Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

К ЧМ-2018 в столичных гостиницах забронировали 60 процентов номеров

Чаще всего поклонники футбола резервируют хостелы и недорогие гостиницы в центре Москвы.

Футбольными болельщиками, а также для официальных делегаций ФИФА к чемпионату мира по футболу ФИФА — 2018 в отелях Москвы забронировано более 40 тысяч номеров. Это около 60 процентов от общего номерного фонда гостиниц столицы, который насчитывает более 67 тысяч номеров. Активное бронирование мест футбольными болельщиками для проживания на время мундиаля (он пройдет в России с 14 июня по 15 июля. — Прим. mos.ru.) началось в сентябре, когда на сайте ФИФА открылась продажа билетов на матчи.

«Чаще всего футбольные болельщики бронируют недорогие отели. В центре столицы практически не осталось незарезервированных недорогих мини-отелей и хостелов на время матчей ЧМ-2018. Многие такие номера не только забронированы, но и уже оплачены», — рассказал руководитель Департамента спорта и туризма города Москвы Николай Гуляев.

Комнаты в гостиницах резервируют болельщики из различных стран — участниц чемпионата мира по футболу ФИФА — 2018, таких как Бразилия, Англия, Франция, Мексика, и Португалия. Активнее всех на сегодняшний день бронируют гостиничные номера туристы из США, несмотря на то что их сборная не примет участия в грядущем турнире. В числе лидеров туристы из Китая, чья сборная также не приедет в Россию.

«Процентное соотношение иностранных футбольных болельщиков, забронировавших номера в московских отелях, может измениться к концу года. Это произойдет после финальной жеребьевки команд-участниц 1 декабря 2017 года, когда определится, в каких городах сыграют команды. Тем не менее ожидается высокая загрузка московских гостиниц, поскольку многие болельщики выбирают Москву как основную базу для размещения, а в другие города чемпионата мира они будут выезжать только на просмотр конкретных футбольных матчей», — пояснил Николай Гуляев.

По данным Департамента, спрос на гостиничные номера уже привел к тому, что в столице многие отели подняли цены до максимально допустимой отметки. Чтобы исключить случаи завышения цен на гостиничные номера, Департамент приступил к мониторингу сайтов гостиниц и онлайн-систем бронирования в интернете.

Как уточнили в Департаменте, в случае если в столице возникнет нехватка недорогих гостиничных мест, туристы смогут забронировать гостиницы в ближайших городах Московской области, например в Красногорске, Одинцове, Химках, Лобне, Звенигороде и других. Также Департамент ведет переговоры с крупными компаниями судовладельцев. Использование речных судов в качестве плавучих гостиниц на время проведения крупных спортивных мероприятий — довольно частый способ, позволяющий компенсировать нехватку мест в отелях.

Сейчас в Москве классификацию в преддверии чемпионата мира по футболу ФИФА — 2018 прошли уже более 1,1 тысячи гостиниц на 67,7 тысячи номеров. Высшую категорию — «пять звезд» — присвоили 31 гостинице. На «четыре звезды» оценили 89 отелей, «три звезды» получили 224 отеля, «две звезды» — 117 и «одну звезду» — 55. Категорию «без звезд» присвоили 667 отелям.

Матчи ЧМ-2018 пройдут с 14 июня по 15 июля 2018 года в 11 городах: Москве, Санкт-Петербурге, Казани, Сочи, Нижнем Новгороде, Самаре, Волгограде, Ростове-на-Дону, Калининграде, Екатеринбурге и Саранске. Столицу не зря называют главным городом будущего турнира. Организаторы готовятся принять здесь 12 игр.

Главные события пройдут на Большой спортивной арене «Лужников». Здесь состоится семь встреч: матч открытия, три матча группового этапа, одна восьмая финала, полуфинал и финал. Еще пять игр турнира примет стадион «Спартак»: четыре матча группового турнира и одну восьмую финала.

Какие именно команды выйдут на московские стадионы, станет известно 1 декабря, когда состоится церемония финальной жеребьевки чемпионата мира по футболу ФИФА — 2018. Всех участников поделят на восемь групп по четыре команды в каждой. Им присвоят латинские буквенные обозначения от A до H. Известно, что сборная России получила обозначение А1 и что 14 июня 2018 года турнир откроется в «Лужниках» матчем с ее участием.

В Никитском ботаническом саду открывается парк «Монтедор»

31 октября состоится официальное открытие после реконструкции самого молодого парка Никитского ботанического сада – «Монтедор».

Парк примет посетителей впервые после 25-летнего перерыва и станет неотъемлемой частью экскурсионного маршрута «Кактусовая оранжерея – «Райский сад» - парк «Монтедор».

«Парк был заложен в 1947-1974 годах на участках, ранее занятых под виноградники и овощные культуры, - рассказал директор НБС-ННЦ, чл.-корр. РАН Юрий Плугатарь. - Основу насаждений здесь составили, наряду с естественными зарослями дуба пушистого и можжевельников, кедры, сосны, кипарисы, пихты, кизильник, орех. Подобно «Приморскому», этот парк также примыкает к морю, он не только очень красив, но и уникален в плане ландшафтно-архитектурных решений».

Юрий Плугатарь также отметил, что главной особенностью парка является то, что при его создании не был нарушен естественный крымский пейзаж, в него органично вписались искусственные посадки.

«Поэтому здесь привезённые со всего мира деревья соседствуют с исконно крымскими растениями. В настоящее время на девяти гектарах территории парка «Монтедор» произрастают более десяти тысяч экземпляров древесных растений», - подчеркнул директор НБС-ННЦ.

Стоит отметить, что в парке произрастают уникальные растения, которых больше нет на территории Крымского полуострова.

«К ним относятся, к примеру, дуб ливанский, иглица шиповатая, ликвидамбар формозский, липа Максимовича, можжевельник китайский «Каизука», платан мексиканский, прозопис бархатный, рафиолепис индийский, секвойядендрон гигантский «Полушаровидный», шинус терпентинолистный, - пояснил Юрий Плугатарь. – Также в парке произрастает единственная в России рощица кедра короткохвойного. Саженцы были выращены из семян, привезённых с Кипра, в 1972 году, ровно 45 лет назад. Думаю, нашим гостям любопытно будет взглянуть и на бамбук – листоколосник сизо-зелёный, который занимает в «Монтедоре» площадь около 285 квадратных метров».

В последние три года администрация Никитского сада активно занималась парком, буквально вдохнув в него вторую жизнь. Причём все работы велись на собственные средства НБС. Для восстановления парка была сформирована отдельная бригада, организован уход за растениями, посажены новые цветочные композиции, отремонтированы 2200 погонных метров дорожек, полностью очищены куртины, вывезено 116 тонн мусора, восстановлены мостики и подпорные стенки, отреставрирован бассейн в центральной части, где высадили 100 кувшинок. Практически с нуля восстановили беседку советских времён, украсив её мексиканской горкой с кактусами опунции, высадили неподалёку американскую агаву. С территории были убраны все больные деревья, обрезаны сухие ветки.

«Построили мы и новую беседку на смотровой площадке с видом на Ялту и мыс Мартьян, - отметил директор Никитского сада Юрий Плугатарь. - Забот хватало – и больших, и мелких: провели новый водопровод, обеспечивающий циркуляцию воды, почистили прудики, заселили их красноухими черепахами, развели там декоративных рыб, ну, а птица нырок и две цапли облюбовали это место уже самостоятельно. Также мы высадили в «Монтедоре» маслиновую рощу, более трёх тысяч кустов роз, агавы, которые уже успешно пережили три зимы, хотя в отдельные ночи температура и падала до минус девяти градусов. Хорошо прижились высаженные здесь 100 саженцев маслин, можжевельники. Знаете, есть очень большое удовлетворение от того, что мы причастны к открытию «Монтедора»: сколько людей теперь смогут наблюдать его красоты, улавливать тайны и восторгаться этим счастьем! Быть в гармонии с Природой – это и есть настоящая жизнь».

Справочно:

Четверть века парк «Монтедор» был закрыт. Под предлогом отсутствия финансирования от Академии аграрных наук Украины, в парке перестали ухаживать за растениями, а в 2013 году правительство Крыма заговорило о необходимости инвентаризации земель Никитского сада, поскольку часть из них якобы утратила научную ценность: всё шло к тому, чтобы в скором времени на месте «Монтедора» появилась элитная застройка. Ситуацию спасли «Крымская весна» и чёткая позиция администрации НБС-ННЦ в отношении парка – он должен стать ещё одной визитной карточкой Крыма.

ВТБ хочет знать клиента в лицо

Елизавета Титаренко

Денис Шишулин

Группа ВТБ в декабре внедрит биометрическую аутентификацию клиентов по внешности в 20 офисах розничной сети в Москве и области, Петербурге, Волгограде, Екатеринбурге и Владивостоке. В 2018 г. этот проект будет тиражирован на всю розничную сеть банка, которая включает более 1000 офисов. По данным ИТ-компаний, внедряющих биометрические решения, спрос на биометрию со стороны банков растет с каждым днем.

Как сообщили в пресс-службе группы ВТБ, ожидаемый экономический эффект от внедрения проекта биометрической аутентификации клиентов по внешности в офисах розничной сети банка составит около 1,8 млрд руб. на горизонте пяти лет.

В декабре 2017 г. новая технология будет внедрена в первых 20 офисах банка в Москве и области, Петербурге, Волгограде, Екатеринбурге и Владивостоке. Тиражирование проекта на всю розничную сеть группы ВТБ запланировано в 2018 г. В настоящий момент у ВТБ 1086 офисов в 75 регионах страны.

Технология биометрической аутентификации по внешности предполагает, что при посещении отделений клиенты подписывают только электронные версии документов. Помимо традиционной идентификации по паспорту банк предлагает пройти аутентификацию на планшете. Она позволит подтвердить, что именно этот человек подписывает документ. Пройти этот процесс удаленно невозможно. Технология будет применяться при оформлении кредитов наличными, кредитных карт и депозитов, а также при операциях в рамках обслуживания физических лиц.

В дальнейшем механизм использования биометрии по внешности будет следующим: при посещении офиса клиент проходит аутентификацию на планшете банка, самостоятельно сделав фото. Система автоматически осуществит проверку на совпадение биометрических данных клиента с эталонным снимком, который был принят ранее при оформлении электронной подписи клиента для обслуживания в банке. В случае успешной проверки появятся документы, которые необходимо подтвердить полученным на мобильный телефон кодом. Далее они будут отправлены в личный кабинет интернет-банка или на электронную почту клиента.

Представитель пресс-службы группы ВТБ не раскрыл в беседе с корреспондентом ComNews подробностей реализации проекта. Отметим, что в августе текущего года представитель пресс-службы ВТБ24 (входит в группу ВТБ) рассказывал о пилотном проекте биометрической идентификации по внешности в новом типе офисов с безбумажным обслуживанием. "В ВТБ24 проведен пилот, по итогам которого проект признан успешным. За его внедрение отвечает компания "Техносерв Консалтинг", а за биометрию - компания "Центр речевых технологий". В настоящий момент в стадии разработки находится целевая технология, которую мы планируем запустить в ноябре текущего года. До марта 2018 г. мы намерены перевести на эту технологию всю офисную сеть", - рассказывал представитель пресс-службы ВТБ24 (см. новость ComNews от 31 августа 2017 г.).

Руководитель направления продаж в финансовом секторе ООО "Центр речевых технологий" (ЦРТ) Алексей Минеев в разговоре с корреспондентом ComNews отметил, что биометрические технологии продолжают набирать популярность. "В последний год мы не только проводим множество пилотных проектов по внедрению биометрических систем в финансовых организациях - сейчас у нас началась стадия активных внедрений в промышленную эксплуатацию. Примечательно, что флагманами в этом процессе стали крупнейшие игроки рынка, такие как группа ВТБ или Сбербанк. Последний недавно анонсировал внедрение голосовой биометрии от ЦРТ в контактном центре", - сказал Алексей Минеев.

По его словам, ЦРТ работает с биометрией по лицу и голосу - это наиболее удобные модальности для очного и дистанционного банковского обслуживания. Для верификации не требуется дополнительных устройств вроде сканеров отпечатков пальцев. Достаточно встроенных камеры и микрофона смартфона или, как в случае с ВТБ, планшета.

Многие банки уже активно используют биометрические технологии идентификации в розничных офисах, а также рассматривают возможность их внедрения.

Руководитель направления оперативного анализа и противодействия мошенничеству банка "Хоум Кредит" Алексей Манеркин отметил, что риск того, что кто-то придет под видом известного банку клиента с отличной кредитной историей и попробует получить большой кредит, действительно существует.

"К счастью, мы уже очень давно используем биометрические технологии, которые в том числе помогают нам защищать наших существующих клиентов. При этом сравнение текущего фото клиента осуществляется не с одним эталонным фото, а со всеми имеющимися у банка фотографиями. Это помогает не только математически уменьшить ошибку распознавания, но и в целом лучше понимать пришел ли к нам настоящий клиент, а не какое-то иное лицо, которого мы раньше видели с другими данными. В целом биометрия очень эффективна для борьбы с мошенничеством с поддельными паспортами, и мы ее используем не только в наших собственных офисах, но и по всей партнерской сети выдачи POS-кредитов", - говорит Алексей Манеркин.

По словам представителя пресс-службы ПАО "Промсвязьбанк", банк ведет работу в направлении развития биометрической идентификации. "Во-первых, это участие в государственном проекте Единой системы идентификации и аутентификации (ЕСИА). Во-вторых, мы не исключаем возможности тестирования и развития собственных проектов в этом направлении. Нам интересна голосовая биометрия в силу ряда причин - в том числе за счет популярности в использовании зарубежными банками, которые успели накопить интересный опыт. Идентификация по голосу считается одной из самых надежных: на нее не влияют такие факторы, как физическое состояние человека или его возраст", - отметили в пресс-службе Промсвязьбанка.

Как ранее сообщал Почта Банк, система биометрического распознавания лиц Luna (продукт компании VisionLabs) позволила Почта Банку в 2016 г. предотвратить совершение потенциально мошеннических сделок на сумму около 1,5 млрд руб. Благодаря этой системе банк также предотвратил 4,5 тыс. нарушений, связанных с некорректным использованием фотографии клиента, и распознал более 9 тыс. мошеннических кредитных заявок (см. новость ComNews от 31 августа 2017 г.).

Исполнительный директор VisionLabs Алексей Нехаев в разговоре с корреспондентом ComNews рассказал, что с продуктами для распознавания лиц VisionLabs сейчас работает несколько десятков банков - как напрямую, так и через партнеров. "Мы видим все больший интерес как со стороны банков, так и со стороны компаний других сфер в использовании технологии. В зависимости от бизнес-задач технология распознавания лиц внедряется в процессы обслуживания - от идентификации клиента в мобильном приложении до работы в отделениях и банкоматах. Все банки, которые видят себя на рынке через пять лет, либо уже используют биометрию, либо планируют ее внедрять в самое ближайшее время", - отметил Алексей Нехаев.

По словам представителя пресс-службы "Вокорд" - еще одной ИТ-компании, внедряющей биометрические решения, - распознание лиц - одна из технологий, вызывающих сегодня наиболее острый интерес. "Компания "Вокорд" является пионером в этой области: мы занимаемся технологиями распознавания более семи лет и предлагаем полную линейку решений. Конечно, банки представляют для всех игроков особый интерес, так как применение этой технологии в финансовой сфере дает ощутимый эффект. Заказчики это отлично видят и готовы работать по этому направлению. Вместе с тем многие из проектов носят скорее пилотный характер, что вполне объяснимо, учитывая относительную новизну технологии. Мы рассчитываем, что таких проектов будет становиться все больше как по количеству вовлеченных банков, так и по полноте бизнес-процессов, которые они охватывают", - отметили в пресс-службе "Вокорд".

Генеральный директор NtechLab Михаил Иванов также отмечает, что финансово-кредитные организации и банки проявляют интерес к использованию лицевой биометрии, поскольку это надежный, бесконтактный и простой способ идентификации человека. "Мы общаемся с большинством российских банков и являемся технологическими партнерами основных разработчиков банковских систем. У нас есть проекты в России, но мы также активно продвигаем свое решение за рубежом", - прокомментировал он.

Основные надежды банковского сектора в области применения биометрических технологий идентификации связаны сейчас с инициативами на государственном уровне.

Напомним, сейчас в Госдуме в процессе принятия находится законопроект, который разрешит банкам открывать счета для физических лиц на основе информации из ЕСИА и на основе биометрических данных, которые появятся в этой системе. Как ранее отмечал председатель Национального совета финансового рынка (НСФР) Андрей Емелин, есть все основания полагать, что к середине ноября законопроект будет принят и банки начнут жить в новых условиях, максимально приближенных к цифровой экономике.

По его словам, все, что необходимо сделать с точки зрения нормативной базы, сейчас прорабатывают Банк России, Минкомсвязи и "Ростелеком". Функционируют три рабочие группы, и они ведут интенсивные консультации. Технологическая сторона биометрических решений пока не ясна, и банковское сообщество ждет окончательных технологических параметров систем, которые будут применяться в ЕСИА (см. новость ComNews от 3 октября 2017 г.).

Алексей Минеев из ЦРТ отмечает, что на фоне анонсированного пилота по удаленной идентификации частных лиц, который обещают провести уже к 2018 г., наблюдается всплеск интереса к биометрии со стороны банков. "В рамках проекта регулятор планирует создать единую базу биометрических данных россиян, которые можно будет использовать для удаленной верификации клиентов - например, при открытии счета в банке", - говорит он.

В пресс-службе Промсвязьбанка указывают на то, что до недавнего времени банковская система не использовала решения по биометрической идентификации клиентов. "В значительной степени на развитие этого направления повлияло участие государства как драйвера проекта, так что в ближайшее время мы вполне можем ожидать прорывных примеров использования биометрии, в том числе для удаленного открытия счета в банке", - отмечают в Промсвязьбанке.

Генеральный директор ИТ-компании "Abbyy Россия" Дмитрий Шушкин говорит о том, что спрос на биометрические решения в России и в мире в целом растет, и это касается не только банков, но и других компаний. Со ссылкой на данные аналитиков J’son & Partners, он указывает на то, что Россия вместе с Индией и Мексикой входит в первую тройку стран, где прогнозируется быстрый рост рынка биометрических технологий в ближайшие пять-семь лет.

"Денежные переводы, выдача кредитов, оформление страховых полисов, краткосрочная аренда автомобилей - все эти сервисы можно сделать более быстрыми и удобными, а главное - предоставлять их удаленно с помощью таких технологий, как идентификация по лицу, отпечатку пальца или голосу. Но мы считаем, что такие решения более безопасны для компаний и клиентов, если использовать их в связке с распознаванием и извлечением данных из документов, удостоверяющих личность - например, паспортов и водительских прав", - отметил Дмитрий Шушкин.

Как ранее сообщал ComNews, несколько банков уже начали пилотировать решение Abbyy для удаленной идентификации пользователей с помощью смартфона. Компания создала его в партнерстве с VisionLabs. Решение Abbyy позволяет при помощи смартфона распознать данные паспорта и подтвердить личность клиента по селфи (см. новость ComNews от 20 сентября 2017 г.).

Рынок нефти: 4 важных прогноза на следующий год.

Эксперты рынка нефти не устают делать прогнозы относительно того, как изменится ситуация на рынке. Теперь, когда год постепенно идет к завершению, эксперты стараются обозначить, какие факторы будут иметь влияние на рынок нефти в следующем году.

1. Стоимость бурения и обустройства скважин будет расти

В следующем году будет наблюдаться тенденция, которая окажет сильное влияние на американские компании, как крупные, так и небольшие.

С начала 2017 г. стоимость бурения и обустройства скважин выросла, а рост производительности упал.

Производительность падает, так как компании расширяют площадь своей работы, переходя в менее производительные районы.

Эксперты ожидают, что программы бурения будут расширяться, при этом уровень производительности будет падать, так как компании будут вынуждены бурить в менее производительных районах.

Чтобы компенсировать низкую производительности, компании будут вынуждены нарастить общие объемы работ, привлекая большее число буровых установок и пробуривая большее число скважин.

Это приведет к росту затрат на услуги нефтесервисных компаний.

После падения цен на нефть в 2014 г. нефтесервисные компании были готовы к тому, чтобы пересматривать контракты и ценообразование.

Теперь, когда цены постепенно восстанавливаются, логично ожидать, что вступят в игру законы спроса и предложения, и сервисные компании начнут наращивать уровень прибыли.

Кроме того, многие сервисные компании начинают возвращать на работу ранее уволенных сотрудников, чтобы поддержать текущий уровень работы.

После того как часть рабочей силы была уволена или временно осталась без работы, они перешли на работу в более стабильные отрасли.

Поэтому теперь необходимо снова повышать зарплаты, чтобы заставить достаточное количество квалифицированных сотрудников вернуться в отрасль.

Таким образом, эксперты полагают, что сервисные компании будут повышать свои ставки, пересматривать контракты и ценообразование в сторону повышения.

2. Разница между WTI и Brent сохранится

Эксперты Stratas Advisors ожидают, что нефть Brent будет по-прежнему опережать WTI как минимум в первой половине следующего года.

Цены на Brent будут поддерживаться соглашением ОПЕК. А большая разница в ценах будет положительно сказываться на экспорте американской нефти.

При этом аналитики полагают, что такая разница в ценах не будет длиться вечно, поэтому компании, извлекающие выгоду из такого положения дел, будут иметь лишь временное преимущество.

Ряд компаний будет извлекать выгоду из этой разницы, отправляя свою нефть на экспорт и открывая для себя новые рынки.

При этом аналитики рассчитывают на то, что нефтеперерабатывающие компании будут рассчитывать на диверсификацию источников как внутри страны, так и за рубежом.

3. Геополитические риски будут играть важную роль в ценообразовании

Эксперты ожидают, что рынок будет более остро реагировать на перебои поставок, вне зависимости от того, будут ли они зависеть от погодных катаклизмов или от геополитических проблем.

Эксперты полагают, что нефтеперерабатывающие компании Европы в следующем году столкнутся с наибольшим числом рисков.

Несмотря на то что сложно прогнозировать некоторые явления, но пожары в Канаде, ураганы в Мексиканском заливе, торнадо и прочие погодные катастрофы всегда представляют угрозу для добычи нефти.

Низкие температуры и холодные зимы также представляют собой риск со стороны спроса как в США, так и за их пределами.

Но помимо природных катаклизмов есть еще геополитические риски. Аналитики выделяют пять геополитических "горячих точек" в следующем году: Венесуэла, Иран, Ирак, Ливия и Нигерия.

Если рассматривать политическую ситуацию в Венесуэле, то можно отметить, что она уже оказывает влияние, так как экспорт из этой страны существенно сократился.

А крах экспорта приведет к серьезным последствиям для нефтеперерабатывающих компаний США и Китая.

В США эффект будет относительно небольшим, так как нефтеперерабатывающие компании постепенно снижают поставки из Венесуэлы, что связано с качеством нефти и проблемами с оплатой.

Если говорить о Китае, то здесь влияние будет более существенным, так как китайские компании будут недополучать те объемы нефти, которые им были обещаны в рамках схемы "нефть в обмен на кредиты наличными".

Китайским компаниям придется искать другие источники поставок, что может привести к росту цен на нефть.

Если говорить об Иране, то здесь есть риск того, что объемы поставок сократятся из-за санкций, в результате чего пострадают прежде всего европейские компании.

4. Разница между тяжелой и легкой нефтью сократится

Согласно аналитикам Stratas Advisors соглашение ОПЕК будет действительно как минимум до конца следующего года.

Однако разница между тяжелой и легкой нефтью будет сокращаться, чему также будут способствовать перебои поставок.

Разница в цене между легкой и тяжелой нефтью особенно сократилась именно в этом году, после того как вступило в силу соглашение ОПЕК.

Аналитики прогнозируют, что нефтеперерабатывающие компании будут говорить о диверсификации поставок, что позволит им повысить прибыльность в ответ на изменение условий рынка.

Бизнес-миссия в 34 тысячи километров.

Завершилась бизнес-миссия делегации Министерства промышленности и торговли Российской Федерации во главе с Денисом Мантуровым в страны Латинской Америки и США.

За шесть дней участники деловой поездки преодолели 34000 км и дважды пересекли экватор.

Представители делегации приняли участие в бизнес-форумах четырех стран, а Министр промышленности и торговли Российской Федерации также провёл встречи с главами министерств и Президентами Мексики и Колумбии. Кроме того, Денис Мантуров отдельно пообщался с представителями местного бизнеса.

Маршрут визита делегации включал в себя страны Южной и Латинской Америки (Мексика, Колумбия, Парагвай).

Производству тиляпии грозит вирус TiLV.

Мировые продажи тиляпии в первом квартале снизились, ряд стран планирует расширить производство этой рыбы, в том числе с помощью генной инженерии. Одной из серьезных угроз для отрасли оказался вирус TiLV.

О распространении озерного вируса тиляпии (Tilapia Lake Virus, TiLV) рассказала Продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН (ФАО) в докладе о мировом производстве этой рыбы. Вирус не передается человеку, однако он может сократить популяции тиляпии и тем самым угрожает продовольственной безопасности. Как сообщает корреспондент Fishnews, известны шесть стран, куда добрался TiLV: Колумбия, Эквадор, Египет, Израиль, Таиланд и Тайвань.

С января по март 2017 г. в мире было продано 180 тыс. тонн тиляпии, в том числе в виде филе и необработанной рыбы. Это на 10% меньше, чем за аналогичный период прошлого года, отмечают в ФАО. Крупнейшими импортерами тиляпии по итогам первого квартала стали Соединенные Штаты, Мексика, Иран и Кот-д’Ивуар, а экспортерами – Китай, Тайвань, Таиланд и Индонезия.

Латиноамериканские страны, в том числе Панама, Куба, Гондурас и Мексика, намерены увеличить производство тиляпии. Так, Мексика планирует повысить показатели на 10% и создать общенациональный бренд для продажи этой рыбы. Местные аквафермеры озабочены проникновением на рынок дешевой китайской тиляпии, качество которой вызывает опасения. Свой проект есть и у Индии: в городе Кочи запущен завод по выращиванию генетически модифицированной тиляпии.

Из последних в первые?

Россия как бунтарь поневоле

Александр Баунов — журналист, публицист, филолог, бывший дипломат. Он является главным редактором Carnegie.ru.

Резюме Стремясь в элитарный клуб равноправных суверенов, Россия не может не замечать, что такого клуба нет. Условием членства в нем является взаимная прозрачность суверенитетов и сверка суверенных действий с ценностями, понимаемыми как границы дозволенного.

Владимир Путин стал героем документального фильма Оливера Стоуна, через который надеялся провести прямую линию с американским народом. Вопрос «почему Путин» имеет столько же смысла, сколько вопрос, почему кинорежиссер Звягинцев выбрал семью, не любящую своего ребенка, когда вокруг столько любящих. Искусство одинаково исследует правых и неправых, эллина и иудея, раба и свободного, причем неправых даже чаще. К тому же для Стоуна Путин – любящий, пытающийся любить.

Для Путина интервью Стоуну – один из способов достучаться до простых американцев, общение с которыми блокируют элиты. Версия советских времен о тружениках капиталистических стран, которые хотели бы дружить с первой страной победившего социализма, но буржуазия не пускает, перевоплотилась в своевременное представление о том, что простые люди Запада гораздо менее враждебны России, чем его идеологизированные элиты. Обе версии в целом верны, но обе ошибаются в измерении температуры народных чувств: народ не более дружелюбен, а более равнодушен, зато интеллигенция что тогда, что сейчас заряжена полярно: плюнет – поцелует, с одной стороны – Оливер Стоун, с другой – Морган Фримен.

Глобальный подпольщик

До Путина Оливер Стоун брал фильмы-интервью у Чавеса, Моралеса, Лулы да Сильвы и других левых борцов с Вашингтоном в Латинской Америке – поклонников Маркса и Кастро. Из Старого Света это кажется блажью (хотя контингент поклонников имеется и там, один только лидер британских лейбористов Джереми Корбин чего стоит). Из прагматичной Европы многие из них выглядят безответственными антиамериканскими популистами с диктаторскими замашками, но если взять шире, окажутся в том же ряду, что Гавел и Валенса, – борцы за демократию и национальный суверенитет против диктатур, навязанных могущественным соседом.

Российская борьба за натуральность/естественность (мы боремся против того, чтобы элиты корежили психику и ломали через колено ценности простых людей) отдаленно напоминает революционную повестку крайне левых экологов и феминисток: женщина должна быть такой, какой она есть от природы, а не раскрашенной и дезодорированной по требованию маскулинных элит куклой, питаться надо только тем, что растет само. В среде русских православных консерваторов со своей стороны стремятся к тем же идеалам: здесь как среди производителей, так и среди потребителей распространен культ натуральных продуктов, а жены избегают косметических салонов (большой контраст с женщинами из исламских королевств). Правило подковы работает и тут: не зря к России влечет западных крайне левых и крайне правых одновременно, ведь в самой России идеалы тех и других тоже подходят близко друг к другу. Если изучить российских противников кощунственного для православных радикалов фильма «Матильда» (чья кощунственность, разумеется, в чистом виде следствие вчитывания смыслов, а не провокации художника, задумавшего доброе юбилейное кино в стиле патриотического романтизма), в них почти поровну религиозных, патриотических и социальных требований в духе крайне левых вроде регулируемых цен на продукты и государственной (общенародной) собственности на крупные компании и недра. Православные консерваторы то и дело повторяют, что в СССР было лучше («Даже верующие вспоминают Советский Союз с благоговением» – сообщает в интервью глава одной из новоявленных радикальных организаций «Христианское государство»), а их общественный идеал весьма точно описывается как СССР с православной религией на месте марксистской идеологии – крайне правый по ценностям и крайне левый в экономической политике. Консервативные фундаменталисты разогреты до такого состояния, что внутри России представляют собой вызов даже для совершившей консервативный поворот российской власти, но вне России она выглядит почти как они и выходит к миру с похожим проектом социального охранительства и точно так же борется с мировой «Матильдой».

Помещая Владимира Путина в ряд диссидентов-победителей, Стоун дарит ему разновидность признания, которую тот давно ищет: вы называете меня диктатором, а я инакомыслящий, бунтарь-освободитель, просто глядеть надо шире, глаза не отводить. Настоящая мировая диктатура – это американская демократия, либеральная внутри, но авторитарная снаружи, силой размывающая ценности; настоящая пропаганда не RT и не иранское агентство FARS (кто читает агентство FARS), а вся совокупность англоязычных СМИ; не скромные русские деньги, крохи от которых перепадают иностранным друзьям России, а всемогущие и бесконечные американские. В этих суровых условиях не так удивительно, что мятежник маскируется, хитрит, требует дисциплины в рядах, наказания предателей и соблюдения демократического централизма. По той же причине он считает себя вправе прибегать к тайным операциям, взломам, ликвидациям и разбрасыванию пропагандистских листовок: тактика дерзких революционеров против всемогущих властей – одна и та же во все времена; неважно, революционеры – люди или целая страна с собственными всемогущими властями.

У такого взгляда на вещи есть разумная основа: звание возмутителя спокойствия и нарушителя мирового порядка раздается вовсе не самым несвободным странам с максимально далекой от Америки политической системой и не тем, которые не способны поддержать у себя порядок и минимально пристойный уровень жизни населения. По первому многим противникам Запада проигрывают дружественные ему же восточные монархии и дальневосточные (а раньше и латиноамериканские) диктатуры, по второму – большинство стран Африки или даже Индия. Оно раздается тем, кто принимает важные политические решения не посоветовавшись, тем, кто занимается экспортом иных идеологий, и особенно тем, кто сам требует, чтобы к нему ходили за советом, опасно умножая число мировых центров принятия решений.

Сам себе враг

Отторгнутый иммунитетом западной системы безопасности, не получив на Западе положительного ответа на главный русский вопрос «Ты меня уважаешь?» в виде равнодолевого участия в мировых делах, безвизового режима, снятия негласных ограничений на российские инвестиции в западную экономику, отмены ПРО и отказа расширять НАТО, Владимир Путин постепенно втянулся в бунт против мирового истеблишмента и сместился в сторону западных антиэлитистов, в которых увидел своих естественных союзников по борьбе за справедливость. Когда же мировые антиэлитарные силы начали расти и претендовать на власть, дело выглядело так, будто они поднимаются и претендуют в союзе с Путиным и чуть ли не благодаря ему.

Однако, вложившись в мировой антиэлитизм, президент Путин и сам оказался его жертвой. Это вне страны он революционер, а внутри России – та самая элита, против которой в мире бунтуют его союзники. Даже без внутриэлитного выдвижения в его анамнезе само семнадцатилетнее пребывание у власти делает политика главой истеблишмента независимо от более или менее интенсивного хождения в народ. Чуть ли не возглавляя, с точки зрения западных интеллектуалов, борьбу с мировым истеблишментом, у себя дома он все больше испытывает такое же давление, как западные элиты. Мятежный ищет бури снаружи, а получает внутри. И вот уже Навальный выходит с молодежным антиэлитарным мятежом, и те же самые молодые оккупанты Уолл-стрит, которых ставит в пример сверстникам RT, буквально под теми же лозунгами оккупируют Тверскую. А радикальные православные, которых Кремль терпеливо выращивал, чтобы после популистского маневра 2011–2013 гг. (когда он расплевался с предательским столичным средним классом и стал искать опору в людях попроще) иметь противовес либералам и самому оставаться в центре, теперь почти не скрываясь атакуют назначенных Путиным системных либералов. Самого же президента испытывают на оппортунизм и верность провозглашенной им идеологии.

Главный оппонент Путина в последние месяцы – образцовый антиэлитист Алексей Навальный, ускользающий, как и сам Путин, от классических парных определений «правый – левый», «интернационалист – имперец», «либерал – консерватор». Зато его «коррупция» и «коррупционеры» (несомненно, у нас многочисленные и реальные) – такой же синоним элиты и символ «несправедливой системы», как для захватчиков Уолл-стрит все себе присвоивший пресловутый один процент богачей.

Дырка от будущего

Факт международного диссидентства России реален. Америка предлагает миру монастырскую, киновитскую антиутопию: откажитесь от внешнеполитической субъектности, совлекитесь воли, слушайтесь настоятеля и будьте счастливы. Проблема с содержанием российского бунта. В его сердцевине будто бы дует сквозняк и мерцает пустота, как за фасадом дворца на сцене классического театра нет ни комнат, ни лестниц, ни, в общем-то, жителей.

Бунт против того, чтобы не быть предметом чужого благодеяния, за право выбора – старинный и благородный сюжет. Но, как часто бывает с революциями, в нем есть «против», но нет ясности с «за» – тем самым «образом будущего», к которому теперь пытаются приставить целые специальные отделы российского правительства.

Если попробовать передать в двух словах, в чем состоит проект Путина, в том числе коллективного мирового Путина, – это остановка времени, не мгновения, а лучше всего его движения сразу. Задержать и предотвратить наступление мира детей от трех родителей, семей из двух и более человек любого пола, гугл-линз, проецирующих изображение прямо на сетчатку, стейков, выращенных из стволовых клеток, женщин-епископов и раввинесс («стала жрица!»), связи мозга со спутниковым интернетом по вай-фай, обобществленного прозрачного государственного суверенитета, взаимного ланкастерского обучения и прочих более или менее вымышленных сюрпризов будущего.

Революция как консервация

В этом смысле у Путина получается действительно революционный проект. Противоречия тут нет. Будущее чревато новым неравенством. Одни успевают сориентироваться, другие нет. Когда экономика, технологии, политика, культура начинают обгонять социальные структуры, приходят революционеры и в ответ на общественные страхи обещают оседлать норовистое будущее в пользу народа, всех возвратить в комфортное состояние справедливости и равенства. Надо вернуть старое или ворваться и захватить, присвоить, переработать новое, чтобы не оно нас, а мы его.

Практически любая революция сочетает прогрессивные эксперименты с консервативными результатами. Большевистская восстановила общинное землевладение и абсолютизм. Маоистская в Китае и Камбодже погнала город в деревню. Мексиканская 1810 г. началась с недовольства запретом иезуитов и их школ. Венгерская 1848 г. развернулась против попытки не в меру просвещенных Габсбургов навязать равноправие венгерского дворянства с какими-то там сословиями, даешь традиционную венгерскую свободу только для благородных. Польская «Солидарность», как русский Новочеркасск, вышла из бунта 1979 г. против либерализации цен. Левые бирманские офицеры решили, что народ будет счастлив в деревне, и на десятилетия задержали индустриализацию. Иранская исламская была революцией базара против супермаркета. В советской перестройке было много тоски по Серебряному веку, России, которую мы потеряли, и проезду государя императора через Кострому. «Арабская весна» опиралась на религиозные переживания, восточноевропейское движение на Запад – на националистические чувства, и то и другое – не передний край современности. Из последних революций – «Брекзит», избрание Трампа, стремительное возвышение Макрона в обход партий, борьба против «Матильды» и всероссийский молодежный призыв Навального тоже.

В России страдают от оторванности правящей бюрократии, которая перестала надежно передавать сигналы наверх и вниз и живет для себя. А для многих американцев отрыв верхушки от народа – это увлеченность собственного истеблишмента малопонятной глобальной миссией. Почитать американских интеллектуалов в газетах – нет у них более важного дела, чем поддержание глобального порядка последней четверти века, а у американского избирателя с менее широким горизонтом таких дел невпроворот.

Мы переживаем время, когда авангард человечества ушел слишком далеко и заподозрен в предательстве. Возникло напряжение между лидерами развития и остальными, и появились политики, предлагающие способы это напряжение разрешить в пользу большинства: остановим тех, кто забежал вперед, заставим отчитываться, вернем мебель, как стояла, и мир станет понятнее. Этнически мотивированное присоединение территорий, которое было последней каплей в отношении Запада к России, – и оно ведь тоже возврат к основательной европейской старине, а запрет на него – сомнительное новшество. В самом деле, почему присоединение Крыма к России двести лет назад – слава, а сейчас позор? Ведь присоединение Рима к Италии, Эльзаса к Франции, Крита к Греции – по-прежнему славные страницы национальных историй. Если сейчас Россию бранят за то, что раньше было достойной похвалы нормой (даже бранясь, все понимали, что и сами бы так поступили), надо вернуть старую норму, разрешающую увеличение национальных территорий. Тем более что когда эта норма действовала, Россия была в числе мировых лидеров – не благодаря ли этому?

Содержание российского бунта не уникально: раз нас не берут в лидеры современности – отпишемся от нее и станем задирать. В похожих настроениях давно пребывает Иран и арабский мир, теперь к ним присоединяются на свой лад Турция и Индия, Польша с Венгрией, Америка с Британией. Пусть у нас будет старая добрая Англия, кирпичные цеха и дымящие трубы, и Темзы желтая вода – символ экономической мощи, Европа XIX века, где суверенные великие державы договариваются друг с другом. Вернем старую Европу, без мусульман, без арабов, без поляков – кому как нравится. Россию с матерью городов русских Киевом. А внутри – вернем элиты под контроль народа.

Сопротивление и экспансия

Реакция на глобальный бунт России кажется преувеличенной. Объявлено, что Россия одновременно ведет подрывную деятельность от Филиппин до Америки, и ничего плохого в мире не происходит без нее. Со стороны это выглядит комично, у России нет таких ресурсов. Но что, если бы были? Если бы у нее была самая сильная в мире армия, самая большая экономика, самые передовые технологии, полмира говорило бы на ее языке и расплачивалось бы ее валютой – держалась бы она скромнее, чем США? Требовала бы равенства и многополярного мира? Признавала бы чужую субъектность? Какие выводы об этом можно сделать из ее нынешнего поведения хотя бы в собственных окрестностях? И что бы она предложила миру, став сверхсильной?

В основе этих страхов лежит верная интуиция. В чем опасность локальных проектов по возвращению прошлого? Они довольно быстро перерастают в глобальные проекты. Правительство, которое строит социализм на отдельно взятой территории, понимает, что вообще-то в его интересах мировая революция. Если мировая невозможна, пусть она случится хотя бы в каком-то критически значимом числе стран. Если она не получается, надо ей помочь. Потому что, если это правительство не право, мир обгонит его и раздавит, как это и произошло. Так рождается экспансионизм диссидентских проектов, создание осей и интернационалов, поиск союзников и слабых звеньев в лагере мирового большинства. (Несколько расширив временные рамки, можно считать, что и распространение демократии когда-то начиналось как самозащита глобальных диссидентов из числа первых демократий перед лицом мирового недемократического большинства.)

Консервативный националист, сторонник расовой теории, носитель идей религиозного или классового превосходства заинтересованы в том, чтобы принципы, на которых они строят свое государство, распространились бы и на другие страны, на как можно большее их число. Тот, кто хочет вернуть старую добрую Германию с ремесленниками вместо бездушного фабричного конвейера, полновесную золотую монету вместо мечущихся котировок, Францию с границами на местности, Россию с великими государственными стройками вместо сомнительных частников, интуитивно понимает, что, вернув, он начнет отставать. Значит, чтобы не отставать, лучше завоевать весь остальной мир. Отсюда неизбежная тяга всякого революционера к экспансии.

Любой мировой диссидент, глобальный революционер, особенно на ранних стадиях, всегда еще и экспансионист. Ведь если он законсервируется или провалит эксперимент на отдельной территории, другие обгонят, а проигрыш будет трудно скрыть. Даже сравнительно мирный нынешний российский бунт привел к попытке создать консервативный интернационал.

Противников нашего диссидентства смущает не только сам его факт, но и неизбежность экспансии (революционеру нужна революционная партия). Отсюда удивительные разговоры о том, что Россия – главный враг либерального мирового порядка, угроза, страшнее (запрещенного) ИГИЛ. При том что сам ИГИЛ – крайняя форма того же бунта, с той же тягой к интернационализации, так что где тут быть страшней.

Роль России как диссидента-экспансиониста, который, как всякий революционер, готов к большим, чем его оппоненты из мирового истеблишмента, рискам и неудобствам и этим силен, схвачена ее критиками верно. Лукавство этих интерпретаций на нынешнем этапе в том, что Путин, может, и был когда-то не столько главной угрозой либеральному мировому порядку, сколько олицетворением мятежа. Однако сейчас эту роль перехватил президент Трамп.

Система не была готова к такому сбою в программе, когда страну, возглавляющую мировой порядок, в свою очередь возглавляет противник этого порядка. Отсюда желание подменить Трампа Путиным, чья практическая опасность всегда была ограничена скромными возможностями его страны, а теперь и его символическая роль подорвана чрезмерно долгим пребыванием на посту и возникшим на горизонте переходным периодом.

Второй гегемон

Трамп с трибуны ООН может говорить о том, что нужно отвергнуть угрозы суверенитету и другие вещи, которые в принципе рады слышать в Москве. Однако, находясь в частичной блокаде со стороны собственного политического класса, и он выступает не как полномочный лидер западного мира, а от себя. Но и тут, защищая идею суверенитета, развивая мысль о том, как полезно для мира сотрудничество правительств, которые ставят интересы своих стран на первое место (сотрудничество политических национализмов – почти российская программа), дает понять, что украинский суверенитет для него никак не менее важен, чем российский.

Вопрос о членстве России в элитном клубе упирается в разницу представлений о том, как этот клуб устроен. Россия понимает его, если проводить экономические аналогии, как мировой совет директоров, договаривающихся за спиной остальных, а то и, презрев условности, у всех на виду о разграничении рынков, слияниях и поглощениях. Себя она видит как минимум держателем блокирующей акции (что, кстати, соответствует ее положению в ООН). Она участник концерта держав, каждая из которых обладает полным внутренним и внешнеполитическим суверенитетом, непроницаемым для остальных. Внутри каждая действует, реализуя неограниченную полноту власти по принципу «мои дела никого не волнуют». В международных делах каждый участник концерта независим и свободно создает и разрушает группы с любыми другими участниками, причем основой для союзов являются не абстрактные ценности, а конкретные интересы.

Это больше походит не на оркестр, где инструментов много и они подчинены воле дирижера, а на камерный ансамбль, лучше квинтет или квартет, который к тому же не играет по нотам, а импровизирует, соблюдая лишь самые общие правила гармонии и контрапункта. Проповедующая академическую старину Россия в действительности мечтает о чем-то вроде джазового ансамбля.

Стремясь в мировой элитарный клуб равноправных суверенов, Россия не может не замечать, однако, важного обстоятельства, что такого клуба попросту нет. По той простой причине, что условием членства в нем является как раз взаимная прозрачность суверенитетов, их проницаемость друг для друга и сверка суверенных действий с ценностями, понимаемыми как границы дозволенного в словах и действиях – прежде всего внутри стран-членов (снаружи из-за отсутствия глобальных демократических институтов они могут быть гораздо менее сдержанны, но тоже не абсолютно свободны – объяснения авторитарных внешнеполитических действий обязаны быть либеральными). Даже в случае самых крупных мировых держав вроде Китая сила и слава без согласия на проницаемость суверенитета (в виде согласия на внешний аудит внутренних дел) не конвертируется в членство в классической, старой мировой элите. Сильнейшие в этом случае признаются сильнейшими, но остаются чужими, внешними.

Если до победы Трампа можно было говорить, что речь идет прежде всего о прозрачности национальных суверенитетов других членов мировой элиты перед аудитом США, которые сами остаются закрытыми от остальных, выменивая свое исключительное положение на предоставление военной защиты (мировой солдат имеет право на военную тайну), то теперь оказывается, что эта открытость более взаимна, чем предполагалось прежде. Американский интеллектуальный и политический класс готов отказать собственному несистемному, ошибочному президенту в праве называться лидером свободного мира, работая на его поражение вместе с другими участниками клуба крупнейших рыночных демократий и добровольно уступая символическое первенство в нем ЕС и Германии Ангелы Меркель.

Россия, прорываясь в клуб мировых демократий со своим представлением о полной непрозрачности собственного суверенитета, претендует, таким образом, на то, чтобы быть там равнее других, самой равной, единственной равной. До Трампа это выглядело как претензия на двуполярность, чтобы быть вторым равным. Но после того как американский политический класс отказал собственному руководству в праве быть лидером либерального мирового порядка, это выглядит как претензия на исключительность, которая уж точно никем не будет поддержана. Тем более что, заявляя о полной непрозрачности, непроницаемости для других собственного суверенитета, Россия продолжает требовать от соседей его прозрачности для себя.

В Москве не могут не видеть этого противоречия и пытаются выйти из него двумя способами.

Первый – объявить реальной мировой элитой сильные страны с непроницаемым суверенитетом и создать из них новый планетарный совет директоров, измеряя долю нового клуба в процентах проживающего в этих странах населения и территориях: в странах БРИКС, ШОС и т.п. живет столько процентов населения планеты, они покрывают такой-то процент территории, их совокупные экономики производят такую-то часть мирового продукта. Попытка упирается в то, что страны в этих новых клубах суверенны в близком российскому пониманию смысле слова (хотя и тут Бразилия, например, не похоже, чтобы планировала противопоставлять США свою абсолютную непроницаемость), но явно не обладают большинством голосующих акций для управления миром, а западные акционеры в новые клубы и не приглашены, и не стремятся.

Второй путь – напомнить членам западного клуба о былом величии и утраченном суверенитете (Европа, которую мы потеряли), вернуть старые смыслы, позвать их вперед в прошлое и затеряться на этом фоне.

Если Россию не принимают на равных за ее устаревшее понимание суверенитета, надо сделать устаревшими всех – распространить отечественную концепцию на остальных, и проблема исчезнет.

Надеждам способствует то, что процесс полного обобществления национальных суверенитетов – как в левых утопиях XX века обобществления женщин и детей – остановился и начал поворачиваться вспять. «Брекзит», Трамп, разнообразные новые правые в Западной Европе, национал-консервативные правительства в Восточной – всё свидетельствует о том, что миллионы, если еще и согласны обниматься, то поверх национальных барьеров, но не при полном их упразднении. Левый и особенно правый антиглобализм и возвращение западных национализмов в Москве прочитали как полный разворот, неостановимую тоску народов по полноте национальных суверенитетов и начали строить на ней внутри национальную идею, снаружи – внешнеполитическую доктрину.

Антиэлитизм Путина – не левый и не правый, он державный. Его единственная цель – не содержание, а форма действий, не результат, а процедура. Путин добивается непроницаемости суверенитета не для того, чтобы воплотить в жизнь набор радикальных левых антирыночных мер, как большевики или чависты, и не для того, чтобы строить ультраконсервативный православный Иран. Задача – иметь возможность делать то, что захочется, то, что покажется полезным внутри страны и на ее периферии, которая рассматривается как шельф российского суверенного пространства, ни перед кем не отчитываясь и не допуская самой возможности внешнего аудита. Больше того, исключив саму идею отчета. Внутри этого суверенного пространства он будет выступать с правыми или левыми заявлениями, проводить рыночные и дирижистские мероприятия, национализировать и приватизировать, двигать на важные посты консервативных идеологов или либеральных прагматиков, репрессировать западников или националистов, реализуя неограниченный и безраздельный суверенитет. Тот, кто может так же – тот равный. Кто нет – поступился принципами и достоин сожаления и упрека, а то и издевки, с какой когда-то Иван Грозный писал Елизавете Английской: что за королева, которой надо спрашивать подданных.

Равенство в этой картине понимается не как всеобщее свойство (все государства равны), а как привилегия, доступная немногим, которую надо заслужить или вырвать. То, что в полном соответствии с этим российским пониманием, но вопреки воле России его вырывает для себя Северная Корея, почему-то мало смущает.

В постулируемом Россией идеальном будущем современная ситуация, когда, по словам Путина, в мире всего несколько государств, обладающих полнотой суверенитета, не изменится. Просто Россия будет признана всеми одной из немногих равных, то есть в действительности одним из гегемонов. В западном клубе есть только одна страна равнее других с полным суверенитетом в понимании Владимира Путина – это США, все остальные полностью суверенные – за его пределами. Настаивая на отношениях с западными странами на условиях равенства, понятого как привилегия, и всей полноты суверенитета, Россия по сути хочет быть среди них еще одним гегемоном, второй Америкой. Добиться этого практически невозможно.

Даже тут подводит историческая память. В эпоху ансамблей равноправных держав, о которой ностальгирует Россия, она сама не раз становилась предметом критики со стороны чужих правительств и газет по польскому и еврейскому вопросу, за языковую политику, крепостное право, отсутствие свобод и современных гражданских институтов. Точно так же как другие члены ансамбля за свои грехи – рабство, колониальную политику, расовую сегрегацию, подавление восстаний в колониях, женский вопрос и т.д. Старый мир знал и гуманитарные интервенции, в которых участвовала Россия (защита христиан в Османской империи), и смену режимов (наполеоновская и постнаполеоновская Европа).

Вестфальская система, когда каждый государь полномочно определял веру на своей территории, никогда не работала в остальных вопросах и тем более не будет работать сейчас.

У парадного подъезда

«Путину нет равного по опыту среди мировых лидеров», – говорит Оливер Стоун в интервью о своем фильме. На вопрос, как Путин смотрит на Трампа, Макрона, Бориса Джонсона, я часто отвечаю: как мастер на начинающих, с высоты своего опыта. Однако долгое пребывание у власти начинает работать против образа президента-мятежника: наш бунтовщик пересидел у власти любого из королей. Вечный революционер, как и вечный студент, всегда немного смешон.

В действительности и революционность Путина, и диссидентство России – недоразумение. Дональд Трамп по факту рождения и гражданства – член закрытого престижного клуба, как и Тереза Мэй или Эммануэль Макрон. Желание растрясти сонное клубное царство, поднять пыльные шторы, вымыть окна, выгнать менеджеров для него естественно. Россия, напротив, хочет членства в клубе вот с этими самыми пыльными занавесками, лысыми лакеями в ливреях и неторопливым старым управляющим. Это борьба не за новый порядок вещей, а за присоединение к старому. И если старого порядка все меньше, надо его вернуть, чтобы усилия по присоединению к нему были не напрасны.

Нынешнее диссидентство России – скорее форма, чем содержание, производная от ее сравнительной слабости. Точно так же и программа консервативного бунта, заявленного ее руководством, –

не столько глубокое убеждение, сколько конструкция от противного. Если бы глобальный Евтушенко был против колхозов, Путин мог быть «за» – как сейчас, после выхода США из Транстихоокеанского партнерства и Парижского соглашения по климату, протекционистский Китай вдруг оказывается хранителем принципов глобальной экономики и Си Цзиньпин едет вместо американского президента главным гостем в Давос.

Революционность Путина и России – это оболочка, арифметическое действие отрицания отрицания. Она направлена не на то, чтобы отвергнуть истеблишмент, а на то, чтобы стать им. Но стать она пытается тем, чего нет, и поэтому ее попытки выглядят изнутри как борьба за справедливость, а извне – как бессмысленный русский бунт. Единственная надежда России в том, что Запад, становясь слабее, сам начнет закрываться от крепнущих внешних ветров, и, как в виде Трампа и «Брекзита» уже начал отступать от либерального экономического порядка, сам будет настаивать на непроницаемости и безграничности национальных суверенитетов, и бывшие последними станут первыми. Но пока просили не занимать.

Россия > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 29 октября 2017 > № 2392176 Александр Баунов

Независимость Каталонии не получила поддержку в мире

И вряд ли на это стоит рассчитывать в будущем

В ночь с 27 на 28 октября стало ясно, что независимость Каталонии не получит признания в мире. По сообщениям РИА "Новости", Белый дом подтверждает поддержку единой Испании. Французские власти не признают декларацию о независимости Каталонии и намерены вести диалог только с официальным Мадридом. Великобритания не признаёт и не признает в будущем одностороннюю декларацию о независимости, принятую каталонским региональным парламентом, поскольку она признана незаконной испанским судом.

МИД РФ подтвердил свою прежнюю позицию: руководствуясь основополагающими принципами международного права, Россия рассматривает события в Каталонии как внутреннее дело Испании. В Москве также выражали надежду, что ситуация будет урегулирована через диалог строго в рамках испанского законодательства в интересах единой и процветающей Испании при соблюдении гарантий прав и свобод всех граждан этой страны.

В свою очередь, посол Испании в РФ Игнасио Ибаньес заявил, что ситуацию в Каталонии нельзя разрешить военным способом, нужно вернуться к конституционным нормам. Это весьма важное заявление прозвучало впервые.

Позицию непризнания заняли Мексика и Турция. Как и ожидалось, каталонский сепаратизм решительно осудила Сербия, припомнившая западу косовскую историю и указавшая на двойственность его позиции по отношению к двум сепаратизмам в Европе.

Иную позицию заняли Корсика, Шотландия и Абхазия Председатель ассамблеи Корсики Жан-Ги Таламони приветствовал независимость Каталонии. Абхазия готова рассмотреть вопрос о признании независимости Каталонии, если поступит соответствующее обращение. Шотландия выразила уважение каталонскому правительству, но призвала к диалогу, но признавать независимость не стала.

Мексика не признает независимость Каталонии, заявил в пятницу министр иностранных дел латиноамериканской страны Луис Видегарай.

Парламент Каталонии в пятницу проголосовал за резолюцию о провозглашении независимости от Испании. После этого сенат Испании одобрил применение 155 статьи конституции, согласно которой в автономии будет фактически введено прямое правление Мадрида.

"Первое. Мексика не признает одностороннее объявление о каталонской независимости", — приводит мексиканский МИД в своем сообщении заявление Видегарая.

Глава дипломатического ведомства Мексики высказался также за решение этого "сложного исторического конфликта путем аргументов, а не путем силы".

Вашингтон приветствует деятельность "Группы Лимы" по урегулированию ситуации в Венесуэле и призывает другие страны поддержать ее усилия, сообщила официальный представитель госдепартамента Хезер Науэрт в пятницу.

"США приветствуют лидерство "Группы Лимы" в отношении разрешения ухудшающейся ситуации в Венесуэле… Мы призываем международное сообщество присоединиться к усилиям "Группы Лима" и Соединенным Штатам в противостоянии авторитарным действиям режима (президента Венесуэлы Николаса) Мадуро, которые привели к ухудшению политической, экономической ситуации и социальному кризису в стране и среди народа Венесуэлы", — говорится в поступившем РИА Новости заявлении представителя ведомства.

В сообщении отмечается, что Вашингтон поддерживает оглашенные итоги состоявшегося в пятницу в Торонто заседания так называемой "Группы Лимы", которую представили министры иностранных дел Аргентины, Бразилии, Канады, Чили, Колумбии, Коста-Рики, Гватемалы, Гондураса, Мексики, Панамы, Парагвая и Перу.

Сообщалось, что 12 стран Америки потребовали от Венесуэлы пересмотра избирательной системы страны, немедленного освобождения политических заключенных и прекращения практики лишения лидеров оппозиции политических прав. Министры из 12 стран Америки заявили о поддержке национальной ассамблеи (парламента) Венесуэлы, фактически лишенной властью ее полномочий, и намерении не признавать решений созванного по инициативе Мадуро национального учредительного собрания.

"Группа Лимы" обратилась к ООН и ее генеральному секретарю с просьбой принять участие в разрешении кризиса, переживаемого Венесуэлой, и проблемы продолжающихся нарушений прав человека в этой стране.

Китобойный флот окупил себя с лихвой.

Виктор ЩЕРБАТЮК, Капитан дальнего плавания, автор книги о китобоях.

Ровно 85 лет назад Советский Союз начал промышленную добычу китов. Сегодня это воспринимается как легенда, хотя еще полвека назад отрасль переживала пик своего развития. О том, как страна организовывала промысел морских исполинов, как его совершенствовала и почему прекратила, корреспонденту Fishnews рассказал капитан дальнего плавания, доцент кафедры управления судном Дальрыбвтуза, автор книги о китобоях «Антарктика за кормой» Виктор Щербатюк.

ПРИВЯЗАНЫ К БЕРЕГУ

- Виктор Павлович, как вы стали китобоем?

- В 1949 году я окончил в Находке мореходную школу юнг. Она была создана в 1944 году, с ее помощью правительство хотело, с одной стороны, уменьшить «влияние улицы» на молодежь (как из благополучных, так и не очень семей), а с другой – начать подготовку морских специалистов среднего звена. Эта школа находилась на территории бывшего исправительно-трудового лагеря, в бараках для заключенных. Размерами они были 50 на 12 м, с двумя торцевыми выходами и одиночными рамами на окнах. Когда заведение преобразовали в мореходную школу, статус был повышен, но жилые условия практически не изменились. Правда, общие бараки разделили на кубрики по 25-30 человек.

Еще до мореходной школы я получил небольшой опыт работы в море и учиться пришел, можно сказать, уже готовым моряком. Для меня не новы были жесткие условия. После окончания школы был зачислен матросом на китобоец «Пурга», затем перешел на однотипный «Буран». Эти суда – изначально военные тральщики для разминирования - мы получили в 1944 году от США по ленд-лизу, в китобойцы их переоборудовали после войны. На Курилах было пять береговых китобойных баз. Китобойцы буксировали добытых животных на эти базы, там туши разделывали, затем продукция направлялась во Владивосток.

Мы не могли далеко отходить от баз, поскольку мясо кита, которого продержали, например, пару суток после добычи, никуда не годилось, кроме как на муку для корма зверей. А при изготовлении продуктов для людей использовали только кондиционное, свежее мясо усатых китов. Поэтому китобойцы Второй Дальневосточной флотилии (которая работала на Курильские базы) вели промысел вдоль Курильской гряды.

- Но другие суда осуществляли еще экспедиционный промысел?

- Да, была флотилия «Алеут», которая работала в северной части Тихого океана – в районе Алеутских островов и Камчатки. Их район промысла тоже был ограничен, хотя не так сильно, как наш. Дело в том, что китобойная база «Алеут» и ее суда («Трудфронт», «Энтузиаст» и «Авангард»), купленные в 1932 году в Норвегии, работали на угле. Поэтому им были необходимы частые бункеровки углем и заодно водой. На Камчатке они оборудовали удобные места для приема воды прямо из водопадов на горных речках, куда можно было протянуть шланги прямо с борта. И эти китобойцы тоже особенно далеко от базы не отходили, они знали относительно недалекие районы, где было достаточно китов.

КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ

- Как вообще в СССР появился промысел китов?

- Попытки организовать промысел китов предпринимались еще до революции и на Дальнем Востоке, и в других регионах Российской империи. Где-то эти эксперименты имели временный успех, однако масштабным явлением они не стали.

Фактически полноценная промышленная добыча китов у нас была организована в 1932 году. Был тогда на Дальнем Востоке такой капитан - Александр Игнатьевич Дудник, который, работая на судне береговой охраны «Наркомпрод Брюханов», гонял иностранных браконьеров. Он наблюдал, как незваные гости ведут промысел, и видел, что китов в наших водах достаточно. И у него появилась идея создать советскую китобойную флотилию. С этим предложением Александр Дудник обратился к наркому внешней и внутренней торговли СССР Анастасу Микояну.

Ранее Александр Дудник уже приобрел для советского флота первое краболовное судно, которое показало неплохие результаты. Поэтому капитану пошли навстречу.

Он присмотрел в Америке сухогруз «Глен Ридж», который был приобретен Советским Союзом и направлен для переоборудования в Норвегию. В частности, на судно необходимо было установить кормовой слип, чтобы поднимать китов на палубу для разделки. До этого животных свежевали на плаву, что было не очень рационально (многие части туши приходилось выбрасывать).

Норвежцы отказались переоборудовать судно (которое уже было переименовано в «Алеут»), и тогда Александр Дудник перегнал будущую китобазу в Кронштадт, где и была совершена переделка. В октябре 1932 года, по пути к месту постоянного базирования - во Владивосток, китобойцы «Алеута» добыли первых китов у мексиканских островов Ревилья-Хихедо.

- А в перерывах между добычей китов суда занимались рыбой?

- Нет, рыбу они ловили мало. Ее вообще на Дальнем Востоке тогда добывали не очень много, рыбацкий флот состоял из маленьких судов-«прибрежников». На одном из них я проходил практику – это был сейнер с девятью членами экипажа, который отправлялись на промысел на день и не имел возможности уходить далеко в море.

Правда, в послевоенный период перед рыбаками поставили задачу осваивать новые районы. Для этого начали закупать и строить суда, обладающие большей автономностью. Тогда приобрели много СРТ в Германии, они могли выходить далеко в море, и уловы начали расти. Позже появились более мощные суда с современным оснащением.

- То есть в 1930-1940-е годы китобоев было больше, чем рыбаков?

- Скажем так: китобои давали больше продукции. И если исходить из показателя «количество тонн готовой продукции на одного человека, работающего в отрасли», то китобойный промысел был рациональней, чем рыбный. Ведь даже уже в 1930-1940-е годы японцы добывали в наших водах больше рыбы, чем советские рыбаки. Мы не могли освоить свои рыбные ресурсы из-за нехватки судов добывающего флота.

В основном рыболовецкие суда работали в заливе Петра Великого в Приморье, в районе Сахалина. Это преимущественно были колхозные суда, которые вели прибрежное рыболовство небольшими тралами и снюрреводами. Поэтому китобойный промысел давал больше продукции.

Конечно, китобойцы оправдывали свое назначение. Строительство плавбазы «Советская Россия» обошлось в 15 млн рублей, каждый китобоец к ней стоил около 1,5 млн рублей – и все они окупили себя за три-четыре путины, а потом пошла прибыль.

ГОДЫ РАСЦВЕТА

- Продукция поступала на внутренний рынок?

- Да, в основном. Но были отдельные продукты, которые шли и на внешний рынок. Например, на экспорт отправляли амбру – воскообразную массу, образовывающуюся в кишечнике кашалота. Это вещество обладает свойством удерживать запахи, его использовали в парфюмерии, это был очень дорогой и валютоемкий продукт.

Вообще продукция китобойного промысла была очень разнообразной. И объекты промысла – тоже, у нас добывали и усатых китов (которых использовали в пищу), и зубатых китов (кашалотов), чье мясо не усваивалось человеческими желудками и поэтому отправлялось на корм зверям…

- Какие годы стали пиковыми для китобойного промысла в СССР?

- Середина 1960-х, когда одновременно работали китобойные флотилии «Слава», «Юрий Долгорукий», «Советская Украина», «Дальний Восток», «Владивосток», «Алеут», «Советская Россия».

Однако с начала 1960-х уже начали вводить в строй китобойные базы («Владивосток» и «Дальний Восток»), рассчитанные на диверсификацию промысла. Эти базы немецкой постройки водоизмещением по 26 тыс. тонн были нацелены на то, чтобы летом (когда есть разрешение Международной китобойной комиссии) работать на промысле китов, а зимой (когда нет разрешения, да и сам промысел нецелесообразен) – на минтаевой путине. И этот механизм стал применяться довольно успешно. Более старые базы, например «Советская Россия», работали в режиме «девять месяцев на промысле кита, три месяца – на переходе и в ремонте».

КРИЛЬ НЕ ЗАМЕНИЛ КИТОВ

- Когда был закрыт китобойный промысел и почему?

- К закрытию шли достаточно долго. На каждой китобойной базе, включая береговые, находились ученые, которые вели строгий учет убитых китов и отсылали собранные сведения в штаб-квартиру Международной китобойной комиссии. Там данные анализировали и устанавливали регулирующие правила. Они все более ужесточались с уменьшением численности китов.

В 1970-е китобойный флот стал сокращаться. В итоге в 1979 году добыча китов была полностью прекращена на Дальнем Востоке СССР (за исключением традиционного промысла коренными народами). Китобойные базы и китобойцы были перепрофилированы на другие виды промысла и постепенно списаны. Правда, флотилия «Советская Украина» еще продолжала работу в других районах Мирового океана до 1987 года, когда в СССР окончательно был запрещен промысел китов.

Попытки переориентироваться на лов криля - зоопланктона, рачков, напоминающих креветку, - предпринимались с 1960-х, а пика они достигли в 1980-х. Запасы криля в Мировом океане весьма существенны, самое ценное в этой продукции – белок. Мясо криля по консистенции напоминает мясо краба, поэтому в трале оно выдавливалось и, в основном, не доходило до обработки. Моряки стали приспосабливаться – искать возможности доставлять криль на обработку в воде, которая смягчала механическое воздействие. Чтобы отделить мясо от хитиновой оболочки начали экспериментировать с горячим воздушным потоком. Был и альтернативный путь - паста «Океан», которую получали путем выдавливания белка из криля под прессом. Однако при таком способе в белок попадали и ферменты внутренних органов криля, которые приводили к быстрой порче продукта: паста зеленела на вторые-третьи сутки.

В итоге промысел криля так и не смог заместить добычу китов, в первую очередь из-за отсутствия приемлемых технологий обработки.

Андрей ДЕМЕНТЬЕВ, Fishnews

Россия. ДФО > Рыба. Экология > fishnews.ru, 27 октября 2017 > № 2364782 Виктор Щербатюк

Среди коренных американцев появились первые климатические беженцы

Рост уровня моря и человеческая деятельность стремительно приближают наихудший климатический сценарий для коренных американцев дельты Миссисипи, которые рискуют потерять не только свои дома, но и все культурное наследие.

«Строительство канала, добыча нефти и газа у побережья Мексиканского залива, изменение климата, маршрутизация реки Миссисипи и наводнения привели к неизбежной потере земли», — объяснила Ширелл Парфе-Дардар, лидер племени индейцев Grand Caillou/Dulacв штате Луизиана.

Пейзаж региона постепенно превратился в морской, напоминающий с воздуха «зашнурованную» лентой из земли воду. Подъем уровня моря и оседание дельты Миссисипи превращают большие участки земли в болота, которые затем покрываются водой, оставляя узкие полоски земли чуть выше водной поверхности.

Рассказ о последствиях такой ситуации для коренных народов дельты Миссисипи был представлен в понедельник на встрече Геологического общества Америки в Сиэтле, штат Вашингтон.

Согласно данным предыдущих исследований, члены племени Grand Caillou/Dulac живут в 27 км от побережья, но несмотря на это сообщество теряло землю в среднем по 1 % в год в период между 1974 и 1990 годами. Более поздний анализ показывает, что темпы оседания в районе Дулак в среднем составляют 12,5 мм в год — одно из самых больших значений в южной части Луизианы.

Поля и леса теперь можно пересечь только на лодке. В районе Дулак, где никогда прежде не было наводнений, они теперь происходят постоянно. Чтобы область оказалась в воде больше не нужен шторм — достаточно сильного южного ветра в сочетании с высокой приливной волной.

«Молодые люди покидают родные земли, чтобы выжить. Мы не просто теряем свой дом, мы теряем свою культуру и самих себя», — сказала Парфе-Дардар.

Чтобы смягчить последствия наводнений, многие дома были подняты на 4 м, а один даже на 5,8 м. Но это создает еще одну проблему: многие из людей, живущих в этих домах, являются старейшинами, и лестничный спуск, а также отключение от технических служб небезопасны для них. При этом далеко не все члены племени могут позволить себе поднять свои дома, и многие объекты пришлось покинуть из-за повторного наводнения.

Переселение — не самое простое решение для этих людей, которые привязаны к традиционному образу жизни и не располагают достаточными финансовыми ресурсами.

Племя Grand Caillou/Dulac — не единственная группа коренных американцев, которой угрожает опасность. Члены племени Grand Bayou Atakapa могут добраться до своих домов только на лодке. Другая соседняя группа Isle de Jean Charles в настоящее время переживает федеральное переселение, что делает ее членов первыми американскими климатическими беженцами.

США > Экология. Нефть, газ, уголь. Миграция, виза, туризм > ecolife.ru, 25 октября 2017 > № 2445673

МЧС России приняло участие в круглом столе Бюро Экономического и Социального совета ООН

МЧС России приняло участие в круглом столе Бюро Экономического и Социального совета ООН по теме «Последствия недавних ураганов: достижение Повестки-2030». Чрезвычайное ведомство представлял заместитель директора Департамента международной деятельности Алексей Авдеев.

В последнее время отмечается увеличение количества и масштабов стихийных бедствий, заставляющих проявлять гибкость при выборе форматов реагирования и искать наиболее эффективные способы оказания помощи. При этом важно учитывать не только потребности пострадавших государств, но и такие факторы, как их географическая удаленность, а также усилия, предпринимаемые другими участниками международного реагирования.

«Наглядным примером применения такого подхода стали российские гуманитарные операции по оказанию помощи Мексике, пострадавшей в результате катастрофического землетрясения, и Кубе, подвергшейся разрушительному воздействию урагана «Ирма». Общий объем этой помощи уже превысил 3 млн. долл. США», - сказал заместитель директора департамента Алексей Авдеев.

Первоочередными мероприятиями, проводимыми после разрушительных землетрясений, являются поисково-спасательные работы. Поэтому незамедлительно после поступления информации о землетрясении МЧС России привело в готовность к вылету свои поисково-спасательные подразделения и предложило Мексике свою помощь. Однако, поскольку поисково-спасательные отряды были в достаточном количестве мобилизованы на национальном и региональном уровне Правительством России было принято решение направить в г.Акапулько самолет с 35 тоннами гуманитарных грузов (многоместные палатки, детское питание и консервы), что и было успешно осуществлено 27 сентября 2017 года.

«В рамках оказания помощи государствам, пострадавшим от серии ураганов, мы также отошли от своих традиционных форматов реагирования. Оценив потребности и расходы на авиационную доставку, мы решили значительно увеличить объемы помощи и направить ее морским транспортом. Ориентировочно в середине ноября в г.Мариэль (Куба) прибудут 1133 тонны гуманитарных грузов», - рассказал во время своего доклада Алексей Авдеев.

Сейчас аналогичные меры прорабатываются Правительством Российской Федерации и в отношении населения Содружества Доминики, пострадавшего в результате урагана «Мария». Кроме того, в завершающей стадии находится согласование вопросов оказания финансовой гуманитарной помощи этой стране, а также Антигуа и Барбуде, которые будут реализованы в самое ближайшее время.

В рамках проекта, который Российская Федерация осуществляет совместно со Всемирной организацией здравоохранения, на этой неделе будет завершена доставка в Гавану 7 медицинских модулей, состоящих из лекарственных средств и товаров медицинского назначения, которые позволят оказать необходимую медицинскую помощь 48 тыс. человек.

«К сожалению, стихийные бедствия носят регулярный характер, поэтому важно не только оказывать международную помощь в ликвидации последствий, но и создавать условия для того, чтобы государства могли самостоятельно эффективно противостоять им в будущем, как это предусмотрено Сендайской рамочной программой действий по уменьшению опасности бедствий, - уточнил Алексей Авдеев. - В этой связи в период с 24 сентября по 14 октября 2017 года в Российско-Кубинском центре подготовки специалистов пожарно-спасательного профиля, расположенном в г. Гаване, с привлечением российских инструкторов состоялся практический курс. Специалистов Кубы, Гаити, Сальвадора и Венесуэлы обучили проведению поисково-спасательных операций в разрушенных зданиях. Считаем, что это хороший вклад в общие международные усилия по повышению готовности стран региона к бедствиям и планируем продолжить эту работу».

Опыт реагирования на недавние ураганы и землетрясения в очередной раз продемонстрировал важность обмена оперативной информацией между центрами управления в кризисных ситуациях, которые сейчас в той или иной форме существуют практически во всех странах. Это особенно актуально в первые дни и часы после возникновения крупномасштабного бедствия, чтобы оценить последствия, определить первоочередные потребности и выработать скоординированные предложения по оказанию помощи.

«В глобальном масштабе кризисные центры пострадавшего государства и государств, оказывающих помощь, очень редко взаимодействуют друг с другом напрямую. В большинстве случаев обмен информацией о бедствиях осуществляется по дипломатическим каналам, что может приводить к задержкам, недопониманию и даже потере важной информации», - сказал представитель МЧС России.

Решить эту проблему предлагается с помощью формирования Глобальной сети центров управления в кризисных ситуациях. Преимущество данной инициативы заключается в том, что она не требует значительных финансовых затрат, а подразумевает только некоторое изменение порядка работы существующих структур и дополнительную подготовку персонала. В целях реализации данной инициативы, продвигаемой совместно МЧС России и Управлением по координации гуманитарных вопросов (УКГВ) ООН, в течение 2017 года был разработан проект Стандартного порядка действий Глобальной сети центров управления в кризисных ситуациях, который сейчас проходит «обкатку» в ходе командно-штабных учений. В этом году уже прошли три таких учения с привлечением Центра координации чрезвычайного реагирования Европейского союза (ЕС), Международной организации гражданской обороны, Объединенного исследовательского центра ЕС (JRC), Центра координации гуманитарной помощи Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН (AHA) и ряда других структур.

«Считаем, что формирование Глобальной сети центров управления в кризисных ситуациях позволит значительно повысить качество и оперативность принимаемых решений по оказанию международной помощи, а, следовательно, и ее эффективность», - завершил свое выступление заместитель директора Департамента международной деятельности МЧС России Алексей Авдеев.

Оператор Dubai Airports объявил, что специальным гостем гала-ужина Dubai Airshow в ноябре станет американская актриса и певица Дженифер Лопес.

По сообщениям, на эксклюзивном мероприятии 15 ноября ожидается 3,5 тыс гостей. Гала-ужин пройдет всего через несколько недель после благотворительного концерта звезды «One Voice: Somos Live», с помощью которого удалось собрать $35 млн в поддержку жертв недавних стихийных бедствий в Пуэрто-Рико, Мексике и Карибском бассейне.

Генеральный директор Dubai Airports Пол Гриффитс сказал: «Приглашая такую международно признанную звезду, мы подтверждаем значимость Dubai Airshow на мировой авиационной арене и позволяем Dubai Airports, Emirates и Dubai Duty Free благодарить своих уважаемых VIP-гостей и партнеров за их поддержку».

Ранее на шоу уже выступали сэр Том Джонс, Диана Росс, Стиви Уандер и Кэти Перри.

Первая "цифровая" фабрика, которая будет производить авиационные двигатели, появится в России в конце текущего года, сообщил министр промышленности и торговли Денис Мантуров.

"Это предприятие входит в состав крупной госкорпорации "Ростех". Мы рассчитываем, что такие предприятия могут массово внедряться каждый год, находя новые форматы", — сказал Мантуров в интервью мексиканскому телеканалуTelevisa.

По его словам, следующими форматами станут "умные" производства и, наконец, "виртуальная" фабрика, которая не будет зависеть от тех барьеров, которые сегодня создаются на мировых торговых площадках.

Мантуров рассказал также, что восемь мексиканских университетов обратились к России с предложением найти точки соприкосновения для совместной работы в высокотехнологичных отраслях. "По возвращении в Россию мы организуем взаимодействие наших технических вузов с мексиканскими", — отметил министр, совершающий в эти дни поездку по ряду стран Латинской Америки.

Статистика: граждане России все чаще бегут в Америку

Россия вошла в десятку стран по количеству просителей убежища на территории США.

Об этом сообщил телеграм-канал «РуФабула»:

Топ-10 стран (согласно статистике Иммиграционной Службы США, опубликованной в октябре 2017 года):

1) Венесуэла

2) Китай

3) Сальвадор

4) Гватемала

5) Мексика

6) Гондурас

7) Индия

8) Гаити

9) Нигерия

10) Россия

Бывшие китобои отмечают юбилей промысла.

Ровно 85 лет назад СССР начал промышленную добычу китов. На протяжении десятилетий китобои помогали стране решать проблему с продовольствием, обеспечив советский народ миллионами тонн мяса и жира.

За «точку отсчета» начала китобойного промысла в СССР принято считать дату, когда двух первых китов добыла флотилия «Алеут» Акционерного Камчатского общества. Это произошло в Тихом океане, в районе мексиканских островов Ревилья-Хихеда 25 октября 1932 г.

Как рассказал Fishnews капитан дальнего плавания, доцент кафедры управления судном Дальрыбвтуза, автор книги о китобойном промысле «Антарктика за кормой» Виктор Щербатюк, добыча китов помогала стране восстанавливать экономику. «Причем мясом китов кормили не только людей, но и, например, пушных зверей, - отметил бывший китобой. - Производство знаменитой советской пушнины, которая высоко ценилась во всем мире, обеспечивая приток твердой валюты в СССР, тоже было построено на использовании китового мяса».

Из китов производили колбасы, консервы, белковые концентраты, из печени вырабатывали витамины, лечебные препараты, в частности инсулин. Для корма зверей и птиц производили муку и упаренные бульонные концентраты. Кроме того, продукция китобойного промысла использовалась в кожевенной, мыловаренной, текстильной, химической отраслях, в парфюмерии и косметологии, в ВПК.

С появлением Международной китобойной комиссии в 1946 г. добыча этих млекопитающих стала регулироваться: в Мировом океане четко определили районы, квоты и время промысла для каждого государства.

«Конечно, сейчас некоторые обвиняют советских китобоев в якобы неоправданной жестокости. Но, извините, знаменитый китобой и пират Фрэнсис Дрейк убивал этих животных только ради китового уса, а позже еще и жира. А в нашей китобойной промышленности туша использовалась на 99%», – подчеркнул Виктор Щербатюк.

Он считает, что добыча китов Советским Союзом была вполне оправдана. «На момент закрытия коммерческого промысла китов членами МКК в 1985 году всеми странами было добыто 2,44 млн особей, при этом доля Советского Союза составляла порядка 16%, - обратил внимание Виктор Щербатюк. - А больше всех добывали Норвегия и Япония. И, как ни странно, в настоящее время китов добывают и норвежцы, и японцы».

Напомним, во Владивостоке планируется установить памятник дальневосточным китобоям. Виктор Щербатюк, как управляющий фондом «Альбатрос» по реализации этого проекта, рассказал о текущем положении дел: «Мы занимаемся этим вопросом с 2013 года. В ближайшие недели ожидаем окончания макета в треть натуральной величины. Затем будем решать вопрос собственно изготовления и установки памятника».

В ежегодной конференции «Защита персональных данных», которая пройдет 9 ноября в Москве в восьмой раз, впервые примет участие делегация Китайской Народной Республики. В ее состав войдут представители Бюро Администрации киберпространства Китая и Пекинского университета.

На сегодняшний день в конференции, проводимой по инициативе и при поддержке Роскомнадзора на площадке МИА «Россия Сегодня», запланировано участие делегаций 11 стран. Помимо Китая это Азербайджан, Беларусь, Босния и Герцеговина, Латвия, Мали, Марокко, Мексика, Польша, Сербия, Хорватия.

В числе российских участников - представители Администрации Президента Российской Федерации, Совета Федерации, Госдумы, Правительства России, Минкомсвязи, МИД, Банка России, ФСТЭК и ФСБ, Роскомнадзора, ведущих компаний в сфере информационной безопасности, компаний-операторов персональных данных.

На конференции запланировано обсуждение широкого спектра вопросов. В рамках панельной дискуссии участники рассмотрят современные тренды развития информационного пространства, а также тенденции в сфере международной информационной безопасности. В рамках секционных мероприятий представители Роскомнадзора и иностранных уполномоченных органов обсудят вопросы правоприменения отраслевого законодательства в области персональных данных.

Так, представитель Роскомнадзора расскажет об итогах правоприменения новых составов административных правонарушений по ст. 13.11 КоАП РФ, об основных критериях и условиях определения в деятельности оператора составов административного правонарушения по данной статье КоАП РФ.

На Конференции запланировано обсуждение нового Регламента Европейского Союза по защите персональных данных, вступающего в силу в 2018 году. Будет представлена позиция российского Уполномоченного органа о возможности распространения норм Регламента на деятельность российских операторов.

С подробной информацией о конференции, а также программой мероприятия можно ознакомиться на специальном интернет-сайте zpd-forum.com.

Роскомнадзор приглашает всех заинтересованных в обсуждении вопросов защиты персональных лиц и организаций принять участие в мероприятиях конференции.

Денис Мантуров встретился с Президентом Мексики Энрике Пенья Ньето.

В понедельник, 23 октября, Министр промышленности и торговли Денис Мантуров встретился с Президентом Мексиканских Соединенных Штатов Энрике Пенья Ньето.

В ходе общения с Президентом Мексики Денис Мантуров отметил значительное сближение двух стран в торгово-экономической и инвестиционной сферах, а также обратил внимание на большой потенциал развития дальнейшего сотрудничества.

В контексте усилий по наращиванию торгово-экономического сотрудничества между нашими странами придаем большое значение реализации в Мексике крупных проектов с участием российских промышленных компаний, - сказал Министр.

В качестве примера такого взаимодействия глава Минпромторга России обратил внимание на поставки новых российских самолетов SSJ-100 в Мексику: национальная авиакомпания Interjet уже успешно эксплуатирует 22 машины этого типа и должна получить 8 новых самолетов до конца этого года.

Авиационная промышленность является гордостью страны, и Денис Мантуров сообщил Энрике Пенья Ньето о готовности российской стороны предложить мексиканским заказчикам новейший ближне-среднемагистральный самолет МС-21, а также новые и модернизированные модели российских вертолетов - средние многоцелевые Ми-17, средне-тяжелые Ми-38, тяжелые Ми-26Т2 и новый вертолет «Ансат».

Глава Минпромторга России рассказал Президенту Мексики и о важных проектах развития мексиканской промышленности за счет организации производства вертолетов типа «Ми». Подобный формат сотрудничества, связанный с организацией производства высокотехнологичной продукции на территории страны-партнёра, является доказательством в высшей степени дружественных и долгосрочных отношений между государствами.

Денис Мантуров поблагодарил Энрике Пенья Ньето за поддержку российской компании ПАО «ЛУКОЙЛ», которая активно работает на мексиканском рынке, а также попросил оказать содействие ОАО «Силовые машины», имеющей большой опыт работы в сфере строительства и модернизации ГЭС.

Товарооборот между Россией и Мексикой в первой половине 2017 года вырос более чем на 38%.

23 октября 2017 года Министр промышленности и торговли Российской Федерации Денис Мантуров в рамках бизнес-миссии в страны Латинской Америки посетил г. Мехико (Мексиканские Соединенные Штаты) и принял участие в пленарном заседании форума «Торгово-промышленный диалог: Россия-Мексика».

В своем выступлении глава Минпромторга России отметил, что наиболее перспективными возможностями для развития сотрудничества России и Мексики является освоение новых направлений промышленно-технологической кооперации и инвестиционного партнерства.

В традиционно сильной для нас с вами нефтегазовой сфере, Россия за последние годы сделала большой шаг в развитии собственных уникальных технологий добычи и углубленной переработки сырья. Но самые большие перспективы наши страны связывают с освоением огромных запасов углеводородов на шельфах, - заявил Денис Мантуров.

Он рассказал, что для их разработки и в Арктике, и в Мексиканском заливе необходимо соблюдать самые жесткие экологические требования.

Мы активно работаем над созданием уникальных технологий и проектированием техники для шельфовой добычи и транспортировки углеводородов. Предлагаем рассмотреть возможности использования этих наработок в совместном освоении сырьевых ресурсов с участием крупнейших компаний наших стран, - сказал Министр.

Глава ведомства отметил, что в гидроэнергетике был реализован ряд крупных проектов строительства ГЭС в Мексике и предложил начать работу в части развития малой энергетики с использованием российских газотурбинных и парогазовых установок.

Также, в будущем планируется расширить поставки и обеспечить сервисное обслуживание авиационной техники по новейшим моделям самолетов и вертолетов различного назначения, которые уже проходят летные испытания и процедуры международной сертификации.

По словам Министра ряд российских компаний, которые обеспечивают процесс модернизации отечественного ж/д-парка, готовы поставлять в Мексику новейшие образцы тягового, подвижного состава, созданные с использованием инновационных материалов, а также технику для строительства и обслуживания путей.

Большое внимание Денис Мантуров уделил локализации производства в фармацевтике и автомобилестроении.

В процессе коренной модернизации фармацевтической отрасли наши компании создали и продолжают разрабатывать ряд инновационных препаратов, которые уже выходят на мировой рынок. Организация их выпуска в Мексике откроет масштабные рынки сбыта во все страны Латинской Америки. Тоже самое, можно сказать и в отношении российских марок автомобилей, таких как Лада, ГАЗ, УАЗ, КАМАЗ, которые только осваивают этот регион. Мы также имеем развитые компетенции по выпуску всех видов газомоторной и электротяговой техники для увеличения экологически чистого автопарка в городах, - подчеркнул глава Минпромторга России.

Он предложил мексиканским компаниям, имеющим большой опыт по выпуску автокомпонентов, рассмотреть возможности создания своих производств в России.

В части комплектующих у нас большой рынок сбыта, учитывая, что в нашей стране свои заводы построили практически все крупнейшие мировые автопроизводители. В скором времени мы введем новые требования по локализации и этот сегмент получит дополнительный импульс для роста, - сказал Министр.

Кроме того, в Мехико состоялась рабочая встреча Дениса Мантурова с Министром сельского хозяйства, животноводства, развития сельских районов, рыболовства и продовольствия Мексики Хосе Эдуардо Кальсадо Ровиросо.

Ассоциация системных операторов крупнейших энергосистем мира GO15 отметила значительные достижения российского системного оператора.

На состоявшемся 23–24 октября в Брюсселе (Бельгия) 14-м годовом заседании Ассоциации системных операторов крупнейших энергосистем GO15 вице-президентом на 2018 год избран заместитель Председателя Правления АО «СО ЕЭС», член Управляющего и Административного советов GO15 Федор Опадчий.

Согласно уставу GO15, вице-президентом на ближайший год избирается член Ассоциации, чья кандидатура через год будет выдвинута на пост президента. Кроме того, планируется, что российский Системный оператор Единой энергетической системы примет у себя годовое заседание 2019 года.

Руководители Ассоциации также вручили Федору Опадчему сертификат «В знак признания выдающихся достижений», отмечающий достижения АО «СО ЕЭС» в международном техническом сотрудничестве системных операторов.

Согласно решению GO15, президентом Ассоциации на 2018 год стал Тава Говендер (Thava Govender) из компании ESKOM (ЮАР), первым вице-президентом – Одри Зибельман (Audrey Zibelman) из AEMO (Австралия). Генеральным секретарем и казначеем переизбран исполнительный директор Energy One Solutions Intl. (США) Алан Стивен (Alain Steven).

Участники заседания обсудили итоги работы пяти экспертных комитетов GO15, в рамках которых осуществляется основная исследовательская деятельность Ассоциации. Сопредседатель экспертного комитета №4 «Интеллектуальные системы и информационные технологии» Федор Опадчий выступил с докладом о работе комитета в 2017 году.

Системный оператор Единой энергетической системы также представил отчет о подготовке экспертным комитетом № 5 «Внешние связи» сводных данных об основных технических показателях работы энергосистем компаний-членов GO15 за 2016 г.

В ходе годового заседания обсуждался план работы GO15 на 2018 год. По итогам обсуждения члены Ассоциации выбрали три темы для исследования в будущем году.

Первая из них касается вопросов развития крупных энергосистем с учетом усиления развития генерации на возобновляемых источниках энергии (ВИЭ) и предполагает изучение масштабов интеграции ВИЭ в энергосистемы разных стран, подходы к необходимой модернизации сетевой инфраструктуры при появлении в энергосистеме большого объема ВИЭ, опыт внедрения механизмов управления спросом Demand Response. Также планируется оценить связанные с вводом ВИЭ сложности для оперативно-диспетчерского управления и требуемые изменения бизнес-моделей взаимодействия системных и сетевых операторов.

Вторая из запланированных на 2018 год тем посвящена проблеме обеспечения живучести энергосистем. Она предполагает изучение основных препятствий для быстрого восстановления энергосистем после аварий, форм поддержки системных операторов со стороны отраслевого сообщества и органов государственной власти при решении задач по обеспечению живучести и вопросов формирования соответствующей нормативно-правовой базы. В рамках исследования также планируется определить необходимые изменения нормативной базы, направленные на стимулирование инвестиций в мероприятия по повышению живучести энергосистем.

Третья тема объединяет вопросы реформирования электроэнергетики и предусматривает изучение применяемых в разных странах отраслевых бизнес-моделей и оценку их перспектив. В рамках темы будут рассматриваться сочетание технологических и экономических факторов при развитии энергосистем, а также условия работы рынков электроэнергии и мощности.

Об Ассоциации GO15

Ассоциация GO15. Reliable and Sustainable Power Grids (до 2012 года – Very Large Power Grid Operators, VLPGO) – объединение системных операторов, управляющих крупными энергосистемами с нагрузкой более 50 ГВт. Ассоциация VLPGO создана в октябре 2004 года по инициативе американского системного оператора PJM Interconnection, французской компании RTE и японской компании TEPCO.

Главной задачей Ассоциации является объединение усилий крупнейших системных операторов для решения сходных проблем с целью общего устойчивого развития в условиях постоянного роста энергосистем и повышения зависимости общественного и экономического роста от надежности электроснабжения.

Официальными членами GO15 являются 19 системных операторов: AEMO (Австралия), Elia Group (Бельгия), ONS (Бразилия), National Grid (Великобритания), CSG / CSPG (Китай), SGCC (Китай), Power Grid / PGCIL (Индия), REE (Испания), Terna (Италия), АО «СО ЕЭС» (Россия), CAISO (США), MISO / Midcontinent ISO (США), PJM Interconnection (США), RTE (Франция), TEPCO (Япония), ESKOM (ЮАР), KPX (Южная Корея), CENACE (Мексика), GCCIA (Управление по объединению энергосистем Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива).

АО «СО ЕЭС» участвует в деятельности Ассоциации с 2005 года.

Blackrock: 10 главных геополитических рисков.

Рынки, как правило, могут бурно реагировать на геополитические риски. Поэтому аналитики инвестиционной фирмы Blackrock внимательно следят за геополитическими рисками, стараясь оценить и спрогнозировать, какое влияние эти риски могут оказать на рынки.

Подробнее эти риски описаны в ежеквартальном отчете Global Investment Outlook Q4 2017.

В целом эксперты наблюдают за развитием 10 главных геополитических рисков, однако для IV квартала 2017 г. они выделили пять основных рисков, которые, по мнению экспертов, могут оказать наиболее сильное влияние на рынки.

Переговоры по НАФТА

Четвертый раунд переговоров по NAFTA завершился. Мексика и Канада отклонили предложения США, которые они считают слишком жесткими.

Однако новые отчеты дают основания предполагать, что в переговорах наметился небольшой прогресс по менее спорным пунктам соглашения. Кроме того, переговоры еще на завершились.

Новый раунд переговоров пройдет в декабре в Мексике.

Эксперты инвестиционного агентства полагают, что переговоры завершатся успешно в начале 2018 г.

Однако надежды на такое развитие событий недавно стали меньше, учитывая жесткую позицию переговорщиков США и угрожающую риторику президента Дональда Трампа, что привело к росту неопределенности.

Северная Корея

Эксперты рассматривают ядерную программу Северной Кореи как основную угрозу региональной стабильности, безопасности США и нераспространению ядерного оружия.

Аналитики считают, что угроза вооруженного конфликта выросла, учитывая запуски ракет Северной Кореи над Японией. А также агрессивную риторику как со стороны Северной Кореи, так и со стороны США.

Все это повысило возможность того, что одна из сторон может допустить ошибку или сделать неверный шаг, так как фактически действия сторон оказываются весьма ограниченными.

Тем не менее на данный момент эксперты отмечают, что вероятность полномасштабной войны остается низкой, так как слишком высока цена для всех сторон.

Вместо этого эксперты ожидают, что США усилят мирное давление, что будет выражаться во введении односторонних санкций и давлении на Китай.

Именно с этим связан следующий геополитический риск.

Ухудшение отношений между США и Китаем

Трения между США и Китаем со временем нарастают. Две страны могут оказаться в состоянии конфликта, который получил название "ловушка Фукидида".

Этот термин описывает состояние конфликта между состоявшейся державой и державой с растущим могуществом.

Нарастает конфликт из-за торговли и доступа на рынки.

С точки зрения экономики такие споры могут оказать негативное влияние на рынки, а также на отдельные секторы экономики.

Вооруженные действия США против Северной Кореи или столкновения в Южно-Китайском море также могут оказать серьезное отрицательное влияние на отношения двух стран.

Если говорить о рынках, то активы с высоким риском оказываются под угрозой.

Однако составители отчета полагают, что Китай и США будут избегать открытой конфронтации в краткосрочной перспективе и попытаются использовать грядущий визит Трампа в Китай, для того чтобы наладить сотрудничество.

Однако есть и другие геополитические риски, на которые обращают внимание эксперты Blackrock.

Вот они:

Крупные кибератаки

Страны: весь мир

Террористические атаки

Страны: весь мир

Конфликт НАТО и России

Страны: Россия, США, Великобритания, ЕС

Конфликт в Южно-Китайском море

Страны: Китай, Япония, США, Северная Корея

Эскалация конфликта в Сирии и Ираке

Страны: Сирия, Ирак, США

Фрагментация в Европе

Страны: ЕС, Великобритания

Конфликт в Персидском заливе

Страны: страны Ближнего Востока

Мантуров объяснил, почему санкции не отпугнули иностранный бизнес от России.

Многие крупнейшие транснациональные корпорации продолжают работать с Россией, несмотря на санкции, заявил министр промышленности и торговли Денис Мантуров.

"Такой интерес обусловлен тем, что мы установили четкие, привлекательные и неизменные в долгосрочном периоде условия работы на российском рынке", — пояснил глава Минпромторга в ходе выступления на заседании деловой миссии "Торгово-промышленный диалог России и Мексики" в Мехико.

По его словам, для новых крупных инвестиционных проектов, независимо от национального капитала, при заключении специального контракта дается целый пакет преференций на десять лет.

"А по таким направлениям, как инвестиционно-технологическое, где у нашей страны отсутствуют какие-то компетенции, мы готовы предоставлять таким компаниям льготные условия на период до 20 лет", — отметил министр.

Мантуров подчеркнул, что эти условия не подлежат пересмотру даже в случае изменения российского законодательства.

"Россия и Мексика во многом используют схожие подходы в части создания свободных экономических зон и по поддержке высокотехнологического экспорта. При этом обе страны имеют широкие торгово-экономические связи со многими другими государствами, а это выход на новые емкие рынки сбыта", — отметил глава ведомства.

Министр призвал мексиканский бизнес размещать свое производство в России. "Я буду продвигать продукцию мексиканских компаний, которые будут локализовывать свое производство в России, и никак не буду стесняться, если эта мексиканская продукция будет попадать на рынки третьих стран. Готов с удовольствием продвигать вашу продукцию", — заключил он.

Двадцать стран прекратили дипотношения с КНДР после инаугурации Трампа

С момента прихода к власти в США Дональда Трампа в январе 2017 года не менее двадцати государств прекратили или ограничили дипломатические отношения с Северной Кореей. Об этом сообщает южнокорейский телеканал KBS.

"С момента начала работы администрации Трампа благодаря усилиям США не менее 20 стран мира разорвали дипломатические отношения с Северной Кореей или понизили их уровень", - заявили на KBS (цитата по ТАСС).

По данным телеканала, к этому списку также присоединились традиционно дружественные к КНДР Мьянма, Вьетнам и Уганда – эти страны выслали северокорейских послов, которые, по утверждению телеканала, состояли при торговых компаниях, совершавших незаконные операции для получения иностранной валюты.

Кроме того, Португалия, также поддерживавшая дружественные отношения с КНДР, впервые за 42 года прекратила дипломатические отношения с этой страной. Ранее Мексика, Перу, Испания, Италия и Кувейт также выслали северокорейских дипломатов.

Мексика и Россия договорились расширить сотрудничество в области сельского хозяйства по итогам встречи министра промышленности и торговли РФ Дениса Мантурова с мексиканским министром сельского хозяйства Хосе Кальсадой Ровиросой, сообщил РИА Новости генеральный координатор управления общественных связей ведомства Франсиско Вальехо.

"Оба правительства расширят торговлю в сфере сельхозпродукции как часть стратегии по диверсификации рынков, объявленной правительством республики Мексики", – сказал Вальехо.

По его словам, стороны отметили прогресс в части согласования зоосанитарных протоколов по экспорту говядины и свинины, молочных продуктов и мяса птицы. Достигнута договоренность об обмене информацией и санитарными протоколами для укрепления торговли тропическими фруктами и мексиканскими напитками, а также для поставок в Мексику пшеницы, удобрений и сельскохозяйственной техники.

Мантуров находится в Мексике в сопровождении большой делегации российских бизнесменов. Он участвовал в работе Делового форума в Сан-Луис-Потоси и в заседании деловой миссии "Торгово-промышленный диалог России и Мексики" в Мехико. После Мексики Мантуров отправляется в Парагвай и Колумбию.

Россия рассматривает возможность создания в Мексике единой производственной инфраструктуры под несколько российских автомобильных брендов.

22 октября 2017 года Министр промышленности и торговли Российской Федерации Денис Мантуров в рамках бизнес-миссии в страны Латинской Америки посетил г.Сан-Луис-Потоси (Мексиканские Соединенные Штаты), где принял участие в Мексиканском инвестиционном бизнес-саммите «The world we will be looking at in 2018».

В своем выступлении глава Минпромторга России обратил внимание участников на то, каким образом национальная экономика встраивается в долгосрочные мировые тренды. Одним из наиболее значимых векторовявляется насыщение мирового спроса и перепроизводство, в результате чего страны стараются найти компромисс между внутренним протекционизмом и созданием зон свободной торговли или вхождением в крупные интеграционные объединения.

Я не буду скрывать, что мы тоже защищаем свой рынок и я, как Министр промышленности и торговли, заинтересован, чтобы страны, которые хотят поставлять свои продукты, создавали у нас дополнительные производства, локализовывали производство. Мы для этого создаем соответствующие институты и инструменты мотивации. Позитивным примером такого сотрудничества может служить мексиканская компания «Nemak», - сказал Денис Мантуров.

Министр отметил, что только путем создания международных кооперационных цепочек и альянсов сегодня возможно стабильно развивать экономики стран. В том числе, он рассказал об опыте создания индустриальных площадок для нескольких брендов и намерении российских властей по созданию подобной кооперации на территории Мексики.

Мы хотим создавать хабы из двух-трех-четырех производителей. К примеру, в России мощные автопроизводители - ВАЗ, ГАЗ, УАЗ, КАМАЗ. Это мировые известные бренды. И мы планируем создать такой индустриальный хаб в Мексике, - подчеркнул глава ведомства.

Также Денис Мантуров провел рабочие встречи с Министром экономики Мексики Ильдефонсо Гуахардо Вильярреалем и председателем правления авиакомпании «Interjet» Мигелем Алеманом Веласко, на которых были затронуты основные вопросы сотрудничества двух стран, в том числе, в рамках авиационной отрасли.

Производство красного мяса в Иране растет в течение шести последних лет

Статистические данные показывают, что производство красного мяса в Иране растет в течение шести последних лет с 21 марта 2011 по 20 марта 2017 года, сокращая разрыв между производством и внутренним спросом, отмечает экономический аналитик Financial Tribune Али Ширделиан.

"Мы достигли самодостаточности в трех сферах: куры, яйца и молоко. Иран фактически экспортирует эти предметы. Однако в отношении красного мяса производство в настоящее время не соответствует внутреннему спросу, и импорт компенсирует этот дефицит", - сказал в интервью Financial Tribune заместитель министра сельского хозяйства Хасан Рокни.

По словам Рокни, производство соответствует 90 % внутреннего спроса на красное мясо. Другими словами, спрос составляет 920 000 тонн в год, тогда как ежегодно в стране производится около 830 000 тонн красного мяса. Таким образом, необходимо импортировать около 70 000-100 000 тонн.

По прогнозам, производство красного мяса достигнет 838 000 тонн к концу текущего 1396 иранского года (20 марта 2018 года).

Производство красного мяса в Иране за шесть лет выросло на 11,2 %, увеличившись с 740 000 тонн в 2011-2012 финансовом году до 823 000 в последнем финансовом году (март 2016-март 2017).

Рынок иранского красного мяса стоит 248,793 триллиона риалов (6,2 млрд. долларов). По словам Рокни, в стране около 1,5 миллионов фермеров-скотоводов.

В десятку крупнейших провинций по производству красного мяса в Иране входят Хорасан-Резави, Фарс, Восточный Азербайджан, Мазендаран, Западный Азербайджан, Исфахан, Хузестан, Тегеран, Эрдебиль и Хамадан.

В глобальном масштабе США, Китай, Бразилия, Австралия, Индия, Аргентина, Пакистан, Мексика, Россия и Франция являются ведущими мировыми производителями красного мяса.

По словам Рокни, потребление красного мяса на душу населения в прошлом 1395 иранском году составило 11,47 килограмма на человека, достигнув 917 000 тонн. Это в то время как производство мяса на душу населения в стране составляет менее 10,5 килограммов.

Примечательно, что глобальное потребление мяса на душу населения (минус свинина) составляет 11,5 килограмма в год, аналогичное иранскому.

Статистика показывает, что потребление красного мяса в Иране не было очень стабильным и регулярным в течение рассматриваемого шестилетнего периода.

По словам Рокни, иранцы склонны потреблять больше куриного мяса, нежели красного мяса, поскольку потребление куриного мяса на душу населения в стране составляет около 26 килограммов. Это в то время как глобальное среднее значение составляет 15 килограммов.

Он считает, что высокий уровень потребления куриного мяса в стране по сравнению с потреблением красного мяса имеет три основные причины.

Один относится к вопросам здоровья, диетам и его низкому уровню холестерина. Вторая причина связана с значительно более низкой ценой куриного мяса по сравнению с красным мясом. Наконец, производство куриного мяса в стране проще и выше.

В стране производится около 2,2 млн. тонн куриного мяса, что делает Иран седьмым по величине производителем куриного мяса в мире.

Заместитель министра оценил импорт иранского красного мяса за пять месяцев, с 21 марта по 22 августа 2017 года на уровне 50 000 тонн. Бразилия является основным экспортером красного мяса в Иран.

В прошлом году, Иран импортировал 94 500 тонн красного мяса на сумму 385 миллионов долларов. Цифры показывают, что импорт снизился с 2011-2012 финансового года.

Рокни отметил, что мясо из других стран обычно импортируется в замороженной форме. Но в последние один-два года, иранский рынок мяса двигался к импорту размороженного мяса.

Промысловики Мексики могут лишиться рыбного места.

Создание морского заповедника на островах Ревилья-Хихедо приведет к сокращению уловов тунца, отмечают представители мексиканской рыбной отрасли. По их мнению, инициаторы проекта не просчитали экономических последствий.

В октябре мексиканская Комиссия по заповедникам предложила запретить все виды рыболовства вокруг островов Ревилья-Хихедо. Планируется создать крупнейший в Северной Америке морской заповедник площадью 148 тыс. км2.

По данным Тихоокеанского альянса за устойчивый промысел тунца (Pacific Alliance for Sustainable Tuna), запрет на промысел в водах заповедника уменьшит мексиканскую добычу тунца на 10 тыс. тонн в год. В результате рабочих мест лишатся не только промысловики, но и переработчики рыбы, пишет ABC News. Представители альянса заявили, что ученые, инициировавшие создание особо охраняемой акватории, не имеют достаточной квалификации для оценки экономических последствий такого шага.

Как сообщает корреспондент Fishnews, в июле прошлого года острова Ревилья-Хихедо были внесены в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО. В мексиканской прессе высказываются опасения, что изменение статуса островов не помешает строительству на них отелей и другой инфраструктуры для туризма. Представители властей Мексики отвергают эти обвинения и заявляют журналистам, что действуют исключительно в интересах защиты окружающей среды.

Россия и Мексика планируют новые контракты по модернизации вертолетов Ми-17/Ми-17-1В, сообщает в воскресение пресс-служба холдинга "Вертолеты России".

Капитальный ремонт 19 вертолетов Ми-17/Ми-17-1В ВВС Мексики холдинг "Вертолеты России" провел в 2014-2015 годах. Согласно контракту на Новосибирском авиаремонтном заводе был выполнен ремонт планера, всех систем и агрегатов мексиканских вертолетов, в том числе, двигателей, главного редуктора и вспомогательной силовой установки. Были заменены все агрегаты и комплектующие с истекшими назначенными сроками службы, а также признанные неремонтопригодными. На вертолетах были заменены лопасти несущего и рулевого винтов.

"В связи с истечением срока гарантии мы передали мексиканской стороне наши предложения по техническому содействию эксплуатации этих машин. В настоящее время холдинг ожидает от мексиканского военного ведомства ответа на направленный к рассмотрению проект контракта", — заявил генеральный директор холдинга "Вертолеты России" Андрей Богинский, слова которого приводит пресс-служба.

По его словам, дополнительно обсудить эти и другие вопросы российско-мексиканского взаимодействия планируется в понедельник в ходе встречи министра промышленности и торговли РФ Дениса Мантурова с министром национальной обороны Мексики генералом Сальвадором Сепедой.

В сообщении отмечается, что в преддверии рабочего визита министра промышленности и торговли РФ Дениса Мантурова в Мексику генеральный директор холдинга "Вертолеты России" (входит в госкорпорацию "Ростех") Андрей Богинский посетил вертолетный центр министерства национальной обороны.

 Мексиканский авиаперевозчик Interjet заинтересован в приобретении российских самолетов МС-21, сообщил РИА Новости президент компании Мигель Алеман Веласко.

"Нас очень интересует МС-21, потому что компоненты, из которого он состоит, делают его более легким, он потребляет меньше топлива. Двигатели у него североамериканские, но мы надеемся, что у России будет (для этого самолета. — Прим. ред.) и свой мотор, более легкий", — сказал Алеман Веласко после встречи с министром промышленности и торговли Денисом Мантуровым.

МС-21 — перспективный российский пассажирский самолет вместимостью от 150 до 211 пассажиров, включает в себя новейшие разработки в области самолето- и двигателестроения, бортового оборудования и систем. Он сменит советские самолеты "Ту", "Як" и "Ан".

Дмитрий Знаменский.

Президент США Дональд Трамп вновь пригрозил выйти из Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА), которая помимо США включает Канаду и Мексику.

"Либо по нему (НАФТА — ред.) будет заключено новое соглашение, которое будет честным в отношении Америки, либо оно будет прекращено", — сказал Трамп в интервью Fox News.

Ранее США, Канада и Мексика начали переговоры по актуализации НАФТА по требованию Трампа, причем президент США пригрозил денонсировать договор еще до завершения этих переговоров. Следующий раунд переговоров пройдет в ноябре, но уже известно, что переговоры продолжатся в 2018 году.

США ведут активную торговлю с Канадой и Мексикой, но импортируют больше, чем экспортируют. Так, при товарообороте в 525 миллиардов долларов с Мексикой в 2016 году торговый дефицит США составил 63 миллиарда долларов. С Канадой при объеме торговли в 545 миллиардов долларов торговый дефицит составил 11 миллиардов долларов.

США — крупнейшее из трех государств НАФТА, которая действует с 1994 года и объединяет три страны с населением чуть менее 500 миллионов человек.

Алексей Богдановский.

Философы в поисках справедливого общества

Опубликовано в журнале: Неприкосновенный запас 2017, 5

Беседы Ричарда Маршалла с Тоддом Мэем и Лизой Херцог

Перевод с английского Ольги Серебряной

[стр. 13 – 36 бумажной версии номера]

Ричард Маршалл (р. 1959) — философ, школьный учитель, писатель, соредактор международного онлайн-журнала «3:АМ».

Тодд Мэй (р. 1955) — философ, разработавший — совместно с Солом Ньюманом и Льюисом Коллом — теорию постструктуралистского анархизма. Преподает в Клемсонском университете (Южная Каролина), является наставником-советником нескольких студенческих политических организаций.

Лиза Херцог (р. 1983) — философ, работала в Мюнхенском техническом университете и университетах Санкт-Галлена и Франкфурта, преподавала в Стэнфорде, руководила совместным исследовательским проектом кластера «Нормативные порядки» и франкфуртского Института социологических исследований. Автор книг «Изобретение рынка: Смит, Гегель и политическая теория» (2013) и «Свобода не только для богатых: в защиту правильно понятого либерализма» (2014).

Анархист-постструктуралист Тодд Мэй

Ричард Маршалл: Что побудило вас стать философом? Вы всегда ощущали, что общество пребывает в некоем кризисе?

Тодд Мэй: Многие философы, с которыми мне приходилось беседовать, рассказывают, что именно учитель подтолкнул их начать заниматься философией — чаще всего это преподаватель колледжа, заразивший их любовью к предмету. У меня все было не так. Я учился в старшей школе в Нью-Йорке в конце 1960-х — начале 1970-х, и там ощущение кризиса и связанные с этим идеи витали в воздухе. Это было место, где разговоры все время крутились вокруг Мелвилла, Фолкнера, Достоевского — и вокруг вьетнамской войны. То есть я довольно рано заинтересовался и политическим сопротивлением, и идеями как таковыми. В колледже я изучал психологию, но и от философии никогда не отдалялся: «Бытие и время» я прочитал вместе с одним знакомым аспирантом-философом. Другой знакомый, тоже аспирант-философ, подарил мне на окончание колледжа «Феноменологию восприятия» Мерло-Понти. В конце концов, я решил специализироваться в клинической психологии, но мне хотелось учиться именно феноменологически ориентированной психологии, и я выбрал католический университет Дюкейна в Пенсильвании. Но, как это обычно бывает, к концу первого курса я познакомился с работами Фуко и Делёза, в которых — тревожным для меня образом — ставился под вопрос проект психотерапии в целом. Я настойчиво поднимал эти вопросы на занятиях. Поэтому к концу второго года мне сообщили, что финансирование моей дальнейшей учебы прекращено. После этого я еще несколько лет читал и размышлял над тем, что теперь часто называют «постструктурализмом», и в конце концов подал документы в Пенсильванский государственный университет, где у меня появилась возможность глубже изучить этих мыслителей. Один мой друг, радикальный адвокат, однажды спросил меня, зачем было изучать философию, если меня так интересует политика. Я ответил, и он поднял меня на смех, потому что я сказал, что понять и разрешить политические проблемы можно, только когда видишь их онтологические основания.

Р.М.: Вы писали о «постструктуралистском анархизме», с этим движением вас и ассоциируют. На мой взгляд, вы связываете его появление с осознанием кризиса политической философии после распада Советского Союза — в том смысле, что падение СССР забило последний гвоздь в крышку гроба, где уже и так покоился марксизм. Расскажите, как вы понимаете этот кризис, имея в виду, что многим — в том числе и вам — советский блок вряд ли представлялся реальной моделью для политических перемен.

Т.М.: Для большинства традиционных анархистов типа Петра Кропоткина и Эммы Гольдман Советский Союз был катастрофой чуть ли не с самого начала. Они видели в нем иерархическую структуру, и в этом смысле он был для них продолжением угнетения, характерного для капиталистического общества. На самом деле еще раньше, в полемике с Марксом, Михаил Бакунин предсказывал, что захват марксистами государственного аппарата попросту приведет к воспроизводству иерархической структуры общественных и политических отношений. Как пели «The Who», «вот ваш новый босс, он такой же, как ваш старый босс». В этот момент анархизм и начинают связывать с критикой государства. Но для меня самого анархизм — это нечто большее, чем просто критика государства. Это критика угнетения во всех его формах — политической, экономической, гендерной, расовой и так далее. Анархисты были абсолютно правы в том, что касалось Советского Союза, но мы должны читать их работы в контексте более широкой критики угнетения. Понятно, что порой эта общая критика присутствует в их работах лишь фоном, но все равно ее можно там различить. В этом смысле они сильно отличаются от Маркса. У Маркса есть точка опоры, чтобы перевернуть общество, поскольку у него есть центр доминирования: отъем прибавленной стоимости у рабочих. Соответственно, борьба на самом деле только одна — за собственность на средства производства.

У анархистов, напротив, какой-то одной борьбы нет. Как сказал однажды британский анархист Колин Уорд, на разных фронтах всегда идет целый ряд боев. Именно в этой точке с анархизмом пересекаются постструктуралисты и особенно Фуко. Фуко отслеживает в истории разные способы угнетения. Он не сводит их к какой-то одной точке или какому-то одному типу, а стремится понять специфику каждого. Дисциплинарная власть, которую он рассматривает в «Надзирать и наказывать», играет совсем иную роль, чем сексуальность, которую он описывает в первом томе «Истории сексуальности», а эта сексуальность в свою очередь отнюдь не то же самое, что неолиберальное управление, о котором он рассуждает в лекциях «Рождение биополитики»[1]. То есть если в XIX и начале XX века анархисты еще могли сопротивляться редукционизму марксистской программы, то более поздние мыслители — такие как Фуко, Делёз и Лиотар, — прокладывают дорогу к теориям несводимости и непреодолимости политических отношений и политической борьбы. Это позволяет им среди прочего подключить сюда же идеи феминизма и движения против расизма, сложившиеся уже в XX веке.

Что это дает для политического мышления? Грубо говоря, взгляд снизу вверх на политическую борьбу и политические перемены. Вместо того, чтобы искать точку опоры, которая позволила бы нам все перевернуть, мы должны анализировать самые разные и часто взаимопересекающиеся грани угнетения в их единичности и бороться напрямую с ними. Само по себе это не отменяет возможности теоретизирования сверху вниз, но создает условия для политических размышлений и политических действий, которыми традиционная политическая философия часто пренебрегает.

Р.М.: Таким образом, постструктуралистский анархизм[2] следует понимать в теоретических рамках, заданных французским постструктурализмом, в частности работами Фуко, Делёза и Лиотара. Прежде, чем мы перейдем к этой троице и зададимся вопросом о том, предлагают ли они какую-либо весомую политическую философию, которая могла бы стать альтернативой марксизму, объясните, пожалуйста, что вы понимаете в этом контексте под «постструктурализмом» и «анархизмом».

Т.М.: «Постструктурализм» — термин довольно расплывчатый. В нем есть хронологический элемент, как в «постимпрессионизме», но есть и концептуальный. Хронологически он отсылает к теориям, возникшим на закате структурализма. Новейшую французскую философию можно условно разбить на три следовавших друг за другом движения — по крайней мере до середины 1980-х. Применительно к 1940-м и 1950-м мы говорим об экзистенциализме, от которого затем отказывается структурализм конца 1950-х и 1960-х годов. А потом, ближе к концу 1960-х, в качестве ответа структурализму возникает постструктурализм, относящийся к структурализму с гораздо меньшим пренебрежением, чем структурализм к экзистенциализму. Это, правда, несколько упрощенная хронология. Скажем, структуралист Лакан начал писать задолго до 1950-х, а важнейшая книга Делёза о Ницше[3] вышла в 1962 году. Но если принимать во внимание относительную популярность этих движений, то этой хронологией вполне можно пользоваться. Если же говорить теоретически, то структурализм отвергает примат субъекта, утверждавшийся экзистенциализмом, и рассматривает субъекта не как конституирующую инстанцию, а как нечто само по себе конституируемое. Но если у структуралистов субъект конституируется чем-то более или менее монолитным (бессознательным у Лакана, языком у Якобсона, структурами родства у Леви-Стросса, экономикой у Альтюссера), то постструктурализм идею монолитности структурирующих субъекта сил отвергает. У Фуко субъект оказывается продуктом пересечения отдельных практик знания и власти. У Делёза любая присущая субъекту актуальность несет внутри себя виртуальное поле различий, способное довольно сильно его преобразовать. Лиотар в свою очередь в разные периоды своего творчества заимствует основные темы и у Фуко, и у Делёза, но в главной своей работе, «Le Différend» (1983)[4] описывает субъект как одновременно конституирующий и конституируемый через целый ряд разнообразных дискурсивных практик. Я не упоминаю здесь Деррида, которого часто называют главным постструктуралистом. Но, хотя он и не играет никакой роли в моем постструктуралистском анархизме, его тоже можно рассматривать как фигуру, которая считает субъект частично конституируемым чем-то, что лежит за его пределами и не может быть приведено к понятийному присутствию. В этом смысле он похож на Делёза. Хотя само это конституирование у него производит совсем не то, что у Делёза.

Что же касается анархизма, то исторические корни этого движения — как минимум теоретические — следует искать в работах Уильяма Годвина и Пьера-Жозефа Прудона. Яснее всего оно продумано в работах Бакунина, Кропоткина, Гольдман. Как я уже говорил, оно часто ассоциируется с антигосударственнической позицией, но, на мой взгляд, его лучше определять через приверженность к двум другим вещам: критике угнетения во всех его формах и построению любых организаций и любого сопротивления по принципу «снизу вверх». Если так смотреть на анархизм, то в него не попадает такая разновидность анархистской мысли, как индивидуалистский анархизм Бенджамина Такера[5] и Макса Штирнера, последователями которых являются либертарианцы вроде Роберта Нозика[6]. Но, когда речь заходит об анархизме, чаще всего имеется в виду первое течение, а не второе.

Р.М.: Лиотар рассуждал[7] о состоянии постмодерна, а не о состоянии постструктурализма. Насколько важной является эта разница?

Т.М.: Термин «постмодернизм» мне никогда не нравился. И постструктурализм-то непросто определить, а уж гоняться за постмодернизмом — все равно, что ртуть ловить руками. Насколько я понимаю, термин этот применительно к архитектуре придумал около 1977 года Чарльз Дженкс. В искусстве постмодернизм часто понимают в том смысле, что ничего нового придумать уже нельзя и поэтому искусству ничего не остается, как перерабатывать старые темы и стили, причем иронически — последнее условие, правда, не всегда считается обязательным. И у многих художников такое действительно можно встретить — у Дэвида Салле или Джулиана Шнабеля, например. Часто этот ярлык вешают и на Дэвида Фостера Уоллеса, но если мы говорим о переработке старых тем и стилей в литературе, то почему тогда Джойс не постмодернист? Более того, в 1980-е годы я не вижу в литературе господства постмодернизма, которое можно было бы сравнить с тем, что творилось в это время в живописи и, наверное, в архитектуре. В философии, если не считать работы Лиотара, постмодернизм попросту отсутствует. Для Лиотара постмодернизм состоял главным образом в отказе от больших нарративов — единых всеохватных историй, объясняющих, к примеру, кто мы такие и как мы оказались там, где мы есть. Если так определять постмодернизм, то он вполне соответствует моему пониманию постструктурализма. Но даже и здесь есть кое-какие сложности. Для Фуко, например, то, что можно назвать микрополитикой, было методом анализа нашей исторической ситуации, тогда как Лиотар порой, мне кажется, понимал ее как альтернативную политическую позицию, на которую нам следует перейти. То есть если для Фуко переход к микрополитике имеет чисто аналитическое значение, то у Лиотара он кажется имеющим нормативный характер.

Р.М.: Каковы преимущества такой политической теории по сравнению, скажем, с ролсианским «принципом разницы» (difference principle), или подходом Нозика, или критической теорией Адорно, Лукача и Хабермаса?

Т.М.: Анархистский подход довольно далеко отстоит от либеральной теории, с одной стороны, и от критической, с другой. Для начала можно сказать, что анархизм рассматривает политику снизу вверх, а либерализм — сверху вниз. То есть если либерализм исходит из набора принципов (у разных теоретиков они разные), относящихся к государству, то анархизм начинает с людей, составляющих некую политическую общность, и спрашивает, в какого рода общественных отношениях им следовало бы состоять. Разница эта тем не менее не такая четкая. Мне кажется, что и Ролз[8], и анархисты придерживаются одних и тех же важных моральных принципов касательно того, как следует относиться к людям, — ну, может быть, не одних и тех же, но по существу эти принципы совпадают. Ролз, как и большинство либералов, после этого пытается придумать государство, которое отвечало бы этим принципам. Анархистам такая сосредоточенность на государстве кажется подозрительной. Им представляется, что государство, будучи важнейшим полем, на котором разворачиваются отношения власти, не лучшее место для утверждения этих принципов. Поэтому они обращаются к людям и пытаются понять, как этим людям самим организоваться в справедливое сообщество.

Если говорить обо мне лично, то мне кажется, что либерализм, особенно в руках таких людей, как Ролз и Амартия Сен[9], чаще всего верен на уровне моральных принципов, но крайне наивен во всем, что касается власти. Причем эта наивность проявляется на двух уровнях. Во-первых, им не удается выявить массу властных игр, разворачивающихся на уровне государства и не дающих ему соответствовать тем моральным принципам, которые они в него закладывают. На самом деле, если посмотреть на разные движения, выступающие за справедливость, мы увидим, что они почти всегда начинаются на низовом уровне: государство чаще всего не создает справедливость, а отвечает на запросы граждан, требующих справедливости. Во-вторых, либералы не видят того, что мне кажется самым важным у Фуко: власть зачастую действует не через ограничения, а через созидание. Она способствует производству нас самих, она делает нас такими, какие мы есть. Так, например, одной из причин, по которым люди мирятся с несправедливостью общественного устройства и даже ее поддерживают, состоит в том, что им прививают практики нормальности, благодаря которым такое устройство кажется естественным. (Это кратчайшее из возможных и потому крайне поверхностное изложение главной мысли «Надзирать и наказывать».) Поймите меня правильно: никакой конспирологии в этом нет. Я просто указываю на то, что власть часто действует на уровне повседневных практик, создавая из нас тех, кто мы есть. А если это так, то и политическое сопротивление должно сосредоточиться на этих практиках, то есть выстраиваться снизу вверх.

При всем том я, в отличие от многих анархистов, не противник государства как такового. Мне кажется, что как инструмент реформ оно менее эффективно, чем это представляется либеральной теории, но размышления о справедливости государства вполне могут оказаться важными. То есть при всех преимуществах анархистского или постструктуралистско-анархистского подхода к политической мысли он, на мой взгляд, не отменяет либерализма.

Что же касается критической теории (не будем забывать, что последние работы Хабермаса ближе к либерализму, чем к критической теории), то у нее многое можно перенять. Тем не менее все ее важнейшие прозрения заключены в общие рамки марксистской мысли, то есть грешат стремлением объяснить сразу все, а это постструктурализм отвергает в корне. Таким образом, преимущество анархизма перед критической теорией в том, что он может инкорпорировать все достижения критической теории, не сводя при этом политическую философию к единственно верной марксистской схеме.

Р.М.: Вы читали Делёза сквозь призму одного большого вопроса: как можно было бы жить иначе? Мне кажется, этот вопрос заменяет для вас основной вопрос этики Нового времени: «Что я должен делать?», который в свою очередь некогда заменил античный вопрос о том, как следует жить. Объясните, пожалуйста, чем вопрос Делёза лучше античного и кантовского.

Т.М.: Разница между этими тремя вопросами — один из путей, по которым приходится пробираться вслепую, чтобы понять, что хочет сказать Делёз. Вопрос о том, как можно было бы жить, — это вопрос Ницше. Ведь он критикует мораль, критикует вопрос «Что я должен делать?» во имя создания иных возможностей для жизни. Делёз мыслит похожим образом. Ему хочется знать, какие еще иные, новые, жизни мы могли бы прожить. В этом смысле я думаю, что, заменяя вопрос Нового времени ницшеанским, Делёз открывает возможность для того, чтобы мыслить и жить иначе. Конечно, чтобы увидеть, как эта возможность работает, надо разобраться в его онтологии различия, а это уже проблема более широкая.

Тем не менее здесь мне хотелось бы провести разницу между моими собственными воззрениями и воззрениями Делёза. Делёз, как и многие другие современные континентальные мыслители, следующие в этом за ним и за Фуко, считает, что вопрос Нового времени «Что я должен делать?» надо отбросить. Как сказал бы сам Делёз, нужно отказаться от морали в пользу этики, причем этика понимается здесь в ницшеанском и спинозистском смысле. Мне это кажется ошибкой. При том, что вопрос, как мы могли бы жить, конечно же, достоин рассмотрения и Делёз создает интересные рамки для того, чтобы этим заняться, кантовского вопроса он ни в коем случае не заменяет. В конце концов, далеко не все, что мы творим, является стоящим. Кое-что из того, о чем, например, распространяется Ницше, особенно когда его охватывает воинственный дух, кажется мне отталкивающим. Поэтому наряду с потребностью создавать у нас есть параллельная потребность в оценке того, что мы натворили. А для этих целей вопрос «Что я должен делать?» как раз уместен.

В порядке отступления скажу, что за многие годы я убедился, что большинство заявок на ниспровержение философской традиции, которые делались в континентальной мысли, сильно преувеличены. Стоит по-хорошему вдуматься в заявления многих нынешних французских мыслителей, и ты убеждаешься, что тебя попросту возвращают к традиционным философским вопросам. Несомненно, это можно делать по-новому и очень интересно. Но старые вопросы так просто не исчезают.

Р.М.: Как же Делёз отвечает на свой вопрос? Ответ в том, чтобы постоянно пребывать в беспокойном, неопределенном состоянии? Является ли это анархизмом? И имеет ли смысл рассматривать эту линию мысли как развитие идей Спинозы, Бергсона и Ницше?

Т.М.: Если одним словом, то Делёз говорит: экспериментировать. Этот ответ укоренен в его онтологии, потому что Делёз прежде всего именно онтолог. Кратко суммировать его онтологию в рамках этого короткого интервью невозможно, но рискну показаться одновременно и чрезмерно все запутывающим, и слишком уж все упрощающим, поэтому скажу так: Делёз полагает, что идентичности, с которыми мы сталкиваемся, несут в себе поле различия, позволяющее им быть весьма отличными от того, чем они являются. Ученый Илья Пригожин, большой поклонник делёзовской онтологии, предлагает в качестве иллюстрации такой пример. Есть газы, которые в условиях, далеких от равновесного состояния, ведут себя крайне необычно. Он предлагает представить себе контейнер с барьером внутри, посередине. И в этом барьере всего одна небольшая дырка. Теперь представьте, что одну половину контейнера мы заполняем голубым газом, а другую — красным. Можно ожидать, что со временем обе половины контейнера окажутся примерно одного фиолетового цвета. Но в условиях, далеких от равновесных, некоторые газы будут вести себя иначе. Через равные промежутки времени одна половина будет из голубой становиться красной, а потом снова возвращаться к голубому. Будет создаваться впечатление, что молекулы газа знают, что собираются делать молекулы с другой стороны, и что они так или иначе координируют свои действия. Разумеется, у молекул сознания нет. В терминах Делёза, есть поле различия, которое актуализируется при определенных физических условиях.

Как же тогда можно было бы жить, с точки зрения Делёза? Мы не знаем, на какие формы жизни мы способны. Поэтому жизнь должна быть жизненным экспериментом или серией жизненных экспериментов. Мы исследуем возможности, смотрим, кем еще мы могли бы стать. Такое исследование может быть не только индивидуальным. На самом деле ничего индивидуального в онтологии Делёза нет. Эксперименты могут осуществляться на уровне индивида, на уровне группы и даже на субиндивидуальном уровне.

Все это как таковое не является анархизмом в политическом смысле. Тем не менее это предполагает отказ от архэ, от некоего руководящего начала в человеке, отказ от ограничивающего понимания человеческого развития, которое могло бы взять себе на вооружение государство, чтобы потом всячески его насаждать.

Что касается трех мыслителей, о которых вы спрашиваете, то Делёз что-то берет у каждого. У Спинозы его интересует монизм (различие не трансцендентно идентичности, а заключено в ней самой), у Бергсона он заимствует богатое понятие прошлого и durée, длительность, а у Ницше берет сразу несколько элементов, в том числе различие между активным (экспериментирующим) и реактивным (устремленным на то, чтобы не дать другим экспериментировать).

Р.М.: Расскажите, что дают для понимания Делёза и постструктуралистского анархизма Левинас, Деррида, Лиотар и Нанси[10].

Т.М.: Левинас, Деррида и Нанси ничего нам здесь не дают, особенно если речь идет о понимании Делёза[11]. Я уже говорил, что у Деррида и Делёза совершенно разные подходы к различию. Для Деррида различие — это экономическое отношение между присутствием и отсутствием, ускользающее от наших чувств и не поддающееся понятийному схватыванию. У Нанси схожий, хотя и не совсем такой же подход. Деррида в итоге оказывается в этической позиции, очень близкой к левинасовской: человек должен стать уязвимым по отношению к другому, которого невозможно подвести под собственные категории. В частности, эту позицию он занимает, рассуждая о положении иммигрантов в Европе, хотя и не только применительно к этой проблеме. Можно сказать, что этика Левинаса, Деррида и Нанси — это этика уязвимости.

У Делёза, наоборот, возникает этика экспериментаторства, или, если воспользоваться не слишком строго еще одним термином, этика выразительности. Естественно, она состоит не в том, чтобы поощрять выражение какой-либо уже заданной идентичности. Она побуждает к исследованию того, на что ты способен, а не к тому, чтобы сохранять свою уязвимость по отношению к другому. В этом она по своему замыслу ницшеанская. Но в то же время она ни в коем случае не является и этикой неуязвимости. Экспериментировать — значит сделать себя уязвимым в каком-то важном смысле. Но здесь ты становишься уязвимым по отношению к самому эксперименту — и вовсе не обязательно, что по отношению к другим. Поэтому примеры экспериментаторства у Делёза — это чаще всего художники.

Р.М.: Фуко вам представляется мыслителем, работающим «в промежутке между генеалогией и эпистемологией» и задающимся туманным кантианским вопросом о том, что такое современность[12]. В чем для вас важность этого вопроса? В том, что он хорошо согласуется с вопросом Делёза о том, как мы могли бы жить? Объясните, как Фуко ставит этот вопрос и почему такая его постановка отсылает скорее к традиции постструктуралистского анархизма, а не к феноменологии или, скажем, немецкому идеализму?

Т.М.: Фуко, мне кажется, наиболее важный мыслитель своего поколения во Франции. Когда уляжется пыль, поднятая французскими философскими движениями 1970—1980-х, действительным останется именно его мышление. Когда я вспоминаю свою книгу о постструктуралистском анархизме, я вижу, что он оказал на меня гораздо большее влияние, чем Делёз или Лиотар. Прибегая к ницшевскому генеалогическому методу — причем с гораздо большей заботой об историческом материале, — Фуко показывает, как схватить работу власти в повседневной жизни. Вводя идею власти, которая не только подавляет, но и созидает, Фуко помогает понять, как мы становимся соучастниками собственного угнетения, не впадая при этом в явные заблуждения и не оказываясь в плену ложных идеологий. А выявив пересечения власти и знания, он открывает возможности для нового типа рефлексии над тем, как мы познаем самих себя. Это приводит среди прочего к ослаблению влияния марксизма на левую мысль, то есть избавляет ее от редукционизма в понимании власти и господства. Что в свою очередь позволяет по-новому осмыслить анархизм — так, чтобы это и пересекалось с анархистским восприятием власти как чего-то многогранного, и развивало мысль о необходимости противостоять господству снизу. Трудно объяснить, чем руководствовался Фуко, когда отказывался от феноменологии, — мне самому этот отказ представляется несколько безответственным, особенно если речь идет о Мерло-Понти. Но, во-первых, Фуко, как и Делёзу, казалось, что нужно посмотреть, как воспринимающий субъект конституируется сам, а не следить за тем, что он конституирует. Во-вторых, у большинства французских философов этого времени феноменология ассоциировалась с Сартром, а Сартр был для них воплощением властителя дум, навязывающего всем остальным представления об их интересах. Поскольку Фуко не приемлет роль интеллектуала как властителя дум, он не приемлет и Сартра; нет ничего удивительного в том, что он с предубеждением относился к феноменологии.

Вместе с тем отказ от немецкого идеализма, особенно от Гегеля, хотя бы отчасти объясняется, на мой взгляд, редукционистским прочтением гегелевской философии. Чем проще понимаешь устройство диалектики, тем более стесняющей кажется гегелевская мысль. Думаю, что в основе отказа от Гегеля лежит интерпретация его мысли, которую лучшие знатоки Гегеля вроде Роберта Пиппина попросту бы отвергли. Возможно, у отказа как от феноменологии, так и от Гегеля была еще и социологическая мотивация. Сартр и Мерло-Понти, с одной стороны, и великий гегельянец Жан Ипполит, с другой, для поколения Фуко были учителями. А в новейшей французской философии уже сложилась традиция ухода за пределы того, чем занималось предыдущее поколение. Как-то раз я описал французскую философию как иллюстрацию рассуждения Вуди Аллена о человеческих отношениях: в «Энни Холл» он говорит, что отношения — как акулы, им нужно постоянно продвигаться дальше, иначе они умирают. На мой взгляд, во французской философии эта мысль постоянно прокручивается последние 60—70 лет.

Р.М.: Вы писали о наших практиках, о нас самих и о том, что значит быть человеком, и, похоже, это тесно связано со многими из тех идей, которые мы уже обсудили. Поэтому скажите, как ответить на вопрос о том, что значит быть человеком.

Т.М.: Книга «Наши практики, мы сами»[13] была попыткой обратиться к более широкой аудитории, не утратив при этом философской строгости. В этой книжке я настаиваю: кто мы такие как люди, определяется главным образом практиками, в которые мы включены. Под практикой я понимаю закономерность или набор закономерностей поведения, чаще всего определяемых некой целью, причем закономерности эти управляются общественными нормами. Мне кажется, что, размышляя о том, кто мы такие, надо не искать некое ядро «Я» внутри самих себя, а смотреть на практики, в которых мы участвуем, и анализировать, как именно мы в них участвуем. Принимая во внимание все, что я уже сказал об анархизме и французской мысли, в таком подходе нет ничего удивительного. Подзаголовок этой книги, «Что значит быть человеком», отсылает не к попытке отличить человека от других животных, а именно к мысли о том, что нас как людей формирует главным образом включенность в определенные практики. В этой книге я пытаюсь показать, как изнутри этих практик прорастает знание, как оно пересекается с властью в смысле Фуко и как основная масса нормативного мышления умещается именно в этих практиках.

Р.М.: Некоторое время назад вы обратились к мысли Жака Рансьера[14] и к идее равенства в действии — в связи с деятельностью таких политических движений, как движение алжирских беженцев без статуса, живущих в Монреале, первая палестинская интифада и армия сапатистов на юге Мексики. Что вам представляется особенно важным у Рансьера? Вам кажется, что его сосредоточенность на равенстве может укрепить демократические установления, вытеснив такие вещи, как идентичность, меритократия и рынок?

Т.М.: Именно так. У Фуко меня больше всего обескураживает, что он никогда не раскрывал нормативной стороны своей мысли. Думаю, это объясняется тем, что он никому ничего не хотел предписывать. Но сама идея о том, что он, будучи интеллектуалом, должен воздерживаться от предписаний, тоже является нормативной позицией. Более того, такие книги, как «Надзирать и наказывать», имеют явный критический уклон, даже когда нормативная база, лежащая в основе этой критики, явно не предъявляется. Рансьер же привносит в политическую дискуссию особую нормативную ориентацию: то, что демократические движения исходят — сознательно или бессознательно — из презумпции равенства для всех. Когда я впервые прочитал его политические работы, меня поразили две вещи. Первая чисто теоретическая: то, что он пишет, дает нормативную базу, в свете которой можно рассматривать критическую работу Фуко и других мыслителей. Кроме того, это хорошо сочеталось с анархистской ориентацией моей собственной политической мысли.

Вторая же вещь, которая меня поразила и на которую я довольно эмоционально отреагировал, состояла в том, что он, похоже, понимает смысл политических движений, в которых я сам участвовал, когда они были на пике. Движение против апартеида, палестинское движение, движение за права ЛГБТ — наиболее интересными все они становятся тогда, когда не просто требуют равенства, а предполагают его в собственных коллективных действиях. Именно эту идею я и пытаюсь разъяснить в своей книге о Рансьере и упомянутых вами политических движениях. В моей книге также дается основа для осмысления ненасильственного политического действия — к этому проекту я как раз сейчас приступаю.

Р.М.: Неравенство никогда прежде не было настолько глубоким и настолько очевидным для самых разных людей, как сейчас. И вроде бы всем очевидно, что проблема нуждается в политическом решении[15]. Соответственно, странно видеть, что у Рансьера политическое мышление связано с теорией искусства. Насколько убедительным вам представляется этот элемент его философии? Не кажется ли вам, что он предлагает обращаться к слишком уже странным областям, чтобы убедиться в действенности демократии и равенства?

Т.М.: На самом деле взаимосвязь между его эстетическими и политическими воззрениями не так уж и проста. И там, и там речь идет о равенстве, но ведется она по-разному. Политика для Рансьера — это коллективное действие, исходящее из презумпции равенства. В эстетике равенство проявляет себя довольно поздно: скажем, Флобер начинает считать любые предметы достойными литературного описания. Рансьер утверждает, что эти две области друг с другом пересекаются, но политическое равенство не тождественно эстетическому. Искусство существует не для того, чтобы обслуживать политическую борьбу за равенство.

Р.М.: Ваша книга «Дружба в эпоху экономики»[16] несколько выбивается из традиции постструктуралистского анархизма, которую мы обсуждали выше. Подзаголовок гласит: «Противодействуя силам неолиберализма». Как же надо понимать дружбу, чтобы считать, что она на такое способна?

Т.М.: Книжка о дружбе во многом основывается на идеях Фуко и Рансьера, но основное внимание в ней уделено тому, во что превращает нас неолиберализм и что с этим можно сделать. В лекциях «Рождение биополитики» Фуко отмечает, что американский неолиберализм не просто экономическая теория, но и определенное представление о человеке: люди — по сути своей предприниматели, человеческий капитал, инвестирующий себя в разные предприятия. Превращению нас в таких предпринимателей во многом способствовал упадок социального государства (welfare state). В конце концов, если никакой поддержки в случае некоего жизненного провала не предполагается, лучше максимально эффективно инвестировать все имеющиеся у тебя ресурсы — деньги, талант, харизму, внешнюю привлекательность. Я же в этой книге настаиваю, что близкая дружба дает нам отличную от неолиберальной модель бытия с другими. Неолиберализм рассматривает взаимоотношения с другими как инвестиции в будущее. А близких друзей, например, не слишком волнует, кто, что и когда друг для друга сделал. Никаких приходно-расходных ведомостей близкие друзья не ведут. На самом деле, если такая ведомость вдруг начинает маячить на горизонте, это знак того, что дружбе конец. Близкая дружба — помимо того, что она дает нам альтернативную модель человеческих взаимоотношений, — учит нас вещам, необходимым для сплоченной работы, например доверию. Это не значит, что все члены какого-то политического движения, основанного на солидарности, могут стать добрыми друзьями, нет. Но дружба учит, как относиться друг к другу, чтобы снизить или даже полностью избавиться от индивидуализирующего, изолирующего давления неолиберализма.

Р.М.: Последний вопрос. Порекомендуйте, пожалуйста, пять книг, которые позволят глубже проникнуть в круг идей, которыми вы занимаетесь.

Т.М.: «Надзирать и наказывать»[17] и первый том «Истории сексуальности»[18]Мишеля Фуко, «Различие и повторение» Жиля Делёза[19] (читается с трудом, но очень уж влиятельная книга), «Le Différend» Лиотара и «Несогласие» Рансьера[20].

Лиза Херцог: философия, рыночная экономика, этика, справедливость

Ричард Маршалл: Как вы стали философом?

Лиза Херцог: Я хотела изучать философию, чтобы лучше понимать мир; это было очень глубокое желание, и я никогда в нем не сомневалась. Но я никак не могла решить, с чем ее совместить: с физикой или с экономикой, и в конце концов решила в пользу последней. А потом я просто влюбилась в размышления, чтение, обсуждения. Больше всего меня интересовали вопросы, лежащие на границе экономики и практической философии. Эта область все еще недостаточно исследована, учитывая ее жизненную важность.

Пару раз я пыталась отойти от философии и занималась проектами в области социальной ответственности корпораций и сотрудничества в целях развития. Это был очень полезный опыт, но я поняла, что мне больше хочется заниматься теоретической работой, потому что пришла к выводу, что нам нужны новые теории, которые позволили бы изменить экономическую систему, сделать ее более справедливой и более устойчивой.

Р.М.: Рассуждая о философии рынка, вы всегда начинаете с того, что экономисты предлагают неадекватные теории и модели рынков. Что с ними не так?

Л.Х.: Экономические модели основаны на упрощенном понимании человеческой деятельности и социальных взаимодействий. Если бы этими предположениями пользовались только при исследовании вопросов, на которые они призваны отвечать, с учетом их методологических ограничений, проблем бы не было. Но их часто применяют в других сферах. Скажем, на основе некой теоретической модели делаются предсказания, однако при этом не обсуждается, насколько сама эта модель и лежащие в ее основе постулаты соответствуют реальности. Более того, туда неявным образом часто просачиваются нормативные суждения. Получается, что некоторые критические вопросы просто не могут быть поставлены — например, не обслуживает ли данная теория интересы определенных социальных групп, не является ли она идеологией в классическом смысле.

Р.М.: Вы также утверждаете, что, когда философы, например Ролз, говорят о справедливости или, скажем, Элизабет Андерсон — о социальных и политических проблемах, они считают рынок чем-то, что надо укротить извне, он никогда не обсуждается сам по себе. Поясните, пожалуйста, эту мысль.

Л.Х.: В нормативных теориях рынок часто рассматривается как «черный ящик»; вероятно, это связано с подспудной уверенностью, что им должны заниматься экономисты, а не мы. Размышлять о границах рынка и его месте в обществе — дело важное, но не следует ограничиваться одним только этим вопросом. Мы должны думать и о внутренних структурах рынков: какова их онтология, какие социальные отношения они создают между индивидами, какова их внутренняя логика распределения. Кто-то скажет, что, рассматривая рынок с философской точки зрения, мы придаем ему излишний вес, усиливаем уже существующее господство экономики в нашей жизни. Но мне кажется, что мы сможем противостоять тенденции рынков колонизировать жизненный мир, как говорил Хабермас, если будем лучше понимать, что они собой представляют и что с ними не так.

Р.М.: Тогда почему вы считаете, что нам нужная сложная философская модель рынка как такового? Связано ли это с мировым финансовым кризисом 2008 года?

Л.Х.: Кризис 2008 года показал, что модели, которыми мы пользовались для описания экономики, со своими задачами не справились. Оглядываясь назад, диву даешься: многие макроэкономические модели вообще не учитывали финансовый сектор! Поведенческой экономике — то есть экономическим исследованиям, учитывающим психологию человека, — как минимум лет 30, однако все главные модели рынка исходят из полной рациональности поведения участников: они только к тому и стремятся, чтобы извлечь максимум выгоды, и при этом никогда не ошибаются, на них не влияют ни эмоции, ни стадный инстинкт. Кроме того, вне рассмотрения остаются связи между политической обстановкой и внутренними механизмами рынка. Ни одна из этих моделей не задается вопросом о социальной справедливости или легитимности астрономических прибылей в финансовом секторе. Нужно обсуждать рынки в гораздо более широком контексте, принимая во внимание все эти измерения.

Р.М.: В ваших работах фигурируют два крупнейших мыслителя — Адам Смит и Георг Вильгельм Гегель. Долгое время их относили к противоположным лагерям: первый — теоретик свободного рынка, предтеча «чикагских акул»; второй — протомарксистский идеолог плановой социалистической экономики. Вы строите свою аргументацию на новейших исследованиях, которые размывают эту оппозицию, верно?

Л.Х.: Да, если рассматривать их в их же историческом контексте, они окажутся гораздо ближе друг к другу: Гегель опирается на Смита и не скрывает этого. Оба построили философские системы, включающие понятие свободного рынка, но объясняющие также и природу человека, общество, политику, историю и культуру. Разумеется, они по-разному расставляют акценты, у них разная метафизика. Но разница между ними преувеличена интеллектуальными традициями, объявившими себя последователями Смита и Гегеля соответственно. История восприятия этих мыслителей поражает тем, как в разных исторических контекстах определенные группы пользуются и злоупотребляют идеями или даже метафорами; метафора «невидимой руки» Смита, например, вообще начала жить отдельной жизнью. Мы получаем эти идеи уже в новейших интерпретациях. Чтобы не зависеть от них, надо перечитать оригинальные тексты, и тогда мы увидим, что они гораздо тоньше и интересней современных клише.

Р.М.: Что мы выиграем, если перечитаем свежими глазами Смита и Гегеля? Применительно к каким проблемам эти два гиганта еще могут, на ваш взгляд, пригодиться?

Л.Х.: В нашем обществе рынки играют важную роль — можно сказать, слишком важную. Смит и Гегель описывают рыночное общество в эпоху его становления и исследуют, как рынки влияют на общественные структуры. Если сегодня думать о социальных феноменах, легко упустить ту роль, которую в них играют рынки, — просто потому, что мы к ним привыкли. В своей первой книге — «Изобретение рынка»[21] — я разбираю целый ряд вопросов, в которых мысль Смита и Гегеля может оказаться полезной, чтобы увидеть связь рынков с другими сферами: с тем, как мы видим самих себя или как мы понимаем социальную справедливость, свободу или историческое развитие обществ. Я использую их теории как две парадигмы мышления о рынках, разница между которыми проливает свет на нынешние дискуссии.

Р.М.: Нашли ли вы нечто общее в их позициях относительно «общества коммерции» (commercial society)?[22]

Л.Х.: Они оба строят трехуровневую схему отношений между государством и рынком: государство должно обеспечивать соблюдение фундаментальных прав, на которых строится рынок, но государство потом может вернуться и вмешаться, чтобы исправить «ошибки рынка», причем под ошибками понимаются не просто технические сбои, а самые разные негативные аспекты рынка и его внутренние недостатки — например, в области всеобщего образования. Такой взгляд на общество до сих пор широко распространен: скажем, правые и левые часто спорят об отношениях второго и третьего уровня, то есть свободного рынка и корректирующих действий государства. Эта модель многое позволяет понять, однако нельзя забывать, что это именно модель. Она, например, отвлекает внимание от многочисленных видов экономического неравенства, переходящего в политическое, что в свою очередь может не только повлиять на корректирующие действия государства, но и на первый уровень модели, то есть на фундамент самого рынка.

Р.М.: Чем различаются модели «общества коммерции», которые предлагают Смит и Гегель?[23]

Л.Х.: Грубо говоря, согласно Смиту, рынок решает проблемы, а согласно Гегелю — их создает. Смит весьма благодушно описывает рынок как институцию, которая объединяет людей, вознаграждает определенные добродетели, в долгосрочной перспективе уравнивает людей между собой, делает общество более открытым и терпимым. Для Гегеля же рынки — важное пространство общественной свободы, но они приводят к неравенству и раздробленности общественной жизни. Важно помнить, что Смит писал еще до начала промышленной революции, а Гегель — на два поколения позже, уже имея представление об ужасных условиях жизни рабочих в Лондоне. Это одна из причин, по которой он делает акцент на государстве как на объединяющей силе.

Р.М.: В своей книге вы сопоставляете модели нового общества, «общества коммерции» по Смиту и Гегелю, со спором Ролза и Сэндела[24] о «необремененной личности» (unencumbered self). Не могли бы вы пояснить, что это за личность, о чем спор и при чем здесь Смит с Гегелем?

Л.Х.: Сильно огрубляя, можно сказать, что Ролз и Сэндел спорили о том, исходить ли политическим теоретикам из понятия отдельного автономного индивида или из понятия индивида, уже включенного в социальные структуры, будь то семья или религиозная община. И Смит, и Гегель прекрасно понимают, что люди воспитываются в сообществах и что принадлежность к какому-либо сообществу крайне важна для человеческой самореализации. Они по-разному понимают, что происходит на рынках, но тем не менее: для Гегеля участник рынка уже определен сообществом, внутри которого тот работает, профессиональное участие в работе рынка является частью его идентичности (естественно, во времена Гегеля это касалось исключительно мужчин, глав семейств). Для Смита люди, наоборот, встроены в частную жизнь, на рынке же они действуют как суверенные агенты по продаже своего человеческого капитала, если прибегнуть к современной терминологии. Что нам это дает? Это показывает всю бессмысленность рассуждений о «большей» или «меньшей» включенности: у этих отношений всегда больше одного измерения. Можно быть по-разному включенным и по-разному исключенным — даже внутри самого рынка в этом смысле можно найти самые разные истории. Поразительно, но эта разница между Смитом и Гегелем соответствует разным типам рынков рабочей силы в двух «разновидностях капитализма»: их текучести и подвижности в «либеральных» экономиках (таких, как британская или американская) и ориентированным на длительные контракты, «встроенным в общество» трудовым рынкам «координированных» экономик, которые мы обнаруживаем в Японии и во многих европейских странах.

Р.М.: Как они работают с понятием свободы применительно к «обществу коммерции»?

Л.Х.: Общепринятое мнение состоит в том, что Смит понимает свободу негативно, как свободу от, а Гегель — позитивно, как свободу для. На самом деле и тот и другой выделяют множество аспектов свободы и довольно детально описывают, как каждый из них реализуется в обществе модерна; свобода распоряжаться собственностью, которую иногда называют экономической свободой, — лишь один из таких аспектов. Скажем, для Смита рынок — это еще и школа автономии, потому что он учит каждого отдельного человека полагаться только на себя и принимать самостоятельные решения. Сейчас это может показаться наивным, но в эпоху, когда это писалось, человеческую жизнь чуть ли не полностью определяли традиции и обычаи, а рынки несли с собой именно освободительный потенциал. Мне показалось крайне интересным, что ни Смит, ни Гегель не пытаются свести свободу к какому-то одному базовому понятию — наоборот, они признают многообразие ее измерений и пытаются увидеть, как всем этим измерениям найти место среди институтов современного им нового общества. Мне кажется, это очень убедительный способ мышления о свободе.

Р.М.: В последнее время много говорят о неравенстве, и для вас это тоже ключевой вопрос. Что пишут о неравенстве Смит и Гегель? Оправдано ли оно? Как бы они отнеслись к работам Тома Пикетти? Как отреагировал бы Гегель? Промолчал бы?

Л.Х.: Для Смита и Гегеля ключевой вопрос в том, наделены ли все члены общества равным статусом в качестве человеческих существ, обладают ли они в равной мере основными правами, равным достоинством и признают ли они друг друга в качестве таковых. У Смита важнейшая разница между новым обществом, где основную роль играет торговля, и старым феодальным состоит в том, что в новом каждый наделен равными правами и равными возможностями для участия в экономической и общественной жизни своей страны; Гегель похожим образом считает важнейшим достижением современности (modernity) равенство всех перед законом. Прорыв в этом отношении осуществила, по его мнению, Французская революция.

Вопрос тогда в том, как все это соотносится с неравенством доходов и состояний. Ни у Смита, ни у Гегеля нет четкой формулы, которая давала бы понять, какая степень этого неравенства совместима с равенством гражданским. Упрощая, можно сказать, что Смит считает, что свободные рынки ведут к большему равенству, поскольку они дают бедным возможность значительно повысить стандарты жизни и разрушают формы неравенства, присущие феодальной эпохе; в том числе и по этой причине Смит свободные рынки превозносит. Гегель, напротив, полагает, что свободные рынки усугубляют неравенство; на самом деле он даже предсказывает появление черни, уже не способной выбраться из нищеты. И эту апорию Гегелю разрешить не удается.

Таким образом, аргументация Пикетти Гегеля нисколько бы не удивила, хотя у него самого развернутой теории капитала не было. Смит, мне кажется, после прочтения Пикетти спросил бы себя, не следует ли ему пересмотреть основные постулаты собственной теории. Впрочем, он глубоко интересовался эмпирическими данными, поэтому можно считать, что он только обрадовался бы такой возможности.

Р.М.: Насколько я понимаю, Пикетти предостерегает нас от возвращения к экономическим реалиями Belle Époque, когда унаследованный, а не заработанный капитал был главной формой получения доходов, что, соответственно, приводило к чудовищному неравенству. Предъявляет ли этот не имеющий ничего общего с торговлей рыночный капитализм какие-то новые требования к теоретическим рассуждениям о рынках?

Л.Х.: Здесь забавно, что Пикетти предостерегает нас от возвращения к ситуации, очень похожей на ту, в качестве альтернативы которой Смит и выдвинул свою модель торгового общества: некоей формы феодализма, при которой небольшая группа привилегированных индивидов владеет непропорционально большим богатством и обладает непропорционально большой властью, что в свою очередь только укрепляет их позиции. Смит, похоже, был настроен излишне оптимистически: он предполагал, что в обществе коммерции огромные состояния будут со временем рассеиваться. В качестве средства борьбы Пикетти предлагает прогрессивное налогообложение; думаю, Смит возражал бы против этого гораздо меньше, чем думают те, кто сегодня называет себя его последователями. Но мне кажется, он в то же время спросил бы, нет ли каких-то других рычагов, которые можно и нужно применить ради более широкого распределения капитала.

Стоит отметить, что рынки, с которыми мы имеем дело сегодня, давно уже не те рынки, о которых писал Смит. Скажем, в том, что касается роли корпораций или сетевых эффектов, создающихся современными технологиями. Проблема, с которой сталкиваются сегодня многие рынки, как раз в том, что они куда менее открыты для новых игроков, чем это предполагается риторикой «свободного рынка». А Смита такие вещи как раз очень и очень беспокоили. Сейчас я пишу статью, в которой доказываю, что применительно к Смиту вообще нельзя пользоваться метафорой «просачивания благ сверху вниз» (хотя в книге я как раз ею пользовалась). Смита куда больше интересовало, как дать людям возможность пробиться наверх. Его интересовало создание новых рабочих мест, интересовала возможность для отдельного человека заработать небольшой капитал и добиться экономического благополучия, которое в свою очередь обеспечило бы ему душевное умиротворение. То есть вопрос для него стоял бы так: как должны быть устроены нынешние институты, чтобы они могли обеспечить каждому возможность заработать на достойную жизнь и достичь некоторого уровня благополучия — чтобы после этого у людей появилась возможность жить и заниматься действительно важными вещами? Для Смита такими вещами является не экономика, а любовь и дружба, а также наличие свободного времени, которое можно было бы посвятить музыке или литературе. И Гегель, кстати, с этим бы согласился.

Р.М.: На чьей стороне вы сами? Кто вам больше симпатичен: Гегель, с его дионисийскими силами, или Адам Смит?

Л.Х.: Мне думается, что все аспекты рынка в одной картинке не ухватить; разные рынки обретают разные характеристики в разных ситуациях — порой они по-смитовски невинны, а порой по-гегелевски разрушительны, и все градации между этими крайностями тоже возможны. Важно, однако, отметить, что со времен Адама Смита и Гегеля мы поняли, что рынки не «естественны», а зависимы от институциональных и культурных условий, в которых они функционируют, и что особенно важную роль здесь играют условия правовые.

И Смит, и Гегель исходят из того, что базовое для рынков право собственности везде является более или менее одинаковым, и это понятно, если не забывать, что они писали в то время, когда многих вещей, на которые сегодня распространяются права собственности и рыночные отношения, попросту не существовало. В частности, я имею в виду финансовые рынки, которыми я сейчас занимаюсь. Катарина Пистор, профессор права в Колумбийском университете, написала невероятно интересное исследование о том, как финансовые рынки конструируются с правовой точки зрения[25]. Если мы хотим понять рынки, и особенно финансовые рынки, в более широком философском плане, и в нормативном в том числе, нужно обсуждать и такие вещи.

Р.М.: Аристотель так и не написал книгу по экономике. Эрнест Геллнер по этому поводу едко заметил, что загадка не в том, почему ее не написал Аристотель, а в том, почему ее написал Смит. Считаете ли вы, что экономика должна реформировать саму себя, чтобы меньше зависеть от моделей, которые не смогли предсказать кризиса и вообще не рассматривают тех измерений, о которых говорите вы?

Л.Х.: Я пока вполне оптимистично смотрю на развитие экономической теории, особенно среди молодого поколения экономистов. Призыв Пикетти рассматривать экономику как общественную науку, возможно, ускорит ее развитие в этом направлении: больше эмпирики, больше исторического контекста. Однако среди экономистов сохраняется противодействие нормативным подходам. Нам нужен комплексный, интердисциплинарный подход к рынкам, который включал бы в себя экономику, социологию, психологию, исторические и философские аспекты, — в идеале такой подход позволил бы найти способы улучшить институциональное устройство рынков, а также институтов, которые должны корректировать рынок изнутри. Академическое разделение труда имеет ряд преимуществ, но иногда нужно объединять важнейшие теории и учиться друг у друга. Это весьма непросто, и в самой науке такие шаги редко поощряются. Но это не должно нас пугать.

Тут, впрочем, следует отметить, что многие обвинения в адрес рынков или экономики на самом деле касаются того, как работают большие организации — в широком смысле веберовские бюрократии. Возьмем, скажем, размывание ответственности: оно возможно как на рынках, так и внутри организации. Философия не задается вопросом о том, как организации влияют на моральное поведение индивида, — возможно, это связано с ее разделением на моральную философию, которая по большей части занимается отдельными индивидами, и политическую философию, которая изучает общественные институты. Однако между ними есть огромное поле для изучения: как мы ведем себя, работая в организациях и будучи там печально известными «винтиками». Размышляя о рынках, Смите и Гегеле, я начала думать об организациях — о том, как они негативно влияют на моральное поведение индивида, какие дополнительные проблемы они ставят одним фактом своего существования. Моя следующая книга посвящена тому, как взаимосвязаны поведение индивида и организационные структуры, как сделать так, чтобы организации функционировали в режиме морали.

Р.М.: Расскажите поподробней о вашем новом проекте.

Л.Х.: Все начинается с простого факта человеческой природы — его знали и Смит, и Гегель: мы находимся под влиянием своего социального контекста. Однако Смит и Гегель, вероятно, считали, что развитием этих контекстов управляет некий природный или метафизический процесс (ученые, разумеется, спорят о том, что именно они по этому поводу думали). Если отказаться от этого положения, встает вопрос: как мы можем влиять на наши социальные контексты, чтобы стать или оставаться моральными субъектами? Какая у нас совместная ответственность перед этими феноменами, по определению, превосходящими масштаб действий одной личности?

Деятельность организаций — одна из областей, где подобные вопросы встают, причем весьма остро, поскольку организации играют крайне важную роль в современных обществах. Если они работают хорошо, они могут быть чрезвычайно эффективны, а если нет, то могут создавать громадные проблемы не только для тех, с кем они имеют дело непосредственно, но и для общества в целом. Существуют работы по этике бизнеса в организациях, однако они не особенно связаны с философскими дискуссиями; кроме того, есть, разумеется, много теорий организаций, но они преимущественно посвящены их эффективности, а не моральным вопросам. Между тем моральных измерений тут множество. Когда я начала заниматься этим проектом, я провела несколько глубинных интервью с людьми, работающими в разных организациях, и они рассказали мне поразительные истории об отчуждении и признании, о мучениях по поводу необходимости прибегать к аморальным средствам ради достижения моральных целей, о необходимости обманывать систему, чтобы защитить коллег, и так далее. Я пытаюсь разработать понятийный аппарат, чтобы связать эти вещи с философскими дискуссиями: как обходиться с правилами; о моральной ответственности за распространение информации; о том, как размышлять о своих профессиональных задачах. А также о том, как организации должны выполнять свой моральный долг и помогать в этом своим членам.

Р.М.: Порекомендуйте пять книг, которые стоят у вас на полке и которые надо прочитать, чтобы глубже погрузиться в ваш весьма необычный философский мир.

Л.Х.: Для тех, кто еще не читал, это «Теория нравственных чувств» Адама Смита и «Философия права» Гегеля. Это совершенно замечательные книги. Из современных исследований рынка и организаций мне показались особенно интересными «Эксплуатация и экономическая справедливость в либеральном капиталистическом государстве» Марка Рейффа[26] и «Общественный капитализм. Политическая власть управляющих корпорациями» Кристофера Макмаона[27]. Я сейчас веду семинары по Ханне Арендт, поэтому не могу не порекомендовать ее «Ситуацию человека»[28]. Это удивительная книга, позволяющая по-новому взглянуть на место человека в мире и разные аспекты нашей vita activa.

Перевод с английского Ольги Серебряной

[1] Фуко М. Рождение биополитики. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1978--1979 учебном году. СПб., 2010.

[2] May T. The Political Philosophy of Poststructuralist Anarchism. Pennsylvania, 2005.

[3] Делёз Ж. Ницше и философия. М., 2003.

[4] Lyotard J.-F. Le Différend. Paris: Éditions de Minuit, 1983.

[5] Такер Б. Вместо книги. Написано человеком, слишком занятым, чтобы писать книгу. М., 1908.

[6] Нозик Р. Анархия, государство и утопия. М., 2008.

[7] Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.; СПб., 1998.

[8] Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск, 1995.

[9] Sen A. The Idea of Justice. London, 2010.

[10] May T. Reconsidering Difference: Nancy, Derrida, Levinas, Deleuze. Pennsylvania, 2007.

[11] Idem. Gilles Deleuze: An Introduction. Cambridge, 2005.

[12] Idem. The Philosophy of Foucault. Durham, 2006.

[13] Idem. Our Practices, Our Selves: Or, What it Means to Be Human. Pennsylvania, 2001.

[14] Idem. The Political Thought of Jacques Ranciere: Creating Equality. Pennsylvania, 2008.

[15] Idem. Contemporary Political Movements and the Thought of Jacques Ranciere: Equality in Action. Edinburgh, 2010.

[16] Idem. Friendship in an Age of Economics: Resisting the Forces of Neoliberalism. Lanham, 2012.

[17] Фуко M. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. M., 1999.

[18] Он же. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М., 1996.

[19] Делёз Ж. Различие и повторение. СПб., 1998.

[20] Рансьер Ж. Несогласие. Политика и философия. СПб., 2013.

[21] Herzog L. Inventing the Market. Smith, Hegel, and Political Theory. Oxford: Oxford University Press, 2013; (см. также: Idem. Freiheit gehört nicht nur den Reichen: Plädoyer für einen zeitgemäßen Liberalismus. München, 2014. -- Примеч. ред.)

[22] «Общество коммерции» (иногда используют выражение «государство коммерции», commercial state) -- понятие, уходящее корнями в шотландское Просвещение (Адам Фергюсон) и политическую мысль ранних Соединенных Штатов Америки (Александр Гамильтон). Значение его за последние два с лишним столетия претерпело трансформацию, однако в общих чертах оно обозначает общество/государство, которое главной своей целью ставит экономическое развитие. В таком случае государственная политика нацелена на поддержку экономики и торговли без прямого вмешательства в хозяйственную деятельность -- с помощью фискальной политики и так далее. В этом смысле большинство современных государств Запада можно считать «коммерческими». -- Примеч. ред.

[23] Herzog L. (Ed.). Hegel's Thought in Europe: Currents, Crosscurrents andUndercurrents. Basingstoke, 2013.

[24] Майкл Джей Сэндел (р. 1953) -- американский политический философ; в своей первой книге «Либерализм и пределы справедливости» (Sandel M. Liberalism and the Limits of Justice. Cambridge: Cambridge University Press, 1982) полемизирует с концепцией, изложенной в классической работе американского философа Джона Ролза (1921--2002) «Теория справедливости» (Rawls J. ATheory of Justice. Harward: Harward University Press, 1971). -- Примеч. ред.

[25] Milhaupt C.J., Pistor K. Law and Capitalism: What Corporate Crises Reveal About Legal Systems and Economic Development around the World. Chicago, 2010.

[26] Reiff M.R. Exploitation and Economic Justice in the Liberal Capitalist State.Oxford, 2013.

[27] McMahon Ch. Public Capitalism: The Political Authority of Corporate Executives.Philadelphia, 2013.

[28] Арендт Х. Vita activa, или О деятельной жизни. СПб., 2000.

Города могут и должны играть определяющую роль в проведении «радикальных изменений», необходимых для решения проблемы голода, неполноценного питания и пищевых отходов, сказал сегодня Генеральный директор ФАО Жозе Грациану да Силва в обращении к мэрам и представителям более чем 150 городов мира, собравшимся в Валенсии.

«Действия на местах имеют решающее значение для достижения цели искоренения голода и неполноценного питания, обеспечивая более устойчивые продовольственные системы, в том числе и к последствиям изменения климата, а также здоровый и богатый питательными веществами рацион для всех», - подчеркнул Грациану да Силва в своем обращении к представителям городов - от Мехико и Барселоны до Киото и Кито - на третьем заседании мэров Миланского пакта о городской продовольственной политике, обязательстве, направленном на борьбу с голодом и пищевыми отходами и улучшение питания.

Первая встреча участников Пакта прошла в Милане в 2015 году, а вторая состоялась в штаб-квартире ФАО в Риме в 2016 году. Мэры Джоан Рибо из Валенсии и Джузеппе Сала из Милана также приняли участие в церемонии открытия.

Генеральный директор ФАО отметил, что после неуклонного снижения на протяжении более десятилетия глобальный голод в последнее время вновь начал расти, затронув 815 миллионов человек или 11 процентов населения мира.

По данным последнего доклада «Состояние продовольственной безопасности и питания в мире 2017 года», увеличение количества голодающих на 38 миллионов человек по сравнению с предыдущим годом в значительной степени связано с ростов числа гражданских конфликтов и стихийных бедствий, связанных с изменением климата.

В то же время он отметил, что многочисленные формы неполноценного питания - избыточный вес, ожирение или дефицит питательных микроэлементов - угрожают здоровью миллионов людей во всем мире.

«К счастью, города предпринимают действия и борются с этой проблемой, - сказал он. - Высокий уровень эффективности может быть достигнут, если в партнерствах будут участвовать местные органы власти, гражданское общество, частный сектор, академические круги и организации производителей».

Он привел в пример свой собственный опыт в рамках программы «Нулевой голод» в Бразилии, в результате которой 40 миллионов человек смогли выйти из состояния нищеты и голода. «Ключевой составляющей успеха было участие городов в некоторых районах Белу-Оризонти или Кампинас, - отметил он. - Градоначальники открыли популярные рестораны, которые предлагали сбалансированные и богатые питательными веществами блюда по приемлемым ценам, а города поощряли закупку продуктов у местных сельхозпроизводителей, способствуя укреплению местной экономики».

Поддержка ФАО в реализации Пакта

Стороны, подписавшие Пакт, придерживаются таких ключевых принципов, как обеспечение здорового питания для всех, продвижение устойчивых продовольственных систем, просвещение общественности о здоровом питании и сокращение пищевых отходов.

Генеральный директор сказал, что ФАО поддерживает эту инициативу, помогая разрабатывать индикаторы для оценки прогресса с помощью методологического руководства, разработанного в тесном сотрудничестве с городами мира, и выступая в качестве нейтрального форума для обмена успешным опытом.

Грациану да Силва призвал к более тесному сотрудничеству, подчеркнув, что «эти инициативы осуществляются вместе с городами, чтобы воспользоваться нашими сильными сторонами и создать синергию». Он выделил усилия ФАО по содействию диалогу между парламентариями и поощрению программ обучения фермеров.

Он также упомянул сотрудничество по линии «Юг-Юг» и «Трехстороннее сотрудничество», в том числе «Механизм сотрудничества между городами» ФАО, как важный инструмент ускорения темпов преобразования продовольственных систем.

Грациану да Силва сказал, что ФАО оказывает поддержку местным органам власти в оценке их продовольственных систем, разработке стратегий и планов в области городского питания и определении их инвестиционных приоритетов для укрепления связей с сельскими районами.

Согласование усилий с Новой городской программой ООН

Глава ФАО подчеркнул важность содействия сотрудничеству между городами мира в целях обеспечения более устойчивой урбанизации и содействия экономическим, политическим, социальным и культурным связям между городскими и сельскими районами.

«Мы не можем согласиться с дихотомией между сельскими и городскими районами, которой больше не существует, - сказал он. - Мы должны применять территориальный подход, основанный на интеграции сельских районов с городскими. Только процветающие города и динамичные сельские районы могут привести к изменениям в сторону устойчивых продовольственных систем, которые нам нужны для борьбы с нищетой и голодом», - добавил он.

С этой целью он призвал города-участники Пакта увязать свои приоритеты с Новой городской программой Организации Объединенных Наций - «дорожной картой» для более устойчивых и благоприятных для людей городов, одобренных на III Конференции ООН-Хабитат по устойчивой урбанизации, прошедшей в Кито ( Эквадор).

«В Новой программе содержится конкретный призыв к улучшению городского и территориального планирования с целью положить конец голоду и неполноценному питанию», - сказал Грациану да Силва, добавив, что он также призывает к улучшению координации между продовольственной и энергетической политикой, а также вопросами, касающимися водоснабжения, транспорта и отходов.

Обзор мирового рынка лука

В этом сезоне некоторые страны столкнуться с дефицитом, хотя причины у всех разные. Из-за низкого потребительского спроса в прошлом году производители Южной Африки высадили меньше лука в этом сезоне. В Испании и Бельгии из-за засухи и жары лук был преимущественно небольшого калибра.

Погода также сказалась на урожае Аргентины. О локальном кризисе в секторе производства лука говорят производители Индии. На снижение производства в этой стране повлиял не только климат, но и устаревшее оборудование. Кроме того, налоговые органы начали расследование, которое приостановило торговлю на оптовом рынке.

Индия

Рынок лука в Индии в настоящее время переживает кризис. Причиной дефицита продукта стали не только неблагоприятные погодные условия, но и устаревшие методы производства. По мнению трейдера, к росту цену в этом году привело снижение экспорта почти на 50%, при сохранении высокого спроса на местном и международном рынках и малом объеме урожая.

Индия в основном круглый год экспортирует красный лук. Пик сезона приходится на период с ноября по июль. По словам трейдера, белый лук обычно более низкого качества и не подходит для экспорта. Основным импортером индийского лука является регион Персидского залива.

Южная Африка

Дефицит в секторе лука ожидают в январе. Связано это, в первую очередь, с тем, что производители в Западно-Капская провинции посадили на 70% меньше лука, чем обычно. Если октябрь выдастся дождливым, урожай будет несколько выше.

Лук из Северо-Капской провинции поступит на рынок в конце октября. В этом регионе также были сокращены площади насаждений. Из-за плохих цен в прошлом году некоторые производители перешли на выращивание других культур.

На северные регионы приходится половина производства лука, особенно белого. Сезон для местных овощей продлится до середины октября, при этом объемы в этом году меньше, чем обычно. В Северо-Западной провинции сильный дождь задерживал посадку в феврале, что привело к уменьшению объема. Трейдер подтвердил рост цен в связи с предстоящим дефицитом. Ожидается, что стоимость останется на высоком уровне до сентября 2018 года.

Египет

По словам ритейлера, в этом году качество красного лука ниже. Несмотря на хорошие цены, экспортную кампанию затрудняет поиск качественного продукта. Основные направления поставок - арабские страны и Индия. Лук, собранный весной, отправляется в Нидерланды, Великобританию и Германию.

Испания

Значительное падение производства зафиксировано в Испании. Труднодоступнее стали овощи больших калибров. Заготовка лука для хранения началась в августе в крупнейшем производственном округе Испании - Кастилии-Ла-Манча. Высокие температуры в июне и июле сказались на калибровке, а на объемы повлияли ливни и град.

В этом сезоне урожайность будет колебаться от 50 тыс. до 60 тыс. кг на 1 га, в отличае от обычных 80 тыс. кг на 1 га. Цены на лук большого калибра выше, чем на овощи среднего и малых калтбров из-за дефицита. Экспорт продолжает расти, несмотря на высокий спрос на внутреннем рынке. Около 47% лука экспортируется преимущественно в страны ЕС. Другими экспортными рынками являются Тайвань и США.

Греция

Сектор производства лука в Греции находится в сложной ситуации. Сезон в этой стране длится с апреля по декабрь, и в течение первых месяцев, с апреля по август, внимание трейдеров было сфокусировано на экспорте. В данный момент сектор перестраивается на обеспечение нужд внутреннего рынка. По словам трейдера, большое количество продукции привело к низким ценам, которые в ближайшие месяцы будут расти.

Израиль

Текущие рыночные цены на лук составляют 0,90 евро за 1 кг для красных сортов и 0,70 евро за 1 кг белого лука. Эти цены немного выше среднего показателя, но для периода еврейских праздников такая ситуация нормальна. Круглогодичное производство и хранение позволяют сохранить стабильный уровень цен.

Теплый и сухой климат, за исключением дождливых периодов в январе и феврале, создает идеальные условия для круглогодичного производства лука. Лук высокого качества выращивают в поздние осенние и ранние весенние месяцы, а с марта по декабрь созревает менее качественный лук, который отправляется на хранение.

Израильские производители предпринимали попытки экспортировать высококачественный лук, однако сезон совпадал с сезонами других европейских стран-производителей. Один из производителей региона на юге Израиля отметил, что в этом году могут быть некоторые ниши для экспорта белого лука, но красный лук более популярен на местном рынке, поэтому большинство производителей будут сосредоточены именно на нем. В целом, производители вынуждены полагаться на местный рынок в первую очередь из-за непостоянного спроса на экспортных рынках.

Италия

По словам экспортера, цены на рынке белого лука растут. Качество в этом сезоне пострадало от летней жары, при этом урожайность белого лука была высокой. Такая же сложная ситуация сложилась и для желтого лука. Цены, по словам трейдера, хуже, чем в прошлом году. Из-за большого предложения цена находится на уровне 10 центов. Стоимость белого лука составляет около 25 центов.

Нидерланды

В секторе лука насчитывается около 3 000 производителей, порядка 30-40 сортировочных компаний и 10 ведущих экспортеров. Хотя на долю Нидерландов приходится менее 2% мирового производства лука, страна является крупным игроком в области экспорта. В конце сезона 2016-2017 гг. общий объем экспорта достиг почти 1,1 млн тонн (+4%). В среднем около 60% объема отправляется в первой половине сезона и только 40% во второй половине.

На данный момент продолжается уборочная кампания, прерванная недавними ливнями. Предварительных оценок ущерба пока нет, однако начало экспортного сезона осложнилось. Основными экспортными странами стали Западная Африка и Сенегал - 65 000 тонн. Большая часть спроса приходится на лук крупных калибров, который почти отсутствует на складе. Тем не менее, экспортеры оптимистично относятся к сезону.

Бельгия

В Бельгии вся продукция будет находиться на складах в течение примерно 10 дней. По словам трейдера, в данный момент наладить экспорт будет сложно. Ситуация на внутреннем рынке также непростая. В этом сезоне отмечается дефицит лука больших калибров из-за засухи в летние месяцы.

Перу

После четырех месяцев переговоров Колумбия вновь открыла свои границы перуанскому луку. В апреле граница была закрыта после отказа из-за проблем с качеством. Теперь граница снова открыта, хотя правила ужесточились. Колумбия является привлекательным рынком для перуанских экспортеров. Сезон начался в июле. В первом полугодии экспорт был на 34% ниже, чем в прошлом году. Основным экспортными партнерами выступают США и Колумбия. Вместе эти рынки составляют 70% экспорта. К числу других основных клиентов относятся Испания, Нидерланды, Чили, Германия и Панама.

Аргентина

В регионе Сантьяго-дель-Эстеро площадь под посадку лука для осеннего и зимнего сезона в этом году составила 3500 га. Посев продолжался с марта по май. В июне и июле фермеры столкнулись с проблемой орошения и большими перепадами температуры от 25 градусов Цельсия в течение дня до 8 градусов в ночное время. В результате растения пострадали от болезней и насекомых-вредителей. В прошлом году Буэнос-Айрес собрал 114 943 тонны лука, что на 3,3% больше, чем в предыдущем году. Основные регионы выращивания этой культуры - Буэнос-Айрес и Сантьяго-дель-Эстеро с долей 13,3%.

Бразилия

Страна экспортирует лук в различные пункты назначения. В июне цена составляла $11 долларов за 1 кг и была выше, чем цена на лук из Аргентины. Урожай стартовал после того, как в июле завершился сезон посева. Уборочная кампания продолжится до декабря. По предварительным оценкам, площадь в районе Пьедаде составляет 550 га, что на 15,4% меньше, чем в предыдущем сезоне. Расширение площадей выращивание следствие роста издержек производства. Кроме того, производители переходят на другие продукты после низких цен в прошлом сезоне.

Мексика

Производство в регионе Тамаулипас значительно возросло. На долю региона приходится 116 тыс. тонн продукции, предназначенной как для международного, так и для внутреннего рынка. Годовой общий объем составили 1,3 млн тонн. При этом Мексика занимает четырнадцатое место в рейтинге крупнейших мировых производителей.

Боливия

Производство лука в Боливии выросло с 55 тыс. тонн в 2006 году до 87 тыс. тонн в 2017 году. Импорт увеличился с 228 тонн до 15 тыс. тонн в 2015 году. За первые шесть месяцев этого года было импортировано 6 тыс. тонн. Крупнейший производственный регион - Кочабамба. На его долю приходится 40% от общего количества урожая страны. Также лук производят в регионах Чукисака, Санта-Крус и Ла-Пас.

13 октября 2017 года уполномоченные представители Швейцарии и Гонконга подписали двусторонний межгосударственный договор об автоматическом обмене информацией о финансовых счетах для налоговых целей.

Для Гонконга договор со Швейцарией стал уже пятнадцатым по счету. Ранее аналогичные соглашения были подписаны с Бельгией, Британией, Гернси, Индонезией, Ирландией, Италией, Канадой, Южной Кореей, Мексикой, Нидерландами, Новой Зеландией, Португалией, ЮАР и Японией.

Что касается Швейцарии, то с 1 января 2017 года финансовые учреждения этой страны собирают данные о счетах налоговых резидентов из 38 государств (все нынешние члены ЕС, а также Австралия, Гернси, Гибралтар, Джерси, Исландия, Канада, Остров Мэн, Норвегия, Южная Корея и Япония). Первый обмен этими данными планируется осуществить осенью 2018 года.

В настоящий момент швейцарские власти занимаются переговорами о расширении сети автоматического обмена информацией с т.н. "второй группой стран-партнеров по обмену", в которую вошел и Гонконг. Сбор информации о счетах резидентов стран из "второй группы" планируется начать с 1 января 2018 года, а сам обмен - с 2019 года.

ExxonMobil приобрела нефтяной терминал в крупнейшей сланцевой провинции США.

Крупнейшая в мире публичная нефтегазовая корпорация ExxonMobil продолжает приобретение активов в основном сланцевом регионе США - Permian. Компания приобрела нефтяной терминал мощностью 100 тыс. баррелей в сутки в городе Винк, сообщает компания.

Терминал находится в стратегически важном месте, откуда основной объем добытого сырья по трубопроводам направляется на перерабатывающие заводы на побережье Мексиканского залива. Актив приобретен у компании Genesis Energy LP, сумма сделки не раскрывается.

Текущие мощности завода составляют 100 тыс. баррелей в сутки с возможностью увеличения.

Как сообщалось, в сентябре компания приобрела земельные участки в Пермском бассейне общей площадью 22 тыс. акров.

По прогнозу Минэнерго США, объем добычи нефти в этом году в стране вырастет на 10% к уровню 2016 года и превысит 10 млн баррелей в сутки, что сопоставимо с текущими объемами добычи крупнейших в мире экспортеров - Саудовской Аравии и России. Рост производства обусловлен в основном увеличением добычи сланцевой нефти.

Добыча нефти в США: максимальное падение за 5 лет.

Цены на нефть сегодня обновили локальный максимум, однако дальнейшего роста не последовало. Что помогает котировкам расти, а что мешает?

На текущей неделе было достаточно много драйверов роста, особенно геополитических. Речь идет о Курдистане, однако затем внимание трейдеров переключилось на привычную статистику по запасам и добыче в США.

На этот раз не обошлось без сюрпризов. На этот раз стоит начать именно с добычи, так как она рухнули на максимальную величину за последние пять лет.

Итак, добыча в США за прошедшую неделю сократилась на 12%, что, скорее всего, связано с ураганом "Нейт", из-за которого нефтяные компании, работающие в Мексиканском заливе, вынуждены были эвакуировать своих сотрудников и останавливать производство.

Отметим, что в этот раз падение добычи оказалось почти вдвое сильнее, чем во время предыдущего урагана "Харви".

Одного этого сообщения хватило бы для того, чтобы рынок нефти буквально улетел, однако этого не произошло. И хотя на рынке работают в основном торговые роботы, им, видимо, "объяснили" причины сокращения добычи, так как котировки после выхода статистики начали снижаться и на момент написания материала потеряли порядка 50 центов.

Теперь вернемся к запасам. В этот раз данные Минэнерго США практически совпали с данными Американского института нефти. Коммерческие запасы нефти в США за неделю снизились на 5,73 млн баррелей, API накануне сообщил о сокращении более чем на 7 млн баррелей.

Запасы бензина выросли почти на 1 млн баррелей, а запасы дистиллятов - на полмиллиона бочек.

Стоит также отметить, что, несмотря на снижение запасов, они все еще на 21% выше, чем среднее значение за последние пять лет. При этом в США экспорт нефти достиг рекордных отметок, но и этого пока недостаточно, для того чтобы запасы пришли в норму.

В Казахстане появятся 53 экоэлектростанции на один триллион тенге

Доля ВИЭ в общем объеме производства электроэнергии вырастет до 3% в 2020 году и до 10% в 2030 году

В Казахстане планируют ввести 53 объекта возобновляемых источников энергии (ВИЭ) на 1 трлн тенге ($2,9 млрд). Такие планы были поставлены по результатам договоренностей во время ЭКСПО-2017, передает LS.

Как уточнили в министерстве энергетики в ответ на официальный запрос, в целом будет поставлено 22 ветровые электростанции на 957 МВт, 18 солнечных электростанций на 750 МВт, 13 гидроэлектростанций на 268 МВт. Установленная мощность достигнет 2 ГВт.

"Концепцией по переходу Казахстана к "зеленой" экономике предусмотрено достижение доли ВИЭ в общем объеме производства электроэнергии до 3% в 2020 году, до 10% в 2030 году", - добавили в Минэнерго.

Тем временем, по мнению генерального директора Ассоциации возобновляемой энергетики Казахстана Армана Кашкинбекова, такие цели были поставлены несколько лет назад. Он добавил, что к 2050 году запланировано достичь 50% доли ВИЭ.

"По бумагам, то есть списку Минэнерго, согласно поданным заявкам от девелоперов, план в 3% выполняется. Однако по факту и на практике нельзя говорить о таких показателях. Потому что не решены основные проблемы отрасли. Такие как стабильность регулирующего законодательства в части выработки эффективных правил по переходу на аукционную систему, девальвационный риск национальной валюты тенге, отсутствие широкомасштабного финансирования в тенге, и поддержки малой генерации", - пояснил он.

Собеседник LS добавил, что Казахстан – девятая страна в мире по территории с огромным потенциалом возобновляемой энергетики.

"У нас есть потенциал в солнечной, ветровой, гидро- и биоэнергии. И в XXI веке они уже должны начать работать в стране", - заметил Кашкинбаев.

По его словам, для установки ВИЭ необходимы инвестиции от частных компаний – как иностранных, так и отечественных.

"Это сделает отрасль более долгосрочно устойчивой и экономически эффективной. Для этого нужно принять предлагаемые нашей ассоциацией меры после ЭКСПО", - пояснил он.

Собеседник LS пояснил, что, во-первых, нужно создание независимого агентства по "зеленой" энергетике, которое бы начало проводить самостоятельную политику в этой сфере. Во-вторых, необходима выработка госпрограммы развития отрасли.

"Иными словами, нужен план работы, где блоками будут обозначаться ключевые вопросы отрасли и предлагаемые пути их решения с ответственными органами и нацкомпаниями. Также нужно решить вопросы привлечения инвестиций", - объяснил Кашкинбаев.

Между тем, по информации Минэнерго, по итогам ЭКСПО-2017 уже была создана экспертная рабочая группа из представителей бизнеса, государства и других отраслей. Группа выделила 105 проектов из 24 павильонов различных стран по таким направлениям, как электроэнергетика и атом, экология, нефть и газ, которые имеют достаточный технологический и коммерческий потенциал для внедрения в Казахстане. На данный момент ведется более тщательное исследование идей перед тем, как применять их в стране.

В министерстве энергетики отметили, что в рамках выставки ЭКСПО-2017 были достигнуты различные договоренности в сфере развития ВИЭ в Казахстане. Таким образом, был подписан меморандум о взаимопонимании и поддержке проектов ВИЭ между ЕБРР и Минэнерго о выделении $200 млн на проекты ВИЭ в Казахстане с привлечением еще $480 млн от других финансовых организаций.

Также планируется реализация проектов в области ветроэнергетики с компаниями ENI и General Electric. Помимо этого, получил финансирование от ЕБРР проект по строительству второй очереди мощностью 50Мвт солнечной электростанции в Жамбылской области "Бурное Солар". По такому же принципу было подписано соглашение о выдаче кредита СЭС мощностью 50 МВт "Байконур Солар" и ветровой электростанции мощностью 100 МВт "Астана ЕХРО-2017" в Акмолинской области. Также в ветровую энергетику страны вложится китайская корпорация Sany Group, которая вместе с "Жеруйык Энерго" построит ВЭС мощностью 50 МВт в Шелекском коридоре Енбекшиказахского района Алматинской области.

Кроме того, Казахстану удалось привлечь крупнейшую компанию Саудовской Аравии ACWA Power для реализации проектов ВИЭ в стране.

В свою очередь Национальный ядерный центр и Международная организация ITER (International Thermonuclear Experimental Reactor) подписали соглашение о сотрудничестве. Вместе с тем Австрийский институт технологий и финская компания KaukoInternational Group заключили меморандум о сотрудничестве в сфере "зеленых" технологий. Также договорились сотрудничать акимат Астаны, акимат Алматинской области, "Оператор РОП" и Ассоциациая экологических организаций Казахстана.

Между тем, по словам министра энергетики Каната Бозумбаева, к развитию ВИЭ в стране будут привлекаться крупнейшие компании мира, такие как "Аква Пауэр", "Шелл", "Эни-Аджип", "Дженерал Электрик" и компании из Китая.

Он пояснил, что, несмотря на нынешнюю дороговизну солнечной и ветровой энергии, цены постепенно снижаются, а спрос растет.

"Например, солнечная энергетика - стоимость киловатт-часа была 34 тенге, это больше 10 американских центов. Мы считаем, что это дорого. Понятно, что себестоимость этой энергии складывается исходя из необходимости возврата инвестиций, амортизации оборудования, которого в Казахстане производится мало. Плюс стоимость тех средств, которые привлекаются для таких проектов. Тем не менее мы видим, что только за последние год-полтора в Чили, Мексике, Объединенных Арабских Эмиратах, Саудовской Аравии, еще в ряде стран проведены аукционы. Аукционы показывают, что в результате торгов на понижение - скажем, на такие аукционы приходят крупнейшие компании, - средняя цена на электроэнергию получается около двух с половиной центов. То есть, еще два года назад цена была 4-5 центов, сегодня 2,5 цента, допустим на последнем аукционе в Абу-Даби. Аналогично, Казахстан идет этим же путем. Президент подписал изменения в законы "Об электроэнергетике" и "О поддержке возобновляемых источников энергии", где предусматривается введение аукционной системы", - заметил министр на конференции по вопросам трансформации энергетики.

Он добавил, что Казахстан осознал необходимость перехода к "зеленой" экономике.

"Мы участвуем в глобальных инициативах по проблемам изменения климата в рамках Парижского соглашения. Во исполнение соглашения наша страна на национальном уровне поставила себе цель к 2030 году снизить объем выбросов на 15% по сравнению с уровнем 1990 года. При поддержке ЗКФ и ЕБРР мы надеемся усилить инвестиции в возобновляемые источники энергии и реализовать стратегию перехода страны на "зеленую" экономику", - заключил Бозумбаев.

За пять лет более тысячи столичных медиков прошли зарубежные стажировки

География образовательной программы включает клиники в Израиле, Южной Корее, Бельгии, Германии, Швейцарии, Италии и Чехии.

Результаты программы зарубежных стажировок столичных медиков глава городского Департамента здравоохранения Алексей Хрипун обсудил с участковыми терапевтами, педиатрами и медицинскими сестрами детских поликлиник — лучшими представителями профессии по итогам голосования в проекте «Активный гражданин». Две недели медики были на стажировке в одной из крупнейших клиник Израиля — Медицинском центре имени Сураски, прежде известном как больница Ихилов в Тель-Авиве.

«Столичное здравоохранение активно развивается, используя лучшие наработки не только отечественной, но и мировой науки и практики. Именно поэтому мы не только год от года увеличиваем количество участников программ стажировок, но и постоянно расширяем географию программы. Сегодня она включает клиники во многих странах: Израиле, Южной Корее, Бельгии, Германии, Швейцарии, Италии, Чехии и других. В настоящее время с предложениями о сотрудничестве к нам обратились коллеги из Белоруссии, Таиланда и Мексики», — рассказал глава ведомства.

По его словам, за время действия программы, которая реализуется с 2012 года, стажировки за рубежом прошли более тысячи медицинских работников больниц и поликлиник Москвы. Специалисты анализируют итоги этих поездок и используют их для повышения качества медицинской помощи. Например, они помогли при разработке оптимальных схем маршрутизации пациентов, ведении отдельных категорий пациентов на дому, внедрении систем менеджмента качества медицинской помощи, организации системы непрерывного образования для врачей, применении высоких технологий.

Во встрече с участниками программы участвовал заместитель председателя Комитета государственных услуг Москвы Алина Арутюнова.

Победителям голосования в проекте «Активный гражданин» в номинациях «Лучший врач терапевт участковый», «Лучший врач педиатр участковый», «Лучшая медицинская сестра детской поликлиники» вручили награды Правительства Москвы и Департамента здравоохранения.

Об экспорте зерна и продуктов его переработки через пункты пропуска Краснодарского края за 9 месяцев т.г.

За девять месяцев 2017 года через морские порты «Ейск», «Кавказ», «Новороссийск», «Тамань», «Темрюк» и «Туапсе» отгружено 918 судов с зерном и продуктами его переработки, общим объемом свыше 20,797 млн. тонн, доля пшеницы от общего объема составила более 16,241 млн. тонн – 540 судов.

Данная продукция была направлена в 59 стран мира: Тунис, Италия, Турция, Ливия, Египет, Армения, Сенегал, Мали, Кот-д'Ивуар, Йемен, Южная Корея, Нигерия, Вьетнам, ОАЭ, Бангладеш, Оман, Индонезия, Болгария, Судан, Сирия, Шри-Ланка, Бенин, Нидерланды, Индия, Ливан, Бурунди, Руанда, Танзания, Нигер, Буркина-Фасо, Камерун, Гана, Саудовская Аравия, Кения, Уганда, Иордания, Греция, Марокко, Мозамбик, Грузия, Иордания, Того, Алжир, Никарагуа, Катар, Израиль, Малави, Южная Африка, ЮАР, Кабо-Верде, Республика Конго, Кувейт, Мексика, Албания, Венесуэла, Катар, Мавритания, Румыния, Перу.

Специалистами Управления на данный подкарантинный груз выданы фитосанитарные сертификаты, которые свидетельствуют, что сертифицированная продукция соответствует фитосанитарным требованиям стран-импортеров.

 Союз журналистов Казахстана принял участие в форуме журналистских организаций в Китае, передает Silkroadnews.

Сегодня в Пекине состоялся форум журналистских организаций «Один пояс – один путь», в котором участвовали представители 27 стран, в том числе Беларуси, Казахстана, Украины, России, Индонезии, Болгарии, Сенегала, Мексики и другие.

Казахстан на форуме представляет ответственный секретарь Союза журналистов Баян Рамазанова, которая отметила важность проведения форума в преддверии 19-го съезда КПК, который состоится 18 октября в Доме народных собраний.

Ответственный секретарь Союза журналистов в своем выступлении рассказала о тесных узах дружбы и сотрудничества между двумя странами и о создании председателем Союза журналистов Казахстана Сейтказы Матаевым 7 информационных агентств, в том числе и Silkroadnews.

Вице-председатель Всекитайской ассоциации журналистов выразила пожелание, чтобы на следующий год Казахстан представлял глава Союза журналистов Сейтказы Матаев.

Участники форума поблагодарили организаторов за теплый прием и прекрасную инициативу. Председатель Всекитайской ассоциации журналистов в свою очередь высказал пожелание, чтобы форум был не китайским соло, но дружным хором всех стран-участниц.

Напомним, что в 2013 году председатель КНР Си Цзиньпин выдвинул инициативу «Один пояс – один путь», в том числе и для укрепления обменов в области международной журналистики. Данный форум призван работать на основе мирного сотрудничества, открытости и взаимной выгоды, посредством обменов, семинаров, тренингов, репортерской деятельности, учреждения премий журналистам.

Украина войдет в Совет ООН по правам человека на период 2018-2020 годов. Страна была избрана в ходе голосования Генеральной Ассамблеи ООН.

В понедельник проходят выборы 15 членов, которые заменят государства, покидающие Совет 31 декабря 2017 года.

В этом году на два свободных места от группы восточноевропейских государств претендовали Словакия и Украина в связи с истечением срока членства Албании и Латвии. Обе страны получили подавляющее большинство голосов членов ГА ООН.

Всего в СПЧ представлены шесть государств Восточной Европы. Членами совета останутся Хорватия, Грузия, Венгрия и Словения. В 2016 году Генассамблея ООН не переизбрала в совет Россию. Украина входила в СПЧ на протяжении двух сроков — с 2006 по 2011 годы.

В состав совета входят 47 государств, которые избираются от региональных групп на три года с возможностью переизбрания максимум на второй срок. Согласно принципу регионального представительства, в СПЧ входят 13 африканских государств, 13 азиатско-тихоокеанских, 8 латиноамериканских, 6 восточноевропейских и 7 западноевропейских и прочих.

В 2017 году борьба развернулась только среди государств азиатско-тихоокеанской группы, где на четыре места претендовали пять стран. В итоге в СПЧ войдут Непал, Катар, Пакистан и Афганистан, опередивший Малайзию на один голос.

От группы западноевропейских и других государств были избраны Австралия и Испания. От государств Латинской Америки и Карибского бассейна — Мексика, Перу и Чили. От африканской группы на четыре вакантных места были избраны Ангола, Демократическая республика Конго, Нигерия и Сенегал.

Результаты голосования уже прокомментировали в правозащитной организации Human Rights Watch, где назвали избрание ДРК в совет "пощечиной жертвам насилия правительства".

"Тот факт, что силы безопасности правительства считаются ответственными за большинство случаев насилия в регионе Касаи в прошлом году, где были убиты около 5 тысяч человек и было обнаружено около 90 массовых захоронений, свидетельствует, что Конго не заслуживает членства в главном органе ООН по правам человека", — говорится в заявлении директор HRW по ООН Луиса Шарбонно.

PICES – уникальная международная организация.

Алексей БАЙТАЛЮК, Врио директора ТИНРО-Центра.

Сессия международной Организации по морским наукам северной части Тихого океана (ПИКЕС, PICES) проходила во Владивостоке с 22 сентября по 1 октября. На острове Русский состоялось более 20 заседаний научных комитетов, групп и различных структур организации. Руководители PICES отметили, что мероприятие получилось насыщенным и весьма интересным. Большое внимание на сессии уделили промежуточным результатам нескольких глобальных проектов организации. О важности и перспективах работы PICES в интервью Fishnews рассказал врио директора Тихоокеанского научно-исследовательского рыбохозяйственного центра Алексей Байталюк.

– Алексей Анатольевич, сессия PICES , возможно, привлекла не столь широкое внимание, как различные отраслевые форумы и конгресс, между тем это значимое событие для науки, и приятно, что исследователей Северной Пацифики принимал Владивосток. Расскажите, пожалуйста, какую роль сегодня играет Организация по морским наукам северной части Тихого океана?

– PICES – уникальная международная организация. С одной стороны, она не имеет такой административной значимости, как региональные рыбохозяйственные организации – Комиссия по анадромным рыбам северной части Тихого океана (НПАФК), Комиссия по сохранению морских живых ресурсов Антарктики (АНТКОМ) и другие. В рамках Организации по морским наукам северной части Тихого океана не принимают решений по управлению рыбными запасами, не разрабатывают и не внедряют меры регулирования промысла. С другой стороны, основное для PICES – анализ, исследование и, как итог, разработка экосистемных моделей, демонстрирующих, как в целом меняется биота, составные части крупных экосистем, оценка происходящих океанологических, климатических изменений и изменений в экосистемах. Этим организация интересна и важна.

Организация по морским наукам северной части Тихого океана была образована в 1992 году. После ратификации конвенции в 1994 году Россия стала одним из активных участников PICES. В текущем году – 25-я годовщина успешного международного сотрудничества. Пройден большой путь, организация претерпела определенную трансформацию, развитие привело к некоторой смене приоритетов исследований.

Роль России в PICES отражает наш научный вклад, наши исследования. Обширные ряды научных данных, крупные исследовательские проекты в рамках организации – это как раз работа рыбохозяйственных институтов российского Дальнего Востока, в том числе ТИНРО-Центра. Мы продолжаем заниматься крупными экосистемными комплексными исследованиями в северной части Тихого океана.

- А сколько в этом году участников работало на сессии?

- Нынешняя сессия собрала 325 участников из 11 стран, 18 представителей международных организаций и программ. Это уже третья сессия PICES на территории Владивостока. Также одна из встреч проходила в Хабаровске, на базе нашего филиала. ТИНРО обеспечивал работу всех этих форумов.

Нужно отметить, что Россию на площадке PICES представляют не только рыбохозяйственные институты, но и академическая наука и другие научные организации. Это Тихоокеанский океанологический институт, Институт биологии моря, Тихоокеанский институт географии, ДВНИГМИ. Участвуют и вузы: Дальневосточный федеральный университет, Дальрыбвтуз.

Ежегодные сессии PICES и работа в межсессионный период – прекрасные площадки для пробы сил молодых специалистов: в научной среде доброжелательное отношение к будущей смене.

- Можно несколько слов о том, почему так важно продолжать работу в рамках Организации по морским наукам северной части Тихого океана?

- Наверное, пришло уже время рассматривать рыболовство не как отдельный процесс, а как деятельность, которая непосредственно сказывается на экосистеме. А это невозможно сделать без экосистемного прогнозирования, оценки последствий. И такую работу способен вести большой международный творческий коллектив.

- Подготовка к следующей сессии, насколько я понимаю, начинается сразу же?

- Да, она уже стартовала. Научный комитет согласовал место проведения и тематику предстоящей сессии. Она пройдет в Йокогаме. Одним из элементов подготовки к сессии станет симпозиум по рыбным ресурсам океанических фронтальных зон, который состоится в Мексике.

- Какие темы планируется обсудить на новой сессии?

– В числе перспективных тем продолжение FUTURE – комплексной многолетней программы, направленной на увеличение потенциала стран-участниц PICES в понимании и прогнозировании реакции морских экосистем. Дальнейшая работа по программе Human Dimensions, для того чтобы оценить, как влияет рыболовство на крупные и мелкие экосистемы. Работа по программе эвтрофикации морских участков, по изучению траекторий цунами, тайфунов. Вообще на самом деле работ огромное количество.

- Если отвлечься от темы PICES , какие встречи по вопросам рыболовства в северной части Тихого океана у нас ожидаются в ближайшем будущем?

- Одно из самых знаковых для нас мероприятий пройдет во Владивостоке в декабре. Это заседания малых рабочих групп Комиссии по рыболовству в северной части Тихого океана (СТО). В частности, будет дана оценка динамики запасов, динамики освоения японской скумбрии. Оценка запасов позволит установить меры регулирования добычи по этому объекту. Также будет работать группа по сайре. Ранее наблюдалось снижение ее ресурсов, теперь – стабилизация, и важно не нанести по ней удар избыточным промыслом. Для дальневосточных рыбаков это важные встречи, особенно если учесть рост интереса к сайре, скумбрии, сардине-иваси в тихоокеанских водах у Курильских островов.

Кроме того, в Хабаровске с 21 по 25 мая 2018 года будет работать Комиссия по анадромным рыбам северной части Тихого океана (НПАФК). Как одно из важных направлений надо отметить подготовку к Международному году лосося где, кстати, планируется задействовать все три крупных тихоокеанских международных комиссии – НПАФК, ПИКЕС, СТО. Так что нам предстоят значимые мероприятия.

Россия. Весь мир. ДФО > Рыба. Экология. Образование, наука > fishnews.ru, 16 октября 2017 > № 2350915 Алексей Байталюк

Революции, трансформации, цивилизации: пролегомены к переориентации парадигмы

Опубликовано в журнале: Неприкосновенный запас 2017, 5

Йохан Арнасон

Перевод с английского Андрея Степанова

[стр. 37 – 69 бумажной версии номера]

Йохан Арнасон (р. 1940) — философ, историк и социолог, специализируется на социальной теории и исторической социологии, прежде всего сравнительном изучении цивилизаций, профессор Карлова университета (Прага).

Попытки провозгласить конец «эры революций» доказали свою несостоятельность, как, впрочем, и попытки разработать устраивающую всех модель изучения революций. Неожиданные исторические перемены побудили ученых снова обратиться к феномену революций и в то же время поставить фундаментальные вопросы о дефинициях и демаркациях в данной исследовательской области. Это по-своему касается и иранской революции 1979 года, и крушения коммунистических режимов в Восточной Европе десятилетие спустя. В обоих случаях заметны несомненные черты подлинно революционных изменений, такие, как массовость народных выступлений в Иране или ликвидация всего прежнего идеологического, политического и экономического порядка в странах советского блока. Однако эти черты сочетались с менее привычными особенностями: в Иране восторжествовала теократия, а жители Восточной Европы явно стремились вернуться к старому, господствующему во всем мире порядку.

События последнего времени так же показывают, насколько мифологизация революции может быть далека от реальной истории. Перемены, вызванные «арабской весной», которые европейские либералы и радикалы поначалу сильно преувеличивали, в действительности оказались весьма незначительными. Достаточно привести всего два примера. В Тунисе хрупкий парламентский режим по-прежнему не может решить, какую роль должен играть ислам в политической жизни. Что же касается Египта, то там военный режим, похоже, не только выжил, но и с течением времени заставил своих противников загнать самих себя в патовое положение, так что теперь им остается только решать, как лучше называть произошедшее — поражением или иллюзией?

Еще один пример — это «цветные революции» в постсоветских странах. События, там происходившие, отражали всего лишь внутреннюю борьбу нестабильных властных элит, и главной причиной мифологизации этих «революций» стало желание внешних сил использовать все случившееся для реанимирования политики «холодной войны». Однако те же неурядицы могут служить и напоминанием об оборотной стороне проблемы революций. Образ революции — важная часть истории, и не только потому, что он воздействует на революционные процессы. Его живущие собственной жизнью девиации проявляются как в сектантских субкультурах и донкихотских авантюрах, так и в геополитических маскарадах вроде тех, о которых только что было сказано[1].

Настоящая работа не ставит цель дать полный обзор современных дискуссий в данной области. Ее главная задача — выделить некоторые опорные точки для исторического и социологического анализа феномена революций. Речь пойдет об определении, равно как и об объяснении (или же — как предпочитают говорить некоторые ученые, включая автора этих строк, — о понимании) революций и о некоторых понятийных альтернативах. В этой связи последний раздел статьи будет посвящен особому — цивилизационному — подходу к изучению революций. Этот подход оставался до сего времени маргинальным в среде историков, однако, с моей точки зрения, он представляет собой весьма многообещающий аналитический инструмент.

КАТЕГОРИЗАЦИЯ РЕВОЛЮЦИЙ: ДИХОТОМИИ И ДРУГИЕ ПРОБЛЕМЫ

Начнем с обсуждения описательных категорий, способов определения революционных явлений, границ между ними и другими типами исторических событий или социальных процессов. Нам кажется уместным начать с очень простого разграничения краткосрочных и долгосрочных трансформаций. Обычно словом «революция» обозначают резкий поворот событий, за которым следуют широкомасштабные и разветвленные социальные последствия, как это было в 1789 году во Франции или в 1917 году в России, но так же и очень краткие, однако поворотные исторические эпизоды, такие, как февральская и октябрьская революции в России.

Вместе с тем термин «революция» обычно используется для описания трансформаций, охватывающих гораздо более протяженные отрезки времени: классический пример — «промышленная революция», или современная «научная революция», если ее понимать как процесс, начавшийся в XVI или XVII веках и продолжающийся до сих пор. Хотя изменить эти общепринятые трактовки нам вряд ли удастся, попытаемся все-таки предложить решение проблемы, переопределив революционные трансформации как долговременные процессы с более или менее ясно выраженной фазой резкого скачка или обновления. Такое определение применимо, например, к «юридической революции в эпоху Средневековья»[2], которую правильней всего опознавать как отправную точку долговременного процесса установления юридических норм. Более размытым представляется термин «урбанистическая революция», используемый для характеристики процессов урбанизации и подпадающий под ту же категорию, что и приведенные выше случаи. Однако это понятие, особенно когда речь идет о Средневековье, может относиться к появлению автономных городских общин и, соответственно, к имевшим политические последствия краткосрочным изменениям.

При ближайшем рассмотрении различие между кратко- и долгосрочными перспективами возникает и в более четко выраженной категории политической революции. Поясним это на примерах. Французскую революцию часто датируют 1789—1799 годами; верхним пределом служит совершенный Бонапартом государственный переворот. Однако если мы включаем поворот к империи в революционный процесс, то границей станет окончание наполеоновских войн в 1815 году. Есть и более широкая точка зрения: Франсуа Фюре в своей книге «Революция: 1770—1880»[3] приводит убедительные аргументы в пользу более длительного периода, заканчивающегося окончательным формированием Третьей республики примерно в 1880 году. Только в это время прекращается соперничество между монархией и республикой, сопровождавшееся крупными социокультурными сдвигами.

В случае России очевидны доводы, продлевающие период революции за пределы 1917 года и трактующие окончание гражданской войны в 1921-м как кульминацию большевистского переворота. Однако можно отстаивать и мнение, что окончательную точку в реализации большевистского проекта поставила начавшаяся в конце 1920-х годов сталинская «вторая революция»: именно она ввела режим государственного управления крестьянским хозяйством. Тогда остается только определить время окончания «второй революции». Наиболее убедительным представляется отнесение его к окончанию в 1938 году Большого террора, который представлял собой самоуничтожение большевиков и окончательное закрепление тоталитарного режима. Продолжить «длинную» революцию за пределы этой вехи гораздо проблематичнее, если только не трактовать весь советский период как путь от одного имперского крушения к другому (впрочем, и эту идею не стоит отбрасывать безоговорочно).

И, наконец, проблема китайской революции. Ее легче решать в долгосрочной, чем краткосрочной перспективе. События 1911—1912 годов, которые иногда называют революцией, не вполне соответствуют содержанию этого понятия. Они представляли собой разрушение старого порядка, за которым последовала неудача в построении нового. Победа коммунистов в 1949 году прекратила процессы распада и борьбы за власть, увенчав усилия, направленные на объединение страны. Реконструкция этих обстоятельств толкала авторов на то, чтобы продлить историю революции в прошлое. Так, Джон Кинг Фэрбэнк развил в своей монографии идею «длинной» китайской революции, продолжавшейся с 1850-го по 1949 год[4]. Более того, уже название книги наводит на мысль, что начало революционных процессов следует относить к 1800 году. Несомненной отправной точкой в данном случае является восстание тайпинов — исторический катаклизм, настолько ослабивший старый режим, что, несмотря на победу над восставшими, восстановление прежнего порядка стало невозможным. Впоследствии внутренние кризисы и геополитический регресс привели страну к коллапсу, но понадобились несколько десятилетий, чтобы возникло следующее единое и устойчивое государство. Такую периодизацию легко обосновать в разрезе геополитических задач и достижений. Не вызывает сомнений, что желание заново объединить китайское имперское государство и восстановить его в правах великой державы было главной движущей силой революционного процесса. Но если мы примем во внимание также и поиски нового социального порядка, и китайскую модель развития, то можно указать и на короткий процесс, следующий за описанным Фэрбэнком длительным процессом. В течение четверти века после победы коммунистов социальные задачи и проблемы развития страны решались за счет сочетания гиперболизированных советских рецептов с обреченными на провал доморощенными экспериментами, такими, как Большой скачок или Культурная революция. Эта фаза завершилась в конце 1970-х годов, когда Дэн Сяопин вернулся к власти и задал вектор развития страны в устойчиво-прагматическом направлении.

Таким образом, кажется вполне оправданным разделение политически ориентированных и социально значимых революций, с одной стороны, и долговременных процессов трансформации, с другой, но тем не менее внутри первой (политической) категории следует также различать кратко- и долговременные процессы. Более того, достаточно провести небольшой сравнительный анализ этих категорий, чтобы убедиться: подобное противопоставление надо заново переопределять для каждого специфического случая. Только учитывая все это, можно перейти ко второй дихотомии.

Часто предполагается или принимается на веру, что для соответствия определению «революции» в точном и полном смысле слова радикальные политические изменения должны сопровождаться высоким уровнем активности масс. Термин «социальная революция» иногда используют именно затем, чтобы подчеркнуть это обстоятельство. Вместе с тем широко распространено и понятие «революции сверху», и некоторые ученые пытались обосновать его как особую категорию революционных явлений[5]. При этом предполагается, что революции такого рода осуществляют правящие элиты при минимальном участии широких общественных движений или при их полном отсутствии. Обычно приводятся примеры из новой истории: революция Мэйдзи 1868 года в Японии и кемалистская революция в Турции после Первой мировой войны. Ранняя фаза военного режима в Египте, длившаяся с 1952-го по 1970 год, ранее рассматривавшаяся как основной пример такого рода, в данной перспективе кажется менее значимой.

В дискуссиях по этому вопросу особенно характерными представляются две линии аргументации, ведущие к определенной релятивизации различий между социальными революциями и «революциями сверху». По отношению к переменам как в Турции, так и в Японии учеными высказывались определенные сомнения относительно их исключительной направленности «сверху вниз». В наши дни историки подчеркивают преемственность между модернизационными течениями в Оттоманской империи с начала XIX века и далее, с одной стороны, и в постимперской кемалистской Турции, с другой. Националистический поворот был очевиден уже в революции младотурков, которая предшествовала падению империи. Позднейшие изменения показали, что кемалистское государство не справилось в полной мере с проблемой исламистского влияния на политику, как это предполагалось в период, когда революционная секуляризация казалась достигнутой. Одним словом, турецкая «революция сверху» теперь выглядит скорее как эпизод долговременного процесса имперской модернизации и последовавшего за ней возникновения национального государства.

Что касается Японии, то события 1868 года и их последствия получали самые разнообразные интерпретации. Помимо марксистских трактовок революции Мэйдзи как неполной и ущербной буржуазной революции (кстати сказать, такие трактовки были одно время весьма популярны и у японских историков), следует упомянуть провокативную переоценку, предложенную ученым, который рассматривает действия низшего слоя самураев во время этих событий как особо показательный пример глобальных тенденцией той эпохи[6]. При таком прочтении управленческо-бюрократическая логика современных революций, затемненная западным противопоставлением буржуазной и пролетарской стадий их развития, иллюстрировалась судьбой превращения феодального сословия самураев в прослойку служащих. Однако подобные рассуждения вызывают возражение: если создание модерной Японии связывалось в ключевой момент с требованием как можно лучше следовать главной линии всемирно-исторического развития, то почему же политические и культурные структуры японской модерности так разительно отличаются от тех, которые доминируют на Западе? Пристальное изучение этого вопроса может привести к заключению, что о переменах в Японии надо судить в контексте местных традиций и их культурных предпосылок. Такую точку зрения высказывал, опираясь на цивилизационный подход, Шмуэль Ной Эйзенштадт. Вместо западного термина «революция» он выдвинул на первый план японское понятие «исин», подчеркивающее традиционалистские устремления деятелей 1868 года. Иначе говоря, ученый предполагает, что перемены в Японии вовсе не являются примером «революции сверху», а наоборот, размывают четкое различие между революцией и реставрацией.

Пристальное изучение социальных революций показывает, что они действительно содержат элементы и эпизоды «революции сверху». Прекрасным примером для прояснения этой проблемы может служить история Французской революции. Она вызвала к жизни якобинство, убедительно описанное Эйзенштадтом как идеологически изменчивая модель, так или иначе повторяющаяся в столь несхожих явлениях, как коммунизм, фашизм и исламский фундаментализм[7]. Общепризнано, что наличие способного возродить общество просвещенного или высокодуховного политического центра, равно как и составленный им детальный план реформ, вовсе не обязательны для «революции сверху». Однако историческая траектория, заданная якобинской моделью (включая ее влияние на наполеоновскую версию имперского правления, что было замечено уже Карлом Марксом), показывает ее способность адаптироваться к различным обстоятельствам и впитывать различное содержание.

В рамках русской революционной традиции большевизм представлял собой явное возрождение якобинского мировоззрения, усиленное претензиями на научное понимание истории. Потенциал для «субстанционистского» смещения смысла революции был впоследствии — после 1917 года — доведен до максимума целым рядом событий, кульминацией которых стала сталинская «вторая революция». Эту последнюю часто и не без оснований представляют как «революцию сверху», однако подробный анализ ее хода указывает на существенные нюансы, в том числе на поддержку сталинского наступления на крестьянство горожанами.

Китай демонстрирует еще более явный случай «революции сверху», включившей в себя безрезультатное начало социальной революции. Ни Февраль, ни Октябрь 1917 года в России не находят параллелей в Китае: культурный, социальный и политический строй полностью распался, и вскоре, после окончания Первой мировой войны, начался рост общественных движений. Организация, которая в конечном счете восстановила центр власти, была закалена в этом горниле. Однако на первых порах за концом империи последовала борьба между претендующими на ее наследие соперничающими государственными образованиями — прежде всего Гоминьданом и коммунистами (хотя в схватке принимали участие и прояпонские силы), и на баланс власти между этими двумя главными претендентами оказывали существенное влияние региональные геополитические устремления. Желание Японии покорить Китай нанесло большой вред режиму Гоминьдана, и триумф противоположной силы — коммунистов — можно объяснить только с учетом этого обстоятельства. Очевидно, что определенное значение имела поддержка коммунистов крестьянами (которая, правда, сильно различалась в разных регионах страны), но не меньшее значение имело восприятие своего, местного, режима как более многообещающей модели для возрождения государства и, следовательно, как вызывающей большее доверие националистической силы. Интерпретация захвата власти коммунистами как крестьянской революции принадлежит к области политической мифологии. И, вопреки другой мифологеме, которая все еще широко распространена у левых на Западе, китайские коммунисты вовсе не достигли успеха потому, что были «борцами с японцами за национальную независимость»[8]. Они победили, потому что были более эффективны и казались лучше готовыми к делу государственного строительства по сравнению с соперником, на плечи которого легло основное бремя войны с Японией и который оказался безнадежно ослаблен.

Из всего вышесказанного, разумеется, не следует, что надо полностью отвергнуть понятие «революция сверху». Речь идет скорее о необходимости переосмыслить связанный с этим понятием исторический опыт и решить, как он соотносится с социальной революцией. Еще одна непростая тема для размышления и спора, имеющая отношение к предыдущей, — это вопрос о насилии и его роли в революциях. Здесь также полезно наметить две противоположные перспективы. Первый подход рассматривает захват власти насильственным путем в качестве определяющей черты всякой революции. Второй подход считает отсутствие или присутствие насилия вопросом исторических обстоятельств, который не следует предрешать на теоретическом уровне. Если обратиться к хрестоматийным, наиболее изученным примерам модерных революций, то в этом не останется никаких сомнений. Насилие было одной из центральных составляющих общей картины, но всякий раз осуществлялось по-разному, в разной степени и в разных формах. Однако здесь полезно несколько расширить круг рассматриваемых явлений и принять во внимание необычные или атипичные случаи.

С одной стороны, бывают ситуации полного коллапса прежних органов власти и следующей за ними вспышки насилия, которая, однако, не приводит к появлению нового порядка. Такие эпизоды происходили в самых разных исторических обстоятельствах. Один из самых ранних примеров — распад египетского Древнего царства в конце III тысячелетия до нашей эры. Этот переходный период, как его называют сейчас, несомненно, был временем упадка во всех смыслах, хотя историки до сих пор не могут прийти к консенсусу о степени регресса и уровне насилия. Тем не менее в наше время никто не утверждает, как раньше делали марксисты, что это была первая в истории социальная революция. Реставрированная в Среднем царстве монархия несколько отличалась от прежнего режима фараонов, но, несомненно, была его продолжением.

Второй, гораздо более поздний пример ближе подходит к проблемам современных революций. «Смутное время» в России начала XVII века было отмечено полным коллапсом государственной власти и повсеместным насилием. Однако в конечном счете ключевые структуры Московского царства были восстановлены — и при этом без тех эксцессов, которые происходили в царствование Ивана Грозного. Память об этом распаде сыграла определенную роль в восприятии и интерпретациях революций в России XX века. Реформаторам, действовавшим после 1905 года, приходилось учитывать страх перед «новой Смутой», которая могла последовать за революцией, если бы ее ход не был прерван. Приложение этой модели к событиям 1917 года и их последствиям оказывается менее однозначным. При изучении гражданской войны, длившейся с 1918-го по 1921 год, аналогия помогает увидеть разницу между процессами, происходившими в Петрограде в 1917-м, и тем режимом, который вышел победителем из схватки в разрушенной стране. Другая интерпретация указывает, что в последние месяцы 1917 года над страной нависала угроза, которая была устранена только благодаря захвату власти большевиками. Есть даже трактовки большевистской революции как способа предотвращения неуправляемого и разрушительного бунта[9]. Споры о том, чем могли бы закончиться события, продолжаются, однако едва ли кто-нибудь сомневается в том, что главной целью Ленина было отнюдь не предотвращение коллапса. Эта перспектива еще даже не просматривалась, когда он предложил план быстрого захвата власти.

С другой стороны, есть примеры крупномасштабных и быстрых макросоциальных перемен, в которых насилие не играло существенной роли или вовсе отсутствовало. Среди самых заметных примеров — изменения в Восточной Европе в конце XX века. Очевидно, что они не были результатом постепенного перехода к западной модели, как поначалу ожидалось многими, а возникли в результате стремительной смены основных институций и полной дезинтеграции имперского режима, управлявшего всем регионом. За исключением Румынии, это были бескровные революции (последующие конфликты в Югославии разворачивались уже в ином, не имперском контексте). Роль народных масс была различной в разных странах. Наиболее примечательный ненасильственный переворот, и в то же время в наименьшей степени связанный с народными выступлениями, совершился в Венгрии, где правящая партия отказалась от своей монополии на власть. Поскольку это событие вызвало цепную реакцию в центральной и юго-восточной части советского блока, его никак нельзя считать маловажным или нетипичным. Кроме того, можно добавить, что длительный опыт пребывания Венгрии под властью коммунистов заслуживает особого внимания: это единственная страна, дважды пытавшаяся положить конец монопольному правлению компартии — сначала во время народного восстания 1956 года, а затем в результате отказа элит от власти в 1989-м. Асимметричный компромисс между партийным государством (восстановленным в результате советского вторжения) и обществом не достиг желаемых целей: жизнеспособная модель реформированного социализма, которую могли бы взять на вооружение другие страны, так и не была создана. Однако при ретроспективном взгляде кажется, что события 1956 года вымостили дорогу для спокойного и бескровного финала. Иной вопрос — как этот путь соотносится с позднейшим возрождением национализма? Однако это уже тема для другого исследования.

Итак, данный аспект широкой проблемы определения понятия «революция» остается неоднозначным. Есть сильная и все еще широко распространенная традиция считать насилие ключевым фактором, и это заставляет отказаться от применения данного термина к событиям 1989 года в Восточной Европе. Однако радикальность и удивительная быстрота перемен говорят о том, что такой отказ был бы ошибкой. Споры о дефинициях в чистом виде редко бывают плодотворными. Важный урок, который можно извлечь из нашего обзора, лучше всего выразить в традиционных понятиях: если мы сохраним определение революции как крупномасштабной и быстрой социальной перемены посредством насилия, то нам придется отнести упомянутые выше события к более широкому понятийному диапазону. На одном его конце расположатся взрывы насилия, которые не трансформируют, а разрушают социум, а на другом — сочетания акторов и структур, которые в конечном счете приводят к широкомасштабным, но ненасильственным переменам, таким, как цепь событий 1989 года.

Четвертая и последняя пара альтернатив наиболее тесно связана со скрытыми за ними концепциями истории. Революции часто ассоциировали с прогрессом — наиболее явно в марксизме, но не только: были и те, кто подчеркивал просветительские и освобождающие последствия одних революций, одновременно осуждая другие за отступления от правильного курса (некоторые сравнения демократических революций конца XVIII века с позднейшими коммунистическими проводились раньше именно в таком духе). Развитие России и в какой-то степени Китая считалось отклонением от западного, устремленного к демократии пути к менее перспективным направлениям, произошедшим из-за различных идеологических, структурных и ситуационных факторов[10]. В последнее время часто повторялось одно замечание об иранской революции: она подорвала распространенные на Западе представления о связи между революцией и прогрессом. Однако здесь надо говорить не об оппозиции безусловного или избирательного отождествления революции и прогресса. Скорее речь идет о самой соизмеримости этих двух понятий. Утверждению, что революции всегда более или менее прогрессивны, мы можем противопоставить понимание революционных эпизодов как в первую очередь поворотов, проблематизирующих социально-исторические процессы, как отступления от готовых путей развития, открывающие многочисленные иные пути в будущее. За ними следует разрушение господствовавших прежде институций, хотя степень этого разрушения может быть разной. Разными могут быть и формы новых институций; революции выводят на сцену новых акторов, готовых и к союзу, и к конфликту между собой. Прямо или обходным путем, но революции всегда приводят к переделке государств и обществ. Иначе говоря, революции подразумевают переход от крушения к воссозданию, который осложняется тем, что в такую эпоху всегда повышается роль случайности и открываются альтернативные пути. Нельзя сказать, что подобный взгляд на революции был изложен так же четко, как прежде утверждалась их связь с прогрессом. Но похоже, этот момент присутствует в большинстве переосмыслений «главных» революций, в особенности французской и русской: их сложность и несводимость к линейной логике стала гораздо очевиднее. Вопросы о связи революции с прогрессом, если у кого-то осталось желание по-прежнему их задавать, относятся только к некоторым отдельным аспектам революционного процесса. И это предполагает уменьшение масштаба самой идеи прогресса, что наилучшим образом сформулировал Норберт Элиас: «Es gibt Fortschritte, aber keinen Fortschritt»[11]. В вольном переводе это означает: можно говорить о продвижении в определенных областях, но никак не о повсеместном движении вперед как всеобъемлющей и непрерывной тенденции, называемой tout court[12] прогрессом. Помня об этом, тем не менее имеет смысл различать прогрессивное и регрессивное движение внутри революционной трансформации — однако сохраняя при этом должную осторожность, поскольку эти две тенденции часто сложным образом переплетаются.

ОБЪЯСНЕНИЯ И ИНТЕРПРЕТАЦИИ: СПОРНЫЕ АЛЬТЕРНАТИВЫ

Обсуждавшиеся выше терминологические проблемы касались способов определения революций. На другом уровне анализа можно указать на аналогичные расхождения между попытками их описания: иногда это делается в терминах причинности, а иногда с помощью интерпретативных моделей. Здесь, как и прежде, я буду различать четыре типа противоречий, и, хотя в данном случае не существует строгой корреляции с вопросами дефиниций, некоторые переклички все-таки присутствуют.

Наиболее заметные разногласия у теоретиков революции вызывает вопрос о сравнительной важности власти и идеологии, и голоса, ставящие в центр внимания власть, в последние годы звучат все громче. Мы лучше поймем их доминирование и их специфику, если выйдем за пределы марксизма. Здесь чрезвычайно важной представляется эволюция от концепции Бэррингтона Мура[13] к работам Теды Скочпол[14]. Марксистский взгляд на революцию как высшую форму классовой борьбы был весьма влиятельным далеко за пределами ортодоксального марксизма, и написанная Муром сравнительная история все еще оставалась в зоне этого влияния. Ученый утверждал, что объяснение переходов к современному миру вообще и к политической модерности в частности возможно только в терминах более сложного, чем у Маркса и его последователей, подхода. Это особенно относилось к более важному, чем представлялось историкам прежде, участию в этом процессе землевладельцев и крестьян — как самих по себе, так и в меняющихся классовых союзах. Что касается Скочпол, то она вовсе вышла за пределы классового подхода, сконцентрировавшись на проблемах власти и рассматривая государство как главный противовес понятию «класс». Отсюда ее сравнительный анализ трех великих модерных революций с акцентом на важных изменениях в структуре государств. Во Франции, России и Китае революционные кризисы охватили государства, ослабленные вовлеченностью в международные конфликты. Кризисы вели к мобилизации социальных сил, чьи конфликты и инициативы приводили к широкомасштабным трансформациям социального порядка. Затем революционные процессы заканчивались, сменяясь реконструкцией затронутых ими государств в новых и более мощных формах.

Книга Скочпол о революциях, по-видимому, повлияла на последующие дискуссии по данному вопросу в большей мере, чем какая-либо другая. Некоторые отклики на нее ставили задачу дать более точное определение властным полномочиям и проблемам государства. В этой связи полезны замечания, сделанные Джеффом Гудвином[15]. Он различает четыре варианта «этатистской модели» в интерпретации революций. Подход с точки зрения государственной автономии выделяет особые «идентичности, интересы, идеологии и… линии действия» государственных чиновников. Второй подход подчеркивает важность ресурсов, которыми государство обладает или которые может мобилизовать. Третий сосредоточен на политических возможностях, создаваемых государством для политических групп. И, наконец, есть еще «государственно-конструкционистский» подход, при котором подчеркивается вовлеченность государства в создание гражданского общества. Но при более пристальном взгляде все эти подходы предстают просто различными эманациями одной основной исследовательской перспективы, и при желании их перечень может быть продолжен. Можно добавить, например, важные для понимания исторических событий и небесполезные для анализа революций замечания Майкла Манна о внутренних конфликтах и дисфункциональностях государственных структур. Однако общим знаменателем в любом случае является подход с позиций автономии государства, который был бы неполным без отсылки к возможностям и ресурсам, а также односторонним, если бы учитывал только характеристики и возможности элит, не принимая во внимание логику институций и преуменьшая, а то и вовсе не признавая роль деструктивных факторов внутри самого государства. Роль государства в создании гражданского общества — особенно важный аспект в понимании автономии самого государства.

В критических отзывах о работе Скочпол — слишком многочисленных, чтобы обсуждать их здесь подробно, — указывалось на односторонность ее тезисов и на определенные тематические пропуски. Принятый исследовательницей сравнительный подход оказался под двойным ударом. Одни считали недопустимым выводить устойчивые, близкие к законам корреляции на основании всего трех примеров, каждый из которых нуждается в дальнейшей контекстуализации. Другие критики — те, кто полагал, что каждая революционная ситуация по-своему сложна и неповторима, — выдвигали на первый план два фактора: лидерство и идеологию, оказавшиеся маргинальными в концепции Скочпол, которая старалась переключить внимание от теоретизирования об акторах на структуры.

Идеология для наших целей важнее: по большому счету, именно она определяет и взгляды лидеров, и их привлекательность для последователей. Но идеологию можно анализировать и на более общем уровне как конститутивный коррелят власти, поскольку последняя всегда детерминирована культурой. Вплоть до нашего времени, однако, идеологические аспекты революций изучались в основном только по отношению к отдельным случаям. Франсуа Фюре, предложивший переоценку идеологической подоплеки и наследия Французской революции, рассуждал так: революционный миф — включающий, что немаловажно, и якобинский фантазм, — является уникальным историческим образованием, и созданный в XX веке коммунистический миф был производным от него[16]. Сходным образом историки, изучающие большевистский переворот и его сталинское продолжение как обретение власти «идеократией», подчеркивают навязывание идеологии разрушенному и фрагментированному обществу[17]. Насколько мне известно, до сих пор не доказана возможность аналогичного подхода к китайскому коммунизму. Что касается иранской революции, то одни авторы подчеркивали решающую роль идеологии воинствующего ислама[18], в то время как другие пытались показать, что изменения в государственном строительстве были более фундаментальными[19], даже если в их ходе традиционалистская религиозная элита сумела «оседлать» революционные силы. Трудно указать работу, содержащую сравнительно-исторический анализ роли идеологического фактора в революциях, которую можно было бы противопоставить рассуждениям Скочпол о властных структурах в период кризиса и трансформаций. Не предпринималось и систематических попыток совместить и теоретически осмыслить результаты углубленного исторического исследования этих двух сторон революционных явлений.

Мы еще вернемся к вопросу о соотношении идеологии и власти. Пока же надо высказать несколько важных предварительных замечаний. Беглый обзор классических источников убеждает, что данный вопрос связан с предложенным Максом Вебером разделением между интересами (материальными и нематериальными) и идеями. Как указывал Вебер, интересы — это факторы, прямо определяющие человеческие действия, в то время как идеи[20] задают варианты и пути развития, из которых акторы, движимые своими интересами, делают свой выбор. Тут остается добавить, что стремление к реализации интересов поднимает вопрос о власти и что, как бы ни менялись ее концепции, способность достигать целей, диктуемых интересами, есть неотъемлемая часть любой концепции власти. Следующий шаг — акцент на культурной вариативности власти, которая признается некоторыми авторами[21]эмпирически, но до сих пор не осмыслена должным образом теоретически. Восприятие, понимание и использование власти культурно обусловлено, и теоретическое осмысление может начинаться с краткого обзора простейших альтернатив, сочетающих дихотомические структуры с амбивалентными, дискретными и неопределенными процессами.

Очевидная отправная точка — это противопоставление воплощенной и невоплощенной власти. Эта оппозиция была применена Клодом Лефором в книге «Изобретение демократии»[22] к раннемодерным формам монархии (и тоталитарным поворотам в революциях XX века) в противопоставлении демократической революции. Однако она релевантна также и для длительных революционных процессов, достигающих кульминации в деперсонализированном государстве. Если появление государства как такового обычно связано с «воплощенной» королевской властью, то деперсонализация — это вторичный процесс, в котором, как демонстрирует лефоровский анализ тоталитаризма, воплощения власти в социокультурно изменившемся мире могут привести к крайним последствиям.

Сходные черты имеет и второе ключевое различие: противопоставление сакрального и секулярного. Сакральная аура, которой окружали себя ранние формы государства, кажется незыблемой. В то же время этим формам всегда требуется хотя бы минимальная структурная согласованность, и в этом смысле государственной власти всегда свойственна необходимая для ее существования секулярная составляющая. Сложность процессов, которые должны усиливать последнюю, становится ясна, когда мы принимаем во внимание весь смысл понятия «секуляризация»: оно означает не только отход от религии, но и постоянное присутствие религиозных коннотаций в мирском обличии и их трансформацию путем проекции на социальные и — что более важно — политические силы и институции. (Обсуждением последнего аспекта чрезмерно увлеклись историки и социологи модерных революций.)

И, наконец, политическая власть — наиболее важный вид власти в контексте нашей темы — подразумевает различие между политическим центром, который мы здесь можем идентифицировать с государством, и политическим сообществом, признающим (с теми или иными оговорками) власть центра и до определенной степени вовлеченным в его деятельность. Взаимосвязь и напряжение между двумя полюсами можно отыскать повсюду в истории (Эйзенштадт сводит их к взаимодействию центра и периферии). В архаических государствах было сильно стремление к неограниченной власти, но на практике их возможности уравновешивались различными противовесами. Греческий полис представлял собой исторически новое образование, где дистанция между государством и обществом сократилась, и дальнейшее движение в сторону демократии можно рассматривать как усилия, направленные на их слияние. Модерные революции ввели представительную демократию в качестве нового способа утверждения суверенности политического сообщества, но во многих отношениях они усилили также и политические центры. Ход русской революции демонстрирует самые крайние полюса данного спектра. На ранней фазе в ней преобладала концепция поглощения государственной власти политическим сообществом путем передачи всей власти Советам и создания некой видимости «отмирания государства». Однако впоследствии историческое развитие привело к формированию сверхавтократического государства. Работа Ленина «Государство и революция» — лучший пример пограничного случая демагогии самообмана, которая присваивает и извращает утопию самоуправляющегося общества так, чтобы та не противоречила принципу партийного руководства и на этой основе могла быть полностью выхолощена.

Завершая эти замечания об идеологии и власти, нужно отметить еще один важный момент. Власть всегда культурно детерминирована, но верно и обратное: общие контуры культуры поддерживаются властью. Если снова вспомнить веберовскую дихотомию идей и интересов, то можно сказать, что в данном случае идеи — это интерпретации, задающие направление развития культуры. В качестве таковых эти идеи — через власть — влияют на социальную жизнь. Общее положение, сформулированное в таком виде, не указывает ни на какие-то специфические основания власти, ни на ее конкретных носителей. Как было замечено выше, окончательный итог дискуссий о власти в социальной теории, похоже, заключается в том, что это понятие неотделимо от множественности действующих в мире акторов. Взаимодействие последних, осложненное различными ситуативными факторами, порождает констелляции, развивающиеся по собственной логике, и это развитие несводимо ни к структуре действия, ни к какому-либо одному коллективному макроактору. Исследования социальной власти требуют реляционного подхода, и главные споры историков сегодня ведутся о его различных версиях. Для наших целей, чтобы наметить некоторые общие выводы, достаточно указать на введенное Норбертом Элиасом понятие «фигурации» — первую попытку эксплицитно обосновать реляционный характер власти. Фигурация — это баланс власти в процессе изменения. В этом смысле данное понятие применимо ко всем уровням социальных отношений, от взаимодействия отдельных лиц до соперничества институциализированных властных центров. Оно относится к явлениям различного масштаба и различной степени связанности, от мелких групп до глобальных сетей. И хотя об этом не говорится в исходной концепции, понятие фигурации можно понимать и как теорию, учитывающую природные и социокультурные факторы (момент, развитый с других позиций акторно-сетевой теорией). Коалиции и конфронтации акторов в фигурациях основаны на различных, как говорит Майкл Манн, «источниках социальной власти» и оказывают воздействие на процессы в частично совпадающих с ними сетях. Сходным образом эти разнородные переплетения включают изменения пространственных и временных контекстов, которые никогда не сводятся к стандартной самодостаточной модели общества как системы.

Итак, есть веские причины отвергнуть идею культурных моделей, строго программирующих социальный порядок и историческое развитие. Следует скорее говорить о ничем не ограниченном взаимопроникновении явлений культуры и власти, слияние которых порождает новые структуры и события. Такое слияние не сводится ни к «программирующей», ни к причинной роли одних явлений по отношению к другим. С этой точки зрения, в социальном анализе могут найти применение теоретические находки как в области творческого потенциала культуры, так и в области продуктивности власти.

Мы привели эти общетеоретические соображения потому, что они прямо относятся к вопросу, который был поставлен выше: к чему должны прежде всего обращаться сравнительно-исторические исследования революций — к идеологиям или к властным структурам? Как мы видели, теоретические положения говорят в пользу подхода, учитывающего взаимодействие тех и других. Понятие революции, целью или результатом которой является идеократия, столь же неправдоподобно, как и заявление о том, что никакая революция не способна выйти за пределы власти одной и той же олигархии[23]. В недавних и совсем свежих публикациях превалирует более продуманный подход, не отвергающий с ходу идеологию, но явно отдающий предпочтение объяснениям, основанным на понятии властного центра. Однако по причинам, приведенным выше, нам кажется, что следует избегать подобных заранее заданных представлений. Если говорить конкретнее, это означает, что надо придерживаться трех основных принципов интерпретации. Во-первых, нужно рассматривать переплетение явлений культуры и власти как основополагающую черту социально-исторического мира, а идеологии, понимаемые как интерпретации, вписанные во властные структуры и переведенные в стратегии социальных акторов, как один из аспектов этой двойной конструкции. Во-вторых, в этих общих рамках можно описывать как широкомасштабные и долговременные конфигурации[24], так и следующие одна за другой вариации, возникающие в результате относительно быстрых изменений. Наконец, prima facie[25] доказательство из истории революций предполагает разграничение между ситуациями, в которых превалирует острая борьба за власть, и ситуациями, в которых берут верх концентрированные выражения идейных воззрений. Если ограничиться двумя хорошо известными примерами, то можно вспомнить, что гражданская война в России представляла первый тип, а переворот, совершенный сталинской диктатурой в конце 1920-х годов, лучше объясним в рамках второго. Сравнительное изучение революций еще не достигло той стадии, на которой возможны обоснованные обобщения.

Теперь укажем кратко на другие возможности выбора объяснительного инструментария, так или иначе скрытые в проблематике идеологии и власти. Когда речь заходит о власти, нельзя не заметить разброса акцентов, особенно явного в тех случаях, когда интерпретируются войны и революции. Двойственная роль войн в процессе создания государства — хорошо известная тема: войны могут ускорять такие процессы, но могут и приводить к крушению государственных структур и заканчиваться ситуациями, когда все приходится начинать заново. Оба аспекта учитываются в сравнительном анализе, который проводит в своей книге Скочпол. Однако исторические исследования большинства революций, похоже, выдвигают на первый план другую перспективу. Они теснее связывают революции с войнами, интегрируя то и другое в общие нарративы об эскалации насилия, и акцентируют скорее специфические для данной эпохи констелляции сил, чем векторы долговременных процессов. Краткий обзор ключевых примеров прояснит значение нового подхода.

В истории стало общим местом считать, что начиная с XVIII столетия важнейшие революции не только были связаны с гражданскими войнами, но и что эти войны велись между великими державами. Марк Алданов, возможно, первым обратил внимание на то, что началу русской революции способствовала общеевропейская война, в то время как французская революция предшествовала подобному конфликту[26]. Позднейшие работы стремились подчеркнуть определенные сходства между ситуациями конца XVIII и начала XX веков. Глобальные аспекты Семилетней войны (1756—1763) сейчас изучены так подробно, что это событие часто рассматривают как первую всемирную войну. На глобальном уровне Британская империя одержала решительную победу над Французской, но это имело два осложняющих последствия. Усилившаяся Британия попыталась получить более эффективный контроль над своими трансатлантическими владениями, и это поставило ребром вопрос о балансе власти между колониями и метрополией[27]. Быстрая эскалация имперского кризиса привела к попыткам реванша со стороны Франции за счет поддержки американских инсургентов. Однако операция оказалась дорогостоящей и превратилась в основной фактор предреволюционного кризиса французского государства. Такое течение событий историки обычно признают главной составной частью генеалогии Французской революции. Более спорным оказывается вопрос, были ли должным образом проанализированы ее последствия.

Попытки перестроить и усилить французское государство предпринимались на всем протяжении революции, несмотря на все политические повороты и перемены идеологических моделей. Процесс достиг кульминации во время рискованного наполеоновского имперского предприятия. Это был новый раунд соперничества с Британией (как оказалось впоследствии, ведущий в конечном счете ко второму расцвету Британской империи), но в то же время и попытка приструнить континентальные империи Габсбургов и Романовых. Неудача последнего рывка Франции к гегемонии привела к преобразованию системы европейских государств, результаты которого оказались достаточно прочными, чтобы вплоть до конца XIX столетия избегать вспышки еще одной войны с участием сильнейших держав[28]. Эта неудача сыграла также важную роль в сдерживании процессов, прорвавшихся наружу только в 1848 году. Однако следует заметить, что разочарования 1848-го породили радикальный революционный миф, компенсировавший поражение обещанием колоссального прорыва в будущем.

Еще одна волна войн и революций определила направление европейской — и косвенным образом всемирной — истории в первой половине XX века. Их взаимосвязь наиболее четко прослеживается в случае русской революции: полный распад власти и ее стремительная смена в 1917 году были в основном следствием Первой мировой войны[29]. Но, как доказали историки, распад имперского порядка нельзя считать просто разрушением отсталого общества модерной войной. Поздняя царская Россия не была насквозь отсталым государством, и в годы войны она переживала даже некоторый экономический подъем. Коллапс стал следствием целого ряда проблем начиная со всегда непростой задачи снабжения продовольствием городов и до неспособности политического центра организовать необходимое сотрудничество различных сил в условиях беспрецедентного военного напряжения. Все это привело к взрыву протеста против царского режима со стороны разных сил. Действия выступавших за политические реформы элит сталкивались с крестьянскими выступлениями — и уступали им. В игру включились национальные меньшинства, городской рабочий класс, а также — последнее, но немаловажное обстоятельство — солдаты действующей армии, не желавшие более соблюдать воинской дисциплины. Представление о «крестьянах в военной форме», отчасти верное, но не описывающее картину во всей полноте, обычно отвлекало внимание от отсутствия дисциплины, однако теперь ученые все чаще отдают должное этому вопросу. Итак, победе большевиков способствовало как временное слияние, так и конечное расхождение указанных сил. Коалиция либералов и социалистов, поначалу пришедшая к власти, потерпела сокрушительное поражение в результате попыток продолжить войну во имя новой, демократической, России.

Одним словом, это была революция, полностью обусловленная обстоятельствами войны. Можно, конечно, указать на то, что русский империализм созрел для революционного переворота и путь реформ в любом случае не имел перспектив. Однако столь же ясно и другое: не будь поражения в войне, революция развивалась бы иначе. Эти замечания о перевороте в России заставляют обратиться к более широким контекстам и более длительным процессам. Была еще одна мировая война, и ее воздействие на Европу часто рассматривают как революционное, хотя и не совсем в том же смысле, как события 1917 года. В данной статье я упомяну только об одной, но наиболее аргументированной интерпретации из числа предложенных до сего дня в данной области. Андреа Грациози датирует период «войны и революции в Европе» 1905—1956 годами[30]. Первая цифра указана приблизительно, однако, предлагая ее, автор намекает на целый набор эпохальных событий: наиболее очевидным образом — на русскую революцию 1905 года, а также на начало революции младотурков в Оттоманской империи, эскалацию соперничества России и империи Габсбургов на Балканах и просматривавшееся в недалеком будущем столкновение Сербии и Австро-Венгрии. В отличие от этого, 1956 год является точным хронологическим водоразделом. Произошедшие в этом году изменения можно рассматривать сейчас как начало конца политического и идеологического влияния русской революции. Половинчатая, но необратимая демифологизация Сталина на XX съезде КПСС положила начало процессу делегитимизации, который можно было приостановить, но который нельзя было повернуть вспять. Венгерская революция показала, что коммунистический режим можно разрушить изнутри. Следует добавить — хотя Грациози этого не делает, — что геополитические бури, предвещавшие эти события, стали еще ближе после Суэцкого кризиса, положившего конец имперским амбициям европейских государств на Ближнем Востоке.

Грациози полагает, что в это время происходили необыкновенно массовые, быстрые и мощные трансформации социальных, этнических и региональных структур в восточной части европейского континента, которые лучше всего обозначить как «распад цивилизации». Он объясняет действия вовлеченных в этот процесс политических сил как воплощение крайних государственнических и националистических проектов. Однако при этом историк отвергает понятие тоталитаризма как неисторичное, минимизирует значимость и оригинальность имперских перемен по сравнению с национальными и находит полезным бытовавшее в межвоенный период понятие «эра тираний»[31]. На мой взгляд, аргументы Грациози в последних трех пунктах совершенно неубедительны, однако здесь нет места для подробного обсуждения данного вопроса. Я даю только общую отсылку к большой теме войн и революций XX века, которая может, разумеется, дать повод для дальнейшего обсуждения.

Вопрос об отношениях между войной и революцией с особым акцентом на периодах их интенсивного взаимодействия выводит нас к более широкой проблематике. Ученые, занимающиеся исследованием этих вопросов, критически относятся к традиционным темам внутренних социальных корней революций; по их мнению, войны между государствами — наиболее явный знак того, что в общую картину должен быть привнесен межнациональный контекст. Более широкий геополитический подход подтверждает обоснованность такого взгляда. Ряд военных конфликтов, упомянутых выше в качестве мотивирующих факторов революций XVIII и XX веков, был лишь частью модерной европейской экспансии — долговременного процесса, который перекроил границы и оказал влияние на соседние регионы и по-разному повлиял на жизнь вовлеченных в него ведущих держав. На Западе и на Востоке, через Атлантику и на границе Евразии, интенсивное применение силы европейскими государствами оказывало прямое и непрямое воздействие на другие страны, сопровождаемое распространением и адаптацией культурных моделей. Завоевания в Америке положили начало поселениям колонистов, чье значение по отношению к центрам в метрополии непрерывно росло[32]. На востоке наиболее важной переменой была продолжающаяся модернизация Российской империи. Это находившееся в стадии становления государство, расположенное на скрещении различных сил как в геополитическом, так и цивилизационном смысле, основывалось на европейском опыте и инновациях (хотя действовало крайне непоследовательно) и приступило к собственной имперской экспансии во внутренние регионы Евразии. В конечном счете меняющее форму сочетание вестернизации и местной имперской модернизации привело к появлению трех различных социокультурных течений. Для одного из них первичным императивом было строительство империи — в этом его представители видели значение русской истории и главную цель в условиях тогдашнего соревнования между государствами. Другое течение выступало за политические и общественные реформы, сближавшие Россию с европейскими образцами модерности. И, наконец, существовала еще и третья традиция, связанная с революционной вестернизацией. Она опиралась на идеологические контркультуры западного происхождения, чтобы выработать стратегии для фронтальной атаки на существующий порядок. Это сочетание сил возникло на раздираемом конфликтами социальном фоне, способном либо сорвать планы всех сторон, либо смешать их самым непредсказуемым образом. Такова была внутренняя ситуация в Российской империи на пороге геополитических потрясений XX века. Как показывает этот пример, международное окружение страны, в которой происходят революционные трансформации, немаловажно, поскольку играет определенную роль в распространении идеологий.

Более широкий взгляд на транснациональные и в ключевых случаях глобальные сочетания сил поможет прояснить последний вопрос об объяснительных моделях. Концепции революции должны содержать более или менее эксплицитные предпосылки, касающиеся ее акторов. Широко распространена трактовка революционного субъекта как единого и даже — в самых амбициозных версиях — универсального. Так, «Манифест Коммунистический партии» предлагал рассматривать европейскую историю начиная с раннего Средневековья как смену господства двух макроисторических субъектов — буржуазии и пролетариата. Это, конечно, самая известная формулировка подобных взглядов, влияние которой вышло далеко за пределы движений, непосредственно вдохновлявшихся этим политическим посланием: идея буржуазной революции, хотя и сильно видоизмененная, принималась и теми, кто отвергал как мираж понятие пролетарской революции. Однако какие-то аналоги этой последней, похоже, предвидели даже некоторые из тех, кто отвергал марксистский классовый анализ. Трудно объяснить, как может сочетаться идеал «гражданского общества» и готовность увидеть его в самых несопоставимых с ним явлениях, если только не понимать этот термин как альтернативу тем надеждам, которые ранее возлагались на универсальный революционный субъект. Майкл Манн справедливо напомнил о нацистских корнях гражданского общества веймарской Германии, и это хороший антидот против всех подобных умопостроений[33].

Все рассмотренные выше эмпирические и концептуальные сдвиги — и особенно акцент на множественности факторов, сочетаниях исторических сил и сложном взаимодействии идеологии и власти — предполагают новый подход к вопросу об акторах революции. Силы и процессы, участвующие в создании революционной ситуации, ведут к возникновению неустойчивых коалиций. Здесь может показаться уместным предложенное Грамши понятие «исторический блок», хотя на самом деле этот термин предполагает более прочный альянс, нежели те, которые до сих пор возникали в условиях революций. Революционные преобразования приводятся в движение множеством коллективных акторов, элит и более широких групп, и их взаимоотношения представляют собой смесь конвергенции, соперничества и конфликтов. Если еще раз обратиться к примеру русской революции, то можно вспомнить, что на решающем этапе в ней действовали множество пересекающихся политических движений и социальных сил. Ключевым моментом для большевиков оказалось то, что им удалось стать во главе восстаний в городах и в армии — при частичной поддержке крестьян; гораздо хуже большевики справлялись с крестьянскими восстаниями, развивавшимися по собственной логике. Официальная идеология впоследствии преподносила это непростое сочетание городской и деревенской революций как нерушимый союз рабочих и крестьян. Но реальность была ближе к тому, что видный историк Советского Союза Андреа Грациози называет великой крестьянской войной, длившейся с 1918-го по 1933 год[34].

ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ ПОДХОД

Остается сказать несколько слов о цивилизационном подходе и его значении для сравнительного изучения революций. Связать эти рассуждения с приведенными выше легче всего через историческую аргументацию. Можно согласиться с тем, что революции — это особый класс тех явлений, которые называют «семейным сходством»[35], добавив при этом, что они представляют собой также и парадигматические структуры, задающие параметры более широкой области. Выше мы постоянно обращались к широко известным примерам революционных преобразований, которые более показательны для демонстрации основных законов, действующих в этой области, чем не столь значимые локальные эпизоды. Историки, изучающие революции, похоже, практически единодушны в отношении так называемых (и справедливо) «великих революций». Остаются, правда, некоторые сомнения в том, было ли восстание в Нидерландах в конце XVI века раннемодерным предвестием позднейших революций. Не совсем ясен и вопрос о революции в Англии XVII века. Но в последнем примере аргументы за включение этого события в число революций подкрепляются недавним исследованием, доказывающим, что «Славная революция» 1688 года была более радикальной, чем считалось прежде[36]. Что же касается американской, французской, русской и китайской революций, то по поводу их общей оценки споров не возникает. Мексиканская, кубинская, алжирская, турецкая и вьетнамская революции рассматриваются по-разному в зависимости от контекста, развертывания и влияния каждой из них, но все они, безусловно, считаются важными историческими уроками. Есть еще по крайней мере два отдельных, но показательных случая, отдаленных друг от друга в пространстве и времени: события 1868 года в Японии и 1979-го в Иране. И те и другие не соответствуют разработанным на западном материале стандартам, но в последнем случае ученые все же склоняются к названию «революция».

Внимание к парадигматическим и радикальным случаям характерно для цивилизационного подхода к революциям, предложенного Шмуэлем Эйзенштадтом. В своих первых работах по этому вопросу ученый трактовал революции как разновидность социальных трансформаций[37]. Однако затем он обратился к цивилизационному подходу и сосредоточил внимание на примерах, помогающих очертить широкое исследовательское поле. При чрезвычайном разнообразии акторов, событий и процессов, мешающих дать общее определение революции, имеет смысл остановиться на самых крупных и всеми признанных исторических типах революционных изменений, и в этом случае цивилизационный подход особенно эффективен. Главный исследовательский интерес Эйзенштадта лежал в области «великих революций», и, хотя он допускал некоторые разночтения в их списке (например, иногда исключал вьетнамскую и иранскую революции), все вышеупомянутые «опорные» случаи неизменно в нем присутствовали. Можно, однако, заметить, что Эйзенштадта гораздо больше привлекали демократические революции атлантического мира, чем коммунистические перевороты XX века, и это имело некоторые концептуальные последствия. Но уже сама по себе характеристика «великих революций» предполагает, по его мнению, следующее:

«[Это] отчетливые макрообщественные изменения, [при которых] смена политического режима сочетается с кристаллизацией новых космологий и онтологических понятий, а также с далеко идущими институциональными последствиями, то есть с новыми цивилизациями»[38].

Другими словами, революции есть ключевые эпизоды в формировании и институционализации «культурной и политической программы модерности»[39]. Последняя формулировка выглядит сомнительной, но ее легко скорректировать, если вникнуть в детали аргументации Эйзенштадта. Говорить о культурной и политической программе — значит использовать концептуальные инструменты прежней теоретической традиции, не годящейся для новой почвы, вспаханной цивилизационным анализом. Поэтому и на уровне культуры, и на уровне политики понимание цивилизации в работах Эйзенштадта лучше выражает понятие культурной и политической «проблематики». «Проблематика» — это констелляция тем, проблем и перспектив, открытая для различных и часто противоречивых интерпретаций. Она может выкристаллизоваться в сравнительно стабильные альтернативные структуры, и при этом в нее входят периферийные и спорные аспекты, способные в определенных обстоятельствах сыграть и более важные роли. Одним словом, «проблематика» указывает на качества неопределенности и креативности, в то время как функционалистское понятие «программы» отражает эти качества неадекватно.

С учетом этих терминологических поправок можно сказать, что «великие революции» представляют собой не столько реализацию — или очередное подтверждение — единого цивилизационного шаблона, сколько различные варианты развития некой общей, хотя и спорной «проблематики», определяемой такими культурными ориентирами, которые характеризуют модерность как новую цивилизацию и в то же время порождают идеологические конфликты, наиболее выпукло проявляющиеся в политической сфере.

Цивилизационный стержень модерности — это совокупность значений, ведущих к эпохальному рывку в человеческой автономии. Этот новый акцент на автономии неотделим, однако, от занимающих важное место в теории Эйзенштадта «антиномий модерности» (термин заимствован из философии и прежде использовался для характеристики расходящихся интерпретаций общих культурных предпосылок). Либеральная, социал-демократическая и тоталитарная версии политической модерности — варианты подобного сущностного расхождения, а их меняющиеся конфигурации получают отражение в траекториях модерных революций. Вместе с тем революции — и в особенности великие — хотя и разворачиваются в различных контекстах и на разных исторических перекрестках, могут тем не менее рассматриваться как наглядное проявление макроисторической тенденции. Опыт более ранних революций, по-разному интерпретированный и в большей или меньшей степени мифологизированный, вливается в теорию и практику более поздних. Разнородная, спорная, но все же отчетливая революционная традиция — неотъемлемая составная часть современной истории, и вопрос о нереволюционных путях развития следует рассматривать именно в таком контексте. Периоды реформирования, стремительного или постепенного, повторяются в модерном мире снова и снова, и происходит это во все более глобальных условиях, отмеченных революционными прорывами. Предложенная Эйзенштадтом концепция «великих революций» как моментов кристаллизации новой цивилизации выглядит вполне убедительной.

Чтобы показать значение кратко охарактеризованного здесь цивилизационного подхода, сделаем несколько замечаний на темы, затронутые в первых двух разделах нашей работы. Совершенно очевидно, что данный подход предполагает релятивизизацию различий между внутренними и внешними факторами, ведущими к революционным потрясениям. Цивилизационный контекст революции, по определению, многонационален и отмечен соперничеством между государствами. Иначе говоря, здесь всегда играют роль геополитические и геокультурные процессы, и именно с помощью сравнительно-исторического анализа можно оценить влияние этих процессов на кризисы и конфликты внутри находящихся в центре событий обществ. Как отмечалось по разным поводам выше, «великие революции» происходили в основном в расширявшемся европейском мире, а также в кризисных зонах, возникавших в результате его столкновений с другими цивилизациями. Особенно существенно было влияние европейского мира на Восточную Азию, имевшее совершенно разные последствия для Китая и Японии. Если рассмотреть примерно двухсотлетний период (одна из возможных периодизаций начинается с революционной вспышки в Америке в 1776 году и кончается исчезновением маоизма в 1976-м), то становится очевидна нарастающая роль международной расстановки сил в осуществлении революций. Эти обстоятельства были, безусловно, важнее для российской или китайской, чем для североамериканской или французской революций. Не столь очевидно, что это относится также и к исходам революций. Американская революция подготовила почву для беспрецедентного геополитического сдвига[40]. Во второй половине XX века временами казалось возможным, что русская революция закончится таким же или еще более судьбоносным сдвигом, но финал «холодной войны» положил конец этим ожиданиям. Долговременные последствия китайской революции в геополитическом и геоэкономическом отношениях до сих остаются неясными.

«Великие революции» — это особые и важные вехи на путях в модерность[41]. В качестве таковых они представляют собой реакции на формирующие современный мир долговременные процессы и неразрывно с ними связаны. Чтобы избежать терминологической путаницы, было бы точнее называть эти явления не революциями, а трансформациями, но понятия промышленных, демократических и научных революций уже настолько глубоко укоренились в сознании, что разделить эти термины, по-видимому, невозможно. В любом случае революции, с полным основанием так названные, и прежде всего те, которые рассматриваются в работе Эйзенштадта, образуют отдельный класс важнейших социально-исторических явлений, и их современная переоценка способствует корректировке некоторых привычных, но односторонних или вредных положений. Революции, в которых новые концепции мироустройства и человеческого существования сочетаются с институциональными мутациями, относятся к сферам и политического, и социального: их мишенью всегда является политический центр, но их влияние не ограничивается политической сферой — последствия затрагивают весь социальный уклад. Сложное взаимодействие элиты и широких социальных движений, хотя и варьируется от случая к случаю, обычно столь велико, что стирает различие между социальной революцией и «революцией сверху». Но поскольку в конечном счете всегда «все решает политика» (как сказал свергнутый революцией китайский император), то все революции — это «революции сверху». Все «великие революции» приводились в движение острыми конфликтами и влекли за собой драматические перемены. Однако их история показывает также, что насилие — не просто повторяющийся исторический факт. Оно входит в культурные контексты, и каждая революция изобретает собственные исторические формы насилия.

Разнообразие революций, таким образом, следует рассматривать в более широкой перспективе. Идея множественности модерностей предполагает и определяет понятие модерности как цивилизации. Как отмечалось выше, возможные варианты заключены в ключевой «проблематике», определяющей ту или иную модерную культуру, но конкретное выражение этой «проблематики» зависит от исторических факторов. Различные пути развития и ипостаси модерности затрагивают все уровни и компоненты «проблематики», включая революционные преобразования. Революции, оказавшие цивилизационное воздействие на мир, были прежде всего продуктами европейского комплекса, как называет это Эйзенштадт[42], однако ученый причисляет к данной категории также китайскую, а иногда и вьетнамскую революции, мимоходом упоминая об их конфуцианской основе[43]. Здесь, таким образом, поднимается вопрос о долговременных, премодерных истоках революции. Сравнительный анализ Эйзенштадта в этой области основан на понятии «осевых цивилизаций», которого в данной работе я не имею возможности подробно обсуждать. Достаточно сказать, что «осевой» аспект цивилизационных структур имеет отношение к новым интерпретациям исторически сложившегося порядка, которые способствуют дистанцированию от заданной реальности и поиску разного рода альтернатив, от политических реформ до религиозного спасения. Традиции этого типа восходят к культурным трансформациям, происходившим в первом тысячелетии до нашей эры, и одним из главных отличительных критериев, позволяющих их классифицировать, является значение, которое придавалось тогда в политической сфере действию, с одной стороны, и «воспитанию», с другой.

Эйзенштадт утверждает, что общим для греческой и китайской версий «осевого» скачка был акцент на политическом аспекте, хотя и с очень разными интенциями и коннотациями. В случае Китая он предлагает рассматривать политическую доминанту в свете конфуцианской традиции. Что касается Запада, то здесь все сложнее. Греческие источники политической мысли вошли в европейские традиции через сложное взаимодействие с христианством. Кроме того, картина осложняется еще одной линией культурной преемственности: Эйзенштадт подчеркивает роль христианских ересей в формировании и чаяний революций, и революционной образности. Неортодоксальные учения, считает он, были важной чертой «осевых цивилизаций», и особенно мощная волна ересей в христианстве явилась одной из причин того, что именно Европа прошла через уникальную историю революционных изменений. С точки зрения Эйзенштадта, дело здесь в общей структурной характеристике ересей, а не в деталях отдельных доктрин: ереси так или иначе преобразуются в мечту о радикально новом порядке. Нужно, однако, заметить, что один из аспектов этой генеалогии не получил у Эйзенштадта должного внимания. Книга, о которой мы говорим[44], гораздо реже, чем прежние работы ученого, обращается к гностическим источникам, и такая осторожность вполне обоснована. Исследования гностицизма выявили сложность и разнообразие соответствующих религиозных течений, и их позднейшее влияние оказалось весьма противоречивой темой, не в последнюю очередь благодаря попытке Ганса Блуменберга показать, что модерность, включая ее революционные версии, можно рассматривать как преодоление гностических тенденций в религии и культуре позднего Средневековья[45].

Все эти замечания о древнем происхождении модерной революционной традиции следует воспринимать как всего лишь гипотезы, требующие более детальной сравнительно-исторической разработки. Однако даже на этой предварительной стадии они свидетельствуют, что цивилизационный подход открывает перед историками новые горизонты.

В заключение я попробую кратко наметить ряд вопросов, оставшихся нерешенными в работах Эйзенштадта. Если цивилизационные поиски революционных традиций восходят к «осевым» истокам, то сравнительный анализ революционных процессов предполагает их осмысление в рамках теории множественных модерностей. Эйзенштадт ссылался на опыт Северной и Южной Америки как на первый пример множественных модерностей, указывая, что две произошедшие в XVI веке реформации — протестантская и католическая — создали в атлантическом регионе новый цивилизационный потенциал и задали два вектора движения к модерности. Североамериканский опыт должным образом вписывается в его типологию «великих революций», но по-прежнему неясно, насколько эта теория подходит для событий в Латинской Америке. Ясно, что они не принадлежат к тому же классу явлений, что «великие революции» Северного полушария, однако и они могут оказаться полезны для сравнительно-исторического исследования, поскольку здесь известные тенденции приобретают иногда необыкновенную протяженность во времени. Так, мексиканская революция демонстрирует, с одной стороны, крайний случай того, как национальное и политическое единство рухнуло под напором многочисленных и разнообразных, но по преимуществу сельских движений, а затем возродилось, превратив революцию в миф, положенный в основание развивающегося государства. Если мы усомнимся в революционном характере войн за независимость, то можно припомнить четыре случая, которые обычно приводят в качестве примеров больших революций: мексиканскую (1910—1920 и далее), боливийскую (1952), кубинскую (1959 и далее) и никарагуанскую (1972—1979). С другой стороны, как показал Пьер Вэсьер[46], эти революции, как и другие, менее убедительные, примеры, должны изучаться в соотношении с типично латиноамериканской традицией авторитарной власти (часто откровенных диктатур), известной как caudilloismo[47]. Наиболее полное смешение двух этих течений произошло на Кубе, которую следует рассматривать как атипичный случай латиноамериканского комплекса из-за ее сравнительно позднего освобождения от испанского колониального правления и весьма ограниченного характера последовавшей за этим независимости. В трех других упомянутых выше примерах «каудильская» альтернатива была — по самым разным причинам — остановлена или отвергнута. На Кубе же она приняла уникальную «советскую» форму. Другие коммунистические режимы на долгий или краткий срок превращались из партийных государств в диктатуры, но на Кубе харизматичный диктатор, не вышедший из партийных рядов, подчинил партию своему личному видению ее программы. В результате получилась не «великая революция» в том смысле, как ее трактует Эйзенштадт, а нечто, наспех мифологизированное и превращенное в новую главу истории коммунизма («революция в революции»)[48].

Другой ключевой вопрос касается претендующих на революционность фашистских движений и режимов. Здесь Эйзенштадт делает два замечания, которые нуждаются в дальнейшей разработке. Во-первых, фашистские проекты сумели противопоставить присущие западным традициям «частные» и «специфичные» элементы «универсальным», при этом сильно гиперболизировав и радикализировав первые[49]. Этот анализ связан с уже ставшей классической давней работой Аурела Колнаи, в которой национал-социализм был представлен как «война с Западом»[50]. Однако война с Западом — это еще и война внутри Запада. Во-вторых, Эйзенштадт считает, что фашистские проекты могли с определенными поправками адаптировать якобинскую составляющую политической модерности.

Наконец, остается еще вопрос об исламских революциях. Здесь замечания, сделанные Эйзенштадтом в его последних трудах, не выходят за рамки простых наблюдений. С одной стороны, он постоянно упоминает в качестве убедительного примера подлинной премодерной революции «аббасидскую революцию» VIII века, изменившую природу раннего исламского халифата[51]. Но, с другой стороны, краткий экскурс в исламскую цивилизацию заставляет вспомнить о трактовке сектантско-новаторской традиции в сочинениях Ибн-Хальдуна. Остается неясно, прибавляет ли это что-либо к пониманию специфики революционной традиции, — еще одна интересная тема, ожидающая более развернутого цивилизационного анализа.

Перевод с английского Андрея Степанова

[1] См. прекрасное исследование, где убедительно продемонстрирован онирический по сути характер революционной образности, связанной с Эрнесто Че Геварой: Koenen G. Traumpfade der Weltrevolution. Das Guevara-Projekt. Köln: Kiepenheuer & Witsch, 2008.

[2] Berman H. Law and Revolution. The Formation of the Western Legal Tradition. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1983.

[3] Furet F. La révolution: 1770—1880. Paris: Hachette, 1988.

[4] Fairbank J.K. The Great Chinese Revolution 1800—1985. New York: Harper, 1986.

[5] См., например: Trimberger E. Revolutions from Above: Military Bureaucrats and Development in Japan, Turkey Egypt and Peru. Livingston, NJ: Transaction Books, 1978. Автор этой монографии прямо указывает на то, что стремится дополнить труд Теды Скочпол о государствах и социальных революциях: Skocpol T. Statesand Social Revolutions. A Comparative Analysis of France, Russia and China. Cambridge: Cambridge University Press, 1979.

[6] Huber T. The Revolutionary Origins of Modern Japan. Stanford, CA: Stanford University Press, 1981.

[7] Eisenstadt S.N. Fundamentalism, Sectarianism and Revolution. The Jacobin Dimension of Modernity. Cambridge: Cambridge University Press, 1999.

[8] Therborn G. Foreword // Foran J., Lane D., Zivkovic A. (Еds.). Revolution in the Making of the Modern World. London: Routledge, 2008. P. XIV—XVII (цит. р. XVI).

[9] См., например: Rosenberg A. Geschichte des Bolschewismus. Frankfurt а. M.: Europäische Verlagsanstalt, 1962.

[10] Malia M. Comprendre la révolution russe. Paris: Seuil, 1980.

[11] «Есть прогрессы [продвижения], но нет [одного] прогресса» (нем.).

[12] Просто-напросто (фр.).

[13] Moore B. Social Origins of Dictatorship and Democracy. Lord and Peasant in the Making of the Modern World. Boston, MA: Beacon Press, 1967.

[14] Skocpol T. States and Social Revolutions…

[15] Goodwin J. State-Centered Approaches to Social Revolutions: Strengths and Limitations of a Theoretical Tradition // Foran J. (Ed.). Theorizing Revolutions. London: Routledge, 1997. P. 11—37 (цит. на p. 12—13).

[16] Furet F. Interpreting the French Revolution. Cambridge: Cambridge University Press, 1981.

[17] Наиболее системную версию этой аргументации см.: Malia M. The SovietTragedy. A History of Socialism in Russia, 1917—1991. New York: Free Press, 1995.

[18] Arjomand S.A. The Turban for the Crown. The Islamic Revolution in Iran. Oxford: Oxford University Press, 1989.

[19] Skocpol T. Rentier State and Shia Islam in the Iranian Revolution // Theory and Society. 1982. № 2(3). P. 256—283.

[20] Здесь мы, в отличие от Вебера, включаем в понятие «идеи» идеологии в широком смысле как всеобъемлющие интерпретативные рамки.

[21] См., например: Pye L. Asian Power and Politics. The Cultural Dimensions ofAuthority. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1988.

[22] Lefort C. L’invention démocratique. Les limites de la domination totalitaire. Paris: Fayard, 1994.

[23] Если первый подход опирается на советский опыт и его революционные истоки, то locus classicus второго — это труд Рональда Сайма об эволюции, разрушившей Римскую республику, см.: Syme R. The Roman Revolution. Oxford: Oxford University Press, 2002.

[24] Отношения между культурой и властью оказываются разными в рамках всемирных религий, внутри более узких традиций, в империях и кластерах городов-государств.

[25] При отсутствии доказательства в пользу противного (лат.).

[26] Aldanov M. Deux révolutions: La révolution française et la révolution russe. Paris: Imprimerie Union, 1921.

[27] Теодор Дрейпер глубоко исследовал эти геополитические аспекты Американской революции, но его работа не была должным образом включена в исторический исследовательский мейнстрим. См.: Draper T. A Struggle for Power: The American Revolution. New York: Vintage Books, 1997.

[28] Крымская война была «половинчатым» исключением, которое подтверждает правила.

[29] Из последних работ см. об этом: Lieven D. Towards the Flame. Empire, War and the End of Tsarist Russia. London: Allen Lane, 2015. (См. рецензию на книгу в этом номере «НЗ». — Примеч. ред.)

[30] Graziosi A. Guerra e rivoluzione in Europa, 1905—1956. Bologna: Mulino, 2001.

[31] Halévy E. L’ère des tyrannies. Études sur le socialisme et la guerre. Paris: Gallimard, 1990.

[32] В случае Латинской Америки войны за независимость в начале XIX века были инициированы не этим процессом, а временным коллапсом испанского имперского центра под влиянием наполеоновских войн.

[33] Mann M. Fascists. Cambridge: Cambridge University Press, 2004; см. также: Riley D. The Civic Foundations of Fascism in Europe: Italy Spain and Romania, 1870—1945. Baltimore, MD: Johns Hopkins University Press, 2010.

[34] Graziosi A. The Great Soviet Peasant War. Bolsheviks and Peasants, 1917—1933. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1997.

[35] Kumar K. The Future of Revolution: Imitation or Innovation // Foran J., Lane D., Zivkovic A. (Еds.). Op. cit. P. 222—236.

[36] Pincus S. 1688: The First Modern Revolution. New Haven, CT; London: Yale University Press, 2009.

[37] Eisenstadt S.N. Revolution and the Transformation of Societies. A Comparative Study of Civilizations. New York: Free Press, 1978.

[38] Idem. The Great Revolutions and the Civilizations of Modernity. Leiden; Boston, MA: Brill, 2006. P. 4. Данная книга является во многом неоконченной работой, отдельные главы которой проработаны в разной степени. Однако она открывает новую фазу исключительно амбициозного исследовательского проекта Эйзенштадта и дает очень богатый набор тем для дальнейшего обсуждения.

[39] Ibid.

[40] Такая трактовка особенно убедительна, если рассматривать в качестве финального эпизода революции гражданскую войну 1861—1865 годов, как это делают некоторые историки.

[41] Ср. впервые использованное множественное число — «пути» — в заглавии работы: Nelson B. On the Roads to Modernity. Conscience, Science and Civilizations. Lanham, MD: Lexington Books, 2011.

[42] Eisenstadt S.N. The Great Revolutions and the Civilizations of Modernity. P. 4. В данном контексте речь идет о России и обеих Америках.

[43] Есть все основания сомневаться в возможности включения вьетнамской революции 1945—1946 годов в число «великих». Ее влияние было совсем не таким, какое принято ассоциировать с последними. Однако нет сомнений, что это был отчетливо выделенный и важный эпизод, до сих пор недостаточно изученный в сравнительно-историческом плане. Вьетнамская революция — первая совершенно независимая и в конечном счете успешная попытка захвата власти коммунистами после 1917 года. В результате конфликта и очень краткого сосуществования соперничающих колониализмов, французского и японского, в условиях особого властного вакуума было создано новое государство. Более того, это было первое успешное смешение коммунизма и национализма и, возможно, самое долговечное из всех союзов такого рода (ср. алжирскую революцию, которая многократно доказывала свою неспособность достичь такого рода слияния).

[44] Eisenstadt S.N. The Great Revolutions and the Civilizations of Modernity.

[45] Blumenberg H. The Legitimacy of the Modern Age. Boston, MA: MIT Press, 1985.

[46] Vayssière P. Les révolutions d’Amerique latine. Paris: Seuil, 2002.

[47] Вождизм (исп.).

[48] Гаитянская революция конца XVIII века была совершенно особым случаем, и ее едва ли можно поставить в один ряд с латиноамериканскими. Если принять во внимание ее влияние на социальные структуры, то, возможно, прав Юрген Остерхаммель, который описывает ее как самую радикальную революцию всех времен. Но в плане идеологии она во многом следовала за Французской революцией. См.: Osterhammel J. Die Verwandlung der Welt. Eine Geschichte des19. Jahrhunderts. München: C.H. Beck, 2011.

[49] Eisenstadt S.N. The Great Revolutions and the Civilizations of Modernity. P. 210.

[50] Kolnai A. The War Against the West. London: Victor Gollancz, 1938; заметим, что нет признаков того, что Эйзенштадт прямо опирался на эту работу.

[51] Eisenstadt S.N. The Great Revolutions and the Civilizations of Modernity. P. 13, 80.

США объявили Канаде воздушную войну

Cпор между Bombardier и Boeing может отсрочить поставку новых CSeries для Delta Air Lines

Екатерина Каткова

Администрация Трампа демонстрирует готовность защищать интересы национальных производителей любой ценой. Минпромторг США поднял ввозные пошлины на лайнеры канадской компании Bombardier на 219%. Лидеры Канады и Великобритании призвали США отменить ограничительные меры, которые могут поставить под угрозу судьбу 5 тысяч сотрудников Bombardier. В противном случае обе страны готовы отказаться от заказов на военные самолеты Boeing.

Торговый спор между Bombardier и Boeing вышел на уровень глав государств и обещает стать затяжным. На этой неделе его обсуждали президент США Дональд Трамп и канадский премьер Джастин Дрюдо в ходе визита последнего в Вашингтон.

Ранее Оттава приостановила переговоры с американской корпорацией о закупке 18 истребителей-бомбардировщиков четвертого поколения CF-18 Super Hornet.

Предполагалось, что именно эти самолеты должны быть поставлены ВВС Канады для обновления устаревшего парка.

Виной всему стал крупный контракт с авиаперевозчиком Delta Air Lines, который Bombardier в 2016 году буквально перехватил у Boeing, предложив авиакомпании свои воздушные судна по рекордно низкой цене.

Как позже отмечала американская Boeing, канадский производитель предложил Delta Air Lines купить самолеты CSeries вместимостью 100-150 пассажиров по цене в $19,6 млн за судно. При том, что себестоимость производства одного лайнера, по оценке американской корпорации, составляет $33,2 млн. Модели Boeing в аналогичном сегменте стоят на рынке на порядок дороже. Так, каталожная стоимость конкурирующей с CSeries модели Boeing 737-700 составляет $83,4 млн, а новой 737-MAX 7 — $92,2 млн.

Контракт между Delta Air Lines и Bombardier был заключен на 125 лайнеров, первые поставки планировались в 2018 году.

После такого демпинга Boeing обратился в министерство торговли США с просьбой разобраться в данной ситуации. Американские власти начали расследование в отношении Bombardier.

В сентябре министерство торговли Соединенных Штатов объявило о введении компенсационных пошлин (CVD) на самолеты компании Bombardier в размере 219,63% .

В канадской компании заявили, что «категорически не согласны с решением министерства торговли США». Это «пример вопиющего превышения закона и его неправильного применения», уверены в Bombardier.

Обеспокоенность авиакорпорации разделяют власти Канады и Великобритании, на территории которой также находятся производственные мощности концерна. Так, британский премьер Тереза Мэй заявила о своей поддержке в этом споре позиции Трюдо и даже попыталась поднять этот вопрос в телефонном разговоре с Трампом, подчеркнув, что

данный торговый спор в итоге может привести к сокращению рабочих мест как в Канаде, так и в Северной Ирландии, где на заводе Bombardier работают 5 тыс. человек.

Трюдо пытался обсудить этот вопрос на переговорах с Трампом 11 октября в ходе обсуждения дальнейшей судьбы Соглашения о североамериканской зоне свободной торговли (НАФТА), впрочем, не достигнув прогресса.

Ранее Трамп заявил, что хочет пересмотреть заключенное в 1992 году соглашение о североамериканской зоне свободной торговли между Канадой, Соединенными Штатами и Мексикой, так как, по его мнению, из-за НАФТА США потеряли более четверти рабочих мест в промышленности.

Переговоры о возможности сохранения НАФТА идут непросто. По итогам встречи с Трюдо Трамп сказал, что готов пойти на двусторонние торговые сделки с Канадой или Мексикой, если переговоры не будут иметь успеха.

«Абсолютно возможно, мы не сможем договориться с тем или другим, но тем временем мы договоримся индивидуально», — сказал Трамп. «Я думаю, что это будет хорошо работать как для обеих стран (США и Канады — «Газета.Ru»), так и для Мексики», — добавил он. Т

По поводу Bombardier Трамп старается не заявлять публично своей позиции, однако ни после телефонных переговорах с Терезой Мэй, ни после встречи с Трюдо о возможной отмене пошлин сказано не было, что позволяет западной прессе предположить, что Трамп намерен отстаивать позицию Boeing в этом вопросе.

«Это опасный момент для Boeing», — цитирует The Washington Post аналитика аэрокосмической отрасли группы Teal Ричарда Абулафиа. Действия американского концерна аналитик назвал «нанесенными самому себе ранами» и предупредил о репутационных рисках и опасности испортить деловые отношения компании с канадскими военными и с Delta.

Впрочем, отношения у Boeing испортиться могут не только с канадской стороной. Министр обороны Великобритании Майкл Фэллон уже предупредил, что данный спор может привести к тому, что британское правительство пересмотрит свое сотрудничество с Boeing.

«Boeing — один из самых крупных наших партнеров в области обороны по итогам последнего обзорного доклада, и это не то поведение, которое мы ожидаем от долгосрочного партнера. Оно может поставить под угрозу наши будущие отношения с Boeing», — цитирует Фэллона Press Association.

В настоящее время корпорация выполняет контракт по поставке патрульных самолетов береговой авиации и вертолетов Apache для оборонного ведомства Соединенного Королевства, а также планирует принять участие в других тендерах.

В одном из своих заявлений Boeing напомнил, что концерн «предан Великобритании и ценит отношения партнерства, которые насчитывают почти 80 лет».

«Любая экономическая угроза, которая, как заявляется, нависла над Bombardier, вызвана слабостью ее продукции на рынке», — цитирует Reuters представителя британского отделения Boeing.

11 октября телеканал CBC сообщил, что правительство Канады направило Австралии официальное письмо, высказав заинтересованность в покупке подержанных боевых самолетов австралийских ВВС. Местные СМИ предположили, что речь идет о самолетах F/A-18 американского производства, которые McDonnell Douglas (компания в 1997 году объединилась с Boeing — прим. «Газета.Ru») поставляла Австралии с 1984 по 1990 годы.

В тот же день в США сообщили о намерении обложить продукцию Bombardier новой таможенной пошлиной в 79,82%.

Глава канадского МИД Христя Фриланд обвинила Boeing в «манипулировании системой правовой защиты США» и заявила, что Оттава продолжит отстаивать интересы своего авиапроизводителя.

Между тем, Delta Air Lines подтвердила свою заинтересованность в данном лайнере, но заявила, что платить импортные пошлины не станет. Представители авиаперевозчика не исключили, что отложат поставки самолетов или рассмотрят другие варианты.

В следующем году свои выводы по данному спору должна сделать Комиссия по международной торговле США. Если она решит, что Boeing не пострадал от программы Bombardier, то пошлины могут быть отменены.

Delta является крупнейшим покупателем самолета Bombardier данной серии. Аналитик William Blair Ник Хейманн уверен, что любая апелляция по обязательствам США от Bombardier, скорее всего, задержит начало поставок новых лайнеров авиаперевозчику. «Delta хочет этот самолет, они хотели его вчера. Следующей частью данного процесса является выяснение того, как именно Boeing был причинен вред, — и если этот случай поступит в апелляцию, то выполнение заказа будет отсрочено», — сказал эксперт в интервью Bloomberg.

Ракетно-ядерная программа КНДР нацелена на защиту независимости Северной Кореи, заявил глава делегации КНДР Ан Дон Чхун на ассамблее Межпарламентского союза.

Глава делегации КНДР выступил против включения в повестку ассамблеи так называемого чрезвычайного пункта, в котором делегации Мексики и Японии предлагали в очередной раз осудить ядерные испытания и ракетные пуски КНДР, а также призвать национальные парламенты воздействовать на свои правительства для обеспечения выполнения резолюций Совбеза ООН, касающихся ракетно-ядерной программы КНДР.

"Мы хотели сделать заявление, что наша страна подвергается угрозе того, что само ее существование поставлено на карту, и она может быть уничтожена США. История доказывает, что нам надо самим защищаться, и наши ядерные программы — это программы ядерного сдерживания, они нацелены на защиту нашей независимости", — сказал Ан Дон Чхун.

КНДР призывает США отказаться от враждебной политики в отношении Пхеньяна, заявил на ассамблее Межпарламентского союза глава северокорейской делегации, зампред парламента КНДР Ан Дон Чхун.

Северокореец выступил против включения в повестку ассамблеи так называемого чрезвычайного пункта, в котором делегации Мексики и Японии предлагали в очередной раз осудить ядерные испытания и ракетные пуски КНДР, а также призывать национальные парламенты воздействовать на свои правительства для обеспечения выполнения резолюций Совбеза ООН, касающихся ракетно-ядерной программы КНДР.

"Мы хотим, чтобы США прекратили враждебную политику в отношении КНДР", — сказал Ан Дон Чхун.

ПОЧТИ 3,5 МЛН ЗАЯВОК НА БИЛЕТЫ НА ЧМ-2018 ПОДАНО В ПЕРВЫЙ ПЕРИОД ПРОДАЖ

Первый период первого этапа продаж билетов на матчи Чемпионата мира по футболу FIFA 2018 в России завершился 12 октября. Начиная с 14 сентября болельщики со всего мира подали заявки на 3 496 204 билета.

Большинство заявок поданы российскими болельщиками — 70 %, международный спрос составляет более 30 %. В десятку лидеров входят болельщики из Германии, Бразилии, Аргентины, Мексики, США, Колумбии, Египта, Китая и Польши. Около 150 000 билетов было запрошено на матч открытия и более 300 000 — на финал.

В ходе первого периода продаж все желающие имели возможность подать заявки на билеты исключительно на сайте FIFA.com/bilet. Если количество заявок превысит количество доступных билетов, то они будут распределяться с помощью случайной жеребьевки. Независимо от того, была ли заявка удовлетворена полностью, частично или не удовлетворена, все болельщики получат уведомление о статусе заявки до 16 ноября 2017 года.

Первый этап продажи билетов на ЧМ-2018 возобновится 16 ноября на сайте FIFA.com/bilet. Билеты будут продаваться в порядке живой очереди, то есть болельщики смогут приобрести их в режиме реального времени и подтверждение успешной заявки будет приходить сразу после завершения оплаты. Билеты можно приобрести с помощью банковской карты Visa, официального партнера FIFA в категории платежных услуг, а также других платежных карт или банковским переводом. Все билеты, приобретенные в ходе первого этапа продаж, будут доставлены владельцам бесплатно. Доставка начнется не раньше апреля-мая 2018 года (сроки будут уточняться).

Smurfit Kappa установила новую картоноделательную машину на заводе в Мексике

Smurfit Kappa Mexico инвестировала $62 млн в установку новой картоноделательной машины на заводе в мексиканском штате Мехико, об этом говорится в полученном Lesprom Network пресс-релизе.

Ежегодно на линии будет производится 100 тыс. т тарного картона из вторичного сырья, что повысит конкурентоспособность Smurfit Kappa на местном рынке.