Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

В текущем году урожай артишоков в Перу достигнет 116,4 тысяч тонн, что на 3,1% больше, чем годом ранее. Возрастут и экспортные отгрузки продукции в США и страны Европы.

В общей сложности площадь выращивания артишоков в Перу в настоящее время составляет 6 тысяч гектаров, а экспортные поставки достигнут около 7% производства или 32,8 тысячи тонн. За них экспортеры выручат около 93,8 млн долларов США.

Европейские страны, активно закупающие перуанскую продукцию – это Испания, Франция и Германия, но в последнее время значительно возрос спрос со стороны Японии и государств Океании.

В Рослесхозе состоялась встреча заместителя министра природных ресурсов и экологии Российской Федерации – руководителя Федерального агентства лесного хозяйства Владимира Лебедева и президента Центра экологических инноваций Андрея Стеценко.

На ней было обсуждено участие российских лесов в глобальном климатическом соглашении, а также были затронуты темы биотоплива, вырабатываемого на основе древесных отходов и проблемы сельскохозяйственных лесов и лесополос.На встрече отмечалось, что на международной климатической конференции в Копенгагене в 2009 году глава государства заявил, что Россия готова принять участие в глобальном климатическом соглашении только при выполнении двух условий: участии всех стран в регулировании выбросов парниковых газов и адекватном учете российских лесов. В 2012 году Киотский протокол закончился, но международные переговоры по этой теме продолжаются. Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун выразил уверенность, что в 2015 г. в Париже всем странам удастся договориться о следующем Глобальном климатическом соглашении. В сентябре 2014 года ООН собирает президентов стран – участников переговорного процесса по глобальному изменению климата.

В декабре 2014 года в Лиме в Перу состоится очередной раунд переговоров по климату. На всех этих переговорах необходимо представлять позицию России по учету лесов и их вкладу в процесс смягчения и адаптации изменения климата.

В период действия Киотского протокола был налажен процесс предоставления отчетности многих стран по стокам в лесах, в том числе и от России. Сформированы и реализованы механизмы охраны лесов. Осуществлены попытки создания новых лесных насаждений. Страны тропического пояса прочно застолбили возможность реализации лесных проектов в рамках климатических соглашений. В России было сделано два лесных проекта. И сегодня в международном переговорном процессе стоит важная задача не забыть про российские леса. А также перед российскими лесниками встает важная задача учета лесного сектора в механизмах регулирования климата внутри России. Сегодня уже действует распоряжение Правительства РФ от 2 апреля 2014 г. №504р «Об утверждении Плана мероприятий по обеспечению к 2020 г. сокращения объема выбросов парниковых газов до уровня не более 75% объема указанных выбросов в 1990 году».

Во исполнение Указа Президента Российской Федерации от 30 сентября 2013 г. №752 «О сокращении выбросов парниковых газов» основной упор сделан на промышленные источники выбросов. Но именно сейчас, в момент формирования новой системы регулирования и управления выбросами парниковых газов необходимо включить в экономические системы отношений лесной сектор, обеспечивающий сток парниковых газов, а средства, получаемые в результате этих экономических отношений, пустить на лесовосстановление и охрану лесов. Если заложить эти возможности на ранних этапах формирования новых экономических взаимоотношений, можно изменить тенденцию, по которой к 2050 году российские леса из поглотителя могут превратиться в эмитента парниковых газов. Для решения этих вопросов проводятся заседания рабочей группы по разработке методики инвентаризации парниковых газов в лесах Российской Федерации.

Руководитель Рослесхоза Владимир Лебедев отметил, что для адекватного управления лесами необходим более полный учет вклада лесного сектора экономики в ВВП страны. На сегодняшний день учитываются только прямые выгоды от заготовки леса и дальнейшей переработки. Хотя необходимо более полно учитывать ряд параметров ВВП от лесного сектора экономики, такие, как рекреационные функции лесов, сбор недревесной продукции леса, возможность торговли квотами поглощенных в лесах парниковых газов, а также более полный учет вклада от охоты, заготовки и переработки древесины. Более полный учет всех параметров леса в экономических показателях позволит показать ценность лесов, значительно превышающую вклад лесной продукции в современные показатели ВВП страны. Если будет рассчитана более полная ценность лесов, то руководству лесного агентства проще будет доказывать необходимость выделения бюджетных средств на охрану и возобновление. Кроме того, на встрече был затронут вопрос о новых технологиях производства биотоплива, использовании древесных отходов в качестве сырья и перспективах развития этого направления.

Каждый седьмой покупатель недвижимости в Португалии - иностранец.

В первом квартале 2014 года в недвижимость Португалии инвестировали 3 500 иностранных граждан, что составляет 14% от общего числа сделок за этот период.

Такие данные обнародовала Ассоциация агентов по недвижимости Португалии (APEMIP), сообщает Portuguese American Journal.

Из общего числа нерезидентов 25% составляют британцы, а по 16% - китайцы и французы. По словам президента APEMIP Луиса Лима, эти цифры демонстрируют, что новые "привилегии" для иностраннфх покупателей недвижимости привлекает большое число инвесторов.

По новым правилам, которые были введены в 2009 году, Португалия предоставляет налоговые льготы для пенсионеров, перебравшихся жить в эту страну, в случае, если пенсию им платит другое государство. В дополнение, успешной оказалась программа “золотых виз”, гарантирующая вид на жительство зарубежным покупателям португальской недвижимости на сумму от €500 000. С момента старта программы в 2012 году, именно жители Евросоюза составили большую часть воспользовавшихся новым преимуществом.

По оценкам APEMIP, зарубежные инвестиции в недвижимость Португалии в 2014 году составят от €1,5 млрд до €2 млрд. Программа “золотых виз” уже принесла стране свыше €440 млн.

На днях группа ученых-исследователей обнаружила широкий тоннель, ведущий к задней части археологического комплекса Мачу-Пикчу. Теперь туристы смогут увидеть знаменитый "город инков" под другим углом и полюбоваться инженерным искусством древней цивилизации.

Найденный пусть проходит от Вайрактамбо (Wayraqtambo), территории в окрестностях Мачу-Пикчу известной, как Tambo de los Vientos, до горной террасы, откуда вид на комплекс открывается совершенно под другим углом. Длина тоннеля составляет около километра, а ширина — от 1,2 до 1,4 метра. Дорогу окружают каменные стены высоток примерно 3 метра, а буйная растительность за многие столетия окружившая тоннель, мешала людям разглядеть этот путь.

По словам археологов, эта дорога была запасным путем к Мачу-Пикчу. Теперь руководство национального археологического парка Мачу-Пикчу (Parque Arqueológico Nacional de Machu Picchu) рассматривает возможность восстановить тоннель и сделать два входа в "город инков", что позволит разгрузить основной туристический поток к достопримечательности.

Как сообщили во французской фармкомпании Sanofi, ее исполнительный директор Крис Виебахер меняет место жительства и переезжает из Франции в США по причинам личного характера, сообщает ФВ со ссылкой на FirstWord Pharma. По словам представителя Sanofi Джека Кокса, это никак не скажется на деятельности компании. Он также подтвердил, что штаб-квартира компании останется во Франции.

По мнению аналитиков, переезд Криса Виебахера в США, даже по личным причинам, отражает тенденцию повышения интереса к развитию бизнеса в США после приобретения американской Genzyme в 2011 г. Наряду с руководителем Genzyme Дэвидом Меекром в США проживают директор по R&D Sanofi Элиас Зероуни и директор по стратегическим вопросам Дэвид-Александр Грос. Из 12 членов Исполнительного комитета компании во Франции остались финансовый директор Жером Контамин, руководитель направления по глобальным подразделениям и стратегического развития Паскаль Витц и ряд других.

Аналитик банка Barclays Майкл Лойхтен полагает, что быть ближе к Genzyme имеет смысл с операционной точки зрения. Он также добавил, что современные компании настолько крупны и интернациональны, что официальное месторасположение их руководства не имеет значения.

В 2013 г. Sanofi пересмотрела свое решение в отношении научно-исследовательского центра в Тулузе. Ранее компания намеревалась закрыть его и сократить 900 рабочих мест во Франции к 2015 г.

Кроме того, Sanofi инвестировала 350 млн евро (477 млн долл.) в строительство предприятия по производству вакцины против лихорадки денге в г. г. Нёвиль-сюр-Саон недалеко от Лиона.

Во всем мире больше всех на алкоголь тратят эстонцы. На втором месте - Россия.

В 2013 году россияне потратили суммарно $61,5 млн на алкоголь.

Россия в 2013 году заняла второе место в мире по доле потребительских расходов на алкоголь относительно всех покупок на душу населения. Об этом говорится в материалах аналитического агентства Euromonitor.

В 2013 году россияне потратили суммарно $61,5 млн на алкоголь, из них почти $21,9 млн на крепкие напитки, на пиво - $27,5 млн и на вино - $12 млн. Доля расходов на алкоголь на душу населения в России относительно всех покупок в 2013 году снизилась с 6% до 5,8% или $429 по сравнению с 2012 годом.

По данным агентства, только Эстония превзошла Россию по этому показателю. В 2013 году из всех потраченных эстонцами денег 6,5% пришлось на алкоголь. Следом за Россией Euromonitor перечисляет Беларусь (5,5%), Перу (5,4%), Литву и Латвию (5,3% в обеих странах). В среднем в мире потребители потратили только 1,5% своих расходов на алкоголь.

Больше всего в мире денег на алкоголь в 2013 году потратили в Финляндии - $844 на душу населения. Самый сильный рост расходов на алкоголь на душу населения Euromonitor зафиксировал в Гонконге. За 2013 год объем трат на алкоголь в административном районе Китая взлетел на 201% до $325.

Camposol планирует увеличить производство и экспортные поставки перуанской голубики.

В этом месяце пресс-служба компании Camposol обнародовала довольно амбициозные планы дальнейшей работы на мировом рынке. Так, если в 2013 году объем экспорта достиг 1 млн килограммов, то в текущем году данный показатель будет увеличен.

Напомним, что в текущем сезоне поставки главных экспортеров голубики на мировой рынок были задержаны в силу неблагоприятных погодных условий, поэтому первые отгрузки начались сравнительно недавно. В настоящее время в Перу под выращивание данного вида ягод отданы 600 гектаров, а к 2016 году этот территориальный показатель может приблизиться к 2 тысячам гектаров.

Перуанские экспортеры с оптимизмом смотрят на увеличение поставок на рынок Великобритании.

Производители и поставщики страны намереваются представить свою масштабную экспозицию на британской выставке London Produce Show.

Причем ставка будет сделана и на овощи, и на фрукты, преимущества которых презентуют следующие перуанские отраслевые организации - AGAP, Apem, Ipeh, ProCitrus, ProHass, Provid, ProArándanos, ProGranadas. Само мероприятие пройдет в лондонском отеле Grosvenor House с 4 по 6 июня.

Перуанские компании признают большую важность европейского рынка для своего бизнеса, а Великобритания является второй по объемам импорта перуанской продукции страной после Нидерландов.

За последние несколько лет поставки плодовоовощной продукции в это государство возросли с 8 млн долларов США денежного выражения в 2000 году до 151 млн долларов США в 2013-ом и с 3,946 тысяч тонн в 2000-ом до 71,732 тысячи тонн в 2013-ом.

По оценкам отраслевых специалистов, в текущем году поставки перуанских фруктов и овощей в Великобритании могут достигнуть 82,5 тысяч тонн, что на 15% больше, чем в более раннем периоде.

По меньшей мере 45 человек получили ранения в результате землетрясения, произошедшего в пятницу утром на юге Китая, передает в субботу агентство Ассошиэйтед Пресс со ссылкой на местные власти.

Ранее сообщалось о почти 30 пострадавших, состояние пяти из них оценивалось как тяжелое.

Эпицентр землетрясения магнитудой 5,9 располагался в округе Инцзян провинции Юньнань. В этом граничащем с Мьянмой районе проживает около 300 тысяч человек. По данным агентства Синьхуа, из-за землетрясения порядка 35 тысяч человек были эвакуированы.

Провинция Юньнань находится на стыке Евразийской и Индостанской литосферных плит и отличается сейсмической активностью. На прошлой неделе землетрясение в этом регионе повредило порядка 9,5 тысячи зданий, были ранены 12 человек.

В нынешнем году аквафермерам Перу удалось избежать гибели гребешка из-за «красных приливов».

Однако парламент республики до сих пор не принял нового документа, регулирующего работу аквакультуры, и инвестиции в отрасль временно выпали из правового поля.

За первый квартал 2014 г. объемы экспорта продукции аквакультуры выросли на 62% к прошлогоднему уровню и составили 89,4 млн. долларов. По данным Ассоциация экспортеров Перу, наблюдавшиеся в последние годы падения производства аквакультуры были связаны с приводившими к массовой гибели гребешка «красными приливами» (цветение особых водорослей, которые поглощают содержащийся в воде кислород, насыщают ее токсинами и, как следствие, убивают другие живые организмы).

Как сообщает корреспондент Fishnews, в нынешнем году аквакультура показывает хорошую динамику, в том числе и из-за увеличения производства гребешка и креветок. В то же время изготовление продукции из других объектов рыбоводства – тиляпии, форели и пайчи (самой крупной пресноводной рыбы на планете) – пока находится ниже среднегодового показателя.

Кроме того, с начала 2014 г. аквафермеры столкнулись с проблемой юридического характера. Парламент Республики Перу не принял нового Акта о развитии и продвижении аквакультуры, хотя срок старого закона, регулирующего нормативно-правовые отношения в сфере аквакультуры, истек. Глава комитета по вопросам рыболовства и аквакультуры Ассоциации экспортеров Перу отмечает, что отрасль сейчас находится в подвешенном состоянии из-за того, что инвестиции временно выпадают из правового поля.

Состояние рынка фруктов в Северном полушарии на 21 неделю (завершилась 23 мая).

США

В Северной Америке подходит к концу сезон чилийского столового винограда. На восточном побережье цена некоторых сортов уже снизилась и оказалась очень доступной.

Несмотря на большое предложение чилийских клементинов и перуанских мандаринов, цены данных цитрусовых были стабильными и лишь немного превысили прошлогодние показатели.

Общее предложение лимонов из Калифорнии и Мексики достигло почти 2000 тонн, что незначительно превысило прошлогодние показатели продаж. Аналогичная ситуация наблюдалась и для поставок апельсинов из этих двух стран: за прошедшую неделю их было предложено более 520 тонн по существенно большей цене.

Несмотря на рост спроса на крупные двухцветные яблоки, трехфунтовые упаковки с ними продавались крайне плохо. Рост продаж яблок происходил преимущественно за счет высокой доступности американских зеленых яблок сорта Granny Smith.

Европа

На европейском континенте практически завершились продажи белого чилийского винограда. Из-за начала сезона в Египте трейдеры как можно быстрее пытаются сбыть индийские фрукты данного вида.

В целом оказалась низкой и активность рынка двухцветных яблок. фрукты, завезенные из южного полушария (Чили, Бразилии и ЮАР), продавались по более низким (по сравнению с прошлогодними) ценам.

Несмотря на то, что фактическое потребление груш всю прошедшую неделю оставалось стабильным¸ на некоторые сорта (такие как Packham Triumph) спрос, наоборот, вырос.

За первую половину мая существенно снизились запасы итальянского киви, и на рынок вышли более дорогие партии чилийских фруктов.

Респектабельная немецкая компания Lufthansa, которая уже несколько лет совершает регулярные полеты во многие страны Латинской Америки: в Бразилию, Венесуэлу, Колумбию, Перу и другие, недавно объявила о новинке для пассажиров маршрута Франкфурт — Буэнос-Айрес.

С 26 октября 2014 года планируется запустить для выполнения трансатлантического перелета между Германией и Аргентиной новый экстра-комфортабельный самолет Boeing 747-800. Отличительными особенностями самолета является наличие в нем салона премиум-эконом класса, а также новый салон бизнес-класса, в котором сиденья расположены в виде буквы V по отношению к центральной оси самолета. Boeing 747-800 на 5 метров шире, чем предыдущие модели той же серии, а техническое оснащение для обслуживания и развлечения пассажиров в нем более современное.

В навигации этот самолет известен под уважительно-шутливым названием «небесная королева». Это одна из лучших машин в авиапарке Lufthansa. Администрация авиакомпании выбрала Boeing 747-800 для перелета в Буэнос-Айрес не случайно: это направление становится все более и более популярным как у бизнесменов, так и для туристов. Полет над Атлантическим океаном долгий и утомительный, таким образом Lufthansa старается создать для своих клиентов, желающих посетить Аргентину, наиболее удобные условия.

Пассажирский автобус упал в овраг в провинции Арекипа в Перу, погибли 16 человек, семеро получили ранения, сообщает в субботу телеканал Fox News со ссылкой на местную полицию.

Инцидент произошел недалеко от города Камана. Автобус направлялся из города Чала в Арекипу. По предварительным данным, водитель автобуса уснул за рулем, в результате чего транспортное средство пробило ограждение и упало на дно оврага глубиной 100 метров.

Местные СМИ сообщают, что все выжившие были пристегнуты ремнями безопасности в момент аварии.

Дорожно-транспортные происшествия являются довольно частым явлением в горных районах Перу. Причинами аварий становятся плохое качество дорог и транспортных средств, а также ошибки водителей при управлении автотранспортом.

Перуанские цитрусовые снова потеснили рынок.

Рост производства и более раннее начало экспортной кампании цитрусовых из Перу обеспечили почти 19% рост ожидаемых сезонных поставок из данной страны, по сравнению с прогнозами Цитрусовой ассоциации Перу.

По словам гендиректора ProCitrus Серхио дель Кастильо, скорее всего, объем экспорта из страны к концу сезона в сентябре достигнет 115 тысяч тонн.

С февраля по апрель из Перу вывезли на 70% больше мандаринов, чем за аналогичный период прошлого года. Также наблюдается и 6% увеличение экспорта лимонов.

- Причина роста в том, что в прошлом году из-за высоких внутренних цен сезон экспорта начался поздно, фактически в апреле, – рассказал г-н дель Кастильо.

В настоящее время специалисты из Японии ведут в Перу исследования по сортам цитрусовых, связанные с проблемами с плодовой мухой. В ближайшие месяцы ими будет составлен заключительный отчет, который позволит модифицировать японское законодательство и разрешить поставки мандаринов в эту страну.

Переговоры по улучшению температурных условий транспортировки в протоколе экспорта перуанских цитрусовых ведутся также с китайскими властями.

Несмотря на то, что за период с сентября по февраль сезона 2013/2014 импорт цитрусовых плодов в Россию увеличился на 4%, поставки из Перу не будут являться для отечественного рынка основными. Главные рынки для перуанских фруктов останутся по-прежнему в странах ЕС, США и Канаде.

20 мая 2014 г. венгерская компания «Gedeon Richter Plc.» сообщила о подписании соглашения с частной компанией с ограниченной ответственностью «Andelam B.V.», штаб-квартира которой находится в Нидерландах. Согласно условиям соглашения «Gedeon Richter» приобретает 51% — контрольный пакет акций маркетинговой компании «Mediplus N.V.» со штаб-квартирой на о. Кюрасао. Также соглашение предусматривает, что «Gedeon Richter» приобретет оставшиеся в обращении 49% акций компании «Mediplus» в течение следующих 3 лет.

Gedeon Richter расширяет свое присутствие в странах Латинской Америки

В соответствии с соглашением «Gedeon Richter» обязуется выплатить первоначальный взнос компании «Mediplus», связанный с приобретением контрольного пакета акций. Дальнейшие выплаты будут зависеть от достижения компанией «Mediplus» определенных целевых показателей своей бизнес-деятельности.

«Mediplus» — маркетинговая компания, которая посредством своих дочерних предприятий представлена в ряде стран Латинской Америки, а именно: Эквадор, Перу, Чили и Боливия. Она также маркетирует продукты, представленные на фармацевтическом рынке в странах Центральной Америки и Карибского бассейна. Основным направлением работы «Mediplus» является маркетирование продуктов для женского здоровья компании «Gedeon Richter», которые уже присутствуют на фармацевтических рынках вышеупомянутых стран, а также регистрация других гинекологических препаратов, в том числе Esmya®.

После двух приобретений компанией «Gedeon Richter» в Бразилии и в Мексике в конце 2013 г., это соглашение может рассматриваться как еще один шаг на пути к тому, чтобы расширить плацдарм для расширения присутствия компании «Gedeon Richter» в странах Латинской Америки, одном из наиболее динамично развивающихся регионов в мире, а также стать глобальным игроком в сфере женского здоровья.

МЕДФАРМКОННЕКТ продолжает публиковать цикл материалов о ведущих биомедицинских НИИ в США. Сегодня речь пойдет об Университете Северной Каролины в Чапел-Хилл (University of North Carolina at Chapel Hill), чье финансирование от Национальных институтов здравоохранения в прошлом году составило 383,75 млн. долл. США. В 2013 году Университет Северной Каролины был удостоен 892 специализированными наградами.

Топ-10 американских научно-исследовательских институтов в области биомедицины: Университет Северной Каролины в Чапел-Хилл

Исследователи Университета Северной Каролины используют генетически модифицированные мышиные модели заболевания для того, чтобы установить какой ответ будет у людей на разные комбинации химиотерапевтических препаратов для лечения рака молочной железы.

В прошлом году на генетически-модифицированных мышах они идентифицировали биомаркеры молекулярных подтипов человеческого рака молочной железы, в частности, те, против которых недостаточно доступных лекарственных препаратов. Как отметил ведущий исследователь, представитель Онкологического центра Линеберга (UNC Lineberger Comprehensive Cancer Center) при Университете Северной Каролины Чарльз Перу (Charles Perou), эти исследования – отличный пример того, как хорошо подобранные мышиные модели могут рассказать о природе заболевания человека.

В данном случае ученые потратили годы на то, что подобрать соответствующие модели к специфическим человеческим подтипам, а после чего провести лечение животных препаратами, идентичными тем, которые используют для лечения рака у людей. Им уже удалось разработать биомаркеры ответа на лечение у мышей, которое будет работать и у людей.

Кроме того, Университет Северной Каролины в сотрудничестве с Массачусетским технологическим институтом (Massachusetts Institute of Technology) работают над тем, как быстро создать такие наночастицы для доставки лекарственных средства, которые были бы различных размеров и форм, а их покрытие могло бы выполнять сразу несколько разных функций.

В Ставропольском крае до конца года должна быть разработана программа расположения на территории края полигонов для переработки отходов. Соответствующее поручение дал 21 мая на заседании правительства региона министру строительства, архитектуры и ЖКХ Юрию Корнету врио губернатора Ставрополья Владимир Владимиров, сообщили корреспонденту ИА REGNUM в пресс-службе губернатора Ставрополья.

Глава края обратил особое внимание профильного министерства на проблему обращения с твёрдыми бытовыми отходами. Он нацелил принять скорейшие меры для уменьшения негативного воздействия свалок на окружающую среду.

"Даю поручение: до конца года представить чёткую программу расположения на территории края полигонов для переработки отходов. Мы должны не хранить, а перерабатывать мусор", - подчеркнул Владимиров.

19 мая прошло очередное заседание межведомственной рабочей группы по реализации проекта строительства транспортного перехода через Керченский пролив

В мероприятии приняли участие Министр транспорта РФ Максим Соколов заместители Министра Олег Белозеров и Николай Захряпин, а также заместитель Министра строительства и жилищно-коммунального хозяйства Юрий Рельян.

Как сообщил в ходе заседания председатель Правления ГК "Автодор" Сергей Кельбах, 15 мая в Керчи прошел Экспертный совет по вопросам выполнения инженерных изысканий и разработки технико-экономического обоснования строительства транспортного перехода через Керченский пролив. В работе совета приняли участие более 60 специалистов в области мостового строительства, геологии, гидрогеологии, а также представители Министерства культуры Крыма. Накануне члены Экспертного совета осмотрели места расположения створов возможных вариантов прохождения перехода со стороны Крымского полуострова и со стороны Краснодарского края, а также оценили ход выполнения буровых работ, которые проводятся в акватории пролива в рамках инженерных изысканий.

Возможные маршруты транспортного перехода определяются наличием суженных участков пролива и рельефом берегов на подходах к этим участкам. Наиболее узкие места пролива образованы выступающими мысами Крымского берега: Фонарь, Жуковский, Еникальский и Ак-Бурун, а на кавказском берегу косой Чушкой и островом Тузла. В соответствии с этим были рассмотрены четыре варианта прохождения перехода: Северный, Жуковский, Еникальский и Тузлинский.

Все варианты оценивались с точки зрения комплекса разноплановых факторов, к которым относятся протяженность перехода, наличие железнодорожных и автодорожных подъездов к нему с обеих сторон, перспектива удорожания строительства за счет дополнительных транспортных сооружений на подходных участках. При оценке учитывались также перспективы развития порта Кавказ, железной дороги, угол пересечения с ходом морских судов, возможность направления транспортного потока в обход Керчи, наличие особо охраняемых исторических объектов в зоне строительства, экологические и социально-политические аспекты, ледовая обстановка в зоне прохождения маршрута, а также наличие на его территории грязевых вулканов. По итогам анализа перечисленных факторов члены Экспертного совета рекомендовали для дальнейшего конструктивно-технологического сравнения два наиболее предпочтительных варианта маршрута - Жуковский и Тузлинский.

С. Кельбах также сообщил, что завершены все полевые работы по геологическим изысканиям на береговых частях Краснодарского края и Крымского полуострова. В настоящее время две буровые платформы ведут работы в акватории - в Жуковском створе и в створе Тузлинского варианта трассы. Также закончены работы по промеру глубин в Жуковском створе, а до 25 мая они будут завершены и в створе Тузлинской косы.

Все инженерно-геодезические работы планируется завершить до конца месяца, после чего предварительные результаты будут представлены на заседании межведомственной рабочей группы.

16 мая 2014 г. фармацевтическая компания «Abbott», штаб-квартира которой находится в штате Иллинойс, США, сообщила о достижении окончательного соглашения по приобретению латиноамериканской фармацевтической «CFR Pharmaceuticals», что позволит более чем удвоить присутствие компании на латиноамериканском фармацевтическом рынке в сегменте генерических препаратов и таким образом увеличить представленность компании «Abbott» на быстрорастущих рынках.

Согласно условиям соглашения «Abbott» приобретет холдинг, который владеет приблизительно 73% акций компании «CFR Pharmaceuticals» и выдвинет публичное предложение по приобретению оставшихся акций «CFR Pharmaceuticals», находящихся в обращении. В том случае, если все находящиеся в обращении акции будут проданы, общая стоимость компании «CFR Pharmaceuticals» составит около 2,9 млрд дол. США. Также компания «Abbott» возьмет на себя долговые обязательства латиноамериканской фармацевтической компании в размере около 430 млн дол. Таким образом, общая сумма сделки составит более 3,3 млрд дол.

Представители компании «Abbott» прогнозируют, что данная сделка позволит увеличить объем продаж компании примерно на 900 млн дол. уже в 2015 г., а также будет способствовать двухзначному приросту объема продаж на протяжении нескольких следующих лет.

Продукция «CFR Pharmaceuticals», штаб-квартира которой размещена в Сантьяго (Чили), представлена на 15 фармацевтических рынках стран Латинской Америки. Компания располагает широким продуктовым портфелем, включающем препараты, применяющиеся в сфере женского здоровья, неврологии, кардиологические препараты и лекарственные средства для лечения респираторных заболеваний. Таким образом, «CFR Pharmaceuticals» маркетирует более чем 1 тыс. различных продуктов. Кроме того, компания «Abbott» благодаря данной сделке получит в свое распоряжение около 7 тыс. сотрудников, а также R&D-подразделения и производственные мощности в Чили, Колумбии, Перу и Аргентине.

Ожидается, что объем продаж на фармацевтическом рынке стран Латинской Америки в текущем году достигнет 73 млрд дол., а к 2018 г. — 124 млрд дол. При этом, согласно данным «IMS Health», среднегодовой уровень прироста объема продаж на данном рынке будет в 2–3 раза превышать аналогичный показатель для развитых рынков на протяжении следующих лет.

Страны АТЭС одобрили предложение России по борьбе с ННН-промыслом

Участники сессии Рабочей группы АТЭС по океанам и рыболовству поддержали российский проект международного семинара по борьбе с браконьерством. Спонсировать проект, помимо США и Индонезии, решили Китай и Филиппины.

В китайском городе Циндао состоялась 3-я сессия Рабочей группы Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС) по океану и рыболовству (OFWG). В заседании приняли участие представители Вьетнама, Индонезии, Китая, Республики Корея, Малайзии, Папуа – Новой Гвинеи, Перу, России, Филиппин, Чили, Таиланда, США, Японии, а также Гонконга и Тайваня. Российская делегация включала сотрудников Росрыболовства, в том числе Приморского теруправления, и Всероссийского НИИ рыбного хозяйства и океанографии.

Как сообщили Fishnews в пресс-службе ВНИРО, на сессии российская сторона продолжила продвигать свой проект международного семинара по обмену опытом в сфере борьбы с браконьерством. Первоначально проект был представлен на 2-й сессии OFWG в июне 2013 г. в индонезийском Медане. Представители США и Индонезии выразили согласие выступить коспонсорами проекта, который предусматривает стандартизацию методов и активизацию борьбы с нелегальным выловом и оборотом водных биоресурсов.

В ходе нынешней сессии Китай выразил желание стать третьим коспонсором проекта. Также заявку на спонсирование сделала Республика Филиппины, которая будет принимать мероприятия АТЭС В 2015 г. Кроме того, отечественный проект поддержали Вьетнам, Республика Корея, Малайзия, Папуа – Новая Гвинея, Перу, Чили, Таиланд и Япония.

Для дальнейшего продвижения и реализации проекта заявка должна быть направлена в секретариат АТЭС до 21 июля 2014 г.

Политика присутствия

Пьер Розанваллон (р. 1948) – французский философ и политолог, профессор современной политической истории Коллеж де Франс и профессор Высшей школы социальных наук (EHESS). 

Присутствие и представительство

Выборы представителя отсылают нас к двойной логике тождества и различия. Мы хотим, чтобы тот, за кого мы голосуем, умел управлять. Именно наличие качеств руководителя и технической компетенции у кандидата обусловливает наш выбор. Выборы подчиняются тогда принципу различия. Они опираются на идею, что необходимо «выбирать лучших», и избиратель имплицитно допускает, что его избранник обладает теми качествами, которых у него самого нет. Но в то же время от представителя ждут, чтобы он был близок к своим избирателям, знал их проблемы и тревоги, разделял их заботы и чаяния. В этом случае выборы соотносятся с принципом близости, идентичности. И в этом свете идеальный представитель – это тот, кто думает, говорит и живет, как его избиратели, то есть воплощает собой что-то вроде наилучшего образца их самих. С одной стороны, надежда на компетентность избранников, с другой, – стремление к тому, чтобы прежде всего они походили на своих избирателей. С одной стороны, – ожидание «ярких личностей», с другой, – приветствуются «темные лошадки», люди без имени, выходцы из толпы. Именно поэтому на протяжении вот уже двух веков оба эти идеальных типа защитника (а позднее, эксперта) и товарища являются конкурирующими эталонами в понимании, что такое представительство. Противопоставление предполагающих эти фигуры принципов являлось лейтмотивом всех диспутов и дебатов о представительной демократии[2]. Партийная демократия довольно длительное время позволяла связывать воедино оба эти элемента, накладывая результаты внутренней процедуры отбора кандидата на утверждение его социальной идентичности и общественного мнения о нем. Тем самым она снизила интенсивность того, что можно назвать структурным напряжением представительных систем. Бесспорное ослабление этого напряжения автоматически высветило некоторые характерные черты этих систем. Именно это, употребляя чрезвычайно размытую терминологию, часто и называют «кризисом представительства». И именно в этом контексте следует рассматривать возникновение общественного спроса на присутствие.

Присутствие, сопереживание, сострадание – с этими словами в политике возникает новый язык. Они свидетельствуют о разрыве, произошедшем в подходе к проблемам идентичности и представительства. Они выражают собой тот факт, что отношения идентичности между гражданами и властями больше нельзя мыслить в терминах социологии, в режиме фигуративности, предполагающем некое подобие между одними и другими, как в наказах небезызвестного всем Прудона, ратующего за появление депутатов от рабочих, потому что, на его взгляд, только они способны представлять народ, не понаслышке зная о трудностях его повседневной жизни[3]. Политика идентичности, излагаемая в этой терминологии, конечно, по-прежнему обладает силой внушения, если речь идет, например, об отсутствии в парламенте «видимых меньшинств» или о недостаточном представительстве в нем женщин[4]. Но такое понимание вещей потеряло свое значение в результате тех пертурбаций, которые изменили структуру общества. Проблемы представительства и идентичности стали пониматься иначе. В первую голову от власти ждут, чтобы она проявила участие, показала внимание, заверила в своей восприимчивости к невзгодам избирателей. Тем самым императив присутствия и ожидание сострадания заменили собой требование представительства, которое теперь не имело большого смысла[5]. Факт пассивного присутствия заменил собой проект наглядного представления (repraesentare).

В одном известном эссе Поль Рикёр противопоставляет фигуры «socius» и ближнего[6]. «Socius» – это социальный индивидуум, член какой-нибудь группы или класса; он растворяется в какой-либо категории, функции, коллективной идентичности. Это – обычный политический и социальный субъект. Для права он является абстрактным субъектом, для государства – гражданином, для налоговых служб – налогоплательщиком, а для экономики – рабочим, служащим или менеджером высшего звена. А значит, связь между этими субъектами всегда опосредована, связана с ролью и функционированием какого-либо института. С ближним ничего подобного не происходит. «Ближний, – отмечает Рикёр, – это такой тип поведения, при котором он сам обеспечивает свое наглядное присутствие»[7]. А значит, существует праксис конституирования ближнего, но никоим образом не его социологическая абстракция («у нас нет ближнего; я обретаю уже чьего-то ближнего»), – подводит он итог. Ближний всегда сингулярен, он может возникнуть только в связи с каким-то событием, как это происходит в притче о добром самаритянине из Евангелия, на которую опирается философ в развитии своей мысли. Ближний конституируется добровольным актом сближения, активным присутствием, манифестацией чувства солидарности. Именно такие фигуры «образцовых ближних» в качестве объектов конституирует политика присутствия. Отсюда и центральное место эмпатического поведения. На самом деле оно всегда отсылает к сингулярности пережитого опыта, которое касается кого-нибудь напрямую. Как раз это подчеркивала Ханна Арендт, анализируя сострадание в работе «О революции»[8]. Раз сострадание снимает дистанцию между двумя людьми, связывая присутствие с отзывчивостью к невзгодам, – значит, оно всегда является особым случаем. «Его сила заключена в самой страсти, которая в отличие от разума способна касаться только частного, отдельного, но не обладает идеей общего, способностью к генерализации»[9]. Следовательно, оно несет в себе структурно неполитический аспект. Но эта индивидуализация мира, предполагающая реализацию сострадания, возможно, сегодня несет в себе иной смысл, нежели у Рикёра и Арендт полвека назад.

Проведенный нами анализ возникновения экономики и общества сингулярности обретает здесь все свое значение. Напомним, что отныне «социальное» конституируется не только идентичностями, то есть принадлежностью к неким общностям, определяемым согласно социоэкономическим данным (возраст, пол, происхождение, профессия, доходы, имущество и так далее). Оно все чаще состоит из общности переживаний, схожести ситуаций, параллелизмов отдельных историй; оно обладает нарративным и рефлексивным аспектом. В этом свете забота об отдельном индивидууме меняет направление. Она включает в себя непосредственно социальный аспект. Если кто-то проявляет сострадание к пострадавшему в дорожной аварии, то это трогает всех, кто уже пережил подобную драму. Внимание к «происшествию» может, таким образом, восприниматься как знак еще большей заботы. Тогда это происшествие выходит за рамки отдельного случая, аномалии или любопытного факта: оно становится образцовым и превращается в социальный факт. Это необходимо подчеркнуть, хотя мы пока не будем рассматривать вопрос о типах происшествий, которые выдвигаются на первый план и получают большую значимость, чем другие. В этих условиях само понятие «народа» тоже переопределяется. Оно начинает указывать не столько на тех, кто имеет отношение к некоей данной группе, сколько на тех, у кого есть точки соприкосновения с незримым и нестабильным сообществом, невзгоды которого, или вообще – истории, не принимаются во внимание. Забвение, безразличие, пренебрежение, осуждение стали, таким образом, наиболее ощутимыми формами современного выражения отчуждения и доминирования. Мы уже говорили, что, когда возникает чувство оставленности, на карту ставится само существование; и это посерьезнее, чем нанесение вреда личным интересам. Эмансипация, таким образом, начинается с ощущения, что вас слушают, что такие же жизни, как ваша, имеют социальный вес. Именно поэтому такие случаи находят отголосок в политике присутствия. Она признает эти жизни, дает смысл их невзгодам. Дав им статус, она восстанавливает их в гражданственности. Именно поэтому все большее значение приобретает понятие «жертвы». Оно соотносится с растущей трудностью мыслить идентичность положительно: жертва определяется через отсутствие, это – индивидуум, чьи житейские испытания не были приняты во внимание. В этом свете представлять – значит быть рядом с теми, кто переживает подобные ситуации, придавать социальное значение тем историям, свидетелями которых они были: это представительство-сопереживание. Оно неразрывно связано с порождением смысла и проявлением внимания. Не сходство, а искренность сострадания и выражение близости определяют «хорошее представительство».

Но сопереживание не может сводиться к какому-то дискурсу. Говоря о сострадании, Арендт справедливо замечает, что его язык – «это в большей мере жест и мимика, нежели слова»[10]. Комментируя фрагмент из «Братьев Карамазовых» об отношении Иисуса к Великому инквизитору, она подчеркивает показанный Достоевским контраст между безмолвием и молчаливостью сострадания первого и бьющим через край многословием второго. Вся сила и интенсивность заключаются как раз в этом немом присутствии, а не в энергии и изобретательности слов. Вместе с представительством-состраданием возникает и жестикуляция власти. Ее легитимность зависит от способности принимать чувственную позу, проявлять себя экспрессивно. Тем самым воскрешается древнее представление о представительстве как о публичном показе власти, демонстрации тела суверена. Искусным экзегетом этих представлений является Луи Марен[11]. Именно «эффекты присутствия» (используем его же выражение) реально способствовали установлению монархической власти. Представлять означало афишировать, демонстрировать. С одной целью: «усилить, удвоить присутствие»[12], приумножить тайну. Показом королевской облатки, отмечает Морен, «представительство укрепляет свои внешние проявления»[13]. Возникновение демократии, с одной стороны, привело к коллективному присвоению тела, с другой, – к лишению власти всякого тела, и последняя, в сущности, стала зависеть от никому теперь не принадлежащих правил и процедур. В этом смысле сегодняшнее возрождение телесности политического означает собой резкую смену курса, но при этом не является простым возвратом к старому режиму фигуративности. В некотором роде оно демократизирует его пружины, превращая его в близкое тело, лишенное символов, бесконечно выставляемое на обзор публике, редуцированное к его реальному присутствию, а не к какому-нибудь недоступному и извне навязанному образу.

Центральное место средств массовой информации связано именно с этим. Их функция не ограничивается информированием о том, что делают или говорят правящие. Прежде всего их нужно показывать. Средства массовой информации стали, таким образом, той самой формой новой политики присутствия. Тем самым эмпатическая власть отвечает на кризис представительства и стремится дать ясность и зримость современной политике, ускользающей от наших органов чувств. Она представляет собой полный контраст по сравнению с незримостью и сложностью процессов принятия решений. Раз парламентские сеансы зачастую немногочисленны и порождают ощущение пустоты, раз работа избранников растворилась в скрытых от глаз комиссиях, а администрация невидима и управляется абстракцией, эмпатическая власть навязывает нам свою чувственную истину. Вот откуда ее связь с политической риторикой проявления воли: легче показать расходуемую энергию, нежели реальную деятельность.

Присутствие придает представительству характер постоянства. Власть становится как бы имманентной, погруженной в общество и идущей за ним: это устранение дистанции между властью и обществом является эквивалентом новой демократической темпоральности. На смену регенеративной утопии прямой демократии приходит эффективный режим непосредственного присутствия. Тем самым эмпатическая власть оказывается выражением демократической генерализации, универсальной участливости, бытовой непринужденности, конституируя одномерное пространство. Эта генерализация есть повсеместность, постоянное внимание и в то же время – признание отличительного характера некоторых сингулярных фактов. Выворачивая наизнанку один социологический концепт, можно сказать, что политика присутствия осуществляет нисхождение к обобщению[14]. Обобщать – значит действовать и мыслить на основе чего-либо, раздувать банальное до размеров социального. Погружаясь в частности, на которые смотрят как на типичные примеры, мы даем чувственную консистенцию понятию «народа». Тем самым обобщение мыслится как то, что принимает во внимание все частности в равной мере[15].

Раз присутствие несет в себе прежде всего непосредственно телесный смысл – значит, оно способствует и новому производству коллективной идентичности. Тот факт, что некое испытание или частная ситуация выводятся из забвения и анонимности, дает форму виртуальному сообществу всех тех, кто переживает подобные испытания. Отдельные и оставленные без внимания истории обретают свое достоинство, когда о них говорят и когда они включаются в общий дискурс. В этом случае представлять – значит публично конституировать проблему на основе какого-нибудь примера, повествовать о жизнях, в которых многие могут узнать самих себя. Тем самым этим жизненным историям дается артикулированный язык, а их герои полностью конституируются в своем звании гражданина. Этот социальный язык частного случая разительно отличается от «технократического» и «идеологического» языков, которыми отныне гнушаются, потому что они символизируют собой обобщение, ощущаемое как пустота, в которой никто себя уже не видит, настолько она кажется далекой от реального опыта[16]. В этом языке конституируются чувственные идентичности, которые приходят на смену вымирающему режиму простой социальной агрегации. Представительство-наррация стоит, таким образом, на службе у политики присутствия. Сегодня легитимной видится такая власть, которая обеспечивает существование двум указанным формам присутствия: нарративной и физической. Только при этом условии она может сегодня рассматриваться как представительная.

Эта новая политика присутствия выражается в разных регистрах. Для общества это новое средство понимания того, что относится к сфере политического. Отметим, что тут сформировалось что-то вроде нового милитантизма присутствия, роль которого возрастает по мере того, как снижается роль традиционных представительных институтов. Помимо совершенно очевидного примера благотворительных ассоциаций, которые уже давно стали чем-то вроде «школы общественных взглядов», возникают иные формы освоения публичного пространства, когда, например, заявляют о своей близости с каким-нибудь школьником, сыном нелегального иммигранта, которого угрожают выслать из страны, или с группой уволенных работников. Тут опять же защищаются не просто некие интересы: это возмещение несправедливости существования, признание и укрепление какого-либо сообщества, вынесение на публику некоей проблемы. Все больше ассоциаций действуют именно в этом ключе. К тому же напомним, что в самом начале возникновения социализма этот подход оказал решительное влияние на формирование пролетарского чувства собственного достоинства, над которым глумились сильные мира сего. Так, в 1830-е годы вдохновитель группы сенсимонистского толка призывал своих друзей причаститься рабочим, чтобы развить у них чувство общей гражданственности и доказать их способность играть в обществе руководящую роль.

«Чтобы управлять рабочими, необходимо прежде всего ознакомиться с их трудом, знать, как они живут, не только сердцем, но и на грубой практике стать причастным этому самому бедному и самому многочисленному классу. […] Конечно, вы не сможете полностью жить их жизнью, но по крайней мере сможете хоть немного разбавить свою буржуазную жизнь жизнью пролетариата»[17].

Кроме того, поразительно видеть, что первые рабочие, взявшие в руки перо, чтобы рассказать об условиях своей жизни, прежде всего будут упрекать капиталистов в их отдаленности, эгоизме, отсутствии сострадания. Важнейшей добродетелью пролетариата, как раз наоборот, будет чувство братства, то есть внимание к несчастью других[18].

Тем не менее мы обратимся лучше к деятельности правящих. Этот императив присутствия – и вы, вероятно, почувствовали это, читая эти страницы, – уже привел к радикальным изменениям в искусстве правления и повлек за собой целый ряд непредвиденных последствий. Но прежде, чем рассмотреть эти перемены и последствия, необходимо оглянуться назад, чтобы понять, как и когда произошла эта бесшумная революция.

К истории близости и дистанции

Современная политическая власть сначала утвердилась в качестве государственного соображения, тайной силы, руководящей отдаленности. Но даже в этом сиянии сакрального таинства, чтобы казаться легитимной, она все равно была вынуждена представлять себя служителем общества. Даже Людовик XIV, король славы и войны, был вынужден показывать себя поборником своих подданных и отцом народов. Эта дуальность хорошо заметна в тех образцах чистописания, которые Боссюэ давал наследнику престола[19]. И, если дофин писал, что он будет «подобен освещающему нас солнцу», он также, со смирением, должен был переписывать следующие строки: «По природе вы – такой же, как все, а значит, должны быть чувствительны ко всяким невзгодам и страданиям человечества»[20]. Тем самым власть и сострадание входили в тесную связь. Но сострадание, о котором здесь идет речь, ни в коем случае не являлось основанием политики – это было всего лишь нравственное предписание. Оно было призвано регулировать сознание монарха. Все это было перевернуто с ног на голову с возникновением либеральных и демократических режимов. Основывающий их эгалитарный этос сначала уничтожил всякое различие между людьми, установив в качестве главной гражданской добродетели непринужденность. Мы хорошо помним, как Токвиль характеризовал это равенство условий. Представление о существующей между властью и обществом иерархии тоже кардинально изменилось, поскольку в обществе стали видеть основу государственной власти, дающую этой власти легитимность. Сущностью представительного правления становится закрепление этих преобразований, несмотря на то, что в нем продолжают сосуществовать дистанция и сострадание – только теперь в качестве напряженности между принципом правомочности (principe de capacité) и принципом подобия.

Проблема такого представительного правления заключается в том, что оно основывается на принципе, прозрачность которого обеспечивается далеко не всегда. Если во время выборов политическая власть открыто соотносит себя с народным происхождением, то затем эта связь теряет очевидность. Вот откуда возникает необходимость в других, более чувственных, формах выражения представительной действенности. Особенно когда речь идет о режимах с неустойчивой демократией. Именно поэтому во Франции периода Первой империи один из советников Наполеона призывал императора больше ездить по стране, чтобы показать свою близость к народу и участливость к его судьбе:

«У главы крупного государства есть только один способ узнать тот народ, которым он управляет, – ездить по стране; только один способ поведать о себе народу – ездить по стране. Только эти поездки могут установить связь между государем и народом, напрямую от одного к другому. Долгое время считалось, что народ может заявить о своих правах государю только через своих представителей. Но, когда государь путешествует по стране, народ все делает сам. В образе государя-путешественника больше правды и доброй демократии, нежели во всех республиках мира»[21].

Поездка по стране становится опорой представительства, формой прямой политической коммуникации, субститутом ослабевших институтов власти. С одной стороны, представительство – воплощение того, кто претендует на звание «человека-народа», с другой, – физический опыт близости: как раз с помощью этой двойственности бонапартизм в свое время хотел покончить с демократическим идеалом. Легенды о Наполеоне, идеализирующие государя, будут принимать ту же форму. Откроем одну брошюру начала 1830-х годов:

«Народ – это я, – говорил Маленький капрал, и Маленький капрал был прав. […] Тем самым он хотел сказать, что он лучше, чем кто-либо другой, знает народ, живет его жизнью»[22].

Бальзак и Гюго тоже запечатлеют эту близость на страницах своих произведений, повлиявших на несколько поколений читателей[23], а поэт Беранже будет писать песни, с которыми в каждую хижину Франции проникнет этот образ славного богатыря и простого человека[24]. «Он курил с солдатами и ел их картошку», – такие слова встречаются в одной известной песенке.

Введение во Франции в 1848 году выборов президента Республики общим голосованием приведет к новой связи между народом и властью. Народ совершенно естественным и более чувственным образом будет ассоциировать себя с тем, кто находится во главе государства. Интересно отметить, что мастерские по изготовлению дешевых картинок, в частности, красочных картинок Эпиналь, начинают изготовлять портрет избранника, который расходится по всей стране. Таким образом в истории политического представительства открывается новая страница. Политический механизм обретает не только тело, но и лицо, включается в экономику присутствия. Прямые выборы и изображение кандидата начинают входить в систему. Если после 1833 года Луи-Филипп жил в Тюильри практически затворником, опасаясь мятежей, таких, какие, например, были в 1832 году, то Луи Наполеон Бонапарт, наоборот, увеличил прямые контакты с народом. Так, в 1849 году он предпринимает целую серию поездок по департаментам. Присутствует на открытии железнодорожных путей, чье развитие переживало тогда активный подъем, посещает фабрики, встречается не только с именитыми гражданами, но и с рабочими. К концу своего мандата, осенью 1852 года, в тот момент, когда на повестке дня стояла проблема восстановления Империи, он в течение двух месяцев будет разъезжать по юго-западу страны, недвусмысленно представляя эту поездку как народный «опрос». Тем не менее это было всего лишь первым наброском того, что во Вторую империю превратится в систематическую политику. Став Наполеоном III, он будет оправдывать отказ от традиционной представительной системы, предъявляя себя как защитника плебисцита и сторонника дружеской участливости. Так что его поездки по стране будут уже настоящим инструментом правления.

С 1853-го по 1869 год были организованы шестнадцать продолжительных поездок. И в каждом случае преследовалась одна и та же цель: достигнуть прямого контакта между французами и главой государства. С одной стороны, по-прежнему остаются в ходу тщательно продуманные церемониалы имперского величия, с другой, – император предстает искусным мастером по организации близости к народу. Он посещает мастерские и заводы, знакомится с сельским хозяйством, инспектирует ясли и больницы, обследует самые бедные кварталы. Он принимает делегации именитых граждан, а также рабочих и крестьян, участвует в балах и пирах, на которые иногда приглашаются огромные толпы людей (в некоторых случаях порядка десяти тысяч человек). Тем самым массы могут почти физическим образом приблизиться к государю, чьи поездки являются живой и видимой с ними связью. В местных газетах, отчитывающихся об этих поездках, можно встретить одни и те же выражения. Рассказывается, как люди окружали императора, могли посмотреть на него, пожать ему руку, потрогать. Отмечается, что во время послеобеденной прогулки «он попросил, чтобы сопровождавший его эскорт не препятствовал крестьянам подходить к нему»; подчеркивается, что это был «непосредственный контакт с населением» и что император приказал не чинить тому препятствий. Очевидец его поездки в Бретань рассказывает о «полной доверия непринужденности», полагая, что «никогда еще контакт между государем и народом не был столь тесным и частым», и подчеркивая, что на улицах Ренна «не было ни охраны, ни эскорта, ни даже сановников – это было полное смешение»[25]. Тут не только близость, но и единодушие. Газеты и иллюстрации показывают сплоченную и воодушевленную массу. Конечно, в этих взаимоотношениях есть некоторая снисходительность. Но в них есть и что-то, более существенное. Порождая эту пленительную реальность, они отчетливее обнажают пружины того типа исполнения власти, который открывается в эпоху Наполеона III. Мы начинаем лучше понимать, что конституирует этот цезаризм с его амбицией основания нового отношения к представительству, где это отношение теоретизируется установленным режимом как исконно куда более демократическое, нежели парламентская система. Эти контакты «с-глазу-на-глаз» и «бок-о-бок» между императором и народом во время поездок по провинциям (которые тогда обычно рассматривали как эталоны «непрерывного плебисцита»[26]) в глазах защитников этого режима были призваны усовершенствовать демократическую идею – и в плане воплощения, и в плане присутствия.

Примечательно, что официальные поездки потеряют свою значимость в эпоху Третьей республики. Эти «переживания близости»[27] продолжат свое существование, но интенсивность будет уже не та. Республиканские президенты будут использовать их в качестве дополнительной техники коммуникации, но поездки больше не будут иметь того символического и практического значения, которым они обладали в период Второй империи[28]. Возможно, лишь поездки Сади Карно явятся здесь исключением, но их задачей будет уравновешивание влияния «маленького Цезаря» и эксперта по прямому контакту с толпой – генерала Жоржа Буланже[29]. Республиканцы, не теоретизируя этого вопроса ясным образом, будут стремиться отвести от себя тень цезаризма путем возврата к традиционным принципам представительной системы. Страх возможного возвращения бонапартистского культа личности приведет к пониманию представительной дистанции как добродетели. Они будут одержимы заботой по обестелесиванию политики, по-прежнему подозрительно глядя на тех, кто слишком ловко умел воодушевлять толпу, и считая, что хорошая демократия, как говорил Гамбетта, должна быть «врагом несдержанных личностей». Республика будет отдавать предпочтение не близости, а абстракции[30]. А первые наброски политики присутствия будут восприниматься как результат иллиберализма, помноженного на архаичность.

Переломный момент

Каким же годом датировать тогда те перемены, которые привели к сегодняшнему режиму политического присутствия? Чтобы ответить на этот вопрос, сначала нужно ясно увидеть то, что относится к обычной коммуникативной стратегии, и то, что является, собственно говоря, политикой. Непринужденность в политике существует давно; она неотделима от демократического идеала. Так, во Франции 1830-х годов Луи-Филиппа уже называли «королем-гражданином», а его буржуазная манера поведения обсуждалась в газетах. В Америке того же периода торжествовала идея демократии простых людей и устанавливался такой политический стиль, который устранял всякую официальную дистанцию. Затем императив близости руководителей будет просто-напросто регулироваться эволюцией нравов и медиатического пространства, поскольку электоральная борьба автоматически приспосабливается к растущей роли наглядных иллюстраций, в частности в связи с возникновением телевидения. Но идет ли речь о детях Кеннеди, играющих со своим отцом в Овальном кабинете Белого дома, или о Валери Жискар д’Эстене, ужинающем у простых французов и принимающем в Елисейском дворце местных мусорщиков, – все это еще только коммуникация. Близость является здесь всего лишь одной из переменных того позитивного образа, к которому стремятся политические руководители. Дистанции по-прежнему отводят большое значение. Например, французский президент на деревенском празднике может играть на аккордеоне и в то же время еще больше усложнять и без того весьма кодифицированный протокол приемов, который чуть ли не возвращает нас в эпоху Людовика XV. В политическом же плане глава по связям с общественностью – сначала при Франсуа Миттеране, а потом и при Жаке Шираке – в 1990 годах делается теоретиком исключительности и торжественности президентских речей. Он воспевает «тишину, предуготовляющую силу выступления», и считает, что слишком частые заявления главы государства значительно снижают интенсивность желания услышать его[31]. Настоящий перелом происходит позднее, на рубеже XXI века, и в первую очередь он связан с внутренними трансформациями обществ.

Чтобы убедиться в этом на практике, достаточно заглянуть в еженедельник министров или глав правительства. Эти еженедельники действительно являются хорошим показателем того, что значит управлять. Они материально фиксируют те формы, которые обретает исполнение власти по ту сторону идеологий и программ. Они без прикрас выражают то, что считается определяющим в политике на данный конкретный момент времени. Руководители всегда хорошо знают, что для них главное! Даже поверхностный анализ показывает, что в этой сфере происходит настоящая революция. Хотя часть дипломатической и институциональной активности в силу вещей практически не меняется, можно с удивлением констатировать, что цели поездок по стране и, например, характер приемов значительно поменялись[32]. Короче говоря, широко освещаемые в средствах массовой информации встречи все чаще происходят с «индивидуумами-символами» и все меньше – с представителями общественных институтов, профсоюзных или профессиональных организаций. Наравне с этим главы государств все реже выезжают на какие-либо инаугурации, что долгое время считалось за правило. Зато теперь они устремляются к изголовью образцово-показательных жертв или свидетельствуют о своем сострадании населению (и даже отдельным индивидуумам), пережившему естественную или техногенную катастрофу. Джордж Буш в США и Николя Саркози во Франции хорошо иллюстрируют эти перемены в искусстве правления и в то же время символизируют собой самые извращенные их проявления.

В Америке Буша термин «сострадание» возникает сначала в политическом языке. Compassionateconservatism[33] даже представляется в качестве оригинальной политической доктрины. Это словосочетание возникает в начале 1980-х годов, но по-настоящему входит в оборот в 1996-м, после публикации работы Марвина Оласки «Пробуждая американское сострадание»[34]. Джордж Буш, тогда еще губернатор Техаса, написал восторженное предисловие к следующей книге автора и поставил эту тему в центр своего политического мировоззрения. Распространявшаяся тогда идея сострадания воспринималась как настоящий «экономайзер общественных институтов». Она отсылала к двойному проекту дезинституционализации государства. Прежде всего она вписывалась в ряд консервативной критики социального государства, настаивая на непредвиденных эффектах бюрократической общественной системы, основанной на автоматически признаваемых правах[35]. Кроме того, Оласки обратил на себя внимание, опубликовав «Трагедию американского сострадания» – работу, в которой стремился показать, что бедность (theUnderclass) легче было победить в XIX веке, но не в XX. И тому есть следующее объяснение: до установления социального государства-покровителя, подчеркивает Оласки, благотворительные организации были значительно эффективнее, потому что, во-первых, прекрасно владели ситуацией на местах и близко знали живущих там людей, а во-вторых, умели исправлять нравы, регулировать отношения и даже обязывать к ним. Именно к этой системе надлежало бы вернуться, чтобы снизить общественные затраты и в то же время эффективнее бороться с бедностью, поскольку бедность «самоподдерживается» существованием безоговорочных общественных прав, неотделимых от бюрократического управления социумом. Таким образом, сострадание было тем чувством, которое оправдывало сворачивание политического и сокращение доступных прав. Через утверждение необходимости прямого контакта благотворительных организаций с бедными отстаивалась эта новая доктрина, а также делалось лишним существование государства с его «контрпродуктивным влиянием». В политическом плане для Буша эта идея сострадания соотносилась с политикой чувств, а не с политикой идей. Она открыто противопоставляла прагматический консервативный подход с его заботой о людях идеологическому и бюрократическому мировоззрению, в защите которого обвиняли либералов.

Поведение же Николя Саркози, в плане близости, было в основном политическим. В первую очередь оно характеризуется в терминах практики правления. Здесь нет смысла останавливаться на том, что многие наблюдатели назвали его «вездесущностью» – на эту тему написано огромное количество книг и статей. Большинство комментаторов двумя способами резюмировали то, что принималось за некий стиль и стратегию: с одной стороны, зуд активности, с другой, – одержимость коммуникацией; при этом гамма эпитетов само собой варьируется от разной степени симпатии до отвращения, внушаемых данным персонажем. Но в этих комментариях почти всегда рассматривается саркозизм первых месяцев, то есть тот перелом, который, как кажется, он несет с собой и в плане личного поведения, и в плане медиатической стратегии. Это все не вызывает вопросов. Но саркозизм прежде всего следует понимать как крайнее выражение политики близости. В жестикуляции[36], в стремлении сделать из отдельных моментов жизни обычный storytelling[37], а также в своем отношении к средствам массовой информации Саркози показал нам различные аспекты этой политики. Он использовал все ее ресурсы и в карикатурном виде представил все ее формы. А заодно ярко высветил проблему присутствия, указав на ее патологии, отклонения и разрушительные мутации, которые являются результатом ее регресса до уровня просто-напросто необузданной коммуникации, все больше отрывающейся от реальности происходящего.

Политика и неполитика присутствия

Присутствие образует новый режим представительства, в котором понятию «мандата» больше нет места. Теперь первоочередной задачей является не установление взаимообязанностей между правящими и теми, кем правят, а необходимость показать, что те, кто правит, понимают, как живут те, кем они правят. Например, в работах Хиббинга и Теис-Морс подчеркивается, что граждане скорее чувствительны к искренним проявлениям сочувствия правительства, нежели к содержанию принимаемых им мер[38]. Эти проявления сочувствия в сущности воспринимаются как практические доказательства того, что правящие живут вместе с народом, а не в некоем замкнутом пространстве. Уменьшение представительной дистанции осуществляется здесь не благодаря существованию прямых полномочий или сходству представляемых и представителей. К двум этим традиционным техникам общественного присвоения политики добавляется еще одна: техника физического сближения и участливости. И раз электоральные обещания устанавливают некую гипотетическую и многими слабо ощущаемую связь между избирателями и избранниками, то присутствие предлагает свое непосредственное и эффективное постоянство. Ведь сочувствие, можно сказать, всегда держит свои обещания, пусть они и скромны. Правящие круги почувствовали это гражданское разочарование. В результате они не столько обещают какие-либо результаты, сколько гарантируют избирателям свою энергию, внимание и заботу. Эта зримая самозатрата обретает огромное значение на местах, рядом с теми, кто, по всеобщему мнению, на данный момент воплощает собой страдания этого мира или, наоборот, его успехи и чаяния. Тем самым само существование власти превращается в действие. Именно поэтому присутствие становится настоящей политической формой. Оно совершенно иначе определяет взаимоотношения тех, кто правит, и тех, кем правят, и ставит вопрос о подчинении власти общественному мнению в постпредставительной терминологии.

Но это «решение» может обернуться проблемой. В такой ситуации политика может, в конце концов, раствориться в представительстве. В демократии присутствия процедурный, а значит, и программный аспект демократии стирается: он сводится к форме выражения общественной жизни. Эту форму, впрочем, довольно сложно анализировать, потому что она связана не с обычной «политикой идентичностей» в классическом смысле этого понятия, а с возможностями меньшинства быть услышанным и в качестве такового принимать участие в местной общественной жизни, предлагая свои проекты и выдвигая свои требования. При этом в сущности производится на свет нечто вроде огромного экзистенциального зеркала, чтобы отразить в нем некую обнаженную форму жизни, устранив то, что может напоминать о ее тяготах, то есть какую-нибудь другую, не сходную с нашей, жизнь. Таким образом, политика присутствия становится общественным средством избавления от тревог, чем-то вроде катарсиса. Отдавая должное несчастьям, такая политика имплицитно стремится сделать их более сносными, а параллельно этому сингуляризует истории успехов, мифологизируя их и делая общедоступными.

Но в то же время следует подчеркнуть, что нельзя говорить о модусах присутствия в единственном числе. Раз присутствие нужно воспринимать как некую политическую форму в себе, значит, природа тех ситуаций, в которых функционируют эти модусы присутствия, может полностью менять их смысл. Проявить солидарность с семьей, выставленной из своего дома, или принять у себя жертву расизма – совсем не то же самое, что показаться рядом с коммерсантом, которому грозит суд за сомнительный акт самозащиты. Объекты сочувствия образуют тем самым политику. Даже за самыми карикатурными видами медиатизации всегда стоит выбор проявления близости с тем или иным человеком. Существует даже настоящая «конкуренция» присутствий, которая может заменять собой противостояния приверженцев различных взглядов. Демонстрация присутствия – и это стоит подчеркнуть – для самого общества тоже является средством участия в политике, причастности к местным делам. И, как результат, возникает то, что я назвал милитантизмом присутствия. Модус присутствия может являться способом обогащения политической деятельности, расширяя формы представительства. Но, чтобы дать сочувствию настоящую политическую консистенцию, нужно, чтобы оно нашло затем средство вписаться в общее повествование, а значит, оно не должно ограничиваться обычным рядом изолированных мгновений. Оно должно вписаться в общий проект определения, что такое социальная справедливость. Делая акцент на нехватке чего-то, бедах или, наоборот, на образцовых успехах, присутствие в сущности конституирует всего лишь один из моментов демократической жизни. Оно может играть ключевую роль в уравновешивании важности отдельных историй, признании всех ситуаций, возвращении достоинства тем, кто был лишен его, и надежды тем, кого терзают сомнения, но оно не может регулировать конфликты конкурирующих друг с другом жизненных опытов. А ведь именно в этом заключается вся суть политического: конституировать общность, регулируя различия интересов и расставляя приоритеты. Политическое – это слагание совместной истории, а значит, оно не может ограничиваться экспозицией серии назидательных, но разнородных картин. Присутствие обретает свой демократический смысл, только если оно темпорально связано со стратегией построения более справедливой общности.

Когда присутствие возводится в абсолют и подменяет собой политику, оно, в конце концов, превращается в свою противоположность и становится ирреальным. Оно начинает представлять улетучивающийся на наших глазах мир, который может производить впечатление консистенции, только ценой постоянной перегрузки своих механизмов, неминуемо ведущей к саморазрушению. В этом берут свое начало те двусмысленные отношения, которые императив присутствия поддерживает с развитием аудиовизуальной медиатизации. Эта медиатизация образует те материальные рамки, в которых присутствие обретает свою форму. Средства массовой информации по своей природе являются хорошими воспитателями близости. Но они также являются пружиной ее отклонений, когда эту близость возводят в абсолют. Тем не менее структурная двусмысленность доминирующих в сегодняшнем мире масс-медиа этим не ограничивается. Она также связана с тем, что в структурном отношении масс-медиа совершенно шизофреничны. Они предстают перед нами великими жрецами культа близости и в то же время разыгрывают на сцене спектакль крайней социальной дистанции. Они придают огромное значение вниманию правящих к униженным или жертвам, восславляя всех матерей Терез планеты, и в то же время демонстрируют совершенно показную и никому не доступную роскошь. На страницах «гламурных» журналов или в телевизионных репортажах мир предстает перед нами либо закадычно близким, либо недоступно далеким, и в этой дали живут сверхбогатые и сильные мира сего. Вся остальная реальность забывается, словно лишенная консистенции. Остается только этот «тет-а-тет». Но в нем тоже есть свой особый механизм редукции этой супердистанции – вуайеризм. Богатые и сильные мира сего предстают в недоступности своих привилегий и роскоши и в то же время, показываясь нам на глаза, превращаются в цирковых животных, утративших частную жизнь.

Аналогичное явление наблюдается и в отношении политиков. Мы наблюдаем их близость с теми или иными согражданами, и в то же время они предстают перед нами как живое приношение обществу, вокруг которого «гламурные» журналы отправляют свой первобытный культ. Близость и показ себя, в конце концов, приводят к растворению в некоем целом. В этом случае выставить себя напоказ означает не только «медиатизироваться», то есть в тривиальном смысле этого слова выйти на первый план, показать себя, – но и сделаться доступным, даже некоторым образом «потребляемым». Образ бегущего трусцой и потеющего правителя его же и десакрализует, снижает его величие, делает его банальным и возвращает в ту массу, из которой он вышел. Наблюдать его в обыденной жизни, рассматривать фотографии папарацци или то, что за таковые выдается, дает ощущение владения ситуацией, даже некоторого контроля над ней. Таким образом, медиатизация повседневности вместе с тем, что в обыденном языке называется «гламуризацией», со всеми ее фотографиями и искажением действительности, является также чем-то вроде ответа на кризис представительства, извращенным выражением спроса и предложения на присутствие. Она является самопроизвольной машиной по разрушению видимости дистанций. Даже – видимостей, поскольку воссоздает их в новом, неуловимом модусе. А значит, надо учитывать, что императив присутствия может не только обновить искусство правления, дав ему действительно демократический характер и основав новую форму восприятия общественной жизни, но и оказаться матрицей губительной регрессии.

Отныне именно в виде приветливых собеседников, ловких режиссеров просчитанной близости могут возродиться прежние страшные фигуры обращения демократии против нее самой. В сущности, никогда еще не была так тонка граница между формами позитивного развития демократического идеала и условиями его отклонения. Именно там, где наиболее сильны ожидания граждан, аппетиты политиков могут оказаться ненасытней всего. А значит, существует настоятельная необходимость перевести этот вопрос в предметную сферу постоянных общественных дебатов. Жить в демократии сегодня, как никогда прежде, предполагает сохранение ясного взгляда на условия ее манипуляций и причины ее незавершенности.

Перевод с французского Сергея Рындина

[1] Данная статья представляет собой главу из книги Пьера Розанваллона «Демократическая легитимность: беспристрастность, рефлексивность, близость» (RosanvallonP.Lalégitimité démocratique: impartialité, réflexivité, proximité. Paris: Seuil, 2008. P. 345–359). – Примеч. перев.

[2] Так, они были в центре интеллектуальных и политических столкновений во время Французской и Американской революций.

[3]См. обэтоммоюработу: Rosanvallon P. Le Peuple introuvable. Histoire de la représentation démocratique en France. Paris: Gallimard, 1998.

[4] Можно отметить, что Энн Филлипс в своей известной работе как раз и употребила в этом отношении выражение «политика присутствия», противопоставив его «политике идей» (PhillipsA.ThePoliticsofPresence. Oxford: ClarendonPress, 1995).

[5] Насколько я знаю, у Клиффорда Орвина можно найти одну из первых формулировок этих перемен: «Политическое сострадание, – пишет он, – зародилось вместе с современным представительным правлением. Его функцией стало подтверждать представительство, когда ничто иное уже не могло этого сделать» (OrwinCl.Compassion // TheAmericanScholar. 1980. Eté; фр.перев.: Orwin Cl. Compassion // Commentaire. 1988.№ 43. P. 614).

[6]Ricoeur P. Le socius et le prochain // Idem. Histoire et vérité. Paris: Seuil, 1964.

[7] Ibid. P. 100.

[8]Арендт Х. О революции. М.: Европа, 2011.

[9] Там же. С. 113.

[10]Там же. С. 114.

[11]См. егостатьи, собранныевкниге: Marin L. Politique de la représentation. Paris: Kimé, 2005;атакжебольшуюработу: Idem. Le Portrait du Roi. Paris: Minuit, 1981.

[12]Idem. Le Portrait du Roi. P. 10.

[13] Ibid. P. 11.

[14] Выражение «восхождение к обобщению» означает научный метод, при котором анализ фактов приводит к порождению понятий. А также это процесс, в котором, в частности, конституируется политическое поле.

[15] Таким образом, она носит посреднический характер между процедурным подходом и подходом субстанциальным.

[16] А ведь даже прежний «казенный язык», на свой манер, умел быть открытым людскому опыту.

[17] Enseignements d’Enfantin [1831] // Œuvres de Saint-Simon et d’Enfantin. Paris, 1865–1878. T. 16. P. 89–90.

[18]См. обэтом: Rancière J. La nuit des prolétaires. Archives du rêve ouvrier. Paris: Fayard, 1981.

[19]ЖакБениньБоссюэ (1627–1704) – французскийфилософ, писатель, епископитеоретикабсолютизма,втечение 10 летбылнаставникомстаршегосынаЛюдовика XIV. – Примеч. перев.

[20]См.:Cornette J. Le savoir des enfants du roi sous la monarchie absolue // Halévi R. (Éd.). Le Savoir du prince, du Moyen Age aux Lumières. Paris: Fayard, 2002.

[21]Roederer P.L. Des voyages des chefs de gouvernement [1804] // Œuvres du comte P.L. Roederer. Paris, 1857.T. VI. P. 460.

[22] Religion saint-simonienne. Napoléon, ou L’homme-peuple. Paris: 1832. P. 1.

[23]См. обэтом: Ménager B. Les Napoléon du peuple. Paris: Aubier, 1988; Hazareesingh S. La Légende de Napoléon. Paris: Tallandier, 2005.

[24]См. главу, посвященнуюлегендамоНаполеоне: Touchard J. La Gloire de Béranger. Paris: Armand Colin, 1968.T. I.

[25]Этисвидетельствапочерпнутыизкниги: Mariot N. C’est en marchant qu’on devient président. La République et ses chefs de l’Etat, 1848–2007. Montreuil: Aux lieux d’être, 2007. P. 42–44.

[26]См.:Deslandres M. Histoire constitutionnelle de la France de 1789 à 1870. Paris, 1933. T. II. P. 509.

[27] Выражение принадлежит Николя Марио, см. его работу: MariotN.Bainsdefoule. Les voyages présidentiels en province, 1882–2002. Paris: Belin, 2006. P. 133.

[28]См.:Sanson R. La République en représentation. A propos des voyages en province des présidents de la Troisième République (1879–1914) // La France démocratique. Mélanges offerts à Maurice Agulhon. Paris: Publications de la Sorbonne, 1998.

[29]См.:Mariot N. Propagande par la vue, souveraineté régalienne et gestion du nombre dans les voyages en province de Carnot (1888–1894) // Genèses. 1995. Septembre. В этом отношении будет интересным подчеркнуть, что Буланже был первым политиком, который, агитации ради, начал массово распространять среди избирателей свои фотографические портреты (EnglishD.E.PoliticalUsesofPhotographyintheThirdFrenchRepublic, 1871–1914. AnnArbor: UMIResearchPress, 1981).

[30] Эхо этого неприятия позднее напрямую отзовется в отношении к генералу де Голлю в начале Пятой республики.

[31]Pilhan J. L’écriture médiatique // Le Débat. 1995.№ 87.

[32] См. об этом весьма показательную статистику активности французских президентов во время их поездок по стране, которая охватывает более одного столетия: MariotN.C’estenmarchantqu’ondevientprésident.P. 291.

[33] Сострадательный консерватизм. – Примеч. перев.

[34]Olasky M. Renewing American Compassion. New York: The Free Press, 1996; см. также:Idem.Compassionate Conservatism: What it Is, What it Does, and How it Can Transform America. New York: The Free Press, 2000 (спредисловиемДжорджаБуша).

[35]См. обэтомэмблематическуюработу: Murray Ch.A. Losing Ground: American Social Policy, 1950–1980. New York: Basic Books, 1984.

[36]См. интересныеразмышленияобэтомвработе: Mongin O., Vigarello G. Sarkozy, corps et âme d’un président. Paris: Perrin, 2008.

[37]См.:Polletta Fr. It Was Like a Fever: Storytelling in Protest and Politics. Chicago: The University of Chicago Press, 2006; Salmon Ch. Storytelling. La machine à fabriquer des histoires et à formater les esprits. Paris: La Découverte, 2007.

[38]См.:Hibbing J.R., Theiss-Morse E. Stealth Democracy: Americans’ Beliefs about How Government Should Work. Cambridge: Cambridge University Press, 2002.

Опубликовано в журнале:

«Неприкосновенный запас» 2014, №2(94)

Преемники и преемничество в Латинской Америке

Надежда Владимировна Борисова (р. 1976) – доцент кафедры политических наук Пермского государственного национального исследовательского университета.

Галина Александровна Данилова (р. 1976) – доцент кафедры политических наук Пермского государственного национального исследовательского университета. 

Отличительной чертой современной Латинской Америки выступает низкая степень предсказуемости политических процессов и событий. Известно, что в этой части света политические деятели нередко пренебрегали и по-прежнему пренебрегают временными рамками своего пребывания у власти. В последние десятилетия, однако, они все чаще обращаются к такому варианту смены лидера, как передача власти преемнику. Очевидно, эта тенденция обусловлена доминированием политического персонализма, присущего латиноамериканской политике. В данной работе предпринимается попытка выявить исторические и институциональные истоки этой особенности. Политический опыт Латинской Америки важен и еще по одной причине. Наряду с «чисто персоналистским» вариантом модели «Преемник» здесь получила развитие та ее разновидность, которая определяется нами как «преемничество». В охватываемых ею случаях решение по кандидатуре следующего лидера принимается уходящим руководителем государства совместно с узкой правящей группой, причем лидер и группа настолько сливаются, что предстают единым субъектом решения. Классический случай такого рода – мексиканская практика dedazo, которая заслуживает специального рассмотрения.

Истоки преемничества

Политическая история латиноамериканских государств в XX веке, почти повсеместно отличавшаяся продолжительным правлением жестких военных и авторитарно-бюрократических режимов, в конце концов, сформировала у населения этого региона убеждение в явном преимуществе демократических принципов перед диктатурой. Приверженность демократическим ценностям и декларативное стремление соблюдать права человека привели во второй половине минувшего столетия к созданию институтов гражданского общества, укрепивших местный либерализм. Тем не менее наряду с мощной либеральной составляющей в латиноамериканских странах традиционно сильны и консервативные элиты, история которых прочными нитями связана с колониальным прошлым континента. Еще одним влиятельным актором, значительно укрепившим свои позиции в последние десятилетия, сегодня является народ, точнее, социальные низы. Когда в начале 2000-х Уго Чавеса и его сторонников публично называли «сбродом», он отвечал: «Да, мы тот самый “сброд”, что пошел за Боливаром»[2].

Именно политический подъем низов латиноамериканского общества на переломе 1990-х и 2000-х привел к феномену, называемому «левым поворотом» и выразившемуся в смене руководства ряда стран. Характерно, что левые силы везде приходили к власти законным и демократическим путем. С формальной точки зрения институциональная система стран Латинской Америки почти безупречна. Скопированная с североамериканской системы, она в дальнейшем была модифицирована в соответствии с местными реалиями. Главным ее отличием можно считать особый статус президента, закрепленный законодательно. Марат Баглай отмечает:

«Это была попытка приспособить особый государственный институт, отработанный в условиях развитого государства с устойчивыми политическими традициями, к совершенно новым социально-экономическим и политическим условиям слаборазвитых государств при полном отсутствии у них парламентских традиций»[3].

Действительно, под влиянием столетий колониального управления у элит независимой Латинской Америки сложилось весьма специфическое понимание роли президента как главы исполнительной власти. Сформировавшаяся в итоге система получила название «суперпрезидентской».

Большинство стран Латинской Америки на протяжении длительного времени отличало не слишком глубокое проникновение центральной власти на места[4]. Эта особенность латиноамериканской государственности была обусловлена колониальным опытом и попыткой построить федерализм по североамериканскому образцу[5]. В колониальную эпоху местные власти из-за отдаленности метрополии обладали относительной самостоятельностью в принятии решений. Это проявилось уже в период испанского завоевания:

«[Конкистадоры] сражаются без приказа, вопреки воле прямого господина, но во имя и благо короля. […] В их душе и сознании схлестываются две силы: интересы монархии и свои собственные»[6].

Соответственно, не слишком централизованным оказался и сложившийся позже аппарат управления обеими Индиями.

Важной составляющей процесса колонизации стала христианизация, а католическая церковь выступила принципиальным элементом системы колониального управления. Католицизм, в отличие от протестантизма, выстраивал строго иерархическую систему социальных связей и взаимоотношений. Священник, выполняя посреднические функции между паствой и богом, представал в качестве патрона, а его паства была клиентелой. Учитывая самостоятельную роль католической церкви в процессе колонизации, нередко именно священнослужители выполняли в колониях управленческие и государственные функции, перенося присущие церкви иерархические отношения в политическую среду. Испанская католическая культура в латиноамериканских странах была усилена иберийским феноменом касикизма:

«В основе данного феномена лежит структура неформальных связей, семейных и личных отношений между влиятельными элитами на местах с более или менее широкой категорией людей из различных слоев населения – связей и отношений, оказывающих значительное влияние на политические процессы. […] Такой патронат представлял собой механизм, связывающий местную общину с более широкой социальной структурой. Они [патроны], по сути дела, действуют как политические представители, призванные собирать голоса избирателей, прибегая к посулам и подачкам, а когда потребуется – и к шантажу. С этой точки зрения система государственного управления и структура патроната создают собственные параллельные иерархии»[7].

Как отмечает мексиканская исследовательница Манола Сепульведа Гарса, применительно к Латинской Америке ХХ века феномен касикизма представляет собой «аномальный симбиоз традиционного общества и современной политики, формирующий огромный массив клиентельных отношений, свойственных представителям разного типа и уровня»[8].

Одной из предпосылок закрепления сильного президентства в Латинской Америке, несомненно, выступает каудильизм, который, наряду с популизмом и патернализмом, вплетен в сложную канву местных политических традиций. Каудильо (от исп. caudillo– вождь, предводитель) своим появлением обязан такому специфическому институту собственности, как латиноамериканское поместье. В Латинской Америке, замечает Ольга Посконина, колониальная асьенда (или фазенда) выполняла не только экономические функции: она была также своеобразной формой политической и социальной организации провинциального общества и средством контроля над ним. В период независимости асьенда продолжала играть роль маленького государства, «в котором асендадо (или фазендейро) пользовался абсолютной властью, регулировал все стороны жизни обитателей поместья и требовал от них безоговорочного послушания»[9]. Поскольку владелец поместья выступал в роли единоличного властителя, он также должен был защищать интересы своего «государства» и, в частности, охранять его границы от набегов недружелюбных индейцев.

Примечателен в этом плане бразильский вариант каудильизма – коронелизм, сформировавшийся в нескольких регионах страны. Бразилия отличалась от остальных колоний континента гораздо менее кровопролитной борьбой за независимость и более поздним отказом от рабского труда. На протяжении длительного времени господствующая элита отвергала республиканский строй, сохраняя вплоть до 1889 года конституционную монархию[10]. Десятилетие, предшествовавшее отмене рабства, было отмечено политической нестабильностью: с 1880-го по 1889 год в Бразилии сменились десять кабинетов, трижды проводились парламентские выборы, но ни один парламент не доработал до конца своего срока[11]. В этих условиях система коронелизма как власти местных землевладельцев обеспечивала контроль над определенной территорией, причем внедрение электоральных начал не только не ослабило ее, но, напротив, предоставило новые политические инструменты для упрочения позиций местных элит. 1889–1930 годы в Бразилии стали эпохой децентрализованной федеративной республики. Слабое центральное правительство и отсутствие партий на национальном уровне были лишь звеньями круговой поруки: местные олигархии выбирали губернаторов, а те в свою очередь избирали президента.

Логическим продолжением каудильизма и неизменным спутником сильного президентства в XX веке становится упоминавшийся выше персонализм, подразумевающий концентрацию большей части власти в руках одного человека. Его проявления в Латинской Америке были весьма разнообразными, но во всех своих вариантах с точки зрения воспроизводства власти персонализм обнаруживает один и тот же недостаток: он влечет за собой ослабление всех иных институтов, кроме президентской власти:

«В нем [персонализме] слишком много зависит от одного человека, его компетентности, благоразумия и просто здоровья, что делает подобные системы хрупкими и уязвимыми. Любая болезнь или отсутствие президента автоматически создают вакуум власти. То есть фактор неопределенности. […] Устойчивость [системы] зависит от того, насколько ясным и эффективным является “порядок наследования престола” на случай смерти или серьезной болезни президента, мешающей ему выполнять свои функции»[12].

С этим связан и такой феномен латиноамериканской политики, как популизм, присущий персоналистским системам и еще более ослабляющий институты: чем прочнее институциональные основы общества, тем больше ограничений для популизма[13].

Преемники в ассортименте

Все вышесказанное объясняет, почему модель «Персоналистский преемник»в ситуациях смены лидера напоминает о себе вновь и вновь. Только за последнее десятилетие она воспроизводилась на континенте как минимум трижды. Кратко рассмотрим эти случаи.

Венесуэла

В декабре 2012 года умирающий от рака венесуэльский лидер Уго Чавес публично и официально назвал давнего соратника, вице-президента Николаса Мадуро, своим преемником, который продолжит «победное шествие боливарианской революции». До того момента Чавес передавал власть сам себе, дважды с 1999 года поменяв Конституцию, а изменения 2007 года, одобренные на всенародном референдуме, вообще позволили ему переизбираться на президентский пост неограниченное число раз. До прихода Чавеса к власти Венесуэла считалась одной из наиболее успешных и стабильных демократий в Латинской Америке; однако, как подчеркивает Татьяна Ворожейкина, здешняя демократия имела во многом формальный характер, несмотря на регулярное чередование у власти двух главных партий. Она отражала «интересы высших и средних слоев, то есть примерно 40% населения страны, которые участвовали в перераспределении доходов от нефти»[14].

История с назначением Мадуро сопровождалась интригами. Перед очередным отъездом на Кубу для проведения операции, после которой ему уже не суждено было вернуться на родину живым, Чавес объявил вице-президента своим преемником. Лидер выразил также уверенность в том, что в случае необходимости его ставленник будет избран на высший пост. 10 января 2013 года Чавес, будучи уже тяжело больным, не смог принять присягу, хотя формально сохранял президентские полномочия вплоть до 5 марта того же года – официальной даты своей кончины. Именно вице-президент после смерти команданте был объявлен исполняющим обязанности главы государства, хотя по Конституции Венесуэлы эти полномочия следовало передать председателю Национальной ассамблеи Диосдадо Кабельо, с которым Мадуро, по-видимому, находился в состоянии конфликта[15]. Оппозиция, разумеется, была возмущена тем, что Мадуро стал исполняющим обязанности президента в обход конституционной процедуры, однако это не повлекло за собой никаких институциональных последствий. Авторитет Чавеса, инициировавшего решение о преемнике, пересилил законодательство страны, для культуры которой традиции легализма всегда были как минимум значимыми.

Куба

Фидель Кастро, один из самых успешных политических долгожителей Латинской Америки, сложил свои полномочия в 2007 году в связи с тяжелой болезнью и преклонным возрастом. После почти полувека его правления власть была передана младшему брату Фиделя – Раулю, на тот момент 75-летнему министру обороны. С Раулем связывались определенные надежды на либерализацию и демократизацию, поскольку именно он был инициатором экономических реформ на Кубе. Однако вместо ожидаемого прихода к власти вместе с Раулем молодых кубинских технократов, способных начать в стране постепенные изменения, на ключевые государственные посты были назначены ветераны революции. Первым заместителем председателя Государственного совета стал герой боев в Заливе Свиней 80-летний Хосе Рамон Мачадо Вентура, а пост министра связи занял верный соратник Фиделя, 75-летний Рамиро Вальдес. Молодые политики (а таковыми на Кубе считаются 50-летние функционеры) были отодвинуты на второй план. Поэтому, как отмечают наблюдатели, сколько бы ни говорилось об изменениях в стране («обновлении социализма»), ситуация все больше приближается к политическому склерозу[16].

Впрочем, в феврале 2013 года 81-летний Рауль Кастро все-таки заговорил о преемнике, заявив о своем последнем президентском сроке и неминуемой смене власти не позднее 2018 года. Для того, чтобы эта смена прошла контролируемо, на пост первого заместителя председателя Госсовета вместо престарелого Мачадо Вентуры был назначен 52-летний Мигель Диас-Канель. Этот политик считается верным «раулистом»: инженер-электрик, он служил в армии, работал в провинции в качестве представителя компартии, принял участие в двух экономических реформах, был министром образования. Аналитики сходятся в том, что это наиболее вероятный преемник Рауля Кастро[17].

Аргентина

Вариант персонального преемника в Аргентине связан с четой Киршнеров – Нестором и Кристиной. В 2007 году Кристина Киршнер победила на президентских выборах и стала первой женщиной-президентом в истории страны. Нестор Киршнер сыграл в триумфальной победе жены не последнюю роль, официально провозгласив Кристину своим преемником. По мнению Ворожейкиной, «выдвижение жены Киршнера в качестве преемника официального курса на выборах символизирует возвращение к традиционному перонизму, называющемуся теперь киршнеризмом»[18]. Нестор Киршнер пришел к власти в 2003 году, когда страна находилась в тяжелом финансовом кризисе, балансируя между дефолтом и девальвацией. Заметно сократив безработицу и вернув политикам оптимизм, а гражданам веру в себя, Киршнер предпочел не выдвигать свою кандидатуру на второй срок, а поддержать свою жену и остаться при ней серым кардиналом. Хотя термин «киршнеризм», возникший и широко распространившийся в политическом лексиконе после победы Кристины, и отсылает к эпохе Перона, он отнюдь не означает дословного повторения перонизма.

Безусловно, правление супругов Киршнеров напрямую связано с деятельностью Хустисиалистской партии. Но Нестор и Кристина в большей степени опирались не на партийные структуры, а друг на друга. Кристина тесно работала с мужем в период его президентства, а получив власть, сохранила на своих постах семь из двенадцати министров, работавших прежде. Тем не менее популярность «королевы Кристины», как ее иногда называют, довольно быстро снизилась, так как избирателям не очень нравилось негласное присутствие Нестора позади ее трона.

***

Как показывают рассмотренные примеры, суперпрезиденциализм выступает в качестве благоприятной политико-институциональной среды для передачи власти преемникам. Так, существенное значение имеет такое следствие сильного президентства, как слабость политических партий. Размышляя о кризисе демократических институтов президентской власти в Латинской Америке, Артуро Валенсуэла отмечает:

«В наследство от авторитарного режима оставлены слабые и раздробленные политические партии, что часто заставляет избирателей искать спасения в лице популистских лидеров, не имеющих ни опыта, ни организационной поддержки»[19].

В той же Венесуэле ключевым политическим игроком все последнее десятилетие оставался Чавес. Следует согласиться с Ворожейкиной и в следующем утверждении:

«Правящая партия не стала в Венесуэле институциональным механизмом для улаживания конфликтов между различными группировками внутри режима. Напротив, она все больше превращалась в совокупность противостоящих друг другу клик и кланов, включая могущественный и разрастающийся клан родственников Чавеса. Только Чавес с его колоссальным влиянием в массах, харизмой, феноменальной способностью убеждать и уговаривать мог держать под контролем этот клубок конфликтующих друг с другом интересов, властных амбиций и идеологических противоречий»[20].

Все это объясняет нередкий для Латинской Америки феномен «выплывания на гребне», когда кандидаты в президенты прорываются в финальный этап борьбы благодаря мощной кампании в СМИ, не имея ни поддержки партий, ни какого-либо значительного опыта. Именно так пришли к власти Фернандо Коллор де Мелло в Бразилии, Альберто Фухимори в Перу, Жорже Серрано в Гватемале и Жан-Бертран Аристид на Гаити. Все четверо победили во втором туре выборов и при этом оказались без существенной партийной поддержки в парламенте.

Персоналистский режим, таким образом, будучи зависимым от персоны политического лидера, оказывается довольно неустойчивой системой – «колоссом на глиняных ногах». Свидетельством тому служит статистика досрочных отставок латиноамериканских президентов в последние десятилетия ХХ века: из 33 лидеров, избранных с началом демократизации 1980-х годов, 16 покинули пост в условиях глубокого политического кризиса, не завершив своих конституционных сроков[21].

Коллективный преемник

Вместе с тем в Латинской Америке есть страны, где, напротив, весьма существенную роль в политической системе играют партии. В сочетании с избыточными полномочиями президента это порождает своеобразную практику смены лидера, которую можно назвать «партийнымпреемничеством». Классическим случаем здесь выступает Мексика, где сложилась и много лет воспроизводилась практика dedazo – «указующего перста». Она предполагала, что по мере завершения собственных полномочий действующий президент, «указывая перстом», определял для себя достойного преемника, который и выдвигался официальным кандидатом на выборах от Институционно-революционной партии (ИРП). Назначенец, безусловно, выигрывал выборы, становился новым президентом, а по окончании срока ему предстояло «ткнуть пальцем» в кого-то другого.

В поисках политических предпосылок dedazo необходимо обратиться к 1876 году, когда к власти в результате военного переворота пришел генерал Порфирио Диас, спустя год решением Конгресса Мексики назначенный президентом страны. Его президентство продолжалось 34 года (1877–1881, 1884–1911) с небольшим перерывом, когда Диас формально «отошел от дел», но фактически сохранял властный контроль. С 1910-го по 1929 год в стране развернулась революция, в ходе которой и сложился режим сильной президентской власти. В 1917 году была принята Конституция, установившая, что главой государства является президент, всенародно избираемый на шесть лет без права переизбрания. Эта норма – sexenio– была реакцией на затянувшуюся диктатуру Диаса: лидеры мексиканской революции исходили из того, что возможность длительной узурпации власти впредь должна быть институционально блокирована.

Практика dedazo начинает складываться уже в 1920-е годы. Первую попытку «назначения» марионеточного преемника предпринял президент Плутарко Элиас Кальес (1924–1928), который, покинув пост, вплоть до 1934 года оставался неформальным лидером страны. Кальес сыграл важную роль в процессе «умиротворения» и завершения революции. Он «стал гарантом порядка в неуправляемой стране, где конституционно установленные институты управления были крайне слабы и неэффективны»[22]. Именно с его президентства глава государства не просто становится центральной политической фигурой, но и персонифицирует политическую систему в целом. Возможность определять кандидатуру следующего президента еще более усиливала роль «первого лица». Применительно к этому периоду говорят о «персоналистской диктатуре» Кальеса. Соответственно, указующий перст работал иначе, нежели в более поздние времена: то был не обязательно перст действующего президента, так как последний лишь выполнял волю неформального лидера – Кальеса.

Тем не менее и за неформальное лидерство развернулась острая борьба, в которой победил Ласаро Карденас, ставший в начале 1930-х годов партийным лидером, а в 1934-м – президентом страны. Опираясь на партийную машину и административную вертикаль, Карденас смог консолидировать властные ресурсы в своих руках, а Кальесу пришлось покинуть страну. Именно при Карденасе состоялась трансформация партийной основы режима. ИРП превратилась во всеохватывающую организацию, объединявшую четыре «сектора»: 1) военный, в состав которого вошли армейские подразделения под руководством генералов, активно участвовавших в политической жизни страны; 2) рабочий, представленный Конфедерацией трудящихся Мексики; 3) крестьянский в лице Национальной крестьянской конфедерации; 4) народный, организованный посредством индивидуального членства. Создание ИРП не означало ликвидации оппозиционных партий; тем не менее за несколько лет они лишились возможности влиять на эволюцию политической системы страны. В отличие от других партий, ИРП получала значительное финансирование из государственного бюджета и контролировала федеральные и региональные СМИ. Постепенно партия стала сливаться с государственными структурами: этому способствовала ее идеология, построенная на идее неустанного продолжения революции институциональным путем. Кроме того, ИРП «являлась мощнейшей избирательной машиной»[23]: опираясь на разветвленную партийную организацию, которая связывала все три уровня управления – общенациональный, региональный и местный, – партия власти могла успешно провести на выборах любого кандидата.

Статус Карденаса как неформального лидера партии и восприятие обществом главы государства как вождя позволяли ему практически единолично выдвигать кандидатов на должности губернаторов штатов и глав муниципий, а также наметить себе преемника. Влияние Карденаса сохранялось и после завершения его шестилетнего срока. Пришедшие ему на смену президенты 1940–1950-х годов воспринимались как его ставленники, а сам Карденас занимал официальные правительственные должности, то есть формально оказывался в подчинении у своего очередного ставленника. Так, в правительстве своего непосредственного преемника Мануэля Авило Камачо он получил пост военного министра.

Однако к 1950-м годам наметился переход от «персоналистского преемника» к «партийному преемничеству». Этому способствовали разные факторы, в том числе постепенное увеличение числа отставных президентов, а также необходимость учитывать позицию действующего президента, который обладал колоссальными полномочиями, но при этом не мог изменить конституционную оговорку, касающуюся одного срока. В результате сформировалась своеобразная «система сдержек и противовесов», а институт dedazo стал ее составной частью. Решение о преемнике теперь принималось после согласований в верхах правящей политической семьи, организованной в ИРП.

Ярким свидетельством перехода к новой разновидности преемничества стали новации в том, как определяется содержание политического курса нового президента. В ранний период преемник, желающий сменить курс, должен был согласовывать свою инициативу с патроном. Например, консервируя социальные реформы, дальнейшее проведение которых в революционном духе ставило под угрозу интересы правящего класса, сменивший Карденаса президент Камачо был обязан получить благословение предшественника. В дальнейшем решающим фактором, предопределяющим степень соответствия новой президентской политики курсу старого президента, становится баланс сил между консерваторами и левыми в руководстве ИРП. При этом переговоры о преемнике, проходившие в высших партийных кругах, зависели как от позиций внутрипартийных групп, так и от текущей политической ситуации. Например, переломным для мексиканской политической истории стал конец 1960-х годов, когда страну охватили студенческие волнения, а также развернулась борьба женщин за экономические и социальные права. Президент Густаво Диас Ордас, проводивший жесткую экономическую политику, взял курс на разгон демонстраций и преследование оппозиции. Это вызвало массовое недовольство, отразившееся, в частности, в падении явки на выборы, которые ИРП воспринимала как важный легитимирующий механизм. В итоге в целях самосохранения руководство ИРП приняло в 1970 году решение о досрочном уходе Диаса Ордаса с президентского поста. Его преемник Луис Эчеверрия был, безусловно, компромиссной фигурой. Став президентом, он приступил к реализации левой экономической программы, объявил политическую амнистию и провел первый раунд электоральной реформы. Для нас это показатель того, что сформировавшаяся система оказалась достаточно гибкой и способной реагировать на внешние вызовы – то есть совмещать преемственность и обновление.

Вместе с тем постепенное изменение политики привело к вызреванию институциональных условий, которые создавали препятствия для данной модели смены лидера. В 1970–1990-е годы Мексика пережила несколько этапов электоральных преобразований. Изменились правила формирования представительных органов власти, финансирования государством политических партий, доступа оппозиционных партий к выборам. Федеральный избирательный институт, являющийся аналогом российской Центральной избирательной комиссии, был выведен из-под контроля президента и расширен за счет включения в его состав представителей политической оппозиции. Все это способствовало качественному изменению политического ландшафта: на смену однопартийной системе пришла трехпартийная¸ а значение институт dedazo стало ослабевать – в 2000-е годы он фактически перестал работать. В 2000 году кандидат от ИРП Франсиско Лабастида впервые проиграл президентские выборы кандидату от Партии национального действия (ПНД) Висенте Фоксу. Спустя шесть лет на президентских выборах разница между кандидатами от ИРП и ПНД составила всего 0,46%. Мексика раскололась надвое. Примечательно, что перед выборами в мексиканских СМИ появлялась информация о том, что Фокс ради гарантированного сохранения власти в руках ПНД готов «указать» на свою супругу в качестве кандидата в президенты. Однако, как показали дальнейшие события, этого не произошло. Победу на выборах 2006 года одержал кандидат от ПНД Фелипе Кальдерон, однако даже если считать его преемником Фокса, то в данном случае речь не должна идти об аналоге системы dedazo. Это подтверждается тем фактом, что на следующих выборах в 2012 году кандидат от ПНД Мота занял лишь третье место, а президентом стал представитель ИРП 43-летний Энрике Пенья Гомес. ИРП тем самым вернулась к власти, но уже в качественно ином политическом контексте.

[1] Статья подготовлена в рамках исследовательского проекта «Институт преемника: модель воспроизводства власти и перспективы модернизации в современном мире», выполненного коллективом ученых из Пермского государственного национального исследовательского университета при поддержке РГНФ (проект № 11-03-00198а).

[2] Elwood A. Teaching Race in Venezuela (www.venezuelanalysis.com/articles.php?artno=1447).

[3] Конституционное право зарубежных стран / Под ред. М.В. Баглая, Ю.И. Лейбо, Л.М. Энтина. М.: Норма, 2004. С. 722.

[4] См.: Ворожейкина Т.Е. Специфика гражданского общества в Аргентине // Мировая экономика и международные отношения. 1996. № 6. С. 89.

[5] Лебедева Э. Опыт федерализма в Третьем мире и Россия // Мировая экономика и международные отношения. 1995. № 2. С. 75.

[6] Пас О. Лабиринт одиночества // Он же. Освящение мига. СПб.; М.: Симпозиум, 2000. С. 128.

[7] Гаджиев К., Андреев С., Дахин В., Кулешова О., Старостина Е. Политическая культура и политическая система // Страны Южной Европы в современном мире / Под ред. В.Г. Барановского, К.С. Гаджиева, А.В. Авиловой. М.: Наука, 1989. С. 126–127. Более подробно о концепте «касикизма» см.: KernR., DolkartR. (Eds.). The Caciques: Oligarchical Politics and the System of Caciquismo in the Luso-Hispanic World. Albuquerque: UniversityofNewMexicoPress, 1973; Сепульведа Гарса М. Понятие «касикизмо» и его значение для изучения нелегальных аспектов власти // Вестник Южно-Уральского университета. Серия «Социально-гуманитарные науки». 2012. № 32. С. 107–110.

[8] Сепульведа Гарса М. Указ. соч. С. 107.

[9] См.: Посконина О.И. История Латинской Америки (до ХХ века). М.: Весь мир, 2009. С. 164.

[10] Шестопал А.В. Политические модели и историческая судьба. Опыт современной Бразилии // Полис. 1995. № 4. С. 173.

[11]См.: Brazil: A Country Study // Library of Congress Country Studies. 1997 (http://lcweb2.loc.gov/cgi-bin/query/r?frd/cstdy:@field(DOCID+br0036).

[12] Моисеев С. Искушение суперпрезидентской системой // Pro et Contra. 1998. Т. 3. № 3. С. 81.

[13] Navia P., Walker I. Political Institutions, Populism, and Democracy in Latin America // Mainwaring S., Scully T. (Eds.). Democratic Governance in Latin America. Stanford: Stanford University Press, 2009. P. 249.

[14]ВорожейкинаТ.Е. ФеноменЧавеса // Pro et Contra. 2013. Т. 17. № 1–2. С. 90 (http://carnegieendowment.org/files/ProEtContra_58_all.pdf).

[15] Два месяца спустя была обнародована запись разговора между сотрудником кубинских спецслужб Арамисом Паласьо и известным в стране тележурналистом Марио Сильва: «Венесуэлу трясет. Мадуро у власти уже чуть больше месяца, но с каждым днем становится все очевиднее, что спокойствия во властной вертикали нет. О разногласиях между Мадуро и Кабельо говорили еще в самом начале, сейчас конфликт только набирает обороты» (цит. по: Матвеева П. На Венесуэлу выплеснулась внутренняя борьба // Газета.ру. 2013. 24 мая (www.gazeta.ru/politics/2013/05/24_a_5335165.shtml)).

[16] Calero C. El prólogo de una sucesión bajo control // La Nacion. 2013. Febrero 25 (www.lanacion.com.ar/1557719-el-prologo-de-una-sucesion-bajo-control).

[17] См.: Котронео Р. Окончания эпохи Кастро придется ждать до 2018 года (www.inopressa.ru/article/26feb2013/corriere/cuba.html).

[18] Ворожейкина Т. Жена – преемник. Аргентина: президент с новым лицом, но старой фамилией // TheNewTimes. 2007. 5 ноября (http://newtimes.ru/articles/detail/7751/).

[19] Валенсуэла А. Латинская Америка: кризис президентской власти // Пределы власти. 1994. № 2-3 (http://old.russ.ru/antolog/predely/2-3/dem10.htm).

[20] Ворожейкина Т.Е. Феномен Чавеса. С. 100–101.

[21] См.: Валенсуэла А. Указ. соч.

[22] Blum R. The Weight of the Past // Journal of Democracy.1997. Vol. 8. № 4. Р. 29.

[23] Боровков А., Шереметьев И. Мексика: на новом повороте экономического и политического развития. М.: Институт Латинской Америки РАН, 1999. С. 169.

Опубликовано в журнале:

«Неприкосновенный запас» 2014, №2(94)

«Всеобщий провал»? Федерализм, демократия и авторитаризм в Латинской Америке

Андрей Александрович Захаров (р. 1961) – редактор журнала «Неприкосновенный запас», автор книг «“Спящий институт”: федерализм в современной России и в мире» (2012) и «Унитарная федерация» (2008).

Выбирайте не ту форму правления, которая кажется лучшей, а ту, которая сможет выжить.

Симон Боливар

Как известно, Латинская Америка является родиной нескольких старейших мировых федераций, образовавшихся на развалинах испанских и португальских владений в Новом свете. Аргентина, Бразилия, Венесуэла, Мексика отличаются тем, что это весьма обширные и многонаселенные государства, для правовых систем которых сочетание самоуправления и разделенного правления изначально казалось вполне естественным[1]. Обозревая общую панораму федералистских начинаний на этом континенте, можно выделить несколько основных черт, отличающих латиноамериканский федерализм.

Увлечение, лишенное смысла

Во-первых, конституции федеративных государств Южной Америки испытали на себе сильнейшее воздействие Конституции Соединенных Штатов. Наряду с такими основами государственности, как сильное президентство или разделение властей, новорожденные республики Нового света пытались пересаживать на свою почву и федерализм. Это заимствование зачастую производилось в режиме copy–past, то есть «в пакете» с прочими достижениями американской политико-правовой мысли и без вдумчивого учета особенностей местного политического ландшафта. О весьма легковесном отношении местных элит к федералистским экспериментам свидетельствует тот факт, что на начальном этапе своей истории, в XIX столетии, причастностью к ним отметились почти все латиноамериканские страны, за исключением Перу и Боливии. Так, Колумбия на протяжении тридцати лет до 1886 года была федеративным государством; в Чили сразу после завоевания независимости также избрали эту модель; созданная Симоном Боливаром федерация «Великой Колумбии» объединяла Колумбию, Венесуэлу и Эквадор до 1830 года; наконец, миниатюрные республики Центральной Америки сосуществовали в рамках федеративного союза до 1838 года. Ни в какой другой части света федерализация не носила столь массового характера. Это обстоятельство, кстати, позволяет некоторым специалистам говорить о том, что для Латинской Америки федерализм стал «всеобщим провалом»[2].

Во-вторых, несмотря на то, что сутью федеративной идеи выступает последовательное рассредоточение власти, в Латинской Америке федеральное устройство ни малейшим образом не препятствовало регулярному утверждению и продолжительному правлению диктаторских режимов. В результате федерализм на протяжении длительных периодов оставался здесь мертвой буквой, прикрывавшей безраздельное господство «национальных лидеров». Ярким примером сказанному может служить тридцатипятилетняя диктатура Порфирио Диаса, жестко управлявшего Мексикой с 1876-го по 1911 год, не отменяя ее федералистской Конституции 1857 года. У этого государственного деятеля было множество предшественников и продолжателей, правивших, правда, не так долго. Интересно то, что в этом странном сочетании даже не видели особого противоречия: так получилось с легкой руки самого Боливара, который, энергично пропагандируя федеративный, или как минимум конфедеративный, союз всех молодых наций Латинской Америки, никогда не скрывал собственного тяготения к абсолютной и единоличной власти. В 1821 году, когда креолы Верхнего Перу (ныне Боливия) решили учредить собственное государство и попросили Освободителя написать для него конституцию, он создал документ, предусматривавший не только пожизненное президентство с широчайшими полномочиями, но также и право президента назначать себе преемника, в качестве которого выступал избранный им вице-президент[3]. Более того, считая собственную наработку едва ли не идеальной для всей испанской Америки, Боливар в 1826 году навязал ее и федерации «Великой Колумбии»[4]. Не удивительно, что добровольный союз венесуэльцев, колумбийцев и эквадорцев довольно скоро развалился: монархический порядок и федеративное устройство плохо уживаются друг с другом.

В-третьих, главной причиной, позволявшей авторитаризму по-соседски уживаться с федерализмом, не утруждаясь его упразднением, было то, что со второй половины XIX столетия элиты континента повсеместно предпочитали центрированную модель, отличавшуюся мощным дисбалансом властных полномочий и компетенций в пользу столичного чиновничества. Заимствуя североамериканские образцы и копируя идею сильной центральной власти, здешние «отцы-основатели» пренебрегали укреплением составных частей федерации, как будто бы не замечая того, что в США за ними резервировались все полномочия, не закрепленные за федеральным центром напрямую. Конституционная немощь составных частей местных федераций была обусловлена тем, что в бывших испанских и португальских владениях «политико-географическая основа была по сути не федеральной: здесь отсутствовало регионально сконцентрированное разнообразие, с которым могли бы идентифицировать себя жители соответствующих провинций и штатов»[5].

Такое положение вещей сохранялось довольно долго, поскольку на становление самосознания и ощущения собственной самобытности новорожденным республикам потребовались десятилетия. Впрочем, даже в тех случаях, где регионально сконцентрированное разнообразие изначально имелось, оно зачастую вредило федеративному единству. Например, Панаму, некогда «суверенный штат» колумбийской федерации, отделенный от основного массива страны непроходимыми джунглями и связанный с центром только морскими коммуникациями, столь явная особость подтолкнула не к упрочению своего «специального статуса», а к провозглашению, в конце концов, независимости.

В-четвертых, в отличие от англосаксонских и некоторых европейских аналогов, федерации Латинской Америки не демонстрировали однозначно позитивной корреляции между демократией и федерализмом. Их опыт говорил скорее о том, что федеративный образ правления способен не столько укреплять, сколько расшатывать демократические устои. Уже на ранних этапах независимости, как и на протяжении всего XIX века, федеральное устройство латиноамериканских республик оборачивалось засильем caudillos, региональных диктаторов, сосредоточивавших в своих руках политические и экономические рычаги управления конкретными территориями. Устанавливаемые ими локальные режимы не имели ничего общего с демократическими порядками[6].

В свою очередь центральная власть, борясь с этой вечной напастью и желая противопоставить могуществу caudillos собственный авторитет, всячески укрепляла централистские тенденции, перетолковывая федерализм в унитарном духе. Так, одна из статей революционной Конституции Мексики 1917 года позволяла сенату страны при определенных условиях распускать конституционные органы власти в провинциях. Казалось бы, обычный инструмент федерального вмешательства, но в Мехико явно злоупотребляли им, поскольку с 1918-го по 1948 год это право использовалось 45 раз[7]. Мексиканский случай, кстати, прекрасно иллюстрирует увлечение латиноамериканского государственно-правового сознания так называемыми «исключительными режимами», предполагающими временное усыпление конституции и введение, по усмотрению высших должностных лиц, особого, то есть неконституционного, порядка управления страной. Именно популярностью такого рода обыкновений обусловлено следующее обстоятельство:

«Латиноамериканские конституции были чрезвычайно хрупкими документами: с обретения независимости до конца XIX столетия в шестнадцати странах испанской Америки было принято 103 конституции – в среднем более, чем по шесть конституций на одно государство»[8].

Федеративному порядку, в основе которого лежит договор, причем такой договор, который соблюдается его сторонами и поддерживается конституционно, подобный динамизм не благоприятствует. Впрочем, многочисленные авторитарные правители предпочитали не трогать федералистские разделы своих конституций, поскольку в ситуации очередной «конституционной диктатуры» ими можно было откровенно пренебрегать.

В-пятых, федеральное устройство на континенте воспринималось местными элитами прежде всего инструментально. Они видели в федерализме не столько цель политического развития, предполагавшую рассредоточение власти и предотвращение злоупотреблений ею, сколько своеобразный политико-правовой реквизит, помогавший элитным группировкам выяснять отношения друг с другом и обеспечивающий бесперебойное функционирование государственного механизма. В этом аспекте показательна история Аргентины, где первые десятилетия независимости были отмечены междоусобицей трех фракций элиты, две из которых называли себя «федералистами» (хотя и разного типа), а одна – «унитариями»[9]. Последняя группа, представляя в основном Буэнос-Айрес, желала взять под свой контроль автономный порт этого города. Целью «унитариев» было превращение его в базу, обладание которой позволило бы ликвидировать административные и прочие барьеры, мешавшие торговле между провинциями. В свою очередь, централизовав торговые отношения, они собирались открыть экономику Аргентины для мирового рынка – разумеется, с выгодой для себя.

«Федералисты» первого типа, представляя глубинные районы страны, соглашались с национализацией крупнейшего порта, но ее итогом им виделось равномерное распределение получаемых этим предприятием доходов по всем областям страны. В то же время они продолжали отстаивать автономию провинций, и в особенности их право защищать собственную индустрию посредством местной тарифной политики. Кстати, как отмечает Ольга Посконина, не только в Аргентине, но и по всей Латинской Америке той поры ремесленники и владельцы мануфактур, «не рассчитывая на содействие столичных властей, боролись за введение протекционистских тарифов на уровне провинций или штатов, требовали сохранения местных таможен и в итоге добивались полной самостоятельности своих территорий»[10]. Наконец, еще одна фракция «федералистов», выступая от лица самой провинции Буэнос-Айрес, противилась национализации порта, поскольку не хотела, чтобы столица потеряла монополию на сбор таможенных платежей[11]. Кстати, именно они и победили в противостоянии, терзавшем Аргентину на протяжении 1830–1840-х годов. Это был федерализм «ограниченно-прикладного действия», практически не имеющий отношения к федеративной идее как таковой.

Наконец, в-шестых, в Латинской Америке накоплен богатый опыт существования федерализма в качестве «спящего института»[12]. Речь идет о периодах, когда диктаторские или военные власти Аргентины, Бразилии, Венесуэлы и Мексики, не отменяя соответствующих федералистских конституций, управляли своими странами так, как будто бы федерализм был мнимой политико-правовой величиной. При этом федералистские принципы и установления, неупраздняемые окончательно, сохранялись в режиме standby и снова активировались с началом очередной волны демократизации и либерализации[13]. До появления путинского режима в России этот опыт запуска, последующей «заморозки» и новой активации федерализма считался сугубо латиноамериканским, поскольку нигде в мире с федерацией больше не обращались столь вольно. Фактически речь идет о том, что именно в Латинской Америке оформилась качественно новая – и столь знакомая нам сегодня – политико-правовая модель, в которой присутствие федерализма dejure вполне гармонично сочетается с его отсутствием defacto. Поскольку у нас, как и в латиноамериканских федерациях недалекого прошлого, «основные конституционные принципы не находят подтверждения в политической практике, но Конституция по-прежнему является ограничивающим инструментом и обеспечивает нормативное определение границ для системы в целом»[14], заокеанский опыт размораживания и реанимации правовых основ федерализма стоит считать исключительно актуальным для будущей России.

Не дух, но буква

По мнению специалистов, «борьба между локальными центрами власти и сторонниками централизации – военными или гражданскими – стала ключевым мотивом политической жизни новорожденных [латиноамериканских] наций»[15]. Данное наблюдение вполне подтверждается историческими фактами. Мексика, освободившись от испанцев в 1821 году, оставалась под мощным воздействием центробежных сил вплоть до 1850 года, являя собой лишь фикцию единого и неделимого государства. Независимую Бразилию почти сразу захлестнула волна регионалистских восстаний, не позволявших бразильской короне эффективно управлять страной вплоть до 1840-х годов. А в Аргентине неистовое соперничество между богатой провинцией Буэнос-Айрес и ее соседями удалось временно разрешить лишь с установлением диктатуры Хуана Мануэля де Росаса, находившегося у власти с 1829-го по 1852 год. Постоянное экспериментирование с федерализмом вполне вписывается в такой конфликтный контекст. Здесь также важно обратить внимание на то, что попытки утвердить федерализм в бывших испанских и португальских владениях мотивировались не столько культурным, религиозным, языковым разнообразием, как в Европе, и не политически вдохновляемым желанием рассредоточить власть, как в Северной Америке, но скорее особенностями социально-этнической структуры постколониального общества. Остановимся на этом вопросе подробнее.

Откуда, собственно, взялись многочисленные caudillos, в послереволюционный период раздиравшие молодые страны на части? Наряду с креольской знатью война за независимость возвысила многочисленных метисов, потомков смешанных браков между белым и индейским населением, для которых она стала средством общественного самоутверждения и социальной мобильности. Именно из числа метисов вышли многие военачальники, храбро сражавшиеся с испанцами и участвовавшие в учреждении новых наций. В ходе боевых действий они не только приобретали военный опыт, но и познавали вкус власти. Однако, открыв для этой страты новые возможности, война за независимость не обеспечила ее ресурсами: земельные угодья, как и при испанцах, по-прежнему оставались в руках знатных креольских семей. В итоге перед бывшими героями открывались лишь два пути, позволявшие сохранить социальные позиции: либо оставаться в армии, либо прокладывать дорогу в органы власти. При этом помещики-креолы, напротив, политикой вплоть до конца XIX века не слишком интересовались; уединившись в своих имениях, они сосредоточивались на производстве прибавочной стоимости.

Именно так в бывших испанских владениях – в Бразилии, отделившейся от португальцев, ситуация была несколько иной – вышли на первый план региональные лидеры, в основном бывшие военные, которые, пользуясь политическим абсентеизмом знатных фамилий, принялись по своему усмотрению свергать и утверждать правительства.

«Оказавшись в президентском дворце, такой caudillo довольно быстро выяснял, что оскудевшая казна не в состоянии кормить его приверженцев. Собранные им банды тогда рассеивались, а на смену приходили новые caudillos с новыми бандами. У центральных правительств не было денег, и это делало их беззащитными перед риском очередного свержения. С 1820-х годов до середины столетия политическая власть в [бывшей] испанской Америке была чрезвычайно слабой; государство, как ее главный институт, не располагало автономной силой»[16].

Так выглядел политический контекст, в котором латиноамериканские республики начинали примерять на себя федералистские конституции. Понятно, что федерализм, в основе которого лежали не территориальная самобытность регионов и не союз компактно проживающих этнических или лингвистических групп, а особенности социально-этнической структуры общества, должен был оказаться не похожим на европейские и североамериканские образцы. Так оно и получилось.

И дело не только в том, что эти ранние попытки самоутверждения метисов-разночинцев таят в себе объяснение той фундаментальной роли, которую в истории континента всегда играли и по-прежнему продолжают играть военные[17]. Трудно представить себе группу, более не приспособленную к руководству федеративным государством, чем генералы, и тем не менее именно армейским офицерам приходилось зачастую выступать гарантами федералистских конституций Латинской Америки. Эта задача им давалась нелегко, тем более, что копирование конституционных текстов, перегруженных либеральной фразеологией, отнюдь не гармонизировало социально-политическую реальность молодых республик. Большую часть своей истории федеративные государства континента представляли собой федерации без федерализма. Эта особенность вполне объяснима, поскольку, как уже отмечалось, ни идеалы французского Просвещения, ни пример Американской революции не сыграли в освобождении испанских и португальских колоний особой роли. Главным фактором, который пробудил стремление к независимости, стала французская интервенция, поколебавшая пиренейские монархии: скорее всего правы те авторы, по мнению которых «без наполеоновского нашествия испанские владения в Америке вполне могли бы остаться под властью Мадрида до самого конца XIX столетия, как это произошло с Кубой»[18]. Построить на столь шатком основании четко отлаженные и гладко работающие федерации было невозможно. Подобно латиноамериканскому либерализму, местный федерализм был импортным товаром, доставленным из-за рубежа в силу моды, но на первых порах не имевшим собственного потребителя – за исключением либералов, писавших новые конституции.

Федерализм и деньги

Впрочем, определенный спрос возник, и довольно скоро. По мере оформления общенациональных рынков все чаще напоминала о себе крайняя неоднородность экономического пространства молодых государств. В каждом из них были территории-пионеры и территории-аутсайдеры, отношения между которыми далеко не всегда складывались гладко. Многочисленные региональные восстания XIX века, которые упоминались выше, служат ярким тому подтверждением. Передовые районы, как правило, были заинтересованы в унитарном государстве, но, если им не удавалось подчинить себе слабые провинции, а голый унитаризм проваливался, они выбирали «гегемонистский федерализм» – модель, предполагавшую их безраздельное доминирование в федеративном союзе. Например, Буэнос-Айрес принимал централизацию в тех случаях, когда мог контролировать центральное правительство; не располагая таким контролем, столица, напротив, крайне болезненно реагировала на попытки урезать автономию субъектов федерации[19].

В 1859 году в Аргентине вспыхнула скоротечная гражданская война, поводом для которой послужило нежелание провинции Буэнос-Айрес вступать в радикально переформатированный в 1853 году федеративный союз. Как уже отмечалось, аргентинский диктатор Росас, управлявший страной на протяжении двух десятилетий, покровительствовал именно столице, считая, что льготы и преференции главному порту, обеспечивающему коммерческий контакт нации с внешним миром, со временем принесут несомненную пользу и глубинным районам Аргентины. Более того, распространив доминирование провинции Буэнос-Айрес на всю страну, он смог воздвигнуть новую нацию на федералистском фундаменте: из разрозненных и слабо связанных между собой земель была создана единая Аргентина. При этом, однако, «провинции, отчаянно нуждаясь в экономическом динамизме, который мог предложить Буэнос-Айрес, столь же горячо тревожились о цене, которую необходимо было заплатить за союз с региональным гегемоном», и это постоянно подогревало серьезные, хотя и подспудные конфликты между центром и периферией[20]. Тем временем в 1852 году, не выдержав тягот затяжной войны с Бразилией и Уругваем, а также постоянного давления внутренних недругов, «федералистская диктатура» Росаса рухнула. Власть перешла к либералам, желавшим вырастить в Аргентине федерацию североамериканского типа, основанную на догматически понимаемом политико-правовом равенстве ее субъектов. Не согласившись с «национализацией» столицы, предусмотренной в сделанной по американским лекалам либеральной Конституции 1853 года, Буэнос-Айрес вошел в острое противостояние с новыми властями, закончившееся гражданским конфликтом и последующей капитуляцией столичных бунтовщиков[21]. Однако уже через два года в столичном регионе вспыхнуло новое восстание под руководством Бартоломе Митре, который в 1862-м, став президентом Аргентины, восстановил модель жестко централизованной федерации под началом Буэнос-Айреса.

Что-то похожее чуть позже происходило и в другой крупнейшей федерации континента. После того, как Бразилия в 1891 году приняла республиканскую Конституцию, написанную по американскому образцу, она превратилась в федерацию, которая состояла из двадцати штатов, обладавших довольно широкими полномочиями. Получив автономию, новые административные единицы выстроили жестко отлаженные управленческие машины, способствовавшие политическому «окукливанию» штатов и позволявшие воспроизводить в каждом из них самобытный олигархический режим. Опираясь на конкурентные преимущества своих территорий, элиты богатых штатов процветали, используя федералистские положения Конституции для того, чтобы отбивать покушения соседей-конкурентов на их благосостояние. Благодаря фактической автономии, санкционированной конституционной децентрализацией и, что весьма существенно, правом штатов облагать собственными налогами торговлю с другими штатами (эта мера защищала местных производителей), бразильский штат Сан-Паулу в 1890–1930 годах утроил численность населения, опередил по внешним заимствованиям саму федерацию и обеспечивал от 30% до 40% ВНП страны. Местные патриоты называли Сан-Паулу «локомотивом, который тянет за собой почти два десятка пустых вагонов»[22]. Если бы Бразилия не была федерацией, подобный экономический подъем отдельно взятой территории был бы недостижим, а страна не обзавелась бы к середине XX века флагманом, вытягивающим ее неоднородную экономику на мировой уровень. Соответственно, здесь мы имеем дело с еще одним аргументом, заставлявшим элиты протяженных и густонаселенных стран континента придерживаться федерализма, несмотря на все издержки, с этим связанные.

Как и в Аргентине, попытки центральных властей отобрать у «передовиков» их эксклюзивный статус или урезать его в Бразилии так же вызывали бурную реакцию. Когда в 1930 году на волне мирового финансового кризиса бразильская армия организовала успешный переворот, она передала власть Жетулиу Варгасу, известному бразильскому политику-популисту. Развернув проект так называемого «нового государства», новоявленный президент взялся за централизацию страны и выстраивание вертикали власти, бросив вызов региональным элитам. Прежде всего он сместил с их постов всех губернаторов штатов, за исключением одного, заменив их своими назначенцами, подотчетными непосредственно президенту. В результате местные политические машины оказались разбалансированными, а их функционеры утратили ориентиры. Разумеется, наиболее болезненно потерю самостоятельности переживали самые развитые штаты. Под нарастающим давлением из столицы политический класс штата Сан-Паулу консолидировался и, отложив внутренние распри, выступил против правительства Варгаса единым фронтом. Штат потребовал от президента выполнить прежнее обещание и собрать конституционную ассамблею, призванную разработать новую конституцию Бразилии. Вялое противостояние продолжалось до 1932 года, когда терпение «флагмана бразильского федерализма» иссякло. В городе Сан-Паулу вспыхнуло вооруженное восстание, в ходе которого милиция штата на протяжении четырех месяцев отражала атаки федеральных войск. Попав в окружение, силы восставших были вынуждены сложить оружие. Режим Варгаса получил еще один аргумент для дискредитации федерализма, хотя события 1932 года не столько разрешили противоречия между столичным Рио-де-Жанейро и бразильскими регионами, сколько загнали их внутрь. И, хотя новая Конституция 1934 года заметно урезала автономию штатов, она вынуждена была сохранить в стране двухпалатный парламент, верхняя палата которого представляла регионы[23].

Впрочем, наличие в латиноамериканских федерациях регионов-передовиков, безусловно укреплявшее здешний федерализм, имело оборотную сторону, в такой же мере ослаблявшую его. Речь идет о колоссальной разнице между богатыми и бедными штатами (провинциями), превращавшей значительную часть территорий в послушных клиентов федеральных властей и взращивавшей региональный патернализм. Подобный перепад можно обнаружить и в Аргентине, и в Бразилии, и в Венесуэле, и в Мексике. Рассуждая о тернистом пути бразильского федерализма, исследователь-скептик отмечает:

«Некоторые здешние штаты настолько неразвиты в экономическом отношении, что им лишь с огромным трудом удается покрывать самые минимальные расходы по поддержанию хотя бы рудиментарной управленческой структуры. Население таких территорий готово с благодарностью принимать от федерального правительства любые блага, которыми его не могут обеспечить собственные, региональные власти. Тем самым разрушается сама основа федерализма»[24].

Сказанное в равной мере касается не только Бразилии, но и других федеративных государств континента. Впрочем, благодаря тому же федерализму слабость и неразвитость могут оборачиваться силой и влиятельностью.

Федерализм и консерватизм

Как известно, федерализм обеспечивает политическое равенство больших и малых субъектов федерации тем, что допускает избыточное присутствие малонаселенных территорий в парламентских органах. Как и в других частях света, непропорциональность представительства в латиноамериканских федерациях порой достигает значительных масштабов. Так, при избрании сенаторов в Бразилии один голос избирателя глухого сельскохозяйственного штата Рорайма равен 144 голосам в штате Сан-Паулу, а в Аргентине в ходе аналогичной процедуры один голос жителя самой отдаленной провинции Тьерра-дель-Фуэго «весит» столько же, сколько 180 голосов в провинции Буэнос-Айрес. Более того, две упомянутые федерации не ограничивают действие этого принципа только верхней палатой парламента, представляющей территории, но распространяют его и на нижние палаты, отражающие партийные симпатии населения. Соответственно, как отмечают исследователи этого интересного феномена, «избыточное региональное представительство в парламенте влечет за собой перекос в федеральном финансировании в пользу непропорционально представленных регионов»[25].

Но дело не ограничивается только этим. Малонаселенные, неразвитые и глухие углы, за которыми резервируется непропорционально большое количество парламентских кресел, превращаются в серьезную политическую силу. Хотя эта сила по преимуществу консервативна, так как ее ядром выступает электорат депрессивных и отсталых территорий, с ней тем не менее вынуждено считаться даже самое передовое и прогрессивное федеральное правительство. А если политическая система страны устроена таким образом, что федеральная периферия пользуется льготным представительством не только в верхней, но и в нижней палате, как в Аргентине и Бразилии, то вес этого консервативного лобби делается еще более ощутимым. В итоге в ходе федеративного торга голос малых провинций или штатов, почти не вносящих вклад в национальную экономику и живущих на дотации центра, звучит противоестественно громко. Влияя на состав любой правящей коалиции, авторитарные по духу и консервативные по устремлениям традиционные элиты депрессивных территорий, сложившиеся десятилетия назад, во-первых, получают возможность на столичные деньги регулярно воспроизводить себя, а во-вторых, привносят в федеральную политику градус охранительной сдержанности и традиционализма. Иными словами, имеет место весьма парадоксальная ситуация, в которой федеративная идея, исторически продвигаемая на латиноамериканской политической сцене исключительно либеральными силами, выступает в качестве инструмента консервативной стабилизации общества.

Кстати, опираясь на указанную особенность, можно объяснить, например, долгосрочное пребывание левых у руля бразильской политики. Оборотной стороной многолетнего доминирования умеренно социалистической Партии трудящихся выступает то, что ее партнерами на местах зачастую оказываются те же региональные или муниципальные боссы, которые в свое время прекрасно уживались с военной диктатурой. В прежние десятилетия именно руководимые ими региональные политические картели через свое мощное представительство в национальном конгрессе гарантировали авторитарному режиму поддержку «с мест». Более того, военная диктатура 1964–1985 годов тоже была вынуждена мириться с могуществом местных нотаблей: с конца XIX столетия бразильская политика традиционно делалась на уровне штатов, а разветвленная региональная сеть клиентелы и патронажа, складывавшаяся десятилетиями, пережила все политические режимы, сменявшиеся в столице[26].

Новая Конституция Бразилии, принятая в 1988 году на волне демократической реконструкции, к удивлению многих, вновь санкционировала вопиющее неравенство в представительстве, прежде лелеемое и генералами-диктаторами: если один федеральный депутат от штата Рорайма представляет 26 тысяч избирателей, то в штате Сан-Паулу за спиной такого же депутата 366 тысяч граждан. Привилегированное положение малых штатов превращает их приоритетное развитие в задачу государственной важности: их представители, опираясь на свой политический вес, постоянно требуют от федеральных властей все новых финансовых вливаний на развитие «своих» территорий. При этом непропорционально большие деньги, получаемые из столицы на реализацию социальных и инфраструктурных проектов, помогают местным боссам подкупать и, в итоге, жестко контролировать своих избирателей. Американский исследователь бразильской политики пишет:

«Подобные факторы превращают региональные политические машины в такую силу, которую никак нельзя игнорировать при выстраивании общенациональных политических альянсов. И хотя бывшие оппоненты военного режима с середины 1990-х годов контролируют исполнительную ветвь федеральной власти, в роли незаменимых партнеров, с которыми вынуждена иметь дело столица, по-прежнему выступают те же региональные начальники, которые прежде культивировали тесные связи с военным режимом»[27].

Примерно так же эти закономерности работают и в Аргентине. Поскольку аргентинская Конституция 1853 года писалась по американским стандартам, она предусматривала строгое соответствие числа мест, резервируемых для любой провинции в палате депутатов, численности ее населения. Однако в 1949 году этот принцип был нарушен: новая Конституция, которую предложило правительство диктатора-популиста генерала Хуана Перона, закрепляла за каждой провинцией по два парламентских кресла, независимо от того, сколько граждан там проживают. В 1972 году минимум был доведен до трех мест, а в 1983-м уходящая военная хунта «подарила» девятнадцати маломощным провинциям страны по пять мест. В итоге, несмотря на то, что в середине 1990-х годов на долю четырех наиболее развитых провинций приходились 78% промышленного производства и 70% населения, аргентинская периферия, опирающаяся всего на 30% населения, располагала 45% мест в нижней палате парламента. Как и в бразильском случае, «это избыточное институциональное представительство означает, что ни одна электоральная или парламентская коалиция, одержавшая верх на общенациональном уровне, не может сохранить свою целостность без поддержки властных структур на периферии»[28].

Эта важная латиноамериканская особенность показывает, каким образом федеративный принцип реализует себя в качестве политического инструмента, которым попеременно пользуются все политические силы: если либералы видят в нем противовес столь привычной для континента узурпации власти, то для консерваторов он превращается в средство социального «умиротворения» и сохранения устоев. Иными словами, однозначной корреляции между федерализмом и демократией не существует – федералистские практики укрепляют демократическое правление в одних контекстах и расшатывают его в других. Но указанное обстоятельство вовсе не делает федералистский инструментарий бесполезным. Напротив, и в первом, и во втором смысле федерализм политически востребован и нужен, а это означает, что считать его латиноамериканскую историю хроникой неудач, несмотря на все трудности, никак нельзя. Латинская Америка, пусть неуклюже, но все же пытается пользоваться возможностями, которые предоставляет этот способ политического бытия; возможно, это не лучшая форма, но она, согласно завету Боливара, не раз помогала здешним государствам выжить.

В период учреждения латиноамериканских федераций Франсуа Гизо писал:

«Федеративная система, в теории самая простая, представляется самой сложной на практике. Чтобы согласить допускаемую ею степень местной независимости и свободы с той степенью общего подчинения, какую она в известных случаях требует и предполагает, необходимо значительное развитие цивилизации»[29].

Латиноамериканские республики в начале XXI века, по-видимому, начинают достигать чаемого французским историком уровня политического взросления, научившись обращаться, причем весьма по-разному, с этим прихотливым приспособлением. В отличие, кстати, от России, знакомство которой с федералистской теорией и практикой действительно оборачивается – пока, по крайней мере, – «всеобщим провалом».

[1] Помимо этого, подобные эксперименты предпринимались и в ходе демонтажа британской колониальной империи, когда федеративное строительство затронуло миниатюрные островные территории Карибского бассейна, но в настоящей статье этот опыт затрагиваться не будет.

[2]См.: Dikshit R.D. The Political Geography of Federalism: An Inquiry into Origins and Stability. New Delhi: The Macmillan Company of India, 1975. P. 163.

[3] Skidmore T.E., Smith P.H. Modern Latin America. Oxford: Oxford University Press, 2005. P. 225.

[4] Посконина О. История Латинской Америки (до XX века). М.: Весь мир, 2005. С. 154–155.

[5]DikshitR.D. Op. cit. P. 168.

[6] Подробнее о латиноамериканских caudillosXIX столетия см.: Посконина О. Указ. соч. С. 162–178.

[7] Dikshit R.D. Op. cit. P. 165.

[8] Smith P.H. Democracy in Latin America: Political Change in Comparative Perspective. New York; Oxford: Oxford University Press, 2005. P. 33.

[9]Подробнеесм.: Gibson E.L., Falleti T.G. Unity by the Stick: Regional Conflict and the Origins of Argentine Federalism // Gibson E.L. (Ed.). Federalism and Democracy in Latin America. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 2004. P. 226–254.

[10]ПосконинаО. Указ. соч.С. 186–187.

[11] Skidmore T.E., Smith P.H. Op. cit. P. 69–70.

[12] Об особенностях функционирования федерализма в «спящем» режиме см.: Захаров А.А. «Спящий институт»: федерализм в современной России и в мире. М.: Новое литературное обозрение, 2012. С. 103–124.

[13] В данном отношении особенно интересен бразильский транзит, подробно анализируемый в следующей работе: HagopianF. TraditionalPoliticsandRegimeChangeinBrazil. Cambridge: Cambridge University Press, 1996.

[14] Саква Р. Переход как политический институт: прогнозы на 2020 год // Россия-2020: сценарии развития / Под ред. М. Липман, Н. Петрова. М.: РОССПЭН, 2012. С. 251.

[15]SkidmoreT.E., SmithP.H. Op. cit.P. 39.

[16]Ibid.

[17] Подробнее о роли военных в латиноамериканской политике см.: SmithP.H. Op. cit. Ch. 3.

[18] Skidmore T.E., Smith P.H. Op. cit. P. 230.

[19]См.: Gibson E.L., Falleti T.G. Op. cit. P. 230–231.

[20] Ibid. P. 234.

[21] Skidmore T.E., Smith P.H. Op. cit. P. 70–71.

[22] Ibid. P. 155.

[23] Ibid. P. 158.

[24] Dikshit R.D. Op. cit. P. 175.

[25] Gibson E.L., Calvo E.F., Falleti T.G. Reallocative Federalism: Legislative Overrepresentation and Public Spending in the Western Hemisphere // Gibson E.L. (Ed.). Op. cit. P. 179.

[26] «Спустя три десятилетия после установления бюрократически-авторитарного режима и через десять лет после возвращения армии в казармы традиционная политика и традиционные политики по-прежнему живут и здравствуют, – писала Фрэнсис Агопян в 1996 году. – Причем этому не помешали ни планы военных сокрушить их, ни проведенная диктатурой модернизация, ни политический подъем низов, сопровождавший переход к демократии» (HagopianF. Op. cit. P. 3–4).

[27] McCann B. The Throes of Democracy: Brazil since 1989. London; New York: Zed Books, 2008. P. 5.

[28] Gibson E.L., Calvo E.F., Falleti T.G. Op. cit. P. 183.

[29] Гизо Ф. История цивилизации в Европе. Минск: Беларуская Энцыклапедыя, 2005. С. 111.

Опубликовано в журнале:

«Неприкосновенный запас» 2014, №2(94)

Перу упрощает иммиграционные процедуры.

Иммиграционные власти страны внесли важные изменения в процедуры получения документов и ввели новое удостоверение личности для иностранцев.

Любой иностранец, имевший дело с иммиграционной службой Перу, может подтвердить, что получение вида на жительство в стране было мучительным предприятием. Применение новых технологий призвано модернизировать весь процесс и изменить ситуацию в лучшую сторону, сообщает портал Peru This Week со ссылкой на информационное агентство Andina.

Новые биометрические удостоверения личности для иностранных граждан (carnet de extranjeria) будет невозможно подделать. Они снабжены чипом, на котором хранится фотография владельца, его отпечатки пальцев и прочая важная информация. Помимо модернизации самого документа, упрощена и процедура его получения. Теперь иностранцы смогут обратиться в 13 региональных отделений по вопросам иммиграции, а не ехать в Лиму за документами.

В настоящее время миграционная служба ищет адекватное финансирование, чтобы уже в этом году применить новые правила. Два года назад страна прережила всплеск инвесторского интереса, однако устаревшие процедуры оформления документов затормозили рост рынка.

Третий выпуск яхтенного шоу Sail Cartagena de Indias 2014 состоится на Карибском побережье Колумбии в городе Картахена (Cartagena) с 15 по 19 мая 2014 года. У гостей праздника будет возможность полюбоваться роскошными яхтами из Чили, Бразилии, Венесуэлы, Мексики, Нидерландов, США, Аргентины, Перу и других стран мира.

Яхты-участники торжества — Libertad, Houssay и Patagonia II (Аргентина), Cisne Blanco (Бразилия), Esmeralda (Чили), Guayas (Эквадор) и Simón Bolívar (Венесуэла) в числе прочих — уже прошли вдоль мыса Горн, побережья Вальпараисо и после торжественных церемоний в Картахене отбудут на стоянку в Мексику, в порт Веракрус.

Sail Cartagena является одним из самых красивых и статусных мероприятий в Латинской Америке. В дни проведения шоу в Картахене будут организованы интересные экскурсии по историческому центру города, многие здания которого внесены в Список всемирного наследия человечества ЮНЕСКО. Туристов ждут увлекательные программы, концерты, морской парад и множество развлечений.

Республика Перу во второй раз продлила сезон добычи анчоуса в южных водах страны: дата окончания промысла перенесена с 30 апреля на 31 мая.

Увеличение срока связано с недоловом – перуанские рыбаки освоили только 22,6% от общей квоты.

Изначально вылов анчоуса (на территории от 16° ю.ш. и до самой южной оконечности перуанской экономзоны) должен был завершиться 31 марта, затем промысел продлили на месяц, а впоследствии – еще на один. Как сообщает корреспондент Fishnews, не исключено, что сроки будут перенесены и в третий раз.

Очередное продление рыболовного сезона связано с тем, что рыбаки Перу добыли лишь 22,6% от определенного к вылову объема в 430 тыс. тонн анчоуса. Решение было принято по рекомендации Перуанского морского института (IMARPE), опубликованной в докладе «Развитие добычи анчоуса в южном регионе Перу в октябре 2013 – апреле 2014 гг.». По данным ученых, до первой декады апреля (включительно) поймано всего 107 тыс. тонн анчоуса.

Олег Ваксман: «Если ранжировать риски, присущие банковской деятельности, то на первое место с учетом нынешней ситуации я поставил бы кредитный риск, на второе - регуляторный, а на третье - процентный». // Анастасия Скогорева, «Национальный банковский Журнал», №3 (118), март 2014 года

Для российских банков кредитный риск остается одним из самых акту­альных, но в то же время растет значение регуляторного риска, что связано с ужесточением надзорных требований со стороны ЦБ РФ. Наряду с этим, как поясняет за­меститель председателя правления Газпромбанка Олег Ваксман, более актуальным становится стратегиче­ский риск: банки вынуждены рабо­тать в новых условиях, когда маржинальность банковского бизнеса неуклонно снижается. О том, какие задачи при этом встают перед департаментами и управлениями риск-менеджмента, Олег Ваксман рассказал в интервью NBJ.

- Олег Михайлович, банковский биз­нес неразрывно связан с различными рисками. Какие из них, по Вашему мне­нию, являются наиболее актуальными?

- Самым сложным и плохо описанным с точки зрения управле­ния рисками является стратегический риск - адаптация работы банков в принципиально новых условиях. Не секрет, что на протяжении достаточно долгого времени наши банки работали в условиях роста, они научились за этот период успешно набирать кредитные портфели, а некоторые из них даже научились переживать достаточно глу­бокие, но сравнительно непродолжи­тельные кризисы - 1998, 2008 годов.

- Почему Вы говорите, что банкам приходится работать в новых условиях, ведь падение банковской маржи началось не вчера и не позавчера? Фактически эта тенденция прослеживается на протяже­нии всего посткризисного периода.

- Я не соглашусь. Если мы посмотрим на динамику данного пока­зателя, то увидим, что 2011 и 2013 годы были достаточно благоприятными для банков в этом отношении. Маржа в сег­менте потребительского кредитования не только не падала. Доходность кор­поративного кредитования оставалась стабильной - в пределах 3-5%.

- Вы хотите сказать, что стратегиче­ский риск не только актуален сегодня, но и, если так можно выразиться, пер­спективен? Он будет и дальше влиять на развитие ситуации в нашем банков­ском секторе?

- Да. Западные банки умеют работать с маржой на уровне 2-3%, а вот большинство российских кредит­ных организаций не могут этим похва­статься. Кроме того, есть акционеры, которые теряют интерес к банковскому бизнесу при мысли о том, что их активы могут демонстрировать такой уровень доходности. Но хочет кто-либо этого или нет, а факт остается фактом: време­на, когда ROE (return on equity - рента­бельность собственного капитала) была в диапазоне от 25% до 35%, ушли в прошлое - и думаю надолго. Сейчас банки работают с ROE в 12-20%, что является совершенно нормальным показателем по западным стандартам банковской деятельности, но требует от топ-менеджеров и акционеров финан­сово-кредитных организаций пере­стройки мышления и нацеленности не только на годовую прибыль, но и на стратегическую стабильную рентабель­ность бизнеса. На самом деле это совсем неплохой расклад: при средней доход­ности на капитал 15-16% банковская система является более стабильной, чем при доходности банковского бизне­са 30% или даже 35%, что может быть сигналом перегрева и накапливания значительных рисков.

- А еще ниже показатели маржиналь­ности нашего банковского бизнеса могут упасть?

- Вполне. В европейских стра­нах этот показатель снижался до 8-10%, а иногда даже до 6%. Естественно, в таких ситуациях у акционеров банков возникали вопросы к бизнес-модели банка и к топ-менеджерам. Но работа в условиях 12-15-процентной доходно­сти на капитал там считается совершен­но нормальной, особенно в периоды невысокого роста экономики. А у нас, как я уже сказал, это потребует пере­стройки не только принципов деятель­ности отдельных банков, но и системы мышления акционеров.

- А какую роль в этой перестройке должен сыграть департамент или управ­ление риск-менеджмента?

- Баланс «риск - доходность» сместился: при том же уровне риска, что и раньше, мы уже не можем рассчиты­вать на прежнюю высокую доходность. Проиллюстрирую это цифрами: до кри­зиса было совершенно нормальной практикой получать доходность с уче­том риска RAROC (risk-adjusted return on capital - рентабельность капитала, скорректированная на риск) на уровне 20%, сейчас, если мы демонстрируем RAROC на уровне 12-14%, то это непло­хо. То есть по-простому при том же уровне резервов и потребления капи­тала маржа снижается.

- RAROC, насколько мне известно, вы­числяется с учетом риска конкретного кредита, не так ли?

- Да. Понятно, что под каж­дый кредит мы создаем резервы на так называемые ожидаемые потери по нему. Тут надо пояснить: есть потери ожидае­мые, которые мы закладываем при вы­даче данного кредита, и неожидаемые, когда потери оказываются больше, чем мы рассчитывали. Именно на покрытие последних идет капитал банка. RAROC учитывает стоимость ожидаемых потерь и стоимость капитала на покрытие не-ожидаемых потерь и сопоставляет с до­ходом от сделки или по портфелю.

- Вернемся все-таки к первому во­просу: если анализировать классические виды рисков, присущие банковской дея­тельности, то какие из них являются сейчас самыми опасными?

- Первый по важности риск, конечно, кредитный, поскольку ситуа­ция в российской экономике непростая. Это значит, что такой показатель, как EBIDTA (Earnings before Interest, Taxes, Depreciation and Amortization - прибыль до вычета процентов, налогов и аморти­зации), у большинства компаний не рас­тет и их возможности по обслуживанию долговой нагрузки, естественно, ограни­чены. Правда, это в первую очередь относится больше к компаниям со зна­чительной долговой нагрузкой или к компаниям с небольшими масштабами деятельности. Например, некоторые компании малого и среднего бизнеса, привлекавшие заемные средства в рас­чете на быстрый рост бизнеса, в течение следующих нескольких лет могут по­пасть в непростую ситуацию. Крупные экспортеры страдают от замедления темпов роста национальной экономики в меньшей степени, для них опаснее изменение к худшему внешнеэкономи­ческой конъюнктуры.

- Я так понимаю, в этом вопросе мало что изменилось: кредитный риск как был основополагающим в первые годы после кризиса, так и остается таковым.

- Да. Время от времени вспы­хивает риск ликвидности. Что касается рыночного риска, то он, конечно, остает­ся. Но здесь следует отметить: если банк принимает на себя слишком высокие рыночные риски, значит это, мягко гово­ря, не совсем банк, у него что-то не так со структурой активов.

Еще один риск, который я хотел бы упомянуть, - регуляторный. У нас, как и во всем мире, одновременно и парал­лельно внедряется достаточно много новых регуляторных стандартов, пред­писаний, указаний и т.д. С одной сторо­ны, совершенствование регулирования и надзора за банковской деятельностью -это правильно, и мы поддерживаем Цен­тральный банк во всех его начинаниях. Но с другой стороны, система внедре­ния регуляторных изменений должна быть прогнозируемой и четко сплани­рованной. В западных странах, напри­мер, обычно публикуется версия нового стандарта или предписания, затем бан­кам дается год или два на их внедрение в зависимости от сложности конкрет­ного регуляторного механизма. У нас часто бывает так: мы дискутируем ту или иную регуляторную новацию до послед­него дня, пока она еще является фор­мально рекомендательной, а 1 января просыпаемся и узнаем, что данная нова­ция закреплена законодательно.

Тут необходимо учесть, что мы сей­час входим в сферу достаточно слож­ных регуляторных изменений с точки зрения модернизации систем данных, расчетов и систем валидации. Конеч­но, было бы оптимальным, если бы в этом случае мы переняли ту западную лучшую практику, о которой я говорил: готовящиеся регуляторные изменения были обнародованы и подтверждены, и у нас есть хотя бы год, чтобы к ним подготовиться. За это время важно не менять предложенное регулирование.

- Мне кажется, что уже были случаи, когда регулятор именно так и поступал: некоторые статьи ФЗ № 161 (в первую очередь пресловутая девятая статья) вступили в силу с временным лагом. Я так понимаю, это было сделано для того, чтобы у банков было время подго­товиться к новым правилам игры.

- Да, не могу отрицать того, что во многих случаях ЦБ именно так и делает. Мы видим: регулятор идет по этому пути при введении Письма № 192-Т - документа, который дает банкам право расчета капитала на осно­ве собственных моделей расчета кредит­ного риска. Фактически речь идет о вне­дрении продвинутого подхода Базеля II.

Если мы вернемся к анализу рисков и постараемся выстроить некую шкалу их актуальности, то я бы сформулировал ее следующим образом: главным, как я уже сказал, является кредитный риск, на втором месте - регуляторный, а на тре­тьем - процентный. Почему я уделяю такое внимание именно процентному риску? Потому что сейчас ставки более или менее, с нашей точки зрения, резон­ные и низкие. Но в весьма краткосроч­ной перспективе могут образоваться «ножницы».

- В силу каких причин?

- Давайте объясню. От чего зависит процентная ставка, по которой банки предоставляют кредиты? Прежде всего от того, по какой цене финансиру­ется на внешних рынках Российская Федерация. А цена складывается из двух составляющих: так называемой безрисковой ставки (пока это стои­мость денег в США) и кредитной пре­мии на Россию. Если переводить это в цифры, то получается следующая кар­тина: ставка risk-free (доходность 10 лет американских казначейских облига­ций) составляет 2%, рисковая премия на Россию - 1,5%. То есть risk-free в целом на минимуме, ниже он падать скорее всего не будет, как, впрочем, и ставка рисковой премии на нашу стра­ну. Иными словами, оба показателя в среднесрочной перспективе могут вырасти. И здесь возникает риск попасть в «ножницы», потому что, с одной стороны, есть политическая воля и потребность экономики (ставки по кредитам должны снижаться или хотя бы не расти), а с другой стороны, есть объективные экономические предпо­сылки для того, чтобы ставки не снижа­лись, а росли. То есть остается значи­тельный риск увеличения стоимости финансирования развивающихся стран, включая Россию, на внешних рынках капитала. Есть еще вопросы инфляции и курса валют, но об этом уже очень много сказано экономистами.

- Это абсолютно точный прогноз? Иными словами, ничего с этим сделать нельзя?

- Не будем говорить о точ­ности прогноза, а посмотрим на другие развивающиеся рынки - Турцию, ЮАР и другие страны. Мы увидим, что став­ки по кредитам в них уже повысились, то есть для них «ножницы», о которых я говорил, уже сработали. Конечно, у этих стран нет таких золотовалют­ных резервов, как у России, но объемы наших ЗВР последнее время не растут. Так что вопрос здесь не в точности прогноза, а в том, сколько наша страна сможет продержаться и не попасть в эти «ножницы».

Теперь посмотрим на деятельность отдельно взятого банка с учетом про­центного риска. Скажем, мы выдаем потребителю кредит на пять лет по фик­сированной процентной ставке. То есть мы принимаем процентный риск на себя, поскольку за пять лет условия финанси­рования нашей страны могут существен­но измениться, а значит, поменяется и стоимость фондирования для банка.

- Но есть же такой прекрасный инстру­мент минимизации этого риска, как плава­ющая ставка.

- С плавающими ставками есть два серьезных нюанса. Во-первых, физические лица традиционно не берут такие кредиты. Что касается «корпора-та», то некоторые крупные компании берут кредиты у западных банков, когда им необходимо поднять заимствования на большие суммы в валюте. Но повсе­местно эта практика не распространена, поскольку наша система бухгалтерско­го корпоративного планирования явля­ется довольно фиксированной и наше­му бухгалтеру комфортнее поставить в отчетности фиксированную ставку по кредиту. Он не захочет взять на себя ответственность и риски на компанию, прописывая в договоре некую схему начисления плавающей ставки, кото­рую и сам до конца не понимает.

- Давайте все-таки вернемся к ре-гуляторному риску. Включает ли он в себя действия регулятора, которые могут привести (или даже время от времени приводят) к возникновению на рынке панических настроений, ощу­щений нестабильности и т.д.?

- Если мы говорим о дей­ствиях регулятора в конце прошлого года, то я считаю, в данном случае налицо скорее раздувание пробле­мы, чем реальная проблема. Действия регулятора совершенно нормальные и правильные. Мне приходилось рабо­тать в разных странах, в том числе в Великобритании, и там никто не видел ничего трагичного в ситуациях, когда FSA (Financial Service Authority - орган финансового регулирования и надзора Великобритании) отзывал лицензию у банка, постоянно нарушавшего зако­нодательство. А у нас налицо парадокс: с одной стороны, приходят инвесторы и говорят, что в России очень непро­зрачный банковский сектор, в нем много компаний, которые называют себя банками и занимаются непонятно чем, а с другой стороны, когда регуля­тор берется за дело, то слышатся ком­ментарии «Что вы делаете? Не надо провоцировать панику на рынке».

- Но все же паника была.

- Я бы так не сказал. Российская публика, на мой взгляд, получила четкое руководство к дей­ствию: если банк является непрозрач­ным, если он имел предупреждения от регулятора, причем не единожды, то, наверное, он не лучшее место, чтобы хранить негарантированные сбережения.

- Но есть и другая точка зрения: неправильно заставлять клиентов оце­нивать риски того или иного банка, анализировать его финансовую отчет­ность или смотреть на какие-либо дру­гие критерии - кредитная организация работает на рынке, имеет лицензию, значит, она здорова.

- Никто не предлагает кли­ентам анализировать банковскую от­четность, но давайте представим себе такую ситуацию. Я в Великобритании ищу финансовое учреждение, чтобы положить в него свои сбережения, и вижу огромный HSBC и рядом с ним крошечный банк «Смит и сыновья». Где мне надежнее обслуживаться: в пер­вой организации или во второй?

- Надежнее, конечно, в первой, а где выгоднее - большой вопрос.

- Пожалуйста, иди во вто­рую организацию, но отдавай себе отчет, что в этом случае ты принима­ешь на себя риски. Если при уровне инфляции 8% годовых открывают вклад по ставке 15% годовых, значит будь готов к тому, что ты можешь при определенном раскладе лишиться своих негарантированных сбережений. Если все-таки хочешь получать 15-про­центную доходность, пожалуйста, мы в Газпромбанке продадим прозрачный и понятный финансовый инструмент, но это будет не вклад, и риски по нему будут прозрачно и понятно объяснены клиенту.

- Наверное, Вы лучше меня знаете, что весь прошлый год шла дискуссия о том, должен ли вкладчик расплачивать­ся частью своих сбережений, если он сознательно или неосознанно выбирает проблемный банк, предлагающий ему явно завышенные ставки по депозитам. Каково Ваше мнение на этот счет?

- Мы не можем сейчас ска­зать, что каждая пенсионерка должна если не управлять государством, то разбираться в рисках любого банка. Именно поэтому у нас существует достаточно эффективно работающая система страхования вкладов и госу­дарственная гарантия покрывает весь­ма внушительную по российским мер­кам сумму 700 тыс. рублей. Но если ты ходишь и выбираешь исключительно проблемные банки, пытаясь зарабаты­вать повышенные проценты, это озна­чает одно: у тебя высокий, в целом спекулятивный аппетит к риску.

- То есть резюме данной части на­шей беседы - Вы не относите дей­ствия регулятора в последние не­сколько месяцев к разряду регулятор-ного риска?

- Я считаю: очистку рынка надо было начинать даже раньше. Ведь ни для кого не является секретом, что в нашей банковской системе много так называемых карманных банков, кото­рые не имеют ни финансовой модели, ни диверсифицированной структуры бизнеса. Они обслуживают одно пред­приятие или одну группу компаний и не способны существовать самостоя­тельно. Я уверен, что половину таких организаций можно отсеять безболез­ненно как для экономики, так и для клиентов.

При обсуждении этой темы воз­никает еще один важный аспект. У нас, как я уже говорил, ужесточаются регу-ляторные требования. Как банк, не выработавший эффективную модель бизнеса и не располагающий достаточ­ным капиталом, собирается их выпол­нять? Аудиторы и комплаенс стоят денег. Как ты построишь нормальный риск-менеджмент, если у тебя капи­тал меньше ста миллионов долларов?

Знаете, в современном мире поддер­жание банковской лицензии и соот­ветствие всем правилам стоят доста­точно дорого.

- Но сто миллионов долларов - это действительно очень крупная сумма, до нее, наверное, дотянут только банки ТОП-100 или в лучшем случае ТОП-200.

- Посмотрите на развитые страны: в них доля бизнеса малых и средних банков совсем невелика в силу того, о чем я сказал: стоимость лицен­зии, права и возможности осуществлять банковскую деятельность очень высока.

- Ну здесь можно возразить: в США много маленьких банков, вряд ли они располагают капиталом сто миллионов долларов каждый. Тем не менее они вполне успешно существуют.

- Давайте посмотрим на при­мер США. Во-первых, там достаточно большое количество малых кредитных организаций ежегодно банкротятся, и никто не рассматривает это как вселен­скую трагедию. Во-вторых, в США очень диверсифицированная экономи­ка, там в каждом штате есть достаточно крупные предприятия и их много. Они работают в разных отраслях, не являют­ся зависимыми от той или иной круп­нейшей группы и вполне могут обслу­живаться в средних по размеру местных банках. Но в России-то расклад совер­шенно другой: у нас достаточно концен­трированная экономика, и нашей стране с учетом этого нужны крупные кредит­ные организации. А когда число банков под тысячу, данную систему в целом сложно регулировать.

- Иными словами, нам нужно четыре-пять финансовых институтов?

- Нет. Я не знаю, сколько банков нужно России, но есть совер­шенно бесспорный факт: кризисы легче переживают концентрирован­ные банковские системы, и мы видели это в 2008 году на примере Канады, Австралии и ЮАР. Признаемся честно: самая стабильная банковская система в этот период была не в США.

- Трудно с этим спорить. Но у нас обычно говорят, что территория страны огромна, специфика ведения бизнеса в разных регионах своя, и здесь возникает окно возможностей для работы так назы­ваемых локальных, небольших банков.

- Я с этим не согласен. Банковский бизнес очень прост, все в нем построено на предоставлении и возврате кредитов. Не вернется кре­дит в Удмуртии или Дагестане - какая разница, в любом случае была допу­щена ошибка.

- Вы уже упомянули в ходе нашей беседы заветный и всеми горячо люби­мый термин «Базель II». Российские банки, как известно, переходят сейчас на стандарт Базель III, хотя часто можно услышать, что у нас и Базель II, по сути, не был внедрен. Так ли это?

- Давайте для лучшего по­нимания вопроса совершим неболь­шой исторический экскурс. Сначала был разработан и принят Базель I, ко­торый оценивал капитал и активы бан­ков по их номинальной стоимости и исходя из этого требовал резервирова­ния капитала под активы. На смену ему пришел Базель II, который установил, что активы бывают разные, по одним из них потери бывают часто, по другим -редко. Вывод простой: надо взвешивать активы с учетом риска, и в зависимости от этого начислять резервы.

- Вполне резонный подход.

- Да, потому что очевидно: риск при кредитовании крупных ком­паний с хорошей кредитной историей априори ниже, чем риск при кредито­вании неизвестных компаний без кре­дитной истории. Тут неизбежно воз­никает следующий вопрос: какие «весы» кому поставить? Ведь надо точно определить вероятность дефол­та каждого заемщика, а не схематично выставить резервы под крупных заем­щиков на уровне 1-2%, а под мелких -4-5%. Ответ был таким: давайте вы, банки, построите свои модели оценки каждого заемщика, а мы, регуляторы, их провалидируем, и тогда ваши акти­вы будут взвешиваться более детально и точно. Это Базель II, продвинутый подход.

За то, что произошло дальше, на мой взгляд, следует критиковать всех участников финансовой системы.

Благодаря созданным моделям круп­нейшие банки смогли оптимизировать свой капитал, причем, чем сложнее инструменты на балансе, тем слож­нее модели и больше так называемый модельный риск. Произошла пара­доксальная вещь: риск-менеджмент в некоторых банках превратился в зара­батывающее подразделение, посколь­ку они вырабатывали новые модели, позволяющие организациям на бумаге наращивать капитал. А ведь хорошо известно, что капитал - самое ценное, чем располагает банк, и самое сложное с точки зрения увеличения.

- И в результате заигрались...

- Да. Из-за так называемого модельного риска простой коэффици­ент рычага у некоторых инвестицион­ных банков к 2008 году превысил 30 раз! Результат хорошо известен -Lehman Brothers.

- То есть Базель II оказался неэф­фективным стандартом?

- Я думаю, дело не в стан­дарте, а в действиях отдельных банков и регуляторов, в том, как первые его имплементировали и как вторые вали-дировали эти новые модели. Часто ре­гуляторы, насколько я знаю, сами не понимали сути всех нюансов сложных моделей, зато после кризиса все осоз­нали, что модельный риск надо огра­ничивать. И Базель III разрабатывался уже с учетом этого горького опыта: раз так вышло, давайте поставим границы, что банкиры могут считать, а что - нет. Базель III концептуально разрабаты­вался для того, чтобы ограничить мо­дельный риск и поставить вокруг него системы защиты.

Теперь вернемся к нашей стране. В России модельный риск отсутство­вал, у нас леверидж на капитал не пре­вышал 10-11%, иными словами, акти­вы у отечественных банков не были так раздуты по сравнению с капита­лом, как капитал некоторых западных финансовых организаций. Не имея возможности внедрить Базель II и по­жить в соответствии с этим стандар­том, мы внедрили Базель III. Я ни в коем случае не хочу его критиковать: Базель III - хороший международный стандарт, он очень дисциплинирует банки, заставляет их думать о капи­тале. Для банков капитал, как я уже говорил, самая важная и насущно не­обходимая вещь.

Перу планирует удвоить экспорт голубики в текущем году.

По словам президента организации Sierra Exportadora Альфонсо Веласкеса (Alfonso Velásquez), денежное выражение поставок перуанской голубики на внешние рынки в текущем году может достигнуть 35 млн долларов США, тогда как в 2013-ом данный показатель составлял лишь 16,9 мл долларов США.

- Только до начала апреля поставки достигли 5 млн долларов США,- сказал г-н Веласкес.

Как и в более ранних сезонах, в текущем основным рынком сбыта выращенной в Перу ягоды стали США, которые обеспечивают до 75% спроса на антиоксидантные ягоды. После этого государства уже следуют Великобритания и Нидерланды.

Альфонсо Веласкес также сообщил, что в настоящее время в Перу под выращивание голубики отдано 500 гектаров, а уже к 2016-ому данная территория возрастет до 2,6 тысяч гектаров.

Для сохранения своих позиций как одного из первых производителей и экспортеров спаржи в мире перуанская отрасль нуждается в новой стратегии.

С данным прогнозом недавно выступили специалисты Экономической Комиссии стран Латинской Америки и Карибского бассейна (ECLAC) в своем исследовании, которое показало необходимость всесторонних изменений внутри отрасли.

В докладе организации также отмечаются рост рынка, усиливающаяся конкуренция со стороны Мексики, увеличение затрат на логистику, изменения обменных курсов, отсутствии кооперации у самих производителей и много другое. Ко всему этому добавляется и изменение климата, провоцирующее дефицит воды в некоторых районах страны, что, в свою очередь, серьезно сказывается и на импорте.

Специалисты ECLAC подчеркивают и необходимость координированной и совместной целенаправленной работы самих производителей, государственных органов, а также организаций, разрабатывающих новые сорта и методы выращивания.

Напомним, что Перу была самым крупным в мире производителем спаржи с 2008 по 2012 год, но в последние несколько лет ей серьезно «наступили на пятки» мексиканские производители, захватившие ключевые рынки Великобритании, Нидерландов и Испании.

Перу решила удвоить заказ на двухдвигательные военно-транспортные самолеты C-27J Spartan производства итальянской компании Alenia Aermacchi, сообщает defense-aerospace.com 7 мая.

Первый контракт на два самолета был подписан в ноябре 2013 года (стоимость около 122 млн долл США), к концу этого года будет подписан заказ еще на две машины по такой же цене. Затем латиноамериканская страна намерена заказать еще восемь машин, чтобы полностью заменить парк из 12 устаревших самолетов Ан-32 ВВС страны.

Генеральный директор «Аления Аермакки» Джузеппе Джиордо (Giuseppe Giordo) заявил, что компания в скором времени откроет свой офис в столице Перу Лиме, чтобы управлять выполнением контрактов. «Перуанская программа открывает для нас путь в Латинскую Америку, единственном континенте, который еще не был в географии компании», заявил Джиордо.

Знаменитая современная легенда каньона Колки о молодых влюбленных — Сиро и Росарио, которые заблудились и пропали без вести на отвесных склонах местных гор в апреле 2011 года, — воплотится в жизнь в туристическом проекте "Маршрут Сиро" (La ruta de Ciro). Создание экскурсии уже одобрил отец Сиро, по его мнению, таким образом туристы смогут узнать больше об опасностях непрофессиональных восхождений и помянут добрым словом его сына.

В рамках тура все желающие познакомятся с деталями трагического похода молодой пары, узнают, как проходила поисковая операция и почему она не увенчалась успехом, а также посетят знаковые исторические и природные достопримечательности этих мест: сам каньон Колка (Cañon del Colca), крепость Чимпа (Fortaleza de Chimpa), холм Бомбойя (Сerro Bomboya) и археологический комплекс, построенный еще в доинкскую эпоху.

Маршрут будет проходить на территории национального парка в каньоне Колка, в регионах Мадригаль (Madrigal) и Тапай (Tapay), между которыми в скором времени будет построено новое автомобильное шоссе, что еще больше облегчит доступ туристов в эти края.

Чилийское рыбное хозяйство – на подъеме.

В прошлом году производство рыбы и моллюсков в Чили увеличилось на 16%, а их общая стоимость достигла 5,27 млрд. долларов. Экспорт продукции из водных биоресурсов принес 4,56 млрд. долларов.

«Рыбные» показатели Чили последовательно растут в течение последних 30 лет благодаря отлаженной системе производства и грамотному позиционированию продуктов страны на международном рынке. Воды республики изобилуют природными ресурсами, чилийские суда ведут промысел на юге Тихого океана и на Перуанском течении, богатом планктоном.

Как сообщает корреспондент Fishnews, выдающихся результатов достигло лососеводство страны. Экспорт лосося и форели из Чили в 2013 г. достиг 3,5 млрд. долларов ( +22% к прошлогоднему уровню). Поставки устриц выросли на 20% в денежном выражении.

Государство отправляет красную рыбу и устриц преимущественно на рынок Евросоюза. В 2013 г. экспорт чилийского лосося в ЕС вырос до 541 млн. долларов, это на 322 млн. долларов больше, чем в предыдущем году. Устриц в Европу поступило на 136 млн. долларов ( +22 млн. долларов).

Аргентина вошла в первую десятку стран Л.А. с наименьшим количеством бедного населения.

По данным SEDLAC ("Социально-экономическая база для стран Латинской Амеркии и Карибского бассейна" ), Аргентина вошла в десятку стран с наименьшим количеством бедных.

Правда при этом заняла она только восьмое место, хотя еще на прошлой недели в местных СМИ была поднята шумиха после слов Хорхе Капитанича,который заявил, что в Аргентине вообще не осталось бедных.

Как оказалось самой удачной страной в Латинской Америки оказался Уругвай. Процент бедного населения в нем составляет 12,4%. За ним следует Чили, с 14,4% бедности. Бразилия, Коста Рика, Венесуэла и Перу набрали от 21 до 27%.

Аргентина, которая исторически всегда шагала рядом с Уругваем по количеству бедного населения страны,оказалась на 8 месте с 27,5% бедности. Закрывают первую десятку Панама и Парагвай с 29% и 32,4% соответственно .

Только четыре страны из всего списка имеют больше половины своего населения за чертой бедности. Это Боливия (51,3%), Мексика (52,3%), Гватемала (53,7%) и Гондурас (66,2%).

По итогам января-марта 2014 г., чистая прибыль компании PetroChina составила 34,25 млрд юаней. Это на 4,9% меньше, чем за аналогичный период 2013 г., сообщил этот нефтегазовый гигант.

Рост объема добычи в PetroChina составил 2,3% в годовом выражении – до 360 млн баррелей нефтяного эквивалента. Объем производства дизельного топлива в компании снизился на 0,2%, а его продаж – на 15,4%.

При этом выручка компании от деятельности в газо- и трубопроводном блоке подскочила на 26% относительно уровня января-марта прошлого года и достигла 1,4 млрд юаней. В области нефтепереработки прибыль PetroChina вышла на уровень 3,5 млрд юаней за первые три месяца текущего года.

PetroChina – это дочерняя компания Китайской национальной нефтегазовой корпорации (CNPC) и крупнейший в Поднебесной производитель нефти и газа. Компания также работает на территории Казахстана, Венесуэлы, Индонезии, Перу, Алжира, Азербайджана, Чада, Канады, Китая, Эквадора и Омана.

Постановлением Совета Министров Республики Беларусь от 27 марта 2014 года № 273 «О мерах по реализации Указа Президента Республики Беларусь от 8 июля 2013 г. № 301» утвержден пере­чень юридических лиц, реализующих инвестиционные проекты, которые по­зволят обеспечить по итогам 2016 г. в целом по юридическому лицу достиже­ние пороговых значений годовой до­бавленной стоимости в расчете на од­ного среднесписочного работника по соответствующему виду экономиче­ской деятельности. С целью стимулирования реализации инвестиционных проектов с высокой добавленной стоимостью данным юри­дическим лицам будут возмещаться из средств республиканского бюджета проценты за пользование банковскими кредитами, полученными с 1 января 2014 г. по 1 января 2017 г. для реализа­ции проектов, в течение всего срока пользования этими кредитами, опреде­ленного при заключении кредитного договора. Белоруссия > Приватизация, инвестиции > ved.gov.ru, 30 апреля 2014 > № 1069997

Министерство производства Перу заявило, что республике требуется 118 млн. долларов на исследования в области рыбоводства. Страна намерена преодолеть свое отставание от Чили – южноамериканского лидера в сфере аквакультуры.

Перуанский замминистра по вопросам рыболовства Пауль Фумпиу отметил, что государству необходимо сделать большой шаг, чтобы догнать Чили, поэтому и мыслить правительству нужно широко.

По мнению чиновника, в отрасль можно привлечь инвестиции путем увеличения количества лицензированных участков для рыбоводства, так как многие удобные акватории до сих пор пустуют. Как сообщает корреспондент Fishnews, также Пауль Фумпиу признал существование в стране бюрократических преград для развития аквакультуры.

За прошедший год в республике произведено 105 тыс. тонн товарной рыбы общей стоимостью около 600 млн. перуанских новых солей (примерно 213,5 млн. долларов).

Владимир Путин провёл совещание по вопросам обеспечения стабильного развития монопрофильных населённых пунктов.

Перед началом совещания глава государства посетил в Петрозаводске деревообрабатывающий комбинат «Калевала». Предприятие производит современные материалы, использующиеся в строительстве и мебельном производстве, и соответствует самым высоким стандартам экономичности и энергоэффективности.

* * *

Начало совещания по вопросам обеспечения стабильного развития монопрофильных населённых пунктов

В.ПУТИН: Добрый день, уважаемые коллеги!

У нас сегодня с вами важная и очень чувствительная тема, хорошо известная и, я бы даже сказал, болезненная, – моногорода. Мы вернёмся к острым вопросам, волнующим жителей этих населённых пунктов, поговорим о мерах по укреплению экономического и социального направления по поддержке людей, которые там живут, и предприятий, которые там работают.

Сразу скажу, масштаб проблемы, конечно, не региональный – он общероссийский. На примере Карелии можно сказать, что только здесь, в Карелии, в таких городах и посёлках, а их всего 10, проживает достаточное количество людей и производится большое количество регионального продукта. Всего таких городов в России более трёхсот, в них проживает уже свыше 15 миллионов человек.

Мы с вами прекрасно понимаем, что консервация этой ситуации, когда благополучие людей, по сути, зависит от одного-двух градообразующих предприятий, – это очень опасная ситуация. Напомню, что в рамках антикризисных мер государство поддержало моногорода, которые оказались в самом тяжёлом положении, выделило средства на развитие инфраструктуры, создание новых производств, на поддержку занятости, в том числе в малом и среднем бизнесе.

Вместе с тем рассчитывать только на федеральную помощь в решении проблем моногородов было бы неправильно. Нужна и личная вовлечённость в этот процесс как региональных руководителей, так и руководителей муниципальных образований, и, разумеется, собственников градообразующих предприятий, потенциальных инвесторов.

Отмечу, в тех регионах, где были сформированы грамотные, профессиональные команды, где был продемонстрирован ответственный подход и желание решать накопившиеся проблемы, – выделенные средства дали результат и стали, безусловно, генератором частных инвестиций.

К сожалению, такая картина наблюдается далеко не везде. На начало текущего года примерно в половине моногородов уровень безработицы превысил среднероссийский показатель. Конечно, у нас на историческом минимуме безработица в стране в целом, и ничего неожиданного здесь нет, но всё-таки это вещь, на которую мы всегда должны обращать внимание.

Вновь хочу напомнить работодателям об их социальной ответственности. Проводя реструктуризацию производства в моногородах, конечно, нужно всегда думать о людях, учитывать, есть ли в городе, районе альтернативные рабочие места. Но сразу же могу сказать и обратиться к руководителям регионов Российской Федерации и к муниципалитетам: подчас только организаторам производства самостоятельно эту задачу, конечно, не решить, им нужна поддержка со стороны регионов. Имею в виду, что эта работа должна быть комплексная и проводиться на всех уровнях. Ещё раз хочу об этом сказать и подчеркнуть именно это обстоятельство.

Рассчитываю сегодня услышать предложения по реальной, конкретной модели социальной ответственности всех людей, которые принимают в этом участие: и представителей бизнеса, повторю ещё раз, и руководителей муниципалитетов, и [руководителей] регионов Российской Федерации.

Мы с вами много говорим на эту тему, была выдана масса поручений, сформулирована, положена на бумагу. Назначены и ответственные органы по тематике моногородов (Минэкономразвития вместо Минрегиона), но дело движется достаточно медленно, к сожалению. В октябре и декабре прошлого года был подписан ряд поручений по вопросу о моногородах. Нужно посмотреть, что у нас в этом плане сделано, как продвигается эта работа.

С июля прошлого года не актуализирован перечень моногородов. Нет списка инвестиционных проектов в монопрофильных поселениях. Более того, не приняты даже элементарные управленческие, организационные решения. До сих пор не налажен мониторинг ситуации в моногородах. И на региональном уровне не везде назначены ответственные лица, которые лично бы занимались вопросами развития моногородов. Рассчитываю услышать сегодня подробный доклад, причём очень хотелось бы услышать и наших коллег из Правительства, как они оценивают ситуацию.

Ещё раз хочу повторить, наша задача – диверсифицировать экономику моногородов, сделать её более устойчивой, создать условия для привлечения инвестиций, для развития бизнеса и появления новых рабочих мест. Прекрасно отдаю себе отчёт в том, что это непростая задача, но её надо решать так или иначе.

Нужна более активная политика на рынке труда, адресная поддержка людей, занятых на градообразующих предприятиях, включая дополнительные возможности для их переобучения и трудоустройства в других регионах Российской Федерации. Это известная проблема движения рабочей силы.

Вновь подчеркну, нужна вдумчивая, постоянная работа по улучшению ситуации в моногородах, а также система оперативного реагирования на возникающие риски.

Давайте мы обо всём этом поговорим подробнее. Слово Министру экономического развития Алексею Валентиновичу Улюкаеву.

Пожалуйста, Алексей Валентинович.

А.УЛЮКАЕВ: Спасибо.

Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые коллеги!

Прежде всего о том объекте, с которым мы имеем дело. У нас 342 моногорода, это тот список, который действительно не актуализирован. Мы внесли предложение в проект постановления Правительства о критериях и классификационных требованиях к отбору городов, но пока эти требования не утверждены, и мы вынуждены работать с тем перечнем, который есть.

Так вот, в этих городах проживает 16 миллионов человек, 11 процентов населения страны, причём на градообразующих предприятиях занято 1 миллион 300 тысяч человек. В моногородах производится пятая часть общего объёма отгруженной продукции промышленности страны, примерно 7,1 триллиона рублей в год.

Нельзя сказать, чтобы моногорода были абсолютно лишены притока инвестиций. Инвестиции есть, в прошлом году это 930 миллиардов рублей, 11,5 процента от общего объёма инвестиций в основной капитал страны. Но этого недостаточно для того, чтобы поддерживать необходимый уровень деловой активности, поэтому средний уровень зарегистрированной безработицы примерно в полтора раза выше, чем в стране в целом, – 1,8 процента.

В марте этого года Министерство экономического развития проводило анализ на основе мониторинга опроса соответствующих предприятий и муниципальных органов власти градообразующих населённых пунктов: было обследовано 294 предприятия, 85 тысяч работающих. По сведениям руководства этих предприятий, на период до 2016 года предполагается высвободить более 35 тысяч человек, порядка 4 процентов занятых. Эту цифру следует считать минимальной, потому что, во-первых, это довольно осторожные оценки руководителей самих предприятий, во-вторых, это охватывает не более двух третей от общего объёма занятых в системе моногородов.

Понятно, что есть общеэкономические проблемы, но есть и проблемы микрофинансирования и организации финансовой поддержки. Опрос показал, что градообразующие предприятия имеют своё видение, имеют программы: 126 из опрошенных предприятий имеют перспективные инвестиционные проекты по строительству новых и расширению и модернизации имеющихся производств. Однако без государственной поддержки, в частности без поддержки финансирования соответствующей инфраструктуры, реализация этих проектов, как указывает заявитель, невозможна.

По результатам комплексного мониторинга выявилось, что есть градообразующие предприятия, которые работают в более крупных центрах, в центрах субъектов Федерации или в регионах с лучшей бюджетной обеспеченностью. У них неплохие показатели. Но, к сожалению, есть и большой объём предприятий, которые имеют показатели значительно хуже средних.

На основе того опыта, который у нас уже был в период 2009–2011 годов, когда было поддержано 49 муниципальных образований со стороны федерального бюджета, Министерство экономического развития, как координатор соответствующей работы с моногородами, подготовило предложения по направлению и объёмам поддержки моногородов в 2014-м и последующих годах.

Предполагается поддержка по линии прежде всего создания инфраструктуры, необходимой для модернизации действующих и открытия новых предприятий, для снятия тех ограничений по транспорту, по энергетике, по водо- и газоснабжению, которые мешают реализации этих проектов.

Второе – это субсидирование затрат предпринимателей на сохранение или переоборудование и создание новых рабочих мест. Это решение жилищных вопросов жителей моногородов при переезде их к новым местам работы. Предполагается, что такая поддержка могла бы быть оказана в виде субсидий бюджетам субъектов Российской Федерации. Мы отдельно обсуждали вопрос, может быть, о форме дотации для ускорения этого процесса. Но пока наше предложение – это субсидия с участием софинансирования субъекта Федерации.

Для того чтобы иметь право на получение такого софинансирования, нужно, чтобы выполнялось одно из следующих условий: направление расходования – это создание инженерной, транспортной, энергетической инфраструктуры в целях обеспечения развития моногородов; это субсидирование затрат за услуги по присоединению к электрическим сетям тех юридических лиц этих городов, которые реализуют соответствующие программы увеличения занятости; это субсидирование части затрат на строительство и реконструкцию объектов производственного назначения; это строительство или реконструкция жилья в тех населённых пунктах, куда готовы пригласить высвобождаемую рабочую силу для их трудоустройства; и это выкуп жилья у граждан, которые готовы выехать из моногородов. Понятно, фактически это единственное их достояние, а рынок жилья в этих городах настолько низок по своим ценовым характеристикам, что люди крайне неохотно согласились бы на переезд без этого условия.

При этом мы хотели бы подчеркнуть, что готовы поддерживать не только альтернативные инвестиционные проекты, когда приходят новые инвесторы, создаются новые рабочие места, новые предприятия, но столь же необходима поддержка и модернизация действующих предприятий, которую осуществляли бы действующие собственники, действующие менеджеры. Соответствующий проект постановления, где основные критерии, которым должны удовлетворять эти инвестиционные проекты, критерии моногородов, которые могли бы претендовать на получение этой поддержки, формы предоставления субсидий, подготовлен 4 апреля и внесён в Правительство Российской Федерации.

Мы провели оценку 126 заявленных проектов, они в разной степени готовности. По нашему мнению, 16 из этих проектов высокой степени завершённости и могли быть приняты за основу для определения объёмов финансирования. Это примерно 38 миллиардов рублей, которые могли быть эффективно использованы в этих проектах.

Я сразу оговорюсь, что не все моногорода, которые отнесены в этот перечень, являются наиболее кризисными. Этот перечень исходил из принципа готовности, принципа отработанности проектов, готовности технической документации. В нём выделяется часть, которая на самом деле находится в кризисном положении и в первую очередь требует нашей поддержки – я захожу немножко дальше, – есть часть, которая может быть отнесена на более поздние периоды в зависимости от решения вопросов финансирования.

Мы подготовили проект распоряжения о выделении средств федерального бюджета на поддержку мероприятий в области социально-экономического развития моногородов. В первоначальном виде эта позиция составляла 51,5 миллиарда рублей, которые включали в себя и субсидирование тех проектов, о которых я говорил, – которые могли быть и по линии Минэкономразвития, – и работу на рынке труда, и создание проектного офиса в рамках ВЭБа, который бы поддерживал эту организационно-технологическую деятельность.

Но в ходе рассмотрения согласований с заинтересованными ведомствами этот объём финансирования не получил поддержки, и мы были вынуждены сконцентрироваться на наиболее острых проблемах. Хотя всё-таки, выделяя в качестве приоритетных, наиболее кризисные по своему социально-экономическому положению – моногорода. Мы хотели бы всё-таки не превращаться только в пожарную команду, у которой пожар вспыхнул, и мы начинаем его тушить.

Всё-таки хотелось бы работать на опережение, хотелось бы работать системно с теми городами, которые, может быть, не вызывают сегодня и по показателям занятости, и по объём высвобождения такой острой тревоги, но ситуация быстро меняющаяся, и мы хотели бы иметь возможность здесь более системной работы.

Понятно ещё и то, что в условиях финансовой неопределённости сами заявители-моногорода не готовы обеспечить проекты соответствующей документацией, это стоит денег. Нужно израсходовать несколько миллионов рублей, для того чтобы проработать проект. И если нет ясности о том, готов софинансировать федеральный центр эти условия или нет, просто не такое положение сейчас у субъектов Федерации и муниципальных образований, чтобы легко тратить деньги на проекты, финансовое будущее которых не определено. Если это будущее будет определено, ясно, что количество проектов будет гораздо больше, и эта цифра может быть серьёзно скорректирована в сторону увеличения.

В проекте постановления, как я уже сказал, предлагаются чёткие критерии для отнесения городов к категории монопрофильных – те критерии, которые можно статистически точно численно выверять. При этом мы хотели бы, имея в виду целью экономию бюджетных средств, исключить из перечня моногородов, претендующих на эту поддержку, во-первых, центры субъектов Федерации – у нас два таких города в списке. Нам представляется, что они могут самостоятельно решать эти проблемы. А также те муниципальные образования, которые находятся на территориях наиболее высокообеспеченных субъектов Федерации и регионов-доноров.

Итак, как я сказал, в рамках того объёма финансирования, который в результате долгих согласований удалось определить, эта сумма более чем на порядок меньше первоначально заявленной, а именно три миллиарда рублей. Был определён приоритетный перечень из тех пяти моногородов, в которых, мы считаем, можно было бы уже сейчас начинать эту работу. Они соответствуют двум основным критериям.

Во-первых, это наиболее кризисные моногорода. Во-вторых, те, где есть проекты в основном в продвинутой стадии разработки и где, мы почти уверены, эти средства могут быть эффективно израсходованы. Это Краснотурьинск в Свердловской области, Юрга – Кемеровская область, Анаш – Чувашия, Чегдомын – Хабаровский край, Надвоицы – Республика Карелия.

Несколько слов по каждому из этих проектов. В Краснотурьинске – 12 инвестпроектов, которые на территории закрывающегося алюминиевого завода преобразуются в индустриальный парк, работающий, дополнительно создающий спрос примерно на 1,5 тысячи рабочих мест. При этом федеральное участие – это инженерная инфраструктура: дорожная, немного участок дороги, теплоснабжение, котельная, это технический водопровод. В общей сложности это примерно 1 миллиард 600 миллионов рублей средств, которыми предстоит поддержать развитие инфраструктуры.

Юрга – это 16 инвестиционных проектов, создание больше двух тысяч рабочих мест. Инфраструктурная составляющая – это канализационные коллекторы и котельная для теплоэлектроснабжения. Предполагаемая сумма финансовой поддержки – 690 миллионов рублей.

Чегдомын – 13 инвестпроектов, создание более 500 рабочих мест, необходимая инфраструктурная поддержка – 440 миллионов рублей для снятия ограничений по воде, по электроэнергии, по теплу.

Наконец, Надвоицы. Я должен сказать следующее: мы зарезервировали примерно порядка полумиллиарда рублей на цели поддержки, но в отличие от четырёх предшествующих случаев здесь меньше подготовленность с точки зрения и проработки самих инвестпроектов, создания новых рабочих мест и с точки зрения отработки тех инфраструктурных проектов, под которые предполагается именно федеральное финансирование.

Но здесь наиболее критичная ситуация: зарегистрированная безработица – 5,7 процента, что почти в три раза выше, чем по региону в целом, а у нас в требованиях по классификационным признакам отнесение к получению помощи достаточно, чтобы на 30 процентов было выше, чем по региону в среднем.

Это в три раза выше, чем в среднем по моногородам, и почти в пять раз выше, чем по Российской Федерации. Вот этот мощный фактор социально-экономического риска, который, как нам кажется, позволяет нам также отнести, хотя как бы со звёздочкой, с некоторым условием, к тому перечню, который мы готовы принять в работу и начать финансирование уже в этом году.

Понятно, что все названные муниципальные образования и градообразующие предприятия должны провести дополнительную работу по отработке технической документации в установленный срок – до 1 июля этого года, когда весь установленный объём подготовительных материалов должен быть проверен, уточнён и принят. В ином случае те средства, которые сейчас заявлены, могут быть перенаправлены на цели поддержки проектов в моногородах и других, где большая степень технико-экономической отработанности и подготовленности.

Как я уже сказал, у нас резервный список из 12 городов. В нём ещё три города относятся по таким же критериям одновременно и к высокой степени кризисности ситуации, и к высокой степени отработки инвестиционных проектов. И нам кажется, что они могли бы быть как бы вторым по очерёдности проектом.

Первый проект – это три миллиарда рублей, и второй – ещё 2,5 миллиарда рублей. С нашей точки зрения, это тот самый минимальный объём средств, который необходим в этом году, для того чтобы обязательно сдвинуть проект с нынешней мёртвой точки.

В.ПУТИН: Ещё раз, сколько это получается?

А.УЛЮКАЕВ: По этим восьми моногородам – 5,5 миллиарда рублей освоение этого года, это просто минимум миниморум, что называется. Но в целом, Владимир Владимирович, я повторю, что мы настаиваем на сумме в 30 миллиардов рублей, которая позволит работать не только там, где уже огонь полыхает, но и там, где ситуация постепенно становится более и более напряжённой, с тем чтобы предотвратить это развитие.

Кроме работы по этим точкам мы считаем, что нужна некоторая корректировка нормативно-правовой базы. А именно: мы предлагаем и готовы внести проект соответствующего федерального закона о внесении изменений в законодательство, который обеспечит предоставление определённых налоговых льгот тем предприятиям и юридическим лицам, которые готовы осуществлять производственную и инвестиционную деятельность на территории моногородов.

И второе. У нас уже в течение значительного времени подготовлен проект – ещё в прошлом году – федерального закона об изменении в закон об особых экономических зонах, который предполагает возможность реализации региональных проектов особых экономических зон на базе индустриальных парков, технопарков, агропромпарков. Именно того, что мы хотели бы.

И наши коллеги в субъектах Федерации, в муниципальных образованиях видят как наиболее действенный механизм в поддержке занятости на территории моногородов. Мне кажется, построение этого правового инструментария также было бы чрезвычайно полезно.

Конечно, есть разные категории моногородов. Есть моногорода, в которых сочетание производственных ресурсов, которое имеется, позволяет примерно в этой же структуре, оставаясь градообразующими предприятиями, наращивать объёмы производства, создавать новые рабочие места. Есть моногорода, где требуется решать вопросы о территориальной мобильности населения и передвижении их в другие территории. Они разные по своим механизмам и требованиям.

Нам кажется, что нужно работать и с теми, и с другими категориями. Вот на тех имеющихся проектах, которые я назвал, можно было бы считать их пилотными проектами, отработать соответствующие механизмы и дальше выходить на их тиражирование, с тем чтобы эту проблему шаг за шагом снимать.

Спасибо.

В.ПУТИН: Ирина Владимировна, пожалуйста.

И.МАКИЕВА: Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые коллеги!

Я хотела добавить, рассказать, как работала рабочая группа по модернизации моногородов при правительственной комиссии. Несколько слов о тех итогах, может быть, о тех успехах, которых мы добились, и о тех проблемах, которые не удалось решить.

Какие плюсы? Было поддержано 49 моногородов. В этих моногородах было создано 92 тысячи новых постоянных рабочих мест начиная с 2010 года. Безработица снизилась в полтора раза. Лучшие по созданию альтернативных рабочих мест следующие города: Кемеровская область – Прокопьевск, Таштагол, Свердловская – это Каменск-Уральский, в Республике Татарстан – Набережные Челны, тоже крупный моногород, который справился, Нижегородская область – Павлово.

За это время отработано четыре модели модернизации моногородов. Первая модель, когда крупное градообразующее предприятие выходит на выпуск другой продукции, то есть происходит глубокая модернизация этого крупного предприятия.

Вторая модель, когда запускаются альтернативные проекты, два-три средних, которые снижают социальную напряжённость и зависимость от крупного предприятия.

Третья модель – это создание индустриальных парков. По факту это получилась самая востребованная модель. Во-первых, сразу снижаются риски, если образуется индустриальный парк: один резидент приходит, другой уходит. И для экономики колебаний в создании новых рабочих мест не происходит.

И четвёртое, когда нет крупных инвесторов и средних нет, тогда только возможно развитие малого и среднего предпринимательства. Такие примеры тоже есть.

В чём отличие деятельности рабочей группы от всех, наверное, предыдущих команд, которые занимались решением подобных проблем? На площадке рабочей группы впервые реализован проектный подход. Мы получаем сигнал от профсоюзов с территорий, мы получаем сигнал от градообразующего предприятия, мы получаем сигнал от власти на территориях и начинаем решать эту проблему комплексно.

Поэтому в рабочую группу входит семь заместителей министра, два заместителя руководителя федеральных организаций, включая ФСО, пять банков с госучастием на уровне зампредов, представители Фонда ЖКХ, Фонда РЖС, предприниматели, профсоюзы, АСИ. То есть люди собрались с разным бэкграундом.

Конечно, по каждому городу у нас принимаются эксклюзивные решения. Но, может, это как раз тот путь, когда нужно по каждому городу принимать что-то индивидуальное, потому что города очень непохожи.

За это время разработаны планы модернизации более чем 300 городов. То есть это не программа социально-экономического развития. Внутри что является обязательным? Готовится баланс трудовых ресурсов, когда высвобождают с градообразующего и когда должны быть созданы альтернативные рабочие места, чтобы не было разрыва во времени. То есть здесь увольняют, тут же эти люди должны прийти на новые рабочие места.

Далее. Внутри содержится набор инвестиционных проектов, набор инженерной инфраструктуры, чтобы эти проекты запустить. И считается, сколько это стоит, сколько должен вложить бюджет разных уровней, сколько должно прийти частных инвестиций.

Параллельно мы сформировали информационную базу по всем промышленным площадкам в моногородах. Таких промышленных площадок более четырёхсот, но готовых к привлечению инвестора, к приходу инвестора только одна треть. Все остальные – это участки без коммуникаций, заброшенные промзоны с непонятными техническими характеристиками, куда инвестора приводить просто невозможно.

Что мы сделали в прошлом году для того, чтобы понять, какие меры поддержки необходимо предложить для разных категорий городов? Мы взяли все города – 342, разбили на три категории по принципу светофора: зелёное, где всё хорошо, можно не вмешиваться; жёлтое, где нужно мониторить и в случае ухудшения ситуации нужно оперативно подключаться; и красная зона – таких получилось 57 городов, – где необходимо быстро реагировать на сложившуюся ситуацию и понимать, что с этим городом будет через год, через два.

По этим всем 57 городам мы провели следующую работу. К нам приезжали регионы, защищали свои планы – коллеги здесь присутствуют, несколько раз были на защитах, – предлагали альтернативные проекты, мы их проверяли, выверяли инженерку и считали, каким городам нужно помочь в первую очередь. Действительно, пять городов сейчас просто находятся в такой ситуации, что помогать им необходимо было ещё вчера. Стоит эта поддержка пяти городов три миллиарда рублей. Действительно, в очереди у нас ещё – следующий транш – это три на 2,5 миллиарда. Но эта прямо горящая пятёрка.

Если всё по этим восьми городам реализуется быстро, на что мы можем выйти? В половине этих городов будут созданы индустриальные парки – это самая быстрая мера и самая эффективная. В этих четырёх парках будет создано порядка пяти тысяч рабочих мест в течение трёх лет. И во второй половине в других четырёх городах будет реализовано 10 альтернативных проектов тоже где-то порядка 4,5 тысячи рабочих мест.

Теперь проблемы и предложения. В качестве проблем. Понятно, что государственная поддержка всем 300 городам невозможна. Есть города очень хорошие, которые не требуют господдержки, но вместе с тем мы понимаем, что в условиях бюджетной ограниченности, наверное, нужно сосредоточиться на тех городах, которые этой помощи ждут и куда необходимо её направлять.

Какое предложение? Предлагается утвердить перечень, мы разбили по зонам, утвердить города, которые имеют право претендовать на господдержку, и с ними работать, сосредоточить всё внимание на них. То есть будут кризисные, будут города, требующие дополнительного внимания, и будут стабильные города. В стабильные города не нужно вливать федеральные ресурсы.

В.ПУТИН: Критерии как определить?

И.МАКИЕВА: Мы собирали эти критерии. У нас есть анализ кризисности, смотрели безработицу, смотрели прогнозы по высвобождению, смотрели, сколько процентов населения из трудоспособного работает на градообразующем предприятии. То есть мы собирали информацию из пяти ведомств, смотрели прогноз по вступлению в ВТО, и вот таким коллективным решением – в этом принимал участие Минпром, Минтруд, Минсельхоз, все отраслевые ведомства – на эти города вышли. У нас такой список есть. Просто хорошо было бы его утвердить и сказать, что с этими городами мы работаем и есть вот такой набор мер поддержки.

Проблема вторая. В 2012–2013 годах деньги на поддержку моногородов не выделялись, соответственно, о чём говорил Алексей Валентинович, субъекты не совсем охотно идут на разработку документации с учётом того, что бюджетная обеспеченность, наверное, не в лучшем состоянии. Предлагается в 2014 году в зависимости от сегодняшних решений поддержать либо пять городов на сумму три миллиарда, либо восемь на сумму 5,5 миллиарда рублей.

Следующая проблема, с которой мы столкнулись, работая в рабочей группе. В тех субъектах, где есть нормальные управленческие команды, – работает. Есть примеры: Кемеровская область, Свердловская область. Просто не хочу никого обижать, но есть в некоторых регионах, вроде мы дали все возможные инструменты, но что-то не срабатывает. И когда мы выезжаем на территории, видим просто, что даже не компетенция, а скорее всего нет взаимопонимания между регионом, между собственником, между альтернативщиками.

У нас есть и положительный пример, как в Краснотурьинске. Например, «Русал», корпорация «Развитие» и альтернативный инвестор на четверых создали управляющую компанию, договорились: «Русал» вошёл с землёй, регион войдёт туда деньгами и проектами. Соответственно, есть положительный пример. То же самое, у нас очень хороший пример в Кемеровской области, когда «СУЭК» вместе с региональной администрацией находит точки взаимопонимания, и совместные проекты реализуются в возможно короткий срок.

Поэтому предлагается в этих пяти городах, хотя бы с них стартовать, которым, мы считаем, нужно оказать поддержку в возможно короткий срок, сформировать и обучить управляющие команды для этих городов. То есть взять одного из региона, одного из муниципалитета, с градообразующего, с альтернативщика, чтобы эти люди научились говорить на одном языке. Это работает.

Следующая проблема. Выборочное анкетирование, которое провело Минэкономики, показало, что в ближайшие два года будет сокращено 35 тысяч человек. Есть следующее предложение. Собственники градообразующих предприятий, которые увольняют работников и не трудоустраивают их, я не скажу, что, может быть, штрафовать их, а может быть, действительно предусмотреть отчисления в какой-то специальный фонд за каждое сокращённое место. А уже этот фонд будет упаковывать альтернативные проекты, участвовать в финансировании проектов, а также осуществлять поиск сторонних инвесторов.

Следующая проблема. Моногорода, особенно отдалённые, имеют низкую инвестиционную привлекательность. Предлагается наделить такие кризисные города особым налоговым статусом. Возможно, предусмотреть льготы по налогу на прибыль, на имущество, на землю, по страховым взносам.

Ещё одна проблема. Когда мы посещаем сложные моногорода, практически весь бизнес на территориях говорит о том, что у них нет информации и условий входа и ведения бизнеса в моногородах на этих площадках, и, конечно, там практически низкая информированность о поддержке малого и среднего бизнеса.

И последнее предложение. Очень хорошо сработала мера по дополнительным выделениям средств на поддержку малого и среднего бизнеса, которая была в 2010 году. Мы предлагаем «окрасить» деньги по линии МСП, по линии Минэкономики на поддержку малого и среднего бизнеса в моногородах.

У меня всё. Доклад окончен.

В.ПУТИН: Особый налоговый режим. Просто льготы предоставить по налогу. Там, конечно, есть угрозы. Мы понимаем, просто регистрироваться будут, а реально работать не будут. Можно там зарегистрировать всю экономику. Мы это уже проходили.

Я понимаю и благодарен вам за то, что вы ищете решения, просто такие решения должны быть продуманы очень детально. То же самое касается и особого фонда. То есть это нагрузка на бизнес, который в этих моногородах работает. Ему и так там тяжеловато, а мы ему говорим: а сейчас ещё будешь отчислять. Это надо делать вместе.

Я не случайно сказал во вступительном слове, что это и Федерация, и регион, и там, где возможно, и муниципалитет, и бизнес – все вместе должны решать. Нужно вырабатывать систему общей ответственности.

Антон Германович, по поводу этих расходов федерального бюджета. И предложения, которые Ирина Владимировна сформулировала.

А.СИЛУАНОВ: Спасибо, Владимир Владимирович.

Я буквально пару цифр ещё приведу до предложения. У нас в 2010–2011 годах выделялось 11,5 миллиарда рублей дотаций на сбалансированность, из которых сегодня, мы видим по состоянию на 1 января 2014 года, 1,7 миллиарда ещё не освоено.

При этом если посмотреть по отдельным городам, у которых освоение меньше 30 процентов, у некоторых вообще ноль, то таких сумм наберётся больше 900 миллионов рублей. Эти суммы, кстати говоря, можно взять и использовать на новые моногорода сверх тех пяти, которые сейчас были озвучены. Мне казалось бы, что это было бы правильно. Первое соображение.

Второе соображение, почему не осваиваются. В том числе и потому, что инвесторы не выполняют свои обязательства. Делается инвестпроект, подводится даже где-то инфраструктура. Инвесторы, подписав договор о намерениях, не выполняют эти намерения.

Поэтому мне казалось бы, что если мы говорим о комплексном проекте, то необходимо говорить и об ответственности всех сторон: субъект, инвестор. Причём, если инвестор не выполняет свои обязательства, нужно применять какие-то экономические и финансовые санкции к таким инвесторам. Ну а как ещё иначе? Потому что мы видим, что не выполняются условия.

По финансированию. Мы в Правительстве, Владимир Владимирович, обсуждали этот вопрос и договорились о том, что оно первым пяти регионам помогает на сумму три миллиарда рублей. Предлагаю сейчас провести перераспределение ранее выделенных сумм, которые не используются, не использовались вообще 0,9 миллиарда рублей, и направить их на следующие моногорода.

А с учётом того, что деньги, из которых мы направляем, были предусмотрены на содействие занятости, мы должны смотреть, хотя бы полгода должно пройти, как эти средства будут востребованы в течение года. И если мы видим, что остроты востребованности нет, то могли бы в начале буквально второго полугодия, в июле-августе, принять решение о дополнительном увеличении финансирования, о чём Ирина Владимировна говорила, 2,5 миллиарда рублей за минусом 0,9, которые, мне казалось бы, что можно было поднять с субъектов, которые не освоили эти деньги и не исполнили те обязательства, по которым эти ассигнования выделялись.

И ещё последний вопрос – по налоговым льготам. Владимир Владимирович, я считаю, что здесь могут сами субъекты представлять такие решения, потому что в первую очередь это имущество, земля, по прибыли можно льготы предоставлять регионам. Все полномочия для такого решения у регионов есть. Поэтому при подготовке такого проекта среди мер, которые субъект Российской Федерации принимает для содействия занятости в моногородах и так далее, можно было бы и предложить им принять такие решения.

Спасибо.

В.ПУТИН: Алексей Валентинович, пожалуйста.

А.УЛЮКАЕВ: Я хотел добавить, во-первых, о том, что у нас же есть практика работы в особых экономических зонах, есть такие поправки в законодательство, о котором я говорил, которое позволяет на региональный уровень спускать и в виде форм промышленных парков, агропромпарков, инвестиционных парков такие структуры создавать.

Там отработан механизм взаимных обязанностей и ответственности в виде соответствующих инвестиционных соглашений, есть средства понуждения инвесторов к выполнению этих обязательств. Можно было бы это использовать, с тем чтобы на самом деле не создавать такие «чёрные дыры», где просто регистрировались бы желающие получить налоговую льготу без исполнения обязательств по инвестированию.

И относительно ещё всё-таки критериев того, какие предприятия должны попасть в список первоочередных. У нас предложен набор этих критериев, который говорит об особо высоком уровне безработицы. В нашем представлении это на 30 процентов выше, чем в среднем по субъекту Федерации.

И о динамике этого показателя – увеличение примерно на те же 30 процентов относительно соответствующего периода прошлого года. То есть в целом уровень может быть не такой высокий, но тревожит нарастание безработицы. Это сокращение объёмов производства в градообразующем предприятии за год больше чем на 20 процентов или полная остановка этого предприятия.

Это самые простые, но верифицированные показатели, которые позволят этот список, о котором Ирина Владимировна говорила, сформировать быстро и по этим приоритетам уже работать прямо сейчас.

Да, и последнее. То, что говорит Антон Германович по поводу очерёдности. Вот посмотрим, если не примут решение, стройка не пойдёт уже. Это значит, что эти решения будут реализовываться уже только в 2015 году. Поэтому мы установили этот срок до 1 июля. Это крайний срок, когда должна быть проверена техническая готовность соответствующих муниципальных образований субъектов Федерации к работе, с тем чтобы они могли стройку развернуть.

Если мы отложим принятие решения до второй половины года, это будет, конечно, фактически уже финансирование следующего года.

В.ПУТИН: И всё-таки то, о чём сказала Ирина Владимировна, по поводу ситуаций, решения которых не терпит отлагательства, – вот эти несколько предприятий, несколько моногородов. У вас с Минфином какие предложения по этому году?

А.УЛЮКАЕВ: Мы предлагаем эти восемь позиций: пять и три. Пять – на сумму три миллиарда, и три позиции на сумму 2,5 миллиарда…

А.СИЛУАНОВ: По 2,5 миллиарда и по трём моногородам решение мы пока внутри не выработали. Мне бы казалось, что мы могли бы ближе к июлю их принять с учётом ситуации с занятостью, поскольку мы за счёт именно этого источника берём деньги для поддержки моногородов.

В.ПУТИН: Вы сказали, три – это абсолютно необходимая вещь, и плюс, возможно, ещё два, так?

И.МАКИЕВА: Пять городов на сумму три миллиарда – это нужно запускать сейчас, всё готово, кроме Надвоицы. Но мы на них хотим зарезервировать деньги. И три города тоже готовы на сумму 2,5 миллиарда. То есть можно двумя траншами…

В.ПУТИН: Но мы услышали сейчас решение Правительства, они готовы в объёме 5 миллиардов. Это как раз будет и первое, и второе, то, что Вы сказали. Практически и то и другое. Три и два с половиной – получается пять с половиной.

А.СИЛУАНОВ: Мы в Правительстве проводили совещание у первого вице-премьера. Приняли решение по пяти моногородам, Владимир Владимирович, и по три миллиарда рублей.

В.ПУТИН: Три миллиарда?

А.СИЛУАНОВ: Да, а два с половиной – это новое предложение, которое сейчас возникло.

В.ПУТИН: Доработайте тогда. Давайте запишем в сегодняшнее решение: проработать дополнительно. К июню.

<…>

Число погибших в результате взрыва на организованном шиитами предвыборном митинге в Багдаде возросло до 28 человек, передает агентство Франс Пресс со ссылкой на МВД страны.

Ранее сообщалось, что погибли 18 человек, 21 получил ранения.

На митинге, в котором приняли участие 25 тысяч человек, взорвались два начиненных взрывчаткой автомобиля. Инцидент произошел в преддверии парламентских выборов, которые должны пройти в среду, 30 апреля. Это первые парламентские выборы с 2011 года, когда американские войска покинули страну, и они станут испытанием для иракских сил безопасности.

Рост напряженности в Ираке связан с противостоянием крупнейших исламских общин — суннитов и шиитов. Во времена правления Саддама Хусейна сунниты занимали главенствующее положение в государственных структурах Ирака, однако после вооруженного вторжения США и свержения Хусейна суннитов потеснили шииты. Они заняли ряд важных государственных должностей, среди которых наиболее влиятельным является пост премьер-министра.

Министр сельского хозяйства Николай Федоров призвал не политизировать запреты на ввоз продукции из ряда европейских стран, которые может ввести Россия.

Ранее Россельхознадзор сообщил, что может ограничить поставки в Россию плодоовощной продукции из Польши, если страна не примет меры по соблюдению фитосанитарных норм и не обеспечит корректное оформление ввозных документов. Кроме того, РФ ввела запрет на импорт европейской свинины из-за вспышки АЧС в Литве и Польше.

"Это обычное явление. Сейчас из-за какой-то политизированности ситуации вокруг Украины это подают как что-то чрезвычайное. Но деятельность (по ограничению поставок) и Роспотребнадзора, и Россельхознадзора, если вы ее проанализируете, больше или меньше, каждый год происходит в силу обнаружения разных патологий и болезней фитосанитарных, карантинных и эпизодических", — сказал Федоров журналистам.

Он отметил, что потребители РФ в случае введения Европой и США запрета на поставки продукции в РФ не почувствуют никаких изменений. "Каких-то масштабных изменений или дефицита из-за того, что мы сейчас наблюдаем, мы не прогнозируем. <…> Какие-то шероховатости могут быть в замене по времени, но в среднесрочной перспективе я не вижу, что могут быть какие-то заметные сбои на прилавках из-за политических процессов, происходящих сегодня вокруг России", — добавил Федоров.

Министр заявил, что уже выстроилась очередь из стран, которые просятся быть первыми в поставке продукции альтернативно Польше, Литве.

"Ради чего мы вступали в ВТО, выстраиваем отношения с самыми разными странами? У нас всегда есть альтернативные страны и регионы, которые быстро могут начинать поставки тех видов продукции, по которым мы прогнозируем появление возможного дефицита", — добавил министр. Федоров отметил, что речь может идти о закупках в Австралии, Бразилии, Перу, Уругвае.

Вчера, 23 апреля 2014 года, в министерстве культуры Перу была подписана резолюция, согласно которой острые овощные рагу и закуски, называемые в Арекипе (Arequipa) picanterias, стали культурным наследием страны. Это главная гастрономическая достопримечательность региона — picanterias с удовольствием пробуют туристы и обожают местные жители.

В Арекипе есть множество закусочных, которые предлагают picanterias из местных овощей, отваренных в специальном соусе из перца "чили", а также темно-фиолетовый напиток chicha morada, который готовится из здешних сортов кукурузы. Теперь все эти кафе планируется объединить в некое подобие единой сети, при этом сохранив уникальный стиль каждого подобного заведения.

Также picanterias de Arequipa будут включены в кулинарные маршруты по стране: туристы смогут не только попробовать эти блюда, но и узнать историю их появления в Перу и даже научиться их готовить.

В провинции Керманшах, в промзоне «Зафар» состоялся ввод в эксплуатацию первого в стране предприятия по переработке строительных отходов. Оно создано при участии Компании коммунального хозяйства провинции Керманшах, и его перерабатывающая мощность составляет около 11 млн. т строительных отходов в год. Готовой продукцией предприятия является асфальт, бетон, кирпич, материалы для отсыпки дорожного полотна и т.д.

Вице-губернатор провинции Керманшах по вопросам благоустройства Моджтаба Никкардар на церемонии начала работы предприятия заявил, что Керманшах относится к числу передовых провинций в области переработки различных отходов и его можно считать провинцией, в которой уделяется самое серьезное внимание защите окружающей среды.

Как подчеркнул исполнительный директор проекта по строительству названного предприятия Салар Ахмедзаде, данное предприятие может перерабатывать до 90% строительных отходов. Оно также готово при разрушении старых и ветхих зданий в городах размещать непосредственно на строительных площадках специальные установки и перерабатывать строительные отходы на месте.

Помак (Santuario Histórico Bosque de Pómac), в настоящее время разрабатываются две культурно-исторические экскурсии Dorado de Lambayeque и Ruta de los Ancestros Reales de Sicán, которые будут посвящены древним цивилизациям индейцев, когда-то населявших эту землю и их традициям.

Туры стартуют в 2015 году. Авторы идеи сообщают, что в рамках маршрутов все желающие смогут под руководством профессиональных гидов-историков осмотреть территорию заповедника, где находятся знаменитые храмы поклонения предкам в Сикане и погребальные сооружения, узнать больше о том, как жили здесь люди до прихода испанских завоевателей, какими были их религия, привычки и быт.

Также в Национальном музее Сикана (Museo Nacional Sicán) и в археологическом комплексе Батангранде (Batangrande) будут организованы интересные экспозиции из уникальных находок, обнаруженных в этих местах учеными-исследователями. По словам директора музея Сикана, местная индейская культура, появившаяся в этом регионе еще до образования инкской империи, очень необычна и перекликается с традициями аналогичных племен в Эквадоре и Колумбии.

В результате задержек в процессе утверждения результатов клинических исследований бразильскими регуляторами в 2013 году Бразилия не смогла принять участие в разработке 112 новейших фармацевтических препаратов, заявили представители Альянса клинических исследований, объединяющего фармкомпании, исследовательские институты и общественные организации Бразилии.

Фармацевтический сектор Бразилии недоволен сроками утверждения результатов клинических испытаний

По информации альянса, процесс утверждения результатов КИ в Бразилии может занимать 12 и даже 15 месяцев, в то время как в США на это требуется около двух месяцев, а в большинстве европейских стран – чуть более двух с половиной месяцев, сообщает газета Tribuna do Norte. В соседних с Бразилией Перу и Аргентине этот процесс занимает около четырех месяцев.

«Мы не ищем универсального средства, мы хотим, чтобы власти проявляли большую гибкость в этом процессе», – заявил Флорентино Кардосо, президент Бразильской медицинской ассоциации, участвующей в Альянсе клинических исследований.

Бразилия представляет собой шестой по величине фармацевтический рынок в мире и занимает 15-е место в мире по количеству проводимых КИ.

Консорциум китайских компаний Minmetals Resources Limited при Китайской корпорации металлов и минералов, Международная инвестиционная компания "Госинь" и компания металлов при Китайской международной траст-инвестиционной компании покупают медный рудник Лас-Бамбас в Перу. Предполагаемый объем сделки достигает $5,85 млрд.

Для окончательного завершения приобретения необходимо одобрение правительств Перу и Китая. Как ожидается, сделка будет закрыта в конце 2014 г.

Рудник Лас-Бамбас является крупнейшим в мире проектом по добыче меди. По предварительным оценкам, в течение первых пяти лет разработки объем добычи на месторождении составит 450 000 т меди ежегодно.

Напомним, что по итогам марта 2014 г., Китай нарастил объем импорта необработанной меди на 40 000 т по сравнению с уровнем февраля текущего года. Объем закупленной за рубежом меди в марте достиг 420 000 т – это максимальный показатель за последние три месяца. За январь-февраль 2014 г. в КНР выпущено на 6,7% больше меди, чем в январе-феврале 2013 г

Кения может увеличить поставки авокадо на рынок Европы.

Производство авокадо в Кении имеет значительные преимущества, по сравнению с другими странами, в том числе и потому что урожай продукции в кенийских садах собирается два раза в год.

Основную конкуренцию кенийскому авокадо на рынке стран-членов ЕС может составить продукция, выращенная в Перу, которая, зачастую, реализуется по более низким ценам из-за меньших расходов на транспортировку.

Теперь, после открытия порта Момбаса, кенийские экспортеры начнут доставлять свои авокадо на больших суднах, которые станут экспортировать плоды прямо в европейские порты и, таким образом, снижать затраты на транспортировку. Последний фактор, в свою очередь, увеличит конкурентоспособность Кении, в сравнении с Перу и Мексикой.

Более 100 именитых шеф-поваров из 20 стран мира присоединятся к III Всемирному гастрономическому саммиту (III Cumbre Mundial de Gastronomía) и международной кулинарной встрече Gourmon de Chiclayo 2014, которая пройдет в городе Чиклайо (Chiclayo) с 5 по 7 июня 2014 года, в отеле Casa Andina.

В программе мероприятий: разнообразные лекции, конференции, кулинарные шоу, мастер-классы и дегустации разнообразных блюд чрезвычайно популярной на сегодня перуанской кухни, а также гастрономических произведений от мастеров из Аргентины, Бразилии, Франции, США, Канады, Мексики, Финляндии, Чили, Боливии и других стран.

Организаторы саммита и встречи утверждают, что у Чиклайо есть все шансы стать "мировой столицей гастрономии", особенно после того, как в прошлом году Перу досталась престижная награда World Travel Award — "Лучшее кулинарное направление в мире".

Перу хочет увеличить продажи рыбы на рынок РФ

Перуанская сторона заинтересована в расширении поставок в Россию рыбы и рыбной продукции. По словам посла Густаво Отеро, в настоящее время в Перу идет гармонизация отраслевого законодательства и законодательства Таможенного союза.

Перспективы торговли продукцией из водных биоресурсов обсуждалась на рабочей встрече перуанского посла Густаво Отеро и руководителя Россельхознадзора Сергея Данкверта.

Дипломатический представитель отметил заинтересованность Перу в увеличении поставок на рынок РФ рыбных товаров. При этом, отметил Густаво Отеро, доля продукции глубокой рыбопереработки стабильно увеличивается.

Сергей Данкверт обратил внимание, что сейчас возможности двусторонней торговли пищевой продукцией далеко не исчерпаны. В настоящее время поставки продуктов питания перуанского происхождения в Россию в денежном выражении не превышают 90 млн. долларов, тогда как Эквадор и Чили отправляют такой продукции на сумму более чем по 1 млрд. долларов. При этом перуанской рыбы и рыбопродукции поставляется меньше, чем фруктов, кофе и орехов.

Результаты последней инспекции рыбоперерабатывающих предприятий Перу показали необходимость более тесного сотрудничества Россельхознадзора и перуанской компетентной службы, сообщили Fishnews в пресс-службе российского ветеринарного ведомства. Густаво Отеро особо отметил, что в настоящее время в Перу идет гармонизация отраслевого законодательства с законодательством Таможенного союза, совершенствуется система лабораторной проверки продукции на безопасность. Посол попросил командировать в Перу группу экспертов Россельхознадзора для проведения семинара по практическим вопросам ветеринарной сертификации рыбной и морской продукции на соответствие нормам и требованиям, предусмотренным законодательством РФ и Таможенного союза.

В Перу недостаточно персиковых садов.

В настоящее время на территории Перу персики произрастают на 5,5 тысячах гектаров, большая часть которых сосредоточена в Лиме. Остальные плантации находятся в других провинциях страны – Анкаше, Аякучо, Куско, Мокегуе и Такне.

Тем не менее, по замечанию отраслевых специалистов страны, этой площади явно недостаточно, чтобы удовлетворить потребности местных экспортеров и переработчиков.

Как отметил Уильям Дага Авалос (William Daga Ávalos), занимающийся садоводством, в настоящее время в стране ежегодно производятся около 56 тысяч тонн персиков, причем 16 тысяч тонн из них в дальнейшем отправляются на экспорт.

- Мы поставляем небольшое количество фруктов в Бразилию и вовсе не экспортируем косточковые в Эквадор и Колумбию. В настоящее время в Перу нет достаточного количества качественной продукции, которая бы соответствовала требованиям рынков других стран,- сказал специалист.

Так для удовлетворения потребностей перерабатывающей промышленности и предприятий, занимающихся производством соков, сейчас Перу импортирует персики из Чили и Австралии, хотя в стране могут быть высажены дополнительные 15 тысяч гектаров персиковых садов.

Camposol откроет новый офис продаж на территории Испании.

Компания Camposol, являющаяся крупнейшим в мире поставщиком авокадо и другой плодовоовощной продукции, продолжает кампанию по расширению присутствия на европейском рынке.

Так уже в текущем месяце она намеревается открыть центр по контролю качества в регионе Альхесирас на территории Испании.

Новый филиал компании будет специализироваться на распределении товаров в Средиземноморском регионе – в основном, на распределении авокадо.

- В первую очередь дело идет о разработке системы продаж авокадо с помощью логистической инфраструктуры порта Альхесирас,- рассказал Серхио Торес (Sergio Torres), Генеральный директор Camposol Fresh BV.

Визит Б.Обамы в Саудовскую Аравию: рябь на воде

Погос Анастасов

Первый за пять лет приезд президента США в Саудовскую Аравию 28 марта вызвал в международном сообществе лишь одно чувство – недоумение.

Через неделю после его однодневного визита в страну фиников и нефти никто ни в Эр-Рияде, ни в Вашингтоне не смог внятно объяснить зачем приезжал руководитель сверхдержавы в очень важное для себя региональное государство Ближнего Востока и чем дело закончилось. Что, у главы могущественной страны не было других забот, кроме как излить свои дружеские чувства патриарху ближневосточных монархов? Ради этого он бросил Европу, мучающуюся в шекспировских сомнениях в отношении России «после Крыма», и поехал утешать саудовских шейхов, озабоченных сближением США с Ираном?

Кроме маловразумительных заявлений о сохранении стратегического партнерства и «отношений дружбы» мировое общественное мнение об этом загадочном во всех смыслах визите так ничего и не узнало. Кое-что, правда, стало известно из недавней статьи Александра Орлова для «Нового восточного обозрения», но теперь появились и новые обстоятельства.

Не будем гадать и обратимся к фактам, а точнее, к неким действиям союзников США сразу же после завершения этого визита, которые позволят, как представляется, приподнять завесу тайны над этой поездкой. 1 апреля (о, вот он, английский юмор!), то есть через три дня после отъезда Б.Обамы из Эр-Рияда, верный оруженосец Вашингтона британский премьер-министр Дэвид Камерон распорядился провести расследование в отношении деятельности «Ассоциации братьев-мусульман»(АБМ) в связи с опасениями о ее предполагаемых связях с насильственным экстремизмом.

Это вроде бы никак не связано с Саудовской Аравией и приездом туда Барака Обамы, но только на первый взгляд. Ведь вдумайтесь: доклад по этому вопросу для британского премьера должен готовить не кто иной, как Чрезвычайный и Полномочный посол ее Императорского Величества в Эр-Рияде сэр Джон Дженкинс. Где братья-мусульмане и где сэр Дженкинс?

Странно, не правда ли? Но на самом деле в произошедшем есть своя железная логика и связана она отнюдь не с тем, что бегло говорящий по-арабски сэр Джон Дженкинс работал когда-то на Святой земле и имел дело с ХАМАС – палестинским ответвлением «Ассоциации братьев-мусульман», хотя и это тоже важно.

Логика эта обусловлена в первую очередь тем, что в Эр-Рияде происходит своеобразная переоценка ценностей. После сокрушительных неудач в свержении режима Б.Асада и неспособности, во всяком случае пока, поколебать позиции проиранского премьер-министра Ирака Р.Малики (результаты апрельских выборов покажут, удастся ли оппонентам отстранить его от власти), а главное – после отказа США осенью 2013 года пойти на силовой вариант в Сирии и завязывания ими политического диалога с Ираном вне рамок дискуссий по ИЯП, саудовским правителям становится ясно, что думать надо больше о себе.

А этот в общем-то трезвый вопрос, «что будет с нами?» Эр-Рияду действительно следует себе задать. Вашингтон все больше озабочен другими проблемами (как ответить России «за Крым» и что делать с Китаем) и посему подвешенной оказалась вся стратегическая связка, выстроенная королем-основателем КСА Абдельазизом и Франклином Делано Рузвельтом на корабле «Куинси» в 1945 году. Напомним, что тогда сделавший на рейде Джидды остановку корабль Президента США, возвращавшегося с Ялтинской конференции, посетил первый саудовский монарх и договорился с главой одной из держав-победительниц во Второй мировой войне о том, что Вашингтон обеспечит молодому на тот момент саудовскому королевству безопасность, а в обмен получит доступ к несметным нефтяным богатствам Саудовской Аравии.

Конечно, нельзя сводить все проблемы во взаимоотношениях США и Саудовской Аравии к сиюминутным потребностям политического момента. Ценность Эр-Рияда для Вашингтона начала снижаться давно. Диверсификация источников нефти сделала Королевство к 2014 году только одним из многих поставщиков США, экспортирующих за океан не более 12-15% общего объема американского импорта углеводородов. Товарооборот, хотя и держится на внушительной планке вокруг 80 млрд.долл, уже не является критически важным для Вашингтона.

Нет, значимость страны для американской политики не пропала – она продолжает оставаться «региональным жандармом» на страже американских интересов, оказывать давление на непокорный Тегеран и исправно покупать оружие на фантастические суммы (общая сумма контрактов последних лет — 65 млрд.долл.), равные бюджетам крупных европейских держав. Но надорвавшийся на многочисленных военных авантюрах Вашингтон уже не готов поддерживать прежний уровень обязательств в отношении стран региона, включая Саудовскую Аравию, хотя его ближневосточная триада задач (свобода поставок углеводородов, безопасность Израиля и недопущение создания иных региональных центров силы) никуда не делась.

Эр-Рияд, сделавший все, чтобы выполнить прежние установки Вашингтона, теперь чувствует себя обманутым, видя как США постепенно дистанцируются от дел региона и вступают в диалог с теми, кого раньше жестко подавляли. Однако ему, как свидетельствует полное молчание саудовских СМИ после визита американского президента, хватает здравомыслия понять, что ничего в этом стратегическом дрейфе утомленной сверхдержавы он принципиально изменить уже не сможет, в лучшем случае — его замедлить.

А значит, надо добиваться от Белого дома помощи в решении наиболее прагматических задач, которые позволили бы саудовской монархии выжить в новом меняющемся мире.

Среди этих задач первоочередная – искоренение организации «братьев-мусульман» на всем Ближнем Востоке, поскольку именно её, а не Иран, теперь Эр-Рияд считает главной угрозой королевству. По мнению правящей семьи, «братья-мусульмане» представляют собой опасного конкурента со смесью в его идеологии экстремизма, терроризма и популизма, замешанного на лозунгах электоральной демократии при полном политическом цинизме и желании монополизировать власть любой ценой во всех арабских странах.

Судя по всему, именно эту истину и доказывал король Абдалла американскому президенту. К беседе с ним, как считают сами сауды, они пришли неплохо подготовленными: АБМ объявлена 8 марта с.г. в Саудовской Аравии, как и в ОАЭ, вне закона, президент М.Мурси в Египте свергнут в июле 2013 года не без их помощи, а 24 марта с.г. «для острастки» и к вящему удовольствию саудов египетский суд в г. Минья всего за два дня судебных слушаний принял беспрецедентное решение казнить 529 «братьев-мусульман».

5 марта с.г. Эр-Риядом предприняты попытки изолировать, по крайней мере в ССАГПЗ, Катар (оттуда отозваны послы КСА, ОАЭ и Бахрейна), спонсирующий братьев-мусульман по всему миру, всерьез «подморожены» отношения с Турцией, возглавляемой одним из членов «братства» Т.Р.Эрдоганом. Как пишет журнал «Экономист» в номере за 29 марта с.г. в статье «Неуклюжие отношения» (Awkward relations), «… саудовские официальные лица говорят, что Королевство потратило в 2012 году 25 млрд.долл. на субсидирование таких союзников как Иордания, Пакистан и Бахрейн и планирует потратить больше, поскольку теперь Египет стал первым получателем такой щедрости». И все это ради одного – не допустить прихода в этих и сопредельных странах к власти «братьев-мусульман».

Но главным препятствием на пути реализации саудовских планов к моменту встречи саудовского монарха с Б.Обамой оставалась позиция самого Вашингтона, тень которого маячит за «арабской весной» в регионе. Именно США в начале двухтысячных сделали по подсказке своего верного лондонского союзника ставку на «Ассоциацию братьев-мусульман» как на перспективную силу, которая сможет удерживать контроль над арабскими государствами в «переходный период», когда США занялись бы другими вопросами, вроде нормализации отношений с Тегераном. Первой пробой пера (после победы в Турции Т.Р.Эрдогана в 2002 году) стал приход «братьев» к власти в секторе Газа в 2006 году. Он не мог бы произойти без согласия Вашингтона и Тель-Авива.

И вот тут-то интересы сторон расходятся и расходятся кардинально. Эр-Рияд вполне логично доказывает Вашингтону, что нельзя одновременно делать ставку на него и на его злостных врагов, которые, дескать, уже доказали свою профнепригодность и вредность для региона, и что Саудовская Аравия гораздо более эффективно сможет защитить интересы Вашингтона. А свергнув при помощи ОАЭ М.Мурси, она, как написала «Интернешнл Нью-Йорк Таймс» 28 марта, серьезно «подрезала» (undercut) амбиции США. Все просьбы Белого дома к Эр-Рияду смягчить репрессии в отношении «братьев» в Египте остаются без ответа.

Удалось ли королю Абдалле в ходе двухчасовой беседы убедить американского президента в необходимости полностью отказаться от ставки на «братьев-мусульман», покажет время. Пока, как следует из заявления с Даунинг-стрит (если это не первоапрельская шутка), ясно одно – Вашингтон дал поручение Лондону, который долгие годы предоставлял «братьям-мусульманам» «и кров, и дом», помог вырастить из них влиятельную политическую силу, «разобраться» с этим вопросом.

Вывод же из этого эпизода прост — стратегия Вашингтона на Ближнем Востоке не просто буксует, а попросту идет вразнос, двигаясь к полному банкротству. Она провальна на палестино-израильском, сирийском, иранском и иракском направлениях, «не лезет в горло» даже самым ближайшим союзникам, которые не без оснований обвиняют Белый дом в противоречивости его установок, отсутствии стратегии, непоследовательности, слабости, в бесконечных колебаниях и нежелании идти до конца в поддержке своих региональных союзников, которые вконец перессорились между собой.

Единственный пункт, по которому, похоже, сошлись Б.Обама и король Абдалла – усилить поддержку «умеренной вооруженной оппозиции» в Сирии. Однако отказ Вашингтона предоставить ей ПЗРК и тяжелые, в том числе противотанковые, вооружения вновь обрекает регион не на победу одной из сторон, а на дальнейшее кровопролитие и расширение географических рамок дестабилизации, распространение терроризма, рассадником которого, по милости спонсоров оппозиции, стала Сирия.

Британский ученый из Гарвардского университета Рожер Уэйн в статье «События на Украине и Ближнем Востоке вскрывают беспомощность американской политики», опубликованной в газете «Аль-Хайят» от 4 апреля написал: «Если признать, что твоя страна больше не так влиятельна, чем ей самой ранее казалась, то это значит, что она нуждается в принятии твердого решения о реализации своего влияния новыми способами, более изобретательными, но и более ограниченными, хотя это всегда путь, на который трудно встать. И лучшее, что может сделать в этой ситуации неамериканец, то это прожить эти моменты так, как они есть, вместо того, чтобы о них думать…».

Да уж, действительно, если лучшим друзьям Америки уже страшно думать о происходящем, то что говорить о них самих…