Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Необычные, исчезающие и смертельно опасные растения посетители смогут увидеть на выставке 4 и 5 февраля.

Обзорные экскурсии «Там, где всегда лето» пройдут в ботаническом саду МГУ «Аптекарский огород» в эти выходные.

В рамках VIII фестиваля орхидей, хищных растений и растений пустынь посетителям покажут мохнатых орхидей-пчёл (офрисов) из Средиземноморья, одну из самых дорогих орхидей в мире «золото Кинабалу» (пафиопедилум Ротшильда) с севера Борнео и самую чёрную орхидею на планете (фредкларкеару) из Калифорнии.

Особое место в экспозиции занимает «дерево самоубийц» (цербера одолламская) из Индии, названное в честь мифического трёхголового пса Цербера. Это дерево высотой до 15 метров, с тёмно-зелёными листьями и большими белыми цветами, по запаху напоминающими жасмин. Самыми опасными становятся незрелые плоды, которые очень похожи на манго. В них содержатся токсины, влияющие на сердце и способные убить человека.

Кроме того, посетители увидят венерин башмачок Каня из Вьетнама и Лаоса, «цветок дьявола», «серебряную вазу», хищные «обезьяньи чаши», кофе, сахарный тростник и другие растения.

Посетить экскурсии взрослые и дети смогут без предварительной записи 4 февраля в 11:30 и 5 февраля в 11:30, 12:30, 14:00, 14:30 и 15:30.

В 17:00 можно покормить игуану Ириску салатом и укропом, а с 11:00 до 20:00 — поучаствовать в мастер-классах по созданию открыток, украшений, картин, магнитов, закладок из цветов и листьев в холле оранжерейного комплекса.

При РЦНК во Вьентьяне открылись курсы русского языка

31 января в Российском центре науки и культуры во Вьентьяне открылись курсы русского языка. Курсы рассчитаны на 6 месяцев. Их слушателями станут, прежде всего, лаосские юноши и девушки, которые подали документы на обучение в российских вузах. В этот раз число желающих изучать русский язык значительно больше, чем в предыдущие годы.

Директор РЦНК Людмила Кунтыш информировала о предстоящей работе курсов, а также об условиях приема иностранных граждан на учебу в Россию в 2017 учебном году. Перед собравшимися выступил также присутствовавший на открытии курсов Посол Лаоса в России господин Тхиенг Буфа, который рассказал об обучении лаосских студентов в российских вузах.

Выступление и ответы на вопросы Министра иностранных дел России С.В.Лаврова в ходе «Правительственного часа» в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации, Москва, 25 января 2017 года

Уважаемый Вячеслав Викторович,

Уважаемые депутаты Государственной Думы,

Благодарен за приглашение выступить на этом заседании Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации в рамках «Правительственного часа».

Ценим ваш интерес к международной проблематике. Всегда рассматриваем парламентскую дипломатию как важный ресурс в деле эффективной реализации внешнеполитического курса России, упрочения доверия и взаимопонимания в мировых делах. МИД заинтересован в наращивании сотрудничества с Федеральным Собранием.

Сегодня такая слаженная работа особенно востребована. Ситуация в мире остается непростой, о чем неоднократно говорил Президент Российской Федерации В.В.Путин, в том числе в Послании Федеральному Собранию и на пресс-конференции в декабре прошлого года. Груз взаимного недоверия сужает возможности для эффективных ответов на стоящие перед мировым сообществом реальные вызовы.

Основная причина нынешнего положения дел заключается в стремлении адептов отжившей теории однополярного гегемонизма любой ценой сохранить свое глобальное доминирование, навязать всем и повсюду псевдолиберальные ценности без учета культурно-цивилизационного многообразия современного мира. Никогда еще принципы свободы выбора, соблюдения прав человека не использовались столь цинично в качестве лозунгов для прикрытия политической и экономической экспансии.

Вместе с тем мир продолжает стремительно меняться. Происходит перераспределение экономической мощи и связанного с этим политического влияния. Процесс формирования устойчивой полицентричной системы стал объективной реальностью.

Российские оценки ситуации отражены в обновленной редакции Концепции внешней политики, одобренной Президентом России В.В.Путиным в ноябре прошлого года. Опираясь на верховенство международного права, центральную роль ООН и ее Совета Безопасности, документ усиливает акцент на борьбу с терроризмом и экстремизмом. Значительное внимание уделено активному участию в работе многосторонних структур, включая Союзное Государство России и Белоруссии, ЕАЭС, ОДКБ, СНГ, БРИКС, ШОС, «Группу двадцати». При этом сохранена преемственность таких основополагающих принципов, как прагматизм, самостоятельность, многовекторность внешней политики России, которые на практике доказали свою эффективность.

Большинство мирового сообщества выступает за демократизацию международной жизни. Возрастает востребованность продвигаемых Россией деидеологизированных подходов в пользу многосторонности и коллективной работы. В глазах все большего числа государств наша страна выступает гарантом стабильности, центром притяжения для тех, кто заинтересован самостоятельно определять свое будущее.

Отечественная дипломатия продолжает работу по отстаиванию интересов России, созданию максимально благоприятных внешних условий для обеспечения безопасности, развития нашей страны, благополучия наших граждан. Это – безусловный приоритет.

Что касается злободневных вопросов международной повестки, то, разумеется, особое внимание уделяем региону БВСА, где в результате «экспорта демократии» возник опасный вакуум власти. В «черную дыру» беззакония чуть было не «провалился» огромный регион – от берегов Атлантики до Афганистана. Суть мер, которые предпринимает Россия во взаимодействии с другими странами, хорошо известна. Не буду останавливаться на них подробно. Отмечу лишь, что эффективная борьба с терроризмом невозможна без стабилизации Ближнего Востока, без действенного мирного решения конфликтов, которыми он перенасыщен – будь то в Сирии, Ираке, Ливии, Йемене. Наращиваем взаимодействие с Турцией, Ираном, другими государствами региона для решения острых проблем сирийского кризиса. Благодаря согласованным усилиям прежде всего по линии военных ведомств удалось освободить от экстремистов Алеппо, а затем ввести режим прекращения боевых действий на основе соглашения от 29 декабря прошлого года.

Позавчера и вчера в Астане состоялась встреча Правительства Сирии и вооруженной оппозиции, результаты которой призваны содействовать продвижению процесса политического урегулирования в соответствии с резолюциями Совета Безопасности ООН.

По-прежнему тревожит ситуация на Востоке Украины. Основное препятствие на пути преодоления внутриукраинского кризиса – упорное нежелание киевских властей выполнять взятые на себя в Минске почти два года назад обязательства. Более того, Киев продолжает устраивать вооруженные провокации на линии соприкосновения, не прекращает военную реваншистскую риторику.

Контакты с зарубежными партнерами, в т.ч. в «нормандской четверке», а также с США, показывают, что сохраняется общее понимание безальтернативности реализации Минских соглашений во всей их совокупности. Разумеется, невозможно добиться этого без прямого диалога Киева с Донецком и Луганском, как это и закреплено в резолюции Совета Безопасности ООН 2202.

Особое внимание уделяем интеграционным процессам на постсоветском пространстве. Содействуем налаживанию внешних связей ЕАЭС в русле реализации инициативы Президента России В.В.Путина о формировании в Евразии широкого партнерства.

Вступило в силу Соглашение о свободной торговле между ЕАЭС и Вьетнамом. Набирают обороты переговоры по заключению соглашения о торгово-экономическом сотрудничестве между ЕАЭС и КНР. Продолжаются шаги по сопряжению строительства ЕАЭС и «Экономического пояса Шелкового пути». Идею В.В.Путина о развитии широкого евразийского партнерства активно поддержали члены АСЕАН на саммите в Сочи в мае прошлого года. Практическая работа по линии Евразийской экономической комиссии ведется сейчас более, чем с дюжиной стран и интеграционных объединений. В целом заинтересованность в налаживании сотрудничества с ЕАЭС выразили порядка пятидесяти государств. Это способствует встраиванию России в интеграционные процессы в Азиатско-Тихоокеанском регионе, что отвечает долгосрочным национальным интересам, задачам комплексного развития Сибири и Дальнего Востока.

Неизменным остается курс на упрочение российско-китайских отношений стратегического партнерства, которые мы рассматриваем как образцовые для ответственных крупных держав в XXI веке. Наше внешнеполитическое взаимодействие, в том числе в ООН, утвердилось в качестве важного фактора поддержания глобальной стабильности.

Приоритетным направлением остается углубление стратегического партнерства с Индией, Вьетнамом, Лаосом, расширение связей с другими государствами АТР. В результате первого за одиннадцать лет официального визита Президента России В.В.Путина новый импульс практически во всех областях получили отношения с Японией.

Диалог с США и Евросоюзом не может строиться иначе как на принципах равноправия, взаимного уважения и учета интересов друг друга, т.е. так же, как со всеми другими нашими партнерами. Понятно, что для преодоления тяжелейшего ущерба, нанесенного российско-американскому взаимодействию при Б.Обаме, потребуются время и серьезная работа. Мы, как отметил Президент России В.В.Путин, готовы пройти свою часть пути по оздоровлению связей в интересах наших народов, глобальной безопасности и стабильности. Разделяем заявленную позицию Президента США Д.Трампа в пользу налаживания нормального взаимодействия. При этом, разумеется, судить будем по делам. Уверены, что в итоге национальные интересы, порядочность и предсказуемость при их продвижении поставят все на свое место.

Наследие ушедшей администрации США сказалось и на плачевном состоянии отношений России с ЕС. Видим, что в деловых и общественных кругах ЕС растет запрос на нормализацию отношений с Россией. Надеемся, что Брюссель сможет трезво расставлять приоритеты, не идти на поводу у узкой, но крайне агрессивной группы русофобов. Наши предложения о путях возвращения к здравому смыслу были переданы Президентом В.В.Путиным Председателю Еврокомиссии Ж.-К.Юнкеру в ходе встречи в июне 2016 года. Остаются в силе и подвешенные Брюсселем предложения Евразийской экономической комиссии о рабочих контактах с Еврокомиссией.

Принимаем совместно с коллегами из других ведомств ответные меры на действия НАТО по изменению военно-политической ситуации в Европе, включая размещение новых элементов военного потенциала Североатлантического альянса вблизи российских границ, создание американской глобальной ПРО и ее европейского сегмента. Россия – мирная страна, но наше миролюбие опирается на готовность и способность при любых условиях обеспечить безопасность наших граждан.

Углубляются связи с Кубой, Венесуэлой, Никарагуа, Аргентиной, Бразилией, ЮАР, Нигерией, Суданом, Эфиопией, Гвинеей, Угандой, другими странами Латинской Америки и Африки и с их интеграционными структурами.

Повышенное внимание уделяем поддержке отечественного бизнеса за рубежом, продвижению крупных инвестиционных проектов, недопущению дискриминации и недобросовестных методов в отношении российских компаний.

Неизменный приоритет — защита прав и интересов соотечественников, росграждан, попавших в трудную ситуацию за границей. Расширяем международные гуманитарно-культурные обмены, которые находятся на подъеме с подавляющим большинством стран. Укрепляем партнерство с гражданским обществом и средствами массовой информации в т.ч. с учетом необходимости должного ответа на развязанную против России информационную войну.

Подлое убийство Посла России в Анкаре А.Г.Карлова лишний раз подчеркнуло острую необходимость повышения безопасности российских загранучреждений и их сотрудников. В межведомственном формате подготовлен комплекс мер, который был одобрен Президентом России В.В.Путиным и на основе которого были даны поручения Председателя Правительства Д.А.Медведева. Добиваемся их выполнения, что потребует дополнительных ресурсов. В этом рассчитываем на вашу поддержку.

Все наши действия направлены на создание условий для мирного поступательного развития России и обеспечения интересов её граждан. Считаю, что совместными усилиями, координируя действия с парламентской и общественной дипломатией, нам удастся успешно решить все задачи, которые ставит перед нашей дипломатической службой руководство страны.

Спасибо за внимание.

Вопрос: Президент США Д.Трамп во время предвыборной кампании сказал, что, как только станет Президентом, он изменит взаимоотношения с Китаем по созданию рабочих мест внутри США путем переноса на национальную территорию производственных мощностей ТНК, а там, где это невозможно или невыгодно, через введение дополнительных импортных пошлин. Он позвонил главе тайваньской администрации, чем вызвал негативную реакцию со стороны руководства Китая. Какую позицию займет Россия, если возникнут осложнения в отношениях США и Китая? Ведь у нас с КНР дружеские стратегические взаимоотношения. Было бы здорово, если бы три великие державы – Россия, Китай и США – установили дружеские связи и сотрудничество.

С.В.Лавров: Я с Вами полностью согласен. По большому счету, Вы сами дали ответ на этот вопрос. Мы никогда не дружим с кем бы то ни было против кого-то.

Наши отношения с Китаем, действительно, переживают подъем, расцвет, они небывало насыщенные, доверительные, дружественные и эффективные как в том, что касается двустороннего сотрудничества во всех областях, так и в отношении нашего взаимодействия, координации наших шагов на международной арене. Я не думаю, что какие-либо перспективы развития отношений с любой другой страной мира должны ставить под вопрос российско-китайское стратегическое партнерство и многоплановое взаимодействие.

Абсолютно согласен с Вами, что в идеале, конечно, все крупные державы должны осознать свою ответственность за то, чтобы выстраивать отношения друг с другом и на благо своих народов и таким образом, чтобы не подрывать глобальную стабильность, не создавать конфронтационные зазоры в международных отношениях. Это требования той самой объективно формирующейся многополярности, которая идет на смену биполярному и однополярному миру, который пытались создать, но который провалился.

Россия, США, Китай наряду с Евросоюзом, с мощными странами Азии, Латинской Америки, Африки, такими, как, например, Индия, ЮАР, Бразилия и другие, – это центры современного экономического роста и финансовой мощи. Политическое влияние этих стран также возрастает. По сути дела, формируется группа объединений таких, как Евросоюз, интеграционные объединения на постсоветском пространстве, без которых будет очень трудно регулировать международные экономические и политические вопросы.

Мы за то, чтобы Россия, США и Китай выстраивали отношения между собой, причем этот треугольник не должен быть закрытым и направленным на какие-то проекты, которые будут настораживать другие государства. Открытый честный характер. Я убежден, что структура экономики России, США и Китая такова, что здесь можно найти много взаимодополняемого в материально-хозяйственной сфере.

Что касается проблем безопасности в мире, то это три страны, которые играют очень большую роль. Россия с Китаем оказывали сдерживающее воздействие на попытки вносить конфронтационные, силовые решения в мировую политику. Рассчитываем, что Д.Трамп, который подтвердил свою нацеленность на решение проблем прежде всего Америки, на отказ от вмешательства во внутренние дела других государств, будет следовать той же линии.

Вопрос: Российскими дипломатами прилагаются значительные усилия для расширения влияния России в мире, поддержки разными странами наших переговорных позиций, продвижения национальных интересов. В этом контексте представляется важной утвержденная в 2014 г. Концепция государственной политики в сфере содействия международному развитию, которая реализуется пока в основном через ооновские организации и по другим многосторонним каналам. Как Вы оцениваете перспективность и эффективность реализации этой Концепции в качестве инструмента мягкой силы для продвижения наших стратегических интересов в разных странах? Что нам необходимо предпринять для активизации этой работы?

С.В.Лавров: Аудитор Счетной палаты Российской Федерации А.И.Жданьков уже упомянул, что Концепция участия России в международном содействии развитию успешно реализуется на практике. У нас действительно очень впечатляющие цифры содействия развитию. В прошлом году Россия оказала двустороннюю и многостороннюю помощь на сумму 1 млрд. 160 млн. долл. США. Львиная доля, больше 77%, идет на оказание содействия по двусторонним каналам. Считаю, что это наиболее эффективный способ оказать поддержку нашим друзьям, союзникам и одновременно упрочить позиции России в соответствующих странах.

Основная часть этой двусторонней помощи идет странам СНГ, нашим союзникам по ОДКБ и партнерам по интеграционным проектам. 22,5% от суммы – это деньги, которые направляются по каналам многосторонних организаций, через Группу Всемирного банка и ООН (хотя Всемирный банк формально является специализированным учреждением системы ООН, но это достаточно автономная организация). По линии ООН, без Всемирного банка, помощь составляет порядка 105 млн. долларов США в год. Она вся целевая, необезличенная, хорошо известна всем ее получателям по линии многосторонних проектов как помощь Российской Федерации. Мы заключили соглашение о создании совместного фонда с Программой развития ООН (ПРООН), через который будет более эффективно направляться наше содействие.

Из шагов, которые я все-таки предложил бы рассмотреть, и мы об этом говорим с Министерством финансов, это делать больше, чтобы то, что мы отправляем по каналам группы Всемирного банка, все-таки ассоциировалось с Российской Федерацией. Часто по этим каналам помощь поступает обезличенно, как бы от неких абстрактных руководителей Всемирного банка.

Вопрос: Вы в своем выступлении оценили развитие обстановки на Украине и вокруг нее, которая, мягко говоря, не внушает оптимизма. Возникает ощущение, что в урегулировании проблем не заинтересован ни Киев, ни ведущие мировые игроки за исключением России, которая за свои же усилия в ответ получает санкции и вылитые информационные «помои». Как Вы считаете, возможно ли изменение этого негативного вектора в связи с приходом в политику Д.Трампа и новых членов его Администрации, а также с предстоящей в ближайшее время сменой руководителей в ряде западных государств? Насколько в целом договороспособен режим в Киеве?

С.В.Лавров: Пока мы не видим признаков «договороспособности» у руководства Украины. Последний пример. Буквально на днях Президент Украины П.А.Порошенко заявил, что Киев не сделает ни единого шага по выполнению политических аспектов Минских договоренностей, пока не будут полностью обеспечены его требования в сфере безопасности, вплоть до взятия под полный контроль всех участков российско-украинской границы. Это говорит публично Президент, подписавший Минские договоренности, в которых черным по белому сказано, что контроль над границей будет полностью восстановлен, когда все политические обязательства Киева будут выполнены, включая проведение амнистии, выборов, при обеспечении особого статуса Донецка и Луганска и его закрепления в конституции Украины на постоянной основе. Президент Украины П.А.Порошенко просто прямо «в лоб» противоречит тому, под чем он «подписался» вместе с президентами России и Франции В.В.Путиным и Ф.Олландом и Канцлером ФРГ А.Меркель.

Министр внутренних дел А.Б.Аваков также на днях посещал, как я припоминаю, штаб-квартиру Национальной гвардии Украины, где заявил о необходимости готовиться к силовому возвращению Юго-Востока и Крыма. Вот такие деятели руководят сейчас этой страной и процессом по выполнению Минских договоренностей, вернее, по торможению выполнения Минских договоренностей.

По разным каналам от наших коллег в Европе мы знаем, что в подавляющем большинстве европейских правительств прекрасно понимают, что происходит, понимают нежелание украинской власти выполнять Минские договоренности, понимают, что продолжающиеся вспышки насилия и перестрелки на линии соприкосновения главный образом провоцируются украинскими вооруженными силами при поощрении Киева и при участии т.н. добровольческих батальонов, включая «Правый сектор», который сохраняет свои абсолютно автономные позиции и не принимает никаких команд от руководства украинской армии, действуя по собственному усмотрению. Все это поощряется, потому что украинские руководители полагают, что, как только установится мир и тишина, от них начнут требовать по-настоящему выполнять то, что они пообещали.

Надеюсь, что с приходом Д.Трампа в Белый дом при реализации заявленных им подходов к внешней политике как к чему-то прагматичному, что не должно создавать лишних проблем для США, в связи с тем, что он не хочет вмешиваться в дела других государств, украинское руководство почувствует необходимость более самостоятельно действовать и не будет полагаться на своих заокеанских хозяев, как это было при Б.Обаме и Дж.Байдене.

Вопрос: В прошлом году граждане Великобритании проголосовали за выход из ЕС. Кандидат в президенты Франции М. Ле Пен также в случае своей победы на президентских выборах обещала провести референдум наподобие английского. Санкционная политика со стороны Евросоюза по отношению к России тоже неоднозначна, потому что многие лидеры европейских стран ее не поддерживают. Означает ли это, что мы в ближайшее время можем стать свидетелями распада ЕС?

Прибалтийские республики очень часто демонстративно нарушают права и интересы русскоязычного населения. Считаете ли Вы, что необходимо занять более жесткую экономическую и политическую позицию по отношению к этим странам?

С.В.Лавров: Что касается притеснения русскоязычных в странах Прибалтики, то мы постоянно говорим об этом на самых разных площадках, включая ООН, ОБСЕ, Совет Европы, различные комитеты, в том числе Комитет по ликвидации расовой дискриминации, реагируем на каждый недружественный шаг также и по двусторонним каналам. Я считаю, что русофобия в практическом своем проявлении должна встречать практические ответы. Невозможно дать рецепт на все случаи жизни, на все случаи подобных дискриминационных действий. Уверяю вас, что каждый раз мы подходим к такого рода вопросам весьма ответственно.

Что касается распада ЕС, то мы никогда не были в этом заинтересованы. Президент России В.В.Путин многократно говорил, что Россия хотела бы видеть Евросоюз сильным, единым и самостоятельным. Для меня просто удивительно слышать рассуждения о том, что Россия проводит работу против Евросоюза, сейчас «свалила» правительство демократов в США и собирается «свалить» правительства во Франции, Германии, Голландии и ряде других стран. И это подпитывается не просто на уровне безответственных политических заявлений. Я недавно смотрел «Евроньюс», корреспондент которого взял интервью у некоего политолога. Так вот он заявляет как о чем-то само собой разумеющемся, что Россия, конечно, заинтересована в ослаблении ЕС. «Евроньюс» не приводит никакого комментария и, конечно, не показывает альтернативной точки зрения.

Мы хотим, чтобы Евросоюз, еще раз подчеркну позицию Президента России В.В.Путина, был сильным, единым и самостоятельным и чтобы большинство в Евросоюзе, который все-таки представляет нормальные политические силы и нормальные государства, не шло на поводу у небольшой группки русофобов, спекулирующих на принципе т.н. солидарности и консенсуса и заставляющих ЕС идти по пути, который совсем не нравится большинству стран и граждан этого объединения.

Вопрос: Правительство Монголии планирует строительство нескольких ГЭС на притоках реки Селенга. Это строительство крайне беспокоит прибайкальские регионы, поскольку может иметь непредсказуемые последствия для акватории озера Байкал. Селенга – главный приток Байкала. Российские ученые полагают, что строительство ГЭС может привести к снижению уровня воды в озере и нарушению годового стока самой реки, что грозит серьезными экологическими проблемами для Байкала – одного из ценнейших природных объектов России, включенного в список всемирного наследия ЮНЕСКО. Между тем, притоки Селенги не являются трансграничными реками, и хозяйственная деятельность на них Монголии не может регулироваться международными правилами и Соглашением по охране и использованию трансграничных вод, который был ратифицирован нашими странами в 1995 г. Необходимы иные решения и договоренности. Какова позиция Министерства? Участвует ли МИД России в защите интересов нашей страны в данном вопросе? Какие решения возможны?

С.В.Лавров: Мы знаем об этой проблеме и активно занимаемся урегулированием этой ситуации. В ходе прошлогоднего визита в Монголию я лично говорил с Президентом Ц.Элбегдоржем на эту тему. Наши Президент, Председатель правительства в ходе контактов с руководством Монголии затрагивают эту тему. Но помимо обозначения проблемы мы передали монгольским коллегам по линии наших соответствующих экономических ведомств свои оценки ситуации и предложения о том, как ее решить без строительства гидроэлектростанции. У нас есть возможности удовлетворить потребности Монголии в электроэнергии, не подвергая риску экологическую систему Байкала и окружающей его среды.

Вопрос: США вышли из Транстихоокеанского партнерства. Россия в свою очередь проявила интерес к участию в ТТП. Будет ли теперь наше участие более вероятным? Насколько оно целесообразно?

С.В.Лавров: Я бы не сказал, что мы проявляли интерес к участию в ТТП. Мы, как и Китайская Народная Республика, говорили, что, конечно, наблюдаем за этим процессом и отмечаем, что он нацелен на создание узкого «закрытого клуба», в рамках которого сначала будут выработаны правила, а уже потом в него будут приглашать всех остальных на условиях, которые создавались и вырабатывались без их участия, требуя их принятия.

Мы противопоставляли такому подходу концепцию создания открытых экономических пространств. Есть озвученная одновременно с ТТП китайская инициатива о формировании Всеобъемлющего регионального экономического партнерства. С этим, конечно, перекликается «Экономический пояс Шелкового пути». С нашей стороны есть проект Евразийской экономической интеграции, который не замыкается на «пятерку» нынешних членов и который ведет диалог о создании инструментов взаимодействия, включая в перспективе зону свободной торговли с полусотней государств и их объединениями. В его рамках Президент Российской Федерации В.В.Путин сформулировал идею большего Евразийского интеграционного проекта с участием членов ЕАЭС, ШОС и АСЕАН.

Сейчас, когда США официально вышли из ТТП (подписан Указ Президента США Д.Трампа), я не знаю, как будет дальше развиваться этот процесс. Например, Австралия заявила, что необходимо любой ценой сохранить всех остальных и двигаться вперед по этому пути без США. Япония же сказала, что без США в этих рамках не собираются ничего делать. Давайте посмотрим, как пойдет процесс. Еще раз скажу, что концептуально, все-таки, это не то, что мы считаем правильным. Правильным должен быть процесс объедения всех желающих участвовать в либерализации торговли, в продвижении взаимных инвестиций. И уже с участием всех заинтересованных стран вырабатывать условия, нормы и правила.

Вопрос: Визит Президента Российской Федерации В.В.Путина в Японию совершенно очевидно создает некую новую конфигурацию внешнеполитической обстановки в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Какие изменения намерен внести МИД России в практическую дипломатию? В настоящее время имеет место борьба за влияние в регионе между Китаем и Японией. Нам необходимо выстраивания отношения с этими странами. Изменится ли наша внешняя политика в контексте этой новой конфигурации на Тихоокеанском направлении?

С.В.Лавров: Я не думаю, что внешняя политика изменится. По крайней мере, тот факт, что после длительного перерыва Президент России В.В.Путин нанес официальный визит в Японию, не отражает каких-либо перемен в наших подходах к взаимодействию с азиатскими странами, как и со всеми другими государствами. Мы неизменно говорили, что хотим развивать сотрудничество с Японией во всех областях: в торговле, экономике, гуманитарной, образовательной, научно-технической сферах и, конечно же, в области внешнеполитического взаимодействия.

Одиннадцать лет, в течение которых не было визита Президента Российской Федерации В.В.Путина в Японию, диалог не прекращался. Президент Российской Федерации В.В.Путин и Премьер-Министр Японии С.Абэ регулярно общались. Премьер-Министр Японии С.Абэ неоднократно приезжал к нам. Они виделись практически на каждом многостороннем мероприятии, в котором совместно участвовали. Нацеленность на хорошие отношения всегда лежала в основе нашего подхода.

Как и в своем ответе про потенциальную тройку Россия-США-Китай, скажу, что мы не дружим с кем бы то ни было против кого-то, мы никогда не пытались разыгрывать противоречия, которые существуют между теми или иными странами, в том числе, между Японией и Китаем. Некоторые другие участники международного общения на такого рода противоречиях регулярно стараются набрать какие-то очки, затевать какие-то интриги. Мы в это не играем. Это абсолютно ответственное заявление. Если у кого-то есть хоть малейшее доказательство обратного, я буду готов выслушать и отреагировать.

Вопрос: Недавно Европейский суд по правам человека принял политически необъективное, ангажированное решение по известному «закону Димы Яковлева». Это не первое политически мотивированное решение в ущерб юридической справедливости. Парламентская ассамблея Совета Европы продолжает сохранять санкции в отношении наших коллег и практически препятствует участию в Парламентской ассамблее Совета Европы. В то же время сам институт Совета Европы – это институт даже не вчерашнего, а позавчерашнего дня. То же самое и с ОБСЕ, это «плод» «холодной войны», институт из прошлого. Как Вы считаете, есть ли для нас смысл продолжать участвовать в этих институтах, где мы по-прежнему выступаем в роли учеников, или все-таки стоит создавать новые форматы взаимодействия с европейскими коллегами, где бы Россия была равноправным партнером?

С.В.Лавров: Россия уже равноправный партнер в перечисленных Вами структурах, за исключением Парламентской ассамблеи Совета Европы, явно злоупотребившей принципами равноправия и взаимного учета интересов, которые лежали в основе этой старейшей общеевропейской организации. К сожалению, при создании Парламентской ассамблеи (она является не уставным органом Совета Европы, а, я бы сказал, вспомогательным клубом) никому не могло прийти в голову, что кого-то будут пытаться ограничить в правах. Поэтому в документы, которые регулируют ее деятельность, соответствующий запрет не был включен.

Считаю, что сейчас мы обязательно должны, продолжая честно и открыто отстаивать свои интересы, которые требуют полного снятия любых ограничений с нашей делегации, параллельно добиваться включения в нормативные документы Совета Европы положений, запрещающих какую-либо дискриминацию любой делегации, положений, которые «затыкают рот» полноправному члену общеевропейской структуры.

Что касается самого Совета Европы, то там такие игры невозможны (я имею в виду межправительственный компонент Совета Европы), там существует культура консенсуса. К сожалению, в последнее время она подвергается испытаниям, потому что украинская делегация и те, кто ее поощряет, кто ей покровительствует, всячески пытаются ставить на голосование неконсесусные, однобокие, односторонние, непорядочные решения. Это не добавляет веса Совету Европы. Но сам Совет Европы является структурой, которая базирует свою деятельность на юридически обязывающих конвенциях, образующих единое правовое пространство Европы. Нам это выгодно, мы заинтересованы в том, чтобы не было какого-то отдельного пространства Евросоюза, отдельного пространства какой-то еще страны, чтобы нас воспитывали, а сами себя выставляли в роли учителей. Как раз правовая база, правовой фундамент Совета Европы не позволяет подобного рода действий, хотя попытки злоупотреблять всегда были, есть и будут.

ОБСЕ – это не организация, у нее пока нет устава (мы давно предлагаем это сделать). Она опирается не на юридические документы, а на политические декларации. Но в ОБСЕ существует принцип консенсуса, что также обеспечивает нам полноправное участие и полностью защищает наши интересы. Когда большинство начинает следовать за теми, кто хотел бы внести конфронтацию в эту структуру, мы отвечаем. Но какого-либо ущемления наших интересов на практике не происходит.

Вопрос: Искренне благодарим МИД России и Вас лично за активное содействие З.Албегоновой, которая более 5 лет безуспешно борется в турецких судах за свою дочь Айлин. В апреле 2011 г. ее бывший муж, гражданин Турции, увел из дома ребенка и похитил все документы. Обращения в местные правоохранительные судебные органы не дают должного результата, несмотря на то, что в соответствии с турецким законодательством все права на ребенка принадлежат матери. Более того, похищение и незаконное удержание ребенка является уголовным преступлением. В 2012 г. уголовный суд Стамбула приговорил похитителя к 5 месяцам тюремного заключения условно. Несмотря на это ребенок по-прежнему удерживается похитителем, положительного решения вопроса пока добиться не удается. Предполагаются ли в связи с этим дополнительные действия МИД России для возвращения российской гражданки на Родину?

С.В.Лавров: Этот случай не единичен. Существует пара десятков похожих ситуаций, в которых оказались наши граждане. В основном это проблемы разделенных семей или семей, которые распались, а ребенок остался в качестве главного пострадавшего. Эта тема – предмет регулярных консультаций. В ходе переговоров с турецкими коллегами мы всегда затрагиваем этот вопрос. Там есть много аспектов, которые указывают даже на нарушение турецких законов, норм и правил. Но это судебная процедура, и мы поддерживаем справедливое судебное разбирательство. Не могу сказать, чем оно закончится, но я полностью согласен, что несправедливость нельзя оставлять без ответа.

Вопрос: Очередной допинговый «наезд» на наших спортсменов четко спланирован. Это воспринимается народом, обществом как наказание России на международной арене за последовательную и честную политику. Идут удары по самым незащищенным. Паралимпийцы до сих пор не могут принять участие в международных стартах, под угрозой их участие в Паралимпиаде в Корее, легкоатлеты уже отказываются от флага России. Сегодня, конечно, тезис «спорт вне политики» звучит как усмешка. Мы со своей стороны как законодатели делаем все, чтобы бороться за чистоту спорта, следуем рекомендациям ВАДА, однако, тема допинга, как известно, международная. Все громче звучат призывы реформировать ВАДА, принять конвенцию по защите прав спортсменов. Помогает ли МИД защите прав наших спортсменов? Поднимает ли в «высоких кабинетах» тему о недопустимости коллективной ответственности и дискриминации в спорте?

С.В.Лавров: Мы ставим этот вопрос на всех международных площадках, включая Совет Европы и ЮНЕСКО, где есть соответствующие конвенции. Кстати, в ЮНЕСКО существует комитет по утверждению соответствующих проектов, председателем которого на очередной двухлетний срок недавно был переизбран представитель России Г.П.Алешин. Эта площадка нами активно используется, а сам факт избрания Г.П.Алешина показывает, что далеко не все страны готовы «выстроиться в затылок» тем, кто фабрикует фильмы и доклады без достаточных доказательств, указывающих хоть на какую-нибудь сопричастность государства с теми нарушениями, которые имеют место в любой стране, где спортсмены хотят добиваться результатов не совсем честным образом.

В ООН и ОБСЕ мы продвигаем резолюции, которые требуют исключить дискриминацию в спорте, любые попытки политизировать спорт. Такие предложения мы вносили и продвигаем в Комитете по делам инвалидов, требуя прекратить дискриминировать инвалидов-спортсменов. В Комитете по правам человека мы также настаиваем на решениях, которые закрепят недопустимость политизации спортивных мероприятий и вообще подхода к спортивным вопросам.

Проблема серьезная, сами понимаете. Если бы только все было в наших руках! Мы распространили в ООН заявление, принятое Советом Федерации, о недопустимости политизации проблем допинга, которое вызывало там широкий интерес. Готовы сотрудничать и с Государственной Думой. Но у нас есть специальная структура, которая была создана по решению Президента России В.В.Путина, контактирующая с ВАДА и национальными агентствами по борьбе с допингом. Этим занимаются Министерство спорта, Олимпийский Комитет России. Наша позиция открыта, и мы готовы сотрудничать, но на основании конкретных фактов, а не голословных утверждений.

Вопрос: Мы заявили главные цели по Сирии: это реальная борьба с международным терроризмом, защита собственных национальных интересов и создание условий для диалога внутри Сирии. Астана, организованная нами «площадка», сегодня подтверждает, что мы справляемся с этими задачами достаточно хорошо. Есть ли у нас в дальнейшей перспективе дипломатические ресурсы для принуждения сторон к поиску диалога, уступок, чтобы в Сирии все-таки было согласие? Что такое согласие для нас: это замороженный конфликт в Сирии или Сирия в новом политическом статусе?

Способен ли «обновленный» сегодня Вашингтон войти в процесс урегулирования без геополитических игр?

С.Лавров: Вопрос очень важный. Как я говорил, вчера в Астане завершилась встреча между сирийским Правительством и вооруженными формированиями оппозиции, в которой также участвовали в качестве гарантов Россия, Турция, Иран, спецпредставитель Генерального секретаря ООН по Сирии С. де Мистура и посол США в Казахстане в качестве наблюдателя. Встреча завершилась принятием документа. Я считаю, что ее итоги весьма важны – они выводят усилия на качественно новый уровень.

Во-первых, состоялся прямой выход Правительства на вооруженные формирования оппозиции, т.е. за одним столом, пусть и не весь день, находились представители сторон, которые противостоят друг другу «на земле» с оружием в руках. Такого еще не было, до сих пор лишь политическая оппозиция, состоящая в основном из эмигрантов, была участником различных мероприятий, нацеленных на организацию межсирийского диалога.

Во-вторых, наряду с прямыми контактами между Правительством Сирии и вооруженной оппозицией наша делегация, в которой были представители МИД и Минобороны, также провела несколько прямых встреч с представителями вооруженной оппозиции и говорила с ними о перспективах налаживания совместной борьбы с терроризмом в Сирии, прежде всего с ИГИЛ. Сирийское Правительство, российские ВКС, которые поддерживают сирийскую армию, и вооруженные формирования оппозиции в принципе готовы объединить усилия и наносить удары по позициям игиловцев в тех районах Сирии, которые пока остаются под их контролем.

Эта встреча также подтвердила режим прекращения огня, который был согласован в результате переговоров между Правительством и вооруженной оппозицией при посредничестве России и Турции. На встрече в Астане был сделан еще один шаг в этом направлении. Россия, Иран и Турция создали трехсторонний комитет, в рамках которого повседневно будут отслеживаться любые сообщения о нарушениях режима прекращения огня. Говоря о механизме контроля за нарушениями прекращения огня, напомню, что у нас был такой механизм с США. Его долго согласовывали, но потом Администрация Б.Обамы оказалась недоговороспособной и не смогла выполнять свою часть договоренностей.

Кроме того, мы договорились в Астане, что вооруженная оппозиция будет участвовать в переговорах по урегулированию в Сирии наряду с политической оппозицией в соответствии с резолюциями СБ ООН. Также записали, что у сирийского кризиса нет военного решения. То, что под этим подписались вооруженные оппозиционеры, считаю принципиально важным.

Ну и наконец сам факт проведения встречи в Астане стимулировал ООН, которая уже почти год не может созвать межсирийские переговоры. Более того, чтобы стимулировать этот процесс еще более конкретно, мы распространили в Астане проект конституции, который проработали с учетом всего того, что за эти годы мы слышали от Правительства, оппозиции и от стран региона. Для того, чтобы никто не подозревал Российскую Федерацию, Турцию, Иран в том, что мы подменяем астанинским процессом все, что до сих пор было сделано, мы пригласили в Москву в пятницу всех оппозиционеров из числа политической оппозиции, которые пожелают приехать. Мы их пробрифингуем о том, что произошло в Астане, и как мы видим позитивное развитие «процесса Астаны» в дальнейшем.

Вопрос: Каждый ответственный гражданин страны, каждый политик, воздает должное тем усилиям, которые Вы предпринимаете на дипломатическом поприще. Я уверен, что то, что уже достигнуто на Ближнем Востоке войдет славной страницей в историю отечественной дипломатии. Тем более удивительно оценивать те негативные процессы, которые происходили на наших глазах многие годы на Украине. Это издержки кадровой политики, недооценка ситуации в целом или какие-то другие причины? Ведь нам всем надо извлекать для себя из этой ситуации уроки.

С.Лавров: Я не думаю, что мы должны здесь сейчас искать причины. Думать о том, почему так произошло, безусловно, надо. Но главное сейчас сконцентрироваться на выполнении того, что необходимо сделать для выполнения Минских договоренностей, поскольку они выведут украинскую ситуацию из кризисного состояния. Наверное, были ошибки, но все мы знаем какую подрывную контрпродуктивную роль сыграли наши западные партнеры, которые были обуреваемы желанием «отколоть» Украину от России. В дело шли самые грязные методы. Кто-то из американцев, по-моему З.Бжезинский, сказал, что Россия с Украиной великая держава, а без Украины – региональная или даже мельче. Поэтому битва была со стороны Запада абсолютно жестокая, применялись запрещенные, непорядочные приемы. Весь пафос позиции Запада направлен на то, чтобы поставить Украину перед ложным, искусственным выбором – либо вы с нами, либо против нас. Это активно подпитывалось, приводились цифры, подтверждающие сколько предыдущая американская администрация потратила на развитие «гражданского общества» на Украине (имею в виду формирование круга провокаторов и русофобов).

Безусловно, нужно делать выводы. Я не думаю, что мы будем действовать такими же методами, но, конечно, мы накрепко запомним и будем в своих практических действиях иметь в виду, какими методами готовы были действовать наши западные коллеги при всей их приверженности демократии, свободе выбора и т.д. Выбор навязывался грубо, цинично, используя шантаж и угрозы.

***

Спасибо за высокую оценку работы нашего Министерства. Видим в этом результат очень тесного сотрудничества с другими ветвями власти, прежде всего, с парламентской дипломатией. Не буду делать обобщения, просто хочу отреагировать на то, что сказал Л.Н.Калашников.

Сначала про соотечественников. Закон работает, он позволил за последние годы существенно консолидировать диаспору, помочь нашим соотечественникам за рубежом отстаивать свои права в государствах пребывания. Создан Фонд поддержки и защиты прав соотечественников, который имеет несколько десятков отделений за рубежом, страновые советы соотечественников почти в ста государствах, шесть региональных советов, регулярно проводятся мероприятия, позволяющие сохранять связь с исторической Родиной. Соотечественники активнейшим образом участвуют в акции «Георгиевская ленточка», «Бессмертный полк», прекрасно себя проявили, обеспечивая очень хорошее, объективное информационное сопровождение кампании по выборам в Государственную Думу в сентябре прошлого года. Ежегодно проводятся конференции или конгрессы на важные объединяющие темы. Мы активно поддерживаем деятельность Всемирного конгресса русской прессы, который также оказывает содействие СМИ, принадлежащим нашим соотечественникам. Мы активно способствуем налаживанию контактов между бизнес-структурами соотечественников и нашими компаниями, работающими в соответствующих странах. Совсем свежая инициатива, которую, как я понимаю, выдвинула «Единая Россия», это Всемирные игры соотечественников, спортивное мероприятие, которое пользуется большим успехом и большой популярностью.

Соглашусь с необходимостью предпринять дополнительные шаги в сфере российского гражданства. У нас есть сейчас несколько вполне конкретных ситуаций и достаточно системных проблем. Коллега упомянул, что для получения российского гражданства необходимо выйти из гражданства зарубежного государства и предъявить решение этого государства о том, что вы прекратили свое гражданство. Понятно, что не только Украина, но и целый ряд других стран не будет выдавать таких справок. Я знаю, что в Комитете по делам соотечественников обсуждается возможность убрать это требование, чтобы было достаточно копии заявления гражданина третьей страны о том, что он подал соответствующую просьбу. Считаю, что это необходимо поддержать.

Во-вторых, есть проблема, которую мы пытаемся решить в течение трех лет и пока не получается. Речь идет о гражданстве детей от смешенных браков. Если ребенок от смешенного брака родился в России, достаточно заявления любого из родителей. Если это смешанный брак и семья живет за границей, а мать, гражданка России, хочет, чтобы у ребенка был российский паспорт, необходимо согласие отца. Получается, что одна и та же ситуация решается по-разному. Вижу в этом отход от принципа равноправия, который заложен в Конституции России.

Еще одна вещь. Я с удивлением узнал, что когда российский гражданин женится на иностранке или российская гражданка выходит замуж за иностранца, то для того, чтобы иностранцу получить гражданство России, ему необходимо состоять в браке не менее трех лет и проживать на территории России. Я считаю, что это чрезмерно. Наверное, что-то можно сделать.

Наконец, Президентом Российской Федерации В.В.Путиным было принято решение об облегченном предоставлении гражданства носителям языка, культуры. Здесь пока нет применительных понятных правил. Если Государственная Дума Федерального Собрания Российской Федерации и Комитет по делам соотечественников озаботятся этим вопросом, мы будем готовы активно участвовать в формулировании соответствующих рекомендаций.

Самое последнее. Мы не испытываем иллюзий насчет новой «перезагрузки» отношений с США, никаких наивных ожиданий у нас нет. Знаем, что Президент США Д.Трамп считается мастером заключать сделки, но Президент Российской Федерации В.В.Путин тоже умеет договариваться и всегда в интересах России.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 25 января 2017 > № 2053558 Сергей Лавров

The Philippines in the Center of Asian Realignment

Andre Vltchek

Philippines, for decades a limping invalid, poor and suffering from countless ailments, is now suddenly finding itself at the vanguard, reshuffling the entire Asia Pacific, sending Western imperialists packing.

In Manila, where the US used to roam unopposed, now Russian warships are calling on goodwill and symbolic visits.

On January 6 2017, Philippines President Rodrigo Duterte boarded the Russian anti-submarine combat vessel Admiral Tributs, chatted with its officers, and then declared, loudly and clearly: “Friends, long live! That’s from the heart; I hope you can come back more often.”

Definitely, Russians will be happy to come back!

Associated Press (AP) reported on January 6:

“Defense Secretary Delfin Lorenzana, who accompanied Duterte on the ship tour, expressed optimism about “the start of a partnership” between the two countries’ defense establishments when he met with Russian navy officials Thursday night.

“May our common aspirations for regional and global peace and security enable us to become good partners, cooperating and coordinating towards tranquil and safe seas for all,” Lorenzana said on board the Admiral Tributs.

He said during his trip to Russia in early December, he agreed with Russian defense officials to finalize a memorandum of understanding that will be the basis of future military engagements, including joint military exercises, so it can be signed during Duterte’s planned trip to Russia…”

President Duterte openly admires Russian President Vladimir Putin. He is planning to visit Moscow in April and he has already expressed his hope that Russia would become his country’s ‘ally and protector’.

The Philippines is also rapidly moving closer to China. There is significant improvement of bilateral relationships. Tension over disputed territories in the South China Sea is being gradually defused, and Manila is increasingly considering Beijing as its new and powerful ally, investor and partner, definitely not as an enemy.

While he is lashing at the US, the EU and the UN, (calling the former US President Barack Obama “son-of-a-whore”, and telling him to “go to hell!”), Mr. Duterte defines China as “the kindest nation”.

This sort of rhetoric, let alone policies, can never be overlooked or forgiven by the West.

A couple consisting of leading Philippine Academics, Eduardo and Teresa Tadem, explained the new direction of their country’s foreign policy:

“The trend is clear: away from the West, towards China and Russia. We think that he [Duterte] will soon reach a territorial agreement with China. Plenty of goodwill is now coming from President Xi Jinping. Things are done quietly, but some great concessions are already visible: our fishermen are allowed to return to the disputed area. China is pledging foreign aid, investment, and it is promising to make our railways work again.”

However, Dr. Reynaldo Ileto, a leading Filipino historian, is concerned about Duterte’s survival, should he move too quickly with the regional realignment:

“He cannot break up with the United States too abruptly… he’d be killed.”

For a while, in Manila, we were discussing the pattern established; the way the West treats the ‘rebellious’ countries and their governments: Ukraine, Brazil, and even the former President of the Philippines, Gloria Arroyo.

“Arroyo moved closer to China”, explained Dr. Ileto: “They got her indicted for corruption. Only Duterte managed to release her.”

Antagonizing China, even provoking it into a military conflict, has been the mainstay of US foreign policy in Asia, at least during the later years of the Obama administration. This dangerous trend will most likely continue, even accelerate, since Donald Trump has already taken office.

President Duterte’s stubborn determination to reach a peaceful arrangement with China may put him squarely on the hit list of the Western Empire.

Prof. Roland Simbulan from the Department of Social Sciences of the University of the Philippines confirms what Dr. Ileto suggested above:

“If Duterte moves too fast, he will be overthrown, by the military. He is an outsider. Police and army hold grudges against him. Many top military commanders here were trained by the US, and often even corrupted by the US. Duterte’s anti-US and anti-imperialist policy goes beyond rhetoric; it is real. He is confrontational, he is against the US foreign policy towards the Philippines and the world.”

*

However, President Duterte is not only a self-proclaimed socialist, he is also a pragmatist.

For him, this is the best time to take advantage of confusion caused by the upcoming administration of Donald Trump and its frequent anti-Asian outbursts.

Japan’s MP, Shinzo Abe, is looking for new allies in the Asia Pacific and beyond. His country is in disarray, horrified by Trump and his doctrines.

China and Russia may be Mr. Duterte’s two new soul mates, but the deep pockets of Tokyo cannot be fully neglected either.

During his two-day visit to the Philippines, Mr. Abe pledged to provide 1 trillion yen ($8.7 billion) in funding and investment. He also promised to assist with deteriorated infrastructure, and to help the Philippines with the maritime security vessels and aircraft. Japan is the Philippines’ largest provider of aid, a substantial source of remittances.

Japan’s help is not expected to be altruistic. It is clearly understood by the analysts that Mr. Abe is now using his subtle diplomatic skills and financial incentives in order to seduce President Duterte into returning back to the US-Japan camp, and even abandoning the new alliance that is being presently forged between the Philippines, China, Russia and possibly Vietnam.

It is a complex and dangerous game, which at the end of the road may lead to a war, even to a global conflict. There is absolutely no doubt on which side Japan has been standing.

Both Japan and the Philippines have territorial disputes with China, but while the Philippines is lately opting for compromise and peaceful settlement, Japan is increasingly choosing a confrontational path.

PM Shinzo Abe is well aware of the fact that later this year, the Philippines will be hosting the ASEAN meeting and therefore in a position to control the focus and influence the language of the joint communiqués. That is why he is willing to eat simple cakes and (at least metaphorically) sing his sweet and seductive songs in Duterte’s humble home in Davao.

It is highly unlikely that President Duterte would scale down his cooperation with Beijing just in order to get his hands on a few more secondhand coastguard vessels, or for an extra dose of foreign aid. However, he is likely to continue maintaining his close relationship with Tokyo, as his country has been doing for decades. To emphasize it, he declared during his meeting with the PM Shinzo Abe:

“In Tokyo, I said that Japan deserves its own rightful place in the constellation of the Philippines’ friends… Tonight, let me reiterate that Japan is a friend closer than a brother. That means that Japan is a friend unlike any other.”

Perhaps, or maybe not…

*

This is an extremely critical moment for Asia. China and Russia are rising, while old allies of the West, including Japan, South Korea and Taiwan are either in decline or in distress. The Philippines and Vietnam are calculating their next moves. Thailand, Malaysia and even Indonesia are suddenly uncertain about their previously staunch pro-Western stands.

Father of the imperialist ‘Pivot to Asia’, President Barack Obama, has stepped down. Aggressive and anti-Asian leader Donald Trump is on to the throne. When it comes to the Empire and its involvement in Asia, things are getting from bad to worse.

It is clear that the West is not willing to tolerate the leadership of Beijing even on China’s own continent.

Now Washington has to deal with one more obstacle to its complete rule. Once fully obedient and submissive, a poor former US colony, the Philippines, is suddenly roaring, flexing its muscle, negotiating independently for the best deals available, and searching for its own destiny. Just one year ago all this would be unimaginable, but it is happening now.

The entire Asian continent is watching and so is, most likely, the entire political, military and intelligence establishment of the West.

The process is very quick (dangerously quick, say many in Manila), and Washington can hardly keep up with the changes. President Duterte is governing his complex country for only six months, and there are already many fundamental developments.

Russian warships are visiting Manila and future joint exercises are being discussed, even planned. China and the Philippines are talking peace, friendship, cooperation and even railways. Vietnam and the Philippines are moving closer. Japan is suddenly coming as a humble friend, not as an economic bully.

For the Philippines, 2017 will be decisive: the country will establish itself as one of the main catalysts of the changes in Asia, or it could collapse, be destroyed, from outside or from inside, with substantial external ‘help’.

Страны Азиатско-Тихоокеанского региона проявили заинтересованность в поставках российской электроэнергии в рамках идеи Азиатского энергетического кольца, сообщил РИА Новости в четверг в Бангкоке заместитель министра энергетики России Кирилл Молодцов.

Замглавы Минэнерго возглавил российскую делегацию, принявшую участие в двух мероприятиях, проходивших в столице Таиланда: первом заседании российско-таиландской совместной рабочей группы по сотрудничеству в сфере энергетики и первом заседании вновь созданного Энергетического комитета Экономической и Социальной Комиссии ООН по Азиатско-Тихоокеанскому региону (ЭСКАТО), штаб-квартира которой находится в Бангкоке.

В своем выступлении в ЭСКАТО замглавы Минэнерго озвучил российское предложение о создании Азиатского энергетического кольца для обмена по единой энергосети сезонными и суточными излишками электроэнергии между странами региона.

"Азиатское энергетическое кольцо. Эта идея, на самом деле, пока имеет много названий. Проект пока на начальной стадии обсуждения, но тема эта интересует всех", - сказал агентству Молодцов.

"Наши сезонные излишки электроэнергии, возможности увеличения гидрогенерации в России, возможные поставки в Китай с дальнейшим реэкспортом в третьи страны Азиатско-Тихоокеанского региона – это, конечно, приоритет. Это действительно вполне возможное направление работы", - сказал замглавы Минэнерго.

Он подчеркнул, что, хотя многое в реализации этой идеи будет зависеть от технических решений, сама идея интересна, практически, для всех участников Энергетического комитета ЭСКАТО, в который вошли представители всех стран – членов комиссии ООН по АТР, в том числе стран Юго-Восточной Азии (ЮВА).

"Страны ЮВА также, безусловно, заинтересованы: у них есть текущие решения, но, как мне кажется, на период после 2025 года поставка электроэнергии российской генерации вполне реалистична. К тому времени весь регион, видимо, будет испытывать некую дополнительную потребность во внешней поставке электроэнергии", - сказал Молодцов.

БЕЛАРУСЬ В 2016 ГОДУ УВЕЛИЧИЛА ЭКСПОРТ ПИВА В КИТАЙ

По данным концерна "Белгоспищепром", в 2016 году Беларусь увеличила экспорт пива в Китай в в 12 раз по сравнению с показателями 2015 года. Для Беларуси китайский рынок является новым для продвижения, в основном Беларусь поставляет пиво в Россию, Вьетнам, Лаос, Малайзию и Молдову. Вскоре планируется поставлять в Бразилию.

Напомним, между министерством коммерции КНР и министерством экономики Беларуси подписан договор о сотрудничестве в рамках проекта экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП). Подкомитет по торгово-экономическому сотрудничеству китайско-белорусского межправительственного совета будет акцентировать усилия на сотрудничестве в торговле, машиностроении, телекоммуникации, создании промпарков и других сферах, для строительства экономического пояса Шелкового пути от Китая в Европу.

Andritz установит основное оборудование на целлюлозном комбинате Sun Paper Holding в Лаосе

Andritz Group (г. Грац, Австрия) получила заказ Sun Paper Holding Lao Co. Ltd. на поставку основных технологий и оборудования для нового целлюлозного завода, расположенного в Лаосской народно-демократической республике, об этом говорится в полученном Lesprom Network пресс-релизе.

Ввод в эксплуатацию ожидается в середине 2018 г. Комплект поставки включает оборудование для подготовки сырья, линию сушки целлюлозы, котел-утилизатор, фильтр белого щелока и т.д.

Кирилл Молодцов принял участие в первой сессии Комитета ЭСКАТО по энергетике.

 Заместитель Министра энергетики Российской Федерации Кирилл Молодцов принял участие в инаугурационной сессии Комитета Экономической и Социальной Комиссии стран Азии и Тихого океана (ЭСКАТО) по энергетике.

Первая сессия Комитета по энергетике проходила в штаб-квартире ЭСКАТО в формате министерского круглого стола и была посвящена вопросам устойчивого энергетического развития, повышения энергетической безопасности и рационального использования энергетических ресурсов в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Помимо России участие в мероприятии также приняли представители других стран-членов ЭСКАТО - Ирана, Индии, Таиланда, Шри-Ланки, Монголии, Армении, Непали, Камбоджи и Фиджи.

Заседание Комитета по энергетике продолжится сегодня и завтра в формате экспертных консультаций.

Справочно:

Комитет ЭСКАТО по энергетике создан по инициативе и при финансовой поддержке Российской Федерации в целях формирования в составе Комиссии органа, отвечающего за все направления энергетического взаимодействия на пространстве ЭСКАТО. С началом его функционирования сотрудничество по линии энергетики в рамках ЭСКАТО перешло на новый уровень и стало абсолютно самостоятельным и независимым.

Камбоджа как пример китайского влияния в АСЕАН

Дмитрий Бокарев

Уже несколько лет государства АТР встревожены противостоянием между Китаем и рядом стран региона за Южно-Китайское море (ЮКМ). Оппоненты Китая входят в Ассоциацию стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) и поэтому ищут поддержки всех остальных ее государств. Однако среди стран Ассоциации немало сторонников КНР, поэтому попытки превратить АСЕАН в площадку для решения вопроса по ЮКМ раз за разом терпят неудачу.

Спор вокруг ЮКМ нарушил единство АСЕАН, поделив ее на сторонников и противников политики КНР. Противостояние за ряд островов и значительную часть акватории идет между Китаем и такими странами, как Бруней, Вьетнам, Малайзия и Филиппины. Все эти страны имеют выход к ЮКМ. Также их поддерживает Сингапур, между которым и Малайзией находится Малаккский пролив, пройдя который, транспортные корабли следуют через ЮКМ. Таким образом, экономика всех этих стран зависит от свободного судоходства в ЮКМ, и претензии Китая их никак не устраивают. Противников КНР поддерживают США, имеющие две цели: политическую (сохранить влияние в регионе за счет дружбы с этими странами) и экономическую. Через ЮКМ и Малаккский пролив в год перевозится товаров более чем на $5 трлн., и если Китай установит там свой полный контроль, это грозит США большими потерями.

На стороне КНР в этом споре выступают страны АСЕАН, которые не имеют интересов в ЮКМ, однако имеют большие интересы, связанные с Китаем. Это Лаос, Камбоджа и Таиланд. Через свои дружественные страны КНР имеет значительное влияние в АСЕАН, хоть сама и не является ее членом. Из-за этого влияния АСЕАН уже длительное время не может определиться со своей позицией по ЮКМ.

Особенно ярко свою поддержку китайской политике проявляет Камбоджа. Именно из-за Камбоджи в 2012 г. на форуме глав МИД АСЕАН впервые не был принят итоговый документ, а причиной ее несогласия стало заключение по вопросу Китая и ЮКМ.

Следует отметить, что Камбоджа – не самый могущественный член АСЕАН с политической или экономической точки зрения. Однако она вполне справляется с тем, чтобы не дать АСЕАН принять совместную антикитайскую резолюцию. Дело в том, что все решения в АСЕАН принимаются консенсусом, поэтому несогласие одной страны отменяет решение всех остальных. Таким образом, у всех стран-участниц АСЕАН есть рычаг воздействия на политику всей Ассоциации.

Возможность заблокировать любое решение АСЕАН, противоречащее своим интересам, делает каждую страну Ассоциации привлекательной для различных сил, добивающихся влияния в Юго-Восточной Азии. Как и за другие страны, за Камбоджу идет соперничество между КНР и США. Положение Америки в регионе становится все более шатким, поэтому она понимает важность каждого нового партнера.

В конце января 2016 г. Камбоджу посетил госсекретарь США Джон Керри. Он встретился с премьер-министром Хуном Сеном и министром иностранных дел Хором Намхонгом. Целью визита Керри было убедить камбоджийское руководство присоединиться к противникам КНР в вопросе Южно-Китайского моря на предстоявшем в феврале саммите «АСЕАН + США» в американском городе Саннилэнд. Однако после переговоров Хор Намхонг заявил, что Камбоджа не намерена менять свою позицию, и что АСЕАН не должна вмешиваться в территориальные разногласия между отдельными странами. Это полностью соответствует мнению Китая.

Тем не менее США не оставили попыток привлечь Камбоджу в число своих сторонников. Так, в мае 2016 г. Всемирный банк (главную долю в котором имеют США) возобновил финансирование новых камбоджийских проектов, связанных со здравоохранением, инфраструктурой, водоснабжением и сельским хозяйством. Финансирование новых проектов в Камбодже было остановлено Всемирным банком в 2011 г. из-за принудительного отъема земель у нескольких тысяч собственных граждан, совершенного камбоджийским правительством. Теперь оно восстановлено, и ВБ решил вложить в камбоджийские проекты $130 млн. Однако и это не заставило руководство Камбоджи изменить свое мнение.

Следует напомнить, что Камбоджу связывают давние дружественные связи с КНР, которая является ее главным экономическим и политическим партнером. Китай оказывает значительную поддержку камбоджийскому правительству, а та в свою очередь отстаивает интересы Китая в АСЕАН. При этом сама Камбоджа никаких интересов, связанных с ЮКМ, не имеет.

24 июля 2016 г. главы МИД АСЕАН вновь встретились в столице Лаоса Вьентьяне. Незадолго до этого, 12 июля 2016 г., третейский суд в Гааге удовлетворил иск Филиппин, поданный в январе 2013 г. о признании недействительными границ в Южно-Китайском море, которые хочет установить Китай, ссылаясь на свои исторические права на острова Спратли, риф Скарборо и значительную часть акватории. Вьетнам и Филиппины с энтузиазмом встретили такое решение Гааги, Китай же его не признал.

Упомянутая выше встреча представителей АСЕАН 24 июля стала очередным этапом этой дискуссии. Вопреки всем усилиям США, на этой встрече Камбоджа отстаивала точку зрения КНР, а ее главными оппонентами были Вьетнам и Филиппины, которые стремились добиться коллективного осуждения действий Китая всеми членами АСЕАН. Достичь этого Вьетнаму и Филиппинам не удалось. Камбоджа воспользовалась своим правом и не поддержала коллективную резолюцию, благодаря чему странам АСЕАН вновь не удалось достигнуть общей позиции в отношении Китая и ЮКМ.

После этого руководство КНР выразило Камбодже свою признательность.

Камбоджа – аграрная страна, большая часть ее населения занята в производстве риса, который является важной статьей дохода страны. Камбоджа входит в число главных мировых экспортеров риса вместе с Вьетнамом, Мьянмой и США. В конце лета 2016 г. мировые цены на рис резко поползли вниз, что стало тяжким ударом по камбоджийской экономике. В стране начались волнения. На выручку пришел Китай – в сентябре премьер-министр КНР Ли Кэцян заявил, что его страна удвоит импорт камбоджийского риса, начиная с 2017 г. По мнению руководства Камбоджи, это остановит падение цен на рис и выправит ситуацию. Несомненно, такая поддержка значит для страны гораздо больше, чем кредиты Всемирного банка.

В октябре 2016 г. официальный визит в Камбоджу совершил лидер КНР Си Цзиньпин. В результате этого визита между странами было подписано 31 соглашение, в том числе о кредитах приблизительно на $237 млн. Неделей позднее между Китаем и Камбоджей был подписан ряд новых соглашений о сотрудничестве в военно-технической сфере. По словам министра обороны Камбоджи Тие Баня, КНР окажет стране содействие в модернизации вооруженных сил, что внесет значительный вклад в укрепление камбоджийской национальной обороны.

На примере Камбоджи мы видим, что крепкие экономические и политические связи с некоторыми членами АСЕАН дают Китаю большое влияние на политические решения всей этой организации. При этом Камбоджа – не единственная страна АСЕАН, с которой у КНР есть такие связи. В последние годы Поднебесная значительно укрепила свои отношения с Мьянмой и Таиландом. Попытки США перетянуть эти страны на сторону антикитайского блока скорее всего окажутся безуспешны. Экономика этих стран уже слишком сильно зависит от КНР. Кроме того, у Китая есть такое преимущество, как территориальная близость. Если учитывать, что политика АСЕАН зависит от голоса каждой из стран, становится ясно, что использовать эту организацию против Китая уже практически невозможно.

О значительном росте объёмов экспорта отечественного зерна в страны АСЕАН

На днях из Новороссийского порта вышли судна с очередными партиями российской пшеницы суммарным объёмом порядка 76 тыс. тонн, предназначенной для экспорта в Индонезию, и российской кукурузы объёмом 54 тыс. тонн, предназначенной для экспорта во Вьетнам.

Промежуточный анализ экспорта российского зерна в 2016/2017 с.х.г (за период с июля — декабрь 2016 г) уже показал двукратное увеличение объёма — Россия экспортировала в страны АСЕАН (Ассоциация государств Юго-Восточной Азии — политическая, экономическая и культурная региональная межправительственная организация 10 стран — Индонезии, Вьетнама, Таиланда, Малайзии, Филиппин, Сингапура, Бруней-Даруссалама, Лаоса, Мьянмы, Камбоджа, расположенных в Юго-Восточной Азии с населением 600 млн. чел.) порядка 587 тыс. тонн зерна, в том числе пшеницы — 467 тыс. тонн (80%), кукурузы — 118 тыс. тонн (20%).

По последним данным суммарный прогноз импорта зерна в регионе увеличился по сравнению с ноябрьскими показателями на 1,7 млн. тонн и оценивается в 38 млн. тонн, в том числе пшеницы — 23,5 млн. тонн (увеличился на 800 тыс. тонн), кукурузы — 14,5 млн. тонн (увеличился на 900 тыс. тонн).

Структура экспорта российской зерновой продукции в этот регион выглядит следующим образом:

1. Индонезия (население 250 млн. чел., 4-е место в мире, прогноз импорта пшеницы — 8,8 млн. тонн, кукурузы — 1,7 млн. тонн)— с начала 2016/2017 с.х.г. Россия экспортировала 252,3 тыс. тонн пшеницы, в 2015/2016 - 233,5 тыс. тонн пшеницы.

2. Вьетнам (население 92,5 млн. чел., 14-е место в мире, прогноз импорта пшеницы — 3,3 млн. тонн, кукурузы — 7,5 млн. тонн) — с начала 2016/2017 с.х.г. Россия экспортировала 184,3 тыс. тонн зерна, в том числе пшеницы- 66 тыс. тонн, кукурузы — 118,3 тыс. тонн, в 2015/2016 экспорт из РФ пшеницы и кукурузы отсутствовал.

3. Малайзия (население 31 млн. чел., 44-е место в мире, прогноз импорта пшеницы — 1,6 млн. тонн, кукурузы — 3,8 млн. тонн) — с начала 2016/2017 с.х.г. Россия экспортировала 68,3 тыс. тонн пшеницы, в 2015/2016 — 44 тыс. тонн пшеницы.

4. Таиланд (население 67,5 млн. чел., 20-е место в мире, прогноз импорта пшеницы — 3,8 млн. тонн) — с начала 2016/2017 с.х.г. Россия экспортировала 63,7 тыс. тонн пшеницы, в 2015/2016 экспорт пшеницы отсутствовал.

5. Филиппины (население 105,7 млн. чел., 12-е место в мире, прогноз импорта пшеницы — 5 млн. тонн) — с начала 2016/2017 с.х.г. Россия экспортировала 16,5 тыс. тонн пшеницы, в 2015/2016 экспорт пшеницы отсутствовал.

Таким образом, плодотворная деятельность Россельхознадзора (напомним, что при содействии Службы с февраля 2016 года Вьетнам включил Россию в постоянный реестр экспортёров продукции растительного происхождения, в том числе зерна и продуктов его переработки, как того требует вьетнамское законодательство; а также усилиями Россельхознадзора в этом году Агентством сельскохозяйственного карантина Министерства сельского хозяйства Республики Индонезия было подписано Постановление о регистрации четырёх российских лабораторий (Ростовский, Новороссийский, Приморский филиалы ФГБУ «Центр оценки качества зерна», Испытательная лаборатория по определению безопасности и качества продукции в г. Раменское ФГБУ «Центр оценки качества зерна») по подтверждению соответствия качества и безопасности зерна и продуктов его переработки) по сути открыла для российских экспортёров зерновой продукции рынки крупнейших импортёров зерна в мире — стран, входящих в АСЕАН и, как следствие, способствовала значительному росту их торговой активности в этом регионе.

В желающих сорвать шаткое перемирие в Сирии недостатка нет

Андрей АРЕШЕВ

Режим прекращения огня в Сирии в целом соблюдается, сообщило 4 декабря российское военное ведомство в очередном бюллетене Центра по примирению сторон. Количество населённых пунктов, присоединившихся к процессу примирения, увеличилось до 1091. Между тем уходящий глава ЦРУ Джон Бреннан обрушился на Россию с очередными нападками за её действия в Сирии, обвинив Москву в использовании «тактики выжженной земли». Ответил на это официальный представитель Минобороны Игорь Конашенков. Он заявил, что Джон Бреннан пытается подстелить «соломки на будущее», так как рано или поздно Соединённым Штатам придётся отвечать за свои действия в Сирии. Конашенков напомнил, что так называемая международная коалиция, возглавляемая американцами, с 2012 года целенаправленно разрушала инфраструктуру Сирии в целях максимального ослабления её законного правительства.

Представитель Минобороны РФ подчеркнул также, что под бомбардировки США и их союзников почему-то не попадали захваченные запрещённой в России террористической группировкой «Исламское государство» объекты нефтедобычи, что позволяло боевикам ежемесячно зарабатывать на незаконной продаже нефти десятки миллионов долларов, вербуя на эти деньги наёмников со всего мира.

К вопросу о «тактике выжженной земли» следует напомнить, что американцы сбрасывали атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, уничтожали химическими реагентами леса в Лаосе и Вьетнаме; они развязали войны в Афганистане, Ираке, Ливии и Югославии, в ходе которых уничтожалась экономическая инфраструктура этих стран, а восстановление разрушенных объектов передавалось потом компаниям, близким к ЦРУ и Пентагону. Характеризуя «помутнение рассудка» господина Бреннана, Российский институт стратегических исследований напоминает данные авторитетного британского медицинского журнала The Lancet о гибели в Ираке с 2003 года более 655 тысяч мирных жителей, что в сотни раз превысило число жертв за всё время правления Саддама Хусейна.

Действия России, начавшей 30 сентября 2015 года по просьбе законных властей Сирии масштабную контртеррористическую операцию, носят принципиально иной характер. При поддержке Воздушно-космических сил России в Сирии было уничтожено 35 тысяч боевиков (в том числе 204 полевых командира) и полторы тысячи единиц военной техники, сообщили 4 января в российском военном ведомстве. Ликвидировано также 725 тренировочных лагерей, 405 заводов и мастерских по производству боеприпасов. От боевиков освобождено 12 тыс. 360 квадратных километров территории Сирии и 499 населенных пунктов, изъято у бандформирований 448 танков и других боевых бронированных машин, 57 реактивных систем залпового огня, 418 самодельных реактивных систем залпового огня, 410 минометов и более 28 тыс. единиц стрелкового оружия. Очищено и обезврежено 26 тыс. 853 взрывоопасных предметов на 1 тыс. 420 гектарах. В Сирию доставлено и переданы местному населению десятки тысяч тонн гуманитарной помощи, медикаментов и предметов первой необходимости.

В результате точечных действий российской авиации и успехов правительственных сил удалось разорвать связь значительной части местного населения с «Исламским государством» и «Джебхат ан-Нусрой». Перспективы существования за счёт набегов, грабежей, разбоя, расхищения природных ресурсов, разграбления культурного наследия, уничтожения либо обращения в рабство всех несогласных уже никому не кажутся такими привлекательными.

Главным политическим результатом действий России в Сирии стало совместное соглашение с Ираном и Турцией о прекращении боевых действий и подготовке к переговорам в Астане. По итогам переговоров сирийской оппозиции и официального Дамаска в Астане должна быть принята дорожная карта по урегулированию конфликта в кратчайшие сроки. Предполагается, что оппозиция сформирует свою делегацию для переговоров к 16 января 2017 года, хотя кто в неё войдёт, неясно до сих пор.

Самое сложное состоит в том, что у российско-турецко-иранского соглашения имеются влиятельные противники, готовые сделать всё для срыва объявленного президентом России 30 декабря прекращения огня. 2 января ряд вооружённых группировок и представителей «гражданского общества» выступили с заявлением, осуждающим действия правительственных сил в долине Вади Барада; там проводится операция против террористов, которые вывели из строя систему подачи в Дамаск питьевой воды из расположенных в долине источников.

Параллельно на Западе была развязана очередная информационная кампания, во многом аналогичная истерии вокруг Восточного Алеппо в последние месяцы минувшего года. Больше всего недовольны те, кто остались за бортом переговорного процесса по Сирии - США, Катар, Саудовская Аравия, Франция, Великобритания. Именно британская разведка (при финансовой поддержке Дж. Сороса) стоит за «Белыми касками», тесно сотрудничающими с запрещённой в России террористической организацией «Джебхат ан-Нусра». Судя по их аккаунтам в социальных сетях, «каски» полностью поддерживают террористов «Джебхат ан-Нусры».

Что касается Катара, то его власти неоднократно заявляли, что ни при каких условиях не прекратят поддержку сирийской «оппозиции», достигшую за эти годы уже миллиарды долларов. Министр иностранных дел Турции возлагает ответственность за нарушения режима прекращения огня исключительно на официальный Дамаск, что также является тревожным симптомом. На пассаж Мевлюта Чавушоглу обратили внимание в Тегеране, призвав Анкару воздержаться от безосновательных обвинений в нарушении перемирия в Сирии со стороны правительственных войск. Напомним, ранее вице-премьер Турции Нуман Куртулмуш намекнул, что Анкара может изменить свою политику по отношению к Сирии и отойти от курса, проводившегося ею с 2011 года и направленного на свержение Башара Асада. «Мы не вправе навязывать какое бы то ни было решение сирийскому народу», – признаёт очевидное чиновник, и всё же об окончательном отходе Турции от её прежней деструктивной политики в сирийском вопросе говорить пока не приходится. Многое будет зависеть от того, изменится ли нынешняя негативная динамика американо-турецкого диалога по Сирии после смены администрации в Вашингтоне.

Представитель «Джебхат ан-Нусры», некто Хоссам аль-Шафеи заявил, что эта организация не выступает против политического решения, но перед этим «повстанцы» должны объединиться и достичь побед на поле боя. Достигнутое усилиями России и Турции соглашение о прекращении огня террористы рассматривают как «унижение»; поддержавшие его, считают они, сделали «большую ошибку».

5 января 15 человек погибли и 45 были ранены в результате мощного взрыва в городке Джебла (провинции Латакия), недалеко от российской авиабазы Хмеймим: на воздух взлетел заминированный автомобиль. Ранее российские военные предотвратили крупный теракт в одном из кварталов освобождённого Алеппо.

В ближайшие дни нельзя исключить крупномасштабных провокаций (в том числе в отношении российских военных объектов на территории Сирии), направленных на срыв переговоров в Астане, первый раунд которых намечен на 23 января.

Глобальные СМИ продолжают оказывать политическое и информационно-пропагандистское прикрытие боевикам «Джебхат ан-Нусры». Тому же служит снятие Бараком Обамой формальных ограничений на поставки оружия, боеприпасов и военной техники «союзникам США по борьбе с терроризмом в Сирии». Участники закрытой встречи в ООН по ситуации в Мосуле «подчеркнули, что сделают все возможное с целью избежать перехода [боевиков] ИГИЛ в соседнюю Сирию» (то есть проблема существует и стоит очень остро). Наконец, в Конгрессе США готовят против России новые санкции, которые Дональду Трампу после его официального вступления в должность будет не так-то просто отменить…

Как отмечает политический обозреватель Тони Карталуччи, сирийская бойня готовилась западными спецслужбами и «мозговыми центрами» на протяжении длительного времени. За Сирией, уверены те, кто эту бойню готовил, должны последовать другие страны, и избрание Дональда Трампа – ещё не повод отказываться от долгосрочных геополитических проектов.

Последовательное укрепление взаимодействия с профильными ведомствами иностранных государств, международными организациями и объединениями по вопросам обеспечения санитарно-эпидемиологического благополучия населения в 2016 году оставалось ключевым направлением международной деятельности Роспотребнадзора. Сотрудничество осуществлялось как со странами ближнего зарубежья, так и африканского и азиатско-тихоокеанского регионов.

Была продолжена реализация начатых и дан старт новым проектам по оказанию помощи странам-партнёрам, прежде всего из Содружества Независимых Государств (СНГ), Евразийского экономического союза, Шанхайской организации сотрудничества в наращивании потенциала для профилактики и реагирования на инфекционные болезни, включая ВИЧ/СПИД, а также предупреждение рисков распространения чумы.

В рамках программы по содействию во внедрении Международных медико-санитарных правил (ММСП) Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) на базе научно-исследовательских организаций Роспотребнадзора обучены 63 специалиста из Азербайджана, Армении, Киргизии, Таджикистана и Туркменистана. Армении, Киргизии и Таджикистану переданы разработанные ФКУЗ «РосНИПЧИ «Микроб» Роспотребнадзора мобильные лаборатории для индикации возбудителей инфекционных болезней. Подписаны меморандумы о сотрудничестве с минздравами Армении и Таджикистана.

Проведено обучение специалистов из Армении и Киргизии в рамках присоединения к Евразийскому экономическому союзу.

Начиная с 2014 года и по сей день активно выстраивается взаимодействие с Гвинейской Республикой по наращиванию кадрового и лабораторного потенциала страны в целях недопущения повторения эпидемий, подобной лихорадке Эбола. Ведущими НИО Роспотребнадзора совместно с гвинейскими коллегами проведены тысячи исследований актуальных для Гвинеи инфекционных болезней, разработаны и усовершенствованы отечественные высокоточные тест-системы, более 200 гвинейских специалистов прошли обучение в России и Гвинее. Гвинейской Республике переданы более 5000 доз противохолерной вакцины российского производства. Проведены работы по оснащению в г. Киндия Российско-Гвинейского научно-исследовательского центра эпидемиологии и профилактики инфекционных болезней, открытие которого запланировано на начало 2017 года.

Традиционно важным партнёром остаётся Китайская Народная Республика. В 2016 году проведена работа по актуализации основополагающего двустороннего российско-китайского соглашения о сотрудничестве в сфере санитарной охраны территории и обеспечения санитарно-эпидемиологического благополучия. Подписание документа планируется в 2017 году.

В Юго-Восточной Азии одним из ключевых партнёров остаётся Социалистическая Республика Вьетнам. В 2016 году совместно с вьетнамскими коллегами проведён ряд научных исследований, семинаров, тренингов и обмен опытом по борьбе с инфекционными болезнями. Научно-исследовательскими организациями Роспотребнадзора заключены два договора о сотрудничестве с Совместным Российско-Вьетнамским Тропическим научно-исследовательским и технологическим центром по изучению мелиоидоза, гистоплазмоза и гриппа.

2016 год в целом характеризуется активизацией взаимодействия со странами Азии в области обеспечения санитарно-эпидемиологического благополучия в рамках многосторонних объединений, в частности Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС) и Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН). Роспотребнадзор участвовал в заседании рабочей группы АТЭС по здравоохранению и саммите Россия-АСЕАН в г. Сочи. Также принято участие в Восточноазиатском саммите (ВАС) в Лаосе и по инициативе Роспотребнадзора начата работа по созданию в рамках механизма ВАС совещания старших должностных лиц и экспертов в области общественного здравоохранения.

В целях расширения сотрудничества со странами азиатско-тихоокеанского региона и формирования правовых основ для взаимодействия с национальными ведомствами в области обеспечения санитарно-эпидемиологического благополучия Роспотребнадзором в 2016 году были разработаны и согласованы с партнёрами из Таиланда и Мьянмы тексты соответствующих рамочных меморандумов. Их подписание намечено на 2017 год.

В рамках международных организаций системы ООН продолжено участие в рассмотрении текущих вопросов глобальной повестки дня в сфере здравоохранения, обеспечения безопасности пищевых продуктов, профилактики и борьбы с инфекционными болезнями, международной торговли, защиты прав потребителей и др.

Представители Роспотребнадзора участвовали в заседаниях различного уровня по линии ВОЗ, на которых обсуждались проблемы, связанные с осуществлением ММСП, борьбой с полиомиелитом, гриппом, вирусом Зика и ликвидацией оспы. По инициативе Роспотребнадзора в октябре 2016 года в Санкт-Петербурге впервые организовано европейское региональное совещание партнёров Глобальной сети оповещения о вспышках болезней и ответных действий.

Значительное развитие получило сотрудничество с Продовольственной и сельскохозяйственной организацией Объединённых Наций (ФАО) по вопросам питания и обеспечения безопасности и качества пищевых продуктов. Подготовлен и передан Генеральному директору ФАО Национальный доклад «Государственная политика Российской Федерации в области здорового питания», проведены консультации с представителями ФАО, принято участие в специальном мероприятии в рамках 71-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Готовится к запуску совместная программа по противодействию выработки устойчивости к противомикробным препаратам.

В 2016 году Роспотребнадзором совместно с Программой ООН по ВИЧ/СПИДу (ЮНЭЙДС) начата реализация второй фазы проекта по содействию странам Восточной Европы и Центральной Азии (ВЕЦА) в профилактике и борьбе с ВИЧ/СПИД и другими инфекционными болезнями. Кроме того, в марте в г. Москве проведена очередная Пятая международная Конференция по вопросам ВИЧ/СПИД в регионе ВЕЦА.

Отличительной особенностью уходящего 2016 года стало включение по инициативе Роспотребнадзора тематических сессий по проблемам профилактики и борьбы с инфекциями в повестки дня крупных международных экономических форумов, состоявшихся в России. Впервые борьба с инфекционными болезнями и роль государственно-частного партнёрства в противодействии эпидемиям рассматривалась на юбилейном XX Петербургском международном экономическом форуме при участии Президента Гвинейской Республики А. Конде, руководства ОК «РУСАЛ», ВОЗ, российских и зарубежных экспертов.

В рамках II Восточного экономического форума была организована сессия «Интеграция и здоровье: Региональная система управления рисками эпидемий в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР)», в ходе которой при участии высоких представителей ООН и экспертов из профильных ведомств стран АТР обсуждались существующие в регионе риски, вызванные эпидемиями, их влияние на экономику, а также перспективы выстраивания региональной межгосударственной системы реагирования.

Таким образом, в предстоящем 2017 году одной из ключевых задач Роспотребнадзора в сфере международной деятельности станет продолжение реализации программ помощи странам-партнёрам в борьбе с инфекционными болезнями, в частности:

- выполнение программы научно-технического сотрудничества с Гвинейской Республикой и начало деятельности Российско-Гвинейского научно-исследовательского центра эпидемиологии и профилактики инфекционных болезней;

- дальнейшее осуществление программы помощи странам Восточной Европы и Центральной Азии в борьбе с ВИЧ/СПИД;

- взаимодействие со странами-партнёрами и оказание им содействия по снижению рисков распространения чумы.

Кроме того планируется разработка программ и начало работ:

- по оказанию помощи Вьетнаму в профилактике и изучении инфекционных болезней;

- по содействию странам Восточной Европы и Центральной Азии в противодействии выработки устойчивости к противомикробным препаратам.

Также Роспотребнадзор продолжит по компетенции участие в работе региональных объединений БРИКС и ШОС.

В 2017 году Роспотребнадзором будут организованы следующие международные мероприятия:

- Международная конференция «Безопасность пищевой продукции и анализ риска»;

- V Совещание глав служб государств-членов ШОС, отвечающих за обеспечение санитарно-эпидемиологического благополучия;

- сессия в рамках Петербургского международного экономического форума;

- сессия в рамках Восточного экономического форума.

САМЫЕ ВЫСОКИЕ БАШНИ-БЛИЗНЕЦЫ В МИРЕ ПОСТРОИТ КИТАЙ

Учанская судостроительная корпорация (Wuchang Shipbuilding Industry Group), Sino Great Wall International Engineering из Пекина, Sun Kian Ip Holding из Макао в сотрудничестве с камбоджийской Thai Boon Roong построят комплекс из двух башен высотой 133 этажа, или 560 метров в камбоджийской столице — Пномпене, на берегу реки Меконг. Это башни-близнецы будут самыми высокими среди аналогичных строений в мире. Стоимость проекта 2,7 млрд. долл.

Недавно власти Китая заявили о том, что скоро в Национальном парке может быть построен мост-невидимка из стекла и зеркальной нержавеющей стали. Верхний уровень моста будет сооружен из материалов, которые сделают пол видимым, а нижний уровень моста будет прозрачным. Объём инвестиций в проект около пяти миллионов долларов.

Недавно в Китае достроили самый высокий в мире вантовый мост над рекой Ни-чжу. Его высота — 565 метров. Мост построен за три года. Неделю назад ещё один рекордный по протяжённости пешеходный мост из стекла, построенный в национальном парке Чжанцзяцзе на высоте 300 м, закрыт после 13 дней эксплуатации.

Делегация Минобороны России приняла участие в заседании в Лаосе экспертной группы «СМОА плюс» по гуманитарному содействию и чрезвычайному реагированию

В период с 14 по 15 декабря делегация Минобороны России в г. Вьентьян (Лаос) приняла участие в девятом заседании экспертной рабочей группы «СМОА плюс» по гуманитарному содействию и чрезвычайному реагированию.

В ходе мероприятия обсуждены итоги международного учения по военной медицине, гуманитарному содействию и чрезвычайному реагированию, состоявшегося в сентябре 2016 года в Таиланде. Была дана высокая оценка действиям российских военнослужащих.

Выражена заинтересованность в изучении опыта Вооружённых Сил Российской Федерации в ликвидации чрезвычайных ситуаций.

Обсужден план сотрудничества стран-участниц «СМОА плюс» на 2017-2019 гг. по вопросам гуманитарного содействия и чрезвычайного реагирования, в том числе подготовка проекта постоянно действующей инструкции для регионального урегулирования и координации совместных действий по устранению последствий чрезвычайных ситуаций.

Департамент информации и массовых коммуникаций Министерства обороны РФ

Об увеличении объемов экспорта российского зерна в страны Юго-Восточной Азии

За минувшие 2 недели из Новороссийского порта вышли 2 судна с партиями российской пшеницы суммарным объёмом почти 80 тыс. тонн, предназначенной для экспорта в Индонезию. Всего из морских портов Краснодарского края в 2016/2017 с.х.г. (июль — декабря 2016 г.) отгружено в Индонезию порядка 155 тыс тонн. отечественной зерновой продукции, в том числе пшеницы — 150 тыс. тонн и кориандра 5 тыс. тонн.

Возможность беспрепятственного экспорта российской зерновой продукции в Республику Индонезия явилась результатом сложной и упорной работы, проделанной Россельхознадзором. Трудность заключалась во вступлении в силу с февраля текущего года изменений в процедуре допуска на рынок Индонезии продукции растительного происхождения, в том числе зерновой. В результате многотрудной работы специалистов Службы, в августе т. г. Агентством сельскохозяйственного карантина Министерства сельского хозяйства Республики Индонезия было подписано Постановление о регистрации трёх российских лабораторий (Ростовский и Новороссийский филиалы ФГБУ «Центр оценки качества зерна», Испытательная лаборатория по определению безопасности и качества продукции в г. Раменское ФГБУ «Центр оценки качества зерна») по подтверждению соответствия качества и безопасности зерна и продуктов его переработки. В настоящее время продолжается работа по признанию индонезийской стороной дополнительных российских лабораторий, в частности, на рассмотрении у индонезийской стороны находится пакет документов Приморского филиала ФГБУ «Центр оценки качества зерна». Также, делегация Россельхознадзора во главе с Заместителем Руководителя Русланом Хасановым приняла участие в работе ХI заседания Российско-Индонезийской совместной комиссии по торгово-экономическому и техническому сотрудничеству, которое прошло 31 октября т. г. в Джакарте и на котором стороны выразили взаимную заинтересованность в расширении перечня экспортируемых зерновых культур, прежде всего ячменя, соевых бобов, риса, кукурузы.

Для российских экспортёров зерновой продукции стабильно растущий год от года рынок Юго-Восточной Азии представляет большой интерес. И Россельхознадзор, являясь важным звеном в экспортной цепи, выполняет поставленную для себя задачу, в рамках своих полномочий, максимально способствовать наращиванию экспорта отечественного зерна в этот регион,молниеносно реагируя на все конъюнктурные колебания, а также возникающие проблемы, препятствующие поставке российского зерна на зарубежные рынки, в кратчайшие сроки принимая все меры по их разрешению.

В частности, это такие страны АСЕАН (Ассоциация государств Юго-Восточной Азии — политическая, экономическая и культурная региональная межправительственная организация 10 стран, расположенных в Юго-Восточной Азии с населением 600 млн. чел.), как Индонезия, Вьетнам, Таиланд, Малайзия, Филиппины, Сингапур, Бруней-Даруссалам, Лаос, Мьянма, Камбоджа.

По последним данным суммарный прогноз импорта зерна в регионе увеличился по сравнению с ноябрьскими показателями на 1,7 млн. тонн и оценивается в 38 млн. тонн, в том числе пшеницы — 23,5 млн. тонн (увеличился на 800 тыс. тонн), кукурузы — 14,5 млн. тонн (увеличился на 900 тыс. тонн).

Коротко по основным странам, на которые приходится 96% всего экспортного потенциала региона:

1. Индонезия — важная региональная и глобальная величина Юго-Восточной Азии. Это крупнейшая страна и экономика с населением порядка 250 млн. человек (4-е место в мире) АСЕАН. Прогноз импорта зерна оценивается в 10,5 млн. тонн, в том числе пшеницы — 8,8 млн. тонн (увеличился на 300 тыс. тонн по сравнению с показателями прошедшего месяца), кукурузы — 1,7 млн. тонн (уменьшился на 300 тыс. тонн). О проделанной работе Россельхознадзора по допуску зерновой продукции на рынок Индонезии написано выше.

2. Вьетнам — государство Юго-Восточной Азии с населением порядка 92,5 млн. чел (14-е место в мире). Прогноз импорта зерна оценивается в 10,8 млн. тонн, в том числе пшеницы — 3.3 млн. тонн (увеличился на 300 тыс. тонн по сравнению с показателями прошедшего месяца), кукурузы — 7,5 млн. тонн (увеличился на 1млн. тонн), в 2015/2016 с.х.г экспорт пшеницы и кукурузы из РФ отсутствовал. В связи с вступлением в силу изменений в процедуре допуска на рынок Вьетнама зерновой продукции, при содействии Россельхознадзора с февраля 2016 Россия включена в постоянный реестр экспортёров продукции растительного происхождения, в том числе зерна и продуктов его переработки, как того требует вьетнамское законодательство. Таким образом, в 2016/2017 с.х.г. (июль-декабрь 2016) из России в Социалистическую Республику Вьетнам уже экспортировано кукурузы — 64,5 тыс. тонн и пшеницы — 66 тыс. тонн.

3. Таиланд — государство Юго-Восточной Азии с населением порядка 67,5 млн. чел (20-е место в мире). Прогноз импорта пшеницы — 3,8 млн. тонн (увеличился на 200 тыс. тонн по сравнению с показателями прошедшего месяца), в 2015/2016 с.х.г экспорт из РФ отсутствовал.

В марте т.г. для обсуждения проекта Протокола, регламентирующего поставки в Таиланд российского зерна и продуктов его переработки, Таиланд посетила делегация Россельхознадзора. В продолжение работы уже в ходе переговоров 13 октября т.г., прошедших в Россельхознадзоре, была согласована редакция указанного Протокола, который может быть подписан в течение этого года после его рассмотрения дипломатическими ведомствами обеих стран. В 2016/2017 с.х.г. (июль-декабрь 2016) успешно было экспортировано порядка 63,7 тыс. тонн пшеницы.

Важно отметить положительную тенденцию в экспорте отечественной зерновой продукции в такие страны региона, как:

1. Малайзия — государство Юго-Восточной Азии с населением порядка 31 млн. чел. Прогноз импорта зерна оценивается в 5,4 млн. тонн, в том числе пшеницы — 1,6 млн. тонн, кукурузы — 3,8 млн. тонн (увеличился на 200 тыс. тонн), в 2015/2016 с.х.г. Россия экспортировала в Малайзию 44 тыс. тонн пшеницы. В 2016/2017 с.х.г. (июль-декабрь 2016) объём экспорта пшеницы увеличился в1,5 раза и составил 68,4 тыс. тонн.

2. Филиппины — государство Юго-Восточной Азии с населением порядка 105,7 млн. чел (12-е место в мире). Прогноз импорта пшеницы — 5 млн. тонн, в 2015/2016 с.х.г экспорт пшеницы из РФ отсутствовал, в 2016/2017 с.х.г. (июль-декабрь 2016) экспортировано 16,5 тыс. тонн пшеницы.

Китай инвестирует

Импортно-экспортный банк Китая окажет поддержку строительству железной дороги между Сербией и Венгрией. Этот проект реализуют китайские предприятия.

Банк заключил с сербским и венгерским правительствами меморандумы о сотрудничестве.

Магистраль между Сербией и Венгрией протяженностью 350 км станет первой железной дорогой, которую китайские предприятия проложат в Европе. Проектная скорость движения поездов по линии составит 200 км/ч.

Ранее Импортно-экспортный банк Китая заключил соглашения о поддержке строительства ТЭС и скоростных автодорог с Сербией, а также Боснией и Герцеговиной.

Как сообщалось, на долю китайских инвестиций приходится 10% от общего объема мировых капиталовложений за рубежом. Как ожидается, до 2020 г. зарубежные инвестиции КНР могут составить в среднем $200 млрд.

Напомним, что китайские строители высокоскоростных железных дорог давно вышли на международный уровень. Так, по данным Государственного комитета по делам развития и реформ КНР, компании страны прокладывают магистраль между Джакартой и Бандунгом, а также из Китая в Лаос и Таиланд. Китайские специалисты принимают участие в работе над проектами строительства железнодорожных линий в России (Москва - Казань) и в западной части США.

Кроме того, корпорации China Railway Tunnel Group ведет переговоры с 30 государствами о строительстве высокоскоростных железных дорог, в том числе - Бразилия, Таиланд, Турция, Саудовская Аравия и Иран.

Доллар сдает позиции в странах ЮВА

Дмитрий Бокарев

Один из важных мировых процессов последних лет – ослабление позиций доллара США на международном валютном рынке и стремление многих стран к отказу от него с целью ослабить американское влияние на свою экономику. Этот процесс встречает сопротивление со стороны США.

Недавно США создали Транстихоокеанское партнерство, одна из целей которого – противодействовать китайской экономической экспансии на просторах Тихого океана. Несомненно, на территории ТТП самой популярной валютой будет доллар США. В ТТП вошли сами США и их ближайшие партнеры, такие как Австралия, Канада, Япония и др. При этом партнерство остается открытым, – Америка надеется привлечь кого-нибудь еще. Даже сама КНР получила приглашение, хоть и является основным конкурентом ТТП. Таким образом, множество развивающихся стран АТР, стремящихся к усилению своего участия в международной торговле, сейчас оказалось перед выбором между ТТП и другими экономическими организациями, в которых основную роль играют Россия и Китай. В первую очередь речь идет о странах АСЕАН.

В конце октября 2016 г. в Ханое состоялось сразу несколько крупных мероприятий: 8-й саммит CLMV (Камбоджа, Лаос, Мьянма, Вьетнам), 7-й саммит ACMECS (Стратегия экономического сотрудничества стран бассейна рек Иравади, Чаупхрая, Меконг), а также Всемирный экономический форум по Меконгу (ВЭФ-Меконг).

Как известно, река Меконг берет начало в Китае и пересекает весь индокитайский полуостров, объединяя все его государства в единый субрегион. Река имеет большое хозяйственное значение для Вьетнама, Камбоджи, КНР, Лаоса, Мьянмы и Таиланда. Эти страны вынуждены активно взаимодействовать, чтобы совместно ею пользоваться, не нарушая ничьих интересов. Саммиты CLMV и ACMECS проводятся с 2003 г. На них обсуждаются самые важные экономические и политические вопросы субрегиона Меконга. Эти встречи принесли много пользы, поддерживая региональную стабильность и способствуя экономическому росту всех участвующих стран. Благодаря их сотрудничеству субрегион Меконга стал одной из самых быстро развивающихся частей АСЕАН и всего Азиатско-Тихоокеанского региона. Всемирный экономический форум по Меконгу был организован впервые по инициативе Вьетнама. В ВЭФ-Меконг участвовали 60 компаний из государств субрегиона Меконга и более 100 компаний из других стран. Целью форума было ознакомить мировое бизнес-сообщество с потенциалом субрегиона и привлечь в него инвестиции.

Как обычно, на всех мероприятиях обсуждались вопросы взаимодействия по сельскому хозяйству, охране окружающей среды, обеспечению безопасности и др. Одним из итогов 7-го саммита ACMECS стало совместное заявление представителей деловых кругов Вьетнама, Камбоджи, Лаоса, Мьянмы и Таиланда, в котором они призвали свои страны перейти на местные валюты в торговле друг с другом, отказавшись от доллара США. По словам Санана Ангуболкула, президента делового Совета Таиланд—Вьетнам, переход на местные деньги будет на благо бизнесу. Торговля упростится, сократятся расходы и при этом снизятся риски, связанные с нестабильным курсом местных валют к доллару. При этом он отметил, что компаниям разных стран субрегиона, готовым к такому переходу, не нужно ждать готовности всех членов CLMV. Они могут сотрудничать друг с другом на двусторонней основе. Пример такого сотрудничества уже подан: Вьетнам и Таиланд отказались от доллара при торговле друг с другом уже три года назад. За это время их взаимный товарооборот вырос почти на 40%.

Отказ от доллара в местной торговле всех стран Индокитайского полуострова, то есть практически половины АСЕАН – большой шаг в сторону дедолларизации всей Юго-Восточной Азии. Это проигрыш для США в борьбе за влияние в регионе и выигрыш для КНР. Ведь известно, что «свято место пусто не бывает», и место доллара со временем может занять китайский юань, который с 1 октября 2016 г. находится в списке резервных валют МВФ, занимая там третье место после доллара. По прогнозам экспертов, через десять лет китайская валюта может опередить доллар, став самой популярной в мире. Большую вероятность такому развитию событий придает то, что вдоль южного побережья Евразии скоро может пролечь «Морской Шелковый путь». Этот торговый маршрут, создаваемый по инициативе Китая, в перспективе может объединить все страны, через которые проляжет, в огромную зону свободной торговли. В этой ЗСТ пригодится единая валюта, которой скорее всего станет юань.

Однако, несмотря на то, что АСЕАН в целом и субрегион Меконг в частности больше всего подвержены влиянию КНР, все эти страны понимают, что иметь дело только с одним партнером не выгодно. Они намерены сотрудничать и с другими крупными игроками на международном рынке. Так, многие страны АСЕАН сейчас выражают желание создать ЗСТ с Евразийским экономическим союзом, который возглавляет Россия. Недавно вступило в силу такое соглашение с Вьетнамом, продолжаются переговоры с Таиландом, проявляет интерес Сингапур. В экономических отношениях между странами АСЕАН и ЕАЭС также сильно стремление к дедолларизации. Так, в конце 2015 г. соответствующие переговоры произошли между Россией и Таиландом. Речь шла о необходимости перехода к прямым корреспондентским отношениям между банками РФ и Таиланда, чтобы облегчить взаиморасчеты между компаниями двух стран. Обсуждалась возможность установления таких отношений между рядом таиландских и российских банков, в т. ч. Центральным банком РФ. Также обсуждалась возможность открытия филиалов таиландских банков в России. Все эти меры помогут России и Таиланду перейти на расчеты в собственных валютах, без участия доллара США.

Следует отметить, что страны АСЕАН ведут довольно взвешенную политику, не склоняясь в какую-то одну сторону и сотрудничая со всеми возможными партнерами. Так, такие страны как Вьетнам и Сингапур состоят в ТТП, однако при этом активно укрепляют отношения с ЕАЭС и Китаем (напомним, что Вьетнам при этом – один из инициаторов отказа от доллара в субрегионе Меконг). Таиланд проявляет большой интерес к ЕАЭС, однако возможность его вступления в ТТП также рассматривается. При этом все эти страны участвуют в проекте «Новый Шелковый путь» и являются членами Азиатского банка инфраструктурных инвестиций, созданного Китаем в противовес проамериканскому Всемирному банку и прояпонскому Азиатскому банку развития. Таким образом, АСЕАН может стать зоной взаимодействия нескольких глобальных экономических блоков и при этом сохранить собственную экономическую независимость, что несомненно соответствует идее многополярной экономики многополярного мира.

9 декабря в Москве в рамках Министерской конференции ЭСКАТО по транспорту состоялась встреча Министров транспорта России и Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН). Председателями выступили Министр транспорта РФ Максим Соколов и заместитель Секретаря Департамента транспорта Республики Филиппины Артемио Туазон.

Встреча прошла в контексте 20-летнего юбилея диалогового партнерства Россия – АСЕАН, а также в продолжение договоренностей Сочинского саммита по укреплению взаимосвязанности, в том числе транспортной, между Россией и АСЕАН.

Участники ознакомились с презентациями и провели дискуссии о перспективах развития эффективных транспортных маршрутов в направлении «Юго-Восточная Азия – Европа», возможностях использования глобальных навигационных спутниковых систем для управления транспортными процессами и обеспечения безопасности дорожного движения.

В своем выступлении М. Соколов высказался за развитие транспортного диалога между Евразийским экономическим союзом, АСЕАН и Шанхайской организацией сотрудничества. Среди ключевых направлений в рамках создания интегрированной транспортной системы Министр выделил разработку логистических схем транспортировки грузов в направлении Азия – Европа, комплексное выстраивание трансграничных транспортных коридоров с развитием инфраструктуры в крупных транспортных узлах, совершенствование нормативного, технологического и тарифного регулирования перевозок с целью повышения привлекательности транспортных коридоров, использование ИТС и ГЛОНАСС для управления транспортными процессами и обеспечения транспортной безопасности.

Глава российского Минтранса акцентировал внимание зарубежных коллег на приоритетных национальных проектах, направленных на укрепление транспортной взаимосвязанности в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР). Так, он отметил проект модернизации Транссиба, развитие международных транспортных коридоров ««Приморье-1»и «Приморье-2». Кроме того, озвучена информация о мерах, предпринимаемых Россией по обустройству Северного морского пути с целью наращивания перевозок грузов между Азией и Европой с использованием возможностей морских портов Мурманска и Петропавловска-Камчатского.

М. Соколов особо отметил, что помимо сухопутных и морских маршрутов, важнейшими потенциальными транспортными направлениями являются международные трансконтинентальные авиатрассы, которые пересекают территорию Дальнего Востока и связывают Азию, Америку и Европу. В этой связи он обратил внимание на введенный в аэропорту Владивостока режим «открытого неба».

Говоря о глобальных навигационных спутниковых системах, Министр подчеркнул, что у России имеется передовой опыт по использованию ГЛОНАСС для обеспечения безопасности дорожного движения, спасения человеческих жизней при дорожно-транспортных происшествиях.

Большой интерес со стороны стран АСЕАН вызвала презентация АО «ГЛОНАСС» о технологических решениях и услугах на основе системы «ЭРА-ГЛОНАСС».

8 ДЕКАБРЯ СОСТОЯЛАСЬ ВСТРЕЧА ЗАМЕСТИТЕЛЯ МИНИСТРА ТРАНСПОРТА РФ НИКОЛАЯ АСАУЛА С ЗАМЕСТИТЕЛЕМ МИНИСТРА ДОРОГ И ГРАДОСТРОИТЕЛЬСТВА ИСЛАМСКОЙ РЕСПУБЛИКИ ИРАН ДАВОУД КЕШАВАРЗИАН

Встреча прошла в рамках Министерской конференции ЭСКАТО по транспорту. В ходе дискуссии стороны обменялись мнениями по ключевым вопросам двустороннего сотрудничества между Российской Федерацией и Исламской Республикой Иран в области автомобильного транспорта.

Также обсуждались возможности дальнейшего взаимодействия в транспортной отрасли. Достигнута договоренность о проведении заседания Смешанной комиссии по международному автомобильному сообщению между Россией и Ираном в апреле 2017 года в Москве. Дата заседания будет согласована по дипломатическим каналам.

8 ДЕКАБРЯ В РАМКАХ МИНИСТЕРСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ ЭСКАТО ПО ТРАНСПОРТУ ПОДПИСАНО МЕЖПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СОГЛАШЕНИЕ О МЕЖДУНАРОДНЫХ АВТОМОБИЛЬНЫХ ПЕРЕВОЗКАХ ПО СЕТИ АЗИАТСКИХ АВТОМОБИЛЬНЫХ ДОРОГ МЕЖДУ РОССИЕЙ, КИТАЕМ И МОНГОЛИЕЙ

От Российской Федерации Соглашение подписано заместителем Министра транспорта РФ Николаем Асаулом, от Монголии – Министром развития дорог и транспорта Монголии Дангаа Ганбатом, от Китайской Народной Республики – заместителем Министра транспорта Китайской Народной Республики Лсю Сяоминем.

В своем выступлении Н. Асаул отметил, что маршруты, соединяющие Китай, Монголию и Россию, станут важными транспортными артериями для перевозки грузов автомобильным транспортом, а подписавшие Соглашение три страны – партнерами в еще одной крупной торговой сфере.

В ближайшем будущем по новому маршруту пойдут сотни грузовых автомобилей как звенья одной большой межгосударственной цепи. Подписание Соглашения положительно отразится на развитии экономического потенциала территорий, повышению благосостояния граждан, а также будет способствовать обмену опытом и оперативному решению различных задач.

Развитие транспортных коридоров - часть национальных стратегий России, Китая и Монголии. Соглашение открывает новые возможности национальным перевозчикам, будет способствовать строительству крупных логистических центров, тем самым обеспечивая ускоренную прямую доставку различных товаров внешней торговли. На российской стороне это особенно важно для регионов Сибири и Дальнего Востока.

Замминистра отметил, что новое Соглашение выведет взаимоотношения в транспортной сфере между Россией, Китаем и Монголией на качественно высокий уровень и создаст благоприятные условия осуществления международных автомобильных перевозок для перевозчиков трех государств.

7 ДЕКАБРЯ В РАМКАХ МИНИСТЕРСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ ЭСКАТО ПО ТРАНСПОРТУ СОСТОЯЛАСЬ ВСТРЕЧА МИНИСТРА ТРАНСПОРТА РФ МАКСИМА СОКОЛОВА С ЗАМЕСТИТЕЛЕМ ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ ООН – ИСПОЛНИТЕЛЬНЫМ СЕКРЕТАРЕМ ЭСКАТО ШАМШАД АХТАР

Ш. Ахтар поблагодарила Российскую Федерацию за гостеприимство и высокий уровень проведения Конференции. В свою очередь М. Соколов отметил, что российская сторона придает большое значение мероприятию и со всей серьезностью подошла к организации и проведению Конференции. Россия расценивает министерскую конференцию по транспорту как важный этап в развитии и сближении транспортных систем стран региона ЭСКАТО. Министр подчеркнул, что Конференция представляет собой хорошую площадку для налаживания и развития диалога между транспортными ведомствами стран Азиатско-Тихоокеанского региона.

Глава российского Минтранса обратил внимание, что в преддверии Конференции в Москве прошло ежегодное крупное отраслевое событие – «Транспортная неделя – 2016». Кроме того, регулярно проходят мероприятия по линии Евразийского Экономического союза.

В ходе встречи М. Соколов рассказал о важных достижениях в формировании транспортных коммуникаций в регионе, в частности, коридоров «Европа – Западный Китай», «Север – Юг». Он напомнил, что в августе текущего года состоялся международный автопробег Китай – Монголия – Россия по трассе, предусмотренной проектом межправительственного соглашения о международных автомобильных перевозках между тремя странами, который разработан под эгидой ЭСКАТО. Министр особо подчеркнул, что Россия нацелена на развитие взаимодействия в области транспорта не только с приграничными странами, а выступает за расширение сотрудничества со всеми странами Азии.

По словам руководителя Минтранса России, вопросы, которые активно обсуждаются в рамках ЭСКАТО, такие как экологичность транспорта, снижение выбросов в атмосферу, безопасность дорожного движения, развитие городского пассажирского транспорта, являются приоритетами российской транспортной политики. М. Соколов подчеркнул, что одним из трендов современного мира является глобализация. Учитывая это, развитие транспортных коридоров и укрепление физической взаимосвязанности следует рассматривать как важнейшие направления по реализации данного тренда. В связи с вызовами, поставленными перед транспортной отраслью процессами глобализации, на повестку дня будут выходить вопросы выработки единых стандартов обслуживания пассажиров и грузов, использования единых транспортных накладных, согласования мер в сфере обеспечения безопасности дорожного движения. Важная роль в этом процессе отводится использованию спутниковых технологий. Министр отметил, что Россия активно внедряет их в транспортный сектор и призывает страны к расширению сотрудничества в этой сфере.

Ш. Ахтар подробно осветила инициативу ЭСКАТО о создании межрегионального координационного комитета по транспорту между Азией и Европой как органа, призванного обеспечить взаимосвязанность в регионе и деятельность которого будет сфокусирована на вопросах формирования устойчивой транспортной системы на евро-азиатском пространстве.

8 ДЕКАБРЯ МИНИСТР ТРАНСПОРТА РФ МАКСИМ СОКОЛОВ ПРИНЯЛ УЧАСТИЕ В ЦЕРЕМОНИИ ОТКРЫТИЯ МИНИСТЕРСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ ЭСКАТО ПО ТРАНСПОРТУ

В конференции принимают участие делегации 41 государства, в том числе 18 министров транспорта и 11 заместителей министров, а также представители 28 международных организаций.

Помощник Президента РФ Игорь Левитин огласил приветственное слово Президента РФ Владимира Путина к участникам конференции. В нем отмечено, что сотрудничество с партнерами по Азиатско-Тихоокеанскому региону является приоритетом транспортной стратегии России. Российская Федерация поддерживает инициативу ЭСКАТО об учреждении Совета по сотрудничеству в области евро-азиатских транспортных связей, которая призвана обеспечить координацию усилий с различными международными структурами, отвечающими за проблематику транспорта в Азии и Европе.

С приветственным словом к участникам Конференции обратилась заместитель Генерального секретаря ООН – исполнительный секретарь ЭСКАТО доктор Шамшад Ахтар.

Председателем министерской сессии Конференции избран Министр транспорта РФ Максим Соколов.

В ходе конференции с докладом выступил заместитель Министра транспорта РФ Николай Асаул. Он отметил достигнутый уровень сотрудничества в рамках ЭСКАТО и выразил уверенность, что конференция внесет свой значительный вклад в дело создания эффективной транспортной системы АТР в соответствии с определенными ООН Целями устойчивого развития.

«Мы рассматриваем Азиатско-Тихоокеанский регион, обладающий мощным ресурсным, промышленным, финансовым и человеческим потенциалом, в качестве одного из локомотивов роста мировой экономики», -- заявил Н. Асаул. В географическом плане воротами России в АТР являются Дальний Восток и Сибирь. Развитие этих регионов, как и страны в целом, напрямую зависит от эффективно действующей транспортно-логистической системы. Ведь их спецификой является обширная территория, удалённость от центральной части страны и, наряду с этим, богатство природными ресурсами.

В этой связи среди приоритетных национальных транспортных проектов в нашей стране определены развитие Транссиба, БАМа, Северного морского пути, международного автомобильного маршрута «Европа - Западный Китай» с ответвлением от Южного Урала до границы России с Белоруссией (проект «Меридиан»). Неотъемлемой частью инфраструктурных проектов на существующем этапе развития является внедрение на транспорте ИТС и технологий глобального навигационного позиционирования на базе ГЛОНАСС, отметил Н. Асаул.

Завершится работа Конференции 9 декабря. По ее итогам будет принята декларация министров об устойчивой транспортной связуемости в Азиатско-Тихоокеанском регионе, которая определит направления развития отношений на транспортном треке в рамках ЭСКАТО на пятилетнюю перспективу.

7 ДЕКАБРЯ «НА ПОЛЯХ» МИНИСТЕРСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ ЭСКАТО ПО ТРАНСПОРТУ СОСТОЯЛАСЬ ВСТРЕЧА МИНИСТРА ТРАНСПОРТА РФ МАКСИМА СОКОЛОВА С МИНИСТРОМ ТРАНСПОРТА МАЛАЙЗИИ ДАТО ШРИ ЛИОУ ТИОНГ ЛАЙ

Руководители транспортных ведомств двух стран отметили взаимный интерес в развитии транспортного сотрудничества как в многостороннем формате на площадках международных организаций, так и в рамках двустороннего диалога.

Стороны обменялись словами благодарности за взаимную поддержку при выборах в Совет ИКАО, состоявшихся в октябре этого года, и подтвердили готовность продолжать партнерское взаимодействие в рамках деятельности организации. Министр транспорта Малайзии также выразил надежду на аналогичную позицию российской стороны при выборах в Совет ИМО в следующем году.

Самым актуальным вопросом взаимодействия с Малайзией в настоящее время остается расследование крушения «Боинга» рейса МН17 на территории Украины, предварительный отчет по которому был представлен Совместной следственной группой в сентябре текущего года. Итоговый отчет по техническому расследованию был представлен Советом по безопасности Нидерландов в октябре 2015 года. Глава малазийского Минтранса поблагодарил российскую сторону за оказываемое содействие по данному вопросу и обратился с просьбой о продолжении тесного взаимодействия для выяснения всех обстоятельств трагедии.

В свою очередь, М. Соколов заверил коллегу, что российская сторона принципиально занимает открытую позицию по данному вопросу и всецело разделяет стремление малазийской стороны провести полное и справедливое расследование, предоставляя все необходимые сведения. При этом работа, проводимая Совместной следственной группой, оставляет много вопросов.

Министр транспорта Малайзии также передал российской делегации приглашение принять участие в Международной морской и аэрокосмической выставке в Лангкави 2017.

7 ДЕКАБРЯ В РАМКАХ МИНИСТЕРСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ ЭСКАТО ПО ТРАНСПОРТУ СОСТОЯЛСЯ РЯД ДВУСТОРОННИХ ВСТРЕЧ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ РОССИИ И ТУРКМЕНИСТАНА

7 декабря в Москве состоялась рабочие встречи заместителей Министра транспорта РФ Николая Асаула, Валерия Окулова, и Алексея Цыденова с руководителем туркменской делегации на министерской конференции ЭСКАТО и Координационном транспортном совещании государств-участников СНГ, заместителем Министра автомобильного транспорта Туркменистана О.М. Хуртыевым.

В ходе встреч туркменской стороной отмечена важность недавнего визита в Ашхабад для участия в Глобальной конференции ООН по устойчивому транспорту Министра транспорта РФ Максима Соколова, который провел плодотворные переговоры с руководством транспортного комплекса Туркменистана.

Во исполнение договоренностей, достигнутых в рамках указанного визита, стороны рассмотрели вопросы текущего состояния и перспективы российско-туркменского сотрудничества в сфере воздушного, автомобильного, железнодорожного, морского транспорта, и наметили практические шаги по дальнейшему наращиванию взаимодействия как в двустороннем, так и в многостороннем форматах.

5 ДЕКАБРЯ НАЧАЛ РАБОТУ СЕГМЕНТ СТАРШИХ ДОЛЖНОСТНЫХ ЛИЦ МИНИСТЕРСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ ЭСКАТО ПО ТРАНСПОРТУ

Председателем сессии избран заместитель Министра транспорта РФ Николай Асаул.

В заседании принимают участие делегации 32 стран Азиатско-Тихоокеанского региона, в том числе руководители транспортных ведомств Афганистана и Тувалу, заместители руководителей транспортных ведомств Бангладеш, Самоа и Туркменистана, а также представители 16 международных организаций.

В приветственном выступлении Н. Асаул отметил, что вопросы, выносящиеся на рассмотрение предстоящего мероприятия, имеют практическое значение для создания интегрированной системы транспорта всего Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР). Развитие инфраструктуры транспорта, облегчение международных перевозок и расширение зоны действия международных соглашений и конвенций ООН в области транспорта в АТР представляет интерес для стран-членов ЭСКАТО. От решения этих и других вопросов, затрагивающих сферу транспорта, во многом зависят темпы и качество социально-экономического развития государств ЭСКАТО, а также торговля стран региона, особенно на таком важном направлении как Европа – Азия.

В рамках работы сегмента российская делегация информировала о том, что приоритеты Региональной программы по созданию устойчивой международной комплексной интермодальной транспортно-логистической системы в АТР соответствуют целям и задачам Транспортной стратегии Российской Федерации на период до 2030 года. Отмечено, что Россия последовательно выступает за выстраивание оптимальной структуры евро-азиатских транспортных и логистических связей, что будет способствовать укреплению транспортной взаимосвязанности и экономической интеграции Европы и Азии.

В рамках заседания планируется провести анализ и оценку осуществления Декларации министров о развитии транспорта в АТР и Региональной программы действий по развитию транспорта в АТР, этап II (2012-2016 годы), а также одобрить для последующего утверждения министерским сегментом конференции проекты региональной программы действий по обеспечению устойчивой транспортной связуемости в АТР, этап I (2017-2021 годы) и декларации министров об устойчивой транспортной связуемости в АТР.

Завершить работу сегмента планируется 7 декабря 2016 г.

4 ДЕКАБРЯ СОСТОЯЛОСЬ ОТКРЫТИЕ МИНИСТЕРСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ ЭСКАТО ПО ТРАНСПОРТУ 2016 ГОДА

4 декабря в Москве состоялась торжественная церемония поднятия флагов Российской Федерации и Организации Объединенных Наций по случаю открытия министерской конференции Экономической и социальной комиссии для Азии и Тихого океана по транспорту – высшего органа транспортного сотрудничества в ЭСКАТО.

В церемонии приняли участие делегации стран и секретариата ЭСКАТО. С приветственными словами выступили директор Департамента транспорта ЭСКАТО Ли Ювей и директор Департамента международного сотрудничества Минтранса России Роман Александров. В своем выступлении Р. Александров поблагодарил секретариат ЭСКАТО за возможность провести в Москве столь важное международное мероприятие. Российская сторона расценивает это как признание вклада России в укрепление регионального сотрудничества в области транспорта.

Конференции министров транспорта ЭСКАТО проводятся раз в пять лет и позволяют определять векторы развития международного сотрудничества в отрасли в Азиатско-Тихоокеанском регионе на среднесрочную перспективу.

Основными вопросами конференции станут:

- принятие министерской декларации по устойчивой транспортной взаимосвязанности в АТР и Региональной программы действий по развитию транспорта в АТР, определяющие приоритеты развития международного сотрудничества в области транспорта в регионе на среднесрочную перспективу до 2021 года;

- одобрение инициативы о создании Евро-азиатского совета по транспортному сотрудничеству;

- принятие типового соглашения о международных автомобильных перевозках в АТР и модели субрегионального соглашения по облегчению перевозок

На полях конференции также планируется провести отдельную встречу министров транспорта Россия – АСЕАН для обсуждения вопросов внедрения на транспорте ИТС и глобальных навигационных спутниковых систем, в частности ГЛОНАСС.

В конференции примут участие представители более 40 государств, в том числе около 30 руководителей транспортных ведомств, а также 28 международных организаций. Подтверждено участие заместителя Генерального секретаря ООН – исполнительного секретаря ЭСКАТО Ш. Ахтар, которая откроет предстоящую конференцию.

Санкции как локальные угрозы мировой системе ПОД/ФТ

ВИКТОР ДОСТОВ

президент Ассоциации «Электронные деньги»

Для России тема санкций стала особенно актуальной последнюю пару лет, при этом в мировом масштабе санкции являются вполне обыденным явлением. Автор не компетентен обсуждать политологические аспекты вопроса или санкции в целом, но хотел бы обратить внимание на очевидную и совершенно не рассматриваемую обычно специфику последствий санкций в финансовом секторе.

Санкции бывают крайне разнообразны. Существуют упомянутые выше международные ограничения, налагаемые на уровне ООН. Другим примером финансовых санкций являются черные списки ФАТФ, ограничивающие или запрещающие целый блок корреспондентских отношений с финансовыми институтами стран, которые не придерживаются (Иран, КНДР) или придерживаются не в полной мере (Афганистан, Ирак, Лаос, Сирия, Уганда, Йемен и другие) рекомендаций этой организации.

Существуют также локальные механизмы, возникающие как косвенные последствия определенных конфликтов. На последнем механизме и хотелось бы остановиться на совсем свежем примере — санкций Украины против систем денежных переводов из России. Суть ситуации состоит в следующем.

В терминах международных денежных переводов Россия — один из крупнейших доноров Украины. Около 2 млн украинских трудовых мигрантов (данные ФМС РФ) пересылают домой ежегодно сотни миллионов долларов. Меньшие, но значимые количества идут в разделенных семьях и по другим моделям (данные ЦБ РФ по 2016 году). После банковского кризиса на Украине в 2014 году рынок международных переводов практически был полностью представлен российскими («Лидер», «Золотая корона», «Юнистрим», «Колибри», Blizko, Anelik) и международными (WesternUnion и MoneyGram) системами денежных переводов, а также другими безналичными механизмами — переводами по SWIFT, переводами через системы электронных и мобильных платежей и так далее, с безусловным доминированием российских систем.

Точнее будет использовать форму прошедшего времени «был», поскольку указом президента Украины №467/2016 от 17 октября 2016 года на Украину запрещено переводить деньги через все действующие российские системы переводов: «Колибри» (Сбербанк), «Золотая корона» (РНКО «Платежный центр»), «Юнистрим» (банк «Юнистрим»), «Международные денежные переводы „Лидер”» (НКО «АО „Лидер”»), Anelik (банк «Анелик РУ»), Blizko (Связь-банк).

По сути, это прямой запрет на работу на Украине игроков рынка, обеспечивающих, по разным оценкам, 44–60% от упомянутого потока. Следует отметить, что особенно критична возможность перевода денежных средств на Украину из Крыма в связи с отсутствием международных систем денежных переводов в Крыму.

Попытаемся предположить, что может произойти дальше. Какое-то количество клиентов перейдет на международных игроков. В более жестком сценарии Россия примет ответные меры. Соответствующий законопроект №21966-7 о запрете на денежные переводы с помощью иностранных платежных систем с территории России на территорию государств, которые ограничили действие российских платежных систем, внесен на рассмотрение Госдумы 8 ноября 2016 года. Но, вне зависимости от того, будет принят симметричный запрет или нет, при сохранении нынешней ситуации и учитывая традиционно более высокие по сравнению с российскими тарифы международных систем, можно абсолютно уверенно предсказать, что значительная часть потока уйдет в альтернативные способы перевода. Это в первую очередь транспорт наличных средств, вывод по фиктивным контрактам и другие суррогатные инструменты.

Как мы видим, санкции неизбежно ведут к увеличению наличного, а также серого безналичного потока между странами. Само по себе это явление несет пруденциальные и непруденциальные риски, от ухода физлиц из-под налогообложения и мошенничеств под видом услуги перевода до повышенных физических рисков для неформальных агентов при транспорте наличных средств. Однако создание большого серого потока неизбежно приводит к тому, что в нем оказывается возможным прятать черные потоки, связанные с финансированием терроризма, наркотрафиком и тому подобным. Явление маскировки черных потоков внутри в целом некриминального трафика хорошо изучено на примере хавалы, в которой большая часть трафика также не имеет криминальной компоненты. Мы не видим никакой специфики украинского коридора, гарантирующей исключение подобной опасности.

Хавала — это система подпольного банкинга, сохранившаяся с древних времен и использующаяся на Среднем Востоке, в Африке и Азии. Отправитель обращается к брокеру, который после получения денег отправляет партнеру в стране получения сообщение по электронной почте, факсу или звонит по телефону. Сообщение содержит сумму, имя получателя и код, по которому получатель получает деньги. При этом деньги перемещаются из страны в страну без финансовых документов. Отследить потоки практически невозможно, так как транзакции осуществляются методом взаимозачета или при личных встречах. Простота использования и непрозрачность делают хавалу привлекательным инструментом для отмывания денег, уклонения от уплаты налогов и для использования террористами и прочими нелегальными организациями.

Подводя итог, можно однозначно сказать, что конкретный механизм санкций, использованный в данном случае, неизбежно приведет к системному росту угроз ПОД/ФТ. Проблема сохранения режима ПОД/ФТ на фоне применения санкций возникает неизбежно, однако рассмотренный пример делает ее наиболее ясной. Решение этого вопроса выходит из плоскости компетенций финансовых разведок и иных надзорных органов и требует обсуждения на общем дипломатическом уровне. Оптимальным форматом представляется включение изучения подобной угрозы и методов борьбы с ней в повестку международных организаций формата ФАТФ, МАНИВЕЛЛ и других.

30 ноября 2016 г. Государственной Думой Федерального Собрания Российской Федерации приняты федеральные законы о ратификации международных договоров, проекты которых были подготовлены Минюстом России.

Федеральный закон «О ратификации Конвенции между Российской Федерацией и Республикой Камерун о выдаче» направлен на укрепление международно-правовой базы сотрудничества между Российской Федерацией и Республикой Камерун в вопросах выдачи.

Федеральный закон «О ратификации Договора между Российской Федерацией и Демократической Социалистической Республикой Шри-Ланка о передаче лиц, осужденных к лишению свободы» имеет целью регламентировать российско-лаосские отношения в вопросах передачи лиц, осужденных к лишению свободы, для отбывания наказания в государстве их гражданства и будет способствовать защите прав и законных интересов российских граждан.

Федеральный закон «О ратификации Договора между Российской Федерацией и Демократической Социалистической Республикой Шри-Ланка о выдаче» направлен на укрепление международно-правовой базы сотрудничества между Российской Федерацией и Демократической Социалистической Республикой Шри-Ланка в вопросах выдачи.

Федеральный закон «О ратификации Договора между Российской Федерацией и Лаосской Народно-Демократической Республикой о выдаче» направлен на укрепление международно-правовой базы сотрудничества между Российской Федерацией и Лаосской Народно-Демократической Республикой в вопросах выдачи.

Документы вступают в силу по истечении 30 дней с даты получения по дипломатическим каналам последнего письменного уведомления сторон о выполнении внутригосударственных процедур, необходимых для их вступления в силу в соответствии с законодательством сторон.

Всегда на распутье

Центральная Азия между глобализацией и регионализацией

Иван Сафранчук – кандидат политических наук, доцент кафедры мировых политических процессов МГИМО(У) МИД России.

Резюме В условиях глобализации нахождение на стыке регионов выглядело преимуществом. В процессе регионализации «пограничное состояние» оказалось вызовом. Украина, где элита раскололась по вопросу выбора – с Россией или ЕС, – пугающая иллюстрация.

Данная статья подготовлена на основе главы, которая войдет в коллективную монографию "Новые международные отношения: основные тенденции и вызовы для России". Ее готовит к изданию Департамент международных отношений Факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ.

К середине 2010-х гг. Центральная Азия оказалась перед выбором между тремя проектами – российско-казахстанским (региональный центр развития), американским (подключение к нероссийским транспортным коридорам), китайским (превращение региона в безопасную зону сухопутного транзита Китая в направлении Европы и Ближнего Востока).

Когда в центральноазиатских столицах осознали, что перечисленные проекты являются основными альтернативами, бушевал украинский кризис. Он в значительной степени искажал восприятие любых начинаний местными элитами. Их представления о геополитическом балансе в последние десять лет трансформировались, теперь они предпочитают геополитический нейтралитет, поэтому крайне настороженно относятся ко всему, в чем им видится «тень» геополитики. А такую «тень» давно подозревали в российском и американском предложениях, поэтому лучше относились к китайскому, хотя отдают себе отчет во всех его подводных камнях и отнюдь не собираются превращаться в обочину китайской экономики.

Мозаика вариантов

К концу 2014 г. и началу 2015 г. стало понятно, что страны Центральной Азии не могут или, скорее, не хотят делать окончательный выбор (даже в случае вступления в ЕАЭС, как Казахстан и Киргизия). Первыми это уловили Соединенные Штаты. Осенью 2014 г. американские дипломаты предложили китайским коллегам обсудить возможности координации между Новым Шелковым путем (НШП) и Экономическим поясом Шелкового пути (ЭПШП). В марте 2015 г. высокопоставленные американские дипломаты открыто объявили (хотя в непубличном формате эта позиция существовала с конца 2013 г.), что позитивно относятся к ЭПШП (но негативно к ЕАЭС) и считают, что НШП и ЭПШП «полностью стыкуются» (fully complementary).

Весной 2015 г. Россия тоже сформулировала предложение Китаю – сочетать ЭПШП и ЕАЭС, и 8 мая Си Цзиньпин подписал в Москве декларацию о сопряжении двух проектов. А через несколько дней в Пекин прибыла американская делегация во главе с заместителем помощника государственного секретаря по делам Южной и Центральной Азии Ричардом Хоугландом, которую приняли на невысоком (возможно даже – намеренно невысоком) уровне. Американцы предложили скоординировать НШП и ЭПШП. Таким образом, к настоящему времени Китай имеет возможность сочетать свой ЭПШП и с российским ЕАЭС, и с американским НШП. Уровень китайско-российских переговоров на этот счет явно выше, однако темпы согласований невысоки по обоим направлениям.

Какие из трех проектов более совместимы? Вернее, сейчас вопрос стоит таким образом: какой из них – российский или американский – более стыкуем с ЭПШП (варианта совместного развития НШП и ЕАЭС нет в повестке дня ни одной из сторон)?

Интересно, что при всей разнице между американскими инициативами «Большой Центральной Азии»/«Нового Шелкового пути» и китайским ЭПШП у них есть общая основа. В Америке даже иногда пишут, что Китай собирается делать именно то, что хотели, но так и не сделали США. По разным причинам, но и американцы, и китайцы опираются на идею глобализации. Соединенные Штаты намеревались (и по-прежнему говорят об этом, правда, без прежнего энтузиазма) дать Центральной Азии доступ к глобальному пространству. КНР желает сохранить собственную включенность в глобальную экономику, поддержать или максимально продлить ее прежнюю модель. Китаю нужно пройти через Центральную Азию к Европе и Ближнему Востоку.

У интеграционного проекта России другой приоритет – создание максимально сплоченной региональной экономической группы. Для этого внутри экономического объединения нужно снять барьеры для движения товаров, услуг, капиталов, рабочей силы. Однако это возможно в той степени, в какой укрепляются общие внешние границы объединения.

Впрочем, наличие похожей основы в американском и китайском «шелковых путях» может как раз и не быть аргументом в пользу их сочленения. Зачем Китаю американский «тезка», если он сам собирается делать примерно то же самое? В США полагают, что китайцы способны создавать физическую инфраструктуру («железо»), а американцы – «софт», так как имеют большой опыт в установлении режимов торговли. Впрочем, Китай может рассматривать это как предложение Вашингтона совместно управлять инфраструктурой, сооруженной на китайские деньги, что Пекин вряд ли будет склонен принять, если только не окажется вынужден сделать это в силу дополнительных обстоятельств (например, связанных с вопросами региональной безопасности).

Стыковка же российского и китайского проекта может иметь смысл и для Китая, и для России. Подчеркнем, что большая перспектива видится не в объединении двух проектов, а в их скоординированной параллельной реализации. Евразийский экономический союз предоставляет Китаю надежный и безопасный транзит в нужных ему направлениях, а Пекин участвует в развитии пространства ЕАЭС не как периферии своей экономической системы, а как самостоятельного центра развития в Евразии. Это может отвечать и интересам самих стран Центральной Азии.

У тамошних элит есть интерес и к региональному, и к глобальному видению своего региона. Центральноазиатские государства не заинтересованы в том, чтобы оказаться запертыми в глубине Евразии, вдали от магистральных торговых маршрутов. Но им не нужна и полная открытость. В абсолютных цифрах весь регион исключительно мал в масштабах мировой хозяйственной системы. При полном снятии барьеров государства рискуют потерять экономический суверенитет, стать пространством сухопутного транзита, ряда крупных инфраструктурных и энергетических проектов, которые будут обслуживать экономические интересы элиты, мало что давая основной массе населения.

Для поддержания долгосрочной социальной стабильности региону нужно широкое экономическое развитие с реиндустриализацией для создания рабочих мест. Объективно этому может способствовать и глобализация, и регионализация. Главное – определить безопасный баланс, и теоретически Китай и Россия имеют наилучшие шансы ему содействовать. Решение этого практического вопроса будет идти параллельно с научными дискуссиями о соотношении трендов глобализации и регионализации в современном мире.

Мир не для Центральной Азии

Представители разных школ называют происходящие в мире изменения в информационной и научно-технологической сфере по-разному: третьей промышленной революцией (Джереми Рифкин), новым технологическим укладом (Сергей Глазьев) или просто «новой реальностью». Но все имеют в виду примерно одно и то же. Прорывные технологии вытесняют традиционные способы производства. Экстраполяция уже идущих процессов в будущее приводит ученых и предпринимателей к мысли, что многие сектора экономики в скором будущем серьезно трансформируются; изменятся способы и география производства, распределение добавленной стоимости между участниками производственных процессов. В результате серьезно изменится баланс между развитыми и развивающимися странами.

Ожидается, что производство станет: менее энергоемким – понадобится меньше нефти и газа, менее материалоемким – упадет спрос на промышленные металлы, менее трудоемким – сократится использование дешевой рабочей силы. Все вместе это может серьезно двинуть вперед тенденцию, которая отчасти наблюдается уже сейчас, – возвращение производств из развивающихся стран в развитые. Роль тех, кто находится в индустриальных и сырьевых нишах, уменьшится, а тех, кто занимает научно-техническую нишу, возрастет.

Вопрос, как именно новые технологии изменят международную политику и мировой порядок, остается открытым. Возможно, верх возьмет тенденция глобализации, когда роль национальных правительств снизится, и субъектами глобализации станут развитые регионы/области в различных частях мира. На заре глобализации Жак Аттали прогнозировал мир (в русском переводе его книга вышла в 1991 г. под заголовком «На пороге нового тысячелетия»), в котором центры развития (мегаполисы) объединены в глобальную систему, а мировая элита ведет кочевую жизнь, свободно перемещаясь по миру между центрами развития. При этом мегаполисы разделяют огромные пространства, отданные на откуп новым варварам, тем, кто не получил доступ в новую современность и отброшен за пределы цивилизации. Теперь, на новом витке развития технологий и ожидаемых в связи с этим перемен, такое направление мысли опять набирает силу. Пусть и немного в других терминах, но речь идет в принципе о том же. Прогнозируется выделение «долин» (территории-лидеры в производстве и использовании новых технологий), вокруг которых образуются «пояса» – «зеленый» (менее развитый, чем «долина», но живущий с ним в определенном симбиозе и дружественный), «желтый» (еще менее развитый и живущий в определенном симбиозе с «зеленым») и «красный» (совсем неразвитый и нестабильный). (См. Евгений Кузнецов. Россия и мир технологического диктата. Три сценария будущего // Россия в глобальной политике. 2016. № 2.)

Сохраняется множество вопросов. Развернется ли соперничество между «долинами»? Какие формы оно может принимать, какими методами осуществляться? Почему менее развитые «пояса» смирятся со своим положением и не попытаются атаковать «долины»? Как вся эта система будет управляться, если границы между «долинами» и «поясами» не совпадут с нынешними границами государств?

В долгосрочной перспективе возможна попытка построить «новый мир» на основе других технологий (и сопутствующих им ценностных и мировоззренческих парадигм), но в обозримой перспективе роль правительств (и индивидуально, и в коалициях) останется высокой. Субъекты «новой реальности» станут сотрудничать с правительствами развитых стран, где есть сложившаяся элита, а не обособятся в своих «долинах» и не займутся (по крайней мере, пока) строительством параллельного мира.

В условиях нарастания нестабильности роль правительств, обеспечивающих безопасный ареал деятельности для бизнеса, скорее возрастет, чем уменьшится. Более того, можно ожидать увеличения роли национальных властей и в контроле за распространением прорывных технологий, предотвращением в сотрудничестве с бизнесом промышленного шпионажа. Эта линия соперничества будет способствовать появлению нескольких центров развития, в той или иной степени между собой конкурирующих. Это, а также ряд других обстоятельств может поддержать тенденцию регионализации.

Модель мировой экономики последних десятилетий опиралась на глобальные цепочки добавленной стоимости (GCV), когда части производства конечной продукции были распределены по миру, а развивающиеся страны привлекали их на свои территории, что стимулировало экономическую глобализацию. В «новой реальности», по крайней мере на ранних стадиях, глобализация не так необходима. Производства концентрируются в тех странах и регионах, где есть высококвалифицированные кадры, а они системно воспроизводятся именно в развитых странах (образование, прикладная и теоретическая научные школы, производственный сектор). Будут формироваться «эволюционные спирали», где прогресс или запрос в каком-то одном сегменте подхлестывает усилия и развитие в другом. Подобной системой «эволюционной спирали» обладают лишь немногие государства, и только они в состоянии претендовать на создание новых технологических зон, имеющих, особенно поначалу, региональные масштабы.

Регионализации в «новой реальности» будет также способствовать покупательная способность и емкость рынков сбыта. Поскольку технологическую и образовательную базу под «новую реальность» могут создать и поддерживать лишь развитые страны, они же предоставят и рынки сбыта, так как их жители располагают соответствующим уровнем покупательной способности. Как указывает Boston Consulting Group, «одним из следствий этих процессов станет то, что глобальное производство будет все чаще становиться региональным. Поскольку низкозатратные производственные центры существуют во всех регионах мира, большее число товаров, потребляемых в Азии, Европе и Америках, будет сделано вблизи дома». Процесс возвращения в развитые страны ранее вывезенных производств и технологий уже начался.

Пока в развитых высокотехнологичных центрах в процессе регионализации намечается концентрация прежде всего высокотехнологичного и дорогостоящего производства. Однако эксперты указывают, что по мере удешевления технологий в этих же центрах будет концентрироваться и изготовление дешевой потребительской продукции, отданное роботизированным линиям, что приведет к снижению стоимости конечной продукции. Если оба сегмента – и дорогие высокотехнологичные, и массовые дешевые товары – будут производиться в развитых технологических центрах, по развивающимся странам будет нанесен сокрушительный удар.

В этой связи перед государствами, опоздавшими к раздаче дивидендов от глобализации, вырисовывается достаточно мрачная перспектива. Они постепенно окажутся отсечены от интеллектуальных ресурсов, инвестиций, капиталов и технологий. Это, в свою очередь, снизит их шансы на создание собственных технологических зон, повысит угрозу внутренней нестабильности и оттока кадров ввиду отсутствия нужного количества рабочих мест.

Кого выбрать?

Вероятность создания в Центральной Азии собственных технологических зон в рамках «новой реальности» нулевая. Несмотря на обширные запасы сырья и декларируемые из года в год высокие темпы роста ВВП, доля региона в абсолютных величинах по мировым масштабам незначительна. Экономики таких объемов не в состоянии профинансировать создание собственной технологической и научной базы. Что касается дешевых сегментов производства, в том числе тех, которые сегодня выводятся из Китая, то Центральная Азия вряд ли сможет конкурировать с такими странами, как Вьетнам, Лаос, Камбоджа, Индонезия. Они уже оседлали этот процесс и имеют преимущество в виде близости к международным морским торговым маршрутам.

В Центральной Азии нет научно-технического потенциала для превращения в самостоятельный региональный центр развития. Рано или поздно центральноазиатским странам придется примкнуть к какому-то из формирующихся центров мирового развития, к одной из технологических зон, чтобы сохранить свою включенность в мировые процессы. Выбор невелик, как и число центров развития в «новой реальности». По большому счету, это может быть «Большой Запад» (Соединенные Штаты, Евросоюз, Япония, Южная Корея), Китай или Россия. Конкуренция между всеми центрами обостряется, одной из ее составляющих является получение преимуществ при переходе к новому технологическому укладу.

США и их наиболее развитые с технологической точки зрения союзники идут в авангарде. При этом сохранение глобализации в прежнем виде не выгодно Соединенным Штатам, т.к. дает явные преимущества Китаю. Шансы Центральной Азии войти в американскую технологическую зону, скорее всего, невысоки. В рамках «новой реальности» Центральная Азия не особенно нужна американцам по экономическим соображениям – как источник сырья или региональная индустриальная база. Однако интерес к региону, вероятно, сохранится не потому, что он нужен США, а поскольку может быть нужен другим, то есть в силу желания иметь влияние на процессы в Евразии в рамках конкуренции с прочими центрами развития, расположенными в разных концах континента.

Вашингтон обычно комплексно рассматривает вопросы геополитики и экономики. Именно геополитическая лояльность Японии и Германии (после Второй мировой войны), Южной Кореи и Тайваня позволила им получить доступ к технологиям, финансовой помощи и американскому рынку сбыта. Исключение из этого правила – Китай. Однако в отношении него США проводят курс не только экономического сотрудничества, но и геополитического сдерживания.

В рамках «новой реальности» геополитическая составляющая, которая определяется конкуренцией с другими центрами развития, может стать еще более значимой в американской региональной политике (если, конечно, в Вашингтоне не возобладают настроения в пользу изоляционизма). Поэтому геополитические вопросы окажутся как минимум обязательной «нагрузкой» к американской экономической программе для Центральной Азии (если таковая появится). Более вероятно, что такая экономическая программа станет компенсацией за готовность играть определенную геополитическую роль в Евразии. Но даже в таком качестве Центральная Азия серьезно уступает Европе и АТР в системе американских приоритетов. Эти регионы и созданные для них проекты Трансатлантического и Транстихоокеанского партнерства наиболее важны для США.

Более реалистичным может быть вариант вхождения в сферу технологического влияния Китая. Однако и тут есть ряд вопросов. Китайская экономика извлекла из глобализации максимально возможные дивиденды, став второй в мире (и первой – по паритету покупательной способности). В принципе Пекин хотел бы, чтобы прежняя модель мирового хозяйства, в рамках которой он неуклонно набирал силу, продолжала функционировать. Тем не менее, в КНР осознают новые тенденции, а также свою неспособность долгосрочно играть против мировых трендов; Пекин пытается не отстать от них. В абсолютных цифрах можно представить, что Китай создает высокотехнологичную экономику, свою собственную технологическую зону, столь же активно, как и «Большой Запад». Однако в сравнительных категориях картина выглядит не столь оптимистично. Пекину трудно перевести свою экономическую систему в «новую реальность».

Теоретически Китай способен помочь Центральной Азии создать производственную зону с опорой на его технологии. Однако на деле КНР выгоднее и целесообразнее вкладывать средства в развитие такого центра не в Центральной Азии, а в собственных западных провинциях, граничащих с Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном. Это не исключает полностью вероятности того, что производственные мощности частично возникнут и в приграничных странах. Максимум, на что стоит рассчитывать Центральной Азии, – создание отдельных производств, полностью завязанных на китайскую технологическую зону (субзону в Синьцзян-Уйгурском автономном районе) с ее стандартами. В остальном же ключевое внимание Пекин будет уделять западным провинциям и в целом переводу всей своей экономики в «новую реальность», что затянется на десятилетия.

Государства Центральной Азии продолжают сохранять тесные экономические связи с Российской Федерацией. В плане создания собственной технологической зоны Россия отстает как от США и их союзников, так и от Китая. Долгое время она, как и другие страны постсоветского пространства, делала ставку на встраивание в процессы глобализации в качестве «догоняющего». Однако высокие цены на энергоресурсы позволили ей аккумулировать значительные финансовые резервы, повысить благосостояние граждан (что превратило их в активных потребителей), а вслед за этим стал расти и уровень стратегических амбиций. Москва взяла курс на более активную промышленную политику, включающую реиндустриализацию и модернизацию.

Сейчас индустриальный и модернизационный проект в России идет с опорой на собственные силы, но не в изоляционистском ключе. Корпорации «Ростех», «Росатом», «Роснано», инновационный центр «Сколково» ведут индустриальные и технологические проекты за счет доступа на открытом международном рынке к необходимым кадрам и технологиям.

Пока рано говорить, удастся ли сформировать собственную технологическую зону, являющуюся центром притяжения для соседних регионов. Однако в любом случае Москва демонстрирует готовность быть самостоятельным мировым игроком, что требует подкрепления амбиций не только политической волей, военной силой, определенным масштабом экономики, но и способностью к производству и промышленному внедрению современных технологий. Поэтому, скорее всего, Россия приложит немало усилий для создания собственной технологической и индустриальной зоны.

Однако перспективы присоединения стран Центральной Азии стоит рассматривать не только с точки зрения того, в какую из зон им хотелось бы войти или в какую их возьмут (варианты «в какую хотелось бы» и «в какую возьмут» не обязательно будут совпадать). Но дело даже не в расхождении между желаниями и возможностями; это распространенная дилемма, и страны Центральной Азии сталкиваются с ней в разных проявлениях с момента обретения независимости. Важнее другое, а именно: как выбирать – в какую технологическую зону хотелось бы попасть? Естественно желание оказаться в одной компании с наиболее развитыми державами. Это подталкивает к выбору в пользу наиболее продвинутой ниши, а дальше уже появляются соображения «возьмут или не возьмут», «на каких условиях возьмут» и «как эти условия можно улучшить».

США и некоторые из их союзников являются безусловными лидерами в создании прорывных технологий и формировании на их основе «новой реальности». Китай и особенно Россия отстают. Однако для стран Центральной Азии, как ни парадоксально, отстающие могут оказаться более перспективными партнерами, чем лидеры (не просто более доступными, а именно более перспективными) по следующим соображениям.

После получения независимости государства Центральной Азии пытались стать заметными региональными/мировыми игроками в энергетическом секторе (с опорой на углеводороды – Туркменистан, Казахстан, за счет гидроэнергетики – Таджикистан и Киргизия), индустриальной (Казахстан, Узбекистан) или транзитно-транспортной (Казахстан, Киргизия) сфере. Если, как сейчас ожидают многие специалисты, все эти ниши станут менее значимыми и доходными при масштабном внедрении новых технологий, страны Центральной Азии столкнутся с серьезными проблемами.

Трудно вообразить, какая экономическая роль доступна Центральной Азии в «новой реальности» и, соответственно, какой может быть программа экономического сотрудничества этого региона с западным центром развития, если он кардинально снизит зависимость от ископаемого сырья, промышленных металлов, дешевой рабочей силы. Центральная Азия, вероятно, превратится в глубокую периферию, впрочем, возможно, значимую в некоторых геополитических раскладах.

Китай и Россия будут неминуемо дольше внедрять прорывные технологии. Но, скорее всего, надолго сохранят интерес к значительной части «старой экономики» для обеспечения рабочих мест и приемлемого уровня социальной стабильности. Эта «старая экономика» нуждается в протекционистских мерах для выживания и дальнейшего функционирования. Поэтому в Евразии на протяжении еще как минимум одного поколения политиков будут значимы не только кардинальные сдвиги в мировой экономике, но и региональные процессы, заключающиеся в продлении жизненного цикла «старой экономики». Рассуждения о том, что тот, кто отстанет в самом начале, отстанет навсегда, не всегда верны; по крайней мере ранее при формировании новых технологических укладов были «догоняющие», которые после периода первоначального отставания занимали в новой системе достойное место.

Сотрудничество с Россией и Китаем дает Центральной Азии возможность выиграть время, чтобы найти приемлемые варианты вхождения в «новую реальность». Это не значит, что можно стать успешным «догоняющим» с нуля. Необходимо иметь задел в виде прорывных технологий и какую-то часть экономики, основанную на них, но трансформация всего хозяйства занимает длительное время. То есть неизбежен период, когда «новая» и «старая» экономика сосуществуют параллельно, так как без первой нет долгосрочного будущего, а без второй невозможно обеспечить базовую социальную и политическую стабильность при имеющихся демографических тенденциях. Центральной Азии понадобятся партнеры, которые и сами будут в подобной ситуации, и помогут региону, с одной стороны, зацепиться за «новую экономику», а с другой – сохранить «старую» в необходимых масштабах на переходный период.

Если Россия сможет создать собственную технологическую базу, то, как показывает исторический опыт, она будет в большей мере включать другие страны в свое экономическое и технологическое пространство как равных партнеров. Если же Россия начнет серьезно отставать, то выбор Центральной Азии сведется к двум основным вариантам: либо превратиться в периферию китайской экономики и одновременно транзитное пространство для сухопутной связи Китая с Ближним Востоком и Европой, либо стать евразийскими «наемниками», которые в рамках конкурентной борьбы центров развития в Евразии (если такая развернется в широком масштабе) по заказу одних будут мешать другим.

Новые ставки

Страны Центральной Азии на протяжении всего периода своей независимости пытались интегрироваться в мировую систему. Делали они это порознь, а не как единый регион. Отдельные государства нацеливались на разные ниши в мировой системе. Туркменистан ставил на энергетический сектор и стратегически, и тактически. Казахстан и Узбекистан делали первоначальный упор на сырье, рассчитывая затем перейти в индустриальную сферу. Киргизия и Таджикистан стратегически рассчитывали на водно-энергетический сектор, но в краткосрочной и среднесрочной перспективе старались заработать на транзитно-транспортных проектах. В выбранных нишах все страны Центральной Азии хотели быть важными игроками не регионального, а именно мирового масштаба.

Возможно, 2002–2007 гг. были пятилеткой наибольших возможностей для стран Центральной Азии, когда они могли разыграть свои ставки. За счет геополитического интереса к региону США и их союзников центральноазиатские государства имели шанс выторговать специальные условия интеграции в мировую систему, а не общие, как для десятков развивающихся стран, которые подключались к глобализации и занимали ниши в конце мировых «пищевых цепочек». В силу исторических обстоятельств настоящего прорыва в развитии в тот период не случилось. При этом именно тогда элиты региона лично вступили в глобальный «мир больших денег».

Для Центральной Азии не сыграла ни ставка на глобализацию, ни ставка на геополитику. Два события 2008 г. – геополитический кризис на Кавказе и глобальный финансово-экономический кризис – воспринимались через призму уже существующих и нарастающих сомнений в глобализации и осознания рисков геополитических игр. В таких условиях концепция регионализации могла быть интересна. В социально-экономическом плане регионализация теоретически дает новый шанс на развитие для стран, оказавшихся на периферии глобализации или занявших наиболее периферийные ниши мировой экономической системы.

Однако оказалось, что процесс регионализации меняет политические правила настолько, что и в нем появляется геополитическая составляющая. Сначала боялись того, что региональные лидеры (в случае с постсоветской Евразией речь шла о России) будут покушаться на национальный суверенитет других участников региональных объединений. Опасения воплотились лишь отчасти. Более значимыми и непривлекательными для Центральной Азии оказались другие проявления регионализации, а именно проблема границ между регионами.

В рамках тренда глобализации нахождение на стыке регионов выглядело преимуществом. Все мечтали стать «мостами» между Севером и Югом, Востоком и Западом. В процессе регионализации «пограничное состояние» оказалось серьезным вызовом. Украинский кризис 2013 г., когда местная элита раскололась по вопросу выбора направления углубленного сотрудничества – с Россией или ЕС, – пугающая иллюстрация. Элиты Центральной Азии так и не смогли разрешить коллизии между глобальными и региональными тенденциями, обозначившиеся на рубеже десятилетий. Старые противоречия и развернувшиеся вокруг них политические игры продолжаются. Но быстрое развитие новых технологий ставит новые задачи в дополнение к старым.

Страны региона не заняли в «старой» мировой экономике желаемого места и продолжают за него бороться. Но теперь им нужно думать о месте в «новой экономике», где шансов именно для них может быть еще меньше, но могут открыться возможности для отдельных представителей обществ и элит Центральной Азии.

Таким образом, местным элитам необходимо найти сразу несколько балансов: между своей заинтересованностью в глобализации и в регионализации; между интересом к проектам, на которых богатеет элита (транзит, крупные инфраструктурные проекты и т.д.), и проектам, которые бы дали экономические возможности для всего населения (реиндустриализация); между усилиями по сохранению для себя ниш в «старой» мировой экономике и нахождению ниш в «новой».

Все это станет проверкой элит на компетентность. При определенных обстоятельствах это может даже стать тестом на их приверженность интересам собственных стран и обществ, готовности пожертвовать своими благами ради регионального развития и обеспечения базовых потребностей сограждан. Не исключено, что какая-то часть региональных элит провалит этот тест, а это активизирует процесс обновления, который в той или иной степени будет проходить в любом случае.

Странам региона предстоит скорректировать свои прежние, не сыгравшие в полной мере ставки и сделать новые. Во многом они будут зависеть от того, какие позиции займут внешние партнеры. Страны региона хотят экономического сотрудничества без геополитической «нагрузки».

Казахстан. Китай. Азия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 30 ноября 2016 > № 1999006 Иван Сафранчук

26-27 НОЯБРЯ В АШХАБАДЕ МИНИСТР ТРАНСПОРТА РФ МАКСИМ СОКОЛОВ ПРИНЯЛ УЧАСТИЕ В ГЛОБАЛЬНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ ПО УСТОЙЧИВОМУ ТРАНСПОРТУ

Конференцию открыли Президент Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедов и Генеральный Секретарь ООН Пан Ги Мун.

В своем выступлении М. Соколов отметил важность разрабатываемых под эгидой ООН и ее региональных комиссий (ЕЭК ООН и ЭСКАТО) конвенций, международных соглашений и резолюций, закладывающих надежную основу для развития устойчивого транспорта. В частности, он выделил принятую в 2015 году резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН «На пути к обеспечению всестороннего взаимодействия между всеми видами транспорта в целях содействия созданию устойчивых мультимодальных транзитных коридоров», инициированную Туркменистаном и поддержанную Россией, которая заложила направления дальнейшего развития транспортной отрасли в глобальном масштабе.

Министр высоко оценил уровень сотрудничества с ЕЭК ООН, ЭСКАТО, ИМО и ИКАО, в рамках которых Российская Федерация активно участвует в разработке проектов и продвижения инициатив по транспортной тематике.

К числу наиболее значимых направлений деятельности в сфере внутреннего транспорта глава российского Минтранса отнес развитие евро-азиатских транспортных связей, обеспечение безопасности дорожного движения, облегчение пассажирских перевозок через границы железнодорожным транспортом, включая разработку соответствующей Конвенции. По его мнению, важными представляются создание единого железнодорожного права на справедливых и не дискриминационных условиях, создание справедливых условий для работы автоперевозчиков на международном рынке транспортных услуг. «Здесь хотел бы выделить ведущуюся в ЕЭК ООН работу над соглашением ОмниБУС (о международном пассажирском автобусном сообщении)», – уточнил М. Соколов. Кроме того, необходимо налаживание диалога в области транспортной безопасности.

Министр также отметил перспективность предложения ЭСКАТО учредить Совет по сотрудничеству в области евро-азиатских транспортных связей. При этом он подчеркнул, что для обеспечения практических результатов в этой масштабной задаче важно обеспечить синергию с другими формами международного сотрудничества, уже действующими как в рамках ЕЭК ООН, так и форума АСЕМ, ОСЖД и многих других.

М. Соколов проинформировал участников о намеченной на период с 5 по 9 декабря в Москве Министерской конференции ЭСКАТО по транспорту и основных вопросах, выносимых на рассмотрение в ее рамках.

Министр выразил признательность Президенту Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедову, Правительству Туркменистана, за теплый прием и поддержку, оказанную делегатам, а также значимый вклад в организацию первой Глобальной конференции по устойчивому транспорту.

Также «на полях» Глобальной конференции по устойчивому транспорту М. Соколов провёл ряд двусторонних встреч, на которых обсудил с зарубежными партнерами состояние и перспективы развития сотрудничества в области транспорта.

Генеральный секретарь Международной организации гражданской авиации (ИКАО) Фан Лю высоко оценила состояние гражданской авиации России, отметив вклад нашей страны в мировую авиатранспортную отрасль. Она также призвала активно работать с зарубежными партнерами для реализации программы ИКАО «Ни одной страны без внимания». Стороны отметили важность использования в ИКАО русского языка и обсудили ряд связанных с этим вопросов. М. Соколов пригласил Ф. Лю принять участие в Национальной выставке инфраструктуры гражданской авиации, которая пройдет в Москве 8-9 февраля 2017 года.

Глава российского Минтранса также встретился с заместителем Председателя Кабинета министров Туркменистана С. Сатлыковым. В ходе беседы стороны высоко оценили состояние и перспективы дальнейшего развития сотрудничества Российской Федерации и Туркменистана в области транспорта. Туркменской стороной было акцентировано внимание на вопросах взаимодействия в области железнодорожного транспорта и наращивания объемов перевозок грузов в контейнерах.

Кроме того, М. Соколов провёл встречу с Исполнительным секретарем ЕЭК ООН К.Ф. Баком. Состоялись переговоры с руководителями транспортных министерств и ведомств иностранных государств.

Алексей Текслер: «Развитие ВИЭ в России сделало большой шаг вперед».

Первый заместитель Министра энергетики Российской Федерации Алексей Текслер принял участие в работе V Международного форума «Энергоэффективность и энергосбережение. Развитие энергетики». В рамках деловой программы он выступил с докладами на панельных дискуссиях «Новый этап развития ВИЭ в России» и «Устойчивое энергоснабжение и развитие Азиатско-Тихоокеанского региона – возможности для международного сотрудничества».

В отношении развития возобновляемой энергетики в России Алексей Текслер подчеркнул, что за прошедший с предыдущего форума год произошел ряд знаковых событий. «В 2015 году в России появилось 57 МВт новой мощности ВИЭ, в этом году мы ожидаем открытия солнечных электростанций суммарной мощностью еще около 100 МВт» – сообщил он.

Для дальнейшего стимулирования прогресса в отрасли в России совершенствуются соответствующие механизмы поддержки. В мае этого года до 2024 года были продлены сроки отбора проектов по вводам генерирующих объектов, функционирующих на основе солнечной энергии и малых ГЭС, а в сентябре – для поддержки производства необходимого оборудования были приняты изменения в правила квалификации генерирующего объекта, функционирующего на основе использования возобновляемых источников энергии. Они учитывают последние разработки российской науки в сфере фотоэлектрического преобразования для нужд солнечной энергетики.

В первой половине 2017 года должна завершиться модернизация завода по производству солнечных модулей в г. Новочебоксарск. Ее результатом станет увеличение мощности завода и производство нового типа фотоэлектрических модулей и фотоэлектрических пластин с увеличенным КПД – более 20%, по технологии гетероперехода, основанной на разработках отечественных ученых. О совместных усилиях по обновлению производственной базы для работы по новой технологии в ходе мероприятия рассказали генеральный директор ООО «Хевел» Игорь Шахрай и директор Европейского подразделения Meyer Burger AG Аннегрет Левак. Позитивную динамику развития возобновляемой энергетики в России и активное развитие партнерских отношений между отраслевыми компаниями в своем выступлении отметил и посол Швейцарии в России Пьер Гельг.

Также Алексей Текслер в качестве положительной тенденции отметил выход на рынок ветроэнергетики крупных отечественных игроков ГК «Росатом» и АО «Роснано».

Как рассказал Эмин Аскеров, директор по развитию и специальным проектам АО «ОТЭК», входящей в структуру российской атомной корпорации, компания планирует реализовать ряд проектов по строительству объектов ветровой генерации внутри России общим объемом в 610 МВт. Это позволит обеспечить загрузку собственных машиностроительных мощностей корпорации и после отработки производственно-технологических решений выйти на экспортный рынок с отечественным оборудованием для ветровой генерации мегаваттного класса.

Развитие возобновляемой энергетики в России важно с точки зрения энергоснабжения изолированных и удаленных энергорайонов и дальнейшего развития собственных компетенций. Кроме того, создаваемые сегодня в России технологии имеют экспортный потенциал и способны внести вклад в расширение сотрудничества с зарубежными партнерами, решение актуальных задач охраны окружающей среды, устойчивое энергетическое развитие всего мира. В Азиатско-Тихоокеанском регионе Россия готова внести свой вклад и в решение задач, стоящих перед Экономической и социальной комиссии для Азии и Тихого океана (ЭСКАТО) ООН.

Вместе с тем Алексей Текслер подчеркнул, что решение глобальных проблем энергетической бедности невозможно только силами возобновляемой энергетики, без использования энергетики традиционной. Сегодня для надежного обеспечения энергоресурсами восточных партнеров Россия ведет строительство газопровода «Сила Сибири», реализует проект расширения ВСТО и порта Козьмино, прорабатывает вопросы расширения поставок электроэнергии по новым энергомостам в страны региона. Также российскими компаниями совместно с азиатскими коллегами реализуется ряд проектов по строительству объектов ТЭК на территории Вьетнама, Бангладеш, Индии и Китая с использованием богатого опыта и компетенций российских энергетиков.

Россия как член ЭСКАТО ООН намерена и далее оставаться надежным партнером и поставщиком энергоресурсов в Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР).

Интенсификации текущей деятельности и дальнейшему решению актуальных вопросов рационального развития АТР будет способствовать начало работы Комитета по энергетике ЭСКАТО ООН, проведение первой сессии которого запланировано на январь 2017 года. «Со своей стороны Россия примет активное участие в работе созданного Комитета», – резюмировал Алексей Текслер.

Также на полях форума Алексей Текслер провел двустороннюю встречу с представителями ЭСКАТО ООН и посетил стенды ряда компаний, в том числе Electricite de France и Schneider Electric, и института Fraunhofer, развивающих сотрудничество с российскими партнерами в бизнесе и науке.

Справочно: ЭСКАТО ООН создана в 1947 году для стимулирования экономического развития и сотрудничества стран-участниц. Является одной из пяти региональных комиссий Экономического и Социального Совета ООН. Штаб-квартира Комиссии расположена в Бангкоке, Таиланд. Насчитывает 53 государства-члена и 9 ассоциированных членов. Комиссия проводит в жизнь программы и проекты стимулирования роста, улучшения социально-экономических условий и содействия развитию современного общества в АТР.

US Regime Change in Malaysia: Bersih 5

Tony Cartalucci

Malaysia finds itself weathering yet another foreign-backed color revolution, with the color of choice being the “yellow shirts” of Bersih supporters.

Bersih was created by the United States government and the political alliance of convicted and currently jailed Malaysian politician Anwar Ibrahim. The front organized its first rally in 2007, and has since then organized four more with the most recent taking place this month.

Over the years, Bersih has morphed, being co-opted both by elements of the very government it is attempting to overthrow, and by legitimate opposition fronts who either are cynically exploiting the movement’s size and foreign funding, or who genuinely are unaware that Bersih’s core leadership is composed of US-funded agitators seeking to divide and destroy both Malaysia and ASEAN, as a means of reasserting US primacy in the region vis-a-vis China.

Bersih’s Core Leadership is US Funded

The Malaysian Insider reported on June 27, 2011 that Bersih leader Ambiga Sreenevassan:

admitted to Bersih receiving some money from two US organisations — the National Democratic Institute (NDI) and Open Society Institute (OSI) — for other projects, which she stressed were unrelated to the July 9 [2011] march.

A visit to the NDI website revealed indeed that funding and training had been provided by the US organization – before NDI took down the information and replaced it with a more benign version purged entirely of any mention of Bersih. For funding Sreenevassan claims is innocuous, the NDI’s rushed obfuscation of any ties to her organization suggests otherwise.

Sreenevassan is now not only a senior Bersih leader, but also heads or is associated with a number of “nongovernmental organizations” (NGOs) allegedly supporting Bersih, including HAKAM (National Human Rights Society). Despite claiming to be a “human rights” organization, HAKAM’s content is entirely focused on exclusively promoting and defending Bersih and its membership under the guise of human rights advocacy – a tactic used by US-funded opposition fronts worldwide.

Other NGOs listed by Bersih as supporters include Lawyers for Liberty and the Islamic Renaissance Front, both funded by the US State Department’s National Endowment for Democracy (NED). Additionally, there is Pacos Trust which is partnered with the US State Department, USAID, EU, and Wall Street-funded Asia Foundation.

Various members of the Association for Progressive Communications (APC) which is funded by US and European corporate foundations are also listed as endorsing Bersih. So too is Institut Rakyat which is openly partnered with HAKAM and the above mentioned Lawyers for Liberty as well as compromised Western human rights advocates like Human Rights Watch and Amnesty International.

Other organizations listed by Bersih as “endorsing NGOs” have websites that either do not disclose their sources of funding or affiliations, or appear to be linked to various opposition political fronts or organizations that have fallen for Bersih’s superficial rhetoric.

In other words, Bersih represents the same organizations or approximations of other US-backed regime change operations unfolding worldwide. And while Bersih claims to be fighting for “Clean and Fair Elections,” it is and has been for several years now, openly calling for regime change via the resignation of the current Malaysian government.

Why Does the US Want to Overthrow the Government of Malaysia?

The corporate-financier funded and directed policy think tank, the Council on Foreign Relations (CFR) published a 2015 paper titled, “Revising U.S. Grand Strategy Toward China,” penned by Robert Blackwill – a Bush-era administrator and lobbyist who has directly participated in Washington’s attempts to maintain hegemony over Asia.

Blackwill’s paper states clearly what interests the US has in Asia (emphasis added):

Because the American effort to ‘integrate’ China into the liberal international order has now generated new threats to U.S. primacy in Asia—and could result in a consequential challenge to American power globally—Washington needs a new grand strategy toward China that centers on balancing the rise of Chinese power rather than continuing to assist its ascendancy.

The CFR paper constitutes a US policymaker openly admitting that the US perceives itself as possessing and seeking to maintain “primacy in Asia,” primacy being defined by Merriam-Webster as, “the state of being most important or strongest.”

Malaysia’s current government, like many across Asia-Pacific, is uninterested in America’s attempts to reassert itself geopolitically in the region. Attempts to draw Malaysia into the US-manufactured South China Sea confrontation with Beijing have all but failed.

Malaysia also represents a particularly independent nation, with developed infrastructure, domestic industry including its own auto company, and military ties with Russia and China.

Headlines like Reuters’ “Malaysia to buy navy vessels from China in blow to U.S.,” CNN’s “Malaysia reaches ‘significant’ defense deal with China, takes shot at West,” and the New York Times’ “Leader of Malaysia, Miffed at U.S., Visits China With a Deal in Mind,” all from this year, represent Malaysia’s disinterest in dealing with Washington and its efforts to contribute to an Asia where American “primacy” does not rule.

Bersih is Not a Path to Reform or Revolution

In order to reverse this trend, the US has attempted to place pressure on not only Malaysia, but respective governments throughout Asia resisting its attempts to reassert itself.

While the US backs Bersih in Malaysia, it has sponsored the opposition government in Thailand headed by exiled ex-prime minister Thaksin Shinawatra and a myriad of US-funded faux-NGOs. The opposition headed by Sam Rainsy in Cambodia as well as political agitators in Vietnam are also openly US-backed.

The US-backed government of Aung San Suu Kyi in Myanmar, which despite running on a platform of “human rights” and “democracy,” has begun brutally repressing Myanmar’s Rohingya minority and locking up dissidents and members of the media in an ironic twist of hypocrisy.

While Malaysia’s government has provoked legitimate concerns among many groups in Malaysia, working with the government to resolve them and challenging the government during elections is the obvious solution. Street mobs openly funded by foreign interests – particularly the United States – is an effort to reform and improve the nation in name only.

Like Myanmar, or victims of US-backed regime change across North Africa and the Middle East, regime change in Malaysia facilitated by US-backed fronts will only invite in a regime that is not only as bad if not worse than the current government, but invite in a government beholden to American special interests, not the interests of the Malaysian people – not even its ruling elite.

Bersih represents a political tool wielded by Washington, not a genuine manifestation of the Malaysian people’s will to improve their own nation – even if Malaysians legitimately interested in improving their nation have been drawn into the protests. While many genuine people have joined Bersih’s ranks, they have only done so because they have been lied to and have failed categorically to scrutinize the opposition front’s leadership as carefully as Bersih demands the current government be scrutinized.

22 ноября 2016 г. Национальная Ассамблея 14 созыва на 2-й сессии поддержала предложение Правительства об остановке реализации Проектов АЭС Ниньтхуан (далее - Проекты).

Канцелярия Правительства информирует о некоторых аспектах, связанных с решением об остановке Проектов, а именно:

1. Отдельные выполненные работы:

Проекты были поддержаны в инвестиционном решении согласно Постановлению 41/2009/НА12, принятом НА СРВ 12 созыва 25 ноября 2009 г.

Проекты включают две АЭС - Ниньтхуан-1 и Ниньтхуан-2 установленной мощностью около 2000 МВт каждая для подачи электроэнергии в национальную сеть, обеспечения социально-экономического развития страны и провинции Ниньтхуан. Правительство руководило реализацией всех подготовительных работ прединвестиционного этапа очень выверено, аккуратно, в строгом соответствии с законодательством.

К настоящему времени отдельные работы Проектов реализованы, включая:

- Госкорпорация ЕВН завершила рассмотрение и представила Премьер-министру правительства Досье на утверждение площадки и ТЭО проекта АЭС Ниньтхуан-1. ТЭО проекта АЭС Ниньтхуан-2 было дополнено международным разработчиком, завершено и сдано в ЕВН для рассмотрения.

- система электрообеспечения сооружения АЭС Ниньтхуан-1 и здание офиса Дирекции управления Проектами находятся в заключиетльнй стадии сооружения.

- проект переселения местных жителей из зоны сооружения проектов АЭС, где заказчиком выступал народный комитет провинции Ниньтхуан, был утвержден Премьер-министром правительства в июне 2015 г.; завершены работы по инженерным изысканиям, проектированию районов размещения переселяемого населения.

- в отношении подготовки кадров для Проектов АЭС: с 2010 г. Министерство образования и подготовки кадров направило 381 студента на обучение соответствующим специальностям в ВУЗах Российской Федерации. Прошли 3-х месячные курсы тренинга 242 преподавателя ВУЗов по ядерной энергетике. Кроме того, ЕВН направило 31 студента на обучение ядерно-энергетическим специальностям в Российской Федерации, Франции и 33 инженера прошли подготовку по эксплуатации АЭС в Японии.

2. Причины остановки реализации Проектов:

Ядерные технологии Российской Федерации и Японии, предполагаемые к реализации на проектах АЭС Ниньтухуан, являются самыми передовыми к настоящему времени и имеют очень высокий уровень безопасности, поэтому мы полностью спокойны в этом отношении.

Остановка реализации Проектов происходит не по технологическим причинам, а по текущим экономическим условиям нашей страны.

Конкретно, ситуация с развитием макроэкономики Вьетнама сейчас изменилась относительно времени, когда принималось решение по реализации Проектов. Сегодня имеется много предпосылок для экономии электроэнергии, накоплен потенциал объединения электросетей региона и торговли электроэнергией с соседними странами. В ближайшее время будут увеличены объемы использования альтернативных видов энергии, в первую очередь, солнечной и ветроэнергетики. Себестоимость производства электроэнергии из этих источников заметно снизилась за последние 5 лет.

С другой стороны, наша страна нуждается в больших инвестициях для комплексного развития современных инфраструктурных проектов, придающих импульс социально-экономическому развитию страны, также как и в инвестициях для преодоления последствий климатических катаклизмов.

3. Некоторые решения при остановке реализации Проектов:

а) В отношении обеспечения электроэнергией:

Планировалось, что к 2030 г. после реализации Проектом их доля составила бы 3,6% по мощности и 5,7% по производству электроэнергии от всей национальной системы электроэнергетики.

Остановка реализации Проектов не повлияет на безопасность электроснабжения так как существует возможность дополнить систему иными видами генерации - угольными ТЭС, генерацией на ВИЭ, газовыми ТЭС с использованием СПГ, а также через увеличение закупок электроэнергии в соседних странах ( Лаос).

Меры по замещению Проектов в предстоящий период:

- До 2030 г. в качестве замены АЭС Ниньтхуан разместить инвестиции в проекты угольных ТЭС с передовыми и современными технологиями, дружественными к окружающей среде и проекты газотурбинных ТЭС на импортном СПГ с общей мощностью около 6000 МВт, что компенсирует объемы электроэнергии с АЭС Ниньтхуан-1 и Ниньтхуан-2.

- После 2030 г. продолжить развитие угольных ТЭС и ТЭС на импортном СПГ, использование альтернативных источников энергии (ветро электростанции и солнечные электростанции). Усилить экономное и эффективное потребление электроэнергии за счет реструктуризации экономики, ориентируясь на отрасли "зеленого" производства, с эргономичными и энергоэффективными технологиями. Мобилизовать объединение электросетей и торговое сотрудничество электроэнергией с соседними странами.

б) В отношении уже готовых инфраструктурных объектов и подготовленных кадров, а также произведенных затрат:

- правительство будет руководить реализацией мер по максимальному и эффективному использованию готовых инфраструктурных объектов, относящихся к Проектам в интересах обеспечения социально-экономического развития провинции.

- кадры ядерно-энергетической отрасли, проходящие подготовку в РФ и Японии, при доброй воле правительств РФ и Японии продолжат обучение до ее завершения. Это кадры, получившие основательную подготовку, могут быть использованы в области мирного использования атомной энергии, так же как и на тепловых ТЭС, или в дирекциях управления проектами тепловых ТЭС корпорации ЕВН.

- в отношении уже произведенных затрат министерств, ведомств и провинции, связанных с Проектами, правительство примет комплексное решение согласно своим полномочиям.

Одновременно правительство будет обсуждать с правительствами РФ и Японии использование наработок, полученных на этапе подготовки к инвестициям в Проекты.

в) По отношениям с партнерами:

Вопрос остановки реализации Проектов АЭС Ниньтхуан был обсужден с партнерами из России и Японии параллельно с докладом в Национальной Ассамблее по предложению об остановке Проектов.

Хотя партнеры из России и Японии выразили сожаления в связи с остановкой реализации Проектов, при уже достигнутых результатах сотрудничества в реализации проектов АЭС Ниньтхуан-1 и Ниньтхуан-2, тем не менее в целом партнеры из России и Японии проявили дружеский подход, выразили свое понимание и уважение решению Вьетнама.

В то же время правительства России и Японии желают усиливать сотрудничество в некоторых областях развития инфраструктуры в качестве компенсации по инвестициям в проекты АЭС Ниньтхуан.

Правительство Вьетнама высоко оценивает и выражает глубокую благодарность за доброжелательную поддержку правительств России и Японии в процессах подготовки к инвестициям в Проекты, за эффективное сотрудничество с партнерами, непосредственно участвующими в Проектах, как РОСАТОМ (РФ), JINED (Япония) и др.

Правительство Вьетнама согласовало с правительствами Российской Федерации и Японии вопрос поручения компетентным органам сторон обсудить и согласовать варианты использования результатов, полученных на этапах подготовки к инвестициям в Проекты.

Вьетнам подтверждает, что Россия и Япония являются первоочередными приоритетными партнерами в случае, если Вьетнам приступит к созданию ядерной энергетики в будущем.

Правительство Вьетнама уверено, что остановка реализации Проектов не окажет влияния на всеобъемлющее стратегическое партнерство с Российской Федерацией и на глубокое и многостороннее сотрудничество с Японией.

В целях замены проектов по сооружению АЭС Ниньтхуан-1 и Ниньтхуан-2 и в соответствии со Стратегией социально-экономического развития СРВ, правительство Вьетнама продолжит переговоры с правительствами Российской Федерации и Японии по сотрудничеству в реализации проектов в сфере инфраструктуры, экономики, торговли и др., где компании России и Японии имеют сильные позиции.

Правительство продолжит уделять внимание вопросам социально-экономического развития провинции Ниньтхуан, предложит решения по эффективному использованию материально-технической базы, созданной в провинции Ниньтхуан на момент остановки реализации Проектов.

О росте объемов экспорта отечественной пшеницы в Индонезию

На днях из морского порта «Кавказ» вышло судно с партией российской пшеницы объёмом 29 тыс. тонн, предназначенной для экспорта в Индонезию.

Этому событию предшествовала сложная и кропотливая работа Россельхознадзора. Трудность заключалась во вступлении в силу с февраля текущего года изменений в процедуре допуска на рынок Индонезии продукции растительного происхождения, в том числе зерновой. В результате многотрудной работы специалистов Службы, в августе т. г. Агентством сельскохозяйственного карантина Министерства сельского хозяйства Республики Индонезия было подписано Постановление о регистрации трёх российских лабораторий (Ростовский и Новороссийский филиалы ФГБУ «Центр оценки качества зерна», Испытательная лаборатория по определению безопасности и качества продукции в г. Раменское ФГБУ «Центр оценки качества зерна») по подтверждению соответствия качества и безопасности зерна и продуктов его переработки. В настоящее время продолжается работа по признанию индонезийской стороной дополнительных российских лабораторий, в частности, на рассмотрении у индонезийской стороны находится пакет документов Приморского филиала ФГБУ «Центр оценки качества зерна». Также, делегация Россельхознадзора во главе с Заместителем Руководителя Русланом Хасановым приняла участие в работе ХI заседания Российско-Индонезийской совместной комиссии по торгово-экономическому и техническому сотрудничеству, которое прошло 31 октября т. г. в Джакарте и на котором стороны выразили взаимную заинтересованность в расширении перечня экспортируемых зерновых культур, прежде всего ячменя, соевых бобов, риса, кукурузы.

Ведомство ранее публиковало информацию о перспективных рынках сбыта российской зерновой продукции, в котором одно из важнейших мест отводилось Республике Индонезия, ввиду её значительного импортного потенциала: прогноз импорта пшеницы — 8,5 млн. тонн, кукурузы — 2 млн. тонн, в 2015/2016 с.х.г экспорт пшеницы из РФ — 233,5 тыс. тонн.

Индонезия — важная региональная и глобальная величина Юго-Восточной Азии. Это крупнейшая страна и экономика с населением порядка 250 млн. человек (4-е место в мире) АСЕАН (Ассоциация государств Юго-Восточной Азии — политическая, экономическая и культурная региональная межправительственная организация 10 стран, расположенных в Юго-Восточной Азии с населением 600 млн. чел. (Индонезия, Малайзия, Сингапур, Таиланд, Филиппины, Бруней-Даруссалам, Вьетнам, Лаос, Мьянма, Камбоджа).

Участие делегации ЦЭКТУ в cеминаре Всемирной таможенной организации.

В период с 9 по 11 ноября 2016 года состоялась конференция Всемирной таможенной организации по усилению взаимодействия таможенных лабораторий Азиатско-Тихоокеанского региона, организованный Центральной таможенной лабораторией Японии. Целью данного мероприятия являлось координация действий между таможенными лабораториями Азиатско-Тихоокеанского региона и решение проблемных вопросов, возникающих при производстве таможенных экспертиз, а также вопросы организации и функционирования таможенных лабораторий развивающихся стран.

В конференции принимали участие представители Всемирной таможенной организации, Европейского Союза, Афганистана, Бангладеш, Бутана, Камбоджи, Китая, Фиджи, Индии, Индонезии, Кореи, Лаоса, Малайзии, Мальдивов, Монголии, Мьянмы, Непала, Пакистана, Филиппин, Самоа, Шри Ланки, Тайланда, Вануату, Вьетнама, а также делегация Российской Федерации.

В конференции приняли участие должностные лица ЦЭКТУ с докладом о деятельности Центрального экспертно – криминалистического таможенного управления, наделенного статусом Региональной таможенной лаборатории и с докладом на тему: «Методические подходы при идентификации полимеров и композиций на их основе в таможенной экспертизе на территории Российской Федерации».

По завершению всех докладов состоялось обсуждение, в ходе которого участники конференции могли задать все интересующие их вопросы, как представителям ВТамО, так и представителям других стран.

Во время церемонии закрытия участники конференции получили сертификаты Всемирной таможенной организации, подписанные Генеральным Секретарем ВТамО Кунио Микурия.

По итогам прошедшей конференции можно сделать выводы о необходимости объединения усилий, кооперации между странами для преодоления общемировых проблем (например, противодействие распространению наркотиков), а также необходимости постоянного обмена опытом в рамках международных форумов под эгидой Всемирной таможенной организации в целях совершенствования экспертных исследований и противодействию обороту наркотических средств, а также решения иных вопросов, касающихся таможенного дела.

По результатам анализа докладов и их обсуждения делегатами конференции с учетом присвоения ЦЭКТУ статуса региональной таможенной лаборатории ВТамО можно утверждать, что ЦЭКТУ в своей работе использует самые современные методы исследования и не только не уступает по качеству проведенных исследований таможенным лабораториям других стран, но и превосходит их, что дает возможность организации на базе ЦЭКТУ центра по проведению стажировок сотрудников стран Евроазиатского региона с целью подготовки высококвалифицированных экспертов.

s There a Radically Different Future For Australia

James ONeill

In 2013 President Xi Jinping announced that China would be embarking upon what has become the world’s largest infrastructure building program. Known in China as the One Belt, One Road, but more popularly referred to as the New Silk Roads, the plan is to create two major trade corridors, maritime and rail.

The maritime route will travel south through the South China Sea to Indonesia, then head west to the east coast of Africa, then north and west through the Suez Canal to the Mediterranean with terminals in Athens and Venice. Additional routes will link with Sri Lanka and India.

That the maritime route transverses both the South China Sea and the Malacca Straits gives it strategic as well as trade significance. Each year the Australian Navy participates in a naval blockade exercise in the Malacca Straits with the US Navy (Operation Talisman Sabre). It is through this narrow waterway that more than 70% of China’s seaborne trade is carried and more than 90% of its sea borne petroleum imports.

It is not a coincidence that in addition to the naval exercises, Australia also participates in provocative statements and military posturing in the South China Sea. The South China Sea is not only a major trade route; it is fundamental to China’s capacity to defend itself.

It is the land-based version of the New Silk Roads however that has the most potential significance for Australia. The rail lines being built or upgraded take alternative routes to Europe. The northern route encompasses the Trans-Siberian route from Russia’s Far East to Moscow. A second route runs from China through Kazakhstan, then linking with other countries in Central Asia and the Middle East and thence to Europe.

A third route runs south through Burma, Thailand and Malaysia. The projects are more than simply building railway lines. They include developing the infrastructure of the countries along these routes. A total of 65 countries will eventually be linked and those countries have 4.4 billion people.

There are parallel developments that also have major geopolitical significance. These include the Regional Comprehensive Economic Partnership (RCEP) that is an ASEAN based proposal for a regional free trade area. It was initiated at the East Asia Summit in Phnom Penh, Cambodia in November 2012.

The membership is intended to be the ten ASEAN member states and those countries that have existing Free Trade agreements with ASEAN, including Australia and New Zealand. In 2014 those countries had a combined Gross Domestic Product (GDP) of $22.6 trillion and represented 3.47 billion people. Its driving force and source of the largest part of the investments necessary is China. It differs therefore from the possibly doomed Trans Pacific Partnership (TPP). That agreement, negotiated in secret, pointedly excluded China, the world’s largest economy in terms of parity purchasing power.

The TPP was also not a trade agreement despite propaganda to the contrary. It was a thinly veiled attempt to maintain American corporate hegemony through the profoundly undemocratic dispute resolution procedures. It is also an essential component of attempting to maintain American military control of East and North Asia. US Presidential nominee Hillary Clinton’s new found opposition to the TPP is unlikely to survive her election to the presidency.

In August 2016 there was a RCEP Ministerial meeting in Vientiane, Laos, immediately followed by a further round of negotiations in Ho Chi Minh City, Vietnam. Almost none of this has been reported in the Australian media, despite Australia’s close association with the grouping. The corporate media support the TPP and therefore give little or no coverage to its alternatives, much less discuss why those alternatives have arisen.

Australia has chosen to ally itself with the provocative and potentially dangerous US policy in the region, and specifically in the South China Sea. At the very least this policy is counter-productive, and especially in the context of the One Belt One road geopolitical initiatives.

According to the 2015 figures released by the Department of Foreign Affairs and Trade (DFAT) Australia’s four largest exports to China were iron ore, coal, gold and copper. The total value of these commodities was in excess of $50 billion out of total exports of nearly $76 billion. Those four largest commodities represented 30.2% of Australia’s total foreign trade income. It represents a high degree of reliance on one market and hence vulnerability.

Of the other Australian exports to China, their common denominator was that they were mostly dug out of the ground. With those figures in mind the following table is instructive. It shows the major resources of those countries that form a significant part of the One Belt One Road projects. They have other characteristics that will be returned to.

This table does not take into account China’s relationship with non-contiguous trading partners, including Brazil and South Africa, both major mineral exporters and along with Russia and India, members of the BRICS grouping. There are also other African countries that have been the object of massive Chinese investment in recent years. They also produce commodities in competition with Australia that are in demand by Chinese industry.

The strong and expanding Shanghai Cooperation Organisation (SCO) reinforces the infrastructure links of the One Belt One Road development. Its six current members include the nations in the above table excluding Afghanistan, Iran and Mongolia (all observer members) and Burma. Pakistan and India are both observer members expected to join in 2017, as will Iran. There are a further six dialogue partners of whom the most strategically and economically important member is Turkey.

BRICS and the SCO have a growing relationship with the Eurasian Economic Union, which comprises five member states of which three, Russia, Kazakhstan and Kyrgyzstan, are also linked via the SCO and the One Belt One Road development. Russia’s membership is common to all of the major economic blocs. Western economic sanctions against Russia and belligerent military activity by NATO on Russia’s borders have been a major driver of closer Sino-Russian relations.

China also has been the object of western military pressure, quite apart from the South China Sea issues referred to above. There are currently 400 US military bases encircling China. There is no military justification for this. It is clearly part of an attempt by the US and its allies to “contain” China, a policy that will either fail, as recent developments suggest, or end in war. Either way, the risks to the security of Asian nations are jeopardized. That subplot is again a major reason why so many nations are signing up for the peaceful alternative offered by the One Belt One Road initiatives.

It is also a factor in 57 nations, including Australia in a rare show of defiance to the Americans, in joining the Asian Infrastructure Investment Bank (AIIB). Again, that bank is a Chinese initiative and a key part of the economic reordering of the world’s financial structures dominated for most of the post world War 2 period by the IMF and World Bank. The Chinese Yuan recently becoming part of the IMF’s Special Drawing Rights is a further weakening of western financial dominance.

Even more importantly, China is now conducting its trade with more than 60 countries in each country’s respective currencies, thereby bypassing the US dollar as the sole medium of international trade. The demise of the dollar’s role in world trade will spell the end of US hegemony that has prevailed for the past 70 years. The US will not relinquish that role lightly as Libya and Iraq among others have found to their considerable cost. More turmoil and disruption can be safely predicted irrespective of the outcome of the US Presidential election.

The TPP and its European equivalent (the TTIP) are part of the rearguard actions being mounted to prevent the dollar’s collapse from its preeminent position. The relentless proxy wars, regime changes and general destabilization through ‘colour revolutions’ are manifestations of the same desire to maintain what the US Department of Defence called “full spectrum dominance” in its 2002 paper, Vision 2020.

That such an arguably insane objective will fail is inevitable. Not the least of the reasons is that countries, especially in Eurasia, have a viable alternative of peaceful development in what President Xi refers to as a “win win” situation for all parties.

The issue for Australia is a stark one. Its geography, its trading relationships, its wealth and its economic future all lie squarely with Asia. The conundrum lies in the central message of the 2016 Defence White Paper: the US is and will remain the essential guarantor of Australia’s security, and the military alliance is an unshakeable component of that. It is the paying of insurance premiums on that perception of the alliance that explains Australia’s continued willingness to involve itself in America’s illegal wars. Vietnam, Afghanistan, Iraq and Syria are only some of the more blatant examples.

Now however, for the first time in its trading history, Australia’s major trading partner is not also its ally. That its current political policies persist in portraying that major trading partner as a threat, either actual or potential, is evidence of its policy schizophrenia.

The perils of such a policy lie in the figures quoted above as to the resources available to China from neighbours and trading bloc partners that can be used to substitute Australian products upon which the past 40 years of Australian prosperity has been based. From a Chinese perspective, if one has a choice between sourcing raw materials from neighbours linked by high-speed rail, or from a belligerent and unreliable alternative that Australia is in danger of becoming, the choice in the vernacular is a no-brainer.

China may opt to switch its raw material trade anyway. But a prudent government conscious of Australia’s long term national interest should surely be exploring policy alternatives outside the straitjacket imposed by the US alliance.

Импортно-экспортный банк Китая окажет поддержку строительству железной дороги между Сербией и Венгрией. Этот проект реализуют китайские предприятия.

Банк заключил с сербским и венгерским правительствами меморандумы о сотрудничестве.

Магистраль между Сербией и Венгрией протяженностью 350 км станет первой железной дорогой, которую китайские предприятия проложат в Европе. Проектная скорость движения поездов по линии составит 200 км/ч.

Ранее Импортно-экспортный банк Китая заключил соглашения о поддержке строительства ТЭС и скоростных автодорог с Сербией, а также Боснией и Герцеговиной.

Как сообщалось, на долю китайских инвестиций приходится 10% от общего объема мировых капиталовложений за рубежом. Как ожидается, до 2020 г. зарубежные инвестиции КНР могут составить в среднем $200 млрд.

Напомним, что китайские строители высокоскоростных железных дорог давно вышли на международный уровень. Так, по данным Государственного комитета по делам развития и реформ КНР, компании страны прокладывают магистраль между Джакартой и Бандунгом, а также из Китая в Лаос и Таиланд. Китайские специалисты принимают участие в работе над проектами строительства железнодорожных линий в России (Москва – Казань) и в западной части США.

Кроме того, корпорации China Railway Tunnel Group ведет переговоры с 30 государствами о строительстве высокоскоростных железных дорог, в том числе – Бразилия, Таиланд, Турция, Саудовская Аравия и Иран.

Philippines Triggers Asian Tectonic Shift Away From US

F. William Engdahl

What a difference an election can make. Since his swearing in as Philippine President this past June, succeeding Washington puppet Benigno Aquino III, the outspoken, plain-talking Rodrigo Duterte has moved his strategically pivotal Asian country away from the US geopolitical orbit. Now President Duterte is on an Asian tour that has taken him to China and then Japan. Soon he has indicated plans to meet Russia’s Putin too. He appears set to blow a huge hole in the Pentagon Asia Pivot aimed at encircling China militarily. And the Philippines shift is setting off tectonic shifts across the Asia space from Vietnam to Myanmar and beyond.

Hints of the shift appeared to begin just after his inauguration on his very popular promise to clean up the nation’s large and growing narcotics problem. When reports of bounty hunters shooting drug dealers on sight without trial appeared, the US Ambassador, Philip Goldberg and Obama Administration criticized Duterte, who clearly rejected the criticism, chilling relations. Duterte retorted that Goldberg was “a gay son-of-a-bitch,” and that Obama was “son of a whore.” Leaving aside the question of the veracity of Duterte’s remarks, he definitely introduced a new tone into international diplomacy and signaled he was not intending, like his oligarchic predecessor Aquino, to be Washington’s lap dog. You can be sure his open defiance did not go unnoticed across the developing world.

However the clear signal of the tectonic shift in alliance policy for the former US occupied republic came during President Duterte’s recent visit to Beijing. There he was received by China President Xi Jinping in the Great Hall of the People in Tiananmen Square on October 20.

And in Beijing, to the apparent surprise of the Obama Administration, Duterte announced to the Chinese and to the world that he was proclaiming a “separation” from the United States. Rather than come to Beijing with confrontation over the ruling of the Permanent Court of Arbitration (PCA) at The Hague on July 12 rejecting any and all claims of China to various islands or even rocks inside what is known as the “Nine Dash Line” between China’s coast and The Philippines, Duterte spent four days in China talking business deals and peaceful coexistence.

During a later meeting of Philippine and Chinese business leaders in Beijing, Duterte elaborated. “I announce my separation from the United States, both in military but economics also. America has lost it” Speaking to his Chinese hosts, Duterte continued: “I realigned myself in your ideological flow and maybe I will also go to Russia to talk to Putin and tell him that there are three of us against the world: China, Philippines and Russia.” Culturally, he is also close to China. His maternal grandfather was a Chinese immigrant from Xiamen, Fujian. Welcome to Asia.

Crossing the Rubicon

Duterte’s statements were not off the cuff as Western media and the White House tried to portray. A month before his Beijing visit, in a private talk with Russian Prime Minister Dmitry Medvedev during the September ASEAN Summit, Duterte reportedly told the Russian that he was about to go past a point of no return in terms of the Philippines’ relationship with the United States, revealing that he had sought help from Russia about the move: “I’m about to cross the Rubicon between me and the United States. At least for the next six years I would need your help,” he said to Russia’s Prime Minister.

While the White House and Western media tried to portray the remarks of the unusually outspoken new Philippine leader as posturing to get the best deal for the country, the background and ensuing developments suggest, on the contrary, that the talks with Beijing are part of a deeper Philippine geopolitical strategy.

Days before departing for Beijing Duterte told Philippine press regarding the dispute with China over the South China Sea, “War is not an option. So what is the other side? Peaceful talks.” He added a note of sly pragmatism with more than a little truth, stating, “It’s China that has money, not America.”

By the end of the week, Duterte’s Philippines business and government delegation had signed deals worth a reported $13.5 billion. Duterte also stated that he would like to bring his country into the vast One Belt, One Road infrastructure project of Xi’s China. President Xi referred to China and the Philippines as Xi called the two countries “neighbors across the sea with no reason for hostility or confrontation.”

Little reported in Western media was the fact that on October 25, one day after Duterte returned to Manila, Chinese military ships quietly left disputed Scarborough Shoal in the South China Sea. Philippines Defense Secretary Delfin Lorenzana announced the departure, adding, “If the Chinese ships have left then it means our fishermen can resume fishing in the area.”

The Chinese move dramatically defuses a confrontation that Washington had hoped to unleash through their manipulation of a de facto illegal Hague tribunal, all as part of the Pentagon Asia Pivot military encirclement of China through its Asian neighbors. Washington neo-cons must be chewing their neckties in rage at the brilliant Chinese-Philippine moves.

Ramos’ quiet diplomacy

More interesting still is the man who behind the scenes prepared the Xi-Duterte meeting. In one of his first acts as President this past July, Duterte announced that he had named former Philippine President Fidel V. Ramos as his Special Envoy to China. At the time, tensions between the two countries over the Hague tribunal ruling were very high. Ramos was on record proposing that Duterte set aside the recently announced award in the South China Sea arbitration and resume bilateral talks with Beijing.

Ramos, the man who played a key role in deposing dictator Ferdinand Marcos in the 1980’s, together with Washington, is one of the senior statesmen of Asia. A decorated military hero who graduated from the West Point Military Academy and was even briefly on the international advisory board of the nefarious G.H.W. Bush-linked Washington Carlyle Group, the 88-year-old Ramos in recent years has worked to improve ties between Beijing and Manila.

As President from 1992 to 1998, Ramos worked successfully to improve Philippine relations with China in all areas. Ramos was chairman of the Council of Advisors to the high level China Boao Forum on Asia when Duterte named him as his China Special Envoy three months before Duterte’s successful Beijing visit.

In his subsequent visit to meet Japanese Prime Minister Shinzo Abe, a bellicose US ally who has been increasingly aggressive towards China, rather than repudiate his pro-China remarks as some in the West and even his own Foreign Minister clearly hoped for, Duterte announced that he wanted all foreign (read US) troops out of the Philippines within two years. His predecessor, pro-Washington Benigno Acquino had invited the US forces back in, allowing them to use Clark Air Base again after the Philippines Congress in 1991 refused to renew the lease of the US Air Force.

Tectonic effects beginning

What can only be called the defiance of the new Philippine President towards the once-feared American Superpower, has already begun to set off a tectonic geopolitical shift in the Asia region.

The next Asian nation to sho signs of tectonic geopoliticl shift is Vietnam. Vietnam until recently appeared in the grip of Washington’s anti-China campaign, as part of the US Asia Pivot.

Prof. Zhang Baohui, Professor of Political Science at the Hong Kong Lingnan University notes that “the US needs a narrative that paints China as an aggressor. More importantly, the narrative needs a ‘victim’ of China’s revisionism to highlight the needs for regional countries to boost their defense and seek closer ties with the United States.”

“Duterte’s ‘pivot to China’ fundamentally undermines that narrative.” Zhang Baohui adds that, “If the Philippines and China could resolve their tension through a cooperative win-win formula, others in the same position, countries such as Vietnam, also may be motivated to forsake the balancing strategy and opt for accommodation with China.”

Indeed, Vietnam, also an historic ally of Russia from the Cold War era, has already begun to move closer to Beijing. On August 30, Vietnam’s Defense Minister, General Ngô Xuân L?ch, paid a highly unusual visit to the mausoleum of Mao Zedong in Beijing and laid wreaths there. He stated that Vietnamese people never forget the “selfless” contributions that China rendered to their country’s war of independence. Then, on September 12, Vietnam’s Prime Minister Nguy?n Xuân Phúc, meeting with Chinese Premier Li Keqiang in Beijing, stated that his country sees Sino-Vietnamese relations as the top priority of Vietnam’s foreign policy.

Add to this the recent fact that Thailand, until recently in the grip of a US -backed Thaksin Shinawatra oligarchy, has moved, since the military took over in May, 2014 as the National Council for Peace and Order, towards increasing ties economically and militarily with China.

As Bangkok-based geopolitical analyst Tony Cartalucci recently noted in the NEO journal, Thailand, Washington’s longstanding ally, has recently “incrementally dismantled American influence over it.” Thailand’s trade now is focused primarily on Asia with the majority of its imports and exports “divided equally between China, Japan, and ASEAN” nations. Perhaps more significantly, “What used to be a military dominated by American hardware and military exercises, is transforming with the acquisition of Chinese tanks, European warplanes, Middle Eastern assault rifles, Russian helicopters, and Thai-made armored vehicles — as well as joint drills held with a variety of nations, including for the first time, China.”

As Duterte expressed it in his recent Asian tour, diplomacy is better than war to resolve disputes. And besides, it’s much more fun to build up nations and entire continents as China is doing through its vast One Belt, One Road than it is to make war and to destroy which is Washington’s bankrupt alternative these days. Everywhere we look in today’s world, wars and rape of nations is becoming boring for more and more of the world. People want to grow, to build a safe, prosperous future and live in peace. Washington, only a few years ago the Sole Superpower, is today, as the title of my newest book puts it, “The Lost Hegemon.”

VimpelCom Ltd. и Hutchison Holdings Ltd. завершили сделку по объединению итальянских активов, говорится в сообщении VimpelCom.

3 Italia ("дочка" Hutchison) и Wind ("дочка" Vimpelcom) теперь находятся в совместной собственности Hutchison и VimpelCom. VimpelCom и Hutchison будут владеть по 50% в совместном предприятии.

Таким образом, на телекоммуникационном рынке Италии появился оператор, обслуживающий более 31 млн мобильных и 2.8 млн фиксированных абонентов. СП возглавит нынешний главный исполнительный директор Wind Максимо Ибарра.

VimpelCom Ltd является одним из крупнейших мировых интегрированных операторов связи, в который входят компании связи, предоставляющие услуги голосовой связи и передачи данных на основе широкого спектра технологий беспроводной и фиксированной связи, а также широкополосного доступа в интернет в России, Италии, Украине, Казахстане, Узбекистане, Таджикистане, Армении, Грузии, Кыргызстане, Лаосе, Алжире, Бангладеш, Пакистане и Зимбабве. VimpelCom предоставляет услуги по всему миру на территории с общим населением около 764 млн человек. Компании группы VimpelCom Ltd предоставляют услуги под брендами Beeline, "Киевстар", Wind, Infostrada, Mobilink, Banglalink, Telecel и Djezzy. Акционеры VimpelCom - Telenor, Altimo. Акции компании котируются на NASDAQ под символом VIP.

Живые подарки: как императоры, военные и почитатели пополняли коллекцию зоопарка

Пантеры от сиамского короля, африканский лев от абиссинского негуса и птицы от турецкого султана. Mos.ru рассказывает, кто и что дарил Московскому зоопарку за его долгую и интересную жизнь.

В 1864 году Императорское общество акклиматизации организовало зоосад, который позже переименуют в Московский зоопарк. Начинался он с весьма скромной коллекции: 134 экземпляра домашних животных, 153 экземпляра диких зверей и птиц, семь экземпляров пресмыкающихся. Российская фауна была представлена лучше всего: медведи, волки, лисицы, барсуки, хорьки, куницы, зайцы и другие животные. С экзотикой было сложнее: два льва, ягуар, два тигра, леопард, носорог и аллигатор.

Коллекцию надо было расширять. Животных покупали, отправляли за ними экспедиции в места обитания. А многих, особенно крупных, дарили важные особы.

В начале 1870-х египетский хедив Измаил-паша пожаловал зоосаду около 70 экземпляров ценных африканских животных. Среди них были зебры, гну, львы, страусы и другие. А из Ташкента пришли живые дары от генералов Колпаковского и Кауфмана. Тогда же император Александр II передал в зоосад одного из слонов, преподнесённых ему бухарским эмиром. Правда, как отмечали сотрудники зоологического сада, характер у этого слона оказался непростым. Члены Общества акклиматизации сожалели, что не удалось «исходатайствовать пожалование ещё и самочки — она могла бы способствовать укрощению буйного нрава». Но слониха, которая могла бы составить пару новому обитателю, уехала в Санкт-Петербург, в зверинец господина Роста.

В 1880-е годы экспозиция пополнилась парой белых медведей и зубром из Гатчинского зверинца, их пожертвовал император Александр III. А турецкий султан подарил большую коллекцию пернатых. За ней в 1884 году отправился в Турцию Александр Егорович Челюканов. Деньги на это путешествие предоставил большой любитель и знаток домашней птицы, председатель отдела птицеводства Общества акклиматизации Александр Степанович Баташев. Кстати, он отправил Челюканова не с пустыми руками. Узнав, что турецкий султан любит птиц, Баташев отобрал ему в подарок 150 породистых пернатых — кур, голубей, гусей, уток и даже приручённую дрофу.

Челюканов отбыл на пароходе «Олег» из Одессы. В Турции его радушно принял обер-церемониймейстер Мунир-паша, которому султан Илдиз-Киоск поручил ознакомить гостя со всеми птичниками и зверинцами. В отчёте о поездке Челюканов писал: «... едва ли один из европейских зоологических садов может соперничать с теми представителями из царства пернатых, которые украшают птичники Его Величества Султана и в которых в настоящее время насчитывается одних только голубей до 12 000 экземпляров при трёхстах разновидностях по вариациям оперения».

Благодаря щедрости Баташева, энтузиазму Челюканова и радушию султана коллекция зоосада увеличилась более чем на 250 видов зверей. В основном — птиц. Они прибыли в Москву 2 ноября1884 года, причём добрались практически без потерь: в пути пала только одна утка.

Довольно много животных зоосаду передал цесаревич, а с 1894 года — император Николай Александрович. В 1891 году он подарил двух чёрных пантер от сиамского короля, в 1897 году — африканского льва от абиссинского негуса, а в 1899 году — лаосских кошек.

Списки жертвователей и дарителей публиковали в изданиях зоосада. В «Вестниках» можно найти более 60 фамилий людей, сделавших подарки в конце первого десятилетия XX века. Среди них князья Голицын и Юсупов, член Государственной думы А.Д. Протопопов. Дары были самые разные — от двух белых мышей или кролика до крупной коллекции птиц и млекопитающих из заповедника Аскания-Нова. Тверское кавалерийское юнкерское училище преподнесло лисицу. Начальник вагонного парка Международного общества спальных вагонов — медвежонка. А команда миноносца «Пронзительный» — леопарда.

В 1922 году зоопарк перешёл в ведение Моссовета. С этого момента учреждение находилось на содержании города. В начале 1920-х годов коллекция активно пополнялась благодаря экспедициям по отлову животных. Из Нарына и Киргизии привозили барсов, с Дальнего Востока — пятнистых оленей, изюбрей и амурских тигров, из Карелии — бурых медвежат, а из Заполярья — белых. В 1925 году с Дальнего Востока привезли семью уссурийских тигров, состоявшую из семи особей. Вместе с полученными в дар персидским и бенгальским тиграми новые обитатели составили прекрасную коллекцию подвидов тигра.

Неожиданный подарок появился летом 1927 года. Именно появился: на пароходе по дороге с Суматры самка орангутанга родила. Вместо двух обезьян — самца и самки — в зоопарк приехали три. Кстати, это семейство подняло посещаемость зверинца на 50 процентов!

Почитатели привозили и присылали зверей со всей страны. Герои Советского Союза Э.Т. Кренкель и И.П. Мазурук подарили двух белых медвежат. В 1936 году из Мурманска приехали восемь молодых гренландских тюленей, выловленных командой ледокола «Русаков». А в 1938 году зоопарк получил 12 гренландских тюленей от мурманского Главсевморпути. Герои Хасана (Хасанские бои — серия столкновений в 1938 году между Японией и Советским Союзом. — Прим. mos.ru) прислали енотовидную собаку, которую поймали у сопки Заозёрной. Бригадный комиссар Иванченко писал директору зоопарка: «Мы просим показать наш подарок всем москвичам». Собаку назвали, как можно догадаться, Хасаном.

Зоопарк очень тяжело перенёс войну. Он подвергался бомбардировкам, звери гибли, многих успели эвакуировать. Но благодаря сотрудникам зоопарк продолжал работать: с 1941 по 1945 год сюда пришли более шести миллионов человек. После войны посещаемость выросла и в 1948 году достигла рекордного уровня: более 1,9 миллиона человек.

В послевоенные годы продолжилось пополнение коллекции. Животных покупали, привозили из экспедиций, получали из других зверинцев. Рижский зоопарк подарил двух львов, заповедник Аскания-Нова — зебру Чапмана, Лондонский зоопарк — кенгуру Беннета. От моряков флотилии «Слава» зоосаду достались золотоволосые пингвины.

В 1950-е годы зоопарки, питомники и всевозможные общества активно сотрудничали и обменивались зверями. Даже некоторым главам правительств понравилась мода на живые подарки. Например, в апреле 1957 года Москва направила в Китай молодого ягуара, а через месяц получила от мэра Пекина Пынь-Чженя трёх панд, двух саламандр, двух панголинов и кобру.

В 1964 году Московский зоопарк отмечал юбилей. По такому поводу сложно представить более логичный подарок, чем звери. Коллекция пополнилась лошадью Пржевальского, змеями, носухой, пальмовыми куницами и другой живностью. Художник Р.Н. Барто передал в дар два десятка пятнистых саламандр, писатель Михаил Шолохов — шетландского пони. Различные зоопарки — советские и не только — подарили московскому «коллеге» самку жирафа, европейскую косулю, нильгау, хохлатых пингвинов, павианов, англо-паркового бычка, дикобразов, чёрного аиста, эму и двух львиц.

Иногда зоопарк выступал помощником в передаче подарков первым лицам различных стран. Интересна история с пеликанами для королевы Великобритании. В 1977 году по традиции трёхвековой давности правительство СССР должно было дарить Британскому королевскому двору пеликанов. К тогдашнему директору зоопарка Владимиру Владимировичу Спицину обратились с просьбой провести эту акцию на территории сада. Всё прошло успешно, британский посол был тронут приёмом и пригласил Владимира Владимировича посетить Англию.

Экспозиция зоопарка продолжала и продолжает расширяться. Сегодня в ней представлено более 1100 видов животных, это более 5000 особей. Московский зоопарк имеет статус головного зоопарка России. Он является штаб-квартирой Евроазиатской ассоциации зоопарков и аквариумов (ЕАРАЗА) и активно участвует в международных проектах по поддержанию и изучению видов в дикой природе, разведению редких животных в неволе.

К играм Китая и США с Родриго Дутерте подключается Япония

Владимир Терехов

Избрание в мае с.г. Родриго Дутерте на пост президента Филиппин стало одним из знаковых событий в сложной и опасной игре, которая разворачивается в регионе Юго-Восточной Азии в целом, но главным образом в акватории входящего в него Южно-Китайского моря. Это событие, конечно, не опрокинуло сценарий, по которому до сих пор развивается региональная игра, но внесло в него некоторые коррективы.

Теперь их вынуждены принимать во внимание главные игроки, то есть США, Китай и Япония, ибо речь идёт о возможных нюансах во внешней политике страны, которая территориально окаймляет с востока всю акваторию ЮКМ.

Географическим положением Филиппин определяется стратегическая значимость вопроса о трендах во внешней политике этой страны. Появились ли в ней вообще какие-либо новации, а если да, то какой направленности?

Поводом для подобного рода вопросов служат громкие заявления Р. Дутерте о чуть ли не разрыве военно-политического союза с США, оформленного рядом двусторонних соглашений и сдвиге филиппинских национальных предпочтений в сторону Китая, то есть главного геополитического оппонента США.

На первый взгляд кажется, что подобные слова подтверждаются не только ходом, а также итогами поездки Р. Дутерте в КНР, состоявшейся 18-21 октября с.г., но и самим фактом того, что объектом первого государственного визита нового филиппинского президента (из стран, не входящих в АСЕАН) оказался Китай, а не военно-политический союзник.

Есть, однако, веские основания полагать, что с (квази)новациями в филиппинской внешней политике всё обстоит не так однозначно.

В частности, обращают на себя внимание “пояснения” министрами правительства Р. Дутерте публичных заявлений своего шефа. Из этих “пояснений” следует, что новое руководство Филиппин вовсе не собирается разрывать отношения с основным союзником, но намерено в большей мере исходить из национальных интересов собственной страны.

Более того, и сам филиппинский президент, едва покинув пределы КНР, указал, что слова, произнесённые в ходе пребывания в Пекине, не свидетельствуют о его намерении разорвать дипломатические отношения с США.

В Китае не испытывают никаких иллюзий относительно значимости антиамериканских выпадов Р. Дутерте и вполне адекватно оценивают реальные рамки, в которых находится любое филиппинское руководство. Но, почему бы не подыграть новому руководителю страны, в течение многих десятилетий исправно исполнявшей роль региональной военной базы главного геополитического оппонента Китаю.

Р. Дутерте нужны инвестиции в филиппинскую экономику? Ну что же, сделаем вид, что приняли за чистую монету его словесный антиамериканизм и выделим ему свыше 13 млрд долл. Ибо кто знает, как дальше будет развиваться региональная игра?

О реальной же цене упомянутой выше риторики свидетельствует государственный визит президента Филиппин в Японию, то есть в страну, являющуюся ключевым региональным союзником США, а также вторым по значимости геополитическим оппонентом КНР.

Прошедшая под знаком 60-летия установления японо-филиппинских дипломатических отношений, эта поездка состоялась всего через несколько дней (25-27 октября) после посещения Р. Дутерте Китая.

Что касается личных контактов с премьер-министром Японии Синдзо Абэ, то они были установлены филиппинским президентом месяцем ранее во Вьентьяне в ходе ряда международных мероприятий, проведенных региональной ассоциацией АСЕАН. Тогда Р. Дутерте выразил признательность Японии в лице её нынешнего премьера за помощь в развитии Давао (второго по величине филиппинского города), мэром которого он являлся свыше 20 лет.

Едва ступив на землю Японии, Р. Дутерте первым делом постарался несколько смягчить “головную боль”, возникшую у С. Абэ в связи всё с теми же антиамериканскими выпадами. На встрече с лидерами главного японского бизнес-сообщества Кэйданрэн он настаивал на исключительно экономической мотивации своего визита в КНР, отметив, вместе с тем, что его страна больше не будет выполнять роль “собаки на привязи и, возможно, в течение двух лет” пересмотрит формат военных связей с США.

По окончании прошедших 26 октября переговоров с японским премьер-министром, сам Р. Дутерте и руководитель его МИД вновь выступили с заявлениями, которые могут быть истолкованы достаточно широко. Комментируя итоги этих переговоров, агентство Kyodo отметило, что оба лидера оказались “по одну сторону перед лицом китайской военной экспансии на морях”.

Впрочем, сам Р. Дутерте на публике произнёс буквально следующее: “В тесном взаимодействии с Японией Филиппины продолжат работать над проблемами в регионе, включая акваторию Южно-Китайского моря, исходя из общих ценностей демократии, уважения действующих законов и мирного разрешения разногласий”.

Видимо, ведущее японское новостное агентство располагает и некоторой дополнительной информацией (в частности, относительно “китайской экспансии”), позволившей ему сделать приведенное выше заключение.

Но если действительно на встрече с С. Абэ филиппинский президент сказал, что в вопросе территориальных споров в ЮКМ он будет опираться на “международное право” и, в частности, на решение Гаагского арбитража от 12 июля с.г., то подобные слова станут “холодным душем” для КНР. До сих пор положительные оценки указанного решения делались только МИД Филиппин.

Наверняка с настороженностью в Пекине встретят и слова Р. Дутерте о готовности Филиппин проводить военные учения совместно с Японией. Особенно с учётом того, что он положительно ответил на уточняющий вопрос дотошных журналистов: “Включая территориальные воды?”. Как раз вопрос о том, кому эти “территориальные воды” принадлежат и находятся в центре споров КНР с Филиппинами.

Содержание краткого Совместного заявления, принятого по итогам переговоров С. Абэ—Р. Дутерте, свидетельствует об их твёрдом намерении продолжать давно наметившийся курс на развитие всесторонних (включая сферу обороны) двусторонних отношений.

Само собой разумеется, что ход, а также итоги визита Р. Дутерте в Японию находились под постоянным и пристальным вниманием КНР. Здесь надеются, что Токио “не удастся изменить наметившийся независимый внешнеполитический курс” Филиппин.

Наконец, представляется важным заметить, что главный региональный и мировой игрок, то есть Вашингтон, продолжает держать руку на пульсе всех событий, происходящих в ЮВА. Свидетельством чему стала очередная демонстративная акция в ЮКМ, предпринятая американскими ВМС 21 октября, то есть в заключительный день визита филиппинского президента в Китай. На что немедленно обратили внимание в Пекине.

Речь идёт о проходе американского эсминца Decatur вблизи двух островов Парасельского архипелага, с 1974 г. находящегося под контролем КНР, но на который претендуют Вьетнам и Тайвань.

Напомним, что это не первый подобный акт американских ВМС. Все они призваны продемонстрировать отказ США признавать законность китайских территориальных претензий в ЮКМ.

Однако миссия эсминца Decatur содержала в себе и другой конкретный месседж в адрес встретившихся в Пекине лидеров Китая и Филиппин приблизительно следующего содержания: “Вы можете договариваться о чём угодно относительно проблем в ЮКМ, но это никак не ограничит свободу нашего передвижения в его акватории”.

В порядке заключения следует отметить два момента. Во-первых, нельзя судить о реальном внешнеполитическом курсе современных Филиппин по эмоциональным (нередко противоречащим друг другу) заявлениям нынешнего президента страны.

Во-вторых, новичок на международной политической арене Р.Дутерте должен отчётливо понимать, что он вступает в опасную региональную игру, “цена вопроса” в которой крайне высока для каждого из трёх основных её участников, то есть США, Китая и Японии, являющихся к тому же ведущими мировыми державами. В подобного рода играх относительно второстепенный участник не имеет права на ошибки.

Министр связи и массовых коммуникаций Российской Федерации Николай Никифоров в ходе рабочего визита в Королевство Камбоджа провел ряд двусторонних встреч. В ходе встреч с премьер-министром Камбоджи Хун Сеном, министром иностранных дел и международного сотрудничества Камбоджи Прак Сокхоном, министром почт и телекоммуникаций Камбоджи Трам Ивтеком и министром общественных работ и транспорта Камбоджи Сун Чантхолом стороны обсудили различные аспекты двустороннего сотрудничества России и Камбоджи. Во встречах принимала участие делегация Республики Татарстан во главе с Президентом Рустамом Миннихановым, а также представители крупного бизнеса по вопросам поставок на камбоджийский рынок грузовых автомобилей КамАЗ, вертолетов, судов, реализации проектов в области нефтехимии.

Глава Минкомсвязи отметил, что за последний год динамика российско-камбоджийских контактов существенно возросла. «Двустороннее сотрудничество продолжает стремительно развиваться. Импульс ему придали, безусловно, взаимные обмены визитами руководителей правительств России и Камбоджи в ноябре 2015 года и мае 2016 года, а также встреча Президента РФ Владимира Путина с Хун Сеном в Сочи в рамках саммита “Россия-АСЕАН”», — сказал Николай Никифоров.

На встречах с премьер-министром Камбоджи Хун Сеном и министром иностранных дел и сотрудничества Камбоджи Прак Сокхоном участники обсудили модернизацию камбоджийской провинции Сиануквиль и ее взлетно-посадочной полосы для повышения эффективности реализации совместных проектов в этом городе, в частности в области туризма. Также российской стороной было предложено использовать в качестве источника электроэнергии для Камбоджи российско-лаосскую ГЭС «Секонг-5». Николай Никифоров и Прак Сокхон также обсудили развитие двустороннего сотрудничества в области мирного использования атомной энергии.

В рамках встречи главы Минкомсвязи России с министром почт и телекоммуникаций Камбоджи Николай Никифоров и Трам Ивтек затронули вопросы расширения сотрудничества двух стан в области информационно-коммуникационных технологий и электронного правительства, почтовой связи и международных организаций. Также поднимался вопрос организации вещания российских телеканалов на территории Камбоджи.

В ходе встречи Николая Никифорова с Сун Чантхолом стороны обсудили проекты двустороннего сотрудничества в области транспорта до 2020 года, обучение камбоджийских специалистов транспортным специальностям с помощью российских образовательных программ, подготовку Министерской конференции ЭСКАТО по транспорту. Также на встрече обсуждался вопрос модернизации провинции Сиануквиль и ее взлетно-посадочной полосы.

Урожай кешью во Вьетнаме сократился на 11%

По сообщению Bloomberg, урожай кешью во Вьетнаме в этом году сократился на 11%, а цены на внутреннем рынке выросли на треть и достигли исторического максимума.

Причиной неурожая многих сельскохозяйственных культур, включая рис, черный перец и кофе, стало недостаточное количество дождей в обычно плодородной дельте реки Меконг и на всей территории Вьетнама.

«Такого года еще не было», - заявил Нгуйен Дук Тан, председатель Вьетнамской ассоциации производителей кешью, работающий в отрасли кешью уже на протяжении 30 лет. Он предсказал, что цены останутся высокими до следующего урожая в начале будущего года.

Мировой спрос на кешью вырос на 53% с 2010 года. Объем рынка этого ореха оценивается в 5,2 млрд долларов США. В последние годы, по данным Международного совета производителей орехов и сухофруктов, кешью обошли по популярности грецкие орехи и фисташки и заняли второе место после миндаля среди всех благородных орехов. Мировой объем потребления кешью в 2014 году оценивался в 716 682 тонны по сравнению с 469 241 тонной в 2010 году.

Растущий спрос на кешью, особенно в Китае и странах Европы, привел к росту экспорта этого ореха на 70% до 503 713 тонн в 2014 году. Индия является крупнейшим импортером и потребляет около трети всего мирового экспорта этого ореха, США закупает примерно 1/4 часть мировых экспортных поставок.

Для успешного коммерческого выращивания кешью необходимо большое количество осадков и теплая погода круглый год. Такие природные условия есть например в юго-восточном Вьетнаме. Но последний год оказался необычайно засушливым. 18 из 63 провинций страны в мае находились в режиме чрезвычайной ситуации, по данным Продовольственной и сельскохозяйственной организации Объединенных Наций (ФАО).

Крестьянин Хуанг Туй Дуонг более 20 лет выращивает кешью на площади в 4 гектара в провинции Биньфыок, где производится более половины всего урожая кешью в стране. Он отмечает, что в этом году смог собрать всего 8 тонн ореха, хотя обычно его урожай составлял около 11 тонн.

Стоимость необработанных кешью на внутреннем рынке Вьетнама выросла до 52 000 донгов (около 147 рублей) за килограмм по сравнению с 38 000 донгов (около 108 рублей) за килограмм в начале года, сообщили во Вьетнамской ассоциации производителей кешью.

Вьетнамские производители кешью не полностью зависят от местного урожая. Около 2/3 орехов, которые они перерабатывают, завозятся из других стран. В 2015 году 46% мирового производства кешью было сосредоточено в Западной Африке. Затем эти орехи перерабатывались на заводах Индии, Вьетнама или Бразилии. Поэтому даже с учетом меньшего урожая вьетнамский экспорт кешью может вырасти в этом году, так как производство ореха в Африке растет.

По словам председателя Вьетнамской ассоциации производителей кешью Вьетнам может импортировать около 800 тыс. тонн кешью в скорлупе в текущем году. Это в два раза больше объема местного урожая. Таким образом, выращивая около 15% всего мирового объема кешью, Вьетнам является крупнейшим мировым экспортером этого ореха с долей около 58%, по данным 2014 года. Вторым мировым экспортером кешью с долей 23% является Индия, далее следуют Голландия (5%), Бразилия (3%) и Индонезия (2%).

По оценке Вьетнамской ассоциации производителей кешью, экспорт кешью из Вьетнама в этом году достигнет 300 тыс. тонн по сравнению с 286 тыс. тонн в прошлом году. Общая стоимость экспорта этого ореха может составить рекордные 2,7 млрд долларов США, побив прошлогодний рекорд в 2,4 млрд долларов.

Хотя поставки кешью из Африки могут помочь в решении проблемы неурожая орехов во Вьетнаме, растущий спрос все же сказывается на стоимости очищенных орехов. Уже к августу средние экспортные цены на кешью подскочили на 22% до 7 809 долларов США за тонну, по данным Министерства промышленности и торговли Вьетнама, которые приводит Нгуйен Дук Тан. К 30 октября средняя цена поставки кешью на условиях FOB Хошимин составляла 9 000 долларов США за тонну.

Экспортеры предполагают, что рост цен в текущем году скажется на спросе на кешью в ближайшее время.

Период полураспада

Владислав Иноземцев о дальнейшей судьбе бывших советских республик

О чем бы ни писали политологи в последнее время, в той или иной степени темы выводят нас к краху Советского Союза, четвертьвековой «юбилей» которого приближается с каждой неделей.

Мы давно знаем, что распад огромной страны был «крупнейшей геополитической катастрофой века», а СССР — «это Россия и есть, только называлась по-другому». Соответственно, роспуск Советского государства не столько положил конец этой сложносоставной империи, сколько ознаменовал водораздел в российской истории. Не вернул России свободу от ее бывших колоний, а расколол российское цивилизационное пространство.

Этот подход, усердно навязываемый сегодня отечественным политическим классом, представляется крайне опасным, так как порождает иллюзорные надежды и призывает стремиться к недостижимым целям.

Советский Союз к концу своего существования был одной из крупнейших мировых держав, чей экономический и военный потенциал позволял занимать совершенно особое место на карте Евразии. Согласно большинству оценок, советская экономика была в 1,5 раза больше экономики ФРГ и в 3,7 раза — китайской, при этом на политической карте тогдашнего мира отсутствовали и Европейский союз, и АСЕАН, а противоречия между КНР, с одной стороны, и США и Японией — с другой, выглядели намного более резкими, чем сегодня.

Я не говорю о том, что у СССР имелись союзники (точнее сказать, клиентские режимы) по всему миру, а в военной сфере он поддерживал относительный паритет с НАТО.

Именно тогда Москва управляла, хотя и не употребляла этого слова, подлинно евразийской державой, к тому же окруженной союзниками от Эльбы до Меконга.

Двадцать пять лет спустя мы видим совершенно иную картину. На обоих «флангах» — на запад и на восток от бывшего СССР — усиливаются интеграционные процессы. Европейский союз стал крупной объединенной экономикой и с момента распада Советского Союза включил в себя больше новых государств, чем у того было республик. Китай стремительно вышел на мировую арену за счет экономической «сцепки» с США, а сама Америка близка к созданию единой зоны свободной торговли на Тихом океане.

В результате сейчас Россия (данные Report for Selected Countries and Subjects, МВФ, январь 2016 года) имеет ВВП $3,74 трлн против $19,75 трлн у ЕС и $21,27 трлн у Китая (с учетом паритета покупательной способности валют). Оба глобальных гиганта, хотя не угрожают самой Российской Федерации, оказываются мощным магнитом, притягивающим постсоветские территории — политически и экономически.

При ближайшем рассмотрении советская «Евразия» быстро деструктурируется под воздействием этих гравитационных сил.

На западном направлении основную роль играет политический фактор: граждане стран Балтии, Молдавии, Украины, Грузии, а также более жестко управляемых Белоруссии и Армении стремятся уйти от российской авторитарной модели под «покровительство» демократической Европы. На восточном — доминирует экономика: местные государства хотели бы провести авторитарные модернизации, в которых Россия также не может служить примером, и нуждаются в инвестициях, а у Москвы их не хватает даже для собственных окраин.

Пять лет назад Путин, тогда еще премьер-министр, выступил со статьей о принципах евразийской интеграции, предполагая, что в новый союз могут в будущем войти многие постсоветские страны, в том числе Украина. События показали, что ЕАЭС так и не стал прочным экономическим объединением, его наднациональные органы не заработали, а доминирование России вызывает у участников растущее раздражение.

Сегодня Белоруссия и Украина, еще десять лет назад полностью ориентированные на Москву, отправляют 40 и 38% своего экспорта в страны ЕС и лишь 8,9 и 32% — в Россию. В Казахстан и Киргизию 11 и 29% всех иностранных инвестиций поступают из Китая и только 4 и 12% — из России.

Согласно приводившейся статистике МВФ, суммарный ВВП четырех стран – участниц ЕАЭС всего 17,2% от российского и существенным образом «соотношение сил» на континенте не изменяет. Однако по мере того, как иллюзии, активно роившиеся при формировании ЕАЭС, будут рассеиваться, а противоречия между участниками углубляться, центростремительные тенденции окрепнут, и западные республики бывшего СССР окажутся в экономической орбите ЕС, а южные — Китая (Азербайджан, скорее всего, станет единственным исключением, дрейфуя к Турции).

И если первую четверть века со времени распада СССР его бывшие республики делали акцент на становление себя как суверенных государств, то следующие двадцать пять лет они проведут в поиске того, с кем этим суверенитетом выгоднее поделиться.

И Россия здесь не станет первым претендентом: ее экономика слаба, а историческое сознание новых поколений политических лидеров бывших окраин уже не будет засорено памятью о Советском Союзе.

Однако этот тренд далеко не единственный, который сегодня следовало бы иметь в виду. Второй связан с политическими процессами, происходящими на постсоветских территориях.

Как и в случае распада прочих колониальных империй, на месте Советского Союза образовались государства, чьи границы были проведены в значительной мере произвольно.

Хотя республики в составе СССР должны были представлять собой прототипы национальных государств, внутри них оказались значительные меньшинства и территориальные образования, не стремившиеся «вписаться» в новые реалии. Карабах и Приднестровье, Абхазия и Южная Осетия заявили о себе еще во время распада союзных структур — единственных, при существовании которых конфликты имели шанс на разрешение под влиянием единого центра.

Как только этот центр исчез, стало ясно, что деинтеграция продолжится. Россия на первом этапе постсоветской истории, хотя поддерживала некоторые сепаратистские силы, сама не выступала разжигателем конфликтов — в значительной степени из-за того, что боролась со своим внутренним сепаратизмом на Северном Кавказе. Однако как только де-факто унитарная структура России восстановилась, Москва стала инициатором «нового передела»: признание Южной Осетии и Абхазии, присоединение Крыма, попытка создать «народные республики» на востоке Украины — лишь некоторые из примеров.

Между тем национализм был и остается движущей силой развития постсоветских государств — и в ближайшие годы спрос на него лишь увеличится.

Россия задает сегодня новый стандарт: обвинение внешних врагов в любых собственных трудностях. Этот прием, несомненно, получит распространение. Украине вряд ли удастся сохраниться в границах 1992 года. Грузия также не имеет значительных шансов на реинтеграцию мятежных территорий. Новая схватка за Карабах практически неизбежна. По мере усиления казахского национализма судьба русскоязычных территорий выглядит неочевидной. Вряд ли можно быть уверенным в мире и спокойствии в Ферганской долине.

Если взглянуть на классический постколониальный континент — Африку, то мы легко увидим массу аналогий в контексте распада новосозданных государств через 30–40 лет после обретения ими свободы: Эфиопия и Судан выглядят в этом списке самыми очевидными примерами, но к ним со временем смогут добавиться и другие.

Россия вряд ли столкнется с серьезными центробежными тенденциями, но Северный Кавказ с его небольшим русским населением, устойчивой бедностью может, как и в 1990-е годы, оказаться зоной нестабильности, если экономическое положение в стране в целом начнет ухудшаться, а внутренних источников роста так и не появится.

Иначе говоря, история постсоветского пространства может оказаться разделена на два крупных периода, переход от первого ко второму происходит на наших глазах.

На первом этапе (к которому я отнес бы период со второй половины 1990-х до начала 2010-х годов, то есть от «изначального шока» до завершения «сырьевого бума») Россия, бывшая метрополия, демонстрировала относительно устойчивый хозяйственный рост и стремление договариваться с некоторыми бывшими советскими республиками.

Экономические интересы делали интеграцию желательной, а историческая память и политические традиции — в целом возможной. На пике этого отрезка, в 2011–2013 годах, могло показаться, что экономический (и даже политический) союз на постсоветском пространстве довольно вероятен, а у Москвы имеются достаточные для его обеспечения средства и инструменты.

Однако в 2014–2015 годах тренд резко оборвался по двум причинам. С одной стороны, Россия начала открытый конфликт с одной из бывших республик, особенно активно не желавшей «интегрироваться» в подобие нового Советского Союза. С другой стороны, кризис на энергетических рынках показал, что реальные экономические возможности России ничтожны и страна для доказательства своей силы будет стремиться опереться на военную мощь, коль скоро никакими иными рычагами влияния она не обладает. В этих условиях интерес бывших республик к поиску более предсказуемых союзников, безусловно, вырастет, как усилятся и их опасения относительно «русского мира». Разочарование перспективами экономического сотрудничества (даже торговля внутри ЕЭАС падает уже третий год подряд) подтолкнет их к тесному сотрудничеству с ЕС и Китаем, что, в свою очередь, может вызвать малопредсказуемые реакции со стороны Москвы, в том числе и в отношении поддержки сепаратистских сил.

Поэтому не исключено, что, отмечая 25-летие с момента создания СНГ, мы отпразднуем лишь то, что физики назвали бы периодом полураспада. За эту четверть века произошло лишь закрепление того контура, который был определен федеративной структурой Советского Союза; после некоторого периода его стабильного существования вполне может начаться дальнейший центробежный процесс.

Некой аналогией может служить, например, Югославия, из которой в 1991–1994 годах выделились бывшие республики СФРЮ, а в 2006–2008 годах провозглашена независимость Черногории и Косово. Я понимаю, что любые исторические аналогии условны, но стоит подчеркнуть, что территория, которая превращается в экономическую «черную дыру» на пространстве между Европой и Китаем, не может не переродиться в периферии этих двух стран «первого мира» (как называет его Параг Ханна*), сама погружаясь в третий. Поэтому перспективы вернуть назад центростремительный тренд, на мой взгляд, иллюзорны.

Это должно заставить Россию беспокоиться не только о будущем СНГ или ЕАЭС (о чем в ближайшие месяцы не будет говорить только ленивый), но и о своем собственном. Я не имею в виду очередные спекуляции о «распаде России» — всерьез и с надеждой об этом рассуждают сейчас только в Киеве. Куда более важным представляется вопрос о геополитическом векторе нашей страны. Пока вокруг «кучковались» оглядывавшиеся на Кремль бывшие советские республики, в Москве могли не задумываться о том, западный или восточный «интеграционный тренд» следует принять самой России, считая ее центром собственного объединительного проекта. Если (а точнее, когда) эта иллюзия развеется, перед Россией появится грандиозный геополитический выбор — первый выбор по-настоящему постсоветской страны.

* Ханна Параг. Второй мир. М.: Центр исследований постиндустриального общества и Издательство «Европа», 2010, стр. 8–26

Россия. СНГ > Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 2 ноября 2016 > № 1955951 Владислав Иноземцев

Страны ЮВА между Пекином и Вашингтоном

Дмитрий Мосяков

Сегодня страны АСЕАН переживают очень сложный период своей истории, когда вызовы их единству, сплоченности и процветанию высоки как никогда раньше. От фундаментальной для этого блока идеи независимости региона, его освобождения от преобладающего влияния внешних сил к настоящему времени почти ничего не осталось. Сегодня речь идет не о вытеснении иностранного влияния, а о выживании АСЕАН как целостной и сплоченной региональной организации в условиях, когда борьба США и Китая за доминирование в Юго-Восточной, а шире – в Восточной Азии становится все более жесткой и принципиальной.

С начала 90-х гг. усилившийся Китай под лозунгом возвращения территорий и влияния, которые он якобы потерял в так называемую «эпоху исторической слабости», начал активно продвигаться в этот регион. Самим естественным ходом вещей такая политика на деле означала постепенное вытеснение США как традиционно доминирующей там после окончания Второй мировой войны военной и торгово-экономической силы. Суть китайского подхода можно было назвать «политикой кнута и пряника». Давление Китая в акватории Южно-Китайского моря сочеталось с проведением активной экономической экспансии, когда Пекин предлагал странам АСЕАН крайне выгодные экономические проекты. Ядром китайской политики стала реализация идеи зоны свободной торговли Китай-АСЕАН. Успех здесь оказался очень значительным. В 2005 г. взаимный товарооборот Китая и стран АСЕАН превысил 100 млрд долл. В 2013 году достиг 443,6 млрд долл, а к 2020 году стороны планируют довести его до 1 трлн долл.

Проблема Китая в таком сотрудничестве состоит в том, чтобы найти ту точку, когда можно будет этот экономический потенциал конвертировать и перевести в сферу собственно политического доминирования. Китай уже не раз пытался это сделать, но особого успеха не добился. Страны АСЕАН пытаются сохранить свободу маневрирования, поэтому потолок перехода экономического влияния в политическое для Китая все время повышается. Максимум, на что готовы пойти наиболее сильные страны АСЕАН, так это на подписание соглашения об особом взаимном партнерстве с КНР, которое ни к чему их не обязывает.

Попытки стран АСЕАН вести свою игру и противостоять китайской экспансии вызывают подчас неприкрытое раздражение в КНР. Особенно злит Пекин непрерывная апелляция части асеановских элит к США в поисках зашиты и контрбаланса, а также призывы к внутренней сплоченности и единству, о чем почти непрерывно говорят асеановские политики, особенно представители самой крупной и влиятельной страны региона – Индонезии. В сфере экономики асеановцы настойчиво стремятся «разбавить» зону свободной торговли с Китаем другой более широкой зоной свободной торговли, причем так, чтобы Китай был бы зависим от других стран-партнеров

Более успешно развивались отношения Китая со странами АСЕАН особенно с такими наиболее бедными как Камбоджа и Лаос. Основа роста заметного роста китайского влияния здесь – выгодные кредиты, увеличение товарооборота и местного производства, плюс огромная роль китайской диаспоры.

Следует сказать, что американцы оказались явно не готовы к такой активности Китая. Они явно задержались со своим историческим поворотом в Азию, с идеей Транстихоокеанского партнерства. Более того, под влиянием призывов филиппинских политиков и писем сингапурских бизнесменов, в которых капитаны сингапурского бизнеса буквально умоляли США вернуться в Азию, в Вашингтоне возникло ощущение что возвращение Америки в регионе ждут, что при наличии политической воли и не очень больших финансовых затрат, удастся создать из приграничных с Китаем стран АСЕАН, «санитарный кордон» на пути китайской экспансии. Участники этого «кордона» — Филиппины, Вьетнам, Таиланд и Бирма должны были противостоять китайской экспансии, опираясь на поддержку США. Тем самым, США получали мощный рычаг давления на Китай уже в двусторонних отношениях.

Сегодня, однако, складывается ощущение, что у США с АСЕАН не все получается как хотелось бы, более того представляется, что они во многом сами оказались использованы странами АСЕАН для выстраивания системы контрбалансов. Ни о каком «санитарном кордоне» и речи нет, более того, если раньше можно было вполне четко определить американских союзников – Филиппины и Таиланд, а также Сингапур, то сегодня этого просто нет. Есть страны АСЕАН, настроенные на поиски баланса отношений с США и Китаем, и есть страны вроде Камбоджи, которая является, по сути, главным проводником китайских интересов внутри блока АСЕАН. Сегодня даже Вьетнам, который, казалось бы, был еще недавно на грани превращения в союзника США, вновь возвращается к многовекторному курсу внешней политики и ищет балансы в отношениях с США и Китаем.

В то же время очевидно, что контригра АСЕАН, который сумел вернуть в регион США и выстроить довольно успешную систему сдержек и противовесов между Вашингтоном и Пекином, представляется очень рискованной. Американское военное присутствие в регионе растет, китайское тоже, с одной стороны – новые подводные лодки, с другой – непотопляемые острова–авианосцы. Ставки в вооруженном противостоянии все время растут и не факт, что страны АСЕАН смогут решающим образом влиять на ситуацию в регионе и тем более держать ее под контролем.

US Attempts to Shame Asia for “Caving to China”

Tony Cartalucci

It is becoming clear that US influence – despite its “pivot toward Asia” – is waning across the Asia Pacific region. Washington has suffered geopolitical setbacks in virtually every nation in Asia Pacific, including those now led by regimes it has meticulously organized, funded, and backed for decades. It is also waning, however, among those nations considered long-time and crucial US allies.

This includes Southeast Asia’s Thailand, whom the US repeatedly reminds the world has been Washington’s ally since the Cold War and America’s war in Vietnam, and allegedly, even before that.

Washington’s Waning Influence is Based on Floundering Fundamentals

However, in reality, Thailand has incrementally dismantled American influence over it, and has diversified its trade and cooperation with a large variety of nations – including China – as a means of depending on ties with no single nation in particular.

Thailand’s economic trade is focused primarily within Asia, with the majority of its imports and exports divided equally between China, Japan, and ASEAN, with the West collectively representing a smaller – though not insignificant – market.

It is no coincidence that Thailand’s geopolitical ties thus reflect its economic ties around the world – revealing that economic and sociopolitical realities are driving intentional relations regardless of the vast array of “soft power” means at Washington’s disposal.

A look at Thailand’s military inventories reveals a similar strategy of diversifying weapon acquisitions and partnerships as well as developing systems through indigenous industry. What used to be a military dominated by American hardware and military exercises, is transforming with the acquisition of Chinese tanks, European warplanes, Middle Eastern assault rifles, Russian helicopters, and Thai-made armored vehicles – as well as joint drills held with a variety of nations, including for the first time, China.

A similar shift is occurring throughout the rest of Asia, with China naturally assuming a large share of regional cooperation due to its geographic, economic, and demographic size.

Asia’s transformation was entirely predictable, and despite the fact that the United States attempted to “contain” China and preserve its influence throughout the rest of Asia, it did so ignoring the fundamentals of economics and sociopolitical factors, and instead focused on coercion through “trade deals,” compromising military “alliances,” and the creation and perpetuation of artificial strategies of tension both within targeted nations and between Asian states.

More Gimmicks Instead of Fixing Fundamentals

The United States, indifferent apparently to the factors that have led to its decline in Asia Pacific, has decided to double down on “soft power” gimmicks rather than examining and improving its economic fundamentals.

This includes the use of programs aimed at co-opting cadres of “young leaders” in the region to promote US interests and attempt to reverse politically the gains Asia has made economically and geopolitically.

It also includes a relentless propaganda campaign aimed at portraying nations throughout the region as capitulating to Beijing on a variety of issues that are transparently in the entire region’s best interests.

A op-ed in the Bangkok Post – a newspaper literally created by the US government – titled, “Wong saga backfires on regime,” attempts to argue that the recent deportation of a US-funded agitator from Hong Kong back to China symbolizes Bangkok’s “caving in” to China’s “every whim.”

The article claims:

The 12-hour detention of well-known Hong Kong democracy activist Joshua Wong at Suvarnabhumi airport has backfired on the military regime as criticism has poured in from local and international human rights activists over Thailand’s excessive accommodation of Beijing’s demands.

The op-ed then enumerates several other recent deals made between Bangkok and Beijing, claiming they too were made strictly to accommodate Beijing. They include the deportation of suspected terrorists to China who were bound for Turkey and likely on their way to join international terrorist organizations operating in neighboring Syria.

What’s Good for China is Good for Asia

In reality, Joshua Wong was admittedly attempting to enter Thailand to help sow the same US-backed instability in Bangkok he led in Hong Kong. He was specifically meeting US-backed agitators in Bangkok who form one of several fronts attempting to seize back political power for parties backed by and tied to Washington.

Thus, the move to deport Wong back to China was in both Beijing and Bangkok’s best interests.

Likewise, the deportation of terror suspects to China benefited both nations as well. Had Thailand continued serving as a conduit for terrorists bound for Syria – and should Syria eventually collapse under pressure from US-armed terrorists – it will lead to global instability that will reverberate across all of Asia, affecting both China and Thailand.

US attempts to destabilize China – the primary trading partner for nations across the entirety of Asia – is a direct threat to the entire region, not just Beijing.

It is not “caving in” to Beijing to ensure stability prevails and that the US is unable to repeat the “success” of its efforts to stir up political instability in North Africa and the Middle which has led to region-wide war, the death or displacement of tens of millions, the socioeconomic collapse of entire nations, and the potential for wider and more direct war across several regions of the planet.

A final irony the Bangkok Post omits amid its transparent propaganda is the fact that absent of China’s interests, Asia has for decades been made to “cave” to Washington’s every whim. It should be no surprise that a newspaper founded by a former US intelligence officer and funded by the US State Department would exhibit in its editorial pages the same sort of shameless exceptionalism that the US itself exhibits upon the international stage.

However, it is a corrosive, counterproductive “exceptionalism” Asia has collectively decided to move on into the future without.

The sooner Washington can recognize and accept this, the sooner it can rationally realign its relations with Asia toward something tangibly more constructive. While Washington will have to accept Asia as an independent and self-driven region as well as a significant competitor, it can decide whether that competition is healthy and constructive, or unfolds in an atmosphere of confrontation and perpetually impending war.

Дженнифер Ганди

Диктатуры и их институты: особый мир

Дженнифер Ганди – политолог, доцент факультета политических наук Университета Эмори (Атланта, США).

[1]

1.1. Введение

Контраст между демократией и диктатурой – в структуре, политике, социальной активности – уже давно привлекает пристальное внимание ученых. Несмотря на это, до согласия по поводу того, как определять режимы этих типов, еще очень далеко. Какие случаи можно квалифицировать как «демократии»? Какие варианты стоит записывать в «диктатуры»? Когда мы сталкиваемся с жестокостью Иосифа Сталина или Пол Пота, на второй вопрос, как представляется, можно ответить с легкостью: ведь никто не станет оспаривать отнесение их режимов к диктатурам. Но вот с другими случаями все гораздо сложнее. Скажем, на протяжении семидесяти лет Мексика каждые шесть лет избирала нового президента. Тем не менее все это время на выборах побеждал кандидат от одной и той же партии. Или вспомним Сингапур, где Ли Куан Ю на три десятилетия пресек любую политическую конкуренцию. Несмотря на это, на шкале политических режимов его правление размещают в широком диапазоне, простирающемся от «максимально деспотичного» до «максимально демократичного».

Отчасти проблема обусловлена тем, что диктаторы весьма изобретательны в вопросе о том, как организовать собственное правление. Принятие решений может сосредотачиваться в самых разных институтах, включая среди прочего хунты, политбюро, семейные советы. И все же в наибольшей мере склонность диктаторов к инновациям проявляется в тех ситуациях, когда они используют номинально демократические институты, такие, как законодательные органы или политические партии. Диктаторы нередко управляют при наличии парламентов, часть которых обладает даже формальным правом принимать законы, в то время как прерогативы других ограничены «советом и обсуждением». Комплектоваться такие ассамблеи могут либо по назначению, либо посредством выборов. Если речь о выборах, то кандидаты могут использовать партийные флаги, а могут баллотироваться в качестве независимых. Если политическое пространство монополизировано единственной партией, то партийная идентификация может оказаться не слишком существенной. Впрочем, многие диктатуры допускают многопартийность, произвольно производя селекцию партий и запрещая некоторые из них. Конечно, кто-то из диктаторов вообще обходится без подобных институтов. Эта институциональная пестрота, однако, еще более затрудняет выделение набора критериев, по которому определяются и классифицируются диктатуры.

Другим основанием для концептуальной неразберихи служит историческое использование термина «диктатура», возникшего в Древнем Риме, где его наделяли четкими и специфическими институциональными особенностями, причем резко контрастирующими с современным его употреблением. С течением времени понимание того, что представляет собой диктатура, менялось, а сам термин многократно подвергался политическим манипуляциям. В итоге тип режима, который первоначально отличался строгим следованием определенным правилам, превратился в свою противоположность, характеризующуюся отсутствием всяких правил.

Так что же такое диктатуры? И кто такие диктаторы? Каким образом они организуют свое правление, используя номинально демократические институты? Ответы на эти вопросы тонут в современных противоречиях. Для того, чтобы выявить источник разногласий, необходимо проследить историческую эволюцию интересующего нас концепта. Данная статья начнется с краткого обзора, который поможет нам понять суть нынешних дебатов о природе диктатуры. Занимаясь типологией диктатур, существовавших после Второй мировой войны, я пользуюсь минималистским определением данного явления. Соответственно, чтобы привести «диктаторский зоопарк» хотя бы в какой-то порядок, я подразделяю диктаторов на три типа, среди которых диктаторы-монархи, диктаторы-военные и диктаторы-гражданские. В этом тексте я показываю также институциональное многообразие диктатур, проявляющееся в различных вариантах использования ими номинально демократических законодательных органов и политических партий.

1.2. Что такое диктатура?

Самое простое определение диктатуры предполагает, что это противоположность демократии. По крайней мере в этом нас убеждают такие названия научных трудов, как «О социальных корнях диктатуры и демократии» или «Экономические истоки диктатуры и демократии»[2]. И все же определение диктатуры не такое непростое дело. Если первоначально этим понятием обозначали институциональный механизм, используемый в Древнем Риме, то теперь под ним подразумевается современная управленческая система, зачастую ассоциируемая с отсутствием институтов и ограничений. Трансформация смысла происходила на нескольких временных отрезках, когда первоначальное понятие искажалось ради политических целей. К середине XX века результатом этого стало негативное определение диктатуры, под которой понималась форма правления, лишенная любых атрибутов, ассоциирующихся с демократией. Но, по-видимому, у нас нет оснований приписывать недемократическим режимам полное пренебрежение институциональными формами; опыт послевоенных диктатур сполна убеждает в этом. В своих институциональных установлениях авторитарные режимы очень разнообразны, и очень важно выяснить причины и следствия этого разнообразия.

1.2.1. Историческое использование термина

В современном использовании термины «тирания» и «диктатура» находятся в тесной связи. Но так было далеко не всегда. Хотя тирания как тип политического режима была описана еще во времена Аристотеля, первоначально ее не связывали с понятием диктатуры. Во-первых, термин «диктатура» впервые появился лишь в Древнем Риме, то есть уже после Аристотеля. Во-вторых, в своем первоначальном значении у диктатуры было очень четкое и специфическое значение: так называли правление лидера, которого римский консул наделял чрезвычайными полномочиями в особо сложные периоды, когда внешние войны или внутренние распри угрожали самому существованию государства[3]. Срок правления диктатора не должен был превышать шести месяцев, и он не мог оставаться у власти после того, как назначивший его консул уходил в отставку[4]. Во время своего срока диктатор имел право использовать любые полномочия, необходимые для преодоления кризиса и восстановления прежнего конституционного порядка.

В этом кратком описании института несколько аспектов заслуживают уточнения. Во-первых, решение о том, требует ли наличная ситуация назначения диктатора, принималось регулярными государственными институтами государства – такими, как магистраты или сенат. Причем те, кто занимался этим вопросом, не могли рассматривать себя в качестве претендентов на эту должность. Во-вторых, пост диктатора был явно предназначен для одного человека; коллективное руководство могло бы помешать попыткам разрешить кризис. В-третьих, диктатура опиралась на широкий круг полномочий, но при этом не могла упразднять иные государственные институты. В-четвертых, диктатор никогда не избирался народом[5]. Наконец, в-пятых, окончательной целью диктаторского правления была реставрация прежнего политического порядка.

В этих институциональных рамках в Риме в 501–200 годах до нашей эры существовали 76 диктатур. Большинство из них занимались либо военными кампаниями против других держав, либо умиротворением внутренней смуты. У диктатора не было права осуществлять акции возмездия; как следствие, диктатура не ассоциировалась с жестоким или репрессивным правлением.

Римский военачальник Сулла, отказавшийся принять свою отставку, двинулся на Рим и в 82 году до нашей эры возродил институт диктатуры в попытке узаконить свое правление. Режим Суллы, однако, заметно отличался от традиционных диктатур. Во-первых, поскольку Сулла обрел власть только после того, как верные ему легионы завоевали Рим и расправились с его врагами, его режим стал первой диктатурой, установленной военной силой. Чрезмерная жестокость, которую Сулла проявлял в нейтрализации своих оппонентов, привела к тому, что диктатуру стали связывать с террором. Более того, в отличие от прежних диктаторов, чьи сроки пребывания в должности зависели от глубины стоявших перед ними проблем, диктатура Суллы предполагала полное сосредоточение всей власти – военной, административной, законодательной, судебной – в руках одного человека, радикально переустраивающего политическую жизнь. Понятие диктатуры, восстанавливающей прежний порядок, утратило актуальность.

Странным, однако, представляется то, что Сулла еще придерживался временных ограничений, налагаемых на диктатора. После весьма короткого правления он отошел от власти и вернулся к частной жизни. Лишь в январе 44 года до нашей эры, когда Юлий Цезарь принял титул «пожизненного диктатора», с временностью диктаторской власти было покончено[6].

Более поздние апологеты диктатуры зачастую забывали о том, что ее первоначальный смысл уже был искажен Суллой и Цезарем. В «Размышлениях о первой декаде Тита Ливия» Никколо Макиавелли восхваляет это римское изобретение, замечая при этом:

«Действительно, среди прочих римских учреждений диктатура заслуживает того, чтобы ее рассмотрели и причислили к тем из них, которые были причиной величия столь огромной державы»[7].

Объяснялись эти славословия довольно просто: поскольку, полагал их автор, коллективное законотворчество часто оказывалось недостаточно гибким, оно не очень подходило для разрешения кризиса. Размышляя в том же русле, Жан-Жак Руссо с одобрением отмечает:

«Если же опасность такова, что соблюдение закона становится препятствием к ее предупреждению, то назначают высшего правителя, который заставляет умолкнуть все законы и на некоторое время прекращает действие верховной власти суверена. В подобном случае то, в чем заключается общая воля, не вызывает сомнений, и очевидно, что первое желание народа состоит в том, чтобы Государство не погибло».

Таким образом, и для абсолютистов, и для либералов диктатура оказывается полезной в силу своей способности к решительным действиям. Но ее временнáя ограниченность тоже очень важна, поскольку иначе, «раз настоятельная необходимость миновала, диктатура делается тиранической или бесполезной»[8].

Впрочем, помимо некоторых видных авторов, о диктатуре вспоминали не слишком часто. В XIX веке, например, этот термин был использован применительно лишь к двум периодам французской истории: первым были 1789–1815 годы, а вторым – 1852-й и несколько последующих лет. Интересно, что в первом из этих случаев под диктатурой имелось в виду правление не одного человека, а нескольких лиц. В октябре 1793 года Национальный конвент приостановил действие Конституции того же года и учредил временное правительство, которое служило диктатурой революционной группы. В этой ситуации исходный римский концепт лишился еще одной составляющей: единоличного характера власти.

После такого поворота потребовалось лишь время для того, чтобы термин «диктатура» начали использовать в отношении не только группы, но и целого класса. Понятие снова всплыло на поверхность после 1917 года, когда Владимир Ленин и его товарищи начали в позитивном ключе говорить о «диктатуре пролетариата». Тем не менее уже через несколько лет негативные коннотации возобладали: либеральные оппоненты итальянских фашистов и немецких нацистов отмечали этим ярлыком все, что вызывало у них ненависть: диктатурой, по их мнению, следовало именовать «угнетающую и деспотичную форму правления, установленную силой или запугиванием, позволяющую одному человеку или группе монополизировать политическую власть без конституционных ограничений, уничтожая тем самым представительное правление, политические права граждан и любую организованную оппозицию»[9]. Действуя в том же духе, Социалистический Интернационал в 1933 году в негативном ключе применил понятие диктатуры и для описания советского режима. Так или иначе, но приложение термина и к самопровозглашенной «диктатуре пролетариата» в России, и к фашистской диктатуре в Италии не имело ничего общего с первоначальной римской концепцией. Фашисты никогда не пытались вписать власть в какие-то временные рамки; а «диктатура пролетариата», хотя и была по природе своей не вечной, явно не стремилась реставрировать старые порядки.

Но события межвоенного периода никак не способствовали попыткам сохранить изначальное понимание диктатуры[10]. Желая обосновать исключительную власть и дезавуировать большевистское использование термина, Карл Шмитт отличал «комиссарскую диктатуру» от «диктатуры суверена». Первая из них во многом соответствует оригинальной концепции диктатуры, зародившейся в Древнем Риме. Что же касается «диктатуры суверена», то в отношении ее Шмитт разрушает границу между нормальным и чрезвычайным временем, заявляя, что диктатор обладает полномочием восстанавливать доконституционную волю людей, даже если она подразумевает изменение самой конституции. Разрабатывая свою теорию, Шмитт стремился обосновать предоставление немецкому рейхспрезиденту диктаторских полномочий для борьбы с экономическим и социальным кризисом. Выдвинутая им идея «диктатуры суверена» важна потому, что она, трактуя интересующий нас термин, увязывает воедино теорию и практику. Рисуемый Шмиттом тип диктатуры не может быть ни временным, ни реставрационным.

Однако позитивные коннотации, связанные с термином «диктатура», так и не смогли возобладать. Как отмечают Питер Баер и Мелвин Рихтер, «в 1940-е годы в обширной научной литературе и в политическом дискурсе либеральных и конституционных государств под диктатурой по-прежнему понимали полярную противоположность демократии»[11]. Поскольку в годы войны и сразу после нее демократия олицетворяла только хорошее, ее антитеза, по определению, являлась чем-то плохим.

Противопоставление демократии и диктатуры является феноменом XX века. Со времен Аристотеля, классифицировавшего политические режимы по числу правящих, политическая наука пользовалась трехчленным делением на монархию, аристократию и демократию. Но потом принятая схема начала разрушаться, причем происходило это по двум направлениям. Макиавелли первым противопоставил власть одного человека власти ассамблеи (немногочисленной или, напротив, многочисленной), тем самым обособив монархию от иных политических режимов. Другой удар по трехчленной градации, по мнению Норберто Боббио, нанес Ганс Кельзен, объявивший о том, что делить режимы исходя из числа людей, принимающих управленческие решения, вообще нельзя[12]. Вместо этого, Кельзен предложил различать их в зависимости от наличия или отсутствия политической свободы: «Политически свободен тот, кто подчиняется легальному порядку, в создании которого он сам принимает участие»[13]. Ключевым отличием, следовательно, выступает отличие между автономией и гетерономией: к демократическим формам правления относятся те, в которых законы создаются теми же людьми, в отношении которых их потом и применяют, – нормы здесь автономны. В автократических государствах, напротив, круг законодателей не совпадает с кругом тех, кому закон адресован, – иначе говоря, тут преобладает гетерономная норма. Таким образом, по мнению Кельзена, «более целесообразно выделять не три, а только два типа конституций: демократическую и автократическую»[14].

Под давлением этой дихотомии современные исследователи сосредоточились на определении демократии, пренебрегая диктатурой как остаточной категорией, определяемой только в терминах того, чем она не является. Воспринимаемые в подобном свете диктатуры оказываются режимами, где нет конкурентных выборов, нет верховенства права, нет политических и гражданских прав, нет регулярного обновления власти. Возможно, относительно демократии все перечисленные атрибуты характеризуют диктатуры довольно ярко, но в определениях, строящихся на отсутствии тех или иных особенностей, ускользает из вида заметное разнообразие в организации диктаторских режимов.

1.2.2. Современные противоречия

Диктатуры определяются здесь как режимы, в которых правители получают власть не в ходе конкурентных выборов, а иными способами[15]. Такие лидеры могут приходить к власти в результате государственного переворота, дворцового путча, революции. Они могут брать власть сами, с помощью армии или посредством иностранного вмешательства. Принципиальный момент состоит в том, что они обретают власть, минуя «конкурентную борьбу за народные голоса»[16]. Такое понимание диктатуры, хотя и не приближающее нас к ее позитивному определению, полезно по основаниям как практического, так и теоретического характера. Рассмотрим эти основания.

Вышеупомянутое определение диктатуры следует считать минималистским, поскольку оно фокусируется скорее на процедурных, а не на сущностных аспектах режима. Минималистская дефиниция вводится ради аналитической ясности. А вот те определения, в которых перечисляются конкретные характеристики режима, всегда проблематичны. Первое и наиболее значительное затруднение состоит в том, что многочисленность атрибутов сильно затрудняет проверку причинно-следственных связей. Рассмотрим, например, четыре ключевых элемента авторитаризма, предложенные Хуаном Линцем: ограниченный политический плюрализм, приоритет менталитета над идеологией, слабость политической мобилизации; наличие лидера, осуществляющего власть, даже если ее границы не определены[17]. Если определить авторитаризм на основе этих четырех измерений, а затем задуматься о взаимосвязи между ним и экономическим развитием, то какие выводы можно сделать о причинно-следственной стороне этих отношений? Что больше будет влиять на наблюдаемые нами тенденции: ограниченность политического участия, стиль руководства, какая-то комбинация этих и других факторов? В отношении диктатур, выделяемых таким образом, мы едва ли сможем сказать многое.

Во-вторых, широкие определения могут повлечь за собой оформление субстантивных понятий, или генерирующих тавтологии, или же ограничивающих практическую применимость произведенного концепта. Так, предлагаемое Питером Эвансом разграничение государства «развивающегося» и государства «хищнического» уже намекает на то, какие результаты каждое из них будет производить[18]. Не приходится удивляться и тому, что бюрократически-авторитарные режимы будут ориентироваться на политику, исключающую широкое участие, поскольку само их наименование построено на том, что они именно так и поступают[19]. Но, даже вдруг обнаружив, что эти режимы иногда проявляют открытость, мы не сможем предложить ничего иного, кроме как усомниться в ценности обозначенного критерия.

В-третьих, хотя напрямую связывать эту проблему с широкими дефинициями и не стоит, тем не менее нельзя не отметить прочной корреляции между количеством атрибутов и аморфностью описываемых с их помощью понятий: например, «особенности менталитета» трудно измерить или даже идентифицировать.

Наконец, в-четвертых, добавляя к определению диктатуры все новые характеристики, мы рискуем упустить из виду самые важные отличия политических режимов. Так, Мексика, несмотря на почти вековое доминирование Институционно-революционной партии, рассматривалась в качестве диктатуры лишь со значительными оговорками, касающимися прав человека, контроля гражданской администрации над военными и так далее. И все же разнообразие диктатур, базирующееся на сторонних характеристиках, не должно затемнять главного отличия, присущего всем диктатурам и обособляющего их от демократий – отсутствия конкурентных выборов.

Причины, подталкивающие к использованию минималистского критерия, никак не оправдывают самого выбора сущностных критериев. Фактически подчеркивание роли выборов как главной отличительной особенности, отделяющей демократию от диктатуры, не является бесспорным[20]. Почему же тогда исходя из минималистского подхода нужно фокусировать внимание именно на выборах?

Во-первых, такая фокусировка соответствует тем теоретическим вопросам, которые чаще всего возникают в связи с эмпирическим исследованием политических режимов. Перспектива обрести власть, участвуя в регулярных и состязательных выборах, формирует для политических акторов самобытный набор стимулов, отличающийся от мотивов, производимых нерегулярными и невыборными методами отбора. Соответственно, различие в стимулах влечет за собой разное поведение и разные результаты. Рассмотрим, например, воздействие, оказываемое типом политического режима на экономическое развитие. Согласно Джону Локку и позднее отцам-основателям США, демократия способна вредить политическому порядку и экономическому прогрессу, поскольку выборы без имущественного ценза позволяют неимущим избирать демагогов, готовых присвоить и перераспределить собственность богатых классов[21]. Более свежие теории, напротив, утверждают, что для развития плохи именно диктаторские режимы, так как диктаторы, не связанные электоральными сдержками, вольны извлекать ренту и подменять общественное благо частными интересами. В любом случае выборы выступают причиной, по которой политические акторы вынуждены вести себя по-разному при демократии и при диктатуре.

Во-вторых, классификация режимов по электоральным основаниям напоминает нам о том, что, даже если диктаторы пользуются какими-то иными, номинально демократическими, институтами, скажем, парламентами или партиями, они не перестают быть диктаторами. В системах, где, с одной стороны, лидеры избираются на конкурентных выборах, а с другой стороны, они не избираются вовсе, политическая жизнь организована в корне по-разному. Как объясняет Адам Пшеворский, демократия, в отличие от диктатуры, является такой политической системой, в которой ни один актор не может быть уверен в исходе предстоящего голосования[22]. Наиболее зримым проявлением этой неуверенности и выступают, собственно, конкурентные выборы; их результат оказывается своеобразной инструкцией, причем как для победителей, так и для проигравших – «победителям предстоит въехать в Белый дом, Розовый дом или какой-нибудь иной palacio, […] – а проигравшие никуда въезжать не будут и примут то, что останется на их долю»[23].

В настоящей работе я пользуюсь предложенной Пшеворским и его соавторами дихотомической классификацией, различающей политические режимы по электоральным критериям[24]. Моя выборка охватывает 140 стран, которые в период с 1946-го по 2002 год жили под властью диктатур (в совокупном распределении по странам этот массив составляет 4607 страно-лет). В послевоенный период диктаторские режимы составляли в мире подавляющее большинство. В 1970-е годы 75% всех стран были диктатурами, а к середине 1990-х их доля снизилась примерно до 50%. В большинстве случаев отнесение того или иного режима к разряду диктатур не вызывает полемики, поскольку с ним соглашается большинство известных классификаций политических режимов. Совпадение в оценках «Freedom House», «Polity» и соавторов Пшеворского варьирует от 88% до 95%[25]. Но если исключить простые случаи, находящиеся по краям выборки (например, Северную Корею и Иран, а также Швецию и Великобританию), то «зона совпадений» заметно сокращается: например, для данных «Freedom House» и «Polity» она составит лишь 75%. Затруднения возникают с Мексикой, Ботсваной, Малайзией, другими государствами, находящимися в середине спектра. Группа Пшеворского, однако, определяет тип режима на основе четких и поддающихся фиксации критериев, вытекающих из его минималистского и процедурного определения. По их мнению, режим является диктатурой, если он не соблюдает по крайней мере одного из четырех правил: 1) глава исполнительной власти должен избираться; 2) легислатура должна избираться; 3) в выборах не может участвовать только одна партия; 4) власть должна быть сменяемой[26].

C 1946-го по 2002 год бóльшую часть нашей выборки составили страны тропической Африки: на них приходятся 1800 условных страно-лет. 87% этого массива страно-лет они управлялись диктаторскими режимами. Точно такие же показатели недемократического правления наблюдались на Ближнем Востоке и в Северной Африке. В отношении Восточной Европы и бывшего Советского Союза соответствующие цифры составили 74%, а Азии 68%. На Латинскую Америку приходится меньшая доля диктаторских страно-лет, всего 38%, что объясняется многочисленными переходами от автократии к демократии и обратно. Наконец, диктатуры Южной Европы, существовавшие большую часть этого полувекового периода, обеспечили западноевропейским странам в целом 7% страно-лет, проведенных под властью диктаторов.

В рамках отдельных регионов частота и длительность диктаторского правления также заметно варьировала. Некоторые страны, например, Иордания или Китайская Народная Республика, управляются диктатурами с самого своего основания. В других странах такие периоды были короче, но зато встречались чаще: так, Аргентина за это время пережила четыре диктатуры, а Гана – три. Наконец, в некоторых местах диктаторское правление было лишь мимолетным эпизодом. В послевоенный период Коста-Рика, например, была диктатурой лишь 18 месяцев – после того, как в мае 1948 года власть в стране захватил Хосе Фигерес Феррер. Средняя протяженность диктаторского цикла в мире, однако, оставалась весьма длительной и составляла 40 лет.

1.3. Кто такие диктаторы?

Определившись с выборкой диктаторских режимов, можно переходить к следующему шагу: идентификации лидеров, управляющих диктатурами. Решение этой задачи важно постольку, поскольку нас интересует воздействие институциональных особенностей диктаторских режимов на политику, а решения о том, как выстраивать диктаторские институты и какую линию им проводить, принимают только те, кто реально имеет власть. При демократиях идентификация эффективных лидеров обычно не составляет проблемы: премьер-министры руководят парламентскими режимами, а президенты управляют в президентских системах. Но при диктатуре такая задача оказывается более сложной. Почему?

Одна из причин состоит в том, что при диктатуре глава государства может иметь самые разные титулы. В «обычных» диктатурах он зачастую называется «президентом», а в монархиях диктатора именуют «королем» или «эмиром». Но иногда диктаторы обладают более креативными титулами: это может быть «председатель государственного совета по восстановлению законности и порядка» (официальный титул главы бирманской военной хунты с 1981 года), «лидер революции» (официальный титул Каддафи с 1979 года) или просто «духовный лидер» (титул rahbar был принят Хомейни в 1980 году).

Помимо семантических затруднений, идентификация подлинного главы диктаторского государства сложна и потому, что в нем порой имеется множество руководящих фигур, как номинальных, так и реальных. При коммунистических режимах, например, премьер-министр, председатель государственного совета (то есть президент), генеральный секретарь коммунистической партии формально составляли руководство, однако первые два, как правило, на деле ни за что не отвечали. Показателен в данном отношении крайний случай: Лю Шаоци оставался президентом коммунистического Китая даже после того, как хунвейбины во время культурной революции выгнали его из собственного дома и вынудили заняться «самокритикой». (Перед тем, как убить его в 1969 году, Мао Цзэдун лишил Лю Шаоци президентских полномочий[27].) В коммунистических странах реальным главой государства оказывается генеральный секретарь партии.

Еще более трудны случаи некоммунистических режимов, в которых номинального лидера зачастую трудно отличить от «серого кардинала», скрывающегося за сценой. Иногда государством управляют военные, но делать этого явно они не хотят. В таких ситуациях президентские обязанности исполняют гражданские лица (Абдель Азиз Бутефлика в Алжире, Хуан Бордаберри в Уругвае, Рату Сир Камисесе Мара на Фиджи). Кроме того, в редких случаях долгосрочный диктатор время от времени меняет номинальных глав правительства, сохраняя за собой реальную власть. Рафаэль Трухильо продолжал быть подлинным главой диктатуры даже после того, как он в 1952 году сделал своего сына Гектора президентом Доминиканской Республики. Аналогичным образом Анастасио Сомоса Гарсия правил Никарагуа на протяжении 19 лет даже тогда, когда в 1940-е годы на трехлетний период передал пост президента другому человеку.

В некоторых странах борьба за реальное политическое лидерство была главным элементом их политической истории. С самого обретения независимости, состоявшегося в 1970 году, в центре политической жизни Камбоджи оставалась борьба за власть между монархом и главой кабинета министров. В Пакистане аналогичное противостояние разворачивалось между президентом и премьер-министром. В подобных случаях номинальный глава правительства отнюдь не всегда оказывается его реальным руководителем.

Учитывая разнообразие в организации политического руководства, очень важно сформулировать правила, в соответствии с которыми можно выявить реального руководителя, избегая нередко ошибочных суждений ad hoc. В настоящей работе под реальным лидером понимаются: 1) генеральный секретарь коммунистической партии при коммунистической диктатуре (за исключением случая Дэн Сяопина в Китае, который никогда не был генсеком); 2) король или президент в некоммунистических диктатурах – за исключением случаев Сингапура, Малайзии, Камбоджи, Лаоса и Мьянмы, в которых подлинный глава иногда носит титул «премьер-министра»; 3) другие индивиды или военные институты – в тех случаях, когда источники единодушны в том, что номинальный глава государства не обладает реальной властью[28].

Первые два правила относительно бесспорны; они позволяют успешно классифицировать большинство случаев в нашей послевоенной выборке. На протяжении приблизительно 270 страно-лет подлинный глава государства отличается от номинального руководителя по причинам, упомянутым ранее. Классификация подобных случаев зависит от относительной субъективности используемых источников, но я привлекаю достаточно широкий массив материала, позволяющий справляться и с «тяжелыми» случаями.

Диктаторы не появляются с интенсивностью «по диктатору на каждый год», и поэтому в качестве единицы, позволяющей фиксировать их правление, я использую «страно-год». Диктатуры часто переживают политическую нестабильность: подлинные руководители диктаторских режимов могут меняться несколько раз в год[29]. На протяжении 100 наблюдаемых страно-лет лидер диктатуры менялся более одного раза. «Сменщики» могли приходить на очень короткий период: так, Леон Кантав на Гаити утвердился у власти лишь на пять дней. Независимо от краткости сроков мы должны фиксировать появление и таких лидеров, поскольку не можем знать, насколько они готовы были бы задержаться у власти.

Из моего анализа исключены диктатуры, которые управлялись коллективно: Югославия после смерти маршала Тито в 1980 году и до распада государства в 1990-м, Босния-Герцеговина с 1998-го по 2002 год, Сомали при пяти председателях Совета национального спасения с 1997-го по 1999 год. При коллективном руководстве невозможно возложить ответственность за принятые решения на отдельного лидера – именно из-за этого указанные примеры не были приняты во внимание.

Таким образом, моя выборка включает 558 диктаторов из 140 стран, находившихся у власти с 1946-го по 2002 год. Некоторые страны, как, например, Экваториальная Гвинея и Оман, пережили за этот период лишь одну смену власти, тогда как в других перемены были скорее нормой. Так, Республика Гаити с 1946 года до перехода к демократии в 1994-м управлялась 19 руководителями, некоторые из них находились у власти лишь считанные дни.

Мир диктаторов очень разнообразен не только по длительности пребывания у власти, но и по их происхождению. Эрнесто Седильо, изучавший экономику на Западе и ставший последним в длинной веренице мексиканских лидеров, приходивших к власти при упорядоченных правилах преемственности, установленных Институционно-революционной партией, внешне не имеет ничего общего с иранским аятоллой Хомейни, возглавившим революцию, свергшую шаха. Точно так же и Фердинанд Маркос, который, выиграв сначала выборы, задержался у власти на Филиппинах на двадцать лет, кажется не слишком сопоставимым с Пол Потом, на протяжении трех лет возглавлявшим убийственную диктатуру «красных кхмеров» в Камбодже. Все эти примеры, иллюстрирующие предельное разнообразие диктаторов, ставят перед нами вопрос: можно ли вообще систематизировать столь разношерстную группу правителей?

Я группирую руководителей диктаторских режимов по трем типам: это монархи, военные правители и гражданские диктаторы. Почему выделены именно эти типы? Во-первых, монархия исторически рассматривалась как отдельный тип политического режима. Во-вторых, недемократических правителей из военной среды столь же привычно принято отделять от гражданских деспотов. Но традиция не единственное основание; имеются и другие принципиальные причины, заставляющие выделять упомянутые типы.

Такое разграничение позволяет обозначить уникальные разновидности угроз, с которыми сталкиваются диктаторы, и выделить институциональные методы, посредством которых они с этими угрозами справляются. Хотя недовольство диктатурой может исходить из любого сегмента общества, первейшую опасность для диктатора обычно представляют члены правящей элиты. Диктаторов очень часто смещают их собственные сподвижники. Принадлежащий к правящей элите потенциальный узурпатор находится в выгодном положении, позволяющем ему подготовиться к успешному отстранению действующего лидера.

Желая устранить угрозу, которую несут в себе элиты, диктаторы поддерживают такой порядок, в рамках которого они самолично принимают все важные решения и держат потенциальных соперников под неусыпным контролем. Особенности этого порядка зависят от типа диктатора, поскольку именно им предопределяется и возможный круг угроз, и средства их преодоления. В итоги монархи полагаются на семейные и родственные связи, а также на консультативные советы; военные руководители сдерживают ключевых конкурентов из рядов вооруженных сил в рамках военных хунт; а гражданские диктаторы обычно создают внутри правящей партии маленький орган, что-то вроде политбюро, куда кооптируют потенциальных конкурентов. Поскольку процесс принятия решений протекает внутри этих миниатюрных институтов, именно в их рамках и устанавливается, перед кем диктаторы будут подотчетны и как внутри режима будет распределяться власть. В итоге эти институты накладывают на диктаторов всевозможные ограничения, в свою очередь влияющие на решения правителей и их действия.

1.3.1. Монархи

Монархия всегда рассматривалась как такой тип правления, который стоит особняком от других форм недемократического руководства. Одной из причин такого обособленного рассмотрения было, вероятно, то, что ранние классификации политических режимов основывались на количестве людей, обладающих властью. Аристотель, например, выделял монархию как «правление одного», противопоставляя ее правлению нескольких или многих.

Исторические описания монархического абсолютизма лишь закрепляли это обособление, хотя уже в них отмечались присущие единоличному правлению внутренние недостатки. Свобода от любых ограничений позволяла монархам быть неосмотрительными, непредсказуемыми, нестабильными, а это вредило не только их собственным интересам, но и интересам их подданных. Когда французские короли, например, обращались к различным формам экспроприации, позволявшим финансировать войны и расточительный образ жизни, французы страдали. В конечном счете хищничество государства заставляло население менять свое социальное поведение.

В итоге необходимость как-то связывать или ограничивать собственных властителей становилась для их подданных все более очевидной. Жан Боден, убежденный роялист XVI века, советовал своему королю ради большего послушания подданных разделить власть с другими и добровольно ограничить себя. По словам Бодена, «чем меньше власть суверена, тем более она прочна»[30]. Следовательно, самоограничение самых различных видов – в интересах короля; в ряду сдерживающих факторов могли выступать естественные законы, принципы престолонаследия, древние обычаи, запрет на налогообложение без согласия подданных, наличие независимых магистратов, парламентские прерогативы.

Приняли ли европейские монархи близко к сердцу уроки Бодена и других политических теоретиков? Это сомнительно. Хотя они охотно учреждали конституции, парламенты, суды, желание сковывать свою королевскую власть посредством этих институтов не слишком просматривается. У этой неоднозначности были свои причины. Хотя британские и французские короли на собственном горьком опыте (через свержение и казнь) узнали, что властью надо делиться, большинство монархов всеми силами стремились защитить свое самодержавие от посягательств парламента[31]. Принципы подотчетности короны парламенту внедрялись лишь после многолетних споров между монархами и ассамблеями, а кодифицировались еще позже[32]. Как свидетельствует европейская история, на протяжении довольно долгого времени наличие конституций отнюдь не означало ограничения власти суверенов.

Современные ближневосточные монархи столь же рьяно сопротивляются попыткам ограничить их власть. После обретения политической независимости правители региона пытались рационализировать собственные управленческие системы, санкционируя конституции, парламенты и политические партии. Конституция Ирака 1925 года, например, позволяла королю назначать премьер-министра, но при этом делала кабинет ответственным перед парламентом. Аналогичные нормы были включены в Конституцию Кувейта и Конституцию Египта 1923 года; в период действия последней оппозиционная партия «Вафд» не раз располагала парламентским большинством. И все же, подобно своим европейским визави, эти монархи не имели желания поступаться властью в пользу своих институциональных творений. Причем, в отличие от европейцев, они могли настаивать на своем, применяя жесткую силу. В Египте монарх трижды грубо нарушил Конституцию 1923 года за первые семь лет ее действия[33]. Аналогичным образом «на бумаге парламент Ирака был весьма влиятельным, но при этом не было ни одного случая, чтобы правительство или хотя бы отдельный министр ушли в отставку из-за парламентского вотума недоверия»[34].

Взамен, однако, ближневосточным монархам приходилось принимать ограничения иного рода. Их связывают не столько конституции и ассамблеи, сколько династические семьи. Они вынуждены доверять ответственные государственные посты кровным родственникам, делая их законными получателями государственных доходов и привлекая к принятию решений на всех уровнях. В 1992 году эмир Катара, например, реорганизовал кабинет таким образом, что ближайшие члены его семьи оказались министрами: сыновьям достались посты министров нефти и газа, внутренних дел, экономики и торговли, внук стал министром обороны, а племянники отвечали за общественное здравоохранение и дела ислама[35]. Точно так же саудовский король Фахд доверил ключевые посты в правительстве шестерым своим братьям, которые вместе с монархом составили так называемую «семерку Судаири», управляющую страной.

Члены семей играют ключевую роль в принятии важнейших решений; это особенно хорошо видно в вопросах преемственности власти. В Кувейте, в частности, у власти менялись представители двух ветвей клана Сабах, но при этом всегда соблюдалось главное правило: «семья “избирает” правителя на основе консенсуса»[36]. В Омане следующий по мужской линии наследник из семьи аль-Саид тоже должен утверждаться семейным советом. В Саудовской Аравии престолонаследие стало более упорядоченным после того, как король Фейсал учредил Королевский семейный совет, консультирующий монарха по вопросам преемственности. Этот орган получал право контролировать передачу власти в случае кончины действующего монарха[37].

Конечно, передача престола на Ближнем Востоке не всегда происходит по утвержденным правилам. После Второй мировой войны монархи оставляли трон не только из-за естественной кончины, но и в результате убийства или свержения другими родственниками. Тем не менее, даже когда нарушение правил наследования имело место, оно обычно происходило с одобрения ключевых членов семьи. Фейсал не свергал официального (и считавшегося некомпетентным) наследника, определенного его отцом, пока не заручился поддержкой других саудовских принцев. Эмир Катара, находившийся на отдыхе в Швейцарии, в 1995 году был низложен собственным сыном, который тоже опирался на поддержку родственников. Таким образом, главной угрозой для монархов выступают члены их собственных семей, имеющие законное право приходить им на смену.

Иначе говоря, монархи далеко не всегда игнорируют тезис Бодена о том, что самоограничение способно повышать их шансы на политическое выживание. Как убедительно демонстрируется в научной литературе, на Ближнем Востоке смогли устоять только те властители, которые успешно перешли от традиционных самодержавных монархий к династическим монархиям, где средоточием власти выступает семья как целое[38]. Переход к такой династической структуре уберег монархии в Бахрейне, Кувейте, Катаре и Саудовской Аравии от угрозы революции и сделал смену режима маловероятной, несмотря даже на конъюнктуру нефтяных цен. Напротив, монархии, которые придерживались принципов абсолютного самодержавия, не признающего семейных сдержек, как, например, в Египте, Ираке и Ливии, бесславно пали, уступив место революционным диктатурам. Становление династических монархий означает, что короли больше не пользуются приоритетом в отношении других членов своих семей. Учитывая альтернативу, которую влек за собой отказ реформироваться – полный крах монархического правления, – то была цена, которую большинству монархов пришлось заплатить. Нынешних королей ограничивают не парламенты или суды, а семейные и родовые кланы. Следовательно, единоличное правление превратилось в правление семейное.

1.3.2. Военные диктаторы

Как показывает марш Суллы на Рим, использование армии для захвата власти имеет долгую историю. Но фактически применения силы требует любой неправовой захват власти; гражданские лидеры, решившие узурпировать власть, могут применять насилие в тех же объемах, что и военные. Следовательно, использование силы или организация военного переворота не являются признаками, отличающими военную диктатуру от других форм недемократического правления.

Сущностью военного правления выступает то, что именно вооруженные силы оказываются институтом, посредством которого правители руководят обществом. Подобно тому, как современные монархи вынуждены кооптировать в управленческую систему членов своих семей, используя их для консолидации правления, военные диктаторы должны нейтрализовать угрозы, исходящие от ближайших сподвижников, привлекая их к сотрудничеству в деле реализации власти.

Центром принятия властных решений внутри военного режима выступает хунта. С точки зрения генералитета, который берет власть от лица институционализированных вооруженных сил, типичная хунта должна быть небольшой; обычно ее составляют командующие различных родов войск. Если переворот осуществляется не всей армией, а какой-то группой низших и средних чинов, то хунта более многочисленна, поскольку мятежникам надо привлекать на свою сторону как можно больше сторонников из числа военных. Например, после переворота 1966 года в Гане состав военной хунты поэтапно увеличивался по мере того, как мятежники ощущали все новую нужду в более основательной поддержке внутри вооруженных сил. Сразу же после переворота в Совете национального освобождения Ганы были шесть членов; на следующий день их число возросло до девяти, а через четыре дня добавились еще двое. Наконец, спустя две недели в состав хунты были введены очередные шесть офицеров[39]. По наблюдению Сэмюеля Файнера, в отличие от большинства хунт Латинской Америки, которые состоят из трех или четырех глав родов войск, хунты в иных регионах мира, создаваемые в 1980-е годы младшими и средними офицерами, в среднем состояли из одиннадцати членов[40].

В целях реализации власти может быть использована уже сложившаяся организационная структура вооруженных сил. В Индонезии, например, за осуществившей государственный переворот армией была зарезервирована пятая часть всех мест в парламенте, а в каждой из десятков тысяч индонезийских деревень размещался военнослужащий, представлявший на месте вооруженные силы[41]. Наиболее ярким примером использования военной иерархии в качестве управленческой структуры стал, вероятно, так называемый «процесс национальной реорганизации» (Processo) в Аргентине. Накануне переворота 1976 года четыре рода войск согласовали детальный раздел власти, целью которого было недопущение доминирования сухопутных сил. В соответствии с этим соглашением все законодательные инициативы будущего военного режима подвергались проверке специальными комитетами внутри родов войск; только после этой процедуры их выносили на рассмотрение хунты. Иначе говоря, внутри вооруженных сил был запущен процесс согласования интересов, к которому привлекались все заинтересованные группы[42].

Таким образом, военная диктатура как тип режима не могла возникнуть до тех пор, пока вооруженные силы не достигали должного уровня специализации и профессионализации. Скажем, в отношении Латинской Америки после получения независимости от Испании более уместно говорить о вооруженных группировках, руководимых местными caudillos, а не о современных военных структурах. Становление армий современного типа на континенте началось лишь в XIX веке с учреждения военных академий, где готовились будущие офицеры. Внедрение воинских уставов европейского типа и переход ко всеобщей воинской повинности привели к началу 1900-х годов к созданию «новых» армий.

Профессионализация военных создала институт, обособленный от остального общества. В эпоху caudillos в Латинской Америке офицерская карьера считалась непривлекательной. В результате подбор кадров осуществлялся все более закрытым образом, что в свою очередь углубляло отгораживание военных от гражданских элит и внутренне сплачивало армию.

«Сочетание изоляции от общества как единого целого с групповой сплоченностью делало воинскую жизнь абсолютно закрытой: это было горделивое слияние с институтом, который ограничивал социальный горизонт, но в то же время формировал сознание того, что он играет важнейшую роль в жизни государства»[43].

Профессионализация военных соответствовала планам гражданских элит, которые хотели ограничить власть caudillos и рационализировать монополию государства на применение силы. В то же время гражданские элиты желали обращаться к военным как арбитрам, способным решать проблемы в период кризисов.

«Военных постоянно призывали на роль модераторов политической деятельности, но при этом отрицали за ними право менять политическое устройство. Их задачи сводили к консервативному поддержанию функционирования системы»[44].

Конкретно это означало, что всякий раз, когда военные вмешивались, от них ожидались только смещение главы государства с его поста и передача власти альтернативным гражданским силам. Поскольку временная форма правления была нацелена на восстановление прежнего политического порядка, вооруженные силы выполняли функции диктатуры в первоначальном, древнеримском, ее понимании. Гражданские элиты, защищавшие профессионализацию армии, не предусмотрели, однако, того, что укрепление военной автономии, не связанной никакими гражданскими партиями, создавало предпосылки для инициативного и самостоятельного вмешательства армии в политику. Именно поэтому военное вмешательство, которое не ограничивало армию ролью модератора, скоро стало на континенте общим явлением.

Однако латиноамериканский опыт обособления солдата от гражданина не был универсальным. Во многих развивающихся странах профессионализация военных начиналась еще в колониальный период, когда европейские державы пытались укреплять свой контроль над отдаленными землями. После установления независимости военные силы, уже сложившиеся в профессиональном плане, превратились в «образец развития, посредством обязательной воинской повинности распространявший свое влияние на все группы общества»[45]. В этом процессе социализации подчеркивалась скорее интеграция военных в социум, а не сепарация их в качестве особого института. Если члены вооруженных сил рассматриваются не только как солдаты, но и как граждане, то им и надлежит возглавить работу по модернизации обществ, которую они делят с соотечественниками. Причем, как считалось, военные прекрасно приспособлены для такой руководящей миссии, поскольку вооруженные силы развивающихся стран были лидером в использовании импортных технологий – новинки приходили в армию раньше, чем в промышленность или сельское хозяйство. Кроме того, они, в отличие от других структур, применяли меритократические стандарты в расстановке и продвижении кадров, регулярно обеспечивали базовые потребности своих членов (например, обучали их грамотности, предоставляли пищу и кров), предлагали программы, ассоциируемые с современным «социальным» государством (страховали, обеспечивали пенсии и семейные выплаты). В итоге вооруженные силы во многих странах стали рассматриваться в качестве флагмана модернизации, способного преобразовать традиционные уклады жизни в современные и дать всем гражданам то же, что они предлагали военнослужащим.

Независимо от того, считались ли они обособленным или интегрированным институтом, временным инструментом разрешения кризиса или орудием долгосрочных социальных перемен, военные повсюду начали претендовать на специальную роль в отстаивании «национальных интересов». Обосновывая захват власти, аргентинская военная хунта, организовавшая путч 1976 года, заявляла:

«В связи с тем, что все конституционные механизмы были исчерпаны, а выход из кризиса путем естественных процессов оказался невозможным, вооруженные силы были вынуждены положить конец ситуации, унижающей нацию и подвергающей риску ее будущее»[46].

Подобные слова люди в униформе после очередного военного переворота не раз повторяли и в других развивающихся странах.

Претензии военных на эксклюзивное отстаивание «национальных интересов» вполне правомерно воспринимались с изрядной долей скептицизма. Дело в том, что к решительным действиям вооруженные силы могут подталкивать самые разные мотивы. Как и любая другая корпорация, военные имеют собственные институциональные интересы, которые предполагают отстаивание собственной автономии и наращивание ресурсов. Кроме того, в рядах вооруженных сил могут доминировать отдельные социальные группы, на которые правители делают особую ставку. Колониальные администрации, например, укомплектовывали свои армии представителями этнических и расовых меньшинств, предполагая, что эти группы, опасающиеся неизбежной гегемонии большинства после достижения независимости, будут лояльно защищать интересы колонизаторов. Нынешние лидеры развивающихся стран продолжают использовать ту же тактику «разделяй и властвуй». Итогом ее оказывается то, что персонал вооруженных сил молодых государств, состоящий из представителей специфичных социальных групп, нередко отождествляет себя только с этими группами и ведет себя соответственно. И, разумеется, в некоторых случаях военные руководители действуют исходя из сугубо личной корысти. В целом же военные правители, как представляется, очень часто ведут себя так же, как и гражданские диктаторы; и этот факт ставит под сомнение наличие у них каких-то уникальных и специфических интересов[47].

1.3.3. Гражданские диктаторы

Помимо монархов и военных правителей, существуют еще и гражданские диктаторы. Их положение оказывается наиболее сложным, поскольку, в отличие от представителей первых двух групп, они не располагают готовой организационной структурой, на которую можно опереться. Некоторые диктаторы привлекают к управлению родственников и даже передают власть своим детям: так, сыновья наследовали гражданским диктаторам в Северной Корее, Сирии, Никарагуа, на Гаити. И все же отцы-диктаторы были не в состоянии обеспечить династическую преемственность сверх одного поколения[48]. Одной из причин этого выступало, вероятно, отсутствие у них обширных родственных кланов, посредством которых они могли бы эффективно контролировать противников внутри правящей элиты и народа в целом.

Гражданские диктаторы не могут обращаться к вооруженным силам с такой же легкостью, с какой это делают военные правители, которые, будучи действующими офицерами, способны опираться на институциональную иерархию и воинское нормы товарищества. Гражданские лидеры зачастую презираемы военными, особенно в тех ситуациях, где армия ощущает себя носительницей какой-то особой и уникальной миссии. В подобном контексте встает вопрос о том, что же заставляет людей с оружием подчиняться людям без оружия. Согласно одному из возможных ответов, военные стараются избегать власти, чтобы не нарушать корпоративной сплоченности[49].

Преодолевая все эти затруднения, гражданские диктаторы стараются обзавестись собственной организацией. Именно о ней говорит Владимир Ленин в следующем заявлении 1921 года:

«Только политическая партия рабочего класса, т.е. коммунистическая партия, в состоянии объединить, воспитать, организовать такой авангард пролетариата и всей трудящейся массы, который один в состоянии… руководить всей объединенной деятельностью всего пролетариата, т.е. руководить им политически, а через него руководить всеми трудящимися массами. Без этого диктатура пролетариата неосуществима»[50].

Ленинское новаторство предполагало соединение харизматической и рациональной власти, сочетавшее «полнейшую личную преданность партийцев своей партии с беспристрастным групповым контролем над сохранением этой преданности и подчинением иерархии»[51].

Использование единственной партии для управления государством широко применялось гражданскими диктаторами во всем развивающемся мире. После получения независимости однопартийные системы возникли в 60% государств тропической Африки. В некоторых странах, таких, как Ангола и Берег Слоновой Кости, партии правящего режима появлялись на следующий день после провозглашения независимости. В других государствах, таких, как Габон и Заир, консолидация занимала несколько лет. Два аргумента, отчасти противоречащих друг другу, обычно выдвигаются для обоснования однопартийной системы в развивающихся странах. В некоторых из них, с одной стороны, повторяются старые ленинские идеи, согласно которым единственная партия была нужна для того, чтобы преодолеть традиционные общественные расколы и размежевания, а также «помочь лидерам передовых социальных сил победить в конфронтации с силами отсталости»[52]. С другой стороны, европейский опыт не раз демонстрировал, что формирование политических партий выступает отражением социально-классовых расколов. Поскольку в африканском обществе классов не было, говорят сторонники этой точки зрения, то отсутствовала и надобность иметь более одной партии. Как пояснял Модибо Кейта, диктатор Мали, «никакой фундаментальной оппозиции в наших рядах не наблюдалось», а потому не существовало никаких причин «быть разделенными и разобщенными в партиях, которые сражались бы друг с другом»[53].

1.4. Номинально демократические институты

Как следует из всего вышесказанного, диктаторы никогда не управляют в одиночестве. Они руководят своими обществами, используя институты, которые соответствуют типу их диктатуры. Они могут даже учреждать или поддерживать номинально демократические институты – такие, как парламенты и политические партии. В данном отношении среди диктатур наблюдаются заметные институциональные вариации.

1.4.1. Легислатуры

Под легислатурами мы понимаем органы, для которых принятие законодательства является исключительной формальной функцией. Исходя из этого определения из числа законодательных органов, действующих при диктатуре, мы должны исключить (1) хунты, так как они смешивают исполнительные и законодательные полномочия, и (2) консультативные советы, поскольку они, не обладая формальной законодательной властью, лишь консультируют правителей и дают им советы.

Способы комплектования и организации легислатур разнообразны. Иногда законодателей назначает режим; именно так было в Эфиопии в ранние годы царствования императора Хайле Селассие или в различные периоды правления президента Ахмеда Сукарно в Индонезии. Они могут также напрямую избраться гражданами. Кроме того, диктаторы порой заполняют часть депутатских вакансий в ходе выборов, а на остальные места депутаты назначаются. Даже когда диктатура допускает проведение выборов, кандидаты должны заручиться одобрением со стороны правительственных органов. В Иране, например, Совет стражей конституции, состоящий из консервативного духовенства, утверждает кандидатуры на замещение выборных должностей. В большинстве диктаторских режимов, допускающих наличие особых законодательных органов, приоритетным методом комплектования легислатур остаются выборы. На такой вариант приходятся 69% всех случаев. В странах бывшего коммунистического лагеря законодателей избирают практически везде, в то время как на Ближнем Востоке и в Северной Африке в механизмах комплектования законодательных органов наблюдается значительная гетерогенность.

Даже когда кандидатам разрешается выступать под партийными флагами, диктатура старается гарантировать их лояльность, вынуждая имеющиеся партии присоединиться к «общенациональному фронту», поддерживающему режим. Такой фронт обычно идет на выборы единым списком, хотя после избрания партиям позволяют сохранять собственную идентичность. В нашей выборке наличие подобных фронтов при диктатурах фиксируется на протяжении 636 страно-лет. Такие фронты были прежде почти во всех коммунистических странах, а также за их пределами – например, на Мадагаскаре и в Сирии.

Доля диктатур, имеющих парламенты и регулярно проводящих выборы, в разные периоды времени довольно стабильна. Выборные парламенты неизменно пользуются у диктаторов популярностью; доля назначаемых законодательных органов невелика. Небольшое отступление от этого правила фиксировалось в середине 1970-х годов, когда почти 40% всех диктатур распустили свои парламенты. Это был пик деинституциализации.

1.4.2. Политические партии

В данном контексте мы говорим только о тех политических партиях, которые существуют de jure. Иначе говоря, если режим формально запрещает политические партии, то они, даже продолжая действовать в подполье, оказываются формально не существующими. Диктаторы иногда приходят к власти, унаследовав систему, в которой все партии запрещены. Тем не менее более типичным для них является запрещение партий на короткий период – сразу же после прихода к власти или в каких-то критических ситуациях на протяжении правления. Гораздо реже встречается полный запрет партийной деятельности на весь период диктатуры; в свое время так поступил Бокасса в Центрально-Африканской Республике и военные власти Аргентины во времяProcesso, полностью прекратившие деятельность партий.

В порядке альтернативы режим может также создавать собственную и единственную партию. Изобретение Ленина предоставило гражданским диктаторам средство для контроля над армией и соперниками внутри правящей элиты. При этом единственная партия служит также для мобилизации масс и управления ими. Неудивительно, что к подобному институциональному дизайну часто обращаются авторитарные правители в развивающемся мире. Режимная партия может содержать внутри себя «группы» или «фракции», но они слишком малы и слабы, чтобы поддержать многопартийную систему. Кроме того, когда партий много, но при этом все они загоняются в ряды единого «фронта», такое политическое устройство тоже можно считать однопартийным. Помимо главной партии, могут существовать и иные, но они не в состоянии сопротивляться требованиям режима, настаивающего на формировании единого избирательного списка – с партией власти во главе. Следовательно, у граждан в подобных ситуациях выбора вообще нет.

В некоторые случаях автономные партии в состоянии существовать и за рамками проправительственного «фронта». Список диктатур, при которых действовали многочисленные политические партии, варьирует от Бразилии, где режим создал официальную «правительственную» и столь же официальную «оппозиционную» партии, до Алжира, где Исламский фронт спасения столь энергично отстаивал свою самостоятельность, что избиратели были готовы отдать ему победу на выборах 1991 года. Эти примеры внешне настолько непохожи, что их объединение в одну группу может показаться сомнительным: ведь партии, создаваемые самим режимом, – это не партии, бросающие ему вызов со стороны. Но дело в том, что определить предельную степень автономии таких партий при диктатурах весьма нелегко; хотя Исламский фронт спасения и возник сам по себе, в конечном счете его упразднили военные власти. А обе узаконенные бразильские партии были учреждены военным режимом, но потом каждая из них выступила против диктатуры.

Поскольку нет никаких четких правил или норм, в соответствии с которыми диктаторы должны устраивать политическую жизнь, авторитарные режимы демонстрируют богатейшее разнообразие институционального устройства. Так, если режим допускает наличие легислатуры, но не разрешает деятельность политических партий, то кандидатов в депутаты парламента могут заставить баллотироваться в качестве беспартийных. Или, если разрешена только правящая партия, им порекомендуют записаться в нее. Иногда, впрочем, диктаторы допускают существование автономных от режима организаций в виде официальной «оппозиционной» партии или нескольких «оппозиционных» групп.

Партийные системы при диктатурах более разнообразны, нежели их законодательное устройство. Единственная партия доминировала не только в коммунистической Восточной Европе, но и в тропической Африке. Диктаторские режимы Латинской Америки, напротив, были склонны допускать наличие многих партий; в некоторых случаях такие партии формировались ими специально, но в других ситуациях речь шла о партиях, которые начали работать еще при демократии. В Азии среди диктатур в равных долях представлены и однопартийные, и многопартийные режимы. Наконец, Ближний Восток и Северную Африку можно считать единственным регионом, где диктатуры чаще всего запрещают партии полностью. После Второй мировой войны доля диктатур без партий росла за счет сокращающегося числа многопартийных режимов. Но после краха коммунизма, с начала 1990-х годов, наличие при диктатурах автономных политических групп стало более частым явлением. Доля диктатур, опирающихся на единственную партию, стремительно снизилась, тогда как многопартийные режимы возобладали.

1.5. Заключение

Исторический путь диктатур долог. Институт, зародившийся в Древнем Риме, первоначально нес в себе позитивные коннотации: под ним понимался набор эффективных средств, с помощью которых политическая система справлялась с внутренними и внешними угрозами. В трудные времена элиты выдвигали человека, способного предпринять решительные действия по восстановлению политического status quo. После разрешения наличных проблем диктатор, выполнив свою миссию, уходил со сцены.

С течением времени, однако, термин «диктатура» стали использовать для описания институциональных механизмов, которые не вмещались в рамки первоначальной концепции. Признаки коррозии института впервые стали появляться еще в Риме. Сначала диктаторы начали апеллировать к массам. Потом диктатура трансформировалась из правления одного человека в правление директории, группы, класса. Пренебрегая традиционным политическим порядком, диктатуры начали ставить перед собой революционные задачи. Самым главным было то, что диктатура перестала считаться временным правлением. И, хотя данное изменение проявило себя еще у римлян, именно оно остается фундаментальной чертой диктаторских режимов современного мира. Диктаторы игнорируют конкурентные выборы исходя из того, что сроки их правления могут быть неопределенными, а власть неограниченной. И в этом все они похожи друг на друга.

И все же в плане организации институционального аппарата диктатуры проявляют большое разнообразие. Обеспечивая себе «первую линию обороны», диктаторы должны выстроить собственную управленческую систему и кооптировать наиболее вероятных соперников. Конкретная форма принимаемой ими линии зависит от типа диктатора. Монархи полагаются на обширные родственные связи, тогда как военные правители опираются на преимущества армейской иерархии. Гражданские диктаторы, не имея столь же эффективных подручных средств, создают всевозможные режимные партии. Выбирая для себя номинально демократические институты в лице легислатур и политических партий, диктаторы столь же креативны. Тем не менее, несмотря на все это разнообразие, и парламенты, и партии при диктатурах служат единой цели: они являются инструментами кооптации, посредством которых недемократические правители справляются со значимыми вызовами своему правлению.

Перевод с английского Андрея Захарова

[1] Перевод осуществлен по изданию: Gandhi J. Political Institutions under Dictatorship. New York: Cambridge University Press, 2008. Ch. 1. Печатается с небольшими сокращениями.

[2] См.: Moore B. Social Origins of Dictatorship and Democracy. Boston, MA: Beacon Press, 1966; Acemoglu D., Robinson J. Economic Origins of Dictatorship and Democracy. New York: Cambridge University Press, 2006.

[3] Предложенное здесь описание древнеримской диктатуры основывается на следующем источнике: Nicolet C. Dictatorship in Rome // Baehr P., Richter M. (Eds.).Dictatorship in History and Theory: Bonapartism, Сaesarism, and Totalitarianism. New York: Cambridge University Press, 2004. P. 263–278.

[4] Первоначально срок полномочий диктатора не определялся; он должен был сложить полномочия после выполнения поставленных перед ним задач.

[5] Единственное исключение имело место в 211 году до нашей эры. Подробнее см.: Nicolet C. Op. cit.

[6] Первоначально Юлий Цезарь принимал титул диктатора на год, а потом на десять лет (Ibid).

[7] Макиавелли Н. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. Книга I. ГлаваXXXIV (фрагмент дается в переводе Р. Хлодовского. – Примеч. перев.).

[8] Руссо Ж.-Ж. Об Общественном договоре, Принципы политического права // Он же. Об Общественном договоре. Трактаты. М., 1998. Кн. IV. Гл. VI (фрагменты даются в переводе А.Д. Хаютина и В.С. Алексеева-Попова. –Примеч. перев.).

[9] Baehr P., Richter M. Introduction // Idem (Eds.). Dictatorship in History andTheory… P. 25.

[10] Обсуждение этой темы см. в статье: McCormick J. From Constitutional Technique to Caesarist Ploy: Carl Schmitt on Dictatorship, Liberalism, and Emergency Power // Baehr P., Richter M. (Eds.). Dictatorship in History and Theory… P. 197–220.

[11] Baehr P., Richter M. Introduction. P. 26.

[12] См.: Bobbio N. Democracy and Dictatorship: The Nature and Limits of State Power. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1989.

[13] Kelsen H. General Theory of Law and State. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1945. P. 284.

[14] См.: Bobbio N. Op. cit. P. 137.

[15] Исключения составляют ситуации, когда правитель впервые получает власть посредством выборов, а затем консолидирует ее за счет отказа от демократии. В подобных случаях (Фердинанд Маркос на Филиппинах, Пак Чон Хи в Южной Корее, Альберто Фухимори в Перу) правление лидера следует рассматривать в качестве диктатуры с самого начала его избирательного срока.

[16] См.: Schumpeter J. Capitalism, Socialism, and Democracy. New York: Allen & Unwin, 1976.

[17] См.: Linz J. An Authoritarian Regime: Spain // Allardt E., Rokkan S. (Eds.). Mass Politics. New York: The Free Press, 1970.

[18] Evans P. Predatory, Development, and Other Apparatuses: A Comparative Analysis of the Third World State // Sociological Forum. 1989. Vol. 4. № 4. P. 561–582.

[19] O’Donnell G. Modernization and Bureaucratic-Authoritarianism: Studies in South American Politics. Berkeley: Institute of International Studies, 1979.

[20] Дискуссию на эту тему см. в работах: Cheibub J.A., Gandhi J. ClassifyingPolitical Regimes: An Update and an Extension. American Political Science Association Annual Meeting. Chicago, September 5, 2004; Collier D., Adcock R.Democracy and Dichotomies: A Pragmatic Approach to Choices about Concepts // Annual Review of Political Science. 1999. P. 537–565; Diamond L. Thinking about Hybrid Regimes // Journal of Democracy. 2002. Vol. 13. № 2. P. 21–35; Munck G.L., Verkuilen J. Conceptualizing and Measuring Democracy: Evaluating Alternative Indices // Comparative Political Studies. 2002. Vol. 35. № 1. P. 5–34.

[21] Этот аргумент был переосмыслен в ХХ веке: его сторонники опасались, что демократические правительства будут уступать требованиям рабочего электората, нацеленным на расширение потребления в ущерб расширению инвестиций. См.: De Schweinitz K. Industrialization and Democracy: Economic Necessities and Political Possibilities. Glencoe: The Free Press, 1964; O’Donnell G.Op. cit.

[22] Przeworski A. Democracy and the Market: Political and Economic Reforms in Eastern Europe and Latin America. New York: Cambridge University Press, 1991.

[23] Idem. Minimalist Conception of Democracy: A Defense // Shapiro I., Hacker-Cordón C. (Eds.). Democracy’s Value. New York: Cambridge University Press, 1999. P. 45.

[24] Przeworski A., Alvarez M., Cheibub J.A., Limongi F. Democracy and Development: Institution and Well-Being in the World, 1950–1990. New York: Cambridge University Press, 2000.

[25] Ibid.

[26] Ibid.

[27] См.: Short P. Mao: A Life. New York: Henry Holt, 2000; Salisbury H. The New Emperors: China in the Era of Mao and Deng. Boston: Little, Brown, 1992.

[28] Под этими источниками я имею в виду прежде всего справочные работы Артура Бэнкса и Харриса Ленца. См.: Banks A., Day A., Muller T. Political Handbook of the World. Binghamton, NY: Center for Social Analysis, State University of New York at Binghamton, [various years]; Lentz H. Heads of States and Governments: A Worldwide Encyclopedia of over 2300 Leaders, 1945–1992.Jefferson, NC: McFarland and Company, 1994.

[29] За пределами моего рассмотрения остается интересный вопрос о том, можно ли вообще говорить о «режиме» в тех ситуациях, когда главы страны меняются так часто. Особенно примечательны в данном смысле случаи Коморских островов (четырехкратная смена руководителя на протяжении 1995 года) или Боливии (трехкратная смена на протяжении 1979 года). Такая нестабильность, впрочем, встречается редко.

[30] Боден Ж. Шесть книг о государстве. Кн. IV. Гл. 6; цит. по: Holmes S.Passions and Constraint: On the Theory of Liberal Democracy. Chicago: University of Chicago Press, 1995. P. 517.

[31] Многие авторы переоценивают то влияние, которое английский и французский случаи оказали на другие монархии. См., например: North D., Thomas R. The Rise of the Western World. New York: Cambridge University Press, 1973.

[32] Beyme K. von. Parliamentary Democracy: Democratization, Destabilization, Reconsolidation, 1789–1999. New York: St. Martin’s Press, 2000.

[33] Brown N. Constitutions in a Nonconstitutional World: Arab Basic Laws and the Prospects for Accountable Government. Albany: State University of New York Press, 2002. P. 39.

[34] Ibid. Р. 45.

[35] Herb M. All in the Family: Absolutism, Revolution, and Democracy in the Middle Eastern Monarchies. Albany: State University of New York Press, 1999. P. 123.

[36] Ibid. P. 80.

[37] Bligh A. From Prince to King: Royal Succession in the House of Saud in the Twentieth Century. New York: New York University Press, 1984. P. 88.

[38] Herb M. Op. cit.

[39] Welch C. Personalism and Corporatism in African Armies // McArdle Kelleher C. (Ed.). Political-Military Systems: Comparative Perspectives. London: Sage, 1974. P. 136–138.

[40] Finer S. The Man of Horseback: The Role of the Military in Politics. Boulder, CO: Westview Press, 1988. P. 260.

[41] Brooker P. Twentieth-Century Dictatorships: The Ideological One Party States. New York: New York University Press, 1995.

[42] Fontana A.M. Political Decision-Making by a Military Corporation: Argentina 1976–1983. Ph.D. dissertation. Department of Political Science, University of Texas. Austin, 1987.

[43] Ibid. P. 104.

[44] Stepan A. The Military in Politics: Changing Patterns in Brazil. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1971. P. 63.

[45] Khuri F., Obermeyer G. The Social Bases for Military Intervention in the Middle East // McArdle Kelleher C. (Ed.). Op. cit. P. 62.

[46] Loveman B., Davies T. The Politics of Antipolitics: The Military in Latin America. Lincoln: University of Nebraska Press, 1989. P. 196.

[47] Remmer K. Evaluating the Policy Impact of Military Regimes in Latin America // Latin American Research Review. 1978. Vol. 13. № 2. P. 39–54.

[48] И все же Северная Корея стала в этом исключением. – Примеч. ред.

[49] Brooker P. Non-Democratic Regimes: Theory, Government, and Politics. New York: St. Martin’s Press, 2000.

[50] Ленин В.И. Первоначальный проект резолюции Х съезда РКП о синдикалистском и анархистском уклоне в нашей партии // Он же. Полноесобрание сочинений. М.: Издательство политической литературы, 1970. Т. 43. С. 94.

[51] Kamiński A. An Institutional Theory of Communist Regimes: Design, Function, and Breakdown. San Francisco, CA: ICS Press, 1992. P. 143.

[52] Huntington S. Social and Institutional Dynamics of One-Party Systems // Huntington S., Moore C. (Eds.). Authoritarian Politics in Modern Society: The Dynamics of Established One-Party Systems. New York: Basic Books, 1970. P. 12.

[53] Ibid. P. 10.

Опубликовано в журнале: Неприкосновенный запас 2016, 4(108)

Заместитель Министра обороны Анатолий Антонов выступил на Сяншаньском форуме в Пекине по безопасности

Заместитель Министра обороны Анатолий Антонов выступил в ходе 7-го Сяншаньского форума по безопасности, который проходит 10-12 октября в Пекине.

Он акцентировал необходимость коллективных усилий в деле сохранения и укрепления международной безопасности.

Заместитель Министра обороны подчеркнул сохраняющуюся актуальность российской инициативы в создании широкого антитеррористического фронта, недопустимость использования экстремистов и террористов для продвижения геополитических интересов отдельных стран.

Особый акцент в ходе выступления был сделан на сирийской проблематике. По словам Анатолия Антонова, от решения Вашингтона прервать двусторонний диалог с Россией по восстановлению мира в Сирии выигрывают террористы. Как подчеркнул заместитель Министра обороны, Россия намерена продолжать взаимодействие с международным сообществом, в ООН с целью бескомпромиссной борьбы с терроризмом и предотвращения эскалации ситуации в Сирии.

Отдельное внимание заместитель главы российского военного ведомства уделил оценкам военно-политической обстановки в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Он подчеркнул, что шаги, предпринимаемые США и их партнерами по размещению в регионе элементов глобальной ПРО, наращиванию новых вооружений, укреплению существующих двусторонних альянсов, не способствуют установлению в регионе мира и стабильности.

Озвучены российские подходы к формированию в АТР транспарентной и всеобъемлющей архитектуры равной и неделимой безопасности, основанной на верховенстве международного права, взаимном доверии, принципах мирного разрешения споров, неприменения силы или угрозы силой, уважения интересов всех государств.

Анатолий Антонов подчеркнул ключевую роль в этой работе АСЕАН и существующих под эгидой Ассоциации многосторонних объединений.

Как заявил заместитель Министра обороны, формат Совещаний министров обороны стран-членов АСЕАН и диалоговых партнеров («СМОА плюс») позволяет укреплять практическое военное взаимодействие на таких направлениях, как безопасность на море, миротворчество, гуманитарное разминирование, военная медицина, гуманитарное содействие и чрезвычайное реагирование.

Анатолий Антонов сообщил о намерениях расширять военное сотрудничество по линии Россия-АСЕАН с учетом договоренностей, достигнутых в ходе мероприятий, посвященных 20-летию российско-асеановского партнерства.

Заместитель главы военного ведомства России затронул и некоторые аспекты двусторонних отношений со странами региона в военной области. Особо отмечено значение стратегического партнерства с Китаем в обеспечении стабильности и безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Сяншаньский форум является платформой для диалога на высоком уровне по вопросам безопасности и обороны в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Организаторами мероприятия выступают Китайская ассоциация военных наук и Китайский институт международных стратегических исследований. Сяншаньский форум по безопасности проводится с 2006 года в Пекине.

Тезисы выступления заместителя Министра обороны Российской Федерации Анатолия Антонова на 7-м Сяншаньском форуме по безопасности 11 октября 2016 г.

Уважаемый товарищ председатель!

Уважаемые дамы и господа!

Выражаю благодарность руководству Китайской ассоциации военных наук и Китайского института международных стратегических исследований за приглашение принять участие в 7-м Сяншаньском форуме по безопасности.

Большинство стран мира делает все возможное для установления мира и укрепления глобальной и региональной безопасности. Однако преодолеть тенденцию нарастания конфликтного потенциала в мировой политике не получается.

Ряд международных механизмов, призванных смягчать кризисные явления, пробуксовывает. Дестабилизация охватывает регионы, которые еще вчера были благополучными.

Обострение кризиса в международных отношениях срывает маски с правительств некоторых стран, которые открыто стремятся диктовать свою волю, навязывают псевдодемократические ценности. Разговор простой: не согласен – получи санкции. Проводишь независимую политику – наши военные придут и поправят тебя.

Сегодня как никогда востребованы новые идеи по формированию международной системы равной и неделимой безопасности, основанной на международном праве при учете законных интересов всех стран. Необходимо изменить философию мышления, прекратить попытки навязывать международному сообществу свою волю с помощью экономического и политического диктата и военной силы.

Новые угрозы и вызовы, главным из которых является международный терроризм, требуют от нас объединения сил и средств. Хотел бы привлечь внимание к инициативе Президента России В.В.Путина о создании единого, широкого и легитимного международного фронта борьбы с терроризмом. Последние террористические акты во всех регионах мира подтверждают правоту нашего вывода – попытка создать островки безопасности иллюзорна.

В последние годы мы стали свидетелями беспрецедентного всплеска террористической активности на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Среди причин этой ситуации – использование некоторыми государствами радикальных группировок в политических целях для вмешательства во внутренние дела стран, для дестабилизации и смещения неугодных правительств.

Российские Вооруженные Силы сегодня эффективно решают антитеррористические задачи в Сирии.

По просьбе легитимного сирийского руководства Президентом России было принято решение о проведении в этой стране российской военной операции.

В ходе действий российских ВКС удалось нанести серьёзный урон деятельности ИГИЛ и других террористических группировок по захвату новых территорий и создать возможность для наступления сирийской армии на их опорные пункты. Проведена огромная работа по укреплению вооружённых сил Сирии.

Мы сделали максимум возможного для налаживания взаимодействия с США в борьбе с терроризмом в Сирии. Предложили ряд перспективных и важных направлений сотрудничества, в том числе в плане обеспечения безопасности военнослужащих России и стран ведомой США антиигиловской коалиции. Однако полного понимания не нашли. Наше взаимодействие постоянно обставлялось американцами предварительными условиями.

Сожалеем, что достигнутые с таким трудом договоренности на уровне руководителей внешнеполитических ведомств от 9 сентября были сорваны США. Американцы отказались (а может быть, просто неспособны) размежевать оппозицию, которая сотрудничала с антиигиловской коалицией, и террористов из «Джабхат ан-Нусры», а также содействовать разблокированию дороги «Кастелло» – важнейшей гуманитарной артерии Алеппо.

Сторонники силовых действий в Вашингтоне одержали «пиррову победу» – 3 октября США прервали двусторонний диалог с Россией по мирному урегулированию в Сирии.

Такой шаг вызывает сожаление и разочарование. Не хочется верить, что Вашингтон окончательно отказался от дипломатии и взял курс на военное решение конфликта в Сирии.

От подобных деструктивных действий Вашингтона выигрывают террористы. Вот почему важно отбросить эмоции и еще раз взвесить все «за» и «против» совместной борьбы с терроризмом. Слово – за Вашингтоном.

Россия будет последовательно и спокойно, несмотря на голословные обвинения и попытки вставить нам палки в колеса, продолжать бескомпромиссно бороться с международным терроризмом и предотвращать дальнейшую эскалацию ситуации в Сирии. При этом мы не отказываемся от диалога с США, но готовы строить его на равноправной взаимоуважительной основе. Будем и дальше взаимодействовать с международным сообществом, в ООН, в Совете Безопасности этой Организации.

Важным моментом российской работы в Сирии является оказание гуманитарной помощи народу этой страны. Серьезные усилия предпринимаются по линии ООН и других международных структур.

В последнее время мы инициировали широкомасштабную гуманитарную операцию в районе сирийского Алеппо. Обратились к международному сообществу, к оборонным ведомствам ведущих стран подключиться к российской инициативе. Нас поддержали Белоруссия и Армения, которые уже оказали серьезную помощь сирийцам. Свои гуманитарные грузы планируют также направить Китай, Азербайджан, Сербия, Индия, Казахстан.

Уважаемые коллеги!

Немалая доля боевиков ИГИЛ была рекрутирована из стран АТР. Эмиссары «Исламского государства» вербуют сторонников из числа местных экстремистских группировок для отправки на Ближний Восток и в Северную Африку. Не вызывает сомнений, что их возвращение на родину приведет к увеличению террористической активности в АТР.

Наращивание взаимодействия в этой сфере считаем одним из приоритетов в обеспечении комплексной безопасности в регионе.

Вот почему мы высоко оцениваем договоренности со странами АСЕАН, закрепленные в итоговых документах Сочинского саммита, о противодействии традиционным и новым вызовам в сфере безопасности, о борьбе с терроризмом во всех его формах и проявлениях, а также с насильственным экстремизмом и радикализацией.

Уважаемые коллеги!

Помимо новых вызовов, которые несет международный терроризм, в регионе не находят своего решения и «застарелые» проблемы.

В последнее время серьезно ухудшилась ситуация на Корейском полуострове.

Мы не приемлем ракетно-ядерные амбиции КНДР, настаиваем на твердом выполнении Пхеньяном соответствующих решений Совбеза ООН.

Одновременно озабочены попытками отдельных государств использовать непростую обстановку на Корейском полуострове для наращивания своего военного присутствия в Северо-Восточной Азии, закачивания в субрегион новых, явно избыточных видов вооружений.

Недавно принятое Вашингтоном решение разместить в Южной Корее комплексы ПРО THAAD чревато обострением региональной напряженности, созданием дополнительных препятствий для урегулирования всего комплекса проблем Корейского полуострова.

Задействование американских комплексов ПРО в Республике Корея явно выходит за пределы задачи сдерживания «северокорейской угрозы». У нас не вызывает сомнений тот факт, что США при поддержке своих союзников продолжат наращивать потенциал азиатско-тихоокеанского сегмента глобальной ПРО, что неизбежно приведет к подрыву сложившихся стратегических балансов как в АТР, так и за его пределами.

Хотел бы подчеркнуть, что проблематика ПРО носит не столько региональный, сколько глобальный характер. Реализация американских планов по ПРО подорвёт стратегическую стабильность, негативно повлияет на перспективы реализации обязательств в рамках Договора о нераспространении ядерного оружия, в первую очередь в области ядерного разоружения.

Результаты экспертного анализа Минобороны России и Китая представим сегодня на совместном брифинге по противоракетной обороне. Ждем на мероприятии всех участников форума.

Уважаемые коллеги!

Наша общая задача – сформировать в АТР действенные механизмы регулирования в области безопасности.

В этом контексте хотел бы привлечь ваше внимание к российской инициативе по выработке рамочных принципов укрепления безопасности в АТР, выдвинутой в 2013 году при поддержке Китая и Брунея.

Наши подходы нацелены на формирование в регионе современной и справедливой конфигурации равноправных, взаимовыгодных и взаимоуважительных межгосударственных отношений. Такую систему безопасности предлагаем строить с опорой на верховенство международного права, принципы неделимости безопасности, мирного урегулирования споров, неприменения силы или угрозы силой.

Ряд стран также представили предложения, которые по сути близки нашим идеям. Главной задачей сегодня видим разработку единого консолидированного документа на основе выдвинутых национальных инициатив. Индонезийские коллеги проделали большую работу в этом направлении.

Выступаем за продолжение дискуссии по вопросу строительства региональной архитектуры безопасности с подключением максимально широкого круга стран. Благодарим Китай за организацию в рамках Восточноазиатского саммита очередного раунда таких консультаций в Пекине в июне этого года. Приветствуем готовность Таиланда принять эстафету в 2017 году.

Убеждены, что центральная роль в построении регионального порядка должна принадлежать АСЕАН и рассчитываем на широкую поддержку асеановских партнеров.

Существующие под эгидой Ассоциации многосторонние объединения доказали свою работоспособность и эффективность. Это и уже упомянутая площадка ВАС, и Региональный форум АСЕАН по безопасности, к работе которого активно привлекаются эксперты военных ведомств. А созданный в 2010 году формат «СМОА плюс» за шестилетний срок стал уникальным механизмом укрепления практического военного сотрудничества государств-участников.

Высоко ценим работу Лаоса как действующего председателя Ассоциации. Хотели бы пожелать успехов Маниле в связи с предстоящим в следующем году председательством Филиппин.

В 2016 году по линии «СМОА плюс» нам удалось эффективно провести три комплексных учения, охвативших весь спектр направлений взаимодействия.

В сентябре в Таиланде прошло учение по преодолению последствий чрезвычайных ситуаций и техногенных катастроф с задействованием военно-медицинского персонала. Российский контингент и техника были активно задействованы в реализации его задач. Апробирована работа Центра военной медицины АСЕАН, открытие которого стало важным итогом российско-таиландского сопредседательства в группе по военной медицине «СМОА плюс».

Совместно с лаосскими партнерами приступили к разработке «дорожной карты» и трехлетнего плана экспертной рабочей группы «СМОА плюс» по гуманитарному разминированию. Будем признательны коллегам из асеановских стран и государств-партнеров за идеи, как сделать нашу совместную работу наиболее эффективной.

В октябре 2017 года организуем в Москве вторую международную конференцию по разминированию. Приглашаем гостей из АТР и других регионов принять участие в мероприятии. В программе предусмотрим демонстрацию возможностей Международного противоминного центра Вооруженных Сил Российской Федерации, предназначенного для подготовки специалистов по гуманитарному разминированию.

Мы также стремимся к развитию взаимодействия по линии Россия-АСЕАН.

После саммита, состоявшегося в мае в Сочи, наше сотрудничество, которому исполнилось 20 лет, получило новый мощный импульс.

В контексте подготовки встречи лидеров в апреле проведена первая неформальная встреча министров обороны России и стран-членов АСЕАН. Ее участники констатировали важность повышения роли России в обеспечении мира и стабильности в Юго-Восточной Азии. Подтверждена необходимость активизации скоординированных с Россией действий по поддержанию безопасности в регионе в условиях динамично меняющейся военно-политической обстановки.

Минобороны России предложило развивать сотрудничество со странами АСЕАН по антитеррористической проблематике, обеспечению безопасности на море, ликвидации последствий стихийных бедствий и техногенных катастроф, военной медицине, гуманитарному разминированию.

В русле договоренностей, достигнутых в ходе встреч Министра обороны России генерала армии С.К.Шойгу с коллегами из государств АСЕАН, активизированы усилия по развитию потенциала двустороннего сотрудничества с данными странами.

Подписаны соглашения о военном сотрудничестве с Индонезией, Таиландом и Мьянмой. Продолжена работа по подготовке аналогичных документов с рядом других государств Ассоциации.

Уважаемые коллеги!

Особенно важно, что на фоне негативных тенденций в мировой политике Россия и Китай демонстрируют готовность защищать мир и укреплять международную безопасность.

Стратегическое сотрудничество с Пекином эффективно осуществляем как в рамках Шанхайской организации сотрудничества, так и на двустороннем треке. Регулярные плодотворные встречи Министра обороны России генерала армии С.К.Шойгу с военно-политическим руководством КНР стимулируют продвижение по всем направлениям взаимодействия.

Придаем большое значение ставшим регулярными российско-китайским консультациям по безопасности в Северо-Восточной Азии с участием экспертов внешнеполитических и оборонных ведомств. В ходе последней встречи в Москве проведена «сверка часов» по основным вопросам региональной стабильности и безопасности, включая проблематику ПРО, ситуацию на Корейском полуострове.

Большое внимание уделяем повышению практической отдачи от совместных мероприятий.

В мае успешно провели компьютерное командно-штабное учение по противоракетной обороне. Будем продолжать такое взаимодействие.

В северо-западной части Южно-Китайского моря в сентябре состоялись совместные военно-морские учения «Морское взаимодействие-2016». В ходе маневров отработаны задачи по обнаружению подводных лодок, отражению ударов с воздуха, высадке десанта, освобождению захваченных судов.

В августе в ходе проведения Международных армейских игр китайская команда была одной из наиболее многочисленных и заслуженно заняла по итогам соревнований общекомандное второе место.

Отмечаем, что наше тесное военное сотрудничество с Китаем не направлено против других государств, не несет им угрозы, а служит интересам укрепления мира и стабильности на пространстве АТР.

Уважаемые коллеги!

Российское военное ведомство готово к конструктивному сотрудничеству со всеми заинтересованными странами как на двусторонней основе, так и в многосторонних форматах.

Уверен, что 7-й Сяншаньский форум позволит сделать еще один шаг на пути решения обозначенных задач в интересах благополучия и процветания народов наших государств.

Хотел бы пожелать всем участникам форума результативной работы.

Благодарю за внимание.

Департамент информации и массовых коммуникаций Министерства обороны РФ

К роли воды в индо-пакистанском конфликте

Владимир Терехов

В только что разразившемся вооружённом конфликте между Индией и Пакистаном (самым серьёзным после “Каргильского кризиса” 1999 г.) обратил на себя внимание относительно новый момент, в определении которого присутствует слово “вода”.

В связи с этим полезно напомнить, что выражение “вода – источник жизни” является ключевым мемом не только разнообразных мировых религий, но и науки, а главное, реальной жизни.

В последние 10-15 лет тема дефицита пресной воды в некоторых регионах мира из сферы академических дискуссий перемещается в СМИ. Что очевидным образом свидетельствует об её очередной актуализации текущей политикой.

Приведенный выше мем самым прямым образом отражает реалии в наиболее населённых регионах мира, например, в Юго-Восточной Азии и на полуострове Индостан. В конце сентября с.г. знаменитый слоган (в слегка изменённом виде) “отключим воду” отчётливо прозвучал из уст премьер-министра Индии Нарендры Моди.

Если лидер одной из ведущих мировых держав прибегает к угрозам применения подобного “оружия” (едва ли менее разрушительного, чем ядерное), то это значит, что его нечто “достало”. И уже трудно выносимым образом.

Указанным “нечто” явилось ночное нападение 18 сентября с.г. группы террористов на индийскую военную казарму в городе Ури, расположенном вблизи так называемой “Линии прекращения огня”, то есть квазиграницы, отделяющей сегодня друг от друга Индию и Пакистан. В ходе боя погибли 19 индийских солдат и 4 нападавших террориста, проникших, как полагают, в Индию с территории Пакистана.

Эта атака спровоцировала очередной серьёзный индо-пакистанский вооружённый конфликт, в ходе которого уже использовалась артиллерия. В Индии сообщили о проведении “хирургической операции на сопредельной территории” с помощью спецподразделений на вертолётах.

В свою очередь Пакистан заблокировал доступ ко всем индийским СМИ и выступил с предупреждением о возможности использования ядерного оружия (“в ответ на полномасштабное нападение Индии”).

Относительно реальной эффективности тех или иных эпизодов данного конфликта мнения сторон радикально расходятся. Впрочем, как всегда в любой войне.

Сам теракт в Ури, видимо, представлял собой не что иное, как месть индийским военным, месяцем ранее жёстко подавившим очередные беспорядки жителей ряда городов Кашмирской долины – одной из трёх административных единиц индийского штата Джамму и Кашмир.

Главной особенностью Кашмирской долины среди других административных единиц Индии является то, что свыше 97% местных жителей исповедуют ислам. В той или иной мере они испытывают симпатии к населению пакистанской части некогда единого княжества Кашмир.

В Кашмирской долине действуют различные протестные движения, добивающихся не менее разных целей. Массовые выступления, как правило, жёстко пресекаются силами жандармерии (к которой нередко присоединяется армия), которые подчиняются центральному правительству. Итогом подавления августовских выступлений с.г. явились гибель около сотни и ранение более тысячи индийских кашмирцев.

Понятно, почему индийского премьера “достал” террористический акт в Ури. Дело в том, что в Индии свежа память о нападении на авиабазу вблизи г. Патханкот соседнего штата Пенджаб, осуществлённого террористами в начале января 2016 г. По масштабам это был второй теракт после знаменитой террористической атаки 2008 г. на Мумбаи.

Уже тогда в начале 2016 г. в Индии задавались вопросом, а стоит ли вообще поддерживать какие-либо отношения с официальными властями Пакистана, которые не могут (или не хотят) осуществлять эффективный контроль над базирующимися на территории страны боевыми исламистскими группировками.

Возникает вопрос, о чём может идти речь, когда на этот раз в качестве “ответной меры” руководство Индии прибегает к открытым угрозам в области водоснабжения соседней страны.

Индия и Пакистан являются участниками двустороннего Договора о водах Инда, заключённого в 1960 г. при посредничестве Всемирного Банка. При этом под “водами Инда” имелись в виду несколько притоков, образующих бассейн одной из крупнейших рек полуострова Индостан, играющих жизненно важную роль в функционировании обоих государств, но прежде всего Пакистана.

Относительно того, во что конкретно могли бы вылиться эти угрозы, у экспертов нет единого мнения и вряд ли оно сформировалось в самом индийском правительстве. Говорится о возможности одностороннего прекращения действия указанного Договора или о манипулировании Индией стоками вод, входящих на территорию Пакистана.

Несомненным представляется одно. Не только выход из Договора 1960 г., но и сколько-нибудь крупное (искусственное) сокращение стока в Пакистан вод бассейна Инда – верный путь к полномасштабной войне между двумя де-факто ядерными державами. С определённой вероятностью подключения к ней “старших братьев” в лице США и Китая.

Поэтому заявление Н. Моди о “невозможности одновременного течения воды и крови” едва ли будет иметь значимые практические последствия. И вообще, подобная публичная риторика вряд ли будет отнесена будущими историками правления Н. Моди к его внешнеполитическим успехам. Хотя бы в силу уже прозвучавших угроз из КНР о возможности перекрытия тибетских притоков Брахмапутры – другой не менее важной реки полуострова Индостан.

Здесь следует отметить уникальность для Китая данного акта “водного” шантажа в отношениях регионального оппонента. Ничего подобного до сих пор не отмечалось в его непростых отношениях, например, с южными соседями.

Контролируя с помощью построенных в Тибете плотин интенсивность стока воды Меконга, без преувеличения, реки жизни для стран Индокитая, руководство КНР всячески демонстрирует в последнее время стремление учитывать их интересы. К немалой политической выгоде для себя.

Но мир, видимо, действительно “слетает с катушек”. Теперь нельзя исключить, что кому-то придёт в голову ограничить и потоки воздуха в страну-неприятель, например, с помощью тысяч ветряков, установленных в приграничной области. Опять же, много электричества можно получить. Экологически чистого.

The West’s Weaponisation of Corruption Indexes

Joseph Thomas

For the Southeast Asian state of Thailand, overcoming corruption could be one of several essential steps required to fully tap the human and natural resources this already influential ASEAN state has benefited from for centuries. However, to tackle corruption, the nation must first define what it is, and what it hopes to achieve by confronting and overcoming it.

Currently, the focus unfortunately appears to be on addressing Thailand’s score upon the so-called Corruption Perceptions Index (CPI) put out by alleged nongovernmental organisation (NGO), Transparency International.

Transparency International Leverages CPI as a Geopolitical Weapon

Despite describing itself as an NGO, Transparency International’s funding is dominated by the governments of the United States and the European Union.

More specifically, as listed on Transparency International’s own website, its funding comes specifically from the US State Department, the European Commission, the US State Department’s National Endowment for Democracy (NED) and controversial Open Society, chaired by convicted financial criminal George Soros.

Such funding presents an alarming conflict of interest, considering that these are the same interests who, in Thailand and across the rest of ASEAN, have worked actively to overthrow governments and undermine local institutions, seeking to overwrite them with organisations and institutions promoted by and serving foreign interests via NED and Open Society specifically.

Thus, Thailand’s score on the CPI is more a result of politically-motivated interference in Thailand’s internal affairs than it is an honest appraisal of the nation’s corruption. Thailand’s low score and pressure placed upon it by the West to improve this score results not from genuine concern regarding corruption, but instead from the fact that the current government successfully ousted a regime sponsored by and working for Western special interests.

Attempting to “improve” Thailand’s score on a politically-motivated and thus illegitimate index is, to say the least, an exercise in futility.

Despite this glaring reality, there are some in the government who believe improving the nation’s standings on this index should still be a priority. They do so not because a better score will actually address corruption in Thailand in any meaningful manner, thus giving Thais greater confidence and trust in government institutions, but to instead impress foreign investors who a nation like Thailand should not be depending on to begin with.

It is an approach doomed to fail because it is an approach that fundamentally misdiagnoses the problem and thus prescribes the wrong solution.

Alternative Paths

In reality, corruption in Thailand cannot be defined or addressed by Transparency International’s politically-motivated, thus meaningless metrics. Instead, corruption in Thailand, if understood as unprofessionalism and impropriety among government institutions, hindering both the efficient administration of the nation as well as the government’s interaction with the people and local businesses, must be confronted by local interests for local interests.

The Anti-Corruption Organization of Thailand (ACT) (website in Thai only), comprised of business leaders, local media and activists, seeks to confront corruption in Thailand not to improve the nation’s standings on a meaningless foreign-devised scale, but to improve the efficiency of government institutions to better facilitate their administration of the country, to make doing business easier and fairer as well as to improve faith and confidence across Thai society in the government institutions they depend on for the smooth functioning of society.

As ACT incrementally achieves these goals, it helps improve and strengthen Thailand, even if such efforts are not reflected on meaningless indexes like the CPI.

Their activities include exposing corruption using their ties to the media, holding events to raise public awareness regarding both their rights and how they are being violated by corruption and by working with the government to pass legislation to rein in corruption on various levels of society.

In the end, ACT is attempting to solve corruption for Thailand, with their “index score” determined by the improved efficiency of government institutions and the public’s trust in them.

ACT has so far proven itself impartial, calling out the previous government of Yingluck Shinawatra for its blatant and systemic corruption, as well as condemning impropriety and nepotism amid the current government. Unlike Transparency International and its CPI which only seeks to leverage “corruption perceptions” as a political weapon, ACT is fighting corruption for the sake of fighting corruption, because its membership is comprised of those directly affected by it, regardless of who heads the national government.

The current government should work (and is working) closely with groups like ACT to expose and rein in corruption toward very specific goals such as improving the efficiency of government institutions in the administration of their responsibilities and improving public trust in these institutions. Rather than citing the meaningless CPI devised by the politically-motivated Transparency International, Thailand should develop its own metrics for measuring both the level of corruption and gauge success in confronting it.

Thailand, and other developing nations, must also devise a means of communicating their progress in confronting corruption to the world in order to sidestep the “weaponisation” of indexes like Transparency International’s CPI.

By confronting corruption, nations strengthen themselves not only within by improving the efficiency with which resources are utilised toward the progress of their respective nations, they also strengthen themselves against foreign interests that would seek to exploit “corruption perceptions” and use it to seek leverage over them. In this sense, fighting corruption is not only good for business, it is essential for national security.