Машинный перевод:  ruru enen kzkk cnzh-CN    ky uz az de fr es cs sk he ar tr sr hy et tk ?
Всего новостей: 4281975, выбрано 58068 за 0.842 с.

Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

?
?
?
?    
Главное  ВажноеУпоминания ?    даты  № 

Добавлено за Сортировать по дате публикацииисточникуномеру


отмечено 0 новостей:
Избранное ?
Личные списки ?
Списков нет
Великобритания. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика. Миграция, виза, туризм > ru.journal-neo.org, 27 апреля 2016 > № 1735938

Will the Ever Growing Muslim Community in the UK Put Up with Islamophobia

Martin Berger

Against the background of the growing migrant crisis in Europe due to an influx of refugees from the Middle East and Africa, certain analysts believe that the question of how Muslims are being treated in the United Kingdom can become one of the most pivotal questions in British politics.

According to the latest report of the Muslim Council of Britain, which in turn is based on analysis of data collected by the Office for National Statistics, the Muslim population of England and Wales has doubled over the last 10 years, reaching the mark of 3 million people, or 5% of the population of the UK. And as a result, in some areas of London, Muslims constitute a half of the total number of inhabitants. If this trend continues, in the next 10 years these areas may become predominately Muslim communities.

The sharp increase in the number of Muslims is being observed against the background of the rapidly aging Christian population of the country. This can quite rapidly lead to a situation where Islam will become the dominant religion in the UK in the next 10 years.

According to official figures, the Muslim population of the UK is growing faster than any other community in the country. Muslims are showing high birth rates while the number of old people in their communities remains relatively low. One in three Muslims in the UK is under the age of 15 years, compared to one in five for the rest of the population.

Half of the Muslim population of England and Wales are second and third generations of migrants that inherited citizenship by right of birth. It’s curious that 73% of them identify themselves as British, while 2/3 of the Muslim population are ethnic Asians.

However, the rise of Islamophobia in the aftermath 9/11 attacks forced many Muslims to hide their religious identity from officials. Therefore, it is possible that the number of Muslims is much higher than the official 5% figure, especially if we are to take into consideration the fact that 7% of the population refused to provide any information regarding their religious beliefs during the last census carried out in 2011. How many of these 7% were Muslims is hard to tell, but it is possible that this number is considerable since people tried to hide their religious beliefs out of fear of discrimination.

Additionally, the ever growing number of conflicts in Middle Eastern countries is forcing Muslims to seek refugee in Europe, and the UK has been a desired destination among them for some time now. The massive Muslim community that is living in this country is making it even more attractive for potential migrants since they are aware that they have a chance to meet their relatives or friends there, or at least move into a sympathetic community.

This trend is accelerated even further by an ever growing number of British citizens who are converting to Islam. According to some reports, hundreds or even thousands of British citizens are converting to Islam each month, which makes the ever increasing number of Muslims in the UK even larger. This is due to a number of reasons, including the disappointment of many young people with Christianity. It is not surprising that as the number of Muslims in the UK is increasing, the number of Christian is decreasing.

Today the entire landscape of Britain is changing rapidly: there’s new mosques, Islamic schools, Muslim sharia courts and Muslim companies that have all now become an integral part of the British community. The organization Muslims Against Crusade decided to announce back in 2011 that the British cities of Bradford and Dewsbury in Yorkshire, along with a massive residential area of Tower Hamlets in east London are going to become the first enclaves to proclaim the Caliphate on British soil, reported the Daily Mail.

Against this background in recent years British human rights organizations have started to report a significant increase in Islamophobic moods in the UK. The Guardian would note that the number of anti-Muslim attacks in the UK nearly quadrupled after the Charlie Hebdo massacre in Paris. In January of this year, Dazed reported about 115 attacks against Muslims recorded in just one week, including an attack on a mosque in east London.

According to the research carried out by the institute of public opinion, YouGov, which was requested by the Islamic Relief Organization, UK citizens tend to associate Islam with terrorism. The researchers have also registered an increase in the number of those discontented with refugees. A total 42% of respondents said that the UK should not accept those fleeing war or persecution. 47% of citizens said that religious beliefs of refugees from Syria and other Middle Eastern countries is a determining factor in their attitudes towards them.

Against this background one can only be in awe when reading the words of the former British Prime Minister Tony Blair who told the Independent that “Many millions of Muslims ‘fundamentally incompatible with the modern world.”

The fact that leading government structures in the UK, including law enforcement agencies, are riddled with racism has been manifested in the report by the Institute of Race Relations. British policemen have repeatedly stained themselves with racist comments in social media, says the Sunday Telegraph.

Another study carried out in the UK showed distorted media coverage of the life Muslims lead, which only accelerates the rise of Islamophobia across the country. It has manifested itself in recent accusations against the British version of The Sun, which intentionally fabricated the results of the opinion poll in order to present every fifth Muslim as a supporter of ISIS.

Under these circumstances, one can hardly expect a quiet life in the UK, where Islamophobia intentionally aggravated by the national media and local authorities meets waves of refugees caused by the military adventures of “Western allies” in various Muslim countries (namely Libya, Iraq, Yemen, Syria), tearing British society apart.

Великобритания. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика. Миграция, виза, туризм > ru.journal-neo.org, 27 апреля 2016 > № 1735938


США > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 27 апреля 2016 > № 1735565

США настаивают, чтобы их союзники по НАТО выполняли свои обязательства и тратили на оборону по 2% от своих ВВП, заявил в среду официальный представитель Белого дома Джош Эрнест.

"Наши союзники по НАТО пару лет назад приняли обязательство в том, что все страны альянса тратят 2% своих ВВП на оборонные нужды. США намного превзошли этот объем, наши союзники в Великобритании выполнили эту задачу. Но многие другие — нет. И президент (США Барак Обама) напомнил всем о необходимости достижения данной цели, особенно в свете угроз со стороны "Исламского государства" (ИГ, запрещена в РФ), потока мигрантов на юге Европы, который может оказаться дестабилизирующим, а также перед лицом постоянно растущих провокаций со стороны России", — сказал Эрнест.

По его мнению, "сейчас совершенно точно не то время для наших ближайших союзников в мире, чтобы оставлять оборонные возможности без необходимого финансирования". Он отметил, что Обама поднимал вопрос на переговорах в Европе в минувшие выходные и "во время других встреч, которые он проводил в последние месяцы и годы".

Дмитрий Злодорев.

США > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 27 апреля 2016 > № 1735565


Иран. Россия > Армия, полиция > lgz.ru, 27 апреля 2016 > № 1735253

Ракета, я тебя вижу!

Защита страны, её воздушных просторов должна быть обеспечена в полной мере

Совершенно очевидно, что если мы хотим чувствовать себя в безопасности, небо над страной должно быть надёжно защищено. В предыдущем выпуске «Научной среды» («ЛГ» № 13, 2016) в очерке «Зонт над страной» мы рассказали о том, как и с помощью чего это достигается. Радарную основу – а именно она может это обеспечить – наших Воздушно-космических сил составляют ныне радиолокационные станции «Воронеж», которые являются продуктом ОАО «НПК «НИИДАР», входящего в концерн «РТИ». Именно их задача – сканировать воздушно-космическое пространство над Россией и за тысячи километров от наших границ по всему периметру. Буквально на днях эти РЛС подтвердили свою высокую надёжность и боеготовность.

Около недели назад иранские военные осуществили испытательный пуск баллистической ракеты. Точный тип носителя не был назван сразу, однако факт пуска был зафиксирован российскими радиолокационными станциями системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН) в Армавире и Орске, о которых и рассказывала «ЛГ». Как сообщили наши военные, испытания иранской ракеты прошли успешно, но не остались незамеченными.

Пуск состоялся с ракетного полигона Семнан (пустыня Деште-Кевир) и был успешным – головная часть ракеты упала в южной части Ирана. Вскоре после подтверждения пуска ракеты данными, полученными средствами радиолокационного обнаружения, наши специалисты занялись определением типа ракеты и её потенциальных характеристик. Сам же запуск ракеты был тут же и точно зафиксирован наземными средствами СПРН, в частности, радиолокационной станцией типа «Воронеж-ДМ», расположенной в Армавире, а также станцией «Воронеж-М» в Орске, которая работает пока в тестовом режиме и занимается сопровождением баллистических целей. И хоть официально иранские власти о проведении испытаний сразу не объявили, можно точно утверждать, что они состоялись и не оказались вне нашего внимания.

Стоит отметить, что испытания Ираном ракет собственного производства каждый раз вызывают недовольную реакцию у стран Запада. Скажем, после пусков 8 и 9 марта три постоянных члена Совбеза ООН (США, Великобритания, Франция), а следом за ними и Германия назвали действия Ирана дестабилизирующими и провокационными. Они полагают, что запущенные тогда баллистические ракеты относились к первой категории, то есть изначально подготовлены для доставки ядерного оружия. Однако верховный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи, в свою очередь, парировал: его страна и дальше будет развивать ракетную программу. «Утверждать, что мир не ориентирован на ракеты, может либо невежда, если он изрекает это по незнанию, либо предатель, если говорит так осознанно», – резко заметил аятолла.

Как бы там ни было, несмотря на все возникавшие сложности, можно говорить, что Иран добился внушительных успехов в развитии своей ракетной программы, и, возможно, речь идёт о подготовке к созданию межконтинентального носителя. Ещё в 2011 году генеральный конструктор Московского института теплотехники академик Юрий Соломонов заявлял, что при вложении определённых финансовых ресурсов и наличия задела эта задача может быть иранцами решена.

При этом руководители нашей военно-космической отрасли, разработчики новых изделий, необходимых для обеспечения безопасности страны, считают, что радиолокационное поле по периферии России будет «уплотняться» с учётом перспективы развития средств нападения как традиционных наших оппонентов, так и бурно развивающихся ближайших соседей с юга. Поэтому наши станции устанавливаются с равномерными промежутками, которые исключают пролёт баллистических и небаллистических целей стратегического назначения.

Виктор ПЕТРЕНКО

Иран. Россия > Армия, полиция > lgz.ru, 27 апреля 2016 > № 1735253


Россия > Внешэкономсвязи, политика. Таможня > newizv.ru, 27 апреля 2016 > № 1735201

Пошлин много не бывает

Таможня предлагает снизить порог бесплатного ввоза интернет-покупок

Инна ДЕГОТЬКОВА

Федеральная таможенная служба России (ФТС) направила в Минфин предложение о снижении нормы беспошлинного ввоза товаров из-за рубежа в сфере интернет-торговли для физлиц. Об этом 26 апреля сообщил руководитель ФТС Андрей Бельянинов. Ранее в ведомстве уже рассматривали возможность повышения ставки пошлины, апеллируя к опыту ближайшего соседа – Белоруссии, которая установила максимальную сумму покупки в 22 евро. До достижения этой суммы товар через таможню можно ввозить без обязательных сборов.

В настоящее время в России действует предел беспошлинной доставки интернет-посылок в адрес одного лица в размере 1 тыс. евро и до 31 кг в месяц. Этих же правил придерживаются все страны Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и Таможенного союза, кроме Белоруссии. Андрей Бельянинов назвал существующие нормы «сверхлиберальными» и не соответствующими мировой практике, отметив, что их нужно понижать.

Конкретные цифры снижения ФТС называла еще в конце прошлого года. По мнению таможенников, обложить обязательным сбором в 10–15 евро необходимо все интернет-посылки из-за рубежа стоимостью от 22 до 150 евро. В свою очередь посылки дороже 150 евро должны обойтись гражданам в 10–15 евро плюс 30% от таможенной стоимости, а вес покупки не должен превышать 10 кг.

Тогда инициатива ФТС провалилась, так как решения об изменении порядка сборов Россия должна принимать на уровне ЕАЭС, куда она входит вместе с Арменией, Белоруссией, Казахстаном и Киргизией. В прошлом году против введения новых пошлин выступил Казахстан, где так же, как и в России, действует порог в 1 тыс. евро.

Отметим, что в 2015 году в России резко увеличились объемы трансграничной торговли, в основном с Китаем, свидетельствуют данные Ассоциации компаний интернет-торговли (АКИТ). Из Поднебесной в минувшем году россияне получили примерно 90% всех зарубежных посылок, а средний чек на покупку составил 3400 рублей (годом ранее – 3300 рублей). Правда, из-за падения курса в переводе в евро средний чек одной транзакции снизился с 64,4 до 52,3 евро. Однако более 60% интернет-покупок в иностранных онлайн-магазинах обошлись россиянам все-таки меньше чем в 22 евро – максимальной суммы возможного беспошлинного ввоза.

Как пояснили «НИ» в АКИТ, снижение порога до этой суммы вполне разумно, однако регулирование трансграничной торговли не должно сказываться на потребителе, а нагрузку по уплате таможенных пошлин должны нести сами иностранные ритейлеры.

«Например, в Великобритании действует система, при которой зарубежный магазин может дистанционно зарегистрироваться в налоговой службе и самостоятельно уплачивать налоги и пошлины. Для потребителя товары из таких интернет-магазинов, как правило, обходятся дешевле и доставляются быстрее», – рассказал исполнительный директор АКИТ Артем Соколов.

В то же время финансовый аналитик группы компаний «Финам» Тимур Нигматуллин в случае принятия новых норм прогнозирует спад объемов интернет-торговли на треть в денежном выражении, но не столько за счет количества посылок, сколько за счет снижения суммы среднего чека. «В этом случае преимущество получат магазины розничной торговли на территории России, рынок перераспределится в их пользу, однако цены закономерно вырастут, чтобы окупить расходы розницы», – сказал эксперт в беседе с «НИ».

В целом в мировой практике не применяются такие жесткие пошлины за редким исключением, подчеркнул г-н Нигматуллин. Кроме того, он выразил уверенность, что власти неизбежно столкнутся с проблемой администрирования небольших посылок. В этом случае придется тратить больше человеческих ресурсов на обработку посылок, по которым нужно получить пошлину, что снизит качество услуг и повысит расходы бюджета на таможенную службу. С учетом грядущих выборов, не располагающих к принятию непопулярных решений, собеседник «НИ» допускает, что инициатива ФТС не будет утверждена в ближайшее время.

Россия > Внешэкономсвязи, политика. Таможня > newizv.ru, 27 апреля 2016 > № 1735201


Канада > Леспром > lesprom.com, 27 апреля 2016 > № 1734861

В январе-марте 2016 г. чистая прибыль Canfor Corporation (г. Ванкувер, пр. Британская Колумбия, Канада) снизилась в годовом исчислении на 11,3%, составив $26 млн, об этом говорится в полученном Lesprom Network сообщении компании.

Продажи Canfor Corporation в 1 кв. 2016 г. достигли $1,068 млрд, что на 14,8% превышает результат аналогичного периода прошлого года. Операционная прибыль за отчетный период сократилась на 22,2% до $65,1 млн.

Объемы производства и поставок пиломатериалов в 1 кв. 2016 г. не изменились по сравнению с результатами 4 кв. 2015 г. Поставки целлюлозы снизились на 10%, объемы производства сократились незначительно.

Канада > Леспром > lesprom.com, 27 апреля 2016 > № 1734861


Кипр > Миграция, виза, туризм > prian.ru, 27 апреля 2016 > № 1734563

На Кипре зарегистрирован рекордный всплеск числа туристов

В марте 2016-го на остров прибыло на 40% больше туристов, чем годом ранее. В том числе, количество россиян подскочило на 63%.

Местные власти ожидают, что 2016 год станет рекордным для туристической отрасли. По словам аналитиков, Кипр выиграет за счет снизившегося курса евро, а также политической нестабильности в других популярных направлениях для отдыха, передает in-cyprus.com.

В марте на Кипре побывало 137 000 гостей, а годом ранее было зарегистрировано 97 000 туристов. В основном рост произошел за счет путешественников из Великобритании (+44,1%), Германии (+73,5%) и России (+63,4%).

Всего за первый квартал на Кипре отдохнули более 250 000 человек. В 2015 году остров уже побил 14-летний рекорд по числу туристов – более 2,6 млн. Ожидается, что по итогам 2016 года и эта планка будет взята.

Вместе с числом туристов на Кипре растет и количество сделок с недвижимостью.

Кипр > Миграция, виза, туризм > prian.ru, 27 апреля 2016 > № 1734563


Япония. США > Авиапром, автопром. Армия, полиция > militaryparitet.com, 26 апреля 2016 > № 1866068

Первая партия японских F-35A будет построена к 2021 году.

Компания Lockheed Martin подписала контракт на сумму 73,8 млн долл США для начала производства 12 истребителей F-35A, предназначенных ВВС Японии по линии иностранных военных продаж правительства США в рамках 6-й мелкосерийной партии, сообщает «Военный Паритет» со ссылкой на сайт министерства обороны США (22 апреля).

Работы будут проводиться на объектах в Форт-Уорте (Техас, 30%), Эль-Сегундо (Калифорния, 25%), Уортоне (Великобритания, 20%), Орландо (Флорида, 10%), Нашуа (Нью-Гемпшир, 5%), Нагое (Япония, 5%) и Балтиморе (Мэриленд, 5%). Как ожидается, работы будут завершены в декабре 2020 года.

Договаривающейся стороной является Командование военно-морских систем США (Патаксент-Ривер, Мэриленд).

Япония. США > Авиапром, автопром. Армия, полиция > militaryparitet.com, 26 апреля 2016 > № 1866068


Великобритания > Медицина > remedium.ru, 26 апреля 2016 > № 1756834

AstraZeneca запустила масштабный проект по расшифровке генома человека

Компания AstraZeneca запустила масштабный проект по изучению генома и историй болезни 2 млн человек с целью поиска генетических причин развития заболеваний и разработки новых лекарственных препаратов, сообщает Nature.

В рамках амбициозной программы AstraZeneca вместе с Институтом Сенгера фонда Wellcome Trust и компанией Human Longevity, основанной Крейгом Вентером (Craig Venter) изучат генетические данные 2 млн человек, в том числе образцы ДНК 500 тыс. пациентов, принимавших участие в исследованиях препаратов AstraZeneca за последние 15 лет.

Как подчеркнул Крейг Вентер, определение совпадений в генетических вариациях поможет создать индивидуальный подход в лечение различных заболеваний.

В AstraZeneca отказались комментировать объем инвестиций в проект, однако исполнительный вице-президент компании Менелас Пангалос (Menelas Pangalos) отметил, что за 10 лет на изучение генетических вариаций будут потрачены сотни миллионов долларов.

В начале этого года стало известно, что Национальный институт здравоохранения США (NIH) направит 240 млн долларов на расшифровку 200 тыс. человеческих геномов. Впервые полная расшифровка человеческого генома была выполнена в рамках американского проекта «Геном человека». На реализацию этой исследовательской программы, запущенной в 1990 году, ушло более 13 лет, объем ее финансирования из федерального бюджета США составил 3 млрд долларов. Современные установки позволяют секвенировать до 18 тыс. геномов в год, а стоимость процедуры упала до 1 тыс. долларов.

В прошлом году компания Human Longevity запустила в ЮАР программу по секвенированию экзома по специальной цене, снизив стоимость процедуры до 250 долларов.

Великобритания > Медицина > remedium.ru, 26 апреля 2016 > № 1756834


США. Весь мир > Госбюджет, налоги, цены > gazeta-pravda.ru, 26 апреля 2016 > № 1744730

Редеют ряды миллиардеров

Автор: Елена МОРОЗОВА.

ЧИСЛО миллиардеров на планете за прошедший год сократилось — впервые за последние шесть лет. Эту скорбную весть сообщил американский журнал «Форбс», ещё более опечалив своих читателей новостью о том, что снизилось и общее совокупное состояние толстосумов. Самым богатым человеком на планете, согласно традиционно публикуемому изданием списку, по-прежнему остаётся Билл Гейтс.

В перечень-2016 входят 1810 миллиардеров — аж на 16 меньше, чем годом ранее. Их общие активы «похудели» на 570 млрд. долларов и теперь составляют 6480 млрд. Журнал объясняет снижение доходов богатейших людей мира нестабильностью рынков, падением цен на нефть и усилением доллара. Лишь двое из первой двадцатки сохранили прежние места в рейтинге.

Один из основателей компании «Майкрософт» Билл Гейтс третий год подряд и в семнадцатый раз за 22 года возглавил реестр «Форбс». Его состояние составило 75 млрд. долларов, уменьшившись по сравнению с прошлым периодом на 4,2 млрд. Вторым идёт испанец Амансио Ортега, основатель сети магазинов «Зара», чьё богатство возросло с 64,5 млрд. долларов до 67 млрд. Американский инвестор Уоррен Баффет, обладатель 60,8 млрд. долларов, сохранил третье место, обеднев за год на 11,9 млрд.

Самым неудачливым в списке «денежных мешков» признан мексиканский телемагнат Карлос Слим, утративший за отчётный период треть своего состояния (27,1 млрд. долларов) и опустившийся со второй позиции на четвёртую. А вот для основателя «Фейсбука» Марка Цукерберга прошлый год, напротив, оказался на редкость прибыльным: его богатство, увеличившись на 11,2 млрд. долларов, достигло суммы 44,6 млрд. долларов. В результате 31-летний американский программист и предприниматель в области интернет-технологий взлетел с шестнадцатой на шестую строчку. Повезло и ещё одному уроженцу США — основателю главного мирового онлайн-магазина «Амазон. ком» Джеффу Безосу, сумевшему подняться с пятнадцатого на пятое место рейтинга, «подорожав» за год на 10,4 млрд. долларов до 45,2 млрд.

Кстати, кандидат в президенты США от Республиканской партии скандальный магнат Дональд Трамп находится лишь на 324-й позиции с состоянием всего каких-то 4,5 млрд. долларов.

По статистике, главной кузницей миллиардеров являются США (540 толстосумов). Далее следуют Китай (251), ФРГ (120) и Индия (84). Первую пятёрку замыкает РФ, в которой насчитывается 77 супербогатеев. Правда, их число по сравнению с прошлым годом уменьшилось на 11 человек. Лидером российской части рейтинга впервые в истории стал совладелец «Новатэка» и «Сибура» Леонид Михельсон.

Чуть поменьше миллиардеров обнаружилось в Гонконге (69), Великобритании (50), Италии (43), Франции (39), Канаде (33), Швейцарии (32) и Бразилии (23).

В перечне-2016 появилось 198 новичков, а 221 человек выбыл из списка. Больше всего свежеиспечённых нуворишей оказалось в Китае (70), США (33), Германии (28) и Индии (8). В общей сложности в последнем реестре «Форбс» представлены 67 государств и территорий, на три меньше, чем в 2015 году.

США. Весь мир > Госбюджет, налоги, цены > gazeta-pravda.ru, 26 апреля 2016 > № 1744730


Франция > Медицина > chemrar.ru, 26 апреля 2016 > № 1739382

Французская компания Dassault Systèmes, разработавшая платформу 3DEXPERIENCE - мировой лидер в области решений для 3D-проектирования, создания цифровых 3D-макетов и управления жизненным циклом изделий (PLM), и глобальная фармгруппа Ipsen, объявили о начале сотрудничества над инновационными программами с использованием платформы 3DEXPERIENCE. Ipsen выбрала отраслевое решение “Designed to Cure” для ускорения трансформации своего научно-исследовательского направления, поиска и разработки новых лекарственных решений.

Dassault Systèmes и Ipsen подписывают соглашение о сотрудничестве с целью развития инновационных программ для поддержки компании Ipsen в поиске новых лекарственных препаратов

Платформа обеспечивает возможности интеграции данных, моделирования и имитации процессов для получения более полного представления о нарушениях, связанных с различными заболеваниями. Кроме того, платформа облегчает и ускоряет процесс поиска более эффективных потенциальных лекарственных препаратов.

Данный проект призван оптимизировать процессы исследований и разработок в Ipsen, работа над которыми осуществляется многочисленными командами специалистов различного профиля, базирующимися в биотехнологических кластерах во Франции, Великобритании и в США, а также глобальной сетью партнёров по разработке лекарственных препаратов, в том числе, учёными мирового класса, биотехнологическими компаниями, организациями, занимающимися клиническими исследованиями, и прочими заинтересованными сторонами.

"Ipsen вот уже более пяти лет сотрудничает с Dassault Systèmes над проектом BioIntelligence. Мы рады новому важному шагу в наших партнёрских отношениях – внедрению этого передового комплекса инновационных инструментов, – говорит Клод Бертран (Claude Bertrand), исполнительный вице-президент по исследованиям и разработками и главный научный сотрудник в Ipsen. – Открытые инновации – в ДНК компании Ipsen как нашего ключевого партнёра по научным исследованиям; эта инновационная цифровая платформа для совместной работы поддержит приверженность Ipsen в разработке революционных терапевтических решений для лечения пациентов".

"Виртуальный мир открывает перед фармацевтической отраслью новые возможности для совместной работы, объединения несвязанных дисциплин и имитации сложных биологических процессов, происходящих в человеке, с той точностью, которая ранее была недостижима, – говорит Жан Колумбел (Jean Colombel), вице-президент Dassault Systèmes по медико-биологической отрасли. – Наше партнёрство с Ipsen по внедрению платформы 3DEXPERIENCE расширяет потенциал идеологии виртуального 3D восприятия за счет объединения медико-биологических дисциплин и обеспечения инновационного опыта для пациентов".

Франция > Медицина > chemrar.ru, 26 апреля 2016 > № 1739382


Великобритания > Медицина > chemrar.ru, 26 апреля 2016 > № 1739376

Фармацевтическая компания AstraZeneca запустила проект по секвенированию генома человека. Предполагается, что в течение десяти лет будут изучены последовательности геномов, а также медицинские записи, двух миллионов человек. Работы по изучению генома человека ведутся давно, но Рут Марч (Ruth March) объясняет, что впервые в подобном исследовании примет участие столь огромное количество участников. Особое внимание ученые планируют уделить редко встречающимся мутациям, вызывающим развитие болезней.

Запущен масштабный проект по секвенированию человеческого генома

Точная сумма, которая будет потрачена на реализацию проекта, не называется, однако известно, что она составит сотни миллионов долларов. Предполагается, что полученные данные исследователи смогут использовать для разработки персонализированных методов лечения и борьбы с редкими заболеваниями, а также для создания новых эффективных препаратов, предназначенных для борьбы с раком, диабетом и другими болезнями.

Дэвид Голдштейн (David Goldstein) из Колумбийского университета (Columbia University) поясняет, что сейчас проведение масштабных геномных исследований стало проще, чем десять лет назад – секвенирование стало более простым и дешевым, а кроме того появились новые биоинформатические инструменты, предназначенные для анализа полученных данных.

В рамках этого проекта ученым предстоит проанализировать около 5 петабайт данных. «Если вы вам удалось загрузить такое количество информации на iPod», – поясняет Голдштейн, – «вам пришлось бы слушать ее в течение пяти тысяч лет».

Источник: AstraZeneca launches project to sequence 2 million genomes - Drug company aims to pool genomic and medical data in hunt for rare genetic sequences associated with disease. - Nature.

Великобритания > Медицина > chemrar.ru, 26 апреля 2016 > № 1739376


Россия > Госбюджет, налоги, цены > minpromtorg.gov.ru, 26 апреля 2016 > № 1739076

Минпромторг утвердил антикоррупционную политику для подведомственных организаций.

Министерством промышленности и торговли РФ утвержден комплекс мероприятий по реализации антикоррупционной политики в подведомственных организациях, в том числе осуществляющих внешнеэкономическую деятельность (ВЭД). Приказом № 1094 от 8 апреля 2016 года закрепляется системный подход к профилактике коррупции в таких организациях. Документ направлен на минимизацию возникновения коррупционных рисков в их деятельности.

Согласно антикоррупционной политике, подведомственные организации Минпромторга, осуществляющие ВЭД, должны будут тщательно проработать комплекс мер, направленных на минимизацию рисков, связанных с возможностью применения к ним зарубежного антикоррупционного законодательства. Речь идет прежде всего о законодательстве, направленном на противодействие подкупу иностранных должностных лиц. Наиболее известные его примеры – это закон США о коррупционных практиках за рубежом (FCPA), а также британский закон о взяточничестве (UKBA).

Антикоррупционная политика Минпромторга предусматривает создание в подведомственных организациях структурных подразделений и назначение лиц, ответственных за профилактику коррупционных и иных правонарушений. В данных организациях предполагается введение кодекса этики и служебного поведения работников, разработка методологии проведения оценки коррупционных рисков в деятельности, а также создание специальных комиссий по противодействию коррупции и урегулированию конфликта интересов.

Также запланировано проведение систематического анализа коррупционных рисков при реализации отдельных бизнес-процессов и составление на его основе перечней возможных коррупционных рисков и должностей, связанных с высоким риском коррупционных проявлений, а также внедрение практики проведения внутренних проверок совершаемых сделок на предмет наличия коррупционной составляющей.

По завершении антикоррупционных мероприятий будет проведен анализ их эффективности в целях корректировки всей политики, что, в конечном итоге, направлено на содействие укреплению репутации и доверия к организациям со стороны работников, деловых партнеров и клиентов.

Справочно

Законодательство о противодействии подкупу иностранных должностных лиц позволяет привлечь организацию к ответственности вне зависимости от места совершения преступления, от места ее создания и регистрации.

По сути, это означает, что распространение действия американского законодательства на российские организации, осуществляющие деятельность на территории США или использующие для осуществления деловых операций какие-либо элементы инфраструктуры США, в подавляющем большинстве случаев будет признано судами США обоснованным.

Привлечение организации к ответственности за нарушение требований закона о коррупционных практиках за рубежом и аналогичного законодательства чревато значительными финансовыми потерями. Суммы, затрачиваемые организациями на услуги юридических фирм в ходе расследования, а также штрафы, выплаченные организациями по решению суда или в результате досудебного урегулирования, составляют десятки, а иногда и сотни миллионов долларов США (например, концерн «Сименс», компания «Альстом», компания-ритейлер Wal-Mart, британское подразделение корпорации Aon plc). И все это сопровождается существенными репутационными рисками для организации вследствие обязательного опубликования в открытом доступе значительной части материалов расследований и судебных разбирательств.

Ярким примером применения британского закона о взяточничестве является дело в отношении британского подразделения корпорации Aon plc, являющейся крупным страховым брокером, которое было наказано за невыполнение надлежащим образом требований антикоррупционного законодательства.

В частности, действовавший в компании кодекс корпоративной этики, содержавший правила о недопущении взяточничества и запрет дарения роскошных подарков, не был подкреплен необходимыми мероприятиями по реализации данного принципа в ежедневных операциях. Такая правоприменительная практика означает, что формальное составление документа, декларирующего установку компании на борьбу со взяточничеством в соответствии с британским законом о взяточничестве, не является достаточным, чтобы защитить компанию от обвинения в коррупционных действиях.

Россия > Госбюджет, налоги, цены > minpromtorg.gov.ru, 26 апреля 2016 > № 1739076


Швеция > Леспром > lesprom.com, 26 апреля 2016 > № 1732974

Bergs Timber приобретет шведского производителя пиломатериалов Jarl Timber

Представители Bergs Timber (г. Мерлунда, Швеция) подписали соглашение о приобретении у Norvik Timber Industries всех акций шведской Jarl Timber, об этом говорится в полученном Lesprom Network пресс-релизе.

Завершение сделки ожидается в июне 2016 г.

Как сообщал Lesprom Network ранее, в январе 2016 г. Jarl Timber начала реализацию долгосрочного инвестиционного проекта, цель которого — увеличение объемов выпуска продукции на 20-25%. В настоящий момент на предприятиях компании ежегодно производятся около 100 тыс. м3 пиломатериалов из хвойных пород древесины, которые реализуются в Европе, странах Дальнего Востока и Северной Африки.

Bergs Timber владеет тремя лесопильными предприятиями, расположенными в г. Мерлунда, Оррефорс и Грансьон, а также деревообрабатывающей линией в г. Нюбру. Совокупная потенциальная мощность предприятий Bergs Timber достигает 345 тыс. м3 пиломатериалов в год. Более 80% произведенных пиломатериалов реализуется на внешнем рынке. Экспорт осуществляется в Великобританию, Данию, страны Ближнего Востока и Северной Африки. Отходы производства продаются на внутреннем рынке производителям целлюлозы и ДСП.

Швеция > Леспром > lesprom.com, 26 апреля 2016 > № 1732974


Канада > Леспром > lesprom.com, 26 апреля 2016 > № 1732972

В январе-марте 2016 г. продажи West Fraser Timber (г. Ванкувер, пр. Британская Колумбия, Канада) выросли в годовом исчислении на 6,2%, достигнув $1,077 млрд, об этом говорится в полученном Lesprom Network сообщении компании.

Скорректированный показатель EBITDA сократился на 24,9% до $130 млн. Чистая прибыль West Fraser Timber по итогам 1 кв. 2016 г. составила $42 млн, что на 14,3% меньше, чем годом ранее.

В 1 кв. 2016 г. операционная прибыль в сегменте пиломатериалов выросла по сравнению со значением предыдущего квартала в 3,7 раза до $63 млн, скорректированный показатель EBITDA увеличился почти в два раза, достигнув $100 млн. Рост показателей стал следствием увеличения отпускных цен и объемов поставок пиломатериалов, снижением курса канадского доллара и оживления строительной отрасли в США.

Операционная прибыль в сегменте фанеры, LVL-бруса и древесных плит снизилась на 25% до $12 млн, скорректированный показатель EBITDA — на 21% до $15 млн, что обусловлено падением цен на MDF-плиты и фанеру.

Операционная прибыль в сегменте бумаги и целлюлозы в 1 кв. 2016 г. сократилась на 37,5% до $5 млн, скорректированный показатель EBITDA — на 17,6% до $14 млн, что объясняется увеличением затрат на плановое техническое обслуживание целлюлозно-бумажного комбината в канадском Хинтоне (пр. Альберта).

Канада > Леспром > lesprom.com, 26 апреля 2016 > № 1732972


Великобритания > Недвижимость, строительство > prian.ru, 26 апреля 2016 > № 1732915

К концу лета арендные ставки на дома в Великобритании перевалят за £2000

Уже сегодня средняя стоимость аренды дома с двумя спальнями составляет около €2400 (£1870), что на 2% больше, чем в конце 2015 года.

Если рост арендных ставок на жилье в Великобритании будет продолжаться обычными темпами, а по данным за прошлый год с декабря по сентябрь они увеличились на 11%, к концу лета за дом придется отдавать более €2580 (£2000), пишет Property Wire со ссылкой на London Rental Market Report от агентства Portico.

Если учитывать, что в доме с двумя спальнями проживает два человека, то кадому из них придется тратить около €1300 в месяц на оплату аренды. А это 46% от средней заработной платы в Лондоне.

В докладе также отмечено, что самое сильное увеличение стоимости съемного жилья с начала года зарегистрировано в Илинге. Здесь за дом с двумя спальнями просят около €2350 в месяц или на 6,9% больше, чем в конце декабря 2015-го. На втором месте идет Ричмонд-апон-Темс – плюс 6% или €2490 в месяц, а на третьем – Ламбет с €2640 и ростом на 5,8% сначала года.

Правда, в семи лондонских боро было зарегистрировано падение арендных ставок. Среди них Вестминстер, а также Кенсингтон и Челси, где съемное жилье подешевело на 5,7% и 1,1% сначала 2016 года, соответсвенно.

Великобритания > Недвижимость, строительство > prian.ru, 26 апреля 2016 > № 1732915


Евросоюз. Россия > Агропром > akm.ru, 26 апреля 2016 > № 1732507

В странах Европейского союза в I квартале 2016 года потребительские цены на продукты питания выросли на 0.4%, в РФ - на 2.3%. Об этом говорится в сообщении Росстата на основе публикаций Евростата, национальных статистических служб и данных, размещаемых в сети Интернет в соответствии с требованиями Специального стандарта распространения данных (ССРД) МВФ.

В марте цены продовольствие ЕС выросли на 0.1%, в России - на 0.4%.

В марте среди стран Европейского союза наиболее заметное увеличение цен на продукты питания по сравнению с предыдущим месяцем наблюдалось в Бельгии и Эстонии (1.7% и 1.1%), с начала года - в Бельгии, Литве, Польше, Эстонии (2.1-2.3%).

В ряде государств цены на продукты снизились. Наиболее существенное снижение цен было отмечено на Кипре - на 2.3% по сравнению с предыдущим месяцем и на 3.5% за период с начала года.

В марте по сравнению с февралем в ЕС увеличились потребительские цены на фрукты, овощи, несколько возросли цены на сахар, джем, мед, шоколад и конфеты.

Среди стран Европейского союза фрукты наиболее заметно подорожали в Бельгии (на 16.5%), Хорватии, Великобритании, Нидерландах, Болгарии, Польше, Финляндии (2.3-2.9%); овощи в Чешской Республике (на 6.4%), Латвии, Эстонии, Литве, Швеции (4-4.5%). На сахар, джем, мед, шоколад и конфеты цены существеннее всего выросли за месяц в Литве (2%) и Ирландии (1.8%).

Вместе с тем в большинстве государств ЕС за этот период снизились цены на масла и жиры; мясо и мясопродукты; молочные изделия, сыры и яйца. Во многих странах подешевели рыба и морепродукты.

В России в марте 2016 года из наблюдаемых групп продуктов питания наибольший прирост потребительских цен отмечался на фрукты; рыбу и морепродукты - 1.2% (в среднем по странам Европейского союза цены на фрукты выросли на 1.3%, на рыбу и морепродукты - снизились на 0.6%). Масла и жиры стали дороже на 0.9% (в странах Евросоюза они подешевели в среднем на 1.5%), хлебобулочные изделия и крупы - на 0.8% (в среднем по странам ЕС цены на эту группу товаров не изменились). На сахар, джем, мед, шоколад и конфеты цены выросли на 0.6% (в странах ЕС - в среднем на 0.1%), на молочные изделия, сыры и яйца - на 0.5%, на мясо и мясопродукты - не изменились (в среднем по странам ЕС цены на эти группы товаров снизились на 0.2%). На 3.4% стали дешевле овощи (в среднем по странам Европейского союза они подорожали на 1.2%).

С начала года в ЕС наиболее заметно повысились потребительские цены на овощи и фрукты. Среди стран Европейского союза овощи значительнее всего подорожали в Латвии (18.4%), Чешской Республике (16.8%), Венгрии (16.5%), Эстонии (13.3%); фрукты - в Бельгии (17.5%), Словакии (11.2%), Польше (10.7%). В то же время в большинстве стран ЕС за период с начала года снизились потребительские цены на масла и жиры; мясо и мясопродукты; молочные изделия, сыры и яйца.

В России с начала года более всего подорожали фрукты и овощи - на 9% и 4.4% (в ЕС - на 1.3% и 3.5% соответственно). Цены на рыбу и морепродукты выросли на 3.7% (в среднем по странам Европейского союза - на 0.2%), на сахар, джем, мед, шоколад и конфеты - на 2.9% (0.3%), на масла и жиры - на 2.6% (в ЕС - снизились на 0.9%). На 1.9% дороже стали молочные изделия, сыры и яйца; хлебобулочные изделия и крупы (в странах ЕС на молочные изделия, сыры и яйца цены снизились в среднем на 0,3%, на хлебобулочные изделия и крупы - не изменились). На 0.1% подешевели мясо и мясопродукты (в среднем по странам ЕС - на 0.5%).

Евросоюз. Россия > Агропром > akm.ru, 26 апреля 2016 > № 1732507


Россия. Великобритания > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904141

«Наш сегодняшний кризис есть кризис доверия»

Интервью с британским историком Джеффри Хоскингом

Джеффри Хоскинг (р. 1942) – профессор русской истории Университетского колледжа в Лондоне в отставке, автор многочисленных книг, посвященных истории России.

«Неприкосновенный запас»: С момента выхода вашей последней книги «История доверия»[1] прошло два года. Публикация, как мне кажется, стала для вас новаторской: ведь читатель, в том числе и российский, привык к тому, что из-под вашего пера прежде всего выходят исследования, посвященные истории России. Интересно, как в научном и читательском сообществе было встречено ваше новое амплуа? И какой в целом оказалась реакция на эту работу?

Джеффри Хоскинг: На сегодняшний день рецензий пока немного. Среди них, кстати, были и неплохие: рецензенты старались максимально представить мою аргументацию, указывали на «плюсы» и «минусы» книги, а это, по моему убеждению, долг хорошего рецензента. Да и для самого автора, собирающегося продолжать изыскания в той или иной области, подобные отзывы очень полезны. Одна из таких рецензий, например, появилась в «The Financial Times»[2]. Были, правда, и такие специалисты, которые не слишком глубоко разобрались в моей книге – но в научном мире это не редкость.

«НЗ»: В вашей книге феномен доверия рассматривается с точки зрения историка. Скажите, чем вызван интерес исторической науки к доверию и отличается ли ее подход от взгляда экономистов, социологов, политологов?

Д.Х.: Как мне представляется, социологи и политологи подходят к проблематике доверия крайне абстрактно: они размышляют о том, что есть суть доверия и что доверием не является, рисуют всякие схемы, выдумывают какие-то ситуации, на основе которых и выстраивают свою аргументацию. Само собой, встречаются и исключения, например: можно упомянуть английского социолога Энтони Гидденса, глубоко и разносторонне исследовавшего проблему доверия в книге «Последствия современности», или американского философа Фрэнсиса Фукуяму, посвятившего теме доверия одноименную книгу, в которой на базе исторического опыта разных стран исследуются общества с высокими и низкими уровнями доверия[3]. Но все же, по моему мнению, максимально конкретный подход к проблеме доверия может предложить только историк. Обращаясь к реальным историческим ситуациям, он способен показать, как складывалось или, напротив, не складывалось не только межличностное, но и общее социальное доверие. Под последним я имею в виду ощущение человека, выходящего на улицу и при этом не опасающегося, что его ограбят или арестуют. Общее социальное доверие, когда оно функционирует в обществе, обычно остается в тени, но, как только оно убывает, немедленно всплывают проблемы и сложности. Отсюда, кстати, следует, что недоверие в обществе гораздо заметнее, чем доверие.

«НЗ»: Может ли недостаток общественного доверия компенсироваться жесткостью авторитарной власти – или, другими словами, способен ли недемократический режим заставлять граждан верить себе?

Д.Х.: Я так не думаю. Если, например, власть правит посредством идеологии, которая большинству населения кажется неубедительной, то она изначально слаба: в социуме нет социальной солидарности, которая не зависит от власти, – и это отражается на климате доверия. Если идеология навязана сверху, рано или поздно дело закончится тем, что население ее отвергнет. В данном отношении показателен пример Советского Союза. Начиная с 1950-х годов, особенно после знаменитой речи Хрущева, осудившей Сталина, коммунистическая идеология постепенно теряла свою символическую силу в глазах большинства населения: ее переставали воспринимать в качестве системы солидарности пролетариата, борющегося против капиталистической эксплуатации.

Вообще же, как мне представляется, многие историки сегодня делают слишком большой акцент на методах и формах распределения власти. Я вовсе не хочу сказать, что нужно вообще прекратить изучение властных институтов. Просто стоило бы иметь в виду, что в основе любой крепкой власти лежит доверие к ней со стороны народа, а также социальная солидарность внутри общества. В книге «История доверия» я среди прочего размышляю о появлении конституционной монархии в Англии в конце XVII века. С определенного момента абсолютные монархи Европы стали испытывать трудности, занимая деньги у населения, потому что купцы и банкиры им не доверяли. Если же монархия становилась конституционной, то есть если парламент сам начинал принимать все важные решения относительно государственного бюджета и прочих аспектов социальной жизни, то в таких условиях доверять власти было легче – и это немедленно отражалось на пополнении ее кошелька. В Англии именно так и случилось: уже в XVIII веке британская власть была способна делать огромные внутренние займы, что позволило ей успешно воевать с Францией – гораздо более богатой страной. В свою очередь беда французской монархии заключалась в том, что она не умела мобилизовать ресурсы для войны столь же эффективно, как Англия. Этот пример убедительно показывает, что власть сильнее не там, где она богаче, а там, где она, заручившись доверием населения, более качественно мобилизует ресурсы страны.

«НЗ»: Применимо ли сказанное вами и к современному обществу тоже?

Д.Х.: В наши дни умение государства мобилизовать ресурсы проявляется в том, как оно собирает налоги. Система налогообложения – прочный элемент связи между общественностью и государством. Если граждане верят, что налоги взимаются справедливо, а доходы используются на благо всего населения, то сбор налогов будет идти легче, чем в тех ситуациях, когда люди подозревают, что их деньги разворовываются чиновниками. Эффективная система налогообложения делает государство экономически более сильным.

Другим фактором государственной силы, непосредственно связанным с феноменом доверия, выступают, как ни парадоксально, развитые сети взаимного признания внутри общества. В тех местах, где такие сети есть, государству легче мобилизовать ресурсы, поскольку оно может опираться на достоверную информацию, исходящую от социальных организаций, так или иначе доверяющих государству. Однако стопроцентное доверие государству надо признать безусловно вредным. На мой взгляд, нормальный уровень доверия государственной власти, условно говоря, 80%. Лишь в таких условиях полностью раскрывается суть конституционной государственности, в которой парламентарии – как представители народа – могут и должны постоянно держать правительство под контролем. Недоверие, если только оно не тотально, создает предпосылки для более глубокого доверия. На этих принципах, кстати, строили свое учение отцы-основатели Соединенных Штатов Америки. Они беспокоились о неусыпном контроле народных представителей над центральной властью, потенциально склонной к злоупотреблениям, и потому ратовали за сложную и многоуровневую государственную систему с четким и строгим разделением властей и уравновешивающими друг друга структурами.

«НЗ»: Много внимания в своих размышлениях об истории доверия в России вы уделяете эпохе Сталина, которая отличалась тотальным недоверием граждан друг к другу и столь же тотальным их доверием вождю. Причем это доверие мы вполне можем называть искусственным и вынужденным, а не естественным и добровольным. Но можно ли считать вынужденное доверие продуктивным, помогает ли оно обществу? И способно ли оно преобразовываться в доверие добровольное?

Д.Х.: Действительно, искусственное доверие может на время создать какую-то социальную солидарность, особенно в тех ситуациях, где наличествует сильная угроза. Именно поэтому политические деятели любят сами создавать «образ врага» в те моменты, когда такой угрозы нет: население, чувствующее опасность, больше им доверяет. Характерный пример искусственно выращенного доверия представляет сталинское время. В годы войны, когда СССР оказался на грани разрушения, это доверие стало во многом искренним: советские граждане на самом деле считали, что, несмотря на допущенные крупные ошибки, сильный вождь необходим стране и только он сможет их спасти. До сих пор в России многие считают, что эпоха Сталина была необычайно продуктивной. Это, однако, весьма спорная точка зрения.

«НЗ»: Да, под давлением обстоятельств доверие тому или иному политику действительно может быть очень сильным, но насколько такое вынужденное доверие устойчиво?

Д.Х.: Доверие к личности, основанное в основном на эмоциях, не может быть постоянным. Давайте вспомним провал Черчилля на парламентских выборах 1945 года: его падению не помешало даже то обстоятельство, что в военный период он был чрезвычайно популярен. Страна, столкнувшаяся с могучим и безжалостным врагом, нуждалась в новом лидере; ей нужен был человек, способный повести за собой сограждан. И у Черчилля, с его энергией и опытом государственного деятеля это получилось. Однако после войны он не смог перестроиться на мирный лад, понять новые запросы населения, теперь ориентированного на спокойную жизнь. Доверие есть вещь очень хрупкая, его постоянно приходится завоевывать.

«НЗ»: Сегодня многие наблюдатели констатируют кризис международных организаций, появившихся после 1945 года: они не справляются с теми целями, для которых создавались; ими, по оценке специалистов, не ставятся такие задачи, как поддержание всеобщего мира, обеспечение безопасности, совместное решение глобальных проблем. Повсюду, включая и наиболее развитую часть мира, наблюдается ренессанс национального государства, которое совсем недавно, как нам казалось, фронтально отступало под натиском глобализации. Как, на ваш взгляд, подобные сдвиги отразятся на климате доверия в мире?

Д.Х.: Бесспорно, международные организации были очень полезны в первые послевоенные десятилетия, тем более что их создание вдохновлялось весьма благородными мотивами. Но при этом национальные государства как существовали, так и продолжают существовать, хотя им и пришлось поступиться той абсолютной властью, какая у них была до 1945 года. Сегодня, по-моему, можно говорить о борьбе между национальными государствами и международным сообществом. Одной из сфер такой борьбы стала экономика: глобализирующийся мир породил несколько крупных международных фирм, которые обладают неизмеримо бóльшими объемами ресурсов, чем национальные государства. Эти международные гиганты приобретают все больше и больше власти, поскольку могут брать кредиты на, казалось бы, надежной основе. Но что происходит потом? Потом эти фирмы отказываются платить налоги в отдельных национальных государствах, а существующие международные организации, которые могли бы успешно противостоять такому произволу, слабо противодействуют им. Описанное положение вещей, возможно, и приносит подобным фирмам какую-то выгоду, но люди перестают им доверять. И в итоге снова обращаются к национальным государствам.

«НЗ»: Чем же может закончиться это противостояние? И кто выиграет в борьбе за доверие общества – транснациональные корпорации или «старое доброе» (не всегда, впрочем, доброе) национальное государство?

Д.Х.: Я считаю, национальное государство не может быть до конца вытеснено международными организациями и фирмами. Дело в том, что оно охотно впитывает в себя определенные символические системы, отражает их, и поэтому население наделяет правительства национальных государств своим доверием. Фирмы же, которые действуют на международном уровне, безлики и к тому же отказываются платить налоги. Это первая причина, обусловившая нынешний кризис международного сообщества. Вторая причина заключается в демократическом дефиците, присущем международным организациям. Интернациональные структуры по сути не демократичны в том смысле, что их не выбирает народ. Действительно, в некоторых случаях их членов выбирают опосредованно, но в основном в международных организациях представлены скорее государства, чем их граждане. Наконец, в качестве третьей причины я упомянул бы мощный приток в Европу мигрантов, особенно с Ближнего Востока и из Африки, которому международные организации не в силах противостоять, что создает совершенно новые проблемы для всех европейских стран. Все перечисленные факторы работают на укрепление национального сознания в государствах Европы. Да, несомненно, сегодня международное право продолжает играть большую роль, но все-таки говорить об отмирании национальных правовых систем и национального суверенитета нельзя.

«НЗ»: В своей книге вы много внимания уделяете размышлениям о «символических системах», существующих в любом обществе. Какова их роль в становлении доверия и социальной солидарности внутри социума?

Д.Х.: Тезис о наличии в каждом обществе определенных символических систем – центральный элемент моей аргументации. Круг таких символических систем обширен: это и язык, и правовая система, и религия, и деньги, и даже повседневные бытовые практики. Такие символические системы способствуют узнаванию и пониманию «ближнего» и «своего» внутри группы и таким образом генерируют доверие. Но у этих символических систем есть и обратный эффект: зачастую мы наделяем презумпцией доверия исключительно представителей нашей собственной нации, своей религиозной общины, а тем, кто находится за их пределами, напротив, не доверяем. Так возводится что-то вроде стены, за которой простирается широкое и дикое поле недоверия. К чему приводит подобная настороженность к «другим», мы видели на примере двух мировых войн. И, к сожалению, это не только прошлое: похожие вещи наблюдаются и сегодня, а международные организации с их духом космополитизма пока не умеют с этим справляться.

«НЗ»: Неужели на международном уровне нет символических систем, по своей эффективности равных символическим системам национальных государств?

Д.Х.: В том-то и дело, что почти нет. В принципе, есть осознание того, что они необходимы, но нет уверенности, что символические системы космополитического, интернационального типа приживутся. Сложно представить себе людей, готовых идти в бой за Европейский союз, Всемирную торговую организацию или даже Организацию Объединенных Наций. Как мне представляется, основная проблема международных организаций состоит как раз в том, что у них до сих пор нет своих символических систем.

«НЗ»: Как символические системы, порождающие доверие, видоизменяются со временем? На мой взгляд, их исторические трансформации очень важны. Например, такой социальный институт, как религия, не играет сегодня столь значительной роли, какую играл в прежние эпохи. Кстати, позволяет ли эпоха секуляризации сбрасывать со счетов религиозный инструментарий укрепления общественного доверия?

Д.Х.: Вы правы, символические системы, безусловно, меняются. Но мне, впрочем, кажется, что роль религии в современном мире не падает, но, напротив, растет – по крайней мере в Европе. Отчасти это обусловлено расширяющейся миграцией из других регионов, которая очень четко дает европейцам почувствовать разницу, например, между христианством и исламским миром. Так что я не стал бы отказывать нынешним религиозным системам в способности генерировать доверие: разговоры об этом преждевременны.

«НЗ»: Размышляя о современных трансформациях доверия, вы обращаете внимание на явление, которое называете «тонким», «разбавленным» доверием (thin trust). Означает ли это, что существует еще и «концентрированное» доверие, и в чем разница между ними?

Д.Х.: «Тонким» я называю неосознанное, интуитивное доверие; опираясь на него, мы вверяем себя или свои ресурсы организациям, о которых мало что знаем. Например, мы оставляем деньги в банке, поверив слухам или рекламе, или доверяем государству, не имея представления о важнейших его решениях, принимаемых кулуарным образом. Вы правы: «разбавленное» доверие – противоположность, условно говоря, «концентрированному» (или «плотному») доверию (thick trust), которым мы руководствуемся в ситуациях, когда достаточно осведомлены о личности или организации, выбираемых нами для установления доверительных отношений. Распространение «разбавленного» доверия я связываю с появлением множества обезличенных организаций, фирм, фондов. В традиционном обществе люди, попавшие в беду, доверялись церковному приходу, соседской общине, своей семье или своему лорду. В нашем обществе принято доверять институтам и структурам, лишенным личностного элемента: страховым компаниям, пенсионным фондам, банкам. Мы ожидаем помощи не со стороны близких нам людей, а со стороны анонимных организаций, с которыми порой мало знакомы. Личные связи перестали быть единственным источником доверия, причем это изменение конфигурации состоялось примерно в последние полвека. В том, что доверие становится все более обезличенным, есть оборотная сторона: бессознательное доверие легко превращается в осознанное недоверие. Так, например, получилось в сентябре 2007 года, когда крупный британский банк обанкротился и очень многие инвесторы враз потребовали вернуть им деньги. Недоверие оформилось вдруг, в один момент, причем оно оказалось гораздо более осознанным, чем доверие.

«НЗ»: Появляются ли сегодня принципиально новые символические системы, производящие доверие?

Д.Х.: Возможно, здесь следует упомянуть социальные сети, хотя, как мне кажется, Интернет представляет собой лишь новое издание тех типов коммуникации, которые существовали и прежде. Да, конечно, в рамках виртуального пространства возникают новые способы социальной солидарности, выливающиеся даже в политические акции, как это происходило в странах «арабской весны». Но с содержательной точки зрения здесь не стоит говорить о появлении каких-то новых символических систем – скорее речь должна идти о «сгущении» старых форм доверия.

«НЗ»: Много лет занимаясь русской историей, вы, по-видимому, не могли не сравнивать западные и российские практики социальной солидарности. О чем говорит такое сравнение? Чем похожи и в чем различны формы доверия, бытующие на Западе и в России?

Д.Х.: Основой солидарности в России издавна оставались маленькие общины, как сельские, так и городские. Они традиционно были сильны, но существовать им приходилось при господстве могучей государственной власти. В основе двух этих феноменов лежали личные связи людей друг с другом. Те же самые персонализированные отношения скрепляли общинный мир и государственную власть. Эта основа оказалась очень крепкой. Поэтому, когда к концу XIX века на Западе уже вовсю функционировала густая сеть различных институтов, в России подобные институты только-только начали появляться. Солидарность в вашей стране по-прежнему основывалась на личных связях и на дуализме общин и власти. Но отсутствие институтов опасно: если промежуточные звенья между местными силами и государственной властью рвутся, то может начаться, как это и произошло в 1917 году, восстание местных общин против центрального правительства. На Западе, в отличие от России, сложилась другая система: там государственные институты развились скорее, а местные общины в большей мере были встроены в государство – в итоге их связи с крупными институтами укреплялись быстрее, чем у вас. Именно поэтому объединения и ассоциации граждан в западных странах более основательно влияли на политику, нежели это происходило в России.

«НЗ»: Каким образом опыт социальной солидарности внутри общины сказался на эволюции доверия в нашей стране? Проявляет ли он себя сегодня?

Д.Х.: Россия за последние годы претерпела значительные перемены, однако весьма продолжительный общинный опыт оказался очень устойчивым. Сталин пытался разрушить это наследие: так, он приучал советских граждан доносить друг на друга, а на партийном пленуме в марте 1937 года призывал покончить с принципом «семейственности» внутри партийного аппарата – то есть отказаться от создания маленьких ячеек взаимного доверия, которые мешают государству. Свои призывы он аргументировал неэффективностью аппаратной работы, но на деле просто хотел уничтожить любые внутренние объединения, которые могли скрывать что-либо от власти. Говоря об общинном наследии, уместно упомянуть и о том, что в 1950–1960-е годы, в разгар «холодной войны», советские граждане создавали ячейки взаимного доверия, защищавшие их членов от КГБ.

«НЗ»: В своих последних работах вы говорите о кризисе доверия в современном мире. Каковы его признаки?

Д.Х.: Кризис доверия по-разному проявляется в разных странах. Если говорить о западных странах, то здесь нынешний виток кризиса доверия стал следствием финансовых потрясений 2008 года, когда многие крупные финансовые институты вдруг обнаружили свою ненадежность. Тогда вполне реальной казалась ситуация обрушения финансовых институтов, банкротства банков, закрытия фирм, массовой безработицы. Вновь напомнил о себе призрак Великой депрессии. Государственная власть, прежде всего в США и Великобритании, попыталась ответить на этот вызов более или менее успешно, но и сегодня многим европейским правительствам приходится бороться с дефицитом, сохраняющимся в банковской системе. Это делается в основном за счет сокращения расходов на социальные нужды, то есть государства слагают с себя полномочия по защите бедных граждан. Однако модель социального государства в Европе – это часть общественного договора между обществом и властью: мы платим налоги и в случае несчастья рассчитываем на государственную помощь. Но сейчас во многих странах Западной Европы государство нарушает этот договор. К тому же проблема усугубляется из-за наплыва мигрантов, получающих временные пособия. Местное население рассуждает так: «Они не платят налогов да еще лишают нас работы – предлагают такие же услуги более дешево». На этом фоне растет социальное недовольство, которое влечет за собой падение рейтингов традиционных партий и подъем политиков-популистов. Все это – знаки утраты доверия к государству. Наш сегодняшний кризис действительно есть кризис доверия. Правительство больше не может помогать нам в трудных ситуациях, а в результате доверие к финансовым институтам, а также к профессионалам, занятым экономикой, финансами, политикой, правом, неуклонно падает.

«НЗ»: Какие пути для восстановления доверия вы видите?

Д.Х.: Чтобы восстановить доверие, нужно сначала разобраться с причинами растущего недоверия – иначе говоря, требуется диагноз. Как раз над ним я и работаю. Кроме того, если мы хотим доверия в экономической сфере, то нужно добиваться того, чтобы люди, способствовавшие возникновению финансового кризиса, понесли правовую ответственность за свои ошибки. Это необходимо, поскольку любой финансовый кризис во многом замешан на мошенничестве и горячке легкой наживы.

«НЗ»: Собираетесь ли вы разрабатывать тему доверия в дальнейшем?

Д.Х.: После выхода книги «История доверия» прошло не так много времени, и пока мне трудно оценить реакцию, вызванную моими исследованиями, а также выбрать направления дальнейшей работы. Я знаю, что, помимо сильных сторон, моя книга содержит и ряд пробелов, которые предстоит заполнить в будущем. Для меня как для автора важно, чтобы читатели осмыслили то, что я предлагаю; это позволит сформировать понимание направления дальнейшего пути. К сказанному добавлю, что меня очень интересует сюжет, касающийся роли права и закона в укреплении общественного доверия. Разумеется, когда два человека обращаются к помощи закона, это свидетельствует о недоверии между ними, но если рассматривать общество в целом, то в нем эффективная правовая система существенно укрепляет доверие. Нам важно знать, что суды всегда защитят нас. Возможно, соотношение права и доверия в истории станет одной из тем моей работы в будущем.

Беседовала Мария Яшкова

Москва, март 2016 года

[1] Hosking G. Trust: A History. Oxford: Oxford University Press, 2014. См. рецензию на эту книгу, опубликованную в «НЗ»: 2016. № 1(105). С. 264–267. – Примеч. ред.

[2] См.: Plender J. Trust and Its Absence in a Fractured Society // Financial Times. 2014. October 4 (www.ft.com/cms/s/0/18ce62f8-497f-11e4-8d68-00144feab7de.html).

[3] См.: Гидденс Э. Последствия современности. М.: Праксис, 2011; Фукуяма Ф. Доверие. Социальные добродетели и путь к процветанию. М.: АСТ, 2004. – Примеч. ред.

Неприкосновенный запас 2016, 2(106)

Россия. Великобритания > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904141


Россия > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904140

Леонид Фишман

Рентное общество и последний «дух капитализма»

Леонид Гершевич Фишман – ведущий научный сотрудник Института философии и права Уральского отделения РАН.

Лишние люди

Проблема капитализма, вступившего в эпоху очередного кризиса, заключается в появлении множества лишних людей, о чем писали еще антиглобалисты, иронически замечая, что «излишки этих людей должны быть каким-то образом устранены»[1]. Безработица среди молодежи (и не только) в Европе достигла гигантских масштабов[2], равно как и в странах, не представляющих интереса для эксплуатации. Надвигается очередное технологическое замещение, которое будет более радикальным, чем все предыдущие, из-за массированной роботизации и компьютеризации. Постиндустриализм в наиболее развитых странах действительно может стать вполне самодостаточным и «настоящим». Кроме того, автоматизация технологических процессов, трехмерная печать и подобные им подвижки могут привести к радикальному удешевлению производства, опять же при исключении из него людей. В развитых странах, да и не только, большинство трудоспособного населения уже занято в сфере услуг. Но и тут занятость находится под угрозой ввиду того же технологического замещения. Все менее востребованной становится и большая часть коренного населения в странах, живущих за счет экспорта сырья, вроде ОАЭ[3] или России.

Вытекающий отсюда процесс роста прекариата[4] предсказывался теоретиками постиндустриализма. В свое время Владислав Иноземцев писал:

«В новых условиях оказывается, что классу технократов противостоят подавленный класс исполнителей и особо отчужденный класс, к которому относятся представители устаревающих профессий; сам же переход к новому социальному порядку становится переходом от общества эксплуатации к обществу отчуждения»[5].

Однако вместо постиндустриализма нас, вероятно, ожидает какое-то иное общество. Его преддверием стала ситуация, в которой, по словам Гейдара Джемаля, все делаются «люмпенами, но не в лохмотьях, как говорит первоначальное значение этого слова, а люмпенами, возможно, вполне неплохо живущими»[6]. Характер этого общества пока сложно определить и описать с точностью; оно вызывает ассоциации со средневековым обществом, но в то же время будет представлять собой «что-то невиданное в истории, причем для анализа его нужен классовый подход, хотя оно развивается сейчас по логике разложения классового социума»[7].

Базовый основной доход и «страх Спинхэмленда»

Исходя из всего вышесказанного весьма вероятным представляется переход к условно говоря «рентному обществу»[8], в котором требования «лишних людей» до известной степени будут удовлетворены. Механизм перехода к рентному обществу сейчас осмысляется сквозь призму идейной борьбы за или против введения базового основного дохода (БОД). Аргументы в пользу такого шага в основном сводятся к тому, что БОД освободит человека от «первичной работы» для «развития и реализации своей личности»[9]. Социолог Гай Стэндинг, как и большинство других сторонников БОД, считает, что, если человек не будет бояться отсутствия денег, это позволит ему стать более креативным и «заняться осуществлением собственной мечты о счастье»[10]. При этом сторонники БОД полагают, что опасения насчет того, что получатели базового основного дохода станут бездельниками и тунеядцами, беспочвенны. Подавляющее большинство из них, напротив, займется действительно общественно полезной деятельностью, ибо, как выразился один из энтузиастов этой идеи, «работы хватит на всех».

Аргументы против, помимо неудобных вопросов о финансировании этой инициативы, по большей части сводятся к опасениям вроде тех, что «низкооплачиваемые работы, к примеру уборщиков и кассиров, обесценятся», а «бедные люди, утратив мотивацию к поискам работы, будут тратить полученные деньги на алкоголь и наркотики»[11]. Не трудно заметить, что подобные возражения обусловлены, образно выражаясь, «страхом Спинхэмленда». Введенная в Англии в 1795 году и отмененная в 1834-м система[12] обеспечивала малоимущим слоям населения доплату к их доходам в размере, который позволял свести концы с концами. Вводившие эту систему руководствовались гуманными соображениями «права на жизнь». На деле же она привела к падению стоимости рабочей силы, пауперизации и моральному разложению значительной части бедняков, а также к разорению многих фермеров, отягощенных «налогом в пользу бедных». В итоге положение стало настолько невыносимым, что новшество упразднили. Нынешняя же критика БОД во многом повторяет критику Спинхэмленда, предрекая, что реализация нынешней идеи приведет к тем же последствиям.

«Страх Спинхэмленда» вытекает из отождествления ситуаций XVIII–XIX веков и сегодняшнего дня. Но это – принципиально разные ситуации. Система Спинхэмленда возникла тогда, когда требовалась поддержка определенной социальной группы в критический, но не угрожающей ей полным исчезновением период. А идея БОД актуализировалась в то время, когда обширная социальная группа наемных работников действительно находится под угрозой исчезновения и единственным способом задержать или остановить его является предоставление ей ренты. Иными словами, сходство между ситуацией Спинхэмленда и современным положением вещей лишь внешнее. Ситуация, в которой появилась система Спинхэмленда, не была ситуацией борьбы за ренту.

Временно и окончательно «лишние» социальные группы

С точки зрения ресурсной парадигмы большинство процессов, касающихся современной социальной стратификации, могут быть описаны как борьба за распределение ренты[13]. Рента обусловлена обладанием некоторым дефицитным ресурсом. Если социальная группа теряет этот ресурс, то она логичным образом будет стремиться компенсировать утрату приобретением другого ресурса, то есть другой ренты. Если же первоначальный ресурс по-прежнему остается в ее распоряжении, то о борьбе за новую ренту нет и речи.

При этом надо учитывать, что социальная группа в период радикальных трансформаций может оказаться только «временно лишней», поскольку развитие науки, техники, промышленности даст ей в недалеком будущем рабочие места. В подобном случае ее поддержка посредством чего-то, похожего на ренту, – временное явление. Показательно, что в Англии времен системы Спинхэмленда нарождающийся класс пролетариата не боролся за ренту. У него были другие пожелания; он хотел достойной платы за труд, приличных условий труда и так далее. Пролетариат не был такой социальной группой, для которой не находилось места в ближайшем будущем. Он был группой, терпящей временные трудности, но обладающей при этом востребованным ресурсом: рабочей силой. Поэтому даже сокращение спроса на труд взрослых рабочих, вытесняемый трудом детей и женщин, было временным явлением, поскольку затем усложнение техники исключило участие детей в производстве. Исследователь английской промышленной революции Поль Жозеф Манту отмечал в свое время:

«Эту опасность, вызванную успехами машинного производства, и устранило потом то же машинное производство: по мере того, как механическое оборудование развивалось, обращение с ним становилось более трудным. Вскоре пришлось отказаться от наполнения мастерских учениками»[14].

Система Спинхэмленда была введена как временная мера в период перехода, когда «на деньги для бедняков, вымогаемые наполовину у общества, наполовину у самих же бедняков, вырастали большие состояния промышленного капитализма»[15].

Система Спинхэмленда способствовала личной и культурной деградации трудящихся[16]. Ее внедрение исходило только из «права на жизнь», но не из соображений сохранения личного достоинства – и уж точно, не из резонов самореализации. Иначе говоря, в этом смысле она была противоположностью ренты, которая призвана поддержать привычный образ жизни группы наряду с сохранением личного достоинства ее членов.

«Временно лишними» периодически выступали и группы буржуазии, которые начинали жить на ренту, бросая занятия предпринимательством. Николай Бухарин, вслед за Вернером Зомбартом, описывает такие группы, как «деградировавшую», обленившуюся, выпавшую из производственного процесса буржуазию, паразитический класс. В «Политической экономии рантье» он утверждает:

«Общественный класс, о котором идет речь, является продуктом деградации буржуазии, деградации, стоящей в связи с утратой ею социально-полезных функций. Это своеобразное положение класса “в производственном процессе”, когда он стоит вне производственного процесса, влечет за собой создание особого социального типа, который характеризуется своей, так сказать, асоциальностью»[17].

Но это обстоятельство не свидетельствовало о том, что весь класс буржуазии сходит с исторической сцены.

Однако наряду с «временно лишними» социальными группами могут существовать и группы, «окончательно лишние». Таковы, к примеру, римские пролетарии, русские помещики после отмены крепостного права (да и любые аристократы, не вписавшиеся в капитализм) и, по всей вероятности, современный прекариат. Сходящий со сцены и отчасти трансформирующийся в буржуазию господствующий класс в лице русских помещиков, как известно, сгладил свое угасание путем сохранения за собой на некоторое время феодальной ренты:

«Выкупная операция давала возможность помещику сохранить в полном размере тот доход, который он получал до реформы. Именно вследствие этого перевод крестьян на выкуп соответствовал интересам основной массы помещиков, особенно той ее части, которая стремилась перейти к капиталистическим методам своего хозяйства»[18].

Римские пролетарии, лишившись своей земли, скапливались в городах, где для них не находилось практически никакой работы. Добавим к этому, что ремесленнический труд в Риме, как и в греческих городах, чуть ли не изначально считался уделом париев, заниматься им было унизительно для свободного человека. Исключением являлся труд на собственной земле. Показательна характеристика Цицерона:

«Ремесленники все занимаются грязным делом: в мастерской не может быть ничего от свободнорожденного. […] Но те ремесла, которые требуют значительного ума или приносят серьезную пользу, как медицина, архитектура, преподавание почтенных наук, считаются почтенными – для тех, конечно, кому они подходят по их социальному положению. Что касается торговли, то мелкую надо считать презренной; но если она крупная и богатая, когда привозится отовсюду много товаров и они продаются оптом многим без надувательства, то такую торговлю не следует порицать. […] Но из всех способов добывания благ нет ничего лучше, прибыльнее, достойнее свободного человека, чем земледелие»[19].

Но не таково ли и отношение представителей современного прекариата к некоторым видам занятости? Они бы и хотели трудиться, но прежняя стабильная занятость, а также предсказуемость жизненного пути, карьеры и идентичности исчезают. В итоге, став лишними, как римские крестьяне и отчасти русские помещики, они тоже требуют ренты. И, как в Риме, государство имеет возможность эту ренту им предоставить. Рим давал ренту пролетариям за счет имперской гегемонии, а современный Запад ее может дать в силу доминирования в капиталистической миросистеме.

В ситуации, когда социальная группа становится «окончательно лишней», рента выступает единственным или главным источником ее существования. Поэтому все остающиеся у нее возможности (а они в странах либеральной демократии преимущественно политические) она вынуждена употребить на борьбу за ренту. Следует заметить, что здесь имеет место борьба за разновидность так называемой «политической ренты». Она обычно понимается как доходы, которые увеличивают конкурентный уровень и извлекаются из политической деятельности; ее принято сводить к доходам от логроллинга[20] или победе в борьбе за административный ресурс. Чаще всего проблематика политической ренты поднимается в связи с процессами, касающимися социальных «верхов». Но сегодня она становится актуальной и для «низов».

Нынешняя борьба за ренту является и попыткой поддержать свой личностный статус, самоуважение, модус существования привычного типа личности. Однако такая цель никогда не достигается в полной мере. Живущая на ренту социальная группа никогда уже не вернется к прежнему состоянию, несмотря на все возможные усилия по восстановлению своего положения (по крайней мере так было с римским пролетариатом и русскими помещиками). Проблема, встающая в связи с переходом социальной группы к положению рантье, связана с сопутствующей трансформацией привычного типа личности. В нашем случае это наемный работник эпохи капитализма, личность которого мы далее называем «капиталистической».

«Капиталистическая личность» и власть над своей судьбой

Вопрос заключается в следующем: насколько возможно восстановление модуса существования привычного типа личности (габитуса) путем обретения ренты? Речь идет о «капиталистической личности», то есть о таком ее типе, который релевантен капитализму и способен воспринять его «дух». Но что такое капиталистическая личность по своей сути? Она, устами Гегеля, осмысливает себя как своего рода идеологический «синтез» господина и раба, а позже буржуа и рабочего, который в Новое время реализует себя через власть и труд. Творчество также осмысливается как разновидность труда. В гегелевских категориях буржуазия, понимаемая в широком смысле, как «третье сословие», первоначально выступала перед лицом аристократии-«господина» в качестве «раба». В ходе же революции раб добился от господина признания, основанного на равенстве: они стали «свободными и разумными равноправными сторонами»[21]. Это взаимное признание, основанное на формальном равенстве, и стало основой «буржуазной идеологии» как составной части «духа капитализма», несмотря на то, что реально к отношениям между буржуа и пролетариатом можно было с таким же успехом применить гегелевскую (а затем преобразованную Марксом) диалектику господина и раба[22].

«Буржуазная идеология» была ориентирована на то, чтобы подчеркивать для реципиентов из всех классов свой «господский» характер, упирая на ту часть «личностной основы», которая восходит к «господину». Однако «господская» составляющая идеологии была тесно связана с «трудовой». Их синтез предполагал, что через труд человек может стать господином природы и, что еще важней, собственной судьбы. Показательна поэтому связь личности, карьеры и господства, характерная для предыдущего и отчасти нынешнего этапа развития капитализма. Личность осмысливается в категориях рациональной организации усилий, направленных на достижение господства. И это касается всякой личности, без разделения на буржуазную, менеджерскую или рабочую, поскольку и тем и другим для искренней вовлеченности в процессы капиталистического производства нужна не только сугубо материальная мотивация. Но что есть эта тяга к господству на личном уровне? В самом общем смысле – это стремление к власти над собственной судьбой, которое проявляется как в сугубо бытовом и карьерном плане, так и в конечном счете в плане политическом, представляя собой то, что обычно подразумевается под демократией.

С развитием капитализма меняется его «дух»[23], его культурная надстройка, предназначение которой, по словам Люка Болтански и Эв Кьяпелло, таково:

«[Она нужна, чтобы] капитализм выглядел привлекательным, для того, чтобы не было никакого сомнения, что он стóит того, чтобы отдать ему себя, необходимо представить его в таких видах деятельности, которые в сравнении с альтернативными занятиями могут показаться “притягательными”, многообещающими, то есть в самом общем плане – хотя и с отличиями, характерными для каждой исторической эпохи, – заключающими в себе возможности самореализации и свободы действия»[24].

Тем не менее общим для всех типов духа капитализма является установка, согласно которой личность достигает господства над своею судьбой через труд (творчество). Каждый из духов капитализма по-своему мотивирует эту личность участвовать в капиталистических отношениях или терпеть их. Смена типов этого духа означает смену мотивации и оправдание участия.

Главной идеологической целью во всех трех типах капитализма, таким образом, выступает убеждение человека в том, что, участвуя в капиталистических отношениях, он становится личностью, развивается как личность. Капитализм предоставляет поле для самореализации, даже и в том случае, если он ограничен извне, как «второй дух» капитализма эпохи расцвета государства всеобщего благосостояния.

Однако в современной версии капитализма основные пути самореализации и овладения собственной судьбой через труд и власть для большинства постепенно закрываются. Само по себе отсутствие возможности приобрести постоянную работу нарушает баланс между нередко отчуждающим трудом и гарантированно свободным от него временем досуга и самореализации. Несмотря на это, неолиберальные правительства пытаются эксплуатировать прежнюю идею «капиталистической личности», которую побуждают заниматься «самопредпринимательством». Андре Горц писал по этому поводу:

«Тотальная мобилизация личности как “человека-работника” поощряется, таким образом, и на государственном уровне. Однако успехи этой политики в борьбе с безработицей, ненадежностью существования и прерывностью трудовой занятости остаются весьма скромными. И это неудивительно: ведь главная ее цель – усилить господство капитала над трудящимся населением и внушить людям, что они сами виноваты в том, что остались без работы, более того, что рабочее место нужно им самим для самоуважения, однако они просто не умеют его заслужить»[25].

Иными словами, политика неолиберальных правительств сводится к тому, чтобы культивировать односторонние установки «человека-работника», который уже не имеет власти над собственной судьбой. Поскольку результаты такой политики скромны, капитализм начинает ощущать объективную потребность в восстановлении связи между личностью, властью и трудом, в формировании нового типа подобной связи, нового духа капитализма. Не исключено, что и этот новый дух капитализма станет порождением ответа на критику извне – например, на исходящие от прекариата требования базового дохода ради саморазвития, последовательной демократизации, а также участия в деятельности, призванной вытеснить обязательный труд по экономическому и внеэкономическому принуждению.

Пока выработка капитализмом очередного «нового духа» продолжается, для его жертв та же потребность заключается просто в отстаивании своего личного достоинства, в обретении нового самоуважения и восстановлении ощущения власти над собственной судьбой. В нынешнем случае борьба за возвращение этой власти будет поневоле происходить в искаженном с точки зрения «чистого» капитализма виде – по крайней мере до тех пор, пока не выработается новая формула связи личного начала с капитализмом или пока капитализм не погибнет. Капиталистическая личность реализуется через власть и труд, посредством которых она осуществляет контроль над своей судьбой. Поскольку возможность отчужденного, но гарантирующего сравнительно неотчужденный досуг труда исчезает, не остается иного пути отстаивания своего личного достоинства, кроме как через акцентирование властной компоненты теперь уже «урезанной» личности, лишенной возможностей самореализации в труде и творчестве. Политическая, властная грань личности выступает вперед, становясь для капитализма проблематичной в той мере, в которой она мешает апеллировать исключительно к «человеку-работнику».

Возвращаясь еще раз к системе Спинхэмленда, призрак которой пугает критиков БОД, отметим, что она вводилась в стране, где подавляющее большинство населения не имело политических прав. Поэтому люди терпели патернализм государства довольно безропотно. Их можно было распределить по фермерам и заставить работать за еду. Но БОД будет вводиться в странах, в которых политические права есть практически у всех. И тут скорее напрашивается аналогия с римским пролетариатом, который тоже получал что-то вроде базового дохода, но при этом пользовался политическими правами. Общим у прекариата с римскими пролетариями будет то, что свой БОД он будет считать чем-то принадлежащим ему по праву, а не милостью, оказанной со стороны, как это было в системе Спинхэмленда. Римский пролетариат далеко не всегда вел себя пассивно, ожидая новых подачек. Он с энтузиазмом прислушивался к речам Гракхов, активно участвовал в обычных и гражданских войнах за обещания полководцев дать ему землю и военную добычу. Так же, не исключено, будет и в современной Европе. Иными словами, критики БОД боятся не того, чего следовало бы. Они ожидают второго Спинхэмленда, а будет скорее второй кризис Римской республики.

Что это означает? Проблема «лишних людей» и умирающих классов решается с течением времени по мере сокращения тех ресурсов, которыми они еще обладают и которыми могут воспользоваться, чтобы продлить свое существование за счет получения ренты. Если речь идет о старом господствующем классе вроде феодальной аристократии, то капиталистический рынок рано или поздно вымывает из-под нее экономическую основу в виде собственности на землю. Если это трудящийся класс вроде бывших римских крестьян, то их пролетарские потомки постепенно теряют политическое значение по мере того, как политический режим Римской республики становится все более олигархическим. Применительно к сегодняшним реалиям мы тоже можем констатировать постепенное снижение политической значимости трудящихся классов. О кризисе западных демократий говорят давно, их эволюция уже пересекла черту, за которой они фактически превратились в олигархии. За этой чертой желания народов, даже если они выражены в однозначной и ультимативной форме (как это было в ходе недавнего референдума в Греции), не влияют на принятие решений, напрямую этих народов касающихся. Если вслед за Меллером Ван дер Бруком рассматривать демократию как «власть народа над своей судьбой», то на греческом примере утрата такой власти становится очевидной. В то же время последние десятилетия были отмечены ростом всевозможных второстепенных и третьестепенных «прав» и «свобод», борьба за которые ведется в парадигме феминизма, мультикультурализма, защиты разнообразных меньшинств. Сходный процесс наблюдался и в имперском Риме, когда недовольство перебоями раздач хлеба компенсировалось аналогичным образом: «римский гражданин освобождался от обязанности вступать в брак; человек, имеющий “латинское право”, получал римское гражданство; женщины – “право четырех детей”, то есть освобождение от всякой опеки»[26].

Вытесняющая дискурс демократического участия риторика второстепенных прав и свобод сулит, как и в Древнем Риме, всякого рода «освобождение». Этот дискурс уже во многом задает идеологические рамки борьбы за БОД. Она осмысливается как борьба за расширение или восстановление демократии, понимаемой и как власть народа над собственной судьбой, и как «освобождение», которое выступает условием полноценного политического участия.

«Государство, отдающее предпочтение либеральной демократии, должно обеспечить всех безусловным основным доходом. Функция либерально-демократического государства заключается в обеспечении гражданских, политических свобод и основных социально-экономических условий, культурных и материальных инфраструктурных предпосылок свободы деятельности (дискуссии) для всех»[27].

Такая трактовка либеральной демократии неустранима с тех пор, как разного рода конституционные политические режимы переросли рамки откровенных парламентских олигархий. То, что называется либеральной демократией, после Второй мировой войны было построено на социальных гарантиях для широких групп населения, которые, собственно, и создавали «предпосылки свободы деятельности (дискуссии) для всех». Теперь, по мере их свертывания, у «всех» все еще остается политический и идеологический ресурс, совершенно необходимый для легитимации современных либеральных демократий. Этим ресурсом «лишние люди» попытаются воспользоваться, чтобы как минимум остановить свертывание социального государства и демократии или как максимум построить новую версию либеральной демократии на более прочном и эгалитарном основании БОД.

Итак, в странах центра капиталистической миросистемы, который задает образцы решения проблем для всего мира, есть возможность решения проблемы «лишних людей» за счет построения рентного общества. «Лишним людям» в таком случае будет предоставлена доля технологической и научной ренты, а в целом – ренты с политического и экономического доминирования центра капиталистической миросистемы над периферией. Можно предположить, что поворот к рентному обществу будет сопровождаться доминированием в идеологической сфере какой-то версии коммунитаризма[28], окрашенного в правые или левые тона, но в равной степени нацеленного на то, чтобы занять «лишних людей» «общественными делами» и привить им представление о самоценности «общества» как такового. Средним членом общества станет рантье, участвующий в «общественно полезной работе». Поэтому нас ожидает появление многочисленных идеологических стратегий, призванных обосновать ренту или, что еще вероятней, обновление старых идеологий, которые теперь будут осмысливаться в ключе рентной проблематики. Рантье, полностью отказавшийся от преобразующей мир деятельности (а таких, вероятно, будет немало), подобно гегелевскому господину, обладает ущербным самосознанием. Но гегелевский господин знал, почему он господин: он преодолел в борьбе страх смерти и победил того, кто стал рабом. У него имелось оправдание своей ограниченности и ущербности, своей «неполноты» и отчужденности. Господин-рантье изначально отчужден, и такого оправдания у него нет. Его отчужденность не уравновешивается отчужденностью раба. Поэтому одним из вариантов поддержания своего габитуса для рантье станет поиск обоснования своей новой отчужденности – придумывание для себя «раба». Что и проявится на идеологическом уровне, приведя к рецидивам «варварства», предсказанного еще Розой Люксембург. Подобные рецидивы будут объективно обусловлены тем, что переход к рентному обществу, как и к мифическому «постиндустриальному», невозможен без эксплуатации «третьих» стран, подобно тому, как в свое время был бы невозможен переход к индустриальному обществу в колониальных странах без поддержки со стороны колоний, находящихся на аграрной стадии развития. Рентные общества, как и сегодняшние «постиндустриальные», останутся вершиной экономической пирамиды. Поэтому появятся и идеологические обоснования сохранения положения, при котором одни страны финансируют рентное общество в других, равно как и социалистическая, и разного рода популистская реакция на такие обоснования. Национализм и социализм в очередной раз сойдутся в борьбе за понимание характера желаемой «общности», и исход этой борьбы определит то, что возникнет уже после рентного общества.

[1] См., например: Джордж С. Доклад Лугано. Екатеринбург: Ультра.Культура, 2005. С. 272.

[2] «По данным статистического ведомства Евростат, каждый четвертый житель Европы в возрасте до 25 лет – безработный. Если в Германии показатель самый низкий, то настоящий кризис трудоустройства отмечается в Греции и Испании, где уровень молодежной безработицы достигает 56%» (http://indeutschland.ru/nachrichten/2013/11/16/do-2015-goda-es-napravit-...).

[3] В ОАЭ «рынок труда по-прежнему в значительной мере полагается на иностранную рабочую силу, как квалифицированную, так и неквалифицированную. Мигранты составляют около 80% населения страны. Доля трудящихся, прибывших из-за рубежа, в частном секторе, включая домашний персонал, достигает 90%» (http://hr-portal.ru/article/upravlenie-personalom-v-oae).

[4] Термин «прекариат» (от лат. precarium – опасный, рискованный, ненадежный) используется для обозначения тех групп наемных работников, которые не имеют социальных, политических, экономических гарантий занятости. – Примеч. ред.

[5] Иноземцев В.Л. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы. М.: Логос, 2000 (http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000946/st052.shtml).

[6] См.: Судьба левой идеи в постиндустриальном мире. Восьмое заседание интеллектуального клуба «Свободная мысль» (http://svom.info/entry/547-perspektivy-levoj-idei-v-postindustrialnom-mi...).

[7] Там же.

[8] Подробнее об этом см.: Давыдов Д.А., Фишман Л.Г. От капитализма к рентному обществу? // Полития. 2015. № 1. С. 39–54.

[9] Дрешер Й. Размышления по поводу основного дохода // Идея освобождающего безусловного основного дохода. [Б. м.]: BGE-Buch, 2007. C. 23. (Этот сборник статей, целиком посвященный проблематике БОД, существует только в электронном виде: http://docplayer.ru/91435-Ideya-osvobozhdayushchego-bezuslovnogo-osnovnogo-dohoda.html. – Примеч. ред.)

[10] Стэндинг Г. Прекариат: новый опасный класс. М.: Ад Маргинем Пресс, 2014. С. 306.

[11] Панфилов К. Что произойдет, если никому не нужно будет работать ради денег (http://siliconrus.com/2015/06/base-salary/).

[12] Спинхэмленд – местечко в английском графстве Беркшир, где в 1795 году на собрании мировых судей впервые было принято решение о доплатах тем местным жителям, чьи доходы оказывались ниже установленного минимума. – Примеч. ред.

[13] «Экономика (понимаемая в широком смысле слова как процесс общественного производства и воспроизводства) задает некую сетку социальных позиций. […] Затем эти позиции заполняются в зависимости от реального наличия в обществе соответствующих требованиям этих позиций людей, причем при нехватке людей с характеристиками, соответствующими требованиям определенных позиций, обладатели последних получают также “ренту за дефицитность” данного ресурса. Преодоление дефицитности и, соответственно, исчезновение этой ренты обуславливают динамику изменения положения отдельных социальных групп и позволяют прогнозировать развитие социальной структуры общества в целом в среднесрочной перспективе так же, как и появление новых рент за счет развития экономики и задаваемой ею системы позиций» (Тихонова Н.Е. Социальная структура России: теории и реальность. М.: Новый хронограф; Институт социологии РАН, 2014. С. 271–272).

[14] Манту П. Промышленная революция XVIII столетия в Англии. М.: Соцэкгиз, 1937. С. 368.

[15] Там же. С. 381.

[16] См.: Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. СПб.: Алетейя, 2002.

[17] Цит. по: www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Bukharin/bukh-00.html.

[18] Зайончковский П.А. Отмена крепостного права в России. М.: Просвещение, 1968. С. 141.

[19] Цит. по: Ранович А.Б. Первоисточники по истории раннего христианства (http://jhistory.nfurman.com/lessons10/ranovich02_10.htm).

[20] В англосаксонских странах так называют практику взаимной поддержки депутатов законодательных органов, реализуемую посредством «торговли голосами». – Примеч. ред.

[21] Скирбекк Г., Гилье Н. История философии. М.: Владос, 2003 (www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Skirb/99.php).

[22] «Однако общая для двух типов личности основа имеет различные, даже противоположные, формы проявления объективного содержания и субъективного его осознания. Для рабочего – это деятельность, посредством которой он производит отчуждение, завершая его самоотчуждением. Для буржуа – это состояние отчуждения, при котором капиталист не страждущая, а удовлетворенная сторона». См.: Гавриленко И.Н. Отчуждение личности при капитализме средствами образования и воспитания. Одесса: Вища школа, 1986 (www.psyoffice.ru/9/gavri01/txt02.html).

[23] Подробнее о трех «духах капитализма» см.: Болтански Л., Кьяпелло Э. Новый дух капитализма. М: Новое литературное обозрение, 2011. С. 56–61.

[24] Там же. С. 55.

[25] Горц А. Нематериальное. Знание, стоимость и капитал. М.: ВШЭ, 2010. С. 37–38.

[26] Сергеенко М.Е. Жизнь Древнего Рима. Очерки быта. М.; Л.: Наука, 1964 (www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Serg/03.php).

[27] Блашке Р. Свобода – либеральная демократия – безусловный основной доход // Идея освобождающего безусловного основного дохода. С. 49–50.

[28] См.: Фишман Л.Г. Либеральный консенсус: дрейф от неолиберализма к коммунитаризму // Полис. 2014. № 4. С. 152–165.

Неприкосновенный запас 2016, 2(106)

Россия > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904140


Саудовская Аравия. Иран > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904136

Леонид Исаев

«Обрадуй же их наказанием мучительным»: геополитическое соперничество Саудовской Аравии и Ирана

Леонид Маркович Исаев (р. 1987) – старший преподаватель департамента политической науки Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

[1]

Обширный раунд переговоров по Сирии, проведенный в прошлом году Сергеем Лавровым и Джоном Керри[2] и завершившийся в минувшем декабре принятием резолюции Совета безопасности ООН о положении на Ближнем Востоке, породил определенные иллюзии и надежды на умиротворение, которые, однако, оказались недолговечными. Не успел начаться новый, 2016, год, как толпы негодующих иранцев разгромили посольство и генеральное консульство Саудовской Аравии в Тегеране и Мешхеде, побудив саудовский МИД объявить о разрыве дипломатических отношений между двумя странами. Ближний Восток оказался на грани очередного конфликта между традиционными соперниками.

Вешают и громят

На первый взгляд для новой вспышки конфронтации не было особых причин. Казнь шиитского проповедника Нимра ан-Нимра, которого саудовские власти неоднократно отправляли за решетку, а с ним и нескольких десятков шиитов, бесспорно, могла вызывать претензии к саудовскому правосудию, но в целом смертные приговоры в Саудовской Аравии остаются делом, столь же обыденным, как пятикратная молитва или пятничный намаз. По данным «Amnesty International»[3], в королевстве ежегодно приводят в исполнение несколько десятков смертных приговоров, а в 2015 году, только по официальным данным, к высшей мере наказания были приговорены более полутора сотен человек, и, конечно, далеко не все были осуждены за убийство или прелюбодеяние.

«Ни одна другая страна не захочет отрубить голову молодому человеку, а потом распять его тело вверх ногами лишь за то, что он является племянником шиитского религиозного лидера. Ни одна другая страна не назначит тысячу ударов кнутом за пост в блоге на тему существования Бога. Ни одна другая страна не приговорит известного поэта к смерти по обвинению в атеизме. Многие из зверств, которые в “исламском государстве” совершают из-за их показной эффектности, в Саудовской Аравии остаются повседневной рутиной»[4].

Нет ничего необычного и в том, что недовольные политикой зарубежных государств иранские массы позволяют себе время от времени забывать о нормах международного права, оскорбляя и даже истребляя иностранных дипломатов. Россия сама сталкивалась с подобными казусами: так, в 1829 году разъяренная толпа, недовольная укрывательством русскими армян, ворвалась на территорию российской миссии в Тегеране, убив несколько десятков российских дипломатов, включая и Александра Грибоедова. Конечно, дипломатического скандала тогда избежать не удалось, но знаменитый алмаз «Шах», отправленный иранскими властями в Петербург в порядке компенсации за это преступление, позволил императору Николаю I «предать вечному забвению злополучное тегеранское происшествие»[5]. Погромы посольств оставались неотъемлемой частью иранской политической культуры и после исламской революции 1979 года: такая участь постигала в свое время и американских, и британских, и советских дипломатов[6]. Причем посольству СССР приходилось держать оборону три раза: дважды в 1980-м и единожды в 1988 году.

С аналогичными трудностями сталкивались и саудовские дипломаты, работающие в Иране. В 1987 году разгон саудовскими правоохранительными органами демонстрации иранских паломников, организованной во время хаджа в Мекку, обернулся гибелью нескольких десятков человек. Это в свою очередь спровоцировало нападение на саудовское посольство в Тегеране и, как следствие, минимизацию дипломатических отношений между этими странами. Из-за используемого алгоритма – проповедь, убийство, разгром, бойкот – та прежняя история очень похожа на нынешнюю, за исключением одного обстоятельства: помолодевшая в силу естественных причин саудовская элита под давлением сложившейся в регионе ситуации сейчас действует крайне нервозно и излишне эмоционально.

Отношения Ирана и Саудовской Аравии, безусловно, ухудшились не в одночасье. Между двумя странами еще со времен шаха существовало немало противоречий, а их стремление к региональному доминированию усиливало разногласия. Ситуация заметно изменилась после 1979 года, когда иранским руководством был взят курс на «экспорт исламской революции», который до сих пор, несмотря на постепенное его свертывание Тегераном, широко используется саудовским истеблишментом для мобилизации перед лицом персидской угрозы. С того момента две страны вступили в эпоху открытого противостояния, время от времени перемежавшегося, впрочем, краткосрочными «оттепелями». Так, в 1990 году в ходе операции «Буря в пустыне» иранцы и саудовцы вместе выступили против Саддама Хусейна, а в 2007 году президент Ирана Махмуд Ахмадинежад по приглашению короля Абдаллы посетил Эр-Рияд с широко разрекламированным официальным визитом.

Сразу после исламской революции саудовская правящая верхушка почувствовала себя в выигрышном положении. Во-первых, события 1979 года обернулись резкой конфронтацией Ирана с главным геополитическим союзником Эр-Рияда – Соединенными Штатами, что само по себе гарантировало королевству относительную защищенность в случае иранской экспансии. Кроме того, вплоть до начала «арабской весны» главным гарантом безопасности и сохранения status quo на Ближнем Востоке оставался Египет, у которого из-за признания Израиля отношения с новыми иранскими властями также не сложились. В 1981 году, после того, как одна из тегеранских улиц была названа в честь Халеда Исламбули, убившего президента Анвара ас-Садата, Каир вообще разорвал дипломатические связи с Тегераном. В целом же противостояние между Египтом и Ираном, длившаяся восемь лет изматывающая ирано-иракская война, а также международная изоляция Ирана позволяли саудовской политической элите чувствовать себя в относительной безопасности.

Весна пришла

Баланс сил в регионе нарушился после «арабской весны», когда наиболее мощным в военном и геополитическом плане странам пришлось бороться за собственное выживание. В итоге на лидирующие позиции стали претендовать новые игроки, в том числе и Саудовская Аравия. Непредсказуемость арабской политики после 2011 года требовала от Эр-Рияда немедленного реагирования на все более острые и внезапные вызовы, но дело осложнялось тем, что для Саудовской Аравии принятие на себя новой геополитической роли совпало с процессом обновления политической элиты королевства. Конечно, саудовскую внешнюю политику последних лет нельзя характеризовать как провальную. В частности, к очевидным победам Эр-Рияда можно отнести успех египетского переворота 2013 года, спонсируемого именно Саудовской Аравией. В этом отношении Эр-Рияду не только удалось переиграть Катар, умерив аппетиты маленького, но амбициозного конкурента, но и обеспечить себе, по крайней мере в краткосрочной перспективе, лояльность и поддержку со стороны Египта по всем принципиальным для королевства вопросам[7]. Другим успехом Саудовской Аравии можно считать подавление протестных настроений в Бахрейне, которое, по-видимому, заглушило протестную волну и в других монархиях Персидского залива. Наконец, даже сделанная королевством ставка на сокрушение режима Каддафи в Ливии в тактическом плане оказалась оправданной. Однако – и это огромная проблема – все перечисленное может быть перечеркнуто теми просчетами, которые королевство допустило в Йемене и Сирии, где оно попыталось открыто противостоять иранскому влиянию.

Стартовые позиции Эр-Рияда в битве за региональное лидерство были (и остаются) не слишком сильными. У Саудовской Аравии не имелось армии уровня турецкой и иранской или политического авторитета, наподобие египетского. Нет у нее и религиозного авторитета; напротив, династию ас-Саудов нередко называют «узурпатором» мусульманских святынь. В свете сказанного саудовская верхушка, не проявляя какой-то особой геополитической дерзости, решила выстраивать внешнюю политику, реагируя на шаги и инициативы Ирана. Именно арабо-иранское (или, шире, суннито-шиитское) противостояние стало тем стержнем, вокруг которого в последние годы строится вся внешнеполитическая стратегия саудовских правителей. Иран в глазах Эр-Рияда оказывается принципиальным врагом – основной угрозой не только саудовскому лидерству на Ближнем Востоке, но и самому существованию королевства. «Оправданно или нет, но Саудовская Аравия чувствует себя окруженной врагами, подчиненными Ирану: в Бахрейне, в Сирии, в Йемене и в Ираке», – отмечает в этой связи немецкий эксперт Себастьян Зонс[8].

Оказавшись в непростой для себя ситуации, Эр-Рияд взял курс на «стравливание» шиитов и суннитов, а также разжигание межконфессиональной неприязни, где роль главной «жертвы» шиитской агрессии отводилась как раз «королевству двух святынь». Главной мишенью королевства были объявлены шииты: их нужно было спровоцировать на ответные действия, которые в свою очередь позволили бы привести большую часть суннитского мира под покровительство Саудовской Аравии. В поисках идеологического обоснования нового внешнеполитического курса саудовские руководители обратились к трудам мусульманского теолога Ибн Таймийи, который в свое время оказал заметное влияние на Мухаммеда Абд аль-Ваххаба, чье учение легло в основу саудовской государственности. Ибн Таймийа славился глубокой неприязнью к шиитам, считая их предателями и лжецами. «Остерегайся шиитов, борись с ними, они лгут»[9], – так со страниц своих книг обращается он к суннитам, напоминая, что именно по вине шиитов, вступивших в преступный сговор с монголами, в XIII веке пал Багдад. Любопытно, кстати, что стратегия, очень похожая на саудовскую, не так давно была взята на вооружение отцом-основателем «исламского государства» Абу Мусабом аз-Заркави. Вот как он представлял себе войну, которую джихадисты должны вести на территории Леванта:

«Нанося удары по шиитам, по их религиозным, политическим и военным чувствительным точкам, мы тем самым спровоцируем их, чтобы они выплеснули свое бешенство, показали суннитам зубы и обнажили скрытую ненависть, которая клокочет в груди каждого из них. Если нам удастся втянуть их в религиозную войну, тем самым мы разбудим нерадивых суннитов, которые проснутся, как только почувствуют неминуемую смертельную опасность»[10].

Очевидно, что на сегодняшний день главное беспокойство Саудовской Аравии доставляют два вопроса: сирийский и йеменский. Две неоконченные революции «арабской весны», в Сирии и Йемене, спутали карты многих акторов, отстаивающих свои интересы в регионе. В 2011 году, когда Саудовская Аравия решила осудить режим Башара аль-Асада и поддержать оппозиционные силы, ее позиция выглядела вполне логичной. Бен Али уже бежал из Туниса, в Египте готовился суд над Хосни Мубараком, Муаммар Каддафи был растерзан в своем родном городе, и даже стойкий Али Абдалла Салех готовился к подписанию мирного соглашения с противниками. Казалось бы, никаких резонов в пользу устойчивости сирийского режима привести тогда было нельзя. Но Эр-Рияд ошибся. Президент Асад устоял, а изначальная бескомпромиссность саудовского руководства по сирийскому вопросу лишила королевство возможностей для какого-либо маневра в будущем. Между тем сохранение сирийского режима чревато для Эр-Рияда серьезными издержками: провал саудовской дипломатии в Сирии будет расценен в арабском мире как стратегический проигрыш Тегерану и заставит усомниться в способности Саудовской Аравии сдерживать иранскую экспансию в регионе. Иначе говоря, у королевства не остается выбора: оно вынуждено наращивать свое присутствие в Сирии.

Еще более мрачные перспективы сулит кризис в Йемене. Если сирийское поражение чревато для Саудовской Аравии лишь потерей авторитета, то йеменское фиаско угрожает самой территориальной целостности королевства, поскольку саудовские провинции Джизан и Наджран считаются в Южной Аравии исконно йеменскими землями. С самого начала антиправительственных выступлений в Сане покойный ныне король Абдалла проводил предельно взвешенную и сбалансированную политику лавирования между сторонами конфликта. В структуре йеменского общества политические лидеры оказываются лишь вершиной огромных «айсбергов», которые состоят из отдельных племен, обладающих всеми ресурсами для автономного существования и, если надо, продолжения сопротивления, невзирая на настрой их руководителей. По этой причине на протяжении нескольких месяцев 2011 года Эр-Рияд искал компромисс, который устроил бы все противоборствующие стороны. Предложенная его дипломатами формула переходного периода легла в основу подписанной в ноябре того же года в рамках Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) мирной инициативы, максимально учитывающей интересы всех заинтересованных акторов. Однако саудовское посредничество в Йемене на этом и закончилось: со временем королевство все меньше справлялось с возложенной им на себя функцией беспристрастного арбитра, втягиваясь в йеменский конфликт на стороне одного из антагонистов.

Настрой Эр-Рияда изменился после того, как йеменские правоохранительные органы – с санкции влиятельного семейства аль-Ахмаров и при молчаливом согласии временного главы государства Мансура Хади – попытались арестовать экс-президента Али Салеха. Для Саудовской Аравии в тот момент было очень важно пресечь подобные поползновения, гарантировав Салеху безопасность от уголовного преследования, как, собственно, и предусматривала инициатива ССАГПЗ, однако она не справилась с этой задачей. В результате Салеху и его окружению пришлось искать новых союзников, которыми в результате оказались хуситы. Их движению «Ансар Аллах» вряд ли удалось бы распространить в конце 2014-го – начале 2015 года свое влияние почти на всю территорию Северного Йемена, если бы не альянс с бывшим президентом, которого в свою очередь к столь неестественному союзу подтолкнула потребность в личной безопасности, игнорируемая Эр-Риядом[11]. В результате в Йемене сформировался мощный блок, не дружественный к Саудовской Аравии и, более того, как представлялось саудовскому руководству, инспирированный Ираном. Перспектива получить на своих южных рубежах, причем в обозримом будущем, поддерживаемый иранцами и откровенно враждебный режим не оставила королевству иных альтернатив, кроме начала военных действий на йеменской территории. Тем самым Саудовская Аравия увязла еще в одном затяжном конфликте с непредсказуемым финалом, причем ее опосредованным противником вновь выступил Иран.

Персы повсюду

С этого момента антииранская составляющая во внешнеполитической линии Саудовской Аравии стала не просто определяющей, но системной. Оказавшись один на один с персидской угрозой и учитывая явное стремление администрации Барака Обамы к диверсификации политических контактов на Ближнем Востоке, Эр-Рияд спешно принялся за практическую реализацию договора о совместной обороне и экономическом сотрудничестве, подписанного в рамках Лиги арабских государств (ЛАГ) в 1950 году. Первой попыткой стала выдвинутая Саудовской Аравией на саммите ЛАГ в Шарм аль-Шейхе в марте 2015 года инициатива о создании единой арабской армии, которую сразу же окрестили «арабским блоком НАТО». Однако разногласия по банальным вопросам – кому платить, кому командовать, а кому воевать – погубили эту идею. В конечном счете против «усиления иранского влияния в Йемене» саудовцам пришлось бороться собственными силами, подкрепляя их наемниками со всего земного шара, от Колумбии до Пакистана.

Очередную попытку консолидировать вокруг себя союзников в регионе Саудовская Аравия предприняла в декабре 2015 года, когда в Эр-Рияде было объявлено о создании «исламской» коалиции по борьбе с терроризмом. При этом ее ориентация на суннитские страны Ближнего и Среднего Востока, а также Северной Африки позволяла понять, что в перспективе инициаторы проекта хотели бы получить оформленный военный блок, призванный пресечь распространение иранского влияния на Ближнем Востоке. Однако к настоящему моменту отнюдь не очевидно, что Саудовской Аравии удастся добиться реального участия всех стран-членов этой коалиции в ее деятельности и, тем более, их готовности сковывать себя в будущем какими-либо обязательствами.

На сегодняшний день в распоряжении Эр-Рияда имеется единственный реально функционирующий механизм обеспечения коллективной безопасности – вооруженные силы ССАГПЗ. В марте 2011 года им даже удалось на деле доказать свою состоятельность, когда на территорию Королевства Бахрейн был введен совместный воинский контингент ССАГПЗ «Щит полуострова». В официальном заявлении бахрейнского правительства объяснялись причины, заставившие его обратиться за помощью к партнерам по Совету сотрудничества: ими стали «печальные события, которые произошли в королевстве Бахрейн, привели к нарушению его безопасности, а также безопасности его граждан и проживающих на его территории граждан других государств»[12]. В заявлении подчеркивалось, что решение «опиралось на принцип единства судьбы государств-членов ССАГПЗ и их коллективной ответственности за поддержание безопасности и стабильности, так как безопасность государств Совета сотрудничества неразделима»[13]. Одновременно король Хамад аль-Халифа прямо обвинил Иран и Сирию в том, что они «подстрекали граждан к свержению правящего режима»; по словам монарха, у него «есть неопровержимые доказательства того, что в Сирии были организованы тренировочные лагеря, где шла подготовка молодых бахрейнцев, которые должны были совершить государственный переворот»[14]. Российский востоковед Елена Мелкумян в этой связи отмечает:

«Бахрейнские власти особо акцентировали в своих заявлениях мысль о том, что действия группировок, призывавших к свержению существующего строя, были поддержаны извне, поэтому пришлось прибегнуть к помощи со стороны партнеров Бахрейна – членов ССАГПЗ»[15].

Однако успешная операция по спасению бахрейнского режима не означала, что теперь Саудовской Аравии под силу все, что она пожелает: именно это и продемонстрировала провальная военная кампания в Йемене. Неспособность королевства утвердить свой престиж посредством силовых акций заставляет его постоянно и настойчиво напоминать себе и другим об иранской (шиитской) угрозе. Образ могучего врага позволяет Эр-Рияду нейтрализовывать внутренние риски и одновременно заявлять о претензии на лидерство в арабском, а в идеале и в суннитском, мире. Тот факт, что саудовская элита ощущает собственную слабость перед лицом Тегерана, заставляет ее раздувать противоречия между двумя странами, не отказываясь и от настоящих провокаций, какой стала, например, недавняя массовая казнь шиитских проповедников. При этом Эр-Рияд ожидал крайне агрессивной реакции со стороны Ирана, рассчитывая извлечь из нее политическую выгоду. Но во всех подобных случаях важно не позволять пропагандистской войне перерасти в открытое противостояние, а это непростое дело. От саудовской элиты требуется изрядное политическое мастерство, которого ей пока явно не хватает.

Вместе с тем, у саудовской верхушки на сегодняшний день вряд ли есть иные стратегические опции. И дело не столько в ее опасении потерять авторитет в глазах ближневосточного сообщества, сколько страх перед внутренними угрозами, накопившимися за последние десятилетия в королевстве. В начале октября 2011 года саудовское руководство столкнулось с новым вызовом: в городе Аль-Авамия начались волнения шиитской молодежи, грозившие распространиться на всю Восточную провинцию. Характеризуя беспорядки, саудовская пресса предпочитала говорить о «хулиганских выходках»[16], «провокации со стороны “Аль-Каиды”»[17], «вмешательстве Тегерана, потерпевшего неудачу в Бахрейне и теряющего Сирию»[18]. Все эти версии тем не менее не могли скрыть главного: события в Аль-Авамие, ставшие самым серьезным выступлением саудовских шиитов после 1979 года, в очередной раз подтвердили «политико-конфессиональную маргинальность шиитов в саудовском государстве»[19]. Причем по мере дальнейшего подъема Ирана эта проблема будет только усугубляться.

Венценосная молодежь и «Аль-Каида»

Являясь одним из самых закрытых обществ в мире, саудовское государство предоставляет не слишком много информации, доступной прямому политическому анализу. Тем не менее опыт стран, в том числе и арабских, переживших долгое геронтократическое правление, подсказывает, что начавшаяся смена поколений во власти уже сама по себе сулит политическую нестабильность. Аравийское королевство в данном случае будет уязвимым из-за того, что за столетнюю историю его существования племенные размежевания нисколько не утратили своей значимости: они играют важнейшую роль в процессе передачи власти от старого правителя к новому.

«По сути государство держит лишь династия ас-Саудов, которая была создана благодаря крайне мудрой матримониальной политике основателя Саудовской Аравии Абд аль-Азиза ас-Сауда. Завоевывая племена, он не просто брал женщин в свой гарем – ему нужно было, чтобы каждое племя ощутило свою сопричастность к государству. Поэтому король Абд аль-Азиз ввел специфическую систему наследования. После его смерти престол отходил старшему сыну, а после смерти этого сына – не его детям, а следующему брату и так далее. Таким образом каждое племя, отрядившее в гарем Абдаллы достойную женщину, могло быть уверено в том, что их выходец когда-нибудь станет Хранителем двух святынь»[20].

Но многолетнее функционирование этой системы сегодня поставило перед саудовской элитой закономерный вопрос: кто из огромного количества внуков короля-основателя будет наследовать престол после смерти всех его сыновей? Нынешний король Салман, находящийся в преклонном возрасте и страдающий болезнью Альцгеймера, казалось бы, решил задачу: он волевым образом распределил посты наследного принца и его заместителя, которые впервые заняли люди, не являющиеся сыновьями Абд аль-Азиза. Напомним, что после добровольной отставки в апреле 2015 года Мукрина, последнего сына короля-основателя, с должности наследного принца, этот пост отошел внуку Абд аль-Азиза Мухаммеду бин Наййефу, принадлежащему к влиятельнейшему клану ас-Судайри, а пост вице-наследника достался сыну нынешнего короля Мухаммеду бин Салману. За кронпринцем и его заместителем были закреплены и важнейшие в королевстве посты глав министерств обороны, внутренних дел и общей разведки. Но при всем этом далеко не ясно, согласится ли саудовский политический класс с предложенным Салманом вариантом и после его кончины.

Еще более серьезные испытания королевству обещает «Аль-Каида», более десяти лет работающая в Саудовской Аравии. Итогом ее деятельности стали «спящие ячейки» радикальных исламистов, взаимодействующие с влиятельными религиозными деятелями и имеющие связи в государственном аппарате. В таком контексте, как справедливо отмечает российский арабист Константин Труевцев, «угроза захвата святынь Мекки и Медины и уничтожения священного камня Каабы со стороны “исламского государства” вовсе не кажется совсем уж пустым бахвальством»[21]. По его мнению, для Саудовской Аравии, как, впрочем, и для некоторых других арабских режимов, типична тактика «переключения» активности террористов со своей территории на территории других стран. Но, как показывает исторический опыт, представление о том, что террористические группировки можно всесторонне контролировать, не состоятельно: такой контроль всегда относителен и недолог. Так, поддержка, оказываемая в 2000-х годах режимом Асада сторонникам джихада в Ираке и призванная отвлечь их от вмешательства в сирийские дела, привела к тому, что Сирия, по выражению американских журналистов Майкла Вайса и Хасана Хасана, стала «магнитом, притягивающим терроризм»[22]. В этой связи Труевцев делает обоснованный вывод:

«Вряд ли стоит сомневаться в том, что, как только деятельность террористических групп в Сирии и в Ираке [и особенно в Йемене. – Л.И.] будет подорвана или существенно затруднена, они могут перебазироваться на территорию Саудовской Аравии, где для продолжения их деятельности существуют и объективные, и субъективные условия. Предлог для того, чтобы бросить вызов саудовским властям, при желании можно будет найти с легкостью: им, например, могут послужить сведения о контактах руководителей королевства с Израилем или, скажем, с Россией»[23].

К сожалению, особенностью современных конфликтов на Ближнем Востоке стало то, что они достаточно быстро трансформируются из локальных в региональные, а подчас и международные, втягивая все новых и новых игроков. Отношения между Эр-Риядом и Тегераном, как и ситуация в регионе в целом, будут в ближайшем будущем только накаляться. Соответственно, дальнейшее их обострение делает призрачными любые надежды на дипломатическое разрешение старых ближневосточных конфликтов, которыми было отмечено ирано-саудовское противостояние. И в Йемене, и в Ираке, и в Сирии аравийское королевство и исламская республика готовы пойти на все, чтобы не позволить конкуренту укрепить свое влияние. Обе страны находятся в фазе жесткой борьбы за региональное лидерство, и поражение в этом противостоянии для каждой из них может оказаться фатальным.

[1] Статья подготовлена в рамках программы фундаментальных исследований в 2016 году при поддержке Российского научного фонда (проект № 14-18-03615). В названии использована цитата из Корана (84–24) в переводе Игнатия Крачковского.

[2] Только за 2015 год главы внешнеполитических ведомств России и США встречались для обсуждения ситуации в Сирии более 20 раз.

[3] См.: Death Sentences and Executions in 2014: Report (www.amnesty.org/en/documents/act50/0001/2015/en/).

[4] The Guardian View on Saudi Arabia: Cruel Violent Punishments Won’t Bring Security (Editorial) // The Guardian. 2015. November 29 (www.theguardian.com/commentisfree/2015/nov/29/the-guardian-view-on-saudi...).

[5] Потто В.А. Кавказская война. Т. 3: Персидская война 1826–1828 гг. М.: Центрполиграф, 2007. С. 320.

[6] См.: Филин Н.А. Динамика массовых выступлений в Исламской Республике Иран (1989–2010 гг.) // Системный мониторинг глобальных и региональных рисков: арабская весна 2011 года / Под ред. А.В. Коротаева, Ю.В. Зинькиной, А.В. Ходунова. М.: Либроком, 2011. С. 334–383.

[7] О роли Саудовской Аравии в египетском перевороте 2013 года см.: Исаев Л.М., Коротаев А.В. Анатомия египетской контрреволюции // Мировая экономика и международные отношения. 2014. № 8. С. 91–100.

[8] См.: Конфликт Ирана и Саудовской Аравии: причины и последствия // Deutsche Welle. 2016. 11 января (www.dw.com/ru/конфликт-ирана-и-саудовской-аравии-причины-и-последствия/a-18968051).

[9] См.: Riedel B. The Search for Al Qaeda: Its Leadership, Ideology, and Future. Washington, D.C.: Brookings Institution Press, 2010. P. 100.

[10] Цит. по: Вайс М., Хасан Х. Исламское государство: армия террора. М.: Альпина нон-фикшн, 2016. С. 55.

[11] Подробнее о союзе между Салехом и хуситами см.: Исаев Л.М., Коротаев А.В. Йемен: неизвестная революция и международный конфликт // Мировая экономика и международные отношения. 2015. № 8. С. 71–81.

[12] Мелкумян Е.С. Противостояние между властью и оппозицией в Королевстве Бахрейн // Системный мониторинг глобальных и региональных рисков… С. 52–53.

[13] Аль-Бахрейн ту'лин исти'анатаха би-кувват «дара аль-джазира» лиль хифаз аля амн ва-ль-истикрар [Бахрейн заявил о введении сил «Щит полуострова» для поддержания безопасности и стабильности] // Аш-Шарк аль-Аусат. 2011. 15 марта (www.aawsat.com/details.asp?section=4& &issueno=11795&article=612577).

[14] King of Bahrain Insists His Forces Do Not Indulge in «Ethnic Cleansing or Genocide» as He Defends Handling of Protests // The Telegraph. 2011. December 12. (www.telegraph.co.uk/news/worldnews/middleeast/bahrain/8951979/King-of-Ba...).

[15] Цит. по: Мелкумян Е.С. Указ. соч. С. 53–54.

[16] Аль-Аф'аль аль-мушина фи-ль-Авамиййа [Хулиганские действия в Аль-Авамие] // Ар-Рияд. 2011. 6 октября (www.alriyadh.com/2011/10/06/article673015.html).

[17] Аль-Каида са'ат ли-хальк фитна та’ифиййа фи-с-Саудийя [«Аль-Каида» пыталась вызвать межконфессиональную смуту] // Аш-Шарк аль-Аусат. 2011. 4 октября (www.aawsat.com//details.asp?section=4&article=643368&issueno=11998).

[18] Масъулю ва ахали Аль-Катыф: ахдас Аль-Авамийя амаль мушин [Руководство и жители волости Аль-Катыф: события в Аль-Авамие недопустимы] // Аль-Мадина. 2011. 5 октября (www.al-madina.com/node/330835).

[19] См.: Косач Г.Г. Саудовская Аравия и Арабская весна: внутриполитическая эволюция, региональная политика и перспективы реформ // Системный мониторинг глобальных и региональных рисков… С. 302.

[20] Мирзаян Г. Конец саудовской эпохи? // Эксперт. 2016. 5 января (http://expert.ru/2016/01/5/konets-saudovskoj-epohi/).

[21] Цит. по: Гринин Л.Е., Исаев Л.М., Коротаев А.В. Революции и нестабильность на Ближнем Востоке. М.: Учитель, 2015. С. 157.

[22] Вайс М., Хасан Х. Указ. соч. С. 298.

[23] Труевцев К.М. Сирийский урок // Неприкосновенный запас. 2014. № 1(93). С. 143.

Саудовская Аравия. Иран > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904136


Австралия > СМИ, ИТ > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904132

Гордон Уэйтт

Городские фестивали

География шумихи, беспомощности и надежды

Гордон Уэйтт – профессор Университета Уоллонгона (Новый Южный Уэльс, Австралия), соавтор книги «Гомотуризм. Культура и контекст. Начала географии человека» (2006).

[1]

Введение

Начиная с 1990-х годов исследователи уделяют все большее внимание городским фестивалям, будь то «традиционные» праздничные события или тщательно организованные широкомасштабные мероприятия. Дэвид Пикар и Майк Робинсон[2] показали, сколь важна роль городских фестивалей в гуманитарной сфере. Поразительный рост их количества можно отчасти приписать тому, что фестивали – современное средство городской регенерации, которым пользуются неолиберальные власти, сочетая бизнес, игру и фантазию. Впрочем, данная затея социальной элиты – устройство городских фестивалей – не нова. Эдвард Мюир[3] писал о важной роли публичных фестивалей в консолидации гражданских идентичностей в Европе XII–XVIII веков, особенно в независимых городах-государствах, таких, как Венеция. Говоря о Европе XIX и начала XX века, Боб Джарвис[4]показал, что демонстрация богатства, националистических, военных и монархических настроений была неотъемлемой частью пышных политических торжеств эпохи «национальных возрождений», а также публичных празднеств во вновь установленной Французской республике и в революционной России. Кейт Бассетт[5] исследовал тот же период, показав, как европейская социальная элита устраивала городские фестивали искусств с целью проведения жестких социальных границ, настаивая на ценности «высоких» жанров искусства, примерами чему служат Байрейтский фестиваль 1876 года и Зальцбургский фестиваль 1920-го. В основе исследований Дэвида Лея и Криса Олдса[6], посвященных Всемирным выставкам, проходившим в Северной Америке и Европе в XIX и XX веках, лежит вопрос о фестивале как механизме социального контроля. Тем самым изучение городских фестивалей – важнейшая международная и междисциплинарная тема, имеющая исторические, культурные, экономические и политические измерения. В этой связи географы многое почерпнули из исследований фестивальной темы, проведенных философами[7], антропологами[8], экономистами[9], социологами[10], историками[11], аналитиками туризма[12], политологами[13] и градостроителями[14]. Некоторые географы смотрят на положение дел с пессимизмом; в их интерпретации спектакль современных городских фестивальных пространств – непрестанные попытки со стороны той или иной элитарной социальной группы осуществлять «социальный контроль»[15]. Следуя формуле «хлеба и зрелищ», люди, охваченные эйфорией фестивальных развлечений, словно забывают о социальной несправедливости и неравенстве. Другие ученые относятся к городским фестивальным пространствам более оптимистично[16]. Если концептуализировать социальное пространство способами, более динамическими, разнообразными, сложными, интерактивными, отработанными, при этом сочетая их, то всегда найдутся возможности для создания альтернативных реальностей, противостоящих интересам элиты.

Ниже я предлагаю краткий обзор, в котором речь пойдет о роли современных городских фестивалей в поддержании статуса того или иного места через укрепление социальной сплоченности, стимулирование местной экономики и раскрутку самой локации. Я попытаюсь поставить проблему географии городских фестивалей, сосредоточившись на трех темах, которые касаются соответственно географии шумихи, беспомощности и надежды. Я надеюсь продемонстрировать, что именно географы способны критически анализировать городские фестивали как пространственные явления; это позволяет им переходить границы, отделяющие «социальное», «политическое», «экономическое» и «культурное». Конечно, ограничиваясь этими тремя темами, я не затрагиваю многих работ, где на аналитические карты нанесены меняющиеся пространственные схемы городских фестивалей, а также выстроены модели «влияния» городских фестивалей на экономику, общество или окружающую среду (обзор таких работ см. у Дональда Гетца[17]). Не входят в настоящий обзор и такие темы: фестивали как отклик на культурные сдвиги, вызванные растущим числом диаспор; возрождение так называемых «фольклорных фестивалей» и фестивали «новой» волны, часто проводимые в негородской среде, что является реакцией на быстро происходящие социальные изменения, в том числе мероприятия, связанные с изменением климата, экономической глобализацией и правами ЛГБТ-сообществ.

Городские фестивали, территориальный маркетинг и география шумихи

Городские фестивали – явление не новое, они издавна устраиваются для продвижения идеологии элитарных социальных групп. Неотъемлемой частью этого исторического наследия является «ускоренное ведение» строительства с целью преобразовать урбанистическую среду, в чем в свою очередь передаются, отражаются и определенные факторы модерности. Франсеск Муньос[18] считает Всемирные выставки и урбанизм олимпиад очевидными примерами, показывающими, как архитектура и градостроительство применяются для передачи особого урбанистического имиджа. Всемирные ярмарки – выставки с политическим подтекстом – обсуждались уже в работах Бартона Бенедикта[19]; Морис Рош[20] вводит данный тезис применительно к олимпиадам. Есть исторические предтечи и у городских фестивалей, получивших особое одобрение властей в качестве средств территориального маркетинга, позволяющих рекламировать имидж города. Так, в послевоенном контексте Рут Макманус[21], Керсти Джеймисон[22], Тим Коулс[23] и Бернадетт Куинн[24] исследуют взаимосвязи между политикой муниципальных властей, фестивалями и международным позиционированием городов на примерах соответственно Дублина, Эдинбурга, Лейпцига и Уэксфорда. Однако, как видно из последних обзоров, городские фестивали занимают все более важное место в городской жизни[25]. Рост числа городских фестивалей не ограничивается Европой и Северной Америкой, но распространяется также на Африку, Азию, Австралию и Новую Зеландию. И все же данные перемены носят не только количественный характер. Как утверждают Тим Холл и Фил Хаббард[26], новым тут является урбанистическая политика неолиберализма, развивающаяся в контексте экономической и культурной глобализации. Современный рост городских фестивалей происходит в соответствии с изменениями в логике капитализма.

Большинство современных городских фестивалей, устраиваемых муниципальными властями, характеризуются собственной идеологией, организацией и финансовой базой. В 1980-е годы приоритеты урбанистической политики изменились: на смену «управленческому» курсу на всеобщее благосостояние (жилье, образование, соцобеспечение), описанному у Джона Мейнарда Кейнса, пришли неолиберальная экономика и то, что Дэвид Харви[27] называет «урбанистической теорией предпринимательства». Холл и Хаббард[28] объясняют эти идеологические перемены тем, что муниципальным властям потребовались меры, способные преобразовать городские пространства, ставшие «ненужными» с экономической точки зрения. Крайние формы подобных мер оправдывали предсказаниями о том, что прекращение или урезание промышленной деятельности и «бегство» людей с высоким заработком в пригороды приведут к смерти городских центров. В то же время это перераспределение началось, когда муниципальные власти вынуждены были пересмотреть виды своей регуляционной деятельности в виду сокращающихся финансовых средств, поступающих из «традиционных» местных или общенациональных налоговых источников[29]. Говоря вкратце, неолиберальная экономика подразумевает, что управление городами можно улучшить, если минимизировать государственное вмешательство и больше внимания уделять государственно-частным партнерствам, частному предпринимательству и действию рыночных сил. Эта так называемая «новая урбанистическая политика» была сосредоточена на возрождении конкурентоспособности городов путем «освобождения» частного предпринимательства с помощью мер по дерегулированию, рискованных предприятий, основанных на государственно-частных партнерствах, и финансовых мер, призванных улучшить экономические условия, включая укрепление имиджа города.

В то же время будущее городов было неразрывно связано с так называемыми «культурными индустриями». В рамках логики капитализма городские фестивали как места зрелища[30] сами превратились в рыночный экономический ресурс, позволяющий генерировать «культурный капитал», пользуясь термином Шэрон Зукин[31]. Под культурным капиталом Зукин понимает различные виды капитала, инвестируемые в «символические» практики потребления, включая рекламу, оформление и маркетинг. Впоследствии городские фестивали наряду с «фестивальными рыночными площадями», «культурными индустриями», «креативными кварталами», «креативными группами» и «креативным классом» успели войти в расхожий лексикон отчетов о градостроительстве и местной стратегии. Взятые вместе, эти стратегии стали использовать зрелище, карнавал, искусства и творческое начало, поставив те или иные специфические свойства городов в один ряд с ландшафтами потребления, а не производства.

Неолиберальный урбанизм и градоуправление, в котором основную роль играет предпринимательство, преобразовали порядок организации и финансирования городских фестивалей. Стало возможным законным образом выделять крупные государственные средства на совместное с частными партнерами спонсирование городских фестивалей, руководствуясь тем, что для обеспечения будущей надежной базы для экономики города следует полагаться на сочетание зрелищ, развлечений, творческого начала и демонстративного потребления. Как отмечает Джордж Хьюз[32], переход от менеджеристского подхода к предпринимательскому обусловил качественную перемену, при которой «праздники» и удовольствия могут входить в цели политики госсектора. Тем не менее растущая конкуренция по привлечению крупномасштабных городских фестивалей, которые обеспечивают городу-устроителю наиболее широкое освещение в СМИ (например, Олимпийских игр), зачастую означает, что ответственность за гигантские маркетинговые бюджеты переходит к заинтересованным представителям бизнеса.

Марк Гудвин[33], Фил Хаббард[34] и Джон Маккарти[35] показывают, что внутри неолиберальной шумихи вокруг урбанистических теорий предпринимательства устройство фестивалей дает городам, конкурирующим в борьбе за ограниченные и склонные к смене «места жительства» международные финансы и гипотетические рыночные преимущества. Они подразделяются как минимум на три категории: 1) символическое репозиционирование городов в мировой экономике, 2) обеспечение все более мобильного капитала для финансирования государственно-частных партнерств и 3) ограничение времени и пространства, выделяемых на игровые практики. Многие муниципальные власти оказались подчинены логике городских фестивалей как стратегии, способной создать новый образ города в «географическом воображении» жителей, граждан и иностранцев. По мере того, как города соревнуются за место, новое или утерянное, в мировой экономике, крупные городские фестивали, такие, как Кубок мира или Олимпиада, приобретают особую важность в преобразовании «символических» или «воображаемых городских ландшафтов».

Итак, столкнувшись с деиндустриализацией, города, для которых крайне важно «быть нанесенными на карту мира» с ее туристическими и инвестиционными потоками, позиционируют себя как «ворота в» или даже «сердце», «столица» или «центр» чего-либо. Чтобы успешно конкурировать со множеством разнообразных международных соперников и развлекательных объектов, требуется отчетливо выраженный местный характер. Таким образом, территориальный имидж, территориальные темы и территориальный маркетинг стали не только важны, но и обязательны для того, чтобы сделать приоритетными элементы, имеющие рыночную ценность, и скрыть противоречия. Как отмечает Крис Олдс[36], городские фестивали стали особенно важны для того, чтобы создавать имидж и переделывать идентичность крупных городов, претендующих на мировое значение, таких, как Йоханнесбург, Манчестер, Сидней и Атланта. В символическом смысле стало возможно использовать проведение Олимпиады или Всемирной выставки в качестве маркетингового инструмента, связывающего город с мировой экономикой. Следовательно, как подчеркивают Джон Бейл и Джо Сэнг[37], поясняя, почему в последнее время ведется столь упорная борьба за проведение международных спортивных фестивалей, «победа» в спорте – всегда заявка на превосходство города, нации или отдельного человека. Похожую ситуацию обсуждает Бернадетт Куинн[38], говоря о том, что назначение того или иного города Культурной столицей Европы (традиция, учрежденная в 1985 году), поначалу призванное способствовать культурному самовыражению и воспевать культурное разнообразие, теперь считается у муниципальных властей возможностью «по-быстрому» разрешить проблемы, связанные с городским имиджем.

По логике активной пропаганды городов, фестивали как «способы создания имиджа» помогают городам – независимо от их величины – обеспечить надежную финансовую базу, предоставляя администрации более широкие возможности по привлечению не только туристов и частных инвесторов, но и так называемого «обслуживающего», или «креативного», класса, в том числе работников сфер искусства, веб-дизайна, информационных технологий и медиа. Городские фестивали как механизм территориального брендинга отчасти обусловливают желание креативного класса жить или бывать в местах, которые считаются «разрекламированными», «модными», «идущими в гору», «динамичными», «живыми», «захватывающими». В число факторов «качества жизни» теперь входит и элемент карнавала. Дэвид Лей[39] назвал это стратегией «круассанов и оперы». Согласно новой урбанистической политике, в регенерации города важнейшую роль играет четко выраженная рекламная линия в территориальном маркетинге, а также сочетание объектов и фестивалей, позволяющих создать пространства потребления для состоятельных туристов и жителей.

Еще одна теоретическая выгода, проистекающая из неолиберальной политики зрелища, состоит в привлечении инвестиций государственно-частных партнерств для строительства или перестройки городских районов. Чтобы избавиться от загрязненных зон и/или приспособить вышедшую из употребления инфраструктуру, появившуюся в результате индустриализации XIX века, к нуждам «креативной экономики», нередко требуются огромные средства. Основанное на предпринимательских идеях градоуправления, преобразование загрязненных зон в образцово-показательные «зеленые» пространства зачастую требует от муниципальных властей заключения государственно-частных партнерств и создания специальных невыборных органов для координации их деятельности. Например, превращение Хоумбуша из токсичной свалки в мировую арену, где проходили состязания сиднейской Олимпиады-2000, стало воплощением неподотчетного местным жителям предпринимательского администрирования посредством создания Сиднейского управления по координации Олимпиады[40].

Наконец, помимо теоретических преимуществ – рекламы и способности привлекать глобальное воображаемое, территориальный маркетинг, связанный с городскими фестивалями, является частью попыток поддерживать чувство уникальной «местной» городской идентичности, необходимой в контексте «глобализации». Неолиберальная политика зрелища ставит во главу угла понятие о том, что городские фестивали предоставляют место и время для воспевания и утверждения коллективной идентичности. Джордж Хьюз[41] высказывает предположение, что рост числа фестивалей, устраиваемых муниципальными властями, связан с их использованием в качестве социальной стратегии, призванной бороться с чувствами «неуверенности», «бессмысленности» и «отсутствия принадлежности к месту», нередко возникающими в общественном пространстве. В эпоху быстрой экономической глобализации Энтони Гидденс[42] определяет причины растущей социальной тревожности угрозами безработицы и полного уничтожения «трущоб»; эти факторы, по его мнению, подорвали такие социально-символические системы, как родство, место, социальные группы, религия и история. Обратившись к идеологии маркетинга городов, муниципальные власти не только обеспечили платформу, позволяющую жителям заново утверждать свою идентичность, но и сумели усилить местные патриотические настроения.

Городские фестивали и география беспомощности

Географы-урбанисты, исповедующие марксистские взгляды, критиковали и продолжают критиковать ученых, которые превозносят фестивали как часть «экономики развлечений» и акцентируют потенциальную способность городских праздников обеспечивать непрерывные внутренние инвестиции. В противовес этому они указывают на противоречивые свойства фестивалей, ставших частью капиталистического рынка[43]. Результаты зачастую менее предсказуемы, чем риторика политики зрелища. Неопределенность лишь усиливается, если учесть, что сегодня эта политика является практически повсеместной стратегией городской регенерации. В Северной Америке, Европе, Австралии и Новой Зеландии, независимо от положения города в общей иерархии, нынешние муниципальные власти проводят фестивали искусств, хореографии, садоводства, кино, еды, джаза, музыки, спорта и вина.

Парадокс традиции территориальной рекламы – один из источников неопределенности. В то время, как городские фестивали опираются на идею особости места, территориальный маркетинг, как это ни забавно, предлагает на удивление схожие впечатления. По мнению некоторых ученых, сама содержательная повестка, шумиха, блеск, брендинг и массовая реклама, связанные с фестивалями, демонстрируют лишь то, что они обеспечивают стандартные и однородные впечатления[44]. Тяготеющий к эссенциализму язык территориального маркетинга устраняет различия, связанные с местом, поскольку слова «самый гостеприимный», «крупнейший» и «безопаснейший» становятся частью борьбы каждого места за инвестиции, туристов и «креативный класс». Ирония состоит в том, что городские фестивали, будучи одной из глобализированных форм культурного производства и потребления, скорее ограничивают, чем укрепляют, творческое начало. Марк Оже назвал продукт этой тенденции к утрате местного колорита словом «non-lieux» (не-место)[45].

Фестивали как пиар-кампании, переключающие внимание с насущных социальных вопросов, – тема, явно прослеживающаяся в работах многих исследователей[46]. В идеализированных образах города, предназначенных для экономики впечатлений, нет места плохо работающим транспортным системам, пробкам на дорогах и бездомным. Джон Госс считает, что фестивальный рынок – «фантасмагория капиталистического производства, свойственная переходу в воображаемый мир утопических образов и мечтаний мифического природного урбанизма»[47].

Городские фестивали, рассматриваемые как экономический инструмент городской элиты, концептуализируются как механизмы, позволяющие исключать определенных людей из «общественных» пространств или включать их туда. В пространства, порожденные планами городской регенерации, составленными в предпринимательском ключе – в них входят и городские фестивали, – широко распахнуты двери тем, кто соответствует общественным идеалам ХХI века: потребителям или производителям – новому обслуживающему, или креативному, классу. Люди, исключенные из фестивальных пространств, – те, кому нет места в общественном пространстве, формат которого определен неолиберальной этикой: бедняки, бездомные, уличные работники секс-индустрии, хулиганы и политические активисты. Если городские фестивали порой способствуют оживлению центральных городских районов, превращению их в тематические места досуга экономики впечатлений, то принадлежность к этим якобы «публичным» городским пространствам определяется прежде всего покупательной способностью[48].

Гламур, имидж и эстетика городов не оправдывают отсутствия демократического публичного пространства и помогают скрывать неравенство, обусловленное законами и городским планированием, через расширение контроля со стороны частного сектора как раз над этими пространствами. Как подчеркивают Кевин Данн и Полин Макгирк[49], устройство масштабных городских фестивалей не только приносит крупные суммы денег и большое количество туристов, но и устанавливает крайне сжатые сроки, позволяющие игнорировать нормальные процессы планирования, а также отмахиваться от социальной критики как противоречащей местным и национальным интересам. Во время подачи заявок на проведение Олимпиады-2000 любые случаи общественной критики и политического активизма либо подавлялись, либо оставались без внимания, чему способствовал предпринимательский процесс планирования и связанное с ним уменьшение ответственности, открытости и общественного участия. Союз местных СМИ с Сиднейским комитетом по олимпийским заявкам, а позже, когда решение было принято, Сиднейским олимпийским оргкомитетом, говорит о том, что освещение любых неоднозначных аспектов Олимпиады, возможно, стало жертвой компромиссов. Самый важный момент, вероятно, состоит в том, что в 1992 году механизм планирования, делавший необходимым общественное участие, устранили, сделав исключение из этого обязательного правила для всех «специальных» или «особо важных» олимпийских объектов. Ясно, что законные общественные интересы были определены как интересы одних лишь организаторов Олимпиады. Таким образом, фестивальные пространства, предпосылкой создания которых является местный патриотизм, демонстрируют, что подобный патриотизм предназначен лишь для избранного меньшинства, обладающего средствами, а «низшие классы» при этом остаются брошенными на произвол судьбы.

Особое внимание в литературе уделяется роли фестивалей в регенерации Глазго, в ходе которой город из пришедшего в упадок центра судостроения превратился в Культурную столицу Европы 1990 года. На фоне быстрой деградации промышленной базы Глазго город переделали посредством мероприятий, включавших в себя Фестиваль садоводства (1988) и фестиваль «Макинтош» (2006). Медийные комментаторы[50] и местные турагентства[51] превозносят этот новый имидж. На вебсайте туристического совета Глазго и долины Клайда говорится о том, что город «богат на события и впечатления», и далее дается объяснение:

«Для каждого посетителя Глазго и долины Клайда, будь то любитель дискотек, концертов, оперы, театра или хореографии, город окажется богат на события и впечатления. Когда бы вы ни приехали сюда, вас круглый год ждут представления, фестивали и развлечения»[52].

Язык туристического совета явно указывает на то, что фестивальные пространства используются в духе той самой стратегии «круассанов и оперы». Официозному образу «нового Глазго», созданному советом, противоречит работа Майкла Бойла и Джорджа Хьюза[53], где критикуется процесс городской перестройки, завязанный на специальные мероприятия, при котором остаются забытыми застарелые социальные проблемы. Ронан Пэддисон[54] ставит под сомнение вопрос уверенности в том, что культурное преображение Глазго имеет какое-либо отношение к социально неблагополучным и географически маргинализированным группам населения. Похожая критика в связи с получением Глазго статуса Культурной столицы Европы (1990) предлагается у Беатрис Гарсии[55] и Джона Маклэя[56]. Кроме того, Гордон Маклауд[57] обнажает географическую картину, связанную с выселением бездомных из центра города, установкой камер видеонаблюдения, надзором за уличными работниками секс-индустрии и арестами «агрессивных нищих».

Городские фестивали и география надежды

Может показаться, что современные пространства городских фестивалей усиливают, а не подрывают нормы гегемонии. В пространствах, санкционированных политической властью, чувства принадлежности, свободы и эйфории, ассоциируемые с мероприятием, казалось бы, идут вразрез с идеей фестиваля как места нарушения правил. И все-таки нельзя сказать, что трансгрессивные качества городских фестивалей утеряны окончательно. Городские фестивали по-прежнему преображают пространства городов. Там на время приостанавливается повседневная жизнь, размываются границы между частным и общественным, зрителем и участником, внутренним и внешним, и при этом создается пространство, которое Виктор Тёрнер[58] назвал лиминальным. Как следствие этого некоторые географы начали переосмысливать фестивали как потенциальные места волнений. С этих позиций городские фестивали можно концептуализировать как места борьбы, преодоления и надежды. Крайне важное предположение состоит в том, что городские фестивали предлагают творческие возможности, временно «подвешивая» социальные отношения и поддерживая игровую практику, способную поставить под сомнение устоявшуюся географию.

Географы-феминисты говорили о том, что принципы идентичности не могут действовать вне контекста места[59]. Класс, гендер, возраст, этническая принадлежность и сексуальная ориентация крепко связаны с определенными местами, в которых живут люди. Следовательно, имеется множество соревнующихся друг с другом представлений о мире и противоречивых требований городской жизни. Реакция на фестивали включает в себя крайне сложные вопросы, учитывая плюрализм городской социальной жизни, порожденный пересечением места с такими признаками идентичности, как класс, гендер, возраст, этническая принадлежность и сексуальная ориентация. Иными словами, фестивальную площадку можно оспоривать и разрушать с помощью различных видов индивидуального восприятия и понимания места. Однако именно это разнообразие само по себе записывается в перечень причин, в силу которых общественное противостояние проведению городских фестивалей зачастую остается неуслышанным. Голоса оппозиции многообразны, поэтому им еще требуется объединиться, чтобы произвести реальные социальные перемены. Если современные городские фестивали связаны меняющимися экономическими отношениями, то в круге многообразных национальных, гендерных, этнических и классовых идентичностей, согласуемых внутри и отражаемых посредством фестивального времени-пространства, у фестивалей по-прежнему имеются возможности для того, чтобы инициировать социальные перемены и одновременно реинтерпретировать привычную социальную географию.

Например, Крис Гибсон и Дебора Дэвидсон[60] демонстрируют противоречие между пониманием местными жителями Тэмуортского фестиваля музыки кантри[61] и представлениями о фестивалях как о силе, угнетающей наименее обеспеченных. Этот фестиваль является образцом мероприятия, сосредоточенного на туризме, где превалируют деловые интересы. Тем не менее многие местные жители положительно реагируют на то, что этот районный центр называют австралийской «столицей кантри». Гибсон и Дэвидсон показывают, что наименее обеспеченные местные жители при этом не страдают – напротив, именно те, кто не принадлежит к «белым воротничкам», с готовностью принимают новую идентичность «столицы кантри». Так корпоративные спонсоры фестиваля черпают идеи в понятии «кантри», определяемом белой, гетеронормативной маскулинностью, главенствующей в австралийском национализме. При этом именно наименее обеспеченные жители проявили наименьшее сопротивление новым маркетинговым образам города, несмотря на негативные коннотации с «деревенщиной», «неотесанностью» и простонародным местным выговором. Горсовет Тэмуорта, напротив, менее уверенно реагировал на то, что фестиваль превратил город в «столицу кантри». В 2001 году местный совет по туризму приглашал посетителей окунуться в «космополитический кантри», подразумевая под этим нечто более утонченное.

Есть обнадеживающие примеры того, какой потенциал заложен в городских фестивалях – площадках, откуда можно вести радикальную критику неравенства в городах юго-восточной Азии[62]. Городские фестивали были и остаются неотъемлемой частью того, что называют «урбанистическим моделированием»[63]. По мере того, как муниципальные власти переопределяют города в рамках своих официальных представлений, обусловленных идеями креативной экономики, идет весьма избирательный процесс припоминания и забывания. И все-таки эти дискурсы могут стать объектами непредсказуемой интерпретации, пародии или сопротивления. Стоит упомянуть тактику оппозиции в Сингапуре, Куала-Лумпуре и Джакарте: в каждом случае по-разному проявляющееся сопротивление направлено на планы муниципальных властей переделать город по образцу «международного города культуры». Так, в Сингапуре местные драматурги придумали новый термин – «международный город заимствованных искусств» – в противовес планам сингапурской администрации представить Сингапур как «международный город искусств».

Похожие сюжеты связаны с южно-корейским городом Кванджу[64]. Пускай те, кто занимается маркетингом города, используют господствующие сценарии с целью породить коллективный отклик – их решения не окончательны: союзы, заключенные между представляющими широкую общественность местными художниками, сумели противостоять попытке муниципальных властей забыть о восстании 18 мая 1980 года, жестоко подавленном правительством Чон Ду Хвана (1980–1987). В 1995 году, проводя в жизнь политику зрелища, власти Кванджу объявили о проведении арт-биеннале, желая превратить «город сопротивления» в «город искусств». Тогда же местные художники в противовес организовали фестиваль искусств, желая подвергнуть критике отрицание официальными властями событий, которые остаются важнейшими для самоидентификации многих жителей Кванджу. В произведениях искусства, представленных на альтернативном фестивале, авторы не замалчивали жестоких примеров прошлого, но пытались побудить людей задуматься о восстании. Успех этого фестиваля преобразовал и организацию основного мероприятия. С 1997 года биеннале стало механизмом, позволяющим рекламировать Кванджу как «город искусств», и одновременно механизмом надежды для его жителей, пытающихся переоценить его неспокойную историю или примириться с ней.

Надежда также является центральной темой праздников, организуемых маргинализированными социальными группами. Они возникают, когда публичные пространства открывают для радикальных переделок. Например, фестивали, посвященные негетеронормативным сексуальным ориентациям, поначалу перекликаются с признанием и надеждой. Так, «разрешенная нагота», «лесбиянки на велосипедах», «марш мальчиков», демонстрации привязанности и любви в гомосексуальной среде на сиднейском гей-параде Марди Гра по-прежнему дают возможность нарушать официальные правила, социальные и моральные кодексы. В самом деле, «развлечения», ассоциируемые с возможностями отклониться от негетеронормативных сексуальных ориентаций, стали неотъемлемой частью некоторых кампаний по развитию туризма в городах, нацеленных как на гетеросексуальных, так и на прочих туристов (потребителей). В фестивальных нарушениях «разрешено» участвовать всем.

Однако существует и ряд исследований, подчеркивающих последствия, возникающие, когда фестивали, посвященные негетеронормативной сексуальной ориентации, вводятся муниципальными властями в неолиберальные экономические стратегии, направленные на то, чтобы представить города в новом свете – как «места сексуально привлекательные». Например, организация «Маркетинг Манчестер» превратила мероприятия в так называемой «гомосексуальной деревне» – включая ежегодный парад Марди Гра – в неотъемлемую часть пространственной реорганизации Манчестера, призванную превратить его из руины английской индустрии в «модный», динамичный, космополитичный европейский центр[65]. В Чикаго маркетинг одного из районов, известного под названием «город мальчиков», строится вокруг создаваемого образа «гомосексуальной деревни»[66].

Гомосексуально ориентированная реклама, производимая муниципальными властями и охватывающая пространства ЛГБТ-фестивалей, как правило, изображает негетеросексуальное желание в искаженном виде. Она демонстрируют, как исключение негетеросексуальных идентичностей осуществляется в наши дни посредством механизмов неолиберального управления и капитализма. Приятно видеть, что в мейнстримовой рекламе фигурируют негетеросексуальные пары и мероприятия, однако те, кого изображают желанными гостями на празднике, обычно являются группой избранных – гомонормативной группой. Это состоятельные потребители, в большинстве своем белые, следящие за собой и обычно не особенно молодые мужчины-гомосексуалы. Но каким бы «прогрессивным» ни был негетеросексуальный капитал, он не вносит большого вклада в дело подрыва других структур угнетения, включая патриархию[67]. Следовательно, гомосексуально ориентированный маркетинг фестивалей, посвященных негетеронормативной ориентации, плохо приспособлен для интерпретации мейнстримовых, господствующих конструкций негетеросексуальных идентичностей. Действительно, гомосексуально ориентированный маркетинг – пример инструмента, с помощью которого негетеронормативную сексуальность силком вгоняют в «приемлемые» типы поведения внутри гомосексуальной нации. Лучший пример нормализации гомосексуального образа жизни неолиберальным государством – гомосексуально ориентированный маркетинг, с помощью которого муниципальные власти апроприируют гей-фестивали. Репрезентации, распространяемые в текстах, написанных специалистами по гомосексуально ориентированному маркетингу и получивших государственное одобрение, не предлагают почти никаких шагов в сторону диверсификации и демократизации городских пространств в неолиберальном городе. Они обращают наше внимание на гендерные и классовые свойства географии надежды, возникающие, когда муниципальные власти устраивают фестивали негетеросексуальных идентичностей.

Заключение

«Давайте устроим фестиваль!» – таков призывный лозунг многих муниципальных властей, ухватившихся за предпринимательские стратегии градоуправления и идеи «креативной экономики» в качестве инструментов, позволяющих работать и с социальным отчуждением, и с экономическим упадком центров городов. Выше я попытался проследить траекторию в разновидности географического мышления, которое складывается на фоне этой новой формы градоуправления. Многие исследователи провели значительную работу, в ходе которой проанализировали «экономический эффект» фестивалей и способы «управления мероприятиями»; однако не менее важно понимать неолиберальные идеологии, из которых эта работа нередко произрастает. Подходы, нацеленные на образ будущего, заложенный в неолиберальные экономические идеологии, включая «фестивальные места» и «креативные города», не отличаются глубоким пониманием того, что именно происходит во время фестивалей.

Особое критическое внимание было обращено на конкретные последствия для социальных и гражданских идентичностей, вызванные материальными и репрезентационными измерениями городских фестивальных пространств. Городской фестиваль, нацеленный на регулирование социального воспроизводства, становится механизмом, с помощью которого государство может встраивать в городские пространства определенный «моральный порядок», укореняя в них нормативные правила социальной привлекательности, непривлекательности и гражданства в переделанном «фестивальном городе».

Важнейшие результаты, внесшие вклад в переосмысление социального влияния городских фестивалей, были получены социальными географами-постструктуралистами, феминистами и представителями других школ, которые целиком исходят из того, что субъективность человека – включая его этническое происхождение, сексуальную ориентацию, возраст, класс и гендер – не может существовать вне пространства: она всегда привязана к месту. Если переосмысливать фестивали как пространства текучести и движения, то различия в местных особенностях занятости и этническом происхождении населения крайне важны для понимания социального влияния фестивалей – понимания того, как пересматривается, формируется и переформировывается чувство принадлежности или его отсутствия. Городские фестивали могут лишить место его специфики, превратив его в туристическую достопримечательность, но одновременно они концептуализируются как явления, дающие возможность для рефлексивного действия и радикальной критики маргинализации, отчуждения и социального игнорирования.

Сокращенный перевод с английского Анны Асланян

[1] © Waitt G. Urban Festivals: Geographies of Hype, Helplessness and Hope // Geography Compass. 2008. Vol. 2. № 2. P. 513–537. © 2008 Blackwell Publishing Ltd.

[2] Picard D., Robinson M. Remaking Worlds: Festivals, Tourism and Change // Idem (Eds.). Festivals, Tourism and Change: Remaking Worlds. Clevedon, UK: Channel View Publications, 2006. P. 1–31.

[3] Muir E. Ritual in Early Modern Europe. Cambridge: Cambridge University Press, 1997.

[4] Jarvis B. Transitory Topographies: Places, Events, Promotions and Propaganda // Gold J.R., Ward S.V. (Eds.). Place Promotion, the Use of Publicity and Marketing to Sell Towns and Regions. Chichester, UK: John Wiley & Sons, 1994. P. 161–194.

[5] Bassett K. Urban Cultural Strategies and Urban Regeneration: A Case Study and Critique // Environment and Planning A. 1993. Vol. 25. № 12. P. 1773–1788.

[6] Ley D., Olds K. World’s Fairs and the Culture of Consumption in the Contemporary City // Anderson K., Gale F. (Eds.). Inventing Places. Melbourne: Longman Cheshire, 1992. P. 178–193.

[7] Bakhtin M. Rabelais and His World. Bloomington, IN: Indiana University Press, 1984.

[8] Handleman D. Models and Mirrors: Towards an Anthropology of Public Events. New York: Cambridge University Press, 1990; Rutheiser C. Imagineering Atlanta. New York: Verso, 1996; Turner V. (Ed.). Celebration: Studies in Festivity and Ritual. Washington, DC: Smithsonian Press, 1982; Idem. The Anthropology of Performance. New York: PAJ Publications, 1988.

[9] Kolb B. Tourism Marketing for Cities and Towns: Using Branding and Events to Attract Tourists. Amsterdam: Elsevier, 2006; Poon A. Tourism, Technology and Competitive Strategies. Wallingford, UK: C.A.B International, 1993.

[10] Auguet R. Festivals and Celebrations. London: Collins, 1975; Debord G. The Society of the Spectacle. New York: Nicholson-Smith Zone Books, 1994; Gotham K.F. Theorizing Urban Spectacle: Festivals, Tourism and the Transformation of Urban Space // City. 2005. Vol. 9. № 2. P. 225–242; Gottdiener M. The Theming of America: Dreams, Visions and Commercial Spaces. Boulder, CO: Westview Press, 1997; Hillier H. Mega-Events, Urban Boosterism and Growth Strategies: An Analysis of the Objectives and Legitimations of the Cape Town 2004 Olympic Bid // International Journal of Urban and Regional Research. 2000. Vol. 24. № 2. P. 439–458; Lenskyj H. Best Olympics Ever? Social Impacts of Sydney 2000. New York: SUNY, 2002; Silk M. «Bangsa Malaysia»: Global Sport, the City and the Mediated Refurbishments of Local Identities // Media, Culture and Society. 2002. Vol. 24. № 6. P. 775–794.

[11] Humphreys C. The Politics of Carnival: Festive Misrule in Medieval England. Manchester, UK: Manchester University Press, 2001.

[12] Bramwell B. Strategic Planning before and after a Mega-Event // Tourism Management. 1997. Vol. 18. № 3. P. 167–176; Getz D. Festivals, Special Events and Tourism. New York: Van Nostrand Reinhold, 1991; Idem. Event Management and Event Tourism. Elmsford, NY: Cognizant Communications, 1997; Hall C.M. Hallmark Tourist Events: Impacts, Management and Planning. London: Belhaven Press, 1992; Idem. Mega-Events and Their Legacies // Murphy P. (Ed.). Quality Management in Urban Tourism. Chichester, UK: Wiley, 1997. P. 75–87; Prentice R., Andersen V. Festival as Creative Destination // Annals of Tourism Research. 2003. Vol. 30. № 1. P. 7–30; Stevenson D. Olympic Arts: Sydney 2000 and the Cultural Olympiad // International Review for the Sociology of Sport. 1997. Vol. 32. № 3. P. 277–238.

[13] Andranovitch G., Burbank M.J., Heying C.H. Olympic Cities: Lesions from Mega-Events Politics // Journal of Urban Affairs. 2001. Vol. 23. № 2. P. 113–131; Paul D.E. The Local Politics of «Going Global»: Making and Unmaking Minneapolis as a World City // Urban Studies. 2005. Vol. 42. № 12. P. 2103–2122.

[14] Dovey K., Sandercock L. Hype and Hope: Imagining Melbourne’s Docklands // City. 2002. Vol. 6. № 1. P. 83–101; Sandercock L. Towards Cosmopolis. Chichester, UK: John Wiley & Sons, 1998.

[15] Harvey D. The Conditions of Postmodernity. New York: Free Press, 1989; Idem. From Managerialism to Entrepreneurialism: The Transformation in Urban Governance in Late Capitalism // Geografiska Annaler Series B: Human Geography. 1989. Vol. 71. № 1. P. 3–17; Huxley M., Kerkin K. What Price the Bicentennial? A Political Economy of Darling Harbour // Transition. 1988. Spring. P. 57–64.

[16] Boyle M. Civic Boosterism in the Politics of Local Economic Development – «Institutional Positions» and «Strategic Orientations» in the Consumption of Hallmark Events // Environment and Planning A. 1997. Vol. 29. № 11. P. 1975–1997; Warren S. Popular Cultural Practices in the «Postmodern City» // Urban Geography. 1996. Vol. 17. № 6. P. 545–567.

[17] Getz D. Geographic Perspectives on Event Tourism // Lew A.A., Hall C.M., Williams A.M. (Eds.). A Companion to Tourism. Oxford, UK: Blackwell Publishing, 2004. P. 410–422.

[18] Muñoz F. Olympic Urbanism and Olympic Villages: Planning Strategies in Olympic Host Cities, London 1908 to London 2012 // Sociological Review. 2006. Vol. 54. Issue Supplement s2. P. 175–187.

[19] Benedict B. The Anthropology of World Fairs: San Francisco’s Panama Pacific International Exposition of 1915. London: Scholar Press, 1983.

[20] Roche M. Mega-Events: Olympics and Expos in the Growth of Global Culture. London: Routledge, 2000.

[21] McManus R. Dublin’s Changing Tourism Geography // Irish Geography. 2001. Vol. 34. № 2. P. 103–123.

[22] Jamieson K. Edinburgh: The Festival Gaze and Its Boundaries // Space and Culture. 2004. Vol. 7. № 1. P. 64–75 (см. перевод данной статьи в этом номере «НЗ». – Примеч. ред.).

[23] Coles T. Urban Tourism, Place Promotion and Economic Restructuring: The Case of Post-Socialist Leipzig // Tourism Geographies. 2003. Vol. 5. № 2. P. 190–210.

[24] Quinn B. Symbols, Practices and Mythmaking: Cultural Perspectives on the Wexford Festival Opera // Tourism Geographies. 2003. Vol. 5. № 3. P. 329–349.

[25] Horne J., Manzenreiter W. An Introduction to the Sociology of Sports Mega-Events // Sociological Review. 2006. Vol. 54. Issue Supplement s2. P. 1–24; Quinn B. Arts Festivals and the City // Urban Studies. 2005. Vol. 41. № 5/6. P. 927–942.

[26] Hall T., Hubbard P. The Entrepreneurial City: New Urban Politics, New Urban Geographies // Progress in Human Geography. 1996. Vol. 20. № 2. P. 153–174.

[27] Harvey D. From Managerialism to Entrepreneurialism... P. 3–17.

[28] Hall T., Hubbard P. Op. cit.

[29] Harvey D. The Conditions of Postmodernity.

[30] Мы переводим термин Ги Дебора «spectacle» как «зрелище», а не «спектакль». – Примеч. перев.

[31] Zukin S. Socio-Spatial Prototypes of a New Organization of Consumption: The Role of Real Cultural Capital // Sociology. 1990. Vol. 24. № 1. P. 38.

[32] Hughes G. Urban Revitalisation: The Use of Festive Time Strategies // Leisure Studies. 1999. Vol. 18. № 2. P. 119–135.

[33] Goodwin M. The City as Commodity: The Contested Spaces of Urban Development // Kearns G., Philo C. (Eds.). Selling Places: The City as Cultural Capital, Past and Present. Oxford, UK: Pergamon Press, 1993. P. 145–162.

[34] Hubbard P. Urban Design and City Regeneration: Social Representations of Entrepreneurial Landscapes // Urban Studies. 1996. Vol. 33. № 8. P. 1441–1461.

[35] McCarthy J. Entertainment-Led Regeneration: The Case of Detroit // Cities. 2002. Vol. 19. № 2. P. 105–111.

[36] Olds K. Globalisation and the Production of New Urban Spaces: Pacific Rim Mega-Projects in the Late Twentieth Century // Environment and Planning A. 1995. Vol. 27. № 11. P. 1713–1743.

[37] Bale J., Sang J. Kenyan Running: Movement, Culture, Geography and Global Change. London: Frank Cass, 1996.

[38] Quinn B. Arts Festivals... P. 927–942.

[39] Ley D. The New Middle Class and the Remaking of the Central City. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1996, P. 9.

[40] Chalkley B., Essex S. Sydney 2000: The «Green Games»? // Geography. 1999. Vol. 84. № 4. P. 299–307; Waitt G. The «Green» Games Sydney 2000 Played // Nauright J., Schimmel K.S. (Eds.). The Political Economy of Sport. Basingstoke, UK: Palgrave Macmillan, 2005. P. 183–207.

[41] Hughes G. Urban Revitalisation... P. 119–135.

[42] Giddens A. The Consequences of Modernity. Cambridge, UK: Polity Press, 1990.

[43] Cochrane A., Peck J., Tickell A. Manchester Plays Games: Exploring the Local Politics of Globalisation // Urban Studies. 1996. Vol. 33. № 8. P. 1319–1336.

[44] Britton S. Tourism, Capital, and Place: Towards a Critical Geography of Tourism // Environment and Planning D: Society and Space. 1991. Vol. 9. № 4. P. 451–478; Fainstein S., Judd D.R. (Eds.). The Tourist City. New Haven; London: Yale University Press, 1999; Gottdiener M. (Ed.). New Forms of Consumption: Consumers, Culture, and Commodification. Lanham, MA: Rowman and Littlefield, 2000; Urry J. Consumption Places. London: Routledge, 1995.

[45] Auge M. Non-lieux: Introduction à une anthropologie de la surmodernité. Paris: Seuil, 1995.

[46] Kearns G., Philo C. (Eds.). Op. cit.; Goss J. Disquiet on the Waterfront: Reflections on Nostalgia and Utopia in the Urban Archetypes of Festival Market Places // Urban Geography. 1996. Vol. 17. № 3. P. 221–247; Dunn K.M., McGuirk P.M. Hallmark events // Cashman R., Hughes A. (Eds.). Staging the Olympics: The Event and its Impact. Randwick: University of New South Wales Press, 1999. P. 18–34; Waitt G. Playing Games with Sydney: Marketing Sydney for the 2000 Olympics // Urban Studies. Vol. 36. № 7. P. 1055–1077; Evans G. Hard-Branding the Cultural City – from Pardo to Prada // International Journal of Urban and Regional Research. 2003. Vol. 27. № 2. P. 417–440.

[47] Goss J. Op. cit. P. 240.

[48] Harvey D. Spaces of Hope. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2000; Katz C. Hiding the Target: Social Reproduction in the Privatised Urban Environment // Minca C. (Ed.). Postmodern Geography: Theory and Praxis. Oxford, UK: Blackwell, 2001. P. 92–110; Mitchell D. The End of Public Space? People’s Park, Definitions of the Public, and Democracy // Annals of the Association of American Geographers. 1995. Vol. 85. № 1. P. 108–133; Smith N. Giuliani Time: The Revanchist 1990s // Social Text. 1998. Vol. 57. № 1. P. 1–20.

[49] Dunn K.M., McGuirk P.M. Op. cit.

[50] Ryan M. Boosts Continue from Culture Win // BBC. 2002. October 30 (http://news.bbc.co.uk/2/hi/uk_news/2375339.stm).

[51] Greater Glasgow and Clyde Valley Tourist Board, Facts and Figures (www.seeglasgow.com).

[52] Ibid.

[53] Boyle M., Hughes G. The Politics of the Representation of «the Real»: Discourses from the Left on Glasgow’s Role as European City of Culture // Area. 1990. Vol. 23. № 3. P. 217–228.

[54] Paddison R. City Marketing: Image Reconstruction and Urban Regeneration // Urban Studies. 1993. Vol. 30. № 2. P. 339–350.

[55] García B. Urban Regeneration, Arts Programming and Major Events: Glasgow 1990, Sydney 2000, Barcelona 2004 // International Journal of Cultural Policy. 2004. Vol. 10. № 1. P. 103–118.

[56] McLay J.F. The Reckoning: Public Loss, Private Gain (Beyond the Cultural City Rip off). Glasgow: Clydeside Press, 1990.

[57] MacLeod G. From Urban Entrepreneurialism to a «Revanchist City»? On the Spatial Injustices of Glasgow’s Renaissance // Antipode. 2002. Vol. 34. № 3. P. 602–624.

[58] Turner V. The Anthropology of Performance. New York: PAJ Publications, 1988.

[59] Rose G. Performing Space // Massey D., Allen J., Sarre P. (Eds.). Human Geography Today. Cambridge, UK: Polity Press, 1999. P. 247–259.

[60] Gibson C., Davidson D. Tamworth, Australia’s «Country Music Capital»: Place Marketing, Rurality, and Resident Reactions // Journal of Rural Studies. 2004. Vol. 20. № 4. P. 387–404.

[61] Тэмуорт – город в Австралии, который называют «столицей австралийской кантри-музыки». – Примеч. перев.

[62] Kong L., Yeoh B.S.A. The Politics of Landscape in Singapore: Constructions of «Nation». Syracuse, NY: Syracuse University Press, 2003; Lee Y.S., Yeoh B.S.A. Introduction: Globalization and the Politics of Forgetting // Urban Studies. 2004. Vol. 41. № 12. P. 2295–2301; Yeoh B.S.A. The Global Cultural City? Spatial Imagineering and Politics in the (Multi)cultural Marketplaces of South-East Asia // Urban Studies. 2005. Vol. 42. № 5/6. P. 943–958.

[63] Yeoh B.S.A. Op. cit. P. 955.

[64] Shin H.R. Cultural Festivals and Regional Identities in South Korea // Environment and Planning D: Society and Space. 2004. Vol. 22. № 4. P. 619–632.

[65] Binnie J. Quartering Sexualities: Gay Villages and Sexual Citizenship // Bell D., Jaynes M. (Eds.). City of Quarters: Urban Villages in the Contemporary City. Aldershot, UK: Ashgate, 2004. P. 163–172.

[66] Reed C. We’re from Oz: Marking Ethnic and Sexual Identity in Chicago // Environment and Planning D: Society and Space. 2003. Vol. 21. № 4. P. 425–440.

[67] Knopp L. Sexuality and Urban Space: A Framework for Analysis // Bell D., Valentine G. (Eds.). Mapping Desire: Geographies of Sexualities. London: Routledge, 1995. P. 149–164.

Неприкосновенный запас 2016, 2(106)

Австралия > СМИ, ИТ > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904132


Великобритания > СМИ, ИТ > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904131

Керсти Джеймисон

Эдинбург. Фестивальный взгляд и его пределы

Керсти Джеймисон – преподаватель Университета Напьер в Эдинбурге, участвовала в разработке программ и организации многих Эдинбургских фестивалей.

[1]

Фестивальный сезон – толчея, переполненные бары и многоязыкая разноголосица. Хаотическая атмосфера и масштаб «Эдинбурга – города фестивалей» начинают ощущаться уже в конце июля, когда стартует Эдинбургский международный фестиваль джаза и блюза, за которым следуют Эдинбургский фестиваль «Фриндж», Эдинбургский международный книжный фестиваль, Эдинбургский международный кинофестиваль, Эдинбургский фестиваль военной музыки, Эдинбургский фестиваль татуировок, Эдинбургский международный фестиваль и Эдинбургский международный телефестиваль при поддержке газеты «Guardian». В течение шести недель на улицах кипит жизнь, привлекая туристов, исполнителей и местных жителей в центр города, где различия во внешности, языке и поведении становятся нормой социальной жизни.

Тысячи профессиональных исполнителей в пышных костюмах шумно развлекают толпу, и благопристойность, обычно свойственная этому городу, исчезает. Эдинбург смущенно принимает роль «Города фестивалей». Во время фестивального сезона спонтанная игра – но в определенных рамках – составляет контраст с обычной повседневной жизнью; она происходит у всех на глазах, но в специально отведенном для этого месте. Главная улица, мощенная брусчаткой, усыпана пестрыми флаерами, сулящими новые, интересные театральные представления. Средневековую часть города покрывают эстрады, где профессиональные уличные исполнители веселят публику, хохочут, перемещаясь и разыгрывая то тут то там представления, нанося на карту Эдинбурга знаки своего присутствия. Туристам, сидящим в кафе и наблюдающим, как перед ними разворачивается традиционный умеренно богемный фестиваль, раздают фестивальные программки. Для большинства посетителей это первое знакомство с возможностью фестивального «взгляда» на город.

Но по ту сторону оживленных уличных сцен становится ясно, что этот взгляд формируется заинтересованными сторонами, местными властями и разрастающейся экономикой услуг, которым выгодно рекламировать несерьезные, лиминальные аспекты фестиваля. Успех, которым пользуется ничем не сдерживаемое творческое самовыражение во время фестивального сезона, ограничен топографией фестивализированных пространств. Хотя эти пространства возникают будто бы спонтанно, в результате деятельности разношерстной группы людей, обладающей коллективным опытом представлений, город en féte – еще и результат тщательного планирования со стороны городской администрации, которая стремится держать под контролем изменения, происходящие в общественных пространствах. Тем не менее экстраординарная энергия и стремительность, характеризующие стратегически спланированные пространства, которые отведены под фестиваль, все же переопределяют город. Установившиеся фестивальные традиции, а также такие менее формализуемые качества, как спонтанность игры, создают новые идентичности – и способствуют идентификации с этим фестивальным городом.

Веселье год за годом

Фестивали и зрелищные мероприятия идеальны для производства дискурсов, связанных с брендингом городов, креативными индустриями, циркулирующих в глобальном контексте конкуренции, где «культура» образует основу, которая объединяет городские креативные практики, прежде считавшиеся «искусством», – постиндустриальные, глобализированные, ориентированные на экономику[2]. Создание образов городов и их дальнейший территориальный маркетинг стали основной чертой политэкономии туризма, городской регенерации и проектов джентрификации[3]. Стремясь привлечь внимание инвесторов и туристов, Эдинбург использует имеющиеся у него культурные ресурсы и харизматические образы городской среды; базовыми элементами его визуального образа являются либо изображения старого королевского замка в центре города, либо фестивальные картинки. Поскольку подобный образ навязан ему заинтересованными группами влияния, Эдинбург представляет собой то, что де Серто называет «городом-концептом»[4], то есть городом, где сложно переплетенная городская жизнь унифицируется – с целью создания единого, приятного впечатления. В нынешнем контексте конкуренции городов культура Эдинбурга, его наследие и общественные пространства считаются активами, которые насыщают лексикон маркетинговых компаний.

В этом смысле «культура» используется для того, чтобы четко обрисовать тщательно и заботливо подготовленную деятельность, преследующую социальные и экономические цели. Экономическая и управленческая логика меняют культуру, это известно[5]; фестивали также все чаще вписывают в определенную социальную политику, видя в них одновременно продукт и схему, предназначенные для привлечения целевой аудитории и придания городу конкурентоспособного имиджа. В дискурсе культурного планирования рекламное использование городских фестивалей соответствует потребительским требованиям к «туристическому городу»[6]. Эдинбург как место туристического потребления рекламирует свои празднества, делая упор на либеральном отношении властей к уличным развлечениям, выпивке и открытым допоздна заведениям[7].

Истоки фестивализации Эдинбурга – в хитросплетении ряда экономических и политических обстоятельств и связей, внешне никак не относящихся к рекламному и рыночному статусу фестивальных нововведений. «Культурный характер» Эдинбурга обеспечивает ему «чувство места», являясь плодом четко артикулированной «совокупности связей», приложенных к «конкретному локусу»[8]. Корни фестивальной идентичности Эдинбурга произрастают из конкретного послевоенного контекста. Это 1947 год, когда многие европейские города, прежде известные своей эффектной архитектурой и высоким уровнем «культурного производства», лежали в руинах. Газета «Scotsman» сообщала, что «Зальцбург, Мюнхен и другие довоенные фестивальные центры на европейском континенте скорее всего вышли из игры на неопределенный срок»[9]. Эдинбург избежал разрушительных бомбежек. Не пострадав от войны, он гордо следовал своим амбициям, уходящим в эпоху Просвещения, когда город порой называли «Северными Афинами». В 1947-м в Эдинбурге прошел первый Эдинбургский международный фестиваль музыки и театра. В программе, где было представлено лишь так называемое «высокое искусство», были вновь кодифицированы международные культурные союзы и общность европейского вкуса, символически пролегающего поверх географии войны. После войны первый международный Эдинбургский фестиваль возродил сообщество поклонников высокой культуры и задал пространственную и временную структуры городских фестивалей искусств.

То, что Эдинбург превозносил именно высокую европейскую культуру, дало возможность Венской филармонии выступить здесь на публике – впервые с 1938 года. «Мировая культура», к которой принадлежала Венская филармония, соотносилась с канонизированной сферой искусств, доступ к которой предоставлялся лишь тем, чье социальное происхождение делало их близкими к устоявшимся традициям. Политические перемены 1940-х и развитие так называемого «общества всеобщего благосостояния», с которыми было связано стремление сделать высокую культуру массовой, укрепили традиции Эдинбургского международного фестиваля и сделали возможным его государственное финансирование в будущем[10].

С самого начала Эдинбургский международный фестиваль решил выйти за национальные пределы образа «столицы Шотландии», заняв место в общеевропейской культурной традиции. Фестиваль вывел элитарные развлечения на центральные городские улицы и в модные тогда чайные. Тем, кто ждал элитарных развлечений, первый Эдинбургский фестиваль даровал утонченность, противостоящую американизированной «культурной индустрии»[11], тем самым символически закрепив связь с изысканной, дидактической европейской культурой. Вскоре выяснилось, что в изменчивом культурном ландшафте послевоенной Британии на пространство Эдинбургского фестиваля претендуют многие, что именно здесь предстоит бороться за все более дифференцирующуюся и молодеющую аудиторию. Через короткое время «серьезной» официальной фестивальной культуре бросил вызов юный и фривольный «Фриндж». Бунтарский, неофициальный и провокативный характер «Фринджа» сделал его соперником уже устоявшегося формата Международного фестиваля. Скандально известные своим анархическим пренебрежением к законам жанра, участники первого «Фринджа» прибыли в город без приглашения, надеясь выступить в одном из тех мест, что были временно предоставлены фестивалю. «Фриндж» действовал в качестве неофициального приложения к Международному фестивалю до 1958 года, когда Общество фестиваля «Фриндж» получило, наконец, официальный статус. «Фриндж» по-прежнему привлекает в город авангардную культуру; как профессиональные исполнители, так и любители выступают в различных залах и недействующих церквях, на университетских площадках и центральных городских улицах. С самого начала экспериментальный формат и сатирическая фактура создали этому фестивалю репутацию радикальной альтернативы элитарному культурному стилю Эдинбургского международного фестиваля.

Теперь именно «Фриндж», а не Международный фестиваль занимает городские пространства, преобразуя городскую атмосферу. Взаимоотношения города с его фестивальным «я» сместились с послевоенного акцента на символических гуманистических ценностях международного единства; теперь здесь важнее другие вещи, ставшие наиболее привлекательной чертой города в глазах туристов. Яркие образы заполненных людьми улиц позволяют рекламировать фестивальный город в качестве привлекательного туристического объекта, превращая Эдинбург как в место, так и в предмет потребления. Превратить оживленные толпы в «зрелище» – означает навязать посетителю определенный способ восприятия многоликих городских пространств[12]. Этот способ смотреть можно назвать «фестивальным взглядом», который фокусируется на улицах, «гуманизированных» толпами туристов, а более меркантильная сторона праздничных мероприятий отходит на второй план.

Повествуя о нынешней «лихорадке культурных событий», Эванс[13] проводит границу между фестивалями, сохранившими свои первоначальные принципы (принципы «высокие», «священные» – соответственно и фестивали эти того же свойства), и теми, что более тесно связаны коммерческими узами с туризмом и экономическим развитием. Это различие постоянно всплывает у социальных теоретиков, которых интересует культурная политика карнавального и фестивального поведения. Хотя различие между «аутентичными» карнавалами и современными официальными фестивалями не позволяет увидеть особых связей между фестивалем и местом его проведения, все же можно разглядеть те спонтанные формы поведения и игровые типы идентичности, которые подстегивает или оставляет в тени фестивальный взгляд.

Переплетения фестивальной культуры

Критики уделяют внимание «аутентичному» карнавалу, видя в нем форму, которую можно противопоставить капиталистической системе, создав «альтернативную культурную формацию»[14]. Теоретическое увлечение карнавалом начинается с работы Бахтина о «карнавальной культуре». В центре концепции Бахтина – идея о том, что карнавал разрушает социальную дистанцию и иерархии, придавая силу новым связям между людьми. Именно эти врéменные перерывы в повседневной жизни приостанавливают действие освященного властью порядка, переопределяя смыслы, в том числе и социальные.

Исследователей интересуют не только те, кого карнавал «освобождает» из тисков всеобщего порядка. Время от времени раздается критика в адрес теоретиков, которые верят в подобное «освобождение», в то, что карнавал подрывает и переопределяет общество[15], – ведь все, что имеет место на карнавале, происходит на территории, легитимизированной во времени и пространстве. Если одни приписывают «идеальному карнавалу» подрывные революционные интенции и возможности, то другие подвергают критике его «разрешенный» статус, способствующий преобразованию его творчески разрушительной энергии в «допустимый подрыв гегемонии»[16]. Будучи именно разрешенным (как и большинство мероприятий в наши дни), фестиваль ограничен определенным временем и местом, где спонтанность и телесные взаимодействия происходят внутри установленных бюрократическими структурами границ – что, как принято считать, ослабляет карнавальный дух, лишая его способности вносить беспорядок и устанавливать новый порядок.

Если все же искать в эдинбургских официальных фестивалях гедонистическую привлекательность веселья, правильнее было бы назвать их «прибыльными псевдонарушениями общественного порядка»[17]. Атмосфера фестивального сезона создает «ностальгический симулякр прежней городской жизни»[18] – игра ведется с беспорядком, а не посредством беспорядка. «Упорядоченный беспорядок»[19] разрешенных фестивалей формирует новые пространства в центре Эдинбурга и стимулирует ритмику телесных жестов, свойственных карнавалу. А вот фестивальные прерывания порядка, о которых говорит Бахтин, означают буйный отказ от повседневных структур, которыми определяются существование и статус работы и работников. В разделении фестивалей на аутентичные, спонтанные, разрешенные и регулируемые выражаются меняющиеся связи между городской свободой, игровым сопротивлением и овеществленным пространством, однако эта классификация не позволяет понять пространства и смыслы, которые возникают в результате врéменных культурных и социальных преобразований места. Совокупность связей между городом и фестивалем создает новое чувство места, и именно это преобразующее единство места и фестиваля можно объяснить теми «переопределениями», о которых говорит Бахтин. Подобные пространства и смыслы, порожденные внутри врéменного мира фестивалей, предлагают на выбор множество заново воображенных идентичностей, а значит, затрудняют идентификацию. В Эдинбурге ведется игра с внешним видом: город вводит в заблуждение гостей, показывая им яркие фасады, он стимулирует ощущения, дезориентирующие гостей, он позволяет, играя, открывать новое, находясь в пространстве сложной двусмысленности.

Игра и атрибуты участия в ней – необходимые элементы подрывной и переупорядочивающей силы карнавала; впрочем, верно и то, что игра влияет на способы видеть и быть увиденным в Эдинбурге во время фестивального сезона. Если понимать игру как символическое действие, то она выражает собой культурные и политические смыслы[20], будучи ограниченной согласованными практиками и пределами. Игра требует отсутствия ограничений от участника и от среды, но свобода играть зависит от правил, которые вызывают у участников иллюзию доверия к ним и ощущение собственной силы[21]. Как в игре, так и в фестивалях отношения и правила, задаваемые временем и пространством, позволяют отличать овеществленные смыслы от других «реальностей» – и тем самым надежно обеспечивать врéменное пространство.

Взгляд потенциальных туристов, захваченных новой интенсивностью городской жизни и неторопливыми прогулками по городу, потребляет – посредством печатной прессы, телевидения и Интернета – надежное пространство для игры, представленное в образах бурлящих улиц Эдинбурга (ставших вдруг пешеходными) и в публичных зрелищах[22]. Вписанные в окружающую среду посредством фестивального взгляда, прогуливающиеся, любопытствующие тела играют и открывают для себя город согласно правилам, которыми определяются врéменные пространства и особенности Эдинбурга. Нечто, так и не признаваемое в качестве традиции, служит источником контрастов и даже конфликтов, впрочем, вполне живописных. Как воспринимаются такие исключения из строгих фестивальных правил – исключения, освобождающие от повседневного ритма и ограничений рабочего дня? Более того, если фестивальный взгляд помогает избежать ответственности, характерной для жизни взрослых людей, и ситуация эта развивается, давая возможность формировать освобожденную реальность, то чьи же мечты мы видим на праздничных улицах?

Город культурного паломника

Критики, не верящие в способность карнавала перевернуть общественные нормы, отметают его спонтанность и игровое начало, однако оба эти свойства в скрытой форме являются неотъемлемыми чертами переосмысления городских пространств Эдинбурга. Несмотря на их коммерческую, разрешенную природу, эдинбургские фестивали по-прежнему «указывают на возможность вести жизнь по-другому (в другом темпе, согласно другой логике)»[23]. Во время летнего фестивального сезона улицы старого города отданы иному темпу и другой логике, которые создают непривычный способ смотреть на город – взгляд, романтизирующий новый игровой ритм и по-новому устроенное пространство карнавала.

Пространства фестивального сезона, якобы аутентичные и спонтанные, выглядят привлекательными для эдинбургского городского совета[24], тщательно планирующего освобождение улиц, где проходит фестиваль, и исподволь вводящего эту врéменную свободу в сознание горожан. Стратегия проведения эдинбургских фестивалей[25] подразумевает, что определенные районы города, отданные под эти события, «стали безопаснее», что демонстрирует возможность существования не связанных с каким-либо риском «лиминальных зон»[26], столь любимых культурными туристами. Эти лиминальные зоны представляют собой пространства, «где уместно быть в компании незнакомых людей», что дает возможность для новых, безопасных и «интересных форм общения»[27]. Возбуждающий ритм фестивальной жизни способствует общению; люди, быстро привыкшие к правилам и формам массового публичного досуга, играют в коллективную игру праздника[28]. Однако основным условием неформальных знакомств и игры в фестивальном городе являются гарантии того, что существует некто, кто направляет спонтанность, наблюдает за ней и при необходимости привлекает к ответу за нарушение правил, – а также гарантия того, что «фантазия об изначальном равенстве игроков» была продуманно сконструирована[29]. Лишь когда такие гарантии имеются, в их рамках может начаться веселье, свойственное одному лишь Эдинбургу. Эти гарантии безопасного общения определяют культурные границы фестивальной игры и отделяют существующую культурную атмосферу от той, которой присущ провокационный, дерзкий характер карнавала.

В ограниченной свободе карнавала столь взаимосвязанные безопасность и лиминальность одновременно и соблюдают, и размывают границы. Те социальные миры, которые не соответствуют фестивальному взгляду, существуют за пределами спонтанной атмосферы эдинбургского фестиваля – они заслонены доминирующим способом смотреть на город. В конце июля и в августе город как бы переполнен собственным имиджем; гости фестиваля, смотрящие и рассматриваемые в срежиссированном хаосе, творящемся на улицах старого города, явным образом вписываются в этот фестивальный взгляд. Фестивальный сезон устраивается с «прицелом на визуальное: видимость людей и вещей, пространств и всего, что бы в них ни содержалось»[30]. Заметная визуализация города, озабоченного своим рекламным имиджем, навязывает фестивальный взгляд, который формирует идентичности и идентификацию улиц фестивального города. Эдинбургский фестивальный взгляд, распространяемый по всему миру, упрощает город и стирает противоречия, которые приносят в фестивальные пространства старого города местный пьяница и нищий. Взгляд в фестивальном городе налагает порядок на события и идентичности[31] посредством визуального языка, позволяющего осмыслить людей и пространства в соответствии с господствующей логикой, которая восхваляет и продвигает культурные достижения, превращенные в товар, и разыгрываемое упорядоченное общение.

Впрочем, визуальный порядок фестивального репертуара дает трещину, когда туристы, желая чего-то по-настоящему непредсказуемого, глазеют на хитрых местных пьяниц, подражающих уличным исполнителям. Не понимая точно статуса спонтанного зрелища, толпы переполненных ожиданиями туристов добросовестно аплодируют импровизированному жесту. В социальном контексте, который свидетельствует об ожидании разыгрываемого, играющего «я», и пьяница, и уличный исполнитель протягивают шапку, выпрашивая у туристов мелочь, с которой те готовы расстаться. Чтобы избежать противоречий, фестивальный взгляд приписывает театральность всему и вся[32]. В подобной трактовке социальные различия выступают безопасными и поверхностными.

Фестивальный взгляд отчасти базируется на негласных договоренностях, навязанных городскими властями; кроме того, он основан на четко выраженных методиках, которые соответствуют определенным пространствам социальной принадлежности. В одной ситуации ты наемный работник, в другой – просто житель города или турист[33]. Во время эдинбургского фестивального сезона демонстративно разыгрываются лишь внешние аспекты, а неопределенность скрытых идентичностей дает возможность для особого участия в коллективном действии, рефлексивном и внимательном к общепринятым правилам врéменных городских пространств. Разновидность субъективности, создаваемой местом и временем летних эдинбургских фестивалей, делает фестивальный взгляд соучастником событий – гораздо в больше степени, нежели взгляд обычного современного туриста.

Момент, когда удается узреть неожиданный акт, предусматривается помещенной в определенные рамки лиминальностью. Скорость и свобода, с которой представления проходят во дворах, переулках и городских садах, подогревают элемент отрепетированного удивления – помогая тем самым взгляду сосредоточиться на непредсказуемых, преходящих событиях. Эксплуатация желания убежать от предсказуемости[34] привела к целенаправленному созданию карнавальной атмосферы и искусственной гетеротопии. Желание безопасных – и притом неожиданных – встреч требует от гостя фестиваля соучастия в визуальной логике города, которой, как мы уже отмечали, присущи ограниченная экспрессивность и спонтанные уличные действия. Участвовать в подобных праздниках – означает также участвовать в «связях города с общественностью», что заведомо гарантирует защиту от социально несовместимого и визуально неприемлемого.

Фестивальный взгляд – часть атрибутики досуга, которую можно испытать в обществе незнакомых людей. Он принадлежит тем, кто с легкостью и умением смотрит и позволяет смотреть на себя в городской среде, где эмоциональная дистанция и приятие «незнакомого» свидетельствуют о хорошем воспитании[35], об искушенности в искусстве смотреть. Толпы культурных паломников и исполнителей придают городу черты утонченной богемности (и одновременно хороших манер), однако эта врéменная и слишком заметная общительность – проявление фестивального взгляда, имеющего свои границы, как географические, так и социальные.

Пределы фирменного веселья

Фестивальные пространства Эдинбурга имеют свои границы, как географические, так и социальные, отсутствие которых оттолкнуло бы посетителя, а в нем заинтересованы местная «экономика услуг» и компании по маркетингу города. Эдинбургская фестивальная география выгодна предприятиям сферы услуг, сосредоточенным в центре города, вдали от муниципальных жилых микрорайонов и небезопасных кварталов. Центральное местоположение фестивальных событий гарантирует культурным туристам безопасную встречу с городом, который нанес знаменитые культурные мероприятия на собственную средневековую карту. Не забудем: Эдинбург включен в список всемирного наследия ЮНЕСКО, и туристы стекаются туда круглый год.

Врéменные сцены и зрительские ряды, которые стали привычной чертой улиц, превращенных на лето в пешеходные, ведут посетителей вдоль «важнейшей исторической оси города»[36], Королевской мили, идущей от старой крепости – Эдинбургского замка – к официальной шотландской резиденции британского королевского семейства – замку Холлируд. Между этими двумя точками разбегаются улочки старого города, где обычно можно встретить местных бездомных; на время фестивального сезона городские власти эти улочки у бездомных отбирают и преобразуют в пространства для представлений и розничной торговли. Находящиеся под присмотром полиции, снабженные всеми разрешениями на торговлю, эти места, на которые прежде не обращали внимания, дают прибыль. Театральные зрелища, на которых задерживается фестивальный взгляд, в какой-то степени символически воплощают эту прибыль.

Здесь те, в ком фестивальный взгляд распознает «чужого», те, чьи жизни зависят от хтонических ритмов города, те, у кого нет возможности убежать от навязанной выразительности средневековых улиц, получают возможность поживиться – милостыней или забытой кем-то курткой. Но условием этого становится отсутствие «видимости», статус социальных невидимок. Того, кто является другим или исключен из пространства культурных ценностей и традиционной фестивальной экономики, географические и социальные границы фестивальных пространств превращают либо в элемент зрелища, либо в невидимку.

В городских фестивалях искусства всегда ценят нечто особенное. Исполнители азартно обсуждают гендерные, расовые, связанные с сексуальной ориентацией и возрастом вопросы – однако социокультурные различия в самом Эдинбурге, месте проведения фестиваля, обходят стороной. Об идентичности и «различиях» говорят приезжие исполнители, незнакомые с социальным климатом Эдинбурга и с «политикой различий», которая превращает его в «город контрастов»[37]. Когда на фестивалях воспевают культурные и социальные различия, предпочтение отдают интересам состоятельных культурных паломников, которые ищут удобоваримую, традиционную форму «другого», «поддерживаемую стереотипными образами консюмеризма и рекламы»[38]. Фестивальный город упорядочивает внешние явления и культивирует внешнее проявление различий. Подобная фабрикация социокультурных различий заслоняет собой те противоречия, что лежат за пределами туристического образа города en féte.

Именно различия в художественном выражении, а не выражение социальных контрастов оправдывают существование фестиваля – а значит, обрисовывают эстетическую и историческую топографию эдинбургских фестивальных пространств. Группы населения, чья идентичность определяется окраинным жилым районом, а не культурными вкусами, стерты с карты города фестивалей. Выбор исторических достопримечательностей и туристических центров в качестве площадок для представлений оставляет внутренние границы города «невидимыми или, точнее, не дает им быть увиденными»[39]. Во время фестивального сезона разыгрываются изображаемые различия – их рекламируют, признают, воспевают, тогда как те противоречия, что на самом деле поставили бы под вопрос господствующие социальные смыслы и переупорядочили бы их, находятся за пределами фестивальной повестки. Способ смотреть на различия в городе фестивалей театрален, смотрящий проникнут сознанием собственной важности, его взгляд – тот, на который в свою очередь взирают во время демонстрации свободы, неторопливой прогулки, предполагающей соучастие.

Фестивальные традиции работают с символами культурного капитала, со вкусами представителей космополитической элиты, а также с эстетикой и запросами широкого спектра отелей, ресторанов и баров. Всемирная популярность фестиваля выводит Эдинбург на международный уровень. Отдавая себе отчет в символической и экономической ценности фестиваля, городской совет заявляет, что в августе Эдинбург концентрирует в себе «культурный капитал Европы, а то и мира»; да и на протяжении всего года город отождествляется с фестивалем: «Город есть фестиваль; фестиваль – город… Этот образ ассоциируется с утонченностью, модерностью, цивилизацией и привлекательностью»[40].

Наиболее часто употребляемый псевдоним Эдинбурга – город фестивалей – существует внутри общего дискурса урбанизма, в нем можно распознать привлекательную цель для путешественника, место с жестко функциональным именем. Ради фестивальных традиций, от которых зависят множество предприятий сферы услуг, очертания и текстура города продолжают меняться. Можно спорить о том, поддерживают ли фестивальные традиции растущую сферу услуг или же расширяющаяся сфера услуг поддерживает фестивальные традиции. Образ тематического Эдинбурга разрабатывается в документах, связанных с городской культурной политикой, где месяцы туристического затишья в городе отождествляются с «паузами», подходящими для проведения еще не организованных, еще не придуманных массовых праздников. «Городской совет и другие источники внесли предложения по поводу ряда новых фестивалей, которыми можно заполнить свободные страницы эдинбургского календаря»[41].

Первый официальный документ на тему культурного планирования, напрямую связанный с городскими фестивалями, «Фестивальная стратегия Эдинбурга», был опубликован в 2001 году. В нем излагались перспективы и цели: продолжить разработку фестивальной идентичности города, привлечь еще больше туристов на протяжении всего года. Культурное планирование эдинбургских фестивалей – процесс, который связывает участников фестиваля, сферу услуг и глобальную туристическую индустрию. Предложения, как заполнить промежутки, считающиеся «пустыми», быстро превращают фестивали в обычные средства поддержания туристической индустрии города, которая в свою очередь поддерживает очищенное от обычной локальной жизни пространство[42] городской фестивальной топографии. Артисты и туристы приезжают в Эдинбург на встречу с единомышленниками – культурными паломниками, встречу, проходящую в городе, который по их воле становится сценой внешних проявлений лиминальности и свободы. Приезжие собираются в выдуманном, идеализированном городе фестивалей, центре культурной экспрессии, где их присутствие поддерживает фирменный фестивальный миф. Одно из главных сомнений, некогда выраженных в «Фестивальной стратегии Эдинбурга», звучит так: «город фестивалей» или, как в настоящее время принято его называть в Совете по туризму Эдинбурга и Лотиана, «фестивальная столица Европы»?[43] Эдинбург – город фестивалей, демонстрирует солипсизм и тавтологию в выборе идентичности и топографии, открывает ограниченному фестивальному взгляду нечто меньшее, чем сумма черт, составляющих эдинбургскую жизнь.

Заключение

Посредством фестивального взгляда Эдинбург преобразуется в место и объект культурного потребления для туристов, равно как и для инвестиций в сферу услуг. Врéменные свободы праздничной игры тщательно срежиссированы и ограничены пределами привилегированного, защищенного мира. Сезон летних фестивалей создает возможность для безопасных, цивилизованных встреч с городом и для кратковременного осмотра «гуманизированной» его части. В то время, как улицы старого города наполнены культурными событиями самого экстравагантного вида и содержания, другие традиции и пространства превращаются в невидимые благодаря фестивальной топографии. Классовые, культурные и экологические различия самого Эдинбурга не пересматриваются и не переупорядочиваются этим «карнавалом» – производство эстетических впечатлений для туристов оставляет их без внимания.

«Фриндж», время его проведения, его структура и организация высоко оцениваются во всем мире. Декларации об Эдинбурге как городе фестивалей привлекают туристов, которым нравится романтика и ностальгия по более старым, историческим, «открытым» и неформальным формам городской жизни. Многочисленные фестивали Эдинбурга имеют отношение как к культуре, так и к коммерции – а значит, демонстрация визуального для них более важна, чем изменение порядка и бунт. Фестивали как ритуал или традиция привязаны к конкретным историческим взаимоотношениям с городом, что выражается в производстве фестивализированных пространств и наложении на них социальных границ. Фестиваль, пусть игровой и гедонистический в культурном смысле, символически является источником образов и ценностей, которые поддерживают Эдинбург в глобальной конкуренции городов, борющихся за привлечение туристов и инвестиций. В экономическом смысле структура фестивального города поддерживает процветающую экономику сферы услуг, которая предлагает врéменные контракты, длинный рабочий день и низкую оплату труда. В аду, как обычно, всегда кто-то резвится.

Перевод с английского Анны Асланян

[1] © Jamieson K. Edinburgh: The Festival Gaze and Its Boundaries // © Space & Culture. 2004. Vol. 7. № 1. Р. 64–75. Reprinted by permission of SAGE Publications Inc.

[2] Jayne M. Imag(in)ing a Post-Industrial Potteries // Bell D., Haddour A. (Eds.). City Visions. London: Pearson Education, 2000. P. 12–26.

[3] O’Connor J., Wynne D. (Eds.). From the Margin to the Centre: Cultural Production and Consumption in the Post-Industrial City. Ashgate: Arena, 1996; Zukin S. Loft Living: Culture and Capital in Urban Change. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1982; Idem. Space and Symbols in an Age of Decline // King A. (Ed.). Re-presenting the City: Ethnicity, Capital and Culture in the 21st-Century Metropolis. New York: New York University Press, 1996. P. 233–242.

[4] Certeau M. de. The Practice of Everyday Life. Berkeley: University of California Press, 1984.

[5] McGuigan J. Culture and the Public Sphere. London: Routledge, 1996.

[6] Evans G. Cultural Planning, an Urban Renaissance. London: Routledge, 2001.

[7] Harvey D. The Invisible Political Economy of Architectural Production // Bouman O., Toorn R. van. (Eds.). The Invisible Architecture. London: Academy Editions, 1994.

[8] Massey D. Politics and Space/Time // Keith M., Pile S. (Eds.). Place and the Politics of Identity. London: Routledge, 1993. P. 66.

[9] Festival News // The Scotsman Newspaper. 1945. November 24.

[10] Sinfield A. Changing Concepts of the Arts from the Leisure Elite to Clause 28 // Leisure Studies. 1989. № 8. P. 129–139.

[11] Adorno T. The Culture Industry. London: Routledge, 1991.

[12] Edensor T. Moving Through the City // Bell D., Haddour A. (Eds.). City Visions. London: Pearson Education, 2000. P. 12–26.

[13] Evans G. Op. cit.

[14] Highmore B. Everyday Life and Cultural Theory. London: Routledge, 2002.

[15] Eagleton T. Walter Benjamin, or Towards a Revolutionary Criticism. London: Verso, 1981; Eco U. The Frames of Comic «Freedom» // Sebeok T.A. (Ed.). Carnival! Berlin: Mouton, 1984. P. 1–9.

[16] Eagleton T. Op. cit. P. 148.

[17] Lefebvre H. The Production of Space. Oxford, UK: Blackwell, 1991.

[18] Edensor T. Op. cit.

[19] Featherstone M. Consumer Culture and Postmodernism. London: Sage, 1991. P. 82.

[20] В своем исследовании локализации популярных пространств ХIХ века Скотт Лэш и Джон Урри (Lash S., Urry J. Economies of Signs and Space. London: Sage, 1994) развивают эти идеи, первоначально принятые и политизированные в книге Питера Сталлибраса и Элона Уайта (Stallybrass P., White A. The Politics and Poetics of Transgression. New York: Cornell University Press, 1986).

[21] Sennett R. The Fall of Public Man. London: Penguin, 2002.

[22] Kracauer S. The Mass Ornament: Weimar Essays. London: Harvard University Press, 1995.

[23] Highmore B. Op. cit. P. 29.

[24] The Edinburg Festivals Strategy. Edinburgh: The City of Edinburgh Council, 2001.

[25] Ibid.

[26] Lash S., Urry J. Op. cit.

[27] Ibid. P. 235.

[28] Sennett R. Op. cit.

[29] Ibid. P. 319.

[30] Lefebvre H. Op. cit. P. 75.

[31] Здесь «взгляд» означает то, как передается видимое. Это функция интерпретации, которая выходит за пределы «перспективной оптики» и превосходит ее, функция, посредством которой проявляется смысл в результате его действия в реляционной структуре субъективности (Grosz E. Jacques Lacan: A Feminist Introduction. London: Routledge, 1990).

[32] Фестивальный взгляд более вовлечен в происходящее, чем взгляд пресыщенного индивидуума Зиммеля, и не столь надменен и отстранен от толпы, сколь взгляд фланера у Беньямина; от последнего «фестивальный взгляд» отличает именно соучастие фестивальной толпы.

[33] Lloyd D., Thomas P. Culture and the State. London: Routledge, 1998.

[34] Edensor T. Op. cit.

[35] Bauman Z. Uses and Disuses of Urban Space // Czarniawska B., Solli R. (Eds.). Metropolitan Space and Discourse. Sweden: Liber Abstrakt, 2001. P. 15–32; Sennett R. Op. cit.

[36] Lorimer H. Sites of Authenticity: Scotland’s New Parliament and Official Representations of the Nation // Harvey D.C., Jones R., McInroy N., Milligan C. (Eds.). Celtic Geographies: Old Culture, New Times. London: Routledge, 2002. P. 105.

[37] Национальная программа по обучению населения (2003) – благотворительная институция, которой не столь важен рекламный дискурс брендинга городов. В ее публикациях Эдинбург определяется как «город контрастов», где крайне сильны различия между богатством и бедностью, здоровьем и болезнью.

[38] Miles M. Art, Space and the City. London: Routledge, 1997. P. 176.

[39] Bauman Z. Op. cit. P. 26.

[40] The Edinburg Festivals Strategy. P. 4.

[41] Ibid. P. i.

[42] Cresswell T. In Place / Out of Place: Geography, Ideology and Transgression. London: University of Minnesota Press, 1996.

[43] «В разработке международных брендов городу Эдинбургу следует подчеркивать важное значение фестивалей. Как следствие бренд должен явным образом связывать название города со словом “фестивали”» (The Edinburg Festivals Strategy. P. 38).

Неприкосновенный запас 2016, 2(106)

Великобритания > СМИ, ИТ > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904131


Россия > Образование, наука. Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904124

Анна Ожиганова

Битва за школу

Модернизаторы и клерикалы

Анна Александровна Ожиганова (р. 1969) – антрополог, научный сотрудник Института этнологии и антропологии Российской академии наук.

Активность Русской православной церкви, все более заметная в последнее время как в политике, так и в публичной сфере, вызывает неоднозначную реакцию в обществе. Такие события, как принятие закона о защите чувств верующих, строительство новых церквей, передача музеев в собственность церкви, не только становятся предметом бурных общественных дискуссий, но и способствуют формированию локального гражданского протеста. В то же время деятельность Московского Патриархата по усилению своего влияния в сфере образования в последние годы не вызывает заметной общественной реакции, а клерикализация образования не воспринимается как реальная угроза.

Между тем мы становимся свидетелями нового этапа борьбы за светскую школу. Вновь поднят вопрос о расширении преподавания предметов, связанных с религией. В ходе дискуссии, проведенной на телеканале «Культура» в декабре 2014 года, глава патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, влиятельный московский священник, протоиерей Дмитрий Смирнов, заявил, что «изучение религии должно стать главным предметом, стержнем всей школьной программы»[1]. В мае 2015 года комиссия по развитию науки и образования Общественной палаты РФ предложила включить в школьную программу предмет «Нравственные основы семейной жизни» (инициатива принадлежит члену комиссии, митрополиту Игнатию (Пологрудову))[2]. В ряде регионов этот предмет уже преподается в 10–11 классах по учебнику, подготовленному екатеринбургским священником, руководителем Центра защиты материнства «Колыбель», иереем Дмитрием Моисеевым, и православным психологом, автором ряда популярных статей и радиопередач, посвященных вопросам материнства, семьи и воспитания детей, монахиней Ниной (Крыгиной).

Концепция религиозного образования

В принятом в 2000 году на Архиерейском Соборе РПЦ документе «Основы социальной концепции Русской православной церкви» содержится положение об «устранении последствий атеистического контроля над системой государственного образования». В этой связи, говорится в документе, церковь должна стать полноправным участником школьного образовательного процесса, более того, «желательно, чтобы вся система образования была построена на религиозных началах и основана на христианских ценностях»[3]. Председатель Синодального отдела религиозного образования и катехизации, епископ Зарайский Меркурий (Иванов)[4], в своем докладе «Перспективы развития опыта преподавания Основ православной культуры», прочитанном на Архиерейском совещании 16 июля 2010 года, выступил с идеей создания непрерывного православного образования от детского сада до высшей школы[5]. Это предложение определило дальнейшую повестку Московского Патриархата в сфере образования.

Пока наиболее важным результатом усилий РПЦ в этом направлении стало включение в 2012 году в школьную программу предмета «Основы религиозных культур и светской этики» (ОРКСЭ) в качестве федерального образовательного компонента. Этот курс состоит из шести модулей: «Основы православной культуры», «Основы исламской культуры», «Основы буддийской культуры», «Основы иудейской культуры», «Основы мировых религиозных культур» и «Основы светской этики». В соответствии с регламентом, разработанным Министерством образования, родители должны выбрать один из модулей, а школа в свою очередь обязана предоставить каждому ученику возможность посещать занятия по выбранному курсу, даже если на него записался лишь один человек. Школьники изучают ОРКСЭ в четвертом классе один час в неделю, оценки по этому предмету не выставляются.

До официального введения в масштабах всей страны ОРКСЭ в течение двух лет преподавался в 19 регионах в рамках эксперимента. Тем не менее практика преподавания до сих пор плохо отработана и проходит с многочисленными нарушениями регламента. Свобода выбора модуля на практике не обеспечивается. Зачастую администрации школ делают выбор за родителей и ставят их перед свершившимся фактом, заявляя о невозможности организовать преподавание разных модулей в одном классе. Представители епархий оказывают давление на региональные отделения Министерства образования и школьные администрации. Если учителя, следуя регламенту, предоставляют родителям право выбора модуля, их могут обвинить в противодействии изучению православия и «подрыве духовно-нравственного воспитания школьников», как это произошло в городе Хвалынске Саратовской области. Представителей епархии возмутила незначительная с их точки зрения доля учеников, отдавших предпочтение модулю «Основы православной культуры», и они добились увольнения директора, а затем и завуча неблагонадежной школы[6].

Однако было бы неверно полагать, что введение ОРКСЭ – это всего лишь пример плохого исполнения хорошей идеи, и, соответственно, надеяться, что со временем основные проблемы будут решены. Министерство образования, ссылаясь на международную практику школьного религиозного образования, преподносит этот проект как свидетельство модернизации школы, направленную на реализацию свободы совести и свободы вероисповедания.

На самом деле изучение религии в российской школе кардинальным образом отличается от аналогичных европейских проектов. В соответствии с Концепцией религиозного образования под названием «Толедские руководящие принципы преподавания религии и убеждений в государственных школах», принятой в большинстве стран Евросоюза, изучение религии должно основываться на приверженности концепции прав человека. Программа курса должна быть объективной и беспристрастной, формироваться на основе современного понимания религиозности, охватывать не только религии, но также верования и убеждения, быть «чуткой к локальным проявлениям религиозного и секулярного плюрализма»[7]. За последние годы в области школьного религиозного образования произошли значительные изменения: большое внимание уделяется актуальным вопросам растущего религиозного разнообразия и межконфессионального взаимодействия, проблеме внеконфессиональной религиозности, а также трансформации религиозных институтов в условиях секулярного общества[8]. Даже в таких странах, как Великобритания и Греция, где обучение религии традиционно включено в школьную программу, началась дискуссия о необходимости трансформации вероучительного предмета в религиоведческий.

В соответствии с Конституцией и законом «Об образовании» Россия является светским государством, гарантирующим светский характер образования. В то же время ключевой задачей современной государственной политики провозглашается так называемое «духовно-нравственное воспитание» молодежи[9]. В новых государственных образовательных стандартах отмечается, что воспитание должно опираться на «базовые национальные ценности»: православие («православие объединяло русских людей в единый народ»), имперский идеал («человек государственный, слуга царю и Отечеству») и, наконец, советский патриотизм («героическое служение, вплоть до самопожертвования, во имя будущего своей страны и своего народа, пренебрежение материальным во имя идеального»)[10]. Школа должна обеспечить «формирование российской гражданской идентичности обучающихся», «культивировать чувство гордости за свою страну, народ, историю».

Таким образом, главной задачей «духовно-нравственного воспитания» выступает конструирование русской православной идентичности, в которой «традиционные религии» – ислам, иудаизм и буддизм – выступают в качестве локальных вариантов русской (или евразийской) империалистической концепции, в то время как для других религий места в принципе не предусмотрено[11].

Так называемая модернизация образования в конечном счете сводится к религиозному воспитанию и архаическим воспитательным моделям. Если в официальных документах подчеркивается исключительно светский характер ОРКСЭ, то в методических материалах содержатся недвусмысленные указания на их истинные цели. Так, одно из пособий для учителей начинается со следующего пассажа: «Эта книга являет собой важный поворот в жизни российской школы и содержания образования. Религия и религиозные организации возвращаются в публичную жизнь»[12]. Риторика чиновников Министерства образования и методистов, разрабатывающих концепцию преподавания школьного курса религии, не оставляет сомнений, что речь идет о конструировании новой государственной идеологии.

История введения уроков религии в школьную программу

Первоначально планировалось знакомить школьников лишь с основами православия. Патриарх Алексий II еще в 1999 году заявил о необходимости изучения православной культуры в государственных и муниципальных образовательных учреждениях. Вскоре был создан Координационный совет по взаимодействию Министерства образования и Русской православной церкви, подготовивший к 2002 году примерную программу предмета «Православная культура»[13]. К 2006 году под разными названиями – «Основы и ценности православия» (Белгород), «Основы православной культуры» (Курск), факультатив по «Закону Божьему» (Воронеж), «Основы православной культуры и нравственности» (Новосибирск), «История Церкви» (Ростов-на-Дону) – этот курс уже преподавался в более чем 11 тысячах общеобразовательных школ, причем в Белгородской, Калужской, Смоленской и Брянской областях – в качестве обязательного предмета[14]. Впоследствии для создания, по выражению Абдусалама Гусейнова, «иллюзии политкорректности» было решено добавить опционные модули по так называемым традиционным религиям России и «светские» модули «Основы светской этики» и «Основы мировых религиозных культур».

Эта ситуация отражает установившееся на тот момент status quo между светским обществом и амбициями РПЦ. Бурные дебаты, развернувшиеся в 2006–2009 годах относительно введения религии в школьную программу, постепенно затихли, уроки ОРКСЭ стали частью школьной рутины. Многие родители полагают, что один урок в неделю не нанесет большого вреда их детям, и называют ОРКСЭ «очередной школьной глупостью»[15].

Тем не менее официальные данные по выбору модуля показывают, что общественное сопротивление принимает форму отказа от изучения «Основ православной культуры» в пользу «светских» модулей. В 2014–2015 учебном году «Основы православной культуры» изучали 33% 4-классников, тогда как «Основы светской этики» выбрали 45%, а «Основы мировых религиозных культур» 18% учащихся[16]. С начала введения ОРКСЭ эти данные остаются практически неизменными из года в год[17].

Стоит обратить внимание также на относительно небольшое число учеников, выбравших модули других традиционных религий. «Основы исламской культуры» изучают всего 4% 4-классников, причем почти половину из них составляют школьники Чеченской республики, «Основы буддийской культуры» – 0,4% (всего 5458 человек), «Основы иудейской культуры» – 0,02% (всего 357 человек, из них 132 – в Москве). Приведенные цифры несопоставимы с реальной численностью представителей этих конфессий в Российской Федерации. Кроме того, они наглядно демонстрируют, что принцип свободного выбора модуля вне зависимости от конфессиональной принадлежности, декларируемый Министерством образования, на деле не соблюдается.

Выбор модуля зависит не столько от религиозных традиций того или иного региона, сколько от решения региональной администрации. В Белгородской, Рязанской, Тамбовской, Ростовской областях число выбравших «Основы православной культуры» составляет 80–90%. В то же время в Кабардино-Балкарии никто не изучает ни православия, ни ислама. В Бурятии 4% учеников выбрали «Основы православной культуры», 5% – «Основы буддийской культуры»; в Башкирии православие изучают всего 0,7%, а ислам – 3,6% школьников. Руководство Татарстана приняло политическое решение об отказе от преподавания «религиозных» модулей в пользу «светских»: в школах республики не изучают ни православия, ни ислама. Отвергая все обвинения со стороны РПЦ и лично патриарха, республиканские чиновники отмечают, что население, понимая важность вопроса, выступает против деления детей по конфессиональной принадлежности: «Мы не скрываем свои позиции о том, что интегрированный курс наиболее рационален, толерантно направлен»[18].

Синодальный отдел религиозного образования проводит постоянный мониторинг выбора курса «Основы православной культуры» и призывает епархии к активной работе с региональными управлениями образования, администрациями школ и родительскими сообществами:

«Взаимодействовать с родителями нужно не только на родительских собраниях в школах, один, два или пусть даже пять раз в год, как об этот отрапортовали 85% епархий. Взаимодействие с родителями должно быть постоянным, непрерывным и многоплановым»[19].

В Карелии благодаря усилиям епархии число школьников, изучающих «Основы православной культуры», увеличилось с 7% до 11% («Основы светской этики» выбрали 67%, а «Основы мировых религиозных культур» – 22% учеников»)[20].

В ряде регионов в течение нескольких лет существует практика преподавания православия во всех классах в форме спецкурсов. В 2015 году проект расширения ОРКСЭ на другие классы начинал приобретать реальные очертания в масштабах всей страны. Патриарх Кирилл поднял эту тему на XXIII Рождественских чтениях и направил соответствующий запрос в Министерство образования. Официальный ответ министерства был озвучен лишь в апреле: Дмитрий Ливанов категорически не рекомендовал расширение курса и сообщил, что этот вопрос может быть рассмотрен лишь через некоторое время, после тщательного анализа результатов мониторинга. Тем не менее в мае Министерство образования опубликовало информационное письмо, разрешающее школьной администрации продолжить преподавание религии в других классах[21].

Московская Патриархия не намерена отступать от своего плана по расширению курса. 16 ноября 2015 года на очередном заседании рабочей группы Министерства образования и Синодального отдела религиозного образования и катехизации митрополит Меркурий (Иванов) вновь предложил рассмотреть возможность включения в программу всех классов средней школы курса «Основы духовно-нравственной культуры народов России» и провести его апробацию в Ростовской области[22].

Анализ учебников

Утвержденный Министерством образования Федеральный перечень школьных учебников включает учебные комплексы по ОРКСЭ семи издательств. Большинство школ (83,5%) занимаются по учебникам издательства «Просвещение», всего 9% – по учебникам издательства «Дрофа», и около 6% используют учебники других издательств.

В перечне вновь оказались одиозные учебники по «Основам православной культуры» Людмилы Шевченко и Аллы Бородиной. Первые версии этих учебников, вышедшие еще в 2002 году, получили негативную оценку со стороны экспертного сообщества, увидевшего в них угрозу принципу светскости образования, воинственную антинаучность, националистические и ксенофобские идеи. Так, Людмила Шевченко считает главной задачей своего курса «воспитание школьников как благочестивых граждан, обладающих добродетелями в православном понимании»[23]. Бородина заявляет, что православие выступает «культурообразующей» религией России[24]. Оба автора проводят идею доминирования русской православной культуры, подтасовывают исторические и этнографические факты для подтверждения идеи изначальности «русского православного этноса». Как отмечал Николай Митрохин в своем докладе «Клерикализация образования в России» относительно учебников Бородиной:

«Необходимо обратить особое внимание на “связанность” этнической и конфессиональной идентификаций, подчеркнуть, что эта предполагаемая “связанность” делает религиозную идентичность элементом национальной, а связанные с религией идеологемы – частью этно-национализма»[25].

Тем не менее эти учебные комплексы, рассчитанные на 11-летнее обучение, продолжают издаваться большими тиражами. Издательский проект Бородиной имеет поддержку со стороны РПЦ: издание начало осуществляться по благословению патриарха Алексия II, в настоящее время ему покровительствует протоиерей Александр Шаргунов.

Все авторы настаивают на том, что ОРКСЭ – это исключительно светский, культурологический предмет. При этом «культурологический подход» противопоставляется религиоведению как «атеистической» дисциплине. Так, Бородина заявляет, что преподавание религиоведения вступает в противоречие с Конституцией РФ и законом «Об образовании», оскорбляет чувства верующих, а также не способствует успешной социализации[26]. Анализ такого документа, как «Основы социальной концепции РПЦ», а также высказываний представителей церкви подтверждает, что понятие «религиозная культура» не случайно легло в основу концепции ОРКСЭ, поскольку они возводят слово cultura («возделывание», «воспитание», «образование») к слову cultus («почитание», «поклонение», «культ»). На этой, мягко говоря, спорной этимологии основывается тезис о религиозной основе любой культуры.

Еще в 2010 году всем шести учебникам курса «Основы религиозных культур и светской этики», вышедшим в издательстве «Просвещение», эксперты Российской академии наук дали однозначно негативную оценку[27], однако они продолжают переиздаваться практически без изменений. Эти учебники стали буквальным воплощением идей, сформулированных в «Концепции духовно-нравственного воспитания и развития личности гражданина России в сфере общего образования». Согласно этой концепции, воспитание должно опираться на «базовые традиционные ценности»: патриотизм, гражданство, семья, труд, традиционные российские религии. Указанные традиционные ценности нашли отражение в тематическом плане, едином для всех учебников серии.

Самый известный учебник серии – это, безусловно, «Основы православной культуры» протодиакона Андрея Кураева. Являясь представителем церкви, автор не скрывает своей миссионерской цели. Учебник содержит образцы религиозной практики, молитвы, примеры иконопочитания. Тем не менее многим учителям и родителям, в том числе не православным, он нравится, так как написан «живым, понятным для детей языком».

Учебник «Основы светской этики»[28] являет собой пример этатистской идеологии, что подтверждается практикой преподавания: по рассказам родителей, первый урок курса посвящается рассказу о заслугах Владимира Путина на посту президента.

Учебники издательства «Дрофа» были написаны уже с учетом разгромных экспертных оценок учебников предыдущих серий и представляют по сравнению с ними большой шаг вперед. Интересным решением является диалогическая форма изложения. Школьник Игорь и его сестра, студентка Юля, обсуждают вопросы этики; пастушок Ваня и старец Василий родом из XIX века рассуждают о спасении души и традиции прощения в православии; бабушка Рабия знакомит своих внуков Ильяса и Камиллу с мусульманскими обычаями. Самые неожиданные собеседники – индийский мальчик Ананда и его друг слоненок Падма из учебника по основам буддизма. Оригинальной идеей стало введение так называемых «не совсем обычных уроков»: например, суд над Сократом, виртуальная экскурсия в православный храм, путешествие в Иерусалим.

Однако во всех учебниках серии заметно стремление авторов обойти потенциально острые вопросы. Так, учебник «Основы исламской культуры», по словам одного из экспертов, «принудительно толерантен»[29]. Авторы предостерегают от неверного понимания слова «джихад» и объясняют, что на самом деле «джихад – это стремление сделать что-то доброе, полезное и нужное для других людей, например: помочь маме – сходить в магазин или присмотреть за малышами»[30].

Татьяна Шапошникова, редактор серии учебников издательства «Дрофа», убеждена, что создает российский вариант «настоящего мультикультурного образования». На самом деле, вписанные в Концепцию, эти учебники, так же, как и все другие, конструируют некую искусственную русско-православную имперскую идентичность. Не случайно в качестве главных героев в учебнике по православной культуре выведены персонажи Древней Руси.

Общественное мнение: родители и учителя

Весной 2015 года я провела небольшой опрос среди учителей московских школ, которым в следующем учебном году впервые предстояло вести уроки ОРКСЭ (50 респондентов), а также – среди родителей их учеников (92 респондента). Уроки ОРКСЭ ведут, как правило, учителя начальной школы, не обладающие для этого ни достаточными знаниями, ни мотивацией для их получения. Введение курса ОРКСЭ проходит в условиях непрерывной реформы средней школы и постоянно возрастающего бюрократического давления на учителей. Многие из них опасаются, что не готовы к преподаванию этого предмета, ожидают возникновения конфликтов – прежде всего с родителями своих учеников, но также и с администрацией школы.

Министерство образования приняло ряд мер по регулированию преподавания ОРКСЭ, в частности обязало всех учителей пройти обучение на специальных курсах, организованных Академией повышения квалификации учителей и некоторыми другими институтами. Однако во многих школах существует неофициальная практика отправлять учителей на курсы, специально открытые с этой целью при монастырях. Из 50 учителей, участвовавших в опросе, пятеро уже прошли обучение в Николо-Перервинском и Новоспасском монастырях, еще шесть человек планировали сделать это в ближайшее время.

Введение уроков религии в средней школе затрагивает практически каждого. Родители оказались в ситуации, когда им необходимо ответить на вопрос, как они относятся к этим урокам, хотят ли они, чтобы их детей знакомили с религией в школе и каким именно образом, по их мнению, это должно происходить. Тем не менее в настоящее время лишь очень немногие сформировали собственную позицию по этому вопросу. Большинство опрошенных родителей продемонстрировали высокую степень лояльности введению курса ОРКСЭ. Они считают, что современному человеку необходимы знания о религии (лишь один человек высказал противоположную точку зрения), и убеждены, что эти уроки будут интересны их детям. Более половины согласны с тем, что курс изучения религии может быть продолжен в старших классах.

Большинство учителей, принявших участие в опросе, также продемонстрировали высокую степень лояльности введению ОРКСЭ. Они согласны, что современный человек нуждается в знании о религии. Подавляющее большинство считают, что изучение религии лучше всего начинать в 4 классе и что курс ОРКСЭ будет интересен для четвероклассников. Учителя подтвердили, что школьный курс религии должен давать объективную информацию о вероучении, истории, социальной роли разных религий, то есть быть религиоведческим, а не теологическим. Почти две трети учителей высказались в пользу изучения «Основ светской этики» и «Основ мировых религиозных культур», что соотносится с данными о выборе модулей в среднем по стране.

В то же время две трети опрошенных, как из числа учителей, так и родителей, считают, что этот курс должен быть факультативным, а не обязательным, как сейчас. Эти данные коррелируют с результатами социологического опроса, проведенного в 2013 году Аналитическим центром Юрия Левады: 75% опрошенных полагали, что предметы, связанные с религией, должны быть добровольными, по желанию родителей учеников, лишь 20% высказались за то, чтобы изучение религии в школе было обязательным для всех[31].

Неожиданными оказались ответы на вопрос относительно разделения учеников на группы по религиозному признаку при изучении ОРКСЭ: больше половины опрошенных поддержали идею разделения класса. Оказалось, что, в отличие от экспертов[32], учителя не рассматривают эту практику как нарушение Конституции. Они убеждены, что курс ОРКСЭ является «культурологическим» и, поскольку школы должны обеспечить выбор модуля, разделение учеников представляется им совершенно необходимым.

Разговор на разных языках

Мы видим, что в настоящее время общественного консенсуса по вопросу преподавания религии в школе не существует. Проблема состоит не в наличии различных мнений относительного того, надо ли включать религиозные предметы в школьную программу, а в том, что в большинстве случаев эти суждения сами по себе противоречивы и не отрефлексированы, поскольку в значительной степени созданы пропагандой. Люди говорят на разных языках и не желают слышать друг друга.

С целью избежать возможных обвинений в нарушении Конституции и закона «Об образовании», гарантирующих светскость учебного процесса, введение ОРКСЭ оправдывается преимуществами мультикультурного воспитания. Однако на самом деле этот предмет являет собой пример очевидной индоктринации и пропаганды консервативных ценностей: этатистской версии патриотизма, формальной набожности, приверженности «традиционной» семье и так далее.

Впрочем, представители РПЦ неоднократно выступали с предложением пересмотра Конституции. В очередной раз это предложение прозвучало на совместном заседании Совета Федерации и Государственной Думы по вопросам противодействия терроризму 20 ноября 2015 года. Глава Синодального отдела внешних церковных связей, митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев), заявил, что «пора, наконец, отказаться от такого понимания отделения церкви от государства, а школы от церкви, которое предполагает, что религия не должна напрямую присутствовать в светском образовательном пространстве»[33]. Посредством этой риторики преподавание религии становится вопросом национальной безопасности, действенной мерой по профилактике международного терроризма.

Апологеты православного образования ссылаются на данные социологических опросов, в соответствии с которыми чуть ли не 84% процента населения страны является православным. Однако хорошо известно, что скрывается за этой статистикой. Число верующих остается практически неизменным с начала 1990-х годов и составляет около 3%[34]. Около трети респондентов, называющих себя православными, не верят в бога, еще для двух третей вера не играет значительной роли в жизни[35]. Данные о православном большинстве говорят лишь о том, что православие по преимуществу выполняет функцию символического и – в значительно меньшей степени – ценностно-нормативного признака этнического сознания. Как отмечает Александр Агаджанян, православие в России превращается в культурно-религиозную идентичность и является в значительной мере мифологемой, возникшей в ответ на потребность в новой идентичности[36].

Борис Дубин указывает на корреляцию между массовым обращением к православию и пиететом по отношению к власти и авторитету. Власть использует православие как символ национального единства, в то время как церковь превратилась в «образ единства без реального единения»[37]. Граждане страны разделены на два лагеря: тех, кто безоговорочно поддерживает деятельность РПЦ, и тех, кто тем или иным способом выступает против. Однако это разделение осуществляется не по принципу веры или неверия, но по принципу лояльности или оппозиционности существующему политическому режиму. Можно привести множество примеров, когда православные верующие выступают против строительства новых храмов, введения обязательных уроков религии в школе и других инициатив церкви.

По мнению Николая Митрохина, РПЦ со своей правоконсервативной платформой – антилиберализмом, антизападничеством, ксенофобией, этатизмом и авторитаризмом – приобретает все более очевидные черты политической партии[38]. Это новое политическое православие действует в тесной связке с государственной властью, но обладает также собственной политической повесткой.

В этой ситуации опасность уроков религии заключается не столько в клерикализации образования, сколько в угрозе превращения школы в механизм трансляции новой государственной идеологии «без идеи», апеллирующей к мифологеме традиционных духовных ценностей. Поскольку залогом успешного распространения этой идеологии является отсутствие критического, рационализирующего взгляда, задачей школы становится воспитание «нового православного» – не способного к рефлексии, лояльного по отношению к власти. В контексте этой воспитательной парадигмы можно рассматривать заявление автора упоминавшегося выше популярного учебника Андрея Кураева о том, что детям нельзя говорить о «терпимости», «открытости», «диалоге культур», поскольку в обществе никакого диалога нет и быть не может, поскольку существует социальное неравенство, и именно эту идею – неравенства и иерархичности – должна «прививать» школа[39].

Несмотря на все усилия церкви, проект введения уроков религии представляется совершенно нежизнеспособным. Дальнейшее давление РПЦ на Министерство образования с целью реализации своей программы религиозного воспитания неизбежно вызовет общественный протест, еще более решительный, чем накануне официального введения ОРКСЭ. В настоящее время большая часть активистов, выступающих против растущего влияния церкви, стоит на позициях секуляризма (например, фонд «Здравомыслие»). Однако группы воинствующих атеистов все громче заявляют о себе: они участвовали с антицерковными лозунгами в массовых протестах 2011–2012 годов, активно присоединяются к акциям противодействия строительству храмов. Этот кризис, грозящий перейти в конфликт, демонстрирует, что перспектива формирования в России настоящего демократического секулярного государства, в котором в равной мере уважаются религиозная свобода для всех верующих и свобода от религии для неверующих, еще более далека, чем десять–двадцать лет назад.

Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект № 16-06-00282 а.

[1] Основы православной культуры – в светскую школу? // Телеканал «Культура». 2014. 23 декабря (http://tvkultura.ru/video/show/brand_id/20905/episode_id/1152662/video_i...).

[2] Митрополит Игнатий. Воспитание должно быть основано на традиционных ценностях (www.oprf.ru/ru/press/news/2015/newsitem/29488).

[3] Основы социальной концепции Русской православной церкви. М.: Издательский совет Московского Патриархата, 2001. С. 329–410.

[4] Возведен в сан митрополита в 2011 году.

[5] Доклад епископа Зарайского Меркурия на Архиерейском совещании 16 июля 2010 года «Перспективы развития опыта преподавания Основ православной культуры» // Время и вера. 2010. 16 июля. (www.verav.ru/common/mpublic.php?num=707).

[6] Школа и РПЦ // Радио Свобода. 2015. 4 апреля (www.svoboda.mobi/a/26937031.html); Патриотизм по-хвалынски // Радио Свобода. 2015. 21 апреля (www.svoboda.mobi/a/26970006.html).

[7] Toledo Guiding Principles on Teaching about Religions and Beliefs in Public Schools (www.osce.org/odihr/29154?download=true).

[8] Beaman L.G., Van Aragon L. (Eds.). Whose Religion? Issues in Religion and Education. International Studies in Religion and Society. Leiden; Boston: Brill, 2015.

[9] Концепция духовно-нравственного воспитания и развития личности гражданина России в сфере общего образования / Под ред. А.Я Данилюка, А.М. Кондакова, В.А. Тишкова. М.: Просвещение, 2009. С. 17.

[10] Там же. С. 12–13.

[11] Концепция четырех «традиционных религий» восходит к закону «О свободе совести и религиозных организациях» (1997).

[12] Основы духовно-нравственной культуры народов России. Основы религиозных культур и светской этики. Книга для учителя. 4–5 классы: справ. материалы для общеобразоват. организаций / Под ред. В.А. Тишкова, Т.Д. Шапошниковой. М.: Просвещение. 2013. С. 3.

[13] Митрохин Н.А. Клерикализация образования в России. М., 2004 (http://libelli.ru/works/n_mitr.htm).

[14] Православная культура преподается более чем в 11 тыс. школ России // Интерфакс-религии. 2006. 27 декабря (www.interfax-religion.ru/?act=news&div=15872).

[15] Полевые материалы автора. Интервью с родителями четвероклассников. Москва, 2013–2014 годы.

[16] О результатах мониторинга и проведения координационных работ по реализации курса ОРКСЭ в 85 субъектах Российской Федерации в 2014 году (www.orkce.org/sites/default/files/file/mntrng2014.pdf).

[17] Сведения о выборе модулей учащимися 4-х классов в 2012–2013 учебном году (www.orkce.org/sites/default/files/file/mntrng2013_p1.pdf); Сведения о выборе модулей учащимися 4-х классов в 2013 учебном году (на 1 ноября 2013 года) (www.orkce.org/sites/default/files/file/pril1_itg13-14.pdf).

[18] Антонов К. Татарстану указали на религиозный курс // Коммерсантъ (Казань). 2015. 28 января (www.kommersant.ru/doc/2655327).

[19] Диакон Георгий Юренко. Взаимодействие церковных институтов с родительским сообществом в рамках преподавания основ православной культуры. Опыт регионов // Внедрение комплексного учебного курса ОРКСЭ в образовательных учреждениях в 2014–2015 году. Проблемы, решения и перспективы. Материалы научно-практической конференции. 6–8 июня 2015. М., 2015. С. 58.

[20] Васильева Н.В. Взаимодействие с религиозными организациями в рамках введения и реализации комплексного учебного курса ОРКСЭ // Внедрение комплексного учебного курса ОРКСЭ в образовательных учреждениях в 2014–2015 году… С. 36.

[21] Письмо Минобрнауки России от 25.05.2015 г. № 08–761 «Об изучении предметных областей: “Основы религиозных культур и светской этики” и “Основы духовно-нравственной культуры народов России”» (https://pravobraz.ru/pismo-minobrnauki-rossii-ot-25-05-2015-g-08-761-ob-...).

[22] См.: www.patriarchia.ru/db/text/4273911.html.

[23] Шевченко Л.Л. Православная культура. Экспериментальное учебное пособие для начальных классов общеобразовательных школ, лицеев, гимназий. 2-й год обучения. М.: Центр поддержки культурно-исторических традиций Отечества, 2004.

[24] Бородина А.В. Основы православной культуры. Православие – культурообразующая религия России. Учебное пособие для учащихся 4 класса. М., 2004.

[25] Митрохин Н.А. Клерикализация образования в России…

[26] Бородина А.В. Основы православной культуры. Мир вокруг и внутри нас. 2 класс. Пособие для учителей. М.: Экзамен, 2010. С. 5.

[27] Смирнов А.В. Учебник нужен, но его придется переписать с нуля (http://iph.ras.ru/s_0.htm).

[28] Экспертное сообщество неоднократно выражало протест относительно самого выражения «светская этика». Директор Института философии Абдусалам Гусейнов говорил о недопустимости употребления этого термина в качестве названия предмета, поскольку он не принят в современной философской литературе, за ним не стоит никакой историко-философской традиции.

[29] Мальцев В. Ислам со стороны // НГ-Религии. 2012. 5 сентября (www.ng.ru/ng_religii/2012-09-05/7_islam.html).

[30] Основы религиозных культур и светской этики. Основы исламской культуры. Учебник для общеобразоват. учреждений. 4 класс / Под ред. Т.Д. Шапошниковой. М.: Дрофа, 2012. С. 132–133.

[31] Дубин Б. Вера большинства // Монтаж и демонтаж секулярного мира / Под ред. А. Малашенко, С. Филатова. М.: РОССПЭН, 2014. С. 200.

[32] Например, Абдусалам Гусейнов отметил, что «деление учеников на верующих и неверующих – это дикость, такая же, как если бы мы стали делить их по политическим симпатиям или по национальному признаку»: Черняев А. Мораль не выбирают. Интервью с директором ИФ РАН А. Гусейновым // НГ-Религии. 2012. 20 июня (www.ng.ru/ng_religii/2012-06-20/1_moral.html).

[33] Выступление председателя ОВЦС, митрополита Волоколамского Илариона, на объединенном заседании Совета Федерации и Государственной Думы 20 ноября 2015 года (www.patriarchia.ru/db/text/4276260.html).

[34] Митрохин Н., Сибирева О. «Не бойся, малое стадо!»: Об оценке численности православных верующих на материале полевых исследований в Рязанской области // Неприкосновенный запас. 2007. № 1(51). С. 243–258; Зоркая Н. Православие в безрелигиозном обществе // Вестник общественного мнения. 2009. № 2(100). С. 65–84; Митрохин Н. Социология «бескорыстных мечтателей», или Как все-таки считать количество православных. Рецензия на книгу В. Чесноковой «Тесным путем: Процесс воцерковления населения России в конце ХХ века» // Неприкосновенный запас. 2007. № 1(51). С. 276–284.

[35] Дубин Б. Указ. соч. С. 187–188.

[36] Агаджанян А. Религиозный плюрализм и национальная идентичность в России // Международный журнал по мультикультурным обществам. 2000. Вып. 2. № 2. С. 18.

[37] Дубин Б. Указ. соч. С. 188.

[38] Митрохин Н. Русская православная церковь: современное состояние и актуальные проблемы. М.: Новое литературное обозрение, 2004. С. 236.

[39] Кураев А. Школьное богословие (http://azbyka.ru/tserkov/lyubov_i_semya/vera_i_deti/kuraev_shkolnoe_bogo...).

Неприкосновенный запас 2016, 2(106)

Россия > Образование, наука. Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904124


Россия > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904120

Александр Кустарев

Что мешает демонтажу России?

Слухи о предстоящем распаде России распространяются давно и сильно фольклоризированы. В застольных разговорах и в СМИ предстоящий распад России всегда был популярным сюжетом. Академия (как российская, так и западная) в разработке этой темы недалеко ушла от фольклора.

Конечно, конфигурация и морфоструктура российского пространства сами по себе всегда возбуждали резонные сомнения в том, что целостность российского пространства гарантирована навсегда. Но предсказывать его будущее, и тем более оценивать разные его варианты как «желательные» или «нежелательные» с точки зрения интересов культурно-исторического российства, или, если угодно, «российской нации», надо с очень большой осторожностью. На мой взгляд, агентура этого фольклора допускает целый ряд некорректностей в оценке будущего России. Она либо чрезмерно приближает наступление некоторых вполне вероятных перемен в состоянии России как геополитического субъекта, отчего они выглядят гораздо более «страшными», чем они есть на самом деле. Либо сильно преувеличивает потенциал центробежных сил. Либо, не задумываясь оценивает центробежные тенденции и их результаты как безусловно негативные. Либо все вместе. Короче: этот фольклор апокалиптичен – по меньшей мере на уровне риторики.

Пессимизм предсказателей имеют психологические и методологические корни. Чисто психологически пророчества о распаде России – это продукт меланхолии и ресентимента социальных слоев, считающих себя (отчасти самодеятельно, а отчасти с подсказки популярного в этих кругах Вильфредо Парето) «контрэлитой», незаконно и насильно устраненной от руководства страной. Они хотят сказать, что самозванные и самоуправные верхи российского общества ведут Россию к историческому концу. При этом их представление о «гибели России» полностью совпадает с представлением действующей власти и выглядит именно и прежде всего как демонтаж единого российского пространства.

Эта «апокалиптика» имеет две версии. Агентура одной из них, позиционируя себя как патриотическая (националистическая), что называется, «бьет тревогу» и требует этому помешать. Агентура другой версии – русофобы, по большей части сами русские, но иногда и «националы» из бывших союзных республик[1]. Эта агентура настроена фаталистически. Она согласна с «патриотами», что Россия при смерти, но считает, что сделать уже ничего нельзя и что Россия свою участь вполне заслужила.

Методологические некорректности предсказаний скорой ликвидации России отчасти объясняются их психологическими корнями. Возбужденная и по всем признакам бессильная «контрэлита» хочет, чтобы ее пророчества выглядели очень страшными, и просто не знает, как добиться этого эффекта, если не предвещать близость распада, легкомысленно забывая, что обсуждает процессы, имеющие (даже если они неотвратимы) «естественную» длительность, которая по меньшей мере на порядок дольше, чем стандартные избирательные циклы, и определенно дольше двух–трех поколений.

Но не только в этом дело. Сознание всех социальных слоев российского общества, за исключением либертариански настроенной богемы (и то лишь в одном определенном аспекте[2]), архаично и провинциально. Похоже на то, что возросшее знакомство русских с типичными сегодня для «Запада» умонастроениями привело к еще большей архаизации российского сознания.

То же самое можно сказать и о провинциальности русской общественной мысли. Русская мысль интерпретирует российское общество так, как будто оно живет и меняется вне глобального контекста, чаще всего не замечая ни действительных сходств, ни действительных различий между «российством» и «западом» как постоянным горизонтом для самооценок.

Имея все это в виду, займемся теперь самими предсказаниями о распаде России. Разложим этот фольклор на несколько тем, которые в актуальном фольклоре на самом деле по-разному – и некорректно – перепутаны.

Начнем с угрозы, что Россия теряет территорию. Речь идет, конечно, прежде всего об удаленных областях Сибири и Дальнего Востока, находящихся под сильным демографическим давлением Китая. Хотя в роли «захватчиков» фигурируют также США, Турция, Япония, Корея, Польша, Казахстан, Румыния и даже Украина – чей распад кажется на самом деле гораздо более реальным, чем распад России.

Слов нет, Петербургу/Москве всегда было трудно сохранить в своем составе заволжскую (зауральскую) часть своего номинального домена. У метрополии в свое время хватило ума продать Аляску. Это было сделано определенно из опасений, что Канада и США все равно присвоят себе эту землю явочным порядком. С Сибирью и Дальним Востоком такая операция была немыслима даже тогда, тем более теперь[3]. Но их и незачем продавать – никто их у России не отнимет.

Территория, или, иначе говоря, земля, – ресурс, фактор производства, им можно манипулировать, получая при этом или земельную ренту, или доход от инвестиций. А если ее не удается эффективно заселить, то выгоду можно получать, привлекая трудовые ресурсы из других стран с полным или редуцированным гражданством или даже совсем без граждантва (по срочным контрактам). Кроме того, можно привлекать для их освоения транснациональные корпорации. Для этого «землевладельцу» только нужно избавиться от иррационального страха, что инвесторы, арендаторы и поселенцы впоследствии непременно откажутся платить ренту и захотят войти в состав государств, из которых они происходят.

Чтобы такое отторжение территории случилось, должна радикально изменниться вся практика международных отношений – более того, вся практика отношений собственности. Дело в том, что территория Швамбрании, помимо того, что это «мать-земля», «святыня», «почва и кровь» и прочая «нарративная» абракадабра, есть «частная собственность» нации, коль скоро государство в пространстве мирового порядка выступает как частно-правовой субъект. Владение территорией и есть, собственно, то, что мы называем «суверенитет». И государство остается суверенным, пока имеет на свою территорию право собственности, кто бы эту территорию ни населял и кому бы ни принадлежали все находящиеся на ней движимые и недвижимые фонды. Не похоже, что в мире дело идет к отмене права на владение частной собственностью. По некоторым признакам именно этот институт сейчас самый устойчивый и надежный в быстро меняющемся мире. Таким образом, утрата слабо интегрированных территорий не грозит теперь никому. А если все-таки до этого дойдет, то это будет означать, что мировой порядок разрушен и мы вернулись к домодерному геополитическому беспорядку со всем адекватным ему этическим и правовым дискурсом, где все решается силой и только силой. Но, пока этого не произошло, право России на сохранение своих границ незыблемо.

Что мешает это осознать? Прежде всего подозрения, что зловещие внешние силы хотят Россию ослабить. В комбинации с представлениями о территории как непременном признаке геополитической полноценности нации выступает и архаический культ земли, характерный для национального самосознания. Из-за этого культа нация («нарратив-нация») может вообразить утрату геополитического статуса только как утрату территории и не может себе представить сохранение своего статуса при сокращении территории или, наоборот, утрату статуса без утраты территории.

Страх потерять территорию также отчасти сохраняется под впечатлением от распада СССР. В представлении стандартного россиянина большие куски территории в границах бывших республик должны были бы оставаться в России. Думать так есть основания – тогда действительно оказывается, что Россия уже начала терять «свою» территорию и это будет продолжаться. Это будет казаться тем более вероятным, что само русское сознание склонно считать естественным желание вернуть себе «утраченное» (Крым, Новороссия). Логика тут проста: если мы сами хотим захватить территорию, то ведь и другие не лучше нас и, конечно, должны хотеть того же самого. Не совсем, кстати, абсурдное предположение.

Другой популярный сценарий «гибели» России – ее демонтаж в результате сепаратистских движений. Этот страх еще более усиливается опасениями, что выходящие из состава России новые геополитии будут тут же пристраиваться под другие «геополитические крыши», что в глазах русских мало отличается от аннексии.

Если какие-то «швамбрании» действительно от России отделятся, то последнее опасение вполне оправдано. Недавний опыт показал, что страны Восточной Европы, вернувшие себе реальный суверенитет, поспешили спрятаться от геополитической ответственности под «крышу» другого «гегемона». Построссийские «швамбрании», конечно, тоже будут иметь к этому склонность. Но тут возьмет свое география. Некоторым покажется более удобным оставаться в орбите Москвы (без всякого принуждения). Других никто не захочет крышевать. Третьих, даже после демонтажа, Москва сама захочет силой удержать под своей крышей, если сочтет это особенно для себя необходимым.

Но, чтобы эта ситуация возникла, все-таки прежде должны материализоваться сами сецессии. Кто же именно и как сумеет отделиться от России? Когда-нибудь в принципе, или, скажем, в течение нескольких десятилетий? Есть ли вообще в пределах России центробежные тенденции? Пророки распада обычно без колебаний уверяют, что есть. Я в этом очень сильно сомневаюсь. Пока в России не видно ни сильных агентур сепаратизма, ни сильных сепаратистских нарративов (ни пассеистских, ни футуристических), способных стимулировать соответствующие коллективные действия. Они могут появиться и, возможно, уже появляются в городах с некоторыми «столичными» претензиями, но им еще долго предстоит вызревать до оперативной полноценности. К тому же сейчас совершенно невозможно сказать, с какими именно территориями эти нарративы будут отождествляться. Есть несколько вариантов будущей геополитической конфигурации российского пространства, и какой из них возобладает, сказать невозможно.

Прогнозы этого рода вдохновляются теорией (точнее, эмпирическим обобщением), согласно которой выделиться из существующих государств хотят прежде всего компактные этносы, считающие себя неравноправными по отношению к титульной нации, и периферийные территории, считающие, что гегемон государственности их эксплуатирует. Эти представления в принципе устарели, потому что нынешние сепаратизмы не реже, если не чаще, мотивированы, наоборот, желанием более богатых и политически зрелых территорий избавиться от «сырой» и отсталой периферии. Между прочим, демонтаж СССР можно считать результатом русского сепаратизма не меньше, если не больше, чем какого-либо другого[4]. Но полагаться на эту теорию сепаратизма для прогнозирования будущего российского политического пространства – значит лениво игнорировать географическую и культурную реальность мультиэтнического исторического российства.

Два номинально нерусских и даже неславянских этноса, которые выглядят достаточно массивно в качестве популяций, могли бы как будто проявить сепаратистскую инициативу. Это татары и чеченцы – второй и третий по численности «народы» в составе России. Хотя у тех и у других, конечно, есть националистический нарратив, а некоторые чеченские кланы даже пытались создать под своим контролем независимую Ичкерию, и те и другие – вместе со своими мощными диаспорами – сейчас как будто бы больше заинтересованы наращивать свое (уже значительное) лобби в Москве, чем отделяться от России, что они на практике и демонстрируют. Остальные титульные народы разных автономий, существующие в границах, предписанных им еще советскими размежеваниями, до сих пор никаких сепаратистских поползновений не обнаруживали и вряд ли обнаружат, как бы это ни объяснялось[5].

Регионально-русские сепаратизмы, вопреки привычному представлению о том, что сепаратизм должен обязательно быть «национально-освободительным», имеют в силу некоторых географических особенностей России больше шансов, чем этнические. Но они как будто бы пока совсем не зафиксированы ни в политической практике, ни в общественной полемике. Более того, политическая агентура «квазиимперской» установки на «единую и неделимую» сейчас комплектуется, кажется, скорее выходцами из российских провинций, что заставляет вспомнить установку алжирских французов в 1940–1950-е годы.

Но каким бы ни оказалось наполнение будущего российскго пространства, выделившимся из России новым государствам еще придется думать о границах друг с другом. Если эта перспектива будет осознана, она может отпугнуть от сепаратизма любую агентуру, даже самую радикальную. Если она не осознана, то это приведет ко множеству территориальных конфликтов и затем к обратной центробежной тенденции, по классической схеме Гоббса.

Помимо всего этого, всякий субъект, объявивший себя независимым от Москвы, не имеет шансов на международное признание. Попытка сецессии вопреки воле Москвы до сих пор была только одна – Чечня. Никто ее не признал. Делать обобщения на основании одного случая, конечно, некорректно. Но есть более убедительные спекулятивные соображения, позволяющие предположить, что так будет и впредь.

Итак, если России не угрожает потеря территории в пользу других государств и если на ее территории не просматриваются никакие убедительные сецессионистские инициативы, то остается еще один вариант ее распада. Традиционный центр ослабевает и теряет контроль над периферией.

Этот вариант распада – повторяющееся событие в потоке истории и, стало быть, устойчивое свойство этого потока. Любой порядок вырождается и рано или поздно переживает кризис существования. В ходе этих кризисов выродившийся порядок может восстановиться в неизменном виде, или уступить место другому, или прекратиться навсегда. Тогда подконтрольная ему территория становится периферией другого порядка, либо на место рухнувшего порядка приходят несколько других.

В подобных случаях на местах зарождаются новые очаги господства. Как правило, это вооруженные клики и харизматические военные лидеры – «полководцы», «военкомы», war lords (рискну предложить неологизм «военлорды») со своими дружинами – в сущности банды рэкетиров. Таковы были будущие феодальные «князья» послеримской Европы. Классический недавний пример – Китай в первой половине ХХ века. Термин war lord как раз тогда стал особенно популярным в прессе и в политической науке. То же самое было в России после 1917 года. У нас на глазах это происходит в Сомали, Ливии и Сирии. Какова же вероятность такого сценария в России?

Перед рассуждениями на этот счет скажем кое-что о русской политической традиции вообще.

Общий кризис порядка как традиции в России – важнейшая характеристика самой этой традиции. В течение всей Новой истории. Российская власть эти кризисы сама провоцировала реформами (а не задержками реформ, как это кажется на первый взгляд) и сама же потом их ликвидировала. При этом в сущности российская власть в течение двух столетий оформилась как система управления такими циклами или «управлением кризисов» (crisis management), как это называется в теории и практике управления. В результате кризисы долго оставались сильно редуцированы (иногда даже мало заметны), то есть не сопровождались полной сменой господствующего слоя и центробежной тенденцией.

Но кризис 1905–1922 годов вышел из-под контроля власти; он был глубоким и острым, сопровождался сменой господствующего слоя и его ресурсной базы. Помимо этого, очень сильной была тенденция к демонтажу того, что тогда называлось «империей», и многим тогда казалось, что Россия навсегда впадает в хаос (смотри, например, беллетристику генерала Краснова).

Большевикам пришлось потратить немало усилий, чтобы ликвидировать возникшие в ходе гражданской войны очаги чисто силового самоуправления. В конце концов, они преуспели не только в границах собственно России, но и на ее имперской периферии (кроме Балтии и Польши).

Длительность и глубину кризиса, начавшегося в конце 1980-х годов, пока определить трудно. Кризис то ли был «моментальным», то ли не кончился до сих пор. Сменился ли господствующий слой при этом, до конца пока не очень ясно[6]. Но центробежная тенденция в результате некоторой «токсической» комбинации событий усилилась и оказалась необратимой. СССР был демонтирован. К счастью, формально федеративное устройство СССР позволило провести эту операцию легко и безболезненно. Не было необходимости в «военкомствах», поскольку республики располагали по меньшей мере декоративными структурами власти. Да и границы между новыми государствами были предопределены, хотя и нуждались, очевидно, в коррективах, чем Кремль легкомысленно пренебрег, за что расплачивается и еще будет расплачиваться.

Представление о российской власти как об аппарате управления кризисами, предполагает не просто неизбежность кризиса, но его необходимость. Кремль, сам никакой теорией не руководствуясь, но в силу инстинкта, имманентного 200-летнему опыту, может выжидать, когда начнется кризис и даже спровоцировать его, чтобы снова показать свою незаменимость как единственной агентуры, способной решать проблемы национального существования и тем самым оживить свою легитимность.

Но, как показал опыт последних двух кризисов, этот «трюк» может выйти из-под контроля. И вот тогда, поскольку никаких традиций политической жизни на местах в России нет, власть на местах никому не достанется автоматически и станет добычей военизированныек харизматических клик. Выглядеть они будут не так, как во времена гражданской войны, то есть не как полевые армии[7], а скорее как городские бандитски-бюрократические клики. Они и возникали, между прочим, в начале перестройки, но в тот раз их удалось (если удалось) подавить.

На этот раз, если Кремль окажется слабее, чем он сам думает, то вероятность такого сценария весьма велика. В отсутствие запасной элиты и легитимных правоприемников страна действительно может оказаться в состоянии, в каком Европа находилась после падения Рима, Китай в первой половине XX века и Ближний Восток находится теперь, то есть в состоянии глубокой геополитической реконструкции при решающем участии возникающих спонтанно центров силы. Исход такого кризиса заранее не известен. Чисто умозрительно единство может восстановиться, если появится харизматическая сила в самом центре – того же рода, что и на местах, только более сильная. В этом «шторме» может даже родиться так долго ускользавшая от России демократия. Если же этого не случится, то может начаться процесс формирования новых государств на месте России, как это было в Европе в эпоху раннего модерна, а потом после наполеоновских войн в XIX веке. Его драматургию и длительность предвидеть невозможно.

Эту перспективу фольклор видит и рисует ее в самых черных красках. Спрашивается, почему эта перспектива кажется российскому общественному сознанию такой катастрофической?

Прежде всего российское сознание не может привыкнуть к превращению России из сверхдержавы в регионального геополитического гегемона, к тому же до сих пор не очень эффективного и уверенного в себе. Большинству россиян кажется, что такое происходит только с Россией, и у них возникает очередной комплекс неполноценности. В этом российское самосознание не отличается от других великодержавных самосознаний. «Великая Британия или никакая», «Великая Франция или никакая» – так говорили премьер-министр Вильсон и президент де Голль, когда эти державы теряли свой имперский статус. Утрата великодержавного положения тяжело переживалась в Германии и Японии. США тоже мало готовы к этому. Все старые великие державы (как их элита, так и контрэлита, а также возбужденная часть плебса[8]) больше всего боятся, что на их место придут новые – и прежде всего Китай.

Но под этим еще вполне рациональным (ложным или нет, неважно) опасением обнаруживается другой, еще более сильный и, пожалуй, атавистический – универсальный и иррациональный – страх. Публика боится, что постепенно ликвидируется сама геополитическая роль (статус) «великой державы». Народы (вместе со своими элитами и контрэлитами) привыкли жить в мире, где порядок наводят «великаны» – сговором или войной – и просто не могут себе представить, как порядок будет наводиться в мире карликов. В эстетике масс «хорошее» (оно же «красивое») – это «большое»[9]. Самое страшное в этом для народного сознания, как всегда, – неизвестность. Этот страх удерживает глобальный политический истеблишмент от либерализации международного права и побуждает упорно цепляться за все, что поддерживает status quo, то есть доктрину государственного суверенитета со всеми его нормативными коннотатами.

Между тем, демонтаж геополитических великанов – это, может быть, проявление эволюционного успеха[10] малоформатного государства как вида и, стало быть, необратимый (на этом витке) тренд эволюции антропосферы. Пока этот тренд сильно тормозится. Но, как нередко бывает в подобных случаях, он может в какой-то момент резко ускориться. И тогда в более выгодном положении окажутся те крупноформатные геополитически образования, которым будет легче демонтироваться. Потому что они будут иметь гораздо больше шансов быть разобраны легко и – прежде всего – мирно, без долговременного пребывания в состоянии разборки (в обоих смыслах этого слова в нынешнем русском языке).

Есть основания подозревать, что Россия как раз не окажется в их числе. Из-за отсутствия более или менее демаркированных реальных (а не номинальных – по этническому титулу) геополитических пространств в ее нынешних границах и, что еще важнее, из-за отсутствия более или менее зрелых агентур сепаратизма.

Ей, таким образом, грозит не столько демонтаж, сколько его задержка. Реальная опасность для исторического российства – не его геополитический демонтаж, а то, что ему придется для демонтажа сначала пройти через состояние хаоса. Это может продолжаться долго. Вот чего следует сильно бояться[11], а не потери территорий.

[1] После получения независимости им стало удобнее, наоборот, подчеркивать неодолимость экспансии Москвы, мечтающей о восстановлении «советского пространства».

[2] Я имею в виду либертарианство как стиль жизни.

[3] Один из многих псевдополитических эксцентриков рубежа веков Герман Стерлигов предлагал это сделать – то ли всерьез, то ли ради провокации.

[4] Этот зигзаг в процессе демонтажа СССР вдохновляет у особо патологических патриотов подозрения, что Москва и сейчас тайком от народа хочет избавиться от своих периферий.

[5] У мелких этнократий для этого просто недостаточная масса, а все этнократии вообще надежно соединяет с Москвой взаимная коррупция. Почему-то считается, что коррумпированные этнократии больше хотят независимости. Скорее дело обстоит прямо наоборот. На этом поле есть где разгуляться любознательному исследователю.

[6] В химической формуле российской агентуры господства соединяются бюрократия, жандармерия (на базе бывшего КГБ как сословия), партократия и плутократия, но, как они соотносятся количественно, в какой мере перекрывают друг друга и как взаимодействуют, до сих пор толком не выяснялось. А если в Академии об этом знают лучше, то до публики это знание, конечно, не дошло.

[7] Чеченский эпизод в 1990-е годы был в русле этого сценария и во многих отношениях похож на эпизоды, характерные для гражданской войны, хотя и оркестровался как национально-освободительная борьба. Конечно, это военкомство было этнически окрашено, но это была его попутная характеристика.

[8] Контрэлита, возможно, и есть возбужденная часть плебса, чем в большой мере и объясняется ее неспособность артикулировать какие бы то ни было эффективные темы политической борьбы и погруженность в мифологию и морализаторство.

[9] «Я планов наших люблю громадье» (Маяковский). Мудрый Фриц Шумахер понимал, что пропаганда малых форм должна апеллировать к эстетическому чувству, и вдвинул лозунг «Small is beautiful». Переворота не получилось, но его кампания на рубеже 1960–1970-х годов не осталась бесследной.

[10] Я знаю, что магистральная социология относится с большим недоверием к интерпретации социогенеза в терминах теории эволюции, но ее авторитетные сторонники – Фридрих фон Хайек и Уолтер Гаррисон Рансиман. А вот интересное наблюдение: «Размер (площадь) государств до конца XIX века возрастал, а потом уменьшается – это факт, хотя и до сих пор плохо осознанный (Lake D.A., O’Mahony A. Territory and War: Size andPatterns of Interstate Conflict // Kahler M., Walter B. (Eds.). Territoriality and Conflict in an Era of Globalization. San Diego: University of California Press, 2006. P. 134. – Курсив мой). Кстати, биологи уверяют, что крупные животные виды обречены – мыши вытесняют слонов.

[11] Трудно сказать, насколько массы и их элиты боятся того, чего на самом деле следует бояться, а именно самого беспорядка и сопутствующих ему эксцессов насилия.

Неприкосновенный запас 2016, 2(106)

Россия > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904120


Россия. ПФО > СМИ, ИТ. Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904114

Последствия Пермского культурного проекта (по материалам социологических исследований)

Олег Владиславович Лысенко (р. 1969) – социолог, доцент Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета.

Публикация в «НЗ» первой статьи (2016. № 1(105)) о последствиях Пермского культурного проекта (далее я буду называть его ПКП) вызвала некоторое количество весьма эмоциональных откликов. Не скажу, чтобы я был удивлен, – тема остается актуальной и сегодня, спустя четыре года после завершения ПКП. Любопытно иное: как была оценена моя личная позиция. С точки зрения некоторых читателей, я оказался тенденциозен и предвзят. С точки зрения других, – сух и излишне академичен. Что ж, вполне возможно, не мне судить. Но, чтобы избежать превратного толкования, хотел бы еще раз пояснить свою точку зрения.

Во-первых, я не являюсь принципиальным противником ПКП. Более того, многие начинания того времени мне понятны и близки. Во-вторых, я не являлся активным участником ПКП. Если я и привлекался в качестве эксперта для участия в каких-либо мероприятиях того времени, то это не выходило за рамки разового сотрудничества, причем отнюдь не с организаторами и идеологами культурной революции: с ними (не со всеми) я лично познакомился только во время своего исследования, то есть существенно позже самих событий. Наконец, в-третьих: обилие цитат, цифр и прочих атрибутов научного текста объясняется исключительно стремлением предельно корректно и аргументированно изложить тему, до сих пор вызывающую споры.

Напомню, в первой статье был поставлен вопрос о подходах к изучению последствий ПКП, рассмотрены имеющиеся статистические данные, позволяющие хотя бы косвенно оценить его влияние на социально-экономическое развитие Перми и региона, кроме того, было проанализировано влияние ПКП на пермское экспертное сообщество.

Во второй статье я буду говорить об оценке культурной революции жителями Перми, о реакции на ПКП работников творческих союзов и творческих индустрий, а также, вместо заключения, попытаюсь сформулировать тезисы, которые могут быть обозначены как уроки ПКП.

Воспитание публики

Чтобы оценить влияние ПКП на публику, необходимо сначала выяснить, как оценивали пермяки свой город с точки зрения развития культурной среды до начала культурной революции. Для этого можно привлечь результаты исследования «Социокультурное пространство города Пермь», проведенного исследовательской группой во главе с Александром Боронниковым в феврале 2009 года по заданию Министерства культуры Пермского края, то есть в самом начале ПКП. Оно включало 14 экспертных интервью и анкетный опрос (число респондентов – 224) представителей 7 «целевых социальных групп горожан, в наибольшей степени проявляющих социокультурную активность в городе»[1]. Имелись в виду топ-менеджеры, предприниматели, чиновники, «золотые воротнички» (специалисты высокой квалификации), «золотая молодежь», студенты и «молодые менеджеры». Несмотря на то, что исследование не охватывало всех социальных слоев и групп города, на его основании можно составить представление о настроениях наиболее активной части пермяков перед разворачиванием самой активной фазы ПКП.

Авторы исследования справедливо полагали, что для жителей города потребление культуры во всех ее формах является частью досуговых практик. Поэтому и основные вопросы были сформулированы исходя из этой позиции. Так, около 41% опрошенных представителей этих групп на вопрос «Устраивает ли вас культурно-развлекательная сфера г. Перми?» ответил, что их она устраивает полностью или в целом, 37,5% выбрали вариант «Терпимо, но хочется лучшего», и 21% выбрал варианты «Скорее не устраивает» и «Совершенно не доволен». Чаще всего недовольство сферой культуры и досуга выражали предприниматели, студенты и «золотая молодежь», люди в возрасте от 45 до 60 лет, представители высокодоходных групп, респонденты, тратящие на досуг и культуру от половины и выше своего дохода.

Более удручающие ответы были получены группой Боронникова на вопрос «Как вы оцениваете культурно-развлекательную сферу г. Перми по сравнению с другими российскими городами – региональными центрами?». Только 12% опрошенных в 2009 году оценили ее как «лучшую», но около 43% выбрали отрицательные оценки («немного…» или «гораздо хуже»). Около 40% респондентов предпочли выбрать вариант «не хуже и не лучше». По мнению опрошенных, наиболее остро в Перми 2009 года стояли проблемы низкого качества сервиса, однообразия культурно-развлекательных услуг, высоких цен, любительского уровня, непрофессионализма многих заведений культуры, а также неадекватного поведения людей на культурных мероприятиях и в местах отдыха.

По поводу последней проблемы стоит сказать отдельно. Рискну предположить, что респонденты имели в виду не только и столько закрытые мероприятия в клубах и на концертных площадках, сколько городские праздники, на которых встречаются разные городские сообщества: например, дни города, новогодние и масленичные гуляния, майские праздники. Во время полевых исследований мне неоднократно приходилось слышать негативные мнения наиболее образованных и обеспеченных респондентов о городских праздниках: «это большая пьянка», «там невозможно находиться с детьми», «это просто опасно и противно». Аналогичные суждения можно встретить, пожалуй, в любом городе. Дело в том, что муниципальные управления и департаменты культуры, вкупе с учреждениями культуры, занятыми непосредственно организацией праздников, ориентируясь на широкую публику, как правило, предпочитают наиболее простой формат «народного гуляния», сочетающий три основных компонента: выездную торговлю, популярные коллективы (лучше с приезжей звездой в качестве хедлайнера) и пассивного зрителя. Этот формат, восходящий к советским клише, естественно, привлекает в первую очередь окраинных жителей, чаще молодого и среднего возраста, со средним образованием и пристрастиями к коммерческому искусству. Напротив, более образованные и искушенные жители в такие дни оказываются вытесненными из городского центра:

«Люди всегда стремились на этот день [День города в Перми, 12 июня. – О.Л.] уехать на дачу, чтобы не слышать этой музыки, не вдыхать чад от шашлычных и не видеть обгаженных газонов» (интервью № 19).

Символически такие городские праздники означают победу в городском пространстве старых форм культуры и ориентацию городской политики на наиболее консервативные слои населения.

Организаторы ПКП постарались изменить этот тренд, и весьма успешно. Их декларируемой целью стала ориентация на «экономически выгодного» горожанина. Борис Мильграм так оценивал в интервью достигнутый результат:

«Да, мы были идеалистами, мы реально верили, что можем преобразовать жизнь… Результат для меня – это фестивальный городок “Белые ночи”, когда […] я видел счастливых людей внутри. Не было злых рож искаженных, никто не матерился, и никто не курил, притом первый раз не было запрета на курение… А за пределами этого городка люди так же говорили на другом языке, с искаженными лицами и, в общем, не любили себе подобных» (интервью № 3).

Стоит пояснить, что фестиваль «Белые ночи в Перми» проходил в июне и включал в себя, помимо прочего, новый формат празднования Дня города. Столь откровенно элитистские установки, разумеется, не могли не вызывать критики за пренебрежение интересами «простых горожан». Но за этой позицией можно разглядеть и иное. «Воспитание зрителя» сам Мильграм демонстрирует следующей драматической и одновременно комичной историей:

«Расскажу главный сюжет культурного процесса, как я его увидел в какой-то момент. Уже много лет назад, в 2006-м или 2007 году, мы с Т. поехали в Будапешт. [...] И мы пошли там на спектакль достаточно известного молодого режиссера, “Лед” по роману Сорокина. Это производило невероятное впечатление, потому что ничего подобного я никогда не видел. Первый акт – они все голые, невероятно по воздействию и т.д. Второй акт – статика, они все сидят, рассказывают монологи... Спектакль, который просто сшибает, просто вырубает. Я Тане говорю: “Ты знаешь, моя мечта – это привезти в Пермь”. Она на меня посмотрела как на полного идиота и говорит “Ну как? Вот кто это сможет смотреть? Они тебя проклянут, это нельзя пока, тебя проклянут, публика уйдет” и т.д. Прошло какое-то время, первый фестиваль “Текстура”, и Эдик [Бояков. – О.Л.] мне говорит: “В качестве подарочного гостя фестиваля – спектакль «Лед» из Будапешта”. Я молчу, счастлив вообще. […] В этот день меня нет в Перми, я почему-то должен быть в Москве. И я всем, кого я знаю: “Это надо обязательно смотреть”, и первому, кому я это сказал, как вы понимаете, Чиркунову. И он приходит на этот спектакль. А я в Москве, у меня какая-то встреча, и поздно вечером звонок. Монолог, который я услышал, был чудовищным. Он мне сказал, что он меня ненавидит, что я его унизил, я его оскорбил, что никогда он не будет больше ходить в принципе в театр, но уж по моей рекомендации просто, ну, напрочь... Через три дня мы встречаемся за столом в ресторане с послом ЕС, который приехал открывать европейский какой-то угол в университете… И Чиркунов, не называя вслух, практически в присутствии этих людей принес извинения за этот звонок. То есть ему понадобилось три дня пережить катарсис, чтобы взойти на какую-то другую ступень осознания себя, вообще окружающих людей, и того, что в мире есть вообще другие предложения, которые тебе могут не подойти и не понравиться. Не уважать этого человека я не в состоянии. […] Вот это и есть вся идеология того, что происходило, вот в этом рассказе. Его, конечно, стоит опубликовать» (интервью № 3).

Но вернемся к главной теме. Насколько сильно повлиял ПКП на пермского зрителя, мы можем судить по опросу жителей Перми «Последствия Пермского культурного проекта», проведенного в ноябре 2014 года в рамках исследовательского проекта «Пермь как стиль»[2]. К сожалению, в силу разных причин опрос жителей Перми о последствиях ПКП был проведен по другой выборке и с помощью другого инструментария, нежели опрос Александра Боронникова. Поэтому напрямую сопоставлять данные двух замеров было бы некорректно. Однако некоторые параллели провести можно.

Сперва – обескураживающие данные. Вопреки мнению, которое может сложиться у постоянного читателя газет и потребителя новостных передач, о ПКП осведомлено крайне малое число пермяков. Более 60% опрошенных вообще ничего об этом не слышали, а доля более или менее осведомленных составляет около 10%.

Впрочем, это вполне ожидаемый результат. Темы культуры, а тем паче культурной политики, никогда не были в числе самых обсуждаемых. Как показывают данные опроса, жители города могут не знать о проводившемся эксперименте, но вполне осведомлены о самих мероприятиях. Скорее может удивить другой результат. Только 16% опрошенных указали, что стали чаще ходить на культурные мероприятия за последние пять лет. И, напротив, около 45% указали на снижение частоты посещений театральных спектаклей, концертов, выставок и фестивалей.

Казалось бы, это явно свидетельствует не в пользу ПКП. Но, с другой стороны, никаких явных указаний на то, что это связано с направленностью культурной политики, нет. Напротив, на открытый вопрос «Что вам мешает посещать культурные мероприятия?» наиболее популярными оказались ответы «нехватка времени» (56%) и «нехватка денег» (22%) – а отнюдь не отсутствие желания или интереса (оба варианта указали по 5% опрошенных). Более того, все остальные данные свидетельствуют о позитивных оценках этого проекта большинством респондентов. Так, например, улучшение (как существенное, так и незначительное) культурной жизни Перми за последние пять лет отметили 54,3% респондентов, а ухудшение (опять же, как существенное, так и незначительное) – только 5,2% (не заметили изменений при этом 23,9%, а затруднились с ответом 16,6%).

Чтобы понять мотивировку положительных и отрицательных оценок, респондентам были предложены два вопроса с качественными характеристиками культурных событий. Один задавался респондентам, отметившим улучшение культурной жизни, другой – тем, кто ощутил ухудшение.

Таблица 1. На ваш взгляд, культурная жизнь за последние 5 лет (с 2008-го по 2013 год) в Перми стала…

% от числа отметивших улучшение культурной жизни Перми

% от числа отметивших ухудшение культурной жизни Перми

Более качественной. Культурные мероприятия стали проводиться на более высоком уровне

19,9

Менее качественной. Культурные мероприятия стали проводиться на более низком уровне

58,0

Более насыщенной, интенсивной. Стало больше культурных мероприятий

46,8

Менее насыщенной, интенсивной. Стало проводиться меньше культурных мероприятий

16,0

Более разнообразной. Появилось больше выбора в культурных мероприятиях для разной публики

57,6

Менее разнообразной. Большинство культурных мероприятий стало однообразным, рассчитанным на одних и тех же людей

26,0

Более современной, на уровне столичной культуры

9,8

Более отсталой, провинциальной

16,0

Затрудняюсь ответить

3,4

Затрудняюсь ответить

4,0

Выясняется, что изменения в лучшую сторону связаны в основном с увеличением разнообразия (57%) и интенсивности (46,8%) культурной жизни. Качество и современность новых событий явно уходят на второй план. Напротив, среди тех, кто критикует изменения в городской культуре, акцент делается скорее на снижение качества, чем на однообразие или отсталость.

В целом положительное отношение к ПКП со стороны горожан подтверждается и ответами на два других вопроса, предлагавших респондентам дать свое определение ПКП, в первом случае выбрав его из закрытого списка, а во втором – сформулировав самостоятельно.

В закрытом вопросе варианты ответов были подобраны так, чтобы уравновесить число возможных негативных, позитивных и нейтральных характеристик. В каждой из этих категорий предлагались по четыре варианта ответа, взятых из интервью и средств массовой информации. В числе позитивных характеристик предлагались такие (привожу по мере убывания популярности): «интересно» (31%), «творчество» (28%), «новые возможности» (11%) и «возможность чему-то научиться» (9%). Категория негативных характеристик включала «коррупцию» (24%), «глупость» (6%), «нашествие москвичей» (5%) и «насмешка над пермяками» (4%). Нейтральные характеристики предлагались такие, как «современное искусство» (32%), «эксперимент» (17%), досуг (31%) и «одно из событий» (8%).

Имея возможность выбрать три характеристики из предложенного перечня (чем и объясняется тот факт, что сумма ответов превышает 100%), респонденты, отвечая на вопрос «Если бы вы рассказывали о культурных событиях последних лет в Перми, какое из выражений вы скорее всего использовали бы», выбирали нейтральные характеристики в 88% случаев, позитивные – в 78,9% случаев, негативные – в 38,2% случаев (ничего не знали про культурные события 3,3%, затруднились с ответом 3,9%). То есть для описания ПКП жители Перми предпочитают использовать либо нейтральные, либо позитивные характеристики. Доля респондентов, которые увидели только негативные стороны ПКП, вообще мала – таковых не более 7%.

Чтобы дополнить картину, а заодно избежать возможного влияния на ответы респондентов «подсказок» в виде готовых вариантов ответа, респондентам был предложен и открытый вопрос «Назовите свое определение культурных событий в Перми». Полученные ответы были закодированы в категории, близкие к вариантам ответов на предыдущий вопрос. В таблице ниже приводятся наиболее часто встречающиеся определения, а также суммы негативных, позитивных и нейтральных ответов.

Таблица 2. Назовите свое определение культурных событий в Перми, % от числа полученных ответов (сумма больше 100%, так как респонденты могли указать несколько определений).

1. Трата денег

6,8

2. Бред и глупость

5,5

Иные негативные высказывания

1,4

Всего негативных высказываний

13,7

3. Хорошо, нужно, значимо

26,6

4. Интересно

9,4

5. Разнообразно, много

8,2

Иные позитивные высказывания

23,0

Всего позитивных высказываний

67,2

6. Бывает интересно, а бывает не очень

4,1

7. Современное искусство

3,5

Иные нейтральные высказывания

7,9

Всего нейтральных высказываний

15,5

8. Другие определения

7,8

9. Затруднились ответить

10,2

Можно заметить, что соотношение негативных/позитивных/нейтральных определений ПКП, данных респондентами без подсказок, еще более оптимистично: в массовом сознании хорошие, привлекательные черты проекта явно перевешивают негативные. Как и в предыдущих вопросах, лучше всего ПКП оценивают молодежь, люди с высоким образованием, с низким или высоким доходом. Хуже ПКП оценивают люди с низким уровнем образования, средним или высоким уровнем дохода, пенсионеры.

Далее была задана серия вопросов по поводу восьми наиболее ярких и значимых событий в сфере культуры, напрямую связанных с ПКП. Исследователей интересовало мнение пермяков о программе паблик-арта (установка на улицах Перми арт-объектов), проведении в Перми фестивалей кино и театра, о фестивале «Белые ночи в Перми», выставках в Музее современного искусства PERMM, о фестивале «Живая Пермь», о деятельности художественного руководителя Театра оперы и балета Теодора Курентзиса, работе экспериментального драматического театра «Сцена Молот» и о программе «Пермь – культурная столица Европы». Интервьюеры просили респондентов оценить эти мероприятия с точки зрения информированности и посещаемости («Какие из перечисленных событий последних лет вы посещали и знаете?»), полезности для Перми и ее жителей, личной оценки (понравилось – не понравилось), презентационного потенциала для города («Что бы вы показали (рассказали) своим приезжим родственникам, друзьям и знакомым?»), необходимости сохранения в дальнейшем. Чтобы не загромождать статью большим объемом данных, ограничусь общей сводной таблицей, содержащей только позитивные варианты ответов. Остальные голоса распределились между негативными вариантами ответа (не видел, вредно, не понравилось) и нейтральными (затрудняюсь ответить, что-то понравилось, что-то нет и т.п.).

Таблица 3. Оценка основных событий и мероприятий Пермского культурного проекта, %.

Посетил / видел / участвовал

Хорошо наслышан

Полезно для Перми

Лично понравилось

Показал бы приезжим

Надо сохранить

1. Установка на улицах Перми арт-объектов

36,9

72,8

31,1

18,8

28,8

25,8

2. Проведение в Перми фестивалей театра и кино

14,0

45,1

62,6

37,4

44,8

61,1

3. Фестиваль «Белые ночи в Перми»

58,1

82,7

77,9

57,4

67,9

67,1

4. Выставки в Музее современного искусства PERMM

14,9

41,1

49,6

23,0

29,7

44,8

5. Фестиваль «Живая Пермь»

10,9

31,2

42,6

21,5

24,6

42,8

6. Концерты и спектакли Теодора Курентзиса

4,9

18,3

36,1

16,7

19,2

39,1

7. Появление театра «Сцена Молот»

10,9

33,8

41,8

23,2

27,8

44,6

8. Программа «Пермь – культурная столица Европы»

9,4

36,9

43,7

21,4

23,0

39,8

 Безусловным лидером по узнаваемости, популярности и полезности пермяками признается фестиваль «Белые ночи в Перми». Его посетили 58% пермяков, заявили о его полезности 78%, 67% высказались за его сохранение, а еще 12% опрошенных высказались за продолжение фестиваля с некоторым изменением формата[3]. Чуть менее популярны фестивали театра и кино (Дягилевский фестиваль, «Пространство режиссуры», «Текстура», «Флаэртиана»), еще менее известна деятельность Музея современного искусства, пермских театров, программа «Пермь – культурная столица Европы». Но даже такие «экзотические» мероприятия, как эпатажные выставки в Музее современного искусства, сопровождавшиеся скандалами и спорами в СМИ, за пять лет посетили около 15% горожан, что, на мой взгляд, достаточно много для провинциального города, в котором потребление такого рода культурного продукта не имеет устойчивых традиций. Все перечисленные в этом абзаце мероприятия негативно оценивают («вредны», «не нравятся», «не показал бы» или «надо убрать») не более 5% пермяков.

Исключение составляет программа паблик-арта, особенно «Красные человечки» арт-группы «Pprofessors», «Ворота» Николая Полисского и «Обгрызенное яблоко» Жанны Кадыровой. Именно эти события стали наиболее обсуждаемыми и критикуемыми событиями ПКП[4]. Если судить только по пермским СМИ и обсуждениям в Интернете, может создаться впечатление, что эти арт-объекты пользуются всеобщей ненавистью. Но результаты опроса демонстрируют более сложную картину. Из всех тестируемых мероприятий ПКП арт-объекты пользуются наименьшей популярностью – только 18,8% опрошенных говорят о том, что им понравились «Красные человечки» и «Табуретка» (как прозвали «Ворота» Николая Полисского). И это при том, что их известность уступает только «Белым ночам», что является наглядной демонстрацией тезиса о роли скандала в искусстве. Но даже такие дискредитированные в массовом сознании явления сегодня многими воспринимаются положительно: 31,1% опрошенных называют их полезными для города (еще 30,1% – «бесполезными», 18,3% – «вредными»), 28,8% – достойным поводом для демонстрации приезжим (27% ответов – «никому бы не показал») и 25,8% – объектом, достойным сохранения (33,3% предпочли бы их убрать). Лозунг «Пермь – культурная столица Европы», еще один неоднозначный элемент ПКП, такой поляризации оценок не вызвал.

Весьма интересно проследить социально-демографические характеристики сторонников и противников как самого культурного проекта, так и его отдельных элементов. Не вдаваясь в детали, отмечу общую тенденцию. И бóльшую частоту посещений, и более высокие оценки ПКП мы можем чаще встретить среди молодежи (студентов), у людей с неполным высшим и высшим образованием, жителей центральных районов города, руководителей среднего звена и фрилансеров, людей с низким (студенты!) и высоким доходом. То есть в основном у представителей тех групп населения, которые в исследовании Александра Боронникова 2009 года чаще остальных жаловались на однообразие культурной жизни и, согласно «Концепции культурной политики Пермского края», являющихся наиболее экономически выгодными категориями населения. Снижение частоты посещений наблюдается среди пенсионеров, рядовых сотрудников предприятий и учреждений, жителей городских окраин. Необходимо признать, что в рамках ПКП культурная жизнь действительно сменила свою целевую аудиторию – с наиболее «слабых» и «пассивных» городских слоев на более образованных и «экономически выгодных».

Но есть еще одно важное обстоятельство. Среди немногочисленных противников ПКП из числа «обычных» жителей я также наблюдаю большую долю людей с высоким уровнем образования, особенно когда это касается паблик-арта и Музея современного искусства. Критичность выше и среди тех горожан, которые имеют дополнительное музыкальное или художественное образование. Еще раз: несмотря на то, что среди горожан с высшим образованием поддержка ПКП высока, в этой когорте выше доля тех, кто относится к культурному проекту негативно. Это не удивительно: именно образованные горожане чаще читают прессу и интересуются местными новостями, среди них чаще встречаются люди с классическим образованием в области искусств, а среди них максимальное число как новаторов, так и приверженцев «высокого искусства» и вообще установок на «интеллигентность». Если «городских варваров» (жителей городских окраин с низким социальным статусом и культурным капиталом) от проекта отсекла установка идеологов ПКП на наиболее успешные слои населения, то незначительная, но заметная часть образованных горожан отворачиваются от него в силу стилистических разногласий и угроз их символическому статусу.

Выращивание талантов: влияние ПКП на культурные индустрии и творческих работников

Последний пункт анализа влияния ПКП на пермяков касается, во-первых, того узкого сегмента, который в современной неолиберальной урбанистике принято называть «креативным классом» и представителями культурных (творческих) индустрий, а во-вторых, творцов в традиционном понимании этого слова, то есть представителей профессий, связанных с театром, пластическими искусствами, музыкой. Разумеется, эти группы не «ловятся» массовыми опросами, поэтому здесь я опираюсь на результаты фокусированных интервью, проведенных магистрантом Пермского педагогического университета Анастасией Рицковой под моим руководством[5], а также на интервью с представителями творческих союзов, взятые мною лично. Начнем с культурных индустрий.

Начать стоит с оценки состояния культурных индустрий в городе, да и в провинциальной России в целом. Как показало исследование, само понятие творческих индустрий требует корректировки. Прежде всего большинство начинаний в этом секторе едва ли можно назвать бизнесом в полном смысле этого слова, хотя бы из-за малой прибыльности и оборота. На данный момент это скорее проекты, держащиеся на энтузиазме авторов, нежели полноценная и развивающаяся отрасль экономики. Некоторые удачные в коммерческом плане проекты, например, браузерная игра «Танки онлайн», созданная в Перми, являются скорее исключениями, нежели правилом. Так что в словосочетании «культурная индустрия в России» акцент следует делать больше на первом слове, чем на втором.

Причины такого положения культурных индустрий респонденты видят, во-первых, в малой численности целевой аудитории. Независимые книжные магазины, торгующие интеллектуальной литературой, альтернативные кафе и магазины, студии дизайна зависят не только от рыночной конъюнктуры, но и от наличия клиентов, готовых платить за «эксклюзив» и «креатив». А таковых в провинциальном промышленном городе весьма мало. Во-вторых, культурные индустрии вынуждены развиваться в среде, не дружественной по отношению к малому бизнесу. В отличие от Европы, в России культурные индустрии не получают существенной поддержки от государства.

Не удивительно, что большинство опрошенных представителей творческих индустрий положительно восприняли ПКП: «Было интересно. Очень легко. Был энтузиазм, не то что личностный, а во всем пространстве он ощущался» (интервью № 27). Можно выделить три основных мотива положительных оценок ПКП со стороны изучаемой категории людей. Мотив первый: ПКП дал возможность реализовать собственные проекты:

«Это было благодатное время, потому что мы могли прийти со своим безумным проектом к Гурфинкелю [режиссеру фестиваля “Белые ночи в Перми” в 2013 году. – О.Л.], и он сказал: “Да, круто, даю денег”… Многие ругают эту культурную революцию, что там поддерживают только москвичей, но я могу сказать на собственном опыте, что я пришла с идеей про пианино, которые стояли по всему городу, дали денег, и мы это сделали» (интервью № 26).

«Пермский культурный проект очень помог. Особенно “Пермский центр развития дизайна”. Его вообще можно переименовать в “Пермский центр развития NN” [студия дизайна, в которой работает респондент. – О.Л.]» (интервью № 26).

Действительно, реформа финансирования краевой культуры, при которой часть денег из бюджета стала распределяться через гранты и конкурсы, открыла возможности для получения финансирования частным организациям и людям, не работающим в бюджетной сфере. Более того, складывается впечатление, что с прибытием «варягов» у представителей культурных индустрий появилось больше возможностей соревноваться за бюджетные деньги, поскольку ослабла обычная для провинции традиция поддержки только своих, «проверенных», творцов.

Второй мотив: ПКП помог сформировать среду потребителей продукта культурных индустрий. Даже респонденты, демонстративно отрицающие связь своих бизнесов и проектов с ПКП, отмечают заметное оживление общей ситуации в городе:

«Стало легче в любом случае. Не скажу, что появился большой интерес со стороны представителей современного искусства, то есть для Гельмана, для музея современного искусства мы немножко традиционалисты, […] но как говорил Марат [Гельман. – О.Л.], что он действительно своего рода матадор, который взбаламутил» (интервью № 27).

«На развитие нашего книжного магазина очень сильно повлияло проведение первой книжной ярмарки [в рамках “Белых ночей”. – О.Л.], […] у нас очень существенно увеличился поток покупателей, потому что […] о нас узнали многие, кто до этого не знал ничего. Книжная ярмарка проводилась на деньги Министерства культуры» (интервью № 30).

«Трафик, который дал нам этот проект [ПКП. – О.Л.], конечно, он чувствуется. Сейчас трафик связан с иностранными делегациями и приезжими иностранцами, связан с Театром оперы и балета, с какими-то локальными проектами других организаций» (интервью № 31).

Это легко понять, учитывая, что основная целевая аудитория ПКП и творческих индустрий совпадает. «Вдруг появилось множество хипстеров. Людей странных, интересующихся, готовых платить за культуру», – было сказано в одном из интервью совладельцем независимого книжного магазина (интервью № 30). Тема хипстеров вообще часто возникает при обсуждении культурного проекта. Несмотря на, как мне кажется, некоторую виртуальность данной субкультуры (пока я не смог встретить ни одного человека, который бы сказал о себе: «Я хипстер»), сам факт увеличения численности и активизации в городском пространстве таких людей напрямую связан с современными трендами городской культуры. (Скажем, Джон Сибрук и Дэвин Брукс напрямую отождествляют хипстеров и креативный класс[6].)

И, наконец, третий положительный мотив касается многочисленных контактов с экспертами из столиц и западных стран. Образовательная часть ПКП вообще была довольно разнообразной и включала в себя мастер-классы, публичные лекции, форумы и просто личное общение. Представители культурных индустрий об этом упоминают часто и охотно: «Мне нравилось, что благодаря проекту мне как журналисту и музыканту удалось пообщаться со звездами российской и мировой величины от Билли Новика до Билла Ласвела» (интервью № 27).

Наряду с положительными отзывами от представителей культурных индустрий и «креативного класса» мы, разумеется, можем услышать и критические замечания. Отнюдь не все из них напрямую связывают свой подъем и свои успехи с культурным проектом, даже если были случаи прямого сотрудничества. Вероятно, на общем фоне нападок в адрес идеологов ПКП такие ассоциации кажутся им не совсем лестными. Более того, часть респондентов вообще утверждают, что их проекты возникли как альтернатива «Белым ночам» и ПКП в целом (например, «Гагарин маркет» – двухдневная выставка-продажа дизайнерских вещей[7]). Впрочем, проекты, возникшие в противовес ПКП, тоже можно отнести к его последствиям, если не прямым, то уж во всяком случае косвенным.

Влияние ПКП на людей, профессионально работающих в сфере культуры в рамках творческих союзов (художники, композиторы) или в творческих коллективах (актеры, музыканты), выглядит совсем иначе. В отличие от «свободных художников» культурных индустрий, они в большей степени ощутили на себе травмирующее воздействие новой культурной политики. Из всех интервью с представителями творческих профессий[8], взятых мною, только одно можно расценивать как полностью благожелательное по отношению к ПКП. Остальные в той или иной степени содержат критику. Члены творческих союзов были критически активны и в СМИ, выступая от лица культурной общественности против проекта.

И в интервью, и в публикациях «творцов традиции» можно выделить два сквозных сюжета. Оба они возникают в контексте дискурса о «варягах», напавших на пермскую «уникальную» культуру. Первый, самый распространенный и, очевидно, самый болезненный, сюжет касается денег, причем, как правило, чужих. Факт больших выплат художникам, приглашенным участвовать в программе паблик-арта и оформлении постановок Театра-Театра (бывшего драматического) и Театра оперы и балета, музыкантам, приехавшим вместе с Теодором Курентзисом, дизайнерам, разрабатывающим остановочные комплексы и логотипы, воспринимается ими как самый главный критерий оценки всего происходящего:

«Все эти “Белые ночи”, все Картонии [проект в рамках “Белых ночей”. – О.Л.], конечно, хорошо. Но почему это должно стоить так дорого?» (интервью № 37).

«В своем отечестве пророков нет… Гельман привез на кормление художников третьего сорта из Москвы, а нашим даже на выставку денег не дают» (интервью № 39).

«Приезжим платят всегда больше, и это обидно… Они тут побыли и уедут, а те, на ком держится весь театр, опять останутся ни с чем» (интервью № 42).

Второй сюжет касается угроз, создаваемых пришлыми «варягами» пермской идентичности и высокому классическому искусству. Здесь самыми показательными являются даже не интервью (сюжет звучит тут достаточно шаблонно), а выступления в пермской прессе, хорошо передающие пафос и риторику, привлекаемую для обличения «варягов». «Раньше Курентзис и Ко не говорили, что они насаждают культ смерти методами тоталитарных сект. Сомнительное занятие», – высказывается в интервью Петр Куличкин, секретарь пермского отделения Союза композиторов, по поводу постановки оперы «Носферату»[9]. «Наш театр попал в страшную идеологическую обойму “Pussi Riot” – Гельман – бородатая Кончита Вурст», – повышают накал пермские члены творческих союзов в публикации, обличающей Теодора Курентзиса:

«Под прикрытием якобы современных европейских стандартов идет размывание русской идентичности, происходит потеря своих национальных ценностей. В конечном счете как бы не пришлось нам горевать на руинах. […] Мы против разрушения родного нам театра, его благотворных традиций. Сейчас, когда в мире обострилось противостояние стран и мировоззрений, нам кажется важным заявить об этом во весь голос»[10].

Разумеется, в рамках таких обличений вопрос о «воспитании талантов» становится неуместен. «Участвовать в этих постановках, где один мат, мне лично не хочется. Зачем вообще в театре мат, разве это культурно?» – отвечает вопросом на вопрос один из респондентов (актриса, интервью № 41). Другой участник опроса высказывается более мягко: «Те из художников, которые хотели, что-то взяли от культурного проекта… Это личное дело каждого, хотел он или не хотел во всем этом участвовать» (художник, интервью № 38). Неоднократно в интервью возникала и тема обиды на невежливое обхождение приезжих знаменитостей и руководителей ПКП с местными работниками культуры.

Причины такого противостояния тех, кто проводил в жизнь новую культурную политику, и «профессиональных творцов» в свете вышесказанного вполне очевидны. Культурная революция действительно была связана с приходом новых сил и новых правил игры на территорию, традиционно считавшуюся монополизированной «штатными творцами». Это было вторжение и территориальное («столичные оккупанты» против «провинциальных» творцов), и финансовое («наши деньги отданы другим»), и парадигмальное, поскольку идеологи ПКП полностью меняли само определение культуры. Но если для одних такое вторжение давало шанс на выживание и развитие (как в случае с культурными индустриями и с отдельными творцами), то для других оно оказалось крахом иллюзий и угрозой остаткам привилегий, сохраняемых еще с советских времен.

 

Уроки Пермского культурного проекта

Столь сложная картина последствий вряд ли способна уместиться в одном–двух заключительных тезисах без потери точности и объективности. Несомненно, ПКП был и конфликтом, и прорывом, и экспериментом, и вызовом. Он породил такой поток эмоциональных выступлений, пристрастных оценок и рефлексивных отзывов, что грех все это многообразие пытаться упаковать в банальные формулы «с одной стороны / с другой стороны». Поэтому в заключение я рискну обозначить не традиционные выводы, но ряд парадоксов, выявившихся в ходе Пермского культурного проекта и имеющих, на мой взгляд, несомненный эвристический потенциал как для исследователей, так и для практиков в области культурной политики.

Парадокс первый: самая либеральная, самая прогрессивная культурная политика в современном российском городе неминуемо воспринимается как ущемление прав «простых» людей, проигрывающих рыночную конкуренцию. И, напротив, защита социальной справедливости оборачивается призывом отказаться от перспективных проектов. Действительно, даже незначительное повышение расходов на культуру, понимаемую как ресурс развития территории, как способ привлечения «экономически выгодного» населения, воспринимается (и, стоит сказать, справедливо) как отъем средств у тех, кто сам себе «на культуру» заработать не сможет, а значит – как очередной неолиберальный проект по помощи богатым в ущерб бедным. И, хотя острота конфликта здесь вызвана скорее стилистическими расхождениями вкусов «продвинутых» и «угнетенных» (вряд ли конфликты были бы столь же острыми, если бы деньги уходили только на классическое искусство), сути парадокса это не меняет.

Парадокс второй. Либеральная культурная политика, направленная на развитие территории, в России может проводиться только с опорой на привычные административные ресурсы, под прикрытием регионального или муниципального руководителя (как вариант – крупного финансового игрока). ПКП был бы невозможен без определенного волюнтаризма со стороны губернатора края, «продавившего» увеличение бюджетных расходов на культуру и привлечение федеральных специалистов. Ни частный бизнес, ни более или менее состоятельные слои общества в провинции в настоящий момент не готовы оплачивать фестивали и выставки из собственного кармана. По оценкам экспертов, прозвучавших в интервью, даже самый популярный проект ПКП – фестиваль «Белые ночи в Перми» – смог бы стать независимым от бюджета минимум через 7–8 лет за счет продажи рекламы. Однако авторитарное перераспределение бюджета (даже столь незначительное, как в случае Пермского края) неминуемо вызывает протест не только со стороны консерваторов, но и со стороны тех общественных институтов, которые можно отнести к гражданским, то есть со стороны тех, кто объективно более остальных заинтересован в современном векторе развития города и региона. Не случайно идеологи ПКП, воспринимаемые в столицах как яркие представители либерального лагеря, в Перми были восприняты гражданскими активистами как воплощение захватнического, антидемократического режима.

Парадокс третий. Активная культурная политика, направленная на развитие общества, неминуемо вызывает его раскол. Такая политика влияет на разные слои общества в разной степени, и это влияние оказывается разным: малую часть общества она подвигает на развитие, некоторую часть – на усиление охранительных позиций в пику первым, а большинство – на производство конфликта в рамках собственного жизненного мира. Проникновение в повседневные практики досуга и профессиональной деятельности новых, вызванных культурными изменениями, форм культуры всегда оказывает травмирующее воздействие. Но тогда получается, что самая неконфликтная культурная политика неэффективна и консервативна.

Парадокс четвертый. Либеральная культурная политика сродни антибиотику. Она может оказаться весьма действенной, но при условии ее длительного применения, – ведь если «лечение» прерывается, как это случилось в Перми, вырабатывается дальнейшая невосприимчивость общества-организма ко всем попыткам его реанимации. Разумеется, как и положено аналогиям, сравнение ПКП с антибиотиком имеет свои ограничения, а потому нуждается в пояснении. Противники ПКП, как из охранительного, так и из либерального лагеря, после окончания культурного проекта только утвердились в мысли о том, что подобного рода проекты «нью-васюков» обречены на провал. Именно поэтому в интервью возникает тема «выжженной земли», оставшейся после ПКП, и упрек в отсутствии зримых, значимых результатов культурной революции. Но и та часть общества, которая относилась к ПКП вполне лояльно, после его завершения оказалась в растерянности. Окунувшись в атмосферу новой городской культуры и наблюдая нынешний спад культурной активности, «продвинутые» горожане не только не привязались к данному региону и городу, как того желали идеологи ПКП, но, напротив, еще более укрепились в мысли о необходимости перемещения в столицы и за рубеж.

Парадокс пятый. Эффективное управление новой культурной политикой невозможно с опорой на старые институты управления. Но новые институты управления возникнут только после успешной реализации новой культурной политики. Как, надеюсь, мне удалось показать, многие проблемы ПКП были связаны с сопротивлением (явным и латентным) прежней институциональной среды. Это видно и в ситуации со статистикой, которая сегодня в принципе не может обслуживать «экономику впечатлений», и в ситуации с существующими культурными институциями, созданными в прошлом веке для реализации совсем иных идеологических установок, и в проблемах с финансированием культуры по отраслевому принципу. Создание новых форм управления и мониторинга, которые могли бы отследить, подтвердить или опровергнуть результативность запущенных процессов, и были одной из задач ПКП, так до конца и не реализованных (см. второй парадокс).

Следует ли из вышеизложенного вывод, что культурные проекты, подобные пермскому, в принципе невозможны или нежелательны в нашей стране? Уверен, что нет. Напротив, я хотел бы, чтобы этот текст стал поводом для дальнейшей рефлексии о путях преодоления возникших противоречий и новых попыток развития общества через культуру. Если не сегодня, то хотя бы завтра.

 

Список интервью, использованных в статье

Экспертные интервью

1. Игорь Аверкиев – руководитель некоммерческой организации «Пермская гражданская палата», блогер, правозащитник. Интервью проведено в рамках научного семинара.

2. Теодор Курентзис – художественный руководитель Пермского академического театра оперы и балета имени П.И. Чайковского (с 2010 года по сей день). Интервью взято автором для альманаха «Город и сцена» (Дюссельдорф, Германия).

3. Борис Мильграм – художественный руководитель Пермского академического Театра-Театра, министр культуры Пермского края (2008–2010), вице-премьер правительства Пермского края (2010–2012).

4. Юлия Тавризян – директор Пермской государственной художественной галереи. Интервью проведено в рамках научного семинара.

5. Олег Чиркунов – губернатор Пермского края (2004–2012). Интервью проведено в рамках научного семинара.

6. Николай Новичков – министр культуры Пермского края (2010–2012).

7. Женщина, сотрудник Музея современного искусства PERMM.

8. Мужчина, директор пермского театра.

9. Женщина, предприниматель, руководитель общественного фонда, активный общественный деятель.

10. Мужчина, гражданский активист.

11. Мужчина, журналист.

12. Женщина, во времена ПКП – сотрудник Министерства культуры Пермского края.

13. Мужчина, предприниматель, политик, депутат Законодательного собрания Пермского края.

14. Мужчина, депутат Земского собрания Пермского края.

15. Мужчина, кинорежиссер.

16. Мужчина, сотрудник пермской телекомпании.

17. Женщина, во время ПКП – сотрудник Министерства культуры Пермского края.

18. Мужчина, редактор газеты.

19. Женщина, руководитель культурно-досугового учреждения.

20. Женщина, журналист, менеджер в сфере культуры.

21. Женщина, менеджер в сфере культуры.

22. Женщина, руководитель общественной организации, организатор фестивалей, менеджер в сфере культуры.

23. Женщина, доктор наук, сотрудник вуза.

24. Мужчина, художник, скульптор.

25. Женщина, кандидат наук, сотрудник вуза.

 

Интервью с представителями культурных индустрий

26. Женщина, организатор культурных и коммерческих проектов.

27. Мужчина, художник, участник арт-проектов.

28. Женщина, дизайнер.

29. Мужчина, специалист в сфере информационных технологий.

30. Мужчина, совладелец книжного магазина.

31. Женщина, совладелец кафе.

32. Женщина, сотрудник музея, журналист.

33. Женщина, владелец вегетарианского магазина.

34. Женщина, руководитель образовательных проектов для взрослых.

35. Мужчина, дизайнер, совладелец дизайн-студии.

36. Женщина, организатор дизайн-фестивалей.

 

Интервью с представителями творческих союзов и коллективов

37. Женщина, член Союза художников.

38. Мужчина, член Союза художников.

39. Мужчина, член Союза художников.

40. Мужчина, актер драматического театра.

41. Женщина, актриса драматического театра.

42. Мужчина, музыкант Пермского театра оперы и балета.

43. Мужчина, музыкант Пермского театра оперы и балета.


[1] Социокультурное пространство города Пермь. Отчет. Пермь: Центр социальных и экономических исследований, 2009. Архив автора.

[2] Опрос проведен методом стандартизированного интервью по квотной репрезентативной выборке, численностью 1002 респондента. См. также: Пермь как стиль. Презентации пермской городской идентичности. Пермь: ПГГПУ, 2013.

[3] Опрос проводился до переформатирования (а точнее, отмены) фестиваля «Белые ночи в Перми».

[4] О баталиях вокруг этих мероприятий см.: Лысенко О.В. «Патриоты» и «Прогрессоры»: конфликт как способ конструирования локальных дискурсов // Лабиринт. 2015. № 1. С. 91–119 (http://journal-labirint.com/wp-content/uploads/2015/01/Lysenko.pdf).

[5] Всего были взяты 11 интервью с представителями культурных индустрий, принадлежность к которым определялась по критериям Британского совета по культуре (UK Creative Industries Taskforce. Creative Industries Mapping Document. 1998. November). Были опрошены респонденты, работающие в музейном деле, в дизайне, на рынке искусства, в сфере программирования и интерактивных цифровых технологий, в социальном и культурном проектировании, в журналистике и книгораспространении, в ресторанном бизнесе, в образовании.

[6] См.: Сибрук Дж. Культура маркетинга. Маркетинг культуры. М.: Ad Marginem, 2004; Брукс Д. Бобо в раюОткуда берется новая элита. М.: Ад Маргинем Пресс, 2013.

[7] Гагарин маркет. Первый в Перми дизайн-маркет выходного дня (http://самыекрасивые.рф/shopping/gagarin-market-pervyi-v-permi-dizain-market-vyhodnogo-dnja.html).

[8] Всего были взяты 7 интервью (2014–2015), из которых три – с членами пермского отделения Союза художников, два – с актерами разных пермских театров и два – с музыкантами, работниками Пермского театра оперы и балета.

[9] По ком звонит... дрель? // Звезда. 2014. 26 июня (http://zwezda.perm.ru/newspaper/?pub=13716).

[10] Полигон для «Опергруппы». Письмо пермских деятелей культуры // Звезда. 2014. 14 августа (http://zwezda.perm.ru/newspaper/?pub=14075).

Неприкосновенный запас 2016, 2(106)

Россия. ПФО > СМИ, ИТ. Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1904114


Великобритания > СМИ, ИТ > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1900928

В. ГАНИН

Как оживлять памятники

Комментарии Дона Патерсона к сонетам Шекспира

Аннотация. Основой для статьи послужила книга Д. Патерсона «Читая шекспировские сонеты: новый комментарий». Автор статьи характеризует оригинальность подхода к шекспировским текстам Патерсона, а также затрагивает более широкую проблему: какое место должны занимать классические произведения в современной культуре.

Ключевые слова: творчество У. Шекспира, сонеты У. Шекспира, Д. Патерсон, елизаветинская поэзия, классика и современность.

Владимир Николаевич ГАНИН, литературовед, доктор филологических наук, профессор кафедры всемирной литературы Московского педагогического государственного университета. Область научных интересов - поэзия Великобритании. Автор книги «Поэтика пасторали. Эволюция английской пасторальной поэзии XVI-XVII веков» (1998) и большого количества статей об английской поэзии разных периодов. Email: vladgan99yandex.ru.

«Классика - это то, что каждый считает нужным прочесть и никто не читает», - лукаво заметил Марк Твен. В необходимости читать классику среди людей образованных мало кто сомневается, но с ответом на вопрос «зачем?» возникают трудности.

Этот вопрос недавно обрел актуальность для британской системы школьного образования. Обострила ситуацию дискуссия о преподавании классической литературы в школе. Многие школьники, участвовавшие в дискуссии, недоумевали, зачем им изучать классическую литературу с устаревшим языком, если их не могут научить хорошо говорить и писать на современном английском. Преподаватели же, как могли, старались разъяснить, какую пользу те могут получить от классики. Они убеждали своих подопечных в том, что трудный текст классического произведения, выступая в роли своеобразного «тренажера мозга», заметно повышает «интеллектуальный коэффициент», расширяет кругозор и обогащает язык. Они даже ссылались на исследования профессора Арнольда Уэйнстейна из Ливерпульского университета, который обнаружил, что чтение классики может оказывать терапевтическое воздействие. Кто победит в этом поединке про-классиков и анти-классиков, пока не ясно - дискуссия еще не закончилась.

Впрочем, зачем нам нужна классика, задумываются не только зеленые британские школяры, но и маститые поэты. Дон Патерсон, одна из самых ярких звезд на современном поэтическом небосклоне Великобритании, много лет преподававший в старинном шотландском университете Сент-Эндрюс, вдруг засомневался, любит ли он сонеты Шекспира. Сколь ни кощунственным казалось подобное сомнение для университетского преподавателя, Патерсон всерьез попытался с ним разобраться.

Порасспросив своих знакомых, он пришел к выводу, что, когда люди говорят «Я люблю сонеты Шекспира», обычно они ориентируются на 5-10 хорошо известных сонетов. Патерсон вынужден был признаться самому себе, что его отношения с шекспировскими сонетами находятся примерно на таком же уровне. Он взялся исправить это упущение и заново перечитать все сонеты. Чтение также должно было помочь ответить на несколько вопросов:

Действительно ли в сонетах содержится то, что мы им приписываем?

Говорим ли мы о любви так же, как современники Шекспира, и получаем ли мы какую-то пользу от этих стихотворений?

Трогают ли они нас до сих пор, говорят ли с нами, дают ли нам что-то?

Заслуженна ли их репутация, или она целиком строится на авторитете пьес? Что значат для нас теперь эти стихотворения?

С этими вопросами Патерсон и погрузился в тексты шекспировского сборника, а в результате появилась книга в 500 страниц с его комментариями сонетов.

Патерсон постарался, чтобы информация, которую он получит при чтении сонетов, была максимально объемной. Поэтому он выступил сразу в нескольких ролях: обычного читателя, собрата-поэта, литературоведа, преподавателя и к тому же придал своим заметкам вид читательского дневника, то есть жанра, который предполагает запись впечатлений от прочитанного по горячим следам и потому позволяет сохранить спонтанность и непосредственность восприятия. Патерсон рекомендует читателю для внимательного прочтения брать одно-два стихотворения в день, так как большее количество будет слишком утомительным для нашего сознания из-за резких перепадов в настроении лирического героя.

Патерсон выделяет два типа чтения: «первичный» и «вторичный». «Вторичный» характерен для литературоведческого анализа, он словно бы предполагает создание еще одного текста при чтении произведения, где будут отражены его множественные смыслы, структура, описание стихотворения как исторического, социального и культурного феномена, а также связь с литературной традицией. «Первичный» не требует артикуляции всех открытий, которые совершаются по ходу чтения. Он представляет собой прямое общение читателя с текстом без посредников. Обычная ошибка в отношении классики - уверенность, что она требует именно «вторичного» типа чтения, поэтому многие и не пытаются читать ее просто ради удовольствия.

Вопросы литературы 2016, 2

Великобритания > СМИ, ИТ > magazines.gorky.media, 25 апреля 2016 > № 1900928


Россия. Весь мир > СМИ, ИТ > mid.ru, 25 апреля 2016 > № 1776147

Выступление Министра иностранных дел России С.В.Лаврова на Общем собрании Комиссии Российской Федерации по делам ЮНЕСКО

Уважаемые коллеги,

Друзья,

Рад приветствовать вас на очередном Общем собрании Комиссии Российской Федерации по делам ЮНЕСКО.

В сегодняшней ситуации в мире, которая, как вы знаете, совсем непростая, гуманитарное сотрудничество является важным направлением усилий по оздоровлению международных отношений, предотвращению появления разломов по межцивилизационному и межконфессиональному признакам. Трудно переоценить в этой связи роль ЮНЕСКО – гуманитарной опоры системы ООН, уникального многостороннего форума по вопросам продвижения важнейших нравственных ценностей, защиты культурного достояния и окружающей среды.

Прошлый год прошел под знаком 70-летнего юбилея ЮНЕСКО, стал важным этапом на пути углубления нашего плодотворного взаимодействия с этой Организацией. Особый импульс этой работе придали две встречи Президента Российской Федерации В.В.Путина с Генеральным директором ЮНЕСКО И.Боковой. В числе успешных примеров совместного приложения усилий – проведение в России 4-го заседания научно-консультативного совета при Генеральном секретаре ООН – своего рода «совета мудрецов», занимающегося разработкой рекомендаций по глобальным проблемам современности. В прошлом году в нашей стране также состоялись третий Всероссийский конгресс кафедр ЮНЕСКО, IV Санкт-Петербургский международный культурный форум, посвященный 70-летию Организации.

В последнее время приходится все чаще сталкиваться с политизацией гуманитарных обменов, дискриминационными мерами в отношении деятелей культуры и искусства, журналистов. Убеждены, что такие действия являются прямым нарушением прав человека на культурное и интеллектуальное общение. В этой связи на 38-й сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО, в ходе которой Россия была избрана в Исполнительный совет на новый четырехлетний период, мы предложили принять соответствующий документ в поддержку свободного характера обменов и сотрудничества в области культуры и искусств в полном соответствии с идеалами и ценностями Организации.

На сессии была одобрена «Стратегия укрепления деятельности ЮНЕСКО по защите культуры и поощрению культурного плюрализма в случае вооруженного конфликта». Этот документ отражает наши подходы, является хорошей основой для углубления диалога с Организацией по этой животрепещущей теме. В его развитие на Санкт-Петербургском культурном форуме была принята «Декларация о защите культуры в зонах вооруженных конфликтов».

Высоко оцениваем на днях одобренное Исполнительным советом ЮНЕСКО на основе консенсуса инициированное Россией решение о роли Организации в обеспечении защиты и сохранения Пальмиры и других сирийских объектов всемирного наследия, предусматривающее широкий спектр мер по восстановлению и охране исторических памятников Сирии. Удовлетворены тем, что в качестве соавторов к нему присоединились десятки стран, включая США, Францию, Великобританию. В соответствии с положениями этого решения планируется направить в Сирию международную экспертную миссию, в состав которой войдут также постоянные представители при ЮНЕСКО, для оценки объема реставрационных работ в Пальмире и последующей разработки конкретного плана помощи. О готовности участвовать в этих усилиях, как вы знаете, уже заявили Государственный Эрмитаж, Российский научно-исследовательский институт культурного и природного наследия имени Д.С.Лихачева, другие учреждения. Условия посещения Пальмиры экспертами ЮНЕСКО будут созданы в ближайшее время. По этой теме мы в постоянном контакте с руководством Организации.

На уже упоминавшейся мной последней сессии Генеральной конференции был дан старт адаптации программной деятельности ЮНЕСКО к задачам реализации Глобальной повестки дня в области развития на период до 2030 г. Полагаю, что подключение к этой работе должно стать одним из приоритетов нашего взаимодействия с Организацией. В первую очередь это, конечно, относится к сфере образования. Важным шагом в этом направлении призвана стать запланированная на июль на базе Санкт-Петербургского Национального минерально-сырьевого университета «Горный» крупная международная конференция ЮНЕСКО по проблематике использования сырьевых ресурсов в целях устойчивого развития.

В соответствии с поручением Президента Российской Федерации В.В.Путина по созданию постоянной платформы по культурному сотрудничеству в Евразии в мае в Башкортостане пройдет международная конференция «Межкультурный диалог на евразийском пространстве». В ее рамках имеется в виду обсудить проблематику межкультурного взаимодействия по линии проекта ЮНЕСКО «Шелковый путь».

Последовательно укрепляются российские позиции в одной из ключевых программ ЮНЕСКО – Межправительственной океанографической комиссии, в том числе в связи с назначением на должность ее Ответственного секретаря В.Э.Рябинина и избранием заместителем председателя Бюро Исполнительного совета Комиссии А.А.Постнова. Избрание вице-президентом Международного координационного совета Программы «Человек и биосфера» В.М.Неронова расширяет наши возможности и в этой программе.

Следует также активно использовать членство России в Межправительственном совете Программы «Управление социальными преобразованиями», Межправительственном комитете по биоэтике и Межправительственном совете Международной гидрологической программы для продвижения в этих органах наших приоритетов.

На 38-й сессии Генеральной конференции был также принят Устав международной программы по геонаукам и геопаркам. Таким образом глобальная сеть геопарков стала составной частью геологической программы ЮНЕСКО. В этом контексте есть предложение реорганизовать существующий при Российской академии наук Комитет геологической программы и создать при нашей Комиссии российский Комитет международной программы по геонаукам и геопаркам под сопредседательством директора Геологического института РАН академика М.А.Федонкина и генерального директора Всероссийского научно-исследовательского геологического института им.А.П.Карпинского О.В.Петрова. Надеюсь, сегодня мы сможем обсудить эти предложения и принять по ним решения.

Радует, что к данному направлению деятельности ЮНЕСКО проявляют интерес российские регионы. Например, уже упоминавшийся мною Башкортостан ведет подготовку заявки по разработке первого в нашей стране пилотного проекта по созданию геопарка на территории Башкирских шихан.

Среди ключевых сюжетов на площадке ЮНЕСКО проблематика информационного общества и обеспечение информационной безопасности. Это не случайно. Сегодня информационно-коммуникационные технологии оказывают серьезное влияние на все аспекты человеческой жизни. В этой связи полагал бы важным расширить наше участие в профильных межправительственных программах «Информация для всех», «Память Мира» и особенно в программе развития коммуникации, занимающейся в том числе правами журналистов. Вероятно, следует подумать о включении в научный совет по вопросам информационной безопасности при Совете Безопасности Российской Федерации экспертов, которые могли бы насытить его проблематику гуманитарными аспектами информационного общества. Соответствующие предложения давайте тоже обсудим. Если мы договоримся, то такое предложение направим в Аппарат Совета Безопасности Российской Федерации.

В ближайшее время у нас в стране состоится ряд крупных международных мероприятий. В их числе – XIX Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве и Сочи, 6-я международная конференция министров и руководящих работников, ответственных за физическое воспитание и спорт (МИНЕПС-VI) в Казани, Международная конференция «Медийно-информационная грамотность и формирование культуры открытого правительства» в Ханты-Мансийске, очередные Дельфийские игры. Убежден, что проведение всех этих мероприятий на должном уровне внесет вклад в упрочение атмосферы доверия и взаимопонимания на международной арене, в продвижение объективного образа нашей страны, укрепление ее позиций как великой культурной державы.

Разумеется, повестка дня нашего партнерства с ЮНЕСКО не ограничивается перечисленными вопросами, хотя их перечень весьма впечатляющий. Убежден, что совместными усилиями нам удастся способствовать наращиванию этого взаимодействия в интересах более активного задействования созидательного потенциала Организации на благо мира, стабильности и развития.

Спасибо за внимание.

Россия. Весь мир > СМИ, ИТ > mid.ru, 25 апреля 2016 > № 1776147


Швеция. США > Агропром > rosinvest.com, 25 апреля 2016 > № 1752234

Это слово из четырех букв - шведский ключ к счастью на работе

Слово fika в Швеции используется и как существительное, и как глагол, и происходит от шведского слова кофе (kaffe). Это с учетом национальной одержимости этим напитком в стране, являющейся третьей в мире, нацией потребителей кофе. В отличие от распивания кофе в американском стиле, шведский кофе-брейк является моментом, когда в буквальном смысле забываешь о работе. Прием кофе сначала в 10 часов, а затем в 3 часа дня - это не время для решения задач или мини-совещание; это шанс отдохнуть в компании коллег. Давний шведский социальный ритуал заключается в том, чтобы приостановить свой день и при этом вовсе необязательно пить кофе.

"Это тот момент, когда вы делаете перерыв, часто с чашкой кофе или в качестве альтернативы с чашкой чая, и находите подходящую выпечку",-объясняет Анна Броунс, которая написала в соавторстве книгу "Fika: искусство шведского перерыва на кофе". В обычной ситуации, кофе - напиток в бумажном стаканчике, чтобы взбодриться. Это происходит обычно довольно быстро. В Швеции кофе является тем, чего с нетерпением ждут, моментом, когда все остальное останавливается, и вы просто наслаждаетесь, - пишет она об Apartment Therapy. - В современном мире мы жаждем этого; мы хотим иметь повод, чтобы приостановиться".

В Великобритании есть послеобеденный чай, в Испании, Южной Америке и на Филиппинах есть merienda, но лишь немногие культуры практикуют полуденную психическую подпитку, так намеренно и регулярно, как это делают шведы.

Fika, как менталитет в работе

"Fika два или три раза в день делает нас более продуктивными и эффективными", - утверждает Ларс Акерлунд, который открыл свою собственную шведскую сеть кофеен в Нью-Йорке, и назвал ее в честь ритуала.

Шведский предприниматель объясняет, что он и его жена решили экспортировать шведские традиции после того, как ощутили перегрузку темпом жизни во время своего первого визита в Нью-Йорк. "Все было в спешке, схватил и пошел, не было спокойного момента. Тогда я подумал, что Fika будет иметь здесь успех", - сказал Акерлунд в начале этой недели на мероприятии в Нью-Йорке.

В 2010 году исследование Гранта Торнтона показало, что шведские работники были наименее раздраженными во всем мире, возможно, отчасти потому, что шведские компании экспериментируют с шестичасовым рабочим днем и сделали Fika обязательным. И даже несмотря на то, что только 1% шведских сотрудников работает сверхурочно, в соответствии с последними данными Better Life Index, они не являются менее продуктивными.

Профессор Linkoping University Вивека Адельсвард изучила историю шведских социальных ритуалов и говорит, что такие перерывы, как Fika действительно могут повысить производительность. "Исследования показывают, что люди, которые делают перерыв в своей работе, успевают сделать не меньше. Даже наоборот: коэффициент полезного действия в работе может увеличиться в результате данных мероприятий", - пишет профессор в своем университетском блоге. Ее наблюдения поддерживаются исследованием производительности труда 2014 года Стэнфордского университета, который выступает за сокращение рабочей недели максимум до 50 часов.

Генеральный менеджер MUJI Наоко Яно, которая разработала шведские тематические коллекции для японского образа жизни, говорит, что она была поражена эффективностью этих шведских мини-брейков. "После того как я побывала в Швеции, моим первым впечатлением было то, что шведы очень расслаблены на работе, - сказала она, описывая свободную от стрессов бизнес-культуру. - Но я поняла, что они знали, как переключаться от релаксации к работе".

Адельсвард говорит, что эти неформальные кофе-брейки ломают барьеры в офисе. "Мы встречаемся в неформальной обстановке, обмениваемся информацией и комментируем то, что происходит. Иерархия ломается во время Fika; мы все вместе, независимо от власти и положения", - пишет она. Эти моменты близости могут также позволить коллегам чувствовать себя свободнее, чтобы рассказать, как они работают в офисе сегодня.

"Как и эффект соседства, который Стив Джобс надеялся создать в Pixar, Fika также стимулирует творчество, - говорит Адельсвард. - Мы получаем шанс стряхнуть пыль с нашего мозга, наполниться вдохновением от других, получаем возможность проверить свои мысли и идеи".

Автор: Квито Энни @Huffington Post

Швеция. США > Агропром > rosinvest.com, 25 апреля 2016 > № 1752234


Украина. ПФО > Нефть, газ, уголь > rosinvest.com, 25 апреля 2016 > № 1752232

И вновь продолжается суд...

Продолжается судебный спор, касающийся Кременчугского нефтеперерабатывающего завода (НПЗ). До 2007 года данное предприятие находилось под контролем российской компании «Татнефть», которая в настоящее время пытается взыскать $334,0 млн. Долг и проценты по нему нефтяная корпорация пытается отсудить в английском суде. Ответчиками в нем, в том числе, выступают совладельцы группы «Приват» - Геннадий Боголюбов и Игорь Коломойский. Правда, эксперты не очень верят в положительный исход британского правосудия. По их мнению, фемида «туманного альбиона» откажется от этого дела, так как не уверены, что оно подпадает под их юрисдикцию. Точного названия английского суда специалисты назвать не могут. Вероятнее всего речь идет о Высоком суде Лондона.

Сегодня почти 43,05% акций «Укртатнафты», совладельцы и руководители которой являются основными ответчиками, принадлежит НПК «Нафтогаз Украины». 28% находится в собственности группы «Приват» - их владельцами являются Игорь Коломойский и Геннадий Боголюбов. Такая же доля акций у Александра Ярославского. Какие же претензии у «Татнефти» к вышеперечисленным гражданам? Российская компания полагает, что Коломойский, Ярославский, Боголюбов и Овчаренко (председатель правления «Укртатнефти») реализовали мошенническую схему, в результате чего ими были присвоены огромные денежные средства. Эти деньги вышеуказанные лица, по мнению «Татнефти», получили за поставленную на Кременчугский НПЗ нефть.

Перспективы

В 1994 году российской компанией «Татнефть» и украинским концерном «Нафтогаз Украины» было создано совместное предприятие – «Укртатнафта». Его основная функция – эксплуатация Кременчугского НПЗ. Это крупнейший и единственный функционирующий на территории Украины завод подобного профиля. Его производительность 18,62 млн. тонн в год. В 2007 году украинские власти пересмотрели итоги приватизации нефтеперерабатывающего завода в Кремечуге (до этого момента 43% «Укртатнафты» контролировалось «Нафтогазом», а 55,66% - «Татнефтью», Минимуществом Татарстана и другими дружественными им структурами) и снова назначили на должность «Укртатнефти» Павла Овчаренко, руководившего этой компанией в 2003-2004 годах. Через 2 года контроль над ней перешел к группе «Приват», а «Татнефть», остановив поставки нефти, заявила о насильственном захвате завода. Общий объем претензий российской нефтяной корпорации к украинскому правительству в 2009 году составил огромную сумму в $2,4 (до 2008 года она была на уровне $1,13 млрд.). В 2014 году гаагский Международный арбитраж «немного» сократил сумму претензий с российской стороны и присудил ей $112,0 млн. Более того, Украина решила обжаловать это решение в апелляционном суде г. Парижа. По существу, данное дело будет рассмотрено 18 октября 2016 года. В настоящее время уже ведутся аналогичные судебные разбирательства между Россией и структурами Коломойского по поводу национализированной собственности в Крыму.

Эксперты скептически относятся к перспективе положительного решения по вопросу претензий «Татнефти» к украинским бизнесменам, контролирующим Кременчугский НПЗ. Они полагают, что для этого необходимо, чтобы дело подпадало под британскую юрисдикцию. Соблюдение данного правила возможно при выполнении следующих условий – обстоятельства дела должны касаться непосредственно Великобритании или ответчик по нему проживает в этой стране. И это только один «подводный» камень. А сколько их еще?

Автор: Шепелев Антон

Украина. ПФО > Нефть, газ, уголь > rosinvest.com, 25 апреля 2016 > № 1752232


Россия > СМИ, ИТ > rosinvest.com, 25 апреля 2016 > № 1752230

Как кризис подружился с российской IT - индустрией

Экспортные поставки российских компаний в сфере информационных технологий, как это не удивительно, занимают в совокупном объеме внешней торговли России почетное 3-е место. Это касается, прежде всего, комплексных услуг по предупреждению и профилактике киберпреступлений, информационной безопасности и разработки мобильных приложений, а также навигационных, геоинформационных систем и систем документооборота, которые в настоящее время очень востребованы и конкурентны на западном рынке.

Российское программное обеспечение

Программное обеспечение (ПО) занимает в российском экспорте 3-е место. Впереди находятся только нефть и оружие. Более того, рост объемов этой сферы отечественной экономики устойчив и динамичен. Так, например, в 2014 году данный показатель по отношению к предыдущему году составил 11%. Объем услуг, соответственно, находился в пределах $6,0 млрд. В 2015 году рост продолжился – на 16% от 2014 года – а рынок был зафиксирован уже на уровне $7млрд.

Подобная позитивная тенденция, независимо от проблем в российской экономике, длится уже несколько лет. Западные корпоративные и частные потребители с удовольствием приобретают российское ПО и санкции им не помеха. Эксперты не исключают, что Россия, как и Китай, может сделать активный скачок в сфере продвижения на мировой рынок IT-технологий.

В настоящее время экспорт программного обеспечения занимает в России 2-е место. В цифрах – это 1,5% в общей доле российской внешней торговли. Со слов специалистов, услуги по разработке ПО составляют 50%, лицензионного программного обеспечения – 40% и заказы зарубежных структур -10%.

В IT-индустрии в России работает приблизительно 140,0 тыс. человек. На рынке информационных технологий функционирует свыше 2000 профильных компаний. Согласно информации Cognitive Technologies, 2,5% мирового рынка ПО приходится на российские софтверные структуры. Так, в сфере оффшорного программирования лидерами являются такие компании, как MERA, Luxoft и EPAM.

Экспортная активность российских компаний

В области экспорта программного обеспечения активно работают: компания Transas Technologies, специализирующаяся на навигационных и управленческих систем движения судов, а также программного обеспечения для синтеза трехмерных изображений, Paragon – утилиты, касающиеся данных на жестких дисках, Abbyy - система распознавания и электронные словари, CBOSS - автоматизация биллинга, Spirit – программное обеспечение (встроенное) для передачи видео, голоса и данных, Promt - ПО автоматического перевода, Parallels Acronics – восстановление защитных данных, резервное копирование и другие.

Как правило, все эти структуры появились на свет в 90-е годы. У их истоков стоят грамотные и упорные инженеры-программисты, создавшие свой уникальный продукт и сумевшие его продвинуть на зарубежные рынки.

Экспортная активность российских компаний в сфере информационных технологий простимулировала соответственно и инвестиции. Венчурные фонды стали охотно финансировать подобные проекты. К ним относятся Insight Venture Partners Intel Capital и Bessemer Venture Partners.

Как бы странно это не выглядело, но толчком для развития отечественной IT- индустрии стали большие проблемы в экономике страны. Они привели к резкому снижению спроса на разработку программного обеспечения, а слабый рубль еще более активно подтолкнул российских «айтишников» к освоению западного рынка.

Но все эти «экспортные» успехи не означают того, что Россия является ведущей страной в мире в сфере информационных технологий. На этом рынке высочайшая конкуренция, особенно со стороны центров оффшорного программирования, расположенных в Юго-Восточной Азии, Китае, Индии и Латинской Америке. Количество российских IТ-компаний, работающих, например, на рынке Северной Америки, меньше на 2 порядка, чем в той же Индии. Но, зато, когда нужно качество услуг в области информационных технологий, то западные партнеры с удовольствием обращаются к российским программистам.

Основные рынки

Специфика системы государственных закупок в России и количество электронных тендеров, невольно подняла систему автоматизации закупочной деятельности на беспрецедентно высокий технологический уровень. И это неудивительно, так как на территории Российской Федерации ежегодно проводится 5 млн. подобных торгов. Для примера, в Великобритании в год проходит всего лишь несколько тысяч закупочных процедур. Уровень развития онлайн-торгов в России действительно высок и все это благодаря высочайшей нагрузке со стороны государства на отечественные IT - компании. Мы первые по электронизации госзакупок. Так что страны, которым необходимо провести у себя на родине государственные тендеры, знают, что лучшее программное обеспечение в данной области можно найти только в России.

Основным рынком для российских разработчиков программного обеспечения является США. В отличие от основных конкурентов, например, Индии, компании из России показывают очень высокие темпы роста вхождения на североамериканский рынок. Более того, со слов экспертов, программные продукты, созданные в России, с перспективной точки зрения более глубинны и эффективны. Они ориентированы на законченность высокотехнологичных решений, а не на простые виды работ с дешевой рабочей силой. Первый подход, более фундаментальный и, в конечном итоге, при правильной политической и экономической политике, гораздо эффективней в цифре т. е в деньгах.

Автор: Кононов Игорь

Россия > СМИ, ИТ > rosinvest.com, 25 апреля 2016 > № 1752230


Турция. Испания. Россия > Миграция, виза, туризм > bfm.ru, 25 апреля 2016 > № 1742762

Турецкие отели снижают цены

Причина — отсутствие туристов, заявляет Ассоциация туроператоров России со ссылкой на данные гостиничной ассоциации Турции

Гостиницы Стамбула в марте оказались заполнены всего на 52%, что на 20% ниже, чем год назад. В целом по всей Турции показатель заполняемости отелей в марте упал на 16%.

Средняя цена за ночь в отеле в Стамбуле снизилась в марте с 140 евро до 92. Для сравнения, средняя цена за гостиничный номер в Европе на те же даты составляет 108 евро. А некоторые отели в этом сезоне и вовсе не откроются, рассказал Business FM турецкий гид Эрдал.

Эрдал

турецкий гид

«Знаю, что некоторые большие отели вообще не будут открываться, они не будут работать в этом сезоне. В данный момент уже туризм начался и уже во многих отелях туристы есть, из Украины много туристов, из Белоруссии. Латвия, Литва, Эстония — из этих стран очень много в данный момент туристов есть. И если честно, из России есть туристы, которые сами сюда едут. Покупают билеты на самолеты, приезжают и отдыхают. Если честно, в Турции еще много народу ждет того, что из России народ сам будет покупать билеты на самолеты, через Интернет они будут заказывать отель, и все равно они будут здесь. Если сравнивать с прошлым годом, может быть, 50%, даже меньше туристов будет из России, но из Украины и других стран больше туристов будет. Или это надежда, или это будет, не знаю, но все равно все так думают и хотят, чтобы все равно сезон был нормальный».

Каким образом российские туристы попадают в Турцию? Есть запрет на продажу туров и чартерные полеты, но на обычные полеты запрета нет, говорит президент компании КМП-групп, первый вице-президент Ассоциации туроператоров России Владимир Канторович.

Владимир Канторович

президент компании КМП-групп, первый вице-президент Ассоциации туроператоров России

«Аэрофлот» как летал, так и летает из Стамбула в Анталию, билеты продаются. На том же сайте «Аэрофлота» можно купить и гостиницы. Это какая-то странная история, какие-то у нас двойные стандарты. Туроператорам запретили, а «Аэрофлоту» нет. Это я отношу к лоббизму. По-моему, либо никому не разрешать, либо всем разрешать. Так, что одним можно, а другим нельзя, это странно. Данные есть, но они в «Аэрофлоте» не очень любят разговаривать на эту тему. Я думаю, что если вы позвоните в «Аэрофлот», то, скорее всего, вряд ли вам прокомментируют, сколько людей они в Турцию отправили отдыхать».

По данным гостиничной ассоциации Турции, основное сокращение турпотока произошло за счет российских, немецких и британских туристов.

В понедельник также стало известно, что американская авиакомпания Delta Air Lines отменила начало полетов из Нью-Йорка в Стамбул в мае из-за проблем с обеспечением безопасности. Испанская авиакомпания Iberia также отменила четыре еженедельных рейса в Стамбул из Мадрида. Новости об уходе Delta вызвали падение акций Turkish Airlines почти на 7%, отмечает «Интерфакс».

Турция. Испания. Россия > Миграция, виза, туризм > bfm.ru, 25 апреля 2016 > № 1742762


Россия. Весь мир. СЗФО > Недвижимость, строительство > minpromtorg.gov.ru, 25 апреля 2016 > № 1739066

В Санкт-Петербурге начала работу IX Международная конференция по цементу «ПЕТРОЦЕМ».

Директор департамента металлургии и материалов Минпромторга России Илья Чигирь принял участие в открытии IX Международной конференции по цементу «ПЕТРОЦЕМ», проходящей в Санкт-Петербурге с 24 по 26 апреля 2016 года.

В рамках деловой программы Илья Чигирь выступил с докладом на тему: «Развитие промышленности строительных материалов на период до 2020 года и дальнейшую перспективу до 2030 года». В своем выступлении он рассказал об основных положениях Стратегии развития промышленности строительных материалов, работе Научно-технического совета по развитию промышленности строительных материалов при Минпромторге России, реализуемых министерством мерах государственной поддержки производителей стройматериалов, а также пригласил участников и гостей конференции к активному участию в разработке плана мероприятий по реализации Стратегии развития промышленности строительных материалов.

С докладами также выступили Михаил Скороход (СОЮЗЦЕМЕНТ, Россия), Koen Coppenholle (CEMBUREAU, Бельгия), Yassine Touahri (Exane BNP Paribas, Великобритания), Дмитрий Тесаков (Сбербанк КИБ, Россия), Владимир Гузь (СМ ПРО, Россия).

Справочно

Международная конференция «ПЕТРОЦЕМ» проходит в Санкт-Петербурге раз в два года с 2000 года и с тех пор является крупнейшей в России и одной из самых эффективных дискуссионных площадок по вопросам развития цементной отрасли.

Участниками «ПЕТРОЦЕМ» являются цементные заводы, российские и международные цементные холдинги, потребители цемента и торговые компании; производители цементного оборудования, поставщики услуг и материалов; ассоциации производителей цемента, крупнейшие российские и ведущие мировые аналитики, банки и фонды, инвестирующие в цементную промышленность и строительство новых цементных заводов.

Россия. Весь мир. СЗФО > Недвижимость, строительство > minpromtorg.gov.ru, 25 апреля 2016 > № 1739066


США. Евросоюз. Россия > Армия, полиция > vestikavkaza.ru, 25 апреля 2016 > № 1737217

RINF: "США готовятся к войне с Россией"

Британский независимый медиа-реcурс RINF пишет о том, что США готовятся к войне с Россией. По данным Deutsche Wirtschafts Nachrichten, президент США Барак Обама требует активного развертывания бундесвера до восточных границ НАТО в Польше и Прибалтике, что является прямым нарушением договора с Михаилом Горбачевым после распада СССР, когда американское руководство заявило о том, что "ни на один дюйм не продвинется на Восток". НАТО, окружающая Россию, делает это, якобы, в оборонительных целях, а вовсе не в рамках наступательной операции. Американские СМИ не перестают писать о том, что Москва представляет угрозу для восточных стран-членов НАТО, именно поэтому необходимо расширение контингента альянса. На самом деле, НАТО уже расширилась вплоть до западных границ России.

Таким образом Обама продолжает агрессивную политику в отношении Кремля в дополнение к экономическим санкциям, которые были наложены на Россию после присоединения Крыма. Западные опросы общественного мнения, проведенные как до, так и после присоединения полуострова показали, что более 90% населения выступает за воссоединение с Россией. По сути, действия американской стороны это не только возвращение к холодной войне, это наращивание потенциала для возможного вторжения на территорию РФ, хотя, безусловно, ни одно западное издание не говорит об этом прямо.

На самом деле, агрессивные действия Запада представляют угрозу национальным интересам России, и это очень тревожный сигнал. Речь идет именно о западной диктатуре, а не о диктатуре извне, то есть, идущей со стороны Москвы. Совершенно очевидно, что в планах американского руководства получить контроль над Востоком. Западной общественности необходимо начать принимать меры, чтобы оградить себя от лидеров собственной страны, которые тратят огромные финансовые ресурсы на вооружение.

Однако ключевые вопросы не задаются в западной прессе; они игнорируются ею. Вместо этого процветает антироссийская пропаганда, отвлекающая население от наиболее важных международных проблем. Необходимо срочно предпринимать меры, чтобы остановить западную агрессию, иначе есть вероятность того, что холодная война перерастет в горячую.

США. Евросоюз. Россия > Армия, полиция > vestikavkaza.ru, 25 апреля 2016 > № 1737217


Австралия. Китай > Внешэкономсвязи, политика > ru.journal-neo.org, 25 апреля 2016 > № 1735935

О визите в Китай премьер-министра Австралии

Владимир Терехов

13-14 апреля с.г. состоялся официальный визит в Китай премьер-министра Австралии Малкольма Тернбулла – первый с момента его вступления в эту должность в сентябре 2015 г. Правительственная делегация прибыла в КНР в сопровождении тысячи австралийских бизнесменов.

Столь масштабный десант, высадившийся на китайскую территорию, должен был засвидетельствовать исключительный интерес, проявляемый Австралией к развитию отношений с Китаем, который является одним из трёх ведущих игроков в АТР и её главным экономическим партнёром. При этом Канберре важно не переусердствовать в демонстрации “тёплых чувств” в отношении одного регионального лидера в ущерб союзническим отношениям с двумя другими, то есть с США и Японией. Кроме того, процесс выбора Канберрой оптимальной стратегии протекает в условиях активного воздействия со стороны каждого из тройки региональных ведущих игроков.

Для Канберры цена возможной ошибки при выборе оптимальной внешнеполитической стратегии возрастает и потому, что Австралия находится в АТР, куда смещается “центр тяжести” мировых политических процессов. Повышенной политической турбулентностью, в частности, отличается субрегион Юго-Восточной Азии (ЮВА), к которому Австралия географически непосредственно примыкает.

При общей численности населения в 25 млн человек она сегодня занимает 13-ое место по объёму национального ВВП. На содержание относительно небольших (52 тыс. военнослужащих), но вполне современных вооружённых сил тратится порядка 23 млрд долл. (12-ое место в мире). Австралия (наряду с Великобританией и Канадой) является самым активным участником американских военных акций последних лет. Именно поэтому её нередко обозначают как “помощника шерифа” в АТР.

Однако в последние годы резко возросли риски от исполнения обязанностей, связанных с этим статусом, поскольку главным объектом активности “шерифа” всё более определённо становится КНР. Поэтому особо добросовестное оказание “помощи” региональному (и пока ещё глобальному) “шерифу” чревато утратой едва ли не основного фактора процветания Австралии, обусловленного крайне выгодной кооперацией с КНР в сфере экономики.

Китай является главным торговым партнёром Австралии. Его доля в годовом австралийском внешнеторговом обороте приближается к 32% (доля занимающей вторую позицию Японии равняется 16%, Южной Кореи – 7% и США – 5%). При этом австралийский экспорт в Китай на 30% превышает китайский экспорт в Австралию.

Доля же самой Австралии во внешней торговле Китая составляет всего 1,7%, и она занимает лишь 14 место в списке торговых партнёров КНР.

Едва ли приведенные цифры позволяют в данном случае говорить о “взаимовыгодном экономическом партнёрстве”. Для Австралии развитие связей с Китаем прямо выходит на проблематику обеспечения экономического процветания страны. В то время как для КНР роль кооперации с Австралией играет второстепенную роль с точки зрения экономики.

Но не политики. Ибо пребывание в Китае существенной части “желудка” Австралии является решающим фактором в её сдержанном выполнении роли “помощника шерифа” в ЮВА. И этот фактор Пекин, видимо, активно использует в собственных интересах.

В комментариях австралийских экспертов к статьям в китайской прессе на тему визита М. Тернбулла в КНР мелькал термин “скрытая угроза”. Таковая связывалась с обсуждением в этих статьях факта крайней важности для Австралии экономической кооперации с Китаем в контексте американских проектов создания неких конфигураций антикитайской направленности с непременным участием в них Канберры.

Подобные оценки политики китайского руководства в отношении Австралии, скорее всего, близки к правде и объясняются обостряющейся ситуацией в окружающем КНР пространстве. Самым последним свидетельством серьёзности вызовов, перед которыми оказывается Китай, стали американо-филиппинские военные учения “Баликатан”, прошедшие в первой половине апреля с.г. Они завершились высадкой министра обороны США Эштона Картера на палубу авианосца John C Stennis (оказавшегося в это время в Южно-Китайском море), что в КНР оценили как “демонстрацию мускулов”.

Чисто же символическое участие Австралии в этих учениях обусловлено как раз осознанием серьёзности предупредительных сигналов, поступающих из Пекина.

Канберра, видимо, с облегчением восприняла бы (вполне вероятный) переход в ближайшие годы статуса регионального “помощника шерифа” к Токио. Подобная перспектива может стать реальностью, если будут укрепляться позиции американских “неоизоляционистов”, что является едва ли не самой примечательной особенностью нынешней президентской гонки в США. Следовательно, все те принципиальные проблемы, которые сегодня приходится решать Австралии в процессе поиска оптимального позиционирования в отношении связки “США-Китай”, придётся решать относительно пары “Япония-Китай”.

В этом плане в комментариях австралийских экспертов, посвящённых визиту М. Тернбулла в КНР, примечательным стало обсуждение темы “автоматизма” подключения Австралии к гипотетическому вооружённому конфликту между Японией и КНР (например, в районе островов Сенкаку). Ранее подобная тема поднималась в связи с возможным американо-китайским конфликтом (например, в Тайваньском проливе).

В ходе различного рода мероприятий члены австралийской делегации подчёркнуто демонстрировали оптимизм в оценках перспектив развития экономической кооперации. Так, по высказыванию руководителя австралийского казначейства С. Моррисона, поддержание отношений с “нашим торговым партнёром №1 и далее будет способствовать экономическому процветанию Австралии”.

Важно, однако, отметить, что половина австралийского экспорта в КНР приходится на железную руду и 7% на уголь. Но в Китае только что принят новый пятилетний план экономического развития, одним из фундаментальных положений которого предусматривается сокращение производства стали на “зомби-фирмах”, а также доли тепловых электростанций, работающих на угле.

Трудно себе представить, чтобы неизбежные в связи с этим проблемы в торговле с КНР не поднимались премьер-министром Австралии. Однако “на выходе” прошедших переговоров можно было прочитать лишь заявления представителей австралийской стороны о правильности нового курса КНР по реструктуризации экономики с повышением доли внутренней компоненты в суммарном национальном ВВП и о смещении структуры двусторонней торговли в сторону совместных работ в области высоких технологий.

Но это слова. А как будут развиваться экономическая реформа Китая и, следовательно, характер экономической кооперации с ним Австралии, вряд ли кто-либо сегодня возьмётся предсказать. Слишком много факторов неопределённости придётся принимать во внимание. И среди них едва ли не важнейший обусловлен сложной политической ситуацией в ЮВА и в АТР в целом.

Австралия. Китай > Внешэкономсвязи, политика > ru.journal-neo.org, 25 апреля 2016 > № 1735935


Китай > Электроэнергетика > chinapro.ru, 25 апреля 2016 > № 1734131

Китайские специалисты построят до 20 плавучих атомных электростанций (АЭС) до 2030 г. По данным Китайской национальной ядерной корпорации (Сhina National Nuclear Corporation, CNNC), до конца 2016 г. начнется строительство первой плавучей АЭС.

Она будет введена в эксплуатацию в 2019 г. Вероятнее всего, она расположится в Южно-Китайском море. Плавучая АЭС призвана обеспечить энергией работающих на нефтяных и газовых месторождениях на шельфе, а также на островах. На строительство одной такой станции требуется в среднем около 3 млрд юаней (около $461 млн).

В настоящее время в Китае функционируют 30 атомных энергоблоков общей мощностью 28 ГВт, еще 24 энергоблока находятся на стадии строительства.

Ранее сообщалось, что к 2030 г. китайские специалисты построят около 30 энергоблоков атомных электростанция (АЭС) в странах экономического пояса Шелкового Пути. Соответствующие соглашения CNNC заключила с Аргентиной, Бразилией, Египтом, Саудовской Аравией, ЮАР, Великобританией, Францией, Иорданией и Арменией.

При этом более 70 стран начали или планируют строительство АЭС. Как ожидается, уже к 2020 г. появятся 130 новых атомных энергоблоков, а к 2030 г. – около 300.

По итогам 2014 г., КНР вложила в развитие чистых энергоносителей $89,5 млрд. Это на 32% больше, чем годом ранее. Страна по данному показателю вышла на первое место, обеспечив 29% аналогичного мирового показателя.

Китай > Электроэнергетика > chinapro.ru, 25 апреля 2016 > № 1734131


США. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 25 апреля 2016 > № 1732965 Дмитрий Косырев

Главная тема поездки президента США в Европу (Великобританию и Германию) — Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство TTIP), гиперпроект, который уничтожит Европу, какой мы ее знали. Все прочее — арабские беженцы, Сирия, Россия, Турция, выход Великобритании из Евросоюза — частности на пути к тотальному изменению мира.

Теме TTIP фактически был посвящен прошедший в понедельник Ганноверский саммит (США, Великобритания, Германия, Франция и Италия), тема эта прослеживается фактически в каждом, большом или маленьком, выступлении Барака Обамы на европейской территории.

Кольцо всевластия

Не следовало ожидать, что ганноверская пятерка издаст ясное заявление по поводу TTIP, хотя общих слов было сказано достаточно. Зато европейцы в целом получили полный заряд обамовской пропаганды насчет того, как это будет здорово, когда мир начнет существовать по новым правилам.

В США Обаму как самого талантливого оратора нашего времени воспринимать уже перестали, в Европе это пока не так. О светлом будущем атлантического партнерства он говорил хорошо. И еще бы ему было не стараться: наступил кульминационный момент всей американской внешней политики, проводившейся, по сути, не только обеими администрациями, но и силами, стоящими за их спинами.

Советую обратить внимание на авторскую колонку двух видных идеологов этой политики, Айво Даалдера и Роберта Кагана. Это, по сути, манифест, где сказано все. И о том, что США должны, могут и будут оставаться вечной и единственной сверхдержавой, и о том, что речь идет об "обновлении американского лидерства", и — поскольку материал написан для американской аудитории — что никто не выигрывает от этой политики так, как США (спасибо за откровенность).

В нынешней европейской поездке Обама обозначил последние, решающие шаги к этой цели. Текст соглашения по TTIP, по его словам, должен быть согласован до конца этого года и пойти на ратификацию. Одновременно точно такие же процессы должны пройти в Тихоокеанском регионе с соглашением-близнецом — TTP. Дальше тянуть нельзя, потому что сам Обама уходит из Белого дома 20 января (и еще неизвестно, кто туда придет), и одновременно будет пора переизбираться его единомышленникам — канцлеру Германии Ангеле Меркель и президенту Франции Франсуа Олланду, участникам Ганноверского саммита.

Заметим активные попытки Обамы отговорить британцев голосовать на предстоящем летом референдуме за выход страны из ЕС. Вроде бы, в чем проблема? В том, что переговоры о TTIP идут в основном через механизмы ЕС, то есть на наднациональном уровне. Уйдут британцы — начнет разваливаться Евросоюз, возникнут "технические" проблемы.

Хотя на самом деле это уже не "техника". Можно даже сказать, особенно если присмотреться к статье Даалдера и Кагана, что дело для США выглядит так: сейчас или никогда.

Дело в том, что TTIP и TPP — далеко не только торговые соглашения. Достаточно сказать, что переговоры по ним идут в секрете даже от членов парламентов, в США и Европе (и в Азии). Помогли злодеи из WikiLeaks, рассекретившие некоторые документы.

Оказывается, если эта штука вступит в силу, то создастся группа стран, контролирующих больше половины мировой экономики. Вот только, если говорить о контроле, осуществлять его будут уже не правительства, а корпорации, наднациональная сила, которую некому будет остановить, переизбрать, проконтролировать. Государства и нации, в том числе и ЕС, потеряют значение, "кольцо всевластия" будет находиться даже не в Белом доме.

В последние годы мы все столько раз смеялись над свихнувшимися разоблачителями "заговора теневых структур", что когда все ими описанное начинает сбываться, поверить в это трудно. А придется.

Принуждение к двум блокам

Давайте вспомним, что происходило на рубеже тысячелетия, когда ЕС торжественно ввел в обращение евро и начал расширяться, втягивая в свои ряды всех, кого можно и нельзя. В СМИ царила не просто эйфория, это была не совсем нужная США эйфория, поскольку многие европейские аналитики тогда прямо говорили, что экономический — а за ним и политический — вес Европы может оказаться больше, чем у США.

Вспомним также, что, когда Америка начала в 2003 году войну в Ираке, европейские лидеры были, мягко говоря, не в восторге. Есть смысл перечитать не одну речь российского президента Владимира Путина на Мюнхенской конференции по безопасности (10 февраля 2007 года), а все речи на ней. Вы увидите, что Путин вполне вписался в общее настроение европейцев: что это такое, одна нация пытается диктовать правила игры всему миру!

Но уже к началу второго десятилетия нашего века оказалось, что "европейский проект" сдулся. "Помог", конечно, экономический кризис 2008 года, но далеко не только он. Робкие поначалу разговоры о том, что ЕС не имеет в мире никакого веса, стали общим местом.

Заметим, что произошло с идеей каких-то своих, практически отдельных от США европейских структур безопасности: нечто под названием Западноевропейского союза официально прекратило существование в 2011 году, после долгих десятилетий обсуждения.

Кстати, есть такая цифра — триллион долларов. Она фигурирует в конгрессе США во всяческих документах. Это расходы на военную инфраструктуру США в Европе на 30 лет — если с "кольцом всевластия" все получится.

Проекты Транстихоокеанского и Трансатлантического партнерства означают, по сути, что США увидели: уничтожение двухблоковой, биполярной структуры мира в 1990-е оказались для них никоим образом не победой. Подняли голову европейцы, возникли страны типа Китая, которые набирали экономический и политический вес. То, что вместо биполярного мира (Запад против СССР) возникает не всевластие сверхдержавы, а нечто многополярное, непредсказуемое и опасное, умные американские головы зафиксировали, видимо, еще в начале 2000-х.

И сейчас Америка, по сути, возвращает мир обратно, выстраивает заново два привычных блока. Условно, США с выводком подконтрольных союзников, и Китай со своей командой. (Напомним, что ни Китаю, ни России, ни нескольким близким им государствам в TTIP и TPP никто приглашений не посылал, и правильно делал).

И все было бы у воссоздателей прежнего мира хорошо, но выбранная ими тактика оказалась настолько экстремальной, что сегодня у приехавшего в Европу Барака Обамы возникла действительно острая ситуация.

Для начала: "торговые соглашения" не просто непопулярны у населения США и ЕС (а что вы хотите, если они секретные?). Они стойко теряют популярность, они нравятся, по разным опросам, уже максимум одной пятой респондентов.

Для продолжения: на Западе и Востоке используется слишком откровенная тактика того, как поссорить американских партнеров с Китаем и Россией. Москву и Пекин провоцируют на военные акции (Украина, Южно-Китайское море), и хотя на провокации они не поддаются, европейские и азиатские жертвы США оказываются в невыносимой ситуации, когда деваться некуда, только под крыло Вашингтона.

Добавим к этому ситуацию с беженцами в Европе и прочие неприятности: в целом картина такова, что кто-то в США перестарался. Даже европейцы не любят безвыходности. Поэтому у них набирают силу партии, раньше считавшиеся "несистемными".

В общем, Европа в ответ на откровенное ее уничтожение сильно задумалась — о собственном развале. Обаме надо торопиться.

И последнее. "Кольцо всевластия" — это плохо, но альтернативы могут оказаться едва ли не хуже. США, страна-банкрот, в аналогичной ситуации 75 лет назад активно провоцировала Вторую мировую войну на Востоке и Западе, и помнит, что у нее тогда все очень неплохо получилось.

Дмитрий Косырев, политический обозреватель МИА "Россия сегодня"

США. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 25 апреля 2016 > № 1732965 Дмитрий Косырев


США. Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 25 апреля 2016 > № 1732964

В ходе агитационного визита президента США Барака Обамы на Британские острова с целью недопущения выхода Соединенного Королевства из Евросоюза не только Обама агитировал британских подданных (это понятно, раз уж пересек океан, так надо агитировать). Британский премьер Дэвид Кэмерон также много говорил о полезности дальнейшего пребывания UK в составе ЕС.

Со стороны Кэмерона это более чем понятно. До референдума о дальнейшем членстве Великобритании в ЕС осталось всего 2 месяца — то ли продолжать сожительство по расчету, то ли была без радости любовь, разлука будет без печали. Расчетливый Кэмерон всецело стоит за первый вариант, агитационные усилия с его стороны естественны.

Непонятен лишь один вопрос: когда Кэмерон объясняет, что не будь Британия членом ЕС, Брюсселю не удалось бы ввести в 2014 году и сохранить до сего дня санкции против России, то кто при этом является агитируемой стороной?

На совместной пресс-конференции с президентом США Обамой в Лондоне Кэмерон заявил: "Мы разделяем общий интерес в убеждении, что Европа осуществляет жесткий подход в отношении российской агрессии. И если мы возьмем вопрос санкций, которые мы ввели с помощью ЕС, я считаю, что я могу положить руку на сердце и сказать, что Великобритания сыграла действительно важную роль и продолжает играть важную роль в обеспечении того, чтобы санкции были введены в действие и оставались в силе. Я не уверен, что это произошло бы, если бы нас не было в составе ЕС".

Ситуация на мероприятии была такова, что сердечное признание Кэмерона в том, что без Великобритании, возможно, и антироссийских санкций бы не было, могло быть адресовано как минимум трем сторонам.

Во-первых, высокому заокеанскому гостю, узнавшему, сколь верно служит ему Кэмерон. Скорее всего, он и так это знал. Вряд ли процедура принятия и поддержания санкций прошла совершенно мимо него. Хотя возможен тот вариант, при котором все заслуги были присвоены себе американской дипломатией — "это-де мы твердо выкручивали руки европейским столицам, и они были принуждены сдаться", а как их выкручивал Лондон, вроде бы и значения не имеет. Кэмерон же подчеркнул, что главное — это лондонские интриги, а что до служащих Госдепа, то их заслуги, возможно, велики, но мне неизвестны.

Похвальба перед Обамой, по крайней мере, имеет очевидный смысл. С точки зрения американцев, устроение санкций — дело самое нужное и насущное. Если Кэмерон так расстарался, он заслуживает всяческой похвалы ("Хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю (Мф, 25-21)").

Во-вторых, премьер обращался к британским избирателям. Узнав, какую негласную силу имеет Сент-Джеймсский двор над всем европейским континентом, так что континентальные столицы, услышав волю Джона Буля, безгранично преданного идеалам свободы, тут же отвечают: "Слушаю и повинуюсь!", британцы будут испытывать естественную гордость и пожелают, чтобы ими и дальше правил мощный Кэмерон. Хотя вопрос о цене еэсовских почестей, за которые надо платить соблюдением еэсовских правил, все равно остается насущным, так что некоторые англичане все равно будут недовольны.

Наконец, третий адресат — континентальные европейские политики. Согласно заявлению Кэмерона, голос одной-единственной Британии имеет куда больший вес, нежели голос и дюжины, и двух дюжин европейских держав. Правда, эта почетное для Лондона и совершенно непочетное для Парижа, Вены, Берлина, Рима соотношение весов и голосов может скорее настроить континентальные столицы на философический лад: "Ах, в душе моей цунами, // На сердце тревога, // Вы уходите — Бог с Вами, // Скатертью дорога". Желателен ли Кэмерону будет такой настрой — вопрос по меньшей мере неоднозначный.

Что же до русских, похоже, Сент-Джеймсский двор окончательно перегнул палку. Прежде юбилеи британской королевы (и вообще события лондонской придворной жизни) воспринимались в англоманствующем русском свете со значительно большей отзывчивостью.

Но премьер-министр Ее Величества столь откровенно взял похваляться тем, как он, будучи англичанином, гадит, что при нынешнем юбилее Елизаветы II в России даже робкого блеяния God save the Queen расслышать не удалось.

Зато погадил изрядно.

Максим Соколов, для МИА "Россия сегодня"

США. Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 25 апреля 2016 > № 1732964


США. Сирия. Ближний Восток. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 25 апреля 2016 > № 1732956

Что делать дальше с Сирией? После недолгого периода взаимопонимания между США и Россией, а вернее, его видимости, разногласия вновь дают о себе знать. Нет согласия даже между союзниками по альянсу НАТО. И если еще недавно они пытались приглушить остроту дискуссий, то сейчас постепенно перестают стесняться, вынося сор из избы.

Завершающееся сейчас турне американского президента, в ходе которого он посетил Саудовскую Аравию, Великобританию и Германию, не только напомнило о давнем недовольстве арабских принцев нерешительностью Барака Обамы, но и выявило расхождения, например, между США и Германией. Да и внутри американского истеблишмента все громче голоса тех, кто призывает Обаму быть активнее.

"Вы не заходите туда, а мы не заходим сюда"

Администрация Барака Обамы не нашла ничего лучшего, как предложить сейчас к рассмотрению вариант, который можно определить как "ни вашим, ни нашим". Он предполагает раздел Сирии на зоны влияния. Эксперты о такой возможности говорят давно. Правда, всегда с существенной оговоркой: это один из самых тяжелых и неблагодарных сценариев.

Теперь же об этом впервые открыто заговорили американские официальные лица. Госсекретарь США Джон Керри перед тем, как присоединиться к зарубежной поездке своего шефа, встретился с редколлегией газеты "Нью-Йорк Таймс" и озвучил там явную заготовку насчет того, как разойтись с Россией по Сирии: "Мы даже предложили им провести черту. В полном смысле слова черту". Керри добавил, что американцы "сказали при этом": "Вы не заходите туда, а мы не заходим сюда, а все, что между, — считается честной игрой".

Эти слова, конечно, означают, что США видят Россию "в игре" на Ближнем Востоке, чего раньше не было. Еще года четыре назад в Вашингтоне не считали нужным принимать во внимание российские интересы в Сирии. Кое-что изменилось после того, как осенью 2013 года стороны наладили эффективное сотрудничество по уничтожению там химического оружия. Но главным аргументом для Вашингтона стала военная операция по борьбе с терроризмом, которую Россия начала в Сирии в конце сентября 2015 года.

Это из того положительного, что можно усмотреть в этой инициативе. В остальном же она очень двусмысленна, как и все поведение Обамы на Ближнем Востоке, да и не только.

Вообще же будто пахнуло колониальной эпохой или глобальным разделом мира, как это обычно бывает перед большими войнами или сразу после них. А ведь на Западе чаще других любили разглагольствовать о том, что мир "стал иным", а геополитические игры "ушли в прошлое".

И вот, на тебе: надо просто взять карандаш и провести новые линии на Ближнем Востоке. Ведь Сирия — это только начало.

Сирийская головоломка про волка и капусту

Это, заметим, вечная проблема Обамы. Он нередко действует так, будто мечтает о том, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Или словно решает старую головоломку о том, как на одной лодке перевезти по очереди через реку на другой берег волка, козу и капусту, чтобы никто из них не оказался съеден.

Исходя из выдвигаемой концепции, в одной зоне влияния, как предполагается, будет главной Россия с поддерживаемым ею правительством Сирии. По другую сторону черты (в зависимости от того, какого цвета карандаш, ее можно назвать "красной" или "зеленой") будут хозяйничать американцы, которые не отказываются и никогда уже не откажутся от поддержки оппозиции.

Что будет в зоне "между", по замыслу американцев, пока неясно, но об этом даже страшно подумать. И без того резать придется по живому. Так, в том же городе Алеппо какие-то кварталы контролирует правительство, особенно в западной части, а какие-то — оппозиция. Как это разделить? Как Берлин? И что такое "честная игра" (fair game), о которой говорит Керри применительно к территориям посередине?

Американцы это даже называют "новой системой мониторинга за прекращением огня в Сирии", полагая, в отличие от российских военных, что нынешняя схема работает ограниченно, исключительно для предотвращения нежелательных случайных инцидентов на земле и в воздухе.

Такова реакция США на буксующие переговоры в Женеве, где в эту среду спецпредставитель генсека ООН Стаффан де Мистура должен объявить очередные неутешительные итоги. Пока же он с горечью констатировал, что с 2011 года, по его собственной оценке, в Сирии погибло не менее 400 тысяч человек. Про миллионы беженцев уже и говорить не приходится.

План раздела, однако, означает еще большее количество жертв. Готовы ли к этому американцы? Или уж если резать, то одним махом?

Число военных США в Сирии увеличится

Но это еще полбеды. Озвученная инициатива отнюдь не означает, что США не держат в уме пресловутый план Б, который означает более интенсивную помощь оппозиции и привлечение сухопутных войск и (или) спецназа для проведения операций в Сирии. Даже наоборот, как раз тут-то они и пригодятся.

Обама, похоже, готовит почву для этого плана постепенно, с опаской, но все-таки движется в этом направлении. Член американской делегации, заместитель советника президента по национальной безопасности Бен Родс, находясь в Германии, предупредил американских журналистов, что в ближайшее время число американских военных в Сирии может увеличиться с 50 до 300 человек, то есть в шесть раз.

Невзначай называется и место их дислокации: север и восток Сирии. Это, наверное, уже по ту сторону черты, в американской зоне?

Меркель уговаривает Обаму установить "особые зоны"

Министр иностранных дел России Сергей Лавров уже назвал эти предложения американцев "упрощенным подходом". Но про американцев известно, что они, в отличие от поднаторевших в колониальных играх французов и британцев, — не тонкие игроки. Если им покажется, что надо, то они пойдут напролом в этой разбитой посудной лавке под названием Ближний Восток.

Обама все еще, правда, осторожничает. Во время этого турне он продемонстрировал, что нисколько не изменился. Как был нерешительно-двойственным, так и остался.

Скажем, он назвал "неправильными" результаты операции НАТО в Ливии, но тут же оговорился, что США и союзники "поступили правильно, осуществив вторжение".

Так же двояко он откликнулся на призывы канцлера Германии Ангелы Меркель, только что пообщавшейся в Турции с Эрдоганом, установить буферные зоны на севере и в других районах Сирии. Обама сказал, что пока против этого, хотя еще надо подумать, "как обеспечить безопасность людей в этих зонах", ведь "без сухопутных сил же здесь точно не обойтись".

Уловив сигнал, Меркель, чтобы не заострять эти разногласия, решила поиграть в термины, уточнив, что речь идет о буферных зонах "не в классическом понимании". "Это безопасные зоны, где особым образом соблюдается перемирие и где может быть гарантирован значительный уровень безопасности", — сообщила она.

Как бы то ни было, но в проблеме Сирии приближается переломный момент. Все уже у черты. У опасной черты. Ее еще не прочертили, но уже возникает вопрос, а рискнет ли Обама ее перейти.

Елена Супонина, политический аналитик, востоковед, специально для РИА Новости

США. Сирия. Ближний Восток. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 25 апреля 2016 > № 1732956


Евросоюз. Великобритания > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 25 апреля 2016 > № 1732931

В день столетия начала восстания Ирландии против британского владычества Сергей Варшавчик напоминает основные эпизоды долгой борьбы ирландцев за независимость.

24 апреля 1916 года в Ирландии вспыхнуло восстание против англичан, которое британские войска жестко подавили, казнив его зачинщиков. Для ирландцев этот кровавый эпизод истории стал частью борьбы за независимость страны, которой они в итоге добились. Российским же большевикам ирландский опыт пригодился в октябре 1917-го.

Кровавая Пасха

Ранним утром 24 апреля 1916 года более тысячи плохо вооруженных повстанцев внезапно заняли ряд ключевых зданий в Дублине, среди которых были мэрия, здание четырех судов, главпочтамт. В стенах последнего один из организаторов выступления, поэт и писатель Патрик Пирс зачитал Прокламацию о создании Ирландской Республики.

Англичане оказались не готовы к такому повороту событий, и в первый день восстания (впоследствии получившего название Пасхального) оказали весьма слабое сопротивление. Их можно было понять — третий год полыхала Первая мировая война, на Западном фронте во Франции дрались лучшие силы Британской империи. Там вовсю бушевала Верденская битва. В самом же Туманном Альбионе оставались куда менее обученные войска.

Неудивительно, что британские кавалеристы и пехотинцы, отправленные на разведку в Ирландию, попали под довольно меткий огонь повстанцев и понесли ощутимые потери. Но всех своих целей в тот день не удалось достичь и ирландцам. Они не смогли захватить Дублинский замок, в котором располагалась британская администрация. Неудачей закончилась и попытка атаковать Тринити-колледж, который в итоге остался в руках у его защитников.

Давняя ненависть

Вожди восставших сознавали, что выступление подготовлено плохо. Основная боевая сила повстанцев, "Ирландские добровольцы", задолго до событий раскололась надвое. Одна часть организации призвала к борьбе с британцами, другая считала, что в условиях мировой войны необходимо помогать Англии, и потому многие бойцы находились в окопах на европейском континенте.

Однако ненависть к Великобритании была слишком велика. Ее корни глубоко уходили в прошлое Ирландии, которая еще в конце ХII века попала под власть британской короны, с конфискацией земель, принадлежащих местным жителям, и передачей их колонистам.

После церковной реформации национальную вражду усилил религиозный фактор: большинство англичан выбрали протестантизм, тогда как подавляющая часть ирландцев осталась католиками. Последние были лишены избирательного права, а их кандидаты не допускались в состав местного парламента.

Огнем и железом

Обитатели Зеленого острова не раз поднимали мятежи против соседей-завоевателей, пытаясь создать собственную державу. Восстание 1641 года привело к появлению на несколько лет Конфедеративной Ирландии, которая заключила перемирие с английским королем Карлом I и начала налаживать связи с католическими странами Европы.

Однако после низвержения с трона и казни Карла I, в 1649 году на остров высадились войска Оливера Кромвеля, которые камня на камне не оставили от нового государства.

В восстании 1798 года на помощь ирландцам пришли французы, направив тысячу своих солдат под командованием генерала Жана Юмбера. Юмберу удалось разгромить британцев около городка Каслбар, что позволило ирландцам провозгласить в нем — на короткое время — Ирландскую Республику.

Однако затем малочисленные франко-ирландские войска были разбиты англичанами в сражении под Баллинамакком. Восстание было подавлено, а сам Юмбер попал в плен.

Союзная Германия

Весной 1916 года у руководителей Пасхального восстания была надежда на помощь злейшего врага Великобритании — кайзеровской Германии. Представители повстанцев еще с начала Первой мировой войны предлагали немцам помочь Ирландии, предоставив опытных офицеров и необходимое оружие.

С одной стороны, германцы были не против восстания в тылу врага, с другой — относились с большим скептицизмом к шансам повстанцев на успех. В итоге немцы не выделили ни одного своего офицера, ограничившись посылкой части оружия — в виде двадцати тысяч винтовок и десяти пулеметов. Но и они не попали к адресату. Накануне Пасхального восстания немецкое судно "Либау", везшее груз оружия, было перехвачено британским флотом.

Все это сказалось на действиях ирландцев, которые лихорадочно искали оружие по всему Дублину. Его отсутствие не позволило им захватить важнейшие транспортные узлы — вокзалы и порты. Тем временем англичане объявили остров на военном положении и принялись подтягивать и переправлять резервы как с севера Ирландии, так и из самой Англии.

Артиллерийская атака

Руководство операцией было поручено британскому генералу Уильяму Лоу, который постепенно накачивал солдатами Дублин и начал отбивать у противника здание за зданием.

Как правило, англичане не рисковали атаковать в пешем или конном строю, а действовали артиллерией. Одним из активных участников сражения стала "Хельга" — рыболовное судно, которое оснастили двумя трёхдюймовыми орудиями.

Там же, где британцы отступали от этого правила, они несли тяжелые потери. В ходе боев на Маунт-стрит около двух десятков повстанцев несколько дней сдерживали британское наступление, убив или ранив более 200 нападавших. Другим местом упорных перестрелок стала улица Норт-кинг-стрит, где англичанам, неся потери, удалось за несколько дней продвинуться лишь на сотню метров.

Однако непрерывный артиллерийский обстрел сделал свое дело. Повстанцы покинули здание главпочтамта, который охватил пожар, их лидеры выходили из строя один за другим. 29 апреля 1916 года Пирс, признав бесперспективной дальнейшую борьбу, отдал приказ о капитуляции, сдавшись генералу Лоу.

Неотвратимая расправа

Документ гласил, что сделано это в целях "предотвратить дальнейшие убийства граждан Дублина и в надежде спасти жизни наших последователей, ныне безнадежно окружённых превосходящими их по численности войсками".

Тем не менее, к концу восстания британским войскам удалось отбить только здание почтамта, во всех остальных случаях защитники стали покидать свои позиции только после приказа Пирса. Вне Дублина серьезных боестолкновений не было, кроме графства Миит на востоке Ирландии, где повстанцы захватили ряд деревень и атаковали полицейские казармы.

Британский генерал Джон Максвелл, который был назначен временным военным губернатором Ирландии, приказал арестовать всех зачинщиков мятежа, после чего было задержано более трех тысяч человек, причем, как мужчин, так и женщин. Часть из них интернировали в Англию, часть освободили, а 15 человек во главе с Патриком Пирсом были казнены.

Дублин как предвестник Петрограда

По итогам восстания также были проведены слушания Королевской комиссии, в ходе которой своих постов лишились многие влиятельные британцы. В частности, в отставку ушел правитель Ирландии лорд Уимборн, а также глава ирландской королевской полиции Нэвилл Чемберлен — будущий премьер-министр Великобритании, печально прославившийся своей соглашательской политикой с Гитлером.

Опыт Пасхального восстания не прошел даром. Судя по всему, российские большевики внимательно изучили его ошибки. И когда в октябре 1917 года в Петрограде произошел вооруженный переворот, восставшими были заняты в первую очередь не только почтамт, но и вокзалы и порты, а с моря их надежно прикрывал крейсер "Аврора".

Действия британских властей и расправа над заговорщиками послужили дальнейшим катализатором сепаратистских настроений, объединив в Ирландии почти все политические силы, за исключением юнионистов-протестантов. В конце 1918 года политическое движение "Шин фейн" (которое провозгласило курс на независимость страны) одержало победу среди других ирландских партий на выборах в парламент Великобритании.

Война за независимость

В январе 1919 года представители партии объявили о создании Республики Ирландия во главе со своим президентом (им был избран лидер ирландской националистической партии Де-Валера). В ответ Англия ввела свои войска, и началась двухлетняя война за независимость страны. С одной стороны в ней участвовали республиканцы-католики, с другой — англичане и протестанты-юнионисты из числа ирландцев.

Открыто противостоять 60-тысячной армии ирландцы не могли, и борьба приняла партизанские формы, в которой регулярные войска победить так и не смогли. 6 декабря 1921 года Великобритания признала Ирландию в качестве английского доминиона.

По-настоящему же независимой Ирландия стала гораздо позже — в 1949 году, когда страна была провозглашена республикой и вышла из состава Британского Содружества.

Сергей Варшавчик, для МИА "Россия сегодня"

Евросоюз. Великобритания > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 25 апреля 2016 > № 1732931


Великобритания > Финансы, банки > bankir.ru, 25 апреля 2016 > № 1732842

Банк-новичок рвется к успеху вопреки всем нынешним трендам

Сергей Николаев

Британский банк Metro сделал еще один маленький шажок к выходу на прибыльность. Его убытки в первом квартале, согласно, отчетности, составили £7,9 млн. Это существенный прогресс по сравнению с £10,2 млн потерь, зафиксированных в последние три месяца 2015 года. Улучшение показателей достигнуто в первую очередь благодаря росту объемов потребительского и корпоративного кредитования, говорится в статье Кейт Палмер и Тима Уоллака в газете The Telegraph.

В течение квартала банк Metro нарастил кредитный портфель на £586 млн до £4,1 млрд. Общая сумма депозитов за этот же период выросла на £790 млн до £5,9 млрд. Стоит напомнить, что Metro был основан в 2010 году. Он стал первым и на сегодняшний день наиболее заметным из так называемых challenger banks (банков, бросающих вызов), возникших после последнего финансового кризиса.

Экспансия банка-новичка вдвойне поразительна, если учитывать особенности британской банковской системы. Первая волна консолидация в ней прошла еще в начале прошлого века. С тех пор процесс слияний и поглощений был доведен, как казалось еще совсем недавно, до своего логического конца. Все роли давно расписаны, все ниши заполнены, и пробиться на рынок розничного банкинга новым финансовым компаниям было делом почти безнадежным. Достаточно сказать, что Metro стал первым high street bank, как называют в Великобритании кредитные учреждения с разветвленной розничной сетью, практически за целое столетие.ъ

Вопреки всем разговорам о том, что банковские офисы обречены на вымирание и в ближайшем будущем будут вытеснены с рынка благодаря прорыву в технологии, Metro сделал ставку именно на них. И обязался довести уровень обслуживания в своей офисной сети до невиданных прежде высот. Основатель Metro и его председатель совета директоров Вернон Хилл уже совершил подобное чудо однажды, но только в США и в прежнюю эпоху. За 30 лет его руководства Commerce Bancorp, начав c единственного офиса в штате Нью-Джерси, вырос до одной из крупнейших розничных сетей национального масштаба.

Вместе с тем, при всей приверженности основателя Metro идее старого доброго офиса, необходимо одно уточнение. Банк способен обеспечить клиентам те же возможности онлайн платежей и мобильного банкинга, что и его конкуренты из числа самых крупных компаний банковского сектора.

Динамика, с которой развивается Metro, продолжает внушать оптимизм и экспертам, и инвесторам. Объем ипотечного кредитования, говорится в публикации The Telegraph, за прошедший год практически утроился, показав рост на 174%. Кредиты, выданные бизнесу, выросли на 74% и достигли £1,4 млрд. Однако из-за агрессивной политики привлечения новых клиентов банк вынужден держать значительные суммы в качестве резервов. В первом квартале он выделил на резервирование £7,3 млн. Это на 11% больше, чем за тот же период в прошлом году.

В марте банк Metro провел IPO и сумел привлечь £400 млн. Рыночная капитализация на тот момент составила £1,6 млрд. И только ситуация, которая сложилась на рынке, помешала амбициозным планам выручить за акции £500 тыс. и достичь капитализации в £2 млрд. Тем не менее, к концу нынешнего года Metro надеется войти в индекс FTSE 250, в котором представлены компании среднего размера.

«Мы продолжаем продвижение к прибыльности», – заявил главный исполнительный директор Крэйг Дональдсон, которого цитирует The Telegraph. В банке особенно довольны ростом кредитного портфеля. Вернон Хилл заверяет, что «революция банкинга» будет продолжена в Metro. Он называет банковские офисы «магазинами, которые открыты семь дней в неделю». Их сеть охватывает практически весь Лондон и графства Южной Англии. В нынешнем году банк планирует открыть еще 9 офисов, доведя их общее количество до 50.

Аналитик Джозеф Дикерсон из инвестиционного банка Jefferies выразил уверенность, что Metro в состоянии достичь нулевой черты к концу нынешнего года, а уже на следующий год впервые выйти на обещанную прибыль. По его словам, годовой рост депозитов на £79 млн в расчете на один офис можно считать «невероятно впечатляющим». Особенно если учитывать, что по отрасли в целом средний размер депозитов, приходящихся на каждый офис, составляет £150 млн.

Перспективность бизнес-модели, ориентированной на высокие стандарты обслуживания в офисной сети, подтверждается и британскими успехами шведской группы Handelsbanken. За первый квартал 207 офисов, которыми располагают шведы в Великобритании, нарастили кредитный портфель на 11% до £15,9 млрд. Объем депозитов вырос на 15% до £8,8 млрд. В результате операционная прибыль Handelsbanken выросла в первом квартале на 18% до £44,3 млн.

Великобритания > Финансы, банки > bankir.ru, 25 апреля 2016 > № 1732842


Великобритания > СМИ, ИТ > ria.ru, 25 апреля 2016 > № 1732552

Британские медиа-эксперты считают неудивительным, что, согласно опросу, почти половина британцев уверена в необъективности средств массовой информации в освещении преступлений мигрантов.

Ранее, проведенный в рамках проекта Sputnik.Мнения опрос показал, что подавляющее большинство жителей Франции и Германии, а также почти половина жителей Великобритании считают, что информация властей и публикации в СМИ о преступлениях мигрантов не являются объективными. По данным исследования, 68% немцев, 67% французов и 46% британцев считают необъективной эту информацию.

"Меня не удивляет, что респонденты в Великобритании полагают, что СМИ субъективны по этому вопросу", — прокомментировал РИА Новости глава независимого интернет-проекта Journalism Джон Томпсон.

"Некоторые британские таблоиды сознательно потакают пристрастным мнениям людей. Более вероятно из-за того, что это способствует продажам и росту просмотров в интернете, чем из-за какой-либо отчетливой политической повестки", — пояснил он.

Директор общественной организации и медиаплатформы Shout Out UK Маттео Бергамини, комментируя итоги исследования, также выразил мнение, что они не удивительны.

"После скандалов с прослушкой со стороны СМИ (в 2014 году холдинг Trinity Mirror признался, что его сотрудники занимались незаконной прослушкой телефонов знаменитостей – ред.), которые все еще свежи в памяти, неудивительно, что мы, британцы, не доверяем тому, как СМИ освещают вопросы преступности мигрантов. Это грустная реальность, что средства массовой информации в этой стране нацелены против уже сегрегированных групп, очерняя их, просто, чтобы продавать больше газет", — сказал он РИА Новости.

По словам Бергамини, "рост числа предполагаемых преступлений мигрантов – просто еще одна манифестация британских СМИ, направленная на то, чтобы заставить нас бояться этих доведенных до отчаяния людей, которых мы не понимаем". По его словам, "среди мигрантов, как и в любом другом сообществе, есть плохие и хорошие люди, однако СМИ подчеркивают плохое, что вызывает неприязнь и разделение в нашем обществе".

Результаты опроса, отметил он, показывают, что люди "начинают задаваться вопросами и сомневаться в риторике СМИ, что закономерно и является хорошим признаком.

Опрос в Великобритании и Германии был проведен исследовательской компанией Populus c 3 по 4 февраля 2016 года. В опросе принял участие 3556 респондентов, из них 1047 — в Великобритании, и 1010 — в Германии. Опрос во Франции был проведен крупнейшей исследовательской компанией IFop с 3 по 5 февраля среди 1499 респондентов. Выборка репрезентирует население страны по полу, возрасту, географии.

Международный проект по изучению общественного мнения Sputnik.Мнения стартовал в январе 2015 года. Партнером выступили известные исследовательские компании Populus, Forsa и Ifop. В рамках проекта регулярно проводятся опросы общественного мнения в странах Европы и США по наиболее актуальным социальным и политическим вопросам.

Великобритания > СМИ, ИТ > ria.ru, 25 апреля 2016 > № 1732552


Грузия. Южная Осетия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 25 апреля 2016 > № 1732520

Президент Грузии Георгий Маргвелашвили считает, что интеграция страны в НАТО или Евросоюз не вернет Абхазию и Южную Осетию, этот вопрос возможно решить лишь мирным путем.

"Это одно из наиболее драматических и печальных частей истории современной Грузии… Мы вовсе не думаем, что вступление в НАТО или ЕС, особенно процесс по НАТО, станет инструментом для решения тех вопросов. Мы убеждены, что решение этих вопросов, унификация (воссоединение — ред.) и интеграция территорий Грузии, будет достигнуто без каких-либо военных средств, а путем мирных переговоров через обсуждение вопросов с населением этих территорий и при участии России", — заявил Маргвелашвили в интервью французскому радио RFI.

По его мнению, России необходимо иметь дружественные отношения с Грузией для ее собственных национальных интересов. При этом он еще раз заявил, что считает нелегитимными любые соглашения между РФ Южной Осетией.

Грузинские войска в августе 2008 года атаковали Южную Осетию и разрушили часть ее столицы. Россия, защищая жителей республики, многие из которых приняли гражданство РФ, ввела туда войска и вытеснила грузинских военных. После этих событий Абхазия и Южная Осетия объявили о своей независимости. Россия оказывает Южной Осетии помощь в восстановлении экономики. Получает помощь РФ и Абхазия. После "пятидневной войны" в Южной Осетии Москва признала суверенитет обеих бывших автономий, ранее входивших в состав Грузии.

Сейчас Грузия, Абхазия и Южная Осетия регулярно встречаются в рамках Женевских дискуссий. При этом Тбилиси отказывается признавать независимость республик.

Институциональное сотрудничество Грузии и НАТО началось в 1994 году, когда страна стала участницей программы "Партнерство ради мира". После "революции роз" 2004 года сотрудничество Грузии и НАТО стало более интенсивным. В апреле 2008 года в Бухаресте на саммите глав стран-членов НАТО было подтверждено, что Грузия в будущем может стать членом НАТО при условии соответствия стандартам альянса. В ходе саммита НАТО в Уэльсе, который прошел 4-5 сентября 2014 года, был утвержден пакет мер, содействующих Грузии в ее стремлении к членству в альянсе.

Мэги Кикалейшвили.

Грузия. Южная Осетия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 25 апреля 2016 > № 1732520


Германия. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 25 апреля 2016 > № 1732513

Европейские лидеры Ангела Меркель, Франсуа Олланд, Дэвид Кэмерон, Маттео Ренци и президент США Барак Обама собрались в понедельник в Ганновере для обсуждения важнейших вопросов международной политики.

Судя по итоговым заявлениям, сделанным на пресс-конференции канцлером ФРГ Меркель, повестка неформальной встречи была ожидаемой: Сирия, Ливия, борьба с группировкой "Исламское государство" (ИГ, запрещена в РФ), миграционный кризис в Европе и конфликт в Донбассе. Позиции Германии, США, Великобритании, Франции и Италии по данным вопросам известны и неизменны.

Создалось впечатление, что целью встречи стало не столько очередное обсуждение ранее согласованных позиций, сколько демонстрация единства и гармонии в трансатлантическом партнерстве. Улыбки и дружественные похлопывания по плечу имели на "саммите пяти" не меньшее значение, чем очередные заявления в духе "с терроризмом надо бороться" и "военные конфликты имеют политическое решение".

Инициатива Меркель

Переговоры пяти лидеров начались после обеда в замке Херренхаузен. По большому счету, только этот факт, а также имена участников — Меркель, Обамы, президента Олланда, премьер-министра Великобритании Кэмерона и его итальянского коллеги Ренци — были сообщены журналистам накануне встречи. Даже информация о том, будут ли сделаны заявления для прессы, до последнего дня оставалась без ответа.

Отвечая на вопрос журналистов, почему на переговоры не приглашены представители ЕС и Еврокомиссии, заместитель официального представителя кабмина ФРГ Кристиане Вирц заявила, что данный формат является "устоявшимся", потому что лидеры пяти стран уже встречались в таком составе на полях саммита G20. Странность состояла и в том, что Обама прилетел в Ганновер из Великобритании, где уже провел переговоры с Кэмероном, обсудив с премьером все те же главнейшие вопросы международной политики.

Позиции неизменны

Таким образом, ничего нового в итоговом заявлении для прессы, сделанном хозяйкой саммита Меркель, не прозвучало. Мир в Сирии признан хрупким, режим прекращения огня — нестабильным, однако решение проблемы следует искать на политических переговорах в Женеве. Борьба с ИГ будет координироваться. Миграционный кризис остается проблемой ЕС, его преодоление связано с реализацией соглашения с Турцией. "Нормандская четверка" продолжит работу над украинским урегулированием и подготовкой выборов в Донбассе, хотя ставшие более интенсивными контакты между США и Россией по данной теме приветствуются.

Из ответов на заданные журналистами вопросы выяснилось, что лидеры обсуждали и операцию в Эгейском море, однако США заявили лишь о том, что поддерживают данную инициативу, о конкретном участии речи не было, как и об усилении военного присутствия союзников в Сирии — по данной теме позиции США и европейцев традиционно расходятся. Так, в рамках визита в Ганновер Обама сообщил, что США направят в Сирию дополнительно до 250 военнослужащих — заявление, которое словно не было замечено Меркель, заявившей, что основной упор должен делаться не на военной, а на политической составляющей.

Кроме того, источники в правительстве ФРГ накануне саммита намекали, что отдельной темой обсуждения станет усиление НАТО в Европе, в частности, в прибалтийских странах, Польше и Румынии, и связанные с этим отношения с Россией. В итоге Меркель дипломатично заявила, что союзники по НАТО будут дополнительно обсуждать "насущные вопросы" в рамках встреч Альянса.

Ангелина Тимофеева.

Германия. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 25 апреля 2016 > № 1732513


Россия > Госбюджет, налоги, цены > gazeta.ru, 25 апреля 2016 > № 1732170

Потребкорзину наполнят здоровым питанием

Минтруд приблизит потребкорзину к нормам здорового питания

Рустем Фаляхов

Минтруд намерен приблизить потребительскую корзину россиян к нормам здорового питания. Корзину ждет апгрейд. В нее добавят яиц, колбасы, фруктов. Может быть, даже алкоголь. Качество жизни, вероятно, от этого не улучшится. Но Минтруд попытается убедить население в обратном.

Министерство труда и социальной защиты готово провести апгрейд потребительской корзины, утвержденной властями еще в 2013 году. Цель грядущих изменений, уверяет ведомство, — улучшить качество потребления, приблизить потребкорзину к нормам здорового питания.

«Это, прежде всего, касается увеличения в корзине объема овощей, фруктов, мяса, молочных продуктов, улучшения ассортимента продуктов — к примеру, включения более разнообразного перечня овощей и фруктов, круп», — пояснила «Газете.Ru» заместитель директора департамента комплексного анализа и прогнозирования Минтруда России Наталия Антонова.

Минтруд выступит госзаказчиком по разработке новой корзины. Исполнять заказ поручат академикам. «По продуктам питания нашим помощником, вероятно, станет Институт питания РАМН, который в 2012 году и еще раньше проводил подобную работу. Соответствующие темы научных исследований могут быть включены в государственное задание этого института и других государственных научных организаций. При необходимости может быть объявлен конкурс на выполнение научно-исследовательской работы по разработке потребительской корзины», — добавляет Антонова.

При составлении новой корзины министерство не только учтет «рекомендации специалистов», но и проанализирует «изменения в потреблении малообеспеченных групп граждан, а также населения в целом за последние годы».

Кило селедки и яблоко

О конкретных параметрах потребкорзины министерство не сообщает, поскольку процесс только стартовал. Обновленная корзина должна быть готова в 2017 году.

Алгоритм ее обновления — пять лет. «Как показывает практика, состав и структура потребления быстро не меняются. Менять потребительскую корзину чаще не требуется», — говорит Антонова.

Потребительскую корзину правильнее называть минимальной потребкорзиной, поскольку она рассчитывает, на какую минимальную сумму в месяц способен прожить среднестатистический гражданин, ребенок, пенсионер. Причем она составлена исходя из запросов малообеспеченных слоев населения. Кроме того, корзина имеет региональную дифференциацию.

Впервые потребкорзина была разработана и утверждена в 1999 году. С 2006 по 2013 год было второе издание. Действующая с 2013 года потребкорзина состоит из трех частей: продовольственная часть занимает половину стоимости корзины, оставшаяся половина содержит в равных пропорциях непродовольственные товары и услуги.

Структура корзины регулируется законом «О потребительской корзине в целом по РФ». Действующая структура корзины аскетична: в год среднестатистическому россиянину дозволяется съесть 126 кг хлеба, 100 кг картошки, 1 кг конфет и 5 кг огурцов и помидоров (свежих и соленых). Налегать на каши тоже особенно не получится. Риса отводится 3 кг на год, и еще 2,5 кг «других круп».

Плюс к этому можно съесть в течение года 1 кг селедки и 1,6 кг баранины. Всего мясо и мясопродукты тянут на 58 кг. Корзиночная норма по фруктам — 60 кг на 365 дней, или по одному яблоку в день.

Насущная потребность — пицца на дом

Непродовольственные товары и услуги законом вообще не детализированы. «Необходимость детального учета в составе потребительской корзины именно услуг давно назрела», — говорит Елена Гришина, заведующая лабораторией исследований рынков труда и пенсионных систем Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС.

В некоторых европейских странах в потребкорзину входят, например, оплата доставки питания на дом, услуги фитнес-клуба, солярия, услуги транспорта при поездках в отпуск, уход за больным или оплата детсада и даже услуги парикмахера.

В российской потребкорзине отсутствует алкоголь, хотя россияне считаются пьющей нацией. Например, французы не стесняются учитывать в своей корзине не только вино, но и шампанское. Всего в потребкорзине США — 300 товаров и услуг, Англии — 350, Германии — 475.

«Принципиальное отличие европейской потребкорзины от российской — они хотят знать, что реально потребитель кладет в корзину, что он ест и пьет, сколько одежды и обуви покупает, как отдыхает, развлекается.

Они идут от факта, а мы — от возможностей бюджета», — говорит один из разработчиков потребкорзины Арсений Мартинчик, заведующий лабораторией эпидемиологии питания Института питания РАМН.

Состав потребкорзины нуждается в кардинальной переработке, убеждены эксперты, опрошенные «Газетой.Ru». По словам Мартинчика, набор продуктов, составляющий сейчас потребкорзину, не сильно отличается от того набора, который был подготовлен еще в СССР и утвержден в 1991 году. «С точки зрения энергетических затрат организма — жиры и углеводы — корзина сбалансирована почти на 100%, но с точки зрения здорового питания нужно больше белка и витаминов, пищевых волокон», — считает эксперт.

Не стоит ожидать, что в корзину включат алкоголь, оплату мобильного интернета или услуги косметолога, но Минтруд мог бы уменьшить, например, количество сахара, животного жира, красного мяса (повышает риск заболевания раком). А добавлять в потребкорзину необходимо больше рыбы, овощей и фруктов, а также оплату медуслуг. Мартинчик предполагает, что госзаказчик тем не менее пойдет испытанным путем: добавит побольше яиц, масла с маргарином, не самого качественного мяса, а также курятину, потому что она относительно дешева и производится в родном отечестве, то есть санкциям не подвержена.

Корзину улучшаем, налоги повышаем

Мнение экспертов в области рационального питания если и будет учитываться, то в последнюю очередь.

Последнее слово в наполнении корзины даже не за Минтрудом, а за Минфином, утверждают эксперты.

«Одно радует: эту корзину никто не ест. Никто ею не пользуется. Эта корзина — она для чиновников, это всего лишь расчетная величина», — говорит Мартинчик.

Минтруд на основе потребкорзины высчитывает прожиточный минимум. А Росстат — ведет расчет индексов потребительских цен и инфляции.

В Минтруде «Газете.Ru» уточнили, что улучшение качества потребкорзины приведет к росту ее стоимости. Насколько поднимется в цене корзина, пока неизвестно. В нее будут закладывать цены 2017 года.

Эксперты предупреждают, что рост стоимости потребкорзины не означает автоматического улучшения качества жизни россиян. Это, скорее, предвыборная история, большая политика. «Минтруд хочет послать населению как бы позитивный сигнал: ваша потребкорзина станет дороже, а значит, жизнь налаживается. Но если зарплаты не растут, если индексация пенсий ниже уровня инфляции, если не повышаются социальные пособия, то с чего бы улучшиться качеству жизни, какие продукты ни положи в эту корзину», — говорит Лилия Овчарова, член общественного совета при Минтруде, директор Центра анализа доходов и уровня жизни Института управления социальными процессами НИУ ВШЭ.

А по мнению эксперта Научно-исследовательского финансового института при Минфине Татьяны Омельчук, если власти действительно захотят улучшить качество жизни и заодно обновить потребкорзину, то неизбежно придется повышать налоги.

«Вот что последует за улучшением структуры потребкорзины, так это рост налогов. За счет чего еще можно будет оплатить товары в этой улучшенной корзине? Резервного фонда осталось на год, производительность труда не растет», — говорит Омельчук.

Если потребкорзина станет разнообразнее, поднимется в цене, вырасти должен и прожиточный минимум. А это означает, что бедных в России станет еще больше. По формальным основаниям. Так что корзина если и подорожает, то не сильно, сходятся во мнении эксперты. Чтобы не портить статистику в период выборного цикла.

Россия > Госбюджет, налоги, цены > gazeta.ru, 25 апреля 2016 > № 1732170


Евросоюз. Турция > Миграция, виза, туризм > pukmedia.com, 24 апреля 2016 > № 1786112

Соглашение ЕС - Турция по беженцам признано работающим

Председатель Европейского совета Дональд Туск в ходе визита в Турцию сообщил, что Анкара показала наилучший пример заботы о нуждах беженцев.

"Это не только политическая и формальная оценка... это также и мое частное, личное впечатление", - сказал Туск на пресс-конференции после посещения вместе с канцлером Германии Ангелой Меркель лагеря для сирийских беженцев в Турции.

Канцлер Германии Ангела Меркель и глава Европейского совета Дональд Туск посетили в субботу лагерь для сирийских беженцев в турецкой провинции Газиантеп на юго-востоке страны.

По словам Туска, достигнутое между Евросоюзом и Турцией соглашение о мерах о урегулированию миграционного кризиса начало приносить первые ощутимые результаты.

"Мы отметили резкое сокращение потоков нелегальных мигрантов", - заявил председатель Европейского совета.

Премьер-министр Турции Ахмет Давутоглу, сопровождавший европейских лидеров, в свою очередь, в ходе пресс-конференции заявил, что его страна выполнила все обязательства по соглашению с ЕС и надеется, что в скором времени Евросоюз пойдет навстречу Турции в вопросе отмена виз.

Он также отверг обвинения в адрес Анкары в том, что якобы Турция отправляет беженцев обратно в Сирию.

"Зоны безопасности"

Меркель и Туск ознакомились с условиями проживания беженцев в лагере, расположенном в городе Низип, неподалеку от сирийской территории, которая находится под контролем боевиков террористической группировки "Исламское государство", запрещенной во многих странах, в частности, в России и Британии.

После этого Меркель и Туск провели переговоры с премьер-министром Турции Ахметом Давутоглу.

Меркель выступила с призывом по созданию специальных зон безопасности с сирийской стороны границы, где беженцы могли бы найти укрытие.

"Чем более защищенными будут чувствовать себя люди, тем меньше вероятность того, что им придется покидать родную землю, - сказала германский канцлер. - Вот почему мы придаем этому такое большое значение".

Основной целью этого однодневного визита является подведение первых итогов реализации соглашения между Турцией и ЕС, по урегулированию миграционного кризиса, которое предусматривает принудительное возвращение в Турцию мигрантов, незаконно прибывающих через ее территорию в страны ЕС и не имеющих оснований просить убежища в европейской стране.

Это соглашение было подписано в конце марта. Согласно документу, в обмен на каждого нелегального мигранта, возвращенного в Турцию, ЕС принимает беженцев, которые уже находятся в этой стране. Приоритет должен отдаваться тем, кто не пытался нелегально проникнуть на территорию ЕС.

Частью сделки было обещание выделить Турции 3 млрд евро на обуздание кризиса с мигрантами.

Турция в свою очередь к 4 мая должна выполнить 72 условия договора, чтобы получить доступ в безвизовую Шенгенскую зону для своих граждан, однако из дипломатических источников известно, что пока выполнена лишь половина этих условий.

Ранее на этой неделе генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг заявил, что число мигрантов, прибывающих из Турции в страны ЕС по Эгейскому морю, начало стремительно сокращаться.

Однако некоторые правозащитные организации поставили под сомнение легальность этой сделки между ЕС и Турцией, поскольку Турция, по их мнению, не является безопасной страной, чтобы возвращать туда мигрантов. ВВС.

ПСКмедиа

Евросоюз. Турция > Миграция, виза, туризм > pukmedia.com, 24 апреля 2016 > № 1786112


Великобритания. Германия > Армия, полиция > ria.ru, 24 апреля 2016 > № 1765841

Ровно 75 лет назад, 24 мая 1941 года, немецкий линкор "Бисмарк" потопил гордость Англии — линейный крейсер "Худ". Сражение этих гигантских надводных кораблей стало одной из самых ярких страниц битвы за Атлантику во Второй мировой войне, в которой сошлись флоты Великобритании и Германии.

Битва гигантов

18 мая 1941 года один из самых крупных линкоров в мире, "Бисмарк", и тяжелый крейсер "Принц Ойген" покинули военно-морскую базу германского флота в Готенхафене (ныне польский город Гдыня). Встревоженные англичане, узнав о выходе противника в море, немедленно направили свои корабли на перехват.

Во главе британской армады крейсеров и эсминцев находились линкор "Принц Уэльский" и линейный крейсер "Худ". К ним подтягивались линкор "Король Джордж V" и авианосец "Викториес" с кораблями охранения. От Гибралтара спешила эскадра во главе с авианосцем "Арк Рояйл".

Первыми вступили в бой с немецкими моряками "Принц Уэльский" и "Худ". Утром 24 мая 1941 года в Датском проливе с расстояния в 22 километра они открыли огонь по врагу.

Главной целью был "Бисмарк". Стороны постепенно приблизились на 16 километров, и после очередного залпа "Бисмарка" на "Худе" раздался чудовищный взрыв, переломивший корабль пополам.

Гордость британского флота

Линейный крейсер, названный в честь английского адмирала XVIII-XIX веков, долгое время считался не только самым крупным кораблем британского флота, но и всего мира.

На какое-то время он стал для англичан и иностранцев зримым воплощением могущества Британской империи, особенно, когда горделиво заходил с очередным визитом в тот или иной порт.

Одним из его "подвигов" было участие в разгроме французских кораблей (не ожидавших столь вероломного нападения со стороны недавнего союзника) в июне 1940 года.

Главной причиной нападения англичан было их страстное желание не допустить, чтобы флот капитулировавшей Франции попал в руки к немцам. И в частности, именно "Худ" отправил на дно французский линкор "Бретань" вместе с почти тысячью моряками этого злосчастного корабля.

В свою очередь, 24 мая 1941 года залп "Бисмарка" за три минуты убил 1415 человек команды, включая командующего соединением вице-адмирала Ланселота Холланда.

Несмотря на столь удачное начало боя для немцев, главная причина их выхода в океан состояла вовсе не в генеральном сражении с военно-морским флотом Англии.

Основная задача операции "Рейнские учения" заключалась в ударах по британским торговым судам — по самому уязвимому месту Британии, которая тогда всем необходимым снабжалась с помощью морских перевозок.

Клыки немецких подводников

В Первую мировую войну немцы, объявив неограниченную подводную войну и топя торговые караваны союзников, почти поставили Великобританию на колени.

С началом Второй мировой войны германские подводники вновь показали старому врагу свои "клыки". 14 октября 1939 года подлодка U-47 под командованием Гюнтера Прина проникла на тщательно охраняемую стоянку британского флота в гавани Скапа-Флоу (в северной Шотландии) и торпедировала английский линкор "Ройял Оук".

Другим успешным командиром германской подводной лодки был Отто Кречмер, чья U-99 потопила 4 ноября 1940 года вспомогательные британские крейсера "Патроклус", "Лаурентик" и "Форфар". Но основной целью Кречмера были торговые суда — за довольное короткое время этот самый успешный подводник Третьего рейха отправил на дно более 40 кораблей врага.

Хищные морские "волки"

После того, как летом — осенью 1940 года Германия проиграла воздушную битву за Британию и лишилась возможности вторгнуться на Британские острова, на первый план вновь вышла идея морской блокады несговорчивых англичан. Для противодействия противолодочным силам британских морских конвоев командующий подводным флотом Третьего рейха адмирал Карл Дёниц разработал тактику "волчьих стай".

Она заключалась в том, что караван судов подвергался одновременной атаке нескольких подлодок, что повышало результативность ударов и одновременно распыляло силы оборонявшихся. После того, как одна из подводных лодок обнаруживала корабли противника, она сообщала об этом в центр, который наводил на цель другие субмарины, находящиеся в этом районе.

В 1940-1942 годах такая хищная тактика приносила немцам успех в Атлантике, поскольку они топили ежемесячно больше кораблей, чем противник мог произвести на своих судостроительных заводах.

Загонщик и охотник

В мае 1941-го главным морским штабом ВМС Германии решено было подключить к охоте и крупные надводные корабли. Благо, в отличие от событий 1914-1918 годов, в распоряжении немцев были французские порты с выходом в открытый океан. А также Италия в качестве союзницы (в Первую мировую она воевала на стороне Антанты), что позволяло контролировать немцам и Средиземное море.

Линкор "Бисмарк" с его 800-килограммовыми снарядами предназначался к роли "загонщика", которому надлежало гнать жертву в лапы "охотника" в лице "Принца Ойгена".

Уверенность немцев в действенности лишь двух этих кораблей была столь велика, что командующий кригсмарине гросс-адмирал Эрих Редер отказал в важной просьбе командующему операцией адмиралу Гюнтеру Лютьенсу. Тот попросил начальство немного отложить выход в море, чтобы к "Бисмарку" и "Принцу Ойгену" присоединились ремонтируемые линкоры "Гнейзенау" и "Шарнхорст".

Злоключения адмирала Лютьенса

Другой опрометчивой ошибкой германских моряков стало то, что при дозаправке около норвежского города Берген, "Бисмарк" не стал принимать топливо. Третьей ошибкой стали действия Лютьенса после боя с "Худом" и "Принцем Уэльским".

Дело в том, что столкновение с британцами не прошло для флагмана германского флота бесследно. Линкор получил серьезную пробоину ниже ватерлинии, в результате чего начал крениться на правый борт.

По этой причине, а также из-за нехватки топлива адмирал принял решение вести "Бисмарк" к берегам Франции, чтобы там отремонтировать корабль и пополнить свои запасы горючего. "Принцу "Ойгену" было приказано самостоятельно атаковать британские конвои.

Между тем, разъяренные гибелью "Худа" англичане не собирались так просто дать уйти немцам. Тем не менее к вечеру 24 мая "Бисмарку" и "Принцу Ойгену" удалось оторваться от преследователей. Тяжелый крейсер пришел через 10 дней во французский Брест, а вот судьба линкора сложилась куда трагичнее.

Уничтожить "Бисмарк"!

Лютьенс не знал, что британцы потеряли из виду его корабль, и утром 25 мая 1941 года дал несколько тревожных радиограмм об этом в главный штаб. Это позволило англичанам перехватить сообщения и с помощью гидросамолетов установить местонахождение противника. Дальше в дело вступили торпедоносцы.

26 мая британские самолеты несколько раз атаковали "Бисмарк", вылетев с авианосца "Арк Роял". При этом одна из выпущенных торпед попала в кормовую часть и заклинила рули управления. В итоге грозный линкор потерял способность к маневрированию и стал жертвой надводных кораблей Великобритании, которые не замедлили воспользоваться его беспомощным положением.

Однако потопили "Бисмарк" не английские снаряды и торпеды. Немецкие моряки, видя безвыходное положение, открыли кингстоны, и утром 27 мая 1941 года "Бисмарк" ушел под воду, "прихватив" с собой 2104 человека во главе с незадачливым адмиралом Лютьенсом.

Проигранная битва

После этого Третий рейх оставил всякую надежду на успешные действия своих надводных кораблей в Атлантике и до конца войны прятал линкоры и тяжелые крейсеры в портах.

Вновь на острие борьбы с морскими перевозками оказались немецкие подводные лодки. Но и они не оправдали надежд. С апреля 1943 года совместные англо-американские морские конвои стали оснащаться таким количеством противолодочных кораблей и морской авиации, что подступиться к торговым судам стало невозможно.

На каждый потопленный корабль приходилась одна уничтоженная подводная лодка. К этому добавился коренной перелом на советско-германском фронте, куда Третьему рейху приходилось направлять свои основные материальные и технические усилия.

А после катастрофического поражения вермахта на полях Украины, Белоруссии, Прибалтики и высадки союзников в Нормандии битва за Атлантику была нацистами проиграна окончательно и бесповоротно.

Сергей Варшавчик

Великобритания. Германия > Армия, полиция > ria.ru, 24 апреля 2016 > № 1765841


Казахстан > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 24 апреля 2016 > № 1765831

В относительно спокойном Казахстане волнения населения из-за принятия поправок в Земельный кодекс достигли апогея в минувшие выходные. Несанкционированные митинги начались еще в конце апреля в разных регионах республики, но поначалу власти вроде не были склонны к принятию репрессивных мер. Но теперь ситуация радикально изменилась: 21 мая, под предлогом того, что митинги не были санкционированы, полиция задержала несколько десятков участников акций протеста. Среди задержанных оказались и журналисты, включая российских — впрочем, их вскорости освободили. Наибольшее количество людей было задержано в Астане.

Полиция Алма-Аты распространила информацию об обнаружении в специальных «схронах» в центре города бутылок с зажигательной смесью, десятков фрагментов арматуры, металлических прутьев и канистр с бензином. Кроме того, по данным силовиков, в двух районах города из частных квартир изъято несколько единиц огнестрельного оружия, в том числе пистолеты системы Макарова и «ТТ», обрезы гладкоствольных ружей, несколько десятков боеприпасов к ним, гранаты РГД-5 и внушительная сумма денег. Силовики утверждают, что держат ситуацию под контролем.

Из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор, который даже подвигнул «представителей казахской интеллигенции» обратиться с открытым письмом к президенту Нурсултану Назарбаеву? Возмущение жителей республики, включая представителей ее не титульной нации, вызвало то, что по новому законодательству у иностранцев появятся расширенные права на приобретение и аренду земли. В частности, максимальные сроки аренды сельскохозяйственных земель иностранцами увеличиваются с 15 до 25 лет.

Авторы письма предупредили власти, что если землю сдадут в аренду или продадут иностранцам, «народ может восстать». Опротестовывает этот самый народ и аукционную продажу земли сельскохозяйственного назначения, поскольку продажа с молотка гарантирует ее покупку только богатым. Люди задаются вопросом: а что делать бедным в условиях тяжелого экономического положения страны, падения цены на нефть, девальвации национальной валюты более чем на 85%, зашкаливающих показателей инфляции и резкого снижения уровня заработной платы? Ведь если имеешь землю, на ней можно хотя бы прокормиться.

Власти весь этот ажиотаж с земельной реформой свалили на «дезинформацию», причем умышленную. В частности, прокуратура Алма-Аты распространила заявление, в соответствии с которым дезинформацию тиражируют «определенные лица, … провоцирующие граждан на участие в несанкционированных акциях протеста». Сообщается также, что президент Казахстана ввел мораторий на четыре поправки, внесенные в Земельный кодекс, и поручил создать комиссию по земельной реформе для обсуждения и разъяснения норм кодекса.

Прокуратура, кроме того, предупредила всех, включая пользователей социальных сетей, в которых наиболее активно обсуждается земельный вопрос, об уголовной и административной ответственности за призывы к проведению несанкционированных акций протеста и участию в них. А сам Назарбаев заявил, что «провокаторы должны быть разоблачены и понести наказание согласно законодательству страны».

Он также нашел «стрелочников» во власти и отправил в отставку трех министров, но при этом распорядился создать новое министерство информации и коммуникации, которое будет осуществлять контроль информационного пространства и выработку информполитики государства. В общем, Назарбаев, попросту говоря, решил накинуть платок на каждый роток, но это почти наверняка даст обратный эффект.

В стране посредством некоторых чиновников, экспертов и СМИ уже стала распространяться информация, в соответствии с которой волнения в Казахстане спровоцированы и профинансированы внешними силами. Вероятно, говорится это с подачи самого Назарбаева, который недавно заявил, что без единства и стабильности Казахстан ожидает кризис, подобный украинскому.

В общем, «инакомыслящих» с одной стороны запугивают репрессиями, а с другой — подкупают обещаниями бесплатно выделить каждому казахстанцу 10 соток под индивидуальное жилищное строительство. Однако с оговоркой: земля под ИЖС будет выделена только в тех районах, где есть водо- и электроснабжение. Но таких инфраструктурно «продвинутых» земель в Казахстане при всей его огромной территории крайне мало, и посему надо думать, что народ просто пытаются отвлечь от проблемы продажи земли иностранцам и переключить его внимание на собственное благосостояние, которое, в контексте «10 соток под ИЖС», вырастет лет эдак через сто. Потому как более чем половина сел Казахстана испытывает инфраструктурный голод, а строиться в чистом поле незачем.

«Все земли вокруг Алматы и Астаны давно расхватали, — цитирует экономиста Сергея Смирнова издание «ЦентрАзия». — Вместо знаменитых яблоневых садов появились коттеджи, вместо кукурузных полей — микрорайоны. А в тех городах, где земля есть, люди сами не хотят жить — работы нет, перспектив никаких. Эти участки не нужны им даром. Даже застройщики не заинтересованы в бесплатных землях, если там нет соответствующих коммуникаций. Они лучше найдут свободное, пусть и дорогое, «пятно» в городе и впихнут в него жилой комплекс. Умудряются выводить даже земли из сельхозоборота. Как показывает опыт, у нас эта проблема решается довольно быстро… при соответствующей заинтересованности обеих сторон».

Между тем эксперты называют самые разные причины массовых протестов в Казахстане. Одна из них — опасение местных жителей, что земли на корню скупят состоятельные китайские бизнесмены, и местный сегмент перерабатывающей промышленности и сельского хозяйства будет вытеснен ими полностью.

В соответствии с версией, предложенной «Обозревателю» главным редактором «Новой газеты — Казахстан» Александром Краснером, нынешние поправки мало что меняют в Земельном кодексе — землю можно брать в аренду сроком до 25 лет, а не на 15 лет, как прежде, что не должно было вызвать протестных настроений. «Но кто-то бросил клич, что землю будут продавать иностранцам, подразумевая китайцев. Хотя в кодексе ясно указано, что это не так. И тогда в разных городах вдруг по этому поводу возникли демонстрации. Сначала в Атырау, потом в Актау, в Актобе, в Жанаозене. Но ведь это все нефтедобывающие, а не аграрные районы», — сказал он.

По мнению собеседника издания, нынешние выступления инспирированы некой «третьей силой», которая провела «серьезную репетицию для возможного захвата власти», и организована она одним из кланов, имеющим особенно сильное влияние на западе Казахстана.

А немецкий эксперт по Центральной Азии Беате Эшмент подчеркивает, что протесты «на удивление хорошо организованы и носят исключительно мирный характер», но организаторов не видно. «То есть казахстанцы демонстрируют такую способность к самоорганизации, которой мы не видели в последнее время нигде в мире. При этом у населения Казахстана, в отличие, например, от Киргизии, нет большого опыта проведения массовых протестов. Это первый парадокс», — считает она.

Еще одним парадоксом эксперт называет «очень сильный антикитайский настрой» протестной среды. «Но если Казахстану сегодня и есть от кого ждать помощи по выходу из кризиса, — финансов, инвестиций, — то именно от Китая. Однако когда население настолько наэлектризовано против него, то возникает порочный круг», — отмечает Эшмент.

Она также указывает на то, что нынешние события для Казахстана необычны тем, что готовность к акциям не локализована одной областью, и участие в них уже принимают различные группы населения: «Это аргумент против того, что протесты инспирированы некими зарубежными силами или исключительно местными элитами. Возможно, местные элиты эти протесты стараются инструментализировать, но в их основе — глубокое недоверие населения к власти, которое сейчас, в кризис, прорвалось наружу. Нужно различать между этой причиной и поводом — вопросом о земле».

Что же касается действий властей, то Беате Эшмент подчеркивает отсутствие в них какой-либо вразумительной стратегии. «Полиция — не та структура, которая может решить эту проблему. Более того, видно, что полиция и администрации на местах не имеют единого плана действий. Но самое главное, что из самой Астаны идут некие ссылки на провокаторов и намеки на недавний негативный опыт Украины, тогда как оттуда должны идти импульсы, как модернизировать страну и включить общество в этот процесс», — считает она.

Но, возможно, не так уж был неправ Назарбаев, намекая на украинский кризис, поскольку вопрос «инспирирования» акций протеста «некими зарубежными силами» обсуждается в экспертном сообществе очень активно. В частности, «Экономика сегодня» со ссылкой на портал «НьюИнформ» пишет, что казахская оппозиция, воспользовавшись моментом народного недовольства, может пойти по «украинскому сценарию». «Свободомыслящие» жители Казахстана советуют друг другу, кому нужно звонить в случае возникновения «опасности». Выяснилось, что «защищать» интересы казахов будут НКО и НПО, имеющие американские корни. Одним из организаторов митинга является Фонд защиты свободы слова «Адил соз», в число доноров которого входят американское и британское посольства, «Открытое общество» Сороса, и т. д.», — отмечает издание.

И далее: «Эксперты считают, что США преднамеренно подливают масло в огонь, видя в Казахстане одну из самых процветающих экономик Южной и Центральной Азии. Регион имеет огромное значение для американской внешней политики. После провала госпереворота в Узбекистане и Киргизии, США решили испробовать «украинский сценарий» в Казахстане. А ведь именно это государство является главным партнером России по Евразийскому союзу. Провоцируя акции протеста в Казахстане, США пытаются убить сразу двух зайцев: подвергнуть сомнению Евразийский проект Москвы и поставить палки в колеса китайскому торговому пути, который соединил бы Европу и Азию».

Если последнее мнение верно, то Нурсултан Абишевич расплачивается сейчас за многовекторность во внешней политике, которая рано или поздно перестает быть гарантом стабильности в стране. Расплачивается и за то, что ставка в развитии экономики была сделана казахскими властями практически полностью на экспорт углеводородов. А еще за то, что «кланы решают все».

Чем обернутся массовые выступления в Казахстане, сказать сейчас трудно. Не исключено, что Назарбаев вовремя спохватится и пойдет по пути своего азербайджанского коллеги Ильхама Алиева, перекрывшего в своей республике кислород разным НПО и НКО, финансируемых «внешними силами». Но как долго, в смысле относительной политической стабильности в стране, может оправдать себя такая мера — тоже большой вопрос. По-видимому, Назарбаеву придется искать другой выход из положения, при котором и овцы будут целы, и волки сыты.

Но это очень сложная, практически невыполнимая задача. Под силу ли ее решение Нурсултану Абишевичу в условиях геополитической среды, становящейся все более агрессивной?

Андрей Николаев

Казахстан > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 24 апреля 2016 > № 1765831


Великобритания. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 24 апреля 2016 > № 1765830

Референдум по вопросу о дальнейшем членстве Великобритании в ЕС состоится уже меньше чем через месяц, 23 июня. Провести его обещал нынешний британский премьер-министр Дэвид Кэмерон, который, по мнению многих аналитиков, и в мыслях не имел и вправду добиться выхода своей страны из Евросоюза, а рассчитывал лишь пошантажировать партнеров с континента.

Однако дальше дело пошло так, что премьер потерял контроль над ситуацией. Повестку дня Brexit (British Exit), как называет пресса уже ставшую скандальной тему референдума, начали формировать гораздо более радикальные евроскептики, чем нынешний глава британского правительства. На первых этапах им почти удалось убедить британцев, что, отделившись от континента, страна потечет молочными реками в кисельных берегах.

Но теперь в общественном мнении, похоже, начался поворот. Единственная тема, которая по-прежнему вдохновляет многих британцев выступать против членства в ЕС, это миграция. В остальном правительству вроде как удалось убедить более чем половину населения в том, что выход из Евросоюза обернется всеобщим финансовым крахом.

Итак, за месяц до референдума 55% подданных Великобритании, уже решивших прийти и проголосовать, заявили, что выступают против выхода страны из Европейского Союза. Таковы данные исследования, проведенного социологической службой ORB по заказу газеты The Telegraph. За то, чтобы обособиться от континента выступают 42% опрошенных.

Если же смотреть на общий опрос, то есть и тех, кто точно решил голосовать, и тех, кто еще не определился, то тут, на первый взгляд, цифры еще более радостные для сторонников сохранения Великобритании в составе Европейского Союза: 58% против 38%.

Есть, правда, и проблема. Если такие настроения именно среди тех, кто еще не знает, пойдет ли он голосовать, сохранятся до самого референдума, то велик шанс, что сторонники ЕС просто останутся дома, поскольку сочтут, что все уже и без них решено. Такой риск тем более высок, что среди людей, твердо решивших пойти голосовать, разрыв во мнениях не так велик.

Впрочем, все зависит еще и от того, как именно данное голосование будут воспринимать рядовые избиратели. Если речь будет идти, в первую очередь, о вопросах макроэкономики, глобальной политики и миграционном кризисе, то апатичное отношение со стороны многих британцев гарантировано. Умеренные сторонники сохранения страны в ЕС могут просто остаться дома, потому что решат, что референдум их напрямую не касается.

Другое дело, если противникам выхода из Евросоюза удастся убедить избирателя, что он голосует собственным кошельком. Например, речь идет о цене на недвижимость на Британских островах. По словам министра финансов Великобритании Джорджа Осборна, в случае выхода страны из ЕС, уже в 2018 году владельцы домов и квартир потеряют от 10 до 18 процентов их стоимости. Он же пригрозил британцам, что поддержка выхода из ЕС обернется для них сокращением от 520 до 820 тысяч рабочих мест.

Стращать британцев начал и глава Банка Англии Марк Карни, которого сторонники выхода из Евросоюза уже обвинили за это в превышении служебных полномочий. По словам Карни, Brexit «может оказать заметное влияние на экономический рост и инфляцию», причем «это будет, скорее всего, негативное влияние в краткосрочной перспективе».

Результатом этих совместных усилий экономических властей стало то, что даже британские консерваторы задумались о своих доходах. Многие из них начали, судя по данным опроса, переходить в стан сторонников европейского единства. Если в марте 60% избирателей, поддерживающих британских консерваторов выступали за выход из ЕС и только 34% - за сохранение членства страны в сообществе, то теперь ситуация изменилась практически с точностью до наоборот. Уже 57% представителей этих общественных групп хотят остаться в Евросоюзе и только 40% поддерживают идею обособления.

У британцев старше 65 лет, которые еще хорошо помнят времена, когда никакого ЕС не было и в помине, позиция изменилась в ту же сторону, хотя и не так серьезно. Сейчас среди них 52% поддерживают выход из Евросоюза, но уже 44% находят смысл в продолжении евроинтеграции Великобритании.

Всерьез изменить тенденцию, пожалуй, сейчас может только неожиданное происшествие. Причем не какой-нибудь скромный скандал в прессе из-за панамских офшоров отца премьера Кэмерона, а, например, неожиданный и мощный обвал единой европейской валюты. Однако пока ничего подобного не ожидается, и вряд ли ситуация радикально изменится за месяц, оставшийся до референдума.

Иван Преображенский

Великобритания. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 24 апреля 2016 > № 1765830


Канада > Внешэкономсвязи, политика > vestikavkaza.ru, 24 апреля 2016 > № 1737186 Андрей Комаров

Канада всегда приветствовала миграционные потоки

"Вестник Кавказа" совместно с "Вести FM" реализует проект "Национальный вопрос", пытаясь понять, как решают в разных странах разные народы, разные правительства в разные времена проблемы, возникающие между разными национальностями. Сегодня в гостях у ведущих Владимира Аверина и Гии Саралидзе кандидат исторических наук, доцент кафедры Всеобщей истории РГГУ, специалист по новейшей истории Канады Андрей Комаров.

Саралидзе: Канада берет свое начало от французской колонии на месте современного города Квебек, населенном первоначально местными народами. Как складывались отношения между франкофонами и англоговорящими канадцами.

Комаров: Канада как государство возникло в 1867 году. Случаев гражданской войны, случаев массового кровопролития, случаев революционной активности, социальной нестабильности в Канаде не было. Все канадские премьер-министры и сам принцип канадского федерализма свидетельствует о прочном правовом фундаменте для внесения изменений в Конституцию, которые устраивали бы французскую Канаду.

Саралидзе: Однако в Канаде была Тихая революция, полноценный октябрьский политический кризис в 1970 году. В 1970 году, если не ошибаюсь, было 95 взрывов организовано, были известные политические убийства, деятельность Фонда освобождения Квебека, довольно радикальной организации. Внесения изменений в Конституцию произошли под этим напором?

Комаров: Я бы сказал, что эти уступки, изменения в Конституцию вносились под давлением деятельности Квебекской партии. В Квебеке к власти в 1976 году приходит Квебекская партия во главе с Рене Левеком, который, собственно, выдвигает проект суверенитета и ассоциации и говорит о том, что Квебек может получить суверенитет и независимость при экономической ассоциации с остальной Канадой. Выступая на телевидении, например, в 1980-м году Левек, будучи премьером Квебека, он говорит, что в Канаде существует два общества, отличных друг от друга. Поэтапное внесение изменений в канадскую Конституцию было навеяно не террористическими актами, а стремлением решить франко-канадский вопрос и выполнить ряд требований политических элит Квебека.

Саралидзе: Экономическая ситуация повлияла на процесс стремления к независимости Квебека? Или это исключительно культурная, языковая тенденция?

Комаров: Именно модернизация Квебека в 1960-1970-е годы усиленный экономический рост Квебека привели к появлению требований о политической независимости Квебека. В Квебеке находится крупнейший энергетический комплекс «Ля-Гранд». Экономика Квебека высокоразвитая, и именно после модернизации Квебека, после того, как франко-канадская буржуазия, бизнес занял ключевые посты в экономике Квебека в 1960-х годах, в 1970-1980-е годы появились требования о суверенитете Квебека.

Требования политического суверенитета вытекали из усиленного экономического роста Квебека. Потому что до 1960-х годов Квебек был преимущественно провинцией, ориентированной на аграрные производства.

В 1950-х премьер-министр Квебека Морис Дюплесси пытался привлечь американский капитал, однако это был странный режим, который сочетал и антикоммунизм, и какие-то тенденции клерикализма. А вот с 1960-х годов экономический рост Квебека вызвал требования суверенитета, что и пытался неоднократно обосновать Левек.

Но сепаратистские организации в Канаде не имеют столь широкой популярности, какой они обладают в континентальной Европе, потому что вся политическая культура Северной Америки направлена на восприятие либо либерализма, либо консерватизма на общенациональном уровне, но она полностью отвергает различного рода радикальные мироустройства. Даже новая Демократическая партия Канады, которая является аналогом английских лейбористов, аналогом СДПГ в Германии, аналогом французских социалистов, не получает в Канаде более 18-20% голосов, потому что канадский электорат очень консервативный. Он живет, исходя из тенденций консерватизма или либерализма. И Канада оказывается даже более консервативной, чем ее бывшая метрополия Великобритания.

Саралидзе: Когда в 1980 году правительство Квебека провело первый референдум о суверенитете, около 60% жителей провинции высказалось за единство с Канадой. Почему большинство жителей выступило против того, чтобы разговаривать с центральным правительством о независимости?

Комаров: Все канадские граждане при всех их разногласиях являются четкими приверженцами правового государства, гражданского общества и, по сути дела, единой и неделимой Канады. В критической ситуации, в случае политических разногласий, в случае разногласий с правительством они не желают (за исключением, так скажем, определенной части некоторых политических элит Квебека) отделения Квебека от Канады. Поэтому и первый референдум 1980 года, и даже второй референдум 1995 года показал крах идеи суверенитета Квебека.

Второй референдум был следствием провалившихся двух реформ, которое пыталось осуществить правительство премьер-министра Брайана Малруни, последовательно и в 1987-ом, и в 1992 годах. Вкратце напомню, что 1987 год- это Мичское соглашение, которое предусматривало включение пункта об уникальности или самобытности Квебека в канадскую Конституцию. 1992 год - Шарлоттаунское соглашение, которое предусматривало соединение двух взаимоисключающих установок: с одной стороны, уникальности и самобытности Квебека, а с другой стороны, принципа юридического равноправия всех провинций. Небольшой разрыв в голосах электората оставил Квебек в составе Канады.

Саралидзе: Перед вторым референдумом премьер-министр Канады Жан Кретьен заявил: «Если делима Канада, то делим и Квебек!» Тогда и англоговорящая община Квебека, которая составляет около 30%, декларировала, что оставляет за собой право на самоопределение – то есть, есть, если вы имеете право выйти из Канады, мы имеем право выйти из Квебека. Индейцы в северных провинциях Квебека сказали - мы тогда тоже хотим самоопределяться. Это как-то сказалось на итогах референдума?

Комаров: Моя такая точка зрения, человека, который 20 лет изучает историю Канады, что нет. То, что говорил Кретьен перед референдумом, это были типично популистские фразы, это было следствием его недосмотра за федерально-провинциальным отношениями. Что же касается аборигенных, коренных народов Канады, то они в ментальности, в канадской культуре современной играют большую роль. Нельзя забывать, что новая канадская провинция Нунавут, которая существует с 1999 года как субъект федерации, была создана специально для аборигенного или коренного населения, для инуитов.

А фразу Кретьена я объясняю его беспомощностью и недостаточным влиянием на федеральную политику осенью 1995 года после провала двух конституционных соглашений. Когда проходили парламентские выборы в Канаде в 1993 году, большая часть политических партий намеренно дистанцировалась от каких-либо дискуссий по национальному вопросу.

Саралидзе: Какую роль играю соседние США в этих отношениях? Они нейтральные наблюдатели, или они вмешиваются, или не вмешиваются?

Комаров: США выгодна единая и неделимая Канада без франко-канадского сепаратизма по двум важнейшим причинам. Во-первых, с 1 января 1994 года действует соглашение НАФТА (Североамериканская зона свободной торговли), которое связывает Канаду, США и Мексику, и которое означает единую континентальную интеграцию. Все торгово-экономические сделки, все торгово-экономические соглашения, которые идут уже в течение 20 лет, должны доказывать в том числе и дееспособность Канады. США не устраивала бы ситуация с франко-канадским сепаратизмом, потому что в таком случае единый принцип, баланс единого континентального рынка рухнул. За эти 20 лет у Канады и США сформировалась единая экономика. Большое количество отраслей экономики связаны соглашением о свободной торговле, соглашением НАФТА, это и сталелитейная, и деревоперерабатывающая, и автомобильная, и химическая, и электротехническая промышленность. По сути дела, это вся экономика.

Второй важный момент, это присутствие Канады в НАТО с 1949 года. Канада является вечным и самым близким партнером США по НАТО, по сути дела, США обслуживают канадские ВС, у самой Канады очень небольшие ВС. Вся Северная Америка прикрыта щитом NORAD (Командования воздушно-космической обороны Северной Америки) еще со времен холодной войны.

То есть единая континентальная экономика и приверженность НАТО диктуют интерес США к существованию единой и неделимой Канады. В 2008 году Канада признала Косово во многом под нажимом США, имея за своей спиной Квебек. США никогда не пойдут на принцип нарушения канадского федерализма, потому что в таком случае они теряют важнейшего стратегического союзника и партнера и получают, по сути дела, хаос на североамериканском континенте.

Саралидзе: Хотелось затронуть вопрос остальных нацменьшинств, которые составляют почти 25% населения Канады - немцы, итальянцы, китайцы, украинцы, голландцы, поляки, русские. И сейчас Канада привлекает мигрантов. Это целенаправленная позиция Канады? Или миграционная политика менялась в зависимости то того, кто находился у власти?

Комаров: Политика Канады всегда приветствовала миграционные потоки и рассматривала их как неотъемлемую часть экономического развития, с точки зрения процветания экономики Канады. Довольно лояльная миграционная политика не зависела от нахождения у власти консерваторов или либералов. Единственное, она была ужесточена после событий 11 сентября 2001 года в СВША, но в целом канадская миграционная политика остается до сих пор лояльной. Считается, что чем больше высококвалифицированной силы будет привлечено в такое североамериканское государство как Канада, тем больше будет обеспечен экономический рост.

Аверин: Все-таки речь идет о высококвалифицированных мигрантах? То есть, какие-то препоны там стоят?

Комаров: Когда я был в Карлтонском университете в Оттаве, заметил, что там довольно много профессуры из Центральной и Восточной Европы. Сейчас, поскольку существует соглашение НАФТА, то идет довольно много высококвалифицированной рабочей силы из Мексики. То есть, идут интенсивные континентальные миграционные потоки. И у меня даже создается такое впечатление, что за 20 лет соглашения НАФТА, которое также регулирует миграционные потоки, США выправили и экономический рост Канады, и экономический рост Мексики. При этом Канада не потеряла своей идентичности.

Канада > Внешэкономсвязи, политика > vestikavkaza.ru, 24 апреля 2016 > № 1737186 Андрей Комаров


Евросоюз. США. Россия > Нефть, газ, уголь > fondsk.ru, 24 апреля 2016 > № 1732221

Энергетические войны в Европе: танкеры против труб (I)

Петр ИСКЕНДЕРОВ

Конкуренция на европейском газовом рынке выходит на новый уровень. Российское публичное акционерное общество «Газпром» последовательно наращивает поставки газа в Европу и рассматривает планы создания новой архитектуры поставок не только в широтном, но и в меридиональном направлении – с Севера на Юг. Главный геополитический конкурент России – Соединённые Штаты – спешат противопоставить российским трубопроводным проектам поставки танкерами собственного сжиженного природного газа (СПГ).

Первый танкер из Луизианы должен прибыть в португальский порт Синиш 26 апреля. Представитель компании Société Générale Тьерри Бро уже назвал это событие началом «ценовой войны между американским СПГ и трубопроводным газом». «Спор вокруг российских газопроводов – это новая плоскость политического соперничества», - подтверждает польское издание Biznes Alert. И это как раз тот случай, когда с поляками можно согласиться.

Известно, что исход любой войны, в том числе ценовой, в значительной степени зависит не только от собственных ресурсов противоборствующих сторон, но и от их способности привлечь на свою сторону союзников. Каковы шансы России и США в этой виртуальной газовой войне?

Безусловно, ключевым козырем Москвы является способность наращивать поставки газа в Европу, что называется, здесь и сейчас. Об этом свидетельствуют результаты первых месяцев текущего года, на протяжении которых объемы продаваемого в страны Европейского союза российского газа неуклонно увеличивались. Согласно данным «Газпрома», за период с начала 2016 года совокупный объем экспорта газа из России в Европу вырос более чем на 22% по сравнению с аналогичным периодом 2015 года. «Спрос на российский газ в дальнем зарубежье с начала года значительно превышает прошлогодний уровень. С 1 января по 16 апреля рост экспорта «Газпрома» по сравнению с аналогичным периодом 2015 года, по оперативным данным, – 22,6%», - говорит председатель правления «Газпрома» Алексей Миллер.

По его данным, увеличение объема поставок за указанный период текущего года в Австрию составило 24,7%, в Великобританию – 162,3%, в Германию – 21,3%, в Италию – 16%, в Нидерланды – 115%, в Польшу – 35,7%, во Францию – 50,2%. При этом особенно показательна статистика роста поставок российского газа в Австрию, поскольку эта страна в силу своего географического положения и наличия инфраструктурных мощностей, в том числе газораспределительного хаба в Баумгартене, занимает ключевое место в общеевропейской архитектуре газовых потоков.

В течение января 2016 года «Газпром» экспортировал на австрийский рынок на 76,2% больше газа, чем за аналогичный период 2015 года. Рост наблюдался и в 2015 году, когда объемы поставок российского газа в Австрию превысили аналогичные показатели за 2014 год на 11,5%.

Европа не сможет компенсировать российские поставки за счет других источников, подчеркивает в интервью американской газете The Christian Science Monitor эксперт по энергетическим вопросам Института экономических исследований в Кельне Губертус Бардт, отмечая при этом, что «русские показали себя очень надежным партнером даже во времена холодной войны».

Второй важный фактор – способность России выстраивать различные модели трубопроводных поставок, охватывающих Европу не только с Востока на Запад, но и с Севера на Юг. В частности, в настоящее время заинтересованные стороны активно прорабатывают варианты подключения Италии к поставкам газа по будущей системе «Северный поток–2» через Германию, Чехию и Австрию. «Все равно они сейчас берут газ из Баумгартена. Если мы построим до Баумгартена дополнительно через север, то это будет дополнительная возможность... Это просто диверсификация маршрутов», - пояснил ситуацию глава Минэнерго России Александр Новак.

При этом обсуждение данного варианта отнюдь не исключает подключения России к реализации широтного проекта Poseidon, предусматривающего поставки газа в Италию через Грецию по подводному трубопроводу. По данному проекту «Газпром», итальянская компания Edison и греческая DEPA уже подписали 24 февраля в Риме предварительный меморандум.

Третий важнейший фактор, играющий в пользу российских проектов поставок газа в Европу, заключается в минимизации сопутствующих рисков – как общеполитического характера, так и чисто транзитных. Как образно заметил применительно к системе газопроводов «Северный поток» и «Северный поток-2» глава немецкой компании Wintershall Марио Мерен, «самая надежная транзитная страна - это Балтийские море!». «Мы вместе берем на себя большую ответственность, поскольку это экономически целесообразно. И более того, необходимо для энергетической промышленности. Данный проект в некоторых странах наталкивается на критику. Однако наш принцип - поставка газа прямым и оптимальным по цене путем. В этом и состоит наша задача» - так прокомментировал немецкий бизнесмен суть и перспективы российского проекта транспортировки газа в Германию и далее в другие страны Евросоюза.

Более того, имеющаяся информация позволяет предположить, что в ближайшее время могут изменить свою позицию и некоторые критики российских проектов, в частности Польша. В Варшаве конфиденциально рассматривают возможности участия польской стороны в проекте «Северный поток-2». Согласно источникам компании Wintershall, Варшава уже представила собственную заявку на увеличение мощностей по поставкам газа в расчете на будущие возможности второй очереди «Северного потока».

Наконец, следует отметить еще один немаловажный фактор. Это усталость европейских стран (и в первую очередь бизнес-кругов) от антироссийского курса Брюсселя. Здесь ключевую роль сыграл провал антироссийских санкций как средства воздействия на внешнюю и внутреннюю политику Москвы. Согласно статистическим данным, за первые десять месяцев 2015 года объем торговли между Россией и Европейским союзом сократился на 39%, при этом экспорт из стран ЕС в Россию уменьшился на 43%. Экспорт Германии сократился на 40%, Франции - на 48%, Италии - на 38%, Финляндии – на 45%.

В сложившейся ситуации ставка на ужесточение давления на Россию в энергетической сфере выглядит в глазах многих европейцев бессмысленным упрямством, выгодным в первую очередь Соединённым Штатам, не знающим, кому продать свой сжиженный газ, а не Европе.

(Окончание следует)

Евросоюз. США. Россия > Нефть, газ, уголь > fondsk.ru, 24 апреля 2016 > № 1732221


Евросоюз. США. Россия > Нефть, газ, уголь > fondsk.ru, 24 апреля 2016 > № 1732215

Энергетические войны в Европе: танкеры против труб (II)

Петр ИСКЕНДЕРОВ

Если на сегодняшний день реальной конкуренции российским поставкам трубопроводного газа в Европу другие поставщики составить не могут, то в дальнейшем соперничество на европейском газовом рынке будет обостряться. И происходить это будет под влиянием поставок сжиженного природного газа (СПГ) из США, Катара, Австралии. Правда, конкурентоспособность американского СПГ пока под сомнением.

В пользу американских поставщиков говорят масштабы сланцевой отрасли в США, а также широкая реклама, сопряжённая с началом поставок. 26 апреля в португальский порт Синиш должен прийти первый танкер под названием Creole Spirit, отошедший от экспортного терминала компании Cheniere Energy в Сабин-Пасс (Луизиана). The Wall Street Journal задала тон обсуждению этого события, написав, что поставки природного сжиженного газа из США могут «всколыхнуть европейский рынок, на котором давно доминирует Россия». Газета приводит слова консультанта по энергетическим вопросам британской компании Energy Aspects Тревора Сикорского о том, что поставки американского газа начинают «менять всё», они будут «влиять на снижение цен, и потеря объема и их стоимости может стать горькой пилюлей для России».

Что ж, событие есть событие: США начали экспортировать газ впервые за полвека. И всё же ряд факторов свидетельствует о том, что танкерные поставки СПГ не в состоянии заменить российский трубопроводный газ – во всяком случае, в экономически значимой перспективе.

Первый фактор заключается в том, что поставки из США осуществляются частными компаниями и идут туда, где выше прибыль, а не туда, куда хотели бы в администрации США, намереваясь отнять у России европейский рынок газа и подорвать этим бюджет РФ. Так, хьюстонская энергетическая компания Cheniere Energy отправила первый танкер с СПГ в феврале сего года не в Европу, а в Бразилию. «Для компаний, которые занимаются добычей, заморозкой и продажей газа, главное - экономика, а не политика, - подтверждает The Foreign Policy. - Американские компании будут продавать газ покупателям, готовым заплатить самую большую цену - и не обязательно туда, где можно будет в наибольшей степени способствовать решению стратегических задач США».

Второй фактор связан со спецификой бизнес-цепочек, по которым осуществляются поставки СПГ. Американские компании продают сжиженный газ не напрямую, а через посредников. В частности, по свидетельству The Foreign Policy, около 90% потенциальных объемов экспортного газа в терминале в Сабин-Пасс уже зарезервированы частными компаниями Британии, Испании, Индии и Южной Кореи. Так, компания Cheniere подписала долгосрочные контракты с британской компанией BG Group, которую в этом году приобрела Royal Dutch Shell PLC, а также с испанской компанией Gas Natural и португальской компанией Galp Energia. При этом указанные компании являются участниками российских проектов по поставкам трубопроводного газа в Европу. А та же Royal Dutch Shell PLC подписала соглашение акционеров о создании газопроводной системы «Северный поток-2». Сложно предполагать, что они позволят американскому СПГ подорвать собственный бизнес.

Третий фактор - высокая степень подверженности американской сланцевой индустрии геополитическим рискам и рыночным факторам динамики мировых цен на нефть. Так, недавно одна из ведущих компаний в сфере сланцевой индустрии США Chesapeake Energy (штат Оклахома) была вынуждена заложить почти все свои активы в обмен на получение кредита. По свидетельству Комиссии по ценным бумагам и биржам США (SEC), компания оказалась на грани банкротства из-за падения цен на нефть. По условиям соглашения компания передала кредиторам - банкам MUFG Union Bank N.A. и Wells Fargo Bank Securities - в качестве кредитного обеспечения 90% принадлежащих ей доказанных запасов нефти и газа, а также большую часть своих активов в недвижимости, производных финансовых инструментах, вкладах и ценных бумагах. В начале февраля Chesapeake наняла юристов для возможной подачи иска о банкротстве: у нее едва хватало наличности, чтобы погасить очередной платеж по кредитам на 500 млн долларов.

Четвертый фактор – это реакция российских газовиков на изменение ситуации со сжиженным газом. Российская компания НОВАТЭК строит завод по производству сжиженного природного газа «Ямал СПГ» мощностью 16,5 млн тонн СПГ в год на базе Южно-Тамбейского месторождения. Первые поставки должны начаться в следующем году, но уже сейчас практически весь газ с «Ямала СПГ» законтрактован. В планах НОВАТЭК сооружение еще одного завода СПГ на Гыданском полуострове, вдающемся в Карское море. Среди потенциальных покупателей сжиженного российского газа - монархии Персидского залива, в частности Кувейт. По словам заместителя управляющего директора национальной компании Kuwait Petroleum Corporation Насера Абдуллы аль-Салеха, его страна планирует закупать в России до 1,5 млн тонн СПГ ежегодно. В конце 2015 года Kuwait Petroleum Corporation заключила перспективное соглашение о сотрудничестве в сфере поставок СПГ из России с «Газпромом».

Пятый фактор – ценовой. По расчетам независимого международного ценового агентства Argus (штаб-квартира в Лондоне), предоставляющего информацию о ценах и конъюнктуре рынков энергоносителей, американский СПГ будет стоить для европейцев примерно в 4,3 доллара за миллион британских тепловых единиц при условии сохранения нынешнего уровня мировых цен на нефть. Согласно этим же расчетам, Россия продает свой газ в Европу дороже - в среднем за 5,8 долларов за миллион британских тепловых единиц, но агентство Argus подчеркивает: российские газовики, в отличие от американских поставщиков, не столь сильно привязаны к ситуации на мировых нефтяных рынках, а потому способны без особого ущерба для отрасли снизить цены на свой газ до уровня ниже 3 долларов за миллион британских тепловых единиц.

Для американских сланцевых компаний такие цены будут означать разорение.

Евросоюз. США. Россия > Нефть, газ, уголь > fondsk.ru, 24 апреля 2016 > № 1732215


Нашли ошибку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter