Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Хаос из порядка: диалог экономиста и международника о том, куда катится мир

Светлана Бабаева - член Совета по внешней и оборонной политике.

Ярослав Лисоволик, главный экономист, руководитель аналитического департамента «Дойче-банка Россия», и Федор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», председатель президиума СВОП, размышляют, каковы сегодня главные угрозы для мира и для России как его неотъемлемой части.

Происхождение пятен и мегарегулятора

— За год мир улучшился, ухудшился, остался прежним?

Федор Лукьянов: Что значит улучшился-ухудшился? Это вопрос вкуса, что лучше, что хуже. Мир быстро меняется. Говорить можно лишь о том, стал ли он более устойчивым или менее. Менее. И это состояние усугубляется. Двадцать с лишним лет назад был баланс, построенный на определенных принципах. Баланса не стало, и возникла иллюзия: вот сейчас появится что-то новое. Но довольно быстро выяснилось: отсутствие старой системы не означает появления новой. То, что мы сегодня ощущаем, — движение к ней. Но находимся мы где-то в самой середине переходной эпохи и даже не приблизились к формированию новой.

— Возможно, 20 лет назад люди рассуждали так же: уходит в прошлое стабильный мир середины века с четко определенными социальными ролями, понятиями добра и зла. Вместо этого хаос конца 1960-х, экономические проблемы 1970-х.

Ф.Л.: Люди всегда склонны считать, что раньше было лучше. Но это свойство человеческой натуры, а не международных отношений. 20 лет назад действительно была уникальная ситуация. Прежняя система рухнула. Без страшных потрясений и кровопролитных войн, без революций и отрубания голов. И хотя уже в 90-е появилось множество настораживающих признаков, мир, особенно западный, пребывал в эйфории: вот он, конец истории. Мы достигли мечты! Ну неприятности в Югославии — разрулим. Ну азиатский кризис. Ага, у них там исчерпана прежняя модель развития, сейчас объясним, как надо. Очень ярким был 1998 год: взорвали посольства США в Танзании и Кении, этакий звоночек перед 11 сентября, тогда же появился Бен Ладен. Конечно, был определенный шок. Но главное — что обсуждалось в то время? Каково происхождение пятен на синем платье Моники Левински! Крах коммунистической системы стал для западного мира инъекцией эндорфинов.

— В экономике тоже была эйфория? Англосаксонский мир любит апеллировать к середине 1980-х — рейганомика, эффект реформ Тэтчер. Но ведь были и шахтеры Уэльса

Ярослав Лисоволик: Тогда Запад не находился у черты, к которой подошел теперь. Ныне действительно надо менять модель. Хотя бы потому, что на поддержание существующей нет ресурсов — бюджетных, финансовых. Это толкает европейцев на объективно необходимые реформы, которые, думаю, будут идти достаточно активно во многих странах. Мы мало об этом слышим, но в странах, наиболее затронутых кризисом, — Греции, Ирландии, Португалии — идут серьезные структурные изменения. Мы действительно живем в эпоху смены модели, прежде всего западноевропейской модели государства благосостояния, и ее трансформации в нечто новое. Пока неясно, во что, возможно, в нечто более близкое к американской модели, возможно, в гибрид европейской, американской и какой-то еще.

Ф.Л.: Но мы видим, как в США входят в клинч люди разных взглядов, как традиционная система сдержек и противовесов, поиска и нахождения баланса начинает давать сбои. Возможно, сама американская модель тоже дает сбой?

Нужно больше денег, но меньше расходов

— Больше того, многие потомки Джона Стюарта Милля и Адама Смита уже готовы внедрять принципы социалистической справедливости, чего не было прежде в Америке.

Я.Л.: Для экономистов американская модель ассоциируется с большей производительностью, меньшей ролью государства в экономике. То, что мы сейчас видим и в Америке, и в Европе, свидетельствует о том, что, несмотря на все восхищения западной моделью и институтами, их необходимо совершенствовать. Процесс выработки решений проблематичен и подчас занимает много времени. В кризисных условиях это приводит к тому, что не только сами страны, но и вся мировая экономика оказывается в сложном положении.

Если мы говорим о Европе, там сейчас происходит очень важный процесс — создание на базе Европейского центробанка своего рода мегарегулятора. Раньше Европейский ЦБ отвечал исключительно за денежно-кредитную политику. Теперь его роль распространяется на регулирование банковского сектора и наблюдение за стабильностью всех коммерческих банков Европы. Это даст больше возможностей реагировать на кризис.

Такая проблема была и у России. В последние месяцы шли дебаты по поводу создания мегарегулятора. Решение в конечном итоге было принято по аналогии с европейским.

Действительно, в мире происходят очень интересные процессы с точки зрения экономических моделей, переосмысления роли государства. Перед Европой стоит дилемма: для вывода из кризиса необходимо участие государства, но при этом нужно сокращать расходы самого государства. Сокращаем расходы — замедляется экономический рост. Активизируем рост за счет госрасходов — растет бюджетный дефицит.

Ф.Л.: Я бы согласился с тем, что вы говорите о концептуальных дебатах по поводу роли государства в США или России. Но в Европе нет государства, которое могло бы увеличивать или снижать свою роль в экономике. Есть прототип — наднациональные органы. Но Европа так и не стала федерацией. Конституция Евросоюза провалилась по вполне конкретным причинам, но фактически это было отторжение самой идеи федерализации. Легитимность европейцы по-прежнему могут черпать лишь в национальных политиках — там нет единого правительства, которое выбирают.

— Иногда вообще кажется, что страны, с подозрением относящиеся к европейской интеграции, в экономическом плане чувствуют себя лучше. Швейцария, Англия, Исландия наконец.

Ф.Л.: Исландия просто отказалась платить долги, а так все нормально.

— Но сколько ее убеждали влиться в европейскую коммуну, пугали едва не бойкотом! Был выбор: общеевропейский дом с помощью по долгам, но и обязательствами перед всеми, или сами по себе, без обязательств — с отказом по долгам. Решили: Европа подождет, делаем то, что считаем нужным, — не платим.

Я.Л.: У Великобритании дела все же не очень хороши. С другой стороны, Швеция, оставшись в стороне от еврозоны, демонстрировала намного лучшую динамику, чем Европа в целом. Швейцария и вовсе оказалась в интересной ситуации.

Мировая элита стала искать альтернативы доллару и евро, в итоге весь мир ринулся в швейцарский франк. Бедняги-швейцарцы не знали, что делать с таким наплывом денежных средств. Пытаться сдержать курс — инфляция, потому что надо печатать франки. Дать франку укрепиться — сделать неконкурентоспособной практически всю промышленность. Несколько лет назад швейцарцы установили мировой рекорд по объему валютных интервенций, чтобы предотвратить укрепление национальной валюты.

Демократия поневоле

Ф.Л.: Но главное, что на этом фоне обсуждается, — возможна ли вообще демократия в подобной ситуации? Да, в Греции проходят выборы, но проходят они примерно так: либо вы голосуете за этих и мы, Евросоюз, и дальше тащим вас за уши; все равно будет очень плохо, но мы вас будем хотя бы куда-то тащить. А если проголосуете за других, вам никто больше руки не подаст и вы низвергнетесь в пропасть. Структурные реформы, которые вынужденно проводятся в проблемных странах, заведомо не могут проводиться демократическим путем. Пока в Италии действовало технократическое правительство Монти, что-то делалось. Проводились реформы, люди терпели. Сейчас пройдут выборы, и я сомневаюсь, что там непременно поддержат партии, которые предложат и дальше затягивать пояса.

Я.Л.: Самой болевой точкой для Европы была Греция. Население должно было пойти на огромные жертвы. И пока нельзя сказать, чтобы события там развивались недемократическим путем. Прошли выборы, победила партия, которая выступала за проведение болезненных реформ. И все-таки большинство проголосовало именно за них.

В Европе механизм принятия решений таков, что прежде чем пойдут какие-либо изменения, абсолютно все должны с ними согласиться. Неизбежно некоторые лидирующие страны принимают на себя большие инициативы, чтобы выработать решение и убедить в его верности остальных. Но рамки демократического процесса соблюдаются. Для Европы это действительно был своего рода тест на устойчивость демократии, пока она его выдерживает.

Но как все это объяснить бюргеру

— Тогда что мы подразумеваем под демократией? Только выборы? Политики все больше зависят от текущих политических циклов. В результате дилемма: делать что-то непопулярное сейчас, что даст положительный эффект для нации в будущем, либо ориентироваться на сегодняшние требования избирателей. Стать правительством смертников, затеяв глубокие, болезненные реформы и «пролететь» на следующих выборах? Или, потворствуя электорату, проводить лишь незначительные изменения, но иметь перспективу быть переизбранным?

Ф.Л.: Европейская интеграция никогда не была демократическим проектом. Была элитарная идея, несколько интеллектуалов придумали гениальную схему, как выходить из ситуации тотальной послевоенной ненависти и разрухи. Им тогда надо было Нобелевскую премию давать, а не сейчас, когда это стало похоже на пародию. Но до начала XXI века европейским элитам удавалось объяснить гражданам, почему и им это выгодно. И недемократичность не была препятствием. Сейчас этот механизм-связка перестает работать. «Верхи» понимают, что надо делать — банковский союз, регуляторы, федерализация, но не могут объяснить этого простым жителям Европы. Германии выгоднее тащить Грецию при всех издержках, чем допустить там отмену евро, потому что Германия в любом случае главный бенефициар даже при тех расходах, которые несет. Переход на единую европейскую валюту тоже был непростым, мы помним. Но тогда можно было сказать: видите, вот здесь транзакционные издержки исчезают, здесь расходы снижаются. А сейчас очень трудно объяснить бюргеру, который говорит: почему я должен платить за каких-то греков?

Я.Л.: В следующем году, когда в Германии пройдут выборы, мы и узнаем, можно ли все это объяснить бюргеру.

Богатые станут потреблять меньше, или Защитим либерализм

— Американский историк говорил: демократия в США — это не столько демократия в поисках братства, сколько демократия выгоды. Демократия в целом была эффективна, пока решения принимали высшие слоиобществ, а маргинальные не были вовлечены в процесс. Сегодня — то ли из-за доведенной почти до абсурда толерантности, то ли из-за технологической революции и необходимости учитывать интересы новых слоев избирателей, то ли из-за кризиса — мы видим все большую поляризацию электората вкупе с его растущей раздраженностью. Все это соответственно сказывается на политическом процессе, который становится каким-то черно-белым.

Я.Л.: Возможно, мы видим эффект де Токвиля, когда достижение достаточно высокого уровня благосостояния в разных странах приводит к тому, что люди хотят большего по сравнению с тем, что может дать им экономическая или политическая система. Это прежде всего касается развивающихся стран, таких как Россия или Бразилия. Они подходят к той черте, за которой начинается качественный перелом: ставший более богатым средний класс начинает предъявлять новые требования. Он уже хочет быть задействованным в политическом процессе и требует тех прав, которые прежде были лишь у элиты.

— Но почему при этом мы имеем маргинализацию требований? Введем драконовские налоги для богатых, обеспечим пособиями всех бедных. Просматривается левый уклон в ответ на все несправедливости мира.

Ф.Л.: Думаю, причина в том, что социально-экономическая система, которая была предназначена для одной территории, имеет ныне совершенно другой охват. Европейские жители фактически вынуждены конкурировать с азиатскими производителями и жить в условиях, когда огромные массы людей на другом уровне развития соцзащиты становятся «законодателями мод» в мировой экономике. С одной стороны, растет средний класс в таких странах, как Китай или Индия, где рост прослойки на один процент сразу дает десятки миллионов людей. С другой стороны, в Америке бьют тревогу, что средний класс нищает и размывается на фоне растущего расслоения. Это порождает настроения, которые я бы назвал протекционистскими в широком смысле слова. Это не просто тарифные барьеры. Это призывы защитить свою идентичность, сократить приток мигрантов и социальную помощь чужим. Неуверенность в завтрашнем дне порождает ожидания, что государство защитит, что, кстати, тоже стимулирует процесс усиления роли государства.

— То есть те метания, которые мы видим у избирателей, — это на самом деле поиск неких консервативных опор?

Ф.Л.: Это поиск хоть каких-нибудь опор. К примеру, в Голландии всеми силами хотят сохранить ультралиберальные нормы жизни, которые подвергаются атаке со стороны мигрантов — выходцев из мусульманских стран, которые требуют уважать их традиционализм. Голландцы говорят примерно так: мы либералы и не позволим лишить нас наших либеральных свобод. При том, что ксенофобия всегда была скорее консервативна, здесь имеет место обратная логика. Основа этого — неуверенность в своем завтра.

Я.Л.: Сила развивающихся рынков — растущая сила среднего класса. В слабости потребления среднего класса в этих странах и заложен их потенциал роста. У развитых стран, напротив, относительная слабость среднего класса и снижение возможностей для роста потребления. В последние десятилетия в мире как раз складывались так называемые глобальные дисбалансы: очень высокий, выше всяких норм, уровень потребления на Западе, тогда как в Азии население в основном сберегало и не выступало — в силу культурных, исторических и других причин — главным драйвером экономического роста. Сейчас эти глобальные дисбалансы начинают сглаживаться.

Что происходит в рамках трансформации? К примеру, повышается норма сбережения в Америке, которая прежде была чуть не отрицательной. Американцы тратили практически все, что зарабатывали, плюс расходы в кредит. Сейчас это постепенно приходит хоть в какую-то соразмерность с тем, что должно быть.

— А где в этих тенденциях Россия?

Я.Л.: Россия в тенденции развивающихся рынков, то есть усиления и расширения среднего класса. Потенциал для роста потребления у класса очень высокий, намного выше, чем в развитых странах. Если в среднем долг домохозяйств в развитых странах может превышать 60, даже 80% ВВП, в России он составляет 10% . То есть возможностей для того, чтобы средний класс продолжал потреблять и являлся важным драйвером экономического роста, у России достаточно.

Маркса больше нет

— Но есть и другая сторона. Когда пришло осознание, что следующее поколение впервые за много десятилетий может жить хуже предыдущего, даже в Америке наступило уныние. Соответственно это порождает страхи, которые влияют и на социально-политические процессы.

Ф.Л.: Главная беда, на мой взгляд, вот в чем: да, есть чувство исчерпания модели и неизбежности ухудшения. Но при этом не видно никаких альтернатив, что соответственно и порождает чувство безысходности. Прежде Запад имел две базовые модели: есть правые, которые за «больше рынка — меньше государства», и есть левые, которые за «все наоборот». Одни — за инициативу, другие — за справедливость. Сейчас разница почти стерлась. Она есть на словах и в отдельных проявлениях, скажем, в виде 75-процентного налога на роскошь, введенного президентом Франции. Но это скорее экстравагантная мера, которая всех поставила больше в тупик, нежели показала путь к решению.

Или Греция, голосовавшая за реформы. Думаю, все же не за реформы. Там голосовали от полной депрессии! Они вообще не понимают, что происходит. Одни говорят: все будет плохо, но нам будут давать немножко денег, как-нибудь прорвемся. Другие говорят: нет, это не годится, надо по-другому! А как по-другому?

Несколько лет назад в Америке ряд ведущих пропагандистов носились с идеей страшной новой глобальной конфронтации — либеральный капитализм против авторитарного. Западная модель против китайской и российской. Нам угрожает недемократический рынок! Прошло время, и стало понятно: ни Россия, ни даже Китай другой моделью не являются. В итоге вновь ощущение полной потери перспективы выбора политик.

— Вы имеете в виду, что раньше были две мировые альтернативы развития — капитализм и социализм?

Ф.Л.: Да, люди могли не разделять эти взгляды. Но они знали: есть другая модель, и если мы не справимся, придут злобные левые и начнут наводить свои порядки. Это стимулировало и побуждало к действиям. А сейчас все размылось.

Я.Л.: В 80–90-х годах был кризис левой модели: крах Советского Союза, удар по социал-демократическим моделям в Европе. Думаю, левая модель должна переродиться и воссоздаться в ином обличье. В каком — пока вопрос открытый. Но мир, я убежден, идет к множественности моделей, а не к одной, именно это будет самым важным результатом кризиса.

В 1990-е говорили, что все мы идем к одной модели. Сегодня возникло понимание: есть азиатская альтернатива — достаточно успешный и богатый опыт модернизации, который, кстати, также завязан на государственно-частное партнерство, взаимодействие с мировым рынком и успешное встраивание в глобализацию. Именно эти факторы, а не узконациональное толкование «левизны» и «правизны», будут определять успешность новых моделей.

Теория выскакивания из колеи

— Так ли очевидна перспектива этой множественности? Жил-был Китай. Шел-шел по своему особому пути, а потом «врезался» в коррупцию — проблему, которую прошли все западные страны на определенном этапе развития. Западный мир любит давать линейные прогнозы относительно развития Азии, при том что эта линейность не работает даже внутри самих западных сообществ. Но вдруг азиатские сообщества просто пойдут в конечном итоге по западному пути?

Ф.Л.: Все проходят примерно через одни стадии роста, и как бороться с коррупцией, если захотеть, в общем, понятно. Но где альтернатива моделей? Во-первых, китайская система очень тесно привязана к культуре, невозможно взять и перенести ее за пределы пусть и большого, но специфического угла мира. Во-вторых, она работает, встраиваясь в другую модель, построенную Западом, что означает и ограничения. Скажем, китайцы уже поняли: опора на экспорт и такая степень зависимости от других стран и политик чревата. Далее вопрос: если они попытаются отползти немного от этой глобализации, что будет? Своя модель? Или то, что было на Западе, но сто лет назад? Здесь ясности нет, мне кажется. И та необычная для страны нервозность, которую мы наблюдали в уходящем году, — свидетельство того, что там обеспокоились о будущем развитии.

Я.Л.: Экономисты весьма скептичны по поводу возможности одной страны полностью перенять то, что происходит в другой. Как говорится, «мишень всегда движется». Все страны различаются по своей истории и тому, как они шли к той или иной модели на протяжении своей истории. Это называется path dependence, теория колеи. И очень интересно посмотреть, как эти колеи разнятся по странам и регионам. Вот азиатская модель. Но она не навсегда останется экспортно ориентированной и уже эволюционирует во что-то другое. Китай переключает скорости; не экспорт должен стать главным средством развития, а потребление. Тот самый средний класс.

В западных странах обратный процесс. Средний класс остается важным источником экономического роста, но это уже в меньшей степени будет потребление с точки зрения вектора изменения.

Где я? Беспокоюсь

— Запад мечется между дефицитом и расходами, известные люди покидают родину, Азия познает вкус жизни. В общем, весь мир трясет. Мы тоже в тренде?

Ф.Л.: Мы в тренде в том смысле, что у нас тоже ничего не понятно. Путин в своей предвыборной статье правильно написал: постсоветская эпоха окончена, повестка дня, с ней связанная, исчерпана. Эти 20 лет мы прожили, беря в качестве точки отсчета конец Советского Союза во всех смыслах — экономическом, политическом, социальном. Если говорить о международной политике, смысл был в том, что мы всем докажем: нас рано списали! Доказали. Как могли и до той степени, до какой было возможно, но доказали. Дальше в этой «колее» оставаться невозможно. Когда во второй половине нулевых попытались соорудить некую новую идеологическую оболочку из отдельных советских элементов, быстро стало ясно: ничего не получается, больше из этих образов ничего не выжать. И снова неопределенность, потому что все равно нужна новая идентичность.

Мы находимся в состоянии транзита непонятно куда, в мире, который находится в том же состоянии. Мне кажется, наша власть сейчас в буквальном смысле охранительная. Пытается охранять то, что есть. Главная идея — какой кошмар, как страшно жить! Отсюда попытки отгородиться на всех уровнях от законов по НКО и усыновлению детей до восклицаний «не позволим погубить нашу промышленность!» после вступления в ВТО. Изменилась тональность властей: вдруг заговорили, что нужна какая-то солидарность, мораль. По-человечески понятно. Просто Путин откровенно говорит об этом, а другие лидеры более изощренно делают вид, что знают, что они делают.

Я.Л.: У России нет четкого видения, в каком направлении модернизироваться. Вот, скажем, инвестиционный рост: страна должна расти за счет инвестиций. Но что необходимо сделать, чтобы достичь этого результата, непонятно. Мы видим, что главная экономическая проблема — отток капитала, который нейтрализует все дивиденды, получаемые экономикой от высоких цен на нефть.

При этом модель развития 2000-х, основанная на высоких ценах на нефть, исчерпана, и затухающие темпы экономического роста тому подтверждение. Возможно, отток капитала сослужит даже конструктивную роль, подтолкнув к принятию тяжелых решений.

— Глобальные проблемы — американский fiscal cliff, мрачные прогнозы по поводу того, что будет, если годовые темпы роста в Китае упадут ниже 6%, ну и, конечно, сланцевая революция, которую в конце концов даже мы признали, — касаются нас?

Я.Л.: Вся проблема в том, что они в первую очередь нас и касаются. Что бы ни случилось, пусть даже относительно малозначимое в США, Европе, Китае, в большей степени сказывается на наших финансовых рынках, чем на Турции или Бразилии. Связано это как раз с тем, что у страны нет четко выраженного вектора движения. Как флюгер — куда подует, туда и повернет.

— Если вы оба исходите из того, что в трансформации пребывает весь мир, то о каком векторе в принципе мы можем говорить в отдельно взятой стране, у которой проблемы и с идентификацией, и с социально-политическими традициями, и с экономикой? Получается, Франция, Америка могут не иметь вектора, а мы должны?

Ф.Л.: Да, когда непонятно, куда все движется, вектор выдерживать трудно и даже бессмысленно. Но это касается положения страны относительно окружающего. Относительно самой себя понимание быть должно. Страна не может находиться в состоянии сиюминутного конъюнктурного реагирования на то, что происходит лишь здесь и сейчас. В этом смысле Путин смелый человек: возвращаясь во власть, он знал, что берет управление ситуацией, которую фактически не может контролировать.

— Возможно, сам Путин оценивает ситуацию иначе...

Ф.Л.: Думаю, и Путин это понимает. Пока была советская инерция, она, как ни странно, еще держала. Сейчас даже такие, казалось бы, базовые вещи как светский и многонациональный характер государства под вопросом. Со светскостью вдруг возникли сомнения: а хорошо ли это и не надо ли добавить духовности? Призывы «хватит кормить Кавказ!» — это не просто безответственность отдельных граждан. Мы перестаем быть империей, но мы не можем стать национальным государством.

Я.Л.: Формулировка национальной идеи и выработка вектора сегодня намного сложнее, чем 20–40 лет назад, когда в отдельной теплой комнате было можно создать тот микроклимат, который устраивал. Сегодня весь мир — проходной двор. И внешние эффекты воздействия одной страны на другую настолько значимы, что формирование любой национальной модели не может не учитывать глобальных факторов. Проблема самоидентификации также с этим связана — надо оценивать себя в постоянно меняющемся контексте.

Из «Искры» разгорелся твиттер

— Аспект, который мы практически не затронули, — революция коммуникаций. Массы с гаджетами в руках. Новые технологии влияют на облик мира или их значимость преувеличена? Способствуют ли они расширению знаний или дебилизации людей?

Я.Л.: Возможность для множества людей в развивающихся странах выходить в интернет, узнавать, как живут в других странах, способствует все же не дебилизации, а именно расширению кругозора. Люди получают больше знаний, интеллектуальной свободы.

Ф.Л.: Мне кажется, находясь под впечатлением стремительного развития технологий, мы немного переоцениваем их реальную значимость. В 1905 и 1917 годах твиттера не было, а была газета «Искра» и газета «Правда». Результат был не менее эффективный. Сейчас эту инструментальную функцию выполняет твиттер. Но не он является причиной социальных потрясений. Гаджеты меняют жизнь, но не меняют сути процессов.

| Опубликовано в приложении «Московских новостей» «Большая Политика»

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 24 декабря 2012 > № 2907491 Ярослав Лисоволик

ХАОС ИЗ ПОРЯДКА

СВЕТЛАНА БАБАЕВА

Диалог экономиста и международника о том, куда катится мир

Ярослав Лисоволик, главный экономист, руководитель аналитического департамента "Дойче-банка Россия", и Федор Лукьянов, главный редактор журнала "Россия в глобальной политике", председатель президиума СВОП, размышляют, каковы сегодня главные угрозы для мира и для России как его неотъемлемой части.

Происхождение пятен и мегарегулятора

"МН": За год мир улучшился, ухудшился, остался прежним?

Федор Лукьянов: Что значит улучшился-ухудшился? Это вопрос вкуса, что лучше, что хуже. Мир быстро меняется. Говорить можно лишь о том, стал ли он более устойчивым или менее. Менее. И это состояние усугубляется. Двадцать с лишним лет назад был баланс, построенный на определенных принципах. Баланса не стало, и возникла иллюзия: вот сейчас появится что-то новое. Но довольно быстро выяснилось: отсутствие старой системы не означает появления новой. То, что мы сегодня ощущаем, - движение к ней.

Но находимся мы где-то в самой середине переходной эпохи и даже не приблизились к формированию новой.

"МН": Возможно, 20 лет назад люди рассуждали так же: уходит в прошлое стабильный мир середины века с четко определенными социальными ролями, понятиями добра и зла. Вместо этого хаос конца 1960-х, экономические проблемы 1970-х. Ф.Л.: Люди всегда склонны считать, что раньше было лучше. Но это свойство человеческой натуры, а не международных отношений. 20 лет назад действительно была уникальная ситуация. Прежняя система рухнула. Без страшных потрясений и кровопролитных войн, без революций и отрубания голов. И хотя уже в 90-е появилось множество настораживающих признаков, мир, особенно западный, пребывал в эйфории: вот он, конец истории. Мы достигли мечты! Ну неприятности в Югославии - разрулим. Ну азиатский кризис. Ага, у них там исчерпана прежняя модель развития, сейчас объясним, как надо. Очень ярким был 1998 год: взорвали посольства США в Танзании и Кении, этакий звоночек перед 11 сентября, тогда же появился Бен Ладен.

Конечно, был определенный шок. Но главное - что обсуждалось в то время? Каково происхождение пятен на синем платье Моники Левински! Крах коммунистической системы стал для западного мира инъекцией эндорфинов.

"МН": В экономике тоже была эйфория? Англосаксонский мир любит апеллировать к середине 1980-х - рейганомика, эффект реформ Тэтчер. Но ведь были и шахтеры Уэльса...

Ярослав Лисоволик: Тогда Запад не находился у черты, к которой подошел теперь. Ныне действительно надо менять модель. Хотя бы потому, что на поддержание существующей нет ресурсов - бюджетных, финансовых.

Это толкает европейцев на объективно необходимые реформы, которые, думаю, будут идти достаточно активно во многих странах. Мы мало об этом слышим, но в странах, наиболее затронутых кризисом, - Греции, Ирландии, Португалии - идут серьезные структурные изменения. Мы действительно живем в эпоху смены модели, прежде всего западноевропейской модели государства благосостояния, и ее трансформации в нечто новое. Пока неясно, во что, возможно, в нечто более близкое к американской модели, возможно, в гибрид европейской, американской и какой-то еще.

Ф.Л.: Но мы видим, как в США входят в клинч люди разных взглядов, как традиционная система сдержек и противовесов, поиска и нахождения баланса начинает давать сбои. Возможно, сама американская модель тоже дает сбой?

Нужно больше денег, но меньше расходов

"МН": Больше того, многие потомки Джона Стюарта Милля и Адама Смита уже готовы внедрять принципы социалистической справедливости, чего не было прежде в Америке.

Я.Л.: Для экономистов американская модель ассоциируется с большей производительностью, меньшей ролью государства в экономике. То, что мы сейчас видим и в Америке, и в Европе, свидетельствует о том, что, несмотря на все восхищения западной моделью и институтами, их необходимо совершенствовать. Процесс выработки решений проблематичен и подчас занимает много времени. В кризисных условиях это приводит к тому, что не только сами страны, но и вся мировая экономика оказывается в сложном положении.

Если мы говорим о Европе, там сейчас происходит очень важный процесс - создание на базе Европейского центробанка своего рода мегарегулятора. Раньше Европейский ЦБ отвечал исключительно за денежно-кредитную политику. Теперь его роль распространяется на регулирование банковского сектора и наблюдение за стабильностью всех коммерческих банков Европы. Это даст больше возможностей реагировать на кризис.

Такая проблема была и у России.

В последние месяцы шли дебаты по поводу создания мегарегулятора. Решение в конечном итоге было принято по аналогии с европейским.

Действительно, в мире происходят очень интересные процессы с точки зрения экономических моделей, переосмысления роли государства. Перед Европой стоит дилемма: для вывода из кризиса необходимо участие государства, но при этом нужно сокращать расходы самого государства. Сокращаем расходы - замедляется экономический рост. Активизируем рост за счет госрасходов - растет бюджетный дефицит.

Ф.Л.: Я бы согласился с тем, что вы говорите о концептуальных дебатах по поводу роли государства в США или России. Но в Европе нет государства, которое могло бы увеличивать или снижать свою роль в экономике. Есть прототип - наднациональные органы. Но Европа так и не стала федерацией. Конституция Евросоюза провалилась по вполне конкретным причинам, но фактически это было отторжение самой идеи федерализации. Легитимность европейцы по-прежнему могут черпать лишь в национальных политиках - там нет единого правительства, которое выбирают.

"МН": Иногда вообще кажется, что страны, с подозрением относящиеся к европейской интеграции, в экономическом плане чувствуют себя лучше. Швейцария, Англия, Исландия наконец.

Ф.Л.: Исландия просто отказалась платить долги, а так все нормально...

"МН": Но сколько ее убеждали влиться в европейскую коммуну, пугали едва не бойкотом! Был выбор: общеевропейский дом с помощью по долгам, но и обязательствами перед всеми, или сами по себе, без обязательств - с отказом по долгам. Решили: Европа подождет, делаем то, что считаем нужным, - не платим.

Я.Л.: У Великобритании дела все же не очень хороши. С другой стороны, Швеция, оставшись в стороне от еврозоны, демонстрировала намного лучшую динамику, чем Европа в целом. Швейцария и вовсе оказалась в интересной ситуации.

Мировая элита стала искать альтернативы доллару и евро, в итоге весь мир ринулся в швейцарский франк.

Бедняги-швейцарцы не знали, что делать с таким наплывом денежных средств. Пытаться сдержать курс - инфляция, потому что надо печатать франки. Дать франку укрепиться - сделать неконкурентоспособной практически всю промышленность. Несколько лет назад швейцарцы установили мировой рекорд по объему валютных интервенций, чтобы предотвратить укрепление национальной валюты.

Демократия поневоле

Ф.Л.: Но главное, что на этом фоне обсуждается, - возможна ли вообще демократия в подобной ситуации? Да, в Греции проходят выборы, но проходят они примерно так: либо вы голосуете за этих и мы, Евросоюз, и дальше тащим вас за уши; все равно будет очень плохо, но мы вас будем хотя бы куда-то тащить. А если проголосуете за других, вам никто больше руки не подаст и вы низвергнетесь в пропасть. Структурные реформы, которые вынужденно проводятся в проблемных странах, заведомо не могут проводиться демократическим путем. Пока в Италии действовало технократическое правительство Монти, что-то делалось. Проводились реформы, люди терпели.

Сейчас пройдут выборы, и я сомневаюсь, что там непременно поддержат партии, которые предложат и дальше затягивать пояса.

Я.Л.: Самой болевой точкой для Европы была Греция. Население должно было пойти на огромные жертвы. И пока нельзя сказать, чтобы события там развивались недемократическим путем.

Прошли выборы, победила партия, которая выступала за проведение болезненных реформ. И все-таки большинство проголосовало именно за них.

В Европе механизм принятия решений таков, что прежде чем пойдут какие-либо изменения, абсолютно все должны с ними согласиться. Неизбежно некоторые лидирующие страны принимают на себя большие инициативы, чтобы выработать решение и убедить в его верности остальных. Но рамки демократического процесса соблюдаются. Для Европы это действительно был своего рода тест на устойчивость демократии, пока она его выдерживает.

Но как все это объяснить бюргеру

"МН": Тогда что мы подразумеваем под демократией? Только выборы? Политики все больше зависят от текущих политических циклов. В результате дилемма: делать что-то непопулярное сейчас, что даст положительный эффект для нации в будущем, либо ориентироваться на сегодняшние требования избирателей. Стать правительством смертников, затеяв глубокие, болезненные реформы и "пролететь" на следующих выборах? Или, потворствуя электорату, проводить лишь незначительные изменения, но иметь перспективу быть переизбранным?

Ф.Л.: Европейская интеграция никогда не была демократическим проектом.

Была элитарная идея, несколько интеллектуалов придумали гениальную схему, как выходить из ситуации тотальной послевоенной ненависти и разрухи. Им тогда надо было Нобелевскую премию давать, а не сейчас, когда это стало похоже на пародию. Но до начала XXI века европейским элитам удавалось объяснить гражданам, почему и им это выгодно. И недемократичность не была препятствием. Сейчас этот механизм-связка перестает работать. "Верхи" понимают, что надо делать - банковский союз, регуляторы, федерализация, но не могут объяснить этого простым жителям Европы. Германии выгоднее тащить Грецию при всех издержках, чем допустить там отмену евро, потому что Германия в любом случае главный бенефициар даже при тех расходах, которые несет. Переход на единую европейскую валюту тоже был непростым, мы помним. Но тогда можно было сказать: видите, вот здесь транзакционные издержки исчезают, здесь расходы снижаются. А сейчас очень трудно объяснить бюргеру, который говорит: почему я должен платить за каких-то греков?

Я.Л.: В следующем году, когда в Германии пройдут выборы, мы и узнаем, можно ли все это объяснить бюргеру.

Богатые станут потреблять меньше, или Защитим либерализм

"МН": Американский историк говорил: демократия в США - это не столько демократия в поисках братства, сколько демократия выгоды. Демократия в целом была эффективна, пока решения принимали высшие слои обществ, а маргинальные не были вовлечены в процесс. Сегодня - то ли из-за доведенной почти до абсурда толерантности, то ли из-за технологической революции и необходимости учитывать интересы новых слоев избирателей, то ли из-за кризиса - мы видим все большую поляризацию электората вкупе с его растущей раздраженностью. Все это соответственно сказывается на политическом процессе, который становится каким-то черно-белым.

Я.Л.: Возможно, мы видим эффект де Токвиля, когда достижение достаточно высокого уровня благосостояния в разных странах приводит к тому, что люди хотят большего по сравнению с тем, что может дать им экономическая или политическая система. Это прежде всего касается развивающихся стран, таких как Россия или Бразилия.

Они подходят к той черте, за которой начинается качественный перелом: ставший более богатым средний класс начинает предъявлять новые требования. Он уже хочет быть задействованным в политическом процессе и требует тех прав, которые прежде были лишь у элиты.

"МН": Но почему при этом мы имеем маргинализацию требований? Введем драконовские налоги для богатых, обеспечим пособиями всех бедных. Просматривается левый уклон в ответ на все несправедливости мира.

Ф.Л.: Думаю, причина в том, что социально-экономическая система, которая была предназначена для одной территории, имеет ныне совершенно другой охват. Европейские жители фактически вынуждены конкурировать с азиатскими производителями и жить в условиях, когда огромные массы людей на другом уровне развития соцзащиты становятся "законодателями мод" в мировой экономике. С одной стороны, растет средний класс в таких странах, как Китай или Индия, где рост прослойки на один процент сразу дает десятки миллионов людей. С другой стороны, в Америке бьют тревогу, что средний класс нищает и размывается на фоне растущего расслоения. Это порождает настроения, которые я бы назвал протекционистскими в широком смысле слова. Это не просто тарифные барьеры. Это призывы защитить свою идентичность, сократить приток мигрантов и социальную помощь чужим. Неуверенность в завтрашнем дне порождает ожидания, что государство защитит, что, кстати, тоже стимулирует процесс усиления роли государства.

"МН": То есть те метания, которые мы видим у избирателей, - это на самом деле поиск неких консервативных опор?

Ф.Л.: Это поиск хоть каких-нибудь опор. К примеру, в Голландии всеми силами хотят сохранить ультралиберальные нормы жизни, которые подвергаются атаке со стороны мигрантов - выходцев из мусульманских стран, которые требуют уважать их традиционализм. Голландцы говорят примерно так: мы либералы и не позволим лишить нас наших либеральных свобод. При том, что ксенофобия всегда была скорее консервативна, здесь имеет место обратная логика. Основа этого - неуверенность в своем завтра. Я.Л.: Сила развивающихся рынков - растущая сила среднего класса. В слабости потребления среднего класса в этих странах и заложен их потенциал роста. У развитых стран, напротив, относительная слабость среднего класса и снижение возможностей для роста потребления. В последние десятилетия в мире как раз складывались так называемые глобальные дисбалансы: очень высокий, выше всяких норм, уровень потребления на Западе, тогда как в Азии население в основном сберегало и не выступало - в силу культурных, исторических и других причин - главным драйвером экономического роста. Сейчас эти глобальные дисбалансы начинают сглаживаться.

Что происходит в рамках трансформации? К примеру, повышается норма сбережения в Америке, которая прежде была чуть не отрицательной. Американцы тратили практически все, что зарабатывали, плюс расходы в кредит. Сейчас это постепенно приходит хоть в какую-то соразмерность с тем, что должно быть.

"МН": А где в этих тенденциях Россия?

Я.Л.: Россия в тенденции развивающихся рынков, то есть усиления и расширения среднего класса. Потенциал для роста потребления у класса очень высокий, намного выше, чем в развитых странах. Если в среднем долг домохозяйств в развитых странах может превышать 60, даже 80% ВВП, в России он составляет 10% . То есть возможностей для того, чтобы средний класс продолжал потреблять и являлся важным драйвером экономического роста, у России достаточно.

Маркса больше нет

"МН": Но есть и другая сторона. Когда пришло осознание, что следующее поколение впервые за много десятилетий может жить хуже предыдущего, даже в Америке наступило уныние. Соответственно это порождает страхи, которые влияют и на социально-политические процессы. Ф.Л.: Главная беда, на мой взгляд, вот в чем: да, есть чувство исчерпания модели и неизбежности ухудшения. Но при этом не видно никаких альтернатив, что соответственно и порождает чувство безысходности. Прежде Запад имел две базовые модели: есть правые, которые за "больше рынка - меньше государства", и есть левые, которые за "все наоборот". Одни - за инициативу, другие - за справедливость. Сейчас разница почти стерлась. Она есть на словах и в отдельных проявлениях, скажем, в виде 75-процентного налога на роскошь, введенного президентом Франции. Но это скорее экстравагантная мера, которая всех поставила больше в тупик, нежели показала путь к решению.

Или Греция, голосовавшая за реформы. Думаю, все же не за реформы. Там голосовали от полной депрессии! Они вообще не понимают, что происходит. Одни говорят: все будет плохо, но нам будут давать немножко денег, как-нибудь прорвемся. Другие говорят: нет, это не годится, надо по-другому! А как по-другому?

Несколько лет назад в Америке ряд ведущих пропагандистов носились с идеей страшной новой глобальной конфронтации - либеральный капитализм против авторитарного. Западная модель против китайской и российской. Нам угрожает недемократический рынок! Прошло время, и стало понятно: ни Россия, ни даже Китай другой моделью не являются. В итоге вновь ощущение полной потери перспективы выбора политик.

"МН": Вы имеете в виду, что раньше были две мировые альтернативы развития - капитализм и социализм?

Ф.Л.: Да, люди могли не разделять эти взгляды. Но они знали: есть другая модель, и если мы не справимся, придут злобные левые и начнут наводить свои порядки. Это стимулировало и побуждало к действиям. А сейчас все размылось.

Я.Л.: В 80-90-х годах был кризис левой модели: крах Советского Союза, удар по социал-демократическим моделям в Европе. Думаю, левая модель должна переродиться и воссоздаться в ином обличье. В каком - пока вопрос открытый. Но мир, я убежден, идет к множественности моделей, а не к одной, именно это будет самым важным результатом кризиса.

В 1990-е говорили, что все мы идем к одной модели. Сегодня возникло понимание: есть азиатская альтернатива - достаточно успешный и богатый опыт модернизации, который, кстати, также завязан на государственно-частное партнерство, взаимодействие с мировым рынком и успешное встраивание в глобализацию. Именно эти факторы, а не узконациональное толкование "левизны" и "правизны", будут определять успешность новых моделей.

Теория выскакивания из колеи

"МН": Так ли очевидна перспектива этой множественности? Жил-был Китай. Шел шел по своему особому пути, а потом "врезался" в коррупцию - проблему, которую прошли все западные страны на определенном этапе развития. Западный мир любит давать линейные прогнозы относительно развития Азии, при том что эта линейность не работает даже внутри самих западных сообществ. Но вдруг азиатские сообщества просто пойдут в конечном итоге по западному пути?

Ф.Л.: Все проходят примерно через одни стадии роста, и как бороться с коррупцией, если захотеть, в общем, понятно. Но где альтернатива моделей?

Во-первых, китайская система очень тесно привязана к культуре, невозможно взять и перенести ее за пределы пусть и большого, но специфического угла мира. Во-вторых, она работает, встраиваясь в другую модель, построенную Западом, что означает и ограничения. Скажем, китайцы уже поняли: опора на экспорт и такая степень зависимости от других стран и политик чревата. Далее вопрос: если они попытаются отползти немного от этой глобализации, что будет? Своя модель? Или то, что было на Западе, но сто лет назад? Здесь ясности нет, мне кажется. И та необычная для страны нервозность, которую мы наблюдали в уходящем году, - свидетельство того, что там обеспокоились о будущем развитии.

Я.Л.: Экономисты весьма скептичны по поводу возможности одной страны полностью перенять то, что происходит в другой. Как говорится, "мишень всегда движется". Все страны различаются по своей истории и тому, как они шли к той или иной модели на протяжении своей истории. Это называется path dependence, теория колеи. И очень интересно посмотреть, как эти колеи разнятся по странам и регионам. Вот азиатская модель. Но она не навсегда останется экспортно ориентированной и уже эволюционирует во что-то другое. Китай переключает скорости; не экспорт должен стать главным средством развития, а потребление. Тот самый средний класс.

В западных странах обратный процесс. Средний класс остается важным источником экономического роста, но это уже в меньшей степени будет потребление с точки зрения вектора изменения.

Где я? Беспокоюсь

"МН": Запад мечется между дефицитом и расходами, известные люди покидают родину, Азия познает вкус жизни. В общем, весь мир трясет. Мы тоже в тренде?

Ф.Л.: Мы в тренде в том смысле, что у нас тоже ничего не понятно. Путин в своей предвыборной статье правильно написал: постсоветская эпоха окончена, повестка дня, с ней связанная, исчерпана. Эти 20 лет мы прожили, беря в качестве точки отсчета конец Советского Союза во всех смыслах - экономическом, политическом, социальном. Если говорить о международной политике, смысл был в том, что мы всем докажем: нас рано списали! Доказали. Как могли и до той степени, до какой было возможно, но доказали. Дальше в этой "колее" оставаться невозможно. Когда во второй половине нулевых попытались соорудить некую новую идеологическую оболочку из отдельных советских элементов, быстро стало ясно: ничего не получается, больше из этих образов ничего не выжать. И снова неопределенность, потому что все равно нужна новая идентичность.

Мы находимся в состоянии транзита непонятно куда в мире, который находится в том же состоянии. Мне кажется, наша власть сейчас в буквальном смысле охранительная. Пытается охранять то, что есть. Главная идея - какой кошмар, как страшно жить! Отсюда попытки отгородиться на всех уровнях от законов по НКО и усыновлению детей до восклицаний "не позволим погубить нашу промышленность!" после вступления в ВТО. Изменилась тональность властей: вдруг заговорили, что нужна какая-то солидарность, мораль. По-человечески понятно. Просто Путин откровенно говорит об этом, а другие лидеры более изощренно делают вид, что знают, что они делают.

Я.Л.: У России нет четкого видения, в каком направлении модернизироваться. Вот, скажем, инвестиционный рост: страна должна расти за счет инвестиций. Но что необходимо сделать, чтобы достичь этого результата, непонятно. Мы видим, что главная экономическая проблема - отток капитала, который нейтрализует все дивиденды, получаемые экономикой от высоких цен на нефть.

При этом модель развития 2000-х, основанная на высоких ценах на нефть, исчерпана, и затухающие темпы экономического роста тому подтверждение. Возможно, отток капитала сослужит даже конструктивную роль, подтолкнув к принятию тяжелых решений.

"МН": Глобальные проблемы - американский fiscal cliff, мрачные прогнозы по поводу того, что будет, если годовые темпы роста в Китае упадут ниже 6%, ну и, конечно, сланцевая революция, которую в конце концов даже мы признали, - касаются нас? Я.Л.: Вся проблема в том, что они в первую очередь нас и касаются. Что бы ни случилось, пусть даже относительно малозначимое в США, Европе, Китае, в большей степени сказывается на наших финансовых рынках, чем на Турции или Бразилии. Связано это как раз с тем, что у страны нет четко выраженного вектора движения. Как флюгер - куда подует, туда и повернет.

"МН": Если вы оба исходите из того, что в трансформации пребывает весь мир, то о каком векторе в принципе мы можем говорить в отдельно взятой стране, у которой проблемы и с идентификацией, и с социально-политическими традициями, и с экономикой? Получается, Франция, Америка могут не иметь вектора, а мы должны? Ф.Л.: Да, когда непонятно, куда все движется, вектор выдерживать трудно и даже бессмысленно. Но это касается положения страны относительно окружающего. Относительно самой себя понимание быть должно. Страна не может находиться в состоянии сиюминутного конъюнктурного реагирования на то, что происходит лишь здесь и сейчас. В этом смысле Путин смелый человек: возвращаясь во власть, он знал, что берет управление ситуацией, которую фактически не может контролировать.

"МН": Возможно, сам Путин оценивает ситуацию иначе...

Ф.Л.: Думаю, и Путин это понимает.

Пока была советская инерция, она, как ни странно, еще держала. Сейчас даже такие, казалось бы, базовые вещи как светский и многонациональный характер государства под вопросом. Со светскостью вдруг возникли сомнения: а хорошо ли это и не надо ли добавить духовности? Призывы "хватит кормить Кавказ!" - это не просто безответственность отдельных граждан. Мы перестаем быть империей, но мы не можем стать национальным государством.

Я.Л.: Формулировка национальной идеи и выработка вектора сегодня намного сложнее, чем 20-40 лет назад, когда в отдельной теплой комнате было можно создать тот микроклимат, который устраивал. Сегодня весь мир - проходной двор. И внешние эффекты воздействия одной страны на другую настолько значимы, что формирование любой национальной модели не может не учитывать глобальных факторов.

Проблема самоидентификации также с этим связана - надо оценивать себя в постоянно меняющемся контексте.

Из "Искры" разгорелся твиттер "МН": Аспект, который мы практически не затронули, - революция коммуникаций. Массы с гаджетами в руках. Новые технологии влияют на облик мира или их значимость преувеличена? Способствуют ли они расширению знаний или дебилизации людей?

Я.Л.: Возможность для множества людей в развивающихся странах выходить в интернет, узнавать, как живут в других странах, способствует все же не дебилизации, а именно расширению кругозора. Люди получают больше знаний, интеллектуальной свободы.

Ф.Л.: Мне кажется, находясь под впечатлением стремительного развития технологий, мы немного переоцениваем их реальную значимость. В 1905 и 1917 годах твиттера не было, а была газета "Искра" и газета "Правда". Результат был не менее эффективный. Сейчас эту инструментальную функцию выполняет твиттер. Но не он является причиной социальных потрясений. Гаджеты меняют жизнь, но не меняют сути процессов.

Мы живем в эпоху смены модели - западноевропейской модели государства благосостояния

В последние десятилетия в мире складывались так называемые глобальные дисбалансы

В 1905 и 1917 годах твиттера не было, а была газета "Искра" и газета "Правда". Результат был не менее эффективный

Мы находимся в состоянии транзита непонятно куда в мире, который находится в том же состоянии

Весь мир - хаос. Как страшно жить... Фото Cathal McNaughton/Reuters

Ярослав Лисоволик главный экономист, руководитель аналитического департамента "Дойче-банка Россия"

Федор Лукьянов главный редактор журнала "Россия в глобальной политике", председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике

Евросоюз. Исландия. Весь мир. Россия > Госбюджет, налоги, цены > mn.ru, 24 декабря 2012 > № 720692 Федор Лукьянов

Междувластие

Зигмунт Бауман беседует с Винченцо Делла Сала

Зигмунт Бауман – польско-английский социолог, почетный профессор Университета Лидс.

Винсент Делла Сала – Доцент политологии факультета социологии и Школы международных исследований университета Тренто, Италия.

Винсент Делла Сала

Резюме Современный мир живет в условиях «неустойчивой» или «текучей» модернити, где изменение – единственная константа, а неизвестность – единственная определенность. Это мир, лишенный цели и одновременно далекий и от конца истории.

Полный текст будет опубликован в книге «Двадцать способов наладить дела в мире: интервью с ведущими мировыми мыслителями» (Twenty Ways to Fix the World: Interviews with the World's Foremost Thinkers) под редакцией Петра Дуткевича и Ричарда Саквы. Издание выйдет в свет в рамках проекта Совета по исследованиям в области социальных наук и New York University Press (SSRC/NYUP, 2013), осуществляемого при поддержке Мирового общественного форума «Диалог цивилизаций» (Москва – Вена).

Зигмунт Бауман сосредоточился на состоянии непрерывных изменений – Interregnum (междувластия), – в котором пребывает сегодняшний мир. Он полагает, что сейчас мы наблюдаем увеличение разрыва между политикой и властью, между средствами, доступными для осуществления изменений, и масштабами проблем, которые нуждаются в решении. По словам Баумана, в этом новом мире мы живем в условиях «неустойчивой» или «текучей» модернити, где изменение – единственная константа, а неизвестность – единственная определенность. Это мир, лишенный цели и одновременно далекий от конца истории. В таком контексте, по его мнению, Европа по-прежнему остается полем боя, теперь между вестфальской моделью суверенных государств и новыми формами наднациональной политики и управления. Парадоксально, Европа стремится решить эту проблему, включая воссоздание нового социального государства и пространства, с помощью технократических средств неизбираемого бюрократического механизма. Бауман ставит вопрос, который считает ключевым для современной политики: как восстановить социальное государство в условиях глобализации?

Винченцо Делла Сала: – Многие комментарии о нынешнем положении дел в мире отмечены предчувствием беды. Часто проводится параллель с 1930-ми гг. – неустойчивый баланс сил, социальные и политические последствия рабской приверженности ортодоксальной экономической идеологии и «двойной узел», о котором вы упоминали в связи с неадекватностью вестфальского государства в решении проблем, возникших за его пределами. Разделяете ли вы мнение, что мы находимся на пороге социальных, политических и экономических потрясений, политические последствия которых в лучшем случае неясны?

Зигмунт Бауман: – Все зависит от выбора перспективы, говорил Фернан Бродель, имя которого сейчас, увы, почти забыто и не упоминается в дискуссиях. Сравнительные исследования, по самой своей природе имеющие привязку ко времени, по-разному проливают свет на ход событий и придают им иное звучание каждый раз, когда краткосрочная перспектива меняется на долгосрочную. Кризисы 1930-х гг. сегодня можно рассматривать как предсмертную агонию эры строительства государств-наций и «твердой» модернити – с ее абсолютистскими амбициями и, следовательно, тенденцией к тоталитаризму. Как таковая агония сейчас в основном уже позади: скорее это смерть нормативного регулирования, бесконечное дерегулирование и общий упадок общества (в целом полная противоположность амбициям и практикам предыдущей эры). От этого наши нынешние проблемы только обостряются. Если говорить о предыдущей эре – то было время беспрецедентно смелых, даже дерзких, начинаний и самонадеянных планов построить тысячелетний Рейх. Существовала уверенность в том, что, по словам Сталина, нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики.

Современную эпоху лучше всего сравнивать с ранним, начальным периодом модернити – временем разрушения старого режима, который очевидно утрачивал связь с реальностью, не умея адекватно оценить ни свершения людей, ни их бедственное положение. При этом отсутствовало четкое представление о нарождающихся формах общественной жизни, которые должны были прийти ему на смену (в британской прессе начала XIX века не найдешь и намека на осознание происходящих перемен, которые только к концу столетия стали называть «индустриальной революцией»).

Современные государства – находящиеся в нашем распоряжении политические инструменты высшего порядка – не в состоянии гарантировать неприступность своих собственных бастионов, не говоря уже о завоевании новых крепостей, явно находящихся за пределами их контроля как в пространственном, так и во временном отношении. Я считаю, что несопоставимость временных масштабов, характеризующих события и процессы нашего настоящего и будущего, и жесткие рамки сроков правления государственных администраций – единственно доступных инструментов, обеспечивающих коллективные целенаправленные действия – создает самый сложный «двойной узел», в котором завязаны политические акторы. Правительства прислушиваются к своим избирателям только с прицелом на выборы раз в пять лет. Однако события и процессы, о которых идет речь, начались задолго до того, как они приступили к обязанностям, а реальный масштаб последствий станет ясен заведомо позже окончания срока той или иной администрации.

ВДС: – Вернемся на 20 лет назад, в начало 1990-х годов. Тогда казалось, что будущее принадлежит аморфным и расплывчатым политическим структурам, таким как Европейский союз (его идентичность и принадлежность к нему, а также организация политической власти строились с учетом текучести). Окончание холодной войны способствовало распространению оптимизма, но это был не единственный фактор. Ряд событий после головокружительных дней объединения Германии и Маастрихтского договора – войны в бывшей Югославии, вступление Китая во Всемирную торговую организацию (ВТО), возникновение «государства безопасности» и т.д. – позволял предположить, что мир, возможно, не готов к Европе, а Европа не готова к миру. Используя название главы одной из ваших предыдущих книг, я бы хотел спросить: сегодня мы ближе к миру, который теплее примет Европу, чем 20 лет назад?

ЗБ: – По сути, тогда казалось, что мир стоит на пороге нового мирового порядка и готовится к последнему прыжку. Биполярное противостояние коммунизма и капитализма (или тоталитаризма и демократии) на протяжении полувека успешно маскировало скрытые процессы глобализации и взаимозависимости, которые положили конец почти трем столетиям движения к полному и безраздельному территориальному суверенитету национальных государств, базирующихся на трех китах – экономической, военной и культурной автаркии. Когда биполярный период завершился, многие стали всерьез воспринимать лишенные всякого смысла заявления о «конце истории» в стиле Фукуямы, согласно которым, сметя с пути одно за другим препятствия – последовательные и временные, блокирующие ее движение и замедляющие прогресс, – история достигла или почти достигла предопределенного конечного пункта.

На практике падение Берлинской стены ознаменовало начало эры «междувластия» – обновленной версии идеи Антонио Грамши, состояния, при котором имеющиеся в наличии средства действия уже не работают, а новые, более адекватные способы еще не применяются и даже не изобретены. Это междувластие было обусловлено прогрессирующим отделением власти (способности заставить что-то делать) от политики (способности решать, что делать). В результате возникло несоответствие между задачами и инструментами: с одной стороны, власть все больше становится свободной от политического контроля, а с другой – политика все больше страдает от дефицита власти. Власть становится глобальной и внетерриториальной и вступает в конфликт с политикой, которая осталась такой же территориальной и локальной, как раньше.

Я полагаю, что проблема Европы как мусорной корзины для глобальных вызовов и одновременно ведущей лаборатории, где разрабатываются и тестируются способы и средства противодействия, борьбы и, надо надеяться, полного устранения этих вызовов, с течением времени стала слишком очевидна. Именно внутри Европейского союза и в непосредственной близости ведутся потенциально решающие битвы между остатками поствестфальского порядка и новой, рождающейся в муках наднациональной политикой. Каждая последующая битва, как правило, заканчивается ничьей, в то время как победа в продолжающейся войне отнюдь не предопределена. Но, несмотря на повторяющиеся сигналы тревоги, точка невозврата к устаревшей вестфальской системе на данный момент уже достигнута и, возможно, даже пройдена.

ВДС: – Следующий вопрос вытекает из предыдущего. Видимо, мы просто переживаем период трансформаций и неожиданно болезненно осознали, что старые средства (т.е. вестфальское государство и связанное с ним понятие суверенитета) не могут эффективно справиться с современными вызовами, и нам еще только предстоит придумать, а потом создать то, что придет им на смену?

ЗБ: – Когда больше десяти лет назад я пытался раскрыть значение метафоры «текучесть» применительно к практикуемой сейчас форме общественной жизни, одной из неразгаданных тайн, приковывавших мое внимание, был статус человеческого бытия в условиях «текучей модернити»: являлось ли это намеком, ранней версией, предзнаменованием или предвестником будущего? Или это скорее было временным, переходным, равно как и незавершенным и неустойчивым промежуточным положением, интервалом между двумя совершенно разными, хотя жизнеспособными и долговечными, полноценными и последовательными ответами на вызовы человеческой общности?

Пока я так и не пришел к разгадке, но все же склонен предполагать, что в настоящее время мы переживаем период «междувластия». Прежние способы действия уже не работают. Старый образ жизни, приобретенный через знания или унаследованный, уже не подходит нынешнему conditio humana. А новые способы борьбы с вызовами и образ жизни, более подходящий для изменившихся условий, еще не придуманы, не отлажены и не введены в действие. Мы пока не знаем, какие из существующих форм и установок придется «сделать текучими» и заменить. При этом, кажется, ни одна из них не застрахована от критики и практически все когда-нибудь будут заменены.

Гораздо важнее, что в отличие от наших предков у нас нет четкого представления о конечном «пункте назначения», к которому мы движемся. Это должна быть модель глобального общества, глобальной экономики, глобальной политики, глобальной правовой системы. Вместо этого мы реагируем на недавно возникшие трудности, экспериментируем, блуждаем в темноте. Мы пытаемся уменьшить загрязняющий эффект СО2, демонтировав электростанции, работающие на угле, и заменив их на АЭС, что только пробуждает в памяти призраки Чернобыля и Фукусимы. Мы скорее чувствуем, а не знаем (и многие отказываются это признавать), что власть (способность заставить что-то делать) оказалась отделена от политики (способности решать, что делать, и определять приоритеты). Поэтому, помимо замешательства по поводу того, «что делать», сейчас мы не представляем, «кто будет это делать». Единственные институты коллективного целенаправленного действия, доставшиеся нам от родителей, бабушек и дедушек, находятся в границах национальных государств и явно неадекватны, учитывая глобальные масштабы наших проблем, их причины и последствия.

Разумеется, мы остаемся такими же верными «модернити», как и раньше, но эти «мы» современны и значительно выросли в количестве за последние годы. Вполне можно сказать, что на сегодняшний день все или почти все мы во всех или почти во всех частях планеты стали приверженцами «модернити». А это значит, что сейчас, в отличие от ситуации 10- или 20-летней давности, любые уголки планеты, за редким исключением, подвержены всепоглощающему, неизбежному и неудержимому изменению, которое сегодня называется «модернизацией», и всему, что с этим связано, включая продолжающееся избыточное производство и обусловленную этим социальную напряженность.

Формы современной жизни могут различаться по ряду аспектов, но их общей чертой является хрупкость, скоротечность, уязвимость и постоянная изменчивость. «Быть приверженцем модернити» значит модернизировать – принудительно и одержимо – не только бытие (оставим в стороне привычную идентичность), но и «становление», которое остается незавершенным, не до конца определенным. Любая новая структура, которая приходит на смену предыдущей, как только та будет признана устаревшей и отслужившей свой срок, является лишь краткосрочным решением и объявляется временным – «до особого уведомления». Быть всегда, в любой момент времени, «после чего-то» – тоже неотъемлемая черта «модернити». Время идет, и «модернити» меняет свои формы, как мифический Протей. То, что раньше (ошибочно) называли «постмодерном», а я предпочел более точно назвать «текучей модернити», сводится к все более широкому убеждению, что изменение – единственная неизменность, а неопределенность – единственная определенность. Сто лет назад «быть современным» означало стремиться к «конечному состоянию совершенства», сегодня это означает бесконечность улучшений, без какого-либо «конечного состояния», которое никто не видит и не желает видеть.

ВДС: – Как вы верно подметили, события конца прошлого столетия ошибочно интерпретировались как конец истории. Касательно Европы считалось, что процесс европейской интеграции также ведет к концу истории, поскольку позволяет избавиться от национализма и классового конфликта. Вестфальский порядок, который, как вы подчеркиваете, разрушается и замены ему не видно, по сути, заключался в управлении классовыми отношениями в современном индустриальном мире и национальных интересах. Можно ли сказать, что нынешний экономический кризис в Европе вызывает тревогу именно потому, что столкновение экономических интересов, которое всегда легко помещалось в более широкий исторический контекст, не поддается определению в век «текучести»?

ЗБ: – Можно и так выразиться. Казавшийся прочным каркас, на котором держалась плоть истории, разорван на части, и ни один институт – ни на первый взгляд, ни при тщательном рассмотрении – не в состоянии собрать их воедино. «Экономические интересы» вновь, как и во времена отделения предприятия от домохозяйства (которое Макс Вебер позже определил как момент зарождения индустриальной революции и современного капитализма), оказались в движении и имеют все меньше точек привязки, материальных или концептуальных, которые удерживают их на месте или ограничивают выбор траектории. С точки зрения времени они переходят из одного кризиса в другой, что говорит об очередном раунде перераспределения глобального богатства и перегруппировки глобальных сил. С точки зрения пространства они смещают локальные центры глобальных кризисов: капитализм следует модели паразитических жизненных форм – «организмы-хозяева», приближающиеся к истощению, лишаются своих активов, которые уже не обещают быстрой прибыли от инвестиций, оказываются брошенными на произвол судьбы, – а капитал возобновляет поиск новых, пока не полностью используемых хозяев. В последние 20 лет центр кризисов перемещался из Аргентины в Малайзию, в ельцинскую Россию, Мексику, Исландию, Ирландию, Грецию, а сейчас подбирается к Италии и Испании и угрожает охватить всю «еврозону». Ни одна страна сегодня не застрахована от того, чтобы превратиться в следующее «слабое звено» бессистемной мировой экономики, которую поддерживает бессистемная планетарная политика. Последняя роль, отведенная национальным государствам, этим пережиткам вестфальской системы, – применить права и возможности государства для «легитимного сдерживания», чтобы защитить финансовые рынки от непредсказуемых или намеренно игнорируемых последствий их свободы, а также воскрешать их жертвы, которые могут оказаться очень послушными на следующем этапе паразитической эксплуатации.

ВДС: – Как вы уже упоминали в своих выступлениях, Европа наиболее пригодна в качестве лаборатории для наблюдения за «текучестью» и междувластием. Вы писали, что на данной стадии власть отделяется от политики. Это особенно очевидно на примере Европейского союза, который изо всех сил старался представить аполитичным самый что ни на есть политический процесс строительства нового порядка. Сейчас ЕС находится в поисках консенсуса вокруг формы управления, что ярко иллюстрирует проблему «двойного узла», которую вам удалось идентифицировать. Можно ли сказать, что Евросоюз оказался успешным технократическим экспериментом в политике, но провалился в попытках разработать новые способы сподвигнуть и натаскать власть на решение социальных целей?

ЗБ: – Честно говоря, я не уверен. Полагаю, что Европа мучается под давлением тянущего в разные стороны «двойного узла»: она борется за единую политику, но использует для этой цели совокупность автономных и формально суверенных агентов, которые уполномочены исключительно на легитимацию последовательных шагов на пути к единству. Только представьте себе современные централизованные национальные государства, которые в вопросе интеграции опираются на согласие провинций и округов и одно за другим теряют свои обычные права. Представьте, что ситуация на дорогах современного города будет зависеть от утверждения правил дорожного движения водителями легковых автомобилей и грузовиков. Историю европейской интеграции осложняет резкое несоответствие между целями и средствами, между поставленной задачей и инструментами, выбранными или имеющимися в наличии для ее выполнения. Пограничная линия, разделяющая автономию стран – членов Евросоюза и прерогативы «технократической политики» неизбираемой бюрократии Брюсселя (или на бюрократическом языке – границы между централизованными и «субсидируемыми» функциями), ожесточенно оспаривается. В этой борьбе, которая уже превратилась в необъявленную, но бессрочную войну, обе стороны используют общую для всех бюрократий стратегию: развязать себе руки и как можно крепче связать руки противнику – иными словами, оставить многое на усмотрение и как можно меньше (желательно – ничего) на решение другой стороне. Главный принцип заключается в том, чтобы стать элементом неопределенности в процессе принятия решений другой стороной, но помешать ей сделать то же самое. Членство в Европейском союзе, по сути, является контрактом по принципу «ты – мне, я – тебе», на практике это сводится к тому, что каждая из сторон стремится зарегулировать часть, где речь идет о том, что берется, и дерегулировать часть о том, что дается.

ВДС: – В своей книге «Европа – незавершенное приключение» (Cambridge, Polity Press, 2004) вы указываете на то, как европейская «социальная политика», вдохновляемая христианско-демократическими и социал-демократическими идеями Конрада Аденауэра, Альчиде де Гаспери, Поля-Анри Спаака и Робера Шумана, стала предвестником альтернативы европейскому порядку и международной системе, основанной на силовой политике. Как вы уже подчеркивали в 2004 г., европейская социальная модель подвергается серьезному испытанию, поскольку опирается на разработанные государством решения проблем, возникших за пределами его границ. Вероятно, она не устоит под воздействием нынешнего финансового кризиса, которое уже ощущается от Греции до Ирландии. Очевидным решением кажется попытка реконструировать модель какого-нибудь образцового «европейского» социального государства, начав с политического союза. Однако Евросоюзу, по-видимому, не хватает того, что вы назвали «общим видением коллективной миссии». Нет ли риска, что, как предупреждал Карл Поланьи, в период междувластия целые сообщества, оказавшиеся сейчас под воздействием сил рынка без защиты социальной политики Европы, начнут искать другие решения?

ЗБ: – Вацлав Гавел, который знал практику политических действий лучше многих, если не лучше всех, отмечал: «Чтобы прогнозировать будущее, нужно знать, какие песни хочет петь нация», но тут же добавлял: «Загвоздка в том, что никто не знает, какие песни нация предпочтет в следующем году». Я полностью с ним согласен, поскольку все мои скромные знания ограничиваются политической теорией. Поэтому мой ответ на ваш вопрос – да, подобный риск есть, но любые его оценки можно поставить под сомнение как чистые предположения.

За мою долгую жизнь маятник песенных предпочтений раскачивался в обе стороны. Потребность в социальном государстве (пионерами которого, кстати, были Отто фон Бисмарк и Дэвид Ллойд Джордж) когда-то находилась за пределами понятий левого и правого, потом произошел поворот, и возникла необходимость демонтировать социальное государство и сделать ставку на национальный консенсус. И в том и в другом случаях преобладающее мнение следовало за трансформациями капиталистической экономики, что отражалось в политике государств, ответственных за сохранение условий для регулярного воспроизводства. В первом случае таким условием были успешные сделки купли-продажи между капиталом и рабочей силой. Во втором (и это сохраняется до сих пор, по крайней мере в нашей части планеты) – успешные сделки купли-продажи между клиентом и товаром. Неудивительно, что средства, выделяемые капиталистическим государством на поддержание социального государства, казалось более правильным использовать для «рекапитализации» банков и других кредитных учреждений. Однако нетрудно догадаться, что такой сдвиг ведет к ослаблению взаимопонимания между государствами и их гражданами – хотя и отражается не столько в песнях, сколько в растущем недоверии к существующим политическим институтам и процедурам, а также в политической апатии.

Здесь следует сделать одно замечание, вернее поставить один важный вопрос, который никогда раньше должным образом не ставили и уж тем более не пытались решить. Как далеко можно зайти, защищая остатки социального государства с помощью средств, находящихся в распоряжении одного государства или даже целой группы? Может быть, социальное государство ощутит себя реально защищенным только в рамках социальной планеты? Не правда ли, важный вопрос, требующий тщательного пересмотра аксиологических и телеологических основ идеи социального государства – и еще до того, как можно будет приступить к замыслу создания пока не существующих политических институтов, в которых будет учтена необходимость такого пересмотра. И все это придется делать в условиях сокращения, а не увеличения ресурсов планеты (возьмите, к примеру, недавно опубликованное детальное исследование Харальда Вельцера о надвигающихся «климатических войнах»). В общем, жюри присяжных пока совещается и вряд ли скоро вернется с вердиктом, который поддержат все.

ВДС: – В книге «Культура как практика» (London, Sage, 1999) вы пишете: «“Мы”, которое складывается из включенности, приемлемости и удостоверяемости, – это пространство вознаграждающей безопасности, отгороженное (хотя далеко не всегда так надежно, как хотелось бы) от пугающей дикости внешнего мира, населенного “ими”. Безопасность не будет обеспечена, если этим “нам” не будет доверено право принимать кого-то в свои ряды, а также защищать тех, кто уже принят». Когда мы пытаемся заглянуть за пределы «междуцарствия» и вновь используем Европу как лабораторию, считаете ли вы необходимым появление европейского «мы», чтобы можно было воссоздать социальную Европу вне рамок национальных государств?

ЗБ: – Это действительно должно стать первым шагом, хотя только первым, и, по всей вероятности, уже ориентированным на «социальную планету» и Европу, осознающую свою глобальную ответственность и берущую на себя эту роль. В общих чертах это изложено десять лет назад в моей книге «Европа – незавершенное приключение» и более детально представлено в недавнем исследовании Ульриха Бека о «космополитике». Однако добиться появления и укрепления «европейского “мы”» можно только в сочетании с замыслом создания и введения в действие институтов, вобравших в себя опыт «европейского сообщества»: теория и практика, «институциональная логика» и «мировоззренческая логика» могут идти только параллельно или, вернее, в тесном сплетении, поддерживая и укрепляя друг друга.

ВДС: – Вы пишете, взяв за основу идею Умберто Эко, о способности Европы общаться на особом «наречии» (идиоме), позволяющем ей играть совершенно иную роль в глобальном мире. Если мы более внимательно взглянем на отношения Европы с соседями не только на востоке, но и на южных берегах Средиземного моря, некоторые могут заметить, что Европа и Европейский союз действовали как империя сначала в отношении стран Центральной и Восточной Европы, которые присоединились к ЕС, а сейчас и их окружения. Можете ли вы сказать, что Европа является «исчезающим» посредником, или у нее все еще имеется имперский рефлекс?

ЗБ: – Во всех случаях «мотивирующего воздействия», во всех пограничных случаях, колеблющихся между принуждением и убеждением, распространять «европейское наречие (идиому)» – все равно что балансировать на тонком канате. Здесь нет белого и черного, но есть бесконечное множество оттенков серого. Нет стопроцентной гарантии от «имперского рефлекса» – что удастся полностью, без искажений на практике придерживаться модели «исчезающего посредничества» или «неформального, открытого сотрудничества», как выразился недавно Ричард Сеннетт в Hedgehog Review. Здесь неформальное означает, что правила сосуществования не разработаны и не установлены заранее, а складываются в процессе сотрудничества; открытое означает, что все приглашены одновременно учить и обучаться; а сотрудничество – в отличие от простых дебатов – означает, что участниками движет не желание доказать, что они правы, а все остальные ошибаются – здесь нет победителей и проигравших, потому что все, кто опирается на сотрудничество, становятся мудрее и богаче, приобретая опыт и знания. Невозможно брать на себя ответственность и при этом не учитывать подобные риски.

ВДС: – Вы много пишете о модернити, постмодернити и модернизации. На протяжении последних пяти столетий Европа являлась центром нарратива, связанного с модернити и модернизацией. Считаете ли вы, что она по-прежнему остается таким центром? Или появление новых держав, таких как Китай, Бразилия и ЮАР, испытывающих мощное воздействие современных импульсов, свидетельствует о возможности возникновения множества форм модернити?

ЗБ: – В наше время космических скоростей (используя термин Поля Вирильо) и «информационных магистралей» маршруты вызовов, когда-то территориально привязанные к границам империй/цивилизаций (детально описанные Арнольдом Тойнби), утратили привязку к территориям. Гибриды модернизации не появляются вслед за передвижениями имперских армий и территориальными захватами. Они способны давать всходы в любой части планеты, легко преодолевая огромные расстояния, при этом в каждом случае прослеживаются эндемичные особенности исходной модели «модернити». Многообразия форм «модернити» нельзя избежать. Диверсификация – неотъемлемое следствие нивелирования соблазнов и достижений, так же как дискретность общественного развития неотделима от его непрерывности. Кстати, это самый мощный аргумент в пользу овладения искусством «неформального, открытого сотрудничества», а также применения его на практике и развития в свете предложений, высказанных Ричардом Сеннеттом.

ВДС: – Вы очень ярко описали междуцарствие, характеризующее современную эпоху, а также пролили свет на бурные процессы модернизации. А если мы заглянем в будущее, обнаружим ли мы Протея модернизации в качестве неотъемлемой части социальной жизни? Способна ли текучесть когда-нибудь привести нас к определенности, которая покончит с междувластием? Если нет, что заставит нас почувствовать, что мы уже не находимся в трансформации, а перешли в новую фазу, хотя и нечетко определенную?

ЗБ: – Мы оба можем оказаться правы. В конце концов, это только догадки, и какая из них верна, а какая ошибочна – об этом можно будет судить только по прошествии времени, в ретроспективе. В ситуации междувластия может случиться все что угодно, и ничего нельзя предпринять с полной уверенностью. Только после завершения этого периода победители перепишут историю его поворотов и зигзагов, ссылаясь на «законы истории», и вынесут вердикт на страницах школьных учебников. Возможно, наше междувластие не поддается прогнозированию в большей степени, чем похожие периоды «дезорганизации» в прошлом. Это связано с растущим разрывом между способностью действовать и способностью определять цель действия, т.е. с несоразмерностью средств и целей. Власть дрейфует в «пространстве потоков» Мануэля Кастельса, в то время как политика прочно заблокирована в «местных пространствах». Никто не контролирует власть, а предоставленная сама себе она, как известно, не способна к самоконтролю и не может проводить один и тот же курс сколько-нибудь длительное время. Освобождение власти от политического (или любого другого) контроля ведет к смене полярности в логике «рациональности» Макса Вебера и ее извращению. Получается, что средства «секретируют» или «экссудируют» цели вместо того, чтобы служить им. В результате все – включая политических операторов независимо от их проницательности и прозорливости – постоянно оказываются застигнутыми врасплох и неподготовленными к «событиям».

Может ли такая ситуация длиться до бесконечности? Конечно, нет. Существуют, так сказать, естественные пределы бега по минному полю, если при этом ничего не предпринимать для обезвреживания мин и еще ставить новые. Мины нынешнего междувластия – следствие невозможности поддерживать наш образ жизни, приводящий к обеднению ресурсов планеты и медленной, но верной эрозии жизненных условий. Если к этому прибавить демографический рост (ожидается, что население планеты в ближайшие 20–30 лет достигнет 9 млрд), как наиболее красноречиво и убедительно показал Харальд Вельцер, – ситуация предвещает начало войн за перераспределение дефицитных ресурсов. Предотвратить катастрофу можно, только если будет найдена и применена новая формула человеческого общежития – альтернативная сосредоточенности на «экономическом росте» (и, как следствие, продолжении ухудшения жизненных условий) как на единственном лекарстве от всех социальных недугов. Эту формулу используют и изо всех сил защищают доминирующие сегодня державы. Если ничего не будет предпринято, массы людей будут уничтожаться не по идеологическим причинам, как их дедушки и бабушки. Причиной станут ресурсы, которыми они располагают и которые стремятся сохранить для своего выживания, но на которые кто-то другой положил глаз.

ВДС: – Как писал Грамши, междувластие – это период великой нестабильности, и последние муки старого порядка могут привести к «colpo di coda» (неожиданно перенести в прошлое). Многие в Европе, глядя на опыт Италии, Венгрии и Румынии, опасаются, что последние события – это не предсмертные муки, а неожиданные повороты вспять, которые способны вернуть нас обратно в период нестабильности, а многие процессы, благодаря которым, как мы полагали, была преодолена точка невозврата, пойдут в противоположном направлении. Являются ли эти опасения преувеличением или неопределенность трансформаций открывает пространства для политических и социальных движений, реакция которых на кризисы эксплуатирует отсутствие ясности по поводу пункта назначения и четкой картины в зеркале заднего вида?

ЗБ: – Древний библейский призыв «Вернитесь к своим кущам, сыны Израиля!» кажется пророческим, если взглянуть на перспективы развития событий, о которых вы говорите. Ксенофобия, желание отгородиться от «чужаков» и держать их на расстоянии или вообще избавиться от них раз и навсегда, распространяются и нарастают везде, включая самые неожиданные регионы, которые пребывали в забвении и, казалось, останутся там еще надолго. Нельзя сказать, что эта неприязнь – нет, ненависть – по отношению к иммигрантам и другим «чужакам» появилась ниоткуда. Наше все более раздробленное общество потребителей, не склонное приветствовать человеческую солидарность, порождает конкуренцию, соперничество, стремление доказать свое превосходство, склонность к агрессии, вытеснению и изоляции. Неприязнь по отношению к другим группам и категориям позволяет людям выпустить пар и хотя бы отчасти избавиться от накопленных страхов и злобы – но это также говорит и о ностальгии по утраченному чувству товарищества и солидарности. Линчевание несчастных иностранцев (и сжигание аллегорических изображений страха и ненависти к «другим»), марши с неонацистской символикой и требованием к правительствам выгнать иммигрантов и не пускать новых, расистские манифестации, поджоги петард и потасовки на футбольных матчах – в тесной компании и при поддержке «таких же, как я»… Все это дает теплое и уютное чувство «мы», которое, пусть ненадолго, создает сильное ощущение «праздника солидарности». Для людей, отягощенных кажущейся непреодолимой неопределенностью, охваченных страхом оказаться брошенными и одинокими, переживающих за собственное бессилие и ничтожность, это действительно «манна небесная». Порция «солидарности по выходным» помогает нам пережить еще одну неделю ее очевидного и болезненного отсутствия. Ваш список стран будет расширяться, пока этот «эрзац солидарности» останется единственным, что способно предложить наше общество тем, кто в этом нуждается.

ВДС: – Вы сказали, что, в отличие от наших предков, у нас нет конечного пункта назначения или, если хотите, проекта, который определил бы нашу цель, что дало бы нам ощущение заданного направления и позволило начать определять «глобальное общество», «глобальную экономику» и «глобальную политику». Кто эти «мы», которые способны сформировать это глобальное общество и глобальную политику? Если одной из составляющих модернизации является стремление уничтожить все остатки вестфальской системы, то «мы» – это совокупность индивидуумов, облеченных правами? Или мы уже можем начать лицезреть формирование глобального гражданского общества, которое более способно на рефлексию и политическое самосознание? Сможет ли глобальное общество и глобальная политика, о которых вы говорите, обеспечить предпосылки для преодоления нынешнего состояния хрупкости? Обеспечить прочность, которая сегодня кажется иллюзорной?

ЗБ: – «Глобальная политика» (другими словами – новый брачный союз власти и политики, но на этот раз на глобальном уровне) является не самоцелью, а средством достижения целей – всех и каждой в отдельности. Замысел, разработка и воплощение в жизнь институтов «глобальной политики» – на мой взгляд, это «мета-задача» или «мета-условие», которое должно быть выполнено, чтобы все недуги, поразившие человеческую среду обитания, включая хрупкость условий человеческого существования, были излечены или хотя бы ослаблены. Иными словами, это необходимое, но недостаточное условие для подобного излечения или ослабления недугов. Без этого у нас не будет инструментов, подходящих для эффективного выполнения задачи.

А эта задача состоит – ни больше ни меньше – в радикальном изменении сегодняшнего образа жизни на индивидуальном и общественном уровне. Не обладая пророческим даром, я не могу, находясь в данной точке пространства и времени, предсказать, какую форму в конечном итоге примет это изменение, и не могу прогнозировать его содержание. Ни форма, ни содержание не предопределены, они возникнут в процессе изменения. Вполне вероятно, однако, что изменения повлекут за собой ниспровержение потребительской формулы решения проблем и поисков счастья. Замену нынешнего типа общежития, который напоминает социальную фабрику конкуренции и соперничества, на нечто иное – социальную фабрику солидарности и взаимного доверия. Восстановление взаимной ответственности сообщества и индивидуума. Это должно стать основополагающим принципом человеческого единения, главным мерилом человечности. Это необходимо, если мы хотим, чтобы изменения привели нас к излечению социальных недугов, лежащих в основе наших нынешних и будущих проблем.

ВДС: – И последнее: послевоенный консенсус, основанный на либерализме, сыграл ведущую роль в распространении коллективной ответственности за риск в индустриально развитом обществе. Сможем ли мы построить глобальную политику, способную воссоздать эту коллективную ответственность, противостоять глобальным финансовым рынкам и меркантилизации социальной жизни?

ЗБ: – Все познается на практике. Сможем ли мы сделать то, о чем вы спрашиваете, покажут только предпринимаемые усилия. С определенной степенью уверенности можно сказать только одно: будущее человечества (если у человечества действительно есть будущее) зависит от нашей готовности пытаться и от успешности этих попыток.

Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 декабря 2012 > № 2909715 Зигмунт Бауман, Винсент Делла Сала

Шотландская игра

Стремление Эдинбурга к независимости и будущее сепаратизма

Резюме: Движения за независимость рождаются не потому, что все представители этнического меньшинства в один прекрасный день просыпаются закоренелыми националистами. Они становятся следствием продуманных шагов политических элит в рамках имеющихся институтов власти.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, №5, 2012 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Памятник сэру Уильяму Уоллесу установлен в городе-замке Стерлинг неподалеку от столицы Шотландии Эдинбурга. В ветреную погоду, когда солнечные лучи пробиваются сквозь облака, памятник из песчаника сверкает золотом и великолепием. Именно такого эффекта добивались его ваятели в викторианскую эпоху – античная башня должна была излучать дух свободолюбия, присущий шотландцам. В конце XIII века Уоллес поднял восстание против английского короля Эдуарда I, за что его повесили и четвертовали. Современных изображений героя эпической драмы 1995 г. «Храброе сердце» не существует, но когда после выхода фильма начался туристический бум, энтузиасты попытались изобразить борца за независимость. Несколько лет тому назад специально для туристов-посетителей башни, идущих от парковки к магазину сувениров, был установлен барельеф с изображением воина-мученика. Явно просматривается сходство его портрета с Мелом Гибсоном.

Можно, конечно, потешаться над изысками шотландских националистов. Фирменные принадлежности шотландца – килт и волынка – в действительности плод фантазии сэра Вальтера Скотта и королевы Виктории. Клетчатые шотландские пледы придуманы как хороший способ сбыта шерстяных изделий. Музыкальные группы волынщиков организованы, чтобы помочь британским пехотинцам стройно маршировать. Даже лохматая «высокогорная» корова с ее рыжей шерстью и варварской наружностью – этот подвиг генной инженерии XIX века – вызвала бы неподдельное любопытство у горных шотландских пастухов прошлых веков.

Тем не менее шотландский национализм жив и здоров, представляя собой более серьезную силу, чем в любую другую эпоху со времен Уоллеса. Вопрос о месте Шотландии в Соединенном Королевстве – самый животрепещущий во внутренней политике Великобритании, вызывает растущую обеспокоенность в Европе. Шотландцы сделали выбор в пользу собственного регионального правительства в 1997 г., и референдум, намеченный на осень 2014 г., дает им шанс создать собственную страну. Это главная и отчетливо выраженная цель Шотландской национальной партии (ШНП), самой многочисленной фракции в парламенте Шотландии.

Однако, вместо того чтобы ссылаться на древнее наследие или права меньшинств, современные шотландские националисты выдвигают новый аргумент в пользу независимости: народ Шотландии разделяет социально-политические ценности, отличающие их от жителей Англии, Уэльса и Северной Ирландии. Алекс Сэлмонд, председатель шотландского правительства, говорит, что для него «независимость не самоцель, но средство более уверенного и устойчивого роста шотландской экономики, которое поможет Шотландии занять законное место ответственного члена мирового сообщества. Добившись независимости, народ Шотландии сможет наилучшим образом раскрыть свой потенциал и реализовать устремления». Еще предстоит выработать окончательную формулировку вопросов и утвердить юридический статус референдума. Но члены парламента в Вестминстере от Консервативной, Либерально-демократической и Лейбористской партий едины во мнении, что им вряд ли удастся отговорить шотландское правительство от проведения плебисцита.

Если судить по опросам общественного мнения, шотландцы вряд ли безоговорочно выскажутся за независимость. Вместо этого они, вероятно, поддержат идею «углубленной передачи властных полномочий». Речь идет о том, что за последние 15 лет Шотландия получила значительные права в принятии политических решений. Но с появлением ШНП Сэлмонда британскую политическую жизнь начало лихорадить. Исход голосования в Шотландии отзовется на жизни всей Европы, поскольку будет создан прецедент решения фундаментальных вопросов государственного управления и суверенитета. Какие национальные самообразования заслуживают самоопределения? Особенно если речь идет не о правах меньшинств, а о простом желании все делать по-своему. Что демократическая страна может противопоставить сепаратизму, если применение военной силы выходит за рамки всяких представлений? Вопрос будущего Шотландии не зависит от того, сколько времени просуществует Соединенное Королевство. Это вопрос о нравах ползучего максимализма, который выражается в том, что региональные партии, не мудрствуя лукаво, используют неповоротливость центральных институтов власти и вялость противников, с тем чтобы «разобрать на части» страну при полном попустительстве и равнодушии наблюдателей.

Демократия в Холируде

До 1990-х гг., когда современное шотландское движение независимости набрало обороты, шотландцев редко принимали всерьез, считая их националистами на 90 минут – людьми, которые вспоминают о своей национальной принадлежности только на время футбольных матчей против Англии и Уэльса. Однако у шотландского национализма очень глубокие корни.

Королевства Англии и Шотландии объединились в 1603 г., а отдельные парламенты в Лондоне и Эдинбурге проголосовали за объединение в 1707 году. После этого шотландцы верой и правдой служили империи в качестве солдат, купечества и администраторов. В то же время в Шотландии всегда было место недовольству и брожению умов. В 1745 г. Чарльз Эдвард Стюарт, сын католического претендента на британский престол, объединился с кланами горцев и попытался отвоевать корону во время так называемого восстания якобитов. В XIX веке движение шотландских протестантов «Независимая церковь» бросило вызов суверенитету Лондона в религиозных вопросах. После Первой мировой войны портовые рабочие Глазго и других городов подняли восстание. Это породило опасения, что не национализм, а марксизм станет той идеологией, которая объединит шотландский рабочий класс в новом столетии.

На самом деле подобные вспышки диссидентства не получили продолжения. Непримиримые якобиты сохранились в основном среди американских шотландцев, посещающих игры горцев и записывающих детей в классы игры на волынке. Церковь в Шотландии также страдает от массового исхода прихожан, как и родственная Англиканская церковь. Последние сто лет шотландские избиратели устойчиво тяготели к левому политическому спектру, но именно эта традиция фактически обеспечила прочное место Шотландии в британской политике. Последовательно сменявшие друг друга в Лондоне лейбористские правительства полагались на поддержку шотландцев на парламентских выборах, а их соперники из числа консерваторов и либерал-демократов строят свою идейную платформу с оглядкой на северные избирательные округа, неизменно поддерживающие лейбористов.

В 1979 г. Лондон согласился поставить на голосование вопрос о предоставлении Шотландии более широких региональных полномочий, но этот шаг – следствие скорее электоральной политики, нежели националистических волнений. ШНП добилась больших успехов на всеобщих выборах в октябре 1974 г., и лейбористы на пару с консерваторами хотели продемонстрировать, что общество в целом по-прежнему не поддерживает идею полной «внутренней автономии». На референдуме больше шотландцев проголосовало за полную автономию, но поскольку явка была крайне низкой, организаторам референдума не удалось заручиться поддержкой 40% жителей, имеющих право голоса.

После 1979 г. причитания по поводу поражения озвучивались среди шотландских националистов столь же часто, как и воспоминания о славном прошлом или мечты об ином будущем. Однако все изменилось в 1990-е годы. Поскольку Лейбористская партия Тони Блэра попыталась занять позиции политического центра, ШНП изменила стратегию.

Политика Маргарет Тэтчер способствовала смещению политического спектра Великобритании вправо, доказывала ШНП, и прогрессивные элементы Севера оказались на обочине политической жизни. Шотландские националисты занялись культивированием ностальгии. Партия предложила иначе взглянуть на 1970-е гг. перед приходом к власти «железной леди» – не как на время промышленного упадка и волнений среди рабочего класса, а как на эпоху адекватных государственных пенсий, качественного медицинского обслуживания и достойного государственного жилья.

Это по меньшей мере предвзятый взгляд на ту эпоху, но на нем ШНП построила новую идеологию, с помощью которой пыталась одновременно вернуть людей к традициям и спроектировать иное будущее. Главным элементом стратегии стала выработка радикальной «левой» идеологии и размежевание с умеренными левыми. Ее лозунгом стала постмодернистская разновидность национализма – терпимо относящаяся к разным культурам, социал-демократическая и проевропейская. Однако политический контекст начал вскоре превалировать над партийной платформой. Британская электоральная политика снова превратилась в инструмент продвижения шотландских интересов. В 1997 г. правительство Блэра, стараясь лишить ШНП ее главного козыря и обеспечить долгосрочную победу лейбористов в Шотландии, снова вынесло на референдум вопрос о частичном самоуправлении. Три четверти шотландских избирателей одобрили идею восстановления регионального парламента, и через два года новая парламентская ассамблея обосновалась в районе Холируд в Эдинбурге.

Выборы в шотландский парламент сначала стали поводом для торжества лейбористов и либеральных демократов, которые традиционно побеждают в шотландских округах. Но недовольство избирателей кабинетами Блэра и Гордона Брауна, а также второе дыхание, открывшееся у ШНП благодаря победе идеи самоуправления, преобразили электоральный ландшафт. После выборов 2011 г. в Холируд шотландские националисты получили ряд преимуществ, которых никогда раньше не имели: большинство мест в региональном парламенте, контроль над исполнительной властью Шотландии, а также подтверждение того, что проблемы государства всеобщего благоденствия превалируют над сложившейся этнической ситуацией. Они также получили знаменосца в лице Сэлмонда, который оспаривает лавры наиболее одаренного политического стратега. В результате образовался регион, быстро продвигающийся к проведению референдума о своем месте в составе Соединенного Королевства. При этом в стороне остаются возможные последствия для него самого, британской нации и остальной Европы.

Парадоксы независимости

Излагая аргументы в пользу независимости, лидеры ШНП оказались в затруднительном положении: с одной стороны, они говорят о важности референдума, а с другой стороны, загодя принижают значение результатов, к которым надеются прийти. Сэлмонд неоднократно заявлял о праве шотландского народа определять свою судьбу, но настаивает на том, что социальный союз Шотландии с остальным Королевством – исторические, лингвистические и культурные связи – сохранится еще долгое время после исчезновения политического объединения. Более того, учитывая, что суверенная Шотландия по-прежнему будет глубоко укоренена в Евросоюзе и предположительно в НАТО, выход из состава Великобритании не возымеет катастрофических последствий, утверждает Сэлмонд.

Холируд и Вестминстер готовятся к напряженным, затяжным и сложным переговорам, которые неизбежно последуют за голосованием 2014 года. Даже если ШНП не удастся получить абсолютного большинства за полную независимость, уже сам факт проведения референдума можно считать победой. Шотландия доказала свое право на плебисцит, поскольку значительное число граждан Шотландии поддерживают идею получения более широких полномочий. ШНП также будет иметь фору на будущих выборах в шотландский, британский и европейский парламент, то есть на всех тех площадках, где она сможет продолжить дело сепаратизма.

Стремительная подготовка к 2014 г. уже подтолкнула Лондон к действию – недавно принятое законодательство предоставило Холируду полномочия по сбору налогов. Продвигаемая ШНП «культура независимости» стала краеугольным камнем ее внутренней политики как правящей партии, и она намерена потратить следующие два года на непрерывные кампании. Подобная решительность и безапелляционность станет препятствием тому, чтобы шотландцы трезво оценили все издержки и выгоды от выхода из союза.

Условия жизни в Шотландии складываются сегодня неоднозначно. По некоторым показателям, таким как обеспеченность подрастающего поколения, положение лучше, чем в остальной части Великобритании. По другим показателям, таким как питание, дела обстоят хуже. Старикам живется лучше, чем в Англии, если учесть щедрые долговременные субсидии на здравоохранение, которые выделяются на севере. Но ожидаемая продолжительность жизни там ниже, особенно в городе Глазго, где мужчины в беднейших районах умирают примерно на десять лет раньше мужчин в других частях Великобритании. Как эта картина изменится в независимой Шотландии, во многом будет зависеть от того, с чем она выйдет из союза. Лидеры ШНП утверждают, что доходы от газа и нефти, добываемой в Северном море, по праву принадлежат шотландцам, поскольку непосредственно возле ее берегов расположена большая часть британских месторождений. В случае получения справедливой доли от этих полезных ископаемых – скажем, 90% – Шотландия станет одной из богатейших стран мира из расчета ВВП на душу населения. Вероятные денежные потоки помогут Эдинбургу лучше решать некоторые фундаментальные проблемы развития, такие как отсталая промышленность и бедность городских территорий. ШНП рисует картину независимой Шотландии, которая будет более справедливой, зеленой и прогрессивной и сохранит тесные связи со своими соседями. Шотландцы сохранят подданство английской короне, останутся в той же валютной зоне и не выйдут из оборонного союза с Англией, Уэльсом и Северной Ирландией.

Привлекательность подобной постмодернистской картины государственности для начала следовало бы подтвердить путем укрепления тех самых стен, которые разрушатся после обретения независимости. Шотландии придется не просто гармонизировать налоговый режим и законодательство с остальной частью союза, но разработать совершенно новые режимы, которые позволят Эдинбургу застолбить свое право на определенную часть доходов и полномочия, связанные с принятием политических решений. Предполагается, что правительство и дальше будет проводить ту же самую политику в области высшего образования – бесплатного для граждан Шотландии и платного для студентов шотландских университетов из Англии и Уэльса. Придется разработать новую схему государственного пенсионного обеспечения, а также создать фонд развития, через который можно будет перераспределять доходы от добычи нефти и газа в пользу шотландских рабочих и снимать с очереди на социальное обеспечение граждан нешотландского происхождения. Независимость должна способствовать привлечению в Шотландию денежных и людских ресурсов. Однако эта цель вступает в явное противоречие с интернационализмом, присущим политике ШНП.

Перспективы независимости также делают насущными сложные вопросы внешней и оборонной политики. Оборонная реформа Великобритании уже привела к появлению теоретически независимого формирования – Королевского полка Шотландии – благодаря слиянию более мелких подразделений. При этом ШНП категорически против ядерного оружия и одновременно отмалчивается по поводу того, что делать с ядерными подлодками Соединенного Королевства, швартующимися у причалов Глазго. С учетом этой неопределенности нет ничего удивительного в том, что простые шотландцы не слишком жаждут полной независимости, что подтверждают опросы общественного мнения. Число ее сторонников колеблется в диапазоне 30–39%, при этом порядка 70% избирателей говорят о том, что предпочли бы полной независимости максимально возможные полномочия для Холируда. В целом шотландцы считают, что независимость повлечет за собой сокращение их доходов, рост безработицы и понижение статуса Шотландии в мире – вряд ли это созвучно планам ШНП.

Призвание ЛондонаНезависимо от того, что произойдет в следующие два года, конечным итогом будет передача все более широких властных полномочий Шотландии. Закончится ли это сплочением союза или дальнейшим разжиганием националистических амбиций, будет больше зависеть от Вестминстера, чем от Холируда. Следующие одна за другой волны конституционных реформ де-факто преобразовали Соединенное Королевство в федерацию. Однако федерация испытывает недостаток в законодательных и политических механизмах, призванных обеспечивать гладкое функционирование и сохранение демократических федераций.

Типичные федеральные схемы предполагают постоянные компромиссы между многочисленными уровнями государственного управления. Штаты, провинции или области обычно требуют больше полномочий, тогда как центральное правительство нередко сопротивляется этому. Чтобы страна не распалась на автономии, федеральному правительству приходится убеждать политические элиты на периферии в том, что их интересы тесно связаны с происходящим в столице.

Передача полномочий в Соединенном Королевстве не была тщательно продумана до конца. Парламент резонно наделил полномочиями некоторые исторические образования, входящие в союз, притом что данный процесс не сводится исключительно к местному самоуправлению, но влияет на основы политической жизни Великобритании. Предоставление Холируду полномочий, минуя реформирование центральных институтов власти, только отдаляет Лондон от Эдинбурга. Это лишь ослабит альтернативные политические голоса на севере, поскольку ШНП упрочило свои позиции в шотландском электорате на многие годы вперед. А в британском парламенте члены фракции ШНП и подавно вели себя скорее как послы в иностранной державе.

Однако подобный результат практически неизбежен. Политическое разнообразие в Шотландии, скорее всего, пострадает независимо от того, что случится в 2014 г., поскольку ШНП желает получить стабильное большинство независимо от того, будет ли Шотландия полностью независимой или просто получит больше суверенитета. Сторонникам сохранения союза, вероятно, придется уступить с учетом того, что лейбористские политики и либеральные демократы – особенно те, которые пытаются защитить свой тающий шотландский электорат, – чувствуют себя некомфортно, «завернувшись» в британский национальный флаг. Со своей стороны, премьер-министр Дэвид Камерон не может не принять во внимание заманчивую возможность: распрощавшись с шотландскими избирателями, он склонит чашу весов в Палате общин в пользу консерваторов и получить стойкое консервативное большинство.

Учитывая подобное искаженное представление о стимулах, вполне может оказаться, что Соединенное Королевство до сих пор ошибочно истолковывало свою идентичность: монархия, ставшая федерацией, которая мечтала о союзе и настолько погрузилась в свои мечты, что просто перестала быть федерацией. В долгосрочной перспективе усиление ШНП сделало конец Соединенного Королевства вполне реальной перспективой. И этот факт, даже если забыть об исходе предстоящего референдума, – главная причина интереса к Шотландии за пределами Британских островов.

Шотландские урокиХотя ШНП не перестает думать о предстоящем двухлетии, ее руководство громче заговорило о более широком смысле общего дела шотландцев. «Независимая Шотландия могла бы стать маяком для прогрессивно настроенных людей на юге Британии и за ее пределами», – сказал Сэлмонд в январе. Он также заявил, что прогрессивно настроенные элементы должны проводить политику «в соответствии с конкретными обстоятельствами и пожеланиями в рамках других юрисдикций на Британских островах и за их пределами». Тщательно подбирая слова, Сэлмонд пытается замаскировать вкладываемый им революционный смысл в понятие самоопределения, согласно которому краткосрочные политические разногласия могут послужить достаточным поводом для политиков, чтобы вывести свои регионы из нынешних государств.

Сэлмонд регулярно подчеркивает своеобразие северных территорий, начиная со ссылок на глубокую древность (уникальная правовая система Шотландии) и заканчивая современными отличиями, такими как ценообразование на алкогольную продукцию, сдерживающее чрезмерное употребление спиртного. Но если учесть, что ШНП отвергает традиционные представления о клетчатой шотландке и песочных тортах и печеньях, то в данном случае борьба за независимость выливается в реализацию своекорыстных целей. Суть его аргументации сводится к лозунгу: «Социал-демократы всех стран, соединяйтесь!». С этой целью им необходимо разработать собственную дорожную карту, гарантирующую перманентное нахождение социал-демократов у власти.

В этом смысле Шотландия предлагает новую философию самоуправления и одновременно вскрывает подлинный механизм действия национализма. Движения за независимость рождаются не потому, что все представители этнического меньшинства в один прекрасный день просыпаются закоренелыми националистами и начинают размахивать национальным флагом или, не приведи Господи, активно вооружаться. На самом деле подобные движения становятся следствием продуманных шагов политических элит в рамках имеющихся институтов власти. Обычно они начинают с простого заявления о том, что местные законы должны иметь преимущество перед теми, которые разрабатываются федеральными законодателями. Затем переходят к более радикальным требованиям о контроле над местными полезными ископаемыми или отказываются от военной службы за пределами национальных границ. Кульминацией становятся не шумные празднования вновь обретенной независимости, а болезненное осознание центральными властями, что выгоды от сохранения союза уже не перевешивают издержки.

Важнейший фактор, который способен положить начало движению по пути сепаратизма, – это не этнические различия и не длительная история претензий, обид и политического гнета. Катализатором движений за независимость является присутствие набора политических институтов – местного парламента, местной администрации, национальных военных формирований и даже элементарных границ на карте, отделяющих одну автономию от другой. Все это позволяет националистам преобразовать устремления обывателей в политические действия.

Существует пример демократии, входящей в британское Содружество наций и имеющей длительный опыт сдерживания националистических требований. Как и в Соединенном Королевстве, у Канады есть собственные сепаратистские провинции, которые федеральная столица последовательно наделяла все более широкими полномочиями. Провинция Квебек населена религиозно-лингвистическим меньшинством, добивающимся особого статуса и полной независимости в стране, которая, как им кажется, незаконно узурпирована англоговорящим большинством. Провозглашение приверженности двуязычию и культурному разнообразию на федеральном уровне существенно уменьшило издержки пребывания внутри канадской федерации. Новые волны иммиграции в Квебек из Африки, Азии и других мест практически стерли старую разграничительную черту между интересами англофонов и франкофонов. Экономический рост сделал квебекских избирателей заинтересованными в сохранении статус-кво.

Иное дело Шотландия. Сегодня трудно указать на отличительные признаки типичного «этнического шотландца», и ШНП понимает, что главная надежда на размежевание Шотландии и остальной части Соединенного Королевства коренится не в национальных различиях, а в ценностях, разделяемых населением данного региона. Официальные документы шотландского правительства публикуются на гаэльском языке, но они переводятся также на китайский и урду. В 2014 г. будет праздноваться 700-летие битвы при Баннокберне, в которой шотландская армия обратила в бегство англичан. Исторический факт, который чаще вспоминают журналисты, а не политики. Главный вызов для ШНП сегодня – остаться на узком перешейке между двумя крайностями – навязыванием демократии и мультикультурализма, с одной стороны, и утверждением, что эти ценности больше востребованы за пределами королевства, в котором они уже священны, с другой. Главная задача для Вестминстера – потрудиться над тем, чтобы убедительно и эмоционально доказать целесообразность четвертого столетия единого управления страной, вместо ставки на то, что максимально возможной передачи полномочий Шотландии будет вполне достаточно, чтобы раз и навсегда избавиться от этой головной боли.

Националистическое правительство жаждет присвоить себе страну. Националистическую партию устроила бы страна, постоянно ее избирающая. ШНП, опираясь на историю борьбы за передачу полномочий, структурировала дебаты таким образом, что избирателям трудно отличить одно требование от другого. Шотландцы только сейчас начали понимать, что проблемы, которые призвана решить автономия – развитие, создание рабочих мест, образование, – вскоре будут отодвинуты на задний план кампанией, нацеленной на то, чтобы убедить их в наличии естественных прав на национальное государство. Тревожит то, что сепаратизм, даже лишенный этнической атрибутики, по-прежнему привлекателен для региональных партий, недовольных политикой центрального правительства.

В эпоху жестких программ экономии и непопулярных спасательных акций эту стратегию могут принять близко к сердцу бельгийские фламандцы, испанские каталонцы, жители итальянского Пьемонта и румынской Трансильвании. Конечно, национализм ШНП – это более цивилизованная и приемлемая его разновидность, не ведущая к кровопролитию. Но тем самым он становится опасен вдвойне. Для упрямых и несговорчивых регионалов Шотландия – наглядный пример того, что сепаратистская партия может победить, лучше ориентируясь в институтах власти, чем люди, заинтересованные в их сохранении. Это послужит центральным правительствам уроком, как не надо наделять провинциальные элиты слишком большими полномочиями. Когда-то Шотландия являла собой пример веры в силу соединения самобытности, единого управления и демократической практики. Жаль, если шотландский опыт станет наглядным пособием по превращению воинственного регионализма в территориальный сепаратизм.

Чарльз Кинг – профессор международных отношений и внутренней политики в Джорджтаунском университете и научный сотрудник Международного научного центра имени Вудро Вильсона.

Великобритания > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 декабря 2012 > № 735495 Чарльз Кинг

Междувластие

Резюме: Современный мир живет в условиях «неустойчивой» или «текучей» модернити, где изменение – единственная константа, а неизвестность – единственная определенность. Это мир, лишенный цели и одновременно далекий и от конца истории.

Полный текст будет опубликован в книге «Двадцать способов наладить дела в мире: интервью с ведущими мировыми мыслителями» (Twenty Ways to Fix the World: Interviews with the World's Foremost Thinkers) под редакцией Петра Дуткевича и Ричарда Саквы. Издание выйдет в свет в рамках проекта Совета по исследованиям в области социальных наук и New York University Press (SSRC/NYUP, 2013), осуществляемого при поддержке Всемирного политического форума «Диалог цивилизаций» (Москва – Вена).

Зигмунт Бауман сосредоточился на состоянии непрерывных изменений – Interregnum (междувластия), – в котором пребывает сегодняшний мир. Он полагает, что сейчас мы наблюдаем увеличение разрыва между политикой и властью, между средствами, доступными для осуществления изменений, и масштабами проблем, которые нуждаются в решении. По словам Баумана, в этом новом мире мы живем в условиях «неустойчивой» или «текучей» модернити, где изменение – единственная константа, а неизвестность – единственная определенность. Это мир, лишенный цели и одновременно далекий от конца истории. В таком контексте, по его мнению, Европа по-прежнему остается полем боя, теперь между вестфальской моделью суверенных государств и новыми формами наднациональной политики и управления. Парадоксально, Европа стремится решить эту проблему, включая воссоздание нового социального государства и пространства, с помощью технократических средств неизбираемого бюрократического механизма. Бауман ставит вопрос, который считает ключевым для современной политики: как восстановить социальное государство в условиях глобализации?

Винченцо Делла Сала: – Многие комментарии о нынешнем положении дел в мире отмечены предчувствием беды. Часто проводится параллель с 1930-ми гг. – неустойчивый баланс сил, социальные и политические последствия рабской приверженности ортодоксальной экономической идеологии и «двойной узел», о котором вы упоминали в связи с неадекватностью вестфальского государства в решении проблем, возникших за его пределами. Разделяете ли вы мнение, что мы находимся на пороге социальных, политических и экономических потрясений, политические последствия которых в лучшем случае неясны?

Зигмунт Бауман: – Все зависит от выбора перспективы, говорил Фернан Бродель, имя которого сейчас, увы, почти забыто и не упоминается в дискуссиях. Сравнительные исследования, по самой своей природе имеющие привязку ко времени, по-разному проливают свет на ход событий и придают им иное звучание каждый раз, когда краткосрочная перспектива меняется на долгосрочную. Кризисы 1930-х гг. сегодня можно рассматривать как предсмертную агонию эры строительства государств-наций и «твердой» модернити – с ее абсолютистскими амбициями и, следовательно, тенденцией к тоталитаризму. Как таковая агония сейчас в основном уже позади: скорее это смерть нормативного регулирования, бесконечное дерегулирование и общий упадок общества (в целом полная противоположность амбициям и практикам предыдущей эры). От этого наши нынешние проблемы только обостряются. Если говорить о предыдущей эре – то было время беспрецедентно смелых, даже дерзких, начинаний и самонадеянных планов построить тысячелетний Рейх. Существовала уверенность в том, что, по словам Сталина, нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики.

Современную эпоху лучше всего сравнивать с ранним, начальным периодом модернити – временем разрушения старого режима, который очевидно утрачивал связь с реальностью, не умея адекватно оценить ни свершения людей, ни их бедственное положение. При этом отсутствовало четкое представление о нарождающихся формах общественной жизни, которые должны были прийти ему на смену (в британской прессе начала XIX века не найдешь и намека на осознание происходящих перемен, которые только к концу столетия стали называть «индустриальной революцией»).

Современные государства – находящиеся в нашем распоряжении политические инструменты высшего порядка – не в состоянии гарантировать неприступность своих собственных бастионов, не говоря уже о завоевании новых крепостей, явно находящихся за пределами их контроля как в пространственном, так и во временном отношении. Я считаю, что несопоставимость временных масштабов, характеризующих события и процессы нашего настоящего и будущего, и жесткие рамки сроков правления государственных администраций – единственно доступных инструментов, обеспечивающих коллективные целенаправленные действия – создает самый сложный «двойной узел», в котором завязаны политические акторы. Правительства прислушиваются к своим избирателям только с прицелом на выборы раз в пять лет. Однако события и процессы, о которых идет речь, начались задолго до того, как они приступили к обязанностям, а реальный масштаб последствий станет ясен заведомо позже окончания срока той или иной администрации.

ВДС: – Вернемся на 20 лет назад, в начало 1990-х годов. Тогда казалось, что будущее принадлежит аморфным и расплывчатым политическим структурам, таким как Европейский союз (его идентичность и принадлежность к нему, а также организация политической власти строились с учетом текучести). Окончание холодной войны способствовало распространению оптимизма, но это был не единственный фактор. Ряд событий после головокружительных дней объединения Германии и Маастрихтского договора – войны в бывшей Югославии, вступление Китая во Всемирную торговую организацию (ВТО), возникновение «государства безопасности» и т.д. – позволял предположить, что мир, возможно, не готов к Европе, а Европа не готова к миру. Используя название главы одной из ваших предыдущих книг, я бы хотел спросить: сегодня мы ближе к миру, который теплее примет Европу, чем 20 лет назад?

ЗБ: – По сути, тогда казалось, что мир стоит на пороге нового мирового порядка и готовится к последнему прыжку. Биполярное противостояние коммунизма и капитализма (или тоталитаризма и демократии) на протяжении полувека успешно маскировало скрытые процессы глобализации и взаимозависимости, которые положили конец почти трем столетиям движения к полному и безраздельному территориальному суверенитету национальных государств, базирующихся на трех китах – экономической, военной и культурной автаркии. Когда биполярный период завершился, многие стали всерьез воспринимать лишенные всякого смысла заявления о «конце истории» в стиле Фукуямы, согласно которым, сметя с пути одно за другим препятствия – последовательные и временные, блокирующие ее движение и замедляющие прогресс, – история достигла или почти достигла предопределенного конечного пункта.

На практике падение Берлинской стены ознаменовало начало эры «междувластия» – обновленной версии идеи Антонио Грамши, состояния, при котором имеющиеся в наличии средства действия уже не работают, а новые, более адекватные способы еще не применяются и даже не изобретены. Это междувластие было обусловлено прогрессирующим отделением власти (способности заставить что-то делать) от политики (способности решать, что делать). В результате возникло несоответствие между задачами и инструментами: с одной стороны, власть все больше становится свободной от политического контроля, а с другой – политика все больше страдает от дефицита власти. Власть становится глобальной и внетерриториальной и вступает в конфликт с политикой, которая осталась такой же территориальной и локальной, как раньше.

Я полагаю, что проблема Европы как мусорной корзины для глобальных вызовов и одновременно ведущей лаборатории, где разрабатываются и тестируются способы и средства противодействия, борьбы и, надо надеяться, полного устранения этих вызовов, с течением времени стала слишком очевидна. Именно внутри Европейского союза и в непосредственной близости ведутся потенциально решающие битвы между остатками поствестфальского порядка и новой, рождающейся в муках наднациональной политикой. Каждая последующая битва, как правило, заканчивается ничьей, в то время как победа в продолжающейся войне отнюдь не предопределена. Но, несмотря на повторяющиеся сигналы тревоги, точка невозврата к устаревшей вестфальской системе на данный момент уже достигнута и, возможно, даже пройдена.

ВДС: – Следующий вопрос вытекает из предыдущего. Видимо, мы просто переживаем период трансформаций и неожиданно болезненно осознали, что старые средства (т.е. вестфальское государство и связанное с ним понятие суверенитета) не могут эффективно справиться с современными вызовами, и нам еще только предстоит придумать, а потом создать то, что придет им на смену?

ЗБ: – Когда больше десяти лет назад я пытался раскрыть значение метафоры «текучесть» применительно к практикуемой сейчас форме общественной жизни, одной из неразгаданных тайн, приковывавших мое внимание, был статус человеческого бытия в условиях «текучей модернити»: являлось ли это намеком, ранней версией, предзнаменованием или предвестником будущего? Или это скорее было временным, переходным, равно как и незавершенным и неустойчивым промежуточным положением, интервалом между двумя совершенно разными, хотя жизнеспособными и долговечными, полноценными и последовательными ответами на вызовы человеческой общности?

Пока я так и не пришел к разгадке, но все же склонен предполагать, что в настоящее время мы переживаем период «междувластия». Прежние способы действия уже не работают. Старый образ жизни, приобретенный через знания или унаследованный, уже не подходит нынешнему conditio humana. А новые способы борьбы с вызовами и образ жизни, более подходящий для изменившихся условий, еще не придуманы, не отлажены и не введены в действие. Мы пока не знаем, какие из существующих форм и установок придется «сделать текучими» и заменить. При этом, кажется, ни одна из них не застрахована от критики и практически все когда-нибудь будут заменены.

Гораздо важнее, что в отличие от наших предков у нас нет четкого представления о конечном «пункте назначения», к которому мы движемся. Это должна быть модель глобального общества, глобальной экономики, глобальной политики, глобальной правовой системы. Вместо этого мы реагируем на недавно возникшие трудности, экспериментируем, блуждаем в темноте. Мы пытаемся уменьшить загрязняющий эффект СО2, демонтировав электростанции, работающие на угле, и заменив их на АЭС, что только пробуждает в памяти призраки Чернобыля и Фукусимы. Мы скорее чувствуем, а не знаем (и многие отказываются это признавать), что власть (способность заставить что-то делать) оказалась отделена от политики (способности решать, что делать, и определять приоритеты). Поэтому, помимо замешательства по поводу того, «что делать», сейчас мы не представляем, «кто будет это делать». Единственные институты коллективного целенаправленного действия, доставшиеся нам от родителей, бабушек и дедушек, находятся в границах национальных государств и явно неадекватны, учитывая глобальные масштабы наших проблем, их причины и последствия.

Разумеется, мы остаемся такими же верными «модернити», как и раньше, но эти «мы» современны и значительно выросли в количестве за последние годы. Вполне можно сказать, что на сегодняшний день все или почти все мы во всех или почти во всех частях планеты стали приверженцами «модернити». А это значит, что сейчас, в отличие от ситуации 10- или 20-летней давности, любые уголки планеты, за редким исключением, подвержены всепоглощающему, неизбежному и неудержимому изменению, которое сегодня называется «модернизацией», и всему, что с этим связано, включая продолжающееся избыточное производство и обусловленную этим социальную напряженность.

Формы современной жизни могут различаться по ряду аспектов, но их общей чертой является хрупкость, скоротечность, уязвимость и постоянная изменчивость. «Быть приверженцем модернити» значит модернизировать – принудительно и одержимо – не только бытие (оставим в стороне привычную идентичность), но и «становление», которое остается незавершенным, не до конца определенным. Любая новая структура, которая приходит на смену предыдущей, как только та будет признана устаревшей и отслужившей свой срок, является лишь краткосрочным решением и объявляется временным – «до особого уведомления». Быть всегда, в любой момент времени, «после чего-то» – тоже неотъемлемая черта «модернити». Время идет, и «модернити» меняет свои формы, как мифический Протей. То, что раньше (ошибочно) называли «постмодерном», а я предпочел более точно назвать «текучей модернити», сводится к все более широкому убеждению, что изменение – единственная неизменность, а неопределенность – единственная определенность. Сто лет назад «быть современным» означало стремиться к «конечному состоянию совершенства», сегодня это означает бесконечность улучшений, без какого-либо «конечного состояния», которое никто не видит и не желает видеть.

ВДС: – Как вы верно подметили, события конца прошлого столетия ошибочно интерпретировались как конец истории. Касательно Европы считалось, что процесс европейской интеграции также ведет к концу истории, поскольку позволяет избавиться от национализма и классового конфликта. Вестфальский порядок, который, как вы подчеркиваете, разрушается и замены ему не видно, по сути, заключался в управлении классовыми отношениями в современном индустриальном мире и национальных интересах. Можно ли сказать, что нынешний экономический кризис в Европе вызывает тревогу именно потому, что столкновение экономических интересов, которое всегда легко помещалось в более широкий исторический контекст, не поддается определению в век «текучести»?

ЗБ: – Можно и так выразиться. Казавшийся прочным каркас, на котором держалась плоть истории, разорван на части, и ни один институт – ни на первый взгляд, ни при тщательном рассмотрении – не в состоянии собрать их воедино. «Экономические интересы» вновь, как и во времена отделения предприятия от домохозяйства (которое Макс Вебер позже определил как момент зарождения индустриальной революции и современного капитализма), оказались в движении и имеют все меньше точек привязки, материальных или концептуальных, которые удерживают их на месте или ограничивают выбор траектории. С точки зрения времени они переходят из одного кризиса в другой, что говорит об очередном раунде перераспределения глобального богатства и перегруппировки глобальных сил. С точки зрения пространства они смещают локальные центры глобальных кризисов: капитализм следует модели паразитических жизненных форм – «организмы-хозяева», приближающиеся к истощению, лишаются своих активов, которые уже не обещают быстрой прибыли от инвестиций, оказываются брошенными на произвол судьбы, – а капитал возобновляет поиск новых, пока не полностью используемых хозяев. В последние 20 лет центр кризисов перемещался из Аргентины в Малайзию, в ельцинскую Россию, Мексику, Исландию, Ирландию, Грецию, а сейчас подбирается к Италии и Испании и угрожает охватить всю «еврозону». Ни одна страна сегодня не застрахована от того, чтобы превратиться в следующее «слабое звено» бессистемной мировой экономики, которую поддерживает бессистемная планетарная политика. Последняя роль, отведенная национальным государствам, этим пережиткам вестфальской системы, – применить права и возможности государства для «легитимного сдерживания», чтобы защитить финансовые рынки от непредсказуемых или намеренно игнорируемых последствий их свободы, а также воскрешать их жертвы, которые могут оказаться очень послушными на следующем этапе паразитической эксплуатации.

ВДС: – Как вы уже упоминали в своих выступлениях, Европа наиболее пригодна в качестве лаборатории для наблюдения за «текучестью» и междувластием. Вы писали, что на данной стадии власть отделяется от политики. Это особенно очевидно на примере Европейского союза, который изо всех сил старался представить аполитичным самый что ни на есть политический процесс строительства нового порядка. Сейчас ЕС находится в поисках консенсуса вокруг формы управления, что ярко иллюстрирует проблему «двойного узла», которую вам удалось идентифицировать. Можно ли сказать, что Евросоюз оказался успешным технократическим экспериментом в политике, но провалился в попытках разработать новые способы сподвигнуть и натаскать власть на решение социальных целей?

ЗБ: – Честно говоря, я не уверен. Полагаю, что Европа мучается под давлением тянущего в разные стороны «двойного узла»: она борется за единую политику, но использует для этой цели совокупность автономных и формально суверенных агентов, которые уполномочены исключительно на легитимацию последовательных шагов на пути к единству. Только представьте себе современные централизованные национальные государства, которые в вопросе интеграции опираются на согласие провинций и округов и одно за другим теряют свои обычные права. Представьте, что ситуация на дорогах современного города будет зависеть от утверждения правил дорожного движения водителями легковых автомобилей и грузовиков. Историю европейской интеграции осложняет резкое несоответствие между целями и средствами, между поставленной задачей и инструментами, выбранными или имеющимися в наличии для ее выполнения. Пограничная линия, разделяющая автономию стран – членов Евросоюза и прерогативы «технократической политики» неизбираемой бюрократии Брюсселя (или на бюрократическом языке – границы между централизованными и «субсидируемыми» функциями), ожесточенно оспаривается. В этой борьбе, которая уже превратилась в необъявленную, но бессрочную войну, обе стороны используют общую для всех бюрократий стратегию: развязать себе руки и как можно крепче связать руки противнику – иными словами, оставить многое на усмотрение и как можно меньше (желательно – ничего) на решение другой стороне. Главный принцип заключается в том, чтобы стать элементом неопределенности в процессе принятия решений другой стороной, но помешать ей сделать то же самое. Членство в Европейском союзе, по сути, является контрактом по принципу «ты – мне, я – тебе», на практике это сводится к тому, что каждая из сторон стремится зарегулировать часть, где речь идет о том, что берется, и дерегулировать часть о том, что дается.

ВДС: – В своей книге «Европа – незавершенное приключение» (Cambridge, Polity Press, 2004) вы указываете на то, как европейская «социальная политика», вдохновляемая христианско-демократическими и социал-демократическими идеями Конрада Аденауэра, Альчиде де Гаспери, Поля-Анри Спаака и Робера Шумана, стала предвестником альтернативы европейскому порядку и международной системе, основанной на силовой политике. Как вы уже подчеркивали в 2004 г., европейская социальная модель подвергается серьезному испытанию, поскольку опирается на разработанные государством решения проблем, возникших за пределами его границ. Вероятно, она не устоит под воздействием нынешнего финансового кризиса, которое уже ощущается от Греции до Ирландии. Очевидным решением кажется попытка реконструировать модель какого-нибудь образцового «европейского» социального государства, начав с политического союза. Однако Евросоюзу, по-видимому, не хватает того, что вы назвали «общим видением коллективной миссии». Нет ли риска, что, как предупреждал Карл Поланьи, в период междувластия целые сообщества, оказавшиеся сейчас под воздействием сил рынка без защиты социальной политики Европы, начнут искать другие решения?

ЗБ: – Вацлав Гавел, который знал практику политических действий лучше многих, если не лучше всех, отмечал: «Чтобы прогнозировать будущее, нужно знать, какие песни хочет петь нация», но тут же добавлял: «Загвоздка в том, что никто не знает, какие песни нация предпочтет в следующем году». Я полностью с ним согласен, поскольку все мои скромные знания ограничиваются политической теорией. Поэтому мой ответ на ваш вопрос – да, подобный риск есть, но любые его оценки можно поставить под сомнение как чистые предположения.

За мою долгую жизнь маятник песенных предпочтений раскачивался в обе стороны. Потребность в социальном государстве (пионерами которого, кстати, были Отто фон Бисмарк и Дэвид Ллойд Джордж) когда-то находилась за пределами понятий левого и правого, потом произошел поворот, и возникла необходимость демонтировать социальное государство и сделать ставку на национальный консенсус. И в том и в другом случаях преобладающее мнение следовало за трансформациями капиталистической экономики, что отражалось в политике государств, ответственных за сохранение условий для регулярного воспроизводства. В первом случае таким условием были успешные сделки купли-продажи между капиталом и рабочей силой. Во втором (и это сохраняется до сих пор, по крайней мере в нашей части планеты) – успешные сделки купли-продажи между клиентом и товаром. Неудивительно, что средства, выделяемые капиталистическим государством на поддержание социального государства, казалось более правильным использовать для «рекапитализации» банков и других кредитных учреждений. Однако нетрудно догадаться, что такой сдвиг ведет к ослаблению взаимопонимания между государствами и их гражданами – хотя и отражается не столько в песнях, сколько в растущем недоверии к существующим политическим институтам и процедурам, а также в политической апатии.

Здесь следует сделать одно замечание, вернее поставить один важный вопрос, который никогда раньше должным образом не ставили и уж тем более не пытались решить. Как далеко можно зайти, защищая остатки социального государства с помощью средств, находящихся в распоряжении одного государства или даже целой группы? Может быть, социальное государство ощутит себя реально защищенным только в рамках социальной планеты? Не правда ли, важный вопрос, требующий тщательного пересмотра аксиологических и телеологических основ идеи социального государства – и еще до того, как можно будет приступить к замыслу создания пока не существующих политических институтов, в которых будет учтена необходимость такого пересмотра. И все это придется делать в условиях сокращения, а не увеличения ресурсов планеты (возьмите, к примеру, недавно опубликованное детальное исследование Харальда Вельцера о надвигающихся «климатических войнах»). В общем, жюри присяжных пока совещается и вряд ли скоро вернется с вердиктом, который поддержат все.

ВДС: – В книге «Культура как практика» (London, Sage, 1999) вы пишете: «“Мы”, которое складывается из включенности, приемлемости и удостоверяемости, – это пространство вознаграждающей безопасности, отгороженное (хотя далеко не всегда так надежно, как хотелось бы) от пугающей дикости внешнего мира, населенного “ими”. Безопасность не будет обеспечена, если этим “нам” не будет доверено право принимать кого-то в свои ряды, а также защищать тех, кто уже принят». Когда мы пытаемся заглянуть за пределы «междуцарствия» и вновь используем Европу как лабораторию, считаете ли вы необходимым появление европейского «мы», чтобы можно было воссоздать социальную Европу вне рамок национальных государств?

ЗБ: – Это действительно должно стать первым шагом, хотя только первым, и, по всей вероятности, уже ориентированным на «социальную планету» и Европу, осознающую свою глобальную ответственность и берущую на себя эту роль. В общих чертах это изложено десять лет назад в моей книге «Европа – незавершенное приключение» и более детально представлено в недавнем исследовании Ульриха Бека о «космополитике». Однако добиться появления и укрепления «европейского “мы”» можно только в сочетании с замыслом создания и введения в действие институтов, вобравших в себя опыт «европейского сообщества»: теория и практика, «институциональная логика» и «мировоззренческая логика» могут идти только параллельно или, вернее, в тесном сплетении, поддерживая и укрепляя друг друга.

ВДС: – Вы пишете, взяв за основу идею Умберто Эко, о способности Европы общаться на особом «наречии» (идиоме), позволяющем ей играть совершенно иную роль в глобальном мире. Если мы более внимательно взглянем на отношения Европы с соседями не только на востоке, но и на южных берегах Средиземного моря, некоторые могут заметить, что Европа и Европейский союз действовали как империя сначала в отношении стран Центральной и Восточной Европы, которые присоединились к ЕС, а сейчас и их окружения. Можете ли вы сказать, что Европа является «исчезающим» посредником, или у нее все еще имеется имперский рефлекс?

ЗБ: – Во всех случаях «мотивирующего воздействия», во всех пограничных случаях, колеблющихся между принуждением и убеждением, распространять «европейское наречие (идиому)» – все равно что балансировать на тонком канате. Здесь нет белого и черного, но есть бесконечное множество оттенков серого. Нет стопроцентной гарантии от «имперского рефлекса» – что удастся полностью, без искажений на практике придерживаться модели «исчезающего посредничества» или «неформального, открытого сотрудничества», как выразился недавно Ричард Сеннетт в Hedgehog Review. Здесь неформальное означает, что правила сосуществования не разработаны и не установлены заранее, а складываются в процессе сотрудничества; открытое означает, что все приглашены одновременно учить и обучаться; а сотрудничество – в отличие от простых дебатов – означает, что участниками движет не желание доказать, что они правы, а все остальные ошибаются – здесь нет победителей и проигравших, потому что все, кто опирается на сотрудничество, становятся мудрее и богаче, приобретая опыт и знания. Невозможно брать на себя ответственность и при этом не учитывать подобные риски.

ВДС: – Вы много пишете о модернити, постмодернити и модернизации. На протяжении последних пяти столетий Европа являлась центром нарратива, связанного с модернити и модернизацией. Считаете ли вы, что она по-прежнему остается таким центром? Или появление новых держав, таких как Китай, Бразилия и ЮАР, испытывающих мощное воздействие современных импульсов, свидетельствует о возможности возникновения множества форм модернити?

ЗБ: – В наше время космических скоростей (используя термин Поля Вирильо) и «информационных магистралей» маршруты вызовов, когда-то территориально привязанные к границам империй/цивилизаций (детально описанные Арнольдом Тойнби), утратили привязку к территориям. Гибриды модернизации не появляются вслед за передвижениями имперских армий и территориальными захватами. Они способны давать всходы в любой части планеты, легко преодолевая огромные расстояния, при этом в каждом случае прослеживаются эндемичные особенности исходной модели «модернити». Многообразия форм «модернити» нельзя избежать. Диверсификация – неотъемлемое следствие нивелирования соблазнов и достижений, так же как дискретность общественного развития неотделима от его непрерывности. Кстати, это самый мощный аргумент в пользу овладения искусством «неформального, открытого сотрудничества», а также применения его на практике и развития в свете предложений, высказанных Ричардом Сеннеттом.

ВДС: – Вы очень ярко описали междуцарствие, характеризующее современную эпоху, а также пролили свет на бурные процессы модернизации. А если мы заглянем в будущее, обнаружим ли мы Протея модернизации в качестве неотъемлемой части социальной жизни? Способна ли текучесть когда-нибудь привести нас к определенности, которая покончит с междувластием? Если нет, что заставит нас почувствовать, что мы уже не находимся в трансформации, а перешли в новую фазу, хотя и нечетко определенную?

ЗБ: – Мы оба можем оказаться правы. В конце концов, это только догадки, и какая из них верна, а какая ошибочна – об этом можно будет судить только по прошествии времени, в ретроспективе. В ситуации междувластия может случиться все что угодно, и ничего нельзя предпринять с полной уверенностью. Только после завершения этого периода победители перепишут историю его поворотов и зигзагов, ссылаясь на «законы истории», и вынесут вердикт на страницах школьных учебников. Возможно, наше междувластие не поддается прогнозированию в большей степени, чем похожие периоды «дезорганизации» в прошлом. Это связано с растущим разрывом между способностью действовать и способностью определять цель действия, т.е. с несоразмерностью средств и целей. Власть дрейфует в «пространстве потоков» Мануэля Кастельса, в то время как политика прочно заблокирована в «местных пространствах». Никто не контролирует власть, а предоставленная сама себе она, как известно, не способна к самоконтролю и не может проводить один и тот же курс сколько-нибудь длительное время. Освобождение власти от политического (или любого другого) контроля ведет к смене полярности в логике «рациональности» Макса Вебера и ее извращению. Получается, что средства «секретируют» или «экссудируют» цели вместо того, чтобы служить им. В результате все – включая политических операторов независимо от их проницательности и прозорливости – постоянно оказываются застигнутыми врасплох и неподготовленными к «событиям».

Может ли такая ситуация длиться до бесконечности? Конечно, нет. Существуют, так сказать, естественные пределы бега по минному полю, если при этом ничего не предпринимать для обезвреживания мин и еще ставить новые. Мины нынешнего междувластия – следствие невозможности поддерживать наш образ жизни, приводящий к обеднению ресурсов планеты и медленной, но верной эрозии жизненных условий. Если к этому прибавить демографический рост (ожидается, что население планеты в ближайшие 20–30 лет достигнет 9 млрд), как наиболее красноречиво и убедительно показал Харальд Вельцер, – ситуация предвещает начало войн за перераспределение дефицитных ресурсов. Предотвратить катастрофу можно, только если будет найдена и применена новая формула человеческого общежития – альтернативная сосредоточенности на «экономическом росте» (и, как следствие, продолжении ухудшения жизненных условий) как на единственном лекарстве от всех социальных недугов. Эту формулу используют и изо всех сил защищают доминирующие сегодня державы. Если ничего не будет предпринято, массы людей будут уничтожаться не по идеологическим причинам, как их дедушки и бабушки. Причиной станут ресурсы, которыми они располагают и которые стремятся сохранить для своего выживания, но на которые кто-то другой положил глаз.

ВДС: – Как писал Грамши, междувластие – это период великой нестабильности, и последние муки старого порядка могут привести к «colpo di coda» (неожиданно перенести в прошлое). Многие в Европе, глядя на опыт Италии, Венгрии и Румынии, опасаются, что последние события – это не предсмертные муки, а неожиданные повороты вспять, которые способны вернуть нас обратно в период нестабильности, а многие процессы, благодаря которым, как мы полагали, была преодолена точка невозврата, пойдут в противоположном направлении. Являются ли эти опасения преувеличением или неопределенность трансформаций открывает пространства для политических и социальных движений, реакция которых на кризисы эксплуатирует отсутствие ясности по поводу пункта назначения и четкой картины в зеркале заднего вида?

ЗБ: – Древний библейский призыв «Вернитесь к своим кущам, сыны Израиля!» кажется пророческим, если взглянуть на перспективы развития событий, о которых вы говорите. Ксенофобия, желание отгородиться от «чужаков» и держать их на расстоянии или вообще избавиться от них раз и навсегда, распространяются и нарастают везде, включая самые неожиданные регионы, которые пребывали в забвении и, казалось, останутся там еще надолго. Нельзя сказать, что эта неприязнь – нет, ненависть – по отношению к иммигрантам и другим «чужакам» появилась ниоткуда. Наше все более раздробленное общество потребителей, не склонное приветствовать человеческую солидарность, порождает конкуренцию, соперничество, стремление доказать свое превосходство, склонность к агрессии, вытеснению и изоляции. Неприязнь по отношению к другим группам и категориям позволяет людям выпустить пар и хотя бы отчасти избавиться от накопленных страхов и злобы – но это также говорит и о ностальгии по утраченному чувству товарищества и солидарности. Линчевание несчастных иностранцев (и сжигание аллегорических изображений страха и ненависти к «другим»), марши с неонацистской символикой и требованием к правительствам выгнать иммигрантов и не пускать новых, расистские манифестации, поджоги петард и потасовки на футбольных матчах – в тесной компании и при поддержке «таких же, как я»… Все это дает теплое и уютное чувство «мы», которое, пусть ненадолго, создает сильное ощущение «праздника солидарности». Для людей, отягощенных кажущейся непреодолимой неопределенностью, охваченных страхом оказаться брошенными и одинокими, переживающих за собственное бессилие и ничтожность, это действительно «манна небесная». Порция «солидарности по выходным» помогает нам пережить еще одну неделю ее очевидного и болезненного отсутствия. Ваш список стран будет расширяться, пока этот «эрзац солидарности» останется единственным, что способно предложить наше общество тем, кто в этом нуждается.

ВДС: – Вы сказали, что, в отличие от наших предков, у нас нет конечного пункта назначения или, если хотите, проекта, который определил бы нашу цель, что дало бы нам ощущение заданного направления и позволило начать определять «глобальное общество», «глобальную экономику» и «глобальную политику». Кто эти «мы», которые способны сформировать это глобальное общество и глобальную политику? Если одной из составляющих модернизации является стремление уничтожить все остатки вестфальской системы, то «мы» – это совокупность индивидуумов, облеченных правами? Или мы уже можем начать лицезреть формирование глобального гражданского общества, которое более способно на рефлексию и политическое самосознание? Сможет ли глобальное общество и глобальная политика, о которых вы говорите, обеспечить предпосылки для преодоления нынешнего состояния хрупкости? Обеспечить прочность, которая сегодня кажется иллюзорной?

ЗБ: – «Глобальная политика» (другими словами – новый брачный союз власти и политики, но на этот раз на глобальном уровне) является не самоцелью, а средством достижения целей – всех и каждой в отдельности. Замысел, разработка и воплощение в жизнь институтов «глобальной политики» – на мой взгляд, это «мета-задача» или «мета-условие», которое должно быть выполнено, чтобы все недуги, поразившие человеческую среду обитания, включая хрупкость условий человеческого существования, были излечены или хотя бы ослаблены. Иными словами, это необходимое, но недостаточное условие для подобного излечения или ослабления недугов. Без этого у нас не будет инструментов, подходящих для эффективного выполнения задачи.

А эта задача состоит – ни больше ни меньше – в радикальном изменении сегодняшнего образа жизни на индивидуальном и общественном уровне. Не обладая пророческим даром, я не могу, находясь в данной точке пространства и времени, предсказать, какую форму в конечном итоге примет это изменение, и не могу прогнозировать его содержание. Ни форма, ни содержание не предопределены, они возникнут в процессе изменения. Вполне вероятно, однако, что изменения повлекут за собой ниспровержение потребительской формулы решения проблем и поисков счастья. Замену нынешнего типа общежития, который напоминает социальную фабрику конкуренции и соперничества, на нечто иное – социальную фабрику солидарности и взаимного доверия. Восстановление взаимной ответственности сообщества и индивидуума. Это должно стать основополагающим принципом человеческого единения, главным мерилом человечности. Это необходимо, если мы хотим, чтобы изменения привели нас к излечению социальных недугов, лежащих в основе наших нынешних и будущих проблем.

ВДС: – И последнее: послевоенный консенсус, основанный на либерализме, сыграл ведущую роль в распространении коллективной ответственности за риск в индустриально развитом обществе. Сможем ли мы построить глобальную политику, способную воссоздать эту коллективную ответственность, противостоять глобальным финансовым рынкам и меркантилизации социальной жизни?

ЗБ: – Все познается на практике. Сможем ли мы сделать то, о чем вы спрашиваете, покажут только предпринимаемые усилия. С определенной степенью уверенности можно сказать только одно: будущее человечества (если у человечества действительно есть будущее) зависит от нашей готовности пытаться и от успешности этих попыток.

Зигмунт Бауман – польско-английский социолог, почетный профессор Университета Лидс.

Винченцо делла Сала – профессор Болонского центра Университета Джона Хопкинса.

Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 23 декабря 2012 > № 735257 Зигмунт Бауман

Открытый летом 2012 года аэропорт "Модлин" под Варшавой в субботу покинула ирландская авиакомпания Ryanair из-за закрытия части взлетно-посадочной полосы, говорится в сообщении воздушного перевозчика.

Инспектор строительного надзора Мазовецкого воеводства в субботу распорядился закрыть в связи с плохим состоянием 1 километр полосы. Оставшихся 1,5 километра недостаточно для принятия наиболее популярных у низкобюджетных авиакомпаний самолетов Airbus A320 и Boeing 737.

Ryanair в этой связи временно перенес все рейсы в варшавский аэропорт имени Фредерика Шопена. В начале недели так же поступила венгерская авиакомпания Wizz Air. Ее недовольство было вызвано хроническими задержками рейсов из-за туманов. При этом в аэропорту вопреки обещаниям администрации до сих пор не действует курсо-глиссадная система, которая позволила бы сажать самолеты в непогоду. Таким образом, "Модлин" лишился обеих авиакомпаний, которые летали из аэропорта на постоянной основе.

Как отмечается в сообщении "Модлина", ремонтом полосы по гарантии будет заниматься исполнитель строительных работ. Эта фирма также будет обязана возместить убытки, которые являются следствием закрытия аэропорта. Сроки окончания ремонта не сообщаются. Евгений Безека.

Национальный институт биотехнологии (NIBRT) является одним из самых современных и многофункциональных зданий в Ирландии. Оно было построено специально для удовлетворения потребностей ирландской биотехнологической промышленности путем предоставления платформы исследований мирового класса и подготовки кадров. Институт расположен в Белфилдском Инновационном парке, в одном из кампусов Университета Дублина (UCD), в столице Ирландии.

Церемония закладки первого камня, знаменующая начало строительства специально разработанного объекта, была проведена в ноябре 2009 года. Институт был официально открыт в июне 2011 года Шоном Шерлоком, министром по научным исследованиям и инновациям при Правительстве Ирландии. Он был построен с инвестиций в размере 57 млн евро.

В январе 2012 года институт выиграл грант фонда ISPE - годовую премию за "особое признание за Сотрудничество". NIBRT также получил премию Международной Биопроцесс в наминации "Производство и сотрудничество десятилетия" в октябре 2012 года. Успех NIBRT является результатом перспективнейшего сотрудничества между четырьмя ведущими институтами высшего образования в Ирландии. Эти институты включают Университет Дублина, который является крупнейшим университетом в стране, Тринити-колледж Дублина, Технологический институт, Слайго (ИТС) и Дублинский городской университет (DCU). По материалам pharmaceutical-technology.com.

В 2012 году из аргентинской провинции Тукуман было экспортировано 4,38 млн кг свежей голубики, 94% которой было поставлено авиатранспортом.

Согласно данным Института развития в провинции Тукуман (IDEP), 50,74% поставок были отправлены из международного аэропорта Teniente General Benjamín Matienzo. Количество рейсов за 2012 год достигло 71-го, по сравнению с 59-ю в 2011 году и 31-им в 2010.

Причем из Буэнос-Айреса в этом году было вывезено 43,1% от объема урожая, что составило 1,89 млн кг голубики. А из порта города – немногим более 269 тысяч кг ягод.

Больше часть урожая была доставлена в США - около 60,34% поставок, затем в порядке убывания следуют Нидерланды, Германия. Ирландия, Гонконг, Бразилия, Италия, ОАЭ и Катар.

БРИТАНИЯ ЧЕРЕЗ ТРИ ГОДА МОЖЕТ ПЕРЕЙТИ НА ПЛАСТИКОВЫЕ ДЕНЬГИ

Полимерные банкноты труднее подделать, они более долговечные, гигиеничные

В Великобритании пластиковые банкноты могут заменить бумажные деньги, которые используются в королевстве последние 300 лет, пишет The Daily Mail. В течение трех лет в обращение могут быть введены новые банкноты, которые будет труднее подделать, не боящиеся воды и медленнее приходящие в негодность.

Банк Англии разместил тендер на 1 млрд фунтов стерлингов на печать таких банкнот с 2015 года. Победитель торгов должен будет суметь перенести изображение существующих купюр на пластик.

Впервые пластиковые купюры появились в Австралии в 1988 году - такое решение было принято для борьбы с подделками. Мера оказалась эффективной, число фальшивок резко сократилось. В мире есть и другие страны, имеющие в обращении пластиковые деньги - это Новая Зеландия, Румыния, Папуа-Новая Гвинея, Мексика и Вьетнам. В 1999 году в Северной Ирландии в честь миллениума была выпущена пластиковая банкнота в пять фунтов стерлингов. Пластиковые купюры значительно долговечнее своих бумажных аналогов - например, австралийская банкнота в пять долларов находится в обращении около 40 месяцев, тогда как британские пять фунтов стерлингов из бумаги - только полгода.

Полимерные банкноты обладают и другими достоинствами - в частности, они значительно более гигиеничны, их удобнее использовать в автоматах, так как купюры не сминаются, а также способны пережить даже стирку в стиральной машине, если их забыли вынуть из кармана. Деньги из пластика предпочтительнее и с точки зрения экологии, так как требуют меньше ресурсов для производства и могут быть отправлены на переработку. Существуют, однако, и негативные факторы - выпуск таких денег будет стоить дороже, а также потребуется адаптировать под них существующие банкоматы.

Бюджетный авиаперевозчик «Ryanair» открывает новую базу на территории Польши, в аэропорту имени Иоанна Павла Второго, Краков - Балице.

«Мы с радостью заявляем, что Краков станет нашей 53-ей базой, второй в Польше», - с энтузиазмом заявил глава компании Михаэль Коули на пресс-конференции в Варшаве.

Тем самым, будут открыты новые воздушные сообщения с Краковом, их общее число с польскими городами достигнет пятидесяти одного.

Также в апреле следующего года «Ryanair» будет осуществлять полеты в Манчстер, Дортмунд и Гетеборг. В общей сложности число его полетов увеличится на 16%: в неделю показатель составит 224 полета. Руководство компании уже объявило о предоставлении системы скидок на первые рейсы, билеты на которые были почти сразу же распроданы.

Такие сведения приводит информационное издание «The Telegraph».

Болгарский президент Росен Плевнелиев отослал обратно на доработку парламенту поправки к закону, регулирующие правила предоставления видов на жительство и гражданства иностранным инвесторам. Глава государства считает, что условия должны быть максимально упрощены.

Эти поправки были разработаны с целью привлечь дополнительные инвестиции в Болгарию, сообщает портал Sofia Globe.

Президент отметил, что в разработанных документах не только не достигается эта цель, но заявленные условия также создают дополнительный барьер для инвесторов за счет чрезмерно строгих требованияй на получение вида на жительство (инвестиции в экономику страны размером не менее €2 млн и создание как минимум 50 рабочих мест для болгарских граждан).

По словам президента, в других странах подходят более мягко к этому вопросу. Так, в Ирландии пороговой суммой является €300 тыс., в Эстонии - €63 900, в Германии - €250 тыс. и создание пяти рабочих мест.

ПРОМПРОИЗВОДСТВО В ЕВРОЗОНЕ ЗА МЕСЯЦ СОКРАТИЛОСЬ НА 1,4%

В ЕС показатель снизился на 1%

Промпроизводство в еврозоне в октябре по сравнению с сентябрем сократилось на 1,4%, в ЕС - на 1%, сообщает Евростат. В сентябре показатель снизился на 2,3% и 2,1% соответственно.

По данным статистического ведомства, в годовом выражении объемы промышленного производства в еврозоне уменьшились на 3,6%, в ЕС - на 3,1%.

Производство товаров длительного пользования в октябре по сравнению с сентябрем в еврозоне снизилось на 3,8%, в Евросоюзе - на 1,5%. Объемы производства промышленных товаров сократились на 3% и 2,3% соответственно. Производство полуфабрикатов уменьшилось в еврозоне на 1,2%, в ЕС - на 1%. Сильнее всего объемы промпроизводства сократились в Эстонии (-5,3%), Нидерландах (-4,7%), Словакии (-3,9%) и Германии (-2,4%). Самый большой рост зафиксирован в Португалии (+4,8%), Ирландии (+2,7%) и Польше (+1,9%).

В начале декабря Европейский центральный банк ухудшил прогноз по экономике еврозоны. По оценке регулятора, в этом году ВВП еврозоны сократится в диапазоне от 0,6% до 0,4%, в 2013 году возможно изменение показателя от снижения на 0,9% до роста на 0,3%.

Киргизия и Таджикистан являются первыми кандидатами на вступление в Евразийский экономический союз. Об этом, во время форума европейских и азиатских медиа 10 декабря т.г. в Минске заявила Министр Евразийской экономической комиссии Т. Валовая. «Никто не возьмется сказать, каким по составу участников будет Евразийский экономический союз к 1 января 2015 года. Один кандидат на вступление в него уже есть – это Киргизия, но все будет зависеть от хода переговоров», – сказала Валовая. «Понятно, что первыми кандидатами являются наши партнеры по ЕврАзЭС – Киргизия и Таджикистан», – добавила она. При этом она заявила, что вступление стран в Евразийский экономический союз по исключительно политическим мотивам недопустимо. «Мы очень серьезно относимся к сочетанию расширения и углубления интеграции. Никто не заинтересован в том, чтобы к нашему союзу присоединялись из каких-то политических соображений. Агитацию за вступление мы не ведем», – сказала Валовая. Процесс создания на пространстве СНГ новых экономических организаций некоторым образом настораживает США. Как сообщалось ранее, госсекретарь США Х. Клинтон в кулуарах конференции по правам человека в Дублине выразила обеспокоенность «советизацией» государств Восточной Европы и Средней Азии. Госсекретарь отметила, что процесс «советизации» может быть представлен под такими названиями, как «Таможенный союз» или «Евразийский союз». «Нельзя допустить ошибку. Мы знаем, что является целью, и мы пытаемся найти эффективный способ замедлить или предотвратить этот процесс», – отметила Клинтон. Таджикистан. Кыргызстан. ЕАЭС. Россия > Внешэкономсвязи, политика > Avesta.Tj, 11 декабря 2012 > № 765331

POLYMETAL ПОКУПАЕТ У OVOCA МЕСТОРОЖДЕНИЕ ЗОЛОТА ОЛЬЧА

Стоимость сделки оценивается в 13,5 млн долларов

Компания Polymetal достигла окончательного соглашения с ирландской Ovoca Gold о покупке 100% "Олимпа", который владеет лицензией на месторождение золота и серебра "Ольча", сообщает Polymetal.

Polymetal приобретает "Олимп" вместе с корпоративным долгом за 775 тысяч обыкновенных акций Polymetal. Стоимость сделки на основании цены на акции на Лондонской фондовой бирже 10 декабря оценивается в 13,5 млн долларов.

Лицензия "Олимпа" действует на 2,5 квадратного километра. Месторождение расположено в Магаданской области и находится в 215 километрах от горно-обогатительного комбината Polymetal "Лунное".

Согласно данным отчета по требованиям кодекса JORC, месторождение располагает 653 тысячами унций золота. Polymetal намерен разрабатывать месторождение по более высокому бортовому содержанию с целью добычи руды с содержанием выше 10 граммов на тонну золота и транспортировки ее по зимнику на "Лунное". Компания планирует начать работы в I квартале 2014 года, переработку - во II квартале 2014 года.

Сделку одобрили советы директоров обеих компаний. Теперь ее должны утвердить акционеры Ovoca. Акции для оплаты Polymetal выпустит после закрытия сделки, которое запланировано на январь 2013 года.

Аналитики ФК "Открытие Капитал" прогнозируют, что по итогам года прибыль Polymetal достигнет 570 млн долларов, а выручка - 1,8 млрд долларов.

Смартфоны на основе технологий Intel

<Этот рынок развивается крайне быстро, и его объем исчисляется миллиардами устройств. Мы думаем, что сможем занять хорошее положение на этом рынке... и надеемся, что со временем мы сможем опередить наших конкурентов. Итак, мы в игре, и мы начинаем>.

Стейси Смит (Stacy Smith), финансовый директор Intel.

На протяжении своей 40-летней истории Intel выступала в качестве локомотива, движущего развитие компьютерных технологий. Вклад Intel в разработки был незаменим, начиная с эпохи мейнфреймов в 1960-х, в период развития персональных компьютеров в 1980-х и заканчивая последним десятилетием, когда вычислительные устройства стали еще более персональными и мобильными.

Сейчас Intel реализует накопленный опыт для развития смартфонов. В 2012 г. на быстро развивающихся рынках были представлены смартфоны на базе технологий Intel , включая новые модели Lava International в Индии, Lenovo в Китае, Orange в Западной Европе, МегаФон в России, мобильные разработки ZTE, представленные на европейском рынке, и смартфоны Motorola Mobility, которые она вывела на рынок Латинской Америки, Европы и Китая. В 2013 г. Intel планирует расширить ассортимент мобильной продукции и представить ее в других регионах.

Intel во всем мире тесно ассоциируется с компьютерными технологиями, однако она имеет большой опыт разработки решений и для мобильной связи. Intel является ведущим поставщиком мобильных платформ для основных мировых производителей сотовых телефонов, и ее технологии используются в сотнях миллионов устройств. В настоящее время Intel поставила один миллиард однокристальных систем для ультрасовременных смартфонов и телефонов низкой ценовой категории, включая решения для M2M.

Intel предлагает широкий ассортимент радиочастотных приемопередатчиков, платформ с поддержкой сетей 2G/3G и 4G LTE для мобильных телефонов, смартфонов, технологий M2M и других мобильных цифровых устройств. Коммуникационные подразделения Intel будут играть ключевую роль при выходе за пределы рынка ПК для создания различных <умных> мобильных устройств, которые всегда готовы к работе, всегда остаются на связи и находятся под надежной защитой.

Инициативами Intel в области разработки решений для смартфонов руководили ветераны индустрии мобильных технологий Герман Эул (Hermann Eul) и Майк Белл (Mike Bell) - вице-президенты и генеральные менеджеры недавно созданного подразделения Mobile & Communications Group. Эул присоединился к Intel в начале 2011 г. после завершения сделки по приобретению подразделения по беспроводным решениям компании Infineon. Белл перешел в Intel в июле 2010 г. из компании Palm, до этого он 16 лет проработал в Apple. Под их руководством Intel смогла перенести свой опыт компьютерных вычислений, современные производственные мощности и опыт в области программных разработок на рынок смартфонов.

Корпорация реализует уникальный подход к развитию рынка смартфонов. Используя ведущие в отрасли процессорные технологии и обширный опыт производства, Intel вкладывает значительные средства в разработку процессоров Intel Atom , в том числе и процессоров для мобильных однокристальных систем. Эти разработки обеспечат выдающуюся производительность смартфонов с сохранением длительного времени работы и энергоэффективности.

Функциональность и удобство использования зависят не только от процессора. Важную роль также играет и архитектура системы, производительность и программная оптимизация всей платформы. Именно поэтому Intel разработала полностью оптимизированный и адаптированный прототип смартфона на базе процессора Intel Atom Z2460 (под кодовым названием Medfield). Intel и в будущем продолжит создание образцов разработки для каждой новой платформы на базе своих технологий.

Платформы на базе Intel позволяют приложениям и сервисам воспользоваться преимуществами высокой производительности процессора и возможностями однокристальной системы. Обеспечивается исключительная функциональность устройств, включая высокую скорость загрузки данных и перехода по сайтам, и эффективная работа в многозадачном режиме.

Образец разработки смартфонов Intel предоставляет мощную технологическую основу, которая позволит разработчикам создавать свои собственные инновационные решения. Эта разработка не только позволяет продемонстрировать функциональные возможности наборов микросхем Intel, но и может использоваться заказчикам в качестве готовой к использованию платформы. Образец разработки позволяет уменьшить время и стоимость проектирования и стоимость конечных телефонов для OEM-производителей и операторов сотовой связи за счет использования уже существующей платформы и адаптации ее в соответствии с собственными потребностями. Компании LAVA International, МегаФон и Orange уже воспользовались разработками Intel.

Смартфоны на базе этого образца разработки имеют современные 8-мегапиксельные камеры с возможностью съемки до 10 фотографий в секунду; поддерживают запись видео в формате 1080p; и отличаются лучшей в своем классе энергоэффективностью с возможностью работы в режиме ожидания до 14 дней.

Последние разработки Intel связаны со смартфонами на базе платформы Android. В будущем планируется поддержка нескольких операционных систем. Intel активно сотрудничает с партнерами по всему миру для разработки новых моделей смартфонов на базе её технологий. Первые смартфоны на базе технологий Intel были представлены в Индии, Китае, Европе и Латинской Америке. Апрель 2012 г. был отмечен выходом первого смартфона на базе технологий Intel - XOLO X900. Новый смартфон компании Lava International Ltd., одного из наиболее активно развивающихся производителей мобильных телефонов в Индии, создан на базе образца разработки смартфонов Intel.

LePhone K800, первый смартфон компании Lenovo на базе технологий Intel, вышел на месяц позже, в мае этого года. Новая модель создана на базе Intel Atom Z2460 и предоставляет китайским пользователям преимущества высокой производительности и низкого энергопотребления.

Сразу после этого, в начале июня, потребителям в Великобритании и Франции был представлен первый смартфон компании Orange на базе технологий Intel. Используя образец разработки смартфонов Intel, компании провели масштабную работу по адаптации и проектированию платформы, которая включает множество фирменных приложений и сервисов Orange.

В августе этого года Intel и МегаФон продемонстрировали смартфон Mint, который представляет собой первый смартфон МегаФон на базе технологий Intel, доступный в России. Intel и МегаФон активно сотрудничали с целью добавления в существующую платформу фирменных приложений и сервисов МегаФон. Кроме того, Intel сотрудничает с ZTE по проекту совместной разработки смартфонов и планшетных ПК. ZTE объявила о том, что ее первый смартфон на базе технологий Intel под названием ZTE Grand X In* можно будет приобрести в Австрии, Польше и Венгрии у компании T-Mobile, а в Греции новинка будет распространяться через сеть Cosmote. В будущем компания планирует представить свою разработку и в других европейских странах.

В сентябре Motorola Mobility представила смартфон RAZR i* на базе технологий Intel . RAZR i* оснащен процессором Intel Atom Z2480 с технологией Intel Hyper-Threading и представляет собой первый смартфон с процессором, поддерживающим частоту 2,0 ГГц. Новинка компании Motorola доступна на рынке Европы и Латинской Америки, включая Великобританию, Ирландию, Францию, Германию, Аргентину, Бразилию, Чили, Колумбию, Перу и Мексику. А в ноябре этого года в Китае была продемонстрирована новая разработка Motorola MT788, которая представляет собой смартфон на основе платформы Android на базе технологий Intel, который был разработан совместными усилиями Motorola Mobility и China Mobile. Эти телефоны стали результатом стратегического партнерства Intel и Motorola Mobility, которое включает в себя создание android*-смартфонов и планшетных ПК на базе процессоров Intel Atom.

Intel и Visa объявили о заключении стратегического альянса, предусматривающего реализацию мобильных сервисов Visa в смартфонах и планшетных ПК на базе Intel Atom. Образец разработки смартфонов Intel сертифицирован для поддержки мобильных финансовых операций по системе Visa PayWave, что позволит ускорить вывод на рынок новых моделей на базе этой платформы. PayWave представляет собой <мобильный кошелек> и защищенное решение для транзакций по технологии NFC. Intel и Google работают совместно над оптимизацией будущих версий платформы Android для семейства процессоров Intel Atom с пониженной мощностью. Это позволит обеспечить гарантированную поддержку будущих версий платформы Android технологий Intel. Совместные усилия направлены на то, чтобы ускорить вывод на рынок смартфонов на базе технологий Intel на основе платформы Android. В 2013 г. Intel представит новые однокристальные платформы и технологии, предназначенные для создания как многофункциональных смартфонов, так и недорогих моделей мобильных устройств.

Intel представила свои планы по разработке новой платформы на базе процессора Intel Atom Z2580, предназначенной для создания высокопроизводительных устройств и моделей средней ценовой категории. Новинка будет включать 32-нанометровый двухъядерный процессор Atom с технологией Intel Hyper-Threading и двухъядерное графическое ядро. Также в новой платформе будет реализована поддержка сетей HSPA+ и LTE.

По информации отраслевых источников объем рынка смартфонов может достичь 500 млн единиц продукции к 2015 г.

Составители международных рейтингов отметили достижения российских школьников в математике и чтении. Согласно рейтингу PIRLS, четвероклассники из России заняли второе место в мире по чтению, уступив только сверстникам из Гонконга. В математическом рейтинге TIMSS юные россияне выступили более скромно, но вошли в первую десятку. Результаты исследований опубликованы на общем официальном сайте TIMSS и PIRLS."Российские школьники демонстрируют высокие результаты с 1995 года, - прокомментировала результаты последних исследований руководитель российской команды TIMSS и PIRLS Галина Ковалева, - но сейчас - резкий подъем в образовании, выше средних международных уровней. Они подтверждают статус лидеров в области чтения и понимания текстов и математике".

В исследовании TIMSS (Исследование тенденций в математике и естествознании) в 2011 году приняли участие 600 тысяч учащихся из 63 стран, в том числе более 4400 четвероклассников и почти 4900 восьмиклассников из России. В математическом рейтинге (.pdf) учащиеся четвертых классов оказались на десятом месте, причем первые пять мест достались школьникам из Азии - Сингапура, Южной Кореи, Гонконга, Тайваня и Японии. Восьмиклассники оказались на шестом месте после корейцев, сингапурцев, тайваньцев, гонконгцев и японцев.

В рейтинге по естествознанию (.pdf) российские четвероклассники оказались на пятом месте после Южной Кореи, Сингапура, Финляндии и Японии, а восьмиклассники - на седьмом после Сингапура, Тайваня, Южной Кореи, Японии, Финляндии, Словении.

В исследовании PIRLS (Исследование прогресса международной читательской грамотности) участвовали 325 тысяч учащихся из 49 стран, в том числе почти 4,5 тысячи российских четвероклассников. После Гонконга и России ведущие места в рейтинге (.pdf) заняли Финляндия, Сингапур и Северная Ирландия.

По мнению Галины Ковалевой, выступление которой на пресс-конференции в Москве цитирует агентство "Интерфакс", достижения российских восьмиклассников в математике отчасти связаны с обязательной итоговой аттестацией для девятых классов. Исследователь полагает, что из-за этой системы школьники стали более ответственно подходить к изучению алгебры.

Исследования TIMSS и PIRLS проводятся Международной ассоциацией оценки образовательных достижений (IEA), причем математические и естественнонаучные рейтинги составляются уже двадцать лет, а рейтинг читательской грамотности более молодой, его впервые составили в 2001 году. В основу рейтингов положены тестовые работы, а также опросы школьников и их учителей.

В конце ноября аналитическая компания Economist Intelligence Unit опубликовала сводный рейтинг, в числе прочего основанный и на данных PIRLS, согласно которому российская система образования заняла двадцатое место в мире.

Россия. Весь мир > Образование, наука > pereplet.ru, 11 декабря 2012 > № 711660

MICROSOFT НЕ ЗАПЛАТИЛА БРИТАНИИ НАЛОГ С 2,7 МЛРД ДОЛЛАРОВ

Пресса обнаружила схему ухода от налогообложения в Великобритании

Американский производитель программного обеспечения Microsoft Corp. не заплатил в бюджет Великобритании налог с продаж онлайн-продукции стоимостью 1,7 млрд фунтов стерлингов (2,73 млрд долларов). Как пишет газета The Daily Telegraph, Microsoft направляет выручку от продажи программного обеспечения в Люксембург и Ирландию, где налог на прибыль ниже, чем в Великобритании.

Представитель Microsoft в ответ на эти заявления прессы заявил, что корпорация платит все причитающиеся налоги как того требует закон, и делает это по всему миру. Он подчеркнул, что дочерние компании Microsoft облагаются налогом в соответствующих юрисдикциях. "Нас регулярно проверяют аудиторы в основных налоговых юрисдикциях. Это гарантирует, что компания соблюдает все нормы и правила", - сказал представитель компании (цитата по The Daily Telegraph). Издание отмечает, что Microsoft исправно платит налоги в Великобритании с доходов, полученных другими частями бизнеса корпорации.

Налог на прибыль корпораций в Великобритании в настоящее время составляет 24%. Штаб-квартира европейского сегмента бизнеса Microsoft, заведующая всей бухгалтерией, расположена в Ирландии, где ставка налога на прибыль составляет примерно половину британской.

Как сообщила The Daily Mail со ссылкой на The Sunday Times, журналисты проследили путь, который проделывают финансовые потоки европейского подразделения Microsoft. Выручка американской корпорации поступает в ее подразделение в Люксембурге. Там всего 8 сотрудников обрабатывают информацию о продажах по всей Европе. После этого они переводят деньги в европейскую штаб-квартиру компании в Ирландии. Оттуда выручка направляется на счет, расположенный на Бермудских островах, которые входят в число лучших оффшорных зон.

Сотрудник аналитического центра Tax Justice Network Ричард Мерфи подтвердил в интервью The Daily Mail, что Microsoft, как и многие другие компании, пытается уклониться от уплаты налогов. "Они очень стараются представить свои действия как большое благо для мира; но если вы действительно хотите решить проблемы в мире, платите налоги", - рассуждает эксперт. По его оценке, Microsoft при помощи оффшоров недоплачивает в бюджет Великобритании по 159 млн фунтов в год. "Они лишают денег тех, кто в них нуждается", - считает Мерфи.

Microsoft уже стала мишенью для критики в США из-за объема налогов, которые компания платит в "родной" стране. Ранее в этом году расследование Сената, организованное для поиска лазеек в налоговом кодексе США, показало, что Microsoft, защитила от уплаты налогов 4,5 млрд долларов. Для этого корпорация использовала цепочку дочерних компаний, зарегистрированных в странах с низкими налоговыми ставками: Ирландии, Сингапуре и Пуэрто-Рико.

Ирландское правительство вводит новый налог на недвижимость.

Власти страны огласили список мер, направленных на сокращение расходов и пополнение государственного бюджета. Среди них – новый налог на недвижимое имущество.

Как сообщает BBC, несмотря на многочисленные мирные протесты против мер жесткой экономии, введенных за последние два года, правительство предприняло очередные шаги – предположительно, последние – для сокращения дефицита бюджета и расчета с международными кредиторами, выручившими Ирландию в 2010 году.

Новым налогом не будет облагаться первичная (или ранее не жилая) недвижимость, купленная в промежутке с начала 2013 до конца 2016 года. Кроме того, от уплаты налога будут освобождены лица, приобретающие в 2013 году свое первое жилье. Для прочей недвижимости местный налог составит до 0,25% от балансовой стоимости имущества и будет введен в июле 2013 года.

По заявлению министра финансов Ирландии Майкла Нунана, «есть явные признаки того, что страна выбирается из экономического кризиса. В 2012 году впервые за последние шесть лет на жилищном рынке страны наметились улучшения».

Четырнадцать полицейских получили травмы и ранения различной тяжести в результате новых беспорядков вечером в пятницу и в ночь на субботу в столице Северной Ирландии Белфасте, по подозрению в хулиганстве и причинении физического ущерба арестованы 12 человек, сообщает Би-би-си.

На этой неделе в Белфасте вспыхнули столкновения между полицией и демонстрантами-юнионистами, которые протестовали против решения депутатов городского совета снять флаг Великобритании со здания мэрии Белфаста. В адрес депутатов продолжают поступать личные угрозы, а толпа юнионистов попыталась поджечь офис либеральной партии Альянса, которая поддержала республиканцев в решении снять флаг, предложив компромиссный вариант - вывешивать его 17 дней в году по официально отмечаемым памятным датам.

Ряд инцидентов был отмечен в последние дни и в других городах Северной Ирландии. В общей сложности в беспорядках пострадали уже 27 полицейских. Органы правопорядка опасаются новых акций протеста и провокаций в субботу, когда люди отправятся за рождественскими покупками и на развлекательные мероприятия.

"Подобное поведение (протестующих) просто недопустимо. Эти люди компрометируют свои общины и ставят под угрозу жизни невинных людей... Я призываю местных политиков и людей, имеющих влияние в данных районах, сделать все возможное для прекращения подобных акций, прежде чем кто-то будет серьезно ранен или убит", - заявил заместитель главного констебля североирландской полиции Уилл Керр. Александр Смотров.

ЛАВРОВ РАССКАЗАЛ ОБ ОТВЕТНЫХ МЕРАХ РФ НА ЗАКОН МАГНИТСКОГО

Власти запретят въезд в Россию гражданам США, нарушающим права человека, заявил глава МИД РФ

Российские власти ответят на принятый Сенатом США законопроект о "списке Магнитского" запретом на въезд в Россию американским гражданам, нарушающим права человека. Об этом заявил глава МИД РФ Сергей Лавров, комментируя итоги встречи в Дублине с госсекретарем США Хиллари Клинтон, передает РИА Новости.

Накануне верхняя палата Конгресса США приняла законопроект о визовых санкциях в отношении россиян, якобы причастных к нарушениям прав человека. "Закон Магнитского" в увязке с отменой поправки Джексона-Вэника ранее был одобрен в палате представителей. Теперь законопроект направлен на подпись президенту США Бараку Обаме.

МИД РФ уже прокомментировал действия властей США, заявив, что одобрение "закона имени Сергея Магнитского" - театр абсурда. В заявлении ведомства говорится, что каждая страна может закрывать въезд на свою территорию, кому считает нужным, для чего не требуется никаких особых законодательных актов. Также министерство иностранных дел в очередной раз предупредило, что российской стороне придется ответить на эти шаги.

Страны-сопредседатели Минской группы ОБСЕ по карабахскому урегулированию в лице главы МИД РФ Сергея Лаврова, госсекретаря США Хиллари Клинтон и министра-делегата по европейским делам Франции Бернара Казнева выступили в четверг в Дублине с совместным заявлением, в котором призвали стороны карабахского конфликта к решительным действиям для мирного урегулирования проблемы.

Заявление было принято в рамках заседания Совета министров иностранных дел, проходящего в столице Ирландии.

"Мы, главы делегаций стран-сопредседателей Минской группы ОБСЕ, призываем стороны нагорно-карабахского конфликта продемонстрировать политическую волю, необходимую для достижения мирного урегулирования", - говорится в заявлении, размещенном на официальном сайте ОБСЕ.

В документе отмечается, что стороны должны руководствоваться Хельсинкскими принципами, в частности, касающимися неприменения силы или угрозы силой, территориальной целостности, равноправия и самоопределения народов, как и было заявлено президентами стран-сопредседателей МГ ОБСЕ в Лос-Кабосе 18 июня 2012 года, а также в соответствии с положениями, изложенными в заявлениях в Аквиле в 2009 году и Мускоке в 2010 году.

"С учетом заявления наших президентов в Довиле в 2011 году, мы вновь призываем стороны предпринять решительные шаги для достижения мирного урегулирования", - отмечается в документе.

Его авторы выражают сожаление в связи с тем, что ожидания более быстрого прогресса в мирном процессе, на основе совместного заявления президентов Армении, РФ и Азербайджана, принятого в Сочи 23 января 2012 года, не оправдались.

"Стороны слишком часто искали односторонних преимуществ в переговорном процессе, не стремясь достичь соглашения, основанного на взаимопонимании", - отмечается в документе.

Руководители внешнеполитических ведомств стран-сопредседателей МГ ОБСЕ отметили уменьшение случаев серьезных инцидентов на линии соприкосновения и на границе за последние месяцы, напомнив, тем не менее, сторонам о необходимости соблюдения соглашения о прекращении огня от 1994 года.

"Применение военной силы не решит конфликт. Мы призываем стороны воздерживаться от действий и заявлений, способствующих росту враждебных чувств среди населения, которые вызвали напряженность в последние месяцы", - говорится в заявлении.

В документе подчеркивается, что лидеры должны подготовить население своих стран к тому дню, когда они будут снова жить как соседи, а не враги, с полным уважением друг к другу, к культуре, истории и традициям.

"Мы призываем стороны проявить большую настойчивость в мирном процессе и работать с сопредседателями, чтобы полнее и тщательнее рассмотреть выдвинутые ими идеи во время ноябрьского визита в регион. Мы приветствуем готовность министров иностранных дел Азербайджана и Армении встретиться совместно с сопредседателями в начале 2013 года и продолжить обсуждения. Наши страны по-прежнему готовы сделать все от нас зависящее, чтобы помочь сторонам, но ответственность за прекращение нагорно-карабахский конфликта остается за ними", - подчеркивается в заявлении.

Армения и Азербайджан конфликтуют друг с другом из-за Нагорного Карабаха. Карабахский конфликт начался в феврале 1988 года, когда населенная преимущественно армянами Нагорно-Карабахская автономная область (НКАО) заявила о выходе из Азербайджанской ССР. В сентябре 1991 года в центре НКАО Степанакерте было объявлено о создании Нагорно-Карабахской Республики (НКР). Официальный Баку признал данный акт незаконным и упразднил существовавшую в советские годы автономию Карабаха.

Начавшийся вслед за этим вооруженный конфликт продлился до 12 мая 1994 года, когда вступило в силу соглашение о перемирии. В результате Азербайджан потерял контроль над Нагорным Карабахом и - полностью или частично - семью прилегающими к нему районами. С 1992 года ведутся переговоры по мирному урегулированию конфликта в рамках Минской группы ОБСЕ, сопредседателями которой являются США, Россия и Франция. Азербайджан настаивает на сохранении своей территориальной целостности, Армения защищает интересы непризнанной республики, так как НКР не является стороной переговоров. Гамлет Матевосян.

Москва призывает ОБСЕ содействовать решению проблемы, касающейся массового безгражданства в Эстонии и Латвии, говорится в сообщении департамента информации и печати МИД РФ по итогам встречи в четверг в Дублине главы российского внешнеполитического ведомства Сергея Лаврова с директором Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ Яном Ленарчичем.

"Министр (в ходе встречи) привлек внимание к сохраняющемуся в течение двух десятилетий массовому безгражданству в Эстонии и Латвии и вновь настоятельно призвал Яна Ленарчича содействовать решению этой проблемы. Была также подчеркнута необходимость противодействия растущим проявлениям расизма, нетерпимости и неонацизма в ряде стран Европы", - сообщили в МИД РФ.

В Латвии продолжает существовать так называемый "институт неграждан" - так называют постоянных жителей Латвии, которые родились в стране в советское время, но никто из предков которых не проживал здесь до 1940 года. Неграждане лишены ряда прав, в частности, не могут участвовать в выборах и референдумах, а также работать на государственной службе.

В Эстонии учреждена языковая инспекция, действующая при министерстве науки и образования. Ее основными задачами являются надзор за исполнением требований к употреблению языка в делопроизводстве органов государственной власти и местного самоуправления, а также в сфере обслуживания, торговли и здравоохранения. В случае несоблюдения закона о языке или иных правовых актов инспекторы применяют меры воздействия, предусмотренные законом об административном производстве. Влиятельная международная правозащитная организация Amnesty International в 2007 году подвергла критике работу языковой инспекции и назвала ее "карательным органом".

Лишь злостные неплательщики налогов должны попадать в "черные списки" налоговых должников, полагают в Федеральной налоговой службе России (ФНС).

"Беспокоиться стоит тем, кто осознанно уклоняется от уплаты налогов и специально банкротит свои предприятия для того, чтобы вывести средства из-под налогообложения", - сообщили агентству "Прайм" в пресс-службе ФНС, комментируя решение правительства размещать на сайте налоговой службы и распространять через СМИ "черные списки" российских налогоплательщиков, опаздывающих с уплатой налогов на два месяца и более.

Порядок публикации для организаций и физических лиц будет разным, но у налогоплательщика в любом случае будет достаточно времени, чтобы оплатить задолженность и не попасть в "черный список", заверили в ФНС.

Публикации списков должников-физлиц будет предшествовать ряд обязательных процедур. В налоговом ведомстве отметили, что граждане получают налоговые уведомления минимум за месяц до срока уплаты налога. В случае неуплаты в срок, указанный в уведомлении, в течение 10 дней гражданину направляется требование о необходимости уплаты задолженности.

Налоговая служба ждет уплаты в течение 3-4 месяцев, а затем материалы направляются в суд. Об этом в обязательном порядке уведомляется налогоплательщик. Средний срок рассмотрения материалов в суде - еще 2 месяца. И только в случае вынесения судом решения о наличии задолженности, налоговый орган будет иметь право публикации списков должников, пояснили в ФНС.

Что касается организаций, то они представляют в налоговые органы декларации, в которых сами указывают подлежащую к уплате сумму налогов. В случае неуплаты налоговые органы в течение 10 дней направляют требование на уплату задолженности. Налоговая служба будет обязана ожидать ее погашения в течение двух месяцев и только после этого сможет опубликовать информацию о должнике.

ФНС в текущем году разослала гражданам 74,5 миллиона уведомлений об уплате налога на имущество физлиц, транспортного и земельного налогов.

"Вся проведенная работа налоговыми органами направлена на то, чтобы заранее проинформировать налогоплательщиков о налоговых обязательствах, позволить им в случае необходимости уточнить налоговые обязательства до наступления срока уплаты, а также спланировать расходы и своевременно исполнить обязанность по уплате налогов", - сообщили в ФНС.

В налоговой службе также отметили, что практика публикации списков должников существует во многих других странах, например, в Великобритании, Ирландии, Португалии, Греции, Болгарии, Эстонии, Латвии, Румынии и Словакии.

Налоговые сборы в ноябре не достигли необходимых показателей, что поставило под угрозу выполнение планов правительства Ирландии по сбору налогов в текущем году.В своем очередном ежемесячном официальном обзоре, опубликованном 4 ноября, Министерство финансов Ирландии сообщило о том, что суммарный сбор налогов в стране по результатам 11 месяцев текущего финансового года оказался на 0,5% ниже ранее поставленных плановых показателей.

Как следует из сообщения Министерства финансов, по обобщенным результатам на ноябрь сбор налогов в стране составил приблизительно 33,8 миллиардов евро, что на 171 миллион ниже, чем ожидалось ранее.

Наибольшее отставание отмечено в сборе индивидуального подоходного налога, которое составило 231 миллион евро.

Доходы бюджета от корпоративного подоходного налога пока отстают от планов на 21 миллион евро.

Акцизные сборы не достигли намеченных показателей почти на 179 миллионов евро.

Среди 4 основных статей налоговых поступлений лишь сборы налога на добавленную стоимость превысили плановые, дав бюджету дополнительно 180 миллионов евро.

Эксперты уже отметили, что исторически в Ирландии в ноябре отмечается высокий сбор налогов, а положение текущего года может поставить под сомнение выполнение планов руководства страны по сбору налогов за весь финансовый год.

В последние месяцы в Армении стали активнее обсуждать возможность участия страны в интеграционных процессах на евразийском и европейском пространствах. Свое мнение накануне седьмого Форума европейских и азиатских медиа представил политический аналитик Арам Сафарян.

В последние месяцы в Армении стали активнее обсуждать возможность участия страны в интеграционных процессах на евразийском и европейском пространствах. Экспертное сообщество рассматривает самые разные сценарии развития событий. Свое мнение по этим вопросам накануне седьмого Форума европейских и азиатских медиа представил политический аналитик, бывший депутат Национального собрания Армении Арам Сафарян, возглавлявший последние пять лет армяно-российскую межпарламентскую комиссию по сотрудничеству и делегацию Национального собрания РА в Парламентской Ассамблее ОБСЕ.

- Господин Сафарян, как вы оцениваете перспективы евразийского интеграционного проекта?

- Я, как журналист и аналитик, который за последний год, пожалуй, больше всех в Армении писал на эту тему, хочу поделиться некоторыми наблюдениями. Я считаю очень важным то, что после визита президента Армении Сержа Саргсяна в Москву и встречи 8 августа с президентом РФ Владимиром Путиным, в Армении фактически был дан старт обсуждениям, дебатам, дискуссиям вокруг того, насколько Армения может приблизиться в своем участии к евразийским интеграционным процессам. Я считаю, что за последние три месяца наше общество пришло к очень интересному знаменателю. Мы договорились на предмет некоторых основных принципов, вокруг которых будет вестись дальнейшая общественная дискуссия нашего участия в евразийском интеграционном проекте.

Первое - мы поняли, что гораздо интереснее и важнее то, что думает наше общество в целом, чем то, как сегодня позиционируют себя политики из основных политических лагерей армянского пространства. Если те или иные заявления, продиктованные политической конъюнктурой, воспринимаются в нашем обществе с некоторыми оговорками, то наблюдения и замечания наших экономистов, бизнесменов, общественных деятелей, уважаемых в стране людей, способны принести куда больше пользы, чтобы общество в целом смогло определиться в этом важном вопросе.

Второе - ясно, что от успеха евразийского проекта, от первых результатов работы Евразийского союза будет зависеть то, как остальные страны постсоветского пространства будут реагировать на это дело. 1 января 2014 года декларировано датой создания Евразийского союза, и мы знаем, что указом президента РФ Владимира Путина от 6 мая 2012 года намечены основные внешнеполитические ориентиры, в том числе в этом направлении. Я думаю, что первые результаты этой деятельности, которые через масс-медиа станут достоянием общества, будут иметь очень важное значение.

Третье - существует необходимость разъяснения нашему населению не только экономических, но и политических, геополитических, ментальных вопросов и преимуществ, связанных с евразийским проектом. Это все нужно делать, а именно - изучить вопрос более тесного подключения Армении к евразийским интеграционным процессам, в частности, к Таможенному союзу.

- В вопросах участия Армении в Таможенном союзе были оговорки...

- Я думаю, что ближайшие несколько месяцев станут периодом, когда наши экономисты и руководители министерств и ведомств должны будут объяснить нашему населению возможности нестандартных, нетрадиционных, специальных решений относительно Армении, которые сделают полноценным, например, ее участие в Таможенном союзе, если Ереван пойдет на такой шаг.

Вы помните оговорку о том, что наши соседи - Грузия и Азербайджан не входят в Таможенный союз, и, поэтому от участия в нем Армении не стоит ожидать больших экономических преимуществ.

Но, с другой стороны, я хочу напомнить слова одного из российских экономистов о возможности применения к Армении тех же преференций и преимуществ, которые распространяются, скажем, на Калининградскую область, чтобы это участие было более полноценным. Я не экономист, и не могу сейчас говорить об экономических выгодах или проблемах, существующих на этом пути, это должны сделать экономисты и администраторы, в том числе российские. Они должны объяснить, нужно ли идти по этому пути.

- Существуют ли противоречия между евразийским и европейским направлениями внешней политики Армении?

- Хочу отметить очень важное обстоятельство. За последние три месяца мы поняли, и армянское политическое поле в этом единодушно, что между процессами евразийской и европейской интеграции не может быть радикальных противостояний и противоположностей.

Мы прекрасно понимаем, что стратегической задачей РФ является установление отношений с ЕС на уровне стратегического партнерства. Хочу напомнить, что стратегическими партнерами России, например, являются и Армения и Азербайджан. То есть отношения России и ЕС могут быть такими же, как ее отношения с Арменией или с Азербайджаном. Что же нам нужно еще? Нам нужна большая Европа, от Лиссабона или Дублина до Владивостока. Эта идея зародилась не вчера и не позавчера, а тридцать, или даже больше лет назад и имела хождение среди западноевропейских политиков, например, в годы перестройки. Она встретила тогда ожесточенное противодействие США, которые не верили в возможность такой интеграции.

Россия сегодня - не советское государство. Постсоветские страны встали на путь демократических преобразований, где преобладание прав человека, демократических ценностей считаются очень важными. Во всяком случае, страны постсоветского пространства хотят построить современное, цивилизованное общество, которое, по своей сути, по своему содержанию, если не идентично, то очень близко европейской модели политических и общественных ценностей.

Мы у себя в Армении хотим привести наши политические, экономические, общественные, гуманитарные и все прочие инфраструктуры в полное соответствие с европейскими стандартами. Таким образом, наша задача в Восточном партнерстве с ЕС должна быть осуществлена. В этом случае будет гораздо легче входить как более цивилизованная, современная, развитая страна в любой интеграционный проект.

- Что вы скажете по поводу возможности вступления Армении в ЕС?

- Я считаю, что в Европейский союз при нашей жизни нас не примут... Проблемы, на которые наткнулся ЕС за последние два - три года, заставляют переосмысливать процесс дальнейшего расширения Европы, и я очень пессимистические отношусь к возможности включения Армении в состав ЕС в обозримой перспективе, например на 15-20 лет.

С другой стороны, я считаю, что не только ментально, но и экономически мы ближе к тем нашим соседям, к тому пространству, которое принято называть "постсоветским". Несмотря на все дезинтеграционные процессы, на размежевание и расхождение, происходившее последние 20 лет, это пространство все-таки больше объединяет, чем разъединяет. Просто здесь нужна очень большая деликатность при обсуждении всех возникающих вопросов.

- О каких именно вопросах, в частности, идет речь?

- Опять же, проблема Нагорного Карабаха. Без ее рассмотрения и решения, без желания обсудить ее в полном объеме, включить страны Южного Кавказа в Евразийское пространство невозможно, так же как и до сих пор было невозможно включить их в идею европейской интеграции.

Нельзя уходить от обсуждения этих вопросов. Должны быть найдены такие взаимные интересы, такие общие ценности, которые должны превалировать над размышлениями о том, кто кого силой заставит или подавит стремление к независимости, желание жить полноценно независимой жизнью, только потому, что это кому-то невыгодно. Это вопросы совместного, лояльного, толерантного друг к другу отношения, демократического подхода, доброжелательного отношения к представителям других национальностей, уважительного отношения к культуре, религии, желаниям и стремлениям других народов. Без обсуждения и постановки этих вопросов во весь рост решить вопросы большой интеграции невозможно.

- Но этот процесс интересен для Армении?

- Мы будем очень внимательно и с огромным интересом следить за успехами Евразийского союза. Мы считаем, что это очень важное явление, возникшее в большой глобальной политике.

Совершенно естественно, что Россия стала тем центром притяжения и влияния, который может собрать вокруг себя страны, желающие иметь очень тесные экономические, политические и все другие отношения, и вывести все это на новый, современный уровень. Евразийский союз - это новое экономическое объединение, которое станет в обозримой перспективе новым центром притяжения и влияния в современном мире.

- Могут ли СМИ сыграть позитивную роль в этом процессе?

- Конечно, могут. Я думаю, очень плохо, что сегодня, так часто и правильно говоря о нашем участии в Восточном партнерстве, проводя много семинаров, круглых столов и конференций на эту тему, мы неадекватно мало говорим о евразийской интеграции, как будто это нас совершенно не касается.

Я понимаю, что для участия Южного Кавказа в этих процессах есть определенные трудности, это совершенно самостоятельный, деликатный вопрос. Но эти вопросы нужно поднимать и нужно решать, поэтому я считаю, что создание единого информационного пространства на постсоветском пространстве - чрезвычайно важная вещь. Нельзя решать вопросы своего собственного экономического, политического развития в отрыве от явлений, которые происходят в большом и малом регионах, нельзя заниматься самоизоляцией, нельзя закрывать себя от остального мира. Нужно не отставать и не забегать вперед, а нормально идти по тем путям, которые диктует действительность.

Я думаю, что масс-медиа имеют в этом вопросе решающее значение. Если они не будут адекватно освещать процессы, происходящие в наших обществах, то тогда в этих обществах будут продолжаться дезинтеграция и раздоры, которые происходили последние двадцать лет, и, которые, как мы сегодня понимаем, ни к чему хорошему нас не привели.

Швеция вышла на третье место в Европейском союзе по коэффициенту рождаемости. Этот показатель составил 1,94 ребенка на женщину. Под рождаемостью в данном случае понимается суммарный коэффициент (total fertility rate) - то есть, обобщающий показатель интенсивности рождаемости.

Наибольшее число детей в расчете на одну женщину приходится в Ирландии, на втором месте - Франция. Средний показатель по ЕС - 1,59.

КРИЗИС ВНОВЬ ЛИШАЕТ ЕВРОПУ ПРАЗДНИКА

Долговой кризис в Европе продолжается третий год, и многие семьи, оказавшись в непростой финансовой ситуации, накануне Рождества вынуждены ограничить праздничный бюджет. Это вынуждает магазины более активно снижать цены

"Приоритеты меняются, когда денег едва хватает на оплату аренды и продукты. Но я понимаю, что для моей сестры очень важно заготовить подарки для детей, поэтому я что-нибудь куплю", - рассказала The Wall Street Journal 29-летняя испанка, живущая в Лондоне. Из-за сложной экономической ситуации в Испании она будет делать закупки для своих родных.

Сокращение потребительских бюджетов сильнее всего будет сказываться в наиболее пострадавших от кризиса странах валютного блока, в том числе в Греции и Португалии. Жители других государств тоже планируют сократить свои траты.

"В этом году ситуация довольно непростая, поэтому в нашей семье решили ограничиться только подарками для детей", - говорит сотрудница банка в Париже.

Если продажи игрушек остаются относительно устойчивыми, то, судя по первым данным предрождественского сезона, подарков взрослым закупают меньше, и это отражается на оборотах рынка DVD, ювелирных магазинов, электронных устройств, пишет The Wall Street Journal. Изменение потребительских настроений сказывается во многих секторах розницы.

"Сначала покупатели перешли с говядины на свинину, потом на курицу, теперь - сосиски", - говорит владелец португальской сети супермаркетов Pingo Doce Алешандре Суареш душ Сантуш (Alexandre Soares dos Santos).

Экономика еврозоны показала спад на 0,2% в третьем квартале: меры экономии во многих странах блока сказываются на деловой активности. В результате безработица выросла до рекордных 11,6%, а в Испании и Греции она превышает 25%. Экономисты предостерегают, что спад может быть более резким в четвертом квартале, который обычно является очень удачным для розничной торговли.

Потребители в Греции планируют сократить расходы на праздники на 16%, сообщает The Wall Street Journal со ссылкой на данные Deloitte. В Испании и Италии готовы ужать бюджеты на 4%. В тройке популярных подарков, по данным исследования, - книги, косметика и подарочные ваучеры. 47% европейцев предпочли бы получить в подарок деньги, это первая позиция в списках пожеланий в 15 странах блока.

Французы потратят на 0,7% больше, чем в прошлое Рождество, но теперь они внимательнее к выгодным предложениям и акциям. "Французы как никогда интересуются ценой, девять из десяти будут искать спецпредложения", - цитирует The Wall Street Journal комментарий эксперта Deloitte.

Те же тенденции в Италии и Португалии. В итальянской ассоциации потребителей и в португальской конфедерации торговли и сферы услуг прогнозируют снижение "рождественских" продаж на 20%.

Есть, конечно, и оазисы благополучия. В Германии розничные продажи за последние два месяца 2012 года, по оценкам, вырастут на 1,5% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года и достигнут рекордных 80 млрд евро, пишет The Wall Street Journal со ссылкой на ассоциацию розничной торговли Handelsverband.

И это при том, отмечает The Wall Street Journal, что немцы обычно более бережливы в своих тратах на Рождество, предпочитают праздновать в узком семейном кругу и не устраивать таких щедрых застолий, как, например, во Франции. Там фуа-гра и шампанское в праздничные дни становятся основными товарами массового спроса. По данным Deloitte, в среднем планируемые расходы на Рождество на одну семью в Германии составят около 485 евро, во Франции этот показатель выше - 639 евро. Больше всех в еврозоне на Рождество потратят в Ирландии - 966 евро, правда, это на 1,7% ниже, чем в прошлом году

Трое из четырех Ирландских Финансовых Директоров (CFO) крупнейших компаний выступают за разработанную ЕС программу спасения Евросоюза и МВФ путем скорейшего возвращения к бондовым рынкам. Это решение было принято на основе исследования, проведенного бухгалтерской фирмой Deloitte, которое выявило, что 76% респондентов считают, что правительство должно оставаться в рамках этой программы МВФ и Европейского Центрального Банка (ЕЦБ) и воспользоваться более низкими ставками гарантированного финансирования. Это позволит стране четко планировать бизнес на 2013 год и обеспечить финансовую дисциплину, необходимую для дальнейшего снижения дефицита ВВП до 3 процентов. Ирландия. Евросоюз > Госбюджет, налоги, цены > nalogi.net, 1 декабря 2012 > № 703309

Британский путешественник Грэхам Дэйвид Хьюис установил мировой рекорд - он побывал в 201 стране, не воспользовавшись при этом самолетами или другими видами воздушного транспорта, пишет во вторник газета Daily Mail. Рекорд Хьюиса, который был документально им же подтвержден, признали официальные представители Книги рекордов Гиннесса.

Во время своего путешествия, которое длилось 1426 дней, 33-летний Хьюис передвигался на кораблях, автобусах, такси и просто пешком. По словам туриста-экстремала, его затраты на дорогу насчитывали примерно 100 долларов в неделю, так как он путешествовал на самых дешевых и непритязательных транспортных средствах, вплоть до старых грузовых судов.

За свое четырехлетнее путешествие Хьюис, который живет в Ливерпуле, побывал в 193 странах, входящих в ООН, а также в таких государственных образованиях как Тайвань, Палестина, Косово, Ватикан, Западная Сахара, а также в четырех исторических провинциях Соединенного Королевства Великобритании (Англия, Шотландия, Уэльс и Северная Ирландия).

"Я люблю путешествовать, наверное, я это сделал, потому что хотел увидеть смогу ли я это сделать один, сам по себе, располагая небольшими средствами", - сказал Хьюис о своем достижении, отметив, что его странствия закончились в понедельник. У Хьюиса накопилось множество интересных повествований о его походах по разным странам, включая опасное плавание у берегов Кабо-Верде, пребывание в тюрьме в Конго и арест при попытке пересечения российской границы. Ранее Хьюис уже был занесен в Книгу рекордов Гиннесса за "посещение 133 стран за один год наземным транспортом".

ПИСТОЛЕТ ОСА ВКЛЮЧИЛИ В КАТАЛОГ ОРУЖИЯ НАТО

Вместе с ним туда были внесены еще 20 образцов российского оружия

Бесствольный пистолет "Оса" и еще 20 образцов российского оружия, разработанные НИИ прикладной химии, включены в официальный каталог вооружения нелетального действия НАТО, сообщают "Ростехнологии". Решение о включении российского оружия в каталог приняла специально созданная комиссия DAT-11. Лучшие образцы вооружений будут закуплены странами Североатлантического альянса.

Начальник управления по внешнеэкономической деятельности НИИ прикладной химии Артем Муранов пояснил, что это крайне важный момент - страны НАТО могут закупать только вооружение, имеющееся в каталоге, а значит, российское оружие выходит на новый рынок. В рамках демонстрационных показов оружия нелетального действия, организованных комиссией DAT-11, российские разработчики показали лучшие результаты в категориях нелетальные средства для воздействия на скопление людей и для нейтрализации отдельных лиц или групп.

Бесствольный пистолет "Оса" может использоваться не только сотрудниками правоохранительных органов, но и как средство самообороны, обеспечения безопасности на воздушном транспорте, подачи сигналов и освещения местности с помощью осветительных ракет. Пистолет выпускается в четырех модификациях - ПБ-4СП, ПБ-4-2, ПБ-4-1МЛ и ПБ2. Корпус "Осы" изготовлен из алюминия, все модификации пистолета имеют лазерный указатель цели. Сейчас идут переговоры о поставках "Осы" за рубеж - в Ирландию, Германию, Францию, Австрию и Швейцарию.

КТО УГОВОРИТ ДМИТРИЯ МЕДВЕДЕВА ОТКАЗАТЬСЯ ОТ НОЛЯ ПРОМИЛЛЕ

В России началось активное обсуждение последних инициатив Дмитрия Медведева о введении штрафа в 500 тысяч за пьянство за рулем. Отзывы в большинстве отрицательные. Политологи считают, что предложение премьера в итоге скорректируют

Предложения премьер- министра могут обернуться катастрофой для "Единой России". 500 тысяч рублей при ноле промилле. Им предстоит принимать соответствующий закон. Это даже не иностранные агенты и митинги за триста тысяч. Это касается рядовых граждан, которые устали от политики и нуждаются в стабильности. Хороша стабильность! Выпил кефира или кваса - штраф в полмиллиона.

Основные говорящие представители от партии власти оказались недоступны для комментариев.

Политологи считают, что предложения Медведева в итоге скорректируют, отмечает политолог Владимир Слатинов: "Россия вновь может оказаться впереди планеты всей. Ноль промилле действует в Чехии, Венгрии, Румынии, Словакии, Турции и Эстонии. Однако столь крупных штрафов за то, что просто поймали пьяным за рулем, такого нет нигде. За границей сурово наказывают виновных в ДТП или злостных нарушителей по бальной шкале. При этом в Англии и Ирландии действует аж 0,8 промилле. Во Франции - 0,5. Либеральная Европа считает, что кружка пива или бокал вина водителю не повредит. У нас, наверное, так нельзя: у нас есть некая норма, если уж пить, так до логического завершения.

Комментирует политолог Станислав Белковский: "Сама линия Медведева на то, чтобы полностью запретить езду даже по минимальному содержанию алкоголя в крови, а содержание может быть от употребления кефира и других жидкостей, которые не считаются алкогольными, выглядит довольно странным. Не говоря уже о сумме в 500 тысяч рублей, которая абсолютно неподъемна для большинства водителей. Я не верю в то, что эти решение будут приняты. Они как-то будут остановлены или трансформированы так, что их фактическое применение станет невозможным".

По мнению Белковского, президент может повлиять на развитие событий. "Если это решение [о штрафе в полмиллиона рублей] удастся продавить, то это неисчерпаемый источник коррупции, поскольку мы понимаем, сколько сможет заработать гаишник на том, чтобы не признать водителя пьяным при официальном штрафе в 500 тысяч рублей, - говорит политолог. - В то же время вопрос в том, что есть привилегированные водители и непривилегированные. И пока это разделение на два класса, из которых первый класс может не соблюдать ПДД, а второй несет на себе все бремя ужесточения, пока это разделение не ликвидировано, говорить о повышении культуры вождения не приходится. Это главная проблема. А проблема содержания алкоголя в крови глубоко второстепенна".

Кстати, по данным ВЦИОМа, треть опрошенных россиян вообще не пьет. Закон, возможно и скорректируют, но нервы потреплют изрядно.

Парламентские выборы завершились в Каталонии

Нация выходит на марш

В 2006 году социалистическое правительство Хосе Луиса Сапатеро, едва придя к власти, ради сохранения спокойствия предоставило Каталонии право распоряжения всеми местными и половиной центральных доходов. В общем, все могло обойтись. В конце концов, даже то, что при 20% от населения всей страны Каталония обеспечивает четверть испанского ВВП, не является признаком какого-то небывалого донорства.

Как считается, кризис все обострил до предела. Но никаким кризисом не объяснить решительность испанского Конституционного суда, с которой он летом этого года отказал каталонцам в праве считаться нацией.

В ответ около 1,5 миллионов в жителей Каталонии с ее 7,5 миллионами населения вышли на марш под лозунгом "Мы - нация". Если референдум о независимости случится, подготовка к нему началась именно в тот день.

В основе любого сепаратизма обязательно лежит историческая несправедливость, освященная впоследствии нерушимыми границами. Кому-то к моменту освящения нерушимых границ повезло стать государством, кому-то нет. Впрочем, большей независимости, чем в составе Арагонского королевства, история Каталонии не знает. Но особо романтичные каталонцы уже говорят о том, что их государство должно включать в себя и французский Руссильон, и Андорру, и Валенсию.

Есть, однако, счета и более актуальные. Барселона была республиканским бастионом в гражданской войне, и победа фалангистов обернулась массовыми казнями, которые в Каталонии не забудут, несмотря ни на какое примирение.

И то, как правое правительство Мариано Рахоя последовательно пытается лишить Барселону всех привилегий, полученных при левых, для многих каталонцев выглядит логическим продолжением попыток реабилитации каудильо, которые предпринимаются сегодня некоторыми из испанских правых.

Буржуа-сепаратисты

Любое государство стремится к всевластию, но на то и демократия, чтобы его в этом стремлении обуздать. Это вечный бой, в котором потеря государством своего преимущества обычно таит в себе выигрыш для всех.

Но эта модель не срабатывает там, где столкновение исторических мифов переплетается с экономическими интересами, особенно во время кризиса. Даже самые просвещенные демократии ведут себя, будто на дворе семнадцатый век и вестфальский мир только что положил начало святости суверенитетов и границ.

А помимо Каталонии есть еще Страна Басков, Шотландия, Северная Ирландия, фламандская Бельгия, и еще не осела пыль после крушения социалистических конструкций.

И получается, что на роль ожидаемого прецедента Каталония подходит едва ли не лучше других. Здесь независимости требуют не боевики и не жители бедных европейских окраин, а благополучные буржуа.

Причем не на словах, как такие же благополучные баварцы или играющие в масонов миланцы из Лиги Севера, а выходя на улицы, побеждая на выборах и готовя референдумы.

Большая дорога для сепаратиста

Что касается референдума о независимости, то Каталония вряд ли успеет стать первой. В Шотландии таковой уже назначен на осень 2014 года.

Лондон, как считается, дал Эдинбургу шанс, которым, по мнению многих наблюдателей, тот, с большой долей вероятности, не воспользуется. Просто взвесив все "за" и "против", просчитав последствия, соотнеся возможные потери с возможными приобретениями. И, возможно, оценив ту уважительность и корректность, с которой Лондон, наученный многолетним горьким опытом, шотландцам это шанс предоставил.

Проблема сепаратизма - это не только проблема исторических мифов или национализма. Как показывает практика, сепаратизм в своей основе может носить вполне гражданский характер, и, как в рядах литовского Саюдиса или латвийского Народного фронта было немало русских, среди сторонников каталонской независимости не так уж мало испанцев, особенно левых.

И не упрямься Мадрид в своем праве веками не считать каталонцев нацией, может быть, и Антонио Гауди не считал бы для себя непреложным говорить только по-каталонски.

Сепаратизм - проект во многом вообще политический. Исторические обиды и мифы могут мобилизовать миллионы людей на площади, но сами по себе они не толкнут массы на поиски аммиачной селитры.

Провинция может роптать, отдельные пассионарии могут организовывать подпольные ячейки, но большинство, даже испытывая к своим патриотам симпатии, как правило, дальше этого в своем сепаратизме не идет.

Более того, эти симпатии постепенно тают, поскольку подпольное сепаратистское движение рано или поздно становится не только штабом патриотов, но зачастую и прибежищем для людей, которым идея независимости просто заменяет большую дорогу.

Поэтому постепенно лишаются всенародной поддержки баскская ЭТА, ольстерская ИРА, да и в Чечне Басаев довольно скоро перестал быть народным героем.

"Барса" вне закона

Проблема сепаратизма - это проблема самоуправления. То есть, в конечном счете, проблема взаимоотношений элит. И именно поэтому результаты каталонского сепаратизма, скорее всего, будут принципиально отличаться от последствий абхазского.

Референдум о независимости Каталонии, наверное, неизбежен: две трети депутатов попали в парламент благодаря лозунгам независимости. Но, по мнению некоторых каталонских наблюдателей, внутриполитическая коллизия теперь обострится, поскольку перевес правящей партии после утраты ею 12 мандатов, уже не столь очевиден.

А экономическая полемика между правым премьером и его левыми партнерами по организации референдума и до выборов были такими острыми, что это может повлиять и на подготовку к референдуму.

Словом, победа на референдуме сторонников независимости далеко не запрограммирована. Возможно, именно благополучие Каталонии, ставшее одним из импульсов сепаратизма, может стать и поводом для сомнений: кризисы приходят и уходят, а сохранится ли это благополучие в случае нарушения статус-кво?

Экономические показатели Каталонии лучше, чем по всей Испании, и безработица ниже - но не настолько, чтобы считать это преимущество столь же неотъемлемым каталонским атрибутом, как теплое море? Сохранится ли оно, если крупные компании, опасаясь неожиданностей, начнут в массовом порядке перебираться в другие области Испании, а, говорят, эта миграция уже начинается.

Тем, у кого все налажено, совершенно не улыбается при всем патриотизме оказаться в стране, которую бойкотируют в Евросоюзе, которую не признает полмира, и к тому же не очень понятно, где и с кем будет играть любимая "Барса".

Вестфальское устройство мира с его нерушимыми границами и священным суверенитетом, может быть, себя и изжило по сути. По форме же никому не хочется искушать судьбу на практике, и даже если жить в эпоху больших перемен придется всего несколько лет, никому не хочется терять даже их - особенно там, где вообще есть, что терять.

Даже решение Конституционного суда не считать каталонцев нацией - это все-таки не требование считать в Каталонии испанский языком номер один, это не назначение каталонским президентом или его заместителем этнического испанца, как это могло быть, развивайся конфликт по тем сценариям, к которым мы привыкли в Абхазии или турецком Курдистане.

Как бы ни были уверены в Барселоне, что в Мадриде над ними издеваются, как бы по-снобски ни относились к бедным валлонам богатые бельгийские фламандцы, а миланцы - к жителям Неаполя, это все равно не франкизм и не империя.

И самое главное: элитам в Каталонии и Испании, в отличие от элит в куда более горячих местах, надо договариваться. Просто потому, что эти элиты - выборные. За войну не проголосует никто. И очень многие подумают, стоит ли голосовать за тех, кто не договорился во время кризиса. По крайней мере, там, где об этом спрашивают.

Вадим Дубнов, политический обозреватель.

Подозрительный субъект

Российские испании и греции к дефолту готовы

Рыба, как говорят, гниет с головы. С экономикой такой фокус не проходит. В то время как успешная Москва, Санкт-Петербург и другие мегаполисы показывают рост, в отечественной глубинке назревает самый что ни на есть кризис. Первым забили тревогу в S&P, далее последовал сигнал и вовсе убедительный: вице-премьер Владислав Сурков возглавил специальную рабочую группу в правительстве по проблеме роста задолженности регионов. «Итоги» проинспектировали экономическую карту России и выяснили, где находятся наши доморощенные испании, греции и прочие португалии.

Достать чернил...

Начнем с невеселой бюджетной цифири. По словам замминистра труда и социальной защиты Любови Ельцовой, всего до 2018 года на повышение зарплат бюджетникам правительство планирует потратить 4,6 триллиона рублей. При этом с 2013 по 2015 год предполагается освоить 1,16 триллиона рублей, из которых лишь 181,6 миллиарда будет взято из федерального бюджета, а оставшиеся 978,8 миллиарда — из консолидированного бюджета субъектов РФ.

Безусловно, часть этой суммы регионы покроют за счет межбюджетных трансфертов и кредитов, которые они ежегодно получают из федеральной казны. Дотации в 2013 году запланированы на уровне 419 миллиардов рублей (в 2014 и 2015 годах эта сумма пока изменяться не будет), а максимальный объем бюджетных кредитов — на уровне 75 миллиардов. В межбюджетные трансферты входят и прямые дотации на повышение денежного довольствия бюджетникам — 60 миллиардов рублей. Так или иначе выходит, что дыра в бюджете регионов в ближайшие три года составит 522 миллиарда рублей (по 174 миллиарда рублей в год).

Впрочем, в Думе «Итогам» дали еще более пессимистичные прогнозы.

«По нашим оценкам, дополнительные расходы регионов, связанные с необходимостью повышения зарплат бюджетникам, составляют 700—800 миллиардов рублей, — говорит первый заместитель председателя Комитета Госдумы по бюджету и налогам Оксана Дмитриева. — В дотациях на выравнивание бюджетной обеспеченности субъектов предусмотрено выделение средств, достаточных лишь для 5-процентного повышения зарплат. Дополнительные же перечисления из федерального бюджета предусмотрены в размере 100 миллиардов рублей. Следовательно, сухой остаток, который придется найти, — 600—700 миллиардов рублей в ближайшие два года. Поэтому, скорее всего, мы увидим лишь формальную отчетность о повышении зарплат, либо расширение платных услуг населению, либо сокращение других расходов, прежде всего инвестиционных, либо рост задолженности по кредитам».

Выходит, что уже в следующем году может возникнуть дыра размером в 174—300 миллиардов рублей, на которую еще наложатся другие проблемы субъектов Федерации — сокращение темпов роста и снижение поступлений от налогов, связанное с надвигающимся кризисом.

Экономика в миниатюре

По данным Минфина на 1 октября 2012 года, регионы должны иностранным и внутренним кредиторам 1,131 триллиона рублей, что соответствует примерно 1,885 процента ВВП страны (если экономика до конца года вырастет до 60 триллионов рублей). Но ситуация везде разная.

Так, в десятку крупнейших заемщиков по объему привлеченных кредитов входят Москва (200 миллиардов рублей долга), Татарстан (85 миллиардов), Московская область (80 миллиардов), Краснодарский край (43 миллиарда), Саратовская, Самарская и Нижегородская области (по 35—36 миллиардов), Белгородская (29 миллиардов), Вологодская (26 миллиардов) и Кемеровская области (24 миллиарда). При этом далеко не у всех есть проблемы с долговой нагрузкой на местную экономику (валовый региональный продукт, ВРП).

По подсчетам «Итогов», хуже всего в этом отношении обстоят дела в Мордовии (16 процентов ВРП), Чукотском АО (9 процентов), в Вологодской (7,8 процента), Рязанской, Костромской и Саратовской областях (7,4—7,5 процента). А регионов, в которых долговая нагрузка выше 6 процентов ВРП, набирается семь — Калужская, Тверская, Астраханская, Пензенская области, а также Татарстан и Северная Осетия.

Безусловно, абсолютные значения могут отличаться, так как последние данные о размерах региональных экономик Росстат дает только за 2010 год (за основу «Итоги» брали рост ВВП страны в 2010—2012 годах в текущих ценах). Однако география останется приблизительно той же.

Более того, по сравнению с настоящей Грецией и Испанией, у которых госдолг в 2012 году по оценке МВФ составит 190 и 70 процентов ВВП соответственно, наши долги (около 12 процентов ВВП) на первый взгляд вообще мизерные. А если взглянуть на Великобританию (84 процента), Ирландию (115 процентов), Германию (82 процента), Францию (89 процентов), США (105 процентов) или, не дай бог, Японию (238 процентов), то и говорить не о чем. Правда, подобные сравнения, как рассказали «Итогам» экономисты, делать не рекомендуется. Большинство европейских долговых гигантов, за исключением разве преддефолтных PIGS, обладают наивысшими рейтингами AAA или близкими к ним, что делает обслуживание долга очень дешевым. России же с ее BBB+ нужно быть скромнее.

«Важен не столько объем долга, который в России действительно небольшой, сколько его структура, — объясняет директор направления «Региональные и муниципальные финансы» рейтингового агентства Standard & Poor's Борис Копейкин. — Например, во время кризиса 2008—2009 годов для многих регионов и городов Европы, например немецких, как ни странно, доступ на рынок заимствований улучшился, а ставки снизились. В России же, наоборот, рынок был почти закрыт. У нас очень высокая доля именно краткосрочных заимствований, тогда как в мировой практике в большей мере привлекаются долгосрочные ресурсы. Вот и получается, что долг размером 50 процентов от доходов бюджета, но по низкой ставке, на много лет и с гладким графиком погашения приведет к долговой нагрузке, скажем, 3—4 процента от доходов бюджета в год. А более низкий размер долга 20 процентов, но с погашением через год потребует одну пятую регионального бюджета разово — что невозможно осуществить без рефинансирования. Из-за разницы в уровне процентных ставок нагрузка по обслуживанию сопоставимого долга на российские регионы и муниципалитеты также оказывается выше, чем во многих других странах».

Следуя этой логике, дефолт может объявить даже внешне успешный регион, если на его балансе много краткосрочных обязательств с высокой ставкой, взятых, к примеру, у частного сектора, а не у более лояльного государственного. Так что не стоит, наверное, дожидаться греческих показателей в 190 процентов ВВП, чтобы начинать бить тревогу. Дефолт отдельных регионов при плохом управлении может наступить гораздо раньше, как это произошло с Московской областью в 2009—2010 годах.

По оценкам Минфина, в 2011 году таких субъектов было 12 — Вологодская, Иркутская, Костромская, Саратовская и Тверская области, Карачаево-Черкесия, Калмыкия, Мордовия, Ингушетия, Камчатский край, Ненецкий и Чукотский автономные округа.

Оставив детальный аудит регионов за скобками, уже сейчас можно смело сказать, что как минимум в 11 российских регионах есть все признаки кризиса: снижение промышленного производства, чистые убытки предприятий, снижение поступлений налога на прибыль и дефицит бюджета даже с учетом межбюджетных трансфертов. По оценкам информагентства «Финмаркет», основанным на данных Росстата и Федерального казначейства, в их число входят Мурманская, Вологодская и Кемеровская области, Северная Осетия, Ингушетия, Чечня, Дагестан, Республика Тыва, Забайкальский край, Еврейская автономная область и Чукотский автономный округ.

Еще в 20 регионах зафиксированы как минимум два из четырех признаков кризиса. В основном это Север, Поволжье, нефтедобывающие регионы Сибири и небольшая часть Центрального Черноземья. «Кризисная география» в целом отражает все негативные процессы, которые происходят в экономике, — падение внешнего спроса и спад промышленности, стагнация цен на нефть и постепенное снижение доходов населения там, где никакого крупного бизнеса нет.

«В России регионы обладают очень малой финансовой гибкостью, — говорит Борис Копейкин из Standard & Poor's. — Они не могут самостоятельно устанавливать налоги и почти не могут влиять на ставки и базу налогов, поэтому не обладают гибкостью в получении дополнительных доходов. К тому же у нас центральное правительство зачастую обещает увеличить расходы, перекладывая значительную часть ответственности за финансирование этих обещаний на региональные и местные бюджеты, как это сейчас происходит с предвыборными обещаниями президента о повышении зарплат бюджетникам».

В таких условиях увеличение займов даже на не слишком большую сумму может оказаться пагубным для устойчивости финансовой системы. Поэтому и сравнивать наши долги следует не с Европой, а, скажем, с Бразилией, которая обладает аналогичным кредитным рейтингом. По данным МВФ, ее внешний долг составляет 64 процента ВВП. Не сильно отличаются долги и у других коллег по БРИКС: у Индии — 61 процент, а у Китая — всего лишь 37 процентов. Это и есть цена устойчивости. Может показаться, что наше положение не хуже, чем у соседей по экономическому блоку. Но не стоит обольщаться: структурные особенности российского долгового рынка, отличные от Бразилии, Индии и Китая, могут подложить нам дефолт и при меньшем объеме заимствований. И похоже, в правительстве это уже начали осознавать.

Артем Никитин

В случае если Польша не предпримет мер по улучшению демографической политики, численность ее населения сократиться с 38 до 32 миллионов человек в последующие сорок лет, сообщил демограф Згибнев Штрежельский.

«Это произойдет, если мы не сможем остановить снижение уровня рождаемости и остановить миграцию», - заявил Штрежельский в своем интервью информационному изданию «The News.pl». В настоящий момент процент рождаемости в Польше остается на одном из самых низких уровней по сравнению с другими странами Европейского Союза, ввиду озабоченности будущих родителей по поводу финансовых вопросов. В числе основных категорий, стремящихся в Польшу, представители стран-соседей из Восточной Европы, которые начали активно заселять ее восточные города после вступления в ЕС в 2004 году. Польша становится промежуточным звеном в попытках сотен тысяч людей попасть в Великобританию, Ирландию, Нидерланды.

Группа компаний "Транзас" присоединилась к Некоммерческому партнерству "ГЛОНАСС", назначенному весной этого года постановлением Правительства Российской Федерации федеральным сетевым оператором в сфере навигационной деятельности и определенному распоряжением Правительства Российской Федерации единственным исполнителем по проекту "ЭРА-ГЛОНАСС".

Группа компаний "Транзас" в течение более чем 20 лет поставляет на российский и международный рынок интегрированные IT-решения для транспортной индустрии (морская, авиационная отрасль, речной, железнодорожный и автотранспорт), электронные системы безопасности, геоинформационные системы, образовательно-досуговые технологии. Дистрибьюторская сеть компании развернута в 130 странах мира. Центром разработки технологий и принятия стратегических решений является Санкт-Петербург. Международная коммерческая деятельность координируется группой офисов, расположенных в России (Санкт-Петербург), Ирландии (Корк), Швеции (Гетеборг), США (Сиэтл), Великобритании (Портсмут), Германии (Гамбург), Франции (Ницца), Нидерландах (Роттердам), Китае (Шанхай), Тихоокеанском регионе (Сингапур), ОАЭ (Дубай), Греции (Пирей), Турции (Стамбул) и Норвегии (Берген) и пр.

"Транзас" уверен в потенциале ГЛОНАСС", - комментирует вступление в Некоммерческое партнерство Николай Лебедев, президент Группы компаний "Транзас", - "Мы много лет работаем с аппаратурой потребителей системы, в этой сфере накоплен серьезный опыт, есть разработки для космической отрасли.

Деятельность нашей компании охватывает практически всю транспортную сферу: авиацию, морской, речной, железнодорожный и автотранспорт. Таким образом, присутствие "Транзас" в некоммерческом партнерстве открывает дополнительные возможности использования современных технологий ГЛОНАСС на всех основных видах транспорта в России".

"Компания "Транзас" дает Некоммерческому партнерству компетенции в сфере международной экспертизы в области морской, речной и воздушной навигации. Мы рады нашему новому партнеру и надеемся на совместное сотрудничество в области совершенствования нормативной базы и проведения единой технической политики в данных сферах", - заявил президент НП Александр Гурко.

В числе задач НП "ГЛОНАСС" как федерального сетевого оператора - разработка и реализация единых стандартов внедрения навигационно-информационных технологий, популяризация услуг, основанных на определении местоположения, а также продвижение ГЛОНАСС за рубежом. НП создает систему экстренного реагирования при авариях "ЭРА-ГЛОНАСС".

Госкомитет нацбезопасности Киргизии считает, что деятельность представителя Международной группы по предотвращению кризиса (International Crisis Group) гражданина Ирландии Прасада Конора на юге Киргизии выходит за рамки полномочий правозащитной организации.

В июне 2010 года на юге Киргизии произошли межнациональные столкновения между исторически проживающими здесь узбеками и киргизами. За три дня столкновений погибли свыше 420 человек, 21 пропали без вести, ранения получили несколько тысяч.

"Данный гражданин осуществлял сбор информации о якобы существующих фактах ущемления прав узбекской части населения со стороны местных органов власти и представителей титульной нации (киргизов). Указанная деятельность сопровождалась агитацией граждан узбекской национальности на проявление "активной гражданской позиции", - сообщает пресс-служба ГКНБ Киргизии в четверг.

С санкции Ошского городского суда был произведен осмотр машины иностранца, при котором были обнаружены и изъяты документальные материалы и электронные носители информации.

Специальная филолого-политологическая экспертиза выявила, что данные материалы "содержат сведения, разжигающие межнациональную рознь, провоцирующие людей на массовые беспорядки на почве межнациональных отношений, а также представляют угрозу целостности и стабильности республики", отмечают в ГКНБ.

Штаб-квартира International Crisis Group находится в Брюсселе. В настоящий момент президентом организации является Луиза Арбур, которая с 2004 по 2008 год была верховным комиссаром ООН по правам человека. Эксперты организации работают в 66 местах конфликтов и потенциальных конфликтных ситуаций во всем мире.

ГКНБ Киргизии отмечает, что ранее появлявшиеся на интернет-сайтах отчеты данной организации были "негативно восприняты населением страны". В частности сообщается, что опубликованное в российской газете "Коммерсантъ" 5 апреля 2012 года интервью вице-президента International Crisis Group Алена Делетроза под названием "В Оше снова может начаться резня" "вызвало возмущение со стороны общественности, осуждающей и опровергающей информацию, изложенную в материале".

ГКНБ Киргизии сообщает, что в настоящий момент правоохранительные органы рассматривают вопрос о применении в отношении иностранного гражданина "соответствующих мер согласно законодательству Киргизстана и международным нормам".

ОПРОС: ЛУЧШИЕ ЦЕНУ И УСЛУГИ ТУРИСТАМ ПРЕДЛАГАЮТ ОТЕЛИ ПРАГИ

Вместе с чешской столицей в тройку лидеров рейтинга попали Лиссабон и Таллин

Прага является не только впечатляющим и крайне популярным среди туристов городом, но и столицей, в которой отели предлагают стоим постояльцам лучшее соотношение цены и качества, следует из данных исследования службы онлайн-резервирования гостиниц hotel.info.

Участниками исследования стали отели, которые к началу ноября имели категории от 2 до 5 звезд. Клиенты онлайн-сервиса после своего отъезда выставляли гостиницам баллы от 0 до 10. Туристам предлагалось оценить номера и их чистоту, а также соотношение цены и качества. В том случае, если два отеля набирали одинаковое количество баллов, учитывался третий знак после запятой. Прага набрала 7,98 балла и заняла лидирующую позицию не только среди других городов Восточной Европы, но и во всемирном рейтинге. На втором месте с результатом 7,95 балла оказалась португальская столица Лиссабон, замыкает тройку лидеров Таллин с 7,92 балла. За ними следуют Рига (7,89 балла), Варшава (7,84 балла), Будапешт (7,81 балла) и Берлин (7,76 балла). В десятку также вошли София и столица Таиланда Бангкок, набравшие по 7,74 балла. Замыкает десятку Вильнюс, получивший 7,59 балла.

Далее в рейтинге, составленном туристами, идут Вена (7,57 балла), Дублин (7,52 балла), Братислава (7,51 балла), Мадрид и Загреб - по 7,34 балла. За ними следуют Афины и Бухарест (по 7,31 балла), Пекин (7,26 балла), Хельсинки (7,14 балла) и Рим (7 баллов). Хельсинки стал единственной скандинавской столицей, вошедшей в двадцатку стран с лучшим соотношением цены и качества за проживание в отелях. Стокгольм (6,45 балла), Осло (6,13 балла) и Копенгаген (6,06 балла) туристы оценили значительно ниже. Лондонские гостиницы набрали 6,3 балла, а московские - только 6,09 балла.

Исследование сервиса Ozon.travel показало, что три четверти заказов отелей через Интернет производится в зарубежных странах. Чаще всего пользователи бронируют номера в Стамбуле, Париже и Праге, среди российских городов самыми популярными традиционно являются Москва и Санкт-Петербург.

Израильская фармкомпания Teva Pharmaceuticals собирается приобрести ирландскую фармацевтическую компанию Amarin. Основным конкурентом в этой сделки для Teva является шведско-британская компания AstraZeneca. Рыночная капитализация ирландской компании составляет 1,6 млрд. долл. США. Напомним, что Teva является крупнейшим в мире производителем дженериков. Представитель Teva сообщил, что компания отказывается комментировать слухи о данной сделке.

В ноябре этого года исполнительный директор Teva Джереми Левин отметил, что он не планирует крупных приобретений и планирует сосредоточить усилия на развитии инновационного направления деятельности.

Однако эксперты предполагают, что интерес к Amarin вызван новым препаратом ирландской компании. Этот медикамент, который служит для снижения уровня триглицеридов в крови, называется Vascepa. В 2012 году FDA одобрило данный препарат.

По мнению генерального, директора компании Amarin Джозефа Закшевски, одобрение FDA препарата Vascepa символизирует переход на новый уровень в лечении пациентов с острой формой гипертриглицеридемии. При клиническом плацебо-контролируемом исследовании MARINE, проведенном компанией Amarin, препарат Vascepa показал статистически значимое снижение уровня триглицерида в крови без превышения содержания LDL-C, известного как «плохой холестерин».

Саммит "большой восьмерки" (G8) в 2013 году пройдет в Северной Ирландии, объявил во вторник премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон, прибывший с визитом в этот регион Соединенного Королевства.

Великобритания в 2013 году будет страной-председателем неформального клуба ведущих мировых держав.

Главным местом проведения саммита 17-18 июня 2013 года с участием политических руководителей Великобритании, США, Германии, Франции, Италии, Японии, Канады и России станет гольф-курорт Лох-Эрн (Lough Erne) близ города Эннискиллен в округе Фермана на юго-западе Северной Ирландии, неподалеку от границы с Республикой Ирландия.

Гольф-курорт с пятизвездочным отелем и первоклассными полями для этой игры был открыт в 2007 году. Он расположен в живописном уголке "изумрудного острова", окружен холмами и озерами. В 2011 году курорт с отелем на 120 номеров и конференц-центром на 400 мест обанкротился и был выставлен на продажу за 10 миллионов фунтов стерлингов.

Северная Ирландия никогда ранее не становилась хозяйкой международных мероприятий подобного масштаба, в том числе из-за неспокойной обстановки в плане безопасности из-за конфликта республиканцев-католиков и юнионистов-протестантов. Однако после нормализации обстановки в последние годы Северная Ирландия стала местом привлечения инвестиций, развития экономики и туризма.

"Проведение саммита станет прекрасной возможностью для Северной Ирландии прорекламировать себя, когда взоры всего мира будут обращены на нее. Я хочу, чтобы весь мир увидел, какой прекрасный уголок земли являет собой Северная Ирландия. Это прекрасное место для бизнеса, для инвестиций, место, где живут необыкновенно образованные и хорошо обученные люди, готовые работать на международный бизнес", - отметил британский премьер.

По его мнению, эти края - один из красивейших уголков во всем Соединенном Королевстве. Кэмерон также в шутку выразил надежду, что ему удастся "удержать президента (США Барака) Обаму от того, чтобы провести все время за игрой в гольф".

Последний раз Британия принимала у себя саммит G8 в 2005 году, когда он прошел на шотландском гольф-курорте Глениглс (Gleneagles), его омрачили произошедшие 7 июля теракты в Лондоне, которые унесли жизни более 50 человек.

Удаленные места для проведения саммитов выбираются специально, чтобы обеспечить безопасность участников и не допустить массовых антиглобалистских акций протеста. Александр Смотров.

Жители четырех стран Европы назвали Ryanair самой нелюбимой авиакомпанией.

Опрос предпочтений клиентов авиакомпаний провела медиакорпорация Travelzoо. Опросив более пяти тысяч европейских пассажиров, она обнаружила, что каждый из них предпочитает летать компаниями своей страны. Так, 22% французов выбрали Air France, 30% немцев - Lufthansa, 21% англичан - British Airways, а 16% испанцев - Iberia.

А вот ирландская Ryanair оказалась лидером по отрицательным отзывам. Самой нелюбимой назвали ее 22% жителей Франции, 38% немцев, 48% англичан и 56% испанцев. Как сообщает Quotidien du Tourisme, пассажиры хотят больше комфорта, а акциями и скидками их уже не удивишь.

Напомним, ранее бюджетную ирландскую авиакомпанию Ryanair, крупнейшего лоукост-перевозчика в Европе, заподозрили в том, что ее сотрудники намеренно заправляют самолеты перед рейсами не полностью, чтобы сэкономить.

Скандально знаменитый исполнительный директор Ryanair Майкл О'Лири заявил, что никакие ремни безопасности не спасут туристов в случае авиакатастрофы. Давно пора отменить все эти лишние удобства и летать в самолетах стоя. Время полетов с шампанским в стиле Джеймса Бонда прошло, современные лайнеры превратились в "автобусы с крыльями", и пассажиров в них нужно перевозить соответственно, без лишнего политеса и комфорта, пишет The Telegraph.

"Ремни безопасности не важны, - заявил О'Лири. - Вы не пользуетесь ими в лондонском метро, не пристегиваетесь в скоростных поездах, а если они потерпят крушение, вы все равно будете мертвы". Зато директор ирландской бюджетной авиакомпании твердо уверен, если продавать билеты в сидячий салон по 25 фунтов стерлингов и в стоячий по 1 фунту, стоячий будет раскуплен мгновенно.

Речь, конечно, не идет о многочасовых полетах или рейсах в области, известные своей турбулентностью. Но сегодня большинство рейсов в Европе - короткие перелеты по часу-полтора, без сложных посадок. Туристам, по мнению О'Лири, достаточно просто перенести это время на ногах. А при взлете и посадке можно опереться на подлокотники, и все будет хорошо. "Мы выполняем по 1500 рейсов в день. И ни одного выезда со взлетно-посадочной полосы, ни на дюйм. Это очень рутинный, безопасный способ путешествия", - заявил он.

Отметим, что предложения о стоячих местах в самолетах появились несколько лет назад. Сейчас европейские нормы безопасности исключают такой вид полета и требуют, чтобы пассажиры были пристегнуты ремнями во время взлета и посадки. Майкл О'Лири, чья лоукост-авиакомпания на фоне общего финансового кризиса и упадка в Европе достигла за первые шесть месяцев 2012 года роста прибыли в 10%, заявил, что Ryanair постоянно находится в поиске новых способов ведения дел. А власти, как всегда, стремятся запретить нововведения. "Они просто болваны", - очередной раз обозвал еврочиновников скандалист-ирландец.

Австралийское правительство пристально следит за гражданами - пользователями Интернета, в соответствии с информацией поисковой системы Google.

В течение первых шести месяцев 2012 года от правительства Австралии и его комитетов поступило 523 запроса на получение доступа к личной информации пользователей системы Google, включая информацию на личных страницах YouTube и Gmail.

Но Австралия - всего лишь девятая по числу запрашивающих доступ к личной информации таким образом. На первом месте - США (7969 запросов), далее следует Индия (2319 запросов). За лидерами расположились Бразилия, Франция, Германия и Великобритания. Однако , принимая во внимание количество населения, проживающего в этих странах, правительство Австралии держит достойные показатели.( Население Австралии на июль 2011 года - 22 620 600, в США - 311 591 917).

Чаще всего Google удовлетворяет запросы, поступающие из Японии, Германии, Нидерландов и Бразилии. Реже всего удовлетворяются запросы из таких стран, как Турция, Россия, Венгрия и Ирландия. В некоторых случаях требования о доступе к личной информации пользователей не были удовлетворены по причинам неверно указанной информации или неполного набора документов.

Как правило, представители правительств требуют заблокировать информацию, в которой облик страны представлен негативно или содержатся материалы, пропагандирующие насилие и терроризм .

Так Google заблокировал для пользователей Интернета в России просмотр 160 роликов на YouTube, в которых содержались "элементы насилия и экстремизма".

ПРЕДПРИНИМАТЕЛЯМ ЖИВЕТСЯ В СЕНЕГАЛЕ ЛУЧШЕ, ЧЕМ В РОССИИ

В рейтинге удобных для бизнеса стран от Forbes Россия находится вне первой сотни и ниже Лесото, Сенегала и Мозамбика. В то же время продолжают терять позиции и страны Большой восьмерки, а также США

Американский деловой журнал Forbes опубликовал на этой неделе рейтинг лучших стран для ведения бизнеса. Всего в списке 141 государство, причем по сравнению с прошлым годом произошли некоторые изменения.

При составлении рейтинга страны оценивались по следующим критериям: уровень личных свобод граждан; степень защищенности прав собственности и инвестиций, стабильность цен, наличие барьеров для экспорта и импорта товаров и услуг; уровень развития технологий, степень влияния чиновничьего аппарата на бизнес и налоговое бремя, состояние рынка акций.

Прежде всего - сменился лидер: им стала Новая Зеландия, которая годом ранее занимала вторую строчку списка. Подняться на первую строчку рейтинга стране удалось благодаря прозрачности и стабильности бизнес-климата, который поощряет предпринимательство, отмечает Forbes. Стоит учесть, что Новая Зеландия имеет самый низкий ВВП среди стран верхней десятки рейтинга. Из 11 показателей, по которым проводилось исследование, она занимает лидирующую позицию по четырем, в их числе защита прав инвесторов, а также отсутствие бюрократии и коррупции.

Экономика Новой Зеландии тесно связана с экономикой Австралии, и обе страны лучше большинства перенесли последствия глобального финансового кризиса. Единственным недостатком в устойчивой экономической системе стало укрепление новозеландского доллара, что сделало дороже экспорт сельскохозяйственной продукции. Авторы рейтинга отмечают, что в прошлом году Новая Зеландия снизила ставку корпоративного налога с 30% до 28%.

Второе место в списке досталось Дании. Отмечается высокий уровень соблюдения принципов свободной торговли в стране. Третье - у Гонконга. Этому способствуют низкие ставки по кредитам. Экономика Гонконга выросла на 5% в прошлом году, а уровень безработицы очень низкий - 3,2%.

На четвертом месте Сингапур. И единственный недостаток этой страны - в низком уровне личной свободы (по оценкам Freedom House). Экономика Сингапура сильно зависит от экспорта. Канада из верхней части рейтинга в этом году переместилась на пятое место. Тем не менее, эта страна остается одной из лучших стран в мире, когда речь идет о свободе торговли, защите прав инвесторов и простоте начала собственного бизнеса.

В первую десятку также попали (по убыванию) Ирландия, Швеция, Норвегия, Финляндия и Великобритания. В целом же отмечается, что позиции стран Большой восьмерки продолжают падать.

Россия снова оказалась за пределами первой сотни, заняв 105-е место и разместившись между Украиной и Пакистаном. Это выше Танзании, но значительно ниже Мозамбика, Намибии, Руанды, Лесото и Сенегала.

Негативно на позиции России повлияли слабая защищенность прав собственности и активное вмешательство государства в частный сектор. По мнению экспертов Forbes, занимать высокие рейтинги России также мешает сокращение рабочей силы, высокий уровень коррупции и плохая инфраструктура, которая нуждается в больших инвестициях.

Отметим, что продолжают терять позиции в рейтинге Forbes США. Эта страна занимала второе место в 2009 году, но с тех пор ее положение постоянно ухудшалось. В рейтинге 2012 года США занимают 12-е место по сравнению с десятым в 2011 году.

В комментариях к рейтингу говорится, что виной снижения популярности США высокие налоги и сложная система налогообложения. На соблюдение налоговых формальностей малому и среднему бизнесу в США требуется 175 часов в год.

Кроме растущего налогового пресса (а после снижения налоговых ставок в Японии в 2011-м году на корпоративный бизнес налоговый режим в США стал одним из самых "тяжелых" среди развитых стран мира для крупного бизнеса), США имеет ряд других проблем. Например, проблемы с дефицитом бюджета и "потолком" госдолга.

"Как известно, льготы, принятые в отношении расходования средств федерального бюджета были приняты еще в период президентства Джорджа Буша младшего и истекают к 1 января 2013-го года. В случае если президенту Обаме не удастся провести поправки в первую очередь в налоговое законодательство в Конгресс, то это будет автоматически означать секвестирование (пропорциональное сокращение) практически всех статей бюджета", - комментирует ситуацию начальник аналитическгого отдела ИК "Риком-Траст" Олег Абелев. Кроме того, мешает бизнесу растущая инфляция.

Популярность Новой Зеландии Абелев объясняет, в первую очередь, низким уровнем коррупции. "Не забудем и о достаточно низких налоговых ставках по сравнению с другими странами в Топ-10 данного рейтинга, которые способствуют привлечению капитала со стороны бизнеса, в том числе, и на фондовом рынке. Базовый индекс Новой Зеландии NZX-50 за 2011-й год вырос на 24%", - рассказал Абелев в интервью BFM.ru.

По его словам, способствовать улучшению позиций России в таких рейтингах может радикальное изменение отношения к малому и среднему бизнесу и борьба с бюрократическими процедурами: уменьшение срока регистрации бизнеса, введение льготных ставок налогообложения и понижение уровня коррупции: "Даже рост ВВП в абсолютном и относительном выражениях как суммарно, так и на душу населения при ничтожном вкладе в него малого бизнеса не повысит позиции РФ в рейтинге. Пока доля выручки предприятий малого бизнеса в ВВП в России составляет чуть более 1,5%, говорить об изменении ситуации преждевременно".

В будущем, считает Абелев, возможны скачки вверх по позициям рейтинга от скандинавских стран (Дания - яркий пример), поскольку именно в них уровень личной свободы предпринимателя и стартовые условия для начала бизнеса являются наиболее привлекательными.

Российский бизнес видит крайнюю необходимость в улучшении позиций России в рейтинге и призывает государство к совместной работе. "Об этом говорится очень много, особенно последние годы. Что касается конкретных свершений, пока еще все оставляет желать лучшего, - считает руководитель комитета по экономике московского отделения Опоры России Алексей Каневский, - начался прямой диалог, обмен мнениями, с другой стороны, констатировать что-то прорывное в этом смысле пока не получается. Налоговое бремя на бизнес не изменилось, в некоторых случаях усилилось".

По словам Каневского, улучшить положение могло бы стать, например, освобождение от налогов старт-ап-проектов, что привлекло бы в малый и средний бизнес новых игроков: "Мы прекрасно понимаем государство, что нужно как-то закрывать бюджетные статьи, но в долгосрочной перспективе это путь в никуда, потому что именно по сбору налогов во всех государствах по всем видам статистики малый и средний бизнес - это основная часть населения, которое платит налоги. У нас еле-еле 25% субъектов заняты в малом бизнесе. В общем, сегодня климат для начала ведения бизнеса в России оставляет желать лучшего".

Швейцария и налоговые проблемы – это два тесно связанных понятия. Однако мало кто знает, что на самом деле страна ведет «неравный бой» сразу на двух фронтах, а именно, не только там, где речь идет о налогообложении частных лиц (банковская тайна), но и там, где решаются вопросы налогового режима для иностранных фирм (привилегии холдингам). Имеются в виду иностранные холдинги, зарегистрированные в Швейцарии. Критике подвергается, прежде всего, практика, которая по-английски называется «transfer pricing» или трансфертное ценообразование. Имеется в виду реализация товаров или услуг по внутрифирменным, отличным от рыночных, ценам. Такая практика не является нелегальной и она нигде не запрещена.

Да и придумана она была, в конечном итоге, для того, чтобы обеспечить возможность справедливого налогообложения крупных транснациональных компаний. Однако сейчас раздается критика в том плане, что в Швейцарии эта система превращена в свою противоположность, ведь она, система, чисто технически, позволяет перераспределять общую прибыль в пользу структурных подразделений или лиц, находящихся в государствах с более низкими налогами.

Трансфертное ценообразование, например, имеет место в компании, которая в одной стране производит комплектующие части, во второй – собирает из этих частей некий продукт потом продвигает его на мировые рынки. Сопровождающие данный процесс услуги специалистов-маркетологов, например, могут заказываться и поставляться вообще из третьих стран. При этом филиал фирмы в одной стране требует от филиала этой же фирмы в другой стране оплату за свои услуги.

В этой ситуации внутри компании устанавливаются единые цены. Полученные прибыль и выручка должны облагаться налогами там, где они получены – теоретически! Но реально часто получается так, что прибыль, полученная в стране с небольшими накладными расходами (там, например, где низка стоимость труда) облагается налогами в странах с пониженной фискальной нагрузкой. Получается легальная и довольно изящная схема «оптимизации» налогов.

Впервые дискуссия на предмет того, насколько справедлива практика трансфертного ценообразования возникла несколько лет назад в Великобритании. Там общественность неожиданно осознала, что, с использованием такой схемы крупные корпорации, такие, как «Starbucks», «Vodafone», «Nissan» или «Alliance Boots», получая миллиардные прибыли, фактически не платят ни гроша налогов. И каждый раз в связи с такими налоговыми скандалами всплывало имя Швейцарии.

Если быть совсем объективным, то Швейцария – не единственная страна с низкой налоговой нагрузкой, которая предоставляет возможность иностранным холдингами регистрироваться у себя и оказывать своим клиентам, как говорится, «множество мелких», но очень дорогих, например – административных и налоговых, услуг. Такие схемы применяют Ирландия, Нидерланды, Люксембург, Бермуды.

Однако швейцарское неправительственное объединение «Alliance Sud» (учреждено благотворительными и гуманитарными организациями «Swissaid», «Fastenopfer», «Brot für alle», «Helvetas», «Caritas» и «HEKS») убеждено в том, что швейцарская кантональная налоговая система, позволяющая взимать низкие налоги за прибыль, полученную где-нибудь, условно говоря, за океаном, делает из Швейцарии в целом страну, злоупотребляющую практикой трансфертного ценообразования.

Об этом, например, недвусмысленно заявил официальный представитель «Alliance Sud» Марк Херкенрат (Mark Herkenrath) в интервью порталу swissinfo.ch. Такая практика, считает он, «похожа на открытое приглашение в адрес иностранных компаний трансферировать свои прибыли, полученные за счет развивающихся стран, в Швейцарию, заплатив с них минимальные налоги».

В ущерб «третьему миру»

Британская организация «Christian Aid» посчитала, что только за 2009 г. при помощи практики трансфертного ценообразования в мире было «оптимизировано» налогов на сумму в 152 миллиарда франков (или долларов).

«Не исключено, что сумма недоплаченных таким образом налогов, - а они должны были бы оказаться в бюджетах развивающихся стран, - равна в стоимостном исчислении всей гуманитарной помощи, оказываемой «первым» миром миру «третьему», - уточняет М. Херкенрат.

Организация «SwissHoldings», общешвейцарское объединение зарегистрированных в Конфедерации транснациональных концернов и компаний, не согласна с такими оценками и указывает, что «глобальные игроки» всегда старались и стараются придерживаться принятых в мире правил:

«Каждая страна имеет право облагать налогами прибавленную стоимость, произведенную на ее территории», - говорит исполнительный директор этой организации Кристиан Штифель (Christian Stiefel) в интервью порталу swissinfo.ch. - «Существующий свод правил на предмет организации системы трансфертного ценообразования вполне достаточен для борьбы со злоупотреблениями».

Глобальные правила ОЭСР

Этот самый свод международных правил был разработан экспертами ОЭСР – Организации экономического сотрудничества и развития, которую можно было бы назвать своего рода президиумом ВТО, объединяющим самые развитые страны мира. В соответствии с этими правилами компания, которая зарабатывает в одной стране, а платит налоги с прибыли в другой, должна иметь на то веские основания.

Чтобы быть уверенным в том, что с целью увода прибылей от налогов компании не будут занижать или завышать свои внутренние расчётные тарифы, в рамках этих правил к компаниям и их отделениям в других странах предъявляется требование «держать дистанцию, обычную для рынка».

Это означает, что дочерние предприятия данной фирмы, устанавливающие между собой расчётные тарифы в рамках взаимных отношений, должны фиксировать цены так, как-будто они не отделения одной и той же компании, а свободные игроки на свободном рынке.

Критически настроенные эксперты, такие, как Оливье Лоншан (Olivier Longchamp) из неправительственной организации «Бернское воззвание» («Erklärung von Bern» - «EvB»), указывают в этой связи, что, используя технику трансфертного ценообразования, концерны умело используют тот факт, что истинную рыночную цену прав, марок, лицензий и прочих товаров установить, на самом деле, очень трудно.

Кроме того, О. Лоншан сомневается в том, что у Швейцарии вообще в принципе наличествует воля соблюдать и букву и дух всех этих международных правил и предписаний, и это несмотря на то, что она является одним из ведущих членов ОЭСР: «Ведь, в конечном итоге население Конфедерации только выигрывает от этого – правда, за счет людей из бедных стран».

Вызов со стороны ЕС

Нынешний конфликт между Швейцарией и Евросоюзом на предмет привилегий, в том числе налоговых, предоставляемых Конфедерацией иностранным холдингам, способен в долговременной перспективе серьезно подмочить репутацию Швейцарии как солидного и надежного мирового промышленного и финансового центра.

Но уже заметны все признаки того, что кантоны, обладающие на своей территории полным налоговым суверенитетом, намерены в будущем отказаться от предпочтительного отношения к иностранным холдингам в ущерб отечественным холдингам и фирмам.

«SwissHoldings» считает священным право Швейцарии служить своего рода штаб-квартирой для транснациональных концернов. К. Штифель подчеркивает, что в Швейцарии примерно 10 тыс. таких иностранных фирм обеспечивают треть всех рабочих мест и генерируют треть всех налоговых поступлений от вновь созданной прибавленной стоимости.

«В Швейцарии транснациональные концерны могут похвастаться многолетней, а главное – в высшей степени успешной – историей», - говорит он в интервью порталу swissinfo.ch.

«И мы, поэтому, призываем Федеральный совет, правительство страны, разработать жизнеспособную и нацеленную на будущее стратегию в этой сфере. В центре же ее в любом случае должна стоять главная цель – сохранение и укрепление международных позиций Швейцарии как привлекательного для крупных глобальных компаний мирового промышленного центра».

С 10 ноября 2012 года молдавский национальный авиаперевозчик Air Moldova увеличил частоту полётов по маршруту Кишинев - Киев - Кишинев до пяти рейсов в неделю.

Рейсы будут выполняться ежедневно, за исключением субботы и воскресенья, на комфортабельном самолете Embraer -120. Продолжительность полета составляет 1 час 10 мин.

Стоимость авиабилета в одну сторону, включая все таксы и аэропортовые сборы, составляет от 93 Евро.

Введение дополнительных рейсов на маршруте вызвано растущим пассажирским спросом на данном направлении. Увеличение частоты полетов не только поможет удовлетворить растущий спрос на авиационные перевозки между Украиной и Молдовой, но и будет способствовать дальнейшему расширению экономических, туристических и культурных связей между двумя государствами.

Авиакомпания Air Moldova выполняет рейсы по 18 направлениям - Франкфурт, Бухарест, Стамбул, Лиссабон, Мадрид, Лондон, Афины, Ларнака, Рим, Милан, Верона, Болонья, Париж, Дублин, Москва, Санкт-Петербург, Сургут и Киев, предлагая своим пассажирам два класса обслуживания - Бизнес и Эконом.

FORBES: ЛЕГЧЕ ВСЕГО ВЕСТИ БИЗНЕС В НОВОЙ ЗЕЛАНДИИ

Американский деловой журнал опубликовал ежегодный рейтинг лучших стран для ведения бизнеса. Россия в этот список не попала

Новая Зеландия возглавила рейтинг лучших стран для ведения бизнеса. составленный американским деловым журналом Forbes. Годом ранее эта страна занимала вторую строчку списка.

Лидерство Новой Зеландии обеспечил ее "прозрачный и стабильный" бизнес-климат, поощряющий предпринимательство, объясняют в Forbes. Новая Зеландия заняла первое место по четырем из 11 показателей, которые исследовали сотрудники Forbes. Страна лидирует в сфере личной свободы, защиты прав инвесторов, по низким уровням бюрократизации и коррупции.

Второе место в рейтинге 2012 года предоставлено Дании, которая обладает высоким уровнем развития технологий, свободы торговли и защищает права собственности. ВВП на душу населения в Дании - один из самых высоких в мире (59 тысяч 684 доллара в 2011 году). На третьей позиции - Гонконг. Экономика этого государства хотя и сильно зависит от состояния международной торговли и финансов, остается одной из самых стремительно развивающихся в мире, указывают составители рейтинга.

В первую десятку также попали (выстроены по убыванию) Сингапур, Канада, Ирландия, Швеция, Норвегия, Финляндия и Великобритания.

США продолжают терять позиции в рейтинге Forbes. Эта страна занимала второе место в 2009 году, но с тех пор ее положение постоянно ухудшалось. В рейтинге 2012 года США занимают 12-е место по сравнению с 10-м в 2011 году.

Россия в рейтинг этого года не попала.

Согласно последним исследованиям, Чехия занимает первое место по употреблению лёгких наркотических веществ среди молодёжи в Европе.

49,3% населения в возрасте 15-34 лет курят марихуану. Последнее место по употреблению наркотиков занимает Румыния, где только 3% населения используют психотропные вещества.

За последние 10 лет, самым популярным наркотиком в Европе считается кокаин. Согласно опросу населения в европейских странах, 15,5 млн.человек в возрасте 15-64 лет употребляют кокаин. Только за последний год, 4 млн.человек постоянно употребляли кокаин.

Чаще всего, кокаин используют в Дании, Ирландии, Испании, Италии, Англии.

В Чехии, 1,6 % населения в возрасте 15-34 лет пробовали кокаин. В списке европейских стран по употреблению кокаина – это пятое место.

Ирландская авиакомпания-дискаунтер Ryanair взвешивает возможность ввести плату за ручную кладь пассажиров, пишет газета Independent.

Заместитель исполнительного директора компании Майкл Коули пояснил, что данный шаг обсуждается уже давно. Это одна из последних услуг, которые в Ryanair пока бесплатны.

Глава Ryanair Майкл О'Лири (на фото) ранее выступил с несколькими экстравагантными предложениями о получении дополнительной прибыли, в том числе ввести плату за пользование туалетом на борту, что пока не реализовано.

На внутреннем рынке Беларуси в январе—октябре 2012 года реализовано 30 млн. 768,1 тыс. дал пива, что на 11,1% меньше, чем за десять месяцев 2011 года, сообщает БелаПАН.

Как сообщили в концерне “Белгоспищепром”, компания Heiniken Belarus снизила поставки на 7,1% (8 млн. 900,7 тыс. дал), ОАО “Криница” — на 13% (8 млн. 140,4 тыс. дал), ОАО “Брестское пиво” — на 43,5% (1 млн. 460,7 тыс. дал), “Пивзавод “Оливария” — на 11,9% (6 млн. 751,8 тыс. дал). И лишь ОАО “Лидское пиво” увеличило объем поставок на 1,3% (5 млн. 407,8 тыс. дал).

В январе—октябре 2012 года пивоваренные заводы Беларуси увеличили экспорт пива на 7,4% по отношению к аналогичному периоду минувшего года. Экспортировано 5 млн. 591,7 тыс. дал пива. Таким образом, в январе—октябре годовое задание (5 млн. 750 тыс. дал), согласно программе развития пивоваренной отрасли, выполнено на 97,2%.

ОАО “Лидское пиво” экспортировало 855,7 тыс. дал (на 33,5% больше, чем за январь—октябрь 2011 года); ОАО “Криница” — 3 млн. 786,6 тыс. дал (на 12,6% больше); ОАО “Пивзавод “Оливария” — 285,8 тыс. дал (на 63,6% больше); ОАО “Брестское пиво” — 470,3 тыс. дал (на 33,5% меньше). Компания Heiniken Belarus поставила на внешний рынок 185,6 тыс. дал (на 40,5% меньше).

Вместе с тем за январь—сентябрь вырос объем импорта пива на 33,6% до 9 млн. 623,5 тыс. дал. Больше всего импортировано пива из России — 7 млн. 852,4 тыс. дал (на 28,4% больше). Вырос объем импорта и из Украины — 1 млн. 385,4 тыс. дал (на 2,5%). Из Германии импорт вырос в 2,4 раза до 42,3 тыс. дал, Ирландии — на 63,7% до 23 тыс. дал, Чехии — в 3,5 раза до 188,7 тыс. дал. Импорт из Литвы снизился на 30% и составил 44,8 тыс. дал.

Напомним, по итогам 2011 года импорт пива снизился на 38,5% до 8 млн. 872,9 тыс. дал.

Совет по правам человека при ООН обновил в понедельник свой состав в результате тайного голосования в Генеральной ассамблее всемирной организации в Нью-Йорке. На последующий трехлетний срок - начиная с 1 января 2013 года - в совет были избраны 18 новых стран.

Совет по правам человека, в который входят 47 государств, был создан в 2006 году, чтобы обращать внимание международного сообщества на нарушения свобод граждан во всех странах мира. Причем в его составе часто оказываются как раз государства, которые попадают под критику правозащитников.

В этот раз в состав СПЧ вошли Аргентина, Бразилия, Венесуэла, Габон, Германия, Ирландия, Казахстан, Кения, Республика (Южная) Корея, Кот-д'Ивуар, ОАЭ, Пакистан, США, Сьерра-Леоне, Черногория, Эстония, Эфиопия и Япония.

Соединенные Штаты были переизбраны второй раз.

Согласно уставу организации, любая страна может быть переизбрана на второй срок подряд только один раз. В Совете по правам человека 13 мест принадлежит азиатским государствам, 8 мест - странам Латинской Америки и Карибского бассейна, 7 мест - западноевропейским и прочим государствам, а 6 мест восточноевропейским.

Россия в настоящее время не входит в состав СПЧ.

В 2013 году завершится членство в совете Анголы, Гватемалы, Испании, Катара, Ливии, Мавритании, Малайзии, Мальдив, Молдавии, Польши, Таиланда, Уганды, Швейцарии и Эквадора. Иван Захарченко.