первые региональные визиты Мурси совершил в Эр-Рияд и Тегеран, параллельно предложив заняться урегулированием сирийского кризиса «исламской четверке» в составе Египта, Саудовской Аравии, Турции и Ирана. Понятно, что по состоянию на сегодняшний день реальных предпосылок для столь масштабной смены вех не видно. Саудовцы не только не доверяют туркам и видят в Иране своего главного соперника, но и имеют большие претензии к «Братьям», которых выдворили из королевства после терактов 11 сентября 2001 года. Иранцы же поддержали «арабскую весну» везде, кроме Сирии, что еще больше осложнило их отношения с саудовцами и турками.

Но в будущем – кто знает. «Арабская весна» может преподнести миру еще много сюрпризов. Вряд ли стоит исключать возможность тактических союзов между шиитами и суннитами, скажем, на базе солидарности с палестинцами. В сентябре антиамериканские выступления объединили радикалов из суннитской и шиитской среды. Это не основной, но возможный сценарий в случае, если не будут предприняты срочные шаги по выведению из тупика израильско-палестинского мирного процесса.

Судя по некоторым признакам, это начинают понимать и отдельные политики в Израиле. В середине сентября министр обороны Эхуд Барак призвал Израиль уйти с оккупированного Западного берега (с сохранением крупных поселенческих блоков и военного присутствия в долине реки Иордан). Речь пока идет о личной инициативе Барака, причем возникшей в контексте проведения в январе будущего года досрочных парламентских выборов. Что касается премьер-министра Биньямина Нетаньяху, то в выступлении на сессии Генассамблеи ООН он повторил известную позицию Израиля о готовности к возобновлению переговорного процесса с палестинцами без предварительных условий (т.е. фактически отвергнув требование Махмуда Аббаса о замораживании на время переговоров строительства в поселениях и Восточном Иерусалиме). Существенно, что, затронув в той же речи вопрос о новой расстановке сил на Ближнем Востоке, Нетаньяху охарактеризовал ее как «конфликт между средневековьем и прогрессом». Тема демократической трансформации региона в его речи не фигурировала.

Подобная постановка вопроса отражает, на наш взгляд, не столько опасно упрощенное отношение к такому сложному явлению, как «арабская весна», сколько отсутствие у правоцентристского кабинета Нетаньяху реалистической программы собственных действий. Два года назад Тель-Авив осознанно торпедировал миссию сенатора Джорджа Митчелла, который по поручению Обамы пытался перезапустить израильско-палестинский диалог. Только после начала «арабской весны», существенно осложнившей региональные позиции Израиля, стало ясно, насколько своевременной была попытка американского президента увязать задачу демократизации региона с прогрессом в ближневосточном урегулировании.

Однако шанс был упущен, в первую очередь потому, что Иран и его ядерная программа (ИЯП) имеют для Израиля абсолютный приоритет. Появление ядерного оружия у «режима аятолл» Нетаньяху считает экзистенциональной угрозой для еврейского государства. Надо признать, что целый ряд антиизраильских высказываний Ахмадинежада дает для этого определенные основания. «Арабская весна», сопровождавшаяся массовым приходом во власть исламистов, только усугубила израильские комплексы в отношении Тегерана.

Своего рода производной стала лихорадившая Израиль весь август и большую часть сентября беспрецедентная по размаху и остроте публичная дискуссия о характере дальнейших действий на иранском направлении. Нетаньяху и Барак, ссылаясь на то, что ИЯП подходит к «точке невозврата», высказались за нанесение удара по иранским ядерным объектам еще до президентских выборов в США. Значительная часть израильской политической и военной элиты, включая начальника Генштаба и руководителей силовых структур и разведки, выступили против удара по Ирану «в одиночку», без военной координации и политического «зонтика» со стороны Соединенных Штатов. Обама, однако, категорически отказался поддержать воинственные планы стратегического союзника, заявив, что для политико-дипломатических усилий по решению проблемы ИЯП еще есть время, а также подтвердив, что США не допустят появления у Ирана атомной бомбы.

Подобный исход было нетрудно спрогнозировать: накануне выборов перспектива регионального конфликта с неясными последствиями, конечно, не нужна Обаме. Тем не менее Нетаньяху, не понаслышке знакомый с американскими реалиями, пошел на этот рискованный шаг и в течение двух месяцев планомерно наращивал напряженность вокруг Ирана.

В чем тут дело? Причин много, но главное, как представляется, заключается в следующем: в Израиле, оказавшемся в эпицентре регионального цунами, яснее, чем где бы то ни было, понимают, что выявившаяся в ходе «арабской весны» тенденция к радикализации Ближнего Востока сужает «окно возможностей» для активных операций в Иране. При неосторожном движении регион может начать действовать как система с возросшими мобилизационными возможностями в интересах исламистских группировок и структур.

Похоже, что понимание этого определило и подтекст ноябрьской военной операции Израиля в Газе, в частности, более скоротечный (по сравнению с предыдущей операцией «Литой свинец») характер. При лучшем сценарии дальнейшего развития событий «ничейный» политический исход операции «Облачный столп» в принципе – по аналогии с войной 1973 г. – может облегчить перезапуск израильско-палестинских переговоров. Для начала по территориальным вопросам, а затем – и по всему комплексу проблем окончательного статуса.

О настоятельной необходимости срочных шагов в этом направлении свидетельствует и реакция европейских стран на решение правительства Нетаньяху развернуть поселенческое строительство в критически важных районах Западного берега и в Восточном Иерусалиме в ответ на поддержку сессией Генассамблеи ООН просьбы палестинцев о предоставлении ПНА статуса государства-наблюдателя. Помимо прочего, возобновление арабо-израильского мирного процесса – наиболее надежный, если не единственный путь избежать радикализации региона как возможного исхода «арабской весны».

Попытка обобщенияДва года «арабской весны» стали временем колоссальной ломки старых структур и идей на Ближнем Востоке. Процесс не завершен ни горизонтально (круг модернизирующихся стран будет расширяться), ни вертикально (структуризация власти в странах победившей «арабской весны» продолжается). Не исключены новые рецидивы гражданского подъема на всем пространстве Арабского Востока – от Марокко до Саудовской Аравии и Кувейта. Как говорят арабы, от Океана до Залива. Хотя, возможно, менее стихийные и более управляемые, поскольку на этот раз речь пойдет не столько о свержении «пожизненных» вождей и президентов, сколько о корректировке сложившихся форм правления в рамках коллективного поиска арабским миром новой идентичности.

А если так, то напрашивается естественный вопрос о том, насколько такая корректировка и – шире – рожденная «арабской весной» модель демократии с выраженным исламским компонентом будет соответствовать потребностям региона и ожиданиям внешнего мира? Особенности арабской демократии определяются реалиями ближневосточной политики, экономики и уклада жизни. Другими словами, приход исламистов к власти – это не аномалия, а закономерность, и то, что она стала «ожидаемой неожиданностью» для внешнего мира, ничего в существе дела не меняет.

Со второй частью вопроса дело обстоит сложнее. Ясно, что «арабская весна» не во всем соответствует запросам внешнего мира. Однако гармонизация интересов возможна – при условии встречного движения, формирования культуры межцивилизационных и межрелигиозных компромиссов. В этом плане, кстати, западным странам стоило бы не только еще раз взвесить собственное голосование в Совете по правам человека и на сессиях Генассамблеи ООН по проектам резолюций о недопустимости диффамации религий, но и присмотреться к российскому опыту законодательного реагирования на оскорбление чувств верующих и осквернение святынь. В противном случае конфликтные ситуации, подобные сентябрьским антиамериканским выступлениям в исламском мире, будут возникать на ровном месте. На Востоке это своеобразный инстинкт самосохранения, цивилизационный код.

Отсюда первое обобщение: формирование нового Ближнего Востока как рационально развивающейся, совместимой с глобальными трендами системы возможно только при условии принятия Западом складывающейся региональной модели демократии и вытекающей из этого корректировки сложившейся системы мониторинга демократических процессов и прав человека за счет большего учета местных особенностей.

Второе. Предложенная нами схема циклической периодизации процесса социально-политической модернизации Ближнего Востока позволяет предположить, что и второй пассионарный взрыв на Ближнем Востоке, начатый «арабской весной», рассчитан на длительную перспективу, ориентировочно до середины XXI века, и будет включать фазы роста, стабилизации и упадка. Примерно так, как это происходило в период 1952–2011 годов.

На нынешней, начальной, фазе внешним игрокам целесообразно строить политику, исходя из долговременных, стратегических закономерностей этого процесса, а не меняющейся политической конъюнктуры, к примеру, суннитско-шиитских, арабо-персидских противоречий. Или тем более собственных схематических представлений о том, как должна выглядеть новая политическая карта региона, в котором дуга этнической нестабильности протянулась от Западной Сахары до иранского Азербайджана и турецкой провинции Хатай, бывшего Александреттского санджака. На минном поле сепаратизма похоронено немало добрых намерений.

Третье. Существует два главных сценария развития обстановки на Ближнем Востоке. Условно их можно назвать версальской (по аналогии с «переделом Европы» после Первой мировой войны) и вестфальской (отсылка к вестфальскому миру 1648 г.) матрицами. В первом случае речь идет о послевоенном урегулировании (конкретнее – разделе арабских владений Османской империи) при ведущей роли внешних сил, во втором – о длительном и болезненном процессе «саморазвития» демократического содружества национальных государств.

Крушение авторитарных режимов на Ближнем Востоке, начавшееся в ходе «арабской весны», способно стать очередным этапом единого исторического процесса. Вслед за Восточной Европой и Балканами Ближний Восток может вступить в сообщество государств, отношения между которыми базируются на единых ценностях – демократии, уважении прав человека, свободном рынке. Но может и не вступить, если не почувствует встречного движения, готовности играть по единым правилам со стороны других участников формирующегося многополярного мира. Ключевое условие – безусловное уважение государственного суверенитета, отказ от попыток подменить его соображениями политической целесообразности.

И если у нас в Европе, США и России хватит здравого смысла, политической воли и ответственности, все с Ближним Востоком будет если не хорошо, то терпимо.

Но повторим: при условии, что вчерашние революционеры будут накормлены, обеспечены работой и пастор Джонс не вздумает снова публично сжечь Коран или снять вторую серию фильма «Невинность мусульман». В противном случае придется вспомнить сделанное в самом начале XX века, накануне русских революций, пророчество философа и дипломата Константина Леонтьева о том, что самым грозным оружием мировой революции является европейский обыватель.

П.В. Стегний – доктор исторических наук, чрезвычайный и полномочный посол, член Российского совета по международным делам.

Азия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 декабря 2012 > № 735255 Петр Стегний

В преддверии официального визита Президента России в Индию опубликована статья Владимира Путина в газете «Хинду».* * *

Рад возможности обратиться к читателям одной из самых влиятельных индийских газет – «Хинду». Хотел бы накануне визита в Нью-Дели обозначить подходы к дальнейшему развитию стратегического партнёрства России и Индии.

В этом году исполнилось 65 лет установлению дипломатических отношений между нашими странами. За прошедшие десятилетия мы накопили огромный опыт совместной работы, добились успехов в самых разных областях. Менялись политические эпохи, но неизменными оставались принципы двусторонних связей – взаимное доверие и равноправие. Подчеркну: углубление дружбы и сотрудничества с Индией – один из приоритетов нашей внешней политики. И мы с полным основанием говорим, что они носят действительно уникальный, привилегированный характер.

Поистине историческим шагом стала подписанная в октябре 2000 года Декларация о стратегическом партнёрстве между Россией и Индией. Особое значение и своевременность этого шага были подтверждены развитием событий в первом десятилетии ХХI века. Ведь сегодня перед нами, перед всей цивилизацией стоят серьёзные вызовы. Это неравномерность глобального развития, экономическая и социальная нестабильность, дефицит доверия и безопасности.

В этих условиях Россия и Индия демонстрируют пример ответственного лидерства и коллективных действий на международной арене.

У нас единая цель – сделать мир, в котором мы живём, более справедливым, демократичным, безопасным, способствовать развязке глобальных и региональных проблем, включая ситуацию на Ближнем Востоке и Севере Африки, в Афганистане.

Отмечу, что всё более активной становится наша общая работа в рамках БРИКС. Год от года укрепляется авторитет данного объединения. И это закономерно. Выдвигаемые нами инициативы направлены на построение новой архитектуры многополярного мироустройства. Такой же конструктивный подход проявляется и в нашем взаимодействии в Шанхайской организации сотрудничества, других многосторонних форматах. Настроены на содержательный диалог с индийской стороной в рамках начавшегося российского председательства в «Группе двадцати».

Совместные шаги на международной арене, участие в выработке правил мировой торговли, наращивание деловых, научно-технических и гуманитарных связей – основы выхода на новое качество партнёрства.

Особое значение придаём двусторонним торгово-инвестиционным отношениям. Растущий экономический потенциал России и Индии во многом взаимодополняем. Наш товарооборот преодолел последствия глобального кризиса, и в 2012 году мы ожидаем рекордного показателя – свыше 10 миллиардов долларов. Наша следующая цель – выйти уже к 2015 году на уровень 20 миллиардов долларов.

Для этого нужно использовать все резервы, поддерживать прямые контакты деловых кругов, стимулировать создание эффективных инвестиционных, технологических, промышленных альянсов в наиболее динамичных, перспективных сферах. Например, в энергетике, прежде всего атомной.

Крупнейшим и прорывным проектом в этой области стало строительство АЭС «Куданкулам», которое идёт с использованием самых надёжных и современных технологий и стандартов. Начало эксплуатации первого энергоблока станции позволит существенно сократить энергодефицит в южных штатах Индии, а после пуска второго и последующих – полностью закрыть эту проблему. Рассчитываем, что уже в ближайшее время начнётся реализация наших договорённостей о возведении в Индии новых АЭС.

Ощутимую отдачу ждём от долгосрочных проектов в чёрной металлургии, добыче углеводородов, автомобиле- и авиастроении, химической промышленности, фармацевтике, в сфере информационных и биотехнологий. Серьёзные ориентиры заданы в Комплексной долгосрочной программе сотрудничества в области науки, техники и инноваций до 2020 года. Её главная задача – проведение учёными наших стран фундаментальных и прикладных исследований для создания новых технологий, оборудования и материалов.

Широкие перспективы открывает совместное использование российской глобальной навигационной спутниковой системы ГЛОНАСС. Пакет соответствующих двусторонних соглашений уже подписан. Намерены вести дело к расширению практического взаимодействия в этой важной области.

Свидетельством стратегического характера партнёрства между Россией и Индией является беспрецедентный уровень развития военно-технического сотрудничества. Ключевым направлением становится лицензионное производство и совместная разработка передовых образцов вооружения, а не просто закупка продукции военного назначения.

Принципиальное внимание уделяется созданию многофункционального истребителя и многоцелевого транспортного самолёта. Успешно прошло все испытания детище наших конструкторов – противокорабельная ракета «БраМос». Сейчас специалисты работают над её авиационным применением.

Уверен, что такая многовекторная кооперация позволит нашим странам не только выйти на лидирующие позиции по целому ряду высокотехнологичных проектов, но и поможет успешно продвигать совместную продукцию на рынки третьих государств.

Особое значение для России и Индии – государств с колоссальным культурным наследием и потенциалом – имеет гуманитарное сотрудничество. Тысячелетние история и культура Индии, величественные памятники архитектуры и музеи Дели, Агры, Мумбаи обладают необыкновенной притягательной силой. В свою очередь индийские граждане с интересом открывают для себя богатства российской музыки, литературы, искусства. Это ещё раз убедительно подтвердили Фестиваль российской культуры в Индии и Всероссийский фестиваль современного кино и культуры Индии, которые с успехом прошли в этом году.

Убеждён, надо активнее продвигать просветительские и образовательные проекты, развивать туризм и молодёжные обмены. Ведь они обогащают наших граждан, наполняют новым содержанием «человеческое измерение» двусторонних отношений, которое сегодня становится всё более значимым и востребованным.

Российско-индийскому саммиту в Нью-Дели предшествовала кропотливая и всесторонняя подготовка. Мы чётко представляем себе главные векторы ориентированной в будущее совместной работы. Уверен, что переговоры на высшем уровне будут, как всегда, конструктивными, а их итоги придадут мощный импульс стратегическому партнёрству на благо двух стран и народов, в интересах мира и стабильности в Евразии и на нашей общей планете.

Позволю себе сформулировать общую перспективу стратегического партнёрства России и Индии в XXI веке. Это основанное на прочных исторических традициях дружбы и взаимного доверия углубление кооперации в наукоёмких сферах, продвижение совместной продукции на международные рынки, дальнейшее наращивание в товарообороте доли товаров с высокой добавленной стоимостью, повышение роли и эффективности российско-индийского взаимодействия в международных делах, максимальное раскрытие потенциала культурно-гуманитарных контактов.

Искренне желаю народу дружественной Индии мира, благополучия и новых впечатляющих успехов.

Индия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 23 декабря 2012 > № 724785 Владимир Путин

Около 300 районов Афганистана, в том числе тоннель Саланг, будут подвержены риску стихийных бедствий в текущий зимний период, сообщил в воскресенье заместитель министра общественных работ ИРА Ахмад Шах Вахид.Данные районы расположены на территории 23 из 34 провинций страны, главным образом в горах. К настоящему времени у министерства заключены контракты по уборке снега с рядом частных компаний, передаёт радиостанция «Салам Ватандар».

По словам Ахмад Шаха Вахида, ожидается, что проблемы, связанные с обеспечением транспортного сообщения с учётом снегопадов, будут не столь серьёзными, как в 2011 году, нельзя исключить возникновение чрезвычайных ситуаций.

Несмотря на недостаток снегоуборочной техники, министерство примет меры для обеспечения движения через тоннель Саланг. В частности, в ходе проведения работ будут использоваться снегоуборочные машины, недавно подаренные Афганистану Японией.

Более 600 магазинов сгорели в результате пожара на Кабульском рынке, сообщают свидетели.По словам владельцев магазинов на рынке Насир, ущерб составил в среднем по 50 тысяч долларов на каждого владельца, передаёт телеканал «Толо».

Как заявил заместитель начальника служб безопасности Кабула, генерал Дауд Амин, предположительной причиной возгорания явилось короткое замыкание. Представитель полиции на условиях анонимности сообщил, что в результате возгорания возникла необходимость эвакуации соседнего рынка обмена валют «Шахзада».

Начальник полиции Кабула генерал Айюб Саланги добавил, что в настоящее время ведутся поиски охранника, который дежурил на рынке в момент возгорания.

Власти Афганистана в воскресенье отвергли все предложения вооруженной оппозиции об урегулировании конфликта, выдвинутые на проходившей в парижском пригороде Шантильи встрече эмиссаров талибов, Исламской партии Афганистана, афганских партийных объединений и правительства, сообщает информагентство Пажвак.

На встрече во Франции, проходившей за закрытыми дверями, талибы предложили создать временное переходное правительство и внести изменения в конституцию, гарантирующие ее построение на исламских принципах, обеспечение прав и свобод всех этнических групп, населяющих страну, равно как и политических партий. Пресс-секретарь МИД Афганистана Джанан Мусазай заявил в Кабуле, что правительство Афганистана отвергает эти предложения. По его словам, нынешняя конституция "должна послужить афганскому народу несколько десятилетий". По мнению властей страны, и при нынешней конституции все политические силы могут играть конструктивную и продуктивную роль в политических процессах.

Мусазай вновь повторил старую позицию афганского правительства, состоящую в том, что мятежники должны порвать связи с международными террористическими группировками, уважать действующую конституцию, права человека, в особенности права женщин, с тем чтобы "сохранить достижения последнего десятилетия".

Как отмечают наблюдатели, заявление представителя МИД Афганистана о незыблемости занимаемых властью позиций по политическому урегулированию, а также намерение президента страны подписать вскоре соглашение о безопасности с США, в котором будет прописана численность американских войск в стране после 2014 года, могут поставить крест на усилиях по мирному урегулированию афганского конфликта.

Администрация США не пойдет на реализацию петиции, призывающей включить депутатов Госдумы в "список Магнитского", так как это серьезно отразится на двусторонних отношениях и может вынудить Россию отказаться от сотрудничества по транзиту грузов в Афганистан, заявил РИА Новости член клуба "Валдай", главный редактор журнал "Россия в глобальной политике" Федор Лукьянов.

Госдума на заседании в пятницу приняла в третьем, окончательном чтении "закон Димы Яковлева", который является ответом России на "акт Магнитского" и, в том числе, вводит запрет на усыновление российских детей гражданами США. За документ проголосовали 420 депутатов, семеро выступили против, один воздержался. После этого на сайте Белого дома в США было собрано более 25 тысяч подписей под петицией о включении депутатов, проголосовавших за этот законопроект, в "список Магнитского", который предусматривает визовые санкции в отношении ряда россиян. Такого числа подписей достаточно, чтобы петицию рассмотрела администрация президента Штатов.

"Я думаю, что администрация США на такие шаги не пойдет, во всяком случае, она приложит все усилия для того, чтобы избежать этого шага и не допустить, чтобы такой шаг сделали конгрессмены. Поскольку, во-первых, администрация Обамы совершенно не заинтересована в ухудшении отношений. Президент США все время, пока он находится у власти, демонстрирует, что он предпочитает избегать обострений, фокусируясь на тех вопросах, где Россия нужна и поэтому с ней надо взаимодействовать", - сказал Лукьянов.

Кроме того, по словам эксперта, объявить практически весь состав законодательного органа крупной страны за те решения, которые они принимают, фактически персонами нон грата в другой стране, - это очень решительный шаг, который приведет к ухудшению отношений.

"Если на такое пойти - это значит перекрыть на будущее надолго какие-то контакты и каналы. Поэтому, я думаю, что все-таки этого не будет", - сказал он.

Впрочем, по словам Лукьянова, Белому дому придется под воздействием общественного резонанса и данной петиции ужесточить позицию, потому что до сих пор США крайне сдержанно комментировали принятый Госдумой законопроект.

"Но администрация постарается изо всех сил не доводить до того, чтобы пускать это (более жесткие заявления) в ход. Особенно сейчас это очень несвоевременно, потому что весь следующий год и 2014 год - критическое время для формирования новой реальности в Афганистане, поскольку, в случае резкого ухудшения отношений, Россия может просто ответить прекращением сотрудничества по транзиту, а это будет серьезной проблемой для Вашингтона", - считает эксперт.

Афганистан планирует потребовать уплаты налогов для работающих в стране иностранных компаний, сообщают официальные источники.Как заявил пресс-секретарь министерства финансов ИРА Вахид Тавхиди, компания «Supreme Foodservice» прекратила платить налоги афганскому правительству. Несмотря на многомиллиардные контракты с контингентом МССБ, связанные с логистикой и поставками продовольствия, за последние два года компания уплатила правительству Афганистана лишь 20 млн. долларов налогов, цитирует его слова Национальное телевидение Афганистана.

Позиция руководства компании, разделяемая Вашингтоном, состоит в том, что поставки продовольствия для контингента МССБ в Афганистане не должны облагаться налогом. В настоящее время афганское правительство обсуждает этот вопрос с главнокомандующим МССБ, генералом Джоном Алленом.

«Мы уверены, что, поскольку компания имеет субподрядчиков на территории Афганистана, она должна платить налоги афганскому правительству… Если Supreme Foodservice отказывается от уплаты налогов, то она должна расторгнуть контракты с субподрядчиками, или же уплатить долги, составляющие уже более 10 млрд. афгани (200 млн. долларов)», – подчеркнул Вахид Тавхиди.

Предполагается, что вопрос с налогообложением компании «Supreme Foodservice» должен разрешиться в ближайшие несколько недель.

Южная Корея перечислила 50 млн. долларов Программе развития ООН для поддержки Фонда законности и правопорядка Афганистана.Соответствующий контракт был подписан послом Кореи в Афганистане Сеонг-ду Ахном и главой Программы развития ООН в Афганистане Альваро Родригесом. Как заявил представитель Южной Кореи, 21% этих средств будет перечислен афганскому правительству, а остальные будут потрачены ООН на увеличение работоспособности полиции ИРА. Кроме того, он подтвердил намерение своей страны помогать Афганистану после 2014 года, в частности, в сфере борьбы с коррупцией.

Напомним, что на конференции в Токио Южная Корея пообещала выделить Афганистану 500 млн. долларов в течение следующих пяти лет.

Заместитель министра внутренних дел ИРА, присутствовавший на церемонии, поблагодарил за поддержку правительство Кореи, сообщает информационное агентство «Бахтар». Он также подчеркнул, что благодаря международному сообществу афганская полиция достигла уровня, необходимого для успешной борьбы с вооружённой оппозицией.

Испанский премьер-министр, Марьяно Раджой, прибыл в Афганистан с необъявленным визитом.Как сообщают афганские СМИ, в планы высокопоставленного гостя входит встреча с президентом Афганистана Хамидом Карзаем и посещение военных Испании, несущих службу в Афганистане, в преддверии рождественских праздников. Кроме того, премьер министр планирует посетить провинцию Герат, где расположена логистическая Испании.

Вместе с ним в Афганистан прибыл министр обороны Испании Педро Моренес. Отметим, что контингент Испании в Афганистане в настоящее время насчитывает 521 человека.

С уходом в 2014 году из страны большинства иностранцев в Афганистане исчезнет коррупция, заявил в субботу в Кабуле президент Исламской Республики Хамид Карзай на мероприятии, посвященном Международному дню борьбы с коррупцией.

"Я уверен, что в 2014 году основная масса иностранцев покинет нашу страну, останется только небольшая их часть. Вместе с ними исчезнут и созданные ими специально для Афганистана структуры", - сказал Карзай, по словам которого "именно в договорах, структурах и схемах, созданных иностранцами для Афганистана, содержится основная коррупционная составляющая".

Глава афганского государства признал, что одной из причин коррупции является, в том числе, слабость государственной власти, однако заявил, что иностранцы путем составления своих экономических договоров "пытаются проникнуть в правительство и завязать связи с людьми, близкими к власти".

Карзай опроверг данные доклада международной организации Transparency International относительно того, что Афганистан наряду с Сомали и Северной Кореей возглавляет рейтинг самых коррумпированных государств мира, назвав эту информацию "подозрительной". По его мнению, "афганскому государству нужно обретать истинную свободу и идти по пути прогресса, чтобы не давать никому повода в дальнейшем распространять подобного рода измышления".

Совместная пресс-конференция по итогам встречи на высшем уровне Россия – Европейский союз.

Х.ВАН РОМПЁЙ (как переведено): Дамы и господа!Сегодня у нас состоялся тридцатый саммит ЕС – Российская Федерация. Это действительно вклад в наши развивающиеся партнёрские отношения, и он является демонстрацией того, как мы привержены стратегическому сотрудничеству между ЕС и Россией. Обе стороны от этого могут только выиграть.

Нас связывают экономические отношения: 55 процентов экспорта ЕС идёт в Россию, 35 процентов импорта – из России. В 2011 году уже было выдано огромное количество виз.

У нас, конечно, может быть, есть некоторые разногласия, но главное – это наши общие интересы. Мы должны гарантировать стабильность и безопасность европейского континента, заниматься вопросами управления и способствовать экономическому росту.

Мы провели очень конструктивный рабочий саммит, мы действительно рассмотрели все наши подвижки, вопросы развития, некоторые вопросы, которые пока тормозят это развитие. Мы говорили о том, как углубить наше сотрудничество и ещё более многосторонне выполнить все наши соглашения.

«Партнёрство для модернизации» – здесь мы коснулись результатов, которых мы добились по многим направлениям.

По поводу нового [базового] соглашения и переговоров по нему: нам надо, конечно, продвинуться вперёд, для того чтобы наши новые отношения получили более конкретную правовую основу.

Мы говорили о внутреннем развитии как ЕС, так и Российской Федерации. Я говорил об укреплении экономического и валютного союза, об укреплении еврозоны. Это касается решений последнего Европейского совета. Мы должны стремиться к эффективной модернизации наших обществ и наших экономик.

Кроме того, мы провели консультации 7 декабря в отношении прав человека. Мы говорили о нашей озабоченности, в частности, тем, что касается организаций, принадлежащих гражданскому обществу. Кроме того, мы коснулись также дела Магнитского.

По поводу внешней политики: мы говорили о том, что нам необходимо углублять наше сотрудничество на международной арене, способствовать разрешению трудных вопросов в Афганистане, Иране, способствовать мирному процессу на Ближнем Востоке, а также решению проблем в Сирии. Мы готовы и дальше способствовать активизации «квартета», для того чтобы разрешить или способствовать разрешению израильско-палестинского конфликта.

Я хочу также сослаться на совместное заявление Министра [иностранных дел России Сергея] Лаврова и [Верховного представителя Евросоюза по иностранным делам и политике безопасности]баронессы [Кэтрин Маргарет] Эштон. Нам необходимо обеспечивать стабильность и развитие экономики, её направленность в рыночное русло.

Кроме того, мы должны работать над стабильными отношениями с Украиной, Молдовой и Грузией. Мы видим, что здесь появляются, в том числе после выборов в Грузии, некоторые положительные подвижки, учитывая сохранение целостности территорий стран. По Приднестровью переговоры «5+2» должны продолжаться. Мы также выразили озабоченность в отношении ситуации в Нагорном Карабахе, говорили о том, как важно разрешать региональные конфликты.

Мы придаём огромное значение «большой двадцатке». Я хочу поздравить Президента Путина в связи с тем, что Россия станет председателем «большой двадцатки».

Мы очень конструктивно, откровенно говорили обо всех этих вопросах. Хочу поблагодарить Президента Российской Федерации за этот эффективный и конструктивный обмен мнениями.

Всем хочу пожелать приятного Рождества и счастливого Нового года.

Ж.БАРРОЗУ (как переведено): Здравствуйте, уважаемые дамы и господа!Я с большим удовольствием сегодня принимал Президента Путина в Брюсселе. Мы говорили о наших двусторонних отношениях. Также говорили о том, что нам важно укреплять дальнейшие связи, говорили очень конструктивно и откровенно.

Мы являемся стратегическими партнёрами, соседями, мы связаны историческими, цивилизационными, культурными отношениями и во многом зависим друг от друга в экономическом плане. Мы хотим работать, для того чтобы соответствовать чаяниям наших народов.

Мы говорили об экономике в ЕС и в России, говорили о различных элементах нашего стратегического партнёрства. Мы продвинулись по многим вопросам, которые представляют общий интерес, и таким образом сможем и дальше укреплять наши отношения.

Мы думаем, что новое [базовое] соглашение между ЕС и Россией даст возможность ещё больше углублять и укреплять наши отношения. И я думаю, что в итоге мы достигнем всеобъемлющего соглашения, которое будет полезным России и ЕС.

Наше партнёрство уже приносит большие успехи: партнёрство в экономике, в технологиях. И всё это выходит за классические рамки. Важно сотрудничать в рамках гражданского общества и строить правовые рамки для модернизации.

Говорили о том, что мы двигаемся вперёд в упрощении, а затем – в отмене визового режима. Мы думаем, что в итоге мы должны работать на благо граждан ЕС и России. Стратегическая цель – это безвизовый режим между Россией и ЕС. Думаем, что соглашение об упрощении визового режима также является очень важным.

Наши экономические связи очень важны. Мы являемся очень важными партнёрами, у нас оборот – 380 миллиардов евро. Кроме того, мы являемся первым прямым инвестором в России. Нас привлекает также экспорт и импорт одновременно. Это касается энергоносителей и готовой продукции. Товарооборот должен и дальше расти для того, чтобы обеспечить процветание России и ЕС. Я думаю, что укрепление отношений будет важным для обеих сторон.

Россия является важнейшим поставщиком энергоносителей в Европу. Мы хотим продолжать наш энергетический диалог, и в том числе внутри нового соглашения. Имеются некоторые различия – это касается отношений между Россией и ЕС в области энергетики, но я думаю, что мы можем найти конкретные и прагматические решения по тем проблемам, которые ещё сохраняются.

Мы продолжаем расширять и углублять наши отношения. Некоторые очень важные примеры: 2014 год будет европейско-российским Годом науки и инноваций, будет организовано много мероприятий и в России, и в странах ЕС. Нам важно обеспечить технологическое сотрудничество между ЕС, нашими странами и Россией. Мы привлечём учёных, новаторов, научно-исследовательские организации. Мы также должны сказать, что Россия очень активно участвует в нашей рамочной программе по научным исследованиям.

В Петербурге вскоре состоится саммит «большой двадцатки». И мы согласились с важнейшими приоритетами, которые выделила Россия. Мы сделаем всё для того, чтобы обеспечить успех.Хочу ещё раз поблагодарить господина Путина за приезд в Брюссель, за высокий и качественный уровень наших контактов вчера и сегодня. Мы можем и дальше продолжать развивать наши отношения, для того чтобы наша взаимозависимость была не просто вызвана обстоятельствами, но действительно была бы нашим добровольным выбором, для того чтобы мы и дальше работали на благо наших государств и в режиме нашего взаимного уважения.

Поскольку конца света сегодня не состоялось, то всем вам, друзьям, семьям – прекрасного Рождества и с наступающим Новым годом!

В.ПУТИН: Уважаемые дамы и господа!

В ходе нынешнего, тридцатого саммита Россия – ЕС состоялся действительно очень обстоятельный обмен мнениями по самому большому кругу вопросов: от энергетики и торговли до международных и визовых проблем.

Как и всегда, наши переговоры проходили в деловой атмосфере, были насыщенными и содержательными. Мы подвели итоги работы за полгода, прошедшие после июньской встречи в Санкт-Петербурге, и отметили, что по всем основным направлениям у нас есть прогресс.

Так, объём взаимной торговли в 2011 году вырос почти на треть и составил 394 миллиарда долларов. За январь-октябрь текущего года рост 4,4 процента, но в этом году, я думаю, что мы выйдем на рубеж в 400 миллиардов долларов как минимум. Таким образом, благодаря тесному взаимодействию превышены докризисные показатели.

Обращаю ваше внимание, уважаемые дамы и господа, что в условиях известных неблагоприятных событий в мировой экономике, рецессии в Еврозоне всё-таки такое взаимодействие между Российской Федерацией и Евросоюзом в экономической сфере является весьма позитивным фактором для поддержания экономики, а значит, и социальной сферы, прежде всего – сохранения большого количества рабочих мест как в России, так и в странах Евросоюза.

Доля Евросоюза в торговом обороте с Россией – 48,8 процента. Это не предел. Российские экспортёры готовы наращивать и диверсифицировать свои поставки на европейский рынок. Исходим из того, что с учётом вступления России во Всемирную торговую организацию Евросоюз отменит большинство ограничений, тормозящих наш экспорт, в том числе и антидемпинговые процедуры закончит.

Евросоюз – один из наших главных инвестиционных партнёров. Совокупный объём накопленных встречных капиталовложений уже превысил 325 миллиардов долларов, причём европейские компании вложили в российский рынок более 250 миллиардов, из них 100 миллиардов – это прямые инвестиции.

Российская экономика и экономика Евросоюза становятся всё более взаимозависимыми. Это, уверен, отразится и на общем характере наших отношений, на укреплении договорно-правовой базы сотрудничества.

Мы сегодня говорили о необходимости продолжить работу и над новым базовым соглашением.

Обсудили, конечно, и вопросы скорейшего введения безвизового режима для краткосрочных поездок граждан Российской Федерации в ЕС и наоборот. Здесь хотел бы отметить, что практически все технические вопросы, связанные с введением безвизового режима, считаю, решены. И теперь дело только за политическим решением со стороны наших европейских коллег.

Отмечу также, что ежегодно российские туристы оставляют в магазинах стран Евросоюза сумму большую, чем 18 миллиардов евро. Согласитесь, это солидная цифра, а если иметь в виду, что торговый оборот в этом году у нас будет 400 миллиардов, то значение торгово-экономических связей очень велико.

Отсутствие безвизового режима, конечно, сдерживает дальнейшее развитие экономических связей. Но мы понимаем, что решение подобного вопроса является не простым для наших коллег, нужно согласовать с 27 странами. Разные есть подходы, подождём, пока наши европейские партнёры созреют для этого решения.

Традиционно важной отраслью сотрудничества с ЕС является энергетика. Россия обеспечивает треть потребности Евросоюза в газе и нефти. Это ещё одно убедительное свидетельство того, как глубоко интегрированы наши экономики и насколько мы друг от друга взаимозависимы.

Считаем общей задачей обновление и диверсификацию энергетической инфраструктуры. Вы знаете, что мы закончили одну газотранспортную систему по дну Балтийского моря – «Северный поток». Начали строительство другой газотранспортной системы по дну Чёрного моря – «Южный поток». Всё это вместе с использованием газотранспортной системы Украины, с расширением системы «Ямал – Европа» существенным образом будет увеличивать энергетическую безопасность европейского континента.

Говорили и о проблемах «третьего энергетического пакета». Хочу сказать, что наша позиция здесь давно известна. Мы считаем, что это неприемлемо – применение «третьего энергетического пакета», во всяком случае к тем контрактам, которые были заключены до его принятия нашими европейскими партнёрами.

Мы продолжили дискуссию, надеюсь, что найдём приемлемые решения и по этому вопросу. Мы не ищем для себя особых преференций, но ожидаем, что наши права и достигнутые нашими компаниями договорённости будут соблюдаться.

В повестке переговоров были и гуманитарные вопросы: нас беспокоят вопиющие факты нарушения прав русскоязычного населения в некоторых странах ЕС, Балтийских государствах. Беспокоит героизация приспешников нацистов, и мириться с подобными проявлениями, мне кажется, в современном мире нельзя.

Подробно обсудили положение дел в глобальной экономике. Мы едины в оценках: для оздоровления ситуации необходим комплекс мер, стимулирующих экономический рост и создание рабочих мест. Видим в этом главную задачу российского председательства в «Группе двадцати» и рассчитываем на тесное взаимодействие с коллегами из Евросоюза.

Серьёзное внимание уделили актуальным международным вопросам, прежде всего ситуации в Сирии, в Северной Африке и на Ближнем Востоке, иранской ядерной программе. Конечно, у нас по некоторым вопросам есть расхождение в подходах, но главное, что обе стороны заинтересованы в углублении внешнеполитической координации. Наш диалог будет продолжен и на постоянной основе, и на экспертном уровне, и в следующем году – в 2013-м – на следующем саммите Россия – ЕС.

Я хочу поблагодарить наших коллег за атмосферу, которая была сегодня создана. Несмотря на наличие вопросов, которые являются спорными, мы обсуждали все эти проблемы очень конструктивно, доброжелательно, с явной заинтересованностью найти решение. Я поздравляю всех вас с наступающим Новым годом и Рождеством. Спасибо за внимание.

ВОПРОС (как переведено): Уважаемый господин Путин!

Видите ли Вы какие-то обстоятельства, при которых Россия присоединилась бы к финансовой выручке Кипра, его финансового сектора?

Вопрос Президенту Ван Ромпёй. Обсуждали ли Вы ситуацию Кипра с Президентом Путиным? И приветствовали бы Вы участие России по Сирии?

Министр иностранных дел [Франции] Фабиус на прошлой неделе заявил, что 2013 год, как он надеется, будет Годом свободной Сирии. Господин Президент Путин, Вы тоже, может быть, на это надеетесь? И как это может быть, если Президент [Башар] Асад будет оставаться у власти?

Президент Ван Ромпёй, Вы что-нибудь услышали сегодня от Ваших российских партнёров, что внушает Вам оптимизм, что Россия сможет стать частью общего решения? Спасибо.

В.ПУТИН: Давайте я начну, чтобы не мучить моих коллег.

Что касается Кипра. Министерство финансов России знает эту проблему, мы в контакте с киприотами, обсуждаем эти вопросы. Да, действительно, финансовое, экономическое состояние, макроэкономическое состояние российской экономики сегодня является хорошим: у нас и экономический рост наблюдается – 3,7 процента, и резервы растут, деньги есть, у нас и золотовалютные резервы 500 с лишним миллиардов, и 150 миллиардов резервы Правительства. Дело не в деньгах, дело в условиях и в системных мерах.

Кипр – это страна Евросоюза, и я исхожу из того, что наши европейские партнёры должны сформулировать определённые правила взаимоотношений внутри своего собственного сообщества. И для нас не очень комфортным является вмешиваться в этот процесс. Но в известной ситуации, когда договорённости будут достигнуты, мы в принципе не исключаем возможность подключиться к решению вопросов, связанных со стабилизацией ситуации на Кипре, но это требует отдельного рассмотрения на экспертном уровне.

Что касается Сирии, то наша позиция хорошо известна. Она заключается в том, что мы не являемся адвокатами действующего руководства Сирии, но полагаем, что для того, чтобы достичь долгосрочных договорённостей, нужно сначала договориться о том, что будет с Сирией в будущем, как будут обеспечены интересы всех граждан, которые там проживают, всех конфессиональных и этнических групп, как она будет управляться, а потом, после этого, приступать к реализации этого плана.

Кстати говоря, мы в Женеве достигли определённых договорённостей, которые в таком ключе примерно и звучат, и наши европейские партнёры в целом с этим согласились. Договорились в Женеве о том, что все конфликтующие стороны в Сирии должны сесть за стол переговоров. Мы будем ждать, что эти договорённости будут не только на бумаге, но и будут реализовываться на практике.

Ещё раз хочу подчеркнуть, будем стремиться к тому, чтобы в Сирии был порядок, чтобы это был демократический режим, основанный на волеизъявлении самого сирийского народа. Мы в этом заинтересованы, поскольку это очень близко к нашим границам. И очень бы не хотелось, чтобы после каких бы то ни было изменений в Сирии там наступил хаос, который мы наблюдаем в некоторых других странах региона. Думаю, что в этом никто не заинтересован, все заинтересованы в прекращении насилия и кровопролития.

Ж.БАРРОЗУ (как переведено): Что касается Кипра, прежде всего относительно финансового положения Кипра. Мы этот вопрос обсуждали с самой Республикой Кипр, мы также его обсуждали в Европейском союзе с государствами-членами, и с Европейским центральным банком, Международным валютным фондом, конечно же.

Но что я могу сказать, что мы сегодня с Россией этот вопрос не поднимали, но мы понимаем, мы знаем о том, что контакты между Кипром и Россией имеются. И, конечно же, это прежде всего зависит от самого Кипра и России для того, чтобы решить степень участия России в поддержке Кипра с точки зрения финансового положения в стране, то есть они сами должны определиться, а мы знаем, что уже имели место контакты высокого уровня между Кипром и Россией. Это всё, что я вам могу сказать по этому поводу на данный момент.

Х.ВАН РОМПЁЙ (как переведено): По Сирии мы обменялись взглядами в течение нашего совещания и договорились относительно необходимости принятия срочных действий для прекращения насилия и поддержки усилий господина Брахими [спецпосланник ООН и ЛАГ по Сирии]. Я напомнил о позиции Европейского союза, которая была недавно выражена Европейским советом.

Я могу процитировать из решения Совета, который поручил Совету министров иностранных дел рассмотреть все варианты по поддержке оппозиции для того, чтобы позволить большую поддержку для целей защиты гражданского населения. Мы также поддерживаем такое будущее, которое было бы демократическим, инклюзивным, с полным уважением прав человека и прав меньшинств.

В.ПУТИН: Мы уже, по-моему, предоставляли Кипру кредит.

ВОПРОС: У меня вопрос к Президенту России и руководству Европейского союза и Еврокомиссии.

Из ваших вступительных речей можно было понять, что вы многие вопросы решаете в рамках партнёрства эффективно и, главное, быстро. Мы даже это видели, когда незадолго до вашего прихода сумели достаточно быстро, без излишних эмоций, договориться с руководством протокола Европейского союза, чтобы они повесили флаг России правильно, потому что до этого он висел вверх тормашками.

Но есть вопросы, которые решаются достаточно долго. Я имею в виду вопросы, которые вы тоже обозначили во вступительных речах, – это вопросы допуска и работы российских компаний на европейском энергетическом рынке и безвизовых поездок россиян в Европу.

Ваше видение, как в ближайшее время можно решить эти проблемы, говоря словами господина Баррозу, на благо народов наших стран? Спасибо.

В.ПУТИН: Что касается визовой проблематики, я уже сказал, мне добавить нечего. Зачем повторять? Мяч на стороне наших европейских партнёров, я в этом убеждён. Думаю, что и они в этом не сомневаются. У нас уже давно, 4 года действуют все соглашения по реадмиссии, все решения приняты и осуществлены по охране внешних границ. У нас нет никаких вопросов, которые технически не были бы решены.

Это чисто политический вопрос. Его непросто решить для наших европейских партнёров: 27 стран, разные подходы. Считаю, что это вредно, отсутствие уже сегодня в наших условиях при таком объёме товарооборота, это мешает развитию торгово-экономических связей. Надо набраться терпения и в рамках диалога двигаться к этой цели.

Что касается энергетики, то я в принципе тоже сказал. Могу только добавить следующее, и сегодня в ходе дискуссии наши европейские партнёры об этом сказали, – они придерживаются норм права и верховенства права в отношениях вообще, в целом со всеми партнёрами, и с Россией в том числе.

Есть действующий документ, который лежит в основе наших отношений с Евросоюзом. Статья 34 говорит о неухудшении коммерческой деятельности обеих сторон на территории друг друга.

Принятие «третьего энергетического пакета», который задним числом распространён на ранее заключённые сделки, мы считаем прямым нарушением этой 34-й статьи. И по сути рассматриваем уже начавшиеся действия некоторых наших партнёров в отдельных странах Евросоюза как конфискацию российских инвестиций. Мы, повторяю, находимся в диалоге с партнёрами, обсуждаем это постоянно в таком деловом режиме. Надеюсь, что решения будут найдены.

То же самое касается и, скажем, проблем ценообразования на энергетические ресурсы внутри России. Во-первых, мы на себя в рамках присоединения к ВТО не брали никаких обязательств по ценообразованию внутри собственной страны.

Во-вторых, эти подходы не применяются нашими европейскими партнёрами к другим странам, в частности к Норвегии. Почему такое избирательное применение, возможность такого применения в отношении России? Нам это непонятно, и это тоже один из предметов наших дискуссий по этому вопросу.

Есть и другие проблемы, но я хочу подчеркнуть, чтобы всем было ясно. У нас нет никаких драк по этому поводу, у нас есть дискуссия, есть желание найти решение. Повторяю, я исхожу из того, что они могут быть найдены и надеюсь – будут.

Ж.БАРРОЗУ (как переведено): Здесь в основном две проблемы. Вопрос был задан относительно виз и энергетики.

По визам. Давайте не заблуждаться, мы стремимся все к безвизовому режиму поездок с Российской Федерацией. Я сегодня заявил в течение совещания об этом открыто. Мы продолжаем быть заинтересованными в выполнении задачи, но мы к этому ещё не подошли.

Позвольте мне представить вам некоторые факты, которые характеризуют наши визовые отношения между Европейским союзом и Россией на сегодня или, скорее, за прошлый год, потому что это цифры за прошлый год, последние цифры, которые у меня имеются.

В 2011 году мы предоставили 5 миллионов 260 тысяч виз в Россию. В 2011 году имело место повышение на 62 процента выдачи виз россиянам, из них 12,5 процента – это были многократные визы. Это, конечно же, облегчает поездки для российских граждан в Европу.

По нашему мнению, это означает, что система функционирует достаточно хорошо. Но сейчас, в рамках соглашения об облегчении выдачи виз, по которым мы договариваемся и где, мы надеемся, Россия согласится, что мы могли бы сделать лучше?

Прежде всего больше категорий граждан, которые подходят под многократные визы, – на пять лет. Этими гражданами будут постоянные члены официальных делегаций, бизнесмены, журналисты (так что это относится и к вам, дамы и господа), представители организаций гражданского общества, студенты и те, кто регулярно ездит на территорию Европейского союза или регулярно осуществляет транзит.

Второе преимущество – никакой оплаты за визы для детей, для тех, кто принимает участие в организациях гражданского общества, неправительственных организациях и тех, кто осуществляет регулярный транзит.

Третье важное обстоятельство – ускоренная процедура, то есть будет обязательство по выдаче виз за три дня для тех, кто проживает далеко от консульства, что, конечно, также очень важно.

И, в-четвёртых, меньше документов нужно будет предоставлять на подтверждение визы для некоторых категорий граждан. Так что мы полагаем, что на сегодня мы должны быть в состоянии заключить соглашение об упрощённом порядке выдачи виз, что будет важным шагом для создания позитивной динамики к достижению общей задачи безвизового режима, что, мы, кстати, и обсуждаем с нашими российскими партнёрами в духе добрососедства, на основе различных мер, которые привели бы к безвизовому режиму.

То, что касается энергетики. Мы полагаем, что Европейский союз выполняет все международные обязательства и принципы верховенства закона. Наша система не дискриминационная, она применяется не только к России, к российским компаниям, но и к европейским компаниям, американским, норвежским компаниям, компаниям из любого региона мира. Поэтому это не дискриминационный режим.

И это такой режим, который, с нашей точки зрения, полностью соответствует нашим общим соглашениям, потому что, с нашей точки зрения, новый режим позволяет дальнейшую либерализацию и создаёт больше возможностей для торговли и инвестиций.

Так что это не ограничивает деловые возможности Европы для российских компаний, наоборот, их расширяет, что, кстати, подтверждается и эмпирически, потому что у нас сейчас больше участия российских компаний на рынках сбыта и переработки, чем раньше.

Присутствие российских компаний на европейских энергетических рынках намного крепче сегодня, чем пять лет назад. Мы это приветствуем, потому что ваши компании мы приветствуем на рынке Европейского союза, но при этом они должны полностью уважать наши правила. Это важно понимать, у нас есть система правопорядка.

Закон, «третий энергетический пакет», и все партнёры должны его уважать, потому что он относится и к компаниям Европейского союза. Вопрос ценообразования тоже очень важный вопрос, и здесь нужно иметь в виду, что происходит. Не индексация, потому что индексация сама по себе, то есть увязка тарифов на газ к нефти сама по себе не проблема.

Проблема в том, что это имеет прямое воздействие на рынок. А это создаёт доминирующие позиции для компании на рынке или части нашего рынка. В этом – проблема. У нас нет такой проблемы с Норвегией и у нас нет такой проблемы, которые бывают с некоторыми компаниями из России, у которых доминирующее положение на некоторых участках нашего рынка. То есть опять нет никакой дискриминации между Россией и Норвегией.

И почему тогда дискриминация должна иметь место? Но это объективное применение правил конкуренции и внутреннего рынка. Так что это – часть нашей дискуссии, которая была очень интенсивной на нашем саммите. И при этом, я думаю, следует признать, что и российская сторона, и европейская сторона очень заинтересованы в изыскании и прагматических решений в творческом духе. И это возможно. Но при этом также приходится признать, что у нас есть расхождения в наших взглядах и в позициях.

И для целей транспарентности необходимо иметь в виду, какие это различия, тем не менее я надеюсь, что у нас будут подвижки, поскольку у нас сегодня не конец света, 2013 год будет дальнейшей возможностью нашего обсуждения, в том числе и по энергетике.

Большое спасибо за внимание. С Рождеством поздравляю.

В.ПУТИН: Мой многолетний друг господин Баррозу так эмоционально и долго объяснял позицию, потому что чувствует, что неправ, виноват. (Смех.) А вы стали свидетелями нашей дискуссии. Откройте 34-ю статью нашего базового договора с Евросоюзом, сами почитайте.

И ещё одно замечание: привязка цен на газ к нефти придумана не Россией, а Голландией в начале прошлого века, и применялась все эти годы беспрекословно. Цена на нефть образуется на мировых рынках абсолютно рыночным способом, а не административным.

Вот это наша прямая дискуссия. Мы с господином Баррозу так уже много лет дискутируем, но многие проблемы, несмотря на то что вопросы кажутся такими трудными, мы, тем не менее, многие проблемы решаем и дошли уже до уровня 400 миллиардов долларов оборота в год.

Спасибо вам большое.

Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 21 декабря 2012 > № 724783

Более 470 килограммов наркотиков изъято из незаконного оборота в ходе операции "Канал-Транспорт", проходившей с начала недели на территории России и сопредельных государств, сообщило в пятницу управление по взаимодействию с общественностью и СМИ Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков.

В четверг завершилась локальная антинаркотическая операция "Канал-Транспорт" в рамках региональной антинаркотической операции "Канал".

"На базе управления ФСКН России по Калининградской области для руководства операцией был развернут Международный координационный штаб. В течение четырех суток на территории от республики Беларусь до Китайской Народной Республики велась скоординированная работа по пресечению незаконного оборота наркотиков", - говорится в релизе.

В операции участвовали более 66 тысяч представителей специально уполномоченных антинаркотических ведомств, органов внутренних дел, органов безопасности, таможенных и пограничных служб, финансовых разведок Армении, Беларуси, Казахстана и России. В качестве наблюдателей присутствовали сотрудники компетентных органов Китая, Литвы, Польши, Украины и Финляндии.

Для отработки объектов железнодорожного и воздушного транспорта, автомобильных дорог и для перекрытия приграничных территорий было организовано свыше 4 тысяч оперативных групп, создано почти 4 тысяч постов, взято под наблюдение более 1,5 тысячи железнодорожных узлов и станций, 200 аэропортов, около 2,3 тысячи километров автомобильных дорог, а также морские порты.

"Из незаконного оборота изъято почти 470 килограммов наркотиков, из них более 36 килограммов наркотических средств синтетического происхождения, 269 килограммов афганского героина, около 102 килограммов марихуаны, 48 килограммов гашиша, 2,5 килограмма опия, а также более 766 килограммов прекурсоров, 198 единиц огнестрельного оружия и более 4,5 тысяч штук боеприпасов. Кроме того, пресечена деятельность ряда подпольных лабораторий по производству синтетических наркотиков", - отмечается в материале.

В результате операции наркополицейские изъяли материальных ценностей и других предметов, запрещенных к перевозке, на сумму более 123 тысяч долларов, добавили в ФСКН.

НАТО пока не воспользовалась услугами пункта транзита в Ульяновске, пробных поставок грузов не осуществлялось, заявил журналистам первый замглавы МИД РФ Андрей Денисов.

"Результатов (от пункта транзита в Ульяновске), насколько я знаю, никаких нет. Я не слышал о том, чтобы какие-то пробные поставки (грузов) были", - сказал он журналистам.

По словам дипломата, ажиотаж вокруг данного вопроса несколько преувеличен. "Создается только порядок... Насколько я понимаю в законодательном плане все вопросы урегулированы. Остается только его проверить на практике", - добавил Денисов.

Правительство России ранее разрешило использовать вместе с наземным воздушный порядок транзита грузов через Ульяновск из Афганистана и обратно.

Идея прямых переговоров между Вашингтоном и Тегераном стремительно овладевает экспертными массами. Еще немного, еще чуть-чуть, небольшое усилие – и антагонисты сядут за стол переговоров, которые, как многозначительно намекают околовластные комментаторы, обеспечат прорыв буквально по всем вопросам. Медиа на наших глазах закручивают одну из интереснейших интриг наступающего года – возможность диалога между Ираном и США. Их усердие можно понять, тема способна кормить многие месяцы. Не совсем понятно другое – уверенность ряда экспертов в том, что эти переговоры нужны Исламской Республике, что на них будет обеспечен некий прорыв, что от исхода этого диалога зависит дальнейшая судьба Ирана. Однако при беспристрастном анализе ситуации открывается совершенно иная картина…

Но не буду забегать вперед, для начала – совершенно необходимый исторический экскурс.

Иранская линия Вашингтона: От Рейгана до Клинтона

Исламская революция в Иране стала для администрации Джимми Картера настоящим шоком, и почти год Белый дом старался определиться, что же ему с потерей надежнейшего и важнейшего союзника в регионе делать. Своеобразный управленческий стиль Картера и борьба сторонников различных подходов к Ирану в его администрации привели к тому, что единственным внятным шагом стало решение о предоставлении убежища шаху, и, как ответная реакция – захват американского посольства в Тегеране революционными студентами, которые, выпустив из здания женщин, чернокожих и неамериканцев, удерживали 52 дипломата США и требовали вернуть шаха, который должен был предстать перед судом; вернуть наворованное состояние шаха иранскому народу; принести официальные извинения за действия американцев в Иране в прошлом (свержение премьер-министра Моссадыка) и обещаний не вмешиваться во внутренние дела Исламской Республики в будущем. В ответ Картер немедленно распорядился заморозить все иранские активы в американских банках, и, несмотря на тогдашний энергетический кризис, объявил о введении эмбарго на иранскую нефть (недопоставки которой, замечу в скобках, тут же стали компенсировать саудиты).

В апреле 1980, после провала операции «Орлиный коготь», лоббировавшейся, кстати, тем самым Бжезинским, который ныне говорит о необходимости прямого ирано-американского диалога, произошел разрыв дипломатических отношений и введение Вашингтоном экономического эмбарго, что окончательно ставило США на путь конфронтации с Тегераном.

20 января 1981 года, Исламская Республика в знак доброй воли, буквально через несколько минут после того, как новый президент Рональд Рейган официально вступил в должность, всех заложников, находившихся в плену 444 дня, передала представителям американских властей, что, как казалось тогда, открывало возможности для начала американо-иранского диалога. Но ярость от публичного унижения сверхдержавы принятию разумных решений не способствовало, да и время тогда было «ястребиное», а потому США всячески поощряли Саддама Хуссейна, развязавшего ирано-иракскую войну. Расчет был прост – военное поражение продемонстрировало бы неспособность вождей революции защищать государство и, при благоприятном раскладе, давало шанс на развязывание гражданской войны, в которой контрреволюция получила бы массированную поддержку извне.

К 1985 году, когда стало ясно, что Саддам американских надежд не оправдал и нужно срочно менять тактику, американская разведка сообщила, что великий рахбар Хомейни тяжело болен, а в руководстве Исламской Республики со дня на день должна развернуться ожесточенная борьба за власть. В Белом Доме решили, что это серьезный шанс восстановить утраченные позиции и, вопреки яростному сопротивлению госсекретаря Дж. Шульца и министра обороны Каспара Уайнбергера, решили сформировать в среде политического истеблишмента ИРИ своеобразный блок из «умеренных» и поддерживающих их армейских военачальников в противовес антиамерикански настроенным консерваторам, опиравшимся на Корпус стражей Исламской революции. Последовавший затем «ирангейт» если самого Рейгана до импичмента не и довел, то уж администрацию его проредил основательно.

«Победа в холодной войне» укрепила в умах американского руководства уверенность в мессианской роли США. Поддержание однополярности и Pax Americana требовали экспансии западных демократических ценностей, идеалов «общества потребления». Противостоящая этой экспансии Исламская Республика автоматически становилась препятствием, которое требовалось устранить. Но – устранить без войны, а потому администрация Клинтона сделала ставку на поддержку тех в Иране, кто выступал за «либерализацию», эволюционные преобразования по западным образцам в Исламской Республике. Целью Белого Дома стал приход к власти в Иране «либералов», готовых постепенно вернуть страну в русло политики Вашингтона. Политику США в данном вопросе подстегивало то, что в Иране начался процесс реконструкции нефтяной и газовой отрасли. Последствия этого были очевидны – Иран начал стремительно набирать геоэкономический и, как следствие, геополитический вес.

Реализуя политику «сдерживания Ирана» Вашингтон начал отрабатывать привычный сценарий, обвиняя Иран в поддержке терроризма, нарушении прав человека, стремясь таким образом сформировать первую антииранскую коалицию. Но понимания у тогдашних своих союзников в Европе не нашел. Конечно, европейцев все это волновало, они проявляли моральную солидарность – однако дальше этого дело не шло, потому как выгоды Европы от торгово-экономических связей с Исламской Республикой моральные страдания вполне себе компенсировали. Принятый американцами в 1996 году «закон Д’Амато», предусматривающий санкции в отношении Ирана, поддержки среди союзников США не нашел. Но именно в эти годы администрация США впервые заговорила об опасности «ядерной программы Ирана».

Буш-младший Землеустроитель и ближневосточный бардак Обамы

Дипломатические интриги и протокольная манерность демократов изначально была чужда пришедшей на смену им администрации Буша-младшего. Решение всех «узлов на Востоке» виделось республиканской элите и стоявшему за ней военно-промышленному комплексу в жестких подходах и военных решениях.

Теракты 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и Вашингтоне стали прекрасным предлогом для перехода к прямой агрессии против «оси зла», право на зачисление других стран в которую Вашингтон оставлял исключительно за собой. «Международное сообщество» окончательно сжалось до размеров Вашингтона и Брюсселя, а Конди Райс предложила в отношении Ирана концепцию «усиливающегося давления», которая должна была заставить Тегеран пойти на уступки. Вторгнувшись в Ирак и Афганистан и одновременно с этим включивши Иран в «ось зла», США недвусмысленно давали понять Ирану, что для достижения собственных целей не остановятся перед применением силы. Уверенность Белого Дома в правильности собственной политики подкрепляли выкладки аналитиков ЦРУ, которые в 2002 заявили о наличии «хрупкого равновесия» в руководстве Исламской Республики, что диктовало Вашингтону незатейливую схему: антиамериканские элементы в руководстве Ирана устрашатся и это «хрупкое равновесие» нарушится аккурат в пользу проамериканских элементов. Ну а поскольку все яйца в корзину не складывают, то одновременно (для ускорения процесса), ЦРУ активизировало работу с иранскими террористами и сепаратистами.

Избрание в июне 2005 года Махмуда Ахмадинежада на первый президентский срок тезис о «хрупком равновесии» растоптало в пыль. Да и блицкрига ни в Ираке, ни в Афганистане не получилось. Требовалось опять менять тактику, при том, что стратегия - свержение существующего в Иране строя, оставалась неизменной. Именно с этого года администрация Буша второго срока приступила к сколачиванию второй антииранской коалиции на основе «иранской ядерной угрозы». Передача «иранского ядерного досье» в Совет Безопасности ООН, продавливание соответствующей резолюции Совбеза, развертывание кампании по ужесточению санкций - стали официальным инструментом внешнего давления США на руководство Исламской Республики. А под прикрытием истерии об «иранской ядерной угрозе» - США приступили к проведению совместных с израильскими спецслужбами террористических и диверсионных актов в отношении иранских атомщиков и ядерных объектов, плотной работе с сепаратистами иранских Белуджистана и Азербайджана. Ну и, пожалуй, самый опасный шаг, сделанный американскими политиками в это время: консолидация исламских экстремистов для борьбы с Ираном и принятие плана о переводе арабо-иранского противостояния в плоскость конфликта между суннитами и шиитами.

При всех декларативных расхождениях во внешнеполитических вопросах с предыдущей администрацией, борьба с «иранской бомбой» и необходимость осуществления подрывных действий против Исламской Республики никогда администрацией Барака Обамы под сомнение не ставились. Но в действие вступил новый фактор, получивший название «арабской весны», хотя суть того сложного и многогранного процесса, который мы сейчас наблюдаем более точно отражает определение «исламское пробуждение», то есть новый этап политической борьбы всей исламской уммы с неоколониализмом и пост-индустриальным империализмом, который происходит в условиях глобального экономического кризиса.

Привычная политическая карта Ближнего и Среднего Востока (в самом широком смысле этого слова) – разрушена. На арену выходят новые не вмещающиеся в рамки государств акторы, а межгосударственные противоречия в этих регионах нарастают. Ситуация для США осложняется тем, что им сейчас крайне необходимо время для перегруппировки сил, для выстраивания диалога с этими новыми акторами, но вот как раз этого времени им и не хватает.

И самое неприятное для Вашингтона заключается в том, что своей предельно прагматичной внешней политикой, умелой игрой на противоречиях участников антииранской коалиции, руководство Исламской Республики сумело за истекшие тридцать лет обеспечить себе позиции региональной державы, оказывающей огромное влияние на развитие ситуации в регионе. По ряду вопросов (от борьбы с наркотрафиком и сохранения мира на Южном Кавказе до вопросов иракского, афганского и палестинского урегулирования) позиция Ирана сегодня более важна и значима для США, чем, например, позиции Израиля и монархий Персидского залива.

Для сохранения собственной гегемонии Вашингтон встал перед необходимостью создания новой системы сдержек и противовесов на Востоке. Вот только создать ее без Ирана сегодня никак не получается. Так кому, по большому счету, переговоры сейчас нужнее? Ирану, научившемуся за тридцать лет не просто выживать, но и развиваться в самых неблагоприятных условиях? Или все же США, действующим в режиме «хвост вылезет – нос завязнет»?

Не единожды солгавшие

Косвенным подтверждением того, что для США переговоры все же важнее, служит и тот факт, что западные медиа и эксперты уже начали упрекать Иран в неготовности к переговорам и говорить об «иррациональном антиамериканизме» нынешнего руководства Исламской Республики. Утверждается, что антиамериканизм искусственно подогревается, потому как без образа «внешнего врага» нынешний режим в Тегеране будет свергнут собственным народом. А все администрации США, начиная с Картера, такую личную приязнь к Ирану испытывали, что даже нормально есть не могли. Что ж, обратимся к фактам.

1991 год, захват американских заложников в Ливане. В ходе консультаций между Хашеми Рафсанджани и Бушем-старшим достигнута договоренность, что в обмен на содействие Ирана в освобождении заложников – США разморозят часть банковских активов ИРИ. Заложники освобождены, а через несколько дней следует заявление о том, что иранские активы разморожены не будут в связи с отсутствием для такого акта «юридических оснований».

1998 год. Президент Хатами приглашает в Иран группу американских ядерщиков из Oak Ridge National Laboratory для детального ознакомления с иранской ядерной программой. Более того, Хатами заявляет, что иранская сторона готова реализовать все рекомендации американских специалистов для того, чтобы снять все вопросы в мирном характере программы. Пентагон накладывает вето на эту поездку, заявив, что «вас там обманут, ничего не покажут» и вообще, нечего там делать.

2001 год. Иранские предложения США по оказанию помощи в решении афганского вопроса. Предложение проигнорировано, через несколько недель Иран внесен в список стран «оси зла».

2002 год. Четырехсторонние переговоры по ядерной проблематике: Иран, Великобритания, Германия, Франция. Иранцы готовы ограничить количество центрифуг до минимума, отказаться от планов по 20%-му обогащению, получать необходимые компоненты из других стран. Все, разумеется, в обмен на нормализацию отношений и отмену санкций. США заявляют о недостаточности данных уступок и вынуждают европейских дипломатов прекратить переговоры.

2003 год. Пакет предложений Ирана, получивший в американской прессе название «Большая сделка». Иранские уступки и предложения по широкому кругу вопросов, вплоть до переговоров с Израилем. Администрация Буша-младшего с подачи Дика Чейни оставила предложения иранской стороны без ответа.

2009 год. Обама в телевизионном обращении предлагает иранскому руководству «протянутую руку». Этой же рукой, в это же время он подписывает документ о запуске кибер-войны на Иран (вирус Stuxnet и многие другие).

Даже этот неполный перечень реальных фактов говорит о том, что Иран никогда не отказывался от прямого диалога с США при условии уважительного, справедливого и равноправного отношения к своим интересам. Но всякий раз был обманут. И этот обман будет повторяться вновь и вновь. Объяснение этому – более чем простое. Вашингтон не готов к серьезному диалогу, его предложения и призывы – не более чем дипломатический маневр и стремление выиграть время для перегруппировки сил. Санкции, безусловно, наносят ущерб Ирану, но не подводят его к критической черте. Это прекрасно понимают и сами американские эксперты, которые в недавно опубликованном несколько дней назад докладе «Weighing Benefts and Costs International Sanctions Against Iran» написали: «ужесточение санкций начинает терять свое значение в качестве рычага, с помощью которого можно добиться изменения позиции Ирана, в том числе – и по вопросу его ядерной программы».

Но проблема заключается в том, что от Картера до Клинтона, от Буша-младшего до Обамы стратегия США заключается не в урегулировании ирано-американских отношений, а в смене нынешнего руководства Исламской Республики. Официально уже тридцать с небольшим лет США заявляют, что хотят, чтобы руководство Ирана:

• Не производило работ оружия массового поражения;

• Не поддерживало террористов;

• Не вмешивался во внутренние дела соседей;

• Предоставило своему народу право на демократический выбор (разумеется, в американском его понимании).

Эти вопросы, как полагает американская сторона, и должны стать предметом переговоров. Но реальные цели (и, что самое важное – реальные шаги) американской внешней политики в отношении Исламской Республики сводятся к тому, чтобы:

• Сформировать международную антииранскую коалицию, включив в нее граничащие с Ираном страны, в том числе – из государств постсоветского пространства;

• Окружить ИРИ сетью военных баз;

• Ускорить падение режима Асада в Сирии, чтобы максимально ослабить влияние Ирана и в Ливане;

• Максимально ослабить связи Ирана с Китаем и Россией;

• Жестко противодействовать попыткам Ирана расширить свое влияние в Персидском заливе, в Ираке, в Афганистане, словом, в остальном «Большом Иране», в Движении неприсоединения и других международных организациях;

• Не допустить лидерства Ирана в процессах «исламского возрождения»;

• Реализовать план суннитско-шиитского противостояния;

• А дестабилизировать обстановку в самом Иране – это приоритетнейшая задача.

Сегодня нет ни одного доказательства того, что от этих целей США готовы отказаться. Так какие переговоры возможны при такой позиции одной из сторон? Какого прорыва следует ожидать?

Игорь Панкратенко, Политический обозреватель Иран.ру

Россия и НАТО: новая глава

Возможна ли совместная Стратегическая концепция?

Оксана Антоненко – директор программ по России и Евразии Международного института стратегических исследований (IISS).

И.Ю. Юргенс – председатель правления Института современного развития.

Резюме Москве и Североатлантическому альянсу пора четко заявить о дорогой стратегической цене, в которую обходятся обеим сторонам взаимное недоверие и отказ от открывающихся возможностей для сотрудничества, которое сегодня не просто реально, но и жизненно необходимо.

Данная статья резюмирует положения доклада, подготовленного в рамках совместного проекта ИНСОР и IISS. Полный текст можно прочитать здесь.

Саммит Россия–НАТО, состоявшийся в Лиссабоне в ноябре 2010 г., стал исторической вехой в отношениях бывших противников. Он продемонстрировал, что существует уникальная возможность преодолеть наследие холодной войны и начать выстраивать новые связи, свободные от взаимных гипертрофированных страхов и подозрений. Переменой в атмосфере необходимо воспользоваться для того, чтобы задать взаимоотношениям России и Североатлантического альянса новую интеграционную траекторию на основе терпеливого, прагматического партнерства в интересах обеих сторон по широкому, но осуществимому перечню стратегических вопросов.

Не сходит с повестки дня и тема возможного членства России в НАТО. В нынешней ситуации данный вопрос представляется долгосрочным и носит скорее теоретический характер, что и подчеркнул в Лиссабоне Дмитрий Медведев. Но сама дискуссия полезна для осмысления той реальности, в которой сегодня действуют Москва и альянс. Прагматическое сотрудничество, о котором идет речь, самоценно и по меньшей мере обеспечит положительный настрой для продолжения диалога с учетом накопления позитивного опыта.

Сегодня у России и НАТО гораздо больше общих угроз безопасности, чем в любой другой период со времени окончания холодной войны. К ним относятся: нестабильность в Афганистане и вокруг него; эскалация региональных конфликтов; распространение оружия массового уничтожения (ОМУ) и ракетных технологий; угрозы, которые представляют негосударственные структуры, включая террористические сети и организованную преступность. В этих и других областях интересы не всегда совпадают, но сотрудничество, так или иначе, облегчает достижение важных и общих политических целей.

После мирового финансового кризиса и НАТО, и Россия располагают меньшими ресурсами на оборону и обеспечение безопасности, поэтому обе стороны значительно выиграют от экономически более эффективного совместного подхода. Россию и государства – члены альянса объединяет ощущение неопределенности или даже уязвимости перед неизвестными рисками, которые несут с собой изменения в соотношении сил на мировой арене. Трансформация отношений из «партнеров поневоле» в «верных друзей» укрепит способность влиять на мировую и региональную ситуацию в духе сотрудничества и уважения интересов друг друга.

В новой стратегической концепции НАТО, принятой в Лиссабоне, партнерству с Москвой уделена значительная роль. Стратегия, по сути, нацелена на сближение (хотя и без перспективы российского членства) с созданием более прочных механизмов укрепления доверия. Необходим более эффективный процесс совместного принятия решений и расширения сфер практического сотрудничества на всех уровнях.

Взаимные выгоды

И НАТО, и Россия извлекут немало выгод из преодоления наследия холодной войны и разработки действенных механизмов по совместному противодействию региональным и глобальным угрозам.

Для Североатлантического альянса задача преобразования отношений с Россией соотносится с намечающейся внутри организации тенденцией выхода из периода операций «вне зоны ответственности» (подобных афганской). Силы вновь сосредоточатся на основной миссии – завершении работы по обеспечению безопасности Евро-Атлантического региона. Неопределенность и разногласия внутри самой НАТО по поводу России мешают коллективной способности альянса эффективно отвечать на существующие и потенциальные угрозы. Улучшение отношений через меры укрепления доверия и практическое сотрудничество с Москвой будут способствовать большей сплоченности и действенности НАТО.

Более здоровые отношения с Россией необходимы и в контексте сегодняшних приоритетов альянса, которые включают: разработку разумной и обоснованной стратегии выхода из Афганистана; углубление многостороннего сотрудничества в области противоракетной обороны; решение проблемы распространения ОМУ; предотвращение возникновения новых конфликтов в Евразии; развитие сотрудничества в новых областях, таких как Арктика, энерго- и кибербезопасность. У НАТО гораздо больше шансов на успех при российской поддержке, нежели без нее.

Исчезновение враждебности может кардинально улучшить отношения Москвы с Западом в целом, создавая благоприятный климат проведения внутрироссийских реформ. Россия заинтересована в том, чтобы окончательный вывод войск альянса из Афганистана не привел к дестабилизации в Центральной Азии. Россия выступает за коллективный подход к разработке системы противоракетной обороны в Европе. Кроме того, сближение будет способствовать модернизации российских Вооруженных сил – ведь при таком развитии событий Москва сможет направить имеющиеся ресурсы на преодоление реальных и новых угроз, расширив возможности обмена технологиями с государствами НАТО.

Необходимость перемен подкрепляется общественными настроениями в России и в странах альянса. Согласно недавнему опросу, проведенному исследовательским центром Pew, доля россиян, позитивно относящихся к Североатлантическому блоку, возросла с 24 до 40%, что выше, чем в каком-либо государстве – члене этой организации. В свою очередь, в странах НАТО прослеживается тенденция к росту положительного восприятия России. В прошлом году во Франции и Германии количество людей, позитивно воспринимающих Россию, увеличилось на 8%, в Польше – на 12%, в США – на 6%.

Интеграция России и НАТО

В последние месяцы в экспертных дискуссиях обсуждался вопрос о преимуществах и недостатках членства России в НАТО. Трудно представить себе более благоприятное развитие событий для евро-атлантической безопасности, чем такой радикальный выход из ситуации недоверия. Однако достижение прогресса в этой области более вероятно при терпеливом и постепенном подходе, нежели через внезапный шаг декларативного плана. Гораздо продуктивнее сосредоточиться на проблеме общего улучшения отношений, не стремясь определить ожидаемый конечный результат. Дебаты по поводу такого определения сегодня вызовут серьезные разногласия. Тем не менее, чрезвычайно важно разработать стратегию сотрудничества, которая поможет наладить доверие, взаимопонимание и желание сообща решать существующие проблемы.

Важно четко понимать, чем не является интеграция России и НАТО. Она не означает:

распространения на Россию статьи 5 Вашингтонского договора об обязательствах по взаимной обороне или какого-либо ослабления обязательств альянса, в соответствии с этой статьей, перед государствами – членами организации;

отказа какого-либо государства, будь то Россия, государство – член или партнер НАТО, от суверенитета в области обороны и безопасности;

каких-либо изменений в отношениях России или НАТО с третьими сторонами, например, Китаем;

каких-либо запретов на развитие сотрудничества организации со странами Евразии, например, Грузией и Украиной.

Шаги в сторону интеграции в контексте образования единого сообщества в области безопасности от Ванкувера до Владивостока должны быть сфокусированы на следующих стратегических целях:

Разработка мер по предотвращению нового обострения локальных противоречий, чтобы исключить вероятность возникновения в Европе регионального конфликта с применением обычных средств ведения войны.

Достижение более высокого уровня доверия и создание эффективных механизмов принятия решений между членами НАТО и Россией.

Выработка совместного подхода к вызовам безопасности в соседних регионах. Это включает: активизацию сотрудничества на афганском направлении; взаимовыгодные связи между НАТО и ОДКБ, например, в области борьбы с наркоторговлей; прогресс в достижении оперативной совместимости.

Сотрудничество перед лицом новых вызовов в области безопасности – таких как распространение ядерных вооружений, изменение климата, наркоторговля и кибер- и энергобезопасность.

Вклад в разработку новой системы глобальной стабильности, в рамках которой США, Европейский союз и Россия будут действовать слаженно и эффективно для разрешения кризисов.

Обсуждение предложений президента Дмитрия Медведева об усовершенствовании архитектуры европейской безопасности.

Выстраивать отношения, лишенные взаимного восприятия угрозы, будет нелегко. Серьезным препятствием представляется то, что политические элиты с обеих сторон не считают сегодня эту задачу приоритетной. В российском обществе существуют влиятельные круги, которые продолжают видеть в НАТО угрозу. Сохраняющееся наследие конфликта на Кавказе в августе 2008 г. прослеживается, например, в трудностях согласования нового договора по обычным вооружениям в Европе.

Отдельные европейские страны предпочли бы использовать иные механизмы, такие, как ЕС или ОБСЕ, для трансформации отношений между Москвой и Западом в области безопасности. Тем не менее, предстоящие месяцы станут решающими для определения траектории отношений Россия–НАТО на следующие десять лет.

Зеленый свет из Лиссабона

Лиссабонский саммит, который прошел в очень конструктивной атмосфере, по сути, дал «зеленый свет» разработке новой стратегической концепции Россия–НАТО. Она должна:

Оформить пакет новых мер по укреплению доверия, которые могут в предстоящие годы значительно уменьшить или даже устранить восприятие друг друга в качестве угрозы. Необходим обширный список таких шагов, как возобновление режимов контроля над вооружениями по типу ДОВСЕ, исключение провокационных действий вдоль общих границ и совершенствование механизма обмена информацией.

Сократить планы мероприятий на случай широкомасштабной войны и иных конфликтов между НАТО и Россией с тем, чтобы война рассматривалась обеими сторонами как невозможная.

Подготовить план совместных действий по евразийской безопасности, в котором будут определены области сотрудничества, включая локальные конфликты, терроризм и наркоторговлю.

Договориться о дорожной карте по созданию единой системы противоракетной обороны.

Резко увеличить количество контактов между военными для повышения транспарентности и оперативной совместимости, углубления обсуждения оборонных доктрин и военных реформ. Сотрудничество в области оборонной промышленности следует расширять, в частности, за счет закупок друг у друга военной техники и ее компонентов.

Отреагировать на предложения Дмитрия Медведева по архитектуре евро-атлантической безопасности путем поощрения более тесных предметных связей между НАТО, Россией, Евросоюзом, ОБСЕ и ОДКБ. Обновленные отношения России и НАТО должны стать ключевым элементом сетевой архитектуры безопасности. Возможен ежегодный созыв специального саммита с участием представителей Североатлантического альянса, Европейского союза и России, а также ОБСЕ и ОДКБ для решения главных проблем региональной безопасности и распределения связанных с этим усилий.

Учредить Общественный совет Россия–НАТО, который будет заниматься развитием регулярных обменов между лицами, принимающими решения, экспертами и теми, кто формирует общественное мнение, для улучшения взаимопонимания и генерирования новых идей.

Кроме совместных акций обе стороны должны предпринимать односторонние действия по созданию благоприятного климата для трансформации отношений России и НАТО.

Шаги НАТО

Североатлантическому альянсу следует приступить к осуществлению практических шагов по достижению кардинальной трансформации отношений с Россией через определение возможных областей реального сотрудничества. От НАТО не должны исходить сигналы, подрывающие доверие, которые могут восприниматься Москвой в качестве угрозы.

Среди прочего целесообразно:

Обеспечить надежные гарантии безопасности для государств – членов альянса из Центральной и Восточной Европы не через планирование вариантов противодействия российской угрозе в стиле холодной войны, а при помощи формирования доверия к России.

Четко заявить о том, что НАТО не вынашивает планов и не предпринимает действий, направленных против России (в более определенной форме, чем это сделано в новой стратегической концепции альянса, которая утверждает, что он не является угрозой для России). Прекратить учения на границах с Россией и провокационное патрулирование воздушного пространства.

Определить список областей сотрудничества с Москвой, включая противоракетную оборону, энерго- и кибербезопасность и изменения климата. Особый акцент необходимо сделать на взаимодействии с Россией в Арктике. В новой стратегической концепции об этом сказано недостаточно четко.

Подчеркнуть позитивный вклад России в операции альянса в Афганистане через развитие северных маршрутов военных поставок и предложить Москве сотрудничество в выработке региональной стратегии стабилизации в Афганистане.

Приложить особые усилия для обеспечения эффективности и авторитета Совета Россия–НАТО (СРН) путем назначения специального заместителя Генерального секретаря организации, ответственного за координацию работы СРН. Некоторые области, вызывающие взаимную озабоченность, должны быть переданы СРН в качестве четко оговоренной компетенции.

Шаги России

В свою очередь, Россия должна сделать приоритетом задачу улучшения отношений с НАТО в рамках сформулированного президентом Медведевым стратегического видения всеобъемлющей архитектуры европейской безопасности. Реакцией Москвы на предложение более тесной интеграции с Североатлантическим альянсом должны стать:

Четкое заявление о том, что Россия больше не занимается планированием вариантов действий на случай войны с НАТО.

Прекращение широкомасштабных учений на границах с альянсом и провокационного патрулирования воздушного пространства.

Соблюдение положений Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) по обмену информацией даже в ситуации, когда действие договора временно приостановлено.

Демонстрация готовности участвовать в совместном процессе принятия решений в рамках СРН и отказ от использования Совета в качестве трибуны для подрывающих доверие заявлений.

Отказ от восприятия в качестве вызова или угрозы сотрудничество НАТО с другими партнерами по Совету Евро-Атлантического партнерства, странами бывшего Советского Союза.

Области практического сотрудничества

Существует консенсус относительно того, что трансформация отношений России и НАТО может произойти только при осуществлении практического сотрудничества в конкретных областях. Из них предлагается выделить несколько приоритетных.

Меры по укреплению доверия и демилитаризация отношений. Отсутствие доверия – главное препятствие на пути сотрудничества после окончания холодной войны. Можно сказать, что уровень взаимного доверия сегодня ниже, чем он был в 1990-е гг. – во время совместных операций в Боснии.

Существуют четыре направления, которые могут способствовать укреплению доверия и процессу демилитаризации:

Режимы контроля над вооружениями, включая возобновление действия ДОВСЕ. Следует попытаться найти компромиссное решение по этому договору, чтобы восстановить режим контроля над вооружениями в Европе, сохранить обмен информацией и механизм инспекций и проверок. В случае неудачи в возрождении ДОВСЕ необходимо обеспечить функционирование механизмов обмена информацией и инспекций через подписание нового документа или через расширение сферы действия других договоров.

Специальные соглашения по типу договора между Россией и Китаем о демилитаризации российско-китайской границы. Россия и НАТО могут договориться о сокращении вооруженных сил по обе стороны границ, свести к минимуму такие провокационные действия, как не вызванное требованиями безопасности патрулирование воздушного пространства, и согласиться с тем, что ни та, ни другая сторона не будут проводить масштабных учений в непосредственной близости друг от друга.

Односторонние заверения для снятия конкретных опасений в области безопасности.

Общественная дипломатия для снижения восприятия обоюдной угрозы и улучшения взаимопонимания и прозрачности.

Действия такого рода могут также включать: обмен информацией о практическом опыте; разработку общего оперативного замысла Совместной аэрокосмической инициативы через обмен данными и совместные учения по мониторингу вторгшихся в чужое воздушное пространство самолетов; обсуждение ядерных доктрин и потенциала.

Сотрудничество по Афганистану будет решающим испытанием способности России и НАТО трансформировать отношения. Россия очень заинтересована в стабильном Афганистане из-за проблемы наркоторговли и угрозы дестабилизации Центральной Азии. Хотя между Москвой и альянсом есть немало разногласий, они могли бы более тесно сотрудничать по урегулированию ситуации. Краткосрочные задачи включают в себя следующее:

рганизация регулярных консультаций СРН о стратегии вывода войск НАТО из Афганистана. Это будет способствовать продвижению региональной стратегии, в которой примут участие все ключевые заинтересованные стороны, в том числе Иран, Китай, Пакистан и государства Центральной Азии, которые все являются либо членами, либо наблюдателями Шанхайской организации сотрудничества.

Более активное сотрудничество в области воздушных перевозок для войск НАТО и Афганской национальной армии. России следует расширить рамки механизма аренды воздушных судов, включив в него транспортные вертолеты для переброски крупнотоннажных грузов, и предоставить самолеты для обучения афганских национальных вооруженных сил.

Более активное использование альянсом Северной распределительной сети (СРС). НАТО уже пользуется северными маршрутами поставок для нелетальных вооружений. Учитывая повышение пропускной способности СРС и ожидаемое увеличение потребностей, альянс мог бы более активно пользоваться СРС и сократить зависимость от маршрутов через Пакистан.

Сотрудничество в области противоракетной обороны. Россия и НАТО уже несколько лет обсуждают сотрудничество в области противоракетной обороны на театре военных действий. Изменение в планах Соединенных Штатов умерило российские возражения и открыло возможности для создания совместной системы ПРО. Москва могла бы сыграть важную роль в будущей европейской системе, выполняя различные функции, включая оценку угроз, раннее обнаружение, противодействие случайным или несанкционированным запускам ракет и общие инициативы по ограничению распространения баллистических ракет. Следует рассмотреть следующие направления:

Расширить активную эшелонированную систему ПРО на театре военных действий (ALTBMD system) НАТО, включив средства ПРО верхнего эшелона, и ввести ее в действие к моменту развертывания американских SM3 ракет наземного базирования в 2015 году. Важно, чтобы Россия была частью этого расширения и чтобы оно происходило при постоянных консультациях с ней.

Разработать систему совместной оценки угроз, которые представляет собой потенциал Ирана в области баллистических ракет.

Использовать российскую РЛС для обнаружения запусков и обмена данными между системами США/НАТО и России.

Разработать совместную ПРО театра военных действий для конкретных регионов, таких, например, как Персидский залив. Совместные проекты в регионах, где у сторон существуют общие интересы, помогут укрепить доверие, необходимое для более сложных аспектов ПРО в Европе.

Реформа Совета Россия–НАТО. СРН задумывался как краеугольный камень партнерства, инструмент коллективного принятия решений и достижения консенсуса по ключевым вопросам, затрагивающим обе стороны. Тем не менее, Совет не оправдал возложенных на него надежд и за годы своего существования превратился в орган «28+1», редко принимающий какие-либо решения. Отличная работа экспертных групп стала заложницей политических разногласий и проблем в отношениях России и НАТО в целом. Будущие шаги могут включать следующее:

Вынесение определенных областей сотрудничества в непосредственную компетенцию СРН. Они могут включать кибер- и энергобезопасность, гуманитарную помощь, операции по ликвидации стихийных бедствий и борьбу с пиратством.

Гарантии того, что все страны принимают участие в работе Совета в своем национальном качестве. Это будет препятствовать формированию заранее согласованных позиций всей НАТО.

Учреждение поста заместителя Генерального секретаря, ответственного за работу СРН.

Создание Общественного совета Россия–НАТО и экспертных советов Россия–НАТО, которые будут генерировать новые идеи сотрудничества и повышать уровень осведомленности общественности.

* * *

Лиссабонский саммит стал первым шагом в направлении обеспечения открытости политического пространства, на котором можно формировать повестку практического сотрудничества сторон. Пока еще довольно неустойчивый сдвиг в подходах может стать заложником риторики, инерции и внутриполитической ситуации в России и ключевых странах альянса. Повестка должна носить всеобъемлющий характер и способствовать достижению прогресса одновременно по нескольким направлениям. Было бы ошибкой выделить какой-то один вопрос как самый существенный, например, систему ПРО или иную тему, затрагивающую важные, но узкие интересы ряда стран, превратив его в барометр отношений России и НАТО в целом.

Наконец, важно избегать принятия грандиозных совместных деклараций, чреватых появлением у сторон разнонаправленных ожиданий, которые неизбежно приведут к новым разочарованиям. В то же время можно и должно четко заявить о значительной стратегической цене взаимного недоверия и упущенных возможностей сотрудничества, которое сегодня не просто реально, но и жизненно необходимо.

Россия. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 20 декабря 2012 > № 2913977 Оксана Антоненко, Игорь Юргенс

Афганистан приветствует планы развертывания новой миссии НАТО в стране в 2014 году, которая сосредоточится на подготовке и помощи национальным силам безопасности, заявил в среду афганский постпред при ООН Захир Танин.

"С США мы обсуждаем детали сотрудничества в области безопасности в русле нашего стратегического партнерства. Похожие дискуссии проходят с нашими партнерами в НАТО по поводу масштабов и формата новой миссии", - сказал Танин на заседании Совета Безопасности ООН по Афганистану.

По его словам, в январе 2013 года президент Афганистана Карзай посетит США, чтобы обсудить ключевые вопросы американо-афганского партнерства.

Вместе с тем, как сказал в СБ ООН постпред России Виталий Чуркин, в Москве вызывает вопросы намерение сохранить иностранное военное присутствие в Афганистане и после 2014 года: не окажет ли оно дестабилизирующее влияние на обстановку в регионе, не станет ли фактором, раздражающим местное население, используемым для консолидации вооруженной оппозиции, поддержания влияния экстремистов?"

"В этих делах необходима максимальная транспарентность", - подчеркнул он.

На территории Афганистана находится многонациональный контингент антитеррористической коалиции, который возглавляют представители командования вооруженных сил США, а также контингент Международных сил содействия безопасности в Афганистане под командованием представителей НАТО, действующий в соответствии с резолюцией "№" 1386 Совета Безопасности ООН от 20 декабря 2001 года. Иван Захарченко.

Инспектор таможенной администрации провинции Западный Азербайджан Мирхашем Сейедахмади в интервью агентству ИРНА сообщил, что в текущем году 57% экспортных поставок из провинции Западный Азербайджан приходится на Ирак.

По словам М.Сейедахмади, в Ирак из провинции Западный Азербайджан экспортировано различной иранской продукции на сумму в 239 млн. долларов.

На втором после Ирака месте по количеству экспортируемой из провинции Западный Азербайджан продукции находится Турция (102 млн. долларов). На ее долю приходится 24% экспортных поставок.

За Турцией следуют Азербайджан (8 млн. долларов) и Афганистан (6 млн. долларов).

Кроме того, экспортные поставки из провинции Западный Азербайджан в текущем году осуществляются в такие страны, как Туркменистан (3 млн. долларов), Германия (3 млн. долларов), Голландия (2 млн. долларов), Грузия (3 млн. долларов) и др.

М.Сейедахмади сообщил, что в провинции Западный Азербайджан насчитывается 9 таможен и 6 приграничных рынков. Провинция граничит с тремя странами, Ираком, Турцией и Азербайджаном, и протяженность общей с этими странами границы составляет около 1 тыс. км. Этим, в частности, обусловлено то, что провинция Западный Азербайджан играет важную роль в деле экономического развития региона.

Все 33 школы в уезде Гармсер провинции Гельманд были открыты при содействии местных жителей.В школах уезда обучается около 8,1 тысяч детей, в том числе 636 девочек. По словам главы департамента образования Хаджи Абдула Насира, боевики потребовали закрыть школы и подожгли несколько зданий. После этого местные жители приняли решение о вытеснении боевиков из уезда, цитирует его слова информационное агентство «Пажвок».

«Гармсер – большой уезд, и его жители готовы отправлять детей в школы», – заявил чиновник в интервью, выражая надежду, что правительство уделит образованию в уезде больше внимания. По его словам, на данный момент в школах не хватает профессиональных преподавателей и учебников, а многие школы даже не имеют собственного здания.

Глава уезда признал существование проблемы и связал её с активными боевыми действиями в уезде на протяжении последних двух лет, в результате которых были разрушены многие жилые и административные здания.

Китайский нефтяной гигант «CNPC», выигравший тендер на разработку нефтяного месторождения в бассейне Амударьи, пытается продать права на разработку месторождения узбекским или таджикским компаниям.После начала добычи нефти из данного месторождения оказалось, что она содержит высокий процент серы. Это требует дополнительной очистки добываемого продукта во избежание коррозии труб и емкостей для хранения, поэтому компания пытается продать права на разработку месторождения региональным инвесторам. Об этом сообщает информационное агентство «ASIA Plus» со ссылкой на декабрьский «Доклад о прогрессе в области безопасности и стабильности в Афганистане», подготовленный Пентагоном.

В докладе также отмечается прогресс в области добычи углеводородов ИРА, поскольку афганское правительство сумело сделать инвестиционный климат в стране более благоприятным.

Напомним, что ёмкость месторождения в бассейне Амударьи оценивается в 87 млн. баррелей сырой нефти. Согласно условиям тендера, правительству Афганистана будет перечисляться 50-70% прибыли от разработки месторождения. Контракт рассчитан на 25 лет.

Власти Пакистана и Ирана достигли договоренности о строительстве стены на границе в целях борьбы с незаконной транспортировкой наркотиков, сообщает в среду пакистанская газета Nation.

Вдоль границы двух государств в настоящее время тянется линия колючей проволоки. Страны договорились заменить ее на стену в ходе прошедшей во вторник в Тегеране шестой трехсторонней встречи по вопросам борьбы с наркотиками представителей Пакистана, Ирана и Афганистана. Глава пакистанского управления по борьбе с наркотиками Джавед Икбал (Javed Iqbal) заявил, что к 2014 году контроль над границами будет усилен.

Длина ирано-пакистанской границы составляет около 900 километров. Через Иран проходят два ключевых маршрута поставки наркотиков - из Афганистана в Европу, а также в страны Старого Света из государств Персидского залива. Большая часть наркотиков поступает в Иран из Афганистана, однако афганский опий часто прибывает и из Пакистана. По официальным иранским оценкам, борьба с наркотрафиком обходится Ирану в миллиард долларов в год. Для укрепления границы иранская сторона, в частности, роет вдоль нее рвы, сооружает барьеры и протягивает колючую проволоку. Александр Невара.

Афганские власти обеспечивают в настоящее время безопасность 75% населения страны, в следующем году этот показатель составит 100%, заявил министр обороны США Леон Панетта.

"Мы продолжаем передавать управление и безопасность в руки афганцев. Семьдесят пять процентов населения уже находится под контролем и пользуется защитой афганских властей, в следующем году это будут 100 процентов", - сказал Панетта во время выступления в Национальном пресс-клубе.

Он отметил, что коалиция в Афганистане четко выполняет план, принятый странами НАТО на саммите в Чикаго.

"Но мы также ясно дали понять, что, хотя мы и выводим войска к концу 2014 года, наша миссия в Афганистане продолжится. Мы передаем управление, но не уходим", - сказал министр, пояснив, что американцы намерены продолжать помогать афганцам и обучать их с тем, чтобы "Аль-Каида" никогда вновь не отвоевала Афганистан. Мария Табак.

ОДКБ сосредотачивается. Так можно уяснить принятое сегодня в Москве решение глав государств-членов Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) временно вывести Узбекистан из ее состава.

Поданная Ташкентом в конце июня этого года заявка на временное приостановление участия в ОДКБ, таким образом, удовлетворена. Причем, даже с некоторым усилением. Главы государств ОДКБ решили приостановить не просто участие, а членство Узбекистана. Выведение, пусть временное, за пределы организации устраняет возможность ссылок Ташкента на то, что он не голосовал за то или иное решение из-за отсутствия своего представителя, и оно не является для него обязательным.

Впрочем, даже такая процедура, как временное приостановление членства, не предусмотрена уставом ОДКБ. На нее пришлось пойти, чтобы оставить дверь открытой для возвращения строптивого Ташкента, если такое желание у него в будущем возникнет.

Но в этом случае уже не повторится ситуация 2006 года, когда Узбекистан решил вернуться. Тогда достаточно было сделанного на этот счет заявления президента Ислама Каримова, вышедшего к публике после встречи с президентом Путиным в Сочи. Теперь, чтобы восстановить членство в ОДКБ, Ташкенту придется подписать и ратифицировать все соглашения, подписанные в ее рамках на момент принятия этого решения.

"Особой позиции" Ташкента больше не будет

Очевидно, что произошедшее в среду в Москве событие принесет облегчение всем партнерам консолидирующейся вокруг России военно-политической структуры. Оно устраняет проблемы, связанные с невозможностью достичь консенсуса в рядах ОДКБ по разным вопросам из-за особой позиции Узбекистана, которая обозначалась им практически постоянно.

Собственно, именно нежелание партнеров учитывать эту "особую позицию", обнаруженное нынешним летом самим президентом Каримовым, и стало причиной июньского демарша Ташкента, показавшегося его партнерам громом среди ясного неба. Особенно неожиданным, если не сказать больше, этот демарш показался в Москве, поскольку произошел буквально спустя пару недель после визита в Ташкент Владимира Путина, избранного в третий раз президентом России.

Побывавший во вторник в узбекской столице глава российского МИД Сергей Лавров, встречаясь с коллегой Абдулазизом Камиловым, особенно подчеркнул, что визит Путина был одним из первых зарубежных визитов, совершенных им после инаугурации. Такие детали в Ташкенте особенно ценятся, поскольку подчеркивают высокий приоритет отношений с Узбекистаном для Москвы.

Такой же, подчеркнуто церемониальный характер носил и сам визит Лаврова в Ташкент, совершенный накануне "узбекского" саммита ОДКБ в Москве (президент Узбекистана в нем участия не принимал). Кроме главы МИД Узбекистана, российского министра принял в своей загородной резиденции Оксарой и сам Ислам Каримов. Как правило, согласно принятым правилам дипломатического протокола, главы государств не встречаются с министрами иностранных дел. Но случаются исключения, как это было на этот раз.

Обеим сторонам важно было обозначить, что, несмотря на второе (первое состоялось в 1999 году) расставание Ташкента с возглавляемой Москвой системой коллективной безопасности, отношения России и Узбекистана остаются союзнические и дружеские.

Не будет и военных баз США в Узбекистане

Сергей Лавров увез из Ташкента данные ему там заверения, что никаких военных баз западных стран на территории Узбекистана не будет. Более того, Ташкент подтвердил, что в будущем будет рассчитывать только на поставки российского вооружения. Совместная российско-узбекская рабочая группа уже подготовила проект соглашения о военно-техническом сотрудничестве до 2020 года.

Похоже, что Москву не сильно беспокоят разговоры и о том, что американцы готовы оставить в Узбекистане часть своего вооружения, выводимого из Афганистана. Когда в разговорах с узбекскими чиновниками заходит речь об отношениях Ташкента с Вашингтоном, то они приводят узбекскую поговорку: "коса (чашка) уже разбилась", мол, мы уже не очень им доверяем.

На вопрос, когда же коса "разбилась", отвечают: в 2005-м, когда Штаты обвинили Ташкент в чрезмерном применении силы при подавлении беспорядков в Андижане, жертвой чего стали сотни людей. Реакция Ислама Каримова была тогда жесткой, он потребовал в течение шести месяцев закрыть американскую военную базу в Ханабаде.

Теперь Каримова будут ждать в Москве с визитом

Ташкентские встречи Лаврова позволили выявить достаточно много точек совпадения позиций обеих сторон. В Москве традиционно с почтением выслушивают оценки позиций президента Каримова по афганским делам. В частности, о том, что без представительства в той или иной степени в будущем посткарзаевском руководстве в Кабуле пуштун или даже умеренных талибов, рассчитывать на стабильность в Афганистане не приходится.

Высказали в Ташкенте и свое видение перспектив решения водно-энергетических проблем в Центральной Азии, сказали даже "спасибо" за поддержку Путиным необходимости провести международную экспертизу строительства Камбаратинской ГЭС в Киргизии. Той самой, строительство которой предполагается с участием России.

Заметим, впрочем, что в Бишкеке тоже не возражают против такой экспертизы, вопрос в другом, говорят там: готов ли будет Ташкент согласиться с ее результатами, если они ему не понравятся?..

Если же говорить вообще о реакции прочих стран-членов ОДКБ на сегодняшнее решение, то есть все основания считать, что в столицах этих стран вздохнут теперь с некоторым облегчением. Не секрет ведь, что на саммитах ОДКБ нередко возникали малоприятные коллизии, связанные с не слишком, аккуратно скажем, приязненными отношениями Ислама Каримова с некоторыми из коллег по ОДКБ. Так, кстати говоря, произошло, как рассказывают очевидцы, и на декабрьском саммите в Москве в прошлом году.

Теперь подобной опасности не существует.

Шесть лет назад, когда я в Сочи наблюдал, как Ислам Каримов объявлял о возвращении своей страны в лоно ОДКБ (тогда это решение выглядело как "спасибо" Москве за ее поддержку действий узбекского руководства в Андижане), стоящий рядом высокопоставленный российский чиновник тихо заметил, что Узбекистан потянет за собой в организацию и свои проблемы в отношениях с соседями. Он оказался прав.

А российско-узбекским отношениям остается теперь крепнуть. Во всяком случае, из этого теперь будут подчеркнуто исходить и в Москве и в Ташкенте. Возможно, уже в будущем году Ислам Каримов нанесет визит в Москву. "Мясо" для него уже есть: соглашения об экономическом, гуманитарном и научно-техническом, военно-техническом сотрудничестве, о взаимной защите инвестиций практически уже готовы для подписания.

Одним словом, "развод" Ташкента с ОДКБ был, возможно, "ужасом". Но уж точно - не "ужасом, ужасом, ужасом..."

Аркадий Дубнов, специальный корреспондент газеты "Московские новости", для РИА Новости, Ташкент-Москва.

Великобритания в течение 2013 года выведет из Афганистана 3 тысячи 800 своих военнослужащих - почти половину нынешнего военного контингента, сообщил в среду британский премьер-министр Дэвид Кэмерон.

Британское правительство уже объявило о сокращении своего военного присутствия в Афганистане с 9,5 до 9 тысяч человек в 2012 году, которое, как ожидается, должно произойти до Рождества. Окончание всех операций НАТО и передача контроля над безопасностью в регионе планируются к концу 2014 года.

"Благодаря успеху наших войск и сил Афганистана мы сможем в два захода, в 2013 и 2014 году, вернуть наших военных домой, оставив примерно 5 тысяч 200 военнослужащих к концу 2013 года по сравнению с нынешними 9 тысячами", - сказал Кэмерон, выступая в британском парламенте.

Ранее Британия уже заявляла, что поддержка афганского правительства продолжится и после вывода войск. В частности, Лондон будет до 2017 года тренировать афганских военных и полицию, а также оказывать гуманитарную и экономическую поддержку. Елена Пахомова.

Директор стекольного завода в Саве (Центральная провинция) Мохаммед Реза Рахими в интервью агентству ИРНА сообщил, что с запуском линии по производству стеклоблоков возглавляемый им завод будет ежегодно выпускать до 10 тыс. т названной продукции.

По словам М.Р.Рахими, это позволит не только удовлетворять в полном объеме внутренние потребности страны, но экспортировать примерно 4 тыс. т стеклоблоков за границу.

До сих пор Иран импортировал из-за границы около 6 тыс. т названной продукции в год, и на это ежегодно требовалось до 12 млн. долларов валютных средств.

М.Р.Рахими отметил, что стекольный завод в Саве выпускает стеклоблоки семи видов разных цветов размером 20 на 20 см. Их применяют в строительной отрасли при изготовлении стеклянных стен и декоративных окон.

М.Р.Рахими сообщил, что на данный момент уже отправлено на экспорт около 100 контейнеров со стеклоблоками, изготовленными в Саве, общей стоимостью около 400 тыс. долларов. Названная продукция экспортирована в Ирак, Афганистан, Армению, Таиланд и Индию.

Сохранение долгосрочного иностранного военного присутствия в Афганистане является неприемлемым для России, заявил в недавнем интервью секретарь Совета безопасности РФ Николай Патрушев.«Нужна полная ясность относительно мандата и задач возможной будущей операции НАТО в Афганистане, – отметил он. – А она может быть учреждена по решению Совета Безопасности ООН и после того, как Международные силы содействия безопасности отчитаются перед этим органом о выполнении своего текущего мандата».

Патрушев подчеркнул, что Россия должна принимать полноценное участие не только в дискуссиях, посвящённых будущему ИРА после 2014 года, поскольку до настоящего времени остаётся невыполненным текущий мандат МССБ, в частности, остаются высокими масштабы угроз терроризма и наркотрафика, исходящих с территории Афганистана.

Секретарь Совбеза РФ также заявил, что Соединённым Штатам следует отчитаться перед Советом Безопасности ООН о планах дальнейшего военного присутствия в ИРА, сообщает «Голос России».

«Наши партнеры должны предоставить чёткий план: какие базы, на какой срок они оставляют, какое будет их правовое положение – это должно быть закреплено в мандате СБ ООН на новую операцию», – уточнил Патрушев.

На территории уезда Гармсер южной афганской провинции Гельманд было уничтожено более 600 гектаров посевов опиумного мака, сообщил начальник полиции данного уезда капитан Хикматулла Хакмаль.Плантации запрещённых культур были обнаружены полицией при содействии старейшин. Уничтожение наркопосевов прошло без сопротивления со стороны местных жителей, поскольку лиц, выращивавших опиумный мак, побудили самостоятельно ликвидировать плантации при помощи собственной сельскохозяйственной техники.

Глава уезда Аюб Умар Умари в общении с прессой отметил, что в текущем году выращивание опиумного мака сократилось, и обратился к государственным и провинциальным властям с просьбой уделить больше внимания осуществлению проектов развития в Гармсере, передаёт радиостанция «Салам Ватандар».

Германия не оставит Афганистан после вывода своих боевых подразделений из страны в 2014 году, заявил накануне президент ФРГ Йоахим Гаук в ходе встречи со своим афганским коллегой Хамидом Карзаем.«Наша миссия в Афганистане изменится после 2014 года, но мы сохраним свою приверженность Афганистану, в частности, в деле предоставления гражданской помощи и обучения афганских служб охраны правопорядка», – пообещал немецкий лидер.

Кроме того, президент Германии отметил, что его страна будет готова поддержать любой процесс, соответствующий афганской конституции и проводящийся с уважением к правам человека, передаёт телеканал «Толо».

На данный момент в составе МССБ проходят службу более 4 тысяч немецких военных, дислоцированных в северной части Афганистана, главным образом – на территории провинций Балх и Кундуз.

Ташкент выступает за укрепление стратегических отношений с Россией, заявил президент Узбекистана Ислам Каримов.

"Один из принципиальных вопросов - вопрос укрепления двусторонних отношений", - сказал он во вторник на встрече с главой МИД РФ Сергеем Лавровым. По словам главы Узбекистана, "особенно важны вопросы безопасности, эти вопросы - в повестке дня наших двусторонних отношений".

Каримов выразил озабоченность ситуацией вокруг Афганистана, а также в Центральноазиатском регионе в целом. По его мнению, в данном регионе "не предвидится оптимистических прогнозов".

Что касается двусторонних отношений с Россией, то президент Узбекистана напомнил о подписании соглашений об углублении стратегического партнерства и о союзнических отношениях. "Нам постоянно надо думать о том, чтобы эти документы наполнять новым содержанием", - сказал он.

Для России неприемлемо сохранение в Афганистане долгосрочного иностранного военного присутствия и поэтому важно, чтобы РФ полноценно участвовала в дискуссиях по будущему исламской республики после 2014 года, сказал cекретарь Совета безопасности РФ Николай Патрушев.

Вывод иностранных войск из Афганистана запланирован на конец 2014 года. Вместе с тем, и Белый дом, и Пентагон говорили о планах сохранить незначительное военное присутствие в стране после 2014 года, не раскрывая возможной численности американского контингента, который останется в Афганистане. В настоящее время в Афганистане дислоцировано до 70 тысяч военнослужащих США.

"Нужна полная ясность относительно мандата и задач возможной будущей операции НАТО в Афганистане. А она может быть учреждена по решению Совета Безопасности ООН и после того, как международные силы содействия безопасности (МССБ) отчитаются перед этим органом о выполнении своего текущего мандата. Сохранение в Афганистане долгосрочного иностранного военного присутствия для России неприемлемо. Вот почему мы считаем важным полноценное участие России не только в дискуссиях по будущему Афганистана после 2014 года. Масштабы угроз терроризма и наркопреступности, исходящих в первую очередь с территории Афганистана, по-прежнему велики", - сказал секретарь Совбеза РФ.

Что же касается заявленного завершения вывода американского воинского контингента из страны в 2014 году, то, по словам Патрушева, не все так однозначно. Несмотря на проводимое его сокращение, Вашингтон планирует закрепить свое долгосрочное военное присутствие в стране и после 2014 года. Как минимум на 10 лет, отметил секретарь Совбеза.

"Поэтому полагаю, что наши партнеры должны предоставить четкий план: какие базы, на какой срок они оставляют, какое будет их правовое положение - это должно быть закреплено в мандате СБ ООН на новую операцию", - отметил в беседе с изданием Патрушев.

Заместитель директора Организации развития торговли по вопросам маркетинга и внешних связей Реза Тоуфики на совещании по вопросам экспорта в провинции Керман заявил, что более 70% потребностей Ирана в иностранной валюте обеспечивается за счет ненефтяного экспорта, сообщает агентство ИРНА.

Реза Тоуфики подчеркнул, что приведенные данные свидетельствуют о том, что Ирану отчасти удалось реализовать на практике призыв Духовного лидера о снижении зависимости страны от нефтяного экспорта.

Реза Тоуфики напомнил, что в 5-ой пятилетней программе развития страны (2011-2015 гг.) объем ненефтяного экспорта на текущий год был запланирован в размере 52 млрд. долларов, и, по его словам, к концу года (к 20.03.13 г.) этот показатель будет обязательно достигнут.

В прошлом году объем ненефтяного экспорта по сравнению с предыдущим годом вырос на 107% и составил 41 млрд. долларов.

Как отметил Реза Тоуфики, в прошлом году первое место среди стран, в которые Иран экспортировал свою продукцию, занял Китай (объем экспорта в эту страну составил 6,5 млрд. долларов). За ним следовали Ирак, ОАЭ, Индия, Афганистан, Турция, Южная Корея, Сингапур, Индонезия и Пакистан.

В прошлом году объем экспорта в Ирак вырос до 5,6 млрд. долларов, а в текущем году он должен превысить 6 млрд. долларов. Объем экспорта в Индию превысил 2 млрд. долларов.

Объем экспорта в Афганистан в текущем году достигнет 3,2 млрд. долларов, в то время как эта страна импортирует различной продукции в общей сложности на сумму около 6 млрд. долларов.

Заместитель главы Ассоциации экспортеров инженерно-технических услуг Фарамарз Мофтахар в интервью агентству ИРНА заявил, что иранские компании способны ежегодно реализовывать за рубежом различные проекты общей стоимостью до 20 млрд. долларов.

По словам Ф.Мофтахара, за последние пять лет в Ираке иранскими компаниями реализованы проекты общей стоимостью более 1,8 млрд. долларов, хотя объем экспорта инженерно-технических услуг в эту страны мог бы быть значительно больше.

Ф.Мофтахар подчеркнул, что активная политика Ирана в отношении Ирака может стать прочной основой для реализации масштабных инженерно-технических проектов, как это происходит в ряде других соседних с Ираном стран.

Ирак в силу добрососедских отношений с ним и религиозной общности считается весьма привлекательным рынком для экспорта инженерно-технических услуг.

Ф.Мофтахар подчеркнул, что членами Ассоциации экспортеров инженерно-технических услуг за два десятилетия накоплен богатый опыт и имеющиеся в их распоряжении возможности с успехом реализованы примерно в 60-ти странах по всему миру. В прошлом году объем экспорта таких услуг впервые превысил сумму в 4,2 млрд. долларов, а за семь текущего года (20.03-22.10.12 г.) этот показатель составил 2,2 млрд. долларов.

В последние годы к числу рынков, на которые Иран экспортирует инженерно-технические услуги, относятся такие страны, как Ирак, Афганистан, Беларусь, Оман, Казахстан, Кыргызстан, Венесуэла, Пакистан и Индия.

Мину, при подрыве которой в понедельник в восточной афганской провинции Нангархар погибли 10 девочек, случайно подорвал кто-то из самих детей, сообщает в понедельник агентство Франс Пресс со ссылкой на представителей местных властей.

Как сообщил один из представителей руководства уезда Чапархар, в котором произошла трагедия, девочки в возрасте от девяти до 11 лет заготавливали дрова, когда кто-то из них случайно ударил топором по старой мине. В результате взрыва погибли как минимум 10 детей, по разным данным, еще одна или две девочки были ранены.

По оценке ряда экспертов, ежемесячно в Афганистане на неразорвавшихся минах и снарядах подрывается около 40 человек. Зачастую мины и другие неразорвавшиеся боеприпасы находят дети, которые начинают с ними играть, что приводит к гибели и увечьям.

Все боевики, участвовавшие в совершенном в субботу нападении на авиабазу ВВС и аэропорт в городе Пешавар на северо-западе Пакистана, были иностранцами, сообщает в понедельник пакистанская газета Nation со ссылкой на неназванного представителя силовых структур.

Ранее телеканал Geo News сообщал, что как минимум четверо из боевиков, ликвидированных в воскресенье в ходе полицейской спецоперации в пешаварском районе Павакаи, были предположительно выходцами из Узбекистана.

В субботу террористы атаковали базу ВВС Пакистана в Пешаваре и расположенный по соседству аэропорт. В ходе боестолкновения были убиты пять боевиков, в результате их действий погибли четыре человека, около 50 получили ранения. Взявшая на себя ответственность за атаку радикальная группировка "Техрик Талибан-и Пакистан" ("Движение талибов Пакистана") заявила, что в штурме базы участвовали 10 человек.

После отражения вечерней атаки силовые структуры в воскресенье получили информацию о появлении подозрительных вооруженных людей в строящемся здании в Павакаи. Дом был оцеплен, в ходе начавшегося боя были убиты все пять террористов. Со стороны полиции один сотрудник были убит, двое ранены. Александр Невара.

Один из боевиков, убитый в минувшие выходные в городе Пешавар на северо-западе Пакистана, был выходцем из республики Дагестан, сообщает телеканал Geo News со ссылкой на высокопоставленного представителя полиции города Имтиаза Алтафа (Imtiaz Altaf).

При убитом было обнаружено письмо, в котором упоминались детали планируемых атак на пакистанские правительственные силы. Данные о его личности не приводятся.

В прошлую субботу террористы атаковали базу ВВС Пакистана в Пешаваре и расположенный по соседству аэропорт. В ходе боестолкновения были убиты пять боевиков, в результате их действий погибли четыре человека, около 50 получили ранения. Взявшая на себя ответственность за нападение радикальная группировка "Техрик Талибан-и Пакистан" ("Движение талибов Пакистана") заявила, что в штурме базы участвовали 10 человек. После отражения вечерней атаки силовые структуры в воскресенье получили информацию о появлении подозрительных вооруженных людей в строящемся здании в районе Павакаи в Пешаваре. Дом был оцеплен, в ходе начавшегося боя были убиты три террориста, двое совершили самоподрывы. Один сотрудник полиции погиб, двое были ранены.

В понедельник пакистанская газета Nation со ссылкой на неназванного представителя силовых структур сообщила, что все уничтоженные террористы были иностранцами. Александр Невара.

Линейные города

Илья Лежава

О том, что современные города переживают кризис, написано довольно много. Чаще всего в кризисах городов обвиняют транспорт. В последние годы сюда добавился и так называемый экологический фактор. Популярным, особенно на Западе, становится изучение социологии города. Однако пути решения собственно градостроительных проблем обсуждаются гораздо реже. Среди городского руководства распространено мнение, что все можно решить путем совершенствования существующих городских структур, то есть на «местном» уровне. С некоторыми городами, вероятно, так и придется поступить. Однако новое строительство со всей очевидностью должно стремиться к более серьезным переменам.

Анализ показывает, что «звездчатые» города и агломерации теряют свои позиции. Территориальный и экологический ресурсы в них практически исчерпаны. На наших глазах они уничтожают природу и становятся непреодолимым препятствием для транспорта. Долгое время градостроители уповали на города-спутники. Но и они не спасли положение. Есть страны, особенно в Европе, где пятна городов начинают срастаться, образуя огромные мегалополисы. Мегалополисы множатся. Если «положить» все города мира компактно на карту, они покроют Индийский субконтинент. Ясно, что раз города и крупные агломерации теряют свои очертания, то нет смысла их бессистемно увеличивать, даже за счет спутников. Но ничего не предпринимается: то финансовый кризис мешает, то вдруг появляется надежда на то, что прирост населения пойдет на убыль и расширение не потребуется, и т. д.

Обратимся к истории. Люди издревле селились вдоль водных или сухопутных путей сообщения. Это были реки Тигр, Евфрат, Нил, Хуанхэ, Меконг, Дунай, Рейн, Луара, Волга, Миссисипи. Были караванные пути, Великий Шелковый путь, римские дороги, окружавшие Средиземноморье, путь из «варяг в греки», дороги, ведущие в Святую землю... Коммуникации повсеместно притягивали людей. Создавались города, замки и крепости. Они нанизывались на пути, как бусы на нить. Транзит был выгоден всем. Одни богатели за счет перекупки товара, другие жили придорожной торговлей, третьих кормила река, четвертые взимали пошлину за проезд. Кто-то грабил, кто-то охранял. Еще сравнительно недавно стали разрастаться поселения у Трансамериканской, Трансавстралийской и особенно Транссибирской железных магистралей.

В России большинство городов ориентированы на бесконечные пути сообщения. Кто жил на любой русской реке — знает, что значит пристань для городка. Кто жил на железнодорожной трассе — помнит, сколь велика роль вокзала и всего, что с ним связано. Вокзал и пристань — это работа, это еда и товары, это информация, это связь с внешним миром. Пушкин в патриотическом стихотворении «Клеветникам России» так описывает российскую «географию»: «...От Перми до Тавриды. От финских хладных скал до пламенной Колхиды. От потрясенного Кремля до стен недвижного Китая.». По этим направлениям и развивались русские пути-дороги. Вспомним, как во время Второй мировой войны с севера, по мурманской трассе, шли ленд-лизовские товары. По Волге, в центр, шли нефть и пшеница. Об огромной роли Севморпути и особенно Транссиба в этот период и говорить нечего.

Жизнь на трассе

Россия имеет значительный пространственный ресурс. Многие считают, что именно за счет этого ресурса и надо развивать агломерационные «пятна». Уверен, это тупик. Где же выход? Поскольку в России сформировался целый ряд протяженных транспортных коридоров (в основном железнодорожных), то, вероятно, можно вдоль них и селиться. К сожалению, до сих пор передвижение по этим коридорам шло медленно, неорганизованно и некомфортно. Надо строить не только автомобильные, но и современные скоростные удобные «поездные» трассы, как это делают во Франции, Германии, Китае. Эти трассы должны проходить по избранным направлениям, переориентируя на себя расползающиеся агломерации. Подобный процесс напоминает прокладку осушительного канала сквозь болотистую местность. Трасса скоростного Сапсана (от Нижнего Новгорода до Хельсинки, через Москву и Петербург) и есть такой «осушительный канал». На нем и могут располагаться новые поселения. Вспомним, еще 100 лет назад мощный поток переселенцев был притянут к Транссибирской железнодорожной магистрали. Хотя скорости передвижения были невелики, жизнь на трассе казалась им более привлекательной, чем в деревнях и старых городах.

Удобно ли современным жителям селиться вблизи трасс? Можно предположить, что да. Можно вспомнить Нью-Йоркский регион, где вдоль Лонг-Айлендского пролива идут скоростные поезда. Вся трасса Нью-Йорк — Нью-Хейвен — Бостон, длиною 400 километров (наш аналог Москва — Нижний Новгород), фактически демонстрирует собой линейную систему расселения. Богатые деловые люди живут на берегу моря в небольших уютных городках. Для поездки в Нью-Йорк они редко пользуются автомобилями. На них доезжают только до станций, где садятся на электропоезда и попадают, например, на вокзал Гранд-Централ в центре Манхэттена, расположенный на 42-й улице. Далее пешком (или на местном метро) расходятся по самым престижным офисам страны. В электричках они сидят в комфортабельных креслах, читают газеты, работают, могут заказать завтрак. Не сравнить с ездой на машине по многокилометровым пробкам.

Возникает вопрос: почему мы преимущественно говорим о поездах, а не об автомобилях или самолетах? Действительно, в 1960-х годах в Европе казалось, что побеждает автомобиль. Даже сейчас грузовые перевозки, благодаря маневренности, активно обслуживаются автотранспортом. При этом пассажирские поезда стали интенсивно увеличивать скорость движения, которая достигла в настоящее время 300 км/час. При таких скоростях Европа переходит на пассажирское поездное передвижение. Что касается авиации, то у нее много недостатков: сложности при посадке и оформлении багажа, удаленность аэропортов, шумовое загрязнение окружающей среды и т. д.

Можно возразить, что редкие остановки на скоростных трассах создадут сложности их достижения. Но транспортный коридор — это не «однопутка», к которым мы привыкли. Это плотный пучок коммуникаций, включающий скоростной канал для пассажирского сообщения, отдельный канал для грузоперевозок, автомобильное шоссе, трубопроводы, транспортеры и т. д. К тому же совершенно необязательно задействовать один пассажирский канал движения. Можно иметь для дальних расстояний скоростной канал с редкими остановками, еще один средний и один неспешный, для небольших расстояний с частыми остановками (как в нью-йоркском метро). Вблизи подобных многоканальных путей сообщения и могут появиться новые города.

Что же может заставить людей покинуть привычные места в большом городе и начать селиться вдоль трасс? Известно, что плотная городская жизнь сформировалась не только благодаря транспорту. Многих людей в плотном городе привлекают его «энергетика», богатый выбор мест приложения труда, близость очагов культуры, образования, информации, а также зоны полового, возрастного и профессионального общения. Там же формируется особый стиль жизни. В городах хотят жить те, кто стремится иметь активные социальные контакты, а это в основном молодежь. Могут ли линейные системы обеспечить что-то подобное?

Смогут, если удобство и скорость достижения перечисленных благ на трассе будут не хуже, если не лучше, чем в современном городе. И если получится привыкнуть к подобному, не совсем для нас обычному, стилю жизни. Я наблюдал, как в Швейцарии дети из небольшого городка Мендризио и окрестных поселений на электричке ездили в школу, а взрослые отправлялись на работу, учебу или за развлечениями в Лугано или даже в заграничный Милан. Это казалось им вполне естественным. Жизнь на природе они никогда не променяют на миллионный автоград. Для поездок они редко используют автомобиль, если можно легко, быстро и удобно добраться куда бы то ни было на поезде.

Кроме транспортного и социального аспектов в пользу линейных систем расселения действует и экономический фактор. В городах земельные ресурсы исчерпаны, а вдоль трасс (особенно в России) сосредоточены огромные пространства, которых хватит на столетия. В этой зоне застройщики любого комплекса не будут зависеть от необходимости уничтожения ранее существовавших построек, и им не придется использовать дорогие городские земли.

Возникает еще один законный вопрос: зачем прогнозировать рост агломераций или строительство новых городов, если в России не ожидается прироста населения? Даже мигранты не спасают положение. Но жилищные стандарты в России очень низки. Жилой фонд в ужасном состоянии. Даже «хрущевская» норма (9 метров на человека) соблюдается далеко не всегда. Для достижения хотя бы минимального европейского уровня жизни (30 кв. метров на человека) придется строить новое жилье. К сожалению, в реставрированных исторических городах всех поселить не удастся. Будет дешевле создавать новые города, чем реанимировать «убитую» застройку в «советских» моногородах и рабочих поселках.

В мире меняются не только скорости и удобства передвижения. Меняется система достижения поездов. Вокзалы перестают быть скопищем отъезжающих людей и становятся полноценными общественными центрами, соединенными с пересадочными узлами. Исчезают залы ожидания, существенно ускоряется продажа билетов, упрощается процедура посадки и т. д. При этом в городах вокзалы расположены в стратегически значимых местах и активно включены в систему общественного транспорта. Пример — новый вокзал в Киото. Таким образом, хорошо организованные линейные системы расселения могут резко сократить потребность людей в автомобилях и стимулировать переход на интенсивное использование общественных видов транспорта, а также дать им природу.

Конечно, селиться вблизи трасс при малых скоростях было нерационально, но уже при 300 км/час, удобной организации достижения остановок и повышении стандартов проживания в новых городах «линейный» способ жизни может стать вполне приемлемым. Поэтому теоретически в России можно было бы постепенно переходить на линейные системы расселения, собирать города вдоль скоростных трасс и восстанавливать природу на покинутых людьми пространствах.

Аналогии

Итак, предлагается сосредотачивать людей в новых городах вдоль русел расселения. В этом случае мы имеем два основных элемента: транспортное русло и город. Чтобы лучше понять непростой принцип их взаимодействия, приведем ряд аналогий.

Первая аналогия — геометрическая. Как ни странно, все коммуникации могут быть в конечном итоге только линейными. Все поселения всегда связаны с дорогой. Город, даже если он «пятнообразный», состоит из капилляров-дорог, к которым примыкают здания. Так комнаты соединяются между собой посредством коридора, а сурки, организуя свои убежища, роют туннели с отходящими от них норами. Все градостроительные системы всегда состоят из коммуникаций с примыкающими к ним объектами. Это не зависит от нашей воли. Это проявление некого всеобщего закона архитектурно-пространственной геометрии.

Можно построить также некую зоологическую аналогию. Город — это взаимосвязанный набор сооружений. Обычно они располагаются вблизи центра, образуя некое округлое «пятно застройки». Почему округлое? Потому что желательна быстрая взаимодоступность районов и центра. То же «скопище» домов можно расположить и в линию. Природа активно пользуется этим принципом. Она создала не только «компактного» ежа, но и «линейного» ужа. Для одних функций хорош еж, для других — уж. Это просто два разных способа компоновки. В градостроительстве пока использована в полной мере только компоновка «ежа». Не пора ли задействовать «ужа»?

Еще одна аналогия — ботаническая. Русло с транспортным коридором в центре можно сравнить со стволом дерева, по которому непрерывным потоком идут живительные соки. В то же время города — это некие плоды, то есть места, в которых эти соки накапливаются. Города, подобно плодам, накапливают культурные ресурсы, необходимые для продолжения рода человеческого. Представляется, что система «ствол» (русло) — «плод» (город) более совершенна, чем дисперсная структура расползающихся «мхов и лишайников» современных городов.

Возможна еще и философская аналогия. Город — это место рождения и воспитания человека. Это место, где он формируется, где находятся его близкие и друзья. Кроме того, это место, где накапливается городская культура, которая делает данный город неповторимым. Это его родина. Русло есть противовес городу. Это место, где идет активная и непредсказуемая жизнь, где человек противопоставлен окружающему миру. Это место борьбы и перемен, побед и поражений. Это место работы, экспериментов, развлечений и активного отдыха. Нетрудно заметить наличие в этом рассуждении некоего дуализма, двух противоположных, но дополняющих друг друга начал. Русло и город можно трактовать как средоточие мужского и женского начала, как Инь и Ян в китайской философии.

Аналогии помогают понять, что ориентация на линейные системы расселения неслучайна. Она имеет глубокие культурно-исторические, философские и социально-экономические основы.

Русло и город

Итак, повторим, в концепции линейной системы расселения выделяются два основных элемента — русло и город. Рассмотрим их более подробно.

В основе русла расселения — транспортный коридор. По нему движутся непрерывные потоки людей, грузов, воды, энергии и полезных ископаемых. Каналами их движения являются дороги, трубопроводы, различного вида транспортеры и рельсовые системы. Легкая доступность делает эти «русельные» территории особенно удобными для освоения. Это зона общей шириной приблизительно 10—15 километров. На прилегающей к транспортному коридору территории могут быть построены тысячи объектов. Среди них — жилые поселения, заводы, образовательные центры, места отдыха и, конечно, города. Русло также пересекает зоны природных парков, заповедников, рекреационных и развлекательных центров с гостиницами, домами отдыха и санаториями. Наконец, вдоль русла и вблизи него могут находиться территории интенсивного землепользования: пахоты, фермы, пастбища, рыбные и лесные хозяйства. То есть русло — это гигантские линейные территории, активно освоенные человеком. Поскольку, по нашим предположениям, многие территории будут терять население, притянутое на русло, на покинутых местах будет возрождаться первозданная природа.

Теперь о городах. Пропаганда линейных систем расселения не предполагает, что новые города должны иметь вид магистрали с прилегающими к ней жилыми домами на манер Тверской или Невского. Это полноценные города, расположенные в транспортной близости от той или иной остановки на трассе. Они даже не всегда могут отличаться от существующих городов своей планировочной структурой. Дело в другом.

Тысячелетиями человек старался снабдить сооружения, им создаваемые, не только защитой от вражеских нападений и климатических капризов, но и теплом, светом, энергией, водой, а также эффективной системой удаления отходов. В этом люди особенно преуспели в последнее столетие. Однако результат подобной деятельности оказался неожиданным. Сотни удобных сервисных механизмов стали потреблять огромное количество энергии. Ее производство и городские выбросы отравляют окружающую среду. Теперь надо не только людям помогать, но спасать саму природу, из которой они черпают блага. А это меняет всю философию строительной деятельности. Линейные системы расселения указывают нам возможный выход из этой ситуации.

При строительстве новых городов мы должны создать систему, централизованно управляющую всеми процессами, в них происходящими. Новые города должны не только централизованно получать блага, но и контролировать весь цикл своего потребления, включая характер отходов, выходящих в атмосферу или почву. Заметим, что в Нью-Йорке, например, 50 % веса продуктов и упаковок от них выбрасывается на помойку. Не только производство и энергетика, но вся деятельность человека, включая градостроительство, должна стремиться стать безотходной. Вечно растущие города не могут служить для нас образцом. Многофункциональные инженерные системы, обслуживающие новые города, смогут контролировать только плотную, законченную структуру.

Кстати, о плотности. Города тысячелетиями развивались постепенным, стихийным приращиванием территории. Даже если город строился сразу, по единой схеме, он все равно рос. Теперь ситуация, вероятно, должна измениться. Город должен перестать быть «содружеством» отдельно стоящих зданий. Это единое плотное сооружение, в котором контролируются все технологические процессы, в нем происходящие. Естественно, города могут быть как низкоэтажными, так и многоэтажными. Форма города может быть любой. Но еще раз повторим: он должен быть плотным, отказаться от спонтанного роста и обрести новое качество — централизованное управление всеми инженерными процессами. В соответствии с этими принципами города уже строятся. Например, экогород Масдар в Эмиратах. Строятся небоскребы, новейшие заводы, гигантские гостиницы, торговые молы и даже круизные лайнеры. Перефразируя Ле Корбюзье, который в начале прошлого века объявил, что «дом — это машина для жилья», мы в начале этого века говорим: «Город должен стать машиной для жилья». А машины, насыщенные техникой, как известно, не растут. Конечно, российские города к этому не готовы. Однако новым поселениям ничего, кроме затрат, не мешает стать таковыми.

Естественно, существующие исторические города останутся на своих местах. При этом их надо освободить от подчас уродливых «наростов» 1930—60-х годов. Для новых же городов придется искать подходящие территории, расположенные в легкой транспортной доступности от остановок на скоростных трассах. Но, самое главное, эти города должны по всем параметрам превосходить бесконечные барачные и пятиэтажные поселения, бессистемно построенные за последние семьдесят лет. Если мы разместим вдоль русел расселения цепочки стотысячных городов, обладающих новыми экологическими стандартами проживания, близостью нетронутой природы и вместе с тем плотностью социальных контактов, свойственных центрам старых городов, мы получим принципиально новую, современную систему расселения. Только подобная, четко структурированная система сможет привлечь «в свои ряды» активное население, «осушив» расползающиеся агломерации.

Москва

Москва — столица огромного государства. Население ее стремительно растет. Хотим мы того или нет, но рост будет продолжаться. Уже сейчас город задыхается в автомобильных пробках. Что произойдет с транспортом, если рядом застроить территорию, большую, чем современная Москва?

В России многие годы держалась советская норма: 20 машин на 1000 жителей. Повсеместно строились огромные кварталы, не рассчитанные ни на внутреннее движение автомашин, ни на стоянки. Тогда общественный транспорт, такси и вылетные магистрали вполне справлялись с движением. Но после 1990-х отсутствие стратегического мышления дорого обошлось москвичам. Число машин возросло, достигнув цифры 400 машин на 1000 жителей (2012 год) и стремительно продолжает расти. При этом стала резко падать скорость их передвижения. Улицы и проезды забиты машинами. Надо срочно уплотнять сетку улиц и создавать стоянки на огромных московских территориях.

Если к городу с юга еще прибавится гигантская жилая территория, в старую часть Москвы направится огромный поток машин, и город придется активно реструктурировать. Неизбежно появятся новые надземные автотрассы, монорельсовые пути, зоны скоростного общественного транспорта. Кроме того, потребуется пробить подземные туннели, откопать подземные стоянки, связать все это с метро, наладить лифты и эскалаторы для выхода на поверхность (и все это в «живом» городе). Ясно, что это приведет к фантастическим затратам. Городу Бостону, например, туннельная реконструкция транспортной системы обошлось в 20 миллиардов долларов (до кризиса 2008 года). А Бостон гораздо меньше Москвы, и сетка улиц у него плотнее. На строительство туннелей потребуются не только космические суммы. Вдобавок это еще и опасно! Во всех новейших супертуннелях, оборудованных разнообразными «дублерами безопасности», происходили страшные аварии. К сожалению, в Москве даже в существующих границах строительства новых супертуннелей не избежать.

Но и строительство туннелей не спасет положение. Потребуется замена всех автодвигателей на более экономичные и экологичные. Но даже если появится чистый двигатель и вместо выхлопов польется (как обещают) вода, то теплая влажность, смешанная с асфальтовой и шинной пылью, окутает не только город, но и огромные туннели. При морозе ситуация будет еще хуже. Можно перейти на маленькие «электросмарты», но 800 машин на 1000 жителей все равно забьют улицы, кварталы и туннели.

Естественно, что проблемы столицы всегда волновали власть. Было несколько конкурсов. В 1920-е годы на первом конкурсе, посвященном расширению Москвы, было предложено два принципиально разных пути развития города: «линейный» путь на Ленинград (Петербург), предложенный Ладовским, и кольцевой, «пятнообразный» путь, который своими границами далеко уходил за пределы современной кольцевой дороги, предложенный Шестаковым. И хотя предложение Ладовского до сих пор популярно во всем мире, Москва неизменно развивается «по Шестакову». Кольцевой вариант был подтвержден и в знаменитом Генплане 1935 года. Так было дешевле и привычнее. Недавнее неожиданное увеличение Москвы в полтора раза можно рассматривать как желание постепенно окружить город «шестаковскими дольками» до полного круга. Кроме «круглых» и «линейных» систем, периодически появлялись предложения разуплотнить Москву при помощи небольших удобных городов-спутников. Но и эта деятельность успеха не имела, поскольку все ее вылетные магистрали крайне перегружены. А без связи со столицей спутники жить не могли.

Решая проблему роста Москвы, видимо, следует обратить внимание на линейные системы расселения. Москва и Петербург всегда тянулись друг к другу. «Путешествие из Петербурга в Москву». Николаевская железная дорога. В начале двадцатого века появляются фантастические идеи связать эти два города линейной системой, состоящей из городов-садов. После революции появилась великая «парабола Ладовского», демонстрирующая «энергетический» выброс Москвы в сторону Ленинграда. Были на эту тему диссертации в 1970-х и разработки Платонова в 1990-х. Наконец появился «Сапсан» и соединил два города скоростной трассой. Эта трасса может использоваться для дальнейшего развития Москвы и Петербурга.

Наметим пять остановок: Клин, Тверь, Вышний Волочек, Окуловка, Чудово. Расстояние между ними — примерно 100 километров. Если скорость поезда достигнет 300 км/час, то на движение между остановками мы потратим около 20 минут. Если к каждой остановке будут привязаны 4—5 небольших плотных городов по 80—100 тысяч населения, то на этом русле можно разместить, не считая существующих поселений, более двух миллионов человек. А путь от Москвы до Петербурга займет немногим более двух часов. Вспомним, что сейчас по Москве на автомобиле из конца в конец можно потратить более трех часов.

Есть и другие преимущества. Трасса обладает огромным земельным ресурсом. Сейчас Москва в пределах кольцевой дороги занимает около 800 кв. километров, забитых застройкой и дорогами. По последним данным, на юге к городу прибавится еще около 1000 кв. километров. В то же время всего лишь десятикилометровая зона вдоль трассы Москва — Петербург — это не менее 5000 кв. километров, а застроено на ней не более 4 %. Вдоль подобного транспортного русла могут появляться заводы, зоны сельского хозяйства, университеты, места развлечений и т. д. Таким образом, уйдя на русло, экономика может обрести новое дыхание.

Кроме того, исходя из высоких скоростей передвижения по трассе, где-то в районе Бологого выгодно построить современный аэродром, который обслуживал бы как Москву, так и Петербург. Достижение его из обоих городов займет около часа. Возможно, это окажется более выгодным, чем бесконечно развивать Домодедово и Пулково, увеличивая шумовые зоны.

Можно надеяться, что этот транспортный коридор притянет к себе население, а это, в свою очередь, прекратит дисперсное расползание подмосковной застройки по природным территориям. Возможно, люди из столичной агломерации предпочтут переселиться «на трассу» в экологически чистые поселения, вместо того чтобы задыхаться в агломерационных пробках или промышленных городах, построенных по стандартам полувековой давности. Естественно, что для этого при Петербургском и Московском вокзалах для лучшей связи с городским транспортом придется создать современные пересадочные узлы. Наконец, в будущем линейную систему расселения можно будет направить по пути «Сапсана» и на Нижний Новгород.

Сибстрим

Новгород, Москва, Петербург — не единственные возможные в России русла расселения. Таких русел может быть много. Наиболее мощное из них — Великая Транссибирская магистраль, которая уже сейчас представляет собой гигантскую линейную систему расселения. Она связывает акватории Атлантического и Тихого океанов. Появление этой железной дороги было величайшим событием в истории страны. В середине XIX века курьеру требовалось 40 дней, чтобы из Петербурга добраться до Владивостока. После строительства дороги путь к Тихому океану занимал около десяти дней. Построив новую трассу, мы сможем достигнуть скорости (уже действующего) «шанхайского» экспресса 440 км/час, и на этот путь мы потратим всего часов двадцать.

Строительство подобного масштаба потребует огромных затрат. Но вот что интересно. Проектирование Транссиба осуществлялось в дни правления Александра III, строительство началось в 1891 году. Через десять лет, уже при Николае II, первый поезд прибыл во Владивосток. К 1916 году был построен участок дороги через Хабаровск, и строительство было завершено. Итак, первый поезд пришел во Владивосток в 1901 году. Да, Байкал он пересекал на пароме. Да, он шел через китайский Харбин. Но как можно было за десять лет, в не очень богатой стране, с не самым мудрым руководством, проложить путь длиною в 8000 километров с несчетным количеством мостов через Волгу, Каму, Иртыш, Обь, Енисей, Лену? При этом строители пользовались телегой, тачкой, лопатой, киркой и мотыгой! Разве сейчас, имея опыт возведения гигантских стальных газовых и нефтяных трасс, нам будет трудно формировать подобные транспортные системы? Конечно, нет. Была бы воля.

Предполагается, что при новых скоростях появится не просто транспортный коридор. Постепенно на базе Транссиба и Байкало-Амурской магистрали из ожерелья городов, к ним примыкающих, сформируется некий мегалополис, то есть единое линейное городское образование. Возможно, он никогда не будет столь плотным, как бостонско-вашингтонский на северо-востоке США. Но активные контакты между городами, заводами, технополисами, университетами, обучающими центрами, заповедниками, а также местами отдыха и развлечений постепенно создадут некую совершенно новую, интегрированную среду обитания. Этой уникальной градостроительной среде нами было дано условное название «Сибстрим».

Сибстрим может пройти вблизи Петербурга, Вологды, Вятки, Екатеринбурга, Омска, Новосибирска, Томска, Красноярска, Иркутска, Улан-Удэ, Читы, Сково-родино, Белогорска, Хабаровска и далее до Владивостока. С ответвлением от Тайшета через Братск, Усть-Кут, Тынду, Комсомольск-на-Амуре до Совгавани. Далее этот путь может быть продлен через Берингов пролив до Уэлена на Аляске и на юг, в стремительно развивающиеся азиатские регионы. Не говоря уже о том, что транспортный коридор можно продолжить по Европе до Гамбурга или Гавра. Таким образом вся эта система станет основой скоростного транзита из Европы к странам акватории Тихого океана. Кроме дохода от транзита людей, грузов, электроэнергии и углеводородов могут быть получены значительные прибыли от продажи земельных ресурсов вдоль Сибстрима, стоимость которых, вероятно, возрастет многократно.

Следует учесть, что с намечающимся в нашей стране новым этапом ледокольного освоения Севморпути такие поселения, как Мурманск, Архангельск, Нарьян-Мар, Салехард, Тикси, Певек, вновь приобретут большое значение. В этой связи предлагается от этих полярных городов провести на юг трассы, пересекающиеся с Сибстримом. Это Мурманск — Петербург — Москва — Ростов — Новороссийск; Архангельск — Вологда — Астрахань; Нарьян-Мар — Пермь — Оренбург; Салехард — Тюмень — Омск; Дудинка — Енисейск — Красноярск; Тикси — Якутск — Сковородино; Певек — Магадан — Хабаровск — Владивосток.

Эти поперечные северо-южные русла смогут стать также транзитными, если они будут продлены через Турцию, Ирак, Афганистан и Китай до портов бассейна Индийского океана. Создание подобной транспортно-расселенческой инфраструктуры приведет к появлению мощнейшего коммуникационного «скелета» России, который активно повлияет на равномерное распределение населения и ресурсов по всей территории страны.

В будущем при увеличении скорости движения до 500 км/час, пользуясь Сиб-стримом, станет реальным из Вологды, например, за два часа достичь Приуралья. Кроме того, вологодцам будет доступен не только Петербург с его университетами, театрами, музеями и памятниками архитектуры. С такой же легкостью они смогут посещать и великие русские озера — Онежское и Ладожское, а также дачи, рестораны и развлекательные комплексы, отстоящие от города на сотни километров. В Москве, как мы знаем, сегодня за эти два часа можно с трудом выехать из центра в ближнее Подмосковье.

Новая парадигма

Человечеству на протяжении его истории не раз приходилось кардинально менять те или иные привычные стереотипы мышления. За последние 50 лет научно-техническая революция во многом изменила нашу жизнь. Изменилось представление о способах правления, о структуре земли и космоса, о способах передвижения и т. д. Изменилась система получения и распространения информации. Появились новые способы добывания энергии. Люди перестали уничтожать природу. Только города и агломерации остались прежними. Если в Европе это естественно, то в России ситуация иная.

В отличие от стран Европы Россия имеет гигантскую территорию. Даже Евросоюз несравним по размеру с нашей страной. Там, проехав 100 километров, вы попадете в другое государство. В России можно ехать и ехать — и через несколько тысяч километров не достичь предела. Таким образом, российские и европейские системы расселения не могут быть идентичными. Градостроительные термины, понятия, определения — все требует существенной корректировки. Российская специфика касается не только расселения, но и очень существенных экономических, культурных, социальных и психологических отличий. Если раньше, при преимущественном развитии городов в западной части России, европейские принципы расселения могли служить нам примером, то теперь надо искать новые, типично российские пути решения этих проблем.

Настала пора разработать принципиально иную, типично российскую градостроительную доктрину, включающую как новые системы расселения, так и новую идеологию построения городов. Естественно, для того чтобы это осуществить, придется потратить большие деньги. Но переход на новое всегда требует затрат, а инновации, как правило, окупаются с лихвой. Пора поступить, как пушкинский Гвидон: вышибить дно «бочки», в которой с трудом развивается наше «пятно-образное» градостроительство, — и «выйти вон» на просторы линейных систем расселения.

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2012, №3(48)

Мигранты в российских городах

Ольга Вендина

Космополитизм, присущий ранее лишь немногим крупнейшим городам мира, становится нормой жизни, индикатором успешности и развитости города, его включенности в мировые процессы. О значимости и культурной продуктивности города судят по разнообразию этнической структуры его населения, свободе и легкости этнического самовыражения, частоте и активности культурных репрезентаций, широте спектра возможностей для реализации разных типов поведения и образов жизни.

Обратной стороной стремительного роста разнообразия стало усиление тенденций к культурному и социальному размежеванию ради сохранения привычной картины мира. Разнообразие, не освоенное и не трансформированное в социальный капитал, провоцирует периодические конфликты — социальные по сути, но межэтнические по форме.

На протяжении многих лет социологические опросы фиксируют высокий и устойчивый уровень ксенофобии в нашей стране: идею «Россия для русских» стабильно поддерживает более половины россиян[1]. Особенно негативно воспринимаются представители народов Кавказа (большинство россиян не видят разницы между коренными народами России — выходцами с Северного Кавказа и негражданами — представителями стран Южного Кавказа), Средней Азии и китайцы[2]. Не чувствуя личной потребности в культурном диалоге и испытывая дискомфорт от постоянных контактов с носителями иных поведенческих установок, россияне воспринимают рост этнокультурного разнообразия как внешнее насилие и угрозу. Ксенофобия и страхи отражаются и на политической жизни страны, многие политики не брезгуют использовать их как инструмент мобилизации электоральной поддержки. Не избежали этого искуса даже первые лица государства. Владимир Путин в программной предвыборной статье, посвященной национальному вопросу, также использовал этот ресурс, констатировав, что «люди шокированы агрессивным давлением на свои традиции, привычный жизненный уклад и всерьез опасаются угрозы утратить национально-государственную идентичность»[3]. Особенно остро проблемы межэтнических отношений воспринимаются в крупных городах, ставших основными местами концентрации мигрантов.

Мониторинг общественного мнения, проводимый центром Юрия Левады, с завидной регулярностью показывает, что «наплыв мигрантов», особенно «кавказцев» и «выходцев из южных республик», занимает третье место в рейтинге основных проблем москвичей и петербуржцев[4]. При этом плохая экология, нехватка и низкое качество жилья, произвол милиции, снижение уровня школьного образования и медицинского обслуживания, преступность и бандитизм отодвигаются респондентами в конец списка. 

Столь же остро переживают проблему и мигранты. В случае Москвы почти треть этнических мигрантов не принимают нового и чуждого для них порядка, высокого темпа городской жизни с ее насыщенностью событиями, бесконечными соблазнами, показной раскованностью и гламурностью, индивидуализмом и анонимностью, равнодушием и неучастием в жизни соседей. Другая треть критически оценивает состояние «цивилизации», в которую им предстоит интегрироваться[5]. У них свои взгляды и другой опыт социализации, они видят свою миссию в продвижении собственных представлений ради будущего своих детей и улучшения общей ситуации.

Аргументы, часто выдвигаемые представителями принимающего сообщества, типа «устанавливайте свои порядки у себя дома», не работают. Во-первых, лидерами, организующими социальную жизнь вокруг идей этнокультурного возрождения, становятся хорошо интегрированные в городской социум представители этнических элит, часто это второе поколение мигрантов, для которых Москва и является «своим домом». И, во-вторых, поддержку они находят среди тех, кто чувствует себя «дома», но не нашел своего места в жизни, как это было в случае беспорядков в Париже.

От городских властей в данной ситуации требуется выверенная политика, чего далеко не всегда удается достичь. Главное противоречие состоит в том, что этническая культура (хорошая) отделяется от ее носителей (плохих). Первая поддерживается, а вторые рассматриваются как неизбежное зло, с которым приходится мириться. Однако ни дискриминация в отношении мигрантов, ни укрепление этнокультурных институтов не позволяют достичь «гармонии» в межэтнических отношениях. Чтобы хотя бы в общих чертах определить, какая, собственно, политика нужна городам, приходится переосмысливать исходные понятия и подходы. Проще всего это сделать на примере Москвы.

Миграционная история Москвы

Все крупнейшие города мира — мощные миграционные магниты, а большинство их жителей — мигранты в первом или втором поколении. Москва не исключение. На протяжении последнего столетия численность ее населения каждые десять лет возрастала примерно на миллион человек, и основной вклад в этот прирост вносила миграция.

В первое десятилетие ХХ века город вырос с примерно 1,0 млн человек (1897) до 1,6 млн (1912). Результатом двух российских революций (1917) и Гражданской войны стало двукратное сокращение численности населения Москвы: с 2,04 млн человек в начале 1917 года до 1,03 млн — в начале 1920-го. Окончание Гражданской войны и стягивание продовольствия в города вновь сделали Москву миграционно привлекательной. За период между переписями 1920 и 1923 годов численность населения столицы выросла на полмиллиона человек. Вклад миграции в этот рост составил 77 %. По статистическим оценкам того времени, доля московских уроженцев в населении города не превышала 20 %[6].

Миграции начала 1920-х годов привели к сдвигам в этническом составе населения. Если до революции русские составляли 95,3 % населения Москвы, то по переписи 1923 года — 87,23 %. Изменения коснулись не только русских, в разы сократилось число французов и немцев, одновременно в разы выросло число евреев. Свидетель того времени Н. В. Тимофеев-Ресовский пишет в своих воспоминаниях: «Петроград голодал и пустел. Москва тоже голодала, но не пустела, а, наоборот, пухла, наполнялась беженцами самого разнообразного сорта. Москвой завладел так называемый жаргон беженцев»[7]. По состоянию на 1929 год в Москве уже проживало 2,35 млн человек.

Тридцатые годы дают еще более динамичную картину. В сводном томе Итогов всесоюзной переписи населения 1959 года приведены следующие данные: миграционный прирост населения Москвы в 1930 году — 512,9 тыс. человек, в 1931 — 734,4 тыс., в 1932 — 705,5 тыс. Это фантастические цифры, особенно, если вспомнить об остроте жилищной проблемы и скученности населения. В 1931 году, на пленуме ЦК ВКП(б), была поставлена задача ограничения роста крупнейших городов, прежде всего Москвы. В декабре 1932 года было принят закон «Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописки паспортов», который требовал «обязательной прописки» в органах милиции не позднее 24 часов по прибытии на новое местожительство, также регистрировалось и выбытие. Фактически, этот акт был нацелен на регулирование миграции. Однако люди адаптировались к введенным ограничениям, научились их обходить, и спустя два года миграционный поток восстановился до уровня примерно 100 тыс. человек в год.

Война вновь резко изменила ситуацию. Перед началом войны московское население насчитывало 4,2 млн человек, а к январю 1942 года — 2,0 млн. За годы войны было мобилизовано свыше 850 тыс., включая призванных в армию, народное ополчение, войска ПВО, истребительные и коммунистические батальоны, партизанские отряды. В эвакуацию отправилось порядка 2,2 млн[8]. Постепенное восстановление численности населения началось со второй половины 1942 года. При этом, как пишет Василий Гроссман: «Обыватели чувствовали себя в Москве просторно и говорили — хорошо бы, правительство запретило обратный въезд в столицу всем эвакуированным в 1941 году»[9]. Правительство и препятствовало возвратным миграциям, требовалось разрешение на въезд, подтверждение наличия жилья и пр. Тем не менее к 1945 году число жителей города увеличилось на 1,08 млн человек, разумеется, не только за счет прежних москвичей. К началу 1950 года численность населения Москвы превысила довоенную, составив 4,85 млн, и вплотную подошла к прогнозному пределу в 5 млн человек, установленному Генпланом Москвы 1935 года и подтвержденному Генпланом 1959 года. Однако в августе 1960 года в результате административно-территориальных преобразований в состав Москвы было включено сразу пять городов (Бабушкин, Люблино, Кунцево, Перово и Тушино) и более 150 рабочих поселков, сел и деревень. Площадь города выросла в 2,5 раза, а население — на 1,14 млн человек, в одночасье достигнув 6,2 млн!

Все 60-е годы Москва продолжала стабильно расти, причем ежегодный миграционный прирост примерно вдвое превышал естественный. В конце 1960-х годов произошли изменения и в тогдашней миграционной политике. В соответствии с господствующей идеологией Москва как столица рабоче-крестьянского государства должна была сохранять представительный рабочий класс. Но, увы, социально-экономические процессы не подчинялись руководящим установкам «партии и правительства». Развитие столицы как административного, торгово-транспортного и научно-образовательного центра меняло приоритеты москвичей в выборе профессий. Все большее число людей стремилось к получению высшего образования. «Белые», а не «синие воротнички» стали определять лицо Москвы. Промышленные и строительные предприятия города, коммунальное хозяйство остро нуждались в рабочих. В городе наблюдался дефицит работников низкой квалификации. Решение было найдено не в реструктуризации московской экономики, а в пополнении убывающего «рабочего класса». Одновременно в силе оставалась и политика ограничения роста города. Объединение принципов пополнения и ограничения породило лимит прописки. По сути были установлены квоты на завоз рабочей силы.

Лимит обеспечивал Москве 60—80 тыс. лимитчиков ежегодно. Остальные каналы миграционного переселения в Москву были блокированы. Обход, впрочем, был быстро найден. Фиктивный брак стал одним из наиболее употребительных инструментов получения московской прописки и «закрепления» в столице. В целом брачно-семейная миграция давала ежегодную прибавку в 32—37 тыс. человек, еще около 5 тыс. добавляли семейные переезды и обмены.

Согласно переписи населения 1979 года численность населения Москвы достигла 8,13 млн человек. Основными регионами — поставщиками мигрантов по-прежнему были Россия (72 %), затем следовала Украина, а третье место занимали Средняя Азия и Казахстан, откуда уже в 1970-х годах началось возвратное движение русского населения. Заметно стал меняться и этнический состав населения Москвы, на фоне роста доли русских, украинцев, татар, белорусов, народов Кавказа, Средней Азии и Казахстана шло снижение удельного веса евреев, народов Прибалтики, поляков и др.

Тенденции 1970-х годов сохранялись без изменений вплоть до середины 1980-х. За 1970—1985 годы в Москву было привлечено свыше 700 тыс. иногородних рабочих, но этого было недостаточно, чтобы удовлетворить потребности промышленности, транспорта и строительства. Отработав контракт и получив жилье, лимитчики увольнялись, находя себе новое место приложения труда в сфере услуг. Город привлекал все новых и новых мигрантов. Заметное истощение демографических ресурсов страны привело к тому, что на московских предприятиях появились рабочие из Вьетнама и Северной Кореи.

В годы перестройки в Москве впервые со времен войны появились беженцы и вынужденные переселенцы — преимущественно из чернобыльской зоны, Спитака и Нагорного Карабаха. В 1989 году было принято решение о выводе советских войск из Афганистана. Вместе с армией из страны уходили и афганские сторонники Наджибуллы, опасавшиеся расправ со стороны талибов. Порядка 50 тыс. афганских беженцев оказались в Москве[10].

Одновременно с этими событиями происходили и значительные перемены во внутренней жизни города. На волне перестройки в Москве смягчился паспортный режим, в столицу двинулись предприимчивые люди со всей страны, пытавшиеся наладить свой первый бизнес. Перепись 1989 года зафиксировала численность населения Москвы на уровне 8,97 млн человек.

Последовавший затем короткий период бегства населения из города (начало 1990-х) быстро сменился восстановлением притока в прежних объемах. Высокие темпы экономического роста и спрос на рабочие руки вкупе с более высоким уровнем оплаты труда обеспечили рост числа приезжих. По переписи 2002 года в Москве проживало уже 10,3 млн человек, а 2010 года — 11,2 млн. Прогнозная цифра на 2020 год составляет 14 млн.

Новая миграционная волна оказалась по своему составу значительно менее комплементарной к сложившейся структуре населения Москвы. Зримое и быстрое увеличение численности выходцев с Кавказа и из Средней Азии запустило механизмы мигрантофобии, превратившейся в этнофобии, которые затем перекинулись и на соответствующие этнические группы постоянного населения Москвы.

Усложнение структуры миграционных потоков и трудности оценки масштабов миграции породили многочисленные мифы. Размеры миграции, значительные по сравнению с советским периодом, систематически и сильно преувеличиваются. На масштаб преувеличений влияют страхи, а не реальная численность отдельных этнических групп. Особенно сильны страхи в наиболее этнически гомогенных «русских» районах Москвы. Наибольшее преувеличение характерно при оценке численности чеченцев (70 раз), выходцев из Средней Азии (59 раз) и китайцев (53 раза). Численность азербайджанцев преувеличивается в 14,5 раза, а армян — в 9 раз. Жители города уверены в устойчивости и долговременности современной миграционной ситуации и предсказывают дальнейший рост доли «нерусских» в полтора-два раза[11].

Однако первые данные переписи 2010 года преподнесли сюрприз. Они показали значительный рост численности и доли русских в Москве. Думаю, что подобные перемены невозможно объяснить только низким качеством проведения переписи или неполнотой учета мигрантов. Скорее сработал другой механизм. Город — это феномен социальный, а не племенной, и горожане мыслят себя прежде всего в социальных категориях, а уже затем — в этнических. Поэтому, демонстрируя свою лояльность государству и городу, в котором живут, и подчеркивая связь собственной судьбы с Россией и свой выбор в пользу Москвы и доминирующей культуры, мигранты идентифицируют себя как русских.

Наиболее представительные этнические группы в населении Москвы

Источник: Москва в цифрах: с начала века до наших дней. Статистический сборник. М.: Мосгорстат, 1997. Итоги Всероссийской переписи населения 2002. М.: Росстат, 2004.

Быть в меньшинстве не значит быть «меньшинством»

В разговорах о межэтнических отношениях в городах привычно исходить из оппозиции «большинство — меньшинства», но всегда ли этот подход работает, и всегда ли он будет работать? Даже и сегодня можно назвать целый ряд городов, где на роль большинства могут претендовать две или более этнических групп. Например, Йоханнесбург — столица ЮАР, город с населением порядка 7 млн человек,

из которых на долю черных африканцев приходится 73 %, белых — 16 %, африканеров — 6 %. Однако столь очевидное преобладание черного населения создает лишь визуальный эффект большинства. В действительности город разделен между представителями четырех групп, говорящих на разных языках и имеющих отчетливо очерченные районы проживания. Согласно Южно-Африканской национальной переписи 2001 года в столице ЮАР на языках нгуни говорят 36 % населения, языках сото — 26 %, английском — 19 % и языке африканеров — 8 %. Обособленность этих четырех этнических миров не позволяет говорить ни о большинстве, ни о меньшинствах. Хотя, конечно, в Йоханнесбурге проживают представители других народов, выходцы из азиатских стран, Австралии или Америки, которые могут рассматриваться как меньшинства. Более близкий нам пример — Татарстан, где доли русских и татар в городском населении практически равны. В столице республики — Казани доля татар увеличивалась на протяжении всего ХХ века. Если в 1897 году татары составляли 22 % жителей города, то в 1970-м — уже 36 %, в 1989-м — 40,5 %, а по переписи 2002 года — 47,5 % (доля русских — 48,8 %).

Не лучше обстоит дело и с определением этнических меньшинств. С формальной точки зрения, все просто: есть запись в паспорте, обязательность которой отменена в 1996 году, или самоназвание, фиксируемое переписью. Достаточно подсчитать проценты, и вопрос закрыт, ясно — кто большинство, а кто — меньшинства. Но с социологической точки зрения все далеко не так просто.

Можем ли мы относить к меньшинству человека, родившегося и выросшего в Москве, сделавшего здесь карьеру, создавшего семью, считающего русский язык родным и при этом сохраняющего свою этническую самоидентификацию как дань памяти предкам? Исследования Центра изучения межнациональных отношений (ЦИМО) Института социологии РАН позволили выявить соотношение мигрантов и московских уроженцев среди представителей разных этносов[12]. Оказалось, что доля «коренных» москвичей выше всего среди украинцев (78 %). Русские — на втором месте (60 %), татары — на третьем (45 %). Среди всех этнических групп доля старожильческого населения, проживающего в городе 20 и более лет, очень внушительна. Среди татар — 45 %, армян — 50 %, грузин — 44 %. Эти люди давно обжились в Москве. Азербайджанское сообщество в Москве сложилось относительно недавно, но половина его членов приходится на группу «старожилов», которых трудно рассматривать как меньшинство.

К близким выводам подводят и данные переписи 2002 года, отражающие отношение представителей разных этнических групп к русскому языку. Восприятие языка как родного или его знание на уровне свободного владения означает и глубокое погружение в культуру. Русский язык в качестве родного воспринимают 88 % евреев, 72 % белорусов, 71 % представителей народов Поволжья, 62 % татар, 61 % украинцев, 51 % армян, 45 % грузин, 42 % выходцев из республик Северного Кавказа, 37 % азербайджанцев, 70 % корейцев, традиционно живущих в России, и даже по 3 % китайцев и вьетнамцев. Конечно, знание языка не означает тотального растворения в культуре принимающего сообщества, но это верный индикатор высокой степени интегрированности человека в социум, особенно на уровне повседневной жизни.

Тасуя горожан по формальному признаку, мы сами конструируем «меньшинства», а затем пугаемся их росту. Классик российской этнологии Юрий Арутюнян не устает подчеркивать, что этнические группы принципиально важно рассматривать с учетом их включенности в городскую жизнь. Они, как любые сообщества, не монолитны, а глубоко дифференцированы по социальным, статусным, имущественным и даже этническим признакам, выраженность которых зависит от стремления человека к воспроизводству этнической особости[13].

И все-таки понятие «этническое меньшинство» небесполезно, хотя бы потому, что меньшинства являются субъектом защиты со стороны международного права. Поэтому, не отрицая роли факторов дискриминации и изоляции в формировании этнических меньшинств (например, москвичи вполне успешно загоняют узбеков и таджиков в эту нишу), мне хотелось бы обратить внимание на необходимость разорвать жесткую связь между представлением об этнической группе и этническом меньшинстве. Человек может считать себя представителем этнической группы, но это не означает его принадлежности к этническому меньшинству.

В условиях крупнейших городов этнические меньшинства — это не столько этнические, сколько социальные группы, они вовлечены во множество разнообразных социальных взаимодействий, выдвигая свой «этнический интерес» на первый план. Борьба за утверждение особого статуса группы, представляемой в качестве дискриминированной, является борьбой за обретение дополнительных ресурсов или контроль над их распределением. Как ни странно это звучит, но для «этнического меньшинства» как социальной группы в многомиллионном городе этничность и культурная отличительность — второстепенные признаки, лишь определяющие их специфику, а главными становятся «меньшинское» мировоззрение и поведение, мотивированное дискурсом об экзистенциальных угрозах. Самоутверждение, самовозвеличивание и самообожание[14] — это характерные признаки этноцентричного мировоззрения, порождающего «меньшинское» поведение. В этом смысле «этническое меньшинство» выделяется не по отношению к «большинству», а по отношению к остальным членам собственной этнической группы, которые не разделяют или в малой степени разделяют подобное мировоззрение. Русские, несмотря на свое доминирующее положение, не являются исключением. Интернет и печатные СМИ полны рассуждений, в которых принадлежность к русским является бесспорным обоснованием права на привилегии и безусловной детерминантой, объясняющей их действия: «русский, и этим все сказано».

Диаспоры — реальные и вымышленные

Сегодня этот термин употребляется неоправданно широко, став жаргонным и отождествляющимся с представлением либо об этнической группе, либо об этнической преступности. Известный российский политолог Ростислав Туровский пишет: «Обычно о диаспоре говорят применительно к народам, происходящим из зарубежных государств. В России расширили это понятие. Мы, например, говорим о чеченской диаспоре, хотя Чечня — это часть России. Если использовать это допущение, можно говорить обо всех народах, проживающих в Москве, кроме русских, как о диаспорах»[15].

Использовать такое допущение можно, поскольку важна не формальная сторона вопроса, а самоощущения людей, их вера в то, что они «чужаки» и никогда не будут приняты местным социумом. Но стоит уточнить: диаспора[16] — это структурированное сообщество, важнейшими признаками которого являются, во-первых, наличие миссии и скрепляющей группу идентичности, способность к ее устойчивому воспроизводству; во-вторых, развитая система социальных и экономических связей, включая обмены информацией, капиталом, авторитетом, идеями, кадрами и прочее; в-третьих, сохранение отношений с «родиной» — лоббирование интересов «своей» нации и поддержка реализуемых «дома» проектов.

Во второй половине ХХ века диаспоры стали исчезать, однако процессы экономической глобализации и резкая интенсификация миграций воскресили их: диаспоральная идентичность в условиях доминирования сетевых отношений, присущих глобализации, показала способность успешно конкурировать с национально-гражданской.

Сетевой принцип организации диаспоры делает невозможным ее отождествление с этническим меньшинством или землячеством, нередко оказывающимися в социальной или даже социально-пространственной изоляции. Диаспора предполагает ячеистую структуру с множеством иерархически независимых центров включения (культурных, экономических или общественных). Конечно, отдельные этнические сообщества (территориальные общины) могут входить в диаспору, но диаспора будет содействовать росту социальной и пространственной мобильности членов окукленной группы и в конечном итоге — ее разрушению. В целом «диаспора» и «мобильность» — это две стороны одной медали.

Как всякий сложный социальный организм, диаспоры имеют свои позитивные и негативные проявления. Они вносят огромный вклад в накопление капитала культурного разнообразия, без эффективной политической и финансовой поддержки диаспор многие социальные и культурные проекты не были бы никогда реализованы. В то же время создаваемые диаспорой сети используются не только в благих целях. Реализация гуманитарных и политических целей, провозглашаемых диаспорой, требует чрезвычайно высоких затрат, часто не приносящих никаких дивидендов. Поэтому диаспора всячески поддерживает этнический бизнес (жертвователи значительных средств на благотворительность часто находятся в теневой или даже криминальный бизнес-среде) и стремится выстраивать отношения с теми представителями своего народа, которые достигли высокого социального положения и могут лоббировать интересы диаспоры.

И все же диаспора — это не «Коза ностра» и не «Аль-Каида». Основная цель диаспоры — не обогащение и не борьба с политическими режимами, а сохранение и развитие своего народа, повышение его мировой значимости и в конечном итоге — служение исторической родине. Эта своеобразная патриотическая миссия позволяет интегрировать всех членов диаспоры — независимо от их происхождения, материального положения и межгрупповых противоречий.

Диаспору нельзя смешивать и с институтами гражданского общества. НГО, НКО, гражданские ассоциации и союзы действуют от лица группы, но в интересах всех, диаспора действует только в своих интересах, которые могут совпадать или расходиться с интересами общества в целом. Главным критерием оценки социальных и политических событий, с точки зрения диаспоры, служит то, как они отразятся на жизни ее народа или на жизни исторической родины. Диаспора скорее использует институты гражданского общества в своих целях, периодически оказывая им поддержку.

Диаспора не монолитна и не нуждается во властной иерархии или корпоративной дисциплине. Главное — осознание людьми своей причастности и участие, которое может быть разовым, эпизодическим или активным и систематическим.

Наличие или отсутствие диаспор это реальность, с которой необходимо считаться. Более того, последние десятилетия заставляют предполагать, что диаспора, наряду с национальными государствами, станет одной из ключевых форм организации общества[17]. Диаспора заинтересована в интеграции с принимающим сообществом, поскольку это дает дополнительные возможности саморазвития, в том числе и за счет коррумпирования власти, но не в ассимиляции. Это предопределяет непростые отношения между диаспорой и властными структурами в городах, которые требуют постоянного согласования различающихся интересов, в том числе и в сфере этнокультурной политики.

Классические диаспоры (еврейская, итальянская, греческая, армянская, китайская, русская и пр.) функционировали и продолжают функционировать во многих городах мира на описанных принципах. В развитых странах отношение к ним кардинально переменилось. Если в начале XX века диаспоры и там воспринимались негативно, ассоциируясь с мафией и этническими проблемами, то в начале XXI века они вызывают неподдельный интерес и симпатии общества как маркеры культурного разнообразия.

Наличие диаспор в городе свидетельствует о его культурной и экономической продуктивности и жизнеспособности. В российских городах, несмотря на широкое использование и даже демонизацию термина «диаспора», их практически нет, за исключением представительств старых мировых диаспор — китайской, еврейской, армянской и остатков греческой и испанской. Подтверждением этому служит развитость системы еврейских и армянских благотворительных организаций, ориентированных непосредственно на помощь людям, и практическое их отсутствие у других этнических групп. Большинство российских этнических благотворительных фондов являются целевыми и служат для реализации какого-либо конкретного проекта — строительства мечети, поддержания школы и пр.

В Москве ближе всех к оформлению диаспоры стоят чеченцы, консолидированные в результате войны, сохраняющие надежду на обретение собственной государственности и верящие в свою особую миссию на Кавказе. Однако сложившимся сегодня в разных городах страны и за рубежом чеченским общинам еще нужно продемонстрировать свою способность противостоять процессам интеграции, преодолев разногласия между приверженцами и противниками идеи независимой Ичкерии. Мобилизованное на определенном историческом этапе чеченское сообщество может оказаться не слишком устойчивым.

Наиболее многочисленные украинская и татарская общины не являются диаспорами в принципе и могут в них превратиться только в результате каких-то невероятных насильственных действий в отношении украинцев или татар. Украинцы и татары — такие же коренные жители российских городов и такие же государствообразующие народы, как и русские. Рост интереса к этническим и религиозным традициям или раскол СССР вовсе не превращают украинцев или татар в диаспоры. Живя в российских городах, они ощущали и ощущают себя частью местного социума, а не народами, оторванными от основной территории проживания — диаспорами Украины или Татарстана.

Этнические группы в российских городах — вымышленные диаспоры. Несмотря на то что в крупных городах действуют десятки и даже сотни национальных общин, землячеств и культурных ассоциаций, они слабо взаимодействуют и могут даже не знать друг о друге. В этнической среде сильны внутренние противоречия. «Старожилы» нередко неприязненно относятся к вновь приехавшим. Этническая интеллигенция стыдится и дистанцируется от своих «необразованных» сородичей. Одновременно среди этнических мигрантов довольно сильно выражено стремление к интеграции в принимающее сообщество, их поведение не слишком выделяется на общем фоне. Люди сохраняют хорошие, чаще всего дружеские или родственные отношения со своими соотечественниками и одновременно налаживают новые контакты в новом месте жизни.

Сложившаяся ситуация не означает, что вымышленные диаспоры не могут трансформироваться в реальные. Во-первых, если следовать терминологии Джона Армстронга, наряду с этническими диаспорами существуют «диаспоры гастарбайтеров»[18] со своими отношениями, рекрутинговыми компаниями, сетями поддержки, культурными центрами, местами решения проблем, оказания медицинских услуг, обучения детей, авторитетами и связями. Второе поколение, дети сегодняшних трудовых мигрантов, частично будут ассимилированы, а частично, по мере обретения средств для саморазвития и компенсации пережитого унижения и комплексов, вполне могут вдохнуть жизнь в диаспору — по формуле, согласно которой «внуки стремятся вспомнить то, что их деды стремились забыть».

Во-вторых, этничность постепенно привязывается к социальным институтам, к системе школьного образования. В Москве, как и во многих других российских городах, созданы школы с этнокультурным компонентом, которые позиционируются как бикультурные, русско-этнические. Предполагается, что учеба в таких школах позволяет детям лучше узнавать другую культуру, сравнивать и критически осмысливать ценности каждой из культур и в итоге формировать свою собственную культурную идентичность. Главная проблема таких школ — нерешенность ключевого вопроса, касающегося иерархии системы ценностей. «Двойные» школы довольно быстро утрачивают свой смешанный характер, дрейфуя в сторону этнической составляющей. Они воспринимаются как завоевание этнических меньшинств, как выделенное социальное пространство. Поэтому крайне тяжело, несмотря на все декларации, добиться, чтобы ученики признали приоритет общих интересов над интересами своей этнической группы. Тем более что общие интересы в значительной степени воспринимаются и неверно трактуются как интересы русского большинства. В таких школах учатся дети второго, а то и третьего поколения представителей этнических групп, живущих в Москве. Это значит, что школы работают прежде всего на воспроизводство этнических барьеров и этноцентричного мировоззрения, обслуживают интересы не этнических групп, а этнических меньшинств в их составе.

Советское наследство

«Репрессирован по национальному признаку» — такова формулировка сотен тысяч приговоров сталинского времени. Почему же легенды об этнической толерантности, царившей в советские годы, живы до сих пор? Ответ, видимо, состоит в том, что наряду с откровенной дискриминацией в СССР практиковалась политика интеграции, наиболее эффективная среди молодого поколения, переселявшегося в города в ходе индустриализации и урбанизации. Даже в самых элитных советских домах была существенная доля коммунальных квартир, где жили рядовые работники. Дети поступали в школу по месту жительства, что лишало выбора, но создавало атмосферу активных межсоциальных и межкультурных контактов. Требование «обеспечивать успеваемость», в том числе и «трудных подростков», вынуждало учителей «подтягивать» учеников-мигрантов до уровня московских старожилов. К тому же активно действовали многочисленные школьные кружки и дворцы пионеров, объединявшие детей по интересам и вовлекавшие их в социальную жизнь. Из детской дружбы вырастала дружба народов. Наконец, массовые молодежные организации обеспечивали преемственность и связь поколений — от октябренка до коммуниста и работали на интеграцию.

Конечно, советская политика интеграции была партийной и авторитарной, но в советских условиях она работала достаточно эффективно. Крах Советского Союза обнаружил главный порок советской модели, эффект толерантности и гражданской интеграции возникал благодаря идеологическому принуждению, которое крайне слабо трансформировалось в универсальные ценности гражданского общества и культуру участия. Ныне российским городам предстоит соединить принципы гражданской интеграции и культуру гражданственности.

В условиях глобализации мы не можем вернуться к ситуации принуждения к «монокультурности», хотя многим проповедникам особой российской цивилизации это кажется привлекательным. Культурное разнообразие превратилось сегодня не в досадное следствие миграций, а в реальный капитал, без которого немыслимо дальнейшее успешное развитие городов. Несколько утрируя, можно сказать, что сегодня оно опирается не на оседлый и добропорядочный средний класс, как это было на протяжении всего послевоенного времени, а на миграцию, как это было в эпоху бурной урбанизации. Экономика и информационная революция всех нас вынуждают становиться в той или иной мере «мигрантами», разница между «мобильностью» и «миграцией» все больше стирается.

Большее значение для освоения культурного разнообразия обретают задачи модернизации национально-гражданской и городской идентичностей, позволяющие освободиться от пут этнокультурного фундаментализма. Хотя мы не привыкли применять это понятие к себе, связывая фундаментализм с религиозным, прежде всего исламским, фанатизмом, его можно наблюдать в самых разных сферах жизни. Суть фундаментализма состоит в догматическом отстаивании своего видения мира и способа жизни, в отрицании позитивности изменений других и отказе меняться самим под предлогом защиты традиций и устранения угрозы развитию общества.

Чтобы не быть голословной, упрекая население российских городов в тяге к фундаментализму, приведу короткую цитату из вполне научного труда, посвященного этническим проблемам Москвы. «Мигранты, если они ориентированы на долгосрочное пребывание в столице, должны приспособиться к условиям жизни русского города ... отказавшись от многих этнических и культурных атрибутов, дабы не выделяться среди жителей Москвы и не вызывать недоумения и недовольства»[19]. Почему? Ведь этнокультурное разнообразие приносит обществу не только культурные, но и политические дивиденды. Проблемы этнических меньшинств и диаспор, социального неравенства, порождаемого этнической принадлежностью, выведенные в публичное поле, дают мощный толчок обсуждению как шовинистических, так и либеральных точек зрения. Чем больше дискуссий, тем больше новых идей, позволяющих сделать этнокультурную политику менее «топорной» и более нюансированной, что в конечном итоге ведет к улучшению социального климата в городах и формированию гражданского общества. В этом направлении и должна была бы работать этнокультурная политика, акцентирующая одновременно идеи культурного плюрализма и интегрирующие ценности. Подчеркну, что плюрализм означает не только то, что всего много, но и то, что все — вместе.

К сожалению, современная российская миграционная политика и практика поддержания этнокультурного разнообразия не предполагают плюрализма и далеки от публичных дебатов, наследуя советской управленческой традиции. Мы по-прежнему не в состоянии адекватно отвечать на вызовы все более усложняющегося общества; по-прежнему сильно желание остаться в рамках упрощенных управленческих схем, понятных и четких нормативов; как и раньше, чрезвычайно низкой остается восприимчивость к новым культурным практикам. Поэтому сохраняется высокий риск того, что принимаемые управленческие решения могут дать результаты, обратные запланированным.

* * *

[1] Левада-центр. Как Вы относитесь к идее «Россия для русских». http://www.levada.ru/archive/mezhetnicheskie-otnosheniya/kak-vy-otnosites-k-idee-rossiya-dlya-russkikh

[2] См., например: Левада-центр. Россияне об отношениях с людьми других национальностей. http://www.levada.ru/16-12-2011/rossiyane-ob-otnosheniyakh-s-lyudmi-drugikh-natsionalnostei. ВЦИОМ. Россияне о межнациональных браках. Пресс-выпуск № 1569. 27.08.2010. http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=13774. ВЦИОМ. Этнические симпатии и антипатии россиян. Пресс-выпуск № 1498. 20.05.2010. http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=13774

[3] Путин В. В. Россия: национальный вопрос. Независимая газета, 23 января 2012 г. http://www.ng.ru/politics/2012-01-23/1_national.html

[4] Пресс-выпуски мониторинга общественного мнения Левада-центра. 2008—2010. http://levada.ru/press/2010021703.html

[5] Мнение москвичей о миграционной ситуации и деятельности Правительства Москвы и органов исполнительной власти всех уровней по ее оперативному регулированию. М.: ООО НИЦ «Инженер», 2006. С. 13—14, 33.

[6] Итоги десятилетия советской власти в цифрах. 1917—1927. М.: Изд-во ЦСУ СССР, 1928.

[7] Тимофеев-Ресовский Н. В. Воспоминания. М.: ВАГРИУС, сер. «Мой 20 век», 2008. С. 124.

[8] Матвеев О. К. Численность населения Москвы в годы Великой Отечественной войны. (По материалам ЦГАОРСС г. Москвы) // Отечественная история. № 3, 1992. С. 155—161.

[9] Гроссман В. За правое дело. М.: ТЕРРА — Книжный клуб, 2005. Книга первая. С. 194.

[10] Иванова Т. Д. Афганцы в Москве: интеграционный потенциал // Иммигранты в Москве. М.: Три Квадрата, 2009. С. 209—236.

[11] Алексеев М. Восприятие масштабов миграции в России: этнорегиональные измерения и психология цифр // Вестник общественного мнения. № 4(84), июль-август 2006. С. 44—55.

[12] Дробижева Л. М., Арутюнян Ю. В., Кузнецов И. М. Выходцы из Закавказья в Москве. Демоскоп Weekly. № 271—272, 1—21 января 2007 г.

[13] Арутюнян Ю. В. О потенциале межэтнической интеграции в московском мегаполисе // Социологические исследования. 2005. № 1. С. 26—40.

[14] Эта триада взята из трудов В. С. Соловьева, он пишет: «Национальное самосознание есть великое дело; но когда самосознание народа переходит в самодовольство, а самодовольство доходит до самообожания, тогда естественный конец для него есть самоуничтожение: басня о Нарциссе поучительна не для отдельных только лиц, но и для целых народов». Соловьев В. O народности и народных делах России / Национальный вопрос в России. М.: АСТ. Хранитель, 2007. С. 34.

[15] Туровский Р. Принесенные ветром // Политический журнал. 12 сентября 2005 г. № 80.

[16] Детальный разбор представлений о диаспоре, эволюции теоретических представлений и форм существования диаспоры дан в монографии В. А. Тишкова «Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии». М.: Наука, 2003.

[17] Cohen R. Diasporas and the nation-state: from victims to challenge // International Affairs. 1996. Vol. 72. No. 3. July, P. 507—520.

[18] Джон Армстронг обратил внимание на существенные различия во взаимодействии с мультиэтничным городским сообществом (политией) «пролетарской диаспоры» и «мобилизованной диаспоры». Возникновение первой в значительной мере является маргинальным продуктом экономической модернизации, а возникновение второй — долгим и сложным историческим процессом. (Armstrong Jh. Mobilized and Proletarian Diaspora's // American Political Science Review. 1976. Vol. 70. № 2. P. 393—408.)

[19] Остапенко Л. В., Субботина И. А. Старожилы и мигранты: вместе или рядом? М.: Российский университет дружбы народов, 2007. С. 351.

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2012, №3(48)

Афганистан и Польша подписали соглашение о сотрудничестве в сферах политики, экономики, образования и культуры.Выступая в Кабуле на пресс-конференции по этому поводу, министры иностранных дел Польши и Афганистана Радослав Сикорски и Залмай Расул выразили надежду на дальнейшее укрепление отношений обеих стран, передаёт информационное агентство «Бахтар».

Залмай Расул выразил Польше благодарность за участие в миротворческой операции МССБ. Напомним, что в настоящее время в Афганистане служит 1800 польских солдат, преимущественно дислоцированных в провинциях Пактика и Газни. В свою очередь, Сикорски напомнил, что дипломатические отношения Польши с Афганистаном начались ещё в 1920 году. Он подчеркнул, что и после 2014 года Польша планирует продолжать помогать Афганистану.

Последние военные из Франции покинули территорию Афганистана, сообщают официальные источники.Из Кабула вылетели около 200 французских военных, которые несли службу в Афганистане. 18 декабря, после прохождения трёхдневного курса реабилитации, они вернутся на родину, сообщает телеканал «Ариана-ТВ».

На этом участие Франции в боевых операциях контингента МССБ завершено. Однако в 2013 году в Афганистане продолжат служить около полутора тысяч французских военных – медиков, инструкторов, логистов.

Напомним, что в конце ноября Афганистан покинули все военнослужащие Греции, входившие в состав контингента МССБ в этой стране.

СЫН ПОЛИТКОВСКОЙ: СПРАВЕДЛИВОСТЬ СЛУЧИЛАСЬ, НО НЕ В ПОЛНОМ ОБЪЕМЕ

Мосгоросуд сегодня приговорил к 11 годам подполковника милиции в отставке Дмитрия Павлюченкова - первого представшего перед судом участника убийства обозревателя "Новой газеты" Анны Политковской

Бывший милиционер Дмитрий Павлюченков, который является соучастником убийства обозревателя "Новой газеты" Анны Политковской, заключил сделку со следствием, и его дело было рассмотрено в особом порядке. На это ушло два дня. Сегодня Мосгорсуд приговорил его к лишению свободы сроком на 11 лет, он будет отбывать наказание в колонии.

Правда, заседание чуть не сорвалось. Как только в сопровождении сотрудника ФСИН подсудимый вошел в зал, его адвокат Карен Нерсисян потребовал провести медицинское освидетельствование своего клиента. Он утверждал, что экс-подполковнику утром стало плохо - он с трудом двигается и говорит. Павлюченков это подтвердил. "Сотрудник ФСИН утром мне сделал укол реланиума, но легче не стало", - посетовал он.

Был объявлен перерыв. Судья вызвал "Скорую", после осмотра врачи выдали справку о том, что "состояние Павлюченкова удовлетворительное, он может участвовать в заседании".

Несмотря на это, защитник не оставил попыток отложить процесс. Карен Нерсисян представил суду справку о том, что у Павлюченкова третья группа инвалидности, а также сведения о наградах и боевых заслугах.

В итоге суд по просьбе адвоката вернулся на стадию судебного следствия. В суде заново прошли прения сторон. Но прокурор Гульчехра Ибрагимова стояла на своем: она требовала для Павлюченкова 12 лет колонии, а также ограничение свободы сроком на год.

Адвокат подсудимого попросил об условном сроке. "Есть примеры, когда за подобные преступления назначают и 10 лет условно. Павлюченков имеет право надеяться, что суд проявит такую гуманность и справедливость, поскольку он дал следствию показания не только по этому делу, но и по ряду других громких дел. Он и так не жилец, а нахождение в колонии для него это медленная смерть", - сказал он.

Это не помогло. На оглашение приговора судье Александру Замашнюку потребовалось не более получаса. Он признал Павлюченкова виновным по двум статьям УК: "убийство лица в связи с осуществлением им служебной деятельности, совершенное группой лиц и по найму", а также "незаконный оборот оружия (пункты "б", "ж", "з" части 2-й статьи 105 и часть 3-я статьи 222 УК РФ)".

При назначении наказания суд учел целый ряд смягчающих обстоятельств. Приговор гласил, что подсудимый впервые привлекается к уголовной ответственности, активно содействовал раскрытию преступления, изобличил других соучастников, а также чистосердечно раскаялся. Судья также подчеркнул, что он принял во внимание состояние здоровья Павлюченкова и тот факт, что он выполнял интернациональный долг в Афганистане.

"Однако в целях восстановления социальной справедливости, исправления самого Павлюченкова, предупреждения новых преступлений, суд считает необходимым назначить наказание только в условиях изоляции от общества", - резюмировал судья.

Александр Замашнюк не стал назначать дополнительное наказание в виде года ограничения свободы, о котором просила прокурор. Дело в том, что на момент инкриминируемого деяния вменяемые ему статьи не предусматривали данную санкцию.

Заявленный потерпевшими иск о возмещении морального вреда суд удовлетворил частично. Вместо 10 заявленных млн рублей суд обязал осужденного выплатить 3 млн рублей.

Карен Нерсисян просил отложить выступление Павлюченкова с последним словом, уверяя, то тот не в состоянии говорить, но судья проигнорировал это замечание и дал подсудимому лишь 20 минут на подготовку.

Круг фигурантов

Дело бывшего начальника отделения 4-го отдела оперативно-поискового управления (ОПУ) ГУВД Москвы 43-летнего Дмитрия Павлюченкова было выделено в отдельное производство из общего дела, по которому проходят пять человек - организаторы и исполнители преступления. Он единственный из всех фигурантов признал вину и заключил со следствием досудебное соглашение о сотрудничестве, которое позволяло рассчитывать ему на более мягкое наказание.

Следствие считает, что организовал убийство чеченский "авторитет" Лом-Али Гайтукаев, который принял заказ на убийство Политковской от неустановленного лица и получил 150 тысяч долларов. Когда Гайтукаев попал в тюрьму за совершение другого преступления, он перепоручил организацию убийства бывшему сотруднику столичного УБОП майору Сергею Хаджикурбанову.

Тот связался с Павлюченковым, который силами сотрудников ОПУ осуществлял слежку по найму. По заданию Хаджикурбанова подполковник установил место жительства журналистки, маршруты ее передвижения и передал информацию исполнителям - братьям Джабраилу, Ибрагиму и Рустаму Махмудовым, которые являются племянниками Гайтукаева.

Последний взял на себя роль киллера. На следствии Павлюченков, который вначале проходил по делу как свидетель, признался, что именно он августе 2006 года купил в Москве газовый пистолет "Иж", переделанный под стрельбу боевыми патронами, и передал его убийце. Его показания также позволили привлечь к уголовной ответственности и Лом-Али Гайтукаева.

Кстати, от последнего Павлюченков слышал, что убийство журналистки якобы заказали получившие политическое убежище за рубежом Ахмед Закаев и бизнесмен Борис Березовский. По его версии, летом 2006 года Политковская была в Англии, и у нее якобы произошел с ними конфликт.

Впрочем, потерпевшие не верят в эту версию.

Адвокат Нерсисян: "Фактически он не получил за слежку ни копейки"

Адвокат подсудимого Карен Нерсисян пытался убедить журналистов, что его подзащитный даже не знал, с какой целью следят за Политковской.

В приговоре указывается, что Павлюченкову вести наблюдение за обозревателем "Новой газеты" помогали двое его подчиненных, которым он платил 100-150 долларов в день за слежку. Они были не в курсе готовившегося убийства.

"Фактически он не получил за слежку ни копейки - Гайтукаев обещал простить его долг в 25 тысяч долларов", - заявил BFM.ru Карен Нерсисян.

По его словам, когда Павлюченков узнал, что Политковскую хотят убить, он предложил одному из своих коллег "сдать" Гайтукаева правоохранительным органам. Но тот поступил иначе: сообщил о своих планах "авторитету".

Нерсисян рассказал, что именно поэтому через два месяца после убийства Политковской соучастники Павлюченкова наняли людей, чтобы его убить. "Он слишком много знал не только об убийстве Политковской, но и других громких преступлениях", - объяснял адвокат. По его словам, Павлюченкова и его жену жестоко избили, затолкали в багажник машины и полуживыми повезли в лес закапывать. Однако их спас случай - автомобиль остановили сотрудники ГАИ и заложников освободили.

"Я раскаиваюсь за то, во что меня втянули"

Примечательно, что именно об этом Павлюченков упомянул в последнем слове. Он отметил, его сотрудничество со следствием было добровольным, а среди тех, тех, кто хотел устранить его "был как минимум один человек из числа тех, кто сейчас обвиняемый по этому делу" (по словам Нерсисяна, его подзащитный имел в виду Хаджикурбанова - BFM.ru ).

Подсудимый не снимал с себя ответственность за случившееся: "Я не хочу плакаться. Но хочу, чтобы мое дело стало примером молодым людям, которые идут в правоохранительные органы. Чтобы они служили, как надо, и не попадали в такие глупые и страшные ситуации, в какую попал я, - сказал Павлюченков. - Я раскаиваюсь за то, во что меня втянули. Тогда они (соучастники) не говорили об убийстве".

Подсудимый попросил прощения у сына и дочери Анны Политковской. "Прошлого не вернешь. Я хочу обратиться к семье Анны Степановны Политковской и попросить у них прошения. Прошу простого человеческого прощения", - сказал Дмитрий Павлюченков.

После этого находившийся под домашним арестом подсудимый был взят под стражу в зале суда.

Приговор суда не устроил ни защиту, ни потерпевших

Покидая суд, Карен Нерсисян не скрывал, что расстроен исходом дела и намерен обжаловать приговор в Верховном суде России. "Приговор суров и несправедлив", - заявил он. По его мнению, назначив реальный срок, суд "отрезал желание любому подозреваемому идти на сотрудничество со следствием". При этом он признался, что если приговор устоит, то его подзащитный, отсидевший уже 1 год и 4 месяца (8 месяцев в СИЗО и 7 месяцев под домашним арестом), сможет освободится условно-досрочно через 6 лет.

Потерпевшие также были не вполне довольны. Они полагают, что 11 лет - это слишком мало, и дело Павлюченкова нужно было рассматривать в общем порядке вместе с остальными.

Представлявшая интересы дочери и сына погибшей - Веры и Ильи - адвокат Анна Ставицкая также высказала желание обжаловать приговор. "Мы считает, что Павлюченков должен был получить более серьезный срок, - сказала она. - Но мы довольны тем, что к ответу привлечены не только исполнители, но и организаторы преступления, начало этому положено".

"Справедливость сегодня случилась, но не в полном объеме", - поддержал ее Илья Политковский.

Добавим, что дело в отношении пяти фигурантов уже в следующем году направят в суд - его расследование завершено, и обвиняемые знакомятся с материалами. Они заявили, что хотят слушать его с присяжными. В этой связи обвинительный приговор первому фигуранту может стать неплохим подспорьем для прокуратуры и основным доказательством их вины . Ведь три года назад - в феврале 2009 года - присяжные уже оправдали трех фигурантов: Сергея Хаджикурбанова, а также Джабраила и Ибрагима Махмудовых. Их старший брат Рустам - предполагаемый киллер - тогда был еще в розыске

Глава Ассоциации производителей строительных материалов Мохаммед Джафар Монтазери в интервью агентству ИСНА сообщил, что рост цен на строительные материалы на 22-30% связан прежде всего с инфляцией и не выходит за рамки обычных процессов.

М.Дж.Монтазери подчеркнул, что в импорте строительных материалов нет никакой необходимости. Объем производства этих материалов в два раза превышает внутренние потребности страны. В настоящее время в Иране ежегодно производится около 80 млн. т различных строительных материалов. 45 млн. т из названного количества поставляются на внутренний рынок и 10 млн. т экспортируются за границу.

По словам М.Дж.Монтазери, поставляемые на рынок строительные материалы отличаются очень высоким качеством. Объем экспорта названной продукции в 10 млн. т представляется весьма незначительным. Иранские строительные материалы экспортируются в Афганистан, Ирак и страны Персидского залива.

М.Дж.Монтазери отметил, что при строительстве зданий кирпичи больше не применяются. Вместо них сегодня используются цементные блоки и готовые конструкции, которые в полном объеме производятся на отечественных предприятиях.