Всего новостей: 4302911, выбрано 5656 за 0.140 с.
Новости. Обзор СМИ Рубрикатор поиска + личные списки
Списков нет
Нейрофизиологи проследили за работой мозга китайцев и французов во время чтения и выяснили, что их мозг использовал одни и те же нервные центры для распознавания букв и иероглифов, говорится в статье, опубликованной в журнале Proceedings of the National Academy of Sciences.
Ученые довольно долгое время пытаются найти области мозга человека, отвечающие за письменную и устную речь. Считается, что эти способности возникли не на пустом месте, а на базе других частей мозга. К примеру, прародителем центра чтения считается та часть коры, которая отвечала у приматов за распознавание формы предметов.
Группа нейрофизиологов под руководством Станисласа Дегэне (Stanislas Dehaene) из университета Париж-юг в городе Орсе (Франция) проверила, различаются ли центры чтения в мозге людей из двух принципиально иных письменных культур - французов с латинским алфавитом и китайцев с иероглифами.
Для этого ученые собрали группу из 16 французских и тайваньских добровольцев и попросили их пройти серию из простейших тестов на чтение. Во время эксперимента ученые помещали своих подопечных в компьютерный томограф, и просили их прочитать слово, которое появлялось на экране.
Как правило, сделать это было достаточно сложно - ученые максимально затруднили восприятие французского слова или китайского иероглифа. В частности, компьютер быстро передвигал слово, или сжимал, или растягивал его изображение произвольным образом. В некоторых случаях на дисплее вместо слов появлялись "мусорные" изображения, очень похожие на иероглифы или буквы латинского алфавита.
Во время эксперимента ученые следили за активностью мозга своих подопечных, отмечая те зоны, которые включались во время распознавания слов или иероглифов. Оказалось, что мозг китайцев и французов использовал одни и те же участки для распознавания письменной речи.
По словам ученых, в процессе чтения задействованы два ключевых отдела мозга - центр определения формы объектов реального мира и область, отвечающая за распознавание своих или чужих движений. Первый участок находится на затылочной коре мозга, а второй - в зрительной коре в средневисочной области мозга.
Ученые проверили полученные результаты, меняя один из нескольких параметров эксперимента. В частности они проверили, как их подопечные будут распознавать мигающие, движущиеся или статичные слова и иероглифы. Это помогло им найти небольшие различия в работе данных участков в мозге китайцев и французов.
К примеру, зона распознавания движения была более активна в голове у китайцев, чем у французов. Нейрофизиологи связывают это с тем, что китайские иероглифы менее абстрактны, чем буквы латиницы, и их распознавание требует понимания того, как "рисуется" каждый такой символ.
Таким образом, Дегэне и его коллегам удалось показать, что представители различных наций используют одни и те же области мозга для чтения. По их словам, это позволяет говорить о том, что нервные цепи, задействованные при чтении, развились в глубоком прошлом человечества, еще до появления письменности, и одинаковы для всех людей на Земле.
Британский путешественник Грэхам Дэйвид Хьюис установил мировой рекорд - он побывал в 201 стране, не воспользовавшись при этом самолетами или другими видами воздушного транспорта, пишет во вторник газета Daily Mail. Рекорд Хьюиса, который был документально им же подтвержден, признали официальные представители Книги рекордов Гиннесса.
Во время своего путешествия, которое длилось 1426 дней, 33-летний Хьюис передвигался на кораблях, автобусах, такси и просто пешком. По словам туриста-экстремала, его затраты на дорогу насчитывали примерно 100 долларов в неделю, так как он путешествовал на самых дешевых и непритязательных транспортных средствах, вплоть до старых грузовых судов.
За свое четырехлетнее путешествие Хьюис, который живет в Ливерпуле, побывал в 193 странах, входящих в ООН, а также в таких государственных образованиях как Тайвань, Палестина, Косово, Ватикан, Западная Сахара, а также в четырех исторических провинциях Соединенного Королевства Великобритании (Англия, Шотландия, Уэльс и Северная Ирландия).
"Я люблю путешествовать, наверное, я это сделал, потому что хотел увидеть смогу ли я это сделать один, сам по себе, располагая небольшими средствами", - сказал Хьюис о своем достижении, отметив, что его странствия закончились в понедельник. У Хьюиса накопилось множество интересных повествований о его походах по разным странам, включая опасное плавание у берегов Кабо-Верде, пребывание в тюрьме в Конго и арест при попытке пересечения российской границы. Ранее Хьюис уже был занесен в Книгу рекордов Гиннесса за "посещение 133 стран за один год наземным транспортом".
По информации операторов рынка, существует высокая вероятность того, что Индия скоро начнет вытеснять ведущих экспортеров пшеницы с мирового рынка, пишет АПК-Информ.
Так, начиная с лета т.г., индийское правительство регулярно проводит тендеры на экспорт зерновой. Кроме того, в декабре т.г. власти страны собираются отгрузить еще 0,5 млн. тонн данной продукции.
Стоит отметить, что в настоящее время индийская пшеница уже практически вытеснила австралийскую продукцию с азиатского рынка. Так, сравнительно невысокая цена зерновой из Индии уже привлекла внимание таких импортеров пшеницы, как Филиппины и Таиланд. Кроме того, Тайвань, Бангладеш и Йемен остаются основными импортерами индийской зерновой, а местные трейдеры в скором времени рассчитывают начать поставки продукции и в страны Северной Африки.
Как уже сообщалось, основной причиной активизации Индией экспорта пшеницы стало существенное увеличение запасов зерновой в стране. Так, по состоянию на 16 ноября т.г. данный показатель составил 43,2 млн. тонн, что практически в 4 раза превышает минимально необходимый объем. На развитие данной тенденции также повлияла отмена запрета на экспорт зерновых, который действовал в стране на протяжении последних нескольких лет.
Тайваньские производители в 2013 году продолжат разработку панелей среднего диапазона.
Ожидается, что в 2013 году тайваньские вендоры продолжат разработку панелей от малых до средних диагоналей ввиду отсутствия необходимых технологий и производств. Тем временем корейские и японские производители будут уделять основное внимание производству панелей высшего класса, а китайские - изготовлению панелей начального уровня, сообщил Digitimes.
Как заявили наблюдатели, в 2013 году потребители в странах с развитой экономикой, как ожидается, будут более заинтересованы в приобретении 5-дюймовых смартфонов с плотностью пикселей от 300 ppi и выше. Вендоры мобильных устройств высшей категории также станут размещать заказы на панели AMOLED и IGZO, по которым у тайваньских производителей объёмы производства невелики, а мощности для массового производства отсутствуют.
Кроме того, Samsung Mobile Display и LG Display увеличивают свои инвестиции в гибкие дисплеи, и Samsung Mobile Display уделяет особое внимание гибким дисплеям AMOLED.
Экспортеры г/к рулонов из Южной Кореи в середине ноября не отклоняются от курса на повышение. Так, ссылаясь на удорожание лома (как минимум на $15/т за две недели), заводы начали торги материалом с отгрузкой в январе с уровня на $10-25/т выше котировок продукции, которая будет отгружена в декабре. Некоторую поддержку их действиям оказало снижение производственных показателей в IV квартале ввиду плановых ремонтных работ.
В частности, компания POSCO озвучила предложения г/к рулонов марки SAE1006 в диапазоне $560-570/т FOB с отгрузкой в январе (+$20-25/т за неделю), марки SS400 по JIS G3101 – $520-540/т FOB (+$10/т за неделю). Небольшие объемы г/к рулонов марки SAE1006 толщиной не менее 2 мм для покупателей из Тайваня еще доступны по $545/т FOB с отгрузкой в декабре ($565/т C&F). При этом предложения продукции марки SS400 по JIS G3101 в ОАЭ поступают только с отгрузкой в январе по $525/т FOB ($565/т C&F).
В то же время, компания Hyundai Steel продолжает работу над реализацией повышения, озвученного двумя неделями ранее. В частности, производитель нацелен на подписание контрактов на поставку материала под перекат покупателям из Вьетнама по $565/т FOB ($585/т C&F). Несмотря на практически полное отсутствие конкуренции в регионе (китайские г/к рулоны котируются на $5-20/т дороже), информация о сделках не поступала: встречные цены на $25/т ниже.
Участники рынка сходятся во мнении, что экспортные цены на г/к рулоны из Южной Кореи будут стабильны как минимум до конца ноября. Наряду с удорожанием лома поддержку производителям окажет отсутствие конкуренции (удешевление китайской продукции начнется только в конце ноября).
Кроме того, на руку экспортерам устойчивые внутренние цены. Так, предложения г/к рулонов марки SS400 A по JIS G3101, как и неделю назад, поступают местным покупателям по $654/т по курсу $1 = KRW1084,9 (710 KRW/кг) EXW, марки SPHC (аналог SAE1006) – по $682-701/т (740-760 KRW/кг) EXW, без учета 10% НДС. Однако при подписании контрактов на поставку крупных партий г/к рулонов (объемом 10 тыс. т) производители готовы предоставлять дисконты до $51/т (55 KRW/кг).
Тайваньский поставщик EMS-услуг Foxconn Electronics в октябре отметил рост своей неконсолидированной выручки в размере 275,702 млрд НТД (9,41 млрд долларов) на 14,62% за месяц. При этом спад за год составил 6,71%, при росте выручки за период с января по октябрь на 16,65% за год - 2506,843 млрд НТД. Об этом пишет Digitimes.
По мере ожидаемого роста поставок Foxconn устройств iPad 4 и iPad mini, компания отметит последовательный рост выручки в ноябре и декабре, сообщают биржевые аналитики.
В 2012-2016 гг. на макроэкономические показатели Тайваня будут оказывать влияние повышение уровня ВВП и увеличение количества населения пожилого возраста. Сегодня главным приоритетом для правительства Тайваня является сокращение экономических мер, которые были внедрены для преодоления последствий глобального кризиса 2008-2009 гг. По прогнозам компании “Espicom”, к 2016 г. как по показателю экономического развития, так и по уровню ВВП на душу населения Тайвань будет занимать 7 позицию среди 15 исследуемых государств АТР. По оценкам EIU, в 2016 г. жителей Южной Кореи будет почти в 2 раза больше, чем Тайваня, а доля населения в возрасте 65 лет и старше составит более 1/10 общей численности населения Тайваня.
Ситуация с защитой прав интеллектуальной собственности в исследуемом государстве улучшается. При этом все еще остается актуальным вопрос защиты прав интеллектуальной собственности в сфере патентирования лекарственных средств и защиты данных о фармпродукции. В январе 2009 г. Управлением USTR Тайвань был исключен из перечня стран с низким уровнем защиты прав интеллектуальной собственности Special 301 с рекомендациями о дальнейшем улучшении ситуации в этой сфере. Однако в своем последнем докладе Управление USTR выразило обеспокоенность политикой Тайваня относительно защиты патентных прав в фармацевтическом секторе. Предпринимаются шаги для повышения соответствия тайваньских прав интеллектуальной собственности таковым других государств. Так, в июне 2010 г. между Тайванем и Китаем подписано соглашение в сфере защиты прав интеллектуальной собственности. Результатом этого соглашения должно стать взаимное признание действительным в обеих странах права на интеллектуальную собственность, даже при условии, если это право было зарегистрировано только в одной из них.
Биофармацевтический сегмент Тайваня финансируется государством, что в 2012-2016 гг. гарантирует ему стабильное развитие. Также правительство Тайваня инвестирует значительные средства в R&D. В 2009 г. начата реализация программы развития биофармацевтического сегмента (Diamond Action Plan for Biotech Takeoff). Ее целью является увеличение вдвое годового объема производства такой продукции в 2009-2013 гг. На территории Тайваня функционирует около 300 биофармацевтических компаний, в которых работает более 11 тыс. сотрудников. По объему розничных продаж крупнейшими из них на фармрынке страны являются “TTY Biopharm”, “Taiwan Biotech Company” и “Chunghwa Chemical Synthesis & Biotechnology Company”.
Политическая ситуация в Южной Корее находится в прямой зависимости от парламентских разногласий между 2 основными партиями и постоянно изменяющегося политического вектора Северной Кореи. Согласно прогнозам компании “Espicom”, в 2016 г. по показателю ВВП Южная Корея будет занимать 4 позицию среди остальных стран АТР. По данным Государственного департамента США (U.S. Department of State), по состоянию на июль 2011 г. количество жителей Южной Кореи составляло около 48,8 млн. человек, что вдвое превышает таковое Тайваня. При этом показатель удельного веса населения трудоспособного возраста в Южной Корее опережает аналогичное таковой практически остальных стран АТР. Доля населения в возрасте 65 лет и старше в стране постепенно увеличивается. Сегодня объем фармрынка Южной Кореи в денежном выражении занимает 4 позицию среди таковых остальных стран АТР.
В конце 2011 г. между ЕС и Южной Кореей подписано соглашение о создании зоны свободной торговли (Free Trade Agreement), что поможет упростить выход фармкомпаний стран ЕС на южнокорейский рынок. Позитивной также является отмена со II полугодия 2012 г. таможенных тарифов на импорт готовых лекарственных средств. Как отметили специалисты компании “Espicom”, образование зоны свободной торговли позволит увеличить объем импорта препаратов из стран ЕС, что может привести к уменьшению поставок лекарственных средств американскими дистрибуторами. Соглашение между ЕС и Южной Кореей также предусматривает, что правительство последней должно будет с помощью усовершенствования нормативно-правовой базы привести свое законодательство в соответствие с международными стандартами. В частности, соглашение о создании зоны свободной торговли между ЕС и Южной Кореей направлено на обеспечение большей прозрачности при принятии решений относительно стоимости лекарственных средств в системе здравоохранения страны.
Биофармацевтический сегмент Южной Кореи продолжает активно развиваться. В I полугодии 2011 г. был внедрен ряд конкурентных стратегий: локальной фармкомпанией “Celltrion” подписано соглашение с местным производителем “Novacell Technology” о совместной разработке биоаналогичных препаратов, а местные фармкомпании “Dong-A” и “POSTEC” подписали меморандум о взаимопонимании и сотрудничестве относительно разработки новых биофармацевтических лекарственных средств. Также в 2011 г. южнокорейским производителем “Il-Yang” построен новый завод по производству вакцин против гриппа; фармкомпания “Green Cross Corporation” сообщила, что ее вакцина против сезонного гриппа GC FLU(r) получила переквалификацию ВОЗ; “Daewoong” и “Binex” подписали соглашение о совместной разработке биоаналога препарата Enbrel(tm) (этанерцепт). Также “Green Cross Corporation” объявила о разработке и коммерциализации вакцины против гриппа с использованием культуры клеток.
Крупнейший C2C китайская торговая интернет-площадка Taobao.com расширяет деятельность в Гонконге и на Тайване. Интересно, что на протяжении последних месяцев подготовительные работы на Тайване и в Гонконге, которые включали в себя логистику, сервисы оплаты и клиентской поддержки, проводились почти что под секретом.
Хотя подготовительные работы еще продолжаются, предварительные результаты Taobao, владельцем которого является компания Alibaba, уже впечатляют. По словам Дафны Ли (Daphne Lee), директора компании по зарубежному бизнесу, число зарегистрированных пользователей Taobao в Гонконге уже достигло 1,2 млн. и 0,5 млн. на Тайване.
Чтобы понять, много это или мало, нужно сказать, что 1,2 млн. – это около четверти всех пользователей Интернет в Гонконге. Но, если здесь все просто, но для успешной работы на Тайване требуется больше усилий – пользователи отсюда могут столкнуться с проблемами при доставке товаров из Китая в Тайвань из-за определенных логистических затруднений. Кроме того, у потенциальных покупателей с Тайваня по-прежнему есть сомнения в том, что товары будут действительно прибывать.
Что касается системы оплаты, то многие люди до сих пор думают, что Alipay может принимать только платежи от местных банков Китая, что, конечно, ограничивает возможности Taobao для ведения бизнеса за границей. Но в начале этого года в системе Alipay стало разрешено использование карт Mastercard и VISA, и это стало большим стимулом для международных пользователей.
Распространение Taobao в Гонконге и Тайване было довольно предсказуемо – помимо непосредственной географической близости, население Гонконга и Тайваня также в значительной степени состоит из этнических китайцев, что снимает языковой барьер.
Расширение Taobao также имеет несомненные преимущества для продавцов. Например, тайваньская торговая компании CatWorld имела довольно скромный доход от своей деятельности на онлайн аукционе Yahoo Kimo, но после размещения на Taobao объем ежемесячных продаж достиг более 1 млн. USD.
Конечно, общая численность населения в Гонконге и Тайване относительно невелика – около 28 миллионов, что немного больше количества жителей Пекина. Однако их потенциал велик по той причине, что емкость обоих рынков выше – здесь в среднем тратят больше по сравнению с материком. К тому же расширение бизнеса на Тайвань и Гонконг открывает Taobao широкие возможности для зарубежной экспансии, и можно быть уверенным в том, что на Большом Китае компания не остановится. Следующими на очереди могут стать Сингапур и Малайзия, да и перспектива Taobao на английском и русском языках тоже не кажется очень далекой.
Гонконг. Китай > Внешэкономсвязи, политика > hong-kong.ru, 12 ноября 2012 > № 711399
Пекин предлагает Тайбэю обсудить создание механизма военной безопасности и взаимного доверия в целях стабилизации ситуации в районе Тайваньского пролива, заявил в четверг генеральный секретарь ЦК Коммунистической партии Китая, председатель КНР Ху Цзиньтао, выступая с отчетным докладом на 18-м съезде КПК.
Ранее Пекин никогда не отказывался от права использования военной силы против фактически самоуправляющегося Тайваня, который в Пекине и в международном сообществе считают частью территории КНР.
"Достижение посредством консультаций мирного соглашения между двумя берегами (Тайваньского пролива) откроет новые перспективы для мирного развития отношений между ними", - сказал Ху Цзиньтао.
При этом он отметил, что Пекин "выступает категорически против сепаратистских замыслов по созданию "независимого Тайваня".
"Китайский народ никогда и никаким силам не позволит ни в каких формах откалывать Тайвань от родины", - подчеркнул Ху Цзиньтао.
Он призвал администрацию Тайваня сообща выступать с позиций единого Китая против "независимости Тайваня".
Ху Цзиньтао напомнил, что за последние годы в отношениях между материковым Китаем и Тайванем наметился прогресс, в частности были установлены прямые почтовые, транспортные и торговые связи, подписано соглашение об экономическом сотрудничестве. Олег Остроухов.
Китай не будет сворачивать с пути социализма и намерен через 10 лет завершить строительство среднезажиточного общества, заверил генеральный секретарь ЦК Компартии Китая, председатель КНР Ху Цзиньтао, выступая на открывшемся в четверг 18-м съезде КПК с отчетным докладом.
Съезд правящей в Китае с 1949 года Коммунистической партии приковывает всеобщее внимание, поскольку после него в партии и, соответственно, в стране поменяется высшее руководство. Как ожидается на смену действующему Ху Цзиньтао придет его заместитель Си Цзиньпин. Вслед за сменой партийного руководства позже будет также утвержден новый состав правительства страны.
Акцент на преемственность поколений
Вполне естественно, что и в Китае, и в мире 18-й съезд рассматривается как начало нового этапа развития страны, однако ожидания от работы съезда и первых шагов представителей нового, "пятого поколения" китайских руководителей далеко не у всех одинаковы.
Большинство китайцев (согласно недавнему опросу газеты "Хуаньцю шибао" - порядка двух третей) предпочитают постепенные реформы. Но есть и такие, особенно среди иностранных наблюдателей, кто считает, что в последнее время китайские реформы "топчутся на месте", что новому китайскому руководству необходимо пересмотреть нынешнюю политику. Большинство западных критиков призывают Китай к решительной либерализации экономики и политической системы. "Левые" критики говорят о необходимости возврата к идеалам социализма периода культурной революции.
Отчетный доклад Ху Цзиньтао, видимо, разочаровал сторонников кардинальных перемен. Генсек КПК с самого начало четко заявил, что политика реформ в Китае будет продолжена, но с учетом всего 90-летнего опыта партии и на основании работы всех четырех поколений руководства страны.
Лидер КНР подчеркнул, что руководство продолжит движение по пути построения социализма с китайской спецификой, что является "нелегкой задачей".
"Необходимо без всяких колебаний придерживаться социализма с китайской спецификой и продвигать его развитие в ногу со временем, неизменно пополняя его практические, теоретические, национальные и эпохальные черты", - заявил Ху Цзиньтао.
Квинтэссенция коллективного разума
Отдельное место в докладе было отведено итогам 10-летней деятельности "четвертого поколения" руководства партии и страны, среди которых было названо, прежде всего, увеличение ВВП КНР до 47,3 триллиона юаней (около 7,5 триллиона долларов) в 2011 году с 12 триллионов юаней в 2002 году. За прошедшие 10 лет экономика КНР поднялась с шестого на второе место в мире, уступая лишь США.
В целом даже самое общее перечисление основных достижений КНР за последние 10 лет заняло в докладе Ху Цзиньтао несколько минут. Но самым главным итогом последнего десятилетия Ху Цзиньтао назвал разработку "научной концепции развития", ставшую, по его словам, "квинтэссенцией коллективного разума Коммунистической партии Китая".
Эта концепция подразумевает отказ от развития экономики любой ценой, как это имело место в КНР на первом этапе политики реформ. На основе учета современных реалий "четвертое поколение" китайских руководителей призывает к сбалансированному, гармоничному развитию, с учетом не только производственных, но и экологических, социальных, гуманитарных и других факторов.
В отчетном докладе съезду впервые отдельный раздел посвящен необходимости создания экологичной цивилизации.
"Нам нужно более сознательно дорожить природой, более активно охранять экосферу и настойчиво идти вперед к новой эпохе социалистической экокультуры", - говорится в докладе.
Экология является важной составной частью научной концепции развития.
"Вместе с марксизмом-ленинизмом идеями Мао Цзэдуна, теорией Дэн Сяопина и важными идеями тройного представительства научная концепция развития относится к сфере руководящих идей, которых партия обязана постоянно держаться", - отметил Ху Цзиньтао.
Китай станет зажиточным через 9 лет, процветающим - к 2049 году
Генсек КПК напомнил, что в ближайшее десятилетие, когда у власти будут представители "пятого поколения", Китаю предстоит завершить строительство среднезажиточного общества.
"Мы определенно сможем к 100-летнему юбилею КПК (к 2021 году) полностью построить среднезажиточное общество, а к 100-летию КНР (2049 году) превратить Китай в богатое, могущественное, демократическое, цивилизованное и гармоничное модернизированное социалистическое государство", - заявил Ху Цзиньтао в отчетном докладе.
Валовой внутренний продукт (ВВП) и доход на душу населения в Китае к 2020 году должны быть удвоены по сравнению с показателями 2010 года, считает Ху Цзиньтао.
"На основе более сбалансированного, более скоординированного и более устойчивого развития Китая следует (к 2020 году) удвоить полученный в 2010 году ВВП страны и доход на душу населения городских и сельских жителей", - сказал Ху Цзиньтао, выступая с отчетным докладом на открывшемся в Пекине съезде Коммунистической партии Китая (КПК).
ВВП Китая в 2010 году превысил 40 триллионов юаней (около 6 триллионов долларов).
Вместе с тем, по словам генсека партии, в настоящее время КНР остается "самой большой в мире развивающейся страной", которая еще долго будет находиться на начальной стадии социализма.
КНР против смены власти в других странах внешними силами
Отдельный раздел в докладе Ху Цзиньтао посвящен международной ситуации. Отметив, что в целом "мир и развитие остаются лейтмотивом нашей эпохи", китайский лидер обратил внимание на рост факторов нестабильности.
"В известной мере поднимают голову гегемонизм, силовая политика и неоинтервенционизм", - отметил Ху Цзиньтао.
По его словам, КНР выступает против подрыва законной власти в других странах силами извне.
"Китай выступает за мирное решение международных споров и "горячих" проблем, мы против применения оружия и угроз о его применении, против подрыва законной власти в других странах и терроризма во всех его формах", - заявил Ху Цзиньтао.
По словам китайского лидера, КНР неизменно движется по пути мирного развития, и его военная политика носит исключительно оборонный характер. Вместе с тем, он подчеркнул, что "КНР продолжит непоколебимо защищать свой суверенитет и безопасность и противостоять давлению извне".
"Китай самостоятельно определяет собственную позицию и политику, исходя из фактов, руководствуясь принципами справедливости", - заявил Ху Цзиньтао в своем полуторачасовом докладе, в котором, вместе с тем, не было дано более детального анализа внешней политики Китая и перспективы отношений с отдельными странами.
Председатель КНР отметил, что Китай никогда не будет вести политику экспансии.
"Мы неизменно связываем интересы китайского народа и интересы народов других стран, готовы, как большая и ответственная держава, принимать еще более активное участие в международных вопросах, совместно с другими странами отвечать на глобальные вызовы", - сказал Ху Цзиньтао, при этом заверив, что его страна продолжит работу в действующих международных организациях в интересах продвижения мира во всем мире.
Согласно докладу генерального секретаря компартии, КНР намерена "твердо придерживаться принципа открытости", "обеспечивать собственное развитие на основе взаимовыгодного сотрудничества для создания мирной международной обстановки, которая позволит обеспечить собственное развитие".
Пекин предлагает Тайваню соглашение о мире
В целях стабилизации ситуации в районе Тайваньского пролива Ху Цзиньтао предложил администрации Тайваня обсудить создание механизма военной безопасности и взаимного доверия.
Примечательно, что ранее Пекин хотя и заявлял о стремлении к мирному решению проблемы воссоединения страны, тем не менее, при этом не спешил отказываться от своего законного права использования военной силы против фактически самоуправляющегося Тайваня, который в Пекине и в международном сообществе считают частью территории КНР.
"Достижение посредством консультаций мирного соглашения между двумя берегами (Тайваньского пролива) откроет новые перспективы для мирного развития отношений между ними", - сказал Ху Цзиньтао.
При этом он отметил, что Пекин "выступает категорически против сепаратистских замыслов по созданию "независимого Тайваня", и призвал администрацию Тайваня сообща выступать с позиций единого Китая против "независимости Тайваня".
Ху Цзиньтао напомнил, что за последние годы в отношениях между материковым Китаем и Тайванем наметился прогресс, в частности были установлены прямые почтовые, транспортные и торговые связи, подписано соглашение об экономическом сотрудничестве.
Хочешь мира - готовься к войне
Несмотря на настрой решать международные проблемы мирными средствами, Китай, по словам Ху Цзиньтао, должен интенсифицировать военное развитие, чтобы одержать победу в случае локальных войн, а также развивать высокотехнологичное вооружение.
"Необходимо вести активное планирование по использованию вооруженных сил в мирное время, расширять и интенсифицировать военную подготовку, повышая собственные возможности для успешного выполнения различных военных задач, важнейшей из которых является региональная война в условиях информатизации", - говорится в докладе Ху Цзиньтао.
Как заявил в четверг глава КНР, "создание прочной национальной обороны и вооруженных сил, соответствующих международному статусу нашей страны, интересам ее безопасности и развития, является стратегической задачей на пути модернизации Китая". В этой связи он сообщил, что механизация китайской армии будет завершена к 2020 году, к этому сроку КНР также значительно продвинется на пути информатизации вооруженных сил.
Согласно заявлению Ху Цзиньтао, "Китаю необходимо развивать высокотехнологичное вооружение, ускоренно создавать современную логистику, готовить большое число высококвалифицированных военных кадров".
"Мы должны консолидировать и укрепить связь между армией и правительством, между армией и гражданским населением", - говорится в докладе Ху Цзиньтао.
В целом доклад Ху Цзиньтао 18-му съезду составлен с большим количеством самых общих определений и выражений, которые часто лишь обозначают тему без ее глубокой детализации и конкретизации. Не исключено, что автор (или авторы) доклада сознательно пошли на это, чтобы обеспечить больший простор для действий новой команды руководителей КПК, которые встанут у руля власти уже через неделю.
Восемнадцатый съезд КПК продлится до 14 ноября. В повестке дня съезда - доклады Ху Цзиньтао и Центральной комиссии КПК по проверке дисциплины. Делегаты также рассмотрят поправки в устав партии, изберут Центральный комитет партии, а также ЦК КПК по проверке дисциплины. В работе съезда участвуют 2268 делегатов, представляющих более 82 миллионов членов партии. Олег Остроухов.
Тайвань планирует купить в США два военных корабля в рамках модернизации своих военно-морских сил на фоне усиливающейся военной угрозы со стороны Китая, сказал в понедельник министр обороны страны Као Хуачу (Kao Hua-chu).
Два фрегата класса Oliver Hazard Perry, выведенные из состава ВМС США, будет переданы Тайваню к 2015 году, сказал Као, отвечая на вопросы в парламенте.
«Министерство обороны решило закупить два фрегата класса Oliver Hazard Perry. Это выгодная сделка», добавил Као.
Два военных корабля, оцениваемые в общей сложности около 7 млрд тайваньских долларов (240 млн долларов США), заменят два из восьми устаревших фрегата класса Knox, которых Тайвань приобрел в начале 90-х годов, сказал Као.
По данным Всемирной туристской организации, динамика туристских расходов демонстрирует хорошие результаты, несмотря на сложную финансовую ситуацию во многих странах: с января по август 2012 года количество международных туристских прибытий выросло на 4% (плюс 28 млн чел.) в сравнении с аналогичным периодом прошлого года.
К августу 2012 года мировая туриндустрия поставила очередной рекорд: за 8 месяцев по всему миру было совершено 705 млн туристских прибытий. Во Всемирной туристской организации (ЮНВТО) уверены, что по итогам года количество туристских прибытий достигнет 1 млрд чел. «В свете непростой экономической ситуации в мире этот рост является очень позитивным результатом. Мы должны сохранять осторожность, т.к. некоторые месяцы года показывали худшую динамику, и эта тенденция может вернуться до конца года», - отметил генсек ЮНВТО Талеб Рифаи.
По сравнению с первыми пятью месяцами текущего года (+5% в среднем) рост замедлился в июне (+2,7%) и июле (+1,4%). В августе темп роста вновь начал расти и достиг 4%. По итогам года ЮНВТО ожидает прирост на уровне 3-4%, а по прогнозам на 2013 год увеличение количества туристских прибытий будет идти на уровне 2-4%.
Мировой туризм в людях
Страны с развивающейся экономикой вновь подтвердили свое лидерство (+5%) по сравнению с развитыми рынками (+4%). Наиболее серьезный рост произошел в азиатском и тихоокеанском регионе, за которыми следуют обе Америки и Европа. Ближний Восток по-прежнему демонстрирует признаки восстановления: наиболее многообещающие результаты в Египте.
Европа (+3%) укрепила свой рекордный рост 2011 года, несмотря на текущую экономическую нестабильность в еврозоне. Результат выше среднего показали Центральная и Восточная Европа (+9%). Средний результат по Западной Европе составил +3%, а южная и средиземноморская часть региона улучшила свой прошлогодний результат всего на 1%. Прирост по Северной Европе составил 0,2%.
Юго-Восточная и Южная Азия (+8%) лидируют в Азиатско-Тихоокеанском регионе (средний прирост 7%). Далее следует Северо-Восточная Азия (+7%). Этот регион отражает четкое восстановление въездного и выездного рынков Японии. Океания за восемь месяцев текущего года продемонстрировала устойчивый рост (+5%) по сравнению со всем 2011 годом (+1%).
В американском регионе (в среднем +4%) наибольший рост зафиксирован в Центральной (+7%) и Южной Америке (+6%). Турпоток в Карибском регионе вырос на 5%, что также превышает усредненный показатель по региону. В Северной Америке количество международных прибытий выросло на 3%.
По приросту въездного потока в Северную Африку (+10%) можно судить о восстановлении турсектора Туниса, а Египет все еще находится в «минусе». Тем не менее, если в прошлом году турпоток этой страны находился на отметке -7%, то по итогам восьми месяцев 2012 года количество туристов уменьшилось всего на 1%. Страны Африки южнее Сахары (+4%) продолжают демонстрировать положительные результаты, консолидируя хорошие темпы роста предыдущих лет.
Мировой туризм в валюте
Наравне с ростом количественных показателей турсектора стран мира, растет и количество затрат интуристов. Больше всего за первые восемь месяцев на туризме заработал Гонконг (+17%), США (+8%), Германия (+7%), Франция (+5%) и Великобритания (+4%). Ряд других основных направлений сообщили о двузначном росте поступлений от туриндустрии: Япония (+48%), Швеция (+26%), Южная Африка (+26%), Республика Корея (+26%), Индия (+ 23%), Польша (+19%), Таиланд (+17%), Россия (+16%), Египет (+13%), Чехия (+13%), Тайвань (+ 11), Сингапур (+10%) и Хорватия (+10%).
Десятку стран-лидеров по туристическим затратам занял Китай, который в период с января по август 2012 года продемонстрировал рост 30%. Российские туристы - вторые по тратам за границей и в этом году увеличили свои расходы на 15%. За нашими согражданами следуют американцы (+9%), канадцы (+6%), немцы (+5%), австралийцы (+4%) и японцы (7%). После снижения в прошлом году в 2012-м британские туристы тратили на 2% больше, а показатели по туристам из Италии и Франции по-прежнему идут вниз.
Другие крупные страны с развитой экономикой, которые показали значительный рост расходов: Австрия (+16%), Бельгия (+13%), Швейцария (+11%) и Норвегия (+11%). Среди стран с развивающейся экономикой, в дополнение к Китаю и России, двузначный рост расходов был отмечен по Польше (+22%), Малайзии (+18%), Аргентине (+16%), Филиппинам (+14%), Индии (+11%) и Индонезии (+10%).
Усилия правительства Тайваня, направленные на снижение последствий негативных инфляционных процессов происходящих в последнее время, позволят рядовым жителям страны нести меньшие затраты на оплату своих налоговых обязательств.5 ноября министр финансов Тайваня Чан Шэн-Форд выступил с официальным заявлением, в котором говорилось о том, что налоговая нагрузка на индивидуальных налогоплательщиков будет снижена в ближайшее время за счет увеличения доступных налоговых льгот и скидок для разных категорий граждан страны.
По словам министра, расширение объемов налоговых скидок станет доступно почти для 5,4 семей, а общий размер налоговых субсидий обойдется бюджету Тайваня примерно в 7 миллиардов тайваньских долларов.
Согласно ныне действующему на Тайване законодательству, размеры и формы налоговых скидок и льгот для частных налогоплательщиков должны быть повышены, когда инфляционные процессы в стране достигнут уровня 3%.
Чан Шэн-Форд не комментировал детали предстоящих изменений, но отметил, что они станут известны уже до конца этого месяца после завершения их подготовки и полного согласования Министерством финансов и Генеральным управлением бюджета, учета и статистики страны.
Однако, независимые эксперты уже сегодня высказывают предположения из которых можно судить, что суммарный размер вводимых налоговых льгот может составить до 5 тысяч долларов на каждого среднего налогоплательщика Тайваня.
ДОВЕРИЕ В РОССИИ: СМЫСЛ, ФУНКЦИИ, СТРУКТУРА[1]
Лев Гудков
Явное исчерпание больших идей в современной социологии, связанное с концом модернизационной парадигмы и завершением институциональной трансформации в западных обществах, заставляет думать уже не о внутридисциплинарном кризисе, а о переходе социологии в разряд социально-прикладных разработок, то есть ее приближении к состоянию, которое можно считать конечной стадией всякой (классической) науки. Конец модерна как завершение эпохи Просвещения или большого европейского проекта Культуры сопровождался многочисленными явлениями распада больших онтологических конструкций и идей единства универсума, истории, общности человеческой природы, законов социального развития, а соответственно, и падением интереса к большим теориям общества, социальных систем и т.п. Критики говорят о самоедстве и культурном мазохизме современного общества, об эрозии тех ценностных оснований (веры в исторический прогресс), на которых строились современный социальный порядок и социальное знание. Появление мощных супербюрократий вроде ЕС, транснациональных корпораций, международных организаций и т.п. оказало заметное унифицирующее влияние на национальные социальные и правовые практики и локальные культуры. Политика как сфера проявления харизматических фигур, предложения великих национальных идей или воодушевляющих массы целей общественного развития постепенно все сильнее и сильнее ограничивалась парламентской регламентацией, стерилизовалась практикой бюрократического администрирования, подчиняясь долгосрочному социальному планированию, экспертизе специалистов, массмедиальным технологиям. Повседневная жизнь в современных обществах стала более упорядоченной, чем в первой половине XX в., обеспеченной, безопасной, комфортной, предсказуемой и скучной, если судить по доминирующему тону в современном искусстве и литературе, озабоченных неясностью или дефицитом экзистенциальных ценностей.Такой интеллектуальный климат оказывается не слишком благоприятным для развития социологии как науки о меняющейся социальной действительности, науки, озабоченной вопросами понимания Другого или последствий взаимодействия с ним. Кризис социологии не носит драматического характера и проявляется довольно вяло, поскольку смутное недовольство, вызываемое отсутствием новых значительных теоретических идей и направлений, сопоставимых со структурно-функциональным анализом или с символическим интеракционизмом, систематизировавшими оригинальные идеи основоположников дисциплины, компенсируется удовлетворением от все умножающейся массы прикладных исследований и предметных разработок, ведущихся по самому широкому кругу тем. Нет сомнения, что мы стали больше знать о тех обществах, в которых живем, но это во многом перестало быть интересным. Дисциплина давно потеряла не только свой начальный энтузиазм и эпистемологический идеализм, но и четкость парадигмальных разграничений среднего периода своего развития (1940—1960-х гг.), зато приобрела солидность практической, почти инженерной, науки, к которой обращаются многие заинтересованные лица, включая и представителей смежных дисциплин — экономистов, историков и других. Этому упрочению статуса социологии отчасти способствовал процесс неизбежной эклектизации, позитивного соединения разных теоретических и методологических подходов для решения аналитических или дескриптивных задач среднего и микроуровня социального взаимодействия. Критика 1970—1980-х гг., исходившая из разных ценностных оснований, проделала чрезвычайно важную работу: отделила философские элементы, исходные резидуумы знания, онтологические основания знаниевых парадигм от техники описания и объяснения. Благодаря этому стали возможны инструментализация процедур анализа и объяснения, использование отдельных элементов структурно-функционального, системного или какого-то иного из имеющихся теоретических подходов в качестве эвристических приемов или готовых «ключей» для решения частных контекстуальных задач. Сочетание разных понятийных средств для работы с разнородным предметным материалом получило теперь уже методологическое узаконение в эмпирической практике и в идеологии постмодернизма.
Сама по себе потребность в синтетическом рассмотрении социальных явлений и процессов стала ощутимой после успеха структурно-функционального анализа (в 1960-х гг.) и последовавшей реакции на него в виде методологической критики, опирающейся на самые разные идеологические и ценностные основания. Критика стала условием и формой рецепции и освоения его потенциала. Особую роль в этом деле сыграло появлении феноменологической, гуманистической, радикальной версий социологии, включая и обращение к драматургическому или сценарному подходу И. Гофмана, а затем и этнометодологии. В этом же контексте имеет смысл рассматривать и попытки возродить понимающую социологию культуры[2] в духе М. Вебера или Г. Зиммеля, предпринятые в конце 1970-х — начале 1980-х гг. в Германии, или стимулировать culturestudiesв англоязычных странах, и т.п. Критике удалось стимулировать интерес к смысловому (культурному) бэкграунду социальных институтов, историзировать саму суть социологической проблематики, связав те или иные постановки вопроса исследования с конкретными институциональными или групповыми интересами и проблемами, насытить социологические схемы историческим материалом. Это дало сильнейший импульс к расширению предметной социологической тематики, привлечению внимания к проблематике повседневного «жизненного мира», но одновременно таило в себе опасность размывания границ социологической работы.
Как обычно бывает в таких случаях, последствия подобной работы с универсальными теориями (Т. Парсонса и его многочисленных последователей, Н. Лумана и других) были непрямыми и весьма неоднозначными: для самой социологии это вылилось в утрату большой перспективы дисциплины, в зарастание предметного поля «мелкотемьем», но размывание дисциплинарных границ социологии стимулировало рецепцию смежными дисциплинами отдельных идей и приемов социологии, осознание новых возможностей для объяснения уже своего материала и появление новых точек зрения на старый, короче — формирование новой проблематики в рамках своего предмета. Так, в экономике, едва ли не впервые после М. Вебера, была осознана значимость не только институционального анализа (неоинституционализм), но и культуры, со всем спектром вопросов человеческого существования — доверия, веры, образования, семейного воспроизводства (цены социализации) и т.п. аспектов «человеческого капитала».
Нельзя сказать, чтобы подобная «экономизация» традиционной социологической тематики («перевод» неэкономических форм поведения — традиционного или ценностно-рационального действия, например воспитания детей, семейных отношений, политики и проч., — в категории целерационального действия, то есть их интерпретация по образцу других экономических отношений) была очень успешной в теоретическом плане; однако сама грубость подобных аналогий экономизации неэкономической сферы (например, у Г. Беккера) была предпосылкой расширения предметного поля экономической науки. Схожие процессы шли и в других дисциплинах.
До российской социологии эти перипетии внутридисциплинарной эволюции дошли с большим запозданием, с искажениями и никак не отразились на теоретическом качестве ее общих интерпретационных схем. Догоняющий характер российской модернизации и ведомственный характер социологии в России, ее финансовая и организационная зависимость от государственной бюрократии обернулись утрированным копированием новейших модных образцов, эпигонством и некритическим заимствованием западных подходов, ставших обязательными для подражания. Организация социологии в России почти не допускала появления независимых научных позиций и научных авторитетов. Следствием этой интеллектуальной зависимости и слабости стало затянувшееся влияние транзитологических концепций, а затем и угасание общего интереса социологов к текущим процессам в стране, который был так ощутим в 1960— 1970-е гг., во время становления советской социологии и появления первых симптомов разложения тоталитарного режима.
Однако в интеллектуальной истории российской социологии было одно исключение — Ю.А. Левада, который еще в конце 1960-х гг. поставил задачу не просто осмысления опыта и границ применения западной социологии, в первую очередь — структурного функционализма, но и соединения его концептуальных и теоретико-методологических возможностей с арсеналом других дисциплин, включая исторические науки, науки о культуре, антропологию, политологию и проч. Он выдвинул методологическое требование не только выявлять в каждом конкретном случае социологического описания или анализа социального явления актуально значимые институциональные или групповые рамки поведения, но и указывать на историчность или гетерогенность их смыслового обоснования, наличие разных по глубине культурных слоев (включая пространственные и временные характеристики действия), определяющих сами нормы и правила социального поведения. Левада настаивал на необходимости расширения интерпретационного контекста экономического поведения или урбанизационных процессов, снимая тем самым идеологические и дисциплинарные барьеры с понимания многослойности структур «современности»[3].
Его подход можно описать следующим образом: то, что нам кажется самоочевидным, естественным и не требующим специального разъяснения или обоснования, не просто представляет собой результат синтеза разных культурных форм (а значит — итог длительного исторического формирования или развития, трансформации больших ценностных идей и их снижения), но и закреплено особыми нормами «очевидности», защищающими подобные смысловые значения от рационализации. Чаще всего в качестве подобной нормы самоочевидности выступает форма целерациональности или инструментальности действия как «естественной» характеристики современности. Другими словами, институциональное принуждение к дисциплине и самоотчету, самоконтролю и ответственности индивида в современном обществе выступает в качестве императива инструментальной рационализации поведения, включая и свое собственное, и нормативные ожидания аналогичного поведения от любого другого. Именно эта норма навязываемой различными доминантными социальными институтами ответственности делает непроблематичными, самоочевидными формы современности, вытесняя (а иногда и запрещая) любые другие варианты мотивов действия или их интерпретации как девиантные. Инструментальная рациональность становится образцом антропологии современного человека, что во многих случаях приводит к массе недоразумений и ошибкам в интерпретации социального поведения (при анализе экономических явлений, электоральных процессов, политики, этнических фобий, национальных конфликтов и т.п.).
Направленность исследовательских интересов Левады явно противоречила получившему широкое распространение процессу тривиализации знания[4], но оказалась, как мне представляется, чрезвычайно плодотворной для всего круга исследований, начатых им в рамках проектов сначала ВЦИОМа, а затем Левада-центра и представленных в его сборниках статей[5]. Я имею в виду проблематику программы «Простой советский человек» и примыкающих к ней исследований структуры массового сознания, отношения к власти, к социальным переменам, проблематику национальной идентичности. Особенность работы Левады заключалась в том, что он развертывал текущие явления, схватываемые в языке повседневного опыта, в контексте больших тектонических изменений, происходящих в тоталитарном, а затем — и посттоталитарном социуме, а затем переводил их на язык соответствующих концепций и теорий культурно-исторических процессов, позволявших интерпретировать их в категориях и понятиях «большого времени».
Следуя намеченному Левадой методологическому направлению работы, я в данной статье хотел бы проанализировать феномен доверия.
1. ФЕНОМЕН ДОВЕРИЯ В СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ
Проблематика доверия в последние десятилетия снова стала привлекать внимание социальных исследователей после долгого отсутствия интереса к ней.
Но в период формирования социологии как дисциплины (1900—1920-е гг.) доверие наряду с другими социальными формами взаимодействия (борьба, господство, обмен, традиция, социальная дифференциация, рессантимент, мода, кокетство и т.п.) было одной из важнейших социальных категорий, используемых при интерпретации социальных структур[6]. Нынешний интерес к теме связан не столько с запросом на более точное понимание природы этого явления, сколько с потребностями причинной интерпретации взаимосвязи или взаимообусловленности особенностей доверия и институциональных структур (экономика, политика и т.п.) в разных странах. Успех подобных попыток даст надежду на разработку новых средств понимания и учета влияния культуры на характер эволюции политических и экономических отношений в разных странах, что представляет не только теоретический интерес[7].
За два десятилетия подобной работы получен значительный материал, показывающий роль доверия в практике социально-экономических отношений, проведены широкомасштабные сравнительные исследования уровня доверия в разных институциональных контекстах и предложены рационалистические теории доверия[8].
Вместе с тем, использование понятия «доверие» в сравнительно-типологических исследованиях наталкивается на ряд ограничений, связанных с тем, что доверие рассматривается преимущественно как психологическое явление, как целостный и однозначный феномен, как аффект, иррациональный по своей сути. Попытки, предпринимаемые экономистами и социологами для того, чтобы выйти из этой старой методологической ловушки, нельзя признать особенно удачными. Стремясь формализовать понятие «доверие» и уйти от психологизма, аналитики в таких случаях обычно впадают в другую крайность: интерпретируя доверие по модели инструментального действия (рационального, а потому легче всего понимаемого), они «экономизируют» подобные отношения, что, на мой взгляд, не просто упрощает, но искажает характер реальных взаимодействий людей, привнося телеологизм в смысловую структуру действия доверия. Функция доверия в подобных схемах интерпретации сводится лишь к оптимизации издержек выбора, к снижению рисков и возможных потерь, к установлению определенных моральных рамок («добродетелей») или культурных предписаний для целерациональной структуры социального действия, якобы снимающих неопределенность ситуации для действующего (П. Штомпка, Н. Луман, Ф. Фукуяма, теория «рационального выбора» и другие подходы).
Несмотря на потери, неизбежные при такой сильнейшей генерализации элементов объяснения, несомненным выигрышем при этом оказывается возможность использовать схему причинного объяснения. Но опасность утраты своеобразия самого феномена доверия остается, она заключается в неконтролируемой подмене смысла действия (ценностной рациональности, обычая или традиции как обеспечения ожиданий партнеров) хорошо отлаженной схемой целерационального действия.
Не умаляя эвристической ценности названных подходов, я предпочел бы интерпретировать доверие как сложный социальный феномен (закрытое социальное взаимодействие), структура которого представляет собой соединение разных смысловых оснований. Когда мы говорим, что доверяем врачу, учителю, профессору в университете, кассиру в магазине, информации о расписании рейсов в аэропорту, другу или коллеге по работе, жене/мужу, банкам, иностранной валюте, науке, метеопрогнозам, политикам, газетам и т.п., мы редко сознаем, что в каждом подобном случае наше доверие опирается на разные смысловые основания и, соответственно, определяется разными нормами ожидания и характера исполнения действия. Супружеская верность (взаимное доверие супругов друг другу, имеющее среди прочего символический характер парной солидарности) принципиально отличается от веры врачу, к которому вы обратились, а доверие банку — от доверия школьника учителю. Но во всех этих случаях имеет место предпонимание ситуации (ее определение и схематизация действия), то есть актуализация горизонтов действия и возможных способов поведения (своего и партнера).
Доверие — это способность действующего схватывать выражение имплицитных кодов и правил поведения одних институтов или социальных групп в зонах действия других институциональных или групповых правил поведения, это восприятие действующим неназываемых, но подразумеваемых (в конкретной ситуации взаимодействия) норм институционального действия, которыми будет (поскольку предполагается, что он должен, обязан) руководствоваться партнер. В смысловой структуре рассматриваемого или описываемого исследователем действия (целевого или ценностного) эти нормы принципиально не могут быть артикулируемы (содержательно представлены в категориях мотива, цели или средств данного действия). Их семиотическое присутствие в ситуации взаимодействия обозначено признаками разной модальности поведения акторов (возможности, вероятности, долженствования), а выражено лишь как психологическое качество поведения, как известного рода иррациональность установки и действия (поскольку то, что вызывает доверие, лежит вне логики маркированной структуры целевого поведения). Таким образом, речь идет не о неполном знании обстоятельств или мотивов поведения партнера, условий взаимодействия, последствий поведения и т.п., риски которого, как часто подчеркивают сторонники «экономизации доверия», феномен «доверие» может компенсировать так или иначе[9].
Доверие как тип социальной регуляции обеспечивает взаимосвязь принципиально разных институциональных систем, групп, разных по глубине слоев культуры. Оно определяет границы индивидуальной или институциональной рациональности (раскрывая ее смысл) и соединяет их между собой, позволяя учитывать последствия взаимодействия актора с институтом, группой или другими индивидами. Доверие продуцирует смысл будущего, как бы проектируемого взаимодействия партнеров или актора с различными и неопределенно многими другими акторами (включая и взаимодействие индивида с институциональными порядками или их представителями, как это имеет место, например, в актах использования денег: обмен символическими средствами выражения ценности в расчете на то, что их примут в адекватное обращение неопределенно многие третьи лица).
Исходя из сказанного, я бы определил доверие как социальное взаимодействие, ориентированное на высокую вероятность (шансы) того, что действия партнеров (а ими могут быть не только отдельные индивиды, но и социальные группа или институт) будут протекать в соответствии с ожидаемым субъектом действия порядком, основанным на взаимных моральных или ценностных обязательствах, принуждении, обычаях, традициях, социальных конвенциях, идейных убеждениях, материальных интересах, общепринятых представлениях. Эта уверенность должна быть проявлена действующими не только в различного рода заявлениях, но и в совместных церемониалах (ритуалах, праздниках, выборах, референдумах, митингах и т.п.), а также обозначена особым языком поведения, а значит — подтверждена и гарантирована различными санкциями за нарушение ожиданий или несоблюдение общепринятых обязательств, имеющих нормативный или правовой характер. Ценностные обязательства (включая коммуникативную этику) могут включать согласие по поводу общих правил действия в той или иной сфере коллективной жизни: поиске научной истины, соревновании в спорте или поведении на дуэли, в бизнесе, в любви, в воспитании детей, в работе и т.п. Обязательства предполагают высокую вероятность наступления ответственности за нарушение этих правил, причем со стороны не только пострадавших от нарушения, но и всего социального окружения, поставленного в известность об этом деликте. Коллективный характер обеспечения доверия означает, что доверие, вне зависимости от его конкретных смысловых оснований, входит в состав общего набора институциональных и групповых норм поведения, социального порядка, общих представлений, опыта прошлого, горизонтов притязаний группы (интересов) или аспираций отдельного индивида, границ возможного отклонения от нормы и т.п., совокупность которых и образует то, что стали с недавних пор именовать накопленным и передаваемым от поколения к поколению «социальным капиталом» того или иного сообщества[10].
Внутренние границы доверия очерчены вероятностью неисполнения взаимных обязательств. Нарушение обязательств может оправдываться субъектом действия (неисполнения) определенными условиями, прекращающими действие общих обязательств и правил, либо связываться с высшими обстоятельствами (ценностным конфликтом, наличием других ценностных порядков). Но в любом случае возможность нарушения доверительных отношений принимается во внимание действующим и задает предел доверия. Сама по себе эта граница становится очень важным символическим барьером, тематизация которого продуцирует в культуре множество сюжетов в литературе и искусстве, игровых ситуаций, экспериментов и т.п. Таковы темы лицемерия, предательства, обмана, соблазна, лукавства, паразитирования на доверии, несостоятельности того, кому доверяют, безответственности, а также тема выгоды, которую приносит нарушение правил доверительного взаимодействия[11]. Граница доверия, обозначенная соответствующим ритуальным жестом или процедурой, указывает на (предположительное) переключение одной модальной системы доверия на какую-то другую, определяемую другими правилами взаимодействия с партнером или партнерами. Чем сложнее устроено общество, тем многообразнее сами границы доверия и тем большее значение приобретает способность человека их различать и переходить от одной зоны доверительных отношений к другой, не вызывая возмущения партнеров (социальный такт действующего).
Упомянутые выше ритуалы, подчеркивая символический характер доверия, сами по себе еще ничего не говорят о степени значимости доверия или длительности его действия. Соответственно, исходными задачами эмпирического изучения феноменов доверия или зон его распространения оказываются фиксация и описание 1) различных барьеров между модальными сферами доверия; 2) семантических или социальных границ доверия, отделяющих пространства недоверия; 3) интенсивности доверия. Оказываясь вне этих зон доверия, индивид немедленно включает нормы недоверия как операциональные коды поведения в агрессивных или социально опасных средах существования. Барьеры — это фиксированные ритуалы недоверия (бдительности, проверки, сомнения), отмечающие рост социальной и антропологической неопределенности в ситуациях перехода от одной зоны доверия к другой. Степень артикуляции этих барьеров зависит от характера институционализации социального доверия в разных обществах.
Для исследователя чрезвычайно важно видеть границы между зонами доверия/недоверия. Без указания на подобные подразумеваемые, внутренние или внешние, барьеры, играющие роль смысловых рамок для правил взаимодействия, переключателей регистров солидарности, разделяющих нормы разных планов социальных отношений, взаимного контроля, согласования интересов и т.п., невозможно понимание сложности и неоднородности социальной материи, из которой состоит повседневность существования. Тем более это важно для анализа поведения в репрессивных обществах, в которых обыденность пронизана официальной ложью и лицемерием, как в советском и постсоветском обществе, равно как и в других репрессивных и закрытых социумах (в мусульманских общинах, современном Китае и т.п.). Нас в первую очередь интересуют именно эти аспекты поведения в ситуациях сочетания разнородных нормативных систем и препятствий для их универсализации, подавления условий возникновения универсальной этики и права. Сама по себе двойственность этики, или двоемыслие, — явление, характерное для любых типов современных обществ. Но удельный вес и значение двоемыслия может радикально различаться в разных социальных системах.
Формализация доверия предполагает появление не только разного рода документов, паспортов, сертификатов, пропусков, удостоверений и т.п., указывающих на кодификацию правил различения своих и чужих, норм институционального поведения (включая и санкции за нарушение), но и специализированных служб контроля. Наиболее институционализированными формами барьеров доверия (априорного недоверия) являются учреждения, осуществляющие меры безопасности и охраны. Охрана государственных и ведомственных тайн и секретов, обеспечивающая зоны гарантированного доверия (со всеми процедурами проверки, допусков, подписок о неразглашении, иерархии допущенности, создания специальных служб безопасности и поставок соответствующего технического оборудования), представляет собой один из примеров границ доверия. Другими примерами могут служить меры по защите от подделок (денег, финансовых или юридических документов) и соответствующие службы разного уровня. Чем менее формализованным является контроль, тем с большей уверенностью мы можем говорить о значимости традиционных или конвенциональных отношений в группах или сообществах, требующих собственных ритуалов солидарности и выражения доверия. В деревне нет нужды в предъявлении документов соседям, как это делается ежедневно при входе в здание большой организации или предприятия.
В советское время в атмосфере тотального привычного страха и коллективного заложничества, когда контроль охватывал сферы и публичного пространства, и частной жизни, поддержанию доверия способствовала норма деления на «своих» и «чужих». Под «своими» понимались не просто люди, которым можно было доверять (в смысле общей веры в то, что в случае нужды тебе могут помочь, поддержать эмоционально, финансово или физически), но и те, на кого распространялись проекции норм «порядочности», взаимной лояльности, уверенности в том, что эти люди тебя «не сдадут, не предадут, не донесут начальству» или властям о «неподобающем» поведении. К «чужим» относились представители тех зон существования, где были незначимыми представления и нормы солидарной ответственности. И «свои», и «чужие» были весьма условными категориями, нередко «свои» превращались в «чужих», и наоборот. Подобная структура двоемыслия (в терминах Ю.А. Левады — «игры», «игровых структур социального взаимодействия») задавала определение ситуации и диктовала различные коды социального поведения в разных средах, соединяя формальные и неформальные правила взаимодействия через многообразные способы преодоления внутренних и внешних барьеров. При этом включались нормы поведения, относящиеся к разным системам социального контроля и опознания («свой» / «чужой»). Церемониалами снятия барьеров между статусами были обязательная совместная выпивка в неформальной обстановке (на работе, или дома, или в среде, которая отключала внешние механизмы повиновения, — на природе, в туристской поездке, в поезде, после работы на рабочем месте, во внеслужебное время, в командировке, в бане и т.п.) или апелляция к другим «своим» (родственникам, прежним сослуживцам, коллегам, приятелям и т.п.), которая принимала форму «помощи», «услуги» (блата, связей, «нужных людей») и предполагала соответствующий семантический код — использование языка «своих», псевдопартикулярных отношений («...я от Ивана Ивановича»), хотя сам действующий при этом мог и не знать лично ни самого «Ивана Ивановича», ни даже того, кто он такой[12]. Язык подобных отношений предполагал процедуры демонстративного исключения официальных или общепринятых форм взаимодействия, установления «особого», «специального» режима поведения («разрешить в порядке исключения», как тогда писалось в служебных записках начальству при обращении с просьбой). По существу, это означало отмену требований морали, упразднение общих правил оценки себя и других и взаимообязывающих норм поведения.
Иерархия барьеров и разграничение зон доверия и взаимодействия воспроизводят социальную иерархию и отражают степень жесткости (закрытость или открытость) социальной структуры. Семантика барьера доверия в любом случае строится на переворачивании смысла доверительных отношений, на выражении презумпции недоверия. Границы доверительных отношений могут быть подчеркнуты пространственно-временными ограничениями, социальными фильтрами или характером допуска в коллектив или группу, церемониями перехода из одной системы норм (ценностей) в другую, сменой языка, одежды, интонаций, правил поведения в повседневности и прочим. «Игра в доверие» стала в советское время социальным кодом поведения, умением демонстрировать другому, что актор понимает, что его партнер лжет (в чем, когда и в каких отношениях) и знает, что актор это понимает, благодаря чему достигается конвенциональное согласие и определение рамок возможного контроля насилия или коррекции взаимодействия. Важно, что отсчет при этом идет от негативных представлений или моделей человека, которые выступают как норма определения реальности.
Более сложные и многообразные барьеры и границы доверия образуются в зонах двоемыслия. Отсутствие открытых для всех социальных лифтов и каналов вертикальной мобильности оборачивается постоянной склокой внутри влиятельных или обладающих особыми ресурсами групп в обществе, регулярной рекомпозицией центров силы, поддержанием высокого уровня цинизма, недоверия, «бдительности», все более частными коррупционными скандалами. Как правило, эти барьеры не отмечены, не маркированы в языке или семантике того, чему или кому доверяют, а потому воспринимаются как само собой разумеющиеся (собственно, это и есть выражение отношений доверия, непроблематичности отношений). Барьеры могут быть обозначены сменой одежды, сменой речевых норм, в том числе — обращения (переход от «вы» к «ты», появлением экспрессивной или обсценной лексики), отменой иерархических различий в статусах, подчеркиванием исключительности ситуации или особого (равного или интимного, сближающего) характера отношений между партнерами, выделением их из общего ряда, отменой обычных правил поведения, что означает смену систем референции, референтных групп, идеологии, исторических или логических аргументов, апеллятивных или риторических фигур и проч., короче, смену парадигм поведения, до того никак не совмещавшихся друг с другом, жестко разделенных между собой.
Необходимо различать и разные планы доверия, от высшего уровня общих конструкций реальности (совокупности и композиции коллективных символов, задающих устойчивость определений действительности, этого важнейшего потенциала солидарности и согласия в обществе, одновременно оказывающегося и наименее рационализуемым, не контролируемым в субъективном плане) до отношений в малых и неформальных группах. Умение оперировать различными модусами доверия есть признак социализирован- ности индивида в обществе или группе, свидетельство его социальной дееспособности (в данном сообществе) и его общественного «такта».
Подобный режим двоемыслия (мозаичность сознания, партикуляризм, способность соединять кажущиеся несовместимыми нормы и представления) порождает человека достаточно эластичного, чтобы выносить внешнее давление и контроль, и вместе с тем неспособного к коллективной солидарности (недоверчивость, отказ от поддержки организаций гражданского общества) или систематической рационализации собственного действия, готового приспособиться к любым переменам в своем положении ценой снижения запросов и качества жизни (выбор «понижающих стратегий жизни»)[13].
Поэтому любые попытки эмпирического анализа доверия как в прошлом, так и в настоящем должны учитывать силу различных нормативных систем лояльности и силу социального контроля, как со стороны формальных институтов (власти, руководства предприятия, в советское время — партийных организаций или их дублеров в виде профсоюзов, комсомола и т.п.), так и со стороны неформальных или сетевых отношений, образующих множественные структуры частных коалиций и коллективного заложничества (семьи, трудового коллектива, квазиобщественных организаций — спортивных, любительских, ветеранских, жилищных и т.п.). С ослаблением репрессий, а затем и сворачиванием масштабов массового террора проблема доверия «руководству» (завода, государственной организации), коллегам, товарищам, семье и т.п. превращается в проблему дефицита правовых и формально институциональных средств регуляции[14].
Теплые и доверительные отношения внутри многих неформальных коллективов, сложившихся в советское время, отношения, основанные на взаимной вере друг в друга, связаны с тем, что ценности и нормы поведения, разделяемые членами этих групп, были альтернативными по отношению к официальным, идеологическим, формальным требованиям власти, предъявляемым населению. Благодаря самой этой альтернативности закрытые сообщества могли не только быть условием выживания большей части населения страны, вынужденного приспосабливаться к репрессивному идеологическому государству, но и, при некоторых условиях, становиться хранителями и ретрансляторами традиций иной культуры (в том числе — религиозной или философской, научной мысли, более высоких стандартов морали). Поэтому повышенное уважение, которым наделялись все причастные к этим закрытым сообществам, к кругам символического и практического доверия, было обосновано признанием особых достоинств, которыми обладали члены этих коллективов. С изменением политических и экономических условий именно на основе подобных отношений начинали складываться новые социальные формы, облегчавшие построение отношений партнеров по бизнесу, создание новых научных коллективов, инновационных фирм и т.п. Но, как только внешняя среда после краха советской системы стала меняться, потребность в сохранении состояния закрытости и самоизоляции резко ослабла. В итоге началась эрозия атмосферы благожелательности, доверия в прямом психологическом смысле (то есть доверия диффузного, нерационализированного). Нормы поведения в закрытых сообществах не выдерживали испытаний, которым они оказались подвергнуты в процессе начавшихся реформ, при переходе общества к формальной институционализации. Возник кризис социального доверия, постепенно охвативший общество и осознанный общественным мнением как «падение морали». То, что помогало сохранять дух доверия и взаимного уважения в малых коллективах и тесных компаниях, начинало стремительно ломаться и разрушаться в других условиях, более открытых и формальных, прагматически-инструментальных. Закрытая атмосфера малых групп, позволявшая сохранять многие универсалистские ценности (особенно это значимо было для функционирования неформальных научных семинаров, кружков, научных школ — бескорыстного познания, взаимной преданности, этики, религиозных исканий и т.п.) и даже их культивировать, с изменением ситуации парализовала потенциал дальнейшего развития и институционализации подобных отношений. Смена приоритетов в этих условиях оказалась разрушительной для доверия в бизнесе, науке, искусстве. Доверие, которое позволяло выживать в прежнее время, в новую эпоху перехода стало фактором, блокирующим возможности дифференциации ролей, специализации и разделения труда[15].
Обычно доверие распределено весьма неравномерно. Оно более высокое в обществах с устойчивой и открытой институциональной системой, с развитой системой самоуправления и равенством возможностей, обществах благосостояния (welfare-state), оно ниже (или иное по характеру) в обществах с высоким уровнем насилия, внутренней агрессии, с авторитарным или тоталитарным типом государственного устройства[16]. Кроме того, базовое доверие к миру, характерное для начальных фаз социализации, прежде всего в относительно благополучных социальных средах, в полных семьях, постепенно нейтрализуется тут негативным опытом насилия, обмана, знакомством с более сложными и неоднозначными по составу структурами действия, включающими в себя непременный компонент социальных игр, имитации, социальной мимикрии, лжи, приспособления к окружающим, лицемерия и т.п. Подобный опыт недоверия в репрессивных обществах становится важнейшим стратегическим ресурсом социального выживания или социального успеха, вертикальной мобильности и, будучи закрепленным в корпоративных нормах поведения, воплощается в принципы и механизмы селекции людей для органов власти, определяющие структуру господствующей элиты, как это имеет место в нынешней России (преобладание во власти сотрудников спецслужб, военных, то есть представителей самых архаичных и консервативных институтов, социальных, партийных, идеологических ренегатов).
Проблема описания феноменов доверия заключается в том, чтобы определить и фиксировать смысловые основания доверия (признание значимости неартикулируемых, но подразумеваемых ценностных значений и норм действия). Это значит, что анализ доверия требует учитывать не просто разные институциональные нормы взаимодействия, но и разные по своему происхождению и составу, культурному генезису пласты культуры, определяющие сами эти институты, нормы которых вводятся в социальную игру доверия.
«Психологизм» (эмоциональность, аффективность, соответственно, иррациональность состояния) трактовки доверия означает в подобных случаях то, что исследователь не в состоянии ясно прочесть императивы поведения, которые для действующего кажутся очевидными, хотя часто ни он сам, ни тем более исследователь или интерпретатор (историк, социолог, экономист) не в состоянии идентифицировать их в качестве собственно групповых или институциональных требований. В лучшем случае, и почти всегда лишь в ходе специального анализа, они могут быть выявлены в качестве эвидентных, но не эксплицированных социальных норм и правил действия, рутинность которых препятствует их осознанию, рефлексии, или же сама ситуация не требует их дешифровки, указания на их групповую или институциональную принадлежность. В определенном смысле сама эта очевидность и есть выражение доверия, не требующее или блокирующее обязательства по экспликации и артикуляции подобных норм. Но в аналитически строгом смысле следует говорить о разных типах социального доверия.
Дело осложняется тем, что в некоторых ситуациях, особенно в условиях репрессивных режимов, требование доверия может носить принудительный или игровой характер. Например, следователь КГБ мог заявить во время профилактической «беседы» своему «собеседнику»: «Вы с нами неискренни, вы же советский человек, вы что, нам не доверяете?» Но подобное заявление представляет собой лишь крайнюю, утрированную форму общераспространенных внутригрупповых механизмов сплочения. Таким образом, мы сталкиваемся с весьма характерными явлениями, которые можно назвать «игрой в доверие», игрой в «открытость», «искренность» или «доброжелательность», образующими смысловые переходы между разными сферами институционального или группового насилия и принуждения. Вероятно, по своей структуре эти явления близки к тому, что можно назвать светским или религиозным лицемерием, ханжеством, фарисейством и т.п., однако в социальном и генетическом плане их следует принципиально различать: источником принуждения в одном случае будут «общество», «свет», «общественное мнение», в другом — репрессивные органы политической полиции и идеологического принуждения.
Слабость правовых и универсалистских форм организации социальной жизни (к какой бы области жизни это ни относилось: политике, государственному управления или экономике как сфере наибольшего «риска») компенсируется появлением «доверительных» сообществ, но уже на другом, чем в советском социуме, уровне организации общества: на уровне власти, воспроизводящей почти те же отношения, которыми характеризовалась репрессивная атмосфера советского времени: «кланы», неформальные союзы, возникающие из дружеских отношений в рамках клубных, предпринимательских, мафиозных («капитализм для своих») или других интересов, перекрывающих, «шунтирующих» зоны привычного социального недоверия. Подобные союзы в дальнейшем укрепляются семейными связями — назначением детей влиятельных лиц на влиятельные позиции в ведущих государственных или контролируемых государством компаниях, банках, корпорациях[17].
Характерно, что в позднее советское время в среде советской элиты подобных форм не возникало, отношения в номенклатурной среде были очень формальными, ограниченными и пронизанными взаимным недоверием и подозрительностью[18]. Приватизация власти и собственности, начавшаяся после краха советской системы, но достигшая своей полноты лишь при путинском режиме, требовала в условиях слабой легитимности власти формирования особых, чрезвычайных, а значит, выведенных из-под контроля закона доверительных отношений «своих». Такие образования иногда считают разновидностью «cronycapitalism», характерного для многих азиатских авторитарных и коррумпированных режимов, или даже мафией, как иногда в российской прессе называют эту систему власти, но подобные определения не могут считаться адекватными — по своему происхождению и функциям это другие формы организации власти. Кажущаяся архаической, подобная организация руководства страны представляет собой единственно возможную в условиях деградации и разложения прежней институциональной системы форму адаптации бесконтрольной власти к меняющимся условиям.
2. ДОВЕРИЕ КАК СОЦИАЛЬНЫЙ КАПИТАЛ. ЕГО ТИПЫ
Различные виды социального доверия, образующие институционализированный «социальный капитал», соотносятся с разными сетями общения и взаимодействия, с разными образами жизни (а значит — потребления). У их обладателей — разные горизонты ожиданий и оценки событий, разные модели политического поведения[19]. Р. Роуз, руководитель исследовательской программы «NewRussiaBarometer», для описания типов доверия в России еще в 2000 г. выделял домодерные, модерные и антимодерные основания социального капитала[20].
Условия, благоприятные для быстрого развития (усложнение социальной структуры и появление тех форм доверия, о которых писал К. Ньютон[21]), возникают только в зоне притяжения крупных городских агломераций (мегаполисов и крупнейших городов России с населением миллион жителей и более). Только здесь в силу целого ряда факторов (концентрация населения, высокая специализация занятости, обусловливающая дифференциацию институтов и групповое многообразие) возникают не просто новые, но более сложные формы социальной регуляции, требующие в свою очередь новых посредников — рыночную экономику и более развитую, в сравнении с тоталитарным социумом или авторитарным режимом, коммуникативную инфраструктуру. Социальный, экономический, информационный и культурный плюрализм оказывается, таким образом, фактором «принуждения» к появлению новых отношений, отличающихся анонимностью, безличностью, надстраиванием над личными и групповыми отношениями корпуса формальных (универсалистских) норм и императивов поведения — правовых, моральных, ценностных механизмов регуляции. Им соответствует и иной тип личности (который мы называем «современным или европейским человеком»): более свободной от непосредственного окружения и прямого социального контроля, более мобильной, ориентированной на обобщенные, «идеальные» образцы социального доверия, признания и гратификации. В отличие от родственно-семейной, соседской или этнообщинной взаимосвязи, здесь действует избирательная солидарность, руководствующаяся императивами этики ответственности, а не предписаниями традиции или коллективного заложничества, характерного для советских «рабочих коллективов». Другими словами, на фоне доминантного для российского общества типа «советского человека», созданного из множества ограничений, а не стимулов действия, иерархического, лукавого, испытывающего разнообразные фобии (нового, чужого, сложного), сознающего себя заложником коллектива, а потому пассивного и терпеливого, постепенно в российских мегаполисах выделяется новый тип индивида, не столь зависимого от власти. В своем сознании этот человек обязан собственным благополучием только себе, своим более высоким профессиональной квалификации и образованию, интенсивной работе, а не «отечески заботливому» государству. Поэтому он оказывается менее фрустрированным и более свободным от прежних идеологических комплексов. Он не испытывает по отношению к российской власти ни прежней лояльности, ни благодарности. Его социальный капитал основан на сложной системе генерализованных социальных правил и отношений, построенных на знании и доверии к другим, то есть качествах, составляющих каркас современного западного общества.
Эта новая институциональная среда, возникающая в мегаполисах, опосредованно связана с гораздо более высоким уровнем жизни. Его повышение определено освоением новых производственных навыков и профессиональной квалификации, отвечающих запросам и требованиям информационного, сервисного и высокотехнологичного общества, готовностью к переобучению, мобильности и смене сектора занятости. Образ жизни в крупнейших российских мегаполисах (прежде всего — в Москве) приближается по характеристикам социального капитала к образу жизни населения европейских развитых стран, который мы называем «модерным».
Другой тип социального капитала, условно говоря домодерный, традиционный, — представлен прежде всего средой малых городов и сел. Социальное доверие здесь базируется на непосредственных личных, неформальных связях, групповых и соседских отношениях, этнической или этноконфессиональной солидарности и не выходит за пределы рутинных повседневных обязательств и поддержки, а также общности интересов, отстаиваемых по отношению к произволу местной власти, ничем, кроме обычая, не ограниченному. Это зона в лучшем случае инерционного, в худшем — деградирующего существования людей, озабоченных более всего сохранением сложившегося образа жизни и потребления. Физическое выживание выступает здесь как жизненная стратегия, как императив частного и семейного существования. В этой среде нет идеи последовательного улучшения жизни, повышения ее качества; речь может идти лишь об удержании того, что уже есть. Горизонт запросов определен возможностями пассивной адаптации к навязанным извне изменениям. Крайняя ограниченность ресурсов (материальных, образовательных, профессиональной квалификации) обуславливает низкую социальную мобильность и тем самым — застойный характер бедности и нищеты.
Особенностью этой среды является скудость информационных источников и ограниченность горизонта событий. Кремлевские средства массовой коммуникации, прежде всего телевидение, не будучи связаны с повседневными интересами, проблемами и нуждами этих людей, превращаются в систему воспроизводства рутинных коллективных мифов, доступных для понимания этих людей, но не проверяемых их практическим опытом. Подобные мифы (образ враждебного окружения страны, внутренних врагов и т.п.) возникли еще в советские времена и устойчиво воспроизводятся в качестве символов национального единства и легенды власти. Других общих представлений в этой среде и быть не может из-за отсутствия альтернативных каналов информации и авторитетных групп для интерпретации происходящего. В зоне домодерного социального капитала внутренние изменения невозможны, поэтому периферия оказывается хранилищем представлений предшествующей эпохи.
Но самым важным для понимания перспектив эволюции России следует считать сегодня антимодернизационный тип социального капитала. Антимодернизм как уклад жизни представляет собой смесь опыта существования при социализме или инерции советского образа жизни (приспособления к репрессивному государству с его практиками уравнительной, распределительной экономики) с новыми идеологизированными формами, которые активно использует путинский авторитаризм (религиозный фундаментализм, компенсаторный русский национализм, политический консерватизм). Сам по себе этот образ жизни (включая характерное для советского человека двоемыслие, низкий уровень солидарности, политическую пассивность, запросы, ограниченные необходимостью выживания) уйти не может, так как этот уклад (и соответствующий тип социального капитала) обусловлен существующей территориально-отраслевой структурой экономики и расселения, отражающей характер советской модернизации. Эти группы, зависимые от социальной политики и обязательств государства, составляют социальную базу путинского авторитаризма, они хранители советского прошлого, его символов, ценностей, праздников и ритуалов[22].
Период ельцинских реформ вызвал массовую фрустрацию, состояние социальной дезорганизации и аномии, рост массового недоверия к политике и отчуждения от нее. Возвращение к авторитаризму при Путине (подавление свободных выборов, независимых СМК, ликвидация многопартийности) и частичное восстановление полупатримониальной власти, недифференцированной, безальтернативной, требующей лишь аккламации, а не участия в политике, сопровождались ростом массовой удовлетворенности и спокойствия населения, поддержкой режима, остававшейся почти без изменения на протяжении более десяти лет, вплоть до кризиса 2008 г., пока не были вновь серьезно затронуты массовые надежды на «доброго царя» или попечительскую роль государства.
Высокое доверие к персонам высшей, но авторитарной власти представляет собой перенос на «национального лидера» представлений, характерных для сферы домодерных отношений, что, естественно, парализует низовой уровень институциональной организации и тем самым блокирует модернизационное развитие целого. Низкое доверие в социальной сфере (к «незнакомым людям») говорит об отсутствии формальных институциональных норм регуляции — права, морали, гражданских институтов. Узкий радиус межличностного доверия компенсирует институциональные дефициты, но со своей стороны стерилизует потенциал универсализма и модерности. Сочетание разных типов социального капитала, образов жизни и определяет эволюцию социальной системы в России[23].
3. ОБЩИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО ДОВЕРИЯ В РОССИИ
Социологические исследования в России, проводимые на протяжении ряда лет Левада-центром, показывают двойственный характер явлений социального доверия в российском обществе. Повседневное практическое недоверие, высказываемое по отношению к окружающим (малознакомым) людям, сопровождается или компенсируется высоким декларативным доверием к трем особо значимым символическим институтам: а) главе государства; б) церкви и в) армии.
Самые высокие значения доверия относятся к тому, кто считается хозяином страны, кому пропаганда старается придать черты то ли «царя», то ли «национального лидера». В первых замерах это был М. Горбачев, затем его сменил Б. Ельцин, теперь — Путин, сохранявший максимум доверия населения даже во времена, когда пост президента занимал Д. Медведев.
Другие социальные институты — средства массовой коммуникации, правительство, политическая полиция и спецслужбы, региональная и местная администрация, Госдума, система правосудия, силовые структуры (полиция, прокуратура), бизнес, финансовые организации, политические партии и профсоюзы и т.п. — находятся в зоне полудоверия и большего или меньшего недоверия населения (см. табл. 1). По отношению к этим институтам, определяющим общественную и повседневную жизнь россиян, проявляются устойчивые негативные установки — подозрительность и отчуждение, смесь страха и отвращения (особенно — к полиции, суду, но также — и к депутатам, политикам), нежелание иметь с ними дело, кроме случаев крайней нужды или чрезвычайных обстоятельств[24].
За выражением доверия россиян к опорным институтам можно видеть сохраняющиеся остатки тоталитарного синдрома, описанного когда-то К. Фридрихом и З. Бжезинским, признаки уходящей или распадающейся, но когда- то единой структуры государственного идеологического и террористического господства. Сегодня от прежней организации общества остался лишь фантом патерналистской власти, претендующей на то, чтобы быть, как и раньше, тотальной, но фактически лишь имитирующей некоторые черты «партии-государства». Лишившись коммунистической идеологии, режим утратил характерную для советской эпохи легитимацию, частью которой был заботливо поддерживаемый пропагандой социальный оптимизм, обеспечение массовой уверенности в «лучшем будущем», то есть довольно умеренном, но гарантированном улучшении повседневной жизни. Когда эта иллюзия обеспеченного будущего у населения исчезла, разрушенная чередой социальных и экономических кризисов и потрясений 1990-х гг., институциональная система предстала в своем обнаженном виде: авторитарного и коррумпированного режима, пытающегося навязать представление о безальтернативности своего правления, опираясь, главным образом, на силовые структуры (включая суд) и пропаганду.
Таблица 1
ДОВЕРИЕ К ОСНОВНЫМ СОЦИАЛЬНЫМ И ПОЛИТИЧЕСКИМ ИНСТИТУТАМ
|
Полное |
Неполное |
Полное |
Затруднились |
Индекс |
|
|
доверие (частичное недоверие) |
доверие |
Недоверие |
ответить |
доверия* |
|
|
Премьер-министр (В. Путин) |
52 |
31 |
9 |
8 |
42 |
|
Президент (Д. Медведев) |
50 |
34 |
9 |
7 |
41 |
|
Церковь, религиозные |
49 |
25 |
10 |
16 |
39 |
|
организации |
|||||
|
Армия |
37 |
36 |
13 |
14 |
24 |
|
СМК |
30 |
47 |
16 |
7 |
14 |
|
Правительство |
30 |
45 |
17 |
8 |
13 |
|
Органы госбезопасности, |
26 |
37 |
16 |
21 |
10 |
|
спецслужбы |
|||||
|
Региональные власти |
28 |
40 |
22 |
10 |
6 |
|
Российские коммерческие банки |
24 |
39 |
18 |
19 |
6 |
|
Малый и средний бизнес |
23 |
39 |
18 |
20 |
5 |
|
Совет Федерации |
22 |
44 |
17 |
17 |
5 |
|
Прокуратура |
22 |
37 |
21 |
20 |
1 |
|
Госдума |
21 |
47 |
22 |
10 |
-1 |
|
Местные власти |
23 |
41 |
26 |
10 |
-3 |
|
Суд |
19 |
43 |
22 |
16 |
-3 |
|
Милиция/полиция |
20 |
40 |
29 |
11 |
-9 |
|
Крупный бизнес |
16 |
37 |
26 |
21 |
-10 |
|
Профсоюзы |
16 |
31 |
26 |
27 |
-10 |
|
Политические партии |
10 |
44 |
30 |
16 |
-20 |
* Ранжировано по индексу доверия. Октябрь 2011 г.; в % к числу опрошенных (N= 1600). Индекс доверия рассчитан по формуле: доля ответов, выражающих полное доверие, и половина доли ответов, выражающих неполное доверие, минус половина доли ответов, выражающих неполное доверие, и доля ответов, выражающих полное недоверие.
Такая композиция доверия, как показывают наши исследования за длительный период наблюдений (начиная с февраля 1993 г.), очень стабильна. Это означает, что распределение мнений не зависит от интересов отдельных групп в обществе, а отражает более глубокие слои массовых представлений, слабо реагирующие на актуальные изменения. Устойчивость массовых установок указывает на то, что подобные представления и стоящие за ними мотивы социального поведения выведены из сферы текущих политических и социальных конфликтов, что это — институционализированные отношения, а стало быть, они воспроизводятся в полном объеме, несмотря на смену поколений и приход новой генерации, заменяющей уходящих «советских людей» и «людей эпохи перестройки». Условиями подобного воспроизводства следует считать процедуры массовой социализации и правовую закрепленность таких механизмов воспроизводства (санкции обычного права и формальная судебная практика).
В отношении к властным институтам (включая и высших представителей власти) прослеживаются два противоречивых плана: первый указывает на признание важности соответствующего института (его места в ряду других институтов), второй — на практическую оценку деятельности функционеров этого института (или степени адекватности того, чем они занимаются, относительно идеальных представлений о том, как и чем должны заниматься). Большинство государственных институтов россиянами по инерции воспринимаются как продолжение или вариант прежних (советских) органов репрессивной бесконтрольной государственной власти. Они, по мнению респондентов, не ориентированы на защиту интересов обычных людей, поскольку предназначены (как полагает основная масса населения) исключительно для защиты интересов высшей власти или обслуживающей ее коррумпированной бюрократии. Именно поэтому неполное (частичное) доверие, точнее, смесь принудительного, вынужденного доверия с настороженностью и латентным недоверием является социальной доминантой практического поведения абсолютного большинства россиян в постсоветское время. Большая часть показателей доверия включают обе эти составляющие отношения к институтам, однако удельный вес каждой из них — разный: в отношении к доминантным институтам (президент, церковь, армия) преобладает признание символической значимости института (при низкой латентной оценке их практической эффективности в выполнении задач управления, религиозно-этической работы в миру, боеспособности и морального состояния рядового состава); в отношении к прочим институтам (парламенту, суду, местной власти, полиции, партиям, профсоюзам) их символическая значимость (идеальное представление об их функциях) снижается пропорционально усилению негативной оценки их практической деятельности, степени несоответствия эмпирического функционирования идеальным представлениям граждан о том, что и как должны делать функционеры данного института. Этот внутренний диссонанс и характеризует представления о социальном порядке посткоммунистического социума. Проблема усугубляется тем, что меняются (особенно в наиболее модернизированных социальных средах, ориентированных на западные образцы) и сами основания для признания символической значимости доминантных институтов.
4. ДОВЕРИЕ В СТРУКТУРАХ НЕФОРМАЛЬНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
Реальные, постоянно подтверждаемые доверительные отношения возникают и фиксируются лишь в очень узких пределах: только внутри малых коллективов и сообществ, прежде всего — в семье или в кругу близких родственников, среди коллег по работе, в дружеских компаниях. В сельской местности или в фабрично-слободской среде отмечается также и более высокое доверие к соседям. Здесь формальные структуры институционального взаимодействия соединяются с неформальными отношениями, что придает им особый характер и прочность.
Доверие в структурах отношений неформальных или традиционно регулируемых институтов радикально отличается от доверия в формальных институтах, поскольку предполагает другие смысловые основания взаимоотношений доверия (в том числе — специализированные роли и нормы отношений во вторых и недифференцированные отношения в первых). В зонах этого типа доверия действуют своеобразные, партикулярные формы социального контроля и взаимной ответственности, предполагающие солидарность лишь со «своими», нормы которой не распространяются на «не своих» и «чужих».
Различия (и национальная специфика) социального доверия отчетливо проявляются лишь при международных сравнительных исследованиях, при сопоставлении российских данных с данными, полученными в других странах в ходе социологических опросов, проведенных по общей согласованной методике (см. табл. 2).
Таблица 2
ИНДЕКС МЕЖЛИЧНОСТНОГО ДОВЕРИЯ[25]
(распределение ответов на вопрос «С каким из суждений вы бы скорее согласились?» A— людям почти всегда следует доверять; B— людям обычно можно доверять; C— с большинством людей в отношениях следует быть осторожным; D— почти всегда в отношениях с людьми надо быть осмотрительным, людям нельзя полностью доверять)
|
A |
C |
Соотношение |
A |
C |
Соотношение |
||
|
2007 г. |
+ |
+ |
ответов |
2008 г. |
+ |
+ |
ответов |
|
B |
D |
«доверять»/ |
B |
D |
«доверять» / |
||
|
«не доверять» |
«не доверять» |
||||||
|
В среднем по |
42 |
58 |
0,73 |
В среднем |
45 |
52 |
0,86 |
|
24 странам |
по 29 странам |
||||||
|
Норвегия |
81 |
19 |
4,26 |
Дания |
79 |
20 |
3,95 |
|
Швеция |
74 |
26 |
2,84 |
Швеция |
69 |
30 |
2,3 |
|
Новая Зеландия |
69 |
31 |
2,22 |
Австрия |
59 |
38 |
1,55 |
|
Швейцария |
68 |
32 |
2,12 |
Финляндия |
59 |
39 |
1,5 |
|
Финляндия |
67 |
33 |
2,03 |
Австралия |
55 |
44 |
1,25 |
|
Австралия |
64 |
36 |
1,77 |
Сев. Ирландия |
50 |
47 |
1,06 |
|
Япония |
61 |
39 |
1,56 |
Великобритания |
48 |
50 |
0,96 |
|
Чехия |
48 |
52 |
0,92 |
Чехия |
45 |
54 |
0,83 |
|
Южная Корея |
46 |
54 |
0,85 |
Германия |
43 |
57 |
0,75 |
|
Словения |
39 |
61 |
0,63 |
США |
42 |
57 |
0,74 |
|
Тайвань |
39 |
61 |
0,63 |
Венгрия |
41 |
58 |
0,71 |
|
Франция |
39 |
61 |
0,63 |
Тайвань |
39 |
58 |
0,67 |
|
Латвия |
34 |
66 |
0,51 |
Франция |
31 |
66 |
0,47 |
|
Польша |
30 |
70 |
0,42 |
Россия |
27 |
68 |
0,40 |
|
Уругвай |
29 |
71 |
0,40 |
Польша |
27 |
72 |
0,38 |
|
Россия |
28 |
72 |
0,38 |
Латвия |
24 |
72 |
0,33 |
|
Доминиканская |
27 |
73 |
0,36 |
Уругвай |
23 |
77 |
0,30 |
|
Республика |
|||||||
|
Мексика |
26 |
74 |
0,35 |
Италия |
22 |
78 |
0,28 |
|
Хорватия |
19 |
81 |
0,23 |
Доминиканская |
20 |
80 |
0,25 |
|
Республика |
|||||||
|
Филиппины |
17 |
83 |
0,20 |
Чили |
16 |
83 |
0,19 |
|
Чили |
13 |
87 |
0,14 |
Хорватия |
15 |
84 |
0,18 |
В % к числу опрошенных (в России N = 1000); приведены данные не по всем странам.
Из приводимых в табл. 2 распределений следует, что самый высокий уровень социального межличностного (но не психологического) доверия мы наблюдаем в странах завершенной модернизации, с доминированием западных ценностей, имеющих своим источником протестантскую культуру методического самоконтроля и самодисциплинирования, индивидуализма, ответственности[26]. Именно там сложились сеть организаций гражданского общества и высокий уровень муниципального самоуправления, именно там государственный аппарат находится под постоянным контролем средств массовой коммуникации и парламента. Основа этой организации общества — общественный идеализм (разделяемые большинством граждан представления об «общем благе») и более или менее устойчивый общественный консенсус относительно целей и средств социальной политики государства. Это накопленное, институционализированное доверие к неопределенно многим другим, партнерам или участникам социальных взаимодействий является важнейшим показателем социального капитала данного общества, его способности к самоорганизации (без использования инструментов спорадического насилия или, напротив, организованных репрессий и систематического принуждения для достижения коллективных целей). Как раз из сопоставления подобных данных видно, что доверие — не спонтанно возникающий эффект актуального взаимодействия, как обычно его трактуют в социально- экономических исследованиях, что доверию обучаются, что оно входит в качестве составной части в общую систему социализации. Это значит, что человек в традиционном обществе или в группах с соответствующим типом культуры доверяет только тем, кому предписывают доверять традиция или обычай и в соответствии с предписаниями этой традиции, в то время как человек в современном обществе доверяет другим в соответствии с обобщенными правилами взаимодействия, заданными доминантными в этом обществе институтами[27].
Как утверждает Кеннет Ньютон, в тех странах, где выше уровень взаимного доверия, люди живут здоровее, дольше, счастливее и более успешно. Такие общества являются экономически более продвинутыми, в них меньше коррупции и больше демократии и оптимизма. Здесь меньше совершается уголовных преступлений и лучше результаты школьного обучения. Доверяющие в большей степени включены в общественную и публичную жизнь, чаще вступают в солидарные отношения помощи ближнему, чаще участвуют в акциях благотворительности и более удовлетворены своей жизнью[28]. Именно эти обстоятельства позволяют считать доверие эквивалентом социального капитала. Доверие закреплено в образах жизни, в системе аспираций (а значит — в структуре социального времени, в представлениях о собственных возможностях индивида и в способностях к рационализации своей жизни, планированию на длительный срок). Такое понимание доверия как проявления социальности идет от работ А. де Токвилля, который рассматривал общество как союз добровольных ассоциаций, основывающихся на совместных интересах, тесном взаимодействии и вере членов друг другу.
В русском словоупотреблении это значение понятия «общество» (= совокупность отношений, основанных главным образом на солидарности или взаимных интересах) за время советской власти практически стерлось, слившись, с одной стороны, с понятием «население», а с другой — с понятием «государство» и образовав в результате специфический термин официоза. Идеологическая игра властей и оппонирующих (иногда) им экспертов на разнице этих значений убила исходную семантику самоорганизации и выражения воли людей, противостояния государству как суверенному или автократическому господству. Искусственно воссоздать прежнюю семантику «общества» (не совокупности поданных, а системы отношений, в которых нет господства и подчинения) достаточно трудно, поскольку таких отношений нет в повседневном опыте абсолютного большинства людей. Российское общество не может отделиться от государства, от машины принуждения, монополизировавшей средства насилия. Общество в России, исторически формируясь внутри господствующего сословия, крайне медленно эмансипируется от власти (от господства, в повседневности являющегося бюрократической машиной массового управления), почти неотделимой, в свою очередь, от частных интересов правящей группировки. И такое положение вещей сохраняется вне зависимости от идеологии, способов прихода к власти или характера ее легитимации. Технология господства в настоящее время сведена к устранению каких-либо возможностей контроля или давления общества на приватизированную власть кланов и группировок, узурпировавших средства насилия и административного управления, а также — ресурсы и каналы социальной мобильности. В таком «обществе» нет и не может быть социального доверия людей как друг к другу, так и к власти, которое мы наблюдаем в демократических и правовых странах или в странах с традиционным социальным укладом. Индикатором автономности общества от государства может служить отношение к налогам: либо индивид сам платит их, осознавая это как более или менее вынужденный, но необходимый и добровольный акт солидарности, либо налоги помимо воли самого индивида изымают автоматически из зарплаты и других доходов. В последнем случае — это экспроприация (публично не обсуждаемая) доходов населения бесконтрольной властью в свою пользу, своего рода дань населения государству, поскольку не только контроля, но даже знания о том, как в дальнейшем распределяются собранные средства, население не имеет. Соответственно, по-разному в разных социальных средах воспринимается и оценивается степень социальной дифференциации, величина разрыва между бедными и богатыми. В России сильнейшее различие между крайними группами, выделенными по уровню дохода, расценивается как несправедливое, а само богатство и благосостояние вызывают подозрение в криминальности своего происхождения и стойкое недоверие, поскольку у общества нет средств публичного контроля за источниками их приобретения. На этом в первую очередь основываются зависть и рессантимент бедных, становясь одним из факторов общего недоверия в обществе и сознания несправедливости социального порядка.
Страны с низким уровнем социального капитала (узким радиусом социального доверия) отличаются высоким уровнем внутреннего насилия. Преимущественно это страны, находящиеся в процессе незавершенной модернизации, с сильнейшей гетерогенностью институциональной системы, сочетанием современных, хотя и слабых формальных институтов и сильных традиционных или консервативных форм организации жизни. Как правило, такие общества характеризуются наличием механизмов, которые блокируют процессы модернизации: это либо консервативные авторитарные режимы, или страны, имеющие в своем недавнем прошлом опыт существования в условиях тоталитарных режимов, опыт гражданских войн или длительных (иногда — хронических) межэтнических, межконфессиональных или социальных конфликтов. Другими словами, это страны с высоким уровнем аномии и социальной дезорганизации.
В России низкое межличностное доверие («большинству людей доверять нельзя, к ним следует относиться с осторожностью») коррелирует с низким уровнем признания индивидуальной ответственности, гражданской солидарности, недоверием к политике или общественной деятельности, негативным отношением к правительству и местной власти, депутатскому корпусу, сознанием собственной невозможности влиять на принятие решений властями разного уровня, а также неготовностью к участию в общественных делах или в акциях, выходящих за рамки проблем повседневной жизни или партикуляристских связей (семья, родственники, друзья, коллеги, соседи).
В то же время ценность межличностного неформального доверия котируется настолько высоко, что доверие уже в качестве собственно этнической характеристики входит в набор элементов этнонациональной самоидентификации русских («Мы — простые, открытые, верные, надежные, готовые прийти на помощь, терпеливые, миролюбивые» и т.п.[29]). Подчеркну, что в данном случае доверие относится преимущественно к низовому уровню институционального взаимодействия (партикуляристскому взаимодействию «своих со своими»), противопоставляемому любым вертикальным отношениям (отношениям «мы/они», взаимодействию «своих» с «ними», с «чужими») или отношениям универсалистского плана (предполагающим ориентацию действующего на обезличенные нормы формальных — прежде всего правовых — институтов).
В таком контексте экономизированная трактовка доверия как рационального расчета и «редукции рисков» не имеет смысла, поскольку модель экономически рационального поведения работает здесь очень слабо (даже в мегаполисах этот тип поведения не является преобладающим и должен сочетаться с массой ограничивающих его условий), нет общезначимых образцов достижительского поведения[30]. Более продуктивны модели «человека советского» (с присущими ему свойствами двоемыслия, лукавства, демонстративной лояльности, пассивной адаптации) или традиционалистского, ксенофобского, настороженно относящегося ко всему новому и незнакомому.
Опросы общественного мнения показывают, что доверие к социальным институтам совпадает с массовым признанием их символической роли — функциональной значимости в воображаемой картине реальности, важности для поддержания социальной структуры и организации российского общества. Выражение подобного доверия предполагает полный отказ индивида от участия в политике, от принятия на себя ответственности за происходящее в стране, городе, где живет индивид, абсолютное несовпадение политической сферы и обыденной жизни основной массы населения. Политика для российского обывателя является не областью солидарных отношений, участия и активности (включая взаимную ответственность), а лишь сферой проявления коллективной идентичности, общих символов.
Первое, на что приходится обращать внимание при интерпретации результатов опросов общественного мнения, — это принципиальная двойственность понятий и модусов доверия, необходимость разведения декларативного и операционального кодов поведения «доверяющих».
Ценностная оппозиция, возникающая перед нами, когда мы разбираем распределение социального доверия в российском обществе: верховная власть, неподотчетная обычным людям / семья, низовая и традиционная форма элементарной социальной организации, отражает примитивность структуры российского социума и предполагает широкое распространение практического недоверия к незнакомым людям, обусловленное недееспособностью (с точки зрения обывателя) функциональных институтов, обслуживающих преимущественно интересы власти.
Оппозиция символические институты / функциональные институты носит принципиально амбивалентный характер, знаки полюсов легко переворачиваются в ситуациях общественного кризиса. Но в любом случае «цена» массового декларативного и публично демонстрируемого (в ситуациях выборов) доверия к власти очень невелика, поскольку выражение его не требует ответственности и, стало быть, «личные издержки» и «затраты» такого поведения весьма невелики. Правильнее было бы сказать, что подобное принудительное доверие к власти соединяется с глубоким равнодушием к политике и отчуждением от этой событийной сферы. Левада называл такое поведение «игрой в доверие»[31] («они делают вид, что работают для нас, мы делаем вид, что доверяем им»). Напротив, рутинное доверие между взаимодействующими в обычных и повторяющихся ежедневно ситуациях (а такое взаимодействие имеет место только в малых группах, прежде всего — в семье или в межперсональных отношениях коллег, иногда — соседей) характеризуется публично не артикулируемой, но очень высокой ценностью и значимостью.
В политике подобную двойственность организованного институционального доверия можно увидеть в отношении к конкретным персонажам и публичным деятелям. Рейтинг первых лиц в государстве (с наведенной телевидением «харизмой», с навязанным пропагандой «доверием») превышает в три раза рейтинги ближайших по списку политиков — лидеров политических партий или влиятельных министров. Данный показатель не означает ни прагматической оценки результатов деятельности руководителей государства, ни одобрения, ни личной симпатии. Этот эффект обусловлен исключительно влиянием статуса, нахождением на высшей социальной позиции. Его можно считать проекцией сильно эрозированного, но все еще традиционного, как бы «сакрального» и мифологического отношения к власти. По существу, политическое поле представлено лишь фигурами, занимающими позиции высшей власти, и политиками из третьего ряда, не являющимися их конкурентами. Поэтому массовое недоверие к политикам (или их низкий рейтинг) следует рассматривать как знак отсутствия выбора.
Если государственные институты, как говорилось, рассматриваются как продолжение старых, советских структур, а потому пользуются условным доверием и легитимностью, то новые структуры оказываются под сильнейшим подозрением, отношение к ним окрашено рессантиментом и неприязнью. Частный бизнес, гражданские организации и иные негосударственные социальные новообразования последних двадцати лет, выпадающие из привычной картины планово-распределительной, централизованной государственной экономики, наталкиваются на сильнейшее недоверие населения (прежде всего — населения бедной и депрессивной периферии, где новые рыночные отношения не сформировались или представлены еще в своем примитивно- хищническом виде) и воспринимаются как нелегитимные, мошеннические и полукриминальные, даже если формально не нарушается закон[32]. Особенно это касается крупного бизнеса, тесно связанного с высшими кругами руководства страны, в меньшей степени — среднего и малого бизнеса.
Недоверие населения к финансовым институтам обусловлено тем, что на протяжении 1990-х гг. власти, вне зависимости от своих партийных или политических пристрастий, многократно обманывали людей, обесценивая накопленные сбережения старших поколений, принудительно меняя курс рубля для того, чтобы снизить давление государственного долга, и т.п. Последствия этого оказались весьма тяжелыми для экономики страны и перспектив ее развития: несмотря на то что у определенной части населения есть сбережения, и довольно значительные (в целом эквивалентные сумме иностранных инвестиций в российскую экономику), обеспеченные россияне не торопятся вкладывать их в ценные бумаги или доверять коммерческим банкам. Как и частный бизнес, большинство состоятельных людей при действующей правовой и судебной системе не доверяют свои деньги ни инвесторам, ни государству, ни предпринимателям. Российская экономика в большой степени развивается за счет спекулятивных денег, краткосрочного кредита, не позволяющего реализовывать большие проекты без государственного (бюрократического, коррупционного) обеспечения.
Иначе говоря, наибольшее сомнение вызывают новые, недавно созданные или «перелицованные», структуры власти, лишенные либо привычной легитимности давно существующего порядка (насилия), либо легитимности советской, идеологической. Социальной базой опорных институтов нынешней политической системы являются группы, более инертные и обладающие ограниченными социальными и культурными ресурсами. Установки именно этого сегмента российского социума актуализируются в периоды общественного возбуждения и выходят на первый план из латентного состояния, как это было в кризисные и переломные моменты 1989—1992 и в 1998—1999 гг., провоцируя ожидания харизматического спасителя.
5. НЕЗАВЕРШЕННАЯ ДЕСАКРАЛИЗАЦИЯ ВЛАСТИ И ГОСУДАРСТВА
Представления об амбивалентной природе доверия к власти в России побуждают выявлять в его структуре пласты гораздо более давних, если не сказать — архаичных, представлений. Мы имеем дело с эффектом длительной, но далеко не завершенной десакрализации государства (сакрального в старом значении этого слова — как объекта священного и проклятого).
Иррациональный характер сферы власти защищает ее от прагматического отношения и критики. Диффузное недовольство властью, которое постоянно выражают 20—25% населения, является лишь фактором стабильности системы, поскольку отводит раздражение в безопасные формы эмоциональной разрядки («разговоры на кухнях»). Критика коррупции, неэффективности, мафиозного или криминального, неправового характера российского руководства не касается сущностной стороны значений власти, а лишь указывает на несоответствие эмпирических проявлений власти ее традиционным для населения или стертым, непроявленным, давно забытым людьми смыслам.
Символическое значение власти, ощущаемое членами сообщества, но не могущее быть артикулируемым и рационализируемым в силу традиционных способов воспроизводства этой семантики, заключается в том, что ценности (блага) в обществе всегда распределены не равномерно, а иерархически. Полнота всех мыслимых достоинств и добродетелей, а соответственно, прав или привилегий сосредоточена «наверху», у обладателей высших социальных статусов (благородного сословия, руководства, начальства), тогда как внизу — лишь «подлый народ», недееспособное население, подлежащее управлению и «воспитанию» со стороны властей, вождей, национальных лидеров, диктаторов. При отсутствии открытой конкуренции за власть этот порядок может испытывать определенные напряжения, связанные с массовым недовольством деятельностью властей. Однако это недовольство не означает перехода к активным действиям по замене одного состава руководства другим именно в силу традиционного характера отношения к власти, поскольку в этих случаях «бунт» направлен только против личности «главного визиря», а не против «султана», функция которого — воплощать надличный традиционный порядок в мире. Другими словами, под современными формами политического устройства России скрываются отношения, характерные для XVI—XVIIвв.
«Сакральный», или иррациональный, статус власти означает, тем самым, закрытость легитимных, смысловых оснований этой власти от понимания и рационализации, от критики и отказа в признании, что, собственно, и разрушало бы структуру господства. Чтобы снять этот защитный ореол власти, необходимо понять, в чем, собственно, заключается семантика этого табу, этой неприкосновенности или «божественности» власти. Воспользуемся для наших целей опытом разбора «сакрального», который дан в интересной и поучительной для нас давней работе немецкого теолога Р. Отто «Священное» (1917)[33].
Оригинальность подхода Отто заключается, прежде всего, в том, что он отказывается от статического, предметного (или догматического, структурного) изложения сущности сакральности. Он переводит анализ в феноменологический план, описывая проявления сакральности или особенности ее восприятия. Такой подход методологически очень верен: о сакральном можно говорить только через проявленность воли божества, поскольку сакральное нельзя описывать в статических или объективных категориях, оно может проявиться только через воздействие божественного. Божественное (сакральное), по мнению Отто не выражаемое в рациональных категориях и понятиях, может быть схвачено лишь через свое проявление, через сопутствующие ему признаки особых психических состояний — религиозного подъема, воодушевления, энтузиазма, переживания необыкновенного, необъяснимого волнения, а главное, возникновение у субъекта этого переживания чувства, близкого к чувству «тварности», ощущения собственной зависимости от того, что выше всякого творения, или осознания собственной ничтожности перед лицом «объективного» величия и всемогущества божества, несоизмеримости себя (Я) и «высшего начала», что заставляет склониться с трепетом и страхом перед его «гневом» и «ревностью», с ужасом перед необъективируемым, но символизируемым каким-то образом обладателем божественных начал, с экстатической любовью к сакральному объекту. Именно эти признаки или характеристики «сакрального» Р. Отто соединяет в понятие «нуминозного», описывающее опосредующие отношения сакрального и человеческого. Отто полагает, что чувство тварности представляет собой ответную реакцию на проявления нуминозного. Но я бы, с точки зрения социологии, рассматривал эту причинно-следственную цепочку прямо противоположным образом: сознание собственной ничтожности и смирения есть условие «откровения» сакрального, человек должен бесконечно умалить себя для того, чтобы артикулировать или объективировать то, что выше всего про- фанного и повседневного.
Сакральное, как утверждал Э. Дюркгейм, — это перенос значений общества (социального целого) в трансцендентную сферу, в данном случае сопровождаемый нуминозными, как их называет Р. Отто, переживаниями. Разрыв с обычным, привычным, традиционным и нормативным дает эффект аномии, который и порождает страх, чувство оставленности, покинутости, трепета, ужаса перед возникающим всемогуществом, чувство, что за тобой наблюдают, ведут, что твоя воля оказывается в поле тотального контроля, слежения, а сам ты уже не принадлежишь себе. Элиминирование привычного и нормального порождает эффект пустоты значений отдельного человека, молчания его собственных достоинств и ценностей, величия власти и несоизмеримости с ним частного существования, громадности и всесилия государства, в условиях которых субъекту остается воспринимать себя как бесконечную малость. Это и есть главное, что достигается данной практикой, — безусловная зависимость субъекта опосредована безусловным превосходством объективно «нуминозного».
Иначе говоря, мы имеем дело с процедурами последовательного переворачивания повседневных ценностных приоритетов, дисквалификацией привычных ориентиров и определений реальности, обеспечивающих утверждение, «объективацию» или «репрезентацию» высших ценностных значений, объектов веры не просто в надындивидуальные, а в надколлективные сущности, гипостазирование их в качестве составляющих коллективных мифов и верований. Важно подчеркнуть, что это не какое-то мистическое блуждание или поиск, а институционализированная структура действия, ориентированная на предзаданный результат — возвышение коллективных символов веры. Поэтому «страх» или «священный трепет» перед государством (великой державой, супердержавой, ЦК КПСС, КГБ или их персонификациями) — это не боязнь наказания, а предвосхищение несоизмеримого и слишком высокого, значительного, а потому непостижимого и, тем самым, таинственного. В ситуации переживания нуминозного (или нуминозного переживания как такового — восторга и ужаса) индивид лишается собственной воли. Он не принадлежит себе, чувствует себя не только под надзором высших сил, но и в сфере, несоизмеримой со всем, что было ему дано ранее в его эмпирическом опыте.
Собственно, это пустое (то есть чисто структурное, без содержательного наполнения) значение нуминозности власти и образует главную, важнейшую часть семантики суверенитета российской власти, ее самодостаточности или безосновного произвола (то есть способности принимать решение в ситуации, определяемой как внеправовая, по К. Шмитту). Любое содержательное наполнение власти (законодательное, идеологическое, политическое и проч.) предполагает ограничение этой автономности или суверенности господствующего. Поэтому, когда в дело вступают конкретные и прагматические интересы акторов, взаимодействующих с «властью», ее представителями или инстанциями государства, немедленно включаются механизмы негативной идентификации, начинается игра с властью, возникает феномен неполной лояльности и образуется некоторое пространство торга, коррупции, «неполноты доверия» ей.
Следует подчеркнуть, что переживания такого рода возникают и осознаются как не контролируемые самим индивидом, как захваченность извне. Такие состояния коллективного взаимодействия воспринимаются как наполненные высшими смыслами, проясняющими «сущность» вещей и самого человека, как «самость» индивида. Санкционируемые подобным образом значения коллективности, целого, социального порядка получают мощнейший иммунитет от рационализации, закрываются от индивидуального, частного сомнения и критического посягательства на авторитет тех сил или лиц, институтов, которые персонифицируют или символизируют это целое. (Примерами этого могут служить политтехнологическое оперирование с мифом или образом Сталина, сакрализация войны, превращение ее в национальное торжество вместо того, чтобы расценивать как национальное несчастье, бедствие и грязное дело, в которое втянули народ его бесчеловечные руководители.)
Специфичность «сакрального» (нуминозного) отношения к власти заключается в том, что любые значения, и прежде всего — значения частной жизни, обстоятельств существования индивида, отдельного человека, девальвируются в перспективе, заданной нуминозным объектом (властью). Это как бы прибор обратной перспективы, бинокль, если смотреть на него с обратной стороны. Поэтому возникающая при этом иррациональность власти блокирует процессы дифференциации и ролевое определение носителей власти или их спецификацию. Невыразимость значений власти (иррационализм) указывает на ритуальный характер отношения к ней. Эти значения могут артикулироваться только в церемониалах (включая и телевизионные шоу — парады, выступления первых лиц, богослужения), а в повседневной практике оказываются равноценными голому насилию, принуждению, неподчиненности чиновника здравому смыслу или маленькому человеку (подзаконные процедуры всегда приоритетны перед более высокими, но формальными законами). Отсюда нынешняя близость первых лиц, всего госаппарата, депутатского корпуса к церкви, все более выступающей в качестве магического средневекового института, владеющего волшебными средствами воздействия на мир. Напротив, практическое, прагматическое и трезвое отношение к нынешней власти становится возможным только при «взятии в скобки», нейтрализации нуми- нозной установки сознания. Эта часть структуры массового сознания (частный, или субъективный, план структуры двоемыслия) представляет собой выражение демифологизированного, рационально-критического отношения к власти. Оно не просто лишено каких-либо следов нуминозности, а, напротив, обусловлено почти исключительно более или менее актуальными интересами обеспечения повседневного существования. Частный (не коллективный) прагматизм отключает мифологические структуры социального существования. Поэтому так быстро, если не сказать — стремительно, в ситуации кризиса улетучивается «обожание» их или даже просто уважение к ним. Но они заменяются не какими-то либеральными или демократическими представлениями, а исключительно иронической или цинической установкой в отношении прежнего кумира, равно как и всей сферы политики.
Важно при этом, что любые мотивы и основания оценки происходящего с этой точки зрения находятся вне пласта традиционализма. Именно включение традиционалистской, не подлежащей рационализации культуры, пронизанной нуминозными отношениями, и создает ощущение неподвижности, пассивного социального существования. Этот остаточный слой застывшего крепостного сознания, неизменяющегося, всегда пребывающего как бы вне времени (поскольку его действие уничтожает ценностные значения частного и индивидуального существования и определяющих его интересов), задает границы возможного для частного человека, сам модус пассивности в ареале антимодерного и домодерного социального капитала. Феномен нуминозного восприятия власти (и социальной структуры) предполагает дисквалификацию собственных возможностей отдельного человека, ограничивая пределы его аспираций, сферу его притязаний. Но вместе с девальвацией чувства собственного достоинства и ценности индивидуальности стерилизуются и условия для возникновения гражданского общества, поскольку политика и общественная деятельность — дело исключительно уважающих себя и самодостаточных людей, испытывающих солидарность с такими же, как и они, гражданами, достойными уважения. Еще Аристотель выводил рабов из сферы политики. Крепостное сознание и мстительная, плебейская самозащита от вызовов идеального и ценного блокируют рационализацию своей жизни, возможность политической ответственности и участия в делах, имеющих общую значимость. Где значения политики и обыденного человека несоизмеримы (нет общих значений ценного), там нет «общества» и развития. Поэтому мифологическое (нуминозное) отношение к власти соотносится с общественным равнодушием и социально-политической пассивностью, покорностью в обычные времена, а в кризисные — с «харизмой», с надеждой на первое лицо, предполагающей не изменение, а возвращение социума в нормальное, привычное состояние.
Рост популярности РПЦ (как и усиление национализма) в последнее десятилетие в России является свидетельством того, что конструкция традиционалистских значений и механизмов воспроизводства представлений об обществе и социальном порядке вполне сохранилась. Однако следует подчеркнуть, что эта структура сознания (система отношения к власти, к организации социального порядка) опустошена от собственно сакрального, здесь нет никаких верований в бытие трансцендентных сил. Главное — сохранение механизмов дисквалификации самодостаточной субъективности, блокирование самой возможности ее появления, обесценивание частной жизни как бы от имени символической тотальности, сверхзначимой инстанции, выступающей в роли суррогата трансцендентного или трансцендентального начала, замены сферы ценностей.
Последовательная кастрация независимых от власти, самодостаточных и признаваемых обществом в качестве таковых групп оборачивается бессмысленностью коллективной повседневности. Российская обыденность лишена ценности, праздничности, приподнятости, значительности того, что связано с политикой. Поэтому нуминозное (в виде РПЦ или националистических мифов) выступает как заместитель ценностей и их инстанций.
6. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подытоживая сказанное, я определил бы доверие как социальный механизм, характеризующий эффективность различных институтов общества, а способность различать границы их действия — как одно из свидетельств дееспособности или социализированности индивидов. Барьеры между различными зонами доверия отмечены социальными ритуалами, семантика которых определяется «открытостью» или «закрытостью», универсальностью или, напротив, партикуляризмом норм и правил социальных взаимодействий, спецификой социальных отношений, регулируемых этими институтами. Разные типы доверия указывают на многообразие механизмов и оснований солидарности в обществе. Низкий уровень доверия означает механическую ин- тегрированность общества, наличие многих несогласованных социальных порядков, возникающих из-за гетерогенности институциональных систем, функционирующих в данном обществе.
Посттоталитарная эволюция обозначила не просто неравномерность или разную скорость изменений в разных сегментах российского общества, но крайне противоречивый, а главное — разнонаправленный их характер. Ситуация социального разлома и разрушения некоторых общих уровней социальной регуляции спровоцировала возвращение к более архаичным пластам культуры и социального поведения, оказавшимся своего рода резервом средств физического выживания в условиях кризиса и резкого падения жизненного уровня. С одной стороны, это активизировало более примитивные латентные формы массового патернализма, ожидания прихода харизматического героя, вождя, что, в конечном счете, стали эксплуатировать в собственных интересах бюрократия и авторитарная власть. Новые власти пытались использовать для своей легитимации отработанные, непродуктивные символические структуры — имперские, православные и сословные традиции. С другой стороны, апелляция к симулятивной архаике, не обеспечивающей смысловую проработку идущих в обществе изменений и, тем более, не порождающей новых смыслов и ценностей, представлений о будущем, становится причиной стремительной деморализации общества, массовой аномии, асоциального индивидуализма и цинизма. Прежние формы компенсаторной защиты от террора и тотального контроля, выражавшиеся в манифестации межличностного доверия в малых группах или в структурах административного рынка, коррупции (блата, сетевого обмена, «знакомств», «связей с нужными людьми» и множестве других форм коммуникации и сплоченности), в новых условиях постсоветской реальности перестали быть значимыми. Прагматическое недоверие к социальным институтам, связанным с властью, при явной идентификации с их символической функцией (иногда — с персонами, их воплощающими) не меняло и не могло изменить общего авторитарного характера конституции власти, организации системы господства, состояния недифференцированности политической системы (отсутствия системы сдержек и противовесов, блокирования разделения разных ветвей власти). Советские формы доверия, бывшего своего рода «клеем» социальных отношений внутри малых групп и сообществ, но одновременно и механизмом фрагментации социума, девальвировались и перестали быть значимыми и действенными. А это, в свою очередь, вело к росту двоемыслия и цинизма, увеличению зон «игры в доверие». Условия выживания и сохранения «советского человека», его тактика адаптации через снижение общих требований морали и ответственности, взаимности и сочувствия к другому не способствовали формированию универсалистской этики и права, что, в свою очередь, оказывало парализующее воздействие на возможности модернизации России и демократизации российского общества. Возник замкнутый круг — институционализация новых отношений, соответствующих нормам современного, правового и демократического общества, невозможна без повышения доверия людей друг к другу, а доверие невозможно без эффективных социальных институтов. Выход из этого тупика возможен (при всей сомнительности этого сценария) за счет растущей сегментации общества, появления отдельных анклавов с собственным, модерным типом социального капитала.
[1]Восновестатьилежитдокладавтора«Trust in the post-soviet Russia» наконференции«Trust and Distrust in the USSR» (17—18 февраля 2012 г., School of Slavonic & East European Studies, University College London). Печатается сокращенная версия. Полный вариант статьи см. в: Вестник общественного мнения. 2012. № 2.
[2] См.: Гудков Л. Социология культуры: научно-аналитический обзор тематического номера «Кёльнского журнала по социологии и социальной психологии», посвященного восстановлению идеи социологии культуры (1978) // Культурология. М.: ИНИОН, 2012. № 1 (60). С. 40—115.
[3] См. его статьи «Проблемы экономической антропологии у К. Маркса»; «Культурный контекст экономического действия»; «Социальные рамки экономического действия» и др. в кн.: Левада Ю. Статьи по социологии. М., 1993.
[4] См.:Tenbruck F.H. Der Fortschritt der Wissenschaft als Tri- vialisierungsprozess // Kolner Zeitschrift fur Soziologie und Sozialpsychologie. Opladen, 1976. Sh. 18.
[5] См.: Левада Ю. От мнений к пониманию: социол. очерки, 1993—2000. М.: Моск. шк. полит. исслед., 2000; Он же. Ищем человека: социол. очерки, 2000—2005. М.: Новое изд-во, 2006.
[6] Сама по себе тема доверия возникла, конечно, гораздо раньше; она образует сквозной мотив в сочинениях многих политических философов, начиная, по крайней мере, с Т. Гоббса или Дж. Локка. Предметом их анализа были условия, при которых можно было ожидать возникновения справедливого социально-политического порядка в государстве, основанного на доверии поданных к правителю, соответственно, на моральных отношениях власти и подчинения, принципах всеобщего блага.
[7] Отмечу, что в советское время никаких данных об отношении населения к власти или доверии к институтам не было и быть не могло, поскольку сам вопрос такого рода отдавал идеологической крамолой. О характере доверия мы можем судить по косвенным признакам, тематизации этих напряжений в художественной литературе или кинематографе, дневникам или воспоминаниям, что лишает их сравнительной значимости. Литература и искусство в силу их специфики могли лишь подчеркивать значимость идеологической нормы доверия обывателей к власти или темати- зировать культурные и социальные напряжения, возникающие в тоталитарном обществе, но оценивать их силу и функциональную роль в строгом смысле крайне сложно. Тема собственно доверия в советском искусстве и литературе никогда не была в центре внимания. В 1920-е — первой половине 1930-х гг. проблематика человеческого доверия возникает лишь у прозаиков и драматургов второго плана (А. Афиногенов, Н. Островский), «попутчиков» (В. Шкваркин, М. Булгаков, А. Платонов, Ю. Олеша), а затем уходит до конца сталинского периода и хрущевской «оттепели». На первом плане с конца 1920-х гг. стояли идеологически проверенные сюжеты, связанные с идейной бдительностью, с паранойей тотального недоверия всех ко всем (кроме навязанного и принудительного доверия к руководителям «партии и правительства»), выявлением классовых врагов, разделением на «своих», или «социально близких», и «чужих», «предателей» и т.п. И лишь с началом осмысления опыта репрессий и разложения советской идеологии постепенно в литературе и кино предпринимаются попытки как-то затронуть эту тематику вне идеологических параметров (К. Симонов, П. Нилин, Ю. Трифонов, Ф. Искандер, Ч. Гусейнов, Л. Петрушевская, К. Воробьев, В. Тендряков, В. Арро, В. Быков, В. Астафьев, А. Солженицын и другие). Чаще это связано со стремлением понять природу советской морали и корни повседневной жестокости. Но анализ этих аспектов проблемы доверия выходит за рамки данной работы и заслуживает отдельного исследования.
[8]См.:Fukuyama F. Trust: The Social Virtues and the Creation of Prosperity. N.Y.: Free, 1995 (рус. пер.: Фукуяма Ф. Социальные добродетели и путь к процветанию. М.: АСТ, 2006);Sztompka P. Trust: A Sociological Theory. Cambridge: Cambridge University Press, 1999;Noteboom B. Trust: forms, foundations, functions, failures and figures. Cheltenham: Edward Elgar, 2002;Luhman N.Vertrauen: Ein Mechanismus der Reduktion sozialer Komplexitat. Stuttgart: Enke, 1968; Хоскинг Дж. Почему нам нужна история доверия // Вестник Европы. 2003. Т. 7/8. С. 225—236.
[9] Следует подчеркнуть, что даже в самых рационализированных отношениях, например экономических или научных, знание мотивов партнера или последствий взаимодействия с ним не может быть принципиально полным. В этом плане имеет смысл рассматривать доверие по аналогии с метафорой, синтезирующей разные смысловые планы в одно семантическое образование, интерпретировать его как шарнир, соединяющий регуляторы действия разного уровня, включающий одни системы социальных отношений (институтов, групп) в управление другими социальными императивами или нормами.
[10] В самом понятии «социальный капитал», введенном экономистами, нет ничего нового по сравнению с обычными понятиями культуры и ее институционализации, но оно позволяет оперировать с доверием по аналогии с другими видами капитала. Социальный капитал (=межличностное доверие) в социально-экономических работах представляет собой новейший функциональный вариант понятия «культура», суженного настолько, что оно становится доступным для операционализации и измерения.
[11] О подобном ресурсе блатных в лагере много писал В. Ша- ламов в «Колымских рассказах», распространяя эту этику блатных на всю советскую «общую зону». Но, конечно, тема обмана доверия — образец игровой социальной тематизации отношений во многих культурных ситуациях, бесконечно заимствуемый и варьируемый в зависимости от «вводных» характеристик. См., например, комедию П. Мариво «Lesfa- ussesconfidences» («Ложные признания», 1737), переведенную в России П. Катениным под названием «Обман в пользу любви» (1827), или роман Г. Мелвилла «TheConfidenceMan: HisMasquerade» («Искуситель», 1857).
[12] См.: Левада Ю, Левинсон А. «Похвальное слово» дефициту // Горизонт. 1988. № 10. С. 26—38.
[13] См.: Левада Ю. Варианты адаптивного поведения // Левада Ю. Ищем человека. С. 202—212.
[14] См.: Гудков Л., Дубин Б. Институциональные дефициты как проблема постсоветского общества // Мониторинг общественного мнения. 2003. № 3. С. 33—53.
[15] Исследования формирования нового предпринимательства в 1990-х гг. показали, что основными препятствиями на пути развития бизнеса были не отсутствие свободного доступа к кредитам или новым технологиям и не административный произвол и коррупция, а дефицит доверия к партнерам по бизнесу, несоблюдение договоров, нечестность, необязательность при выполнении условий контрактов и проч. См.: Общественный договор: Социол. ис- след. / Под ред. Д. Драгунского. М.: Спрос, 2001.
[16] См.: Хоскинг Дж. Структуры доверия в последние десятилетия Советского Союза // Неприкосновенный запас. 2007. № 4. С. 59—69; Он же. Экономика доверия // Неприкосновенный запас. 2010. № 5. С. 84—93 (статьявошлавкнигу:Hosking G. Trust: Money, Markets, and Society. L., 2011); Гудков Л. Общество с ограниченной вменяемостью // Вестник общественного мнения. 2008. № 1. С. 8—32; Он же. Цинизм «непереходного» общества // Вестник общественного мнения. 2005. № 2. С. 43—52; Он же. Инерция пассивной адаптации // ProetContra. 2011. № 1/2. С. 20—42.
[17] См.: Афанасьев М. Клиентизм и российская государственность. М.: Московский общественный научный фонд, 1997.
[18] См.: Модсли Э, Уайт С. Советская элита от Ленина до Горбачева. Центральный комитет и его члены, 1917—1991 гг. М.: РОССПЭН, 2011. С. 365—369.
[19] См.:Newton K., Zmerli S. Three forms of Trust and their Association // European Political Science Review. 2011. Vol. 3. № 2. P. 1—32; Political Trust: Why context matters / Ed. by S. Zmerli, M. Hoogle. Colchester: ECPR Press, 2011.
[20] См.:Rose R. Uses of Social Capital in Russia: Modern, Pre- Modern, and Anti-Modern // Post-Soviet Affairs. 2000. № 16 (1). P. 33—57. Его типология, как и типология Н. Зубаре- вич (Четыре России // Ведомости. 2011. 30 дек.), обладает значительной эвристической силой, поскольку почти две трети населения России живут в малых городах и сельских поселениях, в которых сохраняются традиционалистские образцы поведения и представления, не говоря уже о советских стереотипах и образе мысли.
[21] См.:Newton K. Taking a bet with ourselves. Can we put trust in trust? // WZB Mitteilungen. 2012. № 135. S. 7.
[22] О росте социальных выплат и ожращении удельного веса доходов от предпринимательской деятельности в России в последние годы см.: Николаев И. Больше социализма // http://www.gazeta.ru/comments/2012/06/05_x_4613793.shtml.
[23] Подробнее об этом: Гудков Л. Социальный капитал и идеологические ориентации. К вопросу о векторах эволюции российского общества // ProetContra. 2012. № 55 (в печати).
[24] См.:Levada Yu. The Problem of Trust in Russian Public Opinion // Proceedings of The British Academy. 2004. Vol. 123. P. 157—171.
[25] Международный проект ISSP«Доверие», осуществленный в 2007 г. исследователями из 24 стран. В России опрос был проведен Аналитическим центром Юрия Левады (руководитель проекта — Л.А. Хахулина) по общероссийской репрезентативной выборке (N= 1000). Годом позже, в рамках проекта ISSP«Религия», этот же вопрос был повторен. Полученные результаты подтвердили вывод об устойчивости подобных установок в странах с аналогичным типом культуры.
[26] Другие сопоставительные международные исследования, аналогичные указанному, дают близкие результаты. См.: EuropeanSocialSurvey (ESS) 1999; 2007 (www.european- socialsurvey.org);Белянин А.В., Зинченко В.П. Доверие в экономике и общественной жизни. М.: Фонд «Либеральная миссия», 2010.
[27] Ср. психологические трудности у людей старшего поколения при освоении новых форм генерализованного взаимодействия, предлагаемых как бы лишь «техническими» посредниками: пластиковыми карточками, автоответчиками, компьютерами и т.п.
[28] См.:Newton K. Taking a bet with ourselves. S. 6—9.
[29] См.: Гудков Л. Комплекс «жертвы». Особенности восприятия россиянами себя как этнонациональной общности // Мониторинг общественного мнения. 1999. № 3. С. 46—64.
[30] Ср.: Бондаренко Н, Красильникова М, Юдаева К. Инновационный и предпринимательский потенциал общества // Вестник общественного мнения. 2012. № 1. С. 75—99.
[31] Советский простой человек. М.: Мировой океан, 1993. С. 31.
[32] Стойкое недоверие к организациям гражданского сектора и практически полный отказ от их поддержки может в какой-то степени объясняться и стойкой идиосинкразией населения к практике государственного принуждения к выражению лояльности власти через имитацию добровольности посредством участия в пионерских, комсомольских организациях, ДОСААФ, Красном Кресте, ветеранских и т.п. союзах. Скептическое отношение россияне проявляют и к деятельности суррогатных организаций, типа федеральной Общественной палаты и ее аналогов в регионах, равно как и к другим формам государственной имитации попыток самоорганизации общества. Несмотря на признанный авторитет таких НПО, как, например, «Солдатские матери» или «Мемориал», большая часть организаций гражданского сектора дискредитирована властью и воспринимается населением явно негативно. Поэтому принимают систематическое участие в той или иной общественной организации менее 1% населения, хотя формально числятся членами какой-либо общественной организации или союза около 10% взрослого населения.
[33] См.: Отто Р. Священное. Об иррациональном в идее божественного и его соотношении с рациональным. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2008.
Опубликовано в журнале:
«НЛО» 2012, №117
Повелитель чипов
Геннадий Красников, один из столпов отечественной микроэлектроники: «Что касается бытовой электроники, то в СССР у каждого предприятия была своя бытовая «нагрузка». Помните игру «Ну, погоди!», где падающие яйца надо было ловить? Это наша продукция!..»
В советские времена бытовал анекдот: советские ученые создали микросхему с тремя ножками и двумя ручками — для переноски. Тем не менее космические спутники и прочие военные объекты взлетали, опережая другие страны, и исправно делали свое дело с помощью именно этих микросхем. В чем тогда были правы злопыхатели и почему сегодняшняя Россия не производит мобильных телефонов? Об этом «Итогам» рассказал Геннадий Красников, председатель совета директоров ОАО «НИИ молекулярной электроники и завод «Микрон», академик РАН.
— Геннадий Яковлевич, скажите правду: советская микроэлектроника действительно была такой убогой, как на этот счет шутили?
— Конечно, нет. При Советском Союзе микроэлектроника — это была гордость, символ общепризнанного мирового лидерства. Тогда наряду с США и Японией мы безоговорочно входили в тройку ведущих стран, занимающихся микроэлектроникой. По всем показателям — от объемов выпуска, технологического уровня и до системного подхода к делу. Потому что микроэлектроника в целом — это не только выпуск разных микросхем, но и большая инфраструктура, начинающаяся с производства чистых материалов, изготовления специфического высокоточного оборудования, специального строительства и заканчивающаяся полным циклом подготовки кадров. Множество вузов готовило эти кадры, причем высочайшего уровня. Развитие микроэлектроники шло широким фронтом — это безусловный факт. Если взять сегодня, например, ведущие компании мира, которые работают в области проектирования, изготовления микросхем, а также в сфере технологического оборудования для их изготовления, можно увидеть, что там трудится немало выпускников наших вузов и даже бывших сотрудников нашего предприятия.
— Обычные люди ничего об этом не знали, сочиняя анекдоты?
— Как обыватели могли по-другому реагировать? Возьмем для примера наше предприятие — «НИИ молекулярной электроники и завод «Микрон». Тогда 99 процентов продукции приходилось на нужды обороны и только где-то полпроцента — на бытовую технику. А обыватель мог реагировать только с точки зрения доступных для него товаров народного потребления. Вот и судили люди по тому дефициту, который тогда был, и по состоянию совершенно неприоритетного в то время направления товаров бытового назначения. Просто несравнимому по тому вниманию, которое уделяла страна, с тяжелым машиностроением, атомной отраслью, космосом. Но ведь это все до сих пор работает! Скажем, зенитно-ракетные комплексы С-200, С-300 — это разработки 70-х — начала 80-х годов. И они до сих пор конкурентоспособны. Даже с этой точки зрения понятно, какая в то время была элементная база. И, заметьте, практически вся — отечественная.
Что же касается бытовой электроники, у каждого предприятия была своя бытовая «нагрузка». Скажем, у нас — электронные часы и игрушки. Может, помните «Ну, погоди!», где падающие из куриц яйца надо было ловить? Это наша продукция. Другие, к примеру, выпускали электронные калькуляторы. Завод «Элион» и НИИТМ, который занимался производством технологического оборудования для микроэлектроники, то есть изготавливал установки плазмохимии, установки осаждения металлов и т. п., еще и магнитофоны «Электроника» выпускал. А раз направление второстепенное, то и дизайн, и качество этой продукции, прямо скажем, не впечатляли. Такой подход трудно назвать правильным. Хотя этому есть объяснение.
В советской экономике денег у предприятий было очень много, но эти деньги были очень разными: фонд заработной платы (примерно 10 процентов от всех финансовых активов) — одни деньги, фонд на покупку оборудования — другие, а деньги, которые шли на комплектацию материалов, — третьи. Все деньги были расписаны по статьям, и перемещать их с одной статьи на другую не было возможности. Получалось, что, если даже у тебя прибыли очень много, на зарплату часть перебросить все равно невозможно. И страна отслеживала, чтобы количество тех наличных денег, которые шли на зарплату, соответствовало товарам на полках магазинов. Понятно, что для нашей отрасли это обусловливало серьезнейший дисбаланс — танки, пушки и самолеты ведь не шли на магазинные полки для продажи гражданам. И чтобы удерживать баланс зарплат с народным потреблением, каждому предприятию давали в нагрузку производство этих самых товаров народного потребления (ТНП). Сложнейшая, между прочим, процедура была — распределить производство ТНП так, чтобы для каждого предприятия страны на рубль заработной платы приходился рубль произведенных товаров народного потребления. Я эту «механику» изучил досконально, потому что в 1988 году стал заместителем гендиректора «НИИМЭ и завод «Микрон» по производству, а в 1991-м — гендиректором.
— Сколько вам тогда было?
— Тридцать три.
— Наводит на ассоциации — распятие советской микроэлектроники... Почему это случилось? Неужели правда происки мировой закулисы?
— Знаете, для правильной реорганизации при переходе к рынку нужно было хорошо знать экономику Советского Союза. А я думаю, что Михаил Сергеевич Горбачев и прочие высшие руководители страны имели о ней весьма слабое представление. Специально микроэлектронику не разваливали. Более того, в 1986 году было подписано постановление правительства, которым руководил тогда Николай Рыжков, об ускоренном развитии электронной промышленности, которое предусматривало очень большие капиталовложения. Но эту программу построили на неверных принципах — было принято решение строить новые фабрики, чуть ли не новые города, вместо того чтобы больше денег направить на реконструкцию и модернизацию существующих заводов.
— Проблема модернизации в тот момент была актуальна?
— Конечно. Микроэлектроника каждые два-три года требует обновления, строительства новых «чистых комнат». Однако вместо этого постановлением правительства, которое я упомянул выше, почему-то решили, что в первую очередь надо строить новые современные заводы в чистом поле. Тогда по всей стране, включая Украину и Белоруссию, раскопали множество котлованов, залили туда тысячи тонн бетона. И здесь, в Зеленограде, заложили вторую очередь микроэлектронного комплекса — он так и остался на стадии нулевого цикла, этими бетонными сваями и сейчас можно любоваться. Колоссальные деньги были, образно говоря, залиты в бетон. Под это дело развернулось строительство жилья для будущих работников, и эти деньги тоже ушли в песок, потому что в 1989—1990 годах бюджетный дефицит нарастал кратными темпами, и финансовой господдержки не стало.
Но нужно было показать, что у нас есть рыночная экономика, и в это время появились кооперативы и центры научно-технического творчества молодежи (НТТМ). По сути, их главным предназначением было перевести те 90 процентов средств, распределенных по разным фондам, в наличные деньги. Смысл такой: теперь, если понадобились тебе деньги на оборудование, материалы или на что-то еще, например зарплату, никаких проблем с выбиванием фондов больше нет — заключаешь договор с НТТМ, они идут в банк, получают наличные деньги, и ты покупаешь то, что нужно. Такой НТТМ мог нанять нашего сотрудника и платить ему зарплату в десять раз больше, чем раньше.
— Вам стало проще работать?
— Смотрите, что получилось. Вначале Горбачев с Лигачевым начинают антиалкогольную кампанию, а это значит, что на 40 миллиардов рублей товаров изъято с полок магазинов. Пропорция наличных зарплатных денег и товаров народного потребления резко нарушилась, освободившиеся денежные средства люди должны на что-то тратить. Надо либо излишки денежной массы изъять, либо на полки товар поставить. А вместо этого ввели эти НТТМ, и 90 процентов денег предприятий стали наличными. У людей появились деньги, все было сметено с прилавков, и дальше, кто помнит, вся страна в сплошных очередях стояла. Кооперативы, очереди, хаос.
А микроэлектроника — это специфическая отрасль, для нее нужны очень большие рынки сбыта, минимум миллионов 250—300 населения, а лучше 500 миллионов. При Советском Союзе такой масштаб создавало объединение стран под названием СЭВ. Мощнейшая кооперация была, но с развалом СССР этот налаженный рынок сбыта разрушился. Дальше — больше. Например, Министерство обороны решило обнулить свой заказ. Это ж 90-е годы: врагов больше нет, танки, пушки и самолеты нам больше не нужны. Пошла программа конверсии: если ты сегодня делал танки и самолеты, завтра будешь кастрюли выпускать или доильные аппараты. Что это означает для нас, производителей микроэлектроники? У каждого потребителя наших микросхем, естественно, был запас на складе. Но если потребности в выпуске сократились в несколько раз, значит, имеющихся запасов хватит еще на несколько лет. А поскольку у нас самих эти микросхемы есть на складе, получается, что надо подождать еще лет эдак десять, когда кому-нибудь они вновь понадобятся. Но специфика микроэлектронного производства заключается в том, что нельзя установку выключить, а потом, когда нужно, включить. Здесь без разницы: одну микросхему делать или сто миллионов, и если объемы производства падают ниже определенного минимума, то ты либо останавливаешь производство, либо работаешь в убыток.
— Тогда вообще для нужд наших предприятий микросхемы не закупались?
— Почему только тогда? И сейчас та же ситуация. Если вы посмотрите закупки вооружений, увидите, что, скажем, самолеты начали покупать только в последние года четыре. А до этого вся военная техника производилась лишь на экспорт.
— Вам экспорт помогал?
— А мы, собственно, за счет него и выжили. Только потому, что в 1990 году впервые вышли на экспорт. Samsung помог. Он тогда ставил свой завод на реконструкцию, и чтобы не потерять клиентов, попросил нас поставлять продукцию по его контрактам. Мы так и писали в документации: производитель Samsung, сделано на «Микроне». И в течение многих лет закрывали заказы Samsung, пока он реконструкцию завершал. Это была, конечно, чисто гражданская продукция — разнообразные микросхемы для электронных часов, калькуляторов и т. п. Они несложные, но требования к качеству были очень высокими. И это нас спасло. Все предприятия тогда боролись за выживание, и с этого времени пошло нарастать технологическое отставание страны в микроэлектронике.
— Многие выжили?
— Что вы! Была огромная отрасль — в СССР более миллиона человек работало в области электроники, колоссальная инфраструктура. Правильно сказать, что кое-кто выжил. И эта история еще не закончилась — многие из тех, кто выжил, сегодня существуют, но не развиваются.
В дополнение к сказанному еще и приватизация подкосила отрасль. Нам в 1990—1992 годах пришлось сильно постараться, чтобы сохранить нашу связку институт — завод. Эта структура так и задумывалась с самого начала: в 1964-м появился НИИ, а через три года при нем — опытное производство, которое выросло в завод «Микрон», и одно без другого развиваться не может. А на тот момент приватизация была целью государства, и в соответствии со знаменитым законом любой цех, если у него на балансе оборудования выше определенной суммы в несколько миллионов рублей, мог своим трудовым коллективом объявить приватизацию. То и дело на всероссийские аукционы пытались кидать то институт, то завод. И чтобы не допустить разрушения, из двух юрлиц сделали одно. А чтобы окончательно избавиться от опасности передела собственности, стали искать стратегического акционера. Так в 1993 году в нашей жизни появилась АФК «Система».
А те предприятия микроэлектроники, где эта неразрывная связка разработки и производства была разрушена, обанкротились. Весь Зеленоград накрыла череда банкротств. НИИ точного машиностроения и завод «Элион». НПО «Научный центр» и завод «Квант». Далее, как говорится, со всеми остановками. В Воронеже было крупное объединение «Электроника», куда входили такие предприятия, как «Видеофон», воронежский кинескопный завод — ВЭЛТ, завод «Процессор» и другие. Все банкроты. Головное предприятие — Воронежский завод полупроводниковых приборов с производством кристаллов — мы выкупили уже на стадии банкротства, он находился в залоге у Сбербанка.
— И с тех пор все хорошо?
— С тех пор начался этап сложного и неравномерного развития. Первая инвестпрограмма была связана со строительством производства 0,8 микрона. Совместно с правительством Гонконга, которое вошло в состав учредителей, в 1998 году построили новую «чистую комнату». Жуткое дело! Уставного капитала не хватило, приходилось кредиты брать — под 250 процентов! Разруливали все эти проблемы финансисты АФК. А серьезная модернизация началась в 2005—2006 годах. Мы сократили отставание и фактически создали заново новую научно-технологическую базу, построили современное производство чипов и сборочное производство. В общем, пришли к тому же комплексному движению вперед, что было во время Советского Союза. Микроэлектронные технологии ведь очень сложные и дорогие, и потому на этапе восстановления, когда мы сокращали отставание, нам приходилось закупать технологии у ведущих компаний мира. А теперь мы создаем свои — конкурентоспособные.
— Когда будет реванш за убогую советскую домашнюю электронику?
— Мы не выпускаем готовую продукцию. Наше поле — микросхемы. Сейчас в нашей космической отрасли очень много импортной электроники. Очень хотелось бы всю ее заменить отечественной. Мы работаем с Роскосмосом по нескольким программам. Но это долгий путь — длиной в годы. Вообще наша специализация сегодня — элементы EPROM-памяти и флэш-памяти, так называемой энергонезависимой, то есть способной хранить информацию без электропитания: разнообразные бесконтактные метки и карточки, продукты радиочастотной идентификации (RFID), SIM-карты, чипы с высокой степенью защиты для ID-карт, паспортов, банковских карт и т. п.
— Разве это передовой край?
— С точки зрения потребителя, да, это привычные вещи. Но вы же, когда пользуетесь этими картами или метками, не задумываетесь, что там внутри. А в технологиях производства RFID-меток технологические революции происходят чуть ли не каждый день. Это и есть самый что ни на есть передний фронт мировых разработок. Как еще уменьшить размеры? Как записать больше информации? Чтобы она хранилась больше 10 лет. Чтобы больше не повреждалась от того или иного воздействия. Сегодня весь мир занимается новыми элементами памяти, потому что базовые возможности стандартной ячейки памяти, которая сейчас используется в большинстве приборов, исчерпаны. И весь мир ищет принципиально новые варианты исполнения энергонезависимой памяти. Это целый пласт фундаментальных исследований, начиная с поиска новых материалов, изучения их магнитных или сегнетоэлектрических свойств, поиска новых принципов захвата энергоносителей, как, например, нанокластеры кремния. Огромная база для исследований международного уровня.
— Когда мы сможем сами производить мобильные телефоны?
— Там нужны другие технологии, так называемые КМОП-структуры для интегральных микросхем с низким уровнем потребляемой мощности. Это отдельный класс технологий, и в этой части мы только сокращаем отставание от Запада. Поэтому в ближайшее время рассчитывать на то, что будем производить микросхемы для мобильных телефонов, не приходится — они будут неконкурентоспособными. Зато у нас сейчас неплохие позиции в части технологий производства чипов на кремний-германиевых структурах, обеспечивающих сверхвысокие рабочие частоты (до 10—20 ГГц). Их применяют в различных датчиках: например, ими напичканы современные автомобили — датчики расстояния, датчики расхода, радары и т. д. Вообще нет ни одной компании в мире, которая поддерживала бы все существующие на данный момент технологии. Возьмите ту же компанию Intel — у нее всего несколько технологий, в основном для производства быстродействующих процессоров — так называемые быстродействующие КМОП-технологии. Кстати, даже у идущих впереди американцев есть свои проблемы. Например, значительные сложности связаны с тем, что часть заказов на производство микросхем для военной и космической техники передано в Юго-Восточную Азию, так как собственные заводы не способны закрыть все потребности Пентагона, и такой аутсорсинг создал проблемы с надежностью и отказоустойчивостью работы микросхем и, соответственно, готовой аппаратуры, особенно в экстремальных условиях эксплуатации.
Эпоха компаний, выпускавших «все для всего», ушла в прошлое, сегодня мы работаем в эпоху специализации. Например, компании, специализирующиеся на чипах памяти, как правило, не производят никаких других типов микросхем. Но с каждым изделием связан огромный рынок, причем глобальный. Мы сейчас в основном работаем для внешних рынков сбыта, поставляем на экспорт микросхемы бесконтактной идентификации, интерфейсов, конвертеров. У нас свои представительства на Тайване, в Гонконге, в Шэньчжэне.
— А как же родная страна?
— Есть явный перекос: более 20 лет мы работаем на зарубежные страны. Хотелось бы, чтобы и на отечественном рынке начался рост спроса на микроэлектронику. Но у нас структура микроэлектронной отрасли внутри страны еще только формируется. Этап восстановления отрасли начался буквально 5—6 лет назад, и как только пошло какое-то позитивное движение, мы сразу же уткнулись в проблемы кризиса 2008—2009 годов. Причем состояние нашего предприятия не типичное для отрасли. Нам-то удалось совершить качественной рывок и пойти вперед, сегодня наша «чистая комната» с технологией 180—90 нм считается одной из самых лучших в Восточной Европе. Но другие предприятия находятся в разных состояниях. Кто-то все еще изготавливает не гражданскую продукцию, а только микросхемы для ВПК разработки 80-х годов. Такая потребность еще есть, потому что наша военная техника тех времен все еще стоит на вооружении разных стран. Но по мере того как эта техника будет уходить со сцены, будут уходить и эти предприятия. Поэтому, думаю, ландшафт микроэлектроники в России еще будет меняться. Тем более что мировые финансовые кризисы зачастили один за другим. Стране необходимо выстроить стратегию развития отрасли в сложившихся макроусловиях. Необходимыми частями такой стратегии я считаю развитие внутренних рынков, укрупнение предприятий, что, в частности, позволит не распылять гособоронзаказ, и экономические преференции.
Елена Покатаева
Россия > СМИ, ИТ > itogi.ru, 5 ноября 2012 > № 693673
Геннадий Красников
Отельная компания Starwood Hotels & Resorts Worldwide, Inc ознаменовала новую веху с открытием Sheraton Macao Hotel, Cotai Central. Предлагая в двух корпусах под названиями «Небо» и «Земля» 3 тыс. 896 номеров повышенной комфортности, это самый большой отель в Макао и рекордный по количеству номеров за 2012 год во всем мире. Отель расположен в районе Cotai Central, который соединяет острова Тайпа и Колоан.
Он состоит из двух башен с живописным видом на побережье Cotai Strip и включает крупнейший в мире Sheraton Club Lounge, главный зал размером более 11 баскетбольных площадок, конференц-залы общей площадью 49 тыс. кв. м., три фирменных ресторана и три открытых бассейна с кафе. Открытие этого отеля в Макао совпало с 75-летием бренда Sheraton, расширило сеть Starwood в Азиатско-Тихоокеанском регионе, где она является крупнейшим оператором четырех- и пятизвездочных отелей, и стало еще одним шагом к достижению цели – 320 отелей к 2014 году.
Сейчас открыта первая из двух башен отеля – «Небо» – с 1829 номерами, лобби-баром Sheraton Club Lounge площадью 1200 кв.м., большим залом Кашгар (Kashgar Grand Ballroom) и конференц-залом. Другие помещения включают лобби-бар Palms Lounge с настоящими джунглями в центре, фирменный узел связи Link@Sheraton, роскошный бассейн на четвертом уровне, спа Shine Spa и фитнес-центр Sheraton Core Performance с революционной программой тренировок и фитнес-программами.
Вторая башня отеля (Sheraton Earth Tower) откроется в начале следующего года, и в ней разместятся 2067 номеров, два открытых бассейна, с одного из которых открывается великолепный вид на Cotai Strip.
Sheraton в Макао предлагает разнообразные развлечения для семей с детьми, в том числе специальные семейные номера с детскими постелями, игровые площадки, детские книги и игры. Программа для детей включает много интересных мероприятий для детей всех возрастов.
Интернациональный персонал отеля состоит из носителей 19 языков, включая китайский, кантонский, английский, немецкий, французский, итальянский, вьетнамский, тайваньский, японский, испанский, португальский, голландский, русский и т.д.
Интересные факты:
- для освещения 3896 номеров Sheraton в Макао используется 90796 лампочек, что более чем в 4,5 раза превышает количество лампочек для освещения Эйфелевой башни.
- персоналу придется складывать 35217 полотенец экстра-класса, 15652 пуховые подушки и 9372 простыни
- в отеле установлено 6256 кроватей бренда Sweet Sleeper.
Стоимость проживания в отеле – от 175 USD за ночь.
Китай разработал ядерные ракеты и отправил астронавтов в космос, но жизненно важные технологии все еще остаются вне досягаемости. Несмотря на десятилетия исследований и разработок, Китаю до сих пор не удалось создать собственный надежный и эффективный реактивный авиадвигатель, пишет Reuters 29 октября.
Но, возможно, ситуация изменится. Авиационный сектор Китая стремится сделать прорыв, чтобы положить конец зависимости от России и Запада в двигателях для военных и гражданских самолетов. По оценке, Пекин планирует направить 100 млрд юаней (16 млрд долл США) на разработки в этой сфере. Работами в этой области занимается гигантская государственная корпорация авиационной промышленности Китая AVIC (Aviation Industry Corporation of China).
AVIC имеет более чем 400 тысяч сотрудников и 200 дочерних фирм, в том числе 20 листинговых компаний. Ей уже выделено на три года около 10 млрд юаней на разработку реактивных двигателей.
Планы финансирования разработки авиадвигателей находятся на самом высоком уровне обсуждения в Пекине, говорит сотрудник офиса ценных бумаг Xi'an Aero-Engine Plc Чжао Юксинь (Zhao Yuxing). «Мы знаем, что наша компания включена в стратегическую программу, которая призвана развивать и поддерживать двигателестроительный сектор авиапромышленности», сказал он по телефону из штаб-квартиры компании в Сиани (северо-запад Китая).
Военная промышленность Китая в целом пострадала от запрета на продажу военной техники из США и Европы после событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. Иностранные производители авиадвигателей не желают передавать технологии. Это не позволило Китаю разорвать технологическое отставание обычным способом – копированием.
Некоторые специалисты китайского авиапрома прогнозируют, что Пекин в конечном итоге в течение двух десятилетий потратит на разработку двигателей до 300 млрд юаней (49 млрд долл США). «Очевидно, до сего времени на создание авиадвигателей направлялись недостаточные ресурсы, но и 100 млрд юаней не является такой уж громадной суммой», говорит военный аналитик Orient Securities Ван Тяньи (Wang Tianyi, Шанхай).
Ревностно охраняемые секреты
Долгосрочным приоритетом AVIC является создание высокоэффективных двигателей для военных самолетов, но компания пытается разработать двигатели и для самолетов коммерческой авиации. Для оснащения нового пассажирского самолета двигателями в течение 20 лет потребуется более 100 млрд долл США.
«Исторически сложилось так, что основные игроки аэрокосмического сектора обладают знаниями по конструированию планеров и двигателей», говорит Карло Копп (Carlo Kopp), основатель австралийского независимого исследовательского центра военной авиации Air Power Australia. По его мнению, импорт Китаем авиадвигателей тормозит разработки в этой сфере. Ведущие западные компании General Electric, Snecma (аэрокосмическая группа Safran), Rolls Royce Plc и Pratt & Whitney (отделение United Technology Corp) ревниво оберегают свои технологические секреты, ограничивая продажу ноу-хау и предотвращая кражу интеллектуальной собственности. Но Китай может значительно продвинуться в разработке коммерческих авиадвигателей, используя доступные ему технологии военных двигателей.
Узкое место
В соответствии с принятым планом AVIC отойдет от фрагментарных исследований по авиадвигателям и сведет к минимуму дублирование усилий. Во время маоисткого разгона оборонной промышленности НИИ по авиадвигателям и заводы по их производству были разбросаны по всей стране, в том числе в городах Шэньян, Сиань, Шанхай, Чэнду и Аншун. AVIC планирует сосредоточить работы в компании Xi'an Aero-Engine, говорится в годовом докладе компании. «Существует широко распространенное мнение, что двигатели стали узким местом, сдерживающим развитие авиационной промышленности Китая», говорится в докладе. Китай сталкивается с непростой задачей. Лишь несколько компаний в США, Европе и России освоили этот опыт.
«Современные технологии реактивного двигателя означают промышленную революцию», говорит Андрей Чан (Andrei Chang), гонконгский военный аналитик и редактор журнала Kanwa Asian Defence Magazine. «Европа, США и Россия имеют сотню лет работы в этой области, Китай же только 30 лет назад вступил в эту сферу», говорит он. Реактивный двигатель это изделие с тысячами компонентов, которые должны работать в экстремальных температурах и давлениях. Двигатель требует современных технологий, в том числе высокоточную механическую обработку деталей и литье, композитные материалы, сложнейшие сплавы, электронный мониторинг параметров и контроля качества. Основные игроки в этой сфере накопили огромный опыт, технические и эксплуатационные знания, что дает им преимущество в разработке новых двигателей с улучшенной топливной экономичностью и надежностью. Почему Китай не может пока этого добиться?
«Причина в том, что очень немногие страны могут этим заниматься, потому что это очень и очень трудно», говорит Ричард Марголис (Richard Margolis), бывший региональный директор Rolls Royce в северо-восточной Азии. Надежные и эффективные авиадвигатели имеют решающее значение для реализации долгосрочных планов Пекина нарастить количество современных боевых самолетов ВВС и ВМС. Военные самолеты являются одним из ключевых элементов долгосрочного наращивания военного потенциала, направленного в первую очередь против Тайваня и патруливания огромной полосы спорных территорий от восточного и южного побережья.
Из-за запрета на экспорт западной военной техники Пекин был вынужден полагаться на импорт истребителей из России, обратной инженерией скопировав эти самолеты и на их базе создав свои доморощенные модели. Эта стратегия имела успех. С 2000 года Китай произвел более 500 современных истребителей и ударных самолетов с возможностями, уступающими лишь американским стелс-истребителям. В то же время НОАК значительно сократила количество устаревших самолетов, построенных на базе советских образцов.
Производственный процесс
Ярким примером копирования стало создание палубного истребителя J-15 для оснащения авианосца «Ляонин». Анализ фотографий полетов этих самолетов позволяет предположить, что экипажи J-15 в скором времени сумеют освоить взлеты и посадку на авианосец. Иностранные и китайские эксперты считают, что эти самолеты оснащены российскими ТРДДФ АЛ-31, которыми оснащены практически все самолеты китайской фронтовой авиации. Российские СМИ сообщали, что Москва продала Пекину более 1000 двигателей семейства АЛ-31 и ожидает значительных заказов в будущем.
Китайские инженеры смогли путем реверс-инжиниринга скопировать российские планеры, но скопировать двигатели оказалось значительно более трудным делом, так как китайцы не имели доступа к производственным процессам. Дочерняя компания AVIC - Shenyang Liming Aero-Engine Group Corporation – работает над созданием отечественного двигателя WS-10 Taihang, но этот ТРДДФ до сих пор не достиг заданных параметров во время испытаний на J-15 и других типах истребителей, считают китайские и западные военные эксперты.
Как ожидается, в течение десятилетия Китай примет на вооружение еще 1000 современных истребителей. Тем не менее, гнев Москвы по поводу копирования самолетов и настороженность растущей военной мощью Китая тормозит поставку более современных двигателей, чем АЛ-31Ф. Без импорта технологий модернизированных двигателей Китай не сможет сделать самолет, который мог бы конкурировать с новейшими американскими и российскими стелс-истребителями.
В то время как сектор военных авиадвигателей является для Китая стратегически более важным направлением развития, рынок коммерческой авиации потенциально гораздо больше. По прогнозам Boeing, к 2031 году Китай будет наждаться в 5260 больших пассажирских самолетах. Bombardier Inc. полагает, что за тот же период Китай закупит 2400 самолетов бизнес-класса. Если учесть, что каждый самолет оснащен минимум двумя двигателями, спрос может достичь 16000 двигателей с оценочной стоимостью каждого 10 млн долл США.
Китай планирует побороться с некоторыми поставщиками импортной авиатехники, разрабатывая два типа пассажирских самолетов – ARJ-21 (90 мест) и C919 (150 мест). Американская компания GE будет поставлять двигатели для ARJ-21. CFM International (совместное предприятие GE и французской Snecma) выиграл контракт на разработку двигателя для С919. Определенная часть этих двигателей будет собираться на совместных предприятиях в Китае.
Несмотря на интенсивные исследования и потенциальную возможность передачи технологий из совместных предприятий, некоторые эксперты склонны и дальше считать, что иностранные авиадвигатели будут продолжать править в небе Китая. «Такое состояние дел не изменится еще в течение 10 или 15 лет», говорит Андрей Чан из Kanwa Asian Defence Magazine.
Со времен землетрясения и цунами на северо-востоке Японии в марте 2011 года прошло более полутора лет. Национальная катастрофа, унесшая жизни 19 тысяч человек, смывшая городки и села, вызвавшая радиоактивное заражение местности вокруг атомной электростанции Фукусима - страшнее способа "выявить" сущность японской нации и не придумаешь. И вот сейчас возникает скандал: аудиторская проверка выявила, что около 150 миллионов долларов из резервного фонда правительства, выданных "на Фукусиму", потрачены не туда. Притом что 325 тысяч человек обещанное новое жилье так пока и не получили.
Эта история интересна вовсе не тем, что "воруют". В данном случае все-таки не воруют, то есть не берут деньги себе, а совершают финансовый маневр. Направляют часть денег на цели, которые кому-то кажутся столь же важными.
На исследования перспектив китобойной индустрии, на строительство дорог вдалеке от Фукусимы (все это и правда нужно), и еще на рекламную кампанию будущего самого высокого здания в Японии. Последнее интереснее всего. Строить небоскребы в сейсмоопасной стране - это вызов стихии, и ведь небоскребы не падают, и их возводят как в Японии, так и на соседнем, тоже сейсмоопасном Тайване.
А вот еще история с первых страниц японских газет, причем она в стране куда лучше известна, чем судьба "фукусимских" денег. Это вопрос о том, куда девать 1,4 миллиарда иен, или примерно 1,75 миллиона долларов по нынешнему курсу, которые собрал бывший мэр Токио Синтаро Исихара. Это тот самый человек, скажем мягко - большой сторонник "национального возрождения" страны, который вовлек Японию в конфликт с Китаем из-за спорных островов Сенкаку (китайское название - Дяоюйдао).
Его идея была в том, что острова надо выкупить в муниципальную собственность у частного (тоже японского) владельца, чтобы закрепить их за Японией. Китайцы напомнили японским властям о давней договоренности - не трогать спорные территории до отдаленных будущих времен - и устроили скандал. К которому присоединился еще и Тайвань, причем отнюдь не на стороне Японии.
Включились политические рычаги, мэр Токио ушел в отставку, у спорных островов кружат китайские корабли и американские ядерные подлодки, вопрос о выкупе островов уже практически не стоит - а как с деньгами? Деньги "на острова" - частные пожертвования.
То есть кто-то в Японии считает, что именно сейчас, в тяжелый для Родины час, важно не только строить дома для пострадавших, но и показывать твердость перед лицом соседней державы.
А еще - это к разговору о твердости - японские власти лечат страну от страха перед атомными станциями. Только что введены новые, 30-километровые зоны безопасности вокруг таковых.
При этом мало-помалу японцам дают понять: атомные станции будут, прежнее сумасшествие насчет их тотального закрытия надо кончать. Все вместе - очень характерные психологические зарисовки "нации перед лицом вызова".
Дмитрий Косырев, политический обозреватель.
Омская фабрика гофротары, крупнейшее предприятие по производству гофрокартона, входящее в лесопромышленный холдинг "ЛПК Континенталь Менеджмент", привлекла кредит "Газпромбанка" на 100 млн рублей для финансирования программы модернизации производственных мощностей.
Срок привлечения средств - 3 года. Ставка по кредиту составляет 11,75%.
Программа обновления производственных мощностей Омской фабрики гофротары была запущена в июне текущего года и предусматривает модернизацию линии по выпуску гофрокартона и приобретение нового агрегата по производству гофроупаковки сложной конфигурации.
Цель проекта - снизить затраты на сырье за счет уменьшения доли технологических отходов, уменьшить себестоимость производства гофроупаковки сложной конфигурации за счет повышения производительности труда, повысить качество продукции и увеличить продажи не менее чем на 30%.
В рамках программы реконструкции будет приобретен печатно-высекательный агрегат "VOLE - 1628" (TransPack Taiwan-PRC, Тайвань), автоматическая система укладки и упаковки продукции (FaVOLEssa, Италия) и полностью модернизирована линия по производству гофрокартона. Модернизация линии по производству гофрокартона предусматривает замену гофропресса гребенчатого типа на гофропресс с вакуумным прижимом (Ming Wei, Тайвань), поперечно-резательной машины с кулисным механизмом - на машину с электронным управлением (Fosber, Италия). Также будут приобретены новая продольно-резательная машина и листоукладчик (Fosber, Италия).
После проведения модернизации годовая производственная мощность фабрики увеличится на 12 млн кв. метров до 62 млн кв. метров в год, предприятие сможет выпускать гофропродукцию сложной конфигурации с четырехцветной флексопечатью.
Модернизацию планируется завершить в январе 2013 года.
С января по сентябрь 2012 года на Филиппинах побывали 17,7 тыс. туристов из России, что на 41% больше результатов того же периода прошлого года. В целом страна приняла 3,1 млн. гостей из-за рубежа, что всего лишь на 9% больше, чем год назад.
Помимо России, положительную динамику показали все основные для туризма Филиппин рынки. Несмотря на то, что доля россиян в общем объеме туристов остается небольшой – другим странам далеко до рекордных результатов России по приросту турпотока.
Так, за указанный период в страну приехало на 9,6% больше граждан Кореи (753 тыс.), на 4% - граждан США (485 тысяч), на 8,5% - граждан Японии (311 тысяч). На 14% вырос турпоток из Китая (196 тысяч человек), на 25% - из Тайваня (171 тысяча). Хороший результат показали также Австралия, Сингапур, Гонконг и Великобритания, сообщает портал Travel.ru.
С начала 2012 года страна реализует новую программу развития туризма. Продвижение отдыха в этой стране ведется со слоганом "Будь счастливей с Филиппинами" (It's more fun in the Philippines). Программа направлена на то, чтобы подчеркнуть неповторимые особенности страны, продемонстрировать радушие и душевное тепло местных жителей. Стабильно высокий рост туристического потока показывает, что акция проходит успешно и приносит свои плоды.
Отметим, что несмотря на оптимистичные цифры, Филиппины далеко не на первом месте среди азиатских стран по популярности среди туристов. Так, гораздо больше гостей из-за рубежа приезжает в Малайзию, Тайланд и Индонезию.
Омская фабрика гофротары, крупнейшее предприятие по производству гофрокартона, входящее в лесопромышленный холдинг «ЛПК Континенталь Менеджмент», привлекла кредит «Газпромбанка» на 100 млн рублей для финансирования программы модернизации производственных мощностей.
Срок привлечения средств – 3 года. Ставка по кредиту составляет 11,75%.
Программа обновления производственных мощностей Омской фабрики гофротары была запущена в июне текущего года и предусматривает модернизацию линии по выпуску гофрокартона и приобретение нового агрегата по производству гофроупаковки сложной конфигурации.
Цель проекта – снизить затраты на сырье за счет уменьшения доли технологических отходов, уменьшить себестоимость производства гофроупаковки сложной конфигурации за счет повышения производительности труда, повысить качество продукции и увеличить продажи не менее чем на 30%.
В рамках программы реконструкции будет приобретен печатно-высекательный агрегат «VOLE – 1628» (TransPack Taiwan-PRC, Тайвань), автоматическая система укладки и упаковки продукции (FaVOLEssa, Италия) и полностью модернизирована линия по производству гофрокартона. Модернизация линии по производству гофрокартона предусматривает замену гофропресса гребенчатого типа на гофропресс с вакуумным прижимом (Ming Wei, Тайвань), поперечно-резательной машины с кулисным механизмом – на машину с электронным управлением (Fosber, Италия). Также будут приобретены новая продольно-резательная машина и листоукладчик (Fosber, Италия).
После проведения модернизации годовая производственная мощность фабрики увеличится на 12 млн кв. метров до 62 млн кв. метров в год, предприятие сможет выпускать гофропродукцию сложной конфигурации с четырехцветной флексопечатью.
Модернизацию планируется завершить в январе 2013 года.
Об Омской фабрике гофротары
Омская фабрика гофротары (www.omskgofra.ru) производит и реализует высококачественную гофроупаковку различной конфигурации и размера. Омская фабрика гофротары является лидером на омском рынке упаковки из гофрокартона. Основными потребителями продукции фабрики являются предприятия пищевой отрасли. В 2011 году выручка компании составила 784,498 млн рублей, прибыль до налогообложения превысила 31 млн рублей, EBITDA – 39 млн рублей (РСБУ). Объем производства гофропродукции в 2011 году превысил 50 млн квадратных метров.
О «ЛПК Континенталь Менеджмент»
«ЛПК Континенталь Менеджмент» (www.lpk-km.ru) – одна из крупнейших компаний лесопромышленного комплекса России, входящая в диверсифицированную промышленную группу «Базовый Элемент». «ЛПК Континенталь Менеджмент» объединяет лесозаготовительные, лесоперерабатывающие, целлюлозно-бумажные и целлюлозно-картонные комбинаты, фабрики и предприятия. В состав холдинга входят Енисейский ЦБК, Селенгинский ЦКК, Омская фабрика гофротары, Новокузнецкий филиал Омской фабрики гофротары, Кондровская бумажная компания, Троицкая бумажная фабрика, Лесозавод-2, ряд лесозаготовительных предприятий, а также производитель индивидуальных деревянных домов – компания Vuokatti. На предприятиях холдинга, расположенных в шести регионах России, работает около 6 тысяч человек.
Пресс-релиз «ЛПК Континенталь Менеджмент»
В Тегеране в Международном выставочном комплексе с 4 по 7 ноября проводится 8-я Международная выставка резины и пластика Iran Plast 2012, сообщает агентство «ИРИБ ньюз».
Директор выставки Iran Plast 2012 Али Шалбаф в ходе пресс-конференции заявил, что названная выставка проводится с целью демонстрации потенциала, которым располагает нефтехимическая промышленность Ирана, и обмена опытом и техническими ноу-хау между отечественными и зарубежными компаниями.
На выставке будут продемонстрированы конечная и промежуточная продукция нефтехимической промышленности, оборудование для производства полимерных материалов, сырьевые материалы, технические услуги, композитные материалы и др.
В ходе выставки свои последние достижения продемонстрируют около 400 отечественных и более 100 зарубежных компаний. Выставочные экспозиции займут площадь в 17 тыс. кв. м в закрытых помещениях и 3 тыс. кв. м на открытых площадках.
На выставке будут представлены более 20-ти европейских и азиатских стран, а также страны Персидского залива, в том числе Италия, Франция, Англия, Австрия, Австралия, Китай, Турция, Южная Корея, Тайвань, Таиланд, Саудовская Аравия, Арабские Эмираты и др.
Али Шалбаф подчеркнул, что многие зарубежные компании принимают участие в выставке, несмотря на оказываемое на них сильное политическое давление.
В МОСКВЕ СОСТОЯЛАСЬ 6-Я МЕЖДУНАРОДНАЯ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «СОВРЕМЕННЫЕ ТЕЛЕВИЗИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ. СОСТОЯНИЕ И НАПРАВЛЕНИЯ РАЗВИТИЯ»
24-25 октября 2012 года в ЗАО «МНИТИ» при поддержке Минпромторга России состоялась 6-я международная научно-техническая конференция «Современные телевизионные технологии. Состояние и направления развития».
Цель конференции - содействие внедрению новейших научно-технических достижений, продвижению новейших технологий цифрового телевидения, налаживанию деловых связей между разработчиками и производителями телевизионной аппаратуры, техники прикладного телевидения, операторами и вещательными компаниями.
В работе конференции приняло участие свыше 200 участников из 35 российских и зарубежных компаний. Они представляли:
ведущие российские научные организации в области телевизионной техники – ЗАО «МНИТИ» и ОАО «НИИТ»;
заводы – изготовители телевизионной аппаратуры,
вещательные компании (телекомпании «ОРТ» («Первый канал») и НТВ, а также ФГУП «ТТЦ «Останкино»»);
зарубежные компании из Беларуси (ОАО «Витязь»), США (Dolby Labs.), Франции (DiBCom/Parrot, Framos Gmbh. (дистрибьютор Sony)), Германии (Rohde&Schwarz), Тайваня (ALI Corporation), КНР (Commivision Digital Technology Ltd), Италии (Sisvel Technology SRL).
В работе конференции приняли также участие представители ФГУП РТРС, РАН и других организаций.
Широкий круг участников конференции позволил рассмотреть все аспекты современных телевизионных технологий: от концепции развития сетей телевещания и перевода их на цифровой формат до вопросов конструирования и производства профессиональной и абонентской аппаратуры для цифрового телевидения.
На конференции было сделано свыше 60 докладов по следующим вопросам:
Состояние и перспективы внедрения цифрового телевизионного вещания в России и за рубежом до 2020 года.
Телевидение высокой HDTV и сверхвысокой Ultra HDTV четкости. • Перспективы развития стереоскопического 3D телевидения.
Новые алгоритмы сжатия видеосигналов H.265.
Состояние разработок отечественных стандартов для приемного оборудования DVB-T2.
Технологии «умного» (Smart TV) телевидения.
Особенности частотного планирования сетей телевизионного вещания при переходе на цифровые методы передачи телевизионных сигналов.
Проблемы, возникающие при создании отечественных приемников цифрового телевидения DVB-T2.
Перспективы создания отечественной элементной базы для аппаратуры цифрового телевидения.
Создание на основе сетей цифрового телевещания многофункциональных мультимедийных служб, с предоставлением услуг по высокоскоростному доступу в Internet, видео по заказу (VоD), HbbTV, OTT и т.д.
Профессиональное телевизионное оборудование.
В рамках конференции была организована выставка инновационных цифровых телевизионных технологий. В частности, демонстрировался дисплей Ultra HDTV с разрешением 4К (ЗАО «МНИТИ»), панорамная ТВ камера кругового обзора и цифровая радиолиния HDTV (ЗАО «МНИТИ»), телевизионный цифровой радиоканал БПЛА с «нулевой» задержкой видеосигнала (ЗАО «Элекард девайсез»), образцы и прототипы массовых моделей цифровых приставок и цифровых телевизоров формата DVB-T2 (ЗАО «МНИТИ», ОАО «Ставропольский радиозавод «Сигнал»», ЗАО «Элекард девайсез»), в том числе на основе отечественных СБИС цифрового декодера (ЗАО НТЦ «Модуль»). Кроме того, в рамках конференции ЗАО «МНИТИ» и ОАО «Триаксесс Вижн» впервые в мире продемонстрировали передачу стереоскопического видеосигнала 3D по сетям связи 4-го поколения LTE.
Высокий научно-технический уровень докладов российских участников, а также представленной ими аппаратуры цифрового телевидения наглядно свидетельствуют о том, что в стране создан научно-технический задел в области технологий цифрового телевизионного вещания.
Глава «Газпрома» информировал Президента о ходе реализации Восточной газовой программы, в частности об освоении Чаяндинского и Ковыктинского месторождений, а также строительстве магистрального газопровода из Якутии во Владивосток.
В.ПУТИН: Уважаемый Алексей Борисович! Мы совсем недавно открывали работу очень большого, крупного месторождения – Бованенковского. Я ещё раз поздравляю Вас и всех, кто довёл эту программу до такого уровня.Сегодня хотел бы обсудить не менее важный вопрос, а именно развитие Восточной газовой программы. Мы её подготовили и приняли ещё в 2007 году. За это время «Газпром» провёл большую работу, имею в виду создание двух центров добычи: и на Камчатке, и на Сахалине. Газ пришёл и в Петропавловск-Камчатский, и вот сюда, в Хабаровск, и во Владивосток. Осуществляем проекты по развитию трубопроводного транспорта.
Сейчас мы подошли к следующему этапу Восточной газовой программы – к началу работ по обустройству месторождений в Якутии и в Иркутской области: это Чаянда и Ковыкта. Это очень крупные, международного уровня по запасам месторождения. Я хочу напомнить, что мы договаривались о том, что после того, как работы там будут начаты, мы реализуем планы по созданию новых транспортных возможностей, по строительству новых как минимум двух трубопроводных систем.
Хотел бы также вспомнить о том, что договаривались о том, что газ с этих месторождений прежде всего пойдёт для внутренних нужд, для внутреннего потребления. Но, имея в виду огромные запасы, а здесь в целом у нас 3 с лишним – 3,5 триллиона кубических метров газа, можно создать и ещё один центр для экспорта, причём ориентированный на Азиатско-Тихоокеанский регион. Имею в виду, что на этом направлении мы должны развивать прежде всего всё, что связано со сжиженным природным газом. Напомню, что мы и мощности по судостроению развивали на Дальнем Востоке с прицелом на то, что мы сможем размещать заказы на отечественных верфях для газовозов.
Я бы сейчас попросил Вас доложить, в каком состоянии находится подготовка к этому второму этапу работы, в какие сроки и что «Газпром» предполагает осуществить. Пожалуйста.
А.МИЛЛЕР: Уважаемый Владимир Владимирович. «Газпром» последовательно реализует Восточную газовую программу. Создано два центра газодобычи: на Камчатке и на Сахалине, – построены два магистральных газопровода Соболево – Петропавловск-Камчатский и Сахалин – Хабаровск – Владивосток.
Сегодня «Газпром» продолжает работу на Сахалине, и в 2013 году в строй будет введено новое месторождение – это Киринское месторождение, которое уникально тем, что на нём добыча будет вестись придонным способом впервые в России. Но, конечно, Владимир Владимирович, после того как начаты работы по обустройству месторождений на Сахалине и на Камчатке, сейчас мы ставим перед собой задачу начала реализации второго этапа Восточной газовой программы и создание новых центров газодобычи, в первую очередь это Якутский центр газодобычи и Иркутский центр газодобычи.
В.ПУТИН: В Иркутске это Ковыкта; там [Якутский центр газодобычи] – Чаянда?
А.МИЛЛЕР: Да, базовое месторождение Якутского центра газодобычи – это Чаянда. Суммарные ресурсы на суше Восточной Сибири и на Дальнем Востоке – 53 триллиона кубических метров газа и на прилегающем шельфе – 15 триллионов.
В.ПУТИН: А вот здесь, в Иркутске, сколько?
А.МИЛЛЕР: Иркутский центр газодобычи: сегодня запасы уже 3,7 миллиарда.
В.ПУТИН: Здесь сколько?
А.МИЛЛЕР: Здесь два с половиной, и на Чаяндинском месторождении 1,2 триллиона кубических метров газа. В общем и целом геологическая изученность этого региона ещё чрезвычайно мала: на суше геологическая изученность всего-навсего 8 процентов, и 6 процентов – на шельфе.
В.ПУТИН: Трубой на восток Вы предполагаете идти из Якутии сначала?
А.МИЛЛЕР: В качестве первоочередного приоритета считаем правильным начать обустройство Чаяндинского месторождения, вторым этапом – Ковыктинского, разрабатывать Иркутский центр газодобычи, и третьим – Красноярский.
Начав работы на Чаяндинском месторождении, мы планируем построить газопровод из Якутии через Хабаровск на Владивосток (протяжённость этого газопровода составит 3200 километров), и после этого одновременно с обустройством Ковыктинского месторождения начать строительство газопровода, который станет второй частью газопровода из Якутии, протяжённостью 800 километров.
В.ПУТИН: Чтобы соединить эти два месторождения.
А на запад отсюда?
А.МИЛЛЕР: Также предусматривается возможность поставки газа в дальнейшем из Иркутского центра газодобычи на запад, в направлении Красноярска, Новосибирска, Омска (там больше 2000 километров), и таким образом мы планируем соединить восточную часть нашей страны, Восточную Сибирь, с Западной Сибирью, с основным центром потребления.
В.ПУТИН: Таким образом, у нас возникнет единая система газоснабжения.
А.МИЛЛЕР: Единая система газоснабжения всей России.
В настоящее время разработано обоснование инвестиций Чаяндинского месторождения, разработано обоснование инвестиций газопровода из Якутии через Хабаровск во Владивосток.
Что касается приоритета Восточной газовой программы, поставки газа потребителям на внутренний рынок («Газпром» именно таким образом строит свою работу), в настоящее время у нас разработаны генеральные схемы по снабжению и газификации для 11 субъектов Российской Федерации в этом регионе и подписаны соответствующие соглашения с администрациями. Конечно же, мы прекрасно понимаем, что это улица с двусторонним движением, и, кроме работы по высокой стороне, конечно же, со стороны местных властей, со стороны руководителей субъектов Российской Федерации должна быть проведена работа по подготовке потребителя к приёму газа, к созданию соответствующих мощностей по газораспределению. И конечно же, с учётом того, что газ Восточной Сибири является, как Вы знаете, жирным, многокомпонентным: промышленное содержание этана, пропана, гелия…
В.ПУТИН: Газохимию надо развивать.
А.МИЛЛЕР: …надо параллельно развивать газохимию.
С учётом того что «Газпром» газохимию не рассматривает как свой приоритет в настоящее время, конечно же, должны быть соответствующие инвестиции со стороны компаний, для которых это направление является профильным направлением бизнеса; конечно же, они должны создавать мощности синхронно, параллельно с обустройством Чаяндинского месторождения, параллельно с созданием газотранспортной системы.
В.ПУТИН: Алексей Борисович, теперь по срокам.
А.МИЛЛЕР: По срокам. Обоснование инвестиций принято. Что касается магистрального газопровода, мы считаем, что он мог бы быть построен к концу 2017 года. Таким образом, мы могли бы говорить также и о создании завода по сжижению газа в районе Владивостока с пониманием того, что, отдавая приоритет внутреннему рынку, мы, конечно же, очень внимательно и, как Вы сегодня сказали, смотрим на создание нового центра по экспортным поставкам российского газа в страны АТР.
Вы знаете, что этот рынок является самым ёмким в мире, рынком, который очень динамично развивается. Очень динамично развиваются рынки Китая, Индии, Японии, Кореи, Тайваня, Таиланда, Бангладеш, Сингапура, Вьетнама. Очень большие перспективы, и в самый ближайший период времени мы можем создать мощности по экспорту газа, которые будут сопоставимы с поставками газа в Европу, а может быть, даже превзойдут.
В.ПУТИН: Алексей Борисович, с Чаяндинского месторождения вы врезку хотите делать или отдельно до Владивостока?
А.МИЛЛЕР: Нет, мы до Владивостока пройдём.
В.ПУТИН: На сколько километров хотите?
А.МИЛЛЕР: 3200.
В.ПУТИН: И в конце 2017 года уже можно будет его запускать?
А.МИЛЛЕР: Да, конечно, пять лет. С учётом того, что обоснование инвестиций сделано.
В.ПУТИН: Сюда от Иркутска
А.МИЛЛЕР: 800.
В.ПУТИН: Ну, это небольшая работа.
А.МИЛЛЕР: Газопровод запроектирован в коридоре нефтепровода Восточная Сибирь – Тихий Океан. И конечно же, это позволит оптимизировать затраты на инфраструктуру, энергоснабжение. Если говорить о системе магистральных газопроводов из Иркутска в Якутию и из Якутии через Хабаровск во Владивосток, то актуальным становится вопрос названия и этой системы снабжения магистральных газопроводов.
В.ПУТИН: Придумайте, в интернете объявите конкурс. Люди, которые с интересом относятся к развитию Востока страны, Вам подскажут.
А.МИЛЛЕР: Хорошо, Владимир Владимирович.
<…>
Что касается уже поставок трубопроводного газа на экспорт, мы планируем осуществлять во вторую очередь, после того, как будет построен завод, после того, как будет заключено долгосрочные контракты на поставку сжиженного природного газа из России.
В.ПУТИН: Сколько будет инвестиций в иркутский проект, сколько будет примерно, как Вы думаете, в обустройство месторождений в Иркутской области и сколько будет стоить газопроводная система?
А.МИЛЛЕР: Сейчас мы можем уже назвать цифры на базе обоснований инвестиций, которые сделаны по Чаянде и по системе магистральных газопроводов до Владивостока. 430 миллиардов рублей – это цифра в обустройство месторождения, и где-то 770 миллиардов – в создание, строительство магистрального газопровода.
В.ПУТИН: За триллион?
А.МИЛЛЕР: Да, где-то чуть больше триллиона рублей.
В.ПУТИН: Ну, там поменьше.
А.МИЛЛЕР: Да, там поменьше, но ещё предстоит сделать обоснование инвестиций.
В.ПУТИН: Хорошо.
«Газпромбанк» выделит Омской фабрике гофротары (входит в состав ЛПК «Континенталь Менеджмент») на финансирование программы модернизации производственных мощностей 100 млн руб., об этом говорится в полученном Lesprom Network сообщении компании. Согласно договору, ставка по кредиту составляет 11,75%, а срок привлечения средств рассчитан на 3 года. Программа обновления производственных мощностей на предприятии была запущена в июне 2012 г. и предусматривает модернизацию линии по выпуску гофрокартона и приобретение нового агрегата по производству гофроупаковки сложной конфигурации.
Цель проекта – снизить затраты на сырье за счет уменьшения доли технологических отходов, уменьшить себестоимость производства гофроупаковки сложной конфигурации за счет повышения производительности труда, повысить качество продукции и увеличить продажи не менее чем на 30%.
В рамках программы реконструкции будет приобретен печатно-высекательный агрегат VOLE – 1628 TransPack Taiwan-PRC (Тайвань), автоматическая система укладки и упаковки продукции Favolessa (Италия) и полностью модернизирована линия по производству гофрокартона.
Модернизация линии предусматривает замену гофропресса гребенчатого типа на гофропресс с вакуумным прижимом Ming Wei (Тайвань), поперечно-резательной машины с кулисным механизмом – на машину с электронным управлением Fosber (Италия). Также будут приобретены новая продольно-резательная машина и листоукладчик итальянского производства.
После проведения модернизации годовая производственная мощность фабрики увеличится на 12 млн м2 до 62 млн м2 в год, предприятие сможет выпускать гофропродукцию сложной конфигурации с четырехцветной флексопечатью.
Модернизацию планируется завершить в январе 2013 года.
Срединная империя
Шумиха вокруг восхождения Китая и действительность
Резюме: Пора начать относиться к КНР как к большой, но обычной стране. Не следует предвкушать ее доминирования или опасаться такого исхода. Не надо поддаваться всеобщей панике и шумихе – Китай переживал трагедию на протяжении 200 лет и, наконец, возвращается в нормальное состояние.
Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 5, 2011 год. © Council on Foreign Relations, Inc.
По любым меркам Китай переживает беспрецедентный и даже чудодейственный рост экономики. По данным Международного валютного фонда, с 1990 по 2010 гг. экономика КНР росла в среднем на 9,6%. В начале нынешнего мирового финансового кризиса многие опасались, что мотор китайского роста вот-вот заглохнет. В конце 2008 г. китайский экспорт резко сократился, что породило страхи политической нестабильности и народного бунта. Однако глобальный экономический кризис оказался лишь ухабом на торном пути китайского экономического чуда. Конечно, Китай не застрахован от ускорения инфляции, а пузырь на рынке недвижимости может лопнуть, но большинство экономистов продолжают предсказывать стремительный рост еще длительное время.
Хотя прогнозы разнятся, все сходятся во мнении, что китайская экономика будет расти быстро, пусть и не так, как до недавнего времени, и темпы сохранятся на несколько десятилетий. Что касается ближайшего будущего, прогнозы достаточно осторожны (экономические показатели не останутся столь же выдающимися, как до недавнего времени), но относительно отдаленного будущего они оптимистичны (повышательному тренду в экономике Китая не видно конца-края). Случайно или умышленно, прогнозы основаны на экстраполяции нынешних тенденций.
Например, лауреат Нобелевской премии в области экономики Роберт Фогель считает, что китайская экономика будет расти в среднем на 8% в год до 2040 года. К этому времени КНР станет вдвое богаче Европы (с точки зрения доходов на душу населения), а его доля в мировом ВВП составит 40% (тогда как на американскую экономику придется всего 14% мирового ВВП, а на европейскую – 5%). Другие экономисты несколько осторожнее: Юрий Дадуш и Беннетт Стэнсил из Фонда Карнеги за международный мир предсказывают, что темпы роста китайской экономики составят в среднем 5,6% ежегодно до 2050 года.
Подобно многим другим прогнозам непрерывного усиления Китая, эти основаны на тщательном, формальном моделировании экономики. Но насколько они убедительны? Применение нынешних трендов может иметь смысл при прогнозе на пару лет, но когда речь идет о нескольких десятилетиях, исходные предпосылки вызывают гораздо больше вопросов. Если бы мои предки в 1800 г. оформили на мое имя инвестицию размером в один пенни, то с учетом капитализации процентов пенни превратился бы сегодня в 280 тыс. долларов. Я исхожу из того, что средняя доходность за этот период превышала инфляцию на 6%. Однако это не значит, что в действительности легко найти надежные высокодоходные инвестиции на 211 лет. Все меняется, причем не так, как мы планируем. Прибыли в прошлом не гарантируют того же в будущем.
Когда речь заходит об измерении предстоящего роста китайской экономики, на экономическое моделирование стоит полагаться лишь с оговорками. Модели обещают будущую отдачу на основе прогнозных входных данных. Однако невозможно предсказать входные данные в экономике будущего. Поэтому не остается ничего другого, как только экстраполировать нынешние данные на предстоящие годы. Но эти исходные данные, как и другие особенности любой экономики, со временем корректируются. Китайская экономика быстро развивается от натурального сельского хозяйства к тяжелой промышленности, а от нее к новейшей электронике и потребительским услугам. И в какой-то момент – быть может, в не столь отдаленном будущем – избыточные темпы роста начнут замедляться до уровня, присущего другим странам с сопоставимой экономикой.
Когда рост затормаживается
Глупо даже заикаться о потолке роста китайской экономики в 2011 году. Судя по моделям Фогеля и Дадуша-Стэнсила, в среднесрочной перспективе препятствий не просматривается. Пока рабочая сила продолжает прибывать в китайские города, уровень ее образования повышается, а мировой капитал перемещается в направлении Поднебесной, экономика будет расти.
Но все ли так просто? С одной стороны, экономические модели обычно недооценивают тот факт, что со временем рост крупных экономик замедляется, начинает буксовать. Перемещаясь вверх по цепочке общей стоимости, эволюционируя от производства простых промышленных товаров к эксплуатации творческого потенциала своих граждан и развитию новых отраслей промышленности, они растут все медленнее. Южной Корее понадобилось 30 лет с 1960 по 1990 гг., чтобы увеличить ВВП на душу населения с одной тридцатой до одной трети; но еще целых 20 лет ушло на то, чтобы нарастить этот показатель до половины американского. И сегодня Южной Корее еще далеко до того, чтобы сравняться с США по этому показателю. Япония догнала Запад (и в некотором смысле даже перегнала его) в 1980-е гг., но затем пузырь лопнул, и начиная с 1990 г. ее экономика растет в среднем на 1% в год.
Кроме того, эти два государства гораздо успешнее других. Ни одна другая большая или средняя страна с диверсифицированной экономикой даже близко не подошла к достижениям Японии. Из четырех «азиатских тигров» два самых богатых (Гонконг и Сингапур) – это города-мегаполисы, а два других (Южная Корея и Тайвань) – по сути дела, города с большими окрестностями, которые к тому же значительно отстают в экономическом отношении от первых двух. Другие бедные страны, которые разбогатели, – это либо финансовые оффшоры, либо небольшие нефтегазовые эмираты. Ни одна из них не является полноразмерной страной с множеством городов и областей, многочисленным сельским населением и конкурирующими политическими образованиями. Даже Японию вряд ли можно считать бесспорным образцом государства, быстро нагнавшего Запад в последние десятилетия, поскольку она добилась значительных успехов еще до начала Второй мировой войны.
Подобно ведущим державам Запада, Япония пережила индустриализацию в конце XIX и начале XX веков – отчасти за счет безжалостной эксплуатации колоний. Затем в результате бомбежек во время Второй мировой ее экономика превратилась в руины; таким образом, быстрый послевоенный рост в какой-то мере был возвратом к довоенному уровню. Другими словами, на сегодняшний день нет примера страны, экономика которой за короткий период превратилась бы из отсталой в одну из наиболее развитых. И есть основания усомниться в том, что КНР станет счастливым исключением.
Рост китайской экономики в последние годы часто оценивается как естественное и заслуженное возвращение Китая на его историческое место в мировом хозяйстве, но аргумент этот скорее умный, чем точный. Согласно покойному эксперту в области истории экономики Ангусу Маддисону, Китай в последний раз достигал паритета с Западом примерно во времена Марко Поло. Последующий закат могущества Поднебесной относительно Запада случился задолго до промышленной революции, западного колониализма и даже раньше замыкания Китая на самом себе в XVI веке. Однако прошлые пять столетий – это история не столько абсолютного упадка Китая, сколько относительно быстрого развития Запада. Европейские экономики существенно выросли с 1500-го по 1800-й годы. Согласно Маддисону, к 1820 г. – до появления железнодорожного сообщения, телеграфа и современной сталелитейной промышленности, до опиумных войн, колонизации Гонконга и восстания боксеров – доход Китая на душу населения составлял менее половины среднеевропейского дохода на душу населения. К 1870 г. он упал до 25%, а к 1970 г. – до 7%. Кроме того, учитывая, что цифры Маддисона – оценки, основанные на паритете покупательной способности, позиции Китая в твердой валюте выглядят еще хуже. Согласно статистике Всемирного банка, с 1976 по 1994 гг. китайский ВВП на душу населения составлял менее 2% ВВП на душу населения в Соединенных Штатах, и сегодня он ниже 10% американского ВВП на душу населения.
Впечатляющий экономический рост в течение последних двух десятилетий не позволил Китаю хотя бы вернуться на позиции, которые страна занимала в мировой экономике в 1870 г. (по паритету покупательной способности). Оптимисты расценивают этот факт как еще одно доказательство потенциала: если страна еще не добралась до доли, которую имела в 1870 г., то она обладает колоссальным ресурсом дальнейшего роста. Но пессимисты могут отметить, что коль скоро китайская экономика не удержалась на уровне 1870 г. в свое время, ее показатели могут снова ухудшиться и в будущем. На первый взгляд, нет причин ожидать того или иного исхода; по консервативному прогнозу, КНР останется на своих нынешних позициях.
Одномоментные выгоды
Экономические модели, на которых основаны прогнозы о продолжении быстрого роста китайской экономики, многое упрощают также потому, что не учитывают одномоментные стимулы, способствовавшие ускорению китайской экономики в прошлом, а также политические, экологические и структурные препятствия, которые будут ограничивать ее рост в будущем. Если брать соотношение сил между Западом и Китаем, то сейчас военно-политические позиции последнего гораздо прочнее, чем в 1870 г., и вряд ли китайское государство ожидает еще одно столетие гуманитарных и экономических катастроф. Но означает ли это, что он станет богатейшей страной мира?
Впечатляющему рывку КНР в последние 20 лет способствовали два единовременных преимущества: снижение рождаемости и рост урбанизации. Оба фактора привели к резкому росту производительности труда, но это ограниченные во времени процессы, на которые нельзя возлагать надежду в будущем. Рождаемость в Китае начала падать еще до того, как в 1979 г. руководство приступило к реализации драконовской политики «одна семья – один ребенок». Падение рождаемости в 1970-е гг. означало, что в 1980-е и 1990-е гг. семьи и государство смогли сосредоточить ограниченные ресурсы на сравнительно небольшом количестве детей. Сегодня этим детям от 30 до 40 лет, и они вносят активный вклад в развитие человеческого капитала страны и ее ВВП. Поколения будущего могут быть еще лучше образованы, но главные одномоментные выгоды уже извлечены.
Еще важнее то, что низкая рождаемость в течение нескольких последних десятилетий позволила взрослым, особенно женщинам, выйти на рынок труда. Сотни миллионов женщин, которые в противном случае работали бы дома или на приусадебном участке, сегодня трудятся в экономике, умножая ВВП. Это обеспечило устойчиво высокие показатели промышленного производства, но данное преимущество не вечно, и в будущем оно не поможет росту ВВП. Рождаемость снижать дальше некуда: не может же Китай вообще отказаться от деторождения?!
Более того, сегодня все еще многие работники, родившиеся в десятилетия высокой рождаемости (пятидесятые, шестидесятые и начало семидесятых), еще не завершили свою карьеру. Их родители довольно рано ушли из жизни, детей немного, поэтому на этих людях не лежит бремя ухода за престарелыми или воспитания молодой поросли. По сравнению со всеми предшественниками данное возрастное сообщество имеет уникальные возможности продолжать трудиться и создавать богатство. Будущее поколение китайцев не будет таким многочисленным и окажется обременено заботой о престарелых родственниках. Более того, темпы рождаемости впоследствии могут лишь расти, то есть нынешнему поколению работников придется воспитывать больше детей.
Рост урбанизации – еще одно временное преимущество, поддерживавшее экономический рост Китая. Урбанизация увеличивает ВВП, поскольку городское население в целом более производительно, чем сельское. Городские жители обычно трудятся вне дома на оплачиваемой работе, тогда как в сельской местности многие заняты неоплачиваемым натуральным хозяйством. Но, подобно снижению рождаемости, урбанизация имеет естественные пределы. Ее уровень в Китае все еще значительно отстает от соответствующего уровня на Западе, и пока нет никаких признаков замедления роста китайских городов. При нынешних темпах КНР дойдет до уровня урбанизации на Западе и в Латинской Америке только в 2040-х годах. Но в каком виде будет происходить эта экспансия? На периферии Пекина, Шанхая и других мегаполисов образуются гигантские трущобы. Китайское правительство ежегодно сносит бульдозерами сотни тысяч лачуг, но непонятно, переселяют ли куда-то их обитателей или они становятся бездомными? Независимо от того, выиграет правительство битву с трущобами или нет, время, когда урбанизация поддерживала рост экономики, кануло в Лету.
Структурные препоны
Кроме того, Китай наталкивается на политические, экологические и структурные барьеры, которые будут ограничивать его рост в будущем. Например, многие аналитики считают, что Китай не сможет двигаться вверх по мировой цепочке добавленной стоимости, если его политика не станет открытой. Аргумент состоит в том, что для осуществления деятельности, связанной с получением высокой добавленной стоимости, такой как создание брендов, проектирование и изобретения, необходимо свободное мышление, возможное только в демократическом обществе. Власти могут дать образование сотням тысяч инженеров, но если они и дальше будут душить и сковывать их творчество, те не преуспеют на высших этажах мировой экономики. На глобальные высоты (с точки зрения ВВП на душу населения) КНР не поднимется до тех пор, пока его факультеты, компании и люди не научатся изобретать больше, чем в прошлом. Это уже происходит, но процесс тормозит политическая культура, которая ограничивает творческое мышление. Трудно представить себе динамичную экономику, основанную на информации и знании, которая формировалась бы в политически репрессивном однопартийном государстве; по крайней мере, пока подобных прецедентов не было.
Экологические барьеры непрерывного роста китайской экономики лучше документированы. По оценке Всемирной организации здравоохранения, загрязнение воздуха в Китае ежегодно убивает 656 тыс. человек, а загрязнение воды ежегодно уносит 95,6 тыс. жизней. По оценке Министерства водных ресурсов Китая, около 300 млн человек, две трети из которых проживают в сельской местности, вынуждены пить воду, содержащую «вредные для здоровья вещества». Согласно The New York Times, официальные лица из Госсовета Китая заявили, что нужно срочно решать проблемы, связанные с гигантской плотиной «Три ущелья». «Необходимо спокойно переселять жителей из опасных районов, защищать окружающую среду и предотвратить экологическую катастрофу». Китай – крупнейший в мире производитель парниковых газов. Сильная засуха и наводнения, которые обрушились на страну в этом году, возможно, были расплатой за пренебрежение к экологии. Ясно одно: возможности Китая стимулировать экономический рост путем монетизации природы, но без разрушительных последствий для окружающей среды, исчерпаны. В будущем рост экономики не должен причинять такого ущерба экологии, как в прошлом. Это значит, что он будет более дорогостоящим. Как одна из самых густонаселенных стран мира, Китай всегда был одним из наиболее интенсивных эксплуататоров природы. Сегодня уже почти нечего эксплуатировать.
Но самые серьезные препятствия на пути дальнейшего быстрого роста – это структурные барьеры. До 1980 г. страна оставалась наглухо закрытой для мира; к 1992 г. почти все городские территории Китая включены в специальные экономические зоны, открытые для частного предпринимательства и зарубежных инвестиций. С невероятно неэффективной маоистской экономикой покончено, на смену ей приходит одна из самых конкурентоспособных корпораций мира. Создавать больше стоимости, чем это делали государственные предприятия во времена культурной революции, не слишком трудно. Но вот быть более производительными, чем сегодняшние эффективные китайские компании, гораздо труднее.
Эта трудность усугубится серьезными структурными изменениями в экономике. С 1960 г. ожидаемая продолжительность жизни китайцев увеличилась с 47 до 74 лет, но количество детей на семью уменьшилось с более чем пяти до менее двух. Сегодняшние маленькие императоры проведут самые продуктивные годы своей жизни в заботе о престарелых родителях. В результате экономика Китая будет двигаться от сверхпроизводительной промышленности к низкопроизводительным услугам в области медицины и здравоохранения. Сдвиг еще больше ограничит возможности быстрого экономического роста, поскольку в сервисных отраслях производительность труда всегда растет значительно медленнее, чем в промышленном производстве, горнорудном деле или даже в сельском хозяйстве. В прошлом, чтобы по максимуму использовать конкурентное преимущество, китайцы сосредоточились на производстве товаров для мировой промышленности. В будущем у китайских поставщиков услуг не будет другого выбора, как только сосредоточиться на внутреннем рынке здравоохранения. Им будет не до конкурентных преимуществ на мировом рынке.
Можно сделать или уже сделано?
Многие обозреватели, и прежде всего политологи Джордж Гилбой и Эрик Хегинботам, предупреждают о «латиноамериканизации» Китая и конкретно о растущем неравенстве доходов. В 2003 г. существовал всего один китайский миллиардер (если мерить состояние в американских долларах); к 2011 г., по данным журнала Forbes, их насчитывалось уже 115. И все же Китай остается бедной страной: ВВП на душу населения в твердой валюте существенно ниже (менее 5 тыс. долларов), чем в Бразилии, Мексике и России (9–10 тыс. долларов), трех крупнейших в мире государствах со средними доходами населения. Но по мере того как Китай наверстывает отставание от этих стран по душевому доходу, он обретает и их уровень неравенства в доходах.
Китай имеет много общего с Бразилией, Мексикой и Россией. Социологи определили, что эти четыре страны относятся (вместе с Индонезией и Турцией) к «полупериферии» мировой экономики – группе государств, которые не так богаты и могущественны, как развитые демократии, но и не так бедны, как небольшие страны Африки, Центральной Америки и Юго-Восточной Азии. Их всех можно охарактеризовать как сильные государства со слаборазвитыми общественными институтами, правительствами, находящимися во многом под влиянием богатейших людей или олигархов, и массовой бедностью.
При нынешних темпах роста КНР, вероятно, догонит (с точки зрения доходов на душу населения) Бразилию, Мексику и Россию примерно в 2020 году. К тому времени средний уровень доходов на душу населения в четырех странах будет находиться в диапазоне от 10 до 15 тыс. долларов. Уровень экономического неравенства также станет похожим – гораздо выше, чем в развитых странах. Местное население не столкнется с проблемой голода или недоедания, но многие продолжат пребывать в бедности. Примерно 40% жителей сосредоточатся в больших городах и около 20% – в сельской местности, а остальные – в городах среднего и небольшого размера. Рождаемость упадет ниже уровня замещения, и на людей в возрасте от 16 до 65 лет придется примерно две трети жителей. Перед лицом быстрого старения населения этим странам придется переориентировать свои экономики с индустрии роста на услуги в области здравоохранения, для которых характерны низкие темпы.
Напрашивается невольное сравнение: если в 2020 г. структурные условия в Китае будут практически идентичны тем, что существуют в Бразилии, Мексике и России, то почему китайская экономика должна расти быстрее их? Бразилия и Мексика на протяжении уже нескольких поколений принадлежат к группе государств со средними доходами. Россия находилась в этой компании в начале XX века и вернулась в нее сразу после краха коммунизма. Китай пребывал среди подобных держав в 1870 г. и теперь возвращается в ту же категорию. Конечно, Китай больше вышеупомянутых стран по численности населения, но это не дает повода думать, будто его экономика будет развиваться иначе. Историческая статистика свидетельствует об отсутствии связи между размером нации и ее экономическим ростом.
Сравнительное положение Китая в 2020 г. будет очень похоже на его положение в 1870 г., а также на нынешнее состояние таких стран, как Бразилия, Мексика и Россия. Нет оснований считать, что КНР в 2020 г. станет успешнее их. Конечно, если предположить, что Пекин найдет какой-то творческий подход к развитию, возможно, он поднимется выше государств со средними доходами, несмотря на слабое гражданское общество, стареющее население и ужасное состояние окружающей среды. Допустим, что, восстановив позиции относительно Запада, на которых он находился в XIX веке, Китай сможет в конце концов восстановить и превосходство над Западом, которое он имел в XIII веке. Структура населения – это не рок. И если Китаю удастся преодолеть сдерживающие факторы, он даже добьется полного выравнивания мировой системы.
Пекин исходит из того, что утверждение «это возможно сделать» равнозначно другому – «мы уже сделали все возможное». Понятна законная гордость по поводу достигнутых успехов, но они не являются предвестником того, что в будущем динамика сохранится. Подобно другим государствам со средними доходами, Китай, скорее всего, будет развиваться немного быстрее, чем страны Запада, хотя – с учетом дестабилизирующих факторов – и не так быстро, как с 1990 по 2010 год. Однако население КНР начнет снижаться вскоре после 2020 г., тогда как население Соединенных Штатов продолжит расти. Таким образом, общий размер китайской экономики, скорее всего, останется сопоставим с размером американской на протяжении оставшейся части XXI века. Это не означает, что Китай не станет крупным игроком на мировой арене. Даже если он достигнет паритета с США с точки зрения ВВП, а доходы на душу населения составят 25% американского показателя, КНР будет державой, с которой всем придется считаться, уверенно занимая второе место в мировой табели о рангах.
Но благодаря более крупной сети альянсов и более прочному геостратегическому положению Соединенных Штатов усиление Китая не будет угрожать их гегемонии. Америка находится в окружении давнишних союзников (Канада и страны Западной Европы), а также стабильных, но слабых латиноамериканских стран, которые не могут составить им конкуренцию. Соседями Китая являются богатая и могущественная Япония, усиливающиеся Южная Корея и Вьетнам, гигантские державы Индия и Россия и множество стран со слабой или распадающейся государственностью в Центральной и Юго-Восточной Азии. США правят бал в мировом океане, воздушном пространстве и космосе; Китай же отчаянно пытается поддерживать порядок на собственной территории. Пекин будет неизбежно играть все более весомую роль в азиатской и мировой политике, но ему трудно добиться доминирующего положения даже в Азии, не говоря уже обо всей планете.
Ученые не упускают возможности порассуждать о постамериканском будущем, в котором миру придется учить китайский язык, но факты говорят о том, что этого не случится в нынешнем веке. Пора уже начать относиться к Китаю как к большой, но обычной стране. Не следует предвкушать его доминирования или опасаться такого исхода. Не надо поддаваться всеобщей панике и шумихе – в Китае стоит видеть державу, которая переживала страшную трагедию на протяжении 200 лет и наконец-то возвращается в свое нормальное состояние. Это хорошо для Китая, Соединенных Штатов и остального мира. Если мировое сообщество будет расценивать Пекин как важного, но не всемогущего участника системы международных отношений, а сам Китай так же трезво осознает свое место в мировой табели о рангах, иррациональные страхи исчезнут, что станет вполне оправданной реакцией. В обозримом будущем КНР, скорее всего, сосредоточится на удовлетворении потребностей собственного народа, чем на самоутверждении в роли нового мирового гегемона.
Сальваторе Бабонес – старший лектор и профессор социологии и социальной политики в Сиднейском университете, Австралия.
Китай > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735520
Сальваторе Бабонес
Несговорчивый Пекин
Альтернативная китайская политика США
Резюме: Невозможность достижения искреннего согласия между США и Китаем объясняется фундаментальным расхождением интересов. Ограниченное сотрудничество по конкретным вопросам допустимо, но идеологическая пропасть слишком велика, а уровень взаимного доверия чрезвычайно низок.
Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 5, 2012 год. © Council on Foreign Relations, Inc.
В отличие от стратегии сдерживания времен холодной войны, нынешний подход Вашингтона к Китаю – не результат тщательного планирования. Он не кодифицирован в официальных документах; более того, у него даже нет названия. Тем не менее на протяжении последних двух десятилетий Соединенные Штаты последовательно осуществляют двойную стратегию взаимодействия и уравновешивания.
Президенты США от Ричарда Никсона до Барака Обамы работали над тем, чтобы взаимодействовать с Китаем посредством дипломатии, торговли, научного сотрудничества, а также обмена в области образования и культуры. С середины 1990-х гг. несколько администраций предпринимали шаги, направленные на поддержание благоприятного баланса сил в Восточной Азии. Когда Китай усилился, Соединенные Штаты нарастили свои военные возможности в этом регионе. Они углубили стратегическое сотрудничество с традиционными союзниками и установили партнерские отношения с разделяющими их озабоченность государствами, такими как Индия и Сингапур.
Что касается политики взаимодействия, то она направлена на вовлечение КНР в мировую торговлю и международные организации, убеждение его в тщетности оспаривания статус-кво и стимулирование к превращению в «ответственного участника» (по выражению Джорджа Буша-младшего) сложившейся системы международных отношений. Хотя американские стратеги в последние годы более осмотрительны, они по-прежнему питают надежду на то, что торговля и диалог в конечном итоге помогут превратить Китай в либеральную демократию. Вторая половина стратегии Вашингтона нацелена на поддержание стабильности и сдерживание агрессии или попыток Пекина решать вопросы силой, пока политика взаимодействия творит чудеса преображения китайского политического истеблишмента.
Недавние события породили серьезные сомнения в жизнеспособности обоих компонентов стратегии. Десятилетия торговли и переговоров не ускорили процесс политической либерализации Китая. В стране ужесточаются карательные и репрессивные меры в отношении инакомыслящих. А широко разрекламированные экономические связи между двумя тихоокеанскими державами стали источником серьезных трений. Надеждам на сотрудничество, похоже, не суждено сбыться, поскольку Пекин не спешит помогать Вашингтону в решении насущных международных проблем, подобных ядерному вооружению Северной Кореи или попыткам Ирана разработать такое оружие. Наконец, китайские лидеры не только далеки от принятия сложившегося статус-кво, но и все более агрессивны в попытках контролировать акватории и природные ресурсы в своих прибрежных водах. Что касается уравновешивания и сдерживания, то продолжающееся наращивание КНР военных возможностей, наряду с неминуемым сокращением расходов на оборону в США, означает, что региональный расклад сил будет неизбежно и достаточно быстро смещаться в пользу Китая.
Почему мы не можем поладить
Сегодня китайские правящие элиты высокомерны и уязвимы одновременно. С их точки зрения, сохранение правящей роли Компартии Китая – необходимое условие стабильности, процветания и престижа страны. Это также важно для их личной безопасности и комфорта, что отнюдь не случайное совпадение. Хотя в экономике китайские лидеры согласились с некой разновидностью государственного капитализма, их главная задача – сохранить в руках политическую власть. Решимость КПК удержать контроль над всеми сферами жизни предопределяет восприятие существующих и мнимых угроз, а также влияет на постановку целей и проведение внешнеполитического курса.
Беспокоясь по поводу своей легитимности, китайские правители жаждут представить себя поборниками национальной чести и достоинства. Веря, что Китай стоит на пути превращения в мировую державу, равную по силе Соединенным Штатам, они панически боятся окружения и идеологических диверсий. Несмотря на попытки Вашингтона заверить их в добрых намерениях, китайцы убеждены, что США преследуют цель помешать усилению Китая и в конечном итоге демонтировать его однопартийную систему.
Со времени окончания холодной войны Китай, подобно Соединенным Штатам, проводит, по сути, постоянную политику в отношении своего главного внешнего соперника. Пекин предпочитает избегать прямой конфронтации с США, стремясь к экономическому росту и наращиванию всех элементов своей «всеобъемлющей национальной мощи». Эта стратегическая концепция предусматривает военную силу, технологическое совершенство и дипломатическое влияние. Но, даже занимая оборонительную позицию, китайские официальные лица не довольствуются пассивной ролью. Они стремятся двигаться вперед постепенно, маленькими шагами, медленно расширяя сферу влияния, укрепляя позиции в Азии, тихо, без лишнего шума подрывая позиции Америки в этом регионе. Хотя китайские лидеры не говорят об этом открыто, они нацелены на то, чтобы в долгосрочной перспективе Китай сменил Соединенные Штаты в качестве главной региональной державы, поскольку считают подобное положение вполне законным. Китайское руководство не думает, что этой цели можно достичь быстро или путем наступления по всему фронту. Вместо этого оно стремится успокоить и обнадежить соседние государства, полагаясь на силу могучей китайской экономики (заманчивого партнера для всех), которая, по мнению КНР, способна противодействовать начавшимся попыткам уравновесить ее. Следуя совету военного стратега древности Сунь-Цзы, Пекин намеревается «победить без сражения», постепенно создавая ситуацию, в которой открытое сопротивление его желаниям окажется тщетным и бесполезным.
Невозможность достижения искреннего согласия между США и Китаем объясняется не отсутствием усилий, а фундаментальным расхождением интересов. Хотя ограниченное сотрудничество по конкретным вопросам допустимо, идеологическая пропасть слишком велика, а уровень взаимного доверия чрезвычайно низок для достижения хотя бы временного соглашения. Вашингтон вряд ли пожелает предоставить нынешним китайским лидерам региональную гегемонию, к которой они стремятся, поскольку это противоречило бы неизменной цели американской внешней политики: не допустить господства в какой-либо части огромного евразийского континента одной или более потенциально недружественных держав. Эта цель объясняется рядом стратегических, экономических и идеологических соображений, которые в обозримом будущем не изменятся.
Если присутствие Америки в регионе не будет сдерживать Китай, он может и не приступать сразу к завоеванию пространства, но окажется в выгодном положении, позволяющем реализовывать притязания на спорные территории и природные ресурсы. Избавившись от необходимости противодействовать воображаемым угрозам вдоль приморской периферии, Китай смог бы проецировать военную силу в более отдаленных регионах и отстаивать свои интересы в Индийском океане, на Ближнем Востоке и в Африке. Американские компании вскоре обнаружили бы, что доступ к рынкам, товарам и природным ресурсам, расположенным в границах расширяющейся сферы влияния КНР, контролируется Пекином. Перспектива политических реформ в странах, находящихся в орбите Китая, также будет под сомнением до тех пор, пока КПК находится у власти. Уверившись в своей безопасности в Азии, Пекин начал бы предлагать помощь и поддержку авторитарным режимам по всему миру. Но даже если в Китае начнется политическая трансформация, она не будет означать, что трения с Вашингтоном моментально прекратятся.
История подсказывает, что процесс либерализации сопровождается внутренними волнениями, вследствие чего увеличивается риск конфликта с другими странами. Демократический Китай, вне всяких сомнений, будет стремиться к тому, чтобы его голос громче звучал в региональной политике, а цели Пекина не всегда будут совпадать с целями Вашингтона. Однако в долговременной перспективе надежды на сотрудничество двух держав существенно возрастут. У правительства, уверенного в собственной легитимности, нет повода опасаться окружения и подрывной деятельности со стороны ведущих демократий. Поскольку другие государства вряд ли будут видеть в Китае угрозу, ему будет легче вырабатывать взаимоприемлемые соглашения с соседними странами, включая Тайвань.
США могли бы научиться жить при господстве в Восточной Азии демократического Китая подобно тому, как Великобритания в свое время смирилась с лидирующим положением Соединенных Штатов в западном полушарии. Однако при отсутствии в КНР демократических преобразований Вашингтон не пожелает отказываться от политики уравновешивания и покидать данный регион. В то же время во избежание обострения кризиса или серьезной конфронтации Америка вряд ли прекратит попытки взаимодействовать с Китаем. Какое-то время будет проводиться та или иная разновидность смешанной политики. Но чтобы обе ее части были достаточно действенными, потребуется их существенное совершенствование и коррекция.
От лозунгов к стратегии
Непрерывному наращиванию китайской военной мощи Соединенные Штаты в первую очередь должны противопоставить укрепление уравновешивающей части своего стратегического азиатского портфеля. Поначалу администрация Обамы двинулась в противоположном направлении, дезавуируя высказывания «ястребов» о сдерживании Китая, подчеркивая перспективы более широкого и глубокого взаимодействия и рассуждая о том, что Джеймс Стейнберг, бывший помощник госсекретаря, охарактеризовал как «стратегическое успокоение». К чести администрации, она в 2010 г. изменила вектор китайской политики. Реагируя на ряд инцидентов в течение того года, которые привели к обострению отношений между Китаем и Японией, Филиппинами, Южной Кореей и Вьетнамом, а также рядом других стран, американские официальные лица начали подчеркивать приверженность идее уравновешивания Китая. Администрация Обамы пошла еще дальше и изобрела лозунг, описывающий ее планы: сворачивая операции в Афганистане и Ираке, сделать Восточную Азию стержнем американской внешней политики.
Проблема в том, что до недавнего времени в этом лозунге не было серьезного содержания. Порождаемые им действия либо оставались чисто символическими (размещение небольшого контингента морских пехотинцев в Австралии), либо представляли собой простое перераспределение имеющихся в разных регионах мира воздушных и военно-морских баз. Помимо смутных намеков на новую концепцию «воздушно-морского сражения», которую Пентагон на типичном военном жаргоне описывает как «комплексную, хорошо скоординированную, глубоко проникающую атаку с целью нанесения сокрушительного поражения» вражеским силам, администрация не объяснила, как она собирается реагировать на наращивание КНР военного потенциала. Напротив, объявив о новом подходе, представители Министерства обороны применили всю свою изобретательность, чтобы избежать признания очевидного факта, что он направлен прежде всего против Китая. В сложившихся сегодня финансовых условиях любой администрации будет трудно добиться общественной поддержки, необходимой для сохранения благоприятного баланса сил в Азии, если она не заявит более откровенно о вызове, который представляет собой растущая китайская мощь.
Ставки едва ли могут быть выше. Китай собирает «по кусочкам» возможности «преграждения доступа/блокирования зоны» (A2/AD). Подобная тактика опирается на разработку высокоточных сравнительно недорогих баллистических и крылатых ракет с обычными зарядами. С помощью этого оружия Китай может взять на прицел практически любой порт и военно-воздушную базу в западной акватории Тихого океана, а также угрожать потоплением неприятельских судов (включая американские авианосцы), которые несут дежурство на расстоянии многих сотен километров от побережья своего базирования. Народная освободительная армия Китая экспериментирует с кибернетическим и противоспутниковым оружием, а также начала расширять небольшое подразделение межконтинентальных ракет, несущих ядерные заряды.
При отсутствии решительного ответа со стороны США китайские стратеги могут в конечном итоге уверовать, что их растущие возможности A2/AD достаточны, чтобы напугать Соединенные Штаты и заставить их не вмешиваться и не провоцировать конфронтацию в регионе. Хуже того, китайцы могут убедить себя, что если США все же предпочтут вмешательство, НОАК удастся обескровить их обычные вооруженные силы в западной акватории Тихого океана, так что у американцев фактически не останется других вариантов, как только угрожать применением ядерного оружия. Для поддержания стабильности необходимо снизить вероятность того, что китайские лидеры решат, будто осуществление подобного сценария в их интересах. Конечно, прямое вооруженное столкновение между Америкой и Китаем маловероятно. Но цель сдерживающей и уравновешивающей стратегии Соединенных Штатов должна заключаться в том, чтобы подобная вероятность оставалась крайне низкой даже в случае наращивания китайской военной мощи.
Отсутствие адекватной реакции со стороны Вашингтона может подорвать веру азиатских союзников США в серьезность американских гарантий их безопасности. Если Соединенные Штаты не будут доказывать решимость защищать друзей и подтверждать приверженность их интересам, у дружественных стран появится опасение, что они брошены на произвол судьбы. В конечном итоге они падут духом и поддадутся искушению начать попытки умиротворения Китая. Но если Вашингтон хочет, чтобы союзники совершенствовали оборонительный потенциал, ему самому необходимо серьезно реагировать на растущие возможности КНР. Когда дело касается Азии и ее интересов, администрации Обамы надо изжить склонность к «руководству из глубокого тыла», как выразился корреспондент The New Yorker.
Чтобы уменьшить приверженность Китая стратегии A2/AD, Соединенные Штаты и их союзники должны прежде всего предпринять видимые шаги, направленные на рассредоточение, укрепление и защиту наиболее вероятных целей китайского первого удара, включая мишени в космосе и киберпространстве. Однако современные войны нельзя выиграть посредством оборонительной тактики, и их невозможно сдержать путем одного лишь реагирования на действия противника. В этом главный смысл новой концепции воздушно-морского боя. Защитники такой стратегии утверждают, что пока Китай наращивает способность атаковать мишени со своего восточного побережья, США должны прорабатывать варианты расширенных контрударов с применением обычных вооружений.
Какой бы стратегической логикой ни руководствовались разработчики концепции воздушно-морского сражения, она уже вызвала реакцию в виде нескольких контраргументов. Широкомасштабное нападение на КНР с применением обычных вооружений может спровоцировать эскалацию конфликта, включая возможное применение ядерного оружия, поскольку Китай не будет ждать, пока его разбомбят. Разработка новых систем проецирования силы, находящихся за пределами расширяющейся зоны досягаемости китайского оружия, потребует времени и денег, и это отвлечет немало средств от проектов, которые традиционно предпочитают осуществлять вооруженные силы США. Например, вместо дополнительных авианосцев и пилотируемых истребителей Соединенным Штатам, вероятно, потребуются новые возможности, такие как БПЛА с большой продолжительностью полета, пилотируемый бомбардировщик нового поколения, новые традиционные ракеты дальнего радиуса действия и, быть может, корабли-невидимки, оснащенные высокоточным оружием.
В свете вероятных финансовых трудностей, политического противодействия и стратегической неопределенности Соединенным Штатам и их союзникам, возможно, не удастся разработать действенные и убедительные ответные контрмеры с применением обычных вооружений в качестве реакции на растущий потенциал Китая в сфере A2/AD. Как в годы холодной войны, сдерживание должно отчасти опираться и на правдоподобные варианты эскалации. Обещание США при необходимости применить ядерное оружие для защиты своих союзников остается стержнем американских оборонных обязательств. Но эта угроза становится все менее устрашающей и реальной по мере увеличения китайских ядерных сил дальнего радиуса действия.
Вместо того чтобы полагаться на перспективу эскалации насилия до беспрецедентно высокого уровня, Соединенным Штатам лучше направить усилия на разработку вариантов горизонтальной эскалации. Наилучшим представляется повышение способности ответить на агрессию созданием антикитайской коалиции с участием других морских держав и союзников США в акватории Тихого океана для быстрого блокирования морских путей сообщения. Даже если Пекин уверен в целесообразности применения силы для быстрой победы – например, над Тайванем или в Южно-Китайском море – в случае начала подобных боевых действий США со своими союзниками могли бы лишить КНР возможности экспорта товаров по морю. Они также могли бы перерезать пути импорта энергоресурсов и другого сырья, которое необходимо Китаю для поддержания экономики в работоспособном состоянии.
Соединенные Штаты могут убедить Китай в реальности угрозы, инвестируя еще больше средств в технологии ведения боевых действий под водой, где они уже добились значительных преимуществ. Им следует углублять сотрудничество с ВМС Австралии, Индии и Японии, а также поддерживать усилия стран Юго-Восточной Азии по приобретению оружия, которое понадобится им для защиты своего воздушного пространства и прибрежных вод.
Печальное государство радужной риторики
Наращивая усилия по сдерживанию Китая, Соединенным Штатам следует продолжать курс взаимодействия с ним. Официальные лица США должны ясно дать понять словом и делом, что стремятся к развитию самых лучших отношений с Китаем. Но нужно исцелиться от болезненной склонности преувеличивать фактические достижения и области согласия, а также недооценивать проблемы и разногласия. Радужная дипломатическая риторика не смягчила восприятие Пекином намерений Вашингтона, но породила у американских граждан и союзнических стран нереалистичные представления о состоянии американо-китайских отношений.
Вместо того чтобы превозносить взаимодействие как самоцель, Соединенным Штатам нужно проводить более трезвую политику, ориентированную на конечный результат. Начать следует с торговли. Двусторонние экономические отношения по-прежнему взаимовыгодны, но в последнее время перекосы все очевиднее. Пекин использует регулирование курса национальной валюты и различного рода субсидии для поддержки экспорта. Он также требует от иностранных компаний передавать китайским партнерам по бизнесу новейшие технологии в обмен на доступ к своему внутреннему рынку. Более того, китайские фирмы не гнушаются массовой кражей интеллектуальной собственности. В отличие от Японии семидесятых и восьмидесятых годов Китай – не просто проблемный торговый партнер, правительство которого прибегает к разным торговым хитростям, чтобы склонить чашу весов в свою пользу; это еще и геополитический соперник, использующий торговые отношения для обретения стратегических преимуществ.
Огромный торговый профицит КНР в торговле с США и накопление Пекином активов, деноминированных в долларах, вызывают беспокойство по причинам, выходящим за чисто экономические рамки. В последние годы китайские аналитики и официальные лица высказывали мысль, что если Вашингтон не будет считаться с желаниями Пекина по различным вопросам, продолжая продавать вооружения Тайваню и организовывать визиты в резиденцию далай-ламы на президентском уровне, Китай может начать распродажу этих активов. Тем самым он вынудит Соединенные Штаты поднимать процентные ставки, что замедлит рост американской экономики. Тот факт, что подобные действия нанесут как минимум не меньший вред китайской экономике, не может служить гарантией отказа Пекина от попыток проведения такой политики при обострении двусторонних отношений. Нельзя исключить, что китайские угрозы произведут впечатление на американский политический истеблишмент и что Вашингтон пойдет на попятный, когда будет необходимо твердо придерживаться своей линии.
Вывод ясен: если США хотят сохранить максимально возможную свободу действий, они не могут позволить себе такие гигантские заимствования у главного геополитического противника. Переоценка юаня помогла бы сократить американо-китайский торговый дефицит, хотя среди экономистов нет согласия по поводу возможной величины сокращения этого дефицита. На основании прошлого опыта можно быть уверенным только в одном: лишь перед лицом существенного давления Китай может согласиться на значимую корректировку курса национальной валюты. В 2005 г. Пекин пошел на повышение курса юаня, после того как Джон Сноу, тогдашний министр финансов Соединенных Штатов, предупредил о возможном направлении в Конгресс доклада о том, что Китай сознательно манипулирует валютным курсом. Спустя пять лет китайские власти снова допустили значительное укрепление курса юаня в преддверии саммита «Большой двадцатки», на котором другие страны готовились раскритиковать их политику занижения обменного курса национальной валюты.
Хотя общий баланс в торговле с Китаем уже служит поводом для беспокойства, высокотехнологичный сектор заслуживает особого внимания американских политиков и стратегов. Со времени окончания холодной войны Вашингтон никак не мог решить, стоит ли и дальше контролировать экспорт технологий, которые потенциальные противники могут использовать для разработки передовых вооружений. Некоторые представители научного и делового сообщества полагают, что в условиях глобального распространения технологической информации и знаний подобный контроль в лучшем случае бесполезен, а в худшем – может снизить конкурентоспособность США. Однако даже скептики признают, что Соединенные Штаты обладают серьезными преимуществами в технологиях геометрической малозаметности, а также шифрования и кодировки, которые следует защищать посредством одностороннего контроля экспорта.
Тревоги по поводу растущей мощи КНР могут также вдохнуть новую жизнь в механизмы многостороннего контроля. Сегодня технологически развитые страны Европы и Азии, опасаясь передачи потенциально опасных технологий НОАК или усиления конкурентоспособности китайской аэрокосмической и телекоммуникационной промышленности, готовы сотрудничать с американцами в области ограничения поставок некоторых технологий двойного применения в Китай. В лучшем случае контроль экспорта может решить лишь одну часть гораздо более крупной проблемы. У Пекина есть разные возможности доступа к секретным технологиям. Научно-промышленный шпионаж в Китае поставлен на широкую ногу. Эта страна использует как проверенные временем способы, включая подкуп и воровство, так и более новые и зачастую более эффективные кибернетические методы. Помимо использования брешей в корпоративных системах защиты информации, КНР может просто войти через парадный вход, покупая акции зарубежных компаний или реализуя им продукцию, предоставляющую доступ к технологиям и информации. Компания, продавшая американским поставщикам телекоммуникационных услуг новейшее оборудование АТС, может позволить китайским разведслужбам прослушивать секретные разговоры между ответственными лицами США и разработчиками технологических систем. Точно так же китайские компании могут саботировать или видоизменить микрочипы, установленные в американских компьютерах, системах связи или даже системах вооружения. Соединенным Штатам и их развитым в промышленно-технологическом отношении союзникам нужно более внимательно отслеживать цепочки поставок высоких технологий и регулировать инвестиции китайских компаний в свою экономику, поскольку некоторые из них имеют тесные связи с официальными органами и НОАК.
Проявить твердость
Главное возражение против корректировки американской политики, предложенной автором данной статьи, сводится к тому, что таким образом можно накликать беду, усилив так называемых сторонников жесткой линии в Пекине и подорвав позиции китайских либералов, жаждущих реформ. Многим нравится думать, что среди людей, стремящихся к власти в Китае, есть неплохие ребята, которым поможет неконфронтационная политика. Однако на данном этапе противоположная точка зрения представляется как минимум не менее правдоподобной. Если Вашингтон смягчит позицию, сторонники жесткой линии в Пекине поставят себе это в заслугу. Они получат право утверждать, что подобные изменения в американской политике – прямое следствие их жесткой линии, включая последовательное наращивание военного потенциала, к которому они призывали. Пытаться обострять внутрипартийные противоречия в Китае, которые американские политики не вполне и не до конца понимают, было бы опасно.
Это не значит, что Америку не должна волновать политическая эволюция в Китае, вовсе нет. Однако любое влияние внешней державы на внутриполитическую борьбу в Китае будет опосредованным и долговременным проектом. Демократическим странам следует и дальше поддерживать укрепление китайского гражданского общества, способствовать свободному перетеканию прогрессивных идей, а также высказываться в защиту свободы слова и тех, кто идет на риск ради реальных реформ.
По крайней мере, на данный момент в Азии развиваются неблагоприятные тенденции. Через четыре года после мирового финансового кризиса США все еще не могут выбраться из рецессии и политического тупика. Темпы роста китайской экономики также замедляются; однако Китай становится все богаче и сильнее, и при этом КПК остается у власти. Тем не менее в не столь далеком будущем ситуация может кардинальным образом измениться. Соединенные Штаты и другие развитые промышленные демократии преодолеют нынешние трудности, а китайская экономика может забуксовать. Китаю придется как-то справляться с комплексным вызовом в виде необузданной коррупции, быстро стареющего населения и экономической модели, основанной на инвестициях, которую многие эксперты считают нежизнеспособной.
Потенциал Китая в области стратегического соперничества, скорее всего, уменьшится, а США и их союзников – возрастет. Главная задача американских политиков – преодолеть промежуточный период неопределенности и ограниченных возможностей с наименьшими потерями. В этом плане им может помочь поведение Китая в последние годы. Жесткость и грубость Пекина вызывают глубокую озабоченность у многих соседей КНР, и они более чем когда-либо склонны сплотиться ради того, чтобы уравновешивать азиатского гиганта. По этой причине другие правительства в регионе в целом приветствуют более «силовую» риторику Вашингтона, все чаще звучащую в последние месяцы. Но они не уверены, что у США хватит ресурсов и решимости, чтобы подкрепить храбрые речи конкретными делами. Кто бы ни был избран президентом Соединенных Штатов на ноябрьских выборах, ему предстоит попытаться рассеять эти сомнения. Разработка и финансирование заслуживающей доверия стратегии противодействия усилению Китая и ужесточение подхода к экономическому взаимодействию будут чрезвычайно важными шагами, равно как и твердое отстаивание своих принципов.
Взаимодействуя с Пекином и сдерживая его воинственную политику в азиатском регионе, Соединенные Штаты должны сделать все возможное для того, чтобы добиться «постепенного размягчения» китайской власти, по меткому выражению Джорджа Кеннана.
Аарон Фридберг – профессор политики и международных отношений на факультете публичной политики и международных отношений имени Вудро Вильсона в Принстонском университете и автор книги «Борьба за господство: Китай, Америка и конкуренция за первенство в Азии». С 2003 по 2005 гг. он был вторым помощником руководителя Управления по национальной безопасности при вице-президенте США.
Китай. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735518
С оружием
Как Вашингтон не утрачивал позиций на рынке вооружений
Резюме: США – вероятно, самый политизированный и даже идеологизированный экспортер вооружений. Внешнеполитические и идеологические предрассудки и опасения утечки передовых технологий не дают американским компаниям раздавить конкурентов на мировом рынке.
Статья Джонатана Каверли и Этана Кэпштейна «Как Вашингтон утратил монополию в продажах оружия» представляет собой в высшей степени интересный взгляд академических ученых из США на процессы, происходящие на рынке вооружений. Рассуждая главным образом об изменении американской позиции на этом рынке и утверждая, что в нулевые годы Соединенные Штаты утратили монопольное положение, достигнутое в 1990-х гг., авторы затрагивают и более фундаментальные вопросы. Первый – об общей эволюции конфигурации игроков на этом рынке. Второй – уже по сути теоретический – о базовых факторах, как политических, так и экономических, определяющих эту эволюцию. Основной причиной утраты позиции на рынке авторы считают ориентацию американского ВПК на производство слишком сложных дорогих высокотехнологичных вооружений, которые начинают проигрывать более простым и доступным по цене системам европейского, российского, израильского или даже южнокорейского производства.
Девяностые годы: а была ли монополия США?
Можно согласиться, что начало 1990-х гг. действительно было периодом, когда позиции Соединенных Штатов на рынке оружия по сравнению с 1980-ми гг. заметно усилились. Это стало следствием резкого сокращения с 1992 г. российских поставок, а также ухода с рынка игроков второго эшелона, которые в предыдущем десятилетии нарастили военный экспорт благодаря гигантскому спросу, порожденному ирано-иракской войной. На фоне падения советского/российского, китайского и бразильского экспорта, а также некоторого снижения европейских поставок сами США увеличили продажи вооружений в арабские монархии Персидского залива после войны с Ираком 1991 года.
Вообще мировые трансферты вооружений достигли максимальных объемов в 1987–1988 гг. в апогее ирано-иракской войны и многочисленных внутренних конфликтов в развивающихся странах (Афганистане, Анголе, Эфиопии, Кампучии и Никарагуа), где прозападные и прокитайские партизанские движения противостояли ориентированным на СССР правительствам. В начале 1990-х гг. Москва прекратила безвозмездные или сверхльготные поставки квазимарксистским режимам в третьем мире. Крах «мировой социалистической системы» и роспуск Организации Варшавского договора привели также к прекращению продаж бывшим союзникам в Центральной и Восточной Европе. Кроме того, советский и ранний российский военный экспорт пострадал из-за ухода с рынка попавших под санкции ООН Ирака и Ливии, то есть как раз тех стран, которые вообще придавали советским оружейным поставкам хоть какую-то коммерческую составляющую. Смена советской политической парадигмы экспорта на российскую коммерческую привела также к кратковременному параличу в российско-индийских военно-технических связях. В результате действия всех этих факторов российский экспорт в 1994 г. упал до своего исторического минимума, составив всего 1,7 млрд долларов.
Окончание ирано-иракской войны, которая генерировала ежегодный многомиллиардный спрос на вооружения, нанесло сильный удар по экспортерам оружия второго эшелона, особенно по Китаю и Бразилии. Пострадали также европейские производители. КНР в 1994 г. переходит из разряда чистых экспортеров вооружений в категорию нетто-импортеров. Бразилия вообще уходит с рынка, ее оборонная промышленность практически прекращает существование.
На этом фоне США после победоносного окончания первой войны в Заливе получили крупные саудовские, эмиратские и кувейтские военные заказы, которые отчасти должны были повысить боеспособность армий заливных монархий, но главным образом стали формой благодарности Вашингтону за спасение от Саддама. Таким образом, победив в холодной войне, разгромив Ирак и избежав крупных потерь из-за прекращения ирано-иракской войны, Соединенные Штаты действительно на короткий срок резко усилили позиции на рынке вооружений. Однако это абсолютное доминирование (даже в тот период отнюдь не монополия) продолжалось не все десятилетие, как утверждают американские авторы, а всего лишь три-четыре года.
Уже в 1994 г. начинается восстановление российских позиций на рынке, причем на новых деполитизированных коммерческих началах. Подписывается исторический контракт стоимостью 650 млн долларов на поставку в Малайзию 18 истребителей МиГ-29N, исполняются первые крупные китайские контракты, прежде всего на истребители Су-27СК/УБК, восстанавливается сотрудничество с Индией и Вьетнамом, продолжаются поставки бронетехники и подводных лодок по контрактам, заключенным еще в советское время с Ираном. Россия получает свою долю благодарности от аравийских монархов – ОАЭ и Кувейт закупают крупные партии боевых машин пехоты БМП-3 и реактивных систем залпового огня «Смерч». В середине – второй половине 1990-х гг. отлично сработал специфический российский маркетинговый инструмент – поставки вооружений и военной техники в счет погашения советских долгов. Благодаря этому удалось продвинуть истребители МиГ-29 в Венгрию, танки Т-80У и БМП-3 в Южную Корею, зенитные системы «Бук-М1» в Финляндию. В 1996 г. из 3,6 млрд долларов совокупного российского военного экспорта поставки в счет погашения долга составили 800 млн, или 22%.
Еще более активно наращивают присутствие на рынке Франция и Израиль. Париж получает крупные военно-морские и авиационные контракты на Тайване, саудиты покупают французские фрегаты, а ОАЭ – большую партию новейших танков Leclerc, масштабные поставки идут в Пакистан. Израиль почти одномоментно становится заметным игроком на рынке, активно продавая в КНР и Турцию электронные системы, беспилотные летательные аппараты и решения в области модернизации.
Резюмируем: скачок относительной доли США, которая действительно могла достигать на максимуме 60% мировых трансфертов, наблюдался в очень короткий период примерно с 1990 по 1994–1995 гг. и был девиацией, связанной с одновременным действием трех факторов – победой в холодной войне, победой в первой войне в Заливе и последствиями прекращения ирано-иракского конфликта. Уже к середине 1990-х гг. рынок стал возвращаться в более сбалансированное состояние, когда наряду с Соединенными Штатами крупными экспортерами оставались Великобритания и Франция, начала возвращаться на свои позиции Россия, а Израиль приступил к феноменальному восхождению.
Нулевые годы: а была ли потеря рынков?
Не так однозначно и просто выглядит и динамика американских позиций в нулевые годы. Возможно (хотя далеко не гарантированно), доля США на рынке снизилась, однако не до 30%. Вероятнее всего, она колебалась между 40 и 50%. При этом имеются лишь единичные случаи, когда Соединенные Штаты теряли бы позиции на рынке или проигрывали в прямой конкуренции, почти все эти эпизоды упомянуты авторами. В Юго-Восточной Азии это авиационные закупки Малайзии (которая продолжила приобретение российской авиатехники, заключив контракт на 18 Су-30МКМ, но отказавшись от ожидавшегося заказа на F-18F Super Hornet) и Индонезия, которая в комплектовании своих ВВС начала переориентацию на Россию и Южную Корею. Чехия и Венгрия предпочли американским машинам сверхлегкие и относительно дешевые шведские Gripen. Бразилия в тендере на закупку перспективных истребителей формально выбрала Rafale, но до сих пор не подписала контракт. Возможно, кое-что можно отнести к американским потерям в больших бразильских военно-морских контрактах 2008 г., которые также достались французам. И, конечно, знаменитый индийский тендер MMRCA на закупку 126 средних многоцелевых истребителей, где победу также одержали французы.
При этом США сохраняют прочные позиции на колоссальном рынке монархий Персидского залива. Саудовские закупки британских Typhoon или заказ ОАЭ Mirage 2000-9 (и возможное продолжение эмиратских авиационных приобретений во Франции, на сей раз Rafale) потерями назвать никак нельзя. Это воспроизводство уже сложившейся структуры источников вооружений консервативных арабских нефтяных режимов, допускающих ограниченную диверсификацию, но сохраняющих доминирование Соединенных Штатов, которые единственные в состоянии гарантировать выживание этих режимов. Резервируя часть пирога за Парижем и Лондоном, саудовские и эмиратские шейхи все равно основные деньги тратят на закупку американских F-15SA, F-16 block 60 и систем ПВО.
Boeing нанес унизительное поражение Dassault Aviation на критически важных тендерах в Южной Корее и Сингапуре, военно-воздушные силы этих стран предпочли сырым французским Rafale заслуженные американские истребители F-15. США безраздельно господствуют в Японии и Австралии. Самый большой и единственный растущий в Восточной Европе польский рынок также ориентирован на американские системы. Да, чехи и венгры арендовали в общей сложности 28 шведских Gripen, но поляки купили 48 F-16. Наконец, в нулевые годы американцы вошли на новый для себя индийский рынок, продав здесь всего за пять лет военно-транспортных и базовых патрульных самолетов, а также боевых вертолетов на сумму до 10 млрд долларов.
Фактор low cost систем
Главной причиной потери предполагаемой (но недоказанной) монополии США на оружейном рынке авторы считают уход американских компаний в нишу разработки и производства очень дорогих высокотехнологичных систем вооружений, которые начинают проигрывать более простым и дешевым образцам. Однако из всех приведенных выше примеров неудач лишь единичные можно объяснить действием этого экономического по сути фактора. Как нетрудно заметить, открытые тендеры на авиационные системы в Индии и Бразилии Соединенные Штаты проиграли французам. Но французские Rafale гораздо дороже любых американских истребителей четвертого поколения – будь то тяжелые F-15 и F-18 Super Hornet или средние F-16. Вообще если есть экспортер, который действительно страдает от отсутствия предложений в нише low cost, так это именно Франция. По всей видимости, как раз это обстоятельство и стало причиной относительно низких французских продаж после окончания поставок легких Mirage 2000-5/9 и демонтажа сборочной линии этих относительно дешевых (по французским, конечно, меркам) машин.
Индийские ВВС, которые, кстати, примерно до 2007–2008 гг. отдавали предпочтение именно США, не приняли американское предложение в рамках тендера MMRCA, по всей видимости, по причине неудовлетворенности предложенным уровнем трансферта технологий. Бразильский выбор объясняется наличием устоявшихся промышленных и коррупционных связей с Dassault и опять-таки готовностью французов передать права на лицензионное производство Rafale на Embraer.
Все другие примеры предполагаемых американских неудач – от китайского доминирования на пакистанском рынке до российских успехов в Малайзии и Индонезии – также объясняются политическими, технологическими или промышленными факторами, но только не ценой американских предложений. Стоимость не была определяющим фактором и в таиландском решении купить Gripen: за три года до этого выбора предыдущее тайское правительство почти подписало контракт на закупку более дорогих, особенно в эксплуатации, тяжелых российских Су-30. Так что в тайском выборе решающее значение имеют любые другие, но только не ценовые мотивы.
Получается, что чуть ли не единственным случаем, когда цена сыграла решающую роль, был чешско-венгерский (и не упомянутый авторами швейцарский) выбор в пользу маленького шведского истребителя. Характерная особенность всех трех случаев – требования боевой эффективности закупаемой системы не были приоритетными, потребность в передаче технологий со стороны Чехии и Венгрии отсутствует (швейцарская ситуация более сложная, там предполагается софинансирование покупателем создания новой, более тяжелой версии Gripen NG). При наличии военных, политических, промышленных или технологических мотивов ценовой фактор уходит на второй-третий план. Именно поэтому Индия и Бразилия, которые стремятся создать национальную военную авиационную промышленность, выбрали более дорогие французские самолеты. Именно поэтому небогатая Уганда, которой угрожает вовлечение в конфликты между Северным и Южным Суданом или в Демократической Республике Конго, закупает сложный и недешевый в эксплуатации Су-30МК2.
Кстати, вообще неверно считать, что у США отсутствуют предложения в low cost сегменте. Американские вооруженные силы сохраняют огромные запасы всех видов оружия и военной техники, которые находятся в очень хорошем состоянии и могут поставляться покупателям немедленно или после недорогой модернизации и по весьма приемлемой стоимости. На любое дешевое и простое предложение конкурентов Соединенные Штаты в состоянии ответить продвижением не менее дешевого, но вполне приличного технологического уровня вооружения и техники с баз хранения. Ни в ценовом, ни в технологическом отношении конкурировать с американцами почти невозможно, и в этом смысле Вашингтон действительно мог бы добиться монополии.
Тогда почему же этого не происходит? Главные ограничители американской экспансии на рынке вооружений – это очень жесткое законодательство в отношении трансферта технологий и склонность к постоянному введению санкций и эмбарго. Первое затрудняет продвижение американской техники в государства с растущими национальными оборонными индустриями, например, в Индию или Бразилию. Второе заставляет диверсифицировать источники вооружений государства, имеющие амбиции проведения относительно независимой внешней и оборонной политики – Малайзию, Индонезию или Алжир, например. И, само собой разумеется, исключает возможность поставок в государства-изгои – от Сирии до Северной Кореи. США – это, вероятно, самый политизированный и даже идеологизированный экспортер вооружений. И не потеря позиций на рынке вооружений ограничивает возможности Вашингтона влиять на политику других государств. Все ровно наоборот – внешнеполитические и идеологические предрассудки и опасения утечки передовых технологий не дают американским компаниям раздавить своих конкурентов на мировом рынке. Например, Пентагон препятствует кораблестроительной промышленности строить неатомные подводные лодки из-за опасения, что созданные в интересах экспортных заказчиков и поставленные за рубеж дизельные субмарины будут содержать технологии, используемые на атомных подводных кораблях. В результате растущий перспективный рынок неатомных субмарин оказался разделен между Россией, Германией и Францией, а в прошлом году на нем впервые появилась и Южная Корея.
Типы рынков вооружений
Таким образом, на рынке вооружений действует сложный комплекс переменных. Это чаще всего политические, промышленные, технологические, военные соображения и лишь чуть ли не в последнюю очередь почему-то привлекший к себе все внимание американских коллег ценовой фактор. Важную роль играет сложившаяся традиция отношений импортера и экспортера, коррупционные связи и маркетинговая эффективность. При этом в политике импортеров, как правило, присутствуют сразу несколько из перечисленных мотиваций, однако чаще всего явно доминируют лишь одна-две. При наличии такого явно выраженного доминирования одной мотивации однозначно определяется и тип рынка вооружений. Сложная и динамическая комбинация мотиваций дает промежуточный тип. В целом, как нам представляется, можно выделить следующие модели поведения покупателей на рынке вооружений:
В коррупционной модели при решении о приобретении ВВТ доминируют не рациональные общегосударственные или общенациональные интересы, а корпоративная или личная финансовая заинтересованность высокопоставленных представителей государства-импортера. Данная модель наиболее ярко выражена в странах мусульманского культурного ареала и в Латинской Америке. Кроме того, ощутимое влияние этого типа мотивации наблюдается также в Индии и странах Восточной и Юго-Восточной Азии.
В рамках зависимой модели вооружения и военная техника выступают как своеобразный промежуточный товар, призванный замаскировать истинный предмет торговли. Под видом ВВТ де-факто закупаются гарантии безопасности страны-производителя. Данная модель наиболее характерна для капиталоизбыточных стран, которые в силу демографических и культурных особенностей не в состоянии самостоятельно обеспечить внешнюю военную безопасность. Наиболее яркими примерами являются нефтедобывающие монархии Персидского залива. Соответственно, для успешного продвижения на такой рынок особое значение приобретает военно-политический вес страны-экспортера, а также достоверность ее военно-политических гарантий.
Политическая модель. Принятие решения об импорте того или иного вида ВВТ обусловлено политической ориентацией страны-покупателя. Закупая ВВТ, импортер демонстрирует свои политические и цивилизационные предпочтения, которые могут быть прозападными (ЦВЕ), антиамериканскими (Венесуэла) или подчеркнуто плюралистическими (Малайзия, Индонезия).
Блокадная модель. Как известно, целый ряд государств, армии которых испытывают острую потребность в обновлении или модернизации парка вооружений и военной техники, находятся в ситуации юридической или фактической блокады. К числу таких стран относились в свое время саддамовский Ирак и Ливийская Джамахирия. Элементы блокады в отношении поставок современных конвенциональных ВВТ присутствуют также в случае с Сирией и Ираном. Особое место занимает Тайвань, импортную модель которого следует относить скорее к зависимой, но в которой все же отчетливо присутствуют и признаки блокадного типа.
Промышленно-технологическая модель предполагает приоритет доступа к передовым военным и общепромышленным технологиям. Соответственно, ключевую роль начинают играть готовность экспортера к передаче технологий, продаже лицензий и реализации офсетных программ. Наиболее яркими примерами этого типа импортеров являются сейчас КНР, Бразилия, Индия. В последнее время к этой модели быстро эволюционируют также Южная Корея и Турция.
Наконец, собственно военная модель импорта вооружений предполагает приоритет боевых качеств закупаемых систем. В экстремальных случаях, когда импортер находится в состоянии вооруженного конфликта или существует высокая вероятность его возникновения, особое значение приобретает быстрота поставки и способность военного персонала быстро освоить закупаемое вооружение.
Перспективы
Рассуждая далее в рамках предложенной мотивационной модели рынков вооружений, нетрудно заметить, что Соединенные Штаты имеют наиболее прочные позиции на части политических и зависимых рынков. К первым прежде всего относятся государства англосаксонского цивилизационно-культурного поля, некоторые европейские союзники США и Япония. Эталонными примерами американских клиентов с зависимой мотивацией остаются аравийские нефтяные монархии, прежде всего, конечно, Саудовская Аравия. Сильны позиции и в странах, где приоритетом является обеспечение военной безопасности: американское вооружение эффективно, испытано в боях, тактика его применения отработана самыми мощными на планете вооруженными силами. Поэтому Индия предпочла проверенные ударные вертолеты Apache сырым российским Ми-28NE, по той же причине на Вашингтон ориентированы Израиль и Южная Корея, хотя эти два рынка также имеют признаки политической и даже зависимой мотивации. Нет оснований полагать, что в будущем конкурентоспособность Соединенных Штатов на указанных типах рынков снизится.
А вот государствам, для которых приоритетом является создание собственной промышленности, придется из-за американских ограничений развивать отношения прежде всего с Европой, особенно с Францией. Сейчас это наиболее заметно в случае с Бразилией, в некоторой степени в Индии. Но далее можно ожидать активизации европейского вектора таких ориентированных сегодня преимущественно на США стран, как Южная Корея или Сингапур. В общем можно предполагать, что структура покупателей американских вооружений останется в целом прежней, изменения возможны главным образом в случае политической переориентации стран (например, краха саудовского королевского дома).
Динамика российских рынков выглядит менее привлекательно. Бум продаж в нулевые годы обеспечивался за счет мощного китайского и индийского спроса, при этом обе страны решали главным образом задачи развития национальной промышленной и технологической базы. На сегодня в КНР эта задача в некоторой степени решена, а Индия повышает планку технологических требований, которые все чаще уже не могут удовлетворяться российской промышленностью. Это не значит, что в ближайшие годы индийский и даже китайский спрос на российские системы и технологии совсем исчезнет, но объемы торговли, особенно с Пекином, уже никогда не повторят тех эпических значений, которые были достигнуты в нулевые годы. Можно предположить, что промышленно-технологическая модель сотрудничества будет развиваться в отношениях с такими растущими странами, как Вьетнам и Индонезия (впрочем, для Индонезии приоритетным партнером уже стала Южная Корея), но понятно, что эти государства не компенсируют падение китайских и индийских закупок.
Другой большой группой российских клиентов, обеспечивших диверсификацию российского оборонного экспорта в минувшем десятилетии, стали государства, проводящие независимую или антизападную внешнюю и оборонную политику. Антизападная политическая мотивация при закупках присутствует у Венесуэлы и Ирана (до введения эмбарго на поставки оружия). В значительной степени политически мотивированными были и сирийские приобретения, хотя сирийская модель содержит также военные и блокадные мотивы. Вьетнам, Алжир, Малайзия и Индонезия относятся к странам с независимой внешней и оборонной политикой.
«Антизападные» рынки один за другим закрываются в результате введения международных эмбарго или политической переориентации соответствующих стран. Оставшиеся (как Венесуэла) отличаются высочайшими политическими рисками и экономической нестабильностью. Алжирский рынок близок к насыщению, а индонезийский и малайзийский открыты для конкуренции, и в последнее время успех россиянам здесь не сопутствует. В прошлом году, например, Россия проиграла южнокорейцам тендер на поставку Джакарте двух подводных лодок. Стабильным и предсказуемым в этом кластере остается только Вьетнам, который в ближайшие пять-семь лет останется ориентированным преимущественно на закупки российских вооружений. Таким образом, можно прогнозировать, что Россия, вероятно, будет терять свои позиции в пользу европейцев (прежде всего французов) и израильтян, оставаясь при этом одним из ключевых игроков на рынке.
К.В. Макиенко – заместитель директора Центра анализа стратегий и технологий.
США > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735517
Константин Макиенко
Три пути России в Азии
Почему ни один из них не ведет к верной цели
Резюме: Соединенные Штаты и КНР, по сути, уже находятся в состоянии конфликта, напоминающего холодную войну. Это осложняет для Москвы выработку политического курса, но появляются и перспективы, недоступные при отсутствии масштабного антагонизма в АТР, который будет иметь отголоски по всему миру.
Признание того факта, что мировой центр силы перемещается из Трансатлантического региона на пространство Тихого океана, стало в последние год-два общим местом в рассуждениях исследователей различных стран и школ. Даже отъявленные скептики вынуждены признавать, что экономический полюс влияния уже почти полностью сместился в АТР, правда, они питают иллюзии, что Запад в целом и Европа в частности останутся центром культурным (в том числе и для России) и сохранят хотя бы часть нынешнего политического капитала. Однако мировая история свидетельствует, что перенос экономического центра неуклонно влечет за собой и аналогичное перемещение культурной и политической компонент.
Новый экономический лидер может продемонстрировать «городу и миру» историю успеха, а значит, его политическая система и культурные традиции априори начинают считаться передовыми, поскольку позволяют добиться высокого уровня жизни. Такой путь в свое время прошла Европа (в 1500 г. она обеспечивала всего 18% мирового производства, в то время как Восток – 77%, в том числе Дальневосточно-конфуцианская цивилизация – 35%), такой путь, судя по всему, ожидает в ближайшие десятилетия и Азиатско-Тихоокеанский регион.
В итоге новый исторический шанс получает Россия, которая, в отличие от Европы, по чисто географическим причинам способна принимать участие в становлении нового геополитического проекта. Кстати, такие же возможности благодаря «островному» положению имеют и Соединенные Штаты, и они ими уже пользуются. Вашингтон заявил о намерении существенно нарастить военную группировку в АТР (морскую, сухопутную и авиационную), а высокопоставленные политики все чаще отправляются в вояжи по странам региона.
Москва пока не имеет четкой и последовательной стратегии утверждения своих позиций в АТР, как и развития российского Дальнего Востока. Эта часть страны с начала ее освоения столетия назад воспринималась как дальняя окраина, а не форпост в динамично развивающемся регионе. Судя по активизации на данном направлении, российские власти начали осознавать происходящие тектонические сдвиги, однако еще не понимают, как системно на это реагировать. Действия в АТР либо предназначены для внутренней аудитории, как недавний визит Дмитрия Медведева на Курилы, либо представляют собой попытку «продемонстрировать флаг» и показать, что Москва в принципе способна на нестандартные шаги. Так было с участием России в проходящих под эгидой Соединенных Штатов учениях RIMPAC (Rim of the Pacific Exercise), где от нее впервые присутствовали не наблюдатели, а военный корабль, и куда не был приглашен Китай.
Данная статья – попытка осмыслить новую геополитическую конфигурацию в регионе с учетом его растущего значения, а также рассмотреть возможные стратегии поведения России, когда основные игроки в АТР – США и Китай – уже приступили к активному строительству политического каркаса в своих интересах.
Стратегия Соединенных Штатов
Стратегия США в АТР достаточно прозрачна и укладывается в схему действий, которой Вашингтон придерживался в годы холодной войны, правда, в усложненном варианте. И хотя пока Фултонской речи, прямо указывающей на стратегического противника «свободного мира», не прозвучало, становится ясно – именно Китай почти полностью заменил для Вашингтона СССР. Правда, страны экономически зависимы друг от друга, а мир сегодня многополярен и менее предсказуем, чем во второй половине ХХ века. Но в целом многие элементы геополитической стратегии Соединенные Штаты берут из прошлого.
Первая и самая главная составляющая деятельности американцев в АТР – создание вокруг Китая «кольца безопасности», точно так же они в свое время пытались окружить Советский Союз базами НАТО. Данное стратегическое направление можно подразделить на два тактических. Первое – усиление собственно американской военной группировки в регионе. Ярким примером является соглашение о размещении американских военных на австралийской базе Дарвин. К 2016 г. там будут дислоцированы 2500 военнослужащих США и «некоторое количество флотских и авиационных соединений», точной численности которых пока не сообщается. По словам американских военных, в Австралии будут размещены современные типы вооружения, включая истребители F-22 и транспортные самолеты C-17. F-22 снабжены не только передовыми технологиями для ведения воздушных боев, но и аппаратурой для кибернетического и радиоэлектронного противостояния. Ранее появлялась информация об увеличении американского контингента на острове Гуам в Тихом океане, а также о расширении присутствия флота в акваториях стран-союзников, например, Сингапура.
Военная база в Австралии замкнет «кольцо окружения» вокруг Китая и позволит контролировать важнейшие пути, через которые проходит транзит товаров на 5 трлн долларов в год, попутно держа под наблюдением все государства региона. Австралийские должностные лица откровенно признали, что база в Дарвине удобна потому, что новые поколения китайских ракет способны поразить американские базы в Японии и Южной Корее, но с трудом долетают до Австралии.
О приоритетности АТР для Соединенных Штатов с военной точки зрения говорят и планы по передислокации основного американского средства проецирования силы – авианесущих соединений. По словам главы Пентагона Леона Панетты, Вашингтон намерен усилить военное присутствие в Тихом океане, в результате чего к 2020 г. там будут размещены уже до 60% американского военно-морского флота. В настоящее время в АТР находится чуть менее 300 военных кораблей США, из 11 американских авианосцев пять дислоцированы в Тихом океане. По словам Панетты, в будущем это число предстоит довести до шести (при том что общее число авианосцев сократится до 10 уже в этом году). Кроме того, в Тихом океане будет сосредоточена большая часть крейсеров, подводных лодок и других типов судов. Несмотря на заверения министра в том, что эти действия не направлены против КНР, причина передислокации прозрачна.
Второе направление – политическое: создание двух- и многосторонних альянсов, де-факто направленных против Пекина. Успех в этом достигается во многом благодаря двум факторам. Первый – опасения соседей Китая по АТР, что растущие амбиции новой глобальной державы скорее рано, чем поздно поставят их в зависимость от Пекина. Кроме того, у многих стран (Южная Корея, Япония) сильны исторические страхи (также как, например, у прибалтов и восточноевропейцев перед Российской империей/СССР). Они обусловлены экспансионистской традицией китайских царств в древности и в Средние века, а также тем, что Пекин захочет взять реванш за империалистическую политику, которую проводили некоторые его соседи в период ослабления Китая последние 200 лет (прежде всего это касается Японии).
Второй фактор – растущие геоэкономические амбиции Пекина, которые приводят к обострению застарелых территориальных споров. Это позволяет США проводить политику «разделяй и властвуй». В первую очередь речь идет об архипелагах Парасель и Спратли в Южно-Китайском море, которое Пекин все откровеннее начинает считать своим «внутренним озером». При этом в конфликт втянуты практически все игроки в АТР – как ключевые, так и второстепенные. Так, претензии на обладание всеми островами, атоллами и рифами группы Спратли и Парасель выдвигают Вьетнам, Китай и Тайвань. Филиппины претендуют на островные группы, которые находятся в северо-восточном архипелаге Спратли. Малайзия и Бруней считают своими рифы и атоллы, которые расположены в пределах их континентального шельфа и исключительных экономических зон. Сфера интересов и юрисдикции Индонезии непосредственно граничит с районом Спратли. Урегулирование давнего спора вокруг этого архипелага осложняется наличием большого количества претендентов, которые имеют массу взаимно перекрещивающихся и накладывающихся друг на друга территориальных претензий, вследствие чего перспектива полного удовлетворения требований всех практически нереальна. Пока «линия раздела» проходит между Китаем и его соседями – конкурентами в вопросе архипелагов, но не факт, что так будет всегда. Вполне возможно, что Вашингтон использует эту тему для давления на страны, которые в новой геополитической ситуации сделают ставку на союз с Пекином. Весьма взрывоопасная ситуация создалась и в Восточно-Китайском море, где осенью 2012 г. резко обострился японо-китайский конфликт по поводу островов Сенкаку (Дяоюйдао). Конфликт по поводу принадлежности острова Такэсима (Токто) серьезно омрачает отношения Южной Кореи и Японии.
Как говорилось выше, Вашингтон делает ставку на дву- и многостороннюю политику. В первом случае речь идет либо о демонстрации поддержки стран региона в противостоянии с Пекином, либо об ангажировании немногочисленных игроков, которые считаются последовательными союзниками КНР. Так, например, Соединенные Штаты совместно с Филиппинами в апреле провели учения возле рифа, который является наиболее проблемной точкой в филиппино-китайских отношениях (риф Скарборо на международных картах и Хунъянь – на китайских). Что касается второго случая, то хрестоматийным может считаться быстрое потепление отношений с Мьянмой, руководство которой на протяжении многих десятилетий считалось нерукопожатным. В конце 2011 г. состоялся первый за 50 лет официальный визит госсекретаря США в эту страну. При этом руководство Мьянмы с большим одобрением восприняло этот ход, так как давно тяготится растущей экономической зависимостью от Пекина, которая грозит перерасти в политическую.
Что касается многосторонней политики Вашингтона на китайском (вернее, антикитайском) направлении, то американцы пытаются ее проводить с использованием международных организаций. В первую очередь речь идет об АСЕАН, которую Соединенным Штатам, судя по всему, все чаще удается привлекать на свою сторону. Ассоциация, вход в которую неформально запрещен геополитическим «тяжеловесам» (диалог с ними ведется в формате «АСЕАН+»), все-таки вынуждена идти в фарватере США, поскольку обеспокоена активизацией Китая. И Вашингтон, и члены АСЕАН заинтересованы в выработке «кодекса поведения» в АТР (эту идею озвучил премьер Камбоджи Хун Сен), что позволило бы поставить экспансию КНР в относительно предсказуемые рамки.
Стратегия Китая
Стратегию Пекина в регионе в целом можно охарактеризовать как реактивную, так как инерционное развитие событий объективно работает в его интересах и против его оппонентов, прежде всего США. Китайская армия активно перевооружается, делая упор на морских средствах проецирования силы. Так, в августе 2011 г. КНР провела первые испытания авианосца, заявив, что он никому не угрожает. Как указывалось выше, новые поколения китайских ракет уже способны поразить американские базы в Южной Корее и Японии.
Кроме того, Пекин активно использует в своих интересах растущую экономическую зависимость от него стран АТР, в том числе входящих в АСЕАН. Так, например, после создания в 2010 г. зоны свободной торговли между Китаем и АСЕАН (CAFTA) товарооборот между ними достиг 300 млрд долларов, прогнозируется, что вскоре он составит 500 млрд. Во время обострения филиппино-китайских отношений вокруг рифа Скарборо Пекин прибег к асимметричному ответу. Крупнейшим туристическим операторам Китая настоятельно рекомендовали не продавать туры на Филиппины. Поскольку китайские туристы составляют около 10% всего потока, это нанесло филиппинской отрасли серьезный удар.
Следует обратить внимание на еще одно ключевое направление китайской политики – северо-западное. В орбиту влияния Пекина все больше вовлекаются страны Центральной Азии – бывшие советские республики. В отличие от Москвы КНР делает ставку не на широкие коалиции, а на двусторонние контакты, что ставит Россию в заведомо проигрышное положение. Так, например, перед саммитом Шанхайской организации сотрудничества, который состоялся в Пекине в начале июня, китайская сторона провела ряд консультаций с членами ШОС. Перед саммитом начальник Генштаба НОАК Чэнь Биндэ совершил турне Узбекистан–Туркменистан–Таджикистан, а в Пекине побывали президенты Киргизии Алмазбек Атамбаев и Таджикистана Эмамоли Рахмон. В итоге встреча в верхах во многом стала материализацией уже достигнутых двусторонних договоренностей.
Тем самым Пекин обеспечивает себе «тылы» на случай обострения конфликта с Соединенными Штатами и другими противниками в регионе, например, Индией. Хотя Китай гарантировал себе ресурсную базу во многих регионах мира и продолжает проводить экспансию (например, заявлено о намерении вложить еще 20 млрд долларов в Африку), практически все пути доставки сырья в страну – морские. Это значит, что США, обладающие абсолютным превосходством в Мировом океане, без проблем блокируют транспортные артерии (во многом на подготовку такого сценария и направлено усиление присутствия американского ВМФ в АТР). Соответственно, Пекину необходимы сухопутные маршруты транзита, которые легче прикрыть с использованием потенциала НОАК.
Россия перед дилеммой
США и КНР, по сути, уже находятся в состоянии конфликта, который хотя и не копирует полностью полувековое американо-российское противостояние, но по ключевым характеристикам соответствует понятию холодной войны. Это осложняет выработку политического курса для Москвы, но появляются и перспективы, недоступные при отсутствии столь масштабного антагонизма в АТР, который будет иметь отголоски по всему миру.
России предстоит сделать выбор, который задаст логику ее внешнеполитического поведения как минимум на ближайшие десятилетия. Речь идет о двух полярных вариантах – стоит ли, памятуя о былой сверхдержавности, попытаться образовать в АТР новый центр притяжения (примерно как Вашингтон в настоящее время сколачивает антикитайский альянс), либо войти в орбиту интересов кого-либо из более крупных и влиятельных игроков (речь, конечно, идет только о Соединенных Штатах и Китае). Правда, существует еще и третий вариант, который в последнее время красиво называют «многовекторной политикой/дипломатией», «тактикой маятника». На деле же это означает отсутствие внятной стратегии и выторговывание более мелкими игроками преференций у более крупных под угрозой заключить «эксклюзивный» альянс со стороной, антагонистичной этому крупному игроку.
Что касается первого варианта – образования самостоятельного центра влияния в АТР – то он явно выглядит нереальным. По экономической мощи и влиянию в регионе Россия не только несопоставима с Китаем, но и уступает многим другим странам, например, Индии и даже Индонезии. Все экономические связи России исторически строились по принципу «с Востока на Запад», и если в период доминирования Европы это было стратегически выигрышно, то сейчас начинает играть против интересов Москвы в АТР.
Более того, способность быть основой самостоятельного центра силы зачастую определяется военной мощью – претендующее на лидерские позиции государство должно обеспечить безопасность своим сателлитам. Такие гарантии давали своим союзникам СССР в рамках Организации Варшавского договора и США в НАТО во время холодной войны, такие же гарантии, правда, пока не закрепленные каким-либо юридическим документом, Вашингтон предоставляет своим действующим и потенциальным союзникам в АТР.
С военной точки зрения присутствие Москвы в АТР ничтожно – даже меньше, чем экономическое. Более того, российское (и советское) военное строительство было нацелено на европейский театр военных действий (в меньшей степени – на южное направление), который характеризуется большой площадью суши. Именно поэтому упор делался и делается на сухопутную составляющую вооруженных сил, а программа строительства авианесущих кораблей (даже не авианосцев, как ошибочно пишут многие СМИ, а авианесущих крейсеров, не дотягивающих до классических авианосцев) была свернута с распадом СССР. В итоге сейчас в составе российского ВМФ из пяти принятых на вооружение крейсеров (и еще двух недостроенных) остался лишь один – «Адмирал Кузнецов» – который с немногочисленными кораблями сопровождения может служить лишь для демонстрации флага, а никак не для проецирования силы. Симптоматично, что остальные четыре корабля, как и один из двух недостроенных («Варяг»), были проданы странам АТР – Китаю, Южной Корее и Индии.
В силу географических особенностей Азиатско-Тихоокеанского региона, а именно островной или прибрежной природы почти всех государств, именно флот будет иметь ключевое значение для выстраивания геополитических балансов. На российском Тихоокеанском флоте мало пригодных для дальнего плавания кораблей, и даже после поступления вертолетоносцев «Мистраль» (до сих пор непонятно, будет их два или четыре) он вряд ли сможет претендовать на то, чтобы считаться серьезной боевой единицей.
Правда, у России есть шанс стать (или, вернее, остаться) самостоятельным центром силы в «мягком подбрюшье» Китая. Речь идет о Центральной Азии, где в силу советского наследия позиции Москвы достаточно сильны. Этот регион как источник ресурсов (а в перспективе – и часть транспортного коридора Китай–Европа) имеет для Пекина стратегическое значение. Частично контролируя его, можно оказывать влияние на баланс сил в АТР. Правда, и здесь позиции Москвы подвергаются эрозии, во многом благодаря действиям КНР. Так, ШОС, которая рассматривалась Москвой в начале «нулевых» как инструмент возрождения влияния в Центральной Азии, все больше выходит из-под ее контроля. Москва прекрасно понимает потенциал пекинской тактики «двусторонней дипломатии», так как сама успешно использует ее на западном направлении – в отношениях с Европой.
Организация Договора о коллективной безопасности, которая в силу подавляющего военного превосходства России находится под ее контролем, все чаще по своей проблематике пересекается с ШОС. Так, например, на последних саммитах обеих организаций затрагивались вопросы безопасности в Центральной Азии, и большой вопрос, решения какой организации для ее членов будут приоритетнее. К тому же в ОДКБ явно накопились глубокие проблемы, связанные с отсутствием полноценного доверия между союзниками, и даже рост неопределенности вокруг Афганистана пока не ведет к сплочению стран-членов вокруг Москвы.
Осознав, что формирование самостоятельного геополитического центра силы в АТР невозможно, российские элиты могут впасть в противоположный соблазн – плыть по течению. Именно такой сценарий лоббирует китайская сторона, которая на экспертном уровне практически открыто говорит, что никакой стратегии по отношению к АТР Москве разрабатывать не нужно – «все и так хорошо». Более того, чувствуя, что российские власти все больше тяготятся инерционным развитием событий, чреватым переходом экономической зависимости в политическую, китайцы действуют по принципу «если процесс нельзя остановить, его нужно возглавить».
Так, например, Пекин пытается в своих целях использовать популярные в Москве представления о России как коридоре между Востоком и Западом. В настоящее время Китай активно лоббирует (используя для этого и ШОС) проект Евразийского трансконтинентального моста (нового Шелкового пути), который по суше соединит тихоокеанский Шанхай с крупнейшими европейскими столицами. Работа уже выходит на уровень юридически значимых договоренностей – в настоящее время члены ШОС проводят консультации по вопросу подписания «Соглашения о создании благоприятных условий для международных автомобильных перевозок». Появление этого документа стимулирует создание сети транспортных магистралей, охватывающей весь регион.
Пекин старается заинтересовать всех потенциальных участников проекта. Он утверждает, что Россия как страна с самой большой территорией должна стать основным транзитером, но при этом Центральная Азия – «ядро» проекта, именно на элиты этих государств, которые мечтают о возвращении былого значения своих стран в Средние века и в древности, и направлен термин «новый Шелковый путь». Правда, при этом умалчивается, что «мотором» и модератором предполагается Китай. Он станет контролировать его ход и основные параметры, сам транспортный коридор будет предназначен исключительно для экспорта в Европу китайских товаров, а значит, окажется в критической зависимости от потока из этой страны.
Осознавая тупиковость этих двух вариантов стратегии позиционирования в АТР, российские власти предсказуемо выбрали третий – «тактику качелей». В упрощенном виде она заключается в демонстрации Китаю того, что ему есть альтернатива в лице США, а Вашингтону – прямо противоположного. Именно в этом контексте можно рассматривать участие российского ВМФ в учениях Rim of the Pacific Exercise под эгидой Соединенных Штатов. В них не участвовали китайские войска, зато были задействованы Филиппины, с которыми у КНР обострился территориальный конфликт, а также впервые принимала участие Индия, которая воспринимается как противовес Китаю в регионе.
Вопросы вместо ответов
Проведение «многовекторной политики» в ее классическом виде, когда вместо стратегии предлагается тактика перебежек от одного центра силы к другому, также не соответствует интересам Москвы. Парадоксальность ситуации в том, что частично ее стратегические цели совпадают с китайскими, а частично – с американскими.
В первом случае речь идет о том, что ни Китай, ни Россия не заинтересованы в сохранении мироустройства, предусматривающего безусловное доминирование Запада. Сейчас в наиболее концентрированном виде это находит выражение в противостоянии по сирийскому вопросу. Мировой порядок, который с молчаливого согласия большинства игроков воцарился после распада восточного блока под эгидой СССР, оказался непрочным. Он был основан на доминировании спекулятивного капитала, инфраструктура управления которым преимущественно сконцентрирована в Соединенных Штатах (отчасти – в Великобритании). Однако кризис 2008 г. (на самом деле он начался гораздо раньше, в 2000 г., с краха доткомов) похоронил надежды на устойчивость мировой структуры при лидерстве США.
Необходимо выстраивать новую систему, и речь идет не только и не столько о мировой экономике, хотя она является базисом, но и о мировой гуманитарной инфраструктуре, базирующейся ныне на символическом капитале Запада. Другими словами, на вере в то, что все западное автоматически означает передовое. Системные неурядицы, которые только начинаются в Европе, в скором времени похоронят эту логическую связку, как и многие другие. В итоге «протестантам», не удовлетворенным старым миропорядком, придется участвовать в становлении новой инфраструктуры – как банальных фондовых и сырьевых бирж (азиатские страны активно участвуют в этом процессе), так и новой гуманитарной сети. Условно говоря, новому миру понадобятся своя Нобелевская премия, свой Оксбридж, свои Wall Street Journal и The Economist, а также своя Amnesty International.
Однако стратегические интересы России и США в регионе частично также совпадают. Обе страны заинтересованы вовлечь Китай в систему обязательств, которые вытекают из членства в международных организациях. Пекин принципиально предпочитает двустороннюю дипломатию, в то время как использование стратегии вовлечения могло бы сделать его политику более предсказуемой. Но пока Москва далека как от строительства новой инфраструктуры, так и от втягивания КНР в систему международных обязательств.
Ни один из трех линейных рецептов внешней политики в АТР для России неприемлем. Это означает, что ее действия в регионе по сравнению с Европой должны быть и будут, с одной стороны, более сложными, а с другой – более гибкими. Надо быть готовым к ситуативному реагированию на вызовы.
Однако такая ситуативность отнюдь не означает автоматически отсутствия (или даже невозможности) целостной концепции реализации своих интересов. Дискуссионным остается вопрос, является ли Россия европейской страной, особенно входит ли она в цивилизационный «центр» или «периферию» – по этому поводу и в самой России, и в Европе имеются полярные точки зрения. Однако совершенно точно, что Россия с цивилизационной точки зрения не является страной азиатской, особенно в восприятии народов АТР – в обозримой исторической перспективе россияне никогда не будут восприниматься там как «свои» (что не исключает успешной интеграции самой страны в геополитический баланс региона). Однако эта, на первый взгляд, очевидная слабость может также стать сильной стороной. Дело в том, что Россия не имеет длительной истории участия в колонизации стран АТР(крайне ограниченный советский опыт не в счет, и он не закрепился в исторической памяти жителей АТР). Соответственно, нет и такого отторжения, которое имеется в отношении европейцев и американцев. Значит, у России есть шанс позиционироваться в регионе как сила нейтральная, что в условиях противостояния двух блоков, особенно гипотетически равных по силе, можно капитализировать в существенные геополитические и чисто экономические выгоды. Другими словами, речь идет об использовании клише «далекого соседа», союз с которым можно противопоставить возможной угрозе со стороны «соседа ближнего», обладающего экспансионистскими планами. Это клише успешно используют те же США, например, в Центральной Азии в ущерб интересам России и Китая (Узбекистан), или в Монголии.
П.Б. Салин – ведущий эксперт Центра политической конъюнктуры России.
Армия США официально переименовала новую версию вертолета Apache в AH-64E и планирует заключить с компанией «Боинг» контракт на полномасштабное производство этих ударных машин.
Предстоящий контракт будет включать производство 48 машин в год для Армии США в течение двух лет и 48 машин по иностранным заказам. Ожидаемый темп производства составит 4 машины в месяц для Армии США и три машины в месяц для зарубежных заказчиков. Всего Армия США планирует закупить 690 вертолетов.
Первый AH-64E поступил в Армию США в ноябре прошлого года, темп производства на заводе «Боинга» в Меса (шт. Аризона) увеличился до около трех машин в месяц, сказал Дэвид Куперсмит (David Koopersmith), вице-президент «Боинга» по ударным вертолетам.
Также растет международный интерес к этим вертолетам. Доставлен первый из 30 машин AH-64E для Тайваня и в следующем месяце начнется подготовка их пилотов и экипажей. Армия США уведомила Конгресс о возможной продаже 8 вертолетов модели «Е» Индонезии, 24 Катару и 22 Индии. В этом году Южная Корея объявила тендер на закупку 36 ударных вертолетов, в котором впервые будут участвовать сразу два американских ударных вертолета – AH-64E и AH-1Z (разработан Bell Helicopters для КМП США). Они конкурируют с вертолетом AgustaWestland/Turkish Aerospace Industries T-129.
РАЗВИТИЕ РАДИОЭЛЕКТРОННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ ПРОЙДЕТ В ТРИ ЭТАПА
Правительство РФ утвердило государственную программу развития электронной и радиоэлектронной промышленности до 2025 года. На ее реализацию за 12 лет потратят свыше пятисот миллиардов рублей.
"И только 178 миллиардов рублей - из бюджета. Остальные привлечем за счет частных инвестиций", - пояснил журналистам министр промышленности и торговли Денис Мантуров.
Госпрограмма предусматривает постепенный переход от прямой господдержки отдельных предприятий к созданию условий для развития отрасли. Это задача первого этапа в 2013 - 2015 годах. На втором этапе - в 2016 -2020 годах государство начнет оказывать активное содействие запуску новых проектов. А с 2021 года перейдет к поддержке роста производства. Реализация всех трех этапов подразумевает тесную координацию с национальными институтами развития - "Сколково", "Роснано", ВЭБом, уточнил министр.
Речь идет об радиоэлектронном оборудовании для автопрома, о телекоммуникационной технике, электротехнических и бытовых изделиях. "Радиоэлектроника - это большой высокопроизводительный сектор экономики, который во многом определяет конкурентоспособность других отраслей, она используется везде, и роль ее в будущем будет только расти", - сказал министр.
И пояснил, что условия для развития радиоэлектронных производств будут создаваться в кластерах. "Сейчас решается вопрос создания более 20 таких кластеров с современной инфраструктурой, научными лабораториями, системой подготовки кадров", - сообщил Мантуров. Они предназначены для малых и средних предприятий. "Такая логика - снижение государственных инвестиций, внедрение кластерной политики, привлечение малых и средних предприятий, создание конкурентной среды - полностью отвечает нормам Всемирной торговой организации", - добавил он.
Между тем документ стал продолжением федеральной целевой программы развития радиоэлектроники в 2008 - 2015 годах. Мантуров особо подчеркнул, что благодаря ей удалось сохранить и ключевые предприятия отрасли, и подготовить почву для развития микроэлектронного производства. И даже выстроить систему дизайн-центров. Для примера министр назвал конкурентоспособные, причем, как он подчеркнул, созданные на мировом уровне, виды спецаппаратуры в области радиолокации, воздушно-космической обороны, управления стратегическими вооружениями, средств радиоэлектронной борьбы.
"Все это позволяет идти вперед", - сказал Мантуров. И сообщил, что "помимо создания военно-специальной техники дальше радиоэлектроника будет развиваться с учетом гражданского назначения". Здесь приоритеты отдадут развитию профессиональной радиоэлектроники, разработкам и производству электронной компонентной базы.
В результате реализации госпрограммы на внутреннем рынке российские компании займут 40 процентов. На мировом рынке их доля увеличится в три раза. А экспорт - в 4 раза. В 6 раз вырастет производительность труда в отрасли. В целом же обеспеченность всех видов российской промышленности электронным и радиоэлектронным оборудованием собственного производства может составить 90 процентов. Обсуждая министерское видение амбициозных горизонтов, участники рынка в разговоре с "РГ" заметили: "Почему бы и нет? В России, действительно, есть все, чтобы в перспективе опередить Тайвань, Малайзию, Южную Корею".
Японские производители телевизоров, такие как Sony и Toshiba, планируют начать использование 39- и 50-дюймовых ЖК-панелей тайваньских изготовителей AU Optronics (AUO) и Chimei Innolux (CMI), пишет Digitimes.
Как заявили источники, вендоров впечатлил успех 39- и 50-дюймовых телевизоров в Азии, особенно в Китае, и Sony планирует выпустить новые 39-дюймовые модели, в то время как Toshiba наметила в ближайшие месяцы выпустить 39-, 50- и 58-дюймовые модели.
Источники добавили, что AUO, скорее всего, станет поставлять панели для Sony ввиду дружеских отношений между компаниями. Кто станет поставлять устройства для Toshiba, пока неизвестно.
Заявленное планируемое сотрудничество AUO и CMI с японскими вендорами станет своевременным, учитывая наращивание объёмов производства телевизионных ЖК-панелей китайскими изготовителями, а также их более тесное взаимодействие с китайскими вендорами ТВ.
Одна из крупнейших в мире продуктовых сетей Auchan объявила о своих планах развития в Украине: ежегодно компания будет открывать по два гипермаркета, общая сумма инвестиций составит около 40 млн евро в год. Основной конкурент ритейлера - немецкая сеть Metro Group развивается гораздо медленнее, открывая магазины только в собственных помещениях, отмечают эксперты, пишет "Коммерсант-Украина".
В 2014 году два магазина откроются в Киеве, один из них - в составе многофункционального комплекса "Вырлица". Потенциал развития в столице ритейлер оценивает в восемь-десять гипермаркетов (сейчас работают четыре торговые точки). "В следующем году открытий не будет, так как на согласование документации по земельным участкам уходит по шесть-девять месяцев",- пояснил генеральный директор "Ашан Украина" Жерар Гале. Помимо Киева, компания ведет переговоры об открытии магазинов в Донецке, Харькове и Одессе.
Auchan Group занимает пятнадцатое место в мире среди продуктовых ритейлеров. Компания создана в 1961 году и на сегодня объединяет 1,4 тыс. гипермаркетов и супермаркетов в 12 странах. В 2011 году выручка компании выросла на 4,4%, до 44,4 млрд евро, чистая прибыль на 14,9%, до 810 млн евро. Почти треть выручки (29%) приходится на магазины, расположенные в Центральной и Восточной Европе (Украина, Россия, Польша, Венгрия, Румыния) и Азии (Китай, Тайвань).
За кулисами шоппинга
Московские баеры рассказывают о рынке одежды и обуви в столице
Анастасия Рафал
«Знаешь, почему во всем мире цены падают, а в России растут? Потому что должен же кто-то оплачивать разницу», — любит острить моя приятельница, разглядывая ценники в магазинах одежды. Джинсы, которые она покупает в Москве за 3–5 тыс. руб., в США стоят $19 на распродаже и $50 из новой коллекции. И это только цены.
Отечественные магазины не балуют модников ни ассортиментом, ни качеством одежды — за редким исключением она начинает скатываться уже после первой стирки. Немудрено поэтому, что в последние несколько лет горожане предпочитают одеваться за границей. О том, почему так происходит, «МН» поговорили с байерами — людьми, которые закупают одежду для столичных магазинов.
Наталья Попова, владелица магазина женской одежды
«У нас получается как в той пословице: за морем телушка — полушка, да рубль перевоз»
О себе: «По образованию я художник, до перестройки преподавала живопись в художественном училище. В 90-е годы сестра — она тогда подрабатывала в «Лужниках» — попросила меня поработать вместо нее. Ей надо было отлучиться на месяц, а место терять не хотелось. Так я оказалась на рынке. Свою месячную зарплату педагога я здесь зарабатывала за день. Спустя полгода у меня уже была своя точка, а в 1998 году первый магазин на ВДНХ. Позже мы открыли семь магазинов женской одежды по всей Москве, но этот сумасшедший кризис 2008 года, когда продажи упали на 80%, нас съел. Осталась только одна точка на Кузнецком мосту».
Алексей Строганов, байер с 20-летним стажем
«Почему многие бренды в Россию не везут? Потому что здесь на них не удается заработать»
О себе: «В 1992 году я окончил институт ле-егонькой промышленности. Как раз в это время рухнул Союз, открылись границы. Для меня стартовыми площадками стали Рижский рынок и «Лужники». Возможности тогда были огромные, в стране не было ни-че-го! Одна точка на рынке легко приносила $3–5 тыс. в месяц. В 1995 году мы открыли в Москве пять магазинов мужской одежды и обуви. До конца 90-х весь товар отшивался в странах Европы — Франции, Италии, Испании. Но этот этап уже давно позади. Сейчас я собираюсь запустить крупный обувной интернет-портал. Есть американские инвесторы, которые в этом очень заинтересованы».
«МОСКОВСКИЕ НОВОСТИ»: Откуда сегодня везут товары в Россию?
Наталья Попова: В основном из Китая и Турции. Я привезла первую партию из Стамбула: в 1995 году там все было недорого. Но местные изделия мне никогда не нравились: дешевые синтетические ткани, обилие блесток, рюшей — какая-то цыганщина. Поэтому мы переориентировались на Китай. В Пекине есть целый район Ябао-лу, где производят и продают дешевые товары для российского рынка. Но вскоре мы отошли от ширпотреба. Брали немецкий трикотаж, нашли стоки, где продавались остатки французских, американских и итальянских заказов. А в конце 90-х основали в Китае свою фабрику. Четыре года назад из-за кризиса ее пришлось закрыть. Сейчас я везу из Поднебесной одежду, которая остается от заказов крупных фирм».
Алексей Строганов: Преимущественно это Китай. Раньше везли из Турции, Италии, Испании. Крупные игроки ездили в Малайзию и Индонезию. В 90-е годы мы с моим другом мотались за товаром в Стамбул. Везли джинсовую, спортивную, позже кожаную одежду. Утепленная кожаная куртка в то время стоила $100–300 в закупке и уходила в «Лужниках» за $200–700. Добротные дубленки закупали за $600–700, а продавали по $1–1,5 тыс. Сейчас, конечно, кожа в Турции стоит дешевле. Но в то время на отечественном рынке не было такого количества производителей кожаной одежды, поэтому и турецкие компании держали высокие цены.
МН: Чем руководствуется байер, выбирая товар?
Н.П.: Чем? Наверное, вкусом. Хотя с «Лужниками» у меня была проблема: я привозила вещи, опережая моду. Первый год они не продавались. В магазинах тоже так бывает: помню, как мы отшили штаны «али-баба» — женские шаровары. Поначалу их никто не брал. Спрос появился позже, когда их стали предлагать массово.
А.С.: Смотрим, что сейчас носят. Посещаем специализированные выставки. И анализируем продажи: если модель пользуется спросом в текущем сезоне, велика вероятность, что она хорошо пойдет и в следующем.
МН: Сегодня все больше людей стараются одеваться за границей, поскольку там и выбор больше, и цены ниже, и товар лучше. Зачастую даже в сетевых бутиках не найдешь всего, что предлагают магазины аналогичной марки где-нибудь в США. Почему у нас все дорого и сердито?
Н.П.: Мой друг работает в Китае: растаможка 40-фунтового контейнера, который он отправляет в Бельгию, стоит ему $5 тыс., нам — $16 тыс. (если мы везем товар в Россию). В среднем растаможка одного килограмма товара обходится в $15–20. Это раз. По поводу ассортимента: сейчас мне ни к чему много однообразного товара, мне нужна «пестрая» подборка — пять таких жакетов, восемь иных. Но раз модели и состав ткани отличаются, я не могу их оформить как одну партию. На каждые три-пять жакетов приходится заполнять отдельный документ (invoice) и платить по $40 за каждый. Есть, правда, транспортные фирмы, которые везут все товары втемную, без оформления, это дешевле. Но крупные сети — если вы спрашиваете о сетевых магазинах — обычно завозят все легально. Отсюда наценка. Что же касается коллекций, я регулярно везу в Москву остатки от заказов известных брендов, и те модели, которые я закупаю в Китае, появляются в столичных магазинах спустя два года. То ли к нам завозят то, что не распродалось в Европе, то ли мы отстаем в моде.
А.С.: Если мы говорим об ассортименте, то в Россию все приходит из Европы и США с опозданием на два года. Видимо, это связано с тем, что новые коллекции стоят дорого, поэтому их закупают спустя некоторое время, когда они падают в цене. Стоимость же отличается потому, что некоторые сети контролируют свою розницу по всему миру, другие нет. В целом, что касается цены и качества, чем дороже вещь — тем накладнее ее доставка. Растаможка одной пары недорогой обуви из кожзама обойдется в $3–5, а элитной из добротной кожи — в $25–30. В Европе это стоит на порядок дешевле, поэтому у них и цены в рознице существенно ниже. Думаете, почему многие бренды к нам не везут? Потому что в России на них не удается заработать. Не говоря уж о том, что сам процесс растаможки у нас занимает один-три месяца, тогда как на Западе — две недели, максимум месяц. Есть, правда, транспортные компании, которые везут товары неофициально, выдают натуральные ткани за искусственные, занижают закупочные цены, но крупные сети так не работают.
МН: Может, проще покупать вещи у отечественного товаропроизводителя?
Н.П.: А нечего. Модели не те. Ткани не те. У нас много молодых талантливых дизайнеров, но нет производств, где они могли бы себя реализовать. Для того чтобы китайские фабрики поднялись, их освободили от уплаты налогов. Я бы очень хотела открыть фабрику в России, но мы бы работали только на аренду. В Китае мы платили 65 центов за квадратный метр, а здесь с нас бы взяли минимум $20. Там нам с ходу предоставили новейшие швейные машинки, даже денег поначалу не взяли. Политика такая: заработаешь — отдашь.
А.С.: Покупают. По поводу одежды ничего не скажу, но если говорить об обувном рынке, здесь представлены такие уже известные обувные бренды, как Ralf Ringer — они занимаются производством обуви в России с 1995 года и сейчас продвигают свой бренд в странах СНГ. Из женских марок обуви — Glamour, Argo (Пятигорская меховая фабрика), Giotto (Московская обувная фабрика). Комплектующие они закупают в Европе, а производство идет в России. Магазинам это выгодно: не надо заниматься растаможкой, но отечественных брендов не так уж много.
МН: Какова средняя наценка в столичных магазинах?
Н.П.: Если, положим, себестоимость товара — 1000 руб., и его еще надо привезти, растаможить, заплатить аренду, налоги, выдать оклад продавцам, — значит, умножаем эту сумму на три, а иногда на четыре.
А.С.: В крупных розничных сетях — 100–150%, в люксовом сегменте — 250–300%. Если вещь в магазине (не бутике) стоит $100, то из них $40 — это стоимость закупки, $5–10 — растаможки, столько же аренда, остальное прибыль. Если бы правительство сделало беспошлинным ввоз товаров легкой и обувной промышленности, как это происходит, к примеру, в США, то и у нас конечная цена для потребителя была бы намного ниже.
МН: Почему в магазинах порой сложно найти одежду из натуральных тканей? Если свитера еще можно найти шерстяные, то в брюках обязательно будет 40–60% полиэстера, акрила.
Н.П.: Во-первых, на мировых рынках натуральные ткани дорожают. Скажем, вещи из кашемира в закупке стоят $55–60, из шерсти — $12. Дорожает и само производство. В Поднебесной это связано с ростом уровня жизни. Если четыре года назад мы платили китайским швеям $300 в месяц, и это была неплохая зарплата, то сейчас пришлось бы платить $500. Недаром многие английские и американские производители уходят в Тайвань, Бангладеш, Камбоджу. Наконец, завезти натуральную ткань дороже, чем синтетическую. Не скажу о ценах этого года, но два года назад растаможка шерсти стоила $26–27 за килограмм. То есть у нас получается как в старой пословице «за морем телушка — полушка, да рубль перевоз».
А.С.: Цены. Сегодня в Турции или Италии качественный мужской костюм из шерсти стоит $250–300, тогда как добротный синтетический — $40–70. В Китае дешевле, но ненамного. Азия в последнее время выросла в цене. Пара хорошей кожаной обуви в Китае обойдется в $150–200, тогда как три года назад стоимость не превышала $70–120. Поэтому многие итальянцы сейчас стараются размещать производство обуви в странах Европы, это и с точки зрения логистики проще. И еще один момент: в последние 10–15 лет производители поняли, что шить из качественной ткани — себе в ущерб. Если вещи перестанут скатываться, растягиваться, вы будете реже обновлять гардероб.
МН: Есть ли в понимании продавцов беспроигрышные модели и цвета?
Н.П.: Пожалуй, это все гаммы от терракотового до коричневого, от голубого до синего и зеленые. Видимо, под цвет глаз. Беспроигрышный цвет — черный. Его никто не хочет брать, но все берут, потому что практичный, немаркий, скрывает недостатки фигуры, легко комбинируется. Обычно, когда речь заходит о выборе модного цвета, смотришь, что носят сейчас или, наоборот, какого цвета давно не было на рынке.
А.С.: Беспроигрышная категория — это консервативное, классическое направление, обычно в магазинах представлено до 30% такого товара. А цвета, которые всегда в ходу, — это белый, черный, и темно-синий.
МН: Многие москвичи жалуются, что у нас представлен не весь размерный ряд. Сложно найти большие — 56-й и выше размеры. В большинстве обувных марок нет 35-го размера.
Н.П.: Самые ходовые женские размеры — 48–54. S и XS берут те, кто занимается молодежной модой. У меня если в партии есть «эски», то, как правило, они уходят только со скидками.
А.С.: Я могу сказать по обуви. Все берут усредненную женскую сетку — 36–40, мужскую — 40–45. Но в этой сетке наибольшим спросом пользуется середина. То есть если вы байер, то вы, как правило, возьмете три пары 38-х, по две 37-х и 39-х, а все остальные — по одной. То же и с мужскими размерами обуви.
Анна Лебсак-Клейманс, гендиректор Fashion Consulting Group
«То, как выбирает ассортимент байер, целиком зависит от специфики формата, в котором он работает. Если речь идет о сетевом розничном магазине, то закупка коллекций не зависит от личных предпочтений байера, она ориентирована на текущие модные тренды сезонов с учетом региональной специфики рынка. Так, в одной сети в магазинах, расположенных в столицах, коллекции будут отличаться от магазинов, расположенных в регионах. Регионы с холодным климатом будут продавать коллекции, отличные от южных магазинов. Поэтому, например, в магазинах Zara в России мы найдем иные модели, чем в испанской сети, в соответствии с особенностями нашего климата и спецификой спроса».
Атомный авианосец США "Джордж Вашингтон" (USS George Washington) и корабли сопровождения появились в субботу в водах Южно-Китайского моря, ряд территорий в котором оспаривают страны региона, сообщает агентство Ассошиэйтед Пресс.
Через Южно-Китайское море проходит до трети мирового морского грузопотока, а шельф расположенных в нем островов богат нефтью. На различные территории в этом море одновременно с Китаем претендуют входящие в АСЕАН Филиппины, Вьетнам, Малайзия и Бруней, а также Тайвань. Территориальный спор относительно ряда районов Южно-Китайского моря, прежде всего, расположенных там архипелага Спратли (Наньша) и группы островов Сиша (Парасельские острова), обострился в последние месяцы.
По словам капитана Тихоокеанской флотилии США Грегори Фентона (U.S. Pacific Fleet.Capt. Gregory Fenton ), США публично не встают на какую-либо сторону спора по территориям Южно-Китайского моря.
"В наших планах видеть, как нации региона разрешат спор самостоятельно, наша же роль на данный момент в обеспечении свободы навигации внутри международных вод", - сказал Фентон.
Как отмечает агентство, появление американской авианосной группы закрепляет поддержку США Вьетнаму и Филиппинам, но может вызвать раздражение у КНР. Появление авианосца также совпало с началом военных учений КНР в соседнем Восточно-Китайском море, по островам в котором у Пекина также имеется спор с Японией - союзником США.
США. Азия > Армия, полиция > ria.ru, 20 октября 2012 > № 670528
Согласно данным Таможенной администрации Ирана, в первом полугодии (20.03-21.09.12) экспорт иранского шафрана и шафранового порошка вырос примерно на 100% в весовом и стоимостном выражении по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, сообщает агентство ИСНА.
За указанный период из Ирана было экспортировано более 54,5 т шафрана и шафранового порошка общей стоимостью 164,4 млн. долларов.
Основная часть названной продукции поставлялась на экспорт в расфасованном виде по 10-30 грамм в каждой упаковке, полностью готовой к реализации через розничную торговлю. Стоимость такой продукции составила 140,2 млн. долларов.
Крупнейшими импортерами иранского шафрана в текущем году остаются Арабские Эмираты и Испания. Стоимость продукции, поставленной в первом полугодии в эти страны, составила более 90 млн. долларов. Кроме того, иранский шафран поставляется в Китай, Германию, Италию, Тайвань, Швецию, Саудовскую Аравию, Францию, Гонконг и Индию. В общей сложности иранский шафран и шафрановый порошок экспортируются в более чем 30 стран.
Согласно данным Таможенной администрации Ирана, в первом полугодии этого года (20.03-21.09.12) экспорт алюминия в слитках вырос на 3,3% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года и составил более 92 тыс. т, сообщает агентство ИСНА.
В стоимостном выражении экспорт названной продукции достиг 166,5 млн. долларов.
К числу крупнейших импортеров иранского алюминия в слитках в указанный период относились Тайвань (97,3 млн. долларов), Индия (36,7 млн. долларов) и Турция (16,4 млн. долларов). Кроме того, названная продукция экспортировалась в Китай, ОАЭ, Южную Корею и Малайзию.
В прошлом году Иран экспортировал 166 тыс. 673 т алюминия в слитках на общую сумму в 358 млн. долларов.
В общей сложности на трех алюминиевых комбинатах страны в прошлом году было произведено более 328 тыс. т алюминия в слитках. Первое место по производству названной продукции принадлежало Иранской алюминиевой компании («Иралко») (более 154 тыс. т), второе место − алюминиевой компании «Аль-Мехди» (более 106 тыс. т) и третье место − компании «Хормозал».
По мнению тайваньских поставщиков комплектующих, снижение долей Hewlett-Packard (HP) и Dell на мировом рынке ПК, которое наблюдается в этом году по сравнению с 2011 годом, может продолжиться и в следующем 2013-ом.
Вместе с тем рост таких ноутбучных игроков, как Lenovo, Asustek Computer и Apple, может значительно изменить экосистему поставщиков комплектующих для ПК, поскольку Asustek и Apple внедрили стратегию оутсорсинга, базирующуюся на сохранении собственной разработки устройств, а Lenovo агрессивно наращивает собственное производство.
По мнению источников положительный эффект от сложившейся ситуации получат такие компании, как Compal Electronics и Wistron, главные партнеры Lenovo, наращивающей свои поставки, тогда как Quanta Computer и Inventec, имеющие тесные партнерские отношения с американскими вендорами могут столкнуться с уменьшением поставок в будущем.
Такие компании, как HP, Dell и Acer используют стратегию, которая предполагает оутсорсинг как производства ноутбуков, так и их R&D разработки ODM-партнерам, и оставляют себе маркетинг продуктов и работу с розничным каналом. Эти компании демонстрируют ухудшение роста.
В отличие от них Apple и Asustek самостоятельно занимаются R&D и отдают на оутсорсинг только производство продукции, причем их показатели улучшаются.
Источник: Уменьшение долей HP и Dell на мировом рынке ПК может продолжиться в следующем году
Как сообщает China Economic News Service, Apple в ближайшие пару лет сменит поставщика чипов для своих мобильных устройств. Samsung, которая на данный момент выпускает одноядерные и двухъядерные процессоры для большинства iOS-девайсов (в том числе iPhone 5), может быть не задействована в производстве четырехъядерных чипов.
Аналитик компании Citigroup утверждает, что в будущем для производства четырехъядерных процессоров Apple будет использовать мощности тайваньского производителя TSMC (Taiwan Semiconductor Manufacturing Company). Одна из причин кроется в том, что TSMC может наладить массовое производство мощных и энергоэффективных чипов, построенных по 20-нанометровому процессу, в то время, как все существующие на рынке четырехъядерные решения выполнены по 28-45 нм процессам.
Сообщается, что Apple еще в августе приступила к тестированию 20-нанометровых процессоров TSMC, пробные партии чипов начнут выпускаться в ноябре, а их массовое производство начнется в четвертом квартале 2013 года.
Интересно, что Apple уже предлагала сотрудничество TSMC в прошлом, однако тайваньская компания не решилась на этот шаг, из-за низкой маржинальности таких заказов. Однако сейчас, принимая во внимание огромные объемов заказов корпорации из Купертино, TSMC может согласиться на условия Apple.
В связи с производственными проблемами Apple перенесла презентацию уменьшенной версии планшета iPad с 17 октября на более поздний срок. Об этом сообщает DigiTimes, ссылаясь на источники среди тайваньских и китайских поставщиков компонентов для мобильной электроники.
Напомним, ранее в СМИ появлялась информация о том, что Apple разошлет журналистам приглашения на презентацию iPad Mini 10 октября, а само мероприятие состоится через неделю. Однако этого не произошло. DigiTimes утверждает, в Apple действительно собирались отправить приглашения, но в последний момент презентация была перенесена на чуть более поздний срок вследствие нехватки необходимых для производства устройств компонентов у тайваньских партнеров компании.
Кроме этого, по слухам, перенос даты анонса связан с браком алюминиевых корпусов новых планшетов, который царапаются также легко, как и в случае с iPhone 5. Аналитик компании IHS iSuppli Рода Александр считает, что если в новом iPad Apple попытается достичь такого же качества сборки, как в iPhone 5, то проблемы с поставками в срок вполне возможны. Напомним, после появления большого количества бракованных смартфонов, американская компания серьезно ужесточила контроль над качеством сборки девайсов, что привело к снижению темпов производства.
МВФ: КРИЗИС БЬЕТ ПО РАЗВИВАЮЩИМСЯ РЫНКАМ
Глава Международного валютного фонда Кристин Лагард выступила с предупреждением о том, что глобальный экономический кризис начал отражаться и на развивающихся рынках
"Будь то Европа, США или иные регионы, везде царит неуверенность, которая мешает политикам принимать решения об инвестициях или создании новых рабочих мест", - заявила Лагард на пресс-конференции в Токио.
В начале недели МВФ предупредил, что выход их экономического кризиса замедляется, и предсказал очередное снижение экономического роста.
Одновременно с этим Всемирный банк предсказал снижение роста экономик ведущих стран Азиатского региона на фоне увеличивающихся глобальных рисков.
Возрождение экономики откладывается?
Долговой кризис еврозоны и его негативное влияние на рост мировой экономики продолжает серьезно тревожить политиков. Кризис нанес удар по уверенности покупателей, что в свою очередь снизило экономические показатели в Европе.
Одновременно снизилась потребность в импорте из стран Азии, что ударило по Китаю, Японии и Южной Корее, экономики которых ориентирована на экспорт.
Выступая в Токио накануне ежегодной совместной встречи представителей МВФ и Всемирного банка, Кристин Лагард отметила, что хотя политики стран еврозоны приняли меры, чтобы умерить страхи по поводу углубления кризиса, быстрого выхода из него тоже не ожидается.
"Хорошая новость заключается в том, что Европейский стабилизационный механизм, который обсуждался и разрабатывался в последние месяцы, был, наконец, испытан, - сказала глава МВФ. - Но есть и обратная сторона - время. Для эффективной работы этого механизма необходим длительный процесс законодательного, а порой и парламентского одобрения".
Тесные связи
Встреча в Токио проходит на фоне растущих политических разногласий между Китаем и Японией.
За последние недели отношения между этими двумя крупнейшими экономиками региона заметно ухудшились после того, как Япония заявила о покупке гряды спорных островов в Восточно-Китайском море, на которые помимо Китая и Японии претендует еще и Тайвань.
Эти острова лежат вблизи важных морских путей и рыболовецких зон. К тому же, по некоторым предположениям, в этом районе залегают полезные ископаемые.
Заявление Токио о покупке этих островов привело к дипломатическому скандалу и росту антияпонских протестов в Китае.
В среду глава Центробанка Китая отказался от участия в заседаниях МВФ и Всемирного банка.
Скорее всего, его примеру последует и министр финансов Китая.
Кристин Лагард в связи с этим призвала Пекин и Токио скорее уладить конфликт.
"Все участники экономического процесса в регионе крайне важны для мировой экономики, - подчеркнула глава МВФ. - Мы надеемся, что противоречия, какими глубокими бы они ни были, будут быстро и мирно разрешены, чтобы с экономической точки зрения сотрудничество продолжилось и пошло на пользу не только этим странам, но и мировой экономике в целом".
Во всем мире с уважением говорят о французских ученых, много сделавших для разработки и распространения неинвазивной хирургии, особенно трансгастральных операций. Появление новой аппаратуры и методов работы открывает широкие возможности, в том числе, для проведения хирургических вмешательств, не оставляющих шрамов.
В последние годы в хирургии происходит настоящая революция. Благодаря французским ученым, мир вступил в эпоху миниинвазивной хирургии, что привело к возникновению международного рынка, где наиболее активны Япония, США, Латинская Америка, Китай, Испания, Германия и Италия. Не оставляющие шрамов транслюминальные операции – это новое, стремительно развивающееся направление медицины.
«Появление транслюминальной хирургии знаменовало собой переход к принципиально новой технике – проведению операций через естественные отверстия человеческого тела. Чем меньше тканей травмируется в ходе операции, тем лучше результат», – говорит Жак Мареско (Jacques Marescaux), профессор хирургии Университетской больницы Страсбурга (IHU) и президент Исследовательского института по борьбе с раком (IRCAD-EITS). В отличие от классической, микроинвазивная хирургия позволяет добраться до больного органа при помощи крошечных надрезов и микроскопических инструментов через естественные отверстия (рот, прямая кишка, уретра). «В 2007 г. мы успешно провели первую в мире резекцию желчного пузыря через влагалище», – сообщает Жак Мареско. В ходе операции все действия хирургов транслировались на экран компьютера. С тех пор в отделении, возглавляемом профессором Мареско, было проведено около 50 подобных операций.
Одним из направлений транслюминальной хирургии является трансгастральная хирургия. Врач вводит в рот пациента гибкий эндоскоп с микроскопической камерой на конце и, проведя длинный тонкий инструмент через стенку желудка, добирается до больного органа: желчного пузыря, селезенки, почек, толстой кишки, кишечника или надпочечников. Такую операцию невозможно представить без суперсовременной техники. «Ученые прилагают немало усилий для создания гибких инструментов. Благодаря новым информационным технологиям, операции скоро станут наполовину автоматизированными. Над этим работают около 3000 высококлассных инженеров из Национального исследовательского института информатики и автоматизации (INRIA)», – сообщает профессор Мареско.
В настоящее время ведутся многочисленные исследования в области робототехники (создание удобоуправляемых инструментов) и дистанционного управления при помощи компьютерных программ. В будущем инструменты станут продолжением руки хирурга, а приборы будут учитывать физиологические движения органов и тела пациента (дыхание и сердцебиение).
«Наш опыт вызывает огромный интерес в мире. Каждый год в наш университет приезжает около 4000 хирургов из 92 стран», – говорит Жак Мареско. В 2008 г. в городе Чжанхуа, на западном побережье Тайваня открылся центр ASIA-IRCAD, созданный по образцу эльзасского института IRCAD. Предполагается, что в центре, уже получившем мировую известность, смогут пройти обучение около двух миллионов хирургов. Сегодня это крупнейшее в Азии учебное заведение, специализирующееся на миниивазивной хирургии. В 2009 г. IRCAD открыл филиал в Бразилии, в штате Сан-Паулу. «Три центра проводят совместные исследования, образовательные программы и операции. Важную роль в их деятельности играет обмен опытом».
Преимущества новой методики очевидны. Отныне можно оперировать тяжелобольных и пожилых пациентов и более эффективно действовать при таких серьезных заболеваниях как рак. Неинвазивные вмешательства способствуют уменьшению послеоперационных болей, снижают риск осложнений и ускоряют процесс рубцевания. Для них требуется более легкая анестезия, а срок госпитализации значительно сокращается. Наконец, после таких операций не остается шрамов. Современная техника позволяет хирургу работать быстрее и точнее.
В 2001 г. профессор Мареско провел первую в мире операцию на расстоянии. Находясь в Нью-Йорке, он прооперировал пациентку, госпитализированную в страсбургскую больницу. Очередным шагом по направлению к щадящей хирургии стало обращение к виртуальной реальности. Опираясь на снимки пациента, полученные при помощи магнитно-резонансного томографа, можно сделать 3D-копию больного органа и увидеть тело «насквозь». Это дает возможность предварительно отрепетировать операцию и добиться идеальных результатов, зафиксировав их при помощи компьютера.
Созданная шесть лет назад Университетская больница Страсбурга, где возник новый вид оперативной медицины, может стать столицей современной хирургии. Больница располагает суперсовременными залами для эндоскопии и операционными блоками, а в ближайшем будущем здесь планируется создание 2000 новых рабочих мест. Возможности хирурга скоро станут безграничными: можно будет тщательно спланировать операцию, а затем провести ее под контролем приборов. «Это медицина будущего», – заявляет профессор Мареско.
Несмотря на приближающуюся дату выхода Windows 8 в конце октября, поставщики аналоговых интегральных схем пока ещё не отмечают роста заказов от сектора ПК на 4 квартал, сообщил Digitimes.
Несмотря на то, что заказы на чипы для ПК на 4-й квартал обычно ниже 3-го ввиду сезонных особенностей, как отметили некоторые игроки международных рынков чипсетов, они удивлены видеть продолжающееся падение глобального уровня спроса на продукцию ПК, отмечаемое с 3-го квартала.
Отмечаемые за последнее время низкие показатели курсов акций Intel и AMD также иллюстрируют не особо радужные перспективы рынка ПК, прокомментировали источники.
Тайваньские поставщики интегральных схем также сообщили, что их нижестоящие клиенты пессимистично настроены относительно перспектив, связанных с выходом Windows 8, по части новой волны спроса на заменяемые компоненты для рынка ПК. В результате большинство ODM- и OEM-производителей всё ещё корректируют складские запасы.
Источники также отметили, что спрос на заменяемые компоненты, вызываемый сменой каждого нового поколения ПО Windows, всегда представлял собой медленный и постепенный процесс, и, таким образом, консервативные настроения ODM- и OEM-производителей относительно Windows 8 соответствуют ожиданиям рынка.
26 октября, сразу после релиза Windows 8, Acer выведет на рынок свой новый ультрабук Aspire M5 стоимостью $800. За эти деньги тайваньцы готовы предложить потребителям 14-дюймовый сенсорный экран с разрешением 1366×768, двухъядерный процессор Intel Core i5 с частотой 1,7 ГГц, 6 ГБ оперативной памяти, 500 ГБ на жёстком диске с 20-гигабайтным SSD для системного кэша, а также DVD-драйв. В устройстве отсутствует дискретная графика, и для требовательных игр оно не предназначено, зато лэптоп может похвастаться клавиатурой с подсветкой, алюминиевым корпусом и восемью часами автономной работы. Вес Aspire M5 — примерно 2 килограмма.
В Исфагане открылась 10-ая международная выставка медицинской промышленности и оборудования, стоматологического и лабораторного оборудования, фармацевтической промышленности и реабилитационного оборудования, сообщает агентство «ИРИБ ньюз».
Генеральный директор компании по проведению международных выставок провинции Исфаган Мохакакиян заявил, что на выставке представлены 111 компаний и медицинских центров из провинций Исфаган, Тегеран, Восточный Азербайджан, Хорасане-Резави, Зенджан, Центральная, а также компании, занимающиеся экспортом медицинского оборудования, из таких стран, как Южная Корея, Тайвань, Испания, Индия, Англия, Китай и Италия.
Общая площадь выставочных экспозиций составляет более 8,5 тыс. кв. м.
На выставке демонстрируются последние достижения в области медицинской промышленности, и для ее участников созданы все условия для того, чтобы в дальнейшем они могли повысить качество и увеличить количество своей продукции.
В рамках выставки будут проведены совещания и семинары по вопросам производства медицинского оборудования.
Работа выставки продолжится до 12 октября.
Спросите Цукерберга
Почему российские инновации пиарят заезжие миллиардеры
Марк Цукерберг улетел, а российская общественность продолжает гадать, какую тайную цель преследовал «король фейсбука», отправляясь на встречу с Дмитрием Медведевым.
Отгадка лежит на поверхности: богиня удачи отвернулась от симпатяги Марка, а биржи требуют только хороших новостей. Даже новость о миллиарде пользователей сети Facebook их не греет. Воротилы требуют чуда — превращения аккаунтов в живые деньги. Вот и пришлось Цукербергу ради поправки дел самолично отправиться в мировое турне — в страны, где проходят конкурсы для разработчиков Facebook-приложений. При этом юный магнат не собирался вывозить на чужбину российских программеров целыми самолетами. Ему достаточно интеллектуальных трофеев — двух-трех креативных идей, которые гарантированно обернутся денежными потоками.
Короче, с Цукербергом все ясно. Куда интереснее, зачем это рандеву понадобилось главе российского правительства.
В определенном смысле у отечественных инноваторов проблемы те же, что и у их заокеанского визави: восторги по поводу «Сколково» и в обществе, и в бизнес-среде несколько поутихли. «Сколковцам» сегодня тоже нужны позитивные новости, но особо впечатляющих как-то не находится. Вместо этого просачиваются зловредные утечки (отнесем их на черный пиар): дескать, из нескольких сотен резидентов лишь малая толика что-то там исследует, остальные тупо осваивают бабло. Интересно, а если бы Цукерберга уговорили прописаться в «Сколково», слухи поутихли бы? Эксперты лишь пожимают плечами.
Инновации — это очень конкретная вещь: превращение хорошо проработанной идеи в хорошо продаваемый продукт. В этом деле Цукерберг действительно дока. Хотя и не круглый отличник, если вспомнить о его текущих проблемах. Визионером масштаба Стива Джобса его не назвать — даже студентов МГУ он не потряс своей харизмой и прозрениями. Оно и понятно: по большому счету Цукерберг велосипеда не изобрел. Прорыв имел место, но только на полвека раньше. И к нему улыбчивый американский юноша не имеет никакого отношения. Речь идет о событии планетарного масштаба — об Интернете.
С точки зрения инновационной деятельности это выглядело так. Вначале был заказ минобороны США на разработку сети связи, которая в случае нападения противника сохранит способность передавать важные данные, даже если большая часть ее узлов будет выведена из строя. Десятки диссертаций, сотни научных работ и годы экспериментов — вот на чем основывается нынешний успех миллиардера Марка Цукерберга. Прекрасный, между прочим, пример создания технологий, которые в прямом смысле слова завоевали мир, в том числе и в коммерческом плане. Замахивается ли «Сколково» на что-либо подобное?
А почему бы и нет! Не боги обжигают интернеты, а всего лишь грамотно организованная инновационная среда. Но вот внятной стратегии развития наукоемкой экономики у нашей страны пока нет. Что касается «Сколково», то решения там принимает интернациональная группа экспертов. Какие исследовательские векторы они будут выбирать для коммерциализации? Из чьих интересов они будут исходить? Свежий пример — от ворот поворот получила компания «ГеоСтар Навигация», один из основных разработчиков ГЛОНАСС/GPS-приемников. Она рассчитывала, что «Сколково» посодействует выводу на рынок нового поколения своих устройств. Как пояснили в самой компании, мотивировка отказа — наличие многочисленных зарубежных конкурентов.
Иностранные компании прекрасно знают, зачем им нужно «Сколково» — тут вам и льготное налогообложение, и безвозвратные гранты, и админресурс. «Очень удобны бесплатные услуги Центра интеллектуальной собственности, сильная HR-поддержка», — отмечает Андрей Мельников, директор по маркетингу компании DisplAir. Рустэм Хайретдинов, генеральный директор Appercut Security, напоминает, что наша научная школа во все времена была ориентирована на создание самих технологий, а не на средства их применения: «Наши продукты лучше западных, например, распознают тексты, голос, видео, вирусы, уязвимости, но большинство ученых и чиновников от инноваций считают продуктовый маркетинг и промышленный дизайн непрезентабельным занятием. Правильной организации работ нужно учиться».
Бесспорно, определенная польза от нашего технопарка имеется. «Совместно со «Сколково» мы запустили проект за два года, а без этой площадки все затянулось бы лет на пять, а то и больше, а скорее всего, не запустились никогда, поскольку упустили бы нужный момент», — говорит Руслан Смелянский, директор Центра прикладных исследований компьютерных сетей. А занимается эта компания, между прочим, разработкой новой версии Интернета — нынешняя архитектура, разработанная в 70-е годы прошлого века, не способна поддерживать нынешние скорости и объемы данных. Исследователи из Стэндфордского университета и Беркли предложили новый подход — так называемые программно-конфигурируемые сети. «Это классический emerging market, — отмечает Руслан Смелянский. — Технология еще не стандартизирована, и мы можем внести свой вклад в ее развитие». Иными словами, есть технологическое окно, которое дает нашим разработчикам шанс стать равноправным игроком на рынке сетевого оборудования и вытеснить с российского рынка зарубежных вендоров.
Шанс есть, но помочь реализовать его на практике в «Сколково» пока не берутся. Там в фокусе внимания — глобальный рынок. Между тем именно наш внутренний рынок множеству российских ученых нужен как воздух. Возьмите микроэлектронику — бескрайнее поле для прикладных исследований. И современные предприятия для этого есть. Вот только объемы производства таковы, что по себестоимости наши микросхемы не могут конкурировать с Тайванем. И потому российские дизайн-центры, разрабатывающие микросхемы, а их, кстати, немало, размещают свои заказы в Юго-Восточной Азии, а не, например, в Зеленограде. «Получается замкнутый круг, — сетует Михаил Миньковский, вице-президент «СИТРОНИКС» по новым технологиям и директор центра новых технологий «Энвижн Груп». — В результате мы сами создаем и интеллектуальную собственность, и производство, и рынок потребления — инвестируем, например, в ID-карты, УЭК, «умные» магазины, пытаемся создавать будущий спрос через госпрограммы». Пора бы нашему государству, переболевшему очарованием глобализма, прийти к пониманию, что инновационный рынок тоже нуждается в регулировании — в интересах отечественного бизнеса.
За пределами клуба глобальных инновационных лидеров теплится своя жизнь. Правда, ее подробностями мало кого заинтересуешь. Сколько вообще у нас ученых? Говорят, полмиллиона. «Но как узнать, как эти ученые распределены по направлениям исследований и насколько весомы их научные результаты? — задается вопросом Александр Кузнецов, исполнительный директор НЭИКОН. — Из объявленных пятисот тысяч за последние пять лет в западных журналах публиковались 180 тысяч человек. Не имея картины научной активности, можно ли эффективно распределять бюджетные средства по перспективным направлениям исследований?» А уж о том, чтобы выводить их на уровень работающих технологий, готовить для них производственные мощности и рынки потребления, речи вообще не идет. Стоит ли в этом случае удивляться, что Дмитрий Медведев фотографируется с Марком Цукербергом?! Ведь имена выдающихся российских инноваторов практически неизвестны ни правительству, ни широкой общественности. Вот и приходится пиарить отечественные инновации при помощи заезжих миллиардеров.
Елена Покатаева
Стратегии успеха
Выбор динозавров
Сторонники свободной конкуренции предлагают все пустить на самотек и уповать на невидимую руку рынка, что, как правило, плохо заканчивается. Мировой рынок софта монополизирован такими гигантами, как Microsoft, Google, и никакие инноваторы не смогут с ними конкурировать без четкой на то воли антимонопольных регуляторов. Как показывает опыт нашей и десятка других отечественных софтверных компаний, зачастую легче пробиться на зарубежный рынок, чем вести успешный бизнес в России.
Развитию благоприятной среды для инновационного бизнеса не способствуют и отечественные операторы связи. Хотя именно из-за отсутствия инноваций их положение на рынке ИКТ с каждым годом ухудшается: голосовая связь становится бесплатной во всем мире (и Россия не исключение), для продолжительного общения клиенты предпочитают пользоваться бесплатными VoIP-сервисами, такими как Skype и Viber. В результате, как и их зарубежные коллеги, российские операторы теряют своих пользователей, предпочитающих подобные сервисы, не привязанные к конкретному оператору. А на долю Skype уже приходится более 25 процентов всего международного голосового трафика.
Получается удивительная история: несмотря на то что отечественные операторы связи заявляют о себе как о наиболее инновационном сегменте российского бизнеса, на деле они проигрывают в конкурентной борьбе микроскопическим по сравнению с ними инновационным международным стартапам, которые молниеносно захватывают рынок связи, в том числе и в России.
Разумное решение для операторов — быстрее создавать собственные VoIP-сервисы, которые позволят удержать «ветреных» пользователей. Однако они настолько инерционны, что по оперативности своей реакции на угрозы вполне сравнимы с динозаврами: они просто не способны привлекать к совместной работе или приобретать инновационные компании.
А когда они все же решаются что-то покупать — и не только наши операторы связи, но и госструктуры, — предпочитают приобретать зарекомендовавшее себя, то есть устаревающее, ПО зарубежных разработчиков, переплачивая за бренд и не утруждая себя анализом вполне конкурентоспособных программных продуктов, созданных в России. Часто этот выбор в пользу иностранного ПО связан только с более высокими откатами для нечистоплотных закупщиков.
Андрей Свириденкопредседатель правления ГК SPIRIT
Что пишут?
Президент РФ Владимир Путин прямо в день своего вступления в должность 7 мая подписал Указ № 599 «О мерах по реализации государственной политики в области образования и науки». Там поставлена четкая планка — повысить количество публикаций российских ученых в международном рейтинге Web of Science до отметки 2,44 процента к 2015 году. «Сейчас эта доля составляет около 1,8 процента, то есть из общего объема 1,8 миллиона статей, которые выходят в 12 тысячах ведущих журналов мира, примерно 32 тысячи принадлежат российским авторам, — поясняет Александр Кузнецов, исполнительный директор Национального электронно-информационного консорциума (НЭИКОН). — Нужно увеличить до 48 тысяч». Много это или мало? С одной стороны, есть у нас плодовитые ученые, чьи работы с соавторами идут нарасхват в мировой научной периодике. С другой стороны, часть ученых не то что не публикуется на Западе, даже не стремится читать то, что написано там коллегами по научному цеху. Так, по данным НЭИКОН, подписку на один из ведущих ресурсов по компьютерным технологиям — базу данных журналов Ассоциации компьютерных машин, содержащую примерно пять десятков самых передовых изданий, — оформили всего шесть из десятков российских университетов, имеющих компьютерные специальности. Остальные, видимо, забыли об индексе цитируемости и самозабвенно пишут приложения для Facebook.
Что нужно поправить в инновационной «консерватории»?
Государство должно сосредоточиться на прямых инвестициях в форме грантов и в целом снизить коммерческую составляющую институтов развития. Нужен такой формат госзаказа, который способен поддерживать прикладные исследования. Сегодня государство закупает готовую продукцию, но этот приоритет нужно изменить в сторону долгосрочных инвестиций и с учетом повышения доли российской составляющей.
Михаил Миньковскийвице-президент по новым технологиям «СИТРОНИКС», директор центра новых технологий «Энвижн Груп»
С высокотехнологичными продуктами нужно поступать так же, как и с автомобилями: заставлять рыночными методами размещать производство в России, затем переносить специфические для рынка разработки в Россию. Создавать экосистему контрактных российских подрядчиков для небольших модулей и постепенно переносить проектирование новых моделей и т. д. Такой экономичный подход позволит соблюсти интересы и национальной экономики, и национальной безопасности.
Рустэм Хайретдиновгенеральный директор Appercut Security
Нужно создавать спрос со стороны госорганов и госкомпаний на инновации, фокусируясь по возможности на российских исполнителях. В краткосрочной перспективе нужно помочь выжить существующим инноваторам, в частности за счет льготного налогообложения для софтверных компаний. Создать условия для роста числа стартапов. А в долгосрочной перспективе главным является подготовка образованных кадров. Горизонт планирования инновационной сферы страны должен охватывать все эти уровни.
Тайваньские производители комплектующих выражают беспокойство по поводу планов Lenovo увеличить собственное производство ноутбуков под своей маркой.
В этом случае вендор будет сам осуществлять поставки комплектующих, а не оставлять их на усмотрение ODM-производителей, в результате чего тайваньские производители комплектующих могут потерять часть заказов.
Сейчас собственное производство ноутбуков, десктопов и других видов ПК занимает порядка 20-30% от общих поставок Lenovo. Совместное предприятие Lenovo и Compal Electronics в Хофее, LCFC (Hofei) Electronics Technology, начнет массовое производство в конце этого года или в начале следующего, что позволит увеличить собственное производство ноутбуков.
Кроме того, Lenovo создает производственные линии в США и в следующем году начнет создавать их в Бразилии. Производство на них должно начаться в следующем году. Помимо увеличения объемов собственного производства Lenovo также может создать сеть китайских поставщиков компонентов, отмечают источники.
Источник: Lenovo планирует увеличить собственное производство ноутбуков
Согласно ожиданиям тайваньских производителей из цепочки поставщиков ноутбуков, MacBook Air от Apple в 2012 году займёт 39% глобальной доли рынка, а в 2013 году этот показатель упадёт до 28% ввиду роста продаж ультрабуков, пишет Digitimes.
Тайваньские ODM-производитель электроники Quanta Computer и поставщик EMS-памяти Foxconn Electronics (Hon Hai Precision Industry) осуществляют сборку MacBook Air и MacBook Pro с долями в 80% и 20% от общего объёма поставок соответственно.
В свою очередь Pegatron ведёт конкурентную борьбу за производство MacBook Air, и в 2012 году уже начал пробный выпуск. Pegatron может получить заказы на изготовление ноутбуков MacBook в объёме 18% - в основном, моделей MacBook Air, которые будут выпущены в 2013 году.
В сентябре поставки устройств серии MacBook увеличились до 1,4-1,5 млн единиц, а в октябре по прогнозам достигнут примерно 1,5 млн.
По информации от тайваньских производителей, в следующем году вендоры выпустят на рынок много новых моделей ультрабуков и ультратонких моделей (которые не могут называться ультрабуками из-за ограничений Intel) начального уровня по цене до $699.
Топовые модели ультрабуков будут оснащаться карбоновыми или алюминиевыми цельными корпусами, SSD накопителями, литий-полимерными батареями и сенсорными экранами. С целью минимазации издержек и сохранения розничной цены на уровне до $699 модели начального уровня будут использовать пластиковые корпуса, усиленные стекловолокном или металло-пластиковые шасси, тонкие HDD диски или гибридные HDD/SSD накопители, обычные батареи и экраны без сенсорного управления.
По данным тайваньского института Topology Research Institute, в этом году будет продано 16.7 млн. ультрабуков, что составит около 8% от общего количества проданных в мире ноутбуков. В следующем году эта цифра должна вырасти до 31.6 млн устройств, что составит 14.6%. от общих продаж портативных ПК.
Нашли ошибку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter