Новости. Обзор СМИ Рубрикатор поиска + личные списки
Лариджани подчеркул необходимость сотрудничества с Турцией в регионе
Спикер парламента Ирана Али Лариджани подчеркнул необходимость дальнейшего сотрудничества между Ираном и Турцией, чтобы восстановить мир и безопасность в регионе.
В телефонном разговоре со своим турецким коллегой Исмаилом Кахраманом, Али Лариджани сказал, что Иран и Турция должны сотрудничать и обмениваться мнениями о возможностях своих решающих ролей в восстановлении региональной безопасности.
Лариджани поздравил Кахрамана с избранием на пост спикера парламента Турции, и указал на растущую тенденцию хороших и дружественных двусторонних связей в последние годы в таких областях, как политика, экономика, парламент, а также региональные вопросы. Лариджани также пригласил своего коллегу посетить Иран с официальным визитом.
Iran.ru напоминает, что сегодня турецкое ПВО сбило российский военный самолет над Сирией. Иран, как известно, поддерживает действия российских ВКС в Сирии. Изменится ли риторика Тегерана по отношению к Турции? Пока Иран не давал официальной оценки сегодняшнего инцидента в небе над Латакией.
Cпециальный представитель президента Российской Федерации по Ближнему Востоку и странам Африки, замглавы МИД РФ Михаил Богданов обсудил с послом КНР в Москве Ли Хуэем координацию усилий мирового сообщества по борьбе с террористической группировкой "Исламское государство", говорится в сообщении МИД РФ.
"В ходе беседы были обсуждены актуальные аспекты ближневосточной повестки дня с акцентом на вопросы сирийского урегулирования и координацию усилий мирового сообщества по борьбе с террористической группировкой "Исламское государство Ирака и Леванта". Подтверждена обоюдная заинтересованность в дальнейшем поддержании тесного доверительного диалога между Москвой и Пекином по проблематике Ближнего Востока и Африки, в том числе в рамках БРИКС и ООН", — говорится в документе.
С 30 сентября Россия по запросу президента Башара Асада начала наносить точечные авиаудары по объектам "Исламского государства" и "Джебхат ан-Нусры" в Сирии. За это время Воздушно-космические силы при участии кораблей Каспийской флотилии уничтожили несколько сотен боевиков и более 3 тысяч объектов террористов.
Авиакомпании РФ продолжают выполнять рейсы в города Турции, свидетельствуют данные расписания авиакомпаний, онлайн-табло аэропортов и заявляют перевозчики.
Согласно данным онлайн-табло "Внуково", в 4.55 утра 25 ноября ожидается рейс Turkish airlines в Анталью, в 5.30 - в Стамбул. На сайте аэропорта "Шереметьево" значится рейс "Аэрофлота" в Стамбул в 21.45 вторника и несколько рейсов в среду. Судя по онлайн-табло "Домодедово", в Анталью назначены рейсы на 3.40 "Уральских авиалиний", рейс Azur air в 5.00 и авиакомпании "Ямал" в 6.00.
Официальный представитель "Аэрофлота" не стал комментировать возможность приостановки авиасообщения между Россией и Турцией. На данный момент компания не опубликовывала на своем сайте информацию об отмене рейсов в города Турции. Авиакомпания UTair рейсы в Турцию не выполняет, используя код-шеринговое соглашение с национальным авиаперевозчиком Турции - Turkish airlines.
"На данный момент рекомендаций от Росавиации не поступало, поступит - будем выполнять. На данный момент программа полетов в города Турции в осенне-зимнем расписании практически завершена", - сообщил РИА Новости официальный представитель крупного российского чартерного перевозчика Azur air. Компания осуществляет на данный момент 7 вылетов в неделю до конца январских праздников в Анталию.
Официальный представитель Росавиации не комментирует ситуацию.
Во вторник российский самолет Су-24 потерпел крушение в Сирии. Президент России Владимир Путин сообщил, что самолет был сбит ракетой типа "воздух-воздух" с турецкого F-16 над сирийской территорией, и упал в Сирии в четырех километрах от границы с Турцией. Российский президент назвал это "ударом в спину" со стороны пособников террористов.
У правительства РФ есть резервы для финансовой поддержки авиакомпаний и туроператоров на случай приостановки авиасообщения с Турцией, сообщила журналистам первый замминистра финансов России Татьяна Нестеренко.
"В правительстве есть резервы на сложные непредвиденные обстоятельства, в случае если будет необходимо оказать какую-либо финансовую поддержку", - сказала Нестеренко, отвечая на вопрос, есть ли в бюджете РФ необходимые ресурсы для поддержки авиакомпаний и туроператоров в случае "закрытия" Турции.
Во вторник российский самолет Су-24 потерпел крушение в Сирии. Президент РФ Владимир Путин сообщил, что самолет был сбит ракетой типа "воздух-воздух" с турецкого самолета F-16 и упал на территорию Сирии в четырех километрах от границы с Турцией. Российский президент назвал это "ударом в спину" со стороны пособников террористов. Глава МИД РФ Сергей Лавров заявил, что нарастающая угроза терроризма из Турции не меньше, чем из Египта, поэтому россиянам не рекомендуется посещать Турцию в ближайшее время.
Глава Ростуризма Олег Сафонов заявил РИА Новости, что ведомство после этих заявлений МИД уже во вторник даст туроператорам рекомендацию прекратить продажу путевок в Турцию. Ранее Россия приостановила авиасообщение с Египтом и вывезла туристов из этой страны после крушения российского лайнера А321 над Синайским полуостровом.
Россия – второй по важности источник туристического потока в Турцию (около 12% туристов) после Германии (около 15%). В 2014 году Турцию посетили почти 4,5 миллиона россиян, в 2015 году их число снизилось из-за кризиса примерно на 20%.
Сейчас, по данным Российского союза туриндустрии, в Турции из-за низкого сезона находится лишь около 10 тысяч россиян.
Туроператоры решили сыграть на опережение и приостановить продажу путевок в Турцию, не дожидаясь возможного запрета на полеты в эту страну от российских властей.
Во вторник российский боевой самолет Су-24 потерпел крушение в Сирии. Президент РФ Владимир Путин сообщил, что самолет был сбит ракетой типа "воздух-воздух" с турецкого F-16 над сирийской территорией и упал в Сирии в четырех километрах от границы с Турцией. Российский президент назвал это "ударом в спину" со стороны пособников террористов.
Меньше месяца назад катастрофа другого российского самолета над Синаем привела к остановке всех полетов в Египет, что стало причиной миллиардных потерь не только для авиакомпаний, но и для туристической отрасли.
В ситуации с Турцией преждевременно оценивать потенциальные убытки турбизнеса. Между тем, пока еще идет подсчет количества россиян, отдыхающих на курортах страны, парламентарии уже высказываются не только за запрет авиасообщения и прекращение безвизового режима, но и за срочную эвакуацию туристов.
ИГРА НА ОПЕРЕЖЕНИЕ
МИД РФ и Федеральное агентство по туризму во вторник рекомендовали россиянам не посещать Турцию. Позднее Ростуризм предписал туроператорам прекратить продажу путевок в эту страну.
Однако, не дожидаясь этих рекомендаций, одним из первых о приостановке продаж путевок в Турцию заявил крупный туроператор "Натали Турс". Причем туры не будут реализовываться не только в России, но и на территории Украины, Казахстана и Белоруссии.
После "закрытия" Египта в соцсетях и СМИ граждане стали активно обмениваться идеями о том, как можно добраться до родины фараонов, минуя запрет на полеты. Одним из самых популярных запросов в "Яндекс" стали слова "как попасть в Египет окольными путями".
Тогда МИД РФ выразил обеспокоенность продажей операторами туров в Египет через третьи страны, а Ростуризм выдал строжайшее предупреждение туроператорам не реализовывать подобные путевки.
В колл-центре другого туроператора, TEZ tour, заявили, что продажа путевок в Турцию с сегодняшнего дня приостановлена, посоветовали выбрать на Новый год другое направление.
В компании "Интурист" сообщили, что получили предписание от своего руководства остановить продажи туров в Турцию на неопределенное время.
"Получили официальное письмо от нашего руководства – остановить продажи прямо сегодня, с 19.40, причем остановить по всем турам, мы не сможем вам забронировать поездку ни через Coraltravel, ни через Annex tour, ни через "Пегас туристик". Ждем лучших времен", - сказал представитель компании.
НИЗКИЙ СЕЗОН
Российских туристов в Турции в настоящее время немного - в стране "мертвый сезон", отмечает гендиректор компании "Пегас туристик" Анна Подгорная. У компании в Турции сейчас отдыхают туристы, которые не смогли улететь в Египет. "Мы перенаправили людей в Турцию, чтобы дать туристам возможность хоть как-то отдохнуть. Сейчас в Турции низкий сезон, туристы туда почти не едут", - сказала она.
По предварительной оценке Российского союза туриндустрии сейчас в Турции может отдыхать около 10 тысяч россиян.
"Турция последние 13 лет была самым популярным у россиян направлением. Пока там мало туристов из РФ. По экспертным оценкам, с учетом египетских (туристы обменяли путевки в Египет на Турцию - ред.) их там сейчас находится менее 10 тысяч человек. Пока закрытие направления не критично, а что будет потом, сказать сложно", - сказала пресс-секретарь РСТ Ирина Тюрина.
Ростуризм в настоящее время запрашивает туроператоров на предмет того, сколько туристов отдыхает в Турции и обещает в ближайшее время обнародовать эту информацию.
Граждане, уже купившие путевки, но не успевшие ими воспользоваться, в сложившихся обстоятельствах имеют право отказаться от тура или требовать изменения его условий, в том числе в судебном порядке. При расторжении договора еще до начала путешествия туристу возвращается денежная сумма, равная общей цене поездки, а после начала - ее часть в размере, пропорциональном стоимости не оказанных туристу услуг, предупреждает Ростуризм.
Агентство надеется на социальную ответственность туроператоров и призывает их урегулировать возможные финансовые споры, не доводя до суда.
ДОПУСТИМЫЕ ПОТЕРИ
Россия – второй по важности источник туристического потока в Турцию (около 12% туристов) после Германии (около 15%). В 2014 году Турцию посетили почти 4,5 миллиона россиян, в 2015 году их число снизилось из-за кризиса примерно на 20%.
Федеральное агентство по туризму в первую очередь считает необходимым заботиться о безопасности россиян в Турции, а не анализировать, какие потери может понести турбизнес и авиаперевозчики.
Запрет на полеты в Египет, по предварительным оценкам, обошелся туроператорам России в 1,7 миллиарда рублей, а авиакомпаниям – в 8-9 миллиардов рублей. Туроператоры уже обратились в правительство РФ за помощью.
"В правительстве есть резервы на сложные непредвиденные обстоятельства, в случае если будет необходимо оказать какую-либо финансовую поддержку", - сказала первый замглавы Минфина Татьяна Нестеренко, отвечая на вопрос, есть ли в бюджете РФ необходимые ресурсы для поддержки авиакомпаний и туроператоров в случае "закрытия" Турции.
В АВИАЦИИ ВСЕ СПОКОЙНО
Вместе с тем авиакомпании РФ продолжают выполнять рейсы в города Турции, свидетельствуют данные расписания перевозчиков, онлайн-табло аэропортов и заявляют сами компании.
Согласно данным онлайн-табло "Внуково", в 4.55 мск 25 ноября ожидается рейс Turkish airlines в Анталью, в 5.30 - в Стамбул. На сайте аэропорта "Шереметьево" значится рейс "Аэрофлота№ в Стамбул в 21.45 вторника и несколько рейсов в среду. Судя по онлайн-табло "Домодедово", в Анталью назначены рейсы на 3.40 "Уральских авиалиний", рейс Azur air в 5.00 и авиакомпании "Ямал" в 6.00.
"На данный момент рекомендаций от Росавиации не поступало, поступит - будем выполнять. На данный момент программа полетов в города Турции в осенне-зимнем расписании практически завершена", - сообщил РИА Новости официальный представитель крупного российского чартерного перевозчика Azur air. Компания осуществляет на данный момент 7 вылетов в неделю до конца январских праздников в Анталию.
Официальный представитель Росавиации не комментирует ситуацию.
Было бы неправильным смешивать туризм и политику в связи с инцидентом со сбитым российским военным самолетом Су-24, заявил РИА Новости глава федерации отельеров Турции Осман Айык.
Федеральное агентство по туризму ранее рекомендовало российским туроператорам и турагентам после инцидента со сбитым самолетом приостановить продажу туров в Турцию, в том числе через третьи страны.
"Рекомендация российских туристических властей приостановить продажи путевок в Турцию - это мгновенно принятое решение. В долгосрочной перспективе, уверен, они пересмотрят его. Власти должны сделать все, чтобы предотвратить развитие конфликта. Туризм и политику ни в коем случае нельзя смешивать", - заявил Айык.
Он назвал ЧП с российским самолетом очень большой проблемой.
"Наши отношения с Россией имеют очень глубокие корни и длительную историю. Мы страны-партнеры и сотрудничаем во многих отраслях. Мы должны правильно оценить эту ситуацию и действовать хладнокровно. Иначе это очень негативно скажется не только на туризме, но и на других секторах", - сказал Айык.
Во вторник российский самолет Су-24 потерпел крушение в Сирии. Президент России Владимир Путин сообщил, что самолет был сбит ракетой типа "воздух-воздух" с турецкого F-16 над сирийской территорией и упал в Сирии в четырех километрах от границы с Турцией. Российский президент назвал это "ударом в спину" со стороны пособников террористов. Как сообщили в Минобороны РФ, анализ данных объективного контроля однозначно показал, что российский Су-24 не нарушал воздушное пространство Турции
Алена Палажченко.
В связи с инцидентом с российским истребителем Су-24 в Сирии НАТО созывает внеочередное заседание Североатлантического совета на уровне послов. Об этом сообщает агентство РИА Новости со ссылкой на представителя альянса.
"Заседание Североатлантического совета состоится в 17.00 (19.00 мск) по запросу Турции", — цитирует агентство слова представителя альянса. Он также добавил, что "никаких мероприятий для прессы на данный момент не предусмотрено".
Российский истребитель Су-24 был сбит во вторник утром на турецко-сирийской границе. Минобороны Турции сообщило, что самолет был сбит двумя турецкими истребителями F-16 после того, как ему было направлено предупреждение.
Су-24 упал в сирийской провинции Латакия. Пилоты успели катапультироваться, один из них был задержан действующими на территории региона туркменами. Минобороны России в свою очередь обвинения о нарушении воздушного пространства Турции отвергает и сообщает о том, что самолет российских ВВС потерпел крушение после обстрела с земли.
Пентагон считает преувеличенными заявления ВКС РФ об уничтожении сотен бензовозов "Исламского государства" в Сирии, заявил на брифинге представитель центрального командования США на Ближнем Востоке и в Северной Африке (CENTCOM) Стивен Уоррен.
"На прошлой неделе Россия сделала заявление и (опубликовала) видео. Они утверждали, что атаковали и уничтожили 500 топливозаправщиков ИГ. Мы посмотрели их сообщения, посмотрели видео и, на наш взгляд, их оценки (последствий удара — ред.) преувеличены", — заявил Уоррен.
Ранее в ходе аналогичных брифингов представители Пентагона, как правило, не комментировали последствия ударов российской авиации в Сирии. Часто они обвиняли РФ в нанесении ударов не по ИГ, но без уточнения подробностей.
Ранее начальник Генерального штаба Вооруженных сил России Валерий Герасимов сообщил, что в результате действий ВКС РФ в Сирии уничтожены в частности две колонны топливозаправщиков, благодаря чему существенно снижены возможности боевиков по незаконному экспорту энергоносителей.
Около двух тысяч сирийцев получили статус временное убежище в России с начала конфликта в Сирии, но эта цифра вряд ли будет расти, заявил РИА Новости руководитель Федеральной миграционной службы РФ Константин Ромодановский.
"В настоящее время в России находятся порядка 7-8 тысяч граждан Сирии. Из них порядка 2 тысяч человек у нас получили статус временного убежища. Эта цифра не значительная", — сказал он.
Ромодановский добавил, что не думает, что их количество будет расти, так как у них нет отдельно своей общины и им сложнее адаптироваться в условиях России.
"Мы видим, что сирийцы через Россию пытаются двигаться на запад, в Европу. Я не прогнозирую каких-либо напряжений в этом плане для России со стороны беженцев", — подчеркнул глава ФМС.
Ежедневно через границу РФ в Норвегию пересекают десятки, а то и сотни беженцев — в отдельные дни их число доходит до 200 человек. Это беженцы из более 20 стран — прежде всего, Афганистана, Пакистана, Египта, а также Сирии и других. На территории северной Норвегии создано уже несколько лагерей по приему беженцев. Некоторые норвежские политики высказываются за то, чтобы временно закрыть границу с Россией, чтобы остановить возрастающий поток беженцев, многие из которых, по мнению норвежских властей, не нуждаются в убежище.
По последним данным приграничного агентства ЕС "Фронтекс", за первые 10 месяцев 2015 года на территорию стран Евросоюза прибыли около 1,2 миллиона мигрантов. Еврокомиссия заявила, что нынешний миграционный кризис в мире является крупнейшим со времен Второй мировой войны.
Елизавета Исакова.
Помощь РФ в прекращении гражданской войны в Сирии могла бы быть огромной, считает президент США Барак Обама.
"С учетом военных возможностей России и, учитывая влияние России на режим Асада, сотрудничество с их (РФ) стороны было бы чрезвычайно полезным, чтобы добиться прекращения гражданской войны в Сирии и сосредоточить все наше внимание на борьбе с ИГ", — заявил Обама на пресс-конференции по итогам переговоров с президентом Франции Франсуа Олландом.
"Проблема заключается в том, что Россия действует вблизи с турецкой границей и преследует умеренную оппозицию, которую поддерживает не только Турция, но и другие страны", — заявил американский президент.
"Мы приветствуем, если Россия станет частью широкой международной коалиции, которую мы создали", — сказал он.
Россия начала авиаудары по позициям ИГ в Сирии в ответ на просьбу президента этой страны Башара Асада. При этом коалиция во главе с США с сентября 2014 года наносит удары по позициям ИГ в Сирии в обход СБ ООН и не координирует свои действия с сирийскими властями. Ранее президент РФ Владимир Путин неоднократно заявлял, что главная цель российской операции в Сирии — не поддержка президента Башара Асада, а борьба с международным терроризмом.
Госсекретарь США Джон Керри заявил, что Соединенные Штаты не будут делать каких-либо заявлений по произошедшему с российским Су-24 до тех пор, пока не выяснят всех деталей инцидента, об этом он заявил во вторник перед встречей с палестинским лидером Махмудом Аббасом.
"Они (американские власти) по-прежнему собирают данные и информацию. Турки сообщили нам о событии, но все в Вашингтоне пытаются выяснить, все факты, прежде, чем делать какое-либо заявление. Только после этого мы сделаем заявление", — сказал Керри заявление которого цитирует Госдеп.
Во вторник российский самолет Су-24 потерпел крушение в Сирии. Президент России Владимир Путин сообщил, что самолет был сбит ракетой типа "воздух-воздух" с турецкого F-16 над сирийской территорией, и упал в Сирии в четырех километрах от границы с Турцией. Российский президент назвал это "ударом в спину" со стороны пособников террористов.
С 30 сентября Россия по запросу президента Башара Асада начала наносить точечные авиаудары по объектам "Исламского государства" в Сирии, используя штурмовики Су-25, фронтовые бомбардировщики Су-24М, Су-34, с воздуха их прикрывают истребители Су-30СМ. В середине ноября была задействована также российская стратегическая авиация — самолеты Ту-160, Ту-95МС и Ту-22М3.
В понедельник 23 ноября начался новый этап коллективного поиска российской подводной лодки у берегов Шотландии. Эта история – очередной пример того, как регулярная военно-морская паника стран НАТО помогает обосновать постоянно растущие оборонные бюджеты европейских стран и перестроить общественное сознание европейцев с мирного на военный лад.
Российская угроза, вылепленная из пены морской
Заметили подлодку десятью днями раньше. Долго готовились к поиску, выступили с размахом. Задействованы корабли Королевского флота, авиация НАТО (базируется на базе Moray Firth).
Великобритания призвала союзников по альянсу вместе поохотиться на русскую подводную лодку еще и потому, что самое эффективное средство поиска – свои противолодочные самолеты Nimrod – списала в 2011 году. Теперь выручают самолеты ВМС Канады и Франции. Британских военных моряков поддерживают также СМИ. По всем законам информационной войны.
Российская угроза в изложении британской газеты The Telegraph вполне предметна – из-за толстой стеклянной сферы батискафа, всплывшего из пучины морской, проницательно смотрит на читателя Владимир Путин. И может сложиться впечатление, что президент РФ лично инспектирует побережье Шотландии, выбирает место для ракетного удара или морского десанта.
Однако никто не может подтвердить или опровергнуть присутствие в районе поиска российской подводной лодки. Министерство обороны Великобритании отказывается раскрыть суть операции. Предположительно, близ Шотландии русские военные моряки следят за ядерным комплексом Trident, в состав которого входят четыре атомные субмарины.
Между тем, обычная практика всех флотов – отрабатывать поиск подводных лодок вероятного противника поблизости от их баз, в нейтральных водах. Если имеется разведывательная информация о грядущем выходе в море, многоцелевые субмарины занимают удобные позиции. Это не противоречит международному праву.
Если контакт установлен, за подводной лодкой вероятного противника следят по возможности до тех пор, пока она не вернется на базу. Многоцелевые субмарины скрытно следят за ракетными подводными крейсерами стратегического назначения, чтобы отрабатывать возможность их уничтожения в боевой обстановке до ракетного удара по своей стране. Стратеги стремятся патрулировать район скрытно или оторваться в случае обнаружения. Это невидимое противостояние продолжается десятилетиями.
Кстати, в августе 2014 года Россия также заявляла о непрошеных гостях, и Северный флот докладывал о вытеснении из приграничных районов Баренцева моря американской субмарины.
Российские военные моряки никогда не забудут, а многие западные обыватели никогда не узнают, что пятнадцать лет назад, в день катастрофы с атомной подводной лодкой "Курск" близ Североморска выполняли задачи слежения и разведки три иностранные субмарины. И, по мнению независимого французского кинодокументалиста Жана-Мишеля Карре, "гибель российской атомной подводной лодки "Курск" была спровоцирована двумя американскими субмаринами. Одна из них столкнулась с "Курском", а другая выпустила по нему торпеду".
Так или иначе, британским военным морякам грех жаловаться, пока все они живы и здоровы.
Призрак Хиросимы
В июле 2015 года русскую подводную лодку искали у берегов Швеции, и нашли. Правда, субмарина "Сомъ" и ее экипаж погибли в 1916 году.
В мае 2015 года в ходе учений НАТО Dynamic Mongoose в Северном море подводные лодки, надводные корабли, самолеты отрабатывали приемы обнаружения подводных лодок условного противника. Вероятно, чтобы не расслабляться, ведь реальные угрозы в регионе отсутствовали.
В январе 2015 года британские СМИ также освещали операцию поиска у берегов Шотландии русской подводной лодки, якобы следившей за атомным ракетоносцем типа Vanguard. Тогда минобороны Великобритании обратилось за помощью к американским коллегам. Ничего не нашли.
В октябре – декабре 2014 года международные силы провели безуспешную поисковую операцию близ Стокгольма с привлечением четырех патрульных самолетов (двух американских P3 Orion, канадского CP-140 Aurora, французского Atlantic II) и британского самолета-разведчика Sentinel. "Иностранная подводная активность" материального подтверждения не получила. Швеция признала провал операции стоимостью около 5 млн. долларов.
Порой охотники за русскими субмаринами признают, что гонялись за туманом. Так, замеченный у шведских берегов в октябре 2014 года подозрительный объект оказался лишь техническим кораблем. Уровень развития современных технологий как-то не вяжется с подобными ошибками. И все же охотничьего азарта меньше не становится, как и лжи в отношении РФ.
Западных партнеров тревожит, что Россия активизировала подводное патрулирование, строит стальную дугу от Арктики до Средиземноморья, а стратегические бомбардировщики РФ летают над нейтральными водами Северной Европы, чтобы ударить по боевикам ИГ в Сирии. Ведь это – демонстрация силы на территории протяженностью в 8000 миль.
Вот и член НАТО Норвегия настолько обеспокоена военно-морской активностью РФ, что обратилась к своим соседям за помощью в отслеживании российских подлодок.
В только что опубликованной стратегии в сфере обороны и безопасности, которую Великобритания обновляет каждые пять лет, Россия упоминается в основном в негативном ключе, хотя речь там и идет о необходимости сотрудничества с РФ в сфере безопасности. Так что силы альянса еще долго будут искать русские подводные лодки. При том, что новейшие российские стратегические крылатые ракеты Х-101 (в ядерной версии – Х-102) с дальностью свыше 5 тыс. км для военно-морский базы Trident гораздо опаснее.
Что происходит? Полагаю, руководители США и НАТО пока не готовы к третьей мировой войне, однако они уже ставят сознание западного обывателя и промышленный комплекс на военные рельсы, чтобы провести модернизацию вооруженных сил, выжить и победить. А неизбежные потери в условиях глобального ядерного конфликта можно будет списать на Россию.
Александр Хроленко, обозреватель МИА "Россия сегодня"
На данный момент безусловно ясно одно: фронтовой бомбардировщик ВКС России сбит в сирийском небе вблизи турецкой границы, и это для российско-турецких отношений очень плохо. А еще Турция – член НАТО, поэтому черная тень ложится на весь альянс.
В Брюсселе собирается внеочередное заседание Североатлантического совета на уровне послов в связи с инцидентом с российским самолетом в Сирии. НАТО тщательно следит за инцидентом с российским самолетом в Сирии и поддерживает контакты с турецкими властями.
Однако с высокой вероятностью можно прогнозировать противоречия в Брюсселе, ведь мировое сообщество на Ближнем Востоке борется с ИГ, а не с Россией.
Средства объективного контроля
Владимир Путин заявил, что инцидент с Су-24 в Сирии выходит за рамки борьбы с терроризмом, и более того: "Наш самолет был сбит над территорией Сирии ракетой "воздух-воздух" с турецкого самолета F-16. Упал на территорию Сирии в 4 километрах от границы с Турцией.
Находясь в воздухе, когда на него была совершена атака, на высоте шесть тысяч метров на удалении одного километра от турецкой территории. В любом случае наши летчики и наш самолет никак не угрожали Турецкой Республике".
Ранее пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков отметил, что оценивать российско-турецкие отношения преждевременно – до выяснения всех обстоятельств.
Еще раньше Минобороны РФ сообщило, что фронтовой бомбардировщик Су-24 потерпел крушение в Сирии, предположительно, в результате обстрела с земли. Самолет находился на высоте 6 тыс. м, и все время полета – исключительно над территорией Сирии, что зафиксировано средствами объективного контроля. Пилоты катапультировались, их судьба и обстоятельства инцидента уточняются.
В администрации президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана заявили, что сбитый самолет – российский Су-24. И если турецкая сторона не имела отношения к данному факту, зачем что-либо заявлять?
Одновременно турецкий премьер Ахмет Давутоглу дал указание МИД страны проконсультироваться с НАТО и ООН по поводу событий на границе с Сирией. А также провел срочные встречи с руководством генштаба.
Ранее премьер Турции пообещал, что вооруженные силы Турции будут без колебаний сбивать самолеты в случае нарушения ими воздушных границ страны. Вероятно, политические декларации кто-то воспринял слишком буквально. Во всех случаях военная угроза со стороны РФ в Турции отсутствует.
Представитель МИД Великобритании заявил: "Самолет российских воздушных сил был сбит около турецко-сирийской границы. Мы срочно выясняем дальнейшие детали. Очевидно, что это очень серьезный инцидент".
Средства массовой информации
Впечатляет неловкая оперативность информационного прикрытия немотивированной агрессии со стороны Турции. По данным CNN Turk, упавший на границе Турции и Сирии истребитель нарушил турецкое воздушное пространство и был сбит турецкими ВВС. Якобы истребитель вошел в воздушное пространство Турции, и самолеты F-16 сбили нарушителя в рамках принятых в республике правил реагирования. Нестыковка в том, что самолет упал на территории Сирии.
Турецкая газета Hurriyet Daily News со ссылкой на турецких военных сообщила, что два военных самолета приблизились к турецкой границе и получили предупреждения, затем один из них был сбит. Турецкая журналистка, сотрудница CNN TÜRK Эзги Канкуртаран, по сообщениям ряда СМИ, отметила, что один из пилотов сбитого над территорией Сирии бомбардировщика Су-24 погиб, а второй находится в плену у сирийских туркменов, проживающих на приграничной территории. И опять накладка: приблизились к границе – не значит нарушили границу.
И лишь The Washington Post безапелляционно утверждает: "Турецкий военный самолет во вторник сбил российский Су-24, который, как заявила Турция, нарушил ее воздушное пространство возле границы с Сирией". Однако над Сирией – серьезная космическая группировка, и средства объективного контроля наверняка объективнее СМИ: бомбардировщик Су-24 был атакован в 1 км от границы с Турцией, а упал в 4 км от нее, в Сирии.
Сбив российский бомбардировщик, Турция попала в неловкую дипломатическую ситуацию, утверждает редактор британского телеканала Sky News. Дело осложняется и тем, что самолет упал на территории, подконтрольной антиасадовской оппозиции. Это область в районе гор Кызылдаг, где проживают сирийские туркмены, и идут бои между оппозиционерами и силами армии САР.
Российские бомбардировщик Су-24 был сбит в регионе, где никогда не было террористов "Исламского государства", сообщает немецкий телеканал N24. Корреспондент отмечает, на этой территории располагаются лишь противники Асада, и об этом турецкие власти неоднократно предупреждали Кремль. Таким образом Анкара показала Москве серьезность своих намерений.
До 24 ноября применение в Сирии переносных зенитных ракетных комплексов не фиксировалось. Впрочем, носители оружия, будь то сирийские повстанцы в приграничных с Турцией районах или турецкие ВВС – имеют общий центр управления и координации. По мнению военных экспертов, турецкие спецслужбы заранее собирали информацию о маршрутах российских бомбардировщиков и ждали подходящего момента для удара.
Полагаю, что сбитый Су-24 – яркое свидетельство присутствия в Сирии скрытых интересов Турции и сотрудничества ее властей с боевиками, которые транспортируют в Турцию дешевую нефть. А российская группировка ВКС мешает. Ранее глава Минобороны Сергей Шойгу сообщил, что террористы, позиции которых находятся в Сирии, ежедневно теряют на черном рынке полтора миллиона долларов из-за воздушной операции ВКС РФ (это эквивалент 60 тысяч тонн нефти в сутки).
Трагические события в небе Сирии разворачиваются на фоне сближения России с Ираном и завершившихся 23 ноября встреч президента РФ Владимира Путина с президентом Ирана Хасаном Рухани. Обсуждались элементы взаимодействия в борьбе с международным терроризмом и сложная ситуация в Сирии.
Россия не оставит этот мрачный инцидент без ответа, что наверняка приведет к дальнейшему усилению напряженности между Россией и Западом.
Александр Хроленко, обозреватель МИА "Россия сегодня"
Контакты с Турцией по военной линии будут прекращены, заявил начальник Главного оперативного управления Генштаба ВС РФ генерал-лейтенант Сергей Рудской во вторник.
Во вторник российский самолет Су-24 потерпел крушение в Сирии. Президент России Владимир Путин сообщил, что самолет был сбит ракетой типа "воздух-воздух" с турецкого F-16 над сирийской территорией, и упал в Сирии в четырех километрах от границы с Турцией. Российский президент назвал это "ударом в спину" со стороны пособников террористов.
"Контакты с Турцией по военной линии будут прекращены", — сказал Рудской.
Кроме того, все действия ударной авиации будут осуществляться только под прикрытием самолетов-истребителей.
Why the West Won’t Hit ISIS Where it Hurts
Tony Cartalucci
In the wake of the Paris attacks, the West has sought to leverage what it had hoped would be a renewed public will for expanded war abroad. To this end, the US and Turkey have announced an operation which it claims will secure the last 98 kilometers of the Turkish-Syrian border – an area roughly between the west bank of the Euphrates river near Jarabulus, to Afrin and Ad Dana further West.
Repackaging NATO’s 2012 “Safe Zone”
Those familiar with the Syrian conflict would recognize this section of the Syrian-Turkish border as precisely the boundaries of the long-sought after “safe zone” the US, NATO, and the Gulf Cooperation Council (GCC) have attempted to establish since as early as 2012. The Paris attacks and several minor border incidents recently reported, seem to be only the latest in a long line of cited provocations this axis has attempted to use to implement its preconceived plans.
This region between Jarabulus and Afrin constitutes the primary corridor through which the summation of Al Qaeda’s Al Nusra Front and the so-called “Islamic State” or ISIS, receive weapons, supplies, and fresh fighters. Through coordinated efforts between Syria’s Kurds and the Syrian government itself, the rest of Syria’s northern border with Turkey has been sealed. As this process has progressed, the desperation of the Western-led axis seeking regime change in Damascus has increased proportionally.
Endgame Approaches
In reality, regardless of the West’s repetitive platitudes regarding its determination to “fight ISIS,” its actions and the actions of its regional allies have fully illustrated a desire to preserve the terrorist group. Its feigned “war on ISIS” helped open the door to the recent Russian military intervention. With Russia’s entry into the war, the West can no longer afford to drag out its nonexistent operations against ISIS, hoping for an opportunity to finally divide and destroy the country.
Russia and the Syrian Arab Army for whom it is providing air support, have nearly closed the Jarabulus-Afrin corridor themselves. In fact, the week before the Paris attacks, Syrian troops had established a corridor to the besieged Kweires airbase, just 40 kilometers from the Euphrates. Since then, the Syrian military has expanded its control around the surrounding area. Should it reach the Euphrates, along with taking Aleppo and moving northeast from Latakia in the west, Syria will fill the void NATO has long sought to establish its “safe zone” in.
In other words, there is a race between NATO to implement a partial occupation of Syria, and Syria and its allies racing to fill the void before this happens – and the race is nearly over.
The Unasked Question
The Paris attacks were carried out with serendipitous timing – on the very eve of the Vienna talks, and just as Syria and its allies approached the boundaries of NATO’s desperately desired “safe zone.” The attacks gave the West a strong hand going into the Vienna talks and will undoubtedly help justify expanding US-Turkish operations in northern Syria.
And while suggestions that the West had any connection to the Paris attacks may be brushed off as a “conspiracy theory” despite emerging evidence revealing just how much French and other Western security and law enforcement agencies knew about the attackers before they struck, the fact that the US and Turkey are seeking to secure Turkey’s border with Syria from the Syrian side instead of within NATO territory itself, reveals the true nature of this unfolding conflict.
In Reuters’ report, “U.S., Turkey working to finish shutting northern Syria border: Kerry,” it claims:
U.S. Secretary of State John Kerry said on Tuesday the United States is starting an operation with Turkey to finish securing the northern Syrian border, an area that Islamic State militants have used as a lucrative smuggling route.
Reuters also claims (emphasis added):
The area where the operations would take place is now controlled by the radical Islamists. The United States and Turkey hope that by sweeping Islamic State, also frequently called Daesh, from that border zone they can deprive it of a smuggling route which has seen its ranks swell with foreign fighters and its coffers boosted by illicit trade.
Under a long-discussed joint U.S.-Turkish plan, moderate Syrian rebels, trained by the U.S. army, would be expected to fight Islamic State on the ground and help coordinate air strikes by the U.S. coalition, launched from Turkish air bases, under the strategy drawn up by Washington and Ankara.
Diplomats familiar with the plans have said cutting off one of Islamic State’s lifelines could be a game-changer in that corner of Syria’s complex war. The core of the rebels, who number less than 60, would be highly equipped and be able to call in close air support when needed, they say.
The “Islamic State’s lifelines” leading from where? The question is never fully answered in Reuters’ report, nor in Kerry’s comments, nor in any statement made by Western politicians, policymakers, or pundits since the Syrian conflict began in 2011. The answer is obvious, however. The Islamic State’s lifelines run from Turkey, into Syria. Looking at any map of the conflict shows clearly that it is in no way a “civil war,” but rather an invasion from NATO territory.
Stopping ISIS at its Source – Turkey, The Persian Gulf, and NATO Itself
All of the Paris attackers, likewise, passed through Turkey on their way to train, arm, and fight in Syria, and then through Turkey again on their way back to Europe. The tons of weapons and hundreds of fighters shipped covertly to Syria by the US in the Libyan terrorist capital of Benghazi also arrived first in Turkish ports before proceeding on, apparently with the knowledge and cooperation of the Turkish government.
This means, to cut ISIS’ lifelines, one must start in Turkey itself where tons of weapons, supplies, and thousands of fighters are staging, training, and passing through on their way to Syria. For Russia, Syria, and Iran, to attempt to interdict these supply lines within NATO territory would be considered an act of war. For NATO itself to fail in interdicting these supply lines, for years as this conflict raged, is a concerted, intentional campaign of state-sponsored terrorism.
It can likewise be argued that in addition to Turkey, and to a lesser extent Jordan to Syria’s south, the Persian Gulf dictatorships of Saudi Arabia and Qatar also constitute the “source” of ISIS and other terror groups waging war inside Syria. Instead of putting pressure on these regimes, or placing sanctions on them, let alone carrying out military operations within their borders to stem the tide of cash and weapons flowing to ISIS and other terrorist groups in Syria and Iraq, the West, including the United States and France itself, have signed lucrative weapon deals worth billions of dollars.
For Saudi Arabia, it has received munitions from the US to continue its little-talked-about war in Yemen, in which its soldiers are fighting alongside Al Qaeda and ISIS fighters who appear to be serving the role as auxiliaries – holding territory cleared by heavily mechanized Saudi and United Arab Emirate troops.
Fighting ISIS at its source, for the West, means putting the blade to its own throat. It is clearly responsible for the rise and perpetuation of this terrorist group – not through the mere consequences of its actions, but through an intentional, concerted effort to create a formidable proxy army to wage its wars in the Middle East and North Africa with.
If Westerners are wondering why, despite attacks on Western soil, and alleged military campaigns predicated on these provocations setting out to eradicate ISIS, the terrorist organization not only still survives, but is thriving, the answer is – the West has no intention of eradicating it.
ISIS is not only destined to divide and destroy Syria and Iraq. If the West has its way, the terrorist organization is destined to move into Iran, the Caucasus region of southern Russia, and Central Asia next. It is a proxy army built atop of what the United States and Saudi Arabia accomplished with Al Qaeda starting in the 1980’s, which itself was merely a continuation of the British Empire’s use of Wahabbi fanatics to overthrow its Ottoman rivals over a century ago.
When the West calls this a “long war,” they mean it. And it will be longer still until the people of the West realize their governments aren’t waging a “War on Terror,” they are waging a “War of Terror.”
The Success of Russia’s Political Front in the Middle East
Salman Rafi Sheikh
There’s no denying that the Russian military campaign against ISIS in Syria has really off-set the organization’s militant stranglehold and that this campaign has practically led to re-orientation of the Middle East’s strategic landscape that had previously become intensely disturbed due to the rise of umpteen Western supported proxy groups. Notwithstanding the rapidity of Russian air strikes’ success in Syria, military campaign is however not the only way Russia has adopted to play its role in ridding the Middle East of its worst nightmare. Apart from bombing ISIS hideouts, the Russians have also been busy, especially during the last few days, in opening a ‘political front’ to maintain a balance between its strategic as well as political objectives.
It is quite obvious that Russia does not want to just bomb the ISIS out of the Middle East; it has to counter the West’s larger strategic objectives that greatly aim at controlling the region’s energy flows and thereby undercut Russian economy. To counter-balance the Western agenda, Russia does need to solidify its political relations across the region. Since the beginning of Russian campaign, two most visible countries that Russia has been actively engaged with are Turkey and Saudi Arabia. It is not to suggest that it is Russia only that needs to engage with these countries. In fact, both Turkey and Saudi Arabia do realize that without engaging with Russia, they might not be able to come out the crisis they, directly and indirectly, themselves have created in the first place.
One such example of Russia’s political manoeuvering in the Middle East appeared a few days ago when the Kremlin chief of staff Sergey Ivanov spoke about Russia-Turkey relations from the angel of maintaining balanced relations with Turkey in the wake of the recent diplomatic spat over the incident of a Russian aircraft accidently trespassing into Turkish air space. He said, “Sometimes we have certain contradictions in international relations but we discuss them publicly and privately and publicly with account for mutual interests.”
Although he was speaking against the context of that air-space incident, he was however mainly underscoring Russia-Turkey relations in the wake of an ever increasing pressure from NATO countries on Turkey, urging her to use her prerogative to seek their help to counter-balance Russian strategic manoeuvering in the Mediterranean region.
However, the fact that Turkey has not made any such formal request to the alliance is an indication of just how carefully and subtly Turkey is constructing its position vis-à-vis both the West and Russia amid fast changing geo-political scenario of the Middle East.
As a matter of fact, as Ivanov pointed out, the bomb blasts in Turkey seem to reinforce the need for partnering with Russia against ISIS— a menace that is threatening all. Russian President Vladimir Putin also called his Turkish counterpart Recep Tayyip Erdogan to offer his condolences. Later on, he said in an interview the terrorist attacks in Turkey were a provocation:
What happened in Turkey is certainly, a daring terrorist attack, a crime with numerous victims and of course, an attempt to destabilize the situation in the country friendly to us. Moreover, it took place during the electoral campaign,” said Putin. “Actually, it is a clear provocation,” he added further.
While Turkey has chosen to tread a cautious path with regard to her relations with the West and Russia, she is also quite clear about the fact that she would not be able to withstand the tragedy that would befall if it were to allow its territory to be used to counter Russian campaign in the region. It is not to suggest that Russia would in turn attack Turkey. The tragedy that we are talking about can very well take place due to Turkey’s internal socio-political landscape.
As a matter of fact, Turkey is beset internally with so many fault lines – secularist-Islamist, Turkish-Kurdish, Anatolian-Aegean, Sunni-Alawite, and so on. And as it stands today, given its internal political turmoil that ensued due to Erdogan’s failure to form a coalition government, Turkey has never been as deeply divided as it is today. Different social groups are trying to settle various historic and political accounts. All of these are highly active amid a highly charged political atmosphere. In this behalf, Erdogan’s warning to Russia and the US against supporting Kurdish militias is just another attempt on his part to play political stunts to actually downplay Turkey’s internal turmoil and clear his name of all responsibility for mishandling the entire crisis situation, both at home and abroad.
On the other end of political spectrum is Russia’s re-newed engagement with Saudi Arabia. It is rather difficult to assess at this point whether Russia’s overture to Turkey or its engagement with Saudi Arabia, becomes more important. However what is quite obviously clear is that they complement each other and their dynamics could reinforce the re-newed thrust of the Russian regional diplomacy.
As such the meeting that took place between Saudi Defence Minister and Vladimir Putin clearly emphasised the need for focusing on “common interests” that the two countries share in Syria. The most significant of these “common” interests being the need to prevent and Islamist takeover in Syria. In Russian Foreign Minister joint press briefing on Sunday in Sochi with his Saudi Arabian counterpart Adel bin Ahmed Al-Jubeir, following talks between Saudi Prince and Putin, Lavrov clearly emphasized that both countries discussed “a range of options” and the “various approaches” in this regard, and agreed to “use them to guide their further action”. He also revealed that Putin has sought a “maximally concrete” Russian-Saudi interaction in the coming period and that in this regard “relevant understandings have been reached.”
He also added that in order to boost mutual confidence, Vladimir Putin also expressed Russian willingness for “encouraging our military and Special Forces to start working together as closely as possible so as to erase any doubt as to the fact that the Russian aviation’s targets are really the Islamic State, Jabhat al-Nusra, and other terrorist groups.”
Saudi Arabia’s Foreign Minister Adel al-Jubeir said that Riyadh is concerned over Russia military operations in Syria. Jubeir, who appeared alongside Lavrov, said Saudia wants to find common grounds with Russia to guard unity of Syria. Lavrov said Moscow understood Saudi concerns and the two countries shared the aim of “preventing the establishment of a terrorist caliphate in Syria.”
On Russian part, it is a major move towards neutralizing the US propaganda about projecting Russian campaign as directly “strengthening ISIS” in Syria. By drawing Saudi Arabia into its own camp and by throwing down proposals for opening up co-ordination centers throughout the region in the anti-terror fight, Russian has been able to make significant gains, as far as its political front is concerned.
If Russia succeeds in formally including Saudi Arabia and Turkey in its fight against terror groups in Syria, the US might find itself in a hitherto unexperienced and awfully awkward geo-political conundrum. Not only would it have to acknowledge Russian success in the Middle East but might also have to re-adjust its erstwhile “grand strategy.”
Кто и зачем толкает Россию на ближневосточные авантюры?
Петр Львов
19 ноября 2015 в своем блоге на сайте радиостанции «Эхо Москвы» бывший советник российского президента по экономике, ныне проживающий в США, Андрей Илларионов разместил свое сообщение под названием «На очереди – удар по Саудовской Аравии?», в котором он утверждает, что «самое главное в событиях последних дней – завершение подготовки к нанесению российскими военными удара по Саудовской Аравии (и, возможно, Катару)». Автор подчеркивает, что «…серия терактов в Египте и Франции, триумфальное проведение саммита G20 в Анталье, де-факто продемонстрированный паралич НАТО, приобретение важного союзника в лице Франции, боевое развертывание и практическая проверка действий флота и дальней авиации на ближневосточном театре военных действий и т.д. – все это подготовило и теперь сделало возможным осуществление вожделенной в течение многих лет стратегической операции по нанесению массированного удара по военным, инфраструктурным, энергетическим объектам на территории Саудовской Аравии и Катара… В ближайшее время Саудовская Аравия (и, возможно, Катар) могут быть объявлены спонсорами международного терроризма, так или иначе причастными к гибели сотен российских граждан. Ссылаясь на ст. 51 Устава ООН, Кремль может осуществить операции возмездия, нацеленные на военные, инфраструктурные, энергетические объекты этих государств».
Тем самым автор пытается запугать Запад тем, что благодаря этим бомбардировкам «возмездия» Москва добьется резкого повышения цен на нефть и газ, что позволит ей не только выйти из экономического кризиса, но еще больше окрепнуть и установить контроль над богатейшими энергоресурсами Ближнего Востока.
Ладно бы Илларионов нагнетал такую истерику. Кто он такой известно – агент влияния США, а может и просто предатель. И выполняет волю тех, кто ему платит. Но, к сожалению, подобный бред можно слышать и от некоторых общественно-политических деятелей в России. Им явно хочется втянуть страну в опасную военно-политическую авантюру с катастрофическими последствиями. – Понятно, когда это делает провокатор А. Илларионов. Но когда подобные призывы раздаются из России – надо внимательно проанализировать, кто за этим стоит. Либо ура-патриоты, либо же те, кто хочет добиться дальнейшего ослабления нашей страны и создать условия для внутреннего недовольства в надежде убрать с политической арены Владимира Путина, утвердив в РФ власть прозападных либералов.
К сожалению, эти настроения подхватили и российские СМИ. Так, 23 ноября с.г. в журнале «Наша версия» № 45 опубликованы две знаковые статьи: «Третья мировая самооборона» и «Туман войны», в которых намекается на возможность российских бомбардировок Саудовской Аравии и Катара. При этом для усиления аргументации приводятся высказывания видных российских военных экспертов уровня Леонида Ивашова, причем по другим аспектам сирийского кризиса и российского военного участия в борьбе с терроризмом, для подкрепления тезиса о возможности проведения сухопутной операции ВС РФ в САР и нанесении бомбовых ударов по двум упомянутым странам. Откровенная провокация!
Отсюда вытекает и совершенно неверное трактование того, как Москва собирается использовать Ст.51 Устава ООН для наказания террористов, ответственных за теракт против российского самолета А321 над Синаем, который был назван президентом РФ «актом агрессии»: «Мы будем действовать в соответствии со статьёй 51 Устава Организации Объединённых Наций, предусматривающей право государств на самооборону». Некоторые тут же прокомментировали это как то, что Верховный Главнокомандующий РФ предпочел «выписать себе лицензию на любой удар по любому государству», которое он сочтет виновным в содействии преступникам или укрывательстве преступников.
Действительно, для ударов по Сирии 51-я статья Устава ООН не нужна. Но ведь организаторы теракта и те, кто мог его профинансировать вовсе не обязательно находятся на территории Сирии или Ирака, контролируемой ИГ. Всем известно, что ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусра», «Джунуд аль-Ислам», «Джабхат аль — Фатх» были созданы спецслужбами США, Турции, Иордании при мощном финансировании со стороны ряда монархий Аравии, прежде всего Саудовской Аравии и Катара, как напрямую, так и через исламские благотворительные фонды в этих странах. А многие офицеры спецслужб и спецназа КСА и Катара формально уволились со службы и в качестве «добровольцев» стали инструкторами и командирами группировок вышеупомянутых террористических организаций. Их вина за это не требует особых доказательств. Но это вовсе не означает, что Россия начнет бомбить нефтяную инфраструктуру и нефтяные месторождения Саудовской Аравии или же газовые объекты Катара.
Москва всегда строго придерживается норм международного права. И если для ликвидации непосредственных исполнителей терактов нет необходимости проводить суд, как поступили французы с террористами, которые провели на днях тератаку в Париже и в Мали, то для вынесения приговора организаторам и спонсорам теракта будет проведено тщательное расследование, а уж затем суд. Причем, скорее всего, Москва предложит идею создания международного трибунала по типу нюрнбергского. Что могут не поддержать США, Турция, Великобритания и аравийские монархии. Ведь тогда придется услышать много неприятного о себе и о своей роли в создании, обучении, вооружении и финансировании международного терроризма, что подлежит наказанию в соответствии с известными Конвенциями ООН. Так что, скорее всего, придется судить преступников на территории РФ.
Но вот здесь возникает вопрос – а как доставить преступников в зал суда? Вот тут как раз кроется ответ на вопрос о том, почему Москва заявила о возможности задействования Ст.51 Устава ООН. Но это вовсе не означает бомбардировку КСА и Катара или же высадку российских войск в Сирии, к чему Москву упорно толкают США и НАТО. Достаточно провести краткосрочную операцию спецназа именно в месте дислокации главарей ИГИЛ и других причастных к теракту боевиков, захватить их и доставить в Россию. А если организаторы теракта прячутся не в Сирии или Ираке, власти которых с удовольствием дадут разрешение на проведение подобной спецоперации, то Ст.51 разрешает проводить силовые акции и на территории других стран без согласия их властей, которые укрывают преступников у себя или же не способны своими силами обеспечить их арест в соответствии с требованием страны, подвергшейся «акту агрессии». Но для этого нужно лишь высадить спецназ, арестовать определенные лица и доставить их к месту проведения суда. Причем здесь военная и энергетическая инфраструктура Саудовской Аравии и Катара?
Хочется напомнить: президент В. Путин рассказал на саммите «двадцатки»: «мы… говорили о том, что нужно пресекать пути финансирования террористической деятельности. Я приводил примеры, связанные с нашими данными о финансировании… различных подразделений ИГИЛа в разных странах. Финансирование, как мы установили, идёт из 40 стран, причём в том числе из стран «двадцатки»… Обсуждали необходимость исполнения соответствующей резолюции Совета Безопасности ООН, которая, кстати, была принята по инициативе Российской Федерации, по предотвращению финансирования терроризма». Как всем известно, одной из этих стран, из которой осуществляется финансирование ИГ, и какая при этом входит в G20, является Саудовская Аравия, другая – Катар.
Но прежде чем наказывать конкретные физические или юридические лица, стоящие за терактом, нужно будет получить от исполнителей и путем расследования убедительные аргументы и конкретные факты о причастности Саудовской Аравии, Катара или других стран к финансированию ИГ, объявившего себя и многими признаваемого сейчас в качестве организатора и исполнителя теракта против российского авиалайнера. А это – не вопрос нескольких дней.
Россия накажет преступников и террористов. Но сделает это исключительно в рамках правового поля, на базе положений Конвенций ООН и своего антитеррористического законодательства. А не как ковбой, для которого важнее всего право кольта. Так что не надо толкать нас на сухопутную операцию в Сирии или бомбардировки Саудовской Аравии и Катара. Ясно, кто за этим стоит. Но не надо считать, что в Москве этого не понимают.

Встреча с Королём Иордании Абдаллой II.
Владимир Путин провел переговоры с Королём Иорданского Хашимитского Королевства Абдаллой II Бен Аль-Хусейном, который находится в России с рабочим визитом.
В.Путин: Ваше Величество, позвольте мне Вас сердечно поприветствовать в России.
Мы постоянно находимся в контакте. Сегодня, когда идёт такая серьёзная борьба с международным терроризмом, мы должны объединять наши усилия, это очевидно. И мне очень приятно, что наши военные, официальные службы действуют в этом направлении.
И, кроме этого, у нас есть о чём поговорить, имею в виду наши двусторонние отношения.
Абдалла II (как переведено): Мой дорогой брат, я очень рад встретиться с Вами сегодня, благодарю Вас за сегодняшнюю встречу, в особенности в тот момент, когда Вам предстоит решить много насущных проблем.
Хотел бы выразить соболезнования от своего имени и от имени народа Иордании в связи с ужасной, варварской террористической трагедией, которая повлекла за собой гибель невинных людей в результате крушения.
Хотел бы выразить соболезнования в связи с потерей жизни вашего пилота сегодня. Это ещё раз демонстрирует насущность и важность совместной работы в рамках сотрудничества международного сообщества, военных и дипломатических усилий, в особенности в результате инициативы, которая была озвучена в Вене – насколько я понимаю, Вы участвовали в предложении этой инициативы.
Я уже говорил, что единственный способ найти политическое урегулирование проблемы в Сирии – это Ваше активное участие, участие России.
В рамках борьбы с ИГИЛ мы должны работать сообща, однако эта совместная работа не должна ограничиваться действиями в Сирии и Ираке, потому что сейчас разворачивается глобальная война с терроризмом, об этом не раз говорилось.
ИГИЛ и «Аль-Каида», многие их ответвления хотят, чтобы это была борьба с человечеством. И мы неоднократно уже говорили о том, что нужно выработать целостный подход к борьбе с этой угрозой не только в нашем регионе, но и в Африке, в Азии, во всём мире. Поэтому опять–таки это вызов, который не ограничивается только Сирией и Ираком: теракты проходят и в Саудовской Аравии, и в Бейруте, и в Париже, к сожалению.
Я знаю, что в этом сражении вы, мы и многие другие страны, участвующие в этой борьбе, преисполнены решимости одержать победу. И конечно же, это возможность для того, чтобы международное сообщество объединило свои усилия и координировало свои усилия в рамках глобальной борьбы с этой угрозой.
Я высоко оцениваю прочные контакты, которые установились между нашими странами и между нами с Вами.
Наши отношения развиваются в течение длительного времени, у нас сформировался на самом деле прочный фундамент для взаимной работы. Поэтому я высоко ценю каждый раз то время, которое Вы мне уделяете, особенно сегодня, в столь сложное время для Вас.
В.Путин: Ваше Величество, спасибо большое!
Спасибо Вам за слова соболезнования, в том числе в связи с крушением нашего военного самолёта сегодня. Это событие выходит за рамки обычной борьбы с терроризмом.
Мы внимательно проанализируем всё, что случилось, и сегодняшнее трагическое событие будет иметь серьёзные последствия для российско-турецких отношений.
Конечно, наши военные ведут героическую борьбу с террором, не жалея себя, не жалея своей жизни. Но сегодняшняя потеря связана с ударом, который нам нанесли в спину пособники терроризма. По–другому я не могу квалифицировать то, что сегодня случилось.
Наш самолёт был сбит над территорией Сирии ракетой «воздух–воздух» с турецкого самолёта «F-16», упал на территорию Сирии в 4 километрах от границы с Турцией, находился в воздухе, когда на него была совершена атака, на высоте 6 000 метров, на удалении одного километра от турецкой территории.
В любом случае наши лётчики и наш самолёт никак не угрожали Турецкой Республике, это очевидная вещь. Они проводили операцию по борьбе с ИГИЛ в Северной Латакии, это горная часть, где сосредоточены боевики, в основном выходцы из Российской Федерации. И в этом смысле они выполняли свою прямую задачу превентивных ударов по террористам, которые в любую секунду, в любое время могли вернуться в Россию, и это, конечно, люди, которых необходимо напрямую относить к международным террористам.
Мы давно фиксировали тот факт, что на территорию Турции идёт большое количество нефти и нефтепродуктов с захваченных ИГИЛ территорий. Отсюда и большая денежная подпитка бандформирований. Теперь ещё и удары нам в спину, по нашим самолётам, которые борются с терроризмом. И это при том, что мы с американским партнёрами подписали соглашение о предупреждении инцидентов воздухе, а Турция, как известно, в ряду тех, кто объявил о том, что якобы воюет с терроризмом с составе американской коалиции.
Если у ИГИЛ такие деньги (а счёт там идёт на десятки, сотни миллионов, может быть, на миллиарды долларов) за счёт торговли нефтью, плюс к этому они имеют защиту со стороны вооружённых сил целого государства, тогда понятно, почему они ведут себя так дерзко и нагло, почему они умерщвляют людей самым изуверским способом, почему они совершают террористические акты по всему миру, в том числе в сердце Европы.
У каждого государства есть свои региональные интересы, и мы всегда относимся к ним с уважением. Но мы никогда не потерпим, чтобы совершались такие преступления, как сегодня.
Мы, конечно, внимательно проанализируем всё, что случилось, и сегодняшнее трагическое событие будет иметь серьёзные последствия и для российско-турецких отношений.
Мы всегда относились к Турции не просто как к близкому соседу, а как к дружественному государству. Не знаю, кому было нужно то, что сделано сегодня, – во всяком случае не нам. И вместо того чтобы немедленно наладить с нами необходимые контакты, насколько нам известно, турецкая сторона обратилась к своим партнёрам по НАТО для обсуждения этого вопроса и этого инцидента, как будто это мы сбили турецкий самолёт, а не они – наш.
Они что, хотят поставить НАТО на службу ИГИЛ? Я понимаю, что у каждого государства есть свои региональные интересы, и мы всегда относимся к ним с уважением. Но мы никогда не потерпим, чтобы совершались такие преступления, как сегодня.
И конечно, мы рассчитываем на то, что международное сообщество всё–таки найдёт в себе силы для того, чтобы сплотиться в борьбе с общим злом.
В этой связи, конечно, очень рассчитываем на активное участие всех стран региона в этой борьбе. И очень рады Вашему визиту сегодня, Ваше Величество. Продолжим работу с вашими специалистами из специальных служб, с военными, так же как и с другими странами региона.
Спасибо.
Министр обороны Российской Федерации генерал армии Сергей Шойгу представил руководящему составу Западного военного округа нового командующего войсками округа. Указом Президента России от 10 ноября 2015 на эту должность назначен генерал-полковник Андрей Картаполов, возглавлявший ранее Главное оперативное управление Генерального штаба Вооруженных Сил.
Церемония представления и вручения штандарта прошла в Санкт-Петербурге, в штабе Западного военного округа на Дворцовой площади.
В своем выступлении Министр обороны охарактеризовал генерал-полковника Андрея Картаполова как грамотного военачальника, обладающего широким оперативным мышлением и имеющего большой практический опыт.
«Андрея Валериевича хорошо знают в Вооружённых Силах. В его послужном списке ответственные должности в Дальневосточном, Сибирском, Северо-Кавказском и Западном регионах. Он прошел путь от командира мотострелкового взвода до командующего самой большой войсковой армией. Занимая должность начальника штаба - первого заместителя командующего войсками ЗВО, приобрел опыт решения сложных и ответственных задач, стоящих перед Объединенным стратегическим командованием. С июня 2014 года Андрей Валериевич возглавлял Главное оперативное управление Генерального штаба. Это время пришлось на период интенсивного проведения стратегических учений и внезапных проверок боевой готовности Вооружённых Сил. Андрей Валериевич зарекомендовал себя грамотным военачальником с широким оперативным мышлением. Успешные действия нашей группировки в Сирии – в том числе и его заслуга», — отметил генерал армии Сергей Шойгу.
Министр обороны выразил уверенность, что генерал-полковник Андрей Картаполов и в новой должности сумеет проявить свои высокие профессиональные качества, добиться эффективного выполнения поставленных задач, и пожелал новому командующему настойчивости и успехов в их решении.
В свою очередь, новый командующий войсками Западного военного округа генерал-полковник Андрей Картаполов заявил, что принимая ответственейший участок, приложит все свои знания, умения и опыт для повышения боеготовности войск ЗВО.
Глава военного ведомства генерал армии Сергей Шойгу также поблагодарил за проделанную работу генерал-полковника Анатолия Сидорова, который командовал войсками Западного военного округа с декабря 2012 года и теперь переходит на новое место службы.
В сентябре главы государств ОДКБ единогласно предложили кандидатуру генерал-полковника Анатолия Сидорова на должность начальника Объединенного штаба организации Договора о коллективной безопасности. Согласно уставу ОДКБ, эту должность на постоянной основе занимает офицер одного из государств-участников.
«В настоящее время перед Организацией стоят важные задачи по выработке и реализации эффективных механизмов защиты государств – членов ОДКБ от современных вызовов и угроз. Уверен, что опыт, знания и организаторские способности Анатолия Алексеевича будут в значительной степени содействовать их решению», — отметил Министр обороны генерал армии Сергей Шойгу.
Глава военного ведомства вручил генерал-полковнику Анатолию Сидорову Почетную грамоту Президента России и пожелал успехов на новом месте работы.
Генерал-полковник Андрей Картаполов родился 9 ноября 1963 года в Германской Демократической Республике. Окончил Московское высшее общевойсковое командное училище (1985 г.), Военную академию имени М.В. Фрунзе (1993 г.), Военную академию Генерального штаба Вооруженных Сил РФ (2007 г.). Проходил службу в Группе советских войск в Германии, Западной группе войск, Дальневосточном, Сибирском, Московском, Северо-Кавказском, Южном и Западных военных округах.
С июля 2014 года руководил Главным оперативным управлением Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации и являлся заместителем начальника Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации.
В соответствии с Указом Президента Российской Федерации назначен на должность командующего войсками Западного военного округа.
Генерал-полковник Анатолий Сидоров родился 2 июля 1958 года в селе Сива Сивинского района Пермской области. В 1975 году окончил Свердловское суворовское военное училище, в 1979 году - Московское высшее общевойсковое командное училище имени Верховного Совета РСФСР, в 1991 году - командный факультет Военной академии имени Фрунзе, в 2000 году - Военную академию Генерального штаба Вооруженных сил РФ.
Проходил военную службу на командных должностях в Одесском, Туркестанском, Приволжско-Уральском, Уральском, Дальневосточном, Восточном и Западном военных округах.
С декабря 2012 года — командующий войсками ЗВО.
Принимал участие в боевых действиях в составе Ограниченного контингента советских войск в Афганистане, в 1995 и 2003 годах — в восстановлении конституционного порядка в Чеченской Республике.
Указом Президента Российской Федерации от 10 ноября 2015 года назначен начальником Объединенного штаба ОДКБ.
Управление пресс-службы и информации Министерства обороны Российской Федерации
Запад устал от Украины
Дмитрий МИНИН
Ко второй годовщине майданной революции Украина приближается с провальными итогами. После развала экономики и обнищания народа наступил паралич самозваной верховной власти. Что вообще можно сказать о руководителях, из которых едва ли не самым умелым политиком выглядит такой человек, как Михаил Саакашвили?
Порошенко, регулярно появляющийся на публике в столь тяжёлом подпитии, что ему позавидовал бы Ельцин, но не забывающий при этом приумножать свой бизнес, потерял всякое доверие. Хамоватые рассуждения Яценюка о том, что «не дадим России привилегированных условий» возврата её же денег, воспринимаются финансистами как тяжелая форма неадекватности. «Вы когда-нибудь раньше слышали, чтобы должник устанавливал своему кредитору срок, в который он должен отказаться от претензий, а в ином случае угрожал бы подать в суд? Такое вообще где-то возможно?» – задается вопросом немецкая Finanzmarktwelt. А ведь по скорости и объемам личных накоплений Яценюк, по оценкам его бывших соратников, давно превзошел Януковича. Вместо того чтобы взаимно контролировать друг друга, на что рассчитывали те, кто привёл их к власти, команды Порошенко и Яценюка вступили в сговор, поделив сферы влияния.
У западных спонсоров киевского режима всё меньше энтузиазма по поводу его поддержки. Миссия МВФ, которая находилась в Киеве 12-20 ноября, дипломатично заявила об углублении взаимопонимания с властями Украины, но при этом подчеркнула, что МВФ ждет от Киева налоговой реформы и представления на рассмотрение Верховной рады бюджета, согласованного с задачами снижения дефицита бюджета и размера государственного долга до безопасного уровня, а также утверждения Верховной радой такого бюджета. Однако ждать этого, похоже, не стоит: предварительное обсуждение обоих законопроектов показало их непроходимость через парламент в предложенном виде ввиду намеченного ими урезания и без того куцых социальных и иных расходов. Рада, кстати, уже провалила ряд требуемых Западом антикоррупционных законопроектов и антидискриминационных поправок в Трудовой кодекс. К тому же МВФ, дезавуируя Яценюка, признал украинский долг России в размере 3 млрд долл. суверенным, то есть государственным, и, следовательно, подлежащим возврату в полном объеме.
Порошенко громогласно объявил, что все страны Евросоюза ратифицировали Соглашение об ассоциации Украины с ЕС, хотя, например, Нидерланды только собираются провести по этому вопросу референдум в апреле следующего года. Это само по себе навевает определенные мысли по поводу состояния, в котором пребывает президент Украины. Главное, однако, в другом: реализация соглашения окончательно похоронит украинскую экономику.
В порядке жеста доброй воли Украина на протяжении всего текущего года не встречала никаких пошлин на пути своего экспорта в ЕС, однако она не только не сумела увеличить экспорт, но и снизила его более чем на треть. С 1 января 2016 года Украина сама должна обнулить все пошлины на импорт европейской продукции, и отступлений от этой стандартной процедуры быть не может. Первое следствие – загнутся остатки промышленности, которой не выдержать конкуренции с продукцией даже «братской» Польши. Второе – окончательно будет потерян российский рынок: там введут заградительные сборы против реэкспорта беспошлинных товаров из Европы, в том числе под видом украинских. Даже перспектива аграрного придатка ЕС не сильно светит Украине, поскольку получение ею санитарных и прочих сертификатов на поставки сельскохозяйственной продукции в Европу может занять долгие годы.
Всякие иллюзии украинцев на этот счет развеял Иоганнес Хан, еврокомиссар по вопросам европейской политики соседства. Он сообщил, что ЕС уже предоставил немало средств для того, чтобы украинский бизнес подготовился к новым условиям рынка. Не было секретом, что после введения Зоны свободной торговли (ЗСТ) между ЕС и Украиной РФ может предпринять ответные действия, заметил И.Хан, «нравится это нам или нет» и «было вдоволь времени, чтобы подготовиться к этому». Короче говоря, никаких компенсаций Киеву за потери, вызванные полноформатным введением ЗСТ, Брюссель выплачивать не собирается. Кроме того, по словам И. Хана, ЕС не собирается направлять никаких самостоятельных миссий в Восточную Украину, как того хотел бы Киев, а придерживается минских соглашений и мандата ОБСЕ.
Даже отмена виз для поездок граждан Украины в страны ЕС (в сложившихся условиях этот шаг крайне сомнителен, так как лучшие специалисты просто покинут страну) вряд ли осуществим. В Европе приходят в полное недоумение от постоянных драк в Верховной раде: если таковы парламентарии, то каковы тогда украинские сантехники? 5 ноября глава Европейской комиссии Жан-Клод Юнкер написал Порошенко письмо о том, что «прогресс в реформах в области борьбы с коррупцией остается одним из ключевых приоритетов для достижения безвизового режима», приложив к нему длинный список реформ, которые Украина должна воплотить в жизнь. А это уже из области ненаучной фантастики. Недавно ЕС отказал Киеву в просьбе о предоставлении дополнительных средств для антикоррупционной прокуратуры из-за «опасений, вызванных личностями тех людей, которые принимают участие в отборе» прокуроров этого подразделения. Все поняли, что имелся в виду генеральный прокурор Виктор Шокин, протеже и давний соратник Порошенко, которого обвиняют в подрыве антикоррупционной кампании.
Никакие реформы не проведены и в чрезвычайно коррумпированной судебной системе. В сентябре Украину посетил Кристоф Хейнс (Christof Heyns), спецдокладчик ООН по вопросам внесудебных и произвольных казней, после чего он заявил, что эта страна живет в «вакууме подотчетности». Хейнс указал, что украинские власти провалили расследование гибели более 100 человек на улицах Киева в последние дни майданной революции, а также гибели 48 пророссийских протестующих в Доме профсоюзов в Одессе в мае 2014 года. Оба расследования остановились, и все попытки адвокатов жертв ускорить процесс пресекаются властями, поскольку некоторые подозреваемые в киевских расстрелах до сих пор работают в Министерстве внутренних дел Украины. Хейнс также отметил, что Служба безопасности Украины (СБУ), «по всей видимости, стоит над законом».
По поводу событий в Одессе доклад представил и Совет Европы. В докладе отмечается, что украинские власти не проявляют «достаточной основательности и тщательности» в расследовании. Доказательства утеряны, поскольку на следующий день уборщики улиц попросту их смели. Доступ к руинам Дома профсоюзов закрыли лишь через несколько дней. Единственный подозреваемый был отпущен на свободу ввиду недостаточного количества доказательств. Тогдашний губернатор Одесской области даже оправдал поджог: мол, такие действия были необходимы для "нейтрализации вооруженных террористов"». Сегодня делом занимаются всего два следователя.
Влиятельная Financial Times полагает, что единство, которое Европа продемонстрировала по отношению к украинской политике России, достаточно слабо и вскоре его заменит более сухой реализм, вследствие чего на первом месте окажутся интересы Германии и Франции. Кроме того, если Европа под влиянием борьбы с терроризмом снова станет «крепостью», то перспективы дальнейшего расширения ЕС и вовсе исчезнут, что крайне негативно отразится на Украине и прочих государствах, стремившихся к членству в Евросоюзе.
В Киеве, похоже, уже и сами не верят в европейскую перспективу, повторяя заклинания о евроинтеграции лишь по инерции. С тоскливой надеждой смотрят украинские власти на Вашингтон, ожидая приезда 7 декабря ответственного за Украину вице-президента США Джозефа Байдена и рассчитывая, что он развеет их страхи по поводу того, что за созданием «глобальной антитеррористической коалиции» про Украину все забудут. Замечено, что именно накануне визитов Байдена почему-то всегда обостряется ситуация на линии соприкосновения украинских войск с ополчением ДНР и ЛНР. Происходит это и сейчас. Выход из полного тупика в Киеве могут усмотреть в развязывании новой военной авантюры на Донбассе, рассчитывая на занятость России операцией в Сирии и надеясь «встряхнуть» Запад, выколотив из него больше помощи. Отмашка от Байдена в этом отношении наверняка станет решающей.
Байден, конечно же, выразит на словах полную поддержку киевскому режиму – не омрачать же двухлетнюю годовщину майдана, крестным отцом которого он был. Однако новую войну на Донбассе он вряд ли благословит. Джо Байден, по сути, является уже такой же «хромой уткой», как и Барак Обама. Портить своей партии рейтинг накануне выборов президента 2016 года, когда американское общественное мнение поддерживает совместную борьбу с терроризмом, он не решится. Ну а если все-таки Киев с Вашингтоном пойдут на обострение конфликта, они тем самым вынесут окончательный приговор майданной революции. Уже 72% граждан Украины недовольны тем, в каком направлении движется страна. Завтра недовольных станет ещё больше, ибо недееспособность киевских правителей бьёт в глаза. И помощи им ждать неоткуда: Вашингтон их лишь подзуживает, а Европа от них уже смертельно устала.

Сирийский гамбит Москвы
Риски и перспективы первой «заморской» операции России
Сергей Минасян - доктор политических наук, заместитель директора Института Кавказа (г. Ереван).
Резюме Важнейшей особенностью сирийской кампании стала стратегическая внезапность и сохранение Россией военно-политической инициативы в глобальном измерении. Во второй раз за два года Кремль застал всех врасплох.
Российская операция в Сирии стала важнейшим мировым событием с серьезными последствиями как в региональном, так и в глобальном измерении. Кампания только разворачивается, и чтобы оценить ее динамику и перспективы, важно понять контекст «сирийского гамбита» Москвы и ключевые военно-политические аспекты.
Региональный контекст и политические предпосылки
Ключевую роль в принятии российским властями решения о военном вовлечении в сирийский конфликт, по всей видимости, сыграли события весны 2015 г., когда после потери Идлиба на севере страны и ряда других районов позиции режима Асада катастрофически пошатнулись.Неудачи не только деморализовали военную машину и иррегулярные группировки лоялистов, но и вызвали волнения в руководстве многочисленных и конкурирующих сирийских спецслужб. Падение Пальмиры с демонстративным разрушением ее исторических памятников символизировало победу исламистов на фоне продолжающегося падения духа сирийской армии и силовых структур.
К сентябрю 2015 г. насущно стоял вопрос действий на упреждение. Москве необходимо было предпринять что-то до того, как международная коалиция и ее региональные союзники, в первую очередь Турция, решатся на создание бесполетной зоны над Сирией. Как предполагали в Москве, появление там даже сравнительно ограниченной зоны рано или поздно привело бы к воздушным ударам с предсказуемым исходом, как это было в Ираке и Ливии.
Турецкий фактор играл важную роль в эскалации сирийского кризиса. Анкара – один из наиболее непримиримых противников Асада, турецко-сирийская граница является основным путем снабжения умеренной оппозиции, а демпинговая контрабанда нефти через турецкую территорию – важный источник финансирования ИГ. С июля 2015 г. турки приступили к собственной воздушной кампании в Сирии под лозунгами борьбы с терроризмом, однако наносили удары в основном не по исламистам, а по отрядам курдских ополченцев.
После того как Россия начала операцию, выяснилось, что амбиции и неоосманские иллюзии Анкары в сирийском конфликте не вполне соответствуют ее возможностям. Попытки Москвы договориться с Анкарой о взаимодействии оказались бесплодными. В результате Турции пришлось терпеть переброску российских вооружений и снаряжения в Сирию через собственные черноморские проливы, будучи ограниченной положениями Конвенции Монтрё, а также отказаться от идеи создания бесполетной зоны. Залеты на турецкую территорию российских истребителей, начавших боевые вылеты на севере Сирии, вызвали еще более нервную реакцию в Анкаре. Свое недовольство она продемонстрировала «случайным» нарушением в начале октября 2015 г. турецкими военными вертолетами границ Армении, охраняемых российскими пограничниками.
Отсутствие договоренностей с Турцией Москва компенсировала ситуационным региональным военным альянсом с Ираном и Ираком. Непосредственно перед началом российской операции в Багдаде был создан четырехсторонний координационный центр, ответственный за сбор и анализ текущей военной информации, и даже, по всей видимости, совместное оперативное планирование. Учитывая очевидную зависимость центрального иракского правительства от США, участие Багдада было для Москвы принципиальным.
Символическим подтверждением намерений сторон стал удар по целям на севере Ирака и Сирии российских крылатых ракет 3М14 «Калибр», выпущенных 7 октября 2015 г. с кораблей российской Каспийской флотилии. Политический смысл запуска российских аналогов американских «Томагавков», пролетевших над территориями Ирана и Ирака, заключался в демонстрации общности целей этих стран и России. Другим косвенным итогом запуска ракет именно из юго-западной акватории внутреннего Каспийского моря стало недвусмысленное предупреждение о недопустимости дальнейшей эскалации военно-политической ситуации в том числе и на Кавказе.
Другому важному военно-политическому игроку в регионе – Израилю – приходится выбирать между плохим и худшим – сохранением поддерживаемого Ираном и ливанской «Хезболлой» режима Асада и победой радикальных исламистов. Москве, кажется, удалось обеспечить относительный нейтралитет Тель-Авива. В рамках переговоров между Путиным и Нетаньяху в Москве состоялась также встреча главы израильского Генштаба с российским коллегой, они обсудили координацию военной деятельности. Одно из основных условий израильской стороны – современное российское вооружение не должно попасть в руки шиитской «Хезболлы». Москва, видимо, это гарантировала.
Очевидно, что в отличие от Израиля Соединенные Штаты, их европейские союзники, а также арабские монархии отрицательно отнесутся к любым шагам, направленным на спасение режима Асада. В случае успеха российской операции позиции Вашингтона на Ближнем Востоке могут быть поставлены под сомнение, но пока он выжидает, оценивая масштабы и последствия неожиданного предприятия России. В Америке не скрывают надежд, что «стратегическое терпение» США позволит России глубже завязнуть в сирийском кризисе с возрастающими для Москвы потерями.
Однако арабские монархии (как и Турция) не могут даже в краткосрочной перспективе игнорировать действия Москвы. Они способны существенно усилить поддержку сирийских оппозиционеров, вплоть до открытых поставок самых современных видов оружия, которые в состоянии повлиять на ход противостояния.
Гражданская война в Сирии и международная коалиция
Гражданская война в Сирии идет уже несколько лет. Результаты ее как с политической, так и с гуманитарной точек зрения катастрофичны для страны, ее государственности и населения.
Сирийская война и авиационная кампания США и многонациональной коалиции против «Исламского государства» с первого взгляда являются некими «клонами» предыдущих конфликтов в Ираке, Афганистане и Ливии. Однако есть две отличительные черты.
Во-первых, более четкие и усиливающиеся признаки «войны по доверенности» (proxy-war), как в классических региональных конфликтах сверхдержав периода холодной войны. Масштабы и состав участников противостояния сравнимы с украинским конфликтом.
Во-вторых, большая насыщенность боевой техникой, а также значительная численность противостоящих сил. Правительственные войска и поддерживающие их иррегулярные отряды использовали в боях сотни, если не тысячи единиц бронетехники, артиллерийских систем, десятки самолетов и боевых вертолетов.
В свою очередь, десятки тысяч сирийских оппозиционеров и исламистов к осени 2015 г. уже обладали сотнями единиц легких пикапов и внедорожников, оснащенных пулеметами, малокалиберными орудиями и минометами, а также современными противотанковыми ракетными комплексами (ПТРК). В некоторых отрядах оппозиции и в частях ИГ имелось небольшое количество бронетехники и даже тяжелой артиллерии, захваченной в боях. Ни в Ливии, ни даже в постсаддамовском Ираке (до 2013 г.) противостояния регулярных и проправительственных сил с инсургентами не приобретали таких масштабов.
До начала гражданской войны Сирия обладала одним из крупнейших танковых арсеналов не только на Ближнем Востоке, но и в мире. Одних только танков Т-72 (сирийская армия явилась первой, кто использовал их в боях в долине Бекаа в 1982 г.) различных модификаций насчитывалось порядка 1700–1800 единиц. Всего же численность танков, с учетом находящихся на хранении Т-54/55 и Т-62 ранних модификаций, доходила до 4500 единиц. Плюс к этому – тысячи единиц БМП, БТР, другой легкой бронетехники. Ракетно-артиллерийский парк насчитывал тысячи единиц ствольной артиллерии, в том числе – сотни 122-мм 2С1 и 152-мм 2С3 самоходных гаубиц. Дамаск располагал также существенным арсеналом тактических и оперативно-тактических ракет советского производства или их иранских и северокорейских клонов, претендуя по уровню боеспособности чуть ли не на статус региональной военной сверхдержавы. Хотя на Большом Ближнем Востоке к началу XXI века вряд ли можно было кого-то удивить наличием оперативно-тактических ракет «Скад» и тактических «Точка-У», ракетный потенциал Сирии отличался большим количеством не только пусковых установок, но и ракет к ним.
Однако все это в прошлом. Значительная часть бронетанкового парка, равно как артиллерии, утрачена в тяжелых боях, вышла из строя или действует на пределе эксплуатационных возможностей. Существенные потери понесли также ПВО и боевая авиация. Причем не столько в результате противодействия несуществующей у ИГ или оппозиционеров боевой авиации или действий их слабой ПВО (в основном состоящей из ПЗРК и малокалиберных 23-мм автоматических пушек ЗУ-23 на джипах и пикапах). Большинство потерь ВВС Сирии связано с захватом авиабаз в северных и восточных районах страны, а также возросшей уязвимостью взлетно-посадочных полос и стоянок к обстрелам с земли минометами и пускам ПЗРК по взлетающим/садящимся самолетам и вертолетам. Только в танках и легкой бронетехнике общие боевые и эксплуатационные потери составили порядка 60–70% от довоенной численности.
Особых возможностей восполнить потери в военной технике и вооружении у сирийской армии после начала гражданской войны не было. Поступало преимущественно стрелковое и легкое вооружение, боеприпасы, запасные части, а также некоторое количество устаревшей техники с российских военных складов. Исключение составляли поставки из России современных противокорабельных ракет, а также зенитных ракетно-пушечных комплексов (ЗРПК) «Панцирь», которыми, как предполагается, и был сбит в июне 2012 г. в районе Латакии турецкий разведывательный самолет RF-4E Phantom. Существенные поступления российских вооружений в Сирию (в том числе – современных образцов) возобновились лишь перед самым началом военной кампании осенью 2015 года.
Сирийская армия понесла серьезные потери в личном составе. По различным оценкам, численность правительственной армии сократилась более чем в два раза по сравнению с довоенным периодом. В результате утраты значительной части территории (к сентябрю 2015 г. верные Башару Асаду силы контролировали менее четверти страны) существенно сузилась мобилизационная база комплектования силовых структур. Этому также способствовала все большая «секторизация» конфликта: усиление ожесточенности противостояния между суннитским большинством и алавитским меньшинством. Хронический недостаток людских ресурсов – одна из серьезнейших проблем для режима Асада. Компенсировать ее кроме как за счет внешних источников (ливанская «Хезболла», шиитская милиция из Ирака, иранские «добровольцы» и бойцы КСИР, а также прибывающие при поддержке Ирана отряды шиитов из Афганистана и Пакистана) сирийские власти, видимо, уже неспособны.
С другой стороны, средневековая жестокость исламистов сделала союзниками режима небольшие отряды ополчения из числа этноконфессиональных меньшинств. Таковыми, например, являются отряды ополчения армян в Алеппо и в приграничном Кесабе, или друзов из прилегающих к границам Израиля и Ливана южных районов страны, до последнего времени пытавшихся сохранять относительный нейтралитет в борьбе между преимущественно алавито-баасистскими силами и джихадо-салафитскими и умеренно-исламистскими группировками. Серьезной роли в военном балансе внутрисирийского противостояния они не играют, но решать некоторые локальные военные задачи, а также поддерживать стабильность на местах могут.
Гражданское противостояние в Сирии не ограничивается боевыми действиями асадовских лоялистов против ИГ, «Джабхат ан-Нусры», других разношерстых группировок радикальных исламистов, а также умеренных оппозиционеров. Одним из наиболее драматических и кровавых эпизодов стали бои в курдонаселенном городе Кобани (Айн-эль-Араб) на сирийско-турецкой границе с сентября 2014 г. по февраль 2015 года. Выдержав несколько атак исламистов, захвативших значительную часть осажденного города, курды лишь при активной поддержке союзной авиации смогли очистить город и его окрестности. Сирийские курды, имеющие значительный опыт вооруженной борьбы, пользуются поддержкой США, что вызывает резкое неприятие Турции. Тем не менее к середине октября 2015 г. появилась информация о возможном альянсе курдских отрядов народной самообороны (YPG) с прозападными оппозиционерами для наступления на столицу ИГ – Ар-Ракку, при поддержке авиации США и их союзников. Уже в начале ноября с помощью американской авиации курдам удалось занять город Синджар на севере Ирака, перерезав дорогу, связывающую Ракку с Мосулом: масштабы «прокси-войны» с элементами иррегулярной «гибридной войны» расширяются.
Военный потенциал оппозиции и исламистов по мере разрастания гражданского конфликта формировался различными способами. Иногда это могли быть небольшие отряды в несколько сотен или даже десятков бойцов, оснащенных преимущественно легким и стрелковым вооружением, минометами, мобильными РСЗО и малокалиберными автоматическими пушками и пулеметами на базе легких пикапов и джипов. Они контролируют один-два городка или поселения или же парочку кварталов в Алеппо. Группировки могли сливаться в более крупные альянсы, зачастую при содействии внешних спонсоров или в связи с изменением военно-политической конъюнктуры, однако с легкостью вновь распадались на мелкие отряды.
К примеру, если в 2011–2012 гг. многие неисламистские группировки формировались под знаменами децентрализованной Свободной сирийской армии, то по мере разрастания конфликта и возникновения новых группировок оппозиционные силы становились более раздробленными и разобщенными. Создавались и активизировались радикальные суннитские и джихадистские группировки (до гражданской войны не представленные в Сирии ни политически, ни институционально, маргинализированные и находящие в глубоком подполье), нацеленные не только на свержение Асада, но и на установление исламистского режима, такие как «Джабхат ан-Нусра», «Ахрар аш-Шам», «Лива ат-Таухид», «Сукур аш-Шам», увеличилось число иностранных боевиков.
Если группировка пользовалась поддержкой внешних игроков (Соединенных Штатов, Турции, Иордании, арабских монархий Персидского залива), то ее арсенал не ограничивался только трофейными вооружениями. Он мог включать и более современные виды оружия как западного, так и китайского производства, переданные Турцией и арабскими странами. Например, у наиболее удачливых группировок имелись ПТРК TOW-2 американского производства, китайские ПТРК H-9 и ПЗРК FN-5, современные средства связи.
Методы действий оппозиционеров и ИГ также менялись по мере развития конфликта. На начальном этапе большое влияние имели джихадисты и иностранные боевики из Ирака, научившие сирийцев использовать террористов-смертников, подрывы зданий и автомобилей, самодельные взрывные устройства. По признанию «Джабхат ан-Нусра», именно от иракских джихадистов начиная с 2012 г. ее боевики переняли опыт использования бомб и смертников. Постепенно от чисто террористических действий перешли к партизанским и полурегулярным способам ведения борьбы. Боевики начали действовать по единому замыслу, комбинируя применение мобильных отрядов на легких бронеавтомобилях и оснащенных крупнокалиберными пулеметами и автоматическими пушками пикапах с использованием гусеничной бронетехники, реактивной и ствольной артиллерии. От небольших отрядов в несколько десятков человек, зачастую объединенных по региональному или родственно-племенному признаку, некоторые группировки выросли до крупных многотысячных объединений со смешанным комплектованием, включая добровольцев из различных мусульманских стран, с налаженной системой связи, управления, снабжения, рекрутирования новых бойцов.
К осени 2015 г. ИГ удалось сформировать разветвленные структуры, насчитывающие, по различным оценкам, многие десятки тысяч человек, вооруженных не только легким и стрелковым оружием, но и минометами и гранатометами. Только после стремительного захвата Мосула в руки исламистов попали около 2300 бронеавтомобилей и большое количество легкого и стрелкового оружия. Имелась также и бронетехника, в том числе танки. У иракской армии отбили американские танки М1А1М «Абрамс» (правда, достоверной информации об их использовании исламистами в боях не было: скорее всего, они были уничтожены последующими ударами авиации США и их союзников), не говоря уже о десятках танков Т-54 и Т-55 советского производства и их китайских аналогов. Артиллерийское вооружение в основном включало легкие РСЗО (преимущественно 107-мм китайские и турецкие клоны советской 16-ствольной РПУ-14), однако захвачены также несколько 122-мм РСЗО БМ-21 «Град». Исламистам удалось даже применять в боях трофейную тяжелую артиллерию, например, 155-мм американские гаубицы М198 при осаде Эрбиля – которые и стали летом 2014 г. первыми целями американской авиации в начавшейся операции «Непоколебимая решимость».
Сетецентричная структура джихадистских группировок, в первую очередь таких крупных, как ИГ и «Джабхат ан-Нусра», а также децентрализованная система командования существенно затрудняют и до бесконечности продлевают любого рода вооруженную борьбу с ними. Например, потери, понесенные одной из группировок ИГ, существенно не сказываются на способности исламистов продолжать активные и успешные боевые действия.
Важным элементом гражданской войны в Сирии и Ираке стала продолжающаяся второй год военно-воздушная операция «Непоколебимая решимость». По официальным данным Пентагона, с августа 2014 г. по 6 октября 2015 г. ВВС и палубная авиация ВМС США и их союзники совершили около 57 843 боевых и вспомогательных вылетов, нанеся 7323 удара. При этом свыше 2622 ударов нанесено по позициям боевиков на территории Сирии. В результате иракским правительственным войскам и курдскому ополчению (пешмерге) удалось несколько ослабить наступательный порыв ИГ в Ираке. Однако авиаудары коалиции не сломили боевой натиск исламистов, уже в мае 2015 г. захвативших большую часть провинции Анбар, а также ее центр – город Эр-Рамади. Бои за этот город, равно как и ряд населенных пунктов северного Ирака, активно велись правительственными войсками, поддерживающим их курдским и шиитским ополчением, а также отрядами иранских КСИР и после начала российской военной кампании в Сирии.
По данным Центрального командования армии США (CENTCOM), к 8 октября 2015 г. авиация многонациональных сил уничтожила 126 танков, 354 бронеавтомобиля, 561 базовый лагерь, по 4 тыс. зданий и огневых позиций исламистов, 232 объекта нефтяной инфраструктуры – всего поражена 13 781 цель. Несмотря на большую интенсивность боевых вылетов, существенно снизить активность исламистов не удалось, хотя к лету 2015 г. иракские правительственные войска и курдская пешмерга в целом стабилизировали фронт в Ираке. Воздушная поддержка коалиции была критически важна особенно в боях иракских и сирийских курдских ополчений с исламистами в районе Эрбиля, Киркука и Кобани. Наряду с этим ход операции «Непоколебимая решимость» продемонстрировал существенное техническое преимущество многонациональной коалиции (по сравнению с последующей российской военной кампанией). Большая часть вылетов осуществлялась с использованием управляемого и высокоточного оружия, более эффективных систем связи, управления, разведки и целеуказания. При этом, в лучших традициях ближневосточных войн последней четверти века, кроме авиации активно использовались также КРМБ «Томагавк» ВМС США.
С лета 2014 г. активизировались действия иракской авиации, чему во многом способствовали поставки из России современных (но хорошо знакомых иракским летчикам по опыту эксплуатации предыдущих модификаций) боевых самолетов и вертолетов. В Ирак прибыло до 15 штурмовиков Су-25, 12 ударных вертолетов Ми-35М, планируется поставить до 40 новейших ударных вертолетов Ми-28НЭ. В рамках масштабных оружейных контрактов на сумму до 4,2 млрд долларов в Ирак из России также поставляются многоцелевые истребители Су-30, тяжелые огнеметные системы ТОС-1А «Солнцепек», ЗРПК «Панцирь», ПЗРК «Игла» и другое ВВТ. Поставки российских вооружений (наряду с авиаударами многонациональной коалиции и помощью соседнего Ирана) позволили стабилизировать ситуацию на линии фронта после понесенных летом 2014 – весной 2015 гг. тяжелых поражений и создать благоприятную основу для военно-политического взаимодействия Ирака с Россией.
Особенности развертывания сирийской кампании России
Российская кампания в Сирии беспрецедентна как по масштабам, так и по методам технической реализации. Именно поэтому возникают сомнения в успехе заявленных (или предполагаемых) целей.
Принято считать, что это первая военная кампания России за пределами постсоветского пространства после развала СССР. Если не считать конфликты на территории бывшего Союза, военная активность России за ее границами за последние четверть века имела достаточно ограниченный и специфический характер – от миротворческих операций до борьбы с морским пиратством. Сирийская кампания пока преимущественно ограничивается использованием боевых самолетов и вертолетов российских ВКС. В последний раз советские/российские летчики участвовали в боях на Ближнем Востоке в начале 1970-х годов. Речь идет о так называемой «Войне на истощение» между Египтом и Израилем, когда советские летчики и зенитчики были дислоцированы в районе Синайского канала для содействия египтянам в отражении ударов израильской авиации (операция «Кавказ»).
Участие военспецов и регулярных частей Советской армии на стороне Сирии в боевых действиях в долине Бекаа в 1982 г. имело более локальный характер. В конфликте ограниченное участие приняли лишь военные советники, преимущественно – зенитчики. В 1983–1984 гг. в ходе операции «Кавказ-2» в Сирию были переброшены два советских зенитно-ракетных полка, оснащенных новейшими на тот момент зенитно-ракетными комплексами дальнего действия С-200. Однако они лишь обеспечивали противовоздушную оборону Сирии после разгрома израильтянами сирийской ПВО летом 1982 года.
Таким образом, нынешняя сирийская кампания – первое за почти 40 лет комбинированное (военно-морское и военно-воздушное) проецирование российской военной мощи за тысячи километров от границ России. При этом, хотя на начальной стадии в информационном поле выделялась военно-воздушная составляющая (в конце концов, боевые действия начались и продолжительное время велись лишь ВКС РФ), но и роль военно-морского флота была весьма значимой.
На начальном этапе т.н. «Сирийский экспресс» включал преимущественно масштабную транспортировку военной техники, боеприпасов, топлива, а также личного состава из черноморских портов в Сирию. Использовались как штатные суда Черноморского флота (в том числе десантные корабли и морские танкеры, а также вспомогательные суда), так и суда обеспечения из состава Северного и Балтийского флотов. Однако уже через две недели после начала военной операции (в середине октября 2015 г.), с ростом объемов снабжения группировки в Сирии, а также увеличением количества поставляемых Дамаску ВВТ, стали привлекаться также коммерческие суда, даже бывшие турецкие сухогрузы, зафрахтованные Россией.
Транспортировка военных грузов через черноморские проливы под пристальным наблюдением турецкой стороны прикрывалась боевыми кораблями оперативного соединения российского ВМФ на Средиземном море. По мере развертывания авиационной группировки и наземных частей обеспечения и охраны в районе Латакии туда также подошли основные корабельные силы оперативной группы ВМФ во главе с флагманом Черноморского флота гвардейским ракетным крейсером «Москва». Будучи оснащен морской версией ЗРК С-300 (С-300Ф «Риф»), крейсер способен обеспечить ПВО в районе Латакии и основного пункта базирования «экспедиционных сил» российской боевой авиации – аэродрома «Хмеймим» в период развертывания операции. С целью демонстрации намерений российские боевые корабли уже после начала воздушной операции провели учебные стрельбы, в том числе пуски зенитных ракет совместно с наземными средствами ПВО развертываемой группировки российских войск. Фактически тем самым заявлено создание Россией бесполетной зоны для боевой авиации третьих сторон над западными прибрежными районами Сирии.
Однако наиболее заметным участием ВМФ России в сирийской операции стал залп крылатыми ракетами 3М14 «Калибр» с кораблей Каспийской флотилии. Впрочем, как уже отмечалось, политическая и пропагандистская значимость пуска дорогостоящих крылатых ракет превышала его военную целесообразность. «В соответствии с очевидной военно-политической логикой, последующие пуски КРМБ были осуществлены уже из акватории Средиземного моря. 17 ноября 2015 г. осуществлен первый в истории российского ВМФ боевой пуск крылатых ракет с борта российской дизель-электрической подводной лодки «Ростов-на-Дону» Черноморского флота по целям в районе столицы ИГ – Ракки. Отметим, что кроме «Ростова-на-Дону» в боевой состав недавно сформированной 4-й отдельной бригады подводных лодок ЧФ на данный момент входят еще две (запланированы поставки еще трех субмарин данного типа) дизель-электрические подводные лодки проекта 636.6 «Варшавянка». Не исключено, что дальнейшие пуски КРМБ из акватории Восточного Средиземноморья могут быть осуществлены уже с борта надводных кораблей и даже атомных подводных лодок ВМФ России.
Немаловажно участие в сирийской операции (пока еще в качестве сил охранения) морской пехоты. На данном этапе она представлена в Сирии усиленной батальонной тактической группой из состава известной еще с прошлогодней крымской операции 810-й бригады морской пехоты Черноморского флота. С советских времен она неоднократно привлекалась к учениям 5-й оперативной эскадры ВМФ СССР в Средиземном море, в том числе с десантированием на побережье Сирии в районе Тартуса, и предполагается, что офицерский состав бригады хорошо знаком с нынешним местом боевой командировки. По всей видимости, со временем будет осуществляться плановая ротация частей 810-й бригады морскими пехотинцами из состава других флотов.
Воздушная составляющая сирийской кампании включает два взаимозависимых элемента: военно-транспортный и боевой. Военно-транспортная авиация осуществляла переброску (преимущественно самолетами Ил-76 и тяжелыми Ан-124 «Руслан») личного состава, ВВТ и иных военных грузов. Именно ВТА были доставлены в Сирию ударные вертолеты Ми-24П, многоцелевые вертолеты Ми-17 и Ми-8, ЗРПК «Панцирь» (для организации ПВО аэродрома «Хмеймим», порта Латакия и формируемой военно-морской базы Тартус), а также беспилотные летательные аппараты (БПЛА), активно используемые российской стороной для разведки и целеуказания. ВТА также была осуществлена переброска наземных комплексов РЭБ, РСЗО «Смерч» и ряда других реактивно-артиллерийских систем, призванных на начальном этапе усилить охрану пунктов базирования боевой авиации и флота, хотя в дальнейшем не исключено их использование для поддержки наступления правительственных войск. Полеты ВТА осуществлялись через воздушное пространство Ирана и Ирака на больших высотах, недоступных для ПЗРК и зенитной артиллерии оппозиционеров.
Также через воздушное пространство Ирана и Ирака к середине сентября 2015 г. на авиабазу «Хмеймим» прибыли боевые самолеты и вспомогательный самолет Ил-20, осуществляющий радиоэлектронную разведку, РЭБ и целеуказание. Сформированная 30 сентября 2015 г. Авиационная группа ВВС России в Сирии к началу операции насчитывала 12 бомбардировщиков Су-24М, 12 штурмовиков Су-25СМ, шесть бомбардировщиков Су-34 и четыре многоцелевых тяжелых истребителя Су-30СМ. Кроме этого, в группе имеется примерно 15 ударных вертолетов Ми-24П и многоцелевых Ми-17 и Ми-8 (предназначенных для транспортировки, а также поиска и спасения сбитых пилотов).
Сухопутный компонент российской операции пока ограничен частями, осуществляющими ПВО, охрану и обеспечение действий боевой авиации и пунктов снабжения. Помимо уже упомянутых морских пехотинцев, эти задачи осуществляются частями дислоцированной в Новороссийске 7-й десантно-штурмовой (горной) дивизии ВДВ, войск специального назначения, а также частей ПВО и ракетно-артиллерийских войск. Однако очевидно, что после объявленных планов развертывания на территории Сирии одновременно военно-морской, военно-воздушной и сухопутной российской военной базы ее наземный компонент будет неизбежно увеличиваться, даже если, как сказал Владимир Путин, участие российских войск в сухопутной операции не рассматривается.
Важнейшей особенностью сирийской кампании стала стратегическая внезапность и сохранение Россией военно-политической инициативы в глобальном измерении. Во второй раз за последние два года (после крымской операции и начала украинского кризиса) Кремлю удалось застать врасплох своих контрпартнеров в США, Европе и на Ближнем Востоке. Причем эта внезапность была достигнута не столько на техническом уровне (в век космической и электронной разведки скрыть столь масштабную переброску сил и средств армии и флота невозможно), а на уровне стратегической культуры и специфики процесса принятия решений.
Хотя это обстоятельство обеспечило благоприятные стартовые условия для начала военной операции, уже звучат мнения, что подобная стратегическая внезапность не что иное, как безрассудная игра на грани фола. Впрочем, станет ли авантюрой «сирийский гамбит» и превратится ли Сирия для Москвы во «второй Афганистан» или же станет триумфом, способным создать основу для выхода из украинского кризиса и формирования новых отношений с Западом – покажет динамика как военных, так и политических процессов. Боевые действия в Сирии (как российской авиации, так и, что немаловажно, сухопутного наступления Асада и его союзников) будут совмещаться с политическими процессами, влияя на их результаты, и наоборот.
Первые итоги и промежуточные перспективы
Россия попыталась использовать в сирийской кампании максимум разработок в сфере конвенциональных вооружений за постсоветский период. Многие виды ВВТ применялись впервые или же были представлены существенно модернизированными образцами.
Впервые в боевых условиях использовались тяжелые истребители Су-30СМ, впрочем, пока лишь прикрывая действия штурмовой и бомбардировочной авиации. Впервые зафиксированы фронтовые бомбардировщики Су-34. Хотя они уже применялись в августовской кампании против Грузии в 2008 г., но тогда лишь для радиоэлектронной борьбы по подавлению грузинской ПВО – поддержка действий бомбардировщиков Су-24 и штурмовиков Су-25. В Сирии Су-34 использовали новые высокоточные боеприпасы, в частности – семейства КАБ-500 со спутниковым наведением (российский аналог американских управляемых бомб JDAM), а также управляемые ракеты Х-25 и Х-29. Однако уже через две недели стало очевидно, что российская авиация испытывает проблемы с высокоточным и управляемым оружием. В репортажах из Сирии все чаще появлялись кадры, на которых не только Су-24М и Су-25СМ, но и современные Су-34 вылетали на задания, оснащенные не управляемыми боеприпасами, а свободнопадающими бомбами (например, ОФАБ-250/500 или РБК-500), по всей видимости, выпуска если не 1980-х, то 1990-х годов.
В первые недели операции российская авиационная группа осуществила рекордное число боевых вылетов почти на пределе технических возможностей (отчасти этому способствовала относительная близость целей – иногда порядка 100–200 км от аэродрома «Хмеймим»). Только за первый месяц боев, к началу ноября 2015 г. российская авиация совершила свыше 1 тыс. боевых вылетов. Достаточно высокой оказалась летная подготовка пилотов самолетов, а также экипажей, активно применявшихся для непосредственной поддержки сухопутных войск ударных вертолетов Ми-24П. Несмотря на опасность пусков ПЗРК и действий зенитной артиллерии, российские Су-25СМ и Су-24М, как и ударные вертолеты, с первых же дней активно использовалась на низких высотах. Тем не менее, за полтора месяца боевых действий, к середине ноября 2015 г. российская авиация, за исключением парочки упавших беспилотников, потерь не имела. Однако вполне возможно, что рано или поздно российский боевой вертолет или самолет будет сбит, что заставит авиацию подняться на высоты свыше 4 км, чтобы не стать целями современных типов ПЗРК. Последние, по всей видимости, вскоре появятся у сирийской оппозиции. Естественно, это снизит эффективность поддержки с воздуха, тем более что численность российской авиационной группы невелика (фактически смешанный авиационный полк).
Видимо, в ближайшее время Москве придется количественно и качественно усилить авиационную группировку в Сирии. Согласно сведениям космической разведки западных стран, авиабаза «Хмеймим» уже существенно расширяется. По неподтвержденным данным, для расширения возможностей непосредственной огневой поддержки в Сирию прибыли новейшие российские ударные вертолеты Ми-28Н. Впрочем, активизация воздушной операции необязательно должна подразумевать базирование самолетов непосредственно на аэродромах в Сирии. 17 ноября, на следующий день после саммита «Большой двадцатки» (видимо, аналогично пусками КРМБ из акватории Каспийского моря, для придания большого политического и пропагандистского эффекта действиям российской дипломатии в переговорном процессе с партнерами на Западе) для ударов по позициям исламистов, уже была привлечена российская стратегическая бомбардировочная авиация, действующая с авиационных баз на российской территории. Как и предсказывали некоторые военные эксперты, взлетевшие с аэродрома в Моздоке 12 сверхзвуковых бомбардировщиков Ту-23М3 нанесли удары (по всей видимости, с использованием свободнопадающих бомб) по целям в районе Ракки и Дер-эз-Зоре. В свою очередь, пять российских дальних стратегических бомбардировщиков Ту-95МС и шесть ракетоносцев Ту-160 нанесли удар уже крылатыми ракетами воздушного базирования по целям на территории Сирии. В дальнейшем не исключено также использование в качестве «баз подскока» иранских авиабаз (теоретически – даже российской авиационной базы Эребуни в Армении) для действий дополнительных фронтовых бомбардировщиков Су-24М и Су-34.
Впрочем, даже в первоначальном составе российская авиационная группа в состоянии осуществлять широкий спектр боевых задач, включая поражение систем управления, складов, объектов нефтегазовой инфраструктуры, уничтожение бронетанковой и ракетно-артиллерийской техники. Действия российской авиации также способствовали дроблению отрядов ИГ и оппозиционеров, усложняя подвоз подкреплений и снабжение боеприпасами.
Но главное будет решаться на земле и зависеть от сухопутного наступления правительственных войск и их союзников. Хотя в последнее время активизировалось участие иранцев (подразделений КСИР/«Кодс» и шиитской милиции) в сухопутных боях, тем не менее пока не ясно, решится ли Иран на кардинальное увеличение военного присутствия в Сирии, послав туда регулярные войска. Даже в нынешнем геополитическом контексте это был бы слишком решительный шаг, особенно учитывая, что, вопреки расхожему стереотипу, возможностей по существенному проецированию сухопутной военной мощи у Тегерана не так уж и много. Надо также учитывать, что среди алавитско-баасистской верхушки сторонников Асада давно нарастает недовольство засильем иранцев не только в силовых структурах, но и в самых различных ветвях управления и госструктур.
Пока темпы наступления сторонников Асада неудовлетворительны и далеки от ожидаемых. Сирийская армия медленно вгрызается в оборонительные позиции умеренной оппозиции и местных исламистов, неся потери в боевой технике и живой силе. Особенно тяжелый урон армии Асада наносит использование повстанцами современных противотанковых ракетных комплексов. Потери в бронетехнике столь существенны, что некоторые эксперты даже отмечают, что успешное применение повстанцами ПТРК в горно-пустынной местности и в условиях плотной городской застройки может сыграть такую же роль, как использование афганскими моджахедами ПЗРК «Стингер» против советской авиации. После начала российской операции саудовцы приняли решение поставить оппозиционерам дополнительно 500 ПТРК Tow-2, и очевидно, что в скором времени это скажется на ходе наземных боев.
То, что гражданские войны и асимметричные конфликты выиграть одной авиацией невозможно, – аксиома. За последние десятилетия все примеры хотя бы частичных успехов применения авиации как против повстанцев и иррегулярных отрядов, так и против правительственных сил сопрягались с активностью на земле. Можно провести аналогии с действиями Северного альянса в афганской кампании 2001–2002 гг., операций США и их союзников против Саддама Хусейна в 1991 г. и в 2003 г., гражданской войной в Ливии в 2011 году. На фоне пока еще достаточно скромных успехов начавшегося сухопутного наступления спорны перспективы успешной реализации сторонниками Асада полноценной воздушно-наземной операции.
В случае провала сухопутного наступления лоялистов России, по всей видимости, придется или сворачивать сирийскую кампанию (что представляется весьма сомнительным с учетом политических издержек для Кремля) или же существенно увеличить вовлеченность. В этом случае уже не удастся ограничиться усилением воздушной компоненты, тем более что в ближайшие месяцы погодные условия могут ухудшиться, создав проблемы для активного применения авиации.
Не исключено, что на следующем этапе Москва будет вынуждена, кроме прямых поставок сирийской армии все новых систем вооружения (к примеру, тяжелые российские огнеметные системы ТОС-1А «Солнцепек» уже активно используются войсками Асада) перейти к использованию в сухопутных боях ракетно-артиллерийских систем уже с российскими экипажами. Это могут быть тяжелые РСЗО «Смерч» и «Торнадо», оперативно-тактические ракетные комплексы «Точка-У», крупнокалиберные самоходные артиллерийские системы «Мста-С» и другие виды ракетно-артиллерийского вооружения. Будет увеличено число военных советников, возможно также участие в боях элитных частей спецназа, ВДВ и морской пехоты.
Это не будет еще полномасштабным вовлечением российской армии в сухопутную операцию, но станет шагом в данном направлении. Хотя на самом высоком уровне говорилось о невозможности сухопутной операции, это не означает, что такой исход полностью исключен. Начиная в 1965 г. воздушную операцию Rolling Thunder против Северного Вьетнама, США также не предполагали, что отправят в Индокитай более чем полумиллионный контингент морских пехотинцев и сухопутных войск.
Впрочем, пока еще в запасе остается вариант активизации и согласования дипломатических усилий вовлеченных в конфликт игроков, включая политический диалог между оппозиционерами, спонсируемыми Соединенными Штатами, Турцией и арабскими монархиями, и Асадом, с последующей выработкой согласованных усилий против ИГ. Попытки диалога с Москвой по этому вопросу США и их союзниками уже предпринимались и дают некоторые надежды на координацию усилий. Теракты в Париже, похоже, привели к серьезному переосмыслению подходов к ситуации на Ближнем Востоке и действиям Москвы и проасадовских сил в Сирии не только у французского руководства. Встреча «Большой двадцатки» в середине ноября 2015 г. стала, по всей видимости, индикатором возможного изменения подходов западных стран и их ближневосточных союзников к действиям России в регионе. Как минимум – в вопросе если не совместной, то – хотя скоординированной борьбы с ИГ.
Тем не менее, надеяться на скорое полное уничтожение ИГ и салафитско-джихадских отрядов в Сирии и Ираке не стоит. Этноконфессиональные основы конфликта не должны скрываться под удобными идеологическими штампами: не упрощая межсекториальный характер внутрисирийского и внутрииракского противостояния, следует признать, что фактически основа ИГ – это фрустрированное по всем статьям за последние десятилетия суннитское население Ирака и Сирии, равно как в свое время основу движения «Талибан» составляли «сердитые и недовольные» пуштуны. Поэтому вооруженная борьба с радикальными исламистами без четких дипломатических перспектив на дорогостоящее и долговременное постконфликтное урегулирование с участием всего международного сообщества – тщетная задача не на годы или даже десятилетия, а на целое поколение вперед.
Заключение
Если по итогам сирийской кампании будет достигнута линия Аллепо-Дамаск и закрыта граница с Турцией, то к «ужасу и изумлению» всего мира Россия продемонстрирует способность проецировать военную мощь за пределами постсоветского пространства. Будет создана постоянная сухопутная, военно-воздушная и военно-морская база в Сирии, закрепляющая российское военное присутствие в регионе. В этом случае, как, по всей видимости, и рассчитывают в Москве, любое постконфликтное урегулирование в сирийском и иракском вопросах, будет невозможно без учета интересов России.
Если «сирийский гамбит» не имел для российского руководства самодостаточной цели, и предпринимался лишь для того, чтобы отвлечь внимание от Украины (или заставить Запад согласиться на новый формат отношений с Россией), то эта цель уже отчасти реализована, (не без помощи исламистов, устроивших масштабные теракты в Париже). Впрочем, если в ближайшее время не удастся скоординировать действия с западными партнерами по нахождению политического урегулирования внутрисирийской проблемы с одновременной концентрацией вооруженной борьбы с ИГ, сирийская кампания Москвы может серьезно затянуться в военно-политическом плане и привести ко все увеличивающимся политическим и военным издержкам. Тем самым «сирийский гамбит» Москвы вполне может превратиться в банальный военно-политический «цугцванг». Исключить это способно достижение Россией с США и их региональными союзниками компромиссного соглашения по политическому урегулированию, включая сохранение Асада у власти на переходный период с последующим формированием в Сирии новых коалиционных властей.
Однако возможно ли это – покажет дальнейшее развитие военно-политических процессов в сирийском конфликте и вокруг него.

Как победим?
Чем должна завершиться российская операция в Сирии
Александр Белкин – директор по международному сотрудничеству Совета по внешней и оборонной политике.
Резюме Принципиально важна способность сформулировать главный критерий российского вооруженного участия в сирийском кризисе. Что считать моментом, когда цель будет достигнута? К такому выводу пришли участники дискуссии СВОП.
В конце октября в Совете по внешней и оборонной политике состоялась дискуссия на тему «Стратегия ухода – опыт выхода из локальных конфликтов». Организаторам и участникам заседания очевидно, что тема Сирии и Ближнего Востока, российского участия в урегулировании ситуации в регионе не только останется в центре общественного внимания, но с учетом сложности и запутанности ближневосточного клубка вполне может обостриться и потребовать безотлагательных ответов на жизненно важные вопросы. Одним из них является то, что в западной политической науке называется exit strategy, стратегия выхода из конфликта.
Для участия в дискуссии были приглашены эксперты по региону Ближнего Востока, а также ветераны МИДа и Минобороны, имеющие опыт как дипломатического, так и военного урегулирования подобных кризисов. Им было предложено обсудить вопросы реалистичных военно-политических задач российской военной вовлеченности в Сирии и ее пределов; правомерности сравнения российского военного участия в Сирии с советской кампанией в Афганистане; практических рекомендаций с учетом страноведческих знаний и «афганского» опыта.
Участники дискуссии согласились, что в вооруженном конфликте того типа, что происходит в Сирии, о победе в классическом понимании говорить невозможно. Боевые действия ведутся против террористической организации, легко переходящей от организованных форм войны к иррегулярным действиям, к мятеж-войне. В рамках объявленного российского военного присутствия с использованием «исключительно авиации» (С.Б. Иванов), когда «ни о каких наземных операциях и участии российских воинских подразделений в наземных операциях речь не идет и идти не может» (В.В. Путин) задача уничтожения т.н. «Исламского государства» не стоит, потому что она нереализуема. Ядро ИГИЛ находится на территории Ирака, то есть за пределами заявленной зоны российской военной операции. Вероятность того, что от Багдада поступит официальная просьба о российской авиационной поддержке действий иракских сил против ИГИЛ на иракской территории, участники дискуссии оценили как минимальную, в значительной степени по причине сохраняющейся серьезной политической зависимости Багдада от позиции США.
Эффективное применение российской авиации в таком случае возможно лишь в форме поддержки наступательных сухопутных операций сирийских правительственных войск, поскольку одними авиационными ударами по базам террористов территорию, контролируемую ими, не освободить. В идеале максимальной военной задачей российского контингента, достижение которой позволило бы перейти к решению проблем внутриполитического урегулирования в Сирии, могло бы стать вытеснение сирийскими войсками при российской авиационной поддержке организованных сил ИГИЛ из крупных провинциальных центров: Дейр-эз-Зор, Ракка, Пальмира (Тадмор).
Вместе с тем участники дискуссии по-разному оценивали реалистичность выполнения обозначенной задачи. Прежде всего как серьезный негативный фактор отмечалась ограниченность военных возможностей сирийских правительственных сил. Режим Башара Асада, похоже, достиг предела военных ресурсов еще весной текущего года. Показателей такой исчерпанности много, например, оппозиционные силы продолжают удерживать часть предместий Дамаска; недавняя попытка правительственной армии полностью освободить от оппозиции Алеппо провалилась, противники режима продолжают контролировать половину этого второго по величине города Сирии. Другими словами, велика вероятность того, что наличными силами правительство не вытеснит ИГИЛ из основных центров. В этом случае встанет вопрос о наращивании сухопутной поддержки сирийской правительственной армии. По общему мнению участников дискуссии, России ни в коем случае нельзя выходить за рамки заявленного участия, категорически недопустимо позволить втянуть себя в сухопутные операции.
Особое значение приобретает взаимодействие с Ираном и отрядами различного происхождения (ополчения, добровольцы и пр.), ориентированными на Тегеран. Притом что цели России и Ирана в Сирии в значительной степени совпадают, считать их общими нельзя. Региональная повестка дня Тегерана прочно завязана на факторы геополитического и религиозного противостояния локальных держав, чего Москва старается избегать.
В качестве возможного союзника в войне против ИГИЛ участники дискуссии называли курдских ополченцев, живущих на севере на границе с Турцией. В ходе военного противостояния с ИГИЛ курды продемонстрировали свою значимость, доказали, что на них можно положиться. Так, они собственными силами выбили ИГИЛовцев из провинции эль-Хасеке, которую полностью контролируют. Но в выстраивании взаимодействия с курдами понадобятся непростые дипломатические усилия, поскольку, во-первых, у них не слишком благоприятная история отношений с режимом Асада; во-вторых, на курдов уже делает ставку коалиция во главе с США. Наконец, ситуация осложняется глубокими конфликтами между курдами и турками. Тем не менее кооперация с курдами возможна в северной Сирии, несколько южнее зоны их компактного пребывания, а при наличии специальных договоренностей (обещания на будущее) даже при блокировании Алеппо. К северу от Дамаска (прежде всего район Хомса) активно действует ополчение из северокавказской диаспоры (сирийские черкесы), по факту они выступают на стороне правительства.
Во внутриполитическом урегулировании и послевоенном устройстве Сирии курды могут и должны сыграть большую роль. Чтобы остаться в прежних границах, сирийскому государству придется выработать более мягкую форму этнического представительства. Остаются еще друзы — большая конфессиональная группа, которая требует внимания. Между тем расширение прав курдов и прочих этнических меньшинств пока не относится к задачам ни официального Дамаска, ни многих представителей суннитской оппозиции, которые предполагают закрепить в будущей Сирии доминирование большинства.
Участники дискуссии разошлись в оценках целесообразности сохранения российских военных баз. По мнению некоторых, России, российскому военному флоту нужна опора в Тартусе, причем не в прежнем виде «бензозаправки» (пункта материально-технического обеспечения ВМФ), а полноценной военно-морской базы по типу той, которая была в Камрани (Вьетнам). Её наличие значительно способствовало бы автономности ВМФ в Средиземноморье и Атлантике, расширило бы возможности проекции силы. Разумеется, понадобится и прикрытие с воздуха, то есть потребуется и военно-воздушная база под Латакией. Сторонники подобной точки зрения полагают, что на ближайшие годы, если не десятилетия Ближний Восток превращается в очаг серьезных угроз и рисков, на которые России все равно придется реагировать, в том числе и военным способом, так что было бы странно уходить с обретенного плацдарма, чтобы потом создавать новые с нуля.
Другая часть дискутантов, напротив, подчеркивала, что военные базы в таком нестабильном регионе и еще более нестабильном государстве, как Сирия, послужат постоянным яблоком раздора и центром притяжения террористической активности. Возможность сохранения российских баз в Сирии может реалистично рассматриваться только в случае решения основной задачи военной кампании – вытеснения и локализации вооруженных сил ИГИЛ за пределы основных провинциальных центров Сирии, а затем внутриполитического урегулирования многолетнего гражданского противостояния в стране. Российское военное присутствие должно быть принято широкими спектром сирийских политических сил и признано ими в качестве фактора стабильности. Если же оно будет основано на договоренностях только с правительством Башара Асада, любая смена власти (а в долговременную устойчивость нынешней политической модели не верит практически никто из экспертов) спровоцирует очень опасную напряженность вокруг нашего военного объекта.
Относительно правомерности сравнения российской операции в Сирии с советской кампанией в Афганистане участники заседания высказались в основном однозначно: подобные параллели носят преимущественно спекулятивный характер. Шейх Абу Мухаммад Джулани, руководитель «Джабхат ан-Нусры», в памфлете, который сейчас по-русски вывешен в Интернете, многократно повторяет тезис о том, что в Сирии Россия получит второй Афганистан.
Прежде всего Сирия и Афганистан — два совершенно различных государства и общества, несопоставимых в историческом, социокультурном и экономическом отношениях.
Афганистан — страна, где государственное строительство имеет свою ярко выраженную специфику. Доминирующим фактором является наличие влиятельных пуштунских племенных объединений в условиях неурегулированной пограничной проблемы. Основной компонент в социальной структуре населения – крестьяне (дехкане), обреченные трудиться на своем наделе, шанс на самореализацию в других областях минимален. Если нет военных действий, их социальный статус очень низок. Война – невероятная возможность заявить о себе, повысить статус, значительно улучшить материальное положение. Поэтому афганцы, взявшие в руки автомат, уже никогда с ним не расстанутся.
Сирия — страна древнейшей, шеститысячелетней цивилизации, причем городской – в городах живет половина населения. Это светское секулярное государство, вполне модернизированное. Города достаточно европеизированы. Сирийская верхушка, будь то алавитская или суннитская, хочет жить по меркам цивилизованного западного мира. В этом отношении ориентация сирийского общества в целом, а не только алавитской или суннитской верхушки, друзов, курдов и так далее – стремление к подобию европейской модели общества. В Сирии тоже есть племенные сообщества, порядка 40 бедуинских кланов, но они не имеют того влияния, которым пользуются племена в Афганистане.
У сирийского крестьянина, помимо того что он с момента вступления в большую жизнь собирает деньги, чтобы обзавестись семьей, есть еще много других задач. Он интересуется внешним миром, обязательно пользуется спутниковой «тарелкой» и так далее. Сирийцы в массе своей живут интересами большого мира, а не только своей маленькой общины. И для сирийца война — это катастрофа, нечто экстраординарное, не случайно ИГИЛ в Сирии в основном (в значительно большей степени, чем в Ираке) состоит из пришлых людей.
В одном из недавних выступлений министр обороны Саудовской Аравии пытался надавить на Россию, мол, вы увидите второй Афганистан, намекая на то, что против российской авиации будут использованы «Стингеры». Однако заявление скорее является блефом. Если саудовцы решатся-таки на поставку повстанцам ПЗРК, это будет означать полную смену курса США в регионе вплоть до разрыва Вашингтона и Эр-Рияда.
Передача «Стингеров» и любых средств противовоздушной обороны непонятным формированиям будет означать расползание этого оружия в неподконтрольные группировки. Кого они завтра будут сбивать? Мало того что в небе над Сирией помимо российских работают и американские летчики, сами саудовцы проводят воздушную операцию в Йемене, куда установки тоже могут попасть. Союзники Вашингтона в регионе, прежде всего Израиль и Турция, такого поворота не поймут. Помимо этого Соединенные Штаты учитывают возможные ответные действия России по передаче комплексов С-300 Сирии.
Есть распространенное заблуждение, дескать, СССР был вынужден принять решение о выводе войск из Афганистана под влиянием потерь, которые авиация стала нести от американских «Стингеров» в руках моджахедов. Это не так. Во-первых, преувеличивается воздействие «Стингеров» как военного фактора. Действительно, в 1986 г. первыми же пусками «Стингеров» в советском вертолетном полку в Джалалабаде (провинция Кунар) было сбито четыре вертолета. Это стало первыми очень большими потерями. Но потом нашлось противодействие, урона стало меньше. В принципе потери от «Стингеров» не превышали ущерба, который наносили другие средства ПВО.
Во-вторых, принципиальное решение о выводе войск было принято раньше, чем начались поставки ПЗРК. Попытка советского контингента с 1983 по 1985 гг. задавить сопротивление за счет наращивания интенсивности боевых действий привела лишь к резкому росту численности моджахедов. И на этом фоне в 1985 г. было принято решение о выводе – значительно раньше появления «Стингеров».
Заявления чиновников Саудовской Аравии о вероятности поставок ПЗРК повстанцам в Сирии, равно как и декларирование намерения превратить Сирию для России во второй Афганистан, представляют собой ничем не подкрепленную попытку шантажировать Россию. По мнению экспертов, такой же попыткой отвлечь ресурсы и внимание Москвы от сирийской проблемы является создание структур ИГИЛ на севере Афганистана. Действия носят ярко выраженный искусственный характер, где просматривается рука межведомственной разведки Пакистана.
Основываясь на опыте советских боевых действий в Афганистане, участники дискуссии высказали ряд практических замечаний. Эксперты признали, что в Сирии у наших войск более передовая техника, способная наносить точные удары и позволяющая практически безнаказанно применять авиацию. С другой стороны, отмечалась недостаточная эффективность авиационной поддержки войск, проблемы координации воздушных и сухопутных акций. Серьезной помехой является языковой барьер, поскольку летчики не владеют арабским языком, а сирийские офицеры в основном не знают русского. Отчасти проблема может быть снята применением более современных средств боевой поддержки войск, в частности вертолетов К-52, Ми-28Н, способных благодаря хорошей оптике засекать огневые точки противника и наносить по ним удары, находясь позади наступающих частей. Для повышения эффективности применения штурмовиков Су-25 требуются авианаводчики в боевых порядках.
Оценивая соотношение военного и внутриполитического урегулирования в Сирии, участники дискуссии высказывали разные мнения. Превалировала точка зрения, что политическому урегулированию должно предшествовать военное подавление и вытеснение ИГИЛ. В условиях гражданской войны, отсутствия контроля над значительной частью территории, а также прямой и явной угрозы со стороны ИГИЛ всем социальным и этническим группам общества проведение корректных и адекватных реальным настроениям выборов представляется невозможным ни с технической, ни с политической точки зрения. В голосовании, проведенном в такой обстановке и лишь в отдельных провинциях, вероятнее всего, победит Асад, но смысла в этой победе будет мало, поскольку ее не признает законной ни большая часть сирийского общества, ни западная коалиция.
Другая точка зрения состояла в том, что ключевое звено в международных антитеррористических усилиях – именно Сирия, и до тех пор пока самими сирийцами при международном содействии не будут согласованы параметры переходного периода и не начнется реальный политический процесс, решающих успехов в борьбе с ИГИЛ ожидать трудно. Поэтому речь должна идти о выработке – пусть и параллельно с боевыми действиями – приемлемой для всех модели будущего государственного устройства.
Возвращение из сирийского похода без «потери лица» и возрастания рисков для России возможно лишь путем срочных усилий по установлению взаимодействия с Западом и заинтересованными региональными акторами для совместной борьбы против ИГИЛ и дискуссии о послевоенном политическом урегулировании. Это и условия ухода Асада, и гарантии ему, его окружению и алавитам, и обеспечение территориальной целостности Сирии с учетом интересов всех этнических и религиозных групп.
Россия фактически спасла официальный Дамаск от падения, однако она не может позволить себе оказаться заложницей лишь одной сирийской группировки, перспективы которой крайне неопределенны даже при столь активной российской поддержке. Обстановка вокруг российского участия меняется стремительно. Сирия – ключевой, но не единственный элемент. Рост террористической угрозы со стороны ИГИЛ, ясно обозначившийся после крушения самолета над Синаем, переводит кампанию в новое качество. Тем более что косвенной жертвой этого трагического инцидента, вероятно, окажутся отношения России и Египта – самой населенной страны суннитского арабского мира, с которой у Москвы до сих пор складывалось хорошее взаимопонимание. Это означает, что масштаб трений и противоречий в регионе в связи с российскими действиями может резко возрасти. Нападение террористов на Париж добавляет новый опасный элемент в складывающуюся мозаику, толкая Францию и другие западные страны к силовой реакции.
Принципиальным же для выработки «стратегии выхода» является способность сформулировать, что считать моментом, когда цель прямого вооруженного участия России в сирийском кризисе будет достигнута. Ведь устойчивый политический (дипломатический) успех (мир?) в Сирии и на Ближнем Востоке вряд ли достижим в ближайшие годы.
В обсуждении принимали участие А.Г. Аксенёнок, Чрезвычайный и Полномочный посол РФ, член Российского совета по международным делам, Ш.Н. Амиров, доктор исторических наук, старший научный сотрудник Института археологии РАН, П.С. Золотарёв, заместитель директора Института США и Канады РАН, генерал-майор (в отст.), О.В. Кулаков, кандидат исторических наук, преподаватель Военного университета МО РФ, полковник (в отст.), А.И. Лукьянов, научный сотрудник Лаборатории общественной географии и страноведения Географического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, С.Г. Мелконян, главный редактор International Studies, А.В. Цалко, президент Ассоциации социальной поддержки уволенных с военной службы «Отечество», генерал-майор авиации (в зап.).

Между кризисом и катастрофой
Ближний Восток и будущее мира
Евгений Сатановский – президент Института Ближнего Востока.
Резюме К середине второго десятилетия XXI века ясно, что мир движется к соотношению сил, более характерному для XVII–XVIII столетий. Запада в плане его возможностей и влияния становится меньше, Востока и Юга больше.
Чем хороша текущая эпоха – исторических тайн все меньше. Что позволяет напомнить читателю о российско-британском Санкт-Петербуржском соглашении 1907 г., по которому Тибет оставался за Китаем, протекторат над Афганистаном получали англичане, а Иран они с русскими делили, так что Каспийское море становилось российским водоемом. И если б не октябрь 1917-го, так бы и закончилась «Большая игра». Благо от Оттоманской Порты после Первой мировой войны мало что осталось, соглашение Сайкса-Пико прирезало России дополнительные пространства в Восточной Анатолии (не говоря о Черноморских проливах, контроль над которыми Российской империи был оговорен особо), а присутствие США на Ближнем и Среднем Востоке было в ту пору несущественным: главную роль там играли Британия и Франция.
Османская империя не пережила потрясений столетней давности, но рухнула и Российская, воскреснув как Советский Союз, который к концу ХХ столетия распался на составные части, не слишком отличаясь в этом от всякой большой империи. Впрочем, еще до того рассыпались и соперничавшие с ним колониальные империи: Британская и Французская. К середине второго десятилетия XXI века ясно, что мир движется к соотношению сил, более характерному для XVII–XVIII столетий с понятными геополитическими поправками. С точки зрения возможностей и влияния, в том числе в военной сфере, Запада становится меньше, Востока и Юга – больше. Россия балансирует между ними, Китай, Индия, Турция и Иран возвращают свое место на международной арене, Япония и Южная Корея вернулись в клуб экономической элиты много раньше.
Новые игроки – латиноамериканские государства (среди которых выделяется Бразилия), ЮАР, Канада и Австралия – занимают свои ниши в системе мироустройства. Соединенные Штаты пытаются сохранить если не положение единственной сверхдержавы при соперничестве с Китаем, то монополию на статус глобального гегемона, чьи интересы распространяются на всю планету. Они ввязываются в одну локальную войну за другой только для того, чтобы, потерпев очередное поражение, уйти, оставить за собой хаос. Украина стала новым полем соперничества Запада с Россией. Центральная Азия превращается в такое же пространство с опорой США на Туркменистан и попытками расширить зону влияния на другие государства региона, в первую очередь Узбекистан. Страны арабского мира дестабилизированы, направленная против светских режимов «арабская весна», наступившая при активной поддержке Саудовской Аравии и Катара, переросла в борьбу за власть между исламистами и военными.
Хантингтон оказался прав, Фукуяма – нет. Война цивилизаций идет полным ходом, а «конца истории» и окончательной победы либеральной западной демократии нет и не предвидится. Глобализация не сулит Европе ничего хорошего: миллионы переселенцев из Африки и стран Ближнего и Среднего Востока, которые живут в государствах ЕС, и десятки миллионов, готовые переселиться ближе к европейским пособиям при первой возможности, намерены не ассимилироваться, а подогнать Старый Свет под свои стандарты. Европа при этом не испытывает недостатка ни в правых радикалах всех типов, ни в исламистах, постепенно становясь не заповедником социал-демократического либерализма, а полем столкновений радикалов. Причем балансирование континента между, условно говоря, Брейвиком и бен Ладеном в конечном счете ни для кого не окончится хорошо. К тому же при сохранении текущих темпов миграции к 2050 г. соотношение коренных и «пришлых» жителей Евросоюза изменится фундаментально.
Отдельная тема – по какому пути идет Россия и чем это для нее закончится. Ее исторический опыт свидетельствует о том, что в 30-е, максимум 40-е гг. текущего столетия, после смены по естественным причинам правящей в настоящий момент элиты, страну ожидают немалые потрясения. Проблемы ее экономики, образования и прочих ключевых для успешного функционирования государства и страны сфер деятельности – секрет только для правительства, усилиями которого эти процессы развиваются именно так, как развиваются. Однако настоящая статья посвящена не России (хотя не упоминать ее нельзя), а текущей ситуации и потенциальным перспективам развития Ближнего и Среднего Востока (БСВ) и его периферии: африканской и европейской, Центральной Азии и Закавказья. Ибо все в мире связано, и связи эти проявляются быстрее, чем в прошлом.
Это продемонстрировал спровоцированный Турцией кризис беженцев. В дополнение к непрерывному потоку беженцев из Африки и стран БСВ, прибывающих в Италию через Ливию, Грецию и Балканы, в Западную Европу, в первую очередь в Германию, был направлен поток в несколько сотен тысяч человек. К концу года он может достичь миллиона. Судя по заявлениям ответственных чиновников ООН, согласно которым в мире насчитывается около 60 млн беженцев и перемещенных лиц, а более 200 млн готовы стать мигрантами в силу экономических причин и невыносимых условий жизни, – это только начало. В способность европейских политиков найти адекватные механизмы реагирования на этот вызов автор поверить не готов.
Турция в европейском кризисе беженцев преследовала несколько целей. Президенту Реджепу Тайипу Эрдогану нужно было продемонстрировать к парламентским выборам 1 ноября способность справиться с критической ситуацией, к которой привела поддержка Анкарой гражданской войны в Сирии. А именно: разгрузить Турцию от части более чем трех миллионов беженцев, живущих на ее территории. Кроме того, оказывая давление на ЕС, он стремился получить от Брюсселя деньги (они на беженцев выделены), перекладывая на Европу (с прицелом на Германию) эту проблему. Наконец, пытался толкнуть европейских членов НАТО к удару по войскам Башара Асада (безрезультатно, с учетом появления в этой стране российских ВКС). Сама ситуация показывает, насколько западный мир уязвим перед процессами, происходящими на Ближнем и Среднем Востоке. Рассмотрим их чуть подробнее – ибо, как известно, дьявол кроется в деталях.
Неформальные альянсы и конфликты
«Арабская весна» – падение авторитарных правителей, которых заменили не либерально-демократические круги, молодежь, женщины, технократы и правозащитники, а исламисты – как и предполагалось, пошла на спад. В Тунисе «Братья-мусульмане» в лице партии «Ан-Нахда» утратили монополию на власть по итогам парламентских выборов. В Египте «Братьев» свергли военные. В Ливии исламисты разного толка воюют между собой, опираясь на поддержку Саудовской Аравии или Катара, а Каир поддерживает генерала Халифа Хафтара и его сторонников из бывшей армии Каддафи. Йемен стал одним из наиболее опасных для суннитских монархий Аравийского полуострова региональных плацдармов Ирана, хотя противостоят в этой стране Эр-Рияду и его «группе поддержки» не иранцы, а йеменские хоуситы и экс-президент Али Абдала Салех.
Проект свержения Асада завяз и имеет все шансы провалиться, хотя Дамаск, если бы не поддержка Ирана и действия российских ВКС, находился бы в одном шаге от падения под напором террористических группировок, поддерживаемых Турцией, Саудовской Аравией и Катаром. В регионе оформились два военно-политических и экономических альянса: Турция–Катар и Египет–Саудовская Аравия. Вооруженные силы, промышленность и значительное население, составляющие основной стратегический резерв Анкары и Каира, дополняют финансовые авуары Дохи и Эр-Рияда, гарантируя им безопасность в случае возникновения серьезных проблем. Авантюрная же политика катарцев и саудитов на протяжении первой половины 2010-х гг., почувствовавших при попустительстве США и европейцев вкус к переформатированию БСВ по собственной прихоти, эти проблемы гарантирует.
Турецко-катарский союз основан на единстве подходов к «группам внешней поддержки». Обе страны патронируют «Братьев-мусульман» всех типов, включая ХАМАС, и «Исламское государство» (ИГ), хотя у каждой есть и собственные креатуры, вроде «Ахрар аш-Шам» у Катара и туркоманов у Турции на сирийской территории. Правда, Анкара полагает для себя главной опасностью курдов, государственность или территориальная автономия которых в Ираке и Сирии чревата резким усилением сепаратизма в восточных провинциях Турции. В противоположность этому альянсу, АРЕ и Саудовскую Аравию сближает общий враг, в роли которого выступают «Братья-мусульмане» и ИГ. Их союз выглядит менее прочным. Для египетских военных салафитские радикальные группы – такой же естественный противник, как и все прочие исламисты. Для саудовской династии – скорее союзник (кроме «продавшегося» Катару ИГ), что в близкой перспективе чревато конфликтом интересов.
Возможно, главную проверку на прочность египетско-саудовская ось пройдет после ввода в эксплуатацию в 2017 г. четырехкаскадной плотины «Возрождение» в Эфиопии, на Голубом Ниле. На время заполнения водохранилища, которое должно занять 6 лет, объем стока Нила, получаемого Египтом, снизится на 30% (после чего сток Нила будет меньше «лишь» на 20% – если не будут построены другие гидроузлы). Выработка электроэнергии на Асуане, по предварительным расчетам, должна упасть на 40%. В АРЕ с ее демографией это может вызвать экономическую и социальную катастрофу. Сможет ли Каир без масштабной внешней поддержки выдержать этот удар, сомнительно, как и то, хватит ли для этой поддержки ресурсов Эр-Рияда, которые он истощает в ходе интервенции «Аравийской коалиции» в Йемене, борьбы с Катаром в Ливии, глобального противостояния с Ираном и поддержки группировок, борющихся против Асада, не говоря о ценовой войне на нефтяном рынке с США, разорительной для саудовского бюджета не меньше, чем для американских производителей сланцевой нефти.
Главные загадки на БСВ в текущий момент: курс, который после победы на внеочередных парламентских выборах Партии справедливости и развития выберет президент Эрдоган; перспективы развития ситуации в Афганистане и «Центральноазиатской весны» за его пределами, а также будущее исламистских группировок после начала действий в Сирии российских ВКС. Последнее может самым непредсказуемым образом сказаться на салафитских монархиях: Саудовской Аравии, на протяжении четверти века опирающейся на них в проведении внешней политики, и конкурирующем с ней в этом два десятка лет Катаре.
Турецкие загадки
Эрдоган с его взрывным конфликтным характером и амбициями по превращению Турции в новую Оттоманскую Порту, получив возможность сохранить контроль над однопартийным правительством, может сосредоточиться на изменении конституции, пытаясь реализовать проект превращения парламентской республики в президентскую – и, не исключено, добьется успеха. С другой стороны, он с такой же вероятностью способен начать очередную внешнеполитическую авантюру в Сирии, будь то попытка выкроить там «буферную зону» под предлогом защиты интересов туркоманского населения, удар по позициям курдов либо масштабная поддержка исламистов в районе Алеппо, традиционно считающемся зоной турецких интересов. Причем первый и третий сценарии сталкивают Турцию с Ираном в условиях, когда ее действия не поддержит Вашингтон, о чем Эрдоган знает, а второй – прямо противоречит планам Соединенных Штатов ударить по «столице ИГ» Ракке, который они готовят, имея в запасе в качестве главной атакующей силы именно курдов.
Коалиция, возглавляемая США, не может позволить себе продолжать вялотекущую борьбу против ИГ с неясными результатами и временной перспективой: на фоне успехов российских ВКС в Сирии это выглядит как потеря инициативы на БСВ в целом. Как следствие, несмотря на лоббирование со стороны аравийских монархий тех или иных исламистских группировок в качестве «умеренной оппозиции», идея использовать исламистов для свержения Асада или в качестве противовеса Ирану и шиитскому режиму в Багдаде может принести ее сторонникам в западных столицах больше минусов, чем плюсов. Заинтересованность Турции и ее президента в сохранении ИГ как партнера (контрабанда нефти, зерна и муки, археологических артефактов, продажа оружия и выкуп заложников – многомиллиардный бизнес для некоторых турецких фирм) и противника сирийских и иракских курдов до определенного времени сдерживала контртеррористическую коалицию, членом которой Анкара является, но личная неприязнь Эрдогана и Обамы зашла слишком далеко, чтобы Вашингтон перестал с этим считаться.
Опасения насчет возможного столкновения России и Турции в Сирии рассматривать всерьез не стоит: шантаж и угрозы – обычный стиль Эрдогана, который привел к его фактической изоляции в руководстве стран НАТО. Политика «ноль проблем с соседями», выдвинутая в начальный период его правления бывшим главой МИДа и нынешним премьер-министром Ахметом Давутоглу, за последнее десятилетие привела к тому, что нет ни одного соседнего с Турцией государства, у которого не было бы с ней конфликта той или иной степени. Анкаре не имеет смысла всерьез накатывать на Москву в условиях острого противостояния с Ираном из-за разногласий по Сирии. Доставка нефти и природного газа из Ирана в Турцию в настоящее время под угрозой из-за взрывов трубопроводов на востоке страны, ответственность за которые несет Рабочая партия Курдистана (РПК) – притом что разрывать перемирие с ней ради внутриполитических спекуляций Эрдогана никто не заставлял.
Отметим также, что строить в Турции АЭС «Аккую» на условиях, которые согласовал «Росатом», не будет больше никто. Превращение Турции в энергетический хаб мирового значения и главный транзитный узел по поставке газа в Южную и Восточную Европу зависит именно от России с ее проектом «Южный поток», трансформированным в «Турецкий поток». Для того чтобы эта задача была реализована, мало действующей трубопроводной системы, которая связывает Турцию с Азербайджаном, и надежд на Транскаспийский газопровод, призванный вывести на рынок ЕС природный газ Туркменистана (ТКГ). Последний проект на текущий момент в условиях жесткого оппонирования его реализации со стороны России и Ирана и заинтересованности Китая в ресурсной базе ТКГ не более реален, чем трубопровод в Турцию с Аравийского полуострова. В свое время Асад отказался дать Дохе, Эр-Рияду и Анкаре согласие на его прокладку, что во многом стало первопричиной кампании по его свержению.
Лихорадка в Центральной Азии
«Трубопроводные войны» в Центральной Азии, судя по всему, еще впереди. Конкуренция за туркменский газ идет не только между Европой, поддерживаемой Соединенными Штатами, и Китаем: проекты ТКГ и ТАПИ (Туркменистан–Афганистан–Пакистан–Индия) конкурируют между собой. Заявления Туркменистана о том, что природного газа в недрах республики хватит на всех возможных потребителей, имеют мало общего с реальностью. Осенью 2015 г. вместо китайских компаний на газовое месторождение-гигант Галкыныш пришли японские, что стало, помимо прочего, следствием отказа Пекина предоставить туркменскому руководству очередные льготные кредиты для покрытия острого дефицита финансов, вызванного затратами на Азиатские игры. У Туркменистана нет другого выхода, кроме роли разменной монеты в новой «Большой игре».
Попытка играть на всех направлениях одну и ту же игру провалилась: провозглашенный еще президентом Сапармурадом Ниязовым нейтралитет не предполагает предоставления США базы ВВС в Мары, переговоры о чем практически завершены. Реализация этого плана ставит Ашхабад в сложное положение в отношениях с Москвой, Пекином и Тегераном, не решая проблем безопасности перед угрозами со стороны Афганистана. Кабул не контролирует не только пуштунские районы юга, но и север страны, населенный туркменами, узбеками и таджиками. Иран «держит» районы, населенные шиитами-хазарейцами, и с большим или меньшим успехом прикрывает границу в провинции Систан и Белуджистан от проникновения наркоторговцев и боевиков просаудовской белуджской террористической организации «Джондалла».
Правительство Афганистана не может защитить бывшую афгано-советскую границу от проникновения талибов, расколовшихся после смерти их лидера муллы Омара, но не ставших менее опасными, пока их поддерживают Саудовская Аравия и Пакистан, и боевиков движений, финансируемых Катаром и Турцией, частично объявивших о присоединении к ИГ, как Исламское движение Узбекистана и исламистские движения и партии таджиков и уйгуров. Очевидно, что приближающиеся попытки дестабилизации Центральной Азии и свержения контролирующих постсоветские республики светских режимов – вне зависимости от уровня их авторитаризма и контактов с Западом – будут автоматически поддержаны «сирийской тройкой» (Дохой, Анкарой и Эр-Риядом), имеющей в регионе прочные позиции. Не приходится сомневаться, что эту деятельность поддержат США и ЕС просто в силу проблем, которые это создаст для России и Китая.
Система коллективной безопасности региона, будь то ШОС или ОДКБ, неполна: Ашхабад и Ташкент ее игнорируют, пытаясь играть собственную игру. Проблема легитимной передачи верховной власти в государствах Центральной Азии между тем достаточно остра. Традиция, если не считать наследования умершему национальному лидеру (как в Туркменистане) или свержения действующего (как в Киргизии), отсутствует. Парламентская оппозиция является фикцией или просто не существует. Уровень коррупции высок. Происламские настроения населения сильны, а движения, которые на них опираются, ориентированы на джихадизм и тесно связаны с крайними радикалами исламского мира и их спонсорами. Влияние на текущую ситуацию в странах Центральной Азии региональных элит, криминальных кланов и наркомафии стоит учитывать: оно значительно превышает возможности Соединенных Штатов.
Особый вопрос – проблема афганских наркотиков, являющихся главной статьей дохода населения и элиты этой страны. Афганистан, превратившийся за время международной оккупации в монополиста-производителя опиатов и героина, сохранит это место при любом правительстве. Тем более что претензии на контроль над ситуацией в этой стране Пакистана, поддерживаемого Саудовской Аравией, способствуют этому. Причем саудовско-пакистанский альянс, сложившийся на протяжении более трети века в рамках сотрудничества в Афганистане со времен борьбы с советскими войсками, имеет тенденцию к упрочению за счет расширения партнерства этих государств в ядерной сфере.
Ядерное измерение
Говоря проще, Саудовская Аравия финансирует расширение ядерных арсеналов Пакистана средней дальности, которые он пополняет в рамках противостояния с Индией и поддержания с ней ядерного баланса, как делал и ранее. Разница в том, что Иран, заключивший «ядерную сделку» с США и другими членами «шестерки» переговорщиков, на протяжении длительного периода пытавшихся выстроить баланс интересов с Тегераном, после снятия санкций представляет значительно большую угрозу для Эр-Рияда. Эксперты полагают, что Саудовская Аравия может в короткий срок получить от Пакистана небольшие, но готовые к бою ядерные запасы, не столько намереваясь их применить в случае внешней угрозы, сколько для того, чтобы гарантировать себе защиту на крайний случай. Ведь США, их официальный гарант безопасности, продемонстрировали в ходе переговоров с Ираном свое истинное отношение к старым ближневосточным союзникам.
Превращение Ближнего Востока в «безъядерную зону» в любом случае изначально имело основной, если не единственной, целью разоружение Израиля. Разработка ядерной программы Тегерана превратила безъядерную идею в фикцию, которой она, впрочем, была с самого начала, учитывая, что тесно связанный с консервативными арабскими монархиями Персидского залива ядерный Пакистан только географически является частью Южной Азии, составляя на протяжении всей своей истории неотъемлемую часть БСВ. Гонка ядерных вооружений в этом регионе – естественный итог провала санкционной политики в отношении Ирана и договора этой страны с мировым сообществом, фактически легитимировавшего его будущий ядерный статус. С этой точки зрения наилучшим выходом для обеспечения безопасности региона могло бы стать соглашение о ненападении между Израилем и Ираном. Однако Иран, в отличие от Израиля, пойти на него в обозримом будущем явно не готов.
При этом Израиль не имеет претензий к соседям и не претендует ни на что, помимо обеспечения собственной безопасности, но готов жестко реагировать на любые попытки ослабить его обороноспособность, с чьей бы стороны они ни исходили. В этой связи появление ВКС России в Сирии, мешающее Ирану взять ее под полный контроль, расценивается израильским руководством с позиции позитивного нейтралитета. Не случайно Израиль стал первой страной западного сообщества, наладившей с Москвой координацию по ситуации в Сирии. Отметим, что это прервало опасные попытки Саудовской Аравии втянуть израильский ЦАХАЛ в войну с Ираном, предпринимавшиеся на протяжении длительного времени не без определенных успехов.
Палестина и беженцы
Наконец, в рамках данной статьи нельзя не сказать о провале палестино-израильского «мирного урегулирования». Позиции сторон оказались абсолютно и окончательно несовместимыми – и были таковыми изначально. Односторонние уступки для поддержания иллюзии переговорного процесса не одобряются израильским обществом, в том числе вследствие поддержки антиизраильского терроризма руководством ХАМАС в Газе и Палестинской национальной администрации в Рамалле. Неготовность палестинской стороны к обсуждению вопросов, которые должны были быть разрешены еще в мае 1999 г., зашкаливающая в ПНА коррупция и явное нежелание строить собственное государство, притом что Израиль не демонтирует механизмы палестинского самоуправления, чтобы не брать на себя ответственность за палестинских арабов, контрастируют с надеждами 1990-х годов.
При этом катастрофическая ситуация с беженцами, в том числе арабскими, в ближайшее время может привести к унификации программ их поддержки международным сообществом, лишив палестинцев статуса «беженцев первого сорта». Тем более что положение Иордании, граничащей с Ираком и Сирией, а также Ливана более чем шатко. Алжир с его правящей геронтократией и борьбой за власть в элите нестабилен. Судан расколот, он так и не вышел из гражданской войны, несмотря на отделение Джубы. Сомали разделен на враждующие анклавы. Эритрея все больше ориентируется на Саудовскую Аравию и ОАЭ. Опорой Джибути служат иностранные военные базы. Все эти страны и территории представляют собой еще одну зону нестабильности. То же можно сказать об африканской периферии БСВ – Сахаре и Сахеле, сепаратистские и радикально-исламистские движения которых дестабилизируют зону от Марокко до Мавритании и значительную часть Черной Африки.
Пожалуй, единственная «хорошая» новость, касающаяся БСВ, состоит в том, что Балканы и Закавказье по сравнению с Сахелем и Аф-Паком являют буквально оазис спокойствия. Что само по себе демонстрирует, насколько запущена ситуация в регионе, несмотря (а скорее благодаря) попыткам его «демократизации». Демонтаж Шенгенской зоны из-за направляющихся в Германию через Балканы беженцев может стать началом конца Евросоюза. На Закавказье влияют Турция и Иран, а также противостояние между Вашингтоном и Брюсселем, с одной стороны, и Москвой – с другой. Но по сравнению с тем, что там могло бы происходить, их положение сравнительно стабильно. В Афинах, Белграде или Будапеште с этим вряд ли кто-нибудь согласится, однако, вспоминая хотя бы о проблеме рабства в Ираке, Судане и Мавритании и геноциде христиан в Сирии и Ираке и курдов-йезидов в Ираке, понятно, в чем состоит разница между кризисом и катастрофой.

Конец Pax Americana
Почему отступление Вашингтона на Ближнем Востоке кажется разумным
Стивен Саймон – приглашенный лектор Дартмутского колледжа, старший директор по делам Ближнего Востока и Северной Африки в Белом доме в 2011–2012 годах.
Джонатан Стивенсон – профессор стратегических исследований в Военно-морском колледже США, директор по политическим и военным вопросам на Ближнем Востоке и в Северной Африке в аппарате Совета национальной безопасности США в 2011–2013 годах.
Резюме Вашингтону следует стремиться к здоровому равновесию в отношениях с Ближним Востоком, что предполагает сокращение управленческой роли Америки. Политика военного вмешательства стала отклонением и не должна превратиться в долгосрочную норму.
Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6, 2015 год. © Council on Foreign Relations, Inc.
Несмотря на укрепление «Исламского государства» (также известного как ИГИЛ) и авиаудары возглавляемой Соединенными Штатами коалиции по его позициям, администрация Обамы явно отступила от политики вмешательства на Ближнем Востоке. Критики связывают это с тем, что администрации надоела активность США в регионе, она не готова к крупным военным операциям, а президент Обама якобы предпочитает сокращать вовлеченность в мировые дела. На самом деле интервенции Вашингтона в регионе после 11 сентября – особенно вторжение в Ирак – были аномалиями и сформировали как в стране, так и в регионе ложные представления о «новой норме» американского вмешательства. Нежелание использовать сухопутные войска в Ираке или Сирии представляет собой не отступление, а скорее корректировку – попытку восстановить стабильность, существовавшую на протяжении нескольких десятилетий благодаря американской сдержанности, а не агрессивности.
Можно утверждать, что это отступление – не выбор, а необходимость. Некоторые эксперты-реалисты считают, что в период экономической неопределенности и сокращения военного бюджета экспансионистская политика в регионе стала слишком затратной. Согласно этой точке зрения, Соединенные Штаты, как в прошлом Великобритания, стали жертвой «имперского перенапряжения». Другие утверждают, что американские политические инициативы, особенно недавние переговоры по иранской ядерной программе, отдалили Вашингтон от традиционных союзников на Ближнем Востоке. Иными словами, США отступают не по своей воле, их вынуждают это сделать.
Однако в действительности отступление спровоцировано событиями не в Америке, а в самом регионе. Развитие политической и экономической ситуации на Ближнем Востоке сократило возможности эффективного американского вмешательства до минимума, Вашингтон признал это и начал действовать соответствующим образом. Учитывая вышесказанное, Соединенным Штатам стоит продолжать умеренное отступление, по крайней мере пока нет серьезной угрозы их ключевым интересам.
Обратно к норме
После Второй мировой войны и до терактов 11 сентября 2001 г. Соединенные Штаты были основным гарантом статус-кво на Ближнем Востоке, прибегая к военным интервенциям лишь в исключительных случаях. Прямого военного участия США не было вовсе, либо оно являлось номинальным или непрямым во время арабо-израильской войны 1948 г., суэцкого кризиса 1956 г., шестидневной войны 1967 г., «войны Судного дня» в 1973 г. и ирано-иракской войны в 1980-е годы. Миротворческая миссия Соединенных Штатов в Ливане в 1982–1984 гг. завершилась провалом и обусловила появление доктрины «подавляющей силы», которая препятствовала американским интервенциям вплоть до неожиданного вторжения Саддама Хусейна в Кувейт в 1990 г., заставившего Вашингтон вмешаться.
Америке не нужна была политика с прицелом на будущее, потому что ее цели совпадали с интересами стратегических союзников и партнеров в регионе, и достичь их можно было посредством экономических и дипломатических отношений в сочетании с незначительным военным присутствием. США и арабские государства Персидского залива были заинтересованы в стабильности нефтяных поставок и цен, как и в политической стабильности вообще. После иранской революции 1979 г. общей задачей для Соединенных Штатов, Израиля и государств Персидского залива стало сдерживание Ирана. Начиная с Кэмп-Дэвидских соглашений (1978 г.) интересы США, Египта и Израиля все больше сближались, а трехсторонние отношения укреплялись благодаря существенной американской помощи и Египту, и Израилю. И даже после терактов 11 сентября у Соединенных Штатов, Израиля и арабских государств Персидского залива были общие приоритеты в борьбе с терроризмом.
Но за последние 10 лет несколько факторов, в основном не связанных с политической повесткой Вашингтона, ослабили фундамент этих альянсов и партнерств.
Прежде всего разработка технологии гидравлического разрыва пластов резко сократила прямую зависимость США от нефти из Персидского залива и снизила стратегическую ценность и приоритетность отношений с Саудовской Аравией и небольшими государствами Залива. На самом деле скоро Соединенные Штаты опередят Саудовскую Аравию, став крупнейшим мировым производителем нефти, и им придется импортировать значительно меньше ископаемых видов топлива. Хотя страны Персидского залива продолжат определять мировые цены на нефть, а американские компании сохранят свою долю в месторождениях Залива, США значительно расширят пространство для политического маневра.
Распространение и укрепление джихадизма также ослабило стратегические связи между Соединенными Штатами и их региональными партнерами. Десять лет назад американское давление в сочетании с шоком от масштабных атак «Аль-Каиды» убедили саудовцев и их соседей начать активную борьбу с джихадистами. Но сегодня подавление джихадизма отошло на второй план, а главной целью стран Персидского залива стало свержение сирийского президента Башара Асада и сдерживание его покровителей в Иране. Они поддерживают суннитских экстремистов в Сирии, несмотря на увещевания Вашингтона и желание Саудовской Аравии избежать прихода к власти в Дамаске радикалов после падения режима Асада. Региональные партнеры считают себя все менее подотчетными Вашингтону, а тот, в свою очередь, все в меньшей степени полагает себя обязанным защищать их интересы, которые становятся местническими и все дальше отходят от американских интересов и ценностей.
Кроме того, повсеместная радикализация ислама привела к возникновению панисламистской идентичности, что затрудняет участие Запада в делах Ближнего Востока. Возьмем, к примеру, нежелание многих представителей умеренной суннитской оппозиции в Сирии принимать помощь Европы или Америки, поскольку она лишит их доверия в глазах исламистов.
В то же время, с точки зрения США, Ближний Восток с его подорванными политическими и экономическими функциями стал слишком сомнительным местом для инвестиций. Регион испытывает нехватку воды, трудности с сельским хозяйством и серьезный переизбыток трудовых ресурсов. Из все еще функционирующих ближневосточных государств большинству приходится иметь дело со значительным внешним долгом и дефицитом бюджета, содержать огромный и неэффективный аппарат госслужащих, субсидировать топливо и другие нужды населения. Снижение доходов от нефти ограничит возможности стран Залива по финансированию этих изношенных механизмов. Из-за конфликтов, которые во многих странах Ближнего Востока находятся в активной стадии, значительная доля населения вынуждена покинуть свои дома, молодежь лишилась надежд на будущее и возможности получать образование. Эти обстоятельства ведут к полному отчаянию или, что более опасно, к политической и религиозной радикализации. Попытки превратить Ближний Восток в инкубатор либеральной демократии, чтобы утихомирить молодых мусульман, проваливались, даже когда у Соединенных Штатов было достаточно денег и оснований для оптимистичной оценки проекта – в первые годы после терактов 11 сентября.
Наконец, группы, которые когда-то были надежными бастионами прозападных настроений на Ближнем Востоке – военные, элита нефтяной отрасли, светские технократы – переживают спад своего влияния. А в случаях, когда традиционно прозападные элементы сохранили влияние, их интересы и политика серьезно отличаются от американской. Например, в Египте военные на протяжении десятилетий служили опорой отношений с американцами. После переворота 2013 г., в результате которого бывший армейский генерал Абдель-Фаттах ас-Сиси оказался во главе нового авторитарного режима, военные получили больше контроля в стране, чем когда-либо ранее. Но это вряд ли сулит что-то хорошее Вашингтону: если считать прошлое прологом, то жесткие действия военных против «Братьев-мусульман», вероятно, приведут к росту насилия со стороны джихадистов и подвергнут США рискам, которых они стремились избежать, оказывая помощь Египту. Надежды 1950-х – 1960-х гг. на появление светской, технократической, ориентированной на Запад арабской элиты, которая поведет за собой общество, давно исчезли.
Мощные, но бессильные
Одновременно со снижением значимости Ближнего Востока для Вашингтона и расхождением интересов Соединенных Штатов и их традиционных партнеров уменьшаются и возможности американских вооруженных сил добиваться кардинальных перемен в регионе. Децентрализация «Аль-Каиды» и появление ИГИЛ – экспедиционной армии джихадистов и квазигосударства – увеличили асимметрию между военным потенциалом США и первостепенными угрозами, стоящими перед регионом. Когда оккупированный американцами Ирак скатился в 2006 г. к гражданской войне, Пентагон занялся улучшением стратегии и тактики действий против повстанцев, перекроив военную структуру и сделав акцент на борьбе с нерегулярными формированиями и спецоперациях. Но либеральным и ответственным демократическим правительствам трудно проявлять стойкость и жестокость, которые обычно требуются для подавления непокорных и преданных идее местных жителей – особенно если речь идет об общественном движении регионального масштаба, не признающем физических и политических границ, как ИГИЛ. Это особенно справедливо, если у внешней державы нет в регионе партнеров со сплоченной бюрократией и народной легитимностью. Соединенные Штаты по-прежнему обладают достаточными ресурсами и военным потенциалом, чтобы вести войны против современных национальных государств и добиваться в них убедительной победы и вполне конкретных результатов. Но американцы на собственном горьком опыте узнали, как сложно управлять и тем более манипулировать этническими группами, заряженными религиозными идеями.
Военная операция американской коалиции против ИГИЛ, несомненно, может привести к впечатляющим победам на поле боя. Но последствия конфликта в конечном итоге докажут бессмысленность проекта. Для закрепления тактических побед потребуется политическая воля и поддержка американского общества; размещение большой группы гражданских экспертов по восстановлению и стабилизации; детальные знания о народе, за судьбу которого победоносные Соединенные Штаты возьмут на себя ответственность, и, что особенно проблематично, постоянный военный контингент для обеспечения безопасности населения и инфраструктуры. Даже при наличии всех этих условий Вашингтону будет непросто найти зависимых и преданных избирателей, клиентов или союзников, готовых помочь. Все это звучит знакомо, потому что вышеперечисленный набор условий США не смогли собрать в ходе двух последних интервенций на Ближнем Востоке – вторжении в Ирак в 2003 г. и натовских бомбардировок Ливии в 2011 году. Проще говоря, американцы, скорее всего, проиграют еще одну войну на Ближнем Востоке по тем же причинам, по которым проиграли две предыдущие.
Даже менее интенсивный, контртеррористический подход к ИГИЛ, который потребует постоянных ударов беспилотников и периодических операций спецназа, несет серьезные риски. Так, сопутствующий ущерб от атак беспилотников мешает правительству Пакистана расширять сотрудничество с США. Пять лет назад американские военные с гордостью рапортовали о спецоперациях в Афганистане, в результате которых были уничтожены или захвачены многие руководители «Талибана». Но жертвы среди мирного населения в ходе этих рейдов подорвали стратегические цели, так как вызвали негодование местных жителей и подтолкнули их к талибам.
Поэтому американские политики должны испытывать серьезные сомнения по поводу участия в любом из нынешних конфликтов на Ближнем Востоке. Особенно если эти сомнения объясняют и оправдывают нежелание администрации Обамы более активно вмешиваться в ситуацию в Сирии. С 2012 по начало 2013 гг. администрация рассматривала полный спектр вариантов по Сирии, включая введение бесполетной и буферной зоны, насильственную смену власти (для этого потребовалась бы более значительная военная помощь противникам Асада) и ограниченные ответные удары против режима в случае применения химического оружия. Но растущее участие иранского Корпуса стражей исламской революции и ливанской шиитской группировки «Хезболла» в защите Асада означало бы неприкрытую опосредованную войну с Ираном, которая в случае эскалации охватила бы весь регион. Плодотворные переговоры по сворачиванию ядерной программы Тегерана оказались бы невозможны, а Соединенным Штатам пришлось бы перекрывать уровень обязательств и инвестиций Ирана в этом конфликте. Кроме того, американская интервенция получила бы минимальную международную поддержку: Китай и Россия наложили бы вето на любую резолюцию ООН, разрешающую операцию, как поступали и с менее жесткими резолюциями, а Лига арабских государств и НАТО не одобрили бы операцию. Масштабное военное вмешательство Запада скорее всего подстегнуло бы распространение джихадизма в Сирии, как это происходило в других странах.
Сохранять спокойствие и двигаться дальше
Основной интерес Вашингтона на Ближнем Востоке – региональная стабильность. На данный момент факторы, сдерживающие США, и сложная, взаимозависимая природа американских интересов в регионе (а также вероятность длительного соперничества Соединенных Штатов и Китая, которое неизбежно переключит стратегическое внимание США на Азиатско-Тихоокеанский регион) позволяет предположить, что лучшая для Вашингтона политика на Ближнем Востоке – «оффшорное балансирование», как выражаются теоретики международных отношений. Это означает воздерживаться от участия в военных операциях за рубежом и квазиимперского строительства государств, сосредоточившись на выборочном использовании рычагов влияния для оказания воздействия и защиты американских интересов. Вашингтону следует экономить свою власть на Ближнем Востоке, если только не появится экзистенциальная угроза региональным союзникам, что маловероятно. Этот подход требует избегать дальнейшего проецирования американской военной мощи на Ближнем Востоке – например, масштабного развертывания сухопутных сил для борьбы с ИГИЛ.
Критики сдержанности утверждают, что в отсутствии твердо заявленной американской власти Иран или другие противники Соединенных Штатов усилят свои позиции – и тогда сдержанность приведет к войне. Но враги США, скорее всего, будут судить о решимости Вашингтона по условиям, сложившимся к тому моменту, когда они всерьез задумаются об агрессивных действиях, независимо от условий, существовавших за годы или месяцы до этого. Пока пределы сдержанности Вашингтона будут четко обозначены, и он будет давать понять, что альянс с Израилем остается без изменений, Иран не захочет конфликтовать с Израилем или действовать более агрессивно в Ираке, Сирии, Йемене или других странах региона. Тегеран попросту станет опасаться решительного ответа США, который приведет к срыву ядерной сделки и возвращению болезненных санкций, в первую очередь заставивших Исламскую Республику сесть за стол переговоров. В любом случае нельзя с полной уверенностью сказать, спровоцирует ли потенциального противника угроза применения силы или будет его сдерживать, потому что люди, принимающие решения, часто неверно судят о представлениях и темпераменте оппонентов.
Является ли сближение многообещающей парадигмой американо-иранских отношений – увидим. Тегеран явно стремится оказывать влияние, где это возможно, но пока не ясно, сможет ли он доминировать в регионе. Иранскому влиянию в Ираке способствовал вакуум, возникший в результате вторжения, но в более широком смысле оно обусловлено демографическим и политическим главенством иракских шиитов и поэтому неизбежно. Пока Багдад в борьбе с ИГИЛ зависит от США, они должны сохранять рычаги воздействия на иракскую политику и ограничивать влияние Ирана. Поддержка повстанцев-хоуситов в Йемене и диссидентов-шиитов в Бахрейне – скорее конъюнктурный, чем стратегический шаг Ирана, и он вряд ли кардинально изменит баланс сил в обеих странах. Участие Тегерана в палестино-израильском конфликте не дотягивает до уровня стратегического вызова: палестинская группировка ХАМАС не смогла трансформировать иранскую щедрость в серьезное преимущество в Израиле, не говоря уже о Египте и Палестинской администрации, оппонентах ХАМАС. Иранские позиции в Ливане и Сирии прочны десятки лет, но, хотя ставленники Тегерана в этих странах постоянно подтверждали обязательства защищать режим Асада, им не удалось предотвратить фактический распад страны. Даже если Иран решит превратить Сирию в свой Вьетнам, максимум, чего он сможет добиться в борьбе с пользующейся зарубежной поддержкой антиасадовской оппозицией, – консолидация статус-кво, а скромный успех придется разделить с Москвой. Таким образом, Сирия может стать трамплином для дальнейших маневров Ирана, но вряд ли превратится в плацдарм для контролирования региона. Иными словами, несмотря на заключение сделки по ядерной программе, сейчас Иран вряд ли способен делать больше – а скорее даже меньше – чем в прошлом.
Ядерная сделка расколола американцев и израильтян, считающих ее условия слишком мягкими и не способными помешать иранцам разрабатывать ядерное оружие. Но разногласия едва ли возымеют серьезные практические последствия. У Вашингтона есть обязательства по сохранению уникальных отношений с Израилем, а также стратегическая заинтересованность в двусторонних связях с израильскими военными – самой мощной силой в регионе. Ядерная сделка с Ираном также расстроила государства Персидского залива. Но глобальные экономические обязательства и контртеррористические интересы Вашингтона требуют сохранения стратегических отношений с этими странами, в первую очередь Саудовской Аравией. Кроме того, у государств Залива более тесные культурные связи с США, чем с другими ведущими державами: элита этих стран отправляет детей в американские университеты, а не в Китай, Россию или Европу.
Израилю и государствам Персидского залива не стоит паниковать: здравый смысл требует устойчивого военного присутствия Соединенных Штатов в регионе, чтобы не допустить дальнейшего распространения ИГИЛ (например, на Иорданию) и нарушения Ираном условий ядерной сделки, а также быстрого реагирования на его дестабилизирующие шаги вроде масштабного вторжения сухопутных сил в Ирак. Американское военное присутствие в регионе сохранится. По крайней мере одна авианосная ударная группа должна находиться в Аравийском море. Структуру и численность контингента американских военных баз на Ближнем Востоке следует оставить без изменений. Авиаудары по ИГИЛ нужно продолжать, а американские войска могут быть выборочно развернуты для ликвидации террористических угроз, ограниченного ответа на чудовищные злодеяния или на случай природных катастроф. Но последовательная политика сдержанности требует избегать крупных наземных интервенций на Ближнем Востоке, а региональных партнеров нужно убедить брать больше ответственности за собственную безопасность.
Более скромные цели – более крупные результаты
В дополнение к твердому отказу от военных вмешательств, характерных для периода после 11 сентября, Вашингтону следует пересмотреть дипломатические приоритеты. Последствия арабских восстаний 2011 г. – особенно в Египте, Ливии и Сирии – продемонстрировали, что в основном общество на Ближнем Востоке не готово к кардинальным шагам в сторону демократии, поэтому попытки США продвигать политическую либерализацию должны быть более мягкими. Американским властям также следует признать, что в среднесрочной перспективе устойчивого мира между Израилем и Палестиной не достичь. Упрямая решимость Соединенных Штатов добиться этой цели даже при неблагоприятных условиях создала моральные риски. Израильские правительства последовательно и практически безнаказанно противодействовали миротворческим усилиям американцев, твердо зная, что те будут пытаться снова и снова. В то же время неспособность Вашингтона привести стороны к соглашению способствовала восприятию США как державы, теряющей влияние, – при этом некоторые союзники Соединенных Штатов в Персидском заливе считают американское давление на Израиль еще одним примером того, что США как союзнику нельзя доверять.
Соединенные Штаты должны всегда поддерживать цели демократизации и палестино-израильского мирного урегулирования. Но в среднесрочной перспективе, вместо того чтобы стремиться к нереалистичным целям, Вашингтону стоит зарабатывать капитал на иранской ядерной сделке, чтобы наладить отношения с Тегераном. Если реализация соглашения пойдет относительно гладко, можно проверить иранскую гибкость в других сферах, но стараясь не спровоцировать какого-либо временного соглашения между Ираном и Саудовской Аравией – хотя, как и раньше, это кажется маловероятным. Один из вариантов – собрать вместе Иран и другие государства, чтобы попытаться остановить гражданскую войну в Сирии путем политического соглашения. Ключевые игроки – США, Россия, Иран и державы Персидского залива – начинают понимать, что, хотя мечта ИГИЛ о разрушающем границы халифате недостижима, непрекращающийся конфликт в Сирии может укрепить позиции группировки и ускорить распространение ее экстремистской идеологии.
Все игроки начали осознавать, что предпочтительный для каждого из них способ разрешения сирийского кризиса, скорее всего, не сработает. Соединенным Штатам и их партнерам в Заливе поддержка насильственной смены режима сирийскими повстанцами, которые все больше ассимилируются с ИГИЛ, кажется контрпродуктивной и сомнительной. В то же время после четырех лет военной безысходности ясно, что поддержка Асада Ираном и недавняя активизация помощи режиму со стороны России могут сохранить статус-кво, но не изменят ситуацию кардинально в пользу Асада. Тегеран и Москва понимают, что независимо от их поддержки режим Асада сейчас слабее, чем когда-либо раньше, и восстановить унитарное правление в Сирии, вероятно, не получится. Вот почему Иран и Россия недавно продемонстрировали заинтересованность в поиске путей урегулирования посредством переговоров. Хотя заявления России об отсутствии тесных связей с Асадом кажутся лицемерными, Москва не препятствовала расследованию Советом Безопасности ООН предполагаемых случаев применения бочковых бомб с хлором. В августе 2015 г. Россия поддержала заявления Совета Безопасности о «политическом переходе» в Сирии. Тегеран при содействии «Хезболлы» продвигает мирный план, предполагающий создание правительства национального единства и пересмотр конституции, при этом Асад или его режим останутся во главе страны по крайней мере на ближайший период.
Реалистичный механизм, который позволил бы воспользоваться условным совпадением интересов, пока не выстроен. Но иранская ядерная сделка продемонстрировала потенциал дипломатии в разрешении региональных кризисов. Помимо противодействия распространению джихадизма, соглашение о прекращении гражданской войны в Сирии, достигнутое при посредничестве Вашингтона, смягчит, а в конечном итоге и остановит самый острый мировой гуманитарный кризис, восстановит утраченный авторитет США в регионе. Эффективное и включающее всех урегулирование сирийского конфликта подкрепит налаживание отношений с Ираном и поможет убедить Израиль в действенности нового подхода американцев.
Вашингтон должен использовать дипломатические инструменты, наработанные в ходе ядерных переговоров ведущими державами – в особенности представителями Соединенных Штатов и Ирана, – чтобы придать импульс многосторонним переговорам по Сирии. Первым шагом может стать новое заседание конференции «Женева-2», которая собиралась в феврале 2014 г., теперь к участникам должен присоединиться Иран. Россия настаивает, что уход Асада не может быть условием политических переговоров, но это не должно стать препятствием для сделки, а скорее привлечет Тегеран к участию. Кстати, теперь госсекретарь Джон Керри может этому поспособствовать, напрямую обратившись к главе иранского МИДа Мохаммаду Джаваду Зарифу. Осторожное одобрение ядерного соглашения странами Залива и участие Саудовской Аравии в трехсторонних переговорах по Сирии с США и Россией в начале августа позволяют предположить, что эти страны все больше осознают значимость дипломатии как средства ослабления стратегической напряженности в отношениях с Ираном. Понимая актуальность угрозы ИГИЛ, Катар, Саудовская Аравия и Турция могут отказаться от требования ухода Асада как условия переговоров.
Разумеется, сложнее всего добиться приемлемых договоренностей по переходному периоду. Одна из возможностей – формирование органа исполнительной власти с участием различных политических сил, который сможет вытеснить ИГИЛ и «Джабхат ан-Нусра», сирийскую группировку, аффилированную с «Аль-Каидой», как косвенно отмечалось в августовском заявлении СБ ООН. Еще один вариант – разделение страны и создание некой конфедерации взамен централизованного правления из Дамаска. Тактическое перемирие между режимом и умеренной оппозицией могло бы стать фундаментом для дальнейших политических договоренностей и позволило бы сторонам сосредоточиться на борьбе с общим врагом – джихадистами.
Зрелое отступление
Длительный период американского доминирования на Ближнем Востоке заканчивается. Война в Ираке подорвала доверие к Вашингтону и укрепила позиции его противников, но к моменту американского вторжения в регион уже стал менее податлив. Соединенные Штаты не могут и не должны уходить в буквальном смысле слова, им следует постепенно отступать ради стратегических приоритетов в других регионах, а также осознавая снижение своего влияния. Ни США, ни их региональные партнеры не хотят, чтобы Иран обладал ядерным оружием или существенно увеличил влияние в регионе. И никто из основных игроков в регионе не желает резкого скачка мощи ИГИЛ или других салафитских джихадистских группировок. Но поскольку рычагов американского воздействия стало меньше, нужно сосредоточиться на укреплении региональной стабильности. Это более разумный подход, чем продвижение политической либерализации и палестино-израильское урегулирование, к которым стремилась администрация Обамы, или попытки трансформировать регион силой – стратегия, на которую полагалась администрация Буша и получила печальные результаты.
В частности, Вашингтону пора признать, что уменьшение его военной роли будет означать большую независимость союзников в военных решениях. В свою очередь, союзники должны понимать, какую поддержку им готовы оказать Соединенные Штаты, прежде чем начинать рискованные военные авантюры вроде ударов Саудовской Аравии по повстанцам-хоуситам в Йемене. Америке и ее партнерам нужно улучшать двусторонние и многосторонние контакты и планирование. США должны более четко сформулировать, что может побудить их к военному вмешательству и какой уровень силы они готовы применить. Кроме того, нужно выработать детальный совместный план возможных ответных реакций.
Израиль по-прежнему предпочитает противодействовать Ирану, а не налаживать отношения, и Вашингтону придется проследить, чтобы выполнение ядерного соглашения убедило израильтян в эффективности такого подхода. На фоне укрепления ИГИЛ страны Персидского залива и Турция немного смягчили позицию в отношении американского подхода к Ирану, а также мнения Вашингтона, что сдерживание джихадизма сейчас важнее смены режима в Сирии.
Для успешного и конструктивного отступления с Ближнего Востока Соединенным Штатам придется приложить максимум усилий, чтобы избежать прямых противоречий с приоритетами своих союзников и партнеров – то же самое должны сделать и друзья Америки в регионе. Для этого понадобится целенаправленная дипломатия и четкая артикуляция приверженности Вашингтона своим основным интересам. Он должен, в частности, подчеркивать, что сделка по Ирану фактически будет обеспечивать устойчивое дипломатическое участие США в делах региона, а не угрожать ему. Вместо того чтобы двигаться назад, Вашингтон должен стремиться к здоровому равновесию в отношениях с Ближним Востоком, что предполагает сокращение управленческой роли Америки. Политика последних 14 лет, основанная на военном вмешательстве, стала отклонением от длительной истории американской сдержанности, но она не должна превратиться в новую долгосрочную норму.

Мобилизованные и призванные
Дуга кризиса и ответ России
Эндрю Монаган – старший научный сотрудник программы по России и Евразии Королевского института по международным делам (Чэтэм хаус).
Резюме Россия стремится к консолидации и эффективному функционированию, чтобы подготовиться к защите интересов. Это не традиционная форма мобилизации – «народ с оружием в руках», а «народ вооруженный», способный противостоять вызовам XXI века.
В НАТО и западных столицах некоторые говорят о российской агрессии, неоимпериализме и даже милитаризации страны в связи с резким ростом военных расходов. Россию считают частью дуги кризиса, окружающей альянс, державой, «порвавшей свод международных норм» и угрожающей евроатлантической безопасности. Однако из Москвы видится совершенно иная картина. В официальных российских документах и заявлениях отмечается все более нестабильная и даже угрожающая международная обстановка, и можно сказать, что Россия тоже окружена дугой кризиса.
Кроме того, российское руководство, похоже, не уверено в работоспособности системы и пытается предпринять экстренные меры, вероятно предвидя, что может не справиться с неожиданными внешними и внутренними вызовами, как будто понимая, что если война – это испытание общества, то Россия к нему не готова. Эксперты и чиновники называют такие экстренные меры «мобилизацией» – мобилизация общества, мобилизация экономики, реформирование и переоснащение вооруженных сил. Отталкиваясь от описания «воинственной России», которая защищает собственные интересы и цели, обеспечивающие государственную независимость, и одновременно укрепляет чувство патриотизма и социально-экономическую безопасность, мы рассмотрим происходящую мобилизацию, начав с изучения российской дуги кризиса и контуров международной нестабильности, а затем перейдем к экстренным мерам, принимаемым властями.
Взгляд из Москвы: контуры международной нестабильности
В России много говорят о «холодной войне 2.0» и новой конфронтации с Западом. Но одновременно обсуждается и вероятность нестабильности в более широком смысле, которая может привести к большой войне. Авторы Изборского клуба, например, выделяют четыре сценария, три из которых названы негативными или очень негативными («очень кровавыми»), и только один предполагает выход из кризиса с «наименьшим кровопролитием».
Другие эксперты также говорят о резком ухудшении международной обстановки за последние полтора года. Так, Руслан Пухов отмечает, что четыре года назад обеспокоенность России вызывали исламская угроза на юге, возобновление конфликта в Нагорном Карабахе или даже вторая война с Грузией, при этом было очень настороженное отношение к Китаю. Сегодня, подчеркивает он, существуют опасения по поводу потенциального конфликта в Арктике и уже открытого конфликта у западных границ России, что привело к враждебным отношениям с НАТО. Таким образом, появились угрозы «на всех рубежах России», а начальнику Генштаба, вероятно, «по ночам снятся кошмары» о том, как подготовиться к ситуации.
Официальные документы и заявления позволяют предположить, что руководство страны разделяет эти опасения, поскольку они отражают представления, существовавшие задолго до украинского кризиса. В военной доктрине, опубликованной в декабре 2014 г., вероятность большой войны с участием России признается незначительной, тем не менее в документе отмечается ухудшение условий безопасности, а мощным конкурентом и источником военных рисков и угроз называется НАТО. В Стратегии национальной безопасности до 2020 г., опубликованной в 2009 г. (сейчас пересматривается), описывается целый ряд опасностей, связанных с обострением конкуренции не только за ценности, но и за энергетические ресурсы, что чревато использованием военной силы. Эту точку зрения подтверждают слова начальника Генштаба Валерия Герасимова, который заявил в 2013 г., что Россия может оказаться втянутой в военные конфликты, поскольку державы ведут борьбу за ресурсы, многие из которых находятся на российской территории или в непосредственной близости к ней. К 2030 г., предположил он, из-за борьбы держав за топливо и энергетические ресурсы количество существующих и потенциальных угроз значительно увеличится.
В 2014 г. президент Путин назвал ближайшие потенциальные угрозы. По его словам, в мире появляются «новые горячие точки» и наблюдается «дефицит безопасности в Европе, на Ближнем Востоке, в Юго-Восточной Азии, Азиатско-Тихоокеанском регионе и Африке», к этому добавляется рост интенсивности конфликтов и конкуренции, военной и экономической, политической и информационной, по всему миру. Он отметил, что «смена мирового порядка – а явления именно такого масштаба мы наблюдаем сегодня – как правило, сопровождалась если не глобальной войной, не глобальными столкновениями, то цепочкой интенсивных конфликтов локального характера» и «сегодня резко возросла вероятность целой череды острых конфликтов если не с прямым, то с косвенным участием крупных держав».
Таким образом, есть ощущение – разделяемое экспертами и представителями власти – комплексной международной нестабильности, являющейся непосредственной угрозой для России и ее интересов, и мрачная перспектива возможных ударов по стране, поскольку международная обстановка все больше располагает к соперничеству, конфликтам и, возможно, войне. Это могут быть традиционные многосторонние конфликты за региональное доминирование и внутренние распри, ставящие под угрозу государственную стабильность, особенно в странах, расположенных на стыке геополитических интересов. В конфликтах второго типа внутренняя нестабильность представляет двойную проблему: из-за самих столкновений и из-за роста терроризма и преступности на фоне хаоса и утраты порядка.
Подобная нестабильность особенно опасна в более широком международном контексте. Во-первых, с точки зрения Москвы, происходят сдвиги в глобальной расстановке сил, и по мере падения западного (прежде всего англо-саксонского) влияния возникают и вступают в борьбу за ресурсы другие центры силы – иными словами, многополярному миру по природе присуща более острая конкуренция. Во-вторых, ее проявлением Москва считает гонку вооружений, поскольку крупные державы инвестируют средства в модернизацию вооруженных сил. В-третьих, все это происходит, когда традиционный стратегический баланс уже не работает, а соглашения по контролю над вооружениями неэффективны.
В то же время существует часто высказываемая и хорошо известная обеспокоенность по поводу дестабилизирующей роли Запада, в особенности Соединенных Штатов, как в международных делах вообще, так и в отношении России. Некоторые говорят об окружении России в связи с расширением Североатлантического альянса и размещением американских войск по всему миру. Запад нарушает равновесие евроатлантической безопасности, расширяя собственные организации, такие как НАТО (и Евросоюз), это ведет к расколу в системе европейской безопасности и не решает старые проблемы, а альянс все ближе к границам России. Западные державы, прежде всего США, вмешиваются во внутренние дела государств и усугубляют нестабильность, организуя «цветные революции» в странах, сопротивляющихся американской гегемонии, и поставляя оружие оппозиционным группировкам. Опасения по поводу американского вмешательства зародились еще после косовской кампании 1999 г. и войны в бывшей Югославии. Чаще всего Москва указывает на нарушение региональной стабильности в результате вторжения Соединенных Штатов и их союзников в Ирак в 2003 г., «цветных революций», в первую очередь «оранжевой» на Украине в 2004 г., так называемой «арабской весны», действий НАТО в Ливии в 2011 г. и поддержки Западом боевиков в Сирии.
Летом 2015 г. Совет безопасности России суммировал точку зрения Москвы на угрозы, которые Соединенные Штаты и их союзники представляют для страны. Документ указывает на попытки Вашингтона укрепить глобальное доминирование, его стремление к политической и экономической изоляции России, подчеркивается роль военной мощи в защите интересов США, а также вероятность дальнейшего использования «цветных революций» против государств, не поддерживающих Америку.
В декабре 2012 г. секретарь Совбеза Николай Патрушев выразил обеспокоенность по поводу смены режимов: «Происходят события в Киргизии, Таджикистане и на Украине, мы сталкиваемся с ними каждый день. Опасны ли они для нас? Да». В пересмотренной концепции внешней политики, опубликованной в 2013 г., в контексте «арабской весны» отмечается «нелегальное использование “мягкой силы”» и представлений о правах человека для оказания давления на суверенные государства, вмешательства в их внутренние дела и дестабилизацию путем манипулирования общественным мнением. Позже Путин указал на необходимость извлечь уроки из «цветных революций» на постсоветском пространстве и принять меры, чтобы не допустить подобных событий в России.
Поэтому, с точки зрения Москвы, война на Украине – лишь одно из проявлений более широкой дуги кризиса, которая формировалась на протяжении определенного времени, возможно, с конца 1990-х годов. В то же время эти события подтверждают и укрепляют опасения по поводу негативных международных тенденций. Западные эксперты и политики считают, что Москва не замечает собственной роли в создании международной нестабильности, но здесь стоит подчеркнуть три момента.
Во-первых, опасения по поводу международной нестабильности оправданны. Напряженность налицо: от гражданской войны в Ливии до конфликта в Йемене, от непростого перемирия на Украине до нестабильности в Афганистане и в Южно-Китайском море. Таким образом, у границ России формируются концентрические круги, и эти явления могут быть занесены в Россию (например, с возвращением в страну россиян, воевавших в Ираке и Сирии). Поскольку Россия – огромная страна, простирающаяся на несколько регионов, она не может исключать возможность, что один из этих конфликтов перерастет в большую войну и она окажется в нее втянута.
Во-вторых, природа и масштаб возможных конфликтов и войн существенно изменились, и Москва видит необходимость противостоять разнообразным потенциальным вызовам: от большой войны до локального конфликта у границ России и беспорядков внутри страны. Герасимов назвал приоритетом модернизацию российских средств стратегического сдерживания и обладание новейшим вооружением. Тем не менее он предположил, что боевые действия переходят с «традиционных полей сражений» – суши и моря – в аэрокосмическое и информационное пространство, и возрастает роль негосударственных международных организаций и невоенных инструментов. Он акцентировал внимание на появлении информационных войн, секретных операций, что продемонстрировали события в Сирии, на Украине, деятельность «Гринпис» в Арктике и «протестный потенциал населения».
В-третьих, российское руководство осознает, что страна не готова противостоять этим вызовам. Экономика в стагнации, вертикаль власти неэффективна, поэтому планы, распоряжения и реформы руководства реализуются неадекватно, а реакция на кризис и угрозы безопасности может быть медленной и неадекватной. Кроме того, вооруженные силы пережили длительный период ограниченного финансирования и незавершенных реформ.
Организация мобилизации
Из-за сочетания дуги кризиса и отсутствия готовности складывается ощущение, что Россия принимает экстренные меры и готовится к мобилизации. Некоторые полагают, что образы «осажденной крепости» и «внешней угрозы», используемые для мобилизации общественного мнения в поддержку Путина с учетом президентских выборов 2018 г., превратились в тему «патриотической мобилизации».
Существуют также экономические и финансовые аспекты этого процесса. Так, в сентябре 2014 г. газета «Ведомости» писала, что Минфин подготовил мобилизационный бюджет на 2015–2017 гг. с учетом падения цен на нефть и недопоступлений в бюджет. Кроме того, подчеркивается приоритетность оборонных расходов и инвестиций в военно-промышленный комплекс, призванный стать двигателем экономики.
Руководство страны принимает меры для укрепления и консолидации политической системы, а также выполнения изданных в мае 2012 г. указов президента. Чтобы добиться выполнения этих указов, власти пытаются наладить прямой или опосредованный ручной контроль. Тот факт, что Путин регулярно председательствует на расширенных заседаниях правительства, отражает подобный микроменеджмент. Кроме того, проводится постоянная ротация кадров для улучшения функционирования вертикали власти. В стратегически важных регионах выстроена система взаимодействия полномочных представителей президента, министров и губернаторов.
Чтобы обеспечить прямую связь между властью и обществом в стране, создан ряд «параинституциональных» органов, таких как Общероссийский народный фронт (ОНФ). Появившийся в мае 2011 г. как гражданская общественная организация, ОНФ приобрел авторитет, и сейчас его роль значительно возросла. Он пользуется прямой поддержкой Путина, руководство осуществляется из Кремля, деятельность организации охватывает всю страну, а ее представители занимают ключевые посты. Сфера деятельности ОНФ существенно расширилась, он участвует в формулировании планов и следит за их выполнением, ведет антикоррупционную кампанию, осуществляет мониторинг сделок с муниципальной и государственной собственностью. С 2014 г. ОНФ также играет заметную роль в «патриотической мобилизации», в частности организуя демонстрации под лозунгом «Мы вместе».
Подготовительные меры осуществляются в военной сфере и сфере безопасности. Оборонный бюджет заметно увеличился с 2011 г., а цели, поставленные в майских указах, демонстрируют масштабы необходимых инвестиций. Программа расходов предусматривает переоснащение к 2020 г. вооруженных сил на 70% с весьма обширным списком закупаемой техники, а также улучшение условий военной службы и модернизацию оборонной промышленности. Несмотря на проблемы, связанные с санкциями, экономическим спадом и ограниченными возможностями оборонной отрасли, в конце 2014 г. официально было заявлено, что оснащение вооруженных сил обновлено на 30%.
Российское руководство стремится проверять и улучшать систему с помощью масштабных реформ и учений. Принимаются меры для подготовки МВД к противодействию внутренним угрозам. В апреле 2015 г. в шести федеральных округах проведены стратегические учения «Заслон-2015» с участием полиции, внутренних войск и других подразделений. Совместно с полицией проводились операции по блокированию границ и обеспечению правопорядка, защите стратегических объектов, контртеррористические мероприятия. Особый акцент сделан на акции гражданского неповиновения и попытки цветных революций. По сообщениям МВД, учения «основывались на событиях, имевших место в недавнем прошлом в соседних государствах» и включали «все атрибуты тех событий». Незадолго до этого прошли крупные военные учения, в основу сценария которых легла возможная эскалация украинского кризиса, его перерастание в большой европейский конфликт, а затем в глобальную ядерную войну.
Мобилизационные меры особенно заметны в военной сфере и сфере безопасности, упор делается на координацию действий, мониторинг и контроль. По заявлению Герасимова, в 2014 г. Генштаб получил дополнительные полномочия по координации действий федеральных органов власти «на случай подготовки страны к переходу на военное положение». Открытый в декабре 2014 г. новый Национальный центр управления обороной предназначен для мониторинга угроз национальной безопасности в мирное время, однако в случае войны он возьмет на себя управление страной. Центр предназначен для контроля ядерных и обычных вооруженных сил в режиме реального времени, осуществляет мониторинг российских военных объектов, вооружения и системы связи. Начальник центра генерал-лейтенант Михаил Мизинцев заявил, что его можно сравнить со ставкой Верховного главнокомандования в годы Второй мировой войны, где «сосредотачивались все рычаги управления как военной машиной, так и хозяйственной жизнью страны». Без предварительного предупреждения проводятся тактические и стратегические учения, чтобы проверить готовность, оперативность и скоординированность действий военных, федеральных и региональных властей.
От теории к практике: мобилизующаяся Россия
Идея «воинственной» России хорошо описывает то, к чему российское руководство стремилось в последние 10 лет. Патриотическое служение сочетается в ней с гарантиями экономической и военной безопасности, что обеспечивает независимость на международной арене. А все это – портрет нации, осознающей свои интересы и цели.
В то же время восприятие дуги кризиса, окружающей Россию, заставляет страну вспоминать уроки мобилизации на случай войны. Во многом характеристики «мобилизующейся» и «воинственной» России сходятся – это государство, стремящееся к консолидации и эффективному функционированию, чтобы подготовиться к защите своих интересов. Но все это происходит сейчас, в условиях все более угрожающей международной обстановки. Поэтому требуются экстренные меры, чтобы противодействовать угрозам и попытаться сделать систему более эффективной, самодостаточной и повысить ее сопротивляемость внешним и внутренним потрясениям. Это уже не традиционная форма мобилизации – т.е. «народ с оружием в руках», – что политически нецелесообразно, а «народ вооруженный», способный противостоять проблемам XXI века.

Боятся ль русские войны?
От советского катастрофизма к постсоветскому и сегодняшнему (по данным массовых опросов)
Лариса Паутова - доктор социологических наук, директор проектов Фонда Общественное Мнение (ФОМ)
Резюме Отношение российского массового сознания к войне – сложное и мало изученное явление. Опросы показывают зыбкость и противоречивость многих установок. Пока, это, пользуясь терминологией Владимира Шляпентоха, катастрофизм суждений, но не действий.
«Нельзя забывать, что пласты катастрофического
сознания в России слишком глубоки.
Они вновь могут активизироваться в условиях кризиса».
В.Я. Шляпентох, С.Э. Матвеева, 2000 г.
Обычно социальные явления не возникают внезапно, но вызревают постепенно. Их проявления удачно мимикрируют под, казалось бы, несущественные модные тренды. Страх войны в последние годы проступал в тревожных, но малозаметных ответах участников опросов. Между тем стиль милитари спокойно и уверенно вошел в обыденную жизнь: пейнтбол и стрельба невероятно популярны, девочки-подростки носят ботинки-берцы, камуфляж и военные жетоны, футболки с «Вежливыми людьми», «Искандерами» и «Тополями» пользуются спросом. Если поместить модные тренды в контекст широкомасштабного празднования 70-летия Победы, то присутствие военной темы сложно не заметить.
Тревожные настроения росли постепенно, были заметны только специалистам и особо наблюдательным. Но в 2014–2015 гг. СМИ подхватили тему: «Россияне опять стали бояться большой войны». На момент написания статьи ВЦИОМ обнародовал новые данные: «Индекс страхов относительно международной напряженности с июля по октябрь прибавил 10 пунктов, достигнув максимума за десять месяцев – 20 пунктов. Вполне реальной угрозой международные конфликты сегодня считают 62% россиян».
Мои наблюдения созвучны сообщению журналиста Катерины Гордеевой в Фейсбуке. С ее разрешения публикую цитату. Как представитель того же поколения могу сказать, что испытываю сходные чувства: «Когда я была маленькой, телепрограмма была так устроена, что грозные фильмы о предыдущей войне плавно перетекали в программу “Время”, из которой толком не было ничего понятно, кроме зловещего наращивания ядерного потенциала и неизбежности войны будущей. Я очень боялась. Я боялась так, что иногда, по пути из школы домой, принимала сирену “Скорой помощи” за воздушную тревогу и со всех ног полоумно неслась прятаться в подземный переход. А во сне с неба сыпались бомбы, вставали за микрорайоном ядерные грибки, спасались и никак не могли спастись соседи, родные и совсем незнакомые люди. Я кричала во сне и просыпалась в слезах. Потом, когда я выросла, стала работать, выяснилось, что вблизи война – омерзительное грязное г…но; страшно совсем не так, по-другому. Но вот тот панический страх из детства, он со временем ушел. Думала, никогда не вернется. И вот. Вернулся».
Чтобы понять, что же происходит сейчас в российском массовом сознании в отношении войны, необходимо вспомнить, как менялись настроения в последние тридцать лет. Но сначала о базовых понятиях «война» и «страх».
«Война» и «страх»
Концепт «война» входит в ядро языкового сознания русских. Он является значимым средством осмысления мира, однако не самым распространенным (73-е место из 75 ключевых концептов языкового сознания русских по данным «Русского ассоциативного словаря» под редакцией Ю.Н. Караулова). В русском языке концепт «война» отличается полисемантичностью, впрочем как и в других языках, например в английском. Тот же «Русский ассоциативный словарь» фиксирует многообразие ассоциативных реакций на стимульное слово «война» (респондентов обычно просят назвать первые слова, приходящие на ум). Наиболее распространенные ассоциации – полярный концепт «мир», отсылки к роману Льва Толстого «Война и мир» («и мир») и роману Герберта Уэллса «Война миров» («миров»). Однако в целом преобладают слова-ассоциации с отрицательной коннотацией (смерть, страшная, ужас, жестокая, горе, кровь, страх, разрушительная, кровь, дым, страшно, ужасная, гибель, кровавая и т.п.). Если говорить о конкретизации войны, то, несомненно, доминирует упоминание Великой Отечественной, значительно реже мировой, гражданской или ядерной. Эксперимент проходил в 1990-е гг., поэтому достаточно часто появляется ассоциация с Чечней, чеченской войной и еще свежей в памяти войной в Афганистане.
Страх войны психологи и социологи относят к наиболее распространенным (массовым) страхам, имеющим глубинную природу (т.н. экзистенциальные страхи, связанные с переживанием устройства бытия). И в то же время страх войны имеет достаточно четкую предметную направленность, обычно указывая на источник опасности, что и видно на примере приведенного ассоциативного поля слова «война».
Заметим, что термин «страх» в статье используется в социологической обобщенной перспективе, применительно к данным массовых опросов. Поллстеры лишь фиксируют сообщения респондентов о том, что они испытывают страх перед чем-либо. В качестве базового понимания в статье используется положение известных исследователей страхов в России, недавно скончавшегося Владимира Шляпентоха и его коллеги Сусанны Матвеевой. Страх – «сигнал потенциально негативного развития, событий или процессов, является постоянным компонентом человеческой жизни, он столь же неуклонно компенсируется различными “перекрывающими” механизмами, которые облегчают и даже подавляют это чувство».
Советский катастрофизм
Воспоминание о войне, «борьба за мир» и страх возможной войны – ключевые элементы советской мобилизационной идеологии 60–80-х гг. прошлого века, беспроигрышный способ формирования идентичности советских и российских людей. Прямых социологических данных по понятным причинам у нас нет. Однако результаты опроса ВЦИОМа 1989 г. показывают, что страх войны являлся в то время почти центральным, уступая только страху перед болезнью близких (Рис. 1).
Ядром страха войны советского человека были, конечно же, переживания прошлой войны. Это прежде всего «страх из первых рук», пронизанный личными воспоминаниями или воспоминаниями семьи. Вторым источником является информация «из вторых рук» – память других людей, репрезентация войны в искусстве и, конечно же, умело сконструированная пропагандистская машина. Образ войны сочетал глубоко личное, коллективно пережитое и идеологически сконструированное. С годами пласты смешивались, образуя коллективную историческую память войны – сложнейший механизм регуляции массового сознания. Позволим себе напомнить и тот факт, что коллективная память войны не только эмоциональна и глубоко символична, но и весьма подвижна: она постоянно формируется и манипулируется контекстом настоящего. Основные официальные лейтмотивы образа Великой Отечественной – эпохальность, борьба за само существование народа, спасение мира и победа над фашизмом, героизм, трагизм, демонстрация преимущества социалистического строя и его ценностей и др. Практически все эти элементы мы видим и в сегодняшней России, особенно в последние годы.
Психологи оценивают воспоминания о войне в контексте посттравматического сознания, четко различая стадию шока (война), отрицания (послевоенные годы), осознания (1960–1970-е гг.), восстановления (1980–1990-е гг.) (Любовь Петрановская). Для нашего изложения важен тот факт, что отсылки к теме войны могут быть заметны и чувствительны для коллективного сознания, по-прежнему пронизанного военной травмой и болью. Вместе с тем сегодня военный лейтмотив уже в меньшей степени ранит многих людей: на стадии коллективного восстановления после травмы присутствует отстраненность, рациональность или демонстративность поведения на грани карнавальности (георгиевские ленточки, надписи «Спасибо деду за победу», «На Берлин!» и т.п.).
Великая Отечественная остается лейтмотивом коллективного сознания. Но теперь, на стадии отдаления от времен войны и относительного эмоционального спокойствия, на первый план выходят чувства радости и гордости, а не переживания. Показательны ответы россиян на открытый вопрос об ассоциациях, которые вызывает словосочетание «Великая Отечественная война» (ФОМ, 2015): радость победы, День Победы (27%), гордость за страну, людей (26%), горе, скорбь, боль, слезы (18%), смерть, гибель людей (13%), тяжелое время, страдания людей (7%), страх, ужас (7%), долгая война, бои, бомбежки (6%).
Напомним и тот факт, что страх войны советского человека также формир
овался острым противостоянием СССР и Запада, гонкой вооружений, угрозой ядерной войны. Иными словами, страх войны имел два временных контура: прошлый и настоящий. Образ прошедшей войны в сочетании с тревогой за судьбу мира и желанием предотвратить ядерную войну – вот основной фундамент советского катастрофизма («Лишь бы не было войны», «А что в мире делается?», «Нет, сынок, войны не будет, но будет такая борьба за мир, что от всего мира камня на камне не останется»). Кстати, показательно, что один из первых массовых опросов был проведен в СССР Борисом Грушиным в 1960 г. именно на тему «Удастся ли человечеству предотвратить мировую войну?».
Советский страх перед ядерной войной, судя по исследованиям психологов, был менее выражен, нежели в США, где ядерная фобия парализовала миллионы людей вне зависимости от возраста, образования, осведомленности о ситуации. По данным ВЦИОМа, в 1996 г. возможность ядерной войны вызывала «сильный страх» у 29% опрошенных и «постоянный страх» у 8 процентов. Апокалиптические настроения регулярно появляются в опросах общественного мнения. Например, 14% россиян уверены: цивилизацию погубят отнюдь не внешние причины – она просто самоуничтожится в ходе ядерной, мировой войны (ФОМ, 2011). Или, например, респонденты так сообщают о своих страхах перед ядерной войной: «больше вероятности, что будет конец света», «мир может исчезнуть», «наступит Апокалипсис», «все это может погубить нашу цивилизацию», «угроза уничтожения человечества», «больше шансов на самоуничтожение», «если использовать ядерное оружие, то ничего живого на земле уже не будет», «в любое время Земля может взорваться», «в любой момент может начаться ужасная война», «вдруг война? Тогда могут применить оружие», «боюсь ядерной войны» (ФОМ, 2013, из ответов на вопрос: «Почему вы считаете, что плохо, что число ядерных держав растет?»).
И, наконец, последний важный пласт советского катастрофизма – травма войны в Афганистане. Социологи регулярно встречают отсылки к ней в высказываниях респондентов, чаще всего женщин. О возможной войне с Грузией: «жалко, когда гибнут наши мужчины»; «зачем наших ребят подставлять?»; «и Чечня, и Афган – это все бесполезно, то же будет и здесь, а молодежь гибнет наша там»; «из-за чужих конфликтов страдают наши ребята»; «много жертв среди миротворцев»; «чтобы наши мальчики не гибли за чужие интересы»; «чтобы меньше было жертв – русских людей»; «это опять гибнуть будут наши дети ни за что» (ФОМ, 2008). О возможной войне с Северной Кореей: «Россия будет миротворцем, введет войска», «опять наши ребята будут воевать», «русские тоже там будут, как в Афгане», «снова будут погибать наши мальчики» (ФОМ, 2013).
Заметим, что в обыденных высказываниях о локальных войнах четко проступает негативная тональность и убежденность, что «нас» втягивают в войну: и враги, и своя власть (чужие интересы, будем втянуты, придется воевать, подставлять, лезть, вляпаться, вмешиваться, ввязываться).
Постсоветский катастрофизм
Сопоставление данных опросов ВЦИОМа 1989 г. и 1994 г. показывает, как постепенно снижалась острота страха войны. На первый план в 1990-е гг. выходят социальные и экономические страхи (преступности, бедности):
Данные общероссийских опросов 1989 и 1994 г . ВЦИОМ. Публикуются по статье Л. Гудкова «Страх как рамка понимания настоящего»
Показательна и динамика ответов на вопрос: «Боитесь ли вы и в какой мере…..» (оценка по пятибалльной шкале), приводимая Левада-Центром (опросы 1994–2015 гг.) (Рис. 2). Как следует из диаграммы, страх войны постепенно снижался с 1994 г. до 2008 г., в то время как нарастал или был более выражен страх потери работы, нападения преступников или произвола властей.
Динамика ответов на вопрос: «Боитесь ли вы и в какой мере…» (Левада-Центр, общероссийские репрезентативные опросы, выборка каждого опроса 1600 человек)
Таким образом, судя по данным опросов, советский катастрофизм мобилизационного типа сменился в 1990-е гг. более личными страхами: на первый план вышли экономические и социальные страхи (преступности, безработицы, несправедливости и др.), техногенные, экологические, семейные, личные страхи (одиночества, нереализованности и др.). Однако страх войны полностью не ушел. Отчасти он находился «в замороженном состоянии», периодически прорываясь в ответах на вопросы о будущем человечества или локальных угрозах. Отчасти же фобия войны трансформировалась в страх перед терроризмом как внутренней российской войной. Например, еще в 2000–2001 гг. более 70% россиян были уверены в том, что чеченская война по-прежнему идет (ФОМ); в 2004 г. в связи с прошедшими терактами около 40% были согласны с утверждением, что России объявлена война (ФОМ, 2004).
Опасения возникали у части населения в связи с грузинскими событиями и присутствием американских военных специалистов. Так, в 2002 г. незначительная часть населения боялась «прямого вторжения» американцев в Россию (8%): «они скоро зайдут в Москву», «хотят нас завоевать» (ФОМ, 2002). В 2008 г. события вокруг Грузии и Южной Осетии в очередной раз актуализировали страхи относительно возможной войны. Несмотря на то что большинство россиян поддержали политику России, были заметны и опасения (5%).
В 2008 г. на вопрос ФОМа – «Какие отрицательные последствия принесет нашей стране признание российскими властями независимости Южной Осетии?» давались следующие ответы: «вероятность военного конфликта»; «возможна война»; «если что-то случится, опять наши парни будут гибнуть»; «не будет мира»; «будет война с Грузией»; «возобновление военных действий»; «война сможет снова начаться»; «грузины могут начать войну»; «еще одну Чечню»; «будет вторая Чечня»; «вероятность военного конфликта»; «возможна война»; «если что-то случится, опять наши парни будут гибнуть»; «не будет мира».
Таким образом, в постсоветском обществе страх войны вытеснялся в глубокие пласты сознания, однако не исчез, особенно у людей старшего возраста. Он и не может исчезнуть, т.к. по сути является универсальным фильтром осмысления мира: черно-белым, эмоциональным и всегда расставляющим привычные понятные акценты.
Сегодня. «Страх вернулся»
Переломными стали 2012–2014 гг., актуализировавшие страх войны. Растут политические рейтинги, положительное отношение к армии, признание в патриотизме, ощущение гордости за страну, возможность заявить о том, что Россия – великая держава. Параллельно становятся все более явными антизападные настроения, меняется круг друзей и врагов. В 2014–2015 гг. заметно увеличивается доля людей, жалующихся на ухудшение материального положения и соответственно рост экономических страхов.
Все социологические центры фиксируют рост страха перед войной, мировой/ядерной войной, военными конфликтами (ФОМ, ВЦИОМ, Левада-Центр). Данные ВЦИОМа и Левада-Центра уже приводились. По результатам опроса ФОМа, страх перед угрозой нападения других государств увеличился с 11% в 2000 г. до 31% в 2015 году. Все эти показатели очень неустойчивые, поскольку завязаны на событийный ряд, риторику СМИ и усталость от определенных тем, например украинской.
Сегодняшнее отношение массового сознания к войне – очень сложное, противоречивое и малоизученное явление. Очевидно, что массовые опросы – не самый лучший метод разговора на такую чувствительную тему. Фокус-группы, интервью или же анализ высказываний в Интернете – более адекватные технологии. И все же опросы показывают зыбкость и противоречивость многих установок относительно войны. Пока это неуверенный катастрофизм, или, пользуясь терминологией Шляпентоха, катастрофизм суждений, но не действий. Что будет дальше, сложно предсказать.
Так, сложнейшая тема – допущение участия России в военных действиях на Украине. Такие мнения присутствуют, но все же не доминируют. По данным ВЦИОМа, в январе 2015 г. за введение российских войск на Украину для прекращения военного конфликта выступали только 20% россиян. Схожую цифру (около 17%) тогда показали и опросы Левада-Центра. Перерастание вооруженных столкновений в войну России с Украиной считают вероятным не более трети россиян (примерно четверть по февральским данным ВЦИОМа, треть россиян по августовским данным Левада-Центра). Однако большую часть населения пугает перспектива войны с соседом и перерастание ее в мировую.
Сирия – тема еще более сложная для обыденного сознания. Решение президента Путина об отправке военной авиации для нанесения ударов по ИГИЛ поддержало большинство россиян (66%, ВЦИОМ). При этом более половины опрошенных полагают, что «лучше не вмешиваться в военные конфликты, тогда и врагов будет меньше» (52%). Как мы видим, негативная оценка афганского опыта по-прежнему сильна в сознании. Опрос также показывает, что не все россияне понимают смысл происходящего на Ближнем Востоке, расстановку сил и кого именно следует поддерживать (стоит заметить, что женщины и люди старшего возраста в большей степени боятся войны и менее склонны одобрять военные действия России).
Таким образом, можно зафиксировать три модели страха войны:
Советский катастрофизм (болезненное осмысление Великой Отечественной войны + наличие списка врагов + беспокойство за судьбу мира + борьба за мир).
Постсоветский скрытый катастрофизм (болезненное осмысление Великой Отечественной + сближение с бывшими врагами + ситуативная подозрительность к бывшим врагам + беспокойство за личную судьбу, экономическое выживание).
Сегодняшний катастрофизм (ритуальное осмысление Великой Отечественной и героизация + антизападные настроения + рост патриотизма и изоляционизма + рост страха перед войной).
Страх войны сейчас – нелегкая нагрузка на обыденное сознание. С одной стороны, он развивается в ситуации т.н. гибридной войны. Массовое сознание тяжело осмысляет ситуацию и не понимает, идет или нет война на Донбассе, что происходит в Сирии, как соединить эти процессы. Поскольку геополитическая ситуация весьма сложна для понимания, массовое сознание лукавит, «изворачивается» и питается прежними мифами и образами (к которым, кстати, удачно апеллируют и СМИ). С другой стороны, эти прежние, советские образы могут быть весьма травматичными (вспомним пост Катерины Гордеевой). Апелляция к травмам мировой войны может усилить отторжение и страх как «сигнал потенциально негативного развития» (Шляпентох), но может и «опривычить» эту тревогу как хроническую, знакомую с детства боль. И, наконец, самый сложный момент. «Телевизионная война», несмотря на тревожность и надоедливость, подсаживает людей на яркие впечатления. Картинка способна разбудить очень сложные эмоции, вплоть до одобрения и вовлеченности в процесс. Особенно это касается молодежи, которая не имеет травматичного опыта холодной войны.
Мало кто возьмется прогнозировать, как будет развиваться страх в такой сложной, многофакторной ситуации: сойдет ли он на нет, перерастет ли в навязчивую фобию или столкнется с желанием сохранить статус-кво «сытых, уютных нулевых». Будем надеяться на лучший сценарий.
Тегеранский газовый саммит
Личное участие Владимира Путина в Третьем Форуме стран-экспортёров газа (ФСЭГ) 23 ноября в Тегеране перевело событие из разряда отраслевых в разряд геополитических.
В этой связи представляется важным определить, что из запланированного на саммите потребовало личного участия российского лидера и какой стратегический горизонт открывается по итогам этого события.
Прежде всего, саммит в Тегеране не имеет аналогов не только в газовой отрасли, но и в мировой энергетике в целом. Например, встречи ОПЕК на самом высоком уровне, как правило, собирают далеко не всех мировых игроков на рынке нефти, – из соглашений исключены Россия и США, первый и второй по объемам производители нефти в мире по итогам 2015 года. Этот фактор помогает Саудовской Аравии и ее союзникам из монархий полуострова, доминирующим в организации, вести агрессивные демпинговые войны.
Саммит ФСЭГ объединяет всех без исключения заметных игроков на мировом газовом пространстве. В эту группу входят Россия и Норвегия – первый и второй в мире экспортеры природного газа по трубопроводам, Катар – в качестве крупнейшего экспортера сжиженного природного газа, и Иран – как крупнейший держатель запасов природного газа, несмотря на низкую пока долю в торговле.
Возникает возможность согласовывать правила игры, обязательные к исполнению для всей отрасли.
Второй важнейший фактор связан с тем, что в тегеранском саммите принимают участие (в том или ином формате) семь государств ОПЕК. За исключением Катара и Объединенных Арабских Эмиратов все эти государства представляют ту группу стран в ОПЕК, которая выступает против монархий Залива в их нынешней игре на понижение цен на нефть.
Возможность заручиться поддержкой всего рынка мирового природного газа, тесно связанного с нефтяным и точно также несущего потери из-за ценовых войн в соседнем секторе экономики, крайне важна для формирования оппозиции странам, ориентирующимся на Саудовскую Аравию, особенно в контексте предстоящей встречи министров ОПЕК, которая состоится в начале декабря в Вене.
Третий фактор, определяющий геостратегическое значение саммита 23 ноября – фактор возвращения Ирана в мировую политику. В первую очередь благодаря усилиям России сегодня Иран имеет график освобождения от санкций, и это усиление экономической роли союзника России в регионе понятным образом сочетается с усилением его политического влияния.
Около двух лет назад, на встрече министров ФСЭГ, которая тоже состоялась в Тегеране, президент Рухани добился своего первого достижения в области энергополитики – избрания представителя Ирана в качестве Генерального секретаря форума. Третий саммит должен закрепить этот успех, и участие в нем Владимира Путина придает иранскому руководству организацией новый акцент.
Аналогично, Москве крайне важно, чтобы неизбежное в контексте отказа Запада от санкций в отношении Ирана усиление роли последнего на энергетическом рынке шло в русле ее интересов. Сейчас, после удачной «ядерной сделки», вокруг Ирана уже действует множество «новых друзей» рассчитывающих на свою долю от поступления на мировой рынок иранских нефти и газа. В такой ситуации одной лишь признательности за помощь в снятии санкций слишком мало, и Кремль стремится связать Тегеран новыми выгодами от ставки на Россию и союзничества с ней. Сейчас момент настолько удобный, что Президент решил использовать его лично.
В тактическом плане это означает занятие Россией доминирующей позиции в узле сети по доставке природного газа, который планирует организовать Иран с участием России, Туркменистана и Азербайджана.
«…..Мы до сих пор не играли ключевую роль на рынке экспорта газа, …. Мы экспортируем газа почти столько, сколько мы импортируем ….. но тенденция меняется», – цитирует 17 ноября агентство ISNA министра нефти Ирана Бижан Намдар Зангане. «….Нашим приоритетом является экспорт газа в соседние страны. Мы готовы экспортировать газ [в том числе] в иракский Курдистан….», – добавил министр.
Это крайне важное заявление. Имея крупнейшие мировые запасы газа и возможности по его добыче, Иран после снятия санкций еще не обладает инструментами доставки его потребителям в Европу. Заводы сжижения природного газа в Катаре для него безнадежно закрыты по политическим причинам, а трубопроводами в Европу сегодня обладает только Россия.
Такая ситуация крайне раздражает производителей газа в регионе – прежде всего Туркменистан и Азербайджан. Но проект Nabucco погряз в политических проблемах из-за позиции США, которые, как отмечают в Баку, слишком рьяно «учат Азербайджан демократии». Президент Алиев опасается, что политическая плата, которую его стране придется заплатить за практическую поддержку Вашингтоном идеи Nabucco, будет примерно такой же, какую пришлось заплатить Украине. Кроме того, этот проект никак не снимает вопросы Туркменистана, чей газ на западном векторе все равно «упирается» в русскую трубу.
Слова министра Зангане про Иракский Курдистан де-факто означают прощупывание Тегераном почвы собственного европейского трубопровода – возможно через курдские территории в Турцию, обладающую развитой трубопроводной инфраструктурой.
Хотя сегодня такой вариант кажется политически маловероятным, нужно учесть, что события в Ираке развиваются стремительно, Иракский Курдистан в полушаге от объявления независимости от Багдада, который давно прекратил отчислять ему платежи за продажу углеводородов. И если Тегеран прогарантирует Турции лояльность нового независимого Курдистана, то лучшего решения курдской проблемы президенту Эрдогану не найти: независимое Курдское государство далеко от турецкой территории.
Россия не готова к пассивной роли в такой ситуации. Через два месяца после переговоров между Ираном и Россией по поводу возможности свопа газа, информационное агентство Shana сообщило, что 11 ноября стороны договорились создать совместную комиссию для операции.
Это революционный проект не только для Ирана, но и для российской газовой отрасли. «Газпром» выступает монопольным экспортером газа. Однако крупнейший производитель нефти в стране «Роснефть» в июле попросила правительство отменить это исключительное право «Газпрома».
Если иранский своп состоится, он полностью изменит мировую конструкцию торговли природным газом – учитывая вступление на рынок «Роснефти».
Россия и Иран соединяются через 1474-километровый газопровод Гази-Магомед-Астара-Бинд-Бианд. Он был введен в эксплуатацию в 1971 году, и недавно Азербайджан полностью модернизировал свой участок, снабдив его новой газокомпрессорной станцией. Так что все технические предпосылки к такому свопу газа готовы.
В отличие от ОПЕК, ФСЭГ не функционирует как организация. Тем не менее, за 14 лет с момента своего основания, группа стран ФСЭГ показывает лучшую дисциплину и организованность с точки зрения соблюдения договоренностей, достигнутых в ходе встреч. Характерный пример – в течение многих лет ОПЕК не удавалось достичь соглашения о выборах своего генерального секретаря; ФСЭГ справился с этим в один раунд, – при том, что и Катар, и Норвегия явно не в политических симпатизантах Ирана.
Процедуры ФСЭГ изначально были прозрачными и открытыми, что в значительной степени и помогает предотвратить глухое блокирование принятия решений, аналогичное тем, что происходит в ОПЕК постоянно – и на чем, собственно, и держится диктат Саудовской Аравии внутри нефтяного картеля.
Так что ФСЭГ – удобный и эффективный инструмент энергополитики.
Сегодня, благодаря российско-сирийской военной операции, Иран и Россия стали реальными союзниками против монархий Залива. За последние полвека у Москвы не было таких хороших карт для ближневосточной игры, и Путин стремится закрепить этот успех в доминирующее положение России в будущих стратегических энергосоюзах в регионе.
Военные успехи в Сирии, монополии на трубопроводы в Европу, координация линии Тегерана с Москвой – все это требует поддержки на самом высоком уровне и способно принести значительную политическую капитализацию. Именно поэтому Путин сегодня лично летит в Тегеран.
Путин встретился с Хаменеи
Президент Российской федерации Владимир Путин встретился с Верховным лидером ИРИ аятоллой Али Хаменеи.
Как известно, сегодня днем Владимир Путин прибыл в Тегеран для участия в третьем саммите глав государств-членов Форума стран экспортеров газа (ФСЭГ), который начался в 21-го ноября.
Пред тем, как начать участие в заседании форума, Владимир Путин провел встречу с Верховным лидером.
Как ранее заявлял помощник президента РФ Юрий Ушаков, ожидается, что в ходе беседы состоится обмен мнениями по вопросам двустороннего сотрудничества (торгово-инвестиционное взаимодействие, атомная энергетика, добыча нефти и газа, ВТС), а также по международным проблемам, таким, как урегулирование конфликта в Сирии, реализация Совместного всеобъемлющего плана действий (ядерное соглашения), борьба с терроризмом, противодействие группировке «Исламское государство», и т.д., передает Iran.ru.

Российско-иранские переговоры.
В Тегеране состоялись переговоры Владимира Путина с Президентом Ирана Хасаном Рухани.
По итогам переговоров в присутствии глав двух государств подписан пакет документов о сотрудничестве в различных областях.
Владимир Путин и Хасан Рухани сделали заявления для прессы.
* * *
В.Путин: Уважаемый господин Президент! Уважаемые дамы и господа!
Саммит Форума стран – экспортёров газа предоставил хорошую возможность поговорить не только по развитию отрасли, по её состоянию на сегодняшний день, но и дал возможность для обстоятельных встреч с иранским руководством.
Мы провели обстоятельные переговоры с Президентом Ирана с участием глав ключевых министерств, ведомств, представителей бизнес-сообщества. Эти переговоры стали продолжением политически насыщенной беседы с Верховным руководителем Исламской Республики Иран, состоявшейся сегодня утром.
В ходе встреч мы подробно обсудили весь комплекс наших отношений в сфере экономики, координации на международной арене, по вопросам борьбы с международных терроризмом.
Вы видели, что только что был подписан солидный пакет документов, который призван стимулировать взаимодействие в самых разных областях. Мы намерены наращивать динамику наших торговых связей, будем уделять необходимое внимание диверсификации товарной номенклатуры, шире использовать национальные валюты во взаиморасчётах.
Евразийский экономический союз в прикладном ключе начнёт изучение возможности создания зоны свободной торговли с Ираном. Будем активизировать и промышленную кооперацию. Россия готова выделить на эти цели государственный экспортный кредит в размере 5 миллиардов долларов. Отобрано 35 приоритетных проектов в сфере энергетики, строительства, морских терминалов, электрификации, железных дорог и так далее.
Мы продолжим взаимовыгодное сотрудничество в атомной энергетике. На полную мощность уже вышел первый блок атомной электростанции Бушер, начаты работы по возведению второго и третьего блока.
Будем оказывать максимальное содействие реализации соответствующего плана действий в рамках иранской ядерной программы, одобренного в июле Совбезом ООН. В том числе будем помогать в переработке обогащённого урана и в перепрофилировании производств на выпуск стабильных изотопов в научных целях.
Продолжим координацию по борьбе с терроризмом, будем укреплять взаимодействие в рамках Международной группы по Сирии, в том числе в целях реализации решений о запуске всеобъемлющего межсирийского политического процесса.
Что касается итогов встречи лидеров Форума стран – экспортёров газа, господин Рухани сегодня уже провёл подробную пресс-конференцию на эту тему. Хотел бы поздравить наших друзей с успешным проведением этого крупного международного мероприятия и добавить на этой пресс-конференции, что Россия намерена увеличить размеры производства газа к 2035 году на 40 процентов.
Хотел бы в заключение поблагодарить наших иранских партнёров и друзей за приглашение, господина Президента, что он пригласил меня на это мероприятие, за тёплую атмосферу, которая была создана в ходе нашей совместной работы.
Спасибо.
(Отвечая на вопрос журналиста о ситуации в Сирии.)
В.Путин: Действия наших лётчиков я оцениваю весьма положительно. Я сегодня проинформировал наших иранских друзей по этим вопросам, мы обменялись, естественно, мнениями о ситуации в Сирии.
Что касается действий наших военных, то это сложная операция, задействована большая космическая группировка, разнородные силы авиации: это и штурмовики, бомбардировщики, это стратегические бомбардировщики-ракетоносцы, прикрывающие их истребители, это две группировки флота в Каспийском море и Средиземном море, в том числе ударные ракетоносцы, которые наносят удары из акватории Каспийского моря. Всё это делается, разумеется, по согласованию с иранскими партнёрами, и думаю, что без их участия это было бы просто невозможно.
Это сложная, большая работа по координации, по обслуживанию техники, которая свидетельствует о высокой выучке наших офицеров, военнослужащих. Эта работа приносит положительный результат, мы вместе её положительно оцениваем. Но ещё раз хочу сказать, нет никакой другой возможности на долгосрочной основе решить проблему Сирии, кроме как путём политических переговоров.
Спасибо.
Несмотря на присутствие различных оценок перспектив сотрудничества России и США в борьбе против террористической организации "Исламское государство", можно констатировать факт, что в двусторонних отношениях наметилась "оттепель", а США "приближаются к идее", что Россия является "потенциальным партнером в борьбе против ИГ в Сирии". Об этом пишет обозреватель The Christian Science Monitor Анна Мулрин.
Автор утверждает, что после атаки, совершенной на Париж 13 ноября, появились "некоторые признаки потепления российско-американских отношений".
"Еще до террористической атаки предпринимались усилия для снижения возможности конфликта, связанного с операцией России в Сирии, но теперь эта оттепель предполагает ограниченные возможности для сотрудничества между военными двух стран", — пишет Мулрин, ссылаясь на официальных представителей Министерства обороны США.
Также обозреватель издания утверждает, что аналитик и бывшие военные чиновники США уверены, что "на политическом фронте Россия, если она этого захочет, может сыграть значимую роль в создании условий для того, чтобы сирийские лидеры сели за стол переговоров".
В настоящий момент, продолжает автор, создана система коммуникации между российскими и американскими военными в регионе. Когда российские силы в Сирии по факту разбомбили столицу ИГ Ракку на прошлой неделе, "русские связались с нами (американскими военными – ред.) и сообщили о своих планах, и каждый продолжил работать над своей миссией. Важно отметить, что российские недавние действия в Ракке оказали минимальное значение на операцию коалиции (имеется в виду, что действия российских военных не носили провокационный характер в отношении иных сил во главе с США, сражающихся в регионе, – ред.)", — заявил американский полковник Ситв Уоррен, официальный представитель американской операции в Сирии.
Несмотря на то что некоторые аналитики и эксперты выражают опасения из-за возможного конфликта между российскими и американскими военными силами в Сирии, большинство из них соглашаются с тем, что "Россия играет большую дипломатическую роль" в разрешении конфликта, подводит итог Мулрин.
Когда американский президент Барак Обама встретится с французским коллегой Франсуа Олландом во вторник, на повестке дня будет обсуждаться не только солидарность в борьбе с терроризмом – Обама будет стремиться к тому, чтобы Олланд не смягчил свою политику в отношении России, пишет обозреватель издания Politico.
В администрации американского президента беспокоятся о том, чтобы все ключевые европейские лидеры были готовы расширить санкции в отношении Москвы, которые истекают в конце января. Чиновники опасаются, что сотрудничество Путина и Олланда в Сирии может повлиять на политику Франции в отношении украинского кризиса. "Мы всегда были обеспокоены преждевременной отменой санкций в Европе", — цитирует издание высокопоставленного чиновника в Пентагоне Эвелина Фаркаша. "Мы ни в коем случае не хотели бы увидеть какой-либо связи между украинским вопросом и ситуацией в Сирии", — заявил заместитель советника по национальной безопасности Бен Родс. Однако чиновники Обамы не уверены в намерениях Олланда: французский лидер, чья страна теряет прибыльный бизнес с Москвой из-за санкций, в последние недели с оптимизмом говорит о возможности их отмены, отмечается в статье. "Расширение сотрудничества с Москвой в связи с терактами 13 ноября также вызвало недоумение в Вашингтоне", — пишет обозреватель.
"Я думаю, трудно упрекнуть французов в том, что они рассматривают возможность сотрудничества и взаимодействия с Россией, особенно после того, как Обама дал понять, что события в Париже не станут основанием для пересмотра стратегии США в Сирии, — сказал бывший дипломат в министерстве иностранных дел Франции Симон де Гальбер. – Что бы вы ни думали о русских, факт в том, что они – единственные, кто способен и кто желает совершить значительные действия в борьбе с терроризмом". Олланд намекает на аналогичную точку зрения – в своем выступлении вскоре после терактов в Париже он призвал к созданию "одной большой коалиции", чтобы бороться с сирийскими радикальными группировками. "Именно с этой целью я в ближайшие дни буду проводить встречи с президентом Обамой и Путиным – чтобы объединить усилия и добиться результата, который откладывался слишком долго", — заявил он.
Парижские теракты почти сразу привели к военному сотрудничеству между Францией и Россией против террористической организации "Исламское государство", что свидетельствует о понимании европейскими политиками позиции президента РФ Владимира Путина в вопросе сирийского кризиса, считает американский политолог профессор Принстонского университета Стивен Коэн.
По мнению политолога, лидерство в вопросах взаимодействия с Россией теперь может перейти от канцлера ФРГ Ангелы Меркель к главе Франции Франсуа Олланду, который, как и многие другие страны Европы, перестает поддерживать политику президента США Барака Обамы в его попытках изолировать Россию из-за кризиса на Украине.
Коэн также отмечает, что Меркель может потерять лидерство в Европе из-за ее непродуктивной политики по Греции, Украине и в вопросе ближневосточных беженцев.
"Европа, кажется, начала прислушиваться к аргументу Владимира Путина, что победить "Исламское государство" можно только при усилении Сирии и ее армии, а это значит, что и самого Башара Асада, вместо лишения его власти, на чем настаивает Вашингтон уже почти два года", — считает аналитик.
Помимо этого, Коэн обращает внимание и на то, что поддержка европейскими лидерами украинского правительства, погрязшего в кризисе, продолжает снижаться. После терактов в Париже и начавшейся разрядки в отношениях между Западной Европой и Россией, отмечает эксперт, даже правительство Дэвида Кэмерона в Великобритании, возможно, прекратит поддерживать "проамериканский" режим в Киеве.
"Последствия событий в Париже демонстрируют снижение лидерства Вашингтона в их собственном западном альянсе. США не могут больше играть роль единственной сверхдержавы в мире, в то время как Россия вернулась на центральную сцену международных событий", — подытоживает Коэн.
Новая британская стратегия в сфере обороны и безопасности предусматривает сотрудничество с Россией в сфере безопасности и выделение в течение 10 лет 178 миллиардов фунтов стерлингов на повышение обороноспособности Великобритании и закупку новых вооружений.
Стратегия обновляется каждые пять лет.
Россия: сотрудничество с "угрозой"
России в стратегии отведена отдельная глава, нередко она упоминается и в других главах, в основном, в негативном ключе. В то же время Великобритания, несмотря на большое количество разногласий с российскими властями, готова сотрудничать с РФ в сфере безопасности, в том числе в борьбе с "Исламским государством".
"Россия сейчас работает над программой крупных инвестиций в модернизацию и совершенствование своих вооруженных сил, в том числе ядерных. Она также увеличила количество военных учений и усилила риторику, угрожая разместить элементы ядерных сил в Калининграде и Крыму. Ее военная активность вокруг территорий союзников, вблизи воздушного пространства и территориальных вод Великобритании направлена на проверку нашей реакции", — говорится в тексте стратегии Великобритании в сфере обороны и безопасности.
"Поведение России продолжит быть труднопредсказуемым, и хотя это в высшей степени маловероятно, но мы не можем исключать, что она может почувствовать искушение проявить агрессию по отношению к странам НАТО", — отмечается в документе.
В связи с угрозой, которая, убеждено британское правительство, исходит от России, необходимо принимать меры — как военного, так и экономического характера.
"Но все чаще наша реакция проверяется с помощью самолетов, в том числе российских, приближающихся к нашему воздушному пространству, и действиями в море вблизи наших территориальных вод… Наши инвестиции в самолеты морской разведки помогут существенно улучшить наши возможности по обеспечению безопасности наших вод", — говорится в тексте.
"Мы предоставили наши самолеты Typhoon миссии НАТО по патрулированию воздушного пространства Балтики, мы предоставили корабли и армейские подразделения для учений НАТО, чтобы помочь нашим союзникам в отражении угрозы, исходящей от России, и мы продолжим это делать", — отмечается в документе.
Необходимо снижать энергозависимость от России, убеждены авторы стратегии.
"Мы предпримем дальнейшие действия по защите Великобритании от неопределенности на рынках, причиной которых являются нестабильность на Ближнем Востоке и действия России в странах, соседствующих с Восточной Европой", — говорится в тексте стратегии.
"Мы будем работать с ЕС над формированием единого энергетического рынка, помогая снизить зависимость Европейского союза от России", — отмечается в документе.
Необходимо сохранять санкции в отношении России, указывается в тексте стратегии.
"Незаконная аннексия Россией Крыма и дестабилизирующая деятельность на Украине напрямую угрожает европейской безопасности и основанному на правилах европейскому порядку… Мы работаем с европейскими партнерами над сохранением санкционного давления на Россию с тем, чтобы она следовала своим обязательствам в соответствии с минскими соглашениями, ушла из Крыма и выполнила свои международные обязательства из уважения к закону, правам человека и демократии. Мы продолжим предпринимать жесткие меры для поддержания мира и стабильности", — говорится в документе.
В то же время, несмотря на все разногласия, британская сторона включила в стратегию пункт о необходимости сотрудничества с РФ.
"Россия — один из пяти постоянных членов Совбеза ООН, и, невзирая на наши разногласия, мы будем искать пути сотрудничества с Россией в борьбе с различными угрозами безопасности, такими, как угроза, исходящая от ИГ", — говорится в тексте.
Кроме того, в стратегии сообщается, что МИД Великобритании усилит российское направление.
"Мы используем дипломатические навыки и опыт для того, чтобы поддерживать наших сторонников, бороться с нашими врагами, усиливать влияние и охват Великобритании. Мы продолжим усиливать оперативность реагирования в кризисных ситуациях. Мы будем поддерживать нашу дипломатическую сеть", — говорится в тексте.
"Мы расширим нашу компетентность и широту в страноведении, что жизненно необходимо для нашей безопасности и процветания, в том числе мы усилим арабский язык и мандаринский диалект китайского. И мы усилим российское направление", — отмечается в документе.
Китай и Иран — необходимые партнеры
В стратегии немалую роль играют международные вопросы, в первую очередь, вопросы сотрудничества со странами, уже являющимися ближайшими союзниками Великобритании. В документе подтверждается, что в настоящее время правительство ведет с ЕС переговоры об изменении условий членства Великобритании в объединении, и что реформы пойдут на пользу и Соединенному Королевству, и ЕС.
Однако британские власти считают необходимым укрепление партнерства и с теми странами, с которыми у них исторически сложились весьма непростые отношения.
Так, Великобритания выступает за усиление роли Ирана в борьбе с исламским терроризмом.
"После более чем десяти лет переговоров мы с партнерами достигли в июле исторического соглашения, которое предусматривает жесткие ограничения и обязательные инспекции в том, что касается ядерной программы Ирана", — говорится в тексте.
"Мы будем призывать Иран играть прозрачную и конструктивную роль в региональных делах, в особенности в борьбе против жестокого исламского терроризма", — отмечается в документе.
Также Великобритания будет укреплять отношения с Китаем, в том числе, с целью противостояния ядерной программе КНДР.
"Наши отношения с Китаем быстро развиваются. Мы не рассчитываем, что во всем будем соглашаться с китайским правительством. Во всех наших договоренностях мы будем рьяно защищать британские интересы", — говорится в тексте.
"Но наша цель — построить более тесное сотрудничество с Китаем, сотрудничать более тесно в противостоянии глобальным угрозам, включая изменение климата, терроризм, экономическое развитие Африки, и в противостоянии ядерной программе КНДР", — отмечается в документе.
В стратегии также говорится, что КНДР — единственная страна, испытавшая в 21 веке ядерное оружие.
Тема ситуации в Сирии не слишком подробно освещается в тексте стратегии, однако премьер-министр Великобритании, обсуждая оборонную стратегию с депутатами палаты общин, отметил, что не считает необходимым разрушать государственное устройство Сирии и настаивает лишь на передаче полномочий от нынешнего президента Башара Асада в рамках общего плана по урегулированию конфликта.
"Когда мы говорим об Асаде (о том, что он должен уйти в отставку), мы не имеем в виду полного демонтажа системы государственных институтов. Она в Сирии есть и работает. Речь идет лишь о передаче власти. Для этого необходима концепция по урегулированию ситуации (в стране)", — отметил премьер.
Собственные силы
Главными вызовами для страны, помимо недружественных действий России, британское правительство называет терроризм и киберугрозу. Лондон намерен сделать все, чтобы британские вооруженные силы и спецслужбы, считающиеся одними из самых эффективных и современных в Европе, могли бы и далее эффективно противостоять террористам, для чего будет увеличена численность контртеррористических подразделений.
Ключевым элементом новой стратегии стало перевооружение и модернизация вооруженных сил. После целой серии терактов в мире британское правительство решило увеличить расходы на закупки военной техники, оружия и экипировки на 12 миллиардов фунтов стерлингов. В числе наиболее значимых закупок — истребители-бомбардировщики пятого поколения F-35, самолеты морской разведки и новые атомные подлодки.
"Будут закуплены 138 истребителей F-35. Первые 24 самолета будут размещены на новых авианосцах к 2023 году… Девять самолетов морской разведки Boeing P8 Poseidon поступят в войска к 2020 году", — говорится в документе.
При этом правительство отмечает, что самолеты-разведчики необходимы для поиска вражеских подлодок и спасательных операций.
Помимо F-35, ВВС Великобритании получат дополнительно еще одну эскадрилью истребителей четвертого поколения Typhoon, а флот беспилотных аппаратов будет увеличен в два раза — с 10 до 20.
ВМС страны также ждет модернизация. Главным проектом на предстоящие годы станет ввод в строй новых ядерных подлодок.
"Полная замена флота ядерных АПЛ обойдется в 31 миллиард фунтов стерлингов, что на 6 миллиардов фунтов больше планируемых ранее затрат… Также будут построены восемь боевых кораблей проекта 26 для замены стоящих в строю линейных кораблей проекта 23", — отмечается в докладе.
Ранее, в октябре министр обороны Великобритании Майкл Фэллон подтвердил намерение правительства строить новые подводные лодки. В рамках программы Trident британское правительство закупает, ставит на боевое дежурство ядерные вооружения и средства их доставки, а также управляет ядерным арсеналом. В структуре программы находятся четыре атомных подлодки, способные нести ядерные боезаряды.
При этом ранее ВМС Великобритании заявляли, что планировали получить 13 таких новых кораблей.
Представляя стратегию, премьер Кэмерон подтвердил, что к 2018 году в строй встанут два строящихся авианосца. В общей сложности ВМС в рамках стратегии получат 26 военных кораблей, поставщиком которых станет компания BAE Systems.
Главной реформой для сухопутных сил станет формирование к 2025 году двух бригад повышенной готовности, численностью в пять тысяч человек каждая, которые в случае крупных терактов должны прийти на помощь полиции внутри страны или быть развернуты в кратчайшие сроки в любой точке земного шара.
Кэмерон также пообещал, что его правительство делает все, чтобы направить инвестиции в область развития вооружений нового поколения. Одним из главных направлений он назвал усовершенствование беспилотных летательных аппаратов. При этом для финансирования модернизации правительство намерено сокращать расходы самого Минобороны. Стратегия предусматривает сокращение на 30% в течение следующих пяти лет количества гражданских служащих министерства до уровня в 41 тысячу человек.
Спецслужбы в прибыли
Штаты антитеррористических подразделений спецслужб будут увеличены, а финансирование самих спецслужб вырастет до 2 миллиардов фунтов стерлингов в течение 5 лет.
Новое финансирование будет выделено службам безопасности и разведки MI5, MI6 и Управлению правительственной связи с целью увеличить штат на 1,9 тысячи сотрудников. Решение принято в качестве ответа на растущую угрозу атак международных террористов, растущее количество кибератак и другие глобальные риски". В настоящее время общая численность сотрудников MI6, MI5 и Управления правительственной связи составляет примерно 12,7 тысячи человек.
Непосредственно фонд борьбы с терроризмом будет увеличен на треть до 15 миллиардов фунтов стерлингов, средства из него будут направляться на установление подозрительных пассажиров, новые меры контроля на границах для борьбы с контрабандой оружием.
Также будет увеличена и помощь другим государствам. Половина из 11-миллиардного бюджета помощи иностранным государствам будет направляться на поддержку нестабильных государств и регионов.
Особую опасность британское правительство видит в том, что террористические группы, в том числе экстремистские организации "Исламское государство" и "Аль-Каида" могут попытаться завладеть химическим, биологическим или радиоактивным оружием.
Говоря о борьбе с ИГ, Кэмерон подтвердил, что в предстоящий четверг выступит перед парламентом страны с объяснением, почему страна должна принять участие в военной кампании против "Исламского государства" в Сирии.
"В четверг я снова приду сюда, чтобы привести аргументы в пользу участия Великобритании в операции против ИГИЛ в Сирии", — сказал Кэмерон.
Он подчеркнул, что терроризм можно победить лишь вместе с партнерами.
Кибербезопастность и отмывание денег
Киберугрозу британское правительство отдельно упомянуло как одну из главных угроз, а стратегия предусматривает создание национального центра по противодействию киберугрозам.
"Мы создадим новый национальный кибер-центр, который будет курировать работу по противодействию кибератакам. Центр будет работать под руководством Управления правительственной связи при МИД страны", — говорится в документе.
Всего на кибербезопасность будет выделено 1,25 от всего оборонного бюджета страны. Для борьбы с кибер-угрозой также планируется создать специальный фонд инноваций с объемом средств в 165 миллионов фунтов.
Правительство планирует инвестировать не только в оборонную сферу, но и в образование, повышая компьютерную грамотность граждан с тем, чтобы они могли эффективнее защищать свои данные. В планах кабинета министров — налаживание диалога с крупными компаниями по вопросам кибербезопасности.
В общей сложности, согласно стратегии, Великобритания выделит дополнительно почти два миллиарда фунтов стерлингов на обеспечение кибербезопасности.
Наравне с киберугрозой Британия собирается бороться с "отмыванием" преступных доходов, а также лицами и организациями, которые пытаются уйти из-под международных санкций. Великобритания проведет международный форум по борьбе с коррупцией в 2016 году, меры по борьбе с отмыванием денег будут усилены.
"Мы представим новые меры, которые позволят Великобритании активнее бороться с теми, кто пытается перемещать, прятать или использовать средства, полученные от преступной деятельности или коррупции, а также пытается ускользнуть от санкций… Великобритания проведет глобальный антикоррупционный саммит в 2016 году", — говорится в распространенном канцелярией премьера документе.
Британское правительство планирует опубликовать программу по борьбе с отмыванием денег в ближайшее время, рассчитывая "устранить имеющиеся недостатки в этой сфере".
Мария Табак, Денис Ворошилов, Ирина Чумакова.

Первое: очень серьезный скандал разразился в США насчет того, кто виноват в военной катастрофе Америки на Ближнем Востоке. Второе: выяснение (опять же в США) того, почему террористы и экстремисты из "Исламского государства" выигрывают у сверхдержавы пропагандистскую войну. Вот что стоит за вроде как бодрыми и уверенными выступлениями президента Барака Обамы по сирийско-иракской тематике на саммитах в Азии.
Это уже не псакинг, это хуже
В Куала-Лумпуре, как и ранее в Маниле, Обама был в отличной боевой форме и активно высказывался перед несколькими аудиториями.
Здесь надо сказать, что после сложного саммита "Группы двадцати" в Анталье (Турция) мировая политика высшего уровня переместилась в две столицы Юго-Восточной Азии, Манилу и Куала-Лумпур, где США перешли в наступление, прежде всего против Китая. Что вписывается в прежнюю (и явно провалившуюся) американскую политику — уйти с Ближнего Востока, сосредоточиться на Азии.
В столице Филиппин был саммит АТЭС, а в столице Малайзии было десять саммитов подряд (мировой рекорд). Сначала встречались лидеры стран АСЕАН (ассоциация объединяет все государства Юго-Восточной Азии), потом они же устраивали встречи на высшем уровне с партнерами по диалогу — включая США, Китай, Россию, Индию и других. Произносились речи, в том числе, конечно, о борьбе с терроризмом.
Вот там и произошли два не очень различимых на общем фоне события. Первое: США обязались помогать стране-хозяйке встречи, Малайзии, управлять только что открытым региональным центром коммуникаций — по сути, пропагандистской конторой, которая будет бороться за умы мусульман, противостоя пропаганде "Исламского государства" и прочих экстремистов.
И второе событие: в Малайзии же Обама настойчиво, если не сказать — агрессивно, повторил все то, над чем в последнее время мир смеется. А именно: что российские авиаудары в Сирии только помогли террористам; что России следует "внести стратегические корректировки", которые позволят ей стать "эффективным партнером для нас и 65 государств, уже участвующих в кампании против ИГ".
Ну и в тот же день Обаме ответили, фактически одновременно, российский премьер Дмитрий Медведев (тоже находившийся в Куала-Лумпуре) и президент Сирии Башар Асад из Дамаска. Медведев сказал, что "ответственность за усиление ИГ лежит в том числе и на США, которые вместо борьбы с террористами начали бороться за уход президента Сирии Башара Асада". А Асад еще раз напомнил, что российская авиация за два месяца добилась больших успехов в борьбе с ИГ, чем все упомянутые Обамой "65 государств" за год.
Но их ответы как раз из серии очевидного, а вот что это за феномен — заявления Обамы, вопреки фактам продолжающего изрекать, мягко говоря, очевидные для всех неадекватные вещи? Это ведь уже не псакинг, когда выводят на трибуну неграмотную девочку, с которой и спорить смешно. Это, наверное, обаминг. Как его понять?
Понять вообще-то можно, если внимательно посмотреть на то, что происходит сейчас в США по части анализа ошибок того же Обамы и не только его. Это очень серьезный процесс, и касается он обоих куала-лумпурских событий — и открытия пропагандистского центра, и странных высказываний президента США.
Работа над ошибками
Вообще-то речь идет о серьезном скандале, который New York Times в минувшее воскресенье сделал темой своего главного (и громадного) материала. Он рассказывает, как Пентагон ведет внутреннее расследование того, что за документы поступали к министру обороны полтора года назад от Центрального командования (или Сенткома, ответственного за ближневосточный театр боевых действий).
Полтора года назад — это когда родилось ИГ, каким мы его сегодня знаем. Началось оно (в качестве не подпольной группировки, а как нечто, владеющее немалой территорией) с захвата второго в Ираке города — Мосула, вместе с поступившими из США арсеналами иракской армии. А что делала сама иракская армия, подготовленная американцами? Изначальные шифровки для Пентагона сообщали, что армия отступила. Затем кто-то из сенткомовцев уровнем выше отредактировал текст, написав "перегруппировалась". А сегодня, пишет газета, расследователи Пентагона изъяли у Сенткома множество документов и анализируют их. В частности, отмечают, что иракские солдаты даже не перегруппировались — они просто перешли на сторону нападавших.
Это вовсе не изолированная публикация, а один материал из большой серии. И ссылается эта серия на идущие в конгрессе слушания, где подробно выясняется, кто кому врал и кто что знал.
Читаешь эти материалы — и понимаешь, что в США очень много людей отлично понимают, что в куала-лумпурской перепалке между Обамой и Медведевым с Асадом прав отнюдь не Обама. Да, они все знают о мосульском провале, знают о том, что 75% американских самолетов, вылетающих бомбить ИГ, возвращаются с несброшенными бомбами и незапущенными ракетами (не знают, что бомбить?), и еще многое другое.
Теперь о пропаганде. Здесь тоже провал. Но в данном случае аналогичную серию громадных материалов (на темы об идеях, ценностях, социальных сетях) ведет другая мега-газета, Washington Post. Вот свежая ее публикация о том, что пропагандистская армия "халифата" куда сильнее и важнее его военного крыла, о том, как ежедневно по всей его захваченной территории разъезжают команды профессионалов с видеокамерами, как обрабатываются их материалы, как распространяются в социальных сетях, как работают вербовщики.
Будьте уверены, в этих публикациях никакого псакинга нет, тут все серьезно, помещаются карты, на которых обозначаются территории, кроме Ирака и Сирии, где ИГ ведет активные боевые действия — Ливия, Египет, Йемен, Пакистан, — и территории, где ведется пропаганда, — полмира.
И, как и в предыдущем случае, это вовсе не расследование журналиста-одиночки. Перед нами результат работы множества американских ведомств и институтов, которые расспрашивают перебежчиков из ИГ, анализируют интернет, изучают провалы официальных ведомств.
Кстати, решение помочь контрпропагандистскому центру в Малайзии — вполне разумное. Малайзия, с ее мусульманским большинством — лидер "движения умеренных", то есть очевидная идейная альтернатива экстремизму, разваливающему ислам изнутри. Ей есть что сказать. Такому процессу помогать можно и нужно.
Итак, Америка всерьез работает над ошибками и отлично понимает свой иракско-сирийский провал. А несчастный Обама, которому осталось досидеть год с лишним, тем временем занимается обамингом.
Это, кстати, очень американский феномен — массированное вранье — как в международных конфликтных ситуациях, так и во внутренних лоббистских войнах за умы потребителей. По американским правилам не принято говорить "мы врали". Надо продолжать нести чушь, пока не уйдешь в отставку.
Когда-нибудь кто-нибудь займется работой и над этими странностями американской цивилизации.
Дмитрий Косырев, политический обозреватель МИА "Россия сегодня"
В минувшую субботу в Киеве отмечали вторую годовщину со дня начала Майдана. Народ отметил "праздник" вяло и противоречиво — и больше не торжествами, а акциями протеста против нынешней власти и даже скандалами.
Впрочем, автора этих строк интересует не "празднество", а итоги двухлетнего пути киевского режима. Причем, опять же, не столько не политические, экономические и иные итоги его деятельности, сколько главный, геополитический итог Майдана — с кем сегодня Украина и кого она считает своим братом вместо России.
"Братское" самосознание некоторых украинских элит
Украинские (малороссийские и галицийские) элиты и народы веками вынуждены были самоопределяться со степенью родства по отношению к странам-соседям. Старших братьев у них было много: то Русь, то Литва, то Польша, то Россия, то Австрия, то Германия, то вновь Россия.
Цивилизационно — не старшим, а просто братом Украины, — родным и самым близким, всегда была Россия, в какой-то момент провозгласившая Киев матерью городов русских, но в нулевые годы текущего века часть украинской элиты посчитала важным объявить своими ближайшими родственниками США и Евросоюз, наплевав на интересы родного брата.
Операция по перекодировке сознания народа Украины вполне удалась, вследствие чего социальные сети этой страны наполнились пафосными обращениями к русским и россиянам в духе "никогда мы не будем братьями — ни по Родине, ни по матери!" Собственно говоря, подобное мироощущение, охватившее часть украинской нации, и есть главный итог киевского Майдана.
Названный факт, безусловно, весьма огорчил россиян, но не изменил особо их отношения к украинцам, которых граждане РФ по-прежнему считают братским народом. А вот у Украины возникли серьезные проблемы с идентификацией.
Дело в том, что реальное национальное освобождение какой-либо страны предполагает прежде всего освобождение сознания народа — приведение его в состояние, при котором люди начинают понимать, что их жизнь теперь зависит только от них самих. Увы, такой перестройки в сознании граждан Украины не произошло, что естественно: вожди Майдана не ставили своей целью подлинное освобождение страны от внешних и внутренних зависимостей. Ставились задачи по смене одного "старшего брата" на другого.
Лидеры Майдана были нацелены на то, чтобы заменить как бы не отвечающего их амбициям стратегического партнера и гаранта развития на как бы более перспективного партнера (в смысле — спонсора), каким привиделся Запад. (Склонность украинских элит к паразитированию суть следствие 350-летнего пребывания Киевской Руси в положении привилегированной провинции российско-советской "империи").
Здесь нужно отметить, что одни вожди Майдана видели будущего главного спонсора в США, другие в Евросоюзе. Но на этапе борьбы за власть это было не важно. Важно было осуществить "революцию", в том смысле, чтобы сменить цивилизационный код, а вместе с ним и степень родства со странами-соседями.
У нацистов не может быть братьев, только союзники и спонсоры
После победы Майдана новый режим отказался от кровного брата, но вот вопрос: а приобрел ли Киев вместо России новых братьев и кто они?
В лице Евросоюза Украина получила не брата, не спонсора и даже не партнера, но холодного и расчетливого соседа, подсчитывающего барыш по результатам тотальной утилизации ресурсов оказавшейся в сложном положении, в том числе по вине (корыстному умыслу) самого ЕС, поддавшейся на провокацию страны.
В период обсуждения и подписания Минских соглашений Киеву дали понять, что Евросоюз в упор не видит в Украине своего родственника (мало ли чего обещали еврочиновники украинской оппозиции накануне госпереворота!). Отсюда — разворот Киева в сторону нового потенциального "старшего брата", то есть спонсора — Госдепа США.
В Вашингтон потянулся караван просящих — Порошенко, Яценюк, Парубий, Саакашвили и проч., — и сегодня Киев делает все для того, чтобы граждане Украины считали своим новым старшим братом именно США. Притом что Вашингтону, в еще меньшей степени, чем Брюсселю, нужны какие-либо бедные родственники.
Полагаю, что Вашингтон вполне устраивает имидж не старшего, но "Большого брата" современной Украины и иных присягнувших демократии государств, хотя реальная поддержка тому же Киеву оказывается Госдепом только в тех случаях, когда это соответствует интересам США и американских компаний.
Кстати, интересы Киева совпали с интересами Вашингтона на прошлой неделе, когда в ООН обсуждался проект резолюции, внесенный Россией и касающийся борьбы с героизацией нацизма. Понятно, что пронацистская Украина выступила против этой резолюции, а США, в свою очередь, поддержали позицию Киева.
Думается, что, если бы в ООН присутствовали представители "Исламского государства" (террористическая организация, деятельность которой запрещена на территории РФ), они бы тоже поддержали власти Украины. И вот здесь мы подходим к главному, к тому, что братские, то есть ментально и идейно близкие, отношения возникают сегодня у киевского режима именно с ИГ. Подобно тому, как в период известных событий в Чечне у УНА-УНСО сложились союзнические отношения с ичкерийско-арабскими боевиками.
Нынешнее братство киевского режима и поддерживаемых им нацистов "Правого сектора" с радикальными исламистами Ближнего Востока выражается в первую очередь в том, что и те, и другие развязали террористическую войну против Российской Федерации и ставят своей целью убивать русских и россиян любыми способами, не щадя женщин и детей.
В последний месяц фактами прямого террора против России стали организованный радикальными исламистами взрыв российского самолета над Синаем, а также подрыв бандеровцами линий электропередачи в Херсонской области, в результате которого без электроэнергии остался полуостров Крым.
Впрочем, специфическое братство террористических и нацистских прайдов зиждется не только на наличии общего врага.
Сектантское братство исламских террористов и бандеровцев
На минувшей неделе экс-глава националистической группировки УНА-УНСО Дмитрий Корчинский призвал легализовать пребывание на Украине боевиков ИГ. "Каждый, кто борется за освобождение своего народа от империалистического гнета Москвы, имеет право на убежище в Киеве", — заявил он.
Кстати, СБУ уже неоднократно подтверждала факт использования Украины в качестве транзитной территории для переправки радикалов в Сирию и Ирак.
Напомню также, что на минувшей неделе в российских и зарубежных СМИ появилась информация о том, что Украина поставляет "Исламскому государству" оружие.
Словом, в разворачивающейся на Ближнем Востоке битве современная Украина и "Исламское государство" оказались по одну сторону баррикад, и это обусловлено не только наличием общего врага. Важнейшим фактором "братства" этих двух квазигосударств является их идейная близость, основанная на ксенофобии, нацизме, религиозном сектантстве и вандализме.
И те, и другие перекраивают историю и уничтожают исторические памятники. И те, и другие в борьбе за жизненное пространство применяют тотальное насилие, так что раскапываемые в коллективных могилах женщины и дети на освобождаемых от боевиков (в Сирии) и Нацгвардии (в Донбассе) территориях — явления одного порядка.
И боевики ИГ, и бандеровцы — вне закона и вне морали. Их квазизакон основан на иерархии подчинения вождям, их квазимораль опирается на насилие, казни, теневые рынки оружия и наркотиков, спонсорские подачки, грабежи и террор. У тех и других нет реальной народной поддержки, но есть сектантская сплоченность подельников, вовлекающих в свои ряды круговертью многочисленных преступлений все новых и новых людей.
И нет никаких привлекательных ценностей (вроде приписываемой боевикам ИГ идеи "справедливости") у тех и других. Боевики "Исламского государства" провозглашают приверженность исламу и шариату, бандеровцы — идеям евроинтеграции и демократии. На самом же деле на первом месте у тех и других деньги и власть.
Оба квазигосударства насквозь продажны, и в этом смысле они не только не ценностны, но и не самодостаточны. И радикальные исламисты, и нацисты Европы — орудие глобализации, своего рода новые рейнджеры насаждаемого по всему миру нового порядка.
Владимир Лепехин
ранцузские политики все больше склоняются к необходимости более тесного военного сотрудничества с Россией по борьбе с терроризмом, особенно после атаки на Париж. И если Париж и Москва объединят свои военные усилия, то это может обернуться настоящим "ночным кошмаром" для террористической организации "Исламское государство", считает обозреватель американского издания The National Interest Дэйв Маджумдар.
И хотя конкретных договоренностей все еще не достигнуто, отмечает автор статьи, военное сотрудничество двух держав уже нельзя рассматривать как исключительно "возможное".
Французский президент Франсуа Олланд, продолжает обозреватель, планирует встретиться с российским президентом Владимиром Путиным в Москве, а также с американским коллегой в Вашингтоне.
При этом, говорится в статье, "очевидно, Олланд будет просить США сотрудничать с Москвой".
"Что бы вы ни думали о русских, факт в том, что они – единственные, кто способен и кто желает совершить значительные действия в борьбе с терроризмом. Я думаю, трудно упрекнуть французов в том, что они рассматривают возможность сотрудничества и взаимодействия с Россией, особенно после того, как Обама дал понять, что события в Париже не станут основанием для пересмотра стратегии США в Сирии", — цитирует Маджумдар слова бывшего французского дипломата Симона де Гальбера, который в настоящее время является научным сотрудником Центра стратегических и международных исследований.
Между тем, отмечает обозреватель, именно действия российской авиации наносят существенный ущерб инфраструктурным объектам боевиков "Исламского государства".
Tracking ISIS to DC’s Doorsteps
Ulson Gunnar
The problem with America’s “anti-ISIS coalition” is not a matter of poor planning or a lack of resources. It is not a matter of lacking leadership or military might. The problem with America’s “anti-ISIS coalition” is that it never existed in the first place. There is no US-led war on ISIS, and what’s worse, it appears that the US, through all of its allies, from across the Persian Gulf to Eastern Europe and even within Washington itself, are involved in feeding ISIS, not fighting it.
Going from Syria itself, outward according to geographical proximity, we can trace ISIS’ support all the way back to Washington itself. And as we do, efforts like the “talks” in Vienna, and all the non-solutions proposed by the US and its allies, appear ever more absurd while the US itself is revealed not as a stabilizing force in a chaotic world, but rather the very source of that chaos.
In Syria
Within Syria itself, it is no secret that the US CIA is arming, training, funding and equipping militant groups, groups the US now claims Russia is bombing instead of “ISIS.” However, upon reading carefully any report out of newspapers in the US or its allies it becomes clear that these “rebels” always seem to be within arms reach of listed terrorist organizations, including Jabhat al Nusra.
Al Nusra is literally Al Qaeda in Syria. Not only that, it is the terrorist organization from which ISIS allegedly split from. And while the US has tried to add in a layer of extra plausible deniability to its story by claiming Nusra and ISIS are at odds with one another, the fact is Nusra and ISIS still fight together on the same battlefield toward the same objectives.
And while we’ll get to who is propping up these two terrorist groups beyond Syria’s borders, it should be noted that the US and European media itself has reported a steady flow of weapons and fighters out from its own backed “rebel” groups and into the ranks of Nusra and ISIS.
Articles like Reuters’ “U.S.-trained Syrian rebels gave equipment to Nusra: U.S. military” give at least one explanation as to where ISIS is getting all of its brand new Toyota trucks from:
Syrian rebels trained by the United States gave some of their equipment to the al Qaeda-linked Nusra Front in exchange for safe passage, a U.S. military spokesman said on Friday, the latest blow to a troubled U.S. effort to train local partners to fight Islamic State militants.
The rebels surrendered six pick-up trucks and some ammunition, or about one-quarter of their issued equipment, to a suspected Nusra intermediary on Sept. 21-22 in exchange for safe passage, said Colonel Patrick Ryder, a spokesman for U.S. Central Command, in a statement.
Before this, defections of up to 3,000 so-called “Free Syrian Army” (FSA) “rebels” had been reported, even by the London Guardian which claimed in its article “Free Syrian Army rebels defect to Islamist group Jabhat al-Nusra” that:
Abu Ahmed and others say the FSA has lost fighters to al-Nusra in Aleppo, Hama, Idlib and Deir al-Zor and the Damascus region. Ala’a al-Basha, commander of the Sayyida Aisha brigade, warned the FSA chief of staff, General Salim Idriss, about the issue last month. Basha said 3,000 FSA men have joined al-Nusra in the last few months, mainly because of a lack of weapons and ammunition. FSA fighters in the Banias area were threatening to leave because they did not have the firepower to stop the massacre in Bayda, he said. Advertisement
The FSA’s Ahrar al-Shimal brigade joined al-Nusra en masse while the Sufiyan al-Thawri brigade in Idlib lost 65 of its fighters to al-Nusra a few months ago for lack of weapons. According to one estimate the FSA has lost a quarter of all its fighters.
Al-Nusra has members serving undercover with FSA units so they can spot potential recruits, according to Abu Hassan of the FSA’s al-Tawhid Lions brigade.
Taken together, it is clear to anyone that even at face value the US strategy of arming “moderate rebels” is a complete failure and that to continue proposing such a failed strategy is basically an admission that (in fact) the US seeks to put weapons and trained fighters directly into the ranks of Al Nusra and other hardcore terrorist groups.Of course, in reality, that was the plan all along. So even before our journey leaves Syria, we see how the US is feeding, not fighting terrorism, completely and intentionally.
Turkey
And of course, before many of the fighters even reach the battlefield in Syria, they have spent time training, arming up and staging in Turkey and Jordan. There has been a lot of talk in Washington, London and Brussels about establishing safe havens in Syria itself for this army of rebel-terrorists, but in reality, Turkey and Jordan have served this purpose since the war began in 2011. All the US and its allies want to do now is extend these safe havens deeper into Syrian territory.
But before that, a steady stream of supplies, weapons and fighters have been pouring over the border, provided by the Persian Gulf monarchies (Saudi Arabia and Qatar in particular) and with the explicit complicity of the Turkish government.
German broadcaster Deutsche Welle videotaped hundreds of trucks pouring over the Turkish border, bound for ISIS in Syria as part of its story, “ISIS and Turkey’s porous borders” (video here). It was not a scene one would describe as “smuggling” behind the back of Turkish authorities, but rather a scene reminiscent of the Iraq War where fleets of trucks openly supported the full-scale invasion of Iraq by America’s military.
Turkey’s borders aren’t merely porous, they are wide open, with the Turkish government itself clearly involved in filling up the fleets of supply trucks bound for ISIS on a daily basis.
In recent days, as Russia has begun decimating fleets of these trucks, and in particular, oil tankers that, instead of bringing supplies into Syria, are stealing oil for export beyond Syria’s borders, there has been talk about just who this oil is being sold to. Turkey’s name comes up yet again.
Business Insider in its article “Here’s How ISIS Keeps Selling So Much Oil Even While Being Bombed And Banned By The West” reveals:
Most of the oil is bought by local traders and covers the domestic needs of rebel-held areas in northern Syria. But some low-quality crude has been smuggled to Turkey where prices of over $350 a barrel, three times the local rate, have nurtured a lucrative cross-border trade.
And if some readers don’t find the argument that ISIS sustains itself from within Turkish territory entirely convincing, perhaps a direct admission from the US State Department itself might help. Its Voice of America media network recently reported in an article titled “US, Turkey Poised for Joint Anti-ISIS Operation, Despite Differences” that:
Some have even suspected the Turkish government of cooperating with IS, making allegations that range from weapons transfers to logistical support to financial assistance and the provision of medical services. The Cumhuriyet daily this week published stories that alleged Turkish Intelligence was working hand-in-hand with IS. A former IS spy chief told the paper that during the siege of the Syrian city of Kobani last year, Turkish Intelligence served McDonald’s hamburgers to IS fighters brought in from Turkey.
Some analysts say the pending border operation could help silence some of the criticism.
That the US is still working openly with Turkey despite increasing evidence that Turkey itself is sustaining ISIS in Syria, indicates that the US itself is also interested in perpetuating the terrorist group’s activities for as long as possible/plausible.
Eastern Europe
Those nations in Eastern Europe who have either joined NATO or now aspire to, also appear to be directly involved. The large torrent of weapons needed to sustain ISIS’ terrorism within Syria cannot, as a matter of managing public perception, appear to be coming entirely from US arsenals themselves (though hundreds of TOW missile systems and M16s do regularly show up in the hands of Nusra, ISIS and other terrorists organizations). Instead, Soviet bloc weapons are needed and to get them, the US has tapped NATO members like Croatia and aspiring NATO member Ukraine to help arm its ISIS legions.
In 2013 it was revealed by the New York Times in their article Arms Airlift to Syria Rebels Expands, With Aid From C.I.A. that:
Although rebel commanders and the data indicate that Qatar and Saudi Arabia had been shipping military materials via Turkey to the opposition since early and late 2012, respectively, a major hurdle was removed late last fall after the Turkish government agreed to allow the pace of air shipments to accelerate, officials said.
Simultaneously, arms and equipment were being purchased by Saudi Arabia in Croatia and flown to Jordan on Jordanian cargo planes for rebels working in southern Syria and for retransfer to Turkey for rebels groups operating from there, several officials said.
One wonders how many of these weapons “coincidentally” ended up in Nusra or ISIS’ hands.
More recently, the NATO-installed junta in Ukraine has been implicated not in supplying weapons to ISIS by proxy, but supplying them to ISIS much more directly after a high-profile bust was made in Kuwait implicating Kiev.
International Business Times reported in its article “Ukraine Weapons To ISIS? Kiev Denies Charge After Islamic State Terrorists Caught In Kuwait” that:
The Ukrainian military has denied knowledge of how its weapons made it into the hands of Islamic State group terrorists. Lebanese citizen Osama Khayat, who was arrested this week in Kuwait with other suspects, said he purchased arms in Ukraine that were meant to be delivered to the militant group in Syria via smuggling routes in Turkey.
Perhaps readers notice a pattern. Washington is using its vast global network and allies to arm and fund terrorists in Syria, supported by massive logistical networks flowing through Turkey and to a lesser extent, Jordan. Everyone from America’s allies in Kiev and Zagreb, to Riyad and Doha, to Ankara and Amman are involved which goes far in explaining just how ISIS got so powerful, and why it still remains so powerful despite its widening war on what appears to be the entire world.
The United States
And all of this brings us back to Washington itself. Surely Washington notices that each and every single one of its allies is involved in feeding, not fighting ISIS. When each and every one of its allies from Kiev to Ankara are involved in arming and supplying ISIS, Washington not only knows, it is likely orchestrating it all to begin with.
And proving this is not a matter of deduction or mere implications. Proving this requires simply for one to read a 2012 Department of Intelligence Agency (DIA) report (.pdf) which openly admitted:
If the situation unravels there is the possibility of establishing a declared or undeclared Salafist principality in eastern Syria (Hasaka and Der Zor), and this is exactly what the supporting powers to the opposition want, in order to isolate the Syrian regime, which is considered the strategic depth of the Shia expansion (Iraq and Iran).
If, at this point, one is unclear on just who these “supporting powers to the opposition” are, the DIA report itself reveals it is the West, NATO (including Turkey) and its allies in the Persian Gulf.
This Salafist (Islamic) principality (state), or ISIS for short, was not an indirect consequence of US foreign policy, it was (and still very much is) a concerted conspiracy involving multiple states spanning North America, Europe, and the Middle East. It could not exist otherwise.
While Russia attempts to reach westward to piece together an inclusive coalition to finally put an end to ISIS, it is clear that it does so in vain. Washington, Brussels and their regional allies in the Middle East have no intention of putting an end to ISIS. Even today, this very moment, the US and its allies are doing everything within their power to ensure the survival of their terrorist armies inside of Syria for as long as possible before any ceasefire is agreed to. And even if a peace settlement of some sort is struck, all it will do is buy Syria time. No matter how much damage Russia and its own, genuine coalition consisting of Iran, Iraq and Lebanon deal ISIS within Syria, the networks that fed it from Turkey, Jordan, the Persian Gulf, Eastern Europe and Washington itself remain intact.
One hopes that these networks can be diminished through the principles of multipolarism within the time being bought for Syria through the blood, sacrifice and efforts of Syrian soldiers and Russian airmen.
Нельзя одной рукой бороться с террористами, а другой подыгрывать им
Александр МЕЗЯЕВ
20 ноября Совет Безопасности ООН принял резолюцию 2249 о борьбе с терроризмом, точнее – по ситуации, сложившейся в связи с террором «Исламского государства» в Сирии и Ираке. Впрочем, политически правильнее называть эту организацию Даеш,(1) так как использование термина «Исламское государство» (ИГ) является умышленной дискредитацией ислама как религии мира и терпимости.(2) Единственной проблемой использования термина Даеш вместо названия «Исламское государство» является решение Верховного суда России от 29 декабря 2014 года, в котором ИГ признаётся террористической организацией и её деятельность на территории России запрещается. В решении Суда перечисляются другие названия ИГ, но все они в той или иной форме содержат слово «ислам», а название «Даеш» в него не попало.(3) Впрочем, впервые термин «Даеш» был включён в иные названия ИГ в только что принятой резолюции СБ ООН 2249, таким образом, решение Верховного суда РФ можно толковать в системе с этой резолюцией.
Данный пункт повестки дня был чрезвычайным, в план работы СБ на ноябрь включён не был и потому проект готовился в необычной обстановке. Как правило, каждый запланированный пункт повестки дня имеет своего ответственного члена Совета, готовящего проект резолюции, но внеочередные пункты повестки дня часто предполагают активное участие со стороны разных членов Совбеза. При подготовке заседания Совбеза произошло столкновение двух проектов - французского и российского. Впрочем, говорить о том, что вопрос о терроризме является для СБ внезапным, конечно, не приходится. Вот уже много лет этот вопрос находится в постоянной повестке дня Совета, проходит рутинное обсуждение, завершающееся то выражением соболезнований отдельным государствам, то принятием отдельных резолюций, но вопрос так и не получил окончательного решения. Так, например, ещё в октябре 2004 года СБ ООН принял решение о создании специального компенсационного фонда помощи жертвам терроризма. Однако через год данное решение было признано поспешным. В том числе по причине… отсутствия определения терроризма в международном праве! Данное решение Совбеза наглядно демонстрирует половинчатый характер действий Совета Безопасности.
Резолюция 2249, принятая 20 ноября, носит тот же характер. Обновлённый российский проект, который был представлен в Совет ещё 30 сентября, поддержан не был. Более того, постоянный представитель России в СБ ООН В.И.Чуркин сообщил, что ряд государств попытались даже заблокировать работу над российским проектом.(4) В отличие от «ряда государств», Франция учла некоторые российские поправки. В создавшейся ситуации Россия поддержала французский проект.
Что же предусматривает новая резолюция СБ ООН 2249?
Прежде всего, следует отметить, что, согласно резолюции, Даеш представляет собой «глобальную и беспрецедентную угрозу международному миру и безопасности». Это намного более жесткая квалификация, нежели простое включение Даеш и «Фронт ан-Нусра» в список террористических организаций, что было сделано в резолюции СБ ООН в мае 2015 года.
Кроме того, СБ призвал все государства принять «все необходимые меры» по борьбе с террором Даеш и рядом других организаций. Эта формула вызывает серьёзные вопросы.
Во-первых, несмотря на квалификацию деятельности Даеш как «угрозу международному миру», резолюция 2249 не упоминает главу VII Устава ООН в качестве основы принимаемых им действий. Это весьма странно, так как единственным смыслом квалификации той или иной ситуации в качестве «угрозы миру» является применение силы, то есть мер, предусмотренных главой VII Устава ООН. На этом странности резолюции не прекращаются. Внимательное прочтение текста показывает, что СБ как таковой не принял никаких мер в отношении террора Даеш. Он всего лишь «призвал» другие государства (добавлено: «имеющие такие возможности») принимать те или иные меры.(5) Сам СБ ООН ничего не предписывает и даже не одобряет. Во-вторых, призыв к принятию «всех необходимых мер» обусловлен целой группой ограничений. Среди них: нормы международного права, включая Устав ООН, нормы международного права, регулирующего права человека, международного права, регулирующего права беженцев, и международного гуманитарного права. Возможно, это самый главный пункт резолюции 2249, и как раз он-то оставляет ощущение двусмысленности… По крайней мере, странности текста французского проекта дают основания полагать, что если бы главной целью было действительно уничтожение Даеш, то формулировки были бы совершенно иными.
И здесь надо сказать о противостоянии двух проектов резолюций, а точнее двух концептуальных подходов - Франции (западного блока в целом) и России. Дело в том, что Россия постоянно подчёркивает необходимость соблюдения государственного суверенитета Сирии. Отсутствие в тексте резолюции прямого указания на согласие сирийских властей при принятии другими государствами «всех необходимых мер» (положение, содержавшееся в российском проекте) является ещё одной важнейшей проблемой данной резолюции. Данное положение российского проекта вызвало весьма ожесточённую реакцию со стороны западного блока. Так, постоянный представитель Британии в Совбезе заявил: «Россия должна решить сама, будет ли она возвращаться к своей резолюции. Если она намерена так действовать, то для преодоления возникших разногласий в проект следует внести изменения, касающиеся роли Асада в Сирии». Однако позиция России основана на международном праве, а не на ублажении британских пожеланий. Российская Федерация намерена бороться с терроризмом всерьёз и по всем фронтам. Именно поэтому Россия заявила, что она будет продолжать продвигать свой проект в СБ ООН(6).
(1) Аббревиатура от арабского произношения ИГИЛ (ad-Dawlah al-Islāmiyah fī 'l-Irāq wa-sh-Shām).
(2) Даеш резко критикуется исламскими религиозными деятелями, включая теологов. Так, Великий муфтий Саудовской Аравии Абдул-Азиз назвал в 2014 году террор главным врагом ислама. В сентябре 2014 года более 120 имамов и мусульманских теологов всего мира направили главарю Даеш аль-Багдади открытое письмо, выразив несогласие с его интерпретацией ислама. Великий имам мечети Аль-Азхар А. эль-Тайеб назвал деятельность Даеш попыткой экспорта фальшивого ислама. Имеется много других примеров осуждения исламским миром так называемого «Исламского государства».
(3) См. решение Верховного суда России по делу №АКПИ14-1424С от 29 декабря 2014 г. // http://www.supcourt.ru/stor_pdf.php?id=1223842
(4) Выступая на заседании Совбеза 20 ноября, В.И.Чуркин заявил: «Попытку некоторых членов Совета заблокировать работу над нашим проектом считаем политически близорукой. Нельзя одной рукой бороться с террористами, а другой фактически подыгрывать им, руководствуясь конъюнктурными соображениями».
(5) Дословно текст параграфа 5 резолюции 2249 звучит следующим образом: Совет Безопасности «призывает государства-члены, которые способны сделать это, принять все необходимые меры в соответствии с международным правом… на территории под контролем ИГИЛ, также известного как «Даеш», в Сирии и Ираке, с тем чтобы удвоить и координировать свои усилия для предупреждения и пресечения террористических актов, совершаемых непосредственно ИГИЛ» и другими террористическими группами, «обозначенными Советом Безопасности ООН, сообразно тому, как это может быть дополнительно согласовано Международной группой поддержки Сирии (МГПС) и одобрено Советом Безопасности ООН в соответствии с заявлением Международной группы поддержки Сирии от 14 ноября».
(6) http://www.fondsk.ru/news/2015/11/21/rossia-prodolzhit-dobivatsja-prinjatija-sovbezom-oon-ee-rezoljucii-po-terrorizmu-36916.html
Дилеммы антитеррора: взгляд из Германии
Наталия МЕДЕН
Сразу после парижских терактов полицейские операции были проведены не только во Франции, которая теперь живет в условиях чрезвычайного положения, но в ряде других стран. Уязвимость Шенгенской зоны стала очевидной. Быстрее всех отреагировали Бельгия и Германия. И дело не только в их территориальной близости к «французскому очагу опасности», но и, что более существенно, в оценке властями этих стран характера потенциальных угроз.
Что касается Германии, то здесь угроза таится внутри. По данным Хольгера Мюнха, возглавляющего Федеральное ведомство по уголовным делам, в стране проживают, то есть имеют немецкое гражданство, 43 тысячи исламистов (численность мусульман официально оценивается в 3 миллиона, хотя, по нашему мнению, эта оценка занижена).
Как считает полиция, каждый десятый исламист, проживающий в Германии, может представлять угрозу безопасности. Под подозрением находятся в первую очередь те, кто вернулся в Германию после участия в боевых действиях в Сирии на стороне ИГ. Известно, что ранее в Сирию выехали не менее 750 немецких исламистов, и половина из них уже вернулась в Германию. Отмахнуться от связи между расширением потока беженцев в Европу и терроризмом невозможно. Греческая полиция уже подтвердила, что один из устроителей терактов в Париже ранее пересёк границу ЕС как беженец.
Прибывающие беженцы – вторая категория подозреваемых, и с ними у полиции и служб безопасности самые большие трудности, потому что «свои» исламисты так или иначе раньше отслеживались. Например, известно, что Абдельхамид Абауд (предполагаемый организатор терактов, убитый в парижском пригороде Сен-Дени) несколько раз бывал в Германии. Другой организатор, Салах Абдеслам, в этом году провел в Германии около двух месяцев, а в начале сентября уехал в Австрию. Разобраться же в мутном потоке новых беженцев, заполоняющих Германию с августа сего года, крайне сложно. Особенно если принять во внимание случаи, когда отчаянные беженцы едва ли не на ходу выпрыгивали из специальных поездов, в которых их перемещали по стране немецкие службы.
Только в Берлине за 4 дня после парижских событий было 14 случаев, когда в связи с обнаружением подозрительных предметов полиция устраивала оцепления. Это нарушает движение транспорта, а жителей близлежащих домов приходится эвакуировать. Всё это раздражает. Не остались немцы равнодушными и к тому, что среди парижских жертв 13 ноября оказались двое их сограждан. В январе, после нападения на редакцию скандального Charlie Hebdo, когда французы на многочисленных демонстрациях по всей стране являли миру и друг другу образец галльского бесстрашия, в Германии проходили демонстрации солидарности. Теперь во Франции картина куда более серьёзная: парламент продлил чрезвычайное положение на три месяца (президент уполномочен объявлять ЧП только на 12 дней). Как теперь реагируют немцы? По недавнему опросу института YouGov, 59% опрошенных опасаются, что теракты могут произойти и в Германии, 61% не чувствуют себя в безопасности.
Обратим внимание на новый вопрос, который в предыдущих опросах немецкими социологами не задавался: отношение к возможному участию немецких вооруженных сил в операции против ИГ. В прежние времена – будь то Афганистан, тем более Ирак, а не так давно Ливия - немцы встречали подобные идеи более чем прохладно. Теперь половина участников опроса считает, что участие Германии в военных акциях против ИГ было бы оправданно (более решительно настроены мужчины). Иные результаты приводит ARD-Deutschland Trend: по их данным, за участие Германии в военных действиях против ИГ высказались 42% опрошенных (больше процент среди тех, кто относит себя к сторонникам ХДС), против – 52%.
Что касается политических верхов, то там, похоже, единства нет - или там чего-то ждут. Глава военного ведомства Урсула фон дер Ляйен поспешила отозваться на призыв о помощи, с которым министр обороны Франции Жан-Ив Ле Дриан обратился к коллегам из ЕС, пообещав сделать «все, что в наших силах». Что же конкретно? Усиление поддержки курдским бойцам пешмерга (Германия обучала несколько курдов на своей территории, отправила советников на север Ирака, снабжает вооружённые формирования пешмерга оружием) и усиление немецкого присутствия в Мали. Последнее предложение – довольно неуклюжая попытка одним ударом сразить двух зайцев: и помощь французам оказать, и потеснить их в бывших колониях. Ле Дриан упоминал о помощи в горячих точках, но особо – о содействии в Сирии. Тут немцы держат паузу, но некоторые изменения в позиции Берлина заметны.
17 ноября, побывав в Пассау (в Баварии, около австрийской границы), Урсула фон дер Ляйен заявила, что теракты в Париже – не тот случай, когда требуется коллективная оборона. «Ужасное нападение на демократию и свободу» - да, но коллективная оборона – нет. 20 ноября она уже говорила, что не исключает действий бундесвера в Сирии, но только на основании резолюции Совета Безопасности ООН. Дословно было сказано: «Что нам нужно – это местные наземные силы, люди, которые там живут, кто жизненно заинтересован в возвращении своих территорий». Логика не вполне ясна: то ли «местные, разбирайтесь сами», то ли «нам нужно, чтобы местные вернули всё на свои места». Любопытно, кто те самые «мы», которым чего-то нужно добиться чужими руками, а точнее жизнями. Очень жаль, что госпожа фон дер Ляйен не пояснила, кого всё-таки она имеет в виду.
Во всяком случае, стремление использовать ситуацию в своих целях налицо. Оно проявляется не только в «щедром» предложении помощи французам, но и, что важнее, обращено внутрь страны. Просматривается попытка искусственно герметизировать ситуацию. Закрыть границы, поставить заслон беженцам – в конце концов, не того ли давно, хотя и безуспешно, добивались от властей коренные европейцы? Сегодня, если доверять опросам, более 90% немцев выступают за ужесточение мер безопасности и лишь 5% усматривают в этих мерах нарушение основополагающих прав и свобод личности. Еще чуть-чуть – и поголовную слежку в Интернете будут почитать за благо. Не исключено расширение компетенции бундесвера за счет полицейских функций: на этом настаивают христианские демократы. Уже сегодня 8 тысяч военных привлечены к выполнению задач такого рода.
В то же время очевидно стремление максимально успокоить население. В Ганновере были отменены матч и джазовый концерт, но никаких арестов не произвели. Ночью в поезде, следовавшем в Ганновер, была тревога, вызванная тем, что некий пассажир оставил в вагоне багаж. Наутро власти объявили, что подозрительный предмет оказался муляжом бомбы. 20 ноября в одном из отелей Мюнхена были арестованы 4 человека, но полиция заявляет, что речь не идет о террористах. Правда, при этом сообщают, что в номере отеля обнаружены комплекты полицейской формы и газовые баллоны. Кстати, в тот же день в Лондоне полиция на несколько часов закрыла станцию метро «Бейкер-стрит», с которой были эвакуированы пассажиры. Оцепление сохранялось несколько часов. И – снова официальное объявление о том, что террористы ни при чем. Может, и действительно ни при чем, и бомбы – всего лишь муляжи. А может быть, важнее предотвратить панику, чем сообщать об успехах спецоперации. Тем более что успехи не всегда очевидны: в Мюнхене четверо арестованы, но ещё четверым удалось скрыться на серебристых мерседесах. Один из организаторов терактов в Париже убит, но другой (Салах Абдеслам) пока в розыске; по сведениям прессы, есть и третий организатор, чье имя не установлено.
А главное, Германия не даёт пока внятного ответа на основные вопросы. Возможно ли в принципе строить стратегию противодействия терроризму, огораживаясь от внешнего мира? И как быть с тем, что щупальца «Исламского государства» уже дотянулись до Европы?
Спонсоры ИГ и угроза терроризма в Польше
Владислав ГУЛЕВИЧ
В своём программном выступлении в сейме новый премьер-министр Польши Беата Шидло, представительница партии «Право и справедливость» («ПиС»), заявила, что во внешней политике Варшава будет ориентироваться на США как гаранта безопасности всего мира.
«ПиС» пришла к власти по итогам парламентских выборов 25 октября 2015 г. и объявила о пересмотре курса предыдущего правительства по таким щекотливым вопросам, как система европейской безопасности и миграционный кризис. Способом решения первого вопроса Варшава видит укрепление восточного фланга НАТО за счёт усиления американского присутствия в Европе. Польские власти уверены, что опора на Вашингтон позволит Польше укрепить её геополитическое положение.
На программу расширения военного присутствия США в Восточной Европе будет, видимо, ориентирован подход ко всем остальным проблемам, с которыми предстоит иметь дело новому польскому правительству. Это касается и проблемы беженцев.
Предыдущее правительство, сформированное партией «Гражданская платформа» («ГП»), согласившись принять тысячи беженцев с Ближнего Востока, поначалу подверглась острой критике со стороны «ПиС». Вместе с тем новое правительство, публично критикуя Брюссель за навязывание квот по распределению мигрантов, заявляет устами министра иностранных дел Польши Витольда Ващиковского, что вынуждено выполнить «обязательства предыдущего правительства» и принять мигрантов из Сирии. При этом сам В. Ващиковский выражает сомнение в способности польских спецслужб эффективно противостоять угрозе терроризма.
По состоянию на сентябрь 2015 г. въезд в Польшу был запрещён 452 иностранцам, из них 202 – из Сирии. У польских спецслужб были веские основания подозревать их в связях с ближневосточными исламистами.
«ПиС», как и «ГП», строит своё политическое выживание на подчинении польских интересов интересам Вашингтона. Это прямо следует из последнего радиоинтервью Витольда Ващиковского. Комментируя планы Барака Обамы создать международную коалицию для борьбы с запрещённым в России «Исламским государством» (ИГ), новый глава польской дипломатии заявил, что американцам следует, прежде всего, обратиться за помощью к Польше. Правда, военную помощь, уточнил он, Польша оказать Америке не сможет, но готова, мол, содействовать действиям США на Ближнем Востоке на дипломатическом и гуманитарном поле.
Между тем обеспокоенность жителей Польши наплывом в их страну беженцев из арабских стран растёт. Глава редколлегии журнала «Мусульмане Речи Посполитой», бывший имам мусульманской общины Гданьска, член «ПиС» профессор Селим Хазбиевич говорит, что мигранты агрессивно навязывают польским мусульманам, уже давно интегрированным в польское общество, радикальные версии ислама. Под их влиянием европеизированный польский ислам может измениться до неузнаваемости.
В 2014 г. произошёл конфликт между Мусульманским религиозным союзом (МРС), учреждённым ещё в 1925 г. и объединяющим поляков мусульманского происхождения, и Мусульманской лигой Польши – организацией, созданной недавно осевшими в Польше арабами. В Гданьске дошло до открытого столкновения: МРС заставил арабского имама-радикала местной мечети Хани Храиша покинуть свой пост. Не обошлось без драк и стрельбы.
Несмотря на всё это, польские власти планируют открытие ещё одно центра размещения мигрантов на несколько тысяч мест (в городе Звадронь возле польско-словацкой границы). Очевидно, что новое польское правительство точно так же выполняет указания Брюсселя, проводящего в свою очередь курс Вашингтона, как и предыдущее правительство.
Эксперт по вопросам международной политики доктор Войцех Шевко, выступая с интервью на «Польском радио», заявил, что главными спонсорами «Исламского государства» (ИГ) являются США, Британия и Франция. Правительства этих стран так и не отказались от своей цели – насильственной смены режима в Сирии. В том же направлении ведут работу ведущие западные СМИ, подталкивая арабскую молодёжь к участию в войне против Башара Асада на стороне исламских радикалов.
Чем грозит это Польше, где смена правительств и правящих партий ничего не меняет в приверженности польских правящих кругов атлантизму?
Напомним, что до сих пор в польском законодательстве нет чёткого определения терроризма. Это позволяет приверженцам радикального ислама чувствовать себя в Польше совершенно свободно. В стране открыто вещают два информационных портала «Вилайят Кавказ» (на польском языке); наблюдается активизация исламских радикалов в польских социальных сетях.
До недавнего времени считалось, что в Польше террористическая угроза не столь актуальна, как, скажем, во Франции, Бельгии или Германии, – по той причине, что целью номер один для исламистов Польша не является. Однако эта ситуация, считает доктор Войцех Шевко, может измениться за 24 часа.

Беседа Дмитрия Медведева с Генеральным секретарём ООН Пан Ги Муном.
Председатель Правительства встретился с Генсеком ООН на полях 10-го Восточноазиатского саммита.
Стенограмма начала беседы:
Пан Ги Мун: Господин Премьер-министр, я очень рад Вас видеть.
Д.Медведев: Ваш русский, господин Генеральный секретарь, с каждым разом всё лучше и лучше.
Я тоже рад нашей очередной встрече. Мы с Вами встречались, в том числе это уже вторая встреча в рамках Восточноазиатских саммитов.
Хочу поделиться своими впечатлениями: эти саммиты становятся всё более осмысленными, более продуктивными, и хорошо, что на них присутствует Генеральный секретарь Организации Объединённых Наций, потому что это придаёт им общую значимость. Вы сегодня выступили с интересным вступительным словом.
По понятным причинам мы обсуждали разные вопросы, прежде всего вопросы региональной безопасности. Вы знаете, мы подготовили и приняли целый ряд специальных коммюнике, деклараций, посвящённых и безопасности, и сотрудничеству – собственно, тем вопросам, которыми наиболее активно занимается Организация Объединённых Наций.
В своём выступлении я специально отметил, что все решения, которые нами принимаются, должны сообразовываться с принципами и нормами международного права и проводиться в тесной координации с Организацией Объединённых Наций как ведущей международной площадкой, позволяющей согласовывать воли различных государств.
Конечно, на этот Восточноазиатский саммит очень серьёзное влияние оказали события последнего периода и террористические атаки, которые были предприняты в течение последних нескольких недель, включая взрыв на нашем самолёте, террористическую атаку в Париже. И буквально совсем недавно случилось также трагическое происшествие в Мали, я имею в виду гибель большого количества людей в гостинице, среди которых шесть граждан Российской Федерации.
Это ещё одно свидетельство того, что терроризм не имеет границ и нам нужно выстраивать совместную работу, для того чтобы бороться с «Исламским государством» как террористическим фактором, но делать это необходимо всё-таки в тесной координации и стараясь согласовывать те усилия – как политические, так и военные, – которые предпринимают государства, пострадавшие от терроризма.
Это в полной мере касается и нашей страны. И наверное, это важнейшая тема, которая сегодня обсуждалась на полях саммита и во время различных двусторонних контактов. В этом смысле, господин Генеральный секретарь, было бы очень полезно обменяться с Вами соображениями по этому поводу.
Пан Ги Мун (как переведено): Спасибо большое, господин Премьер-министр. Для меня большая честь снова видеть Вас здесь. Ваши лидерские качества заслуживают всяческой похвалы, и мне всегда очень приятно встречаться с Вами, а также с Президентом Путиным.
Прежде чем я начну, я хотел бы выразить искренние соболезнования. Я весьма и весьма сочувствую Вам и вашему народу в связи с той трагедией, которая произошла, с гибелью множества российских граждан в результате авиакатастрофы, которая произошла над Синайским полуостровом в Египте. Эти люди были принесены в жертву террористами, мы стали мишенью террористических атак. Никакая политическая идеология, никакие обиды не могут быть использованы для того, чтобы оправдать это страшное деяние, этот ужасный террористический акт.
Все эти террористы и экстремисты должны быть побеждены во имя разума. В этой связи нам необходимо объединиться, нам необходимо продемонстрировать глобальную солидарность, необходимо дать ответ общему врагу в лице «Исламского государства», или ДАИШ, как она ещё называется, и других террористических группировок. Я рассчитываю на то, что Россия сыграет ведущую роль в этом. Вы сейчас ведёте борьбу с ИГИЛ в Сирии. Организация Объединённых Наций готова работать с государствами – членами ООН, в том числе с Российской Федерацией.
В начале следующего года ООН должна будет представить на рассмотрение комплексный план действий по борьбе с насильственным экстремизмом. Сейчас я поддерживаю контакты с государствами-членами. Моя цель заключается в том, чтобы получить от них сведения об их опыте, получить их идеи относительно того, каким образом мы могли бы работать вместе для того, чтобы нанести поражение терроризму, а также насильственному экстремизму, положить конец их деятельности, в частности деятельности таких группировок, как «Исламское государство», «Боко Харам», других группировок.
Я рассчитываю на вашу мощную поддержку. В этой связи я хотел бы выразить высокую оценку ведущей роли Российской Федерации, которая работает совместно с Соединёнными Штатами Америки для того, чтобы решить коренные проблемы, лежащие в основе терроризма, я имею в виду, в частности, ухудшающуюся ситуацию в сфере безопасности, социальную ситуацию в Сирии. Недавние инициативы Министра иностранных дел Лаврова, а также Госсекретаря Керри, поддержанные 18 международными организациями и странами, в том числе ООН, дали мощный политический импульс к тому, чтобы было найдено политическое решение сирийского кризиса. Я надеюсь, что, работая с другими членами Совбеза, Российская Федерация продемонстрирует, как она уже это сделала, солидарность в этом вопросе.

Дмитрий Медведев по просьбе журналистов прокомментировал оценку, данную Президентом США роли России в конфликте в Сирии.
Д.Медведев: Усиление «Исламского государства» стало возможным в том числе вследствие безответственной политики США. Вместо того чтобы сосредоточить общие усилия на борьбе с терроризмом, Америка и их союзники принялись бороться с законно избранным президентом Сирии Башаром Асадом. Разумная политика в странах Ближнего Востока, будь то Сирия, Египет или Ирак, для всех стран, включая США, должна состоять в поддержке легитимной власти, которая способна обеспечивать целостность государства, а не в том, чтобы расшатывать ситуацию. Печальные примеры уже есть: когда-то США способствовали укреплению «Аль-Каиды», что привело к трагедии 11 сентября. Эти уроки подтверждают мысль о том, что бороться с террористической угрозой можно только сообща, не разделяя союзников в этой борьбе на своих и чужих.
Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун призвал Россию и США объединиться в рамках антитеррористической коалиции и продемонстрировать глобальную солидарность перед лицом общего врага в лице «Исламского государства».
В ходе выступления на десятой встрече лидеров стран Восточноазиатского саммита в Куала-Лумпур Пан Ги Мун выразил уверенность в том, что России следует играть лидирующую роль в борьбе с мировым терроризмом. Он подчеркнул, что инициативы главы МИД РФ Сергея Лаврова и госсекретаря США Джона Керри «дали мощный политический импульс к тому, чтобы было найдено политическое решение сирийского кризиса».
Генсек ООН заявил, что надеется на солидарность РФ и с другими членами, работающими по сирийскому вопросу, передает РИА Новости.
Дмитрий Медведев по просьбе журналистов прокомментировал оценку, данную Президентом США роли России в конфликте в Сирии.
Усиление «Исламского государства» стало возможным в том числе вследствие безответственной политики США. Вместо того чтобы сосредоточить общие усилия на борьбе с терроризмом, Америка и их союзники принялись бороться с законно избранным президентом Сирии Башаром Асадом. Разумная политика в странах Ближнего Востока, будь то Сирия, Египет или Ирак, для всех стран, включая США, должна состоять в поддержке легитимной власти, которая способна обеспечивать целостность государства, а не в том, чтобы расшатывать ситуацию. Печальные примеры уже есть: когда-то США способствовали укреплению «Аль-Каиды», что привело к трагедии 11 сентября. Эти уроки подтверждают мысль о том, что бороться с террористической угрозой можно только сообща, не разделяя союзников в этой борьбе на своих и чужих.
Президентский срок Барака Обамы, по всей видимости, закончится раньше, чем Башар Асад уйдет с поста президента Сирии, пишет обозреватель агентства Ассошиэйтед Пресс.
Когда сирийский конфликт только разгорался, Вашингтон заявлял, что дни Асада во власти сочтены, и требовал его немедленного ухода с поста президента. С тех пор позиция Белого дома смягчилась, поскольку после нападений в Париже внимание всего мира приковано к террористической группировке "Исламское государство".
"В результате США сотрудничают с Россией и Ираном – странами, которые они прежде пытались изолировать", — отмечается в статье. Расчет при этом состоит в том, что перемирие между сирийским правительством и оппозицией позволит всем силам объединиться для борьбы против ИГ.
"Войска Асада, при всей своей жестокости, не нападают на европейские столицы, не обезглавливают американских журналистов и не устраивают терактов в российских пассажирских самолетах", — подчеркивает агентство. В отличие от ИГ, Асада поддерживают "могущественные покровители" в Москве и Тегеране, помощь которых позволила укрепить позиции сирийской армии.
Пытаясь учесть все эти факторы, США в данный момент корректируют свою сирийскую стратегию в переговорах с партнерами в Европе и арабском мире.
В плане мирного урегулирования, принятом на переговорах в Вене 14 ноября, указывается, что в течение 18 месяцев в Сирии будут проведены выборы в соответствии с новой конституцией, о которой правительство и оппозиция еще должны договориться. О будущем Асада, однако, ничего не говорится. В итоге вполне вероятно, что он все еще будет во главе Сирии в тот момент, когда президентский срок Барака Обамы подойдет к концу, 20 января 2017 года, пишет агентство.
Как сообщили агентству западные дипломаты, хотя США согласны с тем, что Башар Асад на некоторое время останется президентом Сирии, план его ухода все же должен быть согласован. Саудовская Аравия, Турция и Катар, как предполагается, должны убедить сирийскую оппозицию в необходимости поддержать план мирного урегулирования, но они пойдут на это лишь в том случае, если у них будут гарантии по уходу Асада. США и Европа, в свою очередь, не могут этого гарантировать, рассказали западные дипломаты.
Если оппозиция откажется вести переговоры, Асад не уйдет в отставку. И даже если план мирного урегулирования сработает, Асад будет вовлечен в переходный процесс, который может затянуться до 2017 года и более. Если же ИГ будет повержено и в Сирии восстановится мир, оппозиционные группировки могут снова потребовать отставки президента и конфликт разгорится заново.
В связи с этим западные дипломаты обсуждают возможность того, чтобы Асад остался во главе Сирии на неопределенный срок в качестве президента с представительскими функциями, без контроля над спецслужбами и силами безопасности. Однако неясно, согласятся ли с этим все стороны переговоров, подчеркивается в статье.
Порядка 760 граждан Германии выехали в Ирак и Сирию для того, чтобы воевать на стороне террористических группировок, в том числе "Исламского государства" (ИГ), заявил в интервью Bild am Sonntag глава МВД ФРГ Томас де Мезьер.
"К настоящему моменту 760 человек, пятую часть из которых составляют женщины, отправились в Ирак или в Сирию, чтобы участвовать в военных действиях на стороне ИГ или других террористических группировок, либо помогать им другими способами… 80% уехавших джихадистов — это мужчины, большинство их которых не достигло возраста 30 лет и выросли в Германии. Большинство имеет немецкий паспорт или двойное гражданство", — рассказал министр.
Де Мезьер добавил, что уже порядка 120 немцев, присоединившихся к боевикам, погибли. Еще около трети вернулись обратно в Германию. В данный момент на территории страны, по данным министра, находятся около 70 джихадистов, которые вернулись в ФРГ из Сирии и Ирака, где воевали на стороне ИГ. Эти люди находятся под усиленным наблюдением полиции и спецслужб. В отношении многих уже вынесены судебные решения о лишении свободы за участие в террористической деятельности.
По словам де Мезьера, продолжает поступать информация о том, что в Европу под видом беженцев проникают террористы, однако подтверждения данных сведений пока нет.
Ангелина Тимофеева.
Сотрудничество Запада и России в борьбе с террористической группировкой "Исламское государство" (ИГ) несовместимо с антироссийскими санкциями, считает глава комиссии по иностранным делам сената Италии Пьер Фердинандо Казини.
"Это противоречие должно быть преодолено. Надеюсь, что ясные обязательства (президента России Владимира) Путина в отношении ИГ откроют двери для того, чтобы закрыть споры по Украине и сдать санкции в архив", — сказал Казини в интервью, которое опубликовала в воскресенье неаполитанская газета Il Mattino.
Известный итальянский политик отметил при этом, что создать новый мировой порядок без участия России невозможно.
"Италия уже несколько месяцев говорит о том, что мы не можем себе позволить новую холодную войну. Мы первыми признали, что без России невозможно прийти к новому мировому порядку. Мне кажется, наконец-то это понял и Белый дом", — подчеркнул Казини.
Отношения между Россией и Западом ухудшились в связи с ситуацией на Украине. В конце июля 2014 года ЕС и США от точечных санкций против отдельных физических лиц и компаний перешли к мерам против целых секторов российской экономики. В ответ Россия ограничила импорт продовольственных товаров из стран, которые ввели в отношении нее санкции. В июне 2015 года в ответ на продление санкций Россия пролонгировала продуктовое эмбарго на год — до 5 августа 2016 года.
С 30 сентября Россия по запросу президента Башара Асада начала наносить точечные авиаудары по объектам "Исламского государства" и "Джебхат ан-Нусры" в Сирии. За это время Воздушно-космические силы совершили более 2 тысячи боевых вылетов, уничтожив несколько сотен боевиков и около 3 тысяч объектов террористов.
Сергей Старцев.
Сирийское правительство вынуждено идти на контакт с некоторыми вооруженными группами оппозиции ради улучшения ситуации и национального примирения, этим же руководствуется и РФ в своих контактах с ними, рассказал президент страны Башар Асад в интервью китайскому телеканалу "Феникс", опубликованном агентством SANA.
В связи с сообщениями об использовании РФ данных от оппозиционеров для бомбардировок террористов "Исламского государства" (ИГ) президенту Сирии был вновь задан вопрос о существовании в стране умеренной оппозиции. Ранее Асад неоднократно подчеркивал, что любой человек, вставший против своего государства с оружием, считается экстремистом.
"Оппозиция — это термин политический, не военный. Когда ты берешь в руки оружие, ты боевик или террорист, или как вам угодно. Если мы говорим об умеренной оппозиции, то мы говорим о политической оппозиции, она есть в Сирии и за ее пределами", — снова подчеркнул Асад.
По его словам, Россия в рамках операции против группировки "Исламское государство" идет на контакт именно с вооруженными группами, но Сирия этот процесс поддерживает.
"Нам с ними тоже приходится работать, так как Сирии необходимо примирение. Если ты хочешь примирения, даже если локального, с вооруженными людьми приходится говорить. Сирия и РФ сотрудничают в этом процессе. Россия действительно недавно работала с ними, и мы поддерживаем этот процесс, так как он наиболее эффективен для улучшения ситуации и достижения мира в будущем", — сказал Асад.
С 30 сентября Россия по запросу президента Башара Асада начала наносить точечные авиаудары по объектам "Исламского государства" и "Джебхат ан-Нусры" в Сирии. За это время Воздушно-космические силы совершили более 2 тысячи боевых вылетов, уничтожив несколько сотен боевиков и около 3 тысяч объектов террористов. Глава МИД РФ Сергей Лавров ранее заявил, что Россия не считает оппозиционную "Сирийскую свободную армию" террористической группировкой. Он уточнил, что Москва считает террористами "те группировки, которые были признаны таковыми СБ ООН и РФ".
Силы безопасности Афганистана ликвидировали более 60 боевиков движения "Талибан" и террористической организации "Исламское государство" (ИГ) за два дня в южной и восточной частях страны, сообщает в воскресение агентство Синьхуа со ссылкой на данные властей.
По данным представителя полиции южной провинции Гильменд Шах Махмуда Ашны (Shah Mahmood Ashna), около 45 талибов были убиты после авиаудара по их укрытию.
"Воздушный рейд был проведен по позициям боевиков "Талибан" в районе Сангин в субботу вечером, 45 вооруженных боевиков ликвидированы на месте", — сказал Ашна агентству. Он также добавил, что боевики намеревались напасть на контрольно-пропускные пункты в этом районе, но авиаудары их остановили.
По словам военного представителя провинции Нангархар Немана Атефи (Neman Atefi), в ходе операции в данной провинции ликвидировали 16 боевиков ИГ, пятеро получили ранения.
На территории Афганистана действует радикальное движение "Талибан", правительственные войска постоянно проводят спецоперации, направленные на борьбу с боевиками. Часто жертвами этих противостояний становятся мирные жители.
Террористическая группировка "Исламское государство", являющаяся на сегодняшний день одной из главных угроз мировой безопасности, за три года захватила значительные территории Ирака и Сирии. Кроме того, радикальная группировка пытается распространить свое влияние в странах Северной Африки.
"Талибан" и ИГ считаются конкурирующими группировками. В середине июня СМИ сообщали о том, что представители движения "Талибан" послали письмо "Исламскому государству" с призывом не вмешиваться в дела талибов в Афганистане. На территории Афганистана между группировками ранее происходили столкновения.
Ответственность за усиление ИГ лежит в том числе и на США, которые вместо борьбы с террористами начали бороться за уход президента Сирии Башара Асада, уроки 11 сентября показывают необходимость объединения усилий всех стран в борьбе с терроризмом без разделения на "своих и чужих", заявил премьер-министр РФ Дмитрий Медведев, комментируя оценку президента США Барака Обамы роли России в конфликте в Сирии.
Ранее Обама заявил, что Россия больше фокусировалась на поддержке президента Сирии Башара Асада, однако данные о том, что на борту лайнера A321 произошел теракт, возможно, изменят ее подход.
"Усиление "Исламского государства" стало возможным в том числе вследствие безответственной политики США. Вместо того чтобы сосредоточить общие усилия на борьбе с терроризмом, Америка и их союзники принялись бороться с законно избранным президентом Сирии Башаром Асадом", — заявил Медведев журналистам перед вылетом в Пномпень.
"Разумная политика в странах Ближнего Востока, будь то Сирия, Египет или Ирак, для всех стран, включая США, должна состоять в поддержке легитимной власти, которая способна обеспечивать целостность государства, а не в том, чтобы расшатывать ситуацию", — отметил он. По словам российского премьера, печальные примеры этого уже есть.
"Когда-то США способствовали укреплению "Аль-Каиды", что привело к трагедии 11 сентября. Эти уроки подтверждают мысль о том, что бороться с террористической угрозой можно только сообща, не разделяя союзников в этой борьбе на своих и чужих", — подчеркнул он.
Нашли ошибку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter