Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Ален де Бенуа: «Правящие в Евросоюзе элиты сегодня полностью оторваны от народа»

Юрий КОВАЛЕНКО, Париж

Ален де Бенуа — видный французский философ, писатель и публицист, автор более 50 книг, последовательный критик либерализма, основатель и идеолог движения «Новые правые». В эксклюзивном интервью «Культуре» он прокомментировал последствия Brexit для Европы.

культура: Чем Вы объясняете убедительную победу сторонников Brexit?

де Бенуа: Это массовый протест против ЕС и всех глобальных элит. Народ начинает понимать, что брошен и предан правящими партиями, которые никак не защищают его от последствий глобализации, прежде всего от неконтролируемой миграции. В данном случае очень важно, что на референдуме противостояли не консерваторы и лейбористы, а противники и сторонники Brexit из обоих лагерей. Голосование в очередной раз подтвердило тот факт, что деление на правых и левых устарело.

культура: Какими последствиями чреват Brexit для ЕС? Результаты плебисцита уже сравнивают с землетрясением и революцией…

де Бенуа: Это, несомненно, историческое событие. Выход из Евросоюза одного из главных государств не останется незамеченным. Хотя Великобритания никогда и не была мотором ЕС, он, безусловно, оказался ослаблен: повержена сама идея, согласно которой европейское строительство является необратимым процессом. Во время греческого кризиса еврократы считали немыслимым уход Афин. Но по сравнению с Великобританией Греция — совсем маленькая страна.

культура: Не спровоцирует ли Brexit «эффект домино»? Нельзя исключать, что такие страны, как Нидерланды, Венгрия, Чехия не проведут похожие референдумы.

де Бенуа: Сегодня все задаются данным вопросом. Повлечет ли Brexit всеобщую волну протеста, что приведет к распаду Евросоюза? Сравним ли Brexit с падением Берлинской стены, завершившимся крахом коммунистической системы? Судить об этом преждевременно. Однако каждый раз, когда проводились подобные голосования, население этих стран выражало огромное недоверие Брюсселю и даже категорический отказ от общеевропейской системы. Великобритания послужит примером: жизнь продолжается и после выхода из Евросоюза.

Премьер-министр Венгрии Виктор Орбан уже объявил о проведении в октябре референдума по миграционным квотам, навязываемым ЕС. (Результат не вызывает никаких сомнений.) Того же требуют другие евроскептически настроенные партии. Однако стоящий у власти политический истеблишмент отказывается от плебисцита. Они извлекли из Brexit единственный урок: ни в коем случае нельзя давать слово народу.

культура: Бывший американский посол в России Майкл Макфол назвал Brexit «победой Путина». Кремль ответил: Москва на этот процесс никак не влияла, и напомнил, что ЕС — наш главный торгово-экономический партнер.

де Бенуа: Не стоит придавать какого-либо значения таким высказываниям. Известно, что американцы пытаются демонизировать российского президента, объясняя все, что их не устраивает, «победой Москвы». Путин занимал в этом вопросе позицию стороннего наблюдателя. Он давно уже не питает иллюзий по поводу способности европейцев проводить независимую политику. Более того, в день всебританского голосования Индия и Пакистан подписали документы в целях получения членства в Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). К сожалению, западная пресса практически ничего не написала об этом важнейшем событии. Европа начинает распадаться в тот момент, когда терпит крах сама идея «международного сообщества» под эгидой США. Это говорит о многом.

культура: Лондон активно ратовал за антироссийские санкции. Можно ли теперь надеяться на улучшение отношений между Евросоюзом и Москвой?

де Бенуа: Трудно сказать. Во Франции многие прекрасно понимают, что санкции против России были одновременно ошибкой и абсурдом. Тем не менее Германия не хочет дистанцироваться от американцев. Думаю, от санкций откажутся, но не сразу.

культура: Повлияет ли Brexit на украинский кризис? Остаются ли у Киева какие-то шансы вступить в ЕС, который, похоже, готов объявить мораторий на прием новых членов?

де Бенуа: Украина представляет собой искусственно созданную страну. Собственно говоря, их две — Западная и Восточная. Над ними сегодня возвышается квазимафиозное государство. Киев рассчитывает на членство в ЕС, воображая, что получит необходимые финансы. Однако почти разоренный Евросоюз не имеет для этого средств. Вступление Украины в ЕС, которое я считаю маловероятным, лишь усугубит кризис и не принесет ничего хорошего самим украинцам.

культура: Некоторые эксперты и политики утверждают, что в референдуме «необразованные, серые массы, включая стариков», взяли верх над «умными и просвещенными людьми».

де Бенуа: В таких спесивых и самоуверенных заявлениях вижу типичное выражение классового презрения. Очередное доказательство того, что самопровозглашенные элиты сегодня полностью оторваны от народа.

Именно они и объявляют, что широкие массы, а к ним приписывают и средний класс, состоят, дескать, из невежд. Нашим элитам было бы лучше задаться вопросом о своей ответственности за положение дел и о том, почему народ отвергает их с такой энергией и постоянством.

культура: Есть и те, кто предлагает организовать новый референдум, способный отменить результаты первого…

де Бенуа: Это маловероятно, хотя подобные прецеденты существуют. Англия, скорее всего, попытается, как Норвегия, сохранить доступ к общему рынку ЕС. С технической точки зрения уход из Евросоюза потребует много времени. Но то, о чем вы упоминаете, свидетельствует об отношении правящих классов к народу: если население «голосует плохо», пускай голосует снова до тех пор, пока не «проголосует хорошо»! Некоторые деятели хотят либо вообще отменить референдумы, либо запретить их проведение по некоторым вопросам. Так или иначе, мы являемся свидетелями отказа от демократии. Она предполагает суверенитет народа и совпадение точек зрения правящего класса и тех, кем он управляет, а также участие в государственных делах всех граждан.

культура: Изменит ли ЕС миграционную политику? «Массовая миграция на протяжении многих лет в Соединенное Королевство привела к трансформации страны и, в частности, ее столицы — в город, где англичане уже больше не находятся в Англии», — напоминает известный публицист Эрик Земмур.

де Бенуа: Авантюристская миграционная политика Ангелы Меркель, несомненно, серьезно повлияла на результат референдума. Однако следует признать, английское правительство само виновато в массовом нашествии иностранцев. И один только уход из Евросоюза вряд ли сможет что-то изменить.

культура: Усилит ли Brexit позиции евроскептиков во всех странах?

де Бенуа: Это более чем вероятно. Есть некое подобие диалектической связи между Brexit и подъемом популистских движений в Европе и даже за ее пределами. Успех Brexit связан с феноменом «Национального фронта» во Франции, Австрийской партии свободы, СИРИЗА в Греции, «Подемос» в Испании, а также с победой движения «Пять звезд» на муниципальных выборах в Риме, поддержкой Трампа и Сандерса в Соединенных Штатах.

культура: Не грозит ли Соединенному Королевству превратиться в Королевство разъединенное?

де Бенуа: Главными последствиями Brexit станут не экономические или финансовые, а политические перемены. В Великобритании референдум уже привел к серьезному кризису. Brexit подстегнет стремление Шотландии к независимости, реанимирует дебаты о статусе Ольстера и даже Гибралтара. Двум ведущим партиям — консерваторам и лейбористам — придется пересмотреть политические линии. А лондонский Сити попробует усилить свою позицию налогового рая.

культура: Станет ли Евросоюз менее зависимым от США после ухода Великобритании?

де Бенуа: Такое можно предположить, но я в это не верю. ЕС видел своей целью создание не мощной «Европы — державы», а «Европы — рынка». Лидеры ЕС — приверженцы либеральной идеологии капитализма. Они мечтают об «открытом обществе», о свободных обменах товарами, услугами, капиталами — иными словами, мыслят только рыночными категориями. Конечно, с уходом Великобритании американцы потеряли верного «Троянского коня» (Обама даже приезжал в Англию, чтобы выступать против Brexit). Но нужен ли он сегодня Штатам? Так или иначе, главным рабочим языком брюссельских институтов останется английский, который отныне не является национальным ни в одном из государств — членов ЕС, за исключением Ирландии.

культура: Теперь Германия окончательно займет в Европе доминирующие позиции?

де Бенуа: Более чем когда либо. До сих пор ЕС базировался на равновесии трех государств — Франции, Великобритании, Германии. После нарушения баланса на последнюю приходится почти треть ВВП и 40 процентов промышленности Евросоюза. Сюда надо добавить усиливающийся политический вес Берлина, в то время как влияние Франции стремительно падает.

культура: В нынешнем виде Шенгенское пространство обречено?

де Бенуа: С Шенгеном покончено. Если бы Евросоюз был способен защищать свои общие внешние рубежи, сегодня мы бы не видели появления границ внутренних.

Евросоюз. Великобритания > Внешэкономсвязи, политика > portal-kultura.ru, 14 июля 2016 > № 1830438 Ален де Бенуа

Совещание послов и постоянных представителей Российской Федерации.

Владимир Путин выступил на восьмом совещании послов и постоянных представителей Российской Федерации, состоявшемся в Министерстве иностранных дел России.

В.Путин: Уважаемые коллеги!

Рад приветствовать вас на нашей традиционной встрече в Министерстве иностранных дел. И прежде всего хотел бы поблагодарить руководство и коллектив Министерства иностранных дел, сотрудников загранаппарата за профессионализм и высокую самоотдачу, выразить уверенность, что вы продолжите работать так же слаженно и эффективно.

Россия проводит независимую и самостоятельную внешнюю политику, стремится выстраивать открытое, честное взаимодействие со всеми государствами – и на западе, и на востоке, и на юге, и на севере, – выступает за развитие взаимовыгодных конструктивных связей в самых разных областях. Причём мы никому не навязываем ни свою волю, ни свои ценности, твёрдо следуем нормам международного права, последовательно отстаиваем ключевую роль Организации Объединённых Наций, Совета Безопасности в решении глобальных и региональных проблем.

Положение дел в мире, как вы знаете, далеко от стабильного и становится всё менее предсказуемым. Серьёзные изменения претерпевают все сферы международных отношений. Усиливается конкуренция и за влияние, и за ресурсы. При этом сталкиваются различные подходы к тому, как должны выстраиваться механизмы глобального управления в XXI веке, а кое–кто предпринимает попытки вообще отбросить в сторону любые правила и любые условности.

Всё это препятствует налаживанию эффективных многосторонних усилий по урегулированию кризисных ситуаций и провоцирует всё новые и новые очаги напряжённости. Растёт конфликтный потенциал. Риски в области безопасности, экономической и гуманитарной сферах не ослабевают, а, напротив, множатся и охватывают всё новые и новые регионы мира.

Убеждён, избежать опасных срывов, неконтролируемого развития ситуации можно только на основе диалога и взаимодействия. Международному сообществу необходимо продвигаться к формированию более справедливого миропорядка, построенного на принципах единой и неделимой безопасности и коллективной ответственности.

Очевидно, что мир всё более взаимозависим и вызовы перед всеми государствами являются в значительной части общими. Эта истина не нуждается в доказательствах. Поэтому повторю: именно сотрудничество, общая воля и готовность к выработке компромиссов должны стать ключом к решению любых, самых сложных проблем, в какой бы точке земного шара они ни возникали.

Вместе с тем мы видим настойчивые попытки ряда партнёров сохранить монополию на геополитическое доминирование. При этом задействуется как веками копившийся опыт подавления, ослабления, сталкивания конкурентов лбами, так и усовершенствованные политические и экономические, финансовые, а сегодня уже и информационные рычаги.

Имею в виду вмешательство во внутренние дела других стран, провоцирование региональных конфликтов, экспорт так называемых цветных революций и так далее, и тому подобное. В пособники иной раз берутся для проведения такой политики и террористы, и фундаменталисты, и крайние правые националисты, подчас даже откровенные неофашисты.

Прямые свидетельства пагубности такой политики мы уже видим вблизи наших границ. Два года назад череду региональных горячих точек пополнила, к огромному нашему сожалению, и Украина, где разожгли внутренний конфликт, цена которому – человеческие жертвы, разрушение хозяйственных связей, поток беженцев, в том числе в Россию.

Мы искренне желаем, чтобы урегулирование украинского кризиса было достигнуто как можно скорее, будем и далее сотрудничать с участниками и нормандского формата, и Соединёнными Штатами, хотим видеть в Украине доброго соседа, предсказуемого, цивилизованного партнёра, живущего в мире в первую очередь с самими собой. Но для этого в Киеве должны наконец прийти к пониманию неизбежности прямого диалога с Донбассом, с Донецком и Луганском, необходимости выполнения своих обязательств по минскому комплексу мер, причем во всей их совокупности.

Считаем недопустимым затягивание украинского кризиса и настойчивое желание обвинить в этом кого бы то ни было, прежде всего Россию. Это приведёт к ухудшению и без того нездоровой ситуации на европейском континенте, усугубит последствия той большой ошибки, сделанной в своё время, имею в виду сейчас выбор в пользу расширения НАТО на восток вместо строительства с полноценным участием России архитектуры равной и неделимой безопасности от Атлантики до Тихого океана.

Кстати, антироссийская направленность НАТО сегодня нарочито выпячивается, альянс не только ищет в поведении России подтверждения легитимности и целесообразности своего существования, но и предпринимает в отношении нас реальные конфронтационные шаги. Ушла мифическая иранская ядерная угроза, я уже об этом публично неоднократно говорил, которой оправдывали строительство противоракетной обороны, однако на востоке Европы вовсю продолжают возводить объекты противоракетной инфраструктуры. Мы ещё тогда, когда только зародилась эта идея, говорили, что это обман, фетиш, просто предлог. Так оно и есть на самом деле. Резко возросло число военных учений, в том числе на Чёрном и Балтийском морях. Нас постоянно обвиняют в том, что мы осуществляем какую–то военную активность. Где? На своей территории. А то, что у наших границ развивается, это нормально. В Польше, в Прибалтике размещаются силы быстрого реагирования, пополняются арсеналы наступательных вооружений. Всё это направлено на подрыв десятилетиями складывающегося военного паритета.

Подчеркну, что постоянно держим все эти процессы в поле зрения, знаем, как адекватно реагировать, и будем это делать, безусловно, в будущем. Но не собираемся поддаваться милитаристскому угару, а именно к этому, похоже, нас и стараются подтолкнуть, спровоцировать на затратную и бесперспективную гонку вооружений, сделать так, чтобы мы отвлекали силы и ресурсы от решения важнейших задач собственного социально-экономического развития. Этого не будет. Но не будет также и нашей слабости, мы всегда надёжно сможем себя защитить и гарантируем безопасность Российской Федерации и её граждан.

Безответственная и ошибочная политика использования грубой силы, наиболее ярким примером чего стали интервенции в Ираке и военное вмешательство в Ливии, привели к росту терроризма и экстремизма, это вообще абсолютно всем сегодня понятно, появлению таких зловещих феноменов, как так называемое Исламское государство – ДАИШ. Террористы не без успеха пытаются воспользоваться сломом государственных систем и результатами неуклюжих, прямо скажем, экспериментов по экспорту демократии в регион Ближнего Востока и Северной Африки. Сейчас только ленивый не говорит об этом. Было бы смешно, если бы не было так грустно, если бы не было столько трагедий.

Террористическая угроза многократно усилилась и вышла на уровень главного вызова международной безопасности. Да, террористы пока не обладают всеми современными военными техническими средствами, но они уже протянули руки к химическому оружию, их действия простираются далеко за рамки одного региона, и сложно предсказать, где ждать новых крупных ударов.

В эпицентре борьбы с терроризмом оказалась Сирия. Не будет преувеличением сказать, что от судьбы этой страны во многом зависит не только будущее ближневосточного региона. На сирийской земле решается исход борьбы с этим самым ИГИЛ, под знамёнами которого собрались террористы и экстремисты всех мастей, объединённые стремлением к экспансии на весь исламский мир.

Закрепиться в Ливии, Йемене, Афганистане, странах Средней Азии, у наших границ, собственно, мы знаем, это их задача. Именно поэтому осенью прошлого года мы откликнулись на просьбу законного руководства Сирии о помощи в борьбе с террористической агрессией. Хочу вновь поблагодарить наших военнослужащих, которые сделали всё, чтобы отбросить террористов, не допустить нелегитимного внешнего силового вмешательства в дела Сирии, сохранить саму сирийскую государственность. Позитивную роль здесь сыграла и российская дипломатия.

Вместе с тем на этот раз вместе с Соединёнными Штатами, другими партнёрами нам удалось в целом в ряде районов Сирии установить режим прекращения огня, запустить процесс межсирийских переговоров. Это только лишний раз подтверждает высказанный мною вначале тезис о том, что решать сегодняшние острые проблемы можно только вместе.

Мы запустили процесс межсирийских переговоров. Понятно, что до окончательного урегулирования ещё очень и очень далеко. Но опыт, накопленный за последние месяцы в Сирии, наглядно показал, что только объединяя усилия, как я только что сказал, в русле создания широкого антитеррористического фронта, к чему так настойчиво призывала и призывает Россия, можно успешно противостоять сегодняшним угрозам, терроризму, другим вызовам, с которыми сталкивается человечество.

Именно в таком ключе на прошлой неделе на юбилейном, 15–м саммите Шанхайской организации сотрудничества в Ташкенте мы обсуждали с коллегами совместные меры обеспечения безопасности в центральноазиатском регионе, договорились наращивать контакты в политической, экономической, культурно-гуманитарной и информационной сферах, перевели в практическую стадию процесс расширения организации за счёт Индии и Пакистана. Это действительно значимый политический шаг. Хотел бы отметить, что он стал возможен благодаря беспрецедентному уровню отношений сотрудничества и доверия, которое сложилось у России с Китайской Народной Республикой.

Отдельно упомяну о ситуации вокруг наших отношений с соседом на юге – с Турцией. Вчера, как вы знаете, состоялся разговор с Президентом этой страны. Известно также, что Анкара принесла извинения за сбитый российский бомбардировщик. С учётом этого имеем в виду в ближайшее время предпринять меры по восстановлению двустороннего сотрудничества.

Безусловно, в числе приоритетов – укрепление стратегического партнёрства на пространстве Евразии. Вместе с Белоруссией, Казахстаном, Арменией и Киргизией реализуем масштабный интеграционный проект Евразийского экономического союза, или ЕАЭС, как мы договорились кратко его называть.

В рамках союза не только ликвидируются барьеры на пути торговых и инвестиционных потоков, но и, по сути, формируется на принципах ВТО общее социально-экономическое пространство с единой политикой в различных отраслях хозяйства, едиными стандартами, развивается промышленная и технологическая кооперация, осуществляются совместные научные и образовательные программы.

При этом наш союз заинтересован во взаимодействии со всеми странами и интеграционными объединениями на принципах свободы и открытости и, конечно, при соблюдении универсальных правил мировой торговли. Консультации о создании в ЕАЭС зон свободной торговли проводятся с более чем 40 государствами и международными организациями. Соответствующее соглашение уже заключено с Вьетнамом, запущены переговоры с Израилем, Сербией, на очереди проработка договорённостей с Египтом.

На днях в ходе визита в Китай был дан старт переговорам о создании всеобъемлющего торгово-экономического партнёрства в Евразии на основе Евразийского союза и китайского проекта «Экономического пояса Шёлкового пути». Видим в этом первый шаг к формированию большого евразийского партнёрства, в том числе с участием стран Евразийского экономического союза, других государств СНГ, Китая, Индии, Пакистана и в будущем Ирана. Добавлю, что эта идея была поддержана и лидерами Юго-Восточной Азии на майском саммите Россия–АСЕАН в Сочи.

О том, как наладить тесные, уважительные взаимоотношения между ЕАЭС и Евросоюзом, мы говорили в ходе Петербургского экономического форума с Председателем Еврокомиссии господином Юнкером, с главой Правительства Италии господином Ренци.

Европейцам сейчас, конечно, непросто, мы все видим, понимаем, что там происходит. Итоги референдума о выходе Великобритании из ЕС зашатали рынки, однако думаю, что в среднесрочной перспективе всё, безусловно, восстановится.

Хотел бы вновь акцентировать, что так называемый брекзит – это выбор поданных Великобритании, и мы никак в этот процесс не вмешивались и не вмешиваемся. Но намерены, конечно, внимательно следить за тем, как далеко пойдут переговоры между Лондоном и Брюсселем и каковы будут последствия для всей Европы, для нас. Ясно, что травматический эффект от результатов референдума будет ощущаться довольно продолжительное время. И посмотрим, как принципы демократии у них там реализуются в практическом плане.

Подчеркну: Россия не только не отказывается от идеи формирования с ЕС единого экономического и гуманитарного пространства от Атлантики до Тихого океана, но считает её самой перспективной в плане обеспечения долгосрочного устойчивого развития всего Евразийского континента.

Что касается Соединённых Штатов Америки, там в финальную стадию, как мы знаем, входит президентская избирательная кампания. Мы, естественно, будем уважать выбор американского избирателя и готовы работать с любым будущим Президентом.

Более того, подчеркну, что мы заинтересованы плотно взаимодействовать с Соединёнными Штатами в международных делах, но, безусловно, не приемлем подхода той части американского истеблишмента, которая считает, что они сами решают, в каких вопросах с нами сотрудничать, а в каких наращивать на нас различного рода нажим, в том числе и санкционный. Мы за равноправное партнёрство с учётом интересов друг друга. Только на такой базе, на такой основе и будем работать.

Подводя итог сказанному, хотел бы отметить, что многообразие и сложность международных проблем, вызовы и угрозы, с которыми сталкивается Россия, требуют постоянного совершенствования нашего дипломатического инструментария в политической, экономической, гуманитарной и информационной сферах.

Обновлённая концепция внешней политики Российской Федерации, подготовка которой сейчас завершается, ориентирует на активную работу по обеспечению международного мира и стабильности, утверждению справедливого и демократического миропорядка на основе Устава Организации Объединённых Наций.

Российская дипломатия должна и далее активно содействовать урегулированию имеющихся и предотвращению возникновения новых очагов напряжённости и конфликтов. В первую очередь у наших границ, разумеется, укреплять суверенитет и территориальную целостность, отстаивать интересы нашей страны.

Важно способствовать созданию атмосферы сотрудничества и добрососедства с другими странами, формировать благоприятные внешние условия для роста благосостояния наших граждан, динамичного развития России как правового демократического государства с социально ориентированной рыночной экономикой.

Для этого надо повысить отдачу в части нашей с вами работы на экономическом направлении, на направлении экономической дипломатии, на деле помогать отечественному бизнесу продвигать за рубежом передовые российские разработки, выводить высокотехнологичную продукцию на региональные и глобальные рынки, заимствовать лучшие зарубежные изобретения и технологии, формы, способы и методы управления.

Наши дипломаты, конечно, понимают, насколько важна сегодня борьба за влияние на общественное настроение, на общественное мнение. В последние годы мы много занимаемся этими вопросами, однако в условиях настоящей информационной атаки, развязанной некоторыми нашими так называемыми партнёрами против нашей страны, встаёт задача ещё более нарастить усилия на данном направлении.

Мы живём в информационную эпоху, и афоризм «кто владеет информацией, тот владеет миром», безусловно, отражает реальности сегодняшнего дня. Иногда складывается впечатление, что событий вообще никаких не происходит, если о них не сообщает пресса. Мне как–то Жак Ширак ещё сказал: надо обязательно позвать камеры, а то вроде как мы и не встречались совсем. Вот так на самом деле на практике происходит.

Надо энергично противостоять информационной монополии западных медиа, в том числе поддерживать всеми доступными методами российские средства массовой информации, работающие за рубежом. И, естественно, нельзя просто пропускать враньё в отношении России и допускать фальсификацию истории.

Уважаемые коллеги! Хотел бы сказать и о решениях, принятых в интересах дальнейшего укрепления потенциала российской внешнеполитической службы, создания условий для дальнейшей результативной работы дипломатов.

К прошлой нашей встрече в 2014 году был выпущен Указ Президента Российской Федерации о совершенствовании системы оплаты труда дипломатических работников, существенно увеличился уровень их материального обеспечения, в том числе и пенсионного.

На днях подписан закон о чрезвычайном и полномочном после в иностранном государстве и постоянном представителе Российской Федерации при международной организации. В нём зафиксирован высокий статус российских послов, определён круг их полномочий, установлены дополнительные социальные гарантии.

Принято также распоряжение, касающееся ветеранов дипломатической службы, вышедших в отставку до 1996 года. Им повышается пожизненная ежемесячная доплата к пенсии по старости. Знаю, что руководство МИД выступило с инициативой усовершенствования системы медицинской помощи сотрудникам дипслужбы на базе создаваемого в Министерстве специализированного реабилитационного центра. Поддерживаю эту идею и прошу Правительство подготовить соответствующие предложения по обеспечению финансирования за счёт федерального бюджета.

Руководство страны будет и далее внимательно рассматривать ваши предложения по совершенствованию ресурсного и кадрового обеспечения дипслужбы, социальной защищённости её сотрудников и членов семей. На этом хотел бы первую часть выступления закончить, поблагодарить наших коллег из средств массовой информации. Мы несколько слов ещё скажем в закрытом режиме.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 30 июня 2016 > № 1810267 Владимир Путин

Интервью Чрезвычайного и Полномочного Посла России в Индии А.М.Кадакина МИА «Россия Сегодня»

(Москва, 28 июня 2016 г.)

Вопрос: В следующем году предстоит юбилей – 70-летие установления дипломатических отношений между нашими странами. Как Вы оцениваете нынешний уровень политического взаимодействия России и Индии? Есть ли куда расти? Какие мероприятия планируются в связи со знаменательной датой?

АМК: Разумеется, такая солидная дата будет широко отмечаться и в России, и в Индии. Готовимся провести в Нью-Дели и в крупнейших индийских городах серию совместных акций – тематические семинары, конференции, выставки, а также различные культурные мероприятия, включая кинофестивали и концертные программы. В планах – издание памятного альбома, отражающего основные вехи богатой истории взаимоотношений наших стран.

70-летний юбилей – это, несомненно, особый повод задуматься о том, что же послужило стимулом к историческому шагу установления дипотношений между нашими странами в апреле 1947 года – ещё до освобождения Индии от колониального гнёта. На мой взгляд, ключевым был фактор взаимного многовекового притяжения наших стран и народов друг к другу. «Тянется сердце Индии к Руси необъятной. Притягивает великий магнит индийский сердца русские», – так поэтично об этом уникальном феномене писал выдающийся русский художник и философ Николай Рерих. Напомню и другое его глубинное определение: «Индия – не чужбина, а родная сестра России».

Как и в прежние времена, на протяжении пройденного семидесятилетнего пути духовное, культурное притяжение служит стрежнем российско-индийского взаимопонимания, определяя важнейшую, неразрывную триаду нашей дружбы и сотрудничества – взаимное уважение, взаимное доверие, взаимная выгода. Мы с гордостью констатируем, что за весь этот долгий период никакие внутренние социально-политические катаклизмы и трагедии или тектонические сдвиги на мировой арене не смогли поколебать устои российско-индийской дружбы, ставшей глубоко укоренившейся народной традицией, или размыть общенациональный консенсус, сложившийся в обоих государствах. Именно поэтому наши взаимосвязи являют собой образец, не имеющий аналогов в мировой дипломатической истории и практике XX и XXI веков, и закономерно характеризуются сегодня как особо привилегированное стратегическое партнерство. Это подтверждается как уровнем политического взаимодействия на международной арене, так и масштабами реализуемых совместных дел – будь то самая мощная из действующих в Индии АЭС «Куданкулам», второй энергоблок которой должен на днях начать подавать электричество в национальную электросеть, или разработка и производство лучших в мире сверхзвуковых крылатых ракет «БраМос», самая последняя модификация которых на днях успешно прошла первое полётное испытание в качестве будущего ударного вооружения истребителя Су-30МКИ. Подчеркну: на сегодня ни одна другая страна в мире не делится так щедро с кем-либо своими самыми передовыми достижениями, как Россия. Это неоспоримый и непреложный факт. А все лукавые цифры о том, что Россию якобы «потеснили» на рынке вооружений – это чистый блеф и недобросовестный информационной вброс несостоявшихся конкурентов.

Среди важных тенденций последнего периода отмечу высокую интенсивность контактов в нефтегазовой сфере. В России активно работает индийская компания ONGC Videsh Ltd. – реализуются проект «Сахалин-1» и план разработки месторождений нефти в Томской области, вместе с другими индийскими партнерами ведётся подготовка к расширению участия в освоении Ванкорского месторождения в сотрудничестве с ПАО «НК «Роснефть» и увеличении их доли в проекте до 49,9%. Подписан также договор купли-продажи 29,9% доли в ООО «Таас-Юрях Нефтегазодобыча». В свою очередь «Роснефть» достигла договоренности об условиях и структуре сделки по вхождению в акционерный капитал индийской компании Essar Oil Limited.

Продвигаются взаимовыгодные контакты и по другим направлениям. В частности, разрабатывается механизм, позволяющий перейти на использование национальных валют во взаимных расчетах. Форсируется создание надежной и эффективной инфраструктуры международного транспортного коридора «Север-Юг», который существенно сократит время доставки товаров и стоимость грузоперевозок между Россией и Индией. Обсуждается создание Зоны свободной торговли между ЕАЭС и Индией. Работаем над обновлением российско-индийского соглашения о защите и содействии взаимным инвестициям. Все эти шаги позволят создать принципиально новую среду для наращивания плодотворного взаимодействия, причем не только на двусторонней основе, но и в региональном измерении. Отдельно стоит упомянуть подвижки в межрегиональном сотрудничестве, в том числе регулярное проведение бизнес-миссий российских регионов в крупнейших городах Индии.

Конечно, сейчас не время почивать на лаврах достигнутого за семь десятилетий. Потенциал российско-индийского торгово-экономического, научно-технического, культурного сотрудничества раскрыт далеко не в полном объеме. Есть немало возможностей его существенного наращивания и диверсификации. Интересы обеих стран – и это президент В.В.Путин и премьер-министр Н.Моди подтвердили в ходе встречи 24 июня с.г. «на полях» саммита ШОС в Ташкенте – ориентируют нас на то, чтобы смелее осваивать имеющиеся и новые производственные направления, механизмы инновационного взаимодействия и инвестиционные возможности, нацеленные на перспективу, включая проекты с активным привлечением частного бизнеса, расширением прямых связей между российскими и индийскими регионами.

Говоря о предстоящем юбилее, уместно вспомнить добрым словом дипломатов, преемственность в трудах которых мы стремимся всемерно беречь и преумножать. Наши коллеги внесли неоценимый вклад в формирование принципов, консолидацию российско-индийского взаимодействия, ставшего мощным фактором и действенным инструментом международной политики. Особо следует отметить Договор о мире, дружбе и сотрудничестве 1971 года, 45-ю годовщину которого мы будем совместно отмечать 9 августа. В этом ряду и Декларация о безъядерном и ненасильственном мире 1986 г., равно как и фундаментальная Делийская декларация о стратегическом партнерстве 2000 года, подписанная в первый год моего предыдущего пребывания в должности посла. Эти документы создали небывалые прецеденты в мировой дипломатии, заложили новые принципы строительства международных отношений, эффективного противодействия современным вызовам и угрозам. Накопленный опыт помогает нам плодотворно сотрудничать в многосторонних форматах, работать над строительством более сбалансированного и справедливого миропорядка.

Вопрос: Во время недавнего визита премьер-министра Индии Н.Моди в США делались громкие заявлении о дружбе двух стран, Обама заявил о поддержке вступления Индии в Группу ядерных поставщиков. Кроме того, американский президент пообещал повысить взаимодействие Вашингтона с Индией в сфере военно-технического сотрудничества до статуса «основного оборонного партнера». Может ли эта тенденция повлиять на российско-индийские отношения? Нет ли опасений, что США вытесняют Россию из Индии, или же нам нечего бояться?

АМК: Действительно, в последние годы мы наблюдаем довольно интенсивное развитие индийско-американских отношений. Есть немало сфер, где интересы двух государств совпадают. Индия – восходящая мировая держава с динамичным экономическим ростом (причём, на сегодняшний день самым высоким в мире показателем в 7,6%), растущим спросом и колоссальными человеческими ресурсами – несомненно очень привлекательна для многих государств, которые имеют все основания засматриваться на неё как на «богатую невесту». В свою очередь, стоящие перед правительством Н.Моди масштабные практические задачи, связанные с обеспечением ускоренной модернизации страны, во многом объясняют интерес Нью-Дели к зарубежным инвестициям и передовым технологиям, в том числе в плане наращивания собственного оборонного потенциала. Это, конечно, приводит к усилению конкуренции за индийский рынок. Активность заокеанских партнёров на индийском направлении мотивируется стремлением не только перехватить лакомый кусок этого большого пирога, но и пытаться заручиться участием Индии в реализации далеко идущих собственных стратегических планов в регионе. Отсюда и озвученные громкие посулы, включая присвоение Индии статуса глобального партнера в сфере обороны. Но, как принято на Руси говорить, обещать – ещё не значит жениться. Во всяком случае, первая же попытка сделать шаг в обозначенном направлении дала повод усомниться в возможности скорой реализации высоких обещанний: сенат не одобрил поправку к законодательству, которая позволила бы пересмотреть условия предоставления Индии новейших технологий.

От всех других государств мы, Россия, отличаемся в одном, но фундаментально важном аспекте – честности и искренности намерений. В наших делах нет двойного дна. Россия всегда была, есть и будет искренне заинтересованной в укреплении мощи, глобальных позиций и авторитета Индии как могучего, самостоятельного и дружественного государства. Именно такой мы хотим видеть Индию. Это наглядно демонстрирует вся история российско-индийских взаимоотношений. В изменяющемся мире привлекательная невеста, конечно, достойна сама выбирать себе партнеров. Но, когда индийские друзья спрашивают меня, а нет ли у Москвы на этот счёт опасений, стараюсь их успокоить: Россия не ревнует свою сестру Индию к тем, кто к ней сватается, но предостерегает от излишней доверчивости, чтобы потенциальные «женихи» или новообретённые партнёры не обманули завышенных надежд и ожиданий.

Говорить же о том, что некий дрейф в сторону США ставит под угрозу исторически дружественные и доверительные связи между Россией и Индией, было бы, мягко говоря, преувеличением. Россия была и остаётся ведущим партнёром Индии в таких ключевых отраслях, как мирный атом и военно-техническое сотрудничество. Да и в целом незыблемые принципы сбалансированной внешней политики Нью-Дели не предполагают углубления отношений с одним игроком за счёт интересов другого. Об этом применительно к России неоднократно заявляли индийские руководители – как прежние, так и нынешние. Это, кстати, относится и к участию Нью-Дели в деятельности многосторонних механизмов, и в отношении региональных кризисов.

Что же касается поддержки Нью-Дели на мировой арене, в частности, по вступлению в ГЯП, то ведь не только США, но и Россия, и многие другие государства считают, что присоединение к данному режиму Индии как ответственной державы с безупречной репутацией в нераспространении, имеющей развитую национальную систему экспортного контроля, будет способствовать укреплению глобальных усилий в области нераспространения.

Вопрос: В ближайшей перспективе ожидается официальное вступление Индии в ШОС в качестве полноправного члена. Какой вклад может внести Индия во взаимодействие в ШОС? Как это может помочь развитию российско-индийских отношений?

АМК: Вступление Индии в ШОС – очень важное событие. На саммите в Ташкенте были подписаны Меморандумы об обязательствах Индии и Пакистана как новых полноправных членов организации. Теперь нужно пройти ещё ряд процедур, включая присоединение обеих стран к нормативно-правовой базе ШОС, чтобы к следующей встрече глав государств в 2017 г. в Астане данный процесс был завершён.

Вновь подчеркну: Индия обладает солидным экономическим потенциалом и растущим мировым и региональным влиянием. Её интересы полностью совпадают с целями организации по обеспечению стабильности на евразийском пространстве, развитию взаимодействия в сфере борьбы с новыми угрозами, прежде всего исходящими с территории Афганистана, расширению контактов в области межбанковского и инвестиционного сотрудничества, углублению взаимосвязанности. Как заявил в Ташкенте премьер-министр Н.Моди, Нью-Дели готов внести вклад в противодействие вызовам, стоящим перед нашим общим регионом, и снижение барьеров для перемещения товаров, услуг, капиталов и людей. В данном контексте весьма многообещающими представляются перспективы объединения интеграционных усилий между ШОС, ЕАЭС и АСЕАН.

И, конечно, в этом контексте мы ожидаем наращивание российско-индийского регионального взаимодействия не только по упомянутым направлениям, но и по вопросам функционирования МТК «Север-ЮГ», содействия восстановлению и мирному развитию Афганистана и многим другим вопросам.

Вопрос: Считаете ли Вы, что вступление Индии и Пакистана в ШОС поможет урегулированию двусторонних споров этих стран и будет способствовать нормализации отношений?

АМК: ШОС не занимается урегулированием двусторонних разногласий. Более того, одним из условий принятия в организацию Индии и Пакистана было то, что они не должны выносить имеющиеся между ними спорные вопросы в повестку дня объединения. Партнёры в Нью-Дели и Исламабаде, несмотря на неурегулированность проблемы о границе и другие сложные темы в их отношениях, принимают это условие. На данном этапе они проводят работу по нормализации отношений, включая согласование запуска Всеобъемлющего диалога, на основе имеющегося у них опыта и документально зафиксированных принципов невмешательства.

В то же время мы рассчитываем, что совместная работа в ШОС Индии и Пакистана создаст благоприятные предпосылки для расширения контактов и укрепления доверия между ними.

Вопрос: Как Вы оцениваете взаимодействие Индии и России в борьбе с международным терроризмом? Есть ли планы укрепления и расширения сотрудничества на этом направлении? Проявляет ли заинтересованность в этом индийская сторона?

АМК: В сфере борьбы с терроризмом Индия – один из наших ключевых партнёров. Мы тесно взаимодействуем и между собой, и в рамках профильных многосторонних механизмов. Осуществляется сотрудничество по линии спецслужб и правоохранительных органов, действует двусторонняя Рабочая группа по борьбе с терроризмом, проводится обмен межведомственными делегациями на различных уровнях.

Хотелось бы особо подчеркнуть близость подходов России и Индии, которые на себе испытали всю остроту и тяжелейшие последствия трансграничного терроризма, к борьбе с этой «чумой XXI века» на международном уровне. Мы решительно выступаем за укрепление соответствующих коллективных усилий при центральной роли ООН и её механизмов и резолюций, в том числе по пресечению финансирования терроризма, деятельности иностранных террористов-боевиков, распространения идеологии экстремизма, а также киберпреступности. Исходим из того, что эта борьба не должна увязываться с религией, а требует всеобъемлющих подходов, включая противодействие наркотрафику, незаконной торговле оружием и отмыванию денег.

В данном контексте мы едины в неприятии практики «двойных стандартов» при урегулировании острых региональных проблем, включая афганский, сирийский, йеменский кризисы, а также борьбе с запрещенным в России «Исламским государством». Уважение суверенитета, территориальной целостности и невмешательство во внутренние дела государств остаются основополагающими принципами внешней политики Индии. В этом мы абсолютно солидарны.

Россия поддерживает индийскую инициативу по продвижению Всеобъемлющей конвенции ООН по борьбе с международным терроризмом, центральный упор в которой делается на недопустимости государственного спонсирования терроризма и предоставления террористам убежища.

Россия и Индия близки и в подходах к вопросам укрепления действующей международной системы контроля над наркотиками в рамках ООН, прежде всего, Комиссии по наркотическим средствам и УНП, усиления международной информационной безопасности посредством выработки универсального международно-правового документа под эгидой ООН, а также по линии ФАТФ и других профильных механизмов.

Вопрос: Ожидается ли в ближайшее время обмен визитами делегаций из Москвы и Нью-Дели? Запланированы ли какие-либо встречи на высоком уровне?

АМК: Одной из характерных особенностей российско-индийских отношений является регулярный и весьма плотный политический диалог, прежде всего в рамках сформированных механизмов взаимодействия на различных уровнях, от лидеров до регионов.

Главным событием, безусловно, станет участие Президента В.В.Путина в саммите БРИКС 15-16 октября с.г. в штате Гоа, накануне которого также состоится ежегодная двусторонняя встреча в верхах. В сентябре пройдёт заседание Межправкомиссии, в которой сопредседательствуют заместитель главы Правительства Российской Федерации Д.О.Рогозин и министр иностранных дел Индии С.Сварадж. В рамках подготовки к этим мероприятиям уже сейчас осуществляются многочисленные встречи и контакты по различным направлениям. Большое значение, как уже отмечалось, имели переговоры В.В.Путина и Н.Моди в рамках саммита ШОС в Ташкенте, в ходе которых наши лидеры «сверили часы» по широкому спектру вопросов двусторонней и многосторонней проблематики и наметили планы на будущее.

В качестве итога – вторая половина года сулит нам очень важные события в развитии российско-индийского сотрудничества. Нацелены на то, чтобы они принесли весьма весомые результаты.

Россия. Индия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 29 июня 2016 > № 2763049 Александр Кадакин

Алексей Лихачев: Мы сделали шаг навстречу ЕС, ждем ответных действий

Вопрос восстановления экономических связей между Россией и Евросоюзом становится все более актуальным — президент России Владимир Путин, выступая на ПМЭФ, заявил, что Россия заинтересована в налаживании сотрудничества с ЕС. О том, насколько Россия готова к такому диалогу, когда и в каком виде может быть продлено продэмбарго, в каком формате могут возобновиться переговоры по экономической ассоциации Киева и Брюсселя, есть ли возможность у России и Евросоюза урегулировать взаимные иски в ВТО, и что такое большое Евразийское партнерство в интервью РИА Новости по итогам форума рассказал первый замглавы Минэкономразвития РФ Алексей Лихачев. Беседовал Янис Мадни.

— В ходе пленарной сессии на ПМЭФ президент РФ Владимир Путин заявил, что Россия заинтересована в том, чтобы наладить сотрудничество между ЕС и ЕАЭС. И предложил возобновить диалог на техническом уровне между экспертами по вопросам торговли, инвестициям, техрегулированию и таможенному администрированию. Работает ли Минэкономразвития сейчас в этом направлении?

— Прежде всего, хочу отметить, речь в ходе выступления президента все-таки шла о диалоге конкретно между Россией и Евросоюзом. При этом у нас официально с ЕС последние два года никаких контактов нет. Вместе с тем, нам необходимо в диалог Москва-Брюссель включать и Евразийский экономический союз, потому что вопрос торговли товарами, часть полномочий в сфере технического регулирования, мы делегировали именно туда.

Предложение Путина — на экспертном уровне начать консультации по наиболее интересным для бизнеса темам — очень правильное: тот объем товарооборота, обмен инвестициями, которые есть у России с Евросоюза, — абсолютная ценность, этим нельзя пренебрегать.

Мы и так за последние годы спустились с третьего места на четвертое в торговой линейке Евросоюза и от 10%-ой доли пришли к 5%-ой. При этом сам Евросоюз с долей более чем 50% в нашем товарообороте упал до 43%. Конечно же, такое очень заметное снижение крайне чувствительно для бизнеса.

Поэтому диалог по вопросам, предложенным президентом, очень актуален. Они действительно, востребованы и это подтверждается и странами-членами ЕС, и представителями бизнес-сообщества. Фактически президент сформулировал такое послание Евросоюзу.

— Но с чего-то ведь надо начать?

— Президент предложение произнес, в Брюсселе его услышали — это я официально могу сказать. Мы подтверждаем готовность к таким переговорам, это фактически наш шаг навстречу. Будем ждать ответных действий Брюсселя.

— Если говорить о продэмбарго, оправдало ли оно себя за последние два года? Насколько отечественные производители выиграли от его введения?

— У любого серьезного действия всегда есть несколько измерений, отличительных последствий. Конечно же, оно нанесло заметный ущерб соответствующим отраслям ЕС — этот факт подтверждают и европейцы.

Продэмбарго стало определенной проверкой возможностей для нашего сельскохозяйственного бизнеса и для аграриев из стран, с которыми у нас сохраняются добрые отношения. Это привело к определенным диспропорциям на рынке, в том числе, к росту цен в целом ряде продуктовых секторов. Поэтому, действительно, оно стало заметным событием. Но, как говорится, не мы этот первый шаг сделали. Объемы и продолжительность существования наших ответных мер будут зависеть от ЕС в части европейских санкций по отношению к России.

— Почему же премьер-министр Дмитрий Медведев озвучил срок продления продэмбарго до конца 2017 года?

— Для того чтобы сделать более предсказуемой ситуацию на агропромышленном рынке. Чтобы не каждые полгода продлять эти санкции, а обозначить некий более ощутимый лаг.

— Когда может быть подписано соответствующее постановление?

— В любой момент. Мы соответствующее решение внесли. О них, собственно, Дмитрий Медведев сказал. Как вы знаете, срок введения санкций — 7 августа. Поэтому время еще есть.

— А могут ли там быть какие-то еще изменения в списке продэмбарго?

— Теоретически — да, практически — маловероятно. Там может быть точечная подстройка тех или иных параметров, связанная с потребностью нашего рынка, с какой-то сезонностью. Но фундаментальных изменений, я думаю, не случится.

— Но маленькие изменения возможны?

— Небольшие — да.

— Какие страны сейчас, замещающие поставки ЕС и других государств, заинтересованы в увеличении объемов?

— Заинтересованы, естественно, все. А наиболее активно этим пользуются страны СНГ, ЕАЭС, Таджикистан, Киргизия, Армения, Азербайджан — они значительно нарастили сельхозпоставки. Хотя нужно отметить и рост соответствующей продукции из стран Юго-Восточной Азии, Северной Африки, Персидского залива, из разных регионов мира в целом.

— В этом контексте и в каких отраслях рассматриваются совместные производства в сельском хозяйстве?

— Они существуют и сейчас: инвестируют в АПК и Вьетнам, и Сингапур, и Япония, и Китай. Кроме того, и наши партнеры по СНГ активно занимаются переработкой и сбытом сельхозпродукции. Вообще импорт из стран АСЕАН и ШОС вырос в весовых показателях очень заметно за четыре месяца текущего года.

— Говоря про экономическую ассоциацию Украина-ЕС, переговоры в трехстороннем формате мы вели весь прошлый год. Поднимается ли сейчас этот вопрос?

— Вопрос не стоит в повестке дня. Я думаю, его решение может быть только на фоне будущих переговоров с Евросоюзом, если до этого дойдет. Тогда, наверное, возникнет необходимость иметь в виду также еще и Украину для того, чтобы она более активно вписалась в этот процесс.

— Вы имеет в виду тот диалог, о котором заявил в ходе пленарной сессии Путин?

— Да. Но эта тема может лишь возникнуть. Сейчас даже предметов возникновения не вижу, поскольку переговоры закончились и не по нашей вине.

— А сейчас есть какие-то риски от этой ассоциации?

— Большинство этих рисков, на мой взгляд, минимизировано, поскольку мы ввели соответствующие меры. Мы в торговлю с Украиной ввели так называемую ставку РНБ (режим наибольшего благоприятствования — ред), или единый таможенный тариф.

— И таким образом удалось предотвратить реэкспорт беспошлинных европейский товаров?

— Да, верно.

— У России на данный момент несколько взаимных исков в ВТО. Есть ли там какие-то подвижки? Возможны ли мировые соглашения?

— В целом процедуры по искам идут в штатном режиме. Никаких конкретных предложений по мирному урегулированию мы от наших партнеров не получали.

Значит, будем продолжать судебный процесс. К этому мы готовы. Некоторые направления двигаются вяло. Но это, в первую очередь, связано не с желанием сторон споров, а с кадровой ситуацией в Секретариате ВТО, который администрирует споры — им катастрофически не хватает кадров. Количество споров в ВТО уже превысило 500. Скорее всего, мы уйдем в период летних отпусков в Женеве без каких бы то ни было решений. Поэтому, если что-то и будет, то, вероятно, уже осенью. Хоть какое-то продвижение по этим искам.

— Есть ли видение, при каких условиях и когда могут быть сняты спецмеры в отношении Турции?

— Изменения в экономических взаимоотношениях возможны только при решении политических вопросов. Вот здесь точно политика преобладает над экономикой. Причем президент однозначно высказался на тему того, какие действия должны быть произведены с турецкой стороны для того, чтобы мы сдвинулись к более конструктивному сотрудничеству.

— А на уровне министерств экономик не общаетесь?

— Нет.

— Президент на ПМЭФ озвучил, что необходимо создавать большое Евразийское партнерство между ЕАЭС и другими странами. Каким оно должно быть?

— Он имел в виду расширенное пространство Шанхайской организации сотрудничества. Это фактически Россия, Центральная Азия, тем или иным способом в него будут вовлечены Белоруссия и Армения. В пространство ШОС еще входят Таджикистан и Узбекистан, плюс Китай, а также Индия и Пакистан, которые должны в скором времени стать членами ШОС.

То есть это такой очень заметный кусок земного шара, населения, природных и производственных ресурсов. Вполне себе солидное мега-региональное объединение. Мы работаем над этим вопросом сейчас и открыты для диалога со всеми заинтересованными странами, независимо от их статуса в ШОС.

Россия. Евросоюз. ЕАЭС > Внешэкономсвязи, политика > economy.gov.ru, 25 июня 2016 > № 1819244 Алексей Лихачев

Ответы на вопросы журналистов.

Владимир Путин ответил на вопросы журналистов по завершении рабочего визита в Узбекистан для участия в заседании Совета глав государств – членов Шанхайской организации сотрудничества, приуроченном к 15-летию создания ШОС.

Вопрос: Хотелось бы спросить о «брексит». Ещё до голосования Россию обвиняли в том, что она будет только счастлива, если Британия примет решение о выходе из ЕС. После голосования тоже прозвучали такие заявления, что России это на руку и ещё в том контексте, что это может позитивно повлиять на вопрос о снятии санкций с России. Как Вы оцениваете результаты голосования? На чьей стороне были Вы? Как теперь будут строиться отношения России с Евросоюзом и с Британией? К каким последствиям для нашей экономики приведёт это решение?

В.Путин: Всё–таки мы находимся в Ташкенте, только что закончился саммит Шанхайской организации сотрудничества. И я начать всё–таки хотел с благодарности Президенту Исламу Абдуганиевичу Каримову, всем нашим узбекистанским друзьям за то, что они сделали в ходе своего председательства.

Вы видели, мы подошли к приёму двух крупных стран – Индии и Пакистана, остались чистые формальности, можно считать, что они уже со следующего года будут полноценными членами этой Организации. С их вступлением, конечно, Организация приобретает другое звучание и другой вес.

Мы подошли к приёму двух крупных стран – Индии и Пакистана, остались чистые формальности, можно считать, что они уже со следующего года будут полноценными членами ШОС.

Это почти половина населения планеты – 45 процентов, и пока меньше 20 процентов мирового производства, но всё–таки это и так большой показатель, а будет наверняка больше, потому что всё это страны с развивающимися экономиками. И в этой связи можно с полной уверенностью сказать, что саммит прошёл успешно.

Теперь по поводу заявлений до голосования в Великобритании и после голосования. Я уже говорил, что мы никогда не вмешивались, никогда не высказывались по этому поводу, вели себя, на мой взгляд, очень корректно. Конечно, внимательно следили за тем, что происходит, но никак не влияли на этот процесс и даже не пытались этого делать. Поэтому заявление Премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона до референдума, в котором он озвучил позицию России, не имеют и не имели под собой никаких оснований.

Заявление Премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона до референдума, в котором он озвучил позицию России, не имеют и не имели под собой никаких оснований.

Считаю, что это не что иное, как некорректная попытка повлиять на общественное мнение в собственной стране. Как мы видим, даже это не имело нужных результатов. И тем более после голосования заявлять о какой–то позиции России, на мой взгляд, никто не имеет права. Это не что иное, как проявление низкого уровня политической культуры.

Теперь по существу, по сути. И для Великобритании, и для Европы в целом, и для нас это, конечно, будет иметь последствия. Если сама организация этого референдума и последующие имеющиеся уже сегодня результаты не что иное, как самоуверенность и поверхностное отношение к решению судьбоносных вопросов для своей собственной страны да и для Европы в целом со стороны руководства Великобритании, то последствия уже будут иметь глобальный характер, повторяю, они неизбежны; они будут и со знаком плюс, и со знаком минус. Рынки, конечно, просядут, они уже просели. В среднесрочной перспективе всё восстановится, безусловно. Что там будет больше – плюсов или минусов, – покажет жизнь, покажет практика.

Для рядовых граждан, рядовых подданных Великобритании, мне кажется, что понятно, почему это произошло. Во–первых, никто не хочет кормить и субсидировать более слабые экономики, содержать другие государства, целые народы. Это очевидный факт. Видимо, люди недовольны также решением вопросов в сфере безопасности, что на сегодняшний день резко обострилось на фоне мощных миграционных процессов. Люди хотят быть более независимыми.

Один из лидеров, уже бывших лидеров, стран Евросоюза мне как–то сказал, что количество обязательных решений Европарламента в процентном отношении больше, чем количество обязательных решений, которые принимал Верховный Совет СССР в отношении союзных республик.

Это значит, что концентрация власти там наверху очень высокая. Кому–то это нравится, кто–то хочет движения по этому пути – размывания национальных границ, кому–то это не нравится. Подавляющему большинству подданных Великобритании, судя по всему, судя по результатам, это не нравится, их это не устраивает.

Но хочу ещё раз сказать, о чём совсем недавно говорил на Санкт-Петербургском международном экономическом форуме. Это выбор подданных Великобритании. Мы никак в это не вмешивались, не вмешиваемся и вмешиваться не собираемся. Судя по всему, сейчас последуют какие–то формальные процедуры, связанные с решением британцев о выходе из Евросоюза.

Мы внимательно будем за этим следить, анализировать, будем стремиться к тому, чтобы минимизировать какие–то негативные явления от этого решения для нашей экономики, потому что мы видим: если сейчас это ударило по рынкам, по валютам, то это неизбежно отразится, уже отражается, на биржевых индексах, а значит, и на ценах на наши традиционные товары, но я уверен, что всё это скорректируется в самое ближайшее время.

Никакой глобальной катастрофы мы в этой связи не ожидаем. Разумеется, будем, как я сказал, внимательно следить и будем как–то корректировать нашу экономическую политику, будем корректировать наши отношения с партнёрами в Европе.

Что же касается санкционной политики, я не думаю, что это как–то отразится на наших взаимоотношениях с Евросоюзом в этом отношении. Не мы начинали эти санкционные изъятия с обеих сторон, мы только отвечаем всегда на те рестрикции, которые принимались в отношении нашей страны.

Если наши партнёры когда–нибудь созреют для того, чтобы вести конструктивный диалог с ними по этим вопросам, мы к этому готовы.

Хочу ещё раз подчеркнуть: если наши партнёры когда–нибудь созреют для того, чтобы вести конструктивный диалог с ними по этим вопросам, мы к этому готовы. Мы к этому не только готовы, мы этого хотим и будем отвечать позитивом на позитив, но только нельзя от нас ожидать исполнения некоторых вещей, которые находятся вне зоны нашей компетенции.

Мы с вами знаем, что эти ограничения якобы связаны с исполнением Минских соглашений, но ключевые вопросы исполнения Минских соглашений сегодня находятся в руках наших киевских партнёров, в руках киевских властей. Без них мы не сможем ничего сделать. Мы не можем внести изменения в Конституцию Украины, не можем имплементировать и начать действие закона об особых формах управления на известных территориях – ЛНР и ДНР, мы не можем за Президента Украины подписать закон об амнистии.

Это ключевые вопросы урегулирования ситуации на Донбассе. И ждать этих решений от нас просто нелепо, я по–другому даже высказываться не могу. Тем не менее мы терпеливо работали до сих пор и так же терпеливо готовы работать и с украинскими партнёрами, и с нашими партнёрами в Евросоюзе. Но никакого другого способа, кроме как исполнить Минские соглашения, для урегулирования в полном объёме ситуации на Донбассе не существует.

А что будет происходить в экономике, в политической сфере после выхода Великобритании [из ЕС], мы увидим в самое ближайшее время. Посмотрим.

Узбекистан. Китай. Весь мир. Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 24 июня 2016 > № 1801450 Владимир Путин

Выступление на расширенном заседании Совета глав государств – членов Шанхайской организации сотрудничества.

В.Путин: Уважаемый Ислам Абдуганиевич! Уважаемые коллеги, друзья!

Мы собрались в юбилейный год. За 15 лет значительно возрос авторитет Организации, усилилось её влияние на региональные процессы, и Россия рассматривает взаимодействие в рамках ШОС в качестве одного из приоритетов своей внешней политики. Мы намерены и далее активно содействовать наращиванию потенциала Организации и укреплению её роли в международных и региональных делах.

Считаем залогом успешного развития ШОС то, что её работа строится на основе принципов равноправия, взаимного уважения и учёта интересов друг друга. В деятельности объединения участвуют 18 государств: 6 государств-учредителей, 6 наблюдателей и 6 партнёров по диалогу, на которые в совокупности приходится более 16 процентов глобального валового продукта, о населении даже не говорю – это 45 процентов мирового населения.

В завершающую стадию входит процесс вступления в ряды полноправных членов Шанхайской организации сотрудничества Индии и Пакистана. Важное политическое решение о начале процедуры их приёма было принято в прошлом году в Уфе.

Одним из итогов нынешнего саммита станет подписание меморандумов об обязательствах, которые Индия и Пакистан должны выполнить для получения статуса государств-членов. Рассчитываем, что партнёры смогут пройти оставшийся путь максимально быстро – к следующей нашей встрече в Казахстане.

При этом уже сейчас нужно вплотную заниматься встраиванием Индии и Пакистана в механизмы рабочего взаимодействия в рамках ШОС, такие как Совет глав правительств и регулярные заседания министров иностранных дел.

Давно и активно участвует в деятельности Организации в качестве наблюдателя Иран – с 2005 года. Считаем, что после урегулирования иранской ядерной проблемы и снятия санкций ООН не осталось никаких препятствий для положительного рассмотрения заявки Тегерана.

Уважаемые коллеги!

Основные направления совместной работы на долгосрочную перспективу определены в разработанной по инициативе России в прошлом году Уфимской стратегии развития ШОС. План по её реализации на период до 2020 года нам предстоит сегодня утвердить.

Этот документ содержит более чем 70 мероприятий в сфере политики, экономики, культуры; они направлены на достижение практических результатов и помогут сделать сотрудничество в рамках Организации более эффективным.

Безусловно, главным направлением общей деятельности является обеспечение безопасности на пространствах ШОС. Необходимо и далее наращивать потенциал региональной антитеррористической структуры, совершенствовать координацию силовых ведомств в рамках ООН и других международных организаций, ускорить подготовку проекта конвенции ШОС по борьбе с экстремизмом, обновить антинаркотическую стратегию и программу по её реализации, укреплять правовую базу сотрудничества в сфере информационной безопасности.

Конечно же, особого внимания требует ситуация в Афганистане. Важно вместе с афганскими партнёрами активизировать противодействие исходящим с территории этой страны угрозам терроризма и трансграничной оргпреступности, работать по пресечению производства и оборота наркотиков, помогать Афганистану в деле национального примирения и экономического возрождения.

Важной составляющей деятельности ШОС видится развитие тесного экономического взаимодействия. Нужно и далее снимать барьеры на пути торговли, движения капиталов и рабочей силы, углублять промышленную и технологическую кооперацию, выстраивать производственные цепочки, общую транспортную инфраструктуру.

Хорошие перспективы в этой связи открываются с началом переговоров о сопряжении Евразийского союза и китайского «Экономического пояса Шёлкового пути». Убеждён, что подключение к этому интеграционному процессу всех участников ШОС, а также государств СНГ стало бы прологом к формированию большого евразийского партнёрства.

Отмечу, что заинтересованность в сотрудничестве с ШОС на экономическом треке высказывают и страны Юго-Восточной Азии: речь об этом недавно шла в Сочи на саммите Россия–АСЕАН.

Успешной реализации многосторонних экономических проектов по линии нашей Организации могли бы способствовать финансовые институты развития. Имею в виду прежде всего Евразийский банк, Азиатский банк инфраструктурных инвестиций и Новый банк БРИКС.

Не может не вызывать удовлетворения набирающее динамику гуманитарное сотрудничество в рамках Организации. Принимаемая сегодня программа развития туризма направлена на формирование единого туристического пространства и повышение безопасности туристов.

Среди знаковых проектов в сфере образования – университет ШОС, который уже объединил в одну учебную сеть порядка 80 вузов наших стран. Рассчитываем, что до конца года будет подписано межправсоглашение, регламентирующее правовой статус этого университета.

Полезную роль играет студенческий форум и молодёжный совет ШОС. Упомяну, в частности, инициативу по разработке «карты молодого человека ШОС»: имеются в виду скидки студентам на проезд, проживание в гостиницах, посещение музеев и других культурно-исторических объектов на территории стран Организации.

Уважаемые коллеги!

В завершение хотел бы выразить благодарность руководству Узбекистана, Президенту Исламу Абдуганиевичу Каримову за то гостеприимство, которое всем нам здесь оказано, а также пожелать успехов казахским друзьям, к которым переходят с сегодняшнего дня председательские полномочия в рамках нашей Организации.

Благодарю вас за внимание.

Узбекистан. Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 24 июня 2016 > № 1801440 Владимир Путин

Интервью китайскому информационному агентству «Синьхуа».

В преддверии визита в КНР Владимир Путин дал интервью китайскому информационному агентству «Синьхуа». Запись интервью состоялась 17 июня на полях Петербургского международного экономического форума.

Цай Минчжао: Уважаемый господин Президент!

Для меня большая честь и большая радость накануне Вашего визита в Китайскую Народную Республику иметь возможность взять у Вас интервью в Вашем родном городе.

Я хотел бы от имени агентства «Синьхуа», во–первых, выразить наше искреннее уважение Вам.

В.Путин: Спасибо.

Цай Минчжао: При Вашем активном участии и поддержке и совместно с Председателем КНР Си Цзиньпином российско-китайское взаимодействие уже сейчас находится на крайне высоком уровне.

Если можно, я хотел бы задать несколько вопросов.

В прошлом году Вы с Председателем КНР встречались пять раз. При Вашем участии и поддержке и при усилиях, которые Вы совместно с господином Си Цзиньпином прикладываете, российско-китайское взаимодействие постоянно углубляется и расширяется.

Какие, по Вашему мнению, направления взаимодействия Москвы и Пекина можно сейчас назвать приоритетными? Какие планируется развивать в перспективе? И какие у Вас взгляды на ожидания с предстоящим визитом в Китай?

В.Путин: Вы уже фактически дали характеристику нашим отношениям, когда сказали, что они находятся на очень высоком уровне.

Я бы обратил сейчас внимание ваших читателей на две даты. 25 лет назад мы объявили о строительстве новых отношений, отношений стратегического партнёрства, и 15 лет назад подписали договор о дружбе и сотрудничестве. За это время проделана огромная работа, которая привела нас к беспрецедентному уровню взаимного доверия, которое лежит в основе нашего взаимодействия.

Поскольку такого уровня отношений у нас, пожалуй, раньше никогда не было, то наши эксперты даже затруднялись дать определение тому состоянию наших общих дел, которые мы имеем сегодня. Оказалось, сказать, что это просто стратегическое взаимодействие, уже даже недостаточно. Поэтому мы стали говорить о всеобъемлющем партнёрстве и стратегическом взаимодействии. Всеобъемлющее – это значит, что мы работаем практически по всем важнейшим направлениям. А стратегическое означает, что мы придаём этому огромное межгосударственное значение.

Вы упомянули о нашем взаимодействии с Председателем Китайской Народной Республики. Это действительно так. Наша с ним работа, работа на нашем уровне, конечно, является определённым драйвером наших отношений, подталкивает. Мы на своём уровне обсуждаем основные вопросы стратегии нашего взаимодействия.

Господин Си Цзиньпин уделяет огромное личное внимание развитию российско-китайских отношений. Он друг хороший и очень надёжный партнёр.

25 лет назад мы объявили о строительстве отношений стратегического партнёрства и 15 лет назад подписали договор о дружбе и сотрудничестве. За это время проделана огромная работа, которая привела нас к беспрецедентному уровню взаимного доверия.

Но наших усилий было бы недостаточно для успешного развития российско-китайских связей. Для этого, конечно, нужно было наладить механизм работы между правительствами Российской Федерации и Китайской Народной Республики. Регулярные встречи проходят на уровне глав правительств обоих государств. Создано два с лишним десятка подкомиссий, межправкомиссий, по–моему, 26 подкомиссий, где все наши товарищи работают очень эффективно и напряжённо. Далеко не всегда сразу удаётся договориться по сложным вопросам, но мы все вопросы, какими бы сложными они ни были, все подчиняем общей цели – цели продвижения нашего сотрудничества, и всегда находим решение.

С учётом известных сложностей в мировой экономике это отразилось и на нашем взаимодействии: у нас несколько сократился общий товарооборот, но мы уверены, что это временное явление, связанное с текущей конъюнктурой отдельных товаров и с курсовой разницей.

Вместе с тем нам удаётся решать главное. Нам удаётся делать существенные шаги в облагораживании структуры нашего торгового оборота.

Я могу сейчас ошибиться, нужно будет посмотреть соответствующие справки: за последний год существенно, по–моему, на 44 процента, вырос объём поставляемой нами в Китайскую Народную Республику машинотехнической продукции. Это для нас чрезвычайно важно. Мы обсуждали эту проблему в течение многих лет с китайскими партнёрами. И я хочу поблагодарить наших друзей за то, что нам удалось выстроить это важнейшее направление таким образом и добиваться поставленных целей. Это были наши общие цели. Мы договаривались об этом и двигаемся в нужном направлении.

В этой связи важнейшим направлением является, конечно, диверсификация наших связей, придание ей более благородного характера, имея в виду повышение внимания к высокотехнологичной сфере нашего взаимодействия.

Мы работаем вместе и над космическими программами, в сфере авиации, разрабатываем и широкофюзеляжный самолёт, и тяжёлый вертолёт. Вместе работаем над экологическими вопросами, продолжаем очень крупные масштабные проекты в сфере энергетики, в том числе в атомной энергетике.

Цай Минчжао: Российская сторона обладает очень хорошими конкурентными способностями и преимуществами в этой сфере.

В.Путин: Так оно и есть. Портфель заказов у нашей компании «Росатом» очень большой. Два блока на Тяньваньской атомной электростанции уже работают восемь лет и очень хорошо себя зарекомендовали.

Мы работаем ещё над двумя блоками, и думаю, что это не предел. Мы должны расширять наше сотрудничество не только в направлении увеличения количества атомных электростанций в Китае, но и над расширением научно-технического взаимодействия в этой сфере.

Китай усиливает своё присутствие на нашем энергетическом рынке, является крупным акционером в одном из наших значимых проектов – «Ямал СПГ», приобрёл 10 процентов в одном из наших ведущих химических холдингов – «Сибур». Мы приветствуем эти китайские инвестиции не только с точки зрения вложения финансовых ресурсов, но и с точки зрения углубления нашего партнёрства.

Известный проект высокоскоростной магистрали Москва–Казань: работа идёт очень активно, на отдельных участках поезда будут развивать скорость до 400 километров в час. Мы очень внимательно относимся к этим перспективам, это может быть только началом большого сотрудничества в инфраструктуре.

Но не менее важным является наше взаимодействие в гуманитарной сфере. Это перекрестные годы Китая в России, России в Китае, Год молодёжных обменов, Год русского и, соответственно, китайского языка, туристических обменов и так далее. Часть из этих мероприятий была инициирована российской, часть – китайской стороной, но все они очень успешно прошли и будут, безусловно, способствовать созданию атмосферы доверия между нашими народами. Такие проекты не менее важны, чем, скажем, энергетика с её огромным проектом «Сила Сибири», имеются в виду поставки российского газа по вновь создаваемому восточному маршруту из России в Китай с объёмом 38 миллиардов кубических метров газа в год. Добавьте к этому сотрудничество по дипломатической линии, по военной и в сфере военно-технического сотрудничества.

Важнейшим направлением является диверсификация наших связей, придание ей более благородного характера, имея в виду повышение внимания к высокотехнологичной сфере нашего взаимодействия.

Как правило, все эти вопросы нами обсуждаются в ходе совместных встреч. Как видите, повестка дня огромная, если не сказать колоссальная. Поэтому я ожидаю, что у нас состоятся очень содержательные переговоры, насыщенные, и, как всегда, они проходят в атмосфере дружбы и взаимного доверия.

Цай Минчжао: Вы только что сказали о важных проектах сотрудничества в экономической сфере между Россией и Китаем. Эти крупные проекты очень вдохновляют нас. Сотрудничество между Россией и Китаем имеет огромный потенциал. Вы часто подчёркиваете необходимость сближения интеграционных процессов, в частности в отношении Евразийского экономического союза и китайского проекта «Шёлковый путь». Наши деловые круги также уделяют внимание этой теме.

Какие конкретные шаги будут предприниматься для развития этого сотрудничества? И как с помощью этого сотрудничества можно повысить уровень российско-китайского торгово-экономического взаимодействия?

В.Путин: Вы затронули очень интересную и масштабную тему. Мы знаем, что Председатель Си Цзиньпин инициировал возрождение самой идеи Большого Шёлкового пути. Считаем, что его инициатива является очень своевременной, интересной и перспективной и направлена на расширение сотрудничества со всеми странами мира, и, конечно, прежде всего с соседями, потому что, куда бы путь ни шёл, он всегда прежде всего идёт через соседей.

Мы ведём переговоры по двум направлениям: на двусторонней основе – Россия и Китай, и по направлению Китай и Евразийский экономический союз. Совсем недавно в Астане мы с моими коллегами из Евразийского экономического союза, куда входят пять стран сейчас, обсуждали эту возможность, и все высказались за развитие нашего сотрудничества с Китаем в рамках идеи Председателя Си Цзиньпина по развитию «Экономического пояса Шёлкового пути».

Китай усиливает своё присутствие на нашем энергетическом рынке. Мы приветствуем китайские инвестиции не только с точки зрения вложения финансовых ресурсов, но и с точки зрения углубления нашего партнёрства.

Я буду абсолютно с Вами откровенен: конечно, это вопросы, требующие экспертного изучения. Мы, конечно, думаем об интересах своих национальных товаропроизводителей. Но общее мнение заключается в том, что генеральный путь развития в мировой экономике, нашего взаимодействия с Китаем должен заключаться в постепенном снятии всяческих барьеров для открытой совместной работы. В результате это может привести на первом этапе к созданию зоны свободной торговли.

Мы реалисты и понимаем, что это не может быть на первом этапе без каких–то изъятий, исключений. Но тем не менее мы должны показать направление движения. А добиваясь этой цели, мы создадим предпосылки для того, что я сегодня назвал сотрудничеством в Евразии, с учётом того что интерес к нашему взаимодействию проявляет всё большее и большее количество государств региона. При этом будем стремиться к тому, чтобы не создавать замкнутых торгово-экономических группировок.

Цай Минчжао: Очень скоро в Ташкенте предстоит очередной саммит Шанхайской организации сотрудничества. Россия и Китай активно сотрудничают в рамках различных международных организаций, и прежде всего в рамках ШОС, которая была создана 15 лет назад. Она является важнейшим фактором в обеспечении стабильности, безопасности в этом регионе.

Каким Вы видите дальнейшее развитие данной организации? Какую, по Вашему мнению, роль ей предстоит играть в будущем как в региональном, так и в глобальном плане?

В.Путин: Когда эта организация создавалась, она ставила перед собой достаточно скромные, я бы сказал, важные, но всё–таки утилитарные цели. Этими целями было урегулирование различных сложных и простых, но всё–таки вопросов о приграничном сотрудничестве. Но мы знаем, что эти вопросы на границе при отсутствии доброй воли могут висеть в воздухе десятилетиями, а при наличии доброй воли эти вопросы решаются. Это зависит скорее всего от внутреннего настроя, от философии, которую исповедует то или иное государство на внешней арене.

Генеральный путь развития в мировой экономике, нашего взаимодействия с Китаем должен заключаться в постепенном снятии всяческих барьеров для открытой совместной работы.

И Россия, и Китай, и все другие члены Шанхайской организации сотрудничества все задачи, которые ставили перед собой в этой сфере, решили, именно опираясь на эту самую добрую волю. Стало ясно, что такой механизм нельзя терять, просто было жалко наработанного материала и качества достигнутых отношений между нашими государствами. И мы, по сути, начали использовать созданный механизм для решения других вопросов, прежде всего по развитию сотрудничества в различных направлениях. Это касается сотрудничества и политического, и по развитию инфраструктуры, начали обсуждать вопросы безопасности, борьбы с наркоугрозой и так далее.

Я не скажу, что мы добивались каких–то фантастических результатов и отличались какими–то показательными акциями, но эта организация стала востребованной в регионе, стала привлекательной, и многие страны мира заявили о своей готовности и желании к ней присоединиться.

На прошлогоднем саммите в России, в городе Уфе, мы приняли решение о приёме в Шанхайскую организацию сотрудничества ещё двух государств – Индии и Пакистана. На встрече в Ташкенте мы должны закрепить это решение. Будем обсуждать намерение других стран присоединиться к нашей работе.

Расширение сфер, которыми занимается Шанхайская организация сотрудничества, и увеличение количества членов за счёт таких мощных стран, которые я только сейчас назвал, конечно, делают эту организацию очень мощным международным объединением, весьма авторитетным и востребованным в регионе да и во всём мире.

Международная ситуация сложна, многообразна, и присоединение к нашей организации стран с разными подходами и с разными взглядами на те или иные международные проблемы, – конечно, это проблем не решает, но создаёт условия для их решения. Мы очень на это рассчитываем.

Цай Минчжао: Господин Президент, я знаю, что у Вас очень напряжённый график и Ваше время очень ценно. Но у меня крайне редко есть возможность взять у Вас лично интервью. Если Вы мне позволите, я задам ещё один вопрос.

В.Путин: Хорошо.

Цай Минчжао: В современном мире происходит очень много кризисных явлений. Мы сталкиваемся с кризисными явлениями в экономике, есть серьёзные проблемы терроризма, есть вызовы, связанные с изменениями климата. Россия и Китай являются ответственными, важнейшими участниками в решении международных вопросов. Как Вам кажется, в деле обеспечения мира, а также в реформировании глобального управления какие ещё усилия могли бы приложить наши страны?

В.Путин: Знаете, сам факт взаимодействия Китая и России на международной арене сегодня – это фактор стабильности в мировых делах.

Давайте вспомним речь Председателя Китайской Народной Республики на 70–летии Организации Объединённых Наций. Посмотрите на это ещё один раз, вспомните. Эта речь была направлена на решение всех спорных вопросов исключительно мирными средствами на основе международного права. При этом Председатель – один из немногих, кто заявил о готовности помогать нуждающимся и конкретизировал даже эти предложения. И именно такие подходы объединяют нас в международных делах, а не только близость, географическая близость между нашими странами.

Факт взаимодействия Китая и России на международной арене сегодня – это фактор стабильности в мировых делах.

Кроме совместной работы в Шанхайской организации сотрудничества мы вместе сотрудничаем в БРИКС, которую, по сути, вместе тоже создали, мы активно сотрудничаем на площадке ООН.

Я позволю себе вспомнить о том, что именно наша страна, тогда Советский Союз, сделала всё, для того чтобы Китайская Народная Республика заняла достойное место среди постоянных членов Совета Безопасности. Мы всегда считали, что это место Китайской Народной Республики. И сегодня мы очень рады тому, что это произошло, потому что наши взгляды на международные дела, как дипломаты говорят, очень близки либо совпадают. Но это совпадение взглядов подкрепляется конкретной работой, работой на техническом уровне. Мы находимся в постоянном контакте и консультируемся по глобальным проблемам и по региональным вопросам. Поскольку мы считаем друг друга близкими союзниками, то, конечно, всегда прислушиваемся к партнёрам, имея в виду интересы друг друга.

Уверен, что в таком же ключе будет организована наша совместная работа во время моего визита в Китайскую Народную Республику.

Цай Минчжао: Спасибо большое, уважаемый господин Президент.

Мы также с нетерпением ожидаем Вашего визита в Китай. Мы хотели бы пожелать всяческих успехов в Вашем предстоящем визите в КНР.

Я хотел бы также Вам сообщить о том, что во время Вашего визита в Китай агентство «Синьхуа» и агентство ТАСС подпишут новое соглашение о сотрудничестве.

В.Путин: Вы нам помогаете в этом. Спасибо вам. Потому что информационное сопровождение в современном мире не менее важно, чем субстантивная работа дипломатов, как они об этом говорят.

Спасибо большое.

Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 23 июня 2016 > № 1801420 Владимир Путин

Пленарное заседание Петербургского международного экономического форума.

Владимир Путин выступил на пленарном заседании Петербургского международного экономического форума.

В сессии также приняли участие Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев и Председатель Совета министров Италии Маттео Ренци.

* * *

Ф.Закария (как переведено): Дамы и господа!

Благодарю вас за ваше терпение. Хотел бы поприветствовать вас на этой важной сессии Санкт-Петербургского международного экономического форума.

Как вам известно, у нас необычное пленарное заседание и необычный президиум. Я не буду тратить время понапрасну и приглашу участников: Президент Российской Федерации Владимир Путин, Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев и Премьер-министр Италии Маттео Ренци.

В.Путин: Добрый день, уважаемые дамы и господа! Дорогие друзья!

Очень рад приветствовать всех вас на двадцатом экономическом форуме в Петербурге.

И в начале, глядя в этот зал, не могу не вспомнить, как начинались форумы подобного рода. Не могу не вспомнить, что его инициатором был первый мэр этого города Анатолий Александрович Собчак. И с тех пор прошло уже 20 лет, больше 20 лет. Начинался он как региональный форум, хотя мы тогда организовывали его силами городской администрации, но сегодня он превратился в важную площадку, где можно встретиться, поговорить о проблемах, обменяться мнениями.

Прежде всего хотел бы поблагодарить руководителей международных организаций, лидеров государств, авторитетных политических деятелей, представителей бизнеса, которые откликнулись на наше приглашение.

Петербургский форум традиционно служит площадкой для обсуждения стратегических вопросов и проблем. Такой разговор тем более важен сегодня, когда мир переживает серьёзную трансформацию, когда глубокие изменения затрагивают практически все сферы жизни.

Хочу воспользоваться этой трибуной, чтобы поделиться и своими оценками и соображениями, рассказать о том, какой мы видим Россию в меняющемся мире. И начать хотел бы с тех системных проблем, с которыми сталкивается глобальная экономика и практически все страны.

Да, после кризиса 2008–2009 годов удалось отчасти свести финансовые балансы, ограничить, хотя и не преодолеть проблему роста долга, сделать более прозрачными и управляемыми денежные потоки.

Однако структурные проблемы, накопленные в глобальной экономике, сохраняются. Перезапустить рост пока не удаётся.

Кстати, с экономической неопределённостью, исчерпанием прежних источников роста в известной степени связана и нынешняя геополитическая напряжённость. Есть риск, что она может усилиться, даже искусственно провоцироваться. В наших общих интересах найти созидательный, конструктивный выход из этой ситуации.

Ведущие страны мира ищут источники роста, и ищут в использовании, в капитализации колоссального технологического потенциала, который уже имеется и продолжает формироваться прежде всего в цифровых и промышленных технологиях, робототехнике, энергетике, биотехнологиях и медицине, в других сферах. Открытия в этих областях способны привести к настоящей технологической революции, к взрывному росту производительности труда. Это уже происходит и неизбежно произойдёт: неизбежно произойдёт реструктуризация целых отраслей, обесценятся многие производства и активы, изменится спрос на профессии и компетенции, обострится и конкуренция как на традиционных, так и на формирующихся рынках.

Собственно, уже сегодня мы видим попытки закрепить за собой или даже монополизировать выгоду от технологий нового поколения. Отсюда, как мне думается, и создание замкнутых регуляторных пространств с барьерами для перетока прорывных технологий в другие регионы мира с достаточно жёстким контролем над кооперационными цепочками для максимального извлечения технологической ренты. Мы дискутировали с коллегами, некоторые говорят, что это возможно. Я думаю, что нет. На какое–то время можно сдержать распространение тех или иных технологий, но в современном мире удержать это в замкнутом пространстве, даже достаточно большом географически, невозможно. Это может привести к тому, эти попытки, что и сфера фундаментальной науки, открытая сегодня для обмена знаниями и информацией для совместных проектов, также может закрыться, и здесь тоже вырастут разделительные барьеры.

Вместе с тем масштаб технологических, экономических задач и объективно складывающаяся ситуация сегодня – всё это имеет такой масштаб и такой характер, что развиваться эффективно можно только вместе, выстраивая кооперационные связи. Мы считаем, что такая кооперация может эффективно строиться в рамках гибких и открытых интеграционных структур, которые поощряют конкуренцию в научном поиске, многообразие технических решений, позволяют странам-участникам в полной мере реализовать свои компетенции и свой потенциал. В 2011 году вместе с Белоруссией, Казахстаном, опираясь на плотную сеть кооперационных связей, доставшихся нам ещё от Советского Союза, мы сформировали общее таможенное пространство, затем создали Евразийский экономический союз. Инициатор этого проекта находится в этом зале, на трибуне. Это Президент Казахстана Нурсултан Абишевич Назарбаев.

Мы последовательно углубляем нашу интеграцию, убираем барьеры на пути развития торговли, движения инвестиций, технологий, рабочей силы. Уже сейчас реализуется программа технологической, промышленной кооперации, поэтапно формируем единый рынок услуг. К 2025 году будет создан единый рынок энергетики и углеводородов, финансовый рынок.

Видим большие перспективы во взаимодействии Евразийского экономического союза с другими странами и интеграционными объединениями. Кстати, желание создать зону свободной торговли с Евразийским экономическим союзом выразили уже более 40 государств и международных организаций. Мы с нашими партнёрами считаем, что Евразийский экономический союз может стать одним из центров формирования более широкого интеграционного контура. В рамках такого контура мы в том числе сможем решать крупные технологические задачи, мотивировать и вовлекать в процесс технологического развития новых участников. Мы совсем недавно в Астане обсуждали это и предлагаем подумать о создании большого Евразийского партнёрства с участием Евразийского экономического союза, а также стран, с которыми у нас уже сложились тесные отношения: Китай, Индия, Пакистан, Иран. И конечно, имею в виду наших партнёров по СНГ, других заинтересованных государств и объединений.

Начать можно было бы с упрощения и унификации регулирования в области отраслевого сотрудничества и инвестиций, а также нетарифных мер технического, фитосанитарного регулирования, таможенного администрирования, защиты прав интеллектуальной собственности, в дальнейшем постепенно двигаться к снижению, а затем и отмене тарифных ограничений.

Мы могли бы опереться на целую сеть двусторонних и многосторонних торговых соглашений с разной глубиной, скоростью и уровнем взаимодействия, открытостью рынка, в зависимости от готовности той или иной национальной экономики к такой совместной работе, на договорённостях о совместных проектах в области науки, образования, высоких технологий. Все эти соглашения должны быть нацелены в будущее, создавать основу для совместного гармоничного развития на базе эффективной и равноправной кооперации.

Уже в июне с нашими китайскими коллегами мы планируем дать официальный старт переговорам о создании всеобъемлющего торгово-экономического партнёрства в Евразии с участием государств Европейского экономического союза и Китая. Рассчитываю, что это станет одним из первых шагов к формированию большого евразийского партнёрства. Обязательно вернёмся к обсуждению этого масштабного проекта на Восточном экономическом форуме, который состоится в начале сентября во Владивостоке, и, пользуясь случаем, уважаемые коллеги, я всех вас приглашаю принять в нём участие.

Дорогие друзья, проект, о котором я только что сказал, проект «большой Евразии», открыт, безусловно, и для Европы, и уверен, такое взаимодействие может быть взаимовыгодным. Европейский союз, несмотря на все проблемы в наших отношениях, известные проблемы, остаётся ключевым торгово-экономическим партнёром России. Это наш ближайший сосед, и нам, конечно же, не безразлично, что происходит и у наших соседей, в европейских странах и в европейской экономике.

Для ЕС вызов технологической революции и структурных изменений стоит не менее остро, чем для России. Также хорошо понимаю наших европейских партнёров, которые говорят о непростых решениях для Европы в ходе переговоров по созданию трансатлантического партнёрства. Очевидно, что Европа обладает громадным потенциалом, и ставка лишь на одно региональное объединение явно сужает её возможности. В такой ситуации трудно удержать баланс и сохранить пространство для выгодного для Европы манёвра.

Как показали в том числе недавние встречи с представителями немецких и французских деловых кругов, европейский бизнес хочет и готов сотрудничать с нашей страной. Политикам нужно пойти навстречу бизнесу, проявить мудрость, дальновидность и гибкость. Нам нужно вернуть доверие в российско-европейские отношения и восстановить уровень взаимодействия.

Мы помним, с чего всё началось. Россия не была инициатором сегодняшнего развала, разлада и проблем, введения санкций. Все наши действия были и остаются исключительно ответными. Но мы, что называется, как у нас в народе говорят, зла не держим и готовы идти навстречу нашим европейским партнёрам. Но это, безусловно, не может быть игрой в одни ворота.

Повторю, мы заинтересованы в том, чтобы европейцы подключились к проекту большого евразийского партнёрства. В этой связи приветствуем инициативу Президента Казахстана о проведении консультаций между Евразийским экономическим союзом и ЕС. Вчера мы обсуждали этот вопрос на встрече и с председателем Еврокомиссии.

Кроме того, в качестве первого встречного шага можно было бы возобновить диалог на техническом уровне между экспертами по широкому кругу вопросов. Это торговля, инвестиции, техрегулирование, таможенное администрирование. Таким образом, мы сможем наработать базу для дальнейшего сотрудничества и взаимодействия.

И конечно, считаем важным продолжить сотрудничество в рамках крупных научных проектов, таких как термоядерный реактор ITER, рентгеновский лазер на свободных электронах и целый ряд других. Совместные усилия позволят нам серьёзно повысить технологическую конкурентоспособность как Европы, так и России. Достаточно сказать, что в 2015 году Россия вложила в совместные с Европой высокотехнологичные проекты 1 миллиард 200 миллионов евро.

Уважаемые коллеги! Формируя Стратегию экономического развития России, мы, конечно же, учитываем тенденции, которые происходят в мире, и намерены использовать глобальные технологические сдвиги, формирование новых рынков, возможности интеграции и кооперации в интересах собственного развития.

Россия смогла решить наиболее острые текущие проблемы в экономике. Уже в ближайшей перспективе рассчитываем на возобновление роста. Мы сохранили резервы, существенно сократился отток капитала: по сравнению с первым кварталом 2015 года в пять раз. Снижается и инфляция. Если взять месяц к месяцу, за предыдущий период между, скажем, 2015-м и 2014 годами, то, скажем, если взять 2016-й и 2015-й – в два раза практически инфляция сократилась. Считаю, что уровень инфляции в 4–5 процентов достижим уже в среднесрочной перспективе.

Кроме того, необходимо постепенно снижать бюджетный дефицит, зависимость бюджета от поступлений углеводородного сырья и другого сырья, в том числе в ближайшие 5–7 лет надо как минимум вдвое сократить ненефтегазовый дефицит.

Уверен, что Правительство и Центральный банк России продолжат взвешенную и ответственную работу по обеспечению макроэкономической стабильности. Мы ставим перед собой задачу выйти на темпы роста экономики не менее чем 4 процента в год. Да, конечно, я помню, о чём мы говорили предыдущие годы. Сегодня мы говорим о более скромных цифрах. Это не столь высокие ориентиры, которые мы обозначили ещё несколько лет назад, но, повторю, ситуация изменилась не только для России – для всей глобальной экономики. Текущее замедление роста – это общемировая тенденция.

Важнейший фактор, который предопределяет общую конкурентоспособность экономики, динамику рынков, ускорение роста ВВП, повышение заработной платы, – это производительность труда. Нам необходим рост производительности труда на крупных и средних предприятиях: в промышленности, в строительстве, на транспорте и в сельском хозяйстве – не менее чем 5 процентов в год. Кажется, что это очень трудная или даже невыполнимая задача, если посмотреть, что у нас происходит с этим сегодня. Вместе с тем примеры многих предприятий, да и целых отраслей производства, таких как авиапром, химпром, фарминдустрия, сельское хозяйство, показывают, что эта задача абсолютно реализуемая, реальная. Будем так настраивать законодательство, налоговые регуляторы, технические стандарты, чтобы компании были заинтересованы повышать производительность труда, внедрять трудо- и энергосберегающие технологии. При этом предприятия, которые готовы и хотят решать такие задачи, должны получить широкий доступ к финансовым ресурсам, в том числе через механизмы институтов развития, таких как Внешэкономбанк и Фонд развития промышленности.

С ростом производительности неэффективная занятость будет неизбежно сокращаться, а это значит, нам нужно существенно повысить гибкость рынка труда, предложить людям новые возможности. Мы сможем решить эту задачу, в первую очередь создавая новые рабочие места в малом и среднем бизнесе. Численность работников (это очень важно, что я сейчас скажу), занятых в малом и среднем бизнесе, с сегодняшних 18 миллионов человек должна возрасти как минимум на 1,4 миллиона человек к 2020 году и более чем на 3 миллиона – к 2025-му. Будет непросто наращивать поддержку малого и среднего бизнеса, а последовательно формировать целые ниши для его работы, наверное, будет ещё труднее. Но это нужно, придётся сделать.

В этом направлении сделан уже важный шаг, есть первые результаты. Так, резко возрос объём заказов для малого и среднего бизнеса со стороны крупных компаний с госучастием. По итогам года – и это, считаю, безусловно, успех Правительства ­– крупные компании разместят заказов для малого и среднего бизнеса на 1 триллион рублей. По сравнению с прошлым годом рост почти в девять раз.

Ещё одна ниша для малого и среднего бизнеса – это высокотехнологичная сфера, создание условий для тех небольших компаний, которые реализуют стартапы, выходят на рынок с прорывной продукцией. И, наконец, ёмкая ниша – это сервис, развитие сферы бытовых услуг, а по сути создание комфортной, благоприятной среды для жизни людей в городах и посёлках России.

Уже в июле корпорация по развитию малого и среднего бизнеса запускает бесплатный электронный сервис – бизнес-навигатор, в котором будет содержаться информация о том, где, в каком регионе есть перспективные площадки для открытия своего дела, какая продукция и услуги востребованы, какую финансовую, имущественную поддержку может получить предприниматель. Правительство уже начало целенаправленную работу по содействию экспорту, создан Российский экспортный центр. Необходимо двигаться дальше, отталкиваясь от достигнутых результатов, формировать систему поддержки экспортно ориентированных компаний. Она должна охватывать весь цикл: от проведения НИОКР, экспортного финансирования до помощи в сертификации, маркетинге, организации сервисного обслуживания и закрепления компаний на внешних рынках.

Добавлю, что наша программа импортозамещения также нацелена на создание продукции, конкурентной на мировом рынке, и в этом смысле, хотел бы тоже это подчеркнуть, импортозамещение – это важный этап для наращивания несырьевого экспорта, для встраивания наших компаний в глобальные производственные и технологические альянсы. И не на вторых ролях, а в качестве сильных, эффективных партнёров.

Уважаемые друзья, мы продолжим дальнейшую либерализацию и улучшение делового климата. Знаю, что на площадках форума об этом много говорилось вчера и сегодня. Будем решать системные проблемы, которых ещё достаточно. Речь идёт о том, чтобы повысить прозрачность, выравнивать отношения государственных структур и бизнеса. Эти отношения должны строиться на понимании и взаимной ответственности, строгом выполнении и следовании законам, на уважении к интересам государства и общества, безусловной ценности института частной собственности.

Нужно кардинально снизить возможности для незаконного уголовного преследования. Более того, представители силовых структур должны нести персональную ответственность за неоправданные действия, которые привели к разрушению бизнеса. Считаю, что эта ответственность может быть и уголовной.

Понимаю, что это очень тонкая вещь, мы не можем и не должны связывать по рукам и ногам работу правоохранительных органов. Однако здесь, безусловно, нужен баланс, жёсткий барьер для любого злоупотребления полномочиями и властью. Руководству Прокуратуры, Следственного комитета, Министерства внутренних дел, Федеральной службы безопасности нужно постоянно отслеживать ситуацию на местах, при необходимости принимать меры по совершенствованию законодательства.

Я прошу рабочую группу по вопросам правоприменения в сфере предпринимательства, которую возглавляет глава Администрации Президента Сергей Борисович Иванов, также сосредоточиться на этих вопросах. Добавлю, что уже внёс в парламент пакет законопроектов, подготовленных рабочей группой, они направлены на гуманизацию так называемых экономических статей. Одновременно важно гарантировать право бизнеса и всех граждан на справедливую и беспристрастную судебную защиту.

Отечественное судебное сообщество за последнее время уже многое сделало для улучшения качества правосудия. Позитивную роль в обеспечении единства правоприменения сыграло и объединение Верховного и Высшего Арбитражного судов. Считаю, что нужно и дальше двигаться в сторону повышения ответственности судей, большей прозрачности судопроизводства. Важнейшая роль в создании благоприятных условий для ведения бизнеса, принадлежит, безусловно, регионам Российской Федерации.

Сегодня утром уже, я знаю, это обсуждалось на площадках форума, были объявлены результаты ежегодного национального рейтинга инвестиционного климата. Я хочу присоединиться к поздравлениям победителей и напомню: это Татарстан, Белгородская, Калужская области. Отмечу также значительный прогресс Тульской области, Владимирской, Тюменской, Кировской, Липецкой, Орловской областей и города Москвы.

Но на что бы в этой связи хотел обратить внимание? Судя по результатам, у нас уже сформировалось ядро лидеров, которые традиционно занимают верхние строчки рейтинга. Естественно, возникает вопрос: а где остальные? Я прошу Правительство совместно с деловыми сообществами подумать о дополнительных механизмах поощрения лучших региональных управленческих команд. И напротив, будем принимать серьёзные меры, вплоть до кадровых решений, в отношении тех руководителей регионов, которые не понимают, что поддержка бизнеса – это важнейший ресурс развития региона и всей страны. Хочу, чтобы меня услышали мои коллеги в регионах, прежде всего руководители. Мы обязательно проведём серьёзный анализ того, что в этой сфере происходит в каждом из регионов Российской Федерации, и проведём осенью этого года серьёзный разговор на эту тему.

Уважаемые дамы и господа! Уже говорил об участии России в международной научной кооперации, в частности с европейскими странами. К этому нужно добавить наш серьёзный фундаментальный задел в физике, математике, химии. Недавно, вы знаете, мы чествовали учёных – лауреатов Государственной премии, которые совершили настоящие прорывы в области биологии, генетики, медицины. Добавлю, что именно российские микробиологи, например, разработали наиболее эффективную вакцину против лихорадки Эбола. Отечественные компании готовят к выходу на рынок целую линейку беспилотных транспортных средств, работают над системами распределения и накопления энергии, цифровой морской навигации. Мы практически сформировали систему управления технологическим развитием. О чём идёт речь и что бы я в этой связи хотел сказать?

Первое. Недавно созданное Агентство по технологическому развитию будет содействовать внедрению уже существующих передовых разработок в реальное производство, оказывать содействие в организации совместных предприятий с зарубежными партнёрами.

Второе. С 2019 года заработает ещё один механизм. Для крупных предприятий обязательным на уровне закона станет требование использования наилучших доступных технологий, отвечающих самым строгим экологическим стандартам. Это, надеюсь, будет серьёзным стимулом для модернизации промышленности. Во многих странах-соседях такие нормы давно введены. Мы переносили сроки, имея в виду непростую ситуацию в реальном секторе экономики, но переносить бесконечно невозможно. Коллеги наши из бизнеса, из промышленности знают об этом и должны быть к этому готовы.

И, наконец, третье. В рамках Национальной технологический инициативы уже идёт работа по проектам завтрашнего дня, по тем технологиям, которые создадут принципиально новые рынки через 10–20 лет. Я прошу Правительство ускорить снятие административных, законодательных и иных барьеров, которые препятствуют формированию рынков будущего. Очень важно подкрепить процесс технологического развития финансовыми ресурсами, поэтому ключевой задачей обновлённого Внешэкономбанка, безусловно, станет поддержка долгосрочных проектов, привлекательных проектов именно в этой, высокотехнологичной, сфере.

Мы прекрасно понимаем, что технологии создаёт и использует человек. Именно талант исследователя, квалификация инженеров и рабочих являются важнейшим условием конкурентоспособности экономики и страны в целом. Поэтому считаю образование самым главным, на что мы должны обратить внимание в ближайшие годы.

Сейчас мы наблюдаем настоящее возрождение интереса нашей молодёжи к инженерным специальностям, естественнонаучным дисциплинам. Кстати, Россия уже вышла на ведущие позиции в мире по числу студентов, которые обучаются инженерным профессиям. Важно, что одновременно повышается и качество подготовки кадров, укрепляются связи университетов и колледжей с реальной экономикой, как с государственным, так и частным сектором, а значит, растёт и востребованность будущих специалистов.

Продолжим обновление материальной базы образовательных учреждений, реализацию программ повышения квалификации преподавателей и, конечно, совместно с работодателями будем совершенствовать само содержание высшего и среднего профессионального образования, прежде всего основываясь на современных обновлённых профессиональных стандартах, активно будем использовать опыт, полученный и в совместной работе с международным движением WorldSkills.

Начиная со школьного и дополнительного образования, мы создаём условия, чтобы дети во всех регионах страны могли реализовывать технические и научные проекты, с детства приучались к командной творческой работе. Эти навыки необходимы современному специалисту практически в любой сфере.

Уважаемые коллеги, очевидно, что задачи, которые стоят перед нами, требуют и новых подходов к управлению развитием, и здесь мы намерены активно использовать проектный принцип. Уже в ближайшее время будет создан совет при Президенте по стратегическому развитию и приоритетным проектам. Ваш покорный слуга возглавит его, а президиумом Совета будет руководить Председатель Правительства Российской Федерации Дмитрий Анатольевич Медведев.

Совет займётся ключевыми проектами, которые направлены на структурные изменения в экономике и социальной сфере, на повышение темпов роста, в том числе это те проекты, о которых сегодня уже говорил: повышение производительности труда, деловой климат, содействие малому и среднему бизнесу, поддержка экспорта и ряд других.

Эти проекты являются сквозными, затрагивают различные отрасли экономики и социальной сферы, выходят далеко за пределы компетенции одного ведомства и требуют активного участия регионов и муниципалитетов. Одновременно в государственных программах социальной направленности, таких как здравоохранение, образование, жильё, будет выделена проектная часть с чётким указанием, на какие результаты мы планируем выйти к 2020-му и к 2025 году и за счёт каких конкретно мер эти результаты должны быть достигнуты.

К середине следующего десятилетия, уважаемые друзья, мир, совершенно очевидно, будет совершенно другим. Не замечать, игнорировать происходящие процессы – значит оказаться на обочине развития. А чтобы быть лидерами, нужно самим формировать эти изменения.

Санкт-Петербург уже в двадцатый раз встречает гостей экономического форума. Россия за эти годы прошла огромный путь, продемонстрировала свою способность отвечать на вызовы времени, а в чём–то и опережать его, сохраняя нашу самобытность и духовные корни, что, я считаю, чрезвычайно важно. Мы с уверенностью смотрим вперёд и связываем своё будущее, свой успех с открытостью для мира, с широким сотрудничеством в интересах развития.

Я убеждён, уважаемые коллеги, друзья, дамы и господа, вы такой подход разделяете, и мы, безусловно, этим очень дорожим и приглашаем вас к совместной работе.

Спасибо за внимание.

Ф.Закария: Большое спасибо, господин Президент.

Хотел бы передать слово Президенту Казахстана Нурсултану Назарбаеву.

Н.Назарбаев: Уважаемый господин Президент России, Председатель Ренци, участники форума, дамы и господа!

Прежде всего хотел бы искренне поблагодарить Президента России Владимира Владимировича Путина за приглашение участвовать в Петербургском экономическом форуме. Я в третий раз участвую в этом форуме. Он стал одной из ведущих глобальных диалоговых площадок политиков и бизнеса.

Уважаемые друзья! Восемь лет мир живёт в условиях неутихающих волн глобального кризиса. Даже самые сдержанные прогнозы по росту мировой экономики чаще всего не оправдываются. Экспертные оценки на ближайшие годы относительно роста глобальной экономики постоянно снижаются. На 2016 год прогнозируется рекордная сумма оттока капитала с развивающихся рынков – до 450 миллиардов долларов. В то же время приток капитала в развитые экономики также не гарантирует их дополнительного роста. Падение цен на сырьё заметно снизило доходы всех стран-экспортёров, но при этом усилилось дефляционное давление в странах-импортёрах. Доходность абсолютно всех добывающих компаний быстро сокращается. В проигрыше в результате оказались все. У правительств и в центральных банках становится меньше возможностей для оживления экономической активности, складывается риск повсеместного снижения качества жизни, в том числе среднего класса в развитых странах мира. Эта тенденция становится причиной роста социальной конфликтности в мире. Мы наблюдаем это сегодня по всему миру: на западе и на востоке, на севере и на юге.

В условиях ухудшения экономической и политической ситуации мир столкнулся с неконтролируемой внешней миграцией. По оценкам различных международных структур, совокупная численность мигрантов, спасающихся от нищеты и конфликтов, колеблется от 40 до 60 миллионов человек. Корень нынешних проблем в глобальной экономике я вижу прежде всего в ряде факторов. Один из них связан с тем, что мир, прежде всего международные финансовые институты, не извлекли своевременных уроков из начальных этапов глобального кризиса. Разговоры о реформе международной финансовой системы так и остаются лишь разговорами. Соблазн получать прибыль от бесконечного надувания новых финансовых пузырей взамен лопнувших остаётся в силе.

Сейчас наметилась тенденция винить во всех бедах интеграцию и глобализацию. Призывы строить высокие стены на границах слышны повсюду. Но если разобраться объективно, то глобальная экономика страдает не от избытка интеграции, а наоборот, её недостатка.

Во–первых, многие интеграционные межгосударственные надстройки забюрократизировались настолько, что стали барьером для национальных экономик. Именно этот бюрократизм усиливает антиинтеграционизм в Европе, Америке и в Азии. Нашему Евразийскому экономическому союзу как самому молодому межгосударственному объединению надо учитывать этот риск. Дезинтеграция и экономический изоляционизм не решат ни одной внутренней проблемы. Это будет лишь самообман. Евразийский экономический союз заинтересован в эффективном, стабильном Европейском союзе, с которым желает тесно сотрудничать. Точно так же объединённой Европе выгодно конструктивное сотрудничество с нашим интеграционным объединением.

Во–вторых, фактом остаётся деиндустриализация части национальных экономик стран – участниц таких объединений и не всегда справедливое распределение труда между странами. В том, что касается взаимовыгодного экономического взаимодействия отдельных государств с соседями, не входящими в то или иное интеграционное объединение, были возведены новые, непроходимые барьеры. К числу их относятся усиливающиеся запреты на обмен технологиями, действуют различные придуманные в кабинетах односторонние стандарты, они ограничивают прямые инвестиции, не санкционированные бюрократической настройкой. Это ещё один урок, который нам жизненно важно учесть в развитии Евразийского экономического союза.

В–третьих, высокая динамика мировой экономики, вплотную подошедшей к четвёртой индустриальной революции, поставила вопрос об интеграции интеграций; сопряжение экономических пространств Европейского союза, Европейского экономического союза имеет большой потенциал для рывка в развитии всей «большой Евразии» и мира в целом.

Я был и остаюсь твёрдым сторонником такого процесса, постоянно поднимая этот вопрос на всех встречах с нашими европейскими партнёрами. Выражаю надежду, что участие в этом форуме многих крупнейших руководителей компаний Европы и участие вчера господина Жан-Клода Юнкера приблизит начало прямого диалога между ЕС, Европейским экономическим союзом. Будучи в Брюсселе в этом году, я говорил о том, чтобы провести совместный форум, Евразийский экономический союз и Европейский союз, чтобы, собрав экспертов, учёных и бизнесменов, разъяснить суть, наконец, что мы за объединения создали.

Владимир Владимирович в своём выступлении уже с себя ответственность снял, сказав, что Назарбаев – инициатор, чтобы не говорили, что Россия собирает какой–то союз. Так что, можно говорить о том, что Казахстан, наверное, собирает такой союз? Это смешно.

Огромные перспективы имеет формирование общих точек экономического роста между Евразийским экономическим союзом и «Экономическим поясом Великого Шёлкового пути».

Другой важный проект – тесное взаимодействие ЕС с АСЕАН. В этом плане мы приветствуем и поддерживаем инициативы России.

Мы все знаем сегодня о создании Тихоокеанского трансатлантического экономического пространства. Речь идёт о трансатлантическом союзе. У нас есть Евразийский экономический союз, Шанхайская организация сотрудничества. В июне в Ташкенте мы соберёмся на очередное заседание Форума ШОС, где примем в организации Индию и Пакистан, на очереди – Иран.

Таким образом, эта организация с количеством жителей 3 миллиарда человек становится огромной силой. Разве не выгодно сотрудничать с такой организацией всем? Я убеждён, что интеграция интеграцией, и, таким образом, что получается? Тихоокеанский блок, Атлантический блок, здесь блок, а где же ВТО? А где глобализация? То есть всё это противоречит глобальному развитию.

Интеграция интеграций избавит мир от повторения таких аналогов, когда отдельные страны оказались перед искусственным выбором: с кем и как им ассоциироваться и сотрудничать? Считаю важным в первую очередь выработать взаимоприемлемые принципы, на основе которых будет строиться взаимодействие наших интеграций. Центральным, на мой взгляд, должен быть абсолютный приоритет экономического прагматизма над любыми проявлениями политической конъюнктуры.

Ситуация, когда экономику хотят сделать падчерицей политики, региональных и глобальных амбиций, на мой взгляд, противоестественна в XXI веке. На примере взаимных санкций мы в этом наглядно убеждаемся: они существенно осложняют развитие глобальной экономики, негативно влияют на развивающиеся рынки, формально остающиеся вне их юрисдикций. В интеграции интеграций я вижу реальную альтернативу попыткам растаскивания мира по отдельным узким зонам торговых преференций. В этом плане также важно не снижать, а повышать роль и значение Всемирной торговой организации. Всё это будет способствовать росту глобальной торговли, научно-технологическому обмену.

Уважаемые дамы и господа! В нынешних сложных условиях многократно увеличивается значимость не только глобальных или региональных, но и национальных ответов на текущие вызовы. Сейчас Казахстан реализует модель развития экономики и общества в условиях новой глобальной реальности. Думаю, что она идёт успешно. Второй год мы ведём работу по выполнению предложенного мною «Плана нации» – 100 конкретных шагов по пяти институциональным реформам, которые выведут Казахстан на совершенно новый уровень управления. На его основе формируется современный профессиональный государственный аппарат – это первое.

Второе – обеспечение верховенства законов.

Третье – политика индустриализации экономического роста, объединение казахстанской нации и открытое, подотчётное перед обществом правительство.

В начале года было объявлено, что за прошлый год принято 60 законов и 400 подзаконных актов. Программа с 1 января действует.

Расширяется транспарентность, подотчётность государства гражданам. Принятые законы мы начали осуществлять. Она внедрила в экономику и государственное управление, правосудие ряд высоких стандартов стран ОЭСР. Мы определили своей важнейшей задачей формирование новых драйверов роста национальной экономики. По всей стране осуществляются проекты второй пятилетки индустриализации. За шесть лет форсированного индустриального развития в стране построены тысячи новых предприятий, создано 1,5 миллиона новых рабочих мест и создано 450 [видов] совершенно новой продукции, которой у нас не было. Реализуется государственная инфраструктурная программа «Нурлы жол» в сопряжении с проектом строительства пояса Великого Шёлкового пути, который мы поддерживаем, и наша программа является продолжением.

И хочу объяснить. Поддерживать малый и средний бизнес. Мы планируем, с учётом опыта стран ОЭСР, сократить долю государства в экономике до 15 процентов, провести широкую приватизацию в стране. Важные экономические задачи связаны с укреплением рыночных институтов, ростом производительности труда, благоприятными условиями для внешних инвестиций. Мы также активно инвестируем в развитие человеческого капитала. В предстоящем десятилетии будет сформирована принципиально новая модель развития Казахстана. Она обеспечит достижение нашей стратегической цели к середине XXI века – войти в 30 развитых стран мира.

В этом году, как и другие страны СНГ, Казахстан будет отмечать 25-летие своей независимости. Четверть столетия стала для нас целой исторической эпохой. Начав с развалившейся, бесперспективной экономики, с ВВП на душу населения 400 долларов, экономику мы смогли вырастить в 22 раза, закончили 2014 год с ВВП на душу населения 13,5 тысячи долларов, вошли в среду среднеразвитых государств. Из «терра инкогнита» мы стали страной с высокой динамикой развития, вошедшей в число 50 наиболее конкурентоспособных стран мира. Бедность с 46 процентов снизилась до менее 3 процентов. Два с половиной десятилетия назад у государства не было средств, чтобы выплачивать людям зарплату и пенсии. Сегодня объём международных резервов Казахстана достиг более 50 процентов и составляет около 100 миллиардов американских долларов. Сопоставимо с российской экономикой, которая в 10 раз больше нас, – сами можете посчитать, для нас это немало.

За все годы независимости страна привлекла 255 миллиардов прямых иностранных инвестиций. Несмотря на влияние кризиса 2008–2009 годов и сейчас, мы не допустили рецессии в экономике. Ближайшие пять лет в рамках программы сотрудничества с международными финансовыми организациями (Всемирный банк, МБРР, АБР и Исламский банк) реализуется привлечь 9 миллиардов долларов. Это важный показатель экономической привлекательности международного авторитета Казахстана. Символично, что нашей новой столице Астане, построенной буквально с чистого листа, первой из городов всего СНГ было доверено право принимать в 2017 году Всемирную выставку «ЭКСПО-2017» на тему «Энергия будущего».

Пользуясь случаем, я приглашаю всех участников форума посетить Астану в будущем году в дни проведения экспозиции. Убеждён, что многих бизнесменов заинтересует и новый масштабный проект создания на базе инфраструктуры ЭКСПО международного финансового центра «Астана». Мы видим его как «финансовые ворота» Евразии, центр притяжения инвесторского капитала, инноваций в области финансовых инструментов.

Это имеет большое значение для всего Евразийского экономического союза. Международным участникам центра будут созданы беспрецедентные условия, которые не имеют аналогов на всём постсоветском пространстве. Все участники и их сотрудники будут работать в упрощённом визовом режиме, их освободят от уплаты всех налогов. Астана как деловой, культурный, научный центр Евразии будет располагать современной международной транспортно-логистической системой, включая новый терминал аэропорта. В центре будет действовать особый правовой режим, основанный на принципах английского права. Независимый суд центра, состоящий из международных судей, будет гарантировать прозрачность, справедливость, защиту прав инвесторов.

Для улучшения бизнес-климата создаётся независимый финансовый регулятор. На базе центра планируется создание площадки для недропользователей. Она будет работать по принципу биржи в Торонто, и любая компания сможет привлечь капитал для развития своего проекта. Высокотехнологическая инфраструктура на «ЭКСПО-2017» позволит реализовать в рамках центра проекты, направленные на развитие «зелёной экономики». В частности, это выпуск «зелёных облигаций», внедрение института «зелёного страхования», создание «зелёного банка» и так далее.

К настоящему времени уже проведены переговоры с крупными предпринимателями Нью-Йорка, Лондона, Парижа, Пекина, Катара, они поддержали создание центра. Уже достигнут ряд договорённостей по инвестициям в Казахстан. В совет по управлению центром вошли руководители крупнейших компаний, финансовых организаций мира. Приглашаю к участию в создании деятельности Международного финансового центра «Астана» инвесторов и бизнес из России и других стран. Убеждён, что это создаст благоприятные условия для устойчивого социально-экономического развития Казахстана, всего региона.

Благодаря Вашей поддержке, Владимир Владимирович, я вчера провёл очень хорошую встречу с капитанами бизнеса России. Мы подробно говорили о нашем сотрудничестве в рамках Евразийского экономического союза. Сегодня в портфеле проекты, контракты на 25 миллиардов американских долларов, 7 из них – не энергетические. Осуществление их будет очень большим подспорьем для совместного сотрудничества.

7000 российских компаний уже работают в Казахстане. Для них создаются исключительные налоговые условия, бесплатное предоставление земель, освобождение от подоходного кооперативного налога, возмещение 30 процентов инвестиций, которые будут вложены. Думаю, это привлечёт. И мы договорились провести большой экономический совместный форум 4 октября этого года.

Уважаемые дамы и господа!

Суть происходящих сегодня глобальных событий заключается прежде всего в смене вех. Один этап развития мира завершается, начинается другой – более сложный и абсолютно неизбежный, более ответственный и судьбоносный для будущего всей нашей планеты.

Я призываю участников форума обсуждать текущие проблемы Евразийского региона и мира именно под таким углом зрения.

Желаю всем спикерам, гостям конструктивной, открытой дискуссии, успехов и крепкого здоровья.

Благодарю вас за внимание!

Ф.Закария: Премьер-министр Ренци, могу ли я Вас попросить сказать несколько слов?

М.Ренци (как переведено): Господин Президент Путин, господин Президент Назарбаев, господин Закария!

Дискуссия, которая касается всех гостей и предпринимателей, дискуссия, которую вы сейчас представили, вдохновила меня отложить тот написанный текст, который у меня был, и развить те мысли, которые предложил господин Путин.

Вот уже 20 лет как проводится экономический форум в Санкт-Петербурге, и если каждый из нас подумает о своей жизни, какой она была 20 лет назад, о жизни своего города, о жизни своего предприятия, о жизни своей страны, он сможет понять, как много переменилось. Сам я 20 лет назад только-только окончил лицей, пошёл в университет. У Европы не было единой валюты – евро. Президент Назарбаев напомнил о тех шагах вперёд, которые его страна сделала, в частности в борьбе с бедностью, а господин Президент Путин подчеркнул масштабные перемены, которые произошли в России. То же самое, Фарид, мы можем сказать и о Соединённых Штатах Америки: 20 лет назад ещё не было крупных революций в новой экономике, хотя уже были видны первые сигналы. Итак, 20 лет назад мир был полностью иным.

Мне нравится думать, что Петербургский экономический форум – это возможность для того, чтобы показать, подчеркнуть те шаги вперёд, которые были сделаны, но и для того, чтобы представить себе, какими могут быть следующие 20 лет. Как будто бы это компас, который мы ставим в определённой точке истории, и как будто он мог бы повернуть от тех 20 лет, которые прошли, к 20 годам, которые нас ожидают.

Господин Путин сказал, что нас ждут глубокие перемены, новации. Я полностью согласен. Искусственный интеллект, робототехника, геномы, изыскания в области фармацевтики, борьба с болезнями, которая делает очень серьёзный прогресс не каждые 20 лет, а каждый год, каждые два года.

Я очень горжусь той характеристикой, которая есть у моей страны, Италии. Мы вторая страна в мире по сроку жизни людей. Но если я смотрю на данные, то вижу, что есть пространство для того, чтобы представить себе, что в ближайшее время, совсем в скором времени мы будем жить не менее чем 100 лет, и тогда мы должны поставить перед собой вопрос: как мы можем улучшить качество нашей жизни?

Когда мы понимаем и обнаруживаем новые формы борьбы с болезнями, имею в виду рак, прогресс, который был сделан в области изучения работы мозга, – мы можем фантазировать и о том, каким будет общество в ближайшие 20 лет. Это будет очень глубоко связанное между собой общество. Эксперты называют его «обществом гигабайтов». Это общество, в котором связи будут не только через физические инфраструктуры осуществляться, но и через нематериальные, через сеть, широкополосный доступ, ультраширокополосный доступ и инновации, которые достигают всех секторов. Мы находимся в числе стран – лидеров по производству энергетики, энергии. Что касается технологических инноваций, мы в Италии очень много работаем над повышением энергоэффективности. Это совершенно другой мир, тот, который ждёт нас в ближайшие годы. Тот, кому удастся опередить будущее и пойти ему навстречу, а не просто стоять и ждать его, окажется на стороне победителей в ближайшие годы.

Мне кажется, что Петербургский международный форум – это отличная возможность поразмышлять об этом, о том, как мы хотим построить, куда мы хотим направиться, как наши города будут превращаться в смарт-сити в ближайшие годы, в умные города. Ну и прежде всего о том, какие ценности.

Господин Путин упомянул духовные ценности и корни. Нужно поразмышлять о том, насколько они будут в основе нашего движения в ближайшие годы. Потому что стоит сказать очень открыто: основная проблема нынешней фазы, и я говорю это залу, который в большой части представляют представители экономики, заключается не столько в экономических сложностях, в технических проблемах, в отсутствии нескольких международных соглашений, в проблематике, связанной с санкциями. Не только в этом проблема. Это действительно проблемы, которые существуют, но ими всё не ограничивается. Мне кажется, что истинная проблема, которая делит надвое международную политическую систему, заключается в том, что, с одной стороны, многие делают выбор в сторону страха, ненависти, экстремизма, фанатизма, нетолерантности. Другие люди стремятся к миру, который был бы способен строить будущее, сохраняя сильные духовные ценности и корни, о которых говорилось в выступлениях до меня.

Сегодня я хочу сказать, когда Европа оплакивает смерть депутата английского парламента Джо Кокс, убитой фанатиком, исполненным ненависти, я говорю это сегодня, когда вся Европа, от Парижа до Брюсселя, отчасти и Соединённые Штаты, я вспоминаю ужасную трагедию в Орландо и оплакиваю погибших, и я выражаю соболезнования их родственникам. В эти дни, когда Европа и Соединённые Штаты Америки сталкиваются, в том числе на своей территории, с явлениями экстремизма, радикализма и ненависти, я верю, что международное сообщество должно суметь выдержать эту битву прежде всего до экономических проблем, потому что экономика сможет работать, если будет утверждаться логика открытости, а не закрытости. Жан-Клод Юнкер сказал вчера, что это логика мостов, а не стен. (Аплодисменты.)

Я очень благодарен за аплодисменты Жан-Клоду Юнкеру и его фразе о мостах в том числе, и поэтому я сегодня утром увидел стройплощадку, где строится мост. Господин Путин знает: это итальянская компания строит мост. Поэтому мы, итальянцы, во всех смыслах хотим строить мосты.

Но если отставить в сторону шутки, я хотел бы сказать, что умение открывать каналы диалога и мосты, на мой взгляд, это фундаментальная способность. И прежде чем более подробно рассказать о вопросах, которые касаются повестки между Европой и Россией и Италией и Россией, позвольте мне ещё на несколько мгновений остановиться на этом пункте.

Перед теми переменами, которые могут нас ждать в ближайшие годы, перед невероятными возможностями, которые мир инноваций открывает нам и к которым я отношусь с энтузиазмом, потому что я верю, что фаза, которая начинается сейчас, чрезвычайно увлекательна. Да, в ней много проблем, но в ней много и возможностей. Нам нужно помнить о том, что тот вызов, с которым сталкиваются все страны, заключается в том, чтобы сохранить духовные ценности и корни и суметь сочетать их с проблемами безопасности. Поэтому мы в Италии приняли решение принять закон после парижского и брюссельского терактов. И это очень важный закон, потому что он говорит, что на каждый евро, который мы вкладываем в безопасность – полицию, камеры слежения, во внимание к нашей территории, – столько же денег, евро мы должны потратить на культуру, на образование, на человеческий капитал, на внимание к ценностям, которые делают великими наше сообщество. Один евро – на безопасность, один евро – на культуру. Для нас это ключевой элемент.

Я приближаюсь к заключению. Ещё две вещи хочу сказать.

Первое. Очевидно, что существует проблема в отношениях между Европой и Россией. И очевидно, что каждый из нас совершенно с полным на то основанием может по–своему думать о прошлом, о том, почему эта проблема возникла. Я нахожу фундаментально важным, чтобы в той фазе, на том этапе, на котором мы живём сейчас, в связи со сложностью вызовов, которые стоят перед нами, и в связи со значением проблем, которые существуют, чтобы мы предприняли все вместе усилия и попытались решить эту проблему, глядя в будущее и в то, что нас объединяет. Я говорю это латинским выражением: pacta sunt servanda – договоры следует соблюдать всеми сторонами, не только одной. Мы предприняли усилия для того, чтобы заключить минские соглашения, для того, чтобы они были заключены, и говорить эту латинскую фразу означает, что все стороны задействованы, должны предпринимать усилия для того, чтобы эти соглашения были соблюдены. Все стороны должны это делать, не только кто–то один.

И я верю, что в этом положении очень важно присутствие президента Юнкера. Я хотел бы напомнить, что и ещё один коллега из 28 стран, представляющих Евросоюз, тоже с нами – премьер-министр Мальты Джозеф Мускат, которого я приветствую. Он думает, что можно вернуть фундаментальный принцип, что Европа и Россия имеют общие ценности. И это ценности, которые я, Владимир Владимирович, видел сегодня, прикасался к ним рукой не только в многочисленных компаниях итальянских, которые здесь присутствуют, но прежде всего я видел это, когда сегодня утром мне выпала честь и удовольствие зайти в зал Эрмитажа и познакомиться с местами, которые являются символическими для мировой культуры. И я почувствовал себя погружённым в красоту, которая является частью идентичности не только российской, но и европейской, и западной. Это универсальные ценности, это ценности, которые сделали великим достоинство человека, и я хотел бы публично сказать об этом здесь, было очень здорово услышать эти же ценности в пальмирском концерте, когда после освобождения от боевиков ИГИЛ этого города известный и талантливый российский дирижёр Валерий Гергиев провёл концерт, который позволил нам понять, что цивилизация, культура снова сияют даже на этой тяжёлой и измученной земле.

Да, есть элементы, которые нас разделяют. Мы должны работать над тем, чтобы превалировал здравый смысл, потому что уважение договоров – это то условие, которое необходимо для возвращения к нормальности отношений. В этом положении дел роль Италии – это, безусловно, роль, связанная с экономическими аспектами. Я не хотел бы, чтобы мои друзья – итальянские предприниматели сейчас засомневались в этом. Мы, безусловно, в первых рядах, для того чтобы подтвердить наше присутствие не только в России, но и в Казахстане. И всё то, что можно делать вместе, мы с удовольствием будем делать. Мы очень уважаем наш бренд Made in Italy, так нам нравится и идея бренда Made with Italy – «Сделано с Италией» – в том, что касается сельскохозяйственной продукции, технологий, новаций.

Но позвольте сказать, не это центральная точка, не это центральный пункт. В эти месяцы итальянское правительство работает чрезвычайно насыщенно и целеустремлённо над процессом реформ, потому что слишком много лет наша страна занималась только своим прошлым. Мы переменили рынок труда, мы реформировали систему институтов, гражданское правосудие, мы меняем конституцию, чтобы придать стабильности нашей стране. За 70 лет у нас сменилось 63 правительства. Есть итальянское выражение: «Наши правительства живут меньше, чем коты на автострадах». Это не очень приятный образ, но он хорошо отражает смысл. Нам необходимо восстановить элементы стабильности.

Но, дорогой Президент Владимир Владимирович, то, что нас объединяет, это не столько даже бизнес, это чувство изумления, которое мы испытываем перед красотой. Великий русский писатель Достоевский написал одни из наиболее прекрасных страниц «Идиота» в моём городе, во Флоренции, на пьяцца Питти. Он решил именно там заключить один из своих главных шедевров, по крайней мере, мне так кажется. И в этом тексте он говорит фразу, которая мне кажется чудесной. Один из его персонажей задаёт вопрос: «Какая красота спасёт мир?» Я полагаю, что именно красота спасёт мир. Не красота как просто эстетический феномен, но как целая, образованная ценностями.

Мир сегодня находится перед вызовами, которые находятся в области технологий. Если завтрашний мир этот, то мы сможем преодолеть вызовы только тогда, когда соберём наши ценности, если мы сможем эти ценности донести в мир, который нас ждёт и который мы хотим построить – более красивый и более справедливый.

Большое спасибо!

Ф.Закария: Спасибо всем выступающим.

В согласованном формате я хотел бы предложить следующее. Давайте проведём обсуждение. Прежде всего я хотел бы задать вопросы и обратиться к Президенту Путину, после этого я хотел бы расширить наш разговор и привлечь к нему Президента Назарбаева и премьер-министра Ренци.

Мы начали с запозданием и немножко затянем мероприятие.

Президент Путин, очень простой вопрос. С 2014 года введены санкции со стороны Евросоюза и Соединённых Штатов [в отношении России]. НАТО на этой неделе объявила о том, что будет наращивать присутствие в тех странах, которые граничат с Россией. Россия сделала объявление о наращивании своих сил. Приходим ли мы к некой «холодной войне» более низкого уровня между Западом и Россией?

В.Путин: Мне не хотелось бы так думать, что мы переходим к какой–то «холодной войне», и уверен, что этого никто хочет. Мы точно этого не хотим. В этом нет никакой необходимости. Главная логика развития международных отношений, какой бы она внешне ни смотрелась драматичной, она всё–таки не является логикой глобальной конфронтации. В чём проблема изначально?

Я вам скажу. Вынужден буду вернуться в прошлое, но тем не менее. После крушения Советского Союза мы думали и ожидали, что сейчас наступит всеобщее благоденствие и атмосфера всеобщего доверия. К сожалению, Россия столкнулась тогда с очень многими, как сейчас модно говорить, вызовами: экономическими, социальными и внутриполитическими. Мы столкнулись и с сепаратизмом, и с радикализмом, столкнулись с агрессией международного терроризма, потому что, безусловно, на Кавказе у нас воевали представители «Аль-Каиды», это очевидный факт, с этим даже никто не спорит. Но вместо ожидаемой с нашей стороны поддержки нашими партнёрами наших усилий по борьбе с этими проблемами, мы, к сожалению, увидели другое – поддержку этого самого сепаратизма. Нам говорили: «Мы же не принимаем ваших сепаратистов на высшем политическом уровне, мы только на технологическом».

Очень хорошо, спасибо хоть и за это. Но и информационная поддержка, и финансовая поддержка, административное сопровождение – мы это всё видели.

Потом, когда нам всё–таки удалось справиться с этими проблемами, пройти через тяжёлые испытания, мы столкнулись с другим. Советского Союза нет, Варшавский договор прекратил существование. Но зачем–то нужно постоянно расширять инфраструктуру НАТО, двигаться к российским границам. Это что, вчера, что ли, возникло? Вот принимают Черногорию [в НАТО]. Кто угрожает Черногории? То есть, понимаете, абсолютно наплевательское отношение к нашей позиции во всём.

Другая, не менее важная, а может быть, самая главная, проблема – односторонний выход [США] из Договора о противоракетной обороне. Ведь не случайно Советский Союз и Соединённые Штаты заключили когда–то Договор о противоракетной обороне, два района были взяты под защиту: у нас – Москва, в Соединённых Штатах – район базирования межконтинентальных ракет.

Это было связано с необходимостью обеспечить стратегический баланс в мире. Нет, в одностороннем порядке вышли, нам сказали по дружбе: «Это не против вас. Вы хотите развивать наступательное вооружение, мы исходим, что это не против нас».

Знаете, почему так сказали? Ответ простой: никто не думал, что в тех условиях, в начале 2000-х годов, Россия, которая борется с внутренними проблемами, – её раздирают внутренние противоречия, политические, экономические, терроризм терзает, – сможет восстановить свой оборонно-промышленный комплекс. Видимо, исходили из того, что не то что новых вооружений стратегических не появится, но даже то, что у нас есть, будет постепенно деградировать. А здесь в одностороннем порядке будут наращиваться силы противоракетной обороны, а наши будут сокращаться.

И делалось всё под предлогом борьбы с иранской ядерной угрозой. Где теперь иранская ядерная угроза? Её нет, а проект продолжается и продолжается. Вот так, одно за одним, один шаг за другим и так далее.

Потом уже совсем – начали поддерживать всякие «цветные» революции, в том числе и так называемую «арабскую весну». Взахлёб ведь поддерживали. Сколько мы видели положительных оценок того, что там происходит. К чему пришло? К хаосу.

Я сейчас никого не хочу обвинять. Просто хочу сказать, что если будет продолжаться такая политика односторонних действий, не будут согласовываться очень чувствительные для международного сообщества шаги на международной арене, то такие последствия неизбежны. И наоборот, если мы будем прислушиваться друг к другу, искать баланс интересов, то этого не будет. Да, это сложный процесс – процесс договорённостей, но только он может привести к поиску приемлемых решений.

Думаю, что если мы выйдем всё–таки на такое сотрудничество, то ни о какой «холодной войне» и говорить никто не будет. Ведь после «арабской весны» подобрались уже и к нашим границам. Зачем надо было поддерживать госпереворот на Украине? Я много раз об этом говорил: там сложная внутриполитическая ситуация и, скорее всего, оппозиция, которая сегодня находится у власти, демократическим путём с помощью выборов пришла бы к власти. И всё. Мы работали бы с ними так же, как работали с властью, которая была до Президента Януковича.

Нет, надо было довести обязательно до госпереворота, с жертвами, вызвать кровавые события, гражданскую войну, напугать русскоязычное население на юго-востоке Украины и в Крыму. Ради чего всё это? А после этого, после того как мы вынуждены были, просто вынуждены предпринять меры по защите определённых групп населения, стали дальше раскручивать эту спираль, нагнетать. На мой взгляд, в том числе это делается для того, чтобы обосновать само существование Североатлантического блока. Нужен внешний противник, внешний враг, иначе зачем эта организация нужна? Варшавского договора, Советского Союза нет, против кого она?

Если будем в такой логике дальше действовать, нагнетать и наращивать усилия, чтобы пугать друг друга, то тогда когда–нибудь и придём к «холодной войне». У нас совершенно другая логика, она направлена на сотрудничество и на поиск компромиссов.

(Аплодисменты.)

Ф.Закария: Господин Президент, какой же выход?

Я слушал Ваше интервью немецкой газете. Там Вы сказали, что ключевая проблема в том, что минские соглашения не выполняются правительством Украины, не выполняются Киевом, [нет] конституционной реформы. С другой стороны, они говорят, что насилие в восточной Украине продолжается, и группы сепаратистов действуют без ограничений. Может быть, необходимо отойти от них? Ведь санкции создают ситуацию, когда такая «холодная война» более низкого уровня продолжается.

В.Путин: А дело в людях, как бы их ни называли. Дело в людях, которые стремятся к обеспечению своих законных прав и интересов и боятся репрессий, если эти интересы не будут обеспечены на политическом уровне.

Если вы посмотрите текст минских соглашений, там же всего несколько пунктов, мы ведь всю ночь спорили по этим пунктам. Вокруг чего шёл спор? Что первично. И мы всё–таки пришли к выводу, что первичным являются решения политических вопросов, которые решают прежде всего вопросы безопасности людей, которые проживают на соответствующих территориях Донбасса.

Какие это политические решения? Там всё прописано. Изменения в конституцию, которые должны были бы быть приняты до конца 2015 года. Но где же изменения? Их нет. Должен был быть введён в действие закон об особом статусе этих территорий, которые мы называем «непризнанными республиками». Этот закон принят парламентом страны, но до сих пор не действует. Нужно обязательно было принять закон об амнистии. Он принят парламентом Украины, но не подписан Президентом, не действует.

Но как можно проводить какие–то выборы? Как вообще можно говорить о проведении выборного процесса в условиях осуществления антитеррористической операции? Где–то в мире это проводится вообще? Мы даже об этом не говорим вслух, но где–то в мире проводятся выборные кампании в условиях проведения антитеррористической операции на территории?

Надо, в конце концов, это отменить и заняться восстановлением экономики, гуманитарной сферы. Ничего же не делается, просто ничего. А откладывать решение этих вопросов, ссылаясь на акты насилия в зоне разграничения конфликтующих сторон, – это просто отговорка, предлог, чтобы ничего не делать. Ведь что происходит на самом деле? Обе стороны друг друга обвиняют, что то с одной стороны постреляют, то с другой. А кто вам сказал, что стреляют те люди, которых вы называете сепаратистами? Они говорят: стреляют представители украинских властей, украинской армии.

Одни постреляли, другие ответили – вот тебе и перестрелка. Под этим предлогом что, не нужно проводить политических преобразований? Наоборот, нужно как можно быстрее провести политические преобразования, которые лягут в основу окончательного урегулирования в сфере безопасности.

Некоторые вещи нужно делать параллельно, я тоже уже об этом говорил. Согласен с Петром Алексеевичем Порошенко по поводу того, что нужно усилить миссию ОБСЕ, вплоть до того, что позволить наблюдателям миссии ОБСЕ иметь при себе стрелковое оружие. Можно сделать какие–то другие вещи, направленные на обеспечение, на повышение уровня безопасности. Но нельзя, ссылаясь на то, что не всё урегулировано в этой сфере, бесконечно откладывать решение ключевых вопросов политического характера. Вот и всё.

Ф.Закария: Есть большое количество вопросов, которые хотелось бы осветить. Давайте поговорим про Ближний Восток, где Россия поддержала режим Асада, и Асад теперь говорит о том, что он хочет вернуть каждый квадратный сантиметр своей территории. Считаете ли Вы, что решение сирийской проблемы лежит в той плоскости, когда Асад вернёт всю территорию своей страны и будет управлять каждым дюймом своей территории?

В.Путин: Я считаю, что проблемы Сирии – это, конечно, сегодня прежде всего борьба с терроризмом, но не только. В основе сирийского конфликта, безусловно, лежат и противоречия внутри самого сирийского общества, и Президент Асад это прекрасно понимает. Вопрос не в том, чтобы расширить контроль над теми или другими территориями, хотя это очень важно. Вопрос в том, чтобы обеспечить доверие всего общества, различных частей этого общества друг другу и на этой базе сформировать современное, эффективное руководство, которому будет доверять всё население страны. И здесь тоже нет другого пути, кроме как политических переговоров. Мы неоднократно к этому призывали, Президент Асад тоже об этом говорил, он согласен с этим процессом.

Что нужно сделать сегодня? Нужно сейчас активнее включаться в процесс формирования новой конституции и на этой базе проводить выборы будущие: и будущие президентские, и парламентские выборы. Когда президент Асад был в Москве, мы с ним об этом говорили, он с этим полностью согласился. Более того, что чрезвычайно важно, под строгим международным контролем, с участием Организации Объединённых Наций. Мы вчера с господином де Мистурой и с Генеральным Секретарём Организации Объединённых Наций тоже подробно очень эту тему обсуждали. Все с этим согласны, но нужно делать, и мы очень рассчитываем, что наши партнёры, прежде всего американские партнёры, соответствующим образом поработают со своими союзниками, которые поддерживают оппозицию, с тем чтобы побудить эту оппозицию к конструктивной и совместной работе с сирийскими властями.

Послушайте, мы говорим о чём? И вообще, когда я спрашиваю наших коллег: «Вы зачем там всё это делаете?» Они говорят: «С целью утверждения принципов демократии. Режим Президента Асада – не демократический, а нужно, чтобы там восторжествовала демократия». Прекрасно. «Там что, везде демократия?» – «Нет, там пока не везде, но в Сирии должна быть демократия». – «Хорошо. А как можно добиться демократического устройства общества? Разве можно добиться исключительно силой оружия и вообще силой?» – «Нет, это можно сделать только с помощью демократических институтов и процедур». А что это такое? Нет более демократического способа формирования власти, как выборы на основе основного закона, который называется конституцией, сформулированного понятным образом, прозрачного и принятого подавляющим большинством общества. Примите конституцию и на основе этой конституции проведите выборы. Что здесь плохого, да ещё и под международным контролем?

Мы слышим иногда, что некоторые страны региона не очень понимают, что такое демократия. Мы что хотим, один режим недемократический заменить на другой недемократический? А если мы хотим всё–таки продвинуть принцип демократии, давайте с помощью демократических инструментов это будем делать. Но сегодня, если говорить о том, что это сложный процесс и результаты его не будут достигнуты завтра или послезавтра, это потребует времени, а сегодня надо что–то делать, я согласен с предложениями наших партнёров, прежде всего американских партнёров, которые говорят о том, что (не знаю, может быть, сейчас лишнего скажу, с другой стороны, это известно уже: и в регионе известно, и переговорщикам известно с обеих сторон, и со стороны правительства, и со стороны оппозиции это американское предложение, считаю, что оно приемлемое, абсолютно приемлемое) надо подумать о возможности инкорпорирования представителей оппозиции в действующие структуры власти. Например, в правительство. Нужно подумать о том, какие полномочия будут у этого правительства.

Но здесь тоже нельзя перегибать палку. Здесь нужно исходить из реалий сегодняшнего дня и не нужно стремиться к заявлению неисполнимых, недостижимых целей. Если многие наши партнёры говорят, что Асад должен уйти, а сегодня говорят, что нет, давайте мы проведём такую реструктуризацию власти, что на деле будет означать тоже его уход. Но, наверное, это тоже нереалистично. Поэтому нужно действовать аккуратно, «степ бай степ», постепенно добиваясь доверия всех конфликтующих сторон.

Если это произойдёт, а я думаю, когда–то это всё равно произойдёт, чем раньше, тем лучше, то тогда можно идти дальше, можно говорить о последующих выборах и о полном урегулировании. Главное – не допустить развала страны. А если так будет продолжаться, как сегодня, развал неизбежен. И это самый плохой вариант развития событий, потому что это совсем не значит, что после развала страны какие–то квазигосударственные образования будут жить друг с другом в мире и согласии. Нет. Это будет дестабилизирующим фактором и для региона, и для всего мира.

Ф.Закария: Господин Президент, хочу спросить Вас ещё об одном демократическом государстве, где совершенно другая картина. Вы говорили о Дональде Трампе, кандидате от Республиканской партии. Вы сказали, что это выдающийся человек, талантливый человек, чрезвычайно умный человек. И об этом говорили во всём мире.

Я хотел бы узнать вот что. Что именно в этом человеке привело Вас к такому его восприятию? И уверены ли Вы в этом?

В.Путин: Вы известный человек в нашей стране, Вы лично. И не только как ведущий одной из крупнейших телевизионных корпораций, но и как интеллектуал. Зачем Вы всё передёргиваете? Над Вами берёт верх журналист, а не аналитик. Ну посмотрите, что я сказал? Я на ходу сказал, что Трамп – яркий человек. А что, не яркий? Яркий. Никаких других характеристик я ему не давал. Но на что я точно обращаю внимание и что я точно приветствую и не вижу здесь ничего плохого, а наоборот, – господин Трамп заявил, что он готов к полноформатному восстановлению российско-американских отношений. Чего здесь плохого? Мы все это приветствуем! А Вы – нет?

Мы никогда не вмешиваемся во внутриполитические процессы других стран, тем более Соединённых Штатов. Но мы будем работать с любым президентом, за которого проголосует американский народ. Хотя я не думаю, кстати говоря, что… Вот они всех учат, как надо жить, и демократии учат. А что, Вы считаете, что там демократические выборы президента, что ли? Это правда. Посмотрите: дважды в истории США избирали президентом человека большинством голосов выборщиков, а за этими выборщиками стояло меньшее количество избирателей. Это что, демократия, что ли? А когда (мы дискутируем иногда с коллегами, мы никого ни в чём не обвиняем, мы просто дискутируем) нам говорят: «Не лезьте, это не ваше дело, мы так привыкли», – так и хочется сказать: «Ну тогда не лезьте к нам. Что вы лезете–то? Разберитесь у себя сначала».

Но, повторяю, действительно, это не наше дело, хотя, по–моему, там даже прокуроры отгоняют от участков международных наблюдателей в ходе избирательных кампаний, американские прокуроры пугают их, что в тюрьму посадят. Но это их проблемы, они так привыкли, им нравится. Америка – великая держава, сегодня, наверное, единственная супердержава. Мы это принимаем, мы хотим и готовы работать с Соединёнными Штатами. Как бы там ни происходили эти выборы, в конце концов, они состоятся. Будет глава государства, у него большие очень полномочия. Там идут сложные внутриполитические и экономические процессы, в Соединённых Штатах. Миру нужна такая мощная страна, как Соединённые Штаты, и нам нужна. Но нам не нужно, чтобы они постоянно вмешивались в наши дела, указывали, как нам жить, мешали Европе строить с нами отношения.

Как санкции, про которые Вы сказали, касаются Соединённых Штатов? Да никак не касаются. Вообще наплевать им на эти санкции, потому что последствия наших ответных действий на них никак не отражаются. На Европе отражаются, а на США никак не отражаются. Нулевой эффект. Но американцы говорят своим партнёрам: «Надо потерпеть». Зачем им терпеть? Я не понимаю. Хотят – пусть терпят.

Маттео, зачем им терпеть? Сейчас Маттео объяснит, зачем им терпеть. Он яркий оратор, мы это видим. Так здорово выступал! Я искренне говорю, честное слово. Италия может гордиться таким премьером, правда. Конечно, красиво!

Мы никого не нахваливаем, это не наше дело. Как немцы говорят, «не наше пиво». Поэтому, когда выберут, мы будем работать с любым президентом, которому оказал доверие американский народ, в надежде на то, что это будет такой человек, который будет стремиться к развитию отношений с нашей страной и будет способствовать строительству более безопасного мира.

Ф.Закария: Для пояснения хочу сказать, что слово, которое я употребил в характеристике господина Трампа, было упомянуто «Интерфаксом». Я использовал официальный перевод от «Интерфакса».

Хочу спросить Вас ещё об одном человеке, с которым Вы работали. С господином Трампом Вы не встречались, а госпожа Хиллари Клинтон была Госсекретарём. И в ответах на вопросы от граждан России Вы говорили о том, что есть у вас такая поговорка: «Муж и жена – одна сатана». По–английски это означает, что, по большому счёту, речь идёт о двух сторонах одной медали. Что Вы имели в виду? Вы работали с ней, когда она была Госсекретарём. Что Вы можете о ней сказать?

В.Путин: Я с ней не работал, с ней Лавров работал. Вот у него и спросите, он здесь сидит.

Я же не был Министром иностранных дел, вот Сергей Викторович Лавров был. Он скоро, как Громыко. (Обращаясь к С.Лаврову.) Сколько Вы уже работаете?

Я работал с Биллом Клинтоном, правда, очень небольшой промежуток времени, и у нас были очень добрые отношения. Я даже могу сказать, что я благодарен ему за некоторые моменты того, как происходило моё вхождение в большую политику. Несколько раз он проявлял знаки внимания, уважения ко мне лично и к России. Я это помню и благодарен ему за это.

О госпоже Клинтон. У неё, может быть, свой взгляд на развитие российско-американских отношений. Вы знаете, есть ещё одна вещь, на которую я хотел бы обратить внимание, которая не имеет отношение ни к российско-американским отношениям, ни вообще к какой–то большой политике. Это имеет отношение скорее к кадровой политике.

Я на своём опыте много раз смотрел на ситуацию, которая происходит с людьми до того, как они начали исполнять какую–то функцию, и после этого. Часто иногда людей не узнаёшь, потому что, когда появляется другой уровень ответственности, начинают и говорить по–другому, и мыслить, и даже внешне выглядят по–другому. Мы исходим из того, что чувство ответственности главы американского государства, главы страны, от которой очень многое в мире сегодня зависит, что это чувство ответственности будет побуждать вновь избранного президента сотрудничать с Россией и, ещё раз хочу подчеркнуть, создавать более безопасный мир.

Ф.Закария: Господин Президент, ещё один вопрос в заключение о новостных сообщениях относительно российских спортсменов. Сейчас идут два расследования, которые показали, что российские спортсмены были вовлечены в активное использование допинга. Кроме того, имеется программа по изменению тех образцов, которые были взяты для проверки в лабораториях. Что Вы думаете по этому поводу?

В.Путин: Я не очень понял, что за программа по изменению образцов, которые были взяты для проб? Если пробы берутся, они сразу же переезжают на хранение в международные организации, и мы к ним не имеем никакого отношения. Пробы взяты, их увезли куда–то в Лозанну или где они там находятся, я не знаю, но на территории Российской Федерации их нет. Их можно вскрыть, перепроверить, это сейчас и делают специалисты.

Проблема допинга – не только российская проблема, это проблема всего спортивного мира. И если кто–то пытается политизировать что–то в этой сфере, я считаю, что это большая ошибка, потому что так же, как сферу культуры, например, сферу спорта нельзя политизировать, это мосты, которые сближают людей, целые народы и государства. К этому нужно именно так относиться, а не пытаться на этой почве выстраивать какую–то антироссийскую либо ещё антикакую–то политику.

Что касается официальных российских властей, могу вам с полной ответственностью заявить: мы категорически против любого допинга по нескольким соображениям. Во–первых, я как бывший спортсмен-любитель могу вам сказать, и думаю, что подавляющее большинство людей с этим согласится: если мы знаем, что употребляется допинг, – неинтересно смотреть, сразу интерес к спорту понижается для миллионов болельщиков.

Второе, не менее важное, а может быть, первое, – это здоровье самих спортсменов. Ничто не может оправдать ничего, что вредит здоровью человека. Поэтому на государственном уровне мы боролись и будем бороться с допингом в спорте.

Более того, насколько мне известно, некоторое время уже Генеральная прокуратура Российской Федерации и Следственный комитет проводят собственную глубокую проверку всех фактов, на которые указали в том числе и средства массовой информации. Не нужно просто делать из этого какой–то кампании, тем более кампании, очерняющей спорт, в том числе и российский спорт.

Следующее, третье, на что хотел бы обратить внимание. Это постулат такой есть в праве: ответственность может быть только индивидуальная. Не может быть возложена коллективная ответственность на всех спортсменов либо спортсменов какой–то федерации, если в употреблении допинга уличены конкретные физические лица. Не может вся команда нести ответственность за тех, кто совершил это нарушение. Думаю, что это абсолютно естественный, правильный подход.

Но сейчас не только допинг. В спорте много проблем. Сейчас идёт чемпионат Европы по футболу. По–моему, меньше внимания уже на футбол обращают, чем на драки болельщиков. Очень печально, и я сожалею об этом, но и здесь мы тоже должны всегда исходить из каких–то общих критериев. Ответственность, повторяю, за содеянное должна быть максимально персонифицированная, и отношение к нарушителям должно быть одинаковое.

Известный случай, с чего начался чемпионат Европы по футболу: драка российских болельщиков с английскими. Безобразие полное. Я, правда, не знаю, как 200 наших болельщиков «отметелили» несколько тысяч англичан, не понимаю. Но, во всяком случае, подход правоохранительных органов должен быть одинаков ко всем нарушителям.

Мы именно так выстраивали и будем выстраивать эту работу и в борьбе с допингом, и в борьбе за дисциплину среди болельщиков. Будем работать с этими объединениями болельщиков. Я очень рассчитываю на то, а среди болельщиков очень много умных, здравых людей, которые действительно любят спорт и которые понимают, что любые правонарушения – это не поддержка любимой ими команды, а наоборот, ущерб команде, спорту. Но здесь ещё предстоит очень много сделать и совместно с коллегами поработать.

Но что совершенно точно, я хочу это подчеркнуть, что никакой поддержки нарушениям в спорте, тем более нарушениям в сфере допинга, на государственном уровне не было и быть не может в России. Мы сотрудничали и будем сотрудничать со всеми международными организациями, которые работают в этой сфере.

Ф.Закария: Уважаемый Президент Назарбаев, позвольте мне задать Вам вопрос.

Соединённые Штаты Америки готовятся к тому, чтобы спросить себя: готова ли Америка к тому, чтобы в Америке был президент-женщина? Я обратил внимание на то, что Вы назначили заместителем премьер-министра женщину. Думаете ли Вы, что когда–либо Казахстан будет готов к тому, чтобы у него была женщина-президент?

Н.Назарбаев: Я думал, что Президент Путин уже на все вопросы ответил.

(Смех, аплодисменты.)

А почему Вы считаете, что в Казахстане не может быть женщина президентом? Вполне может быть. В Казахстане тоже 51 процент населения представляют женщины, гендерная политика развивается нормально. 30 процентов депутатов парламента – женщины, в составе Правительства министры – несколько женщин, так что это вполне возможно, тем более есть такие подготовленные женщины.

(Аплодисменты.)

В.Путин: Я тоже знаком с некоторыми из них.

Н.Назарбаев: Учитывая, что у меня трое дочерей, у меня к женщинам особое отношение.

(Аплодисменты.)

Ф.Закария: Премьер-министр Ренци, мне не нужно задавать Вам этот вопрос, потому что Президент Путин уже Вам его задавал: почему вы желаете потерпеть, пока американцы навязали вам санкции?

Поэтому позвольте мне переформулировать вопрос несколько по–иному. Вы – здесь, как и бывший французский президент Саркози, французский парламент принял резолюцию, которая требует ослабления санкций. Санкции ЕС против России, действительно ли они заканчиваются?

М.Ренци: Прежде всего, мне обидно, что меня не спросили про спорт, потому что это может привести к тяжелейшему дипломатическому кризису с Президентом Путиным, потому что сборная Италии уже семь минут играет против сборной Швеции на чемпионате Европы. И я надеюсь, что результат будет положительным.

Но шутки в сторону. Есть несколько вещей, которые я полностью разделяю, и некоторые вещи, с которыми я радикально не согласен. Я хочу о них сказать, а потом отвечу на Ваш вопрос.

Я полностью согласен с мудрым подходом к сирийскому вопросу. Добавлю, что, на мой взгляд, основополагающе важно, чтобы Россия была участницей таких важнейших досье Средиземноморья, по которым Министр Лавров, которого я теперь могу называть Громыко, я думаю. «Громыко» – Лавров очень хорошо работал, плодотворно, в эти недели и месяцы по этим досье, и мы очень заинтересованы, чтобы Россия выступала стратегическим партнёром в решении ряда важнейших конфликтов, которые касаются будущего нашей планеты.

Что касается вопроса санкций, я хотел бы, чтобы занесли в протокол сильное разногласие, несогласие моё по отношению к американской демократии. Я не знаю, какое точное прилагательное использовал господин Путин, чтобы охарактеризовать господина Трампа.

Я также скажу, что мы будем работать с кем угодно, кто будет избран следующим президентом. Лично я надеюсь, с тем, кто будет избран следующей госпожой президентом, это моё личное мнение, оно, может быть, отличается от того, которое имеют многие из вас. Но в любом случае мы будем уважать решение великой демократии. И хотя инструменты, которыми она располагает, приводят к тому, что иногда народное голосование не всегда совпадает с голосованием делегатов и суперделегатов, я верю, что Соединённые Штаты Америки создали великую модель демократии, у которой многим из нас есть чему поучиться.

Итак, что касается санкций, они делятся на два аспекта: первый касается реконструкции прошлого, и господин Путин, разумеется, со своей точки зрения очень ясно его воспроизвёл, и будущего.

Я в своём выступлении пообещал не говорить о прошлом, поэтому было бы противоречием самому себе, если бы я это сделал. Но всего лишь такое СМС-сообщение, короткий твитт: я ещё не был премьер-министром, и Владимир Владимирович прекрасно знает, что я стал премьер-министром как раз в те дни, когда в разгаре был февральский кризис 2014 года. Тем не менее я полагаю, что если мы дошли до того процесса, который привёл к наложению санкций, и позиция Соединённых Штатов в этом вопросе мне кажется объективно ясной, имело место сильное действие, импульс со стороны ряда европейских лидеров. Безусловно, есть проблема подхода и уважения суверенитета и поведения России.

С другой стороны, есть то, что сказал Президент Путин, это очень важно, что касается уважения соглашений. Конституционная реформа и избирательное законодательство, то, о чём было упомянуто. Но есть один вопрос: не Соединённые Штаты Америки приняли решение за других.

Господин Путин прекрасно знает, что некоторые европейские лидеры приняли такое решение – ускорить ряд процедур, о которых я пообещал не говорить, не высказываться, потому что это касается прошлого. Но это всё–таки инициатива, которая исходит от Европы. Господин Путин спрашивает: «Сколько ещё вы будете терпеть?» Ответ очень простой, ответ – это минские соглашения, и в этом я с начала и до конца согласен с теми рассуждениями, которые были здесь изложены.

Я могу добавить, что на встрече в Милане, в которой принимали участие господин Путин и господин Порошенко, а также госпожа Меркель, господин Олланд и Премьер-министр Кэмерон, я предложил, чтобы пример итальянского региона Альто-Адиже, или Зюдтироль (в зависимости от того, как вы предпочитаете его называть), где часть итальянского населения региона, которая говорит по–немецки, получила международное соглашение и получила по нему право, для того чтобы это была модель для восточной Украины.

Мне кажется, что тогда многие с интересом отнеслись к этому предложению. Поэтому я считаю, что необходимо имплементировать полностью минские соглашения, в полном объёме. Верю, что на том этапе, на котором мы живём сегодня, вопрос, связанный с отношениями между Европой и Россией, когда на него смотрят только так, как смотрели до сегодняшнего дня, это близорукое видение, бесперспективное. Нам необходимо иметь в виду, что словосочетание «холодная война» не может входить в лексику третьего тысячелетия. Поэтому если словосочетание «холодная война» используется сегодня, оно вне истории, оно вне реальности, и оно не только несправедливо, оно бесполезно.

Нам необходимо, чтобы Европа и Россия снова стали прекрасными соседями. Мы знаем, что между соседями часто возникают споры, проблемы, но то, что в украинском вопросе является сильной точкой, то, что соглашения сейчас есть, потому что минские соглашения подписаны, и мы просим, чтобы они были тотально имплементированы. Признаю, что об этой имплементации должны просить не только те, кого называют сепаратистами, об этом должны просить все заинтересованные стороны, потому что если это делает только кто–то один, то принцип «договор нужно соблюдать» не работает.

Я здесь не для того, чтобы произносить речи, которые, как бы можно было по–итальянски сказать, «ласкают шерсть», хочет слышать зал. Я представляю здесь великую страну Италию, которая связана с Россией старинными, древними отношениями. Убеждён, что эти отношения могут улучшаться в будущем, потому что нас объединяют те духовные ценности, о которых я говорю.

Поэтому я не буду говорить сладких слов, которые легко смогли бы заработать мне одобрение. Италия – это уже не та страна, которая нуждается в легитимации посредством поиска одобрения кого–либо. Италия нуждается в том, чтобы доносить свой голос сегодня, в момент, когда есть страны, которые думают, что будущее наших отношений – это будущее стран и железных занавесов. Сегодня основополагающе важно вернуть центральный характер глубинным ценностям, которые нас объединяют и роднят.

Поэтому если мы хотим окончательно преодолеть санкционную фазу, как мне бы этого хотелось, необходимо решить минский вопрос и имплементировать в полном объёме минские соглашения, сделать так, чтобы Россия была главным действующим лицом. Потому что невозможно бороться с экстремизмом и фанатизмом без России в этом огромном международном союзе. С экстремизмом необходимо бороться, и все вместе мы должны нанести ему поражение.

Ф.Закария: Господин Назарбаев, Вы говорили про «энергетический рынок». Мне было бы интересно, как Вам кажется, Саудовская Аравия наращивает добычу нефти для того, чтобы американские производители не могли производить, чтобы у Ирана не было доступа к великим ресурсам? Сработало ли это? Как Вам кажется, что произойдёт с ценами нефти в будущем?

Н.Назарбаев: Здесь присутствует господин Тиллерсон, крупнейшая компания «Эксон Мобил», надо спросить у него. Мы сегодня встречались, об этом говорили. Я могу поддержать его мнение, что сегодняшнее состояние с нефтью в районе 50 долларов за баррель – наверное, это объективная реальность. Будет волатильность туда-сюда, вокруг этого будет идти примерно.

А что Саудовская Аравия угнетает американских нефтяников – это вопросы экспертов. Сегодня говорят одно, сейчас уже читать не хочется экспертные данные, потому что завтра говорят совсем другое. Вообще все учёные, экономисты, финансисты, на которых мы опирались, по–моему, запутались. По этому кризису, который сейчас идёт, никто не может дать никаких конкретных рекомендаций. Факты являются фактами.

Я сегодня в своём выступлении говорил о падении этих цен. Проиграли все, импортёры тоже проиграли, экспортёры, действительно, проиграли. Конечно, проиграли и развивающиеся страны. В целом проигрываем все. Поэтому тема сегодняшнего Санкт-Петербургского форума – что надо становиться на реальные ноги, на реальность. Реальность – это те цены, которые есть.

Плохо? Да, плохо, но в любом плохом есть хорошая сторона. Все наши страны наконец–то взялись за переработку, за обрабатывающую промышленность, индустриализацию, развивают другую отрасль, которая постепенно будет прикрывать.

Кстати, Саудовская Аравия. Сейчас Наследный принц представил программу, как вы знаете, на ближайшие 20 лет. После того, как осуществит индустриализацию, Саудовская Аравия собирается отказаться вообще от поступления денег от нефти. Это очень показательно, когда крупнейшее государство, добывающее нефть, тоже решает, что это надо.

Я лично считаю, что в ближайшее десятилетие, по крайней мере до середины этого века, потребность в нефти и газе снижаться не будет, сколько бы ни говорили об альтернативной энергетике: солнце, ветер и так далее. Так что мы, нефтедобывающие и производящие страны, всё равно будем работать, не сбавляя своих темпов.

Ф.Закария: Премьер-министр Ренци, есть такая точка зрения, что если Великобритания вдруг выйдет из Европейского союза, то тогда будет возможно переобсудить и, возможно, по–другому заключить договор об условиях вхождения. Или каким–то иным способом Британия сможет войти в Европейский союз на иных условиях. Как Вы полагаете, это возможно? Или Вы думаете, что если произойдёт этот брексит, то Британия навсегда выбудет из состава Европы?

М.Ренци: Если говорить очень кратко, если Великобритания выйдет из Европы – это навсегда. Это не так, что сначала матч дома, а потом на выезде. Если это произойдёт в краткосрочном периоде, это будет проблема для всех в Европе. Но в среднесрочном периоде это будет прежде всего большая проблема для англичан, не для европейцев. Больше всего рискуют именно английские граждане, английские потребители, английские пенсионеры, не граждане единой Европы, хотя особенно на первом этапе, я думаю, что будет очень серьёзная финансовая напряжённость.

Второй момент. Я всё–таки думаю, что победу одержит тот, кто хочет остаться в Европе. Именно поэтому я верю, что англичане гораздо мудрее, чем то, что нам представляется по опросам.

Третий момент. Как бы ни сложился референдум, 25 марта 2017 года Европе исполнится 70 лет, это ещё молодая девушка в 70 лет, в 60 лет, но ей необходимо полностью изменить подход к себе самой. Как бы там ни было, даже если на английском референдуме одержат победу сторонники Европы, всё нормально. И не то чтобы, если вдруг победу одержат евроскептики, единой Европе конец. 25 марта 2017 года, когда будет отмечаться 60-летие трактатам об учреждении европейского сообщества, оно будет проходить в Риме, там, где были подписаны первые документы. Я думаю, что нам необходимо представить себе другую Европу. Европа, которая основана на аустерити, больше не работает. Европа, которая должна поставить в центр своего внимания человеческий капитал, ценности и технологические новации, – это единственно возможная Европа, иначе она будет приговорена к концу. Я, европеец с итальянским паспортом, думаю, что фундаментально важно, чтобы Европа нашла в себе порыв энергии, а не только гналась за текущими событиями. Поэтому, как бы там ни было, в 2017 году Европа должна начать заново, иначе ей конец.

Ф.Закария: У нас прошло обсуждение по широкому кругу вопросов. Я хотел бы ещё попросить Вас, господин Путин, поделиться своими заключительными соображениями, и после этого мы завершим наше заседание.

В.Путин: Я, во–первых, хотел бы всех поблагодарить ещё раз, всех, кто приехал в Петербург.

Хотел бы поблагодарить нашего ведущего. Мне кажется, у нас состоялась очень активная дискуссия. В чём–то мы сходимся, в чём–то – нет, но больше всё–таки того, что нас объединяет, это совершенно очевидная вещь.

Наш итальянский друг немножко напугал меня в конце, сказал, что если каких–то изменений в Европе не будет, то ей конец. Это страшновато звучит, я, честно говоря, так не думаю, Европа всё равно есть Европа. Фундаментальные основы экономики Европы дают нам основание полагать, что Европа на этом в любом случае, как бы там внутренние процессы ни развивались, не закончится. Это наш ведущий торгово-экономический партнёр. Ясно, что европейские лидеры хотят большей динамики, так же как и мы в России, безусловно, хотим этой большей динамики. В своём выступлении сегодня я говорил о том, за счёт чего мы собираемся это сделать.

Вы знаете, так симптоматично, что сегодня у нас и лидер одной из европейских стран (причём достаточно динамично развивающейся страны), Италии, и лидер Казахстана – нашего ближайшего партнёра и союзника, с которым мы строим интеграционное объединение. Сегодня вместе мы собрались. Это симптоматично, потому что на объединении усилий в развитии, если мы хотим его обеспечить, мы и должны сосредоточить своё внимание.

Россия со своей стороны будет делать всё для того, чтобы двигаться именно по этому пути, развиваясь изнутри, развиваясь активно и открываясь для сотрудничества со всеми нашими партнёрами.

Большое вам всем спасибо. Хочу пожелать всем удачи.

Россия. Весь мир. СЗФО > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 17 июня 2016 > № 1795506 Владимир Путин, Нурсултан Назарбаев, Маттео Ренци

Алексей Лихачев: Российский товарооборот в рублях и экспорт в среднем вырос под 30% за прошлый год (интервью радиостанции "Эхо Москвы")

Алексей Соломин — У микрофона – Алексей Соломин, мы на Петербургском Экономическом форуме. И сейчас это интервью с первым заместителем министра экономического развития Алексеем Лихачёвым. Алексей Евгеньевич, рад вас видеть. Для нас это уже стало традицией с вами встречаться здесь и обсуждать, кстати говоря, торговлю. Собственно, с нее я предлагаю начать. Ну, вот, в текущей ситуации создается ощущение, что, все-таки, переориентация у нас происходит и в торговой сфере на восток, я имею в виду, тоже. Сейчас это наш приоритет, азиатский рынок, китайский рынок? И, соответственно, мы для них являемся приоритетом? Правильно?

Алексей Лихачёв — Ну, вы знаете, и да, и нет. Соглашусь с вами, что по факту у нас происходит, действительно, замещение как в экспортных поставках, так и в импортных по целому ряду направлений товаров европейских товарами восточными, в кавычках, естественно, говоря, и говоря образно. Да и в самой Европе мы немножко сейчас по-другому выглядим, если рассмотрим сейчас этот вопрос с угла российско-европейского для начала.

Где-то в 2012 году при пике торгового оборота с Евросоюзом мы занимали 10% товарооборота Евросоюза. По итогам 4-х месяцев – только 5%. Аналогично Европейский Союз был где-то в районе 50-50,5% в нашем товарообороте, сейчас спустился на 43%.

Свято место пусто не бывает. Естественно, происходит замещение и особенно активно растет доля Китая и Юго-Восточной Азии. Вот эти страны с 22-23% поднимаются к 30%. Причем, поднимаются по самой широкой номенклатуре как наших поставок, конечно, начиная с нефти и газа, но и в том числе высокотехнологичной сфере, сфере поставок продовольствия, я бы особым образом подчеркнул. Ну и они, честно говоря, не стесняются, увеличивают долю своего присутствия на российском рынке.

Алексей Соломин — А по продовольствию что мы покупаем у Китая? Это, в основном, идет для Дальнего Востока, для обеспечения?

Алексей Лихачёв — Ну, понятно, что продукты, которые на сленге называются скоропортящимися, идут, в основном, в первую очередь в близлежащие территории. Это и Восточная Сибирь, это и Дальний Восток. Активно такие регионы как Хэйлунцзян (провинция), Харбин (такой, активный наш торговый партнер) поставляют на территорию Российской Федерации свою продукцию. Но здесь как раз наоборот мы больше преуспели в поставках сельхозпродукции на китайский рынок. Я это знаю не понаслышке, встречался, бывая и в китайских регионах, с потребителями, с компаниями продуктовыми.

Вы знаете, в Китае очень хорошего мнения о российской продукции. Существует убеждение, что, во-первых, она адекватна по цене, во-вторых, является экологически чистой и в то же время пользуется, как бы, европейским таким качеством, е европейской славой по своим высоким стандартам. Это хорошо.

И вообще если возвращаться к вашему первому, первоначальному такому установочному вопросу, то в самых сложных условиях долларовой оценки… Вы понимаете, что оценка в долларах для России вообще чревата по целому ряду. Так вот, даже в самой высокой долларовой оценке по итогам 4-х месяцев мы имеем рост почти 5% поставок сельхозпродукции на внешние рынки. А в физическом выражении это более 30% роста.

Алексей Соломин — Ну вот сейчас совсем недавно Минсельхоз заявил о том, что по пшенице мы вышли на первое место по экспорту.

Алексей Лихачёв — Да. Пшеница, без сомнения, лидер и в наших, естественно, поставках. Но кроме этого увеличивается доля наших традиционных поставок: это растительное масло, это ячмень, это сахар, воды, минеральные напитки. И очень хорошо растут мясопродукты.

Алексей Соломин — Вы сказали про долларовую оценку, но я, пожалуй, уточню и для собственного понимания, и, может быть, для слушателей. А все-таки, курс национальной валюты какую роль в этом сыграл, в увеличении экспорта нашего? И не является ли это риском, угрозой, что в случае, если рубль начнет укрепляться, этот экспорт сократится?

Алексей Лихачёв — Ну, конечно же, курс национальной валюты является системообразующим при экспортно-импортных операциях, и здесь есть 2 грани.

Ну, первая, о которой я говорил, это погрешность в оценке. Ну, приведу пример. Формально, если смотреть на торговую статистику, 4-м, а, на самом деле, 3-м нашим торговым партнером по обороту стоимостному продукции является Беларусь. При всем при том более 84% товарооборота оплачивается в рублях. Таможня формально переумножает на курс доллара эти самые рубли, и понятное дело, что мы в 2 раза потеряли в этих оценках только из-за того, что курс изменился в этом году относительно прошлого. То есть, как бы, испарилась половина товарооборота с Белоруссией. Ну, это просто к слову.

А вы говорите о другом, тоже очень важном фундаментальном таком факторе – это стоимость здесь готовой российской продукции в рублях и, соответственно, возможность ее продавать, ну, по несравнимо меньшим ценам с учетом роста курса доллара относительно рубля.

Алексей Соломин — За счет чего повышается ее конкурентоспособность и увеличивается экспорт.

Алексей Лихачёв — Да. Но есть 2 момента. Первое, конечно, этим активно пользуются наши компании. И я думаю, что не выдам коммерческую тайну, скажу, что, например, в прошлом году ИнтерРАО целую часть своего оборудования зафиксировала в рублях на июль-месяц, и в течение года продолжала эти контракты осуществлять, понятно, что с оплатой в долларах, но по стартовым, фиксированным ценам в рублях. Это позволило заметно увеличить объемы продаж физических, но в долларах-то это было уменьшение, понимаете?

Но и еще есть одна сложность. Конечно же, особенно в высокотехнологичной сфере в конечной продукции, в энергетическом машиностроении, в транспортном машиностроении, в авиастроении очень велика роль комплектующих. Они импортные. И они-то как раз в рублях очень сильно выросли даже благодаря курсу. Поэтому здесь палка о двух концах – надо видеть обе стороны медали.

И еще, конечно, немаловажный фактор… Мы так, уже тихонечко вам к санкционной теме приближаемся. Внешние заимствования, которые а) сокращены и затруднены в силу ряда политических решений, еще и обременены вот этим серьезным курсовым колебанием, которое произошло. А без инвестиционных ресурсов, без дешевых длинных денег понятное дело, что ни одно серьезное производство не развивается.

Алексей Соломин — Поскольку вы занимаетесь такой, внешнеэкономической деятельностью, исследованием и договоренностями, вы, наверняка, сталкиваетесь с позицией иностранных бизнесменов, иностранных компаний по санкциям. Вот, все-таки, что вы можете сказать? Они все ратуют за их отмену? Это разные мнения на этот счет существуют? Или что? Или они согласны с политикой?

Алексей Лихачёв — Ну, смотрите. Конечно, не хочется выглядеть как в советские времена про то, что все единогласно и так далее что-то заявляют. Я не могу взять на себя ответственность про единогласную какую-то оценку. Но все компании, с которыми работаем мы, это и, собственно, присутствующие здесь активные инвесторы в первую очередь из крупных европейских стран, с американского континента, с севера Америки я имею в виду, из США и Канады. Конечно, в неформальных разговорах критикуют санкции. Публично ведут себя по-разному, врать не буду. Наиболее активно выступают за отмену санкций немецкие компании, французские компании, финские компании, итальянские компании. Как ни странно, именно бизнес еврограндов, в общем, занял такую, достаточно однозначную позицию.

Но политика, все-таки, довлеет над экономикой, как известно, в нашем мире, поэтому не все из них высказываются публично на этот счет. Мы провели несколько серьезных мероприятий в Германии как в Берлине, так и в землях немецких, в частности, в Ростоке. Очень важно отметить, что фактически в решение конференций вписывалось мнение бизнес-ассоциаций, деловых кругов о скорейшем пересмотре и начале ослабления санкционной политики.

Алексей Соломин — А когда санкции только ввели, как раз вы, я помню, говорили, что несмотря на эти ограничения, многие европейские компании работают в Крыму. Ну, я имею в виду сейчас антикрымские санкции или крымские санкции (как угодно).

За 2 года существования санкционного режима бизнес сворачивает или увеличивает свое присутствие на полуострове, или свою работу с крымскими производителями?

Алексей Лихачёв — Я не знаю тех компаний, которые демонстративно ушли из Крыма. Я не хочу называть имена компаний, которые продолжают свое присутствие там осуществлять постольку, поскольку они… Ну, для них это непростое решение и формально они могут также пострадать в силу принятых (НЕРАЗБОРЧИВО). Это в том числе известные мировые бренды, продолжающие работать.

Алексей Соломин — На свой страх и риск?

Алексей Лихачёв — Да, на свой страх и риск.

Алексей Соломин — А они не пытаются найти какую-то схему, выйти как российская компания туда?

Алексей Лихачёв — Ну, конечно, пытаются. Конечно, пытаются, да, да.

Алексей Соломин — Хорошо, тогда вернемся на секунду еще раз к торговым отношениям с Китаем, прежде всего. Есть еще с моего детства определенное предубеждение к китайским товарам, которые не отличались качеством. И вот сейчас, когда все понимают, что на российский рынок идет определенный рост китайских товаров, не скажется ли это?.. Ну, опасаются насчет их качества. Вы говорите, что высокотехнологичная продукция приходит оттуда. А уверенность есть в том, что она, действительно, хорошая?

Алексей Лихачёв — Смотрите, здесь нет общего правила. Я так понимаю, что вы сказали про свое детство – это, наверное, начало 90-х?

Алексей Соломин — Начало 90-х.

Алексей Лихачёв — Ну, мои дети тоже отчасти выросли на китайских продуктах. Но Китай начала 90-х и Китай 2015-16 годов – это два больших и разных Китая, как говорят в Одессе. Конечно же, колоссальное развитие получила китайская промышленность. Очень так, активно китайцы привлекали инвестиции. И создание брендов, предприятий мировых брендов на территории Китая под контролем, естественно, собственника товарного знака происходило за эти годы. Ну и китайцы сами, в общем, не стеснялись заимствовать технологии и заимствовать те или иные технологические решения. И сейчас, конечно, Китай поставляет самый широкий спектр продукции.

Кто-то считает китайские товары оптимальными по соотношению цены и качества (скажем, автомобили). Кто-то считает их, наоборот, невозможными к употреблению в связи с коротким сроком обслуживания, скажем, необходимостью какого-то достаточно частого технического обслуживания специального. Это вопрос, на самом деле, вкуса и того, что человек хочет получить.

Скажем, если мы говорим об автомобильном рынке, он сегодня предлагает самую широкую линейку – от машин суперкласса и супернадежности, и суперцены до совершенно недорогих моделей и российских, и китайских, к слову сказать. Мы видим, как появляется большое количество китайских марок на российских дорогах. Они появляются не только в России, они появляются и в Казахстане, они появляются, кстати, и в странах Восточной Европы.

Поэтому, мне кажется, нынешний потребитель – это, все-таки, не потребитель образца начала 90-х, который за яркой этикеткой Адидас там или, я не знаю, какого-то продукта питания не видел реального положения дел. Сегодня есть возможность ознакомиться и с мнением потребителей в сети. И, кстати, электронная торговля развивается. Получить непосредственно от производителя продукцию по цене более низкой, чем в магазине.

Мы будем развивать торговлю с Китаем. И не только потому, что временно для нас существуют проблемы на европейском направлении. Кстати, вы извините, что возвращаюсь к европейской теме. Вообще говоря, российский экспорт в Европу в физических объемах достаточно заметно развивается.

Алексей Соломин — А с чем это связано?

Алексей Лихачёв — За счет всего. Мы потом вернемся к Китаю, если позволите. На самом деле, никакая потребность в энергоресурсах в Европе не сократилась, и мы активно наращивали поставки в физическом выражении и сырьевого экспорта.

Алексей Соломин — Хотя, они пытались перейти на уголь.

Алексей Лихачёв — Да, они пытались перейти, но, тем не менее, факт остается фактом. У нас, если мы возьмем физические объемы, за последние месяцы они заметно выросли – более 5%. И, в основном, это в страны Европы поставки увеличились и сырой нефти, и газа. Понятно, что стоимость там немножко по-другому выглядит, но тем не менее.

Кроме того, у нас были поставки продукции, которая как раз воспользовалась ценовым вот этим самым, ценовой выгодой, связанной с курсовой разницей, гандикапом, собственно, связанным с резким падением соотношения рубля и доллара. Может быть, не фундаментально, но заметно увеличились поставки автомобилей, бульдозеров, экскаваторов, сельхозтехники. В Европу, я подчеркиваю. Это я всё про Европу рассказываю.

Алексей Соломин — Произведенных в России?

Алексей Лихачёв — Произведенных в России, так точно. Сельхозпродукция поставлялась в Евросоюз достаточно активно. И у нас была просто такая прорывная поставка предприятия Т-Платформа в ФРГ суперкомпьютера на сумму больше миллиарда долларов в прошлом году.

Алексей Соломин — Всего?

Алексей Лихачёв — Да, да. Это целый комплекс.

Алексей Соломин — Ну, это хороший показатель.

Алексей Лихачёв — Конечно-конечно. Это большой показатель. Ну, для одной поставки, конечно, большой показатель.

Алексей Соломин — А вот если… Это, все-таки, исключительный случай суперкомпьютер.

Алексей Лихачёв — Да. И мы занимались этим не только с точки зрения, грубо говоря, инструментов поддержки, но и политически нужно было помогать коллегам препоны преодолевать на своем пути.

Алексей Соломин — А в росте физических поставок (при этом не в росте стоимости) какой плюс можно найти? Я имею в виду, что мы же не получаем за это больше денег, правильно?

Алексей Лихачёв — Почему? Получаем. Выручка более миллиарда долларов вполне реальна, и ее получила российская компания.

Алексей Соломин — Это за суперкомпьютер, вы имеете в виду.

Алексей Лихачёв — Да.

Алексей Соломин — Не, я имею в виду вообще в принципе за товары, которые мы продаем в Европу. Мы их продаем по меньшей цене сейчас. Мы получаем, точнее, за это меньше денег, правильно? А, собственно, за счет чего мы можем нарастить этот экспорт? Какой плюс это дает? Мы фиксируемся на рынке? Нам будет потом легче работать?

Алексей Лихачёв — Нет, смотрите. Во-первых, мы, первое, самое главное, получаем прибыль. И в рублях она растет. Конечно, если мы проанализируем товарооборот в рублях Российской Федерации и экспорт, он в среднем вырос где-то под 30% за прошлый год. Поэтому если говорить про валовую выручку компаний российских, наших экспортеров, то она весьма заметно увеличилась за прошлый год. Просто мы скромно об этом умалчиваем. Хотя, может быть, вы правы, об этом надо говорить чуть громче, потому что в рублях, конечно, товарооборот рос под 30% именно с точки зрения поставок российского экспорта. Но здесь, как бы, курс играет, ну, скорее во благо, чем вопреки.

Но я могу сказать, что у нас в прошлом году физически объемы поставок в Европу увеличились в 5,7 раза, в Австрию – в 2,8 раза, больше 7% в Бельгию. В 2,3 раза в Болгарию, в 2,4 раза в Румынию. 20% в Словакию, понимаете? То есть у нас, на самом деле, весьма-весьма активная экспортная повестка в Европейский Союз. И несмотря на все принятые решения и санкции, подавляющее большинство стран с нами не заморозило или быстро разморозило торгово-экономический диалог и официальные встречи на уровне Межправкомиссий, на уровне групп высокого уровня по экономической политике, по приоритетным проектам.

Алексей Соломин — Вот, в эту тему, наверное, вопрос. Ангела Меркель не так давно сделала заявление о том, что она, все-таки, придерживается мнения о том, что нужно создавать единое торговое пространство от Лиссабона до Владивостока. Это свежее относительно заявление. Вот, на деле чувствуется, что это стремление в силе? Или мы сворачиваем?

Алексей Лихачёв — Вот, немецких наших партнеров и во власти, и наших бизнес-партнеров… А, кстати, действует очень интересный формат – бизнес-платформа стратегической рабочей группы, своеобразная деловая межправкомиссия России и Германии. Так вот от них мы, конечно, слышим подтверждение и возможность двигаться в этом направлении.

У нас нет с Брюсселем сейчас переговоров по экономической тематике.

Алексей Соломин — Ноль?

Алексей Лихачёв — Ноль. Закончились они таким, естественной смертью переговоров по ассоциации, если помните, Украины с ЕС, когда мой министр Алексей Валентинович Улюкаев вместе с комиссаром ЕС по торговле и, как ни странно, министром иностранных дел Украины обсуждал всё это в течение года. Мы проводили экспертные консультации, министры подводили итоги. Но это как-то, вот, потихонечку всё сошло на нет и больше разговоров нету.

Не переназначен мой визави, ну, ушел существующий чиновник с этой работы. Не переназначен мой визави, сопредседатель, партнер для модернизации. Это был ключевой проект, межотраслевой проект по поддержке наших бизнес-контактов. Не идет диалог по снятию барьеров в нашей торговле.

На самом деле, специалисты между собой имеют контакты, и мы, например, по целому ряду вопросов в ВТО выступаем с европейцами единым фронтом и поддерживаем друг друга. То есть мы слышим, что хочет Брюссель, понимаем и, в принципе, готовы двигаться в этом направлении с точки зрения мировой торговой системы, общих правил. Но официальные сегодняшние еврочиновники не хотят пока переговоров. Может быть, что-то произойдет после сегодняшнего, завтрашнего дня, после визита господина Юнкера. Мы готовы к любому формату – как формату двустороннему «Евросоюз-Россия», так и с задействованием в этих переговорах Евразийского Экономического Союза, понимая, что мы передали ЕврАзЭС полномочия по торговле товарами.

Абсолютно права госпожа канцлер федеральный, ведь, если наше поколение не создаст вот эту самую среду безбарьерную для бизнеса, для услуг, для товаров, для инвестиций, ее создаст просто поколение следующее. И нет альтернативы этому.

Алексей Соломин — Или безбарьерная среда будет у европейского рынка с США, Трансатлантическое партнерство, о котором мы много слышим.

Алексей Лихачёв — Важную тему вы затрагиваете. Вообще в новой торговой архитектуре совершенно точно формируется центр под названием Транстихоокеанское партнерство.

Алексей Соломин — То, что уже подписано?

Алексей Лихачёв — Да. Он уже подписан. Есть проблемы с ратификацией, но думаю, что так или иначе счет идет на месяцы. Пока это зона свободной торговли с углубленным будущим, и впереди переговоры по углублению этой зоны свободной торговли. Но вообще говоря, это, конечно, прорыв. Это крупнейшее многостороннее соглашение в истории цивилизации, и в нем сделаны серьезнейшие закладки на будущее для именно той среды безбарьерной, о которой вы говорите. Будет очень тяжело это реализовать, но теоретически, что называется, возможно.

Значит, второй центр, как бы, перебрасывает США через Атлантику мост в первую очередь инвестиционный, связанный с торговлей услугами, защитой интеллектуальной собственности в Европу. И там дискуссия намного сложнее идет, мы за ней внимательно следим. Нас информируют, кстати, многие страны-члены Евросоюза, с нами откровенно ведут переговоры на экспертном уровне. Там, конечно, далеко еще до того положения дел, которое есть в Тихоокеанском партнерстве. Но тоже понятно, что это возможность снять барьеры. Снять барьеры и сделать приоритетом интересы крупных компаний, возможность им на равных разговаривать с правительством по реализации своих проектов, защите интеллектуальной собственности.

Из этого выпадает большой кусок. Вот, из этой картины мира, где Россия, где Евразийский Союз, где Китай, где Индия и целый ряд стран, скажем, Среднего и Ближнего Востока. Ну, свято место пусто не бывает, и есть идея и она реализуется на уровне Евразийского Союза, в Китайской Народной Республике, на пространстве ШОС, видя в перспективе вступление в Шанхайскую Организацию и Индии, и Пакистана, мостить такое же…

Алексей Соломин — Объединение.

Алексей Лихачёв — ...объединение, такое же пространство.

Очевидно, что на первых этапах это будет, ну, такая, достаточно традиционная преференциальная торговая система. Но мы сделали китайским нашим партнерам такое предложение и имеем пока на экспертном уровне положительное решение о том, что нужно двигаться, конечно, более углубленно в этом направлении и привлекать наших партнеров по Евразийскому Союзу, по Шанхайской Организации к наращиванию этой мышцы.

Впереди, вы знаете, у нас саммит ШОС состоится в Узбекистане буквально в конце следующей недели. Потом визит президента в Китай. И я очень надеюсь, что как минимум на экспертном уровне мы начнем переговоры уже после этих мероприятий.

Алексей Соломин — Правильно я понимаю, что до украинского кризиса и Россия стремилась создать нечто подобное, объединение евразийское, объединение ЕАЭС уже с европейским рынком?

Алексей Лихачёв — Да, мы были к этому готовы. Я вам даже больше скажу, ведь, эта идея обсуждалась еще и в начале так называемых нулевых годов. И был целый, как бы, сценарий, целая драматургия всей этой истории. Наши европейские партнеры и поддержали нас на том этапе по вступлению России в ВТО, еще когда Проди был председателем Еврокомиссии. Были подписаны соответствующие соглашения с Евросоюзом, это рассматривалось как база для выстраивания этого преференциального партнерства.

Но потом победила, все-таки, точка зрения, видимо, другая в европейской элите административной, что торопиться не стоит. Переговоры явно затягивались. Несколько раз на саммитах Россия-ЕС поднимался этот вопрос, но ни разу не был продвинут вперед. И на каком-то этапе мы просто поняли, что теряем время, и президент Российской Федерации, кстати, совместно с президентом Казахстана дали тогда очень четкую нам установку на более быстрое построение архитектуры евразийской. И мы пошли по этапам: Таможенный Союз, Единое Экономическое Пространство, Евразийский Союз, где уже 5 государств, и просто обогнали тот процесс, который не по нашей вине с Евросоюзом пока не продвигается никоим образом.

Алексей Соломин — Спасибо вам большое. Алексей Лихачёв, первый заместитель министра экономического развития. Алексей Соломин провел это интервью. Спасибо вам большое.

Радиостанция «Эхо Москвы»

Россия. ЕАЭС > Внешэкономсвязи, политика > economy.gov.ru, 17 июня 2016 > № 1794209 Алексей Лихачев

Когда на следующей неделе в Ташкенте начнется саммит Шанхайской организации сотрудничества, одним из главных событий на нем станет прием в члены ШОС Индии (и Пакистана). Может возникнуть вопрос: какое Индия имеет отношение к Центральной Азии – зоне ответственности ШОС? Недавно Индия дала на него убедительный ответ в виде "проекта Чабахар". И вопрос только в том, кому это подарок – ШОС или, как ни странно, Америке.

Коридор в сердце Азии

Скажем еще раз: ШОС – это безопасность и развитие Центральной Азии, по сути, региональная центральноазиатская организация, подобная АСЕАН или ЕС. Что в ней делают Китай или Россия – понятно, они граничат с центральноазиатскими странами. А порт Чабахар (он же Чахбехар) находится на южном побережье Ирана, в Оманском заливе, от Центральной Азии далековато.

Но посмотрим, как описывает стратегию Дели в этой истории газета "Пионер". Она напоминает, в частности, что проект давний, принадлежит правящей ныне партии "Бхаратия джаната парти" (БДП), но был положен под сукно при правительстве Манмохана Сингха. Поскольку Сингх был озабочен только тем, как бы не рассердить США, которые тогда слышать не могли слово "Иран".

Сегодня вернувшаяся к власти БДП мгновенно перезапустила проект, который газета называет "гигантским прыжком" и "триумфом" индийской дипломатии. Которая, как ни странно, ни у какой Америки разрешения не спрашивала.

Суть проекта в том, что Индия создает в Чабахаре портовые сооружения, зону свободного производства и торговли (инвестиции в 16 миллиардов долларов), но также строит железную дорогу через весь Иран. Этот транспортный коридор доходит вплоть до Кабула (Афганистан) и теоретически далее на север. И это отвечает на вопрос, при чем тут ШОС. Индия, по сути, открывает себе путь в Центральную Азию, что лучше всяких слов показывает серьезное отношение Дели к торговле и всяческим иным отношениям с Центрально-Азиатским регионом.

Раньше доступ Индии к Афганистану шел (точнее, блокировался) через не любящий ее Пакистан. Заметим, что на том же морском берегу, совсем рядом с Чабахаром, Китай выполняет точно такой же проект – пакистанский порт Гвадар, с инвестициями объемом в 45 миллиардов долларов, и с аналогичной стратегией – открыть дорогу в сторону Афганистана и далее. Очень типичная история для отношений в треугольнике Индия–Китай–Пакистан.

Философия ШОС на данный момент прочно связана с транзитной ролью его основных, сердцевинных участников – Узбекистана, Казахстана, Таджикистана и Киргизии. Чуть ли не вся деловая активность вокруг ШОС строится пока вокруг всяческих дорог, идущих через территорию этих стран и соединяющих Запад с Востоком (новый Шелковый путь). Транзит открывает новые возможности для инвестиций в эти страны.

Кстати, если кто-то следил за прошлогодним визитом Моди в страны Центральной Азии, то может вспомнить, что он эту свою стратегию в регионе излагал очень ясно. В том числе и объясняя, зачем Индия стремится в ШОС.

"Проект Чабахар" для Индии, впрочем (как не забывает сказать упомянутая газета), – это также маршрут поставок нефти и газа из Ирана, а еще – открытие наземного пути на Запад, в том числе и в Европу. Дипломатический индийский источник сказал мне, что нынешние рекордные темпы роста экономики страны выдохнутся без доступа к новым рынкам и в Дели заняты именно этим.

И не забудем, что Чабахар оказывается самой южной точкой проекта транспортного коридора через Иран и Каспий в Россию, проекта, который при правительстве Сингха постигла примерно та же судьба, что и чабахарский: ничего не отменялось, просто висело.

Чего добиваются

Что мы забыли? Мы забыли США. Тем более что как раз в этом месяце Нарендра Моди побывал в США. И там обозначилось множество сюжетов на тему того, "за кого Индия" — за США, за Китай или нет. Общее настроение СМИ – что американо-индийское понимание углубляется. В России тоже есть желающие в очередной раз заявить, что "Индия дрейфует к Америке".

Посмотрим на материал в американском журнале Foreign Affairs, чей автор пытается убедить соотечественников, что "проект Чабахар" — это подарок США, и Америка должна так его и воспринимать. Это всего лишь мнение одного человека, да еще в обстановке, когда Америке уже явно не до нормальной внешней политики, но это интересное мнение.

Итак, автор считает: развитие всего региона, включая Пакистан, Центральную Азию, рост тамошней экономики – это выгодно США, особенно с учетом того, что в последние годы Америка вообще потеряла в регионе инициативу. США могли бы поддержать индийскую идею, сохранив, например, войска в Афганистане (это очень по-американски).

Более того, даже китайско-пакистанский проект – близнец Чабахара тоже в целом выгоден Америке, по тем же причинам. Штатам пора перестать с подозрением смотреть на все, что касается Ирана и что выглядит как чья-то политика, не согласованная с Вашингтоном, и присоединиться к хорошим идеям.

И верно, стратегическая задача Индии никоим образом не в том, чтобы вредить Америке. И Китай не ставит себе таких задач. Боюсь огорчить одного из своих коллег, как-то раз в прошлом году призвавшего поднять наш флаг над Капитолием в Вашингтоне: и Россия не ставит задачей конфронтацию с США. Уже хотя бы только потому, что крушение Америки вызовет в мире такой катаклизм, что долго приходить в себя будут все экономики без исключения.

А какие тогда ставит задачи наш партнер по ШОС, БРИКС и не только там, – то есть Индия, раз уже речь в данном случае о ней? Очень просто: Индия при Нарендре Моди наконец начала показывать экономические рекорды, обогнав по процентам роста даже Китай (7 с лишним процентов ежегодно против 6 с лишним). Правда, Китай, даже снизив темпы роста, каждый год производит ВВП целой страны типа Польши или Швеции. Индия не настолько сильна. Но так или иначе (и это отмечает американская статья), если Индия и дальше хочет двигаться такими же темпами, ей придется увеличить ввоз энергоносителей в 3-4 раза в предстоящие десятилетия, не говоря о новых рынках. Отсюда и иранско-афганский проект, как и многие другие индийские начинания, включая ее укрепляющиеся отношения с Китаем.

И если в США поймут, что рост наших стран для них не угроза, а нормальность, то когда-нибудь, с другой Америкой и с другим президентом, мы сможем даже подружиться.

Зачем нашим странам быть больше и сильнее в плане экономики, и не только там: в том числе и для того, чтобы Америка не пыталась нас "сдерживать" и нам что-то диктовать. Но это не суть задачи, а ее частности.

Дмитрий Косырев, политический обозреватель МИА "Россия сегодня"

Индия. Пакистан. Азия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 16 июня 2016 > № 1794603 Дмитрий Косырев

Выступление и ответы на вопросы Министра иностранных дел России С.В.Лаврова на «Правительственном часе» в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации, Москва, 15 июня 2016 года

Уважаемый Сергей Евгеньевич,

Уважаемые депутаты Государственной Думы,

Прежде всего, хотел бы выразить признательность за очередное приглашение выступить в рамках «Правительственного часа» в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации.

В Министерстве иностранных дел России ценим постоянное внимание депутатов к нашей работе и усилиям по осуществлению утвержденного Президентом Российской Федерации В.В.Путиным внешнеполитического курса. Хотел бы сразу подчеркнуть, что тесное взаимодействие между внешнеполитическим ведомством и Федеральным Собранием Российской Федерации, профильными комитетами Государственной Думы и Совета Федерации позволяет не только сверять подходы к ключевым проблемам международной повестки дня, но и обеспечивать на практике максимальную эффективность совместных усилий исполнительной и законодательной власти в интересах укрепления позиций страны в мировых делах.

Вам, безусловно, известны оценки международной ситуации, с которыми неоднократно выступал в последнее время Президент России В.В.Путин, в том числе в ходе своих недавних визитов в Белоруссию, Казахстан, Грецию, на саммите Россия-АСЕАН в Сочи. Президент В.В.Путин открыто называет вещи своими именами, подчеркивает необходимость не допустить нарастания в мире конфликтного потенциала, подтверждает готовность России работать вместе со всеми государствами над созданием современной, внеблоковой системы международной безопасности.

Сегодня международные отношения переживают переломный период своего развития, связанный с продолжающимся формированием новой полицентричной архитектуры. Это объективная тенденция, отражающая культурно-цивилизационное многообразие современного мира, появление и укрепление новых центров силы и влияния, естественное желание народов самим определять свое будущее. Одновременно усиливается глобальная конкуренция, результаты которой во многом предопределят будущие контуры мироустройства.

На фоне обострения террористической угрозы, углубления региональных конфликтов, нестабильности мировой экономики все отчетливее ощущается стремление наших партнеров на Западе во главе с США всеми способами добиться глобального доминирования.

События последнего времени показали иллюзорность подобных расчетов. Очевидно, что ни одно государство, пусть даже самое мощное, или группа стран не могут претендовать на то, чтобы в одиночку решать многочисленные проблемы современности.

В этих условиях востребована коллективная дипломатическая работа на основе подлинного равенства основных международных игроков в интересах нахождения оптимальных ответов на общие для всех масштабные вызовы и угрозы.

Именно такой внешнеполитической философии и практики придерживается Россия, отстаивая национальные интересы в условиях, когда США и их союзники пытаются создать антироссийский «фронт сдерживания» по лекалам «холодной войны». Но и они уже не могут отрицать необходимость взаимодействия с Россией, востребованность российской позиции по актуальным вопросам современности.

С трибуны ООН в сентябре прошло года Президент Российской Федерации В.В.Путин выступил с инициативой создания широкого антитеррористического фронта на прочной международно-правовой основе и под эгидой ООН.

В подкрепление этой инициативы наши Воздушно-космические силы (ВКС), находящиеся в Сирии по просьбе властей этой страны, совместно с сирийской армией и ополченцами сорвали планы экстремистов по созданию плацдарма в стратегически важном регионе Ближнего Востока.

Осознание партнерами серьезности вызова со стороны ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусры» и им подобных, а также необходимости координации усилий с нами потребовало времени. Тем не менее удалось продвинуться в налаживании практической работы. Под сопредседательством России и США сформирована Международная группа поддержки Сирии (МГПС), приняты решения СБ ООН, в которых одобрен комплексный план, охватывающий задачи прекращения боевых действий, обеспечения гуманитарного доступа к нуждающимся в заблокированных районах и продвижения процесса политического урегулирования без предварительных условий и вмешательства извне.

Россия будет и впредь проводить инициативную, самостоятельную, ответственную политику, опирающуюся на верховенство международного права, коллективные методы решения международных проблем при центральной роли ООН, признание права народов самим определять свое будущее.

В ООН, БРИКС, ШОС, «Группе двадцати», других многосторонних форматах мы продвигаем объединительную повестку дня, обеспечивая сбалансированность мировой политики. Неизменно открыты к развитию равноправного взаимовыгодного сотрудничества со всеми государствами и их интеграционными объединениями, проявляющими такой же встречный интерес.

При этом ни у кого не должно быть сомнений в том, что в любых условиях мы обеспечим безопасность нашей страны и наших граждан.

Видим продолжающиеся попытки оказывать на нас давление, развязывать антироссийскую кампанию с целью заставить нас отказаться от принципиальных, нравственных подходов к проблемам мироустройства. Налицо и желание за наш счет подлатать трансатлантическую дисциплину, а заодно подорвать российские позиции как конкурента на рынках энергоносителей и вооружений.

Мы не намерены втягиваться в навязываемую нам конфронтацию ни с США, ни с НАТО, ни с Евросоюзом. Очевидно, что конфронтационные повадки, геополитические игры с нулевым результатом лишь тормозят усилия по обеспечению устойчивого мирового развития, генерируют кризисы наподобие украинского. Рассчитываем, что на Западе осознали пагубность потакания национал-радикалам и будут добиваться неукоснительного выполнения Киевом Минских договоренностей от 12 февраля 2015 г. через прямой диалог украинской власти с Донецком и Луганском. Мы готовы сотрудничать в достижении этой цели, помогать созданию благоприятных условий для решения масштабных проблем Украины.

Конфликты на пространстве СНГ, как и в любом другом регионе могут быть урегулированы исключительно мирным путем, политико-дипломатическими и иными невоенными средствами. Это касается и внутриукраинского кризиса, и проблем Приднестровья и Нагорного Карабаха. Главное – уважать достигнутые договоренности сторон, не допускать их ревизии.

Убеждены, что все эти кризисные ситуации поддавались бы урегулированию гораздо легче в случае преодоления системных дефектов в сфере общеевропейского сотрудничества, ликвидации сохраняющихся разделительных линий. Призываем приступить к работе по созданию общего экономического и гуманитарного пространства от Атлантики до Тихого океана, опирающегося на архитектуру равной и неделимой безопасности. Важным шагом в этом направлении могла бы стать гармонизация процессов европейской и евразийской интеграций.

Евразийский экономический союз (ЕАЭС), несмотря на известные сложности, состоялся как современная международная организация. Принятые на заседании Высшего евразийского экономического совета в Астане 31 мая решения нацеливают на достижение конкретных целей развития входящих в нее стран, повышение их конкурентоспособности. В фокусе нашего внимания – и укрепление Союзного государства России и Белоруссии, обеспечение эффективной деятельности Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), совершенствование методов работы Содружества Независимых Государств (СНГ).

Интеграционные процессы на пространстве СНГ не варятся в собственном соку. Вместе с партнерами мы стремимся к расширению возможностей для взаимовыгодных проектов с другими странами. Ведется подготовка соглашения о торгово-экономическом сотрудничестве между ЕАЭС и КНР, достигнута принципиальная договоренность о поиске путей сопряжения планов развития ЕАЭС и проекта «Экономического пояса Шелкового пути», ведутся переговоры о создании зон свободной торговли с целым рядом государств из самых разных районов мира.

Новые горизонты открывает инициатива Президента Российской Федерации В.В.Путина о начале консультаций участников ЕАЭС, ШОС и АСЕАН по формированию в перспективе всеобъемлющего евразийского экономического партнерства. С большим интересом эта идея была воспринята на прошедшем 19-20 мая в Сочи саммите Россия-АСЕАН.

В дальнейшей работе по всем этим направлениям будем опираться на стратегическое партнерство с Китаем, Индией, Вьетнамом, расширять взаимодействие с другими странами Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР), в том числе, в увязке с решением масштабных задач подъема Сибири и Дальнего Востока.

Шанхайская организация сотрудничества становится важным гарантом региональной стабильности и безопасности. Ее потенциал еще более укрепится с завершением процесса присоединения Индии и Пакистана в качестве полноправных членов.

Набирает обороты и консолидация БРИКС. В этом формате создаются постоянные механизмы взаимодействия, вырабатываются совместные подходы к решению задач демократизации международных отношений.

Уважаемые коллеги,

Прежде чем завершить свое выступление, хотел бы поблагодарить депутатов за одобрение проекта федерального закона «О Чрезвычайном и Полномочном После Российской Федерации (в иностранном государстве) и Постоянном представителе (представителе, постоянном наблюдателе) Российской Федерации при международной организации (в иностранном государстве)». Насколько я понимаю, такая же поддержка уже продемонстрирована Советом Федерации Федерального Собрания Российской Федерации. Мы очень ценим усилия, которые вы предпринимаете с целью поддержать нашу дипломатическую службу. Это, безусловно, способствует эффективной реализации внешнеполитического курса России.

В ближайшие дни будет дан старт избирательной кампании по выборам депутатов Государственной Думы Федерального Собрания седьмого созыва, которые состоятся 18 сентября. МИД России уделяет приоритетное внимание четкой подготовке и организованному проведению выборов за рубежом, предпринимает все необходимые меры, чтобы они прошли успешно. Это еще одна область, в которой мы с депутатами Государственной Думы Федерального Собрания очень тесно сотрудничаем уже не первый год.

Благодарю за внимание. Перед нашим сегодняшним заседанием поступили письменные вопросы от различных фракций, на которые были распространены письменные ответы. Но буду готов ответить на любые другие вопросы, которые у вас возникнут.

Вопрос: Внимание всего мира приковано к борьбе против международного терроризма в Сирии и Ираке. Вместе с тем, ИГИЛ пытается расширить свое влияние на Северную Африку, в частности, разрушенную в 2011 г. в результате агрессии НАТО и расправы над М.Каддафи Ливию. Сегодня США с помощью миссии ООН пытается сохранить у власти подконтрольных им деятелей, в том числе откровенных террористов. Ливия – не совсем чуждая нам страна. В СССР и России было подготовлено немало гражданских и военных специалистов, у нас было широкое экономическое и военно-техническое сотрудничество. В настоящее время, по поступающим данным, здоровые силы ливийского общества дают отпор ИГИЛ. Не считаете ли Вы, что в интересах России была бы активная поддержка таких сил, в основе которых сохраняющие исторически дружественные чувства к нашей стране люди?

С.В.Лавров: Мы никогда не прерывали контактов с этими людьми. Вы абсолютно правы, что Ливия являет собой пример катастрофических результатов бездумной силовой политики по смене режимов, катастрофы, которая была создана теми, кто грубо нарушил резолюцию СБ ООН о бесполетной зоне. Сейчас мы имеем то, что имеем. Последствия ливийского кризиса ощущаются не только в соседних странах Северной Африки, но и в Сахаро-Сахельском регионе: в Чаде, ЦАР, Мали. Игиловцы и вступившие с ними в союз террористические группировки воюют во многом тем оружием, которое противозаконно, вопреки введенному ООН эмбарго поставлялось из Европы и некоторых стран ближневосточного региона, желавших «свалить» режим М.Каддафи. Сейчас мы ощущаем, что наши западные коллеги и особенно коллеги в регионе, как, например, Египет, прекрасно понимают необходимость преодолеть последствия бездумного поведения Запада и сделать все, чтобы восстановить национальное единство ливийского народа.

Я знаю о попытках игнорировать достаточно крупные отряды ливийских племен, которые наиболее эффективно борются с игиловцами, «пустившими корни» уже и во многих частях Ливии. Есть одобренное СБ ООН решение, заключенное в Марокко 17 декабря 2015 г. Схиратское соглашение, в соответствии с которым создано правительство национального единства. Создание этого правительства в соответствии со Схиратским соглашением должно быть одобрено, ратифицировано парламентом Ливии, который заседает в Тобруке и признается международным сообществом в качестве легитимного. У наших западных коллег есть искушение «пропустить» эту часть договоренностей и сконцентрироваться на поддержке тех людей, которые возглавляют правительство национального единства, но пока не могут даже проехать в Триполи, поскольку по соображениям безопасности находятся на военно-воздушной базе недалеко от города.

Убеждены в необходимости сплачивать все ливийские силы и только тогда ориентироваться на те просьбы к международному сообществу, которые будут выдвинуты единым ливийским народом. Хочу вас заверить, что люди, помнящие о наших связях, никогда не прерывали с нами контакты. Мы сотрудничаем с ними и поддерживаем в их стремлении к национальному диалогу и согласию.

Вопрос: Уверен, что в глубине души Вы – человек неравнодушный к спорту и наверняка находите в своем плотном графике время, чтобы следить за происходящим во Франции Чемпионатом Европы по футболу. Беспорядки на стадионе Марселя и в самом городе не имеют оправдания и должны повлечь за собой наказание. Тем не менее, со стороны французских властей существует определенная предвзятость по отношению к российским болельщикам. Например, вчера автобус с нашими болельщиками был задержан полицией г.Канны более, чем на 10 часов, без объяснения причин. Ребятам не давали воды, выйти из автобуса, пока не прибыл российский консул. Каким образом МИД России готов поддерживать находящихся во Франции болельщиков?

С.В.Лавров: Я абсолютно с Вами согласен. Имел место совершенно неприемлемый инцидент, когда был остановлен автобус с более, чем 40 российскими болельщиками. От них потребовали выйти для проверки документов и идентификации личности. Французские власти были обязаны в тот же момент, когда было произведено такое задержание, проинформировать об этом наше Посольство или Генеральное консульство в Марселе. Этого сделано не было. Представители наших загранучреждений немедленно приехали на место происшествия, узнав об этом из социальных сетей, куда болельщики сбросили соответствующие сообщения. Выяснилось, что французы уже были готовы вызывать спецназ для штурма автобуса. Это была бы абсолютно неприемлемая ситуация, но наши дипломаты смогли ее разрядить и наладить какой-то диалог. То, что французы повели себя вопреки всем обязательствам по венским конвенциям – это факт. Я уже направил соответствующее устное послание Министру иностранных дел Франции с требованием более не допускать подобных нарушений.

Что касается общего фона, на котором проходит первенство Европы, то я согласен с Вами и считаю недопустимым вести себя так, как вели себя некоторые наши граждане, пришедшие с файерами, какими-то хлопушками. Все это категорически запрещено. Мы знаем, что и в российском чемпионате вызывает полное отторжение, когда такие болельщики пытаются испортить людям праздник. Одновременно мы не можем закрывать глаза на то, что пытаются игнорировать абсолютно провокационные действия болельщиков из других стран. Наверное, вы видели по телевидению возмутительные кадры, когда топчут флаг России, выкрикивают оскорбления в адрес руководства страны и ведущих российских спортсменов. Понятно, что срываться на мордобой нельзя в любом случае, но игнорировать провокаторов, пытающихся исподтишка создать кризисную ситуацию, тоже недопустимо.

Наши дипломаты, как я уже сказал, будут работать с французскими властями в постоянном режиме.

Вопрос: Западные партнеры, прежде всего государства ЕС неоднократно заявляли, что выполнение Минских соглашений является условием для отмены антироссийских санкций. При этом в европейских столицах уже начали осознавать, что основной причиной их невыполнения является неконструктивная позиция Киева. По Вашим словам, европейские партнеры начали понимать, где «собака зарыта». Означает ли это, что они готовы «отрыть» собаку и перестать настаивать на жесткой увязке санкций против России с выполнением Минских соглашений, которые блокируются Киевом. Иными словами, чего мы можем ожидать от стран Евросоюза? Как Вы оцениваете перспективы взаимного снятия санкций со всех парламентариев как возможного первого шага навстречу друг другу?

С.В.Лавров: Мы действительно относимся к происходящему «творчески». Мы не бегаем и не пытаемся уговаривать наших европейских и американских партнеров снимать с нас санкции, я имею в виду санкции, которые носят экономический, секторальный характер, финансовые санкции. Мы убеждены, что это недостойно Российской Федерации. Те, кто эти санкции вводил, пускай сами решают, как быть с созданным ими «тупиком» в отношениях. Кстати, этот «тупик» постепенно размывается. Подтверждение тому – список участников открывающегося завтра Петербургского международного экономического форума.

Мы слышим от наших европейских коллег постоянные заклинания, что санкции будут сняты, как только будут выполнены Минские соглашения, причем, как Вы правильно сказали, они исходят из того, что одна Россия должна их исполнять. Это было придумано нашими европейскими коллегами в стремлении найти хоть какой-то компромисс между теми, кто вообще выступал против дальнейших санкций и теми, кто настаивал на том, чтобы санкции никогда не снимать, и даже после урегулирования украинского кризиса оставить их в связи с тем, что Россия «плохо себя ведет на международной арене». Я не шучу, это была цитата из дискуссии, которая проходит внутри ЕС. Понимаете, они сами себя сейчас уговаривают.

Мы никогда не поднимаем тему санкций первыми. Они сами говорят, что как только украинский кризис разрешится, то сразу у нас все нормализуется, уговаривают себя, что нужно возвращать Россию в «восьмерку». Мы никаких инициатив по этому поводу не предпринимаем и не будем предпринимать. Мы уже слышали много раз, что «бизнеса как обычно» не будет. И это, прежде всего, наша позиция. Мы больше не будем ждать, пока нас куда-то пригласят. Мы будем реализовывать свои внешнеполитические задачи в сотрудничестве с теми, кто готов с нами работать на основе полного равноправия и взаимной выгоды.

Сказав это про экономические и финансовые санкции, хочу отметить то, что касается запретов на поездки парламентариев – они вообще «ни в какие ворота не лезут». Думаю, важно снять эти ограничения, прежде всего для того, чтобы «избранники народов» – европейского, евразийского – могли напрямую общаться между собой. Те, кто такие санкции вводит, боится такого прямого общения парламентариев. Это стыдно.

Вопрос: Уважаемый Сергей Викторович, буквально вчера одна наверняка не сильно дружественная к нам британская консалтинговая PR-компания впервые включила Россию в список из 30 стран, наиболее эффективно использующих «мягкую силу» для продвижения своих ценностей в мире. На этот месячный результат работает многое, начиная с активизации работы с нашими соотечественниками за рубежом и заканчивая расширением вещания в мире «Раша Тудей». Завоеванные высоты, между тем, нужно защищать, тем более, как говорится, чем выше к первым строчкам рейтинга, тем сложнее будет. Вопрос: если подтвердится информация о том, что новые аргентинские власти решили убрать из бесплатной сетки вещания «Раша Тудей», можно ли надеяться, что этот недружественный шаг не останется нами незамеченным?

С.В.Лавров: Я думаю, что эффективность работы в русле так называемой мягкой силы надо измерять не только или не столько рейтингами, сколько конкретными результатами, которые достигаются в различных странах. Тот факт, что неоднократно в Великобритании и в США были попытки вставлять палки в колеса в работу канала «Раша Тудей», уже о многом говорит. Значит они доказали свою эффективность. Они доказали, что доносят альтернативную точку зрения до населения, и это делает власти соответствующих стран немножко взволнованными. И конечно, тот факт, что на Украине запрещены практически все российские и русскоязычные средства массовой информации, говорит о том, что эта форма работы эффективна.

Насчет Аргентины. После первых сообщений о том, что из комплекта бесплатных телеканалов может быть изъята «Раша Тудей», нам тут же официально представители Аргентины передали, что никакого решения на этот счет не принято, что идет процесс размышлений о том, как инкорпорировать некоторые региональные телевизионные каналы Аргентины в эту бесплатную сеть. И очень просили не воспринимать происходящее как нечто антироссийское, как будто это уже все предрешено. Посмотрим. Я думаю, что если подтвердится или если будет одобрена эта идея, которую выдвинул соответствующий орган, отвечающий за телерадиовещание, конечно, это не будет восприниматься как дружественный жест, который соответствует стратегическому партнерству между Россией и Аргентиной, как жест, который соответствовал бы той атмосфере, в которой недавно наши президенты общались по телефону и подтвердили преемственность наших отношений. Будем смотреть.

Вопрос: Сергей Викторович, мы, конечно Вам признательны за взаимодействие, в том числе, по Сирии, прежде всего со специальным представителем Президента Российской Федерации по Ближнему Востоку и странам Африки, заместителем Министра иностранных дел Российской Федерации М.Л.Богдановым.

Я знаю, что Вы участвуете в подготовке большого визита Президента Российской Федерации в Китай. Не так давно состоялись встречи Председателя Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации С.Е.Нарышкина и Председателя ЦК КПРФ Г.А.Зюганова с руководством Китая. В этой связи вопрос. Как Вы видите возможности усиления взаимодействия Парламента и МИД России по решению важнейших задач нашего сотрудничества и союзничества с Китаем, прежде всего, в вопросах, связанных с борьбой с терроризмом, совместными проектами в области строительства самолетов нового поколения, в космонавтике. Предполагаете ли Вы, что парламент будет в большей степени задействован в решении этих вопросов, особенно после предстоящего визита Президента.

С.В.Лавров: Я уверен, что залог нашего успеха на международной арене – это обеспечение синхронной, скоординированной, согласованной деятельности всех ветвей власти. Учитывая особые отношения между Государственной Думой Федерального Собрания Российской Федерации, между соответствующими фракциями с одной стороны и китайскими законодателями с другой, я убежден, что это очень важный компонент нашей стратегии на китайском направлении. Отношения у нас с Китайской Народной Республикой переживают ренессанс. Наверное, они лучшие чем за какой-либо другой период связей между нашими странами. И отношения охватывают все сферы деятельности. У нас Китай – это единственная страна, с которой создан такой разветвленный механизм сотрудничества и согласования позиций, который не оставляет практически ни одну сферу деятельности за своими пределами. Вице-премьер возглавляет несколько комитетов, которые готовят материалы для ежегодных встреч глав правительств, соответственно главы правительств выносят наиболее важные вопросы на ежегодные саммиты. Набор проектов, которые сейчас реализуются или прорабатываются вместе с КНР, действительно впечатляет и затрагивает все больше и больше высокотехнологичные сферы: это совместные проекты в области авиастроения, это дальнейшее сотрудничество в сфере ядерной энергетики. Я убежден, что роль Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации и Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации не заключается только в том, чтобы ратифицировать подписываемые соглашения. Мы заинтересованы в том, чтобы на стадии подготовки новых идей и инициатив, на стадии подготовки реакции на китайские предложения мы учитывали ваши оценки, и, по-моему, такая работа ведется. Мы готовы ее продолжать и интенсифицировать.

Вопрос: В СМИ есть информация и к нам обращаются граждане, чьи родственники, граждане России задерживаются на Украине фактически без всякой причины. Хватают всех подряд: пенсионеров, женщин. При этом не соблюдаются консульские правила, нашу сторону редко уведомляют – реальное Средневековье. По инспированным и сфабрикованным делам «загребают» всех, у кого есть российские паспорта. Здесь, конечно, соседи берут пример со своих заокеанских учителей: выдумать дело, заманить, выкрасть, надеть мешок на голову и посадить, как было с В.А.Бутом и К.В.Ярошенко.

В этой связи у меня есть вопрос. Обладает ли МИД России достоверными данными, списками задержанных граждан России на территории Украины. Ведется ли работа по их выявлению, помощи, освобождению. Речь идет не о публичных процессах, а о людях, которые практически пропали без вести сегодня.

С.В.Лавров: Такая работа ведется и не только МИД России. Мы сотрудничаем с другими нашими ведомствами. Список, который есть у нас, может быть не исчерпывающий, потому что очень часто об исчезновениях наших граждан никто никому не сообщает. Родственники о них не знают, а если нет родственников, то мы не можем получить такую информацию. Работа эта ведется. Мы постоянно требуем внесения ясности в эти вопросы. В рамках Контактной группы, как вы знаете, идет процесс согласования обмена пленными и мы стремимся к тому, чтобы в любом случае, в рамках или вне рамок Минских договоренностей все те, кто был задержан и продолжает оставаться под стражей, были идентифицированы и мы готовы заниматься и будем заниматься судьбой каждого из наших граждан. На данном этапе не могу вдаваться в более подробные детали, но вопрос абсолютно закономерен и это одна из приоритетных областей нашей работы на украинском направлении, да и на американском и европейском, потому что без воздействия со стороны Запада едва ли можно рассчитывать на то, что Киев пойдет на какие-то нормальные шаги в этой области.

Вопрос: Полтора месяца назад в Сочи закончились Вторые всемирные игры юных соотечественников, которые проходили в рамках проекта, инициированного «Единой Россией». Дети были в восторге. В этот раз приехало порядка 600 детей из 46 стран. Эти игры получили высокую оценку не только самих детей, но практически всех, кто наблюдал за ними, в т.ч. Президента Российской Федерации В.В.Путина. Считаете ли Вы возможным сделать эти Игры традиционными, потому что они не «забюрокрачены», вызывают позитивную реакцию детей во многих странах. Можно ли рассчитывать на Вашу поддержку в проведении Третьих всемирных игр?

С.В.Лавров: Мы с самого начала поддержали инициативу «Единой России», когда проводили первые такие Игры. Не было еще опыта, но совместными усилиями мы обеспечили Играм такой успех, что сейчас они уже стали не единичным мероприятием, а настоящим праздником для детей, молодых ребят и девчонок. Это лучшая оценка того, что было сделано по инициативе «Единой России». Я за то, чтобы эти Игры стали ежегодными. Будем всячески помогать, в том числе в рамках отношения МИД России с Государственной Думой Федерального Собрания Российской Федерации, «Единой Россией», а также в рамках Правительственной комиссии по делам соотечественников за рубежом, где Вы тоже являетесь постоянным членом. Мы целиком за то, чтобы такого рода инициативы становились регулярными, и чтобы их было больше.

Вопрос: Многие с большим волнением наблюдают, как беженцы, люди с другой культурой и мировоззрением заполняют «старую и добрую» Европу. Это не только давление на экономическую и социальную систему государств, но и изменение социально-демографического состава населения. Дело в том, что для выживания и развития любой нации, необходимый минимальный коэффициент рождаемости должен быть не ниже 2,1%. В Европе этот коэффициент равен 1,35%. Это означает, что за исторически короткий срок состав населения Европы коренным образом изменится. Теоретически это грозит и России. Какие меры Вы считаете необходимым принять в сфере внешней политики и во взаимодействии с другими странами для сохранения российской нации?

С.В.Лавров: Это, прежде всего, наша собственная забота. У других стран можно перенимать положительный опыт, например стимулирование рождаемости или уважения к семье, пропаганду нормального, здорового образа жизни, в том числе в отношениях между супругами, между мужчиной и женщиной. В России предпринимаются меры для того, чтобы стимулировать рождаемость. Вы знаете про «материнский капитал». С вашей помощью этот проект не просто был продлен, но и становится более многовариантным с точки зрения сфер, на которые можно его потратить.

В том, что касается МИД России, то в рамках международных дискуссий, где рассматриваются проблемы материнства, детства, семьи, мы постоянно выступаем за то, чтобы эти проблемы не уходили, во-первых, в тень, а во-вторых, чтобы их не пытались интерпретировать в русле новых всепозволительных тенденций, которые процветают в Европе. Надеюсь, что к нам будут тоже ехать люди. У нас есть Программа добровольного переселения соотечественников, проживающих за рубежом. Она доказала свою эффективность. Сейчас уже накоплен опыт, и сотни тысяч людей воспользовались этой возможностью. Думаю, что это тоже источник сбережения нации, потому что к нам в основном приезжают граждане республик бывшего СССР, те, кто жил с нами в одной стране и те, кто воспринимает нашу культуру как свою, знает русский язык и историю нашего государства.

Если у вас есть конкретные идеи, которые МИД может использовать для достижения этой высокой цели, мы будем признательны.

***

Сергей Евгеньевич, cпасибо.

Честно говоря, я не имел в виду какие-то завершающие слова. Хотел бы выразить признательность всем депутатам и фракциям за внимание, которое уделяется деятельности МИД России, подсказки, которые мы периодически получаем и стараемся максимально их учитывать. Они, как правило, наводят на интересные мысли. В любом случае, общение с Государственной Думой Федерального Собрания Российской Федерации всегда стимулирует. Уверен, так будет и в этот раз.

Еще раз большое спасибо за сотрудничество.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 15 июня 2016 > № 1834919 Сергей Лавров

Торгпред: марокканцы прекрасно сумели воспользоваться российскими санкциями

Мандарины — вот первая ассоциация, которая приходит в голову обычному россиянину, когда он слышит о Марокко. А между тем торговые отношения двух стран гораздо шире. Так, марокканцы поставляют комплектующие для самолета Superjet 100, а Россия поставляет в Марокко противораковые разработки. В каких еще сферах сотрудничают две страны и какие выгоды в Марокко извлекли из ответных мер РФ против Запада, рассказал РИА Новости торговый представитель РФ в Марокко Вячеслав Хрулев.

— В преддверии визита короля Марокко в Россию в марте этого года, было объявлено о том, что РФ будет поставлять к 2019 году сжиженный природный газ на терминал, который будет возведен в Эль-Джадиде. Есть ли подробности этого проекта? Как он будет реализовываться?

— Есть газовый проект марокканцев, который задает довольно четкие технические характеристики — по приемке это от 5 до 8 миллиардов кубометров газа. Необходимо строительство терминала, строительство хранилища, регазификационного завода, газопровода в 400 километров, который будет идти от порта Жорф Ласфар до севера страны — района Танжера, а также инфраструктуры самого газового проекта. Предусмотрено строительство примерно шести станций на газе, проект называется Gas to Power, это будут газовые электростанции комбинированного цикла общей мощностью 2,7 тысячи мегаватт.

— Каков бюджет проекта?

— Инвестиционная стоимость строительства инфраструктуры — терминала, завода, газопровода оценивается в 2,4 миллиарда долларов, на все станции объявлена стоимость в 2,2 миллиарда долларов. Таким образом, общая стоимость проекта — 4,6 миллиарда долларов. Очевидно, заявленная стоимость возрастет, потому что рассматриваются какие-то новые станции, но это после развития проекта — для поставки газа на промышленные предприятия. Сейчас первая очередь — это именно выработка электричества, а после уже будет продолжение — этап Gas to Industry для промышленных предприятий.

На строительство терминала отводится 48 месяцев, для создания и модернизации генерирующих мощностей — 36 месяцев. Уже состоялась предварительная селекция, так называемая манифестация интересов. По оперативной информации, несколько десятков иностранных и марокканских компаний проявили интерес к участию в проекте.

Ориентировочно до марта 2017 года марокканская сторона планирует определиться с подрядчиком. По марокканскому законодательству тендер открытый — участвуют все желающие страны, все консорциумы. Переговоры по выбору должны закончиться до сентября 2017 года, затем, в октябре, начнется строительство, которое продлится до декабря 2020 года.

— Какие российские компании проявляют интерес к проекту?

— Все наши заинтересованные нефтегазовые компании оповещены торгпредством, в первую очередь министерство энергетики, потом — "Новатэк", "Газпром", "Газстроймонтаж" и многие другие. Так, я недавно разговаривал с вице-президентом "Газпромбанка", и он сказал, что "все всё знают, все всё обсуждают". Уже есть претенденты на подачу заявок на строительство электростанций, с подачей заявок на строительство инфраструктуры пока заминка.

Что касается поставок сжиженного природного газа на терминал, то могу сказать, что марокканцы уже провели ряд переговоров с Катаром, с США, а также с Россией — состоялось три раунда переговоров с "Газпромом".

— В ходе недавнего визита короля Марокко также обсуждался вопрос инвестиционного сотрудничества. Есть ли интерес у марокканских предпринимателей во взаимодействии с партнерами из РФ?

— Говорить о марокканских инвестициях в российскую экономику пока трудно — марокканцы инвестируют в основном в страны франкоязычной Африки — Камерун, Сенегал, Кот-д'Ивуар. Конечно, есть у них проекты и во Франции, и в Великобритании, и в Соединенных Штатах, но в основном Марокко позиционирует себя как открытая дверь в Африку.

Значительная часть телекоммуникаций в Западной Африке — марокканские, сильна и банковская сфера — марокканские банки имеют филиалы примерно в 40 странах Африки и уже вплотную подбираются к восточной части континента. По отношению к Европе и Америке Марокко проводит политику привлечения инвестиций, собственно, так же, как и мы.

— А российские компании интересуются Марокко? Какими проектами и в каких отраслях экономики?

— Что касается российских организаций, то они сосредотачиваются прежде всего на сфере энергетики. Но марокканцы, помимо этого, открыты и для инфраструктурных проектов, и для сельского хозяйства. Сейчас сотрудничество России и Марокко поворачивается к сельскому хозяйству и высокотехнологичным сферам, в том числе биотехнологиям — сейчас мы, например, передаем Марокко различные противораковые биофармацевтические технологии.

Сотрудничают наши страны и в IT-сфере: в частности, российская компания работает с Королевским управлением фосфатов Марокко (OCP Group) по автоматизации рудников.

Отмечу, что OCP Group занимает второе место в мире по производству фосфатов и первое место по экспорту фосфатной руды и фосфатной продукции на мировые рынки. Рудников там достаточно, поэтому у нашей компании очень широкий фронт работы. Есть также проработки именно и в высокотехнологичных областях, сфере транспорта, как железнодорожного, так и автомобильного.

КамАЗ, например, выказывает свою заинтересованность в сотрудничестве, а недавно Марокко посетила делегация УАЗа — российская компания рассматривает возможности не только наладить рынок сбыта своей продукции, но и производить комплектующие в Королевстве. Кроме того, в Марокко уже функционирует сеть российских терминалов для осуществления электронных платежей. Что же касается производственных коопераций, то сейчас марокканцы, например, поставляют комплектующие для нашего Superjet 100 примерно на 20-25 миллионов долларов ежегодно.

— Кстати о самолетах. Российская и марокканская стороны заключили соглашение о воздушном сообщении. В настоящее время две страны связывают непрямые рейсы Москва-Касабланка и планируется открытие еще трех рейсов в неделю из Москвы и Санкт-Петербурга на курорт Агадир. Можно ли ожидать открытия прямого рейса до Касабланки, Марракеша?

— На самом деле есть прямой рейс Касабланка-Москва, его пустили в марте 2011 года. Сначала он был беспосадочный и осуществлялся авиакомпанией Royal Air Maroc на "Боинге", а затем марокканцы приобрели среднемагистральные бразильские Embraer и стали делать техническую посадку в Мюнхене с дозаправкой и дополнительной посадкой.

Сейчас все вернулось к прошлым схемам, выполняется рейс Касабланка-Москва-Касабланка, который затем летит в Агадир. Так что пересадку в Европе можно и не делать.

Что же касается рейсов в Марракеш, этот вопрос пока не рассматривается. Во-первых, это достаточно дорогое направление — летают туда в основном очень обеспеченные европейцы, а во-вторых, отдыхать там можно только зимой. Нашей весной там 35 градусов, а летом — 48.

— Пожалуй, главная ассоциация с Марокко в нашей стране — это мандарины. В связи с продэмбарго России, введенным в отношении западных стран, наши импортеры обратили еще более пристальное внимание на сельскохозяйственное производство Марокко. Сейчас прилавки российских магазинов буквально заполнены овощами и фруктами из этой страны. Какова официальная статистика по росту товарооборота за последние годы?

— Действительно, марокканцы прекрасно сумели воспользоваться российскими санкциями — еще в первую волну продэмбарго в 2014 году поставки овощей выросли на 20-25% по сравнению с прошлым годом. В 2015-м объемы несколько снизились, точнее, вернулись к прежним, досанкционным, цифрам, потому что наши импортеры стали открывать новые рынки: Пакистан, Вьетнам, Китай.

Кроме того, марокканцы серьезно поработали над качеством овощей и фруктов, соответственно, цены взлетели. Наши импортеры начали ориентироваться на новые рынки, но затем снова вернулись к Марокко — все-таки качество востребовано всегда, даже в условиях кризиса в России и уменьшения спроса.

— Как складывается ситуация в этом году?

— За первый квартал 2016 года поставки марокканских овощей в Россию выросли в два раза по сравнению с предыдущим годом. Объемы импорта марокканских фруктов за первые три месяца текущего года пока остались на уровне 2015 года — основные сезонные поставки цитрусовых из Марокко осуществляются с октября по январь.

Сейчас марокканские компании активно поставляют в Россию томаты, баклажаны, кабачки, картофель — вообще весь овощной набор, который сегодня востребован в нашей стране.

Конечно, мы им, как торгпредство, помогали. При содействии торгпредства в 2015 году был организован ряд бизнес-миссий марокканских производителей сельхозпродукции в Россию, марокканские компании изучили спрос, конъюнктуру, в Санкт-Петербурге открылось официальное представительство Национального агентства контроля и координации экспорта Марокко, чтобы не было претензий по качеству — в общем, провели очень серьезную работу.

Что касается прогнозов по итогам текущего года, думаю, что поставки овощей и фруктов, судя по темпам на начало года, вырастут процентов на сорок.

Россия. Марокко > Внешэкономсвязи, политика > economy.gov.ru, 10 июня 2016 > № 1789605 Вячеслав Хрулев

Комментарий и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел России С.В.Лаврова по итогам заседания СМИД ШОС, Ташкент

Мы очень довольны результатами заседания СМИД ШОС. Нашими узбекскими хозяевами была прекрасно организована работа. Мы смогли подготовить солидный пакет документов, который будет вынесен на рассмотрение глав государств в ходе СГГ стран ШОС, которое состоится здесь же, в Ташкенте, через месяц.

Прежде всего, главным политическим документом станет юбилейная Ташкентская Декларация, посвященная 15-летию ШОС, проект которой согласован и охватывает все ключевые направления нашего взаимодействия, в том числе в сфере политики, безопасности, экономики, гуманитарных связей.

Наверное, наиболее ожидаемым является вопрос о дальнейших шагах по присоединению Индии и Пакистана в качестве полноправных членов ШОС. В развитие принятого год назад в Уфе официального решения о начале процедуры приема этих стран в Организацию мы согласовали проекты меморандумов, в которых изложены обязательства индийских и пакистанских коллег по присоединению к соответствующим конвенциям и другим межправительственным и межгосударственным документам, которые существуют в ШОС и являются обязательными для каждого государства-члена. Подписание этих меморандумов выведет сотрудничество ШОС с Индией и Пакистаном на качественно новый уровень и откроет прямой путь к полноправному членству.

Кроме того, мы согласовали План действий на ближайшие пять лет по реализации стратегии развития ШОС, которая действует до 2025 г., а также ряд проектов, касающихся усиления нашего взаимодействия в борьбе с новыми вызовами и угрозами. Террористическая и наркоугроза – общие для всех, и в наших интересах более эффективно использовать формат наших коллективных действий в рамках ШОС. Я уже упомянул, что в гуманитарной сфере подготовлен ряд документов, включая программу развития связей в области туризма, констатирована активизация молодежных обменов.

Мы уделили внимание дискуссии о том, как развивать экономические интеграционные процессы не только в рамках ШОС, но и в контексте более широких тенденций на нашем общем пространстве. В этой связи мы привлекли внимание к инициативе Президента Российской Федерации В.В.Путина о том, чтобы обсудить перспективы формирования такого экономического пространства с вовлечением ЕАЭС, ШОС и АСЕАН. Эта идея воспринята с интересом, также как она была воспринята странами-участницами АСЕАН в ходе недавнего саммита Россия-АСЕАН, который прошел в Сочи 19-20 мая.

С чувством выполненного долга мы завершаем наше пребывание в Узбекистане. Надеюсь, что главы государств поддержат те предложения, которые мы здесь согласовали.

Вопрос: Сейчас появилась информация о том, что курды совместно с США готовят наступление на сирийскую Ракку. Можете ли Вы подтвердить эту информацию? Действительно ли речь идет о координации усилий, каким образом она будет осуществляться?

С.В.Лавров: Мы договорились с нашими американскими партнерами – не сразу, а преодолевая их размышления, сомнения и даже сопротивление – о том, чтобы все-таки перейти от обмена информацией к координации действий по борьбе с терроризмом. Эти вопросы в конкретном плане сейчас рассматриваются по линии наших военных ведомств. Как вы знаете, налажены постоянно действующие каналы между российской авиабазой «Хмеймим» и американскими представителями в столице Иордании. Само собой есть прямой канал Москва-Вашингтон, есть круглосуточно работающий российско-американский Центр оперативного реагирования, который расположен в Женеве в штаб-квартире ООН.

Ракка – это одна из целей антитеррористической коалиции, также как и иракский Мосул, как была Пальмира. Убеждены, что можно было бы эффективнее и быстрее освободить эти населенные пункты (имею в виду Ракку и Мосул в Ираке), если бы наши военные начали координировать свои действия гораздо раньше. Повторю, сейчас есть шанс на то, что такая координация состоится. Исходим из того, что авиация ВКС России и авиация возглавляемой США коалиции должны работать синхронно, скоординировано и помогать тем, кто «на земле» реально противостоит террористическим отрядам. Прежде всего, это вооруженные силы САР и различные группы курдского ополчения, включая вооруженное крыло партии Демократического союза.

Не могу сейчас сказать, насколько реальны сообщения о том, что подобные действия уже начались, но я ответственно заявляю, что мы готовы к такой координации.

Вопрос: Как Вы оцениваете председательство Узбекистана в ШОС за минувший год?

С.В.Лавров: Итоги подводить рано, поскольку саммит еще не состоялся и передача «эстафетной палочки» председателя состоится несколько позже. Но на сегодняшний момент, как я уже сказал, при председательстве Узбекистана СМИД ШОС подготовил очень солидный пакет документов, которые, на мой взгляд, достаточно эффективно выполняют те поручения, которые сформулировали год назад главы государств в Уфе. Председательствовать в нашей Организации всегда накладно, хлопотно, занимает много времени. Наши узбекские хозяева прекрасно с этим справились.

Россия. Узбекистан. Азия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 24 мая 2016 > № 1776154 Сергей Лавров

Выступление и ответы на вопросы Министра иностранных дел России С.В.Лаврова в ходе встречи с молодежью в Белорусском государственном университете, Минск

Дорогие друзья,

Очень приятно быть здесь вместе с вами – в стенах Белорусского государственного университета, безусловного лидера системы высшего образования Республики Беларусь – университета, который известен далеко за пределами вашей страны и имеет очень достойную международную репутацию. Я ценю возможность такой встречи. В силу сжатого графика она не может быть слишком продолжительной. Вначале я бы хотел сказать несколько слов, а потом иметь возможность послушать вас и ответить на ваши вопросы.

Буквально на днях мы отметили очередную годовщину Великой Победы. Мы знаем, насколько свята эта дата для народов России и Белоруссии, нашего общего Cоюзного государства. Мы всегда помним о том героизме, мужестве, о тех страданиях, которые выпали на долю наших стран в рамках Советского Союза. В День Победы состоялись массовые шествия в Белоруссии, это ваша давняя традиция, я знаю об этом. Мы только что вспоминали об этом на встрече с Президентом Республики Беларусь А.Г.Лукашенко. Прошли соответствующие шествия и марши под названием «И в памяти навеки имена» в Гродно и «Беларусь помнит» в Минске. Параллельно в России в очередной раз прошла массовая акция «Бессмертный полк». Это невозможно придумать, это то, чем живут наши люди. Крайне важно, что в наших странах дети, внуки и правнуки тех героев воспитываются в святом уважении к тому по-настоящему бессмертному подвигу. В Минске работает, по-моему, один из лучших музеев Великой Отечественной войны, который в 2014 г. открывали президенты наших стран. Совсем недавно Председатель Правительства Российской Федерации Д.А.Медведев был в Мемориальном комплексе «Буйничское поле» под Могилевом. Эти традиции для нас абсолютно святы.

Сегодня на переговорах мы договорились уделить особое внимание нашей дальнейшей работе по координации действий по недопущению извращения истории, причин и итогов Второй мировой войны и Великой Отечественной войны. Эти наши шаги будут тесно координироваться. Особое внимание будем уделять неприемлемой безнравственной войне с памятниками, которую пытаются развязывать в Польше националисты. Это совершенно неприемлемо.

Сегодня мы подробно рассмотрели наше сотрудничество по реализации Программы согласованных действий Союзного государства в области внешней политики, которая была принята в январе этого года и охватывает, по сути дела, весь спектр международной повестки дня.

Ситуация в мире непростая. Идет процесс перераспределения экономической мощи, финансового влияния, а вместе с этим и политического веса. Процесс болезненный для тех, кто привык занимать доминирующие позиции в мире в течение многих столетий. От этой привычки очень трудно избавиться. Но объективный процесс превращения мировой системы в полицентричную, в более сбалансированную и демократическую идет и его не остановить. Попытки опять «цепляться» за однополярную концепцию мира, хотя и иллюзорны, но, к сожалению, наносят вред состоянию международных отношений, сопровождаются вмешательством во внутренние дела, попытками смены режимов, силового принуждения, что привело к реальным рискам, хаосу, анархии, открыло дорогу террористам, в частности на Ближнем Востоке и Севере Африки. Поэтому мы должны помнить об уроках истории, когда появляются общие зло и враг – мы должны объединяться. Так было во время Великой Отечественной войны, так происходит и сейчас, когда терроризм стал абсолютно универсальным врагом всех народов и государств на нашей планете. Бороться с ним нужно только сообща, без двойных стандартов, без попыток делить террористов на «хороших» и «плохих» или, скажем так, на «плохих» и «приемлемых», с которыми можно временно сотрудничать в конъюнктурных целях. Это попытка с негодными средствами, которая только бьет бумерангом по тем, кто прибегает к подобным методам.

Как вам известно, Президент Российской Федерации В.В.Путин предложил сформировать на подлинно коллективной основе по-настоящему универсальный антитеррористический фронт, который опирался бы на единственно возможную почву – Устав ООН. Мы можем сказать, что в результате инициативных действий России как в политическом плане, так и в плане поддержки с воздуха борьбы с терроризмом в Сирии, удалось изменить ситуацию – не допустить развала сирийского государства, его захвата террористической организацией, которая называет себя ИГИЛ и ее пособниками. Худо-бедно мы запустили процесс политического урегулирования, создав Международную группу поддержки Сирии (МГПС), где Россия и США являются сопредседателями. Мы далеко еще не в конце пути. Работы «непочатый край». Повторю, если по-честному выполнять то, о чем договорились в рамках принятых в этой Группе и в СБ ООН документах, то у нас есть все шансы вывести ситуацию из нынешнего состояния и перейти к политическому урегулированию при параллельной и непримиримой борьбе с террористами.

Не буду подробно говорить о проблемах, которые накапливаются в Евроатлантическом регионе. Здесь, к сожалению, за последние пару десятилетий также возобладала линия на отказ от подлинно равноправного подхода к решению проблем безопасности. Продолжаются попытки сохранять и даже углублять разделительные линии. Наши партнеры на Западе не соглашаются с тем, чтобы выстраивать общую систему безопасности, в которой каждая страна чувствовала бы себя одинаково комфортно. Лозунг «равной и неделимой безопасности», когда никто не обеспечивает свою безопасность за счет ущемления безопасности других, остается только политической декларацией. Превращать его в юридически обязывающую норму наши западные партнеры отказываются, не объясняя вразумительно причины. Также они не объясняют причин, почему замыслы таких, например, инициатив, как «Восточное партнерство» продолжают реализовываться в разрезе логики «свой-чужой», «либо с нами, либо с Россией» – вот, что говорят западные партнеры. Мы знаем, что Республика Беларусь в рамках «Восточного партнерства» продвигает совершенно другие принципы сотрудничества, но пока, повторю, это не слишком воспринимается теми, кто никак не может оставить эту логику в прошлом.

Кульминацией курса на продвижение логики «свой-чужой» стала ситуации на Украине, где произошел государственный переворот. Когда он состоялся, то новые власти, пришедшие в Киев силовым путем, развязали братоубийственную войну в этой стране, по сути, получили индульгенцию со стороны западных партнеров, которые видели в этом единственную для себя вещь – сделать Россию слабее. Так они, по крайней мере, надеялись. То, что здесь, в Минске в конечном итоге были разработаны очень важные договоренности 12 февраля 2015 года, я считаю, отразило понимание европейцами и американцами, хотя они здесь не участвовали, необходимости прекратить вбивать клинья не только между Украиной и ее соседями, но и внутри нее самой.

Сейчас никто не отрицает необходимость полного и неукоснительного выполнения Минских договоренностей. К сожалению, здесь не все от нас зависит. Но, в последнее время, по-моему, западные коллеги уже понимают, где «собака зарыта» и кто отвечает за сохраняющийся пока тупик. Если смотреть на мир открытыми, а не зашоренными глазами, то мы считаем, что при наличии доброй воли неразрешимых проблем нет. Конфронтация ни с Америкой, ни с НАТО, ни с Евросоюзом не входит в круг наших интересов. Это не наш выбор. Исходя из логики политического реализма, мы убеждены, что наши связи рано или поздно должны выйти на траекторию устойчивого развития. Главное, чтобы партнеры осознали безальтернативность сотрудничества на основе равноправия, уважения друг друга и выполнения того, о чем договаривались. Когда такой подход применятся, то достигаются и результаты. Мы смогли договориться именно на основе таких принципов по иранской ядерной программе, реализовать программу химической демилитаризации Сирии, создать МГПС, о которой я уже упоминал. Парижская конференция по климату – это тоже результат коллективного подхода поиска баланса интересов, а не навязывание кому-то каких-то рецептов извне.

Убеждены, если следовать такому курсу, то можно достичь прогресса в реализации такой масштабной инициативы, как создание единого экономического гуманитарного пространства от Атлантики до Тихого океана. В этом контексте важным вкладом в общие усилия вполне может стать наведение мостов между Евразийской экономической интеграцией и интеграцией в рамках Европейского союза. Наш Евразийский экономический союз уже обретает новых партнеров, подписаны соглашения о зоне свободной торговли, начинается диалог в русле наведения мостов между Евразийской интеграцией и китайской инициативой «Экономического пояса Шелкового пути», ШОС, возможно, и АСЕАН, о чем говорил Президент Российской Федерации В.В.Путин. Сейчас это реализуется.

В общем и целом, как подчеркнул Президент России В.В.Путин, мы открыты для объединения усилий со всеми государствами, готовы работать над созданием современной, внеблоковой системы международных отношений. В этой работе будем повседневно координировать свои шаги с нашими союзниками, прежде всего, конечно, с Республикой Беларусь.

Готов ответить на ваши вопросы.

Вопрос: Вы сказали, о сопряжении между ЕАЭС и «Экономическим поясом Шелкового пути», о чем президентами было подписано соответствующее совместное заявление 8 мая 2015 г.

Не кажется ли Вам, что учитывая ресурсы, которые Китай вкладывает в этот проект, в конечном итоге может получиться так, что ЕАЭС будет поглощен китайской инициативой?

С.В.Лавров: У меня нет такого впечатления. Мы должны быть реалистами. Российская Федерация не может отгородиться от своего соседа, а если это так, то в рамках нашего общего евразийского интеграционного проекта мы должны учитывать весь периметр нашей конфигурации: соседей Белоруссии, России, Казахстана и других участников ЕАЭС, в том, что касается интересов в развитии отношений с партнерами.

ЕАЭС не идет по пути тех попыток, которые сейчас предпринимают американцы по созданию Транстихоокеанского партнерства и Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства. В обоих случаях речь идет об узком круге стран, внутри которого имеется в виду согласовать правила игры без учета интересов остальных. Только тогда, когда эти правила будут в этом узком и закрытом коллективе согласованы, остальные будут туда приглашаться присоединиться уже на основе без них написанных правил. В нашем случае мы с самого начала провозгласили, что ЕАЭС является открытым объединением и в наших интересах не отгораживаться от более сильной экономики, каковой является китайская экономика, называя вещи своими именами, а искать пути гармонизации подходов к сотрудничеству со странами, которые уже имеют с нами разветвленные связи. Знаю, что Китай сотрудничает с Республикой Беларусь, Казахстаном, другими странами Центральной Азии и Российской Федерацией.

Тот факт, что Китай заинтересовался сотрудничеством с ЕАЭС, безусловно, отражает понимание ими возможности извлечь выгоду для себя, но весь опыт нашего взаимодействия с КНР показывает, что они вполне осознают нереалистичность достижения односторонних выгод. Выгоды могут быть только взаимными.

ЕАЭС еще пока молодое объединение, но интерес к нему очень большой. С Вьетнамом уже подписано соглашение о зоне свободной торговли. Есть интерес пойти по этому же пути у всего АСЕАН. Поступила пара десятков просьб о процессе создания зоны свободной торговли, в т.ч. из стран Ближнего Востока, включая Израиль, Латинской Америки. Так что мы никогда не сможем отгородиться от внешнего сотрудничества, а раз так, то лучше садиться и честно добиваться своих интересов в рамках пакета, который будет взаимовыгоден для всех.

Вопрос: Хотел бы начать с пожелания. Мы очень активно сотрудничаем с Российским центром науки и культуры (РЦНК) в Минске, но было бы хорошо, если бы открылись РЦНК в Могилеве и других областях, потому что они пока есть только в Минске и Бресте. Открытие дополнительных центров расширит возможности для реального сотрудничества.

Сейчас много говорят о новых формах работы с молодежью, какие новые формы Вы видите?

С.В.Лавров: Полностью согласен с Вами, относительно того, что нам нужно больше работать в гуманитарном пространстве, тем более что к этому есть прямой интерес у наших граждан: граждан Белоруссии и Российской Федерации. Буквально сегодня во время переговоров наши белорусские друзья нас проинформировали о том, что в ответ на наш запрос было принято положительное решение об открытии еще одного филиала РЦНК в Гомеле.

Что касается работы с молодежью, то считайте, что я работаю с молодежью.

Есть и более структурированные инициативы, например, в рамках СНГ уже два года проходят Форумы молодых дипломатов, если говорить о нашей профессии. Третий Форум молодых дипломатов СНГ состоится в июле в Российской Федерации. Сегодня Президент Республики Беларусь А.Г.Лукашенко на встрече высказал готовность пригласить очередной Форум молодых дипломатов в Республику Беларусь. Считаю, что это очень интересный и перспективный формат.

Кроме того, в Министерстве иностранных дел Российской Федерации есть не только Совет ветеранов, но и Совет молодых дипломатов. Этот Совет готов установить побратимские или сестринские связи с молодыми дипломатами Министерства иностранных дел Республики Беларусь. В принципе, необходимо встречаться почаще, мы подобные молодежные форматы всячески поощряем.

Например, в Российской Федерации создан Фонд им. А.М.Горчакова, нацеленный на предоставление грантов НПО для проведения международных контактов. В рамках этого Фонда регулярно приглашается в Российскую Федерацию молодежь из разных учебных заведений стран СНГ. Я встречаюсь с ними, они ходят по различным министерствам, общественным организациям, ездят по Российской Федерации. Было бы желание и, конечно, деньги. Работать с молодыми коллегами всегда очень интересно.

Вопрос: Вы говорили о необходимости борьбы с международным терроризмом как с общим злом. Но, как вы знаете, до сих пор в науке и политике, наверное, нет общепринятого понятия, о котором мы с Вами говорим. В чем же состоит сила ИГИЛ? Кто его поддерживает?

С.В.Лавров: Во-первых, что касается общего понятия терроризма, то оно согласовано, но не в завершенной форме. Есть дюжина, если не больше, антитеррористических конвенций по различным направлениям борьбы с терроризмом: финансирования, идеологии терроризма, но нет зонтичной конвенции, которую очень давно пытаются согласовать и принять в ООН. Россия с самого начала очень активно поддерживала эту работу. Индия была основным инициатором. Все уперлось в споры о том, можно ли исключить из понятия терроризма национальную освободительную борьбу, имея в виду, прежде всего, интересы арабского мира и его отношения с Израилем. По понятным причинам консенсуса вокруг этой проблемы сейчас не получается достичь. Все же смею судить, что тот пакет, который уже наработан и воплощен в конвенции, вполне достаточен для того, чтобы вести такую борьбу, тем более, если брать во внимание нормотворчество, которым занимается СБ ООН. Резолюция 1540 СБ ООН, которую писали, когда я еще работал в Нью-Йорке, нацелена на то, чтобы предотвратить попадание ядерных материалов в руки террористов. Сейчас мы вместе с Китаем продвигаем в СБ ООН резолюцию, которая позволила бы принять такие же меры по пресечению химического, биологического терроризма, что не менее актуально в условиях, когда террористы пытаются добраться до соответствующих материалов. В СБ ООН создан Контртеррористический комитет, в Секретариате - Контртеррористический исполнительный директорат, есть глобальная контртеррористическая стратегия, есть механизм квалификации различных экстремистских организаций, в качестве террористических. В соответствии с этим механизмом и процедурой ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусра», а также связанные с ними организации обозначены в качестве таковых. Они являются законной целью для всего прогрессивного человечества, если говорить старым языком.

Не буду называть поименно тех, кто поддерживает ИГИЛ, но извне поддержка идет. И поддержка идет в первую очередь со стороны тех, кто соседствует с Ираком и Сирией. Есть такие страны, которые с обеими этими странами соседствует.

ИГИЛ – первая террористическая организация, которая занимается не просто наведением страха по всему миру, а созданием квазигосударства. Оно себя так и называет «Исламское государство Ирака и Леванта», Ирака и Сирии, по-разному варьируя эти термины. В этом не только ее сила, но и опасность, потому что поставлена цель создания халифата от Португалии до Пакистана. Как это ни прискорбно, но у них уже сейчас получается, правда менее эффективно, чем до того как мы активизировали коллективную борьбу с терроризмом на Ближнем Востоке, вербовать сторонников. Для этого используется очень изощренный метод, начиная чуть ли не с колыбели обхаживают мальчиков и девочек, вбивают им в голову этот террористический менталитет, активнейшим образом используют нищету, хаос и все, что происходит негативное на Ближнем Востоке, используют неурегулированность конфликтов, включая палестино-израильский конфликт, заявляя о том, что это проявление чудовищной несправедливости по отношению к палестинцам-арабам, которым было обещано еще в конце 1940-х годов самостоятельное государство.

Как ни прискорбно, но у них есть возможность вербовать не только идеологических сторонников с детских лет, но и привлекать квалифицированные кадры, которые могут организовать жизнедеятельность на больших территориях. Сейчас эта возможность у них существенно ослаблена, потому что нефтяной бизнес и бизнес с контрабандой артефактов и прочих незаконных перемещений через границу, которым занимались турки, и в отношении которого турецкое руководство ничего не предпринимало, чтобы его пресечь. Более того, есть основание полагать, что даже грело руки на этом бизнесе. В результате действий наших ВКС этот поток сейчас существенно ослаблен, потому что уничтожается инфраструктура, которую используют террористы для того, чтобы пополнять свою казну. Вслед за тем как в ответ на просьбу сирийского руководства мы начали свою воздушную операцию, коалиция, которую создали американцы за год до этого, тоже стала как-то подключаться к использованию своих ВВС для уничтожения этого незаконного бизнеса, который подпитывает эти поползновения на создание некоего «Исламского государства». Предстоит еще очень непростая борьба. Поэтому мы и говорим, что сейчас необходимо «отделить зерна от плевел» и увидеть главное, как в свое время увидели нацизм и фашизм в качестве главной угрозы и забыли обо всех разногласиях, которые тогда были идеологически глубокими. Сейчас нет идеологических разногласий. Тем более сейчас не надо идти на поводу у тех, кто пытается «в этой мутной воде ловить рыбку», причем абсолютно зашоренно, не видя этой общей угрозы или даже пытаясь использовать террористов для того, чтобы нанести поражение своим врагам, тем, кого вы лично стали вдруг ненавидеть. Говорят: «Президент Сирии Б.Асад уйдет и все будет хорошо». Ушел С.Хусейн и стало хорошо в Ираке? По-моему, нет. М.Каддафи, зверски убили, да еще наслаждались этим чудовищным зрелищем. Что стало с Ливией? Нет государства. Так под огромным вопросом и государственность Ирака. Поэтому только вместе и только без двойных стандартов.

Вопрос: Сергей Викторович, Вы в своем выступлении упомянули, что западные партнеры вразумительно не могли объяснить свои действия. То же самое можно сказать и об их СМИ. СМИ США и Евросоюза зачастую ошибочно или скорее намеренно, изменяя факты, освещали военную операцию ВКС России в Сирии. При этом, несмотря на регулярные опровержения и доказательств «Russia Today», «Звезды», «ВГТРК», американские и европейские СМИ продолжали гнуть ту же линию. Каким образом можно бороться с таким игнорированием? Или таким образом западные СМИ сами настраивают свою аудиторию против своих?

С.В.Лавров: Это вечная тема. По большому счету, всегда есть искушение, наверное, у любой власти использовать СМИ. Можно это делать на основе каких-то понятных правил, а можно сознательно создавать дезинформацию.

В английской газете «Guardian» была недавно утечка о том, как в СМИ готовится антироссийская, антисирийская кампании с участием разведывательных служб и официальных представителей британского правительства, как они буквально пишут для журналистов или вместо журналистов материалы, которые являются фейковыми, как принято сейчас говорить. Если брать последний пример, то ответ такой: «Надо просто показывать правду». Возьмите Восточную Украину. Там на постоянной основе работают только российские журналисты, подвергая свои жизни большим рискам. Приглашают журналистов из других стран. Приезжают единицы и, действительно, начинают менять тональность своих репортажей. В основном репортаж идет без какого-либо личного общения с людьми, которые живут на этой территории. То же самое можно сказать и об освещении сирийского конфликта. Один из самых популярных источников информации – квартира в Лондоне, где живет один человек, и называется это Сирийской обсерваторией по правам человека. Это на самом деле так и это установлено.

Приведу только один конкретный пример. Наверное, это будет достаточно красноречиво характеризовать методы работы. Я с Госсекретарем США Дж.Керри регулярно разговариваю по телефону. Сегодня вечером мы встречаемся в Вене, а завтра с утра там состоится очередное министерское заседание МГПС. Пару недель назад главной темой его телефонного звонка было требование о привлечении внимания сирийского правительства, режима как они говорят, к недопустимости бомбардировок медицинских учреждений. В качестве примера приводилось загулявшее тогда по СМИ сообщение о том, что с воздуха разбомбили госпиталь «Аль-Кудс» в районе г.Алеппо. Я сказал, что хочу разобраться в этом вопросе. Через день Госсекретарь США Дж.Керри звонил в очередной раз по другому поводу, но опять напомнил про этот госпиталь, что необходимо что-то делать и надо это все пресекать. К тому времени наши военные провели соответствующие изыскания и предъявили американцам и в СБ ООН два снимка из космоса, в аутентичности которых никто не усомнился. Один снимок был сделан непосредственно сейчас после этой тревоги, которую подняли американцы, а второй в октябре прошлого года. Никакого отличия между двумя этими снимками нет. Когда Госсекретарь США Дж.Керри звонил мне уже после того, как мы положили на стол эту информацию, то он ни о чем не спрашивал. Но я сам задавал ему вопрос, посмотрел ли он на то, каким образом эта дезинформация стала гулять по СМИ. К сожалению, повторю еще раз, я не обвиняю Госсекретаря США Дж.Керри. Это кто-то запустил. Так же как генерал Вооруженных сил США К.Пауэлл, один из предшественников Дж.Керри, тряс в моем присутствии пробиркой с белым порошком и говорил, что это сибирская язва, поэтому С.Хуссейна нужно бомбить. А там оказалось, что-то вроде зубного порошка. Его тоже подставили. Надо быть бдительнее не только в отношении зарубежных партнеров, но и в отношении своих собственных служб.

Россия. Белоруссия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 16 мая 2016 > № 1776141 Сергей Лавров

Корейский полуостров: будет ли война?

Меняющийся контекст и интересы России

Георгий Толорая – исполнительный директор Национального комитета по исследованию БРИКС, директор Центра азиатской стратегии России Института экономики РАН

Резюме Северокорейская проблема стала раздражителем в отношениях не только между «континентальными» и «океаническими» державами, но и внутри каждого лагеря – в частности, между США и Республикой Корея, Россией и КНР.

Со второй половины десятых годов XXI века мы, судя по всему, стали свидетелями начала нового, еще более опасного этапа в многолетнем «перетягивании каната» на Корейском полуострове. После войны 1950–1953 гг. Северная и Южная Корея не признали ее результатов и не достигли мирных договоренностей. В 70–80-е гг. прошлого века КНДР рассчитывала на помощь Китая и СССР в обороне страны или даже ее объединении на своих условиях. Сегодня надежд нет. Конечно, не исключено, что некоторые горячие головы в Пхеньяне размышляют над возможностью захватить Юг, используя ядерное оружие, однако руководство вряд ли решится на это даже под влиянием импульсов, которые сегодня для него характерны. До недавнего времени приливы и отливы напряженности на Корейском полуострове чередовались с постоянством смены сезонов. Однако никто не собирается переходить опасную грань – к большой войне стороны не готовы. Да и целей, ее оправдывающих, нет.

Поворотный момент

Как ни парадоксально это звучит, Корейский полуостров трудно назвать непредсказуемым регионом, здесь налицо значительный внутренний запас стабильности. Это не Ближний Восток и даже не конфликтные районы Европы или СНГ. Военный потенциал КНДР и ее поддержка в случае кризиса Китаем практически гарантируют отсутствие в будущем полномасштабных конфликтов с вовлечением великих держав, хотя это не исключает мелких локальных стычек, на что во многом и рассчитывает руководство Северной Кореи, чтобы держать в тонусе страну, союзников и выбивать уступки у международного сообщества.

Тем не менее в 2016 г. тлеющий очаг напряженности у российских границ внезапно стал разгораться. Последнее северокорейское ядерное испытание и запуск спутника привели к более серьезным изменениям политической ситуации, чем можно было ожидать. Авантюристические шаги северокорейского руководства повлияли на позиции всех основных акторов. Это стало своеобразной точкой бифуркации, положившей начало формированию нового геополитического ландшафта на полуострове. Изменилась конфигурация взаимодействия вовлеченных в корейскую ситуацию центров силы. Совет Безопасности ООН ввел беспрецедентно жесткие санкции: резолюция СБ ООН 2270 запрещает экспорт из Северной Кореи угля, железной руды, золота, титана, ванадия и редкоземельных минералов, что составляет значительную часть экспортных поступлений, вводит досмотр грузов в и из КНДР, фактически отрезает ее от мировой финансовой системы. Вместе с односторонними мерами США, Южной Кореи и Японии это может оказать крайне негативное влияние на северокорейскую экономику, но едва ли заставит Пхеньян отказаться от ядерной и ракетной программ.

Однако теперь отношения Северной Кореи с миром, равно как и основных ее партнеров и противников с нею, похоже, изменились. Шансы на дипломатическое решение отодвинулись – с нынешним режимом никто не хочет ни о чем договариваться.

Главная новация – противники и союзники Северной Кореи нашли общий язык для того, чтобы перейти к эффективным мерам давления на это «государство-изгой». Решающую роль сыграло коренное изменение позиции Китая. Пекин отошел от почти безусловной поддержки КНДР к мерам «воспитательного характера», что вызвало резкую реакцию Пхеньяна. Северокорейская проблема стала раздражителем в отношениях не только между «континентальными» и «океаническими» державами, но и внутри каждого лагеря – в частности, в отношениях между США и РК, Россией и КНР. Поставлена под сомнение даже способность и желание Соединенных Штатов обеспечить безопасность своих союзников. А потому возросла угроза расползания ядерного оружия – настроения в пользу ядерного вооружения как никогда сильны в Южной Корее, да и в Японии. Технически это не представляет особой сложности ни для той, ни для другой страны. Ужесточение санкций и рост напряженности служат предлогом для дальнейшего усиления военного присутствия США в регионе, включая возможное размещение THAAD (система высотного заатмосферного перехвата ракет средней дальности) в Южной Корее. Это наносит ущерб стратегическим интересам Китая и России в сфере безопасности и экономики. При этом поддержка Москвой жесткого курса других участников урегулирования может ослабить ее позиции.

Следует признать, что Ким Чен Ын превысил пределы терпения даже невраждебно настроенных стран. А его репрессивная политика в отношении ближайшего окружения дает основания некоторым экспертам полагать, что и северокорейская политическая элита, и союзники, включая Китай, не стали бы возражать против появления более умеренного лидера при условии сохранения политической стабильности. К тому же в результате приказов Ким Чен Ына страна, возможно, не вполне ожидаемо для ее руководства, оказалась под серьезным санкционным давлением, и эти санкции имеют новое качество – они могут принести реальный ущерб экономике и поставить руководство КНДР перед новыми вызовами и возможным недовольством населения из-за ухудшения экономического положения. Похоже, что именно это и является целью санкций.

Предыстория нынешнего кризиса

Главным возмутителем спокойствия принято считать Пхеньян, хотя в разрастании нынешнего кризиса определенную роль сыграли также декларации и действия Сеула. Однако пропаганда «северокорейской угрозы» не выдерживает беспристрастного анализа. Вряд ли можно всерьез опасаться, что руководство КНДР, заинтересованное в сохранении государства и режима, в превентивном порядке пойдет на военную авантюру – для него это означало бы безусловный крах. И об этом хорошо знают в других столицах, поэтому эскапады северокорейцев на тему о термоядерных ударах и «аннигиляции Манхэттена» вызывают лишь усмешки у знающих людей и некоторое замешательство политиков – ведь надо для собственной аудитории показывать, что эта угроза вполне серьезна, тогда как потребности в реальных шагах, а не демонстративных жестах, нет.

На деле на протяжении многих лет, особенно после распада мировой социалистической системы, Пхеньян лишь борется за выживание, причем не прочь был и договориться с противниками. Главное – чтобы его оставили в покое. Однако такое стремление никогда не встречало понимания в западных столицах, заинтересованных в ликвидации одиозного режима. Наверное, и поэтому в последнее время методы Северной Кореи стали вызывать все больше вопросов и раздражения.

В определенной мере это связано с личностью нынешнего руководителя. Ким Чен Ын, третий сын покойного Ким Чен Ира, пришел к власти в конце 2011 г. достаточно неожиданно для себя – его начали всерьез готовить к этой роли лишь с 2009 года. До этого отец не мог определиться с наследником – старший сын Ким Чен Нам был легкомысленным, к тому же скомпрометировал себя попыткой въезда в Японию по фальшивому паспорту (хотя это вряд ли было подлинной причиной его опалы, корни гораздо глубже). Какое-то время Ким Чен Ир присматривался ко второму сыну – Чен Чхолю, однако тот показался ему чересчур мягким, что внушало сомнения в способности сохранить режим и страну. Ким Чен Ын же был в тот период слишком молод, хотя его амбициозность и жестокость, по мнению отца, вполне подходили для будущего лидера.

За два с небольшим года до воцарения Ким-младший не успел обзавестись собственной базой поддержки, а также снискать подлинный авторитет в элите и среди народа (хотя пропагандистские усилия затрачивались немалые). После смерти отца Ким-младший действовал в лучших традициях феодальной монархии и сталинизма. Заработать авторитет он решил, внушая страх. Начались громкие расправы над представителями военного руководства, которые не то чтобы не выполняли приказы фельдмаршала, но не проявляли должного рвения. Водоразделом стала жестокая и публичная расправа в конце 2013 г. с ближайшим родственником – мужем тетки Чан Сон Тхэком, в котором Ким-старший видел что-то вроде регента при молодом руководителе, во всяком случае пока тот не наберется опыта. Чан считался на Западе и в Китае, где на него смотрели как на важнейший канал доступа в КНДР, склонным к реформированию архаичной экономической системы – и это, возможно, его и сгубило – помимо личных амбиций и недостаточного пиетета к вождю. Ким дал жестко понять, что не намерен трогать сложившуюся систему управления – прежде всего ради самосохранения.

Более того, он вернул эту систему к традициям, заложенным еще его дедом Ким Ир Сеном, которому он всячески старается подражать, в том числе внешне. При Ким Чен Ире управление страной базировалось на военных структурах в соответствии с политикой «сонгун», военные фактически стали ведущей политической силой. Ким-младший вернул «вертикаль власти» под крыло партии. Окончательное закрепление «старо-новая» система руководства, очевидно, получит по результатам VII съезда партии, созываемого в мае 2016 г. впервые с 1980 года. По поступающей информации, произойдет омоложение руководства – во всяком случае, дана установка, чтобы на съезд не направлялись делегаты старше 60 лет.

Можно констатировать, что Ким Чен Ын (возможно, и по причинам личного характера) во внутренней политике во многом отказался от наследия Ким Чен Ира, в тяжелейших условиях удерживавшего страну от коллапса на протяжении почти двух десятилетий, когда она осталась один на один с противниками после распада мирового социализма и столкнулась с жесточайшим экономическим кризисом. Однако обеспечит ли эта более агрессивная линия выживание или переполнит чашу терпения партнеров КНДР – вопрос открытый.

Ядерные испытания и ракетные запуски имеют важное внутриполитическое значение, особенно в преддверии VII съезда ТПК в мае, на котором Ким Чен Ын сможет заявить об успехах в деле повышения военного потенциала. В связи с этим нельзя исключить, что в ближайшее время будет осуществлено еще одно ядерное испытание.

При этом внутри страны веют свежие ветры. В экономике все меньше места для ортодоксальных подходов. При Ким Чен Ыне расцвела полулегальная многоукладность, сложившаяся еще в 1990-е гг. в период жесточайшего экономического кризиса. Если его отец периодически пытался обуздать рыночную стихию, прибегая даже к таким сомнительным методам, как конфискационная денежная реформа (2009 г.), при Ким Чен Ыне рыночный сектор стал развиваться по своим законам при попустительстве государства. Более того, если раньше власти просто закрывали глаза на происходящее (расцвет частной торговли, начало мелкого предпринимательства и его превращение в среднее и крупное, фактическая передача госсобственности в управление соперничающим кланам), то Ким стал принимать меры, облегчающие «маркетизацию». К их числу относятся внедренные без особого шума система фактически «семейного подряда» в сельском хозяйстве, хозрасчетно-рыночных основ в промышленности, привлечение иностранных инвестиций и создание специальных экономических зон. Основанная на полулегальной частной собственности торгово-производственная либерализация привела к существенному росту производства и потребления продовольственной продукции и промышленных товаров (последние в основном из Китая). Хотя имущественная дифференциация резко усугубилась, ускорилось и формирование среднего класса, в целом вырос уровень жизни. Так что у населения не было особых причин бунтовать, а продолжавшееся в последнее время, хотя и с меньшим размахом, избиение элиты простых людей особо не трогало.

Однако лидер не забывает и про укрепление обороноспособности, более того, милитаризация страны вышла на новый уровень. Главная составная часть политики – создание собственного ракетно-ядерного потенциала в рамках линии «пёнчжин» – одновременного ведения экономического строительства и ядерного вооружения. С начала 2016 г. КНДР успела заявить об освоении технологии создания водородной бомбы, миниатюризации ядерных боеголовок (позволяющих устанавливать их на ракеты), испытаниях твердотопливных двигателей, ракет подводного старта, готовится к испытанию межконтинентальной баллистической ракеты мобильного базирования. Знаковыми событиями стало испытание водородной бомбы 7 января (некоторые специалисты полагают, что речь идет о технологии усиления – «бустинга» – с помощью изотопов водорода мощности обычного ядерного заряда), а также запуск спутника 6 февраля (который воспринят как испытание баллистической ракеты). Это было уже слишком не только для врагов КНДР, но и вроде бы союзников, прежде всего Китая и России.

Дипломатический тупик

Какие же цели преследует Пхеньян? Все эти демонстративные меры адресованы как внутренней аудитории (доказывают величие вождя накануне рубежного съезда партии), так и внешней, прежде всего американцам. Послание им – лучше договаривайтесь с нами напрямую, пока мы не натворили чего-то уж совсем неприемлемого.

Это и понятно, так как главную угрозу своей безопасности КНДР видит в США, считая, что Южная Корея не является самостоятельным игроком и вряд ли способна предпринять что-либо без согласия заокеанского патрона. Для Пхеньяна внешнеполитический идеал – признание Вашингтона. Именно в достижении договоренности с Соединенными Штатами северокорейские стратеги видят гарантию выживания. Программа-максимум – балансировать между США и Китаем. Логика простая – повышая ставки, Пхеньян вынуждает Вашингтон на переговоры и уступки, так как это предпочтительнее развязывания крупномасштабного конфликта. Такой шантаж имел определенный успех в 1990-е гг., когда Соединенные Штаты предпочли заключить с КНДР рамочное соглашение (заморозка ядерной программы в обмен на помощь и движение к нормализации), чтобы избежать скатывания к конфликту. Правда, США тогда рассчитывали на скорый коллапс режима, поэтому довольно легко взяли на себя обязательства, которые не собирались выполнять.

Вашингтон, однако, не воспринимает деспотический режим в качестве партнера. Ведь он позиционируется как антипод всех идеалов, на которые ориентируется «американская мечта». И развалить этот оплот диктатуры, что не удалось в 1950-е гг., – дело чести. Возможны тактические компромиссы, но цель смены режима неизменна на протяжении всех послевоенных десятилетий. Президент Обама в начале срока попробовал договориться с КНДР, но не собирался «платить настоящую цену» – нормализацию в обмен на денуклеаризацию, а потому потерпел неудачу.

Возможен ли прорыв при новом президенте? Судя по предвыборной кампании, это маловероятно. В связи с последними событиями на Корейском полуострове стало очевидно, что если США и откажутся от «стратегического терпения» в отношении КНДР, то лишь в пользу резкого усиления давления на нее и ее изоляции в надежде заставить свернуть ракетно-ядерные программы, а также, вероятно, способствовать краху режима. Похоже, в Соединенных Штатах окончательно возобладало мнение, что наиболее реалистичным путем решения проблемы нераспространения является смена режима.

При этом, как показало голосование в Конгрессе по вопросу о введении дополнительных санкций против Северной Кореи, жесткого подхода придерживаются и республиканцы, и демократы. Констатируется, что курс на вовлечение Северной Кореи «мертв и не воскреснет».

Нынешняя американская политика – максимальная изоляция и санкционное давление с целью ослабления режима. Это приносит определенные результаты – при условии, если к такой линии присоединится Китай. Новация в американских подходах в том, что теперь «менять режим» предлагается при содействии Пекина, который, мол, должен быть заинтересован в более вменяемом и подчиняющемся рецептам «мирового сообщества» правительстве соседней страны и должен помочь смене если не политической системы, то руководства КНДР (такой сценарий становится «планом Б», в случае неудачи с объединением Кореи на условиях Сеула).

Американцы смогли показать Китаю, что поддержка КНДР вредит его собственным интересам безопасности, не связанным напрямую с Кореей. В частности, решающую роль в ходе нынешнего кризиса сыграл фактор противоракетной обороны. Начало переговоров американцев с Южной Кореей о размещении системы THAAD вызвало в Пекине чуть ли не такой же взрыв возмущения, как и сам северокорейский запуск. США же не скрывают, что это урок Пекину, чтобы побудить его жестче вести себя с Пхеньяном.

Китай на протяжении многих лет после холодной войны вынужден защищать «социально близкую», пусть сегодня и формально, народную республику, за независимость которой сражался миллион «китайских добровольцев» (и многие, включая сына Мао Цзэдуна, отдали жизнь). Да и с точки зрения геополитики сохранение северокорейского буфера, препятствующего появлению на полуторатысячекилометровой корейско-китайской границе американских и южнокорейских войск – императив для Пекина.

Ким Чен Ын слушает «старших товарищей» из Пекина еще меньше, чем его отец и дед. Пекин открыто дает Пхеньяну понять, что не будет вечно защищать его. Однако Китай нервно реагирует на попытки Запада «оторвать» его от КНДР, хотя и сознает свое бессилие в возможности воздействовать на северян. Дерзкое поведение северокорейцев давно уже вызывает неоднозначную реакцию в общественном мнении и политических кругах Китая. После длительной дискуссии о том, нужно ли КНР поддерживать столь одиозный режим в интересах сохранения стабильности на своих северо-восточных рубежах, в 2014 г. вроде бы было принято решение оставить все как есть. Несмотря на вызывающее поведение Ким Чен Ира и его неприязнь к Си Цзиньпину (они ни разу не встречались, притом что у нового китайского лидера сложились хорошие отношения с президентом РК Пак Кын Хе), китайцы в 2015 г. сделали ряд дружественных шагов навстречу КНДР. Тем большим было разочарование, когда северокорейцы своими ракетно-ядерными провокациями «подставили» Пекин и вынудили оправдываться перед американцами.

Весьма негативную роль сыграла политика южнокорейского руководства, занявшего открыто враждебную позицию по отношению к КНДР и активно пытающегося перетянуть на свою сторону соседей, включая Россию. Следует понимать, что для Сеула объединение страны на своих условиях (то есть оккупация Севера) остается национальной идеей, закрепленной в конституции. И тактические колебания в виде попыток сотрудничества с КНДР этого основного тезиса не отменяют, хотя он входит все в большее противоречие с реальностью.

На протяжении 25 лет Южная Корея убеждает себя, что «крах диктаторского режима не за горами». Надо только дождаться подходящего момента для объединения. И раз военная мощь Северной Кореи грозит неприемлемым ущербом, надо разложить режим изнутри. Именно в этом суть сегодняшней политики Сеула: сочетать давление и санкции с подрывной работой внутри режима и его изоляцией. Возврат к этой линии произошел в 2008 г. после окончания «либерального десятилетия», в течение которого президенты Ким Дэ Чжун и его последователь Но Му Хён проводили линию на национальное примирение с Севером. Однако не только консерваторы, но и значительная часть южнокорейского населения воспринимали ее как «заигрывание с дьяволом». Сменивший «либералов» консервативный президент Ли Мён Бак «повернул часы вспять». При нем дело дошло даже до вооруженных провокаций и артиллерийских дуэлей.

В попытке выступить миротворцем Пак Кын Хе, пришедшая к власти в 2012 г., начала с провозглашения «дрезденской доктрины», Евразийской инициативы и Инициативы о сотрудничестве в Северо-Восточной Азии. Эти три компонента предполагали вроде бы замирение с КНДР, но на самом деле имели целью ее подчинение – объединение на условиях Юга. Президент Пак объявила единство «выигрышем в лотерею», которое якобы не за горами. Лидер Южной Кореи предложила Северу создать базу для дальнейшего сближения, активизировав обмены и некоторые направления сотрудничества, и обещала помощь в случае шагов по отказу от ядерного оружия. Северяне назвали эту концепцию «сном психопата». Естественно, она не имела шансов на успех.

А ведь в принципе Ким Чен Ын надеялся начать отношения с Югом «с чистого листа», поскольку вроде бы к моменту прихода к власти обвинять его было особо не в чем. В августе 2015 г. Пхеньян даже направил влиятельных руководителей во главе со «вторым человеком» страны на Юг, чтобы договориться о новом типе отношений. Но консервативное руководство Южной Кореи было непреклонно, а после последних мер по наращиванию КНДР своего ракетно-ядерного потенциала (хотя он не направлен против Юга) и вообще взяло курс на «удушение» Севера.

Консервативные силы в Сеуле не могут признать, что мир изменился и что сегодня большинство южнокорейцев – против объединения, что бы они ни говорили публично. Новые поколения не видят в северянах братьев, они хотят сохранить привычный уровень и образ жизни, а все это окажется под угрозой, если удастся добиться ликвидации северокорейской государственности, а значит, взвалить на себя бремя подъема разрушенной экономики и заботы о 25 млн соотечественников на Севере. Поэтому декларации о скором единстве для нынешнего южнокорейского руководства на самом деле скорее являются пропагандистским орудием по привлечению на свою сторону консервативного электората в ожесточенной внутриполитической борьбе.

В контексте межпартийной борьбы и кризиса в дипломатии РК, зажатой между США и КНР, Сеул вряд ли может ожидать укрепления доверия с Севером при нынешней администрации. Пхеньян же «списал со счетов» Пак Кын Хе как партнера по диалогу. Не только КНДР, но и ее союзников не может не раздражать то, что политический дискурс в Южной Корее в последние годы связан исключительно с тем, какие меры в разных областях надо предпринимать после объединения, обсуждаются (и репетируются) планы физического уничтожения северокорейской верхушки и десанта на Пхеньян. Особенно провокационными можно считать отработку ударов по столице и ликвидации руководителей КНДР в ходе совместных американо-южнокорейских учений весной 2016 года.

Неудивительно, что при таком целеполагании и намерениях противников КНДР урегулирование ядерной проблемы Корейского полуострова и создание новой системы поддержания безопасности, за что выступает Россия, остается скорее благим пожеланием. Все переговоры на ракетно-ядерную тему, ведущиеся много лет, только маскировка очевидного – стремления ликвидировать «государство-изгой», притом что каждая из сторон преследует свои цели.

КНДР хочет получить гарантии безопасности и признание, а Соединенные Штаты и Южная Корея тянут время, ожидая «неизбежного краха» режима. Осознавая это, Пхеньян совершенствует ракетно-ядерный потенциал, чтобы сделать цену смены режима неприемлемо высокой. Одновременно он может повысить планку требований на будущих переговорах, вплоть до использования ОМУ для шантажа. Спираль напряженности раскручивается год за годом. Пока подходы США и РК не станут другими, вряд ли ситуация изменится.

Ясно, что такая тупиковая ситуация вокруг КНДР на фоне роста ее ядерного потенциала никому не нравится. Каков же российский интерес?

Вызов для России

Исторически Россия связана с Корейским полуостровом множеством уз. После падения СССР отношения с Пхеньяном были практически свернуты, влияние России упало до минимума. Сегодня ситуация изменилась, в том числе потому, что обе страны имеют проблемы в отношениях с Западом. Однако лучше и не пытаться вести диалог с Северной Кореей «сверху вниз», как в советские времена. Россия вынуждена воздерживаться от критики КНДР и по возможности спокойно (хотя терпение уже на пределе) реагировать на ее ракетно-ядерные экзерсисы. Опыт показал, что чем хуже отношения с Пхеньяном, тем меньше нас слушают по корейской проблеме в других столицах.

В последнее время Москва предприняла значительные усилия по улучшению контактов с КНДР: окончательное решение проблемы задолженности по кредитам бывшего СССР в размере 10 млрд долларов, долгое время затруднявшей развитие экономического сотрудничества, и выработка новой модели взаимодействия – «российские инвестиции и поставки в обмен на доступ к природным ресурсам КНДР», которые выступают в качестве гарантии возврата инвестиций. 2015 г. стал «годом дружбы», когда состоялось много политических контактов и гуманитарно-культурных мероприятий. Однако с принятием Резолюции СБ 2270 для реализации выработанной модели возникли дополнительные препятствия. Она также ставит под сомнение выполнение амбициозной задачи увеличить двусторонний товарооборот до 1 млрд долларов к 2020 г., для решения которой стороны перешли на взаиморасчеты в российской валюте.

В связи с вызывающими действиями КНДР в начале 2016 г. изменился общий подход России к взаимодействию с ней. Благожелательно-нейтральный настрой сменился на негативный как в официальных кругах, так и в общественном мнении. Как это скажется на результатах политики России на корейском направлении?

Россия заинтересована в нормализации обстановки и развитии межкорейского диалога и сотрудничества по многим причинам. Во-первых, снизится вероятность конфликтов, будет предотвращена гонка ядерных и обычных вооружений. Во-вторых, уменьшится возможность для США укреплять присутствие вблизи российских и китайских границ. В-третьих, возможной станет реализация трехсторонних проектов с участием России, Севера и Юга (железная дорога и логистическая инфраструктура, нефте- и газопроводы, ЛЭП). Снижение напряженности в Северо-Восточной Азии позволит реализовать многосторонние экономические проекты с участием Китая.

Потенциал России в содействии корейскому урегулированию, в том числе на многосторонней основе – ее несомненный внешнеполитический капитал, от которого нельзя отказываться. Однако Москва не может достичь прорыва на этом направлении. Ее задача скорее заключается в демонстрации флага доброй воли, а не в поиске рецептов корейского урегулирования, которые все равно останутся нереализуемыми до тех пор, пока Соединенные Штаты не изменят подход к КНДР и не начнут относиться к ней как к законному субъекту международных отношений.

Представляется, что при всем желании мы мало что можем сделать для решения ядерной проблемы. Пхеньян намерен обсуждать вопросы мира и войны с США, и всякого рода советы и воздействия вызывают только раздражение, при том что из всех рецептов «политико-дипломатического решения» у нас сохранился лишь один – возобновление шестисторонних переговоров. Безусловно, для России этот формат – единственная возможность участвовать в обсуждении корейской проблемы. Но надо отдавать себе отчет в том, что повестка дня, связанная с денуклеаризацией (а на этом настаивают Соединенные Штаты и их союзники), сегодня абсолютно неприемлема для КНДР, провозгласившей себя ядерной державой. Она стремится если не к статусу международно признанной полноценной страны – обладательницы ядерного оружия, то хотя бы к положению Индии или Пакистана – де-факто ядерных государств за рамками системы Договора о нераспространении ядерного оружия. И намерена обсуждать модальности этого исключительно с США.

Какое же пространство для маневра остается у России с учетом того, что и Китай во многом перешел к политике давления на КНДР? Сохранение достигнутого уровня взаимодействия с Пхеньяном совершенно необходимо при всем негативе, так как без этого Россия в корейском урегулировании будет маргинализована, а в случае начала переговоров в формате 2+2 c целью замены перемирия 1953 г. новой системой поддержания мира (эту идею активно продвигает Пекин) окажется исключена из переговорного процесса.

При этом взаимодействие с Китаем по корейской проблеме для нас становится вопросом достаточно деликатным. Налицо ревность Китая к политике повышения роли России в КНДР – это ярко проявилось в том, что в пакете санкций, согласованных США и КНР, российские интересы абсолютно не учитывались. Растет подозрительность Пекина, хоть и не вполне обоснованная, в отношении действий России и попыток Пхеньяна разыграть «российскую карту» против него. Необходимо найти баланс – успокоить его, но при этом намекнуть, что интересы России и ее роль в корейском вопросе нельзя сбрасывать со счетов. Не исключено, что в какой-то момент Пекин захочет увидеть более внятную реакцию России, которая при этом ей не выгодна. Необходимо расширять доверительное обсуждение с Китаем корейской ситуации – хотя бы для того, чтобы шаги Пекина на этом направлении не стали для нас неожиданностью. Одновременно нужно проводить самостоятельную линию в СБ ООН, не поддерживая автоматически предложения КНР и без сомнений одобряя результаты его согласований с США.

Взаимодействие с нынешней южнокорейской администрацией также дело нелегкое. От России Сеул будет и дальше требовать ужесточения санкций против КНДР и ее все более плотной изоляции. В РК при этом вряд ли действительно верят в успех своих инициатив, поэтому достаточно было бы поддерживать диалог без обострений, но и без обещаний.

Теоретически можно активизировать взаимодействие с Токио. Несмотря на то что события на Украине негативно сказались на российско-японских отношениях, многие в Японии видят сегодня Россию в качестве потенциального партнера в вопросах региональной безопасности, учитывая обеспокоенность Токио растущей военной силой Китая, его чувствительность в корейском вопросе и готовность действовать здесь с меньшей оглядкой на США, чем в других случаях. Возможна посредническая роль в отношениях между Северной Кореей и Японией, учитывая, что обе страны тяготятся монополией Китая в корейских делах. Правда, пока не пройдет очередной кризис, это малоактуально.

Стоит подумать о нестандартных подходах на основе учета прежде всего российских интересов. Если мы признаем, что ключ решения корейской проблемы – в уменьшении враждебности между Соединенными Штатами и КНДР, почему бы не направить усилия на достижение этой цели? В дополнение к оздоровлению ситуации в соседнем с российским Дальним Востоком регионе мы получим новый канал взаимодействия с Вашингтоном по международной проблематике. Если мы открыто поддержим концепцию Пхеньяна о «заключении мирного договора с США» (с известными юридическими оговорками) как предпосылки разработки международной системы гарантий на Корейском полуострове с нашим участием, Северная Корея не сможет эту поддержку игнорировать, тем более принимая во внимание все более напряженные отношений с Китаем. Вряд ли правдоподобна опасность того, что КНДР в результате «войдет в сферу американского влияния» и перейдет на антироссийские позиции. А тогда мы могли бы согласиться на участие в продвигаемом Южной Кореей и США пятистороннем «предварительном» формате, чего ранее справедливо опасались из-за неприятия этой идеи Пхеньяном. В таком случае стоит выступить с новыми инициативами, предварительно согласованными с КНДР, и таким образом стать важными посредниками в урегулировании.

Даже в нынешних сложных условиях есть «окно возможностей» для большей инициативности нашей страны как в международном формате, так и в отношениях с государствами Корейского полуострова. Активность России служит для стран СВА индикатором ее заинтересованности в решении проблем безопасности и способности к эффективному экономическому взаимодействию в регионе. При этом здесь Москва сталкивается не только с региональными проблемами, но и с глобальными (в силу вовлеченности в них США и Китая), от решения которых зависит как достижение целей развития дальневосточных территорий России, так и безопасность страны в целом.

КНДР > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 16 мая 2016 > № 1754264 Георгий Толорая

ЕАЭС и все-все-все

Внешний контур становления евразийской интеграции

Сергей Ткачук – директор по проектам Научного центра евразийской интеграции.

Резюме Будучи ядром Евразийского континента и располагая важными транспортными коридорами, Россия пока проигрывает конкуренцию проектам «среднеазиатского транзитного звена» ЭПШП и отстает в борьбе за международные трансграничные потоки.

Концепция разноскоростной и разноуровневой интеграции, которая лежала в основе Таможенного союза (ТС), позволила в сжатые сроки очертить территорию с едиными правилами игры и понятными перспективами развития. На основании Таможенного кодекса прямого действия унифицированы таможенный контроль, санитарный, ветеринарный, фитосанитарный, некоторые функции транспортного контроля, система технического регулирования. ТС России, Белоруссии и Казахстана (в 2015 г. к ним присоединились Армения и Киргизия) создал общий рынок в 180 млн человек с совокупным ВВП в 2,2 трлн долларов. Классический эффект увеличения масштаба рынка способствует наращиванию взаимодействия и росту экономического потенциала. В среднесрочной перспективе темпы роста государств-членов могут повыситься в 1,5–2 раза за счет восстановления кооперационных связей и запуска общего экономического пространства без изъятий и ограничений.

Уже за первый год существования единой таможенной территории статистика подтвердила неоспоримую выгоду снятия барьеров на пути движения товаров, опровергнув скептические ожидания и прогнозы противников евразийской интеграции в национальных органах управления. Так, общий товарооборот Белоруссии, России и Казахстана в 2011 г. вырос более чем на треть по сравнению с аналогичным периодом 2010 года. Более чем на 40% выросла взаимная торговля внутри ТС, особенно на приграничных территориях.

Однако затем первые обнадеживающие цифры стали сокращаться. Объем взаимной торговли за январь-декабрь 2014 г. составил 57 млрд долларов, или 89% от уровня соответствующего периода 2013 г. (в т.ч. между Казахстаном и Россией – 79%). За январь-сентябрь 2015 г. цифры составили всего 74% к аналогичному периоду прошлого года. И если объективно проседание объясняется исчерпанием первоначального эффекта снятия пограничных барьеров, то изъятия из режима единой таможенной территории (например, вступление Казахстана в ВТО с уровнем тарифной защиты, отличным от единого таможенного тарифа в ТС) становится непреодолимой сложностью. Нетарифные ограничения, а также отсутствие реальной координации политик (макроэкономической, промышленной, сельскохозяйственной и далее по списку) – проблемы иного свойства, предопределенные институциональной рыхлостью евразийской интеграции. С переходом к созданию Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и преобразованием Комиссии ТС в Евразийскую экономическую комиссию установлено абсолютное равенство всех сторон при принятии решений, в то время как доля России в финансировании бюджета достигла 88% в соответствии с ее долей в распределении доходов от поступления импортных пошлин.

Формальное уравнивание России с другими государствами ЕАЭС способно усложнить принятие решений и снизить темпы интеграции. Наделение всех членов равным количеством голосов и представительством в органах управления с предоставлением каждому права вето на решения наднационального органа резко усложнило выработку общей позиции. В результате затягивается формирование полноценного единого экономического пространства, завершение которого отодвинуто с 2017 на 2024 год. Расширение наднациональной бюрократии (число сотрудников выросло в 10 раз) повлекло удорожание работы наднационального органа – средние расходы на одно решение Евразийской экономической комиссии возросли более чем в 20 раз по сравнению с Комиссией ТС. И это притом что ЕЭК так и не приняла на себя функции инициирования решений (они по-прежнему вносятся правительствами), а также ответственности за их исполнение.

Пассивность бюрократической надстройки проявилась в размывании идеи формирования ЕАЭС с согласованием отраслевых политик развития, которые имеют ключевое значение для обретения союзом самодостаточности и конкурентоспособности. Появление таких политик в конечном счете означает восстановление кооперационных связей при совместном производстве сложной продукции, востребованной и внутри объединения, и на внешних рынках. Синергия объединения усилий в промышленности и сельском хозяйстве – это 2/3 совокупного интеграционного эффекта (против трети, полученной от самого факта появления единой таможенной территории), а также неиспользованный ресурс экономического роста для стран союза.

Партнеры далеко и близко

Эта краткая характеристика эволюции евразийской интеграции необходима для того, чтобы обратиться к другому источнику повышения конкурентоспособности – пока незадействованному. Назовем его условно «внешним контуром», по которому, коль скоро стагнирует «внутренний», следует выстроить концепцию оживления ЕАЭС. Речь о создании сети зон свободной торговли (ЗСТ) и соглашений о преференциальных режимах торгово-экономического сотрудничества в Евразии. Для ЕАЭС это имеет принципиальное значение – прежде всего по причине тектонических изменений в правилах мировой торговли, которые объективно не в интересах нашей интеграционной группировки. Откровенно признаемся самим себе, что ЕАЭС, производящий всего 3,5% мирового ВВП, не является самодостаточным рынком, способным на равных встроиться в мировую систему.

Что сделать, чтобы занять подобающее место в мировом торгово-экономическом и технологическом разделении?

Во-первых, создать работоспособную сеть ЗСТ. Идет проработка соглашений с Египтом, Индией, Израилем и Новой Зеландией. Другие потенциальные партнеры – Южная Корея, Чили, ЮАР. С большинством стран Каспийского региона государства ЕАЭС имеют соглашения о ЗСТ на двусторонней основе. Но особенно важно рассмотреть преференциальное торговое соглашение с Ираном. Это позволит получить выход на рынки и доступ к важнейшим транзитным маршрутам Среднего Востока, а также расширит возможности использования режима свободной торговли с другими государствами Каспия.

Еще один бесспорный приоритет – установление отношений со странами латиноамериканского общего рынка МЕРКОСУР. Взаимодействие с ним могло бы основываться на межблоковом диалоговом партнерстве. Аналогичный подход применим к странам Тихоокеанского альянса (Мексика, Перу, Чили, Колумбия). Стоит рассмотреть вопрос углубления сотрудничества с Республикой Никарагуа, которая осуществляет крупный проект строительства канала между Тихим и Атлантическим океанами.

Основным партнером в Африке может стать Южно-Африканское сообщество развития (15 государств, пять из которых входят и в Южно-Африканский таможенный союз), обладающее обширной институциональной структурой и нацеленное на экономическую интеграцию. Ведущая экономика сообщества, ЮАР – член БРИКС, который имеет шансы стать серьезным игроком в процессе формирования многополярного мира.

Во-вторых, целесообразно активизировать переговорный процесс не только в ЮВА, но и с Евросоюзом как крупнейшим торгово-экономическим партнером. Подход можно окрестить в духе китайских «дацзыбао» – «Стоять на двух ногах». Легкомысленно делать ставку на одного партнера. Ряд стран ЕС не будет до последнего идти на поводу у брюссельской бюрократии, если экономические интересы потребуют проявить прагматизм и здравый смысл.

Одна из «ног», нагрузка на которую возросла с введением Западом экономических санкций против России, – Китай и ориентированные на него торгово-экономические образования. В ЕАЭС идет работа над оптимальным алгоритмом долгосрочного сотрудничества. Примечательно, что государства-члены признали преждевременной инициативу КНР о полноценной зоне свободной торговли. Как отмечается, «приоритетной представляется разработка непреференциального соглашения по торгово-экономическим вопросам (Всеобъемлющее соглашение о партнерстве и сотрудничестве)». Не вводя преференций в торговом режиме между ЕАЭС и КНР, но охватывая достаточный спектр торгово-экономической проблематики сотрудничества, такое соглашение должно содействовать развитию кооперации в инновационных областях, реализации транзитного потенциала Союза, привлечению инвестиций.

Напротив, разумно установить преференциальный режим торговли между ЕАЭС и Ассоциацией государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН). Члены Ассоциации формируют единое экономическое пространство с общим рынком 615 млн человек. Экономики десяти государств, входящих в объединение, во многом дополняют ЕАЭС, что создает перспективы сотрудничества без угнетающего воздействия на отечественных товаропроизводителей. АСЕАН имеет отношения свободной торговли с Индией (членом группы БРИКС), а ЕАЭС создало ЗСТ с Вьетнамом. Наличие особого режима торгово-экономических отношений между АСЕАН и ЕАЭС позволило бы сделать шаг к созданию ЗСТ «от Лиссабона до Владивостока». Во всяком случае, осязаемой стала бы ЗСТ от Петербурга до Джакарты, включающая ЕАЭС, Индию, АСЕАН с общим рынком 2 млрд человек и ВВП 6,6 трлн долларов (по ППС – 16,5 трлн долларов). Российские производители обрели бы дополнительные рынки сбыта и смогли бы диверсифицировать источники импорта критически значимых товаров.

В этом году запланирован запуск Регионального всеобъемлющего экономического партнерства (РВЭП) АСЕАН, анонсированного в 2012 году. В рамках этого проекта ЗСТ АСЕАН предполагается интегрировать с пятью другими аналогичными зонами, которые Ассоциация либо уже создала, либо договорилась создать с Китаем, Японией, Республикой Кореей, Индией, а также Австралией и Новой Зеландией (с последними двумя у АСЕАН подписано общее соглашение). Россия как крупнейшая экономика ЕАЭС точно не проиграет, если проведет консультации с правительствами Индонезии, Вьетнама и Малайзии о перспективах отношений ЕАЭС–АСЕАН, а ЕЭК с соответствующим мандатом Высшего Евразийского экономического совета (глав государств) могла бы проработать вопрос с секретариатом АСЕАН. В случае успешных консультаций по обоим каналам можно объявить о начале формирования Евразийской зоны свободной торговли.

Впрочем, учитывая инерционность наднационального органа управления интеграцией, а также изменения, связанные с коренной перестройкой системы взаимодействия крупнейших региональных игроков в Азии, успешное воплощение предложенного подхода на этом этапе маловероятно.

Один пояс – много путей

Для повышения престижа и конкурентоспособности ЕАЭС на евразийской арене необходимо наполнить содержанием и другие форматы взаимодействия. Большую роль в реализации идеи, скажем, транспортных коридоров Россия–ЕАЭС (с последующим замыканием на магистрали, создаваемые в рамках проекта «Экономический пояс Шелкового пути») должны сыграть ШОС с опорой на формируемый банк организации и БРИКС с использованием потенциала Банка развития и пула резервных валют. Группа БРИКС, учитывая взаимное доверие лидеров государств, способна взять на себя функцию системного координатора процессов экономической интеграции. Иными словами, логичной представляется идея «союза союзов» – экономической интеграции блоков, лидерами которых выступают отдельные участники БРИКС. Дьявол, как водится, в деталях, а именно в адекватном механизме сочленения и приведении к взаимоприемлемому знаменателю принятых в каждом объединении норм регулирования (таможенно-тарифное, нетарифное, техническое, системы контроля происхождения товаров и т.д.). Таким образом, воздействие БРИКС на процессы региональной экономической интеграции членов группы можно многократно усилить уже в краткосрочной перспективе, если перейти от протокольной работы к конкретным программам взаимодействия.

Намеченное сопряжение трансъевразийских планов ЕАЭС со стратегической инициативой «Экономический пояс Шелкового пути» (ЭПШП) требует трезвого расчета и прагматизма. Суперпроект «Один пояс, один путь», выдвинутый председателем КНР Си Цзиньпином осенью 2013 г., быстро превращается в несущую конструкцию новой геополитической и геоэкономической стратегии Китая. Объединив проекты «Экономического пояса Шелкового пути» и «Морского Шелкового пути для XXI века», это начинание быстро приобрело организационную структуру в составе Госсовета (правительства КНР), солидную финансовую базу в форме фонда «Шелковый путь» (50 млрд долларов) и Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ) с уставным капиталом в 100 млрд долларов. «Один пояс, один путь» призван решить сразу несколько внешнеэкономических и внутриэкономических проблем самого Китая, но одновременно проект становится стержнем для нескольких интеграционных форматов, включая ЕАЭС, ШОС, АСЕАН, Евросоюз. И он неизбежно окажется конкурентом и препятствием на пути реализации подконтрольных США Транстихоокеанского партнерства (ТТП) и Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства (ТТИП).

Предпринимая каждый новый шаг (разумеется, не отказываясь от выгодных форм взаимодействия), партнерам по ЕАЭС необходимо помнить о негативных последствиях вхождения в предлагаемый экономический альянс с КНР. Проект «Экономический пояс Шелкового пути» – естественная модель противодействия нарастанию нестабильности в экономике Китая за счет расширения внешних рынков сбыта. В связи с этим понятны усилия Пекина расширить внешние рынки, создав, в частности, юаневую зону торговли, куда вошли бы Россия, страны АТР, Центральной Азии, Африки, Южной Америки, а также арабские государства.

Реализуя «Великий Шелковый путь», Китай надеется получить под свой экономический контроль огромную территорию – от Юго-Восточной Азии до Закавказья. В перспективе на этом пространстве предполагается развитие международной экономической интеграции, финансового и политического взаимодействия, логистических и инфраструктурных систем. Пока стратегия охватывает внутреннюю часть Китая плюс близлежащие страны – республики Центральной Азии и ряд стран ЮВА. Россия осмотрительно заявила, что готова на взаимодействие с учетом опорных многосторонних механизмов функционирования БРИКС и ШОС.

Осторожность Москвы небеспочвенна. Вместе с тем, поскольку «места под солнцем» распределяются «здесь и сейчас», а интеграционный ландшафт кроится в угоду наиболее проворным игрокам, России и ее партнерам по Евразийскому экономическому союзу следовало бы поторопиться. Реализация инициативы глав России и Китая по сопряжению ЕАЭС и ЭПШП открывает широкие возможности развития российско-китайского (а также России с другими государствами АТР) сотрудничества. Начинать можно с обеих сторон. ЕАЭС – предложить уже подготовленные, но не начатые инвестиционные проекты развития трансконтинентальной транспортной инфраструктуры – железнодорожных, автомобильных магистралей и авиационных коридоров, а также расширить проекты, находящиеся в портфеле Евразийского банка развития. К примеру, идея Трансъевразийского пояса Razvitie, нацеленная на расширение железнодорожного сообщения «Европа–Азия», представляется фундаментальным дополнением к китайскому ЭПШП. Обе инициативы предусматривают создание протяженного кластера (железнодорожного, автомобильного, энергетического) с участием международных финансовых и производственных институтов.

Пояс Razvitie – принципиально новый концепт, который сочетает геоэкономические и геополитические проекты с культурным, финансовым и правовым аспектами. Он шире понятий «страновой мост» и «коридор развития». Геоэкономическая новизна состоит в формировании нового полюса генерации общественного богатства, заметного на фоне имеющихся мировых экономик. Геополитически предполагается создание новой формы международного сотрудничества в стратегическом планировании и неоиндустриальном освоении значительных территорий. Наконец, геокультурный аспект заключается в формулировании евразийского мировоззрения, основанного на диалоге цивилизаций. Подобный подход позволяет на русский лад переосмыслить идею Великого Шелкового пути, но не как исключительно транспортной магистрали, а прежде всего как коммуникативной мегаинфраструктуры взаимодействия государств, религий и цивилизаций.

Каждый из интеграционных проектов имеет свои инструменты воплощения в жизнь конкурентных преимуществ. В ЕАЭС это Евразийский банк развития (ЕАБР), в Китае – АБИИ. Симфония дополняющих друг друга режимов торгово-экономических отношений в сочетании с возможностями привлечения средств для инвестиций в транспорт, логистику и инфраструктуру формируют реальное «безбарьерное пространство» для создания надежных коридоров, связывающих Китай и Юго-Восточную Азию с Европой. Поэтому совместное использование институтов, находящихся в арсенале ЕАЭС и Китая, открывает возможности для реализации интеграционного потенциала каждого из проектов. Например, можно сочетать формирование единого воздушного пространства и открытие новых воздушных коридоров с переходом на самолеты собственной разработки и их изготовление в рамках российско-китайской кооперации. Или открытие внутренних водных путей со строительством и использованием судов собственного производства. Или сооружение трансконтинентальных транспортных коридоров с развитием собственной базы железнодорожного и автодорожного машиностроения. Аналогичный подход применим к формированию общего энергетического пространства, которое должно сопровождаться созданием общей машиностроительной базы. Скажем, доступ к природным ресурсам может быть обусловлен разработкой, производством и использованием отечественных машин и оборудования. Доступ к трубопроводным системам – инвестициями в их модернизацию и повышение эффективности.

Стратегия Пекина нацелена на создание надежного и безопасного торгового маршрута из Китая в Западную Европу и на Ближний Восток. С учетом военно-политической ситуации оптимальное направление транспортных коридоров проходит по территории стран ШОС и ЕАЭС. По этому маршруту уже налажено регулярное движение железнодорожных контейнерных составов. Завершено строительство шоссе через Синьцзян и Казахстан, которое доходит до границы с Россией в Оренбургской области.

Пекин заинтересован в продвижении грузов через ЕАЭС без задержек на таможенных границах. Именно это должно стать содержанием переговоров и консультаций на всех уровнях. Однако, несмотря на стратегический характер партнерства КНР и России, торг о конфигурации меридиональных транспортных сетей будет очень сложным. Китай уже активно работает над развитием альтернативных трансконтинентальных маршрутов через Центральную Азию и Закавказье. Стремление Пекина к расширению транспортных связей западных регионов страны с внешними, в том числе региональными рынками пока негативно сказывается на российских интересах.

Можно выделить несколько проектов, способных перекроить мировой рынок трансграничных перевозок:

Западный Китай – Казахстан – Закавказье – Турция – Европа (маршрут, в значительной степени совпадающий с ТРАСЕКА);

Западный Китай – Казахстан – Центральная Азия – Иран (с выходом в Турцию и Европу);

Западный Китай – Центральная Азия – Афганистан – Иран (с выходом в Турцию и Европу);

Западный Китай – Пакистан (порты на побережье Аравийского моря).

В реализации подобных проектов заинтересованы и страны-транзитеры, рассчитывающие увеличить доходы собственного транспортного сектора, и государства, которые, обретя статус транзитеров, смогут выйти на мировой рынок транспортных услуг.

Обратим внимание на ключевое присутствие в перечисленных маршрутах Турции. Несмотря на все риски военно-политической напряженности на турецком пограничье (равно как и внутри страны), Анкара в последние годы успешно реализовала ряд проектов по повышению транспортной конкурентоспособности. Так, в 2013 г. Турция ввела в эксплуатацию тоннель под Босфором, соединяющий железнодорожные системы Азии и Европы, и собирается продолжить расширение своих транзитных возможностей.

Являясь географическим ядром Евразийского континента и располагая экономически привлекательными транспортными коридорами, Россия пока проигрывает конкуренцию проектам «среднеазиатского транзитного звена» ЭПШП и серьезно отстает в борьбе за обработку международных трансграничных потоков. Накопившиеся проблемы грозят утратой сектора, стратегически важного для российской экономики.

Транзитный потенциал

Во избежание неблагоприятного сценария России следует исходить из следующих принципиальных соображений.

Первое. Транзит является мощным интеграционным фактором, способствующим росту региональной торговли, увеличению иностранных инвестиций и реализации совместных трансграничных проектов. Большинство проектов направлено на расширение сотрудничества со странами Азии (Китай, Индия, Корея и другие) и подразумевают реализацию программ модернизации востока страны.

Второе. Развитие транзитных направлений способствует росту эффективности транспортно-коммуникационной инфраструктуры, укреплению связей между регионами, обеспечению экономического единства территории страны и повышению ее промышленного потенциала. По расчетам ОЭСР, увеличение производительности в транспортном секторе на 10% ведет к росту ВВП на 0,8%.

Третье. Сложные конкурентные условия определяют необходимость высокого уровня сервиса и надежности перевозок, что подразумевает внедрение современных транспортных средств, модернизацию инфраструктуры (решение этой задачи в рамках единой таможенной территории мог бы взять на себя Евразийский банк развития).

Четвертое. Приоритетное и опережающее развитие восточных областей России, прежде всего их инфраструктуры, транспорта и человеческого потенциала, превращение этих регионов во второй политико-экономический центр страны.

Россия – единственная страна «от моря до моря», через которую могут пройти маршруты, связывающие три мировых полюса современного экономического и технологического развития. Эксперты считают крупнейшим событием столетия создание коммуникационного каркаса Евразийского континента, образуемого Великим Шелковым путем, Азиатско-Североамериканской и Арктической магистралями. При этом должны соблюдаться принципы классической транспортной задачи (замкнутая сеть более эффективна, чем отдельный транспортный коридор). Маршрут значительной протяженности даст экономический эффект, если в его срединной части находится государство с высокой потребительской емкостью внутреннего рынка. Большое значение имеют экспортные возможности срединной страны, создающие грузопотоки в направлении мировых рынков. Евразийский каркас станет жизнеспособным, если у образующих его торговых мостов будут опоры на всем протяжении. Новая стратегия интеграции и развития России и Евразии в целом должна предусматривать выстраивание механизмов пространственного планирования, новые принципы институционального развития.

России и ее партнерам по ЕАЭС важно поймать «азиатский ветер» в «паруса» своего развития еще и потому, что маршруты, проходящие по союзной территории, будут способствовать увеличению объемов товарообмена между АТР и другими регионами континента. В настоящее время около 60% мирового валового продукта создается в АТР, общая стоимость мировых перевозок оценивается в 3–5 трлн долларов, причем значительная их часть осуществляется морским путем за длительные сроки. 80% общей протяженности экономически оптимальных путей от Восточной Азии до Атлантики составляют российские транспортные сети.

Россия могла бы переключить на себя значительную часть евроазиатских грузопотоков. При 50-процентной российской доле в доходах транспортных систем это составит 1,5–2,5 трлн долларов. Вдоль магистралей появятся современные города с населением 1,5–2 млн человек, что позволит разгрузить мегаполисы в европейской части и оживить малонаселенную территорию Сибири и Дальнего Востока. Сегодня Россия обслуживает не более 5–7% потенциального объема евразийского рынка транспортно-логистических услуг.

Утверждение России и ЕАЭС как ключевого транспортно-коммуникационного звена единой евразийской инфраструктуры позволило бы сблизить сырьевые и промышленные регионы России, способствовало развитию производственных комплексов и социально-экономической сферы на обширных восточных территориях. Получили бы интенсивное развитие железнодорожная, металлургическая отрасли, горнорудная промышленность, речное судостроение и судоходство, технологии энергосбережения, космические средства навигации, газовая и лесная промышленность, телекоммуникационные и другие технологии.

Та или иная конфигурация транспортной инфраструктуры Евразии – благодатная почва для осуществления плана создания зоны гармоничного сотрудничества Азии и Европы, заявленного президентом России. Тем более что и в Брюсселе развитие высокотехнологичных транспортных коридоров между Евросоюзом и соседними странами (преимущественно на востоке) рассматривается как важная составляющая экономического роста. По прогнозам, объем наземных грузовых перевозок между Евросоюзом и странами-соседями увеличится к 2020 г. в два раза по сравнению с показателями конца XX века. Транспортная отрасль создает 10% ВВП ЕС, в ней трудится более 10 млн человек. Общеевропейская транспортная сеть включает более 75 тыс. км скоростных автомобильных дорог, около 78 тыс. км железнодорожных путей, 330 аэропортов и 480 морских портов, из них 270 международных.

За последние 10 лет (ровно столько времени прошло с момента утверждения Брюсселем схемы развития пяти европейских международных транспортных коридоров) Евросоюз не смог продвинуться дальше дискуссий. Сегодня же, в условиях обострения копившихся годами проблем, Европейский союз не менее других партнеров по Евразии заинтересован в согласовании четкого алгоритма долгосрочного сотрудничества с ЕАЭС и АТР. Прежде всего это касается совместных инвестиций в транспортную инфраструктуру и коммуникации, которые позволят создать прочный экономический базис, не подверженный колебаниям политической конъюнктуры.

Воронка влияния США?

Тектонические сдвиги в мировой торгово-экономической системе связаны с ее постепенным затягиванием в воронку влияния Соединенных Штатов. Запланированное создание Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства (ТТИП) США–ЕС и уже созданное Транстихоокеанское партнерство (ТТП) коренным образом изменит конфигурацию глобального экономического пространства.

Примечательно, что за скобки этой операции американцев, направленной, по сути, на переписывание правил мировой торговли под себя, пока выведен Китай. Планы по нейтрализации влияния Поднебесной разработчики соглашения не скрывали, Барак Обама прямо заявил: «В условиях, когда 95% потребителей американской продукции находятся за границами США, Америка не может позволить таким странам, как Китай, формулировать правила глобальной экономики».

ТТП является ярким примером и составной частью внешнеторговой стратегии Соединенных Штатов, в которую, наряду с планом заключения ТТИП, входит присоединение к соглашению по торговле услугами (ТИСА) с участием 23 стран – членов ВТО. Соглашение о ТТП является примером утилитарности американской внешнеэкономической экспансии. По оценкам Института мировой экономики Петерсона, к 2025 г. американоцентричное партнерство увеличит доходы его участников на 285 млрд долларов, их экспорт вырастет на 440 млрд долларов. При этом 64% общего прироста ВВП придется на Японию и Соединенные Штаты. Во взаимной торговле будут отменены около 18 тыс. пошлин на американские товары.

Таким образом, не обнуляя значения ВТО как всемирного арбитража по урегулированию торговых споров, США связывают с ТТП идею не только установления правил функционирования мирового сообщества после Второй мировой войны, но и продвижения своей экономической и политической системы как основополагающей модели справедливой конкуренции. Когда правила справедливы, указывается в мотивации Соединенных Штатов, американцы в состоянии вытеснить любого конкурента, однако необходимым условием является полное снятие барьеров на пути движения американских товаров, поскольку издержки производства в США даже в рамках программы «Сделано в Америке» существенно выше, чем в развивающихся странах. Основным требованием Вашингтона в связи с подписанием ТТП является закрепление лидерства в Тихоокеанском регионе. В частности, цены на американские автомобили упадут на 59%, а на поставки американской курятины – на 40%. ТТП должно снять барьеры на других рынках, чтобы продукция США имела возможность конкурировать на них. Доля изделий по программе «Сделано в Америке» выросла в экспорте почти на 50% и обеспечила около трети общего экономического роста с 2009 по 2014 год. Американский экспорт поддерживает 11,7 млн рабочих мест в Соединенных Штатах (рост на 1,8 млн рабочих мест за последние пять лет). Каждый миллиард долларов американского экспорта – это в среднем +5,8 тыс. рабочих мест в США. Одновременно Соединенные Штаты решают задачу ликвидации нетарифного регулирования, основанного на лицензиях, используемых рядом стран – Японией, Вьетнамом и др. Кроме того, американские автомобили получают доступ на японский рынок, который до этого считался достаточно закрытым, поскольку ликвидируются длительные задержки при таможенном оформлении американских товаров.

Обобщая, безбарьерная экспортная экспансия США, подкрепленная ими же написанными правилами, сулят американским корпорациям исключительные блага в АТР, в том числе доминирование над национальными нормами и законами, и обесценивают базовые права государств принимать свои нормы и уложения. ТНК смогут напрямую подавать иски против правительств в частный экстерриториальный трибунал, избегая обычной судебной системы на местах. Они вправе требовать компенсаций за потерянные и даже ожидаемые прибыли вследствие строгого трудового или экологического законодательства. На выходе получается своеобразное «ВТО плюс» XXI века: вместо гармонизации правил мировой торговли – ее хаотизация и усугубление глобальных финансовых диспропорций.

По тем же лекалам создается трансатлантическая беспошлинная экономическая зона с потребительским рынком в 820 млн человек – ТТИП. Инициаторы соглашения заявили, что оно позволит экономикам стран ЕС и США увеличить доход минимум на 100 млрд долларов в год. Но согласно докладу Института глобального развития и окружающей среды, опубликованному в 2014 г., в течение первых 10 лет соглашение приведет к потерям европейского нетто-экспорта (Франция лишится 2% ВВП, Германия – 1,1%, Великобритания – почти 1%). Это, в свою очередь, вызовет волну крупных сокращений, падение трудовых доходов (во Франции, к примеру, 5,5 тыс. евро в годовом исчислении на одного трудоспособного). Договоренность приведет к потерям государственных доходов, а дефицит госбюджетов всех европейских стран может превысить предусмотренный Маастрихтским соглашением порог в 3%.

Очевидно, что на подавляющей части мировых рынков экспортеры государств ЕАЭС окажутся в менее благоприятном положении, чем поставщики стран – членов суперблоков. В отношении российской продукции на территориях ТТП и ТТИП могут действовать ставки пошлин режима наибольшего благоприятствования (они закреплены в обязательствах ВТО), тогда как продукция стран – членов глобальных ЗСТ либо вообще не будет облагаться импортными пошлинами, либо будет облагаться преференциальными ставками. Это снизит конкурентоспособность продукции ЕАЭС, а значит устойчивость самого Евразийского экономического союза. Он, вероятнее всего, выпадет из новой конфигурации мирового экономического пространства, на которое в предстоящие годы будет приходиться большая часть международного товарного и инвестиционного обмена.

ЗСТ между США и Евросоюзом станет серьезным препятствием при переговорах о создании евразийского пояса гармоничного сосуществования и сотрудничества от океана до океана, предложенного президентом России. Снижается вероятность формирования зоны свободной торговли между ЕАЭС и ЕС, что станет дополнительным барьером для расширения интеграционных процессов на постсоветском пространстве, будет способствовать определенной изоляции рынка Евразийского экономического союза. ТТИП потенциально создает сложности для общеевропейской энергетической политики. В случае наращивания поставок американских энергоносителей в Евросоюз, скорее всего, будут переписаны требования к трансатлантическому энергетическому рынку, а Россия столкнется с еще большими, чем предусмотрено Третьим энергопакетом, ограничениями на европейском рынке.

Попытки стимулировать интеграцию в Тихоокеанском регионе без участия России противоречат интересам страны и ЕАЭС в целом. Опасность усугубится, если к либерализации торговли в рамках ТТП в той или иной форме присоединится Китай. Это существенно девальвирует саму концепцию разворота на Восток, снизит привлекательность России как экономического и политического партнера для КНР.

* * *

Итак, Евразия находится в ситуации высокой геополитической волатильности. Широкий спектр новых рисков и угроз экономической безопасности ЕАЭС, БРИКС и ШОС, возникающих в ходе реализации ТТП и ТТИП, требует ответов. Необходимо развивать аналогичные механизмы координированного управления агрегированными экономическими системами. При любом сценарии укрепление позиций России в мировой экономике и международной торговле будет зависеть не столько от изменений глобального экономического пространства, сколько от успешного решения стоящих перед страной интеграционных задач. И основной из них является осуществление новой индустриализации внутри ЕАЭС, сопряжение промышленных возможностей и преимуществ друг друга для создания кластеров производств, способных выдержать конкуренцию в любой точке земного шара. Необходимо извлечь максимальные выгоды из своего геостратегического положения, став крупнейшим мировым Таможенным союзом – транзитером с отлаженной системой магистралей и инфраструктурой. Целесообразно пригласить к полноправному членству в союзе и другие экономики, включая страны СНГ, партнеров, с которыми имеются отношения свободной торговли либо ведутся переговоры об установлении преференциальных режимов.

Только конкретные экономические проекты с просчитанными выгодами и издержками, пониманием их влияния на будущее ЕАЭС не позволят другим региональным и трансконтинентальным торговым группировкам заполнить образовавшийся в силу перманентной инертности управленческих звеньев вакуум на постсоветском пространстве.

Россия. Весь мир > Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 16 мая 2016 > № 1754230 Сергей Ткачук

В сетях архаики

Пять стратегических векторов конфликта в Сирии

Дмитрий Евстафьев – кандидат политических наук, профессор департамента интегрированных коммуникаций факультета коммуникаций, медиа и дизайна Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

Резюме Сирийский конфликт показал возможность глубокой виртуализации политики и создания устойчивых сконструированных сущностей, бытующих исключительно в коммуникационном пространстве. Наиболее примечательной из них оказалась «умеренная оппозиция».

Междуречье Тигра и Евфрата и Большой Левант, а говоря современным языком, территория Сирии, Ливана и Ирака – почти идеальное место, где можно наблюдать проявление основных противоречий современного мира. Ряд немедленных последствий конфликта очевидны, как и то, что отсутствует полноценная кооперативная база для стратегического взаимодействия ключевых государств. Это, правда, не исключает определенного, хотя и ограниченного сотрудничества не только на военном этапе, но и в процессе политического и социально-экономического воссоздания.

Конфликт выявил несколько долгосрочных векторов развития, эффект которых пока в полной мере не ясен, но они, безусловно, имеют как минимум среднесрочный характер и могут начать определять политические процессы не только на Ближнем и Среднем Востоке.

Вектор 1. Сочетание этно-религиозных, политических и экономических факторов

Конфликт в Сирии вряд ли можно назвать цивилизационным в чистом виде, хотя возникший разлом имеет очень глубокий характер. Есть классические цивилизационные идентификаторы, которые Сэмюэл Хантингтон формулировал на основе этно-религиозных и культурно-поведенческих отличий, они находят подтверждения в длительной исторической перспективе. Но в данном случае проявился и ряд специфических аспектов дестабилизации, которые невозможно свести ни к национальным, ни к этническим.

Даже в самой широкой трактовке «национального» оно утрачивает значение решающего фактора размежевания. Управление такого рода конфликтами существенно осложняется, ведь сердцевиной всегда являлось национальное государство и его институты, пусть и по-разному понимаемые. Но кроме процессов, обусловленных невозможностью и далее сохранять национальные государства в рамках колониальной эпохи (Ирак, Сирия, Иордания, да и Ливия – классические примеры), наметилась перспектива передела пространства ради получения экономических выгод. То есть фактор этно-конфессиональной напряженности все больше воздействует на систему международных отношений, но дополняется экономически мотивированной дестабилизацией. На фоне торможения глобализации и в условиях кризиса стратегий догоняющего развития это особенно бросается в глаза.

Многогранный характер разломов и их последствий – главный стратегический вектор развития мира. Сирия – первый очаг конфликта, где это явственно проявилось, хотя пока и в ограниченной степени. Страна не играет важной роли в мировой экономике и остается второстепенным элементом логистической системы. Столкновение интересов будет куда ожесточеннее, если в его центре окажутся территории, более значимые с точки зрения всеобщих экономических потоков.

Традиционные транспортные и инфраструктурные коридоры и объекты, имеющие глобальное или трансрегиональное значение, давно находятся либо в «белой зоне» взаимоотношений мировых держав (регулируются юридически обязывающими соглашениями), либо хотя бы в «серой» (неформальные договоренности). Пример первого рода – знаменитая «конвенция Монтрё», которую стараются соблюдать даже в периоды максимального обострения отношений (как, например, в ходе нынешнего украинского кризиса или российско-грузинской войны). Пример второго рода – режим судоходства в Гибралтаре, Баб-эль-Мандебском проливе и некоторых других специфических регионах мира.

Однако новые логистические направления, возникающие в ходе перекройки карты мира, попадают в зону неопределенности – и правовой, и политической. Один из наиболее острых вопросов проекта «Экономический пояс Шелкового пути» – стандарты, которыми он будет регулироваться. Стремление КНР построить коридор исключительно на национальных нормах и принципах едва ли вызовет энтузиазм остальных участников. Можно не сомневаться, что тема правил игры возникнет и в связи с такими перспективными логистическими пространствами, как Никарагуанский канал и Северный морской путь (даже несмотря на то, что российский суверенитет над ним пока никто не оспаривает).

Вектор 2. Столкновение сетевой структуры и иерархичности

Девяностые годы XX века были отмечены бурным ростом интереса к сетевым структурам. Считалось, что они эффективнее иерархических, более адаптивны, да и вообще идут на смену прежним моделям управления. Концепция и политическая практика «цветных революций» заключалась в подрыве иерархической конструкции (государства) за счет гибкости и мобильности сетевых образований. Сетевое глобальное пространство, которое, как казалось, заменит скучное господство иерархии, виделось миром транснациональных компаний. Сами по себе они, безусловно, иерархические, но, становясь действующими лицами глобального сообщества, стимулируют переход процессов социально-экономической глобализации в сетевую форму.

Интересно, что на этапе зрелой глобализации (конец 1990-х гг. и нулевые) ТНК нормально уживались и даже взаимодействовали с транснациональными неправительственными организациями, хотя последние, как правило, объявляли себя борцами против засилья глобального бизнеса. Например, значительная часть мирового экологического движения деликатно смолчала по поводу сланцевой нефте- и газодобычи. Или, скажем, первоначально антиглобалистски настроенное «Движение за справедливую цену» сейчас активно используется крупнейшими глобальными корпорациями (тем же «Старбаксом») в маркетинговых целях. То есть чисто теоретически существовала возможность симфонии между ними, равно как и вероятность возникновения сетевого универсума, в котором государственная принадлежность индивида была бы вторичной по сравнению с его принадлежностью к той или иной сети.

Принято констатировать, что «сетевики» уступили в конкуренции с «иерархами», поскольку национальное государство сохранилось в качестве базовой единицы системы международных отношений. На деле ситуация далеко не так однозначна. Противоборство продолжается, и конфликт в Сирии и Ираке дал ему новый импульс.

Однако сетевыми структурами, в наибольшей степени освоившими механизмы глобализации, оказались радикально-религиозные сообщества, глобальный криминал и террористический интернационал. Собственно, рост их влияния в последние пять-семь лет, вероятно, можно связать с тем, что в условиях явного торможения глобализации (прежде всего социальной и социально-экономической) сетевые структуры действительно проявили больше операционной гибкости и воспользовались возможностями передела геополитического пространства и ключевых финансовых потоков.

Сирийский конфликт доказал способность сетевых структур оказывать социальные услуги в подконтрольных им районах. Неформальные группы занимались этим и раньше, порой более успешно, нежели государство. Однако и ХАМАС в секторе Газа, и «Хезболла» на юге Ливана действовали скорее как обычные иерархии, которые подменили собой государство на контролируемой территории. А вот ИГИЛ в Ракке и Дамаске, и «Джабхат ан-Нусра» в Алеппо и Идлибе (обе организации запрещены в России. – Ред.) оставались однозначно сетевыми.

Другой вопрос, что сетям ни разу не удавалось удержать власть. Более того, для «сетевиков» принципиальной задачей был не столько разгром иерархической структуры того или иного государства, сколько врастание в нее и превращение себя в подобие власти, то есть иерархии. Где-то это получалось (Сербия, Тунис, Грузия), где-то нет (Египет), где-то приводило к тяжелой долгосрочной дестабилизации (Украина). Но модель проникновения сетевого элемента в иерархическую конструкцию везде по сути одна и та же. В Сирии впервые в новейшей истории столкнулись чисто сетевая структура (ИГИЛ) и классическое, хотя и «сложносочиненное» государство. ИГИЛ, рожденное именно как сеть и остававшееся ею на протяжении большей части конфликта, ставило задачей разрушение государства как такового. Попытки обозначить собственную иерархичность (государственность) не оказали заметного воздействия ни на ход боевых действий, ни на концептуальную и идеологическую составляющие радикал-исламистского сообщества. Более того, сетевой характер организации исламистского пространства в Сирии и Ираке сохраняется, несмотря на угрозу военного поражения.

Интересно, что сетевой, по сути, характер постмайданной государственности не преодолен и на Украине, несмотря на жесткий нажим извне. В том, что Киеву следует вернуться к иерархичности в политике и сфере применения насилия (в частности, ликвидировать силовое крыло сетевой государственности – т.н. добровольческие батальоны), были едины и США, и Россия, и ЕС, и ОБСЕ. По мере ослабевания внешнего политического контроля над украинской политикой сетевой характер государственности имеет тенденцию к воспроизводству.

Показательно и то, как концепция «русского мира» все больше становится антиподом российской государственности. Она оказывается направлена против государственных институтов, которые представляются слишком косными, неспособными к динамическому расширению и в недостаточной степени отражающими «народность».

Ключевой вопрос, который питает противоречие между иерархическими и сетевыми моделями управления, – способность классического для XIX–XX столетий национального или многонационального государства с доминирующим этносом обеспечивать эффективную обратную связь между политическими институтами и обществом. Второй по значимости вопрос – насколько верхушка может «эмансипироваться» от общественных настроений. История гражданской войны в Сирии и судьба политической элиты во главе с Башаром Асадом преподала немало уроков. По мере того как нарастал «дефицит реакции» верхов на мнение общества, вакуум заполнялся именно сетевыми структурами. А они, похоже, обеспечивают большее «пространство соприкосновения» с обществом.

Попытки начать государственное строительство в Сирии «с нуля», как фактически предлагают США и Запад (демонтаж модели, центром которой являются алавиты), значат, что «новая сирийская государственность» станет возводиться в прямой конкуренции с сетевыми образцами «псевдогосударственности» ИГИЛ и «Джебхат ан-Нусры», международно признанных террористов. Предложение Москвы сохранить «асадовскую оболочку», наполняя ее новым содержанием, выглядят куда более стратегически осмысленно.

По сути, мы имели первый опыт наблюдений за усилиями по институционализации сетевой государственности. Впервые в качестве основы для государственного строительства востребована антисистемная идеология.

Сетевой вызов, вероятно, будет острым и для ислама как наиболее активно развивающейся идеологической системы современности. В какой-то степени это естественно для религии, в которой фактически нет клира как иерархической структуры, поэтому считалось, что прецедент уникален, его невозможно перенести на другие цивилизационные модели. Теперь, однако, речь идет о сетевизации управления насилием, порождаемого идеологией, которая использует исламскую оболочку, но наполняет ее иным содержанием. И это вполне применимо и за пределами ислама, во всяком случае в его классической трактовке.

Вектор 3. Стратегическое противостояние монополярности и полицентричности

Концепция многополярности при всей активной теоретической проработке и информационной подпитке, прежде всего со стороны Китая и спонсируемых им научных кругов, пока практического воплощения не получила. Более того, ни ЕС, ни КНР как потенциальные полюсы силы не смогли конвертировать свое преимущество по определенным типам ресурсов (нормативная и «мягкая» сила в случае Евросоюза и экономическая мощь в случае Китая) в новый геополитический статус. Пекин сделал ставку на врастание в биполярность через глобальную экономику и отказался от возможности бороться за статус второго полюса. Конкуренция с США проявляется скорее в формировании региональных коалиций, разных по составу, целям и задачам, которые невозможно в полной мере перенести в другие части мира.

Предпринята попытка утверждения как минимум двух новых центров силы – Турции и Саудовской Аравии, которые ставят геополитические цели, превышающие их собственный ресурс. В возникшую ситуацию вмешался Иран, который также хотел реализовать как экономическую, так и прежде всего политическую составляющую своего потенциала центра силы. Несмотря на локальность применения силовых инструментов, последствия того, что новые центры стимулировали вооруженные конфликты, выходили далеко за рамки большого Ближнего Востока.

Особенно это видно на примере Турции, которая интенсивно пыталась реализовывать уже не столько политическую или экономическую, сколько геополитическую программу неоосманизма. Схожую политику – естественно, с учетом возможностей и реальных условий – проводят другие страны: Польша, Индия, Бразилия, а в недалекой перспективе при условии стабилизации экономической ситуации, вероятно, к ним могут присоединиться Индонезия, Египет. Саудовская Аравия уже способна сформировать собственную коалицию на основе клиентских отношений с рядом арабских и африканских государств. Возникают полноценные субсистемы зависимости, обладающие собственной логикой развития. На этом фоне государства полузабытой «оси зла» выглядят почти безопасно, поскольку ни одно из них не обладало возможностями для существенного изменения международной системы.

Москва работает в этой парадигме, реализуя на локальном пространстве свое преимущество в отдельных видах мощи. Естественно, потенциал России существенно больше, нежели у обычного центра силы. И она также пытается действовать в логике создания собственной субсистемы союзнических связей, хотя это пока получается политически неэффективно, а экономически – затратно.

С другой стороны, выявилась группа стран, которые, обладая возможностями для более «самостоятельного плавания», заинтересованы в сохранении системы и ключевых тенденций глобализации. Это прежде всего государства, которые встраиваются в новые институты американоцентричной архитектуры – Транстихоокеанское партнерство или Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство. Ряд значимых потенциальных центров, например, Вьетнам, Южная Корея, Германия, продемонстрировали стремление остаться в рамках классических форматов глобализации, использовав монополярность в своих национальных интересах. И это важная тенденция, подтверждающая гипотезу о нелинейности, разнонаправленности геополитических процессов.

Главная проблема современной американской политики заключается в стратегической неспособности обеспечить управление амбициями ключевых игроков и встроить их в систему глобальной монополярности. Именно растерянность перед полицентричностью вызвала к жизни так повеселивший мировую общественность набор угроз глобальной безопасности, который вполне серьезно изложил Барак Обама в своем выступлении в ООН (Россия, Эбола, ИГИЛ).

Можно отчасти согласиться с мнением ряда специалистов о том, что американский военный активизм нулевых и десятых годов ознаменовал кризис однополярности. Основанную на ней систему уже нельзя было поддерживать в сбалансированном состоянии без прямого силового воздействия.

В мире тормозящей глобализации моделью для потенциальных центров силы стало не только вхождение в те или иные экономические системы, но прежде всего наращивание военных возможностей. Вероятно, справедливы прогнозы относительно медленного, а главное – асимметричного размывания монополярности. Это происходит и на качественном уровне – утрата Соединенными Штатами превосходства в компонентах национальной мощи, и на региональном – потеря Вашингтоном доминирующего положения в конкретных регионах мира. Отмирание монополярности – если, конечно, не произойдет значимых событий, которые развернут этот тренд или катализируют его – не будет носить характер одномоментного обвала, смены модели.

США, скорее всего, упустили время для корректировки глобальных институтов, чтобы они отвечали вызовам новой эпохи. Шаги в этом направлении сделаны – например, изменение системы квот в МВФ в пользу стран БРИКС. Но ситуация уже приобрела ярко выраженную силовую окраску, и эффект частичного экономического умиротворения существенно ниже, чем он мог бы быть в других условиях. Виной тому, вероятно, фиксация нового статуса военной силы и политической воли ее применять, продемонстрированная в ходе конфликта в Сирии и Ираке и не только там. Действия КНДР, целевой аудиторией которых были все же не Соединенные Штаты, а Китай и Япония, не менее показательны и подтверждают гипотезу о том, что в формирующейся системе международных отношений военно-силовой потенциал легко монетизируется.

Вектор 4. Столкновение высоких технологий и архаики в военной сфере

Как показала операция российских ВКС в Сирии, наличие высокотехнологичных вооружений последних поколений (ракеты «Калибр», высокоточное оружие воздушного базирования) не дало абсолютного преимущества сирийской армии на поле боя, хотя и обеспечило благоприятную ситуацию по двум важным показателям. С одной стороны, применение именно высокоточного оружия позволило избежать неблагоприятных гуманитарных последствий, которые были бы для России весьма чувствительными. С другой – дало возможность сравнительно быстро восстановить паритет в управлении войсками между сирийской правительственной армией и боевиками.

Однако в дальнейшем военно-технологическое превосходство перестало быть решающим. Более того, российские ВКС перешли к широкому использованию классических, можно сказать, пред-высокоточных боеприпасов (например, с самолетов Ту-22М3), и это не сказалось негативно на качестве воздушно-огневой поддержки. Зачастую общая интенсивность боевых действий была важнее. Это так, даже если отрешиться от вопроса о стоимости-эффективности применения различных видов вооружения, что в условиях нетотального конфликта является одним из важнейших факторов.

Еще более показательна относительно низкая эффективность боевых действий «западной коалиции», которая почти исключительно использовала высокотехнологичные вооружения и добилась лишь имитационных результатов, фактически проиграв ИГИЛ на поле боя.

Правомерны сомнения во всей методологии расчета субстратегического баланса сил, на которой зиждется утверждение о безусловной американской военно-силовой гегемонии. В ее основе, мол, непревзойденная мобильность вооруженных сил, дополненная преимуществом в высокотехнологичном вооружении. Но если военно-техническое превосходство не дает решающего превосходства даже в асимметричных конфликтах (с заведомо более слабыми противниками), насколько вообще надежна основа военно-силовой монополярности?

Конфликт в Сирии и Ираке показал, насколько ограничен потенциал высокотехнологичных воздушно-наземных операций, если он не сопровождается действиями сухопутных войск или их дееспособного суррогата. Например, частных охранных компаний или подразделений добровольцев, ополчений, которые будут фронтально противостоять противнику, получая воздушную поддержку в виде качественного, но не решающего бонуса. Особенно если боевые действия выходят за рамки классического для биполярного мира квазиколониального конфликта.

Под вопросом вся концепция технологизации боя как единственной основы военного доминирования Севера в условиях демографического и ресурсного превалирования Юга. Именно такой взгляд преобладал после холодной войны. Первые сомнения в правильности «качественной асимметрии» как подхода к ведению боевых действий возникли в ходе «Второй ливанской войны» 2006 г. – операции израильской армии (ЦАХАЛ) против подразделения «Хезболлы» и ее союзников в Ливане. Тотальное технологическое преимущество израильтян не позволило им добиться безоговорочных результатов на поле боя, а соотношение потерь оказалось неблагоприятным. Однако тогда это обстоятельство восприняли как разовый «сбой эффективности».

Важно изучать формы и методы участия разных государств в сирийском конфликте. Наиболее интересный пример – Иран, который создал и продемонстрировал в Сирии, кажется, самую гибкую из апробированных в военных конфликтах последних лет систему силовых инструментов. Иран обкатал и классические военные подразделения, и возможности военных советников (хотя эффект их деятельности, вероятно, более спорный), и подразделения внутренней безопасности (кстати, опыт участия КСИР именно в локальном конфликте может оказаться востребованным в дальнейшем), и полувоенные аффилированные подразделения («Хезболла», причем как ливанская, так, вероятно, и иранская), и внешне самостоятельные подразделения «шиитских добровольцев». Иран испробовал военный потенциал на любой вкус, исходя из максимально широкого спектра потенциальных вооруженных конфликтов, которые могут затронуть его интересы. Конечно, Тегерану есть над чем работать, но у его потенциальных оппонентов в регионе или нет и такого опыта, или имеется опыт скорее негативный, как, например, у Саудовской Аравии в Йемене.

Вектор 5. Усложняющееся взаимодействие социальной реальности и «информационного общества»

Сирийский конфликт показал пример глубокой виртуализации политики (даже ее силовой составляющей) и создания устойчивых сконструированных сущностей исключительно для коммуникационного пространства. Наиболее примечательна «умеренная оппозиция». Появление этого понятия и признание ее в качестве важнейшего элемента конфликта показывает глубину манипулятивных возможностей информационного общества, построенного на принципах интегрированных коммуникаций. Но есть и другая сторона вопроса.

Исламистские структуры сравнительно легко осваивают новейшие формы манипуляций. Информационное общество прорастает в архаизированные социальные структуры, последние же берут на вооружение новейшие технологии. Следствием становится глобализация архаических социальных укладов и поведенческих парадигм.

Этот феномен имеет отложенный эффект, который, впрочем, может со временем оказаться едва ли не самым значимым. События сорока лет показали высокий темп архаизации обществ во всем мире. Формальной отправной точкой, вероятно, стоит считать череду потрясений: начало радикального исламского противодействия центральной власти в Афганистане при Мухаммаде Дауде (1976–1977 гг.), «хлебные бунты» в Египте (1977 г.), показавшие силу архаических социальных институтов во вроде бы модернистских городах, исламистское восстание в сирийском Алеппо (1979 г.), Исламская революция в Иране (1978–1979 гг.). Окончательной легитимацией этих процессов можно считать референдум об исламском устройстве Пакистана, проведенный президентом-автократом Зия-уль-Хаком. Он знаменовал не просто откат в прошлое, а признание новой стратегической модели развития общества, всерьез претендовавшего до этого на промышленную модернизацию.

Но все подобные проявления воспринимались преимущественно как нечто, касающееся развивающегося мира. Ирак, Афганистан, Пакистан, Ливия, Нигерия, отчасти даже Египет превратились из относительно модернистских обществ в архаические не только по форме, но и по сути. Архаизацию удалось несколько замедлить в Алжире, Тунисе, Индонезии, Таджикистане, но, очевидно, только на время. Развитие информационного общества не только не сдерживало скольжение в прошлое, но и, очевидно, было одним из его инструментов. Оно и обеспечило внедрение в сознание мысли о том, что архаические социальные и экономические уклады вполне приемлемы.

Последняя волна нестабильности на Ближнем Востоке и все большая информационная прозрачность постмодернистских обществ делает возможным перенос социальной архаизации из развивающегося мира в сообщество стран с развитой экономикой. Этому способствует деструкция базовых социальных институтов западного мира. Безусловно, процесс небыстрый, и он далек от «точки невозврата», однако отрицать его бессмысленно. Признаки очевидны в Великобритании (например, т.н. шариатские патрули) и Франции. Они все более заметны в Германии, Бельгии. И в том числе это касается такого базового общественного института, как образование.

Перевод борьбы против ИГИЛ в реальную сферу не привел к исчезновению виртуального конфликта. Эту составляющую просто оттеснили на периферию, и она обрела другие формы. Конечно, в точке соприкосновения с реальностью действия виртуальное измерение перестает быть доминирующим. Но там, где этого соприкосновения нет или оно носит несколько иной характер (например, в странах Евросоюза главным является ожидание терроризма и нарастающий страх перед последствиями миграции), баланс между виртуальным и реальным может быть иным. Что допускает возможность воссоздания сконструированной реальности условной ИГИЛ на принципиально иной операционной площадке – за пределами Леванта и Ближнего Востока.

Давно обещанное противоборство Север–Юг, вероятно, уже идет через конкуренцию модернистских и архаических социальных институтов, и более конкурентоспособными оказываются архаические. Они эффективнее используют возможности информационного общества. Это обстоятельство отмечал скандальный немецкий политик Тило Сарацин в нашумевшей книге «Германия: самоликвидация». Деконструкции подвергаются классические социокультурные институты, прежде всего те, которые имеют организационное воплощение. Так разъедается каркас современного устройства западного типа. Оно замещается – пока на локальном уровне – архаизированными институциональными суррогатами. Высокотехнологичное информационное общество, безусловно, относящееся к атрибутам европейского постмодерна, успешно используется для архаизации социального пространства Европы.

Вместо заключения

Рассмотренные векторы – явления долгосрочные, в полной мере их эффект проявится лишь через некоторое время. Однако именно они определят структуру и особенности системы международных отношений, если торможение глобализации станет не только политической, но и операционной реальностью.

Реализация всех этих векторов – в комплексе или по отдельности – предполагает расширение зоны нестабильности, поскольку во всех случаях в той или иной степени предполагается использование силовых инструментов. Собственно, конфликт в Сирии и Ираке даже больше, нежели ситуация вокруг применения экономических санкций против России, показал значимость и потенциальный эффект различных силовых инструментов в современном мире: от почти классических войн союзников (proxy warfare) через новую парадигму гибридных войн к применению стратегических вооружений. Не показал конфликт в Сирии только одного – пределов допустимой эскалации. И это – главная угроза для системы международных отношений.

Внешняя политика России носит относительно деидеологизированный характер, в какой-то мере она приближается к практикам периода разрядки, когда пропаганда играет лишь роль ширмы для решения прагматических, во многом технологических задач. Однако идеологизация внешней политики США постоянно нарастает, определяя политические действия. Это делает маловероятной стратегию ограниченного партнерства, а частные случаи взаимодействия (например, сотрудничество против ИГИЛ) оказываются заложниками пропагандистской инерции.

Ситуация будет выглядеть менее безнадежно, если признать, что управлять возникшими векторами развития можно лишь отчасти, особенно в период глобальной экономической нестабильности. Тогда не исключены хотя бы попытки разговора с Соединенными Штатами (а они обеспечат лояльность своих европейских сателлитов) о пределах дестабилизации в современной системе международных отношений.

С другой стороны, конструктивное взаимодействие между Россией и Западом зависит от способности расширить рамки относительно малоконфликтной повестки дня между Москвой и Вашингтоном, которая, как показала практика, остается сердцевиной многостороннего взаимодействия. Это сложно, но возможно – с целью замедления глобальных деструктивных процессов.

Стратегическая задача России на ближайшие пять-семь лет вполне ясна. Необходимо дополнить эффективный военный потенциал (который, конечно, нужно расширять) возможностями стратегического конструирования и управления как минимум субглобальными геополитическими процессами. Только очень наивные люди могут предполагать, что обозначившиеся в Сирии и Ираке тенденции не проявятся на постсоветском пространстве. Но для адекватного реагирования нужна совершенно иная экономическая база и более эффективные социальные и управленческие институты.

Сирия. США. Россия > Армия, полиция. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 16 мая 2016 > № 1754105 Дмитрий Евстафьев

Интервью заместителя Министра иностранных дел России И.В.Моргулова информационному агентству «ТАСС», 13 мая 2016 года

Вопрос: Какие ожидания связывают в Москве с юбилейным саммитом Россия-АСЕАН, который пройдет 19-20 мая в Сочи? Что для России во взаимодействии с АСЕАН является главным приоритетом?

Ответ: Предстоящий саммит, хотя и третий по счету за двадцать лет диалогового партнерства между нашей страной и Ассоциацией государств Юго-Восточной Азии, тем не менее во многих смыслах будет неординарным. Начну с того, что он впервые проводится на российской территории. Уже сам приезд глав государств и правительств десяти стран-членов АСЕАН в Сочи станет крупным международным событием, подтверждением значимости отношений с Россией для этого авторитетного регионального объединения, связывающего в единую семью более полумиллиарда человек и являющегося в совокупности седьмой экономикой мира.

Во-вторых, до этого встречи России с «десяткой» проходили «на полях» асеановских мероприятий – в Куала-Лумпуре в 2005 г. и Ханое в 2010 г. В том, что мероприятие будет проводиться в Сочи без привязки к другим событиям, вижу признание весомой конструктивной роли нашей страны в деле укрепления безопасности и стабильности в Азиатско-Тихоокеанском регионе, обеспечения его устойчивого развития.

Наконец, Сочинский саммит призван не только придать серьезный импульс продвижению российско-асеановского сотрудничества во всех областях, но и обозначить ориентиры для выведения нашего партнерства на качественно новый, стратегический уровень.

Для этого есть все необходимые предпосылки. За прошедшие двадцать лет мы обзавелись солидной договорно-правовой базой и разветвленной, многоуровневой структурой комплексного взаимодействия, включающей свыше десятка механизмов отраслевого сотрудничества – от противодействия терроризму и транснациональной преступности, чрезвычайного реагирования до торговли и инвестиций, энергетики, сельского хозяйства, культуры, туристических обменов.

В отношениях с АСЕАН для нас в равной степени важны все их составляющие – политическая, торгово-экономическая и гуманитарная. В фокусе политического диалога – формирование в АТР архитектуры равной и неделимой безопасности, которая является необходимым условием для устойчивого роста и процветания. Учитывая системообразующую роль АСЕАН в региональных делах, рассчитываем, что нам сообща удастся выстроить транспарентную и открытую систему межгосударственных отношений, основанную на равноправии, коллективных началах и учете законных интересов всех стран региона.

Другим приоритетом является наращивание торгово-экономического и инвестиционного сотрудничества с упором на такие перспективные направления, как энергетика, включая возобновляемую, транспорт и инфраструктура, инновационные технологии, сельское хозяйство, в том числе в контексте обеспечения продовольственной безопасности. Естественно, серьезный прогресс здесь невозможен без активного подключения предпринимателей. Расширить деловые контакты, обсудить имеющиеся у бизнеса проблемы, наметить пути их решения позволит Деловой форум Россия-АСЕАН 19 мая в Сочи, на который приглашены представители крупнейших компаний нашей страны и «десятки».

Неотъемлемая составная часть наших связей с Ассоциацией – расширение культурного сотрудничества и гуманитарных обменов. В привязке к Сочинскому саммиту запланирована первая российско-асеановская встреча министров культуры. Нынешний год объявлен перекрестным Годом культуры России и АСЕАН, в рамках которого утверждена насыщенная программа мероприятий, включая Фестиваль искусств.

Вопрос: Лидерам будет представлен документ, отражающий стратегическое видение российско-асеановских связей на долгосрочную перспективу. В чем его концептуальность?

Ответ: В прошлом году по нашей инициативе была сформирована так называемая Группа видных деятелей в составе представителей дипломатических служб и академических кругов России и стран «десятки». Перед ней была поставлена задача «заглянуть за горизонт» - разработать концептуальный доклад лидерам о стратегическом видении будущего отношений Россия-АСЕАН. Для этого необходимо было «проинвентаризировать» 20-летний опыт нашего взаимодействия, рассмотреть возможности его качественной трансформации в подлинно стратегическое партнерство и подготовить рекомендации относительно практических шагов по достижению этой цели.

Состоялось три встречи экспертов. Доклад уже готов и будет представлен на рассмотрение лидеров в Сочи. Рассчитываем, что он позволит во многом по-новому взглянуть на партнерство Россия-АСЕАН, выйти за рамки устоявшихся оценок состояния и перспектив его развития.

Но доклад Группы видных деятелей – не единственный документ саммита. Лидерам предстоит одобрить Сочинскую декларацию, в которой в том числе будут отражены общие подходы наших стран к основным международным и региональным проблемам, а также Комплексный план действий по развитию сотрудничества Россия-АСЕАН на 2016-2020 годы – своего рода «дорожную карту» продвижения нашего взаимодействия в практических областях. Оба эти документа находятся сейчас на финальной стадии согласования.

Вопрос: Как развивается сотрудничество со странами «десятки» в сфере безопасности, подготовки кадров для правоохранительных органов, чрезвычайного реагирования? Известно, что на рассмотрении АСЕАН находится проект соглашения о сотрудничестве в области предупреждения и ликвидации последствий ЧС. Когда, по-Вашему, может быть подписан этот документ?

Ответ: Активно развивающееся сотрудничество с АСЕАН в сфере противодействия новым вызовам и угрозам подтверждает востребованность в регионе российского опыта борьбы с терроризмом, оргпреступностью, наркотрафиком, наших возможностей по укреплению правоохранительного потенциала Ассоциации, включая подготовку кадров для компетентных органов. За минувшие годы мы «с нуля» выстроили диалоговые механизмы по этим вопросам – Совещание старших должностных лиц по транснациональной преступности и профильную Совместную рабочую группу. На регулярную основу поставлено проведение обучающих курсов и стажировок для асеановских специалистов.

Знаковым событием стало обретение МВД России статуса партнера по диалогу АСЕАНАПОЛ – объединения полицейских служб государств-членов АСЕАН. В прошлом году это взаимодействие вышло на министерский уровень – Министр внутренних дел Российской Федерации В.А.Колокольцев впервые принял участие в ежегодной Конференции АСЕАНАПОЛ.

Аналогичный «запрос» у асеановцев есть и в отношении наших наработок в области чрезвычайного реагирования. Рассчитываем придать системный характер сотрудничеству на этом направлении путем заключения соответствующего документа. Его проект, подготовленный МЧС России, проходит экспертное согласование с «десяткой». Надеюсь, он будет подписан в самое ближайшее время.

Вопрос: Москва заинтересована в том, чтобы привлекать Ассоциацию государств Юго-Восточной Азии к взаимодействию с ЕАЭС и ШОС. Будет ли на саммите обсуждаться вопрос налаживания сотрудничества стран АСЕАН с Евразийским экономическим союзом? Какие соглашения в этой связи планируется обсудить и одобрить?

Ответ: Убежден, что активно развивающиеся на общем для России и АСЕАН евразийском пространстве интеграционные процессы отвечают интересам обеспечения инклюзивного экономического роста всех расположенных здесь государств. Обеспечить их синергию позволило бы сопряжение различных интеграционных форматов с перспективой выхода на формирование широкого трансрегионального экономического партнерства с участием, прежде всего, созданных в прошлом году Евразийского экономического союза и высокоинтегрированного Сообщества АСЕАН, а также расширяющейся с вступлением Индии и Пакистана Шанхайской организации сотрудничества.

Эту идею впервые выдвинул Президент Российской Федерации В.В.Путин в послании Федеральному Собранию Российской Федерации в декабре 2015 г. Эффект от ее реализации для региональной, да и мировой экономики в целом был бы колоссальным. Уверен, в том или ином виде данная инициатива будет затрагиваться в ходе Сочинского саммита, и рассчитываю, что наши асеановские партнеры ее поддержат. Тем более, что она стыкуется с продвигаемой «десяткой» концепцией региональной взаимосвязанности. Разумеется, говорить о выходе на какие-либо соглашения пока преждевременно, но, как представляется, взаимный интерес государств-членов ЕАЭС и АСЕАН налицо.

Вопрос: Россия хотела бы в перспективе создать зону свободной торговли со странами Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), а также с АСЕАН. Как идет работа в этом направлении?

Ответ: Вы, вероятно, имеете в виду предложение Казахстана о создании на пространстве ШОС зоны свободной торговли, прозвучавшее в ходе заседания Совета глав правительств государств-членов Организации в декабре прошлого года в китайском Чжэнчжоу. Достигнуто общее понимание о важности тщательного изучения этой инициативы по линии национальных министерств экономики с последующим переходом к консультациям в многостороннем формате.

Для начала предполагается сфокусироваться на вопросах защиты капиталовложений, оптимизации процедур движения товаров через границы, совместной выработки технических стандартов для продукции следующего технологического поколения, на взаимном открытии доступа на рынки услуг и капиталов. В числе первых практических шагов – мартовская встреча в Москве министров экономики и торговли всех членов ШОС за исключением Узбекистана, принявших Совместное заявление о намерениях по усилению экономического, торгового и инвестиционного сотрудничества. Поскольку во встрече не принимали участия наши узбекские партнеры, она формально не может рассматриваться как диалог в рамках ШОС. Но мы рассчитываем продолжить изучение этого вопроса и в шосовском формате.

Практические заделы имеются также в отношениях с АСЕАН. В мае 2015 г. ЕАЭС заключил первое соглашение о свободной торговле с представителем «десятки» – Вьетнамом. На сегодняшний день заинтересованность в аналогичных договоренностях обозначили Камбоджа, Сингапур, Индонезия и Таиланд. Некоторые из них уже подали соответствующие заявки. На перспективу можно было бы подумать об объединении таких ЗСТ со странами АСЕАН в единую «сеть».

В основе будущих национальных либерализационных режимов видим универсальные принципы международной торговой системы – открытость, прозрачность и уважение интересов каждой экономики, понятные и недискриминационные для всех участников «правила игры».

Совершенно очевидно, что реализация подобных планов – вопрос долгосрочной перспективы. Но начало уже положено.

Вопрос: Каков объем торговли между Россией и странами АСЕАН в последние годы?

Ответ: За последние пять лет совокупный товарооборот России со странами АСЕАН удвоился, достигнув в 2014 г. рекордной отметки в 21,5 млрд. долл. США. В прошлом году взаимная торговля, к сожалению, подрастеряла в объемах. Это обусловлено мало зависящими от нас факторами, прежде всего неблагоприятной макроэкономической конъюнктурой – падением мировых цен на энергоресурсы, волатильностью курсов национальных валют. Примечательно, однако, что, согласно последним статистическим данным, в 2015 году на фоне общего снижения наблюдался прирост по ряду групп товаров, таких, например, как продукция химической и легкой промышленности, машиностроения, сельского хозяйства.

Ключевую роль в восстановлении прежней динамики российско-асеановских торгово-экономических связей должна сыграть реализация принятой в 2012 году «дорожной карты» развития взаимодействия и обновленной в прошлом году Рабочей программы по торговле и инвестициям. Уверен, что Сочинский саммит также придаст необходимый импульс активизации работы на этом направлении.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 13 мая 2016 > № 1776271 Игорь Моргулов

Интервью заместителя Министра иностранных дел России И.В.Моргулова изданию «Russian Business Guide», опубликованное на сайте информагентства «ТПП-информ» 12 мая 2016 года

Вопрос: Некоторое время назад Россия развернула вектор своей внешней политики с Запада на Восток. Стало более активным наше участие в международных мероприятиях, проходящих в Азиатско-Тихоокеанском регионе, стали более частыми поездки правительственных и деловых делегаций в страны АТР. Однако того, что ожидалось, — динамично растущего делового сотрудничества, активного роста инвестиций, — не произошло. Что, на Ваш взгляд, этому мешает?

Ответ: Прежде всего, я бы не стал говорить о «развороте» России в АТР. Наша страна — мировая держава, расположенная на Евразийском континенте и выстраивающая отношения параллельно и с Западом, и с Востоком. Другое дело, что в этой работе мы учитываем объективные тенденции глобального развития. А они свидетельствуют, что роль АТР как «локомотива» мировой экономики и политики поступательно укрепляется.

Торгово-экономическим связям со странами этого региона у нас традиционно уделяется особое внимание. Усиление же азиатского направления нашей внешней политики — это осознанный выбор, продиктованный целым рядом важных факторов, в первую очередь необходимостью обеспечить благоприятные условия для социально-экономического подъема Восточной Сибири и Дальнего Востока, их встраивания в систему хозяйственной кооперации в АТР.

В целях реализации поставленных задач мы начали использовать такие качественно новые инструменты, как создаваемые в Дальневосточном федеральном округе территории опережающего социально-экономического развития и проект «Свободный порт Владивосток». Они, равно как и меры по модернизации трансграничной, в том числе транспортной, инфраструктуры призваны ускорить практическое решение проблем, с которыми сталкиваются иностранные инвесторы в этом российском макрорегионе.

Интерес зарубежных деловых кругов к продвигаемым Россией проектам развития наших дальневосточных территорий очевиден. Уже в рамках первого Восточного экономического форума (ВЭФ) в сентябре прошлого года во Владивостоке были подписаны «пакетные» соглашения и контракты с участием иностранных инвесторов на сумму более 750 млрд. рублей. Сегодня полным ходом идет подготовка к ВЭФ-2, запланированному на 2—3 сентября с. г. В фокусе внимания будет комплекс актуальных вопросов углубления региональной экономической интеграции, в том числе выдвинутая Президентом Российской Федерации В. В. Путиным инициатива формирования широкого экономического партнерства в Евразии с участием таких объединений, как ЕАЭС, ШОС и АСЕАН.

Торгово-экономическая и интеграционная тематика присутствует и на других ведущих региональных площадках, включая Восточноазиатский саммит (ВАС), форум «Азиатско-тихоокеанское экономическое сотрудничество» (АТЭС), диалоговый механизм «Азия — Европа» (АСЕМ). Мы активно способствовали закреплению в итоговых документах прошлогоднего саммита АТЭС в Маниле курса на продвижение к общерегиональному недискриминационному рынку, который предоставлял бы всем странам АТР равный доступ к экономическим возможностям и сопутствующим выгодам.

Что касается динамики развития делового сотрудничества с азиатским регионом, нужно понимать, что эффект от наших инициатив не может быть сиюминутным. Их реализация требует упорной, кропотливой работы. Кроме того, наши азиатские партнеры, как известно, основательно готовятся, но потом последовательно продвигаются к поставленной цели.

Вопрос: Стабильные торгово-экономические отношения основываются, как правило, на хорошо развитом договорном фундаменте. Какие международно-правовые акты связывают нас со странами региона?

Ответ: Действительно, договорно-правовая база двусторонних отношений АТР является своего рода каркасом для развития практического взаимодействия по всему спектру направлений. Но верно и обратное — степень развития договорного фундамента напрямую зависит от уровня политических отношений с той или иной страной. Чем выше уровень, тем крепче фундамент.

Наиболее продвинутая правовая база и разветвленная организационная структура связей в АТР, причем на всех уровнях, у нас создана с Китаем. Основные принципы и направления двустороннего взаимодействия отражены в Договоре о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между Российской Федерацией и Китайской Народной Республикой от 2001 года. До этого — в 1997 году — было заключено Межправительственное соглашение о создании механизма регулярных встреч глав правительств России и Китая. Ежегодно в рамках двусторонних встреч на высшем уровне подписываются десятки межгосударственных, межведомственных и корпоративных документов. К примеру, в ходе визита Президента В. В. Путина в Китай в сентябре 2015 года подписано 27 совместных документов, во время 20-й регулярной встречи глав правительств в Китае в декабре 2015 года — 35 различных соглашений. В общей сложности действуют более 300 российско-китайских межправительственных договоров и соглашений, которые охватывают практически все области сотрудничества.

Порядка 250 межправительственных и межведомственных документов по всему спектру взаимодействия заключено с Индией. В ряду последних совместных решений —переход к режиму наибольшего благоприятствования при взаимных поездках для представителей деловых кругов. Немаловажное значение имеет недавно подписанный Протокол об обмене предварительной информацией по линии таможенных служб в рамках проекта «Зеленый коридор», реализация которого призвана значительно сократить сроки оформления перемещаемых между нашими странами товаров.

Многоплановый характер носит договорно-правовая база отношений России с другими азиатскими странами — Республикой Корея, Монголией, государствами — членами АСЕАН. Причем все чаще подписываемые документы выходят за пределы двусторонних форматов. Так, в 2015 году одобрена «дорожная карта» развития сотрудничества между Россией, Китаем и Монголией в тройственном формате. В стадии согласования находится программа создания экономического коридора Россия — Монголия — Китай. Ряд основополагающих документов подписан с асеановской «десяткой», в том числе Соглашение об экономическом сотрудничестве 2005 года.

Этапным событием стало заключение в мае 2015 года Соглашения о свободной торговле между государствами —членами Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и Вьетнамом. Это — первый документ подобного рода, подписанный между данным интеграционным объединением и иностранным государством. Убежден, что его успешная реализация будет способствовать наращиванию взаимных потоков товаров, инвестиций и услуг. На сегодняшний день заинтересованность в создании ЗСТ с ЕАЭС обозначили Камбоджа, Сингапур, Индонезия и Таиланд. Некоторые из этих стран уже подали соответствующие официальные заявки.

Важную роль в продвижении кооперации со странами АТР играют механизмы межправительственных комиссий, созданных с большинством азиатских государств.

Расширяется сеть российских торговых представительств за рубежом. Сегодня они действуют во многих асеановских столицах, Китае, Японии и ряде других стран АТР. В обозримом будущем ожидается возобновление работы торгпредства в Сингапуре, открытие такого учреждения в Мьянме.

Вопрос: Российский бизнес стремится к развитию торгово-экономических отношений со странами АСЕАН, желая поднять их до уровня партнерства. Как могло бы ответить на это Российское государство, в частности Министерство иностранных дел?

Ответ: Диалоговому партнерству Россия — АСЕАН в текущем году исполняется 20 лет и оно продолжает развиваться. За прошедшие два десятилетия при координирующей роли МИД России налажено стабильное функционирование рабочих органов сотрудничества. Расширяется спектр направлений отраслевой кооперации. Свежий пример — запуск российско-асеановского диалога по возобновляемой энергетике, создание механизмов взаимодействия в сферах сельского хозяйства и образования. Сегодня мы находимся на пороге нового этапа в отношениях с Ассоциацией, который я бы охарактеризовал как движение к стратегическому партнерству.

Мы уделяем самое пристальное внимание развитию торгово-экономического и инвестиционного сотрудничества с «десяткой». Ключевую роль в его наращивании играет выполнение принятой в 2012 году профильной «дорожной карты» и обновленной в 2015 году рабочей программы по торговле и инвестициям с акцентом на такие области, как энергетика, транспорт и инфраструктура, наука и технологии. Практический результат налицо: за последние пять лет наш товарооборот со странами АСЕАН увеличился в два раза. В прошлом году темпы его роста, правда, снизились, однако это произошло в силу объективных факторов, связанных с макроэкономической конъюнктурой, прежде всего падением мировых цен на энергоносители и волатильностью курса национальных валют.

Хорошую отдачу имеют организуемые по линии государственно-частного партнерства российские комплексные бизнес-миссии в страны Юго-Восточной Азии. В 2014 году была проведена «пилотная» поездка в Индонезию, Малайзию и Сингапур, за ней последовали еще несколько успешных «десантов» представителей российского бизнеса в этот регион. Важное значение придаем наращиванию модернизационной и высокотехнологичной составляющих сотрудничества с Ассоциацией. В частности, недавно вышли к асеановским партнерам с проектом ускоренного внедрения двусторонней системы электронной торговли.

С учетом современных геополитических реалий инициировали диалог о перспективах сопряжения региональных интеграционных процессов, в том числе в контексте реализации вышеупомянутой задачи формирования широкого экономического партнерства ЕАЭС, АСЕАН и ШОС.

Имеющийся обоюдный запрос на активизацию сотрудничества, назревшая необходимость наметить пути его дальнейшего развития подвели нас к организации третьей встречи лидеров России и стран АСЕАН, которая впервые в истории диалогового партнерства состоится 19–20 мая с. г. на российской территории — в Сочи. Разумеется, при этом мы не забыли и об интересах бизнеса. Встык с саммитом запланирован Деловой форум Россия — АСЕАН, на который приглашены представители крупнейших компаний нашей страны и «десятки».

Вопрос: Сегодня заметно активизировались процессы в таких организациях, как БРИКС и ШОС, которые тоже имеют свое «азиатское измерение». Показательно, что в 2015 году, когда Россия председательствовала в обеих организациях, сотрудничество стало приобретать экономический уклон, что может свидетельствовать о большом интересе стран Азии к торгово-экономическому сотрудничеству. Что могла бы сделать Россия для активизации торгово-экономического сотрудничества со странами Азии и бассейна Тихого океана?

Ответ: Объединение БРИКС за сравнительно небольшую историю своего существования превратилось во влиятельный фактор глобальной политики. Причем развитию сотрудничества в торгово-экономической и финансовой сферах в этом объединении изначально уделялось приоритетное внимание. Итоги российского председательства в «пятерке» в 2015 году служат тому подтверждением. На саммите в Уфе была одобрена Стратегия экономического партнерства БРИКС, дан старт работе над проектом «дорожной карты» торгово-экономического и инвестиционного сотрудничества на период до 2020 года, запущен механизм экспертного диалога БРИКС в сфере электронной торговли. Продолжается взаимодействие по вопросам реализации национальных проектов «единого окна» для внешнеэкономических операторов.

Что касается ШОС, которой в нынешнем году исполняется 15 лет, то организация аккумулировала мощный экономический потенциал, масштаб которого дополнительно расширит предстоящее полноформатное присоединение Индии и Пакистана, а в перспективе и Ирана.

В рамки повестки дня указанных объединений укладывается продвижение выдвинутой нами идеи сопряжения крупных экономических и инфраструктурных проектов регионального и трансрегионального масштабов, включая выстраивание и расширение внешних связей Евразийского экономического союза, в том числе их состыковки с инициированным Китаем Экономическим поясом Шелкового пути. Видим широкие возможности для использования потенциала БРИКС в интересах реализации совместных проектов, в том числе с задействованием капитала Нового банка развития.

На ШОСовском направлении на первоначальном этапе представляется целесообразным сосредоточиться на вопросах защиты капиталовложений, оптимизации процедур движения товаров через границы, совместной выработки технических стандартов для продукции следующего технологического поколения, на взаимном открытии доступа на рынки услуг и капиталов.

Вопрос: В начале февраля с. г. 12 стран, в том числе страны АТР, в новозеландском Окленде подписали соглашение о Транстихоокеанском партнерстве, в соответствии с которым странам-участницам предстоит создать зону свободной торговли. Вступление в силу этого документа ожидается через два года, однако уже сегодня утверждается, что оно повлечет за собой серьезные изменения в расстановке сил на рынках стран АТР. Каким образом, на Ваш взгляд, такое партнерство может повлиять на позиции России в этом регионе?

Ответ: Россия — убежденная сторонница углубления региональной экономической интеграции. Мы последовательно выступаем за строительство в регионе такой архитектуры многостороннего сотрудничества и безопасности, которая обеспечивала бы здесь стабильность и устойчивое развитие. Как известно, в настоящее время прорабатываются сразу несколько проектов в области либерализации торговли в АТР — Транстихоокеанское партнерство (ТТП), Всеобъемлющее региональное экономическое партнерство (ВРЭП), трехсторонняя зона свободной торговли с участием КНР, Республики Корея и Японии, а также — в соответствии с утвержденным на прошлогоднем саммите АТЭС курсом — Азиатско-Тихоокеанская зона свободной торговли как преференциальное соглашение на базе всех имеющихся профильных инициатив. Для нас главное, чтобы эти процессы не подменяли, а дополняли мировую торговую систему, опирались на принципы открытости и уважения интересов каждой экономики, включая чувствительные для «третьих» сторон моменты.

Каким образом реализация упомянутой Вами ТТП изменит ландшафт мировой и региональной торговли, сказать пока сложно. В любом случае исходим из того, что келейное переписывание правил мировой торговли чревато разбалансировкой и фрагментацией глобального экономического пространства. Мы со своей стороны твердо настроены на расширение взаимодействия с государствами АТР, намерены и далее ориентироваться на плотную работу со всеми сторонами, заинтересованными в развитии инклюзивного сотрудничества в регионе.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 12 мая 2016 > № 1776136 Игорь Моргулов

Картофельные перспективы

Урожай картофеля в России в 2015 году оказался рекордным с 1994 года, что вызвало значительное снижение стоимости продукции на российском рынке. В результате ряд небольших производителей и компаний, для которых выращивание картофеля не является основным направлением бизнеса, могут сократить площади под картофелем или даже уйти с рынка, а крупнейшие производители, наоборот, постараются нарастить эффективность, для чего будут совершенствовать технологии и развивать переработку и экспорт картофеля.

Картофельный союз

Юбилейная конференция Картофельного союза пройдет 25 марта в Москве

Картофельный Союз организует работу консолидированного стенда участников рынка картофеля и овощей на выставке «Золотая осень – 2015» с 8 по 11 октября.

Картофелеводство и овощеводство на современном этапе

О Картофельном союзе, об объемах и перспективах производства картофеля, о семеноводстве, о будущем сезоне, о государственной поддержке и развитии переработки, а также об экспорте и импорте картофеля FruitNews рассказал Алексей Красильников, Исполнительный директор Союза участников рынка картофеля и овощей (Картофельный союз).

О Картофельном союзе

FN: Во первых, хочу поздравить Вас с пятилетним юбилеем Картофельного союза. Могли бы Вы рассказать о том развитии, которое Союз получил за последний год?

АК: Давайте начнем с того, что Картофельный союз был зарегистрирован и приступил к работе в 2011 году. Изначально в Союзе нас было 25 компаний, сейчас – около 60. Из них более половины – это непосредственно производители картофеля и овощей с общим объемом производства - около 1 миллиона тонн картофеля и более 300 тысяч тонн овощной продукции в год. Помимо компаний, занимающихся выращиванием картофеля и овощей, в Картофельный союз входят производители сельхозтехники и оборудования, поставщики посевного материала и средств защиты растений. Не буду называть отдельные компании, чтобы никого не выпячивать, но у нас на сайте все есть. О том, что мы сделали за этот период расскажу очень кратко: работали над законом о семеноводстве, вносили предложения по изменениям нормативного законодательства в части НДС и прочее. Союз постепенно растет, как в количественном составе, так и по географии. Вот недавно поступили заявления о вступлении уже из Красноярска. Раньше в нашей географии восток – это были Свердловск и Тюмень, сейчас уже – Красноярск и Якутия. К нам присоединились Союз картофелеводов Якутии и одно из больших хозяйств в Красноярском крае.

Об объемах и перспективах производства картофеля

FN: То есть география Союза расширяется. А какую долю рынка производства картофеля на данный момент занимают компании, входящие в Союз?

АК: Товарный сектор производства картофеля у нас представляют сельхозпроизводители, крестьянские фермерские хозяйства и индивидуальные предприниматели, которые в прошлом году произвели рекордный урожай – 7 млн 400 тыс. тонн и подошли уже к результатам 92-го – 93-го года. Когда-то был кризис в стране и, соответственно, в сельском хозяйстве. В современной истории России максимальный урожай был в 90-ом году - это 10,5 млн тонн, а в 2000-ых годах он опустился до 2,5 – 2,3 млн тонн. Вот сейчас поднялись на уровень 7,4 млн тонн. Из них, как я уже говорил, около 1 млн тонн приходится на наших участников Картофельного союза и можно посчитать сколько там процентов получится.

FN: То есть, примерно 13,5%? Долю рынка Вы тоже довольно быстро наращиваете.

АК: Да, мы наращиваем долю рынка. Хотя результаты прошлого года нас не совсем радуют из-за перепроизводства картофеля. Население откликнулось на обвал рубля. Кроме того, Минсельхоз в лице Чекмарева призывал региональных руководителей обратиться к населению с тем, чтобы они вернулись на свои приусадебные хозяйства для производства картофеля и овощей. Это, конечно, был негативный посыл. И в результате многих факторов – это и увеличение в товарном секторе, и небольшое увеличение по площадям и производству в ЛПХ (личных подсобных хозяйствах) произвели мы 33,2 или 33,3 млн тонн картофеля.

FN: Как  из-за перепроизводства картофеля. Население откликнулось на обвал рубля.

подсчитывается произведенное ЛПХ, для меня до сих пор большая тайна.

АК: Да-да. Вот и я не хочу в это углубляться. Поэтому давайте все же будем крутиться вокруг аграрного сектора. Общие тенденции, которые мы видим по рынку говорят нам о том, что площади и урожайность растут. Если по площадям в 2005 года года было 213 тыс. гектаров, то в этом году площади картофеля уже на уровне 330 – 340 тыс. гектаров. И если кинуть лаг вперед на 5 лет до 2020 - 2021 года, то мы подойдем по площадям к 400 тыс. гектаров. Такая же положительная динамика есть и по росту урожайности с 90-х годов, когда средняя урожайность была 90 центнеров с гектара, а сейчас на уровне 218-220 центнеров с гектара. Практически в два раза урожайность выросла и на перспективу тоже есть положительные тренды. До 260 – 280 центнеров с гектара, я думаю, мы к 2020-ым годам поднимемся за счет новых технологий, которые повсеместно каждый год совершенствуются с помощью наших партнеров из Европы – технологии, техника, семенной материал.

О семеноводстве

АК: Высококачественный семенной материал мы завозим из Европы. И вот это отдельная тема для разговора о том, что в период реформ и реорганизации мы утратили, убили одно из звеньев в картофелеводстве – это семеноводство. То есть, да, у нас есть хорошие сорта, отечественные сорта, но система семеноводства - элитхозы так называемые, это звено было по различным причинам утеряно.

И сейчас для картофелеводов это большая головная боль. Если мы возьмем десятку крупнейших ведущих картофелеводческих предприятии России, то практически у каждого есть свои селекционно-семеноводческие центры, лаборатории микроклонального размножения. Люди понимают, что не имея качественного семенного материала хороших результатов и, соответственно, рентабельности просто невозможно добиться. Такие центры действуют в сотрудничестве как с семеноводами Европы, так и с нашими институтами – например с институтом Лорха (Всероссийский научно-исследовательский институт картофельного хозяйства им. А.Г. Лорха, прим. FruitNews) или Уральским НИИСХ (Уральский научно-исследовательский институт сельского хозяйства, прим. FruitNews). Это сотрудничество начинает динамично развиваться.

Сельхозпроизводители начинают в большой степени поддерживать селекционеров. В этом плане динамика положительная. Селекционеры начинают получать так называемые «роялти», то есть вознаграждения за свои сорта, работают за счет этого над выведением новых сортов. Напомню, что ежегодная потребность в семенном фонде в российском товарном секторе составляет около миллиона тонн – 1 млн – 1 млн 100 тыс. тонн. Порядка 25-35 тыс. тонн семян мы ежегодно завозим из стран Евросоюза.

Это вроде немного, но надо понимать, что это семена высоких репродукций, которые в течении 2-3 лет опускаются до тех репродукций, которые уже потом идут на торговые прилавки, на переработку и так далее. У нас сейчас, по моему, 406 сортов картофеля в Госреестре (Государственном реестре селекционных достижений, допущенных к использованию, прим. FruitNews) и большинство из них российские. Но если взять десятку наиболее распространенных в производстве сортов, на которые падает 60% всех производственных площадей, в этой десятке только три отечественных сорта, а все остальное - сорта зарубежной селекции. И когда возникали некие движения по запрету поставок картофеля из стран Евросоюза, глобально мы - участники Картофельного союза поддержали этот запрет, но в то же время мы попросили не приостанавливать поставки семенного материала из стран Евросоюза, потому что зависимость от них большая. А если рассматривать сорта идущие потом на технологическую переработку – картофель фри, пюре, крахмал, то здесь у нас зависимость от европейской селекции достигает 100%.

В дальнейшем мы хотим пролоббировать внедрение обязательной сертификации семенного материала в законопроект о семеноводстве. Чтобы это не было добровольно, как сейчас, а чтобы каждая партия семенного материала, находящаяся в обороте в России, подлежала обязательно сертификации на предмет ее качества, объемов и так далее. И здесь мы уже имеем определенную поддержку в Минсельхозе.

Продолжая работу в этом направлении, мы также стали соразработчиками нового межгосударственного стандарта, который будет действовать на территории стран ЕАЭС. Закончилось его обсуждение. Сейчас он пойдет на утверждение и вступит в силу в 2017 году. Там много интересного и положительного с точки зрения гармонизации с международными нормами. Там прописываются и требования к маркировке, условия этой маркировки. Это на перспективу.

О будущем сезоне

АК: Что говорить о будущем сезоне? Зарубежные аналитики провели анализ повышения минимальных температур в период май - июль по Центральному округу, по Южному и по Поволжью. Там виден тренд - с 90-го по 2015 год по всем регионам идет повышение температуры. Как следствие растет урожайность. Конечно, тут возникают риски засухи, в частности по Поволжью, где засуха уже участилась, но с этим можно будет бороться развитием мелиорации – как капельного орошения, так и других работ. И в частности, по будущему сезону синоптики недавно выдали прогнозы на аномальные высокие температуры в апреле – мае месяце. Может быть, это и июня коснется. С одной стороны это неплохо, то есть мы быстрее войдем в сезон. Но возникают другие риски – засухи и отрицательного воздействия на вегетацию картофеля.

FN: Последний неурожай у нас как раз был связан с засухой?

АК: Да, если вспомнить засуху 2010 – 2011 годов. К сожалению для потребителей, но к радости сельхозпроизводителей, последствия засухи благоприятно сказались на ценовой конъюнктуре и, соответственно, на рентабельности картофелеводов. Они получили прибыль в том сезоне, и не случайно уже в следующем сезоне многие другие предприятия, для которых картофелеводство или овощеводство открытого грунта не было специфичным производством, резко увеличили площади под картофелем и вошли в когорту картофелеводов. Как следствие, в 2012 году был рост площадей под картофелем с 300 до почти 400 тыс. гектаров. Практически на 100 тысяч гектаров площади увеличились. И тоже было серьезное перепроизводство, цены не было, и в результате потом многие с огорчением выскочили из отрасли.

FN: Если вернуться к 2015 году, то можно поздравить картофелеводов с таким рекордным урожаем, но в тоже время были проблемы и со сбытом и со стоимостью продукции.

АК: Они остаются до сих пор. Если говорить о том, что происходит сейчас, то у нас рынок стагнировал. Условно говоря, если взять предыдущие годы, то мы увидим, что цена постепенно снижается с ранней продукции до начала периода массовой уборки, на который, как правило, приходятся минимальные цены.

Потом начинается сезонный рост в конце октября и первых числах ноября. Это нормальная динамика. Уже в ноябре появляются издержки по хранению и цена начинает постепенный рост. Но в этот сезон 2015-2016 мы с октября месяца в цене стоим уже практически полгода. Только в марте на рубль цена поднялась.

Разница по сравнению с сезоном 2014-2015 составляет минус 60%. В конце марта, наконец-то, с 10 рублей поднялась до 11-ти рублей за килограмм и то, это средняя цена по России, а так где-то находится около 8-9 рублей за килограмм. Если сравнить динамику изменений по сезону, допустим, по Самаре – минус 60%, Свердловск – минус 60%, Ставрополье – минус 57%, Смоленск – минус 60%, Тамбов – минус 72%, Брянск – минус 78%. Представляете, я смотрю средние цены по Брянску – 4 рубля за килограмм.

Этот сезон оказался на грани убыточности. Были сезоны у нас неплохие, когда в среднем рентабельность по картофелю в России достигала 30-36%. В этом сезоне, я думаю, будет не выше 5-7%. А многие хозяйства получат отрицательную рентабельность, то есть убыточность. И скорее всего, это пагубно отразится прежде всего на мелких предприятиях - фермерских хозяйствах и индивидуальных предпринимателях, которые уже говорят, что будут сокращать площади. Серьезные операторы, которые устойчивы на рынке и взаимодействуют с торговыми компаниями или переработчиками, не намерены сокращать площади, но и увеличивать тоже не будут.

FN: То есть несколько меняется отношение в первую очередь мелких сельхозпроизводителей к картофелю. И на следующий год мы можем ожидать некоторое уменьшение объема урожая. Верно?

АК: Да. Если анализировать эту ситуацию, мы не имеем в этом году денег, соответственно, как это может отразится на урожае 2016-го года? Пожалеют расходовать средства на качественный семенной материал, то есть будут перебирать свои остатки. Некачественный семенной материал пойдет на посадки, раз. Возможно, кто-то будет экономить на применении средств защиты растений, что также пагубно отразится в итоге на урожае. Ну, и мелиоративные работы, и так далее. Плюс сокращение площадей. Не знаю, как погода отразится.

Погода у нас также является одним из основных факторов, которые влияют на урожай. В результате мы получим урожай меньшего объема, раз, худшего качества, два. В итоге, может быть, сезон 2016-2017 будет не таким провальным, как тот, что мы имеем сегодня.

О государственной поддержке и развитии переработки

АК: Товарность картофеля у нас, если верить Росстату, составляет примерно 63%, а были годы и 43% и 59%. В Европе уровень товарности составляет не менее 75 - 80%. Это, конечно, серьезные факторы недоработки. Здесь большая вина низкого качества и имеющегося дефицита картофеле- и овощехранилищ. Один момент, что их мало – есть недостаток. Второй момент – низкое качество технологий и мощностей хранения.

В рамках госпрограммы АПК 2013-2020 этой проблеме уделяется значительное внимание. Там предусмотрено ввести дополнительно 2,5 млн тонн емкостей картофеле- и овощехранилищ. Эта программа поддержки предусматривает компенсацию из федерального бюджета не менее 20% от затрат на возведение таких картофеле– и овощехранилищ. Плюс предусматривается поддержка из регионального бюджета - не менее 5%. Зависит, конечно, от региона. Так как есть обязательное требование софинансирования из бюджета регионов. А у нас есть регионы богатые, например Тюмень или Якутия. В Якутии чуть ли не до 70% затрат на капитальные вложения компенсируется из бюджетов обоих уровней. А есть регионы, мягко говоря, дотационные. И они, даже имея потребность в возведении таких картофеле- и овощехранилищ и имея федеральную поддержку, не могут себе позволить региональное финансирование таких проектов, соответственно, местные картофелеводы, овощеводы остаются полностью без поддержки по этому направлению. Там однозначно, если регион не выделяет из своего бюджета, федералы не выделяют из федерального бюджета. Средства вроде есть федеральные, но в регионе их не имеют права использовать.

FN: Есть ли какие-либо действующие программы поддержки переработки, экспорта картофельной продукции?

АК: Нет, это мы как раз говорили о том, что вот не мешало бы создать какую-либо госпрограмму поддержки. Дабы избегать таких вот кризисов при перепроизводстве, надо восстанавливать отрасль переработки. У нас сейчас ежегодно перерабатывается где-то 1 млн тонн. В Бельгии перерабатывается 86% продукции. Программы поддержки пока нет. Но нас услышали. Даже готовы рассмотреть предложения по поддержке или по развитию переработки картофеля. Но это пока слова и даже на бумаге ничего нет.

FN: Учитывая темпы развития отрасли, наверное, и внедрение проектов по переработке не за горами?

АК: Это большие затраты. У нас на стадии реализации есть два больших проекта по переработке. Это завод по переработке картофеля в картофель фри на базе Липецкой области в свободной экономической зоне. Он делался компанией «Белая Дача» под задачи снабдить McDonald’s так называемыми farm fritters. Как коллеги наши сказали, они надеются, что к концу этого года завод будет полностью запущен. Этот проект предусматривался еще в 2014 году, но он должен был быть реализован с учетом поддержки из фонда Европейского банка реконструкции и развития. 100 млн евро они должны были направить. Когда возникли негативные телодвижения в Европе и санкции были включены, ЕБРР блокировал кредит. И вот только в этом сезоне заказчики проекта достигли договоренностей с банком ВТБ, который выделил серьезный кредит и они надеются, что завод будет запущен в этом году. Его проектная мощность, по-моему, 120 - 140 тыс. тонн картофеля в год на переработку.

Аналогичный проект предполагался еще в Брянской области. Его мощность тоже около 100 - 120 тыс. тонн. Он даже был запущен. Первая линия этого завода была запущена в сентябре месяце. Причем они перепрофилировались. Изначально предполагалось производство картофеля фри, но потом завод был поставлен с линиями на переработку картофеля в пюре - хлопья. Когда завод запустился, экологи обнаружили какие-то выбросы вредных веществ в канализацию, и завод приостановил свою деятельность до устранения этих недостатков. Но местные операторы сообщают о том, что, к сожалению, денег – финансовых ресурсов на дополнительные фильтры или какие-то установки у них нет. То есть этот завод пока не работает.

Есть и другие проекты, но, еще раз говорю, это дорогостоящие мероприятия. Также можно упомянуть направление переработки картофеля на крахмал. В советские времена у нас была куча заводов с переработкой и на крахмал, и на спирт, но в процессе реформ ряд заводов приостановил свою деятельность и заводы были разрушены. Другая часть крахмальных заводов перешла на производство крахмала из зерна кукурузы. С кукурузой проще работать и можно работать круглый год - засыпал в элеваторы и работаешь. Если картофель у нас, мы будем работать, грубо говоря, с сентября по март-май, когда биологические сроки хранения картофеля истекают. А с кукурузой все же проще. Хотя картофельный крахмал наиболее дорогой на мировом рынке. Не случайно мы ежегодно импортируем крахмала около 15 - 17 тыс. тонн, а в 2009 году импорт крахмала достигал аж 32 тыс. тонн.

FN: Это результат развития местного производства или сокращения потребления?

АК: Не понятно. Новые заводы появляются и есть даже положительная динамика по экспорту крахмала из России, но объемы существенные. В последний 2015 год – это порядка 700 тонн. Видимо, да, наращивается оборот внутреннего производства. Может быть, производители перешли на использование крахмала из других продуктов.

А вот если говорить о картофельных хлопьях, это тоже очень интересный рынок. У нас порядка 3-4 заводов специализируется на этом продукте. Есть положительные сигналы о том, что растет производство картофельных хлопьев и гранул, и их экспорт. Вот тот же «Максим Горький» (ООО «Максим Горький» группы компаний «Национальная Земельная Компания», прим. FruitNews) они уже давно работают по поставкам своих хлопьев и в Европу, и в Латинскую Америку. А месяц назад первые контейнеры пошли и в Китай.

Об экспорте и импорте картофеля

FN: Я правильно понимаю, что картофельные хлопья у нас основной продукт экспорта?

АК: Да, вот в прошлом году 1,6 тыс. тонн составил экспорт картофельных хлопьев. Вот, как я говорил, крахмала было экспортировано 700 тонн, а хлопьев - 1600 тонн.

Если говорить об экспорте сырья, то он у нас на минимальном уровне находится. За последнюю пятилетку объем экспорта картофеля составлял где-то 40 тыс. тонн в год. Но в прошлом году он вырос до 130 тыс. тонн. Это непонятная ситуация. У нас вдруг крупным импортером стала Украина. Можно говорить о том, что этот объем поглотили ДНР и ЛНР, так как по правилам Таможенной службы они формально относятся к Украине и помощь туда шла. Но можно предполагать, что часть этого объема шла дальше в другие регионы Украины.

Мы помним о том, что Украина в прошлом году подверглась жестокой засухе, плюс валютные колебания, то есть низкая цена картофеля в российских регионах, особенно в приграничных – тот же Брянск, Курск, Липецк, Белгород. Часть объемов картофеля, возможно, уходила оттуда в другие регионы Украины.

Традиционно у нас одним из стабильных лидеров по экспорту картофеля является Азербайджан. Ежегодно Азербайджан вывозит от нас 30-40 тыс. тонн картофеля, но также является и импортером – входит в пятерку импортеров. Из этой страны нам ежегодно завозят порядка 70-80 тыс. тонн раннего картофеля.

Если говорить в целом об импорте столового картофеля, то есть много упреков в наш адрес, когда мы избавимся от импортного картофеля. Но надо говорить о том, что импортируется в основном ранний картофель. Это Египет, Пакистан, Бангладеш и другие страны. Их ниша - поздней весной и ранним летом, когда наш картофель уже заканчивается, а ранний картофель из наших регионов еще не начинает поступать. И импорт, как правило, максимума достигает в апреле – мае – июне. В прошлом году было импортировано 510 тыс. тонн.

Если мы говорим о том, что производим эти 32 виртуальных миллиона тонн, то нельзя говорить о том, что полмиллиона тонн нам как-то картину портят. Если потребитель хочет в апреле – мае купить ранний картофель и полакомиться, то запрещать это неразумно. Другой вопрос в том, что если увеличить товарную массу за счет более длительного хранения - увеличения качественных картофелехранилищ, и сдвигать сроки хранения до того же мая – июня, можно конкурировать с ранним импортом. Вот это хорошее направление.

Графики и таблицы предоставлены Союзом участников рынка картофеля и овощей (Картофельный союз)

Россия > Агропром > fruitnews.ru, 10 мая 2016 > № 1748170 Алексей Красильников

Лондон: сценарий по книге Уэльбека "Подчинение"

Эдуард Лимонов

Мэром Лондона стал пакистанец, лейборист Садик Хан.

Все короли Ричарды и Георги и Эдварды в гробах перевернулись, с тяжким стоном.

Как ещё не упал Биг Бен!

"Пакистанец", уже не особо волнует кого-либо. В 1980-ом я жил недолго в Лондоне и уже все магазинчики продовольствия держали они - "паки", трудолюбивые, упорные, непьющие в отличие от нажирающихся время от времени бриттов.

Так что чего удивительного, человек выучился, не пил, экономил, читал политические брошюры, окончил необходимые учебные заведения, вступил в лейбористскую партию, и стал мэром.

Но Лондона, господи, Лондона же!

Я думаю это начало конца.

Это уже пошёл сценарий по модной в прошлом году во Франции книге Мишеля Уэльбека "Soumission", где президентом Франции становится Мохаммед Бен Аббес.

Судьба Европы выглядит нехорошо. Более или менее успешно приучая до сих пор народы к совместной жизни на своей территории, Европа не сможет приучить к сосуществованию Ислам, в его современном радикальном варианте "ИГ"- Халифат, и Христианство.

Интересно что сценарий Джорджа Оруэлла "1984" не был поставлен на британской сцене, но мы видим как на наших глазах начался первый акт сценария "Soumission" (Подчинение).

Однако есть опасения что возможен другой, худший, кровавый сценарий: "1947".

Я имею в виду религиозную войну 1947 года на территории Индостана, когда ценою миллиона убитых и 13 миллионов беженцев образовались государства Индия и Пакистан.

Великобритания > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 7 мая 2016 > № 1752827 Эдуард Лимонов

Грядущая анархия в Евразии

Риск слабой России и Китая

Роберт Каплан – старший научный сотрудник Центра новой американской безопасности и автор книги «В тени Европы: две холодные войны и тридцатилетние скитания по Румынии и за ее пределами».

Резюме Внутренняя нестабильность Китая и России подпитывает их воинственность. Это – поворотный момент в истории: впервые со времени падения Берлинской стены Соединенные Штаты втянуты в конкуренцию между великими державами.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 2, 2016 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Две великие сухопутные державы Евразии демонстрируют вновь обретенную силу – Китай утверждает свое превосходство в близлежащих морях, а Россия ведет войну в Сирии и на Украине. Однако тот факт, что КНР и Россия все чаще играют мышцами, свидетельствует не о силе, а о слабости. В отличие от нацистской Германии, внутренняя мощь которой в 1930-е гг. побудила ее начать внешнюю военную агрессию, ревизионистские державы сегодня демонстрируют противоположную тенденцию. Именно внутренняя нестабильность Китая и России подпитывает их воинственность. Это – поворотный момент в истории: впервые со времени падения Берлинской стены Соединенные Штаты втянуты в конкуренцию между великими державами.

Экономическая ситуация и в КНР, и в Российской Федерации неуклонно ухудшается. С тех пор как в 2014 г. рухнули цены на энергоносители, российская экономика переживает глубокую рецессию. Тем временем Китай также вступил в начало новой эры, когда он, по всей видимости, совершит стремительный переход от двузначных показателей роста ВВП к более умеренным темпам. Обвалы на фондовом рынке, которые страна пережила летом 2015 г. и в январе 2016 г., скорее всего, лишь предвосхищают грядущие беды.

С ростом экономической турбулентности в обеих державах их внутриполитическая стабильность больше не может считаться чем-то само собой разумеющимся. В век социальных средств массовой информации и непрерывных опросов общественного мнения даже такие автократы, как Си Цзиньпин и Владимир Путин, нуждаются в одобрении общественности. Вне всякого сомнения, эти лидеры глубоко встревожены безопасностью своих режимов, которые давно уже, по сути, окружены недружественными странами и открыты для потенциального агрессора. Им все труднее контролировать огромные территории, тогда как в удаленных регионах зреют бунты.

В мире все больше анархии, которая через этнические, политические и религиозные конфликты распространяется на небольшие и средние страны. Но перспектива квазианархии в двух гигантах с неустойчивой экономикой пугает гораздо больше. По мере ухудшения внутриполитической обстановки Китай и Россия, вероятно, будут все чаще экспортировать свои беды в надежде, что национализм отвлечет граждан, недовольных экономикой, и мобилизует их. Подобная воинственность представляет особо сложную проблему для Запада. Если агрессия, порождаемая внутренней силой, часто осуществляется методично, по хорошо разработанному стратегическому плану, понятному для других государств, которые могут соответственно реагировать, то агрессия, порождаемая внутриполитическим кризисом, может привести к дерзкому и импульсивному поведению на внешней арене. Такие действия намного труднее прогнозировать, и им труднее противостоять.

Размышляя над тем, как лучше отвечать на растущую враждебность Пекина и Москвы, американским политикам следует прежде всего стараться не провоцировать без надобности эти чрезвычайно остро на все реагирующие державы, которые переживают внутренний упадок. При этом они не могут позволить себе праздно стоять в стороне, безучастно наблюдая за тем, как Китай и Россия меняют границы на суше и на море. Ответ? Вашингтону следует провести четкие «красные линии», спокойно довести их до сведения китайских и российских политиков и быть готовым поддержать эти требования военной мощью, если возникнет необходимость.

Опасность, исходящая от Москвы

Отчасти потому, что Россия сталкивается с гораздо более острыми экономическими проблемами, чем Китай, агрессия Москвы носит более явный и неприкрытый характер. После того как в 1999 г. подошло к концу хаотичное правление президента Бориса Ельцина, Путин укрепил центральную вертикаль власти. Когда цены на энергоносители взлетели до небывалых высот, он использовал экономику страны, опирающуюся на экспорт углеводородов, для создания сферы влияния в странах бывшего Советского Союза и Варшавского договора. Его цель была ясна: восстановление прежней империи.

Но, поскольку в былые времена прямое правление посредством компартий оказалось слишком дорогим удовольствием, Путин предпочел неявную разновидность империализма. Вместо отправки войск в прежние зоны влияния он построил гигантскую сеть трубопроводов, всячески помогал политикам в соседних странах, осуществлял разведывательную деятельность и через подставных лиц покупал контроль над местными СМИ. Лишь в последнее время он стал действовать более открыто на ряде фронтов, вдохновленный, вне всякого сомнения, отсутствием реакции Запада на военную кампанию в Грузии 2008 года. В начале 2014 г. российские войска захватили Крым, и российские ополченцы, воюющие российским же оружием, начали войну на востоке Украины. А в конце 2015 г. Путин отправил Военно-космические силы для участия в сирийской гражданской войне – с конкретной целью спасения режима президента Башара Асада. В более широком смысле он также стремился восстановить позиции Москвы в Леванте и получить рычаг для давления на ЕС посредством влияния на поток беженцев.

Не случайно эти военные авантюры проводятся на фоне резкого упадка российской экономической мощи. В 2014 г. рухнули цены на нефть, страны Центральной и Восточной Европы продолжали снижать зависимость от российского газа, замедление роста мировой экономики еще больше снизило аппетит в отношении углеводородов и других природных ресурсов, а Запад ввел болезненные санкции против Москвы. В итоге в России начался полномасштабный экономический кризис, и с 2014 г. рубль обесценился к доллару более чем в два раза. В том же году рост российского ВВП упал почти до нуля, а к третьему кварталу 2015 г. российская экономика сжалась больше чем на 4%. В течение первых восьми месяцев 2015 г. финансовые инвестиции сократились на 6%, а объемы строительства – на 8%.

Экономические проблемы России имеют глубокие корни, и вряд ли их удастся легко решить. На протяжении нескольких десятилетий Россия делала ставку на добычу полезных ископаемых и производство потребительских товаров для внутреннего рынка (поскольку мало кто за рубежом жаждет покупать российскую продукцию невоенного назначения). Несмотря на некоторые очаги показного богатства, сектор услуг остается недоразвитым. Поскольку Путин и его камарилья так и не создали гражданских институтов по-настоящему свободного рынка, коррумпированная бандитская экономика России сегодня демонстрирует жутковатое сходство с прежней советской экономикой. В 1980-е гг., когда советская экономика испытала на себе давление кризиса, Михаил Горбачёв открыл политическую систему, но в результате получил лишь анархию и крах империи. Путин хорошо усвоил этот урок и твердо намерен проводить противоположную линию: сохранять политическую систему закрытой, отвлекая массы демонстрацией российской мощи в ближнем зарубежье.

Путин – бывший агент разведки, а не аппаратчик. Поэтому он, хоть и не отказывается от исторических претензий на более высокое место России в мировом порядке, не обольщается по поводу внутренних проблем. Путин, конечно, понимает, что в случае дальнейшего загнивания экономики, чтобы получить на родине одобрение, его внешняя политика должна стать более расчетливой, творческой, временами даже обманчиво примирительной. Со временем можно ожидать от него новых методов подрыва единства НАТО и ЕС, хотя, по его словам, он помогает Западу бороться с «Исламским государством» (запрещено в России. – Ред.). Ибо чем больше хаоса удастся посеять за рубежом, тем больше его автократическая стабильность будет цениться на родине. Россияне могут абстрактно понимать, что более свободное общество предпочтительнее, но они боятся рисков переходного периода от диктатуры к подлинной демократии.

Однако как бы Путин ни старался, он не сможет оградить свой режим от последствий экономического краха. Отчаяние породит борьбу внутри правящей элиты, которая привыкла делить между собой щедрые трофеи. С учетом отсутствия сильных институтов, а также хрупкости и крайней централизации режима, нельзя исключать государственного переворота наподобие того, посредством которого в 1964 г. свергли Никиту Хрущёва – Россия остается советской по стилю управления. Страна пережила крах автократии на фоне воцарившегося хаоса (как это было во время и после революций 1917 года), и возможно, что смута, которая может начаться в России, снова приведет к ее раздроблению.

Преимущественно мусульманский Северный Кавказ, а также удаленные от центра регионы Сибири и Дальнего Востока, опасаясь возможной эскалации кризиса у себя, возможно, решат порвать с Москвой в случае нестабильности внутри самого Кремля. В итоге события способны скатиться к югославскому сценарию: насилие и сепаратизм начнутся в одном месте и распространятся на всю страну. Когда Москва потеряет контроль над ситуацией, этим захочет воспользоваться мировое джихадистское движение, заполнив вакуум в отдаленных российских областях и в Центральной Азии.

Хотя это уже плохо само по себе, все может быть еще хуже. Еще в 1991 г. польский интеллектуал Адам Михник предсказал, что будущие лидеры России и Восточной Европы заполнят вакуум, образовавшийся после краха коммунизма, «грубым и примитивным национализмом». В последние годы Путин взял на вооружение именно такой национализм. Он хитро поддерживал сепаратистские движения в Абхазии, на Донбассе, в Нагорном Карабахе, Южной Осетии и Приднестровье, провоцируя конфликты, в результате которых появлялись мини-государства, управляемые полевыми командирами. В предстоящие годы он вполне может стимулировать появление подобных замороженных конфликтов, но на этот раз в странах Прибалтики, которые являются членами НАТО и где проживает многочисленное русское население, тем более что Москва считает эти республики своими утраченными провинциями. Тем временем Путин будет пытаться играть на потребности Европы в российской поддержке в Сирии, чтобы заставить ее признать аннексию Крыма и фактическое правление России на востоке Украины.

Но как раз в то время, когда больше всего нужен твердый ответ, Европа кажется все менее и менее способной его дать. В каком-то смысле нынешний кризис в России развивается параллельно с упадком в Европе, которая также раскалывается на центральные и периферийные регионы. Несмотря на корректирующие меры, предпринимаемые Европейским центральным банком, и другие действия, медленный рост мировой экономики вкупе с неспособностью Европы к проведению фундаментальных реформ означает, что политический и экономический спад будет продолжаться. Напуганные наплывом мигрантов и терроризмом, европейские страны начинают снова ужесточать пограничный контроль, и это также усугубит раскол в ЕС, а значит и в НАТО.

Подобная разобщенность сделает и без того неуверенные попытки Евросоюза противостоять России еще более нерешительными и неорганизованными, чем сегодня. По мере ослабления НАТО бывшие страны Варшавского договора будут все чаще смотреть на США в поисках безопасности. Они также разделятся на подгруппы: Польша, страны Балтии и Скандинавия уже образуют своего рода альянс для противодействия российской агрессии. Вышеградская группа, в которую входят Чешская Республика, Венгрия, Польша и Словакия, проводит все более конкретные политические и военные консультации. Дополнительные трудности во взаимоотношениях между европейскими партнерами возникают из-за проекта «Северный поток-2» – второго трубопровода по дну Балтийского моря, который позволит России перекачивать природный газ в Западную Европу в обход Центральной и Восточной Европы. Во всех этих странах медленный экономический рост усилит правые и левые националистические движения, которые взрастают на несбывшихся экономических надеждах.

Пекин на грани

Замедление экономического роста вынуждает Китай признать свою внутреннюю слабость. С середины 1990-х гг. Пекин строит высокотехнологичную армию, оснащенную передовыми подводными лодками, истребителями, баллистическими ракетами и кибернетическими подразделениями. Подобно тому как Соединенные Штаты начиная с XIX века стремились не допустить европейские державы в Карибское море, КНР намерен воспрепятствовать проникновению ВМФ США в восточные воды Китая и в бассейн Южно-Китайского моря. Соседи Китая встревожены: Япония, считающая китайскую военно-морскую экспансию реальной угрозой, отказывается от политики пацифизма и модернизирует вооруженные силы. Малайзия, Филиппины, Сингапур и Вьетнам также совершенствуют свои армии. Некогда мирные воды, в которых американцы доминировали на протяжении холодной войны, стали менее безопасными. Стабильная однополярная военно-морская ситуация уступила место нестабильной, многополярной конфигурации.

Но, как и в случае с Россией, агрессия Китая все больше отражает тот факт, что страна прошла пик могущества, поскольку ее экономика начинает замедляться после нескольких десятилетий ускорения. Годовой рост ВВП снизился с двузначных цифр, преобладавших большую часть первого десятилетия нынешнего столетия, до официального значения в 6,9% в третьем квартале 2015 г., хотя в действительности темпы роста, вне всякого сомнения, еще ниже. Лопнули пузыри на фондовом рынке и рынке жилой недвижимости; есть и множество других перекосов в перекредитованной экономике, особенно в теневом банковском секторе.

Имеют место и межэтнические трения. В какой-то степени государство Китай с преобладающей национальностью хань – темница для других народов, включая монголов, тибетцев и уйгуров. Все они в разной степени сопротивляются централизованному контролю. Сегодня самая явная сепаратистская угроза – уйгурские боевики. Некоторые прошли обучение в Ираке и Сирии, и опасность еще возрастает по мере того, как они вливаются в мировое джихадистское движение. В последние годы резко увеличилось число терактов, непосредственно связанных с уйгурским сепаратизмом в Гуанси – транзитном регионе на пути уйгурских контрабандистов во Вьетнам. Это доказательство того, что теракты не будут совершаться лишь на западе Китая – территории компактного проживания меньшинств. Пекин пытается умиротворить эти движения с помощью экономического развития – предложив, например, создать Экономический пояс Шелкового пути в Центральной Азии и подорвать уйгурский национализм в этом регионе. Но если эти гигантские проекты начнут буксовать из-за замедления темпов роста экономики, это спровоцирует взрыв насилия и усугубление сепаратизма.

Си Цзиньпин, много лет служивший Компартии Китая в глубинке, должен питать еще меньше иллюзий, чем Путин, по поводу серьезности экономических проблем. Но это не означает, что он знает, как решить эти проблемы. Си отреагировал на экономическую сумятицу, вступив на путь борьбы с коррупцией; однако эта кампания в основном преследовала цель большой политической чистки, позволив Си консолидировать органы государственной безопасности вокруг собственной персоны. Решения в Пекине уже не принимаются так коллегиально, как раньше, поэтому у Си появилось больше возможностей перенаправить внутреннюю тревогу в русло внешней агрессии. В последние три десятилетия политическое руководство было сравнительно предсказуемым, действовало коллегиально и избегало ненужных рисков. Но внутриполитическая ситуация стала гораздо менее благоприятной.

Амбиции Китая простираются гораздо дальше российских, но вызывают меньшее беспокойство на Западе, потому что реализуются более элегантно. Если Путин отправил головорезов в масках с автоматами на восток Украины, то Си наращивал агрессию мелкими шагами, так что Соединенным Штатам было безумно трудно адекватно реагировать на нее, не перегнув палку. Он послал корабли береговой охраны и торговый флот (а не только корабли ВМФ), чтобы докучать филиппинским военным кораблям; установил буровую нефтяную платформу в спорных водах, на которые также претендует Вьетнам (но лишь на несколько недель), и начал проекты по намыву новых земель на спорных необитаемых островах и рифах. Поскольку это балансирование на грани войны происходило на море, оно не создало никаких трудностей гражданскому населению, и среди военных также не было убитых и раненых.

Другие действия не столь утонченны. Помимо расширения морских притязаний, Китай строит шоссейные и железные дороги, а также трубопроводы в направлении Центральной Азии. Он также обещает вложить десятки миллиардов долларов в создание транспортного коридора, простирающегося от Западного Китая через Пакистан к Индийскому океану, где Пекин реализует проекты строительства портов от Танзании до Мьянмы (или Бирмы). По мере усугубления экономических неурядиц агрессия может принять куда менее изысканные формы грубоватых и импульсивных действий. Си будет труднее сопротивляться искушению использовать споры между азиатскими государствами о морских границах для разжигания национализма внутри страны, поскольку это сила, способная сплотить общество на грани раскола.

Маячащий впереди кризис в Центральной Азии – Казахстане, Киргизии, Таджикистане, Туркменистане и Узбекистане – может еще больше усугубить опасность. Продолжительная стабильность в этих авторитарных государствах облегчала Пекину задачу контролировать среднеазиатские меньшинства в своей стране, но благополучное время, по-видимому, подходит к концу. Во главе некоторых из этих режимов до сих пор стоят функционеры брежневского ЦК КПСС. Они руководят своими странами со времени окончания холодной войны. Эти лидеры стареют, их режимы имеют сомнительную легитимность, народное хозяйство привязано к замедляющимся маховикам китайской и российской экономики, а население становится все более исламистским. Другими словами, возможно, Центральная Азия созрела для своей версии «арабской весны».

Переживая параллельное замедление экономики и аналогичные геополитические угрозы, Китай и Россия могут заключить тактический союз, основанный на совместимых авторитарных системах, нацеленный на управление приграничными областями и противостоящий Западу. Наверно, именно поэтому эти страны, наконец, в ноябре прошлого года завершили урегулирование длительного пограничного спора. Россия уступила небольшой участок земли на Дальнем Востоке претендующему на него Китаю. Однако передача территории стала причиной протестов в обеих странах: рядовые россияне были недовольны сговорчивостью Кремля, а многие китайцы сетовали на то, что получили мало. В этом случае общественное мнение способно опять-таки сдерживать диктатуры, препятствовуя созданию полезных альянсов.

Грядущий хаос

Главный геополитический вопрос – централизованный контроль: у кого он есть и кто его не имеет. Централизованное авторитарное управление большими территориями по определению чревато проблемами – тем более в эпоху пробуждения этнического, религиозного и личностного сознания, когда электронная переписка может воспламенять претензии, основанные на национальном самоопределении. Неудивительно, что карта Евразии скоро усложнится.

Политикам в Вашингтоне лучше уже сейчас начать готовиться к возможному наступлению хаоса: заговор в Кремле, частичный распад России, терроризм исламистов на западе Китая, борьба фракций в Пекине и политические волнения в Центральной Азии – вероятность подобного развития событий с каждым годом увеличивается, хотя кому-то это может показаться фантастикой. В каких бы формах ни проявилась турбулентность, похоже, что Соединенным Штатам придется искать ответ на новые вопросы. Кто будет контролировать ядерный арсенал России в случае раскола политического руководства? Как США выступит в защиту прав человека в Китае, если режим жестоко подавит внутреннее восстание?

Планирование ответа на подобные обстоятельства не означает подготовку к освободительной войне в духе Ирака. Если в Китае и России когда-нибудь появятся более либеральные правительства, их народам придется самостоятельно осуществлять перемены. Но это не сводит к минимуму возможность беспорядков. Чтобы избежать кошмарного кризиса безопасности, который может стать следствием подобного развития событий, Вашингтону придется провести четкие «красные линии». Однако по возможности ему следует установить их, не слишком афишируя и не угрожая страшными последствиями в случае их нарушения. Хотя подстрекатели из Конгресса могут этого не понимать, Соединенные Штаты ничего не выиграют от травли нервных режимов, боящихся потерять лицо у себя на родине.

Что касается России, США должны потребовать, чтобы она прекратила разжигать замороженные конфликты. Поскольку Путин пытается отвлечь россиян от экономических трудностей, он будет испытывать все больший соблазн сеять хаос в ближнем зарубежье. Наверно, его главными потенциальными целями на сегодня являются Литва и Молдавия с учетом их коррумпированных и уязвимых демократических правительств. (Молдавия уже приближается к состоянию политической анархии.) Обе страны представляют также стратегическую ценность: Молдавия могла бы стать своеобразными воротами на Балканы, а Литва – связать Россию с ее западным анклавом, Калининградской областью. Для Путина замороженные конфликты таят в себе преимущество необъявленных войн, что снижает вероятность значимого ответа Запада. Вот почему реакция должна быть зеркальной: если Путин будет плести закулисные интриги в Литве или Молдавии, Западу следует усилить режим антироссийских санкций и интенсифицировать военные учения в Центральной и Восточной Европе.

Как минимум НАТО должна резко улучшить обмен разведданными со странами Восточной Европы и быть готова быстро развернуть дополнительные эскадрильи ВВС, наземные силы и войска специального назначения в регионе. Несколько сот американских солдат, морских пехотинцев и моряков, размещаемых на ротационной основе в странах НАТО, граничащих с Россией (бывших членов Варшавского договора), – слишком мало, чтобы сдерживать российскую агрессию; требуется несколько батальонов или даже бригада. В более широком смысле Соединенным Штатам понадобится создать войска прикрытия, удерживающие Россию от нанесения ограниченного удара по соседним территориям, но делать это нужно аккуратно, не провоцируя кризис. Таким образом, противодействие США растущим возможностям Москвы по ограничению доступа к территориям в густонаселенной Прибалтике должно быть более тонким, чем ответ Китаю в относительно безлюдном Южно-Китайском море.

Вашингтону нужно провести четкие «красные линии» и для Пекина. В Южно-Китайском море он не может позволить, чтобы проекты страны по намыву территории постепенно привели к созданию так называемой опознавательной зоны ПВО – воздушного пространства, в котором КНР не потерпит присутствия иностранной авиации, как это было сделано китайским режимом в Восточно-Китайском море в 2013 году. Подобные действия составляют часть стратегии осознанной двусмысленности: чем более неясным и сложным становится военное противостояние, тем более серьезный вызов брошен американскому морскому доминированию. Если Китай объявит о создании аналогичной зоны в Южно-Китайском море, Вашингтону придется активизировать действия ВМФ и расширить военную помощь союзникам в этом регионе. ВМФ США уже начал операции по обеспечению свободы навигации, хоть и достаточно вялые, внутри зоны диаметром в 12 морских миль, которую Китай создал вокруг искусственных островов, объявив эту акваторию своими внутренними водами. Если эти операции не проводить с большей регулярностью и более явно, Китай не заметит этого сдерживания.

Время быть сильными

Никогда еще культовая фраза президента Теодора Рузвельта «говори мягко, но держи в руках большую дубинку» не звучала более актуально. Большая дубинка может сдерживать агрессию, порождаемую как силой, так и слабостью. Но мягкие речи особенно уместны, когда агрессия вытекает из слабости, поскольку жесткая риторика может без особой на то необходимости провоцировать лидеров, и так прижатых к стене. Соединенным Штатам важнее наращивать собственное военное присутствие в странах Балтии и в Южно-Китайском море, чем публично осуждать Москву и Пекин за их действия в этих регионах.

Большая дубинка означает быстрое восстановление оборонного бюджета США после опустошительного секвестра. В 2010 г. американская армия насчитывала 570 тыс. солдат, а в 2017 г. ее численность неизбежно сократится до 450 тыс. человек. В настоящее время Соединенные Штаты размещают в Европе 33 тыс. солдат сухопутных войск, тогда как в годы холодной войны там был дислоцирован 200-тысячный военный контингент. В отличие от кораблей и самолетов, наземные войска более наглядно демонстрируют военную силу США, показывая готовность проливать кровь своих граждан из уважения к обязательствам перед союзниками. Поскольку война все чаще ведется нетрадиционными средствами, Соединенным Штатам больше не нужно размещать в Европе такой же многочисленный контингент, как в годы холодной войны, но необходимо тем не менее усилить сухопутный компонент. Что касается сил и средств морского базирования, то Балтийское море слишком мало, чтобы оптимально использовать ударную группу авианосцев, поэтому США следует направить в этот регион больше подводных лодок.

Вашингтону также пора успокоить своих союзников, не усердствуя в риторике по транснациональной проблематике, такой как изменение климата, и в проведении специальных конференций по этой тематике. Президенту не следует думать, будто израильтяне, поляки и тайваньцы, например, будут доверять ему, потому что он возглавляет борьбу с изменением климата (а он не раз давал понять, что рассчитывает на это); они хотят, чтобы он больше внимания уделял их геополитическим дилеммам. Хотя эпидемии новых болезней, поднимающийся уровень Мирового океана и другие глобальные вызовы реальны, США могут позволить себе роскошь сосредоточиться на этих вызовах во многом благодаря собственному географически защищенному положению. В отличие от Соединенных Штатов, многие союзники находятся в опасной близости от Китая и России и вынуждены уделять главное внимание более узким и традиционным угрозам. С учетом географической уязвимости страны Азии хотят видеть больше американских военных кораблей в своих водах. Что касается жителей Центральной и Восточной Европы, то они надеются на недвусмысленную приверженность Америки силовому варианту защиты их безопасности – теперь больше, чем когда-либо, потому что глобализация и революция в средствах связи сделали географическую близость еще более чреватой неприятностями. Если американский президент не сможет дать адекватный ответ на агрессию в одном месте, он рискует утратить репутацию сильного лидера в другом регионе.

В 1959 г. политолог Роберт Штраус-Хупе определил «затяжной конфликт» как состояние длительного противоборства, благоприятствующее стороне, способной проявить терпение и «процветать в условиях конфликта как нормального состояния в XX веке». Если западные политики склонны «видеть только инструменты мира», писал он, то сторона, имеющая преимущество, «перековывает орала на мечи». Штраус-Хупе имел в виду китайских и советских коммунистов, когда писал эти слова. Тем не менее Соединенным Штатам в конце концов удалось справиться с неблагоприятными факторами за счет политики сдерживания, которая сама по себе соответствовала принципам затяжного конфликта.

Сдерживание не ограничивалось пассивными мерами, как многие хотели бы думать; оно также предполагало расчетливую агрессию и постоянное ободрение союзников. Во время холодной войны американские президенты взяли верх над противником, избежав ядерной войны, благодаря пониманию того, что нормальным состоянием является соперничество и конфликт, а не мир. Сегодня, когда Китай и Россия встали на путь эскалации затяжного конфликта, американским президентам нужно признать ту же самую истину. И им также необходимо правильно сочетать силу и осторожность, поскольку десятилетия относительного спокойствия во время холодной войны и сразу после ее окончания подошли к концу, и нужно готовиться к эпохе анархии, которая может наступить в связи с силовыми играми на евразийском континенте.

Россия. Китай > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 5 мая 2016 > № 1754221 Роберт Каплан

Интервью Министра иностранных дел России С.В.Лаврова шведской газете «Дагенс Нюхетер», Москва

Вопрос: Министр иностранных дел Швеции М.Вальстрём недавно сказала, что отношения между Россией и Швецией прохладнее, чем много лет назад. Что можно сделать для снижения напряжения в двусторонних отношениях и их улучшения?

С.В.Лавров: Думаю, нужно вернуться к своим коренным национальным интересам с обеих сторон. Мы никогда не отходили от этой позиции, всегда видели в Швеции доброго соседа, хорошего и перспективного партнера в самых разных областях – в экономике, гуманитарных делах, в Арктике, в международных процессах, где Швеция играет достаточно активную роль. Такой же настрой был на шведской стороне. Помню, с 2009 по 2011 гг. у нас был подъем контактов, сотрудничества, политического диалога, состоялся обмен визитами премьер-министров, визит Президента России Д.А.Медведева в 2009 г., которого я сопровождал. За этот период руководители парламентов и ведомств также ездили в гости друг к другу. Было подписано более 12 соглашений, многие из них межправительственные, в том числе о сотрудничестве в космосе, в рамках программы партнерства для модернизации, здравоохранения, многие другие. Все это было остановлено шведскими коллегами, мы не проявляли никакой инициативы. Со стороны Стокгольма было объявлено о заморозке контактов и присоединении, естественно, к санкциям ЕС после того, как Брюссель почему-то обиделся на нашу реакцию на государственный вооруженный переворот в Киеве, когда к власти пришли национал-радикалы, начавшие публично грозить уничтожением русских и русскоязычных на Украине, прежде всего, начиная с Крыма. Нашу реакцию Вы знаете, не буду на ней останавливаться. Почему-то Брюссель решил, что за это надо наказывать, хотя сам «приложил руку» к тому, чтобы деятели типа А.Парубия, О.Тягнибока, Д.Яроша и им подобных почувствовали безнаказанность. Тогда Стокгольм, присоединившись к санкциям, пошел еще дальше: заморозил контакты по линии парламентов, резко сократил взаимодействие между министерствами и ведомствами даже по текущим, повседневным вопросам. Как следствие, наш товарооборот упал, если не ошибаюсь, на 45%, хотя по-прежнему является достаточно внушительным. Однако ясно, что он далек от существующего между двумя странами потенциала.

Наша позиция очень проста: мы никогда не обижаемся в нашей внешнеполитической деятельности, с пониманием относимся к тем обстоятельствам, которые наши шведские коллеги сейчас приводят в качестве основания своей позиции. Если М.Вальстрём считает, что отношения самые прохладные, так надо форточку закрывать, чтобы не дуло со стороны тех центров, где генерируется русофобия.

Вопрос: В последние годы много говорят о российской активности в Балтийском регионе. Могли бы Вы прокомментировать тему о российской подводной лодке в территориальных водах Швеции?

С.В.Лавров: Не помню, чтобы в Швеции была информация о том, что подтвердилось нахождение в ваших водах нашей подлодки. Обычно там первые полосы газет занимает сенсация о том, что нашли российскую подводную лодку. Когда через несколько недель выясняется, что это совсем не российская и совсем не лодка, то об этом пишут уже не на первых страницах.

В целом, если говорить о военной деятельности в Европе, прежде всего в контексте отношений между Россией и НАТО и нейтрального статуса Швеции, то мы не заинтересованы в нагнетании какой-либо конфронтационной военной деятельности. У нас были давние договоренности с Альянсом, двусторонние военные проекты с нашими северными соседями, включая Швецию. В этой работе мы всегда исходили из важности мер доверия, транспарентности.

Принципиальное значение имеет понимание военных доктрин друг друга, диалог о которых велся в рамках Совета Россия-НАТО и был весьма полезен, поскольку было понятно кто что хочет. Мы всегда предупреждали, что проводя линию на бесконечное расширение Альянса на Восток (при том, что это право каждой страны выбирать себе форму обеспечения безопасности, будь то двусторонние или многосторонние союзы), нужно понимать, что если военная инфраструктура будет приближаться к российским границам, то мы, естественно, будем принимать необходимые военно-технические меры. Как говорится, «ничего личного – чистый бизнес». Еще О. фон Бисмарк сказал, что в военном деле намерения не играют никакой роли, главное – это потенциалы. Нам все время говорили, что никакого намерения принимать какие-то меры в ущерб безопасности России у НАТО нет. Однако, если нет намерений, а инфраструктура прямо «у нашего порога», то отталкиваться, наверное, придется не от намерений, а от того, что мы видим своими глазами.

Когда сейчас говорят, что Россия стала опасно действовать вблизи НАТО, я считаю, что это просто нечистоплотная попытка поставить все «с ног на голову». Получается, что, расширяясь все больше, Североатлантический альянс все плотнее приближается к нашим границам. Альянс уже нарушил Основополагающий акт 1997 г., где сказано, что не должно быть постоянного размещения существенных боевых сил на территории новых членов. При этом военная инфраструктура НАТО, вопреки данным обязательствам, приближается к нашим границам, а когда мы принимаем меры для того, чтобы быть уверенными в своей безопасности, нам говорят, что Россия опасно действует вблизи границ Альянса. Это границы НАТО к нам подползают. У нас есть такой афоризм: «Чтобы понять отношение к окружающим, надо сначала выяснить, зачем они тебя окружили». Сейчас мы этим и занимаемся. Последний инцидент в Балтийском море - эсминец США, оснащенный десятками крылатых ракет, подходит на расстояние нескольких десятков километров к российской военной базе в Балтийске, на российской территории.

Вопрос: Поэтому были полеты российских истребителей вблизи эсминца?

С.В.Лавров: Наши самолеты выполняли в том районе абсолютно легитимные учебные полеты в международном воздушном пространстве. Они увидели, что американский эсминец с мощным вооружением приближается к нашей военной базе и решили посмотреть, кто это. Как только они увидели, кто это, а это произошло на безопасном расстоянии, они отвернули и продолжили свой полет.

В 1972 г. у нас с США было заключено Соглашение о безопасности полетов. Впоследствии мы предложили заключить дополнительный протокол к этому соглашению, но американцы отказались. 20 апреля в Брюсселе прошло заседание Совета Россия-НАТО. Наш Постоянный представитель при Альянсе А.В.Грушко в ходе дискуссий напомнил им об этом. Американцы чувствовали себя неловко, поскольку этого даже не знали.

Речь не о том, что кто-то не хочет признавать НАТО в качестве существующей организации. Это реальность. Нам по-прежнему не нравится, как Альянс себя ведет. Мы видим, что после предпринятой попытки сохранить смысл существования НАТО в рамках операции в Афганистане, всем сейчас ясно, что эта страна стала гораздо опаснее, чем была до ввода войск Альянса. На данном этапе формируется еще одна миссия НАТО. В ходе последнего заседания Совета Россия-НАТО мы поинтересовались у коллег, что они считают важным в этой новой миссии и чего достигли в предыдущей, поскольку это слишком близко к нашим границам и непосредственно затрагивает наших соседей в Центральной Азии, наших союзников. Угрозы, которые продолжают множиться в Афганистане, включая появление там нескольких тысяч боевиков «Исламского государства», особенно на севере, напрямую проецируются на наши коренные интересы.

Еще раз подчеркну, НАТО – это реальность, мы готовы вести с Альянсом диалог. У нас была развернутая, многоплановая совместная Программа действий по многим вопросам, включая ключевую проблему современности – борьбу с терроризмом. Десятки мероприятий, совместные штабные учения «на земле», на море, в воздухе были запланированы для более эффективного совместного противодействия террористам и экстремистам. Все это закрыто исключительно по идеологическим соображениям, прекращены любые практические совместные проекты, в том числе подготовка кадров для сил безопасности Афганистана, включая оснащение афганской армии боевыми вертолетами, которые им нужны обязательно российского производства.

Говоря о том, на что мы вынуждены реагировать, приведу только два примера. Первое. В Основополагающем акте 1997 г. между Россией и Альянсом было условлено, что в Совете Россия-НАТО будет свято уважаться принцип неделимости безопасности и никто не будет укреплять свою безопасность за счет укрепления безопасности других. Иными словами, в формате Россия – НАТО было закреплено то, что уже провозглашалось на высшем уровне в ОБСЕ: должна быть равная и неделимая безопасность. И второе, я уже говорил об этом. Там было записано, что НАТО не будет размещать существенные боевые силы на постоянной основе на территории новых членов.

По первому пункту, о неделимости безопасности. Когда американцы начали разворачивать в Европе сегмент своей глобальной противоракетной обороны, мы им сказали, что это затрагивает нашу безопасность, поэтому мы хотим применить принцип, который провозглашен в Совете Россия – НАТО. Они нам ответили, что это не против нас. Мы сослались на известный афоризм о том, что в военном деле намерения не играют роли, а играют роль потенциалы, и показали на картах и фактах, как планы развертывания ПРО затронут нашу безопасность.

Потом, когда американцы настаивали на своем, мы предложили, если они считают этот политический принцип, касающийся неделимости безопасности, не вполне обязательным, разработать договор на эту тему, чтобы было понятно, какие процедуры применяются, когда кто-то считает, что его безопасность уязвлена или ущемлена. Они категорически отказались обсуждать этот договор. Знаете, что нам сказали? Они ответили, что в Совете Россия – НАТО они провозгласили политическую декларацию о том, что безопасность неделима, но юридические гарантии неделимости безопасности они дадут только тем, кто входит в Североатлантический альянс. На наш вопрос «как же так? мы в рамках ОБСЕ на всю Евроатлантику провозгласили этот принцип» никакого ответа не было.

Второе. Что касается тезиса о том, что не будут размещаться существенные боевые силы на территории новых членов на постоянной основе. Мы тоже начали привлекать внимание наших натовских коллег к тому, что они постепенно создают какие-то базы, в т.ч. базы противоракетной обороны в Польше, Чехии, затем планировалось в Румынии. Мы спросили, как это соотносится с их обязательством не размещать существенные боевые силы. Они ответили, что это не существенные силы, это непостоянно и будет ротироваться. Поскольку у нас было иное мнение, мы предложили заключить соглашение с НАТО, в котором до последних танка, артиллерийского орудия, батальона был бы расписан объем существенных боевых сил, который имеется в виду в данной договоренности. Они категорически отказались даже обсуждать этот вопрос. Что, конечно, наводит на простые и очень печальные мысли: НАТО, задолго до событий на Украине, хотело оставить себе свободными руки для того, чтобы двигаться вплотную к нашим границам. Рассчитывать на то, что мы будем этому аплодировать, думаю, не должен ни один вменяемый военный или политик. Отвечаем мы абсолютно адекватно и пропорционально. Это необходимость с точки зрения обеспечения нашей готовности к любому развитию ситуации, учитывая что сейчас русофобское меньшинство в НАТО после того, как Альянс попытался найти смысл своего существования в афганской кампании и не смог этого сделать, хочет помочь его объединить уже на сугубо антироссийской основе, представляя Россию угрозой всему и вся.

Вопрос: В этой перспективе беспокоит ли Москву благосклонное отношение Швеции к НАТО? Какова будет реакция России, и какие она предпримет ответные меры, если Швеция решит присоединиться к НАТО?

С.В.Лавров: Одно дело, когда у тебя на севере среди твоих соседей нейтральные государства, другое дело, когда они члены Североатлантического альянса, который, еще раз повторю, мы рассматриваем как реальность, но который в последний период однозначно провозглашает своей целью сдерживание России, называя ее «главной угрозой». Поэтому можно вступать в разные НАТО. Когда в прошлые годы у нас было партнерство, доверие и не было никаких попыток рассматривать друг друга как «угрозу», это одно НАТО. Очевидно, что сейчас НАТО другое, хотя у него идет, я бы сказал, такая «ломка»: они пытаются выглядеть респектабельно, но не у всех получается.

Что касается Швеции, мы подтверждаем право любого государства самостоятельно, исходя из своих национальных интересов, решать, какие формы обеспечения безопасности это государство хочет выбрать. Наверное, было бы правильно спросить у народа. В Черногории народ спрашивать не стали. Кстати, вот пример. Что Черногория может добавить безопасности НАТО? На этот вопрос ответа не существует. Многие серьезные политики прямо спрашивают, в чем такая уж острая необходимость. Ответ очень простой, хотя его стараются избегать и прикрываются какими-то общими фразами о том, что растет распространение пространства безопасности и демократии: освоить как можно больше геополитического пространства, «обложить» те страны, которые не во всем соглашаются с НАТО, такие, например, как Россия и Сербия.

Если Швеция решит вступить в НАТО, у нас не появится мыслей, что шведы решат на нас нападать. Это я могу сразу сказать. Но поскольку шведская военная инфраструктура в той ситуации будет уже подчиняться верховному главнокомандованию НАТО, то, конечно, мы на наших северных рубежах будем вынуждены принять необходимые военно-технические меры, исходя из того, что по ту сторону границы находится военно-политический блок, который считает Россию угрозой и хочет ее всячески сдерживать.

Вопрос: А какие конкретно меры?

С.В.Лавров: Это не моя работа, это работа наших военных – Министерства обороны и Генерального штаба России. Когда они видят какой-то потенциал по ту сторону наших рубежей – прямо у границы или чуть подальше от границы, то знают, что это за потенциал на самом деле, что можно от него ожидать в случае, если НАТО вдруг решит, что нас надо сдерживать «горячим» образом.

Вопрос: Раньше Москва выражала беспокойство относительно положения русского этнического меньшинства в прибалтийских странах. Насколько изменилась ситуация?

Понимает ли Россия, что страны Балтии боятся своего восточного соседа?

С.В.Лавров: Насчет того, что они «боятся своего большого соседа». Когда исчезал СССР, они провели свои референдумы и были «отпущены с миром», никто им не угрожал. Там были некоторые эксцессы, в том числе в Вильнюсе, в телецентре. До сих пор, к сожалению, людей преклонного возраста, которые ни на каких гражданских лиц не нападали, а просто защищали телецентр, выполняя приказ, таскают по литовским судам и пытаются обвинить во всех смертных грехах. Считаю, что это мелко и непорядочно. Благородно поступил Советский Союз. Никакой попытки удержать насильно Прибалтику никто не предпринимал, хотя в стране были самые разные эмоции на этот счет, я не буду их касаться. Ушли по-доброму, с сохранением контактов. Никакой благодарности за это никто не увидел и не услышал. Более того, тут же стали говорить, что СССР их «насиловал, использовал, эксплуатировал». До сих пор больные люди выставляют какие-то счета на 185 млрд.евро, не знаю за что. За то, что мы создали там промышленность, модернизировали их экономики, вкладывая в них на душу населения намного больше, нежели непосредственно в РСФСР? Считаю, что это люди с уже неисправимой психикой.

После того, как они стали свободными, как они считают, и независимыми, провозгласив все необходимые решения о своем суверенитете, подчеркну, в отсутствие какой-либо попытки со стороны Москвы затянуть их назад, тем более применив против них силу, они стали рваться в НАТО. Наши отношения с НАТО в 90-е гг. развивались достаточно конструктивно. Мы у наших натовских коллег спрашивали, зачем они хотят принимать Прибалтику. Нам отвечали, что у них (у прибалтийских стран) сохранились всякие фобии еще с советских времен и периода Первой мировой войны, когда все это начиналось. В Альянсе выражали понимание, что современная Россия для них (для прибалтийских стран) никакой угрозы не представляет, но у них, мол, психология такая: их примут в НАТО и они успокоятся, все будет мирно, конструктивно и только поможет развивать добрые отношения.

Их приняли в НАТО, но никакого успокоения не пришло, особенно к нашим литовским соседям. Более того, сейчас они являются самым агрессивным русофобским ядром, которое заставляет НАТО, используя принцип консенсуса, идти по устойчивому антироссийскому курсу. И это никак не связано с русскоязычным населением. Например, когда произошло обретение независимости этими странами, у нас были проблемы, которые мы решали исключительно дипломатическим путем, например, с Латвией и Эстонией, где огромная доля населения не получила права граждан. В Литве гражданство получили все. Поэтому к литовцам у нас вообще никаких вопросов не было. Мы планировали сотрудничать, активно прорабатывали планы, в том числе по транзиту в Калининград, по совместному освоению экономических проектов. Но Литва почему-то оказалась самой русофобской страной в Балтии. Не буду комментировать личные особенности ее руководителей.

Что касается Латвии и Эстонии, то мы действительно с самого начала требовали, чтобы русскоязычным людям дали гражданство не потому, что это была наша прихоть, а потому, что это требование международных инструментов – соответствующих конвенций, решений ООН, Совета Европы и ОБСЕ. Нам говорили, что они члены Конвенции «О защите национальных меньшинств», но беда в том, что она распространяется только на граждан, а русские в Латвии и Эстонии оказались в «изумительном» с точки зрения цинизма положении неграждан. Евросоюз терпит это безгражданство уже второе десятилетие XXI века.

Сколько процентов шведов живет в Финляндии? Около 6%? Но шведский там – государственный язык. В Эстонии неграждан также около 6% населения, а в Латвии - больше 12%. В Эстонии они имеют право голосовать на местных выборах, но, правда, их не могут избрать, на всякий случай. А в Латвии они не могут ни голосовать, ни быть избранными даже на местных выборах.

Кто-нибудь, скажем, португалец или швед приедут в Латвию или Эстонию, проживет там больше трех месяцев и сможет избирать и пользоваться этим правом, не будучи гражданином этих стран. А эти люди неграждане. Как нам говорят, их число сокращается. Есть какие-то программы натурализации. Диалог с этими соседями у нас все-таки какой- никакой идет. Они нам постоянно говорят, что у них все хорошо – число этих неграждан сокращается. Но по нашей статистике это количество сокращается за счет того, что люди умирают, кто-то из них отчаялся и попросил российское гражданство, кто-то просто уехал. Темпы предоставления гражданства очень низкие. Мы не против их пожелания, чтобы желающие получили гражданство и изучали язык соответствующего государства, но параллельно все европейские нормы требуют, чтобы язык меньшинства сохранялся в обществе, как это делают финны в отношении шведского языка. В Прибалтике закрывают русские школы, хотя на них есть огромный спрос в отдельных частях этих государств. Ссылки на то, что просто нет желающих, являются ложью. При всем при этом, что бы нам не говорили о том, что предпринимаются какие-то меры, и поэтому якобы Россия привередничает, мы требуем не каких-то надуманных вещей, а только того, что содержится в рекомендациях Совета Европы, ОБСЕ и Комитета ООН по ликвидации расовой дискриминации. Только этого и больше ничего.

Кстати, люди, которые не могут голосовать на выборах, исправно платят централизованные и муниципальные налоги. Более того, я скажу самую поразительную вещь. Нечистоплотное проявление подхода к этим людям заключается в следующем: когда проводились референдумы о выходе из Советского Союза, их голоса считали и их голоса были нужны. Мы знаем, что большинство из них проголосовали за выход из Советского союза, наверное, прежде всего потому, что экономически и социально это республики жили лучше многих. Когда их голоса были нужны, то их с удовольствием «прикарманили» и тут же сказали, что теперь они свою миссию выполнили и пусть мучаются в положении неграждан.

Вопрос: Канцлер Германии А.Меркель высказывала критику, связанную с российскими бомбардировками в Сирии. Это создало впечатление, что отношения между Россией и Германией ухудшились. Что требуется для их восстановления?

С.В.Лавров: Я что-то не припомню, чтобы Канцлер Германии А.Меркель специально касалась темы участия ВКС России в борьбе с терроризмом в Сирии по просьбе законного Правительства. Мы, кстати, единственное государство, которое занимается антитеррористической борьбой в Сирии на законных основаниях. Американская коалиция работает там нелегитимно. Хотя я многократно говорил нашим американским партнерам, что это большая ошибка. Также, как они получили согласие у Правительства Ирака, они должны были получить согласие в Дамаске или придти в СБ ООН. Если бы это произошло, у меня нет никаких сомнений, что мы выработали бы резолюцию СБ ООН, которая устраивала бы американскую коалицию и сирийское Правительство, потому что это наша общая беда. То, что они туда пошли нелегитимно, отражает, во-первых, высокомерное проявление позиции о том, что Президент САР Б.Асад возглавляет нелегитимный режим, а, во-вторых, по-моему, желание оставить себе руки развязанными и, стало быть, иметь возможность использовать эту коалицию не только для атаки на террористические позиции, но, возможно, для последующего нападения на силы режима с целью его смены, как это произошло в Ливии. Таких планов официально мы нигде не видели, но периодически они проскальзывают, и уже выдается желаемое за действительное. Надо быть настороже.

Наша позиция в отношении Сирии предельно ясна. Мы ценим, что удалось договориться создать Международную группу поддержки Сирии (МГПС), которая уникальна тем, что включает в себя всех основных внешних «игроков», в том числе за одним столом сидят Саудовская Аравия и Иран. Это уже о чем-то говорит, потому что два этих протагониста воспринимаются как образы противостояния внутри ислама – сунниты против шиитов. Углублять этот раскол – очень опасный путь.

В работе с нашими партнерами в Саудовской Аравии, Иране и в других странах региона мы постоянно продвигаем необходимость наладить какой-то диалог, скажем, в районе Персидского залива, чтобы арабские страны и Иран создали какой-то механизм укрепления доверия, шаг за шагом вырабатывали бы соответствующие меры. Пока это дается очень трудно. Но мы убеждены в необходимости решать не только конкретные проблемы, связанные с тем или иным кризисом и конфликтом, а иметь в виду необходимость в принципиальном и системном планах помогать арабским и другим исламским странам находить компромиссы, а не проповедовать священную войну одной части мусульман против другой.

Что касается наших отношений с Германией (как я понял, Вас именно они интересовали), то у нас прагматичные отношения, которые опираются на очень прочную несмотря ни на что экономическую базу, прежде всего потому, что сотни германских компаний работают со своими партнерами в России. Много российских компаний инвестировали в Германию. Бизнес совершенно не хочет, чтобы политика определяла пути дальнейшего развития российско-германских отношений в ущерб интересам экономики и бизнеса. Когда несколько лет назад началась истерика по поводу того, как Россия отреагировала на вооруженный антиконституционный переворот и захват в Киеве власти национал демократами, и когда впервые Канцлер Германии А.Меркель заявила, что по отношению к России в данной ситуации политика должна доминировать над экономикой, честно говоря, это было не по-немецки. Немцы обычно прагматичные люди, любят, чтобы все было понятно и логично. Повторю, произошло то, что произошло. Решать нашим европейским партнерам. Евросоюз, конечно, будет двигаться в том направлении, в котором захочет идти Германия.

Мы знаем, что далеко не все в восторге от того эффекта, который произвел введение санкций на наши отношения. Решать Евросоюзу, они сделали этот шаг, мы были вынуждены только ответить. Я знаю, что у них в Брюсселе предстоят какие-то дискуссии. Надеюсь, что здравый смысл возобладает. Если нет, то мы уже не будем просто полагаться на волю судьбы или на доброе к нам отношение, которое когда-то появится. Мы будем полагаться только на собственные силы. Если они уйдут от введенных нелегитимных ограничений, это будут дополнительные возможности для сотрудничества. Мы будем исходить из того, что сейчас в долгосрочном плане нашим партнерам, наверное, трудно верить, потому что их продекларированная публично готовность ставить экономику в зависимость от политизированных вкусовых решений, это, конечно, нечто, что необходимо учитывать в полной мере.

Вопрос: Пока нет надежды, что санкции будут отменены?

С.В.Лавров: Я как раз Вам хотел сказать, что мы надеемся теперь только на себя, у нас для этого все есть. Слава Богу, Господь и наши предки оставили страну, которая самодостаточна. Теперь будем работать так, чтобы при всех обстоятельствах не испытывать никакой потребности в том, что до недавнего времени мы закупали только за границей. Повторю, это наш стратегический курс. Это отнюдь не изоляция и не автаркия. Если и когда наши западные партнеры решат вернуться к нормальному поведению, то это будут дополнительные возможности для роста и развития сотрудничества. Но во всех базовых вещах теперь мы будем полагаться только на себя.

Вопрос: Как можно охарактеризовать принципиальные изменения в российской внешней политике за последние годы, например, после избрания В.В.Путина на очередной президентский срок?

С.В.Лавров: Вы знаете, я же сказал сейчас про то, что мы хотим быть самодостаточными в экономике. Это отнюдь не означает, что мы будем выгонять иностранные компании. Скажем, мебель, которую продает «ИКЕА», очень популярна в России. «ИКЕА» производит ее в России, на российских заводах, на российском сырье, создавая рабочие места для российских граждан. Мы считаем это неотъемлемой частью нашей собственной экономики, как и западные инвесторы, которые налаживают свое производство в Российской Федерации. Со шведами у нас развивается фармацевтика и многое другое.

Насчет того, что наша внешняя политика теперь будет другой, то она, конечно, будет другой, поскольку бизнес as usual абсолютно невозможен. Невозможен он потому, что этот бизнес «как обычно», как его понимали на Западе, в Евросоюзе и НАТО, означал только одно: что мы всем должны и должны, прежде всего, стать такими же, как они. Если на Западе отношение, например, к правам человека эволюционирует в сторону вселенского попустительства и вседозволенности, то их не интересует, что это противоречит фундаментальным основам нашей культуры, которая базируется на православной религии – на христианстве. Это только один пример и таких примеров много.

Поскольку так решено и мы так действуем, то любые отклонения России в сторону рассматривались как плохое поведение. Нас постоянно учили в Совете Россия-НАТО, в отношениях с Евросоюзом, что необходимо действовать так-то и так-то. Хотя, повторю, было очень много полезного и мы не хотим это терять. Мы больше не допустим такого способа ведения дел, когда те же экономические отношения становились жертвами идеологии, геополитических расчетов и планов. Я имею в виду хотя бы генезис украинского кризиса. Когда начали вести переговоры о соглашении об Ассоциации с Украиной, то мы в какой-то период сказали украинцам и Евросоюзу, что у Украины уже есть зона свободной торговли в рамках СНГ, большинство товарных позиций в рамках этой зоны свободной торговли перемещается при нулевом тарифе. Поэтому если Украина будет что-то похожее делать с Евросоюзом, то нужно учитывать, что у нас-то с Евросоюзом нет нулевого тарифа. Мы провели 18 лет в переговорах по вступлению в ВТО, в том числе для того, чтобы в контактах с Евросоюзом обеспечить защиту многих отраслей своей промышленности на определенные периоды, потому что мы были в тот момент неконкурентоспособными. Мы хотели выторговать и выторговали себе какие-то льготные годы для защиты банковской системы, сельского хозяйства, системы страхования, отдельных отраслей промышленности. У нас это взаимное обязательство с Европейским Союзом. Мы с Украиной имеем зону свободной торговли. Украина тоже была защищена своим соглашением, по которому она вступила в ВТО. Если вдруг она снимает все тарифы в отношениях с Евросоюзом, а у нас тоже нет тарифов в отношениях с Украиной, то через Украину к нам хлынет поток тех самых товаров из Европы, который мы хотели задержать до тех пор, пока не станем конкурентными. Все это было абсолютно законно и по обоюдному согласию записано при нашем вступлении в ВТО. Нас не захотели слушать. В.Ф.Янукович еще летом 2013 г. выразил свои сомнения Евросоюзу: он посмотрел на последствия для торговли Украины с Россией и предложил подождать. Знаете, что ему сказали? Это не публиковалось, но это факт. Ему сказали, что если он не подпишет, то подпишет уже другой президент. Собственно говоря, это было причиной, предлогом, которые были использованы для государственного переворота. Это такое экономическое высокомерие – как мы скажем, так и будет.

То же самое касается Восточного партнерства. Это, кстати, придумала Швеция вместе с Польшей. Вроде бы это правильная программа, которая нацелена на то, чтобы продвигать экономическое сотрудничество, выравнивать условия ведения бизнеса, гуманитарные связи. Нас приглашали, но мы спросили, на каких условиях. Ответ, конечно, был вежливый, но смысл его сводился к тому, что условия определяет Брюссель, а фокусные страны, если Россия хочет присоединиться, должны эти условия принять и ими руководствоваться. Мы предложили попробовать как-то по-другому. Может быть, взять не всю программу в целом, а отдельные проекты в отдельных странах и посмотреть, сможем ли мы там втроем работать – Евросоюз, Россия и страна-хозяйка. Нам пообещали предложить соответствующие проекты и ничего не предложили. Сейчас нас уверяют, что Восточное партнерство по-прежнему не будет использоваться как геополитический проект захвата территории и сокращения на этих территориях влияния России. На самом деле ничего не изменилось.

Мы, конечно, не будем сотрудничать в таком контексте и не будем сидеть «сложа руки». Я вам могу это сказать. В этом смысле бизнеса «как обычно» уже не будет. Мы будем разговаривать только как равные партнеры и не будем откликаться на предложение взять за данность любые идеи Евросоюза. Когда Евросоюз созреет к равноправному уважительному диалогу без ультиматумов, без каких-то мер принуждения, то мы будем только рады потому, что, я уверен, этот нынешний исторический период будет не очень продолжительным, так как мы обречены жить вместе. Если в Европе еще сохранились дальновидные политики, то они должны прекрасно понимать, что в нынешнем мире Евросоюз и Россия отдельно не могут быть полностью конкурентоспособными.

Сейчас Евросоюз бьется за свои интересы в рамках переговоров с США о Трансатлантическом партнерстве. Желаем вам успехов в Евросоюзе, потому что идут очень жестокие переговоры, и мы знаем, как расцениваются некоторые из разделов этого соглашения во многих странах – как, в общем-то, подрывающие целый ряд отраслей в Европе. Но это отдельная тема.

Мы все предпочли бы, чтобы у нас было глобальное торговое инвестиционное пространство в рамках ВТО и предпочли бы не видеть такие тенденции, какие мы сейчас наблюдаем в отношении Трансатлантического и Транстихоокеанского партнерств, когда формируются закрытые блоки. Сначала в них вырабатываются правила, которые устраивают эту группу стран, а уже потом остальным говорят, что есть критерии, на основе которых они могут присоединиться. Но это уже будет, естественно, не так равноправно.

Один аспект: вы как Европа конкурируете, в том числе со своим ближайшим союзником – США. В экономике и торговле есть очень сильная конкуренция. Другой аспект – это положение христианской цивилизации, которая родилась в Сирии, на Ближнем Востоке, которая дала свои мощные корни в Европе, а потом мощные побеги на Восток вплоть до Тихого океана и на Запад вплоть тоже до Тихого океана только уже через американский континент. Я не сомневаюсь, что в современном мире эта цивилизация будет подвергаться дополнительным испытаниям. Мы уже видим, как относится к христианам та сила, которая поднялась на Ближнем Востоке из-за безрассудного вмешательства в дела региона. ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусра» и прочие террористические группировки проводят этнические чистки в отношении христиан. С этой точки зрения нам также было бы важно всем подумать над тем, что будет дальше, равно как и с точки зрения того, каковы тенденции в мировой экономике. Азиатско-тихоокеанский регион становится «локомотивом» и это надолго. Мощно действует Китай, мощно подступает Индия. Если мы будем так «разбазаривать» сравнительные преимущества, которые появляются в случае объединения усилий России и Европы, то ни Россия, ни Европа не добьется хороших позиций в новой глобальной экономической системе.

Вопрос: Что в следующие годы будут делать США?

С.В.Лавров: Это важно, что будут делать США.

Вопрос: На Ваш взгляд, какой из президентов будет лучше?

С.В.Лавров: Этого я не знаю. Важно, конечно, смотреть, что будет делать Америка, потому что по-прежнему США – это мощнейшая держава. Но можно просто смотреть и ждать, когда станет понятно, что США будут делать, а можно все-таки укреплять свои собственные позиции не против США, а ради самого себя. Ради самих себя Европе и России необходимо быть вместе. Это важно с той точки зрения, что сейчас очень перспективные процессы развиваются на евразийском континенте. Наш Евразийский союз небольшой, но уже есть планы развивать его в контексте торгово-экономического взаимодействия с ШОС – а это уже Китай, скоро там будут Индия, Пакистан, Иран. Это уже совсем другие рынки. У нас есть планы продвижения этих интеграционных процессов в ЕАЭС и ШОС в сотрудничество, во взаимодействие с АСЕАН. Это уже такая тенденция, которую очень трудно игнорировать, если ты хочешь думать о своих национальных интересах. Самое главное, в отличие от некоторых других региональных интеграционных проектов, этот проект отрытый. Он открыт для присоединения всех стран, которые разделяют принципы равноправия, взаимоуважения и учета интересов друг друга, чтобы действовать не подыгрывая кому-то одному, а на основе настоящего баланса интересов. В этом балансе у более сильных будут более продвинутые интересы, но интересы маленьких «игроков» тоже будут учтены.

Насчет того, кто будет президентом США, то это решать американскому народу. Мы знаем, что у них очень сложная система выборов: двуступенчатая, находящаяся в огромной зависимости от финансового капитала, с различными ухищрениями, которые позволяют в отдельных штатах голоса не делить, а забирать по принципу «победитель получает все». И, конечно, коллегия выборщиков, которая может проголосовать так, что президентом станет не тот, кто получил абсолютное большинство голосов населения, а другой человек. Но мы лишь исходим из того, что американский народ будет сам решать, кто будет американским президентом, насколько их устраивает и насколько демократична эта избирательная система.

Россия. Швеция > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > mid.ru, 28 апреля 2016 > № 1776266 Сергей Лавров

Выступление Министра иностранных дел России С.В.Лаврова на V Московской конференции по международной безопасности, Москва

Уважаемый Сергей Кужугетович,

Уважаемые коллеги,

Дамы и господа,

Друзья,

Московская конференция по международной безопасности стала традицией. Уже в пятый раз она собирает представительный состав участников, позволяя провести профессиональное, глубокое обсуждение вызовов глобальной и региональной безопасности.

К сожалению, оценка здоровья современного мира, которую дают политики и эксперты, год от года не становится более обнадеживающей. Скорее наоборот – пока не удается преодолеть тенденцию нарастания конфликтного потенциала в международных отношениях, механизмы преодоления кризисов пробуксовывают, процессы дестабилизации охватывают регионы, еще недавно считавшиеся вполне благополучными. В этой обстановке Россия не устает призывать к серьезному разговору, ориентированному на решение стратегических, общих для всех задач. Рассчитываем, что дискуссии на этой площадке будут проникнуты именно таким духом.

Насыщенная повестка дня конференции охватывает различные регионы – от Ближнего Востока до Азиатско-Тихоокеанского пространства. Однако в центр внимания закономерно поставлена проблема международного терроризма. Ведь достигшие беспрецедентного масштаба действия террористов направлены против всей человеческой цивилизации, представляют собой системный вызов миропорядку, основанному на международном праве и нормах цивилизованного поведения.

Несколько месяцев назад радикалы в Сирии и Ираке оказались недопустимо близко от захвата крупной ближневосточной столицы, что дало бы им возможность продвинуться сразу на несколько ходов к утопической, но от этого не менее разрушительной цели создания всемирного халифата, основанного на экстремистской идеологии и средневековых формах общественной организации. Ясным пониманием необходимости не допустить подобного развития событий было продиктовано российское решение направить в Сирию в ответ на обращение руководства этой страны Воздушно-космические силы (ВКС). Россия – единственная держава, продемонстрировавшая реализм в сирийском конфликте. Это не мои слова, это слова бывшего Премьер-министра Франции Франсуа Фийона. Действия ВКС России, скоординированные с правительственными войсками, а затем и с отрядами патриотической оппозиции, позволили серьезно потеснить террористов и способствовали созданию условий для договоренностей о прекращении боевых действий, оказании гуманитарной помощи нуждающимся, начале процесса политического урегулирования в Сирии.

Это стало возможным в контексте взаимодействия между Россией и США. В этом вопросе был проявлен реализм, по-настоящему ответственный подход. Это позволило не только наладить тесную координацию между военными двух стран, но и выступить Москве и Вашингтону в роли сопредседателей усилий по преодолению сирийского кризиса. Свой вклад внесли и вносят другие партнеры, входящие в состав Международной группы поддержки Сирии (МГПС). Такая работа по существу представляет собой движение в направлении реализации инициативы создания широкого антитеррористического фронта, с которой Президент Российской Федерации В.В.Путин выступил на Генеральной ассамблее ООН.

Конечно, впереди еще очень много препятствий. Для того чтобы справиться с террористической агрессией, а это в любом случае потребует длительного времени и огромных усилий, необходимо до конца проделать «работу над ошибками» и отказаться от тех действий и политических решений, которые столкнули регион Ближнего Востока и Севера Африки на наклонную плоскость общей деградации обстановки с пока еще неясным исходом. Речь о признании не только на словах, но и в реальной политике культурно-цивилизационного многообразия современного мира и права народов самим определять свою судьбу, не руководствуясь навязываемыми извне рецептами и ценностями. Иначе экстремисты и дальше будут вербовать сторонников под свои знамена, представляя насилие в качестве единственного способа отстаивания собственной идентичности для народов, которые не числятся сегодня в первых строчках глобальных рейтингов.

Следует также решительно прекратить попытки использования террористических группировок в качестве инструмента в борьбе за позиции в новом региональном балансе сил или для сведения счетов с непонравившимся режимом. Крайне опасно окрашивание конфликтов на Ближнем Востоке в цвета межконфессиональной розни, в том числе суннитско-шиитского противостояния. Очевидно, что ставка на создание моноконфессиональных обществ не только противоречит современным реалиям, но и является рецептом затягивания конфликтов на годы и десятилетия.

Надежное урегулирование в любой стране, будь то Сирия, Ирак, Ливия или Йемен, может быть достигнуто только на инклюзивной основе, при участии всех основных групп населения – этнических, конфессиональных, политических. Исходя из этого, мы продолжаем настаивать на подключении сирийских курдов к переговорам о будущем своей страны в полном соответствии с закрепленной в резолюции 2254 Совета Безопасности ООН «дорожной картой» сирийского урегулирования.

Преступная деятельность ИГИЛ и других террористических группировок связана с использованием токсичных химикатов в качестве химического оружия, в том числе полноценных боевых отравляющих веществ. Известно, что террористы получили доступ к соответствующей технической документации, имеют в своем распоряжении мощности по производству химического оружия, привлекают иностранных специалистов.

В этой связи в начале марта Россия выдвинула инициативу о разработке в рамках Конференции по разоружению Международной конвенции по борьбе с актами химического терроризма. Отмечаем заинтересованную реакцию партнеров. Более того, ряд из них уже предложили расширить возможный охват конвенции, включив в нее также меры по противодействию биологическим террористическим угрозам. Убеждены, что в случае реализации этих идей международное сообщество получит эффективный инструмент противодействия угрозам терроризма, связанным с «расползанием» оружия массового уничтожения или соответствующих материалов.

Россия заинтересована в построении демократического, процветающего Ближнего Востока. Исходим из того, что этой же задачей руководствуются наши международные партнеры. Без сомнения, ее реализации значительно способствовало бы купирование негативной динамики в зоне палестино-израильского конфликта и возвращение израильтян и палестинцев за стол переговоров. Россия продолжит усилия в этом направлении. Мы будем продвигать и другие наши идеи, направленные на то, чтобы разрядить обстановку в регионе Ближнего Востока и Севера Африки. В частности, недавно мы передали соответствующим государствам обновленный вариант Концепции обеспечения безопасности в зоне Персидского залива.

Нестабильной остается обстановка в целом ряде других регионов, включая Афганистан. Эта страна также испытывает на себе ядовитое воздействие группировки «Исламское государство». Особую роль в отражении вызовов и угроз безопасности, исходящих с афганской территории, отводим взаимодействию России с нашими центральноазиатскими партнерами, Китаем, Индией и Пакистаном по линии региональных структур, в первую очередь ОДКБ, а также ШОС, где представлены в том или ином качестве Афганистан и всего его соседи. Я хотел бы приветствовать присутствие в этом зале г-на Х.Карзая, с которым вчера мы провели очень полезную беседу.

Глубокую озабоченность вызывает развитие ситуации на Корейском полуострове, упорное игнорирование Пхеньяном мнения мирового сообщества, выраженного в соответствующих резолюциях СБ ООН. Рассчитываем, что северокорейская сторона воздержится от безответственных действий и осознает иллюзорность попыток добиться признания ядерного статуса. Одновременно считаем крайне опасным и контрпродуктивным стремление отдельных государств использовать эту ситуацию как предлог для наращивания своего военного присутствия в Северо-Восточной Азии.

Убеждены, что укреплению доверия и стабильности в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) призвано способствовать создание надежных механизмов обеспечения равной и неделимой безопасности, основанных на внеблоковых подходах, на принципах уважения международного права, отказа от осуществления или поддержки любых действий, направленных на свержение правительств или подрыв стабильности других государств. В полной мере сохраняет актуальность начатый по инициативе России в рамках Восточноазиатских саммитов диалог в интересах формирования надежной, всеобъемлющей, адекватной современной ситуации архитектуры безопасности в АТР. Уже состоялось четыре раунда такого диалога с участием всех стран Восточноазиатских саммитов, в ходе которых обсуждались идеи Россия, Китая, Индии, Индонезии. Очередной, пятый, раунд запланирован на лето этого года.

При этом для нас очевидно, что на решительный поворот к оздоровлению обстановки в упомянутых регионах и в мире в целом можно рассчитывать лишь в случае объединения усилий всех ключевых международных «игроков». Это звучит, вроде бы, как аксиома, но действия на ее основе вновь и вновь наталкиваются на концепции исключительности, стремление к глобальному лидерству, попытки обеспечения собственной безопасности, своих интересов за счет безопасности и интересов других.

Как подтвердило недавнее заседание Совета Россия-НАТО на уровне послов, которое было проведено по настоятельной просьбе Североатлантического альянса после длительного перерыва, инициированного им же, ситуация в вопросах европейской безопасности остается в тупике. Замечу при этом в скобках, что среди тех проектов практического сотрудничества, которое Североатлантический альянс с легкостью принес в жертву политическим амбициям и заморозил, было и совместное противодействие терроризму.

Не могу не согласиться с Председателем Еврокомиссии Ж.-К.Юнкером в том, что без взаимодействия с нашей страной создать надежную архитектуру безопасности Европы невозможно. Об этом говорят и другие европейские коллеги. Но разве соответствует этой цели то, что делают сегодня западные партнеры? На т.н. «восточном фланге НАТО» осуществляется непрерывная ротация контингентов США и их союзников, практически ежедневно проводятся учения, формируется новая военная инфраструктура. В совокупности эти шаги, конечно же, противоречат букве и духу Основополагающего акта Россия-НАТО, серьезно меняют военно-политический ландшафт, особенно в северо-восточном регионе Европы, превращая его из наиболее спокойного и стабильного в военном отношении, каким он был еще совсем недавно, в зону повышенной напряженности.

Существенным деструктивным фактором, создающим риски для стратегической стабильности, остаются действия США и их союзников в сфере противоракетной обороны. Причем снятие озабоченностей, связанных с иранской ядерной программой, не привело к каким-либо корректировкам этих планов вопреки тому, что провозглашалось руководством США еще в 2009 г. Новым ударом по региональной и международной стабильности стало бы появление элементов глобальной ПРО США в Северо-Восточной Азии, в конкретном плане - на Корейском полуострове.

На фоне официальных заявлений натовского руководства о необходимости «сдерживания» России и наращивания сил альянса вблизи наших границ странно выглядят предложения западных партнеров о «существенном обновлении» мер укрепления доверия и безопасности, о повышении уровня транспарентности. Россия, разумеется, не против укрепления доверия по военной линии, но оно должно быть взаимным, учитывающим интересы всех сторон. Для того чтобы диалог на эту тему был серьезным и продуктивным, необходимо создать соответствующие условия, и одно из ключевых – отказ Запада от антироссийского курса, который осуществляется, кстати, под аккомпанемент «заклинаний» насчет того, что Россия напрасно видит в НАТО угрозу.

Необходимо, наконец, отключить «питание мощного генератора» напряженности в европейских делах, каким является кризис на Украине. Единственный путь – честно реализовать минский «Комплекс мер» и, прежде всего, заставить киевские власти выполнить взятые на себя обязательства. Осознание таких действий у наших западных партнеров растет, но пока еще они стесняются говорить об этом громко и публично. Надеюсь, что в своих закрытых контактах с руководством Украины они стали проводить эту линию гораздо более настойчиво.

Уважаемые дамы и господа,

Международные отношения находятся на перепутье: либо ситуация будет развиваться в направлении расширения пространства хаоса и анархии, либо будет налаживаться коллективная работа по развязыванию конфликтных узлов, формированию отвечающей реалиям ХХI века системы глобального управления. Для этого нужно не «вставать в позу», не пытаться никого учить, не навязывать никому свои собственные стандарты, не наказывать никого за свои собственные ошибки, а садиться за честные открытые переговоры и искать баланс интересов. Отказ от такого взаимоуважительного честного диалога, попытки перекрывать каналы общения говорят лишь об отсутствии аргументов либо о нежелании договариваться и искать разумные компромиссы.

Россия твердо выступает за равноправное сотрудничество, будет и далее выполнять все свои обязательства и все, о чем договаривались, будет действовать ответственно, а там, где необходимо, брать на себя инициативу.

Спасибо за внимание.

Россия. Весь мир. ЦФО > Армия, полиция > mid.ru, 27 апреля 2016 > № 1776267 Сергей Лавров

Выступление и ответы на вопросы Министра иностранных дел России С.В.Лаврова на встрече в МИД Монголии, Улан-Батор

Уважаемые коллеги,

Друзья,

Дамы и господа,

С большим удовольствием принял предложение моего коллеги Министра иностранных дел Монголии Л.Пурэвсурэна поделиться российским видением ситуации в современном мире, мыслями о ключевых тенденциях глобального развития. Сегодня, когда структура международных отношений нестабильна, пребывает в постоянном движении, такое общение особенно необходимо. Эта встреча отражает высокий уровень доверия в нашем двустороннем стратегическом партнерстве.

Мир находится на этапе перехода к новой исторической эпохе. Это наш обоснованный вывод. Сегодня формируется полицентричная архитектура международных отношений. Это – объективный процесс, отражающий культурно-цивилизационное многообразие современного мира, появление и укрепление новых центров силы и влияния, естественное желание народов самим определять свое будущее. События последних лет показали иллюзорность попыток создать однополярную модель мироустройства, расчетов на достижение глобального доминирования. Очевидно, что в нынешних условиях ни одно государство, пусть даже самое мощное, или группа стран не могут претендовать на то, чтобы в одиночку эффективно решать проблемы современности.

В этих условиях востребован поиск разумного баланса между обеспечением национальных интересов и коллективной дипломатической работой на основе подлинного партнерства основных игроков на мировой арене в интересах нахождения оптимальных ответов на общие для всех масштабные вызовы и угрозы. По сути, речь идет о выборе между попытками обеспечить любыми средствами свое лидерство, навязать всем свою волю, и линией на то, чтобы вывести естественную конкуренцию в вопросе о становлении параметров мировой системы в цивилизованное русло при опоре на международное право и общие для всех правила игры. Россия, разумеется, выступает за второй путь. Проводя самостоятельный, независимый внешнеполитический курс, мы одновременно стремимся продвигать позитивную, устремленную в будущее повестку дня, хотим содействовать оздоровлению международной ситуации, снижению конфликтности в мире. Используем в этих целях самые разные форматы: участие в работе ООН, «Группы двадцати», БРИКС, ЕАЭС, ШОС, других многосторонних форматах. Неизменно открыты к развитию равноправного взаимовыгодного сотрудничества со всеми государствами и их интеграционными объединениями, проявляющими встречный интерес.

То, что многочисленные проблемы сегодняшнего мира можно преодолевать лишь сообща, подтверждают такие события недавней истории, как принятие Совместной всеобъемлющей программы действий (СВПД) по обеспечению мирного характера иранской ядерной программы, договоренность о химической демилитаризации Сирии, о начале в этой стране политического урегулирования параллельно с прекращением боевых действий и решением гуманитарных проблем. В этом же ряду – другие важные решения СБ ООН, недавняя договоренность по соглашению о климате.

С другой стороны, попытки продавливать свои корыстные интересы, добиваться универсализации собственных ценностей или моделей развития, в том числе силовым путем, неизбежно приводят к плачевным результатам. Такие недальновидные действия создали вакуум власти в целом ряде стран Ближнего Востока и Севера Африки (БВСА), чем незамедлительно воспользовались террористы из ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусры» и других террористических группировок.

Мы давно говорили об опасности распространения вируса экстремизма за пределы БВСА. К сожалению, международному сообществу не удалось своевременно дать скоординированный отпор этой угрозе. Помешали амбиции, порочная практика геополитической инженерии, деления террористов на «плохих» и тех, кого можно использовать в своих целях. Вместе с тем непрекращающаяся серия терактов по всему миру – это не только демонстрация варварской сущности идеологии и практики ИГИЛ и ему подобных. Это еще подтверждение того, что в современном взаимозависимом мире попытки создать отдельные «оазисы безопасности» или построить стену в надежде отгородиться от беспокойных соседей обречены на провал.

Сегодня необходимо отложить в сторону разногласия и без каких-либо предварительных условий объединиться ради борьбы с терроризмом.

В этом главный смысл той инициативы, которую выдвинул Президент Российской Федерации В.В.Путин, выступая на 70-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в сентябре прошлого года, по формированию широкого антитеррористического фронта на универсальной международно-правовой основе.

Именно такая логика лежит в основе операций Воздушно-космических сил (ВКС) России, которая была предпринята в соответствии с обращением сирийского руководства. Наши ВКС нанесли игиловцам и прочим террористическим группировкам, действующим в Сирии, мощный удар, способствовали кардинальному перелому ситуации «на земле». Одновременно также были созданы благоприятные условия для продвижения инклюзивного межсирийского диалога и реального мирного процесса в интересах обеспечения политического урегулирования конфликта под эгидой ООН и в интересах сохранения Сирии как единого, целостного, суверенного, светского государства. Рассчитываем на результативный характер межсирийских переговоров, которые возобновляются буквально в эти дни в Женеве.

К сожалению, наращиванию плодотворного сотрудничества, в том числе на антитеррористическом треке, не способствует политика ряда государств Запада в отношении России, в частности, в связи с событиями на Украине. Не буду подробно останавливаться на генезисе кризиса в Евро-Атлантике, который стал результатом упорного нежелания западных стран выстраивать диалог на основе подлинного партнерства. Верх взяла близорукая линия на захват геополитического пространства, на деление народов на «своих» и «чужих». Кульминацией такого курса стал поддержанный США и рядом членов Евросоюза государственный переворот на Украине. А когда националисты, совершившие антиконституционный вооруженный захват власти в Киеве, своими безответственными действиями поставили страну на грань раскола, развязали гражданскую войну в Донбассе, в Вашингтоне и Брюсселе стали во всем обвинять Россию. Я думаю, такая политика бесперспективна и безнравственна

Мы последовательно предлагали американским партнерам выстраивать устойчивое предсказуемое взаимодействие, руководствуясь принципом равноправия. Востребованность такого сотрудничества обуславливается и реалиями современного мира, в котором, повторю, эффективно искать ответы на общие проблемы и вызовы можно только на основе коллективных сбалансированных подходов и объединения усилий всех ключевых игроков.

На Западе постепенно осознают, что изолировать Россию в современном мире невозможно. Это подтвердил и недавний визит в Москву моего коллеги, Государственного секретаря США Дж.Керри, ставший очередным свидетельством испытываемой американцами потребности в нашей поддержке по ключевым международным проблемам, в налаживании совместной работы по «горячим» региональным темам. Сегодня продолжается весьма насыщенное взаимодействие России с США в качестве сопредседателей Международной группы поддержки Сирии. Нам удалось согласовать «дорожную карту» урегулирования, добиться расширения гуманитарного доступа к нуждающемуся населению и обеспечить начало политического процесса. Эти решения утверждены резолюциями СБ ООН. Сейчас между Москвой и Вашингтоном идет активный диалог по этим и другим вопросам на высшем уровне: в сентябре-ноябре 2015 г. президенты двух стран провели четыре встречи, а с начала нынешнего года уже четыре телефонных разговора.

Россия не стремится к противостоянию с США, равно как с НАТО или Евросоюзом, никогда не была его инициатором. Очевидно, что конфронтационный настрой только тормозит усилия по выстраиванию оптимального вектора мирового развития. Рассчитываем, что российско-американские связи со временем вернутся на нормальную траекторию. Сделать это можно исключительно на основе взаимного уважения и баланса интересов. Попутно замечу, что предстоящая в ближайшие дни (20 апреля) встреча в формате Совета Россия-НАТО, первая после объявленного альянсом «замораживания» отношений с Россией, организуется по натовской инициативе. Как говорится, комментарии излишни.

На фоне украинских событий Евросоюз приостановил работу диалоговых механизмов с российской стороной, ввел ограничения в отношении российских физических и юридических лиц, стал требовать от России выполнения Минских соглашений от 12 февраля прошлого года, хотя в них Россия вообще не упоминается, не являясь стороной конфликта. Основные обязательства возложены на Киев. Занимая такую противоречивую и нелогичную позицию, Евросоюз лишь поощряет киевские власти безнаказанно саботировать реализацию минского «Комплекса мер».

Вместе с тем считаем, что неразрешимых проблем, при наличии доброй воли всех сторон, в наших отношениях с ЕС нет. Для того, чтобы переломить негативный тренд, вернуться на путь многопланового партнерства, необходимо отказаться от порочной логики односторонних действий. Иными словами, «бизнеса как обычно», когда нам пытались навязать договоренности и схемы взаимодействия, не будет. Но мы по-прежнему исходим из того, что обоюдным интересам отвечала бы гармонизация интеграционных процессов, в результате чего ЕАЭС мог бы стать настоящим «мостом» между Европой и Азией, способствуя генерированию новых источников устойчивого развития.

К сожалению, сегодня события развиваются в ином направлении. Мы наблюдаем беспрецедентное после окончания «холодной войны» наращивание военной активности и военного присутствия НАТО на т.н. «восточном фланге» Альянса с целью оказания военно-политического давления на нашу страну и ее сдерживания. Это практически не скрывается, а декларируется открыто. Все это сопровождается агрессивной пропагандистской кампанией по «демонизации» России. Понятно, что переживающий острый кризис идентичности Альянс занят поиском врага для придания смысла своему дальнейшему существованию. Но искать ответы на реальные, а не вымышленные вызовы и угрозы это не помогает.

Россия не намерена и не будет втягиваться в бессмысленное противостояние. Убеждены, что разумной альтернативы взаимовыгодному и широкому общеевропейскому сотрудничеству в сфере безопасности на основе принципа ее неделимости, с опорой на международное право не существует.

В осложнившейся ситуации в мировых делах, когда многие диалоговые форматы «заморожены» или пробуксовывают, важная роль принадлежит ОБСЕ. Эта структура может сыграть важную роль в усилиях по укреплению доверия и взаимопонимания, недопущению появления новых разделительных линий, во взаимоуважительном обсуждении широкого спектра проблем в области безопасности, экономики, в гуманитарной сфере. Приветствуем растущую вовлеченность Монголии в дела Организации. Об этом свидетельствует успешное проведение в Улан-Баторе в прошлом году осенней сессии Парламентской ассамблеи ОБСЕ.

Россия была, есть и будет неотъемлемой частью Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР). Естественно, что азиатско-тихоокеанское направление является одним из наших ключевых внешнеполитических приоритетов. Президент Российской Федерации В.В.Путин неоднократно отмечал, что для нас взаимодействие с этим регионом носит стратегический неконъюнктурный характер и рассчитано как минимум на весь XXI век.

Необходимым условием развития плодотворного сотрудничества в АТР, роль которого в мировой экономике и политике будет только возрастать, является упрочение региональной стабильности. К сожалению, в последнее время военно-политическая ситуация в регионе продолжает осложняться: сталкиваются интересы в территориальных спорах, усиливается угроза со стороны международного терроризма. К этим проблемам добавляются наркоторговля, организованная преступность, нелегальная миграция, пиратство, сложности с обеспечением продовольственной и энергетической безопасности.

Отсюда – востребованность создания в АТР надежных механизмов обеспечения равной и неделимой безопасности, основанных на внеблоковых подходах, на принципах уважения международного права, мирного урегулирования споров и конфликтов, неприменения силы или угрозы силой, отказа от поддержки любых действий, направленных на свержение правительств или подрыв стабильности других государств.

По инициативе России и при содействии Китая и Брунея «на площадке» Восточноазиатского саммита запущен диалог по формированию надежной, всеобъемлющей, адекватной современным реалиям и учитывающей интересы всех государств региона архитектуры безопасности в АТР. Помимо российских предложений, интересные идеи высказывают и другие партнеры – Китай, Индия, Индонезия. Они разнятся в нюансах, но совпадают по сути. Знаем, что свои наработки есть и у монгольских друзей, в частности, в отношении Северо-Восточной Азии. Будем активно способствовать гармонизации всех этих инициатив.

Главное – в том, что большинство стран демонстрирует твердый настрой на совместную работу в целях выработки общих «правил игры». Убеждены, что только коллективными усилиями мы сможем достичь подлинного стратегического равновесия, обеспечить мир и стабильность в нашем регионе.

Особую тревогу вызывает ситуация на Корейском полуострове. Пхеньян игнорирует требования СБ ООН, продолжает угрожать ракетно-ядерными экспериментами. Рассчитываем, что северокорейская сторона прислушается к голосу разума, воздержится от новых безответственных шагов и осознает иллюзорность надежд на то, чтобы добиться признания мировым сообществом т.н. ядерного статуса КНДР. Убеждены, что отказ от ракетных и ядерных программ, возращение во всю полноту международной политической и экономической жизни отвечает интересам в первую очередь самой КНДР, создает условия для реализации ее суверенных прав на мирный атом и мирный космос.

В то же время беспокоит стремление использовать нынешние действия Пхеньяна как повод для неадекватной и непропорциональной реакции в виде наращивания военного потенциала в Северо-Восточной Азии (СВА), «закачивания» сюда новых вооружений и изменения сложившегося баланса сил. Считаем категорически недопустимым превращение региона в очередной конфронтационный плацдарм, раскручивание здесь гонки ракетно-ядерных вооружений, развертывание нового позиционного района глобальной ПРО США.

Очевидно, что взаимоприемлемые развязки нужно искать в плоскости создания в СВА надежных и эффективных многосторонних международно-правовых механизмов мира и безопасности, на пути формирования в регионе обстановки взаимного доверия и взаимовыгодного сотрудничества. У России в этой связи есть развернутые, достаточно глубоко проработанные идеи. Мы готовы к предметному взаимодействию со всеми участниками шестистороннего процесса урегулирования ядерной программы Корейского полуострова и другими заинтересованными государствами, включая, конечно же, Монголию, которая проявляет особый интерес к тому, чтобы внести вклад в обеспечение безопасности в Северо-Восточной Азии.

В турбулентной ситуации в мировых и региональных делах особенно востребованы механизмы, способные оказать стабилизирующее воздействие на международные отношения, содействовать укреплению объединительных тенденций при опоре на международное право и центральную роль ООН. Именно такую функцию выполняет Шанхайская Организация Сотрудничества (ШОС). Сегодня ШОС – это объединение государств, которые тесно и плодотворно взаимодействуют на основе уважения общих и национальных интересов во имя процветания своих народов, формирования подлинно демократического и справедливого мироустройства. Организация утвердилась как авторитетный и влиятельный участник современной системы международных отношений. К голосу ШОС прислушиваются. Об этом говорит стремление многих государств из разных регионов мира наладить контакты с ШОС, присоединиться к ней в качестве полноправных членов, наблюдателей или партнеров по диалогу. На прошлогоднем саммите в Уфе принято решение о начале процедуры предоставления членства в ШОС Индии и Пакистану. В стадии рассмотрения находится заявка Ирана.

На повестке дня Организации – наращивание взаимодействия в области политики и безопасности, углубление кооперации на экономическом направлении, прежде всего, в области транспорта, информационно-телекоммуникационных технологий, науки и сельского хозяйства, в гуманитарной сфере. Убеждены, что более активное подключение Монголии к программам и проектам сотрудничества в рамках ШОС в качестве государства-наблюдателя на данном этапе отвечало бы ее интересам.

Усиливающаяся в условиях глобализации взаимозависимость требует нестандартных, новаторских подходов к обеспечению устойчивого экономического развития. Решить эту задачу можно только сообща, руководствуясь логикой партнерства и взаимной выгоды.

Подчеркну еще раз, мы не противопоставляем евразийский и иные интеграционные процессы, будем работать над их гармонизацией, над выстраиванием мостов между Европой и Азиатско-Тихоокеанским регионом. В мае прошлого года заключено соглашение о создании зоны свободной торговли между ЕАЭС и Вьетнамом. Изучаются возможности подписания аналогичных документов еще с целым рядом государств региона, которые проявляют заинтересованность в тесных связях с ЕАЭС. Поставлена задача развития инфраструктуры сотрудничества на центральноазиатском пространстве, в том числе через сопряжение строительства ЕАЭС и китайского проекта и «Экономического пояса Шелкового пути». Придаем большое значение развитию взаимодействия в формате ЕАЭС-Монголия на основе подписанного в июне прошлого года соответствующего Меморандума. Сегодня мы об этом говорили с Премьер-министром и министром иностранных дел Монголии.

Убеждены, что все эти усилия закладывают хорошую основу для реализации инициативы Президента России В.В.Путина по формированию экономического партнерства с участием государств-членов ЕАЭС, ШОС и АСЕАН, охватывающего почти треть мировой экономики, опирающегося на принципы равноправия и взаимного учета интересов, открытого для всех заинтересованных сторон. Рассчитываем, что весомый импульс такой работе придаст предстоящий в мае саммит Россия – АСЕАН в Сочи, приуроченный к 20-летию диалогового партнерства между Россией и Ассоциацией стран Юго-Восточной Азии. Последовательное продвижение по всем этим направлениям могло бы в перспективе привести к формированию своего рода «хаба» сотрудничества, который стал бы генератором обеспечения безопасности развития на обширнейшей территории Евразийского континента.

Важную стабилизирующую роль в региональных и мировых процессах играют отношения всеобъемлющего стратегического партнерства между Россией и нашим с вами общим соседом Китайской Народной Республикой. Российско-китайские отношения достигли беспрецедентно высокого уровня за всю свою историю и являются позитивным фактором, способствующим сохранению правового фундамента, утверждению разумных, сбалансированных подходов в международных делах. Наши страны придерживаются совпадающих или очень близких позиций по ключевым проблемам современности, последовательно выступают за формирование нового полицентричного мироустройства при опоре на право, уважение самобытности народов, их самостоятельного выбора пути развития. Мы эффективно и очень тесно сотрудничаем с китайской стороной в различных многосторонних форматах, прежде всего в ООН, «Группе двадцати», БРИКС, ШОС. С 2010 г. КНР прочно удерживает позицию главного торгового партнера России. Реализуются стратегические проекты в энергетической сфере, поступательно развивается сотрудничество в высокотехнологичных отраслях – космосе, авиастроении, атомной энергетике, военно-техническом сотрудничестве.

Придаем важное значение становлению нового механизма трехстороннего взаимодействие, который был запущен по инициативе Президента Монголии Ц.Элбегдоржа в ходе встречи лидеров России, Монголии и Китая в сентябре 2014 г. в Душанбе.

Рассчитываем, что реализация подписанных и одобренных документов нашими лидерами В.В.Путиным, Ц.Элбэгдоржем и Си Цзиньпином 9 июля 2015 г. «на полях» саммита ШОС в Уфе, откроет новые перспективы в развитии многопланового сотрудничества между тремя нашими странами. Убеждены, что реализация этих договоренностей станет новым этапом взаимодействия между Россией, Монголией и КНР. Считаем важным приложить совместные усилия по выполнению «дорожной карты», развитию сотрудничества между тремя странами, а также скорейшему завершению разработки программы создания «экономического коридора» между Россией, Монголией и Китаем, который можно было бы вынести на одобрение лидеров «на полях» саммита ШОС в Ташкенте в июне текущего года.

Уважаемые коллеги, дорогие друзья! Монголия – испытанный временем стратегический партнер России, занимающий особое место в системе наших внешнеполитических координат. В нынешнем году мы отмечаем 95-летие установления дипотношений между нашими странами. Нас объединяют совместная история, братство по оружию. В 2014 г. вместе отметили 75-летие победы на реке Халхин-Гол, а в прошлом году – 70-летие Победы в Великой Отечественной войне. В России хорошо помнят о помощи, оказанной Монголией нашей стране в военные годы.

Сегодня наши добрососедские отношения носят всеобъемлющий характер. Мы подробно говорили об этом в ходе переговоров с моим монгольским коллегой, на встрече с Премьер-министром Монголии Ч.Сайханбилэгом. Предстоит беседа с Президентом Монголии Ц.Элбегдоржем.

Динамично развиваются политический диалог, в том числе на высшем и высоком уровнях, контакты по линии внешнеполитических ведомств и советов безопасности, межпарламентские и региональные обмены. Видим хорошие перспективы восстановления позитивной динамики торгово-экономических отношений. В январе этого Президент Российской Федерации В.В.Путин подписал федеральный Закон о ратификации Межправительственного Соглашения 2014 г. об урегулировании финансовых обязательств Монголии перед Российской Федерацией, что открывает дополнительные и очень хорошие возможности для развития сотрудничества в инвестиционной сфере. Дальнейшему укреплению нашего взаимодействия призвана способствовать реализация подписанной сегодня Среднесрочной программы развития стратегического партнерства между Россией и Монголией. Мы открыты для наращивания связей в сферах экономики, образования, науки и культуры, в гуманитарной области.

Дорожим достигнутым уровнем координации на различных многосторонних площадках, где наши позиции по большинству ключевых вопросов современности близки или совпадают. Рассчитываем на продолжение традиционной поддержки монгольскими друзьями российских приоритетов в ООН и в других международных организациях.

Полагаем, что успешное проведение в Улан-Баторе в июле этого года юбилейного саммита АСЕМ существенно укрепит позиции Монголии на международной арене, будет способствовать дальнейшему развитию сотрудничества со всеми странами, которые проявляют к этому встречный интерес. Будем продолжать оказывать монгольским друзьям необходимое содействие в его подготовке и выработке итоговых документов.

Рассчитываем, что совместными усилиями нам удастся придать серьезный импульс дальнейшему углублению двусторонних связей. В одной монгольской пословице, как мне сказали, говорится: «С другом и в пустыне проживешь, а без друга и в цветущей степи пропадешь». С этим готов согласиться на сто процентов. Хотим вместе с вами всемерно способствовать укреплению партнерства между нашими странами.

Вопрос: В 1998 году в АТЭС были приняты три новых члена: Россия, Вьетнам и Перу. После этого был введен 10-летний мораторий на прием новых членов. Как Вы видите перспективу АТЭС и расширение этой Организации?

С.В.Лавров: АТЭС – это структура весьма перспективная, особенно на нынешнем этапе, когда глобальное торгово-экономическое пространство находится под угрозой дробления. Весьма активно продвигаются региональные и субрегиональные инициативы: Транстихоокеанское партнерство, Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство, которые замышлялись как закрытые «площадки», по крайней мере, на период пока в этом закрытом формате не будут сформированы правила игры. Остальные страны, если они будут заинтересованы присоединиться к этим «площадкам», должны будут уже следовать правилам, которые вырабатывались без их участия. Это создает риски для глобальной торговой системы, для тех норм и принципов, которые носят универсальный характер и лежат в основе идей ВТО.

На мероприятиях АТЭС в последние годы при активной роли России и Китая закреплены задачи не допускать такого размывания единого торгово-экономического и инвестиционного пространства, создания замкнутых блоков и, наоборот, способствовать гармонизации всех соответствующих инициатив. Помимо Транстихоокеанского партнерства, которое было стимулировано США, есть и такие концепции, как Всеобъемлющее региональное экономическое партнерство, которое продвигала КНР, Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, созданный также по инициативе Китая и носящий открытый характер. На мой взгляд, очень важная задача, стоящая перед АТЭС, - способствовать гармонизации всех интеграционных процессов на этом огромном пространстве.

Что касается членства в этой структуре, как Вы справедливо отметили, долгое время существовал мораторий на подключение к АТЭС новых членов. Это было связано с определенными озабоченностями некоторых стран, входящих в АТЭС, касательно того, насколько эффективной будет бесконечно расширяющаяся структура. Россия ни на каких этапах не была среди сторонников бессрочного продления моратория. Мы были готовы отменить его в любой момент. Теперь, когда это происходит, будем конструктивно рассматривать имеющиеся заявки новых членов относительно присоединения к этому движению, сообществу.

Вопрос: В этом году на трехсторонней встрече Россия-Монголия-Китай предполагается рассмотреть программу «экономического коридора», где Монголия будет играть роль связующего между соседними экономиками. Как Вы видите ее роль в этом? Каковы перспективы взаимодействия России, Монголии и Китая?

С.В.Лавров: Уже касался этой темы в своем вступительном слове. Перспективы очень хорошие. Признательны Президенту Монголии Ц.Элбегдоржу за эту инициативу. Уже состоялось два саммита глав государств России, Монголии и Китая. Третий обсуждается. Скорее всего, будет решено провести его «на полях» саммита ШОС в Ташкенте этим летом.

Действительно, на саммите в Уфе с участием президентов В.В.Путина и Ц.Элбегдоржа и Председателя Си Цзиньпина была одобрена «дорожная карта» трехстороннего сотрудничества. Одним из ее ключевых положений являлась подготовка программы создания «экономического коридора» Россия – Монголия – Китай. Программа, по сути, уже готова. Убежден, что наши эксперты приложат все необходимые усилия, чтобы она была бы представлена «на суд» наших лидеров «на полях» саммита ШОС в Ташкенте. Перспективы, считаю, самые радужные.

Нам самой историей и, прежде всего, географией отведена роль добрых соседей, потому что, получив от предков наши государства и географические координаты, Россия, Монголия и Китай делают и продолжают делать все, чтобы распорядиться этим наследием с максимальной выгодой для наших народов на основе взаимного уважения и учета интересов.

Не буду перечислять все положения, которые заложены в «дорожную карту», одобренную в прошлом году в Уфе тремя лидерами. Но все задачи, которые включены в этот важный документ, нацелены на достижение практических, осязаемых для наших граждан результатов. Поэтому я с большим оптимизмом смотрю на будущее этой трехсторонней структуры.

Вопрос: Идут большие перемены, в том числе и в мировой политике. Хотелось бы пообщаться с российскими коллегами и узнать больше о позиции России. Предлагал дипломатам Посольства провести в сентябре конференцию по теме: «Присутствие России как державы на Ближнем Востоке и в Сирии», но никакого ответа не получил – видимо, средств нет. Хотелось бы постоянно проводить в Москве или Улан-Баторе такие рабочие встречи ученых двух стран.

Филиппины подали в арбитражный суд иск к Китаю по вопросу спорных территорий. Какова позиция Россия? Как обойти такие передряги между государствами?

С.В.Лавров: Думаю, Ваше предложение чаще проводить встречи, конференции, семинары, форумы с участием российских и монгольских ученых, юристов, политологов для обсуждения современных проблем международной жизни, включая Сирию, Ближний Восток и Север Африки в целом, - это хорошая идея. Насчет того, почему не состоялось мероприятие, о котором Вы упомянули, я не знаю и спекулировать не буду. Убежден, что это не потому, что эта идея не разделяется. Наверное, возникают какие-то технические и логистические сложности. Уверяю Вас, они преодолимы. Если руководимый Вами институт будет предлагать совместные мероприятия в том русле, о котором Вы сказали, я буду только их поддерживать.

Насчет Филиппин и в целом территориальных споров, которые развернулись вокруг островов, территорий в Южно-Китайском море, Восточно-Китайском море. Мы не являемся стороной конфликта. Наша позиция определяется естественным для любой нормальной страны желанием видеть споры урегулированными мирным политико-дипломатическим путем напрямую между заинтересованными странами без какого-либо вмешательства третьих сил и каких-либо попыток интернационализировать эти споры.

К сожалению, такие попытки предпринимаются. Это мы видим в ходе различных многосторонних мероприятий в АТР, будь то Восточноазиатские саммиты, региональный форум АСЕАН по безопасности или какой-то иной формат. Уверен, к сожалению, что в ходе предстоящего в Улан-Баторе саммита АСЕМ («Азия – Европа») попытки интернационализации такого рода вопросов продолжатся. С этой тенденцией пока не удается совладать, хотя она абсолютно бесперспективна. Только участники спора могут договориться между собой напрямую.

Мы приветствуем любые усилия на этот счет и видим, как между Китаем и странами АСЕАН налаживается достаточно устойчивое взаимодействие по поиску ответов на эти спорные вопросы. Китай и АСЕАН договорились вести диалог на эту тему на основе Конвенции ООН по морскому праву 1982 года. Это уже важно, это базовый документ. Кроме того, в 2002 году была принята Декларация Китая и АСЕАН о поведении сторон в Южно-Китайском море. Потом были одобрены китайско-асеановские руководящие принципы по реализации упомянутой мной Декларации. Сейчас стороны – Китай и соответствующие государства АСЕАН – работают над юридически обязывающим кодексом поведения в Южно-Китайском море. Этот процесс нами активно приветствуется. Мы не собираемся в него вмешиваться. Считаем, что все остальные страны должны также поощрять эти усилия и избегать занимать чью-либо сторону, тем более использовать эти продолжающиеся споры для достижения каких-либо геополитических односторонних преимуществ в регионе или для попыток изолировать кого бы то ни было. Такие расчеты явно вынашиваются.

Вопрос: После первого витка санкций против России представитель делегации Монголии на одной из конференций Социалистического интернационала выдвинул идею о введении моратория на торговые санкции. Мы тогда опасались, что вопрос может не остановиться на первом витке санкций и привести к эскалации, а потом оказать негативное влияние на рост мировой экономики. Как мы знаем, второй виток санкций уже имел место. Вопрос о моратории остается актуальным. Каковы перспективы России в продвижении нашей идеи?

С.В.Лавров: Мы не вводили санкций против наших западных партнеров и не были инициаторами этого «обмена любезностями». Они прибегли к этому нелегитимному, одностороннему методу по собственной инициативе в ситуации, когда, давайте называть вещи своими именами, провалился затеянный ими проект по смене режима на Украине, когда он вышел из-под контроля и к власти в Киеве пришли откровенные национал-радикалы, поставившие под угрозу существование, если говорить прямо, этнических русских, других меньшинств на Украине. Прямо заявлялось, что русский никогда не будет мыслить, как украинец, поэтому всех русских необходимо выгнать из Крыма и из других частей Украины. Так и началось противодействие этим откровенным национал-радикальным, неонацистским тенденциям, когда местные советы на Востоке Украины отказались принимать антиконституционный государственный переворот. После этого новые украинские власти направили сначала своих губернаторов (или как там они назывались) взамен тех, которые там были. После того, как это не помогло, когда там никто не стал принимать губернаторов, объявили об использовании армии, национальной гвардии, всяких националистических батальонов для проведения т.н. антитеррористической операции при фактическом поощрении, еще раз подчеркну, со стороны западных государств. То, что это состоялось после того, как оппозиция, на которую делал ставку Запад, вероломно разорвала соглашение, заключенное с Президентом Украины В.Ф.Януковичем, несмотря на то, что под ним подписались Франция, Германия и Польша, наверное, вывело из равновесия некоторых наших западных партнеров - они просто срывали злость на Российской Федерации и опять искали виновного. А мы всего-навсего защитили тех, кто подвергался прямой угрозе, в том числе физической, со стороны захвативших в Киеве власть организаторов государственного переворота.

Когда санкции были объявлены, мы понимали, что это делается нашими западными коллегами не от «хорошей жизни», а в силу неудовлетворенности объективными тенденциями мирового развития, когда в одиночку, путем диктата и ультиматумов уже никакие вопросы в мире решить нельзя, когда нужно договариваться и решать любые проблемы путем учета интересов всех вовлеченных в эти процессы стран или, когда речь идет о проблемах внутри государств, искать баланс интересов между различными политическими, этническими, религиозными силами, продвигать процесс национального примирения, поиска национального согласия.

Мы, естественно, не могли смириться с такого рода нелегитимными действиями против законных интересов Российской Федерации. Мы ответили встречными мерами прежде всего потому, что западные санкции, помимо стремления наказать нас политически, были нацелены на то, чтобы «перекрыть» каналы кредитования, в том числе нашего сельскохозяйственного сектора. Учитывая, что в самом Евросоюзе огромное количество субсидий предоставляется сельхозпроизводителям, нас хотели просто поставить в неравные условия в нечистоплотной конкурентной борьбе. Тогда мы защитили своих сельхозпроизводителей, отказавшись, надеюсь, на временной основе от импорта определенных видов сельскохозяйственной и пищевой продукции из стран, которые объявили санкции против Российской Федерации.

Это предыстория вопроса, и я должен был об этом сказать. Хотел бы подтвердить еще одну вещь, которую очень важно понимать. Мы не просим, не просили и не будем просить наших западных партнеров отменить эти санкции. Когда мы с ними встречаемся, то никогда не инициируем эту дискуссию. Они сами на встречах с нами и в своих публичных заявлениях начинают нервничать и говорить, что «как только Россия выполнит Минские договоренности, эти санкции будут сняты». Это их желание и одновременно беспомощность. Они прекрасно знают, что Минские договоренности вообще не содержат упоминания о Российской Федерации, но практически в каждом параграфе изложены задачи, стоящие перед украинским руководством, и сроки, в которые они должны были быть выполнены. Все это сорвано. Сейчас, понимая, что они не в состоянии «воспитать» должным образом своих подопечных в Киеве, чтобы они хотя бы выполняли свои обещания, пытаются «перевести стрелки» на нас. Когда публично заявляют о желании нормализовать отношения с Россией и снять санкции, как только она выполнит Минские договоренности, на деле для тех, кто хотя бы чуть-чуть понимает суть происходящего и читал минские документы, это означает сигнал Киеву: продолжайте саботировать выполнение своих обязательств, наказаны будете не вы, а Российская Федерация.

Эту «задумку», которая продвигалась русофобским меньшинством в Евросоюзе, но которую остальные члены ЕС по разным причинам – кто-то от неспособности противостоять такого рода диктату, кто-то по иным соображениям – вынуждены были сделать коллективной позицией стран, входящих в ЕС. Никто не радуется санкциям. От них страдают европейские производители (соответствующая статистика публикуется – это десятки, сотни млрд.евро убытков), от этих санкций и мы испытываем неудобство. Но учитывая, что мы теперь ученые и научены последним примером, когда против нас вводились эти санкции, мы по поручению Президента Российской Федерации В.В.Путина приняли решение сделать так, чтобы обеспечить свою собственную продовольственную безопасность и безопасность во всех других ключевых сферах жизнедеятельности государства. Это не автаркия, не самоизоляция, а здравый и разумный вывод из поведения наших традиционных партнеров. Неприемлемо, наверное, вновь дожидаться, когда они сменят гнев на милость, снимут абсолютно нелегитимные санкции и возобновят с нами сотрудничество по продовольственным и высокотехнологичным товарам, в том числе имеющим двойное назначение, и которые были нам необходимы для укрепления своей обороноспособности. Ключевые сектора, от которых зависит выживание государства, мы теперь уже твердо решили не оставлять на откуп каким-то капризам тех или иных наших партнеров. Видите, какая долгая предыстория, но это надо было сказать, чтобы был понятен ответ на Ваш вопрос.

В принципе в таком универсальном плане тема незаконности и контрпродуктивности односторонних мер экономического воздействия обсуждалась в ООН не одно десятилетие. Это было вызвано неприятием подавляющим большинством государств-членов ООН одностороннего экономического эмбарго, которое США ввели против Кубы. На волне осуждения этой порочной практики в ООН стали ежегодно принимать резолюцию, которая была посвящена не столько Кубе, сколько вообще феномену односторонних нелегитимных санкций. Соответствующая резолюция ежегодно принимается огромным большинством, 2-3 страны вместе с США голосуют против, 5-6 воздерживаются. Это показывает, насколько в мировом сообществе неприемлема практика, которая применялась против Кубы. Это та же самая практика, которая сейчас применяется в отношении России и ряда других стран.

Мы выступаем за то, чтобы односторонние санкции, которые не являются продуктом договоренности СБ ООН в соответствии с Уставом Организации, были вообще устранены из международного общения. Я слышал про инициативу, которая весьма созвучна вашему представителю в Социалистическом интернационале, про инициативу парламентариев о том, чтобы межпарламентский Союз и ПАСЕ, ПА ОБСЕ приняли решение исключить какие-либо односторонние рестрикции в отношении парламентариев, поскольку они избранники народа. Это тоже пока не работает. Есть те, кто одобряют такие подходы, но сопротивление огромное.

Я закончил бы тем, что есть Устав ООН, в котором экономические и прочие меры принуждения упоминаются как легитимное средство воздействие на тех, кто нарушает международное право. Согласно Уставу ООН, который все подписали и ратифицировали, эти меры принуждения должны разрабатываться и объявляться СБ ООН. Все остальное должно быть устранено из международного общения. Особенно неприлично, когда некоторые наши партнеры проводят интенсивные переговоры в СБ ООН, договариваются о каком-то пакете санкций, который сбалансирован, который не должен создавать гуманитарных проблем для населения соответствующего государства, оказывая давление на руководство этого государства, а после принятия такого сбалансированного, выверенного, абсолютно легитимного набора санкций тут же через день-два какая-то страна из числа наших западных партнеров принимает свои односторонние санкции.

Моя позиция очень простая: когда мы договорились о чем-то на основе международного права в СБ ООН, то нельзя нарушать эти санкции. Это означает, что нельзя продавать то, что запрещено, но и нельзя запрещать продавать то, что разрешено. Именно эту манеру сейчас активно применяют наши американские партнеры не только в отношении Российской Федерации, но и целого ряда стран. Поэтому необходимо, наверное, работать против феномена односторонних нелегитимных санкций, который является проявлением ложно понимаемого ощущения собственной исключительности.

Монголия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 14 апреля 2016 > № 1776278 Сергей Лавров

Федор Лукьянов: «В Кремле хорошо помнят уроки последней стадии Советского Союза»

Глеб ИВАНОВ

В минувшие выходные в Подмосковье собирался на ассамблею Совет по внешней и оборонной политике (СВОП) — клуб ведущих отечественных политологов. Именно здесь глава МИД Сергей Лавров сделал важнейшее заявление: готовится новая редакция Концепции внешней политики России. По итогам мероприятия председатель президиума СВОП Федор Лукьянов рассказал «Культуре», с какими вызовами наша страна столкнется в ближайшие годы.

культура: На ассамблее, в том числе в рамках обсуждения новой концепции, звучал такой тезис: страх перед применением ядерного оружия в мире слабеет — ведь уходит поколение, заставшее «холодную войну»…

Лукьянов: Действительно, порог снижается, опасения тоже. В этом плане, как ни странно, напоминание о том, что Россия в состоянии превратить США в «радиоактивный пепел», прозвучавшее два года назад по нашему телевидению, может быть и полезно. Обсуждаемое с пропагандистской точки зрения, оно служит заодно предупреждением и политическим элитам, и рядовым гражданам. Месседж, что риск тотального уничтожения сохраняется, — это, так сказать, не повредит.

Нашумевшее в феврале телешоу Би-би-си «Третья мировая война: в командном пункте», пошагово рассказывающее, как мог бы начаться ядерный конфликт с Россией, при всей провокационности сценария — в целом из той же категории. Нельзя забывать, как постепенно может раскручиваться спираль эскалации и насколько это опасно.

культура: В США генералы спокойно обсуждают применение маленьких ядерных зарядов для точечных операций, например для нейтрализации «топ-террористов». Скажем, в таких случаях, как охота на Усаму бен Ладена в пещерах Тора-Бора. Мол, оттуда радиация все равно никуда не выйдет. Или в каких-то ограниченных дозах правда можно?..

Лукьянов: Ни в коем случае. Падение табу чревато полной потерей контроля, это будет только начало. Если «оружие Судного дня» перейдет в категорию «обычное средство ведения войны», на планете сможет произойти все что угодно. Однако, я думаю, никакое правительство, включая Пакистан или Северную Корею, на это не отважится. Риск слишком велик. На ассамблее не случайно много рассуждали о необходимости оживления переговоров по контролю над арсеналами, о разоружении.

культура: Зато пресса постоянно нагнетает, что террористы становятся изобретательнее, число ядерных стран растет, радиоактивные материалы все более доступны и уж чего, а «грязную бомбу» в центре какого-нибудь мегаполиса смертники сумеют взорвать…

Лукьянов: Мне думается, это все-таки алармизм. Так пишут с 90-х под лозунгом «не если, а когда». Но в реальности контроль за ядерными арсеналами даже в проблемных странах, вроде Пакистана, весьма жесткий. Плюс у них, как правило, есть «внешний контур»: Соединенные Штаты подготовили планы на случай, если вдруг в Пакистане произойдет переворот и у власти окажутся «бородатые зайцы». Речь идет о немедленном захвате ядерных объектов, чтобы не допустить попадания оружия массового поражения в руки радикалов.

культура: Один из академиков на ассамблее заявил, что Россия втянулась в разорительную гонку. Он считает, нам достаточно поддерживать имеющийся ядерный щит, а мы пытаемся конкурировать с американцами по всему спектру вооружений, которые развивают за океаном. Хотя это слишком дорогое удовольствие: наступательные ядерные системы, ракеты, способные пробивать штатовскую ПРО, гиперзвуковое и высокоточное оружие…

Лукьянов: Это некоторое преувеличение. То, что он перечислил, правда. Но пока все лишь на этапе научных исследований, НИОКР, а главное, я не вижу признаков того, что российское руководство упускает из виду такую опасность. Наоборот, много говорится об этом, всегда изыскиваются возможности, чтобы давать минимально необходимые ответы на реальные угрозы. А на угрозы гипотетические? Следить за ними, однако, опять же, не втягиваться в симметричный обмен действиями. Все-таки выучены и уроки последней стадии Советского Союза, когда шла уже совершенно бессмысленная гонка вооружений, абсурдное наращивание средств уничтожения, которые оказывались заведомо не нужны, — из чисто спортивного интереса. Это существенно подорвало экономику, мы прекрасно помним.

культура: На ассамблее было сказано и о том, что агрессивность Запада может возрасти, поскольку средний класс, обычно заинтересованный в стабильности, там начинает сжиматься. Соответственно, меняются политические предпочтения общества, растет популярность политиков, предлагающих крайние средства.

Лукьянов: Средний класс на Западе понемногу раскалывается. Верхняя часть удерживается, но не растет, а нижняя — просто выбывает совсем на дно. Благодаря этому на подъеме сегодня в Евросоюзе ультраправые или ультралевые. В Америке, с одной стороны, Дональд Трамп, с другой, фантастического успеха добился Берни Сандерс, который, видимо, не выиграет номинацию от Демократической партии, однако до сих пор активно борется. Очевидное, в общем, свидетельство недовольства именно средних американцев — людей, привыкших думать, что их благосостояние гарантировано, но вдруг осознавших — это далеко не так. Плюс в развивающихся государствах «не-Запада», к которым с натяжкой можно отнести и Россию, наблюдается вроде как численное прибавление среднего класса. Однако и тут начинаются разного рода кризисы: мы видим это почти во всех странах БРИКС — Китае, Бразилии, Индии.

И снова: какова роль среднего класса? Мы всегда полагали, исходя из либеральных теорий: чем его больше, тем серьезнее запрос на демократию, гражданские и политические свободы. Это само собой трансформирует общество. Данная парадигма еще глубже укоренилась после «холодной войны», когда возникло много государств в транзитном состоянии. Сейчас вопрос, который особенно касается «незападного» мира: а так ли это? Действительно ли рост доходов среднего класса означает и повышение запроса на демократическую форму правления? Ответа пока нет. Я бы предположил, что и в России, и в Китае все может развиваться несколько иначе, не настолько линейно.

Вот в Поднебесной весьма озабочены проблемой, как, не имея западной электоральной системы, обеспечить меритократическое продвижение и обратную связь между партией и обществом? У нас в определенном смысле — тоже. В России процесс все более опирается на какие-то коммуникационные и политические технологии, в том числе соцопросы. Учет происходит, но он все время тактического плана. В Китае же с переменным успехом пытаются выстроить постоянно действующую систему такого оборота, однако без западных выборов.

культура: В России регулярно проходят гражданские волеизъявления. А как обратная связь работает в Поднебесной?

Лукьянов: Прежде всего с помощью постоянной ротации. Чтобы пробиться наверх, ты не можешь долго сидеть на одном месте. Если хочешь сделать большую карьеру, должен пройти все известные ступени — сперва потрудиться в мелком муниципалитете, затем на уровне города и так далее. Вот только из этих людей отбирают высшее руководство.

культура: Но то, что чиновник перемещается по кабинетам, еще не означает, что он своей деятельностью отражает чаяния обычных жителей.

Лукьянов: У него очень сильно расширяется горизонт, он учится понимать проблемы разного уровня. Китайцы считают такой опыт крайне важным. Если ты не прошел все ступени с самого низа, ты не сможешь быть наверху. Конфуцианские еще правила. В КНР исключен резкий рост карьеры.

А что касается обратной связи, то мощнейший идеологический аппарат спецслужб анализирует социальные сети и выявляет точки недовольства. Не доводить до того, чтобы ропот выплескивался в политическую сферу. Проще наказать конкретного чиновника на месте и доказать, что государство заботится о гражданах, чем ждать, когда недовольные, как говорится, начнут обобщать и делать выводы. Нынешняя масштабная кампания по борьбе с коррупцией, весьма обширная и репрессивная, — из этой категории. То есть партия показывает, что не ждет, пока поступят сигналы снизу, а начинает обновление сверху. Сработает или нет, второй вопрос, но в любом случае они сейчас здорово озабочены.

Нигде так глубоко и внимательно не изучали причины стремительного распада СССР, как в Китае. Если для Запада здесь имеет место академический интерес, то для КНР — это вопрос выживания. Наша катастрофа сильнее всего потрясла китайцев и до сих пор вызывает у них волнение: как вышло, что в КПСС, где было 19 миллионов членов, с наступлением кризиса никто почти не встал на защиту? Что прервалось и сломалось внутри? Почему не сработала обратная связь?..

культура: А насколько хорошо у нас теперь действует обратная связь в промежутках между выборами? Кроме пары-тройки партий в стране, все остальные — на самом деле карликовые. После Крыма общество заметно политизировалось. Однако при этом большинство россиян, в том числе средний класс, вовсе не спешат массово объединяться «по горизонтали»: с друзьями, соседями, единомышленниками и единоверцами. Никто массово никуда не вступает, не возникают новые профсоюзы. В храмах тоже народу больше не стало.

Лукьянов: Очевидно, что среднего класса в стране сейчас прибывает, например, за счет работников ВПК. Они долго были в загоне, а теперь с приходом политических изменений явно поднимаются и по доходам, и по статусу, и по самоощущению. Но это совсем другие люди. Вопреки либеральной догме, они не из тех, кто должен стремиться к большим свободам, к гражданскому обществу в их западном понимании. Они как раз попадают в средний класс благодаря государству. Так что тут интересный теоретический вопрос: как подобный рост будет влиять на политическую систему.

культура: Но возможно ли модернизировать страну без активности рядовых россиян?

Лукьянов: Невозможно. Взять все на себя и волочить — государство не в силах. Оно иногда в истории пыталось и даже достигало каких-то результатов, однако потом отстроенное начинало осыпаться без альтернативы. Мы и так ходим по одному кругу. Поэтому, думаю, активность населения совершенно необходима. Нужна и конкурентная — даже не политическая, а гражданская и предпринимательская — среда. Тенденция на огосударствление, взявшая у нас верх сколько-то лет назад, тоже имеет пределы. Главное, не перегнуть в сторону зацементированного «бюрократического рынка».

культура: После воссоединения с Крымом россияне остаются в некоем напряжении и готовности. Но при этом будто бы настроены ожидать инициативы только сверху…

Лукьянов: У нас создалась странная модель. Общество мобилизовано, это факт, — но оно никуда не движется. То есть люди встали на поддержку власти. А теперь от нее же и ждут: «Ну и? Дальше-то что?» Власть пока ничего не формулирует, потому что, скорее всего, сама не знает. Это не критика, просто в современном мире действительно трудно понять, куда двигаться. Но и нынешняя замороженная мобилизация достаточно противоестественна. Должен быть сформулирован наконец-то призыв и направление. Бесконечно держать массы «под ружьем» ради поддержки текущей политики, какая бы она ни была? Это очень исчерпаемо.

культура: Если ничего не изменится, начнется ползучая демобилизация?

Лукьянов: Да. Либо придется находить все новые поводы — хорошо, если не искусственные. Украину же не выдумали, это естественный кризис, который внезапно взорвался у нас под боком. Однако и ехать вперед на одних только поводах нельзя, нужна хоть какая-то цель.

США. Россия. Весь мир > Армия, полиция > portal-kultura.ru, 13 апреля 2016 > № 1725586 Федор Лукьянов

В австралийском городе Перт на текущей неделе проходит международная конференция по сжиженному природному газу (СПГ) и выставка. "Газпром" на мероприятии представляет заместитель председателя правления Александр Медведев, к которому на стенде компании выстраивались очереди из международных делегаций.

Для России поезка в Перт оказалась удачной — страна выиграла долгожданную заявку на проведение следующей конференции СПГ-производителей в 2022 году в Санкт-Петербурге. По мнению Медведева, это важный сигнал того, что Россию, которая пока производит лишь 10 миллионов тонн СПГ, оценивают как важного игрока этой индустрии. В интервью РИА Новости Александр Медведев рассказал об СПГ-проектах "Газпрома" от Балтики до Сахалина, о трендах в ценообразовании на голубое топливо, реалистичности амбициозных планов США по экспансии на международный рынок СПГ, а также об отношениях "Газпрома" с соседкой-Европой, которые в последнее время переживают легкий холодок.

— Россия в лице "Газпрома" выиграла заявку на проведение СПГ конференции в 2022 году в Санкт-Петербурге. Как вы расцениваете этот факт? С кем пришлось побороться за победу?

— У нас были серьезные конкуренты — Канада, Малайзия и Оман. То, что в текущей политической обстановке выиграли именно Россия и Санкт-Петербург, показывает, что несмотря ни на что, Россия оценена как важнейший игрок на рынке СПГ и сегодня, и тем более в будущем. Поэтому мы очень довольны, что такое событие будет проведено у нас. Было очень много скептиков, которые сомневались, что мы выиграем. В комитете были представители и США, и Канады. Я думаю, что это было очень мудрое решение.

— В какой форме подавались заявки?

— В устной и письменной формах, в соответствии с регламентом, представляются данные по роли страны на мировом рынке СПГ и по имеющимся выставочным возможностям, гостиничным возможностям, досугу и пр. Это событие пройдет в новом Экспофоруме, который является самым современным конгресс-центром в Европе, а может быть, и в мире.

— Расскажите о ближайших планах "Газпрома" по развитию СПГ бизнеса.

— У нас есть два уникальных проекта, которые, благодаря своей специфике, остаются конкурентоспособными, несмотря на трудную ситуацию на рынке. Это расширение "Сахалина-2". Пока речь идет о третьей очереди, но есть потенциал и для строительства четвертой. Газ для этого проекта будет поступать из ресурсов "Сахалина-3".

Другой наш проект — это "Балтийский СПГ", куда газ будет поступать не с конкретных месторождений, а из Единой системы газоснабжения, с учетом того, что северо-западный транспортный коридор предназначен и для поставки газа в "Северный поток-2", и для дополнительной газификации севера России. Газ у нас есть, необходимые транспортные мощности будут созданы, и все проекты будут реализованы.

Эти два проекта будут реализованы практически в один и тот же срок — 2021 год. Эта дата очень важна, потому что именно к 2021-2022 году, после превышения предложения над спросом благодаря началу работы ряда австралийских СПГ-проектов, ожидается рост спроса с новых рынков, и рыночная ситуация изменится. Поэтому 2021 год — очень важная дата для нас. И поэтому мы интенсивно работаем по обоим проектам, чтобы не потерять рыночную нишу.

— А "Газпром" уже начал переговоры с потенциальными партнерами по "Балтийскому СПГ"?

— Да, мы ведем переговоры. Я пока не хочу раскрывать, с кем, но они идут довольно успешно и интенсивно, потому что конкурентоспособность проекта не может не привлекать участников. Интерес есть у многих. Как говорится, много званых, но мало призванных.

— Но вам нужна именно технология по сжижению?

— Да, для реализации проектов СПГ необходима технология по сжижению. Такими технологиями обладают сегодня западные компании. Однако к России применяются американские секторальные санкции, что заставляет нас крайне тщательно и осторожно подходить к выбору партнера. При этом, хочу заметить, в "Газпроме" эффективно реализуется программа импортозамещения. Уверен, что через некоторое время мы будем в состоянии осуществлять такие проекты с использованием российского оборудования и технологий.

— Санкции США в отношении Южно-Киринского месторождения, которое входит в проект "Сахалин-3", повлияют на расширение "Сахалина-2"?

— Нет, не повлияют, потому что свято место пусто не бывает, американский источник (оборудования — ред.) не является эксклюзивным с этой точки зрения.

— Давайте поговорим о ценах на нефть. Можете назвать свой прогноз цены?

— Я уже давно слежу за ценами и знаю, что ни один прогноз самых солидных агентств не сбылся. Вопрос в том, насколько реальность отклонялась от прогноза. Нынешняя ситуация, когда цены были сначала на уровне 30 долларов, а сейчас поднялись до 40, очень серьезно отразилась на нефтяном производстве. Сокращается количество буровых установок, объемов бурения, как следствие — объемов добычи. Если не сразу, то через какое-то время это не может не отразиться на цене.

Население растет, численность среднего класса растет, люди хотят жить в комфортных условиях, пользоваться благами цивилизации. Это относится и к развивающимся странам, таким как Индия, Пакистан, Вьетнам, Бангладеш и другие. Поэтому рост потребления энергоресурсов неизбежен. А сокращение инвестиций в разведку и добычу, при условии, что мы верим в рыночные силы, не может не привести к возврату цен на тот уровень, который обеспечит инвестиционный процесс. Потому что при текущем уровне цен поддерживать инвестиционный процесс довольно тяжело, даже самым конкурентоспособным производителям. И не надо забывать, что нефтяные компании являются источниками крупных налоговых поступлений не только в России, но и во многих других странах, в той же Саудовской Аравии.

Поэтому все эти факторы неизбежно приведут к выходу нефтяных цен на тот уровень, которые обеспечат приток инвестиций. Какой это будет уровень — 60, 80 или 90 долларов? Посмотрим. Мы никогда не гнались за сверхвысокими ценами, мы хотели бы тот уровень цен, который позволил бы нам заниматься нашей работой. А наша работа очень простая — искать запасы, развивать их, добывать и продавать газ нашим покупателям в Европе.

— Цена на российский газ для Европы в 2016 году прогнозируется на уровне 199 долларов за тысячу кубометров против 243 долларов в 2015 году. 2015 год тоже показал снижение цен по сравнению с 2014 годом. Но при этом доля "Газпрома" в Европе выросла. Это взаимосвязанные процессы?

— В 2015 году мы проэкспортировали больше, чем в 2014 году, и сейчас идем с опережением графика. Частичная потеря выручки из-за падения цен компенсируется ростом объемов. Конечно, хотелось бы иметь более высокую цену. Кроме того, так как спотовые цены, которые были выше нефтепродуктовых цен, также существенно упали, можно предполагать, что по итогам года будет некоторая корректировка цен. Но, в принципе, глубина падения уже пройдена и она отражена в наших формулах, поэтому дальнейшего существенного снижения цены против цены первого квартала мы не ожидаем.

— А сколько она составила в первом квартале?

— Мы подведем итоги перед собранием акционеров. В общем, некоторая корректировка в сторону снижения есть, но она незначительная.

— На Дне инвестора 1 февраля озвучивался стресс-сценарий в 169 долларов…

— Мы сейчас выше этого стресс-сценария, хотя стресс-сценарий всегда полезен.

— Исходя из текущих показателей поставок газа, вы можете озвучить прогноз по экспорту на 2016 год?

— Я думаю, что мы точно будем на уровне не ниже прошлого года. Скажем осторожно, не ниже 160 миллиардов кубометров.

— Как вы относитесь к обсуждениям о целесообразности ухода в ценообразовании на газ от нефтепродуктовой привязки?

— Мы столкнулись с темой спотовой привязки еще в прошлый кризис 2008-2009 годов. Часть наших объемов мы продаем с прямой либо косвенной привязкой к газовым хабам. Но ликвидность большинства хабов по-прежнему недостаточна для того, чтобы быть надежным ценовым ориентиром. Корреляция между нефтепродуктовыми ценами и ценами хабов остается очень и очень высокой. Зачем менять что-то на кота в мешке, если есть ценообразование с нефтепродуктовой привязкой.

Почему даже когда нефтепродуктовые цены были ниже хабовых, мы не побежали менять наши контракты? Потому что мы считаем, что торговля на газовых хабах пока подвержена рискам финансовых спекуляций, а мы не можем себе позволить быть заложниками спекулянтов. Мы занимаемся долгосрочным бизнесом. Как известно, банки зарабатывают и в период падения цен, и в период роста, для них главное — неустойчивость рынка.

А нам и нашим клиентам нужно обратное — предсказуемость, возможность планировать свою деятельность. Поэтому мы не собираемся бросаться в омут, где трейдеры могут что-то заработать, а мы можем потерять в главном. Хотя новые методы торговли мы успешно используем. Мы продаем газ на газовых аукционах, продаем успешно, используя возможности текущей рыночной ситуации.

Мы можем, умеем и будем работать на спотовом рынке, тем более когда мы стали собственниками компании ВИНГАЗ (крупнейший оператор газового рынка не только Германии, но и Европы). И наша компания ГМиТ имеет существенные объемы для работы. В портфеле наших дочерних предприятий почти 50 миллиардов кубометров, и мы с этими объемами будем эффективно работать.

— Вы можете назвать примерный процент газа от общего объема, привязанный к хабам?

— Эти расчеты довольно условны, поскольку помимо прямой привязки в наших контрактах есть и косвенная. И не забывайте, что в ряде стран никакой хабовой привязки быть не может — страны Юго-Восточной и Южной Европы, где никакого ближайшего хаба днем с огнем не найдешь, а продавать там газ с привязкой к TTF или NBP это будет просто несерьезно.

— Евросоюз недавно рассматривал ряд положений по повышению собственной энергобезопасности. Там есть пара интересных моментов, например расширение импорта СПГ. "Газпром" видит в этом для себя конкуренцию?

— Я встречался (в рамках СПГ-конференции в Австралии — ред.) с руководителем одной крупной американской компании, которая приступила к экспорту СПГ, и мы пришли к общему мнению, что мы, по сути, не являемся конкурентами, а должны совместно развивать мировой рынок. Кто может конкурировать с нашим трубным газом, особенно в текущих экономических условиях? Тем более что произошла девальвация валюты, а 90% наших расходов — в рублях. Фактически у нас затраты снизились в два раза.

В США работает другая бизнес-модель. Там экспортеры покупают газ на споте, потом сжижают его, транспортируют, то есть работают по принципу "с паршивой овцы, хоть шерсти клок". А мы работаем на долгосрочной основе, чтобы наши инвестиции в долгосрочном плане окупались и чтобы мы могли развивать бизнес.

Но никакой ценовой войны быть не может, потому что мы работаем по нашим контрактам. Мы не устанавливаем цены по своей воле, у нас работает формула, а если необходим пересмотр цен, то проводятся переговоры, которые, как правило, приводят к взаимоприемлемому результату.

— А как вы относитесь к амбициозным планам США по строительству мощностей по экспорту СПГ?

— Заявок на получения права экспортировать газ, как и на регазификацию, было очень много, но лишь немногие получили разрешения. Споры о том, сколько же будет экспортировать США — 20, 30 или 100 миллионов тонн, — продолжаются. Мне почему-то кажется, что это будет скорее 20 миллионов тонн, чем 100.

— А каково ваше отношение к другой инициативе Евросоюза — согласовывать межправсоглашения на поставки газа и новые контракты?

— У нас не так мало уже заключенных контрактов на срок до 2035 года и далее — их общий объем 4 с лишним триллиона кубометров. В этом смысле нам беспокоиться не о чем. Что касается новых контрактов, то, если в Европе хотят перейти на госплановскую модель управления, мы все знаем, чем такие планы заканчиваются.

Мы мыслим рыночными категориями и считаем, что экономические субъекты должны договариваться. Мы также знаем, что эти инициативы ЕС вызвали неудовольствие у других участников рынка. Ведь регулирование — это одно дело, а вмешательство в хозяйственную деятельность — другое, так можно дойти и до абсурда. Будем надеяться, что здравый смысл возобладает и препятствий для хозяйственной деятельности не будет.

— А ЕК не предлагала "Газпрому" или вашим партнерам заключить с Германией межправсоглашение по "Северному потоку-2"?

— Нет, у нас нет такой необходимости, потому что проект носит коммерческий характер. Эту позицию разделяют и акционеры не только из Германии, но и из Австрии и Франции.

— И вам не предлагали?

— Нет, не предлагали.

— Можете назвать сроки привлечения проектного финансирования для "Северного потока-2"?

— Естественно, мы стремимся, чтобы наши крупные проекты реализовывались на базе проектного финансирования, когда 70% — это заемные средства, а остальные 30% — собственные средства акционеров. Хорошие проекты у нас всегда завершались успешным привлечением средств, и сейчас мы уже контактируем с банками по ряду проектов — и "Северного потока-2", и третьей очереди "Сахалина-2", и строительства Балтийского СПГ.

Несмотря на сложную ситуацию на рынке, интерес у банков есть. Главное, чтобы они не натолкнулись на какие-то непреодолимые препятствия. Мы знаем, что иногда случается и так, что сначала акционеры финансируют проект, а потом рефинансируют его на более благоприятных условиях, чем те, которые могли бы быть, если бы проектное финансирование было получено с самого начала.

Акционеры готовы пойти и на такой вариант, хотя, конечно, это потребует мобилизации дополнительных собственных средств. Поэтому мы все-таки хотим, чтобы работали классические схемы, а не экстремальные.

— Но сроков по привлечению проектного финансирования для "Северного потока-2" вы не ставите?

— Сроки есть. Как только в 2017 году будут получены все необходимые разрешения, в этом же 2017 году должен быть решен вопрос по проектному финансированию.

— Примерную сумму можете назвать?

— Мы уже объявляли, что общая сумма проекта планируется в объеме 9,9 миллиарда евро, поэтому легко можно посчитать 70% от этой суммы.

— И общая сумма проекта остается неизменной?

— Да, она может только сократиться.

— Я правильно поняла, что "Газпром" уже ведет переговоры по привлечению проектного финансирования для третьей очереди "Сахалина-2" и Балтийского СПГ?

— Да, наши финансовые консультанты работают с банками.

— А суммы вы можете назвать?

— Нет.

— А сроки привлечения?

— Тоже нет, каждому овощу свое время.

— Когда у вас планируется следующая встреча с еврокомиссаром по конкуренции Маргрет Вестагер?

— Мы договорились встретиться в мае.

— Согласно отчету "Газпрома" за 2015 год, в настоящее время пересмотра цен на газ в Стокгольме требуют французская Engie, турецкая BOTAŞ, Shell Energy Europe Ltd, датская DONG Naturgas A/S (слушания по делу в октябре-ноябре 2016г), польская PGNIC (решение по делу должно быть вынесено не позднее августа 2017 года). С Engie удалось договориться, а с кем-нибудь еще?

— С германской Uniper мы тоже договорились. С BOTAŞ ситуация особая. К сожалению, ситуация сложилась так, что трагедия со сбитым Су-24 осложнила взаимодействие наших стран, хотя все поставки осуществляются в соответствии с контрактом. Мы надеемся, что переговоры возобновятся. На самом деле у нас к BOTAŞ в суде встречное требование по повышению цен с 1 января 2016 года, поэтому здесь обоюдоострая ситуация.

— Верна ли логика размышления о том, что пока "Газпром" пошел на уступки именно акционерам "Северного потока-2"?

— Нет, это совпадение. С кем-то переговоры шли дольше, с кем-то быстрее. Участие в инфраструктурных проектах дает нам только более тесные контакты, но никакой увязки с другими вопросами за этим не стоит. Контрактные взаимоотношения — это одно, а реализация инвестиционных проектов — совсем другое. Если стороны уже являются партнерами, то трудно представить, чтобы они не смогли договориться по текущим вопросам.

— А с остальными переговоры продолжаются?

— Я уверен, что все разногласия будут преодолены.

— Досудебно?

— Подача в арбитраж чревата тем, что те, кто подает иск, могут получить меньше, чем им предлагали на переговорах, как не раз показывала практика.

— Какова контрактная цена на российский газ для Украины во втором квартале?

— Да какая цена, если они ничего не покупают. Цена по формуле контракта. В современных условиях на эту цену грех жаловаться.

Россия. Весь мир > Нефть, газ, уголь > ria.ru, 13 апреля 2016 > № 1722248 Александр Медведев

Интервью Министра иностранных дел России С.В.Лаврова СМИ Монголии, Японии и КНР в преддверии визитов в эти страны

Вопрос: Как Вы оцениваете текущее состояние российско-монгольских отношений? По каким направлениям есть перспектива расширения этого взаимодействия?

С.В.Лавров: Наши отношения с Монголией – это отношения давних добрых друзей. Без всякого преувеличения, это стратегические отношения. Мы очень ценим дружбу, которая упрочилась между нашими народами не только в общегосударственном плане, но и сугубо на уровне контактов между людьми. Сейчас, когда мы отмечаем целую серию памятных дат, связанных с победами и общей борьбой в годы Второй мировой войны, мы регулярно вспоминаем о том вкладе, который монгольский народ, монгольское государство внесли в поддержку Красной Армии. Это действительно закаленное в боях братство. Не раз наша страна приходила на помощь братскому монгольскому народу. Эти чувства, повторю еще раз, очень глубоко укоренены в сердцах и душах наших людей.

Если говорить о более формальных аспектах, то отношения стали регулярными, хотя какое-то время назад был перерыв. Сейчас на высшем и высоком уровнях идет регулярный диалог, налажены тесные контакты между парламентариями, различными министерствами и ведомствами. Мы считаем, что это очень плотная и полезная ткань наших отношений.

Если брать результаты, то рост товарооборота, который наблюдался до 2012 года, замедлился, а потом перестал нас радовать – сменился снижением. Все это – влияние мировой конъюнктуры, курсовых колебаний валют. Я уверен, что это временное явление. У нас есть очень хороший потенциал для возвращения товарооборота в русло устойчивого роста. Буквально в начале этого года вступил в силу закон о ратификации Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Монголии об урегулировании финансовых обязательств Монголии перед Российской Федерацией, которое урегулировало все долговые обязательства Монголии перед нашей страной. Это открывает дополнительные возможности для инвестиционного сотрудничества. Уверен, что мы ими воспользуемся.

Вопрос: Сейчас много говорят о новом «Шелковом пути». Что Монголия и Россия могут вместе сделать в этом направлении? Насколько актуально развитие этого транспортного потока?

С.В.Лавров: «Шелковый путь» – это инициатива, принадлежащая КНР, которая обсуждалась в ходе трехсторонних встреч лидеров России, Китая и Монголии. Она обсуждалась не изолированно, а в русле сопряжения различных процессов, которые развиваются на нашем общем геополитическом пространстве – ЕАЭС как локомотива интеграции на постсоветском пространстве, китайского проекта Экономического пояса «Шелкового пути» и предложенного Монголией проекта «Степной путь». Наши президенты не раз собирались втроем, от них есть поручение. Они в принципе одобрили линию на сопряжение этих трех проектов с тем, чтобы создать своего рода транспортно-экономический коридор Россия–Монголия–Китай. Уже всеми осознано, что экономически это очень перспективно и выгодно для наших стран. Думаю, что это поможет увеличить перевозки и торговый оборот между нашими странами, будет способствовать повышению конкурентоспособности трех наших экономик.

Нельзя не сказать о нашем политическом сотрудничестве с Монголией. Мы тесно взаимодействуем в ООН. Россия признательна за поддержку многих наших инициатив, которые мы продвигаем в Генеральной Ассамблее и других органах ООН. В свою очередь мы поддержали Монголию, когда она изъявила желание присоединиться к ОБСЕ. Рассчитываем на тесную координацию действий в этой международной структуре.

Вопрос: Ваш визит в Японию откроет серию контактов на высшем уровне, включая предстоящий визит Премьер-министра Японии С.Абэ в Россию и планирующийся визит Президента Российской Федерации В.В.Путина в Японию. При этом сохраняются разногласия между Россией и странами «Большой семерки» по украинскому кризису. Сохраняются и разногласия между Россией и Японией. Например, на большой пресс-конференции в январе этого года Вы сказали, что Россия не считает, что мирный договор – это синоним решения территориального вопроса. Японская позиция состоит в том, что заключение мирного договора неотделимо от решения территориального вопроса, что эти понятия равнозначны. В условиях различия в позициях руководства России и Японии каковы перспективы политического диалога по мирному договору? Как Вы в целом оцениваете текущее состояние российско-японских отношений и текущий темп диалога?

С.В.Лавров: Начну с того, о чем Вы сказали в начале своего многослойного вопроса. Вы упомянули, что встреча министров иностранных дел «Большой семерки» призвала Россию активнее способствовать решению проблем, связанных с украинском кризисом. Я этого призыва не видел и документов «Большой семерки» не читал. «Семерка» – это не тот механизм, который был бы хоть кем-то еще признан в качестве «площадки» для обсуждения украинского кризиса. Украинский кризис нужно обсуждать и решать на основе Минских договоренностей от февраля 2015 года. Эти договоренности были дословно и без каких-либо изменений одобрены Советом Безопасности ООН, равно как этими решениями был одобрен формат Контактной группы и ее 4 рабочих подгрупп. В этих механизмах – Контактной группе и ее подгруппах – представители украинского правительства и Донецка и Луганска, ОБСЕ и Российской Федерации работают напрямую друг с другом. Это тот формат, где нужно искать конкретные пути реализации обязательств, которые взяли на себя Киев, Донецк и Луганск.

Есть «нормандский формат» (Россия, Франция, Германия и Украина), который, как было записано в Декларации лидеров этих четырех стран, призван наблюдать за тем, как выполняются Минские договоренности. Выполняются они плохо, потому что ни США, которые имеют на Киев решающее влияние, ни наши европейский партнеры пока не могут использовать свое влияние, чтобы Киев перестал откровенно саботировать и даже требовать переписать Минские договоренности.

В «Большой семерке» представлены США, Франция и Германия – страны, которые постоянно говорят о необходимости выполнения Минских договоренностей. Если «Большая семерка» в этом заинтересована, то нужно использовать вес этих стран в отношениях с Украиной и потребовать от Киева сделать то, под чем подписался Президент Украины П.А.Порошенко. Но повторю, «Большая семерка» – для нас это «отвлеченная» конструкция, влияния которой на международную политическую жизнь я, честно говоря, не заметил.

Что касается российско-японских отношений, то мы рассматриваем эти отношения как самоценные. Исходим из того, что наши руководители – Президент России В.В.Путин и Премьер-министр Японии С.Абэ – в ходе своих регулярных контактов договорились развивать сотрудничество по всем направлениям: в торговле, экономике, инвестициях, гуманитарной сфере и, особенно подчеркну, во внешнеполитической области. Мы, конечно, хотели бы, чтобы такая крупная и мощная страна, как Япония, имела больше веса в международных делах и чтобы ее голос звучал более отчетливо и отражал интересы японского народа.

У нас с Министром иностранных дел Японии г-ном Ф.Кисидой также неплохие отношения. Мы ждали его приезда еще в марте или апреле 2014 года, после того, как он стал Министром иностранных дел. По причинам, которые от России не зависели, этот визит состоялся только в сентябре прошлого года. Но, тем не менее, у нас очень неплохое взаимодействие. Рассчитываю, что в Токио в конце этой недели мы обсудим дальнейшие пути совершенствования этого сотрудничества. Мы планируем подписать План консультаций между министерствами иностранных дел России и Японии, который достаточно всеобъемлющий и охватывает все основные проблемы, требующие нашего совместного взаимодействия.

Что касается мирного договора. Действительно, на пресс-конференции в январе этого года я сказал, что проблема мирного договора напрямую не связана с проблемой т.н. «северных территорий», как вы называете их в Японии. Мы говорим с нашими коллегами. По поручению Президента Российской Федерации В.В.Путина и Премьер-министра Японии С.Абэ на уровне заместителей министров создан специальный канал диалога по этим вопросам. Диалог идет достаточно регулярно, но по понятным причинам непросто, потому что позиции противоположны. Два раунда диалога были посвящены историческим аспектам этой ситуации в контексте итогов Второй мировой войны. Не приняв ее итогов, мы едва ли сможем куда-то продвинуться.

Тему мирного договора нельзя сводить к каким-то территориальным вопросам, тем более к территориальным претензиям хотя бы потому, что единственный документ, который был подписан и ратифицирован обеими сторонами – Совместная декларация 1956 г., – гласит, что стороны отказались от каких-либо претензий друг к другу, и ближайшей задачей является подписание мирного договора. Упоминания о том, что на переговорах о мирном договоре будет рассматриваться территориальный вопрос, не существует. Мы напоминаем нашим японским коллегам об истории этого вопроса в контексте итогов Второй мировой войны, а также того, что после войны удавалось сделать Москве и Токио. Мы готовим очередной раунд этих переговоров. Думаю, что мы продолжим рассматривать позиции Москвы и Токио в контексте тех параметров, о которых я упомянул.

Закончу ответ на этот вопрос тем, с чего я начал, о чем договорились Президент России В.В.Путин и Премьер-министр Японии С.Абэ – о всестороннем развитии наших отношений в самых разных областях. Исходим из того, что более тесное переплетение наших экономик, гражданских обществ, установление деловых связей между бизнесменами, обоюдное инвестирование, реализация совместных экономических, торговых, инфраструктурных и внешнеполитических инициатив поможет создать атмосферу, которая будет гораздо более благоприятна для достижения договоренностей по любым трудным вопросам, чем нынешняя. Хотя нынешнюю атмосферу мы не считаем негативной, но она обладает гораздо более серьезным потенциалом, учитывая возможности России и Японии.

Отмечу, что японский бизнес весьма активно заинтересован в работе в Российской Федерации. Это не только автомобилестроение, как уже всем известно, но и фармацевтика, производство коммуникационного оборудования, сельское хозяйство, а также тема «Умная городская среда», где Япония очень здорово преуспела. Мы бы хотели пользоваться этим опытом. Конечно, энергетика: это проекты «Сахалин-1» и «Сахалин-2», которые реализуются с участием японского бизнеса. Сейчас обсуждается возможность реализации проекта, который условно называется «Энергомост Россия-Япония», а также проработка производства альтернативных видов топлива, включая жидкий водород. Это высокие технологии.

Убежден, что такого рода прорывные проекты в экономике наряду с очень тесными гуманитарными связями, которые, в частности, проявляются в ежегодных фестивалях российской культуры в Японии, и более тесное взаимодействие на международной арене будут способствовать обеспечению интересов народов наших стран и решению всех проблем, которые все еще остаются на повестке дня.

Вопрос: В последнее время заметно развитие военного присутствия России в Арктике и на Курильских островах. Какие угрозы и от каких сил Россия видит в этих регионах? Имеет ли эта тенденция отношение к активизации освоения Северного морского пути? Можно ли считать, что Курильские острова приобретают для России новое значение в стратегическом смысле?

С.В.Лавров: Сегодня Арктика все больше и больше открывается для хозяйственного освоения. Мы заинтересованы, чтобы Арктика стала территорией диалога и сотрудничества. Именно так называется ежегодная конференция, которую мы проводим по линии Совета Безопасности Российской Федерации для наших партнеров, прежде всего, из стран-членов Арктического совета, но и с приглашением других государств, которые уже имеют либо заинтересованы получить в нем статус наблюдателя. Также в контексте происходящих климатических изменений прогнозируется очень значительная активизация судоходства по Северному морскому пути. Я не вполне корректно выразился – не только в контексте климатических изменений. Активизация использования Северного морского пути объективно происходит, потому что Российская Федерация принимает необходимые меры для того, чтобы это было максимально удобно и комфортно. Этот маршрут пользуется возрастающей популярностью. Думаю, что в перспективе это будет очень полезный, эффективный путь для перевозки транзитных грузов между Европой и Азией.

Когда вдоль границ Российской Федерации растет такой интерес к этому международному маршруту, то мы как прибрежное государство несем особую ответственность за обеспечение не только эффективности, но и безопасности этого маршрута. Необходимо сделать так, чтобы был обеспечен надежный, эффективный контроль не только над морскими пространствами, но и над побережьем вдоль этих морских пространств. Необходим потенциал реагирования на какие-то чрезвычайные ситуации, которые, к сожалению, происходят, как бы мы все не перестраховывались. Это касается поиска и спасения, необходимости быть готовыми к террористическим угрозам – сейчас нигде нельзя укрыться от этих бандитов, а также необходимости контролировать возможную контрабанду, наркотрафик и другие аспекты, связанные с организованной преступностью. Все эти задачи невозможно решать без восстановления той инфраструктуры, в том числе военной, которая была практически полностью утрачена в 90-е годы.

Что касается Курильских островов, то это восточные рубежи Российской Федерации. Мы уделяем особое внимание тому, чтобы нормально обустроить эти территории России, комплексно их развивать, прежде всего, в социально-экономическом плане, с учетом потребностей проживающих там российских граждан.

Безусловно, естественным для любого государства является планирование мер по укреплению военной инфраструктуры, когда речь идет о приграничных территориях. Это дальневосточные рубежи нашей страны, и мы обязаны обеспечивать их безопасность. Мы будем уделять все необходимое внимание этой задаче.

Вопрос: В прошлом году между Россией и Китаем была достигнута принципиальная договоренность о сопряжении евразийской интеграции с инициативой Экономического пояса «Шелкового пути». Как Вы оцениваете перспективы такого сопряжения? Какие практические шаги планируется предпринять, чтобы наполнить эту договоренность конкретным содержанием?

Как нам известно, скоро Вы посетите Китай. Расскажите, пожалуйста, какова цель Вашего визита? Как Вы оцениваете отношения между нашими странами?

С.В.Лавров: Начну со второго вопроса. Отношения между нашими странами, как уже неоднократно подчеркивал Президент Российской Федерации В.В.Путин, находятся, наверное, в наилучшей форме за все предыдущие периоды нашей совместной истории. Как лидеры наших стран сформулировали их состояние, это отношения стратегического взаимодействия и многопланового партнерства. Они постоянно углубляются и развиваются на благо наших стран и народов. Безусловно, мы испытываем какие-то негативные воздействия от того, что происходит в мировой экономике. У нас немного сокращается товарооборот. Но, как и в случае с нашими другими соседями на Дальнем Востоке, убежден, что это временное явление. Есть масштабные планы в энергетике и в сфере высоких технологий, включая атомную энергетику, космос, авиастроение, причем прорывное, телекоммуникации и многое другое.

Наряду с этим очень солидным экономическим фундаментом, который мы, тем не менее, хотим всемерно укреплять, активно развиваются другие формы взаимодействия, которые делают еще более плотной ткань нашего сотрудничества, я имею в виду гуманитарные, спортивные, культурные, образовательные связи. Контакты между регионами имеют очень большое значение для того, чтобы эти элементы стратегического партнерства становились все более устойчивыми и перспективными. Одним из проектов, который связан с задействованием потенциала регионов России и провинций Китая, является состыковка программ развития российского Дальнего Востока и северо-восточных провинций Китая.

Новый проект, который также идет по межрегиональному «руслу», – это «Волга-Янцзы». Регионы России, расположенные на Волге, и китайские провинции на берегах Янцзы нашли немало интересного для реализации совместных проектов. Из наших совместных планов, которые касаются развития этого геополитического, геоэкономического пространства произрастает заинтересованность России и Китая в расширении этой совместной работы, в том числе в контексте того, что мы уже сегодня упомянули, - сопряжения различных интеграционных процессов и проектов.

В ходе визита Председателя Си Цзиньпина в Россию 8 мая 2015 г. было подписано заявление, в котором лидеры двух стран поручили провести работу по сопряжению ЕАЭС и китайского проекта Экономического пояса «Шелкового пути». В качестве первого практического элемента в этой работе идет подготовка соглашения о торгово-экономическом сотрудничестве между ЕАЭС и КНР. Параллельно с этим соглашением готовится «дорожная карта» приоритетных интеграционных проектов в формате ЕАЭС и Китай.

Более того, наши китайские партнеры заинтересовались инициативой, которую сформулировал Президент России В.В.Путин, когда предложил параллельно с сопряжением евразийской интеграции и Экономического пояса «Шелкового пути» подумать о продвижении сотрудничества, в т.ч. о перспективе создания зоны свободной торговли между ЕАЭС и ШОС. Думаю, что если либерализовать торговлю между этими двумя объединениями, особенно с учетом того, что в ШОС вступают Индия, Пакистан и в перспективе, конечно же, Иран, то получится весьма мощное объединение. Стимулы для экономического роста на этом огромном пространстве будут максимальны.

Помимо связей между ЕАЭС и ШОС, Президент России также обозначил нашу заинтересованность в том, чтобы привлекать к этому взаимодействию, в том числе в русле согласования мер по либерализации торговли, и АСЕАН. Сейчас эта тема находится в проработке. Готовим в мае в Российской Федерации саммит Россия – АСЕАН, по итогам которого мы будем иметь больше понимания того, как страны-члены АСЕАН рассматривают перспективу участия в таких масштабных и, не побоюсь этого слова, прорывных инициативах.

Что касается внешних аспектов российско-китайского партнерства, то наше взаимодействие по международным делам, сотрудничество в СБ ООН в качестве постоянных членов, наши совместные линии на отстаивание центральной роли ООН в решении любых проблем и уважение международного права при подходе к различным конфликтам и кризисам, считаю, является одним из главных факторов, которые позволяют балансировать и стабилизировать международную обстановку. Тем более это важно в период, когда немало событий происходит в обратном направлении, когда вмешательство во внутренние дела суверенных государств и попытки навязать им рецепты решения проблем извне по чьи-то чужим лекалам серьезно подрывают устойчивость международной системы, порой приводят к хаосу, создают вакуум, который быстро пытаются заполнить экстремисты, террористы, как мы это наблюдаем на Ближнем и Среднем Востоке, в Северной Африке. Поэтому еще раз подчеркну, что на фоне такой турбулентности в мировой политике, ситуации в международных отношениях, российско-китайское стратегическое партнерство в пользу уважения основ международного права и наши практические шаги по претворению в жизнь этой философии являются очень важным стабилизирующим фактором.

Вопрос: В последнее время наблюдается напряженная ситуация вокруг Южно-Китайского моря, на Корейском полуострове и на Ближнем Востоке. Как Россия и Китай могут координировать позицию по этим вопросам? Какое значение имеет взаимодействие России и Китая в решении таких региональных и международных проблем?

На следующей неделе глава МИД Китая Ван И посетит Россию. Что Вы ожидаете от этого визита?

С.В.Лавров: На следующей неделе в Москве состоится министерская встреча РИК – России – Индии и Китая. Это формат, который положил начало очень важным процессам в мировой политике, был предложен Е.М.Примаковым, моим великим предшественником. К сожалению, его уже нет среди нас, но он предложил в рамках концепции формирования многополярного мира провести контакты, а, по сути дела, сформировать схему сотрудничества в рамках треугольника Москва – Пекин – Дели. Такая работа была начата. Состоялось немало встреч на уровне министров, несколько встреч на уровне президентов и премьеров. Самое главное, что эта «тройка» (Россия, Индия и Китай), по сути дела, послужила стимулом для создания БРИКС. Впоследствии к этой «тройке» присоединились Бразилия, а затем и ЮАР.

БРИКС – это действительно один из перспективных проектов в мировой политике, один из важнейших геополитических проектов, объединяющих страны самых разных регионов, которые одинаково подходят к сотрудничеству в мировых делах, ценят равноправие и взаимную выгоду, обеспечивают баланс интересов и ничего не навязывают друг другу. БРИКС – наше самоценное общее завоевание, прежде всего, наших китайских партнеров и индийских коллег.

Но сформировав БРИКС, мы не утратили интерес к продвижению трехстороннего сотрудничества по линии Россия – Индия – Китай. У такого сотрудничества есть очень хорошие перспективы. Его особое значение заключается в том, что эти три страны БРИКС расположены в одном регионе. В дополнение к тем формам взаимодействия, которые продвигаются в «пятерке» в рамках БРИКС, у нас есть дополнительные возможности, в т.ч. инфраструктурные проекты для реализации в рамках трехстороннего взаимодействия. Будем говорить обо всем этом на встречах с министрами иностранных дел Китая и Индии, а также о нашем взаимодействии в ООН, как мы продвигаем различные инициативы в этой Организации. Не обойдется и без разговоров о реформе ООН, включая реформу ее Совета Безопасности. Здесь у России и Китая единая позиция. Мы выступаем исключительно за такие решения, которые будут предметом самого широкого согласия. Мы не хотим, чтобы через голосование были навязаны какие-то проекты, которые не пользуются широкой поддержкой в ООН и рискуют расколоть Организацию. Это то, что касается наших трехсторонних встреч.

Параллельно со встречей трех министров у нас состоятся двусторонние беседы с моим коллегой и другом Ван И и с индийской коллегой С.Сварадж. Не так давно мы принимали Министра иностранных дел КНР Ван И с двусторонним визитом. Тем не менее проведем с ним двустороннюю беседу и по случаю министерской встречи РИК.

Что касается кризисов в нашем общем регионе, в Северо-Восточной Азии, то нас очень тревожит ситуация на Корейском полуострове. Считаем необходимым сделать все, чтобы ее успокоить и не допустить негативной спирали, когда действие с одной стороны ведет к дополнительному противодействию с другой, вступая в «порочный круг». Мы, как и Китай, не приемлем ракетно-ядерные амбиции Северной Кореи. Об этом мы неоднократно заявляли, в том числе нашим соседям в Пхеньяне. Убеждены, что это будет противоречить всем интересам стратегической стабильности, обеспечению режима нераспространения ядерного оружия и, безусловно, обязательствам КНДР, закрепленным в соответствующих резолюциях СБ ООН. Мы признаем суверенные права Северной Кореи на мирный атом, мирный космос, понимаем и считаем вполне обоснованными озабоченности Пхеньяна тем, что происходит в регионе и может создавать реальные угрозы безопасности этой стране. Но, признавая законные озабоченности КНДР в сфере собственной безопасности, мы отвергаем ее претензии на ядерный статус и выступаем против философии ядерного распространения, которую наши северокорейские соседи практически в открытую проповедуют. Это противоречит не только позициям России и Китая, но и позициям всех участников Договора о нераспространении ядерного оружия. Такой философии нужно противодействовать.

Не могу не отметить и происходящее по другую сторону конфликта. Россия и Китая в неменьшей степени озабочены стремлением отдельных государств использовать эту непростую обстановку на Корейском полуострове для наращивания своего военного присутствия в данном регионе, закачивания в него новых вооружений, включая самые современные и настолько технологически продвинутые, что это совершенно несоразмерно той реальной угрозе, которая исходит от ситуации на Корейском полуострове. Имею в виду планы размещения в Республике Корея американских систем ПРО в рамках создания нового позиционного района американской ПРО в Северо-Восточной Азии. Это, конечно, не изолированная система, а часть регионального сегмента глобальной системы противоракетной обороны США. Безусловно, мы вместе с китайскими друзьями понимаем, что дальнейшее следование этим курсом будет создавать реальную угрозу безопасности уже и наших стран в результате нарушения стратегической стабильности из-за развертывания систем ПРО в этом регионе, как и в Европе. У нас с китайскими коллегами начат и успешно развивается диалог с участием дипломатов, военных, других служб. Уже состоялось два раунда – в апреле 2015 г. в Шанхае и в марте с.г. в Москве. Соответствующие ведомства России и КНР собирались на уровне экспертов и обменивались оценками происходящего в Северо-Восточной Азии, что две наши страны могут предпринять для того, чтобы обезопасить себя от угроз, которые здесь сохраняются и в какой-то степени нарастают.

Убеждены, что помимо выполнения резолюции СБ ООН, где главная ответственность лежит на КНДР, нужно также обеспечивать сотрудничество в этом регионе, в пользу чего тоже высказываются соответствующие резолюции Совета Безопасности. Нужно восстанавливать шестисторонние переговоры и реализовывать договоренности, достигнутые еще в сентябре 2005 г. и открывающие реальный путь к урегулированию ядерной проблемы Корейского полуострова. Безусловно, одним из ближайших шагов, когда ситуация станет хоть чуть-чуть более спокойной, является возобновление диалога о механизмах мира и безопасности в Северо-Восточной Азии. Это одна из сформулированных на шестисторонних переговорах задач, для чего была даже создана специальная рабочая группа участников шестисторонних переговоров по механизмам мира и безопасности в Северо-Восточной Азии. Россия является председателем этой рабочей группы, и мы предлагаем партнерам начать работу в этом формате.

Что касается обстановки в Южно-Китайском море, то мы исходим из следующего. Все вовлеченные в соответствующие споры государства должны следовать принципам неприменения силы, продолжать поиск обоюдоприемлемых политико-дипломатических решений. Необходимо прекратить любое вмешательство в переговоры непосредственно вовлеченных сторон и попытки интернационализировать эти вопросы. Мы активно поддержали готовность КНР и стран АСЕАН двигаться этим путем, прежде всего, на основе Конвенции ООН по морскому праву 1982 г. Кроме того, между АСЕАН и Китаем в 2002 г. была подписана Декларация о поведении сторон в Южно-Китайском море. Затем в 2011 г. между КНР и АСЕАН были согласованы руководящие принципы по реализации положений этой Декларации. Сейчас, как я понимаю, путем переговоров между Китаем и Ассоциацией стран Юго-Восточной Азии согласовывается кодекс поведения в Южно-Китайском море, который будет содержать юридические обязательства. Думаю, это единственно возможный путь. Я не раз участвовал в различных мероприятиях в рамках Восточноазиатских саммитов, в рамках регионального форума АСЕАН по безопасности с участием внешних партнеров. Там регулярно наблюдаются попытки интернационализировать вопросы, связанные со спором в Южно-Китайском море. Убежден, что они полностью контрпродуктивны. Только путь переговоров, на который уже встали и которому следуют КНР и страны АСЕАН, может принести искомый результат, а именно обоюдоприемлемую договоренность.

Вопрос: На Ваш взгляд, какие основные геополитические вызовы стоят перед Монголией и Россией?

С.В.Лавров: У Российской Федерации в силу ее географического положения больше геополитических вызовов, чем у Монголии. У Вашей страны есть, как вы сами говорите, два великих соседа – Россия и Китай. Очень важно, что в последние годы налажен механизм трехсторонних встреч лидеров России, Китая и Монголии. Такой же диалог проходит и на других уровнях для решения практических вопросов. На мой взгляд, геополитические вызовы сейчас у всех одни и те же ­– новые, как их принято называть, вызовы и угрозы: терроризм, наркопреступность, другие формы трансграничной организованной преступности, экология, другие компоненты устойчивого развития. Я бы еще назвал обеспечение устойчивого государственного развития, когда страна решает все свои проблемы исключительно через свой процесс, закрепленный в конституции, через участие всех политических сил и не позволяет кому-то вмешиваться в свои внутренние дела. К сожалению, пока такие попытки до конца не искоренены из международной практики. Российская Федерация и Китай (не побоюсь сказать за наших китайских друзей) как два ваших великих соседа будут делать все, чтобы оградить нашу дружественную Монголию от попыток вмешиваться в процессы вашего внутреннего развития.

Вопрос: Насколько мы понимаем, Ваш предстоящий визит в Японию – это важный шаг для подготовки контактов на высшем уровне, в том числе визита Президента России В.В.Путина. К сожалению, между Россией и Японией еще существует санкционный режим. Каковы, на Ваш взгляд, условия снятия или смягчения санкций?

С.В.Лавров: Что касается санкций, то это не наша проблема. Мы слышали от наших японских коллег объяснения относительно того, почему Япония решила присоединиться к отдельным санкциям, которые ввели американцы и европейцы. Мы таких объяснений у наших японских друзей не просили, они сами как бы оправдывались перед нами.

Мы прекрасно понимаем, что, к сожалению, Япония не единственная страна, которая не вполне самостоятельна в своих внешнеполитических действиях. Хотелось бы, чтобы такая крупная держава, как Япония, обретала бы больше такой самостоятельности. В ходе подготовки к контактам на высшем уровне мы вообще этот вопрос не затрагиваем, а наши японские коллеги по собственной инициативе периодически говорят, что они хотели бы прекратить действия санкций, но солидарность с западными странами вынуждает их от этого пока отказываться.

Мы не будем ни в случае с Японией, ни в случае с ЕС, ни в случае с США сами инициировать эту тему. Мы убеждены, что односторонние санкции являются абсолютно незаконными. Есть единственный способ легитимно вводить меры принуждения – это через Совет Безопасности ООН. Мы еще отдельно потом будем говорить с нашими партнерами в концептуальном плане о том, что если в отношении какой-либо страны как например Ирана, в свое время были одобрены в Совете Безопасности ООН коллективные, легитимные санкции международного сообщества, то в таких случаях нужно договариваться, что эти международные санкции нужно строго выполнять, но чтобы к ним ничего нельзя было ни добавить, ни убавить. Необходимо следовать всем запретам, которые ввел Совет Безопасности ООН, а добавлять «сверху», помимо того, о чем договорились по-честному, я считаю неэтичным. Но это не относится к Российской Федерации. В отношении Российской Федерации никаких санкций Совета Безопасности ООН нет и быть и может.

Вопрос: Это не мешает визиту Президента Российской Федерации В.В.Путина в Японию?

С.В.Лавров: Визиту Президента Российской Федерации В.В.Путина в Японию вообще ничего не мешает. Для того, чтобы он состоялся, нужно, чтобы давным-давно сделанное приглашение обрело форму какой-то конкретной даты. Президент России В.В.Путин не раз говорил Премьер-министру Японии С.Абэ, что мы не хотим ставить Японию в неловкое положение. Это не Россия напросилась в гости в Японию, это Япония пригласила нас посетить страну с визитом. Потом несколько раз Премьер-министр Японии С.Абэ говорил Президенту России В.В.Путину, что он думает над датами. Мы успокаивали наши японских партнеров, чтобы они не волновались, что не надо нам каждый раз говорить, что они продолжают думать. Когда «созреют» по конкретным срокам, пусть скажут, мы их и будем рассматривать.

Тем временем со стороны Премьер-министра Японии С.Абэ была выражена заинтересованность посетить Российскую Федерацию. Мы ему тут же предложили конкретные сроки. Как я понимаю, в самое ближайшее время такой визит состоится.

Мы слышали заявления из Вашингтона о том, что они не одобряют контакты на высшем уровне между Россией и Японией. Недавно вроде бы какой-то официальный представитель Государственного департамента или Белого дома сказал, что, «ничего страшного, один раз съездить можно». Это возмутительное поведение. Думаю, что наши японские коллеги это понимают и относятся к этому так, как подобные неприемлемые манеры того заслуживают.

К нам приезжают многие западные партнеры, Президент России В.В.Путин посещает целый ряд европейских стран. Все зависит от того, когда наши японские коллеги почувствуют для себя возможным и комфортным принять решение о том, какие сроки предложить Президенту России В.В.Путину.

Вопрос: Вы упомянули Совместную декларацию от 19 октября 1956 г.. Кроме этой декларации между Россией и Японией существует несколько других документов, в т.ч. Заявление Президента Российской Федерации и Премьер-министра Японии «О дальнейшем продолжении переговоров по проблеме мирного договора», подписанное в Иркутске в 2001 году В.В.Путиным и Е.Мори. Может ли оно тоже считаться основой для ведения переговоров?

С.В.Лавров: В этом Заявлении, если я правильно помню, говорится о договорённости продолжать диалог, чтобы решить все вопросы, включая принадлежность всех четырех островов. Мы от этого не отказываемся. Но это все-таки заявление, хотя я подтверждаю, что нашей целью является обеспечение полной ясности в отношении принадлежности всех четырех островов. Декларация от 19 октября 1956 г. – это не просто подписанный, а единственный ратифицированный документ между нашими странами по данной проблеме.

Япония. Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 12 апреля 2016 > № 1776130 Сергей Лавров

«Отсутствие диалога России и НАТО – это ненормально»

Александр Грушко — постоянный представитель Российской Федерации при НАТО.

Юрий Зайнашев - обозреватель газеты ВЗГЛЯД.

Резюме «НАТО чувствует себя комфортно только тогда, когда само создает себе привычную обстановку – поиск «большого противника», – заявил постпред РФ в НАТО Александр Грушко, добавив, что мифология, которую выстраивали натовские идеологи, дает явные сбои.

«НАТО чувствует себя комфортно только тогда, когда само создает себе привычную обстановку – поиск «большого противника», – заявил газете ВЗГЛЯД постпред РФ в НАТО Александр Грушко, добавив, что мифология, которую выстраивали натовские идеологи, дает явные сбои. Так постпред откликнулся на заявления главкома НАТО в Европе Филипа Бридлава о российской угрозе. В Минобороны России отметили, что покидающий свой пост Бридлав пытается нанести максимальный ущерб отношениям между Россией и альянсом.

Американский генерал Филип Бридлав, покидающий пост главнокомандующего вооруженными силами НАТО в Европе, пытается нанести максимальный ущерб отношениям между Россией и альянсом, заявил в субботу в эфире радиостанции «Русская служба новостей» начальник Главного управления международного военного сотрудничества Минобороны Сергей Кошелев.

Бридлав, которого весной 2016 года на посту главкома ОВС НАТО в Европе сменит генерал США Кертис Скапаротти, и до этого выступал с громкими антироссийскими заявлениями. Ему принадлежит высказывание, что США и их союзники готовы «сражаться и победить» Россию, если это будет необходимо.

По словам официального представителя российского военного ведомства, в России деятельность Бридлава давно рассматривается «в контексте «доктор–пациент».

На этом фоне союз НАТО все же решил отказаться от политики бойкота России и согласился возобновить переговоры с дипломатами из Москвы. В пятницу в его штаб-квартире было объявлено о первом за два года заседании совета Россия – НАТО (СРН).

Напомним, что альянс сам прервал диалог два года назад – с началом конфликта вокруг Украины. Впрочем, уже полгода назад западные дипломаты заговорили о необходимости прекращения бойкота – сперва в неофициальных беседах, а затем уже и публично.

Как рассказал в воскресенье газете ВЗГЛЯД источник в штаб-квартире альянса, провести заседание решено было еще в начале этого года, однако несколько месяцев ушло на споры о его повестке. По его словам, западные дипломаты собирались ограничиться лишь двумя вопросами – обстановкой на Юго-Востоке Украины и предотвращением инцидентов во время полетов российской боевой авиации вдоль границ стран НАТО. Однако Москва настаивала на внесении в повестку ситуации в Афганистане и Сирии.

Наконец, в минувшую пятницу генсек НАТО Йенс Столтенберг в Брюсселе анонсировал первое за два года заседание СРН. В субботу, выступая в Подмосковье в кулуарах ассамблеи Совета по внешней и оборонной политике России, российский постоянный представитель при НАТО Александр Грушко уточнил, что заседание ожидается в ближайшие дни.

О том, чего он ждет от переговоров, Александр Грушко рассказал в интервью газете ВЗГЛЯД.

ВЗГЛЯД: Александр Викторович, почему, на ваш взгляд, главком НАТО в Европе генерал Филип Бридлав в последнее время делает такие странные для военачальника подобного уровня заявления? Вроде того, что это Россия направила потоки беженцев в Евросоюз, бомбардируя Сирию.

Александр Грушко: Одним из последних изысков, действительно, стала «вербанизация» миграции. Хотя общеизвестно, что еще до начала операции наших ВКС число беженцев в Евросоюзе превысило миллион человек. Происходит не «вербанизация миграции» – термин, который он и придумал – а вербанизация мозгов. К сожалению, мы видим, что определенные силы всю деятельность альянса пытаются сфокусировать на угрозе «большого противника», что еще раз доказывает, что НАТО остается в глубоком кризисе. НАТО на сегодня не обладает инструментами для борьбы с новыми угрозами. НАТО чувствует себя комфортно только тогда, когда само создает себе привычную обстановку – поиск «большого противника».

Мифология, которую выстраивали натовские идеологи, дает явные сбои. Им уже трудно использовать «угрозу на Украине» как драйвер атлантической солидарности. Поэтому некоторые пытаются в любой проблеме искать «руку Москвы», объясняют все свои беды происками, занимаются конспирологией.

ВЗГЛЯД: Вы уже договорились о повестке заседания, которое анонсировал Йенс Столтенберг?

А.Г.: Представители альянса на высоком уровне признают, что отсутствие диалога России и НАТО – это ненормально. Напомню, об этом не раз заявлял, в частности, глава МИД Германии Штайнмайер. Мы же никогда не отказывались от проведения советов. Кстати, последнее заседание состоялось два года назад как раз по нашей инициативе.

Действительно, мы уже согласовали повестку заседания, она затрагивает, в частности, кризис на Украине с точки зрения полного выполнения минских договоренностей. Мы также обсудим военную активность, натовское планирование, выстроенное на постулате о «сдерживании России». Оно не только само по себе ухудшает ситуацию с безопасностью, но и противоречит обязательствам о военной сдержанности, зафиксированным в Основополагающем акте Россия – НАТО 1997 года.

Мы обсудим и ситуацию в Афганистане, которая деградирует, и в целом вопросы борьбы с терроризмом.

ВЗГЛЯД: Неужели вы не обсудите и войну в Сирии?

А.Г.: Это все «борьба с терроризмом» в более широком смысле.

ВЗГЛЯД: По итогам уже этого заседания может начаться разморозка хотя бы совместного проекта России и НАТО в Афганистане?

А.Г.: Я не жду от заседания каких-то прорывов. Но мы рассчитываем на серьезный разговор, в том числе о причинах кризиса не только в отношениях России и НАТО, но и о причинах и первопричинах, которые привели к покушению на региональную и европейскую безопасность.

Когда НАТО два года назад прервало сотрудничество по всем проектам, это ухудшило ситуацию с безопасностью, причем не только государств, но обществ. Проект по борьбе с афганским наркотрафиком был самым крупным из тех, что шли по линии СРН. За несколько лет, пока он действовал, было подготовлено почти 4 тысячи офицеров для антинаркотических служб Пакистана, Афганистана и стран Средней Азии. Были очень эффективные и перспективные проекты в рамках борьбы с терроризмом. Мы тесно работали в рамках СРН над тем, чтобы обеспечить боеспособность ВВС армии Афганистана. Сегодня все это остановлено. Такое решение НАТО не только бьет по интересам безопасности, не только ослабляет усилия международного сообщества в борьбе с реальными угрозами, но и бьет по интересам самих рядовых европейцев.

ВЗГЛЯД: Столтенберг предупредил, что дела с Москвой не будут вестись «как обычно», пока та не начнет уважать международное право...

А.Г.: Действительно, дел «как обычно» быть не может, пока сам альянс не пересмотрит политику «сдерживания», не перестанет раздувать миф об угрозе со стороны России. Эта политика противоречит не только задачам совета, но и коренным интересам безопасности самих европейцев. Страны-члены заставляют увеличивать ассигнования на военные нужды. Как известно, на саммите в Уэльсе было решено поднять военные бюджеты до двух процентов ВВП. Под предлогом того, что США непропорционально много платят, усиливается давление на европейские страны, чтобы те активнее выполняли упомянутые валлийские решения.

Хотя на самом деле мифы о недостатке расходов под собой не имеют оснований. Страны НАТО на сегодня выделяют на оборону 51 процент от мировых расходов, а суммарные расходы только европейских стран достигают 350 млрд евро, что в разы больше, чем военный бюджет не России, но и, скажем, России и Китая совокупно.

ВЗГЛЯД: Какова вероятность, что заседания вновь станут регулярными?

А.Г.: Заседание должно пройти в ближайшие дни. После этого мы проанализируем его итоги и тогда определимся, будут ли они снова регулярными. Мы, кстати, обратили внимание на то, что Йенс Столтенберг анонсировал предстоящее заседание лишь в качестве генсека, хотя он формально до сих пор остается и председательствующим в СРН. Видимо, это и предопределило жанр анонса.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 11 апреля 2016 > № 2906338 Александр Грушко

Кайрат Келимбетов: "Мы считаем себя "входными воротами" в Евразийский экономический союз"

Беседовала Виктория Панфилова, обозреватель "Независимой газеты"

В Казахстане 20 марта прошли досрочные парламентские выборы, в которых приняли участие шесть из семи зарегистрированных партий. Уверенную победу одержала партия президента Назарбаева "Нур Отан" получившая 82,15% голосов избирателей. В парламент прошли еще две партии – "Ак жол", набрав 7,18% голосов и Коммунистическая народная партия (КНПК) – 7,14%. Таким образом, основная задача власти – сохранение стабильности в стране – выполнена. Обновленный состав законодательного собрания будет отражать внутриэлитный расклад и способствовать решению задач модернизации экономической и политической системы Казахстана. Управляющий Международного финансового центра "Астана" экс-вице-премьер правительства Казахстана Кайрат Келимбетов рассказал "Вестнику Кавказа", как будет жить страна дальше.

– В мире идут процессы геоэкономического переформатирования рынков, цен. Какие реформы собирается проводить Казахстан, чтобы соответствовать вызовам времени?

– Надо быть максимально готовыми и устойчивыми к этим вызовам. То, с чем президент Казахстана победил на выборах в прошлом году, с чем победила партия "Нур Отан" сегодня, демонстрирует - как подготовиться к тем структурным реформам, о которых во всем мире много говорят, но мало что делают. У Казахстана есть очень четкие программы "100 шагов", "Пять институциональных реформ". В числе других я занимаюсь, например, созданием Международного финансового центра "Астана". Недавно парламент Казахстана принял новый конституционный закон о международном финансовом центре, где впервые на постсоветском пространстве будет внедрено английское право. Будет создан независимый суд, где будут работать иностранцы. Будет создан регулятор, будет создана новая биржа. Все на английском языке. Это прообраз той новой государственной службы, которая будет лучше подготовленная к тем вызовам, которые уже не за горами. Это прообраз новой программы диверсификации экономики Казахстана.

- Она будет способствовать привлечению инвестиций?

- Мы надеемся, что станем региональным бизнес-хабом для Центральной Азии в расширенном смысле. То есть не только для стран, традиционно входящих в Среднюю Азию, но и для какой-то части России, Китая, Ирана. Речь идет о довольно большом географическом пространстве.

– Вы не будете конкурировать с Москвой, Минском, Баку?

– Есть такие большие центры как Лондон, Гонконг, Нью-Йорк, которые по-своему уже поделили мир финансовых услуг. Но это не означает отмену региональных финансовых центров. Тот же Дубай, Москва, Варшава или Астана - сообщество меньших по размеру, но не менее нужных финансовых хабов, которые поднимут уровень финансового сервиса для нашего бизнеса. Это самое главное. Нам нужно привлекать внутренние инвестиции, которые иногда утекают в другие страны, а также привлекать инвестиции из-за рубежа. Мы в этом смысле рассматриваем себя "входными воротами" в Евразийский экономический союз. Тем более, несмотря на все санкции, рынок России остается очень многообещающим. Впереди огромные инвестиции, огромная экономика, в которую все хотят зайти.

– Но санкционный режим может продлиться еще какое-то время.

– Да, но Казахстан - хорошая "база". Мы пытаемся создать преимущества, которые будут нравиться не только инвесторам, но и нашим коллегам по ЕАЭС.

– Министр иностранных дел Казахстана Ерлан Идрисов на днях сказал, что республика была вынуждена искать обходные пути для движения товаров в обход России из-за санкций против Турции.

– Наши лидеры (России и Казахстана – "ВК") договорились, что мы будем интегрировать два пространства – ЕАЭС и инициативу Китая "Экономический пояс Шелкового пути". Если вы посмотрите, какой масштаб экономики у этого пространства, и сколько людей проживает в этом пространстве, то увидите, что это многообещающий проект. И российский рынок огромный, и китайский рынок огромен. Китай сейчас ищет выход не только в направлении океана, но и в Центральную Азию. И Казахстан диверсифицирует свои маршруты. Традиционные наши маршруты на 80% проходят через Россию. Мы развиваем каспийское направление. Открылось иранское направление, после отмены санкций в отношении Тегерана. Если нормализуется ситуация в Пакистане, Афганистане, появятся новые интересные направления. Все эти маршруты свяжут мир в рамках экономических и бизнес коммуникаций, без геополитических трений. Поэтому то, что мы планируем, это большая работа в рамках коллективного сознания. ЕАЭС будет интегрироваться в европейском направлении, в азиатском направлении. Это большая интересная работа. И то, что успешно прошли выборы в парламент и получен новый мандат народного доверия к тем реформам, которые объявлены, это хороший знак.

Казахстан > Внешэкономсвязи, политика > vestikavkaza.ru, 22 марта 2016 > № 1694292 Кайрат Келимбетов

«Привязка цены СПГ к нефтяной цене неправомерна»

О будущем производства сжиженного природного газа в России, рынках сбыта и перспективах газовой отрасли президент Союза нефтегазопромышленников России Геннадий Шмаль рассказал в интервью Gudok.ru в кулуарах «СПГ-конгресса»

- Некоторые эксперты полагают, что при нынешней цене на нефть (40-42 доллара за баррель) реализация ряда проектов СПГ невозможна. Такие проекты реализуются только при стоимости нефти не ниже 60 долларов за баррель. Как считаете Вы, все ли заявленные крупнотоннажные СПГ-проекты будут реализованы в полном объеме?

- Я считаю, что реальны все, но надо смотреть и считать, исходя из конкретной ситуации, любой проект за один день не реализуешь. Поэтому опираться на сегодняшнюю цену на нефть неправомерно и неправильно. Я убежден, что к концу 2016 года она будет больше, чем 50 долларов, а через пару лет она вернется к своей справедливой цене, а таковой я считаю 80 долларов за «бочку». Поэтому здесь надо исходить из того, что пройдет какое-то время для реализации проекта, а это минимум пять лет. А за пять лет, как говорится, «либо шах помрет, либо ишак сдохнет» – так и здесь.

Кроме того, я считаю, что привязка газа к цене на нефть – это тоже неправомерное дело. Было время, когда газ занимал очень небольшую долю на мировом рынке, нефть была главной. Тогда создали нефтяную биржу, а биржу газа нет. Сегодня газ подравнялся по объему с нефтью, в мире добывают 4 с небольшим миллиарда тонн нефти, а по газу где-то 3, 5 трлн кубов, ну это примерно близко. Нужна отдельная биржа по газу, причем было бы правильно, если бы она была и у нас, в Петербурге или в Салехарде, там, где добывается этот газ. И уже газ должен был бы котироваться самостоятельно, без всякой привязки к нефтяной цене. Что касается СПГ, то привязка к нефтяной цене вообще неправомерна, сегодня это самостоятельный товар.

- Каково, на Ваш взгляд, будущее рынка сжиженного природного газа в РФ?

- Что касается проектов, то все нужно внимательно считать, исходя из ситуации, которая может быть. Прогнозы делать сложно, но при определенных условиях возможно. Потом, что нам мешает развивать внутренний рынок, используя этот СПГ как сырье для производства химической продукции и так далее? Тогда мы сами могли бы определять цену, которая была бы приемлемой для рентабельности тех или иных проектов.

Например, по развитию рынка газомоторного топлива принят ряд решений по вопросам экологи и вопросам экономии, но пока ничего не делается в этом отношении. У нас есть несколько регионов, в том числе Башкирия, где много занимаются вопросами, связанными с использованием компримированного газа, и построены автомобильные газовые наполнительные компрессорные станции (АГНКС) соответствующие, достаточно много. Но таких районов у нас, к сожалению, в стране мало.

Если посмотреть, допустим, на Пакистан – не самая передовая страна, но там 2 миллиона машин «бегает» на газе. А у нас 100 тысяч на всю страну. Это одно из направлений, которые можно и нужно развивать. Мы недавно обсуждали бункерное топливо, в том числе обсуждалось использование СПГ в качестве бункеровки для морских судов, которые ходят по Балтийскому морю, чтобы снизить вредные выбросы. По-моему, с будущего года на Балтике вообще запрещено использовать мазут и другие виды топлива, которые имеют большое содержание серы. А с 2021 года и по Каспию будет такое решение. Вот куда можно и нужно направить наши усилия по бункеровке СПГ.

Вот, например, Кирилл Лятс (генеральный директор СПГ «Горская» - прим. ред.) строит завод в Ленинградской области как раз для бункеровки судов. «Газпром», наверное, это тоже мог бы делать. Вопрос даже такой – газификация Калининградской области, которая является определенным анклавом, который зависит то от Литвы, то еще от кого-то. А зачем? Ведь можно поставить небольшой завод по сжижению газа и доставлять СПГ в Калининград газовозами и снять все проблемы. Надо больше внимания уделить нашему собственному государству и возможностям использования СПГ для внутреннего потребления.

- Сегодня говорят в основном о возможностях экспорта СПГ. Какие из тех проектов, которые планируют реализовать в ближайшее время или тех, что уже реализуются, могли бы быть ориентированы на внутренний рынок? В чем Вы видите препятствия?

- На сегодняшний день у нас в стране разработана технология малотоннажного производства СПГ мощностью от 1 до 10 тонн в час. Это делает завод в Балашихе, который занимается производством различного оборудования.

В Якутии огромные месторождения на 2 трлн кубов газа, строят «Силу Сибири» и так далее. Но для этого необходима политическая воля и соответствующая команда. Этим надо заниматься, потому что нет таких заводов пока, есть технологии. А для того, чтобы их построить, нужны деньги, нужна инфраструктура. Например, в Тикси (город в Якутии за Полярным кругом – прим. ред), который обеспечивается «северным завозом», можно доставлять СПГ. Поэтому, конечно, нужна четкая государственная программа, связанная с внутренними проблемами, о которых мы говорили.

Мария Платонова

Россия > Нефть, газ, уголь > gudok.ru, 18 марта 2016 > № 1716915 Геннадий Шмаль

Саудовская Аравия: имперское перенапряжение?

Полур Раман Кумарасвами

Почему слабеют позиции Эр-Рияда

П.Р. Кумарасвами – профессор Университета имени Джавахарлала Неру, почетный директор Института Ближнего Востока в Дели.

Резюме Три основных опоры саудовской власти – ислам, нефть и патронат Вашингтона – существенно ослабли в последние годы. Эпоха дипломатии с чековой книжкой закончилась, Эр-Рияду придется больше инвестировать в реальную дипломатию.

Казнь в Саудовской Аравии известного шиитского проповедника Нимра Бакера ан-Нимра, обвиненного в антигосударственной деятельности и подстрекательстве, вызвала рост напряжения на всем Ближнем Востоке. Это происходит на фоне общего снижения влияния Эр-Рияда. Из-за серии амбициозных, но плохо продуманных политических решений и вторжений в другие государства, позиции и влияние в регионе правящей династии Аль-Саудов ослабли. Опасения саудитов по поводу Ирана и его претензий на доминирование до и после ядерного соглашения понятны, однако способ, который Эр-Рияд выбрал для противодействия, демонстрирует отсутствие дальновидности и стратегического мышления.

Саудовская Аравия повторила ошибки, которые совершали многие до нее. Примеры Священной Римской империи, Османской империи и Советского Союза показывают, что упадок великих держав начинается, когда их вовлеченность в международные дела перестает соответствовать внутренним ресурсам. Имперское перенапряжение часто является главной причиной упадка, а во многих случаях и исчезновения держав. Когда бушующие амбиции сталкиваются с проблемой доступных ресурсов, кризис неизбежен. Из-за отсутствия четкого стратегического видения государства вмешиваются в вопросы, которые не затрагивают непосредственно их национальные интересы либо их вмешательство не соответствует накопленным знаниям и навыкам. При отсутствии внутренней подотчетности власти проблемы только множатся. Все это – отсутствие стратегического видения, имперское перенапряжение, недостаток технического опыта и подотчетности – можно обнаружить во внешнеполитическом поведении Саудовской Аравии.

Перенапряжение

Можно выделить несколько случаев, когда вмешательство Саудовской Аравии оказалось неудачным и не принесло монархии ощутимых результатов:

Стремясь восстановить имидж страны после 11 сентября, в конце 2001 г. тогдашний регент, а затем король Абдалла представил мирный план, предусматривающий признание Израиля арабскими и мусульманскими странами в обмен на его отступление к границам 1967 года. Однако когда в марте 2002 г. эта инициатива была представлена на саммите Лиги арабских государств в Бейруте, ее суть оказалась выхолощена включением сирийского требования о безусловном праве палестинцев на возвращение. План был обречен.

До марта 2003 г. у Саудовской Аравии не было необходимости активно вмешиваться в иракскую внутреннюю политику. В 1980-е гг. Ирак служил преградой для гегемонии Ирана, но кувейтский кризис изменил ситуацию. После Кувейта и завершения холодной войны слабый Ирак под жесткими санкциями ООН устраивал Эр-Рияд. Американское вторжение и свержение президента Саддама Хусейна имели непредвиденные последствия: Ирак превратился в шиитское арабское государство в политическом смысле слова. Шииты, составляющие около 60% населения, ощутили силу и начали тяготеть к Персии. Еще будучи регентом, в 2004 г. Абдалла обвинил Иран в «обращении» иракских суннитов в шиитов и высказал опасения по поводу усиления последних. Но стратегия Эр-Рияда в Ираке оказалась провальной, и он уступил Тегерану значительные позиции в определении хода политических событий. Влияние саудитов на выборы и последующее формирование коалиций в 2010 и 2014 гг. было минимальным. Кроме того, ограниченные успехи Ирака в борьбе с угрозой Исламского халифата были обусловлены иранской поддержкой. Таким образом, Ирак превратился не только в шиитское арабское государство, но и в некотором смысле в доверенное лицо Тегерана в арабском мире.

Выборы в Палестинской автономии в январе 2006 г. обострили внутренний конфликт между возглавляемой ФАТХ Палестинской национальной администрацией (ПНА) и группировкой ХАМАС, победившей на выборах. Саудовская Аравия выступила посредником. 8 февраля 2007 г. в присутствии короля Абдаллы глава ПНА Махмуд Аббас и лидер ХАМАС Халед Машаль подписали соглашение из четырех пунктов в священном для мусульман городе («Декларация Мекки»). Спустя несколько недель столкновения вспыхнули вновь, в результате ХАМАС захватил сектор Газа. Таким образом, с июня 2007 г. палестинские территории разделены на Западный берег, которым управляет ФАТХ-ПНА, и контролируемый ХАМАС сектор Газа. В свете этого провала, когда Израиль начал 50-дневную операцию «Нерушимая скала», медиатором выступил Катар, а не Саудовская Аравия.

Таифское соглашение, достигнутое при посредничестве Саудовской Аравии в 1989 г., закончилось 15-летней гражданской войной в Ливане. Основные положения документа, в частности разоружение всех сторон, прежде всего «Хезболлы», не были реализованы из-за противодействия Сирии. Напротив, соглашение легитимировало контроль Дамаска над Ливаном напрямую или через посредников. Рафик Харири, заработавший свое состояние в Саудовской Аравии, попытался восстановить страну, но был убит в феврале 2004 г., что сыграло против Эр-Рияда. Даже после спешного вывода сирийских войск из Ливана в апреле 2005 г. и неохотного дипломатического признания ею независимости Ливана в 2008 г. Эр-Рияд мог играть лишь второстепенную роль в событиях. Избрание президентом бывшего командующего армией Мишеля Сулеймана в 2008 г. стало возможным только благодаря вмешательству Катара, который после неудач Саудовской Аравии пришел на помощь в разрешении политического кризиса 2006–2008 годов.

В первые дни Второй ливанской войны летом 2006 г. Эр-Рияд осудил «Хезболлу» за «авантюрное» похищение двух израильских солдат, которое привело к полномасштабной военной кампании Израиля. К несчастью для Аль-Саудов, шиитская группировка смогла выдержать 33-дневную израильскую операцию (хотя и ценой огромных потерь среди мирного населения Ливана), а глава шиитской «Хезболлы» Хасан Насрулла стал самым популярным лидером среди арабов-суннитов на Ближнем Востоке. Это заставило Саудовскую Аравию изменить позицию и поддержать «ливанское сопротивление». С тех пор активного вмешательства Эр-Рияда в ливанскую политику не наблюдается.

Саудовский подход к «арабской весне» оказался цепью промахов. Когда тунисцы подняли восстание против 20-летнего авторитарного правления Зин эль-Абидина Бен Али, Эр-Рияд предложил ему вместе с семьей и накопленным богатством перебраться в Саудовскую Аравию. Это соответствовало саудовской практике предоставлять убежище мусульманским лидерам, которым угрожали на родине. Так, пакистанский премьер Наваз Шариф укрывался в Саудовский Аравии, пока генерал Первез Мушарраф, совершивший переворот, грозился его казнить. Здесь же провел последние годы жизни бывший президент Уганды Иди Амин.

Когда тысячи протестующих на площади Тахрир требовали прекращения 30-летнего правления Мубарака, король Абдалла поддержал руководство страны и призвал египтян «не рисковать безопасностью и стабильностью» своего государства. Долгое время Эр-Рияд считал Мубарака близким союзником, а падение его режима и возможный подъем «Братьев-мусульман» нервировали Абдаллу. Короткое президентство Мухаммеда Мурси стало напряженным периодом двусторонних отношений, и Эр-Рияд быстро поддержал мягкий военный переворот, в результате которого в июле 2013 г. Мурси был свергнут. Кризис в Египте и различные позиции в отношении Мурси и военного переворота отчасти обусловили напряженность между Эр-Риядом и Дохой и временный разрыв дипотношений в 2014 году.

В разгар народных протестов в мае 2011 г. арабские государства договорились «рассмотреть» заявки Иордании и Марокко на членство в Совете сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ), состоящем из шести стран. Этот шаг, считавшийся инициативой Саудовской Аравии, не имел ни географической, ни политико-экономической логики. Марокко вообще расположено далеко от Персидского залива, а единственный порт Иордании находится в заливе Акаба в Красном море и не может считаться побережьем Персидского залива. Кроме того, в отличие от членов ССАГПЗ два государства-кандидата не живут за счет доходов от единственного ресурса. Помимо трансформации объединения в монархический клуб этот шаг не имел логики и поэтому не дал заметных результатов.

Из-за нестабильной социально-политической ситуации и нехватки ресурсов Иордания оказалась в зависимости от политической поддержки и экономической щедрости Эр-Рияда. Объем саудовской помощи практически не попадал в СМИ, однако регулярные визиты в Саудовскую Аравию короля Абдаллы II и его сына Хусейна говорят о неустойчивости ситуации. Тот факт, что Эр-Рияд попросил Амман занять предложенное Саудовской Аравии место непостоянного члена Совета Безопасности ООН, подчеркивает близость двух государств. Иордания впервые стала членом СБ с момента вступления в ООН в 1956 году. По мнению некоторых наблюдателей, политическое и экономическое влияние Эр-Рияда заставило Амман замедлить реформы и занять жесткую позицию в отношении Фронта исламского действия, политического крыла «Братьев-мусульман» в Иордании. Если бы не внешнее давление, король Абдалла II, вероятно, больше прислушивался бы к требованиям населения, в особенности в вопросах избирательного законодательства и проведения свободных выборов.

Саудовское вмешательство в Сирии усложнило ситуацию и стало ключевым фактором продолжающегося насилия. Проблема заключается не в том, правильна или нет политика Саудовской Аравии, а в ее эффективности. С президента Башара Асада нельзя снимать ответственность за гражданскую войну и раскол страны. В то же время саудовская поддержка различных антиасадовских салафитских сил продлевает кризис. Исламистские группировки, которые поддерживают Саудовская Аравия и другие страны, не являются политически едиными и эффективными в военном плане. Хотя вмешательство Ирана, в основном через «Хезболлу», но и напрямую тоже, также способствовало эскалации кризиса, Тегеран обладает средствами, чтобы добиться политического урегулирования. Это подтвердила готовность США подключить Иран к мирным переговорам в Женеве.

Политика в отношении Йемена, включающая прямые военные интервенции, демонстрирует стремление Саудовской Аравии сохранить страну в числе своих союзников. В апреле 2015 г. Эр-Рияд начал военную кампанию против повстанцев-хуситов, которых поддержал Иран, но особых успехов добиться не удалось. Самая благоприятная ситуация складывалась, когда Абдалла Салех еще пребывал у власти и зависел от Эр-Рияда. После нападения на президентский дворец в июне 2011 г. он 12 недель находился на лечении в Саудовской Аравии, именно тогда у монархии был наилучший шанс добиться политического урегулирования. Эр-Рияд не использовал свое влияние, чтобы обеспечить выполнение соглашения о передаче власти, заключенное в ноябре 2011 года.

Саудовские интересы и вмешательство в дела Бахрейна были более явными, чем в других странах. Любые беспорядки в соседнем государстве – «красная черта» для саудитов, особенно если речь идет о шиитском населении. После того как 15 февраля 2011 г. на Жемчужной площади, которую называют «бахрейнским Тахриром», вспыхнули народные протесты, беспорядки в островной монархии описывают как религиозную проблему, а не результат социально-политических требований обездоленных бахрейнцев. Поскольку демография говорит в пользу шиитов, составляющих, по оценкам ЦРУ, 60–70% населения, протесты в Бахрейне – плохая новость для Аль-Саудов. Большинство саудовских шиитов живет в нефтеносной Восточной провинции, и после исламской революции в Иране Аль-Сауды столкнулись с растущими ожиданиями шиитского меньшинства. Длительное пренебрежение со стороны ваххабитского духовенства вышло на политический уровень после захвата мечети в Мекке менее чем через год после триумфального возвращения аятоллы Хомейни в Тегеран. Помимо прочего Саудовская Аравия запретила Ашуру – день траура по имамам Али и Хусейну у шиитов. Поэтому любые уступки шиитскому населению в Бахрейне вдохновили бы саудовских шиитов, отделенных лишь 25-километровым мостом короля Фахда.

По мнению некоторых экспертов, Эр-Рияд делает ставку на стареющего консервативного премьер-министра Бахрейна Халифу бен Салмана аль-Халифу (дядя короля), предпочитая его более либеральному и уступчивому наследному принцу Салману бен Хамаду Аль Халифе, сыну короля. Наблюдатели полагают, что вливания в экономику Бахрейна позволяют Аль-Саудам укреплять позиции консерваторов. Так, независимая комиссия, созданная королем, признала ответственность бахрейнской полиции и сил безопасности за гибель 46 человек во время протестов в 2011 г. и предложила меры по смягчению недовольства населения, но эти предложения не были реализованы. Кроме того, Бахрейн занимал жесткую позицию в отношении шиитского населения, даже когда король Абдалла был готов идти на компромисс с саудовскими шиитами. В апреле 2003 г. он принял шиитскую делегацию, в 2005 г. назначил первого шиита в Меджлис аш-Шура, а в 2009 г. разрешил публичные траурные мероприятия в день Ашуры. После того как в январе 2015 г. королем Саудовской Аравии стал Салман, некоторые из этих инициатив были остановлены, показательный пример – казнь шиитского проповедника Нимра ан-Нимра.

Низкий уровень результативности всех этих усилий наблюдается в период, когда три главных опоры саудовской власти – ислам, нефтяные доходы и американские обязательства – оказались под угрозой.

Опоры саудовской власти

Проекция силы Саудовской Аравии базируется на трех главных опорах: исламский фактор, нефтяная мощь и близость с Соединенными Штатами. По разным причинам все эти три фактора сейчас находятся на спаде, что подрывает эффективность проецирования силы Саудовской Аравии.

Ислам всегда являлся важным фактором лидерских амбиций Саудовской Аравии. С момента основания третьего саудовского государства в 1932 г. Аль-Сауды были заинтересованы в расширении своего влияния, особенно более консервативного ваххабитского ислама. Британское присутствие в регионе Персидского залива препятствовало прямому вмешательству Саудовской Аравии в дела тогдашних протекторатов. Однако это не мешало саудовскому влиянию в форме религиозного консерватизма, особенно в соседних Кувейте и Катаре. Во время гражданской войны в Йемене (1962–1970) саудиты поддержали роялистов, в то время как президент Египта Гамаль Абдель Насер выступил на стороне республиканцев.

Создание Организации Исламская конференция (ОИК, в

2011 г. переименована в Организацию исламского сотрудничества) в 1969 г. означало, что Саудовская Аравия пришла на смену Египту и стала новым лидером арабского мира. С учетом огромных богатств, накопленных в результате нефтяного кризиса 1973 г., некоторое время Саудовская Аравия являлась некоронованным лидером мусульманского мира. Исламская революция в соседнем Иране (1979), опирающаяся на шиитскую концепцию справедливости и сопротивления, стала ударом по саудовскому доминированию, бросив вызов основанному на ваххабизме консерватизму суннитского большинства. Это был конфликт не просто между суннитами и шиитами, а между консервативным статус-кво, представленным Саудовской Аравией, и революционным рвением, выпущенным на свободу аятоллой Хомейни. После первоначальной риторики, призывавшей к аналогичным народным революциям против суннитских монархий, иранские аятоллы стали говорить не о шиитской, а о более широкой исламской революции.

Некоторое время стороны были заняты другими делами. Эр-Рияд старался продвигать свою форму ислама в Афганистане в противовес советскому влиянию, а Тегеран увяз в войне с Ираком. Аятоллы не только выдержали разрушительную войну, но и сохранили режим, несмотря на внутренние и внешние угрозы. Успех Саудовской Аравии – вывод советских войск из Афганистана – сопровождался буйством моджахедов и афганских арабов, которые вернулись в свои страны и хотели строить ориентированное на ислам общество. Пока исламский экстремизм распространялся в других странах, Эр-Рияд был доволен и продолжал оказывать идеологическую и политическую поддержку. В 1990-е гг. Саудовская Аравия поддержала «Талибан» в постсоветском Афганистане и стала одной из трех стран (вместе с Пакистаном и ОАЭ), признавших режим. Афганский джихад против коммунистов-безбожников в конечном итоге стал основой для появления многочисленных радикальных группировок.

Безразличие и благодушие Саудовской Аравии по отношению к исламскому экстремизму и насилию оказались опасными и обошлись очень дорого. Саудовец Усама бен Ладен, входивший в число афганских арабов, поставил под вопрос исламские позиции Аль-Саудов из-за нарушения ими главных доктрин ваххабизма. Последней каплей стали действия короля Фахда, который опирался на неверных американских женщин-солдат, защищавших священную исламскую землю во время кувейтского кризиса. В процессе делегитимации Аль-Саудов возникли различные исламские группировки и теологи, бросившие вызов правящей династии, легитимность которой базируется на историческом соглашении между Аль-Саудами и Мухаммедом Абд аль-Ваххабом.

Результатом всего этого стали катастрофические теракты в США 11 сентября 2001 года. Участие в терактах 15 саудовцев было следствием консервативного образования в саудовских школах и поддержки Эр-Риядом различных салафитских джихадистских организаций по всему миру. В частности, Всемирная мусульманская лига, базирующаяся в Мекке, поддерживала многие экстремистские группировки, пока это не вредило саудовским интересам. Экспорт ваххабизма в конечном итоге вернулся бумерангом: теракты 11 сентября не только испортили репутацию Саудовской Аравии на Западе, но и вызвали сомнения по поводу мирной природы ислама и его последователей. Тогдашний регент, а затем король Абдалла пытался решать проблему путем косметических мер и смены вывесок. Поскольку ислам лежит в основе легитимности правящей династии, пространство для маневра ограничено, особенно в таких вопросах, как права женщин и половая сегрегация. Политика Саудовской Аравии способствовала исламофобии на Западе, где монархию стали считать олицетворением всего неправильного в исламе и мусульманах.

Cуннитское богословие традиционно предпочитает несправедливых правителей хаосу, но это не мешает правоверным мусульманам ставить под сомнение основы власти своих лидеров. Продвижение Саудовской Аравией консервативного ваххабитского ислама стало рассматриваться как исток религиозного экстремизма в разных регионах мира. Демонизация других религий, включая иудаизм и христианство, и представление о шиитах как еретиках не укладывались в мировой порядок после терактов 11 сентября.

В это время на Ближнем Востоке и в других регионах возникли альтернативные исламские модели управления. Институт верховного лидера и доминирование духовенства в Иране сочетается с регулярными выборами и сменой президентов. Смена руководства путем голосования стала нормой во многих мусульманских странах за пределами Ближнего Востока, включая Индонезию и Бангладеш. С 2003 г. принципы исламской демократии, сформулированные турецкой Партией справедливости и развития (ПСР), стали более привлекательными как для Запада, так и для мусульманского населения. К сожалению, Аль-Сауды не пошли дальше совещательного органа – Меджлиса аш-Шура и муниципальных выборов. Пока другие исламские государства экспериментируют с новыми формами управления, в Саудовской Аравии представители одной династии – старые, больные сыновья короля-основателя, умершего в 1953 г., – передают власть друг другу.

Ваххабизм, продвигаемый саудовским государством, не является умеренным и не служит моделью для других. Те, кто ищет умеренные варианты, смотрят на исламских демократов в Турции, Иране или Тунисе, а для тех, кто стремится к фундаменталистской, салафитской форме ислама, более привлекательны «Аль-Каида» и Исламский халифат. Поэтому сегодня у саудовского ислама гораздо меньше последователей, чем в прошлом.

Второй источник власти Саудовской Аравии – богатство и влияние, которые она приобрела в результате нефтяного кризиса 1973 года. Режим, выживавший благодаря ежегодной помощи Великобритании в размере 20 тыс. фунтов, неожиданно превратился в состоятельное государство с огромным фондом благосостояния, способное привлекать иностранные технологии, человеческие ресурсы, инфраструктурный опыт. Настроенный менее радикально, чем режимы баасистов в Ираке и Сирии, Эр-Рияд занимался арабо-израильским конфликтом и с 1970-х гг. играл заметную роль в международном признании политических прав палестинцев. Несмотря на идеологическую близость с ХАМАС, Аль-Сауды больше поддерживали преимущественно светскую Организацию освобождения Палестины во главе с Ясиром Арафатом. Когда иракские и сирийские руководители оказывали содействие отколовшимся палестинским группировкам и даже угрожали лично Арафату, он мог положиться на политическую и финансовую помощь Саудовской Аравии. На короткое время доходы от нефти позволили монархии занять лидирующие позиции в исламском мире, что подкреплялось расположением на ее территории двух священных для мусульман городов – Мекки и Медины.

Саудовская Аравия обладает не только крупнейшими доказанными запасами нефти в мире, но и самыми большими производственными мощностями. Аккуратно используя оба этих преимущества с начала 1970-х гг., она превратилась в нефтяного гиганта. Благодаря избыточным мощностям Саудовской Аравии удавалось обеспечивать доступность нефти в периоды дефицита ресурса или региональных кризисов, а также стабилизировать ситуацию на рынке и управлять механизмом ценообразования. Длительные двусторонние и многосторонние санкции против Ирана (с 1979 г.) и Ирака (с 1990 г.) позволяли монархии оставаться бесспорным лидером на энергетическом рынке. Она играла главную роль в обеспечении поставок во время ирано-иракской войны, кувейтского кризиса и после вторжения в Ирак коалиции во главе с США.

Однако ситуация меняется. С начала 2000-х гг. Россия стала крупным игроком на нефтегазовом рынке. Появились такие альтернативы, как сланцевый газ. В производственных мощностях Саудовской Аравии наблюдается стагнация. Высокие цены на нефть в середине 2014 г. – до 110 долларов за баррель – были спекулятивными и не являлись следствием сокращения производства или нарушения поставок. Длительный бойкот Западом иранской и иракской нефти не способствовал дисциплине в ОПЕК. Когда Ирак, а теперь и Иран, вернулись на рынок, страны ОПЕК уже производили 1 млн баррелей в день сверх согласованных квот. Эти факторы привели к падению цен с мая 2015 года. После подписания соглашения по ядерной программе облегчение и снятие санкций, касающихся нефтяной отрасли, открывает путь для иранской нефти. Рынок будет наводнен нефтью: в конце 2015 г. Иран производил 3 млн баррелей в день при квоте в ОПЕК 3,6 миллиона. Некоторые аналитики винят Саудовскую Аравию в падении цен и видят в этом стратегию, призванную ограничить доходы Тегерана от снятия санкций. В начале января нефть упала ниже 30 долларов за баррель, поэтому в краткосрочной перспективе Иран не получит прибыли от снятия санкций.

Но падение цен на нефть – плохая новость и для самой Саудовской Аравии. Дефицит ее текущего платежного баланса увеличился, поэтому пришлось брать средства из фонда благосостояния и других резервов, чтобы обеспечить функционирование механизмов социального государства. Саудовцам уже предложили задуматься о введении налогов. Сделать это будет непросто. Система благосостояния, основанная на доходах от нефти, позволяет Аль-Саудам управлять страной как они считают нужным, без общественного контроля и подотчетности. Если населению придется платить налоги, даже символические, такое положение станет невозможным.

Падение цен на нефть также затруднит использование Саудовской Аравией «дипломатии с чековой книжкой» для разрешения проблем и ослабления региональной напряженности. Например, президент Сирии Хафез Асад был вовлечен в операцию «Буря в пустыне» против Саддама Хусейна после того, как Саудовская Аравия списала его стране долг в 2,5 млрд долларов. В рамках ССАГПЗ финансовая помощь была обещана Иордании и Марокко, когда те столкнулись с народными протестами во время «арабской весны». По мнению экспертов, помощь соседа составляет значительную долю бюджета Бахрейна. Кампания в Йемене обходится в 5 млн долларов в день, миллионы долларов тратятся на Сирию. В марте 2015 г. Эр-Рияд пообещал 4 млрд долларов президенту Египта Абдул Фаттаху ас-Сиси на стабилизацию экономики. Участие в многочисленных конфликтах в регионе, включая Ливан, Судан, Ирак, Ливию и Палестину, подразумевает значительную финансовую помощь государственным и негосударственным акторам. Поэтому падение цен на нефть станет препятствием для использования финансов в качестве инструмента дипломатии, как это привыкла делать Саудовская Аравия.

Третьим источником власти являлись непоколебимые обязательства Соединенных Штатов. Основы тесных связей двух стран были заложены в феврале 1945 г. на встрече президента Рузвельта с королем Ибн Саудом на корабле ВМС США «Куинси» после Мальтийской конференции. Политический реализм и схожесть стратегических позиций, несмотря на идеологическую несовместимость, обеспечили длительное партнерство. Без прочных американских обязательств монархия не смогла бы использовать исламский фактор и доходы от нефти, чтобы стать региональным игроком. Турбулентность региона и стратегические опасения вынуждали и демократов, и республиканцев идти на компромисс в чувствительных для Саудовской Аравии вопросах, включая гендерные права, права человека, демократию, коррупцию и т.д. Желание американцев получать энергоресурсы по стабильным ценам позволило Эр-Рияду добиться особого статуса, особенно после свержения шейха в Иране в 1979 году. Зависимость и влияние были взаимными, иногда монархии удавалось преодолеть опасения и аргументы произраильских кругов в Вашингтоне.

Однако отношения стали более напряженными в результате различных факторов, сделавших вмешательство в международные конфликты, особенно на Ближнем Востоке, менее привлекательным для Америки. Две дорогостоящие и непродуманные военные кампании в Афганистане и Ираке после терактов 11 сентября совпали с кризисом на рынке недвижимости и отсутствием четкой стратегии в Вашингтоне. У Соединенных Штатов не было не только ясно определенной стратегической цели в регионе, но и политической воли, чтобы преследовать свои интересы. Роль энергетики в ближневосточных расчетах также претерпела изменения, поскольку США менее заинтересованы и, следовательно, менее связаны обязательствами по обеспечению энергетической безопасности своих союзников. Нерешительность Америки проявилась во время массовых протестов против деспотичных режимов в арабских странах. Давние американские союзники, такие как Хосни Мубарак, чувствовали, что администрация Обамы их предала, а протестующие были разочарованы слабой поддержкой демократов. Сближение американской администрации с Мухаммедом Мурси не порадовало Эр-Рияд.

Однако самые заметные признаки деградации отношений США и Саудовской Аравии можно увидеть в стремлении Вашингтона заключить соглашение по ядерной программе Ирана, которое было подписано 14 июля 2015 года. Некоторое время Эр-Рияд выражал недовольство тем, что Америка пренебрегает его опасениями в отношении Ирана, особенно в сфере ядерной безопасности. Обеспокоенность, высказывавшаяся по дипломатическим каналам, стала достоянием общественности благодаря WikiLeaks. Отказ Саудовской Аравии занять кресло непостоянного члена Совета Безопасности ООН интерпретировался как признак недовольства политикой Соединенных Штатов по целому ряду вопросов, прежде всего по Ирану. Хотя Вашингтон отрицает это, ядерное соглашение означает тектонический сдвиг на Ближнем Востоке, а США отдаляются от своего давнего ваххабитского друга, предпочтя ему иранского аятоллу. Даже если американо-иранские связи не вернутся к уровню дружбы, существовавшей до 1979 г., игнорируя опасения Саудовской Аравии, президент Обама изменил приоритеты, и на передний план политико-дипломатической вовлеченности США в дела Ближнего Востока вышла проблема «Исламского государства» (запрещено в России. – Ред.). Восприятие Саудовской Аравии как близкого союзника Соединенных Штатов в регионе, особенно после свержения шаха в Иране, являлось ключевым фактором ее доминирования и дипломатических успехов. Поэтому ослабление американского влияния в регионе и невнимание к опасениям Эр-Рияда подрывает позиции последнего.

На фоне отрицательной реакции на связи монархии с исламом после терактов 11 сентября ходили разговоры, что Саудовская Аравия повернется на восток и будет искать друзей в лице Китая и России. Однако рост торговли и экономических связей не сопровождался политическими сдвигами. Саудовской Аравии также не удалось заручиться поддержкой новых друзей, которые могли бы компенсировать снижение интереса со стороны США. Так, давняя политическая и экономическая поддержка не заставила Пакистан поддержать саудовскую кампанию в Йемене.

Прогноз

Саудовская Аравия воспринимает Исламскую Республику Иран как главную угрозу – это понятно и даже легитимно, но способы, которые она использует, ошибочны и контрпродуктивны. Три основных опоры саудовской власти – ислам, нефть и патронат США – существенно ослабли в последние годы, и страна нуждается в смене приоритетов и политической стратегии. Эпоха дипломатии с чековой книжкой закончилась, Эр-Рияду придется больше инвестировать в традиционную дипломатию, учитывая, что чеки уменьшаются, а их эффективность снижается. Провал многочисленных саудовских дипломатических инициатив усугубляется неэффективной политикой в отношении Тегерана. Это привело к расширению сферы иранских интересов и заложило фундамент для неоспоримого господства Тегерана в регионе Персидского залива. Иными словами, Аль-Сауды, сами того не ведая, поспособствовали доминированию Ирана на Ближнем Востоке.

Саудовская Аравия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 8 марта 2016 > № 1682556 Полур Кумарасвами

Путь Обамы

Фред Каплан

Президент в действии

Фред Каплан – колумнист журнала Slate, автор книги «Темная территория: Секретная история кибервойны» (Dark Territory: The Secret History of Cyber War).

Резюме Главный принцип Обамы: не рисковать войной с Россией ради Украины. Однажды он заметил: «Если бы я захотел вторгнуться в Канаду или Мексику, никто ничего не смог бы с этим сделать». То же самое можно сказать о Путине и Украине.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 1, 2016 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Через неделю после инаугурации, 28 января 2009 г., Барак Обама встретился с американскими генералами и адмиралами на их территории – в «танке», зале совещаний Объединенного комитета начальников штабов на втором этаже Пентагона. Один из участников встречи вспоминал, что новый президент был «удивительно уверен в себе – сдержан, спокоен, проявлял ко всем уважение и не пытался вести себя чересчур активно как верховный главнокомандующий». Обама прошел по комнате, поздоровался со всеми присутствующими, поблагодарил их и вооруженные силы в целом за службу и жертвенность, затем приступил к свободному обсуждению мировых вызовов, регион за регионом, кризис за кризисом. Он проявил себя «хозяином положения», отмечал участник встречи, владел информацией по каждому вопросу и, главное, продемонстрировал глубокий реализм, что стало сюрпризом для офицеров, которые настороженно относились к молодому неопытному демократу.

В какой-то момент Обама заметил, что он не тот человек, который едет по улице и ищет удобное место для парковки. Увидев свободное место, он попытается втиснуться туда, даже если для этого потребуется совершить сложные маневры. Смысл был очевиден: президенту достались плохие карты (две непопулярные войны, отдалившиеся союзники, глубочайшая рецессия за десятилетия), но он найдет способ действовать в сложившихся условиях.

Спустя семь лет многие офицеры и специалисты по обороне, в том числе те, кто восхищался Обамой вначале, считают, что в годы его президентства сложился совсем иной стиль управления. Они превозносят исторические достижения – соглашение по ядерной программе Ирана, налаживание отношений с Кубой, Транстихоокеанское партнерство, предотвращение (пока) новых терактов на американской территории, и признают, что Обама часто пытался выбрать лучший из плохих вариантов. Но слишком часто, говорят они, глава государства избегал активных действий, ожидая, пока изменится ситуация – по его собственной метафоре, кружа по кварталу в поисках удобного места для парковки.

Вот стандартная критика внешней политики Обамы: он избегает жестких решений, не приемлет использования военной силы, если это грозит американцам жертвами или может вызвать эскалацию конфликта, его слова часто не совпадают с поступками. «Он сурово предупреждает, а потом ничего не предпринимает. Это подрывает доверие к Америке», – говорит отставной четырехзвездный генерал.

Справедливо ли обвинение? И если оно в определенной степени обоснованно, насколько велика ответственность Обамы, а насколько подобное обусловлено сложностью проблем, с которыми президент столкнулся? Мог бы лидер другого типа лучше справиться с вызовами десятилетия, и если да, то как?

Приведенный ниже анализ ключевых кризисов и решений основан на моих беседах с десятками чиновников на протяжении всего президентства Обамы и интервью с 20 высшими офицерами (действующими и отставными).

Уроки Ливии

В декабре 2009 г. Обама прилетел в Осло, чтобы получить Нобелевскую премию мира. Награда была, мягко говоря, преждевременной, но в своей речи Обама изложил принципы внешней политики, которым надеялся следовать, – продуманная попытка преодолеть противоречия между идеализмом и реализмом. Это была смелая речь лауреата премии мира. «Слова о том, что применение силы иногда необходимо, нельзя считать проявлением цинизма; в них – признание исторических закономерностей, человеческого несовершенства и ограниченности разума», – сказал Обама. Государствам следует «соблюдать стандарты применения силы», а справедливый, устойчивый мир должен быть «основан на неотъемлемых правах и достоинстве всех людей». Однако «Америка не может действовать в одиночку», если речь не идет о жизненно важных национальных интересах, а возвышенная риторика о правах человека лишь поддерживает «деструктивный статус-кво». Взаимодействие с репрессивными режимами «не приносит такого удовлетворения, как чистое негодование», но «ни один репрессивный режим не может встать на новый путь, если перед ним не будет открыта дверь».

Бен Родс, заместитель советника Обамы по национальной безопасности, отвечающий за стратегические связи, отметил: «Когда меня просят резюмировать внешнюю политику Обамы, я советую внимательнее посмотреть эту речь». Другой бывший высокопоставленный сотрудник Белого дома назвал выступление «шаблоном, с которым Обама подходит к решению проблем», «рамками, в которых он оценивает мощь США». Следовал ли он шаблону, как на практике справлялся с противоречиями, которые признавал в теории, – и станет мерилом его президентства, с его собственной точки зрения.

Первые годы президентства Обамы были связаны с вызовами, доставшимися от администрации Буша, в первую очередь это война в Афганистане и Ираке. Однако в начале 2011 г. возникли новые проблемы – Ближний Восток охватила волна протестов против авторитарных лидеров. Режим Бен Али в Тунисе рухнул в январе, режим Мубарака в Египте – в начале февраля. К концу февраля противники ливийского диктатора Муаммара Каддафи взяли под контроль ряд городов, включая Бенгази, дни правителя, казалось, были сочтены. Но затем ситуация изменилась, и силы Каддафи начали теснить восставших.

Поскольку под угрозой оказались жизни десятков тысяч мирных жителей, администрации Обамы, поддержавшей повстанцев, пришлось делать сложный выбор. Члены Лиги арабских государств единогласно попросили США вмешаться. Союзники по НАТО были готовы поддержать повстанцев, резолюция Совета Безопасности ООН находилась в разработке. На заседании Совета национальной безопасности (NSC), созванном для обсуждения кризиса, госсекретарь Хиллари Клинтон, постпред в ООН Сьюзан Райс и некоторые другие члены Совета высказались за активные действия, ссылаясь на моральные императивы и перспективы действительно многосторонней коалиции. Однако, по словам нескольких участников заседания, представители Пентагона были против вмешательства, указывая, что у Соединенных Штатов нет жизненно важных интересов в Ливии, а в случае серьезного развития событий Вашингтон может быть втянут в конфликт на годы.

У президента было два варианта: действовать как лидер альянса или не участвовать вообще. Обама предложил поискать третий вариант, который возник, когда он анализировал проблему вслух. Вначале он сформулировал принципы, определяющие выбранный им курс: нога американского солдата не ступит на чужую территорию и военная сила не будет применена, если нет правовых оснований, достаточных шансов на успех и, наконец, адекватного распределения обязанностей с союзниками. США готовы предоставить свои уникальные возможности (включая высокоточное оружие и разведданные), но союзники, более заинтересованные в исходе конфликта, должны взять на себя защиту мирных жителей и восстановление порядка после операции.

В интервью журналу The New Yorker советник Обамы (его имя осталось неизвестным) назвал новый подход «лидерством с задних рядов», что стало поводом для насмешек. Но в данном контексте термин имеет смысл и соответствует представлению Обамы о роли и пределах военной силы, разнице между обычными и жизненно важными интересами, необходимости соизмерять инструменты силы с актуальностью интересов.

Первая фаза военной операции завершилась успешно. Американские авиаудары и разведданные в сочетании с поддержкой НАТО с воздуха и наземным наступлением повстанцев привели к поражению сил Каддафи и (хотя это не являлось целью кампании) к гибели самого ливийского лидера. Однако вторая фаза стала провалом: новое правительство так и не было полностью сформировано, конфликты между повстанцами переросли в гражданскую войну, а существовавшее социальное устройство страны рухнуло.

Проблема заключалась в том, что союзники по НАТО, пообещавшие возглавить фазу стабилизации в Ливии после Каддафи, не довели дело до конца, отчасти потому, что на этой стадии оказалось больше насилия, чем они ожидали. Восстановление (или по сути созидание) порядка потребовало бы военной интервенции и, возможно, серьезной наземной операции – для этого у европейцев не было ни возможностей, ни желания. Обама признал провал, отметив в выступлении на Генеральной Ассамблее ООН в сентябре 2015 г.: «Хотя мы помогли ливийскому народу положить конец правлению тирана, наша коалиция могла и должна была сделать больше, чтобы заполнить образовавшийся вакуум». Извлеченный урок давил на Обаму при решении вопроса о том, как действовать в аналогичном кризисе в Сирии.

Сирийская воронка

«Арабская весна» распространялась, и в Дамаске вспыхнули демонстрации против президента Башара Асада. В ответ Асад применил силу, сначала были убиты сотни, а потом тысячи протестующих. Постепенно повстанцы набрали вес, и в стране началась гражданская война. Поскольку США вмешались в ситуацию в Ливии в аналогичных обстоятельствах, возник вопрос: поступят ли они точно так же в случае с Сирией.

На заседании Совета национальной безопасности Обама сформулировал различия между двумя конфликтами. Военные действия в Ливии происходили в открытой пустыне, что облегчало нанесение точных ударов. В Сирии война идет в городах, где перемешаны повстанцы, солдаты и мирные жители. У ливийских повстанцев был шанс сформировать единое правительство, в Сирии такой возможности не было. В этот раз другие державы не призывали Вашингтон вмешаться. Наконец конфликт постепенно перерос в войну «по доверенности» между суннитами и шиитами, охватившую весь регион. У Соединенных Штатов не было ни интересов в этом конфликте, ни возможностей повлиять на его течение и исход. По словам нескольких участников заседаний, никто не высказал несогласия с этими пунктами.

Тем не менее администрация поддержала народные восстания того периода. В мае Обама выступил с нехарактерным для него энтузиазмом, сравнив происходящее с демократическими революциями прошлого. С особой тревогой он говорил о Сирии, требуя, чтобы Асад прекратил расстреливать собственный народ и допустил в страну правозащитников. В августе Обама вместе с лидерами Франции, Германии и Великобритании призвал Асада уйти в отставку. Сирийский лидер находится «на неправильной стороне истории», сказал Обама, «президенту Асаду пора уйти».

Подобная риторика была обусловлена двумя факторами. Во-первых, помощники Обамы, немногие из которых хотя бы чуть-чуть разбираются в ближневосточной политике, действительно думали, что режим Асада приближается к краху. Во-вторых, учитывая этот факт, они считали необходимым, чтобы администрация публично встала «на правильную сторону истории», к тому же союзники призывали Обаму продемонстрировать «лидерство».

Риторика не была пустой. Обама просил военных и руководителей спецслужб подготовить планы для ускорения развития событий. Летом 2012 г. директор ЦРУ Дэвид Петрэус предложил схему вооружения группы «умеренных» сирийских повстанцев. План, сформулированный Петрэусом вместе с саудовским принцем Бандаром бин Султаном и главами разведки нескольких других арабских стран, предполагал снабжение стрелковым оружием, в основном винтовками, небольшой, отобранной группы сирийской оппозиции. Петрэус не давал несбыточных обещаний, он открыто говорил, что эти повстанцы не смогут сразу свергнуть Асада, их задача – оказать «давление» на режим. Если вы сказали, что Асад должен уйти, говорил он президенту, вот как ЦРУ может помочь. План поддержали Клинтон, министр обороны Леон Панетта и Объединенный комитет начальников штабов. Но президент его отверг.

Обама не возражал против действий, он просил Петрэуса и Панетту предложить варианты. Но он был против действий ради действий, а план Петрэуса относился именно к этой категории. Кто эти повстанцы, спросил он. Могут ли США отличить хороших повстанцев от плохих? (Петрэус настаивал, что он может, но Обаму это не убедило.) Если повстанцы станут угрозой для режима, будет ли Иран, активно поддерживающий Асада, держаться в стороне или вмешается (что Обама считал более вероятным)?

На заседаниях NSC, вспоминают участники, Петрэус признавал, что повстанцам могут понадобиться годы, чтобы превратиться в серьезную угрозу для режима Асада. В то же время план ЦРУ может стать психологическим ударом для Асада, а у Вашингтона появится «интерес в игре» и инструмент влияния в долгосрочной перспективе. Этот аргумент не убедил Обаму: ему нужен был план с большими шансами на успех, и он не хотел получить интерес в игре, которая разыгрывалась в пучине религиозной гражданской войны. Пока Петрэус работал над планом, Обама попросил ЦРУ подготовить доклад о том, как часто в прошлом американское оружие помогало повстанцам свергнуть враждебные правительства. Ответ: не очень часто. Тема была закрыта.

Хотя решение основывалось на логике и исторических фактах, отказ от вмешательства в Сирии вызвал первую волну недовольства внешней политикой Обамы в целом – он не хочет применять силу, постоянно ищет аргументы, оправдывающие это нежелание, он делает смелые заявления, но не подкрепляет их поступками, поэтому все его обязательства – пустые слова.

Позже, когда самопровозглашенное «Исламское государство» (ИГИЛ, запрещено в России. – Ред.) захватило огромную территорию в Ираке и Сирии, критики Обамы стали утверждать, что, если бы президент одобрил план Петрэуса, ИГИЛ не получил бы такой поддержки. Это утверждение выглядит надуманным – хотя некоторые советники Обамы допускают, глядя назад, что, возможно, Петрэусу стоило дать шанс. В любом случае спустя два года Обама одобрил похожий план. Однако когда поддерживаемые американцами повстанцы начали одерживать победы и теснить Асада, стали оправдываться прогнозы Обамы: иранцы увеличили поддержку Асада и направили спецподразделение «Аль-Кудс» воевать с повстанцами. А российский президент Владимир Путин, опасаясь, что Москва теряет позиции за пределами бывшего советского пространства, направил танки, самолеты и ракеты для поддержки сирийской армии.

«Красная черта», бледный вид

Именно в Сирии внешняя политика Обамы столкнулась с самым суровым вызовом, а его инструменты разрешения кризисов – слова, логика, настойчивые вопросы и последовательное урегулирование проблемы – оказались неэффективными.

По меньшей мере пять раз за восемь месяцев, с августа 2012 г. по апрель 2013 г., Обама или представители его администрации публично предупреждали Асада, что применение химического оружия против повстанцев или протестующих будет означать пересечение «красной черты». Это будет означать «изменение правил игры с нашей точки зрения», отметил Обама. «Это повлечет огромные последствия», – сказал он в другой раз. Это «совершенно неприемлемо», и Асад будет «призван к ответственности». Несмотря на все эти заявления, как говорят помощники, президент никогда не требовал разработать план действий на случай, если Асад пересечет черту.

21 августа 2013 г. ракетными снарядами с зарином были обстреляны пригороды Дамаска, контролируемые повстанцами; по оценкам, погибли 1,5 тыс. человек. «Красная черта» пересечена. Обама быстро решил нанести ответный удар. Подготовлены планы, нацеленные в основном на уничтожение не химических хранилищ (поскольку взрывы могли привести к распространению отравляющих веществе), а складов боеприпасов и других объектов, предназначенных для применения химоружия. Режим Асада не являлся целью, однако некоторые сотрудники Белого дома думали или надеялись, что подрыв его власти станет побочным эффектом ударов.

Казалось, Обама настроен серьезно. Его помощники обзвонили конгрессменов и журналистов, чтобы убедиться, что те прочитали незасекреченный доклад спецслужб о причастности Асада к химическим атакам. Принятие резолюции ООН, одобряющей применение силы в Сирии, было маловероятно. Россия и, возможно, Китай воспользовались бы правом вето. Поэтому Обама призвал арабские страны и членов НАТО принять участие в нанесении ударов или хотя бы поддержать их. Поддержку выразили только Франция и Великобритания – но затем британский премьер Дэвид Кэмерон обратился за разрешением к парламенту, и тот проголосовал против.

31 августа заседание Совета национальной безопасности продолжалось более двух часов. Все согласились, что, хотя позиция Великобритании вызывает сожаление, это не должно повлиять на решение президента. Советник Белого дома Кэтрин Руммлер предложила заручиться резолюцией Конгресса, особенно учитывая отсутствие другой поддержки, при этом она отметила, что по закону президент имеет право отдать приказ о нанесении ударов по собственному решению. Заседание было прервано, все согласились, что нужно приступать к бомбардировкам. После этого Обама прогулялся по лужайке Белого дома с главой аппарата Денисом Макдоно, вернулся в комнату для совещаний и заявил, что вынесет вопрос на голосование Конгресса. Помощники говорят, что предложение Руммлер не изменило намерения Обамы, скорее оно отражает его отношение к применению силы вообще.

В любом случае все участники заседания были удивлены. Обама объяснил, что ему необходима институциональная поддержка для такого рискованного шага. Что если после авиаударов Асад пойдет на новые химические атаки? Если США продолжат бомбардировки, то окажутся втянутыми в гражданскую войну, а если ничего не предпримут, это будет еще хуже: они будут выглядеть слабее, а Асад сильнее. Некоторые сотрудники Белого дома считали авиаудары разовой акцией, но представители Пентагона предупреждали: если президент отдаст приказ о бомбардировках (которые они поддерживали), он должен быть готов к эскалации. Обама чувствовал, что они правы. Что бы он ни предпринял, его действия (или бездействие) вызовут критику и разобщенность; без предварительного голосования его поддержка, и так небольшая, только уменьшится. Перед заседанием некоторые помощники высказывали опасения, что, если Обама будет бомбить Сирию по собственному решению и миссия провалится, ему может грозить импичмент.

По мнению многих высокопоставленных сотрудников администрации, каждый аргумент Обамы в отдельности имел смысл в отличие от общей логики. Возможно, нанести авиаудары – это была плохая идея, но тогда Обаме не следовало устанавливать «красную черту», обосновывать бомбардировки для дипломатов, журналистов и конгрессменов, просить госсекретаря Джона Керри готовить почву для авиаударов (в мощной речи всего за несколько часов до того, как он изменил решение), а приняв новое решение, ему явно не нужно было выступать с телеобращением, в котором подробно говорилось о вероломстве Асада, перечислялись аспекты национальной безопасности, утверждалось, что у него есть правовые основания для нанесения авиаударов в одностороннем порядке, – а потом заявлять, что он выносит этот вопрос на рассмотрение Конгресса.

Один из участников NSC, испытавший облегчение, что удары не были нанесены, тем не менее заявил: «Мы заплатили свою цену за отступление. В регионе стали считать, что не могут полагаться на Обаму – он не нажмет на курок». Бывший высокопоставленный сотрудник Белого дома отметил: «Когда люди – серьезные люди – говорят, что Обама нерешительный и сомневающийся, они имеют в виду этот эпизод с Сирией».

Белый дом лоббировал принятие Конгрессом резолюции, разрешающей применить силу, но усилия оказались тщетными: многие республиканцы не хотели оказывать услугу Обаме, а немало демократов скептически относились к военным действиям. В итоге Россия пришла на помощь. На пресс-конференции 9 сентября Керри спросили, может ли Асад сделать что-нибудь, чтобы избежать авиаударов. «Конечно, он может передать все свое химическое оружие международному сообществу в течение следующей недели, безотлагательно», – ответил Керри и добавил: «Но он не собирается этого делать». К всеобщему удивлению, министр иностранных дел России Сергей Лавров заявил, что может этого добиться – и ему это удалось. Под давлением России Асад отдал практически все свое химическое оружие на уничтожение.

Обама и его помощники объявили о победе, подчеркнув, что дипломатическое решение оказалось более эффективным, чем военные атаки, но именно угроза ударов заставила Россию надавить на Асада. Первое утверждение скорее всего верно, второе – вряд ли. Еще до того как в ситуацию вмешалась Россия, было ясно, что Конгресс настроен голосовать против резолюции. Возможно, Путин не верил, что Обама окажется связан решением Конгресса, и все-таки найдет способ нанести авиаудары. Но более важно, что российские лидеры всегда старались держать оружие массового уничтожения – биологическое, химическое и ядерное – подальше от своих союзников, не потому, что не приемлют оружия, а потому, что не приемлют потери контроля. Москва сама была заинтересована в том, чтобы лишить непредсказуемого Асада опасного оружия, а поскольку «кризис красной черты» переключил внимание Обамы с режима Асада на химическое оружие, дипломатический маневр послужил ключевым интересам России – позволил сохранить единственную точку опоры Москвы на Ближнем Востоке.

Кризис с ИГИЛ

Фиаско с «красной чертой» стало нижней точкой во внешней политике администрации, но проблемы в Сирии не закончились. Менее чем через год после решения вопроса с химоружием ИГИЛ (которое Обама сравнил с университетской командой «Аль-Каиды») штурмом взяло Мосул, второй по величине город Ирака. Подготовленные американцами иракские солдаты бежали после первого же боя, а джихадисты двинулись к Рамади и Эль-Фаллудже и в какой-то момент подошли очень близко к Багдаду.

Джихадисты появились в Сирии и базировались в основном там же, но Обама сосредоточил свою стратегию против ИГИЛ на Ираке, поскольку именно там она могла дать результаты. США имели ресурсы, авиабазы и партнерские отношения с правительством этой страны, в Сирии всего этого не было, и Обама по-прежнему боялся увязнуть в религиозной гражданской войне. Даже в сентябре 2014 г., когда Обама понял, что Сирию нельзя игнорировать (там находился штаб операций ИГИЛ, к тому же он прекрасно знал, что сирийско-иракская граница фактически существует только на карте), он продолжал придерживаться стратегии, которую его помощники назвали «сначала Ирак». Американские авиаудары, которые уже давно наносились по силам ИГИЛ в Ираке, будут расширены на Сирию, но только по маршрутам, которые используют боевики ИГИЛ для передвижения между двумя странами. Обама также объявил о программе подготовки и вооружения «умеренных» сирийских повстанцев на базах в Саудовской Аравии, но подчеркнул, что процесс займет не один месяц. Очевидно, что Сирия находилась на заднем плане.

Через несколько дней после заявления Обамы боевики ИГИЛ окружили Кобани, преимущественно курдский город на сирийско-турецкой границе. Город не имел стратегического значения, но там явно готовилась массовая резня. Кроме того, ИГИЛ направил к городу тысячи джихадистов – таким образом, появилась легкая мишень, ни в Пентагоне, ни в администрации не могли игнорировать этот факт. Обама отдал приказ о нанесении массированных авиаударов, в результате которых были убиты от 2 тыс. до 3 тыс. боевиков ИГИЛ.

Еще одной неожиданностью стал факт, что курдские боевики оказали сопротивление ИГИЛ, боролись умело и вернули город под свой контроль. Обама не возражал против преследования ИГИЛ в Сирии, он просто не видел подходящего партнера, который мог бы вести наземные боевые действия. Такого партнера он нашел в лице сирийских курдов, и американские бомбардировки продолжились, часто в тандеме с наземными операциями курдов. В то же время ЦРУ стало тайно помогать группе повстанцев на юге Сирии, которые ставили целью свержение Асада. Обама вновь не поддержал план Петрэуса вооружать повстанцев не потому, что был против, он просто не понимал, как эта конкретная инициатива и эти конкретные повстанцы помогут добиться успеха. Новый план казался более убедительным, отчасти потому, что за год ЦРУ и военные собрали гораздо больше данных и смогли определить надежность сил по сравнению с прошлым годом. (Отдельная программа Пентагона стоимостью 500 млн долларов по подготовке и вооружению небольшой группы повстанцев на севере Сирии закончилась катастрофой: повстанцы были больше заинтересованы в борьбе с армией Асада, а не с ИГИЛ, переброска в Саудовскую Аравию для подготовки их только дезориентировала, после возвращения в Сирию почти все они были убиты другими повстанцами.)

Казалось, операции Обамы, если рассматривать отдельные тактические маневры, шли успешно. Но иностранные боевики продолжали прибывать в регион, ИГИЛ едва удавалось сдерживать, а армия Асада, хотя и находилась в тяжелом положении, оставалась многочисленной (около 125 тыс. солдат) и восстановила мощь, после того как Россия направила в Сирию танки и истребители в сентябре 2015 года. Действия Москвы вызвали неистовство критиков Обамы, которые считали, что Путин пытается возродить советскую империю. Обама благоразумно не реагировал. На заседании NSC он предостерег от восприятия российской интервенции через призму холодной войны. Мы не ведем войну с Россией из-за Сирии, сказал он, как отмечают участники заседания. Жизненно важные интересы Путина во многом связаны с внутренней политикой, и резкий ответ США может сыграть ему на руку. Кроме того, Обама сомневался, что российская военная кампания окажет существенное воздействие на ход борьбы с ИГИЛ.

Тем не менее Обама по-прежнему был открыт для вариантов собственной военной кампании. Сирийские курды продолжали добиваться успехов (и требовали защиты от Турции, которая бомбит их, утверждая, что борется с ИГИЛ), поэтому Обама одобрил планы увеличения военного снабжения курдов и отправки американского спецназа для проведения совместных рейдов против ИГИЛ. В результате секретной миссии погибли шесть военнослужащих, прежде чем Обама объявил о ней официально.

У Обамы острый ум юриста, который отлично служит ему и всей стране, когда он находит изъяны в аргументах в пользу рискованной политики. Он также помогает Обаме обосновывать свои уязвимые позиции: например, что проведение совместных рейдов относится к категории «консультации и содействие», а не «солдатский сапог на чужой территории». Обама также может давать твердые заверения, что наземное участие не будет расширено. Но он игнорирует тот факт, что таким образом закладывает фундамент и предлагает логику эскалации военных действий для своего преемника в Белом доме, если он или она захотят это сделать. (Не будем проводить параллели, но похожим образом президент Джон Кеннеди сопротивлялся давлению Объединенного комитета начальников штабов, который настаивал на отправке «боевых частей» во Вьетнам, но дал добро на увеличение числа находящихся там «советников» и расширение их функций; в итоге президент Линдон Джонсон, отправив в страну 500 тыс. американских солдат, считал, что следует по стопам своего предшественника.)

В поисках порядка

На всех этапах сирийской политике Обамы не хватало последовательной стратегии. Две его цели – поражение ИГИЛ и давление на Асада с целью добиться его отставки – в некоторой степени противоречат друг другу. Продолжающееся правление Асада является магнитом для иностранных суннитских боевиков, присоединяющихся к ИГИЛ. Но в краткосрочной перспективе армия Асада, если ею правильно руководить, может стать самой мощной силой против ИГИЛ, уступая только Ирану, который направляет военнослужащих элитного подразделения «Эль-Кудс» на защиту режима Асада. Обама лишен возможности сформировать открытый альянс с Асадом или Ираном, отчасти потому, что ему нужны суннитские союзники – Египет, Турция и государства Персидского залива, чтобы делегитимировать суннитских радикалов ИГИЛ и одержать над ними победу; если он объединится с шиитским Ираном или его клиентом Асадом, эти страны могут выйти из коалиции.

Именно в этом кроется суть проблемы не только стратегии Обамы против ИГИЛ, но и подобной стратегии любого американского президента. Если бы все страны, которые опасаются и ненавидят ИГИЛ, – а это практически все государства региона – объединили усилия, ИГИЛ бы очень быстро распалось. Но каждая из этих стран испытывает гораздо больший страх и ненависть по крайней мере к одному из потенциальных союзников (например, Турция – к курдам, Саудовская Аравия – к Ирану). Поэтому сформировать эффективную коалицию практически невозможно – и командиры ИГИЛ активно используют это.

Многие критики Обамы настаивают: для решения проблемы нужна последовательная региональная стратегия, а не серия фрагментарных ответов на кризисы. Но в чем эта стратегия? Кто должен ее воплощать? Какие стимулы должны заставить потенциальных участников коалиции подчинить свои интересы общей цели? (В октябре Обама преодолел свое нежелание и пригласил Россию и Иран на переговоры в Вену, чтобы обсудить политическое урегулирование сирийского кризиса и совместную борьбу против ИГИЛ. Перспективы казались туманными, пока – практически накануне конференции – боевики ИГИЛ не совершили теракты в Париже. Хотя шансы на успех по-прежнему невелики, открылся реальный путь к урегулированию. Обама, как и другие лидеры, по-видимому, признал, что преодолевать религиозный раскол – вместо того чтобы усиливать его – и формировать альянсы с соперниками против более мощной общей угрозы – это единственный путь к мирным преобразованиям.)

Эти сложности являются симптомом другого, более важного феномена, который обусловил рост насилия на Ближнем Востоке, – крушения колониального порядка, навязанного в конце Первой мировой войны. Этот порядок с его искусственными границами, призванными разделить или подавить племенную идентичность, должен был рухнуть после Второй мировой войны (вместе с британскими и французскими колониями), но подвергся глубокой заморозке во время холодной войны. Когда распался Советский Союз и закончилась холодная война, стала слабеть и созданная ею международная система безопасности, просуществовавшая почти полвека. С рассеиванием глобальной силы и фрагментацией блоков возобновилось разрушение границ и ослабление власти на Ближнем Востоке. Этот процесс ускорило вторжение президента Джорджа Буша-младшего в Ирак в 2003 году. Был нарушен баланс сил наций, религиозных групп и племен, поддерживавший непрочный мир между суннитами и шиитами не только в Ираке, но и в регионе в целом, трещины стали расширяться.

Некоторые критики Обамы утверждают, что если бы он нашел способ оставить 10 тыс. американских солдат в Ираке вместо полного вывода войск в 2011 г., возобновления религиозного насилия и усиления ИГИЛ, заполнившего вакуум власти, не произошло бы. Это маловероятно, учитывая, что ранее потребовалось 170 тыс. американских военнослужащих и чрезвычайные меры, чтобы остановить аналогичную волну насилия, при этом удалось добиться только временных результатов. В любом случае в этом вопросе у Обамы не было выбора. Соглашение о статусе войск (SOFA), подписанное Бушем в 2008 г., требовало, чтобы «все войска США были выведены со всей иракской территории не позднее 31 декабря 2011 года». Обама склонялся к тому, чтобы оставить в Ираке 5 тыс. солдат на длительный срок, и отправлял эмиссаров в Багдад для переговоров. Однако для пересмотра SOFA, включая требование Соединенных Штатов, чтобы на американских солдат не распространялись иракские законы, необходимо было одобрение парламента, но ни одна фракция, кроме, возможно, курдов, не проголосовала бы за то, чтобы американцы остались. (Обама смог направить войска в Ирак только потому, что после истечения срока действия SOFA прошло 3 года.)

Что касается Афганистана, другой войны, которую Обама обещал и пытался прекратить, то она тоже продолжается. В октябре 2015 г., пересмотрев прежнюю политику полного вывода американских войск из Афганистана к концу своего президентского срока, Обама объявил, что 5,5 тыс. военнослужащих останутся для продолжения подготовки афганских войск и проведения контртеррористических операций.

Обама объявил об этом после того, как талибы захватили город Кундуз на севере Афганистана, но решение было принято несколькими месяцами ранее, как говорит один из сотрудников администрации. Новый афганский президент Ашраф Гани попросил Обаму не выводить полностью войска, подписал двустороннее соглашение по безопасности, дающее американским войскам правовую защиту (его предшественник Хамид Карзай отказывался рассматривать такой договор), и пообещал реформы в целях повышения инклюзивности и уменьшения коррупции. В то же время на границе с Пакистаном продолжают процветать террористические группировки. Ни один из членов Совета национальной безопасности не высказался против сохранения контртеррористического контингента на одной из баз в регионе, Гани предлагал три существующие базы. Межведомственное исследование, проведенное генералом Мартином Демпси, тогдашним председателем Объединенного комитета начальников штабов, пришло к выводу, что миссию могут поддерживать 5,5 тыс. солдат. Такое решение и было принято. Кундуз (афганские войска быстро вернули город под свой контроль) стал новостным событием, которое сняло политические возражения.

Трагедия президентства Обамы заключается в том, что с самого начала он хотел отойти от затянувшихся войн на Ближнем Востоке и сосредоточить внимание на Азиатско-Тихоокеанском регионе с его перспективами динамичного роста, торговли с Китаем как экспансионистской державой, которую необходимо сдерживать в военном отношении и одновременно больше вовлекать в глобальную экономику. Эту нацеленность на Азию назвали «переориентированием» или «восстановлением баланса», но Обама говорил о привлекательности региона еще в ходе предвыборной кампании 2008 года. Он уже тогда понимал, что будущие интересы Соединенных Штатов связаны с Азией, но непрекращающиеся кризисы прошлого продолжали тянуть его назад.

Ограниченные интересы, ограниченные риски

Одновременно с усугублением ситуации с ИГИЛ возник еще один кризис, на этот раз на Украине. После того как Путин подкупил украинского президента Виктора Януковича пакетом помощи, чтобы остановить подписание соглашения об ассоциации с Евросоюзом, в Киеве вспыхнули протесты. Когда Янукович применил силу, протесты стали более масштабными, в итоге он был вынужден бежать из страны. После этого Путин направил российские войска для захвата Крымского полуострова и оказания поддержки сепаратистам на востоке Украины.

На заседании NSC, посвященном новому кризису, Обама быстро одобрил осуждение действий России, активизацию военных учений США на базах стран НАТО в Восточной Европе (особенно в Прибалтике) и пакет экономических санкций.

Некоторые представители Пентагона хотели пойти дальше и начать поставки «летального оборонительного вооружения» украинской армии, в частности противотанковых ракет TOW. Как отмечают представители NSC, вице-президент Джо Байден активно поддерживал эту идею, заявляя, что у США есть моральные обязательства помочь украинцам защитить себя и стратегический интерес заставить Путина заплатить за захват территории и удержать его от дальнейших действий. (Тем не менее никто на заседаниях NSC не предлагал поставлять на Украину наступательные вооружения или дислоцировать американские войска.)

В итоге Обама одобрил предоставление нелетальной военной помощи, включая приборы ночного видения и радиолокационное оборудование, а также обучение украинской Национальной гвардии. Все остальное он не поддержал. У Соединенных Штатов есть интересы на Украине, но это не жизненно важные интересы. Есть причины, обдумав которые, два предыдущих президента США решили не приглашать Киев в НАТО. Во-первых, опросы показывают, что менее половины украинцев хотят членства в альянсе. Во-вторых, российские интересы на Украине, в отличие от американских, относятся к жизненно важным: Россия и Украина имеют общую границу, давнюю историю торговли, культурных связей и даже общую государственность. Ни один российский лидер не потерпит слишком большого отдаления Украины от орбиты Москвы.

Обама любит смотреть на два-три шага вперед. (Критики считают это способом избежать применения силы, другие видят метод рационального принятия решений.) Москва может найти адекватный ответ или превзойти любое летальное оружие, которое Запад поставит Киеву. Что тогда? Если Вашингтон направит еще больше оружия, он рискует оказаться втянутым в гонку вооружений, что приведет к росту насилия. Если США не станут отвечать, Запад проиграет соперничество; Обама будет выглядеть слабее, а Россия сильнее, чем в случае если он вообще не будет поставлять оружие на Украину.

Это был главный принцип Обамы во всех обсуждениях кризиса: он не будет рисковать войной с Россией ради Украины. На одном из совещаний он сказал: «Если бы я захотел вторгнуться в Канаду или Мексику, никто ничего не смог бы с этим сделать». То же самое можно сказать о Путине и Украине.

Тем не менее Обама придает особое значение соблюдению международных правил, включая нерушимость границ. Он считал необходимым заставить Россию заплатить за нарушение норм, вопрос был только в том, как это сделать. В таком контексте военная эскалация – игра, в которой выиграет Россия, а вот в эскалации санкций могли победить Соединенные Штаты, для этого Обаме нужно было заручиться поддержкой Европы. Это был вызов, поскольку многие европейские страны зависели от российских энергетических поставок значительно больше, чем США, и поэтому были уязвимы в случае ответных экономических мер России. Они также были абсолютно против войны из-за Украины. Если бы Обама пошел по военному пути, он знал, что они выйдут из режима санкций.

По крайней мере вплоть до осени 2015 г. политика Обамы работала. Несмотря на попытки Путина расколоть Трансатлантический альянс, его члены не изменили позиции по санкциям, а прекращение огня, согласованное на переговорах в Минске в феврале, сорвано не было. Вероятная цель Путина на Украине – ослабить центральное правительство и не допустить сближения с Западом. В этом он преуспел. Если бы Обама и страны Западной Европы хотели нанести удар на этом фронте, многомиллиардная экономическая помощь значила бы гораздо больше, чем несколько сотен противотанковых ракет. Но за исключением МВФ, предоставившего весьма скромную сумму, никто, по-видимому, не хочет идти по этому пути.

Терпение и прагматизм

Так как же оценить деятельность Обамы? Президента осаждали внешнеполитические кризисы, сдерживал спад американской мощи, на него давили оппоненты дома и союзники за границей, требуя действий и демонстрации лидерства, даже когда речь шла о неразрешимых проблемах. Он учился, доверяя своим инстинктам, и не забывал неудачный опыт интервенции в Ливию. Иногда он говорил более жестко, чем действовал, создавая ненужное расхождение между словами и поступками.

Тем не менее по большей части ему удавалось придерживаться принципов, сформулированных в его нобелевской речи, он видел общую картину, в то время как другие терялись в деталях. Его осторожность в отношении военных авантюр и желание избежать военной эскалации кажутся разумными. Обама также оказался невероятно терпелив в дипломатических переговорах, даже если шансы на успех были минимальны. Некоторые из них, например палестино-израильские мирные переговоры, вполне предсказуемо ни к чему не привели, но другие, как в случае с Кубой и Ираном, оказались удивительно успешными. Эти успехи и неудачи отчасти обусловлены упрямым оптимизмом Джона Керри, госсекретаря на втором президентском сроке Обамы. Сомнительно, чтобы более осторожная предшественница Керри Хиллари Клинтон – или большинство предыдущих госсекретарей – вела бы переговоры с Ираном так долго, как Керри. С другой стороны, она бы вряд ли потратила так много времени и сил, пытаясь оживить ближневосточные мирные переговоры.

Керри считает, что его работа – быть специальным посланником в самые безнадежные кризисные точки мира, побочным эффектом такого представления является обеспокоенность, которую испытывает остальной мир. В первую очередь американские союзники в Азии, в частности Япония, лидеры которой постоянно требуют поддержки. Во время первого президентского срока Обамы Курт Кэмпбелл, помощник госсекретаря по делам Восточной Азии и Тихоокеанского региона, звонил коллеге в Токио каждый день и три раза в неделю встречался с японским послом. Те, кто занимается Азией, отмечают, что после того как Кэмпбелл ушел со своего поста и Керри переключил внимание Госдепартамента практически только на значимые мирные миссии, Токио чувствует себя брошенным.

Тем не менее это нельзя назвать кризисом. Во-первых, когда Пекин начал играть мускулами в Южно-Китайском море, Япония (а также Австралия и Южная Корея) еще больше сблизилась с Вашингтоном, несмотря на обиду. Во-вторых, важная часть американских отношений с Азией – простое присутствие, и хотя помощник госсекретаря уже не звонит так часто, Обама и Керри появляются на всех азиатских саммитах по безопасности и экономике. Ощущение брошенности остается: оно формировалось на протяжении десятилетий, с тех пор как США ушли из Вьетнама и начали тайно налаживать связи с Китаем при Ричарде Никсоне. Но неверные шаги Обамы, которые беспокоят американских союзников на Ближнем Востоке, ничего не значат для партнеров в Восточной Азии. Дэниел Снейдер, помощник директора по исследованиям Центра азиатско-тихоокеанских исследований им. Уолтера Шоренстейна в Стэнфордском университете, встречался с десятками политических и военных руководителей из Японии и Южной Кореи. «Я ни разу не слышал от них о “красной черте” в Сирии», – говорит он.

5 апреля 2015 г. президент выступил в Американском университете с энергичной речью в защиту договоренностей по ядерной программе Ирана, которых США и еще пяти мировым державам удалось добиться. Несколько раз Обама цитировал знаменитое выступление Кеннеди в Американском университете в 1963 г., призывал покончить с мышлением холодной войны и перейти к новой стратегии, основанной на «практическом» и «достижимом мире», который будет базироваться «не на стремительной революции человеческой природы, а на постепенной эволюции человеческих институтов – серии конкретных действий и эффективных соглашений».

Позже в тот же день Обама провел открытый круглый стол с колумнистами известных изданий в Белом доме. Когда пришла моя очередь задавать вопрос, я отметил, что Кеннеди выступал со своей речью после нескольких кризисов, в которых понял, что его советники часто бывают неправы и нужно больше доверять собственным инстинктам. Какие уроки, спросил я Обаму, он вынес из своих кризисов? Изменил бы он какие-то решения, если бы знал тогда то, что знает сейчас?

Обама ответил: «Я бы сказал, я был последовательным в моих взглядах на то, как следует использовать американскую мощь, и в том, что мы недооцениваем нашу мощь, ограничивая ее только военной силой… Безусловно, спустя шесть с половиной лет я более уверен в своих оценках и, наверное, могу предвидеть какие-то события быстрее, чем раньше, когда я только занял свой пост. Карта не всегда заменяет территорию, нужно пройти по местности, чтобы прочувствовать ее. В плане принимаемых решений, думаю, я стал лучше понимать, как военные действия могут привести к непредвиденным последствиям. Я утвердился в своей мысли, что чаще всего мы выносим суждения, исходя из вероятности, и …сложности всегда будут возникать. И, может быть, поэтому я более уверен сегодня и одновременно больше сомневаюсь. И это одна из причин того, почему, когда я вижу подобную ситуацию [возможность ядерного соглашения с Ираном], где мы можем добиться цели, и за нами стоит весь мир, и мы можем предусмотреть меры на случай, если соглашение не сработает, я думаю, будет глупо – даже трагично, – если мы упустим такую возможность».

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 8 марта 2016 > № 1682554 Фред Каплан

Контуры перемен

Сергей Караганов

Мировые тенденции-2015 и российская политика

Сергей Караганов — ученый-международник, почетный председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике, председатель редакционного совета журнала "Россия в глобальной политике". Декан Факультета мировой политики и экономики НИУ ВШЭ.

Резюме Чтобы добиться успеха в наступающую эпоху срочно нужна новая нацеленная в будущее стратегия и политика. Прежде всего внутренняя экономическая. Иначе велика вероятность, что Россия снова и решительно проиграет, как в холодную войну.

Ушедший 2015 год останется в истории как переломный. Во-первых, он был необычайно богат на юбилеи. 70 лет со дня создания ООН, заложившей основы послевоенной системы международных отношений. 70 лет трагическому началу ядерного века – бомбардировка японских городов. Появление ядерного оружия явилось, возможно, самым важным событием послевоенного периода мировой истории. 40 лет Хельсинкскому акту, 25 лет объединению Германии и Парижской хартии для новой Европы, обещавшей, как стало окончательно ясно в прошлом году, несбывшееся – справедливую и стабильную систему европейской безопасности.

Во-вторых, и это главное – 2015 год завершил и эпоху после Второй мировой, и период после холодной войны. Начинается новая эра. Оформились крупные международные тенденции, которые и будут ее формировать.

В-третьих, год был, пожалуй, самым удачным за последние четверть века для российской внешней политики. Но не решил главную ее проблему: усугубляющаяся стагнация экономики способна свести на нет любые успехи.

Начало эпохи

Начну с мировых тенденций. Завершилась эпоха, продолжавшаяся с конца Второй мировой войны – время относительно упорядоченной и стабильной системы конфронтации. Окончание холодной войны на самом деле не означало прихода нового порядка. Была надежда на то, что между важнейшими центрами удастся установить отношения, преимущественно основанные на сотрудничестве. Но вместо этого случилась попытка построения однополярного мира, предсказуемо провалившаяся. Сейчас планету, судя по всему, накрывает волна турбулентности и жесткой конкуренции, если не борьбы всех против всех.

Происходит быстрое перераспределение сил. Правила второй половины ХХ века, отмены которых де-факто добивались идеологи «однополярного момента» – безусловное уважение суверенитета и территориальной целостности, невмешательство, как минимум открытое, во внутренние дела, уважение сфер интересов и безопасности хотя бы великих держав – действительно уже не работают. Но замены им не придумано, да и попытки адаптировать прежние принципы к изменившейся реальности проваливаются. Сквозь хаос пробиваются – но пока еще не вполне явно – новые макротенденции, вероятно, они и определят контуры будущего мира.

Первая из них – возникновение новой двухполярности. Строго говоря, вопреки всеобщей уверенности, старой, по сути, и не было. Точнее, она существовала только в конце 1940-х и в 1950-е гг., пока объективные обстоятельства и ошибки руководства СССР не привели к конфронтации с Китаем. А благодаря умной дипломатии Киссинджера–Никсона в начале 1970-х гг. фактически сформировалась трехполярность. Советскому Союзу с группой дорогостоящих и ненадежных союзников приходилось противостоять США и Западу по всему миру и Китаю на Востоке. Геостратегическое положение Советского Союза было незавидно.

Сейчас возникает два центра мировой экономики и политики. США, осознав тщетность надежд на закрепление однополярного мира, взяли на вооружение политику сдерживания Китая и обустройства вокруг себя (преимущественно экономико-политическими методами) новой американоцентричной конфигурации. Первый шаг – запуск Соединенными Штатами вместе с группой стран АТР Транстихоокеанского партнерства (ТТП). Пока в него не вошли государства АСЕАН и даже Южная Корея, до конца не определившаяся с геоэкономической ориентацией. И, конечно, за рамками ТПП остается Китай, на ограничение влияния которого проект преимущественно и направлен. Параллельно США вместе с частью испугавшихся собственной слабости европейских элит работают над созданием Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства (ТТИП). Многое делается для возобновления противостояния в Европе и даже воссоздания системной военно-политической конфронтации в Старом Свете, чтобы не допустить сближения континентальной Европы с Россией и Китаем.

Судьба обоих проектов – и ТТП, И ТТИП – пока не определена. Они могут состояться лишь частично, нельзя исключать и неудачу. Но тенденция налицо. Старый Запад, который в 2000-е гг. резко сдал позиции после, казалось, феерической победы 1990-х гг., снова пытается консолидироваться.

Одновременно Китай превращается в сверхдержаву первого уровня и, весьма вероятно, в ближайшие десять лет станет по совокупной мощи страной номер один. В обозримом будущем он не обгонит США по ВНП на душу населения и не превзойдет их военный потенциал, хотя и сократит разрыв. Однако в силу авторитарной политической системы Пекин способен направить гораздо большую долю ресурсов на достижение целей внешней политики. «Мягкая сила» КНР – в ее огромных финансовых возможностях, в рынке, привлекающем даже конкурентов. Всячески пытаясь избежать подозрений в идеологической экспансии, Пекин шаг за шагом начинает предлагать остальному миру, особенно развивающемуся, «китайский путь» – свою модель в качестве объекта для подражания. И одновременно КНР снижает темпы роста, резко замедляя развитие повсеместно.

Китай встречает нарастающее сопротивление со стороны США на тихоокеанском, то есть восточном, направлении, поэтому он повернулся на запад. Провозглашена политика Экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП), или Одного пояса – одного пути (ОПОП) – интенсивного экономико-логистического освоения регионов к юго-западу и к западу от КНР (в перспективе и с вовлечением Европы) для создания вокруг себя пояса стабильности и экономического развития, а заодно – новых рынков и дружественных держав. Россия же взялась, наконец, за экономико-политический поворот на Восток, необходимость которого очевидна уже давно. Большинство экспертов предрекали чуть ли не неизбежное столкновение России и Китая в Центральной Азии. Но у Москвы и Пекина хватило мудрости этого избежать, конвертировав потенциал противоречий в ресурс сотрудничества и договорившись в 2015 г. о сопряжении ЭПШП, ОПОП и ЕАЭС. В перспективе в Центральной Азии может сложиться выгодный всем дуумвират, где Китай станет поставщиком инвестиций и ресурсов, а Россия – безопасности и геополитической стабильности.

В 2015 г. принято решение о вступлении в ШОС Индии и Пакистана, предусматривается перспектива членства Ирана и ряда других стран. И хотя ШОС пока не слишком активна, сделан еще один шаг к превращению ее в организацию-ядро формирующейся Большой Евразии или даже Сообщества Большой Евразии. Центральную роль в ней может играть взаимодействие Китая и России. В отличие от модели, которую продвигают Соединенные Штаты, в евразийском сообществе не предполагается гегемона. Роль экономического лидера уготована Китаю, но другие мощные игроки в силах уравновешивать его влияние: Россия, Индия, Иран. Объективно новый центр станет противовесом Западу, стремящемуся к консолидации, однако это не означает автоматической биполярной конфронтации – сотрудничество и соперничество диалектически сочетаются.

Европейский и другие кризисы

Другая мегатенденция, ярко проявившаяся в 2015 г., – новая фаза многоуровневого, обусловленного разными причинами кризиса Евросоюза. На сей раз катализатором послужил кризис с беженцами. Помимо непосредственных последствий – социальных, роста национализма и угрозы терроризма – он продемонстрировал неэффективность в новых условиях внешнеполитической модели ЕС. Единая Европа структурно неспособна к предвидению, не в состоянии предпринимать активные действия на опережение, умеет работать только в рамках, придуманных ей самой, но неадекватных окружающему миру. Проблема с беженцами поставила под вопрос и вроде бы наметившийся вариант выхода из беспросветного пока европейского кризиса – укрепление безусловного германского лидерства. Германскую открытость, вполне благородную, хотя и вынужденную, поддерживает явное меньшинство в Евросоюзе. Да, похоже, и само германское общество настроено к притоку беженцев далеко не так лояльно, как хотелось бы руководству страны. Зато под ударами волн беженцев, которые несут угрозу насилия и терроризма, затрещал Шенген – одно из главных и наиболее популярных достижений европроекта.

Трудности Старого Света – не повод для злорадства. Слабеет привлекательность модели развития, которая на протяжении трехсот лет была движущей силой российской модернизации. Из благополучного и стабильного (хотя и не во всем дружественного) соседа и партнера Европа угрожает вновь превратиться в источник проблем, если не нестабильности. Слабость и страх перед будущем толкают европейские элиты к бесплодной попытке объединиться с США на антироссийской платформе. Растущие внутренние проблемы Евросоюза делают сближение с ним как с единым субъектом куда более сложным, даже в чисто бюрократическом плане. За Европу начинается новая борьба.

Развернувшаяся война всех против всех на Ближнем и Среднем Востоке на десятилетия становится одним из важнейших мегатрендов мировой политики. Причины в основном внутренние, многократно катализированные безрассудным, если не зловредным, вмешательством Запада в последние полтора десятилетия. В 2015 г. Россия, стремясь, насколько возможно, отодвинуть террористическую угрозу подальше от себя, укрепить позиции в регионе и в мире в целом, прямо вмешалась в один из локальных конфликтов – сирийский. Вполне в духе державы статус-кво, российской и советской легалистской традиции – по приглашению законного руководства страны. Но ближневосточная трясина конфликтов чревата опасным засасыванием.

Первый звонок – «удар в спину» со стороны Турции. К сожалению, подобное будет повторяться в соответствии с политической культурой и динамикой развития региона. Поэтому военные и дипломатические успехи надо снова и снова усмирять осторожностью и пониманием неразрешимости в обозримой перспективе ближневосточных проблем.

Самая неприятная из мегатенденций, проявившихся в 2015 г., – подъем терроризма. Взрыв российского самолета, теракты в Париже, десятки других, волна беженцев в Европе вновь вывели эту проблему на первый план. Ее пытались близоруко не замечать, теперь не получится. Наступающая волна терроризма – помноженный на особенности ислама мятеж бедных против богатых (к которым, несмотря на относительное небогатство, относимся и мы), коренящийся в неравенстве, долгосрочных демографических тенденциях (смотри работы нашего выдающегося демографа Анатолия Вишневского) – важнейшая черта ближайших десятилетий. Учитывая обостряющееся неравенство и между странами, и внутри них, усугубленное иммиграцией, можно ожидать встречную волну правого и левого радикализма в развитом мире. Обществам и государствам, в том числе в Европе, придется пережить болезненные трансформации, чтобы приспособиться к новому вызову, в том числе за счет все более жестких полицейских мер, ограничения свобод. Другой ответ – совместные международные действия.

Первое подспудно начинается. Второго пока мало. Мешает накопленное недоверие, нежелание, в первую очередь Запада, признать и сделать выводы из провальных стратегий – демократизации через вмешательство извне, мультикультурализма внутри. Пока робкие ростки сотрудничества подавляются негативным информационным фоном, действиями по принципу «твой террорист – мой борец за свободу» и наоборот. Хотя локальные договоренности, в частности по Сирии, кажутся возможными.

Еще одной макротенденцией является смена прежнего типа глобализации, условия которой определял Запад, на новую, иную глобализацию или даже деглобализацию. ВТО в окончательном тупике и обречена на медленное угасание. Вместо нее и над ней множатся региональные торгово-экономические договоренности и блоки. ТТП и ТТИП – лишь наиболее очевидные примеры. Международно-экономические санкции без мандата ООН, противоречащие правилам ВТО, становятся не исключением, а «новой нормой», по яркой формуле, введенной в оборот главным редактором этого журнала

Федором Лукьяновым. В 2015 г. они продлены против России. И почти никто даже у нас не вспоминает об их противоправности, все как будто согласились с тем, что это неизбежно. Россия, следуя дурному примеру, ввела санкции против Турции. Возмездие должно было последовать. Может быть, даже более жесткое. Но санкции – в «серой зоне». И действительно, как правило, неэффективны, а то и контрпродуктивны. МВФ после всех маневров нарушил свое «золотое правило» – не давать денег правительствам, не выполняющим обязательств по выплате суверенных, т.е. межгосударственных, долгов. Украине такие займы выделяют исключительно по политическим соображениям, чтобы продлить жизнь антироссийскому режиму.

Дело может дойти и до реальных торговых войн, тем более что незаконные санкции по сути – их подвид. Можно, конечно, успокаивать себя тем, что войны торговые не приведут, как в прошлые века, к настоящим, тем более – к глобальному конфликту. То, что он пока не начался, несмотря на все предпосылки (в первую очередь невероятно быстрое перераспределение сил) – заслуга не людей, но ядерных арсеналов, ядерного фактора. Его возвращение на первый план мировой политики – еще одна тенденция 2015 года.

Страх войны

Причин несколько. Главная: повсеместно растущее беспокойство, а то и страх, перед неопределенностью и нестабильностью. Сами по себе они являются важнейшими мегатенденциями современного мира. Объективно, и об этом уже приходилось писать, мир уже 7–8 лет находится в предвоенном состоянии, наподобие того, что сложилось к 1914 году. В профессиональном военно-политическом сообществе растет опасение размывания, подрыва стратегической стабильности, казавшейся почти незыблемой к концу 1980-х гг. и уже не важной в первые два десятилетия после формального окончания холодной войны. (Стратегическая стабильность – показатель уровня риска развязывания ядерной войны.) Про возможность новой войны говорят все чаще. Резко обострившийся конфликт между Россией и Западом, исторически опиравшийся на ядерное противостояние, также вытолкнул его на первый план. На этом фоне Россия обратила внимание мирового сообщества на роль данного фактора. На уровне пропаганды звучит порой за гранью фола, но на официальном – вполне корректно.

Особое внимание привлекли многочисленные пуски крылатых ракет морского и воздушного базирования большой дальности против объектов ИГИЛ на сирийской территории. Такие ракеты теоретически способны нести и ядерные боеприпасы. И они не подпадают под ограничения договора о ракетах малой и средней дальности. Когда-то США, имевшие монополию на такие ракеты, воспользовавшись советской слабостью, настояли на их исключении из-под ограничений договора. Теперь, вероятно, жалеют. Но главную роль в «возгонке» ядерного фактора сыграла западная пропаганда, проводящая кампанию по демонизации президента Путина, а заодно с ним и всей России, и обвинявшая нашу страну в ядерном шантаже и якобы нарушениях договоров.

США заявили о своих программах ядерного перевооружения. Начавшееся подобие истерики еще больше обостряет тревогу, но и отрезвляет от безрассудства типа развязывания масштабных интервенций, как, например, против Югославии или Ирака, или от эскалации конфликтов типа украинского или сирийского. В политику, несмотря на повсеместную пропагандистскую вакханалию, возвращается рациональность и осторожность, почти утраченные во время «однополярного момента».

Частичное восстановление роли ядерного оружия, возвращение военной силы в первый ряд инструментов политики государств не отменили, хотя и потеснили, главную макротенденцию. Вес государств, обществ, их возможности по продвижению и защите своих интересов по-прежнему определяются экономической и технологической мощью, а они – в первую очередь качеством человеческого капитала.

Наряду с тревожными тенденциями в 2015 г. проявились и позитивные. Не случилось большой войны, и реально она пока не просматривается, несмотря на разлитую в воздухе тревогу. Продолжалась, хотя и неровно, демократизация мира: и вертикальная – внутри обществ, и горизонтальная – в международном сообществе. Слабеют старые гегемоны, новые не появляются. Страны и народы чувствуют себя свободнее. Массы людей имеют беспрецедентное и нарастающее влияние на политику своих правительств. А главное требование масс – благосостояние. И это наряду с растущей взаимозависимостью укрепляет «партию мира» и сдерживает «партию войны». Хотя, разумеется, ни требования большего благосостояния, ни взаимозависимость сами по себе мира не гарантируют. Но тут в действие вступает ядерный фактор. И это позволяет выиграть время для решения многочисленных проблем, возможность плодить новые, продолжать историю.

Отрадное явление, толчок которому дал Парижский саммит по климату, – «позеленение» мышления человечества. Уже почти никто не ставит под вопрос необходимость энергичных совместных действий по ограничению выбросов парниковых газов, загрязнения планеты. Радует, что среди морально-политических лидеров здесь оказались США, которые раньше, несмотря на мощное экологическое движение внутри страны, тормозили международные климатические договоренности.

Наконец, несмотря на подъем терроризма и войны на Ближнем Востоке, общий уровень насилия в мире (если считать по количеству насильственных смертей, домашнему насилию, а не только по числу погибших в вооруженных конфликтах) продолжал сокращаться. Человечество не прекратило движения к большей цивилизованности, одним из главных показателей которой является именно уровень насилия. Хотя надо быть осторожным и здесь. Дестабилизация стран, массовый терроризм могут развернуть вспять эту отрадную тенденцию.

Результаты российской политики

2015 год был одним из самых удачных в истории российской внешней политики.

В начале 2014 г. Москва «ударила первой», перевела в открытую форму назревавшую и ставшую очевидной уже в предшествующем году латентную конфронтацию с Западом. Отношения резко обострились, страна попала под малоприятные санкции, ей попытались организовать международную изоляцию, усилились центростремительные тенденции в западном союзе.

Но западная ставка на «смену режима» через «дворцовый переворот», который был бы спровоцирован недовольством подпавших под санкции олигархов или даже через подстегивание недовольства масс, предсказуемо провалилась. Столкнувшись с жестким внешним давлением, общество и элиты объединились вокруг Кремля. Откололась лишь микроскопическая часть. Еще важнее то, что присоединение Крыма, поддержка повстанцев на юго-востоке Украины позволили выполнить программу-минимум – создать условия для невозможности дальнейшей экспансии западных союзов на территории, которые Москва считает жизненно важными для своей безопасности. Об этой экспансии стараются не вспоминать. Демонстрация готовности жестко их защищать не прибавила любви к Москве, но усилила опасения перед ней и, соответственно, готовность уважать ее интересы. К сожалению, расширение западных союзов пришлось останавливать не по взаимной уважительной договоренности, но жесткой политикой. Оказалось, что другого языка партнеры понимать не хотят. Теперь идет их привыкание к изменившейся реальности и правилам игры, основанным уже на уважении интересов. Крым почти не упоминают. Он остался, хотя и в смягченной форме, в риторике Вашингтона и его наиболее послушных союзников в Европе. Новые попытки раскрутить украинский кризис возможны. Но первый тур противостояния и давления Россия выдержала. И в целом в конфликте вокруг Украины политически выиграла. Созданы условия для более здоровых отношений с западными партнерами, основанных на взаимном уважении интересов. Но это пока только обещание. Завалы недоверия, прошлых ошибок и иллюзий велики. С обеих сторон сохраняется желание использовать образ внешнего врага для внутреннего объединения.

В 2015 г. стал окончательно очевидным провал системы европейской безопасности в том виде, как она сложилась после холодной войны: на основе де-факто доминирования Запада, его организаций и политических взглядов. Такое доминирование, неприемлемое для большинства российской элиты, не принесло субконтиненту мира и стабильности. Уверен, что старая система невосстановима. Даже в случае активизации ОБСЕ. Сужу в том числе исходя из собственного годичного опыта работы в «Группе мудрецов» ОБСЕ, призванной предложить обновление системы евробезопасности в качестве «общего проекта». Несмотря на длительные усилия, пока почти ничего не вышло.

ОБСЕ – организация, несущая генетическую память холодной войны. Превратиться в действенный инструмент создания постблоковой системы безопасности ей не позволили. В результате двадцать лет организация играла по большей части негативную роль. Позволяя притворяться, что на общеевропейском пространстве «все в порядке», сохраняя дух прежнего противостояния посредством постоянных обвинений в нарушении принципов, принадлежавших другой эпохе. Не случайно ОБСЕ впервые оказалась полезной, только когда угли той не потушенной до конца войны, которые в том числе и оберегала эта организация, вспыхнули на Украине. Тут ОБСЕ пригодилась, став координатором миротворческой миссии. Возможно, организация и выживет еще какое-то время в качестве форума для диалога и антикризисного центра. Но пока не видно признаков реальной готовности западных партнеров заполнить зияющий вакуум безопасности, образовавшийся в Европе, с помощью кардинальной перестройки этой организации либо создания альтернативных институтов. А вакуум опасен.

В 2015 г. сделаны важные шаги на пути экономического поворота России на Восток. Заработали территории опережающего развития, обещающие приток российских и иностранных инвестиций. При общем сокращении внешней торговли из-за экономического спада, падения цен на энергоносители, девальвации рубля доля азиатских рынков в ней увеличилась. И обещает расти и дальше, делая структуру внешнеэкономических связей более сбалансированной и выгодной. Договоренность между Россией и КНР о сопряжении Экономического пояса Шелкового пути и ЕАЭС потенциально открывает огромные возможности для создания нового центра экономического роста в большой Центральной Азии вместе с прилегающими регионами Сибири и Запада Китая. Но это пока только обещания.

Для их реализации требуются системные бюрократические усилия, которые после подписания договоренностей были почти не видны. Нужны и конкретные проекты.

Безусловным успехом 2015 г. стало урегулирование иранской ядерной проблемы. Это было бы невозможно без активного и творческого участия российской дипломатии. Удалось не только избежать цепной реакции распространения ядерного оружия в самом нестабильном регионе мира, но и казавшейся еще два-три года назад весьма реальной войны против Ирана, которая окончательно взорвала бы Ближний Восток, имела бы и глобальные последствия. И теперь можно рассчитывать на конструктивные отношения с потенциально самой мощной державой региона.

В прошедшем году завершено уничтожение сирийского химического оружия. Это еще одно крупное достижение российской дипломатии. Успех был мощно развит, когда Россия, руководствуясь стремлением бороться с исламским терроризмом вдали от своих границ, предотвратить падение законного правительства и избежать расширения зоны контроля ИГИЛ (запрещена в России. – Ред.), укрепить свои международные позиции, продемонстрировать новую мощь вооруженных сил, увеличить возможности для активного воздействия на ближневосточный кризис, направила авиационную группировку в Сирию. Пока все с блеском удалось. Но не устану повторять: ближневосточный кризис безысходен на многие десятилетия. Следует проявлять крайнюю осторожность, чтобы не увязнуть. А желающие помочь есть.

Нужно иметь мужество быстро уйти, если такая опасность появится. И готовить к такой возможности общество.

Взаимодействие по сирийскому вопросу помогло снизить накал конфронтации с Западом, невыгодной в долгосрочной перспективе, развить элементы взаимодействия. Но конфронтация не снята и не будет снята в скором будущем – в том числе и по внутренним западным причинам: часть элит, особенно в Европе, считает необходимым иметь внешнего врага для консолидации. Часть стремится взять реванш за провал последних десятилетий. Часть – спасти старый расползающийся миропорядок, правила которого в значительной степени диктовал Запад и которые были ему выгодны.

В 2015 г. уже почти вся российская элита поняла, что противостояние с Западом надолго и неслучайно, России придется жить в иной реальности, чем предполагали прекраснодушные мечты об интеграции с Западом при сохранении независимости и суверенитета. Они превалировали в российском политическом классе чуть ли не до конца 2000-х годов. Осознание, правда, не привело пока к необходимой кардинальной смене вектора экономического и социального развития, жесткой ориентации государства, буржуазии и общества на экономическое развитие и рост.

А ведь надеждой на такое изменение политики питались многие из тех, кто поддержал резкую смену внешнеполитического курса в 2014 году. Пока же в правящем классе не хотят видеть реальности или делать из нее выводов. А она очень проста: один из главных побудительных мотивов внешнего давления – расчет на то, что продолжение экономической стагнации рано или поздно заставит Москву отступить, если не капитулировать или развалиться. Такие опасения сдерживают и союзников, и друзей, например, в Китае, где опасаются, что Россия вернется к курсу и ситуации 1990-х годов.

Итак, российская политика во внешнем мире была успешной на большинстве направлений. При всех маневрах оставалась стратегически выверенной и последовательной. Удалось перевести соревнование за международные позиции в те сферы, где Россия сильнее – военно-политическую, борьбу мозгов и воли. Можно поздравить дипломатов, военных, политическое руководство, страну, которую они представляют.

Но праздновать рано. В конечном итоге почти всегда, но особенно в современном мире, возможности и влияние определяются экономической мощью, технологическим уровнем, качеством человеческого капитала.

Хотя, повторюсь, качество руководства тоже играет немалую роль. Пример от обратного. В начале 2000-х гг. США были бесспорным экономическим и технологическим лидером, превосходили чуть ли не весь мир вместе взятый по военным расходам, были во многом и моральным авторитетом. Но эти преимущества растранжирили в том числе и из-за скверного руководства, головокружения от успехов, приведших к участию в проигрышных войнах, откладыванию необходимых экономических реформ, накопления долга.

Российская элита и руководство пока не воспользовались конфронтацией, подъемом патриотизма для внутреннего, прежде всего экономического, возрождения на любых – хоть либеральных, хоть антилиберальных – рельсах. Вернее, на их сочетании. А без него нынешние блестящие достижения внешней политики удержать будет все труднее. Россия объективно проиграла после окончания холодной войны. В последние годы развернула неблагоприятную тенденцию. Но для того, чтобы выиграть в новую наступающую эпоху, срочно нужна новая, нацеленная в будущее стратегия и политика. Прежде всего внутренняя экономическая.

Иначе можно с высокой степенью вероятности снова и решительно проиграть.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 марта 2016 > № 1682659 Сергей Караганов

Война и технологии

Джефри Коллинз, Эндрю Фаттер

Была ли революция?

Джефри Коллинз – департамент политологии, Карлтонский Университет, Канада.

Эндрю Фаттер – старший преподаватель мировой политики, факультет политологии и международных отношений, Университет Лестера; научный сотрудник Академии высшего образования Великобритании.

Резюме Несмотря на рекламную шумиху вокруг «революционного» воздействия новых технологий на боевые действия, нам так и не удалось избежать подчинения внутренней логике войны, о которой еще 200 лет назад писал Клаузевиц.

Данный материал подготовлен по заказу Валдайского клуба, полная версия по-русски и по-английски с научным аппаратом опубликована в серии «Валдайские записки» в декабре 2015 года. Ее можно найти по адресу: http://valdaiclub.com/publications/valdai-papers/reflecting-on-the-revolution-in-military-affairs-implications-for-the-use-of-force/.

Концепция, значение и наследие так называемой революции в военном деле (РВД) вызывают сомнение даже четверть века спустя после того, как возглавляемая США коалиция государств, благодаря широкому использованию информационных технологий, высокоточного оружия и совместной военной доктрины победила армию президента Ирака Саддама Хусейна в ходе операции «Буря в пустыне». В научной литературе и стратегических исследованиях 1990-х – начала 2000-х гг. вопрос о воздействии современных технологий на методы и способы ведения войны оказался в центре широкой дискуссии, однако на фоне военных вызовов последних лет эффективность концепции представляется неубедительной. Вторжения в Афганистан, Ирак, Ливан, сектор Газа, Мали, Ливию, недавние события на Украине, борьба с группировкой, известной как ИГИЛ (запрещена в России. – Прим. ред.) являют собой типологически разные вызовы, стоящие перед современными вооруженными силами. В результате по мере того как концепции традиционной, обычной войны заменялись теорией асимметричных конфликтов и более сложными сценариями применения силы, понятие РВД стало исчезать из повестки дня академических и политических дебатов. Тем не менее основанные на ней стратегии продолжают оказывать влияние на процесс военного планирования и подготовки к будущим конфликтам. Многие военные ведомства до сих пор разгребают последствия решений, принятых в 1990-е гг. под влиянием концепции РВД, и/или продолжают хотя бы частично использовать эти идеи в военном планировании.

Что такое РВД?

Несмотря на популярность в 1990-х и начале 2000-х гг., сам термин «революция в военном деле», его происхождение и специфика до сих пор вызывают споры. В сущности, идея не нова: история человечества дает множество примеров, когда модернизация военной техники или изменения военной доктрины, казалось, обусловливали громадный рывок. Нынешние споры по поводу РВД возникли еще в 1970-е гг., когда Соединенные Штаты начали осуществлять переход к «полностью добровольческим» вооруженным силам, перенесли центр внимания с Юго-Восточной Азии на Европу и приняли на вооружение концепцию «воздушно-наземной операции» (1982). С началом разрядки в отношениях между ядерными сверхдержавами в Пентагоне пришли к выводу, что успех в гипотетической войне с СССР будет зависеть скорее от обеспечения более высокого качества военной техники и подготовки личного состава, нежели от численного превосходства. Это называлось «стратегией противовеса» (offset strategy). Неслучайно, что об этом задумались как раз тогда, когда в области информтехнологий и разработки управляемого высокоточного оружия («умных бомб», впервые использованных на заключительном этапе войны во Вьетнаме) происходили значительные перемены. Впрочем, толчок к началу РВД дали и советские разработки 1980-х гг., ставшие ответом на ускоренную модернизацию американской военной техники. Советские военные теоретики заговорили о «военно-технической революции» (ВТР), в ходе которой «компьютеры, космическая разведка и ракеты дальнего радиуса действия» могут создать перевес сил в пользу НАТО. В середине 1980-х гг. решительным сторонником ВТР выступил начальник Генерального штаба ВС СССР маршал Николай Огарков, который задался целью преобразовать советские вооруженные силы на основе внедрения информационных технологий. Таким образом, констатирует Дима Адамски, «…хотя техническая основа РВД закладывалась в США, ее отдаленные последствия были впервые осмыслены именно советскими, а не американскими военными теоретиками».

Однако многие из этих реформ и инновационных преобразований так и остались нереализованными: в 1989 г. закончилась холодная война, а двумя годами позже, в 1991-м, распался Советский Союз. Понимание того, что в способах ведения войны происходят поистине революционные перемены, выкристаллизовалось на Западе в результате победы, одержанной коалицией государств под руководством Соединенных Штатов в 1991 г. в Персидском заливе. Уильям Перри писал в то время: «В ходе операции “Буря в пустыне” США впервые применили новейшие системы оружия, обеспечившие американским войскам решительный перевес в военной мощи. Основой этой мощи являются боевые системы поддержки нового поколения – разведывательные датчики, системы подавления средств обороны и подсистемы точного наведения, послужившие фактором повышения боеспособности войск. Эффективность американских систем оружия возросла именно благодаря этому».

Было также подмечено, что результаты высокотехнологичных военных действий во время войны в Персидском заливе внушили общественности и политикам западных стран мысль о том, что теперь войну можно выиграть без малейших потерь в живой силе. Кроме того, та операция полностью перевернула представления специалистов по военному планированию о способах ведения боевых действий. Роль спутников, высокоточного управляемого оружия и авиации в военном планировании продолжала возрастать по мере того, как после окончания холодной войны стали сокращаться ассигнования на оборону и повышались оперативные требования к ведению борьбы с крупнейшими угрозами безопасности – в Сомали, на Балканах и в других регионах мира. Сочетание этих факторов побудило планирующие органы при определении конфигурации сил и средств прибегать к инновационному подходу.

Под влиянием происходивших в конце 1980-х и начале 1990-х гг. перемен аналитики Пентагона Эндрю Маршалл и Эндрю Крепиневич, в обязанность которых входило отслеживать советские публикации на тему ВТР, пришли к заключению, что военный мир вступил в эпоху «революции в военном деле». В отличие от авторов концепции ВТР они рассматривали РВД как явление, выходящее за рамки сугубо технологической сферы. По их мнению, это понятие включает в себя не только достижения в технике, но и изменения доктринального свойства, причем последние находятся под влиянием первых. Посему в Пентагоне определяют РВД как «крупнейшее изменение природы вооруженной борьбы, вызванное новаторским применением новых технологий, что, в сочетании с кардинальными переменами в военной доктрине, а также в оперативных и организационных концепциях, фундаментальным образом изменяет характер и способы ведения боевых действий».

С тех пор ученые продолжают развивать концепцию РВД и спорят о ее применении на практике. Эндрю Рихтер считает, что сейчас РВД характеризуется «способностью собирать, анализировать и распространять информацию, а также действовать на основании информации», что позволяет военным получать, обрабатывать и обобщать данные в режиме реального времени. Результаты скоростной обработки передаются в соответствующие военные части, которые действуют «быстро, точно, крайне эффективно и на большом расстоянии».

Элинор Слоэн в менее решительной форме утверждает, что РВД включает пять аспектов.

Структура войск определяется задачей превращения их в более подвижные и боеготовые экспедиционные силы.

Обеспечение «мобильности на поле боя» (т.е. придание войскам десантных вертолетов средней и высокой грузоподъемности и легких танков).

Военные доктрины, ориентированные на применение ВВС и высокоточного оружия силами, находящимися вне зоны поражения огневыми средствами противника.

«Взаимосвязанность», т.е. комплексное использование и сопряжение всех трех видов вооруженных сил (армии, флота и военно-воздушных сил) для достижения целей.

Переориентация флота с действий в открытом море на оказание поддержки боевым операциям сухопутных и военно-воздушных сил из прибрежных акваторий.

В отличие от вышеупомянутых авторов, Лоренс Фридман оспаривает мнение о том, что в военном деле действительно происходит революция. Если она где-то и происходит, то только в стратегической области. На его взгляд, научно-технический прогресс лишь способствовал тому, что западные государства теперь достигают политических целей более разнообразными стратегическими способами. Тем не менее он соглашается с Рихтером в том, что РВД (или РСД) зависит «от взаимодействия между системами, которые занимаются сбором, обработкой и обобщением информации, и доводят ее до тех, кто применяет военную силу». Такая «система систем» (термин, предложенный в 1990-х гг. адмиралом флота США Уильямом Оуэнсом) якобы дает органам военного планирования возможность в условиях войны контролировать многомерную перспективу, или «боевое пространство». Утверждается, что такой контроль поможет устранить пресловутый «туман войны», о котором в своем трактате «О войне» писал прусский военный теоретик Карл фон Клаузевиц (в этой связи Майкл О’Ханлон называет сторонников РВД «антиклаузевицианцами»).

РВД подвергается критическому анализу

На 1990-е – начало 2000-х гг. пришелся пик обсуждений проблемы РВД. Этот период ознаменовался многочисленными военными операциями, результаты которых побудили исследователей взглянуть на концепцию РВД более критически. Некоторые аналитики заявили об ошибочности использования войны в Персидском заливе в качестве хрестоматийного примера при разборе особенностей РВД. Дэрил Пресс утверждает, что, приписывая технике решающую роль в победе союзных сил, мы вводим себя в заблуждение, поскольку уровень боеготовности сухопутных сил США, Великобритании и Франции, составлявших костяк коалиции, был настолько высок, что фактически преимущество в технике становилось ненужным. Это проявилось с особой наглядностью во время сражения в районе нефтяного месторождения аль-Буркан, когда под прикрытием дыма от горящей нефти и утреннего тумана (в буквальном смысле «тумана войны») две бригады иракской армии неожиданно контратаковали позиции американских морских пехотинцев. Благодаря высокой боевой выучке легковооруженные морпехи отразили атаку танков еще до того, как дым рассеялся и появилась возможность запросить поддержку артиллерии и авиации. Не потеряв ни одного из своих товарищей, морские пехотинцы подбили минимум 100 иракских бронемашин. Короче говоря, своим успехом союзные силы в гораздо большей степени обязаны «плохой стрелковой подготовке, низкой скорости стрельбы и слабому огневому взаимодействию» иракцев, чем их технической отсталости.

Томас Манкен и Барри Уоттс сходным образом опровергают тезис о войне в Персидском заливе как воплощении РВД, замечая, что отказ иракских войск от тактики нанесения потерь противнику с укрепленных позиций ввиду подавляющего превосходства союзной авиации, по существу, означал, что иракцы стали воевать на условиях западной коалиции. В этом смысле, утверждают они, война в Заливе вряд ли была такой уж прорывной и революционной. РВД является симбиозом «техники, оперативных концепций, доктринальных и организационных изменений», а «Буря в пустыне» таким симбиозом не стала. Стивен Бидль считает, что восторг, который война в Заливе внушает сторонникам РВД, во многом продиктован фактом чрезвычайно малых потерь коалиционных сил – на несколько порядков ниже цифр, приводившихся в предвоенных прогнозах. Подобные искажения укрепляли веру в то, что техническая оснащенность и мощь вооруженных сил США представляют собой нечто поистине революционное, тогда как, в сущности, ими был достигнут всего-навсего односторонний выигрыш, сходный с победой Израиля в Шестидневной войне.

Как уже отмечалось выше, многие усовершенствованные средства поражения, применявшиеся в 1991 г., восходят к временам войны во Вьетнаме: управляемые высокоточные бомбы были впервые использованы в 1972 г. (операция «Лайнбэкер»), а первое использование самолетов, построенных с применением технологии «стелс» (Y0-3A), относится к началу 1970-х годов. Говорят, что РВД представляет собой скорее эволюционное, чем революционное развитие техники и военной доктрины на протяжении двух предыдущих десятилетий.

Критики нападали на американоцентризм РВД. Мартин ван Кревелд, например, связывает начало РВД после холодной войны с желанием американских политико-военных элит преодолеть вьетнамский синдром и победить в короткой и решающей обычной войне, ведущейся на условиях Пентагона. В то же время Джереми Блэк считает, что разработка концепции РВД в 1990-е гг. явилась прямым следствием возобладавшей в Соединенных Штатах установки на односторонние действия в качестве единственной сверхдержавы. По его словам, «феномен РВД указывал на бытование ряда культурных и политических гипотез, которые скорее изобличают устремления, господствовавшие в 1990-е и в начале 2000-х гг., чем наличие некой объективной оценки военного потенциала». Короче говоря, в РВД отражается вера американцев во всемогущество техники и в возможность «преодоления упадка». Не одобряют РВД и по причине внутренне присущей ее сторонникам «антиклаузевицианской» убежденности в том, что техника способна справиться с «туманом войны» и «неопределенностью обстановки» на поле боя. Элиот Коэн едко замечает в этой связи: выразителями мнения о том, что «туман войны» можно и разогнать, часто выступают представители высокотехнологичных видов вооруженных сил вроде ВВС и ВМФ. А представители сухопутных сил, напротив, задаются вопросом о том, каким образом техника или военная доктрина способны подсказать им, «когда противник попытается укрыть свои войска или нанесет удар по информационным системам, ведущим за ними слежку». Поэтому Коэн рассматривает РВД скорее как упование, нежели реальность, как нечто, «основанное на неспособности других стран систематически утаивать от США информацию, необходимую для американских систем вооружений». Уильямсон Мюррей утверждает, что «фундаментальной природы войны» не отменить ни новыми средствами, ни новыми концепциями: «На полях будущих сражений, как и прежде, будут царить несогласованность действий, неясность обстановки, неопределенность, случайность и неуверенность».

Имеется множество ярких примеров того, как перед «туманом войны» оказались бессильны и спутники GPS, и высокоточное оружие, и коммуникационные сети «системы систем». Так, спецназ союзных войск оказался не в состоянии предотвратить угрозу запуска тактических баллистических ракет советского производства во время войны в Заливе. Ни одна система наблюдения не засекла начало контратаки иракской танковой бригады на 3-ю пехотную дивизию во время битвы за Багдад в 2003 году. Никто не ожидал, что на юге Ирака колонны техники коалиции подвергнутся нападениям партизан-фидаинов Саддама, или что в 2002 г. «Аль-Каиде» удастся скрыть местонахождение половины своих позиций и по меньшей мере 350 бойцов во время операции «Анаконда» в Афганистане. Исходя из этих примеров, Тим Бенбоу утверждает, что крупнейший недостаток концепций РВД состоит в том, что в них не учитываются политические и военные перемены, происходящие в сфере международной безопасности; вместо этого военные теоретики по-прежнему зациклены на технике и моделировании состава военных формирований для борьбы с обычными вооруженными силами национальных государств. В этой связи Г.Р. Макмастер называет РВД «фантастической теорией», оторванной от военной действительности.

К началу 2000-х гг. в оборонно-планирующих органах США РВД уже характеризовалась как «военное преобразование». При сохранении за концепцией РВД ее содержания (высокие технологии, скорость, точность, информационный контроль, меньшая численность сухопутных сил и т.д.), авторы термина «военное преобразование» привнесли в нее ряд дополнительных параметров. Они приспособили ее к взглядам тех, кто через десять лет после войны в Персидском заливе склонен рассматривать это явление не как (свершившуюся) революцию в военном деле, а скорее как продолжающуюся попытку разработать новые технологии, доктрины и структуры.

Автором сего терминологического сдвига (при полном отсутствии различий между понятиями «РВД» и «военное преобразование») выступил тогдашний министр обороны Дональд Рамсфельд. В 2002 г. он опубликовал в журнале Foreign Affairs статью, где говорилось, что «преобразование» подразумевает использование управляемого высокоточного оружия, сил специального назначения, систем разведки и космических аппаратов, а также обеспечение взаимосвязанности в применении военной силы. Однако это не устранило подмеченных критикой противоречий РВД. Да и «преобразование» страдало теми же недостатками, что и РВД, так как создатели концепции продолжали утверждать, что в войнах будущего «можно побеждать быстро, эффективно, при малых затратах и меньшими силами».

Тем не менее с началом в 2003 г. иракского восстания стало очевидно, что высокоподвижная, мощнейшая техника, созданная в рамках концепции РВД, не только не годится для ведения противоповстанческих действий, но в иных случаях является просто помехой. В 2004 г. в боях за иракский город Фаллуджа возглавляемые США коалиционные силы применили в карательных целях авиацию, артиллерию и танки. Однако своими действиями они только обозлили гражданское население и способствовали пополнению рядов повстанцев. Израиль столкнулся со схожей ситуацией в 2006 г. в Ливане: использование авиации и артиллерии против засевших среди мирных граждан боевиков «Хезболлы» привело к гражданским жертвам и к поражению Израиля в международной пропагандистской кампании. Хваленая РВД с ее операциями деморализующего воздействия (effects-based operations), организацией системы систем и установкой на достижение превосходства на поле боя демонстрировала все большее бессилие перед лицом нетрадиционных конфликтов. В результате концепция стала утрачивать популярность сначала в Соединенных Штатах, а затем и среди союзников, и к середине 2000-х гг. о ней уже мало кто вспоминал как в научных, так и в военных кругах.

Оглядываясь на РВД

В последнее десятилетие понятие «революция в военном деле» по большей части исчезло как из научных и политических дебатов, так и из соответствующей литературы. Теперь это уже далеко не та «богатая» идея, какой она была на пике своей популярности сразу после войны в Персидском заливе и на протяжении 1990-х годов.

По крайней мере частично это объясняется опытом военных конфликтов, большинство из которых характеризовалось применением нетрадиционной и асимметричной тактики боевых действий и совсем не напоминало высокотехнологичные традиционные сражения, которые рисовались творцам РВД, сражения, нашедшие-таки свое воплощение в операции «Буря в пустыне». Впрочем, концепция РВД, в особенности ее главные положения и основные движущие силы, продолжает воздействовать на руководителей многих государств при осмыслении ими вопросов военной стратегии и военной доктрины. А многие из этих лиц и по сию пору сражаются с последствиями своих или чужих решений о внедрении РВД.

Америка – не единственная страна, имеющая опыт практического осуществления РВД, так как влияние и результаты соответствующей деятельности естественным образом распространились по всему миру и были восприняты множеством других акторов. Более того, хотя РВД и представляется адекватной колоссальной мощи и высокому техническому уровню американских вооруженных сил, ее опыт имел большое значение и для других мировых игроков, включая союзников США, их конкурентов, так называемые восходящие державы, а также государства и негосударственные образования, которые можно отнести к категории противников. Тем не менее, ее воздействие оказалось неодинаковым по своим последствиям. Несмотря на продолжающийся уже целое десятилетие нетрадиционный конфликт на Ближнем Востоке, вопросы РВД – особенно применение высокотехнологичного оружия – остаются центральным пунктом военного планирования в Соединенных Штатах. Важнейшие союзники США – Соединенное Королевство, Канада и Австралия – пытались внедрить соответствующую технику и доктрину, чтобы хотя бы частично обеспечить непрерывную оперативную совместимость с американскими войсками. Многие из этих акторов до сих пор вынуждены справляться с последствиями этих решений. Россия, для которой, по мнению ее руководства, модернизация обычных вооруженных сил США и НАТО представляет потенциальную угрозу, сосредоточилась на поддержании ядерного равновесия с Западом (главным образом посредством ядерного сдерживания). Параллельно она разрабатывала новые стратегии, в частности, концепцию «гибридной войны» – на случай конфликтов и волнений в странах, с которыми у нее имеются протяженные сухопутные границы. Израиль, столкнувшись за последние два десятилетия с различными нетрадиционными противниками и угрозами, колеблется в выборе между разными концепциями РВД, пытаясь понять, чем они обернутся для него в будущем. Индия, учитывая потребности собственной безопасности и необходимость поддержания хрупкого баланса ядерных сил с Пакистаном, сознательно избрала иной путь. Кроме того, следует предположить и то, что применение нетрадиционной и партизанской тактики негосударственными акторами и прочими нелегитимными игроками отчасти продиктовано представлениями о превосходстве основанной на РВД западной концепции ведения войны обычными видами оружия. Все эти акторы по-разному отреагировали на динамику РВД, по-разному ее поняли и усвоили ее уроки. На то у них были разные причины, которые привели к разным последствиям и, соответственно, оказали разное влияние на выработку военной политики.

Вторым главным вопросом является следующий: надо ли считать события конца 1980-х – начала 1990-х гг. в области разработки военной стратегии «революцией» или чем-то менее преобразующим и перманентным. Ведь под «революцией» подразумевается некая фундаментальная и, возможно, необратимая перемена, трансформировавшая природу какого-то явления (в данном случае – военного искусства). Хотя совершенствование высокоточного оружия, систем управления боем и применение огромного количества достижений в сфере информационных технологий действительно изменили отношение государств к войне и способам ее ведения, эти события, пожалуй, следовало бы охарактеризовать как эволюцию или изменение контекста войны, а не как революцию в военном деле как таковом. Точно также после холодной войны и в особенности терактов 11 сентября 2001 г. изменения в военной доктрине и тактике, а также новоявленные концепции «взаимосвязанности», сетецентрических операций (network-centric warfare) и операций деморализующего воздействия, которые сопутствовали техническому прогрессу, старались приспособить к новым реалиям.

Результат таков: хотя военная мысль и впрямь двинулась вперед, оказалось не так-то просто соотнести ее с военными потребностями и опытом реального мира. Как таковые, последние два десятилетия были не столько эпохой революций, сколько периодом текучки: военные пытались сбалансировать «предложение» в виде спектра новых возможностей и «спрос» в виде новоявленных и меняющихся потребностей. При этом, несмотря на исчезновение со страниц популярной научной и политической литературы идей и направления мысли, воплотившихся в РВД, они по-прежнему господствуют в современном военном мышлении.

Вполне возможно, главная причина того, что концепция РВД возобладала в 1990-е гг. и потускнела в последнее время, заключается в значимости внутриполитических факторов. В особенности это касается влияния, которое оказывают на формирование стратегии незаурядные личности. Мышление в духе РВД по-прежнему соотносится с идеализированным понятием «западного способа ведения войны» – максимальным использованием высоких технологий при минимальных потерях среди гражданского населения и личного состава ВС.

В этом смысле – во всяком случае для США – РВД означает невовлеченность в войну на истощение по вьетнамской модели и использование сравнительного превосходства в военной технике и технологиях. Так, президент Джордж Буш подытожил результаты войны в Персидском заливе следующим образом: «Ей-богу, мы раз и навсегда покончили с вьетнамским синдромом».

Давление такого рода факторов оказалось весьма чувствительным и для союзников Соединенных Штатов, в частности для Соединенного Королевства, Канады, Австралии и Израиля, которые, стремясь к увеличению эффективности использования техники в военных действиях, одновременно были вынуждены следить за поддержанием оперативной совместимости с американской армией. Но так, чтобы не раздражать избирателей у себя дома.

Второй важный фактор – степень, в которой на военную стратегию в каждой стране влияют внутренние переменные величины и личности. Во всех странах, затронутых РВД, имеется ключевая фигура, чье имя накрепко связано с данной концепцией. В СССР, где она зародилась, это маршал Николай Огарков. В США – Эндрю Маршалл, Эндрю Крепенивич и Управление общих оценок Пентагона. В Соединенном Королевстве – сэр Найджел Багнолл, в Канаде – генерал Рик Хиллер, в Израиле – бригадный генерал Шломо Бром. В 1990-е гг. эти и другие деятели сыграли главную роль в разработке национальной стратегии, а их наследие и влияние остаются ключевыми составляющими военного мышления в упомянутых странах. Внутренняя политика и бюрократические игры, в особенности бюджетные ограничения и соперничество между руководством видов вооруженных сил, влияли на восприятие государствами идеи РВД и усвоение ими соответствующего образа мышления как минимум не в меньшей степени, чем любые внешние факторы или типы войн, в которых им предстояло участвовать. Как мудро заметил Элиот Коэн по поводу израильских дискуссий на тему РВД, «противник не слишком вдавался в смысл дебатов о РВД, и это, наверное, была самая большая его ошибка». Имеющиеся свидетельства говорят о том, что это справедливо и в отношении других игроков. По-видимому, идеализированные представления о способах боевых действий вытеснили из их сознания реальности того типа войны, в которую они могли быть вовлечены, и понимание того, с чем войска столкнутся на поле боя и что им в действительности нужно.

Размышления и прогнозы

Сегодня многие события в военной области вступают в перекличку с идеями начала 1990-х годов. Появление «киберсредств» и новых методов информационной войны – в особенности китайской разработки, известной как «прекращение доступа/блокирование зоны» (A2AD), и стратегий «информатизации» – явно навеяно концепциями типа РВД и может быть непосредственной реакцией на предполагаемый результат дальнейшей разработки американской военной доктрины образца 1991 года. В том же русле находятся и непрерывные усилия по насыщению поля боя цифровыми технологиями, а также развитие и универсализация производства беспилотных летательных аппаратов и одновременная разработка теории «дистанционного управления войной». Это относится и к тому, что происходит на стратегическом уровне. Там продолжается совершенствование систем противовоздушной и противоракетной обороны, появляются все более эффективные баллистические и крылатые ракеты, рассчитанные на нанесение глобальных ударов обычными боеприпасами, ведется модернизация систем управления боем, систем оперативного командования и управления, предпринимаются шаги по установлению контроля над космическим пространством. И вряд ли стремление все в большей мере полагаться на высокие технологии – как для достижения военных целей, так и для обеспечения безопасности – пойдет на убыль.

Планирование будущих военных операций – исключительно сложная задача. Естественно, стратеги постараются застраховаться от потерь и продумать все до мелочей. Важно в этом смысле не принимать опыт последних двух десятилетий в качестве образца. Может быть, и банально обвинять военных в том, что они готовятся к сражениям «прошлой войны», но у нас нет причин думать, что возможный возврат к традиционной межгосударственной геополитической конкуренции будет означать и возврат к традиционным симметричным типам конфликтов. В этом смысле было бы глупо полагать, что, если последние два десятилетия характеризовались прежде всего партизанскими и нетрадиционными методами ведения войн, то война останется такой же и в более отдаленной перспективе. Учитывая непредсказуемость нынешней обстановки в мире, не исключено, что когда-нибудь мы еще станем свидетелями прежней популярности технологий и мышления в духе РВД.

Сегодня перед военными на Западе стоит двойной вызов. Сложившаяся под влиянием РВД структура вооруженных сил подверглась некоторым изменениям после почти десятилетия антиповстанческих и стабилизационных операций в Ираке, Афганистане, Ливане, секторе Газа и Мали. В сухопутных силах, например, увеличилась численность личного состава, расширились закупки специализированной техники вроде бронетранспортеров, устойчивых к разрывам самодельных взрывных устройств. В то же время во многих государствах, в частности в США, России и Китае, идет создание современных высокотехнологичных обычных сил и вспомогательных структур в соответствии с разработками 1990-х годов. В ситуации финансовой нестабильности и все еще ощутимых последствий кризиса 2008–2009 гг. правительства западных стран относятся крайне чувствительно к любым дополнительным нагрузкам на бюджет. Самыми большими препятствиями для военных на Западе стали бюджетные ограничения, секвестры и финансовая оптимизация. Однако, как это ни парадоксально, необходимость участия в чреватых потерями миссиях по стабилизации будет означать, что в обозримом будущем угрозы международной безопасности будут устраняться с помощью авиации, высокоточных управляемых ракет, спецназа и средств кибервойны.

На фоне нынешней гражданской войны в Сирии и появления ИГИЛ на Ближнем Востоке отчетливо проступают как сильные стороны, так и недостатки высокотехнологичного подхода к ведению войн. Использование авиации, высокоточных управляемых боеприпасов и электронного слежения с передачей информации в реальном времени позволили коалиции под руководством США сковать передвижение отрядов ИГИЛ и во взаимодействии с местными сухопутными силами освободить прежде занимаемые этой организацией территории. Однако естественным следствием применения этой тактики стало то, что ИГИЛ приспосабливается к действиям превосходящего в техническом отношении противника, сократив передвижения в дневное время и научившись размещать пункты управления войсками в городских кварталах (Ракка). Боевики даже стали нападать на города (например, Рамади) под прикрытием песчаных бурь, которые лишают коалицию возможности в полной мере задействовать авиацию и получать разведданные со спутников.

Несмотря на рекламную шумиху вокруг «революционного» воздействия новых технологий, нам так и не удалось избежать подчинения внутренней логике войны, о которой еще 200 лет назад писал Клаузевиц.

Но это вовсе не означает, что не произошло никаких изменений. Они, конечно, были. Только вот не стоит, пожалуй, присваивать изменениям, случившимся на протяжении последних двадцати лет, громкого имени «революция». И вот почему. Концепция РВД обращена внутрь себя и этноцентрична. В сущности, она основана на идеализированном представлении о том типе войны, которую хотели бы вести военные, и мало принимает в расчет особенности противника и его возможный ответ. В этом смысле война в Персидском заливе стала исключением, которое только подтверждает правило. Как свидетельствует опыт конфликтов в Африке, Афганистане, Ираке, на Кавказе, в Ливане, Ливии, Украине, Сирии и других местах, противник везде приспосабливался к главным особенностям мышления в духе РВД и стремился оказать сопротивление. Наличие всепобеждающего желания свести к минимуму потери, использовать высокотехнологичные системы и оружие и вести войну по идеализированному «западному образцу» означает, что центральные положения концепции РВД никогда не подвергнутся забвению. В результате мы, по существу, вернулись к начальной стадии размышлений о военной стратегии, что, может быть, не так уж и плохо в ситуации, когда военные теоретики уже приступили к осмыслению потребностей и условий конфликтов туманного будущего.

США. Весь мир > Образование, наука. Армия, полиция. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 6 марта 2016 > № 1682557 Джефри Коллинз, Эндрю Фаттер

Омар Даудзай: Я готов представлять интересы реформаторов на президентских выборах

Сложная ситуация в Афганистане, ставшая особенно тяжелой после вывода иностранных войск, побуждает многих критиков, анализирующие причины кризиса, возлагать ответственность на действия правительства – либо нынешнего, либо прежнего, в зависимости от политических предпочтений. Своими представлениями о правомерности подобных рассуждений, взглядами на ошибки властей и представлениями о будущем страны с порталом «Афганистан.Ру» поделился известный афганский политик Омар Даудзай, собирающийся принять участие в следующих президентских выборах.

Справка от «Афганистан.Ру»:

Мохаммад Омар Даудзай – в прошлом один из ближайших сподвижников бывшего президента Афганистана Хамида Карзая, глава президентской администрации, министр внутренних дел и посол ИРА в Исламабаде. На сегодняшний день Омар Даудзай является влиятельной политической фигурой в стране и вместе с рядом других лидеров джихадистского движения состоит в Совете защиты и стабильности Афганистана, оппозиционном блоке, сформированном в конце 2015 года.

Афганистан.Ру: Господин Даудзай, спасибо, что Вы согласились на эту беседу. С момента образования Правительства национального единства прошло чуть больше года. По всей стране наблюдается усиление войны. В вопросе о мирных переговорах нет никакой ясности. Какие факторы, по Вашему мнению, привели к усилению кризиса и внутренней дестабилизации?

О.Даудзай: Наряду с нагнетанием войны и нестабильности, усилились попытки добиться повсеместного мира. Предпринимаются официальные и неофициальные усилия для проведения переговоров «с глазу на глаз» между правительством и вооруженной оппозицией. Правительство обязано быть готовым к войне и одновременно развивать и расширять мирный процесс.

Относительно причин усиления и распространения войны могу сказать, что «Талибан» и прочие вооруженные группировки 14 лет ждали выхода иностранных войск, чтобы испытать свои силы. В прошлом году количество иностранных солдат достигло минимального уровня, и это послужило сигналом к усилению боевых действий со стороны вооруженной оппозиции.

Афганистан.Ру: Помимо ухода иностранных сил, какие еще причины сыграли роль катализатора кризиса?

О.Д.: Имеются и другие причины эскалации насилия. Одним из основных факторов стала политизация руководства сил безопасности. Правительство допустило ошибку, допустив политизацию этих структур. Я с самого начала советовал лидерам правительства, чтобы они не распространяли свою формулу «50+50» на силы безопасности и обороны Афганистана. Сейчас правительство состоит из двух блоков: у одного из них в подчинении находится Министерство обороны, у другого – Министерство внутренних дел. Это было ошибкой властей.

Афганистан.Ру: Рассуждая о причинах кризиса и дестабилизации, правительственные чиновники направляют перст обвинения в сторону прежних властей и упрекают их в том, что это они оставили в наследство преемникам нынешний кризис. Будучи высокопоставленным функционером прежнего правительства, что Вы думаете об этом? Правда ли, что виновником нынешнего усиления войны является правительство Хамида Карзая?

О.Д.: Нет, эти обвинения абсолютно неверны. Сегодняшний Афганистан стал государством, и все его части реконструированы. Мы имеем лучшие оборонные подразделения и силы безопасности, у нас есть судебная и административная системы. И все эти достижения – заслуга Хамида Карзая. Господина Карзая часто упрекали в чрезмерном миролюбии, поскольку он называл талибов братьями и желал, чтобы в стране воцарился мир. Я не считаю прежнее правительство и господина Карзая виновными. Они заложили хорошие основы для государства, и нынешнее правительство обязано продвигать вперед их программу.

Афганистан.Ру: Господин Даудзай, Вы находитесь в лагере оппозиционеров по отношению к нынешнему афганскому руководству. Некоторые СМИ утверждают, что Вы выступаете за создание переходного правительства. Так ли это?

О.Д.: Я являюсь членом Совета защиты и стабильности. Цель этого Совета состоит в реформировании власти, а не в ее смене. Совет защиты и стабильности – это не оппозиция, а реформаторское движение. Я никогда не выступал за создание переходного правительства. Мне хотелось бы, чтобы нынешнее правительство отработало свой срок и оставило о себе добрую память в стране. Если вдруг по каким-либо соображениям они досрочно завершат свою миссию, то это должно стать их собственным решением.

Афганистан.Ру: Недавно Вы участвовали в переговорах в Катаре. СМИ опубликовали некоторые Ваши заявления, от которых Вы позже отказались. Вы не понаслышке знакомы с позицией «Талибан». С учетом того, что происходило на заседании, что Вы думаете о перспективах мирных переговоров? Готовы ли талибы отнестись с уважением к Конституции Афганистана и прекратить насилие и убийства?

О.Д.: Я присутствовал на этих переговорах. Разумеется, это было неформальное заседание, которое должно было стать приготовлением к официальной встрече. На этом заседании талибы четко изложили свою позицию, которая важна для народа Афганистана и для всего мира.

Талибы не заявляли, что они уважают действующую Конституцию Афганистана, но признали необходимость наличия в стране основного закона, и это стало позитивным сдвигом. Кроме того, они не утверждали, что Афганистану не нужна Конституция, поскольку основным законом должен являться Коран и шариат. Они настаивали на необходимости основного закона, но отмечали, что нынешняя Конституция должна быть либо серьезно преобразована, либо составлена заново.

У них были интересные мнения и по другим вопросам. К примеру, они говорили, что не верят в монополию власти и хотели бы, чтобы было создано правительство на основе совместного участия сторон. Ими было сказано много интересного о правах женщин, правах человека и так далее… Исходя из их высказываний, сложилось впечатление, что они хотят мира и политического урегулирования. Посмотрим, что из этого получится на практике. Достижение мира, стабильности и политического урегулирования зависит не только от желания «Талибан», но и от позиции правительства и международных партнеров, присутствующих в Афганистане.

Афганистан.Ру: Появились комментарии об изменении позиции «Талибана», о чем Вы также упомянули. Но людей в Афганистане больше всего волнует продолжающееся насилие и убийства. На днях мы были свидетелями кровавых атак «Талибана» в Кабуле, Кунаре и Парване, в результате которых погибло большое количество мирного населения. Люди не видят изменений в войне и кровопролитии. В чем проявляется изменение позиции «Талибана»?

О.Д.: Дело в том, что в этой войне участвуют не только талибы. Мы обсуждали этот вопрос с «Талибаном» в Катаре. Есть различные другие фракции, которые также участвуют в войне. Это не означает, что талибы, с которыми мы поддерживаем контакты, не причастны к этим убийствам. Они могут в них участвовать, а могут и не участвовать. Но мы сказали им, что если они хотят мира, то должны объявить хотя бы относительное и временное перемирие и воздержаться от боевых действий, которые ведут к жертвам среди гражданского населения, по крайней мере, прекратить ракетные обстрелы. Они нас выслушали, но ни на что не согласились. Неофициальные переговоры в Катаре не означают прекращения войны. Война и убийства ни в чем не повинных людей продолжаются, свидетелями чего мы и стали на днях в Кабуле и Кунаре.

Преобразования позиции «Талибана» относятся к области их риторики. Мы почувствовали изменение только в тоне их высказываний – в практическом плане ничего подобного не наблюдается.

Афганистан.Ру: Вы упомянули о других фракциях. Не могли бы Вы вкратце пояснить, кто руководит этими фракциями? Есть мнение, что в Афганистане мы имеем дело с полномасштабной опосредованной войной. Какой информацией об этом располагаете Вы в качестве бывшего высокопоставленного чиновника?

О.Д.: По словам главы афганского оборонного ведомства, сейчас против правительства Афганистана воюют 17 различных группировок. Я точно не знаю, что собой представляют эти группировки. Естественно, у правительства на этот счет есть более достоверная информация. На сцену вышло «ИГ», да и «Талибан» не является однородной структурой и состоит из нескольких групп и отрядов. В войне также участвует «Исламская партия» Хекматьяра [Хизб-и-Ислами – прим. «Афганистан.Ру»].

Касательно второй части Вашего вопроса могу сказать, что я не согласен с определением «опосредованная война», поскольку война ведется между правительством и вооруженными группировками. Афганское правительство действует от имени своего народа, а не от имени какой-либо другой страны. Но вооруженная оппозиция зачастую представляет другие страны.

Афганистан.Ру: Господин Даудзай, вы сообщили, что талибам было предложено перемирие. Между тем недавно в некоторых районах провинции Баглан на севере Афганистана уже объявляли перемирие с талибами, и руководство провинции и центральное правительство уверены, что «Талибан» воспользовался прекращением огня для укрепления своих баз, после чего предпринял еще более ожесточенные атаки на силы безопасности. Не приведет ли перемирие к таким же последствиям и в дальнейшем?

О.Д.: Я говорил о полном прекращении огня, а не о локальных сделках. Наша цель состояла в том, чтобы, к примеру, сделать Кабул зоной безопасности и заставить талибов дать обещание, что они не станут атаковать Кабул. В этом случае мирные переговоры могли бы происходить в Кабуле. Либо можно было бы объявить зоной безопасности какой-либо другой район Афганистана, чтобы переговоры проходили внутри страны. До каких пор мы будем вести переговоры за границей – в Пакистане или где-либо еще? Необходимо объявить зоной безопасности или зоной мира часть нашей собственной территории.

Афганистан.Ру: Верите ли Вы в успех мирных переговоров и в то, что США, Китай и Пакистан смогут убедить афганскую вооруженную оппозицию сложить оружие и вернуться к переговорному процессу?

О.Д.: Я с оптимизмом смотрю на перспективы мирного урегулирования. Но полагаю, что переговоры должны проходить без вмешательства иностранцев между самими афганцами. И мы, и талибы являемся афганцами. Если на этих переговорах понадобится участие посредников, то они также должны быть афганцами. Иностранные государства не должны вмешиваться в дела Афганистана. Если афганцы сумеют договориться между собой, то страны-соседи и более отдаленные государства должны будут уважать эти договоренности и не вмешиваться в них.

Афганистан.Ру: Верите ли Вы в то, что иностранные государства не станут вмешиваться в этот процесс и будут с уважением относиться к вашим договоренностям?

О.Д.: Этого я не знаю. Мы еще не достигли согласия с «Талибаном» и еще рано говорить о том, будут ли они уважать эти договоренности или нет.

Афганистан.Ру: Почему Вы сомневаетесь в целесообразности участия в переговорах США, Китая и Пакистана?

О.Д.: У меня нет сомнений в отношении США и Китая. Возможно, они хотят установления мира в Афганистане. Достижение мира в Афганистане отвечает интересам обеих этих стран. Но другие государства, в том числе некоторые наши соседи, преследуют иные интересы. Возможно, они заинтересованы в напряженности, которая помогает им достичь своих целей. Поэтому я утверждаю, что нам нужен мир, который будет создан руками самих афганцев. У афганцев достаточно способностей и разумения, чтобы провести переговоры и примириться между собой. Пусть посредниками будут другие афганцы, а не иностранцы и не курьерские службы. Все должно быть в руках у афганцев. Само понятие «джирги» означает примирение между двумя противоборствующими сторонами. Иностранные государства – и далекие, и близкие – должны поддержать взаимопонимание, которое возникнет между самими афганцами.

Афганистан.Ру: Что могут сделать для урегулирования кризиса и установления мира и стабильности в Афганистане страны региона, в частности, Россия, а также такие организации, как ШОС и ОДКБ?

О.Д.: Россия, Китай, Иран и Пакистан являются нашими соседями. От всех соседей по региону мы ожидаем, что они будут сотрудничать с нами в любых благих начинаниях. Достижение мира – благое дело, и эти страны должны от всего сердца поддерживать нас в этом деле. Вы видите, что в тех же мирных переговорах участвуют Пакистан и Китай в качестве региональных держав. Мы благодарны Китаю за его усилия, а также за военную помощь и вооружения, поступающие из России. Как я сказал ранее, правительство должно желать мира, но готовиться к войне.

Афганистан.Ру: Вы упомянули о российской помощи Афганистану. В некоторых иностранных и отечественных СМИ появляются такие заголовки: «Российское оружие и американские солдаты». Имеется в виду, что силы безопасности Афганистана пользуются русским оружием, но проходят обучение у американцев. Спрашивается, как это может сочетаться между собой?

О.Д.: Это можно совместить, и эта тема не нова. Уже несколько лет оборонные силы Афганистана используют российское оружие и боевые вертолеты. Российское вооружение в нашей армии осталось и с прошлых времен. Русское оружие подходит нам во всех отношениях, особенно с исторической точки зрения. Оно легко в обращении, и для его использования не требуется специальной подготовки. Мы приветствуем помощь обоих этих государств и готовы принять помощь от любой другой страны, которая не будет выдвигать каких-то особых требований.

Афганистан.Ру: Некоторые СМИ написали, что бывшее правительство Афганистана по ряду причин не хотело принимать российскую помощь. Изменилась ли позиция в этом вопросе у нынешнего правительства?

О.Д.: Это беспочвенные заявления. Бывшее правительство закупало у России оружие и вертолеты. Четырнадцать лет назад мы, действительно, очень зависели от западной помощи. Но с течением времени предыдущее правительство расширило свои связи с миром и установило контакты с Китаем и Россией.

Нынешнее правительство продолжает эти контакты. Однако, как вы знаете, недавно американский Конгресс наложил на Афганистан ограничения, касающиеся любых закупок у России на средства американского бюджета. Нынешнее правительство вынуждено соблюдать это требование, поскольку наша армия почти на 100% финансируется американцами. Правительство ограничено в своих действиях, и если что-то закупается у России, это должно происходить с разрешения США.

Афганистан.Ру: Не ставит ли это под вопрос независимость Афганистана?

О.Д.: Нет, это касается только американской помощи. Если мы покупаем что-либо на собственные средства, ни одна страна не вправе в это вмешиваться.

Афганистан.Ру: Появляются высказывания о том, что некоторые страны хотят заместить талибов игиловцами в Афганистане. Что Вы знаете об этом?

О.Д.: Мне об этом ничего не известно.

Афганистан.Ру: Каким Вам видится политическое будущее Афганистана?

О.Д.: У нас светлое будущее. Нам предстоят вызовы, с которыми сталкивается каждое молодое государство. Мы прожили 14 лет с одним руководителем. Теперь у нас сменилось руководство, и это, естественно, стало вызовом. В Афганистане находилось 180 тысяч иностранных военных. Теперь их осталось только 10 тысяч, что отрицательно сказалось на экономике и безопасности. Но я верю, что народ Афганистана, сплотившись, преодолеет все эти вызовы.

Афганистан.Ру: По некоторым сообщениям, иностранные силы желают вернуться в Афганистан. Смогут ли они поставить заключительную точку в этой войне?

О.Д.: Что бы ни происходило, это должно происходить в рамках официальных соглашений между двумя странами. Нельзя отступать от соблюдения договорных обязательств.

Афганистан.Ру: Каким Вы видите свое место в политическом будущем Афганистана? Готовы ли Вы принять участие в следующих президентских выборах?

О.Д.: В следующих президентских выборах? Да, готов. У меня есть право и воля на то, чтобы отказаться от нынешних обязанностей и выдвинуть свою кандидатуру. Разумеется, я подожду еще три с половиной года и тогда объявлю о своем решении. Конечно же, оно будет приниматься по согласованию и при поддержке всех членов команды.

Афганистан.Ру: Спасибо, господин Даудзай.

Афганистан. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > afghanistan.ru, 3 марта 2016 > № 1680207 Омар Даудзай

В Индии опять происходит бурный конфликт, который был бы чисто внутренним и очень индийским, если бы боевые порядки не выстроились очень показательно. С одной стороны — правящая национально-консервативная по идеологии партия Индии, поддерживаемая большинством населения, с другой — проигравшие ей индийские либералы из бывшей правящей элиты, поддерживаемые их единомышленниками в США и прочих подобных странах.

Это уже вполне международная история, наводящая на мысли о столкновении цивилизаций — либеральной (пока что) западной и никоим образом не либеральной индийской.

Ждем санкций по идеологическим соображениям против страны с более чем миллиардным населением? Кому-то, наверное, мечтается их ввести, хотя не хочется оказываться в глупом положении.

Свобода для университетов

По какому поводу конфликт, рассказывать придется дважды, поскольку у каждой стороны — своя версия. Более того, читаешь их и думаешь: это же надо — видеть одни и те же события так по-разному.

Здесь и дальше я постараюсь не объяснять лишний раз, насколько то, что происходит между Индией и либеральным Западом, похоже на ситуацию между Россией и тем же Западом. Причем спор идет, в обоих случаях, и внутри одной страны. И без того эти сравнения будут даже не бросаться, а молнией бить в глаза.

Итак, начинаем с версии, изложенной в New York Times.

Одержавшая весной 2014 года сокрушительную победу на выборах в парламент Бхаратия Джаната Парти (БДП) занялась гнездом побежденной ею либерально-космополитичной оппозиции — университетами, пытаясь подорвать там преподавательскую монополию либералов. (О такой же монополии в США я недавно писал. Начала назначать в университеты своих людей, увольнять тех либеральных преподавателей, которые подставляют бок под удар. Оппозиция в ярости, говорит, что в вузы назначают людей, по уровню образования непригодных для такой работы, попросту неграмотных мракобесов. Университеты бурлят.

Особенность внутренней ситуации вот в чем. Речь не совсем о БДП, а о силе, существующей уже почти сто лет, как бы автономно и в то же время в альянсе с БДП — о религиозной индуистской организации RSS. Автор американской газеты считает, что RSS сейчас потребовала от правительства БДП награду за поддержку — в виде права навести порядок в сфере образования, чтобы развернуть вспять процесс превращения образованной элиты в "антинациональную силу". Что правительству не вполне нравится, поскольку этой RSS только уступи — не будет и самого правительства.

Кстати, очень легко представить себе эту картину: не всегда грамотные, но весьма агрессивные, долго копившие обиды идеологи, учиняющие чистку там, где десятилетиями складывались связи и привычки людей совсем другого мышления. Это действительно конфликт и опасность, в том числе и для вполне просвещенных и компетентных лидеров БДП. Индийские национальные силы — они, как и в любой стране, разные. Есть нормальные, есть фанатики.

Но здесь лишь фон событий, хотя автор New York Times все-таки упоминает и повод для нынешнего большого скандала. Это — студенческая демонстрация, прошедшая еще 9 февраля, затем арест ее организатора — Канхая Кумара, избранного главы студенческого союза университета. И не просто университета, а делийского аналога МГУ — JNU, то есть Университета имени Джавахарлала Неру, этого города в городе на окраине Дели.

Тут раздался мощный вопль: да что же эти люди творят с независимостью университетов и академическими свободами?

А страну — уничтожить

Теперь версия другой стороны, изложенная в главной газете БДП, делийском "Пионере" (в громадном множестве материалов). Кого, как выясняется, защищают борцы за либерализм? Студентов не одного, а нескольких университетов, которые устроили акцию памяти двух казненных террористов. Один — Афзал Гуру — возглавил в 2001 году знаменитое нападение на индийский федеральный парламент. Атака целей не достигла, погибли "всего" девять человек, это полицейские, не пустившие отряд убийц к парламентариям. Другой террорист, Макбул Бхатт, был сторонником перехода индийского Кашмира с его мусульманским населением к Пакистану.

То есть, скажем сразу, речь идет о двух джихадистах в стране с индуистским большинством. И неважно, связана ли студенческая демонстрация с запрещенным "Исламским государством" или "Аль-Каидой", и без них все понятно. Кстати, одновременно прошли такие же скоординированные акции не просто в других, а в мусульманских (по регионам расположения) университетах.

Далее, студенты в Дели держали плакаты. Например, такие: "Мы будем сражаться до освобождения Кашмира", "Мы будем сражаться, пока Индия не будет разбита на куски", "Мы будем сражаться, пока Индия не будет уничтожена".

Такая вот независимость университетов и академическая свобода.

Вдобавок из индийских СМИ выясняется, что в ответ на студенческую вылазку были контрдемонстрации других студентов. Были отказы от дипломов JNU нескольких закончивших его военнослужащих, ответные демонстрации делийцев (в результате одной из них университет, с его немалой территорией, оказался окружен людьми с индийскими национальными флагами). Вдобавок служащие университета пригрозили перестать убирать территорию, готовить в столовых и обслуживать общежития, причем сделали это в знак протеста против "пассивной поддержки" студентов-демонстрантов преподавателями. Противоположная сторона называет все это "травлей", но вообще-то тут можно подобрать и другие слова. Например, массовое возмущение.

Что говорит национальная индийская пресса по поводу самих студентов, нетрудно угадать: в основном мягко учит их тому, что свобода слова должна где-то кончаться. Например, кончаться там, где звучат призывы разрушить страну, после чего свободы просто негде будет осуществлять.

Куда интереснее (и куда жестче) звучат слова в адрес индийских либералов. Которых довольно четко обозначают — помимо "левой" профессуры — как оппозиционную ныне партию Индийский национальный конгресс плюс англоязычные СМИ и социальные сети. Им напоминают, что, когда Конгресс был у власти, он подобные акции пресекал без пощады при всех премьер-министрах, вводил чрезвычайное положение, закрывал газеты и журналы (либерализм — он такой), так что же он сейчас кричит о попрании свобод?

Еще говорят, что когда либералы докатились до ненависти к своей стране и поддержки джихадизма, то это странная идеология; что либеральные СМИ уже начали в стране гражданскую войну — против национальных СМИ, причем либералы ее явно проигрывают, лишившись былой монополии на выработку ценностей.

Кстати, процитированные выше материалы в New York Times написаны индийцами — из тех самых обижаемых либеральных кругов. Хотя если посмотреть весь объем западных публикаций по Индии и их тональность, то видно, что и там это уже почти война, и ведут ее далеко не только руками индийской оппозиции. Кстати, стоит посмотреть, как отзываются на ситуацию в комментариях индийские читатели и на чьей они стороне.

Выводы… впрочем, я ведь обещал, что не буду проводить очевидных сравнений сегодняшней Индии с сегодняшней Россией. И так все ясно.

Дмитрий Косырев, политический обозреватель МИА "Россия сегодня"

Индия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 1 марта 2016 > № 1670972 Дмитрий Косырев

Интервью журналу «Тайм».

По итогам Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности Председатель Правительства дал интервью корреспонденту «Тайм» Саймону Шустеру.

Стенограмма:

Вопрос: Спасибо большое, что согласились дать интервью журналу «Тайм», и спасибо за Ваше выступление сегодня, оно было интересное, яркое. Вы сделали очень яркое и интересное заявление про новую холодную войну, которое вызвало здесь дискуссию. Но я хотел бы начать с другого вопроса, скажем, более новостного и актуального, касательно Сирии. Вчера Президент Асад в интервью заявил: возвращение всей территории Сирии под наш контроль – это наша конечная цель. Хотел спросить, готова Россия его поддерживать в этой цели, в том числе военными средствами?

Д.Медведев: Сначала про Сирию. У нас нет планов – и об этом Президент говорил, мои коллеги говорили и я ещё раз хочу сказать – такого бесконечного присутствия в Сирии. Мы выполняем там совершенно ограниченную, конкретную задачу, основанную на защите национальных интересов, и по просьбе Президента Асада. Поэтому не он будет определять масштабы присутствия российской армии, российских вооружённых сил там, а российские власти, Верховный главнокомандующий и все, кто вовлечён в этот процесс. Это первое.

Второе. Конечно, мы бы хотели, чтобы Сирия сохранилась в прежних границах как единое государство. И мне кажется, что это понимают все: и в России, и в Европе, и в Соединённых Штатах Америки. Никому из нас не нужна новая Ливия, которая распалась на несколько частей, или просто хаос, когда во главе тех или иных территорий находятся полевые командиры, проще говоря – бандиты, какой бы религиозной риторикой они ни прикрывались.

Поэтому мы будем продолжать контакты с нашими партнёрами по этому процессу. Сколь бы трудным ни был этот диалог, он продолжался и в Мюнхене и получил своё развитие. Это внушает какой-то осторожный оптимизм, что удастся договориться о будущем – о том, как будет проходить процесс урегулирования в Сирии, о межсирийском диалоге, его принципах, участниках и прекращении огня.

Вопрос: Последнее время идёт активное наступление войск Асада с помощью российской авиации, которое в целом мешает переговорному процессу. Когда, на какой стадии закончится это наступление и может ли Россия повлиять на это? После Алеппо и другие города пойдут.

Д.Медведев: Мне кажется, это моя позиция, всё должно закончиться тогда, когда наступит мир. Если Президент Асад при нашей помощи или при помощи американцев, европейцев сядет за стол с теми, с кем можно договариваться (а этот круг надо ещё окончательно определить), и договорится о будущем политического устройства Сирии, о процессе демократических преобразований, наверное, о собственной роли и месте в этом процессе, потому что иное было бы странным, – в этот момент всё и должно завершаться.

Хотя, конечно, мы не являемся безразличными наблюдателями, мы, наоборот, вовлечены в войсковую операцию, именно исходя из национальных интересов. В чём они? В том, чтобы экстремисты, террористы не проникали с территории Сирии на территорию Российской Федерации, это вещь очевидная. Но когда там количество боевиков, имеющих происхождение из России и стран Центральной Азии, исчисляется тысячами – это реальная угроза для нас. Именно поэтому мы и приняли такое решение.

Вопрос: Эту логику и этот аргумент я часто слышу, но не совсем понимаю, как бомбардировка останавливает приход террористов в Россию? Потому что не было случаев террористических атак ИГИЛ в России. В сентябре авиаудары начались, месяцем позже была атака – над Синаем самолёт упал.

Д.Медведев: Я сейчас постараюсь объяснить. Вы можете вообще отличить ИГИЛовца или ДАИШевца от участников «Джейш аль-Ислам» или «Джабхат ан-Нусра»? Вы можете их отличить внешне? По идеологии? Да они сами друг друга не отличают. Я только что говорил на эту тему со своим коллегой – французским Премьер-министром Вальсом. Они все бандиты и террористы. Это первое.

Второе. Степень их религиозных различий очень и очень условная, они кочуют друг от друга по разным причинам: где-то больше денег заплатили, кто-то с кем-то разругался. Поэтому нам очень сложно отличать очень умеренных от не совсем умеренных, хороших от плохих. Да, есть идеологическая оппозиция Асаду, с этими людьми надо договариваться, они представляют часть элиты Сирии, они представляют другую часть религиозного спектра, ту же самую суннитскую часть. Но те, кто бегает с автоматами, – это точно люди, которые совершенно другим образом зарабатывают себе на жизнь и имеют другие планы.

Поэтому когда мне говорят, что там ИГИЛ, а там не ИГИЛ... Мы прекрасно помним, как происходила трансформация талибов в «Аль-Каиду», «Аль-Каиды» в другие образования, потом всё это – в «Исламское государство». Эти люди таким образом живут.

Я в своём выступлении говорил, что нам угрожает ситуация, когда мир начнёт управляться при помощи так называемых террористических методов. То есть будет признано, что единственным способом и единственной формой правления на Ближнем Востоке является модель а-ля ДАИШ, то есть когда какие-то люди чуть что отрубают головы, всё остальное неэффективно, собирают дань и всех возвращают, условно, к VII веку нашей эры.

Вот в чём опасность, поэтому я считаю, что здесь не так важно религиозное различие между этими экстремистами.

И ещё. Вы задали вопрос, касающийся холодной войны. Знаете, наверное, это конструкции, которые где-то в воздухе витают. Я нигде не говорил о том, что началась новая холодная война, но я говорил о том, что решения НАТО подталкивают к возникновению новой холодной войны. Я это говорил и готов это ещё раз подтвердить. Потому что до меня выступал мой бывший коллега господин Столтенберг, который сейчас является генсеком НАТО, но ведь он о чём говорил? Он говорил: Россию нужно ограничивать, контингенты увеличивать, защищаться по всем границам, по всем рубежам. Но если это не подготовка к холодной войне, то тогда к чему? Вот такова реальность.

Вопрос: Да, но когда Вы говорите или представляете себе эту возможную новую холодную войну, какие сценарии Вас больше всего беспокоят? Какие пункты конфронтации между Россией и НАТО Вас больше всего беспокоят? Это Прибалтика? Это Турция?

Д.Медведев: Мы бы вообще не хотели никакой конфронтации! Она нам не нужна. Ни в Прибалтике, ни в Турции, ни где бы то ни было. Нам нужно развиваться. У нас, вы знаете, немало проблем в экономике, нам туда нужно направлять силы и деньги, хотя, конечно, нам важно иметь сильную армию, флот. Поэтому нам никакая конфронтация нигде не нужна. Это первое.

В отношении поведения отдельных стран – членов Североатлантического альянса. Вот здесь есть проблемы. Если у некоторых коллег из Прибалтики постоянные фантомные боли, им всё время снится Советский Союз, захваты, какие-то мятежи... Это, кстати, для прибалтийских государств способ управления. В чём он заключается? Он нехитрый: пугайте русскими, которые вот-вот реанимируют Советский Союз, а если вы не хотите этого, вы должны голосовать за нашу партию. Нормальный политический приём, хотя он довольно плохой по своим последствиям.

Но это ладно. С Турцией гораздо сложнее. Турция подставила не себя, она подставила весь Североатлантический альянс. И это очень безответственно.

Скажу прямо: если бы что-то подобное произошло, например, в советские времена, скорее всего, начался бы серьёзный конфликт – если, не дай бог, не какая-то серьёзная война, то точно был бы нанесён ответный удар и так далее. Это просто сейчас решения были приняты другие.

Курс России в этом смысле абсолютно миролюбивый, и несмотря на то что это была явная провокация, когда самолёт, даже если и залетел на несколько секунд, был сбит в пространстве Сирии, Россия на это никак не ответила в военном смысле.

И в этом плане очень многое зависит от решимости руководства Североатлантического альянса повлиять на наиболее озабоченных членов НАТО, которые провоцируют конфликт с другими странами. Это в конце концов вопрос дисциплины в альянсе. Мы прекрасно понимаем, чем такое заканчивается.

Вопрос: И также Вы упомянули (или предупредили некоторых членов НАТО) несколько дней назад в интервью немецкой газете о перманентной войне, если те или иные иностранные противники Асада начнут наземную операцию. Эта идея перманентной войны – Россия готова участвовать в этом? Или есть всё-таки пункт, когда Россия скажет себе: нет, здесь температура слишком высокая, эскалация уже зашла слишком далеко и мы отступаем.

Д.Медведев: Не нужна никакая перманентная война, и Россия ни в чём не хотела бы подобном участвовать. Я лишь сказал, что как только войсковая операция (а я всё-таки был Верховным главнокомандующим и принимал военные решения) спускается с неба на землю, на земле появляются солдаты, сначала в виде спецназа, потом в виде каких-то отдельных войсковых формирований, это всё затягивается. Давайте вспомним, что происходило в Афганистане с американскими военными формированиями. До сих пор не уйти. Поэтому, как только конфликт переходит в стадию сухопутной войсковой операции, он становится бесконечным, вот что опасно. Поэтому не надо этого делать, и даже пугать этим не надо. Вот я сегодня посмотрел, Джон Керри сказал: если Россия и Иран не будут способствовать примирению, то мы с арабскими друзьями (по-моему, это было интервью как раз арабскому какому-то каналу) осуществим сухопутную операцию. Вот это зря. Он своих партнёров, то есть нас, пугает этим, что ли? Он хочет, чтобы Соединённые Штаты Америки опять завязли, теперь уже в Сирии?

Вопрос: Последний вопрос, если позволите, про Сирию. Вот на этой неделе буквально ООН выпустила расследование, и они обвиняют государство Асада в чудовищных преступлениях против человечества, в том числе в систематических убийствах задержанных в тюрьмах в Сирии. Это ООН, не Human Rights Watch, не Amnesty International. Как Россия относится к тому, что у неё в Сирии практически такой союзник? Не ясно ли Вам, почему западным странам из-за таких преступлений так тяжело вступать в какой-либо альянс с Асадом?

Д.Медведев: Надо внимательно изучить этот отчёт и доказательства, которые там приведены, это первое. Второе: конечно, если там приведены твёрдые доказательства, они должны получить международную правовую оценку. Третье, по поводу союзников: союзники бывают разные. Я вот также с коллегами сегодня общался и вспоминал историю Сирии. Я напомню, что, наверное, Хафез Асад был союзником, условным союзником Советского Союза. У нас никогда не было продвинутых отношений с Сирией. Они были прекрасные у Саудовской Аравии, Турции (они братья и постоянно об этом говорили), они были прекрасные с Францией, с некоторыми другими странами. Вот именно они помогали развитию государства, а потом в один миг изменили позицию. Сравните с ситуацией в Ливии. Кто был в числе наиболее близких друзей несчастного Муаммара Каддафи? А потом вмиг ситуация изменилась. Поэтому вопрос сейчас не в том, кого мы называем союзником, а в ответственном поведении. Ну а все данные, которые получены, подлежат оценке. Здесь мы абсолютно открыты к тому, чтобы и с нами это обсуждать.

Вопрос: То есть, если совсем просто сказать, Россия не оставляет своих в беде, в отличие от западных стран, которые это сделали с Мубараком?

Д.Медведев: Нет, это не просто, вы мою фразу передёргиваете. Я, ещё раз говорю, единственный, наверное, среди действующих руководителей Европы и Азии, кто там был с государственным визитом. У нас нормальные, вполне приличные отношения были, но это не какие-то союзнические отношения. Если у нас есть договорные отношения, мы, конечно, свои договорные обязательства стараемся исполнять. Если нас кто-то просит помочь, мы и такие решения принимаем.

Вопрос: Ясно, хорошо. Тогда давайте оставим Сирию пока. И хотел поговорить о договоре СНВ-3. Это был действительно (касательно новой холодной войны или старой холодной войны) огромный шаг вперёд в разоружении. Вот тогда был СНВ-3, сейчас мы видим, если можно Вам показать…

Д.Медведев: Покажите, конечно.

Вопрос: Тут название «Статус-6», которое появилось на российском телевидении, если Вы помните случай… Если можете это прокомментировать: зачем Россия показывает или производит такое оружие и что это говорит как раз о вопросе новой холодной войны?

Д.Медведев: Я эту тему комментировать не буду. Ситуацию со «Статусом» и какими-то разработками в этой сфере комментировать нет смысла, просто потому что сейчас нет предмета для обсуждения. Но применительно к холодной войне, гонке вооружений и СНВ-3 я комментарии сделаю.

Во-первых, я считаю, что СНВ-3 был достижением российско-американских отношений и облегчил общую ситуацию в мире. Мы, по сути, свои ядерные арсеналы привели к состоянию начала 1960-х годов, что на самом деле неплохо, потому что, собственно, гонка вооружений началась потом. Кстати, вообще за период существования Российской Федерации как отдельного самостоятельного нового государства мы свои арсеналы сократили очень и очень существенно, просто в разы, и это все знают, это проверяемая же история. Поэтому я считаю, что это хороший, добротный результат. Это можно положить в копилку российско-американского сотрудничества. Жаль, что в дальнейшем всё пошло по иному сценарию.

Во-вторых, означает ли прекращение переговоров по целому ряду вопросов начало гонки вооружений? Конечно, не означает. Мы ни в какой гонке вооружений не заинтересованы. Это очень дорогая история, и очевидно, что в настоящий момент нет ни поводов, ни причин заниматься тем, чем занимался Советский Союз и Соединённые Штаты Америки вместе с Североатлантическим альянсом в конце 1970-х – начале 1980-х годов. Что, безусловно, обескровило советскую экономику, чего там скрывать.

Третье, когда говорят о всякого рода ядерных средствах, новых проектах, старых проектах, то нам не следует забывать, что мир изменился и вооружения изменились. Да, есть такое очень жёсткое вооружение, которое, что называется, уничтожает всё вокруг и, по сути, приводит к тому, что планета становится необитаемой или наступает ядерная зима. И по этому поводу человечество уже определилось, что нужно сделать всё, чтобы никогда нигде этого не произошло, и стараться способствовать уменьшению ядерного клуба и ограничивать по возможности потенциалы и так далее.

Но есть другие виды оружия, которые сейчас так стыдливо не обсуждаются. Вот, например, есть так называемая концепция глобального удара, известная концепция – американская и атлантическая, неядерная. Она основана на использовании ракет высокоточных, но не ядерных. Это не страшно? Нет, это очень страшно. Но она не подпадает ни под какие ограничения и так далее, но мы с вами прекрасно понимаем, что, если использовать сотни и тысячи ракет для нанесения вот такого удара, последствия будут ничуть не лучше. Но никаких ограничений нет. И при этом нам говорят, ну вы давайте дальше снижать, например, ядерный потенциал, а вот этим заниматься не будем. Нет, коллеги, нам теперь нужно всем обсуждать это в комплексе.

Почему мы очень недовольны были идеей противоракетной обороны – потому что, по сути, только с обратным знаком, происходило уменьшение нашего ядерного потенциала, причём это объяснялось естественным наличием Ирана с его нехорошим поведением и необходимостью быстро реагировать на всякого рода действия стран-изгоев. Сейчас Иран – друг. Все со всеми договорились, кстати, при нашей помощи и поддержке. Все санкции сняты, а как с ПРО? А ПРО осталось. Так можно договариваться?

Вопрос: В контексте настолько напряжённых отношений между Россией и НАТО, о которых Вы говорили тоже в своей речи сегодня, вот эта опасность, которую все хорошо помнят из старой холодной войны, опасность ядерной войныпо случайности или не по случайности – она остаётся сегодня, она повысилась за последние два-три года? Как Вы оцениваете эту опасность?

Д.Медведев: Если говорить о контроле за ядерными потенциалами, то я считаю, что принципиально ничего не изменилось. Потому что мы с американцами в договоре, у нас есть регулярный обмен информацией, контрольные меры. Все инструменты действуют. В этом смысле хуже не стало, но хуже стало в другом смысле. После целого ряда событий, в том числе на севере Африки, на Ближнем Востоке, многие страны всерьёз задумались: а не создать ли свою бомбу? Я помню долгие дискуссии по поводу того, у кого что есть, когда выясняли, есть ли оружие в Иране, есть ли оружие в Пакистане и в целом ряде других стран. Мы сегодня на экспертном уровне понимаем, кто чем обладает. Сейчас вот есть проблема Северной Кореи. Неконтролируемое расширение ядерного клуба – это крайне опасная история. Но при этом надо понимать, что часть стран реально боится за своё существование и говорит о том, что вынуждена будет заниматься созданием ядерного оружия.

Я помню, когда я на неформальном уровне общался с лидерами арабских стран в рамках Лиги арабских государств, то мне так аккуратно сказали: знаете, вот мы получаем информацию о том, что Иран занимается, ещё кто-то занимается, и вообще всё это в регионе может случиться. Нам коллеги из Саудовской Аравии сказали, что если так, то мы тоже об этом будем думать. Вот что опасно – провокация создания ядерного оружия. И второе, конечно, это попадание ядерного арсенала в руки террористов, а также создание грязной бомбы и всего того, что связано с использованием ядерного заряда террористами и преступниками. Вот с этим человечество обязано бороться.

Вопрос: Хорошо. Оставим тогда и эту страшную тему.

Д.Медведев: Давайте что-нибудь более мирное обсудим.

Вопрос: Сегодня, после Вашей речи и в контексте других круглых столов, западные коллеги обвиняли Россию часто в попытках расколоть Европу, разделить Европу, в том числе с использованием миграционной темы. Я заметил, что в Вашем выступлении звучала риторика… Я живу в Германии и часто слушаю тоже правые партии в Германии, в Европе. Риторика была очень похожая, особенно касательно миграционной темы. Почему Ваши высказывания настолько напоминают высказывания, скажем, Front National во Франции или PEGIDA в Германии? Почему настолько схожие позиции и почему Россия ищет и имеет вообще таких союзников в Европе?

Д.Медведев: Я не знаю, что вам это напомнило. Я вообще-то по своим убеждениям не левый, скажем прямо, – это первое. Второе, скажу предельно откровенно: я считаю миграционную политику Европейского союза и отдельных стран колоссальной ошибкой, ошибкой, которая угрожает европейской идентичности. Я считаю, это реально очень большая проблема. Мы прекрасно понимаем, к чему может привести появление таких колоний, которые составлены из беженцев из не самых благополучных регионов в самом сердце Европы. Я не думаю, что это может понравиться каким-то другим политическим силам. Да, есть разная риторика, но если вы спросите на улице в любой стране, будь то Франция, Германия, Италия или Британия, хотят ли люди, чтобы к ним переселилось 1,5–2 млн человек из стран Ближнего Востока, вряд ли они придут в восторг. Именно поэтому я считаю, что проблемы с миграцией здесь накачали сами государства Европейского союза. Пусть не обижаются. Но это же ваши правила въезда, ваши правила миграции, пособия, которые выплачиваются. Значит, это сознательный курс. В гуманитарном плане он, наверное, безупречный, с одной стороны, но с точки зрения интересов обычных граждан этих стран, экономик этих стран он довольно сложный.

Вот мы обсуждали, например, перспективы выборов в местные органы власти в Европе в настоящий момент, когда приехало большое количество мигрантов из стран Ближнего Востока. Я думаю, что действительно у правых партий есть возможность на этой теме отыграться, что называется. Но почему? Не потому, что людей захватила эта правая идеология, а потому что они мыслят очень просто: если приехал миллион рабочих рук дармовых, часть из них всё равно попадёт на биржу труда, рынок труда, и мы лишимся работы, потому что их труд стоит дешевле. Мне кажется, что в этом смысле Европейский союз сегодня является заложником несбалансированной миграционной политики. Это моё абсолютно искреннее убеждение. Если говорить совсем прямо и искренне, мне просто жалко Европу.

Вопрос: Но с внешнеполитической точки зрения подъём этих сил в Европе представляет какие-то возможности для российских интересов?

Д.Медведев: Мы не можем и не хотим подыгрывать никаким силам, играть на антимигрантских настроениях. Мы просто откровенно говорим о том, в чём здесь опасность. Я довольно долго обсуждал эту тему, например, с финскими коллегами — и с Премьером, и с Президентом — вчера. Я могу сказать так: к ним стали въезжать беженцы из Сирии, Ирака, некоторых других стран через территорию Российской Федерации, получив у нас разрешение на официальный въезд, к ним нет претензий, они не в розыске, нигде.

Реплика: На велосипедах в том числе.

Д.Медведев: В том числе на велосипедах, совершенно верно, потом стали какие-то машины покупать. Их въехало около тысячи человек через два контрольно-пропускных пункта на российско-финской границе. Наши финские коллеги заволновались на эту тему. Мы с ними сейчас ведём консультации, каким образом им помочь, прекрасно понимая, что, наверное, для них это испытание. Но при этом я всё время им говорю, что хорошо, ладно, здесь вы обратили на это внимание, но к вам же 30 тыс. приехало из Швеции. Здесь – тысяча, а там – 30 тыс. Вы шведов ни в чём не подозреваете? Они не пытаются сознательно навредить соседней стране? А почему-то считаете, что мы пытаемся манипулировать этими людьми. Это несерьёзно.

Вопрос: Кстати, об отношениях с западными партнёрами. Вы много говорили в своей речи сегодня о санкциях, о том, насколько они вредят отношениям. Как, может быть, в неформальных разговорах Ваши коллеги-европейцы отреагировали на этот призыв их отменить и что этому препятствует?

Д.Медведев: Знаете, у меня как-то так получилось, что по этим санкциям с кем бы я ни говорил, все почему-то опускают глаза долу, в пол, как будто они не имеют к этому отношения, и говорят: «Ну да, это там приняли. Мы-то, конечно, против. И вообще всё это плохо, бизнесу мешает. Мы это всё прекрасно понимаем. Но вы давайте там побыстрее минский протокол, минские соглашения реализуйте, побыстрее всё это сделайте. А так вообще мы как бы и ни при чём». Но это не вполне честная позиция. Это консолидированное решение всех наших европейских друзей. Они все за это проголосовали. Никто не заблокировал, никто не высказался против. Значит, это консолидированная позиция. И не надо этого стесняться. Скажите честно, что мы хотели вас наказать.

Следующий вопрос в том – наказали ли. Наверное, где-то нам неприятные минуты доставили. Сильно? Не сильно. Развиваемся, живём, естественно, выживем. Политическую позицию изменили власти Российской Федерации? Не изменили. Имеют поддержку у населения Российской Федерации? Вы прекрасно знаете, имеют, и ещё такую, которую здесь ни одна политическая сила не имеет, потому что никому не нравится, когда на твою страну давят.

Поэтому за эти санкции ответственность несёт Европейский союз целиком и другие страны, которые их поддержали. Ну, естественно, Соединённые Штаты Америки, Канада – в общем все, кто под этим подписался. Мы это всё обсуждаем, но наша позиция проста, я её многократно формулировал: мы ничего просить не будем. Вы хорошо знаете нашу литературу. У Михаила Булгакова есть прекрасная фраза в книге «Мастер и Маргарита», когда Воланд говорит о том, что никогда ничего не просите, сами предложат и сами всё дадут. Вот и мы никогда не будем просить отмены этих санкций. Сами придут и скажут: давайте наконец со всем этим покончим, потому что никому не лучше, всем только хуже.

Вопрос: Вернёмся во время Вашего президентства. Чуть ли не главная тема была – модернизация и диверсификация экономики. Вам часто задавали этот вопрос, но интересно, какие-то новые уроки появились в контексте низкой цены на нефть? Низкие цены сейчас тоже тревожат бизнес в России. Почему не удалость тогда действительно успешно диверсифицировать экономику и может ли это быть сделано более успешно в контексте низких цен на нефть?

Д.Медведев: C учётом того, что? сегодня у нас в экономике, низких цен на углеводороды, с учётом всех этих факторов, да и отчасти санкций, я убедился в том, что идея модернизации российской экономики, её диверсификации, перехода к масштабному производству новых товаров, основанному на высоких технологиях, абсолютно верна. Этим начали заниматься, и этим нужно заниматься с утроенной энергией, потому что, как только начинается такая волатильность на рынке нефтепродуктов и газа, наша экономика сдувается. Это было в 1998 году, это происходит сейчас, даже несмотря на то, что вроде мы сейчас чуть меньше зависим от этого, чем, например, три-пять лет назад.

Почему не удалось? Очень короткий промежуток времени. Наверное, и наши ошибки есть и просчёты, я отрицать не буду. Но, конечно, за пять лет невозможно из нефтяной экономики, страдающей «голландской болезнью», создать высокотехнологичную экономику. Это сложная задача, но мы к этому стремимся.

Есть некоторые успехи, я считаю. Может, они пока относительно скромные, но они есть, потому что мы используем уже много собственных машин, механизмов, транспортных средств, которые раньше практически полностью закупали, будь то комбайны или тракторы. Есть достижения в сфере высоких технологий, новых материалов. Всё это есть, но, конечно, всё это нужно использовать более широко. Это задача на будущее.

Вопрос: И касательно санкций. Вы в прошлом году оценили, сколько они стоили Российской Федерации, экономике. Там звучала цифра 80 млрд долларов, если я правильно помню сообщения прессы. Можете дать оценку, сколько они стоят сейчас?

Д.Медведев: Понимаете, это очень трудно оценивать. Вопрос в том, как считать. Если считать, например, потери, связанные с отсутствием доступа к иностранным (прежде всего европейским, в меньшей степени – американским) рынкам капитала, то это цифры очень большие, потому что мы брали эти кредиты и тем самым иностранная валютная ликвидность использовалась для роста. Это не означает прямых потерь в смысле сжатия размеров экономики – так, наверное, считать нельзя, – но это то, что мы не смогли получить. В этом смысле мы, конечно, эти потери в полной мере не восстановили. Это абсолютно точно десятки миллионов долларов неполученных кредитов, в которых на самом деле была заинтересована не только наша экономика, но и банковская система европейская, и целый ряд крупных предприятий. Я сегодня с бизнесом немецким встречался. Объём импорта, например немецких машин самых разных (я имею в виду, средств производства), упал на 40–50%, и именно из-за отсутствия этой валютной дешёвой составляющей.

Так что эти потери есть, мы их не отрицаем. Но тем хуже для всех, кто принимает участие в экономической кооперации, – и для нас, и для наших европейских партнёров. Надо это всё завершать, и чем скорее, тем лучше.

Реплика: Будем надеяться. Спасибо большое.

Д.Медведев: Вам спасибо большое. Успехов.

США. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > premier.gov.ru, 15 февраля 2016 > № 1651835 Дмитрий Медведев

Москва не будет навязывать себя в качестве посредника в переговорах по урегулированию в Афганистане: нынешний их формат без прямого диалога властей страны и движения "Талибан" обречен на провал, считает спецпредставитель президента России по Афганистану, директор второго департамента Азии МИД РФ Замир Кабулов. О том, в каком ключе будет обсуждаться афганский вопрос на предстоящей встрече глав МИД России, Индии и Китая, о возможном визите Лаврова в Иран и о том, будет ли Тегеран покупать новейшие российские ЗРК С-400, Кабулов рассказал специальным корреспондентам РИА Новости Татьяне Калмыковой и Полине Чернице.

— На прошедшей неделе в России отмечался День дипломатического работника. Как вы встретили свой профессиональный праздник?

— Отмечал как положено, на работе. У нас ведь работа безостановочная, как процесс разливки стали, мы не можем прерываться. Тем более это рабочий день, не выходной.

— В чем, на ваш взгляд, главное оружие российского дипломата?

— Компетентность в широком смысле слова. Имею в виду не только знание языка, язык — это вспомогательный инструмент, хорошее знание мировой истории. Нужно быть в курсе глобальной и региональной обстановки, ну и быть специалистом по конкретной стране или странам. Мы доказали преимущество советско-российской системы региональной специализации. В этом наше преимущество.

— Расскажите про яркий, запоминающийся случай в вашей карьере?

— В 1995 году мне пришлось вести переговоры с тогдашним руководством Движения талибов в Кандагаре по поводу освобождения семерых наших летчиков из татарстанской авиакомпании ("Аэростан"). Представьте себе талибов, которые к тому времени вообще не видели иностранцев, кроме тех, кто их курировал, и в меру своих представлений об искусстве переговоров пытались организовать их в резиденции губернатора Кандагара. Началось все с долгой молитвы, а потом мы вынуждены были выслушать всю историю претензий талибов к Советскому Союзу. Это заняло полчаса как минимум. И только после этого мы приступили к переговорам. Пришлось объяснять им, что Советского Союза не стало, появилась Россия, поэтому предъявлять претензии уже не было возможности. Это талибов озадачило. Они задумались, взяли паузу, сказали: "Давайте сейчас перекусим и потом продолжим". Затем талибы совещались между собой — мы ждали еще час. После этого они вернулись и сказали, что понимают наши аргументы, но принять их не могут. Переговоры продолжались еще долго, я лично около десяти раз летал в Кандагар в течение года. В конечном итоге так уж получилось, что наши летчики не только сбежали, но и самолет угнали, да еще двух талибов прихватили. Скупой платит дважды, как говорится.

— Говоря об Афганистане, в последнее время вновь в западных СМИ появляются различные сообщения о переговорах РФ и Афганистана по поставкам боевых вертолетов МИ-35. Речь идет о старом контракте или о каком-то новом?

— Речь идет о старом контракте по трем вертолетам. Поскольку американцы отказываются афганцам давать деньги на приобретение вертолетов, а мы сказали Кабулу, что поставим машины только на коммерческой основе, афганцы утверждали, что найдут деньги на эти вертолеты. Получается, что до сих пор ищут. Из-за этого ничего не происходит.

— То есть неправильно говорить, что это новый контракт?

— Мы им предложили два варианта: вертолеты после капремонта или новые: выбирайте, какие хотите! Но у них ни на то, ни на другое денег нет. А как без денег Рособоронэкспорт будет подписывать контракт? Сейчас речь идет именно о старом контракте. И там подвижек никаких нет.

— Как вы оцениваете перспективы переговоров афганских властей с талибами и их новым лидером?

— Вы знаете, пока у меня нет особых надежд на то, что переговоры состоятся в ближайшем будущем. Этому есть несколько причин. Во-первых, новый лидер талибов Ахтар Мансур продолжает процесс консолидации всего движения под своим руководством, ему оппонирует часть лидеров талибов, которые продолжают не признавать его в качестве такового, обвиняя в том числе в гибели муллы Омара. Хотя структура движения очень закрытая и точность информации проверить практически невозможно, но, как говорят информированные люди изнутри, Ахтар Мансур контролирует порядка 60% движения. Остальные 40% не находятся под его контролем, но одновременно и сами не имеют единой позиции, ориентируются на различных других лидеров. В этой ситуации даже если бы Ахтар Мансур решился гипотетически пойти на переговоры, то не до конца ясно, признали бы результаты таких переговоров остальные 40%. Однако мы с вами говорим о гипотетической ситуации. Реальность же такова, что мы находимся в двух месяцах от начала весенне-летней военной кампании в Афганистане. Талибы себя чувствуют на подъеме, поскольку у них все получается. В этом году они впервые не ушли на базы в Пакистане, остались в Афганистане и ведут активные боевые партизанские действия. Они чувствуют, что могут многого добиться военными усилиями, поэтому если талибы и согласятся пойти на переговоры, то, я думаю, для того, чтобы попытаться выторговать для себя что-то, что им не удается добиться при помощи военных действий. Речь идет, конечно же, о власти. Что касается перспектив, показательно и то, что представители талибов на сходке в Дохе вновь в качестве условия своего участия в переговорах обозначили вывод всех иностранных войск из Афганистана и отмену всех санкций в отношении ДТ. Таким образом, они все возвращают на "круг первый". Это уже говорит о том, что в данный момент у них повышенной заинтересованности в переговорах нет. В то же время надо понимать, что талибы не обладают достаточной военной силой, чтобы свергнуть правительство Афганистана и захватить всю страну. Значит, в этой ситуации речь может гипотетически идти о договоренности. Например, по вопросу о передаче им как минимум пяти министерских постов в правительстве, причем очень важных — силовых и экономических. Или о передаче под контроль талибов ряда провинций на юге и востоке Афганистана с тем, чтобы они сами назначали губернаторов, а правительство и иностранные войска в этих провинциях не вели военных действий. Это условие вряд ли приемлемо для Кабула. То есть переговоры могут идти, но практического результата не будет.

— Что еще препятствует запуску переговоров?

— Другой немаловажный фактор заключается в том, что американцы очень активно пытаются сейчас запустить процесс переговоров в связи с предстоящими у них выборами. Военная сила успеха не дает, и они надеются на миротворческое поприще. Но мы опять сталкиваемся с разноголосицей в американских подходах. С одной стороны, их спецпредставитель по Афганистану Ричард Олсон, который участвует в четырехсторонних переговорах, говорит о том, что надо запускать процесс примирения. С другой, американский генерал Кэмпбелл, который командует контингентом США в Афганистане заявляет, что талибы — это преступники, они не признают никаких демократических прав, их надо убивать. Американцы сами себе противоречат. Как они собираются налаживать процесс и в то же время вычеркивать талибов из политической жизни страны? Это говорит о нескоординированности действий.

При таких подходах вряд ли можно ожидать какого-то результата.

— Вы сейчас сказали о перезапуске четырехстороннего диалога?

— В этом формате участвуют представители Пакистана, Афганистана и примкнувшие к ним американцы и китайцы, которые пытаются своим присутствием оказывать давление на Кабул и Исламабад. Цель — договориться о принципах, дорожной карте примирения, по которой, кстати, очень много вопросов.

Пакистан был согласен подготовить так называемых договороспособных талибов, с которыми можно вести переговоры. Афганцы говорят, что в таком случае тех, кто отказывается, необходимо уничтожать. Пакистанцы от этого отказываются и уничтожать никого не собираются. Тогда напрашивается логический вопрос: если с какой-то частью талибов договорятся, что скажет остальная часть ДТ? Очевидно, что ответ будет: мы не участники этого процесса, и все пойдет по кругу. Поэтому деятельность упомянутой "четверки" — разговоры ради разговоров. Они спешат, поскольку американцы, как и Кабул, пытаются таким образом предотвратить или остановить начало весеннего наступления талибов. При этом исходят из формальной логики, что если серьезный переговорный процесс затянется, то тогда воевать не будет смысла. Талибы прекрасно понимают это и оказывают давление. В то же время талибы тоже находятся в сложной ситуации, поскольку и у руководства ДТ, и у движения в целом нет единства мнений. Полевые талибские командиры, особенно молодая часть, которые тяготеют к ИГИЛ, говорят, что война будет вестись до победного конца. А если их лидеры вздумают поступить иначе, то они их перебьют и назначат новых. Верхушка талибов прекрасно понимает это, так же как и то, что ее участие в мирных переговорах даст дополнительный аргумент в пользу ИГИЛ, повод объявить талибских вожаков предателями. Талибы вынуждены учитывать это при выработке своего подхода. Поэтому они будут биться до конца и требовать максимальных уступок в любых формах.

— Как тогда расценивать призывы о возможном подключении к этому формату России, Индии и Ирана?

— Мы не будем подключаться к бесполезным мероприятиям и американцам об этом уже заявили. Я не вижу в этом никакого смысла. Честно говоря, нам уже надоело подключаться к чему-то, что затевается Вашингтоном. Мы им постоянно говорим о бесперспективности тех или иных шагов, а потом они действительно проваливаются. У нас нет желания участвовать в том, что американцы организовывают на скорую руку ради своих предвыборных интересов и где нам отводят роль статистов. Вместе с тем готовы формировать такой процесс не по американским лекалам, а объективно и осознанно, с учетом интересов всех региональных государств, включая Россию.

— Не могли бы рассказать подробнее по поводу инициирования такого процесса, мы озвучивали это уже?

— Нет, мы никак это не озвучивали, нас никто не просил, и навязывать мы это не будем. Когда нас попросят и талибы, и афганское правительство, тогда есть смысл участвовать. А себя навязывать — в такие игры мы играть не будем, это бесполезно.

— Пока таких предложений не поступало?

— Таких предложений не поступало. Но в одном прав и Хамид Карзай, и американцы: без участия всех региональных государств, включая Россию, Иран, Индию, ничего не получится. Это будут договоренности, которые долго не проживут.

— Резюмируя вышесказанное, встреча в четырехстороннем формате, запланированная на 23 февраля, станет проходной?

— Это будет проходная встреча. 23 февраля они собираются договариваться по спискам талибов и выработать некоторые меры доверия, которые гарантировали бы талибам участие и безопасность. Пусть вырабатывают. Но сейчас они разговаривают сами с собой и талибы в этом не участвуют. После всего необходимо прийти к талибам, которым потребуется еще время на изучение всех предложений. Сам процесс мирных переговоров не начнется ни 23 февраля, ни 23 марта.

— Если говорить о региональном взаимодействии, когда может состояться министерская встреча Россия-Индия-Китай?

— Да, это очень важный формат, хотя мы с Китаем и Индией достаточно тесно взаимодействуем в БРИКС, ШОС, в "Двадцатке". Не скажу, что все складывается блестяще, но тем не менее, особенно сейчас, у этого формата очень важная роль и задача. Мы сейчас вместе с индийцами и китайцами прорабатываем даты очередной встречи министров иностранных дел РИК в Москве. Рассчитываем, что такая встреча состоится в апреле этого года.

— Какова повестка дня этой встречи?

— Будут обсуждаться глобальные и региональные вопросы, в том числе Афганистан, ситуация вокруг Ирана, Сирии. Конкретная повестка дня будет выработана после того, как стороны согласуют даты этой встречи.

— Москва вновь озвучила предложения выступить посредником в урегулировании напряженности в отношениях между Ираном и Саудовской Аравией. Получили ли мы какую-то реакцию на это?

— Наше предложение остается на столе. Иранцы отреагировали положительно. Саудовская Аравия несколько медлительна, но это можно объяснить. Они слишком далеко зашли в противоречиях с Ираном, и сейчас настал такой момент, когда им, видимо, трудно переступить через обиды и прочие накопленные раздражения. Это требует времени. Что касается попыток, предпринимаемых Германией, то мы приветствуем любую страну, которая сможет успешно примирить эти две важные для нас страны. Мы заинтересованы, чтобы между ними был мир и согласие, особенно сейчас, когда нам надо вместе с ними решать важные вопросы, касающиеся нефти. Нам всем нужна стабилизация нефтяного рынка и возвращение к нормальным ценовым показателям. А это ключевые страны, особенно Саудовская Аравия, да и Иран, который стремится вернуться на нефтяной рынок в ожидании скорейшего снятия многих санкций. Посмотрим, как это будет получаться.

— Какие на этот счет ожидания у РФ? Посол Ирана заявил, что они будут постепенно выходить на рынок, чтобы не было резкого скачка цен.

— Наверное, но это не потому, что они делают это осознанно. Возможности их нефтяного сектора ограниченны. Американцы еще не сняли многие санкционные ограничения, которые затрудняют работу иранских нефтетрейдеров на рынке. Но главное — это изношенность нефтяного оборудования Ирана, что является причиной падения добычи и требует решения. Да, многие западные страны наперегонки предлагают услуги, но реальные контракты пока никто не подписывал. И потом можно представить, сколько времени уйдет после подписания контрактов на переоборудование терминалов, оборудования по добыче. Это не вопрос одного-двух месяцев, на это уходят годы.

Что касается денег, то ситуация у Ирана складывается следующая. В западных банках у них заморожено без малого 90 миллиардов долларов, но американцы позволят разморозить не более 30. США не особо радует перспектива, что вперед побежали европейские компании, а американцы отстают. Тем более что Иран устами верховного лидера сказал, что мы с американцами будем вести переговоры только по поводу урегулирования ядерной программы, и американцы будут последними в очереди на инвестирование в иранскую экономику. И зачем же США в этой ситуации будут снимать все барьеры, чтобы сливки сняли европейцы? А это означает, что у Ирана не будет свободных денег в достаточном количестве. Иранцам нужны десятки и десятки миллиардов долларов, чтобы быстрее закрыть социалку. Народ недоволен, в том числе нынешним правительством, поскольку все санкционные тяготы переживает народ, а денег свободных нет, чтобы как-то облегчить его положение. Даже если эти деньги начнут размораживаться, то значительная часть пойдет на обеспечение социальных нужд. Нельзя забывать и электоральный фактор. 26 февраля пройдут выборы в меджлис. Более того, пройдут выборы другого органа — Совета экспертов, который будет определять кандидатуру будущего духовного лидера, что еще более важно.

— Как вы можете объяснить тот факт, что РФ и Иран не так активно сотрудничают в сфере гражданской авиации?

— Иранцев можно понять, большинство гражданского и военного авиапарка — американо-европейская техника, и иранские пилоты большей частью обучены на Boeing. И переоснащение требует не только поставки, но и подготовки экипажа. Кроме этого, существует элемент недобросовестной конкуренции наших американских и европейских партнеров, которые всеми силами стараются не пускать российские самолеты в свое воздушное пространство. И они всячески будут пугать иранцев, что у них будут проблемы, если они будут закупать российские самолеты, а не западные. Этот элемент тоже давит на психику иранцев.

— Ранее Минобороны Ирана заявило, что ожидает завершение поставок ЗРК С-300 по контракту в этом году, вы можете назвать конкретные сроки?

— Поставки начнутся в самое ближайшее время.

— По С-400 мы будем сотрудничать? Прорабатывается этот вопрос?

— Нет. По С-400 переговоров не ведется. Иранцы, в принципе, обозначали, что они были бы рады. Но переговоров не было.

— Как вы оцениваете результаты визита советника аятоллы Хаменеи в Москву?

— Велаяти — опытный и влиятельный политик в Иране, советник духовного лидера, очень сбалансированный человек. Понятно, что он не занимался заключением конкретных контрактов. Он выступал здесь как представитель духовного лидера, в этом качестве обговаривал принципиальные моменты, по которым мы будем дальше сотрудничать. Мы очень довольны этим визитом. Он был успешным.

— Обсуждался ли в ходе консультаций Велаяти в Москве возможный визит Роухани в Россию?

— Нет. Ведь недавно Путин был в Иране. Никакого секрета в этом нет, если бы визит обсуждался, то я бы сказал. Наши общие с Ираном вопросы — это экономика и Сирия. В первую очередь и для нас, и для иранцев очень важным является экономическое сотрудничество. Конечно, нас беспокоит положение и на нефтяном глобальном рынке.

— Как вы оцениваете заявления Велаяти про возможность альянса России, Сирии, Ирана и ливанской шиитской группировки "Хезболла"?

— Это заявление из тех, что, в принципе, вызывает разные интерпретации, как это, например, случилось и с реакцией на мое высказывание по талибам. Я сказал, что у талибов, которые бьют игиловцев в Афганистане, интересы с нашими совпадают (в борьбе с ИГИЛ). Объективно в Сирии мы бьем тех же, кого бьет и "Хезболла". Это такой умозрительный союз. Речь не идет о союзе, при котором стороны садятся за стол и начинают обсуждение. В гипотетическом плане он прав: если "Хезболла" делает, что и мы, то мы — принципиальные союзники.

— Только у Запада другая классификация, кого мы там бьем в Сирии…

— Это понятно: они нервничают, ведь Асад укрепляется, несмотря на все их противодействие.

— Когда в Москву приезжал замглавы МИД Ирана Ибрагим Рахимпур, он говорил, что в Тегеране ждут визита министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова, исходя из тех нужд, которые сейчас существуют в регионе. Обсуждается ли такая возможность?

— Конкретной договоренности пока нет. У С.В.Лаврова есть приглашение, и не исключаю, что в этом году он посетит Иран.

— Что касается сотрудничества России и Ирана по Сирии: в последние дни в прессе все чаще звучат заявления, что Турция обстреливает сирийскую территорию. В этой связи у нас не интенсифицируются переговоры с Ираном? Какова повестка дня по Сирии?

— Она осталась той же: каждый из нас по-своему помогает правительству Сирии выстоять в борьбе с теми, кого мы называем террористами. Иранцы это делают в "поле", мы это делаем в "воздухе". Результат налицо — сирийская армия освобождает территорию. Но главное — ее удержать. Это очень долгая и тяжелая история.

— Министр нефти Пакистана Аббаси недавно приезжал в Москву. У нас главный проект сейчас — газопровод "Север — Юг". Каковы его перспективы?

— Да, это достаточно масштабный для Пакистана проект, стоимостью порядка двух миллиардов долларов. От нас в нем участвует компания "Глобальные ресурсы", "дочка" Ростеха. Но как только она подписала это соглашение, сразу попала под американские санкции, что затрудняет работу. Это то, что называется недобросовестной конкуренцией и говорит о манере поведения американцев, которые беспардонно могут мешать. Сами не предлагали и другим не дают. Но важно другое: чтобы эти два миллиарда были у Пакистана. А речь идет о газопроводе, который должен пролечь от побережья Пакистана до Лахора. Это один из главных проектов. Были еще другие. Пакистанцы очень хотели, чтобы мы взяли на себя реконструкцию Карачинского металлургического завода, который в свое время был построен СССР. Завод в очень плачевном состоянии, но у пакистанцев нет денег, поэтому вряд ли здесь что-то получится. Кроме этого, пакистанцы заинтересованы в нашем участии в модернизации трех тепловых станций. Но опять-таки все упирается в деньги. Если у пакистанского правительства были бы свои средства, наверное, дело пошло бы быстрее. А открывать кредитную линию российское правительство вряд ли будет готово.

— То есть получается, что это единственный пока крупный инфраструктурный проект и мы не планируем какого-то наращивания сотрудничества?

— Все упирается в финансы. Все пойдет быстро, если пакистанцы найдут финансирование — свое, заемное, любое. Потому что российским государственным компаниям в этих условиях Минфин вряд ли выдаст кредит на осуществление долгосрочных инвестиций.

— Но, в принципе, возможно, что уже в апреле начнется реализация проекта?

— Надо разобраться в обстоятельствах: в какой степени факт попадания "Глобальных ресурсов" под американские санкции будет иметь значение.

— Ранее посол Ирана в интервью РИА сказал, что не исключает и односторонней отмены виз, но приоритет — ответные действия Москвы. Как вы оцениваете заявления иранской стороны?

— Это замечательная идея. Очень хорошо, если визы отменят, но я не уверен, что российский турист сразу косяком потянется в Иран. Да, в Персидском заливе есть замечательный остров Киш, есть провинции Шираз, Исфахан, которые очень любят посещать ценители археологии, но я не уверен, что страна в целом готова принять большое количество туристов.

Мы уже достигли важного результата: подписали меморандум об облегченном визовом режиме для отдельных граждан. Переговоры по этой теме были очень долгими. Это серьезная подвижка. Особенно в вопросе согласования предоставления виз для грузоперевозок — так называемым дальнобойщикам.

Это прежде всего важно для иранской стороны. Ведь Тегеран сейчас мечтает захватить тот рынок, который потеряла Турция, особенно сельхозпродуктов.

Но беда в том, что через Иран идут транзитом турецкие сельхозтовары. Мы их предупредили, что мы этого не допустим.

Теоретически они могут занять нишу. Но у иранцев, к сожалению, нет круглогодичного производства тех товаров, к которым российский потребитель уже привык. Да, есть цитрусовые, фрукты и так далее, но их не производят 12 месяцев в году.

Что касается мясной продукции, то Роспотребнадзор пока совершенно обоснованно ставит вопрос о ее соответствии санитарным нормам. Когда этот вопрос будет решен, то можно будет говорить о занятии и этой ниши. То же самое по морепродуктам, тем более что на этом направлении есть конкуренты из Шри-Ланки и Бангладеш.

— Вернемся к заявлениям иранской стороны по отмене виз для туристов. Возможность обсуждения с российской стороной этого вопроса — это фигура речи или действительно уже идут консультации?

— Консультации пока не идут. Есть заявления о намерениях. Мы со своей стороны пока таких предложений не делали, потому что не ждем иранского туриста в таких массовых масштабах. А те, кто хочет посетить нашу страну, могут и сейчас без больших трудностей получать туристические визы.

— Тегеран в последнее время заявляет, что намерен активнее развивать свою ракетную программу. Запад очень нервно реагирует на эти слова и действия Тегерана. Какова позиция Москвы по этому вопросу — развитию ракетной программы Ирана?

— У нас позиция спокойная. Во-первых, ракетная программа не подпадает ни под какие ограничения. В тех рамках, в которых они не подпадают под ограничения резолюции СБ ООН, у нас никаких возражений нет. Это право Ирана. Они не развивают наступательные виды оружия. А им угрожают, в свою очередь, разные страны. И они имеют право на самооборону.

Запад по своим соображениям проявляет беспокойство. Сейчас они уже забыли, что когда очень понадобилось вклиниться на иранский рынок, они быстро забыли про все эти ограничения. Так что это лицемерие во многих случаях. Мы же спокойно и принципиально к этому относимся: мы не имеем возражений против того, что не подпадает под ограничения, за которые мы в свое время голосовали.

Более того, иранцы заинтересованы в сотрудничестве с нами — я говорю уже о космической программе. В том числе по запуску спутников. Это все возможно. Но сейчас Ирану нужно решать первостепенные задачи: встать на ноги после санкций. После этого — почему бы и нет?

Но надо понимать при этом, что любым российским компаниям будет сложнее работать в новых условиях, потому что конкуренция высока и иранцы будут выбирать лучшее по соотношению цена-качество.

Афганистан. Иран. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 15 февраля 2016 > № 1650825 Замир Кабулов

Мюнхенская конференция по вопросам политики безопасности.

Выступление Дмитрия Медведева на панельной дискуссии.

Стенограмма:

Выступление Дмитрия Медведева на панельной дискуссии Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности

Д.Медведев: Добрый день, уважаемые дамы и господа! Добрый день, уважаемый коллега господин Вальс, уважаемый господин Ишингер! У меня будет чуть более общее выступление, но, надеюсь, полезное.

Со времени окончания «первой холодной войны» прошла уже четверть века. Для истории не так много, но по меркам отдельных людей и даже поколений это всё-таки срок заметный. И достаточный, чтобы мы могли все вместе оценить наши победы и поражения, определить цели на будущее и, конечно, избежать повторения ошибок.

Мюнхенская конференция отличается острыми и откровенными дискуссиями. Я здесь в первый раз. И мне хотелось бы сегодня рассказать о том, как мы в России понимаем современное состояние европейской безопасности, ведь именно ради этого мы собрались, и какие пути решения стоящих перед нами проблем мы видим с учётом того, что они осложнены явным ухудшением отношений России и Запада.

Перед поездкой на конференцию я встречался с Президентом Путиным. Мы обсуждали его выступление здесь, в Мюнхене, в 2007 году. Тогда он говорил о том, что идеологические стереотипы, двойные стандарты в международных отношениях не помогают снизить напряжённость, а только усиливают её, а у мирового сообщества остаётся всё меньше возможностей для принятия значимых политических решений.

Давайте зададимся вопросом: не слишком ли мы тогда сгущали краски? Может быть, наши оценки были излишне пессимистичны. К сожалению, должен констатировать, что картина сегодня даже более серьёзная. Развитие событий с 2007 года оказалось куда как драматичнее. Единой Большой Европы как не было, так и нет. Наши экономики, все экономики, растут слабо. Обострились конфликты в странах Ближнего Востока и Северной Африки. Наступил миграционный коллапс. Отношения Евросоюза и России испорчены. На Украине – гражданская война.

В этом смысле наш интенсивный диалог о будущей архитектуре евроатлантической безопасности, о глобальной стабильности, о региональных угрозах сейчас особенно необходим. Считаю ненормальным, что по многим направлениям он почти полностью оборвался. Проблему коммуникации признают практически все – и в Западной Европе, и в России. Парализованы механизмы, которые позволяли своевременно снимать взаимные озабоченности. Более того, мы потеряли культуру взаимного контроля над вооружениями, хотя долгое время именно она служила основой для укрепления доверия. Одна за другой отмирают партнёрские инициативы, которые стоили нам немало сил. Фактически заморожен проект договора о европейской безопасности. Идея о создании комитета по вопросам внешней политики и безопасности, которую я лично обсуждал когда-то с Канцлером ФРГ Ангелой Меркель в Мезеберге, не реализована. Остаётся недружественной и закрытой, по нашей оценке, политическая линия НАТО в отношении России.

Можно сказать и резче: мы скатились, по сути, во времена новой холодной войны. Чуть ли не ежедневно нас объявляют самой страшной угрозой то для НАТО в целом, то отдельно для Европы, то для Америки и других стран (коллега господин Столтенберг это тоже только что продемонстрировал), снимают пугающие фильмы, в которых русские начинают ядерную войну. Я вообще иногда думаю: мы в 2016 году живём или в 1962-м?

Хотя реальные угрозы, которые существуют в нашем маленьком мире, и это, я надеюсь, вы понимаете, заключаются совсем в другом. Понятие «европейская безопасность» сегодня охватывает гораздо более широкое поле, чем мы привыкли. Сорок лет назад речь шла прежде всего о военно-политических отношениях европейских стран. Но сегодня на первый план выходят другие проблемы – устойчивое экономическое развитие, проблемы неравенства, преодоления бедности, беспрецедентная по масштабам миграция, новые формы терроризма, региональные конфликты, в том числе внутриевропейские. Я имею в виду, конечно, и Украину, и всё ещё неспокойные Балканы, и стоящую на грани национального кризиса Молдавию.

Те трансграничные вызовы и угрозы, которые казались нам в какой-то период совсем преодолёнными, проявились с новой силой, а новые угрозы, прежде всего терроризм и экстремизм, потеряли абстрактный характер, который они имели до этого для большинства. Теперь это реальность для миллионов людей в разных странах, о чём только что говорил коллега Вальс, это повседневная угроза. Каждый день может прозвучать взрыв в самолёте или выстрелы в кафе. Раньше так было только на Ближнем Востоке. Теперь – во всём мире.

Мы видим, что экономические, социальные, военные вызовы сегодня взаимно усиливают друг друга, а действуем мы подчас абсолютно разрозненно, вяло, ориентируясь во многих случаях исключительно на наши национальные интересы, либо сразу назначаем виноватым другого.

А теперь пять тезисов о безопасности как таковой.

Первое. Начну с экономики.

Сегодня мы фактически оказались на грани смены парадигмы сложившихся международных экономических отношений. Традиционные схемы не работают, политическая целесообразность берёт верх над понятным экономическим расчётом. Правила поведения подчас переписываются adhoc, а порой просто игнорируются. Достаточно вспомнить, как Международный валютный фонд просто переделал фундаментальные правила кредитования стран с просроченной суверенной задолженностью, когда речь пошла о суверенном долге Украины перед Россией.

Переговоры о заключении масштабных экономических мегаблоков чреваты утратой системы общих правил в мировом экономическом пространстве.

Отчасти дурную шутку сыграла с нами и глобализация, к которой мы так все стремились. Я лично говорил об этом во время встреч тогда ещё всем нужной «восьмёрки». Но времена меняются, даже небольшие сдвиги в экономике одной страны теперь практически мгновенно сказываются на рынках и целых государствах. Глобальные механизмы регулирования не успевают балансировать интересы сторон.

Крайне нестабильным остаётся энергетический рынок. От его волатильности страдают и импортёры, и экспортёры.

Вызывает сожаление расширяющаяся практика одностороннего экономического давления, я имею в виду всякие санкции. Делается это произвольно, подчас в нарушение международного права. Так расшатываются основы функционирования международных экономических организаций, включая Всемирную торговую организацию. Мы всегда это говорили, и я всегда это говорил, что санкции наносят удар и против тех, в отношении кого они вводятся, и против тех, кто их использует. Сколько совместных инициатив подвисло из-за санкций! Я только что встречался с представителями германского бизнеса, и мы говорили на эту тему. Просчитаны ли прямые и косвенные издержки для европейского и российского бизнеса? И действительно ли стóят наши противоречия всего этого? Насколько они глубоки? Это всем вам, сидящим в зале, – так нужно, чтобы они были, эти санкции?

Это – дорога в никуда. Всем будет хуже, не сомневайтесь. Вместо этого жизненно необходимо бросить силы на укрепление новой глобальной системы, которая сочетала бы принципы эффективности и справедливости, рыночной открытости и социальной защищённости.

Второе. Кризис модели мирового экономического развития создаёт предпосылки для различных конфликтов, включая региональные.

Европейским политикам казалось, что создание так называемого пояса друзей по внешнему контуру ЕС может стать надёжной гарантией безопасности. И каковы результаты этой политики? Не «пояс друзей», а, по сути, зона отчуждения, череда локальных конфликтов и экономических неурядиц и на восточном, и на южном фланге европейского соседства (я имею в виду и Украину, и Молдову, и Ближний Восток, и север Африки, Ливию и Сирию).

Итоги – эти регионы теперь наша общая проблема.

Нормандский формат позволил нам запустить переговорный процесс по Украине. Мы уверены, что на сегодняшний день никакого другого инструмента мирного урегулирования, кроме минского пакета, не существует.

Мы приветствуем взвешенную и конструктивную позицию Франции по этому поводу. И по Украине, кстати, и по другим самым острым международным проблемам (здесь господин Вальс об этом говорил) российский диалог с Францией никогда не прерывался и приводил к конкретным результатам.

Безусловно, минские договорённости должны соблюдать все стороны. Но в первую очередь их выполнение зависит, на наш взгляд, от киевских властей. Почему от них? Не потому, что мы пытаемся передвинуть куда-то стрелку, а потому что такой период настал.

Несмотря на прогресс по ряду направлений (по отводу тяжёлых вооружений, по присутствию миссии ОБСЕ, другим вопросам), ситуация остается неустойчивой.

Что больше всего нас беспокоит?

Во-первых, и это самое главное, на юго-востоке Украины так и не установлен режим полной тишины. На линии соприкосновения регулярно происходят обстрелы. Этого быть не должно. И в этом смысле мы должны подавать правильные сигналы всем сторонам.

Во-вторых, до сих пор так и не приняты изменения в Конституцию Украины, что должно было быть сделано до конца прошлого года, не исполняется законодательство об особом статусе Донбасса. Вместо согласования с регионами конкретных элементов децентрализации, а это важнейшие вопросы, приняты так называемые переходные положения. Хотя все эти договорённости чётко зафиксированы в минских соглашениях.

В-третьих, киевские власти по-прежнему настаивают на том, что местные выборы должны быть организованы на основе нового украинского закона. Кроме того, украинская сторона, к сожалению, не выполнила свои обязательства по широкой амнистии, которая должна распространяться на тех, кто участвовал в событиях 2014–2015 годов. Без амнистии эти люди не смогут принять участие в выборах, что сделает их результаты сомнительными, а это вряд ли понравится ОБСЕ.

Как я уже сказал, минские соглашения должны быть выполнены полностью – это российская позиция. При этом мы люди здравомыслящие и готовы слушать разные идеи, в том числе компромиссные, например, мы согласились с предложением господина Штайнмайера о том, что с момента проведения выборов начинается временное применение Закона об особом статусе, а после признания результатов выборов по линии БДИПЧ ОБСЕ применение этого закона становится постоянным. Но и здесь нет движения – уж казалось бы, совсем компромисс!

И конечно, крайне тяжёлой остаётся гуманитарная ситуация. Экономика юго-востока Украины деградирует, территории блокированы, отвергнута инициатива Канцлера Германии о восстановлении банковской системы, которая должна была быть там реализована. Десятки тысяч людей находятся на грани выживания.

Удивительно другое: почему это должно волновать Россию и не волнует в такой степени Украину? Но мы отправляли и вынуждены будем отправлять на юго-восток Украины гуманитарные караваны.

Хочу прямо сказать: мы проявляли и будем проявлять разумную гибкость в исполнении минских соглашений там, где это не противоречит их сути. Но мы не можем сделать того, на что у нас нет полномочий, а именно: исполнять за киевские власти их политические и юридические обязательства. Это прямая компетенция Президента, Правительства и Парламента Украины. К сожалению, в настоящий момент там нет ни воли, ни желания этого делать, и сегодня, на мой взгляд, это становится всем очевидным.

Теперь что касается Сирии. Мы работали и будем тщательно работать над реализацией мирных совместных инициатив. Они идут трудно, но альтернативы межнациональному и межрелигиозному диалогу не существует. Важно сохранить единое сирийское государство, не допустить его распада по конфессиональному принципу. Ещё одной Ливии, Йемена и Афганистана миру не потянуть. Последствия такого сценария будут катастрофой для всего Ближнего Востока. Определённую надежду даёт работа международной группы поддержки Сирии, они собрались здесь позавчера, её участники согласовали ряд практических мер по осуществлению резолюции 2254, включая доставку гуманитарной помощи гражданскому населению и определение условий перемирия, разумеется, исключая террористические группировки. Претворить эти меры в жизнь предстоит под председательством нашей страны и Соединённых Штатов Америки. Подчеркну: ключевое значение будет иметь регулярная работа российских и американских военных. Но именно регулярная, не так, чтобы искать их и договариваться о каком-то эпизодическом контакте, а регулярная, постоянная, каждый день!

Конечно, недопустимы любые предварительные условия начала переговоров по политическому урегулированию между Правительством Сирии и оппозицией. И не надо никого пугать наземной операцией.

И третье. Искренне считаем, что, если мы не нормализуем ситуацию в Сирии и других горячих точках, терроризм станет новым видом войны, которую будет вести весь мир. И это даже не просто вид войны, а, по сути, способ разрешения межнациональных и межконфессиональных конфликтов, метод квазигосударственного управления. Представьте себе цепочку стран, которые управляются террористами методом террора. Это разве XXI век?

Сегодня все понимают, что терроризм – это не проблема отдельных стран. Мы в России говорили об этом уже два десятилетия назад, убеждали наших партнёров, что корень не только в межнациональных и межконфессиональных разногласиях. В основе идеологии ИГИЛ лежит совсем не битва за исламские ценности, а лишь звериный инстинкт, стремление разрушать и убивать. Поэтому терроризм – проблема цивилизационная: или мы, или они, пора это всем осознать, без всяких нюансов и полутонов, без всякого оправдания их действий, без деления на своих и чужих, на крайних и якобы умеренных!

Уничтожение российского самолёта в небе над Синаем, теракты в Париже, Лондоне, Израиле, Ливане, Пакистане, Ираке, Мали, Йемене и других странах, показательные казни заложников, тысячи жертв, бесконечные угрозы подтверждают: международный терроризм не признаёт границ.

Террористы и экстремисты пытаются распространить своё влияние не только на страны Ближнего Востока и Северной Африки, но и вообще на всю Центральную Азию. И к сожалению, это им пока удаётся. В том числе и потому, что мы не можем оставить наши разногласия и реально объединиться. Даже взаимодействие по линии спецслужб было свёрнуто. Но это смешно: типа, мы не хотим с вами работать. Думаю, ДАИШ должно быть очень признательно моим коллегам – руководителям ряда западных стран, которые свернули такое сотрудничество!

Перед конференцией я просматривал самые разные материалы, в том числе оценки западных экспертов. Даже наши недоброжелатели признают, что при всех разногласиях «антитеррористическое уравнение» без России не решается. Правда, иногда эту правильную в общем мысль они выражают в несколько ином контексте, говоря о том, что хуже сильной России может быть только слабая Россия.

Четвёртое. С региональными конфликтами и терроризмом тесно переплетена и такая проблема, как беспрецедентная по масштабам и неконтролируемая по сути миграция. Если хотите, это новое великое переселение народов. Оно затрагивает не только Западную Европу, но и Россию. И если из Сирии поток не такой большой, то с Украины это для нас уже стало острой темой. Только за полтора года мы приняли более миллиона беженцев.

Войны и связанные с этим лишения, неравенство, низкий уровень жизни, насилие, фанатизм заставляют людей покидать родные места. Безуспешные попытки пересадить модельные, западные образцы демократии в совершенно неподготовленную социальную среду привели к разрушению целых государств, превратили огромные территории в зоны военных действий. Я вспоминаю, как мои коллеги радовались в какой-то период так называемой арабской весне. Это просто на моих глазах происходило всё. И где эта современная демократия в этих странах? Видимо, она приобрела форму ИГИЛ.

В странах, откуда уезжают люди, деградирует человеческий капитал, тают перспективы развития. Нынешний миграционный кризис по многим своим проявлениям уже приближается к гуманитарной катастрофе, во всяком случае, в некоторых европейских регионах. Обостряются социальные проблемы, растёт взаимная нетерпимость, ксенофобия. Я уже не говорю о том, что под видом беженцев в европейские страны проникают сотни, тысячи экстремистов. Либо люди, которые имеют совершенно чуждую культуру, которые просто хотят получать пособия и ничего не делать. Появилась реальная угроза разрушения единого экономического пространства, а вслед за ним и культурного пространства, и даже самой европейской идентичности! Мы с сожалением видим подрыв нужных и для России механизмов. Я имею в виду развал, по сути, Шенгенской зоны.

Мы готовы помогать в решении миграционных проблем всем, чем можем, в том числе принимая участие в нормализации ситуации в конфликтных регионах, откуда идёт основной поток беженцев. Это касается и Сирии.

И, наконец, пятое. Давайте будем максимально честными. Большинство этих вызовов возникло не сегодня. И уж точно их придумали не в России. Но за это время мы так и не научились правильно на них реагировать, предупреждать их. И поэтому по-прежнему основные ресурсы тратим на борьбу с их последствиями, не добираясь, не доискиваясь до их первопричин. Либо обращаем энергию не против истинного зла, а для сдерживания соседей. Только что здесь об этом говорилось. Доктрина сдерживания очень активно применяется западным миром по отношению к России сегодня. Опасность таких подходов заключается в том, что и через десять, и через двадцать лет мы будем с вами обсуждать одни и те же темы. Если, конечно, вообще будет что обсуждать. В рамках всемирного халифата дискуссии неуместны.

Есть разные мнения относительно перспектив взаимодействия c Россией. Конечно, такие мнения есть и у нас. Но есть ли у нас шанс объединиться, для того чтобы ответить на вызовы, о которых я только говорил? Я абсолютно уверен, что есть. Вчера мы видели яркий пример религиозного порядка – того, как начинается движение друг к другу. На Кубе состоялась встреча Святейшего Патриарха Кирилла и Папы Римского Франциска. А ведь до этого две христианские церкви не общались столетиями. Конечно, восстановление доверия – это дело нелёгкое. Трудно сказать, сколько времени на это потребуется. Но начинать этот процесс необходимо. И здесь не может быть никаких предварительных условий. Или это нужно всем нам, или не нужно никому. И тогда этого не будет!

Наши оценки событий последних лет нередко расходятся, но всё же, хочу особенно чётко подчеркнуть, расходятся не так сильно, как, например, 40 лет назад во время подписания Хельсинкского акта. Тогда посреди Европы просто-напросто стояла стена. Там, где верх брали застарелые фобии, возникал тупик. А там, где нам удавалось объединять силы, мы приходили к успеху. Тому есть множество примеров. Смогли же мы договориться о сокращении стратегических наступательных вооружений. Это был по-настоящему большой прорыв. Смогли найти компромисс в урегулировании ситуации вокруг иранской ядерной программы. В рамках «Женевы-2» за стол переговоров удалось усадить все стороны сирийского конфликта. Есть координация действий в борьбе с пиратством, конференция по климату, которая прошла в Париже. Всё это позитивные примеры, их надо умножать.

Уважаемые коллеги! Уважаемые дамы и господа!

Современная архитектура европейской безопасности была выстроена на руинах Второй мировой войны, и она позволила нам прожить 70 лет без глобальных конфликтов. Почему? Потому что она была основана на принципах, которые в тот период были понятны всем, прежде всего принципах безусловной ценности человеческой жизни. Их понимание нам досталось огромной ценой. Но именно эта общая трагедия заставила подняться над политическими и идеологическими разногласиями во имя мира. Да, сегодня в этой системе есть определённые проблемы и сбои. Но неужели нам нужна ещё одна, третья мировая встряска, чтобы понять, насколько сейчас необходимо сотрудничество, а не конфронтация?

Я хочу привести слова Джона Кеннеди, который сказал в общем простую, но правильную вещь: «Внутренняя политика может всего лишь провалить выборы. Внешняя политика может всех нас убить». Тогда, в 1960-е годы, на пороге ядерного апокалипсиса две противоборствующие стороны вовремя смогли понять, что никакое противостояние политических систем, государств не стоит жизни людей.

Я верю, что сегодня мы все и мудрее, и опытнее, и ответственнее. И нас не разделяют такие идеологические фантомы и стереотипы. А те вызовы, которые угрожают всем нам, будут основой не для конфликтов, а для нашего объединения, для справедливого и равноправного объединения, которое обеспечит нам спокойную жизнь ещё как минимум лет на 70.

Спасибо.

Из ответов на вопросы после выступления на конференции

Вопрос (как переведено): Меня зовут Минус Кемпбелл, я из Великобритании. Мой вопрос адресуется Премьер-министру Медведеву. Понимает ли Россия, что усиление её влияния в Сирии несёт с собой и ответственность за всех граждан Сирии? И если да, то как осуществляется выполнение этой ответственности в отношении жителей Алеппо, которые сейчас массово бегут [из города]?

Д.Медведев: Спасибо. Я продолжу тогда ответ на вопросы, которые касаются Сирии, в том числе по ситуации вокруг Алеппо, но не только.

Я думаю, что значительная часть людей, которые присутствуют в этом зале, в Сирии никогда не были, а вот я там был. Был с государственным визитом в тот период, когда Сирия была спокойным, мирным светским государством, где все жили в нормальном, равновесном состоянии, я имею в виду и сунниты, и шииты, и друзы, и алавиты, и христиане.

С тех пор прошло уже практически шесть лет. Сегодня мы видим, что Сирия находится в состоянии гражданской войны. Давайте зададимся вопросом: кто в этом виноват? Неужели один Асад? Совершенно очевидно, что без определённого влияния извне Сирия могла продолжить своё развитие. Но я помню эти разговоры, помню беседы с моими партнёрами, и с европейскими, и с американскими – они мне говорили одно и то же: Асад нехороший, он должен уйти, и тогда там наступит мир и процветание. Ну и что? В результате гражданская война.

Поэтому не могу не поддержать своего коллегу, Премьер-министра Вальса, в том, что мы должны вместе работать над решением этой проблемы, но работать эффективно, а не просто смотреть за тем, как там развиваются события, как одни глушат других; не пытаться делить тех, кто там воюет, на своих и чужих, а постараться посадить всех за стол переговоров, кроме тех, в отношении которых мы договорились, что это реальные террористы. Они нам известны.

Россия не занимается там решением каких-либо специальных задач, кроме объявленных. Мы там защищаем наши национальные интересы, потому что значительная часть боевиков, которые там воюют, приехали из России и сопредельных с нами стран, и они могут вернуться к нам обратно, для того чтобы устраивать террористические акты. Они должны там остаться...

Гражданского населения это никак не касается. Мы гражданскому населению, в отличие от большинства присутствующих там, в регионе, стран, помогаем. Никаких доказательств по поводу бомбардировок гражданского населения нам никто так и не предоставил, хотя нам всё время об этом говорят, что какие-то цели не те и так далее. Не обмениваются информацией. Я только что говорил об этом с трибуны: военные должны быть в постоянном контакте. Они должны созваниваться 10 раз в день. В противном случае там постоянно будут стычки и конфликты. И вот это уже наша миссия. Мы к этому сотрудничеству готовы. Я рассчитываю, что в рамках того диалога, который прошёл здесь, у нас будет позитивное развитие и в смысле прекращения огня в Сирии, и в смысле решения гуманитарных задач. Ну и очень важно, чтобы мы смогли договориться по ключевым моментам, потому что в противном случае, и, я думаю, это ни для кого не секрет, Сирия распадется на части, как это произошло с Ливией и как это, по сути, происходит с целым рядом других стран в регионе. Чем это грозит? Это грозит тем, что конфликт будет носить перманентный характер. Там постоянно будет гражданская война, постоянно будет этот самый ДАИШ или его правопреемники, и мы будем друг с другом спорить, выясняя, кто хороший, а кто плохой, кому мы должны помогать, а кому не должны помогать. У нас с вами общий враг, и из этого нужно исходить.

Теперь я вернусь к украинской проблематике. Я не буду давать оценку тому, что произошло на Украине, это было сделано российским руководством неоднократно, в том числе и мной. Отвечу лишь на ту часть вопроса, которая касается расследования по самолёту. Очевидно, что в объективном расследовании Российская Федерация заинтересована не меньше, чем те страны, граждане которых погибли в этой катастрофе. Это действительно колоссальная трагедия. Но даже по тону вопроса можно понять, что задающий уже определил, кто за это отвечает, уже определил, кто должен нести юридическую ответственность, никакого расследования не нужно, нужно созывать определённые юридические комитеты, создавать определённые юридические процедуры и по ним идти. Но так не действуют. Это должно быть нормальное всеобъемлющее расследование, которое включает в себя все аспекты. Это первое. И второе. К сожалению, в мире это не первый такой случай. Никогда ни уголовный суд, ни иные подобные инстанции этим не занимались. Это проблемы другого порядка. И вот об этом нам предстоит договориться. А Россия готова в этом смысле предоставить любую информацию, которая требуется для проведения качественного расследования.

Германия. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > premier.gov.ru, 13 февраля 2016 > № 1651837 Дмитрий Медведев

Турция выступает за продолжение политического диалога с Россией, и, несмотря на текущие противоречия, Москва останется для Анкары надежным поставщиком газа, заявил посол Турции в РФ Умит Ярдым. В интервью специальному корреспонденту РИА Новости Полине Чернице он рассказал о своей работе в Москве во времена СССР и современной России, поздравил коллег с профессиональным праздником — отмечаемым 10 февраля Днем дипломатического работника и ответил на вопрос, стоит ли ожидать в ближайшее время встречи глав МИД РФ и Турции.

— Господин посол, сегодня многие эксперты говорят о необходимости налаживания политического диалога Москвы и Анкары. Может ли такой шаг быть сделан в ходе предстоящей Мюнхенской конференции по безопасности? Возможна ли, например, встреча главы МИД Турции с российским коллегой Лавровым?

— Турция всегда была на стороне продолжения взаимных контактов и политического диалога с Россией. Собственно говоря, последний раз 3 декабря 2015 года на полях проводившегося в Белграде заседания Совета министров ОБСЕ состоялась двусторонняя встреча между министрами иностранных дел двух государств, в ходе которой обе стороны, придерживаясь рамок взаимной вежливости, открыто высказали свою позицию. В сущности, всегда существует вероятность контакта глав министерств иностранных дел наших стран на международных площадках, однако на сегодняшний день вопрос о проведении на полях Мюнхенской конференции по безопасности двусторонней встречи господина министра с его российским коллегой не стоит.

— Ранее замглавы МИД РФ Богданов заявил РИА Новости, что вопрос участия курдов в межсирийских переговорах станет одной из центральных тем заседания Международной группы поддержки Сирии 11 февраля. Будет ли Турция участвовать в таком обсуждении или данный вопрос не требует обсуждения?

— Как известно, в запланированных переговорах между сирийским режимом и оппозицией на стороне оппозиции среди прочих занимают место представители курдских групп Сирии. Турция, поддерживающая стремления, направленные на политическое решение, считает, что на указанных переговорах таким орудующим в Сирии террористическим группировкам, как ДАЕШ, Джабхат (Фронт) Ан-Нусра и ПДС/ОНС (курдская Партия демократического союза и аффилированные с ней Отряды народной самообороны) места нет.

— Расскажите, пожалуйста, о работе Турции по диверсификации источников поставок газа. Как-то так совпало, что сразу после инцидента с российским Су-24 из Анкары начали поступать сообщения о наращивании поставок из Ирана и других стран. Это взаимосвязано? Россия может быть спокойна за спрос на свой газ в Турции в дальнейшем?

— Как известно, Россия в настоящее время является крупнейшим поставщиком природного газа в Турцию. В свою очередь Турция – второй крупнейший в Европе потребитель "Газпрома". Таким образом, каждая из стран извлекает пользу от сотрудничества в области поставок природного газа. Россия до сегодняшнего дня остается для нас надежным поставщиком. Рассчитываем, что это сотрудничество на основе обоюдной заинтересованности и взаимных обязательств будет продолжено и в будущем в соответствии с рыночными условиями.

В свою очередь политика Турции по диверсификации поставок энергоресурсов не нова. Турция, как и каждая страна, предпринимает меры по укреплению своей энергетической безопасности. Географическое положение нашей страны предоставляет нам здесь значительные преимущества.

— Ранее российская сторона заявила, что переговоры по "Турецкому потоку" могут быть возобновлены в случае, если турецкая сторона известит об этом РФ и направит свои предложения. То есть формально (за скобками политических разногласий) мяч на стороне Анкары. Вы считаете возможным для Турции сделать первый шаг?

— Что касается вашего вопроса касательно "Турецкого потока", то в первую очередь хотел бы вам напомнить, что "Турецкий поток" это проект, предложенный российской стороной. В прошлом году какой-либо конкретной работы либо переговоров, за исключением предварительных контактов, проведено не было. Во время упомянутых контактов между делегациями технических специалистов не удалось достигнуть единого мнения относительно основных принципов, в связи с этим прогресса в реализации проекта не было. О том, что количество ниток снижено с четырех до двух и о развитии событий, связанных с другим проектом – газопроводом "Северный поток-2", по которому газ будет поставляться в Европу, наша страна узнала не в ходе официальных контактов, а из прессы.

— Господин посол, это интервью записывается накануне отмечаемого в России 10 февраля Дня дипломатического работника. Существует ли в Турции такой праздник?

— В Турции День дипломатического работника официально не празднуется. Однако по различным поводам время от времени наши руководители принимают у себя как только поступивших на службу дипломатов, так и послов, направляют приглашения на обед/ужин. Участие в подобных встречах — большая честь для нас. На данных встречах мы можем давать оценки касательно нашей профессиональной деятельности на самом высшем уровне, свободно обмениваться мнениями, а также получаем необходимые указания. С другой стороны, каждый год, 18 марта, в День памяти мы с почтением вспоминаем наших дипломатов и их семьи, погибших, исполняя свою службу, в результате атак, осуществленных армянскими террористическими организациями. Хотя все это и не является официальным Днем дипломата, но эти мероприятия из тех, которые собирают нас вместе.

В этой связи посредством МИА "Россия сегодня" я поздравляю своих российских коллег, с которыми у меня сложились тесные взаимоотношения и наладилось сотрудничество и профессиональные и человеческие качества которых я всегда высоко ценю, а также и дипломатов из других стран, которые несут службу в России. С Днем дипломата!

— Был ли для вас выбор профессии случайным или вы стремились на дипломатическую службу?

— Сложно сказать, был ли выбор профессии случайным или спланированным с самого начала. Ведь очевидно, что, кроме фактора личного выбора, большое значение имеют и условия времени, в котором ты живешь. И такая ситуация характерна не только для дипломатии, а вообще для всех профессий. Однако со студенческих лет, когда я начал проявлять особый интерес к внешнему миру, международные отношения, представляющие основу дипломатии, всегда оставались главной сферой моих интересов. Параллельно этому я проявлял огромный интерес к истории, политологии – областям науки, являющимся неотъемлемой частью дипломатии. И, разумеется, наиболее точной профессией, где человек мог бы воплотить в жизнь свой интерес к таким дисциплинам, реализовать себя, является работа дипломата. На самом деле, не выбери эту профессию, уверен, что сферой моей работы непременно бы оказалась область международных отношений.

— До назначения в РФ вы работали в других странах, какая из командировок вам больше всего запомнилась? Остались ли места, где бы вы хотели еще побывать? Какие курьезные случаи из дипломатической практики вы можете вспомнить?

— Как турецкий дипломат, я занимал различные должности в Исламабаде, Афинах, Баку, Лиссабоне, Гюмюльджине (Комотини) и Штутгарде. Первым местом, где я нес дипломатическую службу в качестве посла, был Тегеран, а затем Москва, где я работал еще во времена СССР. С октября 2014 года и по сей день я нахожусь в Москве. Мне очень повезло, что я нес службу в странах, с которыми у Турции настолько важные и особые двусторонние отношения. И каждая из них стала для меня незабываемой. Страны, в которых я служил, настолько важны, красочны и богаты, что я затрудняюсь назвать еще страну, которую я мог бы включить в этот список.

Ответить на вопрос о курьезных случаях за мою более чем 30-летнюю профессиональную жизнь коротко будет нелегко. Тем не менее если однажды я решу запечатлеть на бумаге свои воспоминания, то непременно передам вам экземпляр своей книги. На самом деле у меня уже есть такая работа.

Вместе с тем возможность познакомиться за мою профессиональную деятельность со многими лидерами передовых стран мира и быть свидетелем влияния Турции за пределами своих границ, а также наблюдать, как это влияние изо дня в день достигает все больших масштабов, явилось для меня важным опытом. Это оказало большое влияние на мое понимание силы Турции и того, что происходит. Значение и ценность того, что Турция, не имея никаких природных ресурсов, нефти и газа, только посредством труда своих граждан вышла на сегодняшний уровень, например смогла стать членом G-20, еще лучше понимается за рубежом.

Что касается вашей страны, то, с точки зрения моей профессиональной жизни, я рассматриваю свою службу в Москве в различные периоды, как в последние годы СССР, так и в Российской Федерации, как огромную удачу и опыт. Данное мое утверждение не менялось, на каком бы уровне ни находились наши двусторонние отношения, и таковым останется.

Могу привести пример из моих многочисленных воспоминаний. В особенности в последнее время миллионы сирийских граждан вместе с детьми ищут убежище в соседних странах и прежде всего в Турции, большая часть их тонет в Эгейском море, пытаясь перебраться в Европу. Быть свидетелем этих событий не только для дипломата, но и для любого человека, крайне трагично. Среди них также много туркоманов. Эти события оставили глубокие раны внутри всех нас. Продолжение подобных событий только усилит эту боль.

— Дипломатия 2000 года и 2016 года – в чем вы видите основные отличия?

— Указанный промежуток времени, как и 16 лет, — это продолжительный период. За это время как в двусторонних отношениях, так и в целом в системе международных отношений, произошли многочисленные стратегические изменения. Между пониманием дипломатии и инструментами дипломатии естественным образом существуют большие различия. Возникли новые проблемы и вызовы. В условиях гибкости и динамизма, которые присущи профессиональной дипломатии, эффективным и успешным образом преодолеть эти новые вызовы – задача всех дипломатов.

Турция. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 10 февраля 2016 > № 1644918 Умит Ярдым

Сегодня российская делегация во главе с министром природных ресурсов и экологии РФ Сергеем Донским представит в штаб-квартире ООН заявку нашей страны на расширение арктического шельфа. В случае успеха Россия прирастет огромным куском Северного Ледовитого океана вплоть до полюса. Накануне вылета в Нью-Йорк министр рассказал в интервью специальному корреспонденту РИА Новости Игорю Ермаченкову, как долго будет рассматриваться заявка, каковы шансы России на успех, какое отношение к заявке у комиссии ООН.

— Какие мероприятия предусматриваются в ходе представления российской заявки экспертам?

— В соответствии с установленной процедурой, 9 февраля делегация Российской Федерации представит российскую заявку по шельфу Арктики членам соответствующей комиссии ООН на ее пленарном заседании, которое состоится в рамках работы 40-ой сессии комиссии ООН в Нью-Йорке.

По результатам представления нашей заявки комиссия ООН должна принять решение о создании подкомиссии по рассмотрению российской заявки. В соответствии с правилами процедур комиссии ООН, эта подкомиссия должна организовать и осуществить проверку представленных материалов, обосновывающих право Российской Федерации на расширение внешних границ ее континентального шельфа за пределами двухсотмильной экономической зоны.

Итогом работы подкомиссии будет вынесение рекомендаций (заключения), которые, как мы рассчитываем, подтвердят обоснованность российской заявки.

Эти рекомендации будут рассмотрены комиссией ООН, которая примет окончательное решение по российской заявке.

— Как долго может рассматриваться российская заявка? Ожидаете ли вы быстрое или медленное рассмотрение?

— Процедура и практика комиссии с момента подачи Россией своего представления получила развитие. С одной стороны, у государств появились более широкие возможности для взаимодействия с комиссией и подкомиссией для продвижения своих заявок. Делегация имеет право представить любые дополнительные материалы к заявке в любое время в процедуре ее рассмотрения. Время на представление ответов на вопросы и замечания подкомиссии не лимитируется (есть прецеденты представления ответов через четыре-шесть месяцев). Не ограничено время и на рассмотрение заявок в подкомиссии. Так, заявки Австралии и Японии рассматривались в течение четырех лет. Практика рассмотрения заявок в среднем в течение двух лет является обычной. Это дает возможность заявителям подготовить необходимые материалы и при необходимости даже провести дополнительные исследования. Поэтому, учитывая значительный объем российской заявки, рассмотрение может занять от трех до пяти лет.

— Каков состав комиссии ООН, которая рассматривает заявку? Из представителей каких стран она состоит?

— В настоящее время в составе комиссии ООН работают представители от Канады, Мексики, Тринидада и Тобаго, Дании, Нидерландов, Польши, России, Хорватии, Индии, Кореи, Японии, Ганы, Нигерии, Камеруна, Мозамбика, Бразилии, Аргентины, Пакистана, Малайзии, Китая и Кении. Всего в состав комиссии входит 21 человек. Все они избираются на пять лет путем тайного голосования на совещании стран-участниц конвенции ООН по морскому праву. Именно эти страны, согласно региональным квотам, могут выдвигать своих кандидатов в члены комиссии ООН.

В период своей работы члены комиссии ООН выступают в качестве независимых экспертов. Семеро из них войдут в состав подкомиссии по рассмотрению российской заявки после ее презентации в феврале.

— В связи со сложной внешнеполитической ситуацией, каковы шансы на успех российской заявки?

— Шансы российской заявки на положительное решение комиссии ООН в первую очередь определяются соответствием ее материалов нормам международного права и требованиям научно-технического руководства комиссии.

В настоящее время комиссия ООН является независимым экспертным органом, который практикой своей работы, ответственным и объективным отношением к исполнению возложенных полномочий заслужено обладает высоким авторитетом и принимает свои решения исключительно на основе норм права.

Принятие комиссией ООН в марте 2014 года, в период резкого обострения внешнеполитической ситуации, единогласного положительного решения по российской заявке по шельфу Охотского моря достаточно показательно характеризует членов комиссии как специалистов, принимающих взвешенные и объективные решения.

Учитывая качество материалов российской заявки и сложившуюся практику работы с комиссией ООН, мы рассчитываем, что решение по заявке будет положительным.

— Пытаются ли неарктические государства отклонить нашу заявку, а также заявки на расширение шельфа Дании и Канады?

— Неарктические государства, безусловно, внимательно следят за ситуацией в Арктике. Конвенция ООН по морскому праву, а также другие нормы международного права предоставляют государствам, прежде всего прилежащим и противолежащим государствам, достаточные правовые возможности по обеспечению своих интересов на шельфе.

Применительно к Арктике такими государствами являются Россия, США, Канада, Дания (Гренландия) и Норвегия. Именно от позиции этих государств в основном зависят вопросы разграничения континентального шельфа и последующей делимитации морских пространств в Арктике. При этом, безусловно, учитываются законные права государств, непосредственно не граничащих с арктическим бассейном.

Обеспечение их прав в этой ситуации в основном лежит в плоскости принятия комиссией ООН обоснованных решений по изменению внешних границ континентального шельфа. Это обстоятельство напрямую влияет на конфигурацию границ так называемого международного района, права на который в равной степени принадлежат всем государствам и определяют его правовой режим – правила судоходства, проведения научных исследований, добычи природных ресурсов и так далее.

Разумеется, неарктические государства пристально следят за процессами в этой сфере и тоже имеют возможности защищать свои права, в том числе и через соответствующие обращения в комиссию ООН.

— Ведутся ли между учеными России, Дании и Канады консультации по поводу научного обоснования наши заявок? Совпадают ли наши подходы?

— Да. Такие консультации ведутся на регулярной основе — в двухстороннем формате, в формате традиционных конференций геологических служб приарктических государств и в рамках работы Арктического совета. Организуются и проводятся совместные научные исследования, международные экспедиции, обеспечивающие глубокое изучение проблем эволюции арктического бассейна.

Эти данные являются открытыми, используются всеми государствами и, безусловно, служат сближению наших подходов.

Начиная с 2007 года по инициативе России проводятся ежегодные консультации государственных геологических служб России, Канады, Дании, Норвегии и США. По итогам консультаций достигнута договоренность об обмене рабочими материалами с представителями приарктических государств по проблеме расширенного континентального шельфа в Арктике в рамках статьи 76 Конвенции ООН по морскому праву 1982 года.

— Будет ли решение комиссии по российской заявке окончательным или его можно будет пересмотреть в дальнейшем?

— В соответствии с конвенцией ООН по морскому праву, в случае несогласия с рекомендациями комиссии по континентальному шельфу прибрежное государство может сделать пересмотренное или новое представление своей заявки.

— Когда комиссия будет рассматривать заявки других стран? Кто следующий в очереди?

— С момента своего создания в 1997 году комиссия ООН регулярно рассматривает внесенные в нее заявки. В настоящее время в комиссию внесено 77 заявок. Из них 22 уже рассмотрено.

На 40-ой сессии Комиссии ООН в феврале 2016 года будут представлены девять заявок. Российская заявка, как уже ранее рассмотренная в комиссии в 2002 году, обладает правом внеочередного рассмотрения.

Применительно к арктическому бассейну следует отметить, что комиссия ООН уже рассмотрела и приняла положительное решение по заявке Норвегии. В декабре 2014 года свою совместную с Гренландией заявку внесла в комиссию ООН Дания. Рассмотрение этой заявки начнется также на 40-й сессии комиссии ООН в феврале 2016 года. В 2014 году свою заявку вносила и Канада, но позже она была отозвана. США готовят заявку, однако смогут подать ее лишь при условии присоединения к конвенции ООН по морскому праву 1982 года.

США. Россия. Арктика > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 9 февраля 2016 > № 1643821 Сергей Донской

«Алмаз-Антей» идет на экспорт

Интервью с замгендиректора АО «Концерн ВКО «Алмаз-Антей» Александром Ведровым

Елена Платонова

Концерн «Алмаз-Антей» опасается задержек в сертификации нового оборудования на аэродромах из-за лишения полномочий МАК. О том, какие рынки наиболее перспективны для гражданской продукции компании, как сказалась на выручке девальвация рубля, и торговых переговорах с Ираном в интервью «Газете.Ru» рассказал замгендиректора концерна Александр Ведров.

— Александр Анатольевич, расскажите, каким с производственной точки зрения стал 2015 год для концерна и какие цели ставятся на 2016 год?

— 2015 год стал лучше, чем предыдущий год, и с точки зрения общего объема реализации гражданской продукции, и с точки зрения выручки. В 2016 году мы ставим перед собой задачу увеличения выручки на 25–30%, а также увеличения доли иностранных заказчиков.

— Девальвация рубля помогла повысить конкурентоспособность продукции?

— Да, конечно. Дело в том, что у нас, особенно в продукции двойного назначения, доля иностранных комплектующих не столь велика. Соответственно, валютная составляющая не оказывает существенного влияния на цену изделия. А экспортная цена в рублевом эквиваленте по зарубежным контрактам выросла.

— Но стоимость оборудования тем не менее подорожала, хотя в ней и минимальное количество иностранных комплектующих...

— Конечно, оборудование дорожает. Мы используем в наших системах высокопроизводительные компьютеры, которые у нас в стране не производятся. Или мониторы повышенной яркости для диспетчеров, которые должны работать 24 часа в сутки 365 дней в году. Аналогов в России пока нет. С другой стороны, есть продукция, которая почти не подорожала, например разработанное нами специальное программное обеспечение.

— С другой стороны, девальвация рубля привела и к росту стоимости кредитов.

— На нас это сказалась не так значительно. Все-таки мы производим заимствования по более льготной ставке, нежели другие компании. Хотя, конечно, есть сложности. Тот же Сбербанк и ВТБ поднимают ставки и для нас.

— Какая продукция концерна пользуется наибольшей популярностью?

— Это, прежде всего, радиолокационные комплексы гражданского и двойного назначения. Все государства понимают, что необходимо видеть и контролировать, что происходит в небе над территорией страны. Поэтому мы сейчас видим повышенный спрос на радиолокационные средства.

— И какие рынки сбыта наиболее перспективны?

— Это Ближний Восток, в том числе Ирак, Иран, Пакистан, Египет, частично Южная и Центральная Америка. Мы уже поставляем на Кубу, в Венесуэлу и ряд других стран гражданскую технику.

— А Юго-Восточная Азия — нет?

— В меньшей степени. Там все-таки сильно влияние европейских стран. Они свои рынки не отдают.

— Недавно сняты международные санкции с Исламской Республики Иран. Есть ли у концерна продукция, способная заинтересовать Иран?

— Да. Иран заинтересован в современном оборудовании, которого у них не было из-за санкций. Это относится к сфере организации воздушного движения, навигации, в том числе спутниковой, а также метеорологического обеспечения.

При этом у нашей продукции есть определенные преимущества. Она полностью соответствует международным требованиям. По всей продукции осуществляются и гарантийное, и постгарантийное обслуживание и обучение. Из-за девальвации рубля у нас есть конкурентное ценовое преимущество. К тому же есть определенные политические преимущества. У нас уже есть партнеры в Иране, с которыми мы ведем переговоры. У них есть соответствующие производственная и технологическая базы.

— Планируете ли вы частичную локализацию производства в Иране?

— Скорее не локализацию, а создание совместного продукта. У иранцев достаточно серьезная научная и производственная школа. Многие из них учились в России, знают русский язык.

— А каким видится рынок Китая? Планируется ли заключить с ними контракты по продукции гражданского назначения?

— В части гражданской продукции Китай идет по пути развития собственных технологий.

— Расскажите про новую систему управления полетами, которую разработали для нового ЦУПа филиала Московского центра автоматизированного управления воздушным движением ГК ОрВД. Что она позволит сделать?

— Система прошла государственные испытания в октябре 2015 года. В конце ноября 2015 года она получила сертификат МАК — это один из последних сертификатов, который МАК выдал. Сама система по размерам и функционалу не имеет аналогов. В России и в мире всего несколько таких центров, которые могут прогнозировать возможные конфликты на достаточно длительные интервалы времени. И не только прогнозировать, но и давать диспетчеру варианты разрешения.

Система позволяет осуществлять воздушное управление с большей безопасностью для движения, с меньшим временем задержки, она рассчитывает оптимальные маршруты для многих воздушных судов. Таким образом, увеличивается пропускная способность воздушного пространства.

— Из-за того что МАК лишился своих полномочий, произошли ли задержки в сертификации?

— Пока нет. Но уже в 2016 году, как я думаю, столкнемся с проблемами, потому что у нас будет устанавливаться достаточно много нового оборудования на аэродромах. А по условиям вводить его в эксплуатацию можно только при наличии сертификатов. Старый сертификационный механизм уже не работает, а новый только формируется. В частности, во Внукове будет вводиться система контроля наземного движения. Модернизация оборудования планируется и в аэропортах Минвод, Камчатки, Самары, Новосибирска, Санкт-Петербурга.

Россия > Авиапром, автопром > gazeta.ru, 9 февраля 2016 > № 1641759 Александр Ведров

Выступление и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел России С.В.Лаврова в ходе пресс-конференции по итогам деятельности российской дипломатии в 2015 году, Москва, 26 января 2016 года

Добрый день,

Мы проводим традиционную встречу – большую пресс-конференцию, которая посвящена итогам прошедшего года. Будем готовы ответить на ваши вопросы по текущим событиям.

Год был сложным. Он запомнится, видимо, дальнейшим усилением глобальной конкуренции за воздействие на продолжающиеся процессы перемен и формирования новой международной системы.

В этом отношении налицо было два подхода, сталкивающихся между собой: с одной стороны – это попытки затормозить объективную тенденцию формирования более справедливой полицентричной международной системы, удержать свое доминирование в мировых делах, навязать другим свою волю, а с другой – все-таки пробивалось все большее стремление направить эту конкуренцию в цивилизованное русло и поставить во главу угла совместное противодействие общим для всех вызовам.

Ситуация в мировой экономике оставалась нестабильной. Это почувствовали практически все страны, включая Российскую Федерацию. Об этом очень подробно говорил Президент Российской Федерации В.В.Путин, члены российского Правительства. Но на фоне неурядиц мировой экономики мы наблюдали попытки обеспечить свои интересы за счет других, создать замкнутые торгово-экономические союзы, раздробить глобальное экономическое пространство, т.е. присутствовал аспект деглобализации.

Продолжались интенсивные медийные кампании. Вы, наверное, лучше других о них знаете. В целом ряде случаев происходили настоящие информационные войны, в рамках которых были попытки не допустить распространения альтернативной информации или точек зрения на происходящие процессы. Порой были применены жесткие меры, связанные с прямым запретом на профессию журналиста. Вы тоже об этом знаете.

Продолжалось и усугублялось множество серьезных конфликтных ситуаций – в Сирии, Ираке, Йемене, Ливии, на Украине. В Африке многие страны остаются дестабилизированными. Все это соединялось в своего рода, я бы сказал, «кризисные ландшафты». На это наслаивались риски роста межконфессиональной напряженности и углубления межцивилизационных разломов, что крайне опасно для нашей цивилизации в целом.

Все это происходило на фоне беспрецедентного усиления террористической угрозы. ИГИЛ, провозгласившая себя государством, другие экстремистские группировки удерживали контроль над значительными территориями в Сирии и Ираке, стремились, и во многих случаях им это удавалось, закрепиться в других странах, в частности, в Ливии, Афганистане, в ряде стран «черной Африки». Все мы видели и были свидетелями жутких, бесчеловечных терактов против граждан России, государств Европы, Ближнего Востока, Африки, США, Азии, которые провоцировали массовый исход населения, в том числе на территорию Евросоюза. Как вам известно, террористы вынашивают и открыто заявляют о планах создания «халифата» от Португалии до Пакистана. Это реальная угроза не только региональной, но и всей международной безопасности.

В этих условиях Россия стремилась действовать активно, как постоянный член Совета Безопасности ООН, как одно из наиболее крупных государств с активной внешней политикой, действовала не только отстаивая свои национальные интересы, но и реализуя свою ответственность за положение дел в мире.

Ключевым направлением наших усилий стало продвижение инициативы Президента Российской Федерации В.В.Путина о формировании на основе международного права и под эгидой ООН широкой антитеррористической коалиции. Действия Воздушно-космических сил России в ответ на обращение сирийского Правительства реально помогли переломить ситуацию в этой стране, обеспечить сужение контролируемого террористами пространства. В результате заодно существенно прояснилась картина происходящего, стало видно, кто борется с террористами, а кто выступает в роли их пособников, пытаясь использовать их в своих односторонних эгоистических целях.

Наше активное участие в антитеррористической борьбе способствовало принятию целого ряда важных резолюций СБ ООН, направленных на пресечение финансирования терроризма и феномена иностранных террористов-боевиков – резолюций 2199 и 2253. Мы добиваемся добросовестного их выполнения и, что, не менее важно, честных, подробных отчетов Секретариата ООН о том, как и кто выполняет свои обязательства по этим важнейшим документам.

Ясно, что только военным путем победить терроризм невозможно. Необходимо сочетать вооруженные действия с политическими процессами по урегулированию конфликтов, с мерами по недопущению использования террористами экономической инфраструктуры, которую они захватывают, наподобие того, как это сделал ИГИЛ в Ираке и Сирии, поставляя контрабандные нефть и прочие товары в Турцию для реализации. Важно, конечно же, думать и об экономической реабилитации пострадавших стран после того, как террористическая угроза будет отведена, а также противодействовать экстремисткой идеологии.

В сентябре, когда Россия была председателем в СБ ООН, мы провели специальное заседание на уровне министров иностранных дел, посвященное комплексному анализу всех этих угроз и мер, которые необходимо принять для их преодоления в регионе Ближнего Востока и Севера Африки. Это была интересная дискуссия. Думаю, что разговор о том, как действовать не от случая к случаю, а стратегически и во всеохватывающем ключе, необходимо продолжить в СБ ООН.

Мы активнейшим образом способствовали, как в свое время способствовали проведению встречи в Женеве в 2012 г. и принятию Женевского коммюнике от 30 июня 2012 г., формированию Международной группы поддержки Сирии и запуску т.н. «Венского процесса», одобренного резолюцией 2254 СБ ООН, которую нужно неукоснительно выполнять. Уверен, что вы меня еще спросите о подробностях этого процесса. Буду готов прокомментировать поподробнее.

Президент Российской Федерации В.В.Путин неоднократно говорил, что нахождение развязок самых сложных проблем возможно только при опоре на международное право, при уважении культурно-цивилизационного многообразия современного мира, права народов самим определять свою судьбу.

Исходим из того, что вообще в ХХI веке многостороннее сотрудничество может строиться исключительно на основе подлинного равноправия, взаимного учета интересов, совместной работы в интересах реализации общих целей. Именно так осуществляется деятельность интеграционных структур на постсоветском пространстве, включая Организацию договора коллективной безопасности (ОДКБ), Евразийский экономический союз (ЕАЭС), Содружество независимых государств (СНГ). На этих же принципах работают и такие перспективные форматы, как БРИКС и Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), саммиты которых состоялись в июле прошлого года в Уфе.

При этом, работая над интеграционными процессами на постсоветском пространстве, мы их не противопоставляем иным интеграционным усилиям, о чем громогласно и многократно говорило российское руководство. Мы готовы работать над гармонизацией интеграционных процессов и выстраиванием мостов, в частности между Европой, Евразией, Азиатско-Тихоокеанским регионом (АТР). В истекшем году было заключено важное соглашение о свободной торговле между ЕАЭС и Вьетнамом, целый ряд государств (их десятки) проявляют интерес к подписанию аналогичных документов. Достигнута принципиальная договоренность о работе над сопряжением деятельности ЕАЭС и китайского проекта Экономического пояса «Шелкового пути», что предоставляет очень широкие возможности для объединения усилий.

Помимо поступательного развития наших отношений стратегического партнерства и всестороннего взаимодействия с КНР, мы укрепляли стратегическое партнерство с Индией, Вьетнамом, другими государствами Азиатско-Тихоокеанского региона, активно участвовали в деятельности многосторонних механизмов в АТР.

Дополнительные перспективы для сотрудничества открываются в связи с инициативой Президента Российской Федерации В.В.Путина о начале вместе с нашими партнерами по ЕАЭС консультаций с членами ШОС и Ассоциации стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) по вопросу о формировании возможного экономического партнерства. Эти вопросы будут в повестке дня предстоящего в мае в Сочи саммита Россия-АСЕАН, который будет посвящен двадцатилетию наших отношений с Ассоциацией государств Юго-Восточной Азии.

Набирало обороты сотрудничество со странами Латинской Америки и Карибского бассейна, Африки, с теми объединениями и региональными структурами, которые действуют на этих континентах. Отмечу, в частности, традиционные и тесные контакты с Африканским союзом, Лигой арабских государств (ЛАГ), Организацией исламского сотрудничества (ОИС), Сообществом стран Латинской Америки и Карибского Бассейна (СЕЛАК).

Руководствуясь принципами баланса интересов, верховенства международного права и центральной роли ООН, российская дипломатия способствовала успеху коллективных усилий на целом ряде важнейших направлений международной повестки дня.

Отмечу завершение в прошлом году процесса ликвидации сирийского военно-химического потенциала, договоренность по урегулированию ситуации вокруг иранской ядерной программы. Несколько дней назад прекратили действие положения т.н. санкционных резолюций СБ ООН и Совета управляющих МАГАТЭ в отношении Ирана, тем самым началась практическая реализация Совместной всеобъемлющей программы действий, которая обеспечит гарантии исключительно мирного характера иранской ядерной программы, осуществляемой в полном соответствии с Договором о нераспространении и правилами МАГАТЭ о мирном использовании ядерной энергии. Это крупный шаг на пути окончательной полной нормализации ситуации вокруг Ирана. Мы активно это поддерживаем, как и любые шаги по устранению искусственных препятствий для международного общения и участия любого государства в международной жизни.

Считаю огромным достижением прошлого года Минские договоренности от 12 февраля 2015 г. Весь последующий период мы настойчиво добивались урегулирования конфликта на Украине на основе выполнения именно тех обязательств, которые содержатся в этом Комплексе мер. Как вам известно, не все договоренности были выполнены, я бы даже сказал, далеко не все, прежде всего те, которые касаются обязательств Киева по налаживанию прямого диалога с Донецком и Луганском для решений политических аспектов украинского кризиса. Поэтому было решено продолжить эту работу в 2016 году. Но задачи остаются неизменными, все они закреплены недвусмысленно в Минских документах. Мы будем требовать их неукоснительного исполнения в соответствии с теми дополнительными договоренностями и усилиями, которые предпринимались, в частности в рамках встреч лидеров стран «нормандской четверки». В целом мы будем по-прежнему привержены всеобъемлющему и исключительно мирному решению внутриукраинского кризиса, продолжим способствовать тому, чтобы украинцы восстановили национальное согласие и вернулись на путь нормального устойчивого развития.

Наш последовательный курс наряду с накоплением известных издержек конфронтационной политики некоторых наших партнеров, расширением проблем в мировых делах способствовал, по-моему, в истекшем году росту понимания всеми участниками международного общения безальтернативности широкого сотрудничества для совместного поиска выхода из кризисных ситуаций. Но процесс развивается не быстро и не просто. Продолжается инерция попыток сдерживать Россию, хотя эта линия давно должна была быть сдана в архив истории, продолжаются попытки извлекать односторонние выгоды и даже наказывать нас за самостоятельную внешнюю политику.

Конечно же, мы учитываем и будем учитывать это в наших действиях. Это не наш выбор. Мы готовы к самому тесному и конструктивному сотрудничеству и с западными партнерами, включая Европу, США, открыты для поступательного развития сотрудничества с ними. Но только и исключительно на равноправной взаимовыгодной основе при невмешательстве во внутренние дела друг друга и уважении принципиальных интересов каждой стороны.

Наши западные коллеги иногда запальчиво говорят, что с Россией больше бизнеса «как обычно» не будет. Убежден, что это именно так, и здесь мы с ними сходимся: больше не будет бизнеса «как обычно», когда нам пытались навязывать договоренности, которые учитывают, прежде всего, интересы либо Евросоюза, либо США, и убеждали нас в том, что это не нанесет ущерба нашим интересам. Эта история закончена. Начинается история, которая может развиваться только на основе равноправия и всех других принципов международного права.

Пока же мы отмечаем продолжение весьма неконструктивной и опасной линии в отношении России, как я уже сказал, включая укрепление военного потенциала НАТО вблизи наших границ, создание европейского и азиатского сегментов глобальной ПРО США, к работе над которыми подтягиваются европейские страны и страны Северо-Восточной Азии. Мы считаем такие действия дестабилизирующими, недальновидными. К сожалению, попытки переосмыслить эту ситуацию предпринимаются, но с не очень впечатляющим успехом. Например, в ОБСЕ год назад была создана «группа мудрецов», которая предположительно должна была согласовать рекомендации о том, как возродить дух Хельсинкского Заключительного акта, вернуться к принципам равной и неделимой безопасности. К сожалению, ничего из этого не получилось. Западные эксперты «гнули» официальную линию своих правительств на сдерживание России, поэтому наш эксперт был вынужден дистанцироваться от этого документа. Из хорошей затеи, в общем-то, ничего толкового не получилось. Тем не менее, рассчитываем, что ОБСЕ - все-таки не совсем потерянная Организация: она активно работает на Украине, обрела «второе дыхание», у нее есть шансы отвечать тому предназначению, которое было заложено при ее создании. Мы надеемся, что поиск подлинно коллективных, равноправных подходов к претворению в жизнь идеалов общеевропейской безопасности все-таки начнется.

В рамках нашей внешнеполитической дипломатической деятельности неизбежно приоритетное место занимают задачи укрепления международного гуманитарного присутствия России, поддержки российских соотечественников, которые оказались за рубежом или находятся там с туристическими или иными целями. Особое внимание мы уделяли диалогу с неправительственными организациями, академическими кругами, российским бизнесом, в целом гражданским обществом, взаимодействию со средствами массовой информации. Вчера я видел статистику: мы (МИД России), вроде, по-прежнему на втором месте по медийной активности и открытости, т.е. есть над чем работать. Рассчитываю, что сегодняшняя пресс-конференция поможет нам двигаться вперед в том, что касается медийной открытости.

Готов ответить на ваши вопросы.

Вопрос: Американский стратегический центр «Стратфор» опубликовал традиционный ежегодный доклад по итогам ушедшего 2015 года, в котором также был дан прогноз на 2016 год. Эксперты считают, что текущий год будет непростым для большинства стран мира. Какие Вы видите главные вызовы для России и мира в начавшемся 2016 году?

С.В.Лавров: Если говорить наиболее обобщенно, то, конечно, главный вызов – это задача по созданию справедливой демократичной международной системы. Мы в одиночку этого сделать не можем, это объективный процесс. Появились новые центры экономического роста, финансового и политического влияния. Международная система должна адаптироваться к тому, что реально происходит в жизни. Это предполагает реформу институтов, как тех, которые занимаются международной финансовой и валютной системами, международной экономикой, так и занимающихся мировой политикой - я имею в виду ООН и ее Совет Безопасности. Но самое главное - не просто отразить объективные процессы в структуре тех или иных международных организаций, а вести дела в мире сообразно новой обстановке, что означает выработку таких решений, которые будут поддерживаться всеми ключевыми странами.

Хорошие примеры – урегулирование ситуации вокруг иранской ядерной программы, химическое разоружение Сирии, создание Международной группы поддержки Сирии, за что мы бились очень долго и упорно, поскольку целый ряд государств, напрямую вовлеченных в сирийский конфликт, отказывались приглашать за один стол переговоров, например Иран, исключительно по идеологическим соображениям. Большое достижение в том, что вместе с США (отдам должное Госсекретарю США Дж.Керри и его позиции) удалось все-таки настоять на формировании подлинно представительной группы.

Таким образом нужно действовать и во всех других ситуациях. Если мы будем обеспечивать инклюзивность во всех процессах, когда все влияющие на ситуацию игроки не будут изолироваться, а будут приглашаться за стол переговоров, это и будет отражением тенденции современного мира, отражением необходимости учитывать новые реалии в мире, в мировой политике и экономике.

Наверное, в этом ключ к любому конфликту, к любой ситуации, которую предстоит «разруливать», будь-то Украина, сохраняющиеся задачи по сирийскому урегулированию, конфликты в Африке, отношения между палестинцами и израильтянами, о которых ни в коем случае нельзя забывать. Этот принцип абсолютно востребован при решении главной на сегодняшний день задачи – борьбе с терроризмом. Когда пытаются коллективность этой борьбы обусловливать не относящимися к делу вещами (например, «вы согласитесь на смену режима в Сирии, тогда мы начнем бороться с терроризмом по-настоящему, коллективно и координировать свои действия»), я считаю это большой ошибкой тех политиков, которые такую позицию занимают.

Еще один аспект, который является вызовом для мировой политики, – это договороспособность наших партнеров, всех, кто подписывает какие-либо соглашения. В целом ряде случаев это проблема. Мы неоднократно наблюдали аналогичную проблему в процессе усилий по сирийскому урегулированию, когда Женевское коммюнике отказывались выполнять только потому, что туда не удалось вписать требования об отставке Президента Сирии Б.Асада и угрозы санкций, если Б.Асад не уйдет. В итоге более чем через год наше предложение все-таки прошло, и этот документ был одобрен в СБ ООН. Потом долгое время мы не могли возобновить переговоры, хотя об этом и договаривались, потому что, как я уже говорил, кто-то не хотел садиться за один стол с кем-то.

Такие капризы в современной политике не допустимы и весьма опасны. Есть главные, генерические вещи, которые являются вызовом для нас в работе над формированием новой международной системы, которая будет опираться на Устав ООН и существенным образом будет дополнена на основе тех же принципов Устава, который, между прочим, является очень гибким документом, и менять его нет никакой необходимости. Если мы сможем обеспечить эту системность в работе всех ключевых игроков в «Группе 20», говоря о мировой экономике и мировых финансовой и валютной системах, а также в СБ ООН, в МГПС, в тех структурах, которые занимаются решением конфликтов в Йемене, Афганистане, в палестино-израильском урегулировании, в самых разных частях Африки, то тогда это, безусловно, поможет продвижению вперед.

Вопрос: В течение последних трех лет отношения с Канадой были весьма прохладными. Как Вы считаете, могут ли отношения улучшиться с приходом к власти в Канаде нового правительства? Видите ли Вы для этого какие-либо сигналы?

С.В.Лавров: Мы заинтересованы в хороших отношениях со всеми странами. Когда мы говорим, что готовы и открыты к сотрудничеству с Западом, включая Европу и Северную Америку, конечно, мы имеем в виду и Канаду. У нас очень добрые давние отношения. Канада – влиятельный, уважаемый участник международных отношений. У нас во многом общие задачи, совпадающие интересы в том, что касается освоения Арктики и вообще сотрудничества в северных широтах, хороший опыт практического сотрудничества в целом ряде областей: в экономике, торговле, в северных широтах. В наших отношениях периодически были взлеты и падения, но в итоге каждый раз все-таки здравый смысл брал верх. Такие падения мы наблюдали в период правительства С.Харпера.

Я считаю, что последние два года были вообще периодом утерянных возможностей в отношениях с Канадой, когда предыдущее правительство вдруг взяло резко русофобскую линию, свернуло двусторонние связи, ввело санкции против российских физических и юридических лиц, приостановило сотрудничество Межправительственной комиссии по торгово-экономическим вопросам.

Естественно, мы должны были принять ответные меры. Вы знаете об известном Указе Президента России В.В.Путина по вопросам ограничения импорта продовольственных товаров. Никому это на пользу не пошло. Нас удивило полное отсутствие какого-либо прагматизма в тех импульсивных действиях, которые предпринимало предыдущее правительство, взяв курс, насколько можно было понять, на абсолютно слепое следование требованиям оголтелых представителей украинской диаспоры в Канаде, просто игнорируя свои национальные интересы.

То, что в октябре 2015 г. на выборах победила Либеральная партия во главе с Д.Трюдо, - это конечно, важное событие, прежде всего для канадцев, для событий вашей внутриполитической жизни. Но, учитывая те комментарии, которые делает Д.Трюдо и его коллеги по внешней политике, можно рассчитывать, что появляются возможности выправить наши двусторонние отношения, которые были абсолютно искусственно и бессмысленно осложнены. Повторю, предвыборная риторика и риторика нового правительства после выборов указывают, что они готовы возобновить диалог по международным проблемам и восстанавливать двустороннее сотрудничество.

В ноябре на полях саммита «Группы 20» состоялась беседа Президента России В.В.Путина с новым Премьер-министром Канады Д.Трюдо. С обеих сторон было выражено желание, готовность и заинтересованность в нормализации отношений. Исходим из того, что практические шаги за нашими канадскими партнерами, которые вызвались и заявили о своем намерении исправлять ошибки своих предшественников. Будем ждать. Мы к таким позитивным переменам всегда готовы.

Вопрос: Хотел бы задать вопрос по отношениям между Россией и Германией, которые в последнее время, к сожалению, дали заметную трещину. Считаете ли Вы, что эти отношения зашли в тупик, находятся в кризисе? Что Вы ожидаете от германских партнеров, чтобы их улучшить? Ни для кого не секрет, что, говоря о Германии, мы часто говорим о Европейском Союзе, говоря об отношениях между Россией и Германией, мы говорим об отношениях между Россией и Европейским Союзом, считая Германию локомотивом Европы. Я задаю этот вопрос в преддверии визита в Россию в ближайшие дни одного из немецкий ведущих политиков Х.Зеехофера и его встречи с Президентом России В.В.Путиным.

С.В.Лавров: Я бы не стал характеризовать отношения между Россией и Германией как находящиеся в кризисе, а тем более в тупике. У нас идет весьма интенсивный диалог на высшем уровне между Президентом России В.В.Путиным и Канцлером Германии А.Меркель, на уровне министров иностранных дел, других министров. Деятельность целого ряда механизмов, которые помогают нам двигаться вперед, была осложнена, но не остановлена, прежде всего, благодаря позиции германского бизнеса, который активным образом продолжает деятельность по укреплению связей со своими российскими партнерами. Я слышал, что несколько десятков, а может сотен германских компаний приостановили свою деятельность в России, но все равно их количество здесь исчисляется тысячами. За последние два года я минимум два, а может и три раза встречался с капитанами германского бизнеса - один раз в Москве, другой - в Мюнхене, где мы с вице-канцлером З.Габриэлем проводили совместный диалог с бизнесменами Германии и России. Я вижу, насколько прагматично и здраво германские предприниматели оценивают ситуацию.

Если мы будем прагматичны и будем думать о своих национальных интересах, которые не нарушают какие-либо международные обязательства, то позитивный результат всегда достижим. Один из примеров – начавшаяся активная работа по проектированию и сооружению газопровода «Северный поток-2». Этот проект абсолютно экономический, коммерческий, он выгоден Германии, всей Европе и России. То, что этот проект подвергают такой идеологической критике и призывают не сотрудничать с Россией, потому что это будет во вред Украине (хотя мы все знаем, почему потребовалась работа, нацеленная на то, чтобы не зависеть от транзита через Украину), является попыткой затруднить, осложнить наши отношения извне, со стороны, взывая к некой атлантической, евросоюзовской «солидарности». Мне хотелось, чтобы не только в этом, но и во всех других случаях Германия, как, собственно, и Европа, да и любая другая страна, принимали решения вне зависимости от того, какой чиновник из одной или другой соседней или далеко расположенной страны приезжал и советовал, что делать, а в зависимости от четкого понимания своих национальных интересов.

Мы видим, насколько сложно сейчас формируется единая линия ЕС не только по миграции, но и целому ряду других вопросов. Мы видим, насколько важна роль Германии в качестве ведущей страны, локомотива Евросоюза, насколько Германия стремится максимально учитывать интересы всех стран ЕС. Делать это становится все сложнее и сложнее. Мы не заинтересованы в том, чтобы ЕС ослабевал, чтобы в нем тем более появлялись какие-то трещины, чтобы он раскалывался. Мы заинтересованы в едином, сильном Европейском Союзе, с которым комфортно работать в экономике и по всем другим вопросам. Но мы не можем не видеть происходящего. Мы видим и ценим усилия Германии, направленные на то, чтобы существующее внутри ЕС, я бы сказал, активно-агрессивное меньшинство по целому ряду вопросов и не только отношений с Россией, но и по многим вопросам внутреннего устройства ЕС, все-таки умеряло бы свои аппетиты и амбиции и следовало бы неким общим правилам, которые как в ЕС, так и в любой другой нормальной равноправной организации могут быть только консенсусными. Мы желаем Германии успехов и в том, чтобы справиться с тяжелейшими проблемами, вызванными мигрантами. Надеюсь, что эти проблемы не будут «заметать под ковер», не будет повторения случаев, как с нашей девочкой Лизой, когда новость о том, что она исчезла, по каким-то причинам очень долго скрывалась. Сейчас, по крайней мере, мы работаем с ее адвокатом, который работает с ее семьей, с нашим Посольством. Ясно, что девочка абсолютно точно не добровольно исчезала на 30 часов. Здесь должна восторжествовать правда и справедливость.

Очень надеюсь, что эти миграционные проблемы не будут вести к попытке политкорректно «залакировать» действительность в каких-то внутриполитических целях - это было бы неправильно. Проблемы нужно честно излагать, признаваться в них своим избирателям и предлагать открытые и понятные пути их решения.

Мы искренне заинтересованы в том, чтобы этот очень непростой период в Германии прошел без существенных потерь, чтобы были найдены решения по проблеме миграции, как внутри страны, так и внутри ЕС, по всем другим вопросам, которые предстоит в ЕС рассматривать в ближайшее время, включая то, как отразится на будущем этой структуры известный референдум в Великобритании, а также референдум в Нидерландах по поводу соглашения об ассоциации с Украиной. Это все серьезные вызовы Евросоюзу. Те, кто заинтересован, чтобы эта структура сохранялась в качестве единой, эффективной, а только в таком случае она может быть комфортным партнером для России и всех других, конечно, должны желать ЕС найти соответствующие решения, которые обеспечивали бы тот самый консенсус, опирались бы на тот самый принцип солидарности, но желательно не принимались бы за счет каких-то третьих стран, чтобы они были основаны на балансе национальных интересов стран ЕС, а не на позициях «троянских лошадок».

Вопрос: Вчера спецпосланник Генсекретаря ООН по Сирии С.де Мистура объявил дату начала межсирийских переговоров, однако, сохранил интригу относительно состава делегации оппозиционеров. Не могли бы Вы пролить свет на этот вопрос, а также прокомментировать публикации о том, что Россия и США якобы достигли компромисса по этому поводу? Означает ли это, что Россия могла согласиться на участие в переговорах таких групп, как «Армия Ислама» и «Ахрар аш-Шам»? На какие уступки мог пойти Вашингтон в этом случае?

С.В.Лавров: Россия и США не имели никакого мандата на формирование делегации оппозиции. Этот мандат был вручен ООН в лице Генерального секретаря и его спецпосланника по Сирии С.де Мистуры. Резолюция 2254 четко говорит о том, что именно он должен рассылать приглашения сирийским оппозиционерам, исходя из состава участников тех встреч, которые состоялись в Каире, Москве, в других точках и совсем недавно в Эр-Рияде. С.де Мистура советовался со странами, входящими в Международную группу поддержки Сирии, в том числе с Россией. Мы изложили ему нашу абсолютно очевидную точку зрения, которая заключается в том, что все, кто участвовал во встречах сирийской оппозиции в различных столицах и городах, должны быть приглашены. Он столкнулся с серьезной проблемой, потому что некоторые участники Международной группы поддержки Сирии, как я понимаю, настаивают на том, что только те, кто встречался в декабре 2015 г. в Эр-Рияде, достойны представлять сирийскую оппозицию, а всех остальных необходимо оставить «за бортом». Это очевидно грубое нарушение резолюции 2254, и это позиция России, США и ООН, которые, как вы знаете, являются сопредседателями Международной группы поддержки Сирии. Я исключаю, что С.де Мистура мог поддаться на такой откровенный шантаж. Он подтвердил, в том числе в ходе вчерашней пресс-конференции в Женеве, что круг приглашенных будет широким. По идее, он должен быть инклюзивным, как записано в резолюции, то есть представлять собой максимально широкий спектр оппозиционных структур.

В последнее время мы слышим сомнения одного члена Международной группы поддержки Сирии в отношении того, приглашать ли сирийских курдов, а именно Партию демократического союза. Исхожу из того, что без этого участника переговоры не могут принести результат, который мы хотим, а именно окончательное политическое урегулирование в Сирии. Сирийские курды составляют примерно 15% населения и занимают значительную, причем ключевую часть территории. Знаете, какой аргумент был выдвинут против их участия? Зачем их приглашать, если они не борются против Б.Асада? Такого критерия – приглашать на переговоры только тех, кто борется с Б.Асадом – никогда не было. Переговоры в конечном итоге должны быть о прекращении огня, о решимости и повышении эффективности борьбы с терроризмом, а также о политических реформах в Сирии. Как можно вести речь о политических реформах в стране (кстати, те, кто продвигают такую достаточно одностороннюю повестку дня в сирийском урегулировании, на первое место ставят не борьбу с терроризмом, а политические реформы), игнорируя ведущую курдскую партию – достаточно мощную силу, которая активно противостоит терроризму «на земле», той же самой ИГИЛ.

Неприглашение этой группы будет серьезнейшей ошибкой. Повторю, мы не будем накладывать никакого вето – это право С.де Мистуры. Он должен осознать свою ответственность, не должен прятаться за Россию и США и «идти на поводу» у тех, кто, в отличие от нас, пытается привнести инструмент вето в деятельность Международной группы поддержки Сирии. Рассчитываем, что Генеральный секретарь ООН вместе с С.де Мистурой в полной мере осознают свою ответственность и поймут недопустимость подыгрывать, как я понимаю, одному единственному члену Международной группы поддержки Сирии, который решил оставить курдов за рамками переговорного процесса.

Вопрос: Более полутора лет курды усиленно воюют против «Исламского государства» и других террористических группировок в Сирии и Ираке. Многие страны помогали им в этой борьбе. Как Россия помогала курдам в противостоянии ИГИЛ? Будет ли Россия увеличивать свою помощь? Какую роль курды занимают в российской стратегии?

С.В.Лавров: Безусловно, мы рассматриваем курдов как важный народ, который исторически проживает на территории многих государств региона, включая Ирак, Сирию, Иран, Турцию. Курды сейчас являются весьма эффективным отрядом в борьбе с ИГИЛ. Мы поддерживаем борьбу сирийского и иракского правительств против терроризма и начали делать это задолго до того, как в августе 2014 г. была сформирована т.н. «коалиция» во главе с США. Практически с самого начала появления этой террористической угрозы мы учитывали это в поставках вооружений в Сирию и Ирак. Осознавая, что в Ираке с «Исламским государством» борются правительственная армия и курдское ополчение, мы учитывали потребности курдов в поставках наших вооружений в Ирак, но они осуществлялись через центральное правительство, через Багдад. Мы в полной мере уважаем суверенитет и территориальную целостность Ирака, знаем о процессах, которые идут в отношениях между Багдадом и Эрбилем, арабами и курдами, суннитами и шиитами в Ираке, знаем о некоторых высказываемых теориях в пользу того, чтобы раздробить Ирак. Аналогичные теории есть по Сирии, Афганистану, и мы знаем, кто это продвигает, в их числе и соседние страны, у которых давным-давно выработана идеосинкразия в отношении курдов. Это очень опасно, и мы будем противостоять таким тенденциям. Вся наша помощь, идущая и доходящая, в том числе до курдов, направляется через центральное правительство.

Вместе с тем мы знаем, что ряд стран, прежде всего западных, помогают курдам напрямую. Как я понимаю, делается это в отсутствие возражений Багдада. Германия, в частности, оказывает помощь иракским курдам прямыми поставками. Партия демократического союза С.Муслима (сирийские курды) является союзником США, которые вооружают их напрямую, а американские инструкторы помогают курдам повышать свою боеспособность. Эту партию, которая реально борется с ИГИЛ, является союзником США, и боевиков которой Вашингтон поддерживает, пытаются не пустить на межсирийские переговоры. В данной ситуации, во-первых, это наша общая проблема, потому что это не то, что несправедливо, но вредно и контрпродуктивно, а во-вторых, это, конечно, проблема США, потому что, как я сказал, именно эту группу они считают одним из наиболее эффективных и близких союзников в борьбе с терроризмом. Надеюсь, что Вашингтон это так не оставит.

Вопрос: Заявлениями Пхеньяна об испытаниях водородной бомбы были обеспокоены как в регионе, так и во всем мире. Вопрос об опасности растущей ядерной угрозы на Корейском полуострове еще раз вышел на первый план. Возможно ли в будущем решение ядерной проблемы для КНДР по примеру Ирана? Какие трудности соответствующим сторонам нужно преодолеть в первую очередь?

С.В.Лавров: Я рассчитываю на возможность решения ядерной проблемы Корейского полуострова – мы называем ее не ядерной проблемой КНДР, а ядерной проблемой Корейского полуострова. Задача не в том, чтобы ядерного оружия не было у КНДР, а в том, чтобы на Корейском полуострове вообще ни у кого не было ядерного оружия – ни у Северной, ни у Южной Кореи, ни у США, которые не должны вновь завозить туда элементы своего ядерного арсенала.

Мы выступили с соответствующим заявлением после очередного проведенного Северной Кореей ядерного испытания, которое нарушает резолюцию СБ ООН. Сейчас мы консультируемся с США, нашими китайскими друзьями, представителями Республики Корея и Японии по поводу того, что это было. Мы не уверены, что это было испытание водородной бомбы, поскольку, если бы это было так, то означало бы, среди прочего, что резолюции СБ ООН, которые ввели жесткие ограничения на поставку в КНДР любых материалов, касающихся ядерной программы, неэффективны, и что дополнительные материалы и технологии, без которых нельзя создать и испытать такую бомбу, попадают в страну. Если же это было очередное испытание (подобное двум или трем предыдущим) обычного ядерного устройства, то это означало бы, что наши ограничения работают.

Я ухожу в сторону от того, насколько в принципе неприемлемо распространение ядерных технологий. Повторю, здесь важно иметь в виду следующий фактор: работают ли решения СБ ООН, которые были нацелены на недопущение дальнейшего прогрессивного развития ядерной военной программы Северной Кореи. В контактах с нашими коллегами, включая китайских, мы активно прорабатываем этот аспект ситуации. В политическом плане, безусловно, единственный путь – возобновлять шестисторонние переговоры. Попытки это сделать предпринимались последние года три, когда западные участники «шестисторонки», прежде всего, США, Япония и Корея отказывались от каких-либо гибких подходов и в бескомпромиссной форме настаивали на том, что КНДР сначала должна отказаться от своей ядерной программы, а потом с ней будут разговаривать. Наверное, это было бы самым простым и устраивающим всех решением, но это нереалистично.

Позиция России и Китая заключается в необходимости возобновления шестисторонних переговоров. Мы слышали предложение Южной Кореи о том, чтобы сначала собраться в формате «шесть минус один», то есть без Северной Кореи. Не думаю, что это хорошая идея, потому что это опять будет означать, что мы пытаемся кого-то изолировать. Когда т.н. международное сообщество в лице наших западных партнеров изолировало Иран, ничего хорошего не происходило – страна нарастила свою ядерную программу колоссальными темпами. С 2004 г., когда все это поддавалось несложному решению, и у Ирана было два десятка центрифуг, наши западные партнеры уперлись в принцип – ИРИ должна была от них отказаться, и после этого с ней бы начали разговаривать. В итоге стали разговаривать, когда эти центрифуги исчислялись тысячами. Все потому, что поначалу вместо переговоров Иран пытались изолировать. Нельзя повторять эту ошибку в отношении Корейского полуострова.

Вопрос: В пятницу Россия закрыла российско-норвежскую границу из-за беженцев, которых Норвегия попробовала отправить обратно в Российскую Федерацию. Сейчас по этому вопросу идут переговоры между двумя странами. Как можно решить данный вопрос, чтобы Россия приняла беженцев, которых она, в принципе, согласна принять?

С.В.Лавров: Знаю о причинах этой проблемы. Деталями не владею, но суть заключается в том, что речь идет о людях, которые приехали в Россию с целью работы в стране или посещения родственников. В анкетах не было указано, что цель посещения России – транзит в Норвегию. То есть, они заранее изложили ложные сведения о целях своего приезда в Российскую Федерацию. Таких людей мы не хотим принимать обратно – они нарушили наши законы.

Мы договорились с соответствующими властями Норвегии о том, что возьмем паузу и выработаем алгоритм для решения этой проблемы в интересах как России, так и Норвегии. Есть Соглашение о реадмиссии между Россией и Норвегией, и наша ФМС обсуждает со своими норвежским коллегами возможность быстро составить дополнение к данному Соглашению, которое будет решать в практическом плане проблемы, возникающие из-за таких недобросовестных путешественников.

Вопрос: Каковы перспективы развития российско-болгарских торгово-экономических отношений. Есть ли возможность сбалансировать двусторонний товарообмен в области машиностроения, пищевой промышленности, аграрного сектора, судостроения? Большой осадок оставил проект «Южный поток», а также Совет экономической взаимопомощи (СЭВ). Болгария и СССР работали во всех этих направлениях. Может ли Россия предоставить больше бюджетных мест для обучения болгар, поскольку поколение 90-х и 2000-х годов уже не будет знать свою историю? В Болгарии существует обеспокоенность по поводу наращивания присутствия вооружений стран НАТО, в том числе танков «Абрамс». Как говорят в России «зачем попу наган, если он не хулиган?».

С.В.Лавров: По-моему, не «зачем», и не наган, а баян! Вопрос эмоциональный. Я понимаю эти эмоции и во многом их разделяю. Считаю, что Россия и Болгария настолько тесно связаны исторически, культурно, духовно, просто по-человечески, что, конечно же обидно, мягко говоря, когда некоторые политики в угоду своим сиюминутным конъюнктурным целям в рамках ближайших электоральных циклов готовы все это разрушить и принести в жертву своим устремлениям, которые очень часто даже не являются их устремлениями, а продиктованы извне.

Россия никогда не была инициатором сокращения торгово-экономического и любого другого сотрудничества с Болгарией. Никогда. Это касалось проекта «Бургас-Александрополис», из которого Болгария вышла в одностороннем порядке еще в 2013 году, АЭС «Белене», «Южного потока». «Южный поток», как признал премьер-министр Б.Борисов, не дал строить Евросоюз, а именно Брюссель. Я хочу все-таки видеть разницу между Евросоюзом и Брюсселем. Есть Еврокомиссия, которая состоит из комиссаров и комиссарш, - это такая структура, которая как любая бюрократическая структура, хочет себя воспроизводить, хочет утверждать себя. Очень часто мы наблюдаем, как страны-члены начинают выражать все больше и больше недовольства теми шагами, которые принимает Еврокомиссия без согласования со странами-участницами. Так, кстати сказать, было в сентябре 2014 года, когда вводился первый большой блок санкций, когда Еврокомиссия сделала это, не выполнив договоренности глав государств и правительств. Целый ряд руководителей стран ЕС написали соответствующие гневные письма в Брюссель. Не знаю, поможет ли это или нет. Но проблема брюссельской бюрократии возникает все чаще в дискуссиях, в том числе, кстати, и в отношении того, как Германия себя чувствует в Европейском союзе.

Мы не могли ждать перемен в настроении Брюсселя в отношении «Южного потока» и стали искать альтернативу, потому что Европе нужен российский газ. Украинский транзит не надежен, в этом вы можете убеждаться ежедневно. Наши украинские соседи каждый день делают какие-то заявления: то, что они в десять раз повысят цену на транзит, хотя она обозначена в контракте, и так далее. Поэтому необходимость прямого выхода в ЕС российского газа - это данность, которая всеми разделяется. Был найден вариант «Северного потока - 2», хотя это мог вполне быть «Южный поток», если бы Еврокомиссия немножко думала не о геополитических играх, а о том, как сделать свою работу честно и надежнее обеспечить энергобезопасность ЕС.

Вы вспомнили о временах Совета экономической взаимопомощи, но это была другая история, другая эпоха. Сейчас мы, конечно же, ведем речь, что проекты должны быть взаимовыгодными, окупаемыми, рыночными, государственная поддержка тоже должна быть в формах, которые акцептованы сегодня в мировых экономических отношениях. Есть возможности оказывать такую поддержку, в том числе через Международный инвестиционный банк, который сохранился, и в котором участвуют наши страны наряду с другими странами Восточной Европы.

Насчет образования. «Эразмус-Мундус» и Болонский процесс - наверное, здесь необходимо двигаться навстречу друг другу. Россия и наши ведущие университеты присоединяются к Болонскому процессу, и одновременно мы расширяем в меру возможностей число студентов, которые приезжают к нам по государственным стипендиям. Кстати, большое число приезжают учиться на коммерческой основе, за свой счет. Это тоже показатель того, что наше образование пользуется хорошей репутацией, и оно востребовано в мире. Приезжают не только из стран, которые традиционно обучали своих студентов в России и в СССР, не только из развивающихся стран и стран Восточной Европы, но и стран традиционного Запада.

Мы готовы будем расширять количество стипендий, которые мы предоставляем Болгарии, если такая заинтересованность будет проявлена, и если Болгария будет самостоятельно определять свою линию в этом вопросе.

Насчет того, что Россия должна что-то сделать, чтобы Болгария не забыла нашу совместную историю, мне кажется, что это и болгарская история. В том числе и болгары должны думать, чтобы не забывать эту историю, не забывать, кто помогал сбросить Османское иго, кто помогал в других тяжелейших ситуациях. Уверен, что в Болгарии есть политики, общественные деятели (по крайней мере, когда я был в Софии некоторое время назад, я встречался с общественностью и видел этих людей), люди, которые не хотят и не позволят, чтобы эту историю переписали по примеру того, как это делается отдельными персонажами в некоторых других странах, в частности, в нашей любимой братской Украине.

И последнее. Вы упомянули о НАТО и размещении военной инфраструктуры Североатлантического альянса вблизи наших границ, в том числе в Болгарии. И нас это тоже тревожит. Видел недавно статистику, что в бюджетном запросе Пентагона на 2017 финансовый год (должны представить его в следующем месяце в Конгресс) на операции в Европе необходимо вместо нынешних 790 млн. долл. около 4 млрд. долл. - это более чем четырехкратный рост. Цель – создание складов передового базирования техники, оборудования, ротация на постоянной основе американских военнослужащих. Это подтвердил Министр оборы США Э.Картер, выступая в Давосе.

Болгария – член НАТО, поэтому, конечно, вы должны следовать дисциплине, но, напомню, что решения в Североатлантическом альянсе принимаются консенсусом. Если сложить голоса моих коллег, официальных представителей своих стран, которые высказывают озабоченности тем, что НАТО опять начинает действовать на основе образа врага, то получится достаточно серьезная группа. Но почему-то, когда они приезжают в Брюссель и голосуют по тем или иным вопросам, они следуют блоковой дисциплине, а не своим национальным интересам.

Наш Президент В.В.Путин недавно сказал, кто определяет блоковую дисциплину. Проблема не в том, что это натовские идеи и попытки навязывать всем и вся свою волю (Европа – член НАТО), но проблема в том, что решения в НАТО принимают США, а Европа просто «берет под козырек».

Вопрос: Еще один эмоциональный вопрос. Как российская дипломатия будет реабилитировать такое словосочетание, как «русский мир»? Ведь вы всей планете показали, что это не «русский мир», а «русская война» и «русская смерть». В ситуации нарушения территориальной целостности Украины, как соседи России могут себя чувствовать в безопасности, если в случае необходимости все международные договоренности и обязательства нарушаются Россией?

С.В.Лавров: Если Вы имеете в виду Будапештский меморандум, то мы его не нарушили. Он содержит одно единственное обязательство – не применять против Украины ядерное оружие. Никто этого не делал и никаких угроз применения ядерного оружия в отношении Украины не звучало. Звучала обратная угроза. Ю.Тимошенко сказала, что «ватников» на Донбассе нужно наказать ядерной бомбой.

Что касается «русского мира», не могу Вам сейчас подтвердить, что «русский мир» - это некая российская выдумка. «Русский мир» существует, это не проект, а объективная реальность, так же как есть объективная реальность «украинского мира» в Канаде и в других государствах, также как есть реальность армянской диаспоры. Дело в том, что до недавнего времени у нас по разным объективным и субъективным причинам руки не доходили, денег не хватало, чтобы установить с этими людьми устойчивые контакты и каналы связи, чтобы посмотреть, чем мы можем им помочь, прежде всего, чтобы они чувствовали себя людьми не второго сорта в тех странах, где они живут, чтобы они могли пользоваться своим языком, чтобы у них были СМИ на родном языке, чтобы они могли встречаться, проводить мероприятия, которые помогают сохранить их культуру, самобытность и которые обеспечивают их права как граждан того государства, в котором они оказались, права, которые не были бы ущемленными и базировались бы на общепризнанных международно-правовых нормах. Это в полной мере относится и к тем русским, которые жили и живут на Украине. Эти русские надеялись. Президент за президентом избирались на Украине и обещали сделать русский язык государственным языком. Не получилось. Максимум на что пошел В.Ф.Янукович - это присоединиться (хотя и не до конца) к Европейской хартии региональных языков или языков меньшинств, что тем не менее не выделяло русский язык, но обеспечивало ему и языкам других меньшинств, которых на Украине немало, соответствующие права в тех местах, где эти меньшинства компактно проживают.

Мы привержены выполнению всех обязательств по линии Совета Европы, ООН, включая принцип уважения суверенитета, территориальной целостности, невмешательства во внутренние дела государств, включая Декларацию ООН 1970 года о принципах международного права. В ней говорится, что каждое правительство, которое заслуживает отношения к себе на основе уважения принципа территориальной целостности своего государства, обязано в рамках этой территориальной целостности обеспечивать самоопределение народов, населяющих эту страну, в том числе в том, что касается языковых, культурных и прочих прав. Это правительство должно обеспечивать свою территориальную целостность без применения насилия.

Теперь, если мы на фоне этих обязательств, которые действуют и для Украины, и для России, и для всех других, проанализируем то, что произошло с начала ноября 2013 г. по февраль 2014 г., то станет понятно, кто нарушал какие свои обязательства, кто покусился на то, что называется «русским миром». Могу процитировать Д.Яроша (удовольствие не из приятных). Всем известны его слова, которые он произнес задолго до того, как в Крыму произошел референдум. Он еще в конце февраля говорил, что русский никогда не поймет украинца, никогда не будет говорить на украинском языке, никогда не будет думать, как украинец, никогда не будет славить С.Бандеру и Р.Шухевича, поэтому русским в Крыму не место, их надо оттуда просто удалить. Он употребил, по-моему, даже более жесткие выражения. Потом Д.Ярош организовал «поезда дружбы», как вы помните, с вооруженными молодчиками для того, чтобы прорваться в Крым, потом организовали «пятую колонну», которая захватила Верховный совет Украины и так далее. Когда в Донбассе законно избранные по украинским законам и правилам руководители регионов стали восставать политически и морально против государственного переворота, когда вместо них из Киева стали присылать назначенных «казачков» – командиров и комиссаров, когда таких комиссаров не принимали и стали избирать народных мэров, украинское руководство, пришедшее к власти в результате путчей, стало использовать армию и авиацию против собственного народа. Помните, как бомбили Луганск? Про Одессу я вообще не говорю. Никогда это не будет расследовано. Совет Европы уже сделал заключение, из которого ясно, что украинские власти никогда не допустят правды. Кстати, когда был майдан, натовцы, американцы, Генсек НАТО взывали к нам, чтобы мы оказали влияние на В.Ф.Януковича, чтобы он не использовал армию против собственного народа. Он не использовал армию против собственного народа. А когда армию бросили в т.н. «антитеррористическую операцию» с авиацией, тяжелым вооружением против тех, кто не принял путч и протестовал против него, кстати сказать, ненасильственно, сразу на наши вопросы о том, нельзя ли посоветовать теперь и этим гражданам не использовать армию, от лица НАТО нам отвечали: «Вы знаете, они же как бы защищают свое государство».

Поэтому любому нормальному беспристрастному человеку, включая журналистов, вся эта история понятна: кто какой мир защищал, кто обеспечивал сожительство русского, украинского, польского, венгерского, болгарского, румынского «миров» в одном государстве, кто нарезал избирательные округа во время последних выборов, которые проводило нынешнее руководство Украины таким образом, чтобы ни одного венгра не оказалось в парламенте, хотя Будапешт и венгерское землячество на Украине умоляли сделать округ, который позволил бы им иметь одного представителя в Верховной раде. Поэтому разговоры про «русский мир», как и про все остальные «миры», - многогранная история, которой можно заниматься.

Самое главное, что я хочу сказать в заключение ответа на Ваш вопрос, это то, что есть немало желающих, которые все происходящее пытаются анализировать через призму «русского мира» в его абсолютно извращенном толковании –только одержимость России защитой, включая использование вооруженной силы, русских по всему миру является главной угрозой. На этом основываются те решения, которые сейчас, потирая руки, принимают в НАТО к радости военно-промышленного комплекса. Как я уже сказал, только расходы США на обустройство внешних границ НАТО поближе к России будет стоить не 700 млн. долл., а 4 млрд. долл. На это и расчет.

Получается, что всем дозволено заботиться о своих гражданах, и только Россия, когда начинает это делать, попадает в разряд агрессоров и нарушителей спокойствия, подрывника всех правил и законов международного общения. Это все от лукавого. Если говорить о том, кто что выполнял, я уже приводил пример Будапештского меморандума, который не был нарушен, потому что мы в нем не обязались, как не обязались США и Великобритания, поддерживать государственные перевороты в украинском государстве.

Если говорить о выполнении документов ООН, я изложил вам в общих чертах декларацию, которая описывает критерии, позволяющие уважать территориальную целостность тех или иных государств при тех или иных правительствах.

Переходя к документам более практического плана, хочу отметить, что из самого текста Минских соглашений вытекает то, что, прежде всего, выполнять их должна киевская власть. Соглашения можно прочитать и убедиться в этом лишний раз.

Мое настроение заключается в том, чтобы добиваться выполнения того, о чем договорились. Я уже говорил, отвечая на вопрос о главных вызовах наступившего года, что обеспечение договороспособности наших партнеров – один из серьезнейших вызовов, с которыми мы сейчас сталкиваемся.

Вопрос: Как бы Вы могли прокомментировать недавнее заявление Премьер-министра Украины А.Яценюка о проведении референдума относительно новой конституции? Каковы перспективы того, что Украина успеет вовремя внести поправки в конституцию в части, касающейся децентрализации, как того требуют Минские соглашения?

С.В.Лавров: Мне сложно это комментировать, потому что Минские соглашения одобрил и подписал Президент Украины П.А.Порошенко, взяв на себя ответственность за их реализацию. Другое дело, как эта реализация осуществляется. Об этом я тоже неоднократно говорил. Украинские власти пытаются защищать Минские соглашения не путем их последовательной и честной реализации, а путем подыгрывания радикалам, которые пытаются эти соглашения либо оспорить, либо извращенно и недобросовестно интерпретировать.

Не могу сказать, что являюсь большим экспертом в области конституционного законодательства Украины. Конституция Украины менялась много раз, и ее нынешний вариант, как отмечали эксперты Венецианской комиссии, достаточно запутан, и не понятно, какие нормы в ней окончательно должны действовать. За внешнюю политику Украины отвечает президент, и с этим пока никто не спорит. Президент Украины П.А.Порошенко заявляет, что никакого «Минска-3» не будет. Напомню, что про «Минск-3» говорил в Контактной группе некто Р.П.Бессмертный, который заявлял, что «Минск-2» уже рухнул. Спустя пару дней Президент Украины П.А.Порошенко вынужден был его поправлять, сказав, что кроме «Минска-2» ничего нет и никакого «Минска-3» не будет. После этого Р.П.Бессмертный, продолжая работать и представлять Украину в Контактной группе, а также отвечать за выполнение Минских соглашений, заявлял, что он думает про «Минск-2». Потом мы действительно услышали заявление Премьер-министра Украины А.Яценюка, который заявил, что должен быть только всенародный референдум. Председатель Верховной Рады В.Б.Гройсман уже сказал, что этого делать не нужно. Но мы исходим из того, что за внешнюю политику на Украине отвечает президент. Премьер-министр А.Яценюк уже много чего наговорил: всего год назад, уже в современную эпоху, он пугал Европу тем, что следующим после т.н. «украинской агрессии» будет нападение на Германию и Францию. Весьма странно, так как А.Яценюк был неплохим министром (какое-то время был министром иностранных дел Украины), он мне казался разумным человеком, вникал в аргументы, действовал адекватно, но, видимо, попал под дурное влияние извне. Больше ничего не могу сказать.

Вопрос: Предлагала ли Россия Б.Асаду уйти? Шла ли речь о политическом убежище?

С.В.Лавров: На эти вопросы уже были даны ответы. В обоих случаях ответ «нет». Читал спекуляции, которые распространялись со ссылкой на покойного начальника Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации И.Д.Сергуна: якобы он специально ездил в Дамаск и предлагал Президенту Сирии Б.Асаду уйти. Это неправда. Такого рода разговор с Президентом САР Б.Асадом не был необходим. Б.Асад был в Москве, разговаривал с Президентом Российской Федерации В.В.Путиным, и известно то, о чем они договорились. Мы подтвердили публично, и Президент Российской Федерации В.В.Путин не раз об этом говорил, что президент Сирии Б.Асад согласился на проведение переговоров с оппозиционерами, включая вооруженную оппозицию, согласился с тем, чтобы формировать «на земле» более широкий антитеррористический фронт из сирийской армии, ее подразделений и подразделений патриотической оппозиции, которые будут готовы выступать для борьбы с ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусрой» и им подобным. В Москве также договорились, что сирийский президент Б.Асад в ходе политического процесса, для участия в котором он направит делегацию, будет готов рассматривать политические реформы, которые в конечном итоге были заложены в решениях «Венской группы» и резолюции 2254 СБ ООН. Ни о каком политическом убежище никто не просил, и никто ничего подобного не предлагал.

Вопрос: Сергей Викторович, Вы уже упомянули о резолюциях 2199 и 2253 СБ ООН, которые запрещают финансирование террористической деятельности. Но мы видим, что Турция и особенно Саудовская Аравия нарушают эти резолюции и препятствуют политическим процессам в Сирии. Сейчас т.н. «сирийская оппозиция», которая собралась в Эр-Рияде, грозит бойкотировать Женевские переговоры 29 января. Даже в случае, если эти переговоры состоятся, и будут приняты какие-либо договоренности, какие есть гарантии, что эти резолюции и договоренности будут выполняться?

С.В.Лавров: Мы тоже озабочены тем, как выполняются резолюции СБ ООН – не только эти, но и многие другие очень часто предаются забвению. Но в отношении антитеррористических резолюций по Сирии мы преисполнены решимости не допустить каких-либо игр и взяли под очень плотный контроль деятельность Секретариата ООН, который должен готовить информацию и в последующем доклад о том, как какая страна эти резолюции выполняет. Это особенно важно в отношении резолюции 2199 СБ ООН, которая касается обмена информацией и координации действий по пресечению и аресту т.н. иностранных террористов-боевиков – это проблема для России, Европы, наших соседей в Центральной Азии и на Кавказе, откуда вербуют своих бандитов ИГИЛ, которые работают в Сирии, Ираке, делают свое «грязное дело», а потом возвращаются домой. Это проблема для всех, в т.ч. европейцев, американцев. В Сирии проявились персонажи из Юго-Восточной Азии, Индонезии, Малайзии.

Если мы хотим подорвать базу финансирования террористов, то второй очень важной резолюцией является резолюция 2253 СБ ООН, которая запрещает торговать контрабандной нефтью, покупать артефакты и вообще что-либо у ИГИЛ и им подобных, в т.ч. нефть с месторождений, которые террористы захватили на территории Сирии, Ирака. В Ливии, в районе Сирта, в нефтеносных районах также появились эти террористы. Если говорить о других странах, то в Афганистане как метастазы распространяется влияние ИГИЛ. Недавнее решение США о том, чтобы в Афганистане разрешить американским военным преследовать террористов – это де-факто признание того, что ИГИЛ там пускает все более глубокие корни и все больше начинает набирать влияние, отбирая его, в том числе, у талибов.

Резолюция 2253 СБ ООН требует от Генерального секретаря готовить регулярный доклад о том, как она выполняется. Мы следим за тем, как идет подготовка первого доклада. Хочу воспользоваться этой пресс-конференцией, чтобы адресовать нашим коллегам в Секретариате ООН сигнал: по нашим данным (пока неофициальным, но мы хотим их сейчас перепроверить), практически ничего не говорится о таком феномене, как контрабанда нефти из Сирии в Турцию. Вообще ничего. Это возмутительно. Благодаря СМИ, таких фактов предостаточно, и они должны быть отражены в таком докладе. Мы будем этого добиваться, не позволим все это «замотать» и предать забвению.

Вопрос: В 2007 г. на Мюнхенской конференции по безопасности Президент Российской Федерации В.В.Путин сказал следующее: «Мы нужны вам больше, чем вы нам». В этом году, насколько мне известно, на конференции Вы будете представлять Россию. Есть ли изменения в данной формулировке?

С.В.Лавров: Если Вы работаете в Москве, то, наверное, должны были слышать новость, что российскую делегацию будет возглавлять Председатель Правительства России Д.А.Медведев. Я тоже буду находиться в Мюнхене, буду выступать на одной из т.н. «панельных дискуссий». Уверен, что Председатель Правительства Д.А.Медведев изложит нашу позицию, и она прозвучит в других выступлениях участников от России.

Если Вас конкретно интересует ответ на вопрос о том, думаем ли мы по-прежнему, что мы нужнее Западу больше, чем Запад нужен нам, то, наверное, скажу Вам так. В идеале мы должны быть нужны друг другу, должны поддерживать друг друга и коллективно работать по пресечению общих для всех нас угроз. На деле получается, что Запад к нам обращается гораздо чаще, чем мы к Западу.

Например, санкции, которые были введены. Мы вообще о них не упоминаем, просто начинаем делать для себя выводы о том, насколько надежны и договороспособны наши западные партнеры, насколько они готовы следовать общепринятым подходам, которые заключаются в том, что только СБ ООН уполномочен принимать меры принуждения. Давая для себя отрицательные ответы на эти вопросы, мы занимаемся импортозамещением, структурными реформами – можно назвать это как угодно. Президент Российской Федерации В.В.Путин говорил об этом во многих своих выступления, включая вчерашнее выступление в Ставрополе. Речь идет о том, чтобы наша экономика была самодостаточной, отнюдь не изолированной от всего мира, а, наоборот, открытой для сотрудничества с теми, кто готов к этому на основе равноправия, а не на основе диктата. Но самодостаточность экономики предполагает технологическое развитие, инвестиции в человеческий капитал. Мы должны делать все, чтобы не зависеть от капризов той или иной группы стран, прежде всего наших западных партнеров (так произошло после того, как они «обиделись» на нас за то, что мы поддержали русских на Украине, не принявших государственный переворот). Я цитировал Д.Яроша, за это их хотели уничтожить на Украине либо урезать их в своих правах. От таких ситуаций мы хотим быть застрахованы.

Но, возвращаясь к логике Вашего вопроса, отмечу, что не мы сейчас бегаем за нашими европейскими коллегами и говорим: «Давайте что-нибудь сделаем, чтобы снять санкции». Отнюдь нет. Мы сконцентрировались на том, чтобы не зависеть от подобных зигзагов в западной политике, от того, чтобы Европа «брала под козырек» США. Но наши европейские коллеги в двусторонних контактах, приезжая к нам или встречая нас на международных форумах, говорят: «Давайте что-нибудь придумаем, помогите выполнить эти Минские договоренности, а то мы от этих санкций несем очень большой ущерб и хотим, чтобы эта страница была быстрее перевернута». Получается, что в данной ситуации мы им нужнее, чем они нам. В том числе, чтобы выполнять Минские договоренности. Минские договоренности – это про украинское правительство и Донбасс. Да, у нас есть влияние на Донбасс и мы его поддерживаем. Наверное, без нашей помощи и гуманитарных поставок Донбасс был бы в очень плачевном состоянии. Но также нужно влиять и на власти в Киеве. Нам нужен Запад в том, что касается влияния на киевские власти, но этого пока не происходит.

Или возьмите ситуацию с иранской ядерной программой. На решающих этапах этих переговоров нас буквально бомбардировали просьбами, когда нужно было решать вопросы вывоза обогащенного урана в обмен на природный уран, что было ключевым условием достижения договоренностей, когда нужно было решать вопрос о том, кто будет перепрофилировать обогатительные объекты «Форду» под исследовательские цели, под производство медицинских изотопов и т.д. К нам обращались с просьбами, которые имеют и достаточную финансовую нагрузку, по крайней мере, которые не приносят нам никакой материальной выгоды. Но мы свою часть работы выполняли. Сейчас по северокорейской проблеме все звонят нам и китайским коллегам: «Помогите сделать как-то, чтобы Северная Корея соблюдала свои обязательства».

Или, например, последнее развитие событий в отношении Сирии. Госсекретарь США Дж.Керри (я очень ценю наши с ним отношения) постоянно наталкивается на какие-то сложности с теми или иными партнерами США в регионе, включая Турцию и ряд других стран-соседей САР, и каждый раз обращается к нам с просьбой, чтобы мы помогли найти какой-то компромисс, какую-то развязку. Так было и во время заседания Международной группы поддержки Сирии.

Сейчас я не припомню, с какими просьбами за последнее время мы обращались к нашим западным коллегам. Мы считаем, что не очень корректно обращаться с просьбами. Исходим из того, что если переговоры завершились подписанием документа, то это не предмет для просьбы, а обязательства, которые необходимо выполнять.

Не хочу быть нескромным, я просто привел факты, а выводы делайте самостоятельно.

Вопрос: Сергей Викторович, в последнее время в прессе муссируются слухи о том, что на столе переговоров по НКУ находится т.н. «документ» или «предложение Лаврова». Скажите, пожалуйста, о чем идет речь и соответствует ли это действительности?

С.В.Лавров: Никакого «документа Лаврова» или кого бы то ни было еще не существует. Есть целый ряд документов (их 4-5, может быть 6), которые сопредседатели готовили на разных этапах переговоров о нагорно-карабахском урегулировании, когда шла речь, чтобы подготовить в качестве первого шага основные принципы урегулирования конфликта, а потом на основе этих основных принципов готовить мирное соглашение, которое имело бы уже юридически обязывающий, а не политический характер. Различные версии этого документа (он эволюционировал с 2007 г. до 2010-2011 гг.) были сопредседателями депонированы Генеральному секретарю ОБСЕ в Европе. Они находятся в сейфах этой Организации в таком депонированном качестве. Это единственные бумаги, которые можно назвать документами, учитывая, что ни один из этих документов, который официально существует, не привел пока еще к практическому решению всех компонентов нагорно-карабахской ситуации, а работа ведется на основе принципа «ничто не согласовано, пока всё не согласовано».

Российская сторона, как вы знаете, еще начиная с 2010 г., когда Президентом России был Д.А.Медведев, предпринимала усилия, чтобы найти развязки по вопросам, которые пока еще не являются предметом согласия сторон. Это помогло кое-где продвинуться. Потом была достаточно продолжительная пауза после того, как на саммите в Казани в июне 2011 г., вопреки ожиданиям, не удалось договориться по документу об основных принципах. Вслед за тем, когда Президент России В.В.Путин в очередной раз был избран на этот пост, он встретился с лидерами Армении и Азербайджана. По поручению трех президентов мы постарались возобновить усилия по поиску развязок. Такие развязки ищутся сейчас на уровне идей и размышлений вслух.

У меня состоялось несколько встреч с моими коллегами из Армении и Азербайджана. Мы все это обсуждаем с сопредседателями от США и Франции. Никаких документов, помимо тех, которые были депонированы в ОБСЕ, не существует. Все остальное – это поиск и «мозговой штурм».

Вопрос: Какие перспективы открывает новый год в российско-грузинских отношениях? Что на этом этапе максимально можно сделать в связи с тем, что между Россией и Грузией есть непреодолимые разногласия? Москва признала независимость Абхазии, Южной Осетии, в Москве есть посольства этих стран. Если не предвидится полноценного возобновления дипломатических отношений между Москвой и Тбилиси, есть ли какие-либо другие перспективы и форматы? Насколько можно ожидать полной отмены визового режима с Грузией? Сейчас проходят переговоры между Тбилиси и «Газпромом» по транзиту газа. Спорный вопрос – монетизация этого транзита в Армению. Не будет ли этот вопрос иметь, в случае недоговоренности, политические последствия? Как тогда Россия будет доставлять газ в Армению?

С.В.Лавров: Мы за то, чтобы отношения с Грузией были нормальными и добрососедскими. Исходим из того, что грузинский народ не должен расплачиваться разрывом связей со своими российскими соседями, в которых заинтересованы грузины и россияне. Несправедливо расплачиваться за преступные ошибки бывшего президента Грузии М.Саакашвили. Не мы разрывали дипломатические отношения. Мы поступили в полном соответствии с нормами международного права, включая те, которые заложены в уже цитировавшейся мной сегодня декларации о принципах отношений между государствами, когда территориальная целостность, уважение территориальной целостности государства предполагают обеспечение этим государством прав населяющих его народов и недопустимость для такого государства использовать силу для принуждения этих народов к сохранению в составе этого государства. Все эти принципы были грубо нарушены М.Саакашвили. Не буду повторять историю вопроса. После нападения на Южную Осетию, на своих собственных граждан, после нападения на российских миротворцев Российская Федерация и ополчение победили М.Саакашвили. Южная Осетия и Абхазия, отчаявшись добиться переговорного решения о своей судьбе (за прошедшие годы было много вариантов: федерация, конфедерация), объявили о независимости. У нас не было другого выхода и варианта, кроме как признать их независимыми, чтобы обеспечить их безопасность и выживание югоосетинского, абхазского народов. Это не обсуждается, но повторю, что это было результатом преступной политики М.Саакашвили. Он знаменит такими провокациями, которые делаются, как мы понимаем, во многом по его собственной инициативе, но очень часто по заказу.

Мы довольны тем, что Женевские дискуссии продолжаются. Прежде всего, нас интересует проблематика безопасности, чтобы не было больше подобных рецидивов. Есть идеи, которые позволяют всем участникам Женевских дискуссий подписаться под документом, который будет гарантировать неповторение каких-либо рецидивов в применении силы в этом регионе. Нас, конечно же, интересует работа Женевских дискуссий по гуманитарной проблематике, включая проблему возвращения беженцев, перемещенных лиц. Подрывают конкретную гуманитарную работу продолжающиеся действия Грузии по внесению ежегодно резолюции в ГА ООН по проблеме беженцев и перемещенных лиц в одностороннем порядке.

Мы готовы обсуждать это в ООН, но с участием Абхазии и Южной Осетии, потому что именно к ним адресован набор требований в той резолюции, которую грузинская сторона продвигает в ООН. Они там отсутствуют, потому что их туда не пускают – наши американские коллеги не дают им визы, хотя представителям непризнанного Косово не просто выдаются визы, а обеспечивается режим наибольшего благоприятствования на территории ООН. Здесь двойные стандарты налицо.

Помимо Женевских дискуссий, у нас еще есть двусторонние отношения с Грузией. Эти отношения сейчас выходят из глубокой заморозки. Контакт был налажен по линии ведомств, занимающихся всякими фитосанитарными, санитарными вопросами, к нашему общему удовлетворению возобновилась торговля напитками, продовольственными товарами.

Вы абсолютно правильно сказали, что идут переговоры по линии «Газпрома». Не думаю, что здесь нужно как-то кликушествовать и ожидать срыва этих переговоров. По-моему это прагматичный процесс, отвечающий интересам обеих сторон. Армении это тоже будет выгодно. Поэтому я здесь все оставляю на усмотрение компаний и профильных министерств двух стран. Я убежден, что они найдут соответствующую развязку.

Мы делаем все, чтобы облегчить гуманитарные связи, даже когда после разрыва Грузией дипломатических отношений мы были вынуждены ужесточить визовый режим во многом из-за того, что террористическая угроза не исчезла из Панкисского ущелья (в свое время поэтому мы приостановили безвизовый режим). Кстати сказать, и сейчас иногда доходят некоторые сообщения, что игиловцы используют эту труднодоступную территорию для того, чтобы там тренироваться, отдыхать и пополнять свои запасы. В последнее время мы отразили процесс нормализации наших связей в введении облегченного визового режима, когда деловые, рабочие, учебные, гуманитарные визы выдаются вне зависимости от каких-либо обстоятельств. Даже для частной визы приглашение не обязательно от родственников: ваш знакомый, товарищ может пригласить вас, и виза будет выдана. Мы готовы пойти в перспективе на безвизовый режим. Немного странно, если это будет обсуждаться в период, когда у нас нет дипломатических отношений, которые, повторю, не мы разорвали.

Отмечу, что за последнее время мы также смогли решить ряд проблем на взаимной основе, которые касаются оформления прав на дипломатическую недвижимость Грузии в Москве и России в Тбилиси. Это тоже полезное движение. Есть канал, который позволяет обсуждать любые вопросы – это формат «Г.Б.Карасин-З.Абашидзе». Они хорошо друг друга знают, у них установились доверительные отношения, которые позволяют затрагивать любые вопросы. Кстати сказать, я открыт к контактам со своим грузинским коллегой. Уверен, что и другие контакты вполне возможны. Президент России В.В.Путин, когда его спросили об этом, отнюдь не исключал такой возможности, если представится случай.

Вопрос: Мне бы хотелось задать вопрос, касающийся отношений России и Японии. Совсем недавно Премьер-министр Японии С.Абэ заявил, что Токио хочет выстраивать отношения с Россией, решать разнообразные задачи, с которыми сталкивается мир. Какие возможности и перспективы Вы видите на этом направлении?

Серьезные разногласия сохраняются по территориальной проблеме. Японская сторона считает, что заключение мирного договора – это синоним решения территориального вопроса. Российская сторона считает, что эта проблема закрыта.

С.В.Лавров: Мы заинтересованы в самых тесных и добрых отношениях с Японией. Это наш важный сосед, с которым у нас разветвленная система торгово-экономических, гуманитарных, культурных связей, много планов. Японские компании активно работают на нашем рынке в сфере освоения переработки углеводородов, в автомобилестроении, в других сферах высоких технологий. Мы хотим, чтобы эти проекты множились в интересах наших двух стран и народов.

Есть договоренность между Президентом России В.В.Путиным и Премьер-министром Японии С.Абэ о том, чтобы среди тех вопросов, которые предстоит решить, обязательно присутствовал вопрос мирного договора. Мы не считаем, что мирный договор – это синоним решения территориальной проблемы. Это шаг, который необходим для того, чтобы отношения между двумя странами были нормальными не только по сути, но и по юридическому оформлению. Напомню, что единственный документ, который был подписан и ратифицирован двумя странами в 1956 г., т.н. Декларация, очень четко ставит подписание мирного договора на первое место вне зависимости от того, как будет и может быть достигнута договоренность в окончательном виде по островам. Там сказано: мирный договор, а затем, возможно, не возвращение, а передача Советским Союзом Японии в качестве жеста доброй воли этих двух южных островов. Повторю, эта Декларация, прежде всего, исходила из главного тезиса: она фиксировала признание Советским Союзом и Японией итогов Второй мировой войны. Без подтверждения этой позиции и признания итогов Второй мировой войны, как они закреплены в Уставе ООН, нам практически невозможно двигаться вперед. Наши японские коллеги знают об этом. По поручению Президента России В.В.Путина и Премьер-министра Японии мы провели в прошлом году в рамках раунда переговоров по мирному договору специальную дискуссию, посвященную историческим аспектам проблемы мирного договора. В этих исторических аспектах мы должны прийти к какому-то общему выводу. Мы ведь не просим чего-то запредельного, а только одного: чтобы Япония, как и все другие страны, которые подписали и ратифицировали Устав ООН, сказала, что она привержена Уставу ООН во всех его частях, включая статью 107, где говорится, что итоги Второй мировой войны не подлежат пересмотру. Не думаю, что это слишком завышенные требования. Япония ратифицировала этот документ.

Тем не менее, мы готовы вести и будем продолжать вести диалог. Очередной раунд состоится уже в феврале на уровне заместителей министров иностранных дел. Мы будем обсуждать те вопросы, которые поставит японская сторона, мы не уходим ни от каких вопросов. Повторю, что исторический аспект, прежде всего итоги Второй мировой войны, – это та часть диалога, которую невозможно обойти, забыть или куда-то отложить в сторону. Мы все время будем натыкаться на эту проблему, наши японские коллеги об этом знают.

Президент России и Премьер-министр Японии (предшественники г-на С.Абэ и он сам) неоднократно фиксировали, что для решения вопроса о мирном договоре необходимо существенно наращивать наше взаимодействие во всех без исключения сферах – торгово-экономической, гуманитарной, культурной, в международных делах.

Я уже говорил про торгово-экономическую сферу. Кстати, японский бизнес идет впереди политики. Когда некоторые политические деятели Японии говорят, что, если будет заключен мирный договор и территориальная проблема решится, то тогда японский бизнес пойдет мощными шагами в российскую экономику, а если этого не произойдет, то и бизнес будет осторожничать. Мы не чувствуем, что японский бизнес осторожничает. Может быть, где-то его пытаются сдерживать. Наверное, можно гораздо больше делать в плане торгово-экономического, инвестиционного сотрудничества. Бизнес в большинстве своем не ждет каких-то политических сигналов, а активно работает. Мы это приветствуем. Убежден, что чем тесней будет такое наше взаимодействие, тем легче будет обсуждать и решать любые вопросы.

Мы многократно и давно предлагали японскому Правительству поддержать идею широкого прихода японского бизнеса на эти острова. Предлагали создавать там какой-то особый дополнительный режим, свободную экономическую зону. Там много вариантов, которые позволили бы работать совместно на этих островах, не дожидаясь полного окончательного урегулирования проблемы мирного договора. Она во многом отражает не суть, а форму, потому что, по сути, мы живем с нашими японскими соседями в мире, сотрудничестве, т.е. отсутствие мирного договора не ощущается. Мы – не враждебное государство, хотя технически отсутствие мирного договора может истолковываться как то, что мы по-прежнему враждебное государство. Это не так. Тем не менее, было бы, конечно, хорошо его заключить.

Шикарно развиваются гуманитарные связи. Ежегодно в Японии проводятся фестивали российской культуры, на их открытие ездит Председатель Государственной Думы Федерального собрания Российской Федерации С.Е.Нарышкин. Это произойдет и в 2016 году. Наша публика всегда ждет приезда японских коллективов. Для того, чтобы мы выполнили договоренность лидеров наших стран и развивали отношения в качественно новых масштабах по всем направлениям, включая международную деятельность, нам хотелось бы сотрудничать более тесно во внешнеполитических делах и видеть более самостоятельную Японию, тем более, что она претендует на роль постоянного члена Совета Безопасности ООН. Мы с пониманием воспринимаем такое желание. Хотели бы, чтобы те страны, которые стремятся получить постоянную «прописку» в Совете Безопасности ООН, несли бы с собой добавленную стоимость и дополнительный элемент баланса в позициях. Когда кто-то занимает стопроцентно те же позиции, которые исповедуют США, то, наверное, это не добавляет многого в политический процесс, не добавляет баланса в вырабатываемые решения. Мы в принципе за то, чтобы каждая страна (Президент России В.В.Путин говорил об этом подробно в отношении Европейского союза) была самостоятельной на международной арене и руководствовалась своими национальными интересами. Это не изоляция и не самоизоляция, а следование международному праву, чтобы с опорой на международное право принимать решения, которые отражают интересы твоего государства и народа, и которые не отражают давления, которое оказывается на тебя для того, чтобы ты свою выгоду куда-то немного спрятал и делал так, как хочется кому-то еще.

Надеюсь, что мы к этому придем, хотя дипломатическая культура современного мира была создана в те времена, когда исторический Запад доминировал столетиями. Очень трудно избавляться от этих привычек. Надеюсь, что такое время все-таки не за горами.

Вопрос: Остался всего один год президентского срока Б.Обамы. Какова вероятность реальной перезагрузки в российско-американских отношениях в этом году?

С.В.Лавров: Вопрос не к нам. Наши межгосударственные связи опустились очень низко при всех великолепных личных отношениях между бывшим Президентом США Дж.Бушем и Президентом России В.В.Путиным. Когда в Белый дом пришел Президент США Б.Обама и бывший Госсекретарь США Х.Клинтон предложила «перезагрузку», то это было отражением того, что сами американцы осознали ненормальность ситуации, когда Россия и США не сотрудничают в решении тех проблем, которые без них не решить. Это был период, который казался тогда аномальным. Мы встретили «перезагрузку» достаточно конструктивно. Сказали, что ценим решение новой Администрации исправить ошибки своих предшественников. Достигли немало хороших результатов: это Договор о СНВ, вступление России в ВТО, целый ряд договоренностей по различным конфликтным ситуациям. Но как-то быстро это стало сходить на нет. Сейчас все, в том числе американские коллеги, нам говорят: «Давайте выполним Минские договоренности по Украине, и сразу все нормализуется. За один час мы сразу отменим санкции, и между Россией и США откроются заманчивые перспективы сотрудничества по гораздо более приятным вопросам не только в урегулировании кризисов, но и сразу сформируется созидательная партнерская программа».

Мы открыты для сотрудничества со всеми на равноправной взаимовыгодной основе. Мы, конечно же, не хотим, чтобы кто-то выстраивал свою политику исходя из того, что Россия, а не Украина должна выполнить Минские договоренности. В них написано, кто их должен выполнить. Надеюсь, что это хорошо известно США, по крайней мере, наши последние контакты с Госсекретарем США Дж.Керри, контакты заместителя Госсекретаря США В.Нуланд с помощником Президента России В.Ю.Сурковым говорят о том, что США хорошо разбираются в существе Минских договоренностей. По большому счету, все всё понимают. То, что западные санкции продлеваются, воспринимается Киевом, как согласие Запада с тем, что Киев не выполняет Минские договоренности. Это абсолютная констатация того, что происходит в украинской власти. Зачем им выполнять эти договоренности, когда Запад согласен с тем, что Киеву не обязательно их выполнять?

Сейчас я привел пример, который говорит о том, что нам как бы уже начали обещать новую «перезагрузку»: мы выполняем Минские договоренности, и все сразу становится нарядным, красивым, перспективным и заманчивым.

Охлаждение отношений с Администрацией Президента США Б.Обамы и прекращение периода, который ассоциируется с «перезагрузкой», началось задолго до Украины. Давайте вспомним, как все это было. Сначала, когда мы наконец добились согласия наших западных партнеров на приемлемые для России условия нашего присоединения к ВТО, американцы поняли, что сохранение поправки Джексона-Вэника не в их интересах, потому что иначе они будут лишены тех привилегий и льгот, которые сопряжены с нашим участием в ВТО. Они стали готовить к отмене эту поправку. Американцы не были бы американцами, если бы они ее просто отменили и сказали: «Все, давайте теперь нормально сотрудничать». Они придумали «закон Магнитского», хотя я уверен, что точка в том, что произошло с С.Магнитским, не поставлена. Очень надеюсь, что правда станет известна всем. Отвратительно, что была устроена провокация и спекуляция на смерти человека. Тем не менее, это было сделано, и вы знаете, кто этот закон лоббировал. «Закон Магнитского» тут же заменил поправку Джексона-Вэника. Это началось еще тогда, когда не было никакой Украины, хотя нам сейчас пытаются вменить именно нарушение принципов ОБСЕ. Все, что происходит между Западом и Россией, объясняется тем, что Россия не выполнила свои обязательства, не уважает миропорядок, который сложился в Европе после Хельсинкского акта и т.д. Это все попытки оправдать и найти предлог для того, чтобы продолжать политику сдерживания. Но эта политика никогда не прекращалась.

После «закона Магнитского» была совершенно неадекватно раздутая реакция на произошедшее с Э.Сноуденом, который оказался в России вопреки нашему желанию. Мы об этом не знали, у него не было паспорта – документ был аннулирован, пока он летел. Он никуда не мог выехать из России из-за решений, которые были приняты в Вашингтоне. Мы не могли не предоставить ему возможности остаться в России, чтобы быть в безопасности, зная, какие статьи ему грозили – американцы не делали из этого секрета. Это было сделано просто из элементарной защиты права человека на жизнь.

Президент США Б.Обама отменил свой визит в Россию, был поднят вселенский скандал, десятки телефонных звонков по линии ФБР, ЦРУ, Госдепартамента, прямые контакты между президентами. Нам говорили, что если мы Э.Сноудена не выпустим, то отношения будут подорваны. США отменили визит. Визит не состоялся, но Президент США Б.Обама приехал на саммит «Группы двадцати» в Санкт-Петербурге, где мы, между прочим, сделали полезное дело – договорились о принципах химического разоружения Сирии.

Украина – это был еще один предлог. С украинским кризисом связано не столько праведное возмущение якобы нарушением Россией Хельсинкских принципов (хотя все началось с Косово, бомбежек Югославии и т.д.), здесь отразилось раздражение тем, что госпереворот не привел к тем результатам, на которые рассчитывали те, кто его поддержал. Скажу честно, мы не встаем в позу обиженного. У нас нет таких традиций в отношениях между государствами. Мы понимаем, что жизнь жестче, чем любые идеальные романтические схемы наподобие «перезагрузки» или чего-то еще. Мы также понимаем, что это мир, в котором жестко сталкиваются интересы, который выходит из эпохи тотального доминирования Запада и находится в длительном переходном периоде к более устойчивой системе, в которой не будет одного или даже двух доминирующих полюсов, – их будет несколько. Переходный период долгий, болезненный, старые привычки отмирают долго. Мы все это понимаем. Мы понимаем, что США заинтересованы в том, чтобы у них было поменьше конкурентов, даже относительно сопоставимых с ними по размеру, по влиянию, военной мощи, экономике. Это наблюдается в отношениях между США и Китаем, в том, как США работают с Европейским Союзом, стремясь «закольцевать» его в Трансатлантическое партнерство, а на востоке России создать Транстихоокеанское партнерство, которое не будет включать в себя Россию и Китай. Об этом подробно говорил Президент России В.В.Путин, когда анализировал процессы в мировой экономике и политике. Мы все это понимаем. Наверное, каждая эпоха приносит с собой новые тенденции, настроения в тех или иных элитах, особенно в крупных странах, которые по-своему видят пути борьбы за свои интересы. Было бы очень плохо и пагубно для всех нас, если бы эти процессы вышли за рамки общепринятых норм международного права. Тогда была бы, говоря по-простому, «куча мала», и мы были бы ввергнуты в мир анархии и хаоса – что-то вроде того, что происходит на Ближнем Востоке, может быть без крови. Каждый делал бы так, как он считает нужным, и ничего хорошего из этого не вышло бы. Очень важно соблюдать какие-то общие правила игры. Отвечая на Ваш вопрос, мне хотелось бы, чтобы у США состоялась «перезагрузка» со всем миром, чтобы «перезагрузка» была общей, чтобы мы все собрались и переподтвердили свою приверженность Уставу ООН, заложенным в нем принципам, включая невмешательство во внутренние дела, уважение суверенитета и территориальной целостности и право народов на самоопределение, право народов самим выбирать свое будущее без вмешательства извне.

Мы уже приводили пример, когда в середине 30-х годов XX века СССР и США договорились установить дипотношения. США настояли, чтобы эта церемония была оформлена обменом официальными письмами между министрами иностранных дел. По требованию США в этих письмах было заложено взаимное обязательство не вмешиваться во внутренние дела партнеров, не подрывать политический строй и экономическую систему. Этого США требовали от СССР в 30-е гг. Обмен такими письмами состоялся. Эти письма даже есть на сайте нашего Министерства.

Какое-то время назад мы предложили американцам повторить эти принципы в наших отношениях, но они ушли от этого. Повторю, такая «перезагрузка» была бы вполне своевременна.

Вопрос: Как бы вы охарактеризовали отношения между Россией и Великобританией после того, как расследование установило, что ФСБ причастно к отравлению А.Литвиненко?

С.В.Лавров: Все-таки Вы работаете в СМИ и должны более аккуратно формулировать свои вопросы. Вы спросили, если я правильно понял английский язык, как выстраиваются отношения между Россией и Великобританией с учетом того, что расследование установило, что ФСБ причастно к отравлению А.Литвиненко.

Вы пошли гораздо дальше, чем судья Королевского суда Лондона Р.Оуэн, потому что он, зачитывая свои заключения, не сделал ни одного обвинения, которое не сопровождалось бы словом «возможно», «вероятно», «по-видимому». Думаю, что СМИ должны аккуратно излагать хотя бы то, что говорят представители Вашего правосудия.

Выступление судьи Р.Оуэна изобиловало терминами «вероятно», «возможно». Он даже сказал, что дело основано на веских косвенных доказательствах (strong substantial case). По-моему, это беспрецедентно для судебной практики, по крайней мере, для дела, которое подается как расследованное беспристрастно и объективно. В адрес высшего российского руководства, между прочим, выдвинуты серьезнейшие обвинения, и при этом не предъявлено ровно никаких доказательств. Все выводы основаны на показаниях каких-то селективно подобранных свидетелей, лиц не объективных, типа г-на А.Гольдфарба, который не вызывает какого-либо доверия даже у многих англичан, или на засекреченных показаниях, которые непонятно кем и кому предоставлялись.

Помните, когда в 2011 г. начали коронерское расследование, то оно действительно опиралось исключительно на факты, не на домыслы. Следственный комитет Российской Федерации оказывал содействие этому расследованию. Все это происходило до той поры, пока в 2014 г. не было приостановлено расследование, и, соответственно, приостановился процесс, который был основан на фактах и в котором полноценно, открыто, во всех его частях без изъятий мог участвовать Следственный комитет Российской Федерации. Поэтому, наверное, оно и было приостановлено, а начато т.н. «публичное расследование». «Публичное» – это термин, вводящий в заблуждение, потому что, как я понял, публичное расследование позволяет засекречивать все его ключевые компоненты. Так оно и было. Причем с версией судьи Королевского суда Лондона Р.Оуэна не стыкуется столько фактов, что даже странно, что об этом говорят серьезные СМИ, не говоря уже о политиках. Политики есть политики, мы слышали, что сказал Премьер-министр Великобритании Д.Кэмерон и другие члены кабинета. Особенно понравилось, когда Премьер-министр Великобритании Д.Кэмерон сказал, что он шокирован, что расследование подтвердило то, что он знал с самого начала.

Это мне напоминает то, что говорили наши американские коллеги в отношении катастрофы малайзийского «Боинга» над Украиной, заявляя, что ждут окончательного доклада нидерландского комитета, хотя «и так знают, кто это сделал». В случае с «Боингом» и «делом А.Литвиненко» – это очевидное совпадение логики. Почему засекречены результаты вскрытия тела А.Литвиненко? Почему проигнорированы требования его первой жены, брата и отца провести эксгумацию и вновь провести вскрытие? Почему этого не сделано? Такого же рода вопросы возникали и возникают у нас в отношении малайзийского «Боинга». На них нет ответов ни у английского правосудия, ни у следствия Нидерландов. Причем всем известно, и это не отрицается следствием, что А.Луговой пришел на встречу с А.Литвиненко, в ходе которой он его якобы отравил, со своим сыном. Объяснений нет, как человек может подрывать здоровье собственных детей. Не говорю о свидетельствах людей, которыми сейчас полон эфир (из окружения Б.Березовского), рассказывающих интереснейшие факты, полностью проигнорированные следствием. Я уж не говорю о том, что мы, наверное, так никогда и не узнаем, от чего умер сам Б.Березовский, хозяин бара-ресторана Д.Уэст и многое другое. Мне кажется, что на фоне всего этого, если бы этим занялся грамотный юрист и проанализировал эти факты и те заявления, которые делают руководители британского правительства, можно было бы привлечь к ответственности за клевету. Для этого вполне накапливается материал.

Вы меня спросили о перспективе российско-британских отношений. Мы тоже хотели бы, чтобы в Великобритании провели объективное расследование множащихся случаев гибели российских граждан, о которых не то что помнят через 10 лет, а о которых забывают через несколько месяцев и ничего нам не рассказывают.

Согласен я только с тем, что сказал британский МИД: ««дело А.Литвиненко» еще больше осложнит наши двусторонние отношения». С этим я полностью согласен, только не «дело А.Литвиненко», а спектакль вокруг «дела А.Литвиненко» очень серьезно осложнит наши отношения. Причем наши отношения осложнятся без всяких «возможно», «вероятно», «может быть» – они точно осложнятся.

Вопрос: Вы сказали, что на территории Грузии в Панкисском ущелье тренируются игиловцы, восстанавливают силы. Это происходит около ваших границ, около Чечни. Какую роль играет в этом Чечня? Какую роль играет Глава Чеченской Республики Р.А.Кадыров? Как можно, по Вашему мнению, этому противостоять? Я отношусь очень серьезно к Вашим словам. Если это правда, то это очень серьезно.

Вы постоянно упоминаете некого Д.Яроша. Он играет какую-то роль в правительстве Украины? Он никогда не имел отношения к исполнительной власти, он – никто. В таком случае, можно ли серьезно относиться к заявлениям об отношениях России и Украины ваших политиков – людей, которые набирают на президентских выборах 2%? Уточните, почему Д.Ярош должен быть мерой ваших отношений с Украиной?

28 марта ООН заявила, что Россия аннексировала Крым. Готовы ли вы говорить с Украиной по поводу возвращения Крыма?

С.В.Лавров: Не волнуйтесь, я на все отвечу. Что касается Панкисского ущелья, есть сведения, что не только в Афганистане, некоторых странах Центральной Азии, ИГИЛ пытается создавать свои ячейки в Панкисском ущелье. У нас есть случаи, когда задерживали террористов. По собранным сведениям, они имели связи с ИГИЛ. Эти операции готовятся и проводятся в режиме секретности. Когда они происходят, о них всегда сообщается общественности. Вы об этом можете регулярно слышать из репортажей по телевидению, из других СМИ. Это наша общая беда. Ячейки ИГИЛ есть в очень многих странах Европы. Те теракты, которые состоялись недавно, в том числе в Париже, связаны с игиловцами. Ответственность за теракты на Западном побережье США также взяла на себя ИГИЛ. Поэтому здесь, наверное, нужно подключать все ресурсы и не дожидаться, пока кто-нибудь скажет: «Давайте уберем Президента Сирии Б.Асада и тогда будем соглашаться, чтобы коллективно бороться с ИГИЛ». Эти двойные стандарты мы уже проходили.

В коалиции под эгидой США, в которой участвует Испания, которую Вы представляете, есть целый ряд стран, чей послужной список, в том что касается связей с ИГИЛ, отнюдь не чистый. В отношении Панкисского ущелья я сказал, что есть сведения о том, что там есть игиловцы, которые лезут во все щели и дыры. Если мы не будем вместе с ними бороться, то от них никто не сможет укрыться.

На данном этапе мы имеем достаточно надежный заслон, и все проявления, которые мы наблюдаем на территории Российской Федерации, купируем. Надеюсь, что те предложения о сотрудничестве, которые мы делаем, не будут проигнорированы, и коалиция, которую возглавляют США и куда входит Испания, проведет в своих рядах работу по выявлению тех, кто не очень искренне сотрудничает в борьбе с ИГИЛ и прочими террористами.

Что касается Д.Яроша и Вашего утверждения о том, что он «маргинальный политик», чьи действия и слова можно не принимать в расчет, то это не совсем так. Д.Ярош и его «Правый сектор» был одной из главных, если не самой главной, движущей силой майдана, причем майдана не мирнопротестного, а силового, который был подчинен задаче спровоцировать насилие, пролить кровь и под эту «сурдинку» сменить власть. Если Вы поднимите публикации за ноябрь 2013 г. – март 2014 г. представленных здесь СМИ, то Д.Ярош был далеко не маргинальным деятелем на Украине. По крайней мере т.н. «поезда дружбы» на Крым собирал именно он, был весьма популярен, его цитировали. Мало того, сейчас он является депутатом Верховной Рады, он далеко не одинок. Совсем недавно были новые сведения о том, что представляет собой партия «Свобода» О. Тягнибока, который был членом оппозиционной коалиции, подписантом документа с В.Ф.Януковичем, под которым стояли подписи и наших коллег из Европы – Германии, Франции и Польши (О.Тягнибок, А.Яценюк и В.Кличко подписывали документ). О.Тягнибок к тому времени уже был известен как лидер партии, которая, пройдя в украинский парламент в декабре 2012 г., вызвала серьезный переполох в Европе. ЕС принимал специальное решение, которое требовало от украинцев изгнать из парламента эту неонацистскую политическую силу, также примерно как в 2000 г. Евросоюз добивался того, чтобы победивший в Австрии Й.Хайдер ушел из политики. В итоге в Австрии добился, а на Украине – нет.

Более того, после того, как в декабре 2012 г. ЕС дал такую характеристику неонацистской партии «Свобода», заявив, что с ней нельзя иметь дело, через пару лет Евросоюз уже поддерживал договоренности с участием О.Тягнибока, а руководство МИД Франции вообще говорило, что партия «Свобода» это чуть-чуть правее мейнстрима в политике, хотя ее учредительные документы прямо цитируют гитлеровские установки по поводу нового порядка в Европе и приверженности украинских националистов, которые в июне-июле 1941 г. поклялись на верность Гитлеру. Вот такие есть на Украине маргиналы, которые, как Вы считаете, не влияют на украинскую политику.

Насчет Крыма. Нам нечего возвращать. Никаких переговоров о возвращении Крыма мы ни с кем не ведем. Крым является территорией Российской Федерации в полном соответствии с волеизъявлением всех народов Крыма, включая тех, кто не имел никаких прав при украинской власти и кто обрел права, включая государственный язык, когда Крым вернулся в Россию после проведения референдума, итоги которого Вам хорошо известны. Можно, конечно, следовать той логике, которую проповедуют наши украинские коллеги, заявляя, что «в этом году мы возьмем Донбасс, а в следующем заберем Крым». Хотя на самом деле нужно говорить о выполнении Минских договоренностей, которые предполагают Донбасс в составе Украины, но с обязательными элементами децентрализации. Никак не может Верховная Рада выполнить то, о чем договорился Президент Украины П.А.Порошенко.

В отношении Крыма, наверное, лучше не руководствоваться высказываниями чужого дяди, а туда съездить. Многие журналисты, европейские политики – испанцы, французы, итальянцы, чехи, депутаты Европарламента, там уже побывали. Недавно я встречался с группой французских парламентариев, которые вернулись из Крыма. Лучше видеть своими глазами. Наверное, тогда и читателю будет интереснее знакомиться с тем, как то или иное СМИ излагает происходящее в Республике Крым Российской Федерации.

Вопрос: Сергей Викторович, как Вы оцениваете развитие российско-китайских отношений? Каковы их перспективы на 2016 год?

8 февраля по традиции отмечается китайский Новый год. Это очень важный праздник для Китая и китайцев. Не могли бы Вы поздравить китайский народ?

С.В.Лавров: Мы регулярно даем оценку российско-китайским отношениям, потому что у нас множество контактов. Ежегодно проходит несколько встреч на высшем уровне, несколько встреч глав правительств в рамках специальных визитов и различных мероприятий, будь то Генассамблея ООН, «Группа двадцати», ШОС, БРИКС, другие форматы. Прошлый год не был исключением. 9 мая состоялся визит в Россию Председателя КНР Си Цзиньпина в связи с празднованием 70-летия Победы в ВОВ, затем 3 сентября Президент России В.В.Путин посетил Китай для празднования 70-летия окончания Второй мировой войны на Тихом океане и Победы китайского народа в освободительной войне. Были и другие контакты.

Наши отношения являются наилучшими за всю историю между нашими странами и народами. У нас стратегическое партнерство, многоплановое взаимодействие, базирующееся на Договоре о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве от 2001 года. Еще с первых дней своей работы на посту Президента России В.В.Путин уделял приоритетное внимание развитию глубоких, разветвленных отношений с нашим великим соседом. Ни с кем у нас нет такой разветвленной сети механизмов сотрудничества: саммиты, встречи глав правительств, четыре комиссии, посвященные работе на различных направлениях – инвестиционного, торгово-экономического, энергетического, гуманитарного сотрудничества, которые возглавляются вице-премьерами, рабочие группы. Вся эта работа поставлена на системную основу, она позволяет достигать впечатляющих результатов.

Безусловно, нынешний экономический кризис сказывается на стоимостных объемах, но физические объемы у нас не уменьшаются, а нарастают в торговле с КНР. У нас очень много планов, которые помимо энергетики, совместных чисто углеводородных проектов, касаются высоких технологий. Это атомная энергетика, космос, современное прорывное взаимодействие в сфере авиастроения и многое другое.

Отмечу также, что взаимодействие России и Китая на международной арене является очень тесным, партнерским и, наверное, это один из важнейших факторов, который помогает обеспечивать стабильность в международных делах, несмотря на все потрясения. В основе нашего сотрудничества международное право и его неукоснительное уважение, уважение центральной роли ООН, недопустимость вмешательства во внутренние дела. С этих позиций мы теснейшим образом сотрудничаем по всем международным проблем, будь то Ближний Восток, Северная Африка, Афганистан, иранская ядерная программа, ядерная проблема Корейского полуострова, противоракетная оборона. Наше сотрудничество помогает укреплять авторитет таких структур, как БРИКС, ШОС и «Группа двадцати», в рамках которой мы вместе отстаиваем проведение реформы международной валютно-финансовой системы с тем, чтобы она стала более справедливой. Нынешняя валютно-финансовая система так же, как и реформа международных политических отношений, должна быть более демократичной и отражать возросший вес, прежде всего, стран БРИКС. Первый шаг такой реформы благодаря совместным усилиям России, Китая, Индии, Бразилии и ЮАР был сделан совсем недавно. Пятилетний процесс повышения квот и голосов наших государств завершился, и страны БРИКС теперь практически обладают возможностью применять вето в МВФ. Это очень важное достижение.

В сфере контактов между людьми у нас с нашими китайскими друзьями есть добрая традиция проводить специальные мероприятия. В середине прошлого десятилетия проводился год России в Китае и год Китая в России, затем были годы национальных языков, туризма, дружественных молодежных обменов, завершившихся буквально несколько месяцев назад. В ближайшее время будут открыты годы СМИ России и Китая. Это новый крупный проект. Уверен, что многие из присутствующих здесь смогут найти свое место в соответствующей программе мероприятий.

Поздравляю Вас и всех китайских друзей с наступающим Новым годом по китайскому календарю. Как всегда, направлю специальное послание моему коллеге и другу, Министру иностранных дел Китая Ван И.

Вопрос: Вы нарисовали достаточно мрачную картину наших взаимоотношений с Западом. Прежде всего, на мой взгляд, это касается санкций. Ряд известных западных политиков высказывает оптимистичное мнение о том, что санкции могут быть сняты в течение нескольких месяцев. Что дает им основания для таких прогнозов? Мы слышали заявления Б.В.Грызлова, полномочного представителя России в Контактной группе по Украине о том, что некоторые прорывные решения вполне возможны.

Речь идет о том, что Запад может ввести «список Литвиненко» в дополнение к «списку Магнитского», как «дамоклов меч» висят над нами возможные новые аресты государственной собственности по якобы причитающимся выплатам ЮКОСу. Что Вы можете сказать о возможности достижения в 2016 г. перелома в отношениях с Западом? Обозначьте какой-то «свет в конце туннеля».

С.В.Лавров: Я не рисовал мрачную картину. Если у Вас создалось такое впечатление, когда я описывал позицию наших западных партнеров, то мы здесь не виноваты. Я постарался честно описать то, что вижу, общаясь с ними. Наш подход очень простой – мы из раза в раз подтверждаем открытость к сотрудничеству со всеми на равноправной, честной основе, на основе договороспособности. Некоторые западные партнеры говорят, что Россию нужно изолировать. Недавно польский коллега сначала по собственной инициативе прислал своего заместителя, чтобы передать сигнал о готовности наших польских соседей восстанавливать механизмы сотрудничества, а потом вдруг заявил, что раз русские об этом просят, то они готовы. Хотя все было наоборот. И тут же добавил, чтобы никому не казалось, что новое польское правительство дает слабину, что Россия – противник НАТО и ЕС, и из этого они будут исходить в отношениях с Российской Федерацией.

Не мы рисуем мрачную картину. Мы видим светлую перспективу, куда хотим двигаться вместе со всеми, в том числе с европейскими и американскими коллегами. Перспективы движения к миру, где уважают друг друга и интересы на взаимной основе, где все равноправно принимают участие в решении различных проблем, никто исподтишка никому не мешает развиваться, не строит никому козни, не создает искусственных препятствий и других не заставляет действовать не так, как им хочется, исходя из собственных интересов, а так, как хочется кому-то еще. Будущее, по-моему, достаточно светлое, пусть оно и омрачается некоторыми нашими партнерами.

Развивая Ваш вопрос, скажу, что все к большему количеству этих партнеров приходит осознание того, что так дальше жить нельзя и это себе во вред. То, что дает нам основания говорить о каких-то возможных позитивных переменах, заключается в следующем: наши западные партнеры все больше начинают понимать, что попали в созданную ими самими ловушку, когда сказали, что снимут санкции, после того, как Россия выполнит Минские договоренности. Они поняли, что, наверное, это была оговорка («slip of the tongue»), но в Киеве это очень быстро услышали и истолковали однозначно как индульгенцию, позволяющую им не выполнять Минские договоренности. Их невыполнение, помимо того, что Киеву не нужно будет предпринимать никаких действий и выполнять свои обязательства, означает, что Запад должен будет сохранять санкции против России. Что и требовалось доказать некоторым господам, раздувающим сейчас в Киеве радикальные настроения.

То, что Запад сам попал в свою ловушку, начинает проникать в сознание. Выход из этой ситуации может быть только один – заставить Киев выполнить то, под чем он подписался. Полномочный представитель Российской Федерации в Контактной группе по урегулированию ситуации на Украине Б.В.Грызлов, с которым я разговаривал после заседания Контактной группы, почувствовал настроения, которые проявляются в действиях посредников от ОБСЕ, руководящих рабочими группами в качестве координаторов, и участвующих в деятельности Контактной группы. Такие же настроения я ощутил, когда мы общались в рамках «нормандского формата» на уровне министров иностранных дел. Как Вы знаете, президенты России, Франции, Украины и Канцлер Германии тоже проводили телеконференцию 30 декабря. В ближайшее время (может, даже 8 февраля, в китайский Новый год – точная дата еще не определена) планируется министерская встреча. Запад понимает бесперспективность нынешней ситуации, когда все делают вид, будто Россия должна выполнять Минские договоренности, а Украина может ничего не делать – не менять конституцию, не предоставлять Донбассу особый статус, не проводить амнистию, не организовывать выборы в консультациях с Донбассом. Все понимают, что эти вещи за Украину никто не решит. Все понимают, что это аномалия, патологическая вещь, которая проявилась в превращении украинского кризиса, возникшего в результате абсолютно незаконного антиконституционного госпереворота, в мерило всех отношений между Россией и Западом, что это абсолютно ненормальная, нездоровая ситуация, искусственно раздутая из стран более отдаленных, нежели Европа, которая больше не хочет быть заложником этой ситуации. Для меня это очевидно.

Вопрос: Мы почувствовали на себе, что МИД России сейчас находится на втором месте по взаимодействию со СМИ – впервые наши крупные региональные газеты могут задать вопрос Министру иностранных дел России, хотя контактируем мы давно. Несмотря на заметное охлаждение отношений между Россией и Польшей, контакты между простыми россиянами и поляками, в частности, калининградцами и жителями приграничных с Россией воеводств, остаются достаточно тесными. Во многом это связано с режимом приграничного сотрудничества. Может ли подобная народная дипломатия способствовать улучшению взаимоотношений на межгосударственном уровне, и какова роль СМИ в данной ситуации?

С.В.Лавров: Конечно, может. Ваш вопрос скорее риторический, потому что очевидно, что контакты между людьми не должны страдать ни при каких обстоятельствах. В любых ситуациях, даже когда межгосударственные отношения «дают трещину» или напрягаются по той или иной причине, мы не хотим, чтобы страдали контакты между людьми.

Т.н. малое приграничное передвижение между Калининградской областью Российской Федерации и сопредельными соразмерными воеводствами Польши – это наше большое завоевание. Еще раз хочу напомнить, что это было сделано благодаря настойчивости моего коллеги в то время Р.Сикорского, который был министром иностранных дел Польши и лично приложил немало усилий к тому, чтобы та самая брюссельская бюрократия, о которой мы сегодня упоминали как о не всегда способствующей развитию позитивных тенденций, сделала исключение из неких правил, сопряженных с шенгенским режимом, и пошла на включение в территорию безвизового режима более крупной территории Польши, нежели можно было сделать, слепо и строго следуя шенгенским нормам. Считаю, что это один из важнейших вкладов, который Р.Сикорский вместе с нами внес в развитие контактов между людьми. Чем больше СМИ будут рассказывать об этом и о том, как комфортно люди себя чувствуют, тем будет лучше.

Там много и экономического передвижения – поляки и россияне смотрят, где что можно дешевле купить, а потом продать у себя: бензин и другое. Ну и что? Это жизнь и нужно это просто регулировать, что и делается пограничниками и таможенниками. Большинство же ездят, потому что хотят общаться. Уже установились связи по ту сторону границы. Мы это активно приветствуем и надеемся, что Вы будете чаще об этом писать и рассказывать.

Вопрос: Россия последовательно выступала за полную имплементацию договоренностей по иранскому ядерному досье, которая подразумевала в том числе отмену санкций на экспорт энергоресурсов. Одновременно многие критики говорили, что таким образом Россия помогает «пилить сук, на котором сама сидит». Мы видим, что цены на нефть рекордно низкие, Иран возвращается на рынок. В ответе на один из вопросов Вы упомянули финансовую невыгоду. Стоило ли рисковать экономическими, национальными интересами ради этой дипломатической победы?

Недавно на американском телевидении мы слышали, что США были готовы допустить некоторые жертвы среди гражданского населения при уничтожении такого важного стратегического объекта ИГИЛ, как финансовый центр террористов. Возможен ли для российской стороны такой вариант в Сирии, что будут допущены какие-то жертвы среди гражданского населения при уничтожении объекта, который будет являться очень важной целью?

С.В.Лавров: Мы уже неоднократно обращались к этой теме. Прежде всего, в рамках регулярных повседневных брифингов, которые организует Министерство обороны Российской Федерации, в ходе которых подробно периодически напоминают о том, каким образом выбираются цели для работы наших Воздушно-космических сил (ВКС). Эти цели перепроверяются не один раз. Делается все, чтобы убедиться, что гражданского населения в районе применения нашей авиации нет.

Если брать международное право, то Женевские конвенции и протоколы к ним не допускают применения вооруженной силы государства против объектов, на которых могут быть гражданские лица. Если то, что Вы сказали, о планах США действительно имеет место, то это нарушение международного гуманитарного права, хотя, я не уверен, что США участвуют в соответствующих международных договорах. Соединенные Штаты не являются участниками целого ряда универсальных документов по правам человека, как, в частности, не участвуют в Конвенции о ликвидации дискриминации в отношении женщин, Конвенции о правах ребенка, Конвенции о правах инвалидов, Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах. К этой стране есть много претензий в том, что касается следования и приверженности универсально применимым нормам международного права в сфере прав человека и в гуманитарной сфере.

Повторю, на войне бывает всякое. Министерство обороны Российской Федерации предельно откровенно и подробно рассказывает о том, что мы делаем в Сирии. Когда нам говорят, что мы не тех бомбим или что в результате наших бомбежек там погибли десятки мирных жителей, нам ни разу не предоставили никаких доказательств.

Вчера я разговаривал с Госсекретарем США Дж.Керри, он опять говорил, что для того, чтобы переговоры в Женеве все-таки «завязались», нужно сделать какие-то жесты, потому что оппозиция, которая собиралась в Эр-Рияде, заявляет, что никуда не поедет потому, что их продолжают бомбить не за что. Я ему сказал, что еще начиная с 30 сентября, когда было объявлено о том, что в ответ на просьбу сирийского Правительства мы будем использовать наши ВКС против террористов в Сирии, и по сей день мы продолжаем предлагать американцам как руководителям созданной ими коалиции наладить повседневную координацию между военными. Об этом не раз говорил Президент Российской Федерации В.В.Путин. Когда нам говорят, что мы не тех бомбим, мы спрашиваем, где те, кого надо бомбить. Нам отвечают, что не скажут. Хорошо, тогда скажите, кого не надо бомбить. Этого нам опять не говорят. И потом тут же говорят, что мы бомбим не тех. Честно говоря, я уже даже просто теряюсь. Это какой-то несерьезный и невзрослый разговор.

Вчера мы опять подтвердили, что предложения, которые были направлены Министерством обороны Российской Федерации по налаживанию повседневной координации, остаются в силе. Если мы всерьез готовы и хотим повысить эффективность в борьбе с террористами, то нужно налаживать такую координацию, а не просто исполнять процедуры, позволяющие избегать непредвиденных инцидентов.

Насчет Ирана и экономической выгоды. Какое-то время назад в ответ на просьбу одного из журналистов я уже касался этой темы. Было бы хорошо, если бы в нынешних условиях какую-нибудь страну, а лучше несколько стран – производителей нефти каким-то образом закрыли бы, или начался какой-нибудь конфликт и им стало бы не до нефтяной промышленности и не до экспорта, либо произошла какая-нибудь катастрофа, либо на них наложили санкции и запретили экспортировать нефть. Тогда бы рынок отыгрался, и цены поднялись. Может быть, на несколько дней или месяцев стало бы легче и лучше, все бы вздохнули спокойно. Если мы все хотим жить в справедливом мире, насколько правильно выстраивать планы своего собственного развития, ориентируясь на то, что кто-то будет ущемлен в правах и против кого-то будут сохраняться санкции, либо кто-то будет разбомблен? Если ориентироваться на такие сценарии, то, во-первых, ты делаешь свое собственное развитие заложником неких событий, которые от тебя не зависят, а, во-вторых, ты ищешь не то, что «тепличных» условий, но каких-то легких путей решения повседневных проблем, тогда как требуются стратегические, глубокие решения, о которых сегодня говорит Президент Российской Федерации В.В.Путин и которые давно назрели в нашей экономике. Лучше и честнее, и, главное, гораздо более устойчиво, выстраивать стратегию своего развития таким образом, чтобы учитывать все факторы современного мира при его нормальном развитии, не закладываться на то, что кто-то где-то будет наказан, и рынок будет для нас более благоприятен. Надо исходить из того, о чем мы говорим вслух: все страны выступают за свободное развитие международных отношений, за свободное и всестороннее развитие каждого государства без каких-либо ограничений. По крайней мере, в долгосрочном плане это на 100% будет полезнее для нашей страны.

Вопрос: Известно, что в г.Мадае, который правительственные войска Сирии держат в осаде, около 40 тыс. человек по данным ООН голодают, есть смертельные случаи. Я знаю, что вооруженная оппозиция держит в осаде и другие города. У Москвы хорошие контакты с Дамаском. Может ли она что-то сделать, чтобы убедить Дамаск снять осаду или хотя бы допустить туда на постоянной основе гуманитарные организации?

С.В.Лавров: Насчет г.Мадаи. Там, действительно, была пакетная договоренность, согласно которой сирийское Правительство должно было допустить гуманитарный груз в Мадаю, а боевики – в два других населенных пункта. Посредником выступала ООН. В конечном итоге сирийское Правительство обеспечило такой доступ, несмотря на то, что боевики в последний момент от взаимности отказались. Это было осуществлено уже без какой-либо увязки.

Сейчас, в преддверии Женевских переговоров, ситуация в Мадае была сделана просто неким фетишем. Если в Мадае будет допуск гуманитарщиков, то тогда переговоры получат хороший старт, если нет, то оппозиция может не приехать. Мы сказали нашим ооновским коллегам, включая представителей Управления Верховного комиссара ООН по правам человека, которые делали соответствующие доклады, в которых Мадая была почти единственным проблемным моментом, что нужно действовать все-таки по-честному и как ооновские чиновники, а не как исполнители чьего-то заказа, и тем более спекулировать на страданиях людей. Двести тысяч человек не могут получить никакой гуманитарной помощи и вообще какого-либо нормального питания, медицинского содействия. Они окружены в районе г.Дейр-эз-Зор. Об этом городе ничего не говорится в докладах наших ооновских коллег, и мы им на это указали. Это именно то место, которое окружено игиловцами и прочими террористами, с которыми никто не пытается ни о чем говорить, как будто этих двухсот тысяч человек не существует. Именно туда, в частности, наши гуманитарные грузы сбрасывает на парашютах сирийская транспортная авиация.

Я с Вами полностью согласен в том, что гуманитарные аспекты очень важны, всегда весьма эмоциональны и воспринимаются в качестве таковых. Мы исходим из того, что никаких предварительных условий для начала переговоров быть не должно, как некоторые пытаются сделать. Гуманитарные аспекты должны быть одними из центральных на переговорах между Правительством и оппозицией. Мы будем всячески поощрять т.н. локальные замирения до тех пор, пока не будет объявлено полное прекращение огня. Мы, кстати, как и США, за прекращение огня. Но некоторые страны Залива говорят, что они будут готовы дать команду тем, кто на них ориентируется, прекратить огонь только, если почувствуют, что политический процесс «завязался», и есть перспективы ухода Б.Асада. Делайте выводы о том, кто действительно думает о страданиях мирных граждан, а кто хочет любой ценой, даже ценой усугубления гуманитарной катастрофы, сменить режим в Сирии.Сергей Лавров

Россия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 26 января 2016 > № 1639253 Сергей Лавров

У нас у многих претензии к ним

Эдуард Лимонов

Противостояние главы Чеченской Республики и "креативного класса" (лестное самоназвание) в самом разгаре.

Давайте попытаемся понять поведение "креативного класса", отбившегося от народа до такой степени, которая действительно может быть охарактеризована как "враги народа".

Во-первых, кто это?

Но это журналисты, все как на подбор, они!

Рамзан Кадыров правильно называет их центры или гнёзда. И обратите внимание это всё журналисты и их центры - это радио и телевидение. Кадыров назвал "Эхо Москвы", РБК, "Дождь".

Но к списку врагов спокойно можно добавить и "Коммерсант-ФМ" (там только два гаврика чего стоят: Эггерт и Губин) и The New Times с невыносимой Альбац, и "Независимую газету", с вкрадчивым её патроном и редактором и уж, конечно же, и "Новую Газету". А вообще-то даже внешне нейтральные, полуизвестные СМИ источают ежедневно немало яда. Так что у нас во врагах народа не исключительно, но преобладают журналисты. В стране за 25 лет возникли антироссийские идеи и свили себе гнёзда в некоторых изданиях.

А вот функцию на себя такие журналисты взяли не журналистскую, но докторскую функцию.

На самом деле они имеют намерение вылечить народ от патриотизма и национального достоинства. То есть намерение выступить в роли врачей. Впрочем, во врачей они не годятся, действуют грубым нажимом, давят авторитетом, и похожи на грубых следователей.

Им и в голову не приходит, что патриотизм и национальное достоинство не болезни, но суть характеристики народа.

Им и в головы не приходит, что тысячи русских убитых в Донбассе и убитые в Сирии - именно эти убитые ухудшают отношение к ним, непрошеным докторам народа, и превращают их во врагов народа. То что в мирное время можно было снисходительно назвать ошибочными мнениями, например, в наше военное время действительно есть вражеская деятельность. Трупы делают трагедию.

Непрошеные лекари зарвались, поскольку их не смущает гигантская диспропорция между количеством якобы "больных" - процентов 95 от всего населения, и мизерной в сравнении с "больными" кучкой "докторов".

Идиотская идея лечить народ, могла зародиться только в отсталых провинциальных бошках отечественного "креативного класса" (лестное самоназвание). Больше нигде в мире, от Индии и Пакистана до Европейского Союза подобного отношения к народу, как к "больным" не возникло.

Вся эта история их отпадения от России слишком далеко зашла.

Власть Российской Федерации отворачивается, и не хочет решить эту трагическую проблему. Не хочет простенько закрыть, например, империю лжи - "Эхо Москвы". Ничего страшного не произойдёт, несколько самых задиристых журналистов эмигрируют в Грузии-Украины, а другие рассосутся по более здоровым СМИ.

А если не закрыть, то будет всё хуже.

Гражданской войны не случится, слишком огромна диспропорция между народом и "креативным классом", но стихийное решение вопроса нежелательно.

Ведь у нас у многих претензии к ним.

Россия > СМИ, ИТ > zavtra.ru, 19 января 2016 > № 1641467 Эдуард Лимонов

«Рассматривать «Талибан» как альтернативу ИГ — ошибка»

Экс-спецпредставитель США по Афганистану Джеймс Доббинс о своем видении ситуации

Александр Братерский

Власти Афганистана призвали полевых командиров движения «Талибан» сесть за стол переговоров с правительством страны. В понедельник в Кабуле прошла вторая встреча высокопоставленных представителей Пакистана, Афганистана, Китая и США, где обсуждалась «дорожная карта» мирного урегулирования. О том, почему с талибами необходимо говорить, «Газете.Ru» рассказал Джеймс Доббинс, экс-представитель администрации США по Афганистану в 2013–2014 годах.

— Недавно российский спецпредставитель по Афганистану Замир Кабулов публично заявил о том, что Россия ведет переговоры с представителями движения «Талибан». Как смотрят на это в США?

— В переговорах между Россией и «Талибаном» нет ничего нового: россияне вели их на протяжении нескольких лет и информировали об этом США. Я сам об этом говорил с Замиром (Кабуловым), мы были в постоянном контакте в то время, когда я был спецпредставителем США, мы много раз сотрудничали по различным вопросам. Наша страна также проводила переговоры с талибами в 2010–2012 годах, потом был перерыв. Китайцы тоже вступали с ними в переговоры, участвовали в них и представители Великобритании и Норвегии.

В самих переговорах нет ничего нового, правда, интересен сам факт придания этому факту публичности.

Сообщалось, что Россия ведет переговоры о поставке оружия правительству Афганистана, и я не думаю, что правительство США стало бы этому препятствовать. Мы поддерживаем правительство Афганистана и хотели бы, чтобы Россия делала то же самое. Если же переговоры с талибами для России имеют другую цель и рассматривают «Талибан» как альтернативу ИГ (организация запрещена в России) и использование его в качестве союзника, то это ошибка. Американское правительство и правительство Афганистана будут возражать против такого подхода. «Талибан» является радикальной организацией, хотя и имеет противоречия с ИГ в Афганистане.

— Россия и США воевали с талибами, а теперь ведут с ними переговоры. Это потому, что ИГ серьезно изменило ситуацию в регионе?

— Я не думаю, что такова логика правительства США, которое начало вести переговоры с талибами до того, как ИГ заявило о себе как о серьезной силе. Я также не считаю, что США рассматривают «Талибан» как альтернативу в борьбе с «Аль-Каидой» (также запрещенная в России организация). «Талибан» — это организация, которая тесно связана с «Аль-Каидой», а «Аль-Каида» является такой же ужасной группировкой, как и ИГ, хотя и уменьшилась в размерах. Поэтому я не думаю, что такая аргументация оказала влияние на политику США.

Для нас «Талибан» не является полезным инструментом в борьбе с ИГ, и если Москва его таковым видит, то это ошибка. Афганистан под контролем талибов будет приютом для радикальных групп, включая тех, кто хочет совершать нападения на Россию. Однако в отличие от ИГ, нацеленного на глобальный джихад, талибы ограничиваются лишь территорией Афганистана.

Одно из требований, которое выдвинуло талибам правительство США, — прекращение сотрудничества с «Аль-Каидой», однако «Талибан» этого не сделал.

Да, это националистическое, а не глобальное джихадистское движение, однако его идеологические постулаты смыкаются с глобальными джихадистскими движениями.

Оно дало этим движениям возможность использовать Афганистан как базу для своих операций — несколько недель назад афганские и американские военные в результате совместной операции обнаружили лагерь «Аль-Каиды».

— Вы отметили совместные операции афганских сил и военных США. Существует мнение, что, несмотря на подготовку США и НАТО афганских военных, они пока не в состоянии отражать атаки талибов самостоятельно. Считаете ли, что для США необходимо сократить присутствие американских военных в Афганистане?

— Продолжение американского присутствия в Афганистане важно, и администрация Обамы дала понять, что пребывание войск продолжится и при новой администрации. Большинство кандидатов в президенты поддерживают присутствие в Афганистане.

Президент США подчеркнул, что, если «Талибан» хочет, чтобы американские военные и войска других государств ушли, они должны достичь мирного соглашения с правительством Афганистана. Большинство кандидатов в президенты, скорее всего, поддержат продолжение присутствия войск в Афганистане. Думаю, что продолжение присутствия в Афганистане войск США и союзников необходимо вместе с продолжением финансирования, которое необходимо Афганистану. Добавлю, что средства идут не только из США, но и из других стран. Это финансирование идет не только из Вашингтона, но и из других стран. Это два необходимых условия, которые дадут Афганистану возможность сопротивляться атакам талибов, а также помогут с укреплением безопасности. Хочу также отметить, что, если Пакистан поменяет свою точку зрения и будет бороться с талибами внутри Пакистана, это сыграет очень позитивную роль.

— Вы вели переговоры с талибами. Насколько у них есть настроенность на достижение мира?

— Внутри «Талибана» есть те, кто выступает за политическое решение конфликта. Конечно, там есть и экстремистские элементы. Из-за их деятельности «Талибан» достаточно долго не хотел участвовать в политическом процессе. Правда, я не думаю, что мирный процесс может быть быстрым.

Переговоры займут долгое время, и, каким бы ни было соглашение, оно будет отражать ситуацию, которая сложится на данный момент непосредственно на земле.

Не думаю, что мы должны считать, что мир совсем близко.

— Каково ваше мнение о лидере талибов Ахтаре Мохаммаде Мансуре. Что он за человек?

— Он уже давно руководит «Талибаном», с тех пор как три года назад умер мулла Омар (предыдущий лидер «Талибана». — «Газета.Ru»). Этого времени было достаточно, чтобы составить о нем впечатление. Он владеет ситуацией, и его даже можно назвать прагматиком. В разное время он проявлял открытость к политическому процессу, однако никогда твердо не продемонстрировал свою приверженность мирным переговорам. Поэтому нам не остается ничего, кроме как ждать.

Мы были готовы говорить и с Омаром, если бы он хотел этого.

— Какой вы видите роль Ирана в Афганистане? Считаете ли, что его роль возрастет как игрока в Афганистане?

— С 2001 года политика Ирана в Афганистане шла параллельно с американской. Особого взаимодействия не было, однако отдельные случаи сотрудничества случались. Иран поддерживал афганское правительство, и ситуация в Афганистане не была раздражителем в американо-иранских отношениях. Возможно, если отношения обеих стран улучшатся, активизируется сотрудничество и по Афганистану. Однако я не предвижу, что такое сотрудничество возникнет в краткосрочной перспективе. Не хотелось бы, чтобы Иран пришел к выводу, что «Талибан» можно использовать в борьбе с ИГ. Мне бы хотелось, чтобы Иран видел правительство в Кабуле как основную силу в стабилизации Афганистана.

— Видите ли вы перспективы для российско-американского сотрудничества в Афганистане, несмотря на общее ухудшение отношений?

— Я всегда придерживался точки зрения о необходимости сотрудничества с Россией по Афганистану.

Я считаю, что мы не должны позволить разногласиям по Украине помешать этому сотрудничеству.

США недавно выделили средства для приобретения российской техники Афганистану. Поэтому, я думаю, мы готовы отделить наши разногласия по Украине и по Сирии от Афганистана. Для администрации Обамы Афганистан, как в свое время иранская ядерная программа, — одна из тех зон, где Россия и США должны сотрудничать.

Афганистан. США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 19 января 2016 > № 1616680 Джеймс Доббинс

ШОС и третья фаза Китая

Шанхайская организация в новом ландшафте

В.Я. Воробьёв – старший научный сотрудник Центра исследования Восточной Азии и ШОС МГИМО (У) МИД России, Чрезвычайный и Полномочный Посол.

Резюме Философия нового Шелкового пути во всем созвучна тому, что с самого начала исповедует и практикует Шанхайская организация сотрудничества. И китайская идея не может и не должна рассматриваться как нечто противостоящее ШОС.

Чем и как встретит Шанхайская организация сотрудничества свое пятнадцатилетие, которое приходится на 2016 год? В прошедший период Организация мощно и экстенсивно росла. Запущены и лучше или хуже работают разнообразные механизмы, призванные стимулировать многостороннее взаимодействие по трем главным направлениям – обеспечение безопасности и стабильности, торгово-экономическое и культурно-гуманитарное сотрудничество. Непредвиденно быстро расширился географический охват ШОС. Помимо шести государств-основателей (Казахстан, Киргизия, Китай, Россия, Таджикистан, Узбекистан), есть шесть наблюдателей (Афганистан, Белоруссия, Индия, Иран, Монголия, Пакистан) и шесть партнеров по диалогу (Азербайджан, Армения, Камбоджа, Непал, Турция, Шри-Ланка). Организация пользуется международным признанием, о чем, в частности, говорит ее статус наблюдателя при Генеральной ассамблее ООН.

Исходя из формальных критериев, ШОС состоялась как самостоятельная межгосударственная региональная структура. О том, что этап становления пройден, свидетельствует факт одобрения на Уфимском саммите в июле 2015 г. Стратегии развития ШОС до 2025 года. Ее старательно отфильтрованный текст не столько выдает новые целеполагающие ориентиры, сколько фиксирует статус-кво. Иными словами, контекстуально предлагается сценарий скорее инерционного, чем инновационного движения. Ничего предосудительного и зазорного в таком выборе для молодой структуры нет, если, следуя прозвучавшим разъяснениям, упор станут делать на улучшении качества многогранной деятельности ШОС и ее внешнего позиционирования, повышении коэффициента полезного действия ее органов и механизмов. Жизнь, конечно, будет вносить коррективы. На горизонте уже замаячил ряд серьезных вызовов для Организации.

Структурная адаптация к расширению

Прежде всего обращает на себя внимание абсолютно новый фактор, о котором в Стратегии упомянуто лишь вскользь. Уфимский саммит принял наряду со Стратегией судьбоносное по сути решение, а именно – ядро ШОС не сохранится в неизменном виде, а будет пополняться новыми членами. В связи с этим ссылаются на положение об открытом характере Организации, содержащееся в Хартии ШОС. Оно получает безразмерно широкое толкование. Первые признаки вероятности подобной трансформации обозначились еще десять лет назад. Тогда было признано резонным повременить с рассмотрением, тем паче с удовлетворением уже поступавших обращений, поскольку ШОС только становилась на ноги. Процедура приема новых членов требовала предварительной отработки, так как она практически отсутствовала в изначальной нормативной базе Организации.

Вокруг ядра, которое в течение нескольких лет справедливо отдавало приоритет задачам внутренней консолидации, стали складываться два пояса, состоящие из государств-наблюдателей и партнеров по диалогу. Их наличие и поступление все новых заявок воспринималось как показатель авторитетности и притягательности ШОС. Правда, взаимодействие с ними до недавнего времени сводилось в основном к протокольным контактам. Судя по тенденции, проявившейся в Уфе, когда Белоруссию одномоментно повысили до наблюдателя, а партнерство по диалогу предоставили Азербайджану, Армении, Камбодже и Непалу, группа симпатизантов ШОС имеет перспективу постоянного и, похоже, безлимитного увеличения, ибо поток желающих не иссякает. В официальный лексикон вошел неоднозначный по смыслу термин «шосовская семья», имеющий пропагандистско-саморекламный привкус.

Договоренности, зафиксированные в Уфе относительно начала процесса абсорбции Индии и Пакистана в основной состав ШОС, не просто означают, что следующей фазе ее существования будут присущи новые особенности. Они дают «зеленый свет» гораздо более радикальным и далеко идущим переменам. По существу, речь можно вести о переходе ШОС в иное качество при тех же внешне институциональных контурах функционирования. В соответствующих решениях важно видеть прецедентный характер, чем наверняка захотят воспользоваться другие соискатели. Сегодняшние критерии приема новых членов политически отнюдь не строги. Кроме того, каких-либо численных ограничений пока не установлено, а новички, приходя в Организацию, формально сразу становятся «на одну ногу» с государствами-основателями.

Таким образом, ШОС теперь оказывается не перед вопросом, идти ли по пути расширения основного состава, а перед необходимостью определяться стратегически, как далеко она может продвинуться по этому пути, не утратив основного фокуса на проблемах Центральной Азии. Любые поползновения такого рода, пусть даже де-факто, будут вызывать раздражение и возражения центральноазиатских участников, расшатывать консолидирующие начала. Так или иначе, растущую актуальность приобретает вопрос о том, чтобы, не откладывая в долгий ящик, очертить в рамках существующего состава единое понимание оптимальной критической массы, которую Организация может выдержать в процессе расширения без опасности надломиться под собственной сверхтяжестью или мутировать в нечто гигантское по размаху, но далеко отстоящее от первоначальных задач.

Интеграция новых элементов в уже налаженную и работающую систему всегда сопряжена с трудностями обоюдной притирки, несет риски ослабления общефункциональной слаженности и усиления неповоротливости как в повседневном режиме внутренней бюрократии, так и особенно при принятии решений. Привнесение новых интересов, которые будут не только спорадически декларироваться, но и уверенно продвигаться, неизбежно усложнит практику применения правила консенсуса, главенствующую в ШОС, хотя, наверное, добавит красок в искусство его построения.

Независимо от субъективных пожеланий и чьих-то предпочтений, непривычность ситуации сама по себе не может не порождать проблемы и трения. В том числе по причинам, кажущимся незначительными. Таким, например, как различия в артикуляции оттенков мнений в силу других стандартов и традиций формирования формулировок и лексико-грамматических приемов построения фраз, а также точности их передачи на русском и китайском языках. Двуязычность ШОС представляется одной из ее фундаментальных основ, которую, думается, не следует размывать.

Весьма важно утвердившееся на саммите понимание, что получение членства в ШОС – не одноразовое действие, а процесс, и старт дается сообразно политическим критериям. Потому в Уфе воздержались от решения по Ирану. Содержательную и процедурную стороны определяет пакет документов, принятый главами шести государств в 2014 году. Длительность процесса зависит главным образом от того, сколько времени у страны-заявителя в соответствии с собственным законодательством займет безоговорочное присоединение ко всем действующим в ШОС многосторонним соглашениям, которых на текущий момент свыше трех десятков. Предстоит также урегулировать с виду технические, но на деле существенные и чувствительные вопросы относительно долей, вносимых новыми членами в бюджет ШОС, и прямо увязанных с ними квот персонала, направляемого в постоянно действующие органы – Секретариат в Пекине и Исполком Региональной антитеррористической структуры (РАТС) в Ташкенте.

Постоянно действующие органы во многом приспособлены к формату «шестерки». Весьма непросто будет приноровиться Исполкому РАТС, ибо там работают не дипломаты, а эксперты специальных ведомств со своими специфическими правилами и порядками, в том числе касающимися доступа и обмена информацией конфиденциального характера. Секретариат, насколько можно судить, еще набирает обороты в освоении и использовании предоставленных ему полномочий. Он пока не дотягивает до того, чтобы быть функциональным интегратором и мониторинговым координатором деятельности ШОС. Очевидно, было бы оправданным в самое ближайшее время обратить приоритетное внимание на перенастройку работы Секретариата с учетом назревших потребностей и грядущих новых реалий членства.

Несмотря на имеющиеся недостатки, естественные для молодой и стремительно растущей Организации, постоянно действующие органы, как убедительно показывает практика деятельности ШОС, приобрели одно ценное свойство, которое необходимо беречь, укреплять и культивировать. Речь идет о положительном опыте и навыках повседневного конструктивного и доброжелательного общения представителей государств-членов, независимо от конъюнктуры отношений между ними, разных религиозных воззрений, различий в культурных традициях и бытовых укладах.

Выстраивание механизма плотного взаимодействия с наблюдателями также выдвигается в первые строки повестки дня ШОС (Индия, Пакистан и любые другие кандидаты остаются в прежнем статусе до полного завершения процесса приема). Вряд ли здесь стоит изобретать какие-то новые конструкции. Думается, наиболее подходящим было бы обратиться к давно освоенному и достаточно эффективному варианту «все государства-члены плюс один». Индивидуализация подхода к каждому наблюдателю поможет сделать сотрудничество взаимно практически заостренным. Такой формат мог бы вобрать в себя проведение встреч по формуле «государства-члены плюс все наблюдатели». Видимо, схожая схема могла бы быть применена и к партнерам по диалогу. Причем не следует упускать из вида, что статус наблюдателя и партнера не возбраняется запрашивать у ШОС другим международным организациям.

ШОС должна не только хотеть расширяться, но и быть адекватно подготовленной к этому. Прежде всего это касается увеличения ее ядра. Продуманность, взвешенность, эшелонированность необходимо поставить во главу угла в этом крайне ответственном начинании, дабы избежать появления раздражителей, деструктивных девиаций или «мин замедленного действия», которые внезапно дадут о себе знать при быстрых и резких переменах международной или региональной ситуации, что все более присуще современному миру.

Нетравматичность расширения – один из уже начавшихся экзаменов для ШОС. Крупной, исторически долговременной задачей является определение оптимальной диспозиции ШОС применительно к идее нового Шелкового пути.

Китайские циклы

Провозглашенные председателем КНР осенью 2013 г. два призыва – создавать сухопутный и морской маршруты нового Шелкового пути – оказались отнюдь не дежурными фигурами речи. Они сразу были встроены в дипломатическую практику Китая, стали лейтмотивом масштабной пропагандистской кампании, хотя в значительной мере сохраняют контурный характер. Однако можно с большой долей уверенности говорить, что речь идет не просто о придании международному позиционированию Пекина нового облика и стиля. Подоплекой инициатив видится стратегическая заявка пятого поколения китайских руководителей на начало третьей фазы базового курса внешней политики на независимость и самостоятельность.

Первая фаза связана с утверждением данной внешнеполитической установки в период «культурной революции» (1960-е – 1970-е гг.), во многом затеянной Мао Цзэдуном именно в этих целях. Ее центральным посылом был демонстративный разрыв с предыдущей политикой «крена в одну сторону (ибяньдао)», то есть к Советскому Союзу, символическим воплощением которой был союзный договор, заключенный в Москве на 30 лет в январе 1950 года. Подспудно в международной деятельности тогдашнего Китая приглушалась идеологическая риторика. Выдвижение «теории трех миров», полностью лишенной намека на партийно-коммунистические критерии, но наглядно демонстрировавшей разъединение КНР и КПК с СССР и КПСС, расчищало пекинскому руководству поле для новой «большой игры» под лозунгом независимости и самостоятельности без оглядки на условности недавнего времени. Ее показателем стала нормализация отношений с США, инициированная лично китайским вождем. Вашингтонская администрация уловила и правильно восприняла сигналы из китайской столицы, прагматично прикрыв глаза на репрессивные и разрушительные эксцессы «культурной революции». Именно в те годы начал складываться треугольник США–СССР–КНР. В нем Китай смотрелся уже отдельным статусным фактором в раскладе ведущих мировых сил. Показательно, что при всем критическом неприятии левацко-радикальных теоретических и практических моментов «культурной революции» в сегодняшнем Китае не вызывает нареканий то, что тогда удалось сделать в сфере внешней политики, и в этом контексте позитивно оценивается роль Мао Цзэдуна.

Следующая фаза, отсчет которой можно начать с конца 1970-х гг., длилась свыше 30 лет. В этот период Китай сумел настроиться на задачи хозяйственного развития, преуспел в проведении всесторонней модернизации и стал общепризнанной «главной мастерской мира», второй державой по целому ряду валовых экономических показателей, реально способной оказывать все возрастающее воздействие на глобальную экономику. Подчинение на деле внешней политики обеспечению достижения внутренних ориентиров потребовало изменить конфигурацию курса независимости и самостоятельности. От возникшего крена в сторону Запада, принесшего немалые дивиденды, но обнаружившего свои ограничения и неудобства, Пекин довольно быстро и эффективно перешел к разновекторности и динамичной сбалансированности, что по сей день определяет суть внешних сношений КНР.

Называя заключение военно-политических союзов или вступление в них реликтом мышления холодной войны, Китай вместе с тем начал демонстрировать предпочтение формированию с различными государствами партнерских отношений, в том числе стратегического и всеобъемлющего характера. За 20 лет после первого такого рода прецедента с Российской Федерацией у Китая образовалась сеть или система разноуровневых партнерств более чем с 70 странами.

На этот раз показателем перенастройки курса стала полная нормализация отношений с СССР на рубеже 1990-х гг., включая исторически значимое урегулирование пограничных вопросов, постепенное превращение границы в полосу добрососедства и основу для развития доверия в военной области (все это, кстати, осуществлялось Китаем без ущерба для его политических и деловых контактов с Западом). Самоликвидация Советского Союза в 1991 г. еще более укрепила убежденность Пекина в необходимости продолжения уже взятой линии внутри страны и в международном общении. Образование новых государств на постсоветском пространстве и прекращение существования треугольника США–СССР–КНР в его прежнем формате было прагматично расценено как потенциальный ресурс для решения внутренних модернизационных задач и расширения поля внешнеполитического маневрирования. Во многом развитие этих взглядов привело Пекин к согласию стать одним из учредителей ШОС. Тем более что она замышлялась и выстраивалась как своего рода многосторонний институт партнерства в сферах совпадающих интересов.

Бесспорна заслуга Дэн Сяопина в этой фазе политики независимости и самостоятельности, которая опиралась на заложенную им же и действующую поныне модель китайского экономического устройства. По своей природе она напоминает ленинско-бухаринские представления о НЭПе, подтянутые к современности и адаптированные к потребностям глобализированного и информатизированного мира. На многие годы она обеспечила Китаю высокие темпы роста и позволила утвердиться в ряду перворазрядных стран современного мира. Наследие Дэна включает в себя в том числе известную внешнеполитическую стратагему из 24 иероглифов: «Наблюдать хладнокровно, реагировать сдержанно, стоять твердо, скрывать свои возможности и никогда не брать на себя лидерство».

Инициатива Си Цзиньпина насчет нового Шелкового пути, очевидно носящая глобалистский характер, а также новый почерк китайской дипломатии (планетарная всеохватность, гибкость при дозированной напористости в отстаивании «коренных интересов»), сдвиги в акцентах и тональности комментаторской риторики последнего времени подводят к предположению, не подвергается ли переосмыслению дэнсяопиновская формула? В пользу такого умозаключения говорит назойливое подчеркивание целей «возрождения китайской нации», словно КНР вновь находится в преддверии каких-то серьезных поворотов. А какие мобилизующие интенции закладываются в лозунг осуществления «китайской мечты», если он все заметнее ассоциируется с амбициозной, но весьма неоднозначной целью «возвышения Китая»?

Выход Китая на позиции второй в мире экономической державы – само по себе явление, относящееся к сфере экономики, объективно не может быть предметом «сокрытия» даже в частностях, каковы бы ни были субъективные желания в Пекине. Соответственно это распространяется и на военный потенциал Китая, который, будучи производным от этого фактора, не может не увеличиваться и не совершенствоваться. Следствием подобной эволюции становится проекция накопляемой мощи в сферу геополитики. Иное было бы противоестественно для исторической логики. Почему, собственно, Китай должен составлять исключение из этой закономерности?

Как представляется, проблема состоит не столько в том, нужно ли Пекину и сможет ли он в принципе занять адекватное военно-политическое место в мировом раскладе сил. Образовать, так сказать, второй по значимости глобальный полюс, если иметь в виду перспективу формирования нового миропорядка на основе многополярности, в рамках которой, кстати, может образоваться градация весомости полюсов.

В Пекине скорее размышляют о том, как более органично и безболезненно для нынешней в целом благоприятной для Китая международной имиджевой составляющей обставить эволюцию в указанном выше направлении, принимая во внимание распространенное предубеждение не только против «моносверхдержавности», но и «сверхдержавности» вообще в устоявшемся значении этого термина. Тем более что его сугубо негативное толкование было в свое время глубоко внедрено партийной пропагандой в сознание китайских масс.

Виток модернизации

Вызревающий переход Китая к лидерским позициям в глобальном измерении составит основное целевое содержание новой фазы политики независимости и самостоятельности. Судя по всему, она, подобно предыдущей, займет продолжительный период, далеко выходящий за десятилетний предел нахождения у власти действующего руководства. Ему придется во многом сосредоточиться на укреплении материальной базы перехода. Упор уже делается на формирование новой инновационной модели плюсового постоянного экономического роста не ниже 6–6,5% в год. В том числе это остро необходимо для обеспечения социально-политической стабильности внутри страны. Берется курс на поощрение и расширение рыночных начал, еще более плотное встраивание Китая в процессы глобализации.

На место хорошо знакомого всему миру бренда «сделано в Китае» (made in China) должен прийти качественно другой: «создано» (изобретено) в Китае» (created in China). Иными словами, смысловой нагрузкой искомой модели роста является следующий виток модернизации. Его цель состоит в подтягивании экономики в целом, в первую голову в сфере собственных суперсовременных технологических разработок, до уровня передовых западных стран, хотя по ряду позиций Китай уже сегодня вполне конкурентоспособен. Намечается форсировать использование возможностей центральных и особенно западных регионов Китая, в том числе за счет перемещения многих мощностей из наиболее продвинутых прибрежных районов. Последние же будут превращаться в ведущие инновационные полигоны за счет канализирования соответствующих зарубежных инвестиций и дальнейшей либерализации режимов в свободных экономических зонах. Излишние производственные мощности (в различных базовых отраслях сегодня они насчитывают до 30–50%) предполагается выносить за рубеж. То есть Китай берет на вооружение методику, примененную несколько десятилетий тому назад рядом развитых западных стран, в том числе Японией, в отношении проведения индустриализации тогда молодых развивающихся государств. Таким образом, принцип движения «с востока на запад» будет во многом определять лицо и сущность новой модели экономического роста, темпы которого были бы приемлемыми как для обеспечения внутренних потребностей, так и для упрочения за Китаем места второй экономической державы мира.

Формируемая модель, с одной стороны, призвана выступать в качестве основного источника и поставщика финансовых ресурсов и товарных потоков по «экономическому поясу» и «морскому маршруту» нового Шелкового пути. С другой стороны, в завершенном виде она может подаваться в Китае и перед международным сообществом как наглядный показатель практического воплощения идеи Шелкового пути. Однако остается непроясненным, какие конкретные объекты можно считать примерами ее реализации и по каким критериям выделять их из огромного массива двусторонних межгосударственных договоренностей. Ведь так можно навешивать ярлык нового Шелкового пути на все более-менее заметные проекты внутри Китая или за его пределами, но с его участием, что, кстати говоря, уже широко практикуется.

Обращает на себя внимание непрерывная подвижность географических рамок пространства нового Шелкового пути. Еще недавно упоминались примерно 40 стран с населением около 3 млрд человек на Евразийском континенте. Теперь уверенно говорится почти о 70 государствах и о свыше 4 млрд жителей, включая северную часть Африки и Австралию. Все чаще заявляется тезис о самой широкой открытости китайского начинания.

Стоит напомнить, что Си Цзиньпин, намечая осенью 2013 г. основные параметры своих предложений, на первое место поставил не задачу инфраструктурной взаимосвязанности, как это кажется многим, а политической объединенности всех участников на основе модернизированного переложения принципов мирного сосуществования с несколько экономическим уклоном. Впоследствии это было соединено с его же призывом к формированию общечеловеческого «сообщества одной судьбы», первоначально прозвучавшим весной того же года в Москве на лекции в МГИМО (У) МИД России.

Выискивать в идее нового Шелкового пути нестыковки, недомолвки и неконкретности, упрекать в затягивании ее концептуального оформления (в самом Китае официально не употребляют понятие концепции) и отсутствии внятной «дорожной карты ее реализации» означает сводить все дело к частностям, бить мимо главной долгосрочной смысловой цели – выхода Китая на арену глобального проектирования.

В Пекине заявляют, что никакие из действующих на пространстве нового Шелкового пути международных объединений не рассматриваются в качестве помех для реализации выдвинутых идей. В таком случае Китай сам должен будет искать формат приспособления к таким структурам, о чем можно судить из прецедента начавшихся консультаций с Евразийским экономическим союзом. Философия нового Шелкового пути во всем созвучна тому, что с самого начала исповедует и практикует ШОС. Это определенно указывает на то, что реализация нового Шелкового пути не может и не должна рассматриваться как нечто противостоящее ШОС. Наоборот, они вполне совместимы. В данном контексте ШОС, как представляется, не стоит впадать в повышенную активность и искать для себя какую-то особую нишу. Ей надо оставаться тем, чем она уже является – сложившейся самодостаточной авторитетной межгосударственной структурой и действовать по собственным планам и предначертаниям. Поскольку Китай для ШОС – не сторонний актор, а страна-основатель, то его образ действий внутри Организации может помочь составить более объемное, четкое и непосредственное представление о том, как им мыслится реализация идей нового Шелкового пути.

В нынешних обстоятельствах ШОС получает новые полезные возможности в виде международного Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (его руководство отрицает, будто банк создан исключительно для обслуживания проектов Шелкового пути), различных крупных фондов, плодящихся в Китае под брендом Шелкового пути.

Для России, как убедительно показал год ее председательства в ШОС и Уфимский саммит, ШОС была и будет важной составляющей ее внешней политики. Превратности международной обстановки требуют от России осуществления многоазимутной дипломатии, значительного повышения эффективности ее восточного направления. А здесь смыкаются задачи укрепления ШОС и принятия действенного участия в реализации идей нового Шелкового пути.

Китай. Казахстан. ШОС. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 14 января 2016 > № 1616190 Виталий Воробьев

Встреча с Дмитрием Мезенцевым

Владимир Путин встретился с Дмитрием Мезенцевым, занимавшим до января текущего года пост генерального секретаря Шанхайской организации сотрудничества. С 2016 года председательство в ШОС переходит к Узбекистану.

В.Путин: Дмитрий Фёдорович, завершили работу?

Д.Мезенцев: Да, три года пролетели достаточно быстро, энергичный был период.

Владимир Владимирович, хотел бы особо высказать слова благодарности Вам как Председателю Совета глав государств [ Краткая справка Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) Шанхайской организации сотрудничества] в год российского председательства в прошедшем году. Вы обеспечили новый уровень взаимодействия сторон: упрочилось взаимодействие государств-основателей, государств, имеющих статус наблюдателей, партнёров по диалогу.

И понятно, что все без исключения страны «шанхайской семьи» разделяют единое мнение, что уфимский саммит имел историческое значение. И стратегия развития организации до 2025 года, и впервые принятые за 14 лет существования ШОС решения по расширению: вначале – о присоединении Индии и Пакистана к организации, повышении статуса Белоруссии, приход новых государств в «шанхайскую семью» – Азербайджана, Армении, Камбоджи, Непала – это заявка на позиционирование организации в регионе в новом качестве и по–своему заявление на более весомое участие в вопросах международной повестки дня.

Упрочилось взаимодействие ШОС с Организацией Объединённых Наций, с институтами, программами, учреждениями ООН в преддверии той 70-й сессии Генассамблеи ООН, в которой Вы принимали участие, принимали участие главы государств «шанхайской семьи», главы государств-основателей.

Незадолго до этого, на 69-й сессии, была принята развёрнутая резолюция о взаимодействии ООН и ШОС. Это обязывает нас уже с глобальной организацией работать на совершенно другом уровне, обеспечивать серьёзный, глубокий масштаб.

Стратегия сегодня – это живой документ, стороны уже подготовили предложения по реализации всех направлений в рамках стратегии ШОС-2025. И конечно, если мы говорили о первичных приоритетах ШОС по обеспечению региональной безопасности и стабильности, то сегодня реальным стало торгово-экономическое взаимодействие.

Недавно состоявшийся (в декабре) в Китайской Народной Республике совет глав правительств не только обсудил значимость торгово-экономического взаимодействия, но и были даны поручения по расширению реализации программы торгово-экономического многостороннего взаимодействия стран – членов ШОС, куда реально уже приглашают страны-наблюдатели и партнёров по диалогу.

Сегодня реальным становится взаимодействие в инвестиционной сфере, региональная компонента в ШОС становится реальной. И дважды – и в ушедшем году, и в 2014-м – встречались главы регионов и стран большинства членов организации. И по итогам последних встреч, и в рамках встреч совета глав правительств мы убеждены в том, что и региональная компонента, как и расширение взаимодействия с организациями ООН, с ЭСКАТО, с которой был подписан меморандум, с Краткая справка Содружество Независимых Государств (СНГ) СНГ, с Краткая справка Ассоциация государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) АСЕАН, с Организацией экономического сотрудничества со штаб-квартирой в Тегеране, с Краткая справка Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) ОДКБ будет расширяться.

В.Путин: Я хотел бы Вас, со своей стороны, поблагодарить за работу, которую Вы проделали.

Мы уделяем большое внимание развитию отношений с нашими партнёрами в рамках Шанхайской организации сотрудничества. Напомню, что она действительно родилась в своё время для решения достаточно узких задач – важных задач, но, в общем–то, не глобального характера – это решение пограничных вопросов между странами – основательницами этой организации.

А сейчас, конечно, она приобрела совершенно другой вес и абсолютно другое звучание. На передний план выходят не только вопросы безопасности в регионе, о чём мы не забываем, но и вопросы экономического сотрудничества, причём как раз на том направлении, которое в последние годы развивается весьма быстрыми темпами.

Поэтому мы, как и договаривались со своими партнёрами, особенно после уфимского саммита, будем стремиться к достижению всех целей, о которых мы договорились со странами – участницами этой организации. Но очень рассчитываю на то, что исполнительные органы этой организации будут так же эффективно работать, как это было под Вашим руководством.

Д.Мезенцев: Спасибо.

В.Путин: И Ваш опыт тоже будем использовать – и на этом, и на других направлениях. Ещё раз большое Вам спасибо.

Д.Мезенцев: Владимир Владимирович, мне остаётся сказать огромное спасибо Вам за такую оценку. Эта оценка, конечно, соотносима с усилиями всего многонационального коллектива и штаб-квартиры, и региональной антитеррористической структуры, но и, прежде всего, всё это было направлено по одному направлению: во исполнение решения Совета глав государств в год председательства Российской Федерации, сейчас – в год председательства Узбекистана и в подтверждение тех традиций, которые сложились в развитие принципов «шанхайского духа».

В.Путин: Когда саммит назначен?

Д.Мезенцев: 23–24 июня в Ташкенте.

В.Путин: Уверен, что наши узбекские друзья, коллеги сделают всё для того, чтобы он прошёл на самом высоком уровне.

Д.Мезенцев: Конечно, Владимир Владимирович, и начало присоединения Индии и Пакистана к организации – очень энергичная работа, которую проводят эти страны, – тоже должна получить подтверждение на ташкентском саммите.

СНГ. Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 14 января 2016 > № 1611039 Дмитрий Мезенцев

Затяжная азартная игра

Российская интервенция в Сирии и ее последствия для Ближнего Востока

Мустафа Эль-Лаббад – директор Центра региональных и стратегических исследований Аль-Шарк (г. Каир).

Резюме Благодаря подавляющему преимуществу в воздухе, Россия изменила баланс сил в Сирии. Но это достижение трудно конвертировать в успехи на земле. Чтобы добиться своего, Москва критически нуждается в поддержке Ирана, а в определенной степени и Израиля.

После вторжения США в Ирак в 2003 г. баланс сил в регионе, где Багдад традиционно играл роль геополитического противовеса Тегерану, резко изменился. Присутствие американских войск в Ираке в 2003–2011 гг. помешало формированию новой региональной системы во главе с Ираном и Турцией, поскольку Соединенные Штаты не позволили Ирану заполнить образовавшиеся ниши в Ираке, а Турции – вторгнуться в иракский Курдистан. Однако взрыв арабской весны в 2010–2011 гг. совпал с выводом войск США из Ирака, и на Ближнем Востоке снова образовался вакуум власти – в таких масштабах, каких еще не знала современная история.

Арабская весна вскрыла структурные изъяны в Ираке и Сирии (12 млн сирийских и 5 млн иракских беженцев) и спровоцировала гражданские войны в Ливии, Сирии и Йемене. Также обострилась конкурентная борьба Турции и Ирана. Каждая сторона претендовала на то, чтобы стать моделью развития для Туниса, Египта, Ливии. Это соперничество еще обострилось, когда «весна» перекинулась на Сирию, где Иран поддерживал правящий режим, а Турция – вооруженную оппозицию.

Баланс, как его видели раньше

В годы холодной войны США внесли вклад в создание противовесов на Ближнем Востоке и примыкающих к нему областях. Индия против Пакистана, Эфиопия против Сомали, а внутри Большого Ближнего Востока – Иран против Ирака, Израиль против арабских стран. СССР воздействовал на эти региональные двухполюсные соотношения, поддерживая с разной степенью преданности и усердия одну из сторон. Логика заключалась в формировании системы, в которой сравнительно равные по силе страны не дают друг другу возможности стать «ведущей региональной державой». Впоследствии эта конструкция поэтапно разрушилась. Сначала из-за превосходства Индии над Пакистаном, а Эфиопии – над Сомали. Затем Иран взял под контроль Ирак, Израиль же давно и бесповоротно превзошел арабские страны по военному потенциалу.

Вскоре после подписания ядерного соглашения «три плюс три» Обама пожелал добавить в число союзников Иран – наряду с Турцией, Израилем, Саудовской Аравией и Египтом. Оправдайся ставка Обамы, Вашингтон смог бы контролировать регион из-за океана. Это позволило бы ему завершить смену приоритетов в направлении Азии, где США собираются конкурировать в Южно-Китайском море с усиливающимся Китаем, создавая новые противовесы Пекину в лице Японии, Тайваня, Южной Кореи, Вьетнама и других стран Восточной Азии. В последние два года Соединенные Штаты сколотили международную коалицию для борьбы с ИГИЛ, координируя усилия с действиями в небе истребителей-бомбардировщиков государств Персидского залива и иракских войск на суше. Цель состояла в том, чтобы побудить самых разных конкурирующих между собой региональных игроков поучаствовать в борьбе с ИГИЛ не только в Сирии и Ираке, но и за их пределами для создания нового баланса сил. Согласно этому плану, разные акторы, действующие на Ближнем Востоке, будут сдерживать друг друга под присмотром США, а им в таком случае не придется осуществлять сухопутную операцию.

Россия считает воплощение в жизнь американского плана ударом по ее международным амбициям. Путем военной интервенции в Сирии Москва решила вынудить Тегеран занять более приемлемую для нее позицию. Стратегическая заинтересованность России в Иране, по сути, предполагает две взаимоисключающие вещи. С одной стороны, Россия не желает, чтобы трения между Вашингтоном и Тегераном привели к военному противостоянию, потому что Иран – главный партнер России на Ближнем Востоке (помимо Израиля). С другой стороны, Москва пытается не допустить существенного улучшения отношений между США и Ираном, поскольку это могло бы привести к стратегическому договору между ними. В этом случае Россия лишится доступа к Персидскому заливу и «теплым морям». Видя обостряющуюся региональную конкуренцию между Тегераном и Тель-Авивом, Россия помогла Ирану двигаться параллельным курсом с Израилем. Прежде чем начать сирийскую кампанию, Путин провел в Москве встречу с Нетаньяху и де-факто договорился о разделении сирийского неба.

Говоря языком геополитики, Россия начала интервенцию в Сирии, чтобы заполнить вакуум, образовавшийся после вывода американских войск из Ирака, а также чтобы нарушить планы Соединенных Штатов по продвижению своих интересов в регионе.

Россия, Турция и Иран в геополитическом контексте

В годы холодной войны и Турция, и Иран сыграли важную роль в геополитической осаде СССР. Анкара контролировала проливы Босфор и Дарданеллы, а Тегеран – Ормузский пролив в Персидском заливе. Доступ России к морским путям зависит от этих стран. Их претензии к России уходят корнями еще в царские времена. Этот факт был главным мотивом, по которому шахский Иран и Турция стали союзниками США и тем самым внесли вклад в падение Советского Союза. Так им было проще справиться с историческими угрозами, связанными с Москвой.

Распад СССР избавил Турцию и Иран от советской угрозы. После холодной войны Турция осталась в НАТО, а Тегеран начал сближаться с Москвой, поскольку вступил в конфликт с Западом после Исламской революции 1979 года. Страны треугольника Россия–Турция–Иран очень подозрительно относятся друг к другу в силу исторического опыта и никогда не могли прийти к общему пониманию или координации усилий. Более того, Турция и Иран всегда находились по разные стороны баррикад, если не считать непродолжительного периода холодной войны, когда они оказались союзниками Запада против СССР. Этот период закончился с падением шаха в 1979 году. С учетом соперничества двух стран в последние пять веков и короткого периода сотрудничества между ними можно предположить, что Тегеран и Анкара – противоборствующие стороны.

Примечательно, что исторически конфликт между Турцией и Ираном обостряется при двух условиях. Во-первых, отсутствие великих держав на Ближнем Востоке (исторический опыт с великими имперскими державами, такими как Португалия, царская Россия, Англия и США). Во-вторых, технологическое превосходство Турции над ее южными соседями или превосходство Ирана над Ираком – можно привести множество примеров, начиная с древней истории. Оба условия были налицо в конце сентября 2015 г. перед началом российской интервенции в Сирии.

Расчеты России

Военные успехи сирийской оппозиции весной и летом 2015 г. поставили под угрозу существование сирийского режима. Американо-турецкое соглашение в июле 2015 г., позволившее ВВС США использовать военно-воздушную базу Инджирлик для нанесения ударов по ИГИЛ, заставило Россию задуматься. Будут ли Соединенные Штаты использовать эту базу исключительно для борьбы против ИГИЛ или расширят свою деятельность для ударов по сирийскому режиму, как это было в 2011 г. в Ливии? Кроме того, прямую угрозу для России представляет относительная географическая близость к Ближнему Востоку и присутствие в ИГИЛ джихадистских группировок из республик Северного Кавказа и стран Центральной Азии. Оценки угроз в Москве отличаются от тех, которыми руководствуются США и их западные союзники. Кроме того, Путин был обеспокоен тем, что Турция, Саудовская Аравия и другие страны Персидского залива могут убедить Обаму принять более жесткие меры против сирийского режима.

С другой стороны, после подписания ядерного соглашения между Ираном и «три плюс три» 15 июля 2015 г. Москва держала в уме возможность того, что американцы могут стремиться к падению Асада, чтобы переломить тенденцию к установлению иранской гегемонии. Хотя Обама воздержался от прямой военной интервенции против сирийского режима, Путин не видел достаточных гарантий того, что американцы не передумают. Но появление российских военно-космических сил исключило возможность нанесения американцами ударов по силам официального Дамаска.

Сегодня все указывает на то, что Россия намерена надолго оставить своих военных в Сирии: количество, качество и масштабы российских вооружений выходят далеко за рамки объявленной войны с терроризмом. Укрепление обороны сирийского побережья дает России идеальные перспективы на востоке Средиземного моря и отличную позицию для влияния на расклад сил на Ближнем Востоке. Политические издержки и риски показались Москве вполне приемлемыми, поскольку она отслеживала политику США на Ближнем Востоке на протяжении последних лет и почувствовала желание Вашингтона вывести армейские подразделения из этого региона после создания там новой системы сдержек и противовесов. Что же касается рисков усугубления экономических санкций против России, то опыт доказывает, что Москва готова их терпеть, если видит достаточные геополитические выгоды для себя.

Российский план политического решения в Сирии

Путин знает, что авиаудары по сирийской оппозиции ограничены по времени и зависят от достижения политического решения. Россия также понимает, что переговоры о политическом урегулировании могут потерпеть крах, поскольку требуется согласие всех участвующих в конфликте сторон. Москве нужна общая платформа с Вашингтоном для диалога о судьбах своего «ближнего зарубежья». С другой стороны, США для политического решения не обойтись без России, Ирана и сил, поддерживающих режим. Чем больше Америка нуждается в Москве на сирийских переговорах, тем убедительнее российская геополитическая логика и тем выше шансы использовать эти рычаги для давления на Соединенные Штаты. Таким образом, присутствие российской армии в Сирии позволяет Москве сохранить свое место на Ближнем Востоке и в Северной Африке в случае провала переговоров. В обозримом будущем российское присутствие не позволяет надеяться на свержение режима Башара Асада военными средствами, что обернулось бы колоссальным политическим уроном для России. Кроме того, дислокация ее ВМС и ВКС на средиземноморском побережье подкрепляет позицию Москвы на переговорах.

Башар Асад дает российским военным «козырь» легитимности для продолжения операции, поэтому русские будут защищать его до достижения приемлемого для всех решения. Москва начала ощущать на себе давление после того, как Турция сбила российский военный самолет. Военные успехи на суше до последнего времени не соответствовали превосходству России в небе. Определенную роль в этом, вероятно, сыграло использование сирийской оппозицией американских противотанковых ракетных комплексов TOW. Следовательно, если сирийская оппозиция получит доступ к современным средствам противовоздушной обороны, она сможет нанести ощутимый урон и российской авиации.

России нужно такое политическое решение, которое обезопасит ее интересы и в то же время удовлетворит противоборствующие стороны в регионе. Этим объясняется, почему на венских переговорах обсуждали «переходный период», на протяжении которого нынешний президент Сирии Башар Асад сохранит свои позиции. Путин хорошо понимает, что после пяти лет гражданской войны, унесшей жизни сотен тысяч сирийцев и вынудившей миллионы мирных жителей покинуть родные места, Асад не может оставаться у власти бесконечно. Россия отказывается принять предварительное условие относительно отставки сирийского президента, но готова обеспечить, что по истечении переходного периода он уйдет, не подвергаясь судебному преследованию.

Расчеты США

С точки зрения Вашингтона, переговоры без предварительных условий – слишком большой подарок России. Не требуя немедленного ухода Асада, они хотят четко ограничить срок его пребывания у власти: полгода, год или полтора. В соответствии с этими условиями Вашингтон заинтересован в расширении формата переговоров, чтобы они стали международной встречей, а не диалогом Москвы и Вашингтона, как желала Россия. Примечательно, что, несмотря на возражения сирийской оппозиции, США пригласили к участию Иран, чтобы обострить споры между Москвой и Тегераном по поводу того, кто должен играть главную роль в Сирии и у кого в руках окажется «козырная карта режима». Вашингтон знает, что Россия и Иран координируют свои усилия, но он отдает себе отчет в том, что их интересы не всегда будут совпадать.

Теоретически у Вашингтона были следующие варианты.

Первый – не предпринимать никаких серьезных действий, способных склонить чашу весов на суше в ту или иную сторону. В случае продолжения военных операций сирийский режим при поддержке России и Ирана способен победить оппозицию, и это положит конец гражданской войне.

Второй – союз с Ираном и сирийским режимом для борьбы с ИГИЛ, особенно после терактов в Париже 13 ноября 2015 года. Этот выбор чреват большими издержками в смысле негативной реакции ближневосточных союзников США. Более того, подобный подход трудно продавить в Белом доме, и такая позиция существенно снизит шансы кандидата от Демократической партии на президентских выборах 2016 года.

Третий – американские ВВС начинают атаковать сирийский режим, а на суше объединенные турецко-саудовские войска наступают вплоть до свержения Асада. Обама никогда не рассматривал такую возможность на протяжении пятилетней гражданской войны в Сирии, даже когда Дамаск нарушил все «красные линии». Российская военная интервенция сделала такой выбор маловероятным, так как это означало бы прямую военную конфронтацию между Соединенными Штатами и Россией.

Четвертый – непрерывная поддержка вооруженной оппозиции, что приведет к затягиванию гражданской войны и истощению ресурсов Москвы. Этот вариант подразумевает множество подвариантов – от недопущения того, чтобы превосходство России в воздухе превратилось в завоевания на суше, до продолжения военных операций против ИГИЛ вместо предоставления сирийского неба России, как это происходит сейчас. Кроме того, США могли бы действовать более агрессивно, снабдив сирийскую оппозицию ПЗРК, чтобы она начала охоту за российскими истребителями.

Можно предположить, что Вашингтон остановится на последнем из вариантов, поскольку это расширяет поле его дальнейших действий, будь то планирование приемлемого политического урегулирования или руководство военной эскалацией через доверенных лиц.

Выводы

Выбор в пользу продолжения конфликта – скользкий путь, потому что всегда очень трудно предсказать исход. Однако за внешним хаосом стоит попытаться разглядеть порядок и понять, какие тенденции мог бы вызвать к жизни сирийский кризис для создания противовесов на Ближнем Востоке и в мировом порядке.

Путь к окончательному урегулированию представляется долгим. Мы видим в Сирии переполненный театр военных действий, где участниками затяжного конфликта являются местные, региональные и мировые игроки. Меняющийся военный расклад в разных городах и областях всегда может быть обращен вспять противниками, стремящимися создать благоприятные исходные условия для политического торга. Даже окончательное урегулирование конфликта неизбежно создаст новые региональные противовесы. Российский вызов США также будет измеряться по конечному результату.

В сирийской гражданской войне есть три измерения: мировое, региональное и местное. В заключение обсудим первые два, поскольку происходящее может многое изменить в глобальном раскладе сил, тогда как логика местных вооруженных формирований не столь важна.

1. Гражданская война не закончится после нескольких встреч и раундов переговоров. Политическое урегулирование потребует больше времени, поскольку конкурирующие стороны всегда будут пытаться обратить баланс «на земле» в свою пользу.

2. Сирийская армия даже с помощью России и Ирана не способна успешно подавить оппозицию и завершить войну. С другой стороны, оппозиционные фракции не в состоянии свергнуть режим Асада вот уже пять лет, а после российского вмешательства это будет еще труднее. Вряд ли военное противостояние выявит победителя.

3. В небе над Сирией уже тесно, поскольку ее воздушное пространство поделено многими державами – Россия, Соединенные Штаты, Франция, Израиль, Турция, в последнее время к ним присоединились Великобритания и даже Германия. Деэскалация в небе, на которую рассчитывает Путин, не может быть гарантирована. Об этом свидетельствует нежелание США и региональных государств, таких как Турция и Саудовская Аравия, признавать российское превосходство в небе. Уничтожение российского бомбардировщика возле сирийской границы может стать прецедентом. Повторение Афганистана – маловероятный сценарий для Москвы, но исключить его нельзя.

4. Территория Сирии уже поделена между разными акторами (правительственные войска, «Хезболла», шиитские подразделения Ирака и Афганистана, Свободная сирийская армия, ИГИЛ, «Аль-Нусра», «Ашар Эль-Шам», бригады Фатих и др.). Если взглянуть на военную карту, то можно увидеть, что на востоке Сирии в настоящее время доминирует ИГИЛ, запад – от Латакии на побережье и южнее до Дамаска и Эс-Сувейды – контролируется правительством с отдельными очагами сопротивления внутри этой территории. На севере курды занимают четыре зоны, простирающиеся от границы с Сирией и Ираком до Кобани с вакуумом посередине. «Зона безопасности», предложенная Турцией, призвана разорвать целостность территорий, находящихся под контролем курдов.

5. Политическое урегулирование логично выльется в перераспределение сил между действующими лицами, религиозными течениями, этносами и полевыми командирами.

6. Даже если удастся добиться политического решения, вряд ли мы увидим единую Сирию с центральным правительством и аппаратом власти. Более вероятно разделение на автономии.

7. С учетом трансграничных племенных, этнических и религиозных связей соседей в Леванте и мозаичной структуры иракского и ливанского обществ расчленение Сирии вызовет эффект домино в Ираке и Ливане, поскольку внутренние конфликты в этих странах вызваны практически тем же религиозным расколом и разногласиями.

8. В свою очередь, с этими последствиями будет трудно справиться в краткосрочной перспективе, и они отражают комплексный характер гражданской войны в Сирии. Речь не только о Сирии, но и обо всем Леванте и его новых структурах.

9. Региональные альянсы на Ближнем Востоке очень подвижны, а власть и сила раздроблены, и сирийская гражданская война в этом смысле не стала исключением. Турция и Саудовская Аравия жаждут уравновесить влияние Ирана, свергнув режим Асада. Помимо этой общей цели, между двумя нынешними союзниками существуют многочисленные разногласия и соперничество. Асад – хороший связующий компонент и раздражитель для укрепления альянса Турции и Саудовской Аравии. Обе суннитские державы стремятся стать лидерами в регионе. Турция хотела бы видеть в Дамаске умеренную исламистскую фракцию, такую как «Братья-мусульмане», тогда как Саудовская Аравия предпочла бы более радикальные альтернативы. Противоречия выйдут на поверхность, как только Асад будет отстранен от власти.

10. Анкара, по-видимому, преуспеет в создании «безопасной зоны» на севере Сирии вдоль границы с Турцией, а также в укреплении пояса своего влияния от Алеппо до Идлиба. Создание зоны безопасности во многом будет зависеть от альянса Турции с Вашингтоном. Воображаемая «безопасная зона», предлагаемая Анкарой, призвана нарушить целостность курдских территорий. Но растущая роль курдов в Сирии по окончании гражданской войны представляется неизбежной, поскольку они уже контролируют области компактного расселения вдоль турецкой границы.

Если к автономной курдской провинции в Сирии добавить иракский Курдистан, то курдский фактор просто невозможно игнорировать в новой структуре Леванта. Это вызов Турции, с которым ей непросто будет справиться.

11. Саудовская Аравия стремится перекрыть сухопутное сообщение между Ираном и Ливаном, чтобы уменьшить влияние Ирана. Для этого нужно, чтобы ее союзники и впредь контролировали территории в Восточной Сирии, граничащие с западным Ираком и населенные преимущественно суннитами. Включение этих земель, в настоящее время контролируемых ИГИЛ, в состав укрупненного Хашимитского Королевства Иордания – не столь уж маловероятно. Это произойдет, если на смену ИГИЛ здесь придет другая группа, лояльная Саудовской Аравии и признанная мировым сообществом. Главное препятствие для подобного исхода – духовное родство ваххабизма и ИГИЛ.

12. Иран в настоящее время вынужденно заключил союз с Россией, чтобы удержать преимущества в Сирии. Урегулирование, вытекающее из нынешней ситуации – не катастрофа для Ирана, поскольку сирийский режим контролирует «полезную Сирию», то есть стратегические области на западе – от Латакии на побережье и на юг до Дамаска, а также некоторые окрестности на юге до Эс-Сувейды с несколькими очагами сопротивления внутри этой территории. Если сирийская армия с помощью России и Ирана продолжит географическую экспансию до конца войны, Иран сохранит влияние на значительной части сирийской территории. Иран доминирует в Ираке и Ливане, и подобный исход в Сирии сведет к минимуму тот факт, что смена режима Асада сократит возможность Тегерана контролировать Дамаск.

13. У Израиля свое видение будущего порядка в Сирии. Разделенная и ослабленная Сирия едва ли может представлять для него угрозу. Велика вероятность того, что урегулирование в Сирии будет гарантией того, что Иран или преданные ему силы не смогут превратить ее территорию в антиизраильский фронт. Правительство Нетаньяху попытается использовать ситуацию для «откусывания» Голанских высот, оккупированных с 1967 г., попытавшись на этот раз добиться международного признания их статуса как северной территории Израиля.

14. Для России сирийская кампания подобна азартной игре с непредсказуемым исходом. Вакуум власти на Ближнем Востоке и уход Соединенных Штатов вдохновили Москву на этот шаг. Цель России – достичь после политического урегулирования в Сирии взаимопонимания с США по разным вопросам – может оказаться недостижимой. Нарушение баланса сил в Сирии с помощью превосходящей военно-воздушной мощи может быть чем-то существенным, но России совсем не обязательно удастся претворить превосходство в воздухе в преимущества на суше. Россия в большей степени зависит от поддержки Ирана и в меньшей – от сотрудничества с Израилем, чтобы склонить чашу весов в региональном раскладе сил в свою пользу и получить однозначное превосходство над Турцией и Саудовской Аравией. Иран сблизился с Россией в контексте нынешнего конфликта, но явно не намерен ограничиваться сотрудничеством исключительно с ней. Израиль – стратегический союзник США, поэтому координация его действий с Москвой в Сирии ограничена по времени и масштабу. С другой стороны, Турция – член НАТО и важный партнер европейских стран в решении кризиса с беженцами. Саудовская Аравия – мощная держава в финансовом плане, способная долго поддерживать оппозиционные суннитские группировки в Сирии. Ее влияние на мировом рынке нефти бесспорно, и она может умышленно занижать цены на нефть, а это тяжелый удар для российского бюджета.

15. Несмотря на все оговорки, сомнения и соображения относительно исхода азартной игры, затеянной Москвой, нелогично было бы полагать, будто действия России в Сирии продиктованы исключительно стремлением добиться политического урегулирования и получить козырь на переговорах с США по другим вопросам. Давайте проигнорируем все вышеупомянутые сомнения и оговорки и даже предположим, что Россия настоит на своем в переговорах о политическом урегулировании. Кроме того, будем исходить из того, что удастся достичь международного сотрудничества в борьбе с ИГИЛ и мировым терроризмом. Скажет ли Россия в этом случае: наша задача выполнена, прощай, Сирия?!

Нет никаких гарантий, что с трудом завоеванные преимущества не будут утрачены в случае самоустранения Москвы. Это означает, что России придется надолго остаться на сирийском побережье. В этом случае необходимо дать ответ на следующие вопросы: как быть с обустройством Сирии после окончания военных действий? Кто будет финансировать восстановление экономики и кто получит выгодные подряды? Как будет обеспечиваться безопасность окружающих областей? Как управлять запасами природного газа вдоль сирийского побережья? Какие газопроводы и маршруты поставок газа из Ирана или Катара пересекут границу Сирии? Легких ответов на эти вопросы нет и быть не может.

Россия. Сирия. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 13 января 2016 > № 1616191 Мустафа Эль-Лаббад

О мечтах и стратегиях

Национальная специфика и глобальная ответственность: российский опыт

В.П. Лукин – доктор исторических наук, профессор-исследователь факультета мировой экономики и мировой политики НИУ «Высшая школа экономики».

Резюме Реакцией на поглощение нового политического мышления старой вестфальско-версальско-ялтинской практикой стала волна антизападного ожесточения в России. Разрушительная для долгосрочных интересов, активизирующая инстинкты масс.

С недавних пор наши общественно-политические дискуссии постоянно вращаются вокруг двух макропроблем. С одной стороны, мы с каким-то болезненным надрывом пытаемся отыскать в прошлом, а, следовательно, в настоящем и будущем, некую трансцендентальную национальную специфику. Уникальность выводится буквально из всего: от первых ростков российской государственности до масштабных и противоречивых сдвигов ХХ века и начала нынешнего столетия.

За что ни возьмись, отовсюду, по мнению наших «специфистов», хитро подмигивая, выглядывает исконно-посконное Лукоморье: «Там чудеса, там леший бродит». В общем, все не так, как у других, а значительно лучше. А если и не лучше, то это тоже к лучшему.

Собственно, это самоощущение (или его циничная имитация) и является стержнем той самой «национальной идеи», которую давно уже прилежно ищут, но найти не могут. При этом хорошо известно, что акцентирование национальной уникальности и «особости» присуще практически всем национальным (государственным) общностям. И чувство это обостряется, когда метафизический экстаз самолюбования призван отвлечь внимание от серьезных и не поддающихся быстрому решению проблем вполне практического свойства. Экзальтация самобытности – верный симптом того, что дома не все в порядке.

Таким образом, пафосное рекламирование самобытности – это отнюдь не самобытное чувство. Скорее самобытным является полное отсутствие такого чувства. Практически каждая страна ощущает себя в чем-то существенном не такой, как остальные. Как-то в Люксембурге я спросил у одного местного коллеги, в чем он видит основное отличие его страны от соседних государств, например, от Германии. Он после некоторого раздумья ответил: «У них там грязнее». Чего больше в этом суждении – перцепции или реальности, мне неясно до сих пор. С нашего угла зрения весьма чисто и там и там. А значит, суждение сие похоже на перебор, который в этой области не просто смешон, но и опасен.

С другой стороны, мы все в разное время переболели страшным недугом различного рода одномерно глобалистских концепций, где безжалостно стираются различия, не вписывающиеся в магистральную абсолютную идею. И смыслом бытия провозглашается окончательное и бесповоротное торжество этой самой идеи. Такие идеи, овладевая массами, становятся материальной силой, разрушительной, крушащей все на своем пути, в том числе и массы, охваченные этой идеей.

Такими были вожделения всех мировых империй в период их наивысшего расцвета. Как и мечтания французских и германских воинствующих глобалистов соответственно в XIX и XX веках. В России эти грезы воплотились в XX столетии в концепции «мировой социальной революции», становление которой сопровождалось ожесточенными спорами тактического свойства: достигнуть берега, где живут «без Россий и без Латвий», посредством раздувания вселенского мятежа или путем кавалерийско-танкового продвижения Красной армии «от тайги до британских морей».

Сейчас на наших глазах набирает силу еще одна глобальная целеустановка – создание или воссоздание всемирного исламского государства. Уяснить, в какой мере эта конструкция совместима с классическим исламом – дело бесконечное и бесплодное. Вспомним, когда по миру триумфально продвигалась, овладевала массами и становилась материальной силой идея «Коммунистического манифеста» насчет неизбежности всемирной диктатуры пролетариата, трудно было представить, во что она воплотится на просторах гулаговской России или в джунглях полпотовской Камбоджи. Важно, что идея нынешняя, подобно своим предшественницам – свежая, она «зажигает» представителей различных стран и культур, жестко мотивирует их жизнь и самореализацию, включая готовность к самопожертвованию. Так бывало со многими глобальными начинаниями – наваждениями, овладевшими «человеческим материалом» в различные эпохи.

Конечно, как и ее предшественницы, эта новейшая идеологическая пандемия исчезнет с лица земли, и новые исламистские «комиссары в пыльных шлемах» из политического актива перейдут в исторический пассив. Но какой ценой? Особенно учитывая, что приобретение оружия массового уничтожения в наше время становится вполне мыслимым делом для носителей подобных мировоззрений.

На мой взгляд, обе схематично обрисованные выше тенденции: экзальтация специфичности и экзальтация глобализма без границ – являются главными опасностями для позитивного, стабильного развития мировой политики. А это означает, что в повестку дня должны быть включены неспешные, но упорные поиски приемлемых для всех параметров поведения, в рамках которых нащупывается, формируется и постоянно уточняется соотношение между национальным суверенитетом, защитой специфичности каждой страны и принципом глобальной ответственности, четко зафиксированным в базовых международно-правовых документах и реализуемым в практической политике.

Соединенные Штаты: двойной перегиб

Элементы глобальной ответственности могут переместиться из области риторики в сферу реальных международных отношений, только если наиболее влиятельные государства проявят стремление ограничить свои интересы во имя нахождения баланса с интересами других, руководствуясь формулой одного из отцов разрядки конца 60-х–70-х гг. прошлого века Ричарда Никсона: «Живи и жить давай другим». К сожалению, в последние десятилетия эта формула одного из самых успешных и эффективных во внешнеполитической сфере американских президентов была основательно забыта на его родине. США сейчас стали весьма колоритным представителем «двойного перегиба» как по линии глобализации, так и в плане специфичности.

Скажу сразу, я занимался изучением этой великой и замечательной страны значительную часть своей жизни, побывал во многих ее уголках, от Вашингтона до глухой провинции среднего Запада, и отношусь к ней в целом с большой симпатией. Злобные и невежественные антиамериканские вопли по каждому удобному и неудобному случаю мне глубоко безразличны, ибо, как правило, имеют отношение не к Соединенным Штатам, а к психологии авторов: например, к банальному лизоблюдству и карьеризму в сочетании с комплексом неполноценности.

Однако в коллективном массовом подсознательном Америки (и, как следствие, в ее политическом поведении – как во внутреннем, так и во внешнем) есть черты, вызывающие чувство стратегического опасения. Я имею в виду глубоко укорененное, почти религиозное ощущение особости и уникальности, веру в некую глобальную миссию, которую должна реализовать именно эта страна – во что бы то ни стало и невзирая ни на что.

Какая же это глобальная миссия? Ее можно было бы охарактеризовать одним словом – демократия. Именно так скажет любой американец, если ему задать этот вопрос.

Однако не все так просто. Однажды в начале 90-х гг. прошлого века в одном из глубинных районов США я зашел в магазин, чтобы купить сувениры для друзей в Москве. Симпатичная пожилая продавщица поинтересовалась, откуда я родом. Я ответил, что из России. Тут лицо ее озарилось приветливой улыбкой, и она стала говорить, как здорово, что Россия теперь демократическая страна. «У нас есть президент, и у вас теперь тоже есть президент. У нас – первая леди и у вас – первая леди. У нас Конгресс, и у вас – Конгресс. Теперь мы не враги, а друзья».

Так мною был выявлен ген американского мировосприятия. Жить по-демократически – означает жить по-американски. Американцы могут время от времени менять точку зрения насчет того, что значит жить по-демократически. Например, они долгое время были ярыми сторонниками свободы иммиграции, сейчас на границе с Мексикой построена стена, защищающая от прилива мигрантов с юга. Но эти детали остаются за пределами американского самоощущения.

Нормы для человечества должны быть не абсолютно неизменными, а абсолютно – американскими. Другие страны должны понимать, что жить по-американски означает – жить правильно, и в идеале «хорошие парни» во всем мире должны этот образ жизни имитировать.

Одно из последних наглядных проявлений такой генетики – проблемы, связанные с ЛГБТ. Долгое время американский мейнстрим был решительным противником нетрадиционных браков. Но в 2015 г. Верховный суд незначительным большинством голосов (4 против 3) утверждает возможность заключения таких союзов. И тут же американский президент заявляет, что США будут бороться за то, чтобы ЛГБТ-браки были узаконены во всем мире. Иными словами, абсолютная истина найдена, потому что она начала реализовываться на американской территории.

Существует два вида действия в Соединенных Штатах гена глобальной безответственности.

Вариант 1: Мы будем делать все, что считаем нужным, поскольку на то воля Божья, и именно мы призваны ее интерпретировать. Другие пусть присоединяются к нам. Если захотят – хорошо. Нет – хуже для них. Будем действовать в одиночку. Это – современное проявление американского изоляционизма, характерное для президентства младшего Буша.

Вариант 2: Мир должен стать демократическим. Мы – идеальная демократия. А значит демократическая коалиция должна возглавляться Соединенными Штатами и действовать на основе разработанных ими планов и методов. «Союзникам» по мере надобности раздаются отдельные поручения. Любая попытка предложить иное построение коалиции – проявление враждебности к США, а значит к демократии.

Оба постулата серьезно препятствуют формированию глобальной ответственности. Нужны время, терпение и сдержанность для того, чтобы в Америке осознали: в формирующемся глобальном мироустройстве коалиция «хороших парней» невозможна и немыслима в виде авианосца, за которым, беспрекословно выполняя сигналы с его борта, следуют весельные шлюпки. При этом совершенно очевидно, что прочное долговременное мироустройство невозможно без Америки, без ее активного и конструктивного участия. Преодоление комплекса собственной уникальности и совершенства, растущее понимание того, что в современном многополярном мире американские национальные интересы надо терпеливо согласовывать с интересами других важных субъектов мировой политики – это и есть та самая глобальная ответственность, без которой мир не будет надежным и безопасным местом обитания. А значит, и американские интересы не будут надежно обеспечены.

Но это невозможно без разумного самоограничения, основанного на понимании самими американцами изменений, происшедших в мире за последние полвека. Баланс между защитой собственных национальных интересов и глобальной ответственностью в Вашингтоне пока не найден, и это может стать драматической помехой для строительства миропорядка на обозримую перспективу.

Китай и Индия: грани самоограничения

Значительно лучше с этим чувством в последние десятилетия обстоит дело у второй по совокупной мощи и влиянию страны – Китая. Между тем еще в 60-е и 70-е гг. эта великая держава вызывала огромные опасения своей непредсказуемостью и идеологической одержимостью. Ситуация на грани конфликта с СССР, затем военный «урок» непокорному Вьетнаму были симптомами тяжелой болезни страны с разрушенной экономикой и глобальными авантюрными леворадикальными притязаниями.

Величие Дэн Сяопина в том, что он и его коллеги смогли развернуть эту огромную и крайне сложную державу и направить ее на путь коренной модернизации. При этом удалось совместить многовековые и многослойные культурно-исторические традиции с императивами конца ХХ – начала ХХI веков. Во главу угла положен тезис о необходимости упорно и скромно работать над созданием новой экономики, учиться, а не учить, и, главное, обуздать (по крайней мере на серьезный стратегический срок) свои немалые внешнеполитические амбиции. А всю внешнюю политику подчинить решению неотложных, острейших внутренних задач.

За истекшие три с половиной десятилетия Китай, не утеряв ни в коей мере независимости и суверенитета, сумел улучшить отношения со всеми без исключения странами, от которых зависит развитие экономики. Даже вопросы, находящиеся, по мнению Пекина, на стыке внутренней и внешней политики (Гонконг, Тайвань, китайско-индийский пограничный конфликт и т.д.), решались не в режиме конфликтного пиара, а спокойно, поэтапно, в расчете на длительную стратегическую перспективу.

В итоге в настоящее время КНР обладает существенно большими, чем прежде, возможностями для реализации внешнеполитических проектов, хотя до сих пор не спешит в сложных, кризисных ситуациях лезть вперед, расталкивая всех локтями. Так или иначе, в переломный исторический период Дэн и его последователи сумели найти баланс, явно нарушенный в 1960-е гг., между уникальностью Китая и глобальной ответственностью, обеспечивающий в условиях в целом благоприятной международной обстановки рывок из прошлого в будущее. И все это достигнуто при жизни одного поколения.

В не менее сложной ситуации оказалась Индия в первые годы после обретения национальной независимости. С одной стороны, эта великая древняя цивилизация не обладала (в отличие от Китая) ни многовековым опытом единой государственности, ни компактным культурно-этническим стержнем. К тому же, вступая в стадию суверенного развития, она оказалась разделена по религиозному принципу (Пакистан).

Но влияние Дели в мире сразу же после обретения Индией независимости поистине стало огромным в связи с тем, что она оказалась лидером так называемого «движения неприсоединения», что в условиях «биполярного мира» автоматически делало Индию одним из главных мировых игроков. Очень скоро, однако, стало ясно, что влияние в мире прочно и долговременно, только если оно подкреплено по меньшей мере некоторыми серьезными факторами, которые в совокупности предполагают достаточно высокий уровень внутреннего развития.

Путь осознания этого обстоятельства на индийском полуострове был сложным и даже драматическим. Однако он пройден, и Индия, резко ограничив глобальные неприсоединенческие усилия (благо биполярность мира ушла в прошлое), встала на путь строительства экономически быстро развивающейся ядерной державы, ориентирующейся не столько на глобальную, сколько на сугубо конкретную региональную дипломатию. И эта региональная дипломатия, в том числе и острые территориальные проблемы с Пакистаном и Китаем, отодвинуты на второй план и подчинены решению базовых проблем внутреннего развития, созданию мощного и экономически эффективного «центра силы». Так в Дели найден оптимальный баланс между стратегическими национальными интересами и участием в обширных глобальных проектах. Место Индии в мире сейчас менее заметно, чем прежде, но потенциально более весомо, ибо имеет более серьезные, чем прежде, долговременные предпосылки.

Сутью индийской политики последних десятилетий стала плавная корректировка в сторону равновесия между романтическим глобализмом и реальными внешнеполитическими потребностями и возможностями. В Индии вовремя осознали, что «глобализм на глиняных ногах» и реальная глобальная ответственность – вещи разные. И предприняли разумные меры к нахождению баланса между глобальной ответственностью и долгосрочными национальными интересами. При этом Индия демонстрировала, что разумное и соразмерное использование не только западных технологий, но и более широкого культурно-цивилизационного западного достояния (английский язык в качестве общенационального средства общения, парламентская демократия на вестминстерский манер) не только не ущемляет суверенитет, а напротив, в их «специфическом» случае укрепляет его, содействуя сохранению единства страны.

Между прочим, новомодное объединение БРИКС (куда входят некоторые из упомянутых выше стран) является важным дополнением, а иногда неплохой заменой чрезмерного центр-силового активизма. Большинство членов БРИКС – «по происхождению» развивающиеся страны. Их сверхзадача – догоняющее развитие. На этом пути они уже добились впечатляющих результатов и вряд ли чувствуют большое желание выпустить из рук синицу ради эфемерной возможности поймать в небе журавля. Сейчас, когда линия «стратегической передышки» и поглощенности решением серьезных долгосрочных внутренних задач вышла на первый план, члены БРИКС полагают, что, конечно, не союзнические, а более гибкие многосторонние партнерские отношения могут в рамках данной организации стать одним из проявлений глобальной ответственности при относительно малых издержках. При этом вряд ли уместно предаваться иллюзиям относительно возможности тотальной координации действий или поглощения в рамках БРИКС базовых стратегических устремлений стран-участниц. По большей части БРИКС – это форма, с помощью которой каждый участник стремится продвинуть далеко не одинаковые, но наиболее значительные для каждой из стран задачи. При этом чисто материальное неравенство сил участников проекта (имеющее тенденцию не нивелироваться, а, напротив, возрастать) не может не сказаться на эффективности его деятельности в обозримом будущем.

По волнам сверхидей

Знаменательный и поучительный путь проделала Германия – от национальной катастрофы к статусу великой державы, фактического лидера Европейского союза. То, чего не удалось достичь «железом и кровью» в XIX и XX веках, в основном достигнуто в последние десятилетия менее драматическими, но зато более современными методами. Восстановлено единство страны, и – что критически важно – без реанимации исторических страхов соседей. Это единство стало естественным итогом обретенного без лишнего шума ведущего экономического положения в Европе, что почти незаметно, плавно и не вызывающе открыло возможности для реализации политического потенциала. В Бонне, а затем в Берлине тщательно следили, чтобы осуществление долгосрочных национальных задач тесно увязывалось с региональной и глобальной ответственностью, чтобы, реализуя по максимуму новые возможности, не бередить исторические фобии. И эта линия оказалась продуктивной. Старая Германия на традиционных путях борьбы за величие потеряла все. Новая Германия, используя современные методы и строго соблюдая меру и баланс на каждом новом политическом зигзаге, не победила никого, но достигла в Европе почти всего, чего хотела.

Что касается нашей страны, то в настоящее время мы находимся на очередной развилке, во многом напоминающей ту, на которой стояли в начале прошлого века. Наше социальное нездоровье все отчетливее выливается в поиски существенной частью общества какой-то очередной «всепобеждающей» идеи.

На рубеже 1980-х – 1990-х гг. нас захватила горбачёвская идея «нового политического мышления». Слов нет – красивая и благородная. Глобальная и почти религиозная. К сожалению, сильно оторванная от реальностей нашего мира.

В реальном мире попытки реализовать идею нового политического мышления привели к стремлению наших партнеров вполне по-старому, односторонне и в свою пользу разрешить стоящие перед мировым сообществом проблемы. Так было с расширением НАТО. Так было с распространением их, а не общей, Европы. Реакцией на это поглощение нового политического мышления старой вестфальско-версальско-ялтинской дипломатической практикой стала, кроме всего прочего, волна антизападного ожесточения в России. Волна изоляционизма и исключительности. Эмоциональная, но, скажем честно, имеющая основания. И вместе с тем никоим образом не созидательная, а, напротив, разрушительная для долгосрочных интересов, активизирующая зачастую опасные инстинкты широких масс.

Эта волна иссякнет, как и все другие «сверхидейные» наваждения. Проблема, однако, состоит в следующем: наша элита должна найти в себе достаточно ресурсов, чтобы, вовремя и по-хорошему испугавшись, выработать и воплотить курс на спокойное и последовательное отстаивание национальных интересов не за счет, а, напротив, посредством укрепления режима многосторонней глобальной ответственности.

К счастью, это пока возможно, и проведение такой линии в жизнь совсем не обязательно окажется непопулярно, если будут скорректированы ошибки и иллюзии недавнего прошлого.

Как-то в беседе с одним японским политиком я услышал примерно следующее: «Япония потерпела катастрофу в середине ХХ столетия потому, что смешала воедино две разные вещи: мечту и стратегию». Японии удалось извлечь урок из своей ошибки. Как сказал поэт: ее «пример – другим наука».

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 13 января 2016 > № 1616145 Владимир Лукин