Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

США в течение ближайших десяти лет урежут свои военные расходы на 350 млрд долларов. Об этом объявил министр обороны страны Леон Панетта, передает Reuters.

Ранее Белый Дом собирался сократить расходы на 450 млрд долларов, однако Пентагону удалось "отбить" 100 млрд. Как заявлял в начале месяца начальник штаба сухопутных войск Вооруженных сил генерал Рэймонд Одиерно, план по сокращению расходов на 450 млрд будет означать, что армия США не будет способна вести две войны одновременно.

Панетта же со своей стороны заявил, что первоначальные планы президентской администрации добавили бы армии США проблем, в частности, он отметил, что Минобороны из-за недостатка финансирования пришлось бы закрыть несколько военных проектов.

Агентство отмечает, что окончательное решение по сумме сокращения оборонных расходов будет принято к февралю следующего года. В этом месяце в США будут принимать проект бюджета на 2012 год.

Летом руководство Пентагона объявляло, что к 2016 году сократит численность армии почти на 50 тысяч солдат, доведя число военнослужащих до 520 тысяч человек.

В мае палата представителей Конгресса США одобрила законопроект о военных расходах на 2012 финансовый год, согласно которому оборонный бюджет страны составит 690 млрд долларов. В документе указывалось, что базовый бюджет Пентагона будет находится на уровне в 553 млрд долларов, 119 млрд пойдут на военные операции в Ираке и Афганистане, оставшиеся 18 млрд долларов будут потрачены на развитие ядерного оружия. 

Предприниматели и государственные структуры вывезли из Сибири за 9 месяцев 2011 года леса на 2,68 млрд долларов. Это на 18% больше аналогичных показателей предыдущего года, отмечает Сибирское таможенное управление.

36,1% экспорта составил необработанный лес, а 63,9% обработанные лесоматериалы. Поставки необработанного леса выросли на 20,2%, а поставки лесоматериалов выросли за 9 месяцев 2011 года на 17%.

Основными импортерами российского леса стали Китай, Япония, а также такие страны как Египет и Афганистан. На страны дальнего зарубежья пришлось 85,7% стоимостного объема экспорта, а на страны ближнего зарубежья (в основном Узбекистан и Таджикистан) 14,3% экспорта. Рост поставок леса в страны СНГ за 9 месяцев составил 15,7%, а поставки сибирского леса и лесоматериалов в страны дальнего зарубежья увеличились на 34,9%.

Покупателями крупных партий необработанного леса являются партнеры России в Европе. Россия заинтересована в том, чтобы развивать деревообрабатывающую промышленность на своей территории и потому наращивает пошлины на необработанный лес.

22 июля 2011 года подкомиссия первого зампреда правительства Виктора Зубкова назначила таможенные пошлины в размере 100 евро за один кубический метр на частично обработанные твердолиственные породы древесины. На основные же типы круглого леса экспортные пошлины сохранены на уровне 25% от таможенной стоимости, но не менее 15 евро за кубометр.

В начале сентября глава правительства России Владимир Путин заявил, что Россия будет ориентироваться на сохранение высокой ставки на экспорт необработанного леса. 

Экспорт леса и лесоматериалов из регионов Сибирского федерального округа в январе-сентябре 2011 года составил 2,68 миллиарда долларов и по сравнению с тем же периодом 2010 года увеличился на 18,1%, сообщает в пятницу пресс-служба Сибирского таможенного управления.

В сообщении уточняется, что итоговые цифры экспорта показаны без учета поставок лесоматериалов в соседний Казахстан в связи с вступлением в силу положений Таможенного союза. Всего экспорт лесоматериалов составил 9,2% от общего объема экспорта по региону.

"От общего стоимостного объема экспорта лесоматериалов заняли поставки лесоматериалов необработанных - 36,1%, а 63,9% - лесоматериалов обработанных. Операции по вывозу лесоматериалов... осуществили 1,2 тысячи участников внешнеэкономической деятельности", - говорится в сообщении.

Поставки на экспорт необработанных лесоматериалов составили 7,648 миллиона кубометров на 745,6 миллиона долларов (рост по сравнению с январем-сентябрем 2010 года в количественном выражении - на 12,3%, в стоимостном - на 20,2%), лесоматериалов обработанных - 4,916 миллиона тонн на 1,322 миллиарда долларов (рост по количеству - на 23,1%, по стоимости - на 17%).

Экспорт лесоматериалов из региона производился в 52 страны дальнего и ближнего зарубежья. 85,7% стоимостного объема заняли поставки в страны дальнего зарубежья (прежде всего в Китай, Японию, Египет, Германию и Афганистан), 14,3% - в страны СНГ (в основном в Узбекистан, и Таджикистан).

По сравнению с девятью месяцами прошлого года стоимостной объем экспорта лесоматериалов в страны дальнего зарубежья увеличился на 15,7%, в страны СНГ - на 34,9%.

Оформление экспортных поставок лесоматериалов производилось в основном в Иркутской, Красноярской, Алтайской, Бурятской и Томской таможнях. Дмитрий Михалев

Американские беспилотники осуществляют полеты с отдаленного гражданского аэродрома на юге Эфиопии в рамках контртеррористических операций США против международной сети "Аль-Каида" в Восточной Африке, сообщает газета Washington Post.

По ее данным, ВВС Соединенных Штатов вложили миллионы долларов на обновление взлетно-посадочной полосы в эфиопском городе Арба-Минч и строительство небольшой пристройки, где находится флот беспилотников "Рипер" (Reaper), оснащенных ракетами "Хэллфаер" (Hellfire) и управляемыми бомбами. "Риперы" начали летать ранее в этом году из Эфиопии над соседней Сомали, где американцы и их союзники в регионе ведут борьбу с военизированной исламистской группировкой "Аль-Шабааб", связанной с "Аль-Каидой".

В прошлом месяце Washington Post писала о том, что администрация президента Барака Обамы создает базы для использования беспилотников на Аравийском полуострове и на территории Африканского рога, включая Эфиопию. Однако до сих пор не раскрывалось местонахождение базы на эфиопской территории.

Со ссылкой на очевидцев Washington Post сообщает, что ангар с беспилотниками окружен высоким забором, камерами наблюдения и освещается прожекторами на высоких мачтах. Военный персонал из США и работающие с ним подрядчики питаются в кафе пассажирского терминала аэропорта, где им подают "еду в американском стиле".

Арба-Минч расположен примерно в 500 километрах к югу от Аддис-Абебы и в 965 километрах к востоку от сомалийской границы. Стандартные модели "Риперов" летают на 1850 километров, приводит газета данные военных.

Согласно их сведениям, "Рипер" MQ-9, известный как "охотник-убийца", производится компанией General Atomics и является улучшенной версией прежней и наиболее распространенной в ВВС США модели Predator.

Эфиопские вооруженные силы в 2006 году вошли в Сомали и попытались выбить оттуда "Аль-Шабааб", но три года спустя Эфиопия вывела войска, потерпев неудачу. Во время компании, как отмечает Washington Post, США помогали Эфиопии, делясь с ней разведданными и нанося по противнику удары с самолетов АС-130, которые находились на военной базе в восточной части страны. Как только об этом стало известно общественности, эфиопское правительство положило конец американскому военному присутствию, пишет газета.

Сейчас, по ее сведениям, на юге Сомали военную операцию проводит Кения, преследующая боевиков "Аль-Шабааб", которые обвиняются в похищении западных туристов на кенийской территории и дестабилизации ситуации на границе. Хотя американские официальные лица отрицают какую-либо роль США в этой кампании, "Вашингтон пост" приводит слова представителя вооруженных сил Кении майора Эммануэля Чирчира. По его словам, Кения получает "техническое содействие" от американцев.

Газета также утверждает, что США разместили беспилотники для ударов и наблюдения на нескольких базах в регионе, в том числе на Сейшелах в Индийском океане. Исключительно в разведывательных целях американские беспилотники вылетают из Джибути. Там на базе США "Лемонньер" - единственной действующей на постоянной основе на африканском континенте - размещены 3 тысячи американских военнослужащих.

Беспилотники использовались США для боевых действий в Афганистане, Ираке, Ливии, Пакистане, Сомали и Йемене.

В четверг, как сообщает Washington Post, ВВС США подтвердили, что с аэропорта в Арба-Минче проводятся операции с использованием беспилотников. Газета приводит слова представителя военно-воздушных сил Соединенных Штатов в Африке Джеймса Фишера о том, что военный персонал его страны в эфиопском аэропорту занимается "операциями и техподдержкой программ содействия безопасности" и будет это делать, пока Эфиопия нуждается в таком сотрудничестве.

Вместе с тем МИД Эфиопии до сих пор отрицает, что на ее территории находятся иностранные военные базы, пишет газета. 

. МЧС России в рамках совместной гуманитарной операции с Международной организацией гражданской обороны (МОГО) поставило в Афганистан первую партию пшеничной муки, сообщил в пятницу РИА Новости представитель МЧС РФ.

По его словам, гуманитарная помощь населению Афганистана оказывается за счет единовременного целевого взноса Российской Федерации в фонд Международной организации гражданской обороны.

"На территорию Афганистана уже доставлено 324,5 тонны муки, в пути следования находятся 23 вагона (1,51 тысячи тонн)", - сказал собеседник агентства.

Он напомнил, что всего в рамках совместной операции с МОГО в Афганистан будет поставлено 3 тысячи тонн муки. 

Вашингтон уже согласовал с Кабулом 90% пунктов соглашения о стратегическом долговременном сотрудничестве, заявила госсекретарь США Хиллари Клинтон, выступая накануне на слушаниях в международном комитете палаты представителей конгресса США.

По данным Клинтон, США уже провели с Афганистаном по этому поводу три раунда переговоров.

"Итогом этих (промежуточных) переговоров стали 90% согласованного текста, в том числе (наши) ответственные обязательства по экономическому и социальному развитию (Афганистана), строительству его демократических институтов, соблюдению прав человека, борьбе с коррупцией и приверженности к долгосрочным важным реформам", - сказала госсекретарь США.

Клинтон подчеркнула важность создания двусторонней американско-афганской комиссии, которая работает над окончательным текстом этого соглашения в контексте передачи ответственности за обеспечение безопасности от сил НАТО афганской стороне.

"Посол США в Афганистане и командующий (американским контингентом) работают над вопросами по обеспечению безопасности с президентом Хамидом Карзаем", - сказала Клинтон.

"Переговоры идут - и я хочу заверить конгресс в том, что, хотя мы и не ожидаем, что это примет форму договора или потребует согласия сенаторов, мы все равно будем консультироваться с вами по ходу этого процесса", - сказала госсекретарь США.

Договор о долгосрочном стратегическом сотрудничестве между Афганистаном и США, подразумевающий наличие на территории Афганистана постоянных американских военных баз, будет обсужден и одобрен на Лойя джирге (Высшей всеафганской ассамблее), которая должна пройти в третьей декаде ноября в Кабуле. Президент страны Хамид Карзай выбрал именно такую форму принятия этого договора, так как не надеется на одобрение его в парламенте, что продиктовано конституцией страны. Большинство депутатов нижней палаты афганского парламента говорят о том, что не поддержат договор об "узаконенной оккупации США Афганистана".

Лойя джирга - исторически сложившаяся форма решения пуштунскими племенами, населяющими Афганистан, вопросов, представляющих жизненно важное значение для государства. Однако этот форум давно потерял свой статус и нещадно эксплуатируется афганским правительством для протаскивания в закон нужных американцам формул и формулировок.

В ноябре проводить его будут не пуштуны, а деятели "Северного альянса", воевавшего в начале века с талибами. Организаторы форума представляют интересы национальных меньшинств Афганистана - таджиков, узбеков и хазарейцев, в то время как пуштуны-талибы, представляющие интересы большинства афганского общества, считают это мероприятие профанацией. Руководство радикального движения "Талибан" уже пригрозило расправой всем участникам этого "сборища предателей", назвав их изменниками родины.

В настоящее время присутствие воинского контингента США в Афганистане не регламентировано никакими международными мандатами и представляет собой форму оккупации о стороны иностранного государства. В соглашении о долгосрочном стратегическом партнерстве Афганистана с США предусматривается узаконивание присутствия американского воинского контингента в Исламской Республике.

Несколько дней назад нижняя палата парламента аннулировала соглашение о военно-техническом сотрудничестве с международными силами содействия безопасности в Афганистане (ISAF), незаконно подписанного в 2002 году бывшим министром внутренних дел Исламской Республики Юнусом Кануни с командующим ISAF Дэном МакНэйлом (Dan McNeill), признав его "наносящим ущерб национальному суверенитету". Таким образом, мандат ООН на присутствие в стране войск ISAF также сейчас не на чем не основан и представляет собой узаконенную форму оккупации государства войсками стран-членов международного сообщества.

Как сообщили в беседах с РИА Новости источники в МВД и Минобороны Афганистана, "Америку сейчас сам Афганистан не волнует. США готовятся к нанесению удара по Ирану и им нужна узаконенная форма существования своих баз ВВС в Афганистане".

"Американских военных, неподконтрольных сенату, волнует, прежде всего, возможность быстрого нанесения ракетного удара по Ирану и позиция афганского руководства в случае этих действий", - сказал источник в МВД ИРА.

По мнению источника в Минобороны Афганистана, военные действия США против Исламской Республики Иран могут начаться уже в этом году.Американский бронетранспортер в городской черте Андрей Грешнов

Сельскохозяйственный департамент юго-восточной провинции Хост будет выращивать шафран в качестве альтернативы посевам мака. Пилотный проект по посеву шафрана уже начался, сообщили во вторник в администрации губернатора провинции.

Министерство сельского хозяйства, ирригации и животноводства ИРА уже предоставило провинции семена шафрана, говорится в заявлении пресс-службы губернатора. Они будут посеяны на половине акра (около 2 тысяч кв. метров) земли, чтобы проверить качество урожая.

Официальный представитель департамента сельского хозяйства провинции Мохаммад Рахим сообщил журналистам, что если урожай будет приемлемым, фермеры воспользуются преимуществами новой культуры, и выразил надежду, что этот проект уменьшит количество посевов опийного мака в провинции.

Также в провинции Кундуз 42 фермера получили от сельскохозяйственного департамента провинции 5 тонн семян шафрана на прошлой неделе. Об этом сообщил глава департамента Азизулла Аймак. Он добавил, что климатические условия в провинции делают ее подходящей для выращивания шафрана, передает Национальное телевидение Афганистана.

Дания предоставит Афганистану 3,7 млн. долларов (177,6 млн. афгани) гуманитарной помощи, сообщил во вторник посол Дании в Афганистане.

Средства будут предоставлены через Всемирную продовольственную программу ООН и Фонд помощи детям для оказания продовольственной помощи жителям северных и северо-западных провинций Афганистана, пострадавшим от засухи, заявил Рене Дайнесен.

«Около 3 миллионов жителей Афганистана голодают, причем многие из них – дети», – говорится в заявлении посла Дании. – «Гуманитарная помощь очень важна для миллионов афганцев, поэтому помощь нужно оказывать на долгосрочной основе, причем единственный выход для Афганистана – развитие сельскохозяйственного сектора».

Также в заявлении упоминается, что помощь Дании сельскому хозяйству Афганистана в 2011 году составила около 20 млн. долларов, передает телеканал «Ариана-ТВ».

Афганистан должен более 2,3 млрд. долларов другим государствам и международным организациям, сообщает министерство финансов ИРА.

Такую сумму задолжал Афганистан международному сообществу в ходе финансирования различных проектов развития международным сообществом, сообщил пресс-секретарь министерства финансов Азиз Шамс. Министерство финансов надеется на то, что большая часть долгов будет списана, как это произошло с большинством долгов Афганистана за период с 1966 по 2008 год.

Некоторые финансовые эксперты полагают, что если ссуды расходуются на полезные проекты, то страна-получатель выигрывает от этого, однако эксперт Шир Али Тезри полагает, что это не случай Афганистана. «Я уверен, что средства, выделяемые Афганистану, используются неправильно, - цитирует его слова телеканал «Толо» - Мы просто не можем тратить их должным образом».

Напомним, что многие страны простили Афганистану долги. Самый значительный долг Афганистана – Советскому Союзу – был списан в течение последних лет. Также Азиатский банк развития, Всемирный банк, Международный валютный фонд и США простили Афганистану долги, которые в общей сложности составляют 1,5 млрд. долларов.

Сейчас, по данным афганских средств массовой информации, долги Афганистана различным странам и международным организациям составляют:

России - 987 млн. долларов
Азиатскому банку развития - 596 млн. долларов
Всемирному банку - 435 млн. долларов
МВФ - 114 млн. долларов
Германии - 18 млн. долларов
Саудовскому фонду развития - 47 млн. долларов
Исламскому банку развития - 11 млн. долларов
Болгарии - 51 млн. долларов
Кувейтскому фонду развития - 22 млн. долларов
Ирану - 10 млн. долларов
ОПЕК - 1.8 млн. долларов

Ряд стран-доноров предложили помощь провинции Гельманд, сообщают официальные источники.

Согласно заявлению пресс-службы губернатора провинции, представители Азиатского банка развития и Всемирного банка, посол ОАЭ, а также представители посольств США, Великобритании, Дании, и Японии на встрече с губернатором провинции Мохаммад Гулабом Мангалом настаивали на расширении сотрудничества и объема помощи провинции.

На встрече губернатор Гельманда поставил иностранных представителей в известность о проектах развития, реализованных в провинции за последние три года, и заявил, что США, Великобритания, Дания, Япония и ОАЭ существенно помогали проектам развития в провинции. Губернатор попросил иностранных представителей о дальнейшем сотрудничестве в сферах сельского хозяйства, образования и строительства, сообщает информационное агентство «Бахтар».

На встрече посол ОАЭ предложил провинции помощь в строительстве дороги Сангин-Каджаки и ряде других проектов.

Накануне в Афганистан прибыл министр обороны Польши Томаш Симоняк. В ходе визита его сопровождали шеф польского бюро национальной безопасности генерал Станислав Козий, а также командующий ВС Польши в ИРА генерал Эдвард Гружка.

Томаш Симоняк посетил провинцию Газни, где в составе Международных сил содействия безопасности проходит службу основная часть польского контингента. Министр совершил визит в полевой госпиталь, где встретился с ранеными военнослужащими из Польши, недавно пострадавшими в результате взрыва придорожной мины. «Заметно, что ведется много работы и прилагаются большие усилия для того, чтобы обеспечить солдат медицинскими услугами на том же уровне, как и в Польше», – похвалил министр врачей госпиталя, сообщает «Польское радио для заграницы».

В настоящее время на территории Афганистана проходят службу около 2580 польских военных. За время участия Польши в миссии МССБ на территории ИРА погибли 30 служащих войск этой страны.

10 октября польский президент Бронислав Комаровский принял решение о продлении военной миссии своей страны в Афганистане до апреля 2012 года. Ожидается, что контингент Польши будет полностью выведен из ИРА в 2014 году.

Передача ответственности за безопасность в Афганистане национальным силам переживает кризис.

В июле 2011 года в Кабуле был с помпой запущен, долгое время находившийся в состоянии разработки, процесс передачи ответственности за безопасность афганскому руководству. В соответствии с планом, передача ответственности должна быть произведена в течение нескольких лет, с учётом того, что готовность каждой провинции Афганистана оценивается на основе ряда условий, в том числе компетентности местных властей, а также служб охраны правопорядка. Иерархия условий такова, что области, наиболее защищённые от угрозы повстанческих движений, перейдут под контроль афганских сил в первую очередь. При этом компетентность служб охраны правопорядка являлась фактором умеренной значимости, не в последнюю очередь – по причине сложности определения, в чём именно должна проявляться эта компетентность.

Оценка способностей подразделений афганской армии и полиции, безусловно, имеет решающее значение для успеха процесса передачи ответственности. По ряду причин данная задача постоянно закреплена за Обучающей миссией НАТО в Афганистане (ОМНА).

Первая из причин обусловлена международной политикой учреждений, предоставляющих обучение. В связи с опасениями критики со стороны чересчур щепетильного политического руководства на родине, ОМНА и её предшественники сосредоточили свои оценки на том, что, как было им известно, являлось их сильными сторонами – уровнях оснащения и набора кадров. Фактической квалификации личного состава и, что наиболее важно, командования афганских сил безопасности уделялось немного внимания. В этом заключается так называемая система «этапа готовности», подвергнутая обширной критике, но до сих пор используемая, пусть и в изменённом варианте.

Вторая причина состоит в том, что Международные силы содействия безопасности (МССБ) и ОМНА культивировали в значительной степени оградительное отношение к Афганской национальной армии, в результате чего АНА почти не участвовала в самостоятельных боевых действиях. В связи с этим оценка её боевой компетентности затруднена, поскольку в случае, когда афганские военнослужащие делают ошибки, инструкторы МССБ или ОМНА приходят на помощь. Хотя инструкторам, как правило, очень хорошо известны способности афганских военнослужащих, которых они обучают, их оценки не подвергаются систематическому сбору и не разделяются Министерством обороны Афганистана, представляющим все тактические успехи совместных операций в качестве своих собственных. Другими словами, оценка способностей афганского командования неоднозначна, в особенности в том случае, если два различных учреждения подходят к вопросу с разных позиций, используя расходящиеся критерии оценки.

В вопросах служебных повышений и кадровых назначении в афганской полиции и АНА инструкторы НАТО уделяют особое внимание заслугам и тактическим успехам, в то время как афганцы склонны придавать большее значение влиянию, знанию образа действий на местах и, хотя это и не признаётся открыто, фракционной политике. Фактически в этом состоит третья причина, по которой оценка боеспособности афганской армии столь сложна: расхождение во взглядах афганцев и ОМНА по вопросу о том, каким должен быть хороший командир.

Четвёртая причина сложности оценки компетентности афганских сил безопасности, связана с тем, что афганской полиции предоставляются очень ограниченные возможности обучения. Также в полиции существует крайне слабая связь между отдаваемыми распоряжениями и последующей отчётностью. Большинство подразделений полиции вообще не проходило обучения в связи с недостаточным количеством бригад инструкторов. В то же время Министерство внутренних дел Афганистана располагает расплывчатыми представлениями о том, каковы способности его подразделений: последние предоставляют центру недостаточно отчётных данных, а контроль со стороны Кабула над полицейскими подразделениями на местах очень слаб.

Последняя, пятая причина того, что действительные способности афганских служб охраны правопорядка сложно определить, заключается в том, что, вероятно, изначально, по крайней мере, ни одна из главных сторон процесса передачи ответственности ни была действительно заинтересована в информации о ситуации на местах. Передача ответственности стала политическим долгом - как единственная открытая возможность постепенного вывода войск международной коалиции из Афганистана. Карьеры служащих армий НАТО находились под угрозой, руководство поручило дипломатам найти выход из афганской трясины, а афганские политики искали способ обрести определённую внутреннюю легитимность и пространство для политического маневрирования, избавившись от стигмы «пособников иностранных оккупантов». Долгосрочные прогнозы того, что, собственно говоря, должно произойти по завершению процесса передачи ответственности в 2014 году, когда, как предполагалось, в стране останется лишь небольшой контингент войск НАТО, были оставлены для следующего поколения политиков, генералов и дипломатов.

Тем не менее, в последующие месяцы после смены командующего МССБ в июле 2011 года, это сближение интересов, направленное на неафишируемое отбрасывание любых сомнений в передаче ответственности, дало трещину.

Новый командующий генерал Аллен имел твёрдое намерение ориентироваться на перспективу среднесрочного, если не долговременного присутствия. Кроме того, согласно сообщениям из Вашингтона, в это время президент Обама получал противоречивые отчёты о ходе передачи ответственности от многочисленных агентств, оценивающих ситуацию на местах. В рядах МССБ некоторые высокопоставленные офицеры, знакомые с ситуацией, также выражали сомнения в способностях афганских служб охраны правопорядка - не в последнюю очередь в связи с тем, что серия расследований выявила масштабные злоупотребления в некоторых из основных структур Министерства обороны, считавшихся относительно успешными и свободными от коррупции. В частности, Кабульский военный госпиталь и ВВС Афганистана были изобличены в качестве примеров массовой коррупции и кумовства до такой степени, что это поставило под угрозу успешность деятельности данных организаций. Отдельные свидетельства, поступающие из других подразделений Министерства обороны, указывают на высокий уровень коррупции в сферах снабжения и поставок: военное снаряжение можно было легко найти в свободной продаже на рынке. Известны случаи приобретения повстанцами винтовок M-16, ранее не поступавших на чёрный рынок в регионе.

Рост числа свидетельств распространения коррупции в рядах афганской армии в дополнение к имеющимся чётко установленным свидетельствам коррупции в полиции создаёт тревожную картину упадка в аппарате безопасности Афганистана.

Ситуация в Нуристане также послужила предупреждением о том, к чему передача ответственности может привести в будущем, если не изменит свой курс.

Нуристан был первой афганской провинцией, в которой планировалось произвести неофициальную передачу ответственности за поддержание порядка: хотя об этом не объявлялось официально, американские войска почти полностью покинули провинцию, и в 2010 году ответственность за безопасность перешла к афганской армии и полиции. К концу лета 2011 года шесть из семи уездов полностью находились в руках повстанцев, притом, что под контролем правительства находилась центральная часть одного из уездов, являющаяся административным центром провинции. Источники из ООН утверждали, что даже в оставшихся правительственных подразделениях были распространены случаи сотрудничества с повстанцами.

Действительно, по мнению источников ООН, есть основания говорить о том, что проникновение повстанцев в ряды полиции, армии и разведки кабульского правительства участилось в последние годы и месяцы. Сообщается, что в южной части пуштунского пояса, охватывающего примерно половину территории страны, многие отделения полиции заключили своего рода соглашения с повстанцами, подразумевающие, по меньшей мере, перемирие, а часто, более того, обмен информацией, продажу или поставки боеприпасов и оружия, содействие контрабанде и т.д. Один из случаев сдачи оружия «Талибану» афганской полицией был даже заснят на видео и показан по «Би-Би-Си».

Вероятно, наиболее серьёзным из предположительных фактов сотрудничества полицейских с повстанцами являлось покушение на президента Хамида Карзая, принимавшего военный парад в Кабуле, в апреле 2008 года. Кроме того, существуют определённые свидетельства причастности сотрудника афганского МВД к нападению на кабульский отель «Серена» в январе 2008 года. В июне 2010 года был арестован афганский бригадный генерал, обвинённый, в том числе, и в сотрудничестве с повстанцами. Это пока наиболее высокопоставленный служащий афганских силовых структур, задержанный за сотрудничество с «Талибаном».

Инструкторы ОМНА и Международные силы содействия безопасности полагают, что некоторые операции были поставлены под угрозу в связи с внедрением талибов в ряды афганской полиции. В Гельманде полицейских не допускали до участия в разработке планов операций, чтобы избежать случаев предупреждения талибов. Часто свидетели сообщали о случаях сотрудничества афганской полиции с талибами, или, по меньшей мере, пассивного допущения деятельности повстанцев.

Кроме того, известны сообщения о содействии талибам со стороны полицейских в проведении атак против американских подразделений. Нередко инициативные служащие афганской полиции утверждают, что они одиноки в борьбе с повстанцами и выбраны в качестве объекта атак, в то время как ближайшие полицейские участки уезда оставлены в покое.

Дипломатические источники отмечали, что даже на севере страны сделки между полицией и «Талибаном» могут представлять проблему, как, к примеру, в случае пограничной полиции уезда Альмар, граничащего с Центральной Азии. Высокопоставленные сотрудники МВД признают, что в некоторых областях могут действовать неформальные перемирия с вооружённой оппозицией. Даже если число лиц, причастных к худшим происшествиям (убийство иностранных военных), было небольшим, случается, что расследование выявляет большое число соучастников. После гибели пяти британских солдат в Над-Али в ноябре 2009 года была проведена крупная чистка рядов полиции уезда, в результате чего на службе осталось только 30 из 150 полицейских. В 2010 году в уезде Нава произошёл раскол между сторонниками и противниками начальника полиции данного уезда, обвинённого в связях с «Талибаном». Четверо из примерно ста полицейских, критиковавших своего начальника, были убиты при неясных обстоятельствах в считанные дни. В итоге совет и глава уезда вынудили начальника полиции уйти с поста.

В рядах Афганской национальной армии случаи сотрудничества с оппозицией более редки, но известно, что отдельные военнослужащие АНА поддерживают связи с повстанцами, как и некоторые сотрудники афганской разведки. Кроме того, предполагается, что взаимодействие с повстанцами широко распространено среди гражданских служащих, в частности, на уровне уездов. Сами талибы утверждают, что выплачивают служащим вторую зарплату, более высокую, чем государственная, в обмен на сотрудничество.

Если случаи дезертирства из армии в ряды повстанцев кажутся редкими, они несколько более распространены в случае с полицией. В декабре 2010 года пресс-секретарь МВД сообщил о росте числа случаев дезертирства из полиции, в особенности, когда подразделения МВД Афганистана направляют в области, находящиеся под сильным контролем повстанцев.

Отдельную проблему, на которую, по имеющимся данным, обращает внимание генерал Аллен, представляет местная полиция – сила, сформированная в прошлом году и фактически состоящая из отрядов местного ополчения, в лучшем случае находящаяся под слабым контролем полиции. К настоящему времени уже сообщалось о ряде серьёзных случаев нарушения дисциплины ополченцами, также как и о нескольких фактах внедрения в ее ряды повстанцев.

Многие служащие МССБ и младшего эшелона дипломатического корпуса считают, что процесс передачи ответственности за поддержание безопасности приведёт к серьёзным затруднениям, если не произойдёт существенное исправление нынешнего курса. Генерал Аллен также, вероятно, испытывает сомнения по этому поводу, поскольку он принял решение о пересмотре критериев для осуществления передачи провинций и приводил доводы в пользу включения некоторых «сложных» провинций - как средства проверки возможностей афганских служб правопорядка. Ранняя проверка эффективности АНА и афганской полиции должна позволить МССБ и ОМНА вмешаться в ситуацию и устранить выявленные недостатки.

Тем не менее, на ранней стадии переговоров об изменении условий процесса передачи вскоре выяснилось, что афганская сторона не так сильно заинтересована в ранней передаче, как МССБ. Напротив, летом 2011 года афганцы выражали решительное нежелание принимать ответственность за безопасность в некоторых беспокойных провинциях.

Ещё одной проблемой, должно быть, добавляющей беспокойства генералу Аллену, является отсутствие явного прогресса по мере прохождения афганскими военными и полицейскими курса обучения у инструкторов ОМНА. Как было сказано ранее, фактическая боеспособность афганских служб правопорядка даёт повод для споров. Даже если генерал Аллен не может достичь согласия со своими афганскими коллегами по этому вопросу, его подчинённые предоставляют ему информацию, которая создаёт не вселяющую надежды картину. По данным на сентябрь 2011 года, способным действовать независимо от сил МССБ был сочтён только один батальон афганской армии и ни одно из подразделений афганской полиции, несмотря на 10 лет подготовки и обучения. Когда летом 2011 года военным подразделениям АНА было поручено несколько усилить боевую активность, то сразу возросло число потерь, а также очень резко повысился уровень самовольного оставления службы, достигший 35% в год.

Если генералу Аллену удастся изменить очерёдность элементов передачи ответственности, ему, очевидно, следует иметь возможность проверить практические способности афганских служб правопорядка и, что важней всего, наглядно обосновать необходимость изменений программы передачи ответственности за поддержание безопасности в провинциях Афганистана национальным силам.

Тем не менее, новой проблемой станет вопрос о том, как выявить имеющиеся упущения. Для выполнения этой задачи генералу Аллену потребуется сотрудничество с его афганскими коллегами, которые с высокой вероятностью будут искать корень трудностей в различных причинах. Очевидно, вместо того, чтобы относить неудачи на счёт склонности Кабула назначать офицеров, ориентируясь на их преданность и уступчивость по отношению к руководству, а не на заслуги и умения, афганцы, скорее всего, вновь поднимут вопрос о нехватке тяжёлой техники у армии и полиции. Они будут отстаивать мнение, что недавно принятое США решение о сокращении финансового вклада в развитие афганских служб охраны правопорядка ещё в большей степени затруднит выявление упущений в программе подготовки личного состава и командиров АНА и полиции.

Сокращение объемов финансовой поддержки США, возможно, вынудит афганцев принять строгие меры борьбы с коррупцией и растратами. Однако это также уменьшит возможности влияния стран НАТО на афганские власти. Для того, чтобы афганцы и НАТО сплотились, по меньшей мере, до уровня, требуемого для введения необходимых изменений в программу подготовки сил безопасности Афганистана и для эффективной организации процесса передачи ответственности, требуется весьма тонкая дипломатия.

Основной задачей, которую следует решить, является формирование нового офицерского состава афганской армии и полиции. Поскольку до 2011 года для её выполнения было приложено не так много усилий, потребуется принятие качественно новых мер, направленных на обучение достаточного числа новых офицеров.

В настоящее время для реализации этой задачи не разработан план. Для его создания и претворения в жизнь, вероятно, потребуется несколько месяцев и, что наиболее важно, дополнительные средства. Возможно, единственным вариантом действий станет отправка большого числа афганских курсантов за границу. Но обучение сможет принести плоды только спустя годы. Кроме того, вызывает беспокойство возможное нежелание стажёров возвращаться в Афганистан, вследствие чего они могут либо попросить убежища, либо просто скрыться, как уже случалось ранее.

Антонио ГЮСТОЗИ

Министр иностранных дел Мексики Патрисия Эспиноса (Patricia Espinosa) признала, что мексиканские власти знают о присутствии на своей территории агентов американских спецслужб, ведущих борьбу с нелегальным оборотом наркотиков.

На пресс-конференции в среду Эспиноса сообщила, что правительство страны в курсе этой ситуации, однако все действия по сбору информации, разведке и обеспечению государственной безопасности, ведущиеся совместно с США, не наносят ущерба суверенитету Мексики и не нарушают мексиканских законов.

При этом глава мексиканского МИДа подчеркнула, что пребывание на национальной территории агентов американских спецслужб жестко регламентируется определенными правилами. В частности, они не имеют права осуществлять те виды деятельности, которые относятся к непосредственной компетенции мексиканских спецслужб.

Эспиноса отказалась также раскрывать информацию о численности агентов США, так как эти сведения относятся к разряду секретных.

В августе этого года министр внутренних дел Мексики Хосе Франсиско Блейк Мора (Jose Francisco Blake Mora) также признал присутствие на территории страны иностранных агентов, оказывающих мексиканским спецслужбам помощь в борьбе с наркомафией. Он заявил, что присутствие на территории страны агентов иностранных спецслужб, отвечающих за борьбу с организованной преступностью и наркомафией, не противоречит конституционным нормам и соответствует международным договорам, заключенным Мексикой.

"Присутствие иностранных агентов на мексиканской территории основано на солидарной ответственности, взаимном доверии и строгом уважении к суверенитету страны", - подчеркнул министр.

Кроме того, подобные совместные операции проводятся в полном соответствии с обязательствами Мексики по укреплению двусторонних связей с США в плане борьбы с наркотиками. По словам Блейка, такое сотрудничество уже приносит ощутимые плоды.

Ранее президент Мексики Фелипе Кальдерон разрешил США использовать беспилотные разведывательные самолеты Global Hawk в борьбе с наркоторговцами на территории своей страны.

Вашингтон является главным партнером Мехико в борьбе с наркотрафиком. В рамках так называемого "Плана Мерида" США обязались предоставить Мексике, начиная с 2008 года, оборудование и технику для борьбы с наркокартелями на сумму в 1,5 миллиарда долларов.

США также взяли на себя обязательства по обучению армейских и полицейских подразделений Мексики, ведению новейших методов антитеррористической борьбы с учетом опыта в Ираке и Афганистане.

Кальдерон после прихода к власти в 2006 году объявил войну организованной преступности и наркомафии. Он также был вынужден привлечь армию для борьбы с незаконным оборотом наркотиков - одной из причин этого шага стала повсеместная коррупция среди полицейских чинов.

В приграничные с США районы было направлено около 60 тысяч военнослужащих. Однако, несмотря на предпринимаемые чрезвычайные меры, волну насилия не удалось взять под контроль. За годы правления Кальдерона в Мексике от рук наркомафии погибли более 40 тысяч человек.

По оценке независимых экспертов, доходы мексиканских наркокартелей от контрабанды наркотиков в США, которые являются основным потребителем кокаина, составляют десятки миллиардов долларов. Дмитрий Знаменский

Россия по-прежнему экспортирует в Иран продукцию военного назначения, оставаясь в рамках санкций Совбеза ООН. Сходным образом ведут себя и США, продолжающие поставки военного оборудования в Пакистан, с которым у Вашингтона в последнее время отношения не складываются. Сиюминутная тактика не первый раз затягивает правительства в тупики, чреватые крупными проблемами.

Россия в рамках военно-технического сотрудничества поставила в Иран средства радиоэлектронной борьбы типа 1Л222 "Автобаза" и ведет переговоры о поставке очередной партии этого комплекса, сообщил РИА Новости заместитель директора Федеральной службы по военно-техническому сотрудничеству Константин Бирюлин. По его словам, поставка относится к оборонительным вооружениям и не подпадает под указ президента РФ о присоединении к санкциями согласно резолюции СБ ООН 1929.

В свою очередь, США продали на днях Пакистану подвесные контейнеры радиоэлектронной и оптической разведки ALQ-211(v)9 для истребителей F-16 Fighting Falcon.

Военно-техническое сотрудничество с "проблемными" странами было и остается крайне опасной игрой. С одной стороны, ни одна великая держава не откажется от такого универсального и мощного рычага влияния. С другой стороны, то, что получается на выходе, нередко возвращается к заигравшимся "шахматистам" в виде очень неприятных последствий.

Державные слоны в посудной лавке истории

Внутри разветвленного дерева бюрократии неизбежно формируются изолированные корпоративные группы, которые постепенно срастаются с экспертным сообществом, бизнесом и СМИ.

Такие группы достаточно могущественны. Они могут влиять и на события у себя дома, но там они ограничены соперничеством с конкурирующими кланами и находятся под прицелом гражданских общественных институтов. А вот за рубежом, в странах второго-третьего эшелона, можно развернуться по-настоящему.

При анализе политики великих держав на тесных кухнях "третьего мира" невозможно игнорировать собственные интересы корпоративных групп. Разведка топового уровня (ЦРУ, БНД, Моссад, МИ-6 или СВР) в состоянии играючи дестабилизировать, например, среднюю африканскую страну. А конгломераты оружейного и сырьевого бизнеса порой вертят чужими правительствами, как хотят.

Речь идет не о формальных полномочиях, а о принципе "право и есть возможность". Заполучив серьезные ресурсы в силу размера и служебной надобности, корпорация рано или поздно применит их по собственному разумению, проигнорировав породившее ее государство или даже пойдя против его интересов. В лучшем случае - станет исполнителем разного рода щекотливых поручений высшего руководства.

Причем такие корпорации складываются десятилетиями - что называется, "в длинную". Чехарда же политических администраций, озабоченных текущим переизбранием и неизменно падающими рейтингами, вступает в противоречие с интересами корпораций, которые любят тишину и стабильность.

В этих условиях ведомственные группы влияния будут неизбежно "спускать на тормозах" политическую активность высшего руководства, одновременно дозируя переток информации наверх. Складывается благоприятнейшая среда для несанкционированной "самодеятельности".

"Иран-иракгейты"

Классическим примером такой хаотичной "самодеятельности" стало поведение разнообразных американских групп влияния во время ирано-иракской войны 1980 - 1988 годов.

Американское руководство, озабоченное исламской революцией в Иране, всячески поощряло государственные и частные контакты, укрепляющие военную мощь режима Саддама Хусейна, противостоящего Тегерану.

Спектр сотрудничества был широчайший: от передачи в Багдад сведений спутниковой и радиоразведки до передачи образцов и технологий, способствовавших созданию в Ираке биологического и химического оружия.

Особняком стояла американская операция "Медвежьи запчасти" по поиску и нелегальному ввозу в Ирак запчастей к военной технике советского(!) производства (т.к. Советский Союз в начале 80-х придерживался эмбарго на поставки оружия воюющим сторонам).

С другой стороны, в том же самом конфликте корпорация американской разведки занималась совершенно противоположным: "втемную" продавала оружие Ирану (якобы это позволило бы решить проблемы с американскими заложниками), используя вырученные средства (опять же, "втемную") для финансирования движения проамериканских партизан в Никарагуа, боровшихся с режимом Даниеля Ортеги.

Когда эта афера вскрылась во второй половине 80-х годов, слова "Ирангейт" или "дело Иран-Контрас" стали именами нарицательными для обозначения подобной корпоративной "самодеятельности".

Некомпетентность против злонамеренности

Однако то, что объясняется хитрыми планами мировой закулисы в лице могущественных ведомств, сращенных с транснациональным бизнесом, как ни странно, еще не самое разрушительное. Настоящие разрушения начинаются там, где решения принимаются из недальновидности, некомпетентности или элементарной жадности.

Советский Союз в конце 1940-х годов через Чехословакию активно снабжал оружием новорожденное еврейского государство в Палестине, боровшееся против поддержанных британцами арабов. О чем, вероятно, неоднократно пожалел впоследствии.

Совершеннейшая неловкость вышла и во время эфиопо-сомалийской "войны за Огаден" 1977 - 1978 годов: оба государства получали советское оружие и широко привлекали к военному строительству советников из Москвы.

Британо-саудовское дело "Аль-Ямама" (поставки сырой нефти в обмен на крупную партию истребителей "Торнадо") вошло в анналы истории мирового оружейного бизнеса как эталон самой разнузданной коррупции. В деле оказались замешаны как члены королевской семьи Эр-Рияда, так и высокопоставленные чиновники с Уайтхолла.

История же нелегального экспорта продукции военного назначения с территории бывшего СССР еще ждет своего летописца.

Можно вспомнить и метания американской разведки, которая снабжала афганских моджахедов, противостоявших советским войскам, переносными зенитными ракетными комплексами Stinger. А потом, в 1990-е годы, предпринимала фантастические усилия (так называемую "операцию MIAS") по обратному выкупу этого весьма опасного вооружения. В итоге от конгресса было затребовано в общей сложности 65 млн долларов, канувших в небытие без малейшего толку.

Про то, как американцы и пакистанские спецслужбы взрастили и оснастили мощнейшее исламистское движение в "зоне племен" на границе Афганистана и Пакистана, говорить просто не приходится. Задача насолить Советскому Союзу была отлично выполнена... породив на выходе режим талибов и "Аль-Каиду".

Механизм всеобщего заблуждения

Обширнейшее поле для злоупотребления исполнителей появляется в первую очередь там, где высшее руководство спустя рукава подходит к стратегическому планированию. Когда долгосрочные интересы или анализ рисков неаккуратного вмешательства размениваются на сиюминутные выгоды. Неважно, происходит это из-за цейтнота или в силу добросовестного заблуждения.

Тем самым задача контроля политического руководства над могущественными корпорациями серьезно осложняется. Если она вообще ставится: порой корпорации сращиваются с правительствами, и тогда начинаются вереницы "спецопераций" как внутри страны, так и за ее пределами.

А ослабление гражданского контроля вызывает соблазн использовать имеющиеся ресурсы для достижения частных целей. Пусть даже для этого придется переколотить несколько горшков на кухне - своей или чужой. Константин Богданов

Навстречу исламистской модернизации Афганистана.

Новые политические тенденции «арабской весны» могут оказаться актуальными и для современного Афганистана. Укрепление в Северной Африке тренда «умеренного ислама», на наш взгляд, является сигналом, в том числе, для кабульских политиков, которым предстоит скоро решать вопрос о пост-западном государственно-политическом устройстве Афганистана.

Только что состоявшаяся победа на выборах в Тунисе «умеренно-исламистской» партии «Возрождение» (Ан-Нахда»), заявление главы Национального переходного совета (НПС) Ливии Мустафы Абдель Джалиля о том, что «любой закон, нарушающий шариат, не имеет силы», дают основания для ряда выводов и в отношении политического процесса в Афганистане.

Но сначала несколько предварительных замечаний.

Во-первых, санкционированная западными демократиями модернизация светских авторитарных режимов в исламском мире предполагает установление «умеренно-исламистских» политических режимов с апелляцией к нормам шариата. В ходе такой модернизации политическая власть оказывается в руках крупной «умеренно-исламистской» партии или движения, способных в экстремальной обстановке решить задачу мобилизации своих сторонников и обеспечить себе победу на парламентских выборах.

Во-вторых, отказ западных демократий поддержать светские авторитарные режимы в исламском мире немедленно приводит к резкому росту популярности исламистских партий и движений, которые из «гонимых» политических аутсайдеров в короткий срок превращаются в лидеров общественного мнения, в ведущую политическую силу страны.

В-третьих, сторонники исключительно светского пути развития остаются либо в меньшинстве, либо, не сумев преодолеть раздробленность между партиями светской ориентации, уступают лидерство более организованным, сплоченным и энергичным исламистам.

В-четвертых, «умеренные исламисты», по крайней мере, на первом этапе декларируют готовность к подражанию идеологии и практике правящей в Турции Партии справедливости и развития. Именно на такую схожесть указал лидер тунисской «Ан-Нахды» Рашид Ганнуши, заявив, что «наша программа направлена на построение основанной на исламских ценностях модели национального развития». Эта модель обещает стать образцом для новых «умеренно-исламистских демократий» Северной Африки и Ближнего Востока.

Какое влияние эти новые политические тренды могут оказать на развитие политического процесса в современном Афганистане?

Во-первых, в ближайшие несколько лет в Афганистане произойдет резкое усиление политических сил и организаций, пропагандирующих ценности «умеренного исламизма». Социальный запрос на такое усиление уже сегодня ставит на политической повестке дня создание в Афганистане новой исламистской политической партии, движения или коалиции, близкой по идеологии к новым тунисско-ливийским партиям власти.

Во-вторых, перспективы появления новой исламистской организации создают предпосылки для начала диалога инициаторов проекта не только с системными политическими силами в Афганистане, но и с радикальными структурами, типа Талибана и Исламской партии Афганистана (ИПА) Гульбеддина Хекматияра.

В-третьих, новый политический тренд применительно к Афганистану актуализирует статус «умеренных талибов». Именно эта группа в движении «яростных мулл» получает после «арабской весны» уникальный шанс взять политическую власть в Кабуле не просто мирным путем (через парламентские выборы), но и при поддержке американских операторов, которые, как свидетельствуют события в Магрибе, весьма благожелательно относятся к «умеренно-исламистской» модернизации несовершенных демократий исламского мира. Несомненно, к числу таких несовершенных демократических республик относится и режим президента Хамида Карзая. Другими словами, сегодня именно «умеренные талибы» (а также тренд ИПА) начинают обретать новые политические перспективы в Афганистане.

В-четвертых, политические результаты «арабской весны» позволяют по другому строить политику национального примирения в Афганистане, в том числе, деятельность Высшего совета мира (ВСМ). Вместо душеспасительных разговоров в духе «давайте жить дружно», авторы проекта национального примирения могут предметно обсуждать идею создания новой политической организации «умеренно-исламистского» толка, которая должна будет стать правящей партией в Кабуле после сворачивания миссии НАТО.

В-пятых, перспективы «умеренной исламизации» Афганистана обессмысливают в практическом политическом плане деятельность «непримиримой» части Талибана. Совсем скоро может выясниться, что «яростные муллы» ломятся в открытую дверь, вместо того, чтобы войти в нее под флагом «новой шариатской демократии». Очевидно, что создание «умеренно-исламистской» политической партии с прицелом на пост-натовское вхождение во власть в Кабуле, станет весьма чувствительным политическим ударом по классическому Талибану.

Чтобы предотвратить угрозу срыва проекта «умеренно-исламистской модернизации» Афганистана после 2014 года, предстоит решить несколько ключевых вопросов. Среди них особенно острыми будут два: что делать с Хамидом Карзаем, и как снять очевидно негативное отношение к проекту непуштунских элит (таджиков, хазарейцев, узбеков)?

Проект «умеренно-исламистской модернизации» не оставляет места в новом Афганистане для нынешнего президента. Участие Хамида Карзая в этом проекте неизбежно приведет к его дискредитации и «сливу». Очевидно, проблему «утилизации Карзая» только предстоит снять его американским союзникам.

Что касается поиска компромисса авторов проекта «умеренной исламизации» Афганистана с непуштунскими элитами страны, то, как представляется, ключевую роль в этом может сыграть Анкара. Турецкая дипломатия преуспела в контактах со многими лидерами Северного Афганистана. Турецкая модель «умеренно-исламистской» Партии справедливости и развития, скорее всего, будет избрана в качестве новой партии власти в Кабуле (как это уже произошло в Тунисе). Поэтому есть основания полагать, что без турецкого посредничества строительство «шариатской демократии» на афганской земле после 2014 года будет проблематичным.

Андрей СЕРЕНКО

6 иностранных компаний сделали ставки на тендер по налаживанию 3G-связи в Афганистане, сообщили накануне официальные источники.

Прием ставок продолжится до 15 ноября, причем предполагается, что к конкурсу подключатся и другие иностранные компании, сообщил исполняющий обязанности министра коммуникаций и информации. Вполне вероятно, что в ряде провинций 3G-связь заработает в течение ближайших шести месяцев, добавил Амирзай Сангин.

Третье поколение стандартов мобильной связи имеет целый ряд важных практических приложений, в частности, мобильный интернет и мобильное телевидение.

В сектор удаленных коммуникаций пока инвестировано 1,7 млн. долларов (80,5 млн. афгани), добавил Сангин. По его мнению, введение 3G-стандарта на территории Афганистана должно, как минимум, удвоить инвестиции в эту сферу, сообщает телеканал «Ариана-ТВ».

Птицеводство в восточных провинциях Афганистана может обанкротиться, если не прекратится импорт продукции из Пакистана, предупредили в воскресенье члены птицеводческой ассоциации.

В ассоциацию входит 1200 птицеводческих ферм, в частности, 85 в провинции Лагман и 120 в провинции Кунар, сообщил информационному агентству «Бахтар» заместитель главы Птицеводческой ассоциации Спин Гар, Фазель Мохаммад Саяд.

«Владельцы ферм могут обеспечивать продукцией всю страну, однако у них есть ряд проблем, - добавил он. - Куда бы они ни пытались привезти свою продукцию, полиция, транспортные и муниципальные службы требуют взяток». Также согласно нынешнему торговому закону птицеводы страдают от крайне высоких налогов, сообщил Саяд.

В среднем страна нуждается в 100 тысячах цыплят в год. В этом году 30 тысяч из них было произведено в провинции Нангархар, а остальные закуплены в Пакистане, сообщил он.

25 октября в Москве состоялось подписание контракта между российской компанией «Газпром-Нефть» и Управлением нефти и газа Министерства торговли и промышленности Афганистана о поставках нефтепродуктов в ИРА.

Ожидается, что в рамках подписанного контракта в ноябре в Афганистан поступят 10 тысяч тон нефтепродуктов российского производства. «Мы надеемся, что российские поставки позволить нам сохранить стабильность на рынке перед земным сезоном», – заявил порталу «Афганистан.Ру» присутствовавший на церемонии подписания контракта атташе по торговле афганского посольства в России Мохаммад Касим, добавив, что власти обеспокоены возможным ростом стоимости нефтепродуктов на афганском рынке грядущей зимой.

Таким образом был реализован меморандум о сотрудничестве в сфере топливно-энергетического комплекса (ТЭК), подписанный представителями РФ и ИРА в Москве 18 августа этого года. По словам членов делегации афганского министерства торговли и промышленности, в будущем возможен пересмотр условий контракта, в частности, увеличение объемов поставок.

Министерство восстановления и развития сел Афганистана обеспокоено последствиями сильной засухи, создавшей серьезные угрозы для продовольственной безопасности в этом году. От недостатка влаги в стране пострадали более 90% неорошаемых земель.

Как отмечается в прогнозах афганского Комитета по чрезвычайным ситуациям, при отсутствии необходимой помощи страна, пострадавшая от неурожая, столкнется с проблемами миграции, региональных конфликтов, распространения заболеваний и гибели скота.

«Я призываю благотворительные организации и международное сообщество осознать, что 7,3% населения Афганистана страдает от голода», – заявил в ходе встречи с парламентским Комитетом природных ресурсов и окружающей среды глава министерства Джарулла Мансури.

На встрече с министром депутаты парламента назвали деятельность комитета по ЧС недостаточными для решения продовольственных проблем, отметив, что жителям пострадавших от засухи провинций предстоит тяжёлая зима, передаёт телеканал «Лемар».

В среду Независимый отдел местного управления Афганистана огласил предварительный список провинций и уездов, ответственность за безопасность которых перейдет к местным силам в ходе второй фазы передачи функций охраны правопорядка.

Как сообщил глава отдела Абдул Халик Фарахи, ожидается, что афганские силы вскоре должны будут взять в свои руки контроль над провинциями Дайкунди, Нимроз, Парван, Саманган, Сари-Пуль, Тахар и Балх, а также некоторыми уездами провинций Бадахшан, Бадгис, Газни, Гельманд, Герат, Кабул, Гор, Лагман, Вардак и Нангархар.

Предполагается, что окончательный список территорий, контроль над которыми перейдёт к афганским силам в ходе второй фазы, будет озвучен президентом ИРА Хамидом Карзаем 2 ноября в ходе Стамбульской конференции по Афганистану, сообщает радиостанция «Салам Ватандар».

В настоящее время Независимый отдел местного управления участвует в подготовке к передаче ответственности в сотрудничестве с властями провинций. В частности, сейчас ведутся работы по увеличению численности служб охраны правопорядка на местах.

В среду вице-президент Афганистана маршал Мохаммад Касим Фахим прибыл в Таджикистан, где встретился с президентом РТ Эмомали Рахмоном. В ходе мероприятия были обсуждены вопросы сотрудничества стран в различных сферах.

Важное место в переговорах заняли экономические вопросы. Стороны выразили удовлетворенность завершением строительства линии электропередач Сангтуда – Пули-Хумри, по которой будут осуществляться поставки таджикской электроэнергии в ИРА.

Эмомали Рахмон и Мохаммад Касим Фахим обсудили перспективы ряда других совместных проектов стран, в число которых вошло строительство новых ЛЭП и железной дороги, позволяющее расширить сотрудничество между странами.

Кроме того, президент Таджикистана отметил, что его страна готова принять участие в крупном международном проекте «Новый Шелковый Путь», направленном на экономическую стабилизацию Афганистана.

В ходе встречи были обсуждены итоги предшествующих афгано-таджикских переговоров, направленных на развитие взаимодействия стран в сфере безопасности – как в борьбе с терроризмом и экстремизмом, так и в обучении афганских войск, сообщает информационное агентство «Азия-Плюс».

Министр ИРА по борьбе с наркотиками встретился с главой таджикского антинаркотического ведомства

Антинаркотическим усилиям, предпринимаемым Афганистаном, должны оказать содействие все страны-соседи, заявил накануне министр ИРА по борьбе с наркотиками Зарар Ахмад Мокбел.

Заявление было сделано на встрече с главой Агентства по контролю за наркотиками Таджикистана Рустамом Назаровым в Душанбе. В обсуждении проблем и задач борьбы с наркотрафиком также принял участие представитель Управления ООН по наркотикам и преступности Жан-Люк Лемахью.

Глава афганского антинаркотического ведомства выразил беспокойство в связи с тем, что не все соседи ИРА поддерживают взаимодействие со страной на этом фронте. «К сожалению, у нас нет никакого сотрудничества с Узбекистаном, мы не знаем, какое количество наркотиков проходит через нашу общую с ними границу», – заметил он.

Зарар Ахмад Мокбел также сообщил, что в настоящее время планируется расширение международного сотрудничества в борьбе с наркотрафиком. В частности, желание присоединиться к Центральноазиатскому антинаркотическому квартету, в состав которого входят Афганистан, Пакистан, Таджикистан и Россия выражали представители соответствующих структур Туркменистана.

«Нам бы хотелось, чтобы к этой группе присоединился и Иран, так как именно через границу с Ираном и Пакистаном идет 75% наркотрафика из нашей страны», – цитирует слова Зарар Ахмада Мокбела информационное агентство “CA-News”.

Как отметил афганский министр, в настоящее время совокупная площадь посевов опиумного мака в ИРА составляет 131 тысячу гектаров, каждый из которых дает 10,7 тысяч долларов прибыли. Мокбел заявил, что проблему наркопроизводства в стране нельзя решить посредством силовых мер по отношению к крестьянам, подчеркнув необходимость агитации за переход на посевы легальных культур.

В ходе мероприятия также были обсуждены перспективы проведения совместных афгано-таджикских антинаркотических мероприятий в приграничных районах двух стран, через территорию которых проходит северный маршрут наркотрафика из ИРА.

Афганские эксперты уже обратили внимание на активизировавшееся афгано-таджикское сотрудничество в области борьбы с незаконным оборотом наркотиков. Напомним, что на переговорах делегации афганского МВД, посетившей на днях столицу Таджикистана, одной из главных тем стали связанные с наркотической угрозой вопросы.

Правительству Афганистана не хватит средств на самостоятельное финансирование деятельности служб охраны правопорядка, сообщил в понедельник бывший американский посол в ИРА Карл Эйкенберри.

По словам американского дипломата, в настоящее время ежегодный доход афганского правительства составляет около 2,5 миллиардов долларов в год, в то время как после завершения военной миссии НАТО в 2014 году на поддержку программы развития армии и полиции будет требоваться примерно 7 миллиардов долларов ежегодно.

«Существует значительный дефицит, и США, наши союзники и другие страны будут обязаны… компенсировать этот недостаток средств», – заявил Карл Эйкенберри, также добавив, что для долговременного решения данной проблемы требуются масштабные политико-экономические реформы, передает телеканал «Толо».

Напомним, что в настоящее время ведется подготовка ко второй фазе передачи ответственности за безопасность в Афганистане местным силам. На данный момент совокупная численность армии и полиции страны составляет около 305,6 тысяч человек.

Метробус - оптимальный вид транспорта для Кабула.

Кабул самым неотложным образом нуждается в развитии пассажирского транспорта. Бурный рост населения города, строительство новых районов и даже целого «Нового Кабула», ставят вопрос о пассажирском сообщении в число первоочередных. От разрешения этого вопроса зависит весьма многое, в том числе и такие вопросы, как чистота воздуха, безопасность перевозок и комфорт проживания в городе.

Потому нет ничего удивительного в том, что мэрия Кабула ищет способы разрешения транспортной проблемы, и в последнее время все больше и больше склоняется к метробусу.

Метробус

Метробус - это система городского пассажирского транспорта, в котором автобусы или троллейбусы двигаются по специально выделенным для них дорожным полосам, отделенным от остальных дорог. Автобусы останавливаются только на особо оборудованных остановках, оснащенных билетными кассами и турникетами, примерно так же, как в метро.

Метробус появился как ответ на перегрузку улиц и дорожные пробки, которые блокировали не только движение личного, но и общественного транспорта. Для того, чтобы пассажирские перевозки не прерывались и время в пути не растягивалось, под автобусы были выделены отдельные полосы, на которые въезд другим видам транспорта запрещен, они отгорожены высокими отбойниками. Идея получилась удачной, и метробус привел к увеличению пассажиропотока, к сокращению времени в пути, к сокращению расходов и выхлопных выбросов. Особенно удачной идея оказалась для старых крупных городов, с узкими улицами, которые нельзя расширить и по которым нельзя пустить трамваи или другой легкорельсовый транспорт. Введение метробусов приводило к тому, что пассажиры стали пользоваться новой системой, и это вело к сокращению автомобильного трафика.

Первый метробус появился в Кутирибе, в Бразилии в 1974 году и, несмотря на свою молодость, широко распространился по крупнейшим городам мира. В настоящее время метробусы работают в нескольких странах: США, Бразилия, Венесуэла, Колумбия, Гватемала, Канада, Мексика, Австралия, Новая Зеландия, Япония, Иран, Турция, Франция, Чехия и др.

Этот список быстро устаревает, поскольку они появляются во все новых и новых городах. Однако в разных городах метробус развивается по-разному, и какого-то стандартного подхода не сложилось. Каждый город решает свои транспортные проблемы самостоятельно, учитывая характер застройки города, движение, перемещение пассажиров, развитие других видов общественного транспорта.

Также не сложилось какого-то единообразного оборудования линий. В некоторых странах строят специальные остановочные пункты с платформой и с капитальными пешеходными переходами над трассой, которые больше напоминают станцию метро. В других странах используются небольшие остановочные павильоны очень простой конструкции.

Метробус в Кабуле

Метробус, как показывает мировой опыт, это оптимальное решение транспортных проблем для небогатой страны, имеющей крупный и плотно застроенный город. Метробус значительно дешевле легкорельсового транспорта, не говоря уже о метро, требует сравнительно небольшого строительства (установку отбойников, строительство остановочных пунктов и переходов) и может быть сравнительно небольшим по протяженности. При необходимости можно оборудовать новые линии, превращая метробус в разветвленную систему, охватывающую весь город и все его пригороды.

Ранее предлагался проект строительства метрополитена в Кабуле. Однако, строительство самых основных веток метрополитена, кроме капиталоемкости и необходимости строительства отдельной электростанции для метро, займет даже в самом лучшем случае 10-15 лет или более. Опыт крупных мегаполисов показывает, что за 10 лет можно развернуть сеть маршрутов метробуса, охватывающий город целиком. Потому для первой стадии развития городского общественного транспорта в Кабуле можно рекомендовать именно метробус.

Вторая стадия развития транспорта может состоять в переводе метробуса с автобусов с дизельным двигателем на троллейбусы, использующие электроэнергию. Это позволит значительно снизить загрязнение воздуха и сделает транспорт более дешевым. Для пуска по линиям троллейбусов потребуется только смонтировать контактную сеть.

В дальнейшем метробус может стать частью общей пассажирской системы, включающей в себя линии метрополитена, в особенности в центре города, в районах с плотной исторической застройкой, а также пригородный пассажирский транспорт. В принципе, создать пересадочные пункты между остановками метробуса и станциями метро не столь сложно. Первоначально можно не гнаться за строительством капитальных остановочных пунктов, а построить легкие остановочные пункты, как это сделано в Тегеране.

Метробус для Кабула тем и хорош, что он не только решает транспортные проблемы города в достаточно сжатые сроки и при минимально возможных капиталовложениях, но и позволяет системе пассажирского общественного транспорта расти и развиваться, включая в себя новые виды транспорта.

Первую линию кабульского метробуса можно проложить от аэропорта до Вазир Акбар Хана и Шахр-и Нау, протяженностью примерно в 10-12 км. Это будет экспериментальная линия, предназначенная для того, чтобы наработать опыт эксплуатации метробусов в специфических условиях Кабула. После 2-3 летней эксплуатации этой пробной линии, можно будет разработать план развития линий метробусов по всему Кабулу и даже некоторым окрестностям. Вторая линия, необходимость которой напрашивается, это линия от Вазир Акбар Хана до Кабульского университета, через «бутылочное горлышко» между горой Асмайи и рекой Кабул. Эту линию нужно построить обязательно, чтобы сократить объем автомобильного трафика, пересекающего этот район Кабула. Эта линия должна быть самой мощной по пропускной способности, среди всех будущих линий кабульского метробуса.

Остальные линии лучше всего прокладывать по тем дорогам, на которых имеются максимальные перевозки пассажиров. Для этого нужно произвести исследование маршрутов, с подсчетом количества маршрутных автобусов и их заполняемости. Этот метод определения наиболее выгодного маршрута давно используется в проектировке трамвайных и троллейбусных линий.

Способ улучшения города

Метробус нельзя рассматривать только как средство организации пассажирских перевозок и только как средство частичного разрешения проблем автомобильного трафика. Метробус представляет собой еще и средство реконструкции Кабула, его развития и улучшения. Это мощное средство преобразования города и создания в нем комфортных условий.

К примеру, возле остановки метробуса, примерно в радиусе километра, неизбежно образуется деловой и общественный центр, поскольку именно в этом месте концентрируются люди, и это место становится легко доступным для жителей других частей Кабула. Потому уже в течение 5-6 лет вокруг остановок метробуса жилая застройка в основном сменится на общественно-деловую. Этот процесс можно регулировать и заранее составлять градостроительные планы застройки этих районов, уделяя внимание более широким улицам, созданию площадей, разбитию парков, строительству мечетей, школ, общественных зданий.

Также метробус сильно поможет улучшению экологической обстановки города, если вдоль линий, где это возможно, оставить полосы для высадки деревьев или кустарников, а возле станций разбить небольшие парки. Они будут защищать от пыли и выхлопов и будут давать тень, столь необходимую в летние месяцы. Думается, что озеленение должно вестись вместе со строительством метробуса, а выделение земли для парков рядом с остановками должно быть введено законом. Когда эти парки подрастут, то уровень комфортности жизни в городе значительно вырастет.

По мере развития метробуса можно переходить к строительству остановочных комплексов (платформ, зданий касс, пешеходных переходов, входных порталов), что открывает возможность изменения архитектурного облика города. Многие районы Кабула за счет оригинальной архитектуры остановок метробусов могут приобрести свой особенный облик.

Потому строительство и развитие метробуса в Кабуле нужно рассматривать не только как чисто транспортную задачу, но и как возможность серьезно изменить в лучшую сторону структуру и облик Кабула, как творческую задачу по созданию обновленного города.

Дмитрий ВЕРХОТУРОВ

Экспорт дизельного топлива из Казахстана может возобновиться в декабре на период сезонного снижения спроса на внутреннем рынке. "Спрос на летнее дизтопливо в Казахстане традиционно снижается в начале декабря, после завершения уборочных работ, и для предотвращения затоваривания заводов правительство может разрешить адресные поставки газойля", - сообщил источник агентства Argus, знакомый с ситуацией. Ожидая разовых разрешений, некоторые крупные компании изучают возможность поставок продукта в республики Средней Азии и Афганистан. Правительство Казахстана ввело запрет на экспорт светлых нефтепродуктов с мая прошлого года до 1 января 2012 г. с целью не допустить дефицита топлива в стране. Однако периодически власти делали исключения, разрешая избранным компаниям вывозить дизтопливо и бензин в Афганистан, Киргизию и Таджикистан. Казахстан > Нефть, газ, уголь > trans-port.com.ua, 25 октября 2011 > № 425033

Американский принц Аравии

Саудовская Аравия постарается ускорить свою ядерную программу

Игорь Панкратенко

Борьба за престол, которая развернулась в Эр-Рияде после смерти наследного принца Саудовской Аравии, способна во многом изменить геополитический расклад не только в «благословенной Аравии», но и на Ближнем Востоке в целом.

Самый поверхностный анализ биографии 83-летнего кронпринца, скончавшегося на прошлой неделе, создает картину его теснейших связей с США. Они возникли еще в 1947 году, когда принц Султан, 15-й сын короля Абдул-Азиза, стал представлять интересы королевского дома в нефтяной компании Aramco, созданной американцами для добычи нефти в стране. Однако из-за коррупционного скандала Султан был разжалован в министры сельского хозяйства.

После смерти отца Султан бин Абдул Азиз вступил в партию старшего брата Фейсала, который сумел к 1962 году захватить власть в королевстве, добившись затем изгнания в Грецию своего брата экс-короля Сауда. За верность Султан получил от короля Фейсала пост министра обороны, на котором принц начал активно развивать сотрудничество с США. Тесные связи с США, контроль над армией и миллиарды на личных счетах сделали его одним из самых могущественных людей королевства. Его сын Халид был координатором от королевства во время войны в Заливе в 1991 году. Другой сын — принц Бандар был послом в США с 1983 по 2005 год. Султан был в шаге от трона, но дорогу ему перешел его старший сводный брат Абдалла.

Соперничество братьев началось не в мае 1982-го, когда Абдалла стал наследным принцем. И не в 1998-м, когда он стал регентом. Оно началось еще в 1962-м, когда Султан стал министром обороны, а Абдалла — командующим Национальной гвардией (SANG, или, как ее еще называют, «Белая армия»). Это уникальное образование не является частью вооруженных сил королевства и подчинено напрямую королю. В отличие от армии гвардия создавалась для противостояния внутренним угрозам, для защиты и охраны королевской семьи, борьбы с угрозой переворотов и антиправительственных выступлений (в том числе в армии), охраны стратегических объектов, а также Мекки и Медины. Фактически это личная армия (и спецслужба) короля. Такая структура формируется по принципу личной преданности королевскому дому и по определению должна иметь напряженные отношения с армией.

Между братьями были и политические разногласия. Если Султан считал, что сотрудничество с США должно было быть максимально тесным, то Абдалла придерживался той точки зрения, что США — это хорошо, но приоритетом королевства должна стать военно-политическая гегемония в регионе и идеологическая (на основе ваххабизма) в мусульманском мире. Абдалла выступал против продавленного Султаном решения о размещении американских военных на территории королевства в ходе «Бури в пустыне».

После того как Абдалла стал регентом в 1998-м, политика королевства начала приобретать все более самостоятельный характер. Все чаще между Эр-Риядом и Вашингтоном стали возникать если не разногласия, то недопонимание. Особенно в том, что касалось «международного терроризма», ядерной программы королевства, взаимоотношений с талибами. Это не вызывало восторга у Султана, но Абдалла успешно и по-европейски сумел его нейтрализовать, начав «борьбу с коррупцией», острие которой по странному совпадению было направлено на коррупцию в министерстве обороны.

Со смертью Султана бин Абдул Азиза возвращение во власть проамериканских элементов представляется маловероятным. Наиболее вероятная кандидатура следующего короля — наследный принц Наиф. Он разделяет взгляды короля Абдаллы на необходимость установления в мусульманском мире гегемонии Саудитов.

Назначенный на пост министра внутренних дел после убийства короля Фейсала в 1975-м Наиф считает, что Саудовская Аравия не должна особо оглядываться на позицию США. Симпатий принца к США не добавляет еще ряд обстоятельств. После событий 9/11 он стал объектом ожесточенной критики в Штатах, которые считали, что Наиф не принял необходимых мер для нейтрализации «Аль-Каиды» и лично Усамы Бен Ладена. В июле 2003-го сенатор Чарльз Шумер вообще потребовал от посла Саудовской Аравии смещения Наифа с поста главы МВД.

Суть внешней политики, которую Наиф скорее всего будет проводить, если придет к власти, можно обрисовать уже сейчас. С его приходом процесс создания «нового халифата» на базе Союза сотрудничества арабских государств Персидского залива, в который входят Бахрейн, Катар, Кувейт, ОАЭ, Оман и Саудовская Аравия, будет ускорен. Союз может расшириться за счет включения Иордании и Марокко, а Наиф приложит все усилия к тому, чтобы это объединение на территориальной основе трансформировалось в религиозно-политический и военный блок.

Разумеется, Наиф постарается ускорить ядерную программу. Из того, что о ней известно, можно ожидать, что официальное объявление о том, что «новый халифат» располагает ядерным оружием, будет сделано в ближайшую пару лет. Очевидно также, что активность религиозных миссионеров из Аравии в странах постсоветской Центральной Азии значительно возрастет.

Цены на героин в Афганистане за последние три года выросли в три - три с половиной раза, заявил понедельник в Душанбе министр по борьбе с наркотиками Афганистана Зарор Усмони.

"Цена на героин выросла от 3 до 10 тысяч долларов за килограмм", - сообщил он на встрече с директором Агентства по контролю за наркотиками (АКН) Таджикистана Рустамом Назаровым.

При этом он отметил, что с афганскими крестьянами нельзя действовать силовыми методами. "Мы постараемся действовать мирными методами при убеждении их перейти на посев альтернативных сельхозкультур", - сказал Усмони.

Он уверен, борьба с наркотиками - это дело не только Афганистана, но и всех стран, граничащих с Афганистаном. "К сожалению, у нас нет никакого сотрудничества с Узбекистаном, мы не знаем какое количество наркотиков проходит через нашу общую с ними границу", - сказал афганский министр.

Он также сообщил, что в ходе его недавнего визита в Туркмению местные антинаркотические структуры выразили желание присоединиться к Центральноазиатской антинаркотической группе, так называемой "четверке", куда уже входят Россия, Афганистан, Таджикистан и Пакистан.

"Нам бы хотелось, чтобы к этой группе присоединился и Иран, так как именно через границу с Ираном и Пакистаном идет 75% наркотрафика из нашей страны", - сказал Усмони.

В свою очередь представитель Управления ООН по наркотикам и преступностью в городе Кабул Жан Люк Лимухье сообщил на встрече, что если два года назад фермеры от продажи опиума зарабатывали 400 миллионов долларов, то сегодня эта сумма равняется 1,4 миллиарда долларов.

На встрече было обсуждено усиление совместной борьбы с наркотиками, а также рассмотрены вопросы, касающиеся проведения совместных операций, сбора, анализа и обмена информацией по наркопреступности.

За последнюю неделю это второй официальный визит высокопоставленных должностных лиц правоохранительных органов Афганистана в Таджикистан. 22 октября с официальным визитом Таджикистан посетил заместитель главы МВД Афганистана Бозмухаммад Ахмади. По итогам визита между АКН Таджикистана и афганским министерством по борьбе с наркотиками подписан протокол, предполагающий сотрудничество в сфере борьбы с незаконным оборотом наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров. Лидия Исамова

Новости из Ливии сегодня касаются в основном зверств взявшей власть оппозиции. И речь даже не о том, что тело Муамара Каддафи выставлено в мясной секции супермаркета (он же был диктатор, злодей, что вы хотите!). Есть и другие подробности ливийской революции.

Люди из Human Rights Watch обнаружили тела 53 сторонников Каддафи, расстрелянных на прошлой неделе в Сирте (где шли последние бои нынешнего этапа гражданской войны) оппозиционерами из Мисураты (теми, которые не очень подчиняются Переходному национальному совету из Бенгази). Покойников как раз хоронили (как есть, со связанными руками), а тут - правозащитники...

А тем временем глава Переходного совета заявляет, что Ливия теперь будет жить по шариату...

Горечь победы ливийской революции. Читать на сайте InoСМИ>>

Надо заметить, что самое интересное сегодня - не сами подобные новости из Ливии, а то, как их воспринимают в странах, участвовавших в операции НАТО. В медийном поле этих государств происходят не очень пока заметные сдвиги, которым и определение не подберешь - ну, скажем так, сдвиги в сторону меньшего энтузиазма по поводу ливийских событий.

Они же попросту исламисты!

Для массовой аудитории главной мыслью пока остается "вот еще один диктатор сметен революционным народом". Напомним, как на прошлой неделе отреагировал на смерть Каддафи Евросоюз ("конец эры деспотизма") и президент США Барак Обама (это конец "длинной и болезненной главы для народа Ливии"). Для "специализированной" же публики информационная картина по Ливии и раньше была достаточно сложной, а сейчас и подавно.

В понедельник, например, ключевая и действительно массовая новость - это выступление на митинге в Триполи Мустафы Абдель Джалиля, бывшего министра юстиции при Каддафи, а сейчас главы Переходного совета. Он заявил, что Ливия теперь будет жить по исламским законам, и любой закон, противоречащий шариату, будет отменен.

Но здесь надо вспомнить практически непрерывный поток экспертных материалов на ливийскую тему, которые в последние месяцы шли в элитном во всех отношениях журнале Foreign Affairs (издается американским Советом по международным делам, основным мозговым центром дипломатии США).

Там "исламский фактор" в Ливии обсуждался давно и серьезно, включая напоминания о том, что ключевой военный персонаж Переходного совета, Абдул Хаким Белхадж, в 90-е годы "засветился" в Афганистане в рядах "ливийской исламской боевой группы". А некоторые его соратники побывали после 11 сентября 2001 года в Гуантанамо и других незаконных центрах задержания террористов (а также ни в чем не повинных людей - на эти темы в США сейчас идут активные дискуссии).

Напомним также, что вот-вот объявят итоги проходящих сейчас выборов в другой "революционной" стране Севера Африки - в Тунисе. И там тоже будет ясно, победят или проиграют исламисты.

Уже не раз приходилось писать, что революции на Ближнем Востоке на самом-то деле оказались большой неприятностью для США или стран ЕС, просто там было принято решение сделать хорошую мину при плохой игре и поддержать на словах "борцов с диктатурами".

Но сейчас, когда "бешеный пес Ближнего Востока" мертв, начинается совсем другая игра, и ясной реакции на нее со стороны участников операции НАТО в Ливии еще нет. Хотя нетрудно догадаться, что если в этих столицах и есть оптимизм, то лишь на публику. И ненадолго, потому что шариатизация Ливии - не очень хорошая новость для тех, кто помогал Переходному совету захватить власть.

Операция НАТО как прецедент: все правильно сделали?

Если говорить об экспертных выступлениях по поводу уроков ливийской операции и ее последствий, то с уроками все хорошо, но куда хуже с пониманием того, как быть дальше.

Сэр Ричард Далтон, бывший британский посол в Ливии, считает: "то, что будущее Ливии неясно (а оно действительно неясно), еще не означает, что надо ставить вопрос таким образом - были ли мы правы, сделав то, что сделали".

Реакция на смерть Каддафи: психологический кризис власти. Читать на сайте InoСМИ>>

То есть все правильно сделали. Сэр Ричард также формулирует за лидеров Франции и Великобритании главные критерии вмешательства НАТО в будущие подобные конфликты: "легальность, региональная поддержка и достижимость успеха". Есть другие публикации - о том, что общего между войнами США или НАТО в Косово, Афганистане, Ираке...

Вообще-то можно заметить, что все эти операции блестящими не назовешь - хотя в разных смыслах. Но ключевая проблема для них вовсе не в том, надо или не надо было внешним силам участвовать в наземных операциях. Ключ в том, надо или не надо тратить громадные средства и силы (в том числе вооруженные) на национальное строительство страны-жертвы войны уже после ее окончания. Очевидно, что именно здесь, а не в боевых операциях, главные проблемы - и главные, совершенно неподъемные расходы.

То есть, по сути, сейчас победители в ливийской операции НАТО решают самый мучительный вопрос: можно ли оставить Ливию победителям (то есть ПНС и еще двум крупным повстанческим группировкам), или опять придется втягиваться в "нацстроительство". И выводы пока что невеселые.

Упомянутый уже Совет по международным делам по горячим следам гибели Каддафи провел экспертный мозговой штурм, на котором выявились ключевые проблемы Ливии на данный момент.

Это, например, сложные отношения между жителями Триполи (которые считают, что сыграли решающую роль в войне против Каддафи) и многочисленными отрядами из пустыни и провинций, наводнившими столицу. Или - взрывоопасное сочетание трех факторов: отрядов, верных Каддафи (или его сыну), наличия громадных и бесконтрольных запасов оружия и активизации радикальных исламистов в рядах Переходного совета.

И вывод: не нужно обольщаться, НАТО в той или иной форме придется в Ливии задержаться.

Вот эти слова и прозвучали. Пока - на экспертном уровне. Дмитрий Косырев

Выступая вчера на Всемирном экономическом форуме в Иордании, американский сенатор Джон Маккейн (John McCain) заявил, что можно было бы начать военную операцию против властей Сирии, чтобы «защитить гражданское население этой страны».

Тем не менее, администрация президента США Барака Обамы (Barack Obama) дала ясно понять, что у нее нет планов военной интервенции в Сирии, близкого союзника Ирана и имеющей общие границы с Израилем. Госсекретарь США Хиллари Клинтон (Hillary Rodham Clinton) отметила, что сирийская оппозиция не призывает к такому вмешательству против президента режима Башара Асада (Bashar Asad).

«Теперь, когда военная операция в Ливии завершается, мы могли бы обратить внимание на вопрос организации практических военных действий для защиты гражданского населения в Сирии», заявил Маккейн. «Асад не должен считать, что массовые убийства мирного населения сойдут ему с рук. Каддафи тоже так считал, и это стоило ему всего, что он имел. Правители Ирана также должны принять такой возможный исход к сведению», пригрозил сенатор. Однако не было ясно, что имел в виду Маккейн – американское или натовское военное вмешательство в Сирии, режим которой вот уже семь месяцев проводит репрессии против оппозиционных сил, что, по оценке ООН, стало причиной гибели примерно 3000 человек. Администрация президента США считает, что военное вмешательство может привести к «хаосу в регионе».

Сирия находится в самом центре Ближнего Востока, гранича с пятью странами. Большинство сирийских оппозиционных группировок выступает против иностранной военной акции. Военные действия могут принести только «катастрофу, войну и смерть, и мы не хотим такого исхода для народа Сирии», заявил член парламента Мохаммад Хабаш (Mohammad Habash). «Мы считаем, что наилучшим решением будет продолжение дипломатического давления на режим Асада, чтобы он пошел на переговоры с оппозицией», заявил он, который в последнее время был связан с властями, но пытается позиционировать себя между правительством и оппозицией.

Клинтон в интервью Fox New Sunday заявила, что «Вашингтон решительно выступает за отставку режима Асада, и поддерживает оппозицию, которая проводит мирные акции протеста». Но она подчеркнула, что сирийская оппозиция не просит о военном вмешательстве, как в свое время это сделали ливийские революционеры.

Маккейн предупредил Иран об ответственности за попытку убийства саудовского посла в США и напомнил американцам об угрозе, исходящей от тегеранского режима, убивающего американских солдат в Ираке и Афганистане, и поддерживающего экстремистские группировки в регионе. Он заявил, что Иран поддерживает режим Асада и пытается создать ядерное оружие, «попирая достоинство иранского народа».

Иран заявляет, что его поддержка режима Асада заключается в том, чтобы убедить его прекратить нападения на демонстрантов и начать открытый диалог с оппозицией. Тегеран также отверг обвинения США в организации заговора с целью убийства посла Саудовской Аравии, но согласился рассмотреть этот инцидент, если есть «жесткие доказательства». Иранские официальные лица рассматривают эту «риторику» как попытку США найти предлог для военного нападения на Исламскую Республику. Иран проводит регулярные военные маневры, чтобы продемонстрировать свою решимость и возможности обеспечить защиту своих ядерных объектов в случае агрессии.

Командование элитной Революционной гвардии Ирана – самой мощной военной структуры страны – предупредило США, что в случае агрессии получит «мощный военный ответ». Иран также неоднократно угрожал Израилю военным ударом, если против него начнется агрессия.

Маккейн обвинил Иран в «попытке украсть арабскую весну». «Ни один вопрос так сильно не объединяет американский народ, как необходимость защиты наших друзей и союзников, наших интересов от угрозы со стороны иранского режима. Никто не должен пытаться проверять нашу решимость в этом вопросе», заявил сенатор. Также он добавил, что он много путешествует по миру, в частности, по Ближнему Востоку, «встречался с главами государств и молодыми демократическими активистами, бизнес-лидерами, и почти все они выступают за то, что лидерство США в регионе должно возрастать, а не уменьшаться».

К моменту вывода войск Австралии из Афганистана в 2014 году эта страна потратит на войну в Афганистане 6 млрд. долларов, сообщили на днях официальные источники в министерстве обороны Австралии.

Министр обороны Австралии Стефан Смит на заседании австралийского парламента в воскресенье заявил, что военное присутствие Австралии в Афганистане на протяжении десяти лет было обоснованным.

«Присутствие в Афганистане – наш национальный интерес. [Оно обусловлено] не только нашей поддержкой сил США, но также солидарностью с 47 членами ISAF, действующих в рамках мандата ООН», – цитирует слова министра телеканал «Толо».

На данный момент в Афганистане находится более полутора тысяч австралийских военных, сосредоточенных преимущественно в провинции Урузган. За десять лет Австралия потеряла в Афганистане 29 солдат.

Индия собирается поставить Афганистану тысячу автобусов, сообщил исполняющий обязанности министра транспорта и авиации.

Дауд Али Наджафи сообщил на собрании, посвященном проблемам транспорта и транзита в Афганистане, что Индия собирается поставить в Афганистан тысячу автобусов. Он выразил надежду, что это разрешит часть проблем Афганистана с транспортом, передает Национальное телевидение Афганистана.

Автобусы поступят во все 34 провинции Афганистана, причем Индия продолжит помогать усовершенствованию транспортной системы Афганистана, добавил Наджафи.

Тем временем жители Кабула сообщают о том, что количество общественного транспорта в столице Афганистана сократилось. На днях студенты Кабульского университета, заявили, что вынуждены ждать автобуса от получаса до часа. Жители района Вазир Акбар Хан также недовольны сокращением количества автобусов. Из-за нехватки общественного транспорта они вынуждены тратить по 10 афгани на поездку в частном транспорте вместо 5 афгани на автобус.

Китай подарит министерству здравоохранения Афганистана 50 машин «Скорой помощи» и медицинское оборудование, сообщила министр здравоохранения ИРА.

Соответствующий контракт накануне был подписан в посольстве Китая в Кабуле исполняющей обязанности министра здравоохранения Афганистана доктором Сорайей Далил и Ву Ганг Ченом, официальным представителем посольства Китая.

Машины и медицинское оборудование будут переданы министерству здравоохранения Афганистана в ближайшем будущем, сообщила доктор Далил информационному агентству «Бахтар» после подписания контракта. Она также добавила, что попросила китайскую сторону о предоставлении гражданскому госпиталю Джамхорият в Кабуле некоторого количества медицинского оборудования.

Напомним, что финансовая помощь Китая 350-местному госпиталю в центре Кабула уже составила около 22 млн. долларов.

Россия поддержит стремление ИРА получить членство в ШОС, сообщил в субботу спецпредставитель президента РФ по Афганистану Замир Кабулов в ходе встречи с афганским президентом Хамидом Карзаем в Кабуле.

Напомним, что заявка на получение статуса наблюдателя в Шанхайской организации сотрудничества была подана афганским правительством в мае этого года. Ещё за несколько месяцев до подачи заявки представители России также обещали Афганистану поддержку в выполнении данной цели.

До настоящего времени представители ИРА участвуют в заседаниях ШОС на правах гостей, но получение статуса наблюдателя, а в перспективе – и полноправного члена организации позволит стране более активно участвовать в её деятельности.

Также на российско-афганских переговорах были обсуждены перспективы подготовки к Стамбульской конференции по Афганистану, которая должна состояться в ноябре этого года, а также вопросы двустороннего и регионального экономического сотрудничества.

В частности, в число проектов, рассмотренных на встрече, вошли восстановление деятельности транспортной компании «Афсутр» и жилищно-строительного предприятия, ранее являвшихся полностью государственными, при участии России, а также транснациональный проект по экспорту электроэнергии CASA-1000, сообщает пресс-служба Хамида Карзая.

Кроме того, от лица своей страны Замир Кабулов пообещал выделить Афганистану 3 тысячи тонн пшеницы в качестве продовольственной помощи и выразил готовность продолжать и расширять экономическое содействие ИРА.

Стоит отметить, что на прошлой неделе секретарь Совета Безопасности России Николай Патрушев совершил визит в Пекин, и в ходе его переговоров с китайскими властями также были обсуждены вопросы Афганистана, в том числе ситуация на афгано-пакистанской границе и задачи борьбы с терроризмом и наркотрафиком.

На прошлой неделе Агентство по контролю за наркотиками (АКН) Таджикистана и МВД Афганистана подписали протокол о сотрудничестве сторон в деле борьбы с наркотрафиком, нелегальными поставками психотропных веществ и прекурсоров.

Как сообщил прессе глава таджикского АКН Рустам Назаров, договоренность предусматривает проведение совместных антинаркотических операций и оперативно-розыскных мероприятий, обмен информацией и подготовку кадров. В частности, в протоколе сообщается о возможности создания института офицеров связи МВД ИРА в Таджикистане. Было принято решение о разработке соглашения на основе протокола, которое планируется подписать в 2013 году, передает информационное агентство “CA-News”.

Также на переговорах было принято решение о проведении регулярных консультаций по вопросам безопасности. «Достигнута договоренность о проведении раз в 6 месяцев встреч руководителей силовых ведомств двух стран, а каждые 3 месяца – руководителей силовых ведомств приграничных регионов, – сообщил Назаров. – Реализация протокола зависит от нас, чтобы он не оставался на бумаге».

Более конкретные вопросы проведения совместных антинаркотических операций Афганистана и Таджикистана должны быть рассмотрены сегодня в ходе встречи Назарова с министром ИРА по борьбе с наркотиками Зарар Ахмадом Мокбелом.

На прошлой неделе госсекретарь США Хиллари Клинтон совершила двухдневный визит в Душанбе. Одним из наиболее важных вопросов, обсужденных в ходе американо-таджикских переговоров, стали вопросы сотрудничества по Афганистану.

«Мы обсудили нашу работу по улучшению безопасности Таджикистана, особенно в отношении его границы с Афганистаном в целях борьбы с наркотрафиком и повышения потенциала каждой республики в регионе», – сообщила Хиллари Клинтон по итогам переговоров с президентом Таджикистана Эмомали Рахмоном и министром иностранных дел РТ Хамрохоном Зарифи.

Госсекретарь США поблагодарила Таджикистан за помощь НАТО, осуществляемую посредством предоставления территории для перевозок невоенных грузов для Международных сил содействия безопасности в ИРА. От лица своей страны Хиллари Клинтон пообещала продолжить вклад в укрепление афгано-таджикской границы.

Стороны выразили намерение продолжить поддержку стабилизации обстановки в Афганистане, что должно стать важным средством укрепления региональной безопасности в целом, сообщает информационное агентство «Синьхуа».

Корреспондент одного американского журнала сделал «очень хороший отчет» о результатах своего пребывания в Афганистане, пишет китайский сайт club.mil.news.sina.com.cn. Репортер провел исследование о рыночных ценах на популярные автоматы АК-47.

В Афганистане можно найти практически любой вид огнестрельного оружия. Интересно, что при таком обилии ассортимента наибольшим успехом пользуется автомат АК-47. Этим оружием оснащены большинство солдат афганской армии и полиции.

Существуют четыре ценовые категории на этот тип автомата.

Самыми дешевыми считаются автоматы, произведенные кустарным образом в Пакистане. Это оружие производится в семейных мастерских, где нет никакой системы контроля качества. Примечательно, что эти грубые подделки имеют советскую заводскую маркировку. Некоторые автоматы выходят из строя уже через несколько выстрелов. Их цена невысока – от 50 до 200 долл США.

Следующий ценовой уровень представляют автоматы, выпущенные в Египте, Румынии, Югославии, Венгрии, Польше и других странах. Это уже оружие заводского производства. Наиболее популярны автоматы египетского производства, так как арабский Восток находится ближе к Афганистану, чем европейские страны. Это оружие достаточно надежное, цена колеблется от 300 до 350 долл.

Третий уровень представляют автоматы китайского производства Тип 56 (копия АК-47). Китайские товары пользуются в Афганистане очень большой популярностью, потому что дешевы и долговечны. Клиенты, правда, жалуются, что Тип 56 весит немного больше, чем другие копии АК-47. Цена автомата в среднем составляет 400 долл.

Наиболее высокой стоимостью обладают оригинальные АК-47 советского производства, которые в большом количестве остались на территории страны после пребывания здесь советских войск. Его цена составляет от 450 до 500 долл США.

Депутаты нижней палаты афганского парламента (Уолеси джирги ) хотят запретить иностранным журналистам посещать свои заседания, мотивируя это тем, что "иностранные журналисты создают большую угрозу их безопасности", сообщило информационное агентство Пажвак.

По данным агентства, поводом к нападкам на иностранных журналистов послужило то, что иранский фоторепортер запечатлел нелицеприятные моменты дискуссий "народных избранников".

По свидетельству корреспондента РИА Новости, депутаты нижней палаты афганского парламента в пылу споров частенько оскорбляют друг друга и занимаются рукоприкладством.

Депутат от провинции Пактия Абдул Ханаан Хакваюн заявил, что "ни одно иностранное СМИ не имеет права публиковать материалы о работе парламента и парламентских процедурах". Он добавил, что афганским журналистам за рубежом не разрешают освещать работу парламента. "Мы посещали иранский меджлис (парламент), и нам даже не разрешили пронести туда ручки, чтобы делать записи", - заявил Хакваюн.

Депутат от провинции Заболь Залмай Забули обратился к начальнику службы безопасности парламента генералу Шир Азизу Камавалю и заведующему отделом по работе с прессой Кадаму Али Никпаю с требованием запретить допуск иностранных журналистов в парламент. В противном случае он пригрозил "сдать чиновников в Генпрокуратуру".

Однако Камаваль проинформировал депутатов о том, что имеет официальное письменное указание министерства иностранных дел, которым представителям 19 зарубежных СМИ разрешено посещать заседания парламента.

Никпай, в свою очередь, сообщил, что получил мидовское "добро" на допуск журналистов в парламент из секретариата самой Уолеси джирги.

Заместитель спикера палаты Мохаммад Аллам Азидъяр, подведя итог дискуссии, заявил, что "согласно нормам международного права, иностранные журналисты не могут посещать парламент страны пребывания и Афганистан также должен следовать этим нормам".

Окончательное решение о том, пускать или не пускать представителей иностранных СМИ в парламент, будет принято после ряда консультаций, сказал заместитель спикера палаты. Андрей Грешнов

Афганистан примет сторону Пакистана в случае войны с США, заявил афганский президент Хамид Карзай, передает The Guardian.

"В случае войны между Пакистаном и Америкой мы станем на сторону пакистанцев", - заявил Карзай, назвав Пакистан "братской" страной. "Афганистан никогда не предаст своих братьев", - подчеркнул глава государства.

Президент добавил, что Афганистан благодарен Пакистану за то, что тот за последние 30 лет дал убежище миллионам беженцев. Он также заявил, что никакое иностранное государство не может диктовать Афганистану условия по ведению внешней политики.

Эксперты отмечают, что заявление президента нельзя назвать настоящим призывом к сотрудничеству в сфере государственной безопасности. Несмотря на недавние трения между Пакистаном и США, страны пока не станут переходить к открытым военным действиям, пишет газета.

В настоящее время Карзай старается обезопасить свое политическое будущее, ожидая вывода американских войск из Афганистана к 2014 году. В связи с этим ему необходимо заручиться поддержкой Пакистана, чтобы начать мирные переговоры с талибами.

Ранее НАТО в целом и США заявляли, что талибы получают помощь от властей Пакистана, Официальный Исламабад называл данную гипотезу оскорбительной. 

Москва и Токио: выйти из спячки

Почему японская политика никак не преодолеет кризис

Резюме: Очередная смена японского правительства продолжила период нестабильности, которая заметно усугубилась после победы на выборах два года назад оппозиции – Демократической партии Японии. Все это время курс Токио в области внешней политики и национальной безопасности с трудом поддается рациональному анализу.

Япония уже давно живет в состоянии политической лихорадки. Очередная смена правительства и уход в отставку премьер-министра Наото Кана продолжили период нестабильности, которая заметно усугубилась после победы на выборах два года назад оппозиции – Демократической партии Японии (ДПЯ). Весь этот период курс Токио в области внешней политики и национальной безопасности с трудом поддается рациональному анализу.

Справедливости ради отметим, что разброд и шатания по внешнеполитическим вопросам вообще традиционны для Японии, а размежевание между группировками слабо связано с их партийной принадлежностью. Например, Либерально-демократическая партия (ЛДПЯ) на протяжении полувека пребывания у власти занимала консолидированную позицию по вопросам «договора безопасности» с США, но ее раздирали постоянные внутрипартийные дебаты по проблемам национальной безопасности. В этой партии сложились «националистическое», «пацифистское» и «меркантилистское» течения, каждое из которых имело собственное представление об угрозах и, соответственно, приоритетах. Так, «меркантилисты» всегда исходили из того, что главная угроза безопасности вызвана изоляцией страны и упадком системы мировой торговли, «националисты» били тревогу в связи с утратой суверенитета и полного подчинения Японии старшему партнеру по «договору безопасности», «пацифисты» тревожились по поводу риска вовлечения в вооруженный конфликт против своей воли.

Еще более пестрая картина наблюдается в ДПЯ, которая возникла в результате объединения полярных по идеологическим воззрениям сил от левых социалистов до правых националистов. Войдя во власть на волне популизма, партия вынуждена постоянно «держать нос по ветру» и чутко улавливать малейшие колебания общественного мнения, принимая противоречивые и непоследовательные решения по многим вопросам дипломатии и национальной безопасности. Например, дебаты на тему о переносе базы Футэнма и желание угодить общественному мнению (на местных выборах в городе Наго, куда предполагалось передислоцировать базу, победил противник переноса базы) привели к серьезнейшему кризису в японо-американских отношениях и стали причиной отставки кабинета Юкио Хатоямы.

Мало что изменилось и после прихода к власти Наото Кана в июне 2010 года. Его правительство было вынуждено постоянно действовать с оглядкой на ослабление позиций ДПЯ и утрату ею общественного доверия. Так и не найдено кардинальное решение ключевых внутриполитических проблем – нарастающего дефицита государственных финансов, кризиса пенсионной системы, недостатка источников финансирования детских пособий и т.д. Кабинет Кана был вынужден тратить огромные усилия на политические маневры в условиях «перекрученного парламента», когда большинство в верхней палате принадлежало оппозиции. В отсутствие политических союзников правительству приходилось проявлять сдержанность, осмотрительность, искать паллиативные решения по принципиальным внешнеполитическим вопросам.

Власти повели себя непоследовательно и в конфликте вокруг островов Сэнкаку в сентябре 2010 года. По широко озвученной в японских СМИ версии, на первом этапе возобладало мнение тогдашнего министра государственных земель и коммуникаций проамерикански настроенного Сэйдзи Маэхары, который лично отдал распоряжение об аресте капитана китайского траулера. Однако по мере ужесточения китайской позиции стала побеждать точка зрения сторонников «умиротворения». Генеральный секретарь Демпартии Йосито Сэнгоку, приверженец этой линии, дал команду отпустить китайского капитана без судебного разбирательства и запретил обнародовать видеозаписи, доказывающие агрессивность намерений китайских рыбаков. Китай в итоге одержал моральную победу, убедившись в действенности прямого давления на Токио.

Наото Кан так и не доказал, что обладает сильным лидерским началом. Что касается его наиболее перспективных соратников, то по разным причинам (коррупционные скандалы, нарушения законов о политических фондах, неуплата пенсионных взносов и т.д.) они были отодвинуты на задний план, как это случилось с Маэхарой, либо вообще потеряли политические перспективы (Итиро Одзава). Все это не позволило Кану артикулировать приоритетные направления внешнеполитической стратегии в виде персонифицированной доктрины, что, в свою очередь, дезориентировало японскую дипломатию. Бюрократы, без конца получая от премьера противоречивые сигналы, попросту игнорировали его указания и во многих случаях действовали по собственному разумению. «Технократизация» внешней политики привела к тому, что она ушла в плоскость чисто дипломатических решений, а существенные внешнеполитические вопросы оказались оттеснены на периферию. Отсутствие сформулированной внешнеполитической концепции подхлестывало межведомственную борьбу. Это привело не только к затягиванию принятия решения о вступлении Японии в «Транстихоокеанское партнерство», но и к полной неопределенности относительно того, какая концепция региональной политики должна прийти на смену предложенной Юкио Хатоямой концепции «Восточноазиатского сообщества».

Трансформация военных угроз

Между тем за год правления кабинета Наото Канав Японии существенно изменилось восприятие военных угроз. Прежде всего, Китай из категории «партнера» и «ответственного акционера» переместился в категорию «военного соперника». Переоценка КНР происходила не только на уровне политического руководства, но и в сознании рядовых японцев, которые впервые за много лет после завершения биполярной эпохи испытали неприятное ощущение прямой военной опасности.

Токио, безусловно, ощущает угрозу и со стороны Северной Кореи, однако теперь она воспринимается многими не сама по себе, но как «дополнение» китайской. Не случайно события вокруг потопления корвета «Чхонан» в апреле 2010 г. и обстрела острова Большой Ёнпхёндо в ноябре 2010 г. японские СМИ освещали во многом в контексте возможной реакции Пекина на военное решение проблемы Корейского полуострова. Проект разработки ПРО ТВД, проводимый совместными усилиями Токио и Вашингтона, следует, по мнению многих экспертов, рассматривать как часть стратегии сдерживания китайской военной мощи, хотя формально он направлен против ракетной угрозы КНДР. А события вокруг Сэнкаку показали, что вялотекущий территориальный спор, длящийся десятки лет, может в мгновение ока превратиться в реальный источник прямой военной конфронтации.

В декабре 2010 г. в Японии были опубликованы «Основные направления Программы национальной обороны». Декларированный в документе переход от «базовой» к «динамичной» обороне призван обеспечить более гибкий ответ на внешние военные угрозы, в числе которых названы рост военной мощи Китая, усиление активности его военно-морского флота в Восточно-Китайском море, а также ракетно-ядерная программа Северной Кореи.

В соответствии с концепцией «динамичных возможностей» «силы самообороны» Японии должны быть готовы к реагированию на самый широкий спектр угроз, включая теракты, провокации и иные формы нападения как в традиционных сферах (морские и наземные пространства), так и в космосе и киберпространстве. Главный упор в программе модернизации «сил самообороны» будет сделан на укрепление потенциала береговой охраны в Восточно-Китайском море, в котором, как предполагается, Китай разместит свой модернизированный авианосный флот. К 2012 г. японская военная группировка будет наращена там за счет 21 нового патрульного корабля и семи разведывательных самолетов. В рамках программы ПРО ТВД в военно-морские «силы самообороны» должны поступить от четырех до шести эсминцев с новейшими противоракетными комплексами «Иджис», способными сбивать северокорейские ракеты класса «Нодонг». Предполагается увеличить количество подводных лодок с 16 до 22 и, наоборот, сократить число танков с 600 до 400. В целом «Новые направления» отразили качественный сдвиг, впервые за послевоенный период политика Японии утратила выраженный реактивный характер и эволюционировала в сторону большей проактивности.

В период правления Наото Кана изменился и характер японо-американского военно-политического союза. Обращает на себя внимание укрепление взаимодействия в военной сфере на оперативно-тактическом и стратегическом уровне, проявившееся уже после трагических событий 11 марта 2011 г., связанных с землетрясением у восточного побережья Японии. После катастрофы военные двух стран провели беспрецедентную по масштабам операцию «Томодати» («Друзья»). Если ранее взаимодействие отрабатывалось в основном в ходе военных учений, то теперь, пожалуй, впервые за всю историю оно позволило говорить о полномасштабной совместной операции с участием всех родов войск. Новый уровень сотрудничества в военно-стратегической сфере зафиксирован в ходе ежегодного совещания по вопросам безопасности с участием министров обороны и иностранных дел (формат «два плюс два») (21 июня 2011 года). Традиционным для подобных совещаний явился призыв к Китаю «придерживаться международных норм поведения», «повышать уровень открытости и прозрачности военной политики в свете курса на модернизацию китайской армии». В отношении КНДР стороны констатировали наличие общей стратегической цели – организации «отпора провокациям Пхеньяна». Токио и Вашингтон открыто выступили за налаживание многостороннего взаимодействия в сфере безопасности с Австралией, Южной Кореей, Индией и другими странами, что также явило собой новый момент в стратегии безопасности в контексте обозначенных в совместном заявлении общих военных угроз.

Не обойден вниманием и болезненный вопрос о базе Футэнма, ставший камнем преткновения в отношениях двух стран. Токио согласился включить в текст заявления пункт о своем согласии на строительство военного объекта в районе Хэноко города Наго. Достигнута договоренность решить вопрос о передислокации «в самые ранние сроки после 2014 года». Впрочем, с самого начала многие в Японии пессимистически оценивали шансы на реализацию этого плана, учитывая сильную оппозицию со стороны местного общественного мнения. В целом кабинету Кана так и не удалось найти окончательное решение вопроса Футэнмы, поиск которого, по сути, переложен на плечи следующего кабинета.

Вместе с тем на фоне усиления алармизма по поводу Китая правительству приходилось считаться с тем фактом, что, несмотря на успокаивающие заявления официальных лиц, рассчитывать только на американские ядерные гарантии слишком опрометчиво. В числе внешнеполитических приоритетов правительства большую актуальность приобрела задача укрепления отношений с Южной Кореей и, в меньшей степени, с Россией.

На корейском направлении предприняты более решительные шаги по урегулированию одной из наиболее сложных проблем двусторонних отношений – колониального прошлого. В заявлении от 10 августа 2010 г. в связи со столетием аннексии Кореи Японией премьер-министр Наото Кан в чрезвычайно интенсивной форме принес извинения. Несмотря на сильное внутреннее сопротивление, японский премьер также согласился вернуть Южной Корее 1205 текстов королевской династии Чосон, которые были вывезены в Японию в колониальный период. В январе 2011 г. в ходе визита в Сеул министра обороны Японии достигнута договоренность о подписании соглашений о взаимном логистическом обеспечении вооруженных сил и о предотвращении утечек секретной информации. Дальнейший импульс сотрудничества в области обороны будет дан в ходе официального визита в Японию президента Ли Мен Бака.

В отношении России ситуация более противоречива. Многие японские военные уже давно с озабоченностью следят за усилением российского военного присутствия на Дальнем Востоке. В опубликованной министерством обороны Японии военной доктрине в качестве «источника тревоги» отмечается возобновление активности России на Дальнем Востоке, и прежде всего учений с участием военных кораблей и стратегических бомбардировщиков (например, «Восток-2010»). Однако угроза безопасности в связи с возможностью военного конфликта с Россией, например, вокруг принадлежности «северных территорий», вряд ли воспринимается Токио всерьез. Согласно распространенной в оборонном и внешнеполитическом истеблишменте Японии точке зрения, Россию, озабоченную грузом собственных социально-экономических проблем в восточных регионах страны, следует рассматривать как «угрозу» больше в контексте российско-китайского партнерства.

Во многом с подачи этой части японского истеблишмента стало популярным мнение о том, что визиты российского президента и других официальных лиц на острова Южно-Курильской гряды в конце 2010 г. являются частью консолидированной стратегии Москвы и Пекина по давлению на Токио. Цель – ослабить его влияние в регионе, тем более что состоялись они вскоре после российско-китайской встречи на высшем уровне, в ходе которой был принят совместный документ с осуждением попыток пересмотра итогов Второй мировой войны.

«Тройное бедствие» и новый дискурс безопасности

«Тройной удар», нанесенный по Японии стихийными бедствиями и технологической катастрофой 11 марта 2011 г. (землетрясение, цунами и авария на АЭС «Фукусима дайити»), с особой остротой поставил вопрос о невоенных угрозах национальной безопасности.

Япония не новичок в деле концептуальной проработки проблемы невоенных угроз. Достаточно вспомнить о возникшей еще в 1980 г. «концепции комплексного обеспечения безопасности» (КОНБ), отличительной чертой которой явилось усиление акцентов как раз на невоенные аспекты политики. В целом КОНБ представляла собой сочетание трех основных аспектов – военной политики («самообороны»), дипломатической деятельности и борьбы со стихийными бедствиями. В 1980-е – 1990-е гг. шло активное развитие концепции «кризисного контроля», в которой чисто военные аспекты находились не на переднем плане. «Кризис» трактовался как обострение угроз более широкого, дифференцированного спектра. Приоритет в системе «кризисного контроля» отдавался вопросам экономической и продовольственной безопасности, безопасности морских коммуникаций, а с 90-х гг. – проблеме терроризма.

Последняя особенно остро встала перед Японией в связи с деятельностью секты «Аум синрикё», активисты которой осуществили в 1995 г. террористический акт в токийском метро. Позднее к числу приоритетов в списке мер по противодействию невоенным угрозам национальной безопасности добавилась борьба с изменением климата, а также с пандемиями (птичий грипп и т.д.), что было связано с проблемой загрязнения воздуха и глобального потепления на фоне индустриального подъема азиатских соседей Японии. Сама инициатива по созданию международной системы борьбы с глобальным потеплением – Киотский протокол – во многом явилась формой ответа на эти угрозы.

Катастрофа 11 марта 2011 г. заставила переосмыслить характер угроз национальной безопасности в несколько ином свете. Во-первых, поражали сами масштабы бедствия. «Тройной удар» напрямую поразил несколько префектур, унеся жизни более 20 тысяч человек и оставив без крова более 150 тысяч человек. Это позволяет говорить о наиболее серьезном испытании за всю послевоенную историю.

Во-вторых, обращает на себя внимание комплексность катастрофы, в которой переплелись плачевные результаты сильнейшего землетрясения, разрушительного цунами и жуткой радиационной аварии. Сама сложность вызова, сочетавшего в себе экологические, технические и медицинские потрясения, требовала адекватного ответа на них со стороны политической власти. Для осуществления эффективной политики ликвидации последствий была необходима твердая рука лидера, политическая воля, последовательность и внятность государственной политики – все то, чем правительство Кана не могло похвастаться. В отличие от периода послевоенного восстановления, когда сильная бюрократия в связке с политиками смогла мобилизовать нацию, политическая власть оказалась дезорганизована и столкнулась с дефицитом доверия со стороны граждан, а правительство раздирали межведомственные противоречия. Ведь многое зависело не только от финансовых и иных ресурсов, но и от качества управленческих решений, а в более широком смысле – от консолидации политической власти.

В-третьих, с самого начала стало ясно, что в одиночку Японии не справиться, и правительство должно будет вести активную политику по созданию региональной и глобальной системы невоенной безопасности. Статус единственной страны мира, пострадавшей от атомной бомбардировки, в свое время позволил Японии укрепить международный авторитет за счет принятия соответствующих обязательств («трех неядерных принципов») и благодаря ряду инициатив в области ядерного разоружения. Угроза стихийных бедствий выдвинула на передний план необходимость создания международного механизма реагирования на чрезвычайные ситуации, что, в свою очередь, обязывает установить климат взаимного доверия между странами. Бедствие способствовало тому, что Япония и соседние страны стали в меньшей степени воспринимать друг друга через призму конфронтационного подхода.

«Эффект симпатии» улучшил общую атмосферу в японо-китайских и японо-российских отношениях. Немедленно после землетрясения Китай предложил Японии около 20 тысяч тонн топлива и иные предметы первой необходимости, которые поставлялись не только по государственной линии, но и в форме пожертвований рядовых граждан и организаций. Большой общественный резонанс получил показ по телевидению КНР символичных кадров, на которых китайские спасатели извлекали людей из-под обломков домов, пострадавших от цунами. В общественном мнении Китая произошло скачкообразное улучшение имиджа Японии, существенно снизился градус антияпонских настроений на низовом уровне. Гуманитарная операция с активным участием китайских спасателей дала ощутимый толчок к развитию «народной дипломатии».

Высоко оценили в Японии и вклад России в ликвидацию последствий землетрясения. Рядовые японцы впервые могли убедиться в том, что Россия не только «беспокойный сосед», требующий постоянного внимания и опеки в сферах экологической и радиационной безопасности (имидж, закрепившийся за нами со времен Чернобыля), но и страна, пришедшая на помощь в трудную минуту. Произошел определенный сдвиг и в российском общественном мнении, которое после долгого нагнетания страстей по поводу «северных территорий» смогло по-иному взглянуть на японцев, проявивших необычайное мужество в противостоянии стихии. Особенное впечатление на россиян производили репортажи об отсутствии в районах бедствий мародерства, высоком уровне общественного порядка и организованности, о мужестве японских спасателей в ходе ликвидации радиационной катастрофы – ситуация, в корне отличающаяся, например, от США, где тайфун «Катрина» сопровождался многочисленными эксцессами. На этом фоне большие надежды возлагаются на возобновление нормального политического диалога с Москвой кабинетом, пришедшим на смену команде Наото Кана.

Одним из международных последствий «тройного бедствия» для этого кабинета неизбежно станет усиление «военно-дипломатического» направления японской внешней политики. В 1990-е – 2000-е гг. Токио уже опробовал политику гибкого реагирования на чрезвычайные ситуации путем быстрой переброски и разворачивания воинских контингентов для оперативного решения гуманитарных вопросов в миротворческих операциях в Камбодже, Мозамбике, Ираке, Афганистане и ряде других стран. Уроки катастрофы позволят с наименьшими внутриполитическими издержками подвести под эту деятельность более прочное и стабильное законодательное обеспечение. Для этого потребуется дальнейшее смягчение ограничений, налагаемых пацифистским законодательством, которое отрицает право Японии на коллективную самооборону. Решится ли новое японское руководство на то, чтобы поставить на народный референдум вопрос об отмене 9-й статьи Конституции – отдельный вопрос. В нынешних политических условиях кабинет ДПЯ, вероятнее всего, не сможет пойти на столь радикальный шаг и выберет путь максимально расширенной интерпретации основного закона.

Более жестко встанет перед Токио и вопрос продовольственной безопасности. Очевидно, что Японии придется отказаться от ранее заявленного намерения вступить в «Транстихоокеанское партнерство», открытие рынков сельхозпродукции больно ударит по интересам собственных фермеров, чего избиратели в нынешних трагических условиях совершенно не поймут. Кроме того, экспорт продовольственных товаров – одна из первоочередных целей участия Японии в ТТП – может оказаться на грани срыва в условиях запретов на ввоз японской продукции, принимаемых многими странами, опасающимися радиационной угрозы. На фоне роста изоляционизма и протекционизма во внешнеторговой политике Японии придется скорректировать планы участия в «зонах свободной торговли» и иных двусторонних и многосторонних региональных структурах экономической интеграции.

В связи с аварией на АЭС «Фукусима дайити» в совершенно новом свете предстает и вопрос об энергетической безопасности Японии. Неминуемая задержка в развитии атомной энергетики и, как следствие, повышение внутреннего спроса на углеводороды, по всей видимости, заставят Токио приложить максимум усилий по укреплению отношений с основными сырьепроизводящими странами и диверсификации источников поставок, в первую очередь на Ближнем Востоке и в Африке. Это, в свою очередь, приведет к обострению конкуренции с Китаем и Индией в этих регионах. Вместе с тем, новые горизонты открываются в отношениях с Россией.

Новое правительство: приоткрыть окно возможностей

Новые задачи встают перед внешней политикой Японии в связи с избранием главой правительства Йосихико Ноды. За исключением Маэхары в кабинете нет ярких политиков международного уровня. Опыт самого премьера в основном ограничивается форматом совещаний министров финансов и руководителей нацбанков ведущих стран Запада. Относительный новичок и новый министр иностранных дел Коитиро Гэмба, который лишь непродолжительное время работал в комиссии по международным делам нижней палаты парламента. Новый кабинет сконцентрируется на внутренних задачах, прежде всего по устранению последствий «тройного бедствия». Неизбежна дальнейшая «технократизация» сферы принятия внешнеполитических решений, передача этой области на усмотрение бюрократии.

Судя по всему, внешнеполитическая линия кабинета Ноды не претерпит существенных изменений по сравнению с периодом правления Кана. В одном из первых публичных выступлений после избрания главой ДПЯ Нода заявил о намерении «углублять союз с Америкой» и не допустить «нового дрейфа» японской дипломатии (имея в виду проазиатский крен в период кабинета Хатоямы). Также было озвучено желание строить взаимовыгодные отношения с азиатскими странами. По отношению к России глава кабинета пока не определил свою позицию. Однако стоило бы поразмышлять над тем, какие новые риски и новые возможности для российско-японских отношений таит в себе смена кабинета.

Риски связаны с тем, что Нода не может похвастать однозначно убедительной поддержкой как внутри парламента, где правящая партия не имеет даже простого большинства, так и внутри собственной партии. Он связан по рукам и ногам обязательствами сохранять крайне хрупкий баланс сил. Нетривиальные ходы или выдвижение амбициозных инициатив всегда сопряжены с риском навлечь на себя критику оппонентов из противоположного лагеря, к которой глава правительства будет вынужден проявлять повышенную чувствительность. Попытка же опереться на единственный доступный ресурс – общественное мнение – оказывается не лучшим средством, если речь идет об отношениях с Россией. В массе своей японцы рассматривают любые попытки отойти от известной бесперспективной позиции официального Токио по территориальной проблеме с Москвой не иначе как предательство национальных интересов.

Наибольшую надежду в Японии традиционно возлагают на Россию как на поставщика энергетических ресурсов, и прежде всего газа. Под этим углом зрения большое внимание привлекает проект строительства завода по сжижению природного газа во Владивостоке.

Однако новые возможности внести оживление в политический диалог с Москвой все же имеются. Задача сделать российский вектор внешней политики более активным неизменно встает в общем контексте постепенного ослабления внешнеполитических позиций Японии на мировой арене и в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Пассивность японской дипломатии, провалы крупнейших внешнеполитических инициатив последнего времени, включая концепцию «Восточноазиатского сообщества» Хатоямы, трудности в становлении посткиотской системы борьбы с глобальным потеплением, в которой Япония занимала лидерские позиции, – все это продемонстрировало, что внешняя политика Токио переживает глубокий системный кризис. Ставка же исключительно на союз с США, отсутствие усилий по укреплению отношений с ключевыми партнерами по азиатскому региону не позволит решить задачи обеспечения безопасной и стабильной международной среды, не снабдит экономику стабильными внешними источниками роста. Россия могла бы стать для Японии естественным партнером по формированию этой среды.

Немаловажно и то, что кабинету Йосихико Ноды, испытывающему дефицит внутриполитической поддержки, именно сейчас понадобятся дипломатические успехи. ДПЯ постарается не допустить повторения недавней ситуации политического пата, когда практически любой шаг премьера давал его противникам повод для критики. Отношения с Китаем на политическом уровне вряд ли в ближайшее время кардинальным образом изменятся в лучшую сторону. При этом укрепление союза с Америкой в условиях пассивности на прочих фронтах неизбежно приведет к снижению влияния Японии в азиатском мире, и прежде всего в тех странах АСЕАН, которые не связаны стратегическим партнерством с Соединенными Штатами и настороженно относятся к стратегии «окружения» Пекина. На этом фоне прогресс на российском направлении позволил бы кабинету ДПЯ смягчить негативные последствия дипломатических просчетов предшественников, а также укрепить позиции страны как независимого актора.

С учетом того, что Нода при благоприятных обстоятельствах может рассчитывать на сохранение поста премьера до очередных выборов в нижнюю палату, намеченных на август 2013 г., времени для активных действий в сфере двусторонних отношений мало. Ясно, что оптимальным для новых начинаний станет период установления в России новой конфигурации политической власти к весне 2012 г., а кабинет Японии к тому времени определится с внешнеполитическими приоритетами. Откладывать же шаги в этом направлении до 2013 г. означало бы упустить шанс, поскольку в год выборов в нижнюю палату японского парламента на передний план неизбежно выйдет фактор популизма.

Для вывода отношений из состояния политической спячки целесообразно немедленно взаимно подтвердить на высшем уровне особую значимость партнера с точки зрения обоюдных национальных интересов. Это станет убедительным сигналом для внешнеполитических ведомств обеих стран. Среди направлений возможной активизации могут быть и вопросы международной безопасности на Дальнем Востоке, включая согласование позиций по северокорейской ядерной программе, меры доверия в военной области, разработка системы реагирования на чрезвычайные обстоятельства, включая масштабные стихийные бедствия. Сейчас же внешнеполитическая бюрократия обеих стран находится в растерянности, во многом по причине того, что место Японии/России не обозначено должным образом во внешнеполитических концепциях двух стран, политических манифестах и программах правящих партий, а также иных базовых документах, призванных стать руководством к действию.

Другим важным шагом стало бы налаживание личных контактов между руководителями – практика, при всех своих недочетах зарекомендовавшая себя как эффективная в период «большой дружбы Бориса и Рю» (Ельцина и Хасимото) в 1997–1998 годах. Для наших государств фактор внешнеполитической персонификации, с учетом роли СМИ и повышенной чувствительности общественного мнения к личностной дипломатии первых лиц государства, имеет если не первостепенное, то далеко не заурядное значение. При этом установление «горячей линии», проведение «встреч без галстуков» и иные виды неформального общения позволят снизить градус недопонимания, предостеречь от непродуманных и опрометчивых действий, способных нанести серьезный ущерб.

Еще одно направление взаимных усилий – создание каналов диалога по линии «второй дорожки», и прежде всего регулярных контактов представителей экспертного сообщества. Важным стимулом может стать привлечение к процессу принятия ключевых решений грамотных советников, хорошо представляющих ситуацию в стране-партнере, причем не обязательно из числа карьерных технократов. Правда, длительный период стагнации диалога характеризовался взаимным разочарованием и ощущением безысходности, что, в свою очередь, снизило спрос на квалифицированных экспертов-страновиков. В этих условиях классные специалисты, ориентирующиеся в современном положении дел в стране-партнере, практически исчезли, а те, кто остается, практически лишены какого-либо права голоса (во всяком случае, такова ситуация в современной России).

Известный шанс для японо-российских отношений представляет, как это ни парадоксально, тот факт, что новый японский лидер активно позиционируется в СМИ в качестве «националиста», сторонника «жесткой линии». Йосихико Нода неоднократно заявлял о необходимости проявлять прямоту во внешнеполитических контактах («говорить партнеру все, что нужно сказать, без недомолвок»). Неоднократно звучали жесткие заявления Ноды в защиту японской позиции по вопросам территориального спора с Китаем. Высказывался он и против использования термина «военные преступники» в отношении осужденной Токийским трибуналом военной и политической верхушки Японии (логика Ноды заключалась в том, что после отбывания наказания их преступления были искуплены, честь реабилитирована, а следовательно, подобный термин недопустимы). Это заявление уже вызвало протесты китайских и южнокорейских официальных лиц.

Однако записавшись в «националисты», Нода получает на российском направлении определенное пространство для маневра, связанное с тем, что теперь даже при проявлении им некоторой гибкости по чувствительным вопросам будет труднее упрекнуть его в предательстве национальных интересов. Так, наибольших успехов в развитии двусторонних контактов в последние годы добился именно «националист» Коидзуми, подписавший с Россией в 2003 г. исторический «План действий».

Нынешнее состояние российско-японских отношений не позволяет использовать заложенный в них глубокий потенциал. Это та область, где позитивный эффект могут возыметь нестандартные решения и нетривиальные действия. Во всяком случае, лидерам обеих стран имело бы смысл чуть абстрагироваться от внутриполитической конъюнктуры и попытаться заново оценить партнера, что потребует политической мудрости.

Д.В. Стрельцов – доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой востоковедения МГИМО (У) МИД России.

Персидский залив:есть ли жизнь после нефти?

Арабские монархии перед лицом экономических и политических катаклизмов

Резюме: Все государства региона Персидского залива рано или поздно столкнутся с проблемой истощения недр, и нужен стратегический подход к ее решению. Но действия правительств во время «арабской весны» свидетельствуют о том, что краткосрочные задачи выживания берут верх над долгосрочными планами коренных реформ.

Массированное давление «арабской весны» резко меняет политический ландшафт Ближнего Востока и Северной Африки. Смена власти в Тунисе и Египте вызвала волну народных протестов и негодования, ставшую серьезной угрозой для бессменно правящих авторитарных режимов Йемена, Бахрейна, Сирии, спровоцировала гражданскую войну в Ливии, которая привела к падению диктатуры Муамара Каддафи. Бурный период по-разному сказался на шести странах – членах Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ). Речь идет о Бахрейне, Кувейте, Омане, Катаре, Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратах. За исключением Бахрейна перечисленные государства отделались легким испугом, поскольку волна народного возмущения их по большому счету не затронула. Однако долгосрочные последствия событий будут весьма масштабными.

Движение в сторону постнефтяной политэкономии

Согласно прогнозам, при сохранении темпов производства на уровне 2006 г. и при условии, что не будут открыты новые месторождения, Бахрейн и Оман истощат имеющиеся у них запасы нефти к 2025 году. Ситуация в других странах Персидского залива не столь драматична, хотя неумеренное потребление ресурсов ставит под угрозу и их более внушительные запасы. Даже в сравнительно благополучных государствах острота проблем, связанных с истощением недр, отнюдь не одинакова. Катар и Абу-Даби (эмират ОАЭ) извлекают выгоду из удачного сочетания небольшой численности населения и колоссальных запасов. Кувейт при своих огромных резервах нефти страдает от периодически возникающих политических кризисов, которые наносят ущерб планам диверсификации и развития. Огромное ресурсное достояние Саудовской Аравии и ОАЭ не выглядит столь впечатляющим на фоне высокой плотности населения Королевства и крайне неравномерного распределения природных ресурсов в Эмиратах, где 93% общего объема сосредоточено в Абу-Даби, тогда как другие шесть эмиратов сравнительно бедны углеводородами.

Нефтяная, а в последнее время и газовая рента тоже влияют на процесс заключения и выполнения социального контракта и на распределительные механизмы, определяющие политическое устройство стран Персидского залива. Доходы от экспорта нефти преобразили политэкономию, однако привели к перекосам в духе психологии рантье. Возникновение в регионе модели «государства всеобщего благоденствия» приходится на 60-е и 70-е гг. прошлого века, когда страны не были столь многолюдны, а доходы на душу населения казались заоблачными. С тех пор демографический взрыв и неблагоприятное воздействие на рыночные отношения распределительной экономической политики породили значительный структурный дисбаланс в общественно-государственном устройстве. Его очень трудно устранить или хотя бы смягчить, поскольку подобные попытки неизбежно затронут быстрорастущее молодое поколение, которому не довелось пережить трудностей донефтяной эпохи и которое принимает общественные блага, социальные выплаты и пособия как нечто само собой разумеющееся.

Четыре десятилетия стремительного роста населения породили численный перевес молодежи, которая уже пару десятилетий озабочена поисками своего места в обществе. Если в 1950 г. на Арабском полуострове жили 8 млн человек, то в 2007 г. эта цифра достигла 58 млн; а на 2050 г. прогнозируется 124 миллиона. Динамика демографического роста ставит под сомнение жизнеспособность нынешних механизмов распределения богатства через социальные пособия и жесткое регулирование рынков труда. Кроме того, она стимулирует необходимость отдавать приоритет программам экономической диверсификации, которые сейчас реализуются повсеместно в регионе. По состоянию на 2008 г. примерно 70% населения здесь – люди моложе 30 лет; примерно треть из них (30%) младше 15 лет. Ответственность властей по обеспечению огромной массы взрослеющих молодых людей образованием и рабочими местами достигает критического уровня.

Практическая невозможность трудоустроить быстрорастущее население на многие годы вперед определила главный вызов внутриполитической стабильности. Как и более густонаселенные страны Северной Африки, не располагающие запасами нефти, сравнительно богатые государства Персидского залива отчаянно пытаются создать достаточное количество рабочих мест, чтобы справиться с естественным приростом населения и не допустить дальнейшего повышения и без того высокого уровня безработицы. Ситуация усугубляется «психологией рантье». Она порождает социально-экономический дисбаланс и высокую степень расслоения на двухуровневом рынке труда: большинство местных жителей находят работу в раздутом государственном секторе, тогда как в частном секторе доминирует дешевая рабочая сила в виде гастарбайтеров.

Подобный характер развития порождает растущую неравномерность в распределении доходов и богатства. Так, в Саудовской Аравии уровень доходов на душу населения упал за 20 лет более чем в два раза – с 16 650 долларов в 1980 г. до 7329 в 2000 году. Правда, в этот период наблюдалось длительное падение цен на нефть. Однако затем произошло небывалое накопление капитала, но даже заоблачные нефтяные цены 2003–2008 гг. не смогли замаскировать неравенство, вследствие которого в регионе появилась новая разновидность «обездоленных».

Все это дестабилизирует ситуацию, поскольку во многих случаях приводит к глубокому расколу в обществе. К этому можно добавить напряженные межконфессиональные конфликты в Бахрейне и Саудовской Аравии, а также трения между коренным населением и экспатриантами в Кувейте и ОАЭ.

Исследование, проведенное консалтинговой компанией McKinsey в ноябре 2007 г., обнажило масштабы региональных проблем, вызванных растущей безработицей. По оценке авторов, реальная безработица в Бахрейне, Омане и Саудовской Аравии превышает 15%, а среди лиц в возрасте от 16 до 24 лет она составляет 35%, хотя официальная статистика существенно занижает цифры. Перегруженный государственный сектор уже не в состоянии справиться с трудоустройством молодежи. Изъяны системы образования приводят к тому, что большинство молодых людей, осаждающих рынки труда стран Залива, не имеют необходимой квалификации для работы в частном секторе. А в скором времени массы, стремящиеся к трудоустройству, пополнятся новым поколением, и пропасть, которая существует между местными стандартами образования и требованиями рынка труда, станет очевидной.

Политики и официальные лица отдают себе отчет в том, что надвигается кризис. Начиная с середины 1990-х гг. и особенно в 2000-е гг. предпринимаются многочисленные попытки диверсифицировать экономику и расширить производственную базу. Пионерами по понятным причинам выступили Оман и Бахрейн, которым в первую очередь грозит истощение природных запасов. Политическую обкатку прошли реформы, призванные расширить промышленно-экономическую базу ради снижения зависимости от нефтегазовых доходов и минимизации потенциальных рисков в области внутренней безопасности. Такие программы, как «Бахрейн, дружественный бизнесу» и «Оман 2020: экономический план развития» – желание расширить производство с высокой добавленной стоимостью, вне нефтегазовой отрасли, ускорить реализацию программ, нацеленных на повышение доли местных жителей на рынках труда, и усилить частный сектор как локомотив экономического роста.

Впоследствии Катар, Саудовская Аравия и ОАЭ одобрили еще более честолюбивые планы диверсификации. «Перспективы развития Катара», принятые в 2008 г., обозначают пять главных вызовов, включая удовлетворение потребностей нынешнего и будущего поколений, а также приведение темпов экономического роста в соответствие с потребностями общественного развития. В Саудовской Аравии взят на вооружение двусоставный подход к экономической диверсификации. С одной стороны, ставка на создание экономических центров, своеобразных урбанистических узлов, включая распространение информации и знаний, а с другой, повышенное внимание развитию вторичных отраслей нефтехимической промышленности с высокой степенью переработки сырья. Эти давно ожидаемые проекты должны обеспечить примерно 10,8 млн рабочих мест с 2009 по 2014 годы. Однако по оценке авторов доклада, подготовленного Национальным банком Кувейта в 2009 г., саудовские работники, имеющие необходимую квалификацию, заполнят лишь около половины вакансий, или 5,45 млн мест, тогда как другую половину займут приезжие. Иными словами, продолжающееся отставание в уровне образования и развития человеческого капитала ограничивает темпы и размах планов диверсификации.

Политическое руководство эмирата Дубай в ОАЭ ускоренными темпами разработало грандиозный план развития, стремясь найти новую нишу для эмирата как мирового центра услуг и логистики. Это самая радикальная попытка осуществить быстрый переход к постнефтяной экономике. К 2006 г. эмирату удалось снизить вклад нефтяной отрасли в ВВП до 5,1%. Но устрашающее схлопывание экономического «пузыря» в Дубае в 2008–2009 гг. стало серьезным предостережением для горячих сторонников диверсификации по всему бассейну Персидского залива. Неудачная попытка Дубая создать устойчивую и жизнеспособную экономическую базу за пределами нефтедобычи олицетворяет преграды, встающие на пути эффективной экономической диверсификации. Ирония в том, что за попытку строительства независимой от нефти экономики эмирату пришлось заплатить утратой значительной части автономии внутри ОАЭ. Ведь от финансового краха его спасли экстренные вливания ликвидности из соседнего эмирата Абу-Даби, обладающего огромными запасами нефти.

Реакция на «арабскую весну»

События 2011 г. придали новый импульс необходимости реформирования монархий Персидского залива. Когда стало ясно, что протесты и требования демократизации грозят перерасти в общественные движения за коренные перемены, власти ответили репрессиями. Сужение политического пространства и каналов, по которым могла действовать оппозиция, стало причиной поляризации общества на приверженцев реформ и сторонников подавления.

Градус противостояния повышался еще до начала повсеместных демонстраций в арабском мире. Парламентские выборы в Бахрейне в октябре 2010 г. были омрачены арестами активистов оппозиции и борцов за права человека. В декабре серия инцидентов в Кувейте с участием сил безопасности закончилась нападением на национальную ассамблею, четыре парламентария получили серьезные травмы. Между тем громкие аресты видных юристов и писателя, открыто критиковавшего правящее семейство, нанесли урон репутации Кувейта как самого открытого общества в Персидском заливе. Еще до начала «арабской весны» развязывание репрессий в ответ на требования оппозиции означало, что элиты сидят на пороховой бочке, готовой взорваться от любой искры.

В Бахрейне суннитский режим семейства Аль-Халифа правит преимущественно шиитским населением. Неудивительно, что эта страна первой в регионе столкнулась с широкомасштабным протестным движением. Выступления продемократической оппозиции в середине февраля быстро переросли в призывы к реформам, исходящие от людей разных конфессий. Численность протестующих, представляющих практически все социальные слои, серьезно напугала власти и побудила их к крайне жестоким репрессиям. После провала первых попыток усмирить демонстрантов с помощью Сил обороны Бахрейна правительство ввело военное положение и в марте «пригласило» в страну вооруженные подразделения из Саудовской Аравии и ОАЭ в качестве «войск прикрытия» ССАГПЗ. Чрезвычайное положение отменено 1 июня, но иностранные силы остаются, и в ходе Национального диалога, состоявшегося в июле, стороны не пришли к согласию или компромиссу.

Менее масштабные (но все же значительные) протесты имели место в Кувейте и Омане (противостояние обострилось в феврале после того, как действия сил безопасности привели к жертвам), а также в богатой нефтью Восточной провинции Саудовской Аравии. В последнем случае примечательны демонстрации в поддержку шиитских братьев. Саудовские шииты несли флаги Бахрейна и выкрикивали лозунги солидарности с единоверцами по другую сторону залива. Развитие событий не на шутку встревожило саудовские власти, ведь конфликт с шиитскими общинами, которые жалуются на религиозную и политическую дискриминацию, очень давний. Официальные лица Саудовской Аравии, Бахрейна и пр. прибегли к старой тактике, обвинив Иран во вмешательстве во внутренние дела. Иными словами, причинами недовольства объявили козни внешних врагов, а не собственные просчеты.

В марте в Саудовской Аравии арестованы пятеро интеллектуалов, пытавшихся создать первую в истории Королевства политическую партию (исламскую партию «Умма»). Эта мера стала лишь частью более широкого наступления на политическую оппозицию. В ОАЭ столь же сильное давление испытали на себе 133 интеллектуала, которые подписали петицию с требованием прямых выборов всех членов Федерального национального совета и принятия поправок к Конституции с целью закрепить за советом всю полноту полномочий законодательной власти. Нескольких подписантов арестовали, а три организации гражданского общества, поддержавшие петицию, по сути, были взяты под государственный контроль.

В остальном правительства стран Персидского залива ограничились, в общем-то, скромными мерами – прямой раздачей денег (Кувейт, Бахрейн и ОАЭ), созданием рабочих мест в государственном секторе, уже и так предельно раздутом (Саудовская Аравия, Бахрейн и Оман) и повышением зарплат и пособий (Саудовская Аравия и Оман). Речь, понятное дело, идет о «проверенных и испытанных» способах упреждения массовых волнений для достижения текущей стабилизации – пожар гасят с помощью дензнаков. В краткосрочном плане это сработало – после первых двух бурных месяцев «арабской весны» ситуация успокоилась. Однако дальнейшее проведение политики патроната за счет увеличения ничем не обеспеченных социальных выплат представителям опорных слоев общества прямо противоречит программам диверсификации, призванным постепенно сворачивать закрепленные законом имущественные права и привилегии коренного населения и создавать конкурентоспособную в мировом масштабе экономику.

Вместо того чтобы укреплять частный сектор и научить граждан не полагаться только на государство, Саудовская Аравия, например, собирается дополнительно трудоустроить 60 тысяч саудовцев (в одном только МВД) и увеличить минимальную заработную плату в государственном секторе. Подобные меры лишь нанесут серьезный урон долгосрочной конкурентоспособности и финансовой устойчивости стран Персидского залива, которые не смогут бесконечно распределять доходы от продажи углеводородов. Они плодят заложников капитала, поскольку гораздо легче раздавать от щедрот своих, нежели экономить. Политический такт вряд ли позволит правительствам быстро свернуть программы финансовой помощи и субсидирования.

Все государства региона рано или поздно столкнутся с проблемой истощения недр, но их действия во время недавних волнений свидетельствуют о том, что краткосрочные стратегии выживания берут верх над долгосрочными планами коренных реформ. Так, режим Бахрейна легко пожертвовал многолетними инвестициями в создание регионального финансово-туристического узла (часть программы «Дружественный бизнесу Бахрейн») ради политического выживания.

Последствия для энергетической политики

Что это означает для государств Персидского залива как ведущих экспортеров энергоносителей? На их долю приходится около 19% добываемой в мире нефти и 8% природного газа. Кроме того, они обладают 37% доказанных мировых запасов нефти и 25% газа. Саудовская Аравия на первом месте по запасам черного золота, Катар занимает третье место по запасам газа. Согласно прогнозам, доля региона в мировой нефтедобыче возрастет с 28% (включая Ирак и Иран) в 2000 г. до 33% в 2020 году. Поскольку большая часть растущей добычи углеводородов реализуется на рынках Азии, стратегическое значение региона в предстоящие десятилетия будет только расти. Символический рубеж преодолен в 2009 г., когда объем нефти, экспортированной из Саудовской Аравии в Китай, впервые превысил объем экспорта в США.

Однако оптимизм, связанный с оценками запасов полезных ископаемых в регионе, умеряют две тенденции. Одна из них связана с постоянным ростом цены безубыточности, которая определяет баланс государственных бюджетов. За последнее десятилетие в Саудовской Аравии она выросла с 20 до 90 долларов за баррель. Ожидается, что эта тенденция продолжится и даже получит ускорение. Институт международных финансов прогнозирует, что к 2015 г. уровень этой цены поднимется до 115 долларов, а в опубликованном летом 2011 г. докладе саудовской компании Jadwa Investments говорится, что к 2030 г. может подскочить до 320 долларов за баррель. Что касается других стран Персидского залива, то в Бахрейне цена безубыточно добытой нефти превышает 100 долларов за баррель, и даже богатый нефтью Кувейт приближается к порогу в 80 долларов, что означает резкий рост по сравнению с предыдущими годами. ОАЭ и Оману нужна цена не ниже 60 долларов за баррель. В наиболее благоприятном положении Катар, для сведения госбюджета ему достаточно 41 доллара за баррель.

Отчасти эти высокие цены отражают массированные вливания, нацеленные на то, чтобы сбить волну возмущения. Одна только Саудовская Аравия объявила о выплате социальных пособий на сумму 130 млрд долларов, что превышает годовой национальный бюджет в период до 2007 года. Страны Залива сообща создали фонд развития Бахрейна и Омана в размере 20 млрд долларов, тогда как эмират Абу-Даби объявил о запуске программы помощи более бедным северным эмиратам на сумму 4,4 млрд долларов. Высокие мировые цены на нефть также заставляют режимы субсидировать продовольствие и топливо, чтобы поддерживать цены на политически приемлемом (но искусственно заниженном) уровне. Доклад Jadwa рисует особенно мрачную картину для Саудовской Аравии в 2030 г.: снижение нефтедобычи, как предполагается, будет усугублено быстрым падением золотовалютных резервов и ростом государственного и корпоративного долга.

Бич стран региона – неприемлемо высокий уровень потребления энергии. Правительства не только субсидируют цены на энергию вопреки законам рынка, но и осуществляют чрезвычайно энергоемкие проекты индустриализации (и урбанизации). Неэкономное потребление электроэнергии частными домовладельцами (в Катаре электричество бесплатно для коренного населения, хотя это, конечно, крайний случай) сочетается с эксплуатацией опреснительных установок, а также очень энергоемких нефтехимических предприятий и алюминиевых заводов (краеугольный камень диверсификации). Источник дешевой электроэнергии – поставки на местные рынки нефти-сырца по цене 8–10 долларов за баррель, кратно дешевле мировой.

Вместе с ростом уровня безубыточности неумеренное потребление – проблема, которая со временем будет становиться все более трудноразрешимой. Ее масштабы обозначены в официальном докладе, составленном Саудовской электроэнергетической компанией весной 2011 года. Согласно документу, почти треть нефтедобычи в Саудовской Аравии (8,5 млн баррелей в сутки) уходит на удовлетворение местного спроса, который формируется в основном генерирующими компаниями, а на экспорт остающейся нефти приходится почти 80% государственных доходов. Авторы также предупреждают, что при сохранении потребления и нефтедобычи на нынешнем уровне в 2030 г. страна не сможет полностью удовлетворять запросы местного населения. По состоянию на май 2011 г. внутреннее потребление нефти увеличилось на 11% в годовом исчислении, быстрый демографический рост только ускорит процесс. Аналогичное исследование, проведенное в Кувейте, выявило тот факт, что, если уровень потребления не снизится, стране уже к 2027 г. придется расходовать 100% добываемой нефти на покрытие внутренних издержек.

Субсидирование энергоносителей и других сырьевых товаров – важный элемент сделки правящих режимов с народными массами: передавая гражданам часть богатств, правящие элиты стремятся не допустить раскола в обществе и уличных беспорядков. Многолетнее проведение политики распределения благ привело к возникновению существенных имущественных прав, закрепленных на законодательном уровне, и теперь будет трудно отнять у людей то, что, как им кажется, принадлежит им по праву. Однако реакция на «арабскую весну» показывает, что правящие режимы не желают и не чувствуют в себе достаточно сил для того, чтобы помочь гражданам избавиться от психологии рантье. Поэтому потребители будут и дальше транжирить энергию, еще больше разгоняя темпы истощения запасов углеводородного сырья и увеличивая издержки от упущенных на внутреннем рынке возможностей.

Последствия для региона и всего мира

Подобная политика рано или поздно возымеет общерегиональные и глобальные последствия. На региональном уровне увеличится пропасть между энергетически богатыми и бедными территориями. Бахрейну, Оману и шести эмиратам, за исключением Абу-Даби, уже пришлось испытать относительную нехватку ресурсов. В результате возникли новые виды экономической и политической зависимости, изменившие характер отношений. Бахрейн давно заключил соглашение с Саудовской Аравией о совместном освоении нефтяного месторождения Абу-Саафа на ее территории. По мере истощения собственных запасов доходы, получаемые от совместной эксплуатации Абу-Саафа, приобретают для Бахрейна все большее значение. Кувейт пытался наладить импорт сжиженного природного газа (СПГ) из Катара для удовлетворения растущего внутреннего спроса, но вынужден был отказаться от затеи после того, как Саудовская Аравия не дала разрешение на строительство транзитного газопровода. В качестве компенсации Кувейт, как и Дубай, начал импортировать газ из Австралии и других месторождений в акватории Тихого океана. Тем временем Абу-Даби удалось провести виртуозную операцию по заключению соглашения с Катаром, которое позволяет покупать катарский СПГ по низким ценам и при этом передавать Катару собственный газ для сжижения и экспорта на азиатские рынки за существенно более высокую плату. Этот договор был встречен в Катаре неоднозначно, в итоге Доха объявила мораторий до 2020 г. на геологические изыскания новых запасов газа на гигантском Северном месторождении и, как ожидается, обратит большую часть СПГ на нужды внутренней инфраструктуры для подготовки к чемпионату мира по футболу 2022 года.

Макроэкономические сдвиги в структуре мирового производства, торговли и финансов влекут за собой формирование крупных (не западных) центров влияния. Страны Персидского залива играют видную роль в этом широком изменении мирового баланса сил. Экономические и политические связи с Китаем, Индией и Россией в последние годы заметно укрепились. Появились новые игроки, стратегические интересы которых требуют дальнейшего развития региона. Правда, торгово-экономическая ориентация государств Персидского залива на Восток вступает в противоречие с оборонным альянсом, в котором гарантом безопасности служат Соединенные Штаты.

В 2008 г. премьер-министр Индии Манмохан Сингх заявил, что Индия рассматривает этот регион как неотъемлемую часть своей орбиты. Кроме соглашений с Катаром и Оманом в сфере военного сотрудничества для обеспечения безопасности на море Индия также подписала Эр-Риядскую декларацию с Саудовской Аравией (февраль 2010 года). Двусторонние отношения переросли в стратегическое партнерство. Заключить подобное соглашение Саудовскую Аравию отчасти побудила стратегическая переоценка региональных связей и угроза стабильности, исходящая от событий в Йемене, Афганистане и Пакистане. А индийские дипломаты выражают все большую обеспокоенность быстрым усилением влияния Пекина как главного игрока в Персидском заливе и расценивают это явление как главный вызов для Дели в будущем.

Интересы Китая были четко сформулированы в его десятом Пятилетнем плане (2001–2005 гг.), где впервые обозначены приоритеты энергетической безопасности. Кроме того, Китай обзавелся крупной военно-морской базой в районе глубоководного пакистанского порта Гвадар. Она была открыта в 2005 г., но начала действовать в полную силу в 2008 году. Таким образом, у Китая появился транзитный терминал для нефти, импортируемой из Ирана и Африки, которая затем направляется в провинцию Синьцзян. И теперь у КНР имеется стратегическая база в Аравийском море, всего в 400 км от входа в Ормузский пролив. С ее помощью Китай сможет защищать свои жизненно важные интересы энергетической безопасности и наблюдать за морскими перевозками. В марте 2010 г. произошло событие, которое ознаменовало собой очередной этап наращивания возможностей КНР в открытом море: два китайских военных корабля пришвартовались в Абу-Даби (Порт-Заед) после завершения шестимесячной миссии по борьбе с пиратством в Аденском заливе.

Россия также начала расширять политические и экономические связи со странами Персидского залива в целом и, в частности, укрепила отношения с Катаром и Саудовской Аравией – коллегами по добывающему цеху. Посещение Владимиром Путиных этих двух стран в феврале 2007 г. явилось первым официальным визитом советских или постсоветских лидеров с момента восстановления дипломатических отношений после окончания холодной войны. Цель поездки президента заключалась в том, чтобы продемонстрировать готовность к совместным инвестициям и сотрудничеству со странами, которые, как и Россия, являются мировыми лидерами в области добычи нефти и газа. Со своей стороны, король Саудовской Аравии Абдулла выразил намерение укреплять связи с Россией в рамках общей диверсификации, чтобы меньше полагаться на США, особенно после 11 сентября 2001 года. Подпитку получают и российско-катарские соглашения – в рамках Форума стран–экспортеров газа и двусторонних договоренностей наподобие той, что была подписана с Катарской международной нефтяной компанией в 2010 г. и предусматривала совместное освоение арктических газовых ресурсов на полуострове Ямал.

Реакция мирового сообщества на эскалацию морского пиратства в Аденском заливе и Индийском океане также указывает на заинтересованность разных стран в обеспечении безопасности данного региона. В ноябре 2008 г. Европейский союз отправил первую в своей истории военно-морскую эскадру в этот регион (операция «Аталанта»), чтобы обезопасить доставку продовольственной помощи Сомали в рамках Всемирной продовольственной программы, а также конвоировать особо уязвимые суда через акваторию Аденского залива. Примечательно, что многие другие страны, включая Китай, Индию, Россию и Иран, также ввели туда военные корабли для защиты национальной энергетической безопасности. Военно-морской флот Народно-освободительной армии Китая направил два эскадренных миноносца и судно снабжения для защиты 1200 китайских судов, ежегодно курсирующих по опасному маршруту. Как и в случае с Евросоюзом, это по-своему знаменательное событие, поскольку китайские ВМС впервые развернули боевые корабли за пределами Восточной Азии.

Таким образом, сегодня коренные преобразования происходят как на внутриполитической арене стран Персидского залива, так и в их взаимоотношениях с остальным миром. Их консолидация в качестве центра экономического притяжения в Западной Азии меняет облик межрегиональных отношений и привносит новую динамику в мировую политику. Вместе с тем политическое устройство в шести странах региона в настоящее время наиболее уязвимо, поскольку в ходе затяжного переходного периода они могут оказаться перед серьезным вызовом. Особенно опасно, если изменение механизмов распределения богатства среди широких масс как гарантии поддержки ими правящих режимов начнет подрывать традиционную сделку между элитой и народными массами. В результате легитимность правящих элит в глазах простых людей будет скомпрометирована. Словом, главное противоречие региона в том, что, несмотря на усиление влияния государств Персидского залива в мировом сообществе наций, они сталкиваются с серьезными внутриполитическими проблемами переходного периода к постнефтяной эпохе.

Регион срочно нуждается в том, чтобы обрести устойчивое равновесие – между сиюминутной необходимостью сбить волну недовольства, не усугубляя системных проблем, которые подрывают долгосрочные решения, с одной стороны, и растущим спросом на быстро истощающиеся природные ресурсы – с другой. Настоятельно необходима политическая и экономическая перестройка, позволяющая подготовиться к неизбежному переходу в постнефтяную эпоху. В силу огромного торгово-стратегического значения региона решения, которые предстоит принять в предстоящие годы и десятилетия, скажутся на судьбах всего мира. Однако стабильность там – довольно шаткое и неустойчивое состояние, которое может быть поколеблено внутренними противоречиями и давлением возмущенных масс, со временем оно будет только усиливаться. Принимая во внимание более глубокую интеграцию стран Персидского залива в глобальную экономику и беспрецедентное повышение их роли в международном экономическом сообществе, весь мир будет внимательно следить за происходящими там событиями и за переходом к новой экономике, сопряженным с огромными трудностями.

Кристиан Коутс Ульрихсен – доктор наук, заместитель директора Кувейтской программы по развитию, управлению и глобализации в странах Персидского залива, Лондонская школа экономики и политологии.

Сегодня ВВП важнее силы

Лесли Гелб

Внешняя политика США в век экономического могущества

Резюме: Президент Обама часто говорит очень правильные вещи, но дальше разговоров дело не идет. Тем временем американцы всех политических убеждений ждут и задаются вопросом: неужели их лидеры могут допустить, чтобы страна, спасшая мир в XX веке, стала достоянием истории в веке XXI?

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6, 2010 год. © Council of Foreign Relations, Inc.

Сегодня большинство стран мира выбивают на своих внешнеполитических барабанах преимущественно экономические ритмы. Государства определяют свои национальные интересы в экономических терминах и пекутся в основном об усилении экономического могущества и влияния. Но в США это проявляется в недостаточной степени. Мир корректирует свои приоритеты в области государственной безопасности, сделав акцент на безопасности экономической, но к Америке это относится меньше всего. Соединенные Штаты по-прежнему трактуют собственную безопасность в основном в категориях военной силы и реагируют на угрозы военными средствами. Поэтому главный вызов для Вашингтона – уравновесить внешнюю политику экономической повесткой дня и найти новые творческие способы противодействия возникающим угрозам. Пора вдохнуть новый смысл в такое понятие, как «безопасность», чтобы оно отвечало реалиям XXI века.

Тем более что образец подобной экономикоцентричной политики и мировоззрения имеется, а именно: подход американских президентов Гарри Трумэна и Дуайта Эйзенхауэра.

Они понимали, что крепкая экономика служит основой для развития здоровой демократии на родине и укрепления американской военной мощи за рубежом. И что как бы ни были могучи экономика и армия, для сдерживания коммунизма Вашингтону понадобится серьезная помощь. Соответственно, они усилили мощь США, вернув к жизни экономики Западной Европы и Японии, и добавили легитимности американской силе, создав такие международные институты, как Всемирный банк и НАТО. Чтобы ответить на угрозы, исходившие от Советского Союза с его агрессивным стремлением насаждать по всему миру коммунизм, Трумэн и Эйзенхауэр прибегли к политике сдерживания с опорой на военно-экономические возможности. Их идея состояла в том, чтобы сдерживать советскую военную мощь, не доводя при этом Америку до банкротства. Конечно, сегодня Соединенным Штатам при проведении любой политики приходится считаться со сложностью мировой экономики и с новыми угрозами в виде терроризма и распространения оружия массового поражения. Все это можно и нужно делать, не сея интеллектуального и политического хаоса.

Самая ожесточенная битва развернется вокруг отчаянных усилий обновить и перезапустить мотор американской экономики. Все согласны с тем, что ее необходимо корректировать, чтобы остановить дальнейшее ослабление страны и отвратить грядущие опасности. Однако по поводу методов экономического оживления достичь согласия не удается. Перечень неотложных мер достаточно пространен, неумолим и до боли очевиден. Нужно улучшить качество преподавания в общественных школах во имя поддержки демократии и сохранения конкурентоспособности на мировой арене, модернизировать материальную инфраструктуру для повышения экономической эффективности и внутренней безопасности, сократить государственный долг, проценты по которому съедают львиную долю доходов. Также необходимо всячески стимулировать экономический рост для создания новых рабочих мест, сделать ставку на новые источники энергии и более свободную торговлю, что также приведет к появлению новых рабочих мест, уменьшить размер внешнего долга и снизить зависимость от ближневосточной нефти.

Хотя в настоящее время политики и эксперты исполняют воинственные танцы в связи с критически важными вопросами внутренней политики, им придется не на шутку схлестнуться и по поводу политики внешней. Способность США конвертировать экономическую мощь во влияние за рубежом сокращается, хотя еще какое-то время они останутся крупнейшей экономикой мира. В чем причины расширяющейся пропасти между силой Соединенных Штатов и возможностью ее проецирования? Отчасти это объясняется тем, что сегодня помощь извне не способствует решению внутренних проблем большинства стран. Другая причина в том, что США транжирят свою силу, используя ее крайне неэффективно. Прозевав глубокие перемены в мире, американские лидеры мало сделали для того, чтобы модернизировать стратегию национальной безопасности. В нынешних стратегических предложениях почти не слышно «денежного перезвона», экономическая составляющая в них явно недостаточна. Необходимо изменить образ мышления во внешней политике и помнить о том, что Америке необходимо проецировать силу и интересы в мире, где экономические интересы чаще всего (хотя и не всегда) перевешивают традиционные военные императивы.

Уникальная эра в мировой политике

Современное человечество пережило два периода глобализации. Оба вывели его на новые высоты в торговле и инвестициях и породили надежду на то, что всеобщая погоня за богатством затмит традиционное военное соперничество и поддержит мир на земле. Мечты о продолжении первой эпохи всеобщего процветания, которая длилась с 1880 по 1914 гг., потонули в крови Первой и Второй мировых войн и окончательно погибли в годы холодной войны – в общей сложности главные державы мира воевали почти сто лет. Многие ожидают, что эпоха глобализации, которая началась после завершения холодной войны, тоже закончится печально. И все же есть три важных момента.

В отличие от германской империи прошлых лет маловероятно, что быстро усиливающийся Китай окажется разрушительной силой. Сегодня шанс на вооруженное столкновение между крупными и формирующимися державами как никогда мал; поэтому государства могут продвигать свои экономические интересы без традиционных опасений по поводу военного соперничества.

В эпоху, предшествовавшую Первой мировой войне, Германия была самой динамичной экономикой мира, и амбиции ее лидеров выходили далеко за рамки преумножения национального достояния. Их целью было доминирование на европейском пространстве и за его пределами. То же самое можно сказать о Японской империи, которая перед Второй мировой войной стремилась управлять Азией и большей частью Тихоокеанского бассейна. Тогда как большинство стран предпочитало умножать богатство, Германия и Япония сосредоточились на идее мирового господства и не гнушались применять военную силу для достижения своих целей. Эти государства были наиболее динамичными экономиками мира, но и самыми деструктивными силами. Современные скептики утверждают, что Китай может стать «вторым пришествием» стратегически алчных империй прошлого, но это, конечно, преувеличение. Согласно аргументу скептиков, КНР, подобно Германии и Японии в прошлом, будет стремиться к владычеству с помощью финансов и торговли, если это возможно, а когда невозможно – применять силу.

Для начала нужно отметить, что современный Китай пока еще далеко позади Германии и Японии минувших лет в смысле обладания военными возможностями, необходимыми для того, чтобы завоевывать и оккупировать другие государства, а затем распоряжаться их ресурсами. Германия и Япония были способны вести многолетнюю войну с большей частью остального мира. Китаю же понадобится еще несколько десятилетий для того, чтобы развить возможность устойчивого проецирования силы за пределами своих государственных границ. В любом случае у обеспокоенных стран, таких как Индия, Япония и США, будет достаточно времени на то, чтобы отреагировать на агрессивные устремления Пекина и успешно противостоять им. Германия и Япония поставили свои индустриальные экономики на службу милитаристским амбициям. Они считали, что военное доминирование над другими странами – это наиболее эффективный метод контроля над их ресурсами, и у них практически не было внутренних сдерживающих мотивов. Китай не может позволить себе такую агрессивную стратегию, поскольку Пекину приходится подчинять почти все имеющиеся у него ресурсы задаче модернизации экономики. Половина населения Китая по-прежнему живет в крайней бедности, что чревато взрывоопасной революционной ситуацией, и коммунистическая партия понимает: высокие темпы экономического роста необходимо обеспечить, чтобы остаться у власти.

Вероятность конфликта уменьшает сегодня и отсутствие арены для реального столкновения жизненно важных интересов. В наши дни великие державы скорее объединены перед лицом самых тревожных угроз безопасности, которые представляют государства-изгои, располагающие ядерным оружием, и террористы, в руках которых может оказаться оружие массового уничтожения. В прошлом, а конкретно в первую эру глобализации, государства начинали войну практически на пустом месте. В то время воевали за Балканы – регион, лишенный полезных ископаемых и географической значимости – по сути дела, стратегический ноль. Сегодня маловероятно, что они будут хвататься за оружие по любому поводу, даже когда речь заходит о стратегически важном Ближнем Востоке. Потери от беспорядков в этом регионе значительно превысят приобретения. Вне всякого сомнения, великие державы, такие как Китай и Россия, будут соперничать друг с другом за возможности и преимущества, но до прямой конфронтации дело вряд ли когда-нибудь дойдет.

Сегодня крупные государства в беспрецедентной степени нуждаются друг в друге для того, чтобы развивать экономику, и им отвратительна сама мысль о том, чтобы поставить под угрозу эту взаимозависимость, позволив традиционной военно-стратегической конкуренции перерасти в полномасштабную войну. В прошлом недоброжелатели Соединенных Штатов, например Советский Союз, радовались бы поражению американцев в афганской войне. Сегодня Вашингтон и его недруги в равной степени заинтересованы в пресечении разрастания таких экстремистских движений, как «Талибан» и в перекрытии каналов наркотрафика из Афганистана. Китай также с надеждой смотрит на американский воинский контингент и вооружения, которые должны защитить его инвестиции в Афганистане, скажем вложения в разработку полезных ископаемых. В более широком смысле ни одна великая нация не оспаривает баланс сил в каком-либо регионе, будь то Европа или Азия. Хотя страны могут не помогать друг другу, они редко противостоят во взрывоопасных ситуациях.

Учитывая снижение угрозы войны между великими державами, политические руководители с большим основанием, чем прежде, могут поставить во главу угла экономические приоритеты. Конечно, на протяжении всей истории человечества лидеры стремились обеспечить своим странам экономическую мощь и силу, понимая ее как необходимое условие обретения государственной силы и могущества, но понятие силы в их умах преимущественно отождествлялось с военной мощью.

Сегодня же господствует идея, согласно которой экономическое могущество должно использоваться в первую очередь для достижения экономических, а не военных целей. Превыше всего в мире ценятся деньги, поэтому большинство стран ограничивают расходы на содержание постоянной армии и избегают военных интервенций. Умы политических деятелей заняты торговлей, инвестициями, доступом к рынкам, обменными курсами валют, обогащением уже богатых и улучшением жизни остальных слоев населения.

Эта тенденция явно просматривается в политике быстро усиливающихся региональных держав, таких как страны БРИК (Бразилия, Россия, Индия и Китай) и других сильных государств: Индонезии, Мексики, ЮАР и Турции. Хотя их лидеры озабочены укреплением безопасности – в частности, Индия опасается Пакистана, – главная задача сводится к обеспечению экономического могущества. Для большинства экономический рост – главное средство борьбы с внутренней политической оппозицией.

Наверное, самым наглядным примером примата экономики может служить Китай. Хотя есть опасность, что через несколько десятилетий КНР превратится в деструктивную силу, сейчас Пекин заинтересован в сохранении существующего мирового порядка и не угрожает войной. Поскольку Китай мастерски играет в новую экономическую игру, избегая войн и политической конфронтации и сосредоточивая внимание исключительно на бизнесе, его глобальное влияние намного превосходит нынешнюю экономическую силу. Китай извлекает дополнительные преимущества из того факта, что другие ожидают его беспрецедентного усиления в будущем.

Страна стала экономическим гигантом, не превратившись в мировую военную державу. Мир опасается не китайской военной мощи, а способности Пекина осуществлять массированную торговлю и инвестиции или воздерживаться от этого.

Но несмотря на все эти особенности нынешней эпохи, одно остается неизменным: национальная стратегия безопасности США. В то время как другие государства приспособились к новому мировому порядку, основанному на экономике, Вашингтон продолжает медлить. Это неудивительно. На протяжении полувека Соединенные Штаты вынуждены были уделять первостепенное внимание предотвращению реальных и серьезных угроз. Ни одна другая страна не может и не хочет взваливать на себя такую огромную ответственность и такие тяжелые обязанности. Даже в наши дни никакая страна или группа стран не способна возглавлять коалиции по противодействию террору и угрозе распространения ядерного оружия. США не имеют права игнорировать бремя великой державы, но должны скорректировать свои подходы, признав, что в центре современной геополитики стоит экономика. Неумение Вашингтона учитывать современные реалии уже стоило Америке крови, потери немалых средств и влияния. Во втором десятилетии XXI века вашингтонские политические лидеры заявляют о том, что понимают новый экономический мировой порядок; однако они по-прежнему не имеют хотя бы подобия стратегии в области национальной безопасности, соответствующей этому изменившемуся порядку.

Осовременить политику Трумэна и Эйзенхауэра

Лучшая стратегия для Соединенных Штатов в новую эпоху – это приспособить к современным условиям подход, разработанный Гарри Трумэном и Дуайтом Эйзенхауэром в начале холодной войны. Основополагающие принципы заключались в том, чтобы сделать американскую экономику приоритетом, пусть даже ценой урезания расходов на оборону, и укреплять экономики главных союзников – Японии и стран Западной Европы – чтобы уменьшить их уязвимость перед лицом Советского Союза и повысить их ценность как союзников. Другой приоритет состоял в том, чтобы отводить угрозы, сдерживая неприятеля и оказывая деятельную военно-экономическую помощь партнерам по всему миру.

Трумэн и Эйзенхауэр использовали угрозы из-за рубежа, чтобы убедить американских законодателей дать зеленый свет важным экономическим инициативам на родине. Например, Эйзенхауэр воспользовался запуском первого советского спутника для того, чтобы добиться от Конгресса финансирования срочных программ в области математики и технических наук, а также строительства сети качественных шоссейных дорог для укрепления страны перед лицом советской военной угрозы. Точно так же современные лидеры могли бы сделать более явный акцент на математическом и научном образовании для восстановления торговой конкурентоспособности США и потребовать более существенного финансирования проектов, связанных с созданием материальной инфраструктуры. Это повысило бы устойчивость в случае терактов и в целом увеличило бы эффективность американской экономики.

Трумэн и Эйзенхауэр осуществляли намеченные реформы, держа военные расходы под контролем – бюджет Пентагона стоял у них не на первом, а на последнем месте. Оба президента выделяли средства на оборону по «остаточному принципу»: доходы от налогов в первую очередь шли на финансирование важных проектов внутри страны, а оборонному ведомству приходилось довольствоваться местом во втором ряду бюджетных приоритетов. Учитывая реалии сегодняшней политики, механически копировать эту модель не получится, но президентам следует более скептично оценивать запросы Пентагона и убеждать его умерить аппетит. Эйзенхауэр и Трумэн особенно хорошо осознавали опасные последствия жизни в долг для американского государства. Им удавалось принимать продуманный и сбалансированный бюджет. Ныне, когда 40 центов каждого доллара в государственной казне заимствуются из-за рубежа, подобный курс был бы весьма уместен.

Сегодня метод Трумэна и Эйзенхауэра почти наверняка произвел бы революционные изменения в приоритетах. Например, Мексика заняла бы в американской внешней политике гораздо более важное место, чем Афганистан, поскольку она может реально помогать Соединенным Штатам или вставлять им палки в колеса – только подумайте о нелегальной иммиграции, наркотиках, преступности, а также торгово-инвестиционном потенциале. Война же в Афганистане, независимо от ее исхода, не будет иметь серьезного и продолжительного влияния на США, а участие в ней стоит Америке потери драгоценных человеческих жизней и долларов. Террористы продолжат находить убежище в Пакистане и многих других местах. Однако, несмотря на все эти очевидные соображения, Вашингтон уделяет огромное внимание Афганистану и по сути дела игнорирует Мексику.

Следуя второму фундаментальному принципу – укреплять не только американскую экономику, но и дружественные, союзнические государства, – Трумэн и Эйзенхауэр соорудили неприступную стену на пути коммунистической экспансии, поддерживая взаимную торговлю и инвестиции. Главными бенефициарами были Западная Европа (благодаря гениальности «плана Маршалла») и Япония. К концу 1950-х гг. тройственный союз Соединенных Штатов, Западной Европы и Японии составлял становой хребет мировой экономики, дипломатии, обороны и безопасности. Вместе они были непобедимы, невзирая на эпизодические неудачи.

И сегодня этот треугольник остается олицетворением величайшей общности интересов и ценностей и вполне может послужить отправной точкой при создании коалиций XXI века. Однако в подобные коалиции в зависимости от ситуации необходимо включать и другие страны.

Конечно, современная экономика Америки едва ли напоминает ту, что существовала при Трумэне и Эйзенхауэре. Сегодня торговля обеспечивает около четверти американского ВВП – в два с лишним раза больше, нежели в начале холодной войны. Триллионы долларов ежедневно пересекают государственные границы, и эти потоки почти не контролируются правительством. Всемирный банк и Международный валютный фонд, по сути дела созданные Трумэном, сегодня занимают гораздо более скромное место в глобальной экономике. Соединенные Штаты пока остаются маяком мировой торговли, но их влияние ослабело по сравнению с теми днями, когда Трумэн разработал Генеральное соглашение по тарифам и торговле, ставшее предтечей Всемирной торговой организации.

Причина снижения влияния в том, что американская экономика относительно слабее, чем раньше. В прошлом воздействие нашей страны на мировую торговлю во многом обусловливалось размером и жизнеспособностью экономики. Так, в процессе торговых переговоров США могли позволить себе открыть свои рынки больше, чем другие страны, в полной уверенности, что подобная политика с лихвой окупится в долгосрочной перспективе. Какими бы вескими ни были причины, по которым в долговременной стратегии Соединенным Штатам следует сделать акцент на экономику, усилия окажутся бесплодными, если Вашингтон не будет уверен, что это не приведет к ослаблению национальной безопасности, а новые способы противодействия современным угрозам продолжают разрабатываться. Для начала нужно успокоить общество относительно Китая и, в гораздо меньшей степени, по поводу России. Ни та ни другая страна не в состоянии бросить серьезный вызов американской военной мощи за пределами своих границ. Традиционные вооруженные силы Москвы слабы, находятся в упадке, а поэтому представляют угрозу разве что в непосредственной близости от российских границ. Китайская армия действительно усиливается, но паритет с Вооруженными силами Соединенных Штатов будет достигнут не раньше, чем через несколько десятилетий, если это вообще будет ей под силу. Более того, маловероятно, что Россия и Китай совершат неспровоцированное нападение на США, поскольку вряд ли они рискнут навлечь на себя неприятные последствия.

Конечно, Пекин может довести до точки кипения военную напряженность по поводу Тайваня или Южно-Китайского моря, изобилующего природными ресурсами. Вашингтону требуются весомые военно-морские и военно-воздушные силы в этих регионах, чтобы сделать подобные авантюры слишком рискованными для Китая. Так же как во времена Трумэна и Берлинского воздушного моста, Белому дому нужно переложить бремя риска и эскалации на потенциальных агрессоров, таких как Пекин. В более широком смысле сдерживающим фактором для Китая служит огромный торговый оборот с Соединенными Штатами и колоссальные инвестиции в экономику США. Хотя американские ястребы могут принижать власть денег, китайцы этого никогда не сделают.

Самые серьезные угрозы безопасности исходят от государств-изгоев, обладающих ядерными возможностями или находящихся в процессе разработки ядерного оружия, а также от стран с распадающейся государственностью, которые становятся рассадниками терроризма, равно как и от самих международных террористов. Необходимо решить стратегический вопрос: противодействовать этим угрозам с помощью массированных военных интервенций или больше полагаться на сдерживание и помощь странам, которые становятся прибежищем для террористов.

Наземные операции следует проводить только при наличии следующих условий: угроза уникальна для страны, из которой она исходит, и представляет очевидную опасность для Соединенных Штатов; эту угрозу способна отвести только вооруженная операция на суше, причем она не может продолжаться дольше нескольких лет при умеренных расходах. При этом местное население должно полностью поддерживать американский контингент, воевать на его стороне и понимать с самого начала, что для него это единственное спасение. Если этих условий нет, ставку следует сделать на дипломатию и программы гуманитарной помощи той или иной стране для противодействия угрозам, исходящим с ее территории. На сегодняшний день войны в Афганистане и Ираке уже обошлись американской казне в 3 трлн долларов, и баланс не подведен. Целесообразность этих войн будет еще долго обсуждаться, но очевидно, что они нанесли страшный удар по американской экономике.

Что касается таких стран-изгоев, как Иран и Северная Корея, то консерваторы заявляют, что одна лишь политика сдерживания не поможет. Их аргумент состоит в том, что лидеры этих стран сумасшедшие, и их не сдержать угрозой неминуемой гибели и уничтожения их государств. Консерваторы прибегали к тому же аргументу и во времена холодной войны, утверждая, что советские и китайские лидеры готовы пожертвовать половиной своего населения, чтобы одержать «победу» в ядерной войне. Однако со временем Москва и Пекин уступили в холодной войне, так и не прибегнув к ядерному оружию. Точно так же, какой бы неистовой ни была риторика политических лидеров в Тегеране и Пхеньяне, их действия во многом осторожны и выверены; видно, что они боятся спровоцировать вооруженную реакцию более могущественных держав. Их апокалипсическая риторика предназначена в основном для местного населения (вашингтонским политикам хорошо знакома подобная тактика). Иран и Северная Корея – опасные смутьяны, но их вполне можно сдерживать. Они знают, что рискуют спровоцировать Соединенные Штаты привести ядерные силы в состояние полной боевой готовности, если только попытаются сделать ставку на свои ядерные возможности. Режимы в Тегеране и Пхеньяне потеряют все, напав на США и их союзников и тем самым вызвав разрушительный ответный удар. Что касается серьезной проблемы поставки Ираном оружия террористам в Ливане и других странах, то даже ястребы не призывают стереть Тегеран с лица земли ради того, чтобы остановить это.

Террористы, готовые пойти на самоубийство, – еще одна гипотетическая угроза. Маловероятно, что их удастся сдержать. Они могут уничтожить порты и торговые узлы с помощью обычных вооружений и причинить невообразимый ущерб, если раздобудут ядерные материалы для изготовления так называемой грязной бомбы. Но они сделают это независимо от исхода наземных операций в Афганистане и Ираке. Поскольку волшебной палочки для победы над террористами не существует, самая благоразумная и действенная антитеррористическая стратегия может заключаться в применении смешанной формулы. Необходимо улучшить полицейские и разведывательные операции в своей стране и за рубежом, наносить точечные ракетные и авиационные удары по террористам в странах-изгоях, чередуя их с операциями морских пехотинцев, а также помогать дружественным государствам в борьбе с террористами и укреплении сил безопасности. В будущем теракты против Соединенных Штатов практически неизбежны, поэтому важно готовиться к атакам террористов, чтобы повысить способность реагировать на них и быстро восстанавливаться.

Трумэну и Эйзенхауэру не приходилось противодействовать такого рода угрозам. В те времена страны-изгои и террористы в основном находились под контролем Москвы и Пекина. Но с высокой долей вероятности можно предположить, что Трумэн и Эйзенхауэр всячески стремились бы уклониться от крупномасштабных наземных вторжений, предпочитая им политику сдерживания и гуманитарной помощи. Трумэн не вводил американские войска в Грецию и Турцию для осуществления своей доктрины сдерживания; он оказал этим странам военно-экономическую помощь и дал устные заверения, не обещая золотых гор. Трумэн согласился вести войну в Корее, поскольку на полуострове сложилась уникальная ситуация. Северная Корея вопиющим образом нарушила общепринятые международные границы, напав на Южную Корею, и Трумэн посчитал, что если не применить силу, Советский Союз и Китай могут осуществлять внезапные нападения и в других частях земного шара. Однако он сделал все возможное, чтобы война не вышла за пределы Корейского полуострова, а Эйзенхауэр, придя к власти, сразу же прекратил вооруженные действия.

Наиболее вероятной реакцией Трумэна и Эйзенхауэра на события 11 сентября был бы союз с соседями Афганистана для сдерживания талибов, обещание наказать «Талибан» в случае предоставления «Аль-Каиде» безопасной гавани, расщепление талибского движения путем дипломатических усилий и формирование нового правительства в Кабуле. Они бы оказали этому правительству и предводителям племен всяческую военно-экономическую помощь, параллельно обучая дружественные Вашингтону подразделения.

Сегодня Соединенные Штаты по собственному желанию остаются главной уравновешивающей силой в мире. Это единственный региональный противовес Китаю в Азии, России в Восточной Европе и Ирану на Ближнем Востоке. Хотя американцы редко думают о роли, которую они играют в этих регионах, а лидеры иностранных держав часто отрицают ее по внутриполитическим соображениям, фактом остается то, что американцам и неамериканцам в равной степени требуются эти услуги. Даже российские лидеры ожидают от Вашингтона, что он будет сдерживать Китай. А китайские руководители, конечно, понимают, что нуждаются в американских ВМС и ВВС для охраны мировых торговых путей на море. При подписании экономических соглашений США не следует стесняться напоминать другим странам об опасных издержках, которые они несут, выполняя функции гаранта безопасности. Например, во многом это касается решений, принимаемых Афганистаном и Ираком по поводу контрактов на добычу полезных ископаемых, а также отношений с Пекином. Американские вооруженные силы поддерживают стабильный международный порядок, который благоприятствует экономическому росту Китая, но до сих пор Пекин получает эту помощь даром.

Новый подход

В этих условиях первоочередными внешнеполитическими целями для Америки должны стать обеспечение сильной экономики и способность при минимальных издержках принимать действенные меры для отвода угроз. Вторичными и более спорными целями является сохранение военной мощи, необходимой для того, чтобы оставаться главной уравновешивающей силой в мире, а также стимулирование свободной торговли, поддержка технологических преимуществ (включая возможности ведения кибернетических войн), снижение опасности угроз экологии и здоровью людей, развитие альтернативной энергетики. Конечно, нельзя забывать и о продвижении американских ценностей, таких как демократия и права человека, во всем мире. По возможности, вторичные цели должны поддерживать и усиливать первичные цели. Например, если где-то и можно отклониться от курса, то скорее в области свободной торговли ради поддержки национальной экономики и инвестиций в энергетическую независимость и ради уменьшения зависимости от неспокойного Ближнего Востока.

Никакие универсальные подходы и правила не должны диктовать руководителям страны, как достигать вышеуказанных целей в каждой отдельной ситуации. Конкретная тактика во многом будет зависеть, помимо прочих факторов, от культуры и политики разных государств. Глобальный стратегический план, конечно, должен существовать, чтобы лучше ориентироваться в том, как использовать силу для достижения целей. Это то, что делает политику целенаправленной и осмысленной, и чего в целом так часто недостает американскому внешнеполитическому курсу.

Организующим принципом во внешней политике должно стать использование силы и влияния для решения повседневных проблем. Добрые старые времена, когда можно было манипулировать другими с помощью военных или экономических угроз, канули в лету. Даже самые слабые страны сопротивляются диктату сильнейших держав или поднимают цену за свое подчинение. Сегодня США черпают силу в основном в осознании другими государствами своей неспособности в одиночку справиться со стоящими перед ними проблемами. В таком случае их лидерам приходится считаться с американскими интересами, чтобы вместе решать общие задачи. Эффект оказываемых услуг во многом вытеснил воздействие прямого командования. Как бы ни упало сегодня влияние Вашингтона, большинство стран не сомневается в том, что Соединенные Штаты – незаменимый лидер при решении важных международных проблем. Эта способность решать проблемы важна практически во всех областях – от переговоров до разрешения военных конфликтов и заключения международных соглашений по противодействию глобальному потеплению. Только Вашингтону под силу помочь странам, имеющим выход к Южно-Китайскому морю, разработать формулы разделения имеющихся в нем ресурсов. Лишь Америка в состоянии подтолкнуть израильтян и палестинцев к миру. Только она может торговаться с Китаем по поводу повышения умышленно заниженного обменного курса юаня, ущемляющего интересы почти всех торговых партнеров Пекина. Однако и американцам, и гражданам других стран понятно, что Америке не хватит сил для того, чтобы справиться с трудными вопросами в одиночку: незаменимый лидер должен работать с незаменимыми партнерами.

Чтобы привлечь необходимых партнеров, Вашингтону крайне важно научиться искусству компромисса, овладеть которым американским политикам не так-то легко. Само по себе многостороннее сотрудничество – это не панацея, да и жертвовать жизненно важными национальными интересами вовсе не нужно. Администрацию Обамы критикуют за то, что она смягчила экономические санкции ООН против Ирана, идя навстречу пожеланиям Китая и России. Но не пойди Соединенные Штаты на компромисс, их инициативы заблокировал бы Совет Безопасности, и санкций не было бы вовсе. Президентам США часто удается выторговать нужное решение, не поступаясь важными национальными интересами, но американской общественности нужно доходчивее разъяснять неизбежность внешнеполитических компромиссов.

Политикам и стратегам пора научиться терпению. Даже самые слабые страны в состоянии сопротивляться и медлить. Оказание преждевременного давления на несговорчивых партнеров, что так свойственно американскому стилю, приводит к неудачам и провалам, которые неизбежно ослабляют позицию Соединенных Штатов. Успех порождает силу, а неудача – слабость. Даже когда различные политические группы внутри страны требуют быстрых действий, Белому дому необходимо научиться выжидать, чтобы дать возможность американской мощи и силе коалиций, возглавляемых Америкой, оказать должное действие на зарубежных партнеров по переговорам. Терпение особенно ценно в области экономики, где действует значительно больше влиятельных игроков, нежели в военно-дипломатической сфере. Нужно немало времени, чтобы договориться со всеми акторами на выгодных или приемлемых для Вашингтона условиях. Военная сила действует быстро, подобно буре или урагану; экономическая же больше похожа на прилив, который наступает постепенно. Береговая линия не сразу размывается водами, но в конце концов это все равно происходит.

Конечно, США необходимо ради самих себя сохранять ключевую роль как главного военно-дипломатического балансира в мире, потому что это помогает отстаивать национальные интересы при заключении экономических соглашений. Но экономика должна стать главной движущей силой современной политики, поскольку страны подсчитывают реальную силу и влияние больше в терминах национального ВВП, чем военной мощи. Американский ВВП будет одновременно пряником и кнутом в международной политике XXI века. Нельзя надлежащим образом отстаивать или продвигать интересы страны за рубежом без экономического пробуждения на родине. Лидеры Соединенных Штатов все время заверяют общественность, что готовы сделать непростой выбор, если это потребуется для восстановления экономики, но не делают его. Так же часто они заявляют о понимании того, что в век экономического влияния и силы нужна новая внешняя политика, но оказываются неспособны изменить внешнеполитические ориентиры и приоритеты. В частности, президент Барак Обама часто говорит очень правильные вещи, но дальше разговоров дело не идет. Тем временем американцы всех политических убеждений ждут и задаются вопросом: неужели их лидеры могут допустить, чтобы страна, спасшая мир в XX веке, стала достоянием истории в веке XXI?

Лесли Гелб – почетный президент Совета по международным отношениям. С 1967 по 1969 гг. служил в Министерстве обороны США, а с 1977 по 1979 гг. – в Государственном департаменте. С 1981 по 1993 гг. он также был обозревателем и редактором The New York Times.

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 22 октября 2011 > № 738763 Лесли Гелб

Турция на подъеме

От неразвитой страны к региональной державе

Резюме: По мере дальнейшего смещения центра силы с евро-атлантического региона в Азию Турция продолжит политику ревизионистской риторики и прагматичных каждодневных действий во внешней политике. Формируется средняя держава с честолюбивым руководителем, которая порой переоценивает свои возможности, но нацелена на усиление позиций и влияния в период мирового экономического кризиса и быстро меняющихся обстоятельств.

Турция сегодня у всех на устах, к ее развитию и политическим перспективам приковано всеобщее внимание, причем в нарастающей степени. В данной статье мы рассмотрим, каким образом за 80 лет Турция из неразвитой страны превратилась в региональную державу, а также проанализируем, как эти изменения влияют на региональную и мировую политику и экономику. Хотя Россия и Турция – очень разные страны, задачи, с которыми они сталкивались в ХХ и начале XXI века, во многом схожи, так что российский читатель найдет интересные параллели.

Годы с одной партией

Государственная модернизация и общество, сфокусированное на государстве. Турецкая модернизация, начинавшаяся как османская, была инициирована и проводилась государством. Она стала ответом на увеличивающееся военное превосходство Запада, которое со временем превратилось в постоянную угрозу целостности империи. В отличие от российской оборонной модернизации, где гораздо более выраженный акцент делался на индустриализацию, Турция сосредоточилась на культурном преобразовании общества и его вестернизации.

Военно-бюрократическая элита поставила перед собой задачу построения «современного» общества через повышение уровня образованности граждан, которым она стремилась привить «современные» ценности. Этот курс привел к созданию сильного, интервенционистского государства, для которого граждане оставались пассивными объектами восприятия перемен, необходимых с точки зрения высшего политического руководства. Правда, нередко государству не удавалось убедить значительные слои населения в выгодности этих реформ. Кроме того, подобная стратегия не приводила к мобилизации энергии и ресурсов разных слоев общества для поддержки, то есть отсутствовали важные элементы участия народных масс, которые незаменимы в процессе общественной трансформации.

Первое республиканское руководство пыталось добиться поддержки в первую очередь элит, планируя в долговременной перспективе расширить число своих сторонников настолько, чтобы в их число вошло практически все население. Военные, бюрократия, судейский корпус, учащиеся и преподаватели университетов, а также представители полуофициальных организаций, защищавших интересы людей свободных профессий, получали современное образование и становились опорой режима. С другой стороны, связь с массами осуществлялась через местную знать, объединившуюся с государственными элитами в Республиканской народной партии (РНП). Она не имела ни массового членства, ни ясной и определенной идеологии. Скорее просто олицетворяла собой современное мировоззрение и взгляды на жизнь. Вместо того чтобы нацеливаться на трансформацию всего общества, РНП предпочитала тактику контролируемых перемен. Главной ее заботой являлась защита основных ценностей республики, таких как лаицизм (движение за секуляризацию и устранение влияния религии в различных сферах жизни общества. – Ред.) и республиканство, поскольку они понимали, что если утратить бдительность, сторонники старого режима поднимут голову.

Внешняя политика нейтралитета, которая себя исчерпала. В области внешней политики первые республиканские правительства стремились разрешить вопросы, оставшиеся после подписания Лозаннского мирного договора, и изменить те его аспекты, которые Турции было труднее всего принять. Не располагая большими средствами для достижения внешнеполитических целей, страна предпочитала воздерживаться от активного участия в международных делах. Турция действовала через Международный суд или улаживала разногласия посредством переговоров. Это породило политику нейтралитета, которая проводилась до тех пор, пока не стало очевидно, что мир готовится к новой войне.

Турция заключила ряд оборонительных договоров, стремясь при этом не испортить отношения с крупными державами антигитлеровской или гитлеровской коалиции. С другой стороны, стратегическое расположение страны побуждало остальных искать ее расположения, и это дало Турции возможность после подписания Конвенции Монтрё 1936 г. восстановить суверенитет над турецкими проливами, утраченный по Лозаннскому миру, а также вернуть контроль над Антиохией-Александреттой, которую французы пытались включить в Сирийский мандат 1939 года.

К величайшему разочарованию стран антигитлеровской коалиции, Турция на протяжении всей Второй мировой войны сохраняла нейтралитет. Когда союзные войска захватили инициативу, они настаивали на использовании турецкой территории для борьбы с немцами, чтобы быстрее завершить боевые действия. Однако Анкара не дала согласия и потребовала предоставить ей вооружение, обещанное в соглашениях, чтобы самой позаботиться о своей защите. Многие турки считают, что нейтралитет спас страну от «освобождения» советскими войсками, поскольку в противном случае она бы стала частью «мира социализма».

Конечно, нейтралитет имел издержки. Советы утратили заинтересованность в расширении Договора о дружбе и ненападении 1925 года. Будучи черноморской державой, Советский Союз выражал настойчивое желание изменить режим турецких проливов и правила пограничного контроля между Турцией и Грузинской ССР. Рузвельт поддерживал первое из двух этих требований. Турция почувствовала угрозу, но ей не хватало друзей в новом мировом порядке.

Внешняя обеспокоенность, внутренние перемены и присоединение к НАТО. Отец-основатель республики Мустафа Кемаль Ататюрк умер в 1938 г., и через войну Турция прошла под руководством Исмета Инёню. Когда война подошла к концу, президент Инёню понял, что в условиях обостряющегося соперничества между западным и советским блоками Турции следует присоединиться к Западу. Решение объяснялось скорее интересами безопасности, чем соображениями идейного или духовного родства. Но оно потребовало перестройки внутренней политики. Президент Инёню рассудил, что Турция лучше ассимилируется в западный лагерь, если допустит политическую конкуренцию.

Два фактора облегчили переход к демократии. Во-первых, в военное время Турция экспортировала сельскохозяйственную продукцию и сырье. Активная коммерческая деятельность привела к появлению бизнес-элиты. Новая прослойка стремилась спроецировать свое экономическое влияние и силу на политическую арену, занятую местной знатью – приверженцами старых традиций, тесно связанных с РНП. Требование перемен поддержало и крестьянство, вынужденное в годы войны терпеть лишения, помогая обеспечивать полную военную мобилизацию.

Во-вторых, у режима не было идеологической опоры для сохранения однопартийной системы. Фактически нацеленность турецких руководителей на вестернизацию предполагала, что Турция захочет стать похожей на Западную Европу, для которой было характерно демократическое устройство.

Демократизация произошла довольно быстро. В 1946 г. в выборах было разрешено участвовать нескольким партиям. Демократическая партия (ДП) получила несколько мест в парламенте. За этим последовали либеральные перемены в избирательной системе, законы об ассоциациях, печати и полиции. Четыре правительства, сформированные РНП и находившиеся у власти с 1946 по 1950 гг., колебались между либерализацией и возвратом к однопартийному правлению. Однако Инёню не отклонялся от курса и привел страну к выборам 1950 г., на которых ДП одержала убедительную победу. К тому времени Турция начала получать экономическую помощь от Соединенных Штатов, сначала в соответствии с программой четырех пунктов (программа президента Трумэна, предусматривающая экономическую поддержку слаборазвитым странам. – Ред.), а затем с планом Маршалла. В 1949 г. Турция стала членом Совета Европы.

Гораздо труднее было вступить в Североатлантический альянс. Европейских членов НАТО беспокоило, что присоединение Турции не только отвлечет американские ресурсы от их стран, но и увеличит территорию, которую блоку придется защищать. Тем самым Западная Европа рисковала оказаться перед лицом новых угроз. С другой стороны, англичане считали Ближний Восток, в который включали и Турцию, зоной своего влияния, а потому не желали присоединения Анкары к организации, однозначно находившейся под управлением США. Кроме того, союзники считали, что турки зарекомендовали себя ненадежными партнерами, поскольку, по их мнению, во время войны не выполнили взятых обязательств. Чтобы опровергнуть этот аргумент, Анкара выделила в помощь американцам и их союзникам пехотную бригаду для участия в защите Южной Кореи, которую попыталась оккупировать Северная Корея.

Хотя многие члены организации без энтузиазма встретили членство Турции в НАТО, Соединенные Штаты понимали, что Анкара сможет заметно увеличить ее возможности. Речь шла о безопасности Восточного Средиземноморья, об образовании южного фланга и о том, что Турция наряду с Норвегией могла бы взять в клещи советские войска в случае их атаки на центральном направлении. В 1952 г. Турция вместе с Грецией стали членами НАТО.

Годы холодной войны

В разгар холодной войны отдельные члены альянса вынуждены были подчиниться американскому руководству. Для Турции это лидерство было более приемлемым, чем для некоторых других союзников, по двум причинам. Во-первых, она была более уязвима перед лицом угроз, исходивших от стран Варшавского договора, чем многие другие члены НАТО. Во-вторых, она была экономически слаба и зависима от военно-экономической помощи, которую ей оказывал блок. Связь с альянсом дала Турции возможность модернизировать военное оснащение, усовершенствовать подготовку военнослужащих и увеличить оборонные возможности. Она также помогала преодолевать кризисы, поражавшие турецкую экономику с почти прогнозируемыми интервалами.

Экономический аспект взаимодействия с западными союзниками нуждается в пояснении. Республика наследовала аграрную экономику, но отдельные деревни не были интегрированы в национальную систему хозяйствования. Еще до того, как Турция присоединилась к НАТО, американская экономическая помощь позволила начать строительство дорог, благодаря чему у аграрных провинций появилась возможность влиться в большую экономику. Крестьяне могли продавать свою продукцию на рынках турецких городов. Всего за несколько лет в стране сформировалась единая и постоянно расширяющаяся хозяйственная система. Резко вырос спрос на товары и услуги, удовлетворять который становилось труднее с каждым годом.

Первая мировая война высосала из страны и без того ограниченные ресурсы. Капитала, необходимого для восстановления, у Турции не было. Государство пыталось выделять фонды на промышленное развитие. В 1933 г. был даже принят соответствующий план, реализации которого помешала новая война. Коммерсанты, производившие, собиравшие и продававшие сырье и сельскохозяйственную продукцию, накопили во время войны определенный капитал, но эта общественная прослойка, сосредоточенная преимущественно в небольших городах, не могла стать застрельщиком индустриализации. После войны государство снова взяло на себя руководство индустриализацией, инвестируя в промышленность, а также предоставляя дешевые кредиты частным предпринимателям.

Главный посыл политики индустриализации заключался в замещении импорта. Сторонники этой линии стремились уменьшить зависимость Турции от внешнего мира. Однако этот подход не выдержал проверку практикой. Хотя производство росло, а потребность в импорте уменьшалась, это привело лишь к изменению структуры импорта, в котором стал преобладать капитал и промежуточные товары, а не конечная продукция. Неспособность финансировать подобного рода импорт могла обернуться закрытием заводов и массовой безработицей. А поскольку товары не отличались высоким качеством и конкурентоспособными ценами, единственным способом финансирования экономики стало заимствование.

Несоответствие между доходами от экспорта сырья и сельскохозяйственной продукции и внешними расходами приводило к периодическим кризисам. Экономический рост финансировался внешними заимствованиями до тех пор, пока не возникли сомнения в способности Турции возвращать долги. Когда необходимые средства найти не удавалось, начинался кризис. Будучи южным форпостом евро-атлантической безопасности, Анкара не раз убеждала союзников помочь ей в преодолении трудностей. Сложилась даже определенная традиция, по которой западные партнеры периодически просили Турцию начать реформы, ввести строгие меры экономии и осуществить девальвацию лиры под руководством МВФ. В ответ союзники во главе с США, а затем с Германией создавали консорциумы с целью восполнения потребностей Турции в твердой валюте. После стабилизации экономической ситуации повторялся тот же процесс расширения производства, который рано или поздно приводил к неспособности обслуживать займы и к новому кризису.

Нефтяной шок 1973 г. показал несостоятельность стратегии импортозамещающей индустриализации. В течение следующих семи лет попытки справиться с экономическими трудностями не давали результатов. Частные производители, со временем существенно укрепившиеся, пришли к пониманию необходимости серьезной корректировки экономической политики. В конце 1979 г. Турция не смогла импортировать достаточное количество топлива для удовлетворения своих внутренних потребностей и выплачивать жалованье дипломатам. Суровая реальность вынудила задуматься о смене экономического курса. 24 января 1980 г. совет министров изменил правила, введенные в годы Второй мировой войны для «защиты турецкой лиры». Были сняты многочисленные ограничения на владение, перемещение и продажу иностранной валюты.

Мало кто в Турции понимал, что это решение запускает механизм радикальной трансформации. Вскоре экспорт пошел в рост, появилась твердая валюта, экономика стала расти как на дрожжах. Произошедшие изменения положили начало росту на базе экспорта, который продолжается поныне. Спустя сравнительно небольшой промежуток времени турецкая экономика интегрировалась в международную и превратилась в 17-ю экономику мира и шестую экономику Европы по объему ВВП. Турция также стала членом «Большой двадцатки».

Трансформация

Выбор в пользу экспортно-ориентированного экономического роста в 1980 г. был первым из двух важных событий, вызвавших трансформацию внутренней и внешней политики. Турция превратилась в «торгующее государство», где главную роль играют экономические соображения, а не факторы безопасности в чистом виде. Говоря иначе, концепцию безопасности переосмыслили, признав, что экономика играет ведущую роль в ее обеспечении, тогда как в прежние годы этому не придавалось такого большого значения.

Второе важное событие – конечно, окончание холодной войны, ознаменовавшееся распадом Советского Союза и Варшавского договора. Исчезновение «врага» означало, что у стран НАТО стало меньше ограничений в выработке внешней политики и установлении более тесных отношений с бывшими противниками, включая Россию. Можно сказать, что 1991 г. явился точкой отсчета новой внешней политики.

Торговая ориентация побуждает Турцию искать новые рынки по всему миру. Помимо непосредственных соседей – России и бывших советских республик – это также балканские государства и страны Ближнего Востока, Африка, Китай и остальная Азия, а также крупные государства Латинской Америки. Все эти рынки стали важными мишенями для турецкой экономической экспансии. Когда экономические соображения приобрели гораздо большее значение для выработки внешнеполитического курса, турецкие правительства начали более чутко относиться к политическим интересам стран, с которыми Анкара расширяла или планировала расширять двустороннюю торговлю.

Во внутренней политике, что не менее важно, избиратели стали оценивать то или иное правительство в основном по экономическим успехам. Аргументы, основанные на идеологических клише и/или соображениях укрепления безопасности, которые сопровождаются призывами «потуже затянуть пояса», пользуются все меньшей популярностью. Кроме того, поскольку страна все более процветает, в основном благодаря частной инициативе, гражданское общество чувствует себя сильнее и увереннее, выдвигая требования к власти. Независимые организации гражданского общества также усиливаются и распространяются. Турецкая политика становится более демократичной, и общественное мнение играет растущую роль.

Если коротко обобщить сказанное, то после 1991 г. турецкая внешняя политика претерпела существенные изменения, которые можно разделить на два периода. На первом этапе Турцию можно охарактеризовать как лояльного союзника, интересы которого шире интересов альянса. На втором – как самостоятельного игрока на мировой арене. Первый период, начавшийся в 1991 г., продолжался до выборов 2007 года. Во втором периоде страна находится сейчас.

Лояльность с собственными интересами

С 1991 г. внешняя политика Турции была нацелена на развитие более тесных и многоплановых связей с бывшими противниками, а также странами, недавно получившими независимость. Должное внимание уделялось сохранению и совершенствованию хороших отношений с Западом, поскольку Анкара считала, что ее основные интересы находятся там.

О том, какое значение Турция придавала связям с Западом, лучше всего судить по ее настойчивому стремлению присоединиться к Европейскому союзу. Турция проявила заинтересованность в тесных отношениях с Европейским экономическим сообществом сразу после его возникновения. Кульминацией стало заключение в1963 г. Договора об ассоциированном членстве Анкары, в 1970 г. он был дополнен протоколом о трехступенчатом процессе, который подготовит страну к интеграции в ЕС. Нежелание быстро двигаться к цели было взаимным. С одной стороны, Турция опасалась, что полноценное членство серьезно подорвет независимость и хрупкую экономику. С другой – Европа не хотела, чтобы неразвитая экономика Турции тяжелым бременем легла на плечи более продвинутых европейских государств. Тем не менее в 1996 г. был заключен таможенный союз. Хотя Турцию в отличие от ряда восточноевропейских стран не пригласили присоединиться к ЕС на встрече 1997 г. в Люксембурге (что вызвало энергичные протесты с ее стороны), в 1999 г. в Хельсинки она была объявлена страной-кандидатом, и в 2005 г. начала переговоры о вступлении.

Турция с готовностью участвовала в совместных акциях с НАТО. Она выделяла войска для участия в миротворческих операциях в Ливане, Сомали, Боснии, Македонии, Косово и Афганистане. Также она оказала поддержку введению бесполетной зоны на севере Ирака в рамках военно-гуманитарной операции «Утешение», призванной помочь курдскому меньшинству. Единственное крупное разногласие этого периода имело место в 2003 г., когда Турция не позволила Соединенным Штатам использовать свою территорию для отправки войск в Ирак. Оглядываясь назад, можно понять и объяснить нежелание Турции сотрудничать с Вашингтоном в этом вопросе. Анкару беспокоило, что американская интервенция стимулирует курдский сепаратизм в юго-восточном регионе страны, граничащем с Ираком. Турция была также озабочена тем, что ее пособничество США подорвет улучшающиеся отношения с арабским миром. Однако вскоре Вашингтон и Анкара начали латать дыры, поскольку у них слишком много общих интересов. И если бы отказ Турции пропустить американские войска стал развилкой в двусторонних отношениях, это нанесло бы огромный ущерб обеим сторонам.

В этот период Турция прилагала усилия, чтобы развивать связи с соседями, а также улучшать взаимодействие со странами Ближнего Востока. Она начала выстраивать контакты с теми регионами, с которыми у нее раньше их не было – например, с Африкой к югу от Сахары и Латинской Америкой. Интенсифицировались и отношения с Россией – прежде всего за счет расширения экономических связей. Россия – не только обширный рынок для турецких товаров и услуг, но и важный источником поставок энергоносителей.

Турция как автономный игрок

Июльские выборы 2007 г., похоже, стали поворотным моментом во внутренней и внешней политике Турции. Они продемонстрировали растущую поддержку Партии справедливости и развития, а также тот факт, что оппозиция слишком слаба, чтобы бросить вызов правительству. К этому времени турецкая экономика стабильно росла шесть лет подряд. Став более уверенным в себе, правительство постепенно перешло к более независимому внешнему курсу, особенно после назначения министром иностранных дел Ахмета Давутоглу. Считается, что он оказывал большое влияние на выработку внешнеполитического курса еще до назначения, а получив министерский портфель, сформулировал новые принципы внешней политики.

В сжатом виде доктрина Давутоглу звучала так: «Никаких проблем с соседями» – мирно разрешать любые споры и конфликтные ситуации с соседними государствами. Давутоглу также провозгласил, что любое событие, происходящее в пограничных регионах, не может не волновать Турцию, и она непременно будет там присутствовать. Эта доктрина внешне не противоречит общей ориентации страны на поддержание связей с западными союзниками. Тем не менее, центр тяжести перемещается на соседние государства и регионы. Но, что важнее, Анкара начала проводить независимую внешнюю политику, не всегда совпадающую с приоритетами традиционных союзников.

Однако Турция по-прежнему намерена вместе со своими традиционными союзниками участвовать в построении такого мира, в котором преобладали бы демократические ценности и рыночные институты и где отношения не строились бы на применении силы. Именно эта ориентация на общие ценности составляла основу сотрудничества с союзниками по НАТО в прошлом и остается фундаментом партнерства со странами Запада. В частности, в последнее время Турция поддерживала западных союзников в Египте, Ливии и Сирии. Та же общая ориентация побудила Анкару дать согласие на размещение натовских радаров в Восточной Турции в рамках противоракетной обороны. Союзники Турции приветствовали ее инициативы по углублению мирного процесса. В частности, они одобрили посредничество Анкары на переговорах между Сирией и Израилем для сближения позиций по вопросу о Голанских высотах в 2008 году. Точно так же получили широкое одобрение усилия Турции по смягчению позиции в отношении Армении, хотя они и не принесли заметных успехов.

Однако продолжение союзнических отношений не позволяет закрывать глаза на серьезные проблемы. Это трения между Турцией и ЕС, между Турцией и США, а также стремление Анкары играть более заметную роль в мировой политике в связи с ростом ее экономической мощи и влияния. Наверно, стоит проанализировать эти три главные причины разногласий.

Турция и Европейский союз

Хотя трансформация турецкой экономики и ее интеграция в мировую экономику усилили желание Турции стать полноправным членом Евросоюза, окончание холодной войны и последовавшие изменения в области европейской безопасности снизили заинтересованность в этом Брюсселя. В турецко-европейских отношениях появилось три проблемных области.

Во-первых, политики ЕС указывают на проблемы в области соблюдения прав человека. Анкара пытается соответствовать ожиданиям Европейского союза, производя изменения на законодательном уровне, обучая чиновников более чуткому отношению к соблюдению прав граждан и создавая специализированные агентства для устранения недостатков, отмечаемых ЕС. В Турции даже ограничена власть военных, которая была постоянным поводом для критики со стороны Брюсселя. Это произошло благодаря судебным процессам, на которых за подготовку интервенции и за деятельность, дискредитирующую гражданские власти, были осуждены высокопоставленные военные чины.

Вторая проблема – это Кипр. Во время последнего крупного расширения Европейского союза Греция пригрозила сорвать весь процесс, если Кипр не войдет в состав объединенной Европы. Брюссель уступил давлению, тем самым нарушив фундаментальный принцип, гласящий, что кандидат на присоединение к ЕС должен прежде уладить все споры с соседними странами, чтобы они не оказались головной болью Брюсселя. Став членом Евросоюза, Кипр решил, что ему не нужно идти на компромиссы в деле объединения острова. Логика Никосии состоит в том, что, учитывая желание Турции присоединиться к ЕС, объединение и так произойдет рано или поздно.

Однако факты свидетельствуют об обратном. Хотя Кипр заблокировал восемь или более разделов на переговорах об интеграции Турции, позиция Анкары о характере приемлемого решения не изменилась, зато возникли другие «осложнения». Турция блокировала сотрудничество между ЕС и НАТО, поскольку Евросоюз не вправе представлять интересы Турции при планировании обороны Западной Европы. В свою очередь, Кипр не может быть допущен на советы НАТО. Не так давно между греческим Кипром, с одной стороны, и турецким кипрским государством и Турцией – с другой, разгорелся новый конфликт по поводу разведки нефтегазового месторождения в исключительной экономической зоне острова.

Хотя Кипр является одним из препятствий на пути дальнейшего строительства отношений между Анкарой и ЕС, имеются и другие помехи, усугубляемые склонностью некоторых членов Евросоюза использовать разделенный остров в качестве предлога для отказа в предоставлении Турции полноправного членства. Так что не следует переоценивать роль одной маленькой страны в этом деле.

Это приводит к третьей проблеме. Некоторые ключевые члены Евросоюза, такие как Франция и Германия, сомневаются в целесообразности интеграции Турции, предлагая ей в качестве альтернативы особые отношения. Хотя иногда главной причиной их позиции называют отсутствие культурно-религиозной общности, не следует упускать из виду, что присоединение Турции изменит баланс внутри единой Европы и бросит вызов франко-германскому кооперативу, которым Европейский союз сегодня является.

Турецко-европейские отношения сегодня находятся в состоянии стагнации. Анкара утратила первоначальный энтузиазм по поводу присоединения к европейской семье, хотя последние правительства Турции подтверждают преданность европейским ценностям. Со своей стороны, ЕС не сумел стать тем центром силы, которым стремился быть, и сегодня столкнулся с серьезными экономическими проблемами. Стороны делают все возможное для того, чтобы отношения не были окончательно испорчены. Турция строит важные двусторонние связи с отдельными членами Евросоюза, которые ей выгодны и интересны. Несмотря на разговоры о том, что Турция рано или поздно вольется в ЕС, в настоящее время нет убедительных доводов в пользу столь радужного будущего турецко-европейских отношений. И перспектива вступления в Евросоюз все в меньшей степени определяет проводимую Турцией внешнюю политику.

Турция и Соединенные Штаты

После окончания холодной войны в турецко-американских отношениях постепенно нарастало напряжение. Американское руководство, привыкшее определять стратегии и политический курс НАТО, полагало, что продолжит действовать в том же духе. Турция же считала себя вправе действовать более самостоятельно с учетом резко изменившихся обстоятельств.

Понимая общность интересов и желая сохранить тесные связи, установившиеся в годы холодной войны, Анкара и Вашингтон попытались подыскать подходящее выражение, чтобы описать свои взаимоотношения. Поначалу охарактеризовав их как «стратегические», они затем предпочли фразу «образцовое партнерство». Хотя это определение не указывает на конкретный характер отношений, ясно, что обе стороны хотели бы сотрудничать для продвижения общих интересов. Оба государства отличаются прагматизмом, они ориентированы на будущее и стараются не зацикливаться на прошлых разногласиях.

Однако наличие многочисленных центров силы и влияния в американской политической системе чревато возникновением неожиданных проблем во взаимоотношениях. Деятельность этнических лобби в Конгрессе США, особенно в Палате представителей, привела к принятию эмбарго на поставки вооружений в Турцию, которое длилось с 1974 по 1977 годы. Совсем недавно возникла напряженность в связи с принятием резолюций о геноциде армян. Хотя этот документ не дал конкретных результатов, подобные шаги крайне эмоционально воспринимаются турецкой общественностью, и она, в свою очередь, может заставить правительство предпринять радикальные шаги, которые станут настоящим испытанием для «образцового партнерства».

До недавнего времени Анкара могла рассчитывать на поддержку еврейского лобби, которое выступало противовесом армянскому и греческому влиянию в американском Конгрессе. Однако постепенное ухудшение отношений между Израилем и Турцией, начавшееся с жестких израильских бомбардировок сектора Газа, достигло кульминации, когда израильтяне убили девять турецких граждан на борту корабля, перевозившего гуманитарную помощь для жителей Газы. Американо-израильский комитет по общественным связям (AIPAC) осудил действия Турции как провокацию, так что Анкара больше не может рассчитывать на поддержку еврейского лобби в американском Конгрессе.

Несмотря на имеющиеся и потенциальные проблемы, обе страны зависят друг от друга, а значит, приложат силы к тому, чтобы сохранить дружеские, рабочие отношения. Турции не только нужны американские разведданные и некоторые передовые виды вооружений для противодействия курдскому терроризму на северо-востоке страны, но и более широкие гарантии безопасности, которые дает членство в НАТО. С другой стороны, Соединенным Штатам нужно работать с Турцией для стабилизации положения на Ближнем Востоке.

Турция как формирующаяся держава

В последние годы целый ряд факторов привел к тому, что турецкие политики и стратеги стали считать свою страну региональной державой, способной влиять на мировую политику. Прежде всего этому способствовали впечатляющие экономические достижения, страна постепенно перестала полагаться на поддержку и помощь других государств и международных организаций. С другой стороны, появившиеся экономические ресурсы дали Турции возможность оказывать помощь более бедным государствам, входящим в сферу ее интересов, таких как республики Центральной Азии, а также небольшим и сравнительно бедным балканским странам.

Притязаниям Турции на роль регионального лидера также способствовал отказ других стран, таких как Египет, от традиционной роли лидера арабского мира. Способность вести переговоры с конфликтующими сторонами только укрепила Анкару в новой роли. Наконец, лидерство Турции упрочилось благодаря наличию в ней дееспособной демократической системы, позволяющей на протяжении последнего десятилетия формировать стабильные и эффективные правительства.

Ни один из этих факторов не мог бы объяснить устремлений Анкары, если не принять во внимание желание примерить на себя роль регионального и мирового лидера в международной политике. Когда новое политическое руководство Турции стало увереннее действовать на международной арене, его посетило болезненное осознание того факта, что существует мировой порядок с устоявшейся философией, ценностями, кодексами поведения, основополагающими предпосылками и международными организациями. Оно также осознало, что мировой порядок устроен преимущественно в интересах победителей во Второй мировой войне, а новичкам нелегко стать частью этой системы и оказывать влияние, даже несмотря на возросший политический вес и экономическое влияние.

Турецкий премьер-министр Реджеп Тайип Эрдоган, разочарованный неэффективностью, неискренностью и двойными стандартами, присущими нынешнему мировому порядку, решил одновременно сотрудничать с его ключевыми игроками и бросать ему вызов. Соответственно, Эрдоган проголосовал против резолюции Совета Безопасности ООН о введении санкций против Ирана и выступил с резкой критикой Объединенных Наций на сессии Генеральной Ассамблеи в сентябре 2011 г., в то же время одобрительно высказавшись об операциях НАТО в Ливии.

Некоторые обозреватели назвали подобное поведение «самоутверждением третьего мира», другие говорят, что уместней вспомнить о «голлизме». Вместо того чтобы мучительно подбирать подходящий термин, лучше описать эту линию поведения по существу. Новая внешняя политика Турции ревизионистская по риторике, но вполне традиционалистская по фактическим действиям. Риторика частично может быть конвертирована в реальную политику, если будут подходящие условия на международной арене, но это прояснится лишь в среднесрочной перспективе.

Турецкому премьер-министру нравится бывать с визитами в странах региона, где ему удается заручиться поддержкой широких масс при помощи ревизионистской риторики и заявлений о поддержке демократизации. Он добился изоляции Израиля с целью принудить его положить конец бедствиям палестинского народа, но пока этот курс не принес реальных плодов. Если говорить о прагматичных действиях, Эрдоган добивается отмены визовых ограничений между Турцией и странами региона, а также роста торговли и инвестиций с соседями.

Похоже, что Анкара продолжит подобную политику по мере дальнейшего перемещения центра силы из евро-атлантического региона к Азии. Было бы ошибочно приписывать Турции такие грандиозные внешнеполитические цели, как руководство всем мусульманским миром или восстановление Османской империи. В действительности мы наблюдаем формирование средней державы с честолюбивым руководителем, которая порой переоценивает свои возможности, но нацеливается на усиление позиций и влияния в период мирового экономического кризиса и в условиях быстро меняющихся обстоятельств.

Несколько слов о российско-турецких отношениях

Как изменение турецкой внешней политики влияет на российско-турецкие контакты? Нынешний уровень отношений, при котором между двумя странами растет торговый оборот, отменены визовые ограничения и Россия намеревается построить атомную электростанцию в Турции, – неотъемлемая часть перемен. Нет оснований подозревать, что эти связи, особенно в сфере экономики, не получат развития в предстоящие годы. Однако можно смело предположить, что помимо сотрудничества между двумя странами будет развиваться и определенная конкуренция.

В чем суть этой конкуренции? Во-первых, претензии Турции на роль региональной державы подразумевают те территории, которые Россия склонна считать зоной своего исключительного влияния. Речь идет прежде всего о Кавказе и Центральной Азии. Во-вторых, если Россия заинтересована в монополизации поставок энергоносителей и маршрутов их доставки в Европу, то Турция заинтересована в их диверсификации. В-третьих, Россия отождествляет себя с авторитарными режимами на Ближнем Востоке, тогда как Турция привержена демократическим переменам. В-четвертых, Россия является бенефициаром мирового порядка, сложившегося после Второй мировой войны, который Турция оспаривает. Можно легко добавить и другие области соперничества, со временем неизбежно возникнут новые.

Психологический надлом, который России пришлось пережить в связи с ее низведением с позиций сверхдержавы до уровня державы средней, региональной, а также ощущение опасности в связи с подобными переменами; авторитарный характер российского политического строя, недостатки юридической и правовой системы, неспособность к развитию подлинно рыночной экономики, стремление использовать экономические инструменты для достижения политических целей – все это составляет фон, на котором любые незначительные проблемы способны легко перерасти в серьезные трудности. Турция, со своей стороны, может стать излишне самонадеянной из-за укрепления позиций на международной арене и недостаточно учитывать российскую психологию или озабоченности. Эти непростые обстоятельства требуют благоразумия, осторожности и терпения для поддержания и развития взаимовыгодных отношений.

Илтер Туран – профессор политологии стамбульского Университета Бильги.

Турция > Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 22 октября 2011 > № 738762 Илтер Туран

Запоздалый полет совы

Марат Шайхутдинов

Контуры грядущего миропорядка: ожидания и реальность

Резюме: Мировой финансово-экономический кризис дал мощный импульс процессу перераспределения глобальной силы и влияния. Но ни Запад, ни Восток не в силах вырваться за рамки докризисной экономической парадигмы. Последние 3–4 года так и не стали временем серьезной перестройки мировой финансовой архитектуры.

Гегель в «Философии права» заметил, что «сова Минервы начинает свой полет лишь с наступлением сумерек». Философ имел в виду, что человечество склонно запаздывать с осмыслением важнейших вопросов бытия. Это изречение невольно приходит на ум, когда задумываешься о посткризисном мире. К сожалению, он слишком зациклен на текущих проблемах и не уделяет должного внимания долгосрочным трендам. Политические элиты ведущих стран испытывают серьезный дефицит государственной воли и ответственности. Стратегия уступает место сиюминутной тактике, а давно назревшие реформы подменяются паллиативами.

Возникает ощущение, что международное экспертное сообщество также уклоняется от серьезного анализа проблем современного мира либо подыгрывает правящим элитам. Однако только объективный и критический анализ ситуации способен стать ключом к поиску адекватных решений, без которых невозможно построение нового, более справедливого и совершенного мирового порядка.

Приход к власти в ряде ведущих стран мира политиков нового поколения породил немало ожиданий. Миллиарды людей надеялись на разрешение региональных конфликтов, на сворачивание гонки вооружений, на кардинальные изменения в мировой экономике и политике. К сожалению, многие из этих ожиданий не сбылись либо сбылись лишь частично. Тем не менее масштабные сдвиги налицо. Мир, каким мы его знали, изменился навсегда. Мы вступили не просто в эпоху перемен, а в период смены эпох.

Одной из важнейших особенностей современного этапа развития человечества стало наложение друг на друга целого ряда глобальных мегатрендов. Смещение центров силы, кризис мировой финансовой архитектуры, появление нетрадиционных угроз, обострение проблем энергетической, экологической и продовольственной безопасности, кризис международного права – все это влечет за собой многократное усложнение мировой ситуации.

От исследователей требуется применение разнообразных научных подходов, однако прикладные исследования превалируют над фундаментальными, узкоспециальные подходы – над междисциплинарными. Но, как отмечал еще Джон Гэлбрейт, «специализация в науке – это удобство, а не добродетель». С одной стороны, необходимо рассматривать глобальные изменения в общем контексте закономерностей всемирно-исторического процесса («кондратьевские» циклы, циклы гегемонии Уильяма Томпсона – Джорджа Модельски, мир – системная теория Иммануила Валлерстайна, теория гегемонистского перенапряжения Денниса Флорига, цивилизационная теория Шмуэля Эйзенштадта и др.). Важно учитывать и качественные особенности современного этапа развития человечества, в том числе уплотнение и ускорение исторического времени. Время становится особым фактором, существенно влияющим на ход и содержание глобальных и региональных процессов.

Эксперты предпочитают не заглядывать слишком далеко в будущее. Старая добрая футурология уходит в прошлое, новейшие форсайтные исследования ограничиваются масштабами корпораций, и лишь некоторые эксперты рискуют применить их к глобальной реальности. Все это заставляет задуматься о том, насколько новым геополитическим и экономическим реалиям соответствует сам инструментарий политической науки, ее категориально-понятийный аппарат, методы и методики?

Позволю себе не вполне, может быть, правомерную аналогию между политической наукой и физикой. Как известно, до начала XX века доминировала классическая механика Исаака Ньютона, предполагавшая евклидовость пространства, равномерность течения времени, несотворимость и неуничтожимость материи. Однако квантовая механика Макса Планка/Эрвина Шредингера и теория относительности Альберта Эйнштейна/Германа Минковского совершили революционный переворот, преодолев тогдашний кризис в физике. Стало очевидным, что ньютоновская физика – лишь частный случай более широкой картины мира. На наш взгляд, аналогичная, достаточно кризисная ситуация возникла и в современной политической науке. Не застряла ли политическая теория в предыдущей эпохе, превратившись в препятствие на пути более адекватного понимания новой мировой ситуации?

Трансформация современного мира: причины, следствия, исторический контекст

Драматические события на Ближнем Востоке и в Северной Африке дали повод говорить о начале «переформатирования» как исламского мира, так и глобального геополитического ландшафта. Мировые СМИ настойчиво проводят мысль о том, что главными причинами событий «арабской весны» стали нерешенные социально-экономические и политические проблемы государств Северной Африки и Ближнего Востока. Однако не слишком ли быстро мы отвергаем мысль о возможном целенаправленном воздействии извне на процесс глобальных перемен? Сегодняшние события стоит рассмотреть в более широком историческом контексте.

Так, начало современному процессу переформатирования глобального геополитического ландшафта (в том числе арабо-исламского мира) положили распад СССР и операция «Буря в пустыне». За ними последовали события на Балканах, дезинтеграция Югославии и Чехословакии, а также стремительное расширение НАТО и Евросоюза на восток. События 11 сентября 2001 г. стали отправной точкой для операций в Афганистане и Ираке, расширения американского военного присутствия в арабских странах, появления концепций Большого Ближнего Востока и Большой Центральной Азии. Впервые военные базы США и НАТО оказались на территории Центральной Азии, в непосредственной близости к Китаю и России. Следует также упомянуть обострение региональных и локальных конфликтов, активизация международного терроризма, религиозного экстремизма, наркобизнеса, торговли людьми и морского пиратства. Не стоит недооценивать и события 2008 г. вокруг Косово, Южной Осетии и Абхазии. Их долгосрочные международно-правовые и геополитические последствия, возможно, еще впереди.

Даже столь краткая историческая ретроспектива заставляет задуматься о том, что события «арабской весны» – лишь часть более широкого процесса, который де-факто является новым раундом передела мира. Автор далек от конспирологических версий, согласно которым события в Северной Африке разворачиваются чуть ли не по указке стратегов из-за океана. Но я убежден: западные лидеры были осведомлены о надвигающейся буре и постарались не просто оседлать революционные процессы, но и подкорректировать их с помощью различных средств, методов и ресурсов в собственных интересах.

Действительно, события в исламском мире органично вписываются в концепцию Большого (демократического) Ближнего Востока, обнародованную еще во времена Джорджа Буша-младшего. В частности, не секрет, что США жизненно заинтересованы в ослаблении китайского и российского влияния в этой части мира. Заметим, что именно в 2010 г., впервые в новейшей истории, Китай опередил Соединенные Штаты по закупкам ближневосточной нефти для своей быстрорастущей экономики.

В то же время не выдерживают критики заявления Вашингтона о поддержке демократии и необходимости обновления политических элит на Ближнем Востоке. Кто, например, возглавляет постреволюционные Египет и Тунис? Ровесники экс-президентов, а не молодежь, доминировавшая на революционных площадях. Почему проблема демократизации ставится лишь перед республиканскими режимами, но не перед застывшими в политическом развитии ближневосточными монархиями? Не потому ли, что там находятся военные базы США? Нужна ли Западу подлинная демократия на Ближнем Востоке, или же речь идет о приходе еще более прозападных элит? Нужны ли Вашингтону и Брюсселю реформы в арабском мире, или они готовы смириться с появлением новых исламистских режимов?

Не будет лишним напомнить, что именно Франция, Англия, Германия и Италия добились в 2004 г. отмены эмбарго на продажу оружия Ливии, которое действовало с 1986 года. С 2005 по 2011 гг. страны Европейского союза продали Ливии оружия на 834 млн евро. Неужели западные державы совершенно не подозревали, кому они сбывают оружие?

И все же попытки Запада «революционизировать» исламский мир способны привести не к тем результатам, на которые рассчитывают в Вашингтоне и Брюсселе. Запад, еще не оправившийся от кризиса, может оказаться в очередном тупике. Так, нагнетается напряженность вокруг Ливана и Сирии, от которых в немалой степени зависит судьба Ирана. Эксперты предупреждают, что падение режима Башара Асада приведет к распаду Сирии и хаосу в регионе. Тем не менее давление Запада на режим Асада стремительно нарастает. В ход пущены односторонние экономические санкции, а в перспективе не исключено и военное вмешательство по ливийскому сценарию.

Нынешней ситуацией пользуется и Турция, внешнеполитический курс которой все больше вписывается в сценарий возрождения Османской империи. Доминирование на Ближнем Востоке может стать для Турции более ценным геополитическим призом, нежели постоянно отодвигающаяся перспектива вхождения в Евросоюз.

На фоне событий «арабской весны» драматически развивается ситуация вокруг Афганистана. Официальный Кабул не способен взять на себя всю полноту ответственности за судьбу страны. Национальная армия и полиция слишком слабы и пропитаны коррупцией. В стране так и не объявлены результаты парламентских выборов, а попытки наладить диалог с талибами терпят неудачу, убийство экс-президента Бурхануддина Раббани фактически ставит на нем крест. В этой связи ускорился процесс переосмысления стратегических целей в Афганистане. Иллюзии относительно демократизации рассеиваются, на первый план выходят вопросы безопасности. В преддверии анонсированного вывода войск происходит перезагрузка американского военного присутствия. Однако мало кто верит в уход западной коалиции из Афганистана – слишком многое поставлено на карту в этом стратегически важном регионе. Если он все же состоится, новый расклад сил в регионе станет одновременно и серьезным вызовом, и историческим шансом для Китая и России, ШОС и ОДКБ. Москва, Пекин и ведомые ими объединения получат возможность доказать свою состоятельность в качестве альтернативных центров силы. Не исключен и другой вариант – избавившись от военного присутствия Соединенных Штатов, КНР и Россия вступят в схватку за доминирование в регионе.

Пока же позиции обеих держав на фоне перемен в исламском обществе достаточно уязвимы. Пекин и Москва постепенно утрачивают влияние в арабо-исламском мире. В целом события в Северной Африке вольно или невольно стали своего рода тестом на готовность Китая и России оспаривать американское лидерство. Если исходить из сегодняшних реалий, то они этот тест провалили. Чем же объясняется провал? Почему две великие ядерные державы столь пассивно наблюдают за процессом перекройки геополитического ландшафта? Тому есть немало причин объективного и субъективного порядка.

Так, Китай не заинтересован в преждевременной конфронтации с США из-за взаимозависимости двух стран. Пекин пока не в силах справиться с очагами напряженности в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР). Сохраняются трения вокруг Тибета и спорных островов в Южно-Китайском море. Военный потенциал Поднебесной быстро растет, но он по-прежнему слишком мал, чтобы соперничать с американской военной мощью. В свою очередь, Россия не желает ставить под вопрос перезагрузку отношений с США, судьбу переговоров по ПРО, а также вопросы вступления в ВТО. Военная мощь России со времен СССР изрядно подорвана, а ОДКБ пока не состоялся в качестве дееспособного военно-политического блока.

Значит ли это, что Китай и Россия и впредь не будут препятствовать перекройке политической карты мира по западным лекалам? В краткосрочной перспективе – да, в среднесрочной и долгосрочной – нет, поскольку оба государства имеют собственные геополитические амбиции. Уже сегодня Москва и Пекин успешно отрабатывают различные механизмы и методы, характерные для глобальных держав. Правда, уровень их притязаний различен – нынешняя Россия вынуждена смириться со статусом региональной державы, а возвышающийся Китай устроит только статус сверхдержавы.

Переформатирование геополитического ландшафта или передел мира?

Переформатирование глобального геополитического ландшафта является, по сути, новейшей модификацией передела мира, имеющей ряд отличительных особенностей. Важным признаком нового раунда становится не буквальный захват и присоединение территорий в духе колониальных империй, а установление долгосрочного контроля над странами, регионами и мировыми коммуникациями. На первый план выходит не прямое подчинение, а формирование вассальных отношений; не опора на конкретных лидеров, а пестование компрадорских элит. Преследуя свои интересы, сильные мира сего не останавливаются перед насильственной сменой неугодных режимов, используя как реальные, так и надуманные предлоги. Как результат – некоторые государства приходят к выводу, что лучшей гарантией от внешнего вмешательства является наличие ядерного оружия.

Глобальные игроки придают немалое значение методам публичной дипломатии – созданию неправительственных организаций, стимулированию местного протестного потенциала, финансированию оппозиционных движений и т.д. Однако, как это ни парадоксально, насаждаемые Западом режимы далеки от идеалов демократии. Возникает впечатление, что демократия – это некая константа, а не возобновляемый ресурс: чем больше Запад «экспортирует» демократию в другие регионы мира, тем меньше демократии остается в Америке и Европе.

Важное место в арсенале великих держав занимает стимулирование и провоцирование межклановых, межрелигиозных и межэтнических противоречий, а также различных сепаратистских движений. «Балканизация» государств и регионов становится эффективным способом передела сфер влияния между глобальными игроками. Не случайно исследователи все чаще говорят о возможном распаде Ирака, Афганистана, Йемена, Ливии, Сирии и др.

Особое место приобретают современные информационные технологии, с помощью которых осуществляется манипулирование международным мнением. Однако, как показали беспорядки в Великобритании, использование информационных технологий – обоюдоострое оружие, способное подорвать стабильность самого западного мира.

Обращает на себя внимание и обострение конкуренции между глобальными игроками за гарантированный доступ к природным ресурсам небольших развивающихся стран. Активизируется борьба за контроль над Антарктидой, арктическим шельфом и Северным морским путем. Пока она ведется преимущественно экономическими и политико-дипломатическими методами, но возможные военные конфликты не за горами.

Одной из особенностей новейшего раунда передела мира становится избирательная интерпретация принципов и норм международного права. При этом сильные мира сего зачастую используют трибуну СБ ООН для легитимации задним числом своих действий в том или ином регионе мира. Вызывает озабоченность и чрезмерное, переходящее все разумные рамки, применение глобальными игроками односторонних и по сути контрпродуктивных экономических и политических санкций против тех или иных государств. Нередко от санкций страдают не лидеры и правящие элиты, а дети, старики, женщины и больные.

На фоне самоуправства сверхдержав ослабевает роль ООН как организации, призванной обеспечивать мир и верховенство права в международных отношениях. Она утрачивает свои позиции как международно-признанный центр легитимности. Беспристрастность СБ ООН все чаще оказывается под вопросом. Принцип равенства участников международных отношений не действует. Голоса малых и среднеразмерных государств покупаются оптом и в розницу. Между тем, именно ООН могла бы сыграть ведущую роль в формировании более справедливого мирового порядка, в повсеместном утверждении норм международного права. К сожалению, становление многополярного мира идет с трудностями, а всеобщая нестабильность становится нормой.

Вместе с тем, облик нового мирового порядка будет определяться в конечном счете не только геополитическими и военно-стратегическими факторами. Решающее значение будет иметь экономико-финансовая составляющая. Многое будет зависеть от того, когда и в каком состоянии глобальные игроки выйдут из финансово-экономического кризиса. Но и вопросов пока больше, чем ответов.

Глобальная экономика: кардинальная реформа или косметический ремонт?

Финансово-экономический кризис стал испытанием на прочность для всей политической элиты. Мир вправе был ожидать от лидеров великих держав более ответственного поведения и большей готовности к коллективным действиям. На практике мы столкнулись с всеобъемлющим кризисом системы глобального управления.

Следует отдать должное «Большой двадцатке» – на первых этапах кризиса она сыграла позитивную роль, обнадежив рынки и выработав неотложные меры по стабилизации ситуации. Однако в последнее время в деятельности G20 все более заметны минусы, в том числе чрезмерная декларативность предлагаемых мер и отсутствие четких механизмов их реализации. Как результат – регулярное повторение валютных войн, возрождение протекционизма.

Сегодняшние западные лидеры не дотягивают до масштаба проблем и не способны на решения, сопряженные с возможной утратой власти в ходе очередных выборов. Электорат «золотого миллиарда», избалованный длительным периодом процветания, пока не готов смириться с мыслью о неизбежном снижении качества жизни. Инфантилизм избирателей накладывается на безответственность элит и самонадеянность крупного бизнеса.

Сказанное напрямую относится к США. Структурные изменения, в которых так нуждается американская экономика, остались большей частью на бумаге. Обещания демократов о создании новых рабочих мест не выполнены. Нелегитимная эмиссия доллара в рамках «количественного смягчения» и непомерные военные расходы становятся дополнительными факторами риска. Достигнутый экономический рост недостаточен, чтобы можно было говорить об окончательном преодолении рецессии. Однако самую большую проблему составляет то обстоятельство, что экономическая политика Соединенных Штатов стала заложницей межпартийного противостояния. Партии интересует не поиск адекватных решений, а исход президентских выборов 2012 года. Опасная ситуация, сложившаяся вокруг долгового кризиса, наглядно продемонстрировала узость мышления американского истеблишмента.

Свидетельством нежелания элиты признавать очевидные факты стала волна обвинений в адрес рейтингового агентства Standard & Poor’s, осмелившегося понизить кредитный рейтинг Америки. Но и без S&P ясно, что США утратили репутацию мирового лидера. Возник опасный разрыв между избытком американских международных обязательств и средствами для их выполнения. Америка лишь перекладывает свои проблемы на остальной мир. Однако страна, не умеющая жить по средствам, не имеет ни морального, ни политического права вести за собой мировое сообщество.

Не лучше обстоят дела в Евросоюзе, столкнувшимся с крупнейшим кризисом в своей истории. Налицо не только дефицит политической воли у европейских лидеров, но и отсутствие единого видения дальнейших перспектив ЕС как глобального игрока. Растут опасения относительно будущего единой европейской валюты. Европа не гарантирована от новых потрясений.

В целом эпоха доминирования Запада в мировой экономике практически завершена. На кону – само существование западного проекта в том виде, каким мы его знаем. Эксперты уже говорят о «мире без Запада». Действительно, на глобальную авансцену выходит мировой Восток. Так, экономический рост развивающихся стран составил в 2010 г. 6,5% по сравнению с 1,5% роста в развитых странах. Промышленность бежит из стран ОЭСР в страны Азии, обеспечивающие 52% мирового промышленного производства. Все больший вес набирают державы БРИКС, ставшие локомотивами мировой экономики. Парадоксально, но именно те государства, которые чаще всего подвергались критике за недостаточно рыночный характер экономики и неразвитость демократии, взяли на себя груз ответственности за будущее мировой экономической системы.

К примеру, динамично развивающийся Китай, который 30 лет назад был лишь 13-й экономикой мира, в 2010 г. опередил Японию и стал второй экономической державой. По прогнозам МВФ, уже к 2016 г. КНР обойдет Соединенные Штаты по объему ВВП. Отражением растущей мощи Китая стало укрепление его позиций в G20 и МВФ. Пекин уже способен конкурировать с международными финансовыми институтами.

Следует признать, что именно китайский экономический рост позволил обеспечить относительную стабильность на мировых рынках сырья. Китай взял на себя довольно опасную роль главного кредитора США и спасителя европейской экономики. Однако как на Западе, так и на пространствах Евразии Пекин сталкивается с обвинениями в «экономической экспансии» и опасениями насчет его возможной агрессивности в недалеком будущем.

КНР осознает, что пока ее экономическое процветание в значительной мере зависит от Америки. Не случайно будущий китайский лидер Си Цзиньпин недавно заявил, что американская экономика всегда отличалась устойчивостью и способностью к восстановлению. Однако за этими вежливыми словами уже невозможно скрыть факт радикальной смены исторических ролей Вашингтона и Пекина. Циклы истории действуют неумолимо, и недалек тот день, когда Китай вновь, как несколько веков назад, станет самой мощной экономической державой мира.

Не следует недооценивать растущую мощь партнеров Китая, в том числе России. Несмотря на ряд внутренних проблем, она по-прежнему играет незаменимую роль в мировой экономике и демонстрирует самый высокий уровень жизни среди государств БРИКС. Международные резервы Российской Федерации составляют 540,2 млрд долларов, а государственный внешний долг – лишь 3% ВВП, что дает возможность со спокойной душой делать новые внешние заимствования.

Используя как рыночные методы, так и механизмы торговых войн и элементы геополитического давления, Москва стремится укрепить влияние на государства СНГ. Серьезным достижением России явилось создание Таможенного союза, призванного стать ядром притяжения для других постсоветских государств. Таким образом, Россия, подобно Китаю и Евросоюзу, формирует подконтрольное себе большое экономическое пространство. Не исключено, что в перспективе границы Таможенного союза, ЕЭП и ОДКБ практически совпадут. В таком случае по-новому встанет вопрос о политической интеграции и формировании наднациональных структур.

Другим перспективным глобальным игроком может стать Индия с ее экономическим, научно-техническим и демографическим потенциалом. Страна успешно преодолевает издержки глобального кризиса и надеется занять достойное место в новом мировом порядке. Будучи космической и ядерной державой, Индия настойчиво добивается статуса постоянного члена СБ ООН. Некоторые эксперты считают, что в перспективе Дели может составить конкуренцию Пекину в борьбе за мировое лидерство.

Таким образом, мировой финансово-экономический кризис дал мощный импульс процессу перераспределения глобальной силы и влияния. На авансцену выходят новые державы, демонстрирующие другие возможности и альтернативы. Но ни Запад, ни Восток не в силах вырваться за рамки докризисной экономической парадигмы. Так, последние 3–4 года могли стать временем серьезной перестройки мировой финансовой архитектуры. Однако глобальные игроки – как прежние, так и формирующиеся – ограничились косметическими изменениями, отложив решение кардинальных проблем современности на неопределенный срок. И все же никакие соглашения на глобальном и региональном уровнях не защитят мировое сообщество от новых кризисов, если не будут кардинально переосмыслены основы рыночной экономики. На этом опасном пути нас ожидает ряд серьезных вызовов и дилемм, без адекватного решения которых трудно добиться стабилизации мировой экономики.

Так, кризис показал со всей остротой, насколько опасен растущий разрыв между виртуальной и реальной экономикой (как в масштабе отдельных стран, так и на глобальном уровне). Рано или поздно мир вновь столкнется с суровой реальностью. Необходимо переосмыслить, что есть реальная экономика.

Кризис по-новому высветил и роль государства. Все мы – свидетели того, как в начале финансово-экономического кризиса банки и корпорации бросились к нему за помощью. Многие правительства пошли по пути фактической национализации банков и предприятий. В США даже разгорелись дискуссии о государственном «социализме». Однако, восстановив силы, банки и корпорации начали ставить вопрос о чрезмерном присутствии государства в экономической сфере.

Кризис нанес мощный удар по социальному государству. Как результат – протестный потенциал накапливается и в развивающихся, и в развитых странах. Представители среднего класса по всему миру считают, что будущее ускользает из их рук. Одни эксперты в этой связи заговорили о смерти «социального государства», другие – о процессе «глобализации гнева». Кризис показал, что ориентация человечества на западные стандарты потребления может привести на грань экологического и продовольственного кризиса. Однако страны «золотого миллиарда» почему-то уверены, что именно Восток с его бурным демографическим ростом должен идти по пути самоограничений (сокращение потребления, контроль над рождаемостью и т.д.).

В целом капитализм столкнулся с самым острым идеологическим кризисом со времен биполярной системы. И хотя многие экономисты по-прежнему уверены в жизнеспособности капиталистической системы и даже задаются вопросом: «Спасет ли нас капитализм?», вопрос впору поставить иначе: «Возможно ли спасти сам капитализм?». Как отмечает обозреватель The Times Анатоль Калецки, перед экономистами стоит задача создания четвертой разновидности капитализма на основе лучших элементов классической, кейнсианской и тэтчеровско-рейгановской модели, адаптированной к реалиям XXI века. Правда, Калецки имеет в виду создание нового «западного» капитализма, способного противостоять Китаю.

Однако построить новый капитализм исключительно для «золотого миллиарда» уже не получится – остальной мир не позволит еще раз переложить на себя издержки. С другой стороны, есть смысл более внимательно отнестись к незападным экономическим моделям. Необходимо идти по пути конвергенции различных рыночных экономик, сформировавшихся в условиях различных цивилизаций и культур.

Диалог или столкновение цивилизаций?

Сегодня, в эпоху глобализации, уже невозможно отрицать несомненный факт, что современные цивилизации глубоко проникли в жизненную ткань друг друга, и в этом симбиозе подспудно формируются предпосылки не только для конфликтов и коллизий, но и для плодотворного сотрудничества и межцивилизационного и культурного диалога.

По существу, без диалога невозможно решение ни одной глобальной проблемы, поскольку во всех сферах жизни человечества имеют место разделительные линии между современными цивилизациями. Недопонимание ведет к подозрительности, подозрительность – к конфликтам. Необходимо разорвать этот порочный круг и научиться отделять зерна от плевел, религию от экстремизма, верность традиции от косности и догматизма.

Только на основе межцивилизационного диалога возможен новый, более справедливый мировой порядок. Нужна другая парадигма развития, основанная на подлинном, а не формальном равенстве участников международной жизни, на справедливом распределении богатств, а также на симметричности глобальных информационных потоков между Востоком и Западом.

Так, в начале XXI века, после трагических событий 11 сентября 2001 г., стало чуть ли не правилом винить во всех бедах ислам, ссылаясь на то, что Всемирный торговый центр атаковали люди, называвшие себя мусульманами. Ислам все чаще стали изображать как религию, одобряющую политическое насилие, экстремизм и терроризм. Значительная часть ответственности за нынешнее недопонимание между христианством и исламом лежит и на западной политической и интеллектуальной элите. Достаточно вспомнить об ужесточении иммиграционной политики во Франции, Италии и Дании, о запрете на строительство минаретов в Швейцарии, о карикатурах на Пророка Мухаммеда и других негативных моментах.

Сегодня в СМИ бурно обсуждают причины, побудившие норвежского христианина Андерса Брейвика к совершению массового убийства ни в чем не повинных людей. Одновременно игнорируется тот факт, что незадолго до этого ряд европейских политиков, в том числе Николя Саркози, Ангела Меркель и Дэвид Кэмерон, положили начало дискуссии о кризисе мультикультурализма. Несомненно, сама дискуссия создала благоприятный фон для усиления антимусульманских и антииммигрантских настроений. И все это – в условиях незавершенного кризиса, когда любая неловко брошенная фраза может взорвать ситуацию.

Учитывая данные обстоятельства, следовало бы сделать акцент не на том, что разделяет различные цивилизации, а на том, что их объединяет. Почему мы так уверены в правоте Редьярда Киплинга и не хотим прислушаться к здравому смыслу? Почему Запад и Восток не могут объединиться против экстремизма в любых его обличьях? Почему, как и много веков назад, Запад начинает диалог с Востоком с бряцания оружием?

Может быть, следует хотя бы раз начать не с очередной бесперспективной войны, а с более мирных и прозаичных вещей – с изучения другой цивилизации, языка и религии, с попытки понять чужую психологию и менталитет? Возможно, это не так пафосно, как операции «Буря в пустыне» или «Безграничная свобода»; возможно, это не принесет особой прибыли военно-промышленному комплексу, но зато позволит наладить нормальную коммуникацию между Западом и Востоком. Почему бы и нет?

* * *

Новый миропорядок еще не сложился, обозначились лишь некоторые его контуры, отчасти вызывающие по меньшей мере озабоченность. О таком ли устройстве мы мечтали? Не воссоздается ли в очередной раз мир ожесточенных войн и конфликтов за ресурсы, территории и коммуникации? Не вернемся ли мы в уже знакомую нам среду межнациональных и религиозных конфликтов?

Хотелось бы верить, что человечество все-таки способно извлекать уроки из собственной истории (хотя Гегель в этом глубоко сомневался). И если это так, то новый мировой порядок станет действительно более разумным, совершенным и справедливым, чем сегодня. Передел мира уступит место подлинному объединению на новых началах, цивилизаторство – межцивилизационному диалогу, военная конфронтация – безопасному и безъядерному миру.

Пока это выглядит несбыточной мечтой, однако история знает немало случаев, когда сбывались самые смелые прогнозы и ожидания. Истинный политический реализм всегда оставляет место идеализму. Задумаемся: между речью Мартина Лютера Кинга «У меня есть мечта» и приходом к власти афроамериканца Барака Обамы прошло всего 45 лет. Но кто бы мог подумать в 1963 году, что это вообще когда-либо станет возможным?

М.Е. Шайхутдинов – доктор исторических наук, профессор, заместитель Секретаря Совета Безопасности Республики Казахстан.

Казахстан. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 22 октября 2011 > № 738761 Марат Шайхутдинов

Теракты 11 сентября в ретроспективе

Большая стратегия Джорджа Буша. Переосмысление

Резюме: Атаки террористов сместили фокус и направление внешней политики администрации Джорджа Буша. Но новый подход, который так активно хвалили и критиковали, оказался куда менее революционным, чем полагали тогда. По большей части он соответствовал долгосрочным тенденциям американской внешней политики и во многом сохранился при Бараке Обаме.

Спустя 10 лет после терактов 11 сентября у нас появилась возможность оценить, как события того дня повлияли на американскую внешнюю политику. Принято говорить, что теракты изменили все. Но сегодня подобные выводы не кажутся обоснованными. День 11 сентября действительно сместил фокус и направление внешней политики администрации Джорджа Буша. Но новый подход, который так активно хвалили и критиковали, оказался куда менее революционным, чем полагали тогда. По большей части он соответствовал долгосрочным тенденциям американской внешней политики и во многом сохранился при президенте Бараке Обаме. Некоторые аспекты вызвали презрение, другие заслужили скупую похвалу. И как бы мы к ним ни относились, пришло время поставить эпоху в соответствующий контекст и попытаться осмыслить ее.

До и после

До 11 сентября внешняя политика администрации Буша была сосредоточена на Китае и России; на поиске возможностей ближневосточного мирного урегулирования; на создании системы противоракетной обороны и на обдумывании того, как вести себя с государствами-изгоями – Ираном, Ираком, Ливией и КНДР. На заседаниях Совета национальной безопасности обсуждались аргументы за и против нового режима санкций в отношении диктатуры Саддама Хусейна в Багдаде; также поднимался вопрос о том, что делать, если американские самолеты, обеспечивающие бесполетную зону над Ираком, будут сбиты. Мало что удалось решить.

Терроризм или радикальный исламизм высокопоставленные официальные лица не рассматривали в качестве серьезного приоритета. Сколько бы Ричард Кларк, ведущий эксперт по борьбе с терроризмом в Совете национальной безопасности, ни предупреждал о неминуемой опасности, а директор ЦРУ Джордж Тенет ни говорил, что аварийная сигнализация уже срабатывает, это не убеждало госсекретаря Колина Пауэлла, министра обороны Дональда Рамсфелда и советника по национальной безопасности Кондолизу Райс. Так же, как и Буша. В августе 2001 г. президент отправился на свое ранчо, чтобы провести длительный отпуск. Усама бен Ладен его не особенно беспокоил.

Советники Буша по внешней политике и обороне пытались определить стратегические рамки и приспособить вооруженные силы к так называемой революции в военном деле. Сам президент начал больше говорить о свободной торговле и изменениях в системе иностранной помощи. Во время президентской кампании он высказывался за более сдержанную внешнюю политику и укрепление обороны, при этом оставалось непонятно, как он собирался совместить эти цели. На самом деле президент был сосредоточен на внутренних делах – сокращении налогов, реформе образования, развитии благотворительных организаций, создаваемых по принципу конфессиональной общности, энергетической политике. А потом вдруг произошла катастрофа.

В ответ на теракты администрация начала «глобальную войну с терроризмом», сосредоточившись не только на «Аль-Каиде», но и на мировой террористической угрозе в целом. Помимо опасных негосударственных акторов целями стали режимы, которые укрывали террористов и помогали им. Чтобы получить нужные сведения, приходилось прибегать к задержанию, экстрадиции подозреваемых, а в некоторых случаях – к пыткам.

Администрация объявила, что будет использовать политику упреждающей самообороны – иными словами, превентивные военные действия. Джордж Буш пообещал предпринять шаги для устранения не только существующих угроз, но и тех, которые только набирают силу, и выразил готовность в случае необходимости действовать в одиночку. Такой подход в конечном итоге привел к войне не только в Афганистане, но и в Ираке.

Администрация также делала акцент на демократизации и идее демократического мира. Это стало ключевым компонентом доктрины Буша, особенно после того, как в Ираке не удалось найти оружие массового поражения (ОМП). «Руководствуясь событиями и здравым смыслом, мы пришли к единому мнению, – говорил Буш во второй инаугурационной речи в январе 2005 г., – сохранение свободы в нашей стране зависит от успеха свободы в других странах». Спустя три года, собираясь покинуть свой пост, Кондолиза Райс представила ту же точку зрения, заявив, что она и ее коллеги осознали: «Построение демократических государств сейчас является необходимым компонентом наших национальных интересов».

После 11 сентября военные и разведывательные возможности Соединенных Штатов укреплялись опережающими темпами. Стремительно росли расходы на оборону; расширялись инициативы по борьбе с боевиками; новые базы появились в Центральной и Юго-Западной Азии; военное командование было создано в Африке. Война с терроризмом стала приоритетом национальной безопасности.

Одновременно администрация поддерживала свободу рынков, либерализацию торговли и экономическое развитие. Она пересмотрела и значительно повысила обязательства США по оказанию помощи иностранным государствам, увеличив, к примеру, экономическое содействие приблизительно с 13 млрд долларов в 2000 г. до почти 34 млрд в 2008 году. Администрация боролась с болезнями, став крупнейшим донором Глобального фонда по борьбе со СПИДом, туберкулезом и малярией. Она вела переговоры с Россией о сокращении стратегических ядерных вооружений, перестраивала отношения с Индией, сглаживала напряженные моменты в отношениях с Китаем. И продолжала попытки остановить распространение ОМП, не прекращая работу над созданием системы противоракетной обороны. Эти усилия дополняли друг друга, поскольку Белый дом намеревался не допустить, чтобы распространение ОМП лишило Америку свободы действий в регионах, которые считались важными. Соединенные Штаты также хотели исключить риск того, что государства-изгои передадут или продадут ОМП террористам.

Основы этой политики – упреждение (предотвращение), односторонность, военное превосходство, демократизация, свободная торговля, экономический рост, укрепление альянсов и партнерства великих держав – были сформулированы в Стратегии национальной безопасности 2002 года. Документ готовили сотрудники тогдашнего помощника по национальной безопасности Райс, а не неоконсерваторы в аппарате вице-президента или Пентагоне. В основном этим занимался приглашенный консультант Филипп Зеликов, затем документ редактировали Райс и ее помощники, наконец, правил сам Буш.

Иными словами, 11 сентября побудило администрацию Буша к активности и заставило изменить фокус политики. Страх служил катализатором действий, так же как уверенность в мощи США, гордость за национальные институты и ценности, ощущение ответственности за безопасность общества и чувство вины за то, что атаки были допущены. Как писал позже советник Белого дома Карл Роув, «мы работали, ошеломленные нападением на американскую землю, которое привело к гибели тысяч людей». Пересмотр политики Соединенных Штатов означал пробуждение от неопределенности и преодоление паралича первых девяти месяцев работы администрации. До 11 сентября главенство и безопасность США воспринимались как должное, после терактов Вашингтону пришлось продемонстрировать, что он способен защитить американскую территорию и своих союзников, обеспечить контроль над открытой мировой экономикой и укреплять соответствующие институты.

Стремление Америки к главенству

Воздействие 11 сентября на американскую политику некоторые наблюдатели сравнивали с тем, как на нее повлияло нападение Северной Кореи на Южную в июне 1950 года. Тогда администрация Трумэна тоже была ошеломлена. Она обдумывала новые инициативы, но президент колебался. Он одобрил директиву Совета национальной безопасности, известную как NSC-68, однако не был готов ее реализовать. Параметры планировавшегося наращивания военной мощи Соединенных Штатов не были определены; глобальная природа холодной войны оставалась неясной; идеологическая кампания находилась в зачаточном состоянии. Но госсекретарь Дин Ачесон и Пол Нитце, руководивший политическим планированием в Госдепартаменте, понимали, что им нужно подтвердить превосходство США, поставленное под сомнение первым советским ядерным испытанием. Они знали, что необходимо увеличить военный потенциал, восстановить уверенность в своих силах и не допустить ситуации, когда Америка сдерживала бы сама себя. Они понимали, что придется взять ответственность за функционирование мировой свободной торговли и восстановление экономик Западной Германии и Японии (их успешное возвращение к жизни тогда еще не было очевидным). Они знали, что превосходство Соединенных Штатов оспаривается мощным и грозным соперником, чья идеология привлекательна для обнищавших слоев, стремящихся к автономии, равенству, независимости и государственности. В этом контексте нападение Северной Кореи не только привело к Корейской войне, но и вызвало переход США к глобальной политике гораздо большего охвата.

Вне зависимости от того, можно ли считать подобные аналогии уместными, бесспорно одно: Буш и его советники ощущали, что им пришлось вступить в схожую схватку. И они тоже стремились сохранить и закрепить превосходство Соединенных Штатов, делая все, чтобы предотвратить новые теракты на американской территории или против граждан США. Как Ачесон и Нитце, они были уверены, что защищают образ жизни, что конфигурация власти на международной арене и уменьшение угроз за рубежом имеют жизненно важное значение для сохранения свободы дома.

Советникам Буша было гораздо сложнее, чем Ачесону и Нитце, объединить элементы своей политики в стратегию противодействия вызовам, которые они считали первостепенными. Сейчас очевидно, что многие внешнеполитические инициативы, так же как сокращение налогов и нежелание идти на жертвы во внутренней политике, перечеркнули те цели, для достижения которых они были предприняты.

Превосходство США серьезно пострадало из-за того, что не удалось эффективно использовать вторжения в Афганистан и Ирак, а также из-за волны антиамериканизма, которую спровоцировали эти операции. Американские официальные лица могли декларировать универсальную притягательность свободы и заявлять, что история подтвердила жизнеспособность только одной формы политической экономии, но опросы общественного мнения в мусульманском мире показали, что действия Соединенных Штатов в Ираке и поддержка Израиля – очень опасное сочетание. Как только освобождение от тирана превратилось в оккупацию и борьбу с боевиками, США начали утрачивать свою репутацию, а легитимность их власти оказалась под сомнением.

Превосходству Америки также навредила неожиданная стоимость затянувшихся войн, которую Исследовательская служба Конгресса недавно оценила в 1,3 трлн долларов, и расходы продолжают расти. Негативно сказался рост долгов из-за сокращения налогов и увеличения внутренних расходов. Оборонные расходы возросли с 304 млрд долларов в 2001 г. до 616 млрд долларов в 2008 г., а бюджет скатился с профицита в 128 млрд долларов до дефицита в 458 млрд долларов. Госдолг в процентах от ВВП вырос с 32,5% в 2001 г. до 53,5% в 2009 году. При этом объем американских долговых облигаций, держателями которых являются иностранные правительства, неуклонно рос с 13% по окончании холодной войны до почти 30% в конце президентства Буша. Финансовая сила и гибкость Соединенных Штатов были серьезно подорваны.

Вместо того чтобы предотвратить подъем равноценных конкурентов, действия США за границей, а также бюджетные и экономические проблемы дома поставили Вашингтон в невыгодное положение относительно его соперников, в особенности Пекина. В то время как американские войска увязли в Юго-Западной Азии, растущий военный потенциал Китая (особенно новый класс подлодок, новые крылатые и баллистические ракеты) поставил под угрозу превосходство Америки в Восточной и Юго-Восточной Азии. Одновременно дефицит Соединенных Штатов в торговле с КНР вырос с 83 млрд долларов в 2001 г. до 273 млрд в 2010 г., а суммарная задолженность перед Китаем увеличилась с 78 млрд в 2001 г. до более чем 1,1 трлн долларов в 2011 году.

Вместо того чтобы сохранить региональные балансы сил, действия США нарушили равновесие в Персидском заливе и в целом на Ближнем Востоке – регионе, о котором особенно заботились американские официальные лица. Доверие к Америке упало, Ирак перестал быть противовесом Ирану, возможности Ирана действовать за пределами своих границ расширились, а Соединенные Штаты утратили как минимум часть своего потенциала, необходимого для того, чтобы выступать посредником в палестино-израильских переговорах.

Вместо того чтобы препятствовать распространению ядерного оружия, вторжения США с целью смены режима стали для государств-изгоев дополнительным стимулом разрабатывать ОМП. Лидеры Ирана и Северной Кореи, по-видимому, просчитали, что выживание их стран больше, чем когда-либо зависит от наличия ОМП как фактора сдерживания (решение администрации Обамы вмешаться в 2011 г. в Ливии, которая несколько лет назад отказалась от своей ядерной программы, эту точку зрения, вероятно, только укрепило).

Вместо того чтобы продвигать свободные рыночные отношения, Соединенные Штаты под грузом экономических проблем спровоцировали протекционистские действия внутри страны и осложнили торговые переговоры за рубежом. Попытки ускорить Дохийский раунд торговых переговоров провалились, а двусторонние торговые соглашения с Колумбией и Южной Кореей были блокированы.

Вместо того чтобы продвигать идею свободы, война с терроризмом разворачивалась на фоне отступления демократии по всему миру (по крайней мере до недавней «арабской весны»). Ведение войн и борьба с терроризмом способствовали сомнительным отношениям Вашингтона с самыми нелиберальными режимами, такими как в Саудовской Аравии, Таджикистане и Узбекистане. По данным ежегодного доклада Freedom House о состоянии политических прав и гражданских свобод в мире, «2009-й стал четвертым годом подряд, когда в большинстве стран наблюдалось сокращение свободы, а не улучшение ситуации, это самый длительный период ухудшения за почти 40-летнюю историю докладов».

И наконец, вместо того чтобы препятствовать терроризму и радикальному исламизму, действия США их стимулировали. За время войны против терроризма количество террористических атак увеличилось, возможно, как и число радикальных исламистов. В Национальной разведывательной сводке Белого дома в 2007 г. было признано, что страна живет в обстановке повышенной опасности. В докладе 2008 г. о борьбе с терроризмом, подготовленном уважаемой независимой исследовательской организацией – Центром стратегических и бюджетных оценок, – отмечалось, что «с 2002–2003 гг. позиции США в глобальной войне против терроризма пошатнулись». Хотя Соединенные Штаты захватили и уничтожили лидеров террористов и их агентов, разрушили террористические сети, блокировали активы и построили конструктивные партнерские отношения с контртеррористическими ведомствами за границей, эффект от побед, указывалось в докладе, «сведен на нет из-за перерастания “Аль-Каиды” в глобальное движение распространения и усиления салафитско-джихадистской идеологии, восстановления регионального влияния Ирана и роста политического влияния фундаменталистских партий в мире и их числа». Возможно, недавнее убийство бен Ладена повернет вспять эти тенденции, но многие ведущие эксперты настроены скептически.

Конечно, легко критиковать задним числом. После 11 сентября американские официальные лица столкнулись с вызовами и необходимостью делать выбор. В атмосфере страха и реальной опасности им удалось добиться заметных успехов и выдвинуть важные инициативы. Они оказывали давление на «Аль-Каиду» и другие террористические организации и смогли предотвратить многие теракты на территории США и против американских граждан. Они добились крупного успеха в нераспространении, заставив Ливию отказаться от ядерной программы, сформировали прочные отношения с такими развивающимися державами, как Индия, и не допустили серьезной напряженности в отношениях с Китаем и Россией. Они реформировали систему оказания помощи иностранным государствам, увеличив ее, возглавили глобальную борьбу с инфекционными заболеваниями, пытались добиться сдвигов в торговых переговорах раунда Дохи и подняли престиж продвижения демократии и политических реформ, что имело значительный резонанс и в конечном итоге способствовало нынешним событиям на Ближнем Востоке.

Эти успехи не компенсировали провал администрации в достижении многих наиболее важных целей. Однако критики неправы, заявляя, что политические инициативы, закончившиеся неудачно, были радикально новыми или неожиданными. Их корни уходят в прошлое.

11 сентября в исторической перспективе

Упреждающие или превентивные действия не являются изобретением Буша, вице-президента Дика Чейни или Рамсфелда; они достаточно давно используются в американской внешней политике. За 100 лет до этого «дополнением» президента Теодора Рузвельта к доктрине Монро стала политика превентивного вмешательства в Америке и последующая военная оккупация США таких стран, как Гаити и Доминиканская Республика. Позже президент Франклин Рузвельт, оправдывая решение прибегнуть к упреждающей самообороне против немецких кораблей в Атлантике до вступления Соединенных Штатов во Вторую мировую войну, говорил: «Когда вы видите гремучую змею, изготовившуюся для броска, надо бить ее, не дожидаясь нападения». Спустя 20 лет президент Джон Кеннеди решил, что не может допустить размещения советских наступательных вооружений в 90 милях от берегов США, и в одностороннем порядке ввел карантин – по сути блокаду и состояние войны – вокруг Кубы, что привело к Карибскому ракетному кризису. С точки зрения Кеннеди, это было правомерным превентивным шагом, несмотря на то, что страна оказалась на грани ядерной войны. В ответ на угрозу терроризма в середине 1990-х президент Билл Клинтон подписал директиву по национальной безопасности, в которой говорилось, что «Соединенные Штаты должны прилагать решительные усилия для сдерживания и упреждения, задержания и преследования… лиц, которые совершают или планируют совершить такие атаки». Оба Рузвельта, Кеннеди и Клинтон вместе с большинством своих коллег-президентов согласились бы с постулатом Стратегии национальной безопасности Буша 2002 г., который мог относиться к любой надвигающейся угрозе: «История будет сурово судить тех, кто видел надвигающуюся опасность, но ничего не сделал. В новом мире, в который мы вошли, единственный путь к безопасности – это путь действия».

Кроме того, Буш и его советники вряд ли были одиноки в стремлении к смене режимов за границей после атак 11 сентября. Спустя две недели после речи президента об «оси зла» в январе 2002 г. бывший вице-президент Альберт Гор заявил: «Иногда действительно есть смысл отбросить дипломатию и выложить карты на стол. Есть смысл назвать зло по имени». Он продолжил: «Даже если мы отдадим приоритет уничтожению террористических сетей и даже если мы преуспеем в этом, останутся правительства, которые могут нанести большой вред. И совершенно очевидно, что одно из таких правительств в особенности представляет смертельную угрозу и для самого себя – Ирак… Окончательное решение вопроса с этим правительством должно стоять на повестке дня».

Несколько дней спустя тогдашний сенатор Джо Байден прервал Пауэлла, который давал показания на слушаниях в конгрессе. «Так или иначе, – сказал Байден, – Саддам должен уйти, и, вероятно, потребуются силы США, чтобы заставить его уйти, и, по моему мнению, вопрос в том, как это сделать, а не делать ли это в принципе». Два дня спустя Сэнди Бергер, советник Клинтона по национальной безопасности, настаивал, что, хотя все части «оси зла» представляют очевидную угрозу, Саддам особенно опасен, поскольку он «был, есть и продолжает оставаться угрозой для своего народа, для региона и для нас». Бергер говорил: «К нему нельзя приспособиться. Нашей целью должна стать смена режима. Вопрос не в том, надо ли, а в том, как и когда». А сам Клинтон позже объяснял, почему он поддерживает решение своего преемника о вторжении в Ирак: «Было много неучтенного материала [ОМП]… Вы не можете со всей ответственностью исключать возможность, что тиран обладает таким арсеналом. Я никогда не думал, что он его применит. Но меня беспокоило, что он может продать или передать его».

Существует расхожее мнение, что демократы после 11 сентября действовали бы иначе и, вполне возможно, более тесно сотрудничали бы с союзниками в Европе. Однако решение администрации Буша применить силу для смены режима в странах, которые воспринимались после 11 сентября как угроза, вполне соответствовало пожеланиям большинства американцев в тот период. Но военное наращивание, предпринятое администрацией, не было радикальным или беспрецедентным. Ее стремление избежать столкновения с равноценными соперниками напоминало усилия США, предпринятые для сохранения атомной монополии после Второй мировой войны, достижения военного перевеса в начале Корейской войны, сохранения военного превосходства в годы президентства Кеннеди, восстановления превосходства при Рейгане и установления однополярности после распада СССР. Комитет начальников штабов при Клинтоне поддержал термин «полный спектр превосходства» для описания стратегических намерений Америки. Именно в годы Клинтона, а не Буша, на оборону стали тратить больше денег, чем все другие страны вместе взятые. И политики, и эксперты, в том числе Эндрю Басевич, Эрик Эдельман, Джон Миршаймер и Пол Вулфовиц, видели в стратегических целях и военной тактике всех администраций после холодной войны в большей степени преемственность, а не различия.

Сходства распространялись также на риторические приемы и идеологические устремления. В некоторых кругах было модно подвергать жесткой критике идеологический пыл команды Буша. Но утверждение демократических ценностей вряд ли можно назвать новшеством. Это было составной частью мировоззрения Вудро Вильсона и Дика Ачесона, а также Генри Киссинджера и Ричарда Никсона. Можно вспомнить обращение Джона Кеннеди к жителям Берлина или «Альянс ради прогресса»; объяснения Линдона Джонсона по поводу действий во Вьетнаме; выступления Джимми Картера о правах человека и высказывания Рональда Рейгана о роли США в мире. Их риторика, как и последние речи Обамы, напоминает выступления Буша. И, как и его предшественники (и преемник), Буш без особого труда отступал от этого постулата, когда это было нужно для стратегических или национальных интересов его администрации.

Многие заявляют, что отличительной чертой американской политики после 11 сентября была односторонность действий. Но американской дипломатии в принципе присущ инстинкт: действовать независимо и при этом возглавлять мир. Его можно обнаружить в Прощальном обращении президента Джорджа Вашингтона и первой инаугурационной речи президента Томаса Джефферсона. В период холодной войны американские официальные лица неизменно оставляли за собой право на односторонние шаги, даже когда действовали в рамках альянсов. В последней Стратегии национальной безопасности Клинтона, как и в первой – Обамы, об этом говорилось вполне открыто. Вряд ли можно сомневаться, что советники Буша под влиянием страха и уязвленной гордости, а также чувства ответственности и своей вины, были более склонны действовать в одностороннем порядке, чем их демократические предшественники и последователи. В то же время и они высказывали желание укреплять альянсы, в этом направлении после 2005 г. были достигнуты некоторые успехи.

Буш еще теснее связан с теми, кто пришел к власти до и после него, благодаря приверженности политике открытых дверей и глобальной свободной торговли. В его Стратегии национальной безопасности 2002 г., провозглашавшей принципы сдерживания, принуждения и упреждающей самообороны, содержались большие разделы, касавшиеся содействия глобальному экономическому росту, продвижения свободного рынка, открытого общества и создания инфраструктуры демократии. Эта политика имеет длительную историю и зародилась еще в «заметках об открытых дверях» госсекретаря Джона Хэя, «14 пунктах» Вудро Вильсона и «Атлантической хартии» Франклина Рузвельта. Кроме того, она стала основой многих более поздних, хотя и менее запоминающихся, заявлений Клинтона и Обамы.

Преодоление трагедии

Таким образом, значение 11 сентября для внешней политики США не стоит переоценивать. Теракты были страшной трагедией, вероломным нападением на невинных мирных жителей и провокацией невероятного масштаба. Но они не изменили мир и не трансформировали траекторию внешнеполитической стратегии Соединенных Штатов. Стремление Америки к доминированию, желание возглавлять мир, выбор политики открытых дверей и свободных рынков, озабоченность военным превосходством, готовность действовать в одиночку в случае необходимости, эклектическое соединение интересов и ценностей, ощущение своей незаменимости – все это сохраняется.

В действительности теракты изменили американское восприятие угроз и выдвинули на первый план глобальное значение негосударственных акторов и радикального исламизма. Они заставили страну осознать хрупкость своей безопасности, а также почувствовать гнев, злость и негодование, которые испытывают к США в других регионах, особенно в исламском мире. Но если теракты 11 сентября высветили уязвимые места, то их последствия продемонстрировали, что мобилизация сил, проводящаяся без четкой дисциплины, проработки и сотрудничества с союзниками, может не только защищать общие ценности, но и подрывать их.

Спустя 10 лет после 11 сентября американцам, вместо того чтобы критиковать или восхвалять администрацию Буша, следует более серьезно подумать о собственной истории и ценностях. Американцы могут отстаивать свои основные ценности, но при этом признавать, что им свойственны спесь и высокомерие. Они вправе говорить о необоснованной жесткости других, но согласиться, что сами являются причиной негодованиях во многих странах арабского мира. Американцы осознают, что терроризм – угроза, на которую необходимо ответить, понимая, что она не носит экзистенциального характера и несопоставима с военными и идеологическими вызовами, которые представляли германский нацизм и советский коммунизм. Им следует отдать себе отчет в том, что проецирование решения своих проблем на внешний мир означает стремление избежать серьезных решений дома, таких как более высокие налоги, всеобщая воинская обязанность или реалистичная энергетическая политика. Американцам следует признать, что в мире существует зло, как напомнил Обама, получая Нобелевскую премию в декабре 2009 г., и, как и Обама, они готовы принять жизненно важную роль силы в делах всего человечества. Но нет смысла отрицать, что применение силы способно серьезно навредить тем, кому они хотели помочь, и подорвать значение целей, которых стремились достичь. Американцы настаивают на преемственности своих интересов и ценностей и при этом ломают голову над компромиссами, необходимыми для выработки стратегии, пригодной для эпохи после холодной войны, когда угрозы стали более разнообразными, противники – не поддающимися четкому определению, а власть – относительной.

На смену горечи и негодованию, отравившим для американского общества дискуссии об атаках 11 сентября и войнах, которые они вызвали, должны прийти печальные размышления о том, как страх, чувство вины, гордость и власть могут принести так много вреда в стремлении сделать добро. Это остается трагедией американской дипломатии, которую известный историк Уильям Эпплмен Уильямс настоятельно советовал преодолеть еще полвека назад.

Мелвин Леффлер – профессор истории в Университете Вирджинии и сотрудник Центра Миллера. В соавторстве с Джеффри Легро написал книгу «В неспокойные времена: Американская внешняя политика после Берлинской стены и 9/11».

США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 22 октября 2011 > № 738760 Мелвин Леффлер

Россия поддержит стремление Афганистана стать членом Шанхайской организации сотрудничества, заявил в субботу в Кабуле находящийся здесь с рабочим визитом спецпредставитель президента России по Афганистану Замир Кабулов в ходе встречи с президентом Афганистана Хамидом Карзаем.

Как сообщила пресс-служба управделами главы афганского государства, помимо членства Афганистана в ШОС стороны обсудили ход подготовки к Стамбульской международной конференции по Афганистану, отметив в этой связи необходимость усилий по наращиванию регионального сотрудничества.

Стамбульская конференция, которая состоится в ноябре, станет прологом к Боннской конференции по Афганистану, которая должна пройти в декабре этого года.

Согласно заявлению Кабулова, сделанному на встрече с Карзаем, Россия поставит в качестве продовольственной помощи Афганистану три тысячи тонн пшеницы. Спецпредставитель президента РФ также отметил, что Россия готова увеличить свою экономическую помощь Афганистану, отмечается в сообщении.

Шанхайская организация сотрудничества - субрегиональная международная организация, в которую входят шесть государств: Казахстан, Китай, Киргизия, Россия, Таджикистан и Узбекистан. Иран, Индия, Монголия и Пакистан имеют в организации статус наблюдателей. Представители Афганистана и Туркмении участвуют в заседаниях ШОС в качестве гостей. Афганистан в 2011 году подал заявку на вступление в эту региональную организацию. Андрей Грешнов

Около 40 семей получили доступ к электричеству в районе Шахид Дауд Хан центральной провинции Вардак, сообщили в четверг официальные источники.

Компания «Дэ Афганистан Брешна Шеркат» завершила в районе строительство подстанции стоимостью 5,4 миллионов афгани (113 тыс. долларов), сообщил на торжественной церемонии губернатор провинции Мохаммад Халим Фидайи. Он добавил, что в провинции строятся еще три подстанции, сообщает информационное агентство «Бахтар».

В ближайшие дни электричество через новую подстанцию будет подведено к деревням Ибрагимхель, Авалхель, Фаулад Хан, Дех Афганан и Замалхель, добавил губернатор.

Заместитель главы компании Абдул Малик заявил, что в планы компании входит электрификация оставшихся районов провинции Вардак. Глава Совета провинции Мохаммад Хазрат Джанан предложил жителям провинции принять участие в этих проектах.

Азиатский банк развития (АБР) выделил 222 миллиона долларов на строительство 145 километров дорог и создание независимого железнодорожного департамента в Афганистане, сообщили в среду официальные источники.

Соответствующий контракт был подписан главой АБР в Афганистане Робертом Ринкером и министром финансов Афганистана Омаром Захелвалом на торжественной церемонии в Кабуле. 289 миллионов долларов будет потрачено на строительство 50-километрового участка трассы Кабул-Джелалабад, 51-километровой дороги между уездом Джабалус Сарай провинции Парван и городом Ниджраб провинции Каписа и 44-километровой дороги между уездами Бахарак и Файзабад провинции Балх, сообщил он.

Остальные средства будут израсходованы на учреждение независимого железнодорожного департамента под началом министерства общественных работ, которое будет контролировать строительство железных дорог, афганский отметил министр. Также работу департамента будет координировать комиссия, которую возглавит советник президента по экономическим делам. В состав комиссии войдут представители министерств общественных работ, финансов, экономики и торговли.

Омар Захелвал добавил, что банк уже выделил Афганистану 2,2 миллиарда долларов, однако из этих средств до сих пор были получены только 1,7 миллиарда. «Афганистан нуждается в помощи, поскольку большая часть этих средств пойдет в бюджет правительства», - цитирует словам афганского министра Национальное телевидение Афганистана.

Тысячи пострадавших от засухи семей получили гуманитарную помощь – продовольствие, высококачественные семена и корм для животных в северной провинции Тахар.

Более 10 тысяч семей из 15 уездов провинции получили гуманитарную помощь, сообщил заместитель министра сельского хозяйства, ирригации и животноводства Салим Кундузи информационному агентству «Бахтар». Каждая семья получила 200 кг пшеницы, 150 кг высококачественных семян, 25 кг риса и 200 кг корма для животных, заявил Кундузи. Одна тонна семян стоит 800 долларов (около 38 тысяч афгани), добавил он.

Местные власти и фермеры, однако, сообщают, что гуманитарной помощи недостаточно для обеспечения их нужд. Глава совета провинции Наджибулла Халики заявил, что от засухи пострадало подавляющее большинство жителей провинции.

Производство опиума в Афганистане в этом году вырастет вдвое по сравнению с 2010 годом, что увеличит наркотрафик в центральную Азию и Россию, заявил в пятницу глава ФСКН Виктор Иванов на заседании правительственной комиссии.

"В Афганистане собран вдвое больший урожай опиума по сравнению с 2010 годом, следовательно, ожидается удвоение героинового давления на Центральную Азию и Россию", - подчеркнул он.

По мнению Иванова, "это убедительно свидетельствует о том, что в зоне военной операции Международных сил содействия безопасности в Афганистане под командованием НАТО зародилось новое героиновое цунами, готовое обрушиться и накрыть волной постсоветское пространство и Европейский Союз".

Как отметил глава ФСКН, те антинаркотические программы, которые осуществляют сейчас западные страны в Центральной Азии, не приносят заметных позитивных результатов.

"Эти международные усилия не принесли успехов за 10 лет ни России, ни странам Центральной Азии - наркотики как шли, так и идут", - сказал Иванов.

По его словам, новая американская антинаркотическая инициатива в Центральной Азии предусматривает бюджетное финансирование в объеме более 100 миллионов долларов. Деньги пойдут на задействование военного ведомства США в координации антинаркотических программ. Вместе с тем, сказал Иванов, "за годы донорства западных спонсоров перехваты героина в странах транзита не только не увеличились, а даже уменьшились по ряду параметров". 

Вечером в среду с не объявленным заранее визитом в Афганистан прибыла госсекретарь США Хиллари Клинтон. На следующий день госсекретарь встретится с представителями афганских властей и обсудит с ними актуальные вопросы, связанные с ситуацией в ИРА.

Ожидается, что в четверг Хиллари Клинтон проведет переговоры с президентом Афганистана Хамидом Карзаем и министром иностранных дел Залмаем Расулом, а также примет участие в круглом столе с представителями гражданского общества.

В ходе переговоров планируется обсудить вопросы афгано-американского стратегического сотрудничества и взаимодействия с Пакистаном. Также на повестке мероприятий будет стоять задача подготовки к международным конференциям в Стамбуле и Бонне, связанным с развитием Афганистана, передает телеканал "Ариана-ТВ".