Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Исследование: доля теневого сектора экономики России составляет около 45 % ВВП

Результаты исследования «Индекса теневой экономики в России в 2017–2018 годах» показывают, что в 2017 году объем теневой экономики России составил 45,8 % ВВП, а в 2018 году незначительно снизился до 44,7 % ВВП

Исследование теневого сектора российской экономики провели профессора из Стокгольмской школы экономики Талис Путнинс и Арнис Саука. Ранее они исследовали это явление в Латвии, Литве, Эстонии, Украине, Киргизии, Польше, Румынию, Молдавии и Косово.

Как подчеркнул один Арнис Саука: «При использовании одинаковых методов исследования сравнительно высокий уровень теневой экономики также выявлен в Киргизии (44,5 % ВВП в 2018 году), Косово (39,5 % ВВП в 2018 году), Украине (38,2 % ВВП в 2018 году) и Румынии (33,3 % ВВП в 2016 году), тогда как в странах Балтии, особенно в Эстонии, объем теневой экономики значительно ниже (16,7 % ВВП в 2018 году).

«Мы пришли к выводу, что в качестве двух крупнейших составляющих теневой экономики России особенно выделяются зарплата «в конверте» и предоставление неполных сведений о прибыли, полученной от осуществления предпринимательской деятельности. Доля такой составляющей теневой экономики, как зарплаты работников, или так называемые «зарплаты в конвертах», в России в среднем составила 38,7 %в 2018 году (в процентах от показателя, относящегося к реальным зарплатам). Занижение сведений о доходах от осуществления предпринимательской деятельности (в процентах от фактической прибыли) в России приходилось 33,8 % (2018). На предоставление же неполных сведений о работниках (в процентах от фактического числа работников) в России в 2018 году приходилось 28,2 %», - подчеркивает профессор Саука.

Некоторые российские компании не только скрывают часть доходов или некоторых из своих сотрудников, но и вообще не зарегистрированы и, таким образом, полностью являются частью теневой экономики. «По нашим оценкам, такие компании составляют 6,1 % всех предприятий в России», – сообщает профессор Саука.

Результаты настоящего исследования показывают также, что в России очень широко распространено взяточничество: установлено, что в 2018 году в России доля дохода компаний, потраченная на то, чтобы «уладить все дела» (т. е. на выплату взяток), составила 26,4 %, а процент от стоимости контракта, который фирмы, как правило, предлагают в качестве «отката» с целью обеспечить себе контракт в рамках государственных закупок, составил 20,6 %. «Мы также видим, что более трети российских компаний тратят на взятки больше 25 % от суммы выручки или стоимости контракта», – подчеркивает профессор Саука.

Согласно результатам исследования, самый высокий уровень теневой экономики наблюдается в Нижегородской области, достигая 64 % ВВП, за которой следуют Москва (47,1 %) и Воронеж (41,1 %). Кроме того, результаты исследования указывают на то, что в среднем объем теневой экономики во всех отраслях близок к 40 %; при этом в строительстве и в оптовой торговле (при учете других факторов) он несколько выше.

«Мы обнаружили, что предприниматели, которые считают уклонение от уплаты налогов приемлемой формой поведения, в большей степени склонны к участию в теневой экономике, чем прочие, и то же самое относится к предпринимателям, которые в значительной степени недовольны существующей системой налогообложения и действиями правительства. Такой вывод дает некоторое представление о причинах того, почему доля теневой экономики в России столь велика, – по крайней мере отчасти это объясняется относительно высокой степенью неудовлетворенности предпринимателей законодательством в сфере хозяйственной деятельности, а также налоговой политикой правительства. Мы также находим определенные свидетельства в пользу того факта, что в случаях, когда более высока вероятность обнаружения и, в частности, более строгими могут быть санкции за уклонение от уплаты налогов, степень распространенности данного явления снижается. Поэтому мы предлагаем использовать увеличение размера указанных санкций и усовершенствование методов обнаружения уклонения от уплаты налогов в качестве возможных инструментов политики, направленной на уменьшение объема теневой экономики», – подчеркивают авторы исследования.

Наконец, несмотря на то, что в теневой экономике участвуют компании любого размера и возраста, результаты настоящего исследования показали, что молодые фирмы склонны к участию в теневой экономике, как правило, в большей степени, чем те, которые существуют уже давно. Полученные результаты подтверждают мнение о том, что молодые компании используют уклонение от уплаты налогов в качестве средства, позволяющего им успешно конкурировать с более крупными фирмами, которые уже укрепили свои позиции на рынке.

Об исследовании:

Задачей «Индекса теневой экономики» является определение объема теневой экономики, а также изучение основных факторов, влияющих на участие компаний в теневой экономике. Мы используем термин «теневая экономика» для обозначения любой легальной продукции и услуг, которые предлагаются зарегистрированными компаниями, что намеренно скрывается от государственных органов.

При составлении «Индекса теневой экономики в России» в основу легла методология, разработанная Путнинсом и Саукой и предполагающая использование сведений, полученных от самих предпринимателей (описание опубликовано в «Журнале сравнительной экономики» /Journal of Comparative Economics, 2015 г.). В указанной методологии для оценки объема теневой экономики в виде процентной доли ВВП объединяются такие факторы, как доходы от предпринимательской деятельности, которые скрывались от государственных органов, наличие незарегистрированных или скрытых от властей наемных работников, а также наличие зарплат «в конвертах». Метод, применявшийся при составлении «Индекса» для расчета количественных данных, а также определяющих факторов теневой экономики, использовался для исследований во многих странах, включая Латвию, Литву и Эстонию (ежегодное исследование, которое проводится с 2010 года), Украину, Киргизию, Молдавию, Румынию, Польшу и Косово, в целях предоставления политикам информации для разработки соответствующих мер, а также с целью добиться более глубокого понимания процессов, происходящих при осуществлении предпринимательской деятельности. Результаты использования метода, применявшегося при составлении «Индекса», в значительной степени согласуются с другими, менее прямолинейными подходами к оценке объема теневой экономики, такими как метод Шнайдера (Schneider). Преимущество данного подхода заключается в том, что он позволяет получить более подробную информацию о составляющих теневой экономики.

Исследование в России проводилось в феврале – марте 2019 года и содержит вопросы, относящиеся к теневой экономической деятельности в 2018 и 2017 годах. При составлении выборокмы опирались на официальный реестр компаний, включающий данные в отношении всей территории России российских компаний и использовали метод стратифицированной случайной выборки. Было проведено 500 телефонных интервью с владельцами, директорами и менеджерами российских компаний. Таже методологияиспользовалась для сбора данных в других странах, которые сравниваютсяс Россией в настоящем отчете, минимум 500 интервью проводились в каждой стране.

ГЛОССАРИЙ

Вместе с замечательными авторами мы попробовали составить перечень наиболее важных понятий, которые употребляются для описания российской внешней политики: великодержавие, гибридная война, мессианизм, прагматизм, национальный интерес, равноправие, стратегия, стратегическая стабильность, суверенитет, справедливость. Это не классические словарные статьи, которые должны быть дистиллированными по определению, а осмысление, как те или иные понятия преломляются в прикладной деятельности.

В – Великодержавие - Андрей Цыганков

Г – Гибридная война - Василий Кашин

М – Мессианизм - Иван Сафранчук

П – Прагматизм - Мария Ходынская-Голенищева

Н – Национальный интерес - Павел Цыганков

Р – Равноправие - Николай Косолапов

С – Справедливость - Вера Агеева

С – Стратегия - Андрей Сушенцов

С – Стратегическая стабильность - Дмитрий Суслов

С – Суверенитет - Александр Филиппов

В – великодержавие

Андрей Цыганков

В теории международных отношений великодержавность связывают не только с независимостью внешней политики и безопасностью страны, но и с возможностями и влиянием, которыми обладают лишь немногие государства в мире. При этом в понятие «великая держава» вкладываются разные смыслы. Для одних речь идет о материально-силовых возможностях, для других – о статусе и престиже, для третьих – об идейно-политическом измерении и способности вести за собой силой примера. Наиболее упрощенной выглядит трактовка великодержавности представителями американского неореализма, для которого все государства одинаковы и различаются лишь силовым потенциалом.

Державное мышление отличают, по крайней мере, три принципа. Во-первых, державники выступают за раздельное рассмотрение роли внутренних и внешних факторов в развитии общества. Они убеждены в приоритетности факторов международного окружения как наименее подверженных контролю и наиболее потенциально дестабилизирующих. Внешняя политика, следовательно, не может быть лишь отражением потребностей внутреннего развития, но должна отвечать на международные вызовы. Во-вторых, державники исходят из постоянства геополитических интересов государства. У государства нет постоянных друзей и врагов, а есть лишь постоянные интересы – вслед за лордом Пальмерстоном эту максиму нередко повторяют и российские державники. Державники могут выступать сторонниками национальной идеологии, если она не сковывает государство, а помогает сформулировать и защитить его интересы. Третий принцип связан со вторым и сводится к гибкости внешнеполитических союзов. Если у государства нет миссии, но есть постоянные национальные интересы, то руководители государства должны быть готовы сотрудничать с кем угодно, но ровно настолько, насколько это необходимо для соблюдения державного интереса.

За общими компонентами и принципами (велико)державности скрываются различные исторические условия ее формирования. Каждая держава национально и исторически своеобразна, по-своему решает возникающие перед ней задачи и вкладывает в обоснование значимости избранных решений свой смысл. Для России великодержавность исторически определялась важностью сохранения внутреннего единства территориально протяженного и социально-разнородного государства. Ее смыслом является конструкция сильного, способного к управлению сложной страной государства. Без такого государства трудно представить себе собирание земель и укрепление границ в московский период, нанесение поражения сильнейшей в начале XVIII века шведской державе, участие в поддержании европейского баланса сил в XIX столетии и создание советского строя в XX веке.

Своеобразие внешних условий России включает в себя протяженность сухопутных границ, соседство с мощными государствами, пограничное положение между западной и незападной цивилизациями и другие факторы. Следует подчеркнуть и то, что в силу относительной геополической удаленности, размера и православия Россия не является органической частью Европы. Но она стремилась слиться с западным миром, при этом утверждая себя в качестве самостоятельной, культурно своеобразной державы.

Русская великодержавность подразумевает наличие (1) сферы культурно-ценностного влияния в Евразии и Европе, (2) политико-экономической самодостаточности и (3) военного потенциала, достаточного для нанесения поражения любой другой державе. Понимаемая таким образом великодержавность обеспечивает достижение стратегических целей выхода в Европу, поддержания особых доверительных отношений с Востоком и сохранения определяющего влияния на евразийском материке.

Разделяя сформулированный набор принципов мышления, русские державники представляют собой неоднородную группу, различаясь предлагаемыми стратегиями достижения целей государства. С некоторой долей упрощения можно выделить три основные группы.

К первой относятся те, кто исторически выступал за союз с Западом против общих угроз. Примерами такого сотрудничества могут быть попытки России участвовать в Первой северной войне против Швеции (1655–1660) в союзе с другими европейскими государствами. Чуть позже Россия присоединилась к Священной лиге для противостояния Оттоманской империи, подписав в этих целях в 1686 г. договор о вечном мире с Польшей, своим давним соперником. Петр I начинал свое правление с посольского путешествия, преследовавшего целью объединение европейских государств против шведской угрозы. Провозглашение России «европейской державой» и екатерининское участие в Семилетней войне укладывается в то же понимание методов державничества. Еще более важный пример – Священный союз, заключенный Александром I с другими европейскими государствами во имя предотвращения опасности, подобной той, которая еще недавно исходила от наполеоновской Франции. Во второй половине ХIХ и в ХХ столетии примерами союзов с западными странами против общей угрозы были Антанта, попытка создать антигитлеровскую коалицию в преддверии Второй мировой войны, а также открытие Второго фронта в целях нанесения поражения фашизму. В ХХI веке Россия пыталась выстроить единый союз с Западом против международного терроризма.

Ко второй группе русских державников относятся выступающие за гибкую союзническую политику, не замкнутую на странах Запада как приоритетных партнерах. В условиях, когда России не удавалось достичь целей в союзе с западными странами или добиться их поддержки, российские правители нередко уходили в относительную изоляцию для перегруппировки сил, или получения «передышки» (Владимир Ленин). В начале ХVII века после нескольких поражений в противостоянии с Польшей Россия не выходила из изоляции до 1654 г., когда она начала новое наступление присоединением Украины. В XVIII веке Россия взяла двадцатилетнюю паузу, заняв позицию нейтралитета в войне со Швецией для финансового и демографического оздоровления. После поражения в Крымской войне Россия «сосредотачивалась», проводя в жизнь политику гибких союзов, пока не смогла наконец восстановить утраченные позиции на Черном море. «Мирное сосуществование» большевиков и сталинская теория «социализма в отдельной взятой стране» тоже относились к попыткам ослабить внешнеполитическую активность для укрепления страны, вышедшей из революции и гражданской войны. Наконец к этой же группе державного мышления можно относить попытки Евгения Примакова маневрировать между Западом, Китаем и Индией после окончания холодной войны.

Для третьего типа русского державного мышления характерна наступательность, в том числе в отношениях с Западом, если последний отказывается признать важнейшие внешнеполитические интересы России. Россия неоднократно утверждала свои интересы в одностороннем порядке, невзирая на критику западных стран. В XVII веке российское государство вело многочисленные войны с Польшей и Оттоманской империей, стремясь к укреплению границ и защите балканских славян. В XVIII веке Пётр нанес сокрушительное поражение Швеции, не вступая для этого в союз с европейскими государствами. В основном успешные войны с Турцией продолжились вплоть до Крымской войны, которую Россия проиграла благодаря поддержке, оказанной Турции Англией и Францией. После внутреннего выздоровления Россия вернулась к активной политике на Балканах, нанеся туркам новое поражение в 1870-е годы. В ХХ веке большевистская доктрина «мировой революции» стала ярким примером наступательного мышления, поскольку ставила под сомнение саму систему западных государств-наций. В 1920 г. большевики даже попытались вторгнуться в Польшу для смены правительства. Во время холодной войны наступательным был курс Советского Союза, стремившегося к укреплению геополитического влияния в мире, как, например, в период Карибского кризиса в 1962 г. или в случае ввода войск в Афганистан в 1979 году. После окончания холодной войны российская наступательность проявилась в вооруженном вмешательстве в конфликт Грузии и Южной Осетии, присоединении Крыма и вступлении в войну в Сирии.

В зависимости от того, какие коалиции выстраивали державники и какого рода политику защищали внутри страны, их идейными оппонентами были представители западнического или самобытно-цивилизационного мышления. Западники опасались, что державность ослабит страну внутренне, поскольку противопоставит отсталую в материально-технологическом и политическом отношении Россию передовому Западу. Связывая российскую идентичность с Европой, западники выступают за воспроизводство на российской почве европейских политических институтов и выстраивание приоритетных, стратегических отношений с европейскими странами. Представители цивилизационного мышления нередко поддерживали державников, считая великодержавность условием защиты национальных ценностей от внешних посягательств. В то же время сторонники русской самобытности могут оказаться в числе критиков державности, если считают, что она ослабляет общество. Например, для славянофилов национальные интересы и границы были вторичны, а главным являлось создание условий для свободного общинного труда и жизни в православной вере.

Державный тип мышления традиционно поддерживался широкими слоями общества, особенно если не требовал значительных жертв со стороны населения и не оборачивался внешнеполитическими поражениями. При этом державность нередко оказывалась для русского народа тяжелой ношей, если государство решало внешнеполитические задачи за счет напряжения общественных ресурсов. Подвергаясь многочисленным опасностям извне, русские консолидировались вокруг государства для сохранения свободы от внешних посягательств, но при этом теряли свободу внутреннюю. Со временем они утратили возможности свободного общинного хозяйствования («мир») и участия в управлении и выборах князя («вече»), создав централизованное патримониальное государство. По оценке историка Георгия Вернадского, «самодержавие и крепостное право стали ценой, которую русские заплатили за национальное выживание». Военная сила, имперское могущество и способность противостоять внешним вторжениям постепенно стали самоцелью государственной политики. Бедность и крепостное право превратились в средства ускоренной мобилизации армии. Власть нередко игнорировала назревшие потребности в реформах, видя в них опасность для сложившейся в России системы правления.

Ценой внутреннего перенапряжения было ослабление внутреннего и внешнего компонентов державности. Распад советского государства – пример такого перенапряжения в результате длительного противостояния более развитым странам Запада. Традиционные опоры державности, в задачу которых входит защита безопасности государства – армия и силовые структуры – оказались в униженном положении, в то время как укрепился класс нового «боярства», или олигархов. Деморализации армии способствовала запоздалая и плохо продуманная военная кампания по стабилизации в Чечне. Население, лишившись денежных накоплений в результате олигархических в своей основе экономических реформ, не поддерживало власть. В стране подняла голову преступность, и государство не успевало реагировать на массовые нарушения законности против граждан. Конфликт исполнительной и законодательной властей, приведший к использованию силы против парламента в октябре 1993 г., довершал картину чрезвычайного ослабления государства. Во внешней политике российское руководство стремилось проводить прозападный курс, по существу отказавшись от принципов державной политики.

Постепенно, во многом благодаря усилиям созданного Совета по внешней и оборонной политике и деятельности министра иностранных дел Евгения Примакова, понятие державности вернулось в политический лексикон в качестве одного из центральных. В 2000-е гг. в целом благоприятное внешнее окружение и отсутствие угрозы войны позволило руководству страны сосредоточиться на решении внутренних задач, связанных с экономической и политической стабилизацией. Результатом стало завершение военных действий на Северном Кавказе, относительная консолидация политического класса и восстановление способности проводить независимую внешнюю политику.

Будущее российской державности связано с выстраиванием новых международных коалиций в условиях мировой турбулентности и способностью руководства страны осуществить переход к новой модели государства. С первым дело обстоит лучше, чем со вторым. Державность во внешней политике способствовала восстановлению важных и утраченных в 1990-е гг. позиций. Выдержала проверку временем ориентация на укрепление баланса сил и престижа великой державы. Уходит в прошлое мир единственной сверхдержавы. Меняется и децентрализуется Европа. Россия разворачивается к Азии, реализуя проекты Большой Евразии, Шанхайской организации сотрудничества и другие. Перед страной открываются новые возможности налаживания международного сотрудничества за пределами западного мира.

Более трудным является переход к новой государственности. Он сопряжен с комплексом мер по преодолению политического наследия 1990-х гг., связанного не столько с сильным державным государством, сколько с его отсутствием. Экономическое пробуксовывание, коррупция, ориентация на стабильность вместо развития – «родимые пятна» российского капитализма, возникновение которого связано с залоговыми аукционами, рейдерством, экспортом энергоресурсов, а также неспособностью правительства реализовать единые принципы и правила в политике и экономике. В этой области державность во многом остается благим пожеланием. Впереди трудный период, требующий новых стратегий формирования сильного и легитимного государства.

Без создания такого государства державность не может считаться полностью состоявшейся. Для державников является аксиомой, что государство должно обладать значительной свободой от вмешательства не только внешних, но и внутренних групп интересов, без чего невозможно осуществление политической стратегии в интересах общества в целом. В частности, Примаков в должности премьер-министра пытался бороться с засильем Бориса Березовского и других олигархов ельцинской «семьи». Позднее, на посту руководителя Торгово-промышленной палаты он отстаивал важность выработки и соблюдения четких правил в отношении экономики и собственности, предупреждал об опасности силовых «наездов» на бизнес. Понимал он и опасности, связанные с чиновничьим засильем и коррупцией. Сильное государство должно быть правовым и опирающимся на институты, а не на чреватые злоупотреблениями неформальные связи. Сильная исполнительная власть нуждается в независимости судов, частичной региональной децентрализации, честных выборах и борьбе с коррупцией.

В эпоху глобальной нестабильности и перехода власти выживет тот, кто сумеет приспособить к своим нуждам внешние и внутренние условия. В мире происходит масштабная перекройка рынков, региональных систем и военно-политических союзов. Современная державность должна сочетать отстаивание важнейших интересов в мире с активным выстраиванием нового миропорядка и проведением необходимых для этого внутренних реформ. Твердость защиты суверенитета предусматривает гибкое умение создавать новое и желаемое в экономической, информационной, военной и политической сферах. С осуществлением такого курса сопряжено немало трудностей, включающих в себя не только риски противодействия развитым в материально-экономическом отношении державам, но и способность выбирать растущие сферы внутреннего развития и вкладываться в перспективные международные проекты.

Г – Гибридная война 

Василий Кашин

Понятие «гибридная война» прочно связалось на Западе с Россией после присоединения Крыма. Значительную роль в этом сыграло распространение мифа о наличии у России специальной стратегии противостояния, известной как «доктрина Герасимова». Ее существование к настоящему времени опровергнуто самими авторами мифа. Но история с «доктриной Герасимова» показательна: за российскую стратегию гибридной войны были выданы идеи аналогичной стратегии Соединенных Штатов. Они, в свою очередь, сформировались у российских военных и политиков на основе осмысления опыта «цветных революций» 2000-х гг. и «арабской весны» начала 2010-х годов.   

К моменту крымских событий военные теоретики не только на Западе, но и на Востоке осмыслили различные формы невоенного противоборства государств. Высокая стоимость и чудовищная опасность современной высокотехнологичной войны требовала найти такие формы участия в конфликтах, которые позволяли бы контролировать эскалацию и добиваться целей строго дозированным применением силы. 

Эти концепции (например, в опубликованной в 1999 г. книге «Война без границ» // Unrestricted Warfare китайских полковников Цяо Ляна и Ван Сянсуя) не сводятся к распространенным в настоящее время представлениям о гибридной войне. Речь идет о комплексной стратегии противостояния великих держав с применением неограниченного арсенала методов. 

Концепции гибридной войны упрощают борьбу между государствами. Государство, взявшее их на вооружение, получает пропагандистский инструмент для демонизации противника, но наносит удар по собственной стратегической культуре. Его способности понимать намерения оппонента в результате падают. 

Гибридная война наиболее часто определяется как конфликт с использованием информационной борьбы, экономического и политического давления в сочетании с ограниченным применением вооруженной силы. Предполагается, что действия по всем направлениям помогают нивелировать превосходство Запада в обычных вооружениях. Это понятие расплывчато и опасно. Оно было введено в оборот в середине 2000-х гг., использовалось для описания войны в Ливане 2006 г., а по-настоящему популярным стало на волне украинского кризиса.   

Однако все приемы гибридной войны известны много лет, если не веков. Появление новых технологических возможностей в связи с развитием информационно-коммуникационных технологий мало что меняет в сути отношений вовлеченных в конфликт стран. На протяжении всей истории человечества любая хорошо спланированная военная кампания сопровождалась усилиями в области пропаганды, дипломатии, разведки и экономики. О том, что победа с применением именно этих инструментов предпочтительней лобового столкновения, писал еще Сунь Цзы. 

Нет ничего нового в поддержке повстанческих движений на территории иностранного государства, вводе на его территорию собственных регулярных войск под видом добровольцев и в прочих методах, часто подаваемых в качестве неизвестной и страшной угрозы. Эти методы широко применялись всеми участниками холодной войны, прежде всего, США, СССР и Китаем. Они нередко использовались и до холодной войны. 

Фактически, гибридность позволяет навешивать устрашающую этикетку «война» на широчайший спектр достаточно рутинных внешнеполитических, пропагандистских и разведывательных мероприятий, зачастую являющихся неизбежной частью межгосударственных отношений.   

Приписывание стране гибридной стратегии может рассматриваться как элемент политики по ее изоляции. 

Цель такой политики – лишить противника возможности отстаивать свою точку зрения. Любая форма разъяснения позиции, попытки защититься от обвинений и изменить позицию другой стороны могут быть теперь интерпретированы как дезинформация и информационное нападение. Появляется также возможность ограничить дипломатическую активность противника, которая по своей природе предполагает установление связей, распространение и сбор информации и влияние на точку зрения собеседника. Фактическое разрушение российско-американских каналов политической коммуникации в посткрымский период и особенно на фоне истерии с российским «вмешательством в выборы» в Соединенных Штатах в этом отношении весьма показательно. 

Россия также склонна приписывать гибридную стратегию своим оппонентам. Предполагаемая гибридная угроза со стороны Европы и США, осмысливаемая под военным углом, ведет к вполне конкретным и важным выводам, касающимся внутренней политики. В известном выступлении начальника генерального штаба Вооруженных сил России Валерия Герасимова на общем собрании Академии военных наук 1 марта 2019 г. в качестве элементов новой военной стратегии США и их союзников упоминаются «цветные революции» и «мягкая сила». Предполагается, что целью американских стратегий является «ликвидация государственности неугодных стран, подрыв суверенитета, смена законно избранных органов государственной власти». Герасимов отмечает, что Пентагон разрабатывает принципиально новую стратегию под названием «Троянский конь», которая заключается в использовании «протестного потенциала пятой колонны» с одновременным нанесением ударов высокоточным оружием по наиболее важным объектам. Соответственно, российский ответ предусматривает «комплекс мер по упреждающей нейтрализации угроз безопасности государства». 

Россия, как и прочие крупные военные державы, обладает военными и невоенными средствами борьбы, которые могут применяться в условиях мирного времени или вооруженного конфликта низкой интенсивности. Этот арсенал в его нынешнем виде создавался главным образом в эпоху холодной войны. Скрытные и не признаваемые военные вмешательства, поддержка повстанческих движений и создание «квазидобровольческих» формирований для интервенций за рубежом в сочетании с дезинформацией, пропагандой и поддержкой оппозиции использовались тогда всеми крупными странами.   

Что касается СССР, то ограниченные и тайные военные интервенции широко применялись им с раннего периода советской истории. Классическим примером можно считать вмешательство в гражданскую войну в Афганистане 1929 года. Под командованием Виталия Примакова двухтысячный отряд красноармейцев, облаченных в афганскую военную форму и вооруженных трофейным английским оружием, вторгся в эту страну. Целью знаменитого «рейда Примакова» было изменение хода войны в пользу дружественного СССР короля Амануллы-хана. Операция готовилась в тесной координации с представителями Амануллы, и к отряду Примакова присоединялись местные этнические формирования. Рейд, завершившийся захватом Мазари-Шарифа в апреле 1929 г., был предпринят, однако, слишком поздно и уже не смог переломить ход гражданской войны. Многое в его организации тем не менее можно считать характерным для подобных операций Советского Союза и постсоветской России. 

В ходе «афганской спецоперации» СССР пытался повлиять на внутренний конфликт за счет ограниченного, тайного и краткосрочного вмешательства в ключевой момент (который, как оказалось в дальнейшем, был выбран неверно). Советским силам следовало изменить ход конфликта в пользу союзника и уйти. Но они ни в коем случае не должны были выступать главной действующей силой в конфликте. СССР тщательно избегал привлекать внимание к своей операции и стремился жестко контролировать масштабы вовлеченности в войну. После того, как стало ясно, что поражение Амануллы-­хана предотвратить не удалось, СССР свернул интервенцию, невзирая на продемонстрированное подавляющее тактическое и техническое превосходство Красной Армии. 

Сходным образом осуществилось более крупное и успешное вмешательство в Синьцзяне в ноябре 1933 – апреле 1934 года. В операции в поддержку генерал-губернатора Шэн Шицая участвовали войска НКВД, замаскированные под действовавшие в регионе белоэмигрантские формирования. К ней привлекались собственно бывшие белогвардейцы, завербованные советской разведкой, а также просоветские формирования из числа местного населения. Интервенция продолжалась недолго, после решения поставленных задач советские войска ушли, оставив в Синцзяне ограниченный контингент и группу советников для наблюдения за ситуацией. 

«Квазидобровольческой» операцией было советское участие в гражданской войне в Испании. Несмотря на присутствие в стране тысяч советских военнослужащих и крупные военные поставки, вмешательство в конфликт СССР отрицалось. Советские летчики и военные советники в качестве «добровольцев» участвовали в китайско-японской войне в 1937–1940 годах. Подобная же практика продолжилась и с наступлением холодной войны. Советская истребительная авиация и зенитно-артиллерийские части с личным составом, замаскированным под китайских добровольцев, действовали в Корее. Советские летчики противостояли ВВС Гоминьдана в небе над Шанхаем в 1950 году. Советские зенитно-ракетные и авиационные части принимали участие в войне во Вьетнаме и в ряде конфликтов на Ближнем Востоке. 

Перечисленные интервенции были успешны с точки зрения достижения политических и стратегических целей Москвы. Все они следовали одной и той же модели, которая прослеживается со времен рейда Примакова в 1929 году. Это были короткие, внезапные, тщательно спланированные действия, направленные на то, чтобы в ключевой момент помочь важному союзнику, будь то дружественное государство или одна из фракций в гражданской войне. 

Операции имели разную степень секретности; как правило, СССР либо отрицал участие в конфликте в принципе, либо преуменьшал его масштабы. Главным условием успеха был тщательный расчет баланса сил, выбор времени, места и характера вмешательства. При этом сводились воедино возможности вооруженных сил, спецслужб, дипломатического аппарата. 

Сильной стороной Советского Союза при ведении таких операций была способность добиваться высоких результатов в обучении, а порой – в строительстве с нуля вооруженных сил дружественных стран или политических групп. На протяжении всей холодной войны созданные советскими инструкторами вооруженные формирования одерживали победы над противниками, обучаемыми и оснащаемыми США. 

Разумеется, речь идет о случаях, когда советские военные имели реальные возможности руководить процессом военного строительства, чего не было, например, в арабских армиях, воевавших с Израилем. Афганская кампания 1979–1989 гг. стала грубым нарушением всех старых советских принципов ведения зарубежных интервенций. Она была затяжной, масштабной, предпринятой без учета местных условий, главной силой в войне оказались собственно советские войска, а не формирования союзников. 

Тем не менее многие преимущества отечественной военной школы, прежде всего – способность налаживать работу с местным населением, создавать относительно боеспособные местные вооруженные силы и действовать совместно с ними, проявились и тогда. К моменту вывода советских войск в 1989 г. Республика Афганистан обладала армией и специальными службами, далеко превосходившими все, что было создано за 18 лет американской оккупации Афганистана после 2001 года. Падение режима Наджибуллы было связано с фактически продолжавшимся вмешательством в афганский конфликт ряда иностранных государств на фоне распада СССР и бездействия России. 

Офицеры советских вооруженных сил и спецслужб, вовлеченные в подобные операции на поздних этапах холодной войны, продолжали активную службу и с началом военных конфликтов 1990-х гг., когда этот опыт был значительно обогащен и расширен. Российские военные оказались вовлечены в столкновения на Южном Кавказе, в стабилизацию ситуации в Таджикистане в 1992–1997 годах. Но наиболее глубокое влияние на армию, спецслужбы и государственный аппарат России оказали боевые действия на Северном Кавказе в ходе двух чеченских войн. Армия и спецслужбы получили огромный опыт решения сложнейших задач при весьма ограниченных ресурсах с опорой на переговорные инструменты, агентурную разведку, взаимодействие с разнообразными вспомогательными вооруженными формированиями из местного населения. 

Присоединение Крыма, события на Восточной Украине и сирийская кампания показали, что Россия возвращается к старой модели применения вооруженных сил для обеспечения национальных интересов. Ставка делается на быстрые, внезапные действия с тщательным контролем уровня вовлечения в конфликт. Значительный опыт строительства и использования вспомогательных отрядов из числа добровольцев и местного населения, накопленный в ходе многолетних конфликтов на постсоветском пространстве, используется в полной мере. 

Такие действия едва ли делают Россию более непредсказуемой или агрессивной, чем другие державы. Даже Китай при всей его внешнеполитической пассивности последних десятилетий отметился уже в XXI веке в поддержке вооруженных формирований и непризнанных государственных образований на севере Мьянмы (так называемое государство Ва). Эта поддержка включала в себя обучение и оснащение, вплоть до поставок тяжелого вооружения. 

Интервенции США, Франции и Великобритании на Ближнем Востоке носили более систематический характер. Они сопровождались масштабным применением современных технологий, финансовых ресурсов и технических возможностей, недоступных для России. Однако результаты оказывались почти неизменно неблагоприятными для самих акторов. Они, в особенности американцы, демонстрировали неспособность к интерпретации разведданных и оценке политической ситуации. Строительство Соединенными Штатами союзных вооруженных сил из местного населения приводило к разочаровывающим результатам на фоне гигантского расхода средств. Взаимодействие американских и местных вооруженных формирований оставалось слабым. 

Российские действия на этом фоне отличаются не большей агрессивностью, а большей эффективностью. Россия в отличие от США и ряда их союзников не вторгалась в иностранные государства, штурмуя столицы и убивая политических лидеров. Россия не тратила триллионы долларов на многолетнюю оккупацию других стран, чтобы затем уйти, признав поражение. Но, применяя силу в куда меньших объемах, Россия в последние десятилетия добивалась куда большего в реализации своих политических целей. 

На стороне российской армии и спецслужб – многолетний опыт войн с сильным иррегулярным противником, получающим поддержку из-за рубежа, в условиях ограниченности собственных ресурсов. Переоснащение и реформирование российской армии в 2010-е гг. позволило резко повысить ее боевые возможности. Патриотический подъем, связанный с украинскими событиями и присоединением Крыма, обеспечил приток добровольцев для зарубежных операций в составе регулярных и иррегулярных формирований. 

Таким образом, в новых условиях российские Вооруженные силы превращаются в гибкий инструмент, который может быть использован для влияния на ситуацию в стратегически важных для России частях мира. 

Использование ярлыка гибридной войны уводит нас в сторону от того факта, что мы имеем дело с набором весьма традиционных приемов борьбы, восходящих к началу ХХ века или более ранним временам. Эти приемы используются всеми крупными игроками в современной международной политике. Но одни страны владеют ими хорошо, а другие – никак не могут научиться, даже потратив триллионы долларов и потеряв многие тысячи солдат убитыми. 

М – Мессианизм

Иван Сафранчук

Вряд ли кто-то будет спорить с тем, что Россия никогда не была исключительно прагматической державой, движимой только практическими интересами. Чувство некой миссии, высшей цели России было присуще всегда.

Но исторически и в строгом смысле этого слова российское государство не является мессианским. Оно не сформировало чего-то похожего на политическую доктрину божественной предопределенности, которая обосновывала бы экспансионизм Божьим промыслом (как американский Manifest Destiny). У российской элиты никогда не было намерения способствовать политическими средствами приближению конца света и второго пришествия ради торжества Истины, к чему склонны американские правые евангелисты, время от времени обретающие влияние на внешнюю политику. Россия не была очарована цивилизаторским «бременем белого человека», как британский колониализм. И не несла в мир нерелигиозные философские идеалы, как в Новое время это делала Франция, а позже опять же – США.

Наиболее мессианским был, вероятно, советский период российской истории, когда Москва взяла на себя роль распространителя и защитника в мировом масштабе целостной философской и политико-экономической доктрины. Впрочем, после десятилетий осуществления этой миссии увлеченность ею стала быстро исчезать и в элите, и в обществе. К концу же существования Советского Союза сформировался невероятный по силе общественный и элитарный запрос на прагматизм.

Как бы сейчас ни называли внешнеполитический курс Бориса Ельцина и Андрея Козырева – наивным или идеалистическим, на самом деле он формировался именно в прагматических категориях. Избавление от излишней и идеологически обоснованной внешнеполитической нагрузки трактовалось как прагматизм, а не как идеализм (по сути, этот подход продолжал горбачёвское «новое мышление», практическим содержанием которого стало освобождение перенапрягшегося и пораженного внутренним кризисом СССР от бремени ответственности за «второй мир».)

В дальнейшем прагматизмом стали считать не столько редуцирование внешнеполитических интересов, сколько их расширение, но опять же ради удовлетворения прикладных интересов, а не воплощения в жизнь абстрактных идеалов. Хотя конкретное выражение прагматического начала в российской внешней политике в последнюю четверть века очень сильно менялось, твердая приверженность прагматизму после опыта советского мессианства все-таки остается.

Россия не является мессианской державой в «большом» смысле: она не готова убивать других и посылать на смерть своих за абстрактные идеалы и доктрины. Российское чувство миссии другое.

Россия – государство, собранное на огромном пространстве из множества неоднородных элементов, расположенное в сложных климатических и природных условиях, подвергавшееся крупным нашествиям. Своей миссией это государство всегда считало собственную способность быть – и быть не дикими, не варварами. В одной интерпретации миссия состоит в том, чтобы суметь стать развитой частью мира, то есть Западом, и в таком качестве добиться принятия в какую-то общую систему политических и социальных отношений. В другой – миссия сводится к тому, чтобы быть без (не путать с против) Запада. Эта трактовка имеет другой обязательный компонент – представление о том, что есть могущественные силы внутри и вовне, постоянно мешающие России исполнить свой долг, стремящиеся подорвать ее возможности.

Территориальная экспансия, участие в мировых делах, вершение судеб мира – все это явные свидетельства способности быть и успешности существования. Российская элита, особенно после Петра I, считала такую программу действий естественной для Российского государства. И для подобной традиции выпасть из первого ряда мировых держав – историческая катастрофа, там надо оставаться любыми средствами – миром или войной. Не случайно противодействие риску скатиться во второй, а то и третий эшелон международной политики было объявлено лейтмотивом президентства Владимира Путина в его программной статье «Россия на рубеже тысячелетий», опубликованной за день до того, как он стал исполняющим обязанности главы государства после досрочной отставки Борис Ельцина.

Насколько чувство державности распространилось на весь народ – вопрос спорный. По всей видимости, общественные настроения по этому поводу могут колебаться в очень широкой амплитуде. Но всегда находились и те, кто был за сосредоточение на себе, за снижение бремени вовлеченности в мировые дела или даже за полное выключение из них. Великие русские писатели дают яркие примеры таких мыслей. Лев Толстой еще в «Севастопольских рассказах» обращал внимание на то, как чужда война русским крестьянам, а в дальнейшем чрезвычайно саркастично представлял геополитические, военные предприятия («Сказка об Иване-дураке и его двух братьях…») и даже характеризовал войну как «вредное учреждение», ставя ее в таком качестве в один ряд с рабством и проституцией (эссе «Так что же нам делать?»). Или Александр Солженицын в манифесте «Как нам обустроить Россию?»: «Пробуждающееся русское национальное самосознание во многой доле своей никак не может освободиться от пространнодержавного мышления, от имперского дурмана. (…) Это вреднейшее искривление нашего сознания: “зато большая страна, с нами везде считаются”. (…) Могла же Япония примириться, отказаться и от международной миссии, и от заманчивых политических авантюр – и сразу расцвела. Надо теперь жестко выбрать: между Империей, губящей прежде всего нас самих, – и духовным и телесным спасением нашего же народа».

Споры о том, в каком виде России существовать, продолжатся – у них давняя традиция. Но мощное стремление быть вопреки нескончаемым препятствиям (быть собой, но не пространством, признанным варварским) и стало миссией России. За века осуществления этой миссии у страны появился и некоторый собственно мессианский элемент. Но состоит он не в том, что Россия хочет переделать мир в соответствии с какой-то определенной программой, а в вере, что с Россией мир лучше, чем без нее.

П – Прагматизм

Мария Ходынская-Голенищева

В основе понятия «прагматизм» лежит примат пользы/выгоды, которую способно принести то или иное действие. Эвентуальные практические последствия определяют целесообразность конкретных шагов и одновременно служат критерием их эффективности. Философский словарь приводит слова одного из видных представителей прагматизма, американца Уильяма Джеймса: «Истина есть то, что лучше всего работает на нас».

Прагматизм – один из основополагающих принципов российской внешней политики. При некоторой абстрактности термина он имеет вполне конкретное содержание. Так, Концепция внешней политики России от 2016 г. ориентирует дипломатов на работу в пользу создания благоприятных внешних условий для поступательного и устойчивого внутреннего развития. Среди них – обеспечение безопасности страны, ее суверенитета и территориальной целостности, формирование пояса добрососедства с сопредельными государствами, содействие повышению конкурентоспособности экономики России, ее технологическому обновлению, повышению уровня и качества жизни населения.

Рациональна российская интеграционная политика на постсоветском пространстве и в Евразии (СНГ, ЕврАзЭС, ШОС), которая должна привести к формированию широкого интеграционного контура (инициатива Большого евразийского партнерства). Позитивная, неконфронтационная повестка этих объединений предоставляет возможность не распылять ресурсы и сосредоточиться на задачах обеспечения ускоренного темпа развития в государствах-членах. Прагматична линия России и в относительно новых, отвечающих духу времени институтах глобального управления. Например, в БРИКС, где, кроме всего прочего, проводится курс на создание альтернативы доллароцентричной валютно-финансовой системе: наличие подобной «подушки безопасности» приобрело для России особую важность в контексте деградации отношений с Западом после 2014 г., включая обмены санкционными ограничениями.

Единственно рациональным с военно-политической точки зрения (и соотнесенным с общественным запросом, обусловленным ощущением исторической несправедливости) стало решение о воссоединении Крыма с Россией. Реалистичная, трезвая оценка ситуации вкупе с глубокой проработкой возможных сценариев и их последствий предопределили активное участие Москвы на уровне высшего руководства в выработке Минских договоренностей, связавших Киев и крупных европейских игроков соответствующими обязательствами с выгодной для России последовательностью шагов.

Высоким уровнем прагматизма характеризуется российская политика на сирийском направлении. В основе принятого руководством страны решения о начале военной операции в Сирийской Арабской Республике (САР) лежали интересы, связанные прежде всего с обеспечением национальной безопасности. В 2015 г. в рядах террористических групп сражались, по разным оценкам, до 6 тыс. выходцев из России и постсоветских республик, существовала угроза их возвращения. Нарратив Запада, пытавшегося навязать впечатление о российской линии в Сирии как о иррациональной («Москва поддерживает диктатора-союзника»), противоречил предыстории конфликта: Башар Асад посетил Москву на пятый год президентства (первый его зарубежный визит в качестве главы государства состоялся в Париж, второй – в Лондон); до кризиса Россия занимала лишь девятое место в товарообороте Сирии (3%).

Исключительный прагматизм российской линии на сирийском направлении проявился в деидеологизированном подходе, позволившем договариваться по отдельным аспектам урегулирования (прекращение огня, параметры политического урегулирования, выправление гуманитарной ситуации и так далее) со всеми внешними игроками. Так, в период, когда российско-американские отношения находились в низшей точке развития, Москва и Вашингтон выполняли роль сопредседателей Международной группы поддержки Сирии (2015–2016 гг.), согласовали параметры режима прекращения боевых действий в САР (февраль 2016 г.), достигли договоренностей о деэскалации в Восточном Алеппо (декабрь 2016 г). С учетом неоднократно озвученной Россией принципиальной позиции о нелегитимном характере военного присутствия США в Сирии ничем, кроме как соображениями прагматизма, нельзя объяснить российско-американские договоренности о деконфликтации, в течение нескольких лет обеспечивающие отсутствие инцидентов «в воздухе» и «на земле».

Россия с рациональных позиций подходила к подбору внешних партнеров для диалога по сирийскому урегулированию. Яркий пример – астанинский формат (Россия, Иран, Турция) – объединение трех государств с несовпадающей, порой прямо противоположной повесткой. Сугубо реалистичный подход, продемонстрированный всеми странами-гарантами, позволил достичь важнейших договоренностей по прекращению боевых действий в САР, созданию зон деэскалации (2017 г.), а также сформировать Конституционный комитет (2018 г.). Сепаратная переговорная работа на двустороннем уровне с крупными региональными игроками, имевшими влияние на группы вооруженной оппозиции, – Турцией, Катаром, Саудовской Аравией, Египтом и другими – позволила перевести под контроль сирийского правительства такие стратегические районы (бывшие «зоны деэскалации»), как Восточный Алеппо, Восточная Гута, Хама/Хомс, Восточный Каламун, части провинций Сувейда, Кунейтра, Дераа, при этом не подорвав потенциала астанинского формата, создавшего эти зоны.

Отдельно стоит упомянуть российско-турецкий переговорный трек. Прагматизм вновь позволил преодолеть глубокий кризис между Москвой и Анкарой, который вызвали действия турецких ВВС, сбивших российский бомбардировщик Су-24 из состава группировки ВКС России, – тогда погиб один из катапультировавшихся пилотов Олег Пешков. После жесткой реакции Москвы и принесенных Анкарой (далеко не сразу) извинений диалог между Россией и Турцией возобновился и был максимально плодотворным: удалось договориться по окончательному решению проблемы Восточного Алеппо и согласовать условия деэскалации в Идлибе (2018 г.) и на северо-востоке САР (2019 г.).

Лишенная догматизма и конъюнктурных колебаний, последовательная линия России в сирийском урегулировании, вопреки некоторым прогнозам, не только не привела к ухудшению отношений нашей страны с суннитскими государствами, но, напротив, способствовала упрочению позиций Москвы в ближневосточных делах, закрепила за Россией образ надежного партнера.

На этом фоне некоторая отстраненность России в йеменских делах и осторожное балансирование в Ливии – также пример прагматичности и основанной на ней неготовности повышать ставки в ситуациях, развитие которых мало затрагивает национальные интересы России. Это не мешает Москве оставаться участником многосторонних форматов урегулирования йеменского и ливийского конфликтов, оказывать ощутимую поддержку соответствующим усилиям ООН.

Посредничество (как минимум в предоставлении московской площадки) в межпалестинском и межафганском примирении, без которых во многом девальвируются коллективные усилия по стабилизации ситуации на Ближнем Востоке и в Афганистане, – также мера, не превышающая полезную норму вовлеченности, но позволяющая оказывать необходимое влияние на соответствующие процессы.

Н – Национальный интерес

Павел Цыганков

Крен в сторону национальной политики, заметный сегодня во многих странах, в том числе ранее ориентированных на «трансферт суверенитета», вновь привлекает внимание к несколько подзабытому понятию «национальный интерес». Парадокс, однако, в том, что в науке о международных отношениях не прекращаются дебаты о его содержании. Будучи центральным для политического реализма, оно энергично оспаривается другими теоретическими школами.

С точки зрения канонического реализма конфликтная природа международных отношений является неизбежным следствием отсутствия в них верховной власти. В таком контексте государства постоянно испытывают страх за своё существование и им приходится полагаться только на свои собственные силы. Поэтому национальный интерес – это, прежде всего, рациональное осознание потребности государства в безопасности, что предполагает защиту не только физического выживания, но и территориальной целостности, независимости, экономического благосостояния и культурной идентичности. Безопасность зависит от положения государства в международной системе относительно других государств. А поскольку это положение производно от распределения способностей государств (в первую очередь в военном отношении), постольку национальный интерес определяется «в терминах власти (силы)», как считал один из основоположников реализма Ганс Моргентау.

Однако уже в рамках самого канонического реализма разгораются дискуссии. Так, Моргентау и Генри Киссинджер разошлись в оценке соответствия вьетнамской войны американскому национальному интересу. Возникшие впоследствии новые версии реализма – неореализм, наступательный реализм, неоклассический реализм – внесли дополнительные нюансы в релятивизацию понятия национального интереса.

Еще большей критике оно подверглось со стороны других теоретических течений. Позитивисты указали на его неоперациональность и даже антинаучность, ввиду невозможности его эмпирической верификации. В свою очередь, согласно либералам, национальный интерес определяется не внешней средой, а внутренними социетальными потребностями государства, которые являются не унитарными, а плюралистическими. В конечном счете национальный интерес представляет собой совокупность интересов тех групп, которым удается навязывать собственные политические предпочтения в качестве государственных. Хотя национальные интересы отражают приоритеты частного характера, они необязательно являются эгоистическими. По мнению неолибералов, понятие «национальный интерес» правомерно использовать только при условии, что его содержание составляют моральные нормы и глобальные проблемы, например, индивидуальные свободы. Сторонники экономического неолиберализма готовы согласиться с рациональностью, движущей силой национального интереса, и стремлением к безопасности как его главной составляющей, но лишь в аспекте рыночного измерения.

Конструктивисты предлагают свое объяснение интересов и условий, в которых они формируются и изменяются. С их точки зрения, национальные интересы основаны на идентичности и конструируются не столько самими государствами, сколько разделяемыми нормами и ценностями, которые структурируют международные отношения и придают им смысл. Критические теории, исследуя дискурс национального интереса, находят в нем интересы тех, кто его формулирует. Наконец, специалисты такого научного направления, как анализ внешней политики, настаивают, что она зависит от индивидуальных особенностей лиц, принимающих решения и от организационных процедур, представляя собой результат компромисса между бюрократическими структурами, члены которых зачастую думают вовсе не о национальном интересе.

Таким образом, содержание понятия «национальный интерес» выглядит размытым, а его роль во внешней политике – неочевидной.

Впрочем, сегодня в международно-политической науке сложилось понимание того, что разнобой в трактовке национального интереса не доказывает его «отсутствия» как мотива внешней политики и неэффективности как аналитического инструмента. Дискуссии полезны уже тем, что позволяют понять, каких ошибок следует избегать при анализе содержания и роли национального интереса в международном поведении государства. Уроки таких дискуссий сводятся к следующему.

Во-первых, необходимо помнить, что ни одна теория не дает полного объяснения национальных интересов. Поэтому не стоит опираться на одну из них, но использовать достижения каждой. Конкурируя, они дополняют друг друга и выявляют ошибки.

Во-вторых, не стоит противопоставлять интересы и ценности. Национальные интересы не могут не опираться на ценности, точно так же, как ценности невозможно понять вне национальных интересов. Не случайно реалисты (Арнольд Уолферс), говорят о том, что национальная безопасность объективно означает отсутствие угроз для приобретенных ценностей и субъективно – отсутствие страха, что эти ценности подвергнутся нападению.

В-третьих, в основе объясняющей функции национального интереса лежит признание связи внешней политики государства с его историей, географией, культурой, ментальностью и традициями народа, с его самобытностью. Хотя национальная идентичность со временем меняется, нельзя отрицать и ее преемственности.

Наконец, опора на интересы помогает лучше понять мотивы и оценить эффективность внешней политики государства в контексте конкретной международной обстановки, связанной с политикой и действиями других государств. Как писал еще в XIX веке русский дипломат Сергей Татищев, «в международных отношениях пользы и нужды родины – в постоянном столкновении со стремлениями и потребностями чужих стран».

Иначе говоря, реализация национальных интересов, как и внешней политики в целом, зависит не только от осознанного, научно обоснованного формулирования их содержания, но и от восприятия лидерами государства «польз и нужд своей родины и стремлений других стран».

В российских дискуссиях начала 1990-х гг. о национальных интересах страны доминировала идея, согласно которой ценности либеральной демократии автоматически должны были решить проблемы безопасности и развития страны. Устами главы МИДа Андрея Козырева было заявлено, что никаких особых национальных интересов у России нет: главное – присоединиться к сообществу цивилизованных стран Запада. Сотрудничество с ними будет сопровождаться серьезной экономической помощью США и стран ЕС. Во внешней политике был провозглашен общий курс с Западом на дружеские, даже союзнические отношения. Однако, несмотря на все уступки, экономических и финансовых дивидендов от Запада Россия не получила. Займы МВФ и Мирового банка были предоставлены ей на обычных, то есть крайне жестких условиях. Западные партнеры не только не оказали постсоветской России масштабной помощи, но и всячески препятствовали восстановлению ее экономического потенциала.

Интервенция НАТО в Боснии (1994), решение о расширении альянса на Восток, резкий рост антилиберальных настроений внутри страны вынудили Бориса Ельцина в 1995 г. заменить Козырева на посту министра иностранных дел Евгением Примаковым. С самого начала Примаков проводит линию на отстаивание национальных интересов страны и выступает с идеей многополярного мира. Будучи реалистом, Примаков считал нормальным, что на пути проведения независимой внешней политики у России могут возникать противоречия с другими странами. В то же время он видел свою задачу не в противостоянии Соединенным Штатам и Евросоюзу, а в отстаивании права России на самостоятельные позиции в вопросах, касающихся ее национальных интересов и собственных ценностей.

Придя к власти в 2000 г., президент Владимир Путин провозгласил деидеологизацию и прагматизм российской внешней политики. Вместе с тем, несмотря на резкое осуждение натовских бомбардировок Белграда и силовое отделение Косово от Сербии, он не собирался дистанцироваться от Запада. Так, в 2001 г. он был первым главой государства, кто выразил сочувствие и солидарность Вашингтону в связи с террористическими актами против Америки и предложил совместные действия против общей угрозы.

Однако последующий опыт взаимодействия с евроатлантическим сообществом постепенно создавал у значительной части российских правящих элит и политического класса устойчивое представление о нежелании «партнеров» идти на равноправное сотрудничество и признавать право России иметь собственные интересы, осуществлять внутренний и внешний национальный суверенитет. Запад все больше воспринимается как «другой» с отрицательным знаком, а российская идентичность – как незападная. Это стало одним из важных факторов поворота России на Восток, дальнейшего укрепления отношений стратегического партнерства с Китаем на основе взаимных интересов.

Постепенно повышая военно-силовой потенциал, Россия проводит все более активную национально-ориентированную политику на мировой арене. Рубежными в этом смысле стали 2007 г. («мюнхенская речь» Путина), 2008 г. («пятидневная война» с Грузией), 2014 г. (кризис вокруг Украины). В 2015 г. Российская Федерация начала военную операцию в Сирии по просьбе правительства этой страны. Борьба против международного терроризма – один из приоритетов российской политики национальной безопасности.

Успехи российской дипломатии несомненны. Они особенно заметны на Ближнем Востоке, где посредничество России позволило сблизить позиции, казалось бы, непримиримых противников (Сирия, Иран, Турция), отчасти в СНГ, где удалось добиться единых подходов России и Запада по урегулированию политического кризиса в Молдавии. Сложнее ситуация в Европе, по-прежнему далек от серьезных сдвигов в сторону разрешения украинский конфликт. И практически на нуле находятся отношения с Америкой, несмотря на противоречивые сигналы со стороны Дональда Трампа.

Западные санкции не смогли ослабить российскую внешнюю политику, но серьезно повлияли на экономику. Не сломив ее, они обнажили остроту проблемы модернизации и выхода на новый уровень производительности. Эксперты сходятся в том, что именно экономическое отставание, недостаточный уровень благосостояния и качества жизни представляют собой самое слабое звено российского национального интереса.

Р – Равноправие

Николай Косолапов

Равноправие – одна из ключевых социальных ценностей в современном мире. Во внешней политике бывшего СССР и постсоветской России ей придается большое значение. Упоминание равноправия как принципа, ценности и цели содержится во всех основополагающих документах РФ – от Конституции до концепций и стратегий. Но каковы реальные проявления равноправия в межгосударственных отношениях?

За последние две тысячи лет мысль о равенстве претерпела в еврохристианской культуре сложнейшую и далеко не завершенную эволюцию. Равенство людей как акта и результата творения; равенство их перед Богом; равенство между собой как следствие первого и второго; равенство независимо от их социального положения, званий, рода занятий, доходов… Все эти интерпретации равенства распространяются лишь на межличностные отношения.

Вопрос, распространяется ли идея равенства на людей, принадлежащих к разным вероисповеданиям, в рамках религиозного сознания неизменно решался отрицательно. Однако сам этот вопрос выводил идею равенства на социальный уровень. Светская жизнь востребовала право, а с ним пришла необходимость установления критериев равноправия (или отсутствия, отрицания оного). Этот подход открывал принципиальную возможность (не всегда реализовывавшуюся) признания равенства людей даже в мультиконфессиональной среде. Классовый подход (не Марксом придуманный) окончательно перенес проблемы равенства и равноправия на уровень массовых социальных явлений и процессов.

Но при ближайшем рассмотрении взаимоотношения церкви и светских властей, последних между собой, власти и народа, социальных групп и классов оставались по сути межличностными. Восстававшие рабы и крестьяне, Реформация, революционеры во Франции XVIII в. и в России начала XX в., все общественные движения прошлого неизменно боролись с персонализированным противником и только потом и реже – с институтами и порядками.

Вестфальская система международных отношений, затем колониализм и распространение капитализма по миру выдвинули проблему равноправия на уровень межгосударственных отношений. В Вестфальских соглашениях особо оговаривалось, что их положения не распространяются на мусульман и исламские страны. Европейское международное право конца XIX – начала XX вв. делило страны на цивилизованные (западно-христианские), полуцивилизованные (к ним причислялись православно-христианские) и нецивилизованные (все прочие). Причем если войны между первыми считались недопустимыми, то в отношении вторых применение силы рассматривалось как приемлемое, а третьих – как иногда необходимое[1]. Проблема равноправия захватила тем самым интенсивно развивавшийся уровень межинституциональных отношений.

Войны и революции первой половины ХХ в. связали три уровня равенства и равноправия – межличностный, макросоциальный и институциональный (включая межгосударственный) – в единый и уже нерасторжимый комплекс со многими присущими ему внутренними противоречиями.

На первый план вышло равноправие. Оно предполагает наличие правовой системы, в рамках которой только и могут быть определены права. В межгосударственных отношениях роль такой системы выполняет международное право, являющееся по сути сложным и внутренне также противоречивым комплексом межправительственных соглашений. Это означает, что при серьезных изменениях внутри наиболее весомых государств и/или в международном порядке производная от них международно-правовая система может и, скорее всего, будет меняться. При этом политическое сознание в разных частях мира способно еще долгое время сохранять инерцию прошлых представлений, стандартов и норм.

Декларация прав человека (1948 г.) и ряд последующих международных документов в целом конкретизировали современное понимание этих прав. Устав ООН, Венская конвенция 1961 г., ряд других хорошо известных документов выполнили схожую функцию применительно к суверенитету государств и их политическому равноправию. Источником дестабилизаций остается уровень макросоциальный, на котором «обитают» такие неопределенные явления и понятия, как «права народов» (кто и по каким критериям признается «народом»; есть ли у народов не только права, но и обязанности, и если да, то по отношению к кому; могут ли народы наказываться за недолжное отправление их обязанностей, и если да, то кем, на основании чего и как) или «права меньшинств» (кто такие «меньшинства», по отношению к кому, на какой территории и прочая – см. выше).

Глобализация ставит объективный вопрос: будет ли институт государства встроен в какую-то надгосударственную систему – финансовую, религиозную, идеологическую, иную – или же, напротив, сами государства (или какая-то их часть) станут определять политико-экономическое, культурное ее содержание. В ответе на этот вопрос особое значение приобретает политико-правовой и социально-политический статус государства в международной системе.

Но в какой конкретно системе? Для Соединенных Штатов, уверовавших в реальность своей «победы» в холодной войне, это американоцентричный (в жестком варианте) или западоцентричный (в мягком) миропорядок. Россия как страна, «проигравшая» холодную войну, обязана встраиваться в этот порядок на условиях Запада – что, в общем-то, по-своему логично. Однако для России, Китая и ряда других государств международная система 2000-х гг. – переходная от американоцентричности к полицентричности. Состоится такой переход или возникнет нечто неожиданное, время покажет. Но и с западной, и с незападной, в том числе российской, точек зрения мир пребывает в состоянии перехода – значит, четкие критерии порядка, прав, статуса государств и их реального (а не политико-правового только) равноправия либо его отсутствия нарушены. Причем процесс их размывания продолжается, кристаллизация новых критериев пока не просматривается.

После развала СССР Россия признана в мире как государство – продолжатель бывшего Союза, а не его правопреемник. В 1990-е гг. это позволило успешно решить задачи тактического плана, прежде всего, сохранить место страны – постоянного члена Совета Безопасности ООН, членство в других международных организациях, решить вопросы с зарубежной собственностью бывшего Союза и ряд других. Но закономерно, что в долговременном плане все заметнее становятся и издержки такого решения: Россия де-факто по всем характеристикам все-таки другое государство, а не продолжение СССР. Как другое государство, Россия – главный победитель в холодной войне. Без ее усилий не рухнул бы СССР, и в этом плане ее претензии на весомую роль в мире и на равноправные отношения с Соединенными Штатами и Западом в целом более чем обоснованы. Как государство-продолжатель – она лишь страна, потерпевшая поражение в холодной войне и – с точки зрения Запада – ищущая реванша, стремящаяся изменить комфортное для Запада мироустройство.

Переходный характер современной международной системы ставит и другой вопрос: равноправие – с кем и в чем. Вряд ли России нужно равноправие с американцами в «праве» на интервенции, организацию «цветных революций», замену неугодных режимов и тому подобное. Конечно, логика международных процессов может в отдельных случаях вынудить действовать схожим образом. Но в долговременной перспективе России нужно не равноправие с США или кем бы то ни было еще в проведении имперской политики, а принуждение Соединенных Штатов к равноправию с другими государствами. Разумеется, одной России такая задача не под силу.

У проблемы равноправия есть и политико-психологическая сторона. Как идея и ценность равноправие может быть мощным источником мотивации и эффективным инструментом построения более безопасного и справедливого мира. Но, как и любая иная идея и ценность, равноправие при определенных обстоятельствах способно превращаться в свою противоположность. И тогда стремление уравнять всех во всем и со всеми может вести в лучшем случае к потере здравого смысла, в худшем – к слиянию с исторически сложившимися фобиями и комплексами, что чревато эффектом «вечно обиженных» и/или наделением себя полномочием отказывать тем или иным государствам, социальным группам в равноправии или даже в правах вообще.

С – Справедливость

Вера Агеева

Справедливость – одно из центральных и наиболее часто упоминаемых понятий российской внешней политики начала XXI века.

Категория справедливости по отношению к межгосударственным делам вошла во внешнеполитический лексикон еще в XIX веке: Александр Горчаков не раз повторял, что «нет таких расходящихся интересов, которые нельзя было бы примирить, ревностно и упорно работая над этим делом в духе справедливости и умеренности»[2]. Данный подход позволил ему, с одной стороны, отстаивать российские стратегические интересы, в частности, путем пересмотра Парижского мирного договора 1856 г. и возврата Черного моря в зону российского влияния, с другой – сохранять взаимовыгодные отношения с ведущими европейскими державами сообразно текущей расстановке сил.

Идеи справедливого миропорядка также легли в основу концепции Гаагских мирных конференций, проведенных по инициативе российского императора Николая II в 1899 и в 1907 гг., по итогам которых были приняты первые международные конвенции о законах и обычаях войны, заложившие основы международного гуманитарного права. Как подчеркивал Федор Мартенс, российский юрист, дипломат, один из главных организаторов Гаагских конференций, цель заключалась не в поисках утопических рецептов установления вечного мира, а в «устройстве международной жизни на основах права и справедливости», в наведении порядка «там, где царит произвол»[3].

В условиях холодной войны и биполярного противостояния категория справедливости была почти исключена из словаря советских дипломатов: ни Вячеслав Молотов, ни Андрей Громыко не видели в ней отображения реалий мирового устройства того времени.

Однако в новейшей истории России произошел ренессанс идей справедливости по отношению к международному миропорядку. Редкий внешнеполитический термин мог бы конкурировать по числу упоминаний и в программных документах, и в официальных выступлениях политического руководства современной России. Интересно, что нынешняя внешнеполитическая интерпретация идеи справедливости явно перекликается с традициями русской философии конца XIX – начала XX века. Российская внутренняя политика не раз вдохновлялась идеями русских философов: в посланиях Федеральному собранию Владимир Путин ссылался и на Алексея Лосева, и на Льва Гумилева, и на Николая Бердяева, объясняя российскую модель консерватизма и ее укорененности в российской ментальности. По отношению к внешней политике востребованными оказались образ «цветущей сложности» Константина Леонтьева и идеи справедливости и правды Владимира Соловьева и опять же Николая Бердяева.

Правда-истина и правда-справедливость всегда были одними из центральных категорий русской мысли, которая изначально зародилась как историософская и социально-ориентированная. Она была сосредоточена на вопросах: что замыслил Творец о России, что есть Россия, какова ее судьба и какова ее роль в мировом историческом процессе, целью которого является построение справедливого миропорядка. «Всем предписана одна правда в двух своих степенях: как закон справедливости и заповедь совершенства. Вторая предполагает первый, то есть закон справедливости, безусловно, обязательный всегда и во всем», – писал Соловьев. Однако мировая справедливость не должна ограничиваться юридической интерпретацией: согласно Бердяеву, законническая трактовка не только онтологически неверна, но и практически опасна, так как «насильственное осуществление правды-справедливости во что бы то ни стало может быть очень неблагоприятно для свободы, как и утверждение формальной свободы, может порождать величайшие несправедливости».

В отличие от философов начала ХХ века российские дипломаты и политики эпохи глобализации стремятся подчеркнуть важность юридических норм и верховенства права как основы справедливой международной системы. Данная идея проходит красной нитью сквозь все редакции Концепции российской внешней политики с 2000 года. Согласно главному внешнеполитическому документу России, центральным элементом системы была и должна оставаться ООН, которая обладает «уникальной легитимностью» (2008) и является основной организацией, регулирующей международные отношения. Залогом стабильности справедливой международной системы выступают равноправные и партнерские отношения между странами, которые совместно должны выстраивать международную архитектуру «на коллективных началах».

Интересно, что в современной интерпретации понятие справедливости всегда соседствует с демократическими принципами. Так, одной из основных целей внешней политики декларируется «формирование стабильного, справедливого и демократического миропорядка», а в сфере экономического сотрудничества – построение «справедливой и демократической глобальной торгово-экономической и валютно-финансовой архитектуры».

На протяжении 2000–2013 гг. целый ряд региональных конфликтов оценивался Кремлем именно сквозь призму идеи справедливости. В Концепции внешней политики 2000 г. утверждалось, что требуется справедливое рассмотрение статуса Каспийского моря, который бы учитывал законные интересы всех сторон; там же постулировалось, что Россия будет «содействовать достижению прочного и справедливого урегулирования ситуации на Балканах, основанного на согласованных решениях международного сообщества» и гарантирующего территориальную целостность Союзной Рес­публики Югославии. Разрешение конфликта в Афганистане также видится современным российским лидерам с точки зрения справедливости: Россия всегда стремилась и продолжает стремиться к прочному и справедливому политическому урегулированию афганской проблемы и недопущению экспорта терроризма и экстремизма из этой страны.

В 2013–2014 гг. запрос на справедливость в международных отношениях фактически стал лейтмотивом Валдайских речей Владимира Путина, которые были обращены в первую очередь к широкой мировой общественности. В октябре 2013 г. президент заявил, что Россия, демонстрируя в своей внешней политике силу, всегда проявляла ее благородно и справедливо. Миропорядок, установленный по итогам и Венского конгресса 1815 г. и ялтинских соглашений 1945 г. при очень активной роли России, обеспечил долгий мир и справедливое мироустройство, которое отображало текущее распределение сил в мировой политике. При этом Путин подчеркнул, что Россия всегда дистанцировалась от несправедливных международных решений, каким, к примеру, был Версальский договор, создавший предпосылки для будущей Второй мировой войны.

В посткрымский период категория справедливости стала особенно важной. В Валдайской речи в октябре 2014 г. российский президент упомянул это слово в разных вариациях 8 раз. Речь преисполнена горечью от понимания образовавшейся пропасти между Россией и коллективным Западом. Истинной причиной явился отнюдь не Крым и будущее Украины, а накопившиеся противоречия, основанные на различных интерпретациях мирового порядка, который с российской точки зрения представляется однозначно несбалансированным и несправедливым. Истоки его – в итогах холодной войны, которая завершилась не заключением «мира» с понятными и прозрачными договорённостями о соблюдении имеющихся или о создании новых правил и стандартов, а иллюзией победы одного блока над другим и последующей за ней эйфорией, абсолютизирующей одну социально-экономическую модель как идеальную и всем подходящую. Объективность и справедливость принесли в жертву политической целесообразности, а юридические нормы подменили произвольным толкованием и пристрастными оценками. Вдобавок так называемые победители, объединившись, ввели практику наказаний для несогласных: к ним Путин относит и силовые акции, и экономическое и пропагандистское давление, и вмешательство во внутренние дела, и апелляции к некой «надправовой» легитимности, когда надо оправдать неправовое урегулирование тех или иных конфликтов, и устранение неугодных режимов. Заканчивая описание сложившейся в мире ситуации, Путин сказал: «Давайте зададимся вопросом, насколько всем нам комфортно, безопасно, приятно жить в таком мире, насколько он справедлив и рационален?».

В 2016 г. справедливость становится одной из основных российских внешнеполитических категорий: в Концепции внешней политики 2016 г. появляется отдельный параграф под названием «Формирование справедливого и устойчивого мироустройства», который входит в раздел «Приоритеты Российской Федерации в решении глобальных проблем». В этом параграфе вновь повторяются идеи о верховенстве права и закона, а также о центральной роли ООН. Новеллой раздела является установка на обеспечение «устойчивой управляемости мирового развития», которая должна строиться на «коллективном лидерстве ведущих государств», круг которых не должен быть ограничен привычным списком развитых стран, но в обязательном порядке должен отображать географическое и цивилизационное (sic!) мировое разнообразие. В практической плоскости российская идея справедливости по отношению к международному мироустройству апеллирует к более значимой роли интеграционных объединений развивающихся стран – таких, как G20, БРИКС, ШОС и РИК.

Цивилизационное измерение идеи справедливости появляется также в разделе «Современный мир и внешняя политика Российской Федерации» Отдельное внимание уделено формированию «ценностных основ совместных действий с опорой на общий духовно-нравственный потенциал основных мировых религий, а также на такие принципы и понятия, как стремление к миру и справедливости, достоинство, свобода, ответственность, честность, милосердие и трудолюбие». Согласно документу, только на основе таких ценностей можно достичь подлинного объединения усилий международного сообщества.

Также с 2016 г. для Российской Федерации становится важным установление справедливой системы регулирования интернета, поскольку за последние годы всемирная сеть стала отдельным, требующим специального подхода измерением международных отношений. Позиция России по этому вопросу была отражена и в Концепции внешней политики, и в Доктрине информационной безопасности 2016 года. Суть ее состоит в том, чтобы содействовать справедливому распределению между странами ресурсов, необходимых для обеспечения безопасного и устойчивого функционирования Интернета, основанного на принципах доверия.

Установки на поиск и создание справедливой модели мироустройства, закрепленные в основополагающих внешнеполитических документах Российской Федерации, являются отражением видения российской политической и дипломатической элитой мировой политики и места в ней России. Евгений Примаков в своих трудах по внешней политике уделял значительное внимание этому направлению работы российского МИДа. Его размышления помогают глубже понять, почему категория «справедливости» стала одной из основных. В книге «Мир без России? К чему ведет политическая близорукость» (2009) Примаков возвращается к истокам сложившегося в начале XXI века миропорядка и доказывает, что «однополярный момент» был, во-первых, стратегической целью США, которые стремились к безраздельному доминированию в международных отношениях, а во-вторых, по сути являлся иллюзией, которая строилась на убежденности зарубежных партнеров в их «победе» над СССР в холодной войне. Данная интерпретация показала свою несостоятельность во время финансового кризиса 2008 г., который продемонстрировал, что Соединенные Штаты неспособны единолично управлять ни мировой политикой, ни мировой экономикой. Более того, такого рода концепция уже тогда не соответствовала международным реалиям, в которых развивающиеся страны начали играть более весомую, в том числе финансовую, роль.

Согласно Примакову, уроки конца XX – начала XXI вв. должны быть усвоены мировым сообществом, а новая система международных отношений – построена на сбалансированных и справедливых началах, которые не позволят позволять одной стране брать на себя слишком большие обязательства и одновременно будут отображать изменившуюся архитектуру мировой политики.

C – Стратегия

Андрей Сушенцов

Осыпание мирового порядка – метафора, вокруг которой строится доклад Валдайского клуба 2018 г., – продолжается. Наблюдатели все чаще затрудняются объяснить логику происходящего и указать направление перемен. В условиях нарастающего хаоса все большее значение обретают действия отдельных государств. Таким образом, внимание с уровня системы переключается на уровень ее участников, конкретных стран.

Но как измерить субъектность стран в международной системе? Какие из них более или менее важны? Ведь разница между потенциалами бывает драматична, но далеко не всегда потенциалы конвертируются в значимые внешнеполитические достижения. Вероятно, наиболее точным общим знаменателем является качество внешнеполитической стратегии государств. В этом контексте важны не только крупнейшие игроки, но и малые страны, которые смогли разработать комплексную внешнеполитическую стратегию, ставшую для них мультипликатором мощи. Можно сказать, что в высшей лиге мировой политики играют только качественные стратегии.

Прототип модельного государства в анархичном мире – Израиль. Эта небольшая и молодая страна, находящаяся во враждебном окружении, выстроила внутреннюю мотивацию и внешнеполитическую стратегию, нацеленные на максимальное использование ограниченных ресурсов для национального развития. Кандидатами в число государств с оптимальными стратегиями можно назвать несколько стран, находящихся в сложных геополитических условиях: Южная Корея, Финляндия, Узбекистан. Но каковы критерии качества стратегии?

Попробуем деконструировать само понятие стратегии. Классическое определение гласит, что стратегия – это способность правильно соотносить внешнеполитические цели с ресурсами. Но не менее важными составными частями ее являются и несколько других компонентов.

Во-первых, способность элит правильно выстраивать причинно-следственные связи в происходящем и формировать цели внешней политики, исходя из подлинных, а не мнимых потребностей развития. Другими словами, умение адекватно осознавать собственные потребности и не выдвигать ложных целей.

Во-вторых, стратегическая культура, которая выступает как своеобразная «кредитная история» использования силы в прошлом и является продуктом накопленного опыта великодержавной политики. Европейские страны с обширным опытом применения силы и ведения переговоров (всякая война неизбежно заканчивается миром) нередко более искусные стратеги, чем молодые государства с неопытной элитой, которая пускается во внешнеполитические эксперименты.

В-третьих, лидерство, являющееся продуктом воли и целеустремленности, готовности к жертвам. В мире, который становясь все более анархичным, остается сравнительно безопасным и сытым, готовность к жертвам – величина убывающая.

В-четвертых, эмпатия как способность построить конструктивную стратегию с учетом интересов всех вовлеченных сторон. Только комплексный подход, принимающий во внимание общий контекст и специфику других игроков, будет устойчив в долгосрочной перспективе.

Наконец, организационный ресурс, подразумевающий потенциал для внутренней мобилизации и навыки сосредоточения на ключевых задачах развития. Сытость и расслабленность препятствуют мобилизации и часто не позволяют даже богатым и состоятельным державам достигать целей.

Если разложить эти параметры и применить их к анализу ведущих государств, будет видно, что у каждого из них имеется существенный изъян, препятствующий реализации наиболее эффективной стратегии. Иногда он неустраним.

Так, у Китая, Саудовской Аравии, Индии, Японии есть проблема конвертации серьезного экономического и политического потенциала в пропорциональное влияние на международной арене. Несмотря на явные преимущества по ряду показателей (а в случае КНР – и по большинству из них), перечисленные державы испытывают трудности в достижении важных для них стратегических целей.

США и Европейский союз объединяет проблема самопоглощенности, зацикленности на внутренних обстоятельствах и идеологической ангажированности. Страны Запада взрастили самодовольные политические элиты, которые, уверившись в собственной абсолютной правоте и устав от стратегического мышления, взяли каникулы и часто принимают решения, мало связанные с подлинными национальными интересами. В Соединенных Штатах под воздействием острейшей внутренней поляризации стратегические линии, прежде незыблемые, размываются.

Для Ирана, Израиля, Кубы и Северной Кореи наиболее жгучей проблемой является внешнее давление. В большинстве случаев оно настолько велико, что оказывает определяющее влияние на формирование их идентичности. Если давление ослабнет или исчезнет, это повлечёт значительные последствия для внутриполитической жизни стран.

Бразилия, Мексика и Индонезия испытывают трудности с внутренней мобилизацией и концентрацией на решении принципиально важных задач. Неоднородность и глубокое расслоение населения не позволяет государствам сосредоточиться на достижении ключевых целей развития.

Наконец, Украину, Грузию, Палестину можно поставить в один ряд и отнести к группе стран, не сформулировавших целей развития и опирающихся на мнимые, а не на подлинные потребности. Трудно представить себе, как добиться успеха, если его условием объявляется крушение более сильного оппонента.

Россия представляет собой с точки зрения стратегии особенный случай. Ей (как и Турции) присуща проблема внутренней хрупкости, способная подкосить даже самую искусную внешнеполитическую стратегию. Однако в текущей международной ситуации у российских элит есть ряд преимуществ. Выработанный с опытом прагматизм (нередко на грани цинизма) позволяет лучше соотносить цели внешней политики с доступными ресурсами. Прагматизм сочетается с достаточным уровнем эмпатии, готовности учитывать интересы соперников. Именно по этой причине России удается быть эффективным диспетчером безопасности на Ближнем Востоке или строить комплексные отношения с Китаем. Правда, российская эмпатия не распространяется на США и многие страны Европы – причина кроется в концептуальной дистанции между отечественным реализмом и западным идеализмом.

У России имеется обширный исторический опыт применения силы и дипломатии, и это делает ее стратегическую культуру одной из наиболее плодотворных. Российские элиты обладают большим запасом решимости и умеют мобилизовывать ресурсы для достижения внешнеполитических целей. Вероятно, стратегия, вытекающая из этих качеств, лучше прочих работает в условиях осыпания международного порядка и возрастающей анархии.

У каждого из названных государств есть существенные проблемы по части стратегий. Правда, наиболее крупные из них обладают тем преимуществом, что могут позволить себе ошибаться. По крайней мере, куда чаще, чем малые страны, у которых ресурс прочности существенно меньше и всякая ошибка грозит стать фатальной. Но и небольшие страны бывают значимы для международной системы, если их стратегия учитывает слабые места и формирует цели развития, опирающиеся на подлинные национальные потребности.

С – Стратегическая стабильность

Дмитрий Суслов

Д.В. Суслов – заместитель директора Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ «Высшая школа экономики».

Понятие стратегической стабильности вошло в российский внешнеполитический вокабуляр на рубеже 1980-х – 1990-х гг. одновременно с появлением соответствующей концепции. При этом уже в 1990-е гг. выявились отличительные особенности именно российского подхода. После распада СССР поддержание стратегической стабильности стало для Москвы не только вопросом национальной и международной безопасности – предотвращения ядерной войны и гонки вооружений, но и поддержания международно-политического статуса великой державы.

В США в период холодной войны для концептуализации отношений с Советским Союзом в области ядерного оружия использовались понятия «кризисная стабильность», «стабильность первого ядерного удара» и «стабильность гонки вооружений». В Советском Союзе открытых теорий ядерного сдерживания до конца 1980-х гг. не было.

Концепция стратегической стабильности возникла, когда острая конфронтация холодной войны уже сошла на нет, но СССР и биполярная структура международной системы еще существовали, равно как и огромные ядерные запасы обеих сверхдержав. Эта концепция совмещает в себе «стабильность первого удара / кризисную стабильность» и «стабильность гонки вооружений» и при этом призвана подчеркнуть стремление сторон подходить к вопросам стратегического сдерживания позитивно, через сотрудничество.

Впервые понятие упоминается в Договоре о ликвидации ракет средней и меньшей дальности[4], подписанном в 1987 году в Вашингтоне Михаилом Горбачёвым и Рональдом Рейганом. Затем оно получает развитие в «Совместном заявлении СССР и США относительно будущих переговоров по ядерным и космическим вооружениям и дальнейшему укреплению стратегической стабильности» (июнь 1990 г.). В этом документе говорится, что цель переговоров – «уменьшить опасность возникновения войны, особенно ядерной войны, обеспечить стратегическую стабильность, траспарентность и предсказуемость посредством дальнейших стабилизирующих сокращений стратегических арсеналов обеих стран. Это будет достигнуто путем поиска договоренностей, повышающих выживаемость, устраняющих стимулы для нанесения первого ядерного удара и воплощающих соответствующую взаимосвязь между стратегическими наступательными и оборонительными средствами».

То есть понятие «стратегическая стабильность» носило двусторонний российско-американский характер, касалось только стратегических ядерных вооружений и включало в себя как принципы развития ядерных арсеналов России и США, так и отношений двух стран.

Прежде всего, понятие «стратегическая стабильность», как и «стабильность первого удара / кризисная стабильность», означало поддержание такого состояния ядерных арсеналов двух стран и такого характера российско-американских отношений, при котором ни у одной из сторон нет стимула для нанесения первого удара. Это подразумевало, во-первых, наличие у обеих сторон надежного потенциала ответного удара, способного нанести неотвратимый неприемлемый ущерб, – то есть ситуацию взаимного ядерного сдерживания. Во-вторых, отсутствие у сторон вооружений, наиболее опасных с точки зрения ядерной эскалации. На тот период – систем ПРО и ракет средней и меньшей дальности, которые действительно могли бы создать соблазн нанести обезоруживающий (в случае с ПРО) или упреждающий (в случае с РСМД) удар. В-третьих, прозрачность и предсказуемость, что давало бы сторонам относительную уверенность в том, что угроза неожиданного ядерного удара минимальна и вторая сторона не стремится явным образом к стратегическому превосходству. Это обеспечивалось постоянным российско-американским диалогом по контролю над вооружениями, мониторингом и верификацией выполнения обязательств по ограничению и сокращению вооружений.

Общими для Москвы и Вашингтона целями укрепления стратегической стабильности (посредством двустороннего контроля над ядерными вооружениями и поддержания надежных потенциалов ответного удара) были уменьшение угрозы ядерной войны, ограничение гонки вооружений, постепенное сокращение ядерных вооружений в целом, а также укрепление двусторонних политических отношений.

Подобное понимание создало концептуальную основу для переговоров по Договору СНВ-1 (подписан в июле 1991 г.), а также установило тесную связь между понятиями «стратегическая стабильность» и «контроль над вооружениями». Мнение, что именно контроль над вооружениями является единственно надежным способом обеспечения стратегической стабильности, стало доминирующим. В дальнейшем эти понятия воспринимались как синонимы.

Однако распад СССР вскоре после подписания договора СНВ-1 и резкое сокращение международного веса России существенно скорректировали ее подход к концепции стратегической стабильности. Москва начала видеть в ней и в соответствующем взаимодействии с Вашингтоном способ обеспечения не только безопасности, но и статуса великой державы.

Это выразилось, прежде всего, в приверженности России приблизительному количественному паритету с Америкой в области стратегических ядерных сил (СЯС) и ситуации взаимного гарантированного уничтожения (ВГУ) в варианте «зрелого» периода холодной войны – несмотря на прекращение холодной войны и резко изменившееся положение России и США в мире. Изначальная концепция стратегической стабильности не настаивает на паритете и способности сторон стереть друг друга с лица Земли. В ней речь идет о сдерживании, понимаемом как сохранение потенциала для неотвратимого ответного удара с заведомо неприемлемым для агрессора ущербом, что отнюдь не обязательно обеспечивается паритетом. В отношениях Вашингтона и Пекина, например, сдерживание не имеет какого-либо намека на паритет (так называемое «минимальное сдерживание»).

Россия же на протяжении 1990-х и 2000-х гг. последовательно рассматривала любые отклонения от паритета и ВГУ как угрозу стратегической стабильности и собственной военной безопасности. Даже в период наибольших финансово-экономических трудностей 1990-х гг. Москва строго следила за тем, чтобы ее арсенал СЯС был приблизительно равен американскому и чтобы все последующие российско-американские договоры об ограничении и сокращении стратегических ядерных вооружений носили паритетный характер и не допускали приобретения одной из сторон количественного превосходства.

Также Россия жестко критиковала стремление Соединенных Штатов создать ограниченную систему стратегической ПРО. Именно фактор ПРО похоронил Договор СНВ-2. Сразу после одностороннего выхода Вашингтона из Договора по ПРО 1972 г. (и выхода России из ДСНВ-2) Москва начала создавать вооружения, способные преодолевать любые перспективные системы противоракетной обороны, включая новейшие тяжелые жидкостные МБР и гиперзвуковые носители ядерного оружия.

Разумеется, изначальное понимание стратегической стабильности тоже рассматривало системы ПРО как дестабилизирующие, указывая на «взаимосвязь между стратегическими наступательными и оборонительными средствами». Однако даже в российском, не говоря уже об американском, экспертном сообществе преобладает мнение, что никакие системы ПРО, которые США гипотетически могут создать в обозримой перспективе и тем более те, что создавались администрациями Джорджа Буша-младшего, Барака Обамы и Дональда Трампа, не способны поколебать российский потенциал ответного удара. Более того, наличие продвинутой системы предупреждения о ракетном нападении означает, что на практике речь в случае ядерной войны будет идти не об ответном, а об ответно-встречном ударе, минимизировать который средствами ПРО физически невозможно.

Причина жесткого подхода России в том, что она воспринимала создание Соединенными Штатами системы ПРО не только как фактор ослабления сдерживания, а как угрозу для стратегического паритета и ВГУ в классическом смысле.

Еще один пример приверженности России паритету и ВГУ – нежелание идти на дальнейшие сокращения СЯС после ДСНВ-3, как указывалось в официальной позиции, «без учета всех факторов, влияющих на стратегическую стабильность». Действительно, к началу 2010-х гг. США продвинулись существенно дальше России в области ПРО и высокоточных вооружений в неядерном оснащении, и эти системы стали рассматриваться как ослабляющие стратегическое сдерживание. Заговорили о «стирании грани» между ядерными и высокоточными обычными вооружениями в части их способности наносить обезоруживающий удар. Соответственно, Россия стала требовать их ограничения как условия дальнейшего сокращения СЯС.

Опять-таки на уровне теории российский подход полностью соответствует первоначальному пониманию стратстабильности. Однако на практике способность высокоточных неядерных вооружений вывести из строя значительную часть СЯС невелика, особенно в реалиях начала 2010-х годов. Россия стремилась не столько сохранить сдерживание как таковое, сколько предотвратить общий военный дисбаланс с США по мере их прогресса в области неядерных вооружений.

Наконец, доказательством приверженности России ВГУ и ее стремлению не допустить общий военный дисбаланс с Соединенными Штатами и НАТО служит повышение значимости ядерного оружия в ее военной доктрине после распада СССР. Это выразилось в отказе от советского принципа неприменения ядерного оружия первым (нынешняя ядерная доктрина РФ предполагает готовность применить ядерное оружие в ответ на неядерное нападение «в случае угрозы самому существованию государства») и в повышении значимости тактического ядерного оружия (ТЯО), которое стало рассматриваться как способ компенсировать превосходство НАТО в области неядерных средств. В связи с этим Москва жестко выступает против попыток Вашингтона включить ТЯО в контроль над вооружениями и установить для него какие-либо ограничивающие лимиты и правила.

Главная причина приверженности России стратегическому ядерному паритету и ВГУ – политическая. После распада СССР только в этих областях у Москвы сохранялось равенство с США и значительное превосходство над всеми другими центрами силы, включая Китай, а потому они стали важнейшими индикаторами статуса России как великой державы. Указание на особую ответственность России и Соединенных Штатов как стран, у которых свыше 90% мирового ядерного арсенала, за глобальную безопасность – одна из излюбленных тем внешнеполитической риторики Москвы.

Восприятие Россией статуса ядерной сверхдержавы как чуть ли не несущей опоры ее великодержавности предопределило и ее отношение к контролю над вооружениями. Москва воспринимала его не только как механизм уменьшения угрозы ядерной войны и ограничения гонки вооружений, но и как важнейший способ подчеркивать и институционализировать свой статус уникального партнера США по управлению стратегической стабильностью, державы, на которую возложена великая миссия обеспечивать мир и безопасность на всей планете.

Это выражалось, во-первых, в стремлении России сохранять процесс и континуум российско-американского контроля над вооружениями, не допускать периодов отсутствия действия договоров по типу СНВ-1 вопреки периодическим попыткам США положить этому процессу конец. Так, после одностороннего выхода Вашингтона из Договора по ПРО и гибели ДСНВ-2 Москва приложила немалые усилия, убеждая администрацию Буша-младшего, утверждавшую, что контроль над вооружениями потерял актуальность, все же не допускать его полного развала. Результатом стал Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов, который, хотя и казался легковесным по сравнению с Договорами СНВ-1, СНВ-2, все же был юридически обязывающим документом, сохранявшим формат двустороннего сотрудничества России и США по контролю над вооружениями. Аналогичные усилия Москва предпринимает сегодня, пытаясь убедить администрацию Трампа продлить ДСНВ-3.

Во-вторых, торжественное подписание «больших» договоров с американцами часто рассматривалось как признание лично президента России мировым лидером. Своего рода международная легитимация. Во многом именно соображения статуса толкали Москву к тому, чтобы подписать с США Договор СНВ-2 ещё до вступления в силу Договора СНВ-1: Борису Ельцину хотелось выглядеть не менее значимым мировым лидером, чем был подписавший ДСНВ-1 Михаил Горбачёв.

В-третьих, Россия болезненно реагирует на нынешние призывы администрации Трампа лишить ее статуса эксклюзивного партнера США по вопросам стратегической стабильности и включить в переговоры по контролю над вооружениями Китай. Негативное отношение к этой идее связано не только с невозможностью ее воплощения в жизнь в силу нежелания Пекина участвовать в подобном процессе, пока Москва и Вашингтон не понизят свои ядерные арсеналы до его уровня, и не только с тем, что оно в целом выглядит как попытка найти оправдание для непродления двустороннего российско-американского ДСНВ-3 на новый срок. Подключение Китая ликвидирует последнюю область мировой политики, в которой Москва заведомо важнее и влиятельнее Пекина. Вот почему Россия продолжает уговаривать администрацию Трампа все же продлить действие ДСНВ-3 до 2026 г. и использовать этот период для выработки новых или коррекции прежних подходов к поддержанию стратегической стабильности.

В последнее время в мире происходят настолько серьезные изменения, что и российский подход к стратегической стабильности, характерный для периода после распада СССР, и ее понимание образца 1990 г. стремительно устаревают. Приобретение неядерными вооружениями стратегических свойств и стирание грани между войной и миром в корне меняют содержание угрозы ядерной войны: сегодня ее начало гораздо более вероятно вследствие эскалации неядерного конфликта, нежели неожиданного ядерного нападения. Стремительная диверсификация средств нанесения стратегического ущерба, которые сегодня включают в себя в том числе киберсредства, меняют природу гонки вооружений и делают продолжение традиционного процесса ограничения и сокращения СЯС нереализуемым технически и бессмысленным с военной точки зрения.

Все это разрывает казавшуюся в 1990 г. незыблемой связь между стратегической стабильностью и контролем над вооружениями в виде системы соглашений и режимов по сокращению и ограничению СЯС. Последние уже не в силах гарантированно свести угрозу ядерной войны к минимуму. Они также перестают оказывать решающее влияние на гонку вооружений. Она ведется в других средах, ставших стратегическими. Гонка же ядерных вооружений теряет военный смысл в условиях появления гиперзвуковых носителей, позволяющих нанести агрессору неприемлемый ущерб при любом количественном уровне его СЯС и ПРО. Да и сами эти договоры последовательно отмирают.

Диверсификация стратегических вооружений делает поддержание количественного паритета с Соединенными Штатами по СЯС невозможным и еще более бессмысленным с точки зрения сдерживания. Даже новейшие российские гиперзвуковые системы – шаг в сторону от паритета и возможность отказаться от него на политико-доктринальном уровне.

Конфронтация США с Китаем, которая имеет все шансы стать главной темой международных отношений ближайших десятилетий, вкупе с совершенствованием стратегических сил КНР ставят крест на двусторонней российско-американской природе стратегической стабильности. Экономические и технологические ресурсы Китая позволяют ему совершить в случае необходимости рывок и выйти на уровни СЯС России и Соединенных Штатов к 2030-м годам. Уже сейчас Россия, как заявил в октябре 2019 г. Владимир Путин, содействует модернизации китайской СПРН, укрепляя тем самым ситуацию ВГУ между США и Китаем.

С – Суверенитет

Александр Филиппов

Понятие «суверенитет» – несомненно, одно из ключевых для российского политического, в том числе внешнеполитического, нарратива.

«Суверенитет» является, прежде всего, формулой политической риторики, то есть публичной речи, опознаваемой как политическая. Риторика суверенитета может иметь вид описания фактического положения дел, однако по сути это всегда послание о должном и недолжном. Упоминание о суверенитете есть способ напомнить о нем, утвердить требование, указать на возможность утраты и необходимость восстановления.

Смысл слова «суверенитет» ясен: это высшая власть. Поэтому суверенен в государстве тот, за кем, хотя бы на словах, она признается. В международных отношениях суверенитет есть признание, опять же – хотя бы на словах, независимости внутренней суверенной власти от внешних политических сил, от других государств, а еще более точно – независимость внутренних суверенов одних государств от внутренних суверенов других. Утверждение «такая-то страна есть суверенное государство» означает, что верховная власть в этой стране принимает решения, которые не продиктованы верховной властью других стран.

Но здесь-то и начинаются проблемы. Международное право и международные организации могут быть проблемой для тех, кто принимает суверенные решения, а внутренний суверенитет может быть проблемой для международного права и международных организаций. Способы постановки проблемы и ее решения меняются с годами, и если в 2000-е гг. и немного позже мы часто слышали, что время классического суверенитета ушло[5], что само понятие может считаться чуть ли не устаревшим, то в середине и ближе к концу 2010-х гг. ситуация изменилась. «Для нас суверенитет означает контроль над своим правительством. Таким образом, те, кто предлагает “разделить” или “объединить” американский суверенитет с международными организациями, чтобы вместе справляться с “глобальными” проблемами, говорят в реальности вот что: мы должны уступить часть нашего суверенитета институтам, которые будут находиться под влиянием или даже контролем также и других наций. Это, несомненно, формула уменьшения автономии США и нашего контроля над своим правительством»[6], – писал в начале десятилетия Джон Болтон. Болтон был последователен. Он атаковал не только Барака Обаму, левых университетских интеллектуалов и глобалистов, глобальное управление во всех его видах, но и саму идею международного права, проницательно, как оказалось впоследствии, указывая на то, что вопрос о роли и границах международного права и суверенитета станет ключевым в дискуссиях ближайших лет[7].

Действительно, чуть ли не наугад выбранное в источниках 2016 г. суждение в пользу Дональда Трампа кажется просто продолжением предыдущего: «Как следует нами править – посредством ли американского конституционализма или международного права? Должно ли правление быть укоренено в американском суверенитете или в глобальном управлении? … Есть ли право у американского народа сохранять и продолжить свой образ жизни или нет? Есть ли у американцев право быть законодателями самим себе или важнейшие решения будут принимать за них другие (например, иностранные судьи)?».[8]

Эти вопросы имеют риторический характер, все «да» и «нет» уже известны заранее. Однако такова риторика суверенитета! Несмотря на все значение этой позиции для Америки и Америки для всего мира, в самой сути этих формулировок нет ничего специфически американского, как нет ничего специфически американского в том более общем движении, которое эти формулировки иллюстрируют и которое, как мы видим, набирает силу в последние годы. Суверенитет видится в этой перспективе как род очевидности, безусловного блага. Мы должны рассмотреть эту очевидность, не останавливаясь на исследовании истории и множества источников, которые часто противоречат друг другу, хотя бы потому, что побеждающее в наши дни понимание суверенитета, в общем, достаточно простое и достаточно старое, словно бы выносящее за скобки всю интеллектуальную работу, которая совершается по сей день.

Что собой представляет это понятие? Прежде всего, оно предполагает, что суверенитет имеет отчетливо территориальный характер. Это далеко не очевидно по отношению ко всей вообще высшей власти, но имеет принципиальное значение в современном мире. Суверенная территория, то есть территория, на которую распространяется власть и на которой действуют законы, и является интуитивной очевидностью, опорой для политиков и политических публицистов. «Суверенитет – это территориальное определение политической власти. Территориальность стала принципом основания суверенной государственности в период раннего модерна и остается такой до сих пор»[9]. Территория, в принципе, может быть огорожена. Вокруг нее можно поставить забор, опутать колючей проволокой, закрыть небо над ней при помощи разного оружия… То же касается и людей: люди находятся на территории, и в понятие территориального государства недаром включено понятие физической силы, насилия, направленного на тело, которое находится в пределах досягаемости и, в целях реализации суверенной власти, может быть ограничено в перемещениях, подвергнуто чувствительному наказанию или, наоборот, снабжено пищей, теплом и средствами передвижения. Не в наказании и не в поощрении и поддержке как таковых состоит дело. Дело именно в живом теле. Из тел состоит население, народ, граждане, которые в большинстве современных стран объявлены носителями суверенитета, неотчуждаемым истоком власти.

Таким образом, суверенитет, как мы видим, без сомнения распространяется на людей в их телесности, поскольку они находятся на принципиально огораживаемой территории. Он распространяется на них, как на вещи, поскольку они доступны прямому физическому воздействию. Суверенитет также распространяется и на неодушевленные предметы, про которые можно сказать, например, что они находятся в собственности государства и под его контролем, а также на те нормы, в соответствии с которыми это воздействие на тела и предметы могло бы совершаться. Народ, что кажется вполне очевидным, располагается, как правило, на территории, является солидарным сообществом, которое определяет самое себя. Такова идея народного суверенитета, в ней так или иначе зашита идея «политического тела», как бы это ни называлось.

Конечно, это метафора, но иногда метафоры, употребляемые как бы полусознательно, без дополнительной работы над ними, начинают словно бы мыслить за нас, вместо нас. Полезно бывает вернуться к истокам собственной мысли, чтобы проверить, не связана ли с ней такая подспудная работа метафоры. В данном случае без метафоры тела все очевидности, все традиционные интуиции суверенитета кажутся бессмысленными.

Но чем больше мы отходим от этой, говоря языком философии, непосредственной телесности, тем сложнее говорить о суверенитете. Вся критика суверенитета так или иначе связана с оспариванием его основной метафоры и связанных с нею понятий. Здесь важно провести различия.

Один из самых распространенных способов борьбы против суверенитета государства связан не с отказом от метафорики политического тела как таковой, а с ее переинтерпретацией. Сначала связь государства и политического тела народа должна быть поставлена под сомнение. «Население», если оно очевидным образом разнородно, а территория, на которой оно находится, велика, риторически перестает считаться народом, за этим народом больше нет очевидности коллективного тела, зато она есть за другими, как правило, меньшими группами, однородность которых подтверждается языком, религией, подлинным или вымышленным общим происхождением и тому подобным. Логика сопряжения народа и территории, логика суверенитета сохраняется, но переносится на меньшие образования.

Иной случай – это сохранение ставки на телесность, но уже не коллективную, а индивидуальную. Отказ от метафорики политического тела и акцент на то, что самым подлинным, интуитивно неоспоримым, достоверным является индивид как живое смертное существо, приводит к идее естественных прав индивида, от имени которых можно оценивать, ставить под сомнение, оспаривать права любой общности, прежде всего, конечно, традиционного суверенного государства. Современное международное право, строго говоря, уже ставит права личности выше прав политической общности. Защита прав человека образует ядро международного права, в котором далеко не всегда удается находить баланс между уважением к правам человека и соблюдением принципа суверенитета. Однако критики суверенитета последовательны, они идут еще дальше, усматривая в перспективе «глобальный легальный порядок» всего человечества[10].

Наконец, третье направление – это радикальная детерриториализация социального.

Современные средства коммуникации уничтожают расстояния. Еще в самом начале XX века Георг Зиммель проницательно замечал, что деньги побеждают пространство. Если у вас есть деньги, недоступные прежде товары окажутся у вас, а события в мире денег подействуют одно на другое, даже если биржи, например, сильно отдалены друг от друга.

С введением электронных средств коммуникации не только в экономическую, но и в повседневную жизнь указание на уменьшение роли традиционно понимаемого физического пространства стало общим местом. Идеи, культурные образцы (например, образовательные системы, способы подачи новостей и многое другое) преодолевают государственные границы, не будучи телами, то есть, строго говоря, не преодолевают их, а существуют помимо них, в другом измерении. Новые пространственные образования вроде «мировых городов» иначе организуют территории, становятся узлами мировой системы коммуникаций, которые находятся, с одной стороны, в теле государств, а с другой – на совершенно особом, автономном положении.

Международные организации и международно-правовые регуляции, ими производимые, безусловно, требуют реализации на территориях. Отсюда, собственно, известная концепция «R2P» (Responsibility to Protect), которая широко обсуждалась международными юристами в начале 2000-х гг. Данная концепция «берет за отправную точку человеческие потребности и перемещает фокус с прав государства на обязанности государства (и его ответственность)», трансформируя тем самым понятие суверенитета[11]. 

Во всех этих случаях более традиционно понимаемый суверенитет размывается, находится под угрозой, кажется, ему грозит если и не исчезновение, то еще более существенное, чем прежде, ограничение. Но все ли чисто в этих аргументах? С одной стороны, мы видим, что пространство, тело и суверенитет действительно не могут быть сохранены в привычных форматах. Но с чем же тогда связаны успехи тех движений, которые в буквальном смысле слова могут быть названы реакционными, то есть являются реакциями на далеко зашедшие процессы глобализации и детерриториализации политики.

Возможно, вопрос о суверенитете должен быть действительно поставлен по-новому. Вот несколько оснований. Во-первых, его нужно радикально отделить от идеи коллективного тела, у которого есть некая особая, привилегированная естественность по сравнению с другими коллективными образованиями. Дело не в том, что государство не имеет здесь преференций, а в том, что в современном мире оно проиграет эту войну риторик другим поднимающимся общностям с их притязаниями. Радикальный отказ от этой риторики не подрывает государство, он подрывает притязания его соперников.

Во-вторых, государства должны перепроверить то, что может и что не может находиться в зоне их ответственности. Притязать на права там, где не способен проявить ответственность, – не лучшая тактика и худшая стратегия.

Россия. ЕАЭС > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 30 января 2020 > № 3305437

МОРАЛЬ И РЕАЛИЗМ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ

ТИМОФЕЙ БОРДАЧЁВ

Кандидат политических наук, научный руководитель Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ «Высшая школа экономики», программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай».

РОССИЯ В ЭПОХУ МЕЖДУНАРОДНОЙ АНАРХИИ

«И следует похвалить тех, кто, несмотря

на врожденное людям стремление властвовать

над другими, все-таки управляют справедливее, чем это

им необходимо при существующей мощи их державы»

Фукидид, «История»

Вряд ли современное государство с его территориальными ограничителями, доктриной естественного или – в ряде исключений – божественного права является самым совершенным способом избежать взаимного истребления. Однако ничего лучше человеческая цивилизация пока не придумала – вне зависимости от того, по Гоббсу или по Руссо возникают ограничители и права. Попытки обосновать постепенное отмирание национального государства в качестве верховного носителя легитимности сталкиваются с неизменной реальностью. А именно: ни одна держава, особенно значимая в международном отношении, не способна хотя бы минимально применить к себе действие институтов, защищающих граждан «поверх границ». Например, Международного уголовного суда. Эпоха, когда представлялось, что трансграничное управление и правосудие необратимо стирают контуры государств и меняют сущность международной системы (так называемый либеральный мировой порядок после холодной войны), оказалась очень кратковременной.

Эта неизбежность центральной роли государства – института или индивидуума (в случае монархии либо диктатуры) – дает возможность рассматривать его и как меру вещей и категорий. В том числе таких понятий, как мораль – в ее применении к международным отношениям. Тем более что этическая составляющая мировой политики все равно неизбежно будет присутствовать. Так уж лучше двигаться по пути ее осмысления в рамках реалистской, наиболее искренней, традиции нашей дисциплины, чем оставлять на произвол тех, кто применяет ее инструментально, но под прикрытием либерального дискурса. Мы, таким образом, можем в качестве стартовой принять гипотезу о том, что мораль в международных делах не может рассматриваться в отрыве от государства. Реализация его интересов либо действия, не посягающие на существование государства как такового, а корректирующие его поведение в анархическом окружении, гораздо ближе к морали, чем противоположные по содержанию.

Российская внешнеполитическая практика по умолчанию исходит из примата государства. Соответственно, правомерно с этой точки зрения рассматривать и вопрос, ключевой для анализа деятельности любого субъекта международных отношений, – о моральных основах внешней политики России.

Мораль и сила

Исторически вся наука о международных отношениях и внешней политике – это дискуссия с Фукидидом. Значение его работы «История Пелопонесской войны» для осознания взаимодействия между социальными организациями – не меньше, чем значение, например, христианства, положившего начало универсалистскому подходу в понимании мира разных народов. Это неудивительно, хотя античная Греция представляла собой песчинку в море всемирной цивилизации. Многие столетия, на протяжении которых в мировых военно-политических делах преобладали интеллектуальные наследники древнегреческого автора, привели к тому, что альтернативные системы представлений о силе, морали и справедливости получили лишь субрегиональное воплощение в реальной политике и науке. Именно «цивилизация Фукидида» предлагает оптимальную методологию для анализа сравнительно автономных единиц, не стремящихся к подлинному культурному и политическому единству. Мир, который вслед за появлением Вестфальского порядка принял всеобщий характер, зародился на основе античных полисов, сохранив основные черты отношений между ними. Не случайно, кстати, сам Вестфальский порядок – это не единожды написанный кодекс, а сумма достижений международно-философской мысли Запада к середине XVII века.

То, какое место во взаимодействии государств занимает сила, – центральный вопрос, вокруг которого разворачивается большинство дискуссий и дебатов. Такой выбор темы естественен и разумен. Именно сила государств, которая объективно связана с материальными возможностями проецировать свою волю на других, представляет собой уникальный, измеряемый и поэтому надежный материал для анализа и прогноза природы межгосударственных отношений. Сила других становится единственным эффективным регулятором внешнеполитического поведения. И сейчас, после того как попытки создать международный порядок потерпели неудачу, только решимость каждого государства отстаивать свои интересы и ценности заставляет других задуматься о пределах действий в анархическом окружении. На первый взгляд, в этом мире нет места морали как объективно неизмеряемой и нематериальной категории.

Однако у Фукидида понятие силы неразрывно связано с понятием морали. Нельзя говорить о том, что реалистский стиль мышления о международных отношениях игнорирует мораль и таким образом аморален по существу. Это – ложь тех, кто использует абстрактное понимание морали для того, чтобы замаскировать эгоистические устремления отдельных стран. Мораль в реализме не может быть оторвана от силы и существует только в этой связке, но такая зависимость не означает возможности пренебрегать моралью как аналитической категорией. Более того, она становится определяющим фактором силы в ее политическом измерении, то есть в качестве инструмента достижения целей государства. Как мы увидим из приведенных примеров, применение силы, не ограниченное моралью, в значительной степени обессмысливается.

Мы даже можем предположить, что в реализме сила без морали не функциональна и, следовательно, теряет существенную часть своего значения. Поэтому Фукидид призывает «похвалить» тех, кто знаком с этим регулятором силы и способен достигать целей более эффективно. Так и мы, путем сравнительного анализа, сможем удостовериться в том, что сила, не связанная с «фукидидовой» моралью умеренности, теряет в конечном итоге политическое значение. И наоборот – те случаи в современной международной политике, когда применение силы может быть соотнесено с моралью «по Фукидиду», стали весьма успешными.

Гегемония, не ставшая правом

После завершения холодной войны торжество стран Запада требовало своего институционально-правового закрепления. Точнее, сила той группы, которая в результате продолжительной борьбы добилась доминирования в мире, должна была обрести характер права. С одной стороны, это позволило бы приглушить очевидную несправедливость нового порядка. А с другой, придать ему форму общепринятой нормы, что сделало бы такой порядок относительно устойчивым. Одним из центральных инструментов стало стремительное движение к распространению господствующих на Западе представлений о морали (и моральности войны в первую очередь) в качестве международных норм поведения.

Но даже этих колоссальных ресурсов (в какой-то период – фактической силовой и идейной монополии Запада) оказалось недостаточно для того, чтобы изменить международное право в направлении описанных представлений. В этом основная драма развития мировой ситуации после холодной войны. Победа Запада была полной, но не абсолютной, поскольку она не получила этического закрепления. Символом той самой незавершенности оказался Совет Безопасности ООН. Главный международный институт сохранился в неприкосновенности с тех времен, когда он отражал иную расстановку сил. В результате сам Запад отказался от стремления модифицировать международное право и перешел к внешней политике произвола.

Благодаря экспертным кругам и хлесткой публицистике Запад смог ввести во всеобщий оборот броское определение – «распространение либерального миропорядка». Отметим, что изначальная несправедливость любого международного порядка, как правило, не становится предметом обсуждения. Либеральный порядок в том виде, как его стремились утвердить с начала 1990-х гг. и фактически до середины 2010-х гг., также не мог быть справедлив по отношению к отдельным государствам, поскольку абсолютизировал представления о справедливости, существующие у группы стран, которые обладали силовыми привилегиями. Однако монополия, достигнув пика в 1999 г., затем последовательно подвергалась эрозии. Происходило это в силу по меньшей мере двух факторов. Во-первых, исчерпанности внутренней модели развития и политической устойчивости самих стран Запада и лежавшей в основе их способности проецировать силу. Во-вторых, неизбежного по мере развития экономической глобализации роста могущества остальных.

Лидером подъема стал Китай. Однако в этой категории оказалась и Россия, которой по причине геополитического положения пришлось фактически без перерыва с момента становления в качестве государства – правопреемника СССР использовать силу, принимая внешнеполитические решения. После 1991 г. и до середины 2000-х гг. Россия официально придерживалась политики интеграции в западное сообщество и соглашалась с его суждениями о своей внутренней политике, поэтому даже силовые меры против выступлений на Северном Кавказе имели международное измерение. Кроме того, и в период относительного международно-политического ничтожества Россия как минимум дважды использовала силовой потенциал вне собственной территории: для прекращения гражданских войн в Таджикистане и Молдавии. В обоих случаях российские действия напрямую соответствовали политическим задачам.

Умеренность как добродетель

За последние полтора десятилетия, после восстановления в качестве одной из ведущих мировых держав, Россия трижды использовала военные возможности при решении внешнеполитических задач, связанных с обеспечением национальной безопасности и реализацией интересов. Эта практика, конечно, не идет ни в какое сравнение с аналогичными действиями стран Запада, но именно поэтому позволяет четко обозначить политическую обусловленность и умеренность в каждом отдельном случае.

Военная операция против Грузии в августе 2008 г., содействие волеизъявлению населения Крыма в марте 2014 г. и кампания в Сирии, начавшаяся осенью 2015 г., – примеры относительно успешного решения дипломатических задач силовым путем. Каждый из случаев вызывал в военном и экспертном сообществе России дискуссии о необходимости ставить более амбициозные задачи и, соответственно, более решительно использовать силу. И это ни разу не было сделано. Если бы Россия насильственно сменила политические режимы в Грузии или на Украине, краткосрочные преимущества оказались бы более значительными, но последствия для международной политики – несравнимо более драматичными.

Сопоставление военных возможностей и масштабов их использования позволяет сделать вывод: они полностью коррелировали с конкретными и ограниченными политическими задачами и демонстрировали умеренность. При этом ни в одном из рассмотренных примеров Россия не рисковала эскалацией кризиса, сделай она ставку на гораздо более интенсивное применение силы.

Захвати российская армия Тбилиси в 2008 г. или Киев весной 2014 г., смени она режим в Грузии или на Украине, Третья мировая война не началась бы. У России были военные возможности для захвата. В 2008 г. российская армия не сталкивалась с серьезным военным сопротивлением, а в случае оккупации всей страны, вероятно, нашла бы опору в лице части местных политических сил. В конце зимы – начале весны 2014 г. по Украине бродили представители разгромленного националистами «Беркута», а украинская армия прекратила бы сопротивление в течение нескольких дней. Но о включении обеих стран в состав России, как это было сделано во время Гражданской войны 1918–1922 гг., речи идти не могло. То есть во всех случаях у России действовали внутренние ограничители, не связанные с внешними условиями. Наличие таковых ограничителей может рассматриваться как проявление морали, если рассматривать её в категории реалистского стиля мышления.

США и их союзники, напротив, только дважды смогли ограничить использование силы четко обозначенной политической задачей – заставили Саддама Хусейна покинуть оккупированный им Кувейт в 1991 г. и навязали в 1999 г. правительству Югославии тот план урегулирования в Косово, который это правительство изначально не устраивал. В отличие от «Бури в пустыне» операция против Югославии была грубым нарушением международного права и опиралась на силу одной изолированной группы, но не преследовала цель уничтожения югославского государства. Поэтому с точки зрения специфики применения силы кампания НАТО против Югославии оставалась моральной. Последующие крупные военные акции Запада – вторжение в Ирак и Афганистан, уничтожение режима Муаммара Каддафи в Ливии просто следовали в русле эгоистических сиюминутных интересов, но привели к разрушению государств, которые полноценно так и не восстановились.

Примечательно, что применение силы в Югославии, как уже сказано – моральное по своей сути, достигло желаемого результата: государства, возникшие на обломках федерации, с той или иной степенью интенсивности двигаются к тому, чтобы войти в состав международного сообщества стран Запада. Ирак 2003 г., Афганистан и Ливия, где соотношение применяемой силы не соответствовало поставленным задачам, ни при каких обстоятельствах не могут рассматриваться в долгосрочной перспективе как государства, дружественные США и их союзникам. То есть задача попросту не выполнена.

Неабстрактная мораль

Мораль – единственная категория международных отношений, которая не имеет под собой материальной основы. После падения христианской морали в Европе в эпоху Реформации главным философским вызовом в поиске выхода из ситуации всеобщего произвола было возвращение в международные отношения универсальных ограничителей. Таким ограничителем стало право, возникшее в первой половине XVII века. Оно не запрещало применения силы, а оговаривало справедливые, то есть моральные, основания для того, чтобы государства отстаивали свои интересы посредством силы.

Такой подход был сугубо реалистским и учитывал проделанный Никколо Макиавелли за сто лет до этого анализ внутренних факторов, определяющих природу внешнеполитического поведения государства. Попытки навязать государствам абстрактное понимание морали привели бы лишь к традиционной подмене моральных оснований представлениями тех, кто доминирует в силовом отношении. В XVII веке уникальность ситуации была в том, что такого государства (или группы государств) не было. Если бы империя Габсбургов могла доминировать, международное право не возникло бы.

Отличие разных подходов в философии международных отношений в том, что реализм делает мораль категорией рационального мышления, а подходы, истоки которых – в христианстве (либерализм и марксизм), оставляют мораль на уровне абстракции, существующей в отрыве от силовых возможностей ее носителей. Таким образом, именно в реализме мораль в наибольшей степени интегрирована в поведение государства и его национальные интересы. И именно в таком, рациональном, понимании мораль движется к тому, чтобы стать законом. Закон, в свою очередь, выступает единственным регулятором международных отношений с имманентно присущей им несправедливостью.

Мы приходим к двум выводам. Во-первых, сила без морали нефункциональна, поскольку оторвана от политического целеполагания и не ведет к стратегическим выгодам. Во-вторых, мораль как абстракция толкает к произволу, а мораль как часть рационального силового поведения – исправляет искажения, возникающие из-за того, что право не успевает адаптироваться к изменению соотношения сил. Несмотря на многочисленные сложности и недостатки, внешняя политика России в своем важнейшем измерении – стратегии применения силы – оставалась моральной и способствовала распространению морали в международных отношениях.

В период нахождения в Белом доме в 2017-2019 гг. Дональд Трамп стал самым мирным президентом США за сорок лет. Оба случая применения силы против суверенного государства – ракетный обстрел Сирии в апреле 2017 г. и уничтожение влиятельного иранского генерала в Багдаде в январе 2020 г. – имели дипломатические и даже демонстративные цели – о сирийской акции Трамп объявил во время встречи с председателем КНР Си Цзиньпином, а публичность убийства Касема Сулеймани говорит сама за себя. (Справедливости ради надо сказать, что последствия атаки на иранского военачальника могут быть неблагоприятными для Вашингтона, но и само это действие не вполне соответствует стилю поведения Трампа и явно было предпринято под воздействием части окружения.)

Наступившая в международных делах анархичность связана с решимостью крупных держав – Китая или России – отстаивать свои интересы в отношении произвола сильнейшего в военном плане Запада. Средние государства – Турция, Иран или Саудовская Аравия – в применении силы также остаются в рамках моральных норм реализма, то есть достигают ограниченных политических целей.

В целом анархичность среды весьма способствует торжеству морали в ее реалистском прочтении. Ведь важнейшим свойством международных отношений становится ограничение произвола государств не эфемерным международным правом, а решимостью других государств отстаивать свои интересы и ценности. Наличие у ведущих мировых держав ядерного оружия сокрушительной силы будет и дальше заставлять их искать способы борьбы, которые не чреваты скатыванием во всеобщую катастрофу. И поэтому есть основания надеяться на то, что мораль, выраженная в умеренности, будет все больше закрепляться в мировой политике. Отсутствие даже теоретической возможности господства одного государства уже создает для этого благодатные предпосылки.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 29 января 2020 > № 3305433 Тимофей Бордачев

Посол США в Косово прокомментировал возможное авиасообщение с Сербией

Письмо о намерениях восстановить в будущем авиасообщение между Белградом и Приштиной является заслугой президента США Дональда Трампа и его команды, считает американский посол в самопровозглашенном Косово Филип Коснет.

Делегация министерства экономики Сербии и представители косовоалбанских властей в присутствии советника по нацбезопасности США Роберта О'Брайена и посла США в Берлине Ричарда Гренеля в понедельник подписали в американском диппредставительстве в Берлине меморандум (письмо о намерениях) с компанией Lufthansa о возможном восстановлении коммерческого авиасообщения между Белградом и Приштиной.

В Сербии документ восприняли осторожно, министр строительства и транспорта Зорана Михайлович подчеркнула, что еще предстоит согласовать условия авиасообщения с международными силами безопасности и миссиями в Косово. Сербский президент Александр Вучич на критику оппозиции поспешил отметить, что "этот компромисс не означает признания независимости Косово".

"Президент Трамп и его команда очень хорошо потрудились над достижением этого соглашения, которое является только началом светлого будущего для наших друзей в Косово и Сербии. Как президент Трамп сказал вчера, это шаг к победе всего региона", - написал во вторник посол Коснет в Twitter.

Коммерческое авиасообщение между Белградом и Приштиной отсутствует 21 год, со времен вооруженного конфликта между властями Сербии и косовоалбанскими боевиками 1998-1999 годов.

В 2015 году международный контингент под эгидой НАТО (KFOR) отменил зону воздушной безопасности в 25 километров от административной линии Косово к центральной Сербии. Косовоалбанские власти контролируют нижнюю воздушную зону над краем, на высоте свыше 6,2 тысячи метров, согласно международным соглашениям, контроль продолжает осуществлять Венгрия (HungaroControl).

Живые и мертвые: новый закон о донорстве сделает человеческие органы доступнее

20 января заканчивается общественное обсуждение проекта федерального закона «О донорстве органов человека и их трансплантации». Он закрепляет презумпцию согласия на посмертное донорство органов, создание федерального регистра доноров и принципы работы служб трансплантации.

Ирина Мишина

Текст проекта закона готов. Но при этом до сих пор не решен вопрос с единым Федеральным регистром людей, готовых на посмертное донорство, а также пациентов, которые нуждаются в пересадке органов. Не понятно, как и где будет зафиксировано решение людей, отказавшихся от посмертного донорства. Откуда и каким образом поступают донорские органы - тоже вопрос. Все это на сегодня остается загадкой и для врачей, и для пациентов.

Проблемы эти касаются, увы, всех нас: ведь новый закон вводит 4 статуса для доноров органов. Потенциальным донором признается любой пациент, у которого зафиксирована смерть, при этом начинаются мероприятия по обеспечению сохранности органов для трансплантации; приемлемым донором считается пациент, у которого не обнаружено медицинских противопоказаний для донорства; реальным донором – человек, в отношении которого отсутствует прижизненный отказ от донорства, а также не получен отказ от родственников в течение трех часов с момента получения информации о смерти. Статус реального донора дает медикам право изъять органы. То есть все мы, по сути, можем зачислить себя в разряд потенциальных «реальных доноров». Дело в том, что в России действует так называемая «презумпция не испрошенного согласия». Изъятие органов считается законным, если к моменту, когда должен производиться забор органов (после смерти головного мозга), не поступила информация, что человек не хотел быть донором.

То, что после смерти человека его органы можно изымать для трансплантации по умолчанию, для многих становится неожиданностью. С этим связаны периодически возникающие скандалы и тяжбы. Так, большую огласку в свое время получил случай забора почки у умершего мужчины в Люберцах до прибытия родственников. Что касается федерального регистра посмертных доноров, главный трансплантолог Петербурга Федор Жеребцов считает, что российское общество еще не готово к такому закону, потому что «сознательность россиян недостаточно высока, чтобы массово регистрироваться в качестве посмертных доноров».

Проект закона Минздрава «О донорстве органов человека и их трансплантации» появился на правительственном портале нормативно-правовых актов 23 декабря 2019 г. Документ готовился ведомством Вероники Скворцовой более пяти лет. Несмотря на бурную критику со стороны врачей и пациентов, Минздрав держит оборону. 9 января зам. министра здравоохранения Олег Салагай даже был вынужден выступить с заявлением о том, что речь якобы идет исключительно о совершенствовании законодательства в трансплантологии, и все вопросы будут рассматриваться с учетом мнения граждан.

Наша редакция обратилась с официальным запросом к главному трансплантологу Минздрава РФ, руководителю «НМИЦ ТИО им.Шумакова» Сергею Готье с просьбой дать компетентный комментарий по поводу принимаемого Закона. Переговоры с его пресс-службой шли несколько дней. Однако, ответа на редакционный запрос получено не было. Разумеется, в случае, если ответ из «НМИЦ ТИО им.Шумакова» в «НИ» все же поступит, он будет опубликован.

Не получив официального ответа от главного трансплантолога Минздрава, мы попытались самостоятельно разобраться, что ждет людей, которые не хотят расставаться со своими органами до и после смерти, а также выяснить, откуда возьмутся донорские органы, чтобы обеспечить всех, стоящих в листе ожидания на трансплантацию.

Вопрос первый: откуда сегодня берутся донорские органы и как они поступают в медучреждения, в которых производят трансплантацию? Интригу создала информация, не так давно появившаяся на сайте Госзакупок. Медицинская услуга под названием «Посмертное изъятие биологического материала по подбору и изъятию пары глазных яблок, количество -252 шт.», была реализована за 1 049 255,28 ₽ . Впечатляет количество закупленного «биоматериала». Судя по количеству, донорами глаз стали 146 человек. Из Контракта следует, что это «посмертное изъятие биоматериала». В качестве «Заказчика» выступало ФГБУ «МНИИ глазных болезней им. Гельмгольца Минздрава России».

«НИ» связались с НИИ глазных болезней им. Гельмгольца и попросили прояснить, откуда к ним поступает в таких количествах донорский материал. Источник в этом медучреждении, пожелавший остаться не названным, пояснил: «Действительно, мы используем для трансплантации роговицы, глазные яблоки. Когда появляется пациент, которому нужна трансплантация, руководство направляет запрос в какую-то структуру. Детали нам, врачам, не известны».

«Я не могу дать четкий ответ, откуда получен донорский материал, когда я иду в операционную. Я знаю, что в Москве есть один морг, из которого производят забор донорских органов для медучреждений, в которых проводят трансплантацию органов. Мы работаем в государственном учреждении, и все органы, которые мы получаем, естественно, оформлены по договорам. В Москве несколько федеральных учреждений имеют право производить трансплантацию. Все они пользуются услугами этого морга, насколько мне известно. Где он находится, в чем суть договора с ним – эти детали не разглашаются. Также известно, что трансплантологи Боткинской больницы пользуются донорскими органами, которые изымают у поступающих в морг при их больнице. Раньше были морги при отделениях судебно-медицинской экспертизы, это решало многие проблемы. Сейчас для трансплантации органа больному часто приходится долго ждать. Не все пациенты доживают до того, когда появится необходимый донорский орган. Что готовит нам новый закон, мы не знаем. Вот вы говорите «глазные яблоки» по госзакупкам прошли в большом количестве. И слава Богу, потому что вы не представляете, сколько людей сейчас слепнут и врачи ничем не могут им помочь!», - рассказала «НИ» кандидат медицинских наук, хирург-офтальмолог Института глазных болезней Министерства образования и науки Евгения Каспарова.

В ФГБУ «НМИЦ онкологии им.Блохина Минздрава РФ» ни о регистре потенциальных доноров, ни о каком-то «федеральном списке» отказавшихся от посмертного донорства при жизни людей также ничего не знали. Не располагали там сведениями и о том, откуда берутся донорские органы. « У нас есть Банк костного мозга, костных сред, но органы для трансплантации мы не изымаем. Откуда, у кого их берут, мне не известно», - прокомментировал один из ведущих хирургов НМИЦ онкологии им.Блохина профессор Вячеслав Алиев.

«Вся трансплантология в России криминальна по сути своей. Каждый доктор вынужденно добывает донорские органы для пациентов по своим каналам», - сообщила «НИ» руководитель профсоюза «Альянс врачей» Анастасия Васильева.

Спрос рождает предложение. Сегодня в России потребность в трансплантациях составляет около тысячи в год. В длинной очереди на пересадку органов стоят люди, диагнозы которых часто не совместимы с жизнью. Большинство из тех, кто включен в лист ожидания, находятся в терминальной стадии болезни…

В нашем мире все можно купить и продать. Человеческие органы – не исключение. Если в России ожидание трансплантации затягивается, человек ищет возможность сделать такую операцию за рубежом. В открытом доступе есть расценки на различные человеческие органы. Судя по приведенным данным, самый востребованный для пересадки орган на сегодня – почки. В Индии одна почка будет стоить около $15 тыс., а в США цена почки может доходить до $262 тыс. Часть печени будет стоить примерно $54 тыс. Стоимость одного легкого будет около $58 тыс. А при продаже обоих легких вместе с сердцем можно обогатиться на 1.5 — 2 млн. долларов. Сердце относится к не возобновляемым ресурсам и стоит от $57 тыс. Стоимость легальной операции по трансплантации сердца приближается к 1 млн. долларов.

Время забора донорских органов различно. Для каждого органа существует свой «лимит» времени. Например, для сердца, почек, печени, поджелудочной железы - 15-20 минут после констатации смерти мозга. Часто при заборе донорского сердца возникает вопрос: забирать орган «на бьющемся сердце» или после установления биологической смерти человека? В этой связи ходило множество слухов об изъятии органов во время боевых действия в ходе военных конфликтов последнего времени.

Этот вопрос я задала в свое время во время телеинтервью главному трансплантологу Минздрава РФ Сергею Готье. «Действительно, по-видимому при косовском конфликте были возможны случаи, это не ушло от внимания правоохранительных органов наших, которые расследуют возможность использования наших граждан российских в качестве доноров на территории Косово. Такие случаи были. С гражданами Европы это происходило. Ничего не могу сказать про Украину, разные есть сведения», - прокомментировал Сергей Готье.

По закону, в России трансплантация донорских органов осуществляется бесплатно - в рамках программы государственных гарантий бесплатного оказания гражданам медицинской помощи и не подлежит оплате за счет личных средств граждан. Это регламентируют ФЗ от 21.11. 2011 г. № 323-ФЗ “Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации”, а также Постановление Правительства РФ от 10 декабря 2018 г. “О Программе государственных гарантий бесплатного оказания гражданам медицинской помощи на период 2020 и 2021 годов”.

Однако, если задать в поисковике вопрос о срочной трансплантации, вы получите целый перечень федеральных медучреждений с прайс-листами. Вот, например данные, касающиеся лишь трансплантации печени с указанием клиник, где такие операции производятся с соответствующим прайс-листом. Если верить этим данным, стоимость пересадки печени в Москве такова:

Трансплантация печени от родственного донора ~ 1 951 364р.

Трансплантация печени от трупного донора ~ 1 567 778р.

Указаны всего 38 ценнников на трансплантацию этого органа и 7 адресов, где это можно сделать в Москве. Мы связались с некоторыми из указанных медучреждений. В РНЦХ им. Петровского нам ответили, что проводят исключительно трансплантацию от кровных родственников. «Что входит в стоимость операции – это надо с конкретным врачом разговаривать», - пояснили нам. В ФМБЦ им. А.И. Бурназяна нам ответили, что производят трансплантацию как от кровных родственников, так и трупную трансплантацию. «Последнее – бесплатно, по законам РФ», - уточнили в отделении органного донорства. В одном медучреждении отвечал автоответчик, который просил назвать диагноз, контактные данные, выбрать страну, где будет проведена трансплантация и обещал обратную связь. Свои данные я автоответчику не оставила, но на следующий день мне все равно перезвонили.

Так или иначе, соответствие трансплантации законодательству в части его бесплатного обеспечения по меньшей мере вызывает вопросы.

В соответствии с законодательством РФ, органы или ткани человека не могут быть предметом купли-продажи. Это влечет за собой уголовную ответственность. Но система распределения донорских органов пока далека от совершенства, стоять в очереди на трансплантацию приходится иногда по нескольку лет. По статистике, в России более 50% пациентов в списках на трансплантацию все еще не могут дождаться своей операции, которая даст им шанс. За рубежом, в развитых странах, эта цифра не выше 10%, но там донорство развито значительно выше. Таких показателей удалось достичь только с помощью законодательного решения вопросов донорства. В США , к примеру, на документах, удостоверяющих личность, можно указать согласие на донорство и первичные данные для этого.

Пересаженный орган может продлить жизнь человека на несколько лет. Так, почка в 75% случаев продлевает жизнь на срок до 5-10 лет. Сердце, пересаженное в России, среди аналогичных операций дольше всего работало в течение 17-и лет. Сложность совместимости организмов приводит к тому, пересаженный орган отторгается. Трансплантация – всего лишь шанс, чтобы прожить еще несколько лет с нормально функционирующим организмом.

Самый распространенный сейчас вид донорства – это изъятие органов или тканей у мертвого человека. Это связано с рядом этико-правовых проблем. Главная среди них - констатация смерти человека. Кроме того, у донора и реципиента должны совпадать антропометрические данные, группа крови, другие показатели. И реципиенты, и врачи заинтересованы в более «молодых» органах: они не изношены. Однако, возраст доноров в последнее время увеличивается.

«На смену пациентам с черепно-мозговой травмой пришли пациенты с кровоизлияниями в мозг, то есть более возрастные, больные, которые подвержены побочным эффектам атеросклероза, другим болезням. Но эти люди вполне могут быть использованы в качестве органных доноров даже в достаточно зрелом возрасте», - заявил в одном из телеинтервью Сергей Готье. Поэтому даже пациент, которому жизненно необходима пересадка, может ожидать очень долго, находясь вверху списка, поскольку донорские органы очень сложно подбирать — необходима совместимость по большому количеству параметров. Чтобы ускорить пересадку нужного органа, пациент и его родственники готовы на все.

Известны случаи, когда забор органов проводился при весьма спорных обстоятельствах. Так, в середине декабря 2014 года Москву потрясли два судебных процесса. Врачей московской горбольницы № 81 заподозрили в том, что они незаконно изъяли внутренние органы у 41-летней Олеси Добровольской. Женщину с инсультом доставили в реанимацию, врачи сделали срочную операцию, после которой Олеся впала в кому. При этом близким отказали в просьбе навестить женщину в реанимации. После того, как была зафиксирована смерть головного мозга, у женщины изъяли почки, поджелудочную железу и печень. По словам врачей, органы передали в Федеральный Центр трансплантологии им. Шумакова. Согласия на изъятие от родственников получено не было.

Эта история очень напоминает ту, что произошла с 19-летней Алиной Саблиной. После того, как девушку сбила машина, её в тяжёлом состоянии доставили в ГКБ № 1 Москвы. Через несколько дней лечащий врач сообщил родителям, что у их дочери состояние ухудшается и при этом не допустил родных к ней в палату. О смерти девушки родителям сообщили только на следующий день. Позже, знакомясь с материалами уголовного дела, мать Алины нашла документы, из которых следовало: у её дочери изъяли сердце, почки, часть аорты, нижнюю полую вену, надпочечники и кусок нижней доли правого лёгкого… Ни Алина Саблина при жизни, ни её семья после смерти девушки согласия на такую операцию не давали.

Подруга Алины утверждает, что врачи изначально не были заинтересованы в её спасении: «скорая» ехала подозрительно долго, врачи не выходили на связь с родителями, давали минимум информации о ее состоянии. Родители подавали жалобы во все возможные инстанции, но Закон был не на их стороне. В ст. 8- ФЗ «О трансплантации органов и (или) тканей человека» сказано: если при жизни человек или его ближайшие родственники не оговорили своё несогласие на удаление органов, они могут быть изъяты. Федерального регистра доноров и людей, отказавшихся от этой процедуры, в России как не было, так и нет. А родственникам специально никто никаких вопросов зачастую не задает.

Новый закон «О донорстве органов человека и их трансплантации» еще больше упростит изъятие донорских органов. Уже в своей первой статье новый Закон предполагает широкую информационную кампанию по пропаганде пользы донорства органов для «формирования у населения понимания и поддержки пользы добровольного безвозмездного предоставления донорских органов в целях их трансплантации (пересадки)».

Возникает естественный вопрос: эта кампания коснется создания «позитивного имиджа» посмертному или прижизненному донорству? Если речь о прижизненном донорстве, то при изъятии органа у человека он от этого здоровее точно не станет, хотя, возможно, и поможет кому-то. Ну, а если авторы закона имеют в виду пропаганду посмертного донорства, то тут еще больше вопросов. В этом случае возникает логичное предположение: самая что ни на есть подходящая категория для трансплантологов – это молодые и среднего возраста здоровые граждане, которые еще не задумываются о смерти и о посмертном донорстве. И потому не спешат сообщать о своем отказе от посмертного донорства кому-либо. Для большинства из них эта тема попросту еще не актуальна. В то же время ст. 13 проекта Закона о донорстве четко указывает на презумпцию не испрошенного согласия гражданина на изъятие органов после его смерти. Она не действует только в том случае, если вы успели зафиксировать свой отказ от донорства в медицинской документации письменно или устно. Либо уведомили об этом родственников.

Что важно знать? В проекте нового Федерального закона четко обозначена обязанность сотрудника медучреждения сообщить о смерти родственникам покойного. Однако, при этом – ни слова о его обязанности напомнить близким о решении в течение 3-х часов вопроса с донорством органов умершего. Каждый ли человек, убитый горем, вспомнит сам, что он должен напомнить об отказе изъятия органов у его умершего родственника? Ну, а если через 2 часа после подписания протокола о смерти медучреждение не нашло родственников умершего и не смогло с ними связаться, то покойный автоматически признается донором органов.

Есть еще более интересный момент в новом ФЗ о донорстве органов и трансплантации : «потенциальным донором признается посмертный донор, в отношении которого начата и проводится процедура констатации смерти (биологической смерти или смерти мозга). Это можно толковать и так: смерти мозга еще нет, биологическая смерть тоже не зафиксирована , а человек уже вносится в Регистр доноров. Сразу после этого начинается активный поиск реципиента для его органов по общей базе. Такого человека уже целенаправленно «ведут на органы», рассматривая как возможного донора, а не как объект реанимации.

Проект нового федерального закона «О донорстве органов человека и их трансплантации» вызывает множество споров и нареканий еще и потому, что упомянутый в нем единый Федеральный регистр - единая база заявлений о несогласии тех, кто при жизни решит оказаться от посмертного пожертвования своих органов для трансплантации другим людям – нигде обнаружен не был.

«НИ» связались с ФГБУ «НМИЦ ТИО им.Шумакова» Минздрава России и поинтересовались, каким образом человек может официально внести себя в список людей, отказывающихся от посмертного донорства. Ответ мы получили следующий: « Такой реестр будет создан только после принятия закона «О донорстве органов и трансплантации». На сегодня официального реестра ни потенциальных доноров, ни тех, кто от этого отказывается, нет. Примут закон – будет и реестр. Официальной процедуры отказа от посмертного донорства на сегодня нет. Вы можете просто сообщить об этом своим родственникам или от руки написать заявление и оставить лечащему врачу».

Странно как-то получается, не находите? Сначала принимается закон, в медучреждениях и госпиталях создается новая штатная единица - врач, осуществляющий «организацию донорства органов человека». В законе прописывается презумпция не испрошенного согласия на изъятие органов, и только потом государство задумывается о том, как должны выразить свою волю те, кто против изъятия органов. Все это, может, и логично с точки зрения трансплантологии. Но с точки зрения демократии и уважения прав человека – более, чем спорно.

Закон должен вступить в силу с 1 июня 2021 года.

Швейцарцев с «иностранными» именами реже приглашают на собеседование

Новые граждане страны - с миграционным прошлым - должны направлять на треть больше заявок, чтобы их кандидатуру рассмотрели. Независимо от квалификации или опыта.

Что случилось? Группа исследователей швейцарского форума по изучению миграции при Университете Невшателя протестировала идентичные резюме, изменив только имена. В тех случаях, когда резюме включало иностранное имя, кандидатам приходилось отправлять на 30% больше запросов, чтобы их пригласили на собеседование, по сравнению со специалистами с «традиционными» швейцарскими именами, сообщает The Local.

Кстати, схожее исследование проводили в Финляндии. Результаты оказались примерно такими же.

Цитата. Одна из авторов доклада Розита Фибби заявила, что цель исследования состоит в том, чтобы лучше понять природу дискриминации при приёме на работу. «Это исследование было направлено на то, чтобы проанализировать степень интеграции детей мигрантов, которые выросли здесь, которые имеют ту же квалификацию и знают язык. И узнать, имеет ли их опыт и квалификация такой же вес, как и в случае с коренными швейцарцами», - сказала Фибби.

Подробности:

   -Швейцарцы с корнями из Косово, Камеруна и Марокко относятся к числу наиболее дискриминируемых, несмотря на то, что родились в Швейцарии и достигли идентичной квалификации.

   -Дискриминация была особенно высока для швейцарцев косовского происхождения, которым нужно было отправить на 40% больше заявок, чтобы их кандидатуру рассмотрели.

Примерно каждый четвёртый житель страны является иностранцем по рождению в дополнение к значительной части страны, которые считаются швейцарцами второго поколения.

Кстати, недавно эксперты рассказали, сколько зарабатывают иностранцы в Швейцарии.

Автор: Виктория Закирова

Перспективы мировой экономики: Европа и Центральная Азия

Последние тенденции. Темпы экономического роста в регионе, по оценкам, замедлились в 2019 году до самого низкого за три года уровня – 2%, что стало отражением резкого спада экономической активности в Турции под воздействием серьезных потрясений на финансовом рынке в 2018 году, а также в Российской Федерации на фоне низкого спроса и сокращения добычи нефти. В условиях снижения деловой активности в промышленности и замедления притока инвестиций по-прежнему оставался вялым прирост объемов экспорта в регионе.

В России более низкий по сравнению с ожидавшимся уровень инвестиционной и торговой активности в сочетании с сохранением международных экономических санкций привел к замедлению темпов роста экономики примерно до 1,2%. В Турции данные о выпуске промышленной продукции и объемах производства показывают, что в конце 2019 года экономика начала стабилизироваться после серьезных потрясений на финансовом рынке, наблюдавшихся в предшествующем году. Однако даже с учетом этого экономический рост в этом году резко замедлился – почти до нулевого уровня.

В Центральной Европе oживление частного потребления в начале 2019 года благодаря повышению реальной заработной платы и объемов государственных трансфертов помогла удержать темпы экономического роста на уровне выше потенциального. На Западных Балканах замедление государственных инвестиций в Косово, промышленного производства в Сербии и прироста экспорта в Албании и Сербии обусловили в прошлом году некоторое снижение темпов экономического роста – примерно до 3,2%. Частное потребление, мощная производственная деятельность и восстановление объемов добычи полезных ископаемых в Армении способствовали ускорению экономического роста на Южном Кавказе примерно до 3,7%.

Перспективы. Как ожидается, темпы роста экономики региона окрепнут в 2020 году до 2,6% при условии стабилизации цен на основные сырьевые товары, экономического роста в зоне евро и восстановления темпов роста экономики в Турции (до 3%) и в России (до 1,6%). Ожидается, что в России национальные проекты, предусматривающие, в числе прочего, инвестиции в инфраструктуру и человеческий капитал, дадут толчок росту в период, выходящий за пределы прогноза. В Турции, согласно прогнозам, инвестиции и импорт начнут восстанавливаться после резкого спада в 2019 году.

Темпы экономического роста в странах Центральной Европы в этом году, как ожидается, снизятся до 3,4% на фоне ослабления эффекта мер бюджетной поддержки и сохранения демографических проблем. Ключевым фактором содействия росту частных инвестиций в среднесрочной перспективе является успешное проведение структурных реформ. Темпы экономического роста в этом субрегионе самым серьезным образом зависят от дальнейшего освоения средств структурных фондов ЕС. Прогнозируется, что темпы экономического роста на Западных Балканах окрепнут до 3,6% при условии продолжения нейтрализации факторов политической нестабильности и неопределенности в сфере экономической политики. Разрушительные землетрясения, произошедшие в регионе в конце 2019 года, привели к большим человеческим жертвам и нанесли серьезный урон материальной инфраструктурe, что может сказаться на перспективах экономического роста. Рост объемов бюджетно-финансовых обязательств в субрегионе может сократить пространство для применения в будущем бюджетных стимулов и ухудшить деловой климат, в том числе в Косово, Северной Македонии и Черногории.

Согласно прогнозам, темпы экономического роста на Южном Кавказе снизятся до 3,1%. В среднесрочной перспективе условием дальнейшего роста экономики станет продолжение внутренних реформ, направленных на укрепление частного сектора, а также инвестиции в человеческий капитал для повышения качества образования и формирования востребованных навыков.

Как ожидается, после согласованного сокращения объемов добычи нефти в Казахстане темпы роста экономики стран Центральной Азии несколько замедлятся - до 4,4%.

Риски. Перспективы для региона по-прежнему отягощены весомыми рисками негативного развития ситуации, в том числе замедления роста в странах, относящихся к числу основных торговых партнеров, геополитической нестабильности, усиления степени неопределенности в экономической политике, вероятности разнонаправленных процессов на финансовых рынках, равно как и замедления роста производительности в долгосрочной перспективе.

Спад в зоне евро может быть чреват негативными последствиями для стран, поддерживающих с ней тесные торговые и финансовые связи. Замедление темпов экономического роста в Китае может через торговлю и цены на сырье распространиться на Центральную Азию и страны-экспортеры металлов в ЕЦА, которые во все большей мере ориентируются на Китай как на покупателя их товаров. Страны региона, являющиеся экспортерами энергоресурсов – Азербайджан, Казахстан и Россия, – по-прежнему уязвимы к серьезным колебаниям мировых цен на сырье, особенно если это происходит на фоне нарастания нестабильности.

Сербы - наши самые верные союзники

о Сербии, Балканах и многополярном мире

Александр Дугин

· Сербы – индикатор нашей совести. То, что было совершено при Ельцине, до сих пор пятно стыда на русских – это было предательством братьев, когда они одни противостояли однополярному миру и глобализации, когда либеральные экстремисты бомбили мирное население, детей.

· Показательно, что сербы, уставшие от этих травм на фоне распада Югославии, они сохраняют память об этом – как и о Видовдане, и пр. Они сохраняют свою идентичность. Чтобы понять народ, надо увидеть его страдания, его воинов, его священников и самих людей.

· Последний рубеж, который они защищают сегодня – это непризнание независимости Косово. Это принципиальный барьер, который самый прозападный политик в Сербии перейти не может – на этом закончится сербство, это будет духовный, моральный суицид.

· Между Ближним Востоком и Балканами есть некая ассиметрия: Ближний Восток – это тот экран, на котором мы наглядно видим становление многополярного мира. Мы видим победы многополярной политики, эффективность России, поддержку Китая, сложный складывающийся шиитско-суннитский альянс между Ираном и Турцией (во многом благодаря России). Никогда Россия не была так эффективна и популярна, как в случае Сирии на Ближнем Востоке.

· В Балканском регионе, который тоже представляет собой узел культур и цивилизаций, геополитических интересов, такой однозначной картины не видно. Наоборот, мы видим, что народы смиряются с необходимостью интеграции в ЕС и двигаться в сторону НАТО – тех преступников, которые осуществили их геноцид. Это фундаментальное противоречие. Я не думаю, что Сербия реально стремится в НАТО – Сербия формально провозглашает нейтралитет. Если она сохранит еще какое-то время эту позицию, и близкие нам народы удержатся от этого фатального шага – вступления в ЕС и НАТО – то и на Балканах многополярность может дать о себе знать. Но надо сказать, что здесь действуют не только американцы, но и европейцы, огромное количество фондов, сети Сороса, либеральные элиты.

· Идёт самая настоящая война. Но Балканы ещё не пали. И важно поддержать хотя бы морально Балканы. Это не просто борьба между Россией и Европой – это борьба за свободу и независимость целого цивилизационного поля, очень сложного. Это отдельное геополитическое пространство, оно требует филигранной деликатности, уважения к разным интересам.

· Интересная ситуация в Боснии, которая традиционно была ориентирована на Турцию, и глобалисты доминировали (структуры Гюлена, и пр.). Сейчас в Боснии происходит поляризация общества: часть боснийских мусульман ориентированы на Эрдоган, часть – на Гюлена и проамериканские сети. Присмотреться нужно и к албанским обществам: там тоже часть мусульман ориентированы на Турцию, а есть условные «албанские чубайсы» и «албанские бен ладены», которые недалеко друг от друга ушли. Албанская 5 и 6 колонна не являются всем албанским народом.

· Соответственно, и к Сербии нельзя относиться однозначно: вот, мол, они хотят в НАТО. Ни один нормальный серб не хочет в НАТО, но элита в значительной степени отчуждается от народа. Как будто наша элита не такова…

· Ни в коем случае нельзя забывать о Балканах, это чрезвычайно важный регион.

Ответы на вопросы Министра иностранных дел Российской Федерации С.В.Лаврова в программе «Большая игра» на «Первом канале», Москва, 22 декабря 2019 года

М.С.Ким: Это «Большая игра», которая подводит сегодня итоги политического года. 2019 г. – каким он был для России на международной арене? В эфире специального выпуска нашей программы человек, который последние 15 лет стоит у руля российской дипломатии, глава МИД – С.В.Лавров. Добрый вечер!

С.В.Лавров: Добрый вечер!

В.А.Никонов: Сергей Викторович, очень много шума, особенно в США, наделала Ваша недавняя встреча с Президентом США Д.Трампом. Причем, он демонстративно провел ее в тот день, когда Комитет Конгресса США голосовал по импичменту. На мой взгляд, это высший уровень политического троллинга. Вы, правда, метко заметили, что в США невозможно встретиться ни с кем в обычный день, потому что там либо санкции, либо импичмент, либо что-то другое. Тем не менее, как Вам Д.Трамп?

С.В.Лавров: Это моя уже не первая встреча с Президентом США Д.Трампом. Он принимал меня еще при прошлом Госсекретаре США Р.Тиллерсоне в мае 2017 г. в Белом доме. После чего оппозиция в США пыталась раздуть шпионский скандал – чуть ли нам не были переданы секретные сведения. Это полный бред, полная глупость, высосанная из пальца. Конечно, мы общались с Президентом США Д.Трампом в ходе его встреч с Президентом России В.В.Путиным. В том числе последний раз такая встреча была в июне этого года в Осаке «на полях» саммита «Группы двадцати». Так что мы неплохо знакомы. Мне нравится, как Д.Трамп обсуждает международные вопросы, вопросы двусторонних отношений. Он избегает каких-то двусмысленностей и старается говорить прямо то, что он думает. Это не всегда встречается среди политиков высшей категории, но это, на мой взгляд, весьма продуктивный подход, и он позволяет лучше понимать возможности, сложности и перспективы отношений, о которых мы, конечно, заботимся.

Д.Саймс: Господин Министр, мне кажется весьма значимым тот факт, что Д.Трамп Вас принял, особенно учитывая, какому давлению он подвергается по российской линии. Как мне сказали в Белом Доме, по-моему, об этом официально говорил Госдепартамент США, была предварительная договоренность, что, поскольку В.В.Путин принял Госсекретаря США М.Помпео, то когда Вы будете встречаться с М.Помпео, Вас примет Д.Трамп. Наверное, у Д.Трампа была бы возможность, как ему некоторые советовали, сказать, что пусть М.Помпео встретится с Вами в случае чего вне Вашингтона, и по-человечески все бы поняли, что в его нынешней политической ситуации ему лучше избегать такого рода контактов. Мне было сказано, что его решение пойти на эту встречу было связано, во-первых, с его действительным уважением к Вам, потому что он крайне редко встречается с министрами иностранных дел. Во-вторых, он хотел показать своим оппонентам, что «врагу не сдается наш гордый «Варяг». И, как говорил П.А.Столыпин: «Не запугаете!». В этих очень сложных для Д.Трампа условиях Ваша встреча была, как Вам кажется, результативной или более-менее протокольной?

С.В.Лавров: Во-первых, я считаю, что то, что сама дата встречи совпала с началом процедуры импичмента в Палате представителей, – это совпадение. Эту дату мы согласовали за месяц до того, как я в конечном итоге приехал с визитом в Вашингтон. В традициях российско-американских отношений всегда, когда глава внешнеполитического ведомства посещает столицу партнера, он имеет аудиенцию у главы государства. Это повелось достаточно давно.

Д.Саймс: Это в российско-американских отношениях? Для других стран это далеко не норма, правда?

С.В.Лавров: Не норма, но в российско-американских отношениях это принципиальный момент. Обе стороны всегда придерживаются этого правила. Да, когда мы встречаемся где-то в Европе «на полях» международных мероприятий, естественно, никакой речи, о том, чтобы обусловливать это еще приемом у Президента, не идет. Но когда мы посещаем столицы друг друга, это правило. Встреча не была пустой, не была сугубо протокольной. Она была содержательной, мы обсудили, наверное, с десяток сущностных вопросов, включая двусторонние отношения, проблемы стратегической стабильности, контроля над вооружениями, и различные региональные конфликты, будь то Ближний Восток, Украина, Корейский полуостров. По всем этим вопросам был предельно прямой разговор, никаких попыток «срезать» острые углы. У нас порой серьезные расхождения по той же иранской ядерной программе, по некоторым другим вопросам. Но мы настроены на диалог, и Д.Трамп подтвердил это. Я считаю, это принципиально важным моментом. Сигнал, который он послал своему истеблишменту, сотрудникам Белого дома, Госдепартамента, очень четкий: с Россией надо продолжать разговаривать. Мы считаем, что это – единственно правильный путь.

В.А.Никонов: В вопросах стратегической стабильности центральное место принадлежит Договору о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-3). Об этом говорил В.В.Путин, отвечая в четверг на вопрос, который ему задал Д.Саймс в ходе Большой пресс-конференции. Сергей Викторович, на основании Ваших разговоров в Вашингтоне с Д.Трампом, с М.Помпео, шансы на продление СНВ-3 повышаются или понижаются?

С.В.Лавров: Трудно сказать. Считаю, что вопрос остается в той же подвешенной ситуации, в которой он до сих пор находился. В дополнение к заявлению В.В.Путина на пресс-конференции 19 декабря привлеку внимание к его словам, которые он произнес перед началом одного из заседаний с руководством Министерства обороны и Вооруженных Сил Российской Федерации, которые он проводит регулярно. Открывая последнее такое совещание, которое по традиции состоялось в Сочи, В.В.Путин коснулся темы продления Договора СНВ-3 и подчеркнул, что мы готовы продлить его немедленно и без предварительных условий. Это дополнение весьма важно, потому что до недавнего времени США на переговорах пытались делать вид, что, задавая некоторые вопросы о том, как выполняются американцами обязательства по Договору, мы как бы препятствуем его беспроблемному продлению. Теперь эта двусмысленность снята, и у наших американских коллег больше никаких отговорок нет. Мы надеемся, что они отреагируют конструктивно, потому что, как сказал Президент России В.В.Путин, если Договор исчезнет, то пропадет последний инструмент контроля над вооружениями и последний инструмент в сфере стратегической стабильности. В Осаке эта тема подробно обсуждалась. Президент США Д.Трамп говорил, что уже нужно включать Китай в переговорный процесс. В.В.Путин ответил, что мы у них спрашивали; китайцы публично комментировали это американское предложение. Они сказали, что их ядерные стратегические силы и по масштабу, и по структуре не сопоставимы с ядерными силами России и США. Поэтому они не видят никакого резона для переговоров и не будут в них участвовать. В Осаке мы американцам сказали, что если китайцы уже зафиксировали такую позицию, мы ее уважаем. Если в Вашингтоне считают абсолютно неотъемлемой задачей сделать их участниками переговоров, пусть разговаривают с Пекином.

В принципе, мы готовы обсуждать многосторонние подходы, но тогда нужно предусмотреть участие и Франции, и Великобритании (если говорить только об официальных ядерных державах). Есть еще открытые, декларированные и сами собой непризнанные. Этот процесс, наверное, когда-то должен начаться, но мы не будем насильно загонять наших китайских стратегических партнеров в переговорную площадку, в которой они сами себя не видят. В.В.Путин в Осаке предложил хотя бы договориться о продлении Договора СНВ-3 – пусть он остается хоть какой-то несущей конструкцией в сфере контроля над вооружениями, укрепления доверия, а параллельно с его продлением – продолжать вести разговор насчет расширения состава участников.

В этот раз в Вашингтоне, когда обсуждали китайскую позицию, мы привлекли внимание к тому, что Китай сказал о несопоставимости арсеналов. Американцы сказали достаточно интересную вещь: они упомянули, что не ведут речь о сокращении и ограничении, они скорее хотели бы договариваться о наборе взаимоприемлемых условий, о транспарентности и правилах поведения. Считаю, что это интересный подход. Но для того, чтобы понять, насколько он применим и для нас, и для других потенциальных участников, кого американцы хотели бы пригласить, нужно видеть его на бумаге, как они себе представляют саму концепцию.

Мы привержены продлению Договора СНВ-3 в двустороннем контексте. Готовы разговаривать и в многостороннем формате, если другие страны (особо это подчеркну) сочтут возможным, но не будем никого насильно затаскивать в этот формат. Считаем, что американцы, если у них такая убежденность в необходимости чего-то нового, должны положить эту убежденность на бумагу, сформулировать ее конкретно.

Д.Саймс: Я говорил с представителями Администрации после Вашего визита. В Белом доме его оценивали весьма и весьма положительно. В Государственном департаменте подход был более осторожный. Очень интересные вещи услышал от американских военных: Россия абсолютно права, подчеркивая важность стратегической стабильности, но саму ее, согласно тем американским военным, с которыми я говорил, этот Договор СНВ-3 (в нынешней форме) не обеспечивает.

Во-первых, китайский фактор. Во-вторых, появились и российские, и американские новые технологии, которые этим Договором не покрываются. Насколько СНВ-3 является полезной базой для дальнейшего продвижения вперед? Или можно достичь неформальных договоренностей о правилах игры, о которых Вы говорили, и проявить то, что в Пентагоне называют «разумной сдержанностью» в размещении нового оружия, которое они считают большей гарантией стратегической стабильности, чем уже существующий Договор.

С.В.Лавров: О. фон Бисмарк сказал, что в военном деле решающую роль играют не намерения, будь то разумные или неразумные, а потенциал. Это правило остается весьма актуальным. Договор не может исчерпывать всех проблем, которые существуют и будут накапливаться в сфере стратегической стабильности, потому что появляются новые технологии.

Мы уже сказали американцам (эта дискуссия состоялась в рамках Двусторонней консультативной комиссии, созданной договором СНВ-3), что презентовали наши новые системы, в т.ч. гиперзвуковое оружие. Исходим из того, что системы «Авангард» и «Сармат» покрываются Договором. Мы готовы встраивать эти вооружения и системы в существующий Договор СНВ-3 (разумеется, когда он будет продлен). Причем «Авангард» мы уже презентовали американцам вживую и на определенной стадии будем готовы сделать это с «Сарматом». Остальные системы, которые В.В.Путин презентовал в Послании Федеральному Собранию России в марте 2018 г., не покрываются Договором. Мы сказали, что по этим системам, равно как и по новым технологическим военным системам США, мы готовы вести отдельный, параллельный разговор. Вести его, конечно же, возможно исключительно в рамках обсуждения всего комплекса проблем, который влияет на стратегическую стабильность.

Договор СНВ-3 мы сформулировали. Одним из решающих факторов было согласие американцев употребить в преамбуле (но все же употребить) ссылку на взаимосвязь между наступательными и оборонительными стратегическими вооружениями, имея в виду, конечно же, противоракетную оборону. Мы никогда не отказывались от необходимости рассматривать весь комплекс проблем в сфере стратегической стабильности с учетом всех аспектов этой ситуации, которые влияют на стратегическую стабильность, включая стратегические наступательные ядерные вооружения, стратегические вооружения в неядерном исполнении, которые американцы разрабатывают в рамках концепции мгновенного глобального удара, противоракетную оборону. Несомненно, теперь, когда мы видим, что эта противоракетная оборона не имеет ничего общего с задачей обороняться от Ирана, а является по-настоящему глобальной, мы настаиваем на обсуждении проблем, связанных с декларированными планами вывода оружия в космос – об этом заявили не только американцы, но уже и французы. Ситуация, когда США официально заявили, что не будут ратифицировать Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, тоже не добавляет стабильности и уверенности. Поэтому, параллельно с продлением Договора СНВ-3, назревает разговор между всеми ключевыми игроками по всему комплексу этих проблем.

В.А.Никонов: Об этом на неделе достаточно жестко высказывался Начальник Генерального штаба России В.В.Герасимов: «Обстановка в мире остается нестабильной, а ее развитие приобретает все более динамичный характер. Во многом это обусловлено стремлением отдельных государств навязать суверенным странам собственные принципы, в т.ч. с использованием силовых методов. Беспрецедентное политическое, экономическое, информационное давление на государства, пытающиеся проводить независимую политику, в т.ч. и на Россию. В таких условиях нельзя исключать вероятность возникновения кризисных ситуаций, которые могут выйти из-под контроля и перерасти в военный конфликт большого масштаба».

«Конфликт большого масштаба», к которому готовятся страны НАТО. Как близко стрелка опасности стоит к критической черте на дипломатических измерительных приборах?

С.В.Лавров: Дипломатия – это, прежде всего, изложение мыслей и аргументов в стремлении убедить партнера. Поэтому если мы берем словесную риторику, которую мы слышим из натовских кругов, как от стран-членов, так и от Генерального секретариата, русофобия, конечно, зашкаливает. Одно из самых разительных для меня впечатлений – когда в рамках дискуссии по инициативе Президента Франции Э.Макрона начать реформировать НАТО, обсуждать, что делать с Североатлантическим альянсом (знаменитая «смерть мозга» и «необходимо лечить», «выводить» из этого состояния). Среди заочно спорящих с ним оказалась Германия, которая сначала устами министра иностранных дел Х.Мааса, а затем канцлера А.Меркель сказала, что этот подход к НАТО неправильный; она должна оставаться такой, какая есть по сути, потому что, например, Германию защитить может только НАТО. Честно говоря, я был поражен такими заявлениями, которые звучат не от какой-то маленькой страны с русофобским менталитетом и историческими фобиями, а от Германии, являющейся лидером ЕС и Европы. Поэтому эти мысли, эта паранойя очень глубоко проникла. Я считаю, что для дипломатии как раз принципиально важно изменить нарратив, как сейчас принято говорить. Это пытается сделать Президент Франции Э.Макрон, это пытаются сделать целый ряд других лидеров стран-членов НАТО и Европейского союза. Мы считаем, что новый состав Еврокомиссии и руководящих органов Евросоюза, включая Европейскую внешнеполитическую службу, конечно же, должен будет сформулировать свое отношение к диалогу по вопросам военно-политической безопасности на европейском континенте и по отношению к диалогу по этим делам с Россией и с другими, не входящими в Евросоюз и НАТО странами.

Д.Саймс: Если Вы помните, Г.Киссинджера в свое время спросили о позиции Европы. И он сказал: какой Европы? Какой у них номер телефона? Я думаю, и сейчас было бы трудно ответить очень уверенно, какой код у европейского номера телефона. Не кажется ли Вам, что за последние двадцать лет этот код сдвинулся с Запада на Восток? Если вы говорите о НАТО и Евросоюзе, вы все больше слышите, что они говорят с польско-прибалтийским акцентом, или это преувеличение?

С.В.Лавров: Нет. Я с Вами согласен. Я не раз говорил, что, к огромному сожалению, позиция НАТО и Европейского союза по отношению к России определяется достаточно агрессивным, шумным русофобским меньшинством. Это на самом деле так. Когда страны, которые понимают ненормальность ситуации в отношениях между Москвой и Западом, в двустороннем плане объясняют нам нынешний этап тем, что у них существует правило консенсуса, что они сами против санкций, но вынуждены присоединяться к консенсусу, я им обычно по-товарищески напоминаю, что консенсус – это отсутствие возражений, и что единого возражения будет достаточно, чтобы консенсус не состоялся, если обе организации – НАТО и Евросоюз – работают на основе правила консенсуса (а так оно и есть). Там идут непростые процессы. Многие понимают, что дальше так нельзя.

Думаю, что новый состав руководства Евросоюза одним из приоритетных вопросов на повестке дня будет иметь определение этой позиции. У них есть изобретенные несколько лет назад пять принципов, которые до сих пор лежат в основе отношений с Россией. Там известная вещь: Россия должна выполнить Минские договоренности, и тогда санкции будут сняты. Тем временем, Европейский союз будет работать с нашим гражданским обществом и с нашими соседями по программе Восточного партнёрства, будет ее распространять на Центральную Азию. То есть подчеркнуто на контрасте, что с ними они будут работать по-особому, вопреки их отношениям с нами. Понятно, что эти пять принципов никуда никого не приведут.

В.А.Никонов: На встрече с Вами Д.Трамп заявил, что США заинтересованы в расширении торгово-экономических отношений с Российской Федерацией, что 27 млрд долл. США товарооборота – это мало. На встрече с М.Помпео речь шла о деловом Совете Россия-США, о чем В.В.Путин и Д.Трамп договаривались еще в Хельсинки, что не реализовано. И тут же принимается военный бюджет США, в котором отдельной статьей идут санкции против «Северного потока-2». Тут же готовится законопроект о «санкциях из ада», о которых так долго говорили. Следом в Конгрессе США готовится законопроект об объявлении России спонсором терроризма. В этих условиях, во-первых, возникает вопрос: в чем смысл разговоров, если США говорят одно, а на деле оказывается совершенно другое?

В связи с санкциями по «Северному потоку-2» Вы достаточно твердо заявили, что ему ничего не угрожает. Откуда такая уверенность?

С.В.Лавров: Ему угрожают. Я сказал, что он все равно состоится, несмотря на все эти угрозы. Во-первых, я убежден, что европейцы понимают свой коммерческий интерес. Во-вторых, – интерес с точки зрения обеспечения долгосрочной энергетической безопасности. В-третьих, конечно, их унизили. Все-таки слова прозвучали, в том числе из Берлина, который показывает, что чувство собственного достоинства у наших европейских партнеров еще сохранилось.

Я убежден, что «Северный поток-2», как и «Турецкий поток», состоится. «Турецкий поток» будет запущен буквально через 2-3 недели.

А насчет того, что Президент США Д.Трамп и Госсекретарь США М.Помпео хотят развивать торговлю, а Конгресс бомбардирует наши отношения санкциями, – такая ситуация сложилась в США, что в стремлении пересмотреть итоги выборов и волю американского народа, эти конгрессмены готовы на все, включая абсолютно безрассудные и, я бы сказал, недостойные серьезных политиков вещи.

В.А.Никонов: Мы будем отвечать на санкции?

С.В.Лавров: На санкции мы будем отвечать, но так, чтобы нам самим себе не нанести ущерб. Но отвечать будем точно. И, конечно, мы будем это учитывать, выстраивая все наши отношения. Для меня это очень трудно понимаемая ситуация, потому что большинство этих конгрессменов, членов Палаты представителей, сенаторов, прежде всего Демократической партии, я знал либо заочно, либо напрямую. Я никогда не думал, что политики могут дойти до таких решений, которые не делают чести серьезным политическим деятелям.

В.А.Никонов: Сергей Викторович, Вы действительно много лет провели в Нью-Йорке и Вашингтоне. Как вам сейчас вообще атмосфера в США по сравнению с той, которая была раньше?

С.В.Лавров: По большому счету, это атмосфера маккартизма. Я не был там во времена маккартизма, но по учебникам могу себе представить, что нечто похожее происходило. Д.Саймс тоже может высказать свое мнение на этот счет. «Охота на ведьм», например. Но все эти термины уже прозвучали из уст Президента США Д.Трампа, журналистов, которые пытаются разобраться в том, что же там все-таки происходит. Это печально, когда эти нескончаемые электоральные циклы начинают делать практически все остальное заложником американской внутриполитической борьбы. Каждые два года проходят выборы, на которых обязательно надо что-то такое устроить, чтобы противник почувствовал свое поражение. Но демократия, куда деваться?

Д.Саймс: В отношении маккартизма – это сложный и интересный вопрос. Как Вы догадываетесь, находясь в Вашингтоне, я про это много думал. «Си-Эн-Эн», когда передавали ответ Президента России В.В.Путина на мой вопрос, они меня так охарактеризовали – глава вашингтонского think tank, который расследовался и упоминался в докладе Р.Мюллера, потому что они давали советы кампании Д.Трампа по России. Представьте себе, не имели связей с Россией, а давали советы кампании победившего кандидата. Это кажется им таким предосудительным и говорит само за себя.

С другой стороны, я должен только честно сказать, что знаю мало случаев, когда кто-то в отличие от маккартизма был уволен или уничтожен. Я вижу больше атмосферу запуганности, когда люди превентивно начинают цензурировать самих себя. Если кто-то в Конгрессе поднимает голос и ставит под сомнение новую ортодоксию по России, на них начинают «наезжать» и немедленно заявляют, что они повторяют «линию Путина». Таким образом, оскорбляют даже ведущих членов Конгресса.

У меня другой к Вам вопрос. Мы все трое были месяц назад в Нур-Султане на конференции, организованной бывшим президентом Казахстана Н.А.Назарбаевым, где был Министр иностранных дел Исламской Республики Иран М.Дж.Зариф, которого Вы хорошо знаете. В своем публичном выступлении и в частных разговорах он говорил про санкции одну простую вещь: нас не согнут, мы будем соблюдать свою линию, мы – суверенное и гордое государство. Когда я слышу европейских деятелей, включая Канцлера ФРГ А.Меркель и ее министров, мне не ясно, какой ответ ждать от них на американские санкции, если они последуют. Вы думаете, они бросят этим санкциям вызов или покричат и подчинятся?

С.В.Лавров: Я не знаю. Я не могу за них судить.

Сначала на секунду хотел бы вернуться к маккартизму. Наверное, отсутствие «посадок» объясняется тем, что маккартизм был развязан правящей партией, а сейчас этот неомаккартизм развязывается партией в оппозиции. Если эта партия потом придет к власти, может быть, мы увидим и то, о чем Вы сказали. Очень этого не хотелось бы. Нам бы очень хотелось, чтобы Америка, а она – наш партнер, мы торгуем, хотим и должны сотрудничать во благо всеобщего мира – как и любой наш партнер, был стабильным. То же самое относится и к Евросоюзу. Мы очень хотим концентрироваться на позитивной повестке дня – торговать, инвестировать, зарабатывать, повышать благосостояние наших граждан.

Касательно Министра иностранных дел Ирана М.Дж.Зарифа и его заявлений. Мы не раз обращали внимание на это, когда с американцами и другими коллегами обсуждаем иранскую ядерную программу. Нельзя с Ираном обращаться так, как пытаются это делать из Вашингтона. Не просто грубейшим образом нарушая Устав ООН, отказываясь выполнять резолюцию, принятую СБ ООН и имеющую обязательный характер, но еще и достаточно грубо адресуя требования Исламской Республике Иран – стране с тысячелетней цивилизацией, традициями и с огромным чувством собственного достоинства. Американцы, по сути дела, сказали, что они не будут выполнять эту резолюцию, а то, что Иран должен делать по этой резолюции, он обязан обязательно продолжать. А всем остальным, которые получили право свободно торговать с Ираном в обмен на то, что он сделал в плане ограничения своей ядерной программы, они тоже запрещают торговать с Ираном. То есть никаких шагов, которые были одобрены в резолюции по отношению к раскрытию экономических связей с Ираном, делать никому нельзя. А Иран должен продолжать выполнять все, под чем он подписался. Это нонсенс. Я понимаю, что в США не всегда хватает специалистов по Ближнему и Среднему Востоку. Но это вещь очевидная. Тут не надо годами сидеть в Гарварде и изучать историю.

М.Е.Ким: Обсудим итоги знаковой встречи в Париже «нормандской четверки» и перспективы выполнения Минских соглашений киевской стороной.

В.А.Никонов: Прежде, давайте завершим разговор по проблеме глобальной безопасности. ДРСМД был разрушен США. Это несущая конструкция международной безопасности. Сейчас в США уже заявляют о намерении реально размещать ракеты среднего и малого радиуса действия. Это означает, что США их уже имели и имеют сейчас. Вопрос ракет средней и малой дальности, который затрагивает и Восток, и Запад, насколько он действительно обсуждается сейчас в российско-американских переговорах?

С.В.Лавров: Он обсуждался. Я затрагивал его на переговорах с Госсекретарем США М.Помпео и на встрече с Президентом США Д.Трампом в Овальном кабинете Белого дома.

Ситуация нас тревожит, потому что США, демонстративно выйдя из ДРСМД, даже не стали особо скрывать, что они давно занимаются разработкой тех самых средств, которые этим Договором запрещены. Тот факт, что они достаточно быстро испытали соответствующую крылатую ракету, а не так давно провели запуск ударной крылатой ракеты из установки, предназначавшейся, как они всегда нам говорят, для противоракетной обороны, лишь подтверждает то, о чем мы давно говорили, – что эта установка имеет двойное применение, как собственно написано на сайте компании «Локхид Мартин», которая ее выпускает. Пожалуйста, покупайте одну установку - она и противоракетная, и ударная. Сейчас это все стало фактом. Американцы говорят, что они не могут сидеть сложа руки, когда Китай (они все время упоминают его) наращивает этот вид вооружений, а у США ничего такого нет. Они упоминали о необходимости разместить такие вооружения в Азиатско-Тихоокеанском регионе, прямо называя Японию и Республику Корея. Пару дней назад я подробно обсуждал это с моим коллегой – Министром иностранных дел Японии Т.Мотэги. Он продолжает подчеркивать, что Япония будет сама распоряжаться установками «Иджис-Эшор», которые она в рамках ПРО приобретает у Вашингтона. Но факты, о которых я только что упомянул, позволяют нам сомневаться в том, что вблизи наших границ не появятся ракеты средней и меньшей дальности, в частности в Японии, в Корее. Какими бы ни были причины, по которым американцы хотят их там развертывать (а они публично все время ссылаются на Китай), для нас это будет иметь небольшую разницу, потому что против кого это будет формально? Во-первых, мы бы не хотели, чтобы это было против Китая. Это наш стратегический партнер. В любом случае это будет дестабилизировать обстановку. Если говорить про нас, то эти ракеты, если они будут размещены в Японии или Корее, они будут доставать нашу территорию почти до Урала. Конечно, мы будем добиваться того, чтобы в этой сфере после развала Договора установить какие-то правила.

В октябре этого года Президент России В.В.Путин направил более 50 руководителям государств и правительств развернутое послание, где мы давали нашу оценку ситуации, сложившейся после развала ДРСМД, и где предлагалось посмотреть, что можно сделать, чтобы не пускать ситуацию с этими вооружениями вразнос. Президент напомнил об объявленном нами моратории на создание и развертывание таких ракет, пригласил присоединиться к этому мораторию, упомянул, что наше предложение, сделанное натовцам еще летом, осталось без ответа, но он переподтвердил наше приглашение обсудить взаимный мораторий. Это послание не публиковалось у нас, потому что мы рассчитывали, что будет какой-то ответ, чтобы соблюсти дипломатические правила. Но его содержание «утекло» на Западе, поэтому, думаю, что не нарушу никаких правил и приличий. В этом послании было прямо сказано, что мы готовы, обсуждая мораторий, говорить и о мерах верификации – то, что Запад постоянно нам вменяет: якобы мы не хотим этого делать. Какая позиция у Запада: вы предлагаете мораторий, вы уже разместили ракеты, подпадавшие, по западной оценке, под запрет, и у вас все уже хорошо. А теперь вы хотите, сохраняя ракеты, заставить нас выполнять мораторий, а у нас пока еще ничего не развернуто. Ответ на эти обвинения прозвучал в направленном письме, где прямо было сказано, что мы готовы обсуждать меры верификации. Никто не откликнулся, кроме опять же Президента Франции Э.Макрона, который подтвердил свою позицию о том, что он видит проблемы и с нашей стороны, но высказал готовность к диалогу. Никто из остальных натовцев вообще не отреагировал на это письмо. Президент США Д.Трамп прислал короткое письмо, в котором сказал, что они готовы продолжать искать пути преодоления проблем в наших отношениях. Я к тому, что мы уже в очередной раз предлагаем конструктивную альтернативу нынешней ситуации: по СНВ-3 продлить без предварительных условий, по РСМД – давайте думать о верификации в контексте моратория. В ответ в лучшем случае глухое молчание за исключением Президента Франции Э.Макрона.

Д.Саймс: Вы только что упомянули Китай. Конечно, нельзя понять современную мировую политику, думаю, и внешнюю политику России, не поговорив про отношения с Китаем. За последнее время, когда в США говорят об отношениях с Москвой, очень часто упоминают отношения с Пекином. Говорят, что с точки зрения американских интересов, нужно быть очень осторожным в том, чтобы толкать Россию и Китай ближе к друг другу. Это один из аргументов против искусственно раздуваемого конфликта с Россией. Сам неоднократно говорил об этом и писал. На этот аргумент многими в американском истеблишменте дается следующий ответ. Традиции, политические культуры России и Китая, экономические ситуации такие различные, что сближение между Москвой и Пекином слишком далеко не зайдет, причем не только со стороны Китая, но и со стороны России. Россия и Китай хотят создать видимость нарастающего союза, но на практике между ними серьезные разногласия, несостыковка интересов. В Москве начинают все больше понимать, что китайская сверхдержава – не меньшая для России проблема, чем для США. Ваш ответ на эти аргументы?

С.В.Лавров: Китай ведет себя совершенно по-другому на мировой арене. Китай никого не пытается унижать ультиматумами. Да, Китай использует свою экономическую мощь ровно по тем правилам, которые были установлены еще в бреттон-вудские времена - МВФ, ВТО, Всемирный банк. Наверное, отцам нынешней глобализации обидно, что их обыгрывают по правилам, которые они установили. Такова жизнь, конкуренция, свободный рынок, правила, созданные в Бреттон-Вудсе и до сих пор существующие. Их пытаются модернизировать, как это происходит в ВТО, и т.д. У нас с Китаем, как не раз подчеркивал Президент В.В.Путин, нет планов создания военного союза. Но в политическом плане, плане отстаивания международного права, полицентричности в международных отношениях, конечно, мы союзники. В экономической сфере у нас разный потенциал, но есть взаимоуважительные формы сотрудничества как в двустороннем плане с КНР, так по линии ЕАЭС, ШОС. Все эти процессы мы стараемся по обоюдной договоренности с Пекином гармонизировать с проектами в рамках китайской инициативы «Один пояс, один путь». Интерес проявляют и страны АСЕАН. Мы считаем, что на огромном Евразийском континенте нужно объединять усилия всех расположенных здесь стран – члены ШОС, ЕАЭС, АСЕАН – и оставлять двери для ЕС, чтобы все интеграционные процессы сопрягались. Иначе мы будем упускать возможность использовать наше общее естественное конкурентное преимущество от стран, расположенных на одном огромном материке. В том, что касается США и попыток играть на России и Китае, это давняя история. Еще З.Бжезинский, Г.Киссинджер касались этой темы в молодые годы. Конечно, мы следим за тем, как эту тему анализируют на Западе. Между прочим, она затрагивалась в ходе моих бесед в Вашингтоне. По понятным причинам не буду раскрывать, как конкретно.

Д.Саймс: Но затрагивалась?

С.В.Лавров: Затрагивалась. Когда стали звучать призывы вернуть Россию в «семерку» и возобновить «восьмерку», большинство аналитиков связывало это однозначно с тем, о чем Вы сказали, - с желанием отодвинуть Россию от КНР. Это нерепрезентативный формат. Он ничего внутри себя решить не может. Ровно это было признано, когда создалась «Группа двадцати», где представлены и члены «семерки», и члены БРИКС, и другие ключевые страны. Что касается последнего комментария насчет России, Китая и США, когда я встречался с Г.Киссинджером в Нью-Йорке этой осенью, он затронул эту тему. У него есть целая книга о Китае, которую он написал несколько лет назад. Она весьма вдумчивая. Он сказал, что идеальной для США будет ситуация, когда их отношения с Россией и Китаем будут лучше, чем отношения между Россией и Китаем.

Д.Саймс: С американской точки зрения это вполне логично, так?

С.В.Лавров: Конечно, просто это, наверное, не очень реалистично. Мы не будем ухудшать наши отношения с Китаем только для того, чтобы американцы были счастливы. Но сама идея, что нужно достигать своих целей через позитив, развивая сотрудничество, а не через санкции и ультиматумы, заслуживает, как минимум, признания.

В.А.Никонов: Сейчас ситуация с отношениями между Россией, США и Китаем прямо противоположная тому, о чем говорил Г.Киссинджер, потому что США проводят политику двойного сдерживания – и Китая, и России. Поэтому у США очень плохие отношения и с Россией, и, безусловно, с Китаем. Думаю, выйти на уровень паритета с отношениями между Россией и Китаем у США никогда уже не получится.

Вы были в Париже, участвовали в переговорах. Украинские источники даже сказали, что в какой-то момент у Вас не выдержали нервы. Честно говоря, мне очень сложно это представить, поскольку я знаю Вас очень давно и даже представить не могу, как Вы можете повести себя несдержанно, даже в общении с украинской делегацией.

Там, в Париже, было ощущение, что Киев все-таки намерен выполнять Минские соглашения? Была ли какая-то разница в поведении команды В.А.Зеленского и предыдущей команды П.А.Порошенко, с которой, правда, давно уже не было диалога? Есть ли надежда на то, что команда В.А.Зеленского сможет куда-то продвинуть Минский процесс?

С.В.Лавров: Очень много вопросов. Во-первых, что касается Минских договоренностей, главным завоеванием встречи в Париже было принятие документа, который в первых строках провозгласил, что все участники привержены полному выполнению Минских договоренностей. Далее шло уже изложение тех конкретных мер, которые «нормандский формат» просит Контактную группу рассмотреть и принять, включая разведение сил и средств, разминирование, обмен всех установленных на всех установленных, проведение работы на уровне советников и министров по уточнению всех правовых аспектов особого статуса Донбасса, в том числе и касательно включения «формулы Штайнмайера» в украинское законодательство и т.д. Все это – конкретные шаги к выполнению Минских договоренностей. Но Президент России В.В.Путин сказал, что после возвращения в Киев члены украинской делегации, начиная от Президента В.А.Зеленского и Министра иностранных дел В.В.Пристайко, не говоря уже о кулуарно присутствовавшем там Министре внутренних дел А.Б.Авакове, стали делать заявления, которые, по сути дела, перечеркивают все, о чем записано в этой бумаге. Кстати, началось это еще в Париже. Это был очень показательный момент, когда украинцы стали «вскрывать» заранее согласованную бумагу, а В.А.Зеленский достаточно жестко заявил, что призыв к разведению сил по всей линии соприкосновения он поддержать не сможет.

В.А.Никонов: То есть он не сможет поддержать разведение сил, которое записано в Минских соглашениях?

С.В.Лавров: В Минских соглашениях это поставлено как цель. Мы же должны двигаться к этой цели. В Париже была фраза о том, что нормандские лидеры обращаются к Контактной группе с целью согласовать разведение сил и средств по всей линии соприкосновения. Эта фраза в этой бумаге была согласована уже месяц назад.

Президент В.А.Зеленский сказал, что он не может это поддержать, потому что это очень отдаленная цель, и разведение, которое уже состоялось в трех пунктах – станице Луганской, Петровском и Золотом, заняло у него больше пяти месяцев, поэтому, если экстраполировать, разведение с такой скоростью займет семь или даже десять лет. Поэтому он может согласиться только на то, чтобы «нормандский формат» призвал Контактную группу согласовать разведение еще в трех точках. На это В.В.Путин сказал: давайте запишем, но параллельно с призывом «развестись» в трех точках давайте скажем, что мы в принципе за то, чтобы разведение сил и средств состоялось по всей линии соприкосновения. Категорический отказ. Это серьезный показатель того, что даже по ключевому вопросу своей предвыборной кампании, когда Президент В.А.Зеленский говорил, что хочет, прежде всего, прекратить войну, и чтобы перестали гибнуть люди, у него, видимо, даже по этому вопросу связаны руки. Он либо имеет какие-то обязательства перед теми, кто не хочет никакого прекращения конфликта, либо просто понимает, что у него могут быть проблемы дома.

В.А.Никонов: Как отреагировали на «вскрытие» этого документа Канцлер ФРГ А.Меркель и Президент Франции Э.Макрон? Ведь это явное неуважение и к тем сторонам, которые ранее согласовали эту позицию.

С.В.Лавров: С удивлением. К сожалению, они не смогли «возвысить голос» хотя бы по этой теме, подтвердить задачу разведения сил и средств по всей линии соприкосновения.

Д.Саймс: Не смогли или не захотели?

С.В.Лавров: Наверное, не смогли, потому что…

Д.Саймс: Не захотели?

С.В.Лавров: Да, наверное, так.

Д.Саймс: Хотелось бы понять Ваше мнение – может быть, я прошу от Вас недипломатичный ответ, который неправилен и невозможен, но я попробую…

С.В.Лавров: Разберемся.

Д.Саймс: То, что говорили Вы и В.А.Никонов, показывает, что украинская делегация и Президент Украины были не очень опытны в вопросах дипломатического протокола. Это понятно. Это может измениться с опытом и с возрастом. Другая версия: у Украины фундаментальная невозможность найти общий язык с Россией даже не из-за Донбасса и Крыма, а потому что вся новая украинская идентичность строится на конфронтации с Россией. Это то, как они представляют себя Западу, под что они просят субсидии, на чем хотят объединить свой народ. Как Вы думаете, до какой степени это действительно может быть так?

С.В.Лавров: Думаю, это в серьезной степени так. Началось это задолго до того, как произошли события в феврале 2014 г. и все, что за ними последовало. Т.н. первый Майдан был на рубеже 2004 и 2005 гг., когда там проходили выборы, назначали третий тур – причем это делал Конституционный суд, хотя в конституции не предусмотрено третьего тура. Тогда Россия вообще никаким образом не могла ассоциироваться с этими событиями, но европейские политики, включая членов правительства европейских стран, членов НАТО, Евросоюза, публично заявляли: Украина должна выбирать – либо она с Европой, либо она с Россией.

То есть эта русофобия вбивалась сознательно и последовательно достаточно давно. Наверное, уже выросло поколение людей, которые повелись на эту пропаганду. Поэтому этот элемент в наших отношениях, конечно, присутствует, и мы многократно призывали наших европейских коллег все-таки одуматься, не возводить новые стены, не рыть новые разделительные линии и работать вместе. Мы предлагали им продвигать вместе их концепцию восточного партнерства, которая нацелена на шесть стран СНГ. Мы предлагали делать то же самое с их новой концепцией в отношении Центральной Азии. Они даже не хотят в этих своих документах отмечать то, что страны, о которых идет речь, – это шесть стран европейской части СНГ и Закавказья и пять стран Центральной Азии, они все либо члены СНГ, либо ЕАЭС, либо ШОС, либо ОДКБ. Все, что Европа концептуально выстраивает в отношении них – свои доктрины, это просто игнорируют. Это печально. Но я думаю, что эта ошибка будет когда-то осознана, и лучше раньше, чем никогда.

Насчет того, насколько опытная или неопытная команда Президента Украины В.А.Зеленского, то у него в команде карьерные дипломаты, которые работали не раз в Правительстве Украины. Поэтому я не думаю, что у них совсем все плохо с опытными переговорщиками. Недавно происходили переговоры по газу и другим аспектам сотрудничества, которые показывают, что у украинцев, несмотря на все сложности, есть понимание необходимости искать развязки. Но насколько договороспособны наши украинские коллеги, пока мне сказать сложно.

Два примера из того, что было согласовано в Париже. Про разведение сил и средств я уже сказал. Но даже когда Контактная группа собралась на завершающейся неделе и стала обсуждать эти три новых участка, украинская сторона, по моим данным, предложила три участка в чистом поле, где разведение никакого влияния на безопасность людей, гражданской инфраструктуры не окажет. А в населенных пунктах, где как раз требуется снизить угрозы мирным жителям, они категорически отказались определять те самые три новые точки разъединения и разведения. Второй момент, который тоже очень показательный: в Париже призвали контактную группу согласовать списки для обмена всех установленных на всех установленных. Цель – «всех на всех», но когда они все эти годы сопоставляли списки, то оказалось, что не все взаимно подтверждены. Есть списки, которые признаны с обеих сторон как списки реально существующих людей, все знают, где эти люди находятся и как их надо освободить и обменять. Это было четко зафискировано, это обсуждали лидеры – В.В.Путин и В.А.Зеленский в присутствии А.Меркель и Э.Макрона, говорили, что эти люди установлены, списки есть, значит мы их поменяем. Теперь в контактной группе появился новый критерий: установленные – да, но они не все «процессуально очищенные». Это означает новое препятствие к тому, чтобы люди до Рождества и Нового года вернулись домой.

В.А.Никонов: Вопрос недипломатический. Президент Украины В.А.Зеленский для многих загадка. Вы с ним встречались, смотрели ему в глаза и слышали его аргументы. Способен он проявить политическую волю и продемонстрировать контроль над собственной элитой для того, чтобы осуществить хоть какие-то позитивные, серьезные сдвиги в отношениях между нашими странами?

С.В.Лавров: У меня нет сомнений, что он лично, как человек, политик и президент, этого хочет. И одновременно мы видим, как на Украине есть те, кто всячески пытается помешать ему это сделать и сохранить русофобский настрой во внешней политике, конфликт на Донбассе, который многих устраивает. Это прискорбно, но мы будет готовы в той степени, в которой мы можем, стараться ему помочь, в частности будем побуждать Донецк и Луганск к тому, чтобы они максимально конструктивно подходили к выполнению тех решений, которые в Контактной группе по предложению «нормандского формата» будут согласовываться.

Д.Саймс: Я помню, много лет назад у нас с Вами был ланч в Нью-Йорке. Вы еще не были министром, а были Постоянным Представителем России при ООН. Еще до того, как я с Вами лично познакомился, меня привлекли Ваши выступления в ООН, которые удивительно отличались по тону и здоровому сарказму от слегка подчиненного и робкого тона российской дипломатии, который часто тогда практиковался. И когда у нас с Вами был первый ланч, Вы мне сказали что-то вроде: «Дмитрий, одна из самых больших ошибок – это предсказывать поведение России по тому, что происходит сегодня. Это не то, как Россия, вероятно, будет себя вести на каком-то продолжительном участке времени». Вы оказались правы. Когда Вы смотрите на следующий год, в нем мы видим очень много вызовов, о которых Вы достаточно красноречиво и убедительно говорили. Вы говорили про возможности, если я Вас правильно понял, что у Президента США Д.Трампа другой подход к отношениям с Россией, чем у большинства Конгресса, и его не удалят от власти в ближайшее время, а есть реальные шансы быть переизбранным. Тогда, возможно, он будет проводить внешнюю политику, которая будет больше отражать его личные предпочтения. Это может отразиться на Украине, потому что, если Президент В.А.Зеленский тоже хочет выполнять свои обещания избирателям и искать мира с Россией, то другая позиция в Вашингтоне может дать ему свободу для маневра.

Вы только что говорили о Президенте Франции Э.Макроне, который начал видеть несовершенство НАТО. В какой степени, как Вам кажется, следующий год может оказаться годом какого-то прогресса, или даже прорыва в обеспечении международной безопасности?

С.В.Лавров: В той степени, в которой мы сможем убедить наших партнеров в том, что все мы должны лелеять те «ростки» понимания ненормальности нынешней ситуации, и должны взращивать «всходы», которые как раз приведут за стол переговоров, которые позволят нам начать говорить без ультиматумов, без голословных обвинений, которые позволят нам подходить к любому событию с одним аршином — аршином международного права.

Мы только что говорили про Украину. Сегодня в начале любого разговора по Украине наши западные партнеры сразу говорят, что вот, «если бы только вы не аннексировали Крым», если бы вы только не оккупировали Донбасс. Мы говорим, а почему нам нельзя начать не с марта 2014 года, как вы хотите, а с февраля 2014 года, когда произошел антиконституционный государственный переворот? Путчисты растоптали подписи Германии, Франции и Польши на том соглашении с бывшим президентом Украины В.Януковичем, которое они разорвали, тем самым плюнув в лицо этим европейским державам. И никто даже не призвал их к тому, чтобы они соблюдали соглашение, которое они нарушили, никто. Это было проглочено, это было принято, как «умерла, так умерла».

Чуть позже в 2014 году произошел переворот в Йемене. И там президент Йемена А.Р.М.Хади убежал в Саудовскую Аравию, где он до сих пор и сидит. Все мировое сообщество занимает позицию о том, чтобы для урегулирования конфликта нужно президента А.Р.М.Хади вернуть в Йемен и заставить оппозиционеров начать с ним переговоры. Это разве не двойные стандарты? Очевидно. Чем Йемен лучше Украины или отличается от Украины, я не знаю. Поэтому, когда нам говорят, что мы должны что-то сделать, мы отвечаем, что они должны все-таки понять, что их попустительство тому, что на Украине произошло, их молчание после того, как эти новые власти, путчисты, первым своим актом объявили об отмене закона, который гарантировал права русскоязычного национального меньшинства (правда, его потом не приняли, но политические инстинкты были видны у новой власти), когда те, кто применял силу на Майдане, стали публично грозиться выгнать русских из Крыма, когда они направили туда «поезда дружбы», боевиков для захвата здания Верховного Совета тогда еще Автономной Республики Крым, Запад, натовцы призывали к тому, чтобы новые власти применяли силу «пропорционально». Т.е. они даже не были против того, чтобы сила применялась этими путчистами против остального народа.

Ни Крым, ни Донбасс ни на кого не нападал. Их же объявили террористами только за то, что они сказали: власть нелегитимна, не трогайте нас, пожалуйста, мы хотим разобраться в том, что происходит. Они не нападали на остальную Украину. Путчисты напали на них, объявив террористами.

Конечно, репутация Евросоюза получила серьезнейший удар. Стоит сказать, что не впервой. Если взять успехи Евросоюза на косовском направлении (они же вызвались быть посредником между Приштиной и Белградом), в 2013 году было заключено соглашение о создании сообщества сербских муниципалитетов в Косово. Подписано, согласовано, делегированы права сербским муниципалитетам, включая право иметь «полугосударственные» символы, но и реальные права, касающиеся повседневной жизни: языковые и пр. Отказывается Приштина это выполнять. Евросоюз беспомощен. Поэтому, конечно, нам хотелось бы, чтобы в Евросоюзе возобладало понимание своей активной и справедливой роли в мировых делах. Вот я на днях слышал тронную речь Королевы Великобритании Елизаветы Второй, которая сказала, что, выйдя из Евросоюза, мы, среди прочего, будем гораздо более активны во внешней политике. Понимаете, какая-то странная такая последовательность. Пока мы в Евросоюзе, мы, вроде бы, были не очень активны, а теперь, когда мы будем одни, мы уж тут что-нибудь сделаем. И Евросоюзу как внешнеполитическому игроку потенциально очень сильному, конечно, я бы пожелал побольше самостоятельности.

В.А.Никонов: Сергей Викторович, мы встречаемся перед Новым годом. Год символический, 2020-й. Время подведения итогов – первых двадцати лет XX века, двадцати лет президентства В.В.Путина и пятнадцать с лишним лет как Вы возглавляете российскую дипломатию. Как бы Вы подвели большие итоги года и одной пятой XXI века?

С.В.Лавров: Итоги года В.В.Путин по-крупному подвел на своей итоговой пресс-конференции. Да, цифра символическая, одна пятая века, 2020, все это искушает для каких-то обобщений, но мы сейчас находимся в самой середине очень крупного исторического периода. Мы в середине пути. Пути, который должен вывести нас на принципиально новые отношения на международной площадке, прежде всего, между ведущими мировыми державами. Укрепляется понимание того, что эта задача становится все более неотложной, но пока еще мы не там. Наша цель – изменить отношение друг к другу на мировой арене и стараться переходить к разговору, который будет основан на взаимном уважении, учете озабоченностей друг друга и поиске справедливого баланса интересов в рамках тех принципов, которые закреплены в Уставе ООН.

Д.Саймс: Вы знаете, Министр, как говорится, историю пишут победители. Вы только что продемонстрировали, что у каждой страны своя хронология и своя логика, и, конечно, это, наверное, невозможно преодолеть, но хочется верить, что это можно как-то сблизить.

С.В.Лавров: Я не могу удержаться от одного комментария в связи с тем, что Вы сказали, что победители пишут историю. Если это так, то нужно Минские договоренности выполнить от А до Я, до последней запятой.

Россия > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > mid.ru, 22 декабря 2019 > № 3245355 Сергей Лавров

Информационная справка: Международная ассоциация развития (МАР)

Что такое МАР?

Международная ассоциация развития (МАР) является одной из крупнейших и наиболее эффективных платформ борьбы с крайней бедностью в беднейших странах мира.

МАР является крупнейшим источником льготного финансирования для беднейших стран мира. В настоящее время насчитывается 76 таких стран; в них проживает почти две трети беднейшего населения планеты – около 500 млн человек. В рамках 19-го пополнения ресурсов МАР финансовую поддержку получат 74 страны, поскольку, как ожидается, в конце текущего финансового года две страны покинут категорию заемщиков МАР.

МАР уделяет приоритетное внимание предоставлению финансирования на цели развития и оказанию межсекторальной поддержки, ориентированной на решение сложных глобальных задач и помогающей странам улучшать их результаты в области развития, – поэтому Ассоциация является ценным партнером для мирового сообщества.

Как осуществляется финансирование МАР?

Каждые три года партнеры МАР и представители стран-заемщиц собираются для пополнения ресурсов МАР и пересмотра политической концепции ее деятельности.

С момента основания МАР в 1960 году ее ресурсы регулярно пополняются: прошло 18 таких пополнений.

На текущий трехлетний цикл, известный под названием МАР-18 (2018-2020 финансовые годы), было зарезервировано, в общей сложности, 75 млрд долл. США, из которых 27 млрд долл. США приходится на гранты, предоставленные партнерами МАР, а остальная часть состоит из собственных средств МАР и средств, привлеченных с рынков капитала.

Какова отдача от работы МАР?

Выполняя свою программу, МАР добилась значительного прогресса в исполнении взятых на себя обязательств и способствовала достижению результатов в области развития там, где они наиболее необходимы.

В течение первых двух лет МАР-18 МАР зарезервировала более 45 млрд долл. США, в том числе 29,6 млрд долл. США для Африки. Ассоциация близка к тому, чтобы предоставить Африке 45 млрд долл. США до конца МАР-18. Кроме того, за последние два года МАР зарезервировала 12,9 млрд долл. США для нестабильных и затронутых конфликтами районов – это в два с лишним раза больше, чем за аналогичный период МАР-17.

За это время МАР оказала помощь миллионам бедных людей во всем мире: в частности, 19,2 млн человек получили доступ к улучшенным санитарным услугам, а 24,1 млн человек – доступ к улучшенным источникам водоснабжения. Кроме того, благодаря усилиям МАР 73,6 млн детей прошли вакцинацию, 35 млн человек были охвачены программами социальной защиты, а свыше 172 млн человек – обеспечены базовыми услугами в области здравоохранения, питания и народонаселения.

Почему МАР-19 имеет большое значение?

МАР-19 предусматривает оказание всесторонней поддержки развитию и удовлетворение меняющихся потребностей стран-партнеров МАР. Среди важнейших особенностей МАР-19 – то, что более пристальное внимание будет уделяться:

Устойчивым и всеобъемлющим экономическим преобразованиям, в том числе привлечению инвестиций частного сектора, а также развитию профессиональных навыков в интересах трудоустройства и создания рабочих мест.

Региональной интеграции, например, инвестициям в инфраструктуру в целях улучшения региональной связности, содействию развитию торговли и цифровой экономики.

Устранению причин нестабильности, конфликтов и насилия, в частности, в регионе Сахель, в районе озера Чад и на Африканском Роге.

Обеспечению готовности к кризисам, повышению устойчивости к потрясениям и заблаговременному принятию мер реагирования на медленно развивающиеся кризисы, такие как вспышки заболеваний и дефицит продовольствия

Содействие развитию, оказываемое МАР в регионах

Африка к югу от Сахары

МАР ведет работу в 38 странах Африки к югу от Сахары. За последние десять лет МАР предоставила 99,3 млрд долл. США на осуществление свыше 1100 проектов в странах этого региона, в том числе 14,3 млрд долл. США в 2019 финансовом году. В 2012-2018 годах 4,6 млн женщин в Центральноафриканской Республике были обеспечены более качественными услугами по охране здоровья матери и ребенка. В 2014–2018 годах 27 994 человека в Буркина-Фасо получили доступ к новым или модернизированным системам электроснабжения после установки более эффективного оборудования, а в государственных школах было установлено 16 498 осветительных приборов, работающих на солнечной энергии. В 2016–2018 годах 448 885 человек в Эфиопии были охвачены проектом социальной защиты, в рамках которого были организованы работы в объеме 2,2 млн человеко-дней.

Восточная Азия и Тихоокеанский регион

МАР ведет работу в 17 странах Восточной Азии и Тихоокеанского региона. За последние десять лет МАР предоставила 17,9 млрд долл. США на осуществление почти 300 проектов в странах этого региона, в том числе около 1,3 млрд долл. США в 2019 финансовом году. В 2018 году в Камбодже 13,2 млн человек, в том числе 7,8 млн женщин, были обеспечены базовыми услугами в области здравоохранения, питания и народонаселения. В 2014-2018 годах в Вануату было вновь организовано или улучшено энергоснабжение 30 198 человек, проживающих в отдаленных районах, с использованием мини-сетей или автономных установок на возобновляемых источниках энергии. В конце июня 2020 года Монголия покинет категорию стран, получающих помощь МАР, но сохранит доступ к финансовой помощи на переходный период.

Европа и Центральная Азия

МАР ведет работу в 10 странах Европы и Центральной Азии. За последние десять лет МАР предоставила 6,2 млрд долл. США на осуществление более 170 проектов в странах этого региона, в том числе 600 млн долл. США в 2019 финансовом году. В 2014-2018 годах 4 358 медицинских работников в Косове были обучены работе с новой системой медицинского страхования, которая позволила повысить финансовую защищенность 349 711 пациентов и качество услуг в области охраны здоровья матери и ребенка. С 2013 по 2018 год непосредственную выгоду от осуществления проекта усовершенствования ирригационных и дренажных систем в Таджикистане получили 1,4 млн человек. В конце июня 2020 года Молдова покинет категорию стран, получающих помощь МАР, но сохранит доступ к финансовой помощи на переходный период.

Латинская Америка и Карибский бассейн

МАР ведет работу в 10 странах Латинской Америки и Карибского бассейна. За последние десять лет МАР предоставила 3,9 млрд долл. США на осуществление более 130 проектов в странах этого региона, в том числе 400 млн долл. США в 2019 финансовом году. В период с 2015 по 2017 год 437 000 детей в возрасте до двух лет в Гаити прошли полный курс вакцинации, а после урагана «Мэтью» была восстановлена цепь медицинского холодильного оборудования во всем южном регионе. В 2014-2019 годах в Доминике была создана стойкая инфраструктура, позволяющая снизить уязвимость 26 098 человек к стихийным бедствиям и последствиям изменения климата.

Ближний Восток и Северная Африка

МАР ведет работу в 4 странах Ближнего Востока и Северной Африки (Джибути, Иордания, Йемен и Ливан). За последние десять лет МАР предоставила 3,1 млрд долл. США на осуществление 60 проектов в странах этого региона, в том числе 600 млн долл. США в 2019 финансовом году с учетом расширения масштабов помощи Йемену. Благодаря осуществлению проекта по обеспечению базовыми услугами здравоохранения в Джибути в 2014–2018 годах улучшилось положение 1,9 млн человек. В Йемене при поддержке МАР была организована профессиональная подготовка почти 12 000 медицинских работников и проведена вакцинация 6,9 млн детей, в том числе пяти миллионов детей в возрасте до 5 лет. В рамках программы чрезвычайной помощи МАР также содействовала обеспечению почти 9 млн йеменцев из числа уязвимых групп населения продуктами питания и другими предметами первой необходимости. В Иордании и Ливане МАР помогает оказывать поддержку сирийским беженцам и принимающим их общинам.

Южная Азия

МАР ведет работу в 8 странах Южной Азии. За последние десять лет МАР предоставила 54,2 млрд долл. США на осуществление более 360 проектов в странах этого региона, в том числе 4,8 млрд долл. США в 2019 финансовом году. В 2012-2018 годах условия жизни 6,8 млн человек в Непале были улучшены благодаря осуществлявшемуся силами общин проекту, позволившему повысить качество водоснабжения и канализации, сельских дорог, ирригации, энергоснабжения, здравоохранения и образования. В 2018 году в провинции Пенджаб в Пакистане базовыми услугами в области здравоохранения, питания и народонаселения были обеспечены 11,4 млн женщин, тогда как в 2015 году – лишь 3,2 млн.

Роль Международной ассоциации развития в Европе и Центральной Азии

В центре здоровья села Юсупова (Яванский район, Республика Таджикистан) д-р Ашурби Саидова обсуждает с молодой матерью важность питания для роста и развития ее детей. В завершение консультации д-р Саидова назначает женщине ряд последующих консультаций, чтобы помочь ей в будущем поддерживать здоровье ее самого младшего ребенка.

На другом конце света, в городе Баня-Лука, Босния и Герцеговина, д-р Лильяна Козомара ведет аналогичную беседу со всеми членами семьи, обсуждая вопросы здорового образа жизни для улучшения состояния здоровья каждого из них.

Несмотря на то, что д-ра Козомара и д-ра Саидову разделяют более чем 3000 миль, и что они говорят на разных языках и принадлежат к различным культурам, их объединяет профессия, готовность помогать другим и стремление повысить эффективность своей врачебной деятельности посредством расширения знаний и внедрения инноваций. Кроме того, их объединяет еще одно обстоятельство: они – два человека из миллионов людей в регионе Европы и Центральной Азии, которые воспользовались преимуществами сотрудничества с Международной ассоциацией развития (МАР).

За последние шесть десятилетий МАР выделила миллиарды долларов на строительство больниц и школ, восстановление дорог и плотин, повышение уровня жизни миллионов людей по всей территории региона - от Косово и до Кыргызской Республики.

«Успешная история развития во многих странах региона Европы и Центральной Азии является синонимом МАР», - говорит Сирил Муллер, вице-президент Всемирного банка по региону Европы и Центральной Азии. «Независимо от того, обеспечивает ли МАР 100 000 человек чистой водой в Киргизской Республике, помогает ли 800 000 человек в Боснии и Герцеговине восстановиться после катастрофического наводнения или обеспечивает электроэнергией миллионы людей в Таджикистане, переоценить ее значение за последние 57 лет невозможно.»

Начиная с Третьего проекта банка промышленного развития Турции в 1962 году, МАР работает в 14 странах региона Европы и Центральной Азии, помогая миллионам людей вырваться из нищеты и улучшить условия жизни. Результат такого взаимодействия огромен - ускорение роста и процветания во всем регионе при одновременном повышении статуса многих стран до стран со средним и высоким уровнем дохода.

Фактически, из 35 стран мира, которые вышли из МАР и не вернулись в нее, девять представляют регион Европы и Центральной Азии - Турция (1973), Северная Македония (2002), Албания (2008), Черногория (2008), Сербия (2008), Азербайджан (2011), Армения (2014), Босния и Герцеговина (2014) и Грузия (2014).

Кроме того, из 56 доноров, которые внесли вклад в 18-е пополнение ресурсов МАР в 2016 году, более половины составляли страны региона Европы или Центральной Азии. В совокупности эти страны внесли более $5 млрд. В условиях, когда все большее число стран региона наращивает темпы роста и продолжает выводить свое население из состояния нищеты, МАР по-прежнему остается их надежным партнером в этом процессе. Сегодня Киргизская Республика и Таджикистан – две оставшиеся страны-участницы МАР в регионе – располагают совокупным кредитным пакетом в размере $1,08 млрд в рамках 34 проектов.

Это партнерство включает в себя дополнительное финансирование в размере $43,2 млн на реализацию Проекта развития устойчивого водоснабжения и санитарии в сельской местности, который обеспечит улучшенный доступ к услугам водоснабжения и санитарии для более чем 300 000 человек в Киргизской Республике, и $45 млн на реализацию второго этапа Программы строительства дорог в Средней Азии (CARs-2), что позволит расширить торговлю и развитие транспортного сообщения между Таджикистаном и его соседями по Средней Азии.

Косово, Молдова и Узбекистан также продолжают получать финансирование как от МАР, так и от Международного банка реконструкции и развития (МБРР).

Но даже сейчас, когда страны продвигаются по пути роста и процветания, воздействие помощи МАР ощущается еще долгие годы после выхода этих стран из категории наименее развитых. Просто спросите Нарзигуль Пирову, которая продолжает посещать доктора Ашурби Саидову.

«Благодаря проекту мы получили необходимую медицинскую помощь, которая помогла нашим детям набрать вес и благодаря которой развиваются правильно, - говорит Нарзигуль. – В результате вес моего ребенка восстановился до нормального уровня и он подрос. По сравнению с другими детьми, он очень активен!»

Молдавия отправит 9 декабря в Косово очередной контингент миротворцев для участия в операции по поддержанию мира, сообщает пресс-служба правительства республики.

Молдавские военнослужащие участвуют в миротворческой операции в Косово (KFOR), которая проходит под эгидой НАТО c марта 2014 года. В этот регион отправляется двенадцатый состав молдавских миротворцев, который сформирован, согласно сообщению правительства, из 33 солдат и семи инженеров-саперов.

"Эти солдаты - наша гордость, мы уважаем их и восхищаемся их мужеством. Мы доверяем вашей самоотверженности и мужественности. Мы уверены, что вы будете действовать таким образом, чтобы имя Молдавии ассоциировалось с такими понятиями, как достоинство и безопасность", - сказал в понедельник премьер Ион Кику на торжественной церемонии, обращаясь к миротворцам.

Премьер-министр отметил, что, благодаря миротворцам, Молдавия вносит свой вклад в региональную и международную безопасность, демонстрируя, что в стране есть профессиональные офицеры, подготовка которых была проверена в боевых действиях. В правительстве уточнили, что миротворцы будут дислоцироваться на многонациональной базе Camp Vilaggio Italia и пробудут там шесть месяцев.

Решение об отправке военнослужащих Национальной армии для участия в миссии KFOR было одобрено парламентом Молдавии 1 ноября 2013 года. Согласно конституции, Молдавия обладает нейтральным статусом, однако с 1994 года страна сотрудничает с НАТО в рамках программы "Партнерство во имя мира". В стране действует информационный центр альянса. По данным социологических опросов, большинство граждан Молдавии выступают против вступления республики в НАТО.

Мы не такие, как все?

Тема с социологом Эдуардом Понариным

Текст: Валерий Выжутович

По данным ВЦИОМ, своими главными жизненными ценностями россияне называют здоровье, семейное благополучие и личную безопасность. Значимость этих ценностей за все время измерений не опускалась ниже 90 пунктов. А значимость материального благосостояния опустилась - теперь она составляет 90 пунктов против 95-97 в предыдущие годы. Значимость социального статуса также снизилась - с 2009 года почти в два раза: с 73 до 39 пунктов. Последнее место в иерархии жизненных ценностей занимает карьерный рост. Есть ли у россиян своя система ценностей по сравнению с жителями других стран? Обсудим тему с заведующим Лабораторией сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ Эдуардом Понариным.

Путь осознания и культивирования своей особости прошли многие страны

Наши философы любят пускаться в рассуждения о каком-то особом пути для России, о каких-то якобы только нам присущих ценностях. Скажите, откуда эта святая убежденность, что мы не такие, как все?

Эдуард Понарин: Подобный путь - путь осознания и культивирования своей особости, исключительности, неповторимости - прошли многие страны. Сам термин - калька с немецкого Sonderweg, что означает "исключительность", дословно - "особый путь". Дело в том, что модернизация в разных странах проходила неравномерно. Какие-то страны проводили ее быстрее, какие-то медленнее по сравнению с соседями. Если сравнивать, например, Германию и Францию, то в XVIII веке был период, когда Германия свою культуру считала отсталой, неевропейской. Немецкие ученые в ту пору предпочитали писать либо на латинском, либо на французском языке.

Они не гордились своей особостью?

Эдуард Понарин: Они стеснялись ее. Потому что эта особость заключалась в отсталости. Прусский король Фридрих Великий предпочитал говорить не по-немецки, а по-французски, а свой дворец в Потсдаме назвал Сан-Суси. Потом начался период разочарования в той культуре, которая служила образцом. Разочарование было связано с наполеоновской экспансией. Французы подчинили себе всю Европу, включая немецкие страны. И для Германии это было такое унижение... Мол, мы стремились догнать Францию, стать похожими на французов, а получилось вот что... Это острое переживание привело к переоценке ценностей. И в начале XIX века немцы начали осознавать свою самобытность - обнаружили свой фольклор, братья Гримм собирают немецкие народные сказки... Появилось понятие Volkstum (народность), получила развитие поэзия на родном языке и т.п. А французы стали для немцев врагами на сотню лет, вплоть до 1945 года. Эта история повторялась много раз, в разные эпохи, в разных странах. В том числе и в России. Петр Великий задал стране западный вектор развития: попытаться догнать, а потом перегнать... На этом пути нас, как ранее немцев, подстерегали большие разочарования, и мы тоже начинали искать свой особый путь. Почему появились славянофилы? Потому что стало ясно, что Россия не догоняет Европу, жизнь в России сильно отличается от европейской, а европейцы смотрят на нас по-прежнему свысока. И то, что происходило в Германии в период наполеоновских войн, стало происходить в России. Подъем славянофильства во многом этим объясняется. Знаменитое тютчевское "умом Россию не понять, аршином общим не измерить" - оно тоже отсюда.

В основе сегодняшних заклинаний об особом пути для России тоже лежит какое-то разочарование?

Эдуард Понарин: Конечно. Мы пережили крах СССР. После этого в очередной раз стали равняться на Запад. Взяли себе за образец европейские страны, Соединенные Штаты. И - вновь разочарование. Теперь выясняется, что те, на кого мы равнялись, достойны не восхищения, а насмешек, и США нам вовсе не пример, а как бы даже враг или во всяком случае партнер, с которым нужно быть очень осторожным.

Наш исторический опыт тяжелее, чем исторический опыт европейцев

На ваш взгляд, у россиян есть своя система ценностей - нечто такое, что принципиально отличает нас от немцев, французов или англичан?

Эдуард Понарин: Для начала давайте уточним, что такое ценности. Говоря по-простому, это то, к чему ты стремишься и с помощью чего оцениваешь, что такое хорошо и что такое плохо, что правильно, а что неправильно. Например, открыты ли мы новому и непривычному, готовы ли отказаться от своих личных пристрастий и привычек в пользу других людей или, допустим, ради сохранения окружающей среды. В этих двух измерениях россияне отличаются от европейцев довольно сильно. Хотя, конечно, европейцы бывают разные, там тоже есть и эгоисты, и люди консервативные. Но в чем действительно большое отличие, так это в том, что людей, которые открыты изменениям и не зациклены на себе, в Европе процентов 20, а в России 2. Россияне консервативны и склонны защищать самих себя, их не очень трогает то, что происходит с другими людьми, и то, что происходит с окружающим миром.

Вы так думаете?

Эдуард Понарин: Это подтверждается многолетними исследованиями, которые проводятся регулярно. Кстати, в своей консервативности россияне не одиноки. В Косово, например, лишь 1 процент населения открыт новому и не зациклен на себе. Внутри Европы тоже есть отличия. Скажем, в Северной Европе таких людей больше, в Южной - меньше, а в Восточной - ближе к России и Украине.

А почему россияне более настороженно относятся к любым переменам, чем европейцы?

Эдуард Понарин: Потому что наш исторический опыт тяжелее, чем исторический опыт европейцев. Во Второй мировой войне на территории СССР, в отличие даже от Центральной и особенно Западной Европы, массово уничтожалось гражданское население. А до этого были чудовищные потери в период Гражданской войны, в годы коллективизации и массовых репрессий. А совсем недавно, в 1990-е годы, цвел бандитизм. То есть отношение к человеческой жизни и ее ценность в России были не такими, как в сытой и безопасной Европе. Вот потому-то европейцы более расположены к переменам - они не боятся, что станет хуже. По той же причине им легче иногда пренебречь своими интересами в пользу других людей, окружающей среды или даже домашних животных.

От того, где вы живете, зависит ваше отношение к каким-то вещам

Существует ли в России некий ценностный стандарт, более или менее единое понимание, что такое хорошо и что такое плохо?

Эдуард Понарин: В целом - да. Но есть и различия в зависимости от того, где вы живете. В крупных городах, например, произошел переход от ценностей традиционного общества к ценностям секулярно-рациональным. Там люди по преимуществу не очень религиозны, не очень почитают старших, женщина относительно свободна. Религиозное или патриархальное семейное регулирование ушло, а на смену ему приходит патриотическая идеология. Она внедряет в общественное сознание мысль, что мы единый народ, у нас мощные вооруженные силы, которые в случае чего нас защитят. На протяжении большей части своей истории мы жили в традиционных общинах. Когда человек живет в общине, он чувствует себя защищенным, а когда он сам по себе, ему боязно. В городах общин нет, но национальная идеология замещает этот вакуум. С другой стороны, есть территории, где еще сильны традиционные связи, важно кто кому кум, сват или брат, и выше степень религиозности. С третьей же стороны, в Москве и Петербурге можно встретить людей, чьи ценностные ориентации похожи на европейские.

Ценности разных социальных групп тоже отличаются?

Эдуард Понарин: Конечно. Здесь имеют значение возраст, доход, образование, пол. Скажем, чем выше доход и уровень образования, тем человек с большей вероятностью (хотя бывают исключения) будет похож на европейца. Кроме того, в группах с таким уровнем образования и таким уровнем дохода люди более лояльно относятся к национальным меньшинствам, меньше подвержены ксенофобии.

А возраст влияет на ценностную ориентацию?

Эдуард Понарин: Люди, которые выросли при новом общественном строе, они себя чувствуют в современной российской реальности как рыба в воде. Они крутятся, зарабатывая себе на жизнь, и уверены, что государство им ничего не должно. Тогда как в старшем поколении больше людей с патерналистскими убеждениями. Они считают, что государство обязано помогать слабым, перераспределять доходы и вообще заботиться о вверенном ему населении.

У нас никогда не было стабильного законодательства. Сегодня разрешено, завтра уже запрещено

Если ценностная ориентация общества определяется тем, что в этом обществе одобряется и что порицается, то не входит ли в нашу систему ценностей терпимость ко всяческому вранью? Оно ведь в России не считается таким уж большим грехом. Муж врет жене, жена мужу, студент преподавателю, власть населению. Моральный счет за ложь редко когда кому-нибудь предъявляется. Европейцы в этом смысле более требовательны?

Эдуард Понарин: Смотря какие европейцы. В Южной Европе (Неаполе, например) вранье - норма жизни. А в Норвегии или Швеции к этому относятся гораздо строже.

Есть и еще одно отличие русского человека от европейца. Для русского человека справедливость выше закона. Почему, кстати?

Эдуард Понарин: Потому что закон не всегда соблюдается. И еще потому, что у нас никогда не было стабильного законодательства. Сегодня разрешено, завтра уже запрещено. Скажем, после революции аборты были разрешены. В 1936 году их криминализировали. Потом опять разрешили. Сегодня кто-то требует снова их запретить. То разрешается, то не разрешается, то можно держать кур, то нельзя держать кур. Мы с этим выросли. Это впечатано в наш культурный код. Кроме того, наша система ценностей подчас не совмещается с законом. Например, в России действует мораторий на смертную казнь, но более 80 процентов населения считают, что смертная казнь нужна. По мнению большинства, "вышка" за тяжкое преступление - это и есть справедливость, а как смотрит на это закон, никого не волнует. Недавний случай в Саратове, где жители чуть не устроили самосуд над убийцей, наглядно продемонстрировал, как соотносятся в российском общественном сознании закон и справедливость.

Ценности - это то, что важно лично для тебя, а норма - это то, что принято в обществе

Есть нормы и ценности. Это разные вещи?

Эдуард Понарин: Чуть-чуть разные. Ценности - это то, что важно лично для тебя, а норма - это то, что принято в обществе. Например, если в Пакистане задаешь вопрос, насколько важен Бог в вашей жизни, то при шкале от 1 до 10 каждый респондент выбирает 10. Даже 9 выбрать нельзя, это было бы отклонением от нормы. Когда имеется общественная норма, то даже если Бог не играет в твоей жизни главенствующую роль, ты не можешь сказать об этом ни анонимно, ни тем более публично. Хорошие социологи, разумеется, это понимают. Поэтому не абсолютизируют результаты своих исследований, а стараются правильно интерпретировать их.

И все же... Мы не такие, как все?

Эдуард Понарин: Мы такие, как наши соседи по Восточной Европе. А те, в свою очередь, отличаются от западных европейцев. У каждой страны есть какие-то особенности, но они не выходят за некие общие рамки. Поэтому абсолютно особый путь никому не предначертан. Германия тоже считала, что у нее особый путь, но, когда у нее получилось сравняться с Францией по экономической мощи, разговоры об этом особом пути как-то сами собой прекратились. В наших же разговорах особый путь пока присутствует, но сами поиски его отнюдь не уникальны. Многие страны через это прошли.

Значит, мы такие же, как все?

Эдуард Понарин: Мы такие же, как все.

Визитная карточка

Эдуард Понарин - социолог, заведующий Лабораторией сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ. Родился в 1964 году в Ленинграде. Окончил факультет психологии Ленинградского государственного университета. С 1989 по 1996 учился социологии в Мичиганском университете (США) и защитил в нем докторскую (Ph.D.) диссертацию. С 1998 года работал в Европейском университете в С.-Петербурге. С 2009 года работает в Высшей школе экономики. Возглавляемая им лаборатория представляет Россию в проектах Всемирное исследование ценностей и Европейское исследование ценностей.

Россия. ЦФО > Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука > rg.ru, 6 декабря 2019 > № 3223483 Эдуард Понарин

Трубный вопрос

Владимир Путин и Александр Вучич обсудили будущее проекта "Турецкий поток" в Сербии

Текст: Айсель Герейханова (Сочи)

Строительство "Турецкого потока", стабильность поставок газа в Европу и риски прекращения транзита через Украину, ситуация вокруг Косова - эти вопросы стали ключевыми сначала на переговорах, а затем и на пресс-конференции по их итогам Владимира Путина и президента Сербии Александра Вучича.

Российский президент встретил своего коллегу на пороге резиденции в Сочи "Бочаров Ручей": там проходила беседа двух лидеров. Интересно, что в начале беседы Вучич говорил без переводчика, на русском языке. Лидеры общались почти два часа и оба вышли к журналистам в хорошем настроении. Владимир Путин первым подвел итоги переговоров. По его словам, они прошли "в дружественной, конструктивной атмосфере".

Сербия - важный партнер России и в области энергетики. По территории республики должна пройти европейская часть газопровода "Турецкий поток" от границы с Болгарией до Венгрии. Российский президент заявил, что укладка труб "Турецкого потока" по территории Сербии завершится в ближайшие недели. Он также рассказал, что достигнута договоренность об увеличении мощности расположенных в Сербии подземных газовых хранилищ с 750 миллионов до 2 миллиардов кубометров. "Убеждены, что реализация этих масштабных энергетических проектов поможет заметно укрепить энергобезопасность не только Сербии, но и всего Балканского региона да и Европы в целом", - подчеркнул российский лидер .

Путин также рассказал, что участие Сербии в транзите российского газа через "Турецкий поток" возможно. По его словам, российские партнеры на Балканах и в Восточной Европе ставят этот вопрос. "Мы готовы" - подчеркнул Путин. Он добавил, что сербский участок газопровода от границ Болгарии до Венгрии готов на 85%.

Президент также публично раскритиковал поведение Болгарии, которая затягивает реализацию продолжения "Турецкого потока" на своей территории. Глава государства напомнил, что руководство Болгарии после того, как сорвало реализацию проекта "Южный поток", обращалось с просьбой во что бы то ни стало реализовать "Турецкий поток". "Но и здесь, видимо, под давлением со стороны они выстраивают такую работу неспешную", - сказал Путин и отметил, что в случае если болгарское руководство не хочет заниматься проектом, Россия найдет "другие пути реализации наших возможностей по югу Европы".

Был задан вопрос о рисках для Сербии и Европы в случае прекращения транзита газа через Украину с 1 января 2020 года в связи с истечением контракта между "Газпромом" и "Нафтогазом".

Вучич рассказал, что российская сторона заверила Белград в том, что страна получит необходимые объемы газа независимо от исхода переговоров о транзите газа через Украину. "И я сейчас себя поспокойнее чувствую, даже не могу скрыть улыбку", - поделился своими эмоциями сербский лидер.

Путин в свою очередь отметил, что Россия готова сохранить транзит газа через Украину, хотя украинская сторона пока предлагает России неприемлемые условия.

Не только газ связывает экономические отношения Сербии и России. Новое окно для сотрудничества: поставка в Сербию российских самолетов. "Российская сторона предлагает помощь по обновлению авиапарка сербского национального перевозчика Air Serbia, при этом готова поставлять не только самолеты отечественного производства, но и организовать в аэропорту Белграда региональный центр технического обслуживания и ремонта российской авиатехники", - сообщил Владимир Путин.

Об успешном военно-техническом сотрудничестве с Россией рассказал Вучич. "Президент Путин мне когда-то посоветовал, когда мы были на Дне Победы, на параде, что купить, и я послушался этого совета. Это сейчас должно приехать к нам в Сербию", - сообщил он журналистам.

В ходе переговоров отдельно и подробно обсуждалась ситуация на Балканах. Путин заявил, что Россия поддержит Сербию, если Белград и Приштина найдут компромисс по проблеме Косова. Он также подчеркнул, что позиция России относительно ситуации в Косове не меняется и опирается на резолюцию ООН, в которой зафиксированы фундаментальные принципы мирного разрешения косовского кризиса: "уважение суверенитета и территориальной целостности, а также обеспечение законных интересов всех этнических групп, населяющих регион".

В свою очередь Вучич заявил, что в Сербии Путина ценят больше, чем ценили предыдущих лидеров России. "Пусть русские за нас на это не сердятся. Если бы в 1999 году решал Путин в России, нас бы бомбить никто не стал", - заметил он. Сербский президент добавил, что его страна никогда не забудет 2015 год, "когда Путин нас спас от клейма позора на лбу, если бы нас объявили в Совбезе ООН виновными в геноциде".

В память об этой встрече президент Вучич вернется в Белград с купленным на аукционе и подаренным ему оригинальным ружьем сербского князя Милана I Обреновича. А Владимиру Путину он в свою очередь передал икону "Преображение Господне" XIX века, сообщила пресс-служба сербского лидера.

«Остров Россия» и российская политика идентичности

Неусвоенные уроки Вадима Цымбурского

Борис Межуев - кандидат философских наук, доцент философского факультета МГУ, председатель редакционного совета сайта «Русская идея».

Резюме Российские реалисты, которые были вынуждены вести диалог с реалистами западными, не могли объяснить, между чем и чем Украина является «буфером», прямое столкновение чего с чем она могла бы предотвратить. У России не было внятной политики идентичности, которую она могла бы предъявить Западу для обоснования своей позиции.

Статья была опубликована в журнале «Россия в глобальной политике», №2 за 2017 год.

Разговоры о «большой сделке» России с Западом, возможной после прихода в Белый дом Дональда Трампа, человека, если не прямо расположенного к России, то относящегося к ней без привычной англосаксонской враждебности, включают в себя, помимо других сюжетов, сюжет украинский, который можно было бы также назвать «восточно-европейским». Сама эта сделка – точнее, разговоры о ней – стала допустимой реальностью в тот момент, когда умные геостратеги разных стран, но в первую очередь Соединенных Штатов, пришли к выводу, что соперничество России и Европы по поводу вхождения Украины в тот или иной экономический блок – Евразийский или Европейский – рискует обернуться не просто распадом страны (что де-факто стало реальностью уже в феврале 2014 г.), но и полномасштабным военным конфликтом «за украинское наследство».

Напомню, что уже 22 февраля 2014 г., в день государственного переворота в Киеве, в газете Financial Times Збигнев Бжезинский выступил со статьей, в которой призывал Украину смириться с ее нейтральным статусом, а Россию принять факт «финляндизации» своего соседа, то есть экономической и культурной интеграции Украины с Западом при всех возможных гарантиях ее невступления в НАТО. Впоследствии, уже в период минских соглашений, тема Украины как «буфера» между двумя полюсами силы на континенте стала пунктом консенсуса между трезвыми реалистами США и России. В своем интервью газете «Коммерсант» 28 февраля 2017 г. политолог, руководитель Kissinger Associates и бывший помощник президента Джорджа Буша-младшего Томас Грэм отметил наличие у Соединенных Штатов и России общей базы для договоренностей:

«В конце концов все заинтересованы в том, чтобы ситуация на Украине стабилизировалась. И мы знаем, какими должны быть очертания возможного урегулирования. Они включают внеблоковый статус Украины, уважение ее суверенитета, децентрализацию власти, уважение прав национальных меньшинств, а также помощь Украине в восстановлении Донбасса и ее собственной экономики».

Фактически о том же в своей программной статье «2016 – победа консервативного реализма» пишет и ведущий российский эксперт в области международных отношений Сергей Караганов:

«Продолжая настаивать на выполнении Минских договоренностей, строя обходные транспортные магистрали, стоит сделать ставку на опережающее предоставление высокой степени автономии Донбассу в границах Украины, через шаг – вести дело к формированию нейтральной, независимой, дружественной России Украины или украин, если Киев не сможет удержать контроль над всей территорией нынешней страны. Единственный способ выживания соседнего государства – его превращение из субъекта соперничества в мост и буфер».

Видно, что представления об Украине как «буфере» у российских и американских реалистов не совсем совпадают: в российском изводе все звучит намного жестче, и территориальная целостность соседнего государства ставится в прямую зависимость от его способности вместить в себя регионы с неотменяемой пророссийской ориентацией. Но в целом – пространство возможного диалога с Западом по поводу Украины задано императивом сохранения ее нейтрального, внеблокового положения, не ущемляющего интересы ни одной из частей этой страны.

Не эпоха старой Realpolitik

Вроде бы все понятно. И тем не менее трудности возникают, и не только практические, но и концептуальные, которые также имеют существенное значение для продолжения диалога о судьбе Украины и Восточной Европы в целом. Современная эпоха – это не эпоха старой Realpolitik, в которой проблема буферных территорий решалась предельно просто: полюса силы могли в случае необходимости разделить буферные земли, как это сделала Россия вместе c германскими державами по отношению к Польше в XVIII веке, а впоследствии СССР с Германией в веке XX. Как в конце XVI века по итогам длительной войны Польша, Швеция и Дания поступили с Ливонией, а Франция в XV веке с Бургундией, которая являлась своеобразным буфером между ней и Священной Римской империей.

Западные державы не стесняются раскалывать страны, когда они находятся внутри их зоны влияния: от Югославии были отторгнуты вначале Словения с Хорватией, затем Босния с Сербской Краиной, потом Черногория и, наконец, автономный край Косово. Но одно дело раздел страны, находящейся внутри европейского геополитического пространства, другое – расчленение государства, одна часть которого тяготеет к Западу, другая – к иному полюсу силы, причем непосредственно примыкая к его рубежам. Думается, для Запада оказывается морально неприемлем не столько раздел государства, сколько сделка с внешней – незападной – силой. Здесь для начала современному Западу, который при всем своем постмодернизме абсолютно не плюралистичен, нужно признать, что тяготение к России какой-то части населения представляет собой реальность, а не политтехнологический фантом, обусловленный российской пропагандой и активностью ее силовых структур. Нужно признать, что свободные граждане могут свободно не хотеть присоединяться к западному миру.

Но даже в случае допущения реальных оснований россиецентризма едва ли западные державы будут готовы принять мягкий развод различных частей территории Украины (или, скажем, Грузии и Молдавии) просто в качестве жеста доброй воли. Этот шаг вызвал бы бурю возмущения в европейских странах, был бы назван новым Мюнхеном, новой Ялтой, со всеми вытекающими из такого сопоставления уточнениями. Поэтому раздел буферных государств на сферы влияния может быть осуществлен лишь односторонними действиями России, что, конечно, сужает ее дипломатические возможности. Европейские реалисты теоретически допускают сохранение нейтрального статуса буферных стран, однако согласие и на этот шаг тоже требует признания культурно-политической неоднородности этих государств.

Но из подобного признания проистекает следующий вопрос – что разделяет Украина, между чем и чем она является буфером? Понятно, что разделяет она не отдельные страны и не только военные блоки, поскольку Запад, или Евро-Атлантика – это некоторое сообщество государств, объединенное целым рядом обязательств – оборонительных, правовых и культурных. Если Россия – европейская страна, если она культурно и цивилизационно принадлежит Западу, то по какой причине ее следует отделять от Запада какими-то промежуточными, лимитрофными территориями? Увы, и сама Россия долгое время не имела четкого ответа на этот вопрос, предпочитая объяснять неприятие расширения НАТО на Восток боязнью отпасть от родной Европы. Это было вполне возможным аргументом вплоть до момента спора с Европой по поводу «Восточного партнерства», а затем перипетий, связанных с намерением Украины подписать соглашение о Евроассоциации. Как только спор зашел о странах, входящих в своего рода цивилизационное поле России, возникло естественное недоумение: если мы так боимся нашего отрыва от Европы, видимо, считая проевропейскую ориентацию совместимой с российской идентичностью, то на каком основании удерживаем от присоединения к ней других? Невнятность цивилизационной самоидентификации проявилась и в невнятности нашей дипломатической стратегии в целом, направленной и на то, чтобы экономически и культурно интегрироваться в Европу через голову лимитрофных государств, и на то, чтобы не допустить самостоятельных попыток этих государств приобщиться к Европе, в том числе за счет отсоединения от России.

Самоопределение России

Итак, спор по поводу расширения НАТО и цивилизационного самоопределения Украины неизбежно выходил на проблему цивилизационного самоопределения России. Россия не могла, начав борьбу за Украину, не обнаружить скудость своего геополитического и геокультурного концептуального арсенала. Если проевропейская ориентация – единственно возможная для славянских народов, включая русский, на каком основании мы можем оспаривать проевропейский выбор украинского народа?

У России явно обнаруживался дефицит политики собственной идентичности. Выражение «политика идентичности» имеет сразу два никак не связанных между собой значения. В одном случае речь идет о требованиях этнических, гендерных или иных меньшинств признать их идентичность равноправной с идентичностью большинства. В данной статье мы говорим не об этом. Елена Цумарова предложила определение, которое мне кажется относительно операциональным и удобным:

«Политика идентичности – это деятельность политических элит по формированию образа “мы-сообщества” в существующих административно-территориальных границах. Основные направления политики идентичности: символизация пространства, ритуализация принадлежности к сообществу, формирование представлений о “мы-сообществе” и установление границ “свой – чужой”. Символизация пространства происходит посредством принятия и тиражирования официальных символов, а также культивирования природных и культурных особенностей сообщества».

Важное дополнение к этому определению – существующие административно-территориальные границы здесь принимаются как некая данность, тогда как «политика идентичности» теоретически может работать как на признание, так и на непризнание существующих границ. И таковой – ревизионистской – являлась по существу вся геополитика имперской России, равно как и политика многих других стран – германского Рейха, реваншистской Франции в конце XIX века, да и сегодняшней Японии, мечтающей о Курилах. Народы могут проводить весьма революционную по отношению к миропорядку «политику идентичности». Но в целом процитированный исследователь прав: для закрепления и внутреннего признания существующих границ требуется особая – консервативная – «политика идентичности», нацеленная на поддержание статус-кво против всех попыток радикального пересмотра баланса сил. Но именно такой политики у России в нужный момент и не оказалось.

В течение десятилетия, разделившего два Майдана, вакуум «политики идентичности», релевантной для решения «украинской проблемы», начинает в России заполняться двумя очень простыми идеологиями – имперством и национализмом, которые немедленно вступили в борьбу друг с другом за лидерство в патриотическом лагере. Имперцы и националисты попытались дать ответ на явно не решаемый в рамках официальной идеологии вопрос: зачем России нужна Украина? Российское неоимперство в каком-то смысле обязано Збигневу Бжезинскому, обронившему, кажется, в книге «Великая шахматная доска» 1997 г., что Россия будет оставаться империей, если сохранит Украину, и неизбежно перестанет быть империей, если ее потеряет. Поскольку империя, согласно имперцам, – единственно возможная форма существования России, а эпоха, начавшаяся в 1991 г., представляет собой просто временный коллапс традиционной государственности, то любая полноценная стратегия восстановления величия страны должна неизбежно предусматривать задачу реинтеграции Украины – полностью или частично. Если не в состав России, то в некое контролируемое Россией надгосударственное образование, типа Евразийского союза, который при этом мыслился бы не как прагматическое экономическое объединение, но как первый шаг к воссозданию имперского гроссраума.

Националисты в отличие от имперцев были гораздо в меньшей степени озабочены обретением прежнего государственного величия, для них Украина была просто искусственным образованием, насильно удерживающим территории с русским населением и русской идентичностью при постоянных попытках их украинизации. Соответственно, лучшим способом разрешения украинского вопроса было бы выделение русских регионов из Украины и присоединение их к России. Не столько для воссоздания империи, сколько для завершения процесса строительства русского национального государства, увеличения числа русских внутри России и коррекции всей внутренней политики в целях защиты интересов титульного этнического большинства.

Мы видим, как по-разному действовали сторонники имперской и национальной политики в ситуации украинского кризиса 2013–2014 годов. Имперцы были наиболее активны на первом этапе, когда речь шла о перспективах вступления Украины в Евразийский экономический союз. Националисты активизировались в эпоху «русской весны», когда возник шанс расколоть Украину и отделить от нее все так называемые русскоязычные регионы. Мы видим, что в конце концов обе линии оказались фрустрированными и не до конца отвечающими задаче обеспечения какого-то дипломатического диалога с Западом по поводу Украины. Ни имперцы, ни националисты, исходя из своих представлений об идентичности России, не могли согласиться считать Украину «буфером». Имперцы хотели интеграции этого государства в некое неоимперское образование, националисты – раскола по этнокультурным границам.

С другой стороны, политические реалисты, которые как раз были вынуждены вести диалог с реалистами западными, не могли объяснить, между чем и чем Украина является «буфером», что в культурно-политическом смысле она призвана разделить, прямое столкновение чего с чем она могла бы предотвратить. Получается, что у России не было в запасе никакой внятной политики идентичности, которую она могла бы предъявить Западу для обоснования своей позиции – с ее жесткими условиями и с возможными компромиссами. Вот, собственно, именно эта ситуация идеологического вакуума и сделала геополитическую концепцию «Острова Россия» Вадима Цымбурского (1957–2009) практически безальтернативной для обеспечения любой потенциальной «сделки» с Западом.

Цымбурский написал эссе «Остров Россия. Перспективы российской геополитики» в 1993 г., впоследствии он несколько раз уточнял и корректировал свои выводы, суть которых оставалась, однако, неизменной. И нам сейчас – в рамках нашей темы – не следует далеко уходить в обсуждение эволюции его мировоззрения. Достаточно знать, что Цымбурский считал распад Советского Союза отделением цивилизационной ниши России от территорий, которые пространственно соединяли ее с платформами других цивилизаций, что смысл имперского расширения России в сторону Запада и Юга объяснялся им стремлением разрушить барьер между Европой и Россией или же образовать вопреки Европе свое собственное геополитическое пространство, которое могло бы служить противовесом романо-германскому миру. И в этом смысле сброс этих территорий не приближал, а отдалял Россию от Европы, что не было адекватно понято и осмыслено постимперской политической элитой. Поэтому, полагал Цымбурский, только отказавшись от идеи воссоединения с Европой или от проектов воссоздания под «зонтиком» какой-либо антизападной идеологии новой империи, мы сможем укрепить свою безопасность, разумеется, в том случае, если евроатлантические структуры не попытаются взять под контроль так называемый пояс Великого Лимитрофа, то есть все огромное пространство от Средней Азии до Прибалтики, овладение которым являлось целью геостратегии России в великоимперские века ее истории.

Теория Цымбурского, в отличие от всех иных концепций внешней политики, позволяла ответить на два ключевых вопроса – почему Россия может принять существующие границы своего государства, не думая ни про имперский реванш, ни про националистическую ирреденту, но почему в то же время Россия должна всеми силами препятствовать полному взятию лимитрофных территорий под контроль структурами Евро-Атлантики. Для понимания того, чем является Россия и почему ей следует сохранять геополитический суверенитет, Цымбурский обращался к цивилизационной теории, моду на которую в начале 1990-х гг. установил Сэмюэль Хантингтон с его знаменитой статьей «Столкновение цивилизаций», которая вышла в тот же самый год, что и «Остров Россия». Цымбурский расходился с Хантингтоном в вопросе о статусе лимитрофных территорий. Согласно Хантингтону, следовало бы разделить территорию Евразии на пространства отдельных цивилизаций, чтобы минимизировать конфликты на их рубежах. С его точки зрения, Запад должен был ограничить марш на Восток протестантскими и католическими государствами, в минимальной степени помышляя о распространении НАТО на государства с исторически православным населением. С точки зрения Цымбурского, разделить всю территорию Европы на какие-то однозначно устойчивые сферы влияния невозможно: ряд лимитрофных государств будут всегда играть на противоречиях внешних центров силы, маневрируя между ними, другие же страны при попытках их полного включения в структуры какой-либо одной цивилизации неизбежно распадутся на части.

Два де-факто «расколотых» государства существовали с момента распада СССР – это Молдавия и Грузия. Обе эти республики могли сохранять целостность, только находясь в российской зоне влияния, что было неприемлемо для большой части титульных народов этих стран. В 1994 г. Цымбурский высказал уверенность, оказавшуюся, увы, пророческой, что в случае кризиса украинской государственности от нее отпадут Крым, Новороссия и Днепровское левобережье, причем он настаивал на том, что при таком раскладе Россия может ограничиться признанием отпавших частей Украины как независимых государств, не помышляя о территориальном расширении: «Что же касается украинских дел, то глубочайший кризис этого государственного образования мог бы пойти на благо России, если она, твердо декларировав отказ от формального пересмотра своих нынешних границ, поддержит в условиях деградации украинской центральной власти возникновение с внешней стороны своих границ – в Левобережье, Крыму и Новороссии – дополнительно буферного слоя региональных “суверенитетов” в украинских рамках или вне их».

Трансформация «островной» концепции

Мне уже доводилось писать о том, что когда Цымбурский только приступал к разработке своей концепции «Острова Россия» в 1993–1994 гг., он исходил из оказавшегося в конце концов ошибочным предположения – Запад не сможет включить в себя территории Восточной Европы – и основывал эту гипотезу на трудностях экономической интеграции Восточной Германии. Он считал, и считал обоснованно, что присоединение стран – бывших членов Варшавского договора и тем более бывших республик СССР к ЕС и НАТО ослабит эти организации. Когда расширение альянса на Восток стало фактом, концепция «Острова Россия» в ее ранней, излишне оптимистической версии стала представляться не слишком убедительной, в том числе, вероятно, и самому автору, который на долгое время предпочел не искать ответ на самый болезненный для его системы взглядов вопрос – какую политику следует проводить России на «территориях-проливах», разделяющих ее с Евроатлантикой, ввиду наступления последней.

Цымбурский в конце 1990-х – начале 2000-х гг. посвящает целый ряд статей обсуждению перспектив Шанхайской организации сотрудничества, требует недопущения проникновения США в среднеазиатское подбрюшье России, ищет возможности экономического и стратегического сотрудничества с Китаем, наконец, размышляет о рациональности переноса столицы России на восток, ближе к ее реальному географическому центру и подальше от становящихся все более напряженными западных границ. Все это сообщает теории Цымбурского отчасти евразийский или, точнее, восточнический оттенок, которого совершенно не было в ранней версии его концепции. Одновременно Цымбурский всецело посвятил себя изучению истории российской геополитики, для чего приступил к написанию фундаментального труда «Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII–XX века», который оставил незаконченным, но который тем не менее, выйдя в свет в прошлом году при поддержке фонда ИСЭПИ, составил увесистый том. Тем не менее «украинский вопрос», точнее, вопрос о переднем для России крае западной части Великого Лимитрофа, оставался неразрешенным в его теории, и сам геополитик чувствовал, что «островная» концепция требует коренной переделки, для того чтобы отвечать вызовам времени.

После августовской войны 2008 г. Цымбурский приходит к выводу о необходимости дополнить свой прежний анализ Великого Лимитрофа особой концептуализацией тех его сегментов, которые исторически и культурно тяготеют к России и, соответственно, будут готовы выйти из состава своих стран, если их государства попытаются окончательно интегрироваться в НАТО или Евросоюз. Он заимствует у своего давнего коллеги и соавтора, политолога Михаила Ильина термин «шельф острова Россия». По определению Цымбурского, «шельф – это территории, которые связаны с нынешними коренными российскими территориями физической географией, геостратегией, культурными связями». Геополитику представлялось очевидным, что «Восточная Украина… Крым… определенные территории Кавказа и Центральной Азии принадлежат к российскому шельфу». В одном из последних публичных выступлений в конце 2008 г. Цымбурский делает знаменательное различие «геополитики пространств» и «геополитики границ»: смысл этого разделения раскрывается в последующих отрывочных замечаниях. Цымбурский по-прежнему убежден, что Россия не заинтересована в радикальном пересмотре своих контуров, что ее геополитическая ниша в целом отвечает ее интересам. Но вот «геополитика границ» – дело совсем другое, она «требует детального, скрупулезного анализа и учета в конкретной ситуации ввиду существования шельфа России и ввиду оценки ситуации на этом шельфе с точки зрения наших интересов и нашего будущего».

Хотя различие между двумя типами геополитики не доведено Цымбурским до логического конца, складывается впечатление, что автор «Острова России» после военного конфликта с Грузией уже не стоял жестко на той точке зрения, что формальные границы РФ не могут быть пересмотрены в сторону расширения, если часть «шельфа острова Россия» отколется от сплачиваемого Евро-Атлантикой в единое целое лимитрофного пояса государств. Цымбурский надеялся, что данное допущение ревизионистского пересмотра границ государств ближнего зарубежья радикально не изменит суть его «островной» теории. Россия останется «островом», даже если «осушит» часть берегового шельфа, соберет под свою опеку тяготеющие к ней земли и народы.

Гипотезу о том, что Цымбурский планировал очередную фундаментальную переработку своей геополитической теории с использованием понятия «шельф острова Россия», подтверждают строки из его мемуарного очерка «Speak, memory!», написанного в последние месяцы жизни, примерно в конце февраля – начале марта 2009 г.:

«Год 2008-й с пятидневной войной и заявлениями российских лидеров о наличии территорий за пределами России, представляющих для нее особую значимость, стал для меня намеком на возможность следующего доосмысления концепции, с особым упором на выдвинутое еще в 1994 г. понятие “шельфа острова Россия”. Этот шельф видится как области на Лимитрофе, в том числе за государственной российской границей, состоящие с Россией в особой, требующей признания и учета физико-географической, культурно-географической, экономической и стратегической связи. Мировой кризис отдалил актуальность подобного пересмотра концепции, который остается в резерве».

Можно предположить, что события 2014 г., если бы Цымбурский смог оказаться их современником, сделали бы «пересмотр» концепции «Острова Россия» вполне актуальным. Увы, судьба не отпустила Вадиму Леонидовичу шанса развить концепцию «островного шельфа», хотя отсылка к 1994 г. заставляет предположить, что Цымбурский вспомнил уже цитировавшуюся фразу о возможности создания ориентирующейся на Россию «буферной зоны», состоящей из Крыма, Левобережной Украины и Приднестровья. Между тем выдвинутое им различие между «геополитикой пространств» и «геополитикой границ» позволяет сделать и более смелый вывод, что ученый считал допустимым – в критической ситуации – воссоединение России с определенными частями ее «шельфа». Из этого следует, кстати, что попытка некоторых украинских экспертов увидеть в Цымбурском вдохновителя нынешней политики России в отношении Донбасса – то есть приписать ему игру с этими землями в духе циничной Realpolitik – не вполне справедлива. Ученый явно отделял территории «шельфа» от собственно лимитрофных пространств, за которые Россия и в самом деле не несет особой ответственности и по отношению к которым может вести себя сугубо прагматически.

Цивилизационный реализм

Итак, из самого позднего геополитического творчества Вадима Цымбурского могла бы вполне логично вытекать стратегия, которую мы в ряде публикаций назвали «цивилизационным реализмом». Состояла бы она в следующем: Россия и Евроатлантика признаются отдельными цивилизациями, со своей орбитой тяготения, в случае России – гораздо более скромной, но тем не менее реальной. «Русский мир» в этом смысле освобождается от узко-этнической трактовки, поскольку в это пространство могут быть включены и другие народы, тяготеющие к российской цивилизации, в частности, абхазы и осетины, но вполне возможно, что и белорусы, и гагаузы, и таджики, а также сербы и целый ряд других народов, которые будут стремиться остаться в цивилизационном поле России. Территориальная целостность государств, в которых существует неодинаковое представление об их цивилизационной идентичности и в которых ориентация на Россию характерна для целого ряда регионов, ставится нашей страной в зависимость от нейтрального статуса этих стран и готовности признавать «русский мир» в качестве культурно-политической реальности. Между тем Россия ни в коей мере не расположена к изменению формата существующих границ и по-прежнему заинтересована в поддержании консервативного статус-кво в Восточной Европе, который подрывают революционные действия Евроатлантики.

Цымбурский считал нерациональным и невыгодным для России разрушение, как он называл его, «полутораполярного мира», в котором США занимают преобладающее положение, но при этом вынуждены считаться с региональными центрами силы. Ученый полагал, что если Евроатлантика обвалится как цивилизация и все игроки, до сих пор подчинявшиеся воле Вашингтона, начнут самостоятельную игру, это ни в коей мере не будет выгодно России. Последующие события отчасти подтвердили его правоту: игра Парижа и Лондона в Ливии и поддержка Саркози и Кэмероном вооруженной оппозиции против режима Каддафи вынудили Барака Обаму на роковое для судьбы этой арабской страны вмешательство, чтобы сохранить лидерство в западной коалиции. Временное ослабление США в тот же период стимулировало разрозненные действия различных игроков на Ближнем Востоке, преследовавших свои собственные интересы – Турции, Саудовской Аравии, Катара, Израиля, что практически превратило регион в поле классической «войны всех против всех». Едва ли Цымбурский с восторгом относился бы к перспективе возникновения на месте ЕС освобожденной от американского контроля «Европы Отечеств», поскольку каждое из таких Отечеств совершенно не обязательно проводило бы политику, отвечающую интересам России. В его представлении Россия заинтересована в сохранении баланса сил между вашингтонским глобальным и различными региональными центрами силы, не допускающим изменения этого равновесия ни в сторону однополярного, ни в сторону всецело многополярного миропорядка. В этом также проявляется «цивилизационный реализм» Цымбурского: России следует отстоять положение одного из региональных центров с конкретной орбитой притяжения, но не добиваться окончательной фрагментации всей полутораполярной конструкции.

Безусловно, модель Цымбурского, которую мы решились назвать «цивилизационным реализмом», теоретически допускает сценарий дробления буферных государств и присоединения отдельных их частей к ядрам своего цивилизационного тяготения, однако этот сценарий оценивается как крайний, обусловленный внешним давлением и сугубо нежелательный. Разумеется, в рамках «цивилизационного реализма» возникает вопрос об отношениях России и Евроатлантики – модель «Острова Россия», и это прямо признавал ее автор, была нацелена в том числе и на то, чтобы снизить возможность прямых конфликтов между Россией и западными державами. Цымбурский прекрасно понимал, что Россия останется – при любом раскладе – великой державой, и отечественным либералам при всем желании не удастся превратить ее в аналог Канады – другого северного гиганта с весьма ограниченными геополитическими притязаниями. Россия будет стремиться быть таким же самостоятельным игроком на поле мировой политики, какими являются Китай, Индия или США. Россия всегда будет отличаться от современной Европы и в социокультурном отношении: ученый считал совершенно нормальным воскрешение в современной России устаревших для Европы идей суверенитета и национального государства, поскольку Россия, согласно его хронополитике, вступает в тот самый период истории, период модерна, из которого выходит Европа. Особенно большое внимание он уделял необходимости подъема малых городов России в противоположность крупным космополисам, связанным с глобальным миром как бы вопреки собственной стране. Он рассчитывал на возникновение такого специфического идейного комплекса, как русское викторианство, под которым понимал способность консервативно ориентированных средних классов, наследников пуританской революции, принуждать высшие классы к внешнему аскетизму и нравственной добропорядочности.

В общем, Цымбурскому как ни одному другому мыслителю современной России удалось совместить прагматический реализм во внешней политике с цивилизационной политикой идентичности. Было бы очень важно, если бы реалистически мыслящие политики Запада имели возможность удостовериться, что в сознании российской внешнеполитической элиты геополитическая концепция «Острова Россия» имеет большой вес, что имя Цымбурского – не пустой звук для людей, отвечающих за стратегию в нашей стране. Это позволило бы устранить разного рода недоразумения, на которых спекулируют враги России за рубежом, подозревая нашу страну в желании либо захватить Эстонию, либо расколоть Европу, либо расползтись новой империей от Лиссабона до Владивостока.

Если бы Цымбурский был востребован российской внешней политикой еще при жизни, кто знает, каких проблем и трудностей нам бы удалось избежать, каких ошибок мы могли не сделать, какие, с другой стороны, глупости не были бы совершены против нас теми лидерами Запада, которыми двигала все-таки не ненависть к России, но неоправданные страхи перед ней или же ошибочное представление о ее раз и навсегда совершенном проевропейском выборе. Может быть, спустя восемь лет после смерти выдающегося русского ученого имеет смысл отечественным политикам и экспертам еще раз перечитать его геополитические труды, чтобы разобрать их на цитаты.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 декабря 2019 > № 3259996 Борис Межуев

Без идеологии и порядка

Прагматичная Россия и вызовы новейшего времени

Тимофей Бордачев - кандидат политических наук, директор Центра комплексных европейских и международных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», директор евразийской программы Фонда развития и поддержки Международного дискуссионного клуба «Валдай».

Резюме Коренное отличие российского подхода от западного – в допущении возможности управления миром без унификации социально-экономических и политических моделей. В России считают само собой разумеющимся то, чего либеральная философия не допускает в принципе, – отсутствие связи между структурой международных отношений и внутренним устройством государств, их формирующих.

Статья была опубликована в журнале «Россия в глобальной политике», №5 за 2009 год.

Самым важным достижением для российской внешней политики за последние 20 лет стал окончательный отказ от любых форм мессианства и попыток распространения на другие государства и народы собственной модели общественных отношений. Избавление от обязанностей единственной системной альтернативы глобальному господству либеральной демократии принесло российскому политическому классу большое облегчение. Предполагалось, что главным ориентиром во внутренней и внешней политике станет экономическая выгода.

Но сейчас Россия вновь стоит перед выбором между политикой, основанной на глобальных идеях, которую в первую очередь проводят Соединенные Штаты, и суверенным прагматизмом, схожим с внешнеполитическим поведением Китая, Индии и – все больше – Европы.

Окончательному торжеству прагматизма в 1991–2000 годах помешали обязанности, которые накладывала на Россию система международных отношений. К числу наиболее важных обязанностей подобного рода относились поддержание статуса второй ядерной сверхдержавы, ответственность за судьбу большинства республик бывшего СССР и необходимость – пусть в тот период и неосознанная – играть активную роль в сдерживании любых претендентов на мировое лидерство.

На протяжении большей части 1990-х Россия добросовестно, хотя и с неохотой выполняла роль по сдерживанию гегемонистских устремлений США. Это бремя страна взяла с собой и в XXI столетие. А в первой половине нынешнего десятилетия начала возвращение и к привычной для себя имперской модели внешнеполитического поведения, хотя и с различными международно-правовыми ограничениями. Впрочем, как показал опыт Соединенных Штатов весной 2003 года (вторжение в Ирак) и России летом 2008-го (война с Грузией), держава, ощущающая себя империей, не колеблется, если возникают обстоятельства, требующие перешагнуть через упомянутые ограничения.

ИДЕОЛОГИЯ "НА ВЫДАНЬЕ"

И все же от идеологии как несущей опоры внешней политики России, похоже, удалось избавиться. Результатом стали такие парадоксы курса на международной арене, как, например, сочетание регулятивной интеграции с Европейским союзом (в соответствии с моделью отношений, заложенной в Соглашении о партнерстве и сотрудничестве) и конкуренции с ним же на постсоветском пространстве. Первое диктуется прагматичными соображениями: европейские нормы государственного регулирования экономики действительно лучше и эффективнее. Второе обусловлено борьбой за восстановление потенциала и престижа империи. Такого рода парадоксы пытались преодолеть в рамках доктрины «суверенной демократии», согласно которой Россия, оставаясь частью внешнего мира, настаивала на учете национальных особенностей политики.

Замечу, что сам факт признания подобных особенностей, уникальных в каждом конкретном случае, означает добровольный отказ от выдвижения отечественной модели общественного устройства на международный конкурс привлекательности. Иными словами, история для России – не борьба моделей развития до победного конца, а их мирное, хотя и конкурентное сосуществование. Это в корне расходится как с либеральными взглядами англосаксов, так и с классическим марксизмом, в духе которого была воспитана бЧльшая часть российской элиты.

Открытым, однако, остается вопрос: способно ли государство, отвергающее глобальные запросы, рассчитывать на нечто большее, чем региональное влияние?

Если да и без идеологической привлекательности как атрибута внешней политики можно обойтись, то России придется компенсировать отсутствие этого фактора влияния за счет наращивания других. Если же нет и без идеологии в современном мире невозможно претендовать на значимое положение, то продержаться в прагматичном русле удастся недолго. Придется искать идеи, возможно заимствуя их за рубежом.

Выбор вовсе не велик. Европа, как можно судить по целому ряду программных выступлений и академических работ, постепенно отказывается от универсалистских идей в пользу сохранения суверенного национального государства как единственного гаранта демократии. Логическим следствием этого становится постепенный отход от идеологизации внешних связей, готовность ради выгоды сотрудничать с режимами, которые раньше считались неприемлемыми партнерами из-за неуважения ими прав человека и других основ либерального взгляда на мир. Европа пытается пройти, по меткому выражению Сергея Караганова, стадию «преодоления преодоления». Иными словами, отказаться от идеологизированной и одновременно стерильной внешней политики, которая некогда была призвана преодолеть разрушительный национализм, но при этом не скатиться к националистическим традициям.

Китай хотя и считает себя великой мировой державой, он отнюдь не склонен к экстраполяции на другие страны и регионы своей идеологии (если таковая вообще существует после 1978 года). Следуя заповеди Дэн Сяопина о том, что «не важно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей», Пекин не обращает внимания на «цвет» партнера, интересуясь только выгодой и политическим влиянием, необходимым для ее обеспечения.

Индия вообще замкнута в себе. Колоссальные масштабы и глубина проблем страны, а также религия препятствуют возникновению даже незначительных мессианских устремлений. Кроме того, тысячелетняя культура и традиция государственности выработали у тамошнего правящего класса весьма высокомерное отношение к иноземцам. Осуждается даже практика преподавания йоги индийскими гуру за рубежом – сакральное должно оставаться на родине. В отличие от Европы либо России Индия в значительной степени самодостаточна, она не нуждается в близких союзниках.

Последней идеологией «на выданье» остается, таким образом, либерализм, проповедующий взаимосвязь между внутренней и внешней политикой, взаимозависимость стран мира и возможность контроля международным сообществом действий национальных властей.

В выступлении президента России Дмитрия Медведева на международной конференции в Ярославле (сентябрь 2009-го) прозвучали сугубо либеральные суждения: «Проблемы, возникающие на территории одного или нескольких государств, приобретают глобальный характер, причем происходит это моментально, а некомпетентность или просто иногда нежелание решать собственные проблемы наносят ущерб не только своей стране, но и огромному количеству других стран. Неэффективность государственных институтов порождает международные конфликты».

Эти слова выражают суть либерального институционализма и как будто взяты из работ его классиков вроде Стивена Краснера либо Джеймса Розенау. Другое дело, что эти и целый ряд других авторов никогда не ставили под сомнение суверенитет самих Соединенных Штатов. Можно предположить, что нечто подобное примеряет на себя и Россия. Проблема, однако, в том, что место лидера мирового либерализма уже давно и прочно занято Америкой. В этом сообществе, как и в блоке НАТО, может быть только один неоспоримый авторитет. И вряд ли Россия способна смириться с ролью младшего партнера. История последних 20 лет убедительно свидетельствует против такого предположения.

ЖИЗНЬ В МНОГОПОЛЯРНОМ МИРЕ

26 декабря 1991 года мы проснулись в многополярном мире. Спуск государственного флага СССР накануне вечером оказался поворотным моментом, поставившим точку в истории биполярной системы международных отношений. Россия, поднявшая триколор над Кремлем 25 декабря, стала наряду с Соединенными Штатами, Китаем и Индией одним из полюсов нового, многополярного мира. И именно ей в силу наличия равных с США военно-стратегических возможностей пришлось сыграть главную роль в сохранении новой структуры международных отношений.

За небольшими исключениями все последующие годы внешнеполитическое мышление Москвы вольно или невольно формировалось в русле «сдерживания» Америки – наиболее вероятного претендента на мировую гегемонию. Сами Соединенные Штаты провели эти годы в попытках стать единственным мировым политическим полюсом. Их усилия не принесли результата. Система, возникшая на исходе 1991-го, так и не была поколеблена. Однополюсная модель управления миром осталась не более чем намерением.

К моменту крушения СССР сама по себе биполярность уже достаточно долго не была абсолютной. В середине 1960-х годов Китай встал в открытую оппозицию Советскому Союзу, а Франция вышла из военной организации Североатлантического блока. С этого времени утверждение о способности двух сверхдержав полностью контролировать следующие за ними по важности государства (главная характеристика уникальной в человеческой истории структуры международных отношений) предполагало изрядное количество допущений.

Тем не менее вплоть до 1991-го только два государства были в военно-политическом отношении многократно сильнее любого ближайшего конкурента и при этом практически равны. Благодаря такому равенству они могли диктовать другим странам свою волю по основному вопросу – войны и мира. Что, в свою очередь, создавало подобие международной управляемости. В области экономики обе сверхдержавы тоже достаточно уверенно, хотя и не без усилий, контролировали развитие своих подопечных.

Многополярная система, установившаяся с распадом СССР, также далека от умозрительных классических форм – равновеликости более чем двух держав по основным параметрам силы. Одна из стран была (и остается) многократно мощнее ближайших конкурентов. Например, в 1997 году США расходовали на вооружения больше, чем шесть следовавших за ними по степени военного могущества государств, вместе взятых, а американский ВВП составлял около 20 % от общемирового.

Вместе с тем, как отмечает классик науки о международных отношениях Кеннет Уолтц, «цифры производят сильное впечатление, но с трудом могут иметь решающее значение». Видимо, поэтому арифметическое понимание однополярности (Соединенные Штаты – это единственный полюс, потому что в их распоряжении самый большой ВВП, наиболее высокие расходы на оборону и т. д.) весьма условно. Для его обоснования пришлось даже, по сути, игнорировать паритет России и США в области стратегических ядерных сил.

Вместе с тем ракетно-ядерный паритет, унаследованный от времен холодной войны, продолжал играть важнейшую роль. Именно он оставался на протяжении всего периода 1991–2009 годов «жесткой основой» российской оппозиции «однополярным» инициативам Америки. В Москве, как и в Вашингтоне, понимали, что с окончанием холодной войны практическая ценность ядерного оружия резко снизилась. Но ответственность, налагаемая ядерным паритетом, никогда не позволяла России согласиться на роль «младшего партнера» Соединенных Штатов.

Отнюдь не меньшее значение имеет многополярность в умах – осознание другими государствами своей сохраняющейся «полюсной», то есть самостоятельной, природы. В одной из недавних работ Сергей Караганов подчеркивал: «Россияне… из холодной войны выходили, не чувствуя себя побежденными и рассчитывая на почетный мир с “развернутыми знаменами”». Роль данного фактора в российском внешнеполитическом мышлении традиционно недооценивалась на Западе. Между тем для истеблишмента и населения России поражение в холодной войне было и остается далеко не очевидным.

Принципиально важную роль играет не сила каждого из субъектов международных отношений, а способность системы блокировать действия одной из держав при помощи совокупных усилий других. Прежде всего на тех направлениях, которые сама страна-претендент выбирает в качестве площадки для установления собственной гегемонии, будь то международные институты либо нормы применения силы.

Многополярность 1991–2009 годов не была идеальной, как, собственно, и любая из подобных моделей международных отношений в прошлом. В I веке н. э. Рим, Парфия и Китай также не были равны во всех отношениях, что не мешало им уравновешивать друг друга на мировой арене. Протестировать на практике это относительное равенство сил во всех комбинациях мешала только географическая удаленность империи цезарей и Срединного царства. Данный фактор перестал иметь решающее значение только с развитием транспортных возможностей XIX столетия, а окончательно он был упразднен коммуникациями и технологиями эпохи глобализации.

ГОСУДАРСТВО И СИСТЕМА

«Момент однополярности», о наступлении которого писали в первой половине 1990-х неоконсервативные интеллектуалы, а воплотить в жизнь пытались Ричард Чейни и Доналд Рамсфелд, так и не наступил. С 1991 по 2008 год система международных отношений последовательно блокировала попытки США достичь глобального доминирования. Каждый раз на пути претендента вставали явные или скрытые коалиции других «полюсов силы». И всегда важное место в этих коалициях занимала Россия – наиболее сильный в военном отношении участник многополярной системы.

Вначале это проявлялось в форме саботажа лидерских инициатив Вашингтона, осуществлявшихся «по-хорошему», то есть в рамках международных институтов (которые мир унаследовал от холодной войны), и в первую очередь ООН. Ее Совет Безопасности виделся демократической администрации США (1993–2001) в качестве прототипа всемирного правительства под собственным председательством.

Попытки утвердить однополярное мироустройство осуществлялись в тот период поистине добродетельными методами. Однако противодействие им со стороны иных ведущих игроков мало отличалось от классической борьбы с претендентом на мировую гегемонию времен Карла V, Людовика XIV, Наполеона I, Адольфа Гитлера. Так, на протяжении 1992–1999 годов Россия и Китай последовательно срывали попытки Америки диктовать другим державам те или иные решения в Совете Безопасности ООН.

Дошло даже до того, что к началу 1999-го Россия сочла возможным затеять дискуссию о праве Соединенных Штатов и их ближайших союзников подавить восстание Слободана Милошевича против нового европейского порядка. Как и весь бывший «социалистический лагерь» в Европе, Балканы после окончания холодной войны были отнесены к сфере безусловной гегемонии Запада. Экономика самой России находилась в плачевном состоянии, и Российское государство даже не в полной мере справлялось с обязанностями по распределению общественных благ внутри. Это, однако, не помешало Москве и Пекину лишить действия НАТО международной легитимности. А ведь именно этого – международно-правового признания однополярности – Вашингтон годами добивался в ООН. Ярким символом неприятия лидирующей роли Соединенных Штатов был марш-бросок российских десантников к аэродрому Приштины в июне 1999 года.

Тем временем укрепление многополярной системы продолжалось. На протяжении 1990-х Индия и Пакистан интенсивно работали над наращиванием своих возможностей по одному из важнейших параметров – ядерным вооружениям. В итоге страна – претендент на мировую гегемонию оказалась не в состоянии предотвратить приобретение Дели, а затем и Исламабадом ядерного статуса (1998) либо наказать оба государства. Стремительное распространение ядерного оружия после окончания холодной войны – наиболее яркий пример того, сколь негативно влияет на международную стабильность и безопасность противодействие системы попыткам одного государства добиться гегемонии.

События 11 сентября 2001 года стали финальной точкой первой кампании за установление однополярного мира. Итогом усилий стали очевидные проблемы с обеспечением даже национальной безопасности Америки. Саботаж предложенной США модели международного управления – форма противодействия со стороны других полюсов – привел к невиданному ранее расширению моральных и материальных возможностей внесистемного участника международных отношений, который нанес удар по территории страны-претендента. Неудивительно, что вторая попытка Соединенных Штатов изменить структуру международных отношений стала уже силовой.

Вашингтон сделал выбор в пользу установления однополярного мира «по-плохому». И вновь последовала предсказуемая реакция многополярной системы. Причем насколько радикальнее в своих действиях были США, настолько жестче ответила система: против Вашингтона выступили его ближайшие союзники в Западной Европе. Не говоря уже о Москве, органично вошедшей в созданную Парижем «коалицию нежелающих».

Первоначальной реакцией государств на резкий рост возможностей негосударственных акторов стала небывалая солидарность в его подавлении. Беспрецедентное единство всех полюсов в борьбе против террористической сети «Аль-Каида» и режима талибов в Афганистане стало естественным ответом государства на попытки конкурента – неправительственной организации – разрушить его монополию на насилие. Не случайно, что по вопросу борьбы с международным терроризмом, особенно его внесистемными и потенциально катастрофическими формами, позиции России максимально близки американским. За несколько месяцев проблема «алькаидаизации» целой страны была успешно решена. После чего антитеррористическая коалиция немедленно распалась.

Отразив нападение на свою территорию, страна-претендент приступила к мерам по установлению однополярной структуры международных отношений. Первой практической задачей было получить право по собственному усмотрению определять главные угрозы и государства, деятельность которых должна быть пресечена. Итогом решения этой задачи стали военная победа в Ираке и полное дипломатическое поражение, связанное с отказом даже близких союзников признать легитимность проведенной операции.

В результате серии действий и противодействий с 2002 по 2009 год страна-претендент потерпела неудачу практически на всех направлениях, по которым она стремилась закрепить за собой статус гегемона. Поход за однополярным миром завершался унизительным торгом несостоявшегося лидера с самыми малозначимыми участниками международных отношений по вопросу размещения на их территории военных компонентов глобальной стратегии доминирования (элементы системы ПРО в Чехии и Польше), признанием неспособности полностью контролировать действия своего мельчайшего сателлита на Кавказе и его военным разгромом минимальными силами другого полюса.

К этим неудачам добавился в 2008-м экономический кризис в самих США. Одной из его наиболее существенных причин также можно считать сверхусилия по созданию финансово-экономической однополярности.

СОБЛАЗН УПРАВЛЯЕМОСТИ

На волне кризиса президентом Соединенных Штатов был избран Барак Обама. Самым важным изменением внешнеполитического курса, объявленным новой администрацией, стал отказ от односторонних действий во имя решения проблем, беспокоящих Америку и все человечество. Вместо этого стратегические умы в Вашингтоне и сам президент хотят опираться на метод «мобилизации общины» (community building), освоенный нынешним главой Белого дома в начале его карьеры.

Суть метода – добровольное сотрудничество стран мира по аналогии с коллективной уборкой всеми жителями района собачьих экскрементов морозным чикагским утром. Или, как заявил новый президент США с трибуны ООН, «пора всем нам взять на себя свою долю ответственности за глобальное реагирование на глобальные вызовы. Совместные усилия всего мира. Эти слова еще более актуальны сегодня, когда не просто мир, а само наше здоровье и благополучие находятся в общих руках».

На первый взгляд все это выглядит очень привлекательно. Никто никого не принуждает, все осознают важность проблемы и что-то делают для ее решения. Но невозможно бесконечно убирать улицу на добровольных началах. Рано или поздно, скорее рано, придется придумывать законы против тех, кто не следит за поведением своих питомцев. А затем и принуждать их к исполнению этих законов. Другими словами, как отметил в Москве сам Барак Обама, «выполняя наши собственные обязательства, мы должны требовать того же и от других стран».

Проблема, однако, в том, что, как показал опыт предыдущей администрации США, не так уж и просто найти желающих заниматься принуждением к выполнению обязательств. Делать это в одиночку значит возвращаться к внешней политике республиканцев. Остается стремиться к построению некой новой модели глобального управления.

Гипотетическую цель установления хотя бы какого-то подобия порядка в мировых делах никто не отменяет. Управляемость мира как универсальная и надежная защита от угроз национальной безопасности – главная несбыточная и желанная мечта государств.

Мечта желанна, поскольку власти много не бывает. Допущение принципиальной, хотя и недостижимой возможности управлять миром производит настолько сильный гипнотический эффект, что заставляет забыть о важнейшем (также, впрочем, гипотетическом) условии управляемости – необходимости делить эту власть на более или менее равноправной основе.

Мечта несбыточна, поскольку само по себе стремление любого претендента к абсолютной власти встречает автоматическое противодействие и тем самым способствует повышению уровня анархии в международных отношениях. Максимум, на что можно рассчитывать, – это иллюзия управляемости, подобие которой существовало в годы холодной войны. В целом же невозможность управлять миром остается главной характеристикой мировой политики и доказательством конкурентной природы отношений между государствами.

Российская внешнеполитическая дискуссия тоже всегда исходила из принципиальной необходимости сделать мир управляемым. В этом ее близость с американским, западноевропейским и отчасти китайским подходами. Коренное отличие – в допущении возможности управления миром без унификации моделей социально-экономического и политического развития. Российский дискурс считает само собой разумеющимся то, чего либеральная внешнеполитическая философия не допускает в принципе, – отсутствие связи между структурой международных отношений и внутренним устройством государств, их формирующих.

Россия признаёт, что подавление индивида (в мягкой либо жесткой форме) и его отказ от части своих прав являются неизбежными условиями мира внутри общества. Однако на уровне отношений между элементами международной системы, по мнению Москвы, должны действовать другие законы.

Рассуждая о проблеме управляемости, необходимо отметить, что речь идет даже не о гипотетической возможности распространения модели внутреннего правления, будь то либеральная демократия, монархия или тоталитаризм, на международный уровень. Возникает вопрос о принципиальной возможности международного управления, как такового.

Второй неприятный сюрприз для политики новой администрации США состоит в том, что любое общественное движение нуждается в лидере. Барак Обама и его советники видят в таком качестве добродетельную Америку. Спрашивается: согласны ли с этим Европа, Китай, Индия, Россия и другие, имеющие вес государства, список которых все расширяется? Судя по дискуссиям, идущим вокруг мер по преодолению последствий кризиса, признаков согласия не намечается.

НЕСПОСОБНОСТЬ ЛИДЕРСТВА

На протяжении почти всей своей непродолжительной истории США стремились к духовному, а с начала XX века и политическому лидерству в мире. Средствами достижения всемогущества служили международные институты и односторонние действия. На новейшем этапе речь идет о способности лучше других воспользоваться возможностями, которые, по мнению авторитетных американских специалистов, дает рост значимости сетевых связей.

Все формальные основания – наиболее конкурентоспособная экономика, развитая демократия и наибольшее число личных свобод граждан – у Америки для этого были и есть. Применительно к части требований глобальной информационной и коммуникационной среды огромные преимущества Соединенных Штатов подробно рассматриваются в статье Анны-Мари Слотер на страницах данного издания. Нет только одного – готовности остального мира воспринять такого лидера в принципе. Вне зависимости от его индивидуальных достоинств и количества связей.

Главный вопрос заключается в том, сможет ли Америка смириться с тем, что мировая гегемония – «добрая» или «злая» – одной страны на практике невозможна, пусть даже в теории это и желательно. История не знает таких примеров, хотя помнит множество государств, военные и экономические возможности которых для своего времени были сравнимы (если не превосходили) с современными ресурсами США. В течение последних 18 лет даже такие сравнительно слабые противники, как Европа, Китай и Россия, не позволили Америке выстроить глобальное управление под своим руководством. Вряд ли они дадут сделать это сейчас, когда Соединенные Штаты объективно ослаблены.

Причину провала внешней политики США в период президентства Джорджа Буша-младшего многие российские и зарубежные авторы склонны искать в ошибочной стратегии распространения демократии, в равной степени присущей обоим президентам эпохи «похода за однополярностью» (Бушу-младшему и Биллу Клинтону). Сейчас либеральные прагматики в Вашингтоне даже признают возможность и, более того, необходимость сосуществования держав с разными моделями развития.

Однако целью предлагаемой «стратегии уважения» американские аналитики все равно видят некий «новый, поистине всеобъемлющий порядок». Мысль о том, что порядок был и остается недостижимой формой существования международной системы, им просто не приходит в голову. А если приходит, то заведомо отрицается, хотя вся человеческая история свидетельствует скорее о принципиальной неуправляемости мира, чем о возможности им рулить.

Римская империя выстраивала свой «полюс», завоевывая новые земли. Парфия довольствовалась данью с соседних племен и основные усилия тратила на борьбу с империей цезарей. А просвещенные китайские императоры раздавали правителям сопредельных государств титулы царей и печати, взамен собирая налоги. Никто из них, как, собственно, и державы европейского «концерта» в XIX столетии, не стремился к экспорту в другие культуры собственного внутриполитического устройства. Даже в китайском случае символика подчинения, как отмечают историки, не распространялась далее использования вассалами Поднебесной китайского летоисчисления.

Да и в целом экспансия политической системы на другие культуры как обязательное условие «полюсного» характера той или иной державы не является доказанной. В первую очередь потому, что история никогда (за исключением 70 лет XX века) не была конкуренцией моделей развития.

В свою очередь проповедники либеральной однополярности периода 1989–2001 годов считали распространение модели развития необходимым атрибутом политики полюса системы международных отношений. Исходной точкой их рассуждений является убеждение, что, как писал Фрэнсис Фукуяма, «все остальные аспекты социальной среды человека – религия, семья, экономическая организация, концепции политической легитимности – подвержены исторической эволюции. Международные отношения не должны рассматриваться как навеки застывшие».

Происходит, таким образом, простая экстраполяция «законов» внутриобщественного развития на международную среду. Не случайно Фукуяма в «Конце истории» ссылается на Маркса и Гегеля, а Чарльз Капчан пишет в недавней статье, что даже в плюралистическом мире будущего «либеральная демократия должна конкурировать на рынке идей с другими типами политического устройства».

Конкурировать применительно к идеологической сфере значит стремиться к тому, чтобы вытеснить соперников и занять их место. Отличие от концепции «конца истории» 20-летней давности прослеживается только в ожидаемых сроках окончательной победы одной из конкурирующих моделей над другими. Либо достижение ее безусловного преобладания подобно тому, как операционные системы «Майкрософт» доминируют на фоне «Эппл» и остальных, хотя и признают их существование. Вопрос в перспективе.

Принципиально иным образом соревнование моделей развития воспринимается в Москве. В августе 2007-го министр иностранных дел России Сергей Лавров писал на страницах этого издания, что «предметом конкуренции становятся в том числе ценностные ориентиры и модели развития». Однако российская интерпретация «конкуренции идеологий» основана на стремлении к плюралистическому сосуществованию и даже синтезу разных моделей и отрицает «конец истории».

Наступивший век, который некоторые наблюдатели называют «пост-американским», будет обычным, очередным веком человеческой истории. Единственным исключением в их череде был только что прошедший ХХ, когда международные отношения в какой-то момент действительно превратились в глобальную борьбу идеологий – марксизма и либерализма.

Пока в качестве единственной возможной альтернативы той или иной форме духовного и политического лидерства США рассматривается самоизоляция. Но, учитывая физическую невозможность такой политики в глобализированном XXI столетии, такого выбора у Америки нет. Реальной альтернативой может быть только осознание себя обычным национальным государством, ничем по поведению и образу мыслей не отличающимся от России, Франции или Китая. Либо появится какая-то альтернативная идеология, которая вернет Соединенные Штаты в атмосферу прошлого века.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ВЫБОРА

Структурный подход предполагает, что среди всех возможных конфигураций однополярность наименее устойчива. Она способна обеспечить международной системе весьма низкую степень стабильности. Связано это с неизбежно безответственным поведением гегемона (абсолютная власть развращает абсолютно), распылением его сил, а также подозрительностью и желанием усилиться, которые становятся реакцией остальных.

Однако еще меньшую степень стабильности международной системе может обеспечить процесс непрерывной борьбы, которую ведут все полюса против претендента на единоличное лидерство. Каждый следующий ее раунд требует от страны-претендента и других участников международных отношений новых усилий по наращиванию собственной мощи. Что, в свою очередь, не дает сложиться даже подобию баланса сил.

Неудивительно, что во всех случаях итогом взаимодействия США и других участников системы международных отношений становилось усугубление анархии. Наиболее привычного, впрочем, состояния мировой политики с момента возникновения государства, как такового. Практическим выражением анархии является неспособность управлять основными международными процессами и явлениями не только из одного центра, но даже и коллективно, а также и в рамках существующих институтов и норм. Наиболее серьезная угроза, которую таит в себе такая анархия, – это высокая степень вероятности развязывания войны между полюсами. Ввиду накопленных ракетно-ядерных арсеналов она может иметь трагические последствия для человечества.

Напомню, что преодоление анархического характера международных отношений было наиболее важной задачей установления однополярного мира. Признание принципиальной невозможности решить данную задачу подталкивает к поиску новых решений. Из предлагаемых сейчас вариантов наибольшего внимания заслуживают концепция автономного управления, предложенная либералами в США, и идея коллективного лидерства, достаточно давно продвигаемая частью российского внешнеполитического истеблишмента. В связи с последним подходом Сергей Лавров пишет: «Коллективное лидерство ведущих государств мира, складывающееся в дополнение к международным институтам, прежде всего к ООН, позволяет приблизиться к решению проблемы управляемости в современном мире».

Обе концепции, как российская, так и американская, исходят из признания многополярного – временного или постоянного –характера международной системы. Однако стабильность отношений между полюсами зависит в первую очередь от их способности сдерживать потенциального претендента на мировое господство до того, как он приступит к практическим действиям. И здесь ключевое значение имеет необходимая степень усиления каждого из ключевых игроков.

Несмотря на военно-политические провалы и экономический кризис США, растущие полюса – Индия, Китай, Россия – все равно не смогли нагнать Америку. Но это им, собственно, пока и не требовалось. Многополярная система возникла и выжила в период с 1991 по 2009 год и без активных усилий этих стран по выравниванию показателей своей мощи с американскими. Более того, эта система добилась немалых успехов в деле восстановления своей природной анархичности, весьма небезопасной для малых и крупных государств, провоцирующей, как любая анархия, поиск тоталитарных методов управления.

Однако достаточно ли этих возможностей для придания международным отношениям хотя бы минимальной стабильности? В современных условиях недостающим звеном, отсутствие которого мешает упомянутым игрокам не просто блокировать Соединенные Штаты, а стать равными им, является способность предложить свою модель общественного устройства в качестве цели, на достижение которой должна быть направлена созидательная работа человечества. То есть предложить миру идеологию развития взамен той, от которой Россия с радостью избавилась с крушением СССР.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 декабря 2019 > № 3259994 Тимофей Бордачев

Пресс-конференция по итогам российско-сербских переговоров

Завершив международные консультации, Владимир Путин и Президент Республики Сербия Александр Вучич сделали заявления для прессы и ответили на вопросы журналистов.

В.Путин: Уважаемый господин Президент! Дамы и господа!

Только что завершились переговоры с Президентом Сербии господином Вучичем, которые прошли, как это всегда бывает при наших встречах, в дружественной, конструктивной атмосфере.

Мы подробно обсудили весь комплекс вопросов российско-сербского взаимодействия, обменялись мнениями о ситуации на Балканах, прежде всего вокруг Косово, по другим актуальным региональным проблемам.

Отношения России и Сербии имеют богатую историю, опираются на вековую дружбу, духовную общность, традиции поддержки и взаимопомощи.

Народы наших стран плечом к плечу сражались в годы Второй мировой войны, вместе боролись с нацизмом. Мы глубоко признательны сербским друзьям за сохранение памяти о подвиге отдавших жизнь за Югославию советских воинов, бережное отношение к памятникам, захоронениям русских и советских солдат.

В следующем году будет отмечаться важная для всех нас дата – 75 лет Победы в Великой Отечественной войне. Господин Вучич принял приглашение приехать на торжественные мероприятия, которые пройдут 9 мая в Москве. Мы будем также видеть сербских военных в числе участников парада на Красной площади.

Отмечу, что по всем направлениям сотрудничество России и Сербии носит характер подлинно стратегического партнёрства, поддерживается интенсивный политический диалог. Мы с Президентом Сербии находимся в постоянном тесном контакте.

На хороший уровень вышло российско-сербское экономическое взаимодействие. В 2018 году двусторонняя торговля составила 2,1 миллиарда долларов. В январе-сентябре взаимный товарооборот вырос ещё на девять с половиной процентов. Российские капиталовложения в сербскую экономику превысили четыре миллиарда долларов.

В числе крупнейших инвесторов – наша энергетическая компания «Газпромнефть», которая вложила в дочернюю фирму «Нефтяная индустрия Сербии» около трёх миллиардов долларов и до 2025 года намерена инвестировать ещё 1,4 миллиарда долларов.

Россия является крупнейшим поставщиком газа в Сербию. Объём экспорта газового топлива сербским потребителям в прошлом году превысил два с половиной миллиарда кубических метров.

Сербия подключилась к строительству газотранспортной системы, являющейся наземным продолжением газопровода «Турецкий поток» в южной Европе. Укладка труб по сербской территории будет закончена в ближайшие недели.

Достигнута договорённость об увеличении мощности расположенных в Сербии подземных газовых хранилищ – с 750 миллионов кубических метров до двух миллиардов кубических метров.

Убеждены, что реализация этих масштабных энергетических проектов поможет заметно укрепить энергобезопасность не только Сербии, но и всего Балканского региона, да и Европы в целом.

Компании из России оказывают содействие развитию транспортной инфраструктуры Сербии. В частности, при участии РЖД ведётся модернизация сербских железных дорог, создаётся современный диспетчерский центр, который позволит существенно повысить скорость и эффективность перевозок.

Российская сторона предлагает помощь по обновлению авиапарка сербского национального перевозчика Air Serbia. При этом мы готовы не только поставлять самолёты отечественного производства, но и организовать в аэропорту Белграда региональный центр технического обслуживания и ремонта российской авиатехники.

В Сербии успешно работают и «Сбербанк», и страховая компания «Согаз», которые предоставляют широкий спектр финансовых услуг физическим и юридическим лицам, сопровождают деятельность российских и сербских предприятий в области энергетики и транспортной инфраструктуры.

В свою очередь сербские компании широко представлены в российской экономике в таких отраслях, как строительство и производство стройматериалов, выпуск лекарственных средств, продуктов питания и продовольствия, оказание туристических услуг.

Россия и Сербия развивают сотрудничество в военной и военно-технической сферах, поддерживая приверженность сербской стороны военно-политическому нейтралитету, наша страна оказывает содействие в укреплении обороноспособности Сербии. Компании российского ВПК не только поставляют сербским партнёрам современное вооружение, но и наладили тесную производственную кооперацию.

Представители Вооружённых Сил Сербии на ежегодной основе участвуют в Международных армейских играх России, совместных учениях, конференциях по вопросам безопасности. В сербском городе Ниш действуют современные гуманитарные центры, занимающиеся оказанием помощи в преодолении последствий стихийных бедствий и чрезвычайных ситуаций.

Традиционно важным направлением нашего партнёрства является взаимодействие в культурной сфере: на регулярной основе проводятся обмены выставками, гастроли исполнителей и творческих коллективов, фольклорные фестивали.

Россия оказывает содействие в оформлении внутреннего убранства храма святого Саввы в Белграде. До конца года будут завершены работы над его алтарной и центральной частями. В скором времени Сербии будет передана и хранящаяся в России ценнейшая сербская реликвия — манускрипт Мирославово Евангелие.

В контексте состоявшегося у нас обсуждения положения дел на Балканах хотел бы подчеркнуть, что Россия, как и Сербия, придаёт большое значение обеспечению стабильности и безопасности в этом регионе. Ведём содержательный диалог со всеми балканскими государствами, стремясь содействовать формированию атмосферы добрососедства и взаимопонимания, снижению конфликтного потенциала в этой части европейского континента.

Что касается ситуации вокруг Косово, то наша позиция остаётся неизменной: основой для урегулирования должна оставаться Резолюция 1244 Совета Безопасности Организации Объединённых Наций, в которой зафиксированы фундаментальные принципы мирного разрешения косовского кризиса. В их числе уважение суверенитета и территориальной целостности, а также адекватное обеспечение законных интересов всех этнических групп, составляющих население региона.

При этом Россия готова поддержать возможные компромиссные решения косовской проблемы, если таковые будут достигнуты между Белградом и Приштиной. Мы, безусловно, поддержим позицию Сербии.

В заключение хочу ещё раз отметить, что состоявшиеся у нас с господином Вучичем переговоры были весьма полезными и содержательными. Их результаты, без сомнения, послужат дальнейшему укреплению российско-сербской дружбы и стратегического партнёрства.

Благодарю вас за внимание.

А.Вучич (как переведено): Уважаемый господин Президент! Уважаемые господа министры! Дамы и господа! Журналисты!

Я должен выразить большую благодарность Президенту Владимиру Владимировичу Путину за гостеприимство, за время, которое он в своём плотном графике нашёл для одной небольшой страны, каковой является Сербия, но это говорит о его величии, его отношении, его уважении к нашему народу.

Хочу проинформировать граждан Сербии, что у нас были очень хорошие переговоры, очень содержательные, и как Президент нашей страны я очень доволен результатами. Я благодарен Президенту Путину за его личный вклад в то, чтобы наши отношения были очень хорошими.

Благодарен ему за многое, за всё, что он делал для Сербии в прошлом. Потому что мы в Сербии больше ценим Путина, нежели чем мы ценили каких–то предыдущих лидеров. Пусть русские на нас за это не сердятся. Мы считаем, что если бы в 1999–м решал Путин в России, то нас и бомбить бы никто не стал.

Мы также никогда не можем забыть 2015 год, когда нас Путин спас от клейма позора на лбу в случае, если бы нас объявили в СБ ООН геноцидным народом.

Что же касается рациональной части нашего политического, экономического и культурного сотрудничества, это замечательно, я бы даже сказал отлично. Политическое сотрудничество таково, что мы рассчитываем на поддержку России во всех международных организациях, институтах и формах, но и Россия может всегда рассчитывать на нашу поддержку.

Не существует документов, по которым бы Россия голосовала, они были бы против интересов Сербии. Но также нет ни одного документа, за который бы Сербия голосовала, а там бы, не дай бог, было что–то против интересов Российской Федерации.

Мы благодарны за поддержку международного права, также благодарны за поддержку Сербии по вопросу Косово и Метохии, сохранения территориальной целостности Сербии. Я сказал Президенту Владимиру Владимировичу Путину о моих надеждах в будущем по вопросам переговоров с албанской стороной, прежде всего имея в виду их заявление, их анонсы, ну и попытки дополнительным давлением вытрясти из нас признание независимости. Для Сербии это нереально, это невозможно, это не случится. И я благодарен Российской Федерации и Президенту Путину за то, что он оказывает нам постоянно на этом направлении твёрдую поддержку.

Также по всем другим политическим вопросам у нас исключительно хорошее сотрудничество. И то, что мы сегодня особенно рассматривали, и для Сербии это очень важно, это наше экономическое сотрудничество. Наш торговый обмен растёт с каждым годом, и я верю, что и в 2020 году он будет уже выше, нежели в 2019 году.

Хотел бы поздравить вас с окончанием строительства газопровода «Сила Сибири». Мы всегда радуемся вашим успехам, а это огромное событие для всего мира. И в соответствии с этим у нас в Сербии маленькая проблема, это касается снабжения нас газом, мы не знаем, как будет всё дальше.

И я должен сегодня успокоить людей в Сербии, что я получил уверения от Президента Российской Федерации господина Путина и от господина Миллера, что мы всегда сможем покупать дополнительное количество газа с территории других стран и что первый и второй квартал следующего года мы можем встретить с определённой уверенностью вне зависимости от того, как будут развиваться переговоры России и Украины.

И я, честно говоря, сейчас сам спокойнее чувствую, даже не могу скрыть улыбку. Спасибо Президенту Путину, спасибо нашим русским друзьям за это.

Мы также разговаривали о многочисленных инфраструктурных проектах. Мы говорили, что «Силовые машины» отлично работают на «Джердапе», РЖД потрясающие работы делают, исключительные работы в Сербии. Мы получили новый кредит в 182 миллиона евро. Мы даём из бюджета 57 миллионов евро для трёх проектов: 90 миллионов мы вкладываем в новые куски железной дороги; 120 миллионов — в диспетчерский центр и новые части железной дороги до границы с Черногорией. Мы строим совершенно современную железную дорогу на этом направлении, мы всё это делаем с нашими российскими партнёрами, и для нас это имеет огромное значение.

То, что я хотел бы также добавить, что в сфере культуры, помимо письма патриарха, которое я передал Президенту Российской Федерации, я хотел бы поблагодарить российскую сторону за помощь в строительстве для нас величественного храма святого Саввы в Белграде, и центральная часть будет скоро завершена. Я пригласил Президента Путина, мы вложим ещё деньги, считаем, что до конца следующего года всё будет закончено. Я пригласил Президента Путина приехать к нам.

Я с большой честью принял приглашение присутствовать на Дне Победы в Москве, это огромная честь для нас, особенно для народов, которые принадлежали к антифашистской коалиции и которые сегодня не хотят позволить перекраивания истории.

Особенно хочу поблагодарить Президента Путина за то, что он уважает независимость Республики Сербия, уважает наш суверенитет и наше право самим принимать решение. Сербия находится на европейском пути, но Сербия подписала и торговое соглашение с Евразийским экономическим союзом.

И несмотря на то, что Сербия на европути, мы не будем снижать объём сотрудничества и не будем становиться меньшими друзьями с Россией. Более того, мы никому не позволим вмешиваться в наши отношения с Российской Федерацией.

Мы нашу дружбу будем беречь, культивировать, нашу близость мы будем защищать, наше братство мы будем взращивать и дальше. Никто не может у нас это отнять, несмотря на все попытки. Многочисленным представителям разных стран я говорил это и сегодня говорил Президенту, когда ко мне они приезжают и говорят: что тебе с этой России? Я им всегда говорю, что я горд и для меня огромная честь, что такой человек и такой лидер, как Путин, находит время для меня, для нас, а то, что вы все говорите, всё, что вы ждёте от Путина, это нормально, а я жду меньше, а это говорит о том, что нас уважают больше, чем вас, и видеться мы будем ещё чаще.

Так что мы своё сотрудничество с Российской Федерацией продолжим, несмотря на всё то, что бы кто ни говорил. И мы уверены, что это будет на пользу и на благо и русского, и сербского народа.

Спасибо ещё раз.

Вопрос (как переведено): Вопрос Президенту Сербии. Господин Президент, Вы вчера сказали, что будете проводить реформу армии и что сейчас Вы приостановите закупку вооружений. В каком направлении идёт военное сотрудничество с Российской Федерацией? И Вы сейчас говорили о договоре по газу. Хотят ли граждане Сербии получить достаточно газа?

А.Вучич: По второму вопросу я уже ответил. У граждан Сербии будет достаточно газа благодаря сегодняшней встрече, и то, что нам сказал господин Президент Путин. Я счастлив, что мы этот газ регулярно оплачиваем.

Хочу гражданам России сказать, я шесть лет назад был здесь, в Сочи. Нас принял Президент Путин. Во–первых, Сочи не похож на тот город, который был шесть лет назад. Я поздравляю с потрясающими результатами — абсолютно другой город, в десять раз красивее, чем в то время.

Газ — мы решили.

Что касается армии, у нас отличное сотрудничество. У нас огромное количество совместных мероприятий, у нас отличное военно-техническое сотрудничество. Благодарю Министра Шойгу за поддержку нашей армии. Мы разговаривали об этом. Мы уже купили много важных и нужных вещей. Президент Путин мне посоветовал, когда мы были на параде в День Победы, что купить. Я послушался этого совета. И это сейчас должно приехать к нам в Сербию. Но подождите, не торопитесь, в соответствии с нашими финансовыми возможностями. Но всё это идёт хорошо. Я благодарен всем. У нас нет никаких проблем по вопросам этого сотрудничества.

Я только прошу вас в Сербии, посмотрите, я не буду ссылаться на слова наших русских друзей, посмотрите, как раньше наша армия выглядела, а как сейчас она выглядит, шесть лет назад и сейчас. Поэтому я очень горжусь, очень доволен нашим сотрудничеством.

Вопрос: Я хотела бы вернуться к сотрудничеству в сфере энергетики. Сербия станет транзитёром по «Турецкому потоку». Хотелось бы уточнить, готова ли Россия и Сербия к тому, что с 1 января транзит газа через Украину может быть прекращён? Какие есть альтернативные пути поставок?

Насколько реализация этого проекта приведёт к сокращению поставок газа в Сербию и в Европу вообще? В Сербию, наверное, не приведёт, а в Европу, скорее, насколько сократятся поставки газа? Рассматривается ли сценарий, при котором Сербия может отказаться от участия в этом проекте под давлением третьих стран? Было ли такое давление со стороны США?

Господин Вучич, есть ли уже понимание, какие объёмы российского газа может закупать Сербия по «Турецкому потоку» и какой объём может транзитировать?

В.Путин: Только попрошу Вас уточнить.

Я не понял, что значит по поводу сокращения возможных поставок? Это в связи с чем? Какое сокращение, о чём Вы говорите? У нас только увеличение, у нас исторический максимум в этом году поставок в Европу. О каком сокращении идёт речь? Не понимаю…

Вопрос: Могут ли сократиться поставки газа в Европу в связи с прекращением транзита через Украину?

В.Путин: Во–первых, Вы не могли этого не слышать, я постоянно повторяю, что мы готовы сохранить украинский транзит. Мы ведём сейчас переговоры об этом в Вене. Это никакой не секрет.

Правда, условия, которые нам предлагают возможные украинские транзитёры, экономически неприемлемы для нас пока. Но я надеюсь, что это запросная позиция, удастся как–то позиции согласовать — первое.

Второе — Сербия будет обеспечена газом в любом случае по различным другим маршрутам. (Аплодисменты.)

Вопрос, который сегодня обсуждался, вопрос увеличения поставок в Сербию. В связи с ростом экономики увеличиваются потребности Сербии в первичном источнике энергии. Хочу с этим поздравить сербское руководство и Президента Сербии, потому что действительно мы видим: в связи с ростом экономики растёт и потребление, прежде всего в промышленности, промышленность растёт.

Без украинского транзита сможем ли мы прямо в ближайшее время обеспечить увеличение? Это вопрос, который мы обсуждаем.

Что касается возможного участия Сербии в транзите российского газа через «Турецкий поток», да, это возможно. Об этом, собственно говоря, все наши партнёры на Балканах, в Восточной Европе ставят этот вопрос. Мы готовы.

Сербский участок газопровода от границы Болгарии до Венгрии почти готов, там 90 процентов уже уложено труб, 85 процентов уже готовы, они уже в траншеях лежат, вопрос в перекачивающих станциях. Это вопрос нескольких недель. Но то, что мы видим, несмотря на многократные заверения, несмотря на многократные просьбы к российской стороне обеспечить поставку нашего газа через Турцию в Болгарию, мы видим, что болгарская сторона, как это ни печально и ни странно звучит, сознательно затягивает реализацию проекта на своей территории. Я хочу об этом сказать прямо и публично.

Много раз руководство Болгарии обращалось с просьбой после того, как они сорвали «Южный поток», во что бы то ни стало реализовать «Турецкий», но и здесь, видимо, под давлением со стороны они выстраивали такую неспешную работу.

Ну посмотрим, как дальше будет реализовываться этот проект по болгарской территории. Если болгары не хотят, не болгары, а болгарское руководство, мы найдём другие пути реализации наших возможностей по югу Европы.

С Сербией у нас много и других проектов в сфере энергетики, это не только поставки газа. Как я уже говорил, наша нефтегазовая компания работает активно, она самый крупный инвестор, я уже сказал об этом, будет увеличивать свои инвестиции. Есть у нас и планы в области других первичных источников, в том числе мы готовы обсуждать и альтернативную энергетику.

В общем, мне кажется, что это направление взаимодействия у нас имеет очень хорошие перспективы.

А.Вучич: Мы на сегодняшней встрече долго обсуждали этот вопрос, и, конечно, я очень доволен тем, что сказал Президент Путин. И для нас самая важная новость, что Президент сказал, что в любом случае Сербия получит газ. Это большая новость для наших людей. И для нас это была трудная, тяжёлая ситуация.

Конечно, ещё раз хотел бы выразить благодарность и признательность Президенту Путину за постоянную и однозначную поддержку Сербии и сербского народа.

Надеюсь, что в следующем году он будет в Сербии и будет вместе с нами открывать храм святого Саввы, который один из самых важных и самых больших православных храмов в мире.

Ещё раз большое спасибо за сегодняшнюю встречу, за то, что Вы нашли время в плотном графике встретиться с нами.

До скорой встречи, господин Президент!

В.Путин: Спасибо.

А.Вучич: Спасибо Вам.

Сербия. Россия. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > kremlin.ru, 4 декабря 2019 > № 3219723 Владимир Путин, Александр Вучич

Начало российско-сербских переговоров в узком составе

В.Путин: Уважаемый господин Президент! Уважаемые друзья!

Добро пожаловать в Россию! Мы очень рады вас видеть. Спасибо за то, что приняли наше приглашение.

Наши отношения развиваются весьма позитивно. Наше стратегическое партнёрство подтверждается ежедневной работой. Это касается и политической сферы, это касается нашего взаимодействия в области безопасности, в сфере экономики.

В прошлом году товарооборот вырос на два процента, а за январь—сентябрь текущего года свыше девяти процентов. Активно работает межправкомиссия и другие институты, созданные специально для развития наших связей. Всё это, надеюсь, обсудим в ходе Вашего визита.

Добро пожаловать!

А.Вучич: Уважаемый господин Президент! Дорогие друзья!

Очень рад новой встрече с вами. Большое спасибо за тёплые слова, за ваше гостеприимство здесь, в Сочи. И Вам, дорогой друг, большое спасибо, что, несмотря на плотный график, Вы нашли время встретиться с нами. И конечно, это большая честь для меня, для нас.

Каждая встреча с Вами имеет большое значение для нашей страны, для Сербии. Ещё раз хотел бы высказать Вам большую признательность за постоянную поддержку Сербии, сохранение нашей территориальной целостности, независимости, суверенитета, за Вашу поддержку на международном уровне.

Мне надо Вам сказать, что я не оптимист по поводу, как мы это скажем, окончательного решения, которое бы стало компромиссом между Белградом и Приштиной. Но, как Вы уже сказали, мы эту тему обсудим вместе.

Надо также сказать, что экономическое сотрудничество, товарооборот растёт каждый год. Кроме того, мы много вместе сделали по строительству газопровода. Практически мы закончили газопровод через Сербию.

Это огромная инвестиция, большой шанс для развития нашей страны и, конечно, для надёжного будущего нашего народа.

Должен подчеркнуть, что мы много делаем вместе с компанией РЖД, которая является профессиональным, ответственным и серьёзным сотрудником и партнёром Сербии.

И конечно, большое спасибо Вам, уважаемый Президент, большое спасибо, господин Шойгу, за уровень нашего военно–технического сотрудничества. Думаю, что нам многое надо сделать в будущем.

Мы всё ещё вспоминаем с теплотой Ваш исторический визит в Сербию, в Белград, потому что Вы дали мощнейший толчок дальнейшему развитию наших отношений. Мы приглашаем Вас в ближайшее время посетить Сербию ещё раз.

И у меня есть письмо нашего патриарха Сербского, господина Иринея, для Вас.

Спасибо ещё раз! И всего доброго желаю русскому народу и Российской Федерации.

В.Путин: Спасибо. Мы в свою очередь ждём Вас в мае следующего года в Москве.

А.Вучич: Спасибо за приглашение.

Число жертв разрушительного землетрясения в Албании возросло до 18, сообщил портал издания Albanian Daily News.

Землетрясение магнитудой 6,4 произошло во вторник неподалеку от столицы Албании Тираны. По данным сейсмологов, за ним последовала череда афтершоков магнитудой выше 5. Президент Илир Мета посетил раненых в центральном госпитале Тираны и назвал ситуацию драматической. Согласно последним данным, пропавшими без вести в городе Дуррес в Албании остаются полтора десятка человек.

"Как минимум 18 человек погибли, еще больше пропало без вести и более 600 пострадали при сильнейшем землетрясении утром во вторник", - сообщило издание.

Влиятельный албанский канал Top channel указывает на неофициальную цифру в 20 погибших, ссылаясь на данные своих журналистов с мест обрушения зданий. Власти продолжают поиск пропавших под развалинами.

"Люди выбегали на улицу прямо в пижамах": землетрясение в Албании

По данным албанского премьера Эди Рамы, число людей, спасенных из-под завалов, достигло 28 человек. Он сообщил, что спасатели из Италии, Греции, Франции, Турции, Сербии, Черногории и самопровозглашенного Косово примут участие в поисках на земле.

По данным местных СМИ, сильнее всего подземные толчки ощущались в Тиране, а также в городе Дуррес, который расположен ближе всего к эпицентру землетрясения. Несколько зданий обрушились, под завалами еще могут находиться люди.

Посольство РФ в Албании сообщило, что информация о пострадавших российских гражданах не поступала, сотрудники диппредставительства не пострадали.

Угроза с Юга

Николай Патрушев провел ежегодный "Совбез" СНГ

Текст: Иван Егоров

Секретари советов безопасности стран СНГ в среду на ежегодной встрече в Москве обсудили американское вмешательство во внутренние дела суверенных государств.

Кроме того, речь шла о последствиях для всей системы мировой стабильности выхода США из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, а также об агрессивной стратегии США в области кибербезопасности. Отдельно участники встречи обсудили борьбу с терроризмом, афганское и сирийское урегулирование, а также химические и биологические угрозы.

Началась встреча секретарей символично - с возложения цветов к Могиле Неизвестного Солдата в Александровском саду. С темы исторической памяти начал свое выступление уже на встрече с коллегами и секретарь Совбеза России Николай Патрушев. По его словам, организаторы процесса фальсификации истории пытаются отнять у народов стран СНГ память о героическом прошлом и оставить их без будущего.

"Путем фальсификации истории, уничтожения памятников героям войны организаторы этого процесса стремятся переформатировать нашу память, принизить историческую роль России и стран СНГ как гарантов стабильности в Евразии", - заявил Патрушев. Обращаясь к коллегам из Содружества, он еще раз подчеркнул, что "наш священный долг - защитить историческое наследие Победы от искажений и спекуляций и передать эту вахту потомкам".

К секретарям совбезов обратился замглавы МИД России Сергей Рябков. Он еще раз подробно остановился на том, как США целенаправленно занимаются уничтожением сложившейся системы стратегической стабильности и ставят мир на грань катастрофы. Он напомнил, что размещенные в Польше и Румынии установки американских противоракет при использовании в них крылатых ракет покрывают всю территорию Белоруссии и центральную часть России. В то же время, как заявил Рябков, окончательного разрушения основ стратегической стабильности Россия допустить не может. Именно поэтому, по его словам, Владимир Путин призвал США и их союзников проявить встречную сдержанность в ракетном вопросе. В свою очередь замминистра иностранных дел призвал коллег по СНГ также проявить активность и твердую позицию и поддержать Россию в ее миролюбивой позиции.

Возвращаясь к теме вмешательства в дела суверенных государств, Николай Патрушев напомнил, что США в своей погоне за мировым лидерством свыше 130 раз вмешивались в дела порядка 50 стран с использованием военной силы. В то же время случаев давления на страны с использованием так называемой мягкой силы и санкционной политики со стороны США - на порядок больше. В качестве примера такого давления Патрушев привел Сербию.

Это подтвердил и специально приглашенный на встречу заместитель председателя правительства - министр внутренних дел Сербии Небойша Стефанович. Он подробно рассказал о тех трудностях, которые испытывает республика, пытаясь проводить независимую от Запада и США политику. Особенно хорошо, по его словам, это видно на примере признания коллективным Западом независимости исконно сербских Косова и Метохии.

Еще один иностранный докладчик - советник президента Афганистана по национальной безопасности Хамдулла Мохиб - также коснулся долгосрочного присутствия на территории страны иностранного контингента. Наличие которого не помешало объединится "Аль-Каиде" и ИГИЛ (организации запрещены в РФ) и усилить свои позиции в стране. По данным спецслужб, в последнее время активизировались террористические организации на севере Афганистана, которые планируют экспансию в страны СНГ с помощью боевиков из числа граждан Содружества, которых насчитывается несколько тысяч. Естественно, что в связи с этим первостепенной задачей становится обеспечение безопасности южных границ СНГ.

Как сообщил коллегам заместитель секретаря Совбеза РФ Юрий Коков, проблему составляют и те граждане СНГ, которые выехали для участия в боевых действиях на Ближнем Востоке. По его данным, из стран Содружества за эти годы присоединились к боевикам в Сирии около 10 тысяч человек, при этом около тысячи из них вернулись обратно. При этом он призвал обратить особое внимание на то, что жены и дети - члены семей боевиков - граждан СНГ подверглись профессиональной идеологической обработке и могут быть использованы по возвращении как живые мины замедленного действия.

Еще одна тема, которая, по словам Николая Патрушева, вызывает особую озабоченность, - это деятельность Пентагона по созданию по всему миру, прежде всего в странах СНГ, биологических лабораторий, в которых проводятся исследования инфекционных заболеваний и может создаваться биологическое оружие.

Глава Роспотребнадзора Анна Попова, выступая с докладом по современным биологическим угрозам, сказала, что не хочет никого обвинять, но показала карту, на которой обозначены более 200 американских биологических лабораторий по всему миру. И вторую карту - где были обозначены очаги опасных заболеваний и вирусов за последние годы в разных странах. Так вот - карты странным образом совпали.

Россия. СНГ > Армия, полиция > rg.ru, 21 ноября 2019 > № 3202774

Выступление и ответы на вопросы Министра иностранных дел Российской Федерации С.В.Лаврова на рабочей сессии «Мастер-класс» II Парижского форума мира, Париж, 12 ноября 2019 года

Спасибо за то, что пришли на эту рабочую сессию.

В целях экономии времени мое вступительное слово будет коротким.

Наиболее острые вопросы международной повестки обсуждаются в последнее время достаточно подробно. Я стараюсь внести свой вклад. Имею в виду и мое выступление 27 сентября с.г. на общеполитической дискуссии 74-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке. Текст выступления с переводом на английский и французский языки опубликован на сайте Министерства иностранных дел России. Поэтому я лишь вкратце резюмирую наши оценки происходящего в мире.

Несомненно, мир меняется. Эти изменения займут длительный исторический период. Их суть – в многополярности. Сегодня понятие мультилатерализма используется в качестве слогана. Какую бы терминологию не применять – полицентричный мир, многополярный мир, многосторонний мир – суть от этого не меняется. Никто – ни отдельное государство, ни группа стран наподобие той, что мы называем «историческим Западом» – не может управлять миром в одиночку. На наших глазах возникают новые центры экономического роста, финансового могущества и политического влияния: Китай, Индия, Бразилия и другие страны Латинской Америки, африканские государства. Они расправляют плечи и скоро (по историческим меркам) определенно потребуют большего влияния на международные дела.

Поэтому ключевые вопросы международной повестки больше не обсуждаются в «Группе семи». А девять лет назад была снова активизирована «Группа двадцати» с тем, чтобы предоставить больше возможностей странам из других регионов планеты, помимо ЕС и США. Это очень здоровая тенденция, потому что, чем больше центров силы, тем более устойчивой будет выглядеть международная ситуация.

Естественно, наши западные друзья не в восторге от этого. На протяжении свыше пяти веков они доминировали в политической, экономической, культурной жизни на этой планете, определяли ее цивилизационное развитие. Они пытаются затормозить этот процесс и всячески усложнить наступление этой объективной реальности. Одно из проявлений этой позиции – новая концепция: вместо того, чтобы ссылаться на международное право, как мы это делаем на протяжении многих лет, они призывают всех уважать «порядок, основанный на правилах». Что это значит? Когда это отвечает интересам Запада, право народов на самоопределение, к примеру, объявляется неоспоримым, а когда нет – незаконным. Давайте сравним ситуацию в Косово и Крыму. В Крыму был проведен референдум. В Косово никакого референдума не было, но этот край был немедленно признан независимым государством большинством западных стран.

Другой пример того, как «правила» применяются в реальной жизни, – положение дел в ОЗХО. В соответствии с Конвенцией о запрещении химического оружия (КЗХО) создан Технический секретариат ОЗХО, уполномоченный отвечать на официальные запросы государств-членов, когда они хотят выяснить, были применены запрещенные вещества или нет. И точка. Никаких других функций у него нет. Западные государства путем голосования наделили Технический секретариат функциями Совета Безопасности ООН: не только устанавливать, были или нет применены запрещенные вещества, но и для того, чтобы определять виновных, указывать на тех, на кого они хотят возложить вину. Это кардинальное перекраивание самой Конвенции. Чтобы ее изменить, необходимо внести поправки, согласовать их, после чего проводится процедура ратификации всеми участниками.

Это был очень печальный «выворот» в поведении западных государств, которые в интересах политической целесообразности нарушают международное право, вводят правила, создаваемые ими же самими, которые могут меняться от случая к случаю.

В этом же ряду – развал Совместного всеобъемлющего плана действия по урегулированию вокруг иранской ядерной программы (СВПД), абсолютное неприятие США всех международных решений по Палестине, игнорирование решений Совета Безопасности ООН, которые уже стали частью международного права, экстерриториальное применение американского законодательства. Этот список можно продолжить.

Наша позиция заключается в том, что мы должны принять реальное положение вещей. Мы не можем игнорировать интересы отдельных групп стран, в том числе стран Запада. Но Запад должен оставить попытки примерить на себя образ судьи и обвинителя последней инстанции. Полагаю, что необходимо вести и поддерживать очень здравые дискуссии в формате «Группы двадцати». Там сейчас представлены страны «Группы семи», БРИКС, другие развивающиеся регионы, которые не входят в БРИКС – это весьма представительная компания. Думаю, не случайно «Группа двадцати», которая была изначально создана для решения ключевых финансово-экономических проблем, все больше обсуждает политические вопросы, стоящие перед международным сообществом.

По существу, это призвано компенсировать недостаточное продвижение в вопросе реформирования Совета Безопасности ООН. Страны, которые хотят, чтобы их голос в мировых политических дискуссиях был услышан, разделяют точку зрения, что «Группа двадцати» представляет собой площадку, где это было бы возможно. Это не означает, что мы должны забыть про реформу Совета Безопасности ООН. Основным недостатком работы СБ является недопредставленность развивающихся стран. Мы сможем решить эту проблему, только увеличив представленность стран Азии, Африки, Латинской Америки. Усиление представленности стран Запада не решит вопрос и не будет иметь никакой добавленной стоимости. Хотел бы обратить Ваше внимание, что в любой конфигурации Совета Безопасности ООН Запад сохраняет за собой по крайней мере одну треть мест, иногда больше.

Я призываю к дискуссии, в ходе которой будет признано, что триумфально провозглашенного «конца истории» после развала Советского союза не произошло, история жива и чувствует себя весьма неплохо, а предсказание Ф.Фукуямы о вечном доминировании Запада не сбылось. Эта реальность уже признается и в многочисленных аналитических работах, и в недавних заявлениях Президента Франции Э.Макрона, в его интервью. Давайте обсудим, куда мы движемся.

Вопрос: Если подвести итог Вашего выступления, можно ли сказать, что во всем нужно винить Запад?

С.В.Лавров: Нет, не во всем. Лишь в его собственных ошибках.

Вопрос: Начну с вопроса о Сирии. При всем понимании намерений и целей, Россия действительно стала одним из ключевых игроков на Ближнем Востоке, не только в Сирии. Недавно я услышала, как кто-то назвал Россию «шерифом Ближнего Востока». Развивая эту метафору, нужно сказать, что Ваша страна теперь несет ответственность за то, чтобы «в городе было безопасно». Чем больше сила, тем выше и ответственность, как мы знаем со времен фильма о «Супермене». Так вот, готова ли Россия обеспечивать общественное благо на Ближнем Востоке и в Сирии, в частности?

С.В.Лавров: Подобная ментальность шерифов, мировых полицейских – это западное изобретение. Такая логика не применима к тому, что мы наблюдаем в Сирии. Не стоит забывать, что кризис в этой стране начался на фоне многочисленных преступлений, совершавшихся на Ближнем Востоке, причем не нами.

Возьмем вторжение в Ирак. В 2003 г. было объявлено о победе демократии в этой стране – кто-то вспомнит сейчас эти громогласные заявления Дж.Буша-мл.? Посмотрите на то, что сегодня происходит в Ираке. К слову, «Аль-Каида» появилась на свет после того, как американцы в 70-80-х гг. прошлого века начали оказывать поддержку афганским моджахедам в расчете на то, что смогут их контролировать после вывода оттуда советских войск. На деле же была создана «Аль-Каида», которая бумерангом ударила по самим же американцам 11 сентября 2001 г. Аналогично в Ираке после вторжения США в 2003 г. спустя несколько лет было создано «Исламское государство». Абу Бакр аль-Багдади был выпущен из американской тюрьмы и возглавил этот ужасный халифат. Агрессия против Ливии и впоследствии против Сирии произвели на свет реинкарнации «Аль-Каиды» - группировку «Джабхат ан-Нусра», «Хейат Тахрир аш-Шам» или как они себя еще называют.

Агрессия против Ливии породила сразу несколько волн терроризма в направлении сахаро-сахельского региона и незаконной миграции – в сторону Европы. Это конкретные результаты авантюр против Ирака, Ливии и Сирии. И когда ИГ уже было в шаге от того, чтобы смести сирийское правительство, когда террористы дошли до пригородов Дамаска, когда Президент Сирии Б.Асад обратился к нам за помощью, да – мы помогли, и я полагаю, что поступили абсолютно правильно. Ведь в настоящий момент, за исключением провинции Идлиб и некоторых территорий на восточном берегу Евфрата, террористы более не контролируют эту страну, а легитимное правительство вновь управляет государством.

Вопрос: Некоторые утверждают, что поддержка, оказываемая режиму Б.Асада, толкает сирийских суннитов в объятия радикальных сил, экстремистов из «Джабхат ан-Нусры» и других. Что Вы об этом думаете?

С.В.Лавров: Нам приходится иметь дело с тем, что мы получили в наследство после ухода из Сирии французов. Ведь именно Франция стала архитектором действующей в Сирии системы организации власти. Это данность. У нас никогда не было колоний, но нам пришлось иметь дело с последствиями колониального периода.

Взгляните на постколониальные границы между государствами в Африке, включая страны Магриба, - это прямые линии, разделяющие различные этнические и религиозные группы. В следующем году мы будем отмечать 60-летие Декларации, принятой Генеральной ассамблеей ООН, предоставившей независимость колониям и народам. Мы обязательно вспомним о том, как эта Декларация принималась, и какие вопросы остаются нерешенными. Поскольку некоторые государства не получили независимость в той мере, как это было предписано ГА ООН.

Сейчас некоторые говорят, что не стоит вспоминать колониальное прошлое, а нужно жить сегодняшним днем. Но многие, в т.ч. в Европе, хотят пересмотреть вопросы, относящиеся к периоду окончания Второй мировой войны – за двадцать лет до деколонизации. А это ведь куда более молодой феномен. Этот факт нельзя игнорировать, как и необходимость анализа всех аспектов процесса деколонизации и того, что некоторые народы все еще остаются под контролем метрополий – это все еще открытый вопрос.

Возвращаясь к Сирии. Многие сунниты стали частью системы. Они активно участвуют в бизнес-процессах и государственном управлении. Я далек от мысли, что многие сунниты хотели бы сместить действующее правительство и броситься в объятия террористов.

Вопрос: И нет никаких опасений, что Россию будут рассматривать в качестве новой колониальной державы на Ближнем Востоке?

С.В.Лавров: Нас пригласили туда, в отличие от США, Франции, ФРГ и других членов т.н. анти-террористической коалиции, которые присутствуют на территории Сирии незаконно. Нас пригласило легитимное правительство, но не думаю, что это вписывается в определение колониализма.

Вопрос: Как Вы оцениваете происходящее в Ираке (в контексте революции или того, как Вы называете эти события) и Ливане? Поддерживает Россия эти процессы или противодействует им? Как Вы считаете, полезны ли они для эволюции этих стран?

С.В.Лавров: Не поверите, только вчера я обсуждал эту тему. Мы привыкли, что нас считают причастными ко всему, что происходит в мире: отравление в Солсбери, «брекзит», ситуация в Каталонии. Недавно нас упомянули среди тех, кто вмешивается в ситуацию в Чили, из-за которой отменили саммит АТЭС. Поэтому мне было интересно, почему нас не упоминают в контексте событий в Ираке, Ливане и теперь еще в Боливии. Каким-то образом нас еще не обвинили в организации переворота в Боливии. И это странно. Что-то все-таки происходит в головах тех, кто обычно формирует геополитическую повестку дня.

Я считаю, что происходящее в Ираке очень печально. Жаль наблюдать Ливан в таком неустойчивом положении. Но не забывайте, что в Ираке люди все еще пытаются оправиться от последствий американской оккупации и безрассудной политической инженерии, которую в Ираке проводил П.Бремер, выкидывая отовсюду членов партии «Баас». Кстати говоря, лучшие бойцы ИГИЛ – бывшие офицеры армии С.Хусейна, которых П.Бремер лишил работы. Как сказал У.Черчилль, американцы всегда поступают правильно, но после того, как перепробуют все остальные варианты. В Ливане мы поддерживаем усилия С.Харири по формированию нового правительства. Но насколько я понимаю, идея его и ряда его соратников состоит в том, чтобы создать правительство технократов без каких-либо политических образований. Не думаю, что в реалиях Ливана это возможно.

Вопрос: Россия играет важную роль на Ближнем Востоке особенно в том, что касается поддержки в конфликтах тех, кто ищет союзника против США. Это в определенной степени позволяет говорить о том, что Россия оказывает помощь тем, кто служит ее интересам в противостоянии с США. Так ли Вы оцениваете действия России на Ближнем Востоке или Вы с этим не согласны? Если не согласны, тогда почему мы видим, как Россия вместо того, чтобы содействовать созданию зон безопасности в Сирии, вместо того, чтобы восстанавливать разрушенные города, в т.ч. российской авиацией, поддерживает режим Б.Асада, против которого многие выступают и считают его нелегитимным?

С.В.Лавров: Прежде всего, «режим», как Вы его называете, – это правительство государства, являющегося полноправным членом ООН. Поэтому когда кто-то говорит о «режиме», я оставляю это на его совести.

Во-вторых, мы никогда не выстраивали свою внешнюю политику с единственной целью противодействовать США. Ни в коем случае. Если взять Ближний Восток, Россия – единственная страна, поддерживающая контакт со всеми. В Сирии мы ведем диалог с Правительством, оппозицией, курдами и, кстати, с американцами. У наших военных есть механизм деконфликтинга. В Ливии мы разговариваем с Премьер-министром правительства национального согласия Ливии Ф.Сарраджем, Председателем Палаты депутатов (парламента) Ливии А.Салехом, командующим Ливийской национальной армией Х.Хафтаром – со всеми сторонами. Та же история в Ираке. Мы выстраиваем диалог с суннитами, шиитами, курдами. Недавно я был с визитом в Ираке, где посетил Багдад и Эрбиль. По Сирии мы также тесно сотрудничаем с Турцией и Ираном. Позвольте Вам напомнить, что до того, как был создан Астанинский формат в конце 2016 – начале 2017 гг., не было диалога между Правительством и настоящей оппозицией. Единственная оппозиция, которую Западу удалось в то время собрать, состояла из иммигрантов, живших в Стамбуле, Эр-Рияде, в Европе и США. Они были представлены как партнеры для диалога. Тогда Россия, Турция и Иран организовали формат, в котором за стол переговоров сели Правительство и оппозиция, боровшаяся против него с оружием в руках. Именно таким образом нам удалось провести Конгресс сирийского национального диалога, созвать Конституционный комитет, и именно так был установлен режим прекращения огня на значительной части территории Сирии. До этого в 2013 г. мы были очень близки с США к договоренности о том, как урегулировать сирийский конфликт. Достигнутое с Госсекретарем Дж.Керри и одобренное Правительством в Дамаске соглашение заключалось в том, что сирийские ВВС вообще остаются на земле, любая операция российских ВКС и американских ВВС будет согласовываться между сторонами. Другими словами, США и Россия имели право «вето» на действия друг друга в Сирии. Единственное условие для вступления договоренности в силу состояло в том, чтобы США отделили вооруженную оппозицию от террористов, от «Джабхат ан-Нусры». Они так никогда этого и не сделали. У меня есть основания полагать на основе реальных прошлогодних примеров, что Вашингтон до сих пор поддерживает «Джабхат ан-Нусру», несмотря на то, что эта организация была включена в США в список террористических. В «Джабхат ан-Нусре» американцы видят противовес сирийскому правительству. Это их очередная ошибка после того, как они сделали ставку на моджахедов, которые организовали теракт 11 сентября; после того, что они сделали в Ираке, когда был создан ИГИЛ. Сейчас они пестуют «Джабхат ан-Нусру», пребывая в заблуждении, что смогут ее контролировать. Это иллюзия.

Говоря о восстановлении страны, мы продвигаем проекты совместно с Правительством САР, приглашая всех создать условия в целях модернизации инфраструктуры для возвращения беженцев, чтобы страна могла вернуться к нормальной жизни. США категорически отрицают такую необходимость и запрещают всем союзникам – НАТО, ЕС, странам в регионе – инвестировать в какие-либо проекты на территории, контролируемой Правительством. С другой стороны, на восточном берегу Евфрата они делают все, чтобы организовать квазигосударственную структуру, и просят страны Персидского залива о крупных инвестициях для создания местной администрации на основе Сирийских демократических сил и курдских отрядов самообороны. Это делается с четким намерением отделить эту часть Сирии и получить контроль над тамошними нефтяными месторождениями. «Би-би-си» же – серьезное СМИ. Сопоставляйте реальные факты и не позволяйте слоганам направлять Вас.

Вопрос: Вы только что сказали о том, что лучшие бойцы ИГИЛ – это бывшие члены партии «Баас». Я только что вернулась с турецко-сирийской границы, где в прошлом месяце Турцией совместно с Россией была запущена операция «Источник мира». Вы упомянули курдов в Ираке, но что Вы можете сказать о курдах в Сирии?

С.В.Лавров: Операция «Источник мира» была одобрена не Россией, а США, если быть аккуратным с фактами. Они пытались вести переговоры с Турцией, а потом сказали, что не смогли достичь соглашения, поэтому курды остаются сами по себе, а они – уходят. Объявив о том, что они оставляют курдов и Сирию, Вашингтон избавился от обязательств перед курдами, но они вернутся за нефтью (не за курдами). Это интересные «зигзаги» во внешней политике, которые снова возвращают нас к высказыванию У.Черчилля о том, что американцы всегда поступают правильно, но после того, как перепробуют все остальные варианты. Курды в Сирии должны участвовать в политическом диалоге. Но курды в Сирии должны быть последовательными. Если в начале конфликта они решили, что могут действовать самостоятельно при поддержке США, когда объявили о создании «Северного федеративного региона – Роджава», полагая, что США всегда будут их поддерживать в этом сепаратистском движении, то это было их решением. Мы пытались объяснить им и сирийскому Правительству, что важно начать диалог. Курды же были в этом не заинтересованы. Они верили, что США всегда будут им покровительствовать. Когда США совершили этот «переворот», курды стали просить нас помочь начать диалог с официальным Дамаском. Мы были готовы это сделать. Но потом, когда американцы заявили, что возвращаются, чтобы контролировать нефтяные месторождения, курды снова потеряли интерес к такому диалогу. Нужна последовательность. Не сомневаюсь, что решение сирийского конфликта может быть достигнуто только с учетом интересов курдов и всех остальных этнических и религиозных групп. Курды представлены в Конституционном комитете в Женеве. Но это не представители Отрядов народной самообороны. Вы знаете, что о них думают турки. Мы считаем, что этот вопрос требует очень тщательной дискуссии и строго политического решения, но оно может быть найдено только если все ключевые игроки сядут за один стол и будут рассуждать в категориях уважения территориальной целостности Сирии и решения всех национальных, этнических и конфессиональных вопросов в контексте территориальной целостности страны. Вот, в чем заключается работа Конституционного комитета.

Вопрос: Мы много говорили о США сегодня. В 2020 г. в США предстоят президентские выборы. Как Россия к ним готовится?

С.В.Лавров: Мы решим эту проблему, не беспокойтесь

Россия. Франция > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 12 ноября 2019 > № 3205383 Сергей Лавров

Радикальное движение "Самоопределение" и умеренно-реформистский Демократический союз Косово (ДСК) убедительно победили на досрочных прошедших парламентских выборах в Косово, сообщила Центральная избирательная комиссия (ЦИК) самопровозглашенной республики.

Волеизъявление состоялось 6 октября, однако ЦИК пересчитывал бюллетени с 800 участков и перепроверял голоса, полученные по почте. Полиция самопровозглашеного Косово расследовала жалобы на "отравление" членов избиркома - албанцев, которые работали с бюллетенями, присланными из центральной Сербии. Расследование пока не дало результатов.

"Самоопределение" получило 26,15% голосов и 32 мандата (из 120), ДСК – 24,45% и 29 депутатских мест. Демократическая партия Косово (ДПК "президента" Хашима Тачи и "спикера парламента" Кади Весели) – 21,16% голосов и 25 мандатов, а Альянс за будущее Косово экс-премьера Рамуша Харадиная – 11,47% и 14 мандатов", - сообщил избирком.

Квоту в 10 мест в парламенте из рядов сербского нацменьшинства полностью выиграл связанный с официальным Белградом "Сербский список", получивший 6,75% голосов.

Еще десять депутатских кресел займут представители остальных нацменьшинств – бошняки, цыгане и другие.

Ранее лидер "Самоопределения", кандидат в премьеры Альбин Курти уже заявил о готовности сформировать правящую коалицию с ДСК и даже назначить его кандидата Вьосу Османи "главой МИД" или парламентским спикером. От сотрудничества с правившей до последнего времени ДПК и с "Сербским списком" он категорически отказывался.

США запретили Сербии приобретать российские системы ПВО

Власти Сербии пребывают в растерянности перед угрозами из Вашингтона.

Президент Сербии Александр Вуйчич, сославшись на нехватку денег, не осмелился приобрести российскую систему С-400, появление которой могло потрясти НАТО, окружающее со всех сторон республику.

Поэтому власти Сербии решили купить систему ПВО Панцирь-С ближнего и среднего радиуса действия, наиболее совершенную из существующих в мире аналогичных установок, способную перехватывать и низколетящие крылатые ракеты, и реактивные снаряды.

Однако даже эта покупка взбесила Вашингтон, который пригрозил Сербии санкциями в случае реализации сделки. Специальный посланник США на Западных Балканах Мэтью Палмер заявил Македонскому телевидению: «Мы надеемся, что наши сербские партнеры проявят осторожность в сделках подобного рода».

Сербия ведет переговоры о вхождении в Европейский Союз. Однако без присоединения к НАТО и антироссийским санкциям снижается вероятность положительного ответа из Брюсселя. Против вхождения Сербии в ЕС выступает и президент Франции Эммануэль Макрон.

Белград уже получил из России танки, атакующие и десантные вертолеты, новейшие истребители. Однако Вуйчич заверяет, что не стремится к конфронтации с США, хотя именно из-за военного вмешательства Америки и ее союзников Сербия потеряла свои исконные территории в Косово, на которых сегодня находится крупнейшая военная база США.

Николай Иванов

Церемония открытия бронзового бюста в честь 90-летия советского и российского государственного деятеля Евгения Примакова состоялась в Российском центре науки и культуры "Русский дом в Белграде", передает корреспондент РИА Новости.

На мероприятии присутствовали президент страны Александр Вучич, министр обороны Александр Вулин, глава МИД Ивица Дачич, руководитель Россотрудничества Элеонора Митрофанова, председатель Императорского православного палестинского общества Сергей Степашин, посол РФ в Сербии Александр Боцан-Харченко, вдова Примакова Ирина, представители сербского руководства и российских загранорганизаций.

"Мне очень посчастливилось работать под началом Евгения Максимовича, когда он пришел в МИД. Ситуация в бывшей Югославии была сложнейшей областью внешней политики и направлений внешнеполитической и международной жизни", - сказал Боцан-Харченко собравшимся на церемонии открытия бюста.

Он подчеркнул, что Примаков всегда выступал за мирное решение кризиса в бывшей Югославии на основании международного права.

"Его разворот над Атлантикой для Сербии значил много, и кажется, что если мы тогда и не были спасены, его политика была дальновидной, серьезной и ответственной. Произошел поворот во внешней политике России, который подразумевает концепцию многополярного мира, основанного на поддержании национальных интересов государств", - заявил президент Вучич.

В Сербии особенно чтят память Евгения Примакова за решение отменить свой визит в США в бытность премьером из-за начала бомбардировок НАТО Югославии в марте 1999 года. Примаков, узнав о начале бомбардировок, в буквальном смысле развернул свой самолет над Атлантикой и взял новый курс во внешней политике страны, нацеленный на отстаивание национальных интересов.

В 1999 году вооруженное противостояние албанских сепаратистов из Освободительной армии Косово, армии и полиции Сербии привело к бомбардировкам Союзной Республики Югославия (в то время состоявшей из Сербии и Черногории) силами НАТО в обход позиции Совбеза ООН.

Авиаудары НАТО продолжались с 24 марта по 10 июня 1999 года. Точное число жертв неизвестно. По оценкам властей Сербии, за время бомбардировок погибли около 2,5 тысячи человек, включая 89 детей. Ранения получили 12,5 тысячи человек. Материальный ущерб, по разным данным, оценивается в сумму от 30 до 100 миллиардов долларов.

Евгений Примаков (1929-2015) был одним из ведущих отечественных востоковедов, крупным специалистом в области мировой экономики и международных отношений. В разные годы возглавлял СВР, МИД, правительство России. 29 октября ему бы исполнилось 90 лет.

Интервью Посла России в Сербии А.А.Боцан-Харченко информационному агентству ТАСС, Белград, 31 октября 2019 года

Вопрос: Уважаемый Александр Аркадьевич, Ваше назначение на пост Посла РФ в Сербии вызвало большие ожидания как в рядах друзей России, так и в рядах наших партнеров. Со всех сторон от Вас ждут очень многого. А каковы Ваши первые впечатления в должности? Что Вы считаете «болевыми точками» российско-сербских отношений, а где нам удалось достичь успехов?

А.А.Боцан-Харченко: Не так много времени прошло с моего приезда 19 июля, но уже есть первые впечатления – дополнительно к тому пониманию наших отношений, которое у меня было как у директора Четвертого Европейского департамента МИД России. Двустороннее взаимодействие вышло на беспрецедентно высокий уровень при особой интенсивности доверительного политического диалога. Российско-сербские отношения развиваются в полном соответствии с декларацией о стратегическом партнерстве: как отметил Министр иностранных дел России С.В.Лавров, это работающий, действующий документ, который дает конкретные результаты.

Отмечу традиционное, непоколебимое сотрудничество между Россией и Сербией в мемориальной сфере, в деле противодействия попыткам переписывания истории Второй мировой войны, попыткам глумления над нашими общими ценностями. 20 октября мы вместе отметили 75-летие освобождения Белграда во Второй мировой войне. Гостем торжественных мероприятий в сербской столице 19 октября стал Председатель Правительства России Д.А.Медведев.

Конечно, в рамках визита состоялись и переговоры Д.А.Медведева с Президентом Сербии А.Вучичем и премьером Сербии А.Брнабич по широкому спектру тем. 25 октября встреча Д.А.Медведева и А.Брнабич прошла уже в подмосковном Сколково, где было подписано соглашение о зоне свободной торговли между Сербией и ЕАЭС.

Ранее, 13-15 октября, в работе Ассамблеи Межпарламентского союза в Белграде приняла участие Председатель Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации В.И.Матвиенко, проведены ее двусторонние переговоры с высшим руководством Сербии.

К положительным моментам нужно отнести крупные стратегические проекты, которые реализуются в Сербии. Во-первых, по линии «Газпром нефть» – это работа компании «НИС», которая расширяет свою деятельность, добычу, производство. Высокими темпами осуществляются проекты по линии «РЖД». Конечно, это «Турецкий поток», потому что после Турции самая активная страна в его реализации – Сербия. Сейчас есть какие-то обнадеживающие сигналы, что проект удастся реализовать в обозримой перспективе – имею в виду весь проект. То, что строительство будет в рамках Сербии осуществлено в сроки, подтверждается, и мы исходим из этого. Сербский участок озабоченности не вызывает.

Отмечу, что начинания последних лет – стратегические в смысле как нашего двустороннего сотрудничества, так и российского экономического и энергетического присутствия в регионе и шире в Европе.

Разумеется, есть определенная неудовлетворенность, определенные ожидания. Прежде всего, назвал бы ту же торгово-экономическую сферу. При всей положительной динамике и содержании возможности России и Сербии в этой области до конца не реализованы. Неслучайно ставится задача резко повышать товарооборот, насыщать его, делать более сбалансированным, диверсифицировать номенклатуру.

В политической сфере мы продвигаемся успешно: достаточно плотное и эффективное сотрудничество в международных делах, поддержка и взаимодействие в рамках ООН, ОБСЕ, на других международных площадках. Мы еще теснее должны координировать с Сербией наши усилия в области недопущения продвижения Косово в международные организации – это крайне актуальная задача. Мы должны работать еще эффективнее. Деятельность сторонников Косово, тех, кто поощряет косовскую независимость, его продвижение в международные структуры, нарастает. Действовать надо активно, упреждающе, повторю, в плотнейшем взаимодействии друг с другом.

Наверное, применительно к Сербии, в любой области будет стремление к чему-то большему с учетом нашей духовной близости, исторических связей. Однако это особенно актуально для культурной, гуманитарной сферы, сферы человеческого общения. Будем интенсивнее развивать это направление, и, думаю, результаты не заставят себя ждать.

Соглашусь также, что Сербия и Балканы требуют еще большего информационного присутствия России. Мы этим занимаемся, есть новые медийные проекты, но предстоит еще очень много работы.

Вопрос: Еще недавно в отношениях Сербии и РФ наблюдался перекос в сторону преобладания культурных связей над экономическими. Удалось ли исправить ситуацию? Как будут развиваться экономические отношения России и Сербии в свете подписанного 25 октября соглашения о свободной торговле между Сербией и ЕАЭС?

А.А.Боцан-Харченко: Думаю, что я частично уже ответил ранее. Что касается первого вопроса, то не стал бы противопоставлять одно другому, эти области должны развиваться гармонично, они неотъемлемы от всей ткани нашего сотрудничества. А оно немыслимо без динамичного, интенсивного и широкомасштабного развития культурных связей.

Подписание соглашения о свободной торговле между Сербией и евразийской «пятеркой» – важная веха на пути упрочения торгово-экономического сотрудничества на пространстве Евразии. Этот документ разработан с учетом современных практик торговой либерализации. Снижая издержки экономоператоров, существенно улучшая условия внешней торговли, соглашение поспособствует росту товарооборота между странами-участницами и повышению их конкурентоспособности.

Вопрос: В последнее время много дискуссий о позитивном и негативном влиянии российского бизнеса на Балканах. Как Вы оцениваете роль российских компаний в регионе? Не угрожает ли коррупционная составляющая их деятельности будущему российской политики в регионе?

А.А.Боцан-Харченко: Официально о таких вещах не знаю и не слышал. Знаю обратное – об успешной работе этих компаний. Когда говорят об экономическом присутствии России, сразу возникает «НИС», и не просто название и эмблема, а конкретные результаты деятельности. Он принципиально важен для нашего экономического присутствия и экономических связей в регионе. Значима его результативность для сербской экономики и социальной сферы. Не побоюсь сказать, что сейчас трудно представить экономическое развитие Сербии и ее благополучие в социальном смысле без работы «НИС» и его вклада в бюджет и благотворительную деятельность.

Из определенных кругов, которые подпитываются извне, негативная информация подбрасывается, естественно. Попытки очернить будут. Чем лучше будет работать компания, тем больше будет таких попыток. Классический, избитый вариант – развивать идею о коррупционной составляющей без всяких доказательств.

Вопрос: Одной из успешных отраслей взаимодействия двух стран считается ВТС. Сербия получила в рамках военно-технической помощи истребители, бронетранспортеры, вертолеты. Каковы перспективы сотрудничества в этой сфере?

А.А.Боцан-Харченко: Действительно, сфера традиционная для наших отношений с Белградом. В настоящее время она продвигается; это связано, разумеется, с позицией сербского руководства, его заботой об укреплении страны, ее независимости и суверенитета. Потому что укрепление обороны – это укрепление суверенитета, в чем мы Сербию активно и политически, и не в последнюю очередь в военно-технической сфере поддерживаем.

В 2018 году Сербии переданы шесть истребителей МиГ-29, в 2019 году Сербия в рамках российской военно-технической помощи получила десять БРДМ-2 и – досрочно – три транспортных вертолета Ми-17В-5. Планируется поставка в Сербию четырех боевых вертолетов Ми-35М, 30 танков Т-72 и 20 боевых машин БРДМ-2, ЗРПК «Панцирь-С1». В общем, для армии это значительный прирост техники. Причем Сербии передается и продается весьма современная техника, модернизированная. Заявления о том, что это старая и никчемная техника, абсолютно несостоятельны.

Говоря о военной сфере, нельзя забывать о совместных учениях наших вооруженных сил, которые уже стали традиционными, таких как «Славянское братство», «БАРС» («Братство авиаторов России и Сербии»), а также об участии сербских военных в учениях Западного военного округа ВС РФ. На днях в Сербии состоялся второй, завершающий этап совместного учения по ПВО «Славянский щит – 2019». Этот довольно солидный набор учений – показатель нашего военно-технического сотрудничества.

К этому надо добавить постоянное плотное общение наших министров обороны, начальников генштабов, это диалог на высоком уровне, который сейчас приобретает новое содержание и динамику.

Мне хочется отметить еще один момент, который важен, деликатный момент, из-за которого нас пытаются «ущипнуть». Есть нападки, что мы, дескать, подрываем безопасность региона, пугаем соседей. Это выдумки, которые направлены на то, чтобы нашему сотрудничеству помешать и создать вокруг этих связей недовольство в регионе. При этом те, кто нападает, почему-то не вспоминают, что они сами вооружают другие страны, не буду сейчас называть конкретные адреса, это все известно. Российско-сербское военно-техническое сотрудничество выстраивается строго в международно-правовых рамках с учетом всех международных ограничений и всех требований в этой сфере.

Вопрос: В марте 2017 года ТАСС обнаружил семь картин Николая Рериха, потерянных в 1941 году и хранящихся в Национальном музее Сербии. В ходе визита в Белград президента РФ В.В. Путина была достигнута договоренность об обмене картин на лист Мирославова Евангелия, а в ходе визита Д.А.Медведева было подписано соглашение об обмене. На какой стадии находится процесс?

А.А.Боцан-Харченко: Процесс активно продвигается. Хочу предварить конкретный ответ благодарностью за этот вопрос и тезисом о том, что это один из примеров высокого доверия и понимания на государственном уровне между Россией и Сербией. Соглашения об обмене культурными ценностями, как правило, достигаются при очень позитивном развитии отношений. Другими словами, если проще говорить, обмен культурными ценностями происходит, когда есть уверенность, что они не пропадут ни для одной из сторон. То есть: мы всегда будем в хороших отношениях, мы уверенно смотрим в перспективу. Мы понимаем, и сербская общественность понимает, что те, кто интересуется Рерихом, а таких немало, смогут посмотреть его коллекцию в целом, включая эти семь картин, в России. И у нас абсолютно ясное осознание того, что лист Мирославова Евангелия – это духовная святыня и огромная ценность для сербского народа.

Думаю, что вскоре документ, подписанный в ходе визита в Белград Председателя Правительства России Д.А.Медведева, будет ратифицирован обеими сторонами, и тогда можно будет произвести этот обмен. Это непростой процесс, потому что здесь правовое оформление играет весьма важную роль.

Вопрос: Помимо русской культуры в Сербии чрезвычайно популярно российское образование. В Белграде действуют две русские школы, однако желающих учиться по российской программе намного больше, чем предлагаемых мест. Есть ли планы открывать новые места в школе при Посольстве РФ для обучения граждан Сербии?

А.А.Боцан-Харченко: С одной стороны, данные убедительно говорят о том, что существует интерес к русской школе, русскому языку и образованию, что отрадно. С другой стороны, у школы есть определенные ограничения, например, по количеству учеников в классах. Школа работает на той площадке, на которой она работает. Наверное, в ближайшие годы так и останется – естественно, при улучшении ее материального обеспечения.

Вопрос: Россия ведет масштабную гуманитарную деятельность в Сербии, а также во всем Балканском регионе. Успешно действует Российско-сербский гуманитарный центр (РСГЦ) в Нише, который, однако, так и не получил официального статуса. С чем, на Ваш взгляд, это связано? Каковы перспективы решения этого вопроса, или мы отказались от этих требований?

А.А.Боцан-Харченко: Нет, мы не отказались. Проблема с предоставлением привилегий и иммунитетов персоналу нашего совместного гуманитарного Центра существует, и она – да, застарелая.

Уточню, что РСГЦ имеет официальный статус – он зарегистрирован как межправительственная некоммерческая организация в соответствии с сербским законодательством. Центр зарекомендовал себя не только здесь, в Сербии, но и шире, в региональном плане, как очень нужная, важная и эффективная в случае гуманитарных катастроф структура. Я бы даже сказал – без всякого преувеличения – незаменимая структура в регионе. Мы все помним пожары на побережье, наводнения в Сербии и в Боснии и Герцеговине и много иных примеров, когда действовал Центр, действовала Москва, используя его потенциал и возможности. Если сравнивать это с реакцией МЧС в аналогичных ситуациях до создания РСГЦ, то при наличии Центра реакция была более быстрой и эффективной, и это все понимают.

РСГЦ выбран Западом как один из объектов для нападок, и вокруг стали создаваться мифы, что это какое-то шпионское гнездо. Вы слышали такие бредни. Доказательств, что там ведется какая-то иная деятельность, кроме гуманитарной, естественно, не существует, более того, мы уже несколько мероприятий проводили, «дни открытых дверей» в прямом смысле, приглашая в Центр и западных представителей. Удивительно, что те, кто наиболее рьяно распространяет мифы, туда не поехали, говоря, что «они и без того все знают». Это подход людей, которые заносчиво привыкли к тому, что их должны слушать и некритически воспринимать на веру все, что говорится. Естественно, эта ситуация помешала развитию правовой базы, которая сопровождает функционирование Центра.

Конечно, было бы неправильно говорить, что соглашение, которое зависло, не имеет значения. Будь соглашение, деятельность РСГЦ была бы еще более отлаженной. Но и в этих условиях Центр продолжает работать, и наше сотрудничество по линии МЧС развивается. Летом состоялись масштабные учения, которые прошли очень эффективно. Полагаю, придет время, и это соглашение будет подписано.

Вопрос: Наши западные партнеры регулярно озвучивают утверждения о «негативном российском влиянии» на Балканах, о «грубом вмешательстве» РФ в дела балканских народов. С чем на самом деле связан рост напряженности на Балканах, в котором западные партнеры обвиняют Россию?

А.А.Боцан-Харченко: На самом деле причины в перекосах западной политики. Если говорить о Сербии, то это одностороннее провозглашение независимости Косово и признание Косово в отрыве от международного права, в отрыве от резолюции 1244, которую принимал СБ ООН, и которая остается единственной основой урегулирования. Это отход от Дейтона. Это односторонний, несбалансированный подход Запада, когда поощряются одни стороны и игнорируются законные требования других. Это втягивание силой балканских стран в НАТО, вопреки общественному мнению и традициям и вообще здравому смыслу, навязывание требований и условий сотрудничества. Все это вкупе дает такой негативный результат.

Естественно, это никогда не будет признано Западом, а в такой ситуации очень легко обвинять Россию и считать одной из задач устранение «вредоносного» российского влияния. Это вызвано тем, что за последние годы российское влияние усилилось, прежде всего – будем смотреть в корень этого дела – в связи с укреплением самой России во внутреннем плане, ростом международного авторитета, пониманием здесь, в регионе, что те принципы, которые мы отстаиваем, действительно справедливые и эффективные, пониманием того, что в своей политике мы ориентируемся на интересы самих наших партнеров в регионе, учитываем их специфику и никогда не пытаемся их «подмять», считаем, что к вопросам их независимости, их интересов надо относиться очень щепетильно и бережно. Наверное, все вместе это создает благоприятные условия.

Да, возможностей сейчас больше, и мы хотим здесь присутствовать. Это и исторически обусловлено, и мотивировано современными задачами, если взять экономику и политическую составляющую. Говорить, к примеру, о безопасности в Европе без взаимодействия со странами Балканского региона трудно, это существенная часть.

Вы не найдете с российской стороны ни одного заявления, в котором был бы намек на то, что целью нашей работы в регионе является устранение других игроков. Мы никогда не ставим задачу действовать во вред кому-то, мы действуем в обоюдных интересах в отношениях с государствами в регионе и с регионом в целом.

С кем сотрудничать – суверенный выбор каждой из стран. Сербия проводит сбалансированную политику: выстраивает отношения с Евросоюзом, ведет предвступительные переговоры, при этом развивая сотрудничество с Россией. Пожалуй, Сербия сейчас – уникальный пример выдерживания такого баланса во внешнеполитической и внешнеэкономической деятельности.

Что касается расширения НАТО в регионе, мы относимся к этому негативно. Такова базовая установка, позиция общеизвестная и объяснимая с точки зрения интересов России и европейской безопасности. Поэтому со столь высокой озабоченностью мы наблюдаем за давлением на страны с целью их втягивания в НАТО и за тем, как НАТО вне всяких международных норм, а иногда и прикрываясь многосторонними соглашениями, обустраивается в разных частях региона. Достаточно назвать базу «Бондстил» в Косово. Изначально база, в соответствии с резолюцией 1244 СБ ООН, создавалась для СДК («Сил для Косово») как для миротворческих сил. Затем она была произвольно превращена в базу США «Бондстил». Теперь никто не может узнать, что там происходит. Считается, что это норма.

Вопрос: Говоря о ситуации в Сербии, нельзя не затронуть вопрос Косово и Метохии. Каковы, на ваш взгляд, перспективы решения косовского кризиса? Почему Белград не отвечает на предложения России включиться в диалог в случае приглашения сербской стороной?

А.А.Боцан-Харченко: Таких предложений не было с российской стороны. Мы говорим, что прежде всего необходимо приглашение со стороны Белграда. Но в данном случае нет и переговоров. Говорить, что нет приглашения, когда нет переговоров, наверное, странно. Для начала должны быть сами переговоры, либо конкретное решение об их запуске. Пока все на уровне предварительных, сырых обсуждений.

Сказал бы, что в данный момент не вижу всей совокупности предпосылок и условий для эффективных переговоров. Повторение того, что было, наверное, смысла не имеет. Имею в виду односторонние переговоры, заранее заточенные не на международно-правовой, а на прямо противоположный результат, так было в период переговоров о статусе, когда изначально закладывалась программа на независимость Косово. Говорилось, что они ведутся на основе резолюции 1244 СБ ООН, а цель была совершенно другая. Результат стал грубейшим нарушением резолюции. Это извращение самого понятия переговоров; такие переговоры, наверное, никому не нужны. Они только создают ширму и являются одной из причин напряженности в регионе. Не развязывают узлы, а затягивают их туже.

Косовская проблема должна решаться при инициативе Белграда. Сербское руководство это отлично понимает и играет первую скрипку. Неоднократно говорилось на самом высоком уровне, что Россия Сербии оказывала, оказывает и будет оказывать всемерную поддержку как друг Сербии, партнер Сербии и как постоянный член Совета Безопасности ООН. Косово является неотъемлемым пунктом повестки дня Совета Безопасности; исходим из этого. Внимание СБ ООН к этой теме не должно сокращаться, это тоже один из залогов и предпосылок решения косовского вопроса.

Ну а переговоры – если их возобновлять, то учитывая печальные уроки прошлого. Вернуть проблему в международно-правовое русло, поставить такие переговоры на основу резолюции 1244 СБ ООН и добиваться решения в этих рамках. Да, в таких переговорах можно участвовать, но, повторяю, в случае заинтересованности и приглашения со стороны Сербии.

Вопрос: 29 октября этого года Евгению Максимовичу Примакову исполнилось бы 90 лет. Расскажите о своем опыте работы с Примаковым. Какова его роль в российской внешней политике? Как бы Вы оценили его влияние на Балканы?

А.А.Боцан-Харченко: Евгения Максимовича Примакова, его роль и величину неоднократно оценивало руководство России. Это выдающийся государственный деятель, дипломат, ученый, который в укрепление государственности России и ее внешней политики внес колоссальный вклад. Президент России В.В.Путин назвал Е.М.Примакова великим гражданином России. По-моему, этим все сказано.

Когда Е.М.Примаков пришел в МИД в качестве министра, югославское направление было одним из самых горячих. Шел как раз постдейтонский период, начальный этап реализации Дейтонского соглашения. Боснийский конфликт еще не вполне закончился. Рисков было очень много. Самая горячая фаза только что прошла, но еще тлело. Контакты тогда были живые, велась работа над большим количеством документов в ООН, ОБСЕ, проводилось много постдейтонских конференций по различным направлениям имплементации соглашения. Линию Евгения Максимовича, специфику его взгляда мы сразу почувствовали в указаниях и установках, которые нам давались. Их стержнем была твердая, неукоснительная, последовательная защита российских национальных интересов.

Еще один примечательный момент: Е.М.Примаков среди своих приоритетов сразу назвал созыв министерской конференции в Москве по первому этапу выполнения Дейтона. Это очень важный пример, мне хочется вспомнить про это мероприятие, потому что это была его личная инициатива. Конференция прошла очень успешно. Крайне сложной была дискуссия, он вел ее просто безукоризненно. Наслаждением было наблюдать его огромный опыт, его школу дипломатического мастерства. Конечно, он прекрасно знал проблематику и по прошлой деятельности, будучи директором СВР, знал все повороты и нюансы югоконфликта. После конференции в рамках боснийского урегулирования, еще в докосовский период, авторитет России усилился многократно. Уже не говорю о том, что Е.М.Примаков совершенно верно определил необходимость проведения такой конференции в Москве с тем, чтобы сгладить перекосы, которые сходу появились в реализации Дейтонского соглашения (а мы знаем это на косовском примере: не успевают на бумаге высохнуть чернила, как наши западные партнеры начинают все трактовать в свою пользу). Это было эффективно сделано и показало нацеленность Е.М.Примакова на сотрудничество и диалог, а не на конфронтацию.

К Балканам он относился с повышенным вниманием. Он любил этот регион. Е.М.Примаков исходил из следующего: чтобы прочно присутствовать в европейских делах в сфере безопасности, в европейском сотрудничестве, необходимо прочно стоять на Балканах. Я формулирую в данном случае, по-моему, близко к его словам. Это был его принцип, который он неоднократно акцентировал. Он не раз бывал в Белграде. К Сербии у него было особое отношение, очень теплое, сердечное, душевное. Он прекрасно знал нашу общую историю. Очень любил сюда ездить, даже с тяжелыми миссиями.

То, что развернулась так негативно ситуация в Косово и дело дошло до агрессии НАТО – это всецело на совести наших западных партнеров, которые запрограммированно, априори вели линию на силовой вариант. Им нужен был военный конфликт; военная акция против Белграда была заранее запланирована.

Хочу сказать, что под руководством Евгения Максимовича, реализуя его идеи, удалось все же добиться многого. Все инициативы в русле мирного решения, которые были предприняты на косовском направлении в 1998 году и в начале 1999 года, принадлежали Евгению Максимовичу – и роль ООН и ОБСЕ, и многосторонняя активность в рамках ОБСЕ. Если бы все делалось по-честному, с целью найти политическое решение, то таковое было бы непременно найдено.

Видную роль сыграл Е.М.Примаков и позже – с целью вернуть урегулирование в мирное русло, прекратить агрессию НАТО, восстановить эгиду СБ ООН в косовских делах.

Вопрос: В этом году Сербия отмечала трагическую дату – 20-летие натовских бомбардировок. Как Вы оцениваете те события с профессиональной точки зрения? И что это было лично для Вас в человеческом смысле?

А.А.Боцан-Харченко: Что касается агрессии НАТО – тут важна и профессиональная оценка, и общечеловеческая. Это варварство, кощунство и дикость. В конце прошлого века – военная акция, бомбардировка в Европе. Последовательно дело велось к масштабной антибелградской операции, не только рассчитанной на подавление Сербии, но и имевшей более широкий, далекоидущий, глобальный смысл. Ведь за Сербией последовала целая череда односторонних военных действий в мире – вне международного права, на основе произвольных решений, как сейчас говорят, «правил», без всякого одобрения СБ ООН.

Помню кадры первых ударов по Сербии, по Белграду. Казалось, что это фантастика, было трудно привыкнуть к мысли, что такова реальность 1999 года. Это было надругательством над суверенной страной.

Недавно я был в Институте онкологии и радиологии Республики Сербии, руководство которого поднимало тему последствий бомбардировок и использования боеприпасов с урановой начинкой. Естественно, последствия есть, они колоссальные и чудовищные. Деятельность по расследованию всего, что происходило, должна вестись. Думаю, правда вскроется в полном объеме. Рано или поздно это случится.

Беседовал Павел Бушуев

Россия. Сербия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 31 октября 2019 > № 3192088 Александр Боцан-Харченко

Кризис политических войн XXI века

Битва за нарратив и ее последствия

Грег Саймонс - Доцент Института исследований России и Евразии (IRES) Уппсальского университета, Швеция.

Резюме В использовании политических методов борьбы в целях подрыва позиций противника нет ничего нового – такая практика существует уже сотни лет. Однако теперь это можно делать гораздо более изощренно и быстро за счет постоянного совершенствования информационных технологий.

Данная статья представляет собой сокращенную версию Валдайской записки №105, опубликованной в августе 2019 года. Полный текст можно прочитать здесь: http://ru.valdaiclub.com/a/valdai-papers/valdayskaya-zapiska-105/

Чтобы обрести свободу в осуществлении внешнеполитических целей, включая смену режимов, США и их союзникам придется изменить правила системы международных отношений. Для этого нужно разрушить многовековой Вестфальский мир, поскольку лежащие в его основе идеи препятствуют применению политической, экономической, дипломатической и военной силы против стран, режим которых планируется сменить. К такой тактике прибегают не только Соединенные Штаты. Однако другие государства значительно уступают Вашингтону с точки зрения мощи и потенциала. Несмотря на достаточно убедительные попытки оспорить господство США, последним пока удается сохранять статус единственной мировой сверхдержавы.

Заявление о начале кризиса быстро и неизбежно провоцирует политическую мобилизацию для «урегулирования» ситуации. Констатация кризиса в материальном мире позволяет проецировать в информационное пространство идею о необходимости экстренных мер в свете чрезвычайных обстоятельств, тем самым задавая определенную модель восприятия и формируя реакцию аудитории на сконструированное средствами массовой информации событие. Это позволяет направлять в нужное русло информационные потоки, связанные с кризисом. В результате у жертвы свобода оперативного выбора ограничена, тогда как агрессор получает широкие возможности ведения политических войн.

Одним из новейших и наиболее удобных инструментов обхода правовых и этических норм Вестфальской системы применительно к политике смены режимов стал принцип «Обязанность защищать» (Responsibility to Protect). Казалось бы, за этим растяжимым понятием (или даже лозунгом) скрываются благие намерения. На самом деле его суть настолько расплывчата, что принцип можно подогнать под любую ситуацию, если правильно подать информацию и окружить событие туманной завесой пропаганды и подрывной деятельности. При таком раскладе можно убедительно отрицать причастность к свержениям правительств и политическим войнам, насаждая мысль о необходимости вторжения на «гуманитарных» основаниях, чтобы закрепить успехи, достигнутые на этапе тайных (и, скорее всего, незаконных с точки зрения международного права) действий.

Формирование общественного мнения и восприятия

Понятие информационной войны охватывает три области: материальный мир, информационную и когнитивную сферы. Чтобы добиться политического и военного превосходства и обеспечить боевые операции и внешнюю политику в материальном мире, нужно через информационную сферу воздействовать на когнитивную. Понимание реальности и «ситуации на местах» определяет эффективность боевых действий и политического курса. Информация нематериальна, ею можно делиться и манипулировать, а это значит, что она не всегда точно отражает истинное положение вещей. Речь идет об обороте сведений среди заинтересованных акторов. Поскольку информационная среда является ареной конкурентной борьбы и вмешательства со стороны других акторов, коммуникационная деятельность может быть как наступательной, так и оборонительной.

Цель в том, чтобы получить информационное превосходство над противником. Восприятие, убеждения и ценности участников находятся в когнитивной сфере, где принимаются осмысленные решения. Именно здесь происходят реальные сражения, а победители и проигравшие определяются на основании таких неосязаемых факторов, как лидерство, нравственность, сплоченность, уровень подготовки и опыт, осознание ситуации и состояние общественного мнения. Все, что находится в этой сфере, фильтруется человеческим восприятием.

Внешняя политика и вооруженные конфликты подвергаются манипуляциям как никакая другая сфера человеческой деятельности. Нередко в этой связи применяется метод противопоставления противоположных по смыслу норм и ценностей. Например, одна сторона представляет «добро», а другая – «зло». Это делается по той простой причине, что конкретные национальные интересы или цели гораздо труднее «продать» все более скептически настроенной общественности, чем «гуманитарные» нормы и ценности. В этом контексте, а также учитывая современное состояние информационной среды и политики, СМИ формируют общественное мнение и восприятие, а трактовка журналистами того или иного события становится оружием войны. Господствующие либеральные СМИ не выполняют роли независимого противовеса власти, как предполагал Эдмунд Берк. Напротив, своим мессианским стремлением распространять «демократию» они, скорее, выступают как эхо-камера и усилитель эффективности глобальной либеральной повестки.

Мнения и восприятия – неосязаемые элементы, они существуют в виртуальном измерении и проявляются на психологическом уровне, их нельзя «потрогать». Тем не менее они оказывают влияние на материальные элементы, присутствующие в физическом мире. Механизмы, связывающие неосязаемое с осязаемым, – информация и знания. Материальный мир включает в себя такие составляющие, как география (социально-экономическая и естественная), климат, население, техника и другие объекты, которые можно увидеть, потрогать и ощутить на физическом уровне. В политике, и в особенности таких сферах ее интенсивной активности, как внешняя политика и вооруженные конфликты, к неосязаемым факторам относятся вера в политическое и военное лидерство, степень готовности ответить на призыв лидера или действовать в соответствии с поставленными им целями.

Способность нарушить связь между реальным и виртуальным может обернуться политической войной, под которой понимается политика принуждения. Соответственно, подрывную деятельность можно рассматривать как составляющую политической войны. Это хорошо скоординированная и тщательно спланированная активность, направленная на завоевание политической власти путем принуждения и силы. Необходимо отметить, что политическая война – очень широкое понятие, включающее использование как явных, так и скрытых инструментов, зачастую с применением коммуникационной маскировки реальных намерений. В этом качестве можно использовать «гуманитарные» соображения, которые нередко становятся поводом для смены режимов.

Для предотвращения попыток оспорить или ослабить нужный нарратив используются различные тактики. Для этого, например, привлекаются якобы «независимые» организации, которые распространяют соответствующий нарратив и противодействуют любым несогласным, используя в том числе злостную клевету для подрыва их репутации. В качестве иллюстраций можно привести PropOrNot (веб-сайт, разоблачающий «российскую пропаганду»), Bellingcat (интернет-издание, публикующее результаты журналистских расследований на основе анализа данных из открытых источников) и Integrity Initiative (проект шотландского Института государственного управления, призванный защищать демократию от дезинформации, в частности из России). По сути, это прифронтовые группы, которые порой называют себя «борцами с российской пропагандой», при этом сами они активно вовлечены в пропагандистскую деятельность, замалчивая альтернативные мнения по некоторым ключевым вопросам.

Для достижения подрывных внешнеполитических целей посредством политических войн необходимо разрушить связи между элитой и народными массами, подорвать сплоченность элиты и тем самым затруднить процесс принятия решений и возможность реализовывать эффективные контрмеры. Одним из наиболее распространенных средств достижения этих целей в международных отношениях стало навязывание идеи о кризисной ситуации, что дает возможность ввести чрезвычайные меры в силу якобы имеющих место экстраординарных обстоятельствах и таким образом выйти за рамки дипломатических норм и традиционных политических подходов.

Кризисы в международных отношениях

В первую очередь нужно установить, что понимается под термином «кризис». Разные люди и группы могут по-своему воспринимать это слово в силу различий интересов и восприятия. Кроме того, бытует ложное мнение, что кризис представляет собой исключительно угрозу, хотя на самом деле он может открывать новые возможности для отдельных групп. Как правило, под кризисом понимается чрезвычайное событие, ситуация и условия, нарушающие привычный ход вещей и функционирование общества. Предполагается, что во время четко обозначенного и признанного кризиса общество сплотится «под знаменами» и выполнит свой «патриотический» долг, не задаваясь вопросом о мудрости и целесообразности указаний по выходу из ситуации. Термин «кризис» часто используется в общественном пространстве, хотя порой неясно, что именно имеется в виду и каких последствий стоит ожидать. А это позволяет актору, заявившему о наличии кризиса, формировать психологическую среду в свете своих целей и задач.

Кризис в материальном пространстве всегда сопровождается кризисом информационным (с точки зрения количества и качества информации и коммуникаций). Как отметил в 1975 г. Джозеф Скэнлон, «в любом кризисе важна информационная составляющая […]. Неспособность контролировать информационный кризис ведет к неспособности контролировать общий кризис, включая его непосредственные операционные аспекты». Природа и масштаб кризисных коммуникаций определяются событием, обозначившим начало конкретного кризиса. Попытки осмыслить кризис исключительно в его материальном измерении отвлекают внимание от политических целей инициатора кризиса, среди которых может быть намерение свергнуть иностранное правительство чужими руками или с использованием собственных вооруженных сил.

При реализации внешнеполитических целей в контексте мнимых кризисов применяется нормативный подход, в котором «обязанность защищать» представляется глобальной нормой. В основе такого подхода лежит идея о том, что эпоха суверенитета постепенно уходит в прошлое и необходимо показать на словах и на деле, что государства больше не могут безнаказанно обращаться со своими гражданами, как им заблагорассудится. Понимание термина «суверенитет» ведущими государствами и организациями претерпело существенные изменения, повлияв на их действия. Примечательно, что эта тема возникла почти сразу после окончания холодной войны, то есть после разрушения биполярной системы международных отношений и становления США как единственной сверхдержавы. Таким образом, отсутствие сдержек и противовесов в международных делах привело к исчезновению многих существовавших ранее ограничений во внешней политике.

Это немедленно сказалось на дискурсе о войнах и военных вмешательствах. Учитывая общественные настроения и ситуацию после терактов 11 сентября 2001 г., внешнеполитическая деятельность и военные вмешательства больше не могут оправдываться геополитическими или геоэкономическими целями. Вместо этого разработан альтернативный информационный подход. Сталкиваясь с необходимостью осуществления спорных внешнеполитических действий, например, крупных военных интервенций, страны Запада оправдывают их соображениями нравственности и заявляют об отсутствии у них корыстного интереса, подчеркивая, что сражаются во благо других. С точки зрения риторики, принцип «Обязанность защищать» используется в кризисных ситуациях с человеческими жертвами и призван мобилизовать население. С практической точки зрения он направлен на достижение политического консенсуса при осуществлении неоднозначных внешнеполитических действий.

Внешняя политика и подрывная деятельность

Подрывная деятельность – мощное и известное испокон веков орудие власти, которое используется для свержения политических режимов путем психологического давления и/или физической силы «внутренних» игроков (возможно, при поддержке внешних сил). Внешние субъекты могут принимать участие в подрывной деятельности против иностранного государства или поддерживать такие действия в силу своих идеологических или геополитических интересов. Американский консерватор и друг Рональда Рейгана Лоуренс Бейленсон в 1972 г. точно подметил один из недостатков внешнеполитических подходов и методов США времен холодной войны: «Мы ведем нашу политическую войну, опираясь на военную мощь, дипломатию, договоры и традиционную подрывную деятельность, то есть используя три с половиной средства против четырех, имеющихся у противоположной стороны». И добавил, что «с точки зрения общей стратегии политическая война подобна обычной войне – в том смысле, что в обоих случаях пассивная оборона является проигрышной стратегией». Таким образом, ради внешнеполитических целей и из соображений безопасности рекомендуется вести подрывную деятельность более агрессивно.

Стоит сравнить события «цветных революций» и «арабской весны» с конфликтами в Косово и Ираке. В своей монографии «Информационные войны и психологические операции. Руководство к действию» Андрей Манойло, обращаясь к недавнему прошлому, приводит множество примеров подрывной деятельности, которая велась посредством политических войн для формирования в нужном русле политики отдельного государства и политических процессов в глобальном масштабе. Он прослеживает явные расхождения и противоречия в описании подрывной деятельности различными вовлеченными сторонами: «В большинстве стран, во внутренние дела которых вмешиваются США в качестве "миротворцев", ставка делается на сотрудничество с политическими силами и режимами, которые в мире определяются как террористические и экстремистские». Как было уже неоднократно отмечено, налицо разница между честным (объективным) и могущественным (субъективным) посредниками в разрешении международных «кризисов».

Информационные войны XXI века: «арабская весна» на практике

Природу и практику политических войн уместно сравнить с «теорией политической относительности», поскольку в долгосрочной перспективе за каждым политическим действием следует равная, но противоположно направленная ответная реакция. Цель политической и информационной войны заключается в обретении власти, и/или влияния, и/или богатства за счет страны-жертвы и ее иностранных покровителей. Важным инструментом подрывной деятельности и политических войн являются информационные войны и кризисы, поскольку они позволяют конструировать реальность в благоприятном для соответствующей стороны свете.

В качестве показательного примера можно привести события «арабской весны». Здесь мы имеем дело с развитой формой ведения политических и информационных войн с опорой на опыт «цветных революций». Четко прослеживается стремление представить эти события как гуманитарный кризис, однако делается это не только для формирования общественного мнения о ситуации, но и для того, чтобы управлять ожиданиями в отношении дальнейшего ее развития и конечной цели. Не случайно использовано понятие «арабская весна». Если первое слово указывает на регион, где происходили события, то слово «весна» имеет явно положительную окраску, поскольку ассоциируется со временем роста и расцвета. Это яркий пример того, как информационная среда может влиять на когнитивную сферу, искажая реальность. Умышленно оптимистичный тон способствует формированию определенных ожиданий (положительного исхода событий). Заметим, что в свете удручающих последствий для региона и всего мира с точки зрения государственного строительства и безопасности ряд наблюдателей, в том числе из стран региона, назвали эти события «арабской зимой».

Использование бренда «арабская весна» в политической войне призвано лишить руководство страны-жертвы возможности эффективно справляться с подрывной деятельностью внутри страны и за ее пределами. События в Тунисе и Египте показали действенность такой стратегии. Здесь имелись внутренние проблемы: из-за тяжелой экономической ситуации росло недовольство населения (проблемы коррупции и безработицы), отсутствовали каналы открытого взаимодействия между элитой и массами. Не хватало только события, которое бы привело к началу конфликта. Для Ливии это был инцидент в Бенгази, а для Сирии – в Даръа. Эти события освещались в СМИ избирательно, чтобы представить их исключительно как гуманитарный кризис. На женевских переговорах по Сирии под эгидой США предпочтение было отдано «оппозиционным» группировкам, тогда как в рамках астанинского процесса инициатива качнулась в сторону сирийского правительства – вопреки недовольству Вашингтона. Неудивительно, что Соединенные Штаты стремятся вернуться к женевскому формату. Это создает условия, при которых сторонники подрывной деятельности могут выставить себя в качестве важных посредников по урегулированию конфликта, чтобы привести к власти своих протеже.

Испытать и применить на практике принцип «Обязанность защищать» позволил так называемый ливийский кризис, который был представлен как война ливийского правительства против собственного народа, в связи с чем «необходимо» было международное вмешательство, чтобы заложить в стране основы либеральной демократии западного образца. Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун попытался сплотить международное сообщество, выступив с эмоциональным призывом, в котором обратился к событиям прошлого, когда были нарушены установленные западные нормы и ценности: «После ужасных массовых убийств прошлых десятилетий, в ходе которых международное сообщество было обвинено в бездействии, в том числе геноцид в Сребренице, Руанде и Камбодже, после этих ужасных инцидентов мир сказал: никогда больше […]. Международное сообщество должно быть единым в отношении этой меры».

Однако его эмоциональное воззвание нелогично и противоречит фактам. Мир, конечно, не хочет повторения названных генеральным секретарем геноцидов, а само упоминание этих примеров несет в себе мощные образы, ассоциации и смыслы, основанные на определенной трактовке этих событий. По мнению Пан Ги Муна, предотвратить эти трагедии можно было только вмешательством международного сообщества. Это заявление представляется спорным, поскольку и в Боснии, и в Руанде в момент массовых убийств уже находились международные контингенты, но миротворцы ничего не сделали, чтобы предотвратить случившееся. В Камбодже ситуацию спасло не «бескорыстное» вмешательство демократических стран, а вторжение коммунистического Вьетнама. Однако попытка открыто оспорить столь искаженную трактовку трагических событий могла быть воспринята как пренебрежение к человеческим страданиям и чревата потерей репутации. Ливийский конфликт был представлен как гуманитарный кризис в черно-белом противостоянии добра и зла, свободы и притеснений, демократии и авторитаризма, жизни и смерти.

В некоторых кругах эти события ознаменовали становление доктрины «Обязанность защищать». Применение силы всегда приводит к серьезным последствиям вне зависимости от того, как это пытается подать тот или иной актор. Именно фактор силы имел решающее значение в борьбе за власть в Ливии и определил исход политического противостояния, который оказался весьма противоречивым. Допущенные в Ливии перегибы, в особенности выход за рамки мандата Совета Безопасности ООН, существенно затруднили применение концепции «Обязанность защищать» в Сирии. Газета The New York Times открыто заявила, что Ливия должна была стать моделью будущих операций по смене режима. Однако реальность показала опасность злоупотребления этой концепцией.

В результате доверие к принципу «Обязанность защищать» – как норме и действенному инструменту – было подорвано. Еще одним подтверждением его противоречивости стал доклад, подготовленный британским парламентом. В нем утверждалось, что власти приняли решение начать наземную операцию в Ливии на основании ложной и недостоверной информации о кризисе в стране. Это лишний раз показывает, какую роль играет создание «тумана войны» (понятие Карла фон Клаузевица для обозначения недостоверности информации о состоянии дел на поле боя – ред.) в процессе принимаемых решений. В краткосрочной перспективе информационный ресурс может быть задействован для преодоления неблагоприятной ситуации в реальном мире путем распространения среди целевой аудитории субъективных сообщений с определенной трактовкой событий. Таким образом можно повлиять на восприятие и общественное мнение и заручиться поддержкой населения. При сохранении разрыва между реальным миром и информационной средой, в особенности в условиях снижения доверия населения к СМИ и политике, такая стратегия в конечном счете окажется несостоятельной. Введение общественности в заблуждение и попытки манипуляции общественным мнением могут обернуться пагубными последствиями для господствующих политических сил и СМИ.

Надолго закрепить ложный нарратив в общественном пространстве практически невозможно из-за постепенного накопления множества неувязок, которые подрывают эффективность информационных войн и сводят на нет влияние на реальный мир путем воздействия на когнитивную сферу через манипуляции в информационной. В качестве примера можно привести обнародование электронной переписки между Джоном Подестой и Хиллари Клинтон. В одном из писем Подеста пишет, что «Аль-Каида» (запрещена в РФ – ред.) и США, по сути, были союзниками, преследующими одни цели в Сирии. В письме от 12 февраля 2012 г. сотрудник Государственного департамента Джейкоб Салливан писал Хиллари Клинтон, что «"Аль-Каида" на нашей стороне в Сирии». А значит, лозунги о «принуждении к демократии» и расхожие высказывания о том, «демократия» – это то, что должно быть навязано стране и ее народу более сильным в военном отношении государством, спорны по сути и лишены смысла. Не говоря о том, что декларируя целью своего присутствия в Сирии борьбу с терроризмом, на самом деле США преследовали общие с террористами задачи.

Соединенные Штаты и их союзники позиционируют себя в качестве посредников в урегулировании конфликтов «арабской весны». Однако, действуя с позиции силы, они не могут считаться честными посредниками. Для них важнее всего собственные политические интересы. Несмотря на попытки признать сирийский конфликт «гражданской войной», в августе 2012 г. разведывательное управление министерства обороны США четко охарактеризовало происходящее в стране как «опосредованная война».

Стоит отметить, что, согласно проведенным исследованиям, навязанная извне смена режима обычно не приводит к улучшению отношений между вовлеченными государствами. Ведение политических и информационных войн по такой модели подразумевает, что у властей страны-жертвы возникает впечатление: они не в состоянии справиться с происходящим и общественное мнение не на их стороне. Тогда может произойти смена настроений и восприятий, вплоть до желания «присоединиться к большинству», то есть – к победителю. Так развивались события в ходе сербской революции 2000 г. и во время «революции роз» в Грузии. Но если правительству и руководству страны удалось устоять, необходимо повысить ставки и давление. В качестве убедительного примера можно привести Ливию, где ожидания от «арабской весны» не оправдались, что привело к попыткам расколоть элиту и лишить ее способности к эффективному сопротивлению. Для этого вводились санкции, ключевые персоны переманивались на сторону «повстанцев» щедрыми выплатами и нападениями на дома наиболее значимых деятелей.

Налаживание прямых каналов общения с широкими массами ограничивает возможности проводников подрывной деятельности в распространении своей точки зрения и борьбе за «сердца и умы» населения. Такую ситуацию можно наблюдать в Сирии, где появление на публике президента Башара Асада вопреки чрезвычайно высоким рискам безопасности доказывает, что он сопереживает согражданам и остается лидером.

Чем дольше длятся конфликты такого рода, тем сложнее поддерживать обманчивую видимость, которая в глазах общественности становится все менее правдоподобной. Это относится, в частности, к проблеме присутствия в Сирии иностранных войск (например, США), несмотря на заявления о необходимости соблюдения суверенитета и норм международного права. В этом отношении показательна реакция основных политических сил и СМИ на заявления президента Дональда Трампа в декабре 2018 г. о завершении незаконного присутствия американских войск в Сирии. Политики и журналисты всех течений – от неоконсерваторов до либералов – решительно осудили идею вывода войск, что стало очередным подтверждением выполнения лидирующими СМИ роли орудия войны и их слепого следования «либеральным» ценностям.

При этом есть общественные пространства, где подходы, присущие гибридной войне, используются для популяризации в широких слоях населения определенного нарратива. Его цель – убедить общественность в моральной обоснованности причин проведения подрывной внешней политики в контексте кризиса в международных делах. Можно обратиться к ретроспективному анализу кризисов глобального масштаба. Знаковые события, такие как «арабская весна» или война 2003 г. в Ираке, анализируются и критически рассматриваются – особенно в тех случаях, когда ожидания общества, связанные с предложенным сценарием, не оправдываются. Публикация таких материалов часто совпадает с годовщинами событий. В материале, появившемся в конце 2017 г. в Huffington Post, дается прекрасный обзор политики конструирования общественного мнения за счет искажения реальных событий. В этой статье осуществляется деконструкция информационного пространства для выявления реальных, а не виртуальных событий и того, как это повлияло на ситуацию.

В действительности «арабская весна» никогда не была народным демократическим восстанием, как это пытались доказать западные власти и СМИ. Она имела мало общего с демократией, хотя в ней, несомненно, участвовали некоторые либерально-демократические группы. Фактически это было реакционное движение консервативных, религиозных и исламистских элементов против светских режимов.

Процессы, связанные с возникновением кризисов в информационной среде и подрывом действующего правительства, можно проследить не только в арабском мире, но и на примере недавних событий в Венесуэле. США и их союзники ввели экономические санкции против этой страны не для того, чтобы наказать ее руководство за якобы имевшие место многочисленные нарушения, а чтобы добиться еще большего ослабления экономики и спровоцировать рост недовольства среди населения. Возникший в результате экономический кризис описывается иностранной державой, заинтересованной в создании физических и психологических условий для смены режима, как «гуманитарный кризис». И хотя внешние силы сыграли значительную роль в сложившейся ситуации, всю полноту ответственности они возложили на правительство Венесуэлы. Кризисная ситуация открывает путь к принятию чрезвычайных мер, например, признанию Хуана Гуайдо «легитимным» президентом. Чтобы это выглядело правдоподобно, нужно постоянно твердить об этом в СМИ. При этом никто не обращает внимания на тот очевидный факт, что Гуайдо никогда не участвовал в президентских выборах, а значит, не соответствует основополагающему требованию для вступления в эту должность.

Таким образом, для смены режима необходимы два условия: ухудшение экономической ситуации и поддержка со стороны США и их союзников. Однако требуются еще две предпосылки, которые могут быть культивированы. В частности, нужно сделать невозможным прямое общение между президентом Николасом Мадуро и народом Венесуэлы. Это делается путем избирательного продвижения в основных СМИ таких «оппозиционеров», как Гуайдо, дезертировавших из армии военных и других противников Мадуро, дабы создать впечатление, что именно они отражают настроения большей части населения. Достичь такой цели достаточно сложно, поскольку Мадуро все еще пользуется поддержкой армии, правительства и большинства граждан. Поэтому отрезать его от населения невозможно, как и разрушить позитивные отношения между ними, не удастся и изолировать правительство от общественности. Не хватает также «судьбоносного события», которое разгневало бы общество и привело бы его к реальным столкновениям, как это было на площади Тахрир в Египте, в Даръа в Сирии или в ливийском Бенгази. Оппозиция действует недостаточно активно, находясь внутри страны в относительной изоляции, что, однако, не мешает СМИ нагнетать ситуацию, сообщая о «спонтанных» протестных выступлениях, которые, как предполагается, должны спровоцировать беспрецедентно жестокую реакцию сил правопорядка.

В использовании политических методов борьбы в целях подрыва позиций противника нет ничего нового – такая практика существует уже сотни лет. Однако теперь это можно делать гораздо более изощренно и быстро за счет постоянного совершенствования информационных технологий.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 30 октября 2019 > № 3201298 Грег Саймонс

Узбекистан вошел в число 20 стран, достигших наибольшего прогресса в улучшении делового климата

ТАШКЕНТ, 24 октября 2019 г. ­­– За последний год Узбекистан осуществил четыре реформы, позволившие ему войти в число 20 стран, достигших наибольшего прогресса в улучшении делового климата, говорится в новом ежегодном докладе Группы Всемирного банка Doing Business 2020 («Ведение бизнеса 2020»).

В 2019 г. Узбекистан занял 69-е место в рейтинге «Ведение бизнеса» среди 190 государств мира, набрав 69,9 баллов из 100. С 2018 г. страна поднялась с 76-го места на 7 позиций вверх. Вместе с четырьмя другими государствами в регионе Европы и Центральной Азии, включая Таджикистан, Азербайджан, Кыргызскую Республику и Косово, Узбекистан вошел в число 20 стран, в которых наблюдались наиболее ощутимые улучшения деловой среды.

Ключевыми реформами в данной области являются:

Усиление защиты миноритарных инвесторов путем расширения прав и роли акционеров в принятии ключевых корпоративных решений, уточнения структур собственности и контроля, а также повышения корпоративной прозрачности.

Упрощение налогообложения за счет объединения налога на развитие социальной инфраструктуры с налогом на прибыль.

Упрощение международной торговли путем введения механизма таможенной проверки, основанной на риске, а также смягчения требований к документам на импорт.

Упрощение обеспечения исполнения контрактов путем принятия закона о добровольной медиации, а также создания финансовых стимулов, поощряющих стороны прибегать к урегулированию возникших споров посредством медиации.

Доклад «Ведение бизнеса 2020» рассматривает изменения законодательства в 10 областях бизнеса на основе анализа ситуации в 190 странах. Дается оценка подобным изменениям за 12-месячный период, заканчивающийся 1 мая 2019 г.

В докладе анализируются следующие показатели, по которым оценивается легкость условий ведения бизнеса в стране: 1) создание предприятий (бизнеса), 2) получение разрешений на строительство, 3) подключение к системе электроснабжения, 4) регистрация собственности, 5) получение кредитов, 6) защита миноритарных инвесторов, 7) налогообложение, 8) международная торговля, 9) обеспечение исполнения контрактов и 10) разрешение неплатежеспособности. Наём сотрудников - еще один дополнительный индикатор, который оценивался, но не был включен в рейтинг этого года.

В десятку лидеров рейтинга по легкости условий ведения бизнеса в этом году вошли Новая Зеландия, Сингапур, САР Гонконг (Китай), Дания, Республика Корея, США, Грузия, Великобритания, Норвегия и Швеция. Лидеры рейтинга, как правило, имеют онлайн-процедуры для регистрации бизнеса и передачи собственности, а также электронные платформы для подачи налоговых деклараций.

Благоприятная для бизнеса среда связана с более низким уровнем бедности, а улучшение эффективности нормативного регулирования может привести к развитию предпринимательства, стартапов, инноваций, доступности кредитов и инвестиций. Доклад «Ведение бизнеса 2020» является 17-м по счету выпуском ежегодной серии, в которой оценивается законодательство, улучшающее или ограничивающее деловую активность малого и среднего бизнеса.

С момента первого выпуска доклада в 2003 г. 186 из 190 стран, где осуществляют мониторинг исследователи команды «Ведение бизнеса», реализовали более 3500 бизнес-реформ.

С-400 в Европе

Зенитный ракетный дивизион С-400 "Триумф" и зенитная ракетно-артиллерийская батарея "Панцирь-С" Воздушно-космических сил России доставлены в Сербию. Об этом в четверг сообщили в министерстве обороны России. Военные уточнили, что российские оружейные комплексы "впервые примут участие в учении на территории зарубежного государства".

Доставка осуществлялась по воздуху - военно-транспортными самолетами. Учение, в котором примут участие российские военнослужащие и указанное вооружение, называется "Славянский щит - 2019". Это будет уже второй этап совместного российско-сербского учения по противовоздушной обороне. Он продлится в период с 23 по 29 октября 2019 года на территории Сербии. Первый этап учения прошел в сентябре на базе Центра боевой подготовки и боевого применения Воздушно-космических сил России в Астраханской области.

Согласно сообщению военного ведомства, дивизион российских С-400 и батарея самоходного зенитного ракетно-пушечного комплекса "Панцирь-С" в рамках учения будут развернуты на территории сербской авиабазы "Батайница". Вооружения войдут в совместную российско-сербскую смешанную группировку сил и средств ПВО, задачей которой станет отработка практических действий по противовоздушной обороне охраняемого района. "Кроме того российские и сербские подразделения ПВО совместно выполнят задачи по обнаружению, сопровождению, классификации и уничтожению всего спектра воздушных целей условного противника. Это будет сделано в процессе несения совместного боевого дежурства по ПВО", - пояснили военные.

"Военное сотрудничество России и Сербии идет достаточно продуктивно - мы поставляем сербам ударные вертолеты Ми-35М и транспортные Ми-17В5, танки Т-72, бронированные разведывательно-дозорные машины БРДМ-2МС и истребители МиГ-29. Не раз заявлял официальный Белград и о возможной покупке тех самых комплексов "Панцирь-С" и С-400", - прокомментировал "Российской газете" председатель президиума организации "Офицеры России", Герой России, генерал-майор Сергей Липовой.

Он напомнил, что Сербия - верный союзник России на Балканах: страна не присоединилась к антироссийским санкциям и не вступила в НАТО. "Это внеблоковая страна, а подобный статус нуждается в постоянной защите, особенно если учесть, что Сербия буквально окружена авиабазами НАТО - в Румынии, Венгрии, Италии, Боснии и Болгарии. Плюс не будем забывать про проблему сепаратистов в Косово, про их регулярные провокации в адрес сербов и про вступление в НАТО соседней Черногории", - отметил военный эксперт.

Поэтому важно показать, что Сербия находится под защитой России, а значит, ни один вопрос на Балканах не будет решаться без нашего ведома", - пояснил генерал Липовой.

Напомним, российско-сербское учение "Славянский щит - 2019" проводится в первый раз и состоит из двух этапов. В ходе учения отрабатываются вопросы взаимодействия и совместного боевого применения подразделений ПВО ВКС России и военно-воздушных сил ПВО Республики Сербия.

Справка "РГ"

Зенитный ракетный комплекс С-400 "Триумф" - зенитная ракетная система большой и средней дальности, зенитный ракетный комплекс (ЗРК) нового поколения. Система предназначена для высокоэффективной защиты важнейших политико-административных, экономических и военных объектов от ударов авиации, стратегических крылатых, тактических и оперативно-тактических баллистических ракет, а также баллистических ракет среднего радиуса действия в условиях боевого и радиоэлектронного противодействия.Комплекс может применяться ночью и днем в любых физико-географических, а также погодно-климатических условиях при сильном радиоэлектронном противодействии.

ЗРПК "Панцирь-С" - самоходный зенитный ракетно-пушечный комплекс наземного базирования. Комплекс предназначен для ближнего прикрытия гражданских и военных объектов (в том числе комплексов ПВО большой дальности) от всех современных и перспективных средств воздушного нападения. Также может осуществлять защиту обороняемого объекта от наземных и надводных угроз.

Текст:

Иван Петров

Доклад «Ведение бизнеса 2020»: страны Европы и Центральной Азии наращивают темпы улучшения делового климата

Две страны региона входят в двадцатку стран с наивысшими результатами, одна – в десятку стран, добившихся наибольших улучшений

ВАШИНГТОН, 24 октября 2019 года – Как показывает исследование Группы Всемирного банка «Ведение бизнеса 2020», страны Европы и Центральной Азии увеличили темп и без того динамичных улучшений делового климата: они внедрили 56 реформ и вышли на ведущие позиции в мире по реформам в сферах налогообложения и обеспечения исполнения контрактов.

Две страны Европы и Центральной Азии входят в число 20 самых благоприятых в мире для ведения бизнеса: Грузия занимает 7-е место, а Северная Македония – 17-е. Кроме того, Таджикистан вошел в десятку стран, в которых деловой климат заметнее всего улучшился за 12-месячный период, завершившийся 1 мая 2019 года.

«Страны Европы и Центральной Азии продолжают добиваться заметных успехов в создании условий для предпринимательства и в содействии экономическому росту», – отметил Сантьяго Крочи Даунс, руководитель программы в Отделе, занимающемся подготовкой доклада «Ведение бизнеса». – «По мере нарастания динамики реформ отстающие страны смогут перенять передовой опыт, накопленный их соседями».

Регион стал мировым лидером по числу реформ в области налогообложения (девять реформ) – сегодня 22 страны региона разрешают подачу налоговых деклараций в электронном виде – а также в сфере обеспечения исполнения контрактов (шесть) – сегодня в регионе Европы и Центральной Азии действует самая эффективная система арбитражного судопроизводства. Кроме того, страны Европы и Центральной Азии отличаются легкостью процесса регистрации прав собственности на недвижимое имущество: стоимость передачи прав собственности на объект недвижимости – в среднем 2,7% его стоимости – ниже, чем в странах ОЭСР с высоким уровнем дохода (4,2%, соответственно).

Европа и Центральная Азия также продемонстрировали достойные результаты и в долгосрочном плане: за 17 лет, в течение которых проводится исследование «Ведение бизнеса», многие страны снизили требования к размеру минимального оплаченного уставного капитала и усовершенствовали системы кредитной отчетности.

Азербайджан, Кыргызская Республика, Косово и Узбекистан вошли в число 20-ти стран мира, в которых наблюдались наиболее ощутимые улучшения.

Таджикистан смог поднять свой рейтинг благодаря реформам в сферах создания предприятий, международной торговли и получения кредитов. Так, таджикское правительство ввело ускоренный порядок таможенной очистки при экспорте скоропортящихся товаров и облегчило доступ к кредитам за счет создания современного реестра залогового обеспечения.

В Российской Федерации за истекший год было осуществлено три реформы, включая ускорение процесса подключения к электросетям и упрощение требований налогового законодательства. Защита прав миноритарных инвесторов была усилена за счет ужесточения требований к прозрачности корпоративной отчетности.

В Сербии и Украине было осуществлено по шесть реформ. Обе страны упростили процессы получения разрешений на строительство и подключения к электросетям, а также усилили защиту прав миноритарных инвесторов. В Сербии был облегчен процесс уплаты налогов, а в Украине создан новый кредитный реестр и повышена прозрачность системы управления землепользованием.

Не вполне удовлетворительными остаются в регионе результаты в сфере получения разрешений на строительство и подключения к системе электроснабжения. Для получения необходимых разрешений на строительство в регионе требуется, в среднем, 170 дней, тогда как в странах ОЭСР с высоким уровнем дохода – 152 дня. Аналогичным образом, на то, чтобы подключить новый склад к системе электроснабжения, в странах Европы и Центральной Азии необходимо, в среднем, почти 100 дней – на 25 дней больше, чем в странах ОЭСР с высоким уровнем дохода.

Большинство стран региона не снижают темпы осуществления реформ, однако несколько стран по-прежнему отстают. В Болгарии за последние пять лет не было проведено ни одной реформы, направленной на улучшение делового климата, в Боснии и Герцеговине за этот же период осуществлено всего три таких реформы, а в Черногории – четыре.

За прошедший год правительства стран мира провели 294 реформы, упрощающие ведение бизнеса

Ведение бизнеса 2020: Четыре из десяти стран с наиболее заметными улучшениями расположены на Ближнем Востоке и в Северной Африке

ВАШИНГТОН, 24 октября 2019 года — По данным исследования Группы Всемирного банка «Ведение бизнеса 2020», за прошедший год правительства 115 стран внедрили 294 реформы, упрощающие ведение бизнеса отечественным частным сектором, что проложило путь к созданию новых рабочих мест, расширению масштабов деловой активности и росту доходов многих людей.

В этом последнем выпуске данного исследования проанализированы реформы, осуществленные в 10 областях предпринимательской деятельности в 190 странах за 12-месячный период, завершившийся 1 мая 2019 года. Благоприятная для бизнеса среда связана с более низким уровнем бедности, а повышение эффективности нормативного регулирования способно стимулировать предпринимательство, создание новых компаний, внедрение инноваций и повышение доступности кредитов и инвестиций. Это исследование стало 17-м выпуском в серии ежегодных докладов, в которых оцениваются правовые нормы, способствующие упрощению предпринимательской деятельности малых и средних предприятий, либо усложняющие ее.

«Правительства могут способствовать рыночно-ориентированному развитию и всеобъемлющему экономическому росту, устанавливая правила, помогающие предпринимателям создавать предприятия, нанимать работников и расширять бизнес», – подчеркнул Президент Группы Всемирного банка Дэвид Малпасс. – «Устранение препятствий, с которыми сталкиваются предприниматели, создает лучшие рабочие места, увеличивает налоговые поступления и поднимает доходы. Всё это необходимо для сокращения масштабов бедности и повышения уровня жизни».

Важно отметить, что исследование «Ведение бизнеса» задумано не как справочник для инвесторов, а, скорее, как способ измерить благоприятность условий для ведения бизнеса.

По данным исследования, в десятку стран, где отмечено наиболее ощутимое улучшение делового климата, вошли Саудовская Аравия, Иордания, Того, Бахрейн, Таджикистан, Пакистан, Кувейт, Китай, Индия и Нигерия. Китай и Того входят в эту десятку второй год подряд, а Индия – уже третий год подряд. Это свидетельствует о том, что реформирование нормативного регулирования ведения бизнеса – многолетний процесс. Больше всего реформ осуществил Бахрейн, улучшив девять из десяти сфер, оцениваемых в докладе. За ним следуют Китай и Саудовская Аравия, которые провели по восемь реформ.

В десятку лидеров рейтинга благоприятности условий ведения бизнеса вошли Новая Зеландия, Сингапур, САР Гонконг (Китай), Дания, Республика Корея, Соединенные Штаты Америки, Грузия, Великобритания, Норвегия и Швеция. Для лидеров рейтинга, как правило, характерны электронные процедуры регистрации компаний, электронная подача налоговых деклараций, а также электронные процедуры оформления сделок с имуществом.

В то же время 26 стран приняли меры, создавшие дополнительные препятствия для хозяйственной деятельности. Многие из этих мер привели к повышению издержек ведения бизнеса.

Условия, в которых работают предприниматели в странах, показывающих высокие и низкие результаты, кардинально различаются. Так, в странах, занимающих нижние 50 мест в рейтинге, на открытие нового предприятия уходит, в среднем, в шесть раз больше времени, чем в 20 странах-лидерах рейтинга. Передача прав собственности на имущество в 20 странах-лидерах рейтинга занимает менее двух недель, а в 50 замыкающих рейтинг странах – три месяца. На подключение к электросетям в 50 странах, замыкающих рейтинг, требуется, в среднем, в два раза больше времени, чем в 20 странах-лидерах рейтинга, а стоимость такого подключения, выраженная в процентах от дохода на душу населения, в 44 раза выше.

В докладе оценивается 10 сфер: «Создание предприятий», «Получение разрешений на строительство», «Подключение к системе электроснабжения», «Регистрация собственности», «Получение кредитов», «Защита миноритарных инвесторов», «Налогообложение», «Международная торговля», «Обеспечение исполнения контрактов» и «Разрешение проблем неплатежеспособности». Кроме того, оценивается область найма работников, однако этот показатель в рейтинг не входит.

За прошедший период наиболее активно осуществлялись реформы, касающиеся создания предприятий, получения разрешений на строительство, подключения к системе электроснабжения и уплаты налогов. В последние годы резко активизировалось реформирование процессов получения разрешений на строительство и присоединения к электросетям. Многие из 37 стран, реформировавших процесс получения разрешений на строительство, упростили взаимодействие с ведомствами относительно предварительного согласования и проведения инспекций. В целях повышения эффективности подключения предприятий к электросетям 16 стран существенно модернизацировали электросетевую инфраструктуру. Среди прочих результатов, средняя продолжительность перебоев в подаче электроэнергии в мире снизилась более чем на 8 процентов между 2017 и 2018 годами.

186 из 190 анализируемых стран осуществили свыше 3 500 бизнес-реформ с начала проведения исследования «Ведение бизнеса» в 2003 году.

Региональный обзор

Восточная Азия и Тихоокеанский регион. В течение прошлого года страны региона провели 33 реформы, направленные на улучшение делового климата. И хотя во многих странах малым и средним предприятиям созданы благоприятные, по мировым стандартам, условия ведения бизнеса, темпы проведения реформ, в целом, замедлились. Количество реформ, осуществленных в регионе за 12-месячный период, снизилось на десять; реформы проводились менее чем в половине стран региона (в 12 из 25). Но даже при этом пять стран и территорий региона входят в число 25 стран мира, добившихся наилучших результатов: Сингапур (2-е место), САР Гонконг (Китай) (3-е), Малайзия (12-е), Тайвань (Китай) (15-е) и Таиланд (21-е). Китай входит в десятку стран, где отмечено наиболее ощутимое улучшение делового климата, второй год подряд.

Европа и Центральная Азия. Страны этого региона наростили темны своих и без того динамичных усилиям по улучшению делового климата: они осуществили 56 реформ и вышли на ведущие позиции в мире по реформам в сфере налогообложения и обеспечения исполнения контрактов. Две страны Европы и Центральной Азии входят в число 20 самых благоприятных в мире мест для ведения бизнеса: Грузия занимает 7-е место, а Северная Македония – 17-е. Таджикистан входит в десятку стран мира, положение в которых улучшилось заметнее всего. А Азербайджан, Кыргызская Республика, Косово и Узбекистан вошли в число 20 стран мира, в которых наблюдались наиболее ощутимые улучшения.

Латинская Америка и Карибский бассейн. Страны Карибского бассейна провели за прошедший год рекордное число реформ, призванных облегчить отечественному частному сектору ведение бизнеса, однако для соответствия мировым стандартам региону еще предстоит проделать определенную работу. Самые высокие места в мировом рейтинге среди стран и территорий региона занимают Пуэрто-Рико (65-е место) и Ямайка (71-е). Латинская Америка по-прежнему отстает от других регионов мира, но есть здесь и некоторые исключения. Колумбия провела с 2005 года, в общей сложности, 37 реформ и остается ведущим реформатором в регионе. Мексика занимает наивысшее место в мировом рейтинге среди стран региона – 60-е, однако вот уже второй год подряд Мексика не осуществляет никаких существенных улучшений делового климата.

Ближний Восток и Северная Африка. Неуклонно расширяются масштабы реформ в странах Персидского залива – в опрделенной мере это вызвано настоятельной потребностью в диверсификации их экономики. Страны региона провели рекордное число реформ, призванных облегчить отечественными предприятиям ведение бизнеса, – 57 реформ правового регулирования бизнеса, что больше, чем в предшествующем году (43). Регион представляют четыре из десяти стран мира, добившихся в этом году наиболее заметных результатов: Саудовская Аравия, Иордания, Бахрейн и Кувейт. На эти страны пришлась почти половина проведенных в регионе реформ. Саудовская Аравия провела ряд реформ: создала единое окно для регистрации компаний, приняла закон о сделках с обеспечением и закон о банкротстве, усилила защиту прав миноритарных инвесторов, а также приняла меры по расширению экономических прав и возможностей женщин. В целом наилучшие результаты в регионе продолжают демонстрировать Объединенные Арабские Эмираты, занимающие 16-е место в рейтинге благоприятности условий ведения бизнеса.

Южная Азия. Многие страны Южной Азии не снижают темпы осуществления реформ в области правового регулирования ведения бизнеса. Индия и Пакистан вошли в десятку стран мира, деловой климат которых улучшился заметнее всего, и улучшили свое положение в мировом рейтинге легкости ведения бизнеса. Страны региона провели 17 реформ в целях улучшения делового климата для отечественных предприятий. Наивысший рейтинг для данного региона по-прежнему наблюдается в Индии, ставшей 63-й в мировом рейтинге благодаря проведению четырех реформ. В Пакистане длительность подключения к электрическим сетям сократилась на 49 дней.

Африка к югу от Сахары. Улучшение делового климата в странах этого региона продолжалось, однако темпы проведения реформ замедлились, и регион отстает от других по эффективности реформ и их осуществлению. Страны региона провели 73 реформы, что гораздо ниже их рекордного количества (108), а число стран, которые провели, по меньшей мере, одну реформу, сократилось с 40 до 31. Многие страны продолжили прилагать усилия по проведению реформ , однако необходимо еще немало сделать для повышения эффективности реформ и отдачи от них. Среди стран, занимающих первые 50 мест в рейтинге благоприятности условий ведения бизнеса – лишь две страны Африки к югу от Сахары; а вот среди 20 наиболее низких стран рейтинга, стран этого региона большинство.

Слово "предательство" становится самым популярным в европейских СМИ. Не успели они отшуметь по поводу "предательства Трампа" сирийских курдов, как с новой силой заговорили об очередном "предательстве". Теперь, правда, речь идет о деяниях самой Европы по отношению к двум балканским странам — Албании и особенно Северной Македонии (ранее просто Македонии).

В минувший уик-энд лидеры Евросоюза, собравшиеся в Брюсселе, должны были дать формальную отмашку на предоставление этим государствам статуса официальных кандидатов на вступление в ЕС. Данная процедура ничего особого собой не представляет — просто открывает путь многолетним переговорам и требованиям к претендентам с целью изменения ими внутреннего законодательства. В конце концов, Турция находится в подобном статусе 20 лет, и, похоже, ее европерспективы только отдаляются.

Именно в связи с абсолютной формальностью данного шага большинство лидеров ЕС не видели в этом никаких проблем. Однако Франция, Дания и Нидерланды, где сильны позиции евроскептиков, заблокировали заявку Албании, а надежды (северо)македонцев перечеркнул своим волевым решением французский президент Эммануэль Макрон.

Сказать, что это вызвало гнев и разочарование в двух указанных странах, — не сказать ничего. В Северной Македонии сразу же возник внутриполитический кризис, объявлены досрочные парламентские выборы. Немудрено понять почему, если учесть, что в прошлом году ради этой формальной заявки государство пошло даже на смену названия.

Напомним: Европа и США просто-таки выкручивали руки македонцам, призывая их добавить к названию страны эпитет "Северная", чтобы удовлетворить Грецию. Провели референдум, где вопрос был сформулирован так, что переименование рассматривалось как залог вступления в ЕС и НАТО.

Чего только не обещали македонцам в ходе кампании. Лидеры различных государств приезжали один за другим в Скопье, рассказывая, как все замечательно заживут после переименования. Кстати, старался и сам Макрон. Накануне референдума он обратился к македонцам с пламенной речью, призывая их голосовать "правильно" и рассказывая, как это будет хорошо и для них, и для Европы.

Большинство населения балканской страны, строго говоря, тогда "проголосовало ногами", не придя на избирательные участки и сорвав референдум. Однако это не помешало властям все-таки изменить название страны. Цели были те же: Евросоюз и НАТО.

Причем членство в Североатлантическом альянсе согласовали очень быстро и почти наверняка окончательно оформят весной следующего года. А вот с ЕС, как видим, не заладилось. Всего-то год прошел, а обещания быстро забылись.

Особенно тяжело нынешнему премьеру Северной Македонии Зорану Заеву и его правящей партии "Социально-демократический союз". Их евроинтеграционные лозунги вполне можно сопоставить с теми обещаниями, которые раздавали украинцам в ходе Майдана. Македонцам рассказывали: проголосуете за вступление в ЕС — и у вас будет бесплатное европейское здравоохранение, 25 тысяч евро субсидий для каждого фермера, бесплатное образование и так далее. Представьте, как Заев выглядит в глазах избирателей после блокирования македонской заявки Парижем. На досрочных выборах он рискует потерять власть.

Теперь все дружно набросились на Макрона. Заев назвал позицию Франции "исторической ошибкой", основные европейские СМИ почти единогласно это подхватили. Ярких красок никто не жалеет. Политические аналитики EUobserver говорят о "политическом вандализме". А редакционная статья Financial Times определила действия Макрона как "акт неоголлистской бескомпромиссности" и особо подчеркнула, что "Франция оставляет ЕС без заслуживающей доверия базы отношений с соседями, <…> такими как Молдова, Украина и Грузия".

То есть украинцев и грузин предупреждают: вас обманут с вашими европейскими мечтами, как обманули македонцев. Британская пресса делает упор на то, что подобная политика вынудит эти страны "смотреть на восток в сторону России". И это, как вы понимаете, главная проблема Европы и уж тем более Британии, которая сама пытается выйти из ЕС.

Судя по многочисленным возмущенным комментариям различных европейских аналитиков, мало кто из них вообще верит в перспективы принятия Македонии и особенно Албании в "европейскую семью народов". Некоторые так прямо и пишут: начало формальных переговоров о вступлении в Евросоюз еще ничего не означает, а значит, и волноваться особо не о чем. Другими словами, Макрона обвиняют не в том, что он перечеркнул европерспективу балканских стран, в которую мало кто верит, а в том, что он лишает послушных соседей морковки, за которой они должны были покорно следовать, как когда-то делала Турция. Говорится это публично и вполне откровенно.

Для европейских либералов особенно болезненно то, что сделал это представитель партии, составляющей основу либеральной фракции Европарламента. А по вопросу Албании к Макрону примкнул и премьер Нидерландов Марк Рютте, чья партия также входит в эту группу. Именно поэтому члены данной фракции выражают свое ошеломление громче всех.

Макрон же ссылается на необходимость реформирования самого Евросоюза перед тем, как затевать переговоры с новыми кандидатами. При этом никаких четких сроков и условий он не называет. Вряд ли следует ожидать перемены его взглядов по мере приближения президентских выборов 2022 года, где наверняка миграционный вопрос вновь будет ключевым. Если руководитель Франции сейчас не решился на простую формальность, затем ему будет сделать это еще сложнее.

А сладкая европейская мечта македонцев и албанцев продолжит отдаляться. Как, собственно, и для других потенциальных кандидатов на членство в ЕС — Сербии, Черногории, Косово, Боснии.

Какой в этой ситуации может идти разговор об Украине или Грузии?

Владимир Корнилов

Аналитическая компания Growth from Knowledge (GfK) составила рейтинг стран Европы по покупательной способности населения. В списке из 42 стран Украина заняла последнее место. Данные опубликованы на сайте организации.

На первом месте в рейтинге GfK оказался Лихтенштейн с покупательной способностью на душу населения в 67 550 евро, что более чем в 4,5 раза превышает средний показатель по Европе (14 739 евро). Также в тройку лидеров попали Швейцария и Люксембург с показателями 42 тысячи и 35 тысяч евро соответственно. Покупательную способность россиян авторы исследования не оценивали.

"Шестнадцать стран, рассматриваемых в исследовании, имеют покупательную способность на душу населения выше среднего, в то время как 26 — ниже среднего показателя по Европе", — говорится в исследовании.

Последние три позиции в рейтинге заняли Молдавия, Косово и Украина. По данным компании, покупательная способность украинцев составляет 1830 евро в год на человека.

В GfK пояснили, что под покупательской способностью понимают доход населения после вычета налогов и благотворительных взносов. В эту сумму входят все пособия, получаемые от государства. Эти деньги люди тратят на еду, жилье, услуги, развлечения, покупки и отдых.

Выступление и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел Российской Федерации С.В.Лаврова в ходе совместной пресс-конференции по итогам переговоров с Вице-премьером, Министром иностранных дел Республики Болгарии Е.Захариевой, Москва, 21 октября 2019 года

Уважаемые дамы и господа,

Мы провели подробные переговоры с Вице-премьером, Министром иностранных дел Республики Болгарии Е.Захариевой. Символично, что это первый визит болгарской коллеги в Российскую Федерацию и он проходит в год 140-летия установления дипломатических отношений между нашими странами.

Мы выразили удовлетворение активизацией политического диалога. В текущем году состоялся ряд важных контактов, в том числе на высшем уровне. Имею в виду официальный визит в Болгарию Председателя Правительства Российской Федерации Д.А.Медведева, участие в Петербургском международном экономическом форуме Президента Болгарии Р.Радева и его переговоры с Президентом России В.В.Путиным, визит в Россию Председателя Народного собрания Болгарии Ц.Караянчевой. Кроме того, в августе в Туркмении на «полях» первого Каспийского экономического форума состоялась встреча Д.А.Медведева и Премьер-министра Болгарии Б.Борисова.

Совместная работа по продвижению политического диалога приносит свои плоды, о чем свидетельствует укрепление торгово-экономических связей. Положительно оценили итоги состоявшегося в сентябре в Варне заседания Межправительственной комиссии по экономическому и научно-техническому сотрудничеству (МПК). Договорились способствовать реализации принятых в рамках МПК решений в самых разных сферах – от торговли и транспорта до образования и спорта.

У нас хорошие заделы в энергетике. Наши болгарские коллеги информировали о начале строительства инфраструктуры для транспортировки газа по второй ветке «Турецкого потока». Как сообщила госпожа Министр, соответствующая церемония с участием Премьер-министра Болгарии Б.Борисова и Посла Российской Федерации в Болгарии А.А.Макарова состоялась сегодня. Партнеры подчеркнули, что работы, как и запланировано, будут завершены в срок – к 2020 году. Наряду с этим Кабинет министров Болгарии предпринимает конкретные шаги по возобновлению сооружения АЭС «Белене». Сейчас болгарские власти осуществляют процедуру выбора стратегического инвестора проекта. Российская Госкорпорация «Росатом», которая является изготовителем реакторов и собственником технологий, будет принимать в этом процессе активное участие.

Выразили удовлетворение культурно-гуманитарным взаимодействием. Со своей стороны выразили признательность Правительству Болгарии за принимаемые меры по созданию благоприятных условий изучения русского языка, который уже около 10 лет остается вторым по популярности иностранным языком в этой стране. Рады, что болгарская молодежь демонстрирует высокий интерес к получению высшего образования в России. В этом учебном году 230 студентов из Болгарии зачислены в российские вузы и будут проходить обучение за счет средств федерального бюджета. В свою очередь и несколько сотен российских граждан обучается в вузах Болгарии.

Договорились поощрять туристические потоки. В прошлом году число россиян, которые посетили Болгарию, превысило полмиллиона человек. Мы бы хотели, чтобы эта цифра увеличивалась. Также будем рады видеть больше болгарских граждан, посещающих нашу страну.

Договорились интенсифицировать работу по совершенствованию договорно-правовой базы. Среди документов, которые у нас считаются приоритетными – межправительственное соглашение по лицензионным взаимоотношениям, межправительственная программа сотрудничества в области культуры, образования и науки, межправительственное соглашение по воинским захоронениям.

Я передал коллеге документы о государственной регистрации права постоянного (бессрочного) пользования участком Посольства Болгарии в России. Рассчитываем на встречное содействие партнеров в решении соответствующих вопросов, связанных с объектами российской государственной собственности в Болгарии.

Конструктивно и доверительно обменялись мнениями по актуальным международным вопросам. Особое внимание уделили положению дел на Балканах, где ситуация, к сожалению, остается весьма непростой. Россия выступает против того, чтобы этот регион рассматривался как арена геополитического противостояния, и заинтересована в его стабилизации и устойчивом развитии. В частности, твердо исходим из того, что урегулирование проблемы Косово должно основываться на резолюции 1244 СБ ООН, а ситуация в Боснии должна опираться на соблюдение Дейтонского мирного соглашения 1995 года.

Обсудили наше взаимодействие в рамках ООН, ОБСЕ, Совета Европы, ОЧЭС, где болгарская сторона успешно председательствовала в первом полугодии нынешнего года. Затронули состояние и перспективы отношений между Россией и Евросоюзом, в том числе в контексте смены состава Еврокомиссии.

Поговорили и о ситуации, которая складывается на Украине после президентских выборов. Подтвердили необходимость выполнения минского «Комплекса мер» по урегулированию ситуации на востоке Украины.

Госпожа Министр любезно пригласила меня посетить Болгарию с ответным визитом. Я с удовольствием и признательностью принимаю это приглашение.

Вопрос (обоим министрам, перевод с болгарского языка): Обсуждали ли вы вопросы энергетики? Предстоит ли развитие совместных проектов в этой сфере? Были ли достигнуты конкретные договоренности?

С.В.Лавров (отвечает после Е.Захариевой): Считаем, что у нас очень неплохие перспективы развития торгово-экономических связей. Как уже отмечалось сегодня, в сентябре в Варне состоялось очередное заседание Российско-Болгарской Межправительственной комиссии по экономическому и научно-техническому сотрудничеству, где были намечены шаги по углублению экономического сотрудничества, которые наверняка будут способствовать увеличению товарооборота.

Из конкретных проектов в энергетике г-жа Министр уже упоминала, что совсем недавно завершилась модернизация двух энергоблоков АЭС «Козлодуй». Их срок действия продлен, и они эффективно функционируют. «Росатом» готов участвовать в процедурах по отбору подрядчика на возобновление строительства АЭС «Белене». Мы тоже рассчитываем на хорошие шансы нашей корпорации, учитывая, что именно она является производителем реакторов и собственником технологий. Сегодняшнее событие – запуск строительства «Балканского потока», как сказала г-жа Министр, – это существенный практический шаг в продлении второй нитки «Турецкого потока» европейским потребителям. Безусловно, он будет дополнительно укреплять энергетическую безопасность Европы.

Сегодня мы говорили и о транспортных проектах: возобновлении паромного сообщения, а также о проектах, которые рассматриваются в многостороннем формате по линии Организации черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС). Есть и перспективные договоренности продвигать формат единого таможенного «окна», что облегчит торговые процедуры, и решение, принятое в мае этого года, о формировании совместной морской повестки. Обсуждается создание руководящей группы, чтобы продвигать этот очень перспективный проект, который будет не только способствовать устойчивому социально-экономическому развитию Причерноморского региона, но и тем самым создавать более благоприятные условия для обеспечения здесь политической стабильности. Ценим активную роль, которую Болгария намерена играть в этом проекте. Будем ее поддерживать.

Вопрос: Министр иностранных дел Турции М.Чавушоглу раскрыл детали встречи Президента России В.В.Путина и Президента Турции Р.Т.Эрдогана в Сочи. Турецкая сторона намерена обсудить ситуацию, сложившуюся в районах Манбидж и Айн Аль-Араб после того, как сирийская армия начала их контролировать. Советник Р.Т.Эрдогана считает, что если сирийская армия будет защищать курдов, это станет открытым объявлением войны турецкой стороне. Считаете ли Вы, что нужно начать выполнять Аданское соглашение и пересмотреть его детали для снятия беспокойства у обеих сторон?

С.В.Лавров: Не буду комментировать то, что говорит тот или иной советник или иное официальное лицо. У нас есть позиция, которую мы открыто продвигаем и считаем оптимальной в нынешней ситуации. Она заключается в том, чтобы достичь положения, когда все структуры курдов на сирийской территории будут прочно вписаны в правовое поле Сирийской Арабской Республики (САР), в сирийскую конституцию, чтобы на территории САР не было незаконных вооруженных формирований и с ее территории не исходила какая-либо угроза безопасности Турецкой Республики, равно как и других государств. Для того, чтобы прийти к этой цели, – а мы считаем, что это – единственно верный путь урегулирования нынешней ситуации – необходим диалог между курдами и Дамаском. Такой диалог мы готовы всячески поощрять. Обе стороны проявили заинтересованность в том, чтобы Россия помогла им в этом процессе.

Конечно, необходим диалог между Турцией и САР, в котором мы тоже готовы играть вспомогательную роль, поощрять такие прямые контакты. Очевидно, что диалог между Анкарой и Дамаском должен опираться на Аданское соглашение 1998 г. Это существующая международно-правовая база, которая совсем недавно была подтверждена обеими сторонами, в том числе в контексте нынешних событий. Если стороны в ходе контактов сочтут необходимым и обоюдоприемлемым каким-то образом уточнить или изменить это соглашение, это будет их решением. Мы, конечно, примем его и поддержим.

Вопрос: На прошлой неделе появилась информация о том, что Россия планирует провести сирийско-турецкую встречу в Сочи. Действительно ли эта встреча состоится и на каком уровне?

С.В.Лавров: Комментарии уже были даны представителем Администрации Президента России. Мы таких контактов не планируем.

Вопрос (перевод с болгарского): Как мы поняли, Вы приняли приглашение Министра иностранных дел Е.Захариевой посетить Болгарию. Когда ожидать визит Президента России В.В.Путина в Софию?

С.В.Лавров: Как Вы понимаете, я получаю приглашение от Министра и отвечаю на него. Вопрос о контактах на высшем уровне решается по линии соответствующих структур – администраций президентов, также Президент России В.В.Путин и Премьер-министр Болгарии Б.Борисов находятся в постоянном контакте. Уверен, что когда появится реальная возможность, они ею воспользуются.

Россия. Болгария > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 21 октября 2019 > № 3175313 Сергей Лавров

Выступление Министра иностранных дел Российской Федерации С.В.Лаврова на XII Конвенте Российской ассоциации международных исследований, Москва, 21 октября 2019 года

Спасибо за приглашение выступить на уже XII Конвенте Российской ассоциации международных исследований (РАМИ).

Очень ценим вклад РАМИ в наши общие усилия по осмыслению того, что происходит в мире. Процессы непростые, усложняющиеся. В этом контексте, конечно же, соединение усилий, потенциала классической и научной дипломатии (это сейчас новый термин, новое движение в мире, которое мы активно приветствуем), общий контекст связей по линии международных экспертных, политологических кругов – все это очень важно.

Самое главное, чтобы, расширяя круг нашего общения, вовлекая в него все больше участников, мы содействовали формированию доверия, которое сейчас в огромном дефиците на международной арене, и через него уже продвигались к взаимопониманию. А когда между странами и народами будет взаимопонимание, гораздо легче станет искать оптимальные ответы на общие насущные проблемы, которые стоят перед всем человечеством. В этом смысле, конечно же, мы ценим возрастающий вклад в эти усилия, которые предпринимаются по линии Конвента РАМИ.

Проведение Конвента совпало с 75-летием МГИМО. Это ярко проявилось в той части концерта, которую мне удалось послушать. Хотел бы еще раз поздравить любимую Альма-матер с этим праздником. Она встречает свой юбилей в расцвете сил, полная свершений, но самое главное – полная задумок, которые будут по-прежнему обеспечивать сохранение этого университета в ряду самых важных, успешных, эффективных не только в Российской Федерации, но и в международном плане.

МГИМО есть чем гордиться. Он прошел славный путь, сформировал уникальную педагогическую школу, которая до сих пор доказывает свою состоятельность и, что немаловажно, демонстрирует способность самосовершенствоваться и идти в ногу со временем, а то и стараться опережать его.

Сегодня в песне звучали слова о надежном студенческом билете. Я бы сказал, что он еще и счастливый. Отмечу и другой документ – диплом МГИМО, который остается свидетельством высочайшего качества образования и его соответствия самым передовым международным стандартам. То, что вступительный конкурс здесь самый высокий в Российской Федерации и то, что здесь обучаются студенты из более чем 60 стран мира, наверное, тоже яркое свидетельство особого значения МГИМО в жизни всех присутствующих и нашей страны.

Выпускники всегда составляли надежную основу нашей дипломатической службы. Мы по праву гордимся успехами многих из них. То, что сегодняшнее заседание Конвента проходит в период, когда мы вспоминаем наших великих соотечественников и дипломатов, заслуживает особого упоминания.

«Дипломатия: опыт и наследие эпохи» – тема нынешней сессии, которая посвящена памяти и наследию наших выдающихся дипломатов. Нынешний год проходит под знаком целого ряда юбилеев Е.М.Примакова, А.А.Громыко, А.Ф.Добрынина, О.А.Трояновского, Ю.М.Воронцова. Это люди, которые оставили неизгладимый след в истории нашей дипломатии. Более широко – в истории нашего Отечества. Незаурядные, великие люди, внесшие огромный вклад в обеспечение безопасности страны и в создание благоприятных предпосылок для того, чтобы она поступательно развивалась.

Министерство иностранных дел бережно хранит память обо всех наших выдающихся дипломатах, чей самоотверженный труд, чьи последовательные усилия в любую эпоху были нацелены на защиту национальных интересов, способствовали укреплению позиций нашей страны в мировых делах, а также наращиванию самого широкого сотрудничества для обеспечения максимально благоприятных условий для нашего развития. Эти условия для нас всегда означают только одно – чтобы было спокойно, не было войны, чтобы в мире была стабильность и предсказуемость.

Мы делаем максимум для того, чтобы имена наших выдающихся коллег навсегда остались в народной памяти. Мы отмечаем на достойном уровне юбилеи, о которых я упомянул. По каждому из них реализуется специальный план мероприятий. Особо отмечу событие, которое состоится буквально через неделю, – открытие памятника Е.М.Примакову в сквере напротив здания Министерства иностранных дел. В сентябре на «полях» сессии ГА ООН мы с белорусским коллегой В.В.Макеем открыли выставку в библиотеке имени Д.Хаммаршельда, посвященную А.А.Громыко. В течение года проводятся документальные экспозиции, вечера памяти. Их цель – не просто отдать должное старшим товарищам, чьи достижения уже вошли в учебники по дипломатии и международным отношениям, но и обеспечить преемственность поколений.

Мне очень приятно, что всегда, когда я общаюсь со студентами МГИМО и другими представителями нашей молодежи, в рамках мероприятий по линии Администрации Президента, в глазах юношей и девушек, которые хотят посвятить себя внешнеполитической деятельности, вижу неподдельный интерес, желание максимально глубоко проникнуть в историю, в традиции нашей дипломатии, нашей Родины, нашей страны. Ощущение сопричастности к тому, как молодое поколение ощущает себя будущими хозяевами жизни, очень дорогого стоит. Я искренне признателен всем нашим молодым друзьям.

Сегодня в мире ситуация непростая. Не буду останавливаться на анализе внешнеполитических процессов, которые идут на нашей планете. Ясно одно – мы живем в эпоху глубоких перемен, которые символизируют переход от западноцентричной модели мироустройства, которая доминировала более 500 лет, к модели, которая будет гораздо более демократична и инклюзивна. Потому что сегодня, в отличие от того периода, когда пять-шесть стран определяли судьбу мира, причем все они были западными, судьбу мира невозможно не то, что определять, а даже обсуждать за рамками такого института, как «Группа двадцати», в которой представлены «семерка», а также страны БРИКС и их единомышленники. Это гораздо более инклюзивный, демократичный и справедливый механизм, в рамках которого могут обсуждаться самые разные проблемы современного мироустройства, может достигаться согласие, обеспечивающее устойчивое, долгосрочное и прочное решение мировых проблем.

В этом же ряду – необходимость строгого уважения международного права при понимании, что его инструменты необходимо совершенствовать. Самый яркий пример – Устав ООН, который остается незыблемой основой международных отношений, обеспечения равновесия в мировых делах. Все дело в нюансах: современный мир более полицентричен, нежели существовавший в момент подписания и ратификации Устава ООН. Сегодня развивающийся мир заслуживает, чтобы его интересы были более серьезно и глубоко учтены в тех структурах, которые созданы для руководства международными отношениями. Бурный рост новых ведущих экономических держав, прежде всего, в Азии, а также в Латинской Америке, Африке, требует того, чтобы эта новая экономическая, финансовая реальность была отражена и в структурах организации процесса регулирования мировых проблем. Наверное, одна из наиболее острых задач, которые сейчас решаются в ООН, это реформа ее Совета Безопасности. Если мы посмотрим на состав СБ ООН, из пятнадцати его членов пять, то есть одна треть, представляют НАТО и Евросоюз. Это ненормально и недемократично. Поэтому будем последовательно поддерживать устремление стран Азии, Африки, Латинской Америки скорректировать такую несправедливость и обеспечить дополнительную представленность стран развивающихся континентов в этом ведущем органе ООН.

Говоря об ООН, не могу не подтвердить нашу позицию, что все без исключения конфликты современного мира должны решаться в русле тех решений, которые принимает Совет Безопасности ООН. Это касается сирийского урегулирования, урегулирования кризиса вокруг Косово, Ливии, Йемена. Вопросы иранской ядерной программы, конечно, должны решаться на основе тех договоренностей, которые были достигнуты и закреплены СБ ООН. То же самое касается еще одной весьма острой проблемы современности – имею в виду напряженность в Персидском заливе. Не буду вдаваться в детали тех решений, которые были приняты. Упомяну только в этом ряду резолюцию СБ ООН, единогласно одобрившую Минские договоренности по урегулированию ситуации на востоке Украины.

Африканские конфликты. К сожалению, их много и меньше не становится. Но по каждому из этих конфликтов есть надежные параметры урегулирования, которые закреплены Советом Безопасности ООН. Мы выступаем за то, чтобы СБ ООН продвигался по этим направлениям в самом тесном – может быть, даже более тесном, чем сейчас – взаимодействии с Африканским союзом.

Послезавтра открывается первый в истории саммит Россия-Африка. Там мы уделим особое внимание этим вопросам. Как сказал в своем вчерашнем интервью Президент России В.В.Путин, будем поддерживать африканский подход к африканским проблемам. Никогда не будем следовать прошлым печальным урокам, когда африканцам навязывали проблемы извне. Всегда будем добиваться того, чтобы международное сообщество содействовало в выполнении тех решений, которые принимаются самими африканцами.

Можно бесконечно говорить о том, какие задачи стоят перед дипломатией. В заключение подчеркну лишь одну вещь. Сегодня предельно ясно, что не существует военных решений мировых проблем и что роль дипломатии возрастает многократно. Отсюда особая ответственность, которая лежит на всех нас, кто занимается внешней политикой по линии дипломатических ведомств, парламентской, научной – о чем мы сегодня уже говорили – и общественной дипломатии.

Думаю, те связи, которые МГИМО наладил со своими зарубежными партнерами, участвующими сегодня в заседании этого Конвента, являются неоценимым вкладом в наши общие усилия по мобилизации коллективных подходов, которые учитывали бы интересы всех государств, к решению самых разных проблем. Если мы будем руководствоваться соображениями общего блага для всего человечества, отставим в сторону геополитические, конъюнктурные соображения, связанные с необходимостью решить внутриполитические вопросы с учетом электоральных циклов в той или иной стране, тогда мы добьемся результата.

Хочу завершить здравицей в честь того духа товарищества, корпоративной, позитивной солидарности, которая воспитывается в стенах этого великого университета.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 21 октября 2019 > № 3175312 Сергей Лавров

Не подменяя нормы

Дмитрий Медведев рассказал Европе о справедливом мире

Текст: Владимир Кузьмин (Белград)

Цель манипуляций историческими фактами, открытой пропаганды нацистских идей - перекроить мир, уверен премьер-министр Дмитрий Медведев. Россия считает справедливым только многополярный мир, в котором государства не заставляют выбирать между Западом и Востоком.

В дни, когда Сербия отмечает 75-ю годовщину освобождения Белграда от немецко-фашистских захватчиков, глава российского правительства посетил с визитом эту дружественную балканскую страну. От трапа самолета Медведев сразу отправился на аэродром Батайница, где вместе с президентом Сербии Александаром Вучичем присутствовал на юбилейном параде военной техники.

Выступая перед депутатами Народной скупщины - высшего законодательного органа Сербии - российский премьер поблагодарил страну за стремление сохранить правду о событиях Второй мировой войны, противостоять попыткам искажения истории. Недавно это балканское государство собрало представителей движения "Бессмертный полк" на первой международной конференции памяти победителей.

- Это особенно важно, когда в ряде государств - и, к сожалению, европейских государств - сегодня сносят памятники солдатам, которые освободили их от фашизма. Палачей, которые виновны в уничтожении огромного количества людей, объявляют национальными героями, а открытая пропаганда нацистских идей или агрессивные акции неонацистов становятся совершенно обыденным делом, - подчеркнул Дмитрий Медведев.

Такое беспамятство, уверен он, опасно, потому что подрывает важнейшие принципы международных отношений, а вырабатывались они именно после Второй мировой войны. "Цель этих манипуляций - перекроить мир, подменить нормы международного права надуманными предлогами, которые позволяют продвигать всякого рода нелегитимные односторонние решения, оправдывать любые действия, в том числе самые деструктивные", - объяснил премьер-министр РФ.

Сербия на себе ощутила последствия предпринимаемых в обход международного права шагов, прозвучали в стенах Народной скупщины воспоминания о событиях 1999 года, когда суверенная Югославия подверглась мощнейшим бомбардировкам со стороны НАТО. "Россия поддерживала тогда и поддерживает сейчас сербский народ и готова оказывать вам всю необходимую помощь для сохранения суверенитета и территориальной целостности", - заверил Медведев. Москва, добавил он, заинтересована исключительно в мирном урегулировании проблемы, связанной с Косово.

Укрепление позиций суверенных государств, отстаивание национальных интересов не противоречит модели глобализации, открытого общества, не сомневается глава российского кабмина. "Справедливым сегодня является только многополярный мир, и он возможен на основе уважения национальных интересов, на основе невмешательства во внутренние дела", - заявил Дмитрий Медведев.

Так рассуждают далеко не все в мире. Даже в Европе одни государства порой навязывают другим безальтернативный выбор - идти на Запад или на Восток. "На самом деле нужно идти и на Запад, и на Восток", - заметил премьер и добавил, что нужно выстраивать сотрудничество в интересах своих стран, без идеологических клише.

Кроме того, Дмитрий Медведев провел переговоры с руководством Сербии. По их итогам страны подписали более десяти соглашений о развитии многостороннего сотрудничества, включая пакет документов для развития транспортной инфраструктуры Сербии.

Между тем

В "Газпроме" назвали условие для транзита газа через Украину в 2020 году

Единственным вариантом дальнейших газовых транзитных отношений с Украиной в "Газпроме" видят продление с 1 января 2020 года действующего соглашения. Но до этого должны быть урегулированы все судебные споры, заявил глава компании Алексей Миллер на встрече с Дмитрием Медведевым.

На повестке остро стоит вопрос об окончании в этом году договора на транзит газа в Европу по территории соседнего государства. "До заключения нового контракта необходимо полностью урегулировать все судебные споры, а их достаточно много, - подчеркнул глава компании. - И здесь надо отметить решение Стокгольмского суда, который фактически внес дисбаланс в два контракта: контракт на поставку и контракт на транзит через территорию Украины". В самой Украине против "Газпрома" было вынесено несколько антимонопольных решений. Все они надуманные, поскольку, отметил Миллер, компания не осуществляет никакой транспортной деятельности на территории этой страны.

- Международная практика знает примеры, когда споры компаний урегулировались в досудебном порядке, и мы предлагаем такой нулевой вариант, который бы полностью прекратил все судебные иски: все иски были бы отозваны и была бы подведена черта под всей этой историей, - заявил Алексей Миллер.

Он добавил, что открытым остается вопрос, по какому законодательству оформлять новый транзитный договор. Наконец, от Украины ждут четкого ответа, собирается ли страна покупать российский газ и в каких объемах.

Власти на Украине меняются, а проблемы остаются прежние, заключил Дмитрий Медведев, и граждане этой страны по-прежнему вынуждены платить за российский газ, приобретаемый по реверсу, по тем же высоким ценам. "Но это их выбор. Это их право. Хотя очевидно, что от этого страдают обычные граждане Украины", - заявил премьер-министр.

Особая папка

Минобороны России разместило на своем сайте рассекреченные архивные документы, посвященные 75-летию освобождения Белграда от фашистских оккупантов. Журнал боевых действий 3го Украинского фронта и 57-й армии, политдонесения и наградные листы рассказывают о подвигах наших воинов в боях за Белград, свидетельствуют о зверствах гитлеровцев на территории Югославии.

Белградская стратегическая наступательная операция, в результате которой немцев изгнали из столицы Югославии, завершилась 20 октября 1944 года. Освобождение Белграда сопровождалось ожесточенными боями. Еще до начала штурма Белграда нашему командованию стало известно: фашисты намереваются оставить после себя в югославской столице сплошные развалины. Они подготовили к уничтожению исторические памятники, крепость, водопроводную и канализационную сети, электростанцию, речной порт. Поэтому по мере освобождения городских кварталов по приказу командования 3-го Украинского фронта войска немедленно приступали к разминированию важнейших объектов. К примеру, из журнала боевых действий 11-й отдельной штурмовой инженерно-саперной бригады узнаем, как были спасены от полного разрушения гостиница "Албания" и крепость Калемегдан.

Зато с каким восторгом жители встречали своих освободителей! Вот строки из политдонесения 57-й армии: "Женщины подносили цветы бойцам и командирам, украшали ими проходящие автомашины. Все улицы были заполнены народом, приветствующим Красную Армию". А это другое документальное свидетельство: "Немцы подбили наш танк, когда еще не кончились бои, а жители города разукрасили этот танк цветами, красочными лентами".

Подготовил Юрий Гаврилов

Интервью Дмитрия Медведева сербской газете «Вечерние новости»

В преддверии визита в Республику Сербию Председатель Правительства ответил на вопросы корреспондента «Вечерних новостей» Бранко Влаховича.

Б.Влахович: Хочу поблагодарить Вас от имени редакции и от своего имени, что Вы нашли время встретиться перед отъездом в Белград. Начну с вопроса, который связан с юбилеем.

Десять лет назад Вы, будучи Президентом России, посещали Сербию. Тогда Вы заявили, что надеетесь на дальнейшее развитие отношений и укрепление братских уз между нашими странами. Ваш нынешний визит приурочен к 75-й годовщине освобождения Белграда от фашистских захватчиков. Каких конкретных шагов в политической составляющей наших отношений стоит ожидать в ближайшее время?

Д.Медведев: Прежде всего хочу сказать, что с большим удовольствием еду в Сербию. И хочу поблагодарить Президента Сербии Александра Вучича за приглашение приехать именно в эти дни, памятные дни для сербского народа и народа нашей страны, – я имею в виду 75-летие освобождения Белграда от фашистских захватчиков.

Наши страны очень сильно пострадали от фашизма. И очень важно, что у нас сохраняются одинаковые оценки того, что было тогда, 75 лет назад. Они не подвержены какой-то политической эрозии, не подвержены конъюнктуре. Эти оценки одинаковые. На самом деле это правдивые оценки того, что было. Именно поэтому я с удовольствием приму участие в праздновании этого юбилея.

Юбилей – это всегда хороший повод пообщаться. У меня будут переговоры и с Президентом страны, и с Премьер-министром. Мы, естественно, будем обсуждать, в каком состоянии сегодня наши отношения. А они на самом деле очень хорошие, это правда. Это отношения партнёров, причём партнёров и в сфере экономики, и в политической сфере, потому что наши оценки по многим событиям, которые происходят в мире, очень близки или совпадают. Мне кажется, это очень важно с учётом того, какие задачи решают наши страны. Задачи тоже понятные. И большая Россия, и Сербия, которая меньше России и тем не менее значимое государство в Европе, – хотят развития своих стран. Хотят, чтобы уровень жизни в наших странах был выше, чтобы люди чувствовали себя лучше. Чтобы развивалось здравоохранение, образование, экономика. Приходили высокие технологии. Решались неотложные, насущные задачи каждой семьи. И в этом смысле, под этим углом мы развиваем сотрудничество. Ровно поэтому в ходе моих переговоров уже запланировано и подписание документов. Так что надеюсь, что эти истекшие 10 лет в целом пошли на пользу нашим отношениям, хотя и я, конечно, сохраняю добрые впечатления о посещении Белграда десятилетней давности.

Б.Влахович: Один маленький вопрос. Мы живём в период, когда имеем разные интерпретации истории.

Д.Медведев: Да, к сожалению.

Б.Влахович: Хотел бы, чтобы Вы прокомментировали эту новую ревизию истории. Мы свидетели того, что Запад хочет переписать её и трактует всё совсем по-другому.

Д.Медведев: Вы правы. Историю пытаются переписать. Это не новое явление в человеческой жизни. И раньше такие попытки были. Но, наверное, самое прискорбное в нынешней ситуации, что пытаются переписать не какие-то отдельные события, исказить историческую логику, последовательность событий, а пытаются, по сути, переписать исторический тренд, повернуть всё вспять. И это особенно недопустимо, когда речь идёт о таких тяжелейших испытаниях, которые выпали на долю человечества в ХХ веке. Я имею в виду Вторую мировую войну. Уж людям моего поколения и вашего поколения всегда казалось, что здесь никакой ревизии быть не может.

Можно по-разному оценивать что-то, можно даже быть в разных лагерях, что называется, принадлежность к разным партиям может быть. Но чёрное надо называть чёрным, фашизм – это фашизм. Белое нужно называть белым. Нужно помнить о том, кто принёс самую высокую цену на алтарь победы, чьими усилиями эта победа была достигнута.

В этом смысле тот союз, который у нас был, и та совместная борьба, которую мы вели, – это очевидно не должно подвергаться никаким сомнениям. К сожалению, в ряде стран действительно поставлены на поток не соответствующие историческим фактам гипотезы о том, кто там что начал, кто чему способствовал, кто в итоге победил, что потом происходило и как можно интерпретировать эти события. Всё это для того, чтобы заслонить самое главное: для чего вообще люди боролись и отдавали свою жизнь. Это приводит подчас к совершенно парадоксальным, может быть, даже неприемлемым трактовкам, интерпретациям. Некоторые школьники в Европе всерьёз утверждают, что Европу освобождали Соединённые Штаты Америки. Но мы же знаем, что это не так, что Европа была освобождена в значительной степени усилиями Советского Союза, конечно, при поддержке союзников из других стран. Но вот сейчас всё это уже стало общим местом.

Я считаю, что задача наших стран, задача наших историков, главная задача гражданского общества в наших странах, и в России, и в Сербии, заключается в том, чтобы этим попыткам противостоять, и празднование юбилея как раз лучшая площадка, лучшая трибуна, для того чтобы об этом сказать. Я об этом буду говорить и в ходе празднования, во время праздничных мероприятий, и выступая в Скупщине, так что постараюсь эту позицию России максимально чётко артикулировать.

Б.Влахович: Между Россией и Сербией на сегодняшний день нет политических разногласий. Однако темпы развития экономического сотрудничества между нашими странами могли бы быть более интенсивными. Почему российские инвесторы мало вкладывают в экономику Сербии? Этот вопрос часто задают у нас. Проблема в «неспокойных» Балканах? Или причина в недостаточной активности по созданию благоприятных условий для бизнеса со стороны сербских властей?

Д.Медведев: Между нашими странами точно нет политических разногласий. Мы друзья, мы, ещё раз могу сказать, очень схоже смотрим на многие мировые проблемы, на балканские проблемы, на европейские проблемы, на азиатские проблемы. Но я не могу согласиться с Вами в том, что Россия совсем не уделяет внимания экономическому развитию Сербии, инвестициям в Сербии. Наверное, всегда можно говорить о том, что можно больше и лучше, но вообще-то за последние годы в общем и целом эти инвестиции накапливались и сейчас общий объём накопленных инвестиций в Сербии, если я не ошибаюсь, составляет в районе 4,5–5 млрд долларов. Это определённый уровень. Можно делать больше и нужно делать больше, но я не могу всё-таки не сказать о том, что наши крупнейшие компании присутствуют на рынке Сербии. Я имею в виду, например, участие «Газпромнефти» в капитале такой известной всем компании, как «Нефтяная индустрия Сербии». Это же не просто компания, это системообразующая компания, которая даёт весомый, значительный вклад в налоги в Сербии. Это основной налогоплательщик. Думаю, и этот пример, и масса других примеров всё-таки показывают, что инвестиционное сотрудничество идёт.

Чего, мне кажется, не хватает, так это сотрудничества не на уровне крупных компаний, а на уровне среднего и малого бизнеса. Вот здесь, действительно, есть чем заниматься, и такого рода контакты точно нам были бы нужны.

Что касается политики сербских властей, то здесь у меня никаких вопросов нет. Мне кажется, что это политика наибольшего благоприятствования, как принято говорить у юристов, в отношении инвестиций из Российской Федерации. Конечно, инвесторов нужно ещё убедить – и хорошими заработками, и спокойным налоговым и иным режимом. Думаю, что мы в ходе наших переговоров эти вопросы ещё раз будем обсуждать. Так что здесь в этом смысле всё нормально.

Б.Влахович: Россия на протяжении многих лет поддерживала Сербию в её желании сохранить Косово и Метохию в своём составе. В то же время многие западные страны, игнорируя международное право, признали отделение Косово. Как Вы считаете, может ли эта ситуация на международной арене закончиться созданием «Великой Албании»? Каково Ваше видение разрешения этой косовской проблемы?

Д.Медведев: Вы знаете, мы неоднократно на всех площадках, на всех уровнях говорили о том, что придерживаемся прежней позиции. Мы исходим из необходимости соблюдения суверенитета и территориальной целостности Сербии. Мы исходим из того, что при обсуждении и решении всех вопросов необходимо базироваться именно на международном праве, а не на односторонних актах. Это прежде всего резолюция Совета Безопасности ООН №1244. Так что в этом смысле наши позиции ничем не отличаются от прежних. В то же время мы не можем не видеть процессов, которые идут, того напора, который в настоящий момент исходит из Приштины. Тем более там совсем недавно пришли к власти ультранационалистические круги. Очевидно, что все эти события будут развиваться с удвоенной скоростью. Поэтому, мне кажется, нужно очень внимательно следить за тем, что происходит, поскольку очевидно – Балканы до сих пор остаются достаточно неспокойным регионом, и мы ни в коем случае не должны допустить повторения каких бы то ни было проявлений насилия, попыток одностороннего передела карты Балкан или же каких-либо иных действий, которые могут привести к гуманитарной катастрофе. Все же идеи различного рода новых объединений, государств – очень опасны. Потому что они в конечном счёте провоцируют наиболее агрессивные, наиболее националистически ориентированные круги добиваться своих целей при помощи насилия, оружия – а его в общем и целом ещё хватает. И я считаю, что это очень опасные заявления. Надо следить за процессами, которые идут.

Б.Влахович: Россия стремится поддерживать хорошие отношения со всеми государствами на постъюгославском пространстве, даже и со странами – членами НАТО. Как Вы можете прокомментировать мнение Вашингтона о том, что стремления России на постъюгославском пространстве в сущности деструктивные?

И второе связано с этим. Как Вы смотрите на попытки США и их союзников втянуть маленькие страны Балканского полуострова в НАТО с целью изоляции России?

Д.Медведев: Соединённым Штатам Америки нравится только то, что придумывают в кабинетах Белого Дома, а также Госдепартамента в Вашингтоне, нравятся только те идеи, которые в конечном счёте ведут к экономическому благосостоянию Соединённых Штатов. Они всячески это продвигают, это не секрет, это основной курс Соединённых Штатов Америки. Отсюда эти заявления о том, что Россия ту или иную сторону поддерживает или какой-то вред наносит. На самом деле основной вред приносят как раз эти устремления Соединённых Штатов Америки доминировать во всём мире, в том числе на Балканах и в Европе. Кстати сказать, от этих устремлений, или от этих желаний, устали и в самой Европе, поскольку что это означает? Это означает «Мы хотим, чтобы всё оружие было американским, покупайте его у нас». Вот что современные американские власти говорят: «Вы мало денег на оружие тратите, покупайте наше оружие. Вы зачем-то газ покупаете у России. Хотя Россия вроде бы близко к Европе, а Америка далеко, вы должны наш газ покупать, прежде всего сжиженный природный газ, поэтому откажитесь от “Северного потока – 2”, прекратите работу по “Турецкому потоку”»… Ну и так далее.

Это безудержное, абсолютно ничем не лимитированное желание доминировать во всём мире, и в Европе в том числе. А мы в этом смысле всегда занимали, на мой взгляд, взвешенную позицию. Она заключается в том, что мы хотим дружить со всеми странами, и, конечно, у нас нормальные отношения с государствами, которые расположены на Балканах, вне зависимости от их принадлежности к тому или иному военно-политическому блоку. Мы стараемся эти отношения развивать. В то же время мы, конечно, не можем не видеть, что одни страны проявляют себя как наши друзья, а другие страны ведут себя совершенно иначе, находятся, как принято говорить, в фарватере агрессивной политики Соединённых Штатов Америки. Это печально. Но если говорить о Сербии, то мы, конечно, ценили и будем ценить то, что Сербия заняла очень взвешенную позицию в тот период, когда Европейский Союз, Соединённые Штаты Америки вводили санкции в отношении Российской Федерации. В Сербии было прямо сказано: «Мы этого делать не будем. У нас особые отношения с Россией, и мы исходим из истории и практики современных отношений». Мы, безусловно, отдаём должное тому, насколько сложно было такой курс Сербии проводить в одиночестве в Европе. Но тем не менее такие решения были приняты, мы их ценим.

Б.Влахович: В связи с этим: две маленькие балканские страны, Черногория и Македония, раньше имели с Россией хорошие отношения, но под давлением американцев практически испортили их.

Д.Медведев: Да, я об этом и говорил.

Б.Влахович: И мы сегодня свидетели, что из Подгорицы всё-таки дают какие-то сигналы и хотели бы опять улучшить отношения. Каковы Ваши прогнозы?

Д.Медведев: Мы, конечно, следим за всякими сигналами – Россия обязана следить за сигналами из разных стран. Вы правильно сказали, что в какой-то момент отношения осложнились. Но мы готовы к развитию отношений. Вопрос ведь не в том, что было раньше, а в том, каковы устремления сегодняшние, каковы желания сегодняшних властей и их приоритеты. Если власти упомянутых стран или каких-то иных стран хотят развивать отношения с Российской Федерацией на базе равноправного сотрудничества, имея в виду и совместную историю, и всё остальное, мы к этому готовы, но для этого нужны истинные намерения. Причём намерения, которые являются проявлением политической воли, сформированной в самом государстве, а не навязанной откуда-то извне. Иными словами, это должно быть проявление суверенитета этих стран. Если они хотят развивать отношения, мы готовы к их развитию.

Б.Влахович: Пользуясь случаем, хочу задать ещё два вопроса.

Я следил, когда делегация Словении здесь была. Видно, что у вас отличные отношения со Словенией – и деловые, и, можно так сказать, человеческие. Но тогда Вы немного критиковали Хорватию, сказали насчёт частных инвестиций: ваши банки дали большие деньги Хорватии…

Д.Медведев: Я критиковал не Хорватию. Я говорил о долге, возникшем в связи с известным делом в Хорватии, которое имеет отражённое влияние на все Балканы и, кстати сказать, на Словению. Но это не политика, это экономика. К сожалению, такого рода проблемы, казусы, подчас связанные с мошенничеством или какими-то незаконными действиями, происходят в разных странах. И в конечном счёте главное – найти развязку. Как я понимаю, наши крупнейшие банки, которые пострадали в результате этих операций, сумели договориться и с хорватскими властями, и со словенскими властями. В этом смысле я надеюсь, что этот экономический конфликт будет исчерпан.

Б.Влахович: У России прекрасные отношения с Республикой Сербской, которая входит в состав Боснии и Герцоговины. Но это нельзя сказать про другую часть этого государства, которую тянут в НАТО, и многие аналитики говорят, что там может быть опасная ситуация. Как Вы это видите?

Д.Медведев: Понимаете, все попытки затянуть в НАТО страны, в которых существуют внутренние противоречия, чрезвычайно опасны. Этот ряд – Вы говорите про Боснию и Герцеговину, Республику Сербскую, но мы же можем назвать и другие страны. А что происходит с Грузией? Что происходит с Украиной? Эти страны находятся в не самом простом положении. Более того, никто не отрицает, что у России тоже есть свои интересы, связанные с обеспечением её безопасности. Мы крупная страна, мы ядерная страна, и желание понатыкать базы НАТО в нашем непосредственном окружении не может у нас вызывать положительных эмоций. Мы всегда отвечали на это и будем отвечать – и политически, и в военном смысле. Когда блок НАТО пытается ассимилировать страны с внутренним конфликтом, во-первых, это противоречит, на мой взгляд, даже самому договору о создании Североатлантического альянса, а во-вторых, это чревато очень серьёзными последствиями. Поэтому государства, входящие в НАТО, должны сто раз подумать, прежде чем такие решения принимать. Кстати, ровно поэтому в Европе сейчас пробивает себе дорогу идея обеспечения автономной европейской безопасности, минуя НАТО. Посмотрим, что из этого выйдет.

Б.Влахович: И последний вопрос. Я помню, десять лет назад в Нью-Йорке Вы заявили, что время однополярного мира истекло, и подчеркнули, что процесс трансформации системы международных отношений не будет быстрым и безболезненным. Сейчас мы видим, что Европа весьма послушна указаниям США. Как Вы считаете, что необходимо сделать, чтобы мир стал более справедливым? Нужно ли для этого стремиться вернуть ООН утраченный ею авторитет?

Д.Медведев: К сожалению, десять лет назад я был прав, когда выступал с трибуны Организации Объединённых Наций, и мир не стал спокойнее. Я, на мой взгляд, правильно сказал тогда и о том, что время однополярного мира прошло. Но это не только я об этом говорю, это очень многие другие лидеры тогда говорили, многие страны говорят. Это совершенно очевидно. Я могу проиллюстрировать совершенно на простом примере.

Ещё совсем недавно значительная часть мировых вопросов решалась на «восьмёрке», в которой, кстати, принимала участие и Российская Федерация. Потом нас оттуда выставили, сказав, что «вы нам не подходите», а сейчас активно начинают из разных стран снова манить, говорить «мы готовы вас снова позвать, принять» и так далее. Но ведь дело даже не в том, как с нами там поступили, а в том, что сегодня рассматривать мировые проблемы в формате «восьмёрки» невозможно. Даже тогда это было странно. И на вот эти дискуссии всегда в формате «восьмёрки», я это отлично помню, приглашали другие крупные страны, стыдливо называя это форматом outreach или ещё как-то, но понимая, что нельзя это только на восемь стран делить. А сейчас тем более. Поэтому я считаю, что, безусловно, центральную роль здесь должна играть Организация Объединённых Наций, Совет Безопасности ООН, потому что это главная, ведущая международная организация. Но важны и региональные организации, и другие крупные организации, такие как БРИКС, например, новые объединения, как ШОС. Наконец, ровно тогда, в 2008 году, появилась «двадцатка», которая в настоящий момент объединяет 20 самых крупных экономик. Уж точно экономические проблемы сейчас нужно решать с участием гораздо большего числа стран. Но идеальной моделью, подчёркиваю, конечно, является Организация Объединённых Наций. Она не исчерпала своего потенциала, как об этом иногда пытаются сказать в тех или иных государствах. Американцы периодически выдвигают идею сообщества демократических наций, подразумевая, видимо, что это они и некоторые их ближайшие союзники, а другие в этом сообществе принимать участие не будут. Понятно, что это деление мира на части, и это очень плохо, потому что это будет вести к отсутствию коммуникаций и взаимопонимания. Думаю, что, если мы будем выстраивать международные отношения на принципах многополярного мира, взаимозависимости, уважения к суверенитету друг друга, отказавшись от попыток навязать какие-то свои рецепты построения современного государства и общества, которые основаны на национальной практике, вот тогда мы сможем договориться даже с теми государствами, с которыми у нас сейчас не всё получается.

Я уверен, что и Российская Федерация, и Сербия в этих переговорах могут сказать своё очень веское слово.

Спасибо.

Сербия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > premier.gov.ru, 18 октября 2019 > № 3164145 Дмитрий Медведев

Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган угрожает Европе миллионами беженцев. Европейцы в ответ гневно обвиняют Анкару в шантаже и успокаивают сами себя: турецкий лидер блефует. Они апеллируют к международным нормам, к морали, к правам человека, напоминают туркам об их обязательствах. При этом начисто позабыв о своих обещаниях Турции и не замечая, что Эрдоган, по большому счету, использует опыт самого Евросоюза в решении подобных проблем.

Вкратце напомним предысторию нынешних взаимоотношений ЕС и Анкары. В декабре исполнится ровно 20 лет официальному признанию Турции кандидатом на вступление в Евросоюз. Данную перспективу Брюссель долгое время использовал в качестве морковки, за которой различные турецкие правительства покорно следовали на протяжении длительного времени, выполняя все новые и новые требования европейцев. В конечном итоге евроинтеграционные иллюзии несколько рассеялись, многие турки осознали, что членство в ЕС недостижимо и используется исключительно для того, чтобы контролировать и направлять извне внутреннюю политику их государства.

В начале 2016 года, когда Европу захлестнули потоки мигрантов из стран Африки и Азии, Брюссель и Анкара заключили сделку, согласно которой Турция обязывалась размещать у себя беженцев из Сирии, не пропуская их дальше. Взамен ЕС пообещал шесть миллиардов евро на обустройство сирийцев в турецких лагерях и, что немаловажно, безвизовый режим для граждан Турции в зоне Шенгена уже к июню 2016-го. Но Европа в свойственном ей стиле, решив срочную для себя проблему, тут же забыла об обещании по безвизу. Постепенно Анкаре выставлялись все новые и новые условия, а переговоры по визовому вопросу превратились в такую же долгую и бесперспективную затею, каковой является и многолетняя история с членством в ЕС. То есть Турция честно выполнила свои обязательства по приему беженцев, а Евросоюз откровенно срывает один из кардинальных пунктов соглашения, как бы "забыв", что он был частью общего пакета договоренностей.

Анкара и раньше, до операции "Источник мира" в Северной Сирии, периодически напоминала европейцам об их обещании безвиза, угрожая выйти из сделки. Европейцы в ответ выдвигали очередные условия вроде гарантий территориальной целостности Кипра, что должно было привести к отказу Турции от признания подконтрольной ей республики Северный Кипр.

С началом же турецкого наступления против курдов и без того не самые радужные отношения между Анкарой и Брюсселем начали заметно ухудшаться. Европейцы довольно жестко отреагировали на операцию, из уст официальных лиц зазвучали недипломатические выражения.

Забавно, что больше всех старается британский премьер Борис Джонсон, которого и соглашение о безвизе с Турцией не касается (поскольку его страна не входит в Шенгенскую зону), и судьба Евросоюза вскоре будет не особо заботить, если Brexit все-таки состоится.

Ответ Эрдогана на критику не заставил себя долго ждать. Выступая перед своими сторонниками в Анкаре, он провозгласил: "Эй, ЕС, проснись! Повторяю, если вы будете пытаться называть нашу операцию вторжением, ответ будет простым: мы откроем двери и пошлем 3,6 миллиона мигрантов к вам".

Заявление турецкого лидера вызвало шквал реакций в Европе. Доживающий свой политический век глава Европейского совета Дональд Туск назвал слова Эрдогана "шантажом" и заявил о "неуместности" таких угроз. Заметьте, ни слова о невыполненных Европой обещаниях по безвизу.

При этом многочисленные западные комментаторы пытаются успокоить сами себя, заявляя, что Эрдоган просто блефует. К примеру, колумнист Bloomberg уверен, что Турция не в состоянии переправить в Европу такое количество сирийцев. Похоже, авторы подобных речей запамятовали, как это выглядело четыре года назад, до того, как Турция прервала потоки мигрантов. Что ж, Эрдоган вполне может напомнить.

Альтернативу лидер Турции видит в заселении сирийскими мигрантами буферной зоны, которая создается им в ходе операции в Северо-Восточной Сирии. Сам он называет это "возвращением беженцев домой", хотя, по признанию турецкого министра внутренних дел, среди сирийцев, размещенных в лагерях для беженцев, лишь 17 процентов — выходцы из провинций, контролируемых сейчас курдами. То есть речь, по сути, идет не о том, чтобы вернуть сирийцев домой, а о демографическом переформатировании приграничных районов Сирии, заселенных курдами.

Европейцы и многочисленные правозащитные организации называют эти планы Эрдогана "этническими чистками", постоянно ссылаясь на международные нормы, запрещающие принудительное перемещение беженцев. "Любые попытки изменить демографию (региона) неприемлемы", — однозначно заявляют официальные лица Евросоюза.

Они даже не задумываются над тем, что сделка Европы с Турцией сама по себе подразумевает принудительное возвращение сирийских беженцев, попавших в ЕС. А если уж говорить об изменении демографии целых регионов, то ведь именно такой подход применяли европейцы совсем недавно в Сербской Краине, в Боснии, в Косово, откуда изгонялись тысячи сербов. По сути дела, Евросоюз обвиняет сейчас Эрдогана в той самой политике, которую Брюссель не просто приветствовал, а активно продвигал на территории бывшей Югославии. И ничего, никакие нормы международного права и размышления о морали не сдерживали тогда лидеров ЕС. Но, как это часто бывает в современной политической практике, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку.

Можно по-разному оценивать мотивы и действия Турции в Северной Сирии. Можно называть их циничными и жесткими. Само собой, к ним нужно относиться с огромной осторожностью, осознавая, что Анкара не намерена в ближайшее время восстанавливать суверенитет законного правительства соседней страны над этой территорией (что является конечной целью и Дамаска, и Москвы). Однако можно однозначно утверждать, что Эрдоган выглядит гораздо честнее, чем двоедушная Европа, обвиняющая его в действиях, которые европейцы считали вполне приемлемыми для себя в различных регионах планеты. В этих двойных стандартах вновь наглядно проявляется моральная нищета современного Евросоюза.

Владимир Корнилов

Полиция самопровозглашеной республики Косово в ходе спецоперации на севере края задержала сотрудника по подозрению в причастности к убийству сербского политика Оливера Ивановича, сообщил представитель ведомства Баки Келяни.

Иванович был убит неизвестными в Косовска-Митровице 16 января 2018 года. Бывший замминистра по делам Косово и Метохии в правительстве Сербии в последнее время возглавлял партию "Свобода, демократия, правосудие".

Утром в среду спецподразделение косовской полиции ROSU на двух десятках бронированных автомобилей с автоматическим оружием въехали на населенных сербами север края.

"Подтверждаем, что в утренние часы в Северной Косовска-Митровице проходит акция полиции в рамках расследования убийства Оливера Ивановича. Операция была проведена на основании ордера суда. В итоге задержан сотрудник косовской полиции и еще один находится в розыске", - цитирует Gazeta Express Келяни.

Каждое вторжение косовского полицейского спецназа на север края вызывает негодование Белграда и местных сербов.

Правящая последние десять лет в самопровозглашенной Республике Косово Демократическая партия президента Хашима Тачи потерпела поражение на выборах в местный парламент, об этом свидетельствуют результаты подсчета голосов на 96% участков.

Внеочередные выборы проходили в воскресенье. Явка составила 43,2%.

Победу одерживает радикальное движение "Самоопределение", которое поддержали 25,77% избирателей, почти вровень с ним идет оппозиционный умеренно-реформистский "Демократический союз Косово" (ДСК) с 25,05%.

Демократическая партия Косово (ДПК) получает рекордно низкие 21,16%. Именно они после своей первой победы на выборах 2007 года провозгласили "независимость" республики.

"Альянс за будущее Косово" (АБК) премьера Рамуша Харадиная получает 11,62%.

Лидеры ДСК, "Самоопределения" и ДПК заявили о своей победе. "ДСК ранее выдвинул кандидатом на пост премьера женщину — университетского преподавателя Вьосу Османи. "Самоопределение" во главе будущего правительства предлагало поставить своего лидера Альбина Курти.

"Самоопределение" известно своими радикальными методами борьбы, насильственными протестами на улицах Приштины, распылением слезоточивого газа в косовском парламенте, лидер и члены движения неоднократно отбывали наказание за нарушение общественного порядка и подозревались в более серьезных насильственных действиях.

Как ДСК, так и "Самоопределение" заявляют о готовности вести переговоры с властями Сербии с целью взаимного признания двух республик. При этом о конкретных уступках со стороны косоваров речи не идет.

В 1999 году вооруженное противостояние албанских сепаратистов из Освободительной армии Косово и армии и полиции Сербии привело к бомбардировкам Югославии (в то время состоявшей из Сербии и Черногории) силами НАТО. Косовско-албанские структуры в Приштине 17 февраля 2008 года в одностороннем порядке провозгласили независимость от Сербии. Самопровозглашенную республику не признают Сербия, Россия, Китай, Израиль, Иран, Испания, Греция и ряд других стран.

Руководство Сербии под давлением Брюсселя и для сближения региона с Евросоюзом, а также ради облегчения жизни в крае сербским гражданам в 2011 году было вынуждено начать переговоры о нормализации отношений с косовскими албанцами при посредничестве ЕС. В настоящее время диалог приостановлен.

Оппозиционный умеренно-реформистский "Демократический союз Косово" (ДСК), радикальное движение "Самоопределение" и Демократическая партия Косово (ДПК) экс-спикера Кадри Весели провозгласили победу на выборах в самопровозглашенном Косово.

Внеочередные выборы в парламент самопровозглашенной республики прошли в воскресенье, голосование велось на 2 тысячах 547 избирательных участках. ЦИК зарегистрировал 1 миллион 938 тысяч избирателей. При этом с 19 сентября по 5 октября было разрешено голосование по почте, таким правом могли воспользоваться 35 тысяч косоваров за рубежом.

По результатам обработки данных с 25,48% участков ДСК получает 25,29%, Демократическая партия Косово "президента" Хашима Тачи - 22,62%, движение "Самоопределение" - 22,51% , "Альянс за будущее Косово" экс-премьера Рамуша Харадиная (АБК) - 13,52%.

"Мы - первая партия по показателям поддержки граждан, и мы счастливы, что как оппозиционный блок мы достигли такого результата. У нас есть преимущество перед "Самоопределением", которое следует за нами", - цитирует Радио и телевидение Косово зампредседателя ДСК Лютфи Хазири.

Тем временем лидер "Самоопределения" Альбин Курти с однопартийцами, по данным канала, начали праздновать победу в предвыборном штабе уже после оглашения результатов exit poll.

Глава близкой "президенту" Хашиму Тачи ДПК - Кадри Весели - также позвал сторонников "отметить победу в Приштине".

На 120 мест в косовском "заксобрании" претендуют четыре коалиции, 20 политических партий и один независимый кандидат от бошняцкого (славянско-мусульманского) меньшинства

Власти Италии приняли новые меры по противодействию миграции: в пятницу главы МИД, МВД и Минюста подписали межминистерский декрет, который, в частности, предусматривает постепенное сокращение до четырех месяцев сроков рассмотрения дел о репатриации нелегальных беженцев.

Представление декрета состоялось в пятницу в МИД Италии с участием Ди Майо и министра юстиции Альфонсо Бонафеде. Это первый документ, касающийся острой миграционной проблемы, который подготовлен после формирования нынешнего коалиционного правительства, приступившего к исполнению своих обязанностей 5 сентября.

Отметив, что подписание этого декрета является лишь первым, но весьма важным шагом на пути дальнейшего упорядочения миграционных потоков, Ди Майо отметил важность репатриации тех лиц, которые прибывают по Средиземному морю в Италию, не имея оснований для получения политического убежища.

По словам министра, примерно треть мигрантов прибывает на Апеннины из 13 стран – Алжира, Марокко, Туниса, Албании, Боснии и Герцеговины, Кабо-Верде, Ганы, Косово, Северной Македонии, Черногории, Сенегала, Сербии и Украины. Именно выходцев из этих стран касается новый декрет. Согласно этому документу, срок рассмотрения дел относительно возвращения на родину граждан этих стран будет сокращен с нынешних двух лет до четырех месяцев.

Накануне подписания декрета Ди Майо заявил, что данный документ призван послужить ясным сигналом для всех лиц, которые собираются нелегально прибыть на территорию Италии. "Бесполезно, если вы едете сюда, не имея оснований для того, чтобы просить убежища, потому что мирным и демократичным образом мы отправим вас назад", - подчеркнул министр.

Европа переживает самый серьезный со времен Второй мировой войны миграционный кризис, вызванный в первую очередь рядом вооруженных конфликтов и острыми экономическими проблемами в странах Африки и Ближнего Востока.

Мигранты, пересекшие Гибралтарский пролив на лодках динги и подобранные испанской морской спасательной службой, в испанском порту Альхесирас (Algeciras). 31 июля 2018

Предыдущее правительство Италии, в котором пост главы МВД занимал лидер партии "Лига" Маттео Салвини, объявило борьбу с нелегальной миграцией одной из своих приоритетных задач. В июне Совмин Италии одобрил законопроект об обеспечении безопасности, который предусматривал дальнейшее усиление мер по борьбе с этим феноменом. В настоящее время Салвини резко критикует курс нового кабинета по миграционной проблеме, утверждая, что количество в мигрантов, нелегально прибывающих в Италию, за последнее время значительно увеличилось.

Сергей Старцев.

Выступление и ответы на вопросы Министра иностранных дел Российской Федерации С.В.Лаврова на сессии по российской политике на Ближнем Востоке Международного дискуссионного клуба «Валдай», Сочи, 2 октября 2019 года

Уважаемый Андрей Вадимович,

Уважаемые коллеги,

Благодарю за приглашение на Валдайский форум и на эту дискуссию.

Очень признателен организаторам за выбор темы – ситуация на Ближнем и Среднем Востоке. Это колыбель многих цивилизаций, мировых религий. Сейчас, когда он превратился в площадку для, прямо скажем, безрассудных экспериментов, которые привели к трагическим последствиям, тема эта весьма остра. Наверное, корень того, что там происходит, заключается в одной из цитат, которую я подсмотрел в ежегодном докладе Валдайского клуба: «Невмешательство во внутренние дела – просто слова, а не норма поведения». Другая цитата: «Суверенитет государств уже не ограничивает других в их действиях». Это вроде бы простая и очевидная констатация, но она, как говорится, «зрит в корень».

Авантюры со сменой режимов в Ираке и Ливии обернулись, по сути дела, разрушением государственности этих стран. Ирак сейчас худо-бедно больше преуспел в том, чтобы вновь вернуть свое государство в нормальное состояние. Мы активно помогаем нашим иракским коллегам, в том числе повышая боеспособность их сил безопасности, армии в борьбе с остатками террористических группировок.

В Ливии ситуация гораздо хуже, хотя там тоже предпринимаются усилия международного сообщества по завязыванию какого-то инклюзивного диалога. Но там слишком много внешних игроков, и пока не удается начать устойчивый процесс.

Взгляните на историю этого региона – с конца 70-х - начала 80-х гг. Когда Советский Союз был в Афганистане, моджахеды организовывали сопротивление, их активнейшим образом поддерживали наши американские коллеги, снабжали оружием и всем прочим необходимым для вооруженной борьбы. Как результат – появилась «Аль-Каида», которая до сих пор прекрасно себя чувствует, нанесла 11 сентября 2001 г. удары по США. Казалось бы, уже тогда нужно было сделать вывод о том, что преступно рассчитывать на возможность контролировать террористов, делать на них ставку в расчете использовать их в геополитических целях, предполагая, что можно сделать так, чтобы они не нанесли вреда и не вышли из-под контроля. Это иллюзия.

Еще один пример про те же «грабли» – вторжение в Ирак, которое в итоге завершилось появлением «Исламского государства».

Вторжение в Сирию и стимулирование беспорядков в этой стране в расчете раскачать и это государство Ближнего Востока привело к тому, что «Аль-Каида» обрела новые обличия, наиболее известное из которых – группировка «Хейат Тахрир аш-Шам», являющаяся сейчас главной проблемой в Идлибе.

После того, что произошло в Ливии, когда ее разбомбили в грубейшее нарушение резолюции Совета Безопасности ООН, игиловцы тесно переплелись с террористическими группировками уже в Африке – это «Аль-Каида в странах исламского Магриба», «Боко Харам», «Аш-Шабаб». Сейчас этот террористический интернационал уже терроризирует, наверное, половину африканского континента, особенно бесчинствуют в Сахаро-Сахельском регионе. Это та реальность, когда победители в «холодной войне» ощутили свою безнаказанность, вседозволенность и решили делать по принципу «как хочу, так и ворочу».

В Сирии же по просьбе законного Правительства страны вступились за его суверенитет и территориальную целостность. В итоге смогли помочь предотвратить там ливийский сценарий, что, к огромному сожалению, вызвало нервную реакцию наших западных партнеров. Они смотрели на происходящее не с точки зрения необходимости подавления террористов и экстремистов, а с точки зрения геополитической борьбы. Почему Россия позволяет себе делать то же самое, что могут делать только они? Что дозволено Юпитеру – быку делать не всегда дозволяется.

Именно таковы были причины достаточно нервных, вплоть до истерики, реакций на то, что происходило в Алеппо и в других регионах САР, где сирийская армия при нашей поддержке освобождала соответствующие территории от террористов. Помните, какие были стенания про "зверства" в Алеппо, про то, что "морили голодом" население, не доставляли необходимые медикаменты? Как только восточный Алеппо освободили, представитель Всемирной Организации Здравоохранения в Сирии – честная женщина, приехала и сказала, что там полно складов с медикаментами и со всем необходимым медицинским оборудованием, которые находились под контролем боевиков. Об этом же никто не писал. Писали только о том, что сирийский режим и русские «уничтожают мирное население». В Алеппо в кратчайшие сроки удалось восстановить мирную жизнь, провели в рекордные сроки разминирование, обеспечили всем необходимым население, которое стало возвращаться. Ничего подобного, например, в Ракке не происходило, где уже коалиция, ведомая американцами, решала вопросы борьбы с терроризмом путем ковровых бомбардировок. Там за полтора-два года даже трупы не все захоронили, не говоря уже про разминирование. Поэтому двойные стандарты здесь налицо. Это печально, потому что наша общая задача, как я понимаю, – все-таки не позволить этому региону стать «заповедником» террористов, а тенденции к этому на поверхности – та же Ливия, я уже упоминал об этом. Это очень серьезная ситуация.

Вместо того, чтобы объединяться в борьбе с терроризмом без двойных стандартов, без попыток использовать бандитов в своих геополитических целях и отказаться от логики «свой – чужой», наши коллеги пытаются всеми правдами и неправдами обвинять сирийские органы и структуры во всех смертных грехах. Не буду подробно останавливаться на ситуации, которая разворачивалась в ОЗХО. Это просто кричащий пример того, как Запад, по сути дела, пытается приватизировать Секретариат универсальной международной организации. Пытается путем выкручивания рук странам, которые не могут заявить свою позицию и ощущать себя в безопасности, поменять универсальную Конвенцию на нечто, позволяющее ему через послушных сотрудников Секретариата ОЗХО вершить беспредел уже в правовом поле, вернее, за пределами этого правового поля. Тем не менее, мы реалисты, хотим работать со всеми, кто может помочь решить проблемы реально. Есть проблески здравого смысла в наших контактах и с американскими коллегами, и с западноевропейскими коллегами. Они, хотя и сквозь зубы, приветствовали договоренности, которые были достигнуты при содействии Астанинского формата между Правительством и оппозицией в Сирии о создании Конституционного комитета и согласовании его правил процедуры. Маленький штрих: все знают, что этот процесс стал возможен после проведения в Сочи в январе 2018 г. Конгресса сирийского национального диалога. Все знают, что именно там было принято решение делегатами от Правительства, Парламента, общественности, оппозиции создать Конституционный комитет. Все знают, какие усилия приложила «астанинская тройка» для того, чтобы это состоялось. Это могло бы состояться еще год назад, если бы не наши западные коллеги, которые, по сути дела, запретили Генеральному секретарю ООН А.Гутеррешу давать С.де Мистуре согласие на утвержденный оппозицией и Правительством при содействии «астанинской тройки» список членов Конституционного комитета. Мы зла не держим, продолжали работать. Характерно при этом, что представитель Европейского союза, когда приветствовал объявление о создании Конституционного комитета, ни словом не упомянул «астанинскую тройку» в отличие от США, которые в публичном заявлении все-таки признали роль России, Ирана и Турции.

Поэтому у нас впереди очень трудная работа, гораздо более сложная, чем была до сих пор. Теперь уже за одним столом переговоров оппозиционеры, правительство при участии делегаций гражданского общества должны будут договариваться о Конституционной реформе. Именно она должна стать фундаментом предстоящих выборов. Здесь тот самый случай, когда все карты будут на столе. Надеюсь, ООН будет беспристрастно содействовать этому процессу. «Астанинская тройка» тоже не останется в стороне. Мы будем делать все, чтобы сами сирийцы договаривались без какого-либо вмешательства извне. Признаки попыток вмешаться в этот процесс есть. Мы будем их деликатно, но твердо отводить.

Говоря о других проблемах Ближнего Востока, меня очень беспокоит ревизионизм, который сейчас проявляется в политике США по ближневосточному урегулированию, по палестино-израильскому урегулированию. Двугосударственное решение, по сути, отбрасывается, работа «квартета» международных посредников заблокирована. Нас заверяют, что вот-вот появится пресловутая «сделка века», которая нам всем уже два года назад была обещана. До сих пор ее нет. Мы примерно понимаем, о чем пойдет речь: об отказе от двугосударственного решения. Здесь мы вместе со всем арабским миром и всеми остальными членами ООН будем твердо придерживаться тех решений, которые принимались в СБ ООН и которые необходимо выполнять. Безусловно, в этом регионе нужна такая архитектура, которая была бы инклюзивной. Это необходимо с точки зрения того, что происходит в Персидском заливе. К сожалению, Вашингтон задался целью всячески демонизировать, изолировать и принудить к капитуляции Исламскую Республику Иран. Не думаю, что это дальновидная политика. Те обвинения, которые вбрасываются в адрес Ирана по самым разным поводам, не опираются на какие-либо убедительные факты.

Выход США из Совместного всеобъемлющего плана действий по урегулированию ядерной программы (СВПД), конечно, был типичным примером полного пренебрежения к международному праву, к решениям СБ ООН. Мало того, что США сами отказались выполнять эти решения, они, угрожая санкциями, запрещают всем другим странам выполнять СВПД, резолюцию СБ ООН.

Другие начинания наших американских коллег в этом регионе, включая т.н. «Ближневосточную НАТО», Международную коалицию по обеспечению безопасности морского судоходства в районе Персидского залива, – все это из области проведения разделительных линий против Исламской Республики Иран. Слов нет, надо обеспечивать безопасность в Персидском заливе, но у Ирана тоже есть предложения, которые отличаются тем, что они направлены не против кого-то, они не эксклюзивные, а предлагают всем странам объединить свои усилия, обеспечивать патрулирование, безопасность функционирования этой важнейшей мировой водной артерии. У нас есть свое предложение о начале разговора над разработкой Концепции коллективной безопасности в Персидском заливе и шире вокруг него. В середине сентября на базе Института Востоковедения РАН состоялось экспертное обсуждение этой идеи. В нем принимали участие более 30 специалистов из России, арабских государств, Великобритании, Франции, Индии, Китая. Мне кажется, этот диалог очень полезен.

Тяжелейшую ситуацию в Йемене, где, по свидетельству ООН, налицо крупнейшая гуманитарная катастрофа, можно урегулировать только через инклюзивные переговоры. Нас обнадеживает, что в последнее время со стороны хуситов прозвучало предложение о прекращении огня и начале переговоров. На это была весьма позитивная реакция Наследного принца Саудовской Аравии М.бен Сальмана. Думаю, что специальный посланник Генсекретаря ООН по Йемену М.Гриффитс, который искренне хочет продвинуть переговорный процесс, может опираться на эти последние шаги, вызывающие очень осторожный, но все же оптимизм.

Вопрос: Если порассуждать о принципах российской политики на Ближнем Востоке, с одной стороны – это некие общие внешнеполитические подходы, с другой – характерные для России шаги. Прежде всего, что характерно для российской внешней политики и внешнеполитического курса нашей страны именно на Ближнем Востоке, если коротко выделить какие-то основные черты? Мои коллеги очень часто говорят о принципе равной приближенности. Это действительно, наверное, большая заслуга России и российской дипломатии как инструмента проведения внешнеполитического курса, которая умеет поддерживать не просто ровные отношения, а отношения, постоянно идущие вперед. Сейчас мы переживаем период, когда эти отношения развиваются с партнерами, конфликтующими между собой. Даже на фоне бурно развивающихся отношений с такой страной, как Израиль, Россия очень четко и жестко отстаивает принципы международного права, уважения резолюций Совета Безопасности ООН, твердо стоит на принципах двугосударственного решения, необходимости урегулирования палестинской проблемы на основе создания палестинского государства. Вчера, когда мы рассматривали вопрос о борьбе с терроризмом и религиозным экстремизмом, говорилось, что нерешенность этой проблемы используется как инструмент для индоктринации молодежи радикальными идеями.

Как Вы это прокомментируете?

Вы упомянули СВПД и одностороннее пагубное решение Президента США Д.Трампа о выходе из т.н. ядерной сделки. Много было разговоров об особой позиции европейцев. Видим, как она трансформируется, развивается. Если все-таки посмотреть на перспективы. Мы знаем, что хотят США. Видим столкновения остро непримиримых позиций по американо-иранскому диалогу. Есть ли вообще какие-то шансы на то, что вопросы о ядерной программе Ирана и о возвращении к СВПД удастся решить? Чем здесь может помочь Россия с учетом ее большого опыта посредничества в сложных, конфликтных ситуациях?

С.В.Лавров: Вопросы достаточно емкие, крупные. Два слова о том, насколько велико и продолжительно наше влияние в этом регионе. Мы никогда не пытаемся куда-то вмешиваться без приглашения только ради того, чтобы влиять. Если посмотрите на американские кампании вмешательства – они, по сути дела, направлены на то, чтобы заставить соответствующие стороны делать так, как считает нужным Вашингтон. Там считают для себя полезным иметь незатухающую турбулентность, потому что США далеко, а здесь есть базы, и они всегда могут смотреть, где им выгодно поддержать одну сторону, где – другую, куда потечет нефть, откуда брать газ, где что-нибудь продать свое из вооружений. Чем дольше длится конфликт, тем больше спрос на американское оружие. Вообще, на любое оружие, но американцы находят пути, они хорошие купцы – либо покупай, либо они тебя «зажмут» где-нибудь по другим направлениям.

Мы не хотим влиять только для того, чтобы заставить всех остальных делать так, как желает Москва. Только что В.В.Наумкин сказал о том, что мы всегда стараемся поддерживать отношения со всеми сторонами без исключения. Это на самом деле так. Наше влияние, например, в Сирии мы хотим использовать для того, чтобы там был мир, безопасность, чтобы этот регион с уникальной этноконфессиональной мозаикой не разрушился, не стал очередным прибежищем террористов и прочих нехороших людей. Нам важна безопасность, нам важно сосуществование культур, цивилизаций, религий. Нигде из тех частей Ближнего Востока, где Россия так или иначе проявляет активность, не происходит из-за наших действий какого-либо разобщения, размежевания этносов, конфессий и цивилизационных структур.

Ирак, Ливия (я уже приводил примеры) – оттуда массово, сотнями тысяч бегут христиане. Через Ливию, как через черную дыру, бегут в Европу и из других стран Африки – Сахаро-Сахельского региона, только потому, что была разрушена эта страна, существовавшая многие десятилетия. Наверное, это был не самый демократический режим, но никто от этого не страдал, включая самих ливийцев. Они ездили бесплатно учиться за границу, жили припеваючи, не было бедных.

Мы пытаемся влиять для того, чтобы устанавливать инклюзивный диалог между всеми конфликтующими сторонами, чтобы в соответствующем регионе были мир и безопасность. Мы заинтересованы сохранить свое присутствие в Сирии – это пункт материально-технического обеспечения ВМФ в Тартусе, авиационная база Хмеймим. Во-первых, это сделано с полного согласия абсолютно легитимных властей, государства – члена ООН. Во-вторых, это присутствие мы будем использовать ровно в тех целях, о которых я сказал. Никаких поползновений навязывать что-то или заставлять кого-то действовать по нашему рецепту вы не увидите. Например, в августе 2015 г., когда бандиты во главе с игиловцами и алькайдавцами уже подступали к Дамаску, сирийское правительство при нашей поддержке и при поддержке других стран подчеркивало готовность к диалогу. Тогда вооруженная оппозиция (если ее так можно назвать) говорила о том, что она захватит и решит вопрос. Р.Малли, может быть, потом скажет, как он помнит эту ситуацию. Я помню, что американцы и другие западные страны вообще не пытались поддерживать в то время тему диалога и переговоров. Когда мы помогли остановить бандитов и стабилизировать ситуацию, практически с первых дней нашего там присутствия стали призывать к диалогу, в том числе в период, когда уже наступил перелом в борьбе с терроризмом, когда сирийское правительство восстановило контроль над большей частью своей территории. Казалось бы, уже оно было не очень сильно заинтересовано в том, чтобы обсуждать какие-то уступки с оппозиционерами. Мы последовательно, не действуя конъюнктурно, оказывали воздействие на наших сирийских друзей, чтобы они шли на национальный диалог. Мы понимаем, иначе ситуация не будет устойчивой.

Что касается палестинской проблемы, я считаю и не раз это говорил нашим израильским друзьям, что неурегулированность палестинской проблемы является, наверное, единственным наиболее серьезным фактором, влияющим на ситуацию с распространением экстремисткой идеологии, позволяющим террористам рекрутировать, вербовать в свои ряды молодежь на Ближнем Востоке, начиная с самого раннего возраста. Маленьким детям втолковывают в Палестине и в других арабских странах, что 70 лет назад было обещано создать два государства на одних и тех же правовых началах. Одно государство давно существует и достаточно уверенно себя чувствует, а второго государства как не было, так и нет. Мои израильские собеседники на меня часто обижаются, мол, как я могу, терроризм сам по себе плохой. Да, конечно, он сам по себе плохой, и его надо искоренять. Но если мы не будем обращаться к первопричине, которая лежит в основе экстремисткой идеологии, ее распространения, объясняет то, как можно молодежь привести на этот неправедный путь, мы ничего не добьемся. Мы будем только вечно бить по проявлениям, а не по причине этой ситуации.

Сейчас мы посмотрим, чем закончится формирование израильского правительства. Там происходят интересные процессы. Я слышал, что есть контакты между «бело-голубыми» (Б.Ганцом) и «Объединенным арабским списком», в том числе допускается сотрудничество в этом формате с религиозными еврейскими партиями. Это интересные процессы. Как я понимаю, если будет участие «Объединённого арабского списка» в коалиции, то уже одно это будет хорошим сигналом к тому, что можно возобновить палестино-израильские переговоры. И уже решать вопросы на основе резолюции СБ ООН, но, естественно, с учетом тех перемен, которые произошли в регионе после того, как эти резолюции были приняты всеми и, конечно, какая-то нюансировка вполне возможна.

Последний вопрос был про Иран. Министр иностранных дел Ирана М.Дж.Зариф в Нью-Йорке очень нелицеприятно отзывался о европейских партнерах. Потому что они около года создавали механизм обхода американских санкций, обхода СВИФТа – т.н. «Инстекс». Создали его достаточно давно. Скоро будет год, как он существует только на бумаге. На днях было объявлено, что в дополнение к «европейской тройке» (Англии, Франции и Германии) еще восемь стран ЕС выразили готовность использовать этот канал для торговли с Ираном. Но ни одной сделки, насколько я понимаю, до конца не доведено. Попытки осуществить такие сделки с сугубо гуманитарными товарами, которые не подпадают ни под какие, даже американские санкции, пока не увенчались успехом. Речь идет о копеечных сделках по сравнению с тем, что было обещано Ирану и с тем, что может представлять из себя торговля Ирана с ЕС.

М.Дж.Зариф цитировал одного из своих европейских собеседников, как он сказал, участника СВПД, который эмоционально дал ему понять, что без разрешения американцев европейцы ничего сделать не смогут. Это он публично говорил на пресс-конференции. Я понимаю разочарование Ирана. Понимаю, что Тегеран отвечает на абсолютную беспомощность наших европейских коллег тем, что поэтапно снимает с себя обязательства, добровольно взятые в рамках СВПД. Но это не доставляет нам радости. Отмечаем, что Иран до сих пор не нарушил никаких своих обязательств по юридически обязывающим документам – Договору о нераспространении ядерного оружия, Соглашению о гарантиях с МАГАТЭ и по добровольно исполняемому им Дополнительному протоколу к Соглашению о гарантиях. Все, что делает Иран, делается под контролем МАГАТЭ. Это важнейший момент.

Мы также отмечаем, что Иран в любой момент готов вернуться к выполнению добровольных обязательств по СВПД, как только все остальные страны сделают то же самое. Мы стараемся. У нас есть диалог с Ираном, Китаем и с европейской «тройкой». Я, честно говоря, не исключаю, что на каком-то этапе может состояться американо-иранская встреча, в том числе и на высшем уровне. Об этом говорил Президент США Д.Трамп. Президент Ирана Х.Рухани сказал, что он готов, но сначала нужно остановить санкции. В этом мире все возможно. Стиль американской Администрации допускает любые решения и контакты. Мы будем это приветствовать. Мы будем только рады, если проблемы, которые сейчас возникли с СВПД, будут рассмотрены честно и открыто.

Можно, наверное, предлагать обсуждать что угодно в дополнение к СВПД, но только при понимании, что это не будет условием соблюдения всеми странами обязательств по СВПД и не будет связано с попытками каким-либо образом изменить СВПД. План должен сохраниться в полном объеме, должен быть выполнен в полном объеме. Параллельно можно обсуждать что угодно, если все участники процесса будут согласны.

Вопрос: Внимательно прочитал ежегодный доклад клуба «Валдай». Мне кажется, что, безусловно, в тех новых условиях, которые доклад описывает, очевидна возрастающая роль религиозного фактора. Хочу обратить Ваше внимание, что этот фактор, так же как и национальный, предельно деликатный. Как Вы думаете, увеличение влияния этого фактора таит в себе какие-то опасности? Если да, то какие?

С.В.Лавров: В принципе, гонения на христиан, как и на другие меньшинства на Ближнем Востоке и Севере Африки, - это тема, которая по нашей инициативе обсуждается уже многие годы, практически с самого начала «арабской весны». Было видно, что среди наиболее страдающих от этого – христиане. В 2014 г., когда в ОБСЕ обсуждалась Декларация о борьбе с антисемитизмом, которую все единогласно поддержали, мы привлекли внимание (причем не одни мы, с нами были представители Ватикана, Венгрии, Армении и других стран) к тому, что, наверное, не менее важно возвысить голос и в защиту христиан и мусульман. В Европе уже тогда набирала ход исламофобия. Христиане страдали от «арабской весны» (напомню, был 2014 год). В декабре 2014 г. в решении министерской сессии ОБСЕ записали, что на следующей министерской сессии в 2015 г. будут приняты две отдельные декларации, осуждающие христианофобию и исламофобию. Прошло пять лет. Каждый раз, когда мы напоминали об этом обязательстве, некоторые ведущие западноевропейские страны «уходили» под самыми разными предлогами, ссылаясь на неполиткорректность и на необходимость быть терпимыми и мультикультурными. Считаю, что это стыдно. Кстати, речь идет об одной из стран, в которых стесняются распятий на фасадах школ, их убирают. Будем «добивать» эту тему и продолжать добиваться того, чтобы она звучала и не была забыта. В отсутствие таких решений ежегодно «на полях» ОБСЕ и Совета по правам человека ООН мы проводим мероприятия в защиту христиан и других - всегда это подчеркиваем - религиозных меньшинств, и будем это продолжать.

Что касается религиозного фактора и того, насколько он сейчас вплетается в современную политику, знаете, он очень плотно вплетается и, к сожалению, в весьма деструктивном ключе. Когда в мире множатся страдания и тяготы, у человека появляется совершенно естественное стремление к чему-то духовному, он хочет испытать какую-то надежду. Религия здесь, безусловно, дает отдушину, отдохновение и надежду на будущее для себя, своих близких и родных. Считаю, что эту роль религии Русская Православная Церковь (РПЦ) вместе с братскими православными церквами, Ватиканом, Римско-католической церковью (РКЦ) стремится выполнять весьма активно. Мы, как Вы сказали, тесно сотрудничаем именно в том, чтобы использовать религиозные чувства для продвижения согласия и разрешения конфликтов.

К сожалению, вынужден обращать внимание на то, как к этому фактору относятся наши американские коллеги. В Госдепартаменте США есть специальный представитель по свободе вероисповедания С.Браунбэк. Он публично требует, чтобы все православные церкви признали незаконную, неканоническую т.н. православную церковь Украины. Публично требует, чтобы вопрос в пользу православной церкви Украины решался на Украине, и занимается не столько свободой вероисповедания, сколько навязыванием политически мотивированных решений религиозным общинам. Ведь пока никто из православных церквей не побежал за решением Фанара, которое было продиктовано известными политизированными причинами, и не признавал православную церковь Украины. Но мы знаем наверняка, что американцы давят на эти православные церкви на Ближнем Востоке и Севере Африки и пытаются, когда не видят добровольного желания подчиниться, угрожать и даже раскалывать отдельные православные церкви в регионе.

Мне кажется, что тот диалог, который был начат Святейшим Патриархом и Папой Римским, мог бы быть продолжен именно с точки зрения того, чтобы ограждать религию от любых политических игр, тем более игр, которые разворачиваются в регионах, где идут конфликты и разразились кризисы. В ООН есть межцивилизационный диалог. Это очень интересная и пока малоиспользуемая площадка. Есть межрелигиозный диалог в ЮНЕСКО - по нашей инициативе это направление работает. Его тоже можно гораздо активнее использовать. Надеюсь, что вместе с Русской Православной Церковью, другими нашими конфессиями, в сотрудничестве с соответствующими зарубежными партнерами мы сможем более активно ограждать религиозные чувства от всякой политизации.

Вопрос: Насколько мы готовы активно расширять военное сотрудничество с более широким спектром стран ближневосточного региона для укрепления имеющихся у нас результатов и успехов?

С.В.Лавров: Мы рассматриваем военно-техническое сотрудничество как взаимовыгодную сферу кооперации с нашими партнерами. Практически всем странам Ближнего Востока делались такие предложения. Причем в ответ на их проявляемый интерес. Это и страны Персидского залива, и Турция, естественно, и, кстати, страны АСЕАН, если мы говорим о двух Востоках – о Ближнем и Дальнем. Индия и Китай – это очевидно. Если бы не абсолютно недобросовестная конкуренция со стороны США, которые просто требуют не покупать дешевое и надежное российское, а покупать дорогое и, может быть, тоже надежное, но - гораздо дороже - американское, то гарантирую, что было бы гораздо больше результатов. Но, несмотря на это давление, и со странами АСЕАН, и с Индией, и со странами Ближнего Востока, включая Персидский залив, эти отношения весьма перспективные. Готовятся и реализуются контракты. По-моему, планы весьма обнадеживающие.

В самом начале была тема: можно ли наши успехи экстраполировать на другие регионы мира? Мне кажется, восточная политика России (не в смысле Ближнего Востока, а нашего Дальнего Востока) вполне заслуживает высокой оценки. Неловко так говорить, но вся политика – это далеко не одно только Министерство иностранных дел. Это и экономическая составляющая – инициатива объединения усилий ЕАЭС, ШОС и АСЕАН, предложенная в мае 2016 г. здесь в Сочи Президентом Российской Федерации В.В.Путиным. Это было встречено с интересом. Уже растет количество стран АСЕАН, которые становятся партнерами ЕАЭС по созданию зон свободной торговли, и, кстати, очередь там не маленькая. Этот процесс будет набирать силу. Есть вопросы, касающиеся гармонизации процессов евразийской интеграции как таковой в нашем инициативном видении и «Одного пояса, одного пути». Сюда же внедряется тема логистики и транспортных коридоров. Есть коридоры, которые замышляются южнее России, но Россия активно продвигает свои трассы, как наземные, так и морские – Северный морской путь, все, что связано со сжиженным природным газом (СПГ). Эта очень большая тема, и она реально укрепляет наши позиции в этом наиболее быстрорастущем и, самое главное, быстро набирающим влияние регионе.

Помимо того, что было сказано о военном освоении этого края, хотел бы сказать и про то внимание, которое Правительство и Президент Российской Федерации уделяют его экономическому развитию. Это и свободный порт Владивосток, и территория опережающего развития. К сожалению, демографический эффект пока не просматривается. Это недавно обсуждалось. Будут приниматься дополнительные меры. Надо стимулировать людей, чтобы они там жили, перебирались туда. Считаю, что для этого не нужно жалеть ни денег, ни других стимулов.

Даже такой верный союзник США, как Япония, начинает иметь свое мнение в отношении происходящего на Ближнем Востоке. Не зря Премьер-министр Японии Абэ Синдзо ездил в Тегеран и сейчас публично выступил в Нью-Йорке за то, чтобы состоялась встреча между Президентом США Д.Трампом и Президентом ИРИ Х.Рухани. Это показывает, насколько сильно Япония зависит от Ближнего Востока, прежде всего от энергоносителей.

Вопрос: Вчера Украина подписала «формулу Штайнмайера». Является ли это действительно важным шагом на пути урегулирования самой острой проблемы, с которой мы сталкиваемся, украинской проблемы?

С.В.Лавров: Что касается «формулы Штайнмайера», то там не без проблем. Вчера в Минске все участники Контактной группы, включая Донецк и Луганск, подписали «формулу Штайнмайера», правда, сделали это на раздельных листах бумаги – очевидно, кто-то считает ниже своего достоинства ставить подпись рядом с подписями других участников, хотя под Минскими договоренностями все подписи стоят на одном листе. Вчера я надеялся, что это такая протокольно-косметическая проблема и что она будет преодолена, но последовавшая в Киеве реакция меня насторожила: требования П.А.Порошенко, партии Ю.В.Тимошенко, не говоря уже о С.И.Вакарчуке и других радикальных политических силах, объяснить, почему «продают украинский народ»?

Эта формула была известна с октября 2015 г. Она была изобретена в Париже, и потом каждый раз нормандские форматы на высшем уровне и на уровне министров и экспертов ее подтверждали, просто не могли положить ее на бумагу. Почему там сейчас так взвились оппозиционеры Правительству В.А.Зеленского. Наверное, потому что им не хочется терять аргумент отстаивания своей националистически-ориентированной идентичности и они считают, что любое сближение с Донбассом Киева, урегулирование на условиях, которые прописаны в Минских договоренностях, приведут к капитуляции. Но подписывал Минские договоренности лично П.А.Порошенко. Да, нам сейчас говорят, что не будет никакого особого статуса, несмотря на «формулу Штайнмайера». Из администрации В.А.Зеленского говорят, что там сейчас будет децентрализация, а в ее рамках Донбасс получит больше, чем от Минских соглашений.

Хотел бы привлечь особое внимание к параграфу Минских соглашений, который редко цитируется. Там сказано, что украинская сторона проведет децентрализацию по всей стране, в том числе будут согласованы параметры этой децентрализации для отдельных районов Донецкой и Луганской областей. То есть какая бы там ни была децентрализация, не знаю, как другие области Украины, но эта часть Украины, часть Донбасса, должна быть услышана, и ее позиция должна быть учтена.

Мы слышим то от Министра иностранных дел Украины В.В.Пристайко, то от кого-то еще, что никакой амнистии и никакого специального статуса не будет. Мы сегодня говорили про палестино-израильские проблемы, двугосударственное решение и попытку реализовать принимавшиеся резолюции, которые утвердили двугосударственные решения. Хотя нас и называют ревизионистской державой, но ревизуют все международное право наши западные коллеги. Я пытался об этом достаточно подробно говорить, выступая на ГА ООН.

Еще один пример — Босния и Герцеговина. Есть одобренная СБ ООН Дейтонская организация этого государства, в соответствии с которой Республика Сербская имеет тот самый особый статус. (Этот элемент, кстати, использовался в Минских договоренностях). Сейчас под давлением США и ряда ведущих западно-европейских государств требуют, чтобы подотчетные им бошняцкие и некоторые хорватские партии вели дело к созданию в Боснии унитарного государства. Цель простая – затащить Боснию в НАТО. Ради этого идут на любые ухищрения, в том числе на ревизию резолюции СБ ООН. Резолюция СБ ООН 1244 по Косово, которая предполагает целый ряд вполне конкретных вещей, включая особые права сербов, которые живут в Косово, а Косово является частью Сербии. С огромным трудом ЕС помог Приштине и Белграду согласовать некие промежуточные шаги в направлении общих договоренностей – о том, как им жить вместе дальше. Согласовали создание Сообщества сербских муниципалитетов Косово, которое гарантирует языковые, культурные, религиозные права сербов. Это сообщество территориально не единое — там есть север, где территории компактные, но есть анклавы, и они тоже, в соответствии с этой договоренностью, являются частью Сообщества сербских муниципалитетов Косово. У этого сообщества, по подписанной Приштиной документу, есть флаг, герб и гимн. Четыре года эта договоренность лежит на бумаге. Сейчас при активном участии США ее пытаются ревизовать и сделать так, чтобы и Косово могло иметь право быть втянутым в НАТО с крупнейшей американской базой в Европе, т. н. «Бондстил». Наверное, такие примеры заразительны, и на Украине есть силы, которые целиком и полностью берут пример с США. То, что Минские договоренности, также одобренные резолюцией СБ ООН, подвергаются испытанию — их тоже хотят ревизовать — для меня очевидно. Но я надеюсь, что слова Президента Украины В.А.Зеленского о приверженности к выполнению Минских договоренностей являются позицией человека, который определяет внешнюю политику и является главнокомандующим Украины.

Вопрос: Вы справедливо сказали, что хорошее воспитание не позволяет Вам читать чужую корреспонденцию, но есть люди не так хорошо воспитанные, они уже прочли эту корреспонденцию и увидели там что-то, что свидетельствует о российском следе. Значит, есть какая-то опасность того, что Россия может быть вовлечена в новый раунд игры, которая может привести к некоторым осложнениям для наших отношений с Украиной, США. Не видите ли Вы здесь каких-либо рисков?

С.В.Лавров: Я согласен с тем, что поиск российского следа – это «идея фикс». Эта тема, которая была вброшена, если не ошибаюсь, Н.Пелоси, отражает, что те в руководстве Демократической партии США, кто до сих пор не может смириться с тем, что им не удается свалить Президента США Д.Трампа и всерьез поколебать общественное мнение в самих США и уж тем более доказать какое-то влияние России на внутриполитические процессы, они уже даже не утруждают себя поиском хотя бы мало-мальски приличных аргументов и фактов. Просто вбрасывается тема – российский след, и на этом все. Еще одно обстоятельство – попытка вывести из-под удара тех в Киеве, кто активно пытался способствовать приходу демократического президента в Белый дом на выборах в 2016 г. и действовал точно такими же методами, которые сейчас осуждает Демократическая партия, приписывая их Российской Федерации.

Вопрос (перевод с английского): Есть много инициатив по поводу безопасности в Персидском заливе. Что привнесет в безопасность в Персидском заливе новая российская инициатива? Что ее отличает от других инициатив?

С.В.Лавров: Что касается нашей инициативы о Концепции коллективной безопасности в зоне Персидского залива и что в ней нового, то ничего нового в ней нет. Она была предложена в 2004 г. Мы специально на министерских встречах с Советом сотрудничества арабских государств Персидского залива ознакомили с этой концепцией и сказали, что если наши арабские коллеги в ней заинтересованы, то мы могли бы поговорить и с Ираном, чтобы, наконец, начать переходить к конструктивному диалогу, транспарентности и укреплению мер доверия. Половина из шести стран Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива проявили позитивное расположение к этому предложению, но другая половина была нейтрально негативно настроена. Нас попросили немножко повременить, буквально сказали, что к этому когда-то мы придем, но не сию секунду. Тогда была достаточно напряженная ситуация вокруг иранской ядерной программы, переговоры еще не начинались в том формате, в котором они в итоге привели к заключению СВПД. Но мы регулярно на наших встречах с арабскими коллегами из Персидского залива напоминали об этом, но реакция была постоянно такой же. После того, как мы увидели опасное обострение ситуации этим летом, в том числе в связи с событиями в Ормузском проливе и обвинениями Ирана во всем, что происходит в регионе, будь то в Палестине, Ливане, Сирии или где-то еще, мы решили, что пора еще раз эту концепцию освежить, привлечь к ней внимание. И вот состоялся экспертный диалог, который нам показал, что интерес к этому есть, и все понимали, что в конечном итоге здесь придется сосуществовать, а не воевать друг с другом постоянно.

Вопрос: Как российская модель могла бы конкурировать с США и Китаем на международном уровне? Нет ангелов в политике, у каждого свои интересы. Что Россия может дать этому региону? Вы говорили об американском вторжении в Ирак и их деструктивной роли в регионе. У Китая есть инициатива «Один пояс — один путь». Что может предложить Россия?

С.В.Лавров: Насчет того, что дает Россия этому региону по сравнению с США и Китаем, то мы не даем в этот регион никакого негатива, не привносим никакие геополитические замыслы, которые были бы сопряжены с настраиванием одной страны региона против другой. Мы, наоборот, всегда выступаем за диалог. Любые войны и конфликты кончаются диалогом. Мы сейчас это видим на примере Сирии, Йемена, Афганистана и других ситуаций. Чем раньше это произойдет, тем лучше. Наши экономические отношения со странами Персидского залива, с арабскими монархиями на подъеме. С каждой из этих стран у нас растет товарооборот, инвестиционная деятельность. Российский фонд прямых инвестиций с большинством стран Залива создает совместные платформы, есть много культурных и гуманитарных программ. Мы даем этому региону наше предложение дружить и получать от этого удовольствие и выгоду. Ответ, возможно, не очень разносторонний и всеобъемлющий, но это ровно то, чего мы хотим от наших отношений с любой другой страной – не навязывать какие-то концепции, а искать баланс интересов.

Вопрос (перевод с английского): Вы упомянули наращивание сотрудничества России с Турцией. Президент Турции Р.Эрдоган говорил о возможной интервенции Турции в курдские районы Сирии вне зависимости от того, поддержат его союзники или нет. Какова позиция России по этому вопросу, учитывая, что такая операция может произойти в координации с более крупной операцией при поддержке России в Идлибе?

С.В.Лавров: Это отдельная история. Это зона деэскалации. Она была предметом Сочинского меморандума между Россией и Турцией от 17 сентября 2018 г., в соответствии с которым было условлено, что вменяемая вооруженная оппозиция, с которой работает Турция, вместе с Правительством берет на себя обязательства не возобновлять боевые действия, обеспечить прекращение огня. Одновременно было зафиксировано, что прекращение огня не распространяется на террористов, находящихся в идлибской зоне. Мы четко руководствуемся этим пониманием и меморандумом точно так же, как и сирийское Правительство, имеющее полное право бороться с террористами на своей территории - тем более с теми, кто не просто сидят внутри идлибской зоны, а постоянно делает вылазки, обстреливают позиции сирийской армии, гражданские объекты. С начала года уже около 60 таких боевых беспилотников направлялось в район нашей воздушной базы «Хмеймим». Они все были подавлены и уничтожены. Тема Идлиба должна рассматриваться отдельно.

Что касается восточного берега Евфрата, напомню, что мы давно привлекали внимание наших американских коллег и в целом мирового сообщества к тому, что США и возглавляемая ими коалиция играют в этом районе в очень опасную игру, пытаясь задействовать курдский фактор для решения своих геополитических задач. А задача заключается в том, чтобы обособить восточный берег Евфрата от остальной территории Сирии. Это очевидно, несмотря на все заверения Вашингтона о том, что он уважает и будет уважать суверенитет и территориальную целостность Сирии. При этом на восточном берегу Евфрата для того, чтобы активнее создавать это квазигосударство, американцы опираются на курдов, потому что именно в них Вашингтон увидел наиболее лояльных ему представителей сирийского общества, живущих на этой территории. Для того, чтобы укрепить позиции курдов, американцы стали продвигать их на те земли, которые традиционно были землями арабских племен. Не так давно было несколько конфликтов между арабами и курдами на восточном берегу реки Евфрат, ровно потому что американцы пытались заселить курдов на арабские территории. Всем было ясно, что это не может хорошо кончиться. Когда Турция объявила, что она озабочена проблемами своей безопасности, мы высказали понимание этой озабоченности.

В 1998 г. между Турцией и Сирией было подписано Аданское соглашение, в котором Дамаск признавал законность озабоченности Турции ситуацией на границе с точки зрения безопасности Турецкой Республики. Анкара признавала озабоченности Дамаска по поводу того, что там должно быть безопасно. Была согласована процедура, согласно которой турецкие вооруженные силы могли входить на определенную глубину (пятикилометровая зона) на сирийскую территорию для подавления экстремистов и террористов. Когда эта тема возникла вновь, мы сочли, что вполне можно использовать международно-правовую базу, о которой я упомянул, – Аданское соглашение. США не хотели, чтобы Турция напрямую сотрудничала с Сирией. Они хотели взять эту тему под свой контроль и обеспечивать контроль на границе, допуская в ходе переговоров, что турки могут иметь в составе контингента, который будет формировать коалицию, неких своих военных полицейских, наблюдателей. Это не устраивало Турцию. Прекрасно понимаю ситуацию, когда страна, не имеющая отношения к региону, к проблеме безопасности на этой границе, пытается навязывать свое виденье. Хорошо было бы договариваться, но при полном уважении суверенитета и территориальной целостности Сирии. Этого не было в исходной позиции Вашингтона, равно как в ней не было и готовности учесть турецкие легитимные озабоченности. В итоге мы слышали, что Президент Турции Р.Эрдоган давно предупреждал, что не может ждать вечно, что проблема не решается, поэтому, если через пару-тройку недель, как он говорил в начале прошлого месяца, не будет договоренности с американцами в соответствии с упомянутыми мною принципами, он оставляет за собой право решать эту проблему без американцев. Могу сказать, что мы выступаем за то, чтобы эта ситуация стала предметом взаимодействия между властями Турции и Сирии. Думаю, что стороны могут договориться об этом. Будем всячески этому способствовать.

Вопрос: Как высоко Вы оцениваете риски военного конфликта с Ираном в Персидском заливе и в целом риски «расконсервации» военных конфликтов в большом регионе, в частности в нагорно-карабахском?

С.В.Лавров: Никогда нельзя ни за что ручаться. Но мне кажется, что войны не хотят ни США, ни Иран, ни большинство стран региона. Может быть, кто-то хотел бы ситуационно сыграть на нынешних противоречиях, обострять обстановку до определенного предела, нагнетать напряженность в информационном пространстве для получения каких-то сиюминутных выгод, но в стратегическом плане я убежден, что никто не хочет войны.

Есть инициатива, о которой я упомянул, – США создают международную коалицию по безопасности в мореплавании, к которой сейчас примыкают Австралия, Бахрейн, Великобритания, еще пара стран. Есть иранская инициатива о том, чтобы все страны региона без каких-либо разделительных линий, все, кто хочет и готов, объединились и сообща обеспечивали здесь безопасность и заодно вырабатывали доверие. В этом же ключе выстроена и наша инициатива – Концепция коллективной безопасности в зоне Персидского залива, частью которой вполне может быть коллективное патрулирование морских пространств, которые вызывают такие большие проблемы.

Мы готовим с Ираном и КНР морские учения по борьбе с террористами, пиратами в этой части Индийского океана. Это к вопросу о том, что сейчас вместо Азиатско-Тихоокеанского региона наши американские коллеги продвигают термин – Индо-Тихоокеанский регион (ИТР). На вопрос, в чем будет отличие, они говорят, что это просто для того, чтобы оттенить роль Индии. Если это под «Индо» имеется в виду Индийский океан, то тогда в этом концептуальном видении должна быть вся Восточная Африка и весь Персидский залив. Такая достаточно сомнительная концепция несет в себе разделительный заряд, пытающийся выстраивать отношения в этом регионе на блоковой основе, а мы привыкли и будем всегда поддерживать центральную роль АСЕАН. Об этом мы много говорим.

Что касается Нагорного Карабаха, то в последнее время ситуация на линии соприкосновения достаточно спокойная, инцидентов мало, они не очень крупные. Состоялся обмен телами погибших, готовится обмен удерживаемыми лицами – в небольшом количестве, но процесс идет. Сопредседатели Минской группы ОБСЕ по Нагорному Карабаху – Россия, Франция и США – работают тесно и дружно. В этом году встречались уже трижды с министрами иностранных дел, в том числе в апреле в Москве с моим участием мы проводили встречу с министрами иностранных дел Азербайджана, Армении с подключением сопредседателей.

Что касается обстановки «на земле», сейчас она гораздо спокойнее, чем год назад. Но политический процесс заторможен, пока не получается сняться с этого тормоза. Стороны делают достаточно серьезные заявления, в том числе звучали слова о том, что Карабах - это Армения, так же как из Тираны Премьер-министр Албании Э.Рама заявлял, что Косово – это Албания. Это, конечно, не помогает создавать атмосферу для возобновления политического процесса. Но мы как сопредседатели вместе с американцами и французами работаем в унисон. Здесь одна из немногих ситуаций, где у нас единое видение. У нас есть базовые документы, не хотим их ревизовать. Мы хотим на основе базовых принципов, которые многократно обсуждались, искать развязку. Но ее нужно находить через прямой диалог. Контакты есть, но диалог об урегулировании пока не возобновляется. Не вижу здесь явной или неявной опасности возобновления крупномасштабных боевых действий. Будем делать все, чтобы этого не произошло.

Вопрос: Через три недели в Сочи состоится историческое событие – впервые Российская Федерация организует саммит Россия-Африка. Отношения и сотрудничество России и Африканского континента имеют исторические корни. Россия никогда не уходила из Африки – это дипломатические отношения, подготовка специалистов для наших стран, строительство разных объектов.

Африканский континент – это 55 стран разного экономического уровня, разных культур. Скептики говорят о том, что сегодня Россия вместо того, чтобы поддерживать двусторонние отношения, пытается сотрудничать с разнообразными регионами. На африканском рынке сейчас присутствуют разные игроки. Раньше были американцы, европейцы, потом пришли Китай, Турция, Бразилия. Многие задают вопрос, с чем Россия придет в Африку? Африканцы сами осознают, что присутствие России на континенте - это гарантия безопасности не только в регионе, но и во всем мире. Россия никогда не была против других игроков в Африке, хотела, чтобы были равные условия сотрудничества, все игроки дополняли друг друга, а их взаимодействие было на благо народов Континента. Что Вы могли бы сказать о предстоящем саммите?

С.В.Лавров: Вы все уже сказали! Вы упомянули, что Россия – это гарантии безопасности. В классическом понимании гарантии безопасности предполагают несколько другое. У нас нет ни одного военного союзного договора с африканскими странами, но у нас есть очень добрые, исторически сложившиеся отношения со времен деколонизации. Да, это было бескорыстно. Это было экономически и финансово затратно для Советского Союза. Но это было, если хотите, «либо по уставу партии, либо по зову сердца». Это, действительно, было важнейшее завоевание советской внешней политики – то, что справедливость на африканском континенте восторжествовала. Кстати, сейчас, когда наши западные коллеги пытаются переписывать историю Второй мировой войны, мы им начали напоминать про период колониализма, про тот ущерб, который колонизаторы нанесли африканскому континенту. Причем деколонизация состоялась почти на двадцать лет позже, чем завершилась Вторая мировая война. Поэтому, если уж кто-то хочет вступать в исторические дискуссии, то мы будем говорить о деколонизации, тем более что она не завершена: это и остров Майотта в архипелаге Коморские острова, и Мадагаскарские острова, и архипелаг Чагос, по которому недавно Международный суд вынес определение, что его надо отдать Маврикию. На этот счет была принята резолюция Генеральной Ассамблеи ООН.

Вы правильно сказали: мы готовы работать в любой стране, никого оттуда не выдавливая, если у нас равные конкурентные условия. Так поступают далеко не все. Примеры я сегодня приводил. Наверное, для африканцев Россия как еще один достаточно крупный торговый партнер – это стабилизирующий, балансирующий фактор. Товарооборот у нас растет бурными темпами и достиг 20 млрд долл. Конечно, это ничто по сравнению с китайским объемом, но это уже в несколько раз больше, чем было, скажем, десять лет назад. Как в любой ситуации, если у тебя есть один более сильный партнер, ты от него зависишь, а если их несколько, то это всегда устойчивее.

Вопрос (перевод с английского): Вы говорили о бессилии США с точки зрения ядерной сделки, о том, что сделка не работает. Когда бывший Президент Франции Ж.Ширак выступил против войны в Ираке в 2003 г., К.Райс – на тот момент Госсекретарь США – сказала, что ему этого не простят. В свете важной речи Президента Франции Э.Макрона в конце августа этого года, в которой он говорил про европейскую стратегическую автономию, появление т.н. постатлантического запада, который подвел нас к краю, как Россия могла бы воспользоваться новыми модальностями европейской политики? Возможно, удастся восстановить настоящий панконтинентальный союз?

С.В.Лавров: В 2003 г. Россия, Франция, Германия выступили против иракской авантюры, которую затеяли англосаксы в грубейшее нарушение международного права, разрушив страну. Между прочим, глава американской оккупационной администрации в Ираке П.Бремер распустил все структуры партии «Баас» и армию, которая опиралась на членов этой партии, службу безопасности, а сейчас всеми признается, что самые эффективные боевики ИГИЛ – это бывшие офицеры армии С.Хусейна, которых просто выкинули на улицу, и им не на что было жить. Я их не оправдываю, но они пошли в ИГИЛ отнюдь не по зову сердца, а просто по финансовой нужде.

Что касается выступления Президента Франции Э.Макрона на совещании послов, мы обратили внимание и на это его выступление, и на последующие инициативы, которые он озвучивал. Несмотря на все разногласия, – понятно, что противоречия будут всегда – они предполагают необходимость вернуться к идее общеевропейского диалога ради того, чтобы мы обеспечивали национальную и международную безопасность и устойчивость мировой системы.

К сожалению, ОБСЕ застыла на уровне полемической площадки – консенсусной, но не имеющей реальных юридических и правовых рычагов. Она могла бы стать альтернативой НАТО и Варшавскому договору в период, когда последний прекратил свое существование. Но, к сожалению, тогда пошли по другому пути.

У Э.Макрона было немало инициатив о том, как выстраивать дела в Европе. Как вы знаете, есть инициатива о том, как реформировать Европейский союз. Он предлагал делать «ядро» – это еврозона, и остальные члены Евросоюза («Восточное партнерство» и т.д.) – концентрические круги. Но теперь, после двух лет пребывания у власти, Президент Франции Э.Макрон стал смотреть на Европу не только в рамках Евросоюза, но гораздо шире – в рамках общеевропейской безопасности. Да, он произнес слова о необходимости стратегической автономии в плане безопасности. Похожие оценки давала Канцлер ФРГ А.Меркель совсем недавно, в том числе в Нью-Йорке, говоря о трансатлантических отношениях в связи с «брекзитом», позицией США по отношению к Евросоюзу и НАТО. Единственная идея США в отношении НАТО – продвигать свое присутствие, продвигать НАТО на Восток, продавать побольше оружия, требуя, чтобы расходы на оборону каждого члена Североатлантического альянса были повышены до двух процентов. Я абсолютно уверен, что в США никто не хочет войны в Европе, но воспользоваться конъюнктурой и немножечко там поприсутствовать, да еще и заставить страну-хозяйку платить за свои базы, поднять расходы на закупки американского вооружения, а потом – американского сжиженного природного газа – почему бы и нет? Наверное, европейцы понимают, что это немного эгоистичная позиция, и того былого ощущения, что существует единый Североатлантический оборонный альянс, у них нет. Неслучайно, когда наступило это разочарование, стали говорить о необходимости этот альянс из оборонительного сделать глобальным – альянс, который будет отвечать за глобальную безопасность. Это вечная тема. Можно вечно «ехать» на этой идее, искусственно сохранять этот блок, который ищет повод для дальнейшего существования. Советской Союз исчез, Варшавский договор исчез, в Афганистане понятно, в каком состоянии все находится: не знают, как оттуда поскорее уйти, но при этом остаться несколькими базами и забыть про это.

Инициатива Э.Макрона нами поддерживается, мы об этом говорили. Он написал развернутое послание Президенту России В.В.Путину, который ему ответил ровно на эти темы, соглашаясь с необходимостью начинать диалог. Мы не можем заранее намечать какие-то вехи, до которых должны обязательно добраться, но предыдущая позиция большинства европейцев о том, что Россия должна выполнить Минские договоренности, и только тогда можно начать разговаривать – это позиция уже не является доминирующей. Выступление Э.Макрона, который, может быть, раньше других прочувствовал, что это тупик, – тому подтверждение.

У Франции много инициатив, в том числе тех, которые вызывают вопросы. В частности, инициативы в сфере журналистики, информационного пространства. «Репортеры без границ» в тесном сотрудничестве с французским правительством продвигают идею создать некий «белый список» средств массовой информации, включая интернет-ресурсы, которым можно доверять. Даже не буду распространяться, что это не очень правильный подход, причем в стране, где «RT» и «Спутник» не имеют аккредитации в Елисейском дворце. Еще у Франции есть инициатива, которая называется «Европейская инициатива вмешательства». Когда мы были в Брегансоне, разговаривали президенты, а я параллельно пообщался с Министром иностранных дел Франции Ж.-И. Ле Дрианом и внешнеполитическим советником Э.Макрона. Мы интересовались, как эта инициатива замышляется, потому что, когда ее презентовали, было упомянуто, что она в числе прочих необходима для того, чтобы, когда возникает острая потребность вмешаться и спасать человеческие жизни, желательно избегать бюрократических проволочек, с которыми связана деятельность Совета Безопасности ООН, НАТО, Евросоюза как такового. Естественно, возникает вопрос: если речь идет о применении силы, как же обойтись без Совета Безопасности? В сентябре у нас была встреча министров иностранных дел и обороны России и Франции в формате «два плюс два». Мы подробно об этом говорили, но пока еще нам не представили окончательной картины. Это тоже нужно понимать: вписывается это в инициативу Президента Э.Макрона о начале общеевропейского диалога или это какая-то побочная идея? Много вопросов. Но самое главное – и мы двумя руками «за» – нужно садиться и начинать разговаривать взаимоуважительно, без предварительных условий, без претензий на то, что одна сторона имеет некие исключительные права и привилегии в этом диалоге.

Вопрос: На мой взгляд, одним из главных стратегических успехов российской внешней политики на Ближнем Востоке и в отношении незападного мира в целом является то, что она превратилась в самостоятельную ценность и перестала быть производной отношений России с Западом. Но многие наши оппоненты пытаются это критиковать, опровергать и говорить, что российские интересы на Ближнем Востоке заключаются в ослаблении Запада, а Россия не является надежным, долгосрочным центром силы на Ближнем Востоке. Стоит только Западу улучшить отношения с Россией, как она тут же оттуда уйдет. Вспомните, многие говорили такие глупости, что Сирия является для России разменной картой, чтобы обменять ее на Украину. Пытаясь доказать этот тезис, наши оппоненты апеллируют к российской риторике, которая во многом носит – стоит это признать – несбалансированный характер. В ней содержится справедливая критика Запада, но пока в ней недостает того, о чем Вы сказали: мы позитивно предлагаем странам региона дружить и получать от этого удовольствие. В этой связи считаете ли Вы возможным сбалансировать российскую риторику в отношении Ближнего Востока и, продолжая ругать Запад, одновременно говорить о том, что нейтрально-позитивного Россия несет в регион и что не зависит от конъюнктуры ее отношений с Западом?

С.В.Лавров: Я согласен с тем, что российская внешняя политика стала самоценной. Наверное, иллюзии, которые возникли после распада Советского Союза, в 90-е годы, сказались на восприятии Российской Федерации западным миром. Вы помните все это – конец истории и т.д. Но окончательно понять, что надо полагаться исключительно на себя, – естественно, в рамках международного права – нам помог 2014 год, когда часть западных стран поддержала антигосударственный переворот в Киеве, некоторые из них активно его провоцировали и организовывали. Но в любом случае реакция Запада на приход путчистов к власти в Киеве в 2014 г. – все эти санкции, требования, осуждение – нас убедила только в одном: в этом мире полагаться нужно только на себя, как нам советовал Александр III, и в более широком плане.

Украинский кризис. Февраль 2014 г. Переговоры. Немцы, французы, поляки вместе с Президентом Украины В.Ф.Януковичем и оппозицией подписывают соглашение о том, что наутро будет создано Правительство национального согласия, что оно будет готовить досрочные выборы, власть не будет использовать армию и службу безопасности кроме как для охраны административных зданий. И наутро все это рушится, разваливается. Мы задавали вопросы французам и немцам, да и американцам, которые просили нас поддержать этот договор (Б.Обама специально звонил В.В.Путину), как же так получилось, ведь они поставили свою честь, достоинство, авторитет на кон. В ответ мы слышали: «так случилось».

Неслучайно ведь теперь, когда заходит разговор о том, в чем причины нынешнего кризиса отношений между Западом и Россией, нам пеняют, что мы в Крыму и в Донбассе. Но начало всему этому положил переворот, устроители которого наутро заявили, что они создают не Правительство национального согласия, как было записано в этом документе в феврале 2014 г., а «правительство победителей». 22 февраля они уже разделили страну на победителей и побежденных. А через два дня после этого были заявления о том, что русским в Крыму делать нечего, надо их либо уничтожать, либо изгонять оттуда. Когда крымский парламент восстал против всего этого, туда направляли «поезда дружбы» с бандитами. Точно так же и Донбасс ни на кого не нападал. Они сказали: «Ребята, у вас там какие-то антиконституционные дела. Мы не хотим быть к этому причастными, поэтому оставьте нас в покое. Мы хотим осмотреться и понять, что происходит». Их же объявили за это террористами и на них напали.

Я много раз говорил об этом нашим западным коллегам, но они постоянно уходят от первопричины этой ситуации. Это стыдно и недостойно солидных стран. Но свою самодостаточность, самоценность мы ощутили в полной мере в результате этого очередного, наиболее горького урока из наших отношений с Западом. Это не означает, что мы будем надувать губы, обижаться – нет. Мы готовы откликаться и на такие инициативы, которые, как сейчас было упомянуто, выдвинул Президент Франции Э.Макрон. Мы всегда за диалог, за разговор.

Даже когда были введены санкции, мы, естественно, должны были ответить. Мы всегда подчеркиваем, что санкции – это ваша выдумка, сами с ними решайте, мы откликнемся. Но, во-первых, мы уже поняли, что нужно полагаться, в том числе в экономике, технологиях, обеспечении нашего населения жизненно важными товарами, только на себя, потому что нас могут обмануть в любой момент, как это произошло с этими санкциями. Во-вторых, мы всегда подчеркиваем, что это не означает, что мы хлопаем дверью. Когда вы будете готовы разговаривать, – пожалуйста, причем в той степени и на те темы, которые будут для вас комфортны. Мы это подчеркивали на всех этапах. Поэтому эта наша самостоятельность, самостийность, если хотите, самоценность нашей внешней политики отнюдь не означает, что мы изолируемся. Изолируют себя наши западные партнеры. Но сейчас все это меняется, и тому много примеров, в том числе и отдельные страны Евросоюза активно развивают отношения с Российской Федерацией к неудовольствию бюрократического Брюсселя, который не хочет выпускать все эти процессы из-под своего контроля. Но это уже аукается – как вы знаете, во многих странах это вызывает неудовольствие на национальном уровне.

Насчет того, что Запад говорит, что мы преследуем цель его ослабить, наверное, Запад сам себя ослабляет тем, что он делает. Пример Афганистана, когда полный провал после почти двадцати лет попыток навести там порядок. Бывший Президент Афганистана Х.Карзай прекрасно об этом знает. Он очень близко к сердцу принимает судьбу своей страны. Мы очень ценим его подходы. Но страна остается в неурегулированном состоянии, хотя возможностей для этого было множество.

Насчет того, что нас пытаются представить как ненадежного партнера, который в долгосрочном плане не должен рассматриваться – дескать, бросит и уйдет – знаете, нам говорят абсолютно обратное африканские страны и страны Ближнего Востока и приводят в пример двух-трех лидеров региона, в частности, бывшего Президента Египта Х.Мубарака, который, как минимум, двадцать лет обеспечивал стабильность в этом регионе. Да, он имел хорошие отношения с нами, но он держал регион в стабильности. Американцы называли его стратегическим союзником. «Арабская весна». Он никуда не убежал, он отдал свои полномочия, поехал в Шарм-эль-Шейх, достойно ушел с этого поста, сказал: «Я хочу, чтобы моя страна жила в мире и спокойствии. Если я мешаю, я ушел». Его привезли в судебное помещение в клетке, стали третировать и унижать. Может, я не открою секрет, мы обращались к американцам, предлагали как-то воздействовать на те власти, которые пришли в Каир, чтобы прекратить издеваться над этим человеком, но никакой реакции от США не последовало.

Ливийский лидер М.Каддафи был достаточно близок многим европейским деятелям, во Франции в том числе… Просто разбомбили, зверски убили, уничтожили.

Поэтому решать народам этих стран и их лидерам, на кого можно опереться, а на кого нельзя. Повторю, что многие страны по собственной инициативе подчеркивают нам, что они очень ценят то, что мы не бросаем своих соратников и друзей.

Насчет сбалансированной риторики, я стараюсь балансировать. Мы же ругаем Запад – если это можно назвать руганью – не для того, чтобы получать от этого какое-то удовольствие. Просто мы хотим привести конкретные факты, которые показывают, что так уже было не раз, и опять идти на конфронтацию в попытке решать свои проблемы, раскалывать страны, общество, регионы, – наверное, это не очень здорово.

Вопрос: Говоря о санкциях, Вы когда-то ввели в оборот формулировку: «Не мы их вводили – не нам их снимать». Сенаторы США М.Рубио и Б.Кардин обратились к Вашему коллеге М.Помпео с предложением ввести санкции в отношении Генерального прокурора России Ю.Я.Чайки и Министра юстиции России А.В.Коновалова – Ваших коллег по Правительству. В этой связи возникает вопрос: наша стратегия реакции на санкции остается прежней или будем ее менять?

С.В.Лавров: Я слышал, что М.Рубио и Б.Кардин – известные антироссийски настроенные конгрессмены. Не думаю, что это означает какую-то дальновидность. Все те, кто имеет мало-мальски политически зрелый взгляд на ситуацию, давно должны были понять, что санкции не работают в том направлении, в котором они хотят. Я думаю, что не заработают никогда. У нас есть Богом и предками данная земля с ее богатствами, есть чувство собственного достоинства, ну и армия. Все это в сочетании дает нам очень прочную уверенность. Надеюсь, что экономическое развитие, все инвестиции, которые были сделаны и продолжают делаться, также окупятся в самом ближайшем будущем.

Вопрос: В своем выступлении Вы подробно остановились на последствиях американской политики и военных интервенций на Ближнем и Среднем Востоке. Россия последовательно и четко выступает против таких интервенций. В то же время войны в Ираке и Афганистане не были безболезненными для США. Они привели к большим репутационным, финансовым, человеческим потерям. Как Вы сказали, западные партнеры смотрят на российские действия с позиции геополитики. При этом США открыто относят Россию к противникам. Возможно, это циничный подход, но, может быть, для России не так уж и плохо, когда США «завязают» в проблемах на Ближнем Востоке, тратят свой политический, военный капитал, втягиваются в конфликты (как, возможно, сейчас это произойдет с Ираном) вместо того, чтобы тратить эти ресурсы на сдерживание России?

С.В.Лавров: Что касается войны в Ираке, Афганистане, мы призываем Запад проанализировать все ошибки. Великий У.Черчилль однажды сказал: «Америка всегда поступает правильно. После того, как испробовала все остальное». Это его слова. Надеюсь, он окажется прав и на этот раз.

Россия. ЮФО > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 2 октября 2019 > № 3150286 Сергей Лавров

Кабинет министров Украины назначил главой Нацполиции генерала Игоря Клименко, который ранее занимал должность замглавы этого ведомства, сообщила в среду пресс-служба МВД.

"Двадцать пятого сентября правительство приняло отставку главы Национальной полиции Сергея Князева и назначило нового главу полиции. Им стал генерал полиции третьего ранга Игорь Клименко, который до этого занимал должность заместителя главы Нацполиции Украины", - говорится в сообщении.

Новый глава полиции уже обозначил основные задачи ведомства. "Задача номер один - улучшение состояния реагирования на сообщения о совершении преступлений и правонарушений. Следующее направление работы - профилактика преступности, в первую очередь, уличным проявлениям, а также повышение эффективности в обеспечении безопасности дорожного движения", - цитирует Клименко пресс-служба МВД.

Клименко родился 25 октября 1972 года в Киеве. В 1994 году закончил Харьковский военный университет. В 1997 году проходил военную службу в ракетной воинской части. Заочно окончил Одесский госуниверситет и получил квалификацию психолог. В 2014 году закончил магистратуру Днепропетровского госуниверситета внутренних дел по специальности "Правоведение". В органах внутренних дел служит с 1998 года, прошел карьерный путь от психолога Центра практической психологии управления МВД в Харьковской области до начальника департамента и заместителя главы Нацполиции Украины.

Участник миротворческой операции в Косово. В 2014 году принимал непосредственное участие в военной операции в Донбассе. Награжден ведомственными наградами МВД Украины и медалью "Защитнику Отечества".

Ранее издание "Страна.UA" со ссылкой на источники сообщило, что польские таможенники задержали трех граждан Украины, в том числе бывшую жену Князева, и гражданина Хорватии при попытке ввоза незадекларированных 650 тысяч евро. Они якобы беспрепятственно прошли досмотр на украинской части границы. Князев назвал дезинформацией сообщения СМИ о задержании его бывшей жены. Позже он заявил, что уходит в отставку, причины такого решения объяснять не стал.

Назло Трампу: на что готовы сенаторы США ради Украины

Сенаторы США готовы помочь Украине вопреки решению Трампа

Лидия Мисник

Конгресс готов пойти против воли президента США Дональда Трампа, выделив Украине на военную помощь $250 млн, заявил американский сенатор. Речь о том, что Трамп может и не утвердить такое финансирование, идет уже на протяжении нескольких недель. При этом конгрессмены настаивают на важности предоставления военной помощи Киеву.

Даже если президент США Дональд Трамп решит блокировать военную помощь Украине в размере $250 млн, американский конгресс все же намерен предоставить Киеву такое финансирование, заявил сенатор-республиканец от штата Висконсин Рон Джонсон на совместной пресс-конференции с демократом от штата Коннектикут Крисом Мерфи по итогам их поездки на Украину, в Сербию и Косово, передает агентство Reuters.

«Если он [президент США] решит не тратить эти деньги [на помощь Украине], то я действительно полностью уверен, что конгресс на двухпартийной основе распорядится их выделить», — отметил Джонсон. Перед его поездкой по странам Европы Трамп в личном разговоре с ним выразил мнение, что предоставлять помощь Киеву должны европейские страны, поскольку Украина является их непосредственным соседом, сообщил сенатор.

Мерфи, в свою очередь, обратил внимание, что официальные лица Украины не понимают причин отказа Вашингтона от предоставлении им финансовой помощи.

По его словам, они поднимали этот вопрос на всех встречах с американскими законодателями. «Несмотря на то, что президент [США Дональд Трамп] делает, конгресс США с вами», — заверил Джонсон.

Примерно за неделю до этого Джонсон утверждал, что американская сторона предоставит Украине финансовую поддержку в сфере безопасности в 2020 году, если предусмотренная конгрессом выплата $250 млн не будет осуществлена в 2019 году.

Рон Джонсон входит в так называемый «Кокус (объединение законодателей по интересам — «Газета.Ru») по Украине». 3 сентября он и его коллеги направили в администрацию США совместное письмо с призывом не отказываться от предоставления военной помощи Украине. Послание было адресовано директору административно-бюджетного управления Белого дома Мику Малвэни. Свои подписи под документом, помимо Джонсона, поставили республиканец от штата Огайо Роб Портман, демократ от штата Нью-Гэмпшир Джин Шахин, демократ от штата Иллинойс Дик Дурбин и демократ от штата Коннектикут Ричард Блюментал. Текст письма разместили на сайте Портмана.

В нем сенаторы назвали это финансирование «критически важным для обеспечения долгосрочной жизнеспособности украинских военных».

«Финансовая помощь США в сфере безопасности уже помогла переломить ситуацию в этом конфликте, и она необходима, чтобы обеспечить защиту суверенной территории этой молодой страны», — подчеркнули сенаторы.

Они обратили внимание, что выделение этих средств имеет постоянную поддержку и одобрение со стороны американского конгресса, который как раз и направляет деньги. «Мы настоятельно призываем вас поручить Пентагону незамедлительно направить эти средства [на военную помощь Украине]», — указали на сайте.

Как сообщил незадолго до этого телеканал CNN, в течение последних нескольких недель Вашингтон выражал намерение прекратить предоставлять Украине военную помощь в размере $250 млн. При этом представители СМИ уточнили, что окончательное решение по этому вопросу еще не принято. По данным телекомпании, президент США неоднократно говорил о возможности пойти на такой шаг.

Источники газеты Politico утверждают, что американское оборонное ведомство по итогам проведенного обзора пакета военной помощи Украине выступило за его сохранение.

В Пентагоне обратили внимание, что с 2014 года Вашингтон уже предоставил Киеву $1,5 млрд в качестве военной помощи.

Министерство обороны США собирается заложить еще $250 млн на эти нужды на 2020 финансовый год, который начнется 1 октября, сообщал председатель комитета по делам вооруженных сил палаты представителей США, демократ от штата Вашингтон Адам Смит 10 июня во время презентации проекта американского военного бюджета. «В этом разделе $250 млн разрешено использовать для выполнения полномочий, разрешающих министру обороны оказывать правительству Украины содействие в вопросах, связанных с обеспечением безопасности и разведкой», — указали в законопроекте.

Если финансирование все же будет утверждено в таком объеме, Украина получит на $50 млн больше, чем в текущем году. Предполагается, что именно такая сумма будет потрачена на летальное оружие, призванное повысить обороноспособность страны. Остальные средства, в соответствии с планом, должны быть направлены на подготовку военнослужащих, логистическое обеспечение и поддержку в сфере военной разведки.

Диалектический реализм как мировоззрение

Почему России нельзя отказываться от советского идейного наследия

Даян Джаятиллека – доктор политических наук, чрезвычайный и полномочный посол Демократической Социалистической Республики Шри-Ланка в Российской Федерации.

Резюме Ирония состоит в том, что современная российская мысль, отвергающая по понятным причинам либеральный идеализм Фукуямы сотоварищи, решила взять за основу американский же реализм Киссинджера, Хантингтона и Миршаймера. Между тем советский стратегический реализм – гораздо более глубокая и аутентичная разновидность реалистической школы.

Какая идея или набор идей из области философии и истории мировой политики наилучшим образом подходит России в международном контексте? Какой внешнеполитический курс отвечал бы ее интересам? Концепция встраивания в мировой порядок, доминировавшая с конца 1980-х и в 1990-е гг., а также призрак «социализма в одной отдельно взятой стране», но без социализма – вот два образа мышления, мешающие России использовать свой потенциал, чтобы возглавить борьбу за демократический миропорядок.

Ирония в том, что современная российская мысль, отвергающая по понятным причинам либеральный идеализм Фрэнсиса Фукуямы, решила взять за основу американский, или же западный, реализм Генри Киссинджера, Сэмюэля Хантингтона и Джона Миршаймера. Между тем советский стратегический реализм – гораздо более глубокая и аутентичная разновидность реалистической школы, но он оказался погребен или растворен в сегодняшней российской дискуссии. Советские реалисты понимали принцип диалектики, состоящий в единстве противоположностей. Проводимая Западом односторонняя эскалация требует ответа в виде российского реализма, корни которого в диалектическом неосоветском реализме.

Гегемония как принцип

Надеюсь, читатели простят мне грех цитирования собственного высказывания, опубликованного в одном из московских журналов зимой 2012 г.: «США и их союзники не допустят по-настоящему многополярного мирового порядка. Даже минимальная роль России и Китая в мировой политике, которая отвечала бы их интересам, противоречит той максимальной роли, которую хотят играть в мировой политике США и их союзники, не готовые идти даже на минимальные уступки… Когда существовал параллельный стратегический проект, объединивший две основные евразийские державы, это способствовало достижению устойчивого баланса в мировом порядке. Но этот баланс был необратимо подорван… из-за некомпетентности руководства, что создало брешь, которой воспользовались Соединенные Штаты, переживающие относительный упадок. Нарушение этого уравнения или равенства означало разрушение евразийского противовеса и его замену уравнением “Запад – Восток” с целью изоляции России… Сегодня в интересах и России, и Китая сформировать неидеологический, светский стратегический альянс, обеспечивающий стратегическое пространство и глубину обороны для обоих государств». (Конец равновесия в мире: возражения со стороны Юга // Security index (Индекс безопасности), №1 (100), том 18, 2012 год.)

После холодной войны в международных отношениях можно обнаружить пять вех, которые демонстрируют, как Запад под руководством США понимал правила игры, когда Россия уже не была конкурентом, а считалась другом и партнером.

(1) Игнорирование франко-российской мирной инициативы накануне войны в Персидском заливе 1991 года.

(2) Игнорирование точки зрения и интересов России в войне в Косово 1999 года.

(3) Удар крылатыми ракетами по китайскому посольству в Белграде (когда США могли бы обсудить полученную от Китая информацию с китайскими лидерами, позвонив им по телефону).

(4) Вторжение в Ирак, которое явно не вписывалось в рамки «Войны с террором» в Афганистане, начавшейся после событий 11 сентября при поддержке мирового сообщества, России в том числе.

(5) Коварная и кровопролитная смена режима в Ливии, которая вышла за рамки резолюции Совета Безопасности ООН, одобренной Россией.

Мнения и интересы российских и китайских «партнеров» не только не принимались во внимание, но и грубо попирались. Что еще хуже, эти действия были прямо противоположны и враждебны их интересам. То, что подобные эпизоды имели место и при республиканской, и при демократической администрациях, придерживавшихся разных убеждений – от реализма и неоконсерватизма до неолиберализма, – и что все они (за исключением вторжения в Ирак) произошли не тогда, когда у руля российского государства стоял Владимир Путин, ясно показывают, каким мыслился мировой порядок после окончания холодной войны. Главная слабость этого порядка не в его либерализме, а в однополярности. А это, в свою очередь, означает, что Соединенные Штаты будут вести за собой мир или доминировать так, как сочтут нужным.

Мечта России о том, что Европа к ней присоединится или что она сама сможет присоединиться к Европе как автономное континентальное образование, не осуществилась. Она изначально была несбыточной (хотя некоторые до сих пор к этому стремятся). Бывший президент СССР Михаил Горбачёв согласился с мирным воссоединением Германии, получив гарантии, что НАТО не будет расширяться на Восток. Решающая роль, которую Германия затем сыграла в развале Югославии, роль Европы в войне альянса против Югославии, а также расширение самого блока за пределы отведенного ему поля действий в нарушение ранее достигнутых договоренностей многое говорят об этических нормах, возобладавших после холодной войны.

Величайший парадокс современности – в следующем. Запад, который ценит культурное многообразие и политический плюрализм внутри своих демократических стран, отвергает идею о том, что мировой порядок должен характеризоваться политическим плюрализмом и многообразием ценностей, норм и путей. Мировой порядок, провозглашающий равенство суверенитетов и дающий право на выбор пути, оказывается неприемлемым для стран, гордящихся созданием и поддержанием такого порядка внутри своих обществ. При этом они оправдывают сопротивление этому порядку тем, что их соперники не практикуют демократию и плюрализм в своем обществе.

Россия не может в полной мере разоблачить лицемерие Запада и эксплуатировать его, потому что пока не разрешила собственные противоречия. Главным является противоречие между ее представлением о демократическом миропорядке и ее самоощущением, что во многом объясняется беспрецедентно огромными размерами страны, представляющей собой целую вселенную. Россия не столько разделена на традиционные лагеря тех, кто ориентирован на Запад и Восток, сколько на разные менталитеты: одни видят ее частью мирового порядка под руководством Запада, тогда как их конкуренты считают ее самодостаточной «галактикой» или мини-империей. Концепция встраивания в мировой порядок, доминировавшая в конце 1980-х и 1990-х гг., а также призрак «социализма в одной отдельно взятой стране» без социализма – два образа мышления, мешающие России использовать свой потенциал.

От отдельно взятой к международно привлекательной

Социализм в отдельно взятой стране не был ошибочной концепцией. Напротив, она была исторически верна и имела гораздо больше смысла, чем то, что предлагалось ее критиками, такими как Лев Троцкий с его доктриной перманентной революции. Однако со временем эта концепция утратила актуальность, и ее главный адепт Иосиф Сталин без лишней шумихи отказался от нее, когда после Второй мировой войны сложилась совершенно иная историческая обстановка.

Социализм в одной отдельно взятой стране признавался дееспособной теорией прежде всего Лениным. В отличие от Троцкого он понимал: капитализм развивается так неравномерно, что это не только открывает возможности для победы социализма в одной стране, но и для стабилизации нового строя на длительное время, несмотря на враждебное окружение. Однако для Ленина это был путь Б, тогда как путем А в его понимании была мировая революция, особенно в Европе. После поражения восстаний в Германии и неудачного наступления Красной армии в Польше в 1920 г. ленинский путь А сместился с Запада на Восток, то есть на периферию мирового капитализма, тогда как путь Б, который тогда еще не назывался социализмом в отдельно взятой стране, все больше начал реализовываться в виде Генуэзской конференции и Рапалльского договора, нэпа и предложения концессий западным инвесторам на золотых приисках Сибири.

То, что в учении Ленина присутствовало в латентной форме, явно проявилось у Сталина, при котором А и Б поменялись местами. Это соответствовало фактическому раскладу сил и изоляции СССР. Социализм в одной стране стал доктриной и служил мобилизации народа на дело стремительного построения индустриального общества. Это сочетание национальных и классовых интересов, государственных и общественных устремлений создало фундамент для победы в Великой Отечественной войне.

Парадокс в том, что ментальность построения социализма в одной отдельно взятой стране жива до сих пор, хотя даже Сталин больше не упоминал об этой доктрине после победы над нацизмом. Он осознал послевоенные реалии и сформулировал стратегию, основанную на защите и максимизации завоеваний ВОВ и ее последствий. Он воспользовался историческим моментом, чтобы покончить с изоляцией русской революции в национальных границах и экспортировать социализм на Запад и Восток. Благодаря этому, удалось избавиться от геополитической и геостратегической изолированности советского государства.

После окончания холодной войны российские политики сначала бросились в одну крайность, питая иллюзии о том, что Россию можно встроить в мировой порядок под руководством Запада. Затем в другую – взяв на вооружение долгое эхо доктрины «социализм в одной стране». Но получилась неполная и раздробленная версия изначальной формулы: не «социализм в одной стране», а просто – «в одной стране». Данная ментальность принимала разные идеологические формы, такие как «великодержавный национализм в одной стране», «цивилизационный реализм в одной стране» или «суверенная демократия в одной стране». Подобное шараханье из одной крайности в другую напоминало «левый уклон» и «правый уклон» советского лексикона, который изначально ассоциировался, соответственно, с именами Льва Троцкого и Николая Бухарина. Философ Славой Жижек любит повторять со свойственной ему язвительной иронией ответ Сталина на вопрос журналиста: «Товарищ Сталин, что хуже: правый уклон или левый уклон?». «Оба хуже», – сказал Сталин, имея в виду, что существует правильная стратегическая перспектива, третий (ленинский) путь. Аналогичным образом, после окончания холодной войны у России был и третий путь, который не предусматривал ни воссоединения с Западом, ни самовлюбленного национализма.

Сталин заменил в свое время устаревший концепт «социализма в одной стране» концептом «социалистического лагеря “от Эльбы до Китая”». После холодной войны западный фланг полностью отпал, Советский Союз развалился, а затем даже его жизненно важные части превратились в плацдарм стратегического противника. Однако всё пошло не так уж плохо, если подумать о том, что Россия вполне могла бы получить угрозу и на восточном фланге, как это было на протяжении нескольких прошедших десятилетий. Вместо этого произошло сближение России и Китая, что сделало очевидной стратегическую, экзистенциальную и психологическую нецелесообразность возврата к принципу «в одной стране». Таким образом, главные столпы сталинской доктрины, взятой на вооружение после окончания Второй мировой войны и начала холодной войны, остаются неизменными и актуальными.

Важность Китая

Однако возникает вопрос, насколько эта доктрина оправдана с учетом прошлого опыта Компартии Китая с ее уклонами «вправо» и «влево». И не будет ли принцип «в одной стране» наилучшим образом соответствовать интересам России, поскольку дает максимальную свободу, не ограниченную стратегическим политическим лагерем, блоком, альянсом или объединенным фронтом.

Россия пытается решить две экзистенциальные проблемы большой стратегии: какую модель разработать и взять на вооружение в уравнении с Китаем и как не допустить своего возвращения в долгосрочной перспективе к обновленной версии политики умиротворения или тайного сговора с Западом. Последний стремится проводить эту политику посредством гибридной войны на российской периферии, смены поколений в российской политике и мирной смены режима (что китайцы называют «мирной эволюцией»).

На оба вопроса имеется единый ответ. Системный характер отношений с Китаем будет сдерживающим фактором возможной непредсказуемости в поведении китайцев, а также возможного возвращения к умиротворению со стороны России. Поскольку переменчивость китайской политики и крен в политике российской – исторически прослеживаемые факторы, не раз вредившие государственным интересам обеих стран, только структурный подход позволит упредить повторение подобных прецедентов.

Внимательное изучение истории Коммунистической партии Китая показывает, что отклонения влево и вправо имели место, но есть основания предполагать, что они были вызваны разрывом китайско-советских отношений. Конечно, этот разрыв произошел вследствие левого уклона руководства китайской Компартии под названием «Большой скачок», но в этом уклоне уже присутствовали зародыши его гибели, что стало очевидно после краткосрочной победы китайских реалистов во главе с Лю Шаоци. Мысль здесь двоякая: уклон влево стал причиной антагонизма и привел к разрыву отношений, потому что Никита Хрущёв явно перегнул палку, в одностороннем порядке отменив все планы и отозвав советских экспертов из Китая в 1959–1960 годах. А победа китайских реалистов после «Большого скачка» оказалась временным явлением из-за разрыва отношений с СССР. Если бы альянс сохранился, правление китайских реалистов могло бы быть более долговременным. Однако именно разрыв отношений с Москвой создал пространство для ультралевой ксенофобии эпохи «Великой пролетарской культурной революции». Анархия, ставшая следствием этого эксперимента, породила экстремальный крен вправо в виде теории о двух сверхдержавах, которая затем эволюционировала в представление о том, что СССР – чуть ли не главный и единственный враг и целесообразно создать квазиальянс с США.

В Компартии Китая всегда были реалисты – как в области экономики, так и в сфере международных отношений. Можно даже утверждать, что у отдельных лидеров – Мао Цзэдуна, Чжоу Эньлая, Дэна Сяопина – были периоды политического реализма, предшествовавшие их «левым» и «правым» уклонам. Наиболее явно реалистские элементы проявлялись в периоды прочных китайско-советских отношений и были наименее отчетливыми, когда такие отношения разрывались.

Политика стратегического терпения и реализма, побуждавшая сохранять системное или структурное уравнение с Пекином, скорее всего, сделала бы невозможной поддержку Китаем Пакистана, который сыграл ключевую роль в противодействии СССР во время афганского конфликта. Без помощи Пакистана Збигнев Бжезинский не смог бы превратить Афганистан во «Вьетнам» для Советского Союза. Ослабление же престижа, влияния и роли Советской армии и ее представителей в правительстве и властных структурах по причине провала в Афганистане привело к нарушению баланса во внутренней политике СССР и позволило либеральным реформаторам насадить свое видение мира в конце 1980-х и в 1990-е годы.

Непостоянство политической линии Компартии Китая не должно быть сдерживающим фактором для союзнических отношений между Россией и КНР. Напротив, именно устранение альянса привело к уничтожению сдержек и противовесов для профилактики такого непостоянства. Потенциальная изменчивость политической линии Китая – аргумент не против союза, а за него. Не в последнюю очередь потому, что разрыв отношений между двумя странами позволил Китаю перекинуться к альянсу с Западом, который прямо повлиял на судьбы Советского Союза и России. Только прочные и продуманные структурные и системные отношения между Москвой и Пекином могут свести к минимуму вредные «отклонения» и быть достаточно сильным глобальным противовесом однополярному миру и стратегическому наступлению США на всех фронтах. Они могут также стать своего рода «повитухой» при рождении многополярного мирового порядка. Это вынудит Вашингтон смириться с новой реальностью и вести себя более сдержанно. Таков единственный способ добиться сдерживания или контрсдерживания Соединенных Штатов в их стремлении к гегемонии.

В своей статье «Отсталая Европа, передовая Азия» Ленин доказывал, что поднимающая голову азиатская буржуазия все еще борется за достижения классических задач национального строительства: национальную независимость и суверенитет, а потому противостоит империализму. В то же время на Западе буржуазия давно уже не решает этих задач и преследует прямо противоположные цели. Впоследствии он разъяснил, что верхняя прослойка рабочего класса подкуплена буржуазией и отказалась от борьбы.

В своем развороте на Восток Ленин не остановился на концептуально-стратегической стадии. После того, как Красная армия потерпела неудачу в Польше от рук католического националиста Юзефа Пилсудского и перешла к обороне на западном фронте, Ленин развернул советскую политику и Коминтерн в направлении Китая, предоставив военную помощь Сунь Ятсену – отнюдь не коммунисту, а националисту, выступавшему за модернизацию страны. В продолжение ленинской политики был создан Коммунистический университет трудящихся Востока. Одновременно советские инструкторы прибыли в Академию Вампу (военная школа для подготовки революционных офицерских кадров Китая), где работал наставником Чжоу Эньлай, уже вступивший к тому времени в ряды Коминтерна.

Сталин пошел еще дальше, аргументируя с легким сарказмом в 1925 г., что коль скоро лейбористская партия Британии получает выгоду от империализма и не протестует против него, то пока Афганистан все еще сражается с британским империализмом, эмир Афганистана прогрессивнее лейбористской партии Британии.

Эта точка зрения явно применима к подъему Азии в XXI веке и большому значению битвы за национальный и государственный суверенитет, которая не может не быть главным стержнем борьбы за сдерживание или контрсдерживание однополярного диктата.

Заветы Ильича

Сегодня у России и Китая есть три альтернативы. Первая связана с надеждой на встраивание в мировой порядок под руководством США, прежде всего в экономическом плане. Эта альтернатива ущербна. Кто бы ни стал американским президентом, генеральная линия этой страны – усиление давления на Китай и Россию, сжимание пространства для их политических маневров, пусть и несколько неравномерно в отношении этих двух стран. Даже если восстановится ранее существовавшее положение, это лишь будет означать, что Россия и Китай все также останутся заложниками политики «стой – вперед» в том, что касается военного строительства, двусторонних отношений и экономических санкций.

Вторая альтернатива – это идеология «в одной стране», то есть великодержавный национализм и цивилизационная исключительность, которая делает заявку на вроде бы естественную автономию, но уязвима для противника с глобальным размахом – контролирующего мировую экономику, обладающего всемирной сетью союзников и партнеров, проповедующего идеологию универсализма.

Третья альтернатива – адаптация теории итальянского философа Антонио Грамши, сказавшего, что ни одна общественно-политическая формация не может нацеливаться на гегемонию, если продвигает только свои узкие запросы: она должна представлять более широкие и всеобъемлющие интересы, общие для всех стран. Это единственный способ добиться достижения и более локальных целей. Грамши говорил о рабочем классе, углубляя и усложняя идею Ленина о том, что пролетариат не должен ограничиваться экономическими и отраслевыми требованиями, которые отстаивают профсоюзы («экономизмом» по его терминологии), но что ему следует выходить в политическую плоскость и отстаивать интересы всего социума, исключая, понятное дело, класс капиталистов.

Но, как говорил Ленин, для этого одних профсоюзов недостаточно, и только политическая партия, состоящая из высокообразованных кадров, способных видеть за нуждами конкретного рабочего картину в целом, способна справиться с такой задачей. То, что справедливо в отношении класса, действует и для страны, нации, государства. Лишь поднявшись на уровень представления интересов всего мирового сообщества, человечества, страна сможет устойчиво и последовательно отстаивать собственные национальные интересы.

Таким образом, третий вариант – мировая система, основанная на альтернативной сети альянсов, контрсистема, нацеленная на лучшее представительство интересов человечества в целом. Раньше это называлось «интернационализмом», который понимается не как абстрактный космополитизм, а как диалектическое уравнение двух аспектов бытия – национального и интернационального. У него географические корни, но он охватывает все человечество.

Высочайший престиж и статус, которые Россия имела в мировой истории и политике, пришлись на эпоху Советского Союза. Несогласные с таким тезисом историки утверждают, что если бы реформы Сергея Витте и Петра Столыпина были доведены до логического конца, развитие России не было бы прервано большевистской революцией, достигнутые темпы индустриализации позволили бы России добиться статуса сверхдержавы. Но этого никто точно не знает. Зато известно, что царская Россия рухнула, потому что единственное место, которое она могла занимать в империалистическом порядке – это быть младшим партнером западного империализма, который втянул ее в войну, тогда как понесенные потери и внутренняя репутация лишили ее идеологической легитимности. К сожалению, реформаторы 1990-х г. не усвоили этот исторический урок.

Сегодня Россия может лишь сохранять и возрождать то, что осталось от советской сверхдержавы. У США, Франции и Китая есть четкие даты перехода к современному государству: 1776, 1789 и 1949 годы. То, что все эти даты связаны с революциями, наделяет их романтическим ореолом универсализма. В России это событие стало наиболее драматичным из всех – 1917 г., породивший мощное историческое цунами, затронувшее множество умов и сердец. Отказавшись от наследия 1917 г., российское государство в одностороннем порядке удалило свои источники мягкой силы.

Движущая сила политики – феномен борьбы, иногда достигающий наиболее интенсивной и решительной стадии конфликта. Ни одна другая философская школа не понимает суть борьбы лучше, чем диалектическая. Поэтому подлинный реализм – это диалектический реализм (если можно его так назвать). Советские реалисты понимали принцип диалектики, борьбы противоположностей, концепцию противоречий, особенно ленинское разграничение на «противоречия» и «антагонизмы» (иначе их можно назвать дружественными и антагонистическими противоречиями – именно так это было перефразировано и популяризировано Мао). Они глубоко понимали принцип, сформулированный более тысячи лет назад Сунь Цзы: «Познай себя, познай своего врага». В каком-то смысле они были «экзистенциальными реалистами» – с точки зрения истории философии и понимания диалектики истории.

С учетом того, что Запад сегодня ведет себя более самонадеянно, чем в советские годы, наступательное развертывание не остановилось и уж тем более не обратилось вспять после падения Советского Союза, а только ускоряется, логично настаивать на том, что российский реализм должен иметь сильную неосоветскую составляющую. Тем более что односторонняя эскалация – это специфическое постсоветское явление.

Ни один политик не мыслил более диалектично и не был более способен точечно сосредоточить и собрать в кулак политическую волю, чем Ленин. Его можно воспринимать как превосходного теоретика и практика политической борьбы, так что Карл Маркс в данном контексте отходит на второй план. Ленина как политического мыслителя можно освободить от оболочки марксизма, а ленинизм следовало бы переосмыслить как политическую философию борьбы и конфликта. Можно даже отбросить термины «ленинизм» и «ленинист» из-за их догматических коннотаций, потому что Ленина следует воспринимать как отца диалектического реализма, выдающегося философа борьбы, конфликта и политических сражений.

Ленин был главным реалистом, потому что в период «позднего модернизма», наверное, не было никого, кто мог бы яснее и быстрее понять конкретную политическую ситуацию со всеми ее нюансами, точно диагностировать сложившийся баланс сил и мобилизовать политическую волю.

Российский интеллектуал Ленин до сих пор остается универсальным мыслителем, оказавшим наибольшее влияние на весь мир, на человеческие воззрения и действия. Не стоит отказываться от его наследия, не оценив при этом последствия утраты его интеллектуального вклада. Переоценка Ленина как политического философа должна быть предпринята в том же духе, что и переоценка наследия Никколо Макиавелли, а также его реабилитация, осуществленная Грамши. Или в духе самого Макиавелли, когда тот вернулся к летописям древнего историка и записал свои «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия».

Россия. Шри-Ланка > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 сентября 2019 > № 3138486 Даян Джаятиллека

Вечный императив

Русская Мечта — мечта трёх Римов

Максим Медоваров

У Русской Мечты — множество источников и измерений. В ней есть и чисто славянская удаль, и евразийская, тюрко-монгольская тяга к широким родным просторам. Прежде всего, это всегда мечта о свободе народа в своём пространстве — в большом пространстве, не разрезанном по-живому таможенными и визовыми границами с колючей проволокой. Но есть у неё также далеко не очевидный, но важнейший компонент — римско-византийский, без которого она едва ковыляла бы по земле с одним крылом, а не гордо парила над континентом. Достаточно посмотреть, что сталось и со славянскими, балканскими, восточноевропейскими народами, и со степными, лесными, евразийскими народами без прочного имперского станового хребта, идею которого Русь получила извне.

Много раз говорилось о том, что инок Филофей, выдвигая пять веков назад хлёсткий тезис: "Москва — Третий Рим", вовсе не имел в виду никаких геополитических притязаний на Рим и Константинополь, а, напротив, полагал, что внутреннее содержание и сокровенный смысл римской и византийской государственности перешёл в Москву. Не ради исторических изысканий, но исключительно в контексте наших дней зададимся вопросом: какие аспекты римской мечты и византийской мечты живы сегодня и важны для России?

То, что нам не подходит, то, что не прижилось на Руси само собой, не нужно искусственно возрождать. Например, никаких попыток копировать римско-византийское публичное, общественное и государственное право у нас не предпринималось никогда, даже при Филофее. Далее речь пойдёт только о тех чертах, которые уже восприняты в отечественной политической культуре, хотя не всегда чётко осознаются. Есть что-то такое в Риме, что унаследовали итальянцы, и что-то такое в Константинополе, что унаследовали только греки. У каждого из этих народов тоже есть своя мечта. Прекрасный пример в ХХ веке явил, в частности, Гвидо де Джорджио — великий подвижник, ставший живым чудом и показавший, как древняя римская Традиция напрямую продолжилась в облике христианства. Но здесь мы остановимся на римско-византийских аспектах именно Русской Мечты.

Римские черты Русской Мечты

Говоря о жизненном императиве римских завоеваний, приведём лишь две достаточно известные цитаты. Одна из них принадлежит Вергилию, который в своей "Энеиде" учил, что римляне уступают другим народам в науках и искусствах, зато имеют иное призвание:

Римлянин! Ты научись народами править державно —

В этом искусство твоё! — Налагать условия мира,

Милость покорным являть и смирять войною надменных!

Вдумаемся в эти строки: недаром двести лет назад проживавший тогда в Петербурге Жозеф де Местр именно их ставил в пример и образец для России. В самом деле, удивительно: Вергилий, поэт-язычник, певец мощнейшей военной державы тех дней с первой поистине профессиональной армией в мире воспевает не захваты, не нападения, не войны сами по себе, а милосердие и справедливость, возведённые в политический принцип. Вместо обычной практики массового истребления покорённых, которую можно было видеть повсюду на Древнем Востоке и в Древней Греции, Вергилий выдвигает идеал мягкости и мудрого управления подчинёнными землями. Не всегда реалии римской истории соответствовали этому идеалу, хотя божественный Август Октавиан действительно очень сильно старался приблизиться к нему. И с другой стороны — война воспринимается лишь как внешнее средство смирения агрессоров ради обеспечения прочного мира и счастья.

Но разве не к этому всегда стремилось и государство Российское? Практически все его "завоевания" были направлены либо на спасение гибнущих малых народов от угнетателей (например, Грузия, Армения, Молдавия), либо на защиту страдающих крестьян от жесточайших, изуверских властей (например, Малороссия, Белоруссия, Прибалтика, Казанское и Сибирское ханства), либо на отбрасывание и смирение государств, являвшихся источниками агрессивных набегов и работорговли (Крым, Северный Кавказ, азербайджанские и среднеазиатские ханства). Освободительная миссия России остро чувствовалась уже в ходе войн Ивана III с Литвой, когда земли от Калуги до Брянска были освобождены от католического гнёта; она открыто проявилась во взятии Казани, Полоцка и Кашлыка при Иване IV. Откровенно освободительный характер носили походы Алексея Михайловича в Белоруссию и Литву в 1655 году и его вмешательство в судьбы Малороссии (Переяславская Рада). Образ Петра I в народной памяти белорусов, латышей, эстонцев — это образ Царя-Освободителя. Ту же линию продолжили Екатерина II и все последующие монархи, вплоть до глубоко чтимого болгарами Александра II и до ставшего надеждой для галицких русин и турецких армян Николая II. "И слово: Царь-Освободитель / За русский выступит предел!" — пророчески предсказывал ещё в 1860-е годы Фёдор Тютчев. Этот императив сохранился и в советское время. Мощные освободительные походы Красной Армии 1939-1940 и 1944-1945 годов завершили формирование римской по своим корням парадигмы России как империи, наказывающей агрессоров и щедро милующей освобождённые ею народы. Новейшая эпоха в августе 2008 года подарила нам новую формулировку, по чёткости не уступающую строкам Вергилия: миссия России — принуждение к миру поджигателей войны. Сегодня — точно так же, как в 1945 году.

Однако в римской литературе можно найти ещё одну достойную упоминания цитату. В поэме Лукана "Фарсалия" в уста Цезаря, переходящего Рубикон, вложены такие слова:

Здесь нарушаю я мир и врагом осквернённое право;

Счастье, иду за тобой; да не будет отныне законов!

Ныне вверяюсь судьбе, война да предстанет судьбою!

Имеется ли здесь в виду беспричинная воинственность? Опять же, нет! Речь идёт о том, что враг осквернил право, попрал его, а потому Цезарь как носитель римской мечты вынужден отбросить все условности и вступить в войну с ним. В словах Лукана несколько по-иному раскрывается всё та же освободительная миссия: уничтожать агрессоров, которые своими вопиющими беззакониями и неслыханными преступлениями попирали права народов. Именно поэтому Россия наносила смертельные удары по дюжине работорговых ханств, по Османской империи, по Речи Посполитой (в двух разных её изданиях), по наполеоновской Империи, по Австро-Венгрии, по гитлеровскому Рейху… Везде, куда приходили русские войска, всегда безоговорочно отменялось рабство личное и рабство национальное. Это редкая константа русской политики, которая существовала из века в век и является продолжением сугубо римского императива.

Однако любые победы требовали жертв, и немалых. Потому такое значение: как в Риме, так и в России, — имел культ предков. Русская семья никогда не носила столь строгих патриархально-клановых черт, как древнеримская, но почитание предков, особенно — павших за Отечество воинов, всегда было укоренено в нашем народе, как и среди древних римлян. Такой редкий по своей оригинальности мыслитель, как Владимир Карпец (1954–2017), для которого была характерна отличная юридическая и историко-правовая подготовка, отмечал, что широкое празднование Дня Победы и шествия "Бессмертного Полка" являются, по сути своей, калькой с римских алтарей Победы и с церемониальных шествий римлян в дни памяти предков, когда они несли скульптурные изображения покойных членов своего рода по улицам. Разумеется, никто в России искусственно и не думал подражать Риму: и День Победы как всенародный праздник, и "Бессмертный полк" родились и разрослись стихийно именно потому, что контуры народной мечты в обоих случаях схожи. Заметим, что и после прежних войн в России имело место особое почитание памяти павших воинов, впервые в явном виде — после Куликовской битвы, когда было установлено их поминовение в день Рождества Богородицы. Но теперь такое почитание достигло своего пика и напоминает нам о старой римской традиции. Говоря словами поэта Сергея Яшина (1964–2019):

К забытым алтарям мы возвратились вновь,

Сопутствует опять нам солнечная слава.

Византийские черты Русской Мечты

Основное отличие Второго Рима от Рима Первого — его открыто христианский характер, симфония государственной власти и Церкви. То, что было предвосхищено в Первом Риме, наяву воплотилось в Константинополе, в державе, некорректно, но почти повсеместно именуемой Византией. Сами византийцы называли себя ромеями ("римлянами"), и это слово оставалось самоназванием современных греков вплоть до ХХ века, пока западнические правительства через систему школьного образования не насадили повсеместно книжный этноним "эллины". Даже османские турки отчасти переняли имя ромеев (в названии Рум, Румелия для своих балканских владений), использовали на своих знамёнах византийского двуглавого орла (восходящего к государству хеттов), а завоеватель Константинополя султан Мехмед Фатихездил, в подражание Цезарю, на развалины Трои, легендарной прародины Энея, и именовал себя "кайсар-и-Рум".

Отчасти римское и византийское наследство материально присутствуют на окраинах исторической территории России: на Черноморском побережье Кавказа, на Тамани, на южном берегу Крыма, на юге Бессарабии. Однако решающее значение имело распространение православного христианства: сначала в этих точках Ромейской империи, а затем, после Х века, — и по всей Руси. Важнейшим моментом здесь является то, что, в отличие от греков или грузин, эфиопов или англосаксов, принявших христианство уже давно сложившимися народами, древнерусский этнос сплавился из пятнадцати союзов племён в единое целое лишь после и вследствие крещения Руси, в XI веке. Отсюда следует, что другие православные народы, включая тех же греков, имеют свои особенности и выстраивают свои отношения с Богом и миром иначе, нежели русские, характер религиозности которых, как подмечал ещё Николай Трубецкой, схож с "бытовым исповедничеством" других народов лесостепной Евразии.

Акцентировав внимание на серьёзных различиях русской и византийской религиозности, проявлявшихся в типах святости, в характере церковной архитектуры, фресок, иконописи, мы в то же время не должны забывать принципиального единства православного вероучения и культуры "византийского круга", в котором Русь была одной из неотъемлемых частей. Россия — наследница многих черт Первого Рима, но не "напрямую", а через тысячелетний православный, христианский характер основ государственности и культуры Второго Рима, наследницей и продолжательницей которого она является. По преданию, незадолго до взятия Константинополя турками огненные языки вырвались из окон собора Святой Софии и умчались в сторону севера. Москва восприняла это огненное преемство в духе. Правда, в России никогда не было запретов на исповедание других религий, а уровень веротерпимости существенно превосходил византийский. Многоконфессиональный характер нашей страны сложился исторически. Однако это не только не отрицает, но даже подчёркивает православный характер осевой русской культуры, поскольку терпимость и уважение к верующим других традиционных конфессий — неотъемлемая черта православной этики, осуждающей грех, а не грешника, ересь, а не еретика.

Византийский вектор в интерпретации Филофея и русских царей XVI — XVII веков никогда не предусматривал намерения силой завоевать Константинополь. Недаром всё это время наши правители стремились избегать столкновений с турками. Не в военно-политической экспансии, а в укреплении братских духовных связей с греками и сербами, румынами и болгарами, грузинами и православными арабами черпало Московское царство свою внутреннюю силу, все эти связи активно развивались в эпоху Российской империи. И не случайно сразу после победного 1945 года патриарх Алексий I совершил триумфальный визит по православным землям "византийского круга", повторив эту поездку также в 1960 и 1962 годах. Вопреки тому бедственному положению и той политической раздробленности, в которые Запад вверг православные страны после распада СССР и Югославии, вопреки нищете балканских стран, вопреки постигшим Кипр и Косово катастрофам, — Россия как духовная наследница Византии и сегодня не имеет права бросать в беде и на произвол судьбы своих братьев по православию, по тому цивилизационному кругу, в котором все мы когда-то вместе выросли. Византизм не должен и не может быть для России пустым звуком, как не должно быть всего лишь лозунгом и римское преемство. И то, и другое — необходимые составляющие Русской Мечты, её крылья, необходимые для взлёта в XXI веке. Недаром Фёдор Тютчев, главный певец римского и византийского наследства России в XIX веке, был не просто поэтом, а являлся дипломатом высочайшего класса и опытным государственным деятелем. Исполнение тютчевских заветов — достойная задача для государственных мужей наших дней.

Россия — страна-хранительница

Когда Ломоносов, Пушкин, Тютчев, Достоевский говорили о собирании всей сокровищницы человечества в России, о всечеловеческой широте русской культуры, то они имели в виду, прежде всего, уникальную возможность и способность русского народа познавать плоды культур народов Запада и Востока и быстро усваивать их, в то время как "зеркальный" процесс оказывается сильно затруднён или вообще невозможен: как правило, даже соседние с русскими народы, но принадлежащие к другому цивилизационному типу, слишком мало знают о русской культуре, слишком редко обращаются к изучению в оригинале или в переводах шедевров наших классиков, равно как и русского народного наследия, и творчества других народов России/Евразии. К сожалению, были правы критики, указывавшие на то, что долгое время — особенно до XIX века — Россия обладала лишь потенциальной возможностью собрать сокровища от всех мировых цивилизаций, но на практике эту возможность реализовывали только единицы деятелей высокой культуры. Тем не менее, круг таких лиц постоянно расширялся. Уже Владимир Соловьёв, Константин Леонтьев, Константин Победоносцев свободно "плавали" в нескольких культурах Востока и Запада сразу. У корифеев Серебряного века, от Павла Флоренского до Николая Гумилева, эта энциклопедичность стала поистине всеохватной. На протяжении нескольких десятков лет советского периода сотни отечественных учёных произвели титанический труд по переводу на русский язык сокровищ культуры буквально всех народов нашей планеты. Этот труд вынужденно сбавил обороты в постсоветское время, но и сегодня, тем не менее, продолжается в масштабах, неслыханных и непредставимых нигде в мире. За исключением английского, ни один язык мира не имеет такого количества переводов всемирного наследия, как русский. В том числе, это касается римской и ромейской литератур, а также исследований по ним — долгое время западные учёные просто не могли угнаться за успехами русской и советской византинистики. Кроме того, мы имеем то преимущество, что к нему мы добавляем собственно русское наследие, которое очень редко знают даже на англоязычном Западе.

Итак, сокровищница всемирной культуры накоплена и является доступной в России — ею можно пользоваться. Дело остаётся за малым — чтобы как можно больше современных россиян воспользовались этим преимуществом на практике. Но какова будет парадигма такого использования? На наш взгляд, её можно определить как парадигму России—Ковчега, России—Хранительницы, России—Музея. Погибли древние культуры и цивилизации — и вот оказывается, что именно наша страна сохраняет их наследие. Собственное наследие тысячелетней культуры Запада оказалось ненужным современной либеральной Европе — и вот выясняется, что именно в России оно не просто уцелело, но может быть снова пущенным в дело. Сегодня даже классиков европейской социально-политической мысли XIX-XX веков всерьёз воспринимают только у нас.

При всей фантастичности ряда идей Николая Фёдорова, в его трудах всегда было немало здравых мыслей. Так, например, образовательная парадигма Фёдорова предусматривала тесное слияние школы и музея, приоритет музейной направленности в занятиях школьников по собиранию природного и культурного наследия. Бережное отношение к богатствам природы и сокровищам культуры у людей следует воспитывать с детства. И образ России как сберегательного ковчега, как единого великого музея, как планетарного "укрывища" под открытым небом, думается, вполне может соответствовать данному вектору. Остатки Традиции из тех стран, где она гибла под ударами поборников "прогресса", естественным образом скопились в нашей стране. Пора пустить в дело их все, не исключая и римско-византийского наследия. Ведь музей не должен быть просто мёртвой грудой неиспользуемого хлама. Традиция есть передача пламени, а не пепла. В таком случае тот огонь, который воодушевлял Два Рима на их победы и свершения, с новой силой вспыхнет и в Третьем Риме.

Возвращение Судного дня

Новая гонка ядерных вооружений: как Вашингтон и Москва могут ее остановить

Эрнест Мониц – сопредседатель и исполнительный директор Инициативы по сокращению ядерной угрозы, профессор физики и инженерных систем в Массачусетском технологическом институте, министр энергетики США с 2013 по 2017 год.

Сэм Нанн – сопредседатель Инициативы по сокращению ядерной угрозы, экс-сенатор от штата Джорджия, председатель сенатского комитета по вооруженным силам с 1987 по 1995 год.

Резюме Перефразируя Джона Кеннеди, надо сказать: человечество не для того тысячелетиями преодолевало тяготы и испытания, чтобы попросту капитулировать, отказавшись от всего, даже собственного существования. Наблюдая, как рассыпается здание стратегической стабильности, Вашингтон и Москва ошибочно считают, будто время на их стороне.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 5, 2019 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

2020 год. Российские военные проводят масштабные учения в Калининграде, своем эксклаве на Балтике, граничащем с Литвой и Польшей – членами НАТО. Самолет-разведчик альянса случайно вторгается в воздушное пространство России, и его сбивают ракетой «земля – воздух». НАТО направляет в регион ВВС и военные корабли. Стороны предупреждают, что рассматривают применение ядерного оружия, если под угрозой окажутся их жизненно важные интересы.

После вторжения в Крым, роста напряженности на Ближнем Востоке, краха режима контроля над вооружениями и размещения новых видов ядерного оружия НАТО и Россия готовы к конфликту. В Вашингтоне, где в разгаре президентская кампания, кандидаты соревнуются в демонстрации жесткой позиции в отношении России. В Москве знают, что антиамериканизм себя оправдывает, поэтому российское руководство ужесточает риторику против Вашингтона.

Когда стороны находятся в боевой готовности, на российскую систему раннего оповещения предпринимается кибератака неизвестного происхождения, имитирующая авиаудар НАТО по базам в Калининграде. На подтверждение атаки дается несколько минут, при этом между НАТО и Россией нет диалога по разрешению кризиса, потому Москва решает, что должна ответить сразу, и запускает обычные крылатые ракеты с калининградских баз по аэродромам НАТО. Альянс отвечает немедленно – авиаударами по Калининграду. Видя приближение сил НАТО и опасаясь наземного вторжения, Москва приходит к выводу: для деэскалации нужна эскалация. Надеясь добиться паузы в конфликте и начать переговоры на своих условиях, она наносит ядерный удар малой мощности по ядерным бункерам на аэродроме НАТО. Но расчет на деэскалацию оказывается ошибочным, и происходит обмен ядерными ударами.

Такое гипотетическое развитие событий похоже на сценарии катастроф, которые, казалось, ушли в прошлое вместе с холодной войной. Но сегодня они вновь актуальны. Все ключевые элементы уже на местах, не хватает только искры, чтобы поджечь фитиль.

Несмотря на десятилетия сокращения арсеналов, у Соединенных Штатов и России по-прежнему более чем 90% мирового ядерного оружия – свыше восьми тысяч боеголовок. Этого достаточно, чтобы уничтожить друг друга и весь мир, и не один раз. Долгое время стороны старались управлять угрозой, которую представляют эти арсеналы. Но в последние годы геополитическая напряженность подорвала «стратегическую стабильность» – процессы, механизмы и соглашения, облегчающие стратегические отношения в мирное время и позволяющие избежать ядерного конфликта, а также размещать войска так, чтобы минимизировать вероятность нанесения первого удара. Контроль над вооружениями умирает, каналы связи закрыты, в то время как ядерные арсеналы времен холодной войны сохранились и к ним добавились новые угрозы в киберпространстве и опасные новшества в военных технологиях (например, гиперзвуковое оружие, скорость которого в пять раз превышает скорость звука).

США и Россия пребывают в состоянии стратегической нестабильности: случайность или сбой могут привести к катаклизму. Со времен Карибского кризиса 1962 г. риск конфронтации с применением ядерного оружия не был так высок, как сегодня. Но в отличие от времен холодной войны обе стороны намеренно закрывают глаза на опасность.

Вашингтон и Москва вместе несут ответственность за предотвращение ядерной катастрофы, даже в периоды взаимного недоверия и внутренних разногласий в Соединенных Штатах. Президенты США и России должны начать с создания условий для диалога между своими правительствами, преодоления разногласий и сотрудничества – особенно сейчас, когда дело касается общей экзистенциальной угрозы ядерной войны. Возродить и заново выстроить стратегическую стабильность не так просто, это длительный процесс, но американским лидерам с разных сторон политического спектра следует включить этот пункт в список приоритетов и приняться за работу – снять непосредственную угрозу конфронтации. Риск ядерной эскалации слишком высок, чтобы ждать.

Ракеты и недоверие

Последние двадцать лет столкновение национальных интересов, политика безопасности с нулевой суммой в Европе и вокруг нее провоцировали напряженность и недоверие между Россией и Западом. Трения из-за Балкан и война в Косово в 1990-е гг. стали первым сигналом конфликтных отношений в постсоветскую эпоху. Процесс расширения НАТО, начавшийся в 1997 г., усугубил напряжение. После того как Владимир Путин и Джордж Буш – младший пришли к власти (в 2000 и 2001 гг. соответственно), разногласия из-за противоракетной обороны и войны в Ираке стали поводом для знаменитого выступления Путина на Мюнхенской конференции по безопасности в 2007 г., когда он раскритиковал США за «почти ничем не сдерживаемое, гипертрофированное применение силы» и предупредил о новой гонке вооружений. Затем последовало российское вторжение в Грузию в 2008-м, углубившее недоверие между Москвой и Западом, которое продолжалось и в период президентства Барака Обамы, несмотря на попытки «перезагрузить» отношения. Вторжение НАТО и смена режима в Ливии в 2011 г. вызвали у Кремля подозрения, граничащие с паранойей.

Ситуация постепенно ухудшалась до 2014 г., когда аннексия Россией Крыма, ее военная интервенция на восток Украины и крушение лайнера Malaysia Airlines, якобы сбитого ракетой российского производства с территории, подконтрольной сепаратистам, подорвали отношения России и Запада. Соединенные Штаты и Европа ответили экономическими санкциями, направленными на изоляцию России и побуждающие ее к дипломатическому урегулированию кризиса на Украине. Несмотря на два соглашения – «Минск-1» и «Минск-2», заключенные в 2014 и 2015 гг., – конфликт продолжается. НАТО и Россия наращивают свой военный потенциал в регионе. На Балтике и в Черном море силы НАТО и России действуют в опасной близости друг от друга, в результате увеличивается риск катастрофы из-за случайности или ошибки.

Усугубляет эту опасность намеренный, ускоренный подрыв архитектуры контроля над вооружениями, которая на протяжении десятилетий обеспечивала сдерживание, прозрачность и предсказуемость обычных и ядерных сил сторон. В ее отсутствие Россия и Запад рассматривают худшие сценарии. Первая трещина появилась в 2002 г., когда Соединенные Штаты вышли из Договора по противоракетной обороне (ПРО), подписанный тридцатью годами ранее, чтобы не позволить Вашингтону и Москве развернуть общенациональную систему защиты от баллистических ракет большой дальности. Спустя пять лет Россия приостановила действие еще одного соглашения – Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) 1990 г., то же самое сделал Североатлантический альянс.

Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД) 1987 г., запрещавший целый класс дестабилизирующего ядерного оружия в Европе, получил смертельный удар, когда Вашингтон заявил о решении выйти из него, а Москва приостановила его исполнение. США опасались, что Россия разместит запрещенные ракеты, что, в свою очередь, спровоцировало ответные обвинения Москвы. Судьба Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ) тоже под вопросом. Четыре сенатора-республиканца поинтересовались у президента Трампа этой весной, не рассматривает ли он возможность отказа от этого соглашения. Неясна и судьба нового договора по СНВ (СНВ-3) 2010 г. Если стороны не договорятся о его продлении, – а Трамп и его администрация раз за разом отказываются рассматривать эту перспективу, – срок действия документа истечет в 2021 году. Иными словами, через два года может исчезнуть последнее соглашение по ограничению и мониторингу стратегических ядерных сил Соединенных Штатов и России. А вместе с ним пропадет и прозрачность ядерных арсеналов двух стран, которая обеспечивалась в том числе взаимными инспекциями.

Помимо разрушения механизмов контроля над существующими вооружениями военный баланс еще больше нарушают новые технологии. Кибератаки могут привести к сбоям в системе раннего оповещения или структурах командования и управления ядерными силами, что увеличивает риск ложной тревоги. Силы мгновенного удара располагают системами доставки с обычными и ядерными боеголовками, включая гиперзвуковые планирующие блоки и крылатые ракеты, способные лететь с большей скоростью, на малой высоте и маневрировать, чтобы избежать перехвата. В случае развертывания эти системы уменьшат время предупреждения и принятия решений страной, оказавшейся под ударом. Военные стратеги с обеих сторон все больше опасаются, что потенциальный первый удар обеспечит атакующему решающее преимущество.

Есть еще милитаризация дальнего космоса – сфера, нерегулируемая соглашениями. Китай, Россия, а в последнее время и Индия, наращивают противоспутниковые возможности, Вашингтон обдумывает создание специального космического подразделения.

Грозная смесь рушащегося контроля над вооружениями и передовых военных технологий становится опаснее из-за отсутствия диалога между Россией и Западом, в частности между гражданскими и военными специалистами министерств обороны и иностранных дел. Нынешний разрыв контактов можно назвать беспрецедентным даже по сравнению с периодом холодной войны. Несмотря на остроту конфликта, демократы и республиканцы в Белом доме и Конгрессе понимали, что взаимодействие с Советским Союзом необходимо для обеспечения безопасности американцев. Переговорщики США и СССР регулярно встречались в Женеве, Нью-Йорке и Вене. Американские командующие постоянно общались со своими советскими коллегами на различных форумах, включая переговоры по контролю над вооружениями, потому что их объединяла общая ответственность – не допустить ядерной катастрофы.

Осмотрительный образ мыслей исчез после российской агрессии против Украины и вмешательства в американские и европейские выборы. Соединенные Штаты и их союзники по НАТО вступили в конфронтацию с Россией. В последние годы Запад считал диалог вознаграждением за хорошее поведение, а не дипломатическим инструментом, используемым в силу необходимости. Недостаточная коммуникация только усугубляет раздражение и напряженность и повышает барьеры для диалога. Например, Совет Россия – НАТО, площадка, созданная в 2002 г. для регулярных консультаций, перестал функционировать, хотя мог бы использоваться в моменты кризисов, как в случае с Украиной. Североатлантический альянс полностью приостановил вза­имодействие в рамках Совета на два года в апреле 2014 года. С тех пор прошло всего 11 заседаний на уровне ниже послов. Регулярные контакты военных специалистов по-прежнему заблокированы.

Отчасти разрыв коммуникации связан с политическими разногласиями внутри США. В Конгрессе широко распространено неверие в способность Трампа выстроить правильные отношения с Москвой, а также негодование из-за вмешательства России в выборы и ее действий на Украине. В результате члены обеих партий считают любые контакты с Россией подозрительными. Конгресс подавляющим большинством голосов принял законы, закрепляющие существующие антироссийские санкции, и разрабатывает новые, президенту чрезвычайно сложно изменить или снять их своим решением. Кроме того, принят закон, запрещающий американским военным сотрудничать с российскими коллегами. (Диалог по ограниченным целям разрешен, но не приветствуется.) Эти рестрикции практически заморозили столь необходимую коммуникацию военных.

Раскол внутри НАТО также мешает взаимодействию с Россией. Администрация Трампа подрывает отношения с европейскими союзниками, публично критикуя их за нежелание увеличивать расходы на оборону и при этом ставя под вопрос дальнейшее выполнение Соединенными Штатами своих обязательств. Несмотря на возражения членов НАТО и ЕС, США разорвали ядерную сделку с Ираном и вышли из Парижского соглашения по климату. Все эти трансатлантические дрязги мешают воспринимать НАТО как сильный альянс. Кроме того, в НАТО нет единого мнения о том, каким должен быть баланс между взаимодействием и конфронтацией с Россией. Эта неопределенность и непредсказуемость руководства ослабляет позиции Вашингтона, и он не может направить дебаты в нужное русло и убедить западные страны придерживаться общей, последовательной линии в отношениях с Россией. В случае кризиса разногласия в НАТО могут подорвать авторитет США и увеличить риск военной конфронтации с Москвой.

Россия как она есть

Несмотря на свои внутренние проблемы (экономическая и политическая структура опирается на один товар – энергия – и одного человека – Путин – и поэтому уязвима), Россия еще долгое время будет оставаться силой, с которой следует считаться. Благодаря географическому размеру, постоянному членству в Совете Безопасности ООН, модернизированным вооруженным силам и ядерному арсеналу Россия способна нарушить геополитические ситуацию в жизненно важных для США регионах, включая Европу, Ближний Восток, Азию и Арктику. Дальнейшие столкновения и кризисы не просто возможны, а даже вероятны. Стороны должны уже сегодня задуматься о том, как не позволить конфронтации выйти из-под контроля, а лучше вообще ее избегать.

Стратегическое взаимодействие с Москвой не означает игнорирования российской агрессии, будь то вторжение на Украину, вмешательство в выборы на Западе, отравление бывшего агента в Великобритании или нарушение ДРСМД. Пытаясь сотрудничать с Россией в сфере сокращения ядерной угрозы, Запад по-прежнему должен сдерживать неприемлемое поведение. Соединенным Штатам и Евросоюзу, к примеру, не следует снимать с России санкции, связанные с Украиной, не добившись существенного прогресса в урегулировании кризиса. Также Вашингтон не должен отменять санкции, введенные в ответ на российское вмешательство в выборы, пока такая деятельность не будет гарантированно прекращена. В то же время Конгресс должен дать Трампу или его преемнику возможность гибко или избирательно снимать санкции в случае достижения их цели: если русские придут к выводу, что никогда не покинут скамейку штрафников, у них не будет стимула отказываться от агрессивного поведения.

НАТО следует поддерживать усиленное военное присутствие в Европе, включая ротацию временных контингентов в странах Балтии. В то же время нужно выполнять обязательства, закрепленные в Основополагающем акте Россия – НАТО от 1997 г. – дорожной карты по нормализации отношений после холодной войны. А это значит не хранить и не размещать ядерное оружие на территории новых стран-членов альянса в Восточной Европе.

Проще говоря, лидеры в Вашингтоне и других столицах НАТО должны взаимодействовать с Россией, четко осознавая наши различия. Диалог нужно строить на признании общей заинтересованности в предотвращении использования ядерного оружия.

Назад к длительным переговорам

Для Вашингтона первый шаг к восстановлению продуктивного диалога с Москвой – это налаживание рабочего взаимодействия относительно России между администрацией Трампа и Конгрессом. Даже при отсутствии доверия между президентом и демократами, особенно в преддверии выборов 2020 г., достичь согласия по российскому вопросу две партии должны прямо сейчас. Учитывая серьезность рисков, конгрессмены просто не могут позволить себе ждать смены руководства в Белом доме или в Кремле.

Новая межпартийная группа в составе лидеров обеих партий в Палате представителей и Сенате, председателей комитетов, а также высокопоставленных сотрудников администрации Белого дома, сфокусированная на политике в отношении России, ядерном диалоге и НАТО, могла бы дать толчок и способствовать такому процессу. Спикеру Палаты представителей Нэнси Пелоси, демократу из Калифорнии, и лидеру большинства в Сенате Митчу Макконнеллу, республиканцу из Кентукки, не обязательно дожидаться звонка из Белого дома, чтобы создать такую группу и начать работать. Они должны высказать напрямую президенту и госсекретарю предложение по координации усилий исполнительной и законодательной власти. Такая площадка подкрепит позицию США в переговорах с Россией, продемонстрировав, что обе партии, а также исполнительная и законодательная власть выступают единым фронтом. Если администрация Трампа станет возражать или колебаться, Конгресс должен использовать свои полномочия для создания подобной рабочей группы и вызывать представителей администрации на слушания в рамках комитетов. (При содействии Пелоси и Макконнелла рабочая группа способна стать фундаментом для диалога с российскими парламентариями и руководством.)

Договоренность Трампа и Путина о новом диалоге по стратегической стабильности и ядерным угрозам на встрече в Хельсинки в июле 2018 г. была шагом в правильном направлении. Но их неспособность реализовать договоренность, в том числе на уровне гражданских и военных специалистов, которым нужен «зеленый свет» от руководства, демонстрирует масштабы дисфункции в отношениях двух стран. Переговоры о «стратегической безопасности», начатые американскими и российскими дипломатами после июньской встречи Трампа и Путина на саммите G20 в японской Осаке, должны быть продолжены с привлечением ведущих военных и гражданских специалистов. Повестку нужно расширить, а встречи – проводить чаще. Лидерам Конгресса следует обеспечить двухпартийную – вернее, непартийную – поддержку инициативы.

Чтобы повысить прозрачность и доверие между военными двух стран и Европы в целом, США, НАТО и Россия должны возобновить антикризисный диалог с участием командующих ядерными силами. Ранее площадкой для обсуждения являлся Совет Россия – НАТО (при поддержке комиссий по контролю над вооружениями), в идеале диалог можно возродить в рамках Совета или отдельной рабочей группы. Соединенные Штаты, НАТО и Россия должны вновь открыть каналы взаимодействия между экспертным сообществом по таким актуальным темам, как предотвращение ядерного и радиологического терроризма, повышение безопасности ядерных реакторов, решение проблемы ядерных отходов, содействие инновациям в сфере мирного атома и укрепление МАГАТЭ.

Если сотрудничество удастся восстановить хотя бы отчасти, США и Россия смогут перейти к более конкретным шагам по уменьшению вероятности новой ядерной гонки вооружений, что имеет жизненно важное значение для международного сообщества, особенно в свете краха ДРСМД. Все страны заинтересованы в реализации и продлении СНВ-3 до 2026 г. (в документе предусмотрена пролонгация максимум на пять лет). Здесь Конгресс тоже в состоянии оказать поддержку и дать понять, как и в 1980-е гг., что финансирование ядерной модернизации осуществляется при условии сотрудничества Вашингтона и Москвы по сокращению ядерных рисков и введению проверяемых лимитов для арсеналов двух стран.

Прервать цикл эскалации

Еще один приоритет – поиск возможностей, дающих лидерам ядерных держав больше времени на принятие решения о применении ядерного оружия в случае кризиса, особенно если они опасаются, что могут подвергнуться ядерной атаке. Сегодня у руководителей в Вашингтоне и Москве есть всего несколько бесценных минут, чтобы решить, является ли предупреждение о ядерном ударе реальным и следует ли в ответ применять собственное ядерное оружие. Новые технологии, прежде всего, гиперзвуковое оружие и кибератаки, угрожают сократить время принятия решений еще больше. Тот факт, что российские войска дислоцированы и регулярно проводят учения в западных областях страны у границ НАТО, а Североатлантический альянс в последнее время тоже стал проводить маневры вблизи границ России, увеличивает риск удара с кратковременным предупреждением и связанные с этим опасения. В условиях сокращения времени принятия решения риск ошибки становится реальным. Лидеры в Вашингтоне и в Москве должны нацелить своих военных на взаимодействие, чтобы минимизировать опасения и увеличить время принятия решения.

Хотя, учитывая нынешний политический расклад и акцент на сдерживании, это и кажется парадоксальным, США, НАТО и Россия должны задуматься о том, что американское и российское ядерное оружия передового развертывания в Европе является фактором риска, а не активом. Это оружие – потенциальная цель на ранней стадии конфликта, оно может спровоцировать упреждающий ядерный удар, чего обе стороны должны стремиться избежать. Есть мнение, что Россия заинтересована в эскалации ради деэскалации – то есть, согласно этой логике, Москва в определенных обстоятельствах может намеренно пойти на обострение конфликта посредством ограниченного ядерного удара, чтобы добиться урегулирования на выгодных для себя условиях (это неоднозначное утверждение, которое опровергают российские официальные представители и эксперты). Однако любое применение ядерного оружия, скорее всего, вызовет дальнейшую эскалацию.

Кроме того, американские объекты передового базирования – привлекательная цель для террористов, они уязвимы, поскольку расположены в районах с высокой террористической угрозой и политической нестабильностью (то же самое можно сказать и о российских объектах). Вашингтон и Москва также должны найти способы не допустить размещения ракет средней дальности в евроатлантическом регионе, учитывая, что ограничения ДРСМД уже не имеют обязательной силы. Иначе в Москве, Лондоне и в Париже вновь начнут опасаться ядерного удара с кратковременным предупреждением, который может лишить страну руководства и командования, а это увеличит риск ложной тревоги.

После выхода США из Договора по ПРО в 2002 г. системы защиты от ракет большой дальности оказались вне механизмов контроля, и в Москве испытывают беспокойство относительно того, что американская программа противоракетной обороны в какой-то момент может подорвать российское ядерное сдерживание. Заключение нового соглашения, аналогичного Договору по ПРО, маловероятно, учитывая активное противодействие любым ограничениям в этой сфере в Сенате, который должен одобрить новый договор двумя третями голосов. Тем не менее можно согласовать более мягкие рамки противоракетной обороны, включая взаимные меры прозрачности – посещение объектов для мониторинга возможностей ПРО и договоренности не размещать системы ПРО так, чтобы они подрывали возможности ядерного сдерживания другой стороны и не вызывали опасения по поводу первого удара.

Обмен информацией об операциях и возможностях сторон позволит добиться того, чтобы системы мгновенного удара, включая современное гиперзвуковое оружие, не подрывали стратегическую стабильность. Это, в первую очередь, касается США и России, но, учитывая сведения о разработке гиперзвуковых ракет Китаем, возможно, потребуется привлечение других стран. Также стоит обеспечить большую прозрачность неядерных систем мгновенного удара и отделить эту категорию обычных вооружений от разработок и размещения ядерного оружия. Таким образом можно избежать ошибок системы раннего предупреждения, которая не примет обычный удар за ядерный. Новый договор по СНВ или его преемник также может ввести ограничения для систем мгновенного удара большой дальности, способных нести обычные и ядерные боеголовки. В противном случае их неограниченное развертывание будет провоцировать страх первого удара.

Вашингтон и Москва должны четко определить «красные линии» в киберпространстве и дальнем космосе. Обе сферы практически не регулируются международным правом, поэтому другие страны или акторы могут угрожать интересам США и России или даже попытаться спровоцировать войну между ними. Кибератаки на ядерные объекты, пункты командования ядерными силами или системы раннего предупреждения могут привести к неверным расчетам или ошибкам, например, ложному оповещению о ракетном ударе или к неспособности предотвратить кражу ядерных материалов. Страны продолжат разрабатывать и совершенствовать возможности атаковать спутники, поэтому Соединенные Штаты и Россия могут лишиться их на ранней стадии конфликта. Для решения этой проблемы стоит создать совместный пилотный проект по обмену информацией о деятельности в дальнем космосе, что позволит избежать столкновений и конфликтов там. Пилотный проект посодействует определению информации, необходимой для обмена, или созданию механизмов взаимодействия, что в конечном итоге позволит США и России создать рамки гражданской и военной деятельности в космосе. «Красные линии» и пилотные проекты помогут сторонам доверять друг другу и подготовят почву для дальнейшего сотрудничества и даже заключения соглашений о деятельности в киберпространстве и дальнем космосе.

Наконец, самый важный пункт: стороны должны разработать набор основных принципов, касающихся ядерного оружия. Один из таких основополагающих принципов был сформулирован президентом США Рональдом Рейганом и советским лидером Михаилом Горбачёвым в 1985 году. Он гласит, что в ядерной войне нельзя победить, и поэтому её нельзя начинать. Это заявление стало важным шагом к завершению холодной войны. Сегодня оно может стать основой практических шагов, например, возобновления усилий пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН и одновременно ядерных держав по укреплению Договора о нераспространении ядерного оружия и активизации сотрудничества с целью не допустить попадания ядерных материалов в руки террористов.

Пока не стало слишком поздно

На протяжении десятилетий стратегическая стабильность между Соединенными Штатами и Россией включала взаимное признание жизненно важных интересов, «красных линий» и средств уменьшения рисков случайностей и ошибок, способных привести к конфликту и особенно к применению ядерного оружия. Однако сегодня столкновение национальных интересов, отсутствие диалога, разрушение механизмов контроля над вооружениями, совершенствование систем вооружения и новые киберугрозы дестабилизировали старое равновесие. Политическая поляризация в Вашингтоне только усугубила ситуацию, уничтожив остатки консенсуса по внешней политике США и в отношениях с Россией. Если Вашингтон и Москва не решат эти проблемы сегодня, крупный международный конфликт и ядерная эскалация станут пугающе вероятными. Вместо этого Трамп и Путин шутят о российском вмешательстве в американские выборы, обсуждают идею «избавления от прессы» и проблему фейковых новостей, хотя на самом деле свобода прессы находится под угрозой во всем мире, а авторитаризм набирает силу. В этих мрачных обстоятельствах некоторые предлагают отказаться от российско-американских переговоров и ждать прихода новых лидеров в обеих странах. Это было бы ошибкой. Диалог между двумя президентами по-прежнему необходим – только он может создать политическое пространство для взаимодействия гражданских и военных специалистов двух стран и дискуссий, которые помогут предотвратить катастрофу. Конгресс должен задавать тон в поддержке коммуникации и сотрудничества с Россией ради снижения военных рисков, особенно связанных с ядерным оружием. Иначе жизнь американцев окажется в опасности.

Перефразируя Джона Кеннеди (который во время Карибского кризиса был ближе к Армагеддону, чем любой другой американский лидер), человечество не для того тысячелетиями преодолевало тяготы и испытания, чтобы попросту капитулировать, отказавшись от всего, даже собственного существования. Сегодня, наблюдая как медленно, но верно рушится конструкция стратегической стабильности, Вашингтон и Москва ведут себя так, будто время работает на них. Но они заблуждаются.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 28 августа 2019 > № 3138478 Эрнест Мониц, Сэм Нанн

«Зря пиарим эту мелкоту»: как сенаторы США жалуются на Россию

Второй сенатор США пожаловался на отказ в выдаче российской визы

Рафаэль Фахрутдинов

Два американских сенатора — Крис Мерфи и Рон Джонсон — пожаловались на то, что Россия отказала им во въездной визе. МИД обвинил Джонсона в передергивании, поскольку он находится в российском дипломатическом «стоп-листе» и за визой вообще не обращался. В Совете Федерации указали, что своим возмущением на пустом месте американцы просто решили поднять антироссийскую риторику в СМИ.

Второй за сутки американский сенатор — демократ из штата Коннектикут Крис Мерфи – пожаловался на то, что российские власти отказали ему во въездной визе в составе двухпартийной делегации конгресса США.

«Хотя я был жестким критиком Кремля, в то же время считаю, что важно поддерживать диалог, особенно в моменты напряженности. Как обладатели двух крупнейших в мире ядерных арсеналов, способные многократно уничтожить друг друга, мы несем ответственность за безопасность мира и предотвращение конфликтов между США и Россией. К сожалению, российское правительство еще больше изолирует свою страну, заблокировав наш визит и несколько других в последние месяцы», — заявил он.

Также в подтверждение «хрупкости» мира он упомянул прекращение действия российско-американского Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, из которого Вашингтон вышел первым.

Несколькими часами ранее республиканец из штата Висконсин Рон Джонсон также посетовал на то, что Россия отказали ему в оформлении визы для въезда.

«Сенатор Джонсон является председателем подкомитета сената по иностранным делам по сотрудничеству в Европе и региональной безопасности. Он планировал поговорить с рядом российских чиновников, американских бизнесменов, организаций гражданского общества», — поясняется на сайте политика.

Кроме того, он заявил, что президент России Владимир Путин ведет политику, представляющую собой «трагедию исторических масштабов», и в качестве примера американский сенатор почему-то привел факт вхождения Крыма в состав России, которое было осуществлено по итогам народного референдума.

«Со временем в России появится новое поколение лидеров. Работая с послом [США в Москве Джоном] Хантсманом, я надеялся, что прямой диалог с российскими парламентариями может помочь заложить основу для улучшения будущих отношений между нашими двумя странами. К сожалению, российские чиновники продолжают играть в дипломатические игры с этим искренним усилием и отказали мне во въезде в Россию.

Независимо от этого мелкого оскорбления, я буду продолжать выступать за решительный и решительный ответ на агрессию России — и откровенный диалог, когда это возможно»,— пообещал американский политик.

При этом посольство России в Вашингтоне опровергло заявление Джонсона о каком бы то ни было отказе, и указало, что он вообще не обращался за визой.

«Мы давно обращаемся к США с предложением ограничить законодателей от любых ограничений на поездки как первый шаг к отмене «черных списков». Кстати, сенатор не обращался за визой в наше посольство и не сообщил о своих планах посетить Россию», — говорится в комментарии диппредставительства в твиттере.

Официальный представитель МИД РФ Мария Захарова обвинила Джонсона «грязной игре», передает НСН.

«А это называется «манипуляция информацией». Он в стоп-листе в ответ на включение туда российских представителей, о чем знал давно. За визой не обращался. Но представил все, как будто ему отказано после обращения», — объяснила представитель российского внешнеполитического ведомства.

Заместитель председателя комитета Совета Федерации по международным делам Андрей Климов считает, что своим возмущением на пустом месте американцы просто решили поднять антироссийскую риторику в СМИ, передает ФАН.

«Я думаю, здесь сыграло роль начало политического года в Америке — надо о себе напомнить. Скандал, по его мнению, лучший способ. Ему кажется, что антироссийская тема выигрышна для американского конгрессмена. Он меньше всего думает о России. Он думает о своей publicity в кругах американцев, которые давно подсели на этот антироссийский наркотик. Только и всего. Мало того, я считаю, что мы зря пиарим всю эту американскую политическую мелкоту», — подчеркнул парламентарий.

Член Совета Федерации Алексей Пушков в данной ситуации напомнил американцам про санкции в отношении России.

«Если сенатор Джонсон хочет приехать в Россию, ему следует поднять в сенате вопрос об отмене санкций США против российских законодателей. Когда эти санкции будут отменены, Россия будет иметь основания пересмотреть стоп-листы, введенные в ответном порядке в отношении политиков США», — резюмировал член верхней палаты российского парламента.

Также известно, что третий член вышеупомянутой делегации, сенатор-республиканец Майк Ли из штата Юта, получил от России визу на въезд, сообщает CNN. Таким образом, Ли приедет в Россию после визитов в Косово, Сербию и на Украину.

Кризис политических войн XXI века

Грег Саймонс - Доцент Института исследований России и Евразии (IRES) Уппсальского университета, Швеция.

Резюме Информация нематериальна. Ей можно делиться и манипулировать, а это значит, что информация в новостной среде не всегда точно отражает реальную ситуацию. Информационная среда является ареной конкурентной борьбы. Цель в том, чтобы получить информационное превосходство над противником. Именно в информационной среде происходят реальные сражения, определяются победители и проигравшие на основании таких неосязаемых факторов, как лидерство, нравственность, сплочённость, уровень подготовки и опыт, осознание ситуации и состояние общественного мнения. Вся информация проходит через фильтр человеческого восприятия.

Введение

США и их союзники стремятся обеспечить себе максимальную свободу при реализации своих внешнеполитических целей, включая практику смены режимов, а для этого им потребовалось расширить пределы возможного, изменив то, как задумывались, воплощались на практике и разграничивались международные отношения. Для достижения этой тактической цели им потребовалось нивелировать идеи, заложенные несколько веков назад в основу Вестфальской системы международных отношений, поскольку они представляли собой преграду на пути избирательного применения силы в политике, экономике, дипломатии и военном деле против отдельных стран, режим которых было намечено сменить. И США далеко не одиноки в своём стремлении к этой цели, поскольку такую тактику применяют и другие страны. Однако они значительно уступают Вашингтону с точки зрения своей мощи и потенциала. США пока удаётся сохранять статус единственной мировой сверхдержавы, несмотря на достаточно убедительные попытки оспорить это господство.

Заявление о начале кризиса быстро и неизбежно провоцирует политическую мобилизацию с целью «урегулирования» ситуации. Констатация наличия кризиса в материальном мире позволяет проецировать в информационное пространство идею о необходимости принятия экстренных мер в свете чрезвычайных обстоятельств, тем самым задавая определённую модель восприятия и формируя реакцию аудитории на сконструированное средствами массовой информации (СМИ) событие. Это позволяет направлять в нужное русло связанные с кризисом информационные потоки. В практическом смысле в результате у жертвы ограничена свобода оперативного выбора, тогда как агрессор получает более широкие возможности в плане ведения политических войн.

Одним из новейших и наиболее удобных инструментов обхода правовых и этических норм в рамках Вестфальской системы применительно к политике смены режимов стал принцип «ответственности по защите» (Responsibility to Protect). При поверхностном рассмотрении может показаться, что за этим растяжимым понятием (или даже лозунгом) скрываются благие намерения. На самом деле его суть настолько туманна, что этот принцип можно применить в любой удобной ситуации, если «правильно» подать информацию и окружить событие туманной завесой за счёт пропаганды и подрывной деятельности. При таком раскладе можно убедительно отрицать свою причастность к подрывной деятельности и политическим войнам, при этом насаждая мысль о необходимости вторжения на «гуманитарных» основаниях, чтобы закрепить успехи, достигнутые на этапе скрытой (и с большой долей вероятности — незаконной с точки зрения международного права) деятельности.

Формирование общественного мнения и восприятия

В более широком смысле понятие информационной войны включает три области: материальный мир, информационную среду и когнитивную сферу[1]. В ходе борьбы за политическое и военное влияние именно когнитивная сфера является главным объектом воздействия. Оно происходит посредством коммуникационной деятельности в информационной среде с целью создания необходимых условий для проведения военных операций и достижения внешнеполитических целей в материальном мире. Понимание «реальной ситуации» определяет эффективность боевых действий и политического курса. Информация нематериальна, так как существует и создаётся в информационной среде. Ей можно делиться и манипулировать, а это значит, что информация в новостной среде не всегда точно отражает реальную ситуацию. Речь идёт об обороте информации среди активных субъектов. Поскольку информационная среда является ареной конкурентной борьбы и вмешательства со стороны других субъектов, коммуникационная деятельность может быть как наступательной, так и оборонительной.

Цель заключается в том, чтобы получить информационное превосходство над противником в информационной среде. Восприятие, убеждения и ценности участников определяются когнитивной сферой. Там формируются смыслы и принимаются решения. Именно в этом измерении происходят реальные сражения, определяются победители и проигравшие на основании таких неосязаемых факторов, как лидерство, нравственность, сплочённость, уровень подготовки и опыт, осознание ситуации и состояние общественного мнения. Вся информация в этой сфере проходит через фильтр человеческого восприятия.

Внешняя политика и вооружённые конфликты подвергаются манипуляциям как никакая другая сфера человеческой деятельности. Нередко в этой связи применяется метод противопоставления противоположных по смыслу норм и ценностей, например, одна сторона представляет «добро», а другая — «зло». Это делается потому, что на фоне роста скептических настроений в обществе убедить население в необходимости следования каким-то конкретным национальным интересам или целям гораздо сложнее, чем мобилизовать людей с помощью якобы бескорыстных норм и ценностей «гуманитарного» характера. В этом контексте, а также учитывая современное состояние информационной среды и политики, СМИ формируют общественное мнение и восприятие. То, как журналисты трактуют то или иное событие, служит оружием войны. Господствующие либеральные СМИ не соответствуют роли независимого противовеса власти, как об этом писал Эдмунд Берк. Напротив, своим мессианским стремлением распространять «демократию» они скорее выступают в качестве инкубатора и рупора глобальной либеральной повестки.

Мнения и восприятия — это неосязаемые элементы, они существуют в виртуальном измерении и проявляются на психологическом уровне, поскольку их нельзя «пощупать». Тем не менее они могут влиять на реальный, материальный мир. Связующим звеном между виртуальным и реальным мирами выступают информация и знания. Реальный мир включает в себя такие элементы и составляющие, как география (социально-экономическая и естественная), климат, население, оборудование и другие материальные объекты, которые можно увидеть, пощупать и ощутить на физическом уровне. Что касается политики и в особенности таких сфер интенсивной политической активности, как внешняя политика и вооружённые конфликты, к неосязаемым факторам относятся вера в политическое и военное лидерство, степень готовности ответить на призыв лидера или действовать в соответствии с поставленными им целями.

Способность нарушить эту связь между осязаемым и виртуальным может обернуться политической войной, под которой понимается ведение политики путём принуждения. Соответственно, подрывную деятельность можно рассматривать как составляющую политической войны. Такая деятельность хорошо скоординирована и тщательно спланирована, она направлена на завоевание политической власти за счет принуждения и силы, при условии их применения в нужном месте в нужное время. Необходимо отменить, что политическая война — очень широкое понятие, включающее использование как явных, так и скрытых инструментов, нередко с применением коммуникационной завесы для маскировки реальных намерений. В качестве такой «завесы» можно использовать «гуманитарные» соображения, которые нередко становятся поводом для смены режимов.

Для предотвращения любых попыток оспорить или ослабить нарратив за счёт выдвижения альтернативной точки зрения используются различные тактики. Нередко можно наблюдать появление якобы «независимых» организаций (чтобы создать видимость независимости от властей и тем самым обеспечить доверительное к ним отношение) для распространения соответствующего нарратива и противодействия любым несогласным, часто за счёт клеветы и очернительства. В качестве примеров можно привести PropOrNot («Пропаганда или нет?»; группа борцов с «российской пропагандой»), Bellingcat (интернет-издание, публикующее результаты журналистских расследований о зонах военных действий через анализ данных из открытых источников) и Integrity Initiative (британский государственный проект, занимающийся информационным противодействием России). Эти проекты находятся на передовой линии «борьбы с российской пропагандой», о чём сами иногда заявляют. При этом они сами активно вовлечены в пропагандистскую деятельность, поскольку препятствуют выражению в общественном пространстве отличных от них идей по некоторым ключевым вопросам.

Для достижения подрывных внешнеполитических целей посредством политических войн необходимо разрушить связи между элитой и народными массами, подорвать сплочённость элиты страны и тем самым затруднить процесс принятия решений и возможность реализовывать эффективные контрмеры. Одним из наиболее распространённых средств достижения этих целей в области международных отношений на современном этапе стало навязывание идеи о наличии кризисной ситуации, что предполагает и даёт возможность ввести чрезвычайные меры в силу якобы имеющих место чрезвычайных обстоятельств и таким образом выйти за рамки дипломатических норм и традиционных политических подходов.

Кризисы в международных отношениях

В первую очередь нужно понять, что понимается под термином «кризис». Разные люди и группы могут по-разному воспринимать это слово в силу различий их интересов и восприятия. Кроме того, бытует ложное представление, что кризис может представлять исключительно угрозу, хотя на самом деле кризис может открывать новые возможности для отдельных групп интересов. Как правило, под кризисом понимается чрезвычайное событие, нарушающее нормальный ход вещей и функционирование общества. В ходе чётко обозначенного и признанного кризиса затронутое им общество должно «встать под знамёна» и выполнить свой «патриотический» долг, не задаваясь вопросом о мудрости и целесообразности не подлежащих оспариванию указаний по выходу из ситуации. Термин «кризис» часто используется в общественном пространстве, хотя остаётся неясным, что именно имеется в виду. Соответственно, заявивший о наличии кризиса субъект может определять психологическую среду в свете своих целей и задач.

Кризис в материальном пространстве всегда сопровождается кризисом информационным (с точки зрения количества и качества информации и коммуникаций). Как отметил в 1975 г. Джозеф Скэнлон, «в любом кризисе важна информационная составляющая […]. Неспособность контролировать информационный кризис ведёт к неспособности контролировать ход кризиса, включая его непосредственные операционные аспекты». Природа и масштаб кризисных коммуникаций определяются триггерным событием, повлёкшим за собой кризис. Попытки осмыслить кризис исключительно в его материальном измерении отвлекает внимание от неосязаемых политических намерений инициатора кризиса, среди которых может быть и намерение возможного свержения иностранного правительства чужими руками или с использованием собственных вооружённых сил.

При реализации внешнеполитических целей в контексте мнимых кризисов применяется нормативный подход, в котором понятие «ответственности по защите» представляется в качестве глобальной нормы. В основе такого подхода лежит идея о том, что эпоха суверенитета постепенно уходит в прошлое и что необходимо показать на словах и на деле: государства больше не могут безнаказанно обращаться со своими гражданами по своему собственному усмотрению. Отмечалось, что понимание термина «суверенитет» ведущими государствами и организациями претерпело существенные изменения, повлияв на их действия. Кроме того, важно обратить внимание на то, что эта тема возникла почти сразу после окончания холодной войны, то есть разрушения биполярной системы международных отношений и становления США как единственной сверхдержавы. Таким образом, отсутствие сдержек и противовесов в международных делах привело к исчезновению многих существовавших ранее ограничений и сдерживающих факторов в поведении и подходах в сфере внешней политики.

Это сразу же сказалось на дискурсе о войнах и о военных вмешательствах. Учитывая общественные настроения и ситуацию, сформировавшуюся после терактов 11 сентября 2001 г., страны в своей внешнеполитической и военной деятельности больше не могут заявлять о наличии у них геополитических или геоэкономических целей. Вместо этого потребовалось разработать альтернативный информационный подход. Сталкиваясь с необходимостью осуществления спорных внешнеполитических действий, например проведения крупных военных интервенций, страны Запада оправдывают их соображениями нравственности и заявляют об отсутствии у них корыстного интереса, подчёркивая, что они сражаются во благо других. С точки зрения риторики, принцип «ответственности по защите» используется в кризисных ситуациях с человеческими жертвами. Этот принцип применяется для мобилизации населения. С практической точки зрения, он направлен на достижение политического консенсуса применительно к неоднозначным внешнеполитическим действиям.

Внешняя политика и подрывная деятельность

Подрывная деятельность — мощное и известное испокон веков орудие власти, которое используется для свержения политических режимов за счёт психологического давления и (или) физической силы «внутренних» игроков (даже при поддержке внешних сил). Внешние субъекты могут принимать участие в подрывной деятельности против иностранного государства или поддерживать такие действия в силу своих идеологических или геополитических интересов. Американский консерватор и друг Рональда Рейгана Лоуренс Бейленсон в 1972 г. точно подметил один из недостатков внешнеполитических подходов и методов США времён холодной войны: «Мы ведём нашу политическую войну, опираясь на военную мощь, дипломатию, договоры и традиционную подрывную деятельность, то есть используя три с половиной средства против четырёх, имеющихся у противоположной стороны». Он добавил, что «с точки зрения общей стратегии, политическая война подобна обычной войне в том смысле, что в обоих случаях пассивная оборона является проигрышной стратегией». Таким образом, рекомендуется вести подрывную деятельность более агрессивно для достижения внешнеполитических целей, а также из соображений безопасности.

В использовании политических методов борьбы в целях подрыва позиций противника нет ничего нового — такая практика существует уже сотни лет. Однако теперь это можно делать гораздо более изощрённо и быстро за счёт постоянного совершенствования информационно-коммуникационных технологий, необходимых для использования таких подходов. Можно, например, в этой связи сравнить события «цветных революций» и «арабской весны» с конфликтами в Косово и Ираке (2003)[2]. В своей монографии «Информационные войны и психологические операции. Руководство к действию» А.В. Манойло приводит множество примеров из недавнего прошлого о ведении политических войн для направления политических процессов в глобальном масштабе. Он прослеживает явные расхождения и противоречия в описании подрывной деятельности различными вовлечёнными сторонами. «В большинстве стран, во внутренние дела которых вмешиваются США в качестве «миротворцев», ставка делается на сотрудничество с политическими силами и режимами, которые в мире определяются как террористические и экстремистские». Как было уже неоднократно отмечено, налицо разница между честным (объективным) и могущественным (субъективным) посредником в контексте международных «кризисов».

Информационные войны XXI века: «арабская весна» на практике

С точки зрения природы и практики политических войн, уместно сравнение с «теорией политической относительности» в том плане, что в долгосрочной перспективе за каждым политическим действием следует равносильная ответная реакция. Обычно задача политической и информационной войны заключается в обретении власти, влияния и (или) богатства в ущерб стране-жертве и её иностранным сторонникам. В рамках подрывной деятельности и политических войн важным инструментом являются информационные войны и кризисы, поскольку они позволяют конструировать желаемую реальность в благоприятном для соответствующей стороны свете.

В качестве показательного примера можно привести события «арабской весны». Здесь мы имеем дело с развитой формой ведения политических и информационных войн с опорой на опыт «цветных революций». Чётко прослеживается стремление представить эти события как гуманитарный кризис, однако делается это не только с целью формирования общественного сознания и мнения об этих событиях, но и для того, чтобы определить ожидания в отношении дальнейшего развития ситуации и её конечной цели.

Использование понятия «арабская весна» не случайно. Если первое слово отражает регион, где эти события имели место, то использование слова «весна» имеет явно положительную окраску, поскольку ассоциируется со временем роста и расцвета. Это яркий пример того, как информационная среда может влиять на когнитивную сферу за счёт искажения реальности. Умышленно оптимистичный тон способствует формированию определённых ожиданий (положительного исхода событий). Нельзя не отметить, что в свете удручающих последствий для региона и всего мира с точки зрения государственного строительства и безопасности, ряд наблюдателей, в том числе из стран региона, назвали эти события «арабской зимой».

Использование брэнда «арабской весны» в рамках политической войны призвано лишить руководство страны-жертвы возможности эффективно справляться с подрывной деятельностью внутри страны и извне. События в Тунисе и Египте показали действенность такой стратегии. В этих странах имелись внутренние проблемы: из-за тяжёлой экономической ситуации росло латентное недовольство среди населения (проблемы коррупции и безработицы), отсутствовали каналы открытого взаимодействия между элитой и массами. Не хватало только события, которое бы привело к началу конфликта (для Ливии это были события в Бенгази, а для Сирии — события в Дараа). Эти события освещались в СМИ избирательно, чтобы представить их исключительно как гуманитарный кризис. Например, в ходе переговоров в Женеве по Сирии под эгидой США предпочтение было отдано «оппозиционным» группировкам, тогда как в рамках Астанинского процесса США оказалось сложнее сохранять этот уклон, что объясняет переход инициативы к сирийскому правительству — вопреки недовольству со стороны Вашингтона. Неудивительно, что США теперь стремятся вернуться к Женевскому формату. Это создаёт условия, в которых сторонники подрывной деятельности могут выставить себя в качестве важных посредников по урегулированию конфликта, чтобы привести к власти своих протеже.

Испытать на практике принцип «ответственности по защите» позволил так называемый ливийский кризис, который был представлен как война ливийского правительства против собственного народа, в связи с чем «необходимо» международное вмешательство, чтобы в конечном счёте заложить основы построения в стране либеральной демократии по западному образцу. Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун попытался сплотить международное сообщество, выступив с эмоциональным призывом, в котором он обратился к ярким событиям прошлого, когда были нарушены установленные западные нормы и ценности. «После ужасных массовых убийств прошлых десятилетий, в ходе которых международное сообщество было обвинено в бездействии, в том числе геноцид в Сребренице, Руанде и Камбодже, после этих ужасных инцидентов мир сказал: никогда больше […]. Международное сообщество должно быть единым в отношении этой меры»[3].

Однако его эмоциональное воззвание нелогично и противоречит фактам. Мир, конечно, не хочет повторения упомянутых Генеральным секретарём геноцидов, а само упоминание таких примеров несёт в себе образы и ассоциации, основанные на исторически сложившейся трактовке этих событий. По мнению Пан Ги Муна, предотвратить эти трагедии можно было только за счёт вмешательства международного сообщества. Это заявление представляется спорным, поскольку и в Боснии, и в Руанде в момент происхождения массовых убийств международные контингенты уже находились на территории этих стран, но миротворцы ничего не сделали, чтобы воспрепятствовать происходящему. В случае с Камбоджей ситуацию спасло не «бескорыстное» вмешательство демократических стран, а вторжение коммунистического Вьетнама. Однако в то время любая попытка открыто оспорить столь искажённую трактовку трагических событий была бы воспринята как злостная клевета и оскорбление жертв этих преступлений. В итоге этот конфликт был представлен как гуманитарный кризис в чёрно-белых понятиях противостояния добра против зла, свободы против притеснений, демократии против авторитаризма, жизни против смерти.

В некоторых кругах эти события ознаменовали завершение формирования доктрины «ответственности по защите». Применение силы всегда приводит к серьёзным последствиям вне зависимости от того, как это пытается подать тот или иной субъект. Именно фактор силы имел решающее значение в борьбе за власть в Ливии и определил исход политического противостояния. Соответственно, эта доктрина по определению представляется достаточно спорной. Допущенные в Ливии перегибы, в особенности выход за рамки мандата Совета Безопасности ООН, существенно затруднили применение концепции «ответственности по защите» в Сирии. Газета The New York Times открытым текстом заявила, что Ливия должна была стать образцом для будущих операций по смене режима. Однако в реальности произошедшее в Ливии показало опасность злоупотреблений при применении этой концепции.

В результате доверие к принципу «ответственности по защите» — как норме и действенному инструменту — было подорвано. Ещё одним подтверждением его противоречивости стал доклад, подготовленный британским парламентом. В нём утверждалось, что власти приняли решение начать военные действия на основании ложной и недостоверной информации о кризисе в Ливии[4]. Это лишний раз показывает важность создания дымовой завесы вокруг принимаемых решений путём воздействия на восприятие и общественное мнение. В краткосрочной перспективе информационный ресурс может быть задействован для преодоления неблагоприятной ситуации в реальном мире путём распространения субъективных информационных сообщений с определённой трактовкой событий с учётом особенностей целевой аудитории, чтобы повлиять на восприятие и общественное мнение и тем самым заручиться поддержкой населения. При сохранении разрыва между реальным миром и информационной средой, в особенности в условиях снижения доверия населения к СМИ и политике, такая стратегия в конечном счёте несостоятельна. Введение общественности в заблуждение и попытки манипуляции общественным мнением могут обернуться отрицательными последствиями для господствующих политических сил и СМИ.

Всё же надолго закрепить ложную точку зрения в общественном пространстве практически невозможно из-за постепенного накопления множества неувязок, которые подрывают эффективность информационных войн и сводят на нет влияние на реальный мир, которое оказывается за счёт воздействия на когнитивную сферу посредством манипуляций в информационной среде. В качестве наглядного примера можно привести обнародование электронной переписки между Джоном Подестой и Хилари Клинтон. В одном из писем Подеста пишет, что «Аль-Каида» и США, по сути, были союзниками, преследующими одни цели в Сирии. В письме от 12 февраля 2012 г. сотрудник Государственного департамента США Джейкоб Салливан писал Хилари Клинтон, что ««Аль-Каида» на нашей стороне в Сирии»[5]. Так появились спорные по своей сути и лишённые смысла лозунги о «принуждении к демократии», будто «демократия» — это то, что должно быть навязано стране и её народу более сильным в военном отношении государством. Не говоря о том, что США декларировали целью своего присутствия в Сирии борьбу с терроризмом, но на самом деле преследовали общие с террористами задачи.

США и их союзники позиционируют себя в качестве посредников применительно к урегулированию конфликтов «арабской весны». Но все равно становится очевидно, что вместо исполнения роли нейтрального посредника США пытаются активно влиять на ход событий, отдавая предпочтение определённым политическим силам и способствуя их приходу к власти. Несмотря на попытки выдать сирийский конфликт за «гражданскую войну», в августе 2012 г. разведывательное управление министерства обороны США чётко охарактеризовало происходящее в стране как «опосредованная война»[6]. Важно отметить, что, согласно проведённым исследованиям, навязанная извне смена режима обычно не приводит к улучшению отношений между вовлечёнными государствами.

Ведение политических и информационных войн по такой модели подразумевает, что у правительства и в целом у властей страны-жертвы должно возникнуть впечатление, что они не в состоянии справиться с происходящим и что общественное мнение настроено решительно. В этих условиях может произойти смена мнений и восприятий, вызывая эффект «присоединения к большинству», то есть — к победителю. Так развивались события в ходе Сербской революции 2000 г. и во время «революции роз» в Грузии. Но если правительству и руководству страны удалось устоять, необходимо повысить ставки и давление. В качестве хорошего примера можно привести Ливию, где ожидания от «арабской весны» не реализовались, что привело к попыткам спровоцировать раскол внутри элиты посредством санкций, переманивая ключевых персон на сторону «повстанцев» щедрыми выплатами и нападениями на дома наиболее значимых деятелей, чтобы расколоть элиту и тем самым лишить её способности эффективно сопротивляться.

Кроме того, налаживание прямых каналов общения с широкими массами населения ограничивает возможности проводников подрывной деятельности по распространению своей точки зрения и борьбе за «сердца и умы» населения. Такую ситуацию можно наблюдать в настоящее время в Сирии, где появления президента Башара Асада на публике, вопреки чрезвычайно высоким рискам в плане безопасности, показывает, что он сопереживает своим согражданам и остаётся лидером страны. Чем дольше длятся конфликты такого рода, тем острее встаёт вопрос о сложности дальнейшего поддержания внешнего обманчивого фасада, который в глазах общественности становится всё более неправдоподобным. Это относится, в частности, к проблеме присутствия на территории Сирии иностранных войск (например, США), несмотря на заявления о необходимости соблюдения суверенитета и норм международного права. В этом отношении показательна реакция основных политических сил и СМИ на заявления президента Дональда Трампа в декабре 2018 г. о завершении незаконного присутствия американских войск в Сирии. Политики и журналисты всех течений от неоконсерваторов до либералов стали решительно осуждать идею вывода войск, что стало очередным подтверждением выполнения лидирующими СМИ роли орудия войны и слепого следования «либеральным» ценностям.

При этом существуют общественные пространства, где мы можем наблюдать проявления гибридной войны по продвижению в широких слоях населения заданной точки зрения, чтобы убедить общественное мнение в «правильности» ведения подрывной деятельности в контексте международных кризисов. В качестве примера можно привести ретроспективный анализ кризисов глобального масштаба: «арабской весны» (другим примером может выступить война 2003 г. в Ираке). Под этими брэндами впоследствии появляются аналитические и критические статьи, особенно в тех случаях, когда навязанный общественному мнению сценарий так и не реализовался. Появление таких материалов часто совпадает с годовщинами анализируемых ими событий. Наглядным примером стала статья, появившаяся в конце 2017 г. в Huffington Post. В ней приведён прекрасный анализ политики конструирования общественного мнения за счёт искажения реальных событий. В этой статье осуществляется деконструкция информационного пространства с целью выявления реальных, а не виртуальных событий и того, как это повлияло на ситуацию.

В действительности «арабская весна» никогда не была народным демократическим восстанием, как это пытались доказать западные власти и СМИ. На самом деле, «арабская весна» имела мало общего с демократией, хотя в ней, несомненно, участвовали некоторые либерально-демократические группы общества. Фактически это было реакционное движение консервативных, религиозных и исламистских элементов против светских режимов арабского мира[7].

Описанные выше процессы, связанные с ролью возникновения кризисов в информационной среде и подрывом действующего правительства, можно проследить не только на примере арабских стран, о которых речь шла в этой статье, но и на примере событий в Венесуэле, где наши выводы вновь подтверждаются. США и их союзники ввели экономические санкции против этой страны не для того, чтобы наказать её руководство за якобы имевшие место многочисленные нарушения, а чтобы добиться ещё большего ослабления экономики и спровоцировать рост недовольства властями среди населения. Это привело к глубокому экономическому кризису, и, чтобы создать условия для смены режима, он был представлен внешними силами как «гуманитарный кризис». Несмотря на то, что внешние силы сыграли значительную роль в сложившейся ситуации, они возложили всю ответственность на правительство Венесуэлы. Наличие кризисной ситуации открывает путь к принятию чрезвычайных мер, например, признанию Хуана Гуайдо в качестве «легитимного» президента. Для того, чтобы это выглядело законным, нужно постоянно твердить об этом в СМИ. При этом никто не обращает внимания на тот очевидный факт, что Гуайдо никогда не участвовал в президентских выборах, а значит не соответствует основополагающему требованию для вступления в такую должность.

Таким образом, на современном этапе для смены режима необходимо наличие двух условий: ухудшение экономической ситуации в стране и наличие поддержки со стороны США и их союзников. Однако необходимо также создать ещё две необходимые предпосылки. В частности, нужно сделать невозможным прямое общение между президентом Николасом Мадуро и народом Венесуэлы за счёт избирательного продвижения в основных СМИ таких оппозиционеров, как Гуайдо, дезертиров и других элементов, выступающих против режима Мадуро, создавая впечатление, что они отражают настроения большей части населения. Достичь такой цели в Венесуэле достаточно сложно, поскольку Мадуро всё ещё пользуется поддержкой армии, правительства и большинства граждан. Поэтому отрезать его от населения невозможно, как и разрушить позитивные отношения между ними, а это значит, что не получится и изолировать правительство страны от общественности. Не хватает также «судьбоносного события», которое разгневало бы общество и привело к реальным столкновениям, как это было на площади Тахрир в Египте, в Дараа в Сирии или в ливийском Бенгази. Оппозиция действует недостаточно активно, находясь внутри страны в относительной изоляции, что, однако, не мешает попыткам СМИ нагнетать ситуацию, сообщая о «спонтанных» протестных выступлениях, что, как предполагается, должно спровоцировать беспрецедентно жестокую реакцию со стороны сил правопорядка по отношению к ним.

Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.

Данный материал вышел в серии записок Валдайского клуба, публикуемых еженедельно в рамках научной деятельности Международного дискуссионного клуба Валдай. С другими записками можно ознакомиться по адресу http://ru.valdaiclub.com/a/valdai-papers/

Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 27 августа 2019 > № 3138496 Грег Саймонс

26 августа в Токио (Япония) на Чемпионате мира по дзюдо россиянка Наталья Кузютина завоевала серебряную медаль в весовой категории до 52 кг. В финале она уступила японке Уте Абэ, которая защитила титул. Японская спортсменка выиграла иппоном, финальная схватка продолжалась 29 секунд. Бронзовыми призёрами стали представительница Косово Майлинда Кельменди и японка Аи Сисимэ.

«Серебро» Натальи Кузютиной стало первой наградой российской сборной на этом Чемпионате. Кроме того, это лучший результат в новейшей российской истории женского дзюдо на чемпионатах мира в лёгком весе. До этого россиянки Елена Иващенко и Теа Донгузашвили брали «серебро» на чемпионатах мира в абсолютной категории. В составе сборной СССР Елена Петрова была серебряным призёром Чемпионата мира 1989 года в категории до 61 кг.

«Медаль – это всегда достижение, – отметил главный тренер женской сборной России по дзюдо Дмитрий Морозов. – Наташа сегодня прекрасно боролась, и мы рады её результату. Да, в финале у неё чуть-чуть не получилось. Уверен, она могла побороться с Абэ – настрой был боевой, но не случилось. Это дзюдо, так бывает. Абэ все считали главной претенденткой на «золото», но у Натальи были все шансы и она выходила на татами только побеждать – Кузютина очень сильная и волевая спортсменка».

«Если не брать в зачёт финальную встречу, удача в Токио была на моей стороне – и в жеребьёвке, и на соревнованиях, – сказала Наталья Кузютина. – Сегодня я думаю не о рейтинге, а об Играх-2020 – вот моя главная цель. Я очень хочу вернуться в столицу Японии через год и побороться за «золото» Олимпиады».

Напомним, на Играх XXXI Олимпиады 2016 года в Рио-де-Жанейро (Бразилия) Наталья Кузютина стала бронзовым призёром.

27 августа за награды Чемпионата мира будут бороться россияне Муса Могушков и Денис Ярцев (оба – до 73 кг), Дарья Межецкая и Анастасия Конкина (обе – до 57 кг).

Предолимпийский Чемпионат мира по дзюдо завершится 1 сентября.