Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Выступление на заседании Экспертного совета при ФАС по развитию конкуренции в сфере рыбохозяйственного комплекса.

Салтыков-Щедрин, который, как известно, был не только талантливым сатириком, но и чиновником, описал расследование об исчезновении пескарей из реки именно в ту самую минуту, когда начальство изготовляло для их поимки сети и невода. Очевидно, они были предупреждены и даже в деле оказались данные, доказывающие сговор пескарей…

Пожалуй, это первое описание в русской литературе картельного сговора, но, к сожалению, не последняя сатирическая история маразма русских чиновников.

Вспомнил я об этом, как вы уже сообразили, в связи с обвинениями Ассоциации добытчиков минтая в картельном сговоре. Первое из обвинений касается сговора об ограничении выхода икры минтая. Я хочу обратить внимание на то, что минтай, к сожалению, не читает приказов чиновников и не идет на сговор ни с членами АДМ, ни с кем бы то ни было, а мечет икру по заведенному природой порядку и объему. Вот эти 4,5%. Это физическая сущность данной величины. Это не чья-то административно-бюрократическая прихоть. Это не волюнтаристическая цифра, а научный факт, установленный природой. Как о ней можно было договориться, одному Богу известно.

Безусловно, решение ФАС в отношении картельного сговора по ограничению выхода икры минтая на уровне 4,5% от общего объема рыбы заслуживает пера Салтыкова-Щедрина. Однако сюрреализм ситуации заключается в том, что эта чиновничья глупость тиражируется в решениях государственного органа исполнительной власти и даже в решениях арбитражного суда, который, как известно, предваряет свои вердикты словами «именем Российской Федерации».

Другое обвинение ФАС Ассоциации добытчиков минтая не менее забавно, но пока не описано сатириками. Речь идет о картельном сговоре на внешних рынках. У меня тут же возникает вопрос: кому от этого плохо? В чьих интересах проводила свое расследование ФАС?

Да во всем мире бизнес действует сообща. В нашей истории заработали рыбаки, государственный бюджет. Кому от этого плохо?

Кстати, единственным зримым результатом расследования об этом картельном сговоре стало то, что рыба на Дальнем Востоке подорожала на 20%. На нашем внутреннем рынке, а не заграницей. Но разве такого результата добивалась ФАС?

В Общественном совете при Росрыболовстве мы обсудили эту ситуации. Ни один из 57-ми членов Общественного совета не поддержал действия ФАС. А в совет, я напомню, входят руководители отраслевых институтов, представители крупнейших ассоциаций, союзов, объединений отрасли, лучшие эксперты.

Действия ФАС в отношении Ассоциации добытчиков минтая весьма характеризуют работу ведомства в отношении всей отрасли. Особенно наглядным выглядит пример с модернизацией исторического принципа. То, как ФАС проталкивает свои идеи на тему: «Как нам обустроить рыбохозяйственный комплекс страны» – хорошо известны. Однако все без исключения попытки привить к успешно развивающейся отрасли благоглупости жестко отвергнуты авторитетными представителями отрасли.

Напомню лишь заголовки некоторых авторитетных авторов: «Идеи ФАС содержат дезорганизующий и разрушительный эффект», «Деятельность ФАС России становится настоящим кошмаром для рыбаков всей страны». Безусловный авторитет, председатель КС «Севрыба» Вячеслав Зиланов, который присутствовал на предыдущем заседании Экспертного совета, сделал следующий вывод: «Все присутствовавшие на заседании Экспертного совета рыбаки высказались за сохранение исторического принципа распределения квот. И с этим должны считаться руководство ФАС и все федеральные органы, радеющие за развитие рыбной промышленности».

Коллеги, сегодня уже нельзя игнорировать стабилизации работы отрасли. Рыбохозяйственный комплекс находится в авангарде российской экономики по всем социально-экономическим показателям. За последние 5 лет финансовые результаты отрасли выросли в 37 раз.

Главной мерой, которая привела к такой положительной динамике, по единодушному мнению абсолютно всех участников процесса, является отмена в 2007 году аукционных торгов квотами и введение прозрачной системы наделения пользователей долями квот на добычу рыбы на десятилетний период на исторической основе. Более того, на Третьем всероссийском съезде работников рыбного хозяйства было рекомендовано продлить этот срок до 20 лет. Это было безусловно поддержано правительством Путина в 2011 году.

В интересах кого неожиданно выступил сейчас ФАС с крайне разрушительными для отрасли идеями, нашпигованными коррупционными рисками, – совершенно не понятно. Однако, какими бы ни были мотивы, у них отсутствуют сторонники и социально-экономическая аргументация. Цифры, показатели, международный опыт, позиции экспертов и участников рыбного промысла ложатся поперек ФАСовских подходов, нацеленных на дезорганизацию рыбохозяйственного комплекса страны.

Александр САВЕЛЬЕВ, Председатель Общественного совета при Росрыболовстве

У разрушительных для отрасли идей антимонопольного ведомства отсутствуют сторонники и социально-экономическая аргументация, отмечает председатель Общественного совета при Росрыболовстве Александр Савельев.

3 декабря состоялось заседание экспертного совета при ФАС по развитию конкуренции в сфере рыбохозяйственного комплекса. Председатель Общественного совета при Росрыболовстве Александр Савельев в своем выступлении, которое опубликовано на сайте Fishnews, подчеркнул абсурдность обвинений Ассоциации добытчиков минтая в картельном сговоре.

Первое из этих обвинений касается сговора об ограничении выхода икры минтая. «Я хочу обратить внимание на то, что минтай, к сожалению, не читает приказов чиновников и не идет на сговор ни с членами АДМ, ни с кем бы то ни было, а мечет икру по заведенному природой порядку и объему. Вот эти 4,5%. Это физическая сущность данной величины. Это не чья-то административно-бюрократическая прихоть. Это не волюнтаристическая цифра, а научный факт, установленный природой», - подчеркнул эксперт.

Председатель Общественного совета заметил, что решение ФАС заслуживает пера Салтыкова-Щедрина. «Однако сюрреализм ситуации заключается в том, что эта чиновничья глупость тиражируется в решениях государственного органа исполнительной власти и даже в решениях арбитражного суда, который, как известно, предваряет свои вердикты словами «именем Российской Федерации», - добавил Александр Савельев.

Другое обвинение, предъявляемое к АДМ антимонопольной службой, - картельный сговор на внешних рынках – эксперт считает не менее забавным. «У меня тут же возникает вопрос: кому от этого плохо? В чьих интересах проводила свое расследование ФАС? Да во всем мире бизнес действует сообща. В нашей истории заработали рыбаки, государственный бюджет. Кому от этого плохо?» - поинтересовался председатель Общественного совета.

Он отметил, что единственным зримым результатом расследования о картельном сговоре стало подорожание рыбы на Дальнем Востоке на 20%. «На нашем внутреннем рынке, а не заграницей. Но разве такого результата добивалась ФАС?», - прокомментировал представитель Росрыболовства.

По его словам, ни один из 57-ми членов Общественного совета не поддержал действия Федеральной антимонопольной службы. «А в совет, я напомню, входят руководители отраслевых институтов, представители крупнейших ассоциаций, союзов, объединений отрасли, лучшие эксперты», - подчеркнул Александр Савельев.

Эксперт считает, что действия ФАС в отношении Ассоциации добытчиков минтая весьма характеризуют работу ведомства в отношении всей отрасли. «Особенно наглядным выглядит пример с модернизацией исторического принципа. То, как ФАС проталкивает свои идеи на тему: «Как нам обустроить рыбохозяйственный комплекс страны» – хорошо известны. Однако все без исключения попытки привить к успешно развивающейся отрасли благоглупости жестко отвергнуты авторитетными представителями отрасли», - констатировал глава Общественного совета.

По словам Александра Савельева, сегодня рыбохозяйственный комплекс находится в авангарде российской экономики по всем социально-экономическим показателям: за последние 5 лет финансовые результаты отрасли выросли в 37 раз.

«В интересах кого неожиданно выступил сейчас ФАС с крайне разрушительными для отрасли идеями, нашпигованными коррупционными рисками, – совершенно не понятно. Однако какими бы ни были мотивы, у них отсутствуют сторонники и социально-экономическая аргументация. Цифры, показатели, международный опыт, позиции экспертов и участников рыбного промысла ложатся поперек ФАСовских подходов, нацеленных на дезорганизацию рыбохозяйственного комплекса страны», - резюмировал председатель Общественного совета при Росрыболовстве.

Camposol планирует направить 100 млн долларов США на развитие производства черники.

Средства будут задействованы до 2016 года. Самуэль Дайер (Samuel Dyer), Президент Camposol, рассказал, что первые 40 млн долларов США потратят уже в будущем сезоне.

Причем 50% суммы уйдет на разработку новых, более совершенных, сортов ягоды.

- Вторая половина станет использоваться для улучшения работы производства и перерабатывающих предприятий. В настоящее время мы располагаем 200 гектарами посадок черники, но в ближайшие три года будет задействовано еще 2 тысячи гектаров,- добавил г-н Дайер.

Специалист организации также рассказал, что США ожидаемо останется основным рынком сбыта выращенной в Перу черники, но, в то же время, Самуэль Дайер отметил и большой интерес к продукции со стороны стран Европы и Азии.

- Сегодня мы продаем около 30% нашей продукции в супермаркетах и других местах массовой торговли. Но в ближайшие пять лет мы хотим достичь показателя в 50%,- сказал руководитель Camposol.

Перуанская гастрономия продолжает покорять сердца гурманов со всего мира. Очередным доказательством этого стало признание страны лучшим кулинарным направлением мира в рамках премии World Travel Award. Эта награда присваивается Перу уже второй раз подряд и считается самой престижной в туристической индустрии, своего рода "Оскаром".

Ранее Перу уже получал при подобных премии. Первой из них стало звание лучшего кулинарного направления Южной Америки, присвоенное в 2011 г. В прошлом году страна впервые стала лучшим кулинарным направлением мира, и в 2013 г. вновь удостоилась этой награды, опередив таких соперников, как Китай, Франция, Мексика, Испания, Италия, Япония, Малайзия, Австралия и США.

Стоит также отметить, что древний город Мачу-Пикчу, расположенный на территории современного Перу, носит звание лучшего "зеленого" туристического направления.

Первая партия выращенного в Перу винограда прибыла в порт Майами.

Если раньше перуанские фрукты могли поставляться в США только через портовые предприятия северо-востока страны, то в этом году экспортеры получили разрешение властей на импорт и через Филадельфию.

Первая партия перуанского винограда поступила в порт Майами 1 декабря. Вся продукция была обработана холодом, призванным уничтожить паразитов и увеличить срок службы фруктов.

К тому же географическое положение Майами способствует тому, что порядка 70% продукции будут доступны американским потребителям уже спустя четыре дня после доставки в США.

Продукция перуанской аквакультуры захватывает азиатские рынки

Перуанские экспортеры рассчитывают увеличить на четверть поставки ряда культивируемых в стране морепродуктов. Росту производства способствует выход на новые рынки в Юго-Восточной Азии и России.

Ассоциация экспортеров Республики Перу ожидает увеличения на 21-23% экспорта продукции местной аквакультуры. К культивируемым объектам, пользующимся популярностью за рубежом, относятся гребешки, форель, креветки, представители семейства аравановых – арапаимы (пайче), а также цихлидовые рыбы.

По словам президента ассоциации Эдуардо Рутледже, у перуанской аквакультуры высокий потенциал роста, так как с 2008 по 2012 гг. экспорт ее продукции ежегодно увеличивался на 13%. С января по сентябрь текущего года за границу отправлено уже более 20 тыс. тонн морепродуктов общей стоимостью 196 млн. долларов. Интерес к перуанской продукции аквакультуры наблюдается и на новых рынках – в Таиланде, России, Китае, Республике Корея и Индонезии.

Как сообщает корреспондент Fishnews, в 2013 г. наиболее заметно вырос экспорт гребешка и арапаимы. К концу года перуанские экспортеры рассчитывают достичь уровня в 250 млн. долларов.

Компания Sony направила в Патентное бюро США (USPTO) заявку, в которой описан <умный парик> (SmartWig), передает Bloomberg. Аксессуар относится к классу носимых компьютеров и способен выполнять те же задачи, что и <умные часы> и <умные очки>.В парик могут быть быть встроены GPS, камера, вибромоторы, модули Bluetooth и Wi-Fi, датчики пульса, давления и температуры тела и другие компоненты. Для обмена данными парик можно подключить к мобильному устройству.

SmartWig, отмечается в патентной заявке, выглядит как обычный парик. Находящаяся в нем электроника скрыта от посторонних глаз. Парик может быть изготовлен из натуральных или искусственных волос, конского волоса, перьев или шерсти.

Sony в заявке подчеркивает, что парик отличается от других носимых устройств тем, что им удобнее управлять, а также тем, что он <выглядит естественно> и не привлекает к себе внимания.

Представитель Sony Саори Такахаси (Saori Takahashi) рассказала, что компания изготовила три прототипа парика. Они имеют разное назначение: один - <навигационный>, другой - <медицинский>, а третий - <для презентаций>.

<Навигационный> парик указывает нужное направление движения и может быть использован слепыми людьми. Инструкции передаются с помощью вибромоторов. По данным с GPS и камеры родственники могут определить, где находится пользователь.

<Медицинский> парик с помощью набора датчиков измеряет температуру, давление и пульс своего хозяина. Эта информация может отправляться, например, лечащему врачу пользователя. В <парике для презентаций> размещены лазерная указка и пульт для переключения слайдов на экране.

Разработку <носимых устройств> ведут многие компании. Большинство проектов - это наручные часы, подключаемые к мобильному аппарату. Такое устройство выпускает в том числе и Sony. Google, в свою очередь, предлагает совместить компьютер с очками, а китайская ZTE, по неофициальным данным, намерена встроить электронику в обувь.

В г. Лима, Перу, состоялась презентация современного регионального реактивного самолета Ан-158, а также новых программ грузовых и пассажирских самолетов "АНТОНОВ" военного и гражданского назначения. С широкими возможностями Ан-158, его комфортабельным салоном ознакомились представители эксплуатантов авиационной техники Перу и официальные лица страны. Они отметили, что новый самолет может заменить находящиеся в эксплуатации самолеты Ан-24, а также другие пассажирские эксплуатируемые самолеты, срок службы которых подходит к концу. Новые лайнеры марки "АНТОНОВ" могут эффективно дополнить воздушные парки авиаперевозчиков региона. Авиационные специалисты Перу высоко оценили прекрасные летно-технические и эксплуатационные характеристики Ан-158 с возможностью эффективного выполнения перевозок на высокогорных аэродромах, расположенных на высоте до 4060 м над уровнем моря. Об этом, в частности, свидетельствует опыт кубинской авиакомпании "Cubana de Aviacion".Большой интерес вызвали у государственных структур Перу транспортные грузовые самолеты семейства Ан-148 и Ан-158, а именно Ан-148Т и Ан-178. Была акцентирована необходимость в новых самолетах "АНТОНОВ" для развивающейся экономики страны.

Важным этапом проведенной презентации стали переговоры между делегациями "Антонов", инвестиционной компании "Инфора Лимитед", лизинговой компании "Ильюшин Финанс Ко." и перуанскими партнерами относительно организации в Перу центра обслуживания и завода по постройке самолетов "АНТОНОВ". По оценкам экспертов стоимость строительства завода составит 250 - 300 миллионов долл. США. Перуанская сторона отметила высокую целесообразность организации такого центра на территории страны, принимая во внимание, прежде всего, создание значительного количества рабочих мест и возможность привлечения инвестиций.

Для справки:Поставки самолетов "Антонов" в страны Латинской Америки начались в 1966 г. В настоящее время в регионе работают около 200 легких многоцелевых бипланов Ан-2, пассажирских самолетов Ан-24 и Ан-28, транспортных Ан-26 и Ан-32.

"Парфинский фанерный комбинат" вскоре возобновит производство

Около месяца назад "Парфинский фанерный комбинат" перешел к новому собственнику. Производство выкупила Кировская компания "Красный якорь", также специализирующаяся на изготовлении фанеры. Юридически было образовано новое предприятие, но с сохранением прежнего имени. Свой 104-й день рождения "Парфинский фанерный комбинат" встретит уже в статусе общества с ограниченной ответственностью. Однако на данный момент производство фактически остановлено для проведения ремонтных работ и решения кадровых вопросов. Со всеми сотрудниками фанерки, а это почти 700 человек, сейчас перезаключают трудовые договоры. Планируется, что сначала декабря завод снова задымит. "Перспективы у нас на данный момент - это развитие того комбината, который был до момента банкротства. В наши планы входит сейчас реконструкция нового цеха, запуск его. Гарантированно могу сказать, что наша задача и задача учредителей - чтобы мы к концу следующего года запустили новое оборудование. В дальнейшем - модернизация и улучшение рабочих мест по старому предприятию. Сейчас порядка ста миллионов будет вливаний денег на ремонт полностью", - сообщил о планах генеральный директор ООО "Парфинский фанерный комбинат" Закир Халилов. Также в перспективе учредитель намерен увеличить штат до 1045 человек и пересмотреть уровень заработной платы. Работники перейдут на сдельную систему оплаты труда. В течение этой зимы комбинат должен выйти на производство 7 тысяч кубометров фанеры в месяц. За год при максимальной загруженности завод сможет выпускать до 124 тысяч кубометров готовой продукции. Однако все будет зависеть от поставок сырья. Затянувшаяся осень уже спровоцировала некоторый дефицит.

В Швейцарии 11,6% мультимиллионеров — женщины

По показателю данного соотношения Швейцарская Конфедерация оказалась на 14 месте в мире

Швейцария заняла 14 место в мире по показателю процентного отношения женщин-мультимиллионеров в стране к общему количеству миллионеров. С показателем в 11,6%. Такие данные британская исследовательская организация Wealthinsight.

Такой же показатель относительного количества женщин-мультимиллионеров, как в Швейцарии, зафиксирован, например, в Чили.

Эксперты отмечают, что подобная ситуация вполне ожидаема и оправданна — учитывая тот факт, что в советах директоров швейцарских компаний, по статистике, женщин всего 12%, а на руководящих должностях и того меньше — 4%.

При этом среднемировой показатель доли женщин среди мультимиллионеров составляет 10%.

В целом в рейтинге Wealthinsight на первом месте идет Португалия — в этой стране женщины составляют 23,8% от общего числа мультимиллионеров в государстве. На втором месте, как ни удивительно, Филиппины — 21%. Третье место занимает Перу – 18,3%. На четвертой строчке идет Гонконг с показателем в 18% ровно. Пятая Турция — 17,4%. Россия — на 39 месте (из 42) с показателем в 5,7%. Замыкает список Япония (3,7%).

Honda начала строительство нового автозавода — в Бразилии

Предприятие производственной мощностью в 120 000 машин в год будет запущено в 2015 году; объем инвестиций Honda оценивает в $424 млн

Японская Honda Motor начала строительство нового автомобильного завода — в Бразилии. Производственная мощность завода по завершении строительства составит 120 000 автомобилей в год. Предприятие должно заработать в 2015 году. Объем инвестиций в новое производство в Honda оценивают в 424 млн долларов.

Как сообщает компания, заводом будет управлять местная дочерняя компания японского автогиганта Honda Automoveis do Brasil Ltda (HAB). С появлением предприятия в Бразилии будет создано около 2 000 новых рабочих мест.

Завод расположится в муниципалитете Итирапина в бразильском штате Сан-Паулу. Поначалу на предприятии будут выпускать новую версию компакт-кара Honda Fit/Jazz, позднее ассортимент продукции будет расширен.

Это будет уже второй завод Honda в Бразилии, первый расположен в муниципалитете Сумаре, тоже в штате Сан-Паулу. Его производственная мощность тоже составляет 120 000 машин в год. Завод в Сумаре делает модели Honda Civic и ту же Honda Fit. Продают собранные тут машины, в основном, на рынках Бразилии, Аргентины, Перу и Чили.

Honda рассматривает бразильский рынок как одно из ключевых направления для развития своего бизнеса, отметил на торжественной церемонии закладки нового предприятия президент Honda Motor Таканобу Ито.

Honda присутствует на бразильском рынке с 1971 года, тогда компания официально начала продавать в этой стране свои мотоциклы. В 1976 году тут было основано первое собственное производство компании. В 1997 году началось автомобильное производство компании в Бразилии.

Представители 17 стран Латинской Америки, Европы, Азии и Африки примут участие в XVII Международной выставке ремесленного искусства FIART 2013, которая пройдет в Гаване с 6 по 22 декабря. Под лозунгом "Искусство, польза и ремесло" каждая нация представит свои наиболее традиционные изделия.

На выставке можно будет увидеть творения ремесленников из Аргентины, Коста-Рики, Колумбии, Чили, Эквадора, Испании, Гватемалы, Индии, Индонезии, Италии, Мексики, Нигерии, Никарагуа, Панамы, Венесуэлы, Перу и Кубы. Мастера представят изготовленные ими украшения, мебель, текстильные изделия, обувь и аксессуары, а также шкатулки для хранения сигар и другие аксессуары для табака.

Местом проведения выставки станет крепость Сан-Карлос-де-ла-Кабанья (San Carlos de la Cabaña). Посетители получат возможность не только приобрести изделия ремесленников, но и посетить концерты, художественную выставку и модные дефиле. Параллельно с этим состоится теоретическое мероприятие "Ремесло сегодня: трудности, возможности и перспективы", которое включает в себя конференции и презентации.

Подводные течения в вопросе развития рыбопромыслового флота

Проблемы обновления и развития рыбопромыслового флота волнуют многих: в первую очередь рыбаков, Росрыболовство, проектантов, судостроителей и всех, кто так или иначе связан с флотом. Проблемы это сложные, не решаемые в одно действие хотя бы потому, что нельзя в одной отдельно взятой отрасли (рыбной или судостроительной) решить задачи, общие для всей экономики страны.

Безусловно, обновлять рыбопромысловый флот надо, это не обсуждается, но как это сделать?! Вот тут и начинаются нюансы, отражающие интересы тех, кто участвует в обсуждении проблемы.

На страницах изданий и сайте Fishnews развернулось интересное обсуждение с участием как представителей федеральных органов исполнительной власти, так и специалистов. Одним из последних по этой проблеме высказался председатель совета директоров ЗАО «Русская пелагическая исследовательская компания», ЗАО «Морская инженерная компания» Олег Братухин (О.Б.) в статье «Выбор чиновников – флот прошлого века».

Следует признать справедливость многих положений указанной статьи, но отдельные тезисы ее спорны, а некоторые, мягко говоря, вызывают вопросы.

1. «…именно …крупно- и среднетоннажные суда в большей степени и нужны нашим рыбакам для работы в нашей экономической зоне на Дальнем Востоке…, к сожалению, такого рода рыболовные суда никогда не строились на российских верфях»(О.Б.)

Что касается истории строительства отечественного рыбопромыслового флота и отсутствия опыта создания крупно- и среднетоннажных судов, хочется напомнить О.И. Братухину, который, наверное, не в курсе, что несколько крупных плавбаз построено на верфях Ленинграда, среднетоннажный флот в большинстве своем построен на различных отечественных верфях, а все крупнотоннажные добывающие суда для рыбной отрасли, которые строились в ГДР, ПНР, Франции, Украине (тогда, кстати, она была в составе СССР) и других странах, созданы по техническим заданиям, подготовленным Минрыбхозом СССР (в частности, Гипрорыбфлотом) с участием опытнейших специалистов рыбопромышленных бассейнов и весь процесс их строительства шел под контролем наших групп наблюдения.

Автор, наверное, прав в своей оценке возможностей и конкурентоспособности отечественного промыслового судостроения. Но не будем забывать, что на отечественных верфях строятся очень сложные, насыщенные техникой военные заказы, что говорит о потенциальных возможностях если не всего отечественного судостроения, то отдельных верфей. Другое дело: хотят ли эти верфи строить суда для рыбаков и сколько эти суда будут стоить?

Следует согласиться с автором и в том, что рыбной отрасли крайне необходимы крупно- и среднетоннажные современные добывающие суда. И не только для условий работы в северо-западной части Тихого океана, для сохранения сегодняшнего уровня добычи в районах работы крупнотоннажного флота, но и для решения задачи организации промысла в удаленных районах Мирового океана, без чего невозможно существенное наращивание общего объема добычи.

2. «…есть чем привлечь эти (современные) технологии в Россию, что определяет саму возможность появления отечественного высокотехнологичного сектора гражданского судостроения. Однако из ответа Минпромторга становится очевидным, что на этом возможном позитивном сценарии можно поставить большой и жирный крест»(О.Б.)

Не очень понятно, из каких именно слов ответа Минпромторга О.И. Братухин делает такой вывод. Возможно, прежде чем высказываться столь категорично, автору следовало бы внимательно почитать принятую Государственную программу развития судостроения на 2013-2030 гг.? Или его задача вовсе не в объективной оценке состояния дел?

3. «Безусловно, основная вина за такое положение дел лежит на Росрыболовстве, которое оказалось неспособно сформулировать приоритеты развития отрасли и, как следствие, необходимость обновления флота» (О.Б.)

Опять приходится советовать автору прежде чем что-то писать, знакомиться с документами. В частности, приоритеты в развитии отрасли сформулированы в ранее принятых федеральных и отраслевых программах, с которыми автор мог познакомиться. Следует, однако, признать, что в этих программах крайне мало внимания уделено развитию флота. И хотя задача его обновления и развития поставлена, но конкретные пути ее решения не определены. Вина или беда Росрыболовства в этом, но в положении об агентстве не прописаны его права и обязанности в вопросах развития и использования флота, а без этого ведомство лишено возможности влиять как на техническую политику рыбаков в вопросах обновления их флота, так и на стратегию развития флота в целом.

4. «Теперь конкретно по проектам, которые Минпромторг собирается строить… Качество проектов, разработанных в рамках этой целевой программы – никакое. Это профанация и полная дискредитация государственных программ и в целом деятельности Минпромторга». (О.Б.)

Что касается планов Минпромторга строить суда, следует заметить, что никто не планирует навязывать рыбакам строительство каких-то судов. Это предположение преследует автора еще со времен, когда ему нечто подобное привиделось в проекте Стратегии развития рыбопромыслового флота. Там, кстати, речь шла о том, что если проект реализовывается при поддержке государства, то он должен проходить экспертизу, что соответствует постановлению Правительства. Но и тогда для О.И. Братухина была важна не суть, а повод для критики.

А по сути, если в стране будут созданы условия, которые будут признаны рыбаками приемлемыми для строительства новых судов на отечественных верфях, они сами решат, что заказывать: проекты, разработанные в рамках ФЦП, или проекты О.И. Братухина, или кого-то еще. Пока, к сожалению, таких условий нет и в этом основная проблема обновления флота.

Можно отчасти согласиться с автором в оценке некоторых разработанных концептуальных проектов. Можно также сожалеть, что проекты не проходят широкого обсуждения и серьезной профессиональной экспертизы, в том числе в среде потенциальных заказчиков.

Однако следует учитывать, что, как правило, перечисленные автором проекты разработаны с учетом пожеланий и на основе технических заданий отдельных судовладельцев. Можно сожалеть, что большинство судовладельцев не имеет опыта составления ТЗ, задает характеристики судна без должной проработки, основываясь на своем небогатом опыте или ориентируясь на где-то виденные суда. Можно сожалеть и о том, что сегодня за создание сложных, насыщенных техникой рыболовных судов, для которых очень важно правильно определить оптимальные значения основных технико-эксплуатационных характеристик, берутся проектные бюро, не имеющие соответствующего опыта и возможности подправить столь же неопытного заказчика. Но надо полагать, это не должно возмущать О.И. Братухина, который считает естественным создание судна «…основываясь на технических требованиях либо техническом задании заказчика»! И эти заказчики, как и О.И Братухин (на сайте своей компании), считают, что ими создаются проекты «современных рыбопромысловых судов, превосходящие мировые аналоги».

Можно говорить о достоинствах и недостатках отдельных концептуальных проектов, отстаивать свое мнение, но называть «профанацией и полной дискредитацией государственных программ и в целом деятельности Минпромторга» саму разработку проектов неразумно и некорректно. Концептуальные проекты (как и концептуальные проекты компании О.И. Братухина) - это не проектная документация, по которой строят суда, но на их основе могут быть разработаны реальные проекты для конкретных заказчиков, а кроме того, заложенных в них инновационных решений, надо полагать, будет как минимум на порядок больше, чем в проектах О.И. Братухина, разработанных по уже давно реализованным зарубежным идеям и аналогам.

5. «Трудно подобрать приемлемые определения к какой-то совершенно разнузданной деятельности по так называемой разработке концептуальных проектов..». (О.Б.)

Если что и трудно, то понять логику О.И. Братухина.

Во-первых, на сайте его компании раздел «Проектирование рыбопромысловых судов» заполнен различными концептуальными проектами, из чего следует, что сам факт их разработки не является «бесполезными затратами … средств». Что касается объема концептуальных проектов, то это не только «…основные чертежи и техническая спецификация судна вместе с майкерс-листом…», в чем О.И. Братухин мог бы убедиться, ознакомившись с конкурсной документацией на разработку концептуальных проектов и содержанием дополнительных НИОКР в заявках, поданных на конкурс. Он мог бы узнать, что, например, при разработке концептуального проекта траулера для промысла криля предполагается выполнить около 20 НИР и ОКР, связанных с созданием судна, а в концептуальном проекте траулера для добычи ставриды такие работы составляют около трети общего объема НИОКР. Более того, обязательным условием выполнения всех концептуальных проектов, выполняемых в рамках ФЦП РГМТ, является использование результатов НИР и ОКР, выполненных по другим технологическим направлениям ФЦП. Так что «концептуальный проект», выполняемый в рамках ФЦП, и то, что понимает под этим О.И. Братухин, это, как говорится, «две большие разницы».

Во-вторых, называя «абсолютно никому не нужным траулер для промысла чилийской ставриды», автор забывает, что совсем еще недавно он сам предлагал «три пелагических исследовательских судна для добычи ставриды в южной части Тихого океана». Что касается тунцеловного сейнера, то существует проблема сохранения за Россией права на промысел тунца и ее необходимо решать как можно быстрее. Можно спорить, каким должен быть сейнер, но он должен быть! И при этом не со срисованной с каких-то существующих проектов картинкой, что предлагает О.И. Братухин. Возможно, это путь его фирмы, но не всего нашего промыслового судостроения.

Сама по себе идея разработки такой ФЦП и, в частности, концептуальных проектов представляется совершенно правильной. Автор мог бы ознакомиться, например, с аналогичными шагами в этом направлении ЕС, где была принята откорректированная и дополненная с учетом влияния кризиса стратегия развития судостроения Leader SHIP 2020. Согласно данной стратегии, особое внимание предлагается уделить развитию и поощрению всех связанных с судостроением инновационных разработок, уделив особое внимание созданию энергоэффективных и экологически безопасных судов. Подчеркнем: «энергоэффективных», а не с безмерно увеличенной мощностью ЭУ!

Это благо, что Минпромторг разработал и реализует ФЦП РГМТ и, в частности, технологическое направление «Новый облик», где разрабатываются концептуальные проекты, в которых предусматривается использование принципиально новых технических решений при создании судов. Именно таких инновационных предложений в части энергосбережения, автоматизации производственных процессов, экологии и т.д не хватает в большинстве предлагаемых отечественными проектантами судов. Понятие «современного технического уровня» судна у них часто ассоциируется с существенным повышением его мощностных и производственных характеристик. Это же проповедует и реализует в своих концептуальных проектах О.И. Братухин. А ему и его соавторам следовало бы знать и учитывать опыт эксплуатации супертраулера Аmerican Monarch, высокие промысловые возможности которого привели к тому, что этому судну было отказано в промысле в ИЭЗ Чили, Перу, Фолклендских островов. Итогом его работы в зоне США стало принятие в свое время Конгрессом законопроекта об отстранении супертраулеров от промысла отдельных видов ВБР, предполагался постепенный вывод их из экономической зоны страны. Да и промысловая деятельность «Монарха» на нашем Дальневосточном бассейне вынудила судовладельца – «Дальморепродукт» - заявить, что судно не будет впредь ловить, а будет только перерабатывать улов малых судов. Все это говорит о том, что к созданию подобных судов надо подходить осторожно, просчитывая и экономическую эффективность их работы, и последствия с точки зрения экологии и социальных аспектов.

Как инженеру и руководителю проектной компании О.И. Братухину должны быть известны труды В.М. Пашина, А.А. Нарусбаева, А.И. Ракова, Г.В. Аракельяна, В.П. Иванова и других авторов по вопросам оптимизационного проектирования судов, в частности добывающих. Оно подразумевает создание судна с оптимальным соотношением технико-эксплуатационных характеристик, обеспечивающим максимальную экономическую эффективность работы судна. Даже для судовладельцев-соседей это могут быть суда с разными технико-эксплуатационными характеристиками, определяемые спецификой конкретных условий промысла, в том числе размером долей квот вылова. В этой связи безапелляционные утверждения о необходимости строить суда по аналогии с некими зарубежными образцами, отличающимися повышенной энерговооруженностью и производительностью производственного комплекса, совершенно неоправданны. Стоимость таких судов и их эксплуатации существенно возрастают, а вероятность достижения заложенных в расчет максимальных выловов снижается даже без учета фактора ухудшения промысловой обстановки.

Вполне возможно, что предлагаемые автором траулеры с выловом в сотни тонн в сутки нужны отечественному флоту, компаниям, имеющим необходимый для этих судов объем квот. Но много ли таких, и что делать судовладельцам, у которых квота на тот же минтай, да и общая сумма квот на другие виды ВБР существенно меньше? А таких судовладельцев достаточно много. Свои квоты они будут, по-видимому, выбирать судами меньших размерений, с оптимальными для их условий промысла характеристиками.

6. «Об уровне профессиональной квалификации специалистов организации (Гипрорыбфлота) в этом вопросе можно судить по их материалам, размещенным в открытом доступе и, в частности, в статье «Увеличение экономического эффекта промысла криля», в которой они предлагают концепцию судна и организации промысла криля». (О.Б.)

Проект траулера для добычи криля, упомянутый О.И. Братухиным, где-то в начале 2000-х годов был рассмотрен в одной из проработок Гипрорыбфлота. В работе были проанализированы различные варианты организации промысла этого объекта, в том числе с поставкой сырья на береговую базу в прилегающем к району промысла месте и выпуском на ней различной продукции. Работа эта, кстати, не имеет никакого отношения ни к ФЦП, ни к концептуальным проектам. Что касается возможности реализации именно этого варианта, то для сведения автора, в свое время по заданию руководства страны рассматривались разные варианты сотрудничества с некоторыми странами Южной и Центральной Атлантики. Характеристики траулера, возможно, с позиции сегодняшнего дня могут казаться не совсем оптимальными, но они не более ошибочны, чем у предложенного относительно недавно О.И. Братухиным судна для промысла криля и ставриды. Эти объекты, как известно, отличаются и по районам промысла, и по методам лова, и по технологии обработки, а, следовательно, для каждого объекта лова судно имеет свои оптимальные характеристики. Но «оптимальность» в понимании О.И. Братухина – это возможность вылова до 1500 тонн в сутки и технология переработки криля, которая не соответствует рекомендациям ведущих НИИ отрасли (ВНИРО, АтлантНИРО, ПИНРО) и не позволяет выпускать в береговых условиях все многообразие пищевых и технических продуктов из поставляемого судном сырья.

Как и у других, в работе Гипрорыбфлота есть недостатки. По-разному можно оценивать результаты его работы, но прежде целесообразно разобраться в деталях, в обоснованности тех или иных решений. Если цель – поиск истины, а не охаивание всех, с кем не согласен, на основе далеко не бесспорной оценки отдельных работ, беспочвенных обвинений в стремлении «быть ближе к бюджетным средствам». Кстати, институт уже много лет не имеет постоянного бюджетного финансирования и на равных условиях с другими организациями участвует в конкурсах на выполнение НИОКР.

Можно спорить о мере ответственности федеральных органов власти, рыбаков, судостроителей за сложившееся положение со строительством в России судов рыбопромыслового флота. Можно обвинить Минпромторг в некомпетентности, Росрыболовство за то, что «само создало ситуацию, при которой рыбакам ничего не нужно, кроме долгосрочных квот», рыбаков – за то что им «ничего не нужно», за то, что они не хотят вкладывать заработанные на минтае средства в рискованный бизнес (заказывать новые суда и идти ловить ставриду, на что им пенял как-то О.И. Братухин) и т.д.

У всех есть недостатки, всех есть за что критиковать, но при этом надо разбираться в деталях, знакомиться с документами, учитывать права, обязанности, возможности и интересы всех заинтересованных сторон, при этом хорошо бы предлагать что-то конкретное кроме общих и абстрактных призывов, вроде обеспечить «качественно иной уровень государственного управления».

Главный инженер ОАО «Гипрорыбфлот» Виктор Красавцев

Виктор КРАСАВЦЕВ, Главный инженер ОАО «Гипрорыбфлот»

21 ноября 2013 г. региональный реактивный самолет Ан-158 завершил испытания на высокогорных аэродромах Латинской Америки. В рамках этой программы в полном объеме выполнены наземные и летные испытания, подтверждающие возможность эксплуатации самолетов семейства Ан-158 в условиях высокогорья с базированием на аэродромах, которые расположены на высоте 4000 м над уровнем моря.Испытания проходили в аэропортах г. Латакунга, Эквадор, (2800 м над уровнем моря) и в г. Ла Пас, Боливия (4000 м над уровнем моря).

В настоящее время специалисты ГП "АНТОНОВ" готовят документацию для получения соответствующих дополнений к сертификату типа на самолет.

Это позволит значительно расширить географию эксплуатации самолетов семейства Ан-148/Ан-158, в том числе в Латинской Америке. Авиаперевозчики стран этого региона, в том числе из Аргентины, Перу, Боливии, Никарагуа и Кубы, выразили намерение приобрести около 50 таких машин.

Для справки: Семейство региональных реактивных самолетов нового поколения Ан-148 и Ан-158 эффективно эксплуатируются на региональных и ближнемагистральных маршрутах разных стран, в широком спектре погодных и климатических условий. При этом, они одинаково хорошо работают и на ВПП лучших аэропортов Европы, и на "взлетках" с низким качеством покрытия.

Основу семейства составляют пассажирские самолеты вместимостью от 68 до 99 человек с дальностью полета до 4400 км. Активно работают и варианты специального назначения. По заказу МЧС России разработан, сертифицирован и передан заказчику вариант специального назначения Ан-148-100ЕМ. Его компоновка включает в себя: салон главного пассажира, салон бизнес-класса и медицинский салон, в котором предусмотрена возможность установки от 2 до 6 специализированных медицинских модулей, обеспечивающих оказание в полете полноценной медицинской помощи пострадавшим. На базе эксплуатанта Ан-148-100ЕМ может быть переоборудован в любой из пяти вариантов: пассажирский, штабной и три пассажирско-медицинских варианта.

Трехсалонный VIP-вариант на 39 пассажиров Ан-148-100ЕА эксплуатируется в составе Специального летного отряда "Россия" Управления делами Президента Российской Федерации. Разрабатывается также самолет повышенного комфорта Ан-148-300, который сможет доставлять пассажиров на дальность до 7000 км. На его основе создается перспективный авиационный комплекс морского патрулирования и противодействия Ан-148-300МП. Этот самолет планируется оснастить комплексом обнаружения и обработки информации о надводных целях, а также средствами противодействия нарушителям.

Кластерный запуск из Оренбургской области

21 ноября 2013 года в 07:10:11 UTC (11:10:11 мск) из позиционного района Ясненской ракетной дивизии в Оренбургской области боевыми расчетами РВСН по заказу компании "Космострас" осуществлен пуск ракеты-носителя "Днепр" со спутниками DubaiSat-2 и STSAT-3 в качестве основной нагрузки и еще 31 космическим аппаратом в качестве попутного груза. Пуск успешный, все космические аппараты выведены на околоземную орбиту. Некоторые из них, находящиеся на спутнике UniSat-5, будут отделены от него спустя некоторое время.

КА DubaiSat-2 создан южнокорейской компанией Satrei по заказу Института передовых исследований и разработок ОАЭ (Emirates Institution for Advanced Science and Technology, EIAST). Его масса около 300 кг. Предназначен для дистанционного зондирования Земли и отработки новых технологий.

КА STSAT-3 (Science and Technology Satellite-3) разработан специалистами Корейского института перспективных исследований и технологий (Korea Advanced Institute of Science and Technology, KAIST). Масса 150 кг. Назначение - технические эксперименты, астрономические исследования, дистанционное зондирование Земли.

КА SkySat-1 создан американской компанией Skybox Imaging для проведения съемок земной поверхности.

КА WNISAT-1 (Weather News Inc. Satellite-1) принадлежит японской компании Weather News Inc. и предназначен для наблюдений за земной атмосферой в арктических районах. Его масса 10 кг.

КА BRITE-PL (BRIght-star Target Explorer - Poland, другое наименование Lem) создан специалистами Польши и Канады и предназначен для астрономических наблюдений. Масса КА - 10 кг.

КА AprizeSat-7 и AprizeSat-8 массой по 12 кг созданы специалистами американской компании SpaceQuest по заказу аргентинского оператора LatinSat (AprizeSat). Войдут в группировку низкоорбитальных спутников связи.

КА UniSat-5 (University Satellite-5) создан в Римском университете "Ла Сапьенза". Предназначен для отработки перспективных технологий.

КА Delfi-n3Xr (другое название Delfi-Next) создан в голландском Техническом университете Дельфи. Масса 3 кг. Предназначен для отработки перспективных технологий.

КА Dove-3 и Dove-4 принадлежат американской компании Cosmogia Inc. и предназначен для отработки перспективных технологий. Их масса - по 5,2 кг.

КА Triton-1 создан в Великобритании и также предназначен для отработки перспективных технологий. Его масса 3 кг.

Два КА CINEMA (Cubesat for Ion, Neutral, Electron, Magnetic fields) массой по 4 кг созданы специалистами США, Южной Кореи и Великобритании и предназначены для научных исследований и изучения магнитосферы.

КА OPTOS (Optical Nanosatellite) изготовлен в Нидерландах по проекту испанского Национального института аэрокосмической техники. Его масса 3 кг. Предназначен для отработки перспективных технологий.

КА CubeBug-2 (другие наименования Capitan Beto и Manolito) принадлежит Министерству науки, технологий и инноваций Аргентины. Его масса 2 кг. Предназначен для отработки перспективных технологий.

КА GOMX-1 принадлежит датской компании GOMSpace. Масса 2 кг. Предназначен для отработки перспективных технологий и для радиолюбительской связи.

КА NEE-02 'Krysaor' - эквадорский экспериментальный космический аппарат. Масса 1 кг.

КА FUNcube-1 - радиолюбительский спутник Великобритании. Масса 1 кг.

КА HiNCube (Høgskolen i Narvik CubeSat) массой 1 кг предназначен для отработки перспективных технологий. Изготовлен студентами норвежских университетов.

КА ZACUBE-1 (South Africa CubeSat-1) изготовлен студентами Кейптаунского технологического университета. Масса 1 кг. Предназначен для отработки перспективных технологий.

КА ICube-1 изготовлен специалистами пакистанского Института космических технологий. Предназначен для отработки перспективных технологий. Масса 1 кг.

КА HumSat-D создан сотрудниками испанского Университета де Виго. Предназначен для отработки перспективных технологий. Масса 1 кг.

КА PUCP-SAT-1 - первый перуанский спутник, созданный в Католическом университете Перу. Предназначен для отработки перспективных технологий. Масса 1 кг.

КА First-MOVE (First Munich Orbital Verification Experiment) разработан и изготовлен в Мюнхенском техническом университете. Масса 1 кг. Предназначен для отработки перспективных технологий.

КА UWE-3 (University of Würzburg's Experimental) массой 1 кг разработан студентами университетов Германии. Предназначен для отработки перспективных технологий.

КА VELOX-P-2 создан в сингапурском Наньянском техническом университете. Масса 1 кг. Предназначен для отработки перспективных технологий.

КА BeakerSat-1 (другие наименования Eagle-1 и SWESat) и $50SAT (другое наименование Eagle-2) созданы аспирантами американского Морехидского государственного университета. Предназначены для отработки перспективных технологий.

КА QubeScout-S1 разработан и изготовлен в американском Мэрилендском университете. Предназначен для отработки перспективных технологий. Масса - 0,4 кг.

КА Wren массой 250 г изготовлен в Германии. Предназначен для отработки перспективных технологий.

КА Pocket-PUCP изготовлен студентами Католического университета Перу. Предназначен для отработки перспективных технологий. Масса - 0,127 г.

КА БПА-3 (Блок перспективной авионики-3) - экспериментальный украинский космический аппарат, предназначенный для отработки перспективных технологий.

Таким образом, состоявшийся пуск стал рекордным по числу одновременно выведенных на околоземную орбиту космических аппаратов. Предыдущий рекорд (29 спутников в одном запуске) продержался чуть более суток.

Впрочем, не в рекордах дело, а в штатном функционировании космической техники.

Перуанские экспортеры ожидают рост поставок столового винограда.

По информации Перуанской ассоциации производителей столового винограда (Provid), в текущем сезоне ожидается 10%-15% увеличение поставок фруктов на внешние рынки. В количественном выражении это порядка 18 млн коробок.

Сандро Фарфан (Sandro Farfán), Генеральный менеджер Provid, рассказал, что экспортные отгрузки стартовали в конце сентября и продлятся до февраля или марта, в зависимости от региона произрастания винограда. Специалист организации подчеркнул и с каждым сезоном возрастающую важность для Перу рынка Китая, а также процесса освоения и открытия поставок в Японию.

- По статистике прошлого года, Китай закупил 21% от общего объема экспорта. За этим рынком следуют США и Нидерланды, а затем Россия и Таиланд. В настоящее время мы осуществляем поставки в 70 стран, а открытие японского рынка ожидается в 2015 году,- добавил Сандро Фарфан.

Налоговики решили прикрыть популярный в Украине бизнес, когда из Европы без уплаты акциза привозят грузовые фургоны и превращают их в пассажирские.

В недрах Миндоходов появился законопроект, который фактически перекроет рынок переоборудованных транспортных средств. Как сообщает AUTO-Consulting, именно такие автомобили сегодня пользуются массовым спросом на вторичном авторынке Украины.

Согласно документу, акцизным налогом планируется облагать и автомобили, за которые при ввозе в Украину не был уплачен акцизный налог (грузовые версии) и которые подаются для регистрации или перерегистрации в МВД в связи со сменой модели.То есть закрывается "лазейка", по которой возможно было провезти в Украину авто без уплаты акциза, переоборудовать под нужды клиента, а потом продать подороже.

Авторы документы приводят статистику: из 98 981 авто, которые были оформлены по кодам товарной позиции 8704 (грузовой транспорт), 31 613 машины или примерно треть импорта после проведения соответствующего переоборудования были зарегистрированы в органах ГАИ как подакцизные товары по коду 8703 (главным образом, для перевозки людей).

Законопроект призван устранить это "недоразумение": случае переоборудования автомобиля в подакцизную модель, налоговые обязательства возникают с даты выдачи документа о его соответствии требованиям безопасности. При (пере)регистрации такого авто в ГАИ собственнику необходимо будет предъявить документы об уплате налога.По подсчетам Миндоходов, введение такого налога обеспечит госбюджет дополнительными 300 млн грн в год. Если закон примут, он заработает уже с 1 января 2015 года.

В AUTO-Consulting отмечают, что данное нововведение затронет бизнес "перегонщиков" и предприятия по переоборудованию, которых много в западной Украине. Сейчас есть целые города, где специализируются на переоборудовании в бусы грузовых версий. Так, очень редко в Украину ввозятся Mercedes-Benz Vito, VW Transporter, Peugeot Partner, VW Caddy и т.п. в легковом исполнении. Как правило, их заводят как грузовики, а уже в Украине врезают окна, ставят сиденья, делают отделку салона и продают на вторичном рынке уже как легковой вэн.

Как говорил Золотухин, «Везет тому, кому везет…»

(Интервью с Ниной Красновой) Беседу вел Владимир Коркунов

Нина Краснова — собеседник удивительный. И поэт — народный, синкретичный, объединяющий фольклорное начало и поэтическое. Меж тем, она (и ее поэзия, в данном случае это тождественно) — находка для фольклориста. Да и старатели слова, исследователи литературы найдут в стихах Нины Красновой немало пищи для ума, а опыт, приправленный бесконечным поиском, обогащает всякого.

Разговор наш, впрочем, касался не только поэзии, но и языка, развития слова в разных пространствах, отсутствия — увы! — массового читателя, сусального русского верлибра… Даже об альманахе, выпускаемом Красновой, «Эоловой арфе», поговорили.

— Долгие годы на портале «Журнальный зал», считающемся элитным (для Википедии ссылка на ЖЗ легитимирует значимость автора!), вместо Ваших стихотворений была вывешена только биография. Трудно печататься «народным поэтам»? Как вообще изменился подход к публикациям с советского времени?

— В советское время я печаталась почти во всех «толстых» журналах, хотя жила тогда в Рязани (до и после Литературного института) и территориально находилась от них дальше, чем теперь, когда я уже 20 лет живу в Москве и территориально нахожусь к ним ближе. Не скажу, что в советское мне было легко печататься, нет, потому что у меня не было стихов советского гражданского звучания, стихов-«паровозиков», которые тащили бы за собой весь вагонный состав моих лирических стихов. Я считалась известной поэтессой моего поколения, входила в число лучших молодых поэтесс, меня приняли в Союз писателей по первой же моей книге «Разбег», которая вышла в 1979 году, в престижном тогда издательстве «Советский писатель», но я никогда не была одной из тех, перед кем поднимались все «шлагбаумы» и открывалась «зеленая улица». Рукописи моих книг, в которых было слишком много откровенных любовных стихов, в непривычной для издательской практики дозах и пропорциях (не 1 четвертая, а 3 четвертых от всего объема), да еще и частушки на грани фола, лежали в долгих ящиках редакций по пять-восемь лет, но поскольку они лежали сразу в трех-четырех местах и я писала очень много стихов и частушек, и всегда могла заменить одни на другие, допустим, более откровенные на менее откровенные и на более нейтральные, то интервалы между публикациями моих подборок стихов и книг были несущественными, и мои читатели не замечали этих интервалов и не подозревали о том, что мои вещи лежали в «долгих ящиках» много лет.

В постсоветское время, когда ездить из Рязани в Москву мне стало труднее, чем раньше, из-за недостатка материальных средств, я обменяла свою 2-комнатную квартиру в Рязани на 1-комнатную «хрущевку» в Москве и (нет худа без добра) переехала жить в Москву, чтобы быть поближе к редакциям и к своим литературным товарищам и учителям. Но я приехала в Москву не на пышные калачи, а на сухие корки без икорки, в период либерализации (обвала) цен, в период реформ, и у меня возникла проблема: как мне, свободной художнице, члену Союза писателей СССР, который, Союз этот, в 1991 году раскололся на два лагеря, выжить в условиях нового времени, в условиях рыночной системы, и остаться свободной художницей? До этого я сидела на вольных хлебах и жила на гонорары, которые получала за публикации своих стихов в периодике, и на гонорары, которые получала за свои книги, которые в советское время выходили у меня, как и у всех, за государственный счет (у меня за десять лет вышло четыре книги), и еще я выступала со своими стихами от бюро пропаганды художественной литературы в районах Рязанской области, а иногда и в других областях, и получала и за это деньги. А теперь ничего этого не стало, ни гонораров, ни бюро пропаганды. А книги в издательствах стали выходить только за счет авторов… Как жить и как выживать бедным поэтам? Я на какое-то время устроилась работать машинисткой в Литературный институт, но это не приносило мне денег и отнимало у меня слишком много сил и времени, да еще и зрения, которое у меня от природы слабое… и меня не хватало на творчество. И я опять села на вольные хлеба… И решила составить и составила рукопись своих любовно-эротических стихов и частушек, которые нигде не могла напечатать в советское время и которые лежали у меня в архиве мертвым грузом, и добавила к ним новых, и в 1995 году выпустила у Галины Рой в «РИФ Рой» книгу «Интим», тиражом 3 тысячи экземпляров, за счет инвесторов, потому что своего счета и каких-то первоначальных накоплений у меня не было, как у каждой советской девушки, для которой деньги никогда не считались высшей целью и ценностью в жизни, и стала продавать эту книгу на «площадях и улицах столицы», диким капиталистическим способом, чтобы рассчитаться со своими инвесторами, сделать самой себе гонорар, на который я могла бы жить, и чтобы собрать денег на новую книгу (и у меня это очень хорошо получалось! но из поэтов только у меня это и получалось! люди, которым я устраивала маленькие — на две-три минуты — концерты с частушками и приплясом, даже и люди, совсем далекие от поэзии, которые, как они говорили мне, терпеть не могут поэзию, расхватывали у меня мои книги, как горячие пирожки)… и я перестала ходить по редакциям, выбивать глухоту из своих ног, «ждать милостей от природы» (ждать, когда кто-то где-то напечатает в журнале два-три моих стихотворения, да еще и испортит их своим пером), тем более, что тиражи журналов упали с 3 млн. экземплров или со 100 тысяч до 1–3 тысяч и не делали погоды в литературе, а книги стало можно выпускать самим, через типографии, минуя всех редакторов и цензоров. Печаталась я в постсоветское время в основном в альманахе Галины Рой «Истоки» и в журнале Юрия Кувалдина «Наша улица», с которыми сотрудничала, к тому же печаталась я там очень большими объемами, которые в советское время мне и не снились (объемами стихов и прозы), но «Истоки» и «Наша улица» не значатся в элитном «Журнальном зале», поэтому в «Журнальном зале» и нет моих творений. Мои стихи, зкзерсисы и частушки появились там только с конца 2012 года, благодаря моим публикациям в журналах Евгения Степанова «Дети Ра» и «Зинзивер», чему я очень рада!

— Меж тем, сделано и написано немало. Один титул заинтересовал — «Королева эротической поэзии». Как так получилось? И большую ли «эротическую конкуренцию» пришлось выдержать?

— Мною в самом деле сделано и написано немало, и стихов, и эссеистики, и статей, и дневниковой прозы, и эпистолярной прозы… А напечатно мало, по сравнению с тем, что написано, хотя с 1979 года до 2011-го в издательствах Москвы вышло в свет пятнадцать моих книг... Это только одна восьмая моего айсберга, который весь находится под водой…

Как получилось, что я стала Королевой эротической поэзии? Я уже сказала, что у меня любовных стихов всегда было намного больше, чем нелюбовных, даже не 1 к трем, что допускалось в книгах советского времени, а 1 к десяти. Творчество, по Фрейду, — это сублимация половой энергии, и чем больше у тебя этой энергии, тем больше твоя продуктивность в творчестве, если ты не расплескиваешь свою энергию куда попало, а направляешь ее в стихи или в прозу или, если ты живописец, то — в живопись, а если ты композитор — то в музыкальные произведения, в оперы, балеты, симфонии, сонаты, сюиты и в песни и работаешь, в состоянии полового воздержания, в состоянии аскезы. Я всегда работаю в этом состоянии, на своей, так сказать, сэкономленной энергии. И поэтому у меня очень много любовных и эротических стихов. В 1995 году, как я уже сказала, я выпустила у Галины Рой в «РИФ Рой» — книгу «Интим», куда включила свои старые любовно-эротические стихи и частушки, которые не попали в мои книги советского времени, и добавила к старым стихам новые… И с этой книгой я пришла в Лужники на турнир поэтов, в котором участвовало больше ста поэтов, но я пришла не для того, чтобы участвовать в турнире (я не люблю конкурсов), а просто чтобы посмотреть, что это за мероприятие. Верховный Магистр турнира поэт Сергей Мнацаканян и член жюри поэт Владимир Вишневский увидели меня в толпе и попросили прочитать свои стихи. Я прочитала стихотворение «Я гуляла по райскому саду,/ Пела песни на сто ладов,/ Для себя находя усладу/ В дегустации райских плодов…» и исполнила несколько своих частушек, в том числе «Нинка Сашке до ширинки достает на каблуках». И жюри присудило мне титул Принцессы поэзии «МК» и вручило мантию Принцессы — белую майку — с эмблемой «МК». Потом я продала свой «Интим» на улицах Москвы, весь тираж, 3 тысячи экземпляров, и на деньги, вырученные за него, выпустила книгу «Семейная неидиллия», тиражом 5 тысяч экземпляров, и пришла с нею на турнир в Лужники. И опять выступила. И жюри опять присудило мне титул Принцессы поэзии «МК». А на третий год жюри, в которое входила и пресса, присудило мне титул Королевы любовно-эротической поэзии России, а не только газеты «МК», я выдержала очень большую «конкуренцию» — победила всех поэтов, которые в разные годы участвовали во всех турнирах поэзии «МК». Такого титула, как у меня, больше ни у кого не было и нет, и я очень горжусь им, как и титулом Принцессы.

— Поэзия — это поиск слова или чего-то внутри него? В каких именно пределах Вы ищете?

— В поэзии я ищу самые главные слова, чтобы через них выразить все, что я хочу сказать. Я стараюсь «во всем дойти до самой сути» и стараюсь раскрыть суть каждого слова и иной раз расщепляю его до атомов, чтобы посмотреть, что у него внутри, в самой глубине. Но не только я ищу какие-то слова, они тоже ищут меня. Иногда мне приходится «единого слова ради» перелопатить «тысячи тонн словесной руды», чтобы найти самое нужное и самое лучшее для меня слово, а иногда они сами берутся неизвестно откуда, возникают из ничего и притягиваются ко мне, причем именно те, которые нужны мне для моих стихов, и сами выстраиваются у меня в голове и на бумаге в нужном порядке, подтверждая афоризм Колриджа (и кого-то еще), что «поэзия — это лучшие слова в лучшем порядке».

— Мне кажется, что игра со словом для Вас не только жизнь, но и дыхание. Слово для Вас — это что? Пища (духовная), инструмент, рабочий станок?

— Слово для меня — все! Оно — и пища духовная, и мой строительный материал, из которого создаются стихи, и ключ, с помощью которого я открываю дверь в мироздание и в сердца читателей и вхожу туда, и с помощью которого читатели открывают дверь в мою душу и входят туда, в мой внутренний мир. Для поэта и писателя Слово, — это и есть его дело, главное дело жизни, которым он занимается.

— Играя звуками (если рассматривать лирические стихотворения), Вы подталкиваете стихи к песне, к напевности. Влияние Рязани сказывается? Или русской культуры, в которой без народной — порой надрывной — песни никуда? Тут ведь еще и мысль о том, что поэзия — если хочет достучаться до читателя (слушателя) — к песенной форме стремится…

— Лермонтов когда-то говорил: я над всеми гласными звуками в своих стихах мог бы писать (ставить) ноты. По-моему, у каждого поэта в каждом его стихотворении есть свои интонации и своя внутренняя мелодия, музыка изначально заложена в саму ритмику стихов. Поэтому композиторы пишут песни и романсы на стихи поэтов.

Некоторые поэты сами сочиняют песни или, лучше сказать, воспроизводят заложенную в стихах музыку и поют свои стихи под гитару, становятся бардами. И через песни стараются лучше донести свои стихи до людей. Хотя пение большинства из них — это не пение в прямом смысле слова, а мелодекламация под гитарный аккомпанемент.

У меня в стихах тоже есть музыка, в каждом стихотворении — своя. Когда я сочиняю стихи, я их все до одного проверяю на слух и все до одного напеваю на какой-то свой мотив, акапелла, дома, как соловей в кустах, когда меня никто не видит. Наверное, я могла бы быть бардом, как некоторые поэты, но, во-первых, я не умею играть на гитаре, а во-вторых, я недолюбливаю сам жанр бардовской песни и недолюбливаю бардов, потому что считаю их — в массе своей — полуталантами, по Розанову, которые немножко играют на гитаре, немножко сочиняют стихи, немножко поют, и все это они делают на непрофессиональном уровне, и все они безголосы, и их расплодилось слишком много, и при этом они все лезут на профессиональную сцену, занимая место голосовых певцов, и если залезают на сцену, их не стащишь оттуда никакой силой, хотя их место — у туристического костра или дома на кухне, в узком кругу друзей. Из бардов я люблю только Высоцкого, Талькова и еще кое-кого. А всех других я не могу слушать. Мне так и хочется заткнуть свои уши, когда я слышу их.

Я люблю, когда музыку к стихам пишут высокопрофессиональные композиторы и когда эти песни поют высокопрофессиональные, голосовые певцы.

Кстати, некоторые композиторы уже написали много песен на мои стихи, и даже сюиты и хоральные циклы. Андрей Семенов, зав. музыкальной частью театра «Эрмитаж», сочинил «Маленькую сюиту для голоса и виолончели» на шесть моих стихотворений, а камерная певица исполняла эту сюиту под виолончель в Доме Союза композиторов и в других культурных точках Москвы. Константин Дюбенко из Петербурга сочинил хоральный цикл на мои стихи, в том числе и песню фольклорного характера «Я видала во сне корову — это к реву», ее исполняют несколько камерных певиц высокого класса, кто альтом, кто колоратурным сопрано. А солист оркестра Леонида Утесова певец и композитор Анатолий Шамардин сочинил около двадцати песен и романсов на мои стихи, которые сам же и поет в концертах и с которыми выступал по радиостанции «Москва и москвичи» и по другим радиоканалам, и по рязанскому радио. Некоторые его песни, например, «Я не пью и не курю», могли бы стать шлягерами, которые пел бы и под которые плясал бы весь народ, если бы они регулярно передавались по радио, с определенной частотностью, то есть если бы они были раскрученными и народ знал бы их. А некоторые песни Шамардина могли бы стать народными, например, «Сон под пятницу», это моя визитная карточка. Среди людей, которые слышали ее хотя бы один раз, нет ни одного человека, которому она не запомнилась бы и не понравилась бы. Такая трогательная хороводная песня, в стиле наива, в рязанском духе.

Влияние Рязани, конечно, сказывается на всей моей поэзии и на всем моем творчестве. И моя напевность идет в какой-то степени от Рязани, и от моей матушки, которая пела песни по-рязански и которая сочиняла частушки, которые под ее влиянием стала сочинять и я.

— Вы активно публиковались в советское время. Активно публикуетесь и сейчас, да все это не то. Раньше публикация, скажем, в «Юности» могла сделать человека знаменитым — 3 миллиона тираж — не шутки, а сейчас где читатель? Что говорить, когда тиражи «толстяков», в лучшем случае, до 10 тысяч не дотягивают, а то и вовсе крутятся возле пресловутой тысячи… Имеет ли смысл быть поэтом в непоэтическое время? Или поэзия возвращается к естественному состоянию — сакральному.

— Да, в советское время поэт, которого напечатали в журнале «Юность» 3-миллионным тиражом или в «Литературной газете» тоже большим тиражом, мог проснуться знаменитым на всю страну. А сейчас ты печатайся хоть во всех газетах и журналах, ты все равно не проснешься знаменитым, потому что тиражи газет и журналов сейчас не те, что раньше.

Но на вопрос «имеет ли смысл в наше время быть поэтом» я могу задать встречный вопрос.

Имеет ли смысл цветку быть цветком, который, как цветок из стихотворения Иманта Зиедониса аир растет в канаве и которого никто не видит, хотя он не хуже, а может быть, и лучше тех цветов, что, например, продаются в киосках и в магазинах, упакованные в красивые целлофаны и рогожки?

Имеет ли смысл соловью быть соловьем, который поет в своих кустах, а его никто не слышит, хотя он поет лучше вороны, которую слышат все и которую показывают по телевизору, а его не показывают?

Если человек родился поэтом, он не может не быть им, даже если его не печатают или печатают редко и малыми тиражами и даже если его почти не знают люди, которые, может быть, любили бы его больше, чем тех, кого они знают, если бы они знали его, что есть такой на свете.

Даже если поэта забросить на необитаемый остров, поэт все равно будет писать стихи и петь свои песни. Потому что он не может не писать и не петь.

Кстати, каждый поэт, который мечтает стать знаменитым, может утешать себя тем, что ни Пушкин не был знаменит на всю страну при своей жизни — Бенедиктов был знаменитее его… ни Есенин не был знаменит на всю страну… ни Мандельштам, ни Гумилёв… ни Цветаева, книги которой выходили тиражом 300 экземпляров, и даже эти 300 экземпляров «никто не брал», они никем не раскупались. А Пастернак вообще говорил, что «быть знаменитым некрасиво», хотя сам был знаменит… Правда, широкие массы читателей и сейчас путем не знают Пастернака, знаменитого на весь мир.

Все поэты были и есть известны и знамениты в своих кругах, кто в широких, кто в узких… В своих кругах и мы, незнаменитые поэты, знамениты. И «не надо печалиться» о том, что кто-то нас не знает. Это — не наше несчастье, а несчастье тех, кто нас не знает. Потому что они лишены счастья знать и читать и любить нас и испытывать радость от этого.

А вообще поэзия — была и есть сакральное дело, которое делается в уединении, а не при свете софитов ТВ.

Если соловья вытащить из его кустов на телеканал и начать таскать и показывать его по всем телеканалам, он петь перестанет, а будет только с утра до ночи мелькать на экране и махать крыльями.

— А что с народной поэзией тогда?

— А что с народной поэзией? Она не перестанет быть народной по своей сути, по своему жанру оттого, что кто-то не знает и не любит и не ценит ее. К тому же всегда найдутся люди, которым она интересна и которым она нужна, в том числе и поэтам.

— Вы пишете рифмованные стихотворения, но, очевидно, литературный авангард Вам нее чужд (где поиск звука, так и поиск формы!). Каким Вы видите развитие авангарда и верлибра в частности в России — может ли получиться, например, сусальный русский верлибр?

— Когда Михайло Ломоносов разрабатывал теорию русского стихосложения, он обратился для этого к опыту европейских стран, Италии, Франции… чтобы посмотреть, что взять у них для России. Но я, честно говоря, удивляюсь, почему он не обратился за этим еще и к тому, что лежало к нему ближе всех, к русскому устному народному творчеству, в котором есть все формы стихосложения, какие только существуют в мире, и регулярный стих, со всеми пятью размерами, с ямбом, хореем, дактилем, анапестом и амфибрахием, и с хореямбом, и с ямбохореем, и с фразовиком, и с раешником, стихом без рифм и с расшатанным ритмом, и со спондеями и без них, и с усеченными строками, и верлибр, прозостих без рифм (например, в молитвах, плачах, причитаниях), и разные способы рифмовки, перекрестные, кольцевые, смежные и т. д., и разные виды рифм, так называемые классические и авангардные (как у наших шестидесятников), и аллитерации, какие не снились самым заядлым авангардистам, все-все есть в устном народном творчестве… и даже своя заумь, свой «дыр бул щир», свое «ао эо» (например, в заклятиях и заговорах)… и, как в «Жанрах и строфах современной русской поэзии» Евгения Степанова, есть там и одностроки, и дистихи, и терцеты, и катрены, и пятистишия, и восьмистишия… правда, нет сонетов…

Я выросла не только на литературном, но и на устном народном творчестве, и знаю от своей матушки много закличек, корилок, частушек, поговорок, потешек, баюкалок, но знаю и все другое, что есть в филологической программе Литературного института, в котором я училась, и мне не чуждо все, что есть в литературе и в устном народном творчестве, в том числе и авангард, который для меня так же естественен, как и неавангард… Я эклектична. И у меня в стихах можно найти все… от частушек до палиндромов и до венка сонетов… и можно найти и влияние Пушкина, Лермонтова, Тютчева, и влияние Некрасова и Есенина, и влияние Вознесенского и Евтушенко… и всех поэтов Золотого и Серебряного веков и других веков… в том числе и влияние зарубежных коллег... И я думаю, что развитие авангарда в России будет таким же естественным, как и неавангарда, и не надо бояться этого, и каких-то экспериментов, наш русский авангард все равно примет какие-то свои русские характерные черты и особенности, что, кстати сказать, и доказывает трехтомник Евгения Степанова и поэзия самого Евгения Степанова, которая мне вся очень и очень близка. И у нас с ним много общих перекличек… и даже каких-то художественных изобретений и открытий, к которым каждый из нас пришел сам по себе, независимо друг от друга, и у него много таких прекрасных строк, на которые я смотрю и думаю: почему их написала не я? почему он написал их раньше меня? это же «мои» строки, которые были у меня в подсознании и в голове и в сердце, но не вылились оттуда в стихи, на бумагу…

— Вы издаете альманах «Эолова арфа». Расскажите о нем немного читателям — как появилась идея создания его, для чего, как можно попасть на его страницы и самое главное — в современной России ощущаете ли поддержку от государства или авторов/читателей (говорят, что нынешний читатель — сам автор, и читает он самого себя) и насколько сложно создание новой литературной единицы?

— Я никогда не мечатала создать свой альманах и никогда не мечтала быть главным редактором какого-то журнала, считала, что это не мое дело, мне хватит того, что я пишу стихи и прозу. Но с 1998 по 2008 год я состояла в редколлегии старинного советсткого альманаха «Истоки», который в постсоветское время оказался без государственной поддержки и стал не государственным, а частным. Туда меня рекомендовал Галине Рой один из моих учителей Николай Старшинов, я помогала этому альманаху, чем могла, готовила для него разные интервью и другие материалы, проводила в ЦДЛ презентации альманаха. Параллельно с этим я десять лет сотрудничала на общественных началах с частным журналом писателя Юрия Кувалдина «Наша улица», первого частного издателя в нашей стране, основателя и главного редактора «Нашей улицы», и прошла там суровую, но полезную для меня школу неофициального заместителя главного редактора. В 2008 году Галина Рой умерла. У руля «Истоков» встал человек со стороны, из Клина, далековатый от литературы, плохо ориентирующийся в ней, не владеющий ни компьютером, ни пишущей машинкой… И набрал себе таких же помощниц. И попросил меня помочь им подготовить для типографии новый номер альманаха, я собрала материалы для этого номера и деньги с авторов, как это делала Галина Рой (с авторов, которые заранее заказывали себе экземпляры нового номера, от чего зависел его тираж, и заранее вносили деньги на это). А главный редактор решил выбросить из альманаха кое-кого из авторов, моих товарищей, причем медийных, которые не заказывали номеров, я сказала, что их нельзя выбрасывать, и я не дам ему сделать это, потому что без них альманах будет неинтересным, литобъединенческим и непрестижным. Он сказал: «Тогда я не буду печатать этот номер!» Я сказала: «А тогда я напечатаю его без вас!» Юрий Кувалдин смакетировал мне его, сын Юрия Кувалдина художник Александр Трифонов сделал красивый дизайн, и я издала альманах, и назвала его «Эолова арфа». Потому что когда я после школы работала в Рязани, в районной газете «Ленинский путь», литсотрудницей, все сотрудники называли меня Эоловой арфой. А она символизирует собой трепетную творческую душу, которая звенит и поет от каждого легкого дуновения Бога ветров — Эола.

Так что альманах я стала издавать по воле судьбы, по воле обстоятельств.

Когда в 2009 году вышел первый номер «Эоловой арфы», он всем очень понравился, и я поняла, что я могу сама издавать альманах и печатать там всех, кого хочу, и саму себя, и никому не подчиняться и «никому отчета не давать», как сказал бы Мандельштам, и никому в ножки не кланяться (я по натуре — свободный человек, кошка, которая гуляет сама по себе, причем я такая кошка — Тигр, по восточному гороскопу, а Тигр — энтузиаст и индивидуалист, любит все делать сам, один, и быть сам себе командиром). За пять лет я выпустила уже 6 номеров, объемом по 20–30 а. л. каждый.

Печатаю я в альманахе, как я уже сказала, всех, кого хочу, маститых и немаститых поэтов, известных и пока еще не очень извесных, писателей, критиков, москвичей и не москвичей, в основном своих друзей и своих учителей из литературного мира, творчество которых я знаю и люблю. В числе постоянных авторов — Андрей Вознесенский, Евгений Рейн, Римма Казакова, Виктор Боков, Владимир Солоухин, Юрий Кузнецов, Кирилл Ковальджи, Лев Аннинский, Леонид Жуховицкий, Евгений Евтушенко, Андрей Дементьев, Татьяна Кузовлева, Александр Тимофеевский, Тамара Жирмунская, Валерий Золотухин, Джавид Агамирзаев, Анатолий Шамардин, Ваграм Кеворков, представители моего «потерянного поколения» — Сергей Мнацаканян, Валентин Резник, Владимир Бондаренко, Юрий Крохин, Серей Каратов, Юрий Кувалдин, Александр Логинов, из более молодых — Евгений Лесин, Валерий Дударев, Игорь Михайлов, Анна Гедымин, Инна Кабыш, Елена Исаева, Людмила Осокина, Зульфия Алькаева, Эмиль Сокольский, Герман Гецевич, Дарья Корнилова, Григорий Певцов, Лола Звонарева, Евгений Степанов… и мои земляки, рязанцы — Алексей Бандорин, Виктор Крючков, Людмила Салтыкова… Пока еще не всех своих друзей я охватила…

«Эолова арфа» отражает текущий литературный процесс. Государственной поддержки не имеет (я за ней и не обращалась ни к кому, чтобы ни от кого не зависеть), главная государственная поддержка альманаху состоит в том, что государство — за что ему спасибо — не мешает мне издавать этот альманах. Насколько это сложно? Кто издавал и издает что-то свое, тот знает, насколько это сложно. Но, как говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж, я с этим справляюсь, и слава Богу. Периодичность, с которой он выходит, получается один раз год, иногда — два. На какие средства? На средства авторов. Я собираю их с мира по нитке. Авторы заранее заказывают нужное им количество экземпляров, вносят в казну деньги за это, а потом получают свои экземпляры. Альманах, если говорить словами Валерия Золотухина, «дело соборное», как и церковь.

Кто его читает? В основном сами авторы, что по нашим временам, тоже неплохо, есть где прочитать друг друга. Но читают не только они. У альманаха есть свои читатели не из числа авторов. Тираж «Эоловой арфы» от 700 до 1 000 экз., но если учесть то, что все содержание альманаха выставляется на сайт альманаха, в Интернет, то тираж таким образом увеличивается в разы.

— Язык интернет-форумов и соцсетей/асек/агентов давно появился, но это не русский язык, не литературный русский — общий диалектический, но… какой? И Вы, как человек, ищущий средства выражения, поддерживаете это подчас безграмотное (с точки зрения правил русского языка), но подчиненное определенной системе (то есть скорее не спонтанное) образование? Способно ли оно породить новый пласт поэзии?

— Я не читаю никакие интернет-форумы и не знаю, что там творится. Вообще-то поэзия может возникнуть везде, даже там, где, казалось бы, и не может возникнуть. В том числе и в интернет-форумах и в соцсетях. И даже в безграмотной стихии языка… Но одно дело — безграмотный простонародный язык, с отступлениями от литературных норм, у которого свои законы, а другое дело — безграмотный язык людей, которые не знают ни литературного, ни простонародного русского языка и не владеют ни тем, ни другим и говорят на каком-то уродливом новоязе. Что может возникнуть из этого? Только что-то уродливое. Если не найдется поэт, который сможет обыграть все это с юмором, иронией и сарказмом и создать на этом что-то свое.

— В одном из писем ко мне Вы обмолвились, что поэзия для Вас — это «игра слов, в которой слова начинают светиться и сверкать разными своими красивыми гранями и притягивать к себе самые неожиданные рифмы и смыслы». Это спонтанное созидание или спланированное деяние? Проще сказать — слова сами толкают на поэзию (являются божественным началом) или их направляете Вы и полностью контролируете (сами примеряете образ творца)?

— Поэзия для меня — это вообще-то не «игра слов». Поэзия — это, как сказал кто-то из теоретиков, высшая форма литературы. А значит это — высшее искусство слова, искусство, которое включает в себя и игру слов, и созвучий, и аллитераций, и ритмов, и образов, и красок, и игру рифм.

А вообще для меня поэзия — это состояние души, и одна из форм существования моей души, и аура, которая присутствует в стихах. Если эта аура есть, то и поэзия есть, а если ауры нет, то нет и поэзии, и ее не заменит никакая игра слов, созвучий, аллитераций, ритмов, образов, красок и рифм. Поэзия — это то, чего нельзя потрогать руками, и то, во что нельзя ткнуть пальцем и сказать: «Вот она — поэзия». Ее можно только чувствовать и передавать через стихи, в которых она есть, в том числе и через разные художественные средства и приемы. Поэзия возникает у меня или от какого-то слова, которое зажигает во мне Божью искру, или от каких-то моих эмоций и переживаний, которые я начинаю облекать в слова и заключать в рамки стиха… Это происходит спонтанно и не поддается моему планированию и контролированию, но я всегда поверяю гармонию алгеброй, когда пишу стихи. Поэзия для меня — это синоним красоты, которая (в чем бы она ни проявлялась) создается с Божьей помощью и требует высокого мастерства, а не только вдохновения.

— Вы долгие годы были знакомы с Валерием Золотухиным (на одной из общих встреч, в 2009 году, в Карачарове, и я познакомился с вами обоими). Расскажите читателям журнала, что это был за человек, как относился к своей профессии? И — разные ли это Золотухины — в жизни и работе?

— Я познакомилась с Валерием Золотухиным первый раз в 1998 году, шапочно, в ЦДЛ, где подарила ему свою книгу «Семейная неидиллия», но не оставила на ней ни своего телефона, ни своего адреса, а второй раз — в 2003 году, на Таганке, когда пришла к нему туда с писателем и главным редактором журнала «Наша улица» Юрием Кувалдиным брать интервью для «Нашей улицы» и посмотрела спектакль «До и после», где Золотухин играл Соллогуба, Чехова и Бродского. Золотухин подарил мне «Таганский дневник». Я прочитала его и написала стихи про «Таганский дневник», они понравились Золотухину, и он пригласил меня выступить в компании с ним и с бывшей женой Владимира Высоцкого Людмилой Абрамовой на презентации книги Золотухина «Секрет Высоцкого» в магазине «Русское зарубежье». Золотухин написал мне на «Секрете Высоцкого»: «Нина! Я тебя люблю! Храни тебя Бог. Спасибо за все. В. Золотухин. 19.11.04». А потом сказал, не сказал, а крикнул мне на весь зал, при всем народе: «Нина! Мы будем с тобой дружить! И поедем в Константиново, к Есенину!» И мы стали дружить с Золотухиным и дружили до гробовой доски. Я ходила на все его спектакли, читала все его книги, писала о его спектаклях и книгах и о нем самом статьи и стихи и эпистолярные заметки, которые ему очень нравились, а он выступал на моих вечерах, писал предисловия к моим книгам стихов и частушек («Залеточка» и «Избранное»), пел мои частушки, а мои стихи о двух русских влюбленных, которые я сочинила по его «гос. заказу», о Петре и Февронии, читал во всех городах России, где открывались памятники Петру и Февронии. Мы с ним состояли в редсовете журнала «Юность», ездили с группой от «Юности» в Карабиху на Некрасовский праздник, в Карачарово на Соколово-Микитовский праздник, где был и ты, Володя Коркунов… А последние два года мы с ним вместе продавали на Таганке его книги, исполняли роли коробейников. Он говорил мне, что мы с ним «однояйцовые», что нас с ним как будто одна мать родила.

Что я могу сказать о нем? Все только самое хорошее. Он был верный друг и очень добрый, светлый и неконфликтный человек, и очень мудрый и прозорливый, с хорошей народной смекалкой, и очень скромный, деликатный, не высокомерный, без «звездной болезни», а кроме того он был очень ответственный человек и содержал всех своих жен, всех своих детей и внуков… И заботился о своих коллегах, и всегда им помогал, чем мог, и всегда отстаивал их интересы… И был очень работящий, он был трудоголик, ни одной минуты не мог сидеть сложа руки, без дела, все время работал, все время что-нибудь делал, то учил свои роли, то играл в спектаклях, то снимался в фильмах, в сериалах, то выступал в концертах, то давал журналистам интервью, то ездил в Барнаул, где он был художественным руководителем Молодежного театра, то гастролировал по России и по странам Ближнего и Дальнего Зарубежья, то участвовал в кинофестивалях, и все это умел совмещать одно с другим… и еще писал и издавал свои дневники, свои книги, и сам же продавал их на Таганке… Он говорил: «Я родился, чтобы играть и писать». Но он кроме этого делал уйму других дел, к которым добавились дела художественного руководителя и директора Таганки, и он тащил на себе свой неподъемный воз и говорил: «Буду тянуть лямку, пока (мне) не выроют ямку». Он был из тех, про кого говорится: семеро навалят — один везет. Он говорил: «Везет тому, кто везет».

Он всегда следил за своей внешней и внутренней формой. Каждое утро начинал с зарядки души и тела, с молитвы и с физических упражнений. Взвешивался на весах, чтобы не набрать лишних 300 граммов. В 71 год влезал в те же самые костюмы, которые носил в 17 лет.

Некоторые думают, что он был такой деревенский рубаха-парень, веселый, открытый и бесшабашный, как Бумбараш. И путают его с некоторыми его деревенскими героями, которых он играл. Таким он тоже бывал. Но его нельзя путать с его героями. Валерий Золотухин был очень серьезный, очень глубокий человек, с очень тонкой внутренней организацией, и далеко не всегда бывал веселым и контактным. Он бывал и замкнутым, и молчаливым, ушедшим в себя… И вообще был скорее молчун, чем балагур. И был скорее закрытым, чем открытым, а до конца открытым он был только в своих дневниках, наедине с собой и с Богом. Некоторые говорили, что Золотухину только Бумбараша и играть. Но он играл и доктора Живаго, рафинированного интеллигента, и эта роль оказалась ему — по Сеньке шапка. А Кончаловский собирался предложить ему роль Короля Лира.

Валерий Золотухин жил в «режиме гениальности» и был тем гением, который все успевает. Только вот в Константиново мы с ним так и не съездили, не успели, думали, что это еще успеется.

— Валерий Сергеевич был не только артистом, но и — писателем. Хотя об этой его ипостаси знают далеко не все. Немалым было мое удивление, когда на церемонии вручения премий журнала «Юность» (куда меня был пригласили как фотографа и друга редакции), актеру вручили премию как лучшему публицисту года. Расскажите об этой его стезе.

— Валерия Золотухин все знают в основном как артиста, и мало кто знает, что он — еще и писатель, да еще и какой! В 1973 году в журнале «Юность» была напечатана его художественно-биографическая повесть «На Исток-речушку, к детству моему», совершенно изумительная, своеобразная, очаровательная и по своему языку, и по своей поэтичности, и по своей композиции, и по всей своей фактуре. Андрей Вознесенский тогда сказал Валерию Золотухину: «Теперь тебя все будут воспринимать не только как артиста, но и как писателя». Потом в той же «Юности» вышли и другие вещи Золотухина. Распутин писал ему: «Мне хотелось бы чаще видеть твою прозу». А Борис Васильев сказал: «Валера, бросай театр, это все — тленно, пиши прозу, это — вечно, это то, что останется после тебя». Нагибин, Астафьев, Полевой, Бакланов тоже очень высоко ценили его как прозаика. О себе я не говорю, я просто упиваюсь его книгами. Золотухин писал не только художественно-биографическую прозу, но и с семнадцати лет изо дня в день вел дневники, причем такие откровенные, такие личностные и такие личные, такие интимные, каких до него не было ни у кого ни из писателей, ни из артистов. Его дневники — это живые летописи о себе и о своем времени, с экскурсами в историю, и о своей жизни на фоне жизни России, и о своих родных и близких людях, и о своих невестах, женах, женщинах, любовницах, детях, и о своих друзьях и коллегах, партнерах по сцене, о Высоцком, об Алле Демидовой, о Леониде Филатове, о Вениамине Смехове, и о режиссере Любимове, и о Таганке, он был Таганским Домовым, летописцем и историком Таганки и самого себя, его дневники — это глубочайшие исследования человеческой натуры со всеми ее светлыми и темными сторонами на примере самого себя. Золотухин, как мой земляк Есенин, выворачивал перед читателями всю свою душу, все свое нутро, и как мой земляк академик Павлов, который даже на смертном ложе фиксировал на бумаге, что он чувствует… Жюль Ренар писал в своих дневниках: «Я — хороший собеседник самому себе, и мне никогда не бывает скучно с самим собой». Валерий Золотухин мог бы сделать эти слова Жюля Ренара эпиграфом ко всем своим дневникам.

В 2009 году журнал «Юность» присудил ему премию им. Бориса Полевого за эссе «Закорючки на полях», которые появились в одном из номеров журнала. Золотухин был очень рад ей, потому что никаких литературных премий он до этого не получал. Хотя я считаю, что он заслуживает не только такой премии, о чем и сказала при всех, когда вручала ее ему.

Валерий Золотухин издал более тридцати книг, в Москве, в Киеве, в Нижнем Новгороде, в том числе 20 книг-дневников (!), и столько же не успел издать. Я говорила ему: «Ты пишешь один за все союзы писателей, вместе взятые!» А его сын Ваня говорил: «Папа, ты пишешь один за всю Россию!»

Я печатала прозу Валерия Золотухина в каждом номере «Эоловой арфы» — самые первые его дневники 1958—1960 гг., его переписку с известными писателям, деятелями культуры, его письма к своему земляку, духовному учителю Владимиру Фомину (который жив и которому сравнялось 95 лет), своеобразную повесть жизни в письмах… а для его алтайского двухтомника — еще и письма Золотухина к одной из своих женщин.

Валерий Золотухин — феноменальное, уникальное явление нашей культуры и нашей литературы, единственное в своем роде, подобного которому у нас не было, нет и не будет!

Беседу вел Владимир КОРКУНОВ

Опубликовано в журнале:

«Дети Ра» 2013, №10(108)

Компания, базирующая во Франции, начала ввоз в Европу выращенного в Перу манго сорта Kent.

Южноамериканские фрукты полностью вызрели, тщательно откалиброваны и упакованы в пакеты по 6 килограммов каждый. Доставка перуанского манго осуществляется воздушным транспортом.

Indiana Import располагается во французском Перпиньяне, который является идеальной логистической платформой для поставок продукции из страны в остальные государства Европы. Именно через Перпиньян проходит существенная часть импортных фруктов и овощей, выращенных в Испании, Марокко, Аргентине, Чили, Перу, ЮАР и в Новой Зеландии.

По данным последнего исследования Министерства сельского хозяйства, животноводства, аквакультур и рыболовства Эквадора (MAGAP), территория, отведенная в стране под выращивание бананов, за последние 12 месяцев снизилась на 14,5% до 171 тысячи гектаров.

Согласно мнению отраслевых экспертов, данная тенденция обусловлена масштабным распространением болезни черная сигатока, а также обострением конкуренции со стороны других государств-производителей.

Несмотря на снижение площади выращивания, по данным Ассоциации экспортеров эквадорских бананов (AEBE), поставки бананов из Эквадора за 12 месяцев снизились незначительно: с 190 млн коробок до 189 млн коробок.

Также, согласно информации Эдуардо Ледесмы (Eduardo Ledesma), Президента организации, если одна коробка с эквадорскими фруктами продается за 8,95 долларов США каждая, то упаковка с бананами, выращенными в Перу или Колумбии – за 8-8,35 долларов США.

По информации Ассоциации экспортеров пищевых продуктов Перу, производители фруктов и овощей страны могут получить весьма ощутимую выгоду от возможного подписания соглашения о ЗСТ с рядом стран.

В настоящее время переговоры по данному вопросу ведутся с властями Турции, Индии и Индонезии.

Паола Корвачо (Paola Corvacho), Координатор организации, полагает, что турецкий рынок обладает большим потенциалом в плане потребления свежих, замороженных и консервированных фруктов и овощей. Растущий объем покупок обусловлен большой частью молодого населения, следящего за своим здоровьем, в этой стране.

- За последние пять лет потребление пряностей, арбузов, бананов и орехов в Турции возросло на 37%,- рассказала г-жа Корваччо.

С Индонезией в настоящее время товарообмен довольно затруднен. За период с 2008 по 2012 гг перуанские экспортеры отгрузили в страну лишь одну партию столового винограда. Но потенциально возможно налаживание поставок бананов, винограда, соусов, кофе и специй. А самая главная проблема с экспортом в Индию состоит в довольно высоких ввозных таможенных пошлинах.

PetroChina покупает перуанские активы бразильской Petrobras

Китайская энергетическая корпорация PetroChina заключила соглашение о покупке перуанских активов бразильской государственной корпорации Petrobras (Petroleo Brasileiro S.A.). Финансовый объем сделки составит примерно $2,6 млрд, сообщила китайская компания.

При этом формальными покупателями будут выступать две дочерние компании PetroChina. Китайская сторона получит 100% акций Petrobras Energia Peru S.A., которое является дочерним для Petrobras. Таким образом под полный контроль китайской корпорации перейдут два нефтегазовых блока и 46,16% третьего блока месторождений в Перу. Ежегодно на указанных промыслах добывается примерно 800 000 т нефтяного эквивалента. Запасы трех указанных блоков имеют перспективы для получения прибыли.

PetroChina – это дочерняя компания Китайской национальной нефтегазовой корпорации (CNPC) и крупнейший в Поднебесной производитель нефти и газа. Компания также работает на территории Казахстана, Венесуэлы, Индонезии, Перу, Алжира, Азербайджана, Чада, Канады, Китая, Эквадора и Омана.

Согласно ежемесячному докладу Ассоциации производителей автомобилей (Adefa), 11 заводов, функционирующих в Аргентине, в октябре 2013 г. выпустили 75604 автомобиля, что на 4,8% меньше по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Падение производства было предсказуемым, полагают местные эксперты. В качестве основной причины называют падение спроса на автомобили на рынке Бразилии, на котором реализуется 86% продукции аргентинского автопрома. Так, согласно тем же источникам, в октябре с.г. в Бразилию из Аргентины было экспортировано 42873 автомобиля, что на 16,4% меньше, чем в октябре 2012 года. Также наблюдается сокращение экспортных поставок собранных в Аргентине автомобилей в Европу на 5918 единиц, в Венесуэлу – на 4807, в Перу – на 2856, в Центральную Америку – на 1024, в Эквадор – на 740, в Африку – на 146 и в Азию – на 355 автомобилей. В то же время, на национальном рынке наблюдается рост продаж на 20,3% по сравнению с октябрем 2012 года: в автосалоны Аргентины в октябре текущего года поступило 81358 единиц автотранспорта. Несмотря на негативные тенденции прошедшего месяца, в целом с начала года в Аргентине произведено 683899 автомобилей, что на 9,3% больше, чем за первые 10 месяцев 2012 года.

«Эль Крониста»

По прогнозам Всемирного Банка, рост экономики Аргентины в 2013 году составит 3,5%, а в 2014 – 2,8%. По мнению банка, рост ВВП страны обеспечивается высоким урожаем, но «черный курс» доллара и административные барьеры тянут страну назад. В целом, темпы роста экономики страны опережают средний показатель по странам Латинской Америки и Карибского региона, который составляет 2,7%. По итогам года ВВП Бразилии должен возрасти на 2,5%, Колумбии – на 3,7%, Венесуэлы – на 1%, Перу – на 5,4%, Чили – на 4,4%. Наибольший рост ожидается для Парагвая -12%.

«Амбито Финансьеро»

В понедельник в Варшаве началась 19-я по счету конференция сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата. Страны, в частности, продолжат обсуждение нового глобального соглашения, которое к концу десятилетия должно сменить Киотский протокол, передает РИА «Новости».

В этом году информационный тон переговорному процессу будет задавать, к примеру, новый, пятый оценочный доклад Межправительственной группы экспертов по изменению климата, первая часть которого была официально утверждена в сентябре. Как отмечается в докладе, потепление в климатической системе «однозначно», и некоторые из наблюдаемых с середины XX века изменений являются «беспрецедентными» в последние тысячелетия. При этом степень уверенности ученых в том, что причиной изменения климата в этот период является деятельность человека, повышена до 95-100%.

Всемирная метеорологическая организация в преддверии переговоров обновила данные о концентрации парниковых газов в атмосфере Земли. По информации ВМО, среднегодовая концентрация CO2 в 2012 году составила 393,1 части на миллион по объему против 278 до начала индустриальной эпохи и продолжает расти с ускорением.

Наконец, внимание всего мира остается прикованным к Филиппинам и супертайфуну «Йоланда» (по международной классификации «Хайянь»). По последним данным, бедствие затронуло в той или иной степени почти 4,5 млн человек, а цепь разрушений от бури пятой, наивысшей категории протянулась по центральной части Филиппин примерно на 600 километров с востока на запад. По прогнозам ученых, одним из последствий изменения климата станет увеличение частоты и масштабов экстремальных погодных явлений.

Польша принимает у себя переговоры ООН по климату второй раз за шесть лет - в 2008 году сессия проходила в Познани. Страна, до 90% электрогенерирующих мощностей которой работают на угле, занимает пятое в ЕС место по объемам выбросов после гораздо более крупных экономик Германии, Великобритании, Италии и Франции. Ранее Польша неоднократно блокировала ряд решений в ЕС, связанных с усилением «климатических» обязательств блока.

Кроме того, бурные протесты экологов, придумавших специальный хэштег для соцсетей #Coaland (по словам «уголь» (coal) и «Польша» (Poland)), вызывает проведение в Варшаве 18-19 ноября, то есть в даты начала встречи на уровне министров, конференции Всемирной угольной ассоциации. Молодежные активисты даже выступили с ультиматумом исполнительному секретарю конвенции по климату Кристиане Фигерес, заявив, что готовы принять ее на своей традиционной конференции, только если Фигерес откажется от участия в «угольном» саммите.

Председательство на переговорах к Польше перейдет от Катара, который также подвергался критике экологических организаций, в частности, за недостаток лидерства и за то, что даже в год проведения у себя переговоров страна не объявила о собственных планах по снижению выбросов парниковых газов.

Председателем очередной переговорной сессии станет министр окружающей среды Польши Марцин Королец. В своей колонке для издания Responding to Climate *** Королец пишет, что его приоритетом как председателя станет проведение «демократических и прозрачных» переговоров.

«Цель, которую мы как организаторы конференции для себя установили, - выработать «расписание» работы между Варшавой и Парижем и обсудить главные элементы нового соглашения. Это тот фундамент, который мы хотим заложить, и, как мы все знаем, именно фундаменты формируют основу всех зданий. Они могут быть не очень впечатляющими или даже вовсе не видными, но они определяют устойчивость строения», - пишет Королец.

Новое соглашение, работу над которым страны официально запустили на переговорах 2011 года в ЮАР, в следующем десятилетии должно сменить Киотский протокол. Документ 1997 года во втором своем периоде действия охватит менее 15% мирового объема выбросов парниковых газов - без США, Китая и других крупных развивающихся стран, а также без России, в 2012 году официально отказавшейся участвовать в «Киото-2».

Предполагается, что соглашение должно быть утверждено на конференции 2015 года, провести которую уже вызвалась Франция. До этого стороны встретятся на высоком уровне еще как минимум два раза - на очередной сессии в конце 2014 года в столице Перу, а также за несколько месяцев до этого на «саммите лидеров», о намерении провести который заявил генсек ООН Пан Ги Мун.

По правилам процедуры проект нового документа должен быть подготовлен не позднее лета 2015 года, не менее чем за шесть месяцев до рассмотрения в Париже. При этом одним из ключевых вопросов переговоров по соглашению остается степень участия в нем всех стран, в том числе и развивающихся, доля которых в общемировых «парниковых» выбросах с 1990 года выросла с 31 до 59% и продолжает расти.

Острым вопросом переговоров остается, в частности, так называемое «климатическое финансирование». На переговорах 2009 года в Копенгагене, завершившихся публичной неудачей, развитые страны заявили, что в 2010-2012 годах выделят развивающимся 30 млрд долларов на помощь в снижении выбросов парниковых газов и адаптацию к изменению климата, а к 2020 году доведут ежегодный объем финансирования по этим направлениям до 100 млрд в год.

По данным аналитиков Overseas Development Institute, за три года в качестве «быстрого» финансирования было в итоге выделено 35 млрд. Однако до 80% этих средств не были «новыми и дополнительными», как предполагалось в Копенгагене, то есть представляли собой «перепрофилированную» под проблему изменения климата официальную помощь в целях развития. Кроме того, лишь около 44% этой суммы было предоставлено в виде грантов, а не кредитов, и менее 20% пошло на цели адаптации к изменению климата. Волнует экспертов и дефицит новых, конкретных обязательств на период между 2012 и 2020 годами.

Одним из ключевых решений конференции в Варшаве для развивающихся стран станет вопрос создания механизма компенсации ущерба и потерь (loss and damage), связанных с изменением климата. В прошлом году в Катаре страны приняли решение создать такой механизм в Варшаве, и эксперты ожидают сложных переговоров по этому вопросу - в том числе и потому, что начать его обсуждение на промежуточной июньской сессии в Бонне не удалось по непредвиденным и беспрецедентным обстоятельствам.

Россия, Белоруссия и Украина перед переговорной сессией в июне 2013 года предложили обсудить «процедурные и юридические вопросы, связанные с процессом принятия решений конференцией сторон (конвенции)». Это требование было связано с ситуацией на итоговой конференции 2012 года в Дохе, когда ряд решений был принят вопреки протестам трех стран. Другие стороны переговоров это предложение не поддержали, и один из переговорных органов так и не смог начать работу.

Начальник отдела многостороннего сотрудничества в области окружающей среды департамента международных организаций МИД РФ Олег Шаманов в статье для International Institute for Sustainable Development пишет, что «нельзя недооценивать важность конференции в Варшаве», поскольку именно она покажет, насколько серьезно страны настроены выполнить собственные обещания.

«Если мы действительно хотим сделать новое соглашение ратифицируемым и устойчивым и добиться ощутимых результатов, нам нельзя повторять ошибки прошлого. Во-первых, подготовку черновика соглашения нельзя откладывать на самый последний момент, не давая сторонам принимать информированные решения по поводу юридических документов. Во-вторых, краеугольным камнем наших усилий должны быть прозрачность и соблюдение норм права», - считает Шаманов.

Как сообщалось ранее, страны уже внесли аналогичный подпункт в повестку 19-й сессии конференции сторон в Варшаве, однако «российский» вопрос предполагалось обсудить и на предварительных консультациях с тем, чтобы не допустить срыва главной переговорной сессии года процедурными спорами.

По информации, обнародованной Хуаном Карлосом Ривера (Juan Carlos Rivera), Президентом перуанской Ассоциации производителей и поставщиков манго (АРЕМ), уже на следующей неделе экспортеры намереваются запустить начало отгрузки на внешние рынки.

Причем в этом году экспорт начался немного позже, чем в прошлом, по причине небольших заморозков:

- Разница между этим и текущим сезоном составляет около двух недель. Эта задержка вызывает некоторую нехватку на рынке. Поставки должны были начаться в первую неделю ноября, но отложены на вторую неделю,- рассказал г-н Ривера.

Заморозки немного сказались и на объеме урожайности, который остался на прошлогоднем уровне в 100 тысяч тонн манго.

Основными рынками сбыта перуанского манго являются США и страны Европы, на которые приходится до 95% поставок.

По данным Федеральной службы государственной статистики России, только за сентябрь этого года на рынок нашей страны поступило 2,6 тысячи тонн только итальянского винограда.

Данный показатель на 50% больше, чем в прошлом году. Всего же за период с июня по сентябрь в Россию было отгружено 5 тысяч тонн винограда, выращенного в Италии.

В совокупности за весь прошлый год итальянские экспортеры поставили на российский рынок 16 тысяч тонн столового винограда. Но Италия – не главный поставщик этого типа продукции. Так Турция по итогам прошлого сезона экспортировала в Россию 134 тысячи тонн винограда. В рейтинге ведущих поставщиков на российский рынок за Турцией следуют Узбекистан, Чили, Перу, Молдавия и только затем Италия.

Герой того романа

Уильям Буллит — первый американский посол в СССР, соавтор Зигмунда Фрейда, прототип булгаковского Воланда. Именно с этого человека началась новейшая история американо-российских отношений

Восемьдесят лет назад — 16 ноября 1933 года — Соединенные Штаты официально признали СССР. Что именно подтолкнуло США к установлению дипотношений с большевиками? Голый прагматизм. Еще в 1932 году финансист Уильям Ланкастер писал первому зампреду Госплана СССР Валерию Межлауку: диалог между правительствами начнется, «если американские деловые круги определенно почувствуют, что им нужен русский рынок». Ничего личного. Только бизнес. Вскоре в Москву прибыл первый посол США: 42-летний дипломат и журналист Уильям Буллит...

В Россию с любовью

Обеспеченный отцовским наследством, Буллит мог жить и работать в свое удовольствие. Окончил Йельский университет, учился в Гарварде, после чего занялся журналистикой. В Первую мировую писал для The New York Times. Побывал в Москве — увидел революционную Россию. Романтик, он, подобно многим американцам, верил, что на Востоке рождается дивный прекрасный мир. «Русская революция есть одно из величайших событий в истории человечества, а возвышение большевиков — явление мирового значения» — эти слова Джона Рида, одного из друзей Буллита, запали ему в душу. Мечта, как говорится, и позвала в дорогу.

После Первой мировой Буллит, к тому времени возглавивший бюро центральноевропейской информации в Госдепе, получил от госсекретаря США Роберта Лансинга письмо с указанием «отправиться в Россию от имени американского комитета по мирным переговорам с целью изучения политической и экономической обстановки».

В Москве Уильям встретился с Лениным и по окончании переговоров получил на руки документы, содержание которых было во многом сенсационным. Большевики твердо обещали признать все новые антикоммунистические правительства на территории бывшей Российской империи — в Финляндии, Эстонии, Латвии, Литве, Польше, Западной Белоруссии, более чем на половине Украины, в Крыму, на Кавказе, в Грузии, Армении, Азербайджане, на Урале и в Сибири. А также демобилизовать армию — под международным присмотром, амнистировать политических заключенных, выплатить часть долгов царской России. Все это означало прекращение, хотя бы временное, Гражданской войны и экономической блокады.

Добравшись до Хельсинки, Буллит телеграфировал президенту — ждал восторженных отзывов о своей дипломатической работе. Однако в Америке отказывались подписывать мир. В Госдепе были уверены, что большевики — явление временное, и не хотели, подписывая с ними договор, легитимизировать новую власть.

Буллит ушел в отставку. Разочаровавшись во внешней политике, уехал на Средиземное море, где занялся делами сердечными.

Ночь нежна

В 1924 году он женился на журналистке Луизе Брайант, вдове Джона Рида (в 1920 году тот умер в одном из московских тифозных бараков и был захоронен у Кремлевской стены), а по совместительству любовнице Юджина О'Нила. Они жили в Турции, во Франции. В Париже их собеседниками бывали Гертруда Стайн, Эрнест Хемингуэй, Фрэнсис Фиц-джеральд. В 1926 году Уильям издал свой первый и единственный роман — «Это не сделано» (It's Not Done) — результат богемной жизни писателя в кругу столь же богемных и, пожалуй, несравнимо более литературно одаренных друзей.

Собственно, в истории литературы Уильям остался не собственным романом, а тем, что стал прототипом главного героя в романе «Ночь нежна», вышедшем из-под пера его друга Фицджеральда.

Богемная жизнь была приятной, но закончилась скверно. Буллит не выдержал экстравагантности своей жены. Луиза периодически пропадала из дому, потом вдруг оказывалась где-то в прокуренных барах...

Буллит пытался спасти их брак. В помощь призывал своего знакомого психиатра — Зигмунда Фрейда. 75-летний Фрейд не помог. Однако от их психоаналитических посиделок получился неожиданный результат совсем иного, почти научного свойства. Сам Буллит впоследствии так опишет случившееся: «Фрейд находился в Берлине, где ему должны были сделать небольшую операцию. Я зашел к нему и нашел его подавленным. Он мрачно сказал, что ему недолго осталось жить и что его смерть не будет иметь никакого значения ни для него, ни для кого-либо еще... Он спросил меня, чем я занимаюсь. Я ответил, что работаю над книгой о Версальском договоре, в которой будет дано исследование деятельности Клемансо, Орландо, Ллойда Джорджа, Ленина и Вудро Вильсона. Глаза Фрейда загорелись, и он стал очень оживленным. Фрейд быстро задал мне несколько вопросов, а затем, к моему удивлению, сказал, что хотел бы сотрудничать со мной в написании главы о Вильсоне. Я рассмеялся и заметил, что если Фрейд ограничится одной главой в моей книге, то результатом будет полнейшая нелепость; эта часть книги окажется намного важнее всей книги... Два дня спустя я снова позвонил Фрейду, и... мы согласились сотрудничать».

Книга «Томас Вудро Вильсон. 28-й президент США. Психологическое исследование» была завершена лишь 10 лет спустя. Материал получился объемным. Авторы решили опубликовать только те материалы, которые относились к детству и юношеству будущего президента.

Господин посол

1933 год. Великая депрессия в США заканчивается. Начинается оживление и во внешней политике. Возобновились контакты с Советами. С Франклином Делано Рузвельтом Буллит познакомился много лет назад. Когда-то кабинет сотрудника Госдепа (Уильяма) и помощника морского министра (Франклина) находились недалеко друг от друга. Наш герой вновь горел желанием работать. А Рузвельт хотя и сидел в инвалидном кресле, однако энергии в нем было не меньше, чем в здоровом Буллите. Ему нужен был человек, хорошо знающий Россию. Именно Буллита он и отправил с тайной миссией в Москву в 1932 году. Цель — послать сигнал Советам, что после президентских выборов США намерены признать СССР (конечно, в том случае, если президентом выберут именно Рузвельта).

В советскую Россию Уильям прибыл в приподнятом духе. Он все еще верил, что здесь созидается новая демократическая страна...

16 ноября 1933 года дипотношения между Москвой и Вашингтоном были установлены. СССР обязался прекратить деятельность Коминтерна в США, уважать религиозные права американцев и урегулировать вопрос о долгах царской России. В декабре Буллит вручил свои верительные грамоты, став первым американским послом в СССР .

Вскоре наш герой попадает на кремлевское застолье, где видит Сталина, Молотова, Кагановича, Орджоникидзе, Куйбышева и других советских партбонз. Буллит потом напишет Рузвельту, что Сталин был «обыкновенного телосложения, скорее жилистый, чем могучий. Одет был в обычную солдатскую униформу, на нем были сапоги, черные брюки и серо-зеленый френч без знаков различия и орденов... Интересные глаза, карие с темно-синей поволокой, маленькие, пронзительные и постоянно улыбчивые... Руки у него маленькие, с толстыми пальцами... Усы настолько скрывают рот, что трудно увидеть, на что он похож, но когда Сталин смеется, губы любопытным образом искривляются, как у собаки... В обществе Ленина ты сразу ощущал, что находишься перед великим человеком; в обществе Сталина я чувствовал, будто разговариваю с жилистым цыганом, культура и эмоции которого мне непонятны, поскольку ни с чем подобным не приходилось иметь дело».

В меню — традиционные закуски: черная икра, раки. Ну и, конечно, водка. Буллит сидел рядом с женой Ворошилова. Первый тост провозгласил Сталин. За президента Рузвельта. За храбрость, с которой он решился признать Советский Союз. Так началось долгое застолье. Поднимать бокал приходилось за всякого человека, которого собравшиеся вдруг признавали достойным тоста...

Тем временем переговоры с Литвиновым о выплате долгов шли неудачно. Становилось очевидным, что СССР вовсе не намеревается выполнять условия подписанного с Америкой соглашения. Ну а Сталин больше ни разу не принял Буллита. Несмотря на все старания Уильяма, двусторонние отношения забуксовали.

Разочаровавшись в советских коллегах, Буллит писал своему президенту: «США должны поддерживать по возможности самые дружеские личные отношения с русскими, но они должны дать понять со всей ясностью, что если русские не захотят сделать шаг вперед и взять морковку, то получат дубинкой по заднице...»

Рузвельту такая постановка вопроса не понравилась.

Буллит не унывал. Он искал контактов со Сталиным. Пробовал сблизиться с советскими людьми. Обучал красных кавалеристов играть в поло, а членов Моссовета — в бейсбол. Наконец, 22 апреля 1935 года в Спасо-Хаусе он устроил бал…

Воланд в Спасо-Хаусе

Тот бал запомнился многим. Но главное, запомнился он Михаилу Булгакову, с которым Буллит был давно знаком — часто приходил смотреть «Дни Турбиных». Американский дипломат, конечно, не подозревал, что этот гость запечатлеет его на страницах одного из наиболее известных произведений русской литературы XX века. Вот только не послом великой державы, а дьяволом во плоти — мессиром Воландом.

«Да! Господин артист сегодня дома. Да, будет рад вас видеть. Да, гости… Фрак или черный пиджак», — говорила горничная в булгаковском романе. Те же требования были переданы и Михаилу Афанасьевичу. Пришлось потрудиться, чтобы найти подходящий для такого вечера пиджак — фрака у писателя не нашлось.

«Были у американского посла. М. А. в черном костюме. У меня вечернее платье исчерна-синее с бледно-розовыми цветами. — Эти слова на следующий день запишет в дневнике жена писателя — Елена Сергеевна. — Поехали к двенадцати часам. Все во фраках, было только несколько смокингов и пиджаков. В зале с колоннами танцуют, с хор — прожектора разноцветные. За сеткой — птицы — масса — порхают. Оркестр, выписанный из Стокгольма. М. А. пленился больше всего фраком дирижера — до пят. Ужин в специально пристроенной для этого бала к посольскому особняку столовой, на отдельных столиках. В углах столовой — выгоны небольшие, на них — козлята, овечки, медвежата. По стенкам — клетки с петухами. Часа в три заиграли гармоники и петухи запели. Стиль рюсс. Масса тюльпанов, роз — из Голландии. В верхнем этаже — шашлычная. Красные розы, красное французское вино. Внизу — всюду шампанское, сигареты».

1935 год. СССР. Голод, репрессии. А здесь — такое. Приглашенных — более 400 человек. Не ограниченный в средствах Уильям обустраивал свои вечера ярко, богато. Икра, шампанское. Дорогие украшения, музыка. Привезенные из зоопарков и цирков звери. Подвыпившие дрессировщики, смеющиеся — от страха или восторга — дамы. В этом великосветском балагане иные гости раскрепощались и теряли бдительность.

«Здесь веселилась советская элита, которая совсем скоро отправится на сталинскую плаху, — пишет исследователь Леонид Спивак в книге «Одиночество дипломата». — Танцует лезгинку Михаил Тухачевский, играет с медвежонком начальник Генштаба Александр Егоров — первые маршалы Советского Союза, которых ожидает пыточный конвейер Лубянки и расстрел. «Золотые перья партии» Николай Бухарин и Карл Радек через год по указке вождя напишут «самую демократическую в мире» сталинскую Конституцию, чтобы сразу же после этого превратиться во «врагов народа». Всеволод Мейерхольд пойдет в расстрельный подвал как немецкий и японский шпион. Получил свою пулю в затылок и «чрезмерно любознательный барон Штейгер», стоявший при американском после и подслушивавший все, что к нему обращали советские просители».

Когда Буллит вернулся в СССР из очередной поездки домой в апреле 1935 года, в Москве уже начались политические зачистки. В течение следующего года большая часть коммунистов, некогда привечавших Уильяма на кремлевском обеде, будут арестованы, казнены или принуждены к самоубийству.

В июле в Москве прошел VII конгресс Коминтерна. Это было прямым нарушением договоренности между СССР и США. В Москву на конгресс прибыли американские коммунисты… Буллит выразил дипломатический протест, но его никто не слушал. Уильям разочаровался в Советской России.

Один из сотрудников посольства Чарлз Болен (впоследствии — девятый посол США в СССР) укажет тогда, что «прошло немного времени, прежде чем одно разочарование за другим произвели заметные перемены в позиции посла Буллита, который теперь до конца жизни стал последовательным и подчас неистовым противником Советского Союза».

Уильям Буллит попросился в отставку. В 1936 году его прошение было принято. С Москвой он попрощался навсегда... Однако его политическая деятельность не остановилась.

Увидеть Париж — и...

Вскоре Буллит был отправлен послом во Францию. Несмотря на явные разногласия, Рузвельт оставался его другом.

А тем временем неуклонно приближалась война.

12 марта 1938 года Гитлер аннексировал Австрию. Среди прочих забот у Буллита появилась новая — спасти своего венского приятеля Зигмунда Фрейда. Нацисты сжигали его книги на кострах. После того как в квартире ученого прошли обыски, он наконец согласился бежать. В помощь ему Уильям призвал свои дипломатические связи, подключил к этому делу Белый дом. Помогла и принцесса Греческая и Датская Мари Бонапарт (поклонница психоанализа) — Фрейда удалось вывезти во Францию. В июне 1938 года на парижском вокзале принцесса, Буллит и Эрнст (сын Зигмунда) встречали гения. Позже тот перебрался в Лондон.

...В мае 1940 года Гитлер начал наступление на Францию. Премьер Рейно через Буллита обратился к Рузвельту, испрашивая любую военную помощь. Ответом был отказ. США не хотели нарушить объявленный нейтралитет.

После того как французская армия была расчленена на несколько частей и британский экспедиционный корпус прижат к Ла-Маншу, стало очевидным, что Париж падет. Буллиту предложили покинуть посольство. Он отказался. Переправив остальных сотрудников, их семьи в Бордо, Уильям остался в столице — помогать парижанам в борьбе с мародерством и разрушениями. Он телеграфировал в Вашингтон: «Спокойствие жителей Парижа... как невероятно, так и благородно... Дети по-прежнему катаются на тех же старых восьми осликах на Елисейских Полях... Французы делают честь роду человеческому».

10 июня Франции объявила войну Италия. Французский кабинет министров покинул Париж. Уильям Буллит принял функции главы гражданской администрации французской столицы — в сущности, стал ее мэром, оставаясь им несколько дней. Более того, наш герой вступил в переговоры с немцами о бескровной сдаче города. Только 30 июня 1940 года Буллит наконец покинул Париж.

Он возвратился в США, где начал агитировать за скорейшее вступление США в войну против Гитлера — буквально кричал: помочь другим — значит обезопасить самих себя. Чрезмерная активность Буллита утомила Рузвельта, который шел на третий президентский срок. Их отношения опять разладились.

22 июня 1941 года Германия напала на СССР. Буллит призвал помочь России, несмотря на все идеологические противоречия. Вскоре его вызвали в Белый дом и отправили в долгую дипломатическую поездку по мировым задворкам — Египет, Ливия, Палестина, Ирак, Иран, Индия… Затем рванул Перл-Харбор, и США официально вступили в мировую войну.

Об одном из разговоров между Буллитом и Рузвельтом известно по статье, опубликованной Уильямом в журнале Life. Встреча состоялась в Овальном кабинете. Буллит настаивал на том, что Сталин — опасный человек, которому нельзя доверять. Рузвельт ответил: «Билл, я не оспариваю факты, предоставленные тобой, они точны. Просто интуиция подсказывает мне, что Сталин — не такой человек. <…> ему ничего не надо, кроме безопасности своей страны, и я думаю, что если я дам ему все, что в моих силах, и ничего не попрошу взамен, долг чести — он не станет пытаться что-либо аннексировать и будет сотрудничать со мной во имя мира и демократии во всем мире». Буллит ответил: «Предполагая долг чести, вы говорите не о герцоге Норфолке, а о кавказском бандите, который знает только одно: если ты отдал ему что-то просто так, значит, ты осел. Сталин верит в коммунистические принципы, в мировую победу коммунизма». Подобная грубость вновь осложнила отношения друзей. Буллит был вынужден отойти от больших дел. Ему больше не доверяли, его перестали слушать.

Буллит баллотируется в мэры Филадельфии. Проигрывает. Просится в действующую армию. Ему отказывают. Наконец, обращается к де Голлю. Тот позвал его во Францию — помочь французам возвратиться в Париж. Буллит ликовал! По прибытии в Европу он был назначен майором инфантерии, адъютантом генерала Жана де Латра де Тассиньи, возглавлявшего 1-ю французскую армию. Об отдыхе 53-летний Буллит не помышлял. Он должен был пройти до конца эту войну. Участвовал во взятии Тулона, Марселя и других городов. В августе 1944 года Буллит уже стоял на площади Согласия — напротив здания американского посольства, в котором еще недавно работал.

В начале 1945 года Уильям попадает в госпиталь. С тех пор до конца жизни он будет ходить с тростью. Однако покинуть фронт отказался — непременно хотел «дойти до Берлина». Безоговорочную капитуляцию Германии Уильям встретил уже подполковником французской армии.

Рузвельт умер, не дождавшись мира. Он не увидел, как сбывались многие предсказания Буллита. Никакой дружбы с Советской Россией, с ее вождем после войны не получилось. Сталин играл в свою игру…

Возвратившись домой, Уильям занялся здоровьем. Ему сделали операцию — удалили один из позвонков. Но диагноз оказался несравнимо тяжелее — лейкемия. Но и недуг не сломил Буллита. Он занимался журналистикой, писал мемуары. Умер в Париже 15 февраля 1967 года, в разгар холодной войны.

...Вальсируя в Спасо-Хаусе с советской элитой в те далекие годы, Уильям Буллит и не предполагал, каким сложным и виртуозным окажется этот танец. Ведь за каждым его па затаив дыхание и сегодня следит вся планета.

Евгений Рудашевский

Аргентина покупает у Китая железнодорожные вагоны

Аргентина заключила с Китаем контракт о покупке 81 железнодорожного вагона. Финансовый объем сделки составил $90 млн, сообщили представители аргентинской администрации.

Этот транспорт поступит в Аргентину через 13 месяцев. Вагоны будут курсировать в столичных районах Митрей, Рока и Сан-Мартин. Планируется, что к концу 2014 г. общее количество новых вагонов составит 1000 единиц.

Власти Аргентины намерены инвестировать $1 млрд в обновление системы городских железных дорог.

Напомним, что в 2011 г. внешнеторговый оборот между Китаем и странами Латинской Америки достиг $241,5 млрд. Это на 31,5% больше, чем годом ранее. Поднебесная вышла на третье место по объему товарооборота с Латинской Америкой, впереди – лишь США и страны Европейского Союза. Среди внешнеторговых партнеров Бразилии и Чили Китай выбился в лидеры. А для Аргентины, Мексики, Перу и Венесуэлы КНР стала вторым по величине торговым партнером. К настоящему времени китайские власти заключили соглашения о свободной торговле с Чили, Перу и Коста-Рикой.

К концу 2011 г. страны Латинской Америки накопили в нефинансовом секторе своей экономики $54 млрд китайских инвестиций. На долю этих стран приходится 16,8% от всех китайских прямых инвестиций в нефинансовые активы за рубежом, сделанных в 2011 г. Латинская Америка заняла второе место среди направлений капиталовложений Китая за границей.

Высвобождение Америки

Преимущества ослабления глобального лидерства США

Сокращение участия Соединенных Штатов в мировых процессах крупные мировые державы не рассматривают как риск. Результаты десятилетней активности американцев на Ближнем Востоке убедили эти страны в том, что Вашингтон не готов квалифицированно исполнять лидерские функции на благо общим интересам.

Избранный в 2012 г. на новый президентский срок Барак Обама получил четкий мандат от американцев – отвлечься от мировых дел и навести порядок дома. Неудачи внешней политики Джорджа Буша-младшего привели к росту изоляционистских настроений в США. Только 5% избирателей беспокоят международные проблемы, для остальных важнее преодолеть безработицу и стабилизировать национальное хозяйство.

Однако динамичные перемены на Ближнем Востоке, необходимость завершить войну в Афганистане, не допустить обретения Ираном ядерного оружия и укреплять присутствие в Азиатско-Тихоокеанском регионе побуждают Соединенные Штаты по-прежнему интенсивно участвовать в мировых делах. Этому, однако, препятствует не только отсутствие энтузиазма населения, но и относительное сокращение военных и финансовых ресурсов, а также стойкое неприятие американского активизма в мире, в том числе среди ближайших союзников Вашингтона в Европе. Белому дому приходится адаптировать свою глобальную стратегию. Оставляя неизменными заявленные приоритеты, Америка стремится найти способ более эффективного достижения целей.

КОНТУРЫ АМЕРИКАНСКОЙ СТРАТЕГИИ

Стратегия США характерна для развитых морских держав, основа благополучия которых строится на морской торговле. Это требует контроля ключевых морских коммуникаций путем постоянного передового базирования флота, способного действовать в открытом океане, и создания системы военных союзов, обеспечивающих его пребывание в удаленных точках. Могущество флота позволяет гарантировать неуязвимость американского «острова».

Влияние Соединенных Штатов в мире распространялось в несколько этапов. Важными составляющими этого процесса были острая внутриполитическая дискуссия между экспансионистами и изоляционистами о целях американского присутствия вне своего континента, а также отсутствие жизненной угрозы безопасности США в ходе экспансии – ни один из оппонентов, кроме СССР, не был сопоставим с Соединенными Штатами по совокупной мощи.

В XIX веке сферой интересов США было исключительно их ближайшее окружение в Северной Америке и Карибском бассейне. Принцип взаимного невмешательства Старого и Нового Света в дела друг друга был изложен в 1823 г. президентом Джеймсом Монро: «В интересах сохранения искренних и дружеских отношений, существующих между Соединенными Штатами и [европейскими] державами, мы обязаны объявить, что должны будем рассматривать попытку с их стороны распространить свою систему на любую часть этого полушария как представляющую опасность нашему миру и безопасности».

Завершив движение континентального фронтира, США начали постепенно втягиваться в мировые процессы. К началу ХХ столетия Вашингтон получил первые опорные пункты на Тихом океане, отвоевав у Испании не только Кубу, но и колонии на Гуаме и Филиппинах. Но подлинно глобальной американскую политику сделало участие в европейских делах. Если после Первой мировой войны в стране все еще продолжалась дискуссия о целесообразности присутствия в Старом Свете, то по итогам Второй мировой Соединенные Штаты прочно закрепили за собой место глобальной державы. Помимо участия американских войск в борьбе с фашизмом, мировой масштаб укрепили три ключевых процесса: создание ООН и НАТО как системы сдерживания Советского Союза, экономическая помощь Европе по плану Маршалла и замещение Франции и Великобритании как главных гарантов порядка на Ближнем Востоке.

Не все американские политики приветствовали такое развитие событий. Лидером изоляционистов в середине ХХ века был сенатор от штата Огайо Роберт Тафт, который утверждал, что конечной целью внешней политики должна быть защита свободы американских граждан – в первую очередь от злоупотреблений властью со стороны правительства. Логика Тафта состояла в том, что ложные приоритеты побуждают Вашингтон требовать от граждан больше, чем необходимо для защиты континента. При этом Тафт считал, что администрация Гарри Трумэна должна была нанести превентивный удар по СССР в 1945 г. и уничтожить исходящую от него угрозу. В силу того, что «время было упущено», Тафт предлагал укреплять оборону по периметру американских границ. И хотя его взгляды были осуждены как устаревшие, рассуждения в духе изоляционизма не исчезли из политического дискурса.

Во второй половине ХХ века американцы, одержав верх над Японией и став основным союзником Южной Кореи после войны на Корейском полуострове, укрепили позиции в Восточной и Юго-Восточной Азии. В 1951 г. США, Австралия и Новая Зеландия образовали военный союз (АНЗЮС). В тот же период была укреплена и модернизирована военная база на острове Гуам в западной части Тихого океана.

После окончания холодной войны глобальное присутствие Соединенных Штатов сократилось в Тихоокеанской Азии, но расширилось на Ближнем Востоке. В 1992 г. парламент Филиппин принял решение о закрытии крупнейших американских баз в регионе. Чтобы частично снизить негативный эффект от этой потери, в том же году Вашингтон заключил соглашение с Сингапуром об использовании военно-морской базы на его территории. В связи с угрозами, исходившими от Ирака и Ирана, начиная с 1995 г. США получили возможность стационарного присутствия в северо-западной части Индийского океана и в Персидском заливе, достигнув соглашения с Бахрейном и Кувейтом.

Любопытно, что период окончания холодный войны ознаменовался новой дискуссией о приоритетах внешней политики, в которой позиции изоляционистов были сильны. Наблюдая относительный упадок мощи Америки на рубеже 1980-х – 1990-х гг., изоляционисты призывали избежать «имперского перенапряжения». Консервативный американский публицист, постоянный представитель США в ООН Джин Киркпатрик писала в 1990 г., что настал конец эпохе, требовавшей от Соединенных Штатов внутренней мобилизации: наступило «нормальное время», и США пора стать «нормальной страной». Киркпатрик настаивала, чтобы Вашингтон сосредоточился на внутренних делах: «Мы должны быть обычной державой, а не сверхдержавой. Мы должны приготовиться психологически и экономически к снижению нашего статуса до уровня обычного государства». Позднее Киркпатрик отошла от идей изоляционизма и примкнула к неоконсерваторам, желавшим преобразования мира в соответствии с американскими идеалами.

Поддержание присутствия в планетарном масштабе требует колоссальных ресурсов. Последние симметричным образом распределены между разными компонентами мощи Соединенных Штатов – от военной силы и программ содействия международному развитию до экспорта популярной культуры и интернет-сервисов. Однако от страны-лидера требуется и нечто большее. В первую очередь – гарантировать стабильность регионального порядка, даже если его нарушение не затрагивает ее жизненные интересы. Для этого необходимо трезво оценивать региональную ситуацию и собственные интересы в связи с ней. Опыт лидерства Вашингтона в Североатлантическом сообществе со второй половины ХХ века имел ряд особенностей, которые не позволяют США эффективно выполнять лидерские функции в мировом масштабе.

Во-первых, в результате уверенного, но позднего вступления в круг великих держав Соединенные Штаты не получили классического европейского опыта конфликтов и сотрудничества, плодом которого является рассудительность в международных делах. В результате процесс рационального осознания Вашингтоном собственных интересов в региональных конфликтах нередко искажается идеологическими схемами. Во-вторых, длительное доминирование в западном сообществе и опыт односторонних решений 1990-х гг. привил США стойкую неприязнь к равенству и неверие в международные институты. Наконец, экономическое благополучие и технологические прорывы десятилетия после завершения холодной войны укрепили веру американского истеблишмента в исключительную – преобразовательную – роль в мире, на которую не должны распространяться закономерности международной политики.

Это делает политический и стратегический опыт Соединенных Штатов несовершенным. Для поддержания мировой стабильности необходимо понимание практической пользы суверенитета и возникающих в связи с ним правил применения силы и самоограничения. В свою очередь такое положение выдвигает особые требования к дипломатии. Навязанные силой перемены, экспорт революции как стратегия могли работать в ситуации подавляющего превосходства США, однако зенит подобного подхода миновал.

Американцы также с трудом осознают, что главный аспект мировой политики – субъективный, человеческий – требует понимания разности национальных общежитий и эмпатии, особенно для управления этой разностью (как в Афганистане и Ираке). Наконец, современный американский универсализм – демократизация – по сути антиисторичен. Соединенные Штаты искусственно ускоряют заведомо медленные процессы, на которые требуются столетия. Вашингтон не учитывает непредсказуемость мирового развития и часто не видит косвенных последствий своей активности. США также упрощают или игнорируют историю, рисуя будущее беспечным и глубоко отличным от прошлого. В действительности победа демократии в мировом масштабе не предопределена, а сами Соединенные Штаты, по выражению Генри Киссинджера, остаются экспериментом с открытым исходом. В этом отношении практики администрации Буша-младшего не новы – президенты такого склада уже руководили страной, новой была только степень свободы действий Вашингтона на международной арене.

В постидеологическом мире, где страны руководствуются прагматизмом, пространство для миссионерских инициатив по демократизации сокращается. Демократия перестает восприниматься как уникальная черта Соединенных Штатов и становится общечеловеческим достоянием, условием устойчивого развития. В этом большая заслуга американцев, однако они утратили монополию на этот институт. Задача осмысления новых обстоятельств международной среды и изменившихся возможностей США выпала на долю команды президента Обамы.АЛГОРИТМЫ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ ОБАМЫ

Администрации Барака Обамы пришлось активно участвовать в мировых делах на фоне сокращения ресурсов и катастрофического внешнеполитического наследия республиканцев. Начиная с 2009 г. пост государственного секретаря занимала Хиллари Клинтон. Помимо необходимости завершать две военные кампании в Афганистане и Ираке, на время ее пребывания в Белом доме пришелся крупный региональный кризис на Ближнем Востоке, в котором США должны были принять деятельное участие. Кроме того, в 2010 г. и 2012 г. Америка получила два чувствительных удара как раз на внешнеполитическом направлении – масштабная утечка секретных документов Госдепа в «Викиликс» и гибель четырех американских дипломатов во главе с послом в Ливии. В подобных обстоятельствах Вашингтон не оказывался давно. Сравнить их можно с завершающим периодом правления Джимми Картера (1977–1981), которому провалы в Иране и Афганистане стоили президентского кресла.

Хотя Клинтон не могла приписать себе какое-либо крупное достижение, ей во многом удавалось поддерживать высокий уровень одобрения американской внешней политики среди сограждан. Упреки республиканцев в адрес президента и госсекретаря в том, что те не способны активно продвигать американские интересы, потому что не готовы использовать силу при каждой возможности, больше не увлекали американцев. В их глазах убийство Усамы бен Ладена, решающее влияние США на события в Ливии и Египте и вывод американских войск из Ирака были удовлетворительными результатами.

Первая администрация Барака Обамы заработала международную репутацию именно своим осмотрительным внешним курсом наподобие того, что проводило правительство Дуайта Эйзенхауэра (1953–1961). Существенной ее характеристикой был некий стратегический оппортунизм – способствовать тем действиям оппонентов, которые им вредят, и препятствовать тем, которые приносят пользу. Эту тенденцию укрепил глава сенатского комитета по иностранным делам демократ Джон Керри, назначенный на пост госсекретаря в 2013 году.

У Керри репутация хорошего переговорщика и эффективного диспутанта. В ходе президентской кампании 2012 г. он «тренировал» Обаму, представляя себя в роли кандидата от республиканцев Митта Ромни на дебатах. Кроме того, Керри выгодно выделяло на фоне Хиллари Клинтон и Сьюзан Райс, отозвавшей свою кандидатуру с поста госсекретаря, развитое чувство эмпатии и умение строить и поддерживать конструктивные отношения. Процедура утверждения Керри в сенате была легкой беседой по сравнению с итоговым отчетом Клинтон в том же комитете несколькими днями раньше. Эмпатия Керри стала своего рода страховкой от внешнеполитического радикализма и гарантией умеренности. Именно эти качества он проявил в ходе дипломатического урегулирования ситуации вокруг Сирии в августе-сентябре 2013 года.

Недостаток у Керри опыта в сфере исполнительной власти компенсировался тем, что в кабинете Обамы сложилась коллективная модель принятия решений, которая отсекала радикальные предложения. И хотя половина команды сменилась в начале 2013 г., другая ее часть сохранила посты. Коллеги Керри в министерстве обороны (Чак Хэйгэл), ЦРУ (Джон Бреннан) и в офисе советника по национальной безопасности (Том Донилон, затем Сьюзан Райс) вместе с самим госсекретарем сформировали ядро совета по национальной безопасности. Важным было и назначение заместителем госсекретаря карьерного дипломата, бывшего посла США в России Уильяма Бернса, второе в истории ведомства. В совокупности эти умеренные фигуры блокировали возможность радикальных инициатив, источником которых нередко выступала постоянный представитель США в СБ ООН Саманта Пауэр.

США НА ТИХОМ ОКЕАНЕ

Внешнеполитическим приоритетом первого президентства Обамы была переориентация фокуса интересов с Ближнего Востока на Азиатско-Тихоокеанский регион. «Американские военные будут продолжать вносить вклад в безопасность в глобальном масштабе, однако мы по необходимости сместим акцент военного присутствия в сторону АТР», – говорилось в доктринальном документе «Поддержание американского глобального лидерства: оборонные приоритеты XXI века», обнародованном в январе 2012 года.

Особую обеспокоенность у американцев вызывает усиление КНР. Региональная политическая система и система безопасности в АТР сложились при ослабленном Китае и преследовали его изоляцию. Поэтому подъем КНР в его нынешней динамике – угроза региональной безопасности, причем единственная, в которой просматривается перспектива региональной войны.

Целью США является военное сдерживание Пекина путем передового базирования своих сил, формирования военно-политических коалиций и обеспечения прозрачности китайской военной программы. Другим элементом стратегии Вашингтона стало выравнивание уровней торгового баланса с Китаем и другими странами АТР. С этой целью в ноябре 2011 г. Соединенные Штаты объявили о подготовке многостороннего торгового соглашения с участием Австралии, Новой Зеландии, Малайзии, Брунея, Сингапура, Вьетнама, Чили и Перу для создания в АТР преференциального торгового режима. Проект получил название «Тихоокеанское партнерство».

Задача-максимум для Вашингтона – не допустить ревизии сложившегося порядка. Для этого КНР следовало вовлечь в систему тихоокеанских связей на приготовленные для нее роли. Уточнить параметры военной доктрины США в АТР позволяет документ «Стратегическое руководство Тихоокеанского командования ВС США». В соответствии с ним американская военная политика в регионе сконцентрирована вокруг пяти приоритетов: союзники и партнеры, Китай, Индия, Северная Корея и трансграничные угрозы. Первой целью заявлено укрепление военных альянсов и стран-партнеров. Особое внимание уделено поддержке становления Индии как «лидирующей и стабилизирующей силы в Южной Азии». В отношении Китая формулировка иная – «способствовать вызреванию отношений между военными США и КНР», что по существу означало ведение мирогарантийной и мониторинговой активности.

Начало народных волнений на арабском Востоке отвлекло внимание американской дипломатии от Азии и вынудило сосредоточиться на сохранении достижений многолетнего курса Соединенных Штатов в регионе. «Арабская весна», вызванная к жизни помимо прочего неумелыми действиями Америки в Ираке и Афганистане, укрепила мнение Белого дома о необходимости ограничения региональных амбиций в том числе в АТР.НЕСТАБИЛЬНОСТЬ НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ И ПРИОРИТЕТЫ США

К началу второго десятилетия XXI века американцы по-прежнему активно вмешивались в дела Ближнего и Среднего Востока, однако Вашингтон был вынужден постоянно опускать планку: в Афганистане – от строительства демократии к уничтожению «Аль-Каиды», в Ираке – от борьбы с тиранией к союзу с любыми силами, способными контролировать ситуацию в стране. Драматические цифры опросов общественного мнения в ближневосточных странах показывали, что антиамериканские настроения, достигнув исторического максимума в 2003–2004 гг. (90%), сохранялись на рубеже первого и второго десятилетий XXI века на уровне 70 процентов.

Никто из американских аналитиков не предвидел революционных событий на арабском Востоке. Поведение официального Вашингтона в ходе разрастания народных волнений разительно отличалось от агрессивного, наступательного образа действия США в начале 2000-х гг. и давало пример кризисного реагирования в ситуации неопределенности. Анонимный источник в администрации Обамы сетовал: «Вот что происходит, когда события застают врасплох. На протяжении двух лет мы бессчетное число раз проигрывали ситуации в рамках ближневосточного урегулирования и меры по сдерживанию Ирана. Ни один из этих сценариев не учитывал возможность дестабилизации Египта».

Еще не было случая, чтобы Белый дом отказался присвоить результаты революционного внешнеполитического свершения. Но вот 23 февраля 2011 г., обращаясь преимущественно к международной аудитории, президент Обама произнес: «Перемены, происходящие в регионе, направляются исключительно населяющими его народами. Эти перемены не являются следствием политики Соединенных Штатов или другой внешней силы». Заявление подобного рода закономерно вызвало критику политических оппонентов и избирателей. Недовольны оказались и «прогрессисты» в арабском мире: американцев обвиняли в излишней пассивности. Однако Белый дом не мог позволить себе однозначно поставить на какую-либо из политических сил.

При этом Вашингтон стремился действовать настойчиво и с опережением. И хотя США хотели повлиять на ситуацию в выгодном для себя направлении, они до конца не были уверены в том, что им выгодно. Это порождало непоследовательность американской дипломатии, которая твердо стояла только на двух постулатах: исключении насилия и неприемлемости статус-кво. Определенная доля противоречивости в действиях объяснялась высокой приоритетностью для американцев египетско-израильских отношений, гарантом которых выступал Хосни Мубарак и созданный им режим. Деликатность ситуации состояла в том, что на Ближнем Востоке Соединенные Штаты фактически были вынуждены поддержать протестующих против своих союзников, на которых держались основы региональной системы безопасности. Косвенно это сыграло на пользу идеи демократизации, но повредило непосредственным стратегическим целям Вашингтона и ухудшило среду безопасности в регионе.

США были всерьез озабочены проблемой снижения издержек от революционных событий на Ближнем Востоке. Для сохранения влияния Вашингтону было необходимо сохранить связи с военным истеблишментом стран, получавших на протяжении трех десятилетий американскую помощь. По мере того как волна недовольства в Тунисе и Египте спадала, власть консолидировалась именно в руках военных. Эксперты отмечали, что продолжение курса на оказание финансовой и военной помощи Египту и Тунису нужно Соединенным Штатам для поддержания региональной стабильности.

Углубление кризиса в Ливии поставило перед США вопрос о вмешательстве. На фоне отсутствия значимых национальных интересов Вашингтон избрал линию защиты ливийских граждан от произвола руководства страны. В Белом доме и Пентагоне хорошо понимали последствия втягивания в третью военную кампанию за десять лет. Присоединяясь к действиям европейских союзников по НАТО против режима Каддафи, Вашингтон действовал вынужденно, а потому неохотно. Внося сопоставимый с другими державами вклад, Соединенные Штаты стремились его строго ограничивать. В отношении Триполи Вашингтон действовал в таком «сердечном согласии» с международным сообществом, какое в последний раз наблюдалось в начале 1990-х гг. в ходе первой кампании в Персидском заливе. Более того, на этот раз европейские державы опередили исторически передовые в деле «борьбы за демократию» США.

Следующий региональный кризис разразился в Сирии. Вплоть до осени 2013 г. американцы придерживались упрощенной концепции борьбы демократических масс с диктатурой. И хотя президент Обама констатировал, что сирийские события не угрожают жизненным интересам Америки, он подчеркнул, что применение режимом Башара Асада ОМУ приведет к вторжению. Такая постановка вопроса позволяла избежать действительного вовлечения в ситуацию и одновременно побуждала заинтересованные во вмешательстве силы подтолкнуть сирийское правительство к нарушению обозначенного условия или представить дело так, будто это произошло фактически.

К осени 2013 г. американская аналитика обрела многомерность восприятия сирийских событий. Появились публикации о сложном этно-конфессиональном составе населения Сирии и связанной с этим угрозой дезинтеграции государства в случае победы оппозиции. Вспомнили, что границы в регионе стали следствием договоренности европейских держав, а не естественного процесса формирования национальных идентичностей и государств. Начали просчитывать возможности широкой дестабилизации на Ближнем Востоке. Угроза слияния сирийского и иракского конфликтов, которая возрастала по мере перетекания шиитских и суннитских комбатантов через плохо охраняемую границу, отодвинула на второй план концепцию смены власти в Дамаске под демократическими лозунгами. В американской прессе появились спекуляции относительно разрушения существующих на Ближнем Востоке государств (в частности, Сирии, Ирака, Йемена, Саудовской Аравии, Ливана, Ливии).Несмотря на большую обеспокоенность положением дел в Ираке, американские власти всячески подчеркивали, что они не стремились вмешиваться во внутренние дела этой страны. Готовность Вашингтона смириться с потерей Ирака, а также неутешительные итоги десятилетия активизма на Ближнем Востоке побудили экспертов задаться вопросами о целях региональной стратегии США. Распространение нестабильности, крушение демократически избранных правительств, рост популярности исламизма и антиамериканских настроений – все это подталкивало к выводу о провале принятой в начале 2000-х гг. линии.

В этом контексте эксперты напоминали о традиции острожной политики в регионе, контуры которой были заложены президентом Картером на рубеже 1980-х годов. Эта стратегия фокусировалась на консервации существующих противоречий и включала четыре основных принципа: предотвращение доминирования одной державы, удержание арабов и израильтян от новой войны, поддержание стабильности союзных правительств в богатых энергетическими ресурсами монархиях Персидского залива и пресечение попыток свергнуть лояльные Соединенным Штатам режимы исламистскими силами. Ни одна из этих целей не предполагала, что американцы откажутся от поддержания «статус кво». В этом смысле неполное десятилетие правления Буша-младшего – когда считалось, что стабильность не может быть целью США на Ближнем Востоке – стало восприниматься в Вашингтоне как отступление от традиции американской региональной политики, а осмотрительность Обамы – как возвращение к ней.

Новые контуры политики на Ближнем Востоке Обама обозначил в выступлении перед членами Генеральной ассамблеи ООН 24 сентября 2013 года. Президент сделал еще один шаг в сторону реализма. Главной новацией стало расширение временного горизонта достижения целей – Обама заявил, что для принесения демократии на Ближний Восток потребуется «время жизни целого поколения». В лексикон американского истеблишмента вернулись понятия из сферы политики «статус-кво». То, что прежде именовалось «маршем в сторону демократии», Обама назвал угрозой региональной дестабилизации, коллапса государственных институтов, гражданской войны, межэтнических конфликтов. Он подтвердил приверженность дипломатическому урегулированию конфликтов и ставке на решение существующих проблем местными силами без вмешательства извне.

В своем обращении Обама изложил новую формулу региональной политики: «Время от времени мы будем сотрудничать с правительствами, которые не соответствуют в нашем понимании высоким международным стандартам, но будут взаимодействовать с нами по вопросам наших жизненных интересов». Отказ США руководствоваться исключительно ценностями во внешней политике позволил легитимировать связи с военной верхушкой в Египте, захватившей власть в результате переворота. В рамках нового мышления Вашингтон отложил в сторону разногласия о ценностях с Тегераном и предложил Ирану новые отношения на основе взаимного интереса. И хотя политическая программа Обамы более детализирована, чем стратегия Буша, в ней мало конкретики в отношении упомянутых проблем, а также подходов к ближневосточному урегулированию и разрешению сирийского конфликта.

В заключение Обама подтвердил стремление Соединенных Штатов сохранить статус гаранта региональной стабильности на Ближнем Востоке: «Даже когда жизненным интересам Америки ничто не угрожает, мы готовы предотвратить массовые убийства и защитить базовые права человека». По признанию информированных наблюдателей (таких как экс-министр обороны Роберт Гейтс), президент Обама извлек правильный урок из десятилетия американских ошибок на Ближнем Востоке: «В Ираке, Афганистане и Ливии мы много узнали о непреднамеренных последствиях военных действий». Как показывают опросы общественного мнения, следствием этих ошибок стало усиление антивоенных и антиэкспансионистских настроений в США – явление, которое президент Обама связал с угрозой появления «вакуума лидерства» в мировых делах.

Возобновление дискуссии о необходимости ограничения амбиций Соединенных Штатов в наибольшей степени затронуло республиканскую партию, видные члены которой начали выступать с неоизоляционистских позиций. Сенатор-республиканец Рэнд Пол заявил, что США, не имея никаких интересов в Сирии, должны воздержаться даже от ограниченного вмешательства и перейти к тактике сдерживания режима Асада. Это вызвало острую внутрипартийную полемику, в которой активисты во главе с сенатором Джоном Маккейном призвали к бойкоту идей Пола. В этом просматриваются зачатки партийного кризиса, который может сказаться на выдвижении кандидатов на пост президента на ближайших выборах. Эксперты ожидают, что в ходе президентской гонки в 2016 г. к власти могут прийти солидарные с сенатором Полом кандидаты от республиканцев. Особые надежды возлагались на возобновление прагматичных подходов республиканской партии к международным делам, как то было в президентство Эйзенхауэра, Ричарда Никсона и Джорджа Буша-старшего.

* * *

В основе американской фрустрации результатами своего лидерства лежит недовольство тем, что многие крупные страны вне Североатлантического сообщества – включая Россию – отказываются воспроизводить опыт США и идти по предписанному ими пути к демократии и свободному рынку. Не желая платить за внимание и участие Вашингтона в своих делах, они тем самым отрицают значение победы Америки в холодной войне. Внешнеполитические неудачи и относительное снижение возможности влиять на мировые дела побуждают Соединенные Штаты прислушиваться к независимым голосам. Новацией последних месяцев стало возвращение в лексикон американского руководства понятия «две сверхдержавы», которое использовали Обама и Керри для описания российско-американских отношений.

Сокращение участия США в мировых процессах крупные мировые державы не рассматривают как риск. Альтернативу одностороннему американскому доминированию они видят в формировании региональных комплексов безопасности, в которых порядок поддерживается консенсусом местных государств. Они аргументированно указывают на то, что такие системы существуют де-факто в поясе границ России, Китая, в Европе и в Латинской Америке. Результаты десятилетней активности американцев на Ближнем Востоке убедили эти страны в неготовности Вашингтона квалифицированно исполнять лидерские функции на благо общим интересам.

Тем временем США в правление Обамы не отказываются от приоритетной цели по демократизации мира. Пока Соединенные Штаты отступают – снижают планку задач, привлекают ресурсы союзников, раздвигают временные рамки достижения целей. Подлинный пересмотр приоритетов американской политики произойдет, когда и если ресурсы адаптации стратегии окажутся исчерпаны.

А.А. Сушенцов – кандидат политических наук, старший преподаватель кафедры прикладного анализа международных проблем МГИМО (У) МИД России.

По информации Maximixe, производство авокадо в следующем сезоне обладает хорошими перспективами.

Ожидается, что объем урожайности увеличится на 17,2%, тогда как с января по май текущего – он возрос на 9,6%, таким образом достигнув 127 тысяч тонн.

Данный прогноз основывается сразу на нескольких благоприятных факторах – прекрасных погодных условиях, увеличении доступа воды к посадкам, внедрении новых технологий, а также росту площади садов, в которых выращивается авокадо.

 Зарубежная Россия

Книги, люди, журналы, идеи

Анджей Дравич

ОТ РЕДАКЦИИ–1980: Публикуя статью польского критика, исследователя русской литературы, мы предполагаем, конечно, что не каждый наш читатель (включая нас самих) согласится с каждым из его положений. Однако трудно не согласиться с тем, что такой полной и уравновешенной картины новейшей эмиграции сама эмиграция еще не создала. […]

«Зарубежная литература, как особая глава в истории русской литературы, идет к своему неизбежному концу». Этими меланхолическими словами заканчивал Глеб Струве свою «Русскую литературу в изгнании», написанную в середине 50-х годов. Меланхолия эта, горькое сознание заката и умирания — подлинная и всеобщая эмоциональная атмосфера, господствовавшая в зарубежной России того времени. Но оказалось, что и замечательный литературовед, и многие другие неожиданно ошиблись в свою пользу. Теперь видно, что то, о чем четверть века назад писал Струве, должно было стать лишь некоторой паузой, отсрочкой наследования, тем, что русские называют «безвременьем».

Биологический закат и жизненный тупик явно тяготел над судьбами первой эмиграции — массы людей, более или менее вынужденно покинувших Россию в результате большевистского переворота. Стало очевидно, что великим проектам и программам эмиграции не суждено исполниться, что попытки найти форму компромисса, перекинуть идейные мосты к стране не выгорели, — а было их множество, начиная со сменовеховцев и евразийцев, и всегда в них было заложено зерно капитуляции. Зато не стало очевидно — еще, ибо для этого нужна сегодняшняя перспектива, — что в сфере культуры (а нас интересует именно она) исторический проигрыш был, по меньшей мере, сомнителен, если этот проигрыш вообще существовал, ибо можно доказать, что обе России, отечественная и эмигрантская, культурно сосуществовали как тайно сообщающиеся сосуды с расщепленными и перепутанными соединениями. За рубежом отцеживались и хранились элементы, которых в стране как раз не хватало и которые в окончательном, уже общем итоге оказались или окажутся необходимыми.

Истинная национальная культура не спешит, она неотъемлемо наделена особым самоохранительным чувством бережливого накопления ценностей. Георгий Федотов попал в точку, предложив в 1936 году эмиграции поставить на отечественных «молчальников». И эта Россия будущего виделась ему достойной того, чтобы сделать на нее «ставку Паскаля, ставку веры, — ставку, без которой не для кого и незачем жить»[1]. Тем, кто не обладал федотовской зоркостью, оставалась взамен горькая очевидность дезинтеграции, впитывания в чужие культуры, разные области которых заполнялись пришельцами на -off, -eff, -sky; оставался тяжкий опыт хождения по мукам бесподданных XX века, столь отличный от положения политэмигрантов до 1917 года, — в частности, потому, что большей части заинтересованного большевизмом мира эмигранты представлялись отбросами с помойки истории.

После Второй мировой войны на Западе появилась вторая эмиграция, с самого начала, однако, отягощенная грузом навешенной на нее коллективной ответственности за преступления единиц, смакующая свои тройные обиды, нанесенные своими, немцами и союзниками, — а значит, изначально менее заметная, притаившаяся, не желавшая бросаться в глаза, нацеленная прежде всего на физическое выживание и взаимопомощь. Отдельные пришельцы из этого второго эшелона нашли свое место в науке и культуре первой эмиграции, создали также свои организмы, но все это не дало впечатления нового качества или открытия новых перспектив, а только, казалось, чуть оттягивало навороженный Глебом Струве неизбежный конец.

Сознание близкого упадка углубило десятилетиями укреплявшийся комплекс неполноценности по отношению к культуре, создаваемой на родине, до такой степени, что, не будь того же Струве, не было бы даже очерка истории эмигрантской литературы, ибо она явно не выглядела достаточно достойным внимания предметом исследования! Это убеждение было свойственно и нерусским русистам, за малыми исключениями игнорировавшими культуру зарубежной России. Лишь недавние годы принесли в этой области несомненные перемены. Итак, наступало заведомое примирение с мыслью, что, когда исчезнут последние эмигранты, тогда всему, что возникло в их кругу, одна судьба — рухнуть и быть забытым, оставив след лишь в упоминаниях или примечаниях позднейших историков в качестве третьестепенного фонда единственно значимых отечественных событий.

Но ситуация изменилась. Наступило явление третьей эмиграции.

Ее генеалогия — предмет споров. В одном из последних номеров парижского «Континента»[2] появилась статья, внушающая, что она создана кремлевскими стратегами и цель ее — «дезинформировать и дезориентировать Запад, укрепить позиции СССР во внешнем мире». Следует отметить, что в здравом уме сразу рождается недоверие к такой сатанинской, парализующей картине. Пожалуй, мы окажемся ближе к правде, предположив, что в клубке причин и следствий, действий и противодействий, а также разнообразных мотивировок явление новой эмигрантской волны уже вышло за рамки каких бы то ни было первоначальных замыслов, живет своей жизнью, которая не подчиняется управлению на расстоянии и чревата непредвиденными возможностями, решительно ускользая от концепции заговора. Возможно, у власти были определенные намерения, которые действительность переросла, а то и обратила в противоположность; но, кроме того, режиму пришлось кое-что совершать под давлением, и нет уверенности, всегда ли он хорошо знал, что делает. Еще в 1922 году когда из России выслали большую группу интеллигенции, эмиграция получила мощный приток духовных сил. Результат различных официальных начинаний в наше время (от уговоров и угроз с одновременным лишением возможности нормально существовать, через фиктивные «временные выезды» с позднейшим лишением возможности возвратиться, и вплоть до принудительной высылки) — приток еще более мощный, к тому же постоянно обновляемый, который радикально оживил биологически угасавший организм зарубежной России.

За границей сейчас находится большая группа писателей с достаточно весомыми именами: Солженицын, Некрасов, Максимов, Синявский, Бродский, Коржавин, Эткинд, Зиновьев, если назвать только важнейших. Скончались, правда, Анатолий Кузнецов и незабвенный Александр Галич, связывавший все эмигрантские группировки. Ожидается, в свою очередь, приезд Аксенова, Войновича и Копелева. Прибавим к этому большую группу писателей второго эшелона, многих хороших публицистов и эссеистов, в особенности из русско-еврейской диаспоры, и совсем молодых, но уже подающих серьезные надежды людей; наконец, университетских филологов и историков.

Вдобавок, издательские начинания этого круга в значительной степени используют приток литературы с родины, печатаемой с согласия авторов или без; некоторые из них, живя в России «отечественной», стали таким образом de facto жителями зарубежной России. Отечественный самиздат и вещи, о которых заведомо известно, что им не пройти цензуру, втягиваются в тамиздат, т. е. выходят в зарубежных издательствах, после чего, тайком провезенные в Россию, они начинают свой первый или второй кругооборот на родине. Рамки этого кругооборота не широки, ограничиваясь, в общем-то, частью — лучшей частью — литературных кругов. Но это лишь начало процесса, предвиденного Федотовым в те поры, когда он ставил на «молчальников» и рассчитывал, что в будущем они раскроют рот. Недостижимая мечта первой эмиграции, предмет ее постоянных попыток, обходных маневров, финтов, предложений, уступок (притом что большевиков, жаждавших безоговорочной капитуляции, все это не интересовало), — исполнилась, шаг за шагом, полностью вне этой власти: формируется единство русской культуры, сближаются два берега национального сознания, разорванного в течение шестидесяти лет. К этому подошло бы название, которым озаглавил свою книгу эмигрантский историк литературы Юрий Мальцев — «Вольная русская литература». Его история рассказывает, правда, прежде всего о сам­издате, но в последние годы, когда собственно самиздат утратил разбег, как раз и наступило стирание издательских границ.

Речь идет о единстве, наконец-то реализующемся, пусть даже только начатом. Но разве дела не обстоят так, как постоянно можно услышать в русской диаспоре, что ни о каком, мол, единстве нельзя говорить, поскольку эмиграцию раздирают неистовые свары?

Действительно, первое слуховое впечатление каждого, кто склонит ухо в эту сторону, — гам перекрикивающих друг друга голосов. Как правило, сильно нажаты эмоциональные педали, нет недостатка в пророческом пафосе, и легче столкнуться с инвективами ad personas, чем с обдуманными аргументами. […]

Не нужно доказывать, что само эмигрантское положение, с его — так или иначе, всегда присутствующим — привкусом проигрыша, настраивает драчливо, а разреженный чужестранный воздух облегчает резкие и не всегда координированные движения. Об этом знают все эмиграции мира. Согласимся же, что русские оказались в особой ситуации, способной многое объяснить. В стране, которую они покинули, на их (всех без исключения) памяти не существовало общественное мнение и его организмы. Всё, что личности, группы, круги, коллективы могли бы высказать по самым важным вопросам, закисало в стране, как в бочке, забитой затычкою официальной линии. Ничего странного, что оно вырвалось с шумом. Идет коллективное обучение политической речи, поиск себя самих, настраивание голосов. Эмиграция является продолжением разогнанного шестьдесят два года назад Учредительного Собрания и парадигмой будущей духовной жизни на родине. Ей приходится платить цену этого разрыва, причем, пожалуй, не чересчур высокую — даже тогда, когда борцы на ристалище дискуссий считают дозволенными любые приемы. Нормы и формы явятся со временем — имейте терпение. […]

Стоит сориентироваться, какова в области культуры, а особенно литературы расстановка русских сил за пределами страны.

Одна из ее форм — система журналов, литературных или уделяющих внимание литературе.

Здесь ситуация долгое время была стабильной. Основанный в 1942 году в Нью-Йорке «Новый Журнал» был и остается ежеквартальником старших поколений, хранящих традиционные вкусы. Он наследовал традиции главного органа довоенной эмиграции, парижских «Современных Записок», и всей исторической линии русских т. н. толстых журналов. Ориентация на реализм, постсимволизм, постакмеизм, нелюбовь к новаторским штучкам, но зато многообразие весьма ценных архивных публикаций, сокровищница сведений о культуре и истории в мемуарном разделе, живая публицистика с неоднородным, впрочем, уровнем аргументации.

Еще дольше, 55 лет, существует в Париже «Вестник Русского Христианского Движения». Наряду со статьями из области основной, богословской и религиозно-философской, проблематики, а также по вопросам религиозной жизни в России, здесь много литературных публикаций, в особенности ведущих происхождение от того же духовного течения. Журнал вел также оживленные дискуссии о возможностях и концепциях духовного возрождения России, но в последнее время они стали несколько уплощенными. Дело в том, что главный редактор, так сказать, принес журнал в дань, — правда, не кому-нибудь, а Солженицыну, и теперь «Вестник» с безоглядной преданностью пропагандирует взгляды великого вермонтского отшельника и его сторонников. Пыл этот заходит так далеко, что редакция немедленно отмежевывается от собственных публикаций, если они не нравятся Солженицыну, — как известно, неслыханно чувствительному в отношении всего, что припахивает опорочиванием доброго имени России, и, при всех своих огромных достоинствах, не самому терпимому человеку.

С 1947 года в Париже выходит главная еженедельная газета эмиграции, «Русская Мысль», воистину Ноев ковчег с представителями всех видов, где трогательные остатки угасающей старосветскости (некрологи, тематические уголки, советы, объявления, светская хроника, болтовня престарелых дам в стиле belle ероque) соседствуют с информацией и комментариями текущих событий, публикациями прежней и нынешней литературы, обзорами выходящих изданий. Газета старается всем потрафить и быть открытой трибуной, что делает ее пестрой, но живой. […]

Во Франкфурте-на-Майне с 1946 года выходит ежеквартальный журнал «Грани», связанный с издательством «Посев». Эти организмы второй эмиграции, созданные — в силу вышеупомянутой специфики этой последней — в некоторой изоляции, годами возбуждали в различных кругах подозрительность и сомнения в том, кому они в действительности служат; однако, глядя трезво, следует сказать, что нет никаких противопоказаний тому, чтобы принимать их такими, как они есть. До пришествия третьей эмиграции «Грани» были главным и очень богатым источником публикаций новой русской литературы, и заслуга их велика: они помещали основные тексты Войновича, Владимова, Максимова, Гроссмана, в них напечатан «Котлован» Платонова, публиковался Солженицын, и специальный номер был посвящен делу Синявского и Даниэля, — одним словом, в «Гранях» была масса значительных вещей. […]

Третья эмиграция вообще принесла с собой журнальный бум. Люди, которые на родине могли печататься лишь с большим усилием и потерями, обнаружили, что создать свой журнал на Западе нетрудно, а отмеченный выше взрыв самовыражения придал размах их начинаниям. Сразу зарябило в глазах от числа журналов. Впрочем, играли роль и более серьезные причины. Именно они, в первую очередь, были решающими в возникновении и облике «Континента».

«Континент» — это опять-таки попытка восстановить традиции и форму «толстого журнала», т. е. литературно-общественного издания, представляю­щего и различные литературные жанры, и различные типы размышления о литературе и жизни. Избранное название налагало добровольные обязательства: «...мы видим задачу нашего журнала,— говорилось в редакционном вступлении к первому номеру, — не только в политической полемике с тоталитаризмом, но прежде всего в том, чтобы противопоставить ему — этому воинствующему тоталитаризму — объединенную творческую силу художественной литературы и духовной мысли Восточной Европы, обогащенных горчайшим личным опытом и вытекающим из него видением новой исторической перспективы». Что бы ни думать об отдельных материалах двадцати с лишним номеров ежеквартального журнала, в котором иногда ощутима недостаточно жесткая хватка редакторской руки, — главное его устремление, несомненно, исполняется трудолюбиво и от души. «Континент» смотрит широко, мыслит открыто, дает место на страницах многообразным взглядам, ищет союзников на Западе и сотрудников среди восточных товарищей по несчастью. Польше он уделяет весьма почетное место. Регулярно выходят его издания на иностранных языках, из которых особенно интересно и довольно независимо немецкое.

Результатом раскола в «Континенте» стал выходящий менее регулярно, по замыслу ежеквартальный, журнал «Синтаксис», предприятие супругов Синявских. Это журнал весьма камерный, производимый домашним способом, посвященный критике, эссеистике и публицистике, направленности либерально-западнической. Редакторы заявили, что они высоко ставят интеллектуальную провокацию, остроту мысли, эффектную форму и что им отвратительна литературная серость «соцреализма наизнанку». Их специальностью стала полемика с различными формами и извращениями русской мысли неославянофильского типа. В этой роли журнал оказался нужным, будоражащим, задиристым.

Журналы «Эхо» и «Ковчег», за которыми из Варшавы удается следить лишь урывками, сформировались схоже: как предприятия более молодых эмигрантов, начинающих или менее известных писателей, заранее бунтующих против академизма существующих журналов. Оба дают ведущее место эксперименту, в особенности связанному с традицией Обэриу, — многими годами позже это влияние оказалось плодотворным. «Эхо» также заявило: «Понятие редактуры нам ненавистно», — предполагая, что будет печатать все, что ему понравится; в результате оба журнала скорее напоминают альманахи, где нет определенной линии, ибо в ней нет потребности. Эта юношеская развязность, подкрепленная богемным духом, хорошо вписывается в парижский пейзаж, и панорама эмиграции была бы без них безусловно беднее.

Есть еще журнал художников «Третья волна», уделяющий много места литературе, — он решился открыто заявить, что является альманахом. И здесь авторы разнообразнейшие, а важнейшие вопросы связаны с группировками. Эмиграция художников попала на Запад в трудный момент всеобщего пресыщения и убежденности, что все уже было; так что ей приходится с огромными усилиями бороться за признание своего экспериментаторства, которое на родине было смелым и шокирующим, а за ее пределами возбуждает, правда, и уважение, и умеренный интерес, но чаще всего не является открытием или неожиданностью. Нет недостатка и в спорах о том, кто лучше представляет русское искусство и кто кому мешает занять соответствующее положение. Но это уже не наша забота.

Еврейская эмиграция лишила Россию многих ясных умов и бойких перьев; поэтому нет ничего удивительного, что в Израиле возникло несколько журналов, в которых литература занимает значительное место. Среди них выделяется ежемесячник «Время и мы». Это, пожалуй, наиболее профессионально, lege artis, редактируемый журнал в эмиграции. Им руководит Виктор Перельман, бывший сотрудник «Литературной газеты», умело дозируя литературные тексты, воспоминания, документы, сенсационные и развлекательные материалы.

Так выглядит перечень только самых важных или самых заметных журналов.

Вторая форма расстановки сил — это писатели-эмигранты и их произведения.

Чувство угасания предыдущих эмиграций совпало с кончиной выдающихся писателей: умерли Бунин, Ремизов, Зайцев, Георгий Иванов, намного раньше покинула эмиграцию Цветаева и умер Ходасевич. Литературе недоставало крупных индивидуальностей, — к счастью, этот вакуум в известной степени компенсировался (если это вообще возможно) неутомимыми трудами критиков и литературоведов, обеспечившими непрерывность культурной традиции. Читатель получил важнейшие исследования и издания текстов, без которых работа русиста была бы вообще невозможной, если речь идет о современной литературе: историю русской литературы в стране и за рубежом Глеба Струве, книги Чижевского, Маркова, Ермолаева, эссеистику Владимира Вейдле, фундаментальные издания Пастернака, Ахматовой, Клюева, Мандельштама, Гумилева, Цветаевой, труды русских философов, четыре тома альманаха «Воздушные пути», антологии поэзии и прозы. Первостепенную роль сыграло воспитание нового поколения ученых, — здесь следует отметить плодотворное влияние Романа Якобсона. С благодарностью следует вспомнить издательства, в особенности слишком поспешно ликвидированное, а по прошествии лет восстановленное издательство имени Чехова в Нью-Йорке, — в его честь можно было бы написать пламенную оду.

Так что третья эмиграция не пришла на пустое место, тем более, что русисты-русские оказали сильное влияние на западную русистику и в значительной степени были попросту ее воспитателями.

В настоящее время Солженицын без устали трудится над своим гигантским историческим циклом, публикуя очередные т. н. узлы из эпохи заката царизма. Крепкий живописец социальных полотен, Максимов опубликовал после выезда автобиографическое «Прощание из ниоткуда» и повествующий об эпизоде послевоенного сталинизма «Ковчег для незваных». Некрасов использует формы более свободные, репортажные, с лирическими отступлениями и сведением счетов с прошлым. Два серьезных томика стихов опубликовал Бродский; поэзия его вне России стала, кажется, приобретать черты некоей особой невесомости, смысл которой станет ясен лишь со временем. Невероятно эффектно вторгся, предшествуемый своими «Зияющими высотами», Зиновьев; его первая книга доказывает, что во всех сферах советской жизни осуществляется принцип contraditio in adjecto, и жизнь эта оказывается нелогичной по своей сущности, рассуждения же логика превращаются в литературу, притом высокого класса. Прибыв на Запад, Зиновьев продолжает публиковать новые книги, но все они пока что остаются в ключе, уже блестяще реализованном в «Зияющих высотах». Синявский, пожалуй, наиболее выдающийся из живущих русских критиков, вернулся — и правильно сделал — к своей основной специальности, опубликовав «В тени Гоголя» и «Прогулки с Пушкиным»; эта последняя, написанная с дьявольски иконоборческим пылом, вызвала скандал в среде пушкинистов. Судя по напечатанному фрагменту, должен стать событием роман свежего эмигранта Юза Алешковского «Кенгуру», фантастически-гротескный, политический и плутовской, утопический и реалистический.

Кроме того, систематически пишут и издаются Гладилин, Владимир Рыбаков, Терновский, Марайзин, Кандель и многие другие прозаики, о которых уже можно говорить серьезно. Нет недостатка в поэтах. […] Увлекательные книги, соединяющие публицистику и расчеты с прошлым, издали выдающийся филолог Ефим Эткинд и прозаик Григорий Свирский; историк Александр Некрич опубликовал исследование о репрессивной национальной политике «Наказанные народы». Вообще политическая эссеистика и публицистика расцветает особенно бурно, и здесь нельзя не упомянуть имя известного историка и публициста второй эмиграции Абдурахмана Авторханова. В этой области блеснул подлинным талантом отважный Владимир Буковский: в книге «И возвращается ветер...» он произвел трезвый, мудрый и стилистически совершенный анализ своего опыта. В критике появились многообещающие имена Майи Каганской и Натальи Рубинштейн; нашли свое место в науке многие историки (например, Михаил Геллер) и филологи (с весьма любопытной русистикой Иерусалимского университета, в шутку определяемой как «структурализм с человеческим лицом»), занявшие университетские посты по всему миру. […]

Как во всякой живой литературной среде, в эмиграции возникают произведения менее ценные и сомнительные, иногда свидетельствующие всего лишь о малом таланте, иногда о спесивой мании величия, иногда о чрезмерной запальчивости. Особые обстоятельства эмиграции и ненормальность условий ее жизни часто способствуют расшатыванию критериев: на короткое время это может помочь комбинатору, приодевшемуся в перья диссидента, или вызвать применение льготного тарифа по отношению к человеку более отважному, чем талантливому, который полагает, что если он выстоял в тяжких испытаниях, то писать, философствовать или поучать других — роль, принадлежащая ему по праву. Есть и обычные составные элементы среды: зависть, обостренный дух конкуренции; к этому нередко присоединяются мессианские настроения и стремление к власти над умами; дает себя знать многолетняя изоляция от всемирного круга мысли и культуры. Однако все это существует в обычных пределах и на краешке существенных явлений и споров, не заслоняя их и не перевешивая. Это подтверждается при любой трезвой и объективной калькуляции несомненных и сомнительных эмигрантских ценностей.

Есть, наконец, и третий вариант расстановки сил в эмиграции, а именно позиции и взгляды, поддающиеся описанию также лишь в самых приблизительных очертаниях.

Спектр их широк. Если смотреть на эмиграцию как на наследницу прошлого и предтечу будущего Учредительного Собрания, то едва распускающийся русский парламентаризм продемонстрирует все цвета и оттенки. На крайне левом фланге (сохраняя традиционную терминологию) окажется в настоящее время Жорес Медведев, на расстоянии, из России, поддерживаемый братом Роем и сторонниками из круга самиздатского журнала «XX век». Их определяют как «неомарксистов»; они сами пишут о себе как о «диссидентах марксистского типа». Их характеризует вера в возможность возрождения ленинских традиций и «истинного социализма». Они критически относятся к большинству оппозиционных группировок и, в свою очередь, встречают всеобщую неприязнь и даже упреки в том, что они оказывают определенные услуги власти. Объективности ради следует все-таки напомнить, что Рой и Жорес вместе и по отдельности написали ряд ценных трудов: о репрессивной психиатрии, о почтовой цензуре, о Сталине, Солженицыне, авторстве «Тихого Дона» и т. д.; что оба в совершенстве владеют техникой публицистики: спокойной, умеренной, элегантной, точной в полемике, сравнительно наиболее близкой к средним европейским стандартам и, по крайней мере, не общераспространенной в диаспоре; наконец, что их концепции, по-видимому, подчинены прагматическому желанию достичь адресата, умонастроенность которого они учитывают, — партийного «аппаратчика» среднего и высшего уровня, не глухого к словам о реформизме (Жорес предполагает, что такая группа существует). Этому адресату они втолковывают, что Сталин для партии был нерентабелен, поскольку уничтожал ее, и что реформы, не нарушающие существа системы, гораздо выгоднее, нежели застой. В действенности таких уговоров можно сомневаться, перевес тактических комбинаций над существом дела можно в принципе поставить под вопрос, однако в рамках принятых посылок все это не бессмысленно и не обязательно вполне безрезультатно.

Двигаясь слева к центру, мы наталкиваемся на «левых либералов». Сюда относятся, в частности, Плющ, Янов, Левитин-Краснов, Белоцерковский, Андреев, близок к группе Эткинд, а в России — с оговорками — Сахаров. Программный сборник статей «СССР. Демократические альтернативы» позволяет сделать вывод, что группировка эта сильнее в полемике с противниками справа, чем в описании альтернатив: авторы довольно беззаботно, как из рукава, вытрясают концепции «децентрализации» и «демократизации», перечисляют черты, которыми должно обладать будущее российское общество, но ни между собой этого не согласовывают, ни более глубокими аргументами не подкрепляют. Так что все остается каталогом благих пожеланий и деклараций верности идеям опять-таки, разумеется, «истинного социализма». Союзников они ищут среди европейских «зеленых» и в Социалистическом Интернационале.

«Левых либералов», называющих себя также «демократическими социалистами», можно примерно приравнять к левым социал-демократам. За ними мы обнаруживаем нечто вроде зачатка либеральной партии, — это был бы круг «Синтаксиса», однако в большом приближении, ибо в целом «либералы» довольно распылены. По существу, современный русский западнический либерализм — всего лишь наиболее общая направленность, а также проявление усталости от идеологии.

Род беспартийного центра составляет круг «Континента». В номере первом позиция журнала была сформулирована в четырех пунктах: религиозный идеализм, антитоталитаризм, демократичность, беспартийность. С течением времени ударение на первом пункте как бы ослабло и журнал заботится о сохранении характера возможно более широкой платфоры. В плане отрицания «Континент» характеризуется последовательным и хорошо аргументированным антикоммунизмом и решительной неприязнью к марксофильским флиртам и заигрываниям, модным какое-то время среди западной интеллигенции. Выражение этой неприязни дал также главный редактор Владимир Максимов, человек резких суждений, в памфлете «Сага о носорогах»[3], и сделал это в согласии с законами жанра. Это рубка наотмашь, так что острие топора не всегда ложится со стопроцентной точностью и пресловутые щепки тоже, вероятно, летят, иногда же жертву глушат обухом. Однако кто знает, лучше ли тут сработали бы более тонкие инструменты и подмороженные эмоции: противник не выдуман, а выбор modus operandi — неотъемлемое право пишущего. Характерно, что текст Максимова вызвал невероятную бурю, в которой, однако, не нашлось места ни желанию понять авторские намерения, ни разговору по существу; многочисленные эмигрантские голоса вообще усомнились в праве Максимова писать памфлет, полагая, что мстительное чувство падет не только на автора, но и на всю эмиграцию (почему бы это?), и не отказали себе в удовольствии намекнуть, что виной всему — дурное советское воспитание и бродяжническое детство автора. Один Андрей Синявский в своем полемическом выступлении был глубже и сравнительно спокойней.

Правее «Континента» парламентарную картину завершает Солженицын и люди, близкие к нему в России и за рубежом; это можно назвать христианско-национальным направлением. Здесь находится очаг нынешних яростных споров о будущей России. Достаточно сказать, что бескомпромиссный пророк Солженицын пропагандирует вместе со своими союзниками образ религиозного возрождения, основанного на принципе покаяния и взаимного прощения грехов; затем — авторитарную, внеидеологическую модель правления как более подходящую для России, чем — в принципе оцениваемый отрицательно — опыт парламентарной демократии; право народов СССР на самоопределение — типа «да, но...», т. е. ограниченное общими интересами; наконец, страстную убежденность в уникальности опыта и призвания России и значения ее национальных традиций. С этого фланга берет свое начало всё возобновляемый и неслыханно антагонистический спор о том, является ли большевизм эманацией русского духа или же, наоборот, ракоподобным западным наростом на здоровом теле нации.

В сжатом изложении все это звучит достаточно упрощенно; к тому же, выступления этой группы, а в особенности ее программный сборник «Из-под глыб», вызвали резкое контрнаступление всех левых группировок. Довольно легко и, в общем, убедительно было доказано, какие опасности заключены в программе, условно говоря, группы Солженицына; она, в свою очередь, приняла спор, оставаясь на своих позициях. Откладывая вопрос до более широкого рассмотрения, стоит заметить, что, пожалуй, так же, как у главного антагониста этой группы, Медведева, программа, о которой идет речь, — не столько множество чистых идей, сколько производная размышлений о возможности эффективных действий в условиях неслыханно острого кризиса сегодняшней России. Медведев подчиняет принципы тактике; Солженицын, как кажется, — стратегии. Он, судя по всему, полагает, что ничто, кроме религии и, так сказать, национального самоутверждения, не способно стать цементом поразительно хрупкой структуры, какой стала бы Россия после смены власти. Это, парадоксальным образом, род прагматической утопии. Ясно одно: рассматривая всерьез, не следует преувеличенно пугаться этой программы, поскольку пока это набросок, первая примерка, выражение уже поминавшегося самообразования в области политической мысли. Здесь больше, чем где-нибудь, проявляется наследие изоляции (другое дело, что ее пока что объявляют добродетелью): группа Солженицына трудится, изобретая все заново и для исключительного употребления, словно никто никогда и нигде за пределами России не изобрел ничего, о чем стоило бы знать и чем стоило бы воспользоваться.

Во всяком случае, не нужно верить тем, кто внушает, что программа группы Солженицына отвечает ультранационалистическим и расистским позициям, проявляющимся в России как в аппарате власти, так и вне его. Эти последние заведомо предполагают, что цементом будущей России станет нынешняя официальная идеология, которую группа Солженицына полностью отвергает, — а отсюда вытекают иные, еще более принципиальные отличия.

* * *

Так-то вот «особая глава» не только не завершилась, но разрастается в новую книгу, и конца ей не видно. Эмиграция растет численно, ее литература — в своем значении. Это трудней увидеть изнутри, но достаточно изменить угол зрения, оказавшись снаружи, между Россией-страной и Россией-заграницей, чтобы убедиться, что отношение их потенциалов меняется на глазах.

Испытываешь чувство какого-то географического сюрреализма, к которому трудно психологически приспособиться, когда людей, являющихся фрагментами Москвы, Киева, Ленинграда: Максимова, Некрасова, Бродского, видишь на фоне Сиднея, Парижа, Венеции. Горько думать, что, если тебе удастся увидеть их страну, она будет неузнаваемой без них и без многих других. Но надо привыкать к мысли, — и да будет таков вывод из этих размышлений, — что Россия изменила свои границы и что их уже не обвести одним контуром.

Все это невесело и полно человеческих драм, а то и трагедий. Трудно найти себя в новой структуре, трудно сохранить равновесие. Нелегко складываются отношения и с родиной, и с Западом. Решение выехать иногда, ex post, как бы требует дополнительного оправдания в заявлениях о том, что в России уже ничего стоящего нет и быть не может. Такой нигилистический пессимизм присущ далеко не всем, но он и не редкость. Со своей стороны, на родине реагируют обостренной подозрительностью и язвительностью: пусть им там не кажется, что они одни хранят честь России и обладают монополией на правду и порядочность!

В XIX веке великая русская литература дала Западу образ человека, освобождаемого от всех внешних зависимостей. Это было великое открытие, проверенное Западом во всех отношениях. И как раз тогда, когда результаты этого, кажется, доходят до крайности, новые писатели современной России начинают хором говорить о своей — примитивной, конкретной, приземленной — несвободе. Естественно, им грозит остаться неуслышанными, ибо их новое, мило улыбающееся окружение думает: это же не про нас... И это даже в эпоху Солженицына, в которую мы, к счастью, живем, когда «Архипелаг» вызвал формирование нового духовного уровня. Будут ли пришельцы обладать достаточным упорством и талантом, чтобы вымученное и выстраданное свое «возвысить до всечеловеческого»?

Кому-кому, а нам не должно быть трудно понять новую ситуацию русских. В конце концов, к нам когда-то бежал предтеча политэмигрантов князь Андрей Курбский, чтобы написать Ивану Грозному: «...заключил ты Царство Русское, а значит, и свободную природу человеческую, как в опоке адской». Так что нам надлежит, по крайней мере, набраться терпения, доброй воли и сознания, что Россия теперь и рядом с нами, и далеко от нас, со всеми вытекающими последствиями.

Эта вторая, зарубежная Россия во всех своих программах будущего всегда видит с собою свободной — свободную Польшу. Это и очевидно, и оптимистично, однако это не означает, что нам не о чем говорить подробней. Солженицын призвал оба наши народа к полному взаимному покаянию за все прошлое зло. Удержимся от первого импульса, который заставляет воскликнуть о диспропорции, — вдумаемся и не забудем, что Солженицын честно исчислил нанесенные нам обиды. Наверно, и всему остальному придет время. А пока что самое время напомнить нашим русским друзьям, что, кроме их и нас, образ свободного будущего должен включать также и нерусские народы нынешнего Союза. Некоторые, особенно «Континент», учитывают это постоянно, но не все.

Что же будет дальше? У нас была наша Великая Эмиграция, в какую-то эпоху духовно перераставшая масштабы страны, хотя всегда обращенная к стране. Новая русская эмиграция постоянно увеличивается в размерах. Достигнет ли она величия, соответствующего ее величине?

Есть такая русская поговорка: спросите что-нибудь полегче.

1980, № 26

[1] Федотов Г. Тяжба о России. — «Современные Записки», т. 62, Париж, 1936.

[2] Хенкин К. Русские пришли. — «Континент», 1980, № 22.

[3] См. «Континент», № 19, а также настоящий том.

Опубликовано в журнале:

«Континент» 2013, №152

Что значит Солженицын для каждого из нас?

Круглый стол «Континента». Париж, 19 сентября 1978 года

Владимир Максимов. Александру Солженицыну исполнилось шестьдесят лет. Всего шестнадцать лет отделяет нас от его литературного дебюта, но за эти немногие годы, благодаря ему, в сознании современного человека произошли коренные и теперь уже необратимые изменения. Почти в каждом из нас началось наше внутреннее освобождение из-под глыб привычных понятий, идеологических табу, угнетающих клише и духовной предвзятости. Даже те, кто с отчаянным упорством сопротивляется его влиянию, вынуждены отныне действовать и мыслить в предложенных им императивах и категориях.

Солженицына можно принимать или не принимать, слушать или не слушать, любить или ненавидеть, но трагическая эпоха, которую мы переживаем, протекает под его знаком и, вне зависимости от нашей воли, будет названа его именем, ибо всей своей сущностью он обращен не к партиям, расам или социальным сословиям, а непосредственно к человеческому сердцу, какую бы веру оно — это сердце — ни исповедовало.

Зачастую он произносит вещи для нас неудобные и малоприятные, взрывающие изнутри наш душевный комфорт и житейское равновесие, но, если бы Исайя свидетельствовал в расчете на интеллектуальную буржуазию своего времени, мы не имели бы Библии, а если бы Солженицын в своих высказываниях с самого начала ориентировался на университетских либералов Восточного побережья Соединенных Штатов Америки, мы бы не имели ни «Архипелага ГУЛаг», ни «Красного колеса».

Наш друг, замечательный румынский писатель Пауль Гома, с предельной убедительностью сформулировал сущность сложившейся в современном мире ситуации: «Все мы живем в одной Биафре, и столица этой Биафры — Москва». Мне хотелось бы добавить, что в таком случае Дант этой Биафры — Александр Солженицын. И в этом, на мой взгляд, его роль в новейшей истории и в жизни каждого из нас.

Пауль Гома. […] Что значит для нас Солженицын? Для меня он, во-первых, подтверждение правильности выбранного мною пути. Во-вторых, прорыв, сделанный им в сознании живущих на Западе, чрезвычаен, и я принадлежу к тем людям, к тем писателям, которые воспользовались этим прорывом. С другой стороны, для моих соотечественников, оставшихся там, Солженицын — это и человек, освободивший их от страха, и своего рода алиби их трусости. Они ведь вот как говорят себе: ну, Солженицын, он русский, мы же, румыны, — люди маленькие. У русских — традиция бунтовать, а у нас — традиция устраиваться.

За несколько дней до изгнания Солженицына из СССР я себе сказал, что советское правительство ничего не может против Солженицына: ни посадить его, так как оно от этого не выиграло бы, ни подстроить несчастный случай — всё это не было бы решением. Я подумал тогда, что русские — я имею в виду руководство — найдут другой выход: они отдадут Солженицына Западу, чтобы тот его поглотил бесследно. Если я ошибся, то разве что наполовину. […] Во всяком случае, мне хочется кончить тем, что друзья ли, недруги ли Солженицына — мы все его должники.

Пьер Дэкс. Мои отношения с Солженицыным начались еще тогда, когда во Франции никто ничего о нем не знал. Передо мной оказался текст «Одного дня Ивана Денисовича», представленный мне как написанный очевидцем, и темой первых споров о нем, при которых я присутствовал, был вопрос, имеем ли мы дело с писателем или нет. Я сам на него ответить не мог: мой русский язык, выученный в нацистских лагерях, литературным не был. Впоследствии я поработал с текстом «Ивана Денисовича» и убедился, что текст этот — безусловно, не проба пера, что за плечами человека, его написавшего, уже немало книг, хотя я и не знал тогда об их существовании. С другой стороны, я понял, что человек этот ничего не имеет общего с теми, кого Хрущев во время XX съезда назвал «честными коммунистами». Для меня Солженицын был советским человеком, но с проблематикой, далекой от хрущевской. И, наконец, как бывший лагерник я был убежден в двух вещах: во-первых, что лагерь, описанный в «Иване Денисовиче», и те, что мне пришлось узнать, по своей сути не отличаются друг от друга; во-вторых, что Солженицын сдерживает себя. Я не мог точно угадать, как и в чем, и, к тому же, чувствовал, что говорить об этом нельзя. Я это потому говорю, что уже в 1963 году меня в «Иване Денисовиче» более всего поразило полное отсутствие социализма на горизонте.

Иначе говоря, он одним ударом разрушил обе концепции, которыми подобные мне левые жили со смерти Сталина: 1) что ГУЛаг — это своего рода рак (хорошо, но рак чего? не всего ли организма?); 2) что решить проблему сталинских преступлений можно, только оставаясь на позициях социализма, т. е. внутри левых концепций. Значит, требовалось найти советских левых. И вот передо мною этот человек, о котором я ничего в то время не знал, но уже тогда единственное, в чем я был убежден, — это в том, что для него вся эта проблематика «левые-правые» не имела никакого смысла.

Казалось бы, пятнадцать лет спустя все уже должно стать ясным, сегодня во Франции любой ссылается на «Архипелаг», никто вроде бы уже об этом не спорит, кроме разве что связи между ГУЛагом и советской революцией. Тут вопрос, является ли ГУЛаг отклонением, наростом или же, наоборот, входит в самое существо режима, еще не решен. […]

Вот уже лет десять, как мне без конца говорят: как вы только можете быть другом Солженицына, ведь он правый. Хуже того: говоря о Солженицыне как о правом, подразумевают, что Брежнев — левый. И в конечном счете стремятся дисквалифицировать Солженицына. […]

Я просто думаю, что Солженицын помог нам выбраться из этой проблематики, проблематики «революция — контрреволюция», где то, что не было революционным, непременно было контрреволюционным, и теперь совершенно очевидно, что если уж называть октябрьскую революцию революцией, то ее прямое продолжение было контрреволюцией. И если нужно свести к одной фразе урок, преподанный мне Солженицыным, то она будет следующей: надо вылезти из этого плаща, из-под этой маски, надетых идеологией на исторические факты, добраться до исторической правды, т. е. отказаться от политической лжи, а это требует постоянных усилий. В этом отношении творчество Солженицына — не просто критика, но и широко открытое окно в сегодняшний мир, а мир этот — мир после Октябрьской революции, хотим мы того или нет. […]

Наталья Горбаневская. У меня не столько выступление, сколько вопрос, но вопрос, который я задаю себе все время с тех пор, как я на Западе. Я читала еще у Солженицына, что на Западе было издано много книг советских беженцев о советских лагерях, о ГУЛаге. Но раньше я думала, что книги эти, наверно, изданы по-русски и свидетельства оставались недоступными западным читателям. Только здесь я узнала, как много свидетельств было опубликовано на иностранных языках. Все это было, всё это проходило почти незамеченным, но мой вопрос даже не в том, почему тогда не услышали беженцев, не услышали их свидетельств. Это я еще как-то понимаю, но тогда у меня возникает вопрос: почему после «солженицынского шока» Запад «начал слышать»? И почему, тем не менее, даже сам Солженицын иногда «услышан» плохо, неверно?

Для меня это вопрос глубоко личный, потому что, если Солженицына слышат, но недостаточно или неверно понимают, это означает то же отсутствие понимания и по отношению к нам, к любому из нас, будь то беженец из Советского Союза или из Восточной Европы, понимания сути того, что мы делали там и пытаемся сделать здесь. У нас много друзей здесь, но у меня иногда впечатление, что даже друзья скорее зачарованы нашими свидетельствами, общением с нами, нежели глубоко понимают всё, что мы несем в себе. […]

Все ответы, которые мне пока что удалось найти, — частичные, а для меня страшно важно найти ответ хоть на этот первый вопрос: почему «начали слышать»? И я пришла сегодня с надеждой получить что-то вроде более полного, более удовлетворительного ответа.

Ги Лардро. […] Самый большой урок Солженицына заключается в том, что, сталкиваясь с ужасом мира, с бесконечным, своеобразным рассеянием своеобразных, личных несчастий, страданий, которые не сводимы ни к какому смыслу и никогда не породят никакого смысла, выход обнаруживаешь не в ступенчатой истории, ведущей к тому или иному раю на земле, а в сопротивлении простых, отдельных людей этому ужасу, этим страданиям, которым они отказываются придавать смысл. Мысль же о том, что мировому ужасу противопоставимо одно лишь индивидуальное сопротивление, уже издавна имеет имя: «нравственность». И величие Солженицына, с моей точки зрения, состоит в том, что после десятков лет, в течение которых идея революции отменила инстанцию морали, он вернул нам величие и смысл нравственности, вернул ее в кругозор нашей мысли.

Я думаю, Солженицын позволил нам раз и навсегда отделаться от старого противопоставления «формальная свобода — реальная свобода», «формальная демократия — реальная демократия». Он заставил нас ясно осознать, что нет иных свобод, нежели формальные, и что всякая попытка противопоставить «реальную» свободу, «реальную» демократию «формальной», т. е. свободе и демократии как таковым — в конечном итоге не что иное, как уловка, хитрость для обескровливания этих свобод, не требующих эпитета. Вот вкратце, чему я научился у Солженицына.

Клоди Бруайель. […] Гарвардскую речь произнес тот же Солженицын, который написал «Архипелаг ГУЛаг». В Гарвардской речи Солженицын говорит, в частности, — хотя он всегда заявлял, сколь категорически он осуждает государство, не имеющее законов или не соблюдающее их, — он говорит, что правовая система — это еще не всё. Он говорит, что надо еще заботиться о нравственных ценностях, о духовной жизни человека. На это, конечно, располагая целым кодом готовых мыслей и готовых ответов, легко возразить: «Чего он беспокоится, этот Солженицын! Это всё проблемы индивидуальные. В наше время нравственность стало делом чисто личным, индивидуальным, мы не хотим, чтобы государство давало нам нравственные ценности». Но ясно, что это был бы суд по ложному обвинению: будто Солженицын предлагает, чтобы государство наделяло нас нравственными ценностями! Отнюдь! Зато он говорит, что сегодня интеллигенция и вообще люди должны бы не только заговорить, наконец, о нравственных ценностях, но и воплощать их в жизнь. […]

Можно сказать, что в Солженицыне заложен заряд безграничного оптимизма, когда он утверждает, что человек всегда будет сопротивляться, что всегда есть возможность, свобода сопротивляться. Мне именно эти вопросы, поставленные Солженицыным, кажутся фундаментальными, и не только тем, как он их ставит, но и тем, как и каким образом он на них отвечает. «Жить не по лжи» — это и есть суть всего, и мы сегодня открываем это заново. Мы так научились, все мы — и бывшие левые, и нынешние — практиковать «святую ложь», что нас это застает врасплох.

Жорж Нива. […] Множество хитрых комментариев всегда наготове, как только речь заходит о Солженицыне. Я приведу в пример эпизод с Власовым из «Архипелага ГУЛаг»: несколько лет тому назад этот эпизод комментировался по французскому телевидению человеком, прямо заявившим, что книги он не читал. И с таким подходом сталкиваешься постоянно в прессе, и правой, и левой. И я отвечу Наталье Горбаневской: да, несмотря ни на что, Солженицын услышан. Услышан и в некотором отношении одержал победу. Во-первых, благодаря тому, что его голос дошел до нас со страниц московского журнала «Новый мир». Это первая причина. Вторая же, без сомнения, заключается в его искусстве, его гениальности.

Солженицын ставит вопросы, это точно, и хотя мы не обязаны соглашаться с его ответами насчет современной политики, однако, оглядываясь назад, я обнаруживаю, что некоторые его выступления, например, о Камбодже, были на редкость оправданы. Но нам надо подумать, в основном, вот над чем: почему и с какого момента люди начинают задавать вопросы. Правда, что он говорит: «жить не по лжи», «достаточно просто не лгать», — но тут-то и встает вопрос, где найти источник мужества, чтобы не лгать, когда всё вокруг толкает к этому. И вот я думаю, что больше всего Солженицын поразил его западных современников своим историческим волюнтаризмом, тем, что узнаёшь из «Бодался теленок с дубом», а это, наверное, самая прекрасная его книга, где присутствуешь по ходу истории при истинном рождении человеческой воли, которая еще и талант, и литературный гений, и воля решившегося человека. Помните, в «Теленке» Солженицын показывает, что вначале он еще ничего для себя не решил, что решение пришло постепенно, и пришло оно, — и здесь мы не должны забыть это сказать, — благодаря обращению Солженицына к религии. Он мало об этом говорит, но вера присутствует в каждый решительный момент, что бы мы ни читали: «Ивана Денисовича», «Теленка» или «Архипелаг ГУЛаг». От других мемуарных свидетельств Солженицын больше всего отличается тем, что никто до него не ставил себя до такой степени под сомнение, как он. Надо ведь иметь силу написать, как он, что из него вышел бы сталинский офицер, если бы в какой-то момент в нем не взросло семя бунта. По-моему, сила Солженицына — в том, что он указывает, в какой момент уже пора задавать вопросы. Что же касается веры Солженицына, этой потрясающей веры, — она и есть ключ к секрету силы его произведений. […]

Бен-Яаков. […] Солженицын ухитрился по-настоящему приоткрыть окно в этот ад. А интеллигенция все спорит и спорит. Она не понимает, что Солженицын — единственный, кто заявил во весь голос: система ГУЛага — неизбежное и необходимое условие существования советского режима, это не деформация, это не прошлое, это суть сути советского режима.

И я не понимаю, почему столько шумят вокруг таких детских игр, как лагеря в Чили, в Греции, в Аргентине. Это, действительно, детские игры, если подумать о шестидесяти миллионах жертв советского режима, о репрессиях, не прекращающихся вот уже шестьдесят лет. Я отнюдь не за генерала Пиночета, но шум, который поднимают вокруг его злодеяний, несоразмерен слабому отклику, вызванному трагедией, адом девятого круга в России.

Бернар-Анри Леви. […] Говоря о христианстве Солженицына, надо ясно понимать, что это не наносный элемент, от которого можно отмахнуться, принимая остальное, это не периферийная часть творчества. То, что говорит Солженицын, то, что он нам доказывает, — это, например, такая простая вещь, как невозможность рассматривать вопросы прав человека, проблему прав человека вне духовного контекста, вне религиозной философии. И это, к сожалению, правда. Часто твердят, что права человека были отвоеваны у религии, у христианства, у средневековья и т. д. Беда в том, что это неправда, и Солженицын демонстрирует, что человек, как Солженицын его понимает, как диссиденты Советского Союза и всего мира его понимают, стал исторически мыслим только в христианской перспективе или же в любой другой, но — религиозной. Так что сбывать с рук Солженицына или хотя бы эту грань его творчества, говоря: «Он христианин, это несерьезно, это бредни старого попа», — это, я уверен, непоследовательно и ложно.

Что касается вопроса о государстве. Часто говорят, что Солженицын — сторонник сильного государства. Рассказывают, что он ездил поддерживать франкистский режим, что он поддерживает Пиночета и т. д. С одной стороны, это снова неправда. Относительно сильного государства. То, что нам открывает Солженицын, то, что он нам говорит, и то, что, по-моему, больше всего мешает западным левым: что если СССР таков, как он есть, если, быть может, Народный Китай сегодня таков, как он есть, то это не потому, что там царствуют сильные государства, а наоборот, потому, что эти страны пошли по пути того, что марксисты — и, кстати, не только они — называют «отмиранием государства». Потому, что они уже частично реализовали это. Солженицын нам говорит, что советское общество является обществом, где некоторым образом, будь то на уровне реальности, будь то на уровне грез, — но грез с тяжелыми последствиями, — государство начало отмирать. Что это означает? Это много чего означает. Например, что закон как прибежище прав человека, как прибежище человеческой потерянности — больше не существует. Это означает также, что исчезла прежняя демократическая или либеральная схема государства, правящего или царящего над обществом, а на смену ей пришло государство, слитое с гражданским обществом. Обобщая то, что открывает нам Солженицын: предельный террор, общество предельного террора — это общество без государства, а общество без государства — наихудшее угнетение, и отмирание государства не имеет другого определения, нежели откровенно записанное в советской конституции 1936 года, нежели приведенное Лениным: отмирающее государство — усиливающаяся власть. Вот в чем дело, и, действительно, исходя из этого или, вернее, забывая об этом, задают вопрос: как же это Солженицын может быть сторонником закона, то есть сильного государства?

Третий момент, о революции. Я не думаю, чтобы Солженицын, как я уже сказал, «подвергал пересмотру», ставил проблемы, поднимал мучительный теоретический вопрос о возможной соприродности революции, как мыслят ее марксисты, и концлагерей. Солженицын говорит, что мечта о революции — достояние не одних марксистов, ее лелеяли и гитлеровцы, например, то есть мечта о революции была и нацистской мечтой. Эсэсовцы тоже мечтали о «новом человеке»: не случайно именно они занимались лагерями при нацистском режиме. Так вот, Солженицын нам показывает, что мечта о революции как таковая, мечта о «новом человеке» как таковая, — и не только мечта о революции в условиях отсталости, и не только мечта о «новом человеке» в ленинской перспективе, — эта мечта в себе самой несет тоталитаризм. И вот почему я говорю, что мы встречаемся с путаницей в вопросе о Солженицыне. Он недопонят и недослышан. Странным образом, его слышат сегодня тем меньше, чем больше читают. Не слышать можно по-разному. Можно не слышать, отказываясь читать. Можно не слышать, отказываясь видеть. И можно не слышать, читая специфически. Потому что французская интеллигенция так устроена. Французская интеллигенция страдает потерей памяти и сегодня изобретает новый вид амнезии. Например, я думаю, глубокое заблуждение говорить, что Солженицын критикует марксизм. Я думаю, он просто открывает нам, что марксизма как такового не существует, что, в лучшем случае, он существовал в сталинской голове. Заблуждение говорить, что Солженицын критикует сталинизм, ибо сталинизма тоже не существует, кроме как в головах марксистов. То, что Солженицын ставит в центр внимания, — это уже не теоретическая проблема, а сама истина века, сам ужас всего XX века, это — в самой обобщенной, в самой радикальной форме — голый ужас, абсолютное зло того бреда, который в нашем веке принял вид разума, по выражению Камю. […]

Если сегодня говорят, что Солженицын нанес удар по левым, завтра скажут, что есть правые диссиденты и левые диссиденты. А послезавтра, — впрочем, так уже говорят кое-какие журналисты и даже кое-какие знаменитые левые журналисты, — что существует левый подход к проблеме концлагерей, как если бы существовал еще и правый подход к проблеме концлагерей. Для меня все эти маневры, то есть любое политическое прочтение Солженицына, — пусть лаже не политиканское, а политическое в лучшем смысле этого слова, — для меня всё это прочтения сокращенные, помехи чтению, помехи и глушилки.

Филипп Соллерс. Мне тоже кажется очевидным, что Солженицын не есть некто, кто ставит проблемы, дает ответы, задает вопросы, предлагает посылки, пытается сделать выводы. Такой подход к Солженицыну определяется уверенностью в том, что философия, философская и политическая публицистика могут осмыслить откровение такого рода. Речь же идет не об одном только свидетельстве, но еще и о литературном творении. Я думаю, что если мы хотим покончить с этим господством философии над литературой, которое позволило, например, одному левому публицисту недавно написать, что мысль Маркса куда выше мысли Бальзака (с тем же успехом можно сказать, что мысль Бергсона выше мысли Вергилия), — следует вернуться к главной солженицынской метафоре, к которой он прибегает в «Теленке»: к метафоре о писателе-подпольщике. Нет более прекрасного определения деятельности писателя в XX веке, а может, и испокон веков. Писатель-подпольщик — это тот, кто пишет правду истории. Эту правду не пишут историки, политики, публицисты, ее не пишут философы, — она пишется субъективно и, в конце концов, зарабатывает изгнание или смерть. […]

Вопрос о литературе мне кажется основным, я остановлюсь на нем. Когда Солженицын объявляет заведомо некомпетентным всякий трибунал, который принялся бы судить русскую литературу, или любую книгу ее, или любого русского писателя, я думаю, что это самая сердцевина истины о воздействии литературы на правду истории. Когда он говорит, что литература — самый большой дар, самый совершенный и тонкий инструмент человека и что те, кто возбуждает против нее дело, — сами уголовники и отбросы человечества, он провозглашает правду литературы, пишущей правду истории. И эта правда, которая кажется нам уникальной, вливается в вековечную правду литературы. […]

Пьер Дэкс. Я хочу коротко вернуться к вопросу, поставленному Натальей Горбаневской. Почему Солженицын? По-моему, затрагивая только документальный и литературный планы, мы идем по касательной. По крайней мере, если речь идет о восприятии Солженицына во Франции. Я думаю, что по отношению к Солженицыну существует чисто французская проблематика, к этому я и хочу коротко вернуться.

Во Франции мы считали, — да и всё звало нас к этому, начиная с Ленина, — что мы, французы, весьма и весьма приложили руку к смыслу истории. 1789 год, 1793-й, Парижская Коммуна, и как итог — 1917-й. И смысл того, что разыгрывалось в Советском Союзе, в некоторой степени воспринимался — не скажу, как французское национальное дело, но как дело всякой французской партии (в широком смысле), считающей себя наследницей, заступницей принципов 1789 года. Поэтому я думаю, что, если говорить об истории концлагерей, необходимо провести четкий водораздел между тем, что происходило до Второй мировой войны и после.

Перед войной, когда фашизм захватил большую часть Европы и Гитлер был прямой угрозой принципам 1789 года, у нас, несомненно, была очень сильная тенденция отказываться открыть глаза на то, что происходит в СССР. Эта тенденция сводилась к тому, что не только само выживание французского народа, но и весь смысл истории зависит от Советского Союза. В сущности, уже тогда существовала позиция, еще откровеннее принятая левыми после войны, а именно: что Сталин, в конце концов, имеет свои оправдания и что, во всяком случае, все это поправимо. Гитлер — это непоправимо, Муссолини, Франко, хортистская диктатура — это все фашизм, это неизлечимо. И даже если Сталин делал то же самое, что и они, считалось, что все наладится. После победы над Гитлером люди полагали, например, что теперь Сталин вернется к демократии. Таковы были все эти концепции, и я думаю, что шок, созданный Солженицыным, состоит прежде всего в том, что он прорвал молчание, прорвал невероятный террор молчания, окружавшего «неприкасаемые» проблемы. И он задал нам задачу, хоть этой цели себе не ставил.

Во Франции это неумышленное воздействие Солженицына было тем значительнее, что он в самом деле разнес в клочья интеллектуальный комфорт французской традиции, как впитывают ее еще в начальной школе,— и шок, вызванный, в конечном счете, «Архипелагом», действительно заключается в подрыве пресловутого смысла истории. Он, оказывается, вовсе не то, что вы думали. Значит, надо искать нечто иное, и надо всё подвергнуть сомнению, все эти пресловутые теории о революции, которая порождает революцию, которая порождает революцию, которая ускоряет ход истории, и так до бесконечности. Конечно, это удар прямо по коммунистам, по левым, но это еще и удар по целой республиканской идеологии во Франции и по множеству других вещей. И что касается солженицынского кризиса во Франции, то разговоров об этом нам хватит еще надолго.

Жак Бруайель. Может быть, больше всего нас поразило, когда мы читали Солженицына, то, что он не исключает своей доли ответственности за ГУЛаг.­ Отстаивая свою долю ответственности за ГУЛаг, он требует и свою долю кары. Он это толкует по-христиански — нас же больше всего поразило вот это отстаивание своей доли ответственности. Той ответственности, которая и составляет основную проблему интеллигенции во Франции и вообще в Европе. Фантастическое потворство, сопутствовавшее рождению советского режима, приводит в недоумение. […]

Ибо, с одной стороны, мы «всё знали» — еще лет в 17-18 мы читали книги, разоблачающие лагеря. Но, с другой стороны, это не помешало нам стать коммунистами. Срабатывало то, что, по-моему, вошло в природу целого направления европейской интеллигенции: мы отвергали нравственный подход, полностью отказывались реагировать на очевидное, и всё это во имя науки, которая на самом деле была миражом науки, сновидением о ней. Только приняв, как Солженицын, факт нравственной ответственности и нравственных ценностей, можно сдвинуться с мертвой точки. Однако целый отряд французской интеллигенции не только систематически распространял идею, что наука может заменить всякую мораль, но и активно участвовал в разрушении нравственности. […] Только тогда, когда находятся силы признать, что нравственные ценности есть, пусть их надо отстаивать заново, но они есть, — только тогда, верующий ты или не верующий, христианин или буддист, возникает нечто, без чего невозможно человеческое общение. […]

Бернар Футрийе. Меня лично заинтересовал вопрос Натальи Горбаневской о том, почему до Солженицына как будто ничего не слышали и почему продолжают так плохо слышать и сегодня. Я должен сказать, что я давно уже размышляю о том же, и первый вопрос, который я себе задаю, когда кто-то во Франции, вообще на Западе, говорит о России, — это: «А любит ли он Россию?». Или же снова Россия окажется местом политико-интеллектуальных игр, где западная интеллигенция будет выкладывать свои козыри? В самом деле, французы знали, по крайней мере, с 1928 года: существует книга Бессонова «26 тюрем и побег с Соловков», существует и книга Семенова «Голод», описывающая на двухстах страницах положение Петрограда в 1919 году. Действительно, можно призадуматься. В 1949 году, когда Давид Руссэ председательствовал на известном процессе по поводу советских лагерей, группа узников нацизма обратилась в советское посольство, говоря: мы хотим послать делегацию осмотреть советские лагеря, но учтите, мы хотим, чтобы эта делегация состояла исключительно из заключенных концлагерей, — только они немедленно распознают концентрационный мир. Кстати, с этого же начинается и книга Давида Руссэ о концлагерях.

Конечно, одна из первых причин нежелания слушать — трусость. Покажите сегодня молодым людям снимки нацистских лагерей — они скажут: это невероятно. Увы, как еще вероятно!

Но, кроме того, надо сказать, что между Западом и Советским Союзом существует ряд частных, государственных, культурных взаимоотношений, которые, как я считаю, полностью прячут происходящее там. А еще за этим непониманием, о котором говорила Наталья, скрывается, по-моему, старое презрение к тому, что есть Россия. Нам говорят, — и мне это не кажется вполне справедливым, — что с появлением диссидентской мысли Россия завоевала первое место в мировой культуре. Но французы не хотят ни знать, ни слышать, что русская культура между 1890 и 1914 годами была, наряду с австро-венгерской и южнонемецкой, наверно, самой значительной в Западной Европе — как в литературно-художественном, так и в философском плане. Пусть французские мыслители отдадут себе отчет, чем была русская культура хотя бы в 90-е годы, с Соловьевым и т. д.

Кроме того, часто говорят, что Запад принес остальному миру, включая сюда и Россию, пограничье Запада, сифилис и алкоголь, — я добавил бы: и марксизм. Я убежден, что коммунизм остается продуктом западного мира. Толчок, расшатавший в России социальные, экономические, политические структуры, идет от Запада, — Запад этого видеть не хочет. Вот вам анекдот о том, как объясняют историю России коммунист — француз или русский 56-го года, антикоммунист русский и антикоммунист западный. Французский или русский коммунист: «Виновны отсталые русские массы, капитализм и т. д.». Западный антикоммунист: «Виновны коммунисты да еще эти сумасшедшие русские» (идея, весьма распространенная на Западе). Русский антикоммунист: «Виновны коммунисты да еще Запад». Я думаю, в этом деле никто не без греха. Россия — своим крушением. Запад — который дал первый толчок, который дал России методику тоталитарного режима. Да еще, разумеется, коммунисты — в первую очередь. И я думаю, что завороженность части французского рабочего движения призраком сталинизма и тоталитаризма в России — всего лишь частный поворот фантасмагорических отношений между двумя странами, в которых нас занимает одна лишь экономическая и социальная выгода. В этом, по-моему, одна из причин, почему слова любого русского диссидента так непереносимы.

Для меня Солженицын — свидетель России. Солженицына готовы принять, пожалуйста, только при этом о многом умалчивают. Например, о том, что Солженицын для разрешения проблемы Советского Союза обращается к русскому культурному наследию. Но пусть Запад призадумается: не значит ли это, что на Западе ничего подходящего он не нашел? А наследие это заключается в том, что вместо «нравственный закон» он говорит «религия». А этого слушать не хотят, потому что это голос той России, которую презирали до 17-го года.

Владимир Максимов. Я буду очень краток. В общем, из нашей дискуссии совершенно ясно, что Солженицын — явление внеидеологическое. Он не вписывается в какие-то идеологические рамки. Он заставляет нас мыслить вне идеологий, а просто по-человечески. Он в каждом из нас вызывает беспокойство, и в наших друзьях, в каждом читателе. И мне кажется, что в этом главное значение Солженицына. Ибо беспокойство нашей совести, нашего духа — это и есть единственная гарантия подлинной свободы.

1978, № 18

Опубликовано в журнале:

«Континент» 2013, №152

Россия > СМИ, ИТ > magazines.gorky.media, 6 ноября 2013 > № 948621 Александр Солженицын

Власти Псковской области до конца года направят более 170 миллионов рублей на реконструкцию и переоснащение станции переливания крови в Великих Луках, сообщил РИА Новости сотрудник пресс-службы обладминистрации.

"Основная часть средств, выделяемая из областного и федерального бюджетов, предназначена для укрепления материально-технической базы станции: 164 миллиона рублей будут направлены на закупку нового современного оборудования для забора, переработки и хранения крови и ее компонентов, остальные средства - на капитальный ремонт помещений", - рассказал представитель пресс-службы

Кроме того, как ожидается, будут закуплены два мобильных комплекса, которые позволят осуществлять забор крови в отдаленных населенных пунктах.

"До конца этого года все работы по модернизации станции переливания крови в Великих Луках планируется завершить". - добавил чиновник.

Ежегодно великолукская станция переливания крови заготавливает порядка пяти тонн донорской крови и ее компонентов. Виктория Кочеткова.

1 ноября, по завершению официальной церемонии приемки, новый самолет Ан-148-100ЕМ был передан МЧС России и совершил перелет с заводского аэродрома производственного комплекса ОАО "ВАСО" ("Воронежское акционерное самолётостроительное общество") на авиационную базу Министерства по чрезвычайным ситуациям в г. Жуковский. Самолет имеет бортовой опознавательный номер RA-61717 (собственное имя - "Иван Кожедуб").Ан-148-100ЕМ - второй по счету самолет, выпущенный Объединенной авиастроительной корпорацией в рамках соответствующего государственного заказа. Воздушное судно исполнено в пассажирско-медицинском варианте (в расчете на 6 пассажирских мест и 6 медико-эвакуационных модулей). Во исполнение технического задания Заказчика предусмотрена возможность реализации 5 вариантов перекомпоновки салона (2 пассажирских варианта с количеством мест от 35 до 51 и 3 пассажирско-медицинских - с количеством медицинских модулей от 2 до 6). Россия > Авиапром, автопром > trans-port.com.ua, 6 ноября 2013 > № 933472

За Достоевского. О постановке «Бесов». Фрагменты беседы со зрителями. «Бесы» на сцене. Последнее интервью

Публикация и примечания Евгения Кушкина. Перевод Эллы Кушкиной

Альбер Камю

За Достоевского1*

Несколько месяцев тому назад я принимал одного симпатичного молодого человека из Советского Союза.2 Он очень удивил меня, когда пожаловался на то, что великие русские писатели недостаточно переведены на французский.

Я ответил, что из всех литератур как раз великая русская литература ХIХ века у нас переведена больше и лучше всего. И в свою очередь привел его в изумление, заявив, что без Достоевского французская литература ХХ века не была бы тем, чем она является. Дабы окончательно убедить его, я сказал: «Вы находитесь в рабочем кабинете французского писателя, весьма вовлеченного в идейную борьбу своего времени. Какие же два единственных портрета висят в его кабинете?»

Он обернулся, и его лицо засияло при виде портретов Толстого и Достоевского.

Просветлевшее лицо моего молодого друга, этот свет, который сам по себе заставляет забыть весь вздор и жестокость, накопившиеся сегодня и разделяющие людей, я отнес не на счет России или Франции, а на счет сияния творче­ского гения поверх границ — его чувствуешь едва ли не постоянно во всех произведениях Достоевского.

Я встретился с ними, когда мне было двадцать лет, и потрясение, пережитое мной при этой встрече, живо и сегодня, двадцать лет спустя. Я ставлю «Бесов» в один ряд с тремя или четырьмя творениями, которые венчают собой работу человеческого духа, такими как «Одиссея», «Война и мир», «Дон Кихот»и театр Шекспира. Сначала восхищало то, что Достоевский открывал мне в человеческой природе. Именно открывал, ибо он говорит нам только то, что мы знаем, но отказываемся признавать. Кроме того он удовлетворял одной моей слабости — вкусу к ясности ради нее самой. Но очень скоро, по мере того как я все более остро переживал драму нашей эпохи, я полюбил того Достоевского, который наиболее глубоко понял и отобразил нашу историческую судьбу. Для меня Достоевский прежде всего — писатель, задолго до Ницше распознавший современный нигилизм, определивший его, предсказавший его ужасные последствия и попытавшийся указать пути спасения. Eго главная тема определена им самим как «глубокий дух, дух отрицания и смерти»3; это тот дух, который под видом безграничной свободы требует «вседозволенности», приводит к разрушению всего или к рабству всех. Личная мука Достоевского состоит в том, что он одновременно и переживает и опровергает все это. Его трагедия неотделима от надежды — лечить унижение смирением, а нигилизм самоотречением.

Человек, который написал: «Вопросы Бога и бессмертия те же, что и вопросы социализма, но под другим углом», знал, что отныне наша цивилизация будет притязать на спасение всех или никого. Но он знал также, что, если забыть страдания одного, спасение не может распространиться на всех. Иначе говоря, он не хотел религии, которая не была бы социалистической в самом широком смысле этого слова, но он не принимал и социализма, который не был бы религиозным в самом широком смысле. Таким образом он спас будущее истинной религии и истинного социализма, хотя кажется, что сего­дняшний мир считает его неправым и в том и в другом. Однако величие Достоевского (как и величие Толстого, который говорил о том же, хотя и в другой манере) не перестанет возрастать, потому что наш мир или умрет, или признает его правоту. Умрет наш мир или возродится, Достоевский в обоих случаях будет оправдан. Вот почему, несмотря на все его противоречия, а может быть благодаря им, он возвышается над нашими литературами и нашей историей. И сегодня он помогает нам жить и надеяться.

1Текст написан для «Radio Europe» и включен в программу, посвященную жизни и творчеству Достоевского (1955); опубликован в журнале «Темуан» («Témoins»), декабрь 1957 — январь 1958, № 18—19.

2 Установить личность «молодого человека» из СССР, посетившего Камю, не удалось. Не исключено, что его и вовсе не существовало, так как хорошо известна склонность Камю

к воодушевленной импровизации при передаче различных эпизодов своей жизни.

3 У Достоевского в «Братьях Карамазовых» (гл. «Великий инквизитор»): «Страшный и умный дух, дух самоуничтожения и небытия, <...> великий дух говорил с Тобой в пустыне, и нам передано в книгах, что он будто бы „искушал“ Тебя. Так ли это? И можно ли было сказать хоть что-нибудь истиннее того, что он возвестил Тебе в трех вопросах, и что Ты отверг, и что в книгах названо „искушениями“?»

О постановке «Бесов»1

— Как вы объясните возвращение к Достоевскому, которое наблюдается сейчас в театральной жизни Франции? Инсценируют «Скверный анекдот», «Преступление и наказание», «Идиота» и др. Не является ли это увлечение чем-то случайным?

— Долгое время считали, что Маркс — пророк ХХ века. Сегодня мы знаем, что его пророчество не сбылось. Мы открываем для себя, что подлинным пророком был Достоевский. Он предсказал царствие Великих Инквизиторов и торжество силы над справедливостью.

— По отношению к эссе «Человек бунтующий», где находится в векторе вашего творчества пьеса, которую вы извлекли из романа Достоевского?

— Одна из глав «Человека бунтующего» названа «Бесы».2 Благодаря этой постановке она приобрела сценическое выражение.

— Вы знаете, что Станиславский оправдывал свою попытку первым перенести Достоевского на сцену, заявляя, что делает это «во имя искусства». С другой стороны, вам известно, что в 1913 году Горький выступил с письмами против этой постановки. «Бесы» рассматривались как памфлет на революционеров, и сегодня по тем же соображениям роман все еще не переиздан в СССР.

— Станиславский был прав. Горький же прав лишь наполовину. «Бесы» —это прежде всего произведение искусства и лишь во вторую очередь — памфлет против нигилистической революции и только против таковой.

— Близко ли вы следуете тексту романа или, напротив, позволили себе свободно обращаться с произведением, которое вы перенесли на сцену?

— Сохранен весь роман, кроме эпизодов, где появляются губернатор и его супруга. Но он перестроен по архитектурным законам драматургии.

— Как вы, например, поступили с исповедью Ставрогина?

— Я вернул ее туда, где она была в романе перед тем, как ее изъяли по цензурным соображениям, то есть во вторую часть. Таким образом, эта исповедь представляет собой психологический узел действия. Кроме того, я использовал черновые тетради к «Бесам» (более пятисот страниц).

— Как вы выстраиваете пьесу?

— Три части. Пятьдесят картин с примерно двенадцатью декорациями. Около тридцати актеров.

— Как вы решили проблему времени?

— У Достоевского нет временного пространства, как, например, в «Войне и мире», у него накапливается яростное напряжение, приводящее к пароксизму. По-моему, это и есть истинно драматический темп. Мне оставалось лишь копировать.

1 Интервью театральному журналу «Спектакль» («Spectacles»), 1958, № 1.

2 В окончательной редакции глава была названа «Три беса», в ней речь идет о Писареве, Бакунине и Нечаеве.

Фрагменты беседы со зрителями1

<Вопрос о театральных дебютах Камю в 1935—1936 гг. в алжирском «Театре дю Травай» («Théâtre du Travail»).>

— Мы все делали сами по очень простой причине — у нас не было денег, и поэтому мы были вынуждены изобретать и рисовать декорации, строить и устанавливать их, шить костюмы; короче, от концепции до самого что ни на есть ручного труда все должны были делать сами.

— <…> вы сказали, что театр — это некая общность, единение «монахов». Хотелось бы узнать, какие у вас отношения с этим сообществом, как вы в него вписываетесь, как вы существуете рядом с актерами?

— О, это зависит от труппы, не так ли? То есть смотря какая пьеса. Но, в общем, да, я говорил, что театр — это союз «монахов», но распространяться на этот счет я не буду, чтобы не навлечь на себя неприятностей. Скажу только, что действительно театр представляется мне чем-то вроде вынужденной солидарности, то есть это общность рабочих сцены, актеров, драматургов и режиссеров, вынужденных быть солидарными; это, вероятно, единственный способ эту солидарность реализовать. Я думаю, что в совместной деятельности людей лучше рассчитывать на обязанности, необходимость и заинтересованность, чем просто на добрую волю, потому что, во-первых, она далеко не всем нам свойственна и, во-вторых, зависит в общем смысле от случая, от погоды или перепадов настроения. В театре мы вынуждены быть единомышленниками, потому что спектакль — это плод двухмесячной работы на сцене, результат труда, который мы пожинаем или не пожинаем все вместе (я потом скажу, что существует все-таки и единение чувств). Ведь провал пьесы отражается на всех, кто участвует в ней, так же как и успех ее разделяют все. Вот почему самый важный момент — и я думаю, что никто из здесь присутствующих моих товарищей не будет возражать, — самый важный, по нашему мнению, момент для пьесы — это время создания спектакля, венчающееся тем, что называют генеральной репетицией. Спешу добавить: существует также и единение чувств — в том смысле, что определенный театр делается всегда одними и теми же людьми. В Париже насчитывается, я думаю, тысяч шесть актеров, не скажу, что все они играют, но в Париже есть шесть тысяч профессиональных актеров. Из них заняты в спектаклях около пятисот. Из этих пятисот вы можете насчитать сотню всегда участвующих в пьесах одного и того же направления, вы их встретите во всех этих постановках, какими бы странными и безумными они ни были, к каковым, кстати, относится и наша постановка. Это говорит о том, что у них одинаковые вкусы, что они любят одно и то же, и, конечно же, нет солидарности более сильной, чем та, что начинается с любви и закрепляется необходимостью. <...>

<Вопрос по поводу инсценировки «Бесов».>

— Мне уже задавали этот вопрос. Так вот, я взялся за «Бесов», во-первых, потому, что это одна из четырех-пяти книг, которые я ценю более всего в связи с той ролью, которую она сыграла в моем формировании. И во-вторых, я всегда думал, что Достоевский особенно подходит для театра. Одна из других четырех книг, способствовавших моему развитию, — «Война и мир»Толстого, но мне никогда не приходила в голову мысль поставить «Войну и мир» в театре. Мне случилось побывать на одном ее театральном воплощении, и должен сказать, что я лишь утвердился в своем мнении. Мир романов Толстого (я не касаюсь здесь его пьес) невозможно перенести на сцену, потому что они не задуманы для нее. Они построены на том, что я назвал бы временным пространством романа, на таком течении времени, которое очень напоминает реку, у Толстого очень широкую реку, которая несет все те же воды, почти ровным потоком, иногда расширяется, иногда сужается, но непрерывно движется. Сценическое же время — это нечто другое. Оно отмечено взрывами, остановками, обвалами и разрывами. По-моему, именно таким предстает время у Достоевского. Вот почему, и, кстати, не я один так считаю, существует значительное число театральных переработок Достоевского и, насколько мне известно, редчайшее число адаптаций Толстого, если оставаться только в границах этого примера. Вот что меня подвигло к переносу Достоевского на сцену.

<Вопрос относительно Ставрогина.> 2

— Это важная фраза для психологической характеристики персонажа. Она также и двусмысленна, как многое у Ставрогина. Я не уверен — и это похвала в адрес Достоевского, — что персонаж был до конца понятен автору. Во всяком случае эта фраза, поскольку я извлек ее из романа и вставил в сценический текст, имеет для меня большое значение для характеристики Ставрогина. Ставрогин хочет этим сказать, что до сих пор он жил, не зная любви. Он был не способен примкнуть к чему-либо, верить во что-нибудь. Для него были равнозначны любые поступки. Ему было все равно — соблазнить Лизу или жениться на полоумной хромоножке. Ему было все равно — осквернить девочку или совершить акт самопожертвования. Все это мы находим в романе. В понимании Ставрогина — и его логика представляется мне безукоризненной и достойной уважения — убить себя — значит сделать выбор. Человек, не знающий, что такое любовь, и живущий по принципу равнозначности поступков именно потому, что не делает выбора, действует, как бы ведомый своими инстинктами. В романе Достоевского Ставрогин — интеллектуал слишком высокого полета, чтобы хотя бы на секунду забыть, что завершение жизни актом самоуничтожения придает жизни определенный смысл. Убить себя — это значит во что-то верить. Есть еще и другая сторона, более свойственная Достоевскому, так сказать, христианская, скорее христианско-еретическая. Будь я папой римским или православным патриархом, я не спустил бы ему этого, ибо он — еретик. Но

в словах Ставрогина есть и христианский смысл. Ставрогин считает, что с хри­стианской точки зрения он жил в таком грехе, в таком отказе от всех моральных ценностей, что он должен был сам себя покарать. Но, по-моему, это соображение вторично, первичным же является то, что я вам только что изложил.

— Вы говорили, что произведение искусства — это по сути своей творение абсурда. Какую роль вы отводите театру?

— Два вопроса в одном... По первому вопросу я написал целую книгу и мне трудно ответить на него за три минуты. Высказывание, которое вы цитируете, имеет смысл только в определенном контексте, и ему уже двадцать лет. Я требую для писателя права на эволюцию. Поверьте, оно не так уж часто ему предоставляется. Следовательно, мои объяснения по этому вопросу имеют ретроспективный характер. Вот что я хотел тогда сказать: внутри абсурдных условий существования — если продолжать употреблять это слово, которое мне даже не хочется произносить, которое я хотел бы никогда больше не произносить, — так вот, понятно, что в условиях абсурда самого удела человеческого произведение искусства не имеет большого смысла. Уж лучше, как говорится, лодыря гонять, не так ли? Создать «Бесов» или жениться где-нибудь в Афганистане — не все ли равно? Но если считать, что абсурд жизни является причиной, по которой жизнь стоит того, чтобы быть прожитой, и как можно полнее, тогда у произведения искусства появляется и другой смысл, а именно: если жизнь не имеет смысла, тогда художнику следует, вопреки самому абсурду удела человеческого, отчаянно пытаться внести своими произведениями смысл в эту жизнь. Вот ответ на первый вопрос. По поводу второго — роли театра — трудно сказать... Недавно мне задали схожий вопрос: какую область литературы я предпочитаю — роман, эссе или театр? Вопрос объединяет, что называется, три категории читателей. Одни говорят: вы пишете замечательные романы, но к чему вам заниматься театром! Другие говорят: ведь вы театральный деятель, зачем же вы пишете романы, причем такие плохие? И, наконец, третьи: прекрасный эссеист! Ну а все остальное у него... Так вот, я никогда не мог ответить на эти вопросы. Все три категории читателей совершенно правы. Ибо мне всегда казалось, что художник пытается постепенно, неловко и как бы вслепую приблизиться к некоему центру, вибрирующему в нем самом. И если такой центр, как ему кажется, в нем есть, если он самым честным образом посвящает свою жизнь продвижению к этому центру, не важно, какой из путей он выбирает. Что касается меня, то, строго говоря, я с одинаковой охотой берусь за написание как романа, так и пьесы или эссе. Просто мне хочется высказаться по поводу двух-трех вещей, часто одних и тех же, которые развиваются в более широком контексте, в контексте моего жизненного опыта. Случается, что эти вещи представляются мне под углом зрения романа. Вот почему я не очень верю в возможность переноса романа на сцену самим автором: если он написал это в форме романа, значит, у него была необходимость в романной форме. Подобным же образом бывает, что эти две-три вещи представляются мне в виде поразительных образов, освещенных самым ярким светом, тогда, конечно, это — театр. В другой раз образов нет, тогда я начинаю рассуждать. Возможно, у других авторов все происходит иначе, но для меня эти три момента являются основными… Так что на ваш вопрос я могу дать очень противоречивый ответ. С одной стороны, театр не играет роли в моей жизни как художника, то есть он не является каким-то особым средством выражения; но, с другой стороны, я считаю, что этот способ выражения является для меня особенно необходимым и незаменимым. (Аплодисменты.)

— <Вопрос почти не слышен> «…знать две-три вещи».

— Каковы эти «две-три вещи»? Я не могу сейчас вам их назвать, но, как всякий художник, надеюсь, что в конце жизни, подводя итог мною созданному, заметным станет хотя бы отдаленное отражение этих важных и необходимых для меня тем.

— Привлек ли вас особенно кто-либо из ваших персонажей... Ставрогин? (Смех в зале.)

— Естественно, я с самым большим уважением отношусь к детям. (Смех в зале, аплодисменты.) Вместе с тем ваш вопрос не лишен смысла, но, быть может, не в такой резкой форме. Разумеется, я сталкивался в своей жизни

с проблемами, поставленными таким персонажем, как Ставрогин, в чем не стыдно признаться, но прошу вас исключить меня из числа тех, кто... (Смех в зале.)

— Считаете ли вы Достоевского отцом современной литературы?

— Вы имеете в виду французскую литературу?

— Да.

— Во-первых, я считаю, что мы только начинаем узнавать Достоевского. Я хочу сказать, что когда-то (говорю в прошедшем времени из чисто хронологических соображений, но это относится и к настоящему), в те самые годы, когда я бесконечно восхищался Достоевским, я навел справки о тиражах его книг во Франции, и результат был удручающим — скажем, несколько тысяч. Но с недавних пор, особенно в послевоенное время, положение очень сильно изменилось, не только относительно оценки, литературной критики, но и читательского интереса. Может быть, вы видели в газетах результаты опросов, которые, впрочем, мало что значат, но все-таки если они постоянно приводят одни и те же данные, то по ним можно наконец составить определенное представление. Из таких опросов по поводу наиболее читаемых мировых авторов видно, что Достоевский очень часто занимает первое место, особенно в среде молодежи. Таким образом, отвечая на ваш вопрос, я могу сказать, что влияние Достоевского еще недостаточно проявилось. Но оно проявится и очень сильно. Во всяком случае в том, что называется современной французской литературой, не найдется ни одного писателя (а я думаю, что знаю моих собратьев по перу), кто не прочитал бы всего Достоевского и не был бы потрясен им, даже если он и не согласен с ним. В частности, я считаю, что проблемы, поставленные Достоевским, находят подлинный отклик именно в нашем сегодняшнем обществе, я хочу сказать — они важны для нас, французов, для Запада вообще

(о русских я, естественно, не говорю). Так вот, считаю возможным сказать, что проблема влияния требует всегда осторожного подхода, потому что не знаешь, где это влияние начинается и где оно заканчивается. Во всяком случае определенно можно сказать, продолжает ли автор жить или нет в коллективном сознании читателей, в их ментальности. Ну так вот, я утверждаю, что если творчество какого-либо писателя остается для нас живым и сегодня, то это творчество Достоевского.

— Не думаете ли вы, что в Ставрогина Достоевский вложил самого себя в большей степени, чем в других персонажей? Была ли у вас необходимость пожертвовать некоторыми из присущих ему черт?

— Отвечу по порядку. По первой части вопроса: только сам Достоевский может вам ответить, потому что подобный же феномен можно связать и с «Братьями Карамазовыми». Там, как вы знаете, есть два персонажа, скажем богохульника, или по крайней мере один — Иван Карамазов, а с другой стороны, есть несколько «положительных» персонажей (не будем придавать этому последнему определению уничижительного смысла). Так вот, сам Достоевский сказал, что «богохульства» он написал за несколько дней, тогда как ему понадобилось несколько месяцев, чтобы написать наконец «положительные» страницы. Впрочем, я считаю это совершенно нормальным. В литературе зло более выигрышно, чем добро, его легче выдвинуть на авансцену. Несомненно, что Достоевский — и в этом его актуальность, — который так глубоко чувствовал двойственность человеческой природы, ее двусмысленность, — сам завороженный персонажем, куда более склонен был изображать именно Ставрогина. Тут добавляется и некий биографический элемент. Когда Достоевский участвовал

в заговоре Петрашевского, за что, кстати, и был приговорен к смертной казни, он познакомился с человеком, в котором все свидетели тех лет видят прототип Ставрогина. Его звали Спешнев, он обладал, как говорили, байронической красотой, был очень обольстителен, у него были романтические приключения с польками. С другой стороны, он обладал недюжинным умом, теории его, скорее всего поверхностные, носили нигилистический характер. Итак, Достоевского привлек не только внутренний образ, который он составил о своем романтическом герое, но и память о человеке, столь сильно повлиявшем на него. И я думаю, что исходя из этих двух обстоятельств можно сказать, что Достоев­ский как человек помимо своей воли и вопреки ощущаемому при этом страданию чувствует себя ближе к Ставрогину, чем, скажем, к Тихону. Но его моральный выбор, то есть выбор, который обычно делается человеком вопреки его склонностям — ведь склонности не выбирают, стоит только позволить себе катиться по наклонной плоскости, — так вот, его моральный выбор — конечно же, Тихон, а не Ставрогин. И я думаю, что просто в своем романе он, как все писатели и вообще художники, проиллюстрировал борьбу между искушениями сердца иразумом.

Что же касается второй части вашего вопроса — некоторого упрощения образа Ставрогина, то да, несомненно, чтобы вывести на сцену такой сложный персонаж, приходится направлять на него очень сильный луч света, тогда как передача психологической сложности особенно нуждается в игре светотени. Как следствие, при переносе романа на сцену неизбежны некоторые утраты, потеря жизненной энергии и, в общем, тайны персонажа. Это неизбежно.

Я осознаю это и, разумеется, попытался свести потери к минимуму, однако должен сказать, что мне это не очень удалось, да и не могло удаться. Вместе с тем инсценировка может привнести в освещение персонажа и нечто большее, чем он в себе содержит. Я хочу сказать, что события, за которыми следуешь в романе — иногда очень медленно, поскольку роман огромный, — на сцене резко конденсируются, уплотняются во временном пространстве трех или двух с половиной часов. Зритель покидает театр, унося с собой образ персонажа таким, каким он предстал на сцене. Не скажу, что это представление адекватно Ставрогину из романа, но во всяком случае за три с половиной часа персонаж проникает в зрителя глубже, чем при чтении романа. Впрочем, существует прекрасное средство от неадекватного восприятия различных черт персонажа, которое я позволю себе вам посоветовать: прочесть роман Достоевского.

— Что отличает Ивана Карамазова от Ставрогина в том, что касается страдания и гибели детей?

Прежде всего я позволю себе небольшое уточнение. Если правда то, что лично для меня проблема страдания детей существовала и что я действительно касался ее, хочу все же сказать, что в этом я не был оригинален и что

я полностью унаследовал ее от Достоевского. Не скажу, что эта проблема не вставала для меня в молодости, еще до того, как я открыл для себя Достоевского. Она возникала, как для всякого нормального человека, который не терпит, когда у него на глазах бьют ребенка. Но при этом я не задумывался о ней глубоко, как это должен делать художник. Именно чтение Достоевского ввело меня в тему, запечатленную огненными литерами, тему, которая иначе осталась бы просто начертанной, если хотите, дегтем на серой стене. Так вот, в чем проблема Ивана: он бунтует, поскольку не может вынести, чтобы дети в созданном Богом мире были несчастны. То есть, если он принимает этот сотворенный мир, он должен принять и горе, и истязания детей. Поэтому он отказывается от подобного «подарка». Такова приблизительно позиция Ивана. Позиция Ставрогина та же, за исключением одной детали. Я сказал «одной детали»! За исключением одного страшного факта: он осквернил ребенка. Так что, по-моему, Иван Карамазов, если хотите, ставит проблему, как ее поставил бы сегодня французский интеллектуал, гуманист, конечно же, в резкой форме, но, в конце концов, его способ постановки проблемы не слишком отличен от нашего, то есть, по сути, различие не имеет большого значения. Ставрогин же ставит вопрос так, что ответ на него неизбежно дискредитирует его самого, его поступки. Трудность разрешения этой проблемы удесятеряется для Ставрогина ощущением банкротства — он не смог вынести того, что он считал, быть может, главным в себе, и это тоже подход глубокий, реальный. Такой мучительно пережитый опыт бесконечно более поучителен и впечатляющ, чем способ, которым ставит проблему Иван. Я не сказал бы, что моя симпатия отдана Ставрогину, по причинам, которые я только что объяснил, но я сказал бы, что в литературном смысле Ставрогин мне представляется куда более ярким персонажем, чем Иван Карамазов.

<Вопрос о противопоставлении Достоевского и Толстого.>

— Ваш вопрос — не скажу банальный, но очень распространенный, то есть я хочу сказать, что всегда существует два типа писателей — как в русской литературе, так и у нас: Расин и Корнель. То же самое с параллелью Достоевский и Толстой. Часто случается, что страстные поклонники Достоевского, aficionados, как говорят в Испании, терпеть не могут Толстого, и наоборот. Я знаю больших ценителей «Войны и мира», которые не могут читать, ну, в общем-то, читают, но не любят романы Достоевского. Должен сказать, что мне лично не составляет никакого труда любить их обоих, и думаю, что это из-за солнца. Конечно, я слегка упрощаю, но хочу сказать, что я вырос в стране, да и в среде, где из-за климатических, если хотите, крайностей (ведь палящее солнце — это как обжигающий холодом снег) природные условия определяют воздействие и меру восприятия того или иного явления. Этот факт позволил мне довольно легко проникнуть в мир Достоевского. В то же время, будучи французом, я принадлежу к французской культуре, и я тоже, как уверяют журналисты, картезианец, то есть мне не трудно любить произведение искусства, намного лучше скроенное, скажем, с намного лучшей «композицией», чем у Толстого. Ведь «Война и мир», следует признать, построен бог знает как, и вместе с тем для меня это вершина всех искусств по своей способности делать живыми персонажей. Если вы как раз художник, то, мне кажется, в этом случае легче быть более восприимчивым к такому писателю, как Толстой, который дает нам третье измерение, а именно глубину. Тогда как Достоевский подает персонажей как бы в двух измерениях, заменяя глубину стремительным развитием фабулы.

(Из зала слышен выкрик: «Четыре измерения у Достоевского».)

— Ну вот, видите, у Достоевского, оказывается, четыре измерения... (Смех в зале.)

— По вашему мнению, что наиболее важно у Достоевского <дальше неразборчиво>?

— Это не может быть стиль, поскольку он писал по-русски, а я не знаю русского, но те, кто читают по-русски, мне говорят, что он немного напоминает Бальзака. Тот ведь тоже не писал на изысканно чистом языке, что не мешает ему быть великим романистом. Мне кажется, что это не могут быть и идеи — само слово не вяжется с Достоевским, — но вот темы Достоевского, двусмы­сленность его персонажей, добро вперемешку со злом, проблема нигилизма

в цивилизации и другие проблемы того же рода — это актуальные проблемы. В чем и состоит секрет влияния Достоевского. Плюс та маленькая деталь, которую ничем не объяснить, ничем не заменить и которая сильнее всего убеждает и завоевывает человеческие сердца… Я имею в виду гений творца.

— Абсурд, о котором вы только что говорили <дальше неразборчиво>.

— Вы знаете, эволюция, которую я претерпел в плане ангажированности писателя, о ней было столько разговоров, что они мне в конце концов опротивели. Я читал стольких так называемых ангажированных писателей, которые, когда доходило до дела, сидели дома, и стольких неангажированных, которые, когда нависала угроза, оказывались на передней линии… И я думаю, что стоило бы внести некоторые нюансы в само понятие ангажированности писателя. (Аплодисменты.)

— Назовите четыре-пять произведений, кроме «Бесов» и «Войны и мира», которые повлияли на вас?

— Думаю, что следовало бы назвать «Дон Кихота», — видите, какой я эклектик; нужно было бы сюда отнести«Мысли» Паскаля и добавить те, что в обычном смысле не воздействуют, то есть те, которыми просто восхищаешься, поскольку они шедевр. Я имею в виду, в частности, «Мизантропа». Мольера, разумеется. (Смех в зале.)

— Среди современных писателей, кого вы <предпочитаете>?

— Мадемуазель, я разделяю мнение Поля Валери, который, достигнув преклонных лет, говорил: «В моем возрасте уже смиряешься с шедеврами других». (Смех, аплодисменты.)

— Какой персонаж из «Бесов» мог бы служить примером для молодежи?

— Вопрос, что называется, на засыпку. Ну хорошо, подумаем... Ну нет уж, кто-то мне подсказывает: Тихон! Не знаю, но вы и вправду думаете, что молодежи абсолютно необходимы какие-то примеры? В общем-то они сами должны выбрать для себя любимые образы. Однако что-то должно быть и в «Бесах». Ну так вот, очевидно... нет, не соображу... кто же этот хороший и добрый? Мари, Шатов? Конечно, Шатов! Как же я не подумал о нем! Конечно, это ведь жертва. Видите, какие советы я даю молодежи!

<Вопрос по поводу Шатова.>

— Шатов представляет, вероятно, в большой степени самого Достоевского. Я хочу сказать, что Достоевский сначала был нигилистом, как Петр Верховенский и как люди, окружавшие его в заговоре (вспомните сцену заговора);

и мало-помалу случилось <нрзб>, что именно Шатов от этого пострадал больше всех, как мне кажется. Ибо то, что он должен сказать, по сути относится к природе романа, а не драматургии, и было трудно оставить за ним язык, каким его наделил Достоевский, дать ему изложить свою теорию. Но если вы прочитаете роман, если вы его перечитаете — а я не сомневаюсь, что вы этим займетесь, как только выйдете из театра, — вы увидите, что Достоевский вкладывает в его уста некоторые истины-открытия. Шатов понял определенные вещи и произносит их даже на сцене. Парадокс и ирония в том, что к их пониманию его приводит Ставрогин, который решил однажды развлечься позитивными теориями. Но Шатов многое понял, и в частности что человеку невозможно обрести путь к другим, путь единения, морали и любви, если не верить, во-первых, в Бога (это точка зрения самого Достоевского) и, во-вторых, не верить в свой народ. И с этой точки зрения именно Шатов — не что иное, как рупор Достоевского. По этой причине он мог бы стать крайне скучным персонажем. А он оказался отнюдь не скучным, потому что Достоевский гениально превратил его в жертву, а жертвы, как вы знаете, всегда трогают. Вместе с тем идеи Шатова лежат в основе некоторых положений, которые при взгляде на творчество Достоевского в целом не вызывают особого энтузиазма. Его шовинизм: он не любил ничего, что не Россия; по-моему, это неправильная позиция: нельзя не любить все, что за границами твоей страны, ибо следом остается искать удовлетворения только в своей стране, а когда его и здесь не находишь, не остается больше ничего. Вот что я могу сказать о Шатове.

— Почему по поводу «верить в Бога» вы уточняете, что это слова Достоевского?

— Чтобы быть честным. Не могу же я выдать за свое то, что было сказано Достоевским. Это говорит он, и я совершенно честно оставляю ему возможность это сказать, но уточняю, что эти слова принадлежат ему. В этом смысле

я здесь — его временный рупор. И еще помимо сказанного дело в том, что я не решил эту проблему для самого себя, о чем забыл упомянуть. (Аплодисменты.)

<Вопрос о Степане Трофимовиче.>

— Я в точности следовал за эволюцией этого персонажа в романе. <...> Вначале Достоевский терпеть не может Степана Трофимовича, это очевидно. Ибо что его отвращает более всего? Не столько нигилизм, сколько некий туманный либерализм, создающий условия, при которых нигилизм, выражающий себя на этой арене, может развиваться. Следовательно, он не любил Степана Трофимовича, не любил, насколько можно не любить своего персонажа. Степана Трофимовича он не любил примерно так же, как Тургенева, а это немало. И все-таки — и в этом созидательная сила романного движения, действующая на автора, — если бы он довел до логического конца изначальную трактовку, то Степан Трофимович остался бы нелепым и вовсе не трогательным персонажем. А он ведь в конечном счете крайне трогателен. Он умирает, как Толстой. Толстой умер в 1910 году, Достоевский не мог этого предвидеть, но, в общем, можно испытывать к Степану Трофимовичу подобные чувства, а передать их на сцене было нельзя, потому что этот персонаж умирает в пути, в каком-то далеком деревенском трактире. Переживая боль, изгнанный женщиной, которую любил, потеряв все точки опоры, он остается наедине с одиночеством и народом, повстречавшимся ему на дорогах и окружавшим его в деревнях. И с этим самым что ни на есть простым, самым непосредственным опытом, в этой пустыне сердца его постигает вдруг озарение: он видит, что до сих пор ошибался, что «лгал, даже говоря правду». Я заметил, что в зале, при этих словах, вы смеялись, и так зрители смеются каждый вечер. Все правильно, ведь в творческом замысле Достоевского есть и сатира и юмор. Во всяком случае лично для меня эта фраза — и то, что следует за ней, — что-то вроде «труднее всего жить и не верить в собственную ложь» и т. д. Думаю, что это одно из самых потрясающих открытий, на какие способен человек в конце своей жизни. В итоге мой ответ может быть таким: вначале, выводя на сцену своего персонажа, Достоевский настроен против него, хочет сделать из него карикатуру, но потом он пользуется своим правом писателя, как творец пользуется правами на собственные творения. Он попросту прощает и некоторым образом воскрешает Степана Трофимовича внутри его собственного мира... (Аплодисменты.)

<Вопрос о возможных изменениях в пьесе.>

— Даже если бы были время, желание, много денег и необходимые льготы, я и не подумал бы что-либо в ней менять, я воссоздал бы пьесу в ее первоначальном виде. Но в первом варианте она длилась, кажется, четыре часа двадцать пять минут и было невозможно подвергнуть публику столь тяжкому испытанию... По правде говоря, упрек, который я бы сделал пьесе, которую вы только что посмотрели, следующий: многое из того, что нам представляется важным для персонажей и для самой фабулы, она оставляет в тени. Как и многое другое, что, может быть, не так важно для персонажей и для фабулы, но важно для того, что можно любить и в жизни, и в ее интеллектуальной сфере.

— Одинаково ли важны для вас театральная адаптация и пьеса, написанная вами?

— Кажется, я уже отвечал на этот вопрос. Скажу просто: во-первых, что бы там ни думали, во мне как писателе нет такого самомнения, чтобы считать театральную адаптацию чем-то менее важным, второстепенным, вызывающим сожаление по сравнению с пьесой, написанной мною. И, во-вторых, я обычно с чистой совестью принимаюсь за адаптацию, ибо помнится (себя я не сравниваю с этими образцами), что «Сид» — это, в общем, прекрасная адаптация; «Скупой»Мольера — переработка пьесы драматурга XVI века по имени Пьер Ларивей, который сам ее адаптировал из пьесы одного флорентийского автора XVI века, в свою очередь позаимствовавшего ее у Плавта. Вот так мы получили «Скупого» в нашем театральном репертуаре. Надеюсь, что и наши «Бесы» займут место, например, Ларивея и что потом явится Мольер. (Аплодисменты.)

— Для вас перенос произведения Достоевского на сцену — это ваш личный интерес или нечто программное, некий message?

— Уж точно это никакой не message, об этом я не думал, но, безусловно, присутствует личное удовольствие. То, что часто не учитывают в жизни писателя, — радость творить, удовольствие, получаемое от письма, от адаптации произведений других авторов. Вместе с тем, что бы ни казалось со стороны и что бы об этом ни говорили, как художник я всегда делал только то, что мне нравилось. Так вот, мне очень хотелось переработать для сцены именно «Бесов», мне хотелось увидеть их, так что, конечно, мое желание сыграло большую роль в создании спектакля, который вы только что видели. При этом мне кажется важным, не говоря ни о каком message, чтобы в 1959 году определенные вещи были все же сказаны на французской сцене исходя из двух соображений. Во-первых, пока говорят об одном, не говорят о другом. Во-вторых, то, что говорится, мне кажется важным в связи с проблемами, которые сейчас стоят перед нами, перед нашим обществом и которые окажутся особенно важными для нашего будущего.

1 Беседа со зрителями, преимущественно студентами, после представления «Бесов»в театре «Антуан» (март 1959 года). Запись расшифрована дочерью писателя Катрин Камю с магнитофонной ленты, на которой вопросы из зала не всегда полностью различимы. Текст подготовлен и издан Е. Кушкиным в полном собрании сочинений Камю: Albert Camus. Œuvres complètes. Т. IV. Paris, 2008. P. 540—552.

2 Этот вопрос, по-видимому, касается признаний Ставрогина Лизе («Я никогда ни к кому не испытывал любви» (OC, IV, 496) или Даше («Я никогда, ничего не мог ненавидеть. И я никогда не полюблю» (OC, IV, 511). См. примеч. 1 к статье Е. Кушкина «„Бесы“ на французской сцене» в настоящем номере «Звезды».

«Бесы» на сцене1

«Бесы» — одно из четырех-пяти произведений, которые я ценю выше всех других. Могу сказать, что во многом оно питало и сформировало меня. Во всяком случае, вот уже почти двадцать лет я вижу его героев на сцене. Они не только написаны с драматургическим размахом, сценично их поведение, их вспышки, их поступки — стремительные и повергающие в замешательство. У Достоевского в его романах налицо театральная техника: он продвигает действие диалогами, с указаниями места и движений персонажей. Театральный деятель, будь он актер, режиссер или автор, всегда найдет у него все необходимые ему сведения.

И вот сегодня «Бесы» на сцене. Чтобы поставить их, понадобились годы упорного труда. И все-таки я знаю и отдаю себе отчет в том, что отличает пьесу от этого удивительного романа. Я просто попытался следовать глубинному течению произведения и идти вслед за ним от сатирической комедии к драме и затем к трагедии. Это относится как к тексту пьесы, так и к самому спектаклю, который начинается в реалистическом ключе, чтобы завершиться трагической стилизацией. В остальном в этом огромном мире, стремительном и нелепом, полном неистовства и крайностей, мы пытались не потерять путеводную нить, сплетенную из страдания и нежности, из всего того, что делает мир Достоевского столь близким каждому из нас. Мы знаем теперь, что персонажи Достоевского — это не странные и абсурдные создания. Они похожи на нас, у нас такие же сердца. И если «Бесы» — книга пророческая, то не только потому, что она предвосхищает наш нигилизм, но и потому, что она высвечивает на сцене наши души, мертвые или мятущиеся, не способные любить и страдающие от этого, те души, что хотят и не могут верить, те самые, что сегодня заполняют собой наше общество и наш духовный мир. Сюжетом этого произведения является как убийство Шатова (подсказанное подлинным событием — убийством студента Иванова нигилистом Нечаевым), так и духовная история и смерть Ставрогина, вполне современного героя. Таким образом, это не только один из шедевров мировой литературы, перенесенный сегодня на сцену, но в первую очередь совершенно актуальное произведение.

1Текст напечатан в театральной программе. Апрель 1959.

Последнее интервью1

— Увлекает ли вас как писателя роль властителя дум вашего поколения?

— Простите, но такого рода рассуждения мне кажутся смешными: мне хватает забот в поисках собственного голоса. Я никого никуда не веду: я и сам не знаю или плохо знаю, куда иду. Я не сижу на треножнике подобно Пифии в храме Аполлона, наоборот, ежедневно, как все, я хожу по улицам своего времени.

Я задаю себе те же вопросы, что и мои современники, вот и все. Совершенно естественно, что они находят эти же вопросы в моих книгах, если они их читают. Но ведь зеркало отражает, а не поучает.

— Какие уроки морали вам преподал спорт? 2

— Честное соблюдение правил игры, определенных сообща и свободно принятых.

— Даже если вы и не любите об этом говорить, позвольте задать вопрос о моральных уроках Сопротивления.

— Жанр «воспоминания фронтовика» мне не по душе. Если бы я должен был использовать опыт тех лет, я бы сделал это в художественной форме.

— Чего, по вашему <…> французские критики не замечают в вашем творчестве?

— Не замечают темной стороны, того, что слепо присутствует во мне на уровне инстинктов. Французскую литературную критику интересуют прежде всего идеи. Но, при прочих равных условиях, можно ли изучать, например, Фолкнера, не учитывая роли Юга в его творчестве?

— Даже если вы являетесь противником отождествления автора с его персонажами, ваше алжирское происхождение и ваше собственное представление о человеческом страдании не ставят ли вас в положение «постороннего»?

— По натуре я, конечно, такой. Но усилием воли и мысли я попытался не отстраняться от своего времени.

— Считаете ли вы, что политическая ангажированность не важна для писателя?

— Странно, но я не чувствую себя изолированным от политики. По-моему, одиночки состоят сегодня в тоталитарных партиях. Но ведь можно не быть фанатиком, оставаясь активным членом общества.

— Говорят, что вы не романист, пишущий также и философские эссе, а философ, сочиняющий также и романы. Какая, по вашему мнению, связь между такими эссе как «Миф о Сизифе» или «Человек бунтующий» и вашими художественными произведениями?

— Я пишу в разных жанрах — как раз для того, чтобы избежать их смешения. Я сочинял пьесы, в основе которых язык действия, сочинял эссе, продиктованные разумом, романы о потемках души и тайнах сердца. Эти несхожие между собой книги говорят, по правде, об одном и том же. Ведь они принадлежат одному и тому же автору и вместе составляют как бы одно произведение. Оно часто разочаровывает меня. Так что совершенно искренне я отдаю его на суд критики.

— Вы писали, что «театр — это не игра...». Нельзя ли сказать то же самое о ваших художественных произведениях? Не ограничивает ли такая эстетиче­ская концепция возможности жанра, в котором вы хотите писать?

— Я не очень понимаю вопрос. В каждой из своих книг я следовал разным эстетическим принципам, использовал разные стили. Как художник я очень сильно ограничен своими способностями и своими недостатками, но никогда — эстетическими принципами. Стиль для меня — только средство для достижения единой цели, которую сам я едва понимаю.

— В эссе «Белый негр» (1956) Норман Мейлер пишет, что французскую мысль характеризует склонность к рассудочному постижению бессознательного. Эта отстраненность формулируется как «теология атеизма, <...> полагающая, что в абсурдном мире экзистенциальный абсурд наиболее логичен». Не по этой ли причине вы отдалились от философии экзистенциализма?

— Мейлер прав. Экзистенциализм у нас приводит к теологии без бога и к схо­­ластике, что в конечном счете неизбежно порождает режимы инквизиции.

— Несмотря на ваше несогласие с выводами экзистенциализма, согласны ли вы с его исходными посылками?

— Если они находятся, как я думаю, у Паскаля, Ницше и Кьеркегора или у Шестова, тогда я с ними согласен. Если же выводы эти принадлежат нашим экзистенциалистам, я с ними не согласен, поскольку они противоречат исходным посылкам.

— Что вы скажете по поводу замечания Уолдо Франка3: «Камю четко ставит проблему: человек нуждается в познании откровения, но современный человек больше не может его иметь»?

— Это так, если говорить о том, кого я называю «современным человеком». Но я не уверен, что являюсь таковым.

— Что можно сказать по поводу американского романа в связи с суждениями о нем в «Человеке бунтующем»?

— a) Мне кажется, что американский роман эволюционирует в направлении усложнения. Это понятно: невинность утомляет.

b) Всякий протест по-своему плодотворен. Но бесплодно сводить всего человека к его протесту.

c) Из живущих великим американским творцом остается для меня Фолкнер. Я только что прочел его роман «Притча». Со времен Мелвилла никто у нас не говорил о страдании так, как он.

— Два вопроса о неотвратимой смерти романа: о «новом романе» Натали Саррот, Клода Симона, Алена Роб-Грийе, и о связи их исканий с вашим «Падением».

— Вкус к историям, рассказу, умрет только с самим человеком. Это не мешает искать нестандартную манеру повествования, и романисты, о которых вы говорите, правы, прокладывая новые пути. Лично мне все техники письма интересны, но ни одна не интересует меня сама по себе. Если, к примеру, произведение, которое я хочу написать, того бы требовало, я бы не колеблясь использовал ту или иную технику выражения смысла, о которых вы говорите, а то и обе сразу. Заблуждение современного искусства в том, что оно почти всегда ставит средство над целью, форму над содержанием, технику над сюжетом. Мне очень интересны разные техники в искусстве и если я пытаюсь овладеть ими всеми, это значит лишь, что я хочу пользоваться ими свободно, свести их к инструментарию. Во всяком случае, я не думаю, что в «Падении» наличествуют поиски, о которых вы говорите. Все значительно проще. В этой книге я использовал театральную технику (драматический монолог и имплицитный диалог), с тем чтобы изобразить трагического комедианта. Я приспособил форму к сюжету, вот и все.

— Какое из ваших произведений приносит вам наибольшее удовлетворение?

— Я не перечитываю свои книги. Хочу сделать что-нибудь другое, хочу этого...

— Вы работаете в издательстве «Галлимар» из чувства товарищества или чтобы зарабатывать на жизнь? Эта традиция распространена во Франции, но практически не существует у нас в Америке.

— Я никогда не хотел, чтобы мое материальное положение зависело от моих книг – ради того, чтобы мои книги от него не зависели. Вот почему у меня всегда была вторая работа, и уже шестнадцать лет я состою в редакционном совете издательства и читаю рукописи на предмет их публикации. У «Галлимара» я, впрочем, пользуюсь всей необходимой мне свободой.

Декабрь 1959 г.

1 Derniére interview. OC, II, 1057. Последнее интервью А. Камю, данное в декабре 1959 г. Роберту Дональду Спектору. Robert Donald Spector — профессор университета Long Island (США), литературовед, автор монографии «Камю и Кафка» (1959) и ряда статей о творчестве Камю.

2 Всю свою жизнь Камю страстно любил футбол. В детстве и в юности (до того, как заболел туберкулезом) сам играл, был вратарем в алжирской молодежной команде «Расинг-Университер». «По-правде говоря, — признавался он, — тому немногому, что я знаю о морали, я научился на футбольном поле и на театральной сцене. Они — мои настоящие университеты».

3 Уолдо Франк (Waldo Frank; 1889—1967) — американский журналист и писатель, с которым Камю познакомился во время своего пребывания в Нью-Йорке в 1946 году. «Один из редких замечательных людей, с которыми я встретился здесь», — записал Камю в дневнике (OC, II, 1057).

Публикация и примечания Евгения Кушкина

Перевод Эллы Кушкиной

* Редакция сердечно благодарит Катрин Камю, дочь писателя, за предоставленную возможность осуществить настоящую публикацию..

Опубликовано в журнале:

«Звезда» 2013, №11

С целью открытия более широких возможностей экспорта продукции для перуанских производителей гранатов, этой осенью в стране была организована отраслевая Ассоциация ProGranada.

В организацию вошли 14 крупных садоводческих предприятий и экспортеров, которые имеют основную цель – достижение фитосанитарной договоренности о поставках в США.

- Совокупная территория выращивания гранатов членов Ассоциации достигает 1211 гектаров. Мы уже имеем договоренности с рынками нескольких стран, но их немного,- сообщил Родольфо Пачеко Монтеверде (Rodolfo Pacheco Monteverde), назначенный Президентом ProGranada.

Так в настоящее время Перу осуществляет поставки фруктов в страны Европы, Канаду и в государства Ближнего Востока, но не в США, которые являются одним из самых перспективных рынков. Таким образом, только усилия руководства организации, объединяющей ведущих садоводов, могут повлиять на скорость установления соглашения, а власти Перу не имеют ни средств, ни ресурсов, чтобы повлиять на скорость открытия рынка.

По мнению г-на Монтеверде, ProGranada является продолжением принятой инициативы, результатом которой стало образование таких организаций, как ProCitrus и ProHass, сформированных с целью выработки более эффективной стратегии и поиска решения для открытия доступа перуанской продукции.

После месяца напряженной работы на севере Перу, в провинции Ламбайеке (Lambayeque), в секторе Конгона (Congona) археологами был найден древний религиозный комплекс, относящийся к культуре "Чавин" (Chavin). Подземные сооружения, по мнению ученых, 3000 лет назад принадлежали храму, где поклонялись богам воды и плодородия.

Место уже получило название — Оракул Конгоны (Oráculo de Congona). Исследователи имеют все основания полагать, что храм был одним из значимых культурных и религиозных объектов в северном Перу доинкского периода. В святилище были найдены два монолита с нанесенными на них типичными для культуры "Чавин" изображениями.

Провинция Ламбайеке известна своими уникальными археологическими комплексами и древними захоронениями. В течение последних лет здесь было сделано несколько важных научных открытий, которые проливают свет на древнюю историю региона и развитие доколумбовых цивилизаций в Латинской Америке.

Перу заинтересовал опыт российских технологов

Россия и Перу заключили ряд договоров, касающихся взаимодействия в сфере рыбного хозяйства. В частности, будут проведены совместные исследования в области переработки морепродуктов.

Руководитель Росрыболовства Андрей Крайний и заместитель министра иностранных дел Республики Перу Фернандо Рохас встретились в Лиме в рамках 3-го заседания межправительственной смешанной российско-перуанской комиссии по торгово-экономическому, научно-техническому сотрудничеству и рыболовству.

По итогам 2012 г. товарооборот между странами составил 451,9 млн. долларов. В текущем году этот показатель продолжает расти: за 8 месяцев он увеличился на 6,4% по сравнению с аналогичным периодом 2012 г. - до 328,2 млн. долларов.

Андрей Крайний заявил, что обе стороны договорились сделать все возможное для увеличения товарооборота до миллиарда долларов. Глава Росрыболовства добавил, что правительства двух стран стремятся ускорить подписание соглашения о взаимной защите инвестиций.

Фернандо Рохас отметил, что необходимость увеличения товарооборота стала причиной для начала переговоров по соглашению о свободной торговле Перу с Таможенным союзом.

Как сообщили Fishnews в центре общественных связей Росрыболовства, по итогам заседания были подписаны двусторонние документы. Ряд из них направлен на укрепление сотрудничества в рыбохозяйственной отрасли. В частности, перуанский Технологический институт рыбной промышленности (Instituto Tecnolоgico Pesquero) заключил рамочный договор с ТИНРО-Центром и соглашение с АтлантНИРО о проведении научно-исследовательских работ. Они будут посвящены разработке и совершенствованию технологических процессов для производства продукции из гигантского кальмара и креветки.

Научный комитет Региональной организации по управлению рыболовством в южной части Тихого океана (СПРФМО) рекомендовал к вылову в будущем году 440 тыс. тонн ставриды. Квоты на вылов этого объекта могут получить и российские промысловики.

Научный комитет был создан в соответствии с Конвенцией по сохранению и управлению водными биоресурсами открытого моря южной части Тихого океана (вступила в силу 24 августа 2012 г.). Первое заседание состоялось 21-27 октября 2013 г. в североамериканском городе Ла-Хойя. В работе сессии приняли участие представители Австралии, Китая, Республики Корея, Новой Зеландии, Перу, России, США и Чили.

Основной задачей научного комитета является оценка численности промысловых гидробионтов Южной Пацифики и подготовка рекомендаций комиссии. Как сообщили Fishnews в пресс-службе Всероссийского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии, на первой сессии оценили состояние запаса основного объекта российского промысла – ставриды.

Эксперты использовали модифицированную модель «Синтезис» с учетом всех доступных статистических данных и результатов морских экспедиционных исследований, включая ежегодные гидроакустические съемки Чили и Перу. Результаты моделирования показали увеличение нерестовой биомассы по сравнению с оценками прошлого года с 2,4 до 2,8 млн. тонн. Промысловая смертность ставриды снизилась с 0,23 в 2012 г. до 0,15 в 2013 г. Однако в последние годы не было урожайных или «средних» поколений ставриды, что не позволяет увеличить пресс промысла в 2014 г.

По данным Республики Вануату, в ее уловах в нынешнем году отмечено большое количество особей поколения 2011 г. Многих члены научного комитета объясняют это промыслом вануатских судов за пределами северной части исключительной экономзоны Чили, где обычно нагуливается молодь. В уловах других стран, занимающихся экспедиционным промыслом, молодые и старшевозрастные экземпляры отсутствовали. Добыча ставриды в открытом море Южной Пацифики в текущем году в основном базировался на поколении, родившимся в 2007 г.

С учетом всей проанализированной информации члены комитета выработали рекомендацию комиссии. В 2014 г. суммарный улов ставриды в южной части Тихого океана всеми странами не должен превышать 440 тыс. тонн. Это соответствует рекомендациям рабочей группы по науке на 2013 г. (не более 441 тыс. тонн).

В 2012-2013 гг. российские суда не вели промысел в Конвенционном районе СПРФМО. Во ВНИРО отметили, что для получения Россией достойных национальных квот в 2014 г. необходимо возобновить отечественный промысел в конвенционном районе. Все заинтересованные в промысле судовладельцы могут обращаться в Росрыболовство для нотификации их судов в Комиссии СПРФМО.

Виталий Ханаш: Российский рынок рыбной муки сильно отстал от мирового

Трейдеры готовы предложить привлекательные цены на российскую рыбную муку, но только если продукт будет достойного качества, отмечает глава регионального представительства «Альфа Лаваль» по Дальнему Востоку Виталий Ханаш.

По неофициальным данным, российским производителям комбикормов требуется более 900 тыс. тонн рыбной муки в год. Как сообщил в интервью Fishnews глава регионального представительства «Альфа Лаваль» по Дальнему Востоку Виталий Ханаш, сейчас предприятия вынуждены докупать импортную муку, в основном из Северной Африки и Исландии. Но цена этого продукта продолжает расти, кроме того, все больше стран ориентируются на внутреннее потребление, сокращая экспорт. Поэтому российские трейдеры выражают заинтересованность в увеличении производства муки из отечественных водных биоресурсов. По словам Виталия Ханаша, в центре внимания торговцев – Дальневосточный регион.

Представитель концерна отметил, что у трейдеров определенно есть интерес к покупке российской продукции внутри страны. «Они готовы предложить достаточно привлекательные для рыбопромышленников цены, но только если мука и жир будут соответствующего качества, подходящего для производства кормовых смесей», - подчеркнул собеседник Fishnews.

Однако отечественные переработчики пока не готовы предложить достойный продукт: «К сожалению, в этом секторе российский рынок сильно отстал от мирового. Цена рыбной муки зависит от содержания в ней питательных веществ: наш стандарт по ГОСТу – не менее 50% сырого протеина. Для сравнения, у перуанцев этот порог – 65%. Классические рыбомучные установки, которые российские рыбопромышленники в большинстве случаев используют на судах и береговых предприятиях, позволяют преодолеть установленный минимум, но ненамного. Соответственно и стоимость такого продукта, пускай даже произведенного из «благородного» минтая, будет ниже перуанской или чилийской муки из «сорного» анчоуса или сардины, но изготовленной на современном оборудовании», – рассказал Виталий Ханаш, добавив, что в переработке отходов из более жирных видов рыбы, например лосося, советские и устаревшие китайские технологии и вовсе не способны обеспечить качественный результат.

По словам главы регионального представительства «Альфа Лаваль», трейдеры хотят покупать именно ту муку, которая позволяет без больших дополнительных вложений производить качественные комбикорма. «Оно и понятно: у них есть свои определенные технологии, есть жесткие требования к качеству сырья. Поэтому производители кормов готовы заплатить пусть и несколько больше, но получить то, что им нужно», – отметил он.

Основными производителями рыбной муки в России остаются крупнейшие компании-добытчики минтая. Это не единственный массовый объект промысла у отечественных рыбаков, но лосось, сельдь и многие другие виды рыбы оказались неудобными для производства муки и жира на классических установках. «Прежде всего это относится к жирным сортам рыбы, из которых крайне сложно на подобном оборудовании получить качественный продукт», – констатировал собеседник Fishnews.

Вместе с тем, по словам Виталия Ханаша, технологии для этого сегодня существуют, да и сам рынок современного рыбоперерабатывающего оборудования максимально приблизился к реалиям отечественного производства. «Поэтому я уверен, что рано или поздно производство качественной рыбной муки и рыбьего жира в России выйдет на достаточный уровень. А уже наша задача как производителей передовых технологий и оборудования – обеспечить возможности для получения наилучшего результата в переработке», – отметил представитель компании «Альфа Лаваль».

Россия и Перу усиливают сотрудничество в рыбной отрасли

Российская Федерация и Республика Перу обсудили вопросы развития связей в области рыбного хозяйства. Росрыболовство намерено организовать сотрудничество ТИНРО-Центра и АтлантНИРО с перуанскими рыбохозяйственными институтами.

30 октября в столице Перу Лиме завершила работу межправительственная смешанная российско-перуанская комиссия по торгово-экономическому, научно-техническому сотрудничеству и рыболовству.

Как сообщили Fishnews в центре общественных связей Росрыболовства, руководитель ведомства Андрей Крайний особое внимание уделил взаимодействию в области рыбного хозяйства.

В частности, стороны обсудили возможности укрепления научного сотрудничества в рамках Конвенции о сохранении промысловых ресурсов в открытом море южной части Тихого океана (OROP PS).

Одной из ключевых тем переговоров стало расширение сотрудничества в сфере образования и науки. Участники встречи рассмотрели перспективу обучения перуанских специалистов в российских рыбохозяйственных и сельскохозяйственных учебных заведениях. Проректор по информатизации и развитию Калининградского государственного технического университета (КГТУ) Александр Недоступ обсудил с перуанскими коллегами развитие двустороннего сотрудничества.

Кроме того, стороны договорились о совместной работе рыбохозяйственных научных институтов Перу с АтлантНИРО и ТИНРО-Центром.

Также представители российской рыбохозяйственной науки и образования провели переговоры по созданию в Перу научно-образовательного центра рыболовства и аквакультуры.

Обсуждалось сотрудничество в области торговли, инвестиций и промышленности, высоких технологий, сельского хозяйства.

На мероприятия, связанные с 20-летием Победы, израсходовано более 85 млн рублей

Предварительным итогам реализации плана мероприятий, посвященных 20-летию Победы народа Абхазии в Отечественной войне 1992 – 1993гг., посвящалась встреча премьер-министра Леонида Лакербая с руководителями государственных СМИ и независимого телеканала Абаза-ТВ, состоявшаяся сегодня.

«2013 год проходит под знаком юбилейной даты – 20-летия Победы. Не все запланированные мероприятия еще осуществлены. До конца года нам предстоит провести несколько важных мероприятий. Поэтому сегодня речь пойдет о предварительных итогах. Юбилейные мероприятия не завершились 30-ым сентября, Они проходят и сейчас. Так, в эти дни Минобороны и Минобразования проводят военно-спортивную игру «Аиааира». В декабре состоится итоговая выставка художников Абхазии, посвященная юбилейной дате», - сказал премьер-министр в начале встречи

Госкомиссия по празднованию 20-летия Победы, возглавляемая Л. Лакербая, была создана распоряжением президента 16 мая 2012 года.

Окончательные итоги ее работы будут подведены в конце года.

В план по подготовке и проведению 20-летия Победы, было включено 51 мероприятие. На деле их оказалось больше.

«Нам казалось, что мы не сможем провести все запланированные мероприятия из-за нехватки времени. Тем не менее, мы многое сделали, более того провели и незапланированные народные гуляния “Мыкуашта”, Чемпионат СНГ по парашютному спорту, горный поход инвалидов войны во главе с Тимуром Зантария по местам боевой славы и др.», - сказал Лакербая.

Не были запланированы мероприятия в городах Ткуарчал и Гудаута, посвященные 20-летию Победы и пятилетию присвоения звания «Город Герой», но они состоялись.

Премьер выразил признательность журналистам за то, что тема войны нашла серьезное отражение во всех абхазских СМИ.

Юбилейные мероприятия включали и обширную культурную программу, начиная с концерта-реквиема памяти жертв войны и кончая праздничным концертом 30 сентября. Юбилейной дате посвящался XII Музыкальный фестиваль “Хибла Герзмава приглашает…”,

Издан фотоальбом “Аиааира”, состоялись мероприятия, посвященные Дню добровольца (15 августа), памяти пропавших без вести (30 августа), пятилетию признания независимости Абхазии Россией (26 августа) и др.

«Несколько мероприятий мы не смогли осуществить в срок – установить бюсты Героев Абхазии, полководцев Султана Сосналиева и Сергея Дбара в Парке Славы. Буквально 29 октября привезли отлитый бронзовый бюст С. Дбара. В ноябре оба бюста будут установлены в Сухуме, в Парке Славы. Мы ожидаем гостей из Кабардино-Балкарии», - сказал премьер-министр.

II Молодежный кинофестиваль, проведенный Госкомитетом по делам молодежи и спорта, запланированный на август-сентябрь, провели в октябре.

Издана книга доктора наук Лили Хагба “Их души тают над горами”, посвященная добровольцам. В ближайшее время будет издан двухтомник кандидата исторических наук Аслана Авидзба о войне, а также сборник статей, посвященных добровольцам, составленный доктором наук Теймуразом Ачугба.

«Испепеленный в пламени войны» – сборник рассказов очевидцев преступлений, совершенных против гражданского населения в период войны в Абхазии, изданный Ассоциацией женщин Абхазии при финансировании правительства. «Сборник мы получили лишь на днях. Должна состояться его презентация. Я на одном дыхании прочел его. Я рекомендую всем прочесть эту книгу, хотя это совсем непросто читать об ужасах войны, перенесенных нашими людьми», - поделился своими впечатлениями Лакербая.

Два мероприятия прошли раньше запланированного: совместный концерт мастеров искусств РА и РФ в Москве должен был состояться в ноябре, а прошел 3 октября в концертном зале им. П.И. Чайковского. В октябре состоялась и выставка художников Абхазии в Москве, запланированная на ноябрь.

Госкомитет по делам молодежи и спорту должен был провести в сентябре республиканский интеллектуальный конкурс “История Отечественной войны народа Абхазии 1992 - 1993 г.г.”. Он обязательно состоится в ноябре. В ноябре Минобразования проведет и творческий конкурс “Проба пера”, посвященный 20-летию Победы.

Премьер-министр назвал и суммы денег, потраченных на празднование 20-летия Победы.

«В госбюджете была заложено только 40 млн рублей. Этих средств не хватило. Пришлось взять деньги из резервных фондов правительства и президента. В итоге, по данным на 31 октября, на мероприятия, связанные с 20-летием Победы, израсходовано 85 млн 815 тысяч рублей. Из этой суммы на строительство Мемориального комплекса В. Ардзинба пошло 41 млн 512 тысяч рублей», - сказал Лакербая.

Для завершения всех работ на Мемориальном комплексе потребуется еще 21 – 22 млн рублей.

Премьер-министр подробно рассказал о возведении Мемориального комплекса первого президента РА Владислава Ардзинба. По его словам, все работы планируется завершить до конца года и в декабре официально открыть его.

«Мемориал, я думаю, будет достоин памяти первого президента”, - сказал он.

Черный гранит привезли из Финляндии, мрамор для надгробной плиты – из Италии. Из Италии привели кипарисы и другие растения.

«Гранитчики из Москвы, которых рекомендовала семья, обещают к 20 ноября завершить все облицовочные работы. Кое-что им пришлось переделать, так как клали гранит в непогоду, хотя их никто не заставлял спешить. Вы все помните, какие были дождливые дни накануне Дня Победы. Никто не торопил класть гранит как попало. Сейчас завершаются работы на верхней площадке, где находится сама могила. Дополнительные работ связаны с необходимостью отделки специальным камнем левой стороны Мемориала. На это потребуется дополнительно 3 млн рублей, но комплекс должен иметь завершенный вид. По настоянию семьи на верхней площадке будет травяное покрытие, хотя это непрактично. Мы же предлагали уложить зеленые гранитные плиты, чтобы и в дождливую погоду было чисто, ведь почтить память первого президента к Мемориалу будет приходить много людей», - сказал Леонид Лакербая.

Что касается второй очереди Мемориального комплекса, а именно Музея боевой славы, к ней, по твердому убеждению премьер-министра, надо будет приступать только после того, как вся документация и расчеты будут готовы.

«Вторая очередь тоже потребует проведения конкурса. Нужен будет подготовить полный пакет документов и расчетов – от макета до вертикальной планировки, чтобы не возникало сложностей, которые имелись на первом этапе», - подчеркнул премьер.

Установка памятников и надгробных плит погибшим на родовых кладбищах в Очамчирском (43) и Гудаутском (20) районах обошлась государству в 6,5 млн рублей. Были произведены ремонтные работы и строительство мемориалов в селах этих в двух районов.

Министерство обороны на подготовку и проведение военного парада израсходовало 5 млн 13 тысяч руб. На издание фотоальбома «Аиааира» тиражом в 5 тысяч экземпляров израсходовано 1 млн 820 тысяч руб.

К празднику была оказана конкретная помощь организациям инвалидов г. Сухум и районов в размере 2 млн 28 тысяч рублей.

Помимо этого, на мероприятия, проведенные Минкультом и Госкомитетом по делам молодежи и спорту потрачено более 5 млн рублей.

7 млн рублей потрачено на асфальтирование Площади Свободы, тротуара и прилегающих к ней улиц. Все это из средств республиканского бюджета. 3,44 млн рублей из столичного бюджета потратили на приведение в порядок могил, памятников, города и др. 13 млн руб. ушли на проведение Дня добровольца, в том числе на изготовление и установку в Гудауте Стелы добровольцев, а также бронзовые бюсты генералов Дбара и Сосналиева, проведение ремонтных работ в Парке Славы.

«Таким образом, израсходовано 85 млн 815 тысяч рублей. Мы обязательно доведем намеченные мероприятия до конца и по завершении года, соберем в полном составе комиссию и отчитаемся по всем потраченным средствам», - пообещал премьер-министр.

Лакербая напомнил и о том, что были выпущены золотые и серебряные юбилейные монеты с изображением трех военачальников - В. Ардзинба, С. Сосналиева и С. Дбара, а также серебряные с золотым напылением медали, посвященные двум городам героям – Ткуарчалу и Гудауте. Были выпущены специальные марки и конверты с юбилейной символикой. Специально погашенные конверты отправили в Венесуэлу, Никарагуа и другие страны, признавшие Абхазию.

По сравнению с конкурсом к 15-летию Победы, где было представлено только два варианта логотипа, в этот раз выбирали из 14. Почти единогласно была выбрана работа Батала Джапуа. «Считаю, что это очень удачный логотип. Тем не менее, мы использовали и другие на различных баннерах, установленных ко Дню Победы. На средства республиканского бюджета было изготовлено 126 баннеров», - сказал Лакербая. Он также поблагодарил и другие организации, установившие в разных городах республики, вдоль центральной автотрассы баннеры, посвященные военной тематике.

«Апсныпресс»

Посол Советского Союза

Валентин Фалин — о том, как Берия объединял Германию, но стал врагом народа, как Хрущев разделил Европу и был отправлен на пенсию, о тайных связях Брежнева на Западе, о Горбачеве и Шеварднадзе, предавших соцлагерь, а также история о том, как Сталин лишился отцовских чувств

Жизнь нашего героя — это эпоха в жизни нашей страны. Журналистский штамп, скажете? А вот и нет. Более того, Валентин Фалин был непосредственным участником главных событий, определивших судьбу не только СССР и России, но всего ХХ века. Это холодная война со всеми ее подковерными интригами, это карибский кризис, поставивший мир на грань ядерной войны, это возведение Берлинской стены, почти на тридцать лет разделившей Европу, И Пражская весна, и падение стены 9 ноября 1989 года... Фалин успел поработать и с Хрущевым, и с Брежневым, и с Андроповым, и с Горбачевым... Словом, история получилась долгая.

— Валентин Михайлович, в 1945 году, отпраздновав победу, вы поступили в МГИМО. А по завершении учебы — опять Берлин?

— Да, меня определили работать в Советской контрольной комиссии, курировать отношения между ГДР и ФРГ.

— Высокое доверие, если учитывать, что в партии вы не состояли...

— В 1944 году товарищи на заводе выражали готовность дать мне рекомендацию. Поблагодарив за доверие, я взял паузу. К тому имелись причины. Сестра матери — Александра, ее дочки и муж, начальник оборонной стройки под Хабаровском, попали под репрессии. Родители обходили эту историю глухим молчанием. Александра Васильевна с детьми оказалась в беспросветной нужде где-то неподалеку от Москвы, а ее супруг канул в Лету. Что мне было говорить бдительным партийцам? Лгать не был приучен, отрекаться не в моем характере.

В Берлине подстерегало еще одно испытание. Сотрудник Института современной истории, который я опекал, сидел в одном концлагере с Яковом Джугашвили и являлся свидетелем его гибели. Сын Сталина бросился на колючую проволоку, а эсэсовский охранник прошил беглеца автоматной очередью. Этот сотрудник готов был показать точное место расстрела, поведать прочие детали. Послали телеграмму в Центр. Ответа нет. Повторили информацию. Нам дали понять, что тема закрыта. Моя реакция: если у Сталина не проявились отцовские чувства по отношению к своему сыну, то как он может считаться отцом нации?

Вскоре мне предстояло познать и другие откровения...

— Оказались «французским шпионом»?

— ...В 1951 году я отправился из Берлина в отпуск, решил навестить в Тбилиси своего друга. Это недельное пребывание в столице Грузии противники его отца, министра внутренних дел республики, использовали для того, чтобы пристегнуть меня к «мегрельскому делу», а именно к сговору «грузинских изменников» с турками на предмет засылки диверсантов на советскую территорию. В этой инсценировке я фигурировал в качестве резидента французской разведки.

Командировка в Германию прервалась из-за моей болезни, и в 1952 году я был зачислен в комитет информации при МИД СССР. И что примечательно: меня разрабатывали как французского шпиона, а я работал в комитете информации. Только после смерти Сталина это дело было прекращено, когда Берия посадили.

— Самое подходящее место для агента!

— В действительности комитет подчинялся не МИДу, а секретариату Сталина и занимался подготовкой аналитических записок для генерального секретаря, копии которых по согласованию с Поскребышевым могли отправляться отдельным членам Политбюро.

— Комитетом руководил Молотов?

— Молотов председательствовал в «большом» комитете информации, созданном после войны и вобравшем в себя все разведслужбы. Вскоре, однако, обнаружилась нежизнеспособность подобного конгломерата. Спецслужбы вернулись на круги своя. От комитета информации отпочковался аналитический центр. Его де-факто повел Иван Иванович Тугаринов. Человек эрудированный, вдумчивый и, что особо ценно, умевший отстаивать свое мнение. После кончины Сталина комитет обслуживал новое советское руководство. В апреле — мае 1953 года нам было поручено спрогнозировать расклад сил в контексте предстоявших выборов в бундестаг ФРГ. Прогноз был такой: ждать принципиальных перемен не приходится, шансы социал-демократов одолеть ХДС/ХСС минимальны, и если даже они бы взяли верх, то выскользнуть западным немцам из-под американского каблука все равно не удалось бы. Тугаринову звонит Берия. Зная, о чем речь, Иван Иванович пригласил меня в кабинет.

«Мои сотрудники, — говорит Берия, — докладывают, что шансы социал-демократов предпочтительны. А ты утверждаешь другое». Тугаринов шепотом спрашивает: твердо ли мы стоим на своем. Я киваю: мол, твердо. Берия раздражается: «Почему не умеете понятно обосновать свою позицию, заставляете членов Политбюро гадать?!» Бросаю реплику: «Может, не стоит беспокоить членов политбюро нашими бумагами, раз им трудно разобраться». Тугаринов делает мне знак, чтобы я прикусил язык. Из трубки слышится гневный голос: «Кто тебе, Иван, суфлирует?»

Если бы Берия узнал, что суфлирует «резидент французской разведки», то, наверное, раздробили бы меня на атомы...

Подоплека бериевской реакции сводилась к следующему. После смерти Сталина он решил, не извещая коллег по Политбюро, интерпретировать на свой лад некоторые из инициатив усопшего вождя на германском направлении. А именно: прикидывал, какую плату можно выбить у Вашингтона и Лондона за объединение Германии на их условиях. Через Судоплатова Берия задействовал «личных агентов». В ФРГ это были Ольга Чехова, князь Радзивилл и другие. Хрущев использовал самоуправство своего соперника, замыслившего сдать «социалистического друга» — Германскую Демократическую Республику, для того, чтобы разделаться с ним.

Для ясности: идея объединения или, точнее, неразделения Германии изначально принадлежала Сталину. Он находил, что раскол этого государства противоречит стратегическим интересам Советского Союза, и собирался даже отстранить Вальтера Ульбрихта от фактического руководства СЕПГ за чрезмерный догматизм.

Нынешнее поколение немцев подзабыло, кому нация обязана почти полувековым расколом. Напомню. На Потсдамскую конференцию президент США Гарри Трумэн приехал с набором сценариев расчленения Германии. Но они так и не были извлечены из портфеля его главного советника адмирала Леги, ибо Сталин застолбил: СССР — за сохранение единства Германии, причем не только экономического (с этим американцы формально согласились), но и политического. Идею политического единства Вашингтон отверг под одобрение британцев и особенно французов. Реализовывалась установка: если не удастся вовлечь всю Германию во враждебные Советскому Союзу ухищрения, то на обозримую перспективу можно будет удовлетвориться хотя бы ее частью.

Кончина Франклина Рузвельта в апреле 1945 года обозначила агонию антигитлеровской коалиции. На первом же совещании новой администрации Трумэн изрек: Россия отыграла отводившуюся ей роль, США понудят Японию к капитуляции без русских и единолично определят мировой порядок. Хозяина Белого дома осадили адмиралы и генералы: без вклада России разгром японского милитаризма обойдется американцам в дополнительные 1–1,5 миллиона жертв, что неприемлемо. Трумэн подытожил: эту последнюю услугу от русских принять, а дальше… Его настрой отразил и. о. госсекретаря Джозеф Грю: если есть на свете что-то неизбежное, то таким неизбежным является военный конфликт между США и СССР. Нужно приступать к сведению счетов так скоро, как это только возможно, пока Советский Союз не восстановит разрушенную войной экономику и не обратит в силу свои материальные и людские резервы.

— То есть холодная война похоронила разделение Германии, а Хрущев не принял идеи Сталина.

— На протяжении всей моей службы я придерживался античного завета: о живых и мертвых — ни хорошо, ни плохо. Только правду.

Комитет информации регулярно направлял Хрущеву ориентировки по актуальным вопросам. В канун встречи министров иностранных дел четырех держав в январе 1954 года мы дали прогноз, что июньские (1953 года. — «Итоги») антиправительственные волнения в ГДР пробудят у США, Англии и Франции вкус к разыгрыванию карты «свободных выборов». До этого все советские предложения, выдвигавшиеся с 1946 по 1952 год, Запад категорически отвергал. Оценки комитета информации не нашли понимания ни у Молотова, ни у Хрущева. С тех пор мы оказались в обороне по ключевому для большинства немцев вопросу о единстве нации. Ситуации не изменила к лучшему и поддержка «идеи германской конфедерации и германского плана» СДПГ. Эти и сходные с ними инициативы под корень подсекались Аденауэром при ассистентстве Ульбрихта.

— А кто стал «крестным отцом» Берлинской стены? Вы какое-то отношение имели к этому?

— Имел, но совсем другое. Я был введен в узкий круг экспертов, готовивших в мае 1961 года венскую встречу Хрущева с Кеннеди. Но отгребем, согласно связи времен и явлений, чуточку вспять.

В 1958—1959 годах мне выпало работать в отделе информации ЦК КПСС. Он унаследовал функции упраздненного комитета. Нам удалось убедить руководство в необходимости иметь аналитический центр, который бы наблюдал без шор, свойственных отдельным ведомствам, происходящее в мире.

Осенью 1958 года Хрущев выдвинул идею превращения Западного Берлина в «вольный город». Каюсь, не без моей подсказки, наш завотделом доложил первому секретарю: ничего путного из данного начинания не получится, а если палку перегнуть, возможен конфликт. Хрущев оборвал докладчика: «Ерунда. Если даже мы введем войска в Западный Берлин, войны не будет». Он тут же распорядился: материалы информационного отдела ему более не рассылать. А через полгода и вовсе распорядился отдел закрыть. Тогда и откомандировали меня в МИД СССР.

Мое личное знакомство с Хрущевым состоялось в Вене, куда он отправился на встречу с Кеннеди. Поскольку там не было переводчика с немецкого, а Хрущев хотел по телевизору наблюдать, как прилетел американский президент, меня пригласили перевести, как подается это прибытие. Там такой курьез произошел. Хрущев приехал на поезде, была прекрасная погода. И хотел этот погодный фактор как-то использовать: мол, погода — это знак того, что на совещании будет хороший климат. А Кеннеди прилетел в ливень. И я об этом Никите Сергеевичу напомнил. «Да, — говорит. — Любопытно». Так я накрепко попал в обойму — сочинял для первого секретаря речи, касавшиеся Германии. И не только ее...

К вечеру 20 июня 1961 года срочный вызов в Кремль: есть поручение шефа подготовить текст доклада по случаю 20-летия нападения Германии на Советский Союз. Проект должен быть готов к утру. Скрипели перьями всю ночь. Плоды нашего бдения пришлись заказчику по нраву.

Я прошу доложить, что есть несколько вопросов, которые требуют дополнительного разговора. «Какой вопрос?» — спрашивает Хрущев. Я говорю: «Почему мы оперируем данными, которые ввел в оборот Сталин? У нас семь миллионов погибших советских граждан. Прекрасно известно, что это неверно». — «А сколько?» — спрашивает Никита. Я говорю, что, по моим данным, не менее 23 миллионов. Это же наш капитал, говорю, моральный капитал. Он говорит: «Так, поскольку точной цифры неизвестно, давайте мы комиссию назначим, пусть она определит сколько. А будем говорить «больше 20 миллионов». Вот с этих пор и говорим.

— Вернемся к Берлинской стене.

— Под занавес венского саммита Хрущев предостерег Кеннеди: если нам с США не удастся договориться, Москва заключит мирный договор с ГДР и с ним к восточным немцам перейдут все контрольные права на коммуникации Западного Берлина с внешним миром. Президент бросил реплику: «Нас ждет холодная зима».

С лета 1961 года мой рабочий день выглядел примерно так. До 5 вечера — дела в МИДе, затем до полуночи в кремлевском бюро предсовмина. Естественно, бросались в глаза частые хождения военных с папками и картами. Назревало что-то важное. Позднее мне стало известно, что Хрущева интересовали материалы о диверсионной и разведывательной деятельности резидентуры ЦРУ в Западном Берлине — самой крупной из его зарубежных штаб-квартир.

Западные СМИ неустанно пугали общественность ГДР: ввиду тщетности попыток договориться по Берлину скоро сбудется угроза Хрущева о заключении мирного договора с Восточной Германией. Вольное пересечение зональных границ будет прекращено. Пошел массовый исход. До трех тысяч и более человек в сутки покидали республику. Ульбрихт поставил перед Хрущевым вопрос ребром: надо что-то решать, неопределенность дестабилизирует ситуацию.

Как решать? Соединенные Штаты рассекли атомным поясом территорию ФРГ от Дании до Швейцарии. Были заминированы мосты, заложены заряды под скалы — на случай наступления советских танковых армад...

Руководство Варшавского договора приняло решение об обустройстве регулярной границы между двумя военными блоками и о введении контрольно-пропускного режима в сообщении между Западным и Восточным Берлином. В ночь на 13 августа германскую столицу рассекли заграждения из колючей проволоки. Границу между ГДР и ФРГ перекрыли месяц спустя.

В октябре 1961 года на КПП «Чарли» американцы выдвинули бульдозеры на танковых шасси. Экипажи получили приказ смести временные заградительные сооружения и де-факто восстановить «свободное общение жителей города». Звонок Громыко заведующему третьим европейским отделом Ильичеву: «Все дела в сторону, вы и Фалин вместе со мной едете в Кремль». В хрущевском кабинете уже находятся министр обороны Малиновский, маршал Конев и первый замначальника Генштаба Иванов. Без церемоний Хрущев переходит к сути: «Военные знакомы с ситуацией, теперь вы, дипломаты, слушайте, о чем речь. Передо мной перехват приказа Кеннеди смести временные погранзаграждения. Я распорядился назначить Конева командующим советской группировкой в ГДР, выдвинуть танки с полным боекомплектом на прямую наводку и, если американцы двинут свои бульдозеры, стрелять на поражение».

«По спецканалам, — продолжал Хрущев, — мы предупреждаем Вашингтон, какую заваруху он устраивает. Всем понятно? Если вопросов нет, вы, дипломаты, свободны, готовьтесь осведомить общественность о происходящем». Я единственный долгожитель, кто не понаслышке может воспроизвести эту диспозицию. Не образумься Белый дом, случиться могло всякое. Народы от края пропасти отделяло меньше 50 саженей!

Благо, что полковник Большаков, сотрудник советского посольства в Вашингтоне, наладил контакт с Робертом Кеннеди. Брат президента попросил время на размышление. Сутки спустя американцы предложили развести танки и бульдозеры подальше друг от друга, а затем вернуть их в места постоянного базирования. Так и разошлись. Не переборщили ли Москва и ГДР в обустройстве линии размежевания с НАТО? Несомненно. Принятые меры больно ударяли по простым людям. Однако истинными архитекторами стены являлись политики, которые не стеснялись говорить: «Западный Берлин — самая дешевая атомная бомба в сердце советской зоны».

В конце ноября 1961 года Джон Кеннеди направил Хрущеву послание с предложением вступить в переговоры по Западному Берлину и германской проблеме в целом. Первый секретарь вызвал меня в Кремль и поручил подготовить ответ, присовокупив: «Чувствуется, молодец Кеннеди, сам писал. Не то что этот (хлопает себя по ушам) его предшественник Эйзенхауэр. Наше ответное послание не должно уступать по солидности и аргументированности американскому». Замечу в скобках, что переписка двух лидеров продолжалась до августа следующего года. Как соавтор свидетельствую: обмен мнениями был весьма содержательным.

— Карибский кризис не прошел мимо вас?

— Карибскому кризису надо бы еще не одну книгу посвятить. Полагаю уместным отметить следующее.

Обещание Кеннеди, данное Хрущеву в Вене, на поверку оказалось уловкой. Не позже июня 1961 года в Штатах был сформирован штаб для подготовки операции «Мангуст» — широкомасштабной агрессии против Кубы с воздуха, моря и на суше. Дата удара намечалась на октябрь 1962 года.

Американские ядерные ракеты «Юпитер» разместили в Италии и Турции. Подлетное время с турецкой территории до Москвы составляло не более 10—12 минут. На этом фоне принималось решение (насколько взвешенное — отдельный вопрос) о размещении советских ракет на Острове свободы. С учетом различия в потенциалах сторон акция, признаем, крайне рискованная, политически и информационно скупо подготовленная.

Ультиматум Кеннеди немедленно вывести советские ракеты с Кубы привел Хрущева в замешательство.

Микоян выходит из зала заседаний Политбюро и знакомит нас, экспертов, с наброском ответного послания Хрущева. Мое внимание привлекло, что в тексте давалось согласие на облет Кубы американскими разведывательными самолетами U-2. Спрашиваю: «А с Фиделем эта концепция согласована?» Анастас Иванович доложил Никите, что Фалин задает лишние вопросы. Меня из рабочей группы удалили.

Июнь 1963 года. Хрущев на юге в отпуске. Оттуда он поручает подготовить записку в Политбюро, разъясняющую причины размещения советских ракет на Кубе. Получалось, что Политбюро ранее не было об этом осведомлено, и, очевидно, решения как такового не существовало. Характерный для Хрущева волюнтаристский метод! Келейная проработка первостепенных по важности проблем едва не довела до планетарной катастрофы.

Не лучше обстояло в делах внутренних. Никита Сергеевич не особо заботился об увязывании концов с концами. Вспомним, во что обошлись его художества, например, нашему Военно-морскому флоту, авиаконструкторским бюро, а также истории с совнархозами, отделением Крыма, целиной. Вместе с Георгием Арбатовым и Николаем Иноземцевым мы предлагали не покупать зерно у американцев, канадцев и австралийцев, а платить нашему крестьянину за центнер пшеницы столько же, сколько платим закордонным фермерам. Реакция Никиты — нельзя поощрять частнособственнические настроения в деревне. Когда видишь и слышишь подобное, уважения к лидеру не прибавляется.

— При Брежневе вздохнули с облегчением?

— Леонид Ильич антипод Никите Сергеевичу. Не самый авторитетный на тогдашнем нашем олимпе политик стал генсеком во многом потому, что в отличие от предшественника не сталкивал своих коллег друг с другом, не выказывал вождистских вывертов.

Лично я познакомился с Брежневым в октябре 1964 года во время его поездки, тогда еще председателя президиума ВС СССР, в ГДР на празднование 15-летия республики. Первое впечатление подчас самое верное: рассудительный, готовый слушать, уважительный к экспертному мнению. В самолете на обратном пути он вышел из своего отсека к нам и бросил загадочную фразу: «Скоро все изменится». Отгадка не заставила себя ждать: через пару недель Хрущева отправили на непочетную пенсию.

Забот и поручений с приходом Брежнева добавилось. Я сопровождал его в большинстве поездок за рубеж, заседал в различных кризисных штабах, созывавшихся, в частности, в связи с китайско-советскими осложнениями, израильской агрессией 1967 года против арабских стран, с событиями 1968 года в Чехословакии.

Задержусь на Пражской весне. Он поручил помощникам Александрову-Агентову, Блатову, а также мне обобщать все поступавшие материалы, равно как и отклики в прессе на развитие ситуации в ЧССР и дважды в день докладывать ему наши оценки. Нередко Леонид Ильич заходил к нам в небольшую комнату вблизи его кабинета и иронически спрашивал: «Все колдуете?» Мы настойчиво повторяли, что издержек от силового вмешательства будет больше, чем прибыли. В ответ обычно слышалось: «Вы не все знаете». Действительно, нам не было известно, например, что 16 августа, то есть за четверо суток до нашего вторжения в ЧССР, Брежневу звонил Дубчек и просил ввести советские войска. Как бы чехи ни старались замолчать данный факт, запись телефонного разговора хранится в архиве.

С именем Брежнева связан конструктивный поворот в отношениях с ФРГ. Сигналы о готовности видных западногерманских политиков поразмыслить над оздоровлением отношений с Советским Союзом поступали многократно. Но официальный курс Бонна подобных настроений не отражал. В ходе сессии Генассамблеи ООН в 1968 году Громыко встретился с вице-канцлером Брандтом и внес предложение заменить переписку, что бесплодно тянулась годами между МИДами двух стран, встречей делегаций за столом переговоров. Это был и мой первый контакт с Вилли Брандтом. Тогда же Громыко переместил меня с британского направления на германско-австрийские дела. И первое поручение министр сформулировал неординарно: не присягайте шаблонам, выудите из прежнего опыта жемчужные зерна, если таковые имелись, но были упущены, прикиньте возможные подвижки в наших подходах на обозримое будущее.

Развернутые предложения МИДа поддержал Андропов. Твердо высказался за Леонид Ильич, что заставило скептиков прикусить язык. Предстояло тонко и деликатно довести до сознания немцев, что есть альтернатива конфронтационному курсу Бонна. Шаг за шагом поддерживалась атмосфера, благоприятствовавшая успеху на выборах в бундестаг 1969 года оппонентов блока ХДС/ХСС.

— Имелся ли у Брежнева и Брандта какой-то неформальный канал связи?

— Да. Вячеслав Кеворков и Валерий Леднев, а с западногерманской стороны Эгон Бар сумели установить продуктивный контакт, помогавший разбирать завалы на пути к взаимопониманию. Этот канал дополнял и подчас подправлял работу МИДа. Нестандартная ситуация требовала нестандартных приемов. Брежнев уполномочил меня обращаться к нему, минуя министра, ставить его в известность о содержании моих встреч с ведущими западногерманскими деятелями, прежде чем информация, просеянная через фильтры МИДа, попадет к нему на стол. Генсек рассеял сомнения Громыко, откликаясь на мое предложение вступить с Брандтом и Баром в переговоры по Западному Берлину. Он уловил, что без нахождения здесь прагматического урегулирования Московский договор 1970 года не будет ратифицирован. От Брежнева я получил следующую инструкцию: «Ты знаешь советские интересы, и я жду от тебя взвешенного соглашения».

Секретные разборки берлинского узла вместе с Баром и позднее с послом США Рашем протекали весьма интенсивно. Утром ранним самолетом я отправлялся в Берлин и, если имелся вечерний рейс, в тот же день возвращался домой. Когда беседы с Баром затягивались до утра, то в ночь по спецсвязи сообщал детали помощнику генсека Александрову для доклада напрямую Леониду Ильичу, упреждая, таким образом, встречу с Громыко.

Легко себе представить, что подобные процедуры, повторявшиеся многократно, не благоприятствовали моим отношениям с Громыко. Он исходил из того, и этого не скрывал, что у дипломатов любого уровня может быть только один шеф. Чем бы ни вызывалась ревность сия, делу она вредила. За семь лет четыре месяца три дня, что дано мне было выполнять обязанности посла в Бонне, Центр удостоил меня лишь двумя информациями о развитии ситуации в ГДР. Одну прислал посол Абрасимов из Берлина в виде копии своего годового отчета в ответ на мою копию. Вторая, малосодержательная, поступила из третьего европейского отдела. Хуже того. Громыко встречается с послом ФРГ в Москве. Узнаю об этом из газет. Содержание разговора остается неизвестным. В ответ на законный запрос мне сообщают: ничего существенного сказано не было. В июне 1973 года я официально уведомил Громыко о намерении оставить дипломатическую работу. Заявление об отставке возобновлялось регулярно. Решение заняло пять лет.

— А с Андроповым возникали трения?

— Зимянин, секретарь ЦК, однажды в разговоре со мной заметил: Андропов знает о каждом из нас больше, чем мы сами знаем о себе. По опыту замечу, что, внимая фактам, Юрий Владимирович вместе с тем неадекватно реагировал на сплетни.

— Правда, что он направил вам как послу запрос по поводу откликов в ФРГ на преследование Солженицына и Сахарова?

— Через свою резидентуру председатель КГБ поинтересовался моими оценками. Я доложил, что, по данным посольства, Сахаров не поделился с противниками никакими секретами, связанными с его научной деятельностью в атомной сфере, и высказался за учреждение специального института, где академик мог бы плодотворно реализовывать свои идеи. В 50-х годах Андрей Дмитриевич выступал за размещение вдоль Атлантического и Тихоокеанского побережий США 100-мегатонных зарядов, дабы отбить у американцев тягу к авантюрам и пресечь разорительную для СССР гонку вооружений. А в 60—70-х нашел себя в диссидентстве.

— Вернемся к Андропову...

— ...Аллергия Юрия Владимировича на инакомыслие любых оттенков в моем представлении как-то не вязалась с его незаурядным интеллектом. Судя по всему, венгерский опыт 1956—1957 годов глубоко засел в его подсознании. В несколько заходов я пытался пробудить интерес Андропова к правовому опыту Швейцарии, Англии, США и ФРГ в защите ими государственных устоев. Там закон проводит грань между инакомыслием и инакодействием. Такого рода рассуждения не пришлись ко двору. И, похоже, не случайно микрофоны подслушивания были моими спутниками.

В 1978 году Брежнев наконец удовлетворил мое желание расстаться с дипслужбой и позвал на должность помощника. Андропов подкинул генсеку сомнений: «Вариант неплохой. Но Александров — из третьего европейского отдела МИДа. Блатов оттуда же. И Фалин опять-таки германист. Может создаться впечатление, что складывается немецкая мафия». В качестве альтернативы было предложено либо возглавить ТАСС, либо податься в первые замы завотделом внешнеполитической информации ЦК КПСС. Хотя коллеги меня и отговаривали, я пошел заместителем к Леониду Митрофановичу Замятину.

Главным в нашей конфронтации с Андроповым стал Афганистан. Председатель КГБ звонит мне по прямому проводу: «Как будем реагировать на размещение американских «першингов» в Европе?» Отвечаю: «Будем Богу молиться». — «Ладно, перезвоню, когда улучшится твое настроение». Прошу Андропова не вешать трубку, ибо у меня есть вопрос: «Все ли взвешено при принятии решения ввести советские войска в Афганистан? Почти четыре десятилетия англичане в XIX веке тщились надеть хомут на Афганистан и ушли не солоно хлебавши. Оружие изменилось. Но менталитет населения там прежний». Андропов: «Откуда тебе известно об этом решении?» — «Не важно, откуда, важно, что это так». — «То есть как не важно? Найдись болтун — операция осложнится. Засеки: если кто-либо, помимо меня, от тебя это услышит, пеняй на себя».

Курьез. О предстоявшей операции я узнал от самого Андропова. Находясь в кабинете Черненко, который давал мне внеочередное задание, явился невольным слушателем его телефонного разговора с Андроповым.

Дальше — больше. В октябре 1982 года Андропов, незадолго до этого сменивший Лубянку на Старую площадь, пригласил меня поразмыслить о внешних и внутренних вызовах, подстерегавших Советский Союз. Воздержусь от пересказа обмена мнениями. Остановлюсь на проблеме, приведшей вскорости к конфликту.

Приближалась годовщина трагических событий в Катыни. Я обращаю внимание Андропова на несуразность того, что наша сторона в этом контексте позволяет Варшаве обходить молчанием судьбу 120 тысяч красноармейцев, попавших в 1920—1921 годах в концлагеря Пилсудского. Андропов поручает немедля связаться с КГБ, Генштабом и МИДом и запросить у них необходимую документацию. Что я и сделал. Вышел также на нового шефа КГБ Федорчука. Наряду с катынским сюжетом взялся прозондировать его позицию по Афганистану, полагая, что мои озабоченности могут побудить человека, недавно принявшего дела, бросить свежий взгляд на ситуацию. Изложил мотивы, по которым, на мой взгляд, следовало смещать Бабрака Кармаля, явно не способного умиротворить страну. В качестве возможных преемников назвал генерала Кадыра и Ахмада Шаха Масуда. Последний проявлял готовность к сотрудничеству.

В ЦК нашелся «доброхот», донесший Андропову о моих чрезмерно активных контактах с КГБ. Юрий Владимирович, понятно, позвонил Федорчуку, и тот, естественно, поведал о моих инициативах по запретной теме Афганистана. Наказание не заставило себя ждать. Андропов, в это время уже генеральный секретарь, решил переместить меня в Гостелерадио первым заместителем Лапина. Никто из коллег по Политбюро не был посвящен в подноготную этого акта. Звоню Андропову: «Ваше право определить, гожусь ли я для работы в ЦК. Но где мне трудиться дальше, буду решать сам». На этом мое общение с Андроповым завершилось.

— А как вы вернулись в ЦК?

— С 1983 по 1986 год я осел в «Известиях» и параллельно — в качестве старшего научного сотрудника — в Институте США и Канады. В декабре 1985 года, передав объемистую папку с докторской диссертацией на рассмотрение ученого совета, отправился с женой передохнуть в «Сосны». Вдруг телефонный звонок из МИДа: «С вами хочет встретиться Шеварднадзе». — «У меня к министру вопросов нет». Кладу трубку. Жена поправляет меня: «Зачем так резко? Он же тебе ничего плохого не сделал». Повторный звонок: «Вы, наверное, не поняли. Шеварднадзе приглашает вас побеседовать».

Министр предложил вернуться на работу в МИД, назвал должность — руководитель управления планирования. Услышал в ответ: меня удовлетворяет нынешняя работа. Месяц спустя звонит Александр Яковлев: «Не надоело тебе отдыхать? Готовится доклад Горбачева на XXVII cъезде, и я попросил бы тебя поделиться соображениями о нашей внешней политике». Совместный с Яковлевым опус, названный «новым политическим мышлением», Горбачев одобрил с одной поправкой: пригладить стиль. Под занавес работы над докладом мне делается предложение возглавить АПН, чтобы «придать гласности крылья». Принял это предложение с оговоркой, что получаю добро на обращение непосредственно к генсеку по вопросам, которые сочту важными для интересов СССР. Всего Горбачеву я направил около 50 меморандумов.

— Скажите, вы предчувствовали, что произойдет объединение Германии?

— Объединение Германии, по моему убеждению, было не только возможным, но и необходимым. Хрущев грубо ошибся, отдав идею немецкого единства на откуп западным державам. Открытым оставалось лишь, какая модель воссоединения будет избрана и насколько она будет учитывать стратегические интересы СССР. Нелишне напомнить, что Миттеран и Тэтчер допускали создание германской конфедерации, и не более того. Причем в таком ее прочтении, при котором ФРГ оставалась бы в НАТО, а ГДР могла бы не покидать Варшавский договор. Процесс сближения двух германских государств виделся им многоступенчатым и не поспешным.

— Почему же он оказался лавинообразным?

— Спрашивать надо Михаила Горбачева и Эдуарда Шеварднадзе. Министр иностранных дел втихую ставил американскую сторону в известность о наших вторых, третьих и прочих резервных позициях, причем не только по германскому вопросу. Дошло до того, что на встрече с госсекретарем США, когда Вашингтон готовил агрессию против Ирака, он, не имея на то полномочий, допускал, по достоверным сведениям, участие в этой войне Советского Союза.

Не имея директивы, он сменил саму конструкцию переговоров о воссоединении Германии. Начальная гласила: четыре плюс два, то есть СССР, США, Англия и Франция расставляют вехи, а ФРГ и ГДР дают им немецкую окраску. Геншер видоизменил модель на два плюс четыре, то есть немцы сами обо всем договариваются, а четыре державы одобряют результаты сделки. Шеварднадзе солидаризовался с Бонном и заставил поднять руки вверх министра иностранных дел ГДР.

Перед злополучной встречей Горбачева с Колем в Архызе до канцлера довели просьбу генсека: «Мне нечем завтра кормить народ. Дайте нам 4,5 миллиарда марок, и вы получите все». В Архызе немцы добавили 14 миллиардов на постройку казарм для советских военных, выводимых с территории ГДР. Половина из этих денег была разворована. Сошлюсь на Николая Ивановича Рыжкова. Имущество нашей военной группировки, которое оставлялось на территории Восточной Германии, измерялось несколькими триллионами марок.

— По какой причине учинили обыск в вашей квартире?

— Ну как же! ГКЧП. Заговорщики арестованы, одновременно решили придавить тех, кто стоял за сохранение Советского Союза. Я присутствовал на заседании Верховного Совета. В перерыве позвонил жене. Она сообщает оглушительную новость: к нам домой нагрянули с обыском. Пять человек перевернули все вверх дном, потом отправились на дачу. Там продолжили. На следующий день я созвал западных корреспондентов и прямым текстом поведал о совершавшемся беззаконии. Тогда же распотрошили мой служебный сейф в здании ЦК. Бог с ними, золотыми часами — подарком отца, деньгами. Но пропали письма Генриха Белля, Вилли Брандта, Марион Денхофф, Тура Хейердала, личные документы.

— Кстати, о личных знакомствах. С Лидией Руслановой познакомились в Берлине?

— Наши пути со знаменитой певицей пересеклись в 1963 году. Мне дали ордер на однокомнатную квартиру в мидовском доме. Нужно было ее обставлять. Русланова как раз расставалась с кое-каким антиквариатом.

— Трофеи?

— Никаких трофейных вещей у нее я не видел. Понадобился предлог для ее ареста, точнее, для ареста ее мужа, генерала Крюкова. Заслуженного генерала били смертным боем, вынуждая дать показания против маршала Жукова. Сломать не смогли. Издевательствам подвергалась в тюрьме, позже в лагере и Лидия Андреевна. После ее кончины вскрытие обнаружило рубцы пяти инфарктов, перенесенных на ногах. Добавлю, при аресте у Руслановой конфисковали великолепное собрание русской живописи, никаких трофейных вещей не отыскали. Сталин на списке конфиската начертал резолюцию: «В Третьяковскую галерею». Остальное: коллекцию мебели, фарфора, драгоценности — распродали. Когда в 1953 году Крюкова и Русланову реабилитировали, из Третьяковки по тому же списку картины вернули. Остальное списали на форс-мажор.

Судьба подарила мне много встреч с деятелями искусства и науки. Назову несколько имен: Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс, Георгий Свиридов, Григорий Александров, Любовь Орлова, Михаил Ульянов, Ирина Антонова, Борис Пиотровский. На квартире у Сергея Кореня, знаменитого танцовщика, регулярно встречались с Ираклием Андрониковым, Вано Мурадели. Однажды бывший председатель Радиокомитета Кафтанов вспомнил эпизод. Поздний звонок от Сталина: по радио транслируют Пятую симфонию Чайковского. «Кто дирижирует?» — «Одну минутку, товарищ Сталин». Кафтанов перепроверяется и докладывает: «Константин Иванов». — «А вы что, не знаете, что я терпеть не могу Иванова? Почему не Мравинский». — «Сейчас, товарищ Сталин, будет Евгений Мравинский». Симфонию начинают заново. Слушатели осаждают Радиокомитет с недоумением. Когда-то я рассказал об этом самому Мравинскому...

— После ухода из политики вы несколько лет с женой жили в Германии. Почему там не остались?

— Мне было тесно с Борисом Ельциным под одним небом, и я принял приглашение заняться в Германии научно-исследовательской работой. Там же опубликовал ряд книг. Заманчивых и лестных предложений бросить якорь в этой стране было немало, но моя родина зовется Россией, ведь я не немец, хотя и германист.

Олег Пересин

Досье

Валентин Михайлович Фалин

Родился 3 апреля 1926 года в Ленинграде.

В 1942—1945 годах — токарь на заводе «Красный пролетарий» (Москва). В 1950 году окончил МГИМО. Распределен в Советскую контрольную комиссию в Германии (Берлин).

В 1952—1958 годах работал в комитете информации при МИД СССР. В 1958—1959 годах — в отделе информации ЦК КПСС. В 1959 году переведен в МИД СССР. Работал советником, заведующим 2-м, затем 3-м европейским отделом. Член коллегии министерства.

В 1971—1978 годах — посол СССР в ФРГ.

С 1978 по 1982 год — первый заместитель заведующего отделом международной информации ЦК КПСС.

В 1983—-1986 годах — обозреватель «Известий», старший научный сотрудник Института США и Канады АН СССР. В 1986—1988 годах — председатель правления Агентства печати «Новости» (АПН).

В 1989—1991 годах — заведующий международным отделом ЦК КПСС.

В 1990—1991 годах — секретарь ЦК КПСС.

В 1992—2000 годах занимался научно-исследовательской работой в Институте проблем мира и безопасности в Гамбурге, преподавал в Гамбургском университете. С 2001 по 2011 год — профессор РАГС при президенте РФ. Доктор исторических наук, лауреат Госпремии (1982).

Россия > Внешэкономсвязи, политика > itogi.ru, 28 октября 2013 > № 942748 Валентин Фалин

Активы шведских банков достигли рекордно высокой отметки — восемь триллионов шв. крон (ок. 1,2 трлн. долл. США) За последние пять лет банки выросли на 30%. При этом прирост ВВП Швеции с 2008 года составил лишь 10%.

Во время кризиса 2008 года шведское государство потратило огромные средства на поддержку крупных банков. В случае краха любого из четырех крупнейших шведских банков пострадала бы вся экономическая система.

Перед пиком кризиса активы всей банковской системы оценивались в 6,3 трлн. шв. крон, или 0,95 трлн. долл. США (из них 5 трлн. шв. крон, или 0,76 трлн. долл. США) — активы четырех крупнейших шведских банков: Нордеа, СЭБ, Сведбанк и Хандельсбанкен). Сегодня стоимость активов банковской системы составляет 8 триллионов шв. крон, или 1,2 трлн. долл. США (из них на долю 4 крупнейших банков приходится 6,3 трлн. шв. крон, или 0,97 трлн. долл. США). При этом ВВП Швеции в 2008 году составлял 3,2 трлн. шв крон (0,49 трлн. долл. США), в 2012 году — 3,5 трлн. шв. крон (0,52 трлн. долл. США).

По словам профессора экономики Пера Стрёмберга, риски чрезмерного роста банковской системы значительны: в случае очередного витка кризиса программа помощи и гарантий банкам станет слишком тяжелым бременем для экономики.

Ларс Кальмфорс, профессор международной экономики, отмечает, что чем выше доля активов банков в национальной экономике, тем сложнее государству в одиночку поддерживать банковскую систему во время кризиса, как это было в Исландии, Ирландии и на Кипре.

Эксперты Международного валютного фонда, проводившие региональное сравнение банков северных стран, отметили значительный размер шведских банков.

Как можно сдержать рост? Ларс Кальмфорс считает, что жесткие требования к капиталу вынудят банки наращивать собственный капитал по отношению к активам. Тогда они самостоятельно смогут справиться с возможными убытками. Именно чрезмерный объем банковского сектора — причина тому, чтобы Швеция использовала более жесткие нормативы покрытия по сравнению с минимальными требованиями Евросоюза.

Источник: газета «Свенска Дагбладет»

Резкое увеличение объемов добычи золота в Перу из-за нелегальных шахт в горных джунглях за последние пять лет привело к значительному сокращению площади лесов и росту темпов вырубки в три раза, заявляют экологи в статье, опубликованной в журнале Proceedings of the National Academy of Sciences.

"Мы показали, что ущерб, нанесенный лесу, заметно превышает те показатели, о которых отчитывались правительство Перу, негосударственные организации или наши коллеги. В целом, скорость сокращения площади лесов увеличилась с 2 тысяч гектар в год до 6 тысяч, причиной чего стал всемирный финансовый кризис и стремительный рост цен на золото", - заявил Грегори Ашнер (Gregory Asner) из Института науки Карнеги в Вашингтоне (США).

Ашнер и его коллеги пришли к такому выводу, проанализировав результаты наблюдений за состоянием лесов Перу, которые проводились при помощи лазерного дальномера на борту самолета с 1999 по 2012 года. Высокое разрешение этого прибора позволило ученым составить карту лесов с разрешением в один метр и очень точно оценить изменения в их площади.

Оказалось, что за последние пять лет площадь лесов сократилась гораздо сильнее, чем за предыдущие сезоны. Причиной этого послужило увеличение объемов золотодобычи в Перу в четыре раза, больше половины которой приходится на нелегальные шахты. По расчетам экологов, рост цен на золото и увеличившийся спрос привели к тому, что примерно 6 тысяч гектаров тропических лесов Перу исчезает каждый год.

"Данные о нелегальной добыче золота, необходимые для проведения эффективной экологической политики, были недоступны нам до этого. Наконец-то мы получили очень качественную карту, которая станет руководством к действию для правительства. Наша работа поможет перуанцам понять, какой ущерб наносит золотодобыча экологии лесов. Теперь никто не будет покупать ни грамма этого "лесного" золота, и добыча должна быть прекращена", - заключает другой автор статьи Эрнесто Луна, советник министра экологии Перу.

В Перу нашли тысячелетнюю мумию жреца вари

В округе Мирафлорес перуанской провинции Лима археологи обнаружили хорошо сохранившиеся останки двух мумий, возраст которых составляет около тысячи лет. Находка была сделана на раскопках комплекса Уака Пукьяна (Huaca Pucllana), сообщает местная газета El Comercio.

Мумии, как уточняет местное издание Diario Correo, были обнаружены в стене на шестой из семи платформ, из которых состоит пирамидальный храм, построенный около полутора тысяч лет назад. Один из обнаруженных скелетов, пол которых предстоит установить, принадлежал взрослому, а другой - ребенку.

Несмотря на то, что детальный анализ останков может занять от четырех до шести месяцев, сделавшие находку археологи рассказали, что мумии относятся к индейской культуре вари, существовавшей на территории современного Перу еще до инков. Сами скелеты, предположительно, относятся к X-XI векам нашей эры.

В захоронении также обнаружили семь сосудов с листьями чая мате, двенадцать тряпичных сумок и три скелета морских свинок. Это позволило специалистом сделать вывод о том, что взрослая мумия скорее всего принадлежала жрецу или чиновнику. Ребенок, по их мнению, был принесен в жертву в честь погибшего лидера в соответствии с традициями вари.

<К маю мы узнаем их возраст, чем они болели, чем занимались, и имелась ли между ними родственная связь>, - добавила автор находки, археолог Глэдис Пас (Gladys Paz).

В округе Мирафлорес и ранее обнаруживали значимые археологические артефакты, относящиеся к доинкскому периоду. В 2008 году там нашли мумии, относившиеся к культуре вари, а год спустя - останки женщины, принесенной в жертву за 800-900 лет до нашей эры.

Банк «Тинькоф», которым владеет «Восток Нафта», провел 22 октября 2013 года размещение акций на Лондонской бирже, после чего курс акций вырос на 10%. «Восток Нафта» смог привлечь по меньшей мере 1,5 млрд. шв. крон (ок. 235 млн. долл. США), и владельцы акций могут рассчитывать на дивиденды. Генеральный директор Пер Брилиот наконец-то добился реванша после бесцельно проведенных пяти лет на бирже.

В разговоре с корреспондентом «Дагенс Нюхетер» Пер Брилиот не стал прямо отвечать вопросы о «Тинкоффе», сославшись на условия биржевого размещения, но, очевидно, пребывал в хорошем расположении духа.

«Я все время знал, что у нашего пакета акций есть потенциал, и надо смиренно переживать те периоды, когда компания и Россия недооцениваются. Возможно, нас критиковали, но я всегда верил в перспективы нашего пакета акций».

Вчера началась торговля акциями российского банка «Тинькофф — Кредитные системы». При закрытии биржи в понедельник спрос на ценные бумаги на порядок превышал предложение, и цена депозитарных расписок достигла максимального уровня в 17,5 долл. США.

Затем курс вырос до 19,3 долл. США, и «Тинькофф» оценивался в 22,5 млрд. шв. крон (ок. 3,5 млрд. долл. США).

«Восток Нафта» продал 13,7 миллионов акций при размещении и привлек более 1,5 млрд. шв. крон (ок. 235 млн. долл. США). Инвестиционный фонд сохранил долю в капитале «Тинкоффа» на уровне 4,8% стоимостью 1,1 млрд. шв. крон (ок. 172 млн. долл. США), но при этом связан обязательством продать дополнительный пакет акций инвесторам.

Динамика «Тинькофф» была уникальной — 13-кратный рост в долларовом эквиваленте за пять лет.

Это компенсирует провал с «Русфорестом». Когда «Восток Нафта» летом 2008 года вошел в капитал «Тинькоффа» с 30 млн. долл. США (тогда 180 млн. шв. крон), весь банк стоил менее 1,2 млрд. шв. крон (ок. 182 млн. долл. США).

Последние 5 лет стали проверкой для Пера Брилиота и «Восток Нафта». После банкротства «Леман Бразерс» «Восток Нафта» вынужден был провести доп. эмиссию, и акции упали на 90% за год. С тех пор предприятие изменилось до неузнаваемости.

По мере роста двух любимых рынком компаний, «Тинькофф» и «Авито», интерес к акциям «Восток Нафта» накалялся. За год курс вырос на 167%, и сейчас биржевая стоимость находится на уровне 4,8 млрд. шв. крон (ок. 752 млн. долл. США).

«Мы больше не планируем владеть советским наследием», — говорит Пер Брилиот. Прошлой осенью акционеры «Восток Нафта» получили дивиденды на сумму 1,5 млрд. шв. крон (ок. 222 млн. долл. США). Вероятно, деньги от продажи акций «Тинькофф» также будут разделены, полностью или частично. На акционеров прольется золотой дождь.

Сегодня «Восток Нафта» состоит из кассовых активов, акций «Тинькофф» и акций российского сайта объявлений «Авито». Доля в «Авито» составляет 14%. Это означает, что рынок оценивает «Авито» в 2 млрд. шв. крон (ок. 313 млн. долл. США), что можно сравнить с 571 млн. долларов, в которые компания оценивалась, когда в марте текущего года в капитал вошел южноафриканский «Насперс».

Источник: газета «Дагенс Индустри»

Развитие рынка рыбной муки сдерживает невнимание к сырью

У производителей появляется понимание, что отходы рыбопереработки могут принести прибыль. Но одновременно надо помнить и о качестве такого продукта, уделяя этому вопросу больше внимания, отмечает глава регионального представительства «Альфа Лаваль» Виталий Ханаш.

Рынки рыбной муки и рыбьего жира остаются одними из наиболее привлекательных для рыбопереработчиков всего мира. И хотя Россия не ставит себе задачу побороться за первенство с такими неоспоримыми лидерами, как Перу и Чили, для развития этого направления рыбопереработки сегодня складываются весьма благоприятные условия. От отечественных промышленников главным образом требуется лишь поменять свое привычное отношение к этой продукции, заявил в интервью Fishnews глава регионального представительства «Альфа Лаваль» по Дальнему Востоку Виталий Ханаш.

По словам представителя компании, у «Альфа Лаваль» уже есть опыт по установке на заводах в разных регионах России эффективного оборудования по производству высококачественной муки и жира как из белой рыбы, так и из более сложного сырья – лососевых. Главный вывод – если производитель нацелен на выпуск качественного продукта, то современные технологии помогают ему достичь отличных результатов. «Четыре года назад «Альфа Лаваль» реализовала проект для одного предприятия, которое пожелало вложить инвестиции в производство рыбьего жира из отходов от переработки лосося, чтобы обеспечивать высококачественным сырьем компании парфюмерной и химической промышленности. Их продукция пользуется очень большим спросом, и оборудование уже давно окупило все инвестиции», – привел пример Виталий Ханаш.

Но все же, обращает внимание глава регионального представительства, в большинстве случаев проекты реализуются на рыбопромышленных предприятиях, где рыбная мука и жир – это побочный продукт переработки, отсюда и соответствующее отношение к сырью:

«Все понимают, что качественный продукт можно произвести только из свежей рыбы, поэтому вряд ли будут отправлять расползающуюся тушку, которая три дня хранилась при плюсовой температуре, на производство филе или облепленные мухами ястыки – на посол икры.

С мукой и жиром абсолютно то же самое. Каким бы современным и высокотехнологичным ни было перерабатывающее оборудование, оно не способно сделать качественный, востребованный на рынке продукт из сырья, которое поступает на переработку из выгребной ямы. А на производстве так зачастую и происходит: на рыбомучные установки пытаются загнать отходы рыбопереработки, которые накапливались в отстойнике в течение 2-3 дней и попросту начали тухнуть, – физически невозможно получить из этого жир и муку достойного качества. Да, современное оборудование, вероятно, сможет «переварить» такое сырье, но в лучшем случае вы получите неликвидный продукт самого низкого технического качества.

У российских промышленников должно произойти переосмысление этого вопроса – необходимо поменяться само отношение к переработке рыбных отходов», – уверен Виталий Ханаш.

По словам собеседника Fishnews, в настоящее время наблюдается рост интереса рыбопромышленников к производству рыбной муки и жира, об этом свидетельствует статистика за последний год. У производителей появляется понимание, что нет смысла просто утилизировать отходы переработки, если они могут принести прибыль. «Но одновременно надо помнить и о качестве такого продукта, уделив этому вопросу немного больше внимания», – отмечает глава регионального представительства «Альфа Лаваль» по Дальнему Востоку.

С 24 по 30 октября в провинции Ольгин на востоке Кубы пройдет XIX Праздник иберо-американской культуры, в котором примут участие делегации из 20 стран, в том числе Аргентины, Перу, Венесуэлы, Колумбии и Мексики. Кроме того, фестиваль посетят артисты и мыслители из Швейцарии, Индонезии, США и Франции.

На этот раз праздник будет посвящен населению стран Южной Америки, а его основной темой станут процессы интеграции и эмансипации в Иберо-Америке. Одним из новшеств этого года станет I Всемирное мероприятие, посвященное парным фольклорным танцам. В нем примут участие коллективы из Боливии, Колумбии, Венесуэлы и других стран.

Кроме того, программа включает в себя VIII Иберо-американский конгресс мысли, который посетят интеллектуалы из семи стран, а также кубинский исследователь Эдуардо Торрес Куэвас и историк Эусебио Леаль Спенглер. Гостей также ждут Иберо-американский коллоквиум по вопросам словесности и выставки изобразительного и аудиовизуального искусства.

В рамках праздника в экспо-центре Expo Holguín проходит Международная ярмарка ремесленных изделий Iberiarte, которая началась 18 октября и продлится до 3 ноября. В ней принимают участие 65 кубинских и зарубежных мастеров.