Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Эрдоган намерен отказаться от партнерства с Россией

Турция презрела все международные договоренности и направила свои вооруженные силы на войну в Ливию.

Одновременно с развертыванием агрессии в Ливии турецкий президент Эрдоган фактически выдвинул ультиматум своему «другу» Владимиру Путину, потребовав от него сделать выбор между Дамаском и Анкарой. Эрдоган заявил, что Турция теряет терпение в отношении действий России в Сирии и предпримет необходимые меры. Это произошло после того, как сирийская армия при поддержке российских ВКС сокрушила линии обороны протурецких джихадистов в Алеппо и Идлибе и стала быстро продвигаться вперед.

Серьезный отпор в Средиземноморье Турция пока что получила только от Франции. Эммануэль Макрон объявил не имеющими никакой юридической силы соглашения Анкары с поддерживаемым турками правительством в Триполи о передаче Турции прав на добычу газа и нефти в водах ливийской экономической зоны. Вопреки договоренностям на конференции в Берлине Турция направила к берегам Ливии четыре ракетных фрегата, перебросила сирийских наемников, танки и прочие вооружения вместе со своими военными.

В Анкаре назвали нереалистичными требования Макрона вывести турецкие силы из Ливии и обвинили Париж в создании кризисной обстановки в Ливии.

В Сирии после взятия армией Асада ключевого города Маарат аль-Нуман, который был покинут боевиками почти без боя, мятежники впали в уныние, ведь город был центром их сопротивления Асаду с самого начала антиправительственного мятежа в теперь уже далеком 2011 году.

По данным западных военных экспертов, Сирия при поддержке России постарается прижать силы джихадистов к турецкой границе, оттеснив их от стратегических трасс М4 и М5, что очень важно для экономического возрождения страны. Сейчас вне правительственного контроля остаются лишь 50 километров шоссе М5, где находится все еще удерживаемый боевиками город Саракеб.

Николай Иванов

"Викинг" в Индии. "Алмаз-Антей" представит новейшую российскую технику

Радио Sputnik. Концерн ВКО "Алмаз-Антей" на международной выставке сухопутных и военно-морских вооружений "DEFEXPO INDIA – 2020" представит модели из состава новейшего зенитно-ракетного комплекса "Викинг".

"В рамках "DEFEXPO INDIA – 2020" концерн впервые в Республике Индия представит модели боевых средств ЗРК "Викинг", в том числе модель зенитной управляемой ракеты 9М317МЕ из состава ЗРК "Викинг" в масштабе 1:3", – сообщили РИА Новости в концерне.

Кроме того, в виде графики и макетов будут продемонстрированы зенитные ракетные системы и комплексы С-400 "Триумф", С-300ВМ "Антей-2500", "Тор-М2Э", "Тор-М2К", "Тор-М2КМ", "Риф-М", "Штиль-1", а также зенитный пушечно-ракетный комплекс (ЗПРК) "Тунгуска-М1".

Кроме того, на выставке представят ракеты из состава интегрированных ракетных систем Club-S, Club-N и радиолокационные станции контроля воздушного пространства. В пресс-службе концерна отметили, что большое внимание будет уделено модернизации средств ЗРК Оса-АКМ" и ЗПРК "Тунгуска".

Международная выставка "DEFEXPO INDIA – 2020" пройдет с 5 по 8 февраля 2020 года в городе Лакхнау.

Ранее радио Sputnik сообщило, что в Сирии боевики готовят новую провокацию с химическим оружием.

Турция обвинила Сирию в нарушении соглашения по Идлибу

Президент Сирии Башар Асад нарушает российско-турецкое соглашение по демилитаризованной зоне в сирийском Идлибе, заявил турецкий лидер Тайип Эрдоган.

"Режим Асада усилил атаки в Идлибе. Мы с Россией подписали соглашение, но оно нарушается режимом. Для нас это вопрос первостепенной важности. У нас находятся 3,6 миллиона беженцев из Сирии, и мы не можем равнодушно смотреть, как новые волны беженцев идут к нашим границам", - заявил Эрдоган, выступая в Анкаре.

Он добавил, что если ситуация в Идлибе не нормализуется, то "Турция не останется безучастной".

На фоне эскалации боевых действий в Идлибе страны Запада обвиняют Россию и Дамаск в ударах по гуманитарным объектам на северо-западе Сирии. В свою очередь постпред РФ при ООН Василий Небензя заявлял, что причины эскалации ситуации в Идлибе заключаются в действиях террористов, а не сирийской армии, которая вынуждена реагировать на вылазки боевиков и проводить ограниченные операции по нейтрализации террористической активности.

В соответствии с договоренностью, достигнутой в мае 2017 года на переговорах в Астане (ныне - Нур-Султан) представителями России, Ирана и Турции, в Сирии были созданы четыре зоны деэскалации. Территория трех из них в 2018 году перешла под контроль Дамаска. Четвертая зона, расположенная в провинции Идлиб и частях соседних провинций Латакия, Хама и Алеппо, по-прежнему неподвластна правительству республики. При этом большая ее часть захвачена террористами из организации "Джебхат ан-Нусра"*. В сентябре 2018 года Россия и Турция договорились о создании демилитаризованной зоны в Идлибе, где находятся более десятка разных формирований.

Вооруженный конфликт в Сирии продолжается с 2011 года. В конце 2017 года было объявлено о победе над террористической группировкой ИГ* в Сирии и Ираке. В отдельных районах стран продолжаются зачистки от боевиков. В настоящий момент на первый план выступает политическое урегулирование, восстановление Сирии, а также возвращение беженцев.

*Террористические организации, запрещенные в России.

В США назвали транзит газа через Украину "фактором противостояния" РФ

Радио Sputnik. Госдеп США в своем заявлении отметил, что сохранение транзита газа через Украину является важным фактором противостояния России, передает РИА Новости.

В ведомстве подчеркнули, что Вашингтон поддерживает "энергетическую независимость Украины от российского доминирования". В документе напоминается о том, что американский конгресс выступил против строительства "Северного потока-2" и принял санкции в отношении энергетического проекта РФ.

"Этот шаг подчеркивает поддержку Соединенными Штатами сохранения транзита газа через Украину – стратегического сдерживающего (фактора. – прим. ред.) против дальнейшей российской агрессии", – говорится в заявлении.

Под "российской агрессией" США подразумевают воссоединение Крыма с Россией в 2014 году, а также конфликт в Донбассе.

Напомним, что в Киев прибыл госсекретарь Майк Помпео. В пятницу он проведет встречу с президентом Владимиром Зеленским.

Помпео также намерен посетить Белоруссию, Казахстан и Узбекистан.

Ранее радио Sputnik сообщило, что в Минобороны оценили заявление Помпео о действиях России в Сирии

"Сделка века" поможет Трампу и Нетаньяху, а главное — России

Ирина Алкснис

Согласно официальным заявлениям, целью краткого рабочего визита премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяху в Москву было обсуждение с российским президентом так называемой сделки века. Однако детали беседы двух лидеров на публику не вынесли, а в Кремле подчеркнули, что анализ плана США по палестино-израильскому урегулированию еще продолжается.

Правда, большинство экспертов и наблюдателей уверены, что на самом деле главным интересом израильского лидера в поездке было лично вернуть на родину Нааму Иссахар, поскольку это гарантированно принесет ему серьезные внутриполитические бонусы, что особенно актуально в свете назначенных на 2 марта выборов.

Можно только порадоваться благополучному разрешению российско-израильских трений из-за дела Иссахар, которое несколько месяцев омрачало отношения двух стран. Тем не менее сама ситуация, когда данная тема выглядит более приоритетной по сравнению с американской инициативой окончательного урегулирования израильско-палестинского вопроса, многое говорит о сути происходящего, а также о будущем этой самой "сделки века".

Стоит напомнить, что во вторник на сайте Белого дома был опубликован соответствующий 180-страничный документ, содержащий политическую и экономическую части. Тогда же Дональдом Трампом была проведена презентация подготовленных предложений.

Последовавшая реакция на штатовскую инициативу — за редкими исключениями — оказалась крайне скептической. Причем не надо быть специалистом по Ближнему Востоку и разбираться в тонкостях палестинского вопроса, чтобы понять заведомую провальность идей американского президента.

Достаточно упомянуть, что Дональд Трамп анонсировал "сделку века" в Вашингтоне в присутствии Биньямина Нетаньяху, а представители Палестины на церемонии отсутствовали.

Кроме того, президент США отметился твитом (в том числе на иврите), в котором выразил горячую поддержку Израилю.

Что же касается самих выдвинутых предложений, то, согласно им, создаваемое палестинское государство должно полностью отказаться от претензий на Иерусалим, а также быть демилитаризованным, не иметь возможности контролировать свои границы, территориальные воды и воздушное пространство. Кроме того, американцы проигнорировали критически значимый для палестинцев вопрос беженцев.

То есть даже при поверхностном знакомстве с документом становится ясно, что он совершенно неприемлем для палестинской стороны. А количество и масштабы нетерпимых и унизительных для нее пунктов таковы, что не возникает сомнения: авторы сделали это намеренно.

Ожидания подтвердились. Президент Палестины Махмуд Аббас категорически отверг предложения, назвав их заговором, который не пройдет, и намерен внести соответствующую резолюцию в Совбез ООН. Турция назвала документ "мертворожденным", а Иран — "кошмаром для мира и региона".

Комментарии России, кстати, отличаются сдержанностью. Ее представители пока аккуратно отмечают несуразности, содержащиеся в плане: в частности, постпред при ООН Василий Небензя указал, что на опубликованных американцами картах Голанские высоты отнесены к территории Израиля, в то время как ООН не признает его суверенитет над Голанами.

Подобная реакция Москвы вполне логична, поскольку именно Россия является главным — можно даже сказать, стратегическим — бенефициаром происходящего.

Поскольку нереализуемость "сделки века" очевидна абсолютно всем странам и силам, следящим за ситуацией, в том числе тем, кому идеи Вашингтона теоретически очень нравятся (тому же Израилю), закономерно возникает вопрос, ради чего Трамп в принципе все это затеял.

Наиболее популярной является версия, что тем самым американский президент решает оперативные задачи, стоящие перед ним. По мнению журнала Foreign Policy, хозяин Белого дома превратил предложенный план в "элемент собственной избирательной кампании, а также избирательной кампании израильского премьер-министра". А The New York Times напомнила про дополнительные проблемы обоих лидеров: процедуру импичмента у Трампа и выдвинутые обвинения во взяточничестве и мошенничестве у Нетаньяху.

Таким образом, Белый дом для решения сиюминутных задач расплачивается стратегическим ресурсом — державным весом Соединенных Штатов и их статусом самой влиятельной силы в ближневосточном регионе. Американцы выдвинули заведомо нереализуемые (и в этом смысле просто глупые) предложения, которые, само собой, громко провалятся, — и это еще одно поражение Вашингтона на стратегически важном направлении. К тому же в нынешней ситуации Белый дом открыто отказался от роли независимого посредника и арбитра над схваткой, пусть даже многие десятилетия по преимуществу это была декорация, ведь в целом произраильская позиция США никогда не была секретом. Но формальные приличия все-таки соблюдались, что тоже было определенным ресурсом для работы в регионе.

В итоге вся эта история вокруг "сделки века" будет расценена заинтересованными сторонами как очередной этап геополитического ослабления США, их неспособности выполнять взятые на себя в предыдущий период функции.

Ну а свято место пусто не бывает. Тем более уже громко заявила о себе сила, доказавшая свою ответственность, готовность к серьезной кропотливой работе и умение договариваться даже с самыми сложными партнерами в столь специфическом регионе, как Ближний Восток.

Все происходящее только подтверждает в глазах мира, что Москва единственная способна взять на себя выполнение геополитических функций, ранее лежавших на плечах Соединенных Штатов.

Для Дональда Трампа это, конечно, означает неизбежность новых обвинений в работе на Кремль. Но вот это уже как раз не проблема России.

«Верен своему долгу…»

генерал-герой — символ инженерных войск России

Владислав Шурыгин

21 января — памятная дата в Вооружённых Силах РФ, День инженерных войск.

Свою историю инженерные войска ведут со времени Указа Петра I от 21 января 1701 года о создании в Москве "Школы пушкарского приказа".

В этой школе готовили офицеров артиллерии и военных инженеров. Для повышения привлекательности этих школ и для усиления значимости инженерных войск Петр I в своей Табели о рангах 1722 года постановил числить офицеров инженерных войск на ранг выше офицеров пехоты и кавалерии. В 1753 году начальником инженерной школы был назначен инженер-генерал Абрам Петрович Ганнибал, знаменитый "Арап Петра Великого", прадед А.С. Пушкина…

Такое внимание не могло не принести свои плоды, и уже к началу XIX века русская военно-инженерная школа традиционно считалась одной из лучших в мире. Благодаря этому был осуществлён грандиозный план создания оборонительных рубежей России на самых угрожающих направлениях. По всей империи закладываются и строятся десятки крепостей и укреплённых лагерей. Создаются целые защитные линии: северная — в Прибалтике, южная — в Молдавии и на Кавказе, среднеазиатская — на южном Урале.

Инженерно-сапёрные части становятся неизменными участниками всех походов русской армии.

Есть люди, которые становятся символами своего дела. Невозможно представить лихих гусаров без личности Дениса Давыдова, лётчиков — без Чкалова, подводников — без Маринеско.

Безусловным символом наших инженерных войск стало имя генерала Дмитрия Карбышева…

Зимой 1946 года в российском посольстве в Лондоне раздался звонок. Дежурный посольства, сняв трубку, услышал английский голос с характерным акцентом канадского француза. Говоривший представился майором Седдоном де Сент-Клером, сообщил, что он — офицер канадской армии, находящийся на излечении в одном из лондонских госпиталей после возвращения из плена, и попросил о встрече с представителем советской миссии по вопросам репатриации. Такая встреча была организована. На ней исхудавший вчерашний заключённый немецкого концентрационного лагеря смерти Маутхаузен сообщил: "Я бы хотел рассказать о судьбе удивительного русского офицера, чьё мужество и стойкость удивляли всех узников, знавших его. О его героической смерти. Речь идёт о генерале Карбышеве…"

Это была первая информация о судьбе пропавшего без вести в июне 1941 года генерал-лейтенанта, доктора военных наук, профессора Военной академии Генерального штаба РККА Дмитрия Михайловича Карбышева…

Родившийся в 1880 году в Омске, дворянин из родовых сибирских казаков, Дмитрий Карбышев с детства проявлял недюжинные способности. Рано потеряв отца, а затем — и старшего брата, увлёкшегося идеями революции и заболевшего на каторге туберкулёзом, он не мог поступить в сибирский кадетский корпус за государственный счёт и был вынужден оплачивать своё обучение сам. Но, несмотря на это, закончил корпус по первому разряду и, как один из лучших учеников, получил право выбрать место дальнейшей учёбы. Без колебаний он выбрал Николаевское инженерное училище. Потом было участие в Русско-японской вой­не, учёба в академии, Первая мировая…

Карбышев строил Брестскую крепость и сражался в армии Брусилова. О его храбрости свидетельствуют пять боевых орденов. В 1917 году, сразу после революции, Карбышев одним из первых добровольно вступил в Красную армию. И возглавил инженерное управление при Главном военно-техническом управлении РККА…

Это в XXI веке, веке ядерного оружия и воздушных армад, инженерные фортификационные сооружения могут казаться чем-то безнадёжно устарелым. Но даже в наше время многомесячные бои за Алеппо и Мосул, штурм Грозного наглядно демонстрируют, насколько сложно вести боевые действия в условиях даже городской застройки. И сегодня инженерное оборудование местности является одним из важнейших элементов обеспечения успешного ведения боевых действий. А для конца XIX — начала ХХ века значение фортификации было вообще ключевым. Все войны того времени строились на штурмах крепостей противника и прорыве линий обороны. Достаточно вспомнить позиционный кризис Первой мировой войны, в ходе которого проявилось полное превосходство хорошо организованной, инженерно оборудованной обороны над имеющимися тогда средствами наступления. "Кровавое болото" на Сомме и "верденская мясорубка" стали символами этого военного тупика.

Не случайно после окончания Первой мировой большинство европейских стран включились в новую гонку вооружений — строительство многокилометровых линий обороны, состоящих из железобетонных подземных крепостей и фортов, которые, по замыслу их создателей, должны были стать неприступными твердынями на пути противника. Линия Мажино во Франции, протяжённостью более четырёхсот километров: пять с половиной тысяч долговременных оборонительных укреплений, бункеров, артиллерийских и пехотных блоков, казематов, блиндажей и наблюдательных пунктов. Линия Маннергейма в Финляндии: сто тридцать километров подземных "дотов", фортов, бункеров, гранитных надолбов и колючей проволоки. Эта линия была основой финской обороны, делавшей ставку на неприступность своих укреплений и уверенной в том, что советским войскам не удастся её преодолеть. Удалось! Всего за два месяца боёв линия была проломлена, и уже ничто не могло сдержать РККА в походе на Хельсинки. Финляндия запросила мира. Огромная заслуга в этой победе принадлежит советским военным сапёрам и лично генералу Карбышеву, обследовавшему в ходе боёв систему обороны финнов, и разработавшему рекомендации по её прорыву…

В СССР в 1930-е годы была создана своя система обороны на самом опасном направлении, западном, — так называемая "линия Сталина": тридцать восемь укрепрайонов, три тысячи "дотов" и блиндажей. Именно Карбышев был одним из главных разработчиков этой системы обороны. Обследовавшие её в 1941-42 годах гитлеровцы оценили её исключительно высоко, называя одним из шедевров военной фортификации. Увы, но к 1941 году, после присоединения к СССР Прибалтики, западной Белоруссии и западной Украины, эта линия была разоружена и законсервирована, а на новых рубежах стала строиться новая система обороны, получившая в народе название "линия Молотова". Её также разрабатывал и курировал строительство генерал Карбышев. Но достроить её до начала войны так и не успели. И именно там шестидесятилетнего Карбышева застала война. Группировка войск, в которой он находился, была окружена и разгромлена. Её остатки отдельными группами и отрядами пытались пробиваться на восток, чтобы соединиться с другими советскими частями. В одном из таких отрядов находился Карбышев. 8 августа 1941 года при прорыве через немецкий заслон он был контужен, потерял сознание и попал в плен.

Так начался его крестный путь к ледяному двору Маутхаузена…

Немцы очень скоро разобрались в том, кто попал к ним в руки. И первое время, пока их наступление развивалось успешно, они видели в Карбышеве лишь удобную фигуру для привлечения на свою сторону в пропагандистских целях. Пленного поместили в лагерь для военнопленных Хаммельбург, где ему обеспечили хорошее питание, отдельную камеру и всячески выделяли, относясь к нему подчёркнуто уважительно. Этот "комфорт" должен был расположить Карбышева и убедить его пойти на сотрудничество с гитлеровцами. Бывший кадровый русский офицер, блестящий учёный, инженер, — он должен был, по замыслу нацистов, стать ключевой фигурой прогитлеровского коллаборационизма. В дальнейшем эту роль сыграл предатель Власов. Но Карбышев отверг все предложения немцев.

Пряник сменили на кнут. Генерала перевели в берлинскую тюрьму для особо важных преступников, начали морить голодом, бессонницей и непрерывными допросами. После месяца такого давления генерала привели в кабинет, где его ждала неожиданная встреча. За столом рядом со следователем сидел профессор Раубенгеймер, один из самых крупных специалистов в сфере фортификации, с которым Карбышев был знаком ещё до войны. Появление профессора имело свою причину. Обследование линии Сталина и недостроенной системы обороны "линии Молотова" впечатлило гитлеровцев. При этом "блицкриг" закончился, началась затяжная война на истощение. И в этой войне значение фортификации для немцев становилось ключевым. Для отступающего под ударами Красной Армии вермахта этот опыт был особенно востребован. И за Карбышева взялись всерьёз. Генералу пообещали освобождение из лагеря, звание в германской армии и щедрое содержание. В обмен на это он должен был организовать научную лабораторию для разработки и испытаний новых видов фортификационных сооружений. Но все эти предложения Карбышев отверг. Его ответ остался в материалах допросов: "Я солдат и остаюсь верен своему долгу".

После чего взбешённые гитлеровцы отправили Карбышева в концлагерь Флорссенберг. Там вокруг генерала, удивлявшего всех свой стойкостью и мужеством, быстро образовалась группа сопротивления и немцы, почувствовав исходящую от Карбышева опасность, перевели его в другой лагерь.

Война тем временем всё ближе подкатывалась к границам Рейха. Исход её уже был ясен. И в феврале 1945 года Карбышева отправляют по этапу в лагерь Маутхаузен, где в "блоке смерти" содержали самых стойких и отчаянных советских офицеров, оказавшихся в плену.

О том, что было потом, советскому дипломату и рассказал канадский майор Седдон де Сент-Клер, оказавшийся с Карбышевым в одной группе: "Как только мы вступили на территорию лагеря, немцы загнали нас в душевую, велели раздеться и пустили на нас сверху струи ледяной воды. Это продолжалось долго. Все посинели. Многие падали на пол и тут же умирали: сердце не выдерживало. Потом нам велели надеть только нижнее бельё и деревянные колодки на ноги и выгнали во двор. Генерал Карбышев стоял в группе русских товарищей недалеко от меня. Мы понимали, что доживаем последние часы. Через пару минут гестаповцы, стоявшие за нашими спинами с пожарными брандспойтами в руках, стали поливать нас потоками холодной воды. Тех, кто пытался уклониться, били дубинками по голове. Сотни людей падали замёрзшие или с размозжёнными черепами. Я видел, как упал и генерал Карбышев…"

Ему было 64 года.

16 августа 1946 года генерал-лейтенанту инженерных войск Дмитрию Михайловичу Карбышеву было присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно…

Россия. Германия > Армия, полиция. Образование, наука > zavtra.ru, 31 января 2020 > № 3276056

НАЧАТЬ С СЕБЯ И СОБОЙ ЗАКОНЧИТЬ

ФЁДОР ЛУКЬЯНОВ

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Научный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай». Профессор-исследователь НИУ ВШЭ. Выпускник филологического факультета МГУ, с 1990 года – журналист-международник.

РОССИЙСКАЯ ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА В XXI ВЕКЕ

Если бы мне пришлось подводить итог XX века,
я бы сказал, что он породил величайшие мечты,
когда-либо посещавшие человечество,
и разрушил все иллюзии и идеалы.

Иегуди Менухин, музыкант

Среди многочисленных авторов, высказавшихся в связи с годовщиной бархатных революций 1989 г. в Европе, оригинальный подход к трактовке тридцатилетия предложили Иван Крастев и Стивен Холмс. Их свежая книга “The Light That Failed” (русское издание готовится к печати в издательстве «Альпина») – жесткий, местами беспощадный анализ того, почему эйфория конца прошлого века закончилась разочарованием, а триумф либерально-демократической идеи обернулся острым кризисом. Книга достойна внимательного разбора, и мы вернемся к ней на страницах журнала. Для этого выпуска интересна часть повествования, которая касается России. Соглашаться с ней или нет – дело вкуса и убеждений, но аргументы содержат отправную точку для размышлений о российской внешней политике.

Мимикрия с последствиями

Основная мысль Крастева и Холмса следующая: эпоха великих перемен, которая, как считалось, наступила после краха коммунизма и «конца истории», стала временем не трансформации, а имитации. Предполагалось, что мир за пределами классического Запада будет перенимать принципы успешно действующей там либеральной демократии, так что «правильная» модель скоро завоюет планету. На деле, однако, происходила мимикрия, которая не столько преображала переходные общества, сколько заставляла притворяться послушными учениками. Ну а притворство рано или поздно приводит к обратной реакции, что и наблюдается в Восточной Европе, причем в наибольшей степени у таких флагманов реформ, как Польша или Венгрия.

Россия, по версии авторов, случай более сложный. На раннем этапе после распада СССР руководство страны и новые элиты стремились влиться в восточноевропейский тренд. Но быстро выяснилось, что в эту матрицу Россия не вписывается. Краткий период имитации по-восточноевропейски закончился острым разочарованием, породившим другое качество подражания: Россия «перешла от имитации внутреннего западного общественно-политического устройства к пародии на американский внешнеполитический авантюризм». «Кремль переквалифицировал имитацию Запада в объявление войны Западу», – полагают Крастев и Холмс.

«Отзеркаливание предусматривает ироничную и агрессивную имитацию целей и поведения соперника, – продолжают гнуть свою линию авторы. – Задача его в том, чтобы сорвать либеральную маску с Запада и показать, что Соединенные Штаты тоже, вопреки тщательно выработанному имиджу, играют на международной арене по “закону джунглей” […] После 2012 г. российские лидеры пришли к выводу, что главной слабостью политики их страны после окончания холодной войны было то, что они имитировали не реальный Запад. При ближайшем рассмотрении их попытки имитации западных демократий носили поверхностный и косметический характер. Так что теперь они стали одержимы идеей имитации реального западного лицемерия. Если раньше Россия больше всего беспокоилась относительно собственной уязвимости, то сейчас она обнаружила уязвимость Запада и мобилизовала все свои ресурсы, чтобы обнажить ее перед всем миром».

В этой статье мы не станем вступать в полемику с авторами, которые, кажется, уверены, что российское политическое поведение а) подчиняется надежному управлению, б) целенаправленно, продуманно и даже интеллектуально изящно, в) полностью зациклено на психологически запутанных отношениях с Западом. Живущие в России и хотя бы немного представляющие, как на практике функционируют здесь государство и общество, сочтут первые два пункта незаслуженным комплиментом. А вот третье предположение достойно рассмотрения.

Крастев и Холмс преувеличивают одержимость Кремля и его злонамеренность, списывая, как сейчас принято в США и ЕС, на Россию гораздо больше западных неприятностей, чем она в состоянии доставить («…одержимость лицемерием Запада подтолкнула российскую сторону к нагнетанию стратегически бессмысленной злобы»). Но одно справедливо – с момента распада СССР ее внешнеполитическое поведение в огромной степени определялось тем, что делали на международной арене другие ведущие игроки. А если упростить – другой ведущий игрок, ведь после окончания холодной войны коллективный Запад на годы обрел небывалую свободу действий и возможность реализовывать в мире свои сокровенные мечты, не обращая особого внимания на остальных. Пресловутый «момент однополярности», объявленный в 1990 г. Чарльзом Краутхаммером, был не просто метафорой, а точным описанием ситуации последовавших двух с лишним десятилетий.

Крастев и Холмс верно отмечают важнейшее обстоятельство, на которое обычно не обращают внимания западные комментаторы: «Падение Берлинской стены показало, что обрушение экономических систем и ожиданий убивает людей так же неумолимо, как и “горячая” война. Социально-экономические показатели России последнего десятилетия ХХ века напоминают показатели страны, только что проигравшей войну». Это к вопросу о том, почему было странно ожидать от русских их собственной арии в хоре ликования по поводу крушения тоталитаризма.

И еще одно значимое замечание авторов: «При определенных обстоятельствах россияне смогли бы увидеть в разгроме коммунизма свою победу, даже при том, что они – в отличие от поляков и других восточноевропейцев – не добивались освобождения от иностранного господства. Но такое восприятие было бы возможно в случае либо чудесного повышения уровня их жизни, либо сохранения их огромной империи. Исторический аналог второго – события 1920-х гг., когда большевики сумели удержать под своим контролем бóльшую часть (не всю территорию) империи Романовых – пусть они при этом говорили о коммунизме и строили свое партийное государство. Но в 1990-е гг. волшебной смены политической системы при сохранении значительной части территории государства не повторилось. Чудесное повышение уровня жизни тоже задерживалось – по крайней мере, для большинства россиян. Ужасающие утраты территории и потери населения не прибавили популярности новому режиму. Русские были шокированы тем, что их некогда могущественная держава превратилась в географически и демографически ослабленного международного попрошайку, выживание которого зависело от доброй воли Запада. В результате русские отказались признать историю 1989–1991 гг., служившую в их глазах своекорыстному самовозвеличиванию Запада, совместной победой, в которой не было проигравших… По их мнению, Запад просил их праздновать чудесное “освобождение” России от цепей советской власти как раз тогда, когда вокруг них рушилась их страна. Эта либеральная пантомима продолжалась в течение нескольких лет на полном серьезе».

Искания после краха

Рассуждения о российской внешней политике невозможны без учета ее тяжелой родовой травмы: появления на свет из краха государственности и обрушения сверхдержавного статуса. Обрушения стремительного, возможно, беспрецедентного по скорости в мировой истории. Конечно, острые затруднения начались еще у Советского Союза. Перестройка и «новое мышление» Михаила Горбачёва были вызваны не лучезарным озарением кремлевского руководства, а необходимостью сокращать бремя противостояния. Однако, несмотря на нараставшие проблемы, СССР почти до самого своего исчезновения сохранял атрибуты одной из двух супердержав и соответствующие возможности на мировой арене. Потом в одночасье Россия оказалась в положении, с одной стороны, государства, которому пришлось подтверждать свой международный мандат (признание Российской Федерации в качестве постоянного члена Совбеза ООН не было автоматическим), с другой – просителя материального вспомоществования вплоть до гуманитарной помощи. Просителя тем более униженного, что обращаться пришлось к тем, кто еще совсем недавно считался равноценным стратегическим соперником.

Дипломатия 1990-х еще ждет своего глубокого и беспристрастного летописца. Она была органичной частью того, что происходило в стране. Смесь высокого профессионализма одних и некомпетентности других, искренних заблуждений и непробиваемого догматизма, наивных иллюзий и трезвого реализма. Все это в условиях резко сниженной управляемости, внутренней борьбы за власть, перманентных социально-экономических и политических катаклизмов и фатального дефицита ресурсов. Пока западный мир праздновал нежданную победу и провозглашал новый мировой порядок на либеральных принципах, Россия тушила пожары – внутри собственной новой территории и по ее контуру, на бывших окраинах прежней общей страны, от которых в силу теснейшей связи невозможно было просто отмахнуться или отгородиться.

Возведенный ныне в высшую доблесть прагматизм – во многом наследие того периода. В условиях постоянного форс-мажора было не до рефлексий и философствований, но дело не только в этом. Эпохи идеологизированной политики – коммунистической и перестроечной – оставили после себя столь живописные руины, что от одной мысли о миссиях и идеях разве что не тошнило.

Еще более примечательным элементом конца ХХ века стала попытка России (пожалуй, впервые в истории) вписаться в идейно-политический проект, созданный не ей, без ее участия и без учета ее особенностей. Новый порядок, порожденный успехом Запада в холодной войне, подразумевал одностороннюю адаптацию к его принципам всех, кто им не полностью соответствовал. У Запада, кстати, представление о том, как Россия может встроиться в этот самый порядок, было еще более туманным, чем у самой России. Это объяснимо. Запад в 1990-е и даже еще в 2000-е гг. просто не считал вопрос об интеграции низвергнутой с пьедестала России в руководимый им мировой коллектив столь существенным, чтобы тратить на него излишние усилия и придумывать для бывшей сверхдержавы какую-то особую схему. Само как-нибудь утрясется. Россия же, пережившая крах и утратившая на время собственную систему координат, видела в выстраивании отношений с Западом едва ли не единственную возможность обрести новую долгосрочную основу. Отсюда и неоднократные попытки Москвы в 1990-е и особенно в первой половине 2000-х гг. предложить США и Европе схемы сближения и взаимодействия, которые позволили бы России стать частью «расширенного Запада», сохранив при этом, если использовать модный ныне в Европе термин, «стратегическую автономию». Это, однако, не вызывало почти никакого интереса со стороны партнеров. Их понимание мироустройства не предусматривало «особого статуса» – либо полноценное подчинение установленному комплекту правил и представлений, либо отчуждение.

В конце ХХ – начале XXI века Запад был неизбежной точкой отсчета для российской политики, потому что именно отношения с Западом и эволюция западной политики стали причиной слома, случившегося на рубеже 1980-х и 1990-х годов. Мир для России словно скукожился. Роль СССР как глобальной силы была неотделима от соперничества с США и их союзниками. Поэтому Российская Федерация, хотя формально и стала правопреемником Советского Союза, от глобальных запросов отказалась не только из-за неспособности их тогда реализовать, но и по концептуальным причинам. Де-факто Москва приняла «глобальное лидерство» Вашингтона, а свою задачу видела в том, чтобы найти подходящее место для себя в его рамках.

Дальнейшие изменения в политике России проходили под воздействием двух процессов. Один – все более четкое осознание того, что «подходящего» в российском понимании места в той системе для нее не предусмотрено. Другой – начавшаяся эрозия самого «глобального лидерства». Первый стимулировал размышления России о том, к чему, собственно, ей нужно стремиться. Второй создавал для этих размышлений контекст, который сначала скорее сбивал с толку, а потом стал восприниматься как поле расширяющихся возможностей. Впрочем, само по себе появление возможностей не давало ответа на вопрос о целях.

Глобальное и региональное

Одной из самых нашумевших оценок российского места в мире стало высказывание Барака Обамы в марте 2014 г. о том, что Россия – не более чем региональная держава, так к ней и следует относиться. Спектр реакций был широк. От острой обиды ряда комментаторов в России (какое хамское пренебрежение!) до сарказма оппонентов Обамы на Западе (какая глупость!). Между тем американский президент, того не желая, поднял самый главный вопрос, на который должна ответить российская политика. Каков масштаб ее интересов, соразмерный нуждам и имеющимся в распоряжении ресурсам?

Принято говорить о нескольких переломных моментах в российском восприятии внешней политики в целом и отношений с Западом в частности. Конечно, и 1999 г. (кампания НАТО против Югославии), и 2003–2004 гг. (цветные революции в Грузии и на Украине), и 2007–2008 гг. («последнее мюнхенское предупреждение» и война в Южной Осетии) очень важны, как и окончательный слом прежней парадигмы в 2014 году. Но судьбоносным стал год 2011-й – неожиданное решение воздержаться в СБ ООН по вопросу о применении силы против Триполи. Из чего тогда исходило российское руководство – вопрос отдельный, зато получился чистый эксперимент: после периода нараставших трений с Западом Москва вновь пошла на предложенную Соединенными Штатами и Европой форму поведения. Иными словами – согласилась на то, что «глобальный лидер» знает, как надо, и это знание не противоречит интересам России.

Результат известен. Степень его разрушительности для всех и всего – самой Ливии, стабильности в Северной Африке, Ближнего Востока в целом, европейских государств, Соединенных Штатов и российских интересов – трудно переоценить. Нынешний, спустя почти девять лет, непролазный хаос в бывшей Джамахирии и вокруг нее – каждодневное подтверждение пагубности тогдашнего подхода. Ливия стала цезурой, по другую сторону которой остались последние иллюзии даже не правоты или моральности, а элементарной рациональности западной политики по обустройству мира. Что сделало еще более насущным вопрос о том, какую роль/миссию должна выполнять (и должна ли вообще) Россия в новую эпоху.

Гипотеза Крастева и Холмса, с которой мы начали: именно тогда Россия, придя в ярость от поведения Запада, решила превратиться в вездесущую старуху Шапокляк – «хорошими делами прославиться нельзя», значит, займемся плохими. Действительно, возмущение действиями Запада было крайне сильно, тем более что в собственных фиаско он ничтоже сумняшеся упрекал Москву. (С тех пор тенденция видеть в России «универсального крайнего» резко усугубилась.) Но если пытаться суммировать, к каким выводам подтолкнул российское руководство опыт 2011 г., то получится примерно следующее.

Политика Запада сугубо деструктивна, и насущная задача – ограничивать ущерб от нее как для России, так и для мира. Российские интересы не принимаются во внимание даже не из зловредности, а из неспособности признать их наличие – подспудно к России относятся как к «парии», с которой приходится иметь дело лишь потому, что ее никак не обойдешь. Договоренности с Западом могут быть только очень конкретными, основанными на четко сформулированных запросах. Причем подкреплять эти договорённости следует убедительной силой – военной или ее заменяющей (привет любителям гибридного/асимметричного единоборства).

После бурного десятилетия 2001–2011 гг. (9/11, неудачи США на Ближнем Востоке, колебания в НАТО, мировой финансовый кризис, нарастание проблем в Евросоюзе, рост антилиберальных настроений по всей планете) ослабление позиций Запада стало очевидным. И оно превратило «многополярный мир» из образа в политическую реальность. Для России пришествие многополярного мира, столь желанного с середины 1990-х гг., оказалось скорее вызовом, чем отрадной новостью и руководством к действию.

Если отвлечься от официально провозглашавшихся концептов, то России со времени упразднения СССР были понятны две модели международно-политического бытия. Первая – какая-то форма интеграции в «Большой Запад». Вторая – противостояние Западу, попытка составить ему противовес. Обе они в чистом виде не работали, но маятник перемещался в этой амплитуде. Однако полицентричная система не предполагает ни того, ни другого. «Полюса» (а Москва, естественно, не видела себя ничем другим) друг в друга не интегрируются, в лучшем случае кооперируются на время для достижения конкретной цели. Но и постоянных противостояний быть не должно, их геометрия меняется в зависимости от текущего положения дел. Влияние и вес каждого «полюса» определяются его масштабом, способностью консолидировать пространство, достаточное для самостоятельного развития и сбалансированного взаимодействия с сопоставимыми визави.

Возвращаемся к формуле Обамы. В полицентричном мире глобальная держава сталкивается с растущими трудностями, поскольку управлять глобальными процессами не в состоянии никто. Страна-гегемон даже не перенапрягается (термин «имперское перенапряжение» был популярен в 2003–2004 гг. применительно к американским конфузам в Ираке), она разбрасывается и суетится, не зная, как и за что хвататься. Региональность же в такой среде – не второсортность, а необходимое условие успешного существования на международной арене. С начала 1990-х до начала 2010-х гг. Россия, по сути, колебалась между глобальным (стремление в той или иной степени вернуть себе место Советского Союза) и субглобальным (позиция второго уровня в американоцентричной системе). И то, и другое – наследие ХХ века. Подлинно региональной по своему мышлению Москва никогда не была, переживая мучительные рефлексии по поводу конца СССР. Но меняющаяся мировая обстановка превратила в анахронизм оба варианта, заставив задуматься о более прикладных вещах.

Неслучайно (хотя, скорее всего, неосознанно) непосредственным следствием перелома 2011 г. стало объявление о запуске евразийской интеграции. Тогда же Хиллари Клинтон на излете своей карьеры в администрации сказала, что задачей США должно быть недопущение «воссоздания СССР», чем, как она полагала, пытается заняться Россия. Уходящая госсекретарь точно оценила значимость российского шага, а заодно указала на наиболее острую для России дилемму. Но каково реальное содержание евразийского процесса: постсоветский реваншизм или создание качественно нового сообщества государств в Евразии?

Закономерно, что фронтальное столкновение России и Запада случилось на Украине. Кризис 2014–2015 гг. стал одновременно завершением предшествующего этапа международных отношений и предвестием нового. Завершением, потому что украинская коллизия положила конец логике автоматического распространения сферы западного влияния, начавшегося после распада коммунистического блока и Советского Союза. Предвестием, потому что острая схватка завязалась из-за территории, которую Россия считала ключевой с точки зрения формирования собственного «полюса», то есть для своих позиций в наступающей мировой архитектуре.

Украинский кризис обернулся огромной человеческой трагедией, принес множество бед людям и государствам, но, если взглянуть отстраненно, закончился вничью. Запад и Россия натолкнулись на пределы своих возможностей. Запад ощутил риски (военное обострение с Россией), которые превысили целесообразность дальнейшего продвижения. Россия же не смогла воплотить в жизнь концепцию «русского мира», отечественную версию идейно-политического расширения на исторически связанные территории. Степень поддержки жителей этих территорий оказалась несопоставимо ниже предполагавшейся, а масштаб ожидаемых издержек – явно выше. Результат – статус-кво, не устраивающий ни ту, ни другую сторону, если исходить из первоначальных намерений, но приемлемый с точки зрения текущего сосуществования. В условиях полицентричного мира рано или поздно все равно потребуется какое-то разрешение украинского сюжета, он не может оставаться в подвешенном состоянии. Либо Украина все-таки отойдет (целиком или частями) к сопредельным «полюсам», либо кристаллизуется некий автономный статус государств «на стыке» – для Украины и для других аналогичных случаев в мире. И это, кстати, послужит важным вкладом в устойчивость грядущей мировой конструкции.

Украина стала уроком для обоих соперников, но в первую очередь для России – прямолинейная экспансия по модели прошлого столетия в новые времена контрпродуктивна. Формы консолидации должны быть совсем другими.

Несоветская традиция

Итак, первая половина 2010-х гг. подвела черту, условно говоря, под «парадигмой-1989». В ее основе лежала идея благотворности универсализма, в то время как все более явная тенденция XXI столетия – фрагментация.

Сирийскую операцию 2015 г. чаще всего называют возвращением России в «большую игру» и заявлением ее претензий на глобальный статус. Москва, действительно, сделала то, что до того момента на протяжении 25 лет (начиная с «Бури в пустыне») могли себе позволить только Соединенные Штаты, – выступила в роли «мирового полицейского». В отличие от событий в Молдавии (1992), Таджикистане (1995), Грузии (2008) или на Украине (2014) сирийский военно-политический поход распространялся за пределы сферы непосредственных интересов, он был направлен на регион, центральный для мировой политики. Успех же, явно превзошедший самые смелые фантазии инициаторов, подкрепил ожидания, что теперь-то Москва вмешается в борьбу за мировое господство. Сторонники такой трактовки видят все новые подтверждения в активности России в Латинской Америке, Африке, газопроводной игре в Европе, укреплении стратегического взаимодействия с КНР. Уверенность Запада в том, что у России имеется продуманная стратегия расшатывания демократии в развитом мире (в этом не сомневаются и Крастев с Холмсом), – также часть описанной интерпретации. При этом и те, кто ее разделяет, и оппоненты констатируют (одни с сожалением, другие со злорадством), что ресурсов для настоящей схватки у России нет.

Впрочем, избавившись от ласкающей самолюбие, но принимающей уже чисто литературные формы демонизации (она же во внутрироссийском контексте – возвеличивание) российской политики, можно разглядеть и более скромные и рациональные компоненты внешнеполитического поведения.

Осенью 2015 г. автор этих строк услышал от одного очень высокопоставленного и влиятельного европейского политика следующие слова, произнесенные в сугубо приватном кругу и потому с неподдельной досадой: «Не успели мы разобраться с Россией на Востоке (имелся в виду украинский кризис. – Авт.), как она уже подобралась к нам с Юга (сирийская интервенция. – Авт.). Куда деваться?!». Собеседник точно подметил как минимум один из мотивов сирийской операции. К моменту ее начала западные страны вполне скоординированно стремились свести политическую повестку с Россией к теме украинского урегулирования – пока там не разрешится, ничего другого всерьез обсуждать не будем. Одна из форм давления, вполне действенная. Сирия сломала эту линию, заставив резко дополнить список вопросов, и дальше он только расширялся. Украина не то чтобы теряла значимость, но становилась частью более масштабной палитры, что давало Москве дополнительное пространство для маневра. Иными словами, использование глобальных возможностей, которые у России отчасти являются следствием ее географического положения, отчасти унаследованы от СССР, а отчасти приобретены уже в последнее время (благодаря демократизации мировой среды, а также ошибкам других игроков), позволило более уверенно чувствовать себя в региональной политике.

В этом ответ на вопрос – глобальной или региональной державой является Россия. В силу ее специфики Россию никак не зачислить ни в ту, ни в другую категорию. Можно сказать, что это региональная держава с рядом возможностей на глобальной арене, однако «регион» (Евразия), в котором Россия занимает ведущие позиции и расположена географически, таков, что практически все, там происходящее, автоматически превращается в важнейший глобальный фактор. Поэтому, исходя из формирующегося полицентризма Россия должна уделять основное внимание именно региональному измерению своей политики. Но это также неизбежно делает ее глобальным игроком, а действия на глобальной арене способствуют достижению целей на региональном уровне.

Такая диалектика принципиально не отличается от исторической российской внешнеполитической традиции за исключением сверхдержавного советского периода. Все российские «большие идеи», начиная с «третьего Рима» и далее, были не о мировом доминировании, а об обустройстве себя и окружающего пространства. «Мировая революция», а потом – распространение социализма стали отступлением от привычных подходов. Ну и известно, как закончились. Советский период, к которому сейчас вольно или невольно часто апеллируют, был исключением в истории отечественной внешней политики, как исключением была и беспрецедентная упорядоченность международных отношений во время холодной войны. Десятилетия после 1989–1991 гг. стали временем трудного расставания с той исключительностью (России – со своей, мировой системы – со своей), долгого прощания с ХХ веком.

Российская внешняя политика до недавнего времени в основном определялась последствиями событий конца ХХ столетия. Выживание, преодоление, восстановление, самоутверждение. На этом пути хватало ментальных утрат, одна из которых (тут Крастев и Холмс правы) – полная потеря веры в Запад – как пример, которому стоит следовать, будь то морально-гуманитарный или политический аспект. Степень разочарования в Западе сейчас столь велика, что временами переходит разумные границы. В любых действиях или процессах на международной арене российский взгляд склонен видеть исключительно цинизм и злую волю, а упоминание каких-либо идеалов вызывает мрачный сарказм. Впрочем, если смотреть на происходящее в историческом контексте, все закономерно. В конце 1980-х гг. на волне горбачёвского «нового мышления» маятник качнулся так далеко в сторону иллюзорного идеализма, что его противоход достигает столь же крайней точки с другой стороны.

И дольше века

Россия-2020 – страна совсем не идеологизированная. Попытки сформулировать ценностную базу раз за разом заканчивались либо набором лозунгов и цитат случайно выбранных классиков, быстро терявших актуальность, либо сугубо прикладными рецептами, которые укладываются в пресловутый прагматизм, эффективное решение возникающих проблем. Это относится ко всем разделам государственной политики, внешняя – не исключение. Дискуссия о том, что России нужна миссия, большая идея, задача международного масштаба, снова началась. И эта дискуссия является отражением того, что определенная модель исчерпана, требуется новое наполнение. Правда, это идет вразрез с другим мнением – в условиях мировой неразберихи и осыпания всех норм и правил только максимальная гибкость, незашоренность, свобода рук и действий приносят результат. Возможно ли это сочетать?

Сергей Караганов не раз писал о том, что у России есть как минимум один постулат, способный получить широкую международную поддержку – отстаивание права наций на свободу выбора моделей развития и их разнообразие, отвержение диктата «правильных» рецептов. Россия путем проб и ошибок трех десятилетий на собственном опыте испытала пагубность и некритичного подражания, и зацикленности на противостоянии сторонним идеям. Так что имеет основания предостерегать других. Подобное кредо хорошо вписывается в мировые процессы – полицентризм предусматривает и неоднородность форм политического и государственного устройства. «Апология многообразия» – не идеология, она не станет учением, свет которого Москва понесет остальному миру, в ней по определению не может быть предлагаемого ценностного набора (суть – как раз в отказе от таких предложений другим). Но она создаст благоприятную упаковку для ситуативной и гибко адаптирующейся к переменам внешней политики, необходимой на следующем этапе международных отношений.

Это, однако, требует изменения нарратива российской внешней политики и разговора о ней внутри страны. Пока он инерционен – не покидает колеи, заданной травмами конца ХХ века.

Язык российской дипломатии, например, по-своему действенен – он решает задачи, которые ставятся здесь и сейчас, максимально хлестко реагирует на вызовы информационной среды. Процентов на восемьдесят вся международная политика сегодня виртуальна, но это не дымовая завеса, за которой скрывается некая тайная суть, а в значительной степени реальное содержание происходящего. Крастев и Холмс, кстати, приводят очень удачный образ современности: «Жизнь после конца истории перестала быть “унылым временем” буржуазной хандры и стала напоминать культовую сцену перестрелки в полной кривых зеркал комнате смеха из классического фильма-нуар Орсона Уэллса 1947 г. “Леди из Шанхая” – аллегории мира общей паранойи и нарастающей агрессии».

Впрочем, если в дипломатическом общении кривые зеркала – реальность, к которой приходится приспосабливаться участникам, то внутренний дискурс о внешней политике – намеренное создание собственных кривых зеркал. Выхолащивание содержания в пользу все более зрелищного шоу удобно для решения сиюминутных задач, однако в долгосрочной перспективе плодит в общественном мнении крайне примитивные представления. Они губительны, потому что полицентричный мир оставляет все меньшее пространство для линейных черно-белых толкований, требует понимания нюансов. Для объяснения публике решений, порой неожиданных и нестандартных (а их уже приходится принимать), нарратив должен быть отстраненным и рациональным. И нельзя трактовать происходящее в категориях победы/поражения в каждом конкретном случае, потому что в новой международной среде эти понятия в чистом виде применимы все реже.

Обратим внимание на очень важную мысль, которую высказывает, заглядывая в будущее, историк Доминик Ливен: «Вероятно, ключевым вопросом будет выживание. От правителей потребуется большая осторожность и богатое воображение. Если из событий, предшествовавших 1914 г., и можно извлечь какой-то урок, то он будет о том, что политическому лидеру необходимо тщательно управлять общественным мнением – вне зависимости от типа государственного устройства страны, которую он возглавляет» (см. интервью в этом номере).

Свобода от эмоций и контроль над пафосом дают больше возможностей для эффективного управления общественным мнением, чем перманентная экзальтация. Последнее же неразрывно связано с фиксацией на реванше, одержимостью отношениями с более сильным соперником, которого надо догнать. Именно это составляло, как описано выше, содержание политики в эпоху после холодной войны. Но она завершилась.

Раздел о России Иван Крастев и Стивен Холмс заканчивают следующим утверждением: «Справедливо будет сказать, что Кремль по-прежнему убежден: выживание режима зависит от подрыва глобальной гегемонии либерального Запада». Даже если считать, что так оно и есть, глобальная гегемония либерального Запада уже подорвана – причем самим Западом, оказавшимся на поверку не настолько уж и либеральным. Так что данная мотивация российской политики теряет смысл в любом случае.

Идея глобальной миссии едва ли реализуема. И причина не только в том, что ее нелегко сформулировать в мире, переживающем кризис всех идеологий. Прежде всего, сомнительно, что нечто глобальное, общемировое жизнеспособно в международной системе, находящейся в фазе политико-экономической фрагментации и дробления по линиям культур и идентичностей.

Эрик Хобсбаум в книге «Эпоха крайностей» называл ХХ век коротким – он, мол, начался, когда прогремели залпы Первой мировой войны, а завершился крушением СССР в 1991 году. Сейчас эту метафору можно скорректировать – ХХ век был не короче других, а продолжался ровно столько, сколько и должно длиться столетие. Просто он оказался сдвинут. Начавшись в 1914 г., он закончился в 2014 г., когда шлейф политики прошлого века превратился в первое проявление новой эпохи. ХХ столетие с его агрессивным идеологически мотивированным экспансионизмом ушло. В мире, который все чаще называют анархическим, устойчивость к внешним потрясениям, а не способность распространяться вширь становится главным качеством, необходимым для конкуренции.

Часто звучащая ныне идея о России как «экспортере безопасности» сводится в конечном итоге к задаче, направленной не вовне, а внутрь – чтобы безопасность экспортировать, ее необходимо в достатке иметь у себя. И речь, естественно, не только о военных и полицейских функциях, но и о вопросах продовольствия, чистой среды, транспортных коридоров, сбалансированных межнациональных и межкультурных отношений, пригодных для освоения территорий и прочем. Что и требовалось доказать – успешность внешней политики на новом этапе напрямую зависит от внутренней устойчивости государства.

Иван Сафранчук, автор заметки «Мессианизм» из нашего «Глоссария», замечает, что за несколько веков у России сформировалось очень специфическое самосознание, отличное, например, от американского или британского. Россия не хочет переделать мир в соответствии с определенной программой, но верит в то, что само её существование делает его лучше. Соответственно, сохранение себя в дееспособной форме является миссией и ответственностью перед миром. Идея весьма современная.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 30 января 2020 > № 3305442 Федор Лукьянов

«ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ И ЛОГИКА СЕЙЧАС В БОЛЬШОЙ ЦЕНЕ»

ДМИТРИЙ ПОЛЯНСКИЙ

Первый заместитель Постоянного представителя России при ООН.

ФЁДОР ЛУКЬЯНОВ

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Научный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай». Профессор-исследователь НИУ ВШЭ. Выпускник филологического факультета МГУ, с 1990 года – журналист-международник.

О том, каково сейчас быть российским дипломатом и находиться в самом центре международной политики, как изменилась эта самая политика в XXI веке, Федор Лукьянов беседует с первым заместителем постоянного представителя России при ООН Дмитрием Полянским.

Лукьянов: Твой опыт работы в МИДе приближается уже к трем десятилетиям – с 1993 года. Это несколько эпох. Что значит – быть российским дипломатом сегодня? Тем более на таком передовом направлении. Что изменилось по сравнению с прежними периодами?

Полянский: Общий контекст значительно усложнился – просто потому, что в мире пропала понятная система координат. Как раз наша, российская, линия мне, как правило, ясна, центр иногда можно даже не переспрашивать. А вот куда мир идет в целом, чего ждать, какую роль мы будем или не будем играть, наступит ли жесткое противостояние в духе холодной войны или все-таки оно трансформируется в какую-то многостороннюю систему… Масса вопросов, на которые никто ответить не может. Их прояснение, надо признать, зависит не от нас. Карты, прежде всего, в руках американцев, а они переживают разброд и шатания. Интуитивно многие вещи кажутся понятными, но этого же недостаточно. Точность прогноза очень невысокая.

Лукьянов: Ты говоришь, что наша линия ясна, а линии других – нет. И все это в запутанной и непредсказуемой среде. Но так, вообще-то, не бывает. Когда всюду круговерть, Россия не может одна стоять эдакой твердыней последовательности и непреклонности. Неизбежны импульсивные метания и ситуативные решения – согласно меняющимся обстоятельствам. Скажем, когда начался кризис вокруг Украины, решения принимались в срочном порядке, что называется ad hoc, они вызывали острейшие противоречия, даже по интерпретации того, что происходило. А ты представляешь страну в Нью-Йорке, должен отстаивать какую-то линию, которая может иногда закладывать лихие виражи, не всегда ожидавшиеся. И как себя вести, например, в работе с партнерами, где требуется определенный уровень доверительности, хотя бы в непубличном режиме?

Полянский: Я, само собой, не могу знать все досконально. Партнеры – такие же дипломаты, они прекрасно понимают, что есть официальная позиция. Мне Москва дает указания, я их придерживаюсь. Даже если я не знаю каких-то деталей, мне понятны причины, по которым то или иное делается.

Взять украинский случай. Причины наших действий партнерам, в общем-то, тоже были понятны. Они могли не соглашаться с методами, но сама подоплека, связанная с поведением ЕС и США, им была очевидна. Кстати, степень американского вмешательства в украинские дела только сейчас начинает вылезать на поверхность, и не факт, что это будет более лицеприятно, чем какие-то вменяемые нам в вину маневры.

Еще один пример – Солсбери. Помнишь, наверняка, громкие заседания в 2018 г., поток пафосных заявлений. Ясно, что никто из этих «заявителей» на месте событий не был, что там на самом деле случилось, никто не знал. Но им дали указание занять определённую позицию. Вопреки здравому смыслу и в отсутствии каких-либо доказательств. Не буду же я на них обижаться, уличать во лжи, шипеть в кулуарах, особенно на глазах у журналистов. Это профессиональная этика. Но и мои контрдействия оправданны. Я что-то недосказываю, они о чем-то умалчивают, но я прекрасно понимаю, где есть пространство для договоренности, где нет. А у них, кстати, бывает «серая зона». Те же американцы: предлагают нам сотрудничество по определенным вопросам, мы говорим – давайте, но они тут же вводят санкции против нас. Я спрашиваю: зачем вы нас держите за идиотов?

Лукьянов: Сознательная тактика?

Полянский: Не уверен, необязательно. Был недавно совершенно вопиющий эпизод, когда не дали визы делегации министра Лаврова. Я видел растерянное выражение лица госсекретаря Майка Помпео, когда он с министром в кулуарах встречался. Он как будто искренне хотел сказать: «Я тут ни при чем, честное слово». Сергей Викторович говорил, что американцы его уверяли: мол, «ни Помпео, ни президент Трамп такого решения не принимали». Вопрос: а кто тогда? Кто остается? Представляешь, если бы у нас по внешнеполитическим вопросам, да еще на таком высоком уровне, ни президент, ни министр иностранных дел не были бы в курсе, что кто-то кого-то не пускает? А у них множественность, даже путаница акторов, Конгресс и иже с ним. Например, постпредство США в ООН нам часто пытается помочь, но бьется, как об стенку. Они передают одни предложения, вроде как с ними в центре не спорят, а на деле получается, что страна следует другим курсом.

Вообще, в отношении не только России, но и Китая развивается все более острая шизофрения. Требуют сотрудничать, при этом постоянно давят и норовят наказать. Наши собеседники тут понимают некоторую абсурдность ситуации, но они не вольны в своих действиях.

Лукьянов: А раньше такого не случалось? Лицемерие было, есть и будет основой политической культуры, особенно западной, а уж в дипломатии – это норма. Может, сейчас просто стало более заметно благодаря информационному обществу?

Полянский: Раньше такое не практиковалось в той степени, как теперь. Да, во многом все усугубилось за счет новых информационных возможностей. Потенциал манипуляций возрос неизмеримо. Но и раскол такого масштаба внутри самих обществ трудно припомнить. Соединенные Штаты, Великобритания, ЕС – они сами не понимают, что с ними будет. Это не может не накладывать отпечаток на внешнюю политику.

Лукьянов: Поставлю вопрос ребром. Исходя из всего вышесказанного, нельзя ли сделать вывод, что дипломатия бессильна? Что она не в состоянии выполнять функции, которые ей предписаны?

Полянский: А какой критерий эффективности? То, что мировой войны нет, это, на мой взгляд, едва ли не основной критерий. Если нас вообще упразднить, ООН обнулить, то в течение одного-двух месяцев, когда не будут работать никакие дискуссионные площадки, начнется мировая война.

Лукьянов: Я не про ООН, а о дипломатии как таковой. Из того, что ты говоришь, получается, что публично у вас диалог глухих, а не публично – попросту разводят руками: все всё понимают, но сделать ничего не могут.

Полянский: Публичный и непубличный уровень всегда имел место. Андрей Громыко, Анатолий Добрынин или Олег Трояновский были заклятыми оппонентами своих американских визави, что не мешало им лично доверительно и уважительно общаться, решать проблемы.

Лукьянов: Вот именно – не просто общаться, но и решать проблемы. Ты сейчас решаешь проблемы, общаясь кулуарно?

Полянский: Конечно. Наша работа тут – постоянное согласование позиций, поиск подходов, приемлемых для всех. И в рабочем порядке всем приходится идти на компромиссы – в собственных же интересах.

Лукьянов: Это не вполне согласуется с тем, что ты раньше сказал о тех же американских, британских, европейских дипломатах, которые шарахаются из стороны в сторону.

Полянский: Речь шла, прежде всего, о двусторонних отношениях. Я своим коллегам в Вашингтоне не завидую. У них совершенно другой контекст, и они как раз в полной мере ощущают все то, о чем мы говорили. Но сейчас речь – о многосторонней дипломатии, здесь больше взаимозависимости и ограничителей на двусторонние зловредные действия.

Лукьянов: Хорошо. Это важно, что есть большая разница между дву- и многосторонним. Теперь о другом. Мы много слышим о том, что позиции России в мире укрепились неимоверно. Ты ощущаешь рост престижа России на международной арене?

Полянский: Ощущаю. Особенно после Сирии, Ближнего Востока, когда партнеры поняли, что мы действительно способны что-то задумать, на практике это реализовать, а затем последовательно двигаться в избранном направлении. Конечно, изменение очень чувствуется, особенно со стороны третьих стран, не западных. Африканские, ближневосточные государства гораздо внимательнее стали к нам прислушиваться. Западники больше побаиваются. А еще в их реакциях проскальзывает некоторая растерянность – они не знают, что с нами делать. Додавить не могут, изоляция не получается – по всем форматам мы востребованы. На Ближнем Востоке они вообще без нас ничего крупного сделать не в состоянии. Но при этом мы у них по-прежнему проходим по категории врагов (ну если все своими именами называть). Отсюда такая зацикленность на Украине – им важно поставить галочку, найти какое-то решение, показать хоть какую-то эффективность своей политики. И с облегчением начать искать точки соприкосновения.

Опять-таки, сильно беспокоит Запад и наше партнерство с Китаем. Кстати, китайское поведение тоже меняется. По ряду вопросов еще года два назад представители КНР десять раз думали, стоит ли высказаться. Сейчас уже не думают. Я не помню, чтобы китайцы на площадке ООН так активно и инициативно критиковали американцев, прямо наотмашь.

Лукьянов: Прав ли я, что сейчас стало очень опасно кому-то что-то говорить. В закрытом режиме, секретном, неважно. Шанс на то, что это утечет или будет сознательно вброшено, велик. Что происходит в плане доверительности бесед?

Полянский: О секретных вещах, естественно, в беседе я говорить не буду, и я не буду нигде ничего такого размещать, где есть хотя бы шанс на открытый доступ. Но вообще без доверия невозможно. Допустим, кому-то важно предугадать нашу реакцию, чтобы самому не попасть в сложное положение. Я могу поставить партнера перед фактом на заседании, прижать его к стенке. И формально я буду прав. Но если я ценю рабочие отношения, то могу коллегу предупредить. Например, мне пришли указания по какой-то резолюции или нашей позиции, я выделяю «красные линии», прихожу к нему и говорю: вот здесь мы точно подвинуться не можем. А здесь – можем, наверное, немного смягчить. Поэтому он не станет публично атаковать меня по теме, по которой это заведомо бессмысленно, или отправлять в столицу нереалистичные предложения. Вероятнее всего, он предложит разумные решения. Так что это скорее разведка, которую я сам помогаю провести. И в своих собственных интересах тоже, чтобы он лучше знал мою позицию и не наступил на какую-то мину, после чего я уже ничем не мог бы ему помочь. Это не значит, что я «сливаю» свою позицию. Тем не менее он это учтет и оценит. И мне точно так же потом подскажет. Такой механизм работает.

Лукьянов: Со стороны ощущение, что вынести на публику конфиденциальный разговор становится сейчас нормой.

Полянский: Это может случиться по незнанию один раз. Человек единожды так себя поведет и станет «черной овцой» в дипломатии. Есть понимание, что если ты что-то говоришь доверительно, собеседник либо должен это использовать по согласованию с тобой, либо без упоминания тебя. Но ты сам, естественно, думаешь, о чем можно заранее предупреждать, а о чем нет.

Лукьянов: По части дипломатии ты, наверное, прав. Но если ориентироваться на политику, мы видим другие проявления. Когда была грузинская война и шли баталии в Совбезе, Кондолиза Райс запросто обнародовала то, что Путин и Лавров говорили ей при личной встрече или по телефону… Или эпопея с транскриптом разговора Трампа с Зеленским – как выяснилось, никто его толком не предупреждал, что такое может быть. Это вообще становится нормой. Требовали же от Трампа предъявить записи переговоров с Путиным, хотели вызвать на допрос переводчиков. Я понимаю про секретность. Но ведь и обычный человеческий разговор можно повернуть так, что будет скандал.

Полянский: Примеры, которые ты привел, американские. И неслучайно. Это отражение того, что происходит у них самих. По их законам, осведомитель (whistleblower, как они говорят) может настучать на президента, и ему будет гарантирована защита. Когда президент или министр разговаривают с американцами, конечно, они учитывают этот фактор.

Но бывают все же и доверительные беседы. При желании все прослушивается, но я – еще раз – не о секретности. Есть большая разница между секретностью и доверительностью.

Лукьянов: У меня была более алармистская картина. То есть дипломатическая рутина работает, полагаешь?

Полянский: Дипломатия, спору нет, трансформировалась и видоизменилась в условиях электронных медиа, мессенджеров. Очень многое согласуется по WhatsApp или электронной почте, например. Ты вроде как человеку пишешь доверительно, но при этом понимаешь, что он при желании возьмет и опубликует скриншот. Но, повторюсь, такое возможно лишь один раз. Для дипломатического корпуса он сразу становится персоной нон грата. Я таких случаев даже не знаю, честно говоря. Но при этом все мы понимаем, что все, что хранится в компьютере или смартфоне, легко может быть прочитано третьими лицами, поэтому настоящие секреты туда в принципе не попадают.

Лукьянов: Доверительность – это одна сторона. Другая сторона – дипломатия, внешнеполитическая деятельность явно становится гораздо более публичной, театральной. Покойный Виталий Иванович Чуркин был звездой. Твой нынешний шеф, Василий Алексеевич Небензя, тоже за словом в карман не лезет. Я уж не говорю про Марию Владимировну Захарову. Тебе приходится быть артистом?

Полянский: Сам я стараюсь никогда людей не дразнить. Но и мне приходится иногда проявлять эмоции. Если, например, кто-то на заседании задевает и провоцирует, нехорошо оставлять это без внимания. И тут стоит добавлять толику эмоциональности, которая мне, вообще-то, несвойственна.

Дипломатия в ООН вплотную связана со СМИ. Если заседание проходит в открытом формате, люди волей-неволей делают громкие заявления, рассчитывая в том числе на внутреннюю аудиторию. Когда сирийский постпред, например, выступает и полчаса сыплет не вполне понятными оборотами, он это делает не для нас, а для того, чтобы его соотечественники увидели, что он дал адекватный отпор тем, кто критикует его страну. Ну или Василий Алексеевич порой использует цветистые обороты, которые западники через перевод не поймут в принципе, но их оценит домашняя аудитория. В других случаях такого, наверное, нет. Этот жанр в чем-то близок публичным заявлениям перед журналистами, когда для начала зачитывается нечто подготовленное и хорошо продуманное. Но и импровизация тоже бывает, конечно.

Лукьянов: А тебя как профессионала и наблюдателя не шокируют какие-то ходы нашей публичной дипломатии? Не кажется иногда, что перебор?

Полянский: Это личностный фактор в большей степени. Кому-то нравится, кому-то нет. Я иногда ставлю себя на место того или иного оратора и думаю, что, может, я бы по-другому сказал. Или не на этом сделал акцент. Не факт, что у меня получилось бы лучше. Находясь за границей, я не вижу всей картины. Не так остро чувствую ожидания внутренней аудитории. А это бывает очень важно в публичной дипломатии, влияет на то, какие моменты важно заострить, а на какие сделать меньший упор. Мы все-таки больше действуем, исходя из внешнеполитических аспектов.

Лукьянов: В старые добрые времена, которые не так давно закончились, все-таки грань между внешним и внутренним была намного четче. А сейчас ее практически не стало. Причем везде.

Полянский: Особенно в нашей стране, где люди интересуются политикой, где полно этого всего на телевидении в любых интерпретациях, в том числе и полускандальных.

Лукьянов: Если посмотреть в ретроспективе, вспомнить годы, когда ты был сильно моложе и мы жили в других условиях, ты ощущал пренебрежительное отношение к России? Если сейчас статус повышается, то был ли период, когда смотрели на российских дипломатов и думали или даже говорили: «Вы-то куда? И с чем?».

Полянский: Тут надо соизмерять свой уровень. Мне трудно сравнивать сегодняшний свой опыт с тем, что было, когда я начинал работать в Тунисе в начале девяностых, – тогда моя роль и функции были очень ограниченны. Да и внешняя политика, честно скажем, была никакая. Влияли внутренние факторы: чеченская война, внутренний политический кризис, экономический коллапс, на внешней арене солировал Андрей Козырев с его весьма спорными представлениями о роли России в мире – ясное дело, к нам было совсем другое отношение. Но если говорить о периодах, которые я могу оценить лучше, то могу сказать, что некая неопределенность возникла в начале этого десятилетия.

Лукьянов: Почему?

Полянский: На мой взгляд, прежде всего, из-за ситуации с Ливией. Наше решение воздержаться в СБ ООН, когда мы все-таки поверили заверениям западников (в последний раз, наверное) очень многие не поняли, особенно на фоне российской повестки до этого. Мы проводили довольно последовательную самостоятельную линию, четко декларировали свои приоритеты, и этот шаг, который западники сразу же использовали для развала Джамахирии, выглядел нелогично. От ливийского казуса пошло много кругов, много проблем для региона и мира в целом. На Ближнем Востоке чувствовалось очень сильное разочарование. Потом постепенно это выправилось. В том числе благодаря правильному решению и четкой и последовательной позиции по сирийскому вопросу. Соответственно, вырос и наш авторитет в регионе и мире. А с уважением, как мне кажется, нас начали воспринимать еще раньше, после Крыма, хотя официальная реакция западников и их сателлитов была оголтелой. Все понимали, что шаг тяжелый, хороших решений тогда в нашем арсенале не имелось. То, что мы не отступили, не бросили своих, более того – и сейчас по-прежнему держимся за свои позиции, можно сказать, зубами, вопреки всем ярлыкам, которые на нас вешают, вызывает, несмотря ни на что, уважение. Западники могут что угодно говорить, выдавать желаемое за действительное, но где-то нам даже завидуют. Потому что у нас есть решения, основанные на понятном подходе, и воля к их выполнению.

Это сейчас мало где встретишь. Все страдают от недосказанности и отсутствия внятных правил игры, четкой международной «конституции», согласно которой можно было бы действовать, понимая, что хорошо, а что плохо. Они видят, что мы последовательны. Мы выступаем, имея в качестве точки отсчета одни и те же категории. И им это импонирует, даже если они не разделяют то, что мы говорим. Последовательность и логика сейчас в большой цене.

Лукьянов: Вытекает естественное предположение: они же тогда, наверное, ждут (кто-то с надеждой, кто-то со страхом) нашего магического двадцать четвертого года? Вот уйдет Путин, и тогда…

Полянский: Пока об этом разговоров нет. Нет ощущения, что надо, мол, дождаться 2024 г., и в России все изменится. Так когда-то говорили про ситуацию с завершением второго срока Путина. Сейчас такого не слышу. Возможно, потому, что еще далеко до этой даты. Зато есть другие страны, будущее которых тоже неясно, а момент перелома гораздо ближе. Вот, например, до ноября надо как-то дожить – в США ведь все развивается совершенно непредсказуемо.

Лукьянов: Заключительный вопрос – жизненный. В профессиональном смысле ты счастлив?

Полянский: В профессиональном смысле – да. Здесь очень интересно работать, но ни на что, кроме работы, времени нет. Такая всепоглощающая и важная каторга с такими же, как я, каторжанами, общение и работа с которыми доставляет большое удовольствие. Приходится сталкиваться практически со всей палитрой вопросов, составляющих нашу дипломатию. Многие региональные сюжеты и кризисы обсуждаются и решаются прежде всего именно в ООН. Очень ценно формирующееся здесь понимание, как все устроено, насколько это важно и какие на этой многосторонней дипломатической площадке есть возможности и ограничители. Прочувствовав это, на мой взгляд, гораздо проще расти в профессиональном плане.

США. ООН > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 30 января 2020 > № 3305441 Дмитрий Полянский

ВЫБОРЫ В США И РОССИЙСКО-АМЕРИКАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

ДМИТРИЙ ТРЕНИН

Директор Московского Центра Карнеги, член Совета по внешней и оборонной политике.

Когда-то главный советский американист Георгий Арбатов говорил: «Выборы в США – плохое время для хорошей политики и хорошее – для плохой». Эта максима, по-видимому, вечна. В последние четыре года, правда, оказалось, что «время плохой политики» может растянуться на целый президентский срок, если в этот период американский политический класс будет всецело поглощен острой внутренней борьбой, практически не оставляющей места для ответственных решений и долгосрочной стратегии, в том числе в сфере внешней политики. Завершится ли этот период в 2021 г. или продолжится до середины 2020-х гг., покажут результаты выборов в ноябре 2020-го. Для России это имеет важнейшее значение в выстраивании собственной среднесрочной стратегии на американском направлении, но в долгосрочном плане необходимо осмыслить и учесть опыт последних трех десятилетий.

Текущий диагноз

Сегодня политический класс Соединенных Штатов всецело сконцентрирован на президентской избирательной кампании и идущей параллельно процедуре импичмента президента Дональда Трампа. Все остальные вопросы текущей политики рассматриваются через эту призму. Риск принятия Конгрессом новых санкций в отношении России в самое ближайшее время снизится не только в связи с исключительной сосредоточенностью конгрессменов на импичменте, но и из-за того, что принятие санкций в нынешних условиях будет рассматриваться как удар по Дональду Трампу и его администрации, чего республиканцы, имеющие большинство в Сенате и вслед за своими избирателями поддерживающие президента, допустить не могут. С другой стороны, после вероятного неудачного завершения попытки импичмента республиканцы могут согласиться поддержать законопроект о санкциях, чтобы в очередной раз отмежеваться от «токсичной» России.

В обозримом будущем внутриполитическая борьба в Соединенных Штатах продолжит мешать стабилизации американо-российских отношений. Хотя фокус расследования действий Трампа в Палате представителей сместился в сторону Украины, истерия в отношении России продолжается и даже усиливается. Это происходит, несмотря на то, что трезво мыслящие американцы признают необходимость восстановления диалога с Россией и даже налаживания какого-то взаимодействия с ней в вопросах стратегической стабильности (судьба Договора СНВ-3) и по другим темам, связанным с безопасностью, – таким, как распространение ядерного оружия или противодействие терроризму. Проблема, однако, в том, что любое взаимодействие рассматривается как уступка России, требующая предварительных шагов Москвы навстречу американским требованиям, – например, признания факта вмешательства России в выборы 2016 г. и обязательства не вмешиваться в будущем в американский политический процесс. На подобной основе, конечно, нельзя договориться о возобновлении полноценного диалога до президентских выборов 2020 года.

Исход грядущих выборов не привнесет фундаментальных перемен в американо-российские отношения, но может по-разному повлиять на них в зависимости от качества победы того или иного кандидата. Победа действующего президента с убедительным отрывом голосов избирателей – 4–5 процентных пунктов или больше – способна укрепить положение Трампа настолько, что он сможет проводить свою политику, в том числе в отношении Российской Федерации, без оглядки на демократическую оппозицию. С другой стороны, уверенную победу кандидата от Демократической партии уже нельзя будет объяснить вмешательством Москвы. Такой исход мог бы со временем – после «одно- двухлетки ненависти» – открыть некоторые, хотя и строго ограниченные, возможности для возобновления диалога по вопросам, связанным с военно-политической и контртеррористической проблематикой. Такой прагматичный диалог, конечно, более чем уравновешивался бы – или прикрывался – в информационном пространстве резкой критикой внешней и внутренней политики России со стороны победивших демократов.

Избрание же Трампа на второй срок с небольшим отрывом или только голосами выборщиков, а не большинства избирателей, скорее всего, приведет к продолжению нынешней «холодной гражданской войны», в которой России будет по-прежнему уготована роль злого кукловода Трампа, а следовательно, заклятого врага американских демократов, СМИ и большей части политического истеблишмента. Неясно, насколько Трамп в этих условиях сохранит декларируемую заинтересованность в улучшении отношений с Москвой и насколько республиканцы в Конгрессе будут препятствовать усилиям демократов наложить на Россию более жесткие санкции.

Уникальная и опасно дестабилизирующая ситуация может сложиться, если Трамп откажется признать поражение на выборах и освободить Белый дом, а также призовет своих сторонников – вооруженных домашним оружием – «защищать выбор народа от посягательств элит». Такого в истории США не было никогда, но ситуация уже неординарная, а Трамп проявил себя человеком, не стесненным внешними ограничениями. Некоторые наблюдатели возлагают в этих условиях надежду уже не на суды и другие конституционные механизмы сдержек и противовесов, а на прямое вмешательство военных на стороне Конституции для смещения засидевшегося на своем посту главы государства.

Возможности Москвы воздействовать на ситуацию, чтобы уменьшить токсичность России в американской политике практически отсутствуют. Американский бизнес, уже работающий в России, остается прибыльным, но старается особенно не трубить о своих успехах, чтобы не привлекать внимания активистов санкционных мер. Потенциальные новые игроки боятся инвестировать в Россию, опасаясь санкций и внутрироссийских проблем, о которых постоянно сообщают американские СМИ. Сдвиги могут последовать, но в долгосрочной перспективе и если Россия возьмет курс на активное экономическое развитие, приватизацию и демонополизацию при укреплении независимости судебной системы. Тогда экономическая привлекательность может пересилить политическую неприязнь.

За пределами политических и медийных кругов – в основном вашингтонских – восприятие России как однозначно враждебной Америке страны гораздо слабее. В интеллектуальном сообществе США, особенно в университетской среде, начался процесс переоценки ценностей, в том числе в области внешней политики. Появились серьезные работы, критикующие либеральный интервенционизм и милитаризм как отличительные черты американской внешней политики последних десятилетий. Речь не столько о том, как лучше проводить внешнюю политику, а как выработать новый курс, больше отвечающий мировым реальностям. Эти тенденции не являются пока определяющими, но их появление симптоматично.

При всей важности выборы 2020 г. – в известном смысле промежуточные. Они отразят накал борьбы и раскол общества, но не дадут ответа на накопившиеся вопросы. Выход США из трех кризисов, в которые они погружены, – политического, социально-ценностного и внешнеполитического – будет долгим и болезненным. Речь идет о завершении целой эпохи, начавшейся с приходом в Белый дом Рональда Рейгана в 1981 году. В экономике – это неолиберализм «чикагской школы». В социальной сфере – резкое усиление неравенства, когда условно 20% по-крупному выиграли от глобализации и 80% остались «при своих», но относительно первой группы сильно проиграли. Во внешней политике – триумфализм, порожденный внезапной и полной победой США в холодной войне.

Контуры нового баланса в экономике, внутренней и внешней политике Соединенных Штатов пока не просматриваются, но процесс изменений уже запущен, и за ним необходимо внимательно следить. Как и за неизбежной сменой поколений в американском политическом классе: ведь основным нынешним претендентам на пост президента – Трампу, Джо Байдену, Элизабет Уоррен, Берни Сандерсу, а также Майклу Блумбергу – за 70. Возможно, уже президентские выборы 2024 г., которые совпадут с ожидаемой новой конфигурацией власти в Российской Федерации, явят миру новый облик политики США и создадут условия для нового начала в американо-российских отношениях.

Позиции и характер действий сторон

Стремиться перевернуть страницу заставляет то обстоятельство, что нынешнее состояние отношений России и Соединенных Штатов характеризуется как конфронтация. Это, однако, качественно иная конфронтация, чем в период холодной войны: преимущественно конфликт интересов вместо антагонизма мировоззрений.

Фундаментальная причина столкновения – отсутствие удовлетворительного урегулирования по итогам холодной войны. Проиграв тогдашнее противостояние под именем СССР, Россия отказалась интегрироваться в американскую систему на правах младшего партнера. Более того, стала стремиться к восстановлению статуса великой державы. Америка же, выиграв холодную войну и фактически списав Россию со счетов в качестве крупной международной величины, сочла неприемлемым для себя партнерство на паритетных условиях, предлагавшихся Москвой. Это главное. Субъективные ошибки и просчеты имели место с обеих сторон, но их значение вторично.

Россия отстаивает право самостоятельно определять, продвигать и защищать свои интересы. Америка отстаивает порядок, установленный по результатам холодной войны. Российские действия – в частности, на Украине и в Сирии – подрывают американский порядок и тем самым обесценивают его. Россия не может признать американоцентричный порядок, поскольку это равносильно признанию собственного подчиненного положения. Америка не может ни договариваться с Россией, ни игнорировать ее действия, поскольку и то, и другое означает отказ от глобального лидерства, на котором основана гегемония США.

Вызов Америке со стороны России укладывается в набирающий силу тренд усиления национальных государств и ослабления глобальных институтов, созданных Западом во главе Соединенными Штатами – системы Pax Americana. Продолжающийся мощный подъем Китая, начинающийся подъем Индии – еще более весомые свидетельства тенденции. Поднимаются региональные державы – Турция, Иран, Бразилия. Элементы самостоятельности заметны во внешней политике Японии. В отдаленном будущем процесс укрепления роли национальных государств может затронуть и Европу – в частности, Францию и Германию.

Форма нынешней российско-американской конфронтации – гибридная война. Основные поля/среды этой войны: информационная, экономическая, финансовая, технологическая. Характер действий Америки основан на ее колоссальных материальных преимуществах. США действуют прямо и массированно. Характер действий России основан на трезвом осознании ее руководством относительной слабости по отношению к Соединенным Штатам. Россия действует асимметрично, расчетливо и зачастую успешно. За прошедшие пять лет Вашингтону не удалось заставить Москву существенно изменить курс в желательном для него направлении.

Перспективы конфронтации

Состояние российско-американских отношений тяжелое, но стабильное. Дальнейшее ухудшение возможно, даже вероятно, но фатальное развитие может стать только результатом трагического стечения обстоятельств. Сетка безопасности, предохраняющая стороны от прямого вооруженного конфликта, существует. Ее образуют постоянные прямые контакты между высшим политическим руководством, военным командованием и верхушкой аппаратов обеспечения национальной безопасности двух стран. Обе стороны исходят из того, что текущая российско-американская конфронтация при всей своей серьезности и потенциальной опасности не носит, в отличие от холодной войны, экзистенциального характера.

В ближайшие пять-семь лет ожидать существенного улучшения отношений России и Америки трудно. Антироссийские санкции обрели силу закона и не будут отменены на протяжении очень длительного срока – то есть практически никогда, если иметь в виду ныне действующих политиков. Россия действует в целом прагматично, исходя из видения ее руководством национальных интересов. Основываясь на них, Москва готова сотрудничать с любыми государствами, если они принимают во внимание интересы России и уважают ее статус в мире. Проблема в том, что ожидать такого подхода от Вашингтона в обозримом будущем не приходится.

Разумеется, Москва и Вашингтон, несмотря на явные и непреодолимые различия, не являются вечными и непримиримыми противниками. Долгосрочные перспективы выхода из американо-российской конфронтации зависят главным образом от внутренних факторов в обеих странах. В США, вероятно, сохранится стремление к ограничению глобальной вовлеченности Америки и сосредоточенность на повышении конкурентоспособности национальной базы. Такая тенденция наметилась уже со второго срока президентства Джорджа Буша-младшего, явно проявилась при Бараке Обаме и стала доминирующей в период правления Дональда Трампа. Это стремление предвещает переформатирование отношений как с союзниками и партнерами Соединенных Штатов, так и с их конкурентами и соперниками на мировой арене, в том числе с Россией.

В России восстановление великодержавного положения во внешнем мире ставит вопрос об устойчивости статуса, не подкрепленного в полной мере экономическими показателями. Решение этого вопроса логически требует большей ориентации внешней политики на цели внутреннего – прежде всего экономического и технологического – развития страны. Такая коррекция, в свою очередь, подразумевает перенос внимания с вопросов мироустройства в целом на вопросы места России в складывающемся мироустройстве. Безопасность страны в XXI веке, достаточно обеспеченная потенциалом ядерного и неядерного сдерживания, будет все больше определяться невоенными параметрами. Урок Советского Союза заставляет думать об экономике и технологиях, социальной политике, а также о настроениях в обществе.

Если оба обозначенных фактора в наших странах выйдут на первый план, то могут сложиться условия, при которых в отдаленном будущем – в 2030-х – 2040-х гг. – российско-американские отношения, оставаясь по преимуществу отношениями соперничества, что нормально для великих держав, могут выйти из состояния острой конфронтации. В идеале – стать простыми отношениями конкурентов, способных к точечному прагматическому сотрудничеству.

Насущные задачи: стратегическая стабильность

Некоторые шаги в сторону ослабления напряженности могут быть предприняты еще в условиях противоборства. Основа для этого есть. Так, несмотря на продолжающуюся и временами обостряющуюся конфронтацию, Россия и США сознают опасность прямого военного конфликта. Созданы и функционируют каналы связи и предотвращения вооруженных столкновений, поддерживаются личные контакты между лицами, занимающими ключевые посты в структурах вооруженных сил и национальной безопасности двух стран. Несмотря на отсутствие диалога, коммуникация продолжается.

Серьезным негативным фактором является свертывание и возможное упразднение режима контроля над вооружениями. Пытаться сохранить его – бесполезное занятие. В современных условиях требуется новый подход к стратегической стабильности взамен того, который основывался на реалиях второй половины ХХ столетия. Основная цель такого подхода – предотвращение вооруженных конфликтов между ядерными державами. Основные методы достижения цели – поддержание постоянных контактов и обмен информацией между соответствующими государствами (как это практикуется сейчас между РФ и США); взаимная сдержанность и непровоцирующий характер военной деятельности; информационный диалог по военным доктринам и стратегиям; сотрудничество в вопросах нераспространения ядерного оружия; совместная деятельность по предотвращению ядерного терроризма.

В ближайшее время России и Америке имеет смысл продлить Договор СНВ-3, срок действия которого истекает в феврале 2021 г., на следующие пять лет, начать консультации по проблемам гиперзвукового оружия и космоса, а также проявлять сдержанность в дестабилизирующем развертывании ракетных систем средней и меньшей дальности, запрещенных в свое время Договором о РСМД. Кроме этого, полезен постоянно действующий семинар по проблемам стратегической стабильности, который поможет сторонам лучше понимать доктринально-стратегические установки друг друга.

Фактор Китая

Конфронтация между Россией и США, отражая дух эпохи, не является ее центральным конфликтом – в отличие от противостояния между Вашингтоном и Пекином. Именно американо-китайский сюжет уже стал важнейшим фактором формирования нового миропорядка. По сравнению как с Америкой, так и с Китаем Россия – экономически, технологически и демографически – относительно небольшая величина. Тем не менее именно эти три государства в настоящее время оказывают наибольшее влияние на геополитические и военные балансы в мире. В экономике и технологиях, однако, доминируют США и Китай. Для Соединенных Штатов именно Китай – главный соперник и потенциальный противник. Такое положение создает для России и риски, и возможности.

Возможность заключается в закономерном переключении основного внимания Вашингтона на Китай при дальнейшем снижении внимания к России как к угрозе. Реализовать это трудно из-за того, что даже при ослабленном внимании к России отношение американской политической элиты остается резко отрицательным. Кроме того, тесное сотрудничество РФ и КНР, особенно в военной и военно-технической областях, усиливает раздражение американцев действиями Москвы, переставшей быть главным противником, но способствующей теперь укреплению основного соперника Америки.

Риск состоит, прежде всего, в становлении новой биполярной модели, в которой Россия, отказавшаяся стать младшим партнером США, превратилась бы в вассала Китая. Одновременное давление Вашингтона на Москву и Пекин способствует реализации именно такого сценария. Противостоять подобной тенденции довольно сложно из-за того, что углубление отношений России с другими развитыми странами – в частности, Европы и Японией – сдерживается союзнической солидарностью этих стран с Америкой. В еще большей степени экономическое развитие России сдерживается структурными проблемами внутреннего характера, которые так или иначе будут решены, но, скорее всего, за пределами обозримого будущего.

В новом треугольнике «Вашингтон – Пекин – Москва» Россия, несмотря на очень разные отношения с Америкой и Китаем, пока стремится играть самостоятельную роль. От политики Соединенных Штатов зависит, насколько тесно Москва и Пекин будут координировать свои действия на американском направлении. Россия дорожит нынешними отношениями с Китаем и не встанет на сторону США в их противостоянии с КНР. Второго издания киссинджеровского «треугольника», выгодного Вашингтону, не будет. В то же время очевидно, что в условиях жесткого противостояния у России в какой-то момент может не хватить ресурсов, чтобы выдерживать самостоятельный курс. Можно обоснованно утверждать, что двойное сдерживание России и Китая не отвечает также стратегическим интересам Америки, но политика США в последнее время не всегда отличалась стратегической выверенностью.

В поиске региональных балансов

Если России все же удастся устоять на ногах и сохранить стратегическую самостоятельность, то отношения с Соединенными Штатами могут стать продуктивными. Менее глобальный и более национально-ориентированный подход США к мировым делам, создавая вакуумы безопасности в различных регионах мира – на Ближнем и Среднем Востоке, включая зону Персидского Залива, в Афганистане, Северо-Восточной Азии и не в последнюю очередь в Европе, – может сформировать условия для ограниченного российско-американского взаимодействия. Такое взаимодействие не должно быть исключительным. Напротив, оно способно стать частью многосторонних усилий ведущих игроков по стабилизации конфликтов, угрожающих их коренным интересам. Новый мировой порядок может возникнуть в том числе на основе региональных балансов.

Так, равновесия в Европе возможно достигнуть в случае урегулирования украинского кризиса. Условиями должны стать фактическое признание российского статуса Крыма и реинтеграция Донбасса в состав Украины на основе Минских соглашений 2015 года. Сама Украина стала бы в результате нейтральным по отношению к США/НАТО и Российской Федерации государством, ассоциированным партнером Европейского союза с возможностью свободно развивать дальше свои отношения с ЕС. Украинское урегулирование – дело самих украинцев, россиян и европейцев (немцев и французов в первую очередь, но не только), однако американцы могли бы внести свой вклад. Главное, что требовалось бы от США, – ясный отказ от дальнейшего расширения НАТО на Восток, которое реально уже заблокировано очевидным риском военного столкновения и очевидным нежеланием американцев брать под защиту периферийные для их интересов государства.

Таким же образом может выглядеть успешный вариант решения приднестровского конфликта в Молдавии: реинтеграция с разделом полномочий и военный нейтралитет при свободном развитии отношений с Евросоюзом. Снятие с повестки дня проблемы расширения НАТО позволило бы развивать ассоциацию Грузии с Европой и одновременно снижать напряженность между Грузией и Абхазией, Грузией и Южной Осетией, Грузией и Россией. Что касается Белоруссии, то она оставалась бы независимым государством, тесно связанным экономическими, политическими, военными и гуманитарными узами с Россией в рамках Союзного государства, ОДКБ и ЕАЭС, и при этом имела бы возможность развивать отношения с Евросоюзом.

На Ближнем и Среднем Востоке США могли бы начать взаимодействовать с Россией, как взаимодействуют с ней региональные государства – Израиль, Иран, Саудовская Аравия, Турция и другие. Москва и Вашингтон по-прежнему разделяют цель сдерживания распространения ядерного оружия в регионе. Ни Россия, ни Соединенные Штаты не надеются получить долгосрочную выгоду от войны между Ираном и Саудовской Аравией. И, конечно, Ближний и Средний Восток остаются очагом угрозы радикализма, экстремизма и терроризма, что одинаково заботит Вашингтон и Москву. Последнее целиком и полностью относится также к Афганистану.

В Северо-Восточной Азии укрепление российско-японских отношений полезно для США в условиях продолжающегося усиления Китая. Партнерство Москвы и Токио, как и тесное сотрудничество Москвы и Дели, способствует уравновешиванию обстановки в Азии, в бассейнах Тихого и Индийского океанов и в Арктике – от Мурманска до Мумбая. Этому также содействовало бы развитие американо-российских экономических и прочих связей через Тихий и Северный Ледовитый океаны.

Заключение

Россия в последние десятилетия была слишком зациклена на Америке. С одной стороны, у Москвы первоначально присутствовало жгучее стремление к дружественному единению двух стран, с другой – вскоре проявилось столь же жгучее стремление к реваншу за поражение в холодной войне. Российские руководители и элиты безуспешно искали в Америке истоки своих проблем и часто ждали от нее невозможного – признания равенства с Россией.

Вступая в третье десятилетие XXI века, россиянам нужно запастись терпением, обратить пристальное внимание на внутренние дела, на формирование ровных и взаимовыгодных отношений с гораздо более сильным Китаем. Москве стоит, конечно, отслеживать развитие ситуации в США, но не пытаться при этом вмешиваться в ход тамошних событий. Проникновение в политические спальни других государств всегда создает много шума и почти никогда не приносит пользу. Для России отстраненность от американской внутренней политики значительно выгоднее, чем вовлеченность в нее. Вполне возможно, что развитие как внутренней, так и международной ситуации в ближайшие 20 лет заставит Соединенные Штаты существенно изменить modus operandi на мировой арене. Тогда и появится реальная основа для новых российско-американских отношений конкуренции и взаимодействия, а пока нужно сосредоточиться на постепенном снижении уровня конфронтации, а в перспективе – на поиске условий выхода из нее.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 30 января 2020 > № 3305440 Дмитрий Тренин

ПУСТЬ РОССИЯ БУДЕТ РОССИЕЙ

ТОМАС ГРЭМ

Заслуженный сотрудник Совета по международным отношениям, работал старшим директором по России в Совете по национальной безопасности при президенте Джордже Буше.

АРГУМЕНТ В ПОЛЬЗУ ПРАГМАТИЧНОГО ОТНОШЕНИЯ К МОСКВЕ

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6, 2019 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

После окончания холодной войны все президенты США обещали улучшить отношения с Россией. Однако каждый раз эти планы оказывались несбыточной мечтой. Билл Клинтон, Джордж Буш-младший и Барак Обама намеревались интегрировать Россию в евроатлантическое сообщество и сделать ее партнером в построении либерального мирового порядка. Но по окончании президентского срока каждого из них отношения с Россией становились гораздо хуже, чем до их прихода в Белый дом. Россия тем временем отдалялась все больше и больше.

Президент Дональд Трамп обещал наладить тесное партнерство с Владимиром Путиным. Однако его администрация лишь ужесточила тот конфронтационный подход, который взяла на вооружение администрация Обамы после того, как Москва начала агрессию против Украины в 2014 году. Россия не намерена сдавать позиции на Украине; она все более дерзко противостоит Соединенным Штатам в Европе и на Ближнем Востоке и продолжает вмешиваться в американские выборы.

Политика, проводимая четырьмя президентскими администрациями в отношении России, потерпела фиаско потому, что независимо от общей тональности, примирительной или конфронтационной, она базировалась на неизменной иллюзии: правильная стратегия США может принципиально изменить представление России о своих собственных интересах и ее фундаментальное мировоззрение. Было ошибочно основывать политику на предположении, что Россия присоединится к сообществу либеральных демократий, но не меньшей ошибкой было думать, будто более агрессивный подход заставит ее отказаться от своих жизненно важных интересов.

Для начала стоит признать, что отношения Вашингтона и Москвы были в принципе конкурентными с того момента, когда Соединенные Штаты стали мировой державой в конце XIX века, и что они остаются таковыми по сей день. Эти две страны отстаивают совершенно разные концепции мирового порядка. Они преследуют противоположные цели в региональных конфликтах – например, в Сирии и на Украине. Республиканская, демократическая традиция США прямо противоположна традициям России с ее длительной историей автократического правления. С практической и идеологической точек зрения тесное партнерство между этими двумя государствами не может быть устойчивым. В нынешнем международном климате американские политики должны естественным образом прийти к пониманию этого.

Намного труднее будет признать, что изгнание и изоляция России, скорее всего, будет контрпродуктивной мерой, с помощью которой вряд ли удастся чего-то добиться. Даже в случае уменьшения ее относительной мощи Россия останется ключевым игроком на мировой арене благодаря значительному ядерному арсеналу, обильным природным ресурсам, центральному положению в Евразии, праву вето в Совете Безопасности ООН и высококвалифицированным кадрам. Сотрудничество с Россией необходимо для совместной борьбы с глобальными вызовами и угрозами, такими как изменение климата, распространение ядерного оружия и терроризм. Ни от одной страны в мире (за исключением Китая) не зависит решение такого количества стратегических и экономических проблем, считающихся важными для США, как от России. И необходимо добавить, что никакая другая страна не способна уничтожить Соединенные Штаты за 30 минут.

Более сбалансированная стратегия сдержанной конкуренции не только снизила бы риск ядерной войны, но и стала бы основой для сотрудничества и совместного поиска ответов на глобальные вызовы. Более продуманные отношения с Россией помогут гарантировать безопасность и стратегическую стабильность в Европе, хотя бы немного упорядочить ситуацию на Ближнем Востоке, а также контролировать подъем Китая. Требуя от России умерить амбиции и вести себя более сдержанно, американские политики должны быть готовы отказаться от своих краткосрочных целей, особенно в части урегулирования кризиса на Украине, для выстраивания более продуктивных отношений с Москвой.

Прежде всего, политики США должны взглянуть на Россию без сантиментов или идеологических клише. В новой стратегии построения отношений с Россией необходимо отказаться от архаичного мышления, свойственного предыдущим администрациям, и стремиться к поступательному развитию взаимодействия, исходя из долгосрочных интересов Соединенных Штатов. Вместо того, чтобы пытаться убедить Москву пересмотреть российские интересы, Вашингтону необходимо доказать, что эти интересы надежнее продвигать посредством взвешенной конкуренции и сотрудничества с США.

Конец иллюзии

Делая акцент на партнерство и интеграцию сразу после окончания холодной войны, Вашингтон в принципе неверно понимал российские реалии, полагая, что страна переживает подлинные демократические преобразования и что она слишком слаба, чтобы сопротивляться политике, проводимой США. Вне всякого сомнения, в начале 1990-х гг. предположение, что Россия избавляется от своего авторитарного прошлого, не казалось притянутым за уши. С точки зрения Америки, холодная война закончилась торжеством западной демократии над советским тоталитаризмом. Страны бывшего советского блока начали демократизацию после революций 1989 года. Набиравшая силу глобализация подпитывала убеждение, что демократия и свободный рынок – путь к процветанию и стабильности в грядущие десятилетия. Лидеры новой России – президент Борис Ельцин и окружавшие его динамичные молодые реформаторы – объявили о приверженности курсу на всеобъемлющие политические и экономические реформы.

Но уже в 1990-е гг. по некоторым признакам можно было судить, что эти предпосылки были изначально неверны. Вопреки преобладавшему на Западе мнению, распад Советского Союза ознаменовал не демократический прорыв, а победу популиста Ельцина над советским лидером Михаилом Горбачёвым, который оказался более убежденным демократом, организовавшим самые свободные и справедливые выборы в истории современной России. В России имелось мало устойчивых национальных демократических традиций, из которых можно было черпать вдохновение, а политическое сообщество оставалось шатким и слабым: на таком фундаменте невозможно построить функциональную демократию. Положение усугублялось тем, что государственные институты стали жертвой хищных олигархов и региональных «баронов». В стране орудовали безжалостные банды, нередко прибегавшие к кровавым разборкам в стремлении завладеть активами некогда полностью государственной экономики. Коммунисты старой закваски и советские патриоты противостояли более прогрессивным силам. В стране воцарился политический хаос.

Он усугублялся на протяжении 1990-х гг., и дело дошло до того, что многие наблюдатели реально опасались распада России, как это случилось в начале десятилетия с Советским Союзом. Задача восстановления порядка легла на плечи ельцинского преемника Путина. Хотя он использовал демократическую риторику, разъясняя свои планы, в документе под названием «Россия на рубеже тысячелетий» (опубликованном 30 декабря 1999 г.) он дал ясно понять, что намерен вернуться к традиционной российской модели сильного и в высшей степени централизованного авторитарного государства. «Россия, – писал он, – не скоро станет, если вообще станет, вторым изданием, скажем, США или Англии, где либеральные ценности имеют глубокие исторические традиции… Крепкое государство для россиянина – не аномалия, не нечто такое, с чем следует бороться, а, напротив, источник и гарант порядка, инициатор и главная движущая сила любых перемен».

Официальные лица в США прекрасно видели препятствия на пути демократических реформ и не были слепы в отношении подлинных намерений Путина. Однако приятное чувство, оставшееся у них после победы в холодной войне, заставляло настаивать на том, что партнерство с Россией должно опираться на общие демократические ценности; одних лишь общих интересов было мало. Чтобы заручиться общественной поддержкой, каждая администрация заверяла американцев, что лидеры России привержены демократическим реформам и процедурам. Начиная с 1990-х гг. Белый дом во многом измерял успех своего подхода прогрессом России на пути к становлению более крепкой и функциональной демократии. Это был довольно неопределенный проект, успех которого едва ли зависел от усилий или влияния США. Неудивительно, что стратегия потерпела крах, когда стало невозможно заполнить пропасть между данной иллюзией и все более авторитарной российской реальностью. Для Клинтона момент истины наступил после того, как Ельцин утвердил новое правительство консерваторов и коммунистов после финансового коллапса 1998 г.; для Буша – когда Путин начал подавлять деятельность гражданского общества, реагируя на украинскую «оранжевую революцию» в 2004 г.; а для Обамы – когда Путин объявил в 2011 г., что после длительного пребывания в должности премьер-министра он снова будет баллотироваться на пост президента.

Вторая ошибочная предпосылка – будто у России нет сил, чтобы бросить вызов Соединенным Штатам, также выглядела правдоподобной в период с 1991 по 1998 годы. От некогда грозной Красной Армии, оказавшейся на голодном пайке, осталась лишь тень её былого могущества. Россия зависела от финансовой поддержки Запада, пытаясь сохранять на плаву экономику и правительство. В этих обстоятельствах администрация Клинтона, как правило, добивалась поставленных целей, когда вмешивалась в события на Балканах или расширяла НАТО, не встречая серьезного противодействия России.

Однако предпосылка стала менее правдоподобной, когда экономика России начала быстро восстанавливаться. Путин прибрал власть к рукам и восстановил порядок, прижав олигархов и региональных «баронов». Впоследствии он начал кампанию по модернизации вооруженных сил. Однако администрация Буша, убежденная в беспрецедентной мощи «однополярного момента», не проявляла большого уважения к обновленному военному потенциалу России. Буш вышел из Договора по противоракетной обороне (ПРО), продолжил расширение НАТО и приветствовал так называемые «цветные революции» в Грузии и на Украине с их антироссийской подоплекой. Аналогичным образом администрация Обамы, хотя уже и не была так уверена в мощи Америки, по-прежнему не считалась с Россией. Когда в 2011 г. начались волнения, названные «арабской весной», Обама заявил, что сирийский президент Башар Асад, проводник российского влияния на Ближнем Востоке, должен уйти. Вашингтон также не обратил особого внимания на возражения России, когда США и их союзники превысили выданный им Советом Безопасности ООН мандат на вмешательство в ливийские события и вместо защиты гражданского населения, оказавшегося в зоне военных действий, провели операцию по свержению ливийского диктатора Муаммара Каддафи.

Россия спустила администрации Буша и Обамы с небес на землю. Российское вторжение в Грузию в 2008 г. продемонстрировало, что Москва накладывает вето на дальнейшее расширение НАТО посредством применения военной силы против потенциальных новых членов альянса. Аналогичным образом захват Россией Крымского полуострова и дестабилизация восточной Украины в 2014 г. шокировали администрацию Обамы, которая ранее приветствовала изгнание Виктора Януковича – пророссийского президента Украины. Год спустя военная интервенция России в Сирии спасла Асада от неминуемого поражения от рук повстанцев, получавших поддержку и помощь США.

Воля к власти

Сегодня почти все в Вашингтоне отказались от мысли, будто Россия находится на пути к демократии, и администрация Трампа считает Россию стратегическим конкурентом. Подобная коррекция курса давно назрела. Вместе с тем нынешняя стратегия наказания и изоляции России также ущербна. Она не только игнорирует очевидный факт, что Соединенные Штаты не смогут изолировать Россию против воли таких крупных держав как Китай и Индия, но и содержит ряд серьезных ошибок.

С одной стороны, стратегия преувеличивает мощь России и демонизирует Путина, из-за чего отношения превращаются в борьбу с нулевой суммой, когда единственным приемлемым исходом любого спора становится капитуляция России. Однако внешняя политика Путина была менее успешной, чем афишировалось. Его действия на Украине, нацеленные на предотвращение включения страны в западные структуры и сообщества, лишь сильнее сплотили Украину с Западом и заставили НАТО вернуться к первоначальной миссии сдерживания России. Вмешательство Путина в американские выборы осложнило отношения с США, нормализация которых нужна России для увеличения притока иностранных инвестиций и создания долгосрочной альтернативы избыточной стратегической зависимости от Китая.

В отсутствие согласованных действий Запада Путин сделал Россию главным игроком во многих геополитических конфликтах – прежде всего, в Сирии. Но ему еще предстоит доказать, что он может положить конец любому конфликту с целью закрепления преимуществ России. В период экономической стагнации и распространения социально-экономического недовольства в обществе его активная внешняя политика рискует довести страну до истощения или перенапряжения. В этих обстоятельствах Путину нужно урезать расходы. И это открывает перед Соединенными Штатами новые возможности для возвращения к дипломатии и снижения остроты конкурентной борьбы с Россией при одновременной защите интересов США.

Еще один изъян нынешней американской стратегии в ее изначальной предпосылке, что Россия – это клептократия в чистом виде, лидерами которой движет только один мотив: сохранить богатство и обеспечить выживание. В основе этой политики лежит предположение, что российские олигархи и официальные лица, находящиеся под санкциями, окажут давление на Путина и потребуют, например, изменить политику на Украине или свернуть вмешательство России в американские внутренние дела. Ничего подобного не происходит, потому что Россия в большей мере является патримониальным государством, в котором личное богатство и положение в обществе в конечном итоге зависит от властей предержащих.

Американские политики также повинны в том, что не считаются всерьез с желанием России иметь имидж великой державы. По многим меркам Россия действительно слаба: ее экономика – лишь малая доля американской экономики, по стандартам Соединенных Штатов население России нездорово, а инвестиции России в высокие технологии намного отстают от американских вложений в этот сектор. Однако российские лидеры уверены, что для выживания их страна должна быть великой державой – одной из нескольких стран, определяющих структуру, суть и направление мировой политики, и в погоне за этим статусом они готовы переносить серьезные лишения. Этот менталитет был движущей силой поведения России на мировой арене со времен Петра Первого, который около 300 лет назад привел свое государство в Европу.

После распада Советского Союза российские лидеры сосредоточились на восстановлении великодержавного статуса России подобно тому, как поступили их предшественники после национального унижения в Крымской войне 1850-х гг. и после гибели Российской империи в 1917 году. Как писал Путин два десятилетия тому назад, «впервые за последние 200–300 лет Россия стоит перед лицом реальной опасности оказаться во втором, а то и в третьем эшелоне государств мира. Чтобы этого не произошло, необходимо огромное напряжение всех интеллектуальных, физических и нравственных сил нации … Все сейчас зависит только от нашей способности осознать степень опасности, сплотиться, настроиться на длительный и нелегкий труд».

Часть этой задачи – противодействие Соединенным Штатам. По мнению Путина, именно они составляют главное препятствие для великодержавных устремлений России. В отличие от амбициозных представлений Вашингтона об однополярном мире Кремль настаивает на построении многополярного мира. Если говорить конкретнее, Россия стремится подорвать позиции Вашингтона, противодействуя его интересам в Европе и на Ближнем Востоке, а также пытаясь запятнать репутацию США как образцовой демократии посредством вмешательства в выборы и усугубления внутриполитического разлада в Америке.

Мир России

Стремясь восстановить великодержавный статус, Россия бросает геополитические вызовы Соединенным Штатам. Эти вызовы проистекают из вековых проблем России, вынужденной защищать огромную малонаселенную и многонациональную страну, лишенную физических заслонов и граничащую либо с могущественными государствами, либо с нестабильными территориями. Россия справлялась с этим, жестко контролируя внутриполитическую ситуацию, создавая буферные зоны на границах и не допуская формирования сильной коалиции соперничающих держав. Сегодня подобный подход противоречит интересам США в Китае, Европе, на Украине и Ближнем Востоке.

Ни одна часть Восточной Европы и бывшего СССР не представляется российским политикам более важной, чем Украина, которая стратегически позиционируется как путь на Балканы и в Центральную Европу, обладает огромным экономическим потенциалом и считается колыбелью великой русской цивилизации. Когда народное восстание 2014 г., поддержанное Вашингтоном, угрожало вывести Украину из орбиты российского влияния, Кремль захватил Крым и спровоцировал мятеж в восточной части Донбасса. То, что Запад счел вопиющим нарушением международного права, Кремль истолковывал как право на самооборону.

Глядя на Европу в целом, российские лидеры видят одновременно конкретную угрозу и сцену для демонстрации величия России. С практической точки зрения шаги, предпринятые Европой в направлении политического и экономического объединения, были чреваты появлением на границах России огромного образования, которое, подобно Соединенным Штатам, значительно превосходило бы Россию по численности населения, материальному богатству и силе. Психологически Европа по-прежнему возбуждает великодержавные амбиции России. За три прошедших столетия Россия не раз демонстрировала мастерство в ходе великих европейских сражений, вела искусную дипломатию и большую игру. Например, после поражения Наполеона в 1814 г. именно российский император Александр I принял ключ от Парижа. Объединение Европы и продолжающаяся экспансия НАТО привели к вытеснению России с европейского поля и к уменьшению ее влияния на европейскую политику. Поэтому Кремль удвоил усилия по углублению разногласий и линий размежевания между европейскими странами, а также начал сеять в умах политических лидеров уязвимых стран НАТО сомнения относительно приверженности их союзников обязательствам по коллективной обороне.

Россия вернулась на Ближний Восток после 30 лет отсутствия. Поначалу Путин вмешивался в сирийские события, чтобы защитить своего подопечного Асада и не допустить победы радикальных исламистских сил, которые поддерживали связи с экстремистами внутри России. Но после того, как он спас давнего друга, амбиции начали расти ввиду отсутствия решительных действий американцев в этой арабской стране. Россия решила использовать Ближний Восток в качестве арены для демонстрации своих претензий на статус великой державы. Действуя в обход миротворческого процесса под эгидой ООН, в котором США остаются главным игроком, Россия объединила усилия с Ираном и Турцией в поиске окончательного разрешения кризиса в Сирии. Для снижения риска прямой конфронтации между Ираном и Израилем Россия укрепила дипломатические связи с Израилем. Она восстановила отношения с Египтом и начала работать с Саудовской Аравией, чтобы взять под контроль цены на нефть.

Москва также продолжила курс на сближение с Китаем для создания стратегического противовеса Соединенным Штатам. Эти отношения помогли противостоять влиянию США в Европе и на Ближнем Востоке. Но у Вашингтона более серьезную озабоченность должно вызывать потенциальное расширение возможностей Пекина благодаря его сотрудничеству с Россией. Москва помогла Китаю выйти на рынки стран Центральной Азии и (в меньшей степени) на рынки Европы и Ближнего Востока. Она предоставила Китаю доступ к природным ресурсам по выгодным ценам и продала ему свои продвинутые военные технологии. Короче, Россия всячески способствует усилению Китая в качестве грозного конкурента Соединенных Штатов.

Нынешняя более самонадеянная внешняя политика Москвы отражает не столько возросшую силу страны (в абсолютном выражении ее потенциал не слишком увеличился), сколько ее веру в то, что на фоне нерешительности США ее относительная мощь возрастает. Одним из главных мотивов проведения Россией наступательной политики на мировой арене является устойчивый страх, боязнь того, что в долгосрочной перспективе возможно опасное отставание от Соединенных Штатов и от Китая. В российской экономике наблюдается застой, и даже по официальным прогнозам надежды на значительный прорыв в следующем десятилетии практически нет. Россия не может вкладывать столько же средств, сколько инвестируют два ее главных конкурента, в такие важные технологии, как искусственный интеллект, биоинженерные решения и роботизация. А ведь в будущем именно они будут определять суть силы и мощи страны. Возможно, Путин демонстрирует жёсткость сейчас, когда относительная мощь его страны возросла, чтобы лучше позиционировать Россию в новом многополярном мировом порядке, формирование которого происходит у него на глазах.

Между приспособлением и сопротивлением

Вызов, который современная Россия бросает США, не связан с экзистенциальной борьбой между этими странами в годы холодной войны. Скорее, это более ограниченное соперничество между великими державами с конкурирующими стратегическими интересами и задачами. Если Соединенные Штаты сумели договориться с Советским Союзом об укреплении мира и безопасности, продвигая при этом американские интересы и ценности, то, конечно же, они могут сделать то же самое и с современной Россией.

Начав с Европы, политикам США следует отказаться от расширения НАТО еще дальше на бывшие советские территории. Вместо того чтобы обхаживать страны, которые НАТО не готово защищать военными средствами (достаточно вспомнить вялую реакцию на российскую агрессию против Грузии и Украины), альянсу следует упрочивать внутренние связи и заверить уязвимые страны блока в приверженности обязательствам по коллективной обороне. Прекращение дальнейшего расширения НАТО на Восток устранит главную причину посягательств России на суверенитет бывших советских республик. Однако Соединенным Штатам нужно продолжать сотрудничество с этими странами в сфере безопасности, поскольку к подобным связям Россия относится терпимо.

До сих пор Соединенные Штаты настаивали на том, что для Украины остается возможность присоединения к НАТО. Вашингтон категорически отвергает включение Крыма в состав России и требует завершения конфликта в Донбассе на основании соглашения, подписанного в Минске в 2015 г. и предусматривающего особый автономный статус сепаратистских регионов внутри воссоединенной Украины. При таком подходе ситуация почти не сдвигается с мертвой точки. Конфликт в Донбассе продолжается, и Россия пускает все более глубокие корни в Крыму. Борьба с Россией отвлекает Украину от давно назревших реформ – страна страдает от коррупции, политической неопределенности и экономической отсталости. Избрание нового президента Владимира Зеленского, сторонники которого сейчас доминируют в парламенте, создало возможность для всеобъемлющего разрешения кризиса.

Необходимо пойти на два компромисса. Во-первых, чтобы успокоить Россию, Соединенным Штатам следует сказать Украине, что членство в НАТО снимается с повестки дня, но при этом продолжать углублять двустороннее сотрудничество с Киевом в вопросах безопасности. Во-вторых, Киеву следует признать включение Крыма в состав России в обмен на согласие Москвы на полное воссоединение Донбасса с Украиной без какого-либо особого статуса. Всеобъемлющее соглашение должно предусматривать компенсации Украине за утраченное в Крыму имущество, гарантии беспрепятственного доступа к прибрежным ресурсам и прохода через Керченский залив к портам на Азовском море. По мере реализации этих договоренностей США и Евросоюз постепенно снимали бы санкции с России. В то же время они могли бы предложить Украине существенную финансовую поддержку для облегчения реформ, исходя из того, что сильная, процветающая Украина – лучшее средство сдерживания российской агрессии в будущем и необходимый фундамент для построения более конструктивных российско-украинских отношений.

Первоначально такой подход будет скептически воспринят в Киеве, Москве и других странах Европы. Но Зеленский главную ставку в своей предвыборной программе сделал на разрешение конфликта в Донбассе, а Путин приветствовал бы любую возможность перенаправить средства и внимание на противодействие поднимающейся в России волне социально-экономических выступлений. Тем временем европейские лидеры устали от украинских проблем и хотят нормализации отношений с Россией, не отказываясь при этом от принципов европейской безопасности. Настало время смелой дипломатии, которая позволила бы всем сторонам заявить о частичной победе и смириться с жесткими реалиями: НАТО не готово принять в свой состав Украину, Крым не вернется к Украине, а сепаратистское движение в Донбассе нежизнеспособно без активной поддержки Москвы.

Более умная стратегия в отношении России не будет сбрасывать со счетов последствия военного вмешательства Кремля на Ближнем Востоке. Главные вызовы для США в этом регионе исходят от Ирана, а не от России. У Москвы свои интересы в Иране, которые не всегда совпадают с интересами Вашингтона, но вовсе необязательно противостоят им. Как и Соединенные Штаты, Россия не хочет, чтобы у Тегерана появилось ядерное оружие, поэтому она поддержала ядерную сделку с Ираном, так называемый Совместный всеобъемлющий план действий. Правда, администрация Трампа вышла из этой сделки в 2018 году. Как и Соединенные Штаты, Россия не хочет, чтобы Иран доминировал на Ближнем Востоке. Москва стремится добиться нового равновесия в регионе, хотя и не в той конфигурации, какую предпочел бы видеть Вашингтон. Кремль работает над улучшением отношений с другими региональными державами, такими как Египет, Израиль, Саудовская Аравия и Турция. Ни одна из этих стран не поддерживает теплые или дружеские отношения с Ираном. Россия уделяет особое внимание Израилю, позволяя ему наносить удары по позициям Ирана и «Хезболлы» в Сирии. Если бы США уважительно отнеслись к ограниченным интересам России в Сирии и приняли Россию в качестве регионального игрока, они, вероятно, смогли бы убедить Кремль делать больше для сдерживания агрессивного поведения Ирана. Администрация Трампа уже движется в этом направлении, но нужны еще более энергичные усилия.

Вашингтон должен также обновить подход к сдерживанию гонки вооружений. Соглашения, работавшие последние 50 лет, утратили актуальность. Мир движется к многополярному порядку – в частности, Китай активно модернизирует вооруженные силы. Страны разрабатывают передовые образцы обычных вооружений, способные уничтожать хорошо защищенные и укрепленные цели, которые когда-то были уязвимы только для ядерного оружия, а также кибероружие, способное выводить из строя командно-штабные системы управления. В результате разрушается режим контроля над вооружениями. Администрация Буша вышла из Договора по ПРО в 2002 г. – президент назвал этот договор «устаревшей реликвией» времен холодной войны. А в 2019 г. администрация Трампа вышла из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, который она высмеяла как неэффективный и безнадежно устаревший.

Вместе с тем Соединенным Штатам следует продлить новый Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ), подписанный в 2010 году. Срок его действия истекает в 2021 году. Россия выступает за его продление, а администрация Трампа колеблется. Этот документ содействует прозрачности в отношениях между двумя странами и может укрепить доверие между ними, что немаловажно в эпоху натянутых отношений. Однако договор не сдерживает ускоряющуюся гонку все более мощных и изощренных вооружений. Например, наиболее многообещающие системы вооружений – сверхзвуковое оружие и кибероружие – не подпадают под действие СНВ. Политикам нужно разработать режим контроля над вооружениями с учетом современных, быстро развивающихся технологий, который включал бы и другие крупные державы. Хотя на определенном этапе Китай нужно подключить к этому процессу, Соединенным Штатам и России следует показать пример, как они это делали раньше, поскольку они накопили уникальный опыт учета теоретических и практических требований стратегической стабильности, а также принятия соответствующих мер по контролю над вооружениями. Вашингтону и Москве нужно разработать новый режим контроля над вооружениями, а затем подкрепить его многосторонней поддержкой.

Что касается стратегических проблем ядерных вооружений и других вопросов, то США не удастся предотвратить укрепление Китая, но они могут направить растущую китайскую мощь по пути, соответствующему американским интересам. Соединенным Штатам следует подключить Россию к этой работе вместо того, чтобы толкать ее в объятия Китая, как они это делают в настоящее время. Конечно, невозможно настроить Россию против Пекина, поскольку у нее есть веские основания для добрососедских отношений с Китаем, уже превосходящим Россию как великая держава. Однако США могли бы содействовать иному раскладу сил в Северо-Восточной Азии, который служил бы их целям.

Для этого американским политикам нужно способствовать умножению у России альтернатив Китаю. Это улучшит переговорные позиции Кремля и снизит риск перекоса в соглашениях между Москвой и Пекином в сфере безопасности в пользу Китая, как это происходит сейчас. По мере улучшения отношений между США и Россией в других областях Соединенным Штатам следует сосредоточиться на снятии санкций, которые сдерживают инвестиции Японии, Южной Кореи и США на российском Дальнем Востоке и создание совместных предприятий с участием российских компаний в Центральной Азии. Увеличение возможностей дало бы Кремлю больше рычагов воздействия во взаимоотношениях с Китаем, что выгодно Вашингтону.

Усилия Вашингтона по снижению конкуренции на региональном уровне могли бы убедить Россию уменьшить масштаб вмешательства в выборы, но эту проблему так быстро не решить. Определенное вмешательство России и других стран неизбежно в современном взаимосвязанном мире. Поскольку европейские демократии сталкиваются с похожими вызовами, Соединенным Штатам нужно работать с союзниками над общим согласованным и решительным реагированием на подобные киберугрозы. Должны быть проведены какие-то «красные линии» в отношении поведения России. Например, американским официальным лицам следует заявить о недопустимости компьютерных взломов, превращения украденной информации в оружие или искажения данных, включая списки избирателей и подсчет голосов. В случае согласованного обмена разведданными и опытом и проведения совместных операций США и их союзники смогут обезопасить важную электоральную инфраструктуру, противодействуя подрывной деятельности России с помощью уголовного преследования и точечных санкций, а также наносить превентивные контрудары в киберпространстве, когда это уместно.

Российские пропагандистские СМИ, такие как телеканал «Россия сегодня», радио «Спутник» и социальные сети, представляют собой более сложную проблему. Однако уверенное в себе, зрелое и искушенное демократическое общество должно легко сдерживать эту угрозу, не пытаясь при этом лихорадочно блокировать сайты и аккаунты в «Твиттере» с нежелательным контентом. В условиях межпартийного озлобления внутри Соединенных Штатов СМИ и политический класс преувеличивают угрозу, обвиняя Россию в провоцировании внутриполитических разногласий. При этом опасно сужается пространство для дебатов, поскольку американцам внушают, что любые мнения, совпадающие с официальной позицией России, – часть кампании влияния, инспирированной Кремлем. Более конструктивным подходом со стороны США и других демократий было бы повышение осведомленности широкой общественности об искусстве манипулирования сознанием, которым хорошо владеют средства массовой информации, а также улучшение навыков критического чтения разных материалов. При этом не стоит отказываться от энергичных дебатов, являющихся жизненной силой любого демократического общества. Некоторые скандинавские страны и прибалтийские государства прилагают значительные усилия для решения этих задач, но Соединенные Штаты отстают от них в этом вопросе.

Повышая защищенность своих систем и осведомленность граждан, США также должны вовлекать Россию в установление правил поведения в киберпространстве. Даже если на практике эти нормы не полностью соблюдаются, они помогут сдерживать и ограничивать наиболее возмутительное поведение и действия – наподобие того, как Женевские соглашения сдерживают вооруженные конфликты.

Предлагаемое сочетание компромиссов и мер противодействия учитывает интересы России и американской мощи. Данный подход резко отличается от тех, к которым американские администрации прибегали со времен окончания холодной войны. Прежние стратегии опирались на неверное истолкование намерений России, а их авторы отказывались признавать ограниченность возможностей Соединенных Штатов. Во многих отношениях данная стратегия олицетворяла бы возврат к традициям внешней политики США, сложившимся до окончания холодной войны.

Главная традиция всегда заключалась в предусмотрительных действиях, терпеливом проведении внешней политики на протяжении длительного времени. Что касается краткосрочной перспективы, то, согласно этой традиции, нужно довольствоваться постепенным прогрессом и пошаговыми завоеваниями. Соединенные Штаты не боялись идти на компромиссы (приспосабливаться), потому что были уверены в своих ценностях и в будущем триумфе. Они сознавали свою силу, но понимали ограниченность возможностей и уважительно относились к потенциалу и способностям противника. Это тонкое понимание было характерно для стратегий всех американских президентов во время холодной войны и позволяло справляться с вызовами, которые бросала им Москва. Вернувшись к истокам своего славного прошлого, США смогут справиться с теми вызовами, которые существуют сегодня.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 30 января 2020 > № 3305439 Томас Грэм

ГЛОССАРИЙ

Вместе с замечательными авторами мы попробовали составить перечень наиболее важных понятий, которые употребляются для описания российской внешней политики: великодержавие, гибридная война, мессианизм, прагматизм, национальный интерес, равноправие, стратегия, стратегическая стабильность, суверенитет, справедливость. Это не классические словарные статьи, которые должны быть дистиллированными по определению, а осмысление, как те или иные понятия преломляются в прикладной деятельности.

В – Великодержавие - Андрей Цыганков

Г – Гибридная война - Василий Кашин

М – Мессианизм - Иван Сафранчук

П – Прагматизм - Мария Ходынская-Голенищева

Н – Национальный интерес - Павел Цыганков

Р – Равноправие - Николай Косолапов

С – Справедливость - Вера Агеева

С – Стратегия - Андрей Сушенцов

С – Стратегическая стабильность - Дмитрий Суслов

С – Суверенитет - Александр Филиппов

В – великодержавие

Андрей Цыганков

В теории международных отношений великодержавность связывают не только с независимостью внешней политики и безопасностью страны, но и с возможностями и влиянием, которыми обладают лишь немногие государства в мире. При этом в понятие «великая держава» вкладываются разные смыслы. Для одних речь идет о материально-силовых возможностях, для других – о статусе и престиже, для третьих – об идейно-политическом измерении и способности вести за собой силой примера. Наиболее упрощенной выглядит трактовка великодержавности представителями американского неореализма, для которого все государства одинаковы и различаются лишь силовым потенциалом.

Державное мышление отличают, по крайней мере, три принципа. Во-первых, державники выступают за раздельное рассмотрение роли внутренних и внешних факторов в развитии общества. Они убеждены в приоритетности факторов международного окружения как наименее подверженных контролю и наиболее потенциально дестабилизирующих. Внешняя политика, следовательно, не может быть лишь отражением потребностей внутреннего развития, но должна отвечать на международные вызовы. Во-вторых, державники исходят из постоянства геополитических интересов государства. У государства нет постоянных друзей и врагов, а есть лишь постоянные интересы – вслед за лордом Пальмерстоном эту максиму нередко повторяют и российские державники. Державники могут выступать сторонниками национальной идеологии, если она не сковывает государство, а помогает сформулировать и защитить его интересы. Третий принцип связан со вторым и сводится к гибкости внешнеполитических союзов. Если у государства нет миссии, но есть постоянные национальные интересы, то руководители государства должны быть готовы сотрудничать с кем угодно, но ровно настолько, насколько это необходимо для соблюдения державного интереса.

За общими компонентами и принципами (велико)державности скрываются различные исторические условия ее формирования. Каждая держава национально и исторически своеобразна, по-своему решает возникающие перед ней задачи и вкладывает в обоснование значимости избранных решений свой смысл. Для России великодержавность исторически определялась важностью сохранения внутреннего единства территориально протяженного и социально-разнородного государства. Ее смыслом является конструкция сильного, способного к управлению сложной страной государства. Без такого государства трудно представить себе собирание земель и укрепление границ в московский период, нанесение поражения сильнейшей в начале XVIII века шведской державе, участие в поддержании европейского баланса сил в XIX столетии и создание советского строя в XX веке.

Своеобразие внешних условий России включает в себя протяженность сухопутных границ, соседство с мощными государствами, пограничное положение между западной и незападной цивилизациями и другие факторы. Следует подчеркнуть и то, что в силу относительной геополической удаленности, размера и православия Россия не является органической частью Европы. Но она стремилась слиться с западным миром, при этом утверждая себя в качестве самостоятельной, культурно своеобразной державы.

Русская великодержавность подразумевает наличие (1) сферы культурно-ценностного влияния в Евразии и Европе, (2) политико-экономической самодостаточности и (3) военного потенциала, достаточного для нанесения поражения любой другой державе. Понимаемая таким образом великодержавность обеспечивает достижение стратегических целей выхода в Европу, поддержания особых доверительных отношений с Востоком и сохранения определяющего влияния на евразийском материке.

Разделяя сформулированный набор принципов мышления, русские державники представляют собой неоднородную группу, различаясь предлагаемыми стратегиями достижения целей государства. С некоторой долей упрощения можно выделить три основные группы.

К первой относятся те, кто исторически выступал за союз с Западом против общих угроз. Примерами такого сотрудничества могут быть попытки России участвовать в Первой северной войне против Швеции (1655–1660) в союзе с другими европейскими государствами. Чуть позже Россия присоединилась к Священной лиге для противостояния Оттоманской империи, подписав в этих целях в 1686 г. договор о вечном мире с Польшей, своим давним соперником. Петр I начинал свое правление с посольского путешествия, преследовавшего целью объединение европейских государств против шведской угрозы. Провозглашение России «европейской державой» и екатерининское участие в Семилетней войне укладывается в то же понимание методов державничества. Еще более важный пример – Священный союз, заключенный Александром I с другими европейскими государствами во имя предотвращения опасности, подобной той, которая еще недавно исходила от наполеоновской Франции. Во второй половине ХIХ и в ХХ столетии примерами союзов с западными странами против общей угрозы были Антанта, попытка создать антигитлеровскую коалицию в преддверии Второй мировой войны, а также открытие Второго фронта в целях нанесения поражения фашизму. В ХХI веке Россия пыталась выстроить единый союз с Западом против международного терроризма.

Ко второй группе русских державников относятся выступающие за гибкую союзническую политику, не замкнутую на странах Запада как приоритетных партнерах. В условиях, когда России не удавалось достичь целей в союзе с западными странами или добиться их поддержки, российские правители нередко уходили в относительную изоляцию для перегруппировки сил, или получения «передышки» (Владимир Ленин). В начале ХVII века после нескольких поражений в противостоянии с Польшей Россия не выходила из изоляции до 1654 г., когда она начала новое наступление присоединением Украины. В XVIII веке Россия взяла двадцатилетнюю паузу, заняв позицию нейтралитета в войне со Швецией для финансового и демографического оздоровления. После поражения в Крымской войне Россия «сосредотачивалась», проводя в жизнь политику гибких союзов, пока не смогла наконец восстановить утраченные позиции на Черном море. «Мирное сосуществование» большевиков и сталинская теория «социализма в отдельной взятой стране» тоже относились к попыткам ослабить внешнеполитическую активность для укрепления страны, вышедшей из революции и гражданской войны. Наконец к этой же группе державного мышления можно относить попытки Евгения Примакова маневрировать между Западом, Китаем и Индией после окончания холодной войны.

Для третьего типа русского державного мышления характерна наступательность, в том числе в отношениях с Западом, если последний отказывается признать важнейшие внешнеполитические интересы России. Россия неоднократно утверждала свои интересы в одностороннем порядке, невзирая на критику западных стран. В XVII веке российское государство вело многочисленные войны с Польшей и Оттоманской империей, стремясь к укреплению границ и защите балканских славян. В XVIII веке Пётр нанес сокрушительное поражение Швеции, не вступая для этого в союз с европейскими государствами. В основном успешные войны с Турцией продолжились вплоть до Крымской войны, которую Россия проиграла благодаря поддержке, оказанной Турции Англией и Францией. После внутреннего выздоровления Россия вернулась к активной политике на Балканах, нанеся туркам новое поражение в 1870-е годы. В ХХ веке большевистская доктрина «мировой революции» стала ярким примером наступательного мышления, поскольку ставила под сомнение саму систему западных государств-наций. В 1920 г. большевики даже попытались вторгнуться в Польшу для смены правительства. Во время холодной войны наступательным был курс Советского Союза, стремившегося к укреплению геополитического влияния в мире, как, например, в период Карибского кризиса в 1962 г. или в случае ввода войск в Афганистан в 1979 году. После окончания холодной войны российская наступательность проявилась в вооруженном вмешательстве в конфликт Грузии и Южной Осетии, присоединении Крыма и вступлении в войну в Сирии.

В зависимости от того, какие коалиции выстраивали державники и какого рода политику защищали внутри страны, их идейными оппонентами были представители западнического или самобытно-цивилизационного мышления. Западники опасались, что державность ослабит страну внутренне, поскольку противопоставит отсталую в материально-технологическом и политическом отношении Россию передовому Западу. Связывая российскую идентичность с Европой, западники выступают за воспроизводство на российской почве европейских политических институтов и выстраивание приоритетных, стратегических отношений с европейскими странами. Представители цивилизационного мышления нередко поддерживали державников, считая великодержавность условием защиты национальных ценностей от внешних посягательств. В то же время сторонники русской самобытности могут оказаться в числе критиков державности, если считают, что она ослабляет общество. Например, для славянофилов национальные интересы и границы были вторичны, а главным являлось создание условий для свободного общинного труда и жизни в православной вере.

Державный тип мышления традиционно поддерживался широкими слоями общества, особенно если не требовал значительных жертв со стороны населения и не оборачивался внешнеполитическими поражениями. При этом державность нередко оказывалась для русского народа тяжелой ношей, если государство решало внешнеполитические задачи за счет напряжения общественных ресурсов. Подвергаясь многочисленным опасностям извне, русские консолидировались вокруг государства для сохранения свободы от внешних посягательств, но при этом теряли свободу внутреннюю. Со временем они утратили возможности свободного общинного хозяйствования («мир») и участия в управлении и выборах князя («вече»), создав централизованное патримониальное государство. По оценке историка Георгия Вернадского, «самодержавие и крепостное право стали ценой, которую русские заплатили за национальное выживание». Военная сила, имперское могущество и способность противостоять внешним вторжениям постепенно стали самоцелью государственной политики. Бедность и крепостное право превратились в средства ускоренной мобилизации армии. Власть нередко игнорировала назревшие потребности в реформах, видя в них опасность для сложившейся в России системы правления.

Ценой внутреннего перенапряжения было ослабление внутреннего и внешнего компонентов державности. Распад советского государства – пример такого перенапряжения в результате длительного противостояния более развитым странам Запада. Традиционные опоры державности, в задачу которых входит защита безопасности государства – армия и силовые структуры – оказались в униженном положении, в то время как укрепился класс нового «боярства», или олигархов. Деморализации армии способствовала запоздалая и плохо продуманная военная кампания по стабилизации в Чечне. Население, лишившись денежных накоплений в результате олигархических в своей основе экономических реформ, не поддерживало власть. В стране подняла голову преступность, и государство не успевало реагировать на массовые нарушения законности против граждан. Конфликт исполнительной и законодательной властей, приведший к использованию силы против парламента в октябре 1993 г., довершал картину чрезвычайного ослабления государства. Во внешней политике российское руководство стремилось проводить прозападный курс, по существу отказавшись от принципов державной политики.

Постепенно, во многом благодаря усилиям созданного Совета по внешней и оборонной политике и деятельности министра иностранных дел Евгения Примакова, понятие державности вернулось в политический лексикон в качестве одного из центральных. В 2000-е гг. в целом благоприятное внешнее окружение и отсутствие угрозы войны позволило руководству страны сосредоточиться на решении внутренних задач, связанных с экономической и политической стабилизацией. Результатом стало завершение военных действий на Северном Кавказе, относительная консолидация политического класса и восстановление способности проводить независимую внешнюю политику.

Будущее российской державности связано с выстраиванием новых международных коалиций в условиях мировой турбулентности и способностью руководства страны осуществить переход к новой модели государства. С первым дело обстоит лучше, чем со вторым. Державность во внешней политике способствовала восстановлению важных и утраченных в 1990-е гг. позиций. Выдержала проверку временем ориентация на укрепление баланса сил и престижа великой державы. Уходит в прошлое мир единственной сверхдержавы. Меняется и децентрализуется Европа. Россия разворачивается к Азии, реализуя проекты Большой Евразии, Шанхайской организации сотрудничества и другие. Перед страной открываются новые возможности налаживания международного сотрудничества за пределами западного мира.

Более трудным является переход к новой государственности. Он сопряжен с комплексом мер по преодолению политического наследия 1990-х гг., связанного не столько с сильным державным государством, сколько с его отсутствием. Экономическое пробуксовывание, коррупция, ориентация на стабильность вместо развития – «родимые пятна» российского капитализма, возникновение которого связано с залоговыми аукционами, рейдерством, экспортом энергоресурсов, а также неспособностью правительства реализовать единые принципы и правила в политике и экономике. В этой области державность во многом остается благим пожеланием. Впереди трудный период, требующий новых стратегий формирования сильного и легитимного государства.

Без создания такого государства державность не может считаться полностью состоявшейся. Для державников является аксиомой, что государство должно обладать значительной свободой от вмешательства не только внешних, но и внутренних групп интересов, без чего невозможно осуществление политической стратегии в интересах общества в целом. В частности, Примаков в должности премьер-министра пытался бороться с засильем Бориса Березовского и других олигархов ельцинской «семьи». Позднее, на посту руководителя Торгово-промышленной палаты он отстаивал важность выработки и соблюдения четких правил в отношении экономики и собственности, предупреждал об опасности силовых «наездов» на бизнес. Понимал он и опасности, связанные с чиновничьим засильем и коррупцией. Сильное государство должно быть правовым и опирающимся на институты, а не на чреватые злоупотреблениями неформальные связи. Сильная исполнительная власть нуждается в независимости судов, частичной региональной децентрализации, честных выборах и борьбе с коррупцией.

В эпоху глобальной нестабильности и перехода власти выживет тот, кто сумеет приспособить к своим нуждам внешние и внутренние условия. В мире происходит масштабная перекройка рынков, региональных систем и военно-политических союзов. Современная державность должна сочетать отстаивание важнейших интересов в мире с активным выстраиванием нового миропорядка и проведением необходимых для этого внутренних реформ. Твердость защиты суверенитета предусматривает гибкое умение создавать новое и желаемое в экономической, информационной, военной и политической сферах. С осуществлением такого курса сопряжено немало трудностей, включающих в себя не только риски противодействия развитым в материально-экономическом отношении державам, но и способность выбирать растущие сферы внутреннего развития и вкладываться в перспективные международные проекты.

Г – Гибридная война 

Василий Кашин

Понятие «гибридная война» прочно связалось на Западе с Россией после присоединения Крыма. Значительную роль в этом сыграло распространение мифа о наличии у России специальной стратегии противостояния, известной как «доктрина Герасимова». Ее существование к настоящему времени опровергнуто самими авторами мифа. Но история с «доктриной Герасимова» показательна: за российскую стратегию гибридной войны были выданы идеи аналогичной стратегии Соединенных Штатов. Они, в свою очередь, сформировались у российских военных и политиков на основе осмысления опыта «цветных революций» 2000-х гг. и «арабской весны» начала 2010-х годов.   

К моменту крымских событий военные теоретики не только на Западе, но и на Востоке осмыслили различные формы невоенного противоборства государств. Высокая стоимость и чудовищная опасность современной высокотехнологичной войны требовала найти такие формы участия в конфликтах, которые позволяли бы контролировать эскалацию и добиваться целей строго дозированным применением силы. 

Эти концепции (например, в опубликованной в 1999 г. книге «Война без границ» // Unrestricted Warfare китайских полковников Цяо Ляна и Ван Сянсуя) не сводятся к распространенным в настоящее время представлениям о гибридной войне. Речь идет о комплексной стратегии противостояния великих держав с применением неограниченного арсенала методов. 

Концепции гибридной войны упрощают борьбу между государствами. Государство, взявшее их на вооружение, получает пропагандистский инструмент для демонизации противника, но наносит удар по собственной стратегической культуре. Его способности понимать намерения оппонента в результате падают. 

Гибридная война наиболее часто определяется как конфликт с использованием информационной борьбы, экономического и политического давления в сочетании с ограниченным применением вооруженной силы. Предполагается, что действия по всем направлениям помогают нивелировать превосходство Запада в обычных вооружениях. Это понятие расплывчато и опасно. Оно было введено в оборот в середине 2000-х гг., использовалось для описания войны в Ливане 2006 г., а по-настоящему популярным стало на волне украинского кризиса.   

Однако все приемы гибридной войны известны много лет, если не веков. Появление новых технологических возможностей в связи с развитием информационно-коммуникационных технологий мало что меняет в сути отношений вовлеченных в конфликт стран. На протяжении всей истории человечества любая хорошо спланированная военная кампания сопровождалась усилиями в области пропаганды, дипломатии, разведки и экономики. О том, что победа с применением именно этих инструментов предпочтительней лобового столкновения, писал еще Сунь Цзы. 

Нет ничего нового в поддержке повстанческих движений на территории иностранного государства, вводе на его территорию собственных регулярных войск под видом добровольцев и в прочих методах, часто подаваемых в качестве неизвестной и страшной угрозы. Эти методы широко применялись всеми участниками холодной войны, прежде всего, США, СССР и Китаем. Они нередко использовались и до холодной войны. 

Фактически, гибридность позволяет навешивать устрашающую этикетку «война» на широчайший спектр достаточно рутинных внешнеполитических, пропагандистских и разведывательных мероприятий, зачастую являющихся неизбежной частью межгосударственных отношений.   

Приписывание стране гибридной стратегии может рассматриваться как элемент политики по ее изоляции. 

Цель такой политики – лишить противника возможности отстаивать свою точку зрения. Любая форма разъяснения позиции, попытки защититься от обвинений и изменить позицию другой стороны могут быть теперь интерпретированы как дезинформация и информационное нападение. Появляется также возможность ограничить дипломатическую активность противника, которая по своей природе предполагает установление связей, распространение и сбор информации и влияние на точку зрения собеседника. Фактическое разрушение российско-американских каналов политической коммуникации в посткрымский период и особенно на фоне истерии с российским «вмешательством в выборы» в Соединенных Штатах в этом отношении весьма показательно. 

Россия также склонна приписывать гибридную стратегию своим оппонентам. Предполагаемая гибридная угроза со стороны Европы и США, осмысливаемая под военным углом, ведет к вполне конкретным и важным выводам, касающимся внутренней политики. В известном выступлении начальника генерального штаба Вооруженных сил России Валерия Герасимова на общем собрании Академии военных наук 1 марта 2019 г. в качестве элементов новой военной стратегии США и их союзников упоминаются «цветные революции» и «мягкая сила». Предполагается, что целью американских стратегий является «ликвидация государственности неугодных стран, подрыв суверенитета, смена законно избранных органов государственной власти». Герасимов отмечает, что Пентагон разрабатывает принципиально новую стратегию под названием «Троянский конь», которая заключается в использовании «протестного потенциала пятой колонны» с одновременным нанесением ударов высокоточным оружием по наиболее важным объектам. Соответственно, российский ответ предусматривает «комплекс мер по упреждающей нейтрализации угроз безопасности государства». 

Россия, как и прочие крупные военные державы, обладает военными и невоенными средствами борьбы, которые могут применяться в условиях мирного времени или вооруженного конфликта низкой интенсивности. Этот арсенал в его нынешнем виде создавался главным образом в эпоху холодной войны. Скрытные и не признаваемые военные вмешательства, поддержка повстанческих движений и создание «квазидобровольческих» формирований для интервенций за рубежом в сочетании с дезинформацией, пропагандой и поддержкой оппозиции использовались тогда всеми крупными странами.   

Что касается СССР, то ограниченные и тайные военные интервенции широко применялись им с раннего периода советской истории. Классическим примером можно считать вмешательство в гражданскую войну в Афганистане 1929 года. Под командованием Виталия Примакова двухтысячный отряд красноармейцев, облаченных в афганскую военную форму и вооруженных трофейным английским оружием, вторгся в эту страну. Целью знаменитого «рейда Примакова» было изменение хода войны в пользу дружественного СССР короля Амануллы-хана. Операция готовилась в тесной координации с представителями Амануллы, и к отряду Примакова присоединялись местные этнические формирования. Рейд, завершившийся захватом Мазари-Шарифа в апреле 1929 г., был предпринят, однако, слишком поздно и уже не смог переломить ход гражданской войны. Многое в его организации тем не менее можно считать характерным для подобных операций Советского Союза и постсоветской России. 

В ходе «афганской спецоперации» СССР пытался повлиять на внутренний конфликт за счет ограниченного, тайного и краткосрочного вмешательства в ключевой момент (который, как оказалось в дальнейшем, был выбран неверно). Советским силам следовало изменить ход конфликта в пользу союзника и уйти. Но они ни в коем случае не должны были выступать главной действующей силой в конфликте. СССР тщательно избегал привлекать внимание к своей операции и стремился жестко контролировать масштабы вовлеченности в войну. После того, как стало ясно, что поражение Амануллы-­хана предотвратить не удалось, СССР свернул интервенцию, невзирая на продемонстрированное подавляющее тактическое и техническое превосходство Красной Армии. 

Сходным образом осуществилось более крупное и успешное вмешательство в Синьцзяне в ноябре 1933 – апреле 1934 года. В операции в поддержку генерал-губернатора Шэн Шицая участвовали войска НКВД, замаскированные под действовавшие в регионе белоэмигрантские формирования. К ней привлекались собственно бывшие белогвардейцы, завербованные советской разведкой, а также просоветские формирования из числа местного населения. Интервенция продолжалась недолго, после решения поставленных задач советские войска ушли, оставив в Синцзяне ограниченный контингент и группу советников для наблюдения за ситуацией. 

«Квазидобровольческой» операцией было советское участие в гражданской войне в Испании. Несмотря на присутствие в стране тысяч советских военнослужащих и крупные военные поставки, вмешательство в конфликт СССР отрицалось. Советские летчики и военные советники в качестве «добровольцев» участвовали в китайско-японской войне в 1937–1940 годах. Подобная же практика продолжилась и с наступлением холодной войны. Советская истребительная авиация и зенитно-артиллерийские части с личным составом, замаскированным под китайских добровольцев, действовали в Корее. Советские летчики противостояли ВВС Гоминьдана в небе над Шанхаем в 1950 году. Советские зенитно-ракетные и авиационные части принимали участие в войне во Вьетнаме и в ряде конфликтов на Ближнем Востоке. 

Перечисленные интервенции были успешны с точки зрения достижения политических и стратегических целей Москвы. Все они следовали одной и той же модели, которая прослеживается со времен рейда Примакова в 1929 году. Это были короткие, внезапные, тщательно спланированные действия, направленные на то, чтобы в ключевой момент помочь важному союзнику, будь то дружественное государство или одна из фракций в гражданской войне. 

Операции имели разную степень секретности; как правило, СССР либо отрицал участие в конфликте в принципе, либо преуменьшал его масштабы. Главным условием успеха был тщательный расчет баланса сил, выбор времени, места и характера вмешательства. При этом сводились воедино возможности вооруженных сил, спецслужб, дипломатического аппарата. 

Сильной стороной Советского Союза при ведении таких операций была способность добиваться высоких результатов в обучении, а порой – в строительстве с нуля вооруженных сил дружественных стран или политических групп. На протяжении всей холодной войны созданные советскими инструкторами вооруженные формирования одерживали победы над противниками, обучаемыми и оснащаемыми США. 

Разумеется, речь идет о случаях, когда советские военные имели реальные возможности руководить процессом военного строительства, чего не было, например, в арабских армиях, воевавших с Израилем. Афганская кампания 1979–1989 гг. стала грубым нарушением всех старых советских принципов ведения зарубежных интервенций. Она была затяжной, масштабной, предпринятой без учета местных условий, главной силой в войне оказались собственно советские войска, а не формирования союзников. 

Тем не менее многие преимущества отечественной военной школы, прежде всего – способность налаживать работу с местным населением, создавать относительно боеспособные местные вооруженные силы и действовать совместно с ними, проявились и тогда. К моменту вывода советских войск в 1989 г. Республика Афганистан обладала армией и специальными службами, далеко превосходившими все, что было создано за 18 лет американской оккупации Афганистана после 2001 года. Падение режима Наджибуллы было связано с фактически продолжавшимся вмешательством в афганский конфликт ряда иностранных государств на фоне распада СССР и бездействия России. 

Офицеры советских вооруженных сил и спецслужб, вовлеченные в подобные операции на поздних этапах холодной войны, продолжали активную службу и с началом военных конфликтов 1990-х гг., когда этот опыт был значительно обогащен и расширен. Российские военные оказались вовлечены в столкновения на Южном Кавказе, в стабилизацию ситуации в Таджикистане в 1992–1997 годах. Но наиболее глубокое влияние на армию, спецслужбы и государственный аппарат России оказали боевые действия на Северном Кавказе в ходе двух чеченских войн. Армия и спецслужбы получили огромный опыт решения сложнейших задач при весьма ограниченных ресурсах с опорой на переговорные инструменты, агентурную разведку, взаимодействие с разнообразными вспомогательными вооруженными формированиями из местного населения. 

Присоединение Крыма, события на Восточной Украине и сирийская кампания показали, что Россия возвращается к старой модели применения вооруженных сил для обеспечения национальных интересов. Ставка делается на быстрые, внезапные действия с тщательным контролем уровня вовлечения в конфликт. Значительный опыт строительства и использования вспомогательных отрядов из числа добровольцев и местного населения, накопленный в ходе многолетних конфликтов на постсоветском пространстве, используется в полной мере. 

Такие действия едва ли делают Россию более непредсказуемой или агрессивной, чем другие державы. Даже Китай при всей его внешнеполитической пассивности последних десятилетий отметился уже в XXI веке в поддержке вооруженных формирований и непризнанных государственных образований на севере Мьянмы (так называемое государство Ва). Эта поддержка включала в себя обучение и оснащение, вплоть до поставок тяжелого вооружения. 

Интервенции США, Франции и Великобритании на Ближнем Востоке носили более систематический характер. Они сопровождались масштабным применением современных технологий, финансовых ресурсов и технических возможностей, недоступных для России. Однако результаты оказывались почти неизменно неблагоприятными для самих акторов. Они, в особенности американцы, демонстрировали неспособность к интерпретации разведданных и оценке политической ситуации. Строительство Соединенными Штатами союзных вооруженных сил из местного населения приводило к разочаровывающим результатам на фоне гигантского расхода средств. Взаимодействие американских и местных вооруженных формирований оставалось слабым. 

Российские действия на этом фоне отличаются не большей агрессивностью, а большей эффективностью. Россия в отличие от США и ряда их союзников не вторгалась в иностранные государства, штурмуя столицы и убивая политических лидеров. Россия не тратила триллионы долларов на многолетнюю оккупацию других стран, чтобы затем уйти, признав поражение. Но, применяя силу в куда меньших объемах, Россия в последние десятилетия добивалась куда большего в реализации своих политических целей. 

На стороне российской армии и спецслужб – многолетний опыт войн с сильным иррегулярным противником, получающим поддержку из-за рубежа, в условиях ограниченности собственных ресурсов. Переоснащение и реформирование российской армии в 2010-е гг. позволило резко повысить ее боевые возможности. Патриотический подъем, связанный с украинскими событиями и присоединением Крыма, обеспечил приток добровольцев для зарубежных операций в составе регулярных и иррегулярных формирований. 

Таким образом, в новых условиях российские Вооруженные силы превращаются в гибкий инструмент, который может быть использован для влияния на ситуацию в стратегически важных для России частях мира. 

Использование ярлыка гибридной войны уводит нас в сторону от того факта, что мы имеем дело с набором весьма традиционных приемов борьбы, восходящих к началу ХХ века или более ранним временам. Эти приемы используются всеми крупными игроками в современной международной политике. Но одни страны владеют ими хорошо, а другие – никак не могут научиться, даже потратив триллионы долларов и потеряв многие тысячи солдат убитыми. 

М – Мессианизм

Иван Сафранчук

Вряд ли кто-то будет спорить с тем, что Россия никогда не была исключительно прагматической державой, движимой только практическими интересами. Чувство некой миссии, высшей цели России было присуще всегда.

Но исторически и в строгом смысле этого слова российское государство не является мессианским. Оно не сформировало чего-то похожего на политическую доктрину божественной предопределенности, которая обосновывала бы экспансионизм Божьим промыслом (как американский Manifest Destiny). У российской элиты никогда не было намерения способствовать политическими средствами приближению конца света и второго пришествия ради торжества Истины, к чему склонны американские правые евангелисты, время от времени обретающие влияние на внешнюю политику. Россия не была очарована цивилизаторским «бременем белого человека», как британский колониализм. И не несла в мир нерелигиозные философские идеалы, как в Новое время это делала Франция, а позже опять же – США.

Наиболее мессианским был, вероятно, советский период российской истории, когда Москва взяла на себя роль распространителя и защитника в мировом масштабе целостной философской и политико-экономической доктрины. Впрочем, после десятилетий осуществления этой миссии увлеченность ею стала быстро исчезать и в элите, и в обществе. К концу же существования Советского Союза сформировался невероятный по силе общественный и элитарный запрос на прагматизм.

Как бы сейчас ни называли внешнеполитический курс Бориса Ельцина и Андрея Козырева – наивным или идеалистическим, на самом деле он формировался именно в прагматических категориях. Избавление от излишней и идеологически обоснованной внешнеполитической нагрузки трактовалось как прагматизм, а не как идеализм (по сути, этот подход продолжал горбачёвское «новое мышление», практическим содержанием которого стало освобождение перенапрягшегося и пораженного внутренним кризисом СССР от бремени ответственности за «второй мир».)

В дальнейшем прагматизмом стали считать не столько редуцирование внешнеполитических интересов, сколько их расширение, но опять же ради удовлетворения прикладных интересов, а не воплощения в жизнь абстрактных идеалов. Хотя конкретное выражение прагматического начала в российской внешней политике в последнюю четверть века очень сильно менялось, твердая приверженность прагматизму после опыта советского мессианства все-таки остается.

Россия не является мессианской державой в «большом» смысле: она не готова убивать других и посылать на смерть своих за абстрактные идеалы и доктрины. Российское чувство миссии другое.

Россия – государство, собранное на огромном пространстве из множества неоднородных элементов, расположенное в сложных климатических и природных условиях, подвергавшееся крупным нашествиям. Своей миссией это государство всегда считало собственную способность быть – и быть не дикими, не варварами. В одной интерпретации миссия состоит в том, чтобы суметь стать развитой частью мира, то есть Западом, и в таком качестве добиться принятия в какую-то общую систему политических и социальных отношений. В другой – миссия сводится к тому, чтобы быть без (не путать с против) Запада. Эта трактовка имеет другой обязательный компонент – представление о том, что есть могущественные силы внутри и вовне, постоянно мешающие России исполнить свой долг, стремящиеся подорвать ее возможности.

Территориальная экспансия, участие в мировых делах, вершение судеб мира – все это явные свидетельства способности быть и успешности существования. Российская элита, особенно после Петра I, считала такую программу действий естественной для Российского государства. И для подобной традиции выпасть из первого ряда мировых держав – историческая катастрофа, там надо оставаться любыми средствами – миром или войной. Не случайно противодействие риску скатиться во второй, а то и третий эшелон международной политики было объявлено лейтмотивом президентства Владимира Путина в его программной статье «Россия на рубеже тысячелетий», опубликованной за день до того, как он стал исполняющим обязанности главы государства после досрочной отставки Борис Ельцина.

Насколько чувство державности распространилось на весь народ – вопрос спорный. По всей видимости, общественные настроения по этому поводу могут колебаться в очень широкой амплитуде. Но всегда находились и те, кто был за сосредоточение на себе, за снижение бремени вовлеченности в мировые дела или даже за полное выключение из них. Великие русские писатели дают яркие примеры таких мыслей. Лев Толстой еще в «Севастопольских рассказах» обращал внимание на то, как чужда война русским крестьянам, а в дальнейшем чрезвычайно саркастично представлял геополитические, военные предприятия («Сказка об Иване-дураке и его двух братьях…») и даже характеризовал войну как «вредное учреждение», ставя ее в таком качестве в один ряд с рабством и проституцией (эссе «Так что же нам делать?»). Или Александр Солженицын в манифесте «Как нам обустроить Россию?»: «Пробуждающееся русское национальное самосознание во многой доле своей никак не может освободиться от пространнодержавного мышления, от имперского дурмана. (…) Это вреднейшее искривление нашего сознания: “зато большая страна, с нами везде считаются”. (…) Могла же Япония примириться, отказаться и от международной миссии, и от заманчивых политических авантюр – и сразу расцвела. Надо теперь жестко выбрать: между Империей, губящей прежде всего нас самих, – и духовным и телесным спасением нашего же народа».

Споры о том, в каком виде России существовать, продолжатся – у них давняя традиция. Но мощное стремление быть вопреки нескончаемым препятствиям (быть собой, но не пространством, признанным варварским) и стало миссией России. За века осуществления этой миссии у страны появился и некоторый собственно мессианский элемент. Но состоит он не в том, что Россия хочет переделать мир в соответствии с какой-то определенной программой, а в вере, что с Россией мир лучше, чем без нее.

П – Прагматизм

Мария Ходынская-Голенищева

В основе понятия «прагматизм» лежит примат пользы/выгоды, которую способно принести то или иное действие. Эвентуальные практические последствия определяют целесообразность конкретных шагов и одновременно служат критерием их эффективности. Философский словарь приводит слова одного из видных представителей прагматизма, американца Уильяма Джеймса: «Истина есть то, что лучше всего работает на нас».

Прагматизм – один из основополагающих принципов российской внешней политики. При некоторой абстрактности термина он имеет вполне конкретное содержание. Так, Концепция внешней политики России от 2016 г. ориентирует дипломатов на работу в пользу создания благоприятных внешних условий для поступательного и устойчивого внутреннего развития. Среди них – обеспечение безопасности страны, ее суверенитета и территориальной целостности, формирование пояса добрососедства с сопредельными государствами, содействие повышению конкурентоспособности экономики России, ее технологическому обновлению, повышению уровня и качества жизни населения.

Рациональна российская интеграционная политика на постсоветском пространстве и в Евразии (СНГ, ЕврАзЭС, ШОС), которая должна привести к формированию широкого интеграционного контура (инициатива Большого евразийского партнерства). Позитивная, неконфронтационная повестка этих объединений предоставляет возможность не распылять ресурсы и сосредоточиться на задачах обеспечения ускоренного темпа развития в государствах-членах. Прагматична линия России и в относительно новых, отвечающих духу времени институтах глобального управления. Например, в БРИКС, где, кроме всего прочего, проводится курс на создание альтернативы доллароцентричной валютно-финансовой системе: наличие подобной «подушки безопасности» приобрело для России особую важность в контексте деградации отношений с Западом после 2014 г., включая обмены санкционными ограничениями.

Единственно рациональным с военно-политической точки зрения (и соотнесенным с общественным запросом, обусловленным ощущением исторической несправедливости) стало решение о воссоединении Крыма с Россией. Реалистичная, трезвая оценка ситуации вкупе с глубокой проработкой возможных сценариев и их последствий предопределили активное участие Москвы на уровне высшего руководства в выработке Минских договоренностей, связавших Киев и крупных европейских игроков соответствующими обязательствами с выгодной для России последовательностью шагов.

Высоким уровнем прагматизма характеризуется российская политика на сирийском направлении. В основе принятого руководством страны решения о начале военной операции в Сирийской Арабской Республике (САР) лежали интересы, связанные прежде всего с обеспечением национальной безопасности. В 2015 г. в рядах террористических групп сражались, по разным оценкам, до 6 тыс. выходцев из России и постсоветских республик, существовала угроза их возвращения. Нарратив Запада, пытавшегося навязать впечатление о российской линии в Сирии как о иррациональной («Москва поддерживает диктатора-союзника»), противоречил предыстории конфликта: Башар Асад посетил Москву на пятый год президентства (первый его зарубежный визит в качестве главы государства состоялся в Париж, второй – в Лондон); до кризиса Россия занимала лишь девятое место в товарообороте Сирии (3%).

Исключительный прагматизм российской линии на сирийском направлении проявился в деидеологизированном подходе, позволившем договариваться по отдельным аспектам урегулирования (прекращение огня, параметры политического урегулирования, выправление гуманитарной ситуации и так далее) со всеми внешними игроками. Так, в период, когда российско-американские отношения находились в низшей точке развития, Москва и Вашингтон выполняли роль сопредседателей Международной группы поддержки Сирии (2015–2016 гг.), согласовали параметры режима прекращения боевых действий в САР (февраль 2016 г.), достигли договоренностей о деэскалации в Восточном Алеппо (декабрь 2016 г). С учетом неоднократно озвученной Россией принципиальной позиции о нелегитимном характере военного присутствия США в Сирии ничем, кроме как соображениями прагматизма, нельзя объяснить российско-американские договоренности о деконфликтации, в течение нескольких лет обеспечивающие отсутствие инцидентов «в воздухе» и «на земле».

Россия с рациональных позиций подходила к подбору внешних партнеров для диалога по сирийскому урегулированию. Яркий пример – астанинский формат (Россия, Иран, Турция) – объединение трех государств с несовпадающей, порой прямо противоположной повесткой. Сугубо реалистичный подход, продемонстрированный всеми странами-гарантами, позволил достичь важнейших договоренностей по прекращению боевых действий в САР, созданию зон деэскалации (2017 г.), а также сформировать Конституционный комитет (2018 г.). Сепаратная переговорная работа на двустороннем уровне с крупными региональными игроками, имевшими влияние на группы вооруженной оппозиции, – Турцией, Катаром, Саудовской Аравией, Египтом и другими – позволила перевести под контроль сирийского правительства такие стратегические районы (бывшие «зоны деэскалации»), как Восточный Алеппо, Восточная Гута, Хама/Хомс, Восточный Каламун, части провинций Сувейда, Кунейтра, Дераа, при этом не подорвав потенциала астанинского формата, создавшего эти зоны.

Отдельно стоит упомянуть российско-турецкий переговорный трек. Прагматизм вновь позволил преодолеть глубокий кризис между Москвой и Анкарой, который вызвали действия турецких ВВС, сбивших российский бомбардировщик Су-24 из состава группировки ВКС России, – тогда погиб один из катапультировавшихся пилотов Олег Пешков. После жесткой реакции Москвы и принесенных Анкарой (далеко не сразу) извинений диалог между Россией и Турцией возобновился и был максимально плодотворным: удалось договориться по окончательному решению проблемы Восточного Алеппо и согласовать условия деэскалации в Идлибе (2018 г.) и на северо-востоке САР (2019 г.).

Лишенная догматизма и конъюнктурных колебаний, последовательная линия России в сирийском урегулировании, вопреки некоторым прогнозам, не только не привела к ухудшению отношений нашей страны с суннитскими государствами, но, напротив, способствовала упрочению позиций Москвы в ближневосточных делах, закрепила за Россией образ надежного партнера.

На этом фоне некоторая отстраненность России в йеменских делах и осторожное балансирование в Ливии – также пример прагматичности и основанной на ней неготовности повышать ставки в ситуациях, развитие которых мало затрагивает национальные интересы России. Это не мешает Москве оставаться участником многосторонних форматов урегулирования йеменского и ливийского конфликтов, оказывать ощутимую поддержку соответствующим усилиям ООН.

Посредничество (как минимум в предоставлении московской площадки) в межпалестинском и межафганском примирении, без которых во многом девальвируются коллективные усилия по стабилизации ситуации на Ближнем Востоке и в Афганистане, – также мера, не превышающая полезную норму вовлеченности, но позволяющая оказывать необходимое влияние на соответствующие процессы.

Н – Национальный интерес

Павел Цыганков

Крен в сторону национальной политики, заметный сегодня во многих странах, в том числе ранее ориентированных на «трансферт суверенитета», вновь привлекает внимание к несколько подзабытому понятию «национальный интерес». Парадокс, однако, в том, что в науке о международных отношениях не прекращаются дебаты о его содержании. Будучи центральным для политического реализма, оно энергично оспаривается другими теоретическими школами.

С точки зрения канонического реализма конфликтная природа международных отношений является неизбежным следствием отсутствия в них верховной власти. В таком контексте государства постоянно испытывают страх за своё существование и им приходится полагаться только на свои собственные силы. Поэтому национальный интерес – это, прежде всего, рациональное осознание потребности государства в безопасности, что предполагает защиту не только физического выживания, но и территориальной целостности, независимости, экономического благосостояния и культурной идентичности. Безопасность зависит от положения государства в международной системе относительно других государств. А поскольку это положение производно от распределения способностей государств (в первую очередь в военном отношении), постольку национальный интерес определяется «в терминах власти (силы)», как считал один из основоположников реализма Ганс Моргентау.

Однако уже в рамках самого канонического реализма разгораются дискуссии. Так, Моргентау и Генри Киссинджер разошлись в оценке соответствия вьетнамской войны американскому национальному интересу. Возникшие впоследствии новые версии реализма – неореализм, наступательный реализм, неоклассический реализм – внесли дополнительные нюансы в релятивизацию понятия национального интереса.

Еще большей критике оно подверглось со стороны других теоретических течений. Позитивисты указали на его неоперациональность и даже антинаучность, ввиду невозможности его эмпирической верификации. В свою очередь, согласно либералам, национальный интерес определяется не внешней средой, а внутренними социетальными потребностями государства, которые являются не унитарными, а плюралистическими. В конечном счете национальный интерес представляет собой совокупность интересов тех групп, которым удается навязывать собственные политические предпочтения в качестве государственных. Хотя национальные интересы отражают приоритеты частного характера, они необязательно являются эгоистическими. По мнению неолибералов, понятие «национальный интерес» правомерно использовать только при условии, что его содержание составляют моральные нормы и глобальные проблемы, например, индивидуальные свободы. Сторонники экономического неолиберализма готовы согласиться с рациональностью, движущей силой национального интереса, и стремлением к безопасности как его главной составляющей, но лишь в аспекте рыночного измерения.

Конструктивисты предлагают свое объяснение интересов и условий, в которых они формируются и изменяются. С их точки зрения, национальные интересы основаны на идентичности и конструируются не столько самими государствами, сколько разделяемыми нормами и ценностями, которые структурируют международные отношения и придают им смысл. Критические теории, исследуя дискурс национального интереса, находят в нем интересы тех, кто его формулирует. Наконец, специалисты такого научного направления, как анализ внешней политики, настаивают, что она зависит от индивидуальных особенностей лиц, принимающих решения и от организационных процедур, представляя собой результат компромисса между бюрократическими структурами, члены которых зачастую думают вовсе не о национальном интересе.

Таким образом, содержание понятия «национальный интерес» выглядит размытым, а его роль во внешней политике – неочевидной.

Впрочем, сегодня в международно-политической науке сложилось понимание того, что разнобой в трактовке национального интереса не доказывает его «отсутствия» как мотива внешней политики и неэффективности как аналитического инструмента. Дискуссии полезны уже тем, что позволяют понять, каких ошибок следует избегать при анализе содержания и роли национального интереса в международном поведении государства. Уроки таких дискуссий сводятся к следующему.

Во-первых, необходимо помнить, что ни одна теория не дает полного объяснения национальных интересов. Поэтому не стоит опираться на одну из них, но использовать достижения каждой. Конкурируя, они дополняют друг друга и выявляют ошибки.

Во-вторых, не стоит противопоставлять интересы и ценности. Национальные интересы не могут не опираться на ценности, точно так же, как ценности невозможно понять вне национальных интересов. Не случайно реалисты (Арнольд Уолферс), говорят о том, что национальная безопасность объективно означает отсутствие угроз для приобретенных ценностей и субъективно – отсутствие страха, что эти ценности подвергнутся нападению.

В-третьих, в основе объясняющей функции национального интереса лежит признание связи внешней политики государства с его историей, географией, культурой, ментальностью и традициями народа, с его самобытностью. Хотя национальная идентичность со временем меняется, нельзя отрицать и ее преемственности.

Наконец, опора на интересы помогает лучше понять мотивы и оценить эффективность внешней политики государства в контексте конкретной международной обстановки, связанной с политикой и действиями других государств. Как писал еще в XIX веке русский дипломат Сергей Татищев, «в международных отношениях пользы и нужды родины – в постоянном столкновении со стремлениями и потребностями чужих стран».

Иначе говоря, реализация национальных интересов, как и внешней политики в целом, зависит не только от осознанного, научно обоснованного формулирования их содержания, но и от восприятия лидерами государства «польз и нужд своей родины и стремлений других стран».

В российских дискуссиях начала 1990-х гг. о национальных интересах страны доминировала идея, согласно которой ценности либеральной демократии автоматически должны были решить проблемы безопасности и развития страны. Устами главы МИДа Андрея Козырева было заявлено, что никаких особых национальных интересов у России нет: главное – присоединиться к сообществу цивилизованных стран Запада. Сотрудничество с ними будет сопровождаться серьезной экономической помощью США и стран ЕС. Во внешней политике был провозглашен общий курс с Западом на дружеские, даже союзнические отношения. Однако, несмотря на все уступки, экономических и финансовых дивидендов от Запада Россия не получила. Займы МВФ и Мирового банка были предоставлены ей на обычных, то есть крайне жестких условиях. Западные партнеры не только не оказали постсоветской России масштабной помощи, но и всячески препятствовали восстановлению ее экономического потенциала.

Интервенция НАТО в Боснии (1994), решение о расширении альянса на Восток, резкий рост антилиберальных настроений внутри страны вынудили Бориса Ельцина в 1995 г. заменить Козырева на посту министра иностранных дел Евгением Примаковым. С самого начала Примаков проводит линию на отстаивание национальных интересов страны и выступает с идеей многополярного мира. Будучи реалистом, Примаков считал нормальным, что на пути проведения независимой внешней политики у России могут возникать противоречия с другими странами. В то же время он видел свою задачу не в противостоянии Соединенным Штатам и Евросоюзу, а в отстаивании права России на самостоятельные позиции в вопросах, касающихся ее национальных интересов и собственных ценностей.

Придя к власти в 2000 г., президент Владимир Путин провозгласил деидеологизацию и прагматизм российской внешней политики. Вместе с тем, несмотря на резкое осуждение натовских бомбардировок Белграда и силовое отделение Косово от Сербии, он не собирался дистанцироваться от Запада. Так, в 2001 г. он был первым главой государства, кто выразил сочувствие и солидарность Вашингтону в связи с террористическими актами против Америки и предложил совместные действия против общей угрозы.

Однако последующий опыт взаимодействия с евроатлантическим сообществом постепенно создавал у значительной части российских правящих элит и политического класса устойчивое представление о нежелании «партнеров» идти на равноправное сотрудничество и признавать право России иметь собственные интересы, осуществлять внутренний и внешний национальный суверенитет. Запад все больше воспринимается как «другой» с отрицательным знаком, а российская идентичность – как незападная. Это стало одним из важных факторов поворота России на Восток, дальнейшего укрепления отношений стратегического партнерства с Китаем на основе взаимных интересов.

Постепенно повышая военно-силовой потенциал, Россия проводит все более активную национально-ориентированную политику на мировой арене. Рубежными в этом смысле стали 2007 г. («мюнхенская речь» Путина), 2008 г. («пятидневная война» с Грузией), 2014 г. (кризис вокруг Украины). В 2015 г. Российская Федерация начала военную операцию в Сирии по просьбе правительства этой страны. Борьба против международного терроризма – один из приоритетов российской политики национальной безопасности.

Успехи российской дипломатии несомненны. Они особенно заметны на Ближнем Востоке, где посредничество России позволило сблизить позиции, казалось бы, непримиримых противников (Сирия, Иран, Турция), отчасти в СНГ, где удалось добиться единых подходов России и Запада по урегулированию политического кризиса в Молдавии. Сложнее ситуация в Европе, по-прежнему далек от серьезных сдвигов в сторону разрешения украинский конфликт. И практически на нуле находятся отношения с Америкой, несмотря на противоречивые сигналы со стороны Дональда Трампа.

Западные санкции не смогли ослабить российскую внешнюю политику, но серьезно повлияли на экономику. Не сломив ее, они обнажили остроту проблемы модернизации и выхода на новый уровень производительности. Эксперты сходятся в том, что именно экономическое отставание, недостаточный уровень благосостояния и качества жизни представляют собой самое слабое звено российского национального интереса.

Р – Равноправие

Николай Косолапов

Равноправие – одна из ключевых социальных ценностей в современном мире. Во внешней политике бывшего СССР и постсоветской России ей придается большое значение. Упоминание равноправия как принципа, ценности и цели содержится во всех основополагающих документах РФ – от Конституции до концепций и стратегий. Но каковы реальные проявления равноправия в межгосударственных отношениях?

За последние две тысячи лет мысль о равенстве претерпела в еврохристианской культуре сложнейшую и далеко не завершенную эволюцию. Равенство людей как акта и результата творения; равенство их перед Богом; равенство между собой как следствие первого и второго; равенство независимо от их социального положения, званий, рода занятий, доходов… Все эти интерпретации равенства распространяются лишь на межличностные отношения.

Вопрос, распространяется ли идея равенства на людей, принадлежащих к разным вероисповеданиям, в рамках религиозного сознания неизменно решался отрицательно. Однако сам этот вопрос выводил идею равенства на социальный уровень. Светская жизнь востребовала право, а с ним пришла необходимость установления критериев равноправия (или отсутствия, отрицания оного). Этот подход открывал принципиальную возможность (не всегда реализовывавшуюся) признания равенства людей даже в мультиконфессиональной среде. Классовый подход (не Марксом придуманный) окончательно перенес проблемы равенства и равноправия на уровень массовых социальных явлений и процессов.

Но при ближайшем рассмотрении взаимоотношения церкви и светских властей, последних между собой, власти и народа, социальных групп и классов оставались по сути межличностными. Восстававшие рабы и крестьяне, Реформация, революционеры во Франции XVIII в. и в России начала XX в., все общественные движения прошлого неизменно боролись с персонализированным противником и только потом и реже – с институтами и порядками.

Вестфальская система международных отношений, затем колониализм и распространение капитализма по миру выдвинули проблему равноправия на уровень межгосударственных отношений. В Вестфальских соглашениях особо оговаривалось, что их положения не распространяются на мусульман и исламские страны. Европейское международное право конца XIX – начала XX вв. делило страны на цивилизованные (западно-христианские), полуцивилизованные (к ним причислялись православно-христианские) и нецивилизованные (все прочие). Причем если войны между первыми считались недопустимыми, то в отношении вторых применение силы рассматривалось как приемлемое, а третьих – как иногда необходимое[1]. Проблема равноправия захватила тем самым интенсивно развивавшийся уровень межинституциональных отношений.

Войны и революции первой половины ХХ в. связали три уровня равенства и равноправия – межличностный, макросоциальный и институциональный (включая межгосударственный) – в единый и уже нерасторжимый комплекс со многими присущими ему внутренними противоречиями.

На первый план вышло равноправие. Оно предполагает наличие правовой системы, в рамках которой только и могут быть определены права. В межгосударственных отношениях роль такой системы выполняет международное право, являющееся по сути сложным и внутренне также противоречивым комплексом межправительственных соглашений. Это означает, что при серьезных изменениях внутри наиболее весомых государств и/или в международном порядке производная от них международно-правовая система может и, скорее всего, будет меняться. При этом политическое сознание в разных частях мира способно еще долгое время сохранять инерцию прошлых представлений, стандартов и норм.

Декларация прав человека (1948 г.) и ряд последующих международных документов в целом конкретизировали современное понимание этих прав. Устав ООН, Венская конвенция 1961 г., ряд других хорошо известных документов выполнили схожую функцию применительно к суверенитету государств и их политическому равноправию. Источником дестабилизаций остается уровень макросоциальный, на котором «обитают» такие неопределенные явления и понятия, как «права народов» (кто и по каким критериям признается «народом»; есть ли у народов не только права, но и обязанности, и если да, то по отношению к кому; могут ли народы наказываться за недолжное отправление их обязанностей, и если да, то кем, на основании чего и как) или «права меньшинств» (кто такие «меньшинства», по отношению к кому, на какой территории и прочая – см. выше).

Глобализация ставит объективный вопрос: будет ли институт государства встроен в какую-то надгосударственную систему – финансовую, религиозную, идеологическую, иную – или же, напротив, сами государства (или какая-то их часть) станут определять политико-экономическое, культурное ее содержание. В ответе на этот вопрос особое значение приобретает политико-правовой и социально-политический статус государства в международной системе.

Но в какой конкретно системе? Для Соединенных Штатов, уверовавших в реальность своей «победы» в холодной войне, это американоцентричный (в жестком варианте) или западоцентричный (в мягком) миропорядок. Россия как страна, «проигравшая» холодную войну, обязана встраиваться в этот порядок на условиях Запада – что, в общем-то, по-своему логично. Однако для России, Китая и ряда других государств международная система 2000-х гг. – переходная от американоцентричности к полицентричности. Состоится такой переход или возникнет нечто неожиданное, время покажет. Но и с западной, и с незападной, в том числе российской, точек зрения мир пребывает в состоянии перехода – значит, четкие критерии порядка, прав, статуса государств и их реального (а не политико-правового только) равноправия либо его отсутствия нарушены. Причем процесс их размывания продолжается, кристаллизация новых критериев пока не просматривается.

После развала СССР Россия признана в мире как государство – продолжатель бывшего Союза, а не его правопреемник. В 1990-е гг. это позволило успешно решить задачи тактического плана, прежде всего, сохранить место страны – постоянного члена Совета Безопасности ООН, членство в других международных организациях, решить вопросы с зарубежной собственностью бывшего Союза и ряд других. Но закономерно, что в долговременном плане все заметнее становятся и издержки такого решения: Россия де-факто по всем характеристикам все-таки другое государство, а не продолжение СССР. Как другое государство, Россия – главный победитель в холодной войне. Без ее усилий не рухнул бы СССР, и в этом плане ее претензии на весомую роль в мире и на равноправные отношения с Соединенными Штатами и Западом в целом более чем обоснованы. Как государство-продолжатель – она лишь страна, потерпевшая поражение в холодной войне и – с точки зрения Запада – ищущая реванша, стремящаяся изменить комфортное для Запада мироустройство.

Переходный характер современной международной системы ставит и другой вопрос: равноправие – с кем и в чем. Вряд ли России нужно равноправие с американцами в «праве» на интервенции, организацию «цветных революций», замену неугодных режимов и тому подобное. Конечно, логика международных процессов может в отдельных случаях вынудить действовать схожим образом. Но в долговременной перспективе России нужно не равноправие с США или кем бы то ни было еще в проведении имперской политики, а принуждение Соединенных Штатов к равноправию с другими государствами. Разумеется, одной России такая задача не под силу.

У проблемы равноправия есть и политико-психологическая сторона. Как идея и ценность равноправие может быть мощным источником мотивации и эффективным инструментом построения более безопасного и справедливого мира. Но, как и любая иная идея и ценность, равноправие при определенных обстоятельствах способно превращаться в свою противоположность. И тогда стремление уравнять всех во всем и со всеми может вести в лучшем случае к потере здравого смысла, в худшем – к слиянию с исторически сложившимися фобиями и комплексами, что чревато эффектом «вечно обиженных» и/или наделением себя полномочием отказывать тем или иным государствам, социальным группам в равноправии или даже в правах вообще.

С – Справедливость

Вера Агеева

Справедливость – одно из центральных и наиболее часто упоминаемых понятий российской внешней политики начала XXI века.

Категория справедливости по отношению к межгосударственным делам вошла во внешнеполитический лексикон еще в XIX веке: Александр Горчаков не раз повторял, что «нет таких расходящихся интересов, которые нельзя было бы примирить, ревностно и упорно работая над этим делом в духе справедливости и умеренности»[2]. Данный подход позволил ему, с одной стороны, отстаивать российские стратегические интересы, в частности, путем пересмотра Парижского мирного договора 1856 г. и возврата Черного моря в зону российского влияния, с другой – сохранять взаимовыгодные отношения с ведущими европейскими державами сообразно текущей расстановке сил.

Идеи справедливого миропорядка также легли в основу концепции Гаагских мирных конференций, проведенных по инициативе российского императора Николая II в 1899 и в 1907 гг., по итогам которых были приняты первые международные конвенции о законах и обычаях войны, заложившие основы международного гуманитарного права. Как подчеркивал Федор Мартенс, российский юрист, дипломат, один из главных организаторов Гаагских конференций, цель заключалась не в поисках утопических рецептов установления вечного мира, а в «устройстве международной жизни на основах права и справедливости», в наведении порядка «там, где царит произвол»[3].

В условиях холодной войны и биполярного противостояния категория справедливости была почти исключена из словаря советских дипломатов: ни Вячеслав Молотов, ни Андрей Громыко не видели в ней отображения реалий мирового устройства того времени.

Однако в новейшей истории России произошел ренессанс идей справедливости по отношению к международному миропорядку. Редкий внешнеполитический термин мог бы конкурировать по числу упоминаний и в программных документах, и в официальных выступлениях политического руководства современной России. Интересно, что нынешняя внешнеполитическая интерпретация идеи справедливости явно перекликается с традициями русской философии конца XIX – начала XX века. Российская внутренняя политика не раз вдохновлялась идеями русских философов: в посланиях Федеральному собранию Владимир Путин ссылался и на Алексея Лосева, и на Льва Гумилева, и на Николая Бердяева, объясняя российскую модель консерватизма и ее укорененности в российской ментальности. По отношению к внешней политике востребованными оказались образ «цветущей сложности» Константина Леонтьева и идеи справедливости и правды Владимира Соловьева и опять же Николая Бердяева.

Правда-истина и правда-справедливость всегда были одними из центральных категорий русской мысли, которая изначально зародилась как историософская и социально-ориентированная. Она была сосредоточена на вопросах: что замыслил Творец о России, что есть Россия, какова ее судьба и какова ее роль в мировом историческом процессе, целью которого является построение справедливого миропорядка. «Всем предписана одна правда в двух своих степенях: как закон справедливости и заповедь совершенства. Вторая предполагает первый, то есть закон справедливости, безусловно, обязательный всегда и во всем», – писал Соловьев. Однако мировая справедливость не должна ограничиваться юридической интерпретацией: согласно Бердяеву, законническая трактовка не только онтологически неверна, но и практически опасна, так как «насильственное осуществление правды-справедливости во что бы то ни стало может быть очень неблагоприятно для свободы, как и утверждение формальной свободы, может порождать величайшие несправедливости».

В отличие от философов начала ХХ века российские дипломаты и политики эпохи глобализации стремятся подчеркнуть важность юридических норм и верховенства права как основы справедливой международной системы. Данная идея проходит красной нитью сквозь все редакции Концепции российской внешней политики с 2000 года. Согласно главному внешнеполитическому документу России, центральным элементом системы была и должна оставаться ООН, которая обладает «уникальной легитимностью» (2008) и является основной организацией, регулирующей международные отношения. Залогом стабильности справедливой международной системы выступают равноправные и партнерские отношения между странами, которые совместно должны выстраивать международную архитектуру «на коллективных началах».

Интересно, что в современной интерпретации понятие справедливости всегда соседствует с демократическими принципами. Так, одной из основных целей внешней политики декларируется «формирование стабильного, справедливого и демократического миропорядка», а в сфере экономического сотрудничества – построение «справедливой и демократической глобальной торгово-экономической и валютно-финансовой архитектуры».

На протяжении 2000–2013 гг. целый ряд региональных конфликтов оценивался Кремлем именно сквозь призму идеи справедливости. В Концепции внешней политики 2000 г. утверждалось, что требуется справедливое рассмотрение статуса Каспийского моря, который бы учитывал законные интересы всех сторон; там же постулировалось, что Россия будет «содействовать достижению прочного и справедливого урегулирования ситуации на Балканах, основанного на согласованных решениях международного сообщества» и гарантирующего территориальную целостность Союзной Рес­публики Югославии. Разрешение конфликта в Афганистане также видится современным российским лидерам с точки зрения справедливости: Россия всегда стремилась и продолжает стремиться к прочному и справедливому политическому урегулированию афганской проблемы и недопущению экспорта терроризма и экстремизма из этой страны.

В 2013–2014 гг. запрос на справедливость в международных отношениях фактически стал лейтмотивом Валдайских речей Владимира Путина, которые были обращены в первую очередь к широкой мировой общественности. В октябре 2013 г. президент заявил, что Россия, демонстрируя в своей внешней политике силу, всегда проявляла ее благородно и справедливо. Миропорядок, установленный по итогам и Венского конгресса 1815 г. и ялтинских соглашений 1945 г. при очень активной роли России, обеспечил долгий мир и справедливое мироустройство, которое отображало текущее распределение сил в мировой политике. При этом Путин подчеркнул, что Россия всегда дистанцировалась от несправедливных международных решений, каким, к примеру, был Версальский договор, создавший предпосылки для будущей Второй мировой войны.

В посткрымский период категория справедливости стала особенно важной. В Валдайской речи в октябре 2014 г. российский президент упомянул это слово в разных вариациях 8 раз. Речь преисполнена горечью от понимания образовавшейся пропасти между Россией и коллективным Западом. Истинной причиной явился отнюдь не Крым и будущее Украины, а накопившиеся противоречия, основанные на различных интерпретациях мирового порядка, который с российской точки зрения представляется однозначно несбалансированным и несправедливым. Истоки его – в итогах холодной войны, которая завершилась не заключением «мира» с понятными и прозрачными договорённостями о соблюдении имеющихся или о создании новых правил и стандартов, а иллюзией победы одного блока над другим и последующей за ней эйфорией, абсолютизирующей одну социально-экономическую модель как идеальную и всем подходящую. Объективность и справедливость принесли в жертву политической целесообразности, а юридические нормы подменили произвольным толкованием и пристрастными оценками. Вдобавок так называемые победители, объединившись, ввели практику наказаний для несогласных: к ним Путин относит и силовые акции, и экономическое и пропагандистское давление, и вмешательство во внутренние дела, и апелляции к некой «надправовой» легитимности, когда надо оправдать неправовое урегулирование тех или иных конфликтов, и устранение неугодных режимов. Заканчивая описание сложившейся в мире ситуации, Путин сказал: «Давайте зададимся вопросом, насколько всем нам комфортно, безопасно, приятно жить в таком мире, насколько он справедлив и рационален?».

В 2016 г. справедливость становится одной из основных российских внешнеполитических категорий: в Концепции внешней политики 2016 г. появляется отдельный параграф под названием «Формирование справедливого и устойчивого мироустройства», который входит в раздел «Приоритеты Российской Федерации в решении глобальных проблем». В этом параграфе вновь повторяются идеи о верховенстве права и закона, а также о центральной роли ООН. Новеллой раздела является установка на обеспечение «устойчивой управляемости мирового развития», которая должна строиться на «коллективном лидерстве ведущих государств», круг которых не должен быть ограничен привычным списком развитых стран, но в обязательном порядке должен отображать географическое и цивилизационное (sic!) мировое разнообразие. В практической плоскости российская идея справедливости по отношению к международному мироустройству апеллирует к более значимой роли интеграционных объединений развивающихся стран – таких, как G20, БРИКС, ШОС и РИК.

Цивилизационное измерение идеи справедливости появляется также в разделе «Современный мир и внешняя политика Российской Федерации» Отдельное внимание уделено формированию «ценностных основ совместных действий с опорой на общий духовно-нравственный потенциал основных мировых религий, а также на такие принципы и понятия, как стремление к миру и справедливости, достоинство, свобода, ответственность, честность, милосердие и трудолюбие». Согласно документу, только на основе таких ценностей можно достичь подлинного объединения усилий международного сообщества.

Также с 2016 г. для Российской Федерации становится важным установление справедливой системы регулирования интернета, поскольку за последние годы всемирная сеть стала отдельным, требующим специального подхода измерением международных отношений. Позиция России по этому вопросу была отражена и в Концепции внешней политики, и в Доктрине информационной безопасности 2016 года. Суть ее состоит в том, чтобы содействовать справедливому распределению между странами ресурсов, необходимых для обеспечения безопасного и устойчивого функционирования Интернета, основанного на принципах доверия.

Установки на поиск и создание справедливой модели мироустройства, закрепленные в основополагающих внешнеполитических документах Российской Федерации, являются отражением видения российской политической и дипломатической элитой мировой политики и места в ней России. Евгений Примаков в своих трудах по внешней политике уделял значительное внимание этому направлению работы российского МИДа. Его размышления помогают глубже понять, почему категория «справедливости» стала одной из основных. В книге «Мир без России? К чему ведет политическая близорукость» (2009) Примаков возвращается к истокам сложившегося в начале XXI века миропорядка и доказывает, что «однополярный момент» был, во-первых, стратегической целью США, которые стремились к безраздельному доминированию в международных отношениях, а во-вторых, по сути являлся иллюзией, которая строилась на убежденности зарубежных партнеров в их «победе» над СССР в холодной войне. Данная интерпретация показала свою несостоятельность во время финансового кризиса 2008 г., который продемонстрировал, что Соединенные Штаты неспособны единолично управлять ни мировой политикой, ни мировой экономикой. Более того, такого рода концепция уже тогда не соответствовала международным реалиям, в которых развивающиеся страны начали играть более весомую, в том числе финансовую, роль.

Согласно Примакову, уроки конца XX – начала XXI вв. должны быть усвоены мировым сообществом, а новая система международных отношений – построена на сбалансированных и справедливых началах, которые не позволят позволять одной стране брать на себя слишком большие обязательства и одновременно будут отображать изменившуюся архитектуру мировой политики.

C – Стратегия

Андрей Сушенцов

Осыпание мирового порядка – метафора, вокруг которой строится доклад Валдайского клуба 2018 г., – продолжается. Наблюдатели все чаще затрудняются объяснить логику происходящего и указать направление перемен. В условиях нарастающего хаоса все большее значение обретают действия отдельных государств. Таким образом, внимание с уровня системы переключается на уровень ее участников, конкретных стран.

Но как измерить субъектность стран в международной системе? Какие из них более или менее важны? Ведь разница между потенциалами бывает драматична, но далеко не всегда потенциалы конвертируются в значимые внешнеполитические достижения. Вероятно, наиболее точным общим знаменателем является качество внешнеполитической стратегии государств. В этом контексте важны не только крупнейшие игроки, но и малые страны, которые смогли разработать комплексную внешнеполитическую стратегию, ставшую для них мультипликатором мощи. Можно сказать, что в высшей лиге мировой политики играют только качественные стратегии.

Прототип модельного государства в анархичном мире – Израиль. Эта небольшая и молодая страна, находящаяся во враждебном окружении, выстроила внутреннюю мотивацию и внешнеполитическую стратегию, нацеленные на максимальное использование ограниченных ресурсов для национального развития. Кандидатами в число государств с оптимальными стратегиями можно назвать несколько стран, находящихся в сложных геополитических условиях: Южная Корея, Финляндия, Узбекистан. Но каковы критерии качества стратегии?

Попробуем деконструировать само понятие стратегии. Классическое определение гласит, что стратегия – это способность правильно соотносить внешнеполитические цели с ресурсами. Но не менее важными составными частями ее являются и несколько других компонентов.

Во-первых, способность элит правильно выстраивать причинно-следственные связи в происходящем и формировать цели внешней политики, исходя из подлинных, а не мнимых потребностей развития. Другими словами, умение адекватно осознавать собственные потребности и не выдвигать ложных целей.

Во-вторых, стратегическая культура, которая выступает как своеобразная «кредитная история» использования силы в прошлом и является продуктом накопленного опыта великодержавной политики. Европейские страны с обширным опытом применения силы и ведения переговоров (всякая война неизбежно заканчивается миром) нередко более искусные стратеги, чем молодые государства с неопытной элитой, которая пускается во внешнеполитические эксперименты.

В-третьих, лидерство, являющееся продуктом воли и целеустремленности, готовности к жертвам. В мире, который становясь все более анархичным, остается сравнительно безопасным и сытым, готовность к жертвам – величина убывающая.

В-четвертых, эмпатия как способность построить конструктивную стратегию с учетом интересов всех вовлеченных сторон. Только комплексный подход, принимающий во внимание общий контекст и специфику других игроков, будет устойчив в долгосрочной перспективе.

Наконец, организационный ресурс, подразумевающий потенциал для внутренней мобилизации и навыки сосредоточения на ключевых задачах развития. Сытость и расслабленность препятствуют мобилизации и часто не позволяют даже богатым и состоятельным державам достигать целей.

Если разложить эти параметры и применить их к анализу ведущих государств, будет видно, что у каждого из них имеется существенный изъян, препятствующий реализации наиболее эффективной стратегии. Иногда он неустраним.

Так, у Китая, Саудовской Аравии, Индии, Японии есть проблема конвертации серьезного экономического и политического потенциала в пропорциональное влияние на международной арене. Несмотря на явные преимущества по ряду показателей (а в случае КНР – и по большинству из них), перечисленные державы испытывают трудности в достижении важных для них стратегических целей.

США и Европейский союз объединяет проблема самопоглощенности, зацикленности на внутренних обстоятельствах и идеологической ангажированности. Страны Запада взрастили самодовольные политические элиты, которые, уверившись в собственной абсолютной правоте и устав от стратегического мышления, взяли каникулы и часто принимают решения, мало связанные с подлинными национальными интересами. В Соединенных Штатах под воздействием острейшей внутренней поляризации стратегические линии, прежде незыблемые, размываются.

Для Ирана, Израиля, Кубы и Северной Кореи наиболее жгучей проблемой является внешнее давление. В большинстве случаев оно настолько велико, что оказывает определяющее влияние на формирование их идентичности. Если давление ослабнет или исчезнет, это повлечёт значительные последствия для внутриполитической жизни стран.

Бразилия, Мексика и Индонезия испытывают трудности с внутренней мобилизацией и концентрацией на решении принципиально важных задач. Неоднородность и глубокое расслоение населения не позволяет государствам сосредоточиться на достижении ключевых целей развития.

Наконец, Украину, Грузию, Палестину можно поставить в один ряд и отнести к группе стран, не сформулировавших целей развития и опирающихся на мнимые, а не на подлинные потребности. Трудно представить себе, как добиться успеха, если его условием объявляется крушение более сильного оппонента.

Россия представляет собой с точки зрения стратегии особенный случай. Ей (как и Турции) присуща проблема внутренней хрупкости, способная подкосить даже самую искусную внешнеполитическую стратегию. Однако в текущей международной ситуации у российских элит есть ряд преимуществ. Выработанный с опытом прагматизм (нередко на грани цинизма) позволяет лучше соотносить цели внешней политики с доступными ресурсами. Прагматизм сочетается с достаточным уровнем эмпатии, готовности учитывать интересы соперников. Именно по этой причине России удается быть эффективным диспетчером безопасности на Ближнем Востоке или строить комплексные отношения с Китаем. Правда, российская эмпатия не распространяется на США и многие страны Европы – причина кроется в концептуальной дистанции между отечественным реализмом и западным идеализмом.

У России имеется обширный исторический опыт применения силы и дипломатии, и это делает ее стратегическую культуру одной из наиболее плодотворных. Российские элиты обладают большим запасом решимости и умеют мобилизовывать ресурсы для достижения внешнеполитических целей. Вероятно, стратегия, вытекающая из этих качеств, лучше прочих работает в условиях осыпания международного порядка и возрастающей анархии.

У каждого из названных государств есть существенные проблемы по части стратегий. Правда, наиболее крупные из них обладают тем преимуществом, что могут позволить себе ошибаться. По крайней мере, куда чаще, чем малые страны, у которых ресурс прочности существенно меньше и всякая ошибка грозит стать фатальной. Но и небольшие страны бывают значимы для международной системы, если их стратегия учитывает слабые места и формирует цели развития, опирающиеся на подлинные национальные потребности.

С – Стратегическая стабильность

Дмитрий Суслов

Д.В. Суслов – заместитель директора Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ «Высшая школа экономики».

Понятие стратегической стабильности вошло в российский внешнеполитический вокабуляр на рубеже 1980-х – 1990-х гг. одновременно с появлением соответствующей концепции. При этом уже в 1990-е гг. выявились отличительные особенности именно российского подхода. После распада СССР поддержание стратегической стабильности стало для Москвы не только вопросом национальной и международной безопасности – предотвращения ядерной войны и гонки вооружений, но и поддержания международно-политического статуса великой державы.

В США в период холодной войны для концептуализации отношений с Советским Союзом в области ядерного оружия использовались понятия «кризисная стабильность», «стабильность первого ядерного удара» и «стабильность гонки вооружений». В Советском Союзе открытых теорий ядерного сдерживания до конца 1980-х гг. не было.

Концепция стратегической стабильности возникла, когда острая конфронтация холодной войны уже сошла на нет, но СССР и биполярная структура международной системы еще существовали, равно как и огромные ядерные запасы обеих сверхдержав. Эта концепция совмещает в себе «стабильность первого удара / кризисную стабильность» и «стабильность гонки вооружений» и при этом призвана подчеркнуть стремление сторон подходить к вопросам стратегического сдерживания позитивно, через сотрудничество.

Впервые понятие упоминается в Договоре о ликвидации ракет средней и меньшей дальности[4], подписанном в 1987 году в Вашингтоне Михаилом Горбачёвым и Рональдом Рейганом. Затем оно получает развитие в «Совместном заявлении СССР и США относительно будущих переговоров по ядерным и космическим вооружениям и дальнейшему укреплению стратегической стабильности» (июнь 1990 г.). В этом документе говорится, что цель переговоров – «уменьшить опасность возникновения войны, особенно ядерной войны, обеспечить стратегическую стабильность, траспарентность и предсказуемость посредством дальнейших стабилизирующих сокращений стратегических арсеналов обеих стран. Это будет достигнуто путем поиска договоренностей, повышающих выживаемость, устраняющих стимулы для нанесения первого ядерного удара и воплощающих соответствующую взаимосвязь между стратегическими наступательными и оборонительными средствами».

То есть понятие «стратегическая стабильность» носило двусторонний российско-американский характер, касалось только стратегических ядерных вооружений и включало в себя как принципы развития ядерных арсеналов России и США, так и отношений двух стран.

Прежде всего, понятие «стратегическая стабильность», как и «стабильность первого удара / кризисная стабильность», означало поддержание такого состояния ядерных арсеналов двух стран и такого характера российско-американских отношений, при котором ни у одной из сторон нет стимула для нанесения первого удара. Это подразумевало, во-первых, наличие у обеих сторон надежного потенциала ответного удара, способного нанести неотвратимый неприемлемый ущерб, – то есть ситуацию взаимного ядерного сдерживания. Во-вторых, отсутствие у сторон вооружений, наиболее опасных с точки зрения ядерной эскалации. На тот период – систем ПРО и ракет средней и меньшей дальности, которые действительно могли бы создать соблазн нанести обезоруживающий (в случае с ПРО) или упреждающий (в случае с РСМД) удар. В-третьих, прозрачность и предсказуемость, что давало бы сторонам относительную уверенность в том, что угроза неожиданного ядерного удара минимальна и вторая сторона не стремится явным образом к стратегическому превосходству. Это обеспечивалось постоянным российско-американским диалогом по контролю над вооружениями, мониторингом и верификацией выполнения обязательств по ограничению и сокращению вооружений.

Общими для Москвы и Вашингтона целями укрепления стратегической стабильности (посредством двустороннего контроля над ядерными вооружениями и поддержания надежных потенциалов ответного удара) были уменьшение угрозы ядерной войны, ограничение гонки вооружений, постепенное сокращение ядерных вооружений в целом, а также укрепление двусторонних политических отношений.

Подобное понимание создало концептуальную основу для переговоров по Договору СНВ-1 (подписан в июле 1991 г.), а также установило тесную связь между понятиями «стратегическая стабильность» и «контроль над вооружениями». Мнение, что именно контроль над вооружениями является единственно надежным способом обеспечения стратегической стабильности, стало доминирующим. В дальнейшем эти понятия воспринимались как синонимы.

Однако распад СССР вскоре после подписания договора СНВ-1 и резкое сокращение международного веса России существенно скорректировали ее подход к концепции стратегической стабильности. Москва начала видеть в ней и в соответствующем взаимодействии с Вашингтоном способ обеспечения не только безопасности, но и статуса великой державы.

Это выразилось, прежде всего, в приверженности России приблизительному количественному паритету с Америкой в области стратегических ядерных сил (СЯС) и ситуации взаимного гарантированного уничтожения (ВГУ) в варианте «зрелого» периода холодной войны – несмотря на прекращение холодной войны и резко изменившееся положение России и США в мире. Изначальная концепция стратегической стабильности не настаивает на паритете и способности сторон стереть друг друга с лица Земли. В ней речь идет о сдерживании, понимаемом как сохранение потенциала для неотвратимого ответного удара с заведомо неприемлемым для агрессора ущербом, что отнюдь не обязательно обеспечивается паритетом. В отношениях Вашингтона и Пекина, например, сдерживание не имеет какого-либо намека на паритет (так называемое «минимальное сдерживание»).

Россия же на протяжении 1990-х и 2000-х гг. последовательно рассматривала любые отклонения от паритета и ВГУ как угрозу стратегической стабильности и собственной военной безопасности. Даже в период наибольших финансово-экономических трудностей 1990-х гг. Москва строго следила за тем, чтобы ее арсенал СЯС был приблизительно равен американскому и чтобы все последующие российско-американские договоры об ограничении и сокращении стратегических ядерных вооружений носили паритетный характер и не допускали приобретения одной из сторон количественного превосходства.

Также Россия жестко критиковала стремление Соединенных Штатов создать ограниченную систему стратегической ПРО. Именно фактор ПРО похоронил Договор СНВ-2. Сразу после одностороннего выхода Вашингтона из Договора по ПРО 1972 г. (и выхода России из ДСНВ-2) Москва начала создавать вооружения, способные преодолевать любые перспективные системы противоракетной обороны, включая новейшие тяжелые жидкостные МБР и гиперзвуковые носители ядерного оружия.

Разумеется, изначальное понимание стратегической стабильности тоже рассматривало системы ПРО как дестабилизирующие, указывая на «взаимосвязь между стратегическими наступательными и оборонительными средствами». Однако даже в российском, не говоря уже об американском, экспертном сообществе преобладает мнение, что никакие системы ПРО, которые США гипотетически могут создать в обозримой перспективе и тем более те, что создавались администрациями Джорджа Буша-младшего, Барака Обамы и Дональда Трампа, не способны поколебать российский потенциал ответного удара. Более того, наличие продвинутой системы предупреждения о ракетном нападении означает, что на практике речь в случае ядерной войны будет идти не об ответном, а об ответно-встречном ударе, минимизировать который средствами ПРО физически невозможно.

Причина жесткого подхода России в том, что она воспринимала создание Соединенными Штатами системы ПРО не только как фактор ослабления сдерживания, а как угрозу для стратегического паритета и ВГУ в классическом смысле.

Еще один пример приверженности России паритету и ВГУ – нежелание идти на дальнейшие сокращения СЯС после ДСНВ-3, как указывалось в официальной позиции, «без учета всех факторов, влияющих на стратегическую стабильность». Действительно, к началу 2010-х гг. США продвинулись существенно дальше России в области ПРО и высокоточных вооружений в неядерном оснащении, и эти системы стали рассматриваться как ослабляющие стратегическое сдерживание. Заговорили о «стирании грани» между ядерными и высокоточными обычными вооружениями в части их способности наносить обезоруживающий удар. Соответственно, Россия стала требовать их ограничения как условия дальнейшего сокращения СЯС.

Опять-таки на уровне теории российский подход полностью соответствует первоначальному пониманию стратстабильности. Однако на практике способность высокоточных неядерных вооружений вывести из строя значительную часть СЯС невелика, особенно в реалиях начала 2010-х годов. Россия стремилась не столько сохранить сдерживание как таковое, сколько предотвратить общий военный дисбаланс с США по мере их прогресса в области неядерных вооружений.

Наконец, доказательством приверженности России ВГУ и ее стремлению не допустить общий военный дисбаланс с Соединенными Штатами и НАТО служит повышение значимости ядерного оружия в ее военной доктрине после распада СССР. Это выразилось в отказе от советского принципа неприменения ядерного оружия первым (нынешняя ядерная доктрина РФ предполагает готовность применить ядерное оружие в ответ на неядерное нападение «в случае угрозы самому существованию государства») и в повышении значимости тактического ядерного оружия (ТЯО), которое стало рассматриваться как способ компенсировать превосходство НАТО в области неядерных средств. В связи с этим Москва жестко выступает против попыток Вашингтона включить ТЯО в контроль над вооружениями и установить для него какие-либо ограничивающие лимиты и правила.

Главная причина приверженности России стратегическому ядерному паритету и ВГУ – политическая. После распада СССР только в этих областях у Москвы сохранялось равенство с США и значительное превосходство над всеми другими центрами силы, включая Китай, а потому они стали важнейшими индикаторами статуса России как великой державы. Указание на особую ответственность России и Соединенных Штатов как стран, у которых свыше 90% мирового ядерного арсенала, за глобальную безопасность – одна из излюбленных тем внешнеполитической риторики Москвы.

Восприятие Россией статуса ядерной сверхдержавы как чуть ли не несущей опоры ее великодержавности предопределило и ее отношение к контролю над вооружениями. Москва воспринимала его не только как механизм уменьшения угрозы ядерной войны и ограничения гонки вооружений, но и как важнейший способ подчеркивать и институционализировать свой статус уникального партнера США по управлению стратегической стабильностью, державы, на которую возложена великая миссия обеспечивать мир и безопасность на всей планете.

Это выражалось, во-первых, в стремлении России сохранять процесс и континуум российско-американского контроля над вооружениями, не допускать периодов отсутствия действия договоров по типу СНВ-1 вопреки периодическим попыткам США положить этому процессу конец. Так, после одностороннего выхода Вашингтона из Договора по ПРО и гибели ДСНВ-2 Москва приложила немалые усилия, убеждая администрацию Буша-младшего, утверждавшую, что контроль над вооружениями потерял актуальность, все же не допускать его полного развала. Результатом стал Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов, который, хотя и казался легковесным по сравнению с Договорами СНВ-1, СНВ-2, все же был юридически обязывающим документом, сохранявшим формат двустороннего сотрудничества России и США по контролю над вооружениями. Аналогичные усилия Москва предпринимает сегодня, пытаясь убедить администрацию Трампа продлить ДСНВ-3.

Во-вторых, торжественное подписание «больших» договоров с американцами часто рассматривалось как признание лично президента России мировым лидером. Своего рода международная легитимация. Во многом именно соображения статуса толкали Москву к тому, чтобы подписать с США Договор СНВ-2 ещё до вступления в силу Договора СНВ-1: Борису Ельцину хотелось выглядеть не менее значимым мировым лидером, чем был подписавший ДСНВ-1 Михаил Горбачёв.

В-третьих, Россия болезненно реагирует на нынешние призывы администрации Трампа лишить ее статуса эксклюзивного партнера США по вопросам стратегической стабильности и включить в переговоры по контролю над вооружениями Китай. Негативное отношение к этой идее связано не только с невозможностью ее воплощения в жизнь в силу нежелания Пекина участвовать в подобном процессе, пока Москва и Вашингтон не понизят свои ядерные арсеналы до его уровня, и не только с тем, что оно в целом выглядит как попытка найти оправдание для непродления двустороннего российско-американского ДСНВ-3 на новый срок. Подключение Китая ликвидирует последнюю область мировой политики, в которой Москва заведомо важнее и влиятельнее Пекина. Вот почему Россия продолжает уговаривать администрацию Трампа все же продлить действие ДСНВ-3 до 2026 г. и использовать этот период для выработки новых или коррекции прежних подходов к поддержанию стратегической стабильности.

В последнее время в мире происходят настолько серьезные изменения, что и российский подход к стратегической стабильности, характерный для периода после распада СССР, и ее понимание образца 1990 г. стремительно устаревают. Приобретение неядерными вооружениями стратегических свойств и стирание грани между войной и миром в корне меняют содержание угрозы ядерной войны: сегодня ее начало гораздо более вероятно вследствие эскалации неядерного конфликта, нежели неожиданного ядерного нападения. Стремительная диверсификация средств нанесения стратегического ущерба, которые сегодня включают в себя в том числе киберсредства, меняют природу гонки вооружений и делают продолжение традиционного процесса ограничения и сокращения СЯС нереализуемым технически и бессмысленным с военной точки зрения.

Все это разрывает казавшуюся в 1990 г. незыблемой связь между стратегической стабильностью и контролем над вооружениями в виде системы соглашений и режимов по сокращению и ограничению СЯС. Последние уже не в силах гарантированно свести угрозу ядерной войны к минимуму. Они также перестают оказывать решающее влияние на гонку вооружений. Она ведется в других средах, ставших стратегическими. Гонка же ядерных вооружений теряет военный смысл в условиях появления гиперзвуковых носителей, позволяющих нанести агрессору неприемлемый ущерб при любом количественном уровне его СЯС и ПРО. Да и сами эти договоры последовательно отмирают.

Диверсификация стратегических вооружений делает поддержание количественного паритета с Соединенными Штатами по СЯС невозможным и еще более бессмысленным с точки зрения сдерживания. Даже новейшие российские гиперзвуковые системы – шаг в сторону от паритета и возможность отказаться от него на политико-доктринальном уровне.

Конфронтация США с Китаем, которая имеет все шансы стать главной темой международных отношений ближайших десятилетий, вкупе с совершенствованием стратегических сил КНР ставят крест на двусторонней российско-американской природе стратегической стабильности. Экономические и технологические ресурсы Китая позволяют ему совершить в случае необходимости рывок и выйти на уровни СЯС России и Соединенных Штатов к 2030-м годам. Уже сейчас Россия, как заявил в октябре 2019 г. Владимир Путин, содействует модернизации китайской СПРН, укрепляя тем самым ситуацию ВГУ между США и Китаем.

С – Суверенитет

Александр Филиппов

Понятие «суверенитет» – несомненно, одно из ключевых для российского политического, в том числе внешнеполитического, нарратива.

«Суверенитет» является, прежде всего, формулой политической риторики, то есть публичной речи, опознаваемой как политическая. Риторика суверенитета может иметь вид описания фактического положения дел, однако по сути это всегда послание о должном и недолжном. Упоминание о суверенитете есть способ напомнить о нем, утвердить требование, указать на возможность утраты и необходимость восстановления.

Смысл слова «суверенитет» ясен: это высшая власть. Поэтому суверенен в государстве тот, за кем, хотя бы на словах, она признается. В международных отношениях суверенитет есть признание, опять же – хотя бы на словах, независимости внутренней суверенной власти от внешних политических сил, от других государств, а еще более точно – независимость внутренних суверенов одних государств от внутренних суверенов других. Утверждение «такая-то страна есть суверенное государство» означает, что верховная власть в этой стране принимает решения, которые не продиктованы верховной властью других стран.

Но здесь-то и начинаются проблемы. Международное право и международные организации могут быть проблемой для тех, кто принимает суверенные решения, а внутренний суверенитет может быть проблемой для международного права и международных организаций. Способы постановки проблемы и ее решения меняются с годами, и если в 2000-е гг. и немного позже мы часто слышали, что время классического суверенитета ушло[5], что само понятие может считаться чуть ли не устаревшим, то в середине и ближе к концу 2010-х гг. ситуация изменилась. «Для нас суверенитет означает контроль над своим правительством. Таким образом, те, кто предлагает “разделить” или “объединить” американский суверенитет с международными организациями, чтобы вместе справляться с “глобальными” проблемами, говорят в реальности вот что: мы должны уступить часть нашего суверенитета институтам, которые будут находиться под влиянием или даже контролем также и других наций. Это, несомненно, формула уменьшения автономии США и нашего контроля над своим правительством»[6], – писал в начале десятилетия Джон Болтон. Болтон был последователен. Он атаковал не только Барака Обаму, левых университетских интеллектуалов и глобалистов, глобальное управление во всех его видах, но и саму идею международного права, проницательно, как оказалось впоследствии, указывая на то, что вопрос о роли и границах международного права и суверенитета станет ключевым в дискуссиях ближайших лет[7].

Действительно, чуть ли не наугад выбранное в источниках 2016 г. суждение в пользу Дональда Трампа кажется просто продолжением предыдущего: «Как следует нами править – посредством ли американского конституционализма или международного права? Должно ли правление быть укоренено в американском суверенитете или в глобальном управлении? … Есть ли право у американского народа сохранять и продолжить свой образ жизни или нет? Есть ли у американцев право быть законодателями самим себе или важнейшие решения будут принимать за них другие (например, иностранные судьи)?».[8]

Эти вопросы имеют риторический характер, все «да» и «нет» уже известны заранее. Однако такова риторика суверенитета! Несмотря на все значение этой позиции для Америки и Америки для всего мира, в самой сути этих формулировок нет ничего специфически американского, как нет ничего специфически американского в том более общем движении, которое эти формулировки иллюстрируют и которое, как мы видим, набирает силу в последние годы. Суверенитет видится в этой перспективе как род очевидности, безусловного блага. Мы должны рассмотреть эту очевидность, не останавливаясь на исследовании истории и множества источников, которые часто противоречат друг другу, хотя бы потому, что побеждающее в наши дни понимание суверенитета, в общем, достаточно простое и достаточно старое, словно бы выносящее за скобки всю интеллектуальную работу, которая совершается по сей день.

Что собой представляет это понятие? Прежде всего, оно предполагает, что суверенитет имеет отчетливо территориальный характер. Это далеко не очевидно по отношению ко всей вообще высшей власти, но имеет принципиальное значение в современном мире. Суверенная территория, то есть территория, на которую распространяется власть и на которой действуют законы, и является интуитивной очевидностью, опорой для политиков и политических публицистов. «Суверенитет – это территориальное определение политической власти. Территориальность стала принципом основания суверенной государственности в период раннего модерна и остается такой до сих пор»[9]. Территория, в принципе, может быть огорожена. Вокруг нее можно поставить забор, опутать колючей проволокой, закрыть небо над ней при помощи разного оружия… То же касается и людей: люди находятся на территории, и в понятие территориального государства недаром включено понятие физической силы, насилия, направленного на тело, которое находится в пределах досягаемости и, в целях реализации суверенной власти, может быть ограничено в перемещениях, подвергнуто чувствительному наказанию или, наоборот, снабжено пищей, теплом и средствами передвижения. Не в наказании и не в поощрении и поддержке как таковых состоит дело. Дело именно в живом теле. Из тел состоит население, народ, граждане, которые в большинстве современных стран объявлены носителями суверенитета, неотчуждаемым истоком власти.

Таким образом, суверенитет, как мы видим, без сомнения распространяется на людей в их телесности, поскольку они находятся на принципиально огораживаемой территории. Он распространяется на них, как на вещи, поскольку они доступны прямому физическому воздействию. Суверенитет также распространяется и на неодушевленные предметы, про которые можно сказать, например, что они находятся в собственности государства и под его контролем, а также на те нормы, в соответствии с которыми это воздействие на тела и предметы могло бы совершаться. Народ, что кажется вполне очевидным, располагается, как правило, на территории, является солидарным сообществом, которое определяет самое себя. Такова идея народного суверенитета, в ней так или иначе зашита идея «политического тела», как бы это ни называлось.

Конечно, это метафора, но иногда метафоры, употребляемые как бы полусознательно, без дополнительной работы над ними, начинают словно бы мыслить за нас, вместо нас. Полезно бывает вернуться к истокам собственной мысли, чтобы проверить, не связана ли с ней такая подспудная работа метафоры. В данном случае без метафоры тела все очевидности, все традиционные интуиции суверенитета кажутся бессмысленными.

Но чем больше мы отходим от этой, говоря языком философии, непосредственной телесности, тем сложнее говорить о суверенитете. Вся критика суверенитета так или иначе связана с оспариванием его основной метафоры и связанных с нею понятий. Здесь важно провести различия.

Один из самых распространенных способов борьбы против суверенитета государства связан не с отказом от метафорики политического тела как таковой, а с ее переинтерпретацией. Сначала связь государства и политического тела народа должна быть поставлена под сомнение. «Население», если оно очевидным образом разнородно, а территория, на которой оно находится, велика, риторически перестает считаться народом, за этим народом больше нет очевидности коллективного тела, зато она есть за другими, как правило, меньшими группами, однородность которых подтверждается языком, религией, подлинным или вымышленным общим происхождением и тому подобным. Логика сопряжения народа и территории, логика суверенитета сохраняется, но переносится на меньшие образования.

Иной случай – это сохранение ставки на телесность, но уже не коллективную, а индивидуальную. Отказ от метафорики политического тела и акцент на то, что самым подлинным, интуитивно неоспоримым, достоверным является индивид как живое смертное существо, приводит к идее естественных прав индивида, от имени которых можно оценивать, ставить под сомнение, оспаривать права любой общности, прежде всего, конечно, традиционного суверенного государства. Современное международное право, строго говоря, уже ставит права личности выше прав политической общности. Защита прав человека образует ядро международного права, в котором далеко не всегда удается находить баланс между уважением к правам человека и соблюдением принципа суверенитета. Однако критики суверенитета последовательны, они идут еще дальше, усматривая в перспективе «глобальный легальный порядок» всего человечества[10].

Наконец, третье направление – это радикальная детерриториализация социального.

Современные средства коммуникации уничтожают расстояния. Еще в самом начале XX века Георг Зиммель проницательно замечал, что деньги побеждают пространство. Если у вас есть деньги, недоступные прежде товары окажутся у вас, а события в мире денег подействуют одно на другое, даже если биржи, например, сильно отдалены друг от друга.

С введением электронных средств коммуникации не только в экономическую, но и в повседневную жизнь указание на уменьшение роли традиционно понимаемого физического пространства стало общим местом. Идеи, культурные образцы (например, образовательные системы, способы подачи новостей и многое другое) преодолевают государственные границы, не будучи телами, то есть, строго говоря, не преодолевают их, а существуют помимо них, в другом измерении. Новые пространственные образования вроде «мировых городов» иначе организуют территории, становятся узлами мировой системы коммуникаций, которые находятся, с одной стороны, в теле государств, а с другой – на совершенно особом, автономном положении.

Международные организации и международно-правовые регуляции, ими производимые, безусловно, требуют реализации на территориях. Отсюда, собственно, известная концепция «R2P» (Responsibility to Protect), которая широко обсуждалась международными юристами в начале 2000-х гг. Данная концепция «берет за отправную точку человеческие потребности и перемещает фокус с прав государства на обязанности государства (и его ответственность)», трансформируя тем самым понятие суверенитета[11]. 

Во всех этих случаях более традиционно понимаемый суверенитет размывается, находится под угрозой, кажется, ему грозит если и не исчезновение, то еще более существенное, чем прежде, ограничение. Но все ли чисто в этих аргументах? С одной стороны, мы видим, что пространство, тело и суверенитет действительно не могут быть сохранены в привычных форматах. Но с чем же тогда связаны успехи тех движений, которые в буквальном смысле слова могут быть названы реакционными, то есть являются реакциями на далеко зашедшие процессы глобализации и детерриториализации политики.

Возможно, вопрос о суверенитете должен быть действительно поставлен по-новому. Вот несколько оснований. Во-первых, его нужно радикально отделить от идеи коллективного тела, у которого есть некая особая, привилегированная естественность по сравнению с другими коллективными образованиями. Дело не в том, что государство не имеет здесь преференций, а в том, что в современном мире оно проиграет эту войну риторик другим поднимающимся общностям с их притязаниями. Радикальный отказ от этой риторики не подрывает государство, он подрывает притязания его соперников.

Во-вторых, государства должны перепроверить то, что может и что не может находиться в зоне их ответственности. Притязать на права там, где не способен проявить ответственность, – не лучшая тактика и худшая стратегия.

Россия. ЕАЭС > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 30 января 2020 > № 3305437

«Сделка века»: о чем договорились Путин и Нетаньяху

Путин и Нетаньяху обсудили «сделку века»

Анна Юранец

В Москве состоялась встреча Владимира Путина с премьер-министром Израиля Биньямином Нетаньяху, который возвращается домой из США через Москву. В Вашингтоне политик побывал на презентации «сделки века» Дональда Трампа по урегулированию конфликта Израиля и Палестины. Именно это соглашение Нетаньяху и обсуждал с Путиным. Кроме того, премьер выразил желание лично забрать освобожденную из российской тюрьмы Нааму Иссахар.

Президент России Владимир Путин встретился с премьер-министром Израиля Биньямином Нетаньяху. Политик прибыл в Россию, чтобы обсудить с российским лидером план президента США Дональда Трампа по урегулированию многолетнего конфликта Израиля и Палестины — «сделку века», как ее называет глава Белого дома.

Нетаньяху возвращается домой «не с пустыми руками» — вместе с премьером на его самолете в Израиль полетит помилованная Путиным Наама Иссахар.

Как сообщил пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков, Кремль продолжит анализировать соглашение по урегулированию палестино-израильского конфликта. При этом лидеры детально обсудили предложение главы Белого дома, двусторонние отношение, а также ситуацию в Сирии.

«Была продолжительная, глубокая и основательная беседа о деталях «сделки века» и ее влиянии на регион. Кроме этого, лидеры обсудили развитие событий в Сирии и необходимую координацию между Израилем и Россией», — сказал источник ТАСС.

После встречи в официальном аккаунте премьер-министра Израиля появилась совместная фотография политиков.

«Важная рабочая встреча с президентом России Владимиром Путиным в Москве. Отношения между Израилем и Россией никогда раньше не были столь хорошими и прочными. Спасибо вам, президент Путин», — говорится в подписи к снимку.

28 января Биньямин Нетаньяху находился с визитом в Вашингтоне, где президент США представил «сделку века». Этот день израильский премьер назвал «историческим», поскольку Трамп стал первым зарубежным лидером, признавшим законность присоединения к Израилю Западного берега реки Иордан. Представителя Палестины на презентации плана Дональда Трампа не было.

Еще до того, как Вашингтон раскрыл подробности сделки, президент Палестины Махмуд Аббас заявил, что она окажется на «свалке истории».

Американский лидер предложил признать Иерусалим неразделимой столицей Израиля, хотя в восточной части города Палестина сможет построить свою столицу. При этом арабскому государству и всему мировому сообществу следует признать суверенитет Израиля над Западным берегом реки Иордан, следует из сделки.

Палестина, по словам Трампа, вдвое увеличит свои территории, если согласится на план США. Так, в качестве компенсации от потери территории на Западном берегу Иордана глава Белого дома предложил выделить арабскому государству две зоны в пустыне Негев к югу от Газы.

Кроме того, президент США считает целесообразным установить контроль Палестины над сектором Газа. Через Израиль, по мнению Трампа, можно было бы провести тоннель или эстакаду. Это даст арабской стране выход к морю, однако построить там порт можно будет только спустя пять лет после заключения соглашения и, что примечательно, только с разрешения Израиля.

В рамках предложенного плана Вашингтон готов выделить 50 млн долларов. Палестина же должна быть демилитаризована, а движение ХАМАС — полностью разоружено. В обмен Израиль должен согласиться на замораживание новой деятельности по строительству еврейских поселений сроком на четыре года. Именно столько времени отводится на переговорный процесс о формировании палестинской государственности.

Территориальный конфликт между странами тянется с 1967 года. Противостояние неоднократно пытались разрешить международные посредники, однако ни к каким результатом это не привело. Разработка «сделки века» администрацией Трампа длится уже почти три года. Ее главным архитектором считается Джаред Кушнер — советник и зять главы Белого дома.

Обсудить план Вашингтона Нетаньяху решил с российским лидером и уже спустя два дня после презентации сделки прибыл в Москву.

«Мы провели некоторые переговоры с нашими американскими друзьями. Я смогу вам сказать о некоторых вещах, связанных с этим... Вы являетесь первым мировым лидером, с которым я встречаюсь после визита в Вашингтон [и встречи с президентом США Дональдом] Трампом. У нас сегодня новая возможность, хотел бы с вами поговорить, услышать Ваше мнение, [о том] как мы можем собрать все силы для мира и спокойного существования», — цитирует «Интерфакс» слова израильского премьера в начале его встречи с Путиным.

Однако ожидать полной поддержки Россией сделки Трампа не приходится.

Москва уже обращала внимание на тот факт, что США не консультировался с палестинской стороной, прежде чем представлять политическую часть «сделки».

«Не они [США] должны принимать решения. Они предлагают инициативу израильскому руководству... но не проконсультировались с палестинским», — заявлял замглавы МИД РФ Михаил Богданов.

Реакция от Палестины последовала однозначная и вполне ожидаемая. Палестинский лидер Махмуд Аббас назвал сделку «пощечиной». Постоянный наблюдатель Палестины Совете Безопасности ООН Рияд Мансур заявил журналистам, что Аббас примет участие в заседании Совбеза ООН для представления резолюции против опубликованного США плана.

«Они позволяют Израилю немедленно аннексировать палестинские территории, — сказал Мансур. — Если они собираются в ближайшее время аннексировать 40% Западного берега реки Иордан, а затем давать нам время для переговоров, то в этом нет никакого смысла».

Глава МИД России Сергей Лавров за несколько часов до презентации плана Вашингтона также заявлял, что успех сделки можно будет оценить по реакции Палестины.

«Когда такой текст будет обнародован, самое главное — узнать позиции сторон, прежде всего позицию палестинцев… Безусловно, нужно будет понять реакцию арабских друзей Палестины, Лиги арабских государств», — сказал он, отметив, что проанализировать предложение Трампа могли бы международные посредники — Россия, США, ООН, ЕС.

Представив свою сделку, глава Белого дома добьется как минимум запуска нового раунда дискуссии вокруг палестино-израильского конфликта с участием международных игроков. И Россия, судя по всему, намерена принять активное участие в этом обсуждении.

В свою очередь, премьер-министр Израиля с энтузиазмом предоставляет Москве эту возможность. В марте Нетаньяху предстоит пройти через третьи за 11 месяцев парламентские выборы. Сказать, что премьер чувствует себя уверенно в преддверие выборов, нельзя. Против него заведено сразу три уголовных дел, по которым ему уже были предъявлены обвинения со стороны генпрокуратуры (в том числе израильского премьера подозревают в коррупции и обмане общественного доверия).

В рамках предвыборной кампании Нетаньяху разыгрывает карту политика, установившего весьма хорошие отношения со сразу несколькими зарубежными лидерами, что играет ему на руку как главе страны, втянутой в непростые противостояния с соседями.

Кроме того, очередным бонусом, призванным повысить симпатии израильтян к премьеру, должно стать его триумфальное возвращение с осужденной в России Наамой Иссахар.

Как заявил адвокат помилованной девушки, Нетаньяху выразил желание лично забрать Иссахар из России. Российский лидер подписал помилование израильтянки накануне встречи с премьером. Нетаньяху встретился с девушкой и ее матерью в аэропорту «Внуково».

«Очень тронут встречей с вами. Теперь пора возвращаться домой», — цитирует обращение Нетаньяху к Нааме и ее матери канцелярия премьера.

"Главная угроза современности". Помпео обрушился на Китай с критикой

Радио Sputnik. Главной угрозой современности является Китай – Соединенные Штаты и союзные страны должны продемонстрировать свою военную и технологическую мощь, чтобы этот век руководствовался западными принципами, заявил госсекретарь США Майк Помпео, пишет Reuters.

"Пока мы остаемся чрезвычайно бдительными в отношении терроризма … Коммунистическая партия Китая представляет главную угрозу современности", – цитирует издание госсекретаря США.

В ноябре 2019 года Помпео раскритиковал правительства России и Китая и призвал Запад бороться за ценности "свободных обществ". По словам госсекретаря США, Россия якобы вторгается к своим соседям и уничтожает политических оппонентов. В свою очередь, Коммунистическая партия формирует новое видение авторитаризма, считает Помпео.

Глава Пентагона Марк Эспер в минувшем сентябре также назвал Россию и Китай угрозой для европейских стран. В частности, глава Пентагона "посоветовал" России разделять западные ценности.

Ранее радио Sputnik сообщило, что в Минобороны оценили заявление Помпео о действиях России в Сирии.

США после удара по базам хотят разместить в Ираке системы ПВО Patriot

США работают с правительством Ирака по вопросу размещения в стране своих систем ПВО Patriot, заявил журналистам в Пентагоне министр обороны США Марк Эспер.

Один из журналистов задал ему вопрос, почему Штаты не переместили системы ПВО Patriot в Ирак после ракетного обстрела Ираном по иракским военным базам.

"Мы должны обеспечить разрешение со стороны правительства принимающей страны. Мы должны это разработать и проработать", – приводит РИА Новости слова Эспера.

Председатель Объединенного комитета начальников штабов ВС США генерал Марк Милли, в свою очередь, заявил, что Штаты работают над этим вопросом с Ираком.

Обстановка на Ближнем Востоке накалилась после удара американских войск по объектам шиитской "Катаиб Хезболлы" в Сирии и Ираке в конце декабря. Тогда сторонники движения начали штурм американской дипмиссии в Багдаде. Затем в ходе спецоперации Вашингтона были убиты иранский генерал Касем Сулеймани и замглавы иракского шиитского ополчения Абу Махди аль-Мухандис, которых США считают причастными к организации штурма посольства.

В ночь на 8 января Иран нанес ракетные удары по американским базам в Ираке, назвав это возмездием за убийство Сулеймани.

Ранее радио Sputnik сообщило, что число пострадавших при обстреле Ираном американских баз в Ираке выросло до 50.

Битва за Освенцим

Россия, Израиль и Польша сегодня

Исраэль Шамир

В пятницу, 17 января 2020 года, тысячи залпов сотрясли воздух российской столицы; небо над Москвой было украшено великолепными фейерверками. Это было повторением памятного салюта, отданного 75 лет назад, 17 января 1945 года, 24 залпами 324 тяжёлых орудий при освобождении Варшавы Красной Армией.

Это событие могло бы стать прекрасным поводом для восстановления дружеских чувств между двумя славянскими народами. Поляки могли бы вспомнить 200 000 русских солдат и офицеров, павших в боях под Варшавой, и сказать: "Они умерли, чтобы мы могли жить". Поляки могли бы поблагодарить Россию за щедрые земли и большие города, которые были вырваны из побеждённой Германии и подарены Польше: Данциг стал Гданьском, Штеттин стал Щецином, Бреслау стал Вроцлавом, а Позен стал Познанью. Они могли бы поблагодарить Россию даже за то, что она передала Украине населённые украинцами земли, находившиеся под польским владычеством между войнами, — владычеством, которое закончилось при немцах большой резнёй местных поляков украинскими националистами.

Но благодарность не является сильной чертой польского характера: правительство в Варшаве проигнорировало это событие. Вместо этого поляки не только уничтожают мемориалы и могилы советских воинов. Они решили установить на своей территории американскую радиолокационную систему ПРО, которая сделала внезапный ядерный удар США по России куда более реальным. Они пытаются сорвать строительство российского газопровода в Германию; приглашают бронетехнику США занять позиции на восточных границах Польши, устраивают обструкции делегации РФ в Европарламенте и т.д. Непрерывная и бесконечная демонстрация Польшей своей враждебности к России, в конце концов, заставила Москву использовать давний принцип "око за око, зуб за зуб".

Эта возможность появилась в результате еврейского наступления на Польшу. Евреи атаковали этот антикоммунистический восточный оплот Запада сразу с двух сторон: мощное американское еврейство и могущественное еврейское государство. Американские евреи начали атаку с того, что протолкнули через Конгресс США билль S447 (ставший законом 115-171), по которому Польша должна выплатить американским еврейским организациям 300 миллиардов долларов.

Кроме того, всё имущество, которое когда-либо принадлежало лицу еврейского происхождения в Польше, должно отойти тем же организациям. Треть Варшавы, половина Кракова, значительная часть жилой недвижимости по всей Польше до войны принадлежала евреям — и теперь она обязана вернуться "обратно" к американским евреям. Этот закон создал уникальную ситуацию: то, что когда-либо принадлежало еврею, навсегда остаётся в еврейских руках, и против этих "еврейских рук" не могут быть поданы судебные иски. То есть, если еврейский гражданин Польши умер, оставив долги, то эти долги аннулируются. Но если он умер без завещания, то дом переходит к еврейским американским организациям. Они могут выселить местных поляков или заставить их платить арендную плату за то, что те считали своей собственностью.

S447 — это блестящая идея. Она возрождает средневековое польское еврейство как "государство в государстве". В довоенной Польше это было не так; евреи там были польскими гражданами, и если они умирали, не оставив наследников, их имущество переходило Польской Республике — точно так же, как имущество любого иного гражданина, независимо от его вероисповедания. Теперь американские евреи под флагом Холокоста решились на самый большой захват собственности XXI века, вернувшись к идеям века XVI-го, и взять в свои руки всё имущество, которое до войны принадлежало польским гражданам Моисеева закона.

Эта своеобразная идея невозможна ни в США, ни в Англии. Если американский (или британский) еврей умрёт, не назначив наследников, его имущество будет передано государству. Но для Польши фактически выдвинут ультиматум о полной реституции. Если это сработает с поляками, то может сработать и в другом месте; евреи будут не обычными гражданами своих стран, а, скорее, членами наднационального еврейства. Долги останутся их частными делами, а вот активы будут принадлежать еврейству в целом. Блестяще, не правда ли?

Поляки выступили против американского билля S447. Есть демонстрации, есть призывы прогнать американского посла, которая добавила оскорбление к обиде, поздравив польских евреев с Ханукой, но забыв послать рождественские поздравления полякам-католикам, то есть подавляющему большинству нации, не говоря уже о поляках-протестантах и православных.

Израиль же закон S447 не просто поддержал, а потребовал от Польши раскаяния в том, что она тоже вела себя нехорошо по отношению к евреям, а также признания частичной ответственности за Холокост и выплаты репараций. Израиль получил от Германии за геноцид евреев сотни миллиардов долларов, но эти миллиарды уже израсходованы. Польша же ничего Израилю не платила. Коммунисты, правившие послевоенной Польшей, не считали, что сионистам нужно платить; они считали Польшу жертвой нацизма, а не выгодоприобретателем. Но "коммунистов больше нет, так что, пожалуйста, заплатите", — сказали евреи.

Израиль и американские евреи продолжают "давить" на Польшу. Они называют Освенцим "польским концлагерем", что очень оскорбляет поляков. Говорят, что многие поляки помогли нацистам реализовать "окончательное решение еврейского вопроса". Поляки издали закон, запрещающий так говорить; евреи стали скандировать это на улицах.

В связи с 75-й годовщиной освобождения Освенцима (кстати, Красной Армией) этот скандал выходит на первый план. Он отмечается параллельно в двух местах: в Иерусалиме и в Освенциме. В Иерусалиме собрались все "первые лица" современного мира: президент Франции, вице-президент США, канцлер Германии, президент России Путин. Польского президента Анджея Дуду в Иерусалим тоже пригласили — но не как спикера, а в качестве присутствующего гостя. Он предпочёл отказаться и посетил мемориал в Освенциме на месте бывшего концлагеря.

Президент Путин, несомненно, был в курсе этого конфликта и решил показать полякам, что их враждебность к России не останется без ответа. В конце декабря, на саммите глав государств СНГ и на заседании в Минобороны РФ, Путин представил некоторые документы периода Второй мировой войны, свидетельствующие о антиеврейской политике довоенного польского руководства. Например, Йозеф Липский, польский посол в нацистской Германии до 1939 года, говорил немцам, что поляки установят в Варшаве памятник рейхсканцлеру Адольфу Гитлеру, если тот поможет Польше избавиться от евреев. "Какая антисемитская свинья!" — возмущённо воскликнул Путин.

Поляки предприняли попытку оправдаться, заявив, что польский посол якобы намеревался спасти евреев, отправив их в безопасную Африку, например на Мадагаскар, к безвредным лемурам, но эта попытка успеха не имела. У Путина в архивах доказательств больше. Так, он представил доклад, датированный концом 1944-го — началом 1945 года, когда про-лондонские силы Армии Крайовой (АК) предприняли попытку выбить немцев из Варшавы до прихода Красной Армии. В докладе говорилось, что бойцы АК систематически убивали евреев, переживших разгром восстания Варшавского гетто в 1943 году.

Русские всегда были терпимы к евреям. Погромов в России не было — только в Польше, на Украине и в Молдавии, в независимых ныне государствах, некогда входивших в состав Российской империи, а до того — Речи Посполитой. Русские спасли миллионы евреев, в том числе — миллионы польских евреев, которым было разрешено переехать в Советский Союз. Ни одна другая страна, по большому счёту, не принимала так много еврейских беженцев, как Россия. Многие евреи отплатили за это чёрной неблагодарностью, помогая Западу вести войну против России. Маша Гессен и Леонид Гозман — типичные прозападные антироссийские евреи, которые никогда не появились бы на свет, если бы не русское мужество, спасшее их предков.

И сегодня Россия хороша для евреев. Они являются неотъемлемой частью современной российской элиты; еврейские центры — это лучшие объекты недвижимости в Москве и других городах. Отношения с Израилем также довольно хорошие, несмотря на сдержанную конфронтацию в Сирии. Во время посещения Освенцимского форума в Иерусалиме Путин открыл новый мемориал советским евреям, погибшим во время блокады его родного Ленинграда, ныне — Санкт-Петербурга. Личная дружба Путина и Нетаньяху во многом позволила избежать тотальной войны за Сирию.

Израильские либералы, враги Трампа и Нетаньяху, весьма недовольны таким развитием событий. Они предпочли бы находиться в союзе с Варшавой, пренебрегая фактами польского участия в геноциде евреев. Но они ещё не правят Израилем.

У поляков же всё перепуталось. Они думали, что евреи, связанные с США, поддержат их против России, но у евреев есть свои собственные расчёты и интересы. Если поляки думали, что русские никогда не обнаружат их слабых мест, то это было ошибкой. Россия долго хранила в своих закрытых архивах документы того периода, но тогда Варшава была союзницей Москвы. Теперь это не имеет смысла, и русские предъявляют эти документы как доказательства польских антиеврейских настроений.

Они исправили нарратив Второй мировой войны. В то время как поляки любят начинать историю с "пакта Молотова — Риббентропа", выставляя СССР как союзника нацистской Германии, вместе с ней разделившую в результате агрессии невинную и чистую Польшу; в реальности договор между Польшей и Третьим рейхом опередил германо-советский пакт о ненападении на пять лет. Польша намеревалась напасть на Россию в качестве союзника и младшего партнёра Гитлера. Именно поэтому поляки не защищали свою западную границу, бросив все силы на укрепление восточной границы, с СССР. Именно из-за этого стратегического просчёта польского руководства тех лет немцы смогли полностью разгромить польскую армию в течение неполных трёх недель.

Россией также представлены документы, свидетельствующие о том, что полмиллиона поляков служили в гитлеровском вермахте. Это доказывает, что польское руководство сотрудничало с немецкими нацистами не в последнюю очередь из-за своих антиеврейских настроений. Гитлер лично присутствовал на поминальной службе памяти Юзефа Пилсудского в Берлине в 1935 году.

Действительно, поляки пытались сыграть в хитрую игру, науськав Запад против Германии, а Германию — против СССР, что закончилось для них руинами и гибелью государства, восстановленного и преобразованного после войны. Но вместо того, чтобы усвоить уроки истории и понять, к чему ведут подобные интриги для страны среднего размера, они "наступили на грабли" после окончания "холодной войны", пытаясь стать передовым фронтом западного наступления на Россию и благодаря этому реализовать давнюю концепцию великой польской державы "Междуморья". Освенцимский форум в Иерусалиме вновь доказывает, что такая политика может привести к новой катастрофе польской государственности.

Тем не менее, Сейм Польши 9 января без процедуры голосования принял специальную резолюцию, в которой осудил как "провокационные" и "ложные", документально подтверждённые заявления президента России Владимира Путина о роли Польши в начале Второй мировой войны. "Два тоталитарных режима — нацистская Германия и коммунистический СССР — развязали эту войну", — подчёркивается в данном документе. А Польша — полностью невиновна. Эта мантра долгое время действовала безотказно; при этом нужно было обвинять Россию и Советский Союз.

Но теперь ситуация немного изменилась: евреи хотят получить деньги от Польши.

Для России всё это — перемена к лучшему. Евреи — ценный союзник. С Путиным на форуме в мемориале Холокоста Яд ва-Шем в Иерусалиме, и с не приехавшим польским президентом Дудой, голос всё ещё антироссийской Польши не прозвучал.

Недавно я получил письмо от польского националиста, доктора Игнация Новопольского. Он пишет: "Мы, поляки, должны вернуться под защиту Варшавского договора, иначе евреи и немцы обчистят нас… Они начали обвинять Польшу в провоцировании Второй мировой войны и еврейского холокоста… С 1989 года западные корпорации были заняты разработкой стратегии эффективного ограбления богатств посткоммунистических обществ… Запад принёс огромные страдания бесчисленным людям во всём мире… имперские СМИ смогли убедить людей в посткоммунистических странах добровольно присоединиться к недавно созданному атеистическому раю ЕС. Сегодня, после более чем трёх десятилетий функционирования в Западной сфере влияния, молодые поляки принимают свою второсортность в ЕС как норму, как закон тяготения… Антироссийские настроения в Польше и других странах Центральной Европы — всего лишь демонстрация неблагоразумных тенденций в этих обществах. Чтобы выжить, народы должны преодолеть взаимную вражду, которая в настоящее время позволяет их врагам успешно использовать древнюю стратегию divide et impera. Ответ заключается в создании некоего рода "Еврославии" в сотрудничестве или даже конфедерации с Россией", — т. е. возвращении к Варшавскому договору."

Услышать такие слова из уст закоренелого польского националиста — признак очень глубоких перемен в душе. Если и когда такие люди займут в Варшаве Дворец Наместника, Польша заключит мир с Россией и будет процветать. Американские солдаты, танки и радары вернутся в Вирджинию. Российские военные мемориалы будут восстановлены свежевыкрашены. Русские легко прощают старые обиды; многие всё ещё помнят "четырёх танкистов и собаку", Анну Герман и Барбару Брыльску. Только Россия способна поддержать Польшу против претензий третьих сторон, как она это делала на протяжении многих десятилетий. Но пока пусть освенцимский форум станет полезным уроком для Польши — не проявляйте враждебности на Востоке по приказу Запада.

Израиль. Польша. США. Россия > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика. Недвижимость, строительство > zavtra.ru, 30 января 2020 > № 3275197 Исраэль Шамир

«ПОЛИТИЧЕСКОМУ ЛИДЕРУ НЕОБХОДИМО ТЩАТЕЛЬНО УПРАВЛЯТЬ ОБЩЕСТВЕННЫМ МНЕНИЕМ…»

ДОМИНИК ЛИВЕН - Автор многочисленных книг по русской истории, лауреат премии Валдайского клуба за 2018 г., премия вручается за выдающийся вклад в анализ международных процессов.

АЛЕКСАНДР СОЛОВЬЕВ - Заместитель главного редактора журнала «Россия в глобальной политике».

Известный британский историк с российскими корнями размышляет об основах внешней политики России, применимости исторических исследований к пониманию международных отношений и вызовах, с которыми мир столкнется в ближайшем будущем.

Александр Соловьев: Одной из наиболее, пожалуй, известных в кругах международников попыткой дать комплексное концептуальное описание советской внешней политики была так называемая «длинная телеграмма» Джорджа Кеннана, впоследствии появившаяся в печати как “X Article”. Есть ли необходимость в своего рода «X Article – издание дополненное и обновленное» сегодня? Если есть, как бы вы подошли к решению такой задачи? 

Доминик Ливен: В сегодняшнем Вашингтоне подобная работа едва ли привлечет внимание. Американская политическая элита настолько одержима собственными проблемами, что внешняя политика (особенно в отношении России и Украины) переплетена с внутренними и партийными интересами и подчинена им в огромной – даже для США – степени. Я не эксперт по современным международным отношениям и поэтому в любом случае такую статью писать не мне. Но на самом деле я согласен с большей частью того, что написал Томас Грэм в своей недавней статье в Foreign Affairs[1]. Вместе с моим братом Анатолем[2], возможно, мы могли бы подготовить довольно интересную «Статью X», но единственная проблема в том, что ни одно правительство не примет ее к сведению. 

Соловьев: Какие из внешнеполитических концепций можно считать фундаментальными для России? «Иду на вы!», «Москва – третий Рим», «Северный аккорд», «Концерт наций», «Священный союз», «Панславянство» (либо «Русский мир»), «У России только два союзника: армия и флот» и так далее. 

Ливен: Мне кажется, что важнейшая реальность, лежащая в основе геополитического положения и внешней политики России, заключалась в том, что до XVI в. она граничила с сильнейшими военными державами мира (с различными евразийскими степными полукочевыми государствами, самыми могущественными из которых были империи Чингисхана и Тимура), а с XVI до XX столетия ее западным соседом был самый мощный и экспансионистский регион в мировой истории – Европа. 

Россия извлекла определенную выгоду из своего периферийного положения. Так, когда Монгольская империя распалась, а военные технологии (и другие факторы) благоприятствовали уже не кочевым народам, а оседлым, Россия смогла пройти весь путь к Тихому океану без особого сопротивления. Обратите внимание на контраст с Оттоманской Портой. На территории современного Ирана на смену государству Хулагуидов со временем пришли шииты Сефевиды, представлявшие серьезнейшую военную и идеологическую угрозу для османов в Анатолии и прочный барьер для любой попытки османской экспансии на Восток. 

Соловьев: Каковы характерные черты международной (само)идентичности России: (велико)державность, имперскость, подчеркнутое внимание к суверенитету, императив безопасности? Менялись ли они со временем? 

Ливен: Империя (и имперскость) – часть российской истории и идентичности. То же можно сказать, например, о Китае или англичанах. Но пережить распад сухопутной империи, где все территории сопряжены, гораздо сложнее, чем морской, с территориями за океаном – как психологически, так и по веским практическим причинам. Старая поговорка о том, что у Англии была империя, а Россия была империей, в чем-то верна. Лишиться того, чем ты обладаешь, проще, чем лишиться того, чем ты являешься. Как бы то ни было, одним из важнейших факторов, обусловивших и повлиявших на Brexit, была ностальгия англичан по времени, когда весь мир замирал в благоговении, стоило льву шевельнуть хвостом. 

Соловьев: Можно ли назвать внешнюю политику России со времен империи стратегически последовательной? Или же она была скорее оппортунистической, приспособленческой? Являлась ли Россия ведущим актором или просто следовала за ситуацией? 

Ливен: Большинство государств действуют в соответствии с контекстом и обстоятельствами, по крайней мере, до определенного момента. Иногда они проявляют инициативу, иногда их сдерживают неподконтрольные им силы, на которые приходится реагировать. Россия не стала исключением. Но в «большой стратегии» Российской империи сохранялись элементы преемственности. В XVII и XVIII вв. ее приоритетными задачами были последовательная и эффективная экспансия в плодородные регионы и контроль над истоками рек – и это лишь два примера. В XIX в. вплоть до 1914 г. Россия вела внешнюю политику в соответствии с теми же принципами, что и большинство других великих держав. Она приняла принципы европейской системы и равновесия сил. 

Во многих политических системах, в том числе в европейской с 1500 по 1945 гг., периферийные государства обладали большей свободой, чем центральные, поэтому великие европейские империи были созданы периферийными державами: Англией, Францией, Испанией, Португалией, в определенной степени Голландией на одном «краю» Европы и Россией – на другом. И Китай более 2000 лет назад не случайно был объединен периферийной державой – царством Цинь, которое одолело своих соперников, находившихся в центре, в ядре геополитической системы. 

Суть периферийной власти заключается в том, что вы можете использовать военную, административную и налоговую машину, отточенную конкуренцией внутри системы, для завоевания территорий за ее пределами, находящихся под управлением менее могущественных и развитых государств. В Китае периферийная власть (Цинь) достигла этого уровня в IV–III вв. до нашей эры. Гораздо труднее завоевать международную систему изнутри. Это было ключом к европейской геополитике между 1750 и 1945 годами. Французы в 1799–1814 гг. и немцы дважды в XX в. завоевывали ядро Европы, но затем сталкивались с огромной проблемой преодоления одновременного сопротивления двух крупных периферийных центров власти – Англии и России, получивших огромные ресурсы за пределами Европы. 

Соловьев: Если говорить о преемственности российской внешней политики (с имперских времен, через СССР и к современной России), то не попытался ли Михаил Горбачёв сломать систему? Была ли это девиация или здесь тоже можно усмотреть преемственность?

Ливен: Я не считал Горбачёва первооткрывателем в 1984–1991 годы. В результате целого ряда совпадений я в то время был не слишком важным, но привилегированным советником Маргарет Тэтчер по внешней политике и первый и единственный раз в жизни посвятил много времени изучению современной российской политики и написанию статей в прессе, выступлениям по телевидению и так далее. Я тогда видел в Горбачёве наследника Александра II. Подобно тому, как России при Александре угрожали изменения в мировой экономике (приход промышленной революции в Западную Европу), так и горбачёвская Россия рисковала потерять позиции современной сверхдержавы из-за наступившей постиндустриальной эпохи. На мой взгляд, Горбачёв, как и Александр II, желал, прежде всего, сделать Россию конкурентоспособной, страной, которой ее правители могли бы гордиться в новой для мировой экономики – а значит, и для международных отношений – эпохе.

Как и Александр II, Горбачёв действовал в эпоху торжества либеральных ценностей на Западе, когда ключевые элементы либерализма рассматривались не только как желательные ценности сами по себе, но и как неотъемлемые для успешной экономической, культурной и политической современности. Я считал неслучайным, что многие ключевые термины перестроечных лет – законность (верховенство закона), гласность и так далее – были заимствованы из периода александровских реформ. Я не хотел бы принижать Горбачёва и его время – нет ничего плохого в желании лидера править такой страной, которой он мог бы гордиться. В любом случае альтернативой тому, чтобы оставаться империей, была перспектива оказаться съеденным другой империей. 

Соловьев: Насколько исторические аналогии применимы в изучении международных отношений? 

Ливен: Исторические аналогии не дают ответов, но ставят вопросы и предупреждают. В какой-то мере страны и их лидеры руководствуются исторической памятью и национальными мифами, поэтому исторические знания необходимы для понимания современной политики. 

Соловьев: И как изучение истории, по вашему мнению, может помочь изучению международных отношений? 

Ливен: Лучше подумать о значении истории для тех, кто занимается внешней политикой в настоящее время. Когда Горбачёв начал реформы, мне было совершенно очевидно, что в результате его действий обязательно возникнет огромная внутриполитическая опасность не только для его режима, но и для самого имперского государства, то есть Союза, который я считал своего рода неоимперией. Параллели с дилеммами Александра II были слишком очевидны. В случае Горбачёва дилеммы, несомненно, были более серьезными, потому что демократия в 1980-е гг. была гораздо более распространенной, чем в 1860-е годы. Даже в советской конституции говорилось о демократии и теоретически позволялось республикам отделяться, что сделало «законность» в 1980-е гг. еще более серьезной угрозой, чем в 1860-е. 

Либерализаторские реформы, которые не приводят к полноценной демократии, гораздо труднее легитимировать. Кроме того, советская империя простиралась на всю Восточную и Центральную Европу. И вспоминания о польском восстании 1863 г. заставляли с тревогой ожидать, что возможное возвращение Горбачёва к традиционным имперским попыткам «обручить» русские автократические традиции и политию с элементами западного либерализма может вызвать серьезные проблемы как в Восточной Европе, так и в некоторых советских республиках. 

Тогда меня поразило (и продолжает поражать и сейчас), что полномасштабные либеральные реформы были начаты – даже в политической сфере – без очевидного понимания их возможных последствий. Я думаю, что одной из причин этого было то, что советское руководство в значительной степени отрезало себя от российской истории – прежде всего, от дореволюционной. Коммунистическая идеология не только искажала прошлое, но и не позволяла лидерам страны проводить исторические параллели с вызовами современности и делать сравнения. 

Я ни в коем случае не хочу обидеть Михаила Горбачёва, которого считаю благородным человеком и патриотом, но, учитывая происхождение моей семьи и тогдашнее положение во внешнеполитическом аналитическом центре Тэтчер, я оказался в довольно странной ситуации, поскольку наибольшее сочувствие я испытывал к Николаю Рыжкову. Полагаю, он был консерватором, как и я. 

Соловьев: Не могли бы вы подробнее – в российском контексте – остановиться на классическом либеральном тезисе о том, что внешняя политика является продолжением внутренней политики? Этот тезис часто оспаривается… 

Ливен: Я не думаю, что российская внешняя политика в имперскую эпоху определялась внутренними политическими соображениями и влияниями в большей степени, чем в Великобритании, Франции или Германии – я бы даже сказал, что в меньшей степени. И уж, конечно, в гораздо меньшей степени, чем реалии внутренней политики влияют на внешнюю политику современных США. 

Соловьёв: Западоцентризм и связанные с ним догоняющие модернизации, реваншизм (или ревизионизм, в котором сегодня Запад обвиняет Россию) – это непременная составляющая российской внешней политики?

Ливен: Что касается периода 1613–1991 гг., то главной общей чертой российской политики при любом правлении было стремление выжить перед лицом вызовов Запада, оставаясь при этом великой державой. Основным моментом было то, что Запад опережал Россию и в экономике, и в образовании, и в плане административно-финансовых ресурсов. Конечно, коммунистическая идеология серьезнейшим образом отличалась от того, что было до 1917 г., но основная парадигма – «догнать Запад», – на мой взгляд, сохранилась. Фактически она даже несколько укрепилась, поскольку советский догмат о необходимости обогнать капиталистический Запад «надстроился» на более ранние российские опасения и комплексы относительно своей неполноценности и отсталости. 

Петр I и его преемники стремились догнать Европу «старого режима». Победа России над Наполеоном ознаменовала их успех. Затем последовала промышленная революция, которая надолго сдвинула баланс сил в сторону Запада. Крымская война грубо обрушила эту реальность на российских императоров – их империя воевала, перемещалась и общалась, используя технологии доиндустриального мира, а англичане и французы имели пароходы, железные дороги, телеграф и нарезные мушкеты «квазимассового» производства. 

На мой взгляд, история России с 1856 по 1970 гг. во многом определялась желанием сохранить статус великой державы в индустриальную эпоху. Конечно, речь шла не только о внешней силе. Промышленная революция (и в некоторой степени наследие Французской революции) имела драматические последствия с точки зрения управления современным обществом. 

Романовы создали очень успешную во многих ключевых аспектах империю. Но превращение ее в жизнеспособное современное государство представляло огромную проблему. С этим вызовом сталкивались все старые империи, и никто не выжил. Советский Союз, на мой взгляд, был очень интересной попыткой слияния империи и модерна определенного (социалистического) типа, но огромные издержки этого эксперимента легли на российский народ, так что в конечном итоге эксперимент потерпел неудачу. 

Соловьев: Как эксперт по истории империй можете ли вы описать постимперский синдром? Испытывает ли его Россия? И если да, то как это проявляется? 

Ливен: Российский постимперский синдром понять легко. В Великобритании я говорю людям, что для того, чтобы понять ситуацию в России после 1991 г., англичанин должен представить себе, что Британская империя исчезла в 1930-е гг. (когда большинство англичан воспринимали ее существование как нечто само собой разумеющееся) и что это сопровождалось отделением Шотландии (Украина) и Уэльса (Белоруссия). Только в России все еще хуже, поскольку никто из англичан не считает, что английская религия или государственность зародились в Эдинбурге. Добавьте к этому крах монархии и парламентского правительства (советской партии и государства) и экономическую депрессию, которая была хуже, чем в 1930-е годы. В такой ситуации даже флегматический англичанин межвоенного периода был бы, мягко говоря, несколько взволнован.

Если Дональд Трамп пришел к власти под девизом «Вернем Америке величие», то неудивительно, что подобный лозунг сработал в России, учитывая гораздо более резкий спад и гораздо бóльшие страдания, которые он причинил населению. 

Соловьев: Вытекает ли напрямую императив безопасности из экспансионизма (территориальная экспансия заставляет защищать все более протяженную границу, все более обширную территорию, прибегая в том числе к созданию буферных государств по периметру)? Можно ли его преодолеть? 

Ливен: Территории, завоеванные Россией в Азии почти без боя, сначала давали ей меха, а затем и драгоценные металлы. Российская военная и тяжелая промышленность вплоть до XIX века базировалась на Урале. Россия одержала победу над Наполеоном, потому что имела самый большой в мире запас лошадей благодаря своему господству в евразийской степи в эпоху, когда лошадь была ключом к военному успеху (средство разведки, ударной силы, преследования, транспорта и подвижной огневой мощи). Россия также была единственной великой державой в наполеоновскую эпоху, способной вывести «колониальные» войска на европейский театр войны. Вклад казачества в победу в 1812–1814 гг. очень велик. 

В определенной степени российская экспансия была частью общей европейской экспансии за счет неевропейских народов. Ключевое отличие заключалось в том, что в связи с сухопутной экспансией основные районы расселения русских (колонии) стали частью территории самой России, в то время как западноевропейская экспансия привела к созданию колоний поселенцев, которые со временем стали независимыми государствами (испанская и английская Америка, Австралия и так далее). 

Именно по этой причине постимперская Россия до сих пор остается поистине великой державой (хотя и не настоящей сверхдержавой), в то время как ни одна западноевропейская страна (Великобритания, Франция, Испания) не осталась серьезным международным игроком после распада империи. С другой стороны, «деколонизация» для западноевропейцев означает ослабление военной ответственности и бремени. Россия как евразийская держава с бесценными ресурсами в Сибири и Тихоокеанском регионе имеет большие и дорогостоящие оборонные обязательства в Азии. 

Соловьев: Расширение границ и создание буферов было традиционной политикой безопасности Российской империи еще до того, как она стала империей, по крайней мере, начиная с Великого княжества Московского. Является ли эта концепция имманентной и непреодолимой или же со временем она может измениться? Это эксклюзивный российский рецепт стратегической безопасности или другие империи и государства использовали ту же стратегию? 

Ливен: Правители всех стран использовали эту стратегию, когда могли. Пытаться держать врагов подальше от границ – это просто здравый смысл. Буферные зоны, контролируемые надежными партнерами, обеспечивали безопасность по приемлемой цене.

Кстати, этот принцип все еще применяется. Посмотрите на войну в Сирии и участие в ней Турции – любое правительство хочет защитить свои границы, чтобы остановить «вторжение» толп беженцев.

Более того, вероятно, мы увидим его широкое распространение и в следующем поколении, поскольку изменение климата и связанные с этим политические кризисы вызовут приток беженцев гораздо больший, чем сейчас.

Соловьев: С какими фундаментальными геополитическими изменениями и вызовами Россия сталкивается сегодня и столкнется в ближайшем будущем? 

Ливен: Вполне возможно, что ключевой драйвер российской внешней политики в прошлом – догнать Запад – утратил актуальность. Подъем Китая вполне может привести нас к иному глобальному порядку, чем тот, который существовал в предыдущие пять столетий господства Запада. В некотором смысле с конца XVIII века ведущими мировыми державами были англоязычные – сначала Великобритания, затем Великобритания плюс США, а затем, после 1945 г., США во главе блока, внутреннее ядро которого состояло из англоязычных союзников. В определенной степени французские революционные и наполеоновские войны, две мировые войны и холодная война были попытками бросить вызов англоязычной гегемонии. Но они потерпели крах (и обошлись невероятно дорого). Из Лондона или Токио (двух городов, в которых я живу) видно, что элементы, лежащие в основе англофонной гегемонии, исчезают на глазах. 

В этом есть свои преимущества и опасности, не в последнюю очередь для России. Прежде всего, это означает, что перед Россией стоят геополитические задачи и возможности, принципиально отличающиеся от тех, с которыми она сталкивалась с XVII по конец XX века. Самое очевидное, что Россия, разоренная двумя страшными войнами с Германией, а затем исчерпавшая себя в борьбе с американским блоком в годы холодной войны, очень заинтересована в том, чтобы найти мирный и взаимовыгодный способ того, как справиться с проблемой подъема Китая.

Лично мне кажется, что некоторые работы ошельмованного «прогерманского» лобби, появившиеся до 1914 г., очень актуальны и сейчас. Прежде всего, это работы Романа Розена, бывшего посла в Вашингтоне и брата Виктора Розена, одного из ведущих востоковедов России. 

Соловьев: Российская внешняя политика (с имперских времен как минимум) может похвастать целой плеядой ярких личностей, многие из которых впоследствии становились вторыми лицами в государстве (канцлерами, премьерами) – Бестужев, Панин, Горчаков, Примаков. В принципе, персонализм во внешней политике характерен не только для России. Но не становится ли он сегодня анахронизмом? Или же, напротив, не дипломаты сегодня занимаются внешней политикой, а сами лидеры государств? 

Ливен: Если бы эра профессионализма во внешней политике действительно закончилась, то для меня это стало бы поводом для беспокойства. Однако это не так. Российские императоры (и многие другие монархи) часто сами были фактически министрами иностранных дел своих стран. Люди же, занимавшие эту должность, являлись их заместителями. Многие монархи представляли собой высококвалифицированных дипломатов: Екатерина II и Александр I были великолепны. Но императоров также часто сопровождали очень умные и компетентные государственные деятели. Вообще-то, в господине Лаврове я вижу наследника Карла Нессельроде. Я считаю Нессельроде чрезвычайно умным и находчивым защитником российских интересов, так что это был комплимент. 

Соловьев: Можете ли вы сказать, что империя как политическое явление ушла в прошлое? Или мы станем свидетелями появления новых империй в обозримом будущем? 

Ливен: Чтобы быть поистине великой державой в современном мире, необходимо располагать ресурсами континентального масштаба. Пророки геополитики, писавшие до 1914 г., были в этом смысле правы. США, Китай, Индия и Россия не являются империями в полном историческом смысле слова. Но это неоимперии, и они сталкиваются с некоторыми проблемами империй, касающимися, прежде всего, территориального масштаба, численности и разнообразия населения. Монархам всегда было трудно управлять империями ввиду этих (и других) факторов, но в большинстве империй правителям, как правило, приходилось проявлять особую заботу только о верхушке – о 2% населения. Ключом к успеху стало достижение жизнеспособного и стабильного компромисса между монархами и элитами в распределении «прибавочного продукта», который производили крестьяне: местные элиты управляли остальными 98% населения через местные системы патроната и принуждения. В современном мире сплошной грамотности, урбанизации и массовой политики управлять занимающими огромные пространства неоимпериями гораздо сложнее, однако судьба мира зависит именно от них. 

Соловьев: В заключение не могли бы вы очертить основные глобальные тенденции, которые повлияют на всех (или на большинство) международных субъектов, и подходы к ним? 

Ливен: Рост Китая обостряет опасность конфликтов. Крупные исторические сдвиги в глобальном или региональном балансе сил обычно приводили к войнам. Если до 1914 г. англоязычному сообществу не удалось мирным путем справиться с подъемом полулиберальной, полностью капиталистической и европейской Германии, то проблема поиска достойного места для Китая в сегодняшнем мировом порядке, весьма вероятно, будет гораздо более сложной. 

В прошлом климатические кризисы самым серьезным образом обостряли международные и внутренние политические конфликты. Если посмотреть на нынешние проблемы Европы из-за беженцев с южного побережья Средиземноморья, а затем обратить внимание на крупный экологический кризис на африканском континенте, где проживает около трех миллиардов человек, прогнозы представляются довольно мрачными. Еще более тревожной выглядит ситуация в Азии, связанная, прежде всего, с нехваткой воды. Это потому, что в будущем Восточная и Южная Азия, вероятно, приобретут большее геополитическое значение, чем Африка или даже Европа. 

Поэтому мой ответ на ваши вопросы заключается в следующем: на Россию и на весь остальной мир надвигается такая же опасная буря, как и та, что обрушилась на них в первой половине ХХ века. Может быть, эта буря даже опаснее, но история – особенно последних трехсот лет – не слишком адекватное руководство ни для осознания тех проблем, с которыми сталкивается Россия, ни для их решения.

Вероятно, ключевым вопросом будет выживание. От правителей потребуется большая осторожность и богатое воображение. Если из событий, предшествовавших 1914 г., и можно извлечь какой-то урок, то он будет о том, что политическому лидеру необходимо тщательно управлять общественным мнением – вне зависимости от типа государственного устройства страны, которую он возглавляет.

Россия. Великобритания > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 29 января 2020 > № 3305436 Доминик Ливен

МОРАЛЬ И РЕАЛИЗМ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ

ТИМОФЕЙ БОРДАЧЁВ

Кандидат политических наук, научный руководитель Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ «Высшая школа экономики», программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай».

РОССИЯ В ЭПОХУ МЕЖДУНАРОДНОЙ АНАРХИИ

«И следует похвалить тех, кто, несмотря

на врожденное людям стремление властвовать

над другими, все-таки управляют справедливее, чем это

им необходимо при существующей мощи их державы»

Фукидид, «История»

Вряд ли современное государство с его территориальными ограничителями, доктриной естественного или – в ряде исключений – божественного права является самым совершенным способом избежать взаимного истребления. Однако ничего лучше человеческая цивилизация пока не придумала – вне зависимости от того, по Гоббсу или по Руссо возникают ограничители и права. Попытки обосновать постепенное отмирание национального государства в качестве верховного носителя легитимности сталкиваются с неизменной реальностью. А именно: ни одна держава, особенно значимая в международном отношении, не способна хотя бы минимально применить к себе действие институтов, защищающих граждан «поверх границ». Например, Международного уголовного суда. Эпоха, когда представлялось, что трансграничное управление и правосудие необратимо стирают контуры государств и меняют сущность международной системы (так называемый либеральный мировой порядок после холодной войны), оказалась очень кратковременной.

Эта неизбежность центральной роли государства – института или индивидуума (в случае монархии либо диктатуры) – дает возможность рассматривать его и как меру вещей и категорий. В том числе таких понятий, как мораль – в ее применении к международным отношениям. Тем более что этическая составляющая мировой политики все равно неизбежно будет присутствовать. Так уж лучше двигаться по пути ее осмысления в рамках реалистской, наиболее искренней, традиции нашей дисциплины, чем оставлять на произвол тех, кто применяет ее инструментально, но под прикрытием либерального дискурса. Мы, таким образом, можем в качестве стартовой принять гипотезу о том, что мораль в международных делах не может рассматриваться в отрыве от государства. Реализация его интересов либо действия, не посягающие на существование государства как такового, а корректирующие его поведение в анархическом окружении, гораздо ближе к морали, чем противоположные по содержанию.

Российская внешнеполитическая практика по умолчанию исходит из примата государства. Соответственно, правомерно с этой точки зрения рассматривать и вопрос, ключевой для анализа деятельности любого субъекта международных отношений, – о моральных основах внешней политики России.

Мораль и сила

Исторически вся наука о международных отношениях и внешней политике – это дискуссия с Фукидидом. Значение его работы «История Пелопонесской войны» для осознания взаимодействия между социальными организациями – не меньше, чем значение, например, христианства, положившего начало универсалистскому подходу в понимании мира разных народов. Это неудивительно, хотя античная Греция представляла собой песчинку в море всемирной цивилизации. Многие столетия, на протяжении которых в мировых военно-политических делах преобладали интеллектуальные наследники древнегреческого автора, привели к тому, что альтернативные системы представлений о силе, морали и справедливости получили лишь субрегиональное воплощение в реальной политике и науке. Именно «цивилизация Фукидида» предлагает оптимальную методологию для анализа сравнительно автономных единиц, не стремящихся к подлинному культурному и политическому единству. Мир, который вслед за появлением Вестфальского порядка принял всеобщий характер, зародился на основе античных полисов, сохранив основные черты отношений между ними. Не случайно, кстати, сам Вестфальский порядок – это не единожды написанный кодекс, а сумма достижений международно-философской мысли Запада к середине XVII века.

То, какое место во взаимодействии государств занимает сила, – центральный вопрос, вокруг которого разворачивается большинство дискуссий и дебатов. Такой выбор темы естественен и разумен. Именно сила государств, которая объективно связана с материальными возможностями проецировать свою волю на других, представляет собой уникальный, измеряемый и поэтому надежный материал для анализа и прогноза природы межгосударственных отношений. Сила других становится единственным эффективным регулятором внешнеполитического поведения. И сейчас, после того как попытки создать международный порядок потерпели неудачу, только решимость каждого государства отстаивать свои интересы и ценности заставляет других задуматься о пределах действий в анархическом окружении. На первый взгляд, в этом мире нет места морали как объективно неизмеряемой и нематериальной категории.

Однако у Фукидида понятие силы неразрывно связано с понятием морали. Нельзя говорить о том, что реалистский стиль мышления о международных отношениях игнорирует мораль и таким образом аморален по существу. Это – ложь тех, кто использует абстрактное понимание морали для того, чтобы замаскировать эгоистические устремления отдельных стран. Мораль в реализме не может быть оторвана от силы и существует только в этой связке, но такая зависимость не означает возможности пренебрегать моралью как аналитической категорией. Более того, она становится определяющим фактором силы в ее политическом измерении, то есть в качестве инструмента достижения целей государства. Как мы увидим из приведенных примеров, применение силы, не ограниченное моралью, в значительной степени обессмысливается.

Мы даже можем предположить, что в реализме сила без морали не функциональна и, следовательно, теряет существенную часть своего значения. Поэтому Фукидид призывает «похвалить» тех, кто знаком с этим регулятором силы и способен достигать целей более эффективно. Так и мы, путем сравнительного анализа, сможем удостовериться в том, что сила, не связанная с «фукидидовой» моралью умеренности, теряет в конечном итоге политическое значение. И наоборот – те случаи в современной международной политике, когда применение силы может быть соотнесено с моралью «по Фукидиду», стали весьма успешными.

Гегемония, не ставшая правом

После завершения холодной войны торжество стран Запада требовало своего институционально-правового закрепления. Точнее, сила той группы, которая в результате продолжительной борьбы добилась доминирования в мире, должна была обрести характер права. С одной стороны, это позволило бы приглушить очевидную несправедливость нового порядка. А с другой, придать ему форму общепринятой нормы, что сделало бы такой порядок относительно устойчивым. Одним из центральных инструментов стало стремительное движение к распространению господствующих на Западе представлений о морали (и моральности войны в первую очередь) в качестве международных норм поведения.

Но даже этих колоссальных ресурсов (в какой-то период – фактической силовой и идейной монополии Запада) оказалось недостаточно для того, чтобы изменить международное право в направлении описанных представлений. В этом основная драма развития мировой ситуации после холодной войны. Победа Запада была полной, но не абсолютной, поскольку она не получила этического закрепления. Символом той самой незавершенности оказался Совет Безопасности ООН. Главный международный институт сохранился в неприкосновенности с тех времен, когда он отражал иную расстановку сил. В результате сам Запад отказался от стремления модифицировать международное право и перешел к внешней политике произвола.

Благодаря экспертным кругам и хлесткой публицистике Запад смог ввести во всеобщий оборот броское определение – «распространение либерального миропорядка». Отметим, что изначальная несправедливость любого международного порядка, как правило, не становится предметом обсуждения. Либеральный порядок в том виде, как его стремились утвердить с начала 1990-х гг. и фактически до середины 2010-х гг., также не мог быть справедлив по отношению к отдельным государствам, поскольку абсолютизировал представления о справедливости, существующие у группы стран, которые обладали силовыми привилегиями. Однако монополия, достигнув пика в 1999 г., затем последовательно подвергалась эрозии. Происходило это в силу по меньшей мере двух факторов. Во-первых, исчерпанности внутренней модели развития и политической устойчивости самих стран Запада и лежавшей в основе их способности проецировать силу. Во-вторых, неизбежного по мере развития экономической глобализации роста могущества остальных.

Лидером подъема стал Китай. Однако в этой категории оказалась и Россия, которой по причине геополитического положения пришлось фактически без перерыва с момента становления в качестве государства – правопреемника СССР использовать силу, принимая внешнеполитические решения. После 1991 г. и до середины 2000-х гг. Россия официально придерживалась политики интеграции в западное сообщество и соглашалась с его суждениями о своей внутренней политике, поэтому даже силовые меры против выступлений на Северном Кавказе имели международное измерение. Кроме того, и в период относительного международно-политического ничтожества Россия как минимум дважды использовала силовой потенциал вне собственной территории: для прекращения гражданских войн в Таджикистане и Молдавии. В обоих случаях российские действия напрямую соответствовали политическим задачам.

Умеренность как добродетель

За последние полтора десятилетия, после восстановления в качестве одной из ведущих мировых держав, Россия трижды использовала военные возможности при решении внешнеполитических задач, связанных с обеспечением национальной безопасности и реализацией интересов. Эта практика, конечно, не идет ни в какое сравнение с аналогичными действиями стран Запада, но именно поэтому позволяет четко обозначить политическую обусловленность и умеренность в каждом отдельном случае.

Военная операция против Грузии в августе 2008 г., содействие волеизъявлению населения Крыма в марте 2014 г. и кампания в Сирии, начавшаяся осенью 2015 г., – примеры относительно успешного решения дипломатических задач силовым путем. Каждый из случаев вызывал в военном и экспертном сообществе России дискуссии о необходимости ставить более амбициозные задачи и, соответственно, более решительно использовать силу. И это ни разу не было сделано. Если бы Россия насильственно сменила политические режимы в Грузии или на Украине, краткосрочные преимущества оказались бы более значительными, но последствия для международной политики – несравнимо более драматичными.

Сопоставление военных возможностей и масштабов их использования позволяет сделать вывод: они полностью коррелировали с конкретными и ограниченными политическими задачами и демонстрировали умеренность. При этом ни в одном из рассмотренных примеров Россия не рисковала эскалацией кризиса, сделай она ставку на гораздо более интенсивное применение силы.

Захвати российская армия Тбилиси в 2008 г. или Киев весной 2014 г., смени она режим в Грузии или на Украине, Третья мировая война не началась бы. У России были военные возможности для захвата. В 2008 г. российская армия не сталкивалась с серьезным военным сопротивлением, а в случае оккупации всей страны, вероятно, нашла бы опору в лице части местных политических сил. В конце зимы – начале весны 2014 г. по Украине бродили представители разгромленного националистами «Беркута», а украинская армия прекратила бы сопротивление в течение нескольких дней. Но о включении обеих стран в состав России, как это было сделано во время Гражданской войны 1918–1922 гг., речи идти не могло. То есть во всех случаях у России действовали внутренние ограничители, не связанные с внешними условиями. Наличие таковых ограничителей может рассматриваться как проявление морали, если рассматривать её в категории реалистского стиля мышления.

США и их союзники, напротив, только дважды смогли ограничить использование силы четко обозначенной политической задачей – заставили Саддама Хусейна покинуть оккупированный им Кувейт в 1991 г. и навязали в 1999 г. правительству Югославии тот план урегулирования в Косово, который это правительство изначально не устраивал. В отличие от «Бури в пустыне» операция против Югославии была грубым нарушением международного права и опиралась на силу одной изолированной группы, но не преследовала цель уничтожения югославского государства. Поэтому с точки зрения специфики применения силы кампания НАТО против Югославии оставалась моральной. Последующие крупные военные акции Запада – вторжение в Ирак и Афганистан, уничтожение режима Муаммара Каддафи в Ливии просто следовали в русле эгоистических сиюминутных интересов, но привели к разрушению государств, которые полноценно так и не восстановились.

Примечательно, что применение силы в Югославии, как уже сказано – моральное по своей сути, достигло желаемого результата: государства, возникшие на обломках федерации, с той или иной степенью интенсивности двигаются к тому, чтобы войти в состав международного сообщества стран Запада. Ирак 2003 г., Афганистан и Ливия, где соотношение применяемой силы не соответствовало поставленным задачам, ни при каких обстоятельствах не могут рассматриваться в долгосрочной перспективе как государства, дружественные США и их союзникам. То есть задача попросту не выполнена.

Неабстрактная мораль

Мораль – единственная категория международных отношений, которая не имеет под собой материальной основы. После падения христианской морали в Европе в эпоху Реформации главным философским вызовом в поиске выхода из ситуации всеобщего произвола было возвращение в международные отношения универсальных ограничителей. Таким ограничителем стало право, возникшее в первой половине XVII века. Оно не запрещало применения силы, а оговаривало справедливые, то есть моральные, основания для того, чтобы государства отстаивали свои интересы посредством силы.

Такой подход был сугубо реалистским и учитывал проделанный Никколо Макиавелли за сто лет до этого анализ внутренних факторов, определяющих природу внешнеполитического поведения государства. Попытки навязать государствам абстрактное понимание морали привели бы лишь к традиционной подмене моральных оснований представлениями тех, кто доминирует в силовом отношении. В XVII веке уникальность ситуации была в том, что такого государства (или группы государств) не было. Если бы империя Габсбургов могла доминировать, международное право не возникло бы.

Отличие разных подходов в философии международных отношений в том, что реализм делает мораль категорией рационального мышления, а подходы, истоки которых – в христианстве (либерализм и марксизм), оставляют мораль на уровне абстракции, существующей в отрыве от силовых возможностей ее носителей. Таким образом, именно в реализме мораль в наибольшей степени интегрирована в поведение государства и его национальные интересы. И именно в таком, рациональном, понимании мораль движется к тому, чтобы стать законом. Закон, в свою очередь, выступает единственным регулятором международных отношений с имманентно присущей им несправедливостью.

Мы приходим к двум выводам. Во-первых, сила без морали нефункциональна, поскольку оторвана от политического целеполагания и не ведет к стратегическим выгодам. Во-вторых, мораль как абстракция толкает к произволу, а мораль как часть рационального силового поведения – исправляет искажения, возникающие из-за того, что право не успевает адаптироваться к изменению соотношения сил. Несмотря на многочисленные сложности и недостатки, внешняя политика России в своем важнейшем измерении – стратегии применения силы – оставалась моральной и способствовала распространению морали в международных отношениях.

В период нахождения в Белом доме в 2017-2019 гг. Дональд Трамп стал самым мирным президентом США за сорок лет. Оба случая применения силы против суверенного государства – ракетный обстрел Сирии в апреле 2017 г. и уничтожение влиятельного иранского генерала в Багдаде в январе 2020 г. – имели дипломатические и даже демонстративные цели – о сирийской акции Трамп объявил во время встречи с председателем КНР Си Цзиньпином, а публичность убийства Касема Сулеймани говорит сама за себя. (Справедливости ради надо сказать, что последствия атаки на иранского военачальника могут быть неблагоприятными для Вашингтона, но и само это действие не вполне соответствует стилю поведения Трампа и явно было предпринято под воздействием части окружения.)

Наступившая в международных делах анархичность связана с решимостью крупных держав – Китая или России – отстаивать свои интересы в отношении произвола сильнейшего в военном плане Запада. Средние государства – Турция, Иран или Саудовская Аравия – в применении силы также остаются в рамках моральных норм реализма, то есть достигают ограниченных политических целей.

В целом анархичность среды весьма способствует торжеству морали в ее реалистском прочтении. Ведь важнейшим свойством международных отношений становится ограничение произвола государств не эфемерным международным правом, а решимостью других государств отстаивать свои интересы и ценности. Наличие у ведущих мировых держав ядерного оружия сокрушительной силы будет и дальше заставлять их искать способы борьбы, которые не чреваты скатыванием во всеобщую катастрофу. И поэтому есть основания надеяться на то, что мораль, выраженная в умеренности, будет все больше закрепляться в мировой политике. Отсутствие даже теоретической возможности господства одного государства уже создает для этого благодатные предпосылки.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 29 января 2020 > № 3305433 Тимофей Бордачев

ОПЯТЬ ТРОЙКА

ИВАН ТИМОФЕЕВ

Кандидат политических наук, программный директор Российского совета по международным делам, программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай».

УГРОЗЫ ДЛЯ РОССИИ: ИЗ ПРОШЛОГО В БУДУЩЕЕ

Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал?

Н.В. Гоголь, «Мертвые души»

22 февраля 1946 г. телеграфный аппарат посольства США в Москве отстукивал «длинную телеграмму» советника американской дипмиссии Джорджа Кеннана. Документ стал одним из фундаментальных элементов американского, а затем и западного подхода к Советскому Союзу на десятилетия вперед.

«У истоков маниакальной точки зрения Кремля на международные отношения лежит традиционное и инстинктивное для России чувство незащищенности. Изначально это было чувство незащищенности аграрных народов, живущих на обширных территориях по соседству со свирепыми кочевниками. По мере налаживания контактов с экономически более развитым Западом к этому чувству прибавился страх перед более компетентным, более могущественным, более организованным сообществом на этой территории. Но эта незащищенность внушала страх опасения скорее российским правителям, а не русскому народу, поскольку российские правители осознавали архаичность формы своего правления, слабость и искусственность своей психологической организации, неспособность выдержать сравнение или вхождение в контакт с политическими системами западных стран. По этой причине они все время опасались иностранного вторжения, избегали прямого контакта между западным миром и своим собственным, боялись того, что может случиться, если русский народ узнает правду о внешнем мире или же внешний мир узнает правду о жизни внутри России. И они искали пути к обеспечению своей безопасности лишь в упорной и смертельной борьбе за полное уничтожение конкурирующих держав, никогда не вступая с ними в соглашения и компромиссы».

Таким представлялось американскому дипломату российское восприятие внешних и внутренних угроз. Его вряд ли можно назвать новым – многие элементы этой точки зрения появились задолго до Кеннана. В «длинной телеграмме» они оформились в архетип, выраженный в сжатой форме точек и тире. То же самое сегодня можно сделать в виде твита или рожиц-эмодзи. Форма вряд ли изменит содержание, хотя короткий формат даст куда как меньше возможностей для аргументов.

Вечная комбинация

Кеннан принадлежал к числу образованных и даже просвещенных представителей своего поколения. Большую часть своей плодотворной жизни он считался одним из авторитетов в области международных отношений. Знаменитую телеграмму дипломат писал в соответствии со своими убеждениями, не притворяясь и не наступая себе на горло. Однако даже те, кто поверхностно знаком с российской историей, вне зависимости от политических пристрастий, найдут в пассажах Кеннана странные вещи. Общеизвестно, что как минимум с начала XVIII века и на протяжении двухсот лет российские правители прилагали активные усилия по налаживанию разнообразных связей с Западом в интересах модернизации страны. Вплоть до середины ХХ века история европейской и российской дипломатии – это история многочисленных альянсов, сообществ и союзов, в которых Россия играла видную роль. Компромиссы и договоренности были обыденностью русской дипломатии. «Полное уничтожение конкурирующих держав» вряд ли ставилось русскими в число задач – это хорошо видно по опыту поверженной Франции в ХIX веке. А Польшу в ХVIII столетии и Германию в ХХ веке Россия и Советский Союз делили вместе с западными партнерами.

Правда, однако, и то, что русским исторически свойственно чувство незащищенности и страх агрессии, в том числе и не без оснований, – со стороны «компетентных» западных соседей. Правда, что экономическая отсталость вплоть до настоящего времени – одна из серьезнейших проблем. Правда, что между элитой и народом пролегала пропасть деспотического неравенства, но она сосуществовала с незамеченным Кеннаном единством даже тогда, когда значительная часть элиты изъяснялась по-французски. Без такого единства вряд ли стал бы подлинно народным, например, Лев Толстой, большая часть героев которого – представители той самой «архаичной элиты со слабой психологической организацией». Что уж говорить о советском государственном аппарате, сплошь состоявшем из выходцев из низов, поднявшихся на волне революции, масштабной индустриализации и гигантских общественных перемен. И как раз угрозу смуты – еще один инстинктивный страх русских наряду с внешними угрозами – Кеннан упустил из виду.

Сегодняшние западные интерпретаторы российской политики и ее мотивов по русофобскому угару далеко превзошли Кеннана, который, подчеркнем, был человеком образованным и вполне разумным. Вряд ли стоит удивляться умозаключениям о России со стороны людей, куда менее эрудированных, но притом активных и энергичных.

В той же плоскости вопрос представляется, если взглянуть в зеркало на нас самих и на российскую интерпретацию американской и западной политики. Некоторые наши мнения тоже подчас вызывают оторопь. «Многие из них настолько несведущи в вопросах внешней политики и настолько подвластны самовнушению, что без труда могут поверить тому, во что им верить удобно и комфортно». Это снова Кеннан. Снова о нас. И вполне точно. Проблема только в том, что Кеннан не видел похожих проявлений в своем государстве и в самом себе. (Глядя на происходящее в американской политике сейчас, кажется, что Кеннан вообще писал о собственной стране.)

Нам свойственно воспринимать других и себя в искаженном и стереотипном виде. Это черта человеческой природы, умножаемая групповой динамикой. Политическая реальность соткана из восприятий и образов, зачастую крайне живучих. Объективность в ней невозможна, а искажения лишь немного сглаживаются сколько-нибудь научным подходом. Хотя и сама наука базируется на субъективных допущениях. Но она по меньшей мере требует определенной прозрачности и строгости умозаключений. Произвол субъективности могут сдерживать также право и мораль. Однако в иных обстоятельствах они же многократно его умножают.

Наш взгляд на угрозы, стоящие перед Россией, по своей достоверности вряд ли будет сильно отличаться от изысканий Кеннана. Но мы постараемся вывести его за рамки текущего соперничества России и Запада. Попробуем посмотреть на них с отстраненностью ученого и при этом русского человека с полной включенностью в российское общество и его культуру.

Перед Россией стоят три базовые угрозы. Их пропорции, а также восприятие обществом и элитами в разные исторические периоды различались, принимали разные формы. Но по сути оставались фундаментальными. Это своего рода суперфакторы, объединяющие множество частных и производных угроз, вызовов и опасностей. Угрозы и опыт их переживания порождают соответствующие страхи и модели поведения, которые, в свою очередь, воспроизводят сложившиеся схемы восприятия угроз. К супертройке можно отнести следующее.

Во-первых, угроза конфликтов с внешним окружением, многообразный опыт таких конфликтов и порождаемое им чувство уязвимости к внешней агрессии со стороны зарубежных государств или их союзов.

Во-вторых, угроза внутренней смуты, взрывоопасной и скоротечной разбалансировки элит, системы сдержек и противовесов с последующей волной массового повседневного насилия и отсутствия порядка.

В-третьих, угроза отсталости в организации экономики, государственного управления и политических институтов. Отсталость самого жизненного уклада, сообщающаяся с архаичностью институтов.

Все три угрозы связаны между собой. Более того, попытка справиться с одной вполне может порождать обострение другой или же все три проявляются одновременно. Они не уникальны для России, однако имеют здесь гипертрофированный характер. Угроза агрессии обострена из-за протяженности границ в комбинации с наличием «хорошо вооруженных джентльменов» по их периметру. Угроза смуты – в силу разной скорости развития институтов, перекосов модернизации, воспроизводящихся дисбалансов государственной власти, которые связаны в том числе с ее концентрацией для противодействия внешним угрозам, но в определенные моменты порождающих неустойчивость и уязвимость. Угроза отсталости – по причине масштаба и сложности российского общества, возможности его изменений «в одночасье», избыточной несвободы и при этом критической важности преодоления отсталости для сдерживания внутренних и внешних угроз. Парадоксальным образом в российской истории попытки преодолеть отсталость нередко порождали «срыв резьбы» и последующую смуту.

Время войн и революций

Исторически супертройка имела разные конфигурации. В начале ХХ в. мир стоял на пороге войны. Однако угроза прямой военной агрессии все же оставалась весьма отдаленной. Запад был разобщен. Россия могла позволить себе роскошь выбирать коалиции, играть на противоречиях и избегать войны одновременно против всех. На российскую политику большое влияние оказывали соображения престижа, а перспектива застать врага у ворот в то время просматривалась слабо. Куда как большую проблему представляла собой отсталость экономических и особенно политических институтов. На протяжении нескольких десятилетий после великих реформ Александра II российский капитализм развивался бешеными темпами. Скорость роста подстегивал колоссальный демографический потенциал, огромная энергия народа и политический запрос на модернизацию.

Тот факт, что выдержать конкуренцию во внешней политике, будучи отсталой страной, невозможно, был для российских властей очевиден. По темпам роста Россия удерживала лидирующие позиции, а заделы царской модернизации еще долго использовались и после революции 1917 года. Однако бум капитализма стремительно отрывался от развития политических институтов. И если угроза большой смуты во второй половине ХIХ века лишь набирала обороты, то в начале ХХ-го она заявила о себе уже во весь голос. Власти боялись даже минимальных изменений, не без оснований полагая, что вряд ли смогут сохранить контроль над политическим транзитом. Но выбор в пользу «стабильности» оказался фатальным. Всякий раз реформы приходилось проводить, когда было уже поздно и смута диктовала условия. В 1905 г. власть устояла. К 1917 г. супертройка угроз сошлась в одной точке: затяжная война, порождаемые отсталостью неудачи на фронте, крах политической власти под давлением застарелых проблем.

После революции Советская Россия, а затем и Советский Союз оказались в еще более сложном положении. Хотя Запад был все еще разобщен, СССР теперь представлял для него куда более серьезную угрозу. Популярность левых идей росла по экспоненте. Советский Союз превратился в серьезнейший идеологический вызов. Одно дело столкнуться с бунтарями-марксистами и левыми партиями. Совсем другое – с пусть и отсталой, но великой державой, вооруженной новой идеологией и готовой продвигать ее, поддерживая те самые партии и бунтарей по всему миру.

С крахом Российской империи закончился длительный период амбициозной, но вполне реалистичной и прагматичной внешней политики. Наступил черед политики идеологической. Для нового государства идеология представляла как возможность, так и смертельную опасность. Тем более что бум идеологий в комбинации с быстрым развитием институтов контроля начал задавать тон и на Западе. Национализм во всех его проявлениях стал не менее мощной силой, чем левые идеи. В Советском Союзе внешняя угроза местами подавалась в гипертрофированном ключе, выступая одним из источников легитимности власти. Однако новая большая война, независимо от конкретных поводов и причин, была вопросом времени. Советское руководство полностью отдавало себе в этом отчет.

В период между мировыми войнами именно военная угроза стала ключевым стимулом масштабной модернизации. СССР, семимильными шагами преодолев отсталость в целом ряде областей, добился впечатляющих результатов. Сама власть приобрела новое качество, в сравнении с которым «деспотичный царский режим» выглядел сущим вегетарианцем. Выиграв тяжелую гражданскую войну, большевики не могли избавиться от реальных и мнимых страхов контрреволюции. К этому добавилось классическое «пожирание революцией собственных детей» – внутрипартийные конфликты, концентрация, а затем и персонализация власти. Власть вполне успешно модернизировалась. Однако ее современность определялась совершенством инструментов контроля и мобилизации, способностью «надзирать и наказывать» в беспрецедентных масштабах.

Можно долго спорить о том, сумела бы царская или демократическая Россия победить в войне с нацизмом в отсутствие радикальных преобразований, которые провели коммунисты. Нам известно лишь одно – Советский Союз выстоял. Из Великой Отечественной и Второй мировой СССР вышел с разоренным хозяйством, истерзанным лишениями обществом и вместе с тем – беспрецедентно крепким, мощным и консолидированным государством. Он занял ключевые позиции в новом мировом порядке и при этом обладал несопоставимой с предыдущими эпохами промышленной и технологической базой.

Столь же несопоставимым был контроль власти над обществом, пространство личной и институциональной несвободы. Бывшие сателлиты СССР в Центральной и Восточной Европе сегодня сделали фетишем травму, полученную от «советского диктата». Для них это был внешний фактор, «деспотичный тоталитарный режим», пришедший извне. Однако травма есть и у нас. Только ее источник – собственное государство и мы сами. Потому ее признание и сама рефлексия еще долго будут большой проблемой для России. Как детям, страдавшим в свое время от побоев родителей, нам трудно смотреть на свои шрамы и проще спрятать их за достижениями и победами. Так же, как идентичность восточных европейцев перекошена в сторону «страданий от советской оккупации», и наша идентичность бежит от увечий, обретая стокгольмский синдром любви к «родителю-деспоту». Она скрывается за вполне заслуженными успехами, но тоже остается перекошенной. И старые травмы еще дадут о себе знать.

Диалектика холодной войны

В послевоенный период конфигурация супертройки вновь изменилась. Россия впервые столкнулась с консолидированным Западом, готовым сдерживать ее в военном, идеологическом и экономическом плане. «Лишь бы не было войны!» Такой лозунг, выстраданный на полях Великой Отечественной, был вполне актуальным с учетом «крестового похода» против СССР. При этом Советский Союз серьезно отставал от США и быстро восстановившейся Западной Европы по многим параметрам. И все же ему удалось совершить настоящий прорыв. Он добился паритета с Америкой в ядерной сфере и обычных вооружениях, быстро нагоняя, а порой и опережая в самых передовых военных и двойных технологиях. Советские войска поддерживали высокую степень готовности и к безъядерному конфликту. Качество жизни радикально выросло. Оно отставало от многих западных стандартов, но было несравнимо с нищетой межвоенного и послевоенного периодов. Международный авторитет СССР после войны чрезвычайно вырос.

В то же время модернизация страдала от перекоса в военную сферу. Организация экономики, отлично подходившая для «страны-крепости», давала сбои в конкуренции в гражданских областях. Советский Союз и здесь сделал большой шаг вперед. Но Запад все равно оставался далеко впереди. Коррозия отсталости проступила там, где ее ждали меньше всего. Проблемой стала и политическая система. Советская власть оказалась на развилке, к которой подошли и ее предшественники в дореволюционный период. Либо ослабить вожжи, допустить конкуренцию, оживить низовую активность, поделиться властью и ответственностью – хотя бы частично доверить ее местным органам и руководителям предприятий. Либо, наоборот, сохранять стабильность и контроль, при необходимости закручивая гайки. При внешней очевидности ответа такая дилемма сложна, ведь оба сценария чреваты серьезными рисками.

К концу 1960-х гг. попытка «демократизации» выдохлась. Власти выбрали второй путь. Брежневская стабильность считается едва ли не золотым веком советской эпохи – мощная армия, почти неизменные цены, отчеты об успехах. Но за фасадом шли другие процессы. Экономика постепенно садилась на нефтяную и газовую иглу, теряя динамизм и эффективность. Моральная деградация управляющего аппарата приводила к постепенному размыванию идеологии. Цинизм, апатия и пьянство просматривались за фасадом отчетов об успехах, притом что их немалая часть была совершенно реальной. Элита тянулась к западным «благам цивилизации». Формальная изоляция от Запада и в целом от внешнего мира сосуществовала с неформальной капитализацией ограниченного и дефицитного доступа к западным обществам. Само понятие «дефицит» буквально въелось в советскую действительность. К началу 1980-х гг. стало очевидно, что систему нужно менять. Однако момент был упущен.

Ускорение, перестройка, гласность и новое мышление Михаила Горбачёва стали попыткой переформатировать приоритеты в треугольнике угроз. На первое место ставилось преодоление нарастающей отсталости. А когда стало понятно, что реформы буксуют, приоритетом стала трансформация политической системы. Выход из холодной войны и «замирение» с Западом, по замыслу Горбачёва, должны были высвободить колоссальные ресурсы, необходимые для модернизации экономики. Горбачёв рассчитывал, что новая геополитическая реальность и снижение конфронтации даст новые возможности за счет сотрудничества с развитыми странами. Трагизм фигуры Горбачёва состоит в том, что попытка демократизации и реформ привела к распаду страны и новой смуте. С одной стороны, ему пришлось платить по счетам тех, кто застопорил реформы еще в конце 1960-х гг., предпочтя стабильность и упустив время. С другой, ответственность за происходящее пришлось взять на себя именно ему.

В провале реформ и последующем распаде СССР немалую роль сыграли элиты. Мало кто ожидал краха государства, однако в среде элит довольно быстро образовались группы, заинтересованные в капитализации и приватизации своей власти на волне нарастающей дезинтеграции. Другая часть элиты палец о палец не ударила для сохранения государства. Ни всесильный КГБ, ни огромная армия, ни всемогущая коммунистическая партия за Советский Союз бороться не стали. Сам Горбачёв наводить порядок жесткими методами не хотел и, по всей видимости, уже не мог. СССР рухнул без войны и без давления низов, фактически распустившись сверху.

Возвращение после краха

Вихрь изменений начала 1990-х гг. изменил и конфигурацию угроз. Смута и внутреннее брожение превратились в наибольшую опасность. На фоне того, что происходило с государством, об отсталости просто забыли. Рыночные реформы стали лозунгом новой власти, однако фактически речь шла о выживании и стабилизации сырьевой экономики. С идеями масштабных технологических и промышленных прорывов пришлось распрощаться. Здания заводов и НИИ превращались в рынки и торговые точки, контролируемые бандитами всех мастей. В стране шла скрытая гражданская война, в которой причудливо смешались горячие точки, криминальные разборки, теракты сепаратистов, всплески агрессии и бытового насилия. В истории России найдется мало периодов, когда внешнеполитические проблемы имели бы столь ничтожное значение с точки зрения восприятия угроз. Запад смотрел на происходящее со смесью оторопи и энтузиазма, аплодируя процессам демократизации и возвращения России в европейское сообщество. Хотя шло оно уже на маргинальных условиях, соответствующих состоянию и возможностям страны. Впрочем, отсутствие сиюминутных внешних угроз помогло Борису Ельцину консолидировать политический режим. Уже к концу 1990-х гг. наметились позитивные сдвиги. Владимир Путин добился перелома в войне на Северном Кавказе. Россия стала одним из ключевых участников борьбы с международным терроризмом. Колоссальный спад в экономике наконец-то сменился подъемом за счет благоприятной внешней конъюнктуры и роста потребления внутри страны.

Одновременно пришла в движение и конфигурация угроз. Постепенно залечивая раны, Россия стала возвращаться в мировую политику. Отношения с Западом оставались вполне конструктивными еще почти полтора десятилетия. Но взаимное отчуждение нарастало. Первым серьезным звонком стали бомбардировки Югославии силами НАТО. Российская дипломатия умело уклонилась от излишних трений с Западом – в тех условиях они были бесперспективны. Следующим звонком стала череда цветных революций, наиболее болезненной из которых была «оранжевая» на Украине. Россия вновь приняла ситуацию, но безоговорочная поддержка Западом уличных протестов и сомнительной смены власти оставила у Москвы неприятный осадок. Короткая война с Грузией и признание независимости Абхазии и Южной Осетии, в том числе со ссылкой на косовский опыт, на короткий период охладила отношения с Западом, но они довольно быстро вернулись в нормальное русло. А вот очередной кризис на Украине в 2013–2014 гг. изменил ситуацию кардинально. После крымского референдума и начала войны в Донбассе Россия и коллективный Запад вновь вошли в фазу открытого соперничества. Гонка вооружений, информационная война, санкции и ограничения вошли в повседневный обиход. И хотя открытый конфликт остается маловероятным из-за ядерного фактора, угроза военно-политической конфронтации с Западом нарастает.

К началу второго десятилетия ХХI в. Россия оказалась государством, едва ли не наиболее подготовленным к противостоянию сразу нескольким типам угроз. Внутриполитические изменения вызвали дружную критику на Западе, но серьезно осложнили возможности западных партнёров манипулировать улицей и протестом внутри страны. Армия прошла через болезненную, но в целом полезную реформу. Новые стратегические вооружения стали холодным душем для многих за рубежом. Превентивные действия в Крыму показали решимость точечно использовать силу при малейшем намеке на переход «красных линий». Операция в Сирии стала примером компактной и при этом результативной военной кампании, принесшей хорошие политические дивиденды. Россия показала себя серьезным игроком в области цифровой безопасности. Удалось продвинуться и в деле сбережения народа. В стране ощутимо сократилось пьянство, заметно снизилось насилие и смертность, подросла продолжительность жизни. Нам далеко до западных стандартов, но не каждая западная страна сталкивается со схожим клубком проблем и противоречий.

Череда «цветных революций» по-новому определила в Москве понимание угроз внутренней смуты. Теперь она связывалась с уличными протестами, прямо или косвенно координируемыми из-за рубежа. Политическая система страны стала значительно более консолидированной. Но в то же время в ней снова начала съеживаться конкуренция. Укрепление вертикали, столь необходимое после кризисного десятилетия 1990-х гг., сделало политическую систему более уязвимой в сравнении с ельцинским периодом. Система Ельцина была крайне хаотичной. Однако политическая ответственность в ней размывалась между большим числом игроков – правительством, парламентом, губернаторами, местными властями, не говоря о теневых фигурах. Такая размытость при всей внешней уродливости сообщала власти удивительную устойчивость. Ее не смогли поколебать ни сепаратизм, ни бастующие шахтеры, ни массовые митинги левых, ни усилия правых. По мере укрепления вертикали ушли хаос и постоянная турбулентность. Система приобрела благообразный и респектабельный вид. Однако концентрация власти породила новые проблемы. Теперь любой сбой на местном уровне становится проблемой центра. Немало вопросов требуют ручного управления, причем в неотложном режиме. Наряду с крупными стратегическими задачами федеральная власть вынуждена заниматься тушением пожаров. Протесты местного значения, которые в 1990-е никто бы не воспринял всерьез, сегодня вызывают куда больший резонанс. Иными словами, угроза внутренней дестабилизации до сих пор не снята.

Российские власти вновь оказываются перед развилкой. Либо отпустить ситуацию, сделать систему более конкурентной, делегировать ответственность. Либо держать ситуацию под контролем, пусть и с ущербом для эффективности, потерей обратной связи с обществом и закручиванием гаек в ответ на протесты. Решаясь на первую альтернативу, любой политик рискует повторить путь Горбачёва. Реформы и политическая либерализация легко могут сорваться в очередной хаос и смуту. Тем более с учетом соперничества с Западом. Если в смуте начала 1990-х гг. его роль была незначительной, то сегодняшняя конфронтация ставит вопросы о внешнеполитических осложнениях в случае потери управляемости. Однако решаясь на зачистку политического поля и бетонирование конкуренции, власти должны видеть тень брежневского застоя, коррупции, бессмысленной гонки вооружений, неэффективности экономики и цинизма бюрократии и общества, а также тень Николая II, так и не перехватившего инициативу изменений в свои руки.

Оба пути опасны. Решиться на первый сложнее, жить при втором, уповая на везение, несколько проще. Но передышка, судя по всему, будет лишь временной. Проблема выбора усугубляется третьей стороной треугольника – отсталостью экономики и институтов. Российские макроэкономические показатели сегодня удовлетворительны. Однако предпосылок для качественного изменения хозяйства пока нет. Было бы наивно полагать, что демократизация приведет к волшебному скачку в развитии. Но и жесткое управление вряд ли даст результат.

По всей видимости, вперед придется пробираться аккуратно, подобно саперу на минном поле. Пока ситуация не зашла в тупик. Ее можно развернуть через осторожные, но последовательные изменения. Ключевой здесь является судебная реформа. Появление и укрепление в России беспристрастной и эффективной судебной власти даст колоссальный эффект для развития. Она же будет полезна и для политической системы, огораживая ее от взрывоопасных столкновений популистов и радикалов, но при этом повышая надежность и легитимность.

Большим вопросом на будущее является и специфика нового поколения. Сегодня решения принимаются людьми, чья социализация прошла в брежневский период, с его обострением блокового противостояния. Какой будет система координат поколения, которое социализировалось в 1990-е и 2000-е? Как на него повлияет отсутствие опыта большой войны – «горячей» или холодной? Насколько вообще важной будет для него внешняя политика и международные риски? Какие стратегии управления рисками свойственны новому поколению? Какими бы ни были ответы на эти вопросы, нам придется иметь дело с извечной супертройкой. И лучше всего, чтобы с каждой из фундаментальных угроз мы встречались поочередно, а не одновременно. В противном случае мы рискуем получить новую «эпоху крайностей», а Запад – еще одну «длинную телеграмму».

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 29 января 2020 > № 3305432 Иван Тимофеев

Голос из хора

Русский язык является могучей стихией, сотворившей государство Российское

Александр Проханов

Обсуждаются поправки к российской Конституции, обсуждаются статьи Конституции, её преамбула. Слышны голоса спортсменов, актёров, режиссёров, иные голоса, которых прежде не было слышно. И я хочу подать свой голос, поразмышлять на тему русского языка и культуры, на тему народа, который сложил великую, неповторимую русскую цивилизацию, как эти понятия отразятся в видоизменённой Конституции.

Русский язык является могучей стихией, сотворившей государство Российское. Для России русский язык — такой же неотъемлемый и святой, как Байкал или Волга. На русском языке творились летописи, извещавшие о начале государства Российского. На русском языке отдавали свои приказы полководцы Куликовской сечи, Бородинского сражения, Сталинградской битвы. На русском языке писались великие поэмы и книги, сделавшие русскую культуру мировой. Открытия в ядерной физике или ракетной технике, описание великих машин и механизмов — совершались и совершаются на русском языке. Русский язык обладает такими таинствами, такой музыкой, таким волшебным сочетанием слов, что с его помощью великий народ черпает из бесконечных миров сокровенные знания, составляющие основу государства Российского.

Русский язык никогда не был враждебен к другим языкам. Русский язык Пушкина представил Россию страной всемирной, вселенской. Русский язык вливал в себя энергию и красоту других языков. Когда писателей и поэтов, будь они башкиры, татары, аварцы, переводили на русский язык, они становились художниками мира. Русский язык соединял драгоценные культуры населяющих Россию народов с мировой культурой. Русские филологи и лингвисты создавали письменность для народов, язык которых знал звук, но не ведал буквы. На русском языке сегодняшнее государство Российское извещает все народы мира о вселенском братстве, гармонии, о божественной справедливости, которые когда-нибудь объединят разрозненные земные народы во вселенскую семью.

На русском языке современная Россия осуществляет и грандиозный проект "Арктика". На русском языке говорит Россия дальневосточная, ведя диалог с могучими тихоокеанскими цивилизациями. Русский язык распространил Русскую Мечту о братстве и справедливости от Крыма до Сирии.

В Конституции государства Российского русский язык должен быть отмечен как могучая энергия, скрепляющая все формы государственного устройства, все ветви власти, все символы и принципы, на которых зиждется государство. Именно поэтому русский язык признан как язык государственный.

В преамбуле Конституции говорится о многонациональном российском народе — непродуманная механическая формулировка. Наш народ — не мозаика, сложенная из отдельных больших или малых частичек, не арифметическая сумма слагаемых. Наш народ — восхитительная таинственная сущность, которая взрастает тысячелетиями и представляет собой живое явление между трёх океанов. В Киево-Новгородской Руси, в первой русской империи, жили южные и ильменские славяне, жили греки и евреи, печенеги, кочевники Великой степи, жили варяги, угры и финны, чудь белоглазая. И всё это множество племён и народностей дышало, передвигалось по рекам, торговало, иногда воевало, разумно управлялось, слагало свои верования и языки, свои уклады и навыки в нечто общее, великолепное и цветущее.

Россия, собираясь из множества племён и народов, из множества земель и пространств, слагалась в единый, обильный в своих проявлениях, цветущий народ. Наш народ подобен лесу, где каждое дерево: сосна, осина или ель, каждый куст: орешник или можжевельник, каждый лесной цветок: колокольчик или герань, каждый папоротник, гриб и лишайник, — складываются в неразделимое живое единство: в лес. Не в сумму деревьев и трав, а в собор деревьев и трав. Так и народ наш состоит из множества потоков, разливов, течений, где каждый омывает то Уральский хребет, то вливается в Волгу, то впадает в Тихий океан. И над всем этим множеством ландшафтов, этносов, языков и поверий — огромное единое звёздное небо, что накрывает своим шатром бескрайнюю Евразию — Россию. Наш народ един, как это звёздное небо. Этот дивный звёздный шатёр подпирается столпами, которые крепко держат в своих руках осетины и ингуши, татары и ненцы, русские и калмыки. Упади один из этих столпов, и весь звёздный купол просядет и рухнет. В этом огромном народе драгоценен каждый составляющий его этнос. Этот народ будет неполным, если в него не вольётся даже самый малый народ, такой, как нанайцы, живущие в устье Амура.

Когда строили Транссибирскую магистраль или БАМ, не было отдельной русской артели, марийской артели, черемисской артели, а была единая артель, одолевшая своими трудами эти великие пространства. Когда штурмовали Зееловские высоты под Берлином, не было отдельного русского батальона, украинского батальона, еврейского батальона, а был единый фронт, который всей своей мощью и огненной страстью вломился в Берлин и закупорил врата ада. К великой Волге на водопой сошлись русские, татары, чуваши, марийцы, их окропила волшебная волжская вода и сделала их единым, неразлучным народом. Русская Мечта одухотворила этот великий народ. Ведёт его через все напасти и невзгоды к божественному идеалу, к царству, где нет тьмы и насилия, нет поругания святынь, где сильный не мучит слабого, а богач не обирает бедного, где царят великое братство и божественная справедливость.

Наш народ, живущий среди трёх океанов, — это собор, который всем своим многоцветием движется в завтрашний день. Это хор, где каждый голос восхитителен, и все голоса сливаются в единое песнопение, воздающее хвалу нашей ненаглядной России.

Россия > Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука. СМИ, ИТ > zavtra.ru, 29 января 2020 > № 3275187 Александр Проханов

Нефтяные объекты атакованы в Сирии

Нефтяные объекты в сирийской портовом Баньясе, в 35 км к северу от Тартуса, атаковали террористы, заложив взрывные устройства, сообщает сирийское государственные агентство SANA, ссылаясь на министерство нефти. «Террористы и те, кто их поддерживает, вновь атаковали нефтяную отрасль в Сирии. Удар нанесен по морским нефтяным объектам в Баньясе», — говорится в релизе министерства. Кто несет ответственность за теракт, не уточняется.

В документе уточняется, что взрывные устройства заложили водолазы. В результате взрыва повреждены объекты НПЗ мощностью переработки 130 тыс. баррелей сырой нефти в сутки, уточняет Reuters. Ремонтные бригады уже ведут работы и устраняют неполадки для возобновления работы нефтеналивной станции, отмечают РИА «Новости».

Ливия, которую мы все еще не потеряли

Перспективы урегулирования ситуации в Ливии, какими бы отдаленными они ни выглядели на сегодняшний день, позволяют надеяться, что эта страна восстановит свое некогда солидное место в клубе нефтедобывающих государств. Именно на этот вариант развития событий рассчитывают российские нефтяные компании, начиная высокорискованные ливийские проекты. Но если преодолеть внутренние конфликты и восстановить целостность государства в Ливии не удастся, то мировой рынок нефти, как бы цинично это ни звучало, практически не ощутит эту утрату: влияние событий в Ливии на конъюнктуру нефтяных цен уже давно минимально.

Обещаем обещать

Конференция по мирному урегулированию конфликта в Ливии, состоявшаяся 19 января в Берлине, и предшествующие ей переговоры в Москве предсказуемо закончились ничем. Две стороны противостояния — контролирующее столицу Триполи Правительство национального согласия (ПНС) во главе с Файезом Сарраджем и закрепившаяся на нефтедобывающем востоке страны Палата представителей Ливии (ППЛ), ключевой фигурой которой является главнокомандующий ее вооруженными силами Халифа Хафтар, — так и не смогли найти компромисс. Московские переговоры были фактически сорваны после того как их покинул Хафтар, отказавшийся подписать соглашение о ПНС, не удалось организовать прямые переговоры между оппонентами и в Берлине.

Основным итогом берлинской конференции стало принятие обращения ее участников — России, США, Великобритании, Франции, Германии, Китая и ряда других стран — к сторонам конфликта, выдержанное в духе формулировки «за все хорошее и против всего плохого». В частности, прозвучало заявление о необходимости гарантировать безопасность нефтяных объектов и воздержаться от любых враждебных действий в отношении нефтяной инфраструктуры страны, а единственной независимой и законной нефтяной компанией Ливии была в очередной раз названа Национальная нефтяная корпорация (NOC), что уже было проговорено в резолюциях Совета безопасности ООН в 2015 и 2018 годах.

Эти благие пожелания прозвучали на фоне очередного обострения ситуации вокруг ливийской нефти. 18 января, за день до берлинского саммита, ливийская NOC объявила о ситуации форс-мажора после того как командование возглавляемой Хафтаром Ливийской национальной армии (ЛНА) приказало прекратить отгрузку нефти и закрыть порты побережья залива Сирт — Рас-Лануф, Эс-Сидру, Марса-эль-Брегу, Эль-Харигу и Эз-Зувайтину. Это решение было принято вслед за требованием объединения племен и городов востока Ливии открыть под контролем ООН специальный счет, на который поступала бы выручка от экспорта нефти. В настоящий момент, пояснили авторы этого заявления, все нефтяные доходы направляются в Триполи и используются не для развития востока страны, а на военные нужды, включая вооружение боевиков, нападающих на нефтяные скважины.

Ежедневный ущерб от закрытия портов, по оценке нефтяной компании Ливии, может составить 800 тыс. баррелей, или порядка $55 млн в день.

По состоянию на 27 января добыча нефти в Ливии снизилась до 284 тыс. б/с, тогда как обычный уровень до этого составлял 1,22 млн баррелей.

Несмотря на то, что генеральный секретарь ООН Антониу Гутерреш призвал Сарраджа и Хафтара полностью принять итоги берлинской конференции, это предложение, видимо, тоже останется благим пожеланием. Как сообщила 24 января канцлер Германии Ангела Меркель по итогам переговоров в Анкаре с турецким президентом Реджепом Тайипом Эрдоганом, Саррадж принял предложение о перемирии и 55 пунктов согласованного в Берлине документа о принципах урегулирования конфликта, а Хафтар согласился только с перемирием. Сторонники реалистичного подхода к ситуации в Ливии дают понять, что рассчитывать на быструю нормализацию крайне преждевременно. «Там далеко еще до того, чтобы государственность была восстановлена», — заявил в преддверии берлинских переговоров глава МИД России Сергей Лавров.

Основная трудность для переговоров, поясняет Михаил Балбус, эксперт Института глобализации и социальных движений, состоит в том, что Хафтар находится в выигрышном положении. Прошлогоднее наступление не принесло ему быстрой победы, но в ближайшие месяцы у него есть серьёзные перспективы захватить Мисрату, а Сирт, один из главных центров ливийской нефтедобычи, уже захвачен. При этом у России есть лишь ограниченное влияние на Хафтара, у которого имеются более серьёзно настроенные союзники в лице Египта и ОАЭ.

«Происходящее в Ливии — это не гражданская война, а этноконфессиональный конфликт, который будет длиться долго, несмотря на усилия разных сторон в попытках урегулирования, — считает Артем Деев, руководитель аналитического департамента компании AMarkets. — Стабильность в такой нефтедобывающей стране не нужна никому, потому что есть возможность получить за бесценок дорогостоящие активы. Но это сопряжено с серьезными угрозами военного плана и отсутствием гарантий, что инвестиции будут сохранены. Подобные конфликты заканчиваются, когда стороны устают воевать, как это было в Ливане после 15 лет гражданской войны».

Замах на достижения Каддафи

Тем не менее, даже в условиях обострения противостояния между Сарраджем и Хафтаром нефтедобычу в Ливии не постиг коллапс. По итогам прошлого года общие доходы NOC от нефти, газа и нефтепродуктов составили $22,5 млрд, что лишь на 8,5% ниже по сравнению с 2018 годом. А в минувшем декабре компания была регулярным поставщиком обнадеживающих новостей. В частности, стало известно об увеличении добычи на месторождениях Нафура и Хамад, о возобновлении добычи на месторождении Гани с дебитом 5 тыс. б/с, о приросте добычи на 2,5 тыс. б/с на месторождении Абу-Аттифель и т. д.

В октябре прошлого года руководитель NOC Мустафа Саналла заявил, что в перспективе пяти лет добыча нефти в Ливии может вырасти до 2,1 млн б/с, то есть увеличиться более чем на 60% к достигнутому на тот момент уровню. Если этот план будет выполнен, то Ливия сможет заметно превзойти тот уровень добычи, который имелся незадолго до падения режима Муаммара Каддафи (1,6 млн б/с), хотя его планы простирались гораздо дальше: свергнутый в 2011 году и убитый ливийский лидер собирался довести его до 3 млн б/с.

Еще в 2009 году Ливия заявила инвестиционную программу развития нефтяной отрасли в объеме $10 млрд, и теперь постепенно возвращается к этим планам.

Для реализации стратегического плана повышения добычи правительством в Триполи специальным указом был принят «исключительный бюджет», из которого для компенсации недостающих платежей из бюджета NOC осенью прошлого года было обещано выделить сумму, эквивалентную примерно $1 млрд.

Одновременно была активизирована работа с иностранными инвесторами, которая уже принесла определенные результаты. В декабре прошлого года, например, власти в Триполи одобрили приобретение французской Total доли в 16,33% в компании Marathon Oil в рамках концессии Waha Oil. Предполагается, что Total инвестирует в этот проект $650 млн, увеличив добычу на 180 тыс. б/с.

Активизировались в Ливии и российские нефтяники. В конце прошлого года «Татнефть» возобновила сейсморазведочные работы в бассейне Гедамес, приостановленные в 2014 году, хотя три года назад ее глава Равиль Маганов говорил, что возобновлять добычную деятельность в Ливии не планируется до полной стабилизации обстановки в стране. Работа на территории Гедамеса велась компанией еще до свержения Каддафи, в рамках заключенного в 2005 году соглашение на разведку и раздел продукции, а вскоре после этого «Татнефть» выиграла право работать еще на трех нефтяных участках в бассейнах Гедамес и Сирт.

Одновременно с возвращением «Татнефти» Wintershall Aktiengesellschaft (WIAG), совместное предприятие немецкой компании Wintershall Dea и дочерней структуры «Гапрома» Gazprom E& P International, подписали с ливийской NOC соглашения на разведку и раздел продукции в 91-м и 107-м районах бассейна Сирт сроком действия до 2036 и 2037 годов. За операционную деятельность в этом проекте будет отвечать совместное предприятие Sarir Oil Operations, в которой ливийцам принадлежит 51%, а WIAG — 49%. Ливийское партнерство «Газпрома» и Wintershall также началось еще при Каддафи: в 2008 году Gazprom E& P International получила 49% в двух концессиях бассейна Сирта, на которых Wintershall Aktiengesellschaft разрабатывает 9 месторождений с 1966 года.

Планы сотрудничества с Ливией также имеются у «Роснефти», которая подписала соглашение с ливийской NOC в феврале 2017 года. Оно предусматривало как закупку в Ливии сырой нефти, так и инвестиции с российской стороны.

Участие России в урегулировании ливийской экономической и политической ситуации обусловлено защитой национальных, в том числе экономических, интересов, отмечает генеральный директор нефтесервисной компании «НафтаГаз» Ислам Назаралиев.

По его мнению, восстановление российских позиций в Ливии даст шанс компенсировать в том или ином виде убытки, которые понесли российские нефтяники, успешно работавшие в стране в период правления Каддафи.

«К сожалению, за почти десять лет, прошедших с момента свержения полковника, значительных положительных изменений в Ливии практически не произошло, — констатирует эксперт. — В стране имеется два правительства, действует масса бандформирований, которые используют нефтяные вентили в целях шантажа тех или иных „центральных властей“ — захватывают объекты инфраструктуры, занимаются контрабандой и другой нелегальной деятельностью. Однако, как показала история конфликта в Сирии, в принципе не обязательно ожидать установление какой-то единой власти над всей страной. Главное, чтобы все участники гражданского противостояния пришли к общим мирным договоренностям».

По мнению Михаила Балбуса, возвращение в Ливию «Татнефти» свидетельствует, что варианты завершения конфликта начинают отдалённо просматриваться. Для российских компаний, полагает эксперт, есть перспективы для работы при условии победы Хафтара (к «группе поддержки» которого также относится Франция) или каддафистов на гипотетических выборах, но и в том случае, если правительство ЛНА и Саррадж смогут договорится об урегулировании, возможности также сохранятся.

Есть, впрочем, и скептические прогнозы. Как полагает Артем Деев, ставить на Хафтара, который почти 30 лет прожил в США, которого поддерживали американцы во время операции в Сирте в 2016 году, а сейчас поддерживает Франция, — большой риск. Поэтому для российских компаний, считает эксперт, более разумным будет сосредоточиться на проблеме разработки внутренних трудноизвлекаемых запасов нефти в преддверии падения добычи легкодоступных запасов.

Сотрудничество же России и Ливии возможно только в случае гарантий со стороны ливийских властей по защите российских инвестиций на длительный период.

Также необходимо решить вопрос о прощении долга $4,5 млрд, который числится за Триполи еще времен СССР и перспектив проектов с «Газпромом».

Запасной игрок

Так или иначе, по сравнению с временами Каддафи, когда Ливии хватало нефти не только на оплату собственных проектов развития, но и на выстраивание альянсов с соседними африканскими государствами, сейчас роль этой страны на мировом рынке углеводородов, по большому счету, мизерна. Именно поэтому даже резкие форс-мажорные скачки в ливийской добыче не оказывают существенного влияния на мировые цены на нефть.

Если в период анархии, последовавшей за «арабской весной» 2011 года, рынок бурно реагировал на снижение объема поставок из Ливии, то в дальнейшем даже на фоне гражданской войны в стране цены особо не росли, отмечает Екатерина Грушевенко, эксперт Центра энергетики Московской школы управления «Сколково». Сейчас, по ее мнению, ситуация схожая: на фоне сообщений о прекращении добычи на том или ином месторождении могут наблюдаться колебания цен в течение одного-двух дней, но не более.

«Значительного влияния добыча нефти в Ливии на рынок уже не оказывает — все слишком привыкли к конфликтам на Ближнем Востоке»,

— резюмирует Грушевенко, отмечая, впрочем, и определенные успехи в восстановлении отрасли. Если в 2011 году добыча в стране снизилась практически до нуля, то затем она быстро достигла практически довоенных значений. В 2014 году в Ливии снова началась гражданская война, добыча упала с 1,5 млн до 0,5 млн б/с, однако в прошлом году она восстановилась до около 1 млн б/с, при том что в стране регулярно происходит закрытие месторождений и экспортных мощностей.

Но вакуума на рынке нефти и газа из-за нестабильности в Ливии точно не образовалось, считает Ислам Назаралиев. Более того, Ливии будет очень сложно вернуть ранее утраченные позиции.

Блокирование экспорта нефти из нескольких портов Ливии может привести к снижению в стране нефтедобычи, сопоставимой с дополнительными в 2020 году объемами сокращения в рамках сделки ОПЕК+, добавляет Тамара Сафонова, доцент кафедры международной коммерции Высшей школы корпоративного управления РАНХиГС.

Тот факт, что на фоне резкого падения ливийской добычи начиная с 18 января нефтяные цены находились в устойчивом коридоре $64-65 за баррель, подтверждает, что риски сохраняющейся нестабильности в Ливии заложены инвесторами в текущих котировках.

После 2011 года Ливия фактически исключена из списка ведущих игроков нефтяного рынка, и то, как развивается ситуация в этой стране, не имеет серьезного значения для рынка, пока там не будет восстановлена государственная власть и страна не выйдет на прежние объемы добычи, констатирует Артем Деев. И в ближайшее время, считает он, такое вряд ли возможно: «Из страны ушли Royal Dutch Shell, BP и другие крупнейшие производители. Заявления о росте добычи со стороны иностранных компаний пока демонстрируют слишком низкие объемы по сравнению с теми, которые были до 2011 года, и большого значения для рынка не имеют. Последние действия Турции и соглашение с Ливией о морских границах Средиземного моря закрепило главенствующую роль Анкары в разведке морских запасов нефти и газа. Сохраняющаяся нестабильность в Ливии лишь на руку США, которые выходят на первое место по объемам добычи нефти в мире».

Анатолий Радченко

Николай Сванидзе: «Куда мы бежим? За нами кто-то гонится?..»

Известный историк и журналист комментирует актуальные политические события

Саркисов Григорий

Ключевыми темами российской общественной жизни наряду с фор­мированием нового правительства продолжают оставаться поправки в Конституцию, участие Владимира Путина в иерусалимском форуме по холокосту. Эти события и стали поводом для разговора с членом Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Николаем Сва­нидзе.

– Изменения в Основном Зако­не, и в частности предложенный новый порядок выборов президен­та, могут сказаться после 2024 года, когда у Владимира Путина закон­чится нынешний срок?

– Это зависит от того, как будут тол­ковать изменения. Меня куда больше беспокоит, что внесённые Путиным в Госдуму предложения не вполне соответствуют тому, что прозвучало в Послании президента Федеральному собранию. Такое ощущение, что правку внесли «на ходу». Ведь суть изложенных в Послании предложений заключалась в сужении президентских полномочий и расширении полномочий парламен­та. Теперь же мы видим попытку расши­рения конституционных полномочий президента и сужение, например, кон­ституционных полномочий суда. Если эти поправки будут приняты и прези­дент сможет через контролируемый им Совет Федерации снимать судей и гла­ву Конституционного суда, этот суд будет просто выполнять волю прези­дента, истолковывая под его диктовку любое положение Конституции. А это уже удар по прописанному в Основном Законе принципу разделения властей. Конечно, Конституционный суд может истолковать поправки как «обнуление» прежних сроков президентства Пути­на, и ВВП сможет быть президентом ещё два срока, что сделает его пожиз­ненным главой государства. Захочет ли этого Путин – другой вопрос, но не должно быть так, чтобы страна зависела от желаний одного начальника. Зачем тогда вообще нужна Конституция?

– А что думаете о предложении сделать внутреннее право «прио­ритетнее» международного?

– Под флагом «обеспечения сувере­нитета» и «независимости от заграни­цы» мы получим усиление правовой изоляции страны, что обеспечит власти возможность произвольно поступать с обществом. Это удар по правам чело­века, ведь до сих пор – и это прописано в Конституции – каждый гражданин России мог обращаться в международ­ные инстанции и решения этих инстан­ций были обязательны к выполнению внутри страны. Если предложенные поправки примут, этого уже не будет – Конституционный суд скажет, что реше­ние, например, ЕСПЧ противоречит внутренним законам, а потому выпол­няться не будет. В результате человек останется беззащитным перед всесиль­ной, ничем не ограниченной и никак не контролируемой государственной машиной. Внесённые поправки, по моему мнению, имеют запретительно- ограничительный характер и меняют сам дух Конституции.

– Вас смущает скорость, с кото­рой обсуждаются поправки?

– Очень смущает. Спешка полезна при ловле блох, а тут ведь речь идёт об Основном Законе, о важнейших поло­жениях, которые будут определять жизнь страны многие десятилетия, если не столетия. А значит, новые поло­жения Конституции должны тщатель­но обсуждаться всем обществом, юри­стами, парламентом, пусть на это уйдёт несколько месяцев или даже несколько лет. В противном случае народ проголо­сует «вслепую». Так куда же мы бежим? За нами кто-то гонится?

Если к Конституции относиться как к бумажке, которую можно в любой момент переиначить, – для чего тогда она нужна? И ещё – никто не объяснил, в чём смысл принятия одним паке­том столь «разнокалиберных» попра­вок, как социальные льготы, Госсовет и Конституционный суд. Чтобы гаран­тированно «проскочило»?

– Вы предвидите негативные последствия такой своего рода «правовой самоизоляции»?

– Окукливание государства под знаменем обеспечения суверенитета всегда ведёт к произволу власти, кото­рая может действовать без оглядки на международное право. Конституция 1993 года признавала, что права челове­ка главнее прав государства и что мы – часть мира, живём по общим законам этого мира. Смысл же нынешних пред­ложений сводится к тому, что всё окру­жающее нас – враждебно.

– Ну, слава Богу, не всё. На про­шедшем в Иерусалиме форуме по холокосту президент России был в числе самых почётных гостей и уж точно «нерукопожатным» не выглядел. Там много говорилось о росте антисемитизма в мире. Это реальная проблема?

– Антисемитизм существует со вре­мён Рима и иудейских войн и особен­но растёт в кризисные периоды. Когда плохо – всегда ищут виноватых. Посмо­трите, как много проявлений антисе­митизма в Европе. Многие связывают это с притоком беженцев с Ближнего Востока. Но он существует и в среде европейских левых, и в среде либе­ральной интеллигенции. В последнем случае это, как правило, не этниче­ский, а антиизраильский антисеми­тизм. Маргинальной же публике эти тонкости ни к чему: она не любит евре­ев, потому что не любит Израиль, и не любит Израиль, потому что не любит евреев...

– По-вашему, в нашей стране сегодня есть антисемитизм?

– У нас он всегда зависел от госу­дарственной политики. Сильный антисемитизм был и в Российской империи, и в СССР начиная с три­дцатых годов вплоть до распада Сою­за. При Сталине он был жестоким и кровавым, потом стал чуть более вегетарианским, но никуда не дел­ся. В новой России государственного антисемитизма нет. Вспомним недав­нее выступление Путина на заседании коллегии Минобороны, когда пре­зидент, комментируя дневниковую запись польского посла в нацистской Германии Юзефа Липского, назвал последнего «сволочью» и «антисемит­ской свиньёй». В таком духе со вре­мён Ленина никто из лидеров стра­ны об антисемитизме не говорил, да и вообще о нём не говорили. Правда, точно так же можно было бы охарак­теризовать и советских политиков первого ряда – достаточно вспомнить массированную антисемитскую кам­панию в СССР, «дело врачей», убий­ство Михоэлса. Но, говоря о холокосте и справедливо обвиняя в антисеми­тизме ряд западных политиков того времени, Путин в то же время факти­чески выводит из-под исторического осуждения сталинское руководство, перед войной пытавшееся союзни­чать с Гитлером. Мы теперь что, дол­жны этим гордиться?

– На форуме в Иерусалиме была признана решающая роль СССР в победе над нацизмом, как и роль Красной армии в спасении мил­лионов евреев…

– Никто в здравом уме и не может отрицать решающий вклад Красной армии в победу над германским нациз­мом. Да, это общая победа всей анти­гитлеровской коалиции, но именно на наш народ легла основная тяжесть в этой войне, мы потеряли миллионы и миллионы человеческих жизней. В Израиле это хорошо помнят, как помнят и то, что узников Освенцима освободили советские солдаты. Так что совсем не случайно президента России принимали в Иерусалиме как особо почётного гостя.

– Возможно, сказалась и исто­рия с 26-летней израильтянкой Наамой Иссахар, задержанной в московском аэропорту с 9,6 грам­мами гашиша и осуждённой на 7,5 лет колонии. Сейчас в Израиле ждут, что Путин помилует её.

– Девушка попала в эту историю случайно, она была в Москве транзи­том, и я не исключаю, что те, кто её «взял», уже понесли наказание по слу­жебной линии. У нас хорошие отноше­ния с Израилем, и нельзя ссориться с этой страной из-за девицы, летев­шей в Тель-Авив из Дели через Москву. Путин уже встретился с её мамой, Наама написала прошение о помилова­нии, и, очевидно, скоро её освободят. Можно только уважать израильтян, делающих всё для спасения каждого соотечественника, будь то солдат или туристка…

– В иврите даже есть такое выра­жение – «шаву баним», «возврат сыновей»…

– Да, для Израиля один израиль­тянин стоит тысяч бандитов-террори­стов, и это правильно, в этом – ува­жение к своему государству и к своим гражданам...

Что касается визита Путина в Иеру­салим, он был полезным, и хоро­шие отношения с Израилем – огром­ное достижение новой России. Наша дипломатия далека от идеала, но то, что России удаётся одновременно поддер­живать хорошие отношения и с Израи­лем, и с Сирией, и с Ираном, – это несомненный успех нашей политики в Ближневосточном регионе.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > lgz.ru, 28 января 2020 > № 3277793 Николай Сванидзе

Выступление и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел Российской Федерации С.В.Лаврова в ходе пресс-конференции по итогам переговоров с Министром иностранных дел и международного сотрудничества Республики Южный Судан А.Д.Ачуил, Москва, 28 января 2020 года

Уважаемые дамы и господа,

Мы провели очень хорошие переговоры с Министром иностранных дел и международного сотрудничества Республики Южный Судан А.Д.Ачуил.

Мы встречались в Сочи в октябре прошлого года «на полях» саммита Россия – Африка, провели двустороннюю встречу, подписали Меморандум о консультациях между внешнеполитическими ведомствами двух стран.

Сегодня мы обсудили перспективы двустороннего сотрудничества, прежде всего, с упором на развитие его экономической составляющей. Говорили о тех перспективах, которые существуют в сферах энергетики, транспорта, развития инфраструктуры, подготовки кадров. По всем этим вопросам наши южносуданские друзья высказали заинтересованность в установлении контактов. Первые контакты между компаниями двух стран уже имели место в ходе, в том числе, «Российской энергетической недели» (РЭН), Петербургского международного экономического форума (ПМЭФ). По итогам этих контактов сложилось общее мнение о необходимости их расширять. Мы сообщили о тех российских компаниях в нефтегазовой сфере, в сферах инфраструктуры, железнодорожной и транспортной в целом, которые были бы готовы обсудить возможные взаимовыгодные проекты в этих областях с южносуданскими партнерами. Условились всячески содействовать прямым контактам между нашими экономическими операторами. Также говорили о том, что можно было бы увеличить количество южносуданцев, которые обучаются в российских высших учебных заведениях. Налицо интерес наших друзей и к этой сфере сотрудничества. Нас заверили, что российским компаниям, которые будут приходить в Республику Южный Судан, будет обеспечиваться комфортная среда для работы, включая обеспечение безопасности и условий, на которых компании будут договариваться со своими партнерами. С 2016 г. подписано и действует Соглашение между нашими правительствами о военно-техническом сотрудничестве. Договорились использовать и эту сферу нашего взаимодействия в интересах укрепления безопасности, обороноспособности Республики Южный Судан, разумеется, по мере того как будут сниматься ограничения на торговлю оружием с этой страной, которые были введены Советом Безопасности ООН.

Мы отметили нормализацию обстановки в Южном Судане, благодаря проводимой правительством линии на реализацию договоренностей с оппозицией, в том числе, с вооруженной оппозицией. Считаем, что Совет Безопасности ООН должен в своих оценках, резолюциях отразить эту реальность. Чем активнее будет продолжаться нормализация обстановки, чем более устойчивыми станут эти тенденции, тем больше будет возможности и для развития торгово-экономического, гуманитарного и иного сотрудничества. Мы приветствовали усилия международного сообщества и региональных структур, которые оказывают содействие нормализации внутриполитической ситуации в Южном Судане, и подчеркнули важность выполнения соглашения, которое было подписано всеми южносуданскими сторонами в Аддис-Абебе еще в 2018 году.

Из других вопросов международной и региональной повестки дня мы подчеркнули нашу нацеленность на дальнейшее сотрудничество в ООН. У нас единые подходы к необходимости соблюдать все нормы и принципы, закрепленные в Уставе ООН, руководствоваться задачами уважения суверенитета, независимости, равенства всех государств, которые входят в ООН, решения всех возникающих проблем исключительно мирными способами, неприемлемости угрозы силой или применения силы в нарушение Устава. Будем координировать наши подходы к тем вопросам, которые стоят на повестке дня всемирной Организации.

Мы поблагодарили наших друзей за неизменную поддержку основных инициатив, с которыми Россия выступает в ООН, включая новую инициативу, которая осенью прошлого года была впервые внесена на рассмотрение в Генассамблею ООН. Имею в виду резолюцию об укреплении и развитии системы договоренностей по контролю над вооружениями, разоружению и нераспространению. Эта тема особенно актуальна в условиях, когда США пытаются всю эту систему развалить и ликвидировать последние многосторонние инструменты, которые существовали и были опорой усилий по обеспечению стратегической стабильности.

По африканской тематике мы также подтвердили нашу позицию в поддержку усилий самих африканцев по урегулированию своих собственных проблем. Мы одинаково смотрим на те процессы, которые разворачиваются в Сомали, Центральноафриканской Республике, Демократической Республике Конго и в целом в Регионе Великих Озер. Россия как член Совета Безопасности ООН при рассмотрении этих и других конфликтных ситуаций на Африканском континенте будет настаивать на уважении, прежде всего, тех подходов, которые вырабатываются в Африканском союзе (АС) и в субрегиональных организациях в Африке.

Мы также подтвердили нашу готовность всячески способствовать нормализации отношений между Республикой Южный Судан и Суданом. Остаются нерешенные вопросы после того, как состоялся «развод» между этими двумя странами. Мы поддерживаем продолжающийся поиск сторонами взаимоприемлемых развязок, которые учитывают баланс интересов.

Мы весьма удовлетворены итогами переговоров, которые наверняка придадут дополнительный импульс развитию наших отношений с этим молодым африканским государством.

Вопрос: Каковы причины эскалации в Идлибе? Чем на самом деле грозит ситуация на земле? Какова судьба боевиков в этом районе?

С.В.Лавров: Ответ регулярно дается на брифингах в Министерствах обороны и иностранных дел России. Боевики, находящиеся чуть меньше, чем под стопроцентным контролем «Джабхад ан-Нусры» и организации «Хейат Тахрир аш-Шам» (в которую «Джабхад ан-Нусра» превратилась и крышу которой использует), регулярно нарушают договоренности о прекращении огня. В начале января по предложению России и Турции было объявлено прекращение огня. С тех пор – десятки нарушений со стороны окопавшихся в Идлибе радикалов, которые атакуют, обстреливают из различных видов вооружений и позиций сирийскую армию и гражданские объекты. Не прекращаются попытки направления ударных дронов для атак против российской военно-воздушной базы в Хмеймиме. Естественно, подобного рода вооруженные провокации, которые уже только в этом месяце унесли десятки жизней и привели к ранениям сотен мирных жителей и военнослужащих сирийской армии, не могут оставаться без ответа. Мы поддерживаем действия, которые предпринимает сирийская армия по подавлению источников этих провокаций в идлибской зоне.

Что касается судьбы боевиков, которые там находятся. Во-первых, если они готовы отмежеваться от террористов, как того требует российско-турецкий меморандум от 17 сентября 2018 г., то они должны это сделать. Пока же мы видим, что там доминируют «нусровцы» в виде новой структуры «Хейат Тахрир аш-Шам», которая признана террористической Советом Безопасности ООН и основными внешними игроками. Они укрепляют свои позиции в том числе в результате того, что многие боевики, не входящие в террористические структуры, уходят воевать в Ливию вопреки принятым СБ ООН решениям о недопустимости вмешательства во внутриливийский кризис. По мере того как боевики уходят из идлибской зоны, влияние радикалов там еще более усиливается.

Вчера мы с Министром иностранных дел Турции М.Чавушоглу подробно это обсуждали по телефону. Договорились, что будет налажена более четкая работа по выполнению договоренностей об отмежевании вооруженной оппозиции, которая является патриотической, готова участвовать в политическом процессе, от террористов, признанных в качестве таковых СБ ООН. Эти договоренности нужно выполнять.

Безусловно, мы всячески воздействуем на сирийское руководство с тем, чтобы они отвечали на эти провокации соразмерно, с полным учетом требований международного гуманитарного права и нужд гражданского населения. Боевикам из вооруженных формирований необходимо перестать каким-либо образом контактировать с террористами, а террористам – сдаваться, т.к. никакой пощады быть не может. Специально для мирных жителей были созданы гуманитарные коридоры, чтобы они могли выйти из этой зоны. Террористы продолжают наносить по ним удары, препятствуя выходу мирных жителей, пытаясь сохранить их в качестве живого щита. Поэтому еще раз – необходимо честно и в полном объеме выполнять договоренности между Россией и Турцией, не пытаясь выигрывать время для того, чтобы террористы укрепляли свои позиции и пополняли свои запасы.

Вопрос: Президент США Д.Трамп надеется на «сделку века». Но палестинцы считают ее новым планом против них, чтобы обойти закон и договоренности, которые были подписаны с Израилем. Какова позиция России по этому вопросу?

С.В.Лавров: Что касается разрекламированной уже многие годы «сделки века», которую США хотят предложить в отношении палестино-израильского урегулирования, – мы ее не видим. В наших контактах с США каких-либо деталей нам не сообщали, лишь говорили, что эта сделка решит все проблемы одним махом. Но мы знаем, как Администрация США всегда стремится найти кардинальные решения многих международных проблем. Пока не везде это приносит позитивные подвижки.

В отношении «сделки века» мы слышали комментарии о том, как она выглядит, происходят какие-то утечки. Если они имеют под собой фактические основания, то речь идет о принципиально новом подходе к решению проблем между Палестиной и Израилем, о подходе, который отличается от всего того, что до сих пор было признано международным сообществом в качестве основы для урегулирования (резолюции СБ ООН, Мадридские принципы, Арабская мирная инициатива). Поэтому сейчас я просто обозначаю, что, если эти слухи верны, то наша оценка такова. Но, конечно, надо дождаться официального опубликования текста. Надеюсь, что он будет предан гласности, не останется закрытым для международного сообщества. Когда такой текст будет обнародован, самое главное – узнать позиции сторон, прежде всего позицию палестинцев, потому что речь идет, как я понимаю, о создании палестинского государства, то, о чем были приняты решения международного сообщества. Безусловно, нужно будет понять реакцию арабских друзей Палестины, Лиги арабских государств, учитывая, что именно ей принадлежит Арабская мирная инициатива, одобренная мировым сообществом в качестве неотъемлемой составной части решения проблемы двух государств – Израиля и Палестины.

Безусловно, мне бы очень хотелось, чтобы «квартет» международных посредников – Россия, США, ООН, ЕС – также провел анализ этой ситуации. Механизм, который по большому счету бездействовал в последние годы, никаким образом не задействовался для того, чтобы помочь найти общеприемлемые развязки. Не будем делать предварительных выводов – слухи есть слухи. Нам надо дождаться официальных предложений и понять, прежде всего, конкретное отношение непосредственно заинтересованных сторон к этим официальным предложениям.

Вопрос: В связи с непростой эпидемиологической обстановкой в китайском г. Ухань, связанной с распространением нового коронавируса планируется ли эвакуация российских граждан.

С.В.Лавров: Этими вопросами занимается специально созданная комиссия Правительства России. На эту тему уже высказывали свои оценки и рекомендации представители этой комиссии, в частности Ростуризм, Роспотребнадзор. Нам к этому нечего добавить. Все это находится на сайтах ведомств. Все наши граждане: и находящиеся в Китае, и которые планировали там побывать, имеют возможность ознакомиться, и мы надеемся, будут делать для себя правильные выводы с учетом интересов собственной безопасности.

Россия. Южный Судан > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 28 января 2020 > № 3276792 Сергей Лавров

Инвестору подали швартовый

Южные порты ожидает перезагрузка

Текст: Сергей Винник, Александр Гавриленко

2020 год может стать временем перемен для развития речных и морских портов на юге России. Сразу несколько инвесторов заявили о готовности реализовать крупные проекты модернизации действующих портовых мощностей и строительства новых. Корреспонденты "РГ" выяснили перспективы реализации этих планов.

Отгрузят на паях

Власти Республики Крым видят будущее морских портов в создании концессии с частным бизнесом. В перспективе порты Крыма могут стать перевалочным хабом для торговли с Ближним Востоком.

Пожалуй, сложно найти сферу экономики полуострова, которая бы больше, чем порты, пострадала от санкций. 5 - 6 миллионов тонн грузов, переваливавшихся через Севастопольский морской торговый порт в украинский период, в 2018 году сократились до 176,2 тысячи тонн. Судя по итогам первых шести месяцев 2019 года (23,4 тысячи тонн) в минувшем году результаты будут еще скромнее. В сентябре 2019-го правительство Севастополя предоставило дирекции порта субсидию в размере 54 миллионов рублей на погашение текущей задолженности. Изменить ситуацию, считают в администрации, может сотрудничество с частным бизнесом, заинтересованным в увеличении перевалки груза. В Севастопольском порту 2019 год завершился инвентаризацией, которая должна актуализировать активы предприятия. Просто сдавать причалы в аренду городские власти не планируют.

- Все будет строиться по концессионной модели: предприятие реализует проект и получает определенные льготы, - раскрыл подробности врио губернатора Севастополя Михаил Развожаев. - Город остается собственником всего имущественного комплекса порта. Детали соглашения, на условиях которого мы будет строить отношения с концессионерми, сейчас прорабатываются.

Основной поток грузов, как и в прежние годы, составят зерно, нефть, строительные материалы. Кроме того, в качестве резерва развития порта в городе рассматривают перспективу создания рыбохозяйственного комплекса. Стратегию оздоровления предприятия городские власти намерены презентовать на Сочинском экономическом форуме.

Инвесторы хотят гарантий

Сейчас ГУП РК "Крымские морские порты" объединяет семь филиалов. Это торговые порты Ялты, Феодосии, Евпатории, Керчи, Керченский рыбный порт, Керченская паромная переправа и предприятие Госгидрография.

- Мы встречались с представителями крупных компаний. Феодосийская нефтебаза уже продана с торгов, крупные предприниматели хотят развивать этот кластер, - раскрыл подробности глава Крыма Сергей Аксенов. - Ведутся переговоры об аренде мощностей портов Феодосии и Керчи. Крупные российские компании готовы в частном порядке обеспечить грузооборот в наших портах.

Переговоры с бизнесом идут непросто, признался Аксенов, поскольку инвесторы хотят определенных гарантий со стороны региональных властей. Тем не менее есть обнадеживающие результаты.

В этом году Крым отправит через свои порты в Сирию 250 тысяч тонн различного зерна. Отгрузки начнутся уже весной. Раз в три месяца Крым будет отправлять в Дамаск партии подсолнечного масла по 5500 тонн за одну отгрузку. Начнет экспорт своей продукции Керченский металлургический комбинат. Помимо этого, в Крыму ожидают поставки морепродуктов и рыбы из регионов Дальнего Востока, которые также пойдут на полуостров морским путем.

- Есть предложения, которые все это позволят загрузить работой. Мы ведем индивидуальные переговоры с каждым потенциальным инвестором, - рассказал Сергей Аксенов. - Приходится их уговаривать и давать им персональные гарантии, чтобы они работали в регионе.

На Дону построят новые причалы

В это же время в Ростовской области в связи с растущим экспортом зерна объявлено о планах построить в порту четыре причала. К концу января уже выполнено около 70 процентов проектных работ. Объекты планируется построить в районе промышленной зоны Заречная на левом берегу 3143,3-го километра реки Дон, между нефтяными терминалами ООО "Росмортранс" и Новошахтинского НПЗ. По проекту перевалка суммарно будет составлять около миллиона тонн грузов в год. Компания-инвестор намерена использовать новые мощности при обработке зерновых и генеральных грузов.

Как говорят эксперты, донской регион активно наращивает экспорт зерновых и здесь уже давно заявляли о планах увеличить перевалочные мощности.

- Нынешний сезон отличается спадом экспорта зерна из РФ, так что особого дефицита портовых мощностей нет. Но, как подсчитали специалисты, нам необходимо как минимум в полтора раза увеличить нынешние портовые мощности на юге, поскольку, согласно стратегии развития АПК, к 2024 году необходимо удвоить экспорт сельхозпродукции. В основном речь идет, конечно, о зерне, - говорит редактор Национального аграрного агентства Дмитрий Беляев. - Сегодня портовая инфраструктура ЮФО позволяет вывезти за сезон 55, максимум 60 миллионов тонн зерна. И в особо активные годы перед портом Новороссийска, как я помню, в ожидании своей очереди на перевалку собирались огромные составы, до 600 вагонов. Конечно, на Кубани тоже есть планы ввода в эксплуатацию новых мощностей. В основном речь идет о строительстве глубоководных портов, которые рассчитаны на дальний экспорт. Ростовская же область с ее портами река-море рассчитана на поставки в пределах акватории Черного моря. Но именно здесь сосредоточены все крупнейшие покупатели российской пшеницы.

- Еще несколько лет назад обсуждали проект, по которому турецкие компании хотели строить на Дону несколько перерабатывающих предприятий с собственными причальными стенками. Логика проста: Турция является одним из крупнейших импортеров пшеницы из Ростовской области, при этом большую часть купленного зерна они все равно затем перерабатывают на своих заводах. Была идея построить цеха по переработке здесь же, на берегах Дона. Таким образом турецкие компании могли бы вывозить не сырье, а уже готовый продукт, то есть существенно экономить на логистике. А Ростовская область получила бы не только дополнительные действующие предприятия, рабочие места и налоги, но и "привязала" бы к себе крупных иностранных партнеров, - вспоминает советник президента Торгово-промышленной компании Ростовской области по вопросам АПК Юрий Корнюш. - К сожалению, тогда планы не были реализованы. Но сама идея никуда не делась, насколько мне известно, она прорабатывается сегодня.

А как у соседей

В Краснодарском крае, по информации департамента инвестиций и развития малого и среднего предпринимательства региона, до 2030 года также планируют реконструировать несколько крупных морских портов. Эту работу будут проводить в рамках проекта "Развитие южного экспортно-импортного хаба". Помимо портов и инфраструктуры предполагается расширить аэропорт Краснодар, возвести новые и модернизировать действующие железнодорожные магистрали и автотрассы. Это позволит обеспечить рост экспорта, увеличить грузо- и пассажирооборот, а также создать более 10,2 тысячи новых высокопроизводительных рабочих мест. К примеру, в Новороссийске построят крупный продовольственный хаб для кратковременного хранения товаров народного потребления, продуктов питания и их комплектации к отправке в магазины розничной торговой сети. Инвестиционный проект представят на форуме в Сочи. Предполагается, что площадь хаба составит около 19 тысяч квадратных метров, а грузооборот оценивается более чем в 1,5 миллиона тонн в год. Общая стоимость проекта - миллиард рублей.

Американская «сделка века»

что ждёт Ближний Восток?

Рами Аль-Шаер

Западные СМИ обещают, что президент США Дональд Трамп уже в ближайшее время сделает достоянием публики детали его плана урегулирования арабо-израильского конфликта. Этот план известен под громким названием «Сделка века», и о нем уже давно говорят и на Западе, и на Ближнем Востоке. Некоторые особенности американского плана, судя по всему, уже просочились в высшие эшелоны таких стран как Израиль, Иордания и Франция. Но, судя по всему, не только в них. Ливанский телеканал «Аль-Майядиин», например, сообщил телезрителям, что, согласно черновику плана, Иерусалим не будет разделён, а останется единым под израильским контролем, хотя «некоторую ответственность» Израиль будет делить с палестинским государством. По полученной мной информации, «сделкой века» разрешено объявить некоторые районы восточного Иерусалима столицей государства Палестины.

Налицо, таким образом, первое нарушение принятой в 1947 году Генеральной Ассамблеей ООН резолюции 181 «О разделе Палестины на два государства», где определены границы Палестинского и Израильского государств, в том числе разделение Иерусалима на Западный и Восточный, а также нарушение резолюции Совбеза ООН, который давным-давно определил, что столицей Палестинского государства должен быть Восточный Иерусалим. План Трампа также якобы предусматривает, что будет образована «Новая Палестина» на территориях Западного берега Иордана и в секторе Газа, но участки земли, на которых располагаются еврейские поселения, останутся в суверенитете Израиля. Налицо, таким образом, второе грубейшее нарушение резолюции, согласно которой все израильские поселения на палестинской земле являются незаконными и должны быть демонтированы.

Хочу подчеркнуть (создаётся впечатление), что одна из основных целей «сделки века» - похоронить все решения ООН, которые определили границы Израильского и Палестинского государств и нанести ущерб всем усилиям мирового сообщества, в том числе России, для справедливого решения арабо-израильского конфликта.

Но этим нарушения международного права не ограничиваются. Напомним, что израильский премьер Нетаньяху ещё осенью пообещал, что он аннексирует долину реки Иордан ещё до окончания президентских выборов или же сразу после них. Зять Трампа Джаред Кушнер, правда, посоветовал Нетаньяху не делать этого, пока «Сделка века» не будет реализована. Но этот совет – лишнее доказательство, что и палестинцев, и мировую общественность хотят обмануть: сначала навязать арабам «Сделку века», а потом поставить палестинцев перед фактом аннексии одной из важнейших территорий палестинского государства.

Я не удивлюсь, если в опубликованном тексте американского плана обнаружатся и другие сюрпризы. Пока же обратим внимание на тот факт, что американский план есть, по сути дела, «фальшивая сделка», потому что изначально, (видимо) задуман как обман палестинского народа, и по сути своей призван надолго, если не навсегда, лишить этот народ законных прав на независимое существование в пределах отведённых для его государства границ. А то, что его опубликование планируется именно сейчас, в очередной раз доказывает, что он исключительно выгоден и президенту Трампу, и премьер-министру Нетаньяху. Ведь у обоих сейчас непростые времена. В Сенате США дебатируется вопрос об импичменте Трампа, и ему крайне важна поддержка американских евреев, особенно миллиардеров. Нетаньяху обвиняется в таких преступлениях, как дача взятки, подлог и подрыв доверия, и «Сделка века» может стать для него палочкой-выручалочкой: он обгонит по популярности своего соперника на выборах - Ганца и, возможно, даже получит «иммунитет» от судебного разбирательства.

Широковещательное опубликование «Сделки века» явится, таким образом, подарком для обоих. Американский президент неминуемо заявит, что в то время, как он решает мировые проблемы, насущные не только для Ближнего Востока, но и для всего мира, демократы пытаются ему помешать, выдвигая обвинения столь же абсурдные, сколь и разрушающие его политику, направленную на обеспечение интересов США и их главного союзника в ближневосточном регионе. Премьер-министр заявит, что его дружба с Трампом и обеспечение реализации «Сделки века» есть результат его мудрой политики и умелого стратегического маневрирования, в то время как люди, требующие расследования его повседневной внутренней политики, есть интриганы и политиканы, действующие в интересах завистников и оппозиционных лидеров. И в США, и в Израиле внимание общественности будет приковано к тому, как воспринимают американский план в регионе и в мире, а не к личным проблемам двух государственных мужей.

Кроме того, надо признать, что время оба выбрали крайне удачно. 23 января Путин, прибывший в Израиль на форум «Сохраняем память о Холокосте, боремся с антисемитизмом», встретился с Нетаньяху и другими деятелями, но для общественности страны ещё более важно, что он встретился также с матерью осуждённой за контрабанду и хранение наркотиков в РФ израильтянки Наамы Иссахарза. Это тоже идёт в зачёт Нетаньяху. Наконец, нельзя недооценивать важность форума с точки зрения симпатии мировой общественности к евреям, которые понесли страшные жертвы в годы Второй Мировой войны, и Нетаньяху в очередной раз выступил на этом международном форуме как сторонник твёрдой борьбы против антисемитизма, защитник евреев во всех странах мира.

На форум, посвящённый памяти жертв фашистского геноцида в отношении евреев и борьбе с антисемитизмом, приехало около пятидесяти мировых лидеров и крупных политических деятелей. Отношение мировой общественности к Холокосту – это пример скорби о евреях, погибших в концлагерях и умерщвлённых германскими нацистами с помощью их пособников из числа латышей, литовцев, украинских националистов и прислужников фашизма из других стран. Юдофобами и антисемитами в Европе было уничтожено более трети всех евреев на нашей планете. Это величайшая мировая трагедия. Форум в Израиле, разумеется, - наглядный пример решимости большинства народов на нашей планете не допустить повторения страшной трагедии такого рода.

Вместе с тем, скорбя вместе с евреями о гибели миллионов ни в чём не повинных людей на территории Европы, трудно не вспомнить о том, что живущий рядом с израильским народом палестинский народ испытывает сегодня страшные тяготы, живёт в условиях оккупационного режима. А режим этот создан евреями, в исторической памяти которых страдания и угнетения, пережитые ими в Европе, должны были, думается, выработать иммунитет против превращения палестинских территорий в огромный концлагерь.

Так думают, кстати, и многие люди в самом Израиле. Израильский журналист Гидеон Леви так написал в газете «Гаарец» относительно форума, прошедшего в последние дни: «Быть гостями в Израиле и не упомянуть о преступлениях, которые он совершил; отдать дань памяти Холокосту и проигнорировать его уроки». Это горькие слова, но их суть понятна: человечество помнит трагедию евреев, но очень мало делает, чтобы трагическим событиям в Палестине был положен конец. Президент Владимир Путин одновременно с посещением Иерусалима также посетил Палестинскую территорию и встретился с руководством Палестины, где выразил поддержку Россией борьбы палестинского народа для достижения своих национальных прав в создании независимого государства Палестины в рамках решения Организации Объединенных наций.

Более того, значительная часть палестинского народа сознаёт, что он даже не является участником «Сделки века». Если он согласится на условия, которые выдвинет Трамп, всегда найдётся повод, чтобы Израиль продолжил оккупацию земель в Палестине. А если американский план будет отвергнут, это даст повод Израилю начать пересмотр даже тех условий, в которых палестинский народ находится сегодня. Начнётся процесс односторонней аннексии самых важных и самых плодородных палестинских районов, сжимание палестинских территорий и выдавливание местного населения из так называемых «библейских земель».

Ряд арабских стран воздерживаются от критики американского плана, а их политики предпочитают отделываться туманными фразами. На мой взгляд, это вполне естественно. Так всегда бывает, когда государство отказывается от реального суверенитета, слепо выполняет то, что ему «советуют» делать руководители НАТО, дрожит, когда поступает окрик из-за океана. Подчинив себя воле США, которые присвоили себе право решать, что на Ближнем Востоке хорошо, а что – плохо, их союзники в регионе фактически потеряли право голоса, стали проводниками американской политики. И США знают теперь, что, даже если народы выскажут своё отрицательное отношение к американскому плану, они всё равно, не мытьем, так катаньем продавят принятие их плана в целом ряде ближневосточных государств. Если раньше сами ближневосточные страны выдвигали свои пути решения конфликта, то теперь предпочитают выглядеть, как кролики перед удавом.

Что можно сказать по этому поводу? Вспомним: во время 6-дневной арабо-израильской Войны 1967 года арабские страны Залива приняли совместное решение прекратить поставки нефти на Запад, чтобы Европа отказалась от поддержки Израиля и осуществила давление на США, бесперебойно поставлявших оружие Израилю. Мне трудно представить, что сегодня такое возможно – даже если учесть, что общественность в этих странах в своём большинстве выступит против «Сделки века». НАТО удалось связать арабские страны по рукам и ногам. Даже родина Ислама, хранительница исламских святынь, не в состоянии возражать сегодня Америке, давно известной своими антиарабскими акциями. Ряд арабских стран связан с Западом договорными отношениями довольно кабального типа настолько, что их порой называют «дистанционными пультами Вашингтона». К тому же Запад постоянно запугивает страны Залива мнимой иранской угрозой.

В Европе известие о скором опубликовании американского мирного плана также приняли с огромным скептицизмом. Западные и израильские газеты даже прокомментировали их отношение к «Сделке века» так: западноевропейские страны не собираются выдвигать свой, альтернативный мирный план, они просто дожидаются того, чтобы план американского президента развалился на глазах у всего мира. Что же касается президента Франции, то Макрон справедливо заметил: ни один мирный план никогда не увенчается успехом, если обе стороны не захотят совместными усилиями добиться мира. Палестинцы, надо полагать, могли бы пойти на изменения в границах между двумя государствами путём обмена некоторых территорий, но они явно не пойдут на принятие односторонних аннексий их земель Израилем.

В самом Израиле есть немало политиков и политологов, которые считают, что путь, выбранный Нетаньяху и якобы одобренный США, не только не улучшит положение Израиля в регионе, но наоборот, сделает его намного хуже. А «Сделка века» внесёт в это немалую лепту, так как способна превратить конфронтацию в регионе из политической в военную. Бывший израильский премьер Ехуд Ольмерт заявил, что намерение Нетаньяху аннексировать долину Иордана – это популистский и провокационный политический акт, который принесёт вред безопасности Израиля и резко отрицательно скажется на его имидже в мире. В сущности, эта акция не может иметь никаких выгод ни с дипломатической точки зрения, ни с точки зрения безопасности.

Я со своей стороны считаю, что заявления о возможной аннексии долины Иордана имели две цели. Первая – это прозондировать почву, насколько США готовы принять такое развитие событий. Там, как известно, эту инициативу не только не отвергли, но даже отнеслись к ней «с пониманием». Второй целью было вызвать какие-то отклики в арабском мире, и здесь вновь мы увидели, как арабские страны, включая Иорданию, находящуюся на Восточном берегу Иордана, выдавили из себя не резкое осуждение, а нечто вроде нечленораздельных междометий. Теперь становится понятно, что намерение аннексировать долину Иордана перестало быть «идеей», а принимает форму осознанной политической цели, которую Нетаньяху ставит перед своим государством.

Как палестинец, я считаю себя просто обязанным высказать свою точку зрения на то, как могут пойти дела на Ближнем Востоке после опубликования «Сделки века». Верна эта точка зрения или нет, покажет время, но эту точку зрения поддерживают политологи в Сирии, Ираке и Иране, не говоря уже о палестинцах. Делается это на основе разных фактов и факторов, действующих в регионе в наши дни.

Начну с того, что в ряде стран региона враждебность к Израилю в целом на уровне общественности возрастёт. Я предвижу такое развитие ситуации в южной части Ливана, в значительной части Сирии, в южном и центральном Ираке, в Иордании, в Йемене и даже в некоторой части Саудовской Аравии. Резко враждебно будет относиться к Израилю и Иран, особенно после публикаций в печати, в которых сообщалось о том, что израильская разведка помогла американцам убить генерала Сулеймани, народного героя Ирана.

Враждебность, увы, часто принимает форму партизанских действий на уровне отдельных личностей или даже акций смертников-одиночек. Чем больше будет районов, которые аннексирует Израиль, тем больше будет подобных акций и, следовательно, тем больше будет угроза безопасности граждан Израиля. Израильская контрразведка сообщает о том, что ежегодно нейтрализует от полутысячи до тысячи террористических актов, но речь идет в основном об актах борьбы за освобождение своей родины, а также отчаяния людей, доведенных буквально до умопомрачения. Израиль ещё никогда по-настоящему не сталкивался с организованным партизанским сопротивлением, и было бы большим несчастьем для его народа, если бы это приняло крупные масштабы. Кроме того, ущемление национальной гордости арабов может вызвать новый всплеск терроризма на Ближнем Востоке.

Всё это вполне реально также и по целому ряду иных причин. Первая – это разобщённость палестинцев, в том числе напряженные отношения между руководителями Палестинской автономии и руководителями Хамас в секторе Газа. Было время, когда этот раскол израильтянами приветствовался; теперь они могут горько пожалеть об этом. Отряды Хамас сегодня значительно лучше обучены и оснащены, чем прежде, и они даже бросают вызов египетским подразделениям на границе сектора Газа. Махмуд Аббас, палестинский президент, не имеет должного авторитета в Газе: после того, как власть там силой захватило движение Хамас, оно полностью игнорирует ООП, включая ФАТХ, которая является самой крупной составной частью ООП, и, соответственно, руководство Палестинской автономии.

В ответ ФАТХ в конце декабря обвинила ХАМАС в том, что оно, в сущности, способствует продвижению американского плана, так как глава Хамас Исмаил Ханийя не только не может представлять палестинский народ, но более того – он представляет тех, кто плетёт заговоры против палестинского народа. Как видим, налицо раскол, обострение отношений между двумя районами, в которых проживает палестинское население, и, значит, израильтянам придётся иметь дело с двумя силами, которые не собираются договариваться между собой. Вместе с тем, Махмуд Аббас объявил, что реализация «Сделки века» заставит палестинское руководство на Западном берегу принять те меры против Израиля, на которые Палестинская автономия вполне способна: он отзовёт признание Израиля, что аукнется во всем арабском мире, и перестанет координировать на Западном берегу усилия по обеспечению безопасности с израильской армией. И то, и другое способно привести к хаосу.

Между тем, политологи, знакомые с американским планом, напоминают, что он предусматривает создание некоего палестинского государства как достижение трёхстороннего соглашения между Израилем, Палестинской автономией и Хамас. В нынешних условиях это соглашение остается утопией, а реализация американского плана остается возможной только с применением силы - либо израильской, либо натовской. И в одном, и в другом случае речь идет о новом кровопролитии. Палестинцам в их нынешнем положении терять, в сущности, нечего. Но что будет, если вооружённые столкновения охватят чуть ли весь регион?

Нужно напомнить ещё, что руководители Палестинской автономии предупредили администрацию США: американский план вместо того, чтобы принести мир на землю Палестины, вызовет массовые протесты и на Западном берегу, и в секторе Газа. Абсурдность ситуации ещё и в том, что Трамп и его окружение, входя в контакт с союзниками США по поводу «Сделки века», не соблаговолили хотя бы проконсультироваться относительно своего плана со стороной, играющей главную роль в достижении мира: с палестинским народом. Неудивительно, что палестинцы расценили план Трампа как «американо-сионистский заговор».

Ближневосточные политологи справедливо заметили, что «Сделка века» сыграла своего рода положительную роль для палестинцев на Западном берегу и в секторе Газа: она заставила их выработать некую сходную позицию. А уже это грозит созданием единого фронта против американского плана и для ликвидации угрозы аннексии палестинских территорий. Если раньше Махмуд Аббас рассчитывал на американскую помощь для поддержания более или менее сносного уровня жизни в Палестинской автономии, то после решения Трампа в 2017 году признать Иерусалим столицей Израиля сотрудничество Палестинской автономии и США практически сведено на нет. Для политиков Палестины - США и его натовские союзники потеряли всякий авторитет как посредники в ближневосточном урегулировании. А две палестинские организации, имеющие долгий опыт национально-освободительной борьбы – Народный Фронт Освобождения Палестины и Демократический Фронт Освобождения Палестины – призвали палестинский народ к народному восстанию против политических махинаций США и Израиля.

Возможно, это ещё не завершение того провала, к которому идёт американский план, но я искренне верю в то, что трамповскую авантюру со «Сделкой века» ждёт позорное отступление. Его постигнет та же участь, что постигла все предыдущие мирные планы США, которые Америка выдвигала на протяжении последних 27 лет, начиная с дьявольски хитроумного Соглашения в Осло. Более того, надеюсь также, что все те ближневосточные политики и стратеги, которые под влиянием западных СМИ и с благословения неоимпериалистов из НАТО, щедро раздающих подачки, уйдут с международной арены. Им настало время уйти, освободить место для молодых, преданных своим народам, настоящим борцам, которые ведут дело не к расколу народных движений, а к сплочённому фронту за независимость и суверенитет арабских народов. И первым их походом должно быть развенчание и срыв планов США и их союзников в регионе, которые хотят сохранить закабаление арабских стран. Новые поколения ни в коем случае не должны допустить это.

США. Израиль. Палестина > Внешэкономсвязи, политика > zavtra.ru, 27 января 2020 > № 3281815 Рами Аль-Шаер

В Сирии магазины объявили патриотическую акцию

Новости, Дмитрий Виноградов. Предприниматели Сирии решили по-своему ответить на ослабление национальной валюты - объявили акцию "купи товар за один фунт", которая вызвала серьезный ажиотаж среди местных жителей, передает корреспондент РИА Новости.

В последние два месяца курс сирийского фунта к доллару США был довольно нестабилен. Так, при официальном курсе в 435 фунтов за доллар на черном рынке американскую валюту можно было продать за 1000, а временами даже за 1200 фунтов. Сейчас спрос на доллары несколько снизился, на черном рынке за него дают 900 фунтов.

Происки США или кризис в соседних странах

Чтобы исправить ситуацию, 18 января президент Сирии Башар Асад подписал указ с ужесточением меры наказания за использование иностранной валюты при расчетах. Теперь за обмен на черном рынке правонарушитель рискует лишиться свободы сроком на семь лет и должен будет выплатить штраф в двойном размере от операции или платежа, при котором использовалась иностранная валюта. Еще одной новой поправкой к закону президент Сирии ужесточил наказание за распространение через СМИ или социальные сети ложной информации о состоянии национальной валюты или ложной информации, которая может повлиять негативно на стабильность фунта. За подобные нарушения полагается лишение свободы и штраф в размере 5 миллионов сирийских фунтов (около 700 тысяч рублей).

Кроме того, Сирийский центральный банк 20 января объявил о начале обмена валюты по курсу 700 фунтов за доллар без требований предоставить какие-либо документы о происхождении средств у граждан.

Местные эксперты объясняют возникший в Сирии валютный кризис ситуацией в соседнем Ливане, где многие сирийские банки и крупные бизнесмены хранили валюту. Теперь часть этих вкладов оказалась заморожена, соответственно, возник дефицит валюты и в самой Сирии. Как следствие, поползли вверх и цены на импортные товары. В свою очередь, премьер-министр Имад Хамис заявил, что на фоне последних побед сирийской армии на фронтах противники Сирии, в первую очередь США, продолжили давление на арабскую республику путем ужесточения санкций и с помощью "официального объявления о краже сирийской нефти и поддержки хаоса и напряженности в соседних странах". Премьер отметил, что путем экономического давления, в первую очередь путем повышения курса валюты, население Сирии пытаются настроить против государства.

Акция "Почти даром"

Стабилизацией родной валюты в Сирии занялось не только правительство. Местные торговцы объявили акцию "купи товар за один фунт". Для участия в акции надо найти в своих запасах монетку в один фунт (примерно 10 копеек в пересчете на российскую валюту по официальному курсу) и прийти в магазин, который участвует в этой акции, и выбрать акционный товар. Многие магазины также предлагают товар не за одну монетку, а за несколько, причем по правилам акции нельзя использовать монеты в 2, 5 или 10 фунтов - нужно платить именно несколькими монетами по одному фунту. Продавцы объясняют, что хотят поддержать самую мелкую монету и вообще сирийский фунт как таковой. Таким образом, более крупные монеты в акции не участвуют.

Проблема в том, что такая мелкая монета уже много лет не используется, и у многих сирийцев ее попросту нет - обычно в ходу монета в 50 фунтов или банкноты в 100 и 200 фунтов. Впрочем, незадачливым гражданам, которые давно уже выкинули монетки за ненадобностью, всегда могут прийти на помощь ушлые торговцы с того же черного рынка, которые продают такие монетки за 200, 300, а то и 400 фунтов.

С другой стороны, возле магазинов, которые действительно выкладывают товар за фунт, обычно собираются огромные толпы граждан, желающих получить что-нибудь по дешевке. Местные магазины одежды проводят распродажу свитеров и штанов "за один фунт" - зимняя одежда актуальна для местной погоды (плюс 12 градусов и солнце). Киоски с фастфудом продают тарелки с рисом и курицей, в акции участвуют даже аптеки и магазины электроники - конечно, они выставляют на продажу по акции не весь товар, а только одну недорогую позицию.

Местный студент Махмуд рассказал РИА Новости, что купил за двадцать монеток по одному фунту свадебное платье для своей невесты - он как раз собирался жениться, но хорошее платье стоит не меньше 400 долларов, а по акции удалось купить наряд, получается, всего за 3 цента.

"Моя невеста осталась довольна и похвалила меня за находчивость. Нельзя сказать, что это какое-то старое платье или некачественное - нет, вполне приемлемое", - рассказал Махмуд РИА Новости. Он признался, что монетки удалось получить после того, как он пошел к товарищу, работающему в банке - тот согласился разменять банкноту в 100 фунтов мелочью.

По словам Махмуда, теперь он думает, во что инвестировать остальные монетки.

"Проблема в том, что тебе надо ходить по городу и искать, где идет такая акция. Найти не сложно - там всегда большие толпы зевак и любителей поискать удачу", - объясняет он.

Махмуду, после того, как он купил действительно нужный ему товар, тратить время на это некогда - он занят подготовкой к экзаменам. По одному из предметов он получил 94 балла, и преподаватель в шутку предложил Махмуду купить недостающие шесть баллов по одной монетке за каждый.

Ажиотаж вокруг фунта

Еще одной местной жительнице по имени Ханан пришлось покупать монетку на "черном рынке" - у вдруг ставших популярными антикваров. За монету она выложила ни много ни мало 300 номиналов. Потом возникла проблема, что Ханан не могла найти действительно стоящий товар, на который стоило бы потратить заветную монетку. В результате она ограничилась покупкой килограмма сахара "за один фунт" - его цена обычно доходит до 700-800 фунтов, так что девушке все-таки удалось сэкономить.

Ажиотаж вокруг акции приводит к казусам - время от времени среди сирийцев проходит ложный слух о том, что за монетку можно купить машину или дорогой телефон. Тогда они начинают штурмовать дорогой магазин или салон с требованием продать им что-нибудь всего за фунт. Так получилось, например, с одним ювелирным магазином в Латакии - среди местных жителей прошло известие, что в магазине всего за одну монету можно купить грамм золота (на самом деле грамм золота 585 пробы стоит 22,5 доллара). Возле магазина собралась толпа азартных участников акции, да и просто зевак, которые несколько часов не давали проходу обычным покупателям. Разогнал незадачливых "счастливчиков" лично хозяин магазина, который обрушился на них с криками: "Вы с ума посходили! никто не будет вам грамм золота за один фунт продавать!"

Впрочем, акция продолжается, и "волшебные" монетки еще можно поменять в других, более патриотических магазинах.

Защита берегов: в Пентагоне призвали брать пример с России

Адмирал США призвал брать пример с России в военной сфере

Рафаэль Фахрутдинов

США и НАТО должны брать пример с России в тактике защиты своих берегов, заявил командующий Военно-морскими силами США в Европе Джеймс Фогго. По его словам, российские Вооруженные силы следуют концепции сдерживания противника, называемой A2AD. Для этого ВС РФ используют умные мины, противокорабельные крылатые ракеты и береговые радары.

Командующий Военно-морскими силами США в Европе Джеймс Фогго призвал НАТО брать пример с России в тактике защиты своих берегов.

Как рассказал адмирал в интервью изданию Defense Writers Group, даже если российские Вооруженные силы не обладают большими ресурсами на каком-то плацдарме, то все равно действуют эффективно при предупреждении угроз извне.

«Что касается оборонительных возможностей, то, как я сказал нашим союзникам и партнерам, если вы ограничены в количестве ресурсов, которыми вы собираетесь защищать свои берега, тогда подумайте, что русские делают с A2AD и аналогичными системами. Умные мины, противокорабельные крылатые ракеты, береговые радары», — пояснил военный.

A2AD (англ. anti-access and area denial — ограничение и воспрещение доступа и маневра) — концепция сдерживания противника (как правило комплексом вооружений) путем создания повышенной опасности для дислоцирования или перемещения сил противника в защищаемую местность.

В заметке также указывается, что российские военные на регулярной основе находятся в сирийском порту Тартус, а также защищают в соответствии с системой A2AD свои крымские берега.

«Что касается A2AD, то наращивание в Крыму зенитно-ракетных С-300, С-400, радиолокационных систем береговой обороны, противокорабельных крылатых ракет и тому подобного способно закрыть доступ к водам вокруг этой территории»,— резюмировал американский военачальник.

Несколько дней назад стало известно, что военное присутствие США в Европе достигло рекордного уровня с начала века, об этом заявил генсек НАТО Йенс Столтенберг на совместном заседании комитета Европейского парламента по иностранным делам и подкомитета по обороне и безопасности.

Он уточнил, что через несколько недель начнутся крупнейшие учения «Защитник — 2020» (Defender 2020). Для участия в них в Европу прибудут 20 тыс. военных из США.

Столтенберг напомнил, что после холодной войны Вашингтон обоснованно сокращал свое военное присутствие в Европе, а сейчас американских солдат и вооружений там больше, чем когда-либо. При этом Столтенберг не назвал в своем выступлении конкретных цифр о численности американских военных в Европе сегодня.

«Парадокс в том, что, несмотря на все наши разногласия, мы (европейские страны и США — «Газета.Ru») сейчас делаем вместе больше, чем когда-либо», — отметил он.

Столтенберг призвал европейских парламентариев признать, что Евросоюз нуждается в НАТО и участии США, Канады и Турции в сдерживании России, «диалоге с ней о контроле над вооружениями», борьбе с терроризмом и поиске ответов на вызовы со стороны Китая. Учения «Защитник — 2020» станут самыми масштабными за 25 лет маневрами США в Европе.

Ранее военный источник ТАСС в НАТО пояснял, что это будут именно американские маневры под американским командованием, а структуры Североатлантического альянса будут играть в ходе учений подчиненную роль: заниматься логистикой и координацией действий контингентов 17 стран-партнеров США, которые примут участие в маневрах.

Целью этих учений заявлено повышение боеготовности стран НАТО и сдерживание возможных противников. Всего в них будет задействованы 37 тыс. человек.

Маневры начнутся в марте. Центром их проведения станет Германия, но различные элементы учений будут проходить на территории десяти государств военного блока, в том числе вблизи российских границ — в Польше и странах Балтии.

Что касается защиты свои берегов, то накануне Федеральное управление гражданской авиации США (Federal Aviation Administration, FAA) выпустило летное уведомление на 16-24 января, предупреждающее гражданских и коммерческих пилотов на юго-востоке США, что «обращение к GPS в указанный период может привести к ненадежному или недоступному GPS-сигналу».

Подавление активно-шумовыми помехами системы глобального позиционирования GPS осуществляется средствами РЭБ с военно-морской базы Норфолк, штат Вирджиния. Мероприятие проходит в рамках крупных учений, которые в настоящее время проводятся американскими моряками у восточного побережья США.

В статье Military Times отмечается, что в еще начале февраля 2019 года 4-я авианосная ударная группа проводила аналогичные постановки активных помех системе GPS в том же районе.

При этом, согласно данным навигационного центра береговой охраны США, федеральное правительство «должно проводить тесты GPS и учения, которые включают в том числе и помехи для приемников GPS».

Заглянуть за границу: НАТО берет Россию под колпак

Беспилотники НАТО приступают к регулярным полетам вдоль границ России

НАТО завершает формирование системы воздушной разведки и наблюдения AGS (Alliance Ground Surveillance), частью которой являются беспилотные летательные аппараты (БЛА) стратегического класса RQ-4 Global Hawk Block 40. «Газета.Ru» — о том, как Североатлантический альянс будет следить за Россией.

Еще на саммите НАТО в Чикаго в 2012 году был подписан контракт на поставку системы воздушной разведки наземных целей НАТО AGS (Alliance Ground Surveillance).

AGS предназначена для слежения с воздуха за наземной и надводной обстановкой режиме, близком к реальному времени, в любое время суток и в любых погодных условиях с помощью БЛА класса HALE (High Altitude Long Endurance).

Система AGS NATO предоставит альянсу способность контролировать с воздуха значительные по площади участки земной и морской поверхности с большого удаления от разведываемых объектов. Вся разведка будет осуществляться только из международного или союзного воздушного пространства.

Организационно ядро системы (NATO AGS Core System) включает командование (Support Segment), наземный компонент (Ground Segment) и воздушный компонент (Air Segment), основные силы и средства которых развертываются на авиабазе ВВС Италии Сигонелла (Сицилия), которая также будет использоваться как база Объединенной системы сбора информации, наблюдения и разведки НАТО (JISR), центр подготовки персонала и сбора данных.

Наземный компонент будет состоять из восьми транспортируемых и восьми мобильных автоматизированных комплексов сбора, обработки, связи и управления разведывательными средствами систем C2ISR (Command, Control, Intelligence, Surveillance and Reconnaissance), обеспечивающих прямую радиосвязь или спутниковое широкополосное высокоскоростное соединение с БЛА. Наземные элементы могут развертываться на театрах военных действий в различных конфигурациях.

Воздушный компонент первоначально будет включать пять БЛА RQ-4D. Эти аппараты, для которых иногда используется название Alliance Hawk, разработаны на базе БЛА RQ-4B Global Hawk модификации Block 40 ВВС США. Его конструкцию компания Northrop Grumman специально адаптировала под особые требования программы AGS, определенные Североатлантическим советом и ВГК ОВС НАТО в Европе.

Пятнадцать государств НАТО подписали меморандум о взаимопонимании по вопросу совместной реализации программы создания системы AGS в сентябре 2009 года. Данный документ заложил законодательную базу для разработки системы, установил бюджет и организационную структуру программы. Одновременно были созданы Организация по управлению программой AGS НАТО (NAGSMO) и Агентство по управлению программой AGS (NAGSMA), которые несут ответственность за ее реализацию.

С момента подписания начального меморандума из числа 15 участников программы по разным причинам выбыли Канада, Дания и Польша, однако присоединилась Эстония.

В настоящее время в программе приобретения системы AGS участвуют Болгария, Чехия, Эстония, Германия, Италия, Латвия, Литва, Люксембург, Норвегия, Румыния, Словакия, Словения и США. В то же время все 28 стран Североатлантического альянса должны участвовать в поддержке системы AGS в процессе эксплуатации.

Первый из пяти БЛА RQ-4D системы AGS NATO 21 ноября 2019 года приземлился в Европе на авиабазе Сигонелла (Сицилия, Италия), на своем новом аэродроме постоянного базирования. Еще в октябре в альянсе объявили, что для БЛА RQ-4D при выполнении ими разведывательных полетов выбран позывной «MAGMA».

Как и RQ-4B Global Hawk Block 40, БЛА НАТО оснащены разработанной по программе MP-RTIP (Multi-Platform Radar Technology Insertion Program) радиолокационной станцией AN/ZPY-2 (обозначение ВВС США). Эта РЛС с активными фазированными антенными решетками трехсантиметрового диапазона (X-band) обеспечивает режимы отображения движущихся наземных целей GMTI (Ground Moving Target Indicator), низколетящих воздушных целей, бокового обзора с синтезированной апертурой (SAR) и наземной радиолокации высокого разрешения.

Беспилотные летательные аппараты стратегической разведки RQ-4D Global Hawk Block 40 могут находиться в воздухе до 30 часов. Их средства разведки с высоты в 18 км смогут фиксировать все, что происходит на глубине более 200 километров от государственной границы России.

«Нет оснований сомневаться, что основные задачи разведки НАТО, осуществляемой с помощью БЛА стратегического класса, будут заключаться в определении возможных замыслов руководства Вооруженных сил России на ведение боевых действий, вскрытии всех особенностей повседневной деятельности армии и флота, группировок войск, мест расположения (координат) средств ядерного нападения, состава авиационной группировки, ее базирования и возможностей, системы ПВО, выявлении местоположения пунктов управления, узлов связи, важнейших объектов тыла», — рассказал «Газете.Ru» экс-замначальника Главного оперативного управления Генштаба ВС РФ генерал-лейтенант Валерий Запаренко.

В этом случае возникает вполне естественный вопрос — каков будет ответ России на проводимые со стороны НАТО разведывательные мероприятия.

«Есть все основания полагать, что в этом случае существенно возрастут по объему и сложности мероприятия, осуществляемые в соответствии с планами по комплексному противодействию иностранным техническим разведкам», — считает генерал Запаренко.

Не приходится сомневаться, полагает военачальник, что будет значительно усилена скрытность деятельности штабов, войск (сил), военных объектов и увеличен объем мероприятий по введению противника в заблуждение относительно состава, состояния и действий войск (сил) в ходе повседневной деятельности, а также усилена маскировка войск и объектов, обеспечены полная безопасность связи и информации, необходимый режим секретности.

«Эффективность скрытия деятельности войск должна быть обеспечена активностью, убедительностью, непрерывностью, комплексным характером и разнообразием всех проводимых мероприятий, сохранением их в строгой тайне, а также организацией постоянного контроля за их осуществлением», — убежден Запаренко.

Что касается отечественных аппаратов, то, как ранее писала «Газета.Ru», работы в сфере БЛА среднего и тяжелого класса в настоящее время ведутся по нескольким направлениям.

В апреле 2019 года российские ВКС впервые применили ударные беспилотные летательные аппараты типа «Орион-Э» при атаке объектов террористических формирований в сирийской провинции Хама.

Первоначально «Орион» разрабатывался как разведывательный аппарат большой продолжительности полета. В 2017 году аппарат демонстрировался на авиасалоне МАКС и форуме «Армия». По ходу разработки аппарату было решено придать и ударные функции. До этого на оснащении Вооруженных сил России (в отличие от ВС США, Израиля, Китая) ударных БЛА попросту не было.

Размах крыла «Орион-Э» составляет 16 м, длина аппарата — 8 м, БЛА способен нести до четырех ракет класса «воздух-земля». Крейсерская скорость полета «Ориона» находится в диапазоне от 120 до 200 км/ч. Практический потолок составляет 7500 м. Максимальная продолжительность полета — 24 часа, радиус боевого применения — до 300 км.

Интегрированный разведывательно-ударный вариант и рассматривается к постановке на вооружение частей ВКС России после получения опыта боевого применения аппарата в Сирии.

Что касается тяжелых беспилотных летательных аппаратов стратегической разведки типа Global Hawk, то круг стран, способных создать такие системы, относительно невелик. Однако в их число в настоящее время входит и Россия.

К примеру, БЛА «Альтаир», рассказал «Газете.Ru» главный редактор журнала «Беспилотная авиация» Денис Федутинов, выполнен по нормальной аэродинамической схеме с высоко расположенным крылом большого размаха и V-образным оперением. Взлетная масса аппарата, по имеющимся данным, достигает 7,5 т, размах крыла — 28,5 м. На БЛА использовано трехопорное убираемое колесное шасси. В конструкции БЛА широко использованы композиционные материалы.

Согласно имеющимся данным, БЛА должен иметь возможность выполнять полеты длительностью до 2 суток. Дальность действия при этом не ограничивается каналом связи прямой видимости благодаря использованию также спутникового канала.

В качестве полезной нагрузки на БЛА «Альтаир» могут быть использованы станция оптической видовой разведки и РЛС бокового обзора. Предположительно, аппарат оборудован гиростабилизированой оптико-электронной системой наблюдения (ГОЭС), состоящей из тепловизионного канала с неохлаждаемым детектором и камерами высокого разрешения видимого диапазона, установленными на гиростабилизированной поворотной платформе. РЛС, вероятно, размещается в центральной части фюзеляжа. Общая масса полезной нагрузки при этом может превышать тонну.

«Сейчас БЛА «Альтаир» активно проходит летные испытания. Между тем, впереди предстоит еще довольно большая работа по отладке систем, доводке БЛА до заданных заказчиком характеристик», — подчеркнул главный редактор журнала «Беспилотная авиация».

«Таким образом, можно предположить, что для успешного завершения данного проекта и выполнения имеющихся требований заказчика потребуется еще несколько лет», — считает Федутинов.

В этом нет ничего необычного, полагает специалист. К примеру, от первого полета БЛА Global Hawk до передачи первых экземпляров заказчику прошло порядка шести лет. И это в условиях стабильно финансируемой компании с многолетним заделом по тематике систем БЛА, с доступными на рынке подсистемами и т.д.

«С учетом исключительно высокой важности данного проекта для российских военных подождать все-таки стоит», — заключает Денис Федутинов.

«Свой путь»: глава МИД Австрии исключил Россию из Запада

Глава МИД Австрии: безопасность в Европе без Москвы невозможна

Иван Апулеев

Россия могла стать частью западного сообщества, но в итоге выбрала «свой собственный путь». Об этом заявил министр иностранных дел Австрии Александр Шилленберг в интервью газете Wiener Zeitung.

«Была как-то надежда, что события будут развиваться в этом направлении. Однако же Россия избрала свой путь. <...> Вена же хочет хороших отношений и с Москвой, и с трансатлантическими партнерами», — подчеркнул глава австрийского МИДа.

Шилленберг подчеркнул, что для Австрии важными партнерами являются как Россия, так и США. Причем «в долгосрочной перспективе» обеспечить европейскую безопасность без участия России невозможно, добавил он.

Кроме того, глава МИД Австрии отметил, что именно его страна старалась поддерживать диалог с Россией, несмотря на ухудшение отношений Запада и Москвы.

Ранее немецкие СМИ также признали, что без России миру не обойтись и успехи Москвы на международной арене отрицать нельзя. Такое мнение выразил в своей статье журналист немецкой газеты Der Tagesspiegel Мальте Лемминг. Он прокомментировал официальный визит канцлера Германии Ангелы Меркель в Москву, где она встретилась с президентом РФ Владимиром Путиным.

«Они обсудили ключевые вопросы двусторонних отношений — и политические, и экономические, и культурные. <...> Мировые политики не имеют права отрицать успехи других стран», — говорится в статье.

Именно Россия, отмечает Лемминг, играет ведущую роль на Ближнем Востоке. В частности, сирийский президент Башар Асад смог консолидировать власть благодаря поддержке со стороны Кремля. Мало кто, кроме российских властей, способен добиться стабилизации в Сирии, говорится в статье.

В начале мая 2019 года на страницах Die Welt появилась статья, в которой немецкий журналист Михаэль Штюрмер заявил, что рано или поздно Западу придется пойти навстречу России, которая вновь стала сверхдержавой.

«Россия снова стала Россией, сверхдержавой двух континентов, огромной евразийской империей с широкой сферой интересов от Средиземного моря и Ближнего Востока до Латинской Америки, оплотом православия, третьим Римом», — говорится в статье.

Ранее президент России Владимир Путин рассказал в ходе «прямой линии», что Москва не собирается распространять свое влияние на территории других государств.

«Мы не хотим вернуться к тому состоянию, в котором находился Советский Союз, когда он навязывал своим соседям, в том числе странам Восточной Европы, образ жизни, политическую систему и так далее», — отметил Путин. Президент добавил, что такие методы ведения политических взаимоотношений являются непродуктивными, затратными и бесперспективными.

При этом о России как сверхдержаве говорят и европейские политики высшего ранга. В июне 2018 года тогдашний канцлер Австрии Себастьян Курц заявил, что Москва должна поспособствовать установлению мира в Сирии и на востоке Украины.

«Сегодня у нас была возможность поговорить о международных темах, что Россия в качестве сверхдержавы имеет большое значение в Сирии и на востоке Украины, и у России большая ответственность», — сказал Курц.

Двусторонние политические контакты между Веной и Москвой остаются весьма интенсивными даже в условиях конфронтации между РФ и Западом. В 2018 году году президент России Владимир Путин и тогдашний канцлер Австрии Себастиан Курц встречались трижды. В начале октября 2018 года Курц заявил, что Евросоюзу необходимо поддерживать диалог с Россией. Об этом он сказал на пресс-конференции по итогам встречи с президентом России Владимиром Путиным. По его словам, ЕС нужно не допустить дальнейшего ухудшения отношений с Россией.

В марте 2019 года экс-советник бывшего канцлера Германии Гельмута Коля по внешним и оборонным вопросам Хорст Тельчик заявил журналу Spiegel, что президент России Владимир Путин был настроен на сближение со странами Европы. Однако Европа отвернулась от Москвы.

«Русские — не сумасшедшие и на Европу никогда нападать не будут. Москва заинтересована в обороне, это подтверждается историей.

Карл XII, Наполеон, Адольф Гитлер — это Запад всегда нападал на Россию. Что ощущает нормальный русский человек, когда узнает, что немецкие солдаты снова стоят на российской границе?» — подытожил немецкий политик.

Эрдоган и Меркель обсудили достижение перемирия в Идлибе

Алена Палажченко. Президент Турции Тайип Эрдоган заявил, что обсудил в ходе переговоров с канцлером Германии Ангелой Меркель в Стамбуле пути достижения перемирия в сирийском Идлибе и гуманитарную помощь его жителям.

"Каждый из нас должен оказать давление на (сирийский) режим, чтобы положить конец жестокости в отношении наших братьев в Идлибе. Перед ЕС стоит гуманитарная ответственность помочь Сирии. Сегодня мы с Меркель обсудили, как избавить жителей Идлиба, особенно в эту зиму, от дополнительных страданий", - сказал Эрдоган на совместной пресс-конференции с канцлером ФРГ.

В соответствии с договоренностью, достигнутой в мае 2017 года на переговорах в Астане (ныне - Нур-Султан) представителями России, Ирана и Турции, в Сирии были созданы четыре зоны деэскалации. Территория трех из них в 2018 году перешла под контроль Дамаска. Четвертая зона, расположенная в провинции Идлиб и частях соседних провинций Латакия, Хама и Алеппо, по-прежнему неподвластна правительству республики. При этом большая ее часть захвачена террористами организации "Джебхат-ан-Нусра"*.

*Террористическая организация, запрещенная в России.

Эрдоган заявил о приближении к Турции около 400 тыс беженцев

Радио Sputnik. Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган заявил, что из сирийского Идлиба к границе Турции направляются около 400 тысяч беженцев, передает РИА Новости.

По его словам, для них будет построен 10-тысячный городок.

"Сейчас около 400 тысяч жителей четырехмиллионного Идлиба двигаются к нашим границам. Отправкой палаток эту проблему решить нельзя, поэтому мы объявили мобилизацию при участии нашего общества Красного Полумесяца. Сначала будет построен 10-тысячный городок для беженцев, шаг в этом направлении уже сделан, потом мы эту практику продолжим вдоль всей границы в зоне (на территории Сирии), освобожденной от террористов. В этих домах будут все удобства", – сказал Эрдоган.

Турецкий лидер проводит совместную пресс-конференцию с канцлером Германии Ангелой Меркель, которая прибыла в Турцию с визитом. Он выразил благодарность немецкому политику за поддержку гуманитарных усилий Турции в Сирии.

Ранее радио Sputnik сообщало, что Эрдоган вручил Меркель символичные подарки.

Турция. Сирия. Германия > Миграция, виза, туризм > ria.ru, 24 января 2020 > № 3270254

Серийное производство робота-сапера "Скорпион" начнется в 2020 году

Серийный выпуск компактного робота для разведки и разминирования "Скорпион" начнется в России в этом году, заявили РИА Новости в пятницу в компании-разработчике АО "СЕТ-1".

Летом 2019 года Минобороны сообщало, что опытный образец "Скорпиона", представляющего собой четырехколесную платформу массой до 20 килограммов, проходит испытания в инженерных войсках России, он является развитием другого робототехнического комплекса легкого класса - "Скарабея", прошедшего испытания в Сирии.

"Разработка нового дистанционно-управляемого робототехнического устройства для разведки и разминирования "Скорпион" находится на финальной стадии, в этом году приступаем к его серийному выпуску", - заявили в компании, добавив, что уже получен заказ на несколько "Скорпионов".

Как отмечает производитель, новая масштабируемая платформа совместима с различными типами навесного оборудования. В компании уточняют, что современные сменные аккумуляторы обеспечивают высокую автономность (от 4 до 10 часов), позволяют работать в условиях пониженных температур до минус 30 градусов.

В основе системы управления используется единый цифровой радиоканал управления и передачи данных собственной разработки. Радиоканал имеет алгоритм, обеспечивающий простоту привязки пульта управления к роботу и исключающий перехват управления. Также отмечается, что "Скорпион" имеет дополнительное проводное управление для работы в условиях радиомолчания или подавления радиосигнала.

Российская компания "СЕТ-1" является разработчиком и производителем робототехнического оборудования, его робототехнические устройства "Скарабей" и "Сфера" поставляются в различные силовые ведомства.

Китай: время побед и испытаний

развитие без экспансии

Юрий Тавровский

Наступивший 2020 год имеет особое значение для Китая. Он войдёт в 5000-летнюю историю Поднебесной, прежде всего, как год великой победы над нищетой. Ещё в конце 2012 года Си Цзиньпин в первом выступлении о "Китайской мечте" заявил: "Я твёрдо уверен, что к столетней годовщине основания Коммунистической партии Китая (2021 г.) неизбежно будет осуществлена задача создания общества средней зажиточности". К 2049 году, столетию образования КНР, он пообещал "выполнить задачу по созданию богатого и могущественного, демократического и цивилизованного, гармоничного и современного социалистического государства".

Сейчас уже ясно, что этот первый рубеж на пути к реализации "китайской мечты о великом возрождении китайской нации" будет взят непременно и вовремя. За минувшие 7 лет из нищеты ежегодно выбиралось по 10–12 миллионов человек. Их переселяли из горных и труднодоступных районов с неплодородными землями. Им строили домики и давали добрую землю. Их обучали необходимым навыкам современной жизни. Им давали ссуды на обзаведение и создание собственного дела. Молодёжь вне конкурса зачисляли в университеты. Государственный бюджет, копилки местных администраций раскошеливались по воле всемогущей Компартии. От показателей искоренения бедности стали зависеть карьеры партийных и административных кадров всех уровней. Наверняка не обошлось и без подтасовок, злоупотреблений. Но регулярно публикуемые сводки по провинциям и всей стране, да и собственные наблюдения, убеждают: стратегическая задача будет выполнена до конца года. В Китае не останется людей с ежегодным доходом менее 4000 юаней (около 35 тысяч рублей). КПК во главе с Си Цзиньпином сдержит данное слово и докажет своей нации право на власть. Остальному миру станет окончательно ясно, что в назначенные сроки будут взяты и другие рубежи, реализованы другие стратегические установки.

Американская мечта против Китайской мечты

Главная стратегическая установка в области внешней политики была провозглашена в октябре 2017 года на XIX съезде КПК. Достигнутые к тому времени реальные успехи первых пяти лет реализации долгосрочной программы "Китайской мечты" и стратегии "Один пояс и один путь" подтолкнули Пекин заглянуть далеко за горизонт, причём с охватом не только самой Поднебесной, но и всего мира.

Очевидно, к тому времени в пекинских "мозговых трестах" сочли необратимыми тенденции деглобализации в мире, внутренних распрей в Америке, стагнации в Европе, перманентной нестабильности в Африке и на Ближнем Востоке. На этом фоне успехи начатого в 2012 году движения по пути реализации Китайской мечты выглядели впечатляющим контрастом — показалось небывалое "окно возможностей". Обратив внимание партийной элиты на это "окно", Си Цзиньпин провозгласил концепцию "создания сообщества единой судьбы человечества" в качестве теоретической основы международной деятельности партии и, следовательно, всего Китая. В самом деле, если в результате политики Трампа по "глобальной деглобализации" явно возникает вакуум, то почему бы не начать его заполнять собственной глобальной стратегией?

Понимая возможный рост настороженности в отношении глобальных устремлений Поднебесной, её руководитель на том же съезде призвал мировое сообщество не бояться Китая: как нынешнего, так и того, который возникнет в обозримом будущем. "Наше развитие не представляет угрозы для какого бы то ни было государства. Какого бы уровня в своём развитии ни достиг Китай, он никогда не будет претендовать на положение гегемона, никогда не будет проводить политику экспансии". Похоже, эти миролюбивые слова не убедили некоторых соседей Китая по планете Земля.

После XIX съезда КПК прошло всего несколько месяцев, как вдруг на пути к Китайской мечте, до тех пор довольно гладком, стали возникать разного рода препятствия. Главным их источником стала Америка, чьи элиты окончательно разглядели в Поднебесной главного конкурента и даже экзистенциального противника. Американская мечта явно несовместима с Китайской мечтой. Выразителем этих настроений стал республиканский президент Дональд Трамп, хотя и его соперница от Демократической партии Хиллари Клинтон в своих предвыборных речах тоже не скупилась на обещания "обуздать Пекин". Недружественные действия Вашингтона начались — несмотря на примирительные слова китайских руководителей, активную работу "китайского лобби", внеплановую поездку Си Цзиньпина в гости к Трампу во Флориду и сверхтёплый приём Трампа в Пекине, сопровождавшиеся льготными контрактами на десятки миллиардов.

Похоже, что начало торговой войны застало врасплох немалую часть китайского общества. В последние годы для его элиты стали характерны "шапкозакидательские" настроения, вызванные преодолением комплекса "униженной нации" и активной пропагандой несомненных успехов в экономике и науке. Например, стало меняться поведение молодых бизнесменов и сотрудников государственных компаний, они стали ощущать себя "новыми хозяевами мира". Позабыв о традиционной китайской вежливости и деловой этике, они подчас вели себя вызывающе на переговорах, не соблюдали даже подписанные соглашения, меняли их условия под предлогом "новых обстоятельств", подолгу задерживали платежи. Не исключено, что этот "субъективный фактор" повлиял, в частности, на уходящих с китайского рынка западных бизнесменов, на участившиеся отказы сразу нескольких стран зоны "Шёлкового пути" от совместных с Китаем проектов.

Мягко говоря, "преждевременность" высокомерия части китайского истеблишмента стала очевидной с началом трудностей внутри и вне Китая. Маятник настроений качнулся в противоположную сторону. Во всё более влиятельной китайской Сети и даже в некоторых печатных изданиях появились публикации с мягкой критикой нынешнего руководства: за отход от совета Дэн Сяопина "не высовываться и накапливать силы" во внешней политике, за "чрезмерную" помощь развивающимся странам, за излишнюю активность в борьбе с коррупцией, за отход от партийных норм коллективного руководства. Особенно сильны критические настроения в приморских провинциях, тесно связанных с американским рынком производственными и торговыми цепочками.

Немалая часть партийных и административных кадров, а также интеллектуалов охвачена страхом. Одни боятся утратить благоприобретённое за "тучные годы" достояние, недовольны начавшимся ужесточением идеологического давления, опасаются ускорения гонки вооружений за счёт образования и социальных программ, возврата к временам "закрытого общества" с тотальным контролем за словами и поведением каждого человека.

Ответом на подобные настроения стала новая идеологическая кампания "усиления патриотизма". Со своими постами распрощались чрезмерно оптимистичные руководители Отдела пропаганды ЦК КПК. В "Жэньминь жибао" и других влиятельных изданиях появились передовые статьи с призывами к трезвой оценке достижений и проблем. Предлагается новое прочтение патриотизма. Теперь это — не упоение успехами "социализма с китайской спецификой", а сплочение вокруг руководства партии в условиях внешнего сдерживания Китая. В партийных организациях учреждений, заводов и университетов регулярно проводятся собрания, на которых любовь к Родине приравнивается к преданности партийному руководству. Каждый участник собрания должен высказаться на эту тему, а все вместе затем поют старые революционные песни. Члены партии пишут сочинения о преданности руководству, причём обязательно от руки. В свою очередь, активизируются и бывшие хунвэйбины, не без ностальгии вспоминающие о погромах власть имущих в годы "культурной революции". Называющие себя "большевиками" люди среднего и старшего возраста недовольны, в частности, расширением прослойки сверхбогатых людей, их влиянием на общество.

Проходит также кампания подготовки населения к возможным трудностям и лишениям в духе Великого похода (1934-36) когда после двухлетнего отступления под ударами гоминьдановцев из 86 тысяч коммунистов до пещерного городка Яньань дошло всего 4 тысячи бойцов. На телеэкранах прославляются традиции самоотверженной борьбы против американских войск во времена Корейской войны (1950-53), когда потери "китайских народных добровольцев" исчислялись в сотни тысяч человек! Иллюзии относительно возможности "откупиться" от "прожжённого бизнесмена Трампа" исчезают даже в настроенном преимущественно проамерикански экспертном сообществе. Ещё недавно активные приверженцы ориентации на Вашингтон во внешней политике и торговле становятся — по крайней мере, на словах! — самыми непримиримыми критиками Трампа и Америки. Нарастает возмущение патриотически настроенной общественности в прессе и блогосфере.

Холодная война на два фронта

Считается, что торговая война Америки против Китая, после недолгой "артподготовки" из трамповских твитов и речей в Конгрессе, вошла в открытую фазу 6 июля 2018 года. Введя 25%-ную пошлину на китайскую продукцию ценой в 34 млрд. долл., Америка фактически напала на Китай. Сделано это было без всякого предупреждения, как Германия напала на Советский Союз 22 июня 1941 года. Немецкие самолёты уже бомбили советские города, а эшелоны с нашим зерном двигались в Германию через границу. Президент Трамп уже объявлял о первых санкциях против Китая, а контейнеровозы пересекали Тихий океан. Следующий, 2019 год, стал временем новых "трамповских ударов", новых попыток Пекина восстановить мир и иногда переходить в контратаки. Этот год стал временем окончательного формирования злобного единодушия американских демократов и республиканцев в отношении необходимости сдерживать Китай.

В КНР ответное единодушие не сложилось, в чём я убедился во время месячного путешествия в конце 2019 года по восточным провинциям, самым развитым и сильнее других связанным с американскими рынками. "Нет никакой торговой войны, есть только трения, — говорил в Шанхае высокопоставленный чиновник мэрии. — Экономики Китая и Америки столь тесно переплетены, что напоминают сиамских близнецов. Разделение может закончиться смертельным исходом для обеих половинок". "Мы не ощущаем никакой торговой войны, поток товаров для Америки через контейнерные терминалы не уменьшается", — утверждал руководитель порта Сямэнь в провинции Фуцзянь.

Конечно, чиновники и бизнесмены на местах подобны той самой лягушке, сидящей на дне колодца и видящей только кусочек неба. В Пекине же мои собеседники были настроены менее оптимистично или, скажем так, более реалистично. "Товарооборот с США за январь — ноябрь сократился на 15,2% и составил примерно 495 млрд. долл., причём наш экспорт сократился на 12,5% и составил 384 млрд. долл. Эти данные Главной таможни не могут не тревожить. Торговая война набирает обороты. Но если бы дело было только в торговле".

Рассуждения коллеги-политолога из Академии общественных наук прозвучали в декабре в величественном здании Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП, китайский парламент), где мы ожидали встречи с Ван Цишанем, заместителем председателя КНР (вице-президентом КНР): "У американцев есть два пакета претензий к нам. В первый входят требования изменений в области торговли, а также претензии по поводу так называемой "кражи технологий". Тут ещё можно спорить, искать компромиссы. Второй же пакет содержит требование остановить ускоренное развитие Китая, попытку не допустить нашего первенства в области науки и техники, резко поднять курс национальной валюты, чтобы предотвратить крушение доллара. Тут золотой середины быть не может. Выдавленную из тюбика пасту внутрь не вернёшь".

Действительно, обратного пути для Китая нет. Да его и не может быть. Китай — это не Алиса из Зазеркалья, которая могла уменьшиться в мгновение ока. Поднебесная выросла, окрепла, поверила в свою миссию. Можно приглушить рассуждения о "китайской мудрости". Можно перестать нахваливать программу "Сделано в Китае. 2025", призванную обеспечить мировое первенство КНР в ключевых технологиях. Но самое неприятное для Китая состоит в том, что торговая война и растущая военная угроза обнажили глубинные причины американской враждебности. Эти причины — идеологические, и они исключают возможность мирного сосуществования Вашингтона и Пекина. Создав высокоэффективную модель экономического и социального развития под названием "социализм с китайской спецификой", Китай бросил экзистенциальный вызов либерально-демократической модели, хранителем которой являются США. Пусть даже Пекин пока не экспортирует свою модель, хотя и продвигает межконтинентальную инициативу "Пояса и пути", планирует создать глобальное "Сообщество общей судьбы человечества".

Именно сквозь призму идеологического противостояния стоит посмотреть на яростную поддержку Вашингтоном Гонконга и Тайваня — двух оазисов либерализма на китайской земле. Именно через эти оазисы "свободы и демократии" на китайский континент поступали переведённые на китайский язык, приспособленные к китайским нормам и традициям экономические, правовые, культурные образцы. Гонконг и Тайбей были как бы уменьшенными копиями американской "сияющей башни на холме". Тот американский лидер, который допустит утрату этих плацдармов, станет символом слабости и позора. Само собой разумеется, американцы будут бить и по другим больным точкам китайской периферии — Синьцзяну, Тибету. Но основные действия будут разворачиваться на гонконгском и тайваньском фронтах. Об этом говорят принятые в последнее время законы, устанавливающие, по существу, право Вашингтона надзирать за политической обстановкой в Гонконге и Тайване, давать оценку действиям пекинских властей на их собственной земле.

В Америке искренне убеждены в своем праве "воспитывать нехристей". Это убеждение сложилось ещё в конце XIX века, когда наплыв китайских "кули", бесправных и нищенски оплачиваемых рабочих, поставил вопрос об их месте в американском обществе. Во время дебатов в Конгрессе одни носители высоких христианских ценностей утверждали, что в соответствии с Божьими заповедями китайцев надо приручить, обратить на путь истинный. Другие же требовали вовсе изгнать их из Америки, земли обетованной. Победили вторые, и в 1882 году был принят "Закон об исключении китайцев", первый и единственный закон против целого народа, целой нации. Впрочем, и гуманисты, и радикалы исходили из одинаковой предпосылки — "неполноценности жёлтой расы". Позорный закон действовал до 1942 года, когда Китай взял на себя основную тяжесть противостояния японцам на тихоокеанском театре Второй мировой войны. Но попытки "приручить" продолжались. Они были прерваны победой коммунистов в 1949 году и возобновились с решительной переориентацией Пекина на Запад в 1978 году. В Китай хлынули тысячи профессоров и бизнесменов, которые словом и делом демонстрировали превосходство американской цивилизации. Миллионы китайских студентов получили прививки "американского образа жизни" в элитных заокеанских университетах.

Теперь, с началом торговых, технологических и прочих войн, в Китае идёт болезненная ломка проамериканских сегментов общества: экспертов, бизнесменов и даже партийных деятелей. В Америке же старый диспут "приручать или исключать" переходит в фазу конкретных действий, основанных на консенсусе всей элиты, — исключать, причём в мировом масштабе! "Холодная война" США против КНР будет не менее, а, скорее всего, более ожесточённой, чем противостояние США и СССР. Ведь в её основе — не только экономика и политика, но и цивилизационные, расовые противоречия. Руководитель одного из подразделений Госдепа по фамилии Скиннер недавно заявила, что холодная война с Китаем будет похлеще той, что была с Советским Союзом. Советская Россия всё-таки принадлежала к белой расе, исходила из одинаковых с Западом философских и этических ценностей. Китай же относится к жёлтой расе, у которой свой набор понятий о добре и зле. От слов уже переходят к делу — идёт сокращение числа китайских студентов, выдавливание этнических китайцев из лабораторий и цехов ведущих технологических компаний. Воскрешаются отвратительные традиции дискриминации по расовому признаку.

Холодная война 2.0. Новые угрозы, новые возможности

Холодная война против Китая разворачивается по лекалам той, что уже много лет ведётся против России. Торговые и финансовые санкции, ограничения в доступе к технологиям, окружение военными базами стали уже привычным фактом жизни российского общества. Неприятие всего исходящего из России: от самих русских до их товаров, достижений культуры и даже языка, — уже граничит с дискриминацией по национальному признаку. Слова и дела американских военных и их сателлитов по НАТО не оставляют сомнений в серьёзности планов "окончательного решения русского вопроса". В то же время, в правящих российских элитах, в экспертном сообществе и в массмедиа — до сих пор сохраняются иллюзии возможности примирения с Вашингтоном путём стратегических уступок. В Москву приглашают — за наш счёт! — заклятых врагов России типа Виктории Нуланд. В Пекине тоже есть влиятельные деятели, мечтающие вернуться к продолжавшемуся почти 40 лет периоду "наибольшего благоприятствования". Они проявляют готовность мелкими шажками идти на выполнение ультиматумов Трампа. Эти деятели получили "второе дыхание" после заключённого в конце 2019 года "предисловия" к обсуждаемому уже много месяцев торговому соглашению США и КНР. Их надежды не ослабляет явно ограниченный масштаб сделки и всё новые американские выпады против Пекина.

Переход США к холодной войне против Китая одновременно с дальнейшим нажимом на Россию создаёт качественно новую международную ситуацию. С одной стороны, Москва и Пекин будут вынуждены выделять больше средств на военные программы, отвлекать средства от улучшения жизни своих народов. Уже сейчас в обеих странах появилось немало недовольных милитаризацией общества в ущерб повышению жизненного уровня. Но, с другой стороны, положение США в такой ситуации осложняется необходимостью противостоять сразу двум ядерным державам с глобальными интересами. Перспектива ведения сразу двух холодных войн напоминает о судьбе гитлеровской Германии, рухнувшей в ходе войны на два фронта под ударами с Востока и Запада. Новая ситуация может создать дополнительные возможности для Москвы и Пекина, если они смогут её правильно оценить, быстро скоординировать свои планы и действия. Правящим элитам наших стран пора избавиться от остатков взаимного недоверия, которое тормозит повышение уровня стратегического партнерства, снижает эффективность сопряжения экономических структур.

Пекин и Москва: снова в одной лодке

Отношения Москвы и Пекина за 70 лет, прошедших со времени образования КНР и установления дипломатических отношений, знавали и хорошие, и не очень хорошие времена. На долгие годы были сведены до минимума экономические, культурные и гуманитарные связи. У нас были даже серьёзные пограничные стычки, но мы никогда не воевали друг с другом. Напротив, накоплен большой опыт совместного противостояния внешним вызовам: японским оккупантам, американской военной машине. Разгром Красной Армией Квантунской армии в 1945 году и передача Компартии трофейного оружия обширных районов Северо-Востока укрепили Маньчжурскую революционную базу, которая стала плацдармом наступления НОАК на Юг и объединения всей Поднебесной под властью коммунистов.

Вошедшая в историю Корейская война (1950-53) на самом деле представляла собой противостояние двух международных коалиций, но была преимущественно войной китайско-американской. С одной стороны, за контроль над Корейским полуостровом под флагом ООН воевали южнокорейцы, американцы и 15 стран-сателлитов США. Их потери за три года сражений составили (убитыми, ранеными и пленными) 720 тысяч человек. Северокорейцам помогали китайские "народные добровольцы", а с воздуха тех и других прикрывали советские лётчики. Потери Пхеньяна составили 535 тысяч человек, Китая — 450 тысяч (точные цифры потерь с обеих сторон до сих не согласованы; по некоторым данным, китайцы потеряли почти миллион человек). Только советский "ядерный зонтик" предотвратил уже запланированные американские атомные бомбардировки городов КНР. В последнее время в Китае вспомнили о Корейской войне, по Центральному телевидению показывают документальные ленты о сражениях китайских и американских войск. Больше стало во внутренней пропаганде материалов о России, об истории дружбы Пекина и Москвы, о достижениях дней нынешних. Мне довелось участвовать в конце 2019 года во встрече руководителей Российско-китайского комитета мира, дружбы и развития с Ван Цишанем, курирующим в китайском руководстве внешнюю политику. Он подчеркнул, что "нынешняя сложная международная ситуация ставит новые требования перед двумя странами в дальнейшей поддержке друг друга ради осуществления совместного развития".

Слова о взаимной поддержке в новых условиях зазвучали в полную силу примерно в середине 2019 года, когда реалисты в Пекине, похоже, взяли верх над романтиками, всё ещё питавшими надежды на компромисс с Вашингтоном. Владимир Путин и Си Цзиньпин подписали 5 июня в Москве соглашение о том, что текущие отношения стратегического партнёрства вступили в новую эпоху. Новизна состоит как раз в том, что интенсивность сдерживания Китая быстро приблизилась к многолетней "холодной войне" Америки против России. Каждая буква, каждый иероглиф этого документа отлиты в металле. В этом уже скоро убедились не только русисты и китаеведы.

Российские и китайские стратегические бомбардировщики-носители ядерного оружия отработали взаимодействие в ходе совместного полёта в окрестностях Японии и Южной Кореи, где расположены американские базы. Состоялись официальные и рабочие переговоры руководителей военных ведомств, служб безопасности, внутренних дел. Наконец, Владимир Путин объявил о предоставлении Китаю сверхсекретной технологии СПРН — системы раннего предупреждения о ракетном нападении. В контексте развития стратегического взаимодействия и взаимозависимости надо рассматривать начало поставок природного газа по "Силе Сибири", ввод в строй автомобильного моста через Амур.

Китайцы — народ не очень воинственный. "Из хорошего металла не делают гвозди, хорошие люди не идут в солдаты" — гласит китайская пословица. Вряд ли в Пекине стали бы форсировать военное сотрудничество с Москвой, если бы не видели явной и непосредственной угрозы для своей безопасности. А выход США из Договора о ракетах средней и малой дальности был расценён именно так. Он мешал Пентагону нацелить ракеты этих классов на Китай с баз в Японии, Южной Корее, на островах Тихого океана. В Пекине услышали слова нового министра обороны США Марка Эспера о перенаправлении войск из разных частей мира, в том числе — из Сирии и Афганистана, в Азиатско-Тихоокеанский регион.

"Возможность крупной американо-китайской конфронтации и вооружённого конфликта не может быть исключена, — заявил Чжао Минхао, известный китайский специалист в сфере безопасности, профессор Шанхайского университета Фудань. На страницах "Китайского журнала международной политики" профессор Чжао указал: "Соперничество США и КНР выходит далеко за рамки торговой войны, а настроения в пользу продолжения политики сдерживания Китая сохранятся и после ухода президента Трампа из Белого дома. Эту точку зрения разделяет и Стив Бэннон, бывший главный стратег в администрации Трампа. Выступая в Гонконге, он заявил: "В Пекине должны оставить надежду на то, что можно пережить годы правления Дональда Трампа и дождаться менее антагонистической администрации. Тема Китая будет центральной в ходе президентских выборов 2020 года. Тот, кто выиграет выборы, республиканец или демократ, будет по отношению к Пекину ещё большим ястребом, чем Дональд Трамп".

2020 год станет временем триумфа внутренней политики Компартии во главе с Си Цзиньпином. Но он наверняка станет и периодом внешнеполитических трудностей, испытаний на прочность всей партийно-государственной машины КНР. От исхода этих испытаний будет зависеть стабильность всего "сообщества единой судьбы человечества".

Иссахар и Холокост: зачем Путин летит в Иерусалим

Президент России посетит форум Холокоста в Израиле

Александр Братерский

Владимир Путин 23 января прибудет в Израиль, чтобы принять участие в мероприятиях, посвященных памяти Холокоста. В отношениях Москвы и Тель-Авива в последнее время возникли трения в связи с ситуацией вокруг гражданки Израиля, заключенной в российскую тюрьму за контрабанду наркотиков. Возможно, она будет помиловала российским президентом, что может добавить Биньямину Нетаньяху очков на выборах. «Газета.Ru» — о главных проблемах, которые Путин планирует обсудить в Израиле.

Президент России Владимир Путин 23 января посетит Израиль. Изначально планировалось, что визит продлится два дня, однако позже программа поездки была сокращена до одного дня из-за ситуации, связанной со сменой правительства России. Об этом заявил помощник российского лидера Юрий Ушаков.

Главная цель визита — участие в работе 5-го Всемирного форума памяти Холокоста, организованного музеем «Яд ва-Шем». В рамках саммита пройдут памятные мероприятия, приуроченные к 75-й годовщине освобождения советскими военными нацистского концентрационного лагеря «Аушвиц-Биркенау» в польском Освенциме.

«Это беспрецедентное историческое мероприятие, проходящее на самом высоком в истории Израиля уровне и посвященное проблеме антисемитизма», — рассказал журналистам президент фонда «Всемирный форум памяти Холокоста» Вячеслав Моше Кантор.

Мероприятие должно стать по-настоящему масштабным — в нем принимают участие 47 глав государств и председателей парламентов из Европы, Северной Америки и Австралии.

Как сообщил Юрий Ушаков, в ходе визита Путин встретится с президентом Израиля Реувеном Ривлином и премьер-министром Биньямином Нетаньяху. Он также проведет встречу с президентом Франции Эммануэлем Макроном. Кроме того, накануне появилась информация, что встречу с Путиным запросила и администрация президента Владимира Зеленского, который также будет присутствовать на мероприятиях.

Также в программе президента России — встреча с матерью израильтянки Наамы Иссахар, осужденной в России за контрабанду наркотиков.

Хороший кредит

Во время визита в Иерусалим Путин также побывает на открытии памятника жертвам блокады Ленинграда.

«Это памятник не только блокадникам, но и ветеранам Великой Отечественной войны, живущим в Израиле», — сказала ранее «Газете.Ru» советник мэра Иерусалима Елена Жаровская.

По словам чиновника, в Израиле сегодня проживает 1300 людей, переживших блокаду Ленинграда.

Как отмечает в интервью израильскому изданию Jewish News Syndicate ведущий эксперт Института стратегии и безопасности Мики Ахаронсон, визит для Путина «важен сам по себе»: «Для Путина важно показать себя противником нацизма и антисемитизма. Это дает ему хороший кредит в международном сообществе».

Тот факт, что Израиль подчеркивает роль Красной Армии в освобождении концлагеря, важен для Москвы, особенно в контексте попыток Варшавы пересмотреть роль СССР в разгроме нацистских войск. На днях глава правительства Польши Матеуш Моравецкий заявил в статье, опубликованной в Politico, что лагерь мог бы быть освобожден на полгода раньше, но стоявшие в 200 км советские войска якобы не спешили это сделать. Официальный представитель МИД России Мария Захарова назвала публикацию «настоящим самоубийством».

К слову, поездка Путина в Израиль — первая для него после ликвидации американскими силами в Ираке высокопоставленного иранского генерала Касема Сулеймани. Действия Вашингтона Израиль приветствовал, однако они отразились серьезнейшим образом на коммуникации США и Ирана, а впоследствии могут и вовсе дестабилизировать ситуацию в более широком контексте. И одним из ключевых здесь остается вопрос Сирии, где расположены враждебные Тель-Авиву проиранские военные группировки.

Однако, как предполагают эксперты, после гибели Сулеймани контроль над шиитскими формированиями ослабнет, что будет на руку Израилю. Ведущий эксперт Gulf State Analytics в Вашингтоне Теодор Карасик обращает внимание, что после смерти Сулеймани Израиль уже наносил удары по целям в Сирии. «Может ли коридор закрыться? Конечно, но пока он открыт, обе стороны будут использовать его для конкретных стратегических и тактических игр и завоеваний», — говорит эксперт «Газете.Ru».

Дело Иссахар

Отношения между Израилем и Россией, которые с небольшими оговорками вполне можно назвать дружественными, тем не менее, последние несколько месяцев осложняются ситуацией вокруг гражданки Израиля Наамы Иссахар. В октябре 2019 года она была приговорена российским судом к 7,5 годам колонии общего режима за обнаруженный в ее багаже гашиш. При этом израильская гражданка летела через Москву транзитом из Дели в Тель-Авив и доступа к багажу не имела.

Израильские власти по дипломатическим каналам обращались к Москве с просьбой отпустить девушку. В России, как писали СМИ, надеялись «обменять» ее на задержанного в Израиле в 2015 году россиянина Алексея Буркова, но верховный суд еврейского государства принял решение экстрадировать Буркова в США, где он обвиняется в компьютерном мошенничестве.

По свидетельству Тель-Авива вопрос израильской гражданки будет решен положительно, так как, по информации издания The Times of Israel, Путин во время визита планирует увидеться с матерью девушки.

В свою очередь, Израиль также приготовил России ответный подарок: Москва может получить в собственность Александровское подворье в Иерусалиме. Как рассказал журналистам помощник Путина Ушаков, «процесс идет в положительном направлении».

Освобождение Иссахар может прибавить политических очков израильскому премьеру Нетаньяху перед выборами в кнессет, которые пройдут в марте этого года. Для Израиля это будут уже третьи внеочередные парламентские выборы за последний год.

Однако собеседник в политических кругах Израиля сказал «Газете.Ru», что репутация премьера в этой ситуации уже пострадала: «Биби (так в Израиле называют премьер-министра — «Газета.Ru») любит хвастаться хорошими отношениями с Путиным, при этом Наама Иссахар сидит девять месяцев за девять граммов гашиша, что в Израиле вообще не считается нарушением закона».

Как отмечает собеседник «Газеты.Ru», приезд Путина мало поможет нынешнему премьеру в мобилизации голосов русскоязычных избирателей, и шансы самого Нетаньяху вновь победить на выборах оценивает скептически: «Сегодня даже в Кремле понимают, что Нетаньяху — это хромая утка. Дважды он не смог сформировать кабинет, и нет никаких шансов, что у него получится после выборов».

Кроме Израиля, Путин также собирается посетить и Палестину, где проведет встречу с премьер-министром автономии Махмудом Аббасом. Глава МИД Палестины Рияд аль-Малики заявил, что палестинский лидер Махмуд Аббас планирует обсудить с Путиным ближневосточную проблематику. Правда, серьезных прорывов от нее ждать вряд ли стоит и визит, скорее, будет носить символический характер — поддержка израильско-палестинского урегулирования.

Икбаль Дюрре: Турецко-российское сотрудничество по добыче нефти в Сирии маловероятно

В последнее время в некоторых северо-восточных районах Сирии складывается неспокойная обстановке, вызванная в том числе напряженностью во взаимоотношениях российских и американских вооруженных сил, находящихся на этих территориях.

Как известно, перед началом турецкой операции «Источник мира» американские военные в Сирии частично покинули раннее контролируемые ими совместно с Сирийскими демократическими силами (СДС) территории, которые впоследствии оказались, в основном, под контролем турецких вооруженных сил и протурецких военных формирований, а базы, на которых раннее размещались американцы, перешли под контроль российских военных. Так, на территории авиабазы Эль-Камышлы российские войска развернули передовые зенитно-ракетные комплексы (город на северо-востоке Сирии в провинции Эль-Хасаке у границы с Турцией, окружен нефтеносными районами).

Но американцы все еще контролируют нефтяные территории на северо-востоке Сирии (район Дейр-эз-Зор) и не просто не собираются покидать этот район, а наоборот, усиливают свое присутствие. Как неоднократно отмечал Дональд Трамп, для него приоритетом в Сирии является контроль над богатыми нефтью районами.

На мой взгляд, у России была возможность полностью взять под свой контроль северные районы Сирии, включая нефтяные, до того, как там оказались коалиционные силы во главе с США, и этот удачный момент по непонятным мне причинам был упущен.

Теперь же в сложившихся обстоятельствах российским нефтяным компаниям вход на сирийские территории, контролируемые американскими военными, закрыт и в обозримом будущем добыча здесь вряд ли возможна. Конечно, всегда есть возможность договориться, ссылаясь на бизнес-интересы, но в данной ситуации это вряд ли возможно, так как этот шаг означал бы признание легитимности присутствия американских сил на данных территориях. Необходимо отметить, что далеко не все нефтяные запасы Сирии находятся под контролем американцев, и российские компании все еще могут реализовать там свои интересы. Но, учитывая относительно скромные запасы нефти на «свободных» от войск США территориях, решение о рентабельности вложений здесь остается за каждой компанией индивидуально.

Учитывая поведение США в целом, я не думаю, что декабрьское заявление советника президента Сирии Бусейны Шаабана о международном иске к США за разграбление нефтяных месторождений приведет к положительному результату для Сирии.

Даже несмотря на то, что с точки зрения международного права присутствие военного контингента США и других членов западной коалиции на территории Сирии в принципе нелегитимно.

Но, к сожалению, в нашей существующей реальности заявления о приоритете международного права — не более чем пустой звук. Увы, с некоторых пор в международных отношениях определяющую роль играет не международное право или позиция ООН, а диктат некоторых стран, причем с применением методов силового давления.

Что же касается потенциальной заинтересованности Турции в сирийской нефти, то, на мой взгляд, для Анкары это второстепенный вопрос. Первоначальная причина нахождения турецких сил в Сирии — стремление помешать взятию под контроль северных территорий Сирии и обретению там политического статуса курдами под руководством СДС. Но теперь, после того как Анкара частично добилась своей цели, нефтяной фактор начинает играть все более существенную роль, о чем открыто говорит президент Эрдоган и предлагает Трампу совместно добывать нефть на северо-востоке Сирии. На это предложение Вашингтон пока что не отреагировал.

В то же время сложные отношения Анкары и Дамаска (даже несмотря на почти идеальные отношения Анкары с Москвой) в ближайшей перспективе не позволят активно развивать турецко-российское сотрудничество в нефтяной отрасли Сирии. Даже несмотря на активные усилия России в деле сближения Сирии и Турции.

По моему мнению, эти усилия не дадут быстрых результатов, так как любые договоренности с Дамаском для Эрдогана означают потерю влияния над территориями, которые он де-факто контролирует на данный момент.

Как мы видим, события в Сирии являются частью сложных процессов, происходящих в целом на Ближнем Востоке. Поэтому баланс сил, сложившийся в Сирии, может резко измениться в зависимости от общего положения дел в ближневосточном регионе.

М.Э. Икбаль Дюрре

Политолог, доцент кафедры Теории регионоведения МГЛУ

Турция. Сирия. Россия > Нефть, газ, уголь. Армия, полиция > oilcapital.ru, 23 января 2020 > № 3276182 Икбаль Дюрре

Стабильность и перемены

Текст: Федор Лукьянов (профессор-исследователь НИУ "Высшая школа экономики")

На внешнем контуре российской политики без перемен. Министр иностранных дел, министр обороны и министр энергетики (последняя должность по объективным обстоятельствам сейчас в значительной степени нацелена вовне) сохранили посты. Это воспринято как должное - по общему мнению, и Сергей Лавров, и Сергей Шойгу, и Александр Новак очень профессионально выполняют порученную работу. Изменений в политической линии тоже не предполагается - она считается а) соответствующей складывающейся обстановке, б) эффективно реализуемой.

В недавнем Послании Федеральному Собранию президент расставил акценты. Развитие России и повышение качества и уровня жизни граждан становится ярко подчеркнутым приоритетом. А во внешней политике и в сфере безопасности обеспечен столь высокий уровень, что можно сосредоточиться на его поддержании. Это не означает, что в сфере действий России на международной арене не предвидится никаких перемен. Прежде всего по той причине, что быстро меняется сама эта арена.

На проходящем сейчас в Давосе юбилейном экономическом форуме (50 лет) заглавным гостем открытия был Дональд Трамп. Большую часть речи Трамп посвятил восхвалению своего президентства - как улучшилась жизнь американцев: экономический рост, занятость, налоги, доступность образования, медицины и пр. Президента США не смущало, что в зале собрались представители деловой и политической элиты всего мира, он обращался не к ним. Он в очередной раз объяснял американцам, почему осенью надо вновь проголосовать за него. Собственно аудитории были подарены последние пять минут, и Трамп решительно противопоставил себя общему настрою "прогрессивной общественности": хватит пугать концом света, алармисты всегда хотят одного - подчинить нас своей власти и диктовать, как жить. Люди сами разберутся.

Трамп последовательно проводит главную идею: Америка прежде всего. Но в смысле не мирового лидерства и диктата другим, а фиксации на собственных практических нуждах. Перефразируя давний лозунг - не спрашивай, что ты можешь сделать для мира, а спроси, что мир может сделать для тебя.

Резкий разворот США до сих пор вызывает во многих частях планеты недоумение и даже возмущение. Трамп откровенно эгоистичен, в то время как прежде политическая культура требовала камуфлировать собственные интересы и говорить о всеобщем благе. К новому курсу Америки постепенно привыкают, но по-прежнему слышны рассуждения, что, мол, пусть Вашингтон делает что хочет, остальной мир может вести себя в соответствии с правилами, которые США отвергают. Об этом любят говорить в Евросоюзе, охотно подхватывает и Китай.

Пропорция искренности и лукавства в подобных заявлениях может быть разной. Кто-то верит в возможность миропорядка вопреки желанию Соединенных Штатов, кто-то считает необходимым просто это провозглашать. Объективно говоря, страна, на долю которой приходится чуть ли не треть мировой экономики и которая обладает гигантской форой по большинству параметров силы, задает тон мировой политике, хочет она сама того или нет. Эгоистичный посыл Трампа ломает прежние правила и заставляет всех остальных фактически выбирать ту же позицию. То есть тоже поворачиваться к себе. Для России это новая ситуация. Не в том смысле, что прежде не приходило в голову заботиться о решении внутренних задач. Но все-таки долгий период после крушения СССР был временем восстановления международного статуса и возможностей. Внешние партнеры (не только на Западе, но и на Востоке) в какой-то момент почти списали Россию как значимого игрока, и усилия для того, чтобы опровергнуть это мнение, потребовались немалые. Да еще и психологическая реабилитация собственного общества, для которого важен вопрос об уважении к стране на мировой арене.

Подобная мотивация в качестве лейтмотива имела свои плюсы и минусы, однако была вполне понятной и логичной. Она реализована в той степени, в какой возможно - сверхдержавой Россия не стала и не станет, но никто сейчас не ставит под сомнение ее роль в мире. Однако наступает другой этап, импульсы к которому исходят и изнутри, и извне. Во все более фрагментированном и хаотически развивающемся мире выживание и повышение собственной устойчивости перед лицом множащихся вызовов становятся главной задачей. Вопросы чистого статуса или экспансии в классическом понимании не обеспечат необходимое развитие. А точность соотнесения целей и возможностей оказывается решающим фактором. Возвращаясь к министрам, есть образцовый пример грамотного применения военно-политических инструментов во благо экономического подъема при участии персонально их. Успешность российской политики в Сирии достигнута благодаря эффективному применению военной силы и дипломатическому мастерству. И именно это достижение позволило так изменить отношения с Саудовской Аравией, что с ней удалось заключить важные договоренности о регулировании нефтяного рынка. Ну а значение нефтяного рынка для российской экономики объяснять не надо. Впредь необходимость подобной комбинации умений и инструментов будет проявляться все чаще, а нелинейность противоречий, с которыми придется иметь дело, продолжит расти. Так что почивать на лаврах не светит, зато опыт международного "крыла" российского правительства позволяет не волноваться.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > rg.ru, 23 января 2020 > № 3267531 Федор Лукьянов

Визит памяти

Президент России посетит Израиль и Палестину

Текст: Кира Латухина

Президент России 23 января отправится в Израиль. Визит приурочен к проведению форума "Сохраняем память о Холокосте, боремся с антисемитизмом", темой которого стало 75-летие освобождения Освенцима. Также Владимир Путин посетит Палестину, город Вифлеем, и все - в один день.

Ранее планировалось, что поездка займет два дня, но в связи с обновлением российского правительства ее сократили до одного, сообщил журналистам помощник российского лидера Юрий Ушаков.

Здесь Москва встретила полное понимание израильской стороны, ведь все основные мероприятия удалось компактно уложить в один день. Путин не сможет присутствовать только на торжественном обеде для иностранных гостей.

В графике - переговоры с президентом и премьер-министром Израиля, а также открытие памятника "Свеча памяти".

А затем - посещение форума, в котором примут участие представители более 40 государств. Мероприятие пройдет в Иерусалиме на площади Варшавского гетто в мемориальном комплексе жертв Холокоста Яд Вашем.

Владимир Путин стал главным иностранным гостем и выступит в числе первых, сразу после израильских представителей. Российский лидер расскажет о решающем вкладе Советского Союза в борьбу с нацизмом и освобождение Освенцима. Большую часть речи займет тема недопустимости переписывания истории. Также президент РФ затронет международные проблемы.

На форуме выступят вице-президент США Майк Пенс, президент Франции Эмманюэль Макрон, принц Уэльский Чарльз и президент ФРГ Франк-Вальтер Штайнмайер. Запланирована церемония возложения венков в зале памяти. В ходе визита Путин вручит орден Мужества родственникам героя восстания в лагере "Собибор" Леона Фельгендлера.

"Свеча памяти" знаменует память о подвиге защитников и жителей блокадного Ленинграда. Мемориал спроектирован петербургскими и израильскими архитекторами, а его установка стала совместной инициативой проживающих в Израиле ветеранов Великой Отечественной войны, блокадников и соотечественников, а также властей Санкт-Петербурга. В основании памятника - капсула с землей Пискаревского кладбища.

На переговорах с израильским премьером Биньямином Нетаньяху будут затронуты вопросы развития отношений во всех областях, в том числе в торгово-экономической. Состоится обмен мнениями по международным и региональным вопросам, и особое внимание - ситуации на Ближнем Востоке (Иран, Сирия, палестино-израильское урегулирование).

Запланирована совместная с Нетаньяху встреча с патриархом Феофилом III и матерью осужденной за контрабанду наркотиков израильтянки Иссахар, рассказал Ушаков. И уже в конце дня Владимир Путин посетит Вифлеем и встретится с главой Палестины Махмудом Аббасом.

Что касается общения с другими лидерами, которые собираются на форум, то в связи с очень насыщенной программой российского лидера они возможны только в формате "на ногах" и будут очень краткими. Запросы поступали, в том числе от президента Украины, подтвердил Ушаков. Никто никому не отказывал, но с учетом графика продолжительные контакты вряд ли возможны, пояснил он.

Нужда научит пряники есть

подготовка к глобальной депрессии

Михаил Делягин

Заявленная В.В.Путиным политическая реформа представляет собой, бесспорно, запоздалую, но в целом правильную попытку создания более демократичного, а потому — более гибкого, более устойчивого управляющего механизма, учитывающего суровый, хотя до сих пор мало кем осмысленный урок гибели западной демократии.

Госсовет: стратегический контроль вместо "ручного управления"

Первая, социальная часть послания президента В.В.Путина была посвящена мерам, которые заметно, хотя и не кардинально улучшат жизнь многих людей, искусственно погружённых в нищету либеральным социально-экономическим курсом.

С политической же точки зрения она производит впечатление простого продолжения "большого извинения" власти после позапрошлогодней кражи у граждан России пяти лет пенсионной жизни. Действительно: почти все меры социальной политики после этого были направлены на небольшие и локальные, но улучшения условий жизни тех или иных групп населения.

И то, что обещания проиндексировать пенсии с начала 2020 года на величину, более чем вдвое превышающую официальную инфляцию (и, значит, впервые примерно компенсирующую реальный рост цен), страна просто не заметила, никого во власти ничему не научило. Безусловно, это свидетельствует о глубине её интеллектуальной деградации, — но самые жалкие, нелепые и недостаточные извинения — всё же лучше, чем их полное отсутствие.

А в логике самого послания президента социальные выплаты стали всего лишь предисловием и предпосылкой к важнейшей конституционной реформе, нацеленной на создание качественно новой политической системы при минимизации формальных изменений.

Если этот замысел удастся реализовать хотя бы частично, — впереди нас ждёт длительный период даже не столько формирования, сколько тестирования этой политической системы, включая выборы уже в новых условиях Госдумы и анализ её работы по новым правилам вплоть до ключевого 2024 года.

Главное в послании президента, по стандартным законам бюрократии, — то, о чём было сказано вскользь и наименее внятно: некий "конституционный статус Госсовета". Каким именно он будет, мы узнаем не позже принятия поправок к Конституции, то есть, скорее всего, — уже в марте (так как эти поправки ещё надо доработать, опубликовать и "всенародно обсудить" до принятия к 1 мая). Наиболее вероятный смысл конституционного статуса Госсовета очевиден — это перенос центра власти с поста президента на пост руководителя Госсовета (впервые это предлагалось и прорабатывалось, помнится, ещё для "позднего" Ельцина).

Как руководитель Госсовета, В.В.Путин будет влиять на Совет Федерации, утверждающий силовых руководителей. Предлагать-то можно кого угодно, а вот утвердят только тех, с кем согласен будущий глава ГС. Это элегантное и намного более демократичное переформатирование нынешней схемы прямого назначения: дополняются новые публичные (что важно) участники процесса, которые могут оказывать на него влияние, если что-то пойдёт совсем не так. Это повышает суммарную прочность системы.

Госсовет, насколько можно судить, станет публичным стратегическим органом, разрабатывающим программы развития, а правительство будет низведено до роли их исполнителя, которому позволено выбирать инструменты, но не цели и даже не методы их достижения.

С правительством совсем красиво: главной его управленческой проблемой было неподчинение министров премьеру, так как не он их назначал и увольнял. Путин нашёл способ сохранить свою власть при заимствовании лучшего у парламентской системы: как и в ней, премьер формирует свой кабинет (точнее, его гражданскую часть), а Госдума его утверждает. При этом президент сохраняет право увольнять недееспособных министров (как и губернаторов), — за которых (внимание!) отвечает уже не он, а премьер с Думой.

Вероятно, право увольнения членов правительства перейдёт от президента к руководителю Госсовета вместе с переходом В.В.Путина с первого поста на второй.

В результате премьер десять раз должен подумать перед тем, как назначить министра без одобрения лидера страны, а большинство Госдумы — перед тем, как его утвердить. Но в действительно критических ситуациях они смогут пойти поперёк его воли, ставя перед выбором между роспуском парламента и подчинением ему ради стабильности.

Таким образом, новая политическая система обеспечивает больше и контроля, и гибкости, и демократии — причём одновременно. Предложившие данную схему заслуживают многого, и я думаю, что мы ещё увидим их на вершинах политической власти нашей страны.

И, наконец, всеми забытые в горячке пересудов о личных перспективах тех или иных деятелей "конституционные принципы публичной власти" также могут преобразить Россию, хоть и не быстро. Сегодня местные власти государственной властью не являются и формально ей не подчиняются. Государство контролирует их только законами (которые "на местах" иногда даже милостиво читают), деньгами регионов (которых там обычно нет) и правоохранительными органами (которые далеко не всегда мешают возглавлять органы местной власти даже откровенным бандитам, которые способны обеспечить хоть какой-то порядок).

В результате местные власти не имеют отношения к госуправлению и часто (даже чаще, чем в странах западной демократии) являются источниками безумия и произвола. Смысл новации заключается в повышении их прав и, вероятно, финансирования, — в обмен на подчинение их государственной власти. Для нормальных людей такой обмен (по крайней мере, пока) выглядит более чем адекватно.

Новое правительство: только не надо иллюзий

Обладающий железной выдержкой Мишустин как технократ сделал налоговую систему РФ едва ли не лучшей в мире по техническому уровню — и уж точно сделал это быстрее всех в мире. "Террор мытарей" в отношении бизнеса это естественным образом лишь усилило, зато сама налоговая служба выглядела на фоне многих других ведомств (особенно откровенно безумных социальных и околонаучных) как спецназ на фоне бабуинов.

Безусловно, налоговик во главе правительства (хотя он и знает реальное состояние экономики лучше всех) означает, что правительство не будет заниматься развитием, модернизацией и инвестициями. Но вполне очевидно, что это, ещё не созданное до конца правительство, будет носить прежде всего политический, а не хозяйственный характер.

Весьма вероятно, основной целью Мишустина как профессионального налоговика ("бывших" в этом деле, как в спецслужбах, не бывает) станет усмирение крупных хозяйственно-олигархических кланов и зачистка коррупционных структур, созданных обезумевшей от безнаказанности бюрократией. Не потому, что они разрушают страну, — а потому, что они мешают сохранению политической стабильности в новых условиях: как внутриполитических, так и глобальных.

О понимании этих новых глобальных условий президентом В.В.Путиным, в полном соответствии с управленческими нормами стремящимся всячески затушевать новизну начатых преобразований, свидетельствует указание в Послании на желание обеспечить самодостаточность экономики. Такая формулировка в принципе невозможна ни в каких стабильных условиях. Само её появление (даже при полном отсутствии социально-экономических мер, направленных хотя бы на движение в этом направлении) — знак осознания реальной ситуации в мире, ибо постановка такой задачи возможна только при ясном понимании неизбежности распада единых мировых рынков на макрорегионы и обрушения в глобальную депрессию, — причём в непосредственном будущем и уж точно до 2024 года.

Это объясняет и замену сверхлояльного Медведева, и кадровое обновление правительства: в его прошлом составе оно блистательно, с исчерпывающей очевидностью доказало свою неспособность осуществлять не только сколь-нибудь сложные действия, но даже и последовательно осуществлять вполне простые процедуры.

А времена впереди сложные, — и они потребуют сложных же действий. Так, конституционная норма о главенстве Конституции (в части прав граждан) над международными договорами, по идее, может позволить аннулировать соглашения о членстве в ВТО как лишающие миллионы граждан России права на труд.

Никаких иллюзий о "левом повороте" и "модернизации" пока быть не должно: даже в самом лучшем случае нашей правящей бюрократии попросту не до них (да они и в принципе невозможны при контроле либералов за Банком России). Но многие меры, вынужденные необходимостью сохранить власть и минимальную стабильность общества, будут поневоле ориентированы именно в социальном и модернизационном направлении.

А их реализация выведет на ключевые позиции соответствующие кадры, восприимчивые к разуму, а не только к либеральному воровству, что быстро воссоздаст потенциальную возможность для развития, утраченную нашей страной в последние 20 лет.

Другое дело, что для реализации этой возможности, да ещё и в аду глобальной депрессии, придётся работать не только много, но и страшно.

Россия и глобальная депрессия

Перспектива же глобальной депрессии сегодня столь очевидна, что о ней заговорила даже директор-распорядитель МВФ Кристалина Георгиева, — разумеется, строго на бюрократическом воляпюке международного либерального чиновничества: с обязательным реверансом в сторону изменения климата и возведения внешних проявлений глобального кризиса (роста неравенства и торговых войн) в ранг его причин.

В реальности же всё предельно просто: на глобальном рынке, как и на любом другом, в силу объективных закономерностей всякого рынка сложились глобальные монополии, которые немедленно начали загнивать. Регуляторов для них создать не смогли (да это было и невозможно), а загнивание монополий в отсутствие внешних источников конкуренции проявляется через нехватку платёжеспособного спроса — в одном из видов классического кризиса перепроизводства. Единственное, что этот кризис, в силу специфики современной экономики, проявляется, прежде всего, в информационно-финансовой сфере.

Чтобы обеспечить глобальные монополии необходимым объёмом спроса, либералы руками управляемых ими государств выпускают в оборот ничем не обеспеченные деньги. Для нейтрализации этих лишних денег человечество научилось загонять триллионы долларов на спекулятивные рынки, надувая колоссальные и периодически лопающиеся "финансовые пузыри". При этом расширение зоны хаоса обеспечивает постоянный приток мировых капиталов в центр глобальной финансовой системы — в США, что обеспечивает стабильность на сжимающемся, как шагреневая кожа, пространстве "позолоченного миллиарда".

За счёт этого механизма глобальный кризис, очевидный уже с 2000 года, удаётся оттягивать вплоть до настоящего времени.

Однако и этот "технологический" ресурс близок к исчерпанию, так как необходимые даже для поддержания простой стабильности финансовые пузыри стали слишком велики и, соответственно, угрожающе неустойчивы. К тому же, и Россия, остановив созданных США террористов в Сирии и не ввязавшись в конфликты с Турцией и Украиной, остановила расширение зоны хаоса (Китай способствовал этому чуть раньше, прекратив террористическую активность в Синцзян-Уйгурском автономном районе) — всё это, соответственно, ослабило финансовую подпитку США и перевело Глобальную депрессию из стратегической повестки дня в оперативную. В свою очередь, такая ситуация привела к смене власти в США: глобальные либералы, ориентированные на сохранение единого мирового пространства финансовых спекуляций любой ценой, уступили лидерство производителям и другой категории спекулянтов, ориентированных на организацию срыва мира в эту депрессию и последующего взаимодействия между разделёнными макрорегионами. Такая смена, в силу естественной инерционности социальных и финансовых механизмов, не могла быть быстрой, а потому заняла весь первый президентский срок Дональда Трампа.

Его практически неизбежная "при прочих равных условиях" победа на выборах 2020 года — будет знаменовать собой окончательную чистку не только госсистемы, но и всей политической элиты США от выродившихся представителей либерализма, именуемых "Глубинным государством" (Deep State). США, всё ещё выступающие в роли оргструктуры глобальных спекулянтов, перестанут выполнять эту роль и вернутся, впервые после Никсона, под контроль производственного капитала. Что лишит финансовых спекулянтов и прислуживающих им либералов глобальной власти и обрушит созданные ими монополии, а с ними — и весь глобальный рынок, который разделится так глубоко и жёстко, как не снилось никаким цензорам Facebook’а.

Возможно, этот глобальный перелом будет форсирован попыткой американских либералов свергнуть Трампа с применением технологий "цветных революций". Впрочем, глубина их деградации (лаявшая с трибуны Хиллари действительно вполне нормальна на общем фоне геронтократов, педофилов и дегенератов) допускает, что они не смогут решиться даже на это, и уступят свою власть ещё более жалко и ничтожно, чем позднесоветская бюрократия позднего Горбачева.

Разумеется, это приведёт к падению рыночной эффективности мировой экономики. Правда, такая эффективность уже давно предусматривает подавление производств по всему миру, прежде всего — не контролируемых. Вместе с тем, агонизируя, глобальные финансовые монополии высосут деньги с огромных территорий (в том числе — из России, если наше руководство не найдёт в себе силы отказаться от обязательств перед глобальными монополиями, хотя крошечная Исландия на это решилась) и значимых отраслей, что обескровит их и приведёт к огромным бедствиям, включая утрату привычных технологий, об угрозе чего президент В.В.Путин говорил ещё на позапрошлом Петербургском международном форуме.

Хорошей новостью является то, что глобальный кризис, скорее всего, ударит по России до вызревания нашего собственного системного кризиса, что даёт нам вполне приемлемые шансы на сохранение государственности и самой русской цивилизации.

Но для этого придётся отчаянно бороться в условиях, которые мы пока не можем себе даже представить.

Россия > Госбюджет, налоги, цены > zavtra.ru, 23 января 2020 > № 3267333 Михаил Делягин

10 часов в воздухе: дрон ВВС США полетал возле Крыма

Беспилотник США провел разведку около Крыма и Туапсе

Рафаэль Фахрутдинов

Стратегический американский беспилотник RQ-4 Global Hawk провел разведку черноморского побережья России, а также разграничительной линии в Донбассе. БПЛА с бортовым номером 11-2048 и позывным Forte10 вылетел с авиабазы военно-морских сил НАТО «Сигонелла», расположенной на восточном берегу Сицилии, и провел в воздухе около 10 часов. В частности, дрон пролетел вдоль российского побережья Черного моря, обогнул Крым и около Туапсе свернул назад.

Американский стратегический беспилотник RQ-4 Global Hawk утром в пятницу, 17 января, провел разведку черноморского побережья России, а также разграничительной линии в Донбассе, сообщает PlaneRadar в своем Twitter.

БПЛА с бортовым номером 11-2048 и позывным Forte10 вылетел с авиабазы военно-морских сил НАТО «Сигонелла», расположенной на восточном берегу Сицилии, и провел в воздухе около 10 часов. В частности, дрон пролетел вдоль российского побережья Черного моря, обогнул Крым и около Туапсе свернул назад.

Три недели назад Global Hawk провел аналогичную разведку Крыма и юга Украины. В Крыму пролет американского беспилотника над полуостровом назвали «наглостью». Такое мнение выразил сопредседатель Ассамблеи славянских народов Крыма Роман Чегринец.

«Подобные полеты — это наглость, которая в очередной раз показывает всему миру двуличность и лицемерие внешней политики США», — сказал Чегринец.

Представитель Ассамблеи отметил, что американским властям следует больше внимания уделить своим внутренним проблемам и вопросам, а не выискивать информацию у границ Крыма.

«Если им так интересны изменения у нас на полуострове за последние годы, а крымчанам есть что показать и чем гордиться, то стоит направить в Крым официальную делегацию, согласовав ее визит по линии МИД РФ», — посоветовал общественный деятель.

В конце декабря прошлого года стало известно, что разработка российского лазерного комплекса для уничтожения беспилотников завершится в 2020 году. Об этом рассказал замминистра обороны РФ Алексей Криворучко.

«В части создания лазерного оружия отмечу, что мы планируем завершить ОКР по созданию лазерного комплекса тактического назначения для уничтожения БПЛА и вывода из строя легкозащищенных надводных целей в интересах решения задач Сухопутных войск, ВКС и ВМФ», — сказал он.

Замглавы Министерства обороны России отметил, что у комплекса будет модульный принцип построения основных систем. В дальнейшем это позволит поэтапно наращивать мощность и номенклатуру поражаемых целей.

«Активно проводится оснащение лазерными системами защиты бортовых комплексов обороны самолетов стратегической, тактической и армейской авиации от поражения ракетами класса «земля — воздух» и «воздух — воздух» с оптическими головками самонаведения», — уточнил Криворучко.

Минобороны не раз призывало американское командование прекратить такие разведывательные полеты, но в Пентагоне отказываются следовать призыву российских коллег.

Военные России фиксируют, как иностранные летательные аппараты проводят разведку вблизи границ России. Зачастую их замечают в районе Крыма и Краснодарского края, над Балтийским морем и около российских баз в Сирии.

Как рассказывал глава Минобороны России Сергей Шойгу на итоговой коллегии военного ведомства, за последний год увеличилось количество разведывательных операций стран-членов союза вблизи российских границ.

«По сравнению с прошлым годом вблизи наших границ на 33% увеличилась интенсивность воздушной разведки, на 24% — морской», — уточнил министр.

Он также отметил активизацию антироссийских действий НАТО. По словам Шойгу, к 2022 году международный альянс реализует военную программу «четыре по 30». Она означает, что в течение 30 суток к применению будут готовы 30 механизированных батальонов, 30 авиационных эскадрилий, 30 боевых кораблей.

«На 1 декабря по сухопутному компоненту достигнута полная комплектность, по воздушному — 76%, по морскому — 93%», — обратил внимание российский министр.

В ноябре прошлого года RQ-4B Global Hawk совершил многочасовой разведывательный полет вблизи побережья Сирии, где расположены военно-морская база ВМФ России в Тартусе и российская авиабаза Хмеймим. Беспилотник выполнил серию пролетов около российских баз, временами приближаясь к ним на расстояние 35–45 км.

Кроме того, маршрут летательного аппарата проходил вдоль побережья Израиля и Ливана, откуда он технически мог наблюдать за районом сирийской столицы. Наблюдатели отмечают, что задействование тяжелого американского беспилотника Global Hawk для полетов вблизи российских баз в Сирии является необычным.

При полете на больших высотах Global Hawk способен производить обзор больших территорий и осуществлять разведку точечных целей с высоким разрешением, а также передавать развединформацию командованию в реальном масштабе времени.

Срочная новость: США могут ограничить въезд в страну для белорусов

Власти США планируют расширить «чёрный список» стран, граждане которых будут ограничены в пересечении американской границы. Компанию белорусам составят ещё шесть национальностей.

Что случилось? The Wall Street Journal пишет, что издание Politico со ссылкой на свои источники в администрации президента США опубликовало список из семи стран, которым в ближайшее время ограничат въезд в страну:

   -Беларусь

   -Эритрея

   -Кыргызстан

   -Мьянма

   -Нигерия

   -Судан

   -Танзания

Необязательно, что гражданам этих стран запретят пересекать границу. Вполне возможно, их ограничат в возможности получить некоторые категории виз: деловые или туристические, сообщают неназванные источники.

Подробности. Вероятно, некоторым странам могут запретить участвовать в лотерее Грин Кард. Дональд Трамп давно призывал отменить этот способ иммиграции, объясняя это притоком нежелательных иностранцев вместо полезной рабочей силы. Источники Politico утверждают, что список ещё не до конца согласован, и на днях шли бурные обсуждения по поводу двух стран.

Кому это нужно? Администрация США ссылается на недостаточную защищённость страны от террористической угрозы. Она хочет обнародовать расширенный «чёрный список» в преддверии 27 февраля, когда исполнится ровно три года с того дня, как был опубликован первоначальный лист «неугодных» национальностей. Напомним, что Трамп подписал соответствующий закон на седьмой день своего президентского срока. Аналитики The Wall Street Journal считают, что расширенный запрет – часть большой игры в преддверии предстоящих президентских выборов 2020 года, которые надеется выиграть команда Трампа.

Кому запрещено въезжать в США сейчас. Пока этот список ограничен гражданами Ирана, Сомали, Ливии, Сирии, Йемена и Северной Кореи, а также политикам Венесуэлы.

Перспективы. Первоначальный «антииммиграционный» список, который включал в себя большинство мусульманских национальностей, был отклонен Федеральным судом США. Вторая редакция списка (в марте 2017) тоже не была принята. Можно ожидать, что расширение списка тоже натолкнётся на противодействие. Тем более что организации по правам иммигрантов уже раскритиковали планируемое расширение списка.

Цитата. «Десятки тысяч американских семей уже оказались разделены из-за этого жестокого закона. И если список расширят, это точно не обеспечит нам бОльшую безопасноть», – говорит президент некоммерчсекой ассоциации Muslim Advocates.

Автор: Ольга Петегирич

Диверсанты в порту

В Тартусе прошли учения наших и сирийских военных

Текст: Юрий Гаврилов

В сирийском порту Тартус, где расположен пункт материально-технического обеспечения ВМФ России, прошли вторые с декабря прошлого года совместные учения наших военных и местной армии. По словам руководителя маневров контр-адмирала Александра Юлдашева, к решению учебных задач были привлечены более 2 тысяч военнослужащих, а также 7 кораблей и катеров.

Ломать голову над сценарием учений флотоводцам в общем-то не пришлось. Его подсказала сама остановка в ближневосточном государстве, подвергшемся массированному нападению международных террористов. Тот же Тартус они неоднократно пытались атаковать с помощью кустарно изготовленных беспилотников. К счастью, безуспешно.

Вообще местный порт, через который идет основное снабжение нашей военной группировки в Сирии, был и остается исключительно привлекательным объектом для терактов. Прикрывать его с суши и с моря приходится круглосуточно. Этим в том числе занимаются расчеты российских зенитных ракетных систем С-300 и комплексов ПВО "Панцир-С1".

В ближайшие четыре года Россия планирует вложить в модернизацию порта Тартус 500 млн долларов. Для увеличения его грузопотока решено восстановить, а в некоторых районах проложить железную дорогу через Сирию и Ирак. Она нужна для создания транспортного коридора "Средиземное море - Персидский залив". Планы и вложения очень серьезные, они требуют соответствующих мер защиты, в том числе по линии военных ведомств.

Между тем отряд кораблей Балтийского флота - сторожевой корабль "Ярослав Мудрый", танкер "Ельня" и морской буксир "Виктор Конецкий" - проводит в Аравийском море совместное учение с японским эсминцем "Харусамэ".

Иран занимает 1-ое место среди членов ОПЕК по экспорту катализаторов

Вице-председатель Ассоциации производителей катализаторов Ирана Абдолреза Хамиди объявил, что страна занимает первое место среди членов Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК) по экспорту катализаторов.

«Иран сейчас является первым экспортером катализаторов среди членов ОПЕК», - заявил Хамиди во вторник, сообщает Fars News.

«Из катализаторов с высоким потреблением, 44 были произведены внутри страны для нефтехимической промышленности», - добавил он.

По словам Хамиди, экспортируя катализаторы, Иран положил конец монополии Universal Oil Products (UOP), которая снабжала Иран этими продуктами.

Он выразил удовлетворение тем, что под жесткими санкциями США, Иран больше не нуждается в импорте обычно используемых катализаторов, отметив, что страна экспортирует произведенные катализаторы в Ирак, Армению, Пакистан, Сирию и Казахстан.

«Примирительный настрой»: о чем говорили Путин и Джонсон

В Кремле прокомментировали встречу Путина с Джонсоном

Иван Апулеев

В Кремле встречу президента РФ Владимира Путина с британским премьером Борисом Джонсоном назвали конструктивной и «отражающей примирительный настрой». По словам пресс-секретаря российского лидера Дмитрия Пескова, контакт был «лаконичен». Тем не менее ранее в канцелярии Джонсона заявили, что примирения с Москвой пока не будет.

Встреча президента России Владимира Путина с премьер-министром Великобритании Борисом Джонсоном на полях международной конференции по Ливии в Берлине носила конструктивный характер, заявил пресс-секретарь российского лидера Дмитрий Песков.

«В целом, контакт был достаточно лаконичен, но в то же время, скажем так, достаточно конструктивный, с элементами такого примирительного настроя», — цитирует ТАСС слова представителя Кремля.

Песков подчеркнул, что сообщения британской стороны о встрече в Берлине «не передают атмосферу». Суть контакта, по его словам, отличается от «сути сообщения Даунинг-стрит». Конкретизировать при этом Песков не стал.

Как стало известно 20 января, премьер-министр Великобритании Борис Джонсон заявил президенту России Владимиру Путину в ходе их встречи в Берлине, что российско-британские отношения не будут нормализованы в ближайшее время.

«Пока Россия не прекратит дестабилизирующую деятельность, которая угрожает Великобритании и нашим союзникам и подрывает безопасность наших граждан и коллективную безопасность <...>, нормализации не будет», — говорится в сообщении канцелярии британского премьера.

Вскоре после этого посольство России в Лондоне заявило, что власти Великобритании до сих пор не ответили на запросы по поводу инцидента в Солсбери.

«При этом все еще никаких ответов на наши вопросы, никаких доказательств обвинений в духе highly likely, никакой информации о Сергее и Юлии Скрипалях, к которым также нет консульского доступа», — добавили в дипмиссии.

По словам Джонсона, позиция Лондона по поводу инцидента с отравлением в Солсбери российских граждан Сергея и Юлии Скрипалей «остается неизменной». Британские власти обвиняют Россию в причастности к покушению. Москва эти обвинения отвергает.

«Атака в Солсбери <...> была безответственным случаем использования химического оружия и наглой попыткой убийства невинных людей на территории Великобритании. Он (Джонсон — прим. ред.) сказал, что подобная атака не должна повториться», — отмечается в сообщении Даунинг-стрит.

Наконец, в канцелярии британского премьера указали, что Джонсон напомнил Путину об ответственности, которая лежит на России и Великобритании в сфере международной безопасности — в том числе в Сирии, Ливии, Ираке и Иране.

Отношения Москвы и Лондона обострились после того, как в британском городе Солсбери 4 марта 2018 года были найдены бывший полковник ГРУ Сергей Скрипаль и его дочь Юлия с признаками отравления. Скрипаль-старший был завербован в 1990-х годах британской Secret Intelligence Service (SIS). Он оправдывал этот поступок тем, что «присягу давал Советскому Союзу, а не этой стране [Российской Федерации]». После Сергей Скрипаль был раскрыт и арестован, сидел в тюрьме и был обменян на российских разведчиков, после чего эмигрировал в Великобританию.

Скрипалей обнаружили на лавочке возле торгового центра Maltings в маленьком городке Солсбери к западу от Лондона. «Они были просто обмякшие. Им было хорошо, никаких признаков боли, ничего такого. Безжизненные, если хотите», — сообщали очевидцы произошедшего.

Спустя неделю после отравления тогдашний британский премьер-министр Тереза Мэй сообщила, что ответственность за преступление — «вероятнее всего» (англ. — highly likely) — лежит на Москве. Мэй также отметила, что Скрипалей отравили нервно-паралитическим веществом «Новичок», разработанным в СССР. В связи с этим премьер-министр решила выслать из Соединенного королевства 23 российских дипломата, а также заморозить все двусторонние контакты на высоком уровне.

Впоследствии министр иностранных дел России Сергей Лавров сообщил, что Лондон официально отказался от сотрудничества с Россией в расследовании «дела Скрипалей».

По его словам, Следственный комитет РФ предложил соответствующим структурам Великобритании взаимную помощь в расследовании отравления в Солсбери. На протяжении нескольких месяцев Лондон игнорировал это предложение.

По данным британской прокуратуры, Скрипалей отравили россияне Александр Петров и Руслан Боширов. Им предъявили обвинения в покушении на убийство экс-полковника ГРУ и его дочери, а также британского полицейского Ника Бейли. Согласно сведениям ведомства, Петров и Боширов являются агентами ГРУ. Сами подозреваемые в интервью RT подтвердили, что действительно были в Солсбери в марте 2018 года, однако лишь с туристическими целями.

Чечня хочет возобновить прямые авиарейсы в ОАЭ

Власти Чечни рассчитывают возобновить прямой рейс из Грозного в эмират Шарджа.

Дубай, ОАЭ. Власти Чеченской Республики ведут переговоры о возобновлении прямого рейса из Грозного в Шарджу (ОАЭ), это позволит увеличить туристический поток в регион. Об этом сообщил министр по туризму Чечни Муслим Байтазиев.

«В рамках Дней чеченской культуры мы проводим регулярные встречи с представителями органов власти ОАЭ. Сегодня встречались с руководителем управления гражданской авиации, обсудили острую для нас проблему отсутствия прямого авиасообщения с Грозным. Рассказали про наши перспективы, про то, что планируем строить аэропорт, то есть нацелены на увеличение пропускной способности наших ворот и туристического потока. Хотели, чтобы они, скажем так, подготовили авиакомпанию Air Arabia ко встрече с нами, к тому, что этот рейс нам очень нужен», - отметил Байтазиев.

Чеченская делегация находится в ОАЭ в рамках Дней чеченской культуры в городе Шарджа с 19 по 23 января. Для гостей организованы концерт фольклорного ансамбля песни и танца «Нохчо», дегустация национальной кухни и презентация туристического потенциала.

«На открытии было много чеченцев из Сирии и Иордании, которые захотели погрузить своих детей в традиции и культуру. Ожидаем, что в последующие дни гостей будет еще больше», – рассказал Байтазиев. Для гостей также организована выставка-экспозиция изделий мастеров народных художественных промыслов и ремесел, где представлены изделия из дерева, камня, ткацкое мастерство, национальные костюмы.

Общий объем инвестиций ОАЭ в Чеченскую Республику превышает $350 млн. Инвесторы из этой страны участвуют в строительстве многофункционального комплекса «Ахмат тауэр» и самого крупного торгового центра на Северном Кавказе – «Грозный молл». В ближайшее время планируется завершить строительство международного университета в Грозном, рассчитанного на 5 тыс. студентов. В апреле 2018 года авиакомпания Air Arabia запустила прямой рейс из Шарджи в Грозный, но позже он был закрыт.

Международная группа исследователей провела оценку ущерба от травматизма в 195 странах за 1990–2017 годы, а также изучила возможные взаимосвязи между бременем травм и социально-демографическим индексом. В число соавторов работы вошли и российские ученые — представители Московского физико-технического института, Высшей школы экономики и сотрудники учреждений Минздрава. Результаты исследования опубликованы в журнале Injury Prevention семейства British Medical Journals (Q1).

Согласно полученным данным, за 2017 год умерло 55,9 миллиона человек. Из этих смертей порядка 4,5 млн (8%) были вызваны травмами. При этом смертность от травм у мужчин более чем в два раза выше, чем у женщин. Основными причинами смерти от травм стали дорожные травмы (27,7%), самоповреждения (17,7%), падения (15,5%) и межличностное насилие (9,0%).

За данный период в мире было также зарегистрировано около 521 миллиона случаев травм, не приведших к смерти (для сравнения, их число в 1990 году — 354 млн). Из общего социально-экономического ущерба от всех болезней в 2017 году на долю травм приходится 10,1%, из которых, в свою очередь, 77% приходится на потерянные годы жизни. Причинами, давшими основной вклад в бремя травм, признаны дорожные травмы (26,7%), падения (14,1%), самоповреждения (13,1%) и межличностное насилие (10,2%). Из стран мира наиболее высокий ущерб от травматизма, с поправкой на возрастную структуру населения, был отмечен в Сирии, Центральноафриканской Республике и Лесото, а наименьший — на Мальдивах, Бермудских островах и в Италии.

Исследование также показало, что для большинства травм показатели бремени болезни падают по мере роста социально-демографического индекса. Фактически это означает, что чем более благоприятная экономическая ситуация в государстве, тем меньше население страдает от травматизма. Однако травмы, полученные в дорожно-транспортных происшествиях, насильственные повреждения и самоповреждения являются исключением из этого правила, для них наблюдается обратный тренд, наиболее выраженный в случае самоповреждений.

Есть и иные исключения. Наша страна и другие страны Восточной Европы характеризуются социально-демографическим индексом выше среднего, однако показатели травматизма у нас выше, чем в среднем для стран с сопоставимым значением индекса. В исследовании отмечено, что причинами этого в разной степени могут быть связанные с распадом CCCH социальные потрясения, приверженность вредным привычкам, растущее социальное неравенство, однако прямо подчеркивается, что точные выводы требуют дальнейших исследований.

Согласно исследованию, с учетом поправки на возрастную структуру населения, количество травма-ассоциированных смертей снизилось на 24% по сравнению с 1990 годом, число потерянных лет жизни снизилось на 28,2%, прожитых с нетрудоспособностью — на 9,2%, скорректированных по нетрудоспособности — на 24%.

Иранский генерал Сулеймани более чем жив и более опасен для врага, чем когда-либо прежде

Главнокомандующий Корпусом стражей Исламской революции (КСИР) подчеркнул, что генерал-лейтенант Сулеймани более чем жив и более опасен для врага, чем когда-либо прежде, и сказал, что погибший генерал сместил и сбил с толку врага, и этот человек изменил баланс в разгар неравенства.

По сообщению на веб-сайте IRGC News, генерал-майор Хусейн Салами на церемонии представления нового командующего силами "Кудс", состоявшейся в понедельник в присутствии старших командиров и старших должностных лиц в штабе командования КСИР, отметил, что все ясно видели, что этот великий командующий своим мученичеством создал уникальную волну и движение не только в исламском Иране, но и среди мусульманской уммы и других народов.

Салами охарактеризовал генерала Сулеймани, как могущественного, вдумчивого, находчивого, набожного, смелого, откровенного и решительного командира, и отметил, что этот великий командующий Фронтом сопротивления в Ливане, Сирии, Ираке, Афганистане и в исламских странах создал мощь и создал неизвестные опасности для врагов исламской уммы.

Иран предупредил, что накажет любую страну, которая сотрудничала с США в убийстве генерала Сулеймани

Иран в понедельник предупредил, что накажет любую страну или режим, которые сотрудничали с США в убийстве командующего силами "Кудс" КСИР генерал-лейтенанта Кассема Сулеймани.

"Если специалисты по безопасности и военным вопросам в Иране придут к выводу, что та или иная страна или режим сотрудничали и помогали в этом трусливом акте, они заплатят за это", - заявил в понедельник журналистам в Тегеране официальный представитель МИД Сейед Аббас Мусави, сообщает Fars News.

Он, между тем, подчеркнул, что Иран не стремится к росту напряженности в регионе, и сказал: "Мы не стремимся к войне, но мы готовы решительно защищаться от любого зла".

Мусави также отверг любую возможность переговоров с США.

Герой антитеррористической борьбы в регионе генерал-лейтенант Кассем Сулеймани был зверски убит террористической армией США в Международном аэропорту Багдада 3 января 2020 года.

Пентагон также убил Абу Махди аль-Мухандиса, заместителя командующего иракскими народными мобилизационными силами (PMF) или "Хашд Аль-Шаби", пятерых иранских и пятерых иракских военных.

Этот удар поставил Соединенные Штаты и Иран на грань войны, а Тегеран в ответ запустил ракеты по военным базам в Ираке, где размещались американские войска.

8 января Воздушно-космические силы КСИР нанесли тяжелые удары баллистическими ракетами по американской авиабазе Эйн-Асад на юго-западе Ирака вблизи границы с Сирией и по американской авиабазе в Эрбиле в отместку за убийство американцами генерала Сулеймани.

Эйн-аль-Асад-это авиабаза с 4-километровой взлетно-посадочной полосой на высоте 188 м над уровнем моря, которая является основной и крупнейшей американской авиабазой в Ираке. Ранее сообщалось, что радарные системы и щиты противоракетной обороны в Эйн-аль-Асаде не смогли сработать и перехватить иранские ракеты. По неофициальным данным, центральная радиолокационная станция армии США в Эйн-аль-Асаде была заблокирована радиоэлектронной войной.

Вторая ответная атака КСИР была нацелена на американскую военную базу близ аэропорта Эрбиль в Иракском Курдистане в рамках второго этапа ответной операции "мученик Сулеймани".

Ирак заявил, что в результате нападений не пострадали военнослужащие, дислоцированные на этих двух базах. Армия США заблокировала въезд в Эйн-аль-Асад для всех, включая иракскую армию.

Это было первое прямое нападение на американскую армию со времен Второй мировой войны.

Представители КСИР заявили, что ни одна из ракет не была перехвачена.

"Проиграли все что можно". Эксперт о смене руководства ИГ*

Британская газета Guardian назвала имя "нового главаря ИГ*". В эфире радио Sputnik политолог, старший преподаватель РУДН Камран Гасанов высказал свой взгляд на ситуацию.

Британской газете Guardian стало известно имя нового главаря террористической группировки "Исламское государство"*, им оказался один из основателей банды Амир Мухаммед Абдул Рахман аль-Мауля аль-Сальби, сообщает РИА Новости.

Отмечается, что уроженец Ирака Амир аль-Сальби был назначен главарем ИГ* в октябре, спустя несколько часов после ликвидации прежнего лидера группировки Абу Бакра аль-Багдади.

Издание пишет, что он также известен под псевдонимами Хаджи Абдулла и Абдулла Кардаш.

Сообщается, что еще до ликвидации аль-Багдади госдепартамент США считал аль-Сальби потенциальным кандидатом на место главаря ИГ*. Власти США предлагали вознаграждение в размере пяти миллионов долларов за его поимку.

Президент США Дональд Трамп 27 октября заявил о ликвидации аль-Багдади. Связанный с исламистами сайт Amaq сообщал, что ИГ* подтвердила ликвидацию своего главаря.

В эфире радио Sputnik политолог, старший преподаватель РУДН Камран Гасанов высказал мнение, что со сменой главаря для ИГ* ничего не меняется.

"Это больше имиджевая вещь. ИГ* надо показать: мол, они продолжают сохранять какой-то авторитет, у них своя структура, чтобы игиловцы*, которые действуют по всему земному шару, знали, что у них есть руководство. … Но, думаю, что от смены руководства ИГ* ничего не поменяется. В целом, ИГ* проиграло все что можно. Основную ставку они делали на Сирию и Ирак, но там они были выдавлены из основных городов, прежде всего это Мосул, Ракка и Пальмира. … После потери так называемой государственности – когда у них была "своя" территория со своей столицей, управлением и даже валютой и торговлей нефтью – сейчас они перешли на тактику одиночных вылазок, терактов. То есть монолитной структуры у них нет", – сказал Камран Гасанов.

*Террористическая организация, запрещенная в России.

"Оскар" для "Белых касок": Запад и фальшивки о "химоружии" в Сирии

Радио Sputnik. Россия представила на заседании Совета Безопасности ООН доказательства фальсификации применения химоружия в сирийском городе Дума 7 апреля 2018 года. На созванном по инициативе РФ заседании обсудили доклад об этом инциденте, представленный в марте 2019 года Организацией по запрещению химического оружия (ОЗХО).

Директор российского Фонда исследования проблем демократии Максим Григорьев представил членам Совета доказательства, собранные в ходе расследования в Думе, в том числе свидетельства сотен очевидцев. Совбезу также было представлено видеообращение бывшего сотрудника ОЗХО Иэна Хендерсона, который напомнил, что в Думе работали две миссии этой организации. Первая группа не нашла признаков химатаки, после чего была отстранена, а выводы второй группы противоречили первоначальным результатам.

Как напоминает ФАН, о якобы имевшем место применении химоружия в Думе 7 апреля 2018 года заявляли представители скандально известной организации "Белые каски". В качестве доказательства организация использовала видео, на котором запечатлены жители Думы, которых врачи якобы пытаются спасти от действия отравляющих веществ. Позже эти кадры были признаны постановочными, но западные страны не отказались от своих обвинений.

Впоследствии Минобороны РФ неоднократно предупреждало о подготовке новых провокаций. Во всех случаях провокации готовили террористы "Джебхат ан-Нусры"* и все те же "Белые каски", созданные в свое время бывшим британским спецагентом Джеймсом ле Мезюрье (в ноябре 2019 года он необъяснимо погиб в Стамбуле).

В Сети даже появилось видео, на котором "Белые каски" обучают людей изображать погибших при "химической атаке".

Однако представители западных стран в Совбезе ООН не примут во внимание ни один из этих фактов, такое мнение высказал в интервью ФАН член Общественной палаты РФ, президент Фонда защиты национальных ценностей (ФЗНЦ) Александр Малькевич.

"Россия представила все необходимые доказательства в Совбез ООН, но кого и когда это останавливало? <…> Те, кто слышать не хотят, они тебя не слушают даже. То, что миссия ОЗХО не нашла погибших от хлора, то, что "Белые каски" безостановочно занимаются производством фейков — это известно и понятно", — отметил Малькевич.

Он напомнил, что британский документальный фильм о "Белых касках" в 2017 году даже получил премию "Оскар".

"Никто не изымает у "Белых касок" "Оскара", который они получили за свой фильм. Когда Фонд защиты национальных ценностей завершит подготовку на арабском языке книги о фальсификациях "Белых касок" и мы отправимся демонстрировать ее на самых серьезных площадках — может быть, имеет смысл, чтобы России инициировала мировую общественную кампанию, чтобы аннулировать "Оскара", который получили "Белые каски"", — сказал член Общественной палаты.

Ранее радио Sputnik сообщало, что боевики попытались атаковать российскую авиабазу Хмеймим в Сирии.

* Организация запрещена на территории РФ.

Стало известно, почему Шойгу сохранил пост в правительстве

Радио Sputnik. Генерал армии Сергей Шойгу остался на посту министра обороны из-за того, что Россия продолжает проведение точечных операций в Сирии и это не время менять командующего. Об этом рассказал в прямом эфире радио Sputnik президент Центра социальных и политических исследований "Аспект" Георгий Федоров.

"Почему Шойгу сохранил свой пост, понятно. Минобороны – военная организация, и она очень иерархична. ... Смена любых начальников в этой системе может дать сбой, тем более в период ведения военных действий в Сирии", – считает политолог.

Во вторник, 21 января, Владимир Путин утвердил состав нового правительства России под руководством премьера Михаила Мишустина. Сергей Шойгу сохранил за собой пост министра обороны, который он занимает с 2012 года.

Ранее радио Sputnik сообщало, что прежний состав правительства России во главе с премьером Дмитрием Медведевым подал в отставку 15 января. Это случилось после выступления президента России Владимира Путина с посланием к Федеральному собранию.