Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Более 11 миллионов 400 тысяч (6%) граждан Бразилии живут в фавелах (трущобных районах), говорится в исследовании, опубликованном в среду Бразильским институтом географии и статистики (IBGE).

По данным исследователей, всего в Бразилии существует более 6 тысяч трущобных районов стихийной застройки. Фавелы есть в 323 городах страны, но хуже всего ситуация обстоит на периферии мегаполисов. Так, 50% фавел Бразилии сосредоточены в промышленно и экономически развитом юго-восточном регионе, главным образом в штатах Сан-Паулу (23,2% от общего числа) и Рио-де-Жанейро (19,1%).

Крупнейшей фавелой страны считается "Росинья" в Рио-де-Жанейро. Эта фавела с населением 69 тысяч человек расположена в непосредственной близости от респектабельных пляжных районов южного и западного округов Рио.

Исследователи отмечают, что основными проблемами фавел, где сегодня живут 6% бразильцев, являются чрезмерная плотность застройки, вследствие чего в них сложно обеспечить подачу электроэнергии, провести канализацию и водопровод, а также контролировать соблюдение санитарных норм. Кроме того, эти районы более всего подвержены риску обрушения и затопления во время сильных сезонных дождей.

Бразильская Petroleo Brasileiro (Petrobras) планирует в 2012 году инвестировать 4,4 миллиарда долларов (8,26 миллиарда бразильских реалов) в модернизацию своих нефтеперерабатывающих производств, сообщила компания.

Реконструкция позволит удовлетворить растущий внутренний спрос на топливо, заявила Petrobras.

Компания рассчитывает на рост добычи нефти в следующем году, в том числе благодаря реализации новых проектов.

В 2011 году Petrobras привлекла 18 миллиардов долларов заимствований, бизнес-план на 2011-2015 годы (с инвестициями в 224,7 миллиарда долларов) предполагает, что ежегодно компания будет привлекать от 7 до 12 миллиардов долларов.

В 3-м квартале 2012 года начнется добыча на проектах компании Baleia Azul и Tiro/Sidon, она составит 100 тысяч баррелей в сутки и 80 тысяч баррелей в сутки соответственно. В конце года стартует проект Guar с добычей в 120 тысяч баррелей в день, где Petrobras владеет 45%.

Проект P-56 должен в 1-м квартале выйти на уровень добычи в 100 тысяч баррелей в сутки, в третьем квартале достигнет пика в 180 тысяч баррелей в сутки добыча на P-57, в течение года выйдет на добычу в 100 тысяч баррелей в день проект Lula.

В следующем году на шельфе начнет работать 12 новых буровых установок компании.

Бизнес-план компании на 2011-2015 годы предусматривает инвестиции в 13,2 миллиарда долларов в газовый и энергетический сектор, 5,9 миллиарда долларов из них будет вложено в развитие газохимии. Благодаря инвестициям Бразилия к 2015 году будет полностью обеспечивать внутренний спрос на аммиак, импорт мочевины сократится с 67% до 28%, зарубежные поставки метанола снизятся с нынешних 68% до 17% к 2017 году.

В марте 2012 года компания планирует начать строительство регазификационного терминала Bahia, которое должно завершиться в январе 2014 года.

Также в начале 2012 года компания начнет бурение в Анголе, завершит строительство скважины в Танзании и пробурит скважину в Намибии.

К 2015 году компания инвестирует 1,2 миллиарда долларов в развитие сектора энергоэффективности и сокращение выбросов парниковых газов. Также компания намерена к этому сроку нанять 17 тысяч новых сотрудников.

По итогам 2010 года Petrobras стала лидером в Латинской Америке по объемам продаж. С результатом 128 миллиардов долларов в 2010 году бразильский холдинг стал первым по этому показателю из 30 ведущих компаний региона.

Общие запасы Petrobras оцениваются в 13 миллиардов баррелей нефти. Через несколько лет компания планирует увеличить резервы до 35 миллиардов баррелей и войти в число мировых лидеров по запасам углеводородов, благодаря открытым начиная с 2007 года гигантским месторождениям нефти и газа глубокого залегания на шельфе у побережья Бразилии. Елена Карьгина.

Послание Президента Федеральному Собранию.

Дмитрий Медведев, в частности, предложил ряд инициатив по дальнейшему развитию политической системы страны. Кроме того, глава государства изложил свою позицию по основным направлениям внутренней и внешней политики, модернизации экономики и социальной сферы, вопросам обороны и безопасности.

Д.МЕДВЕДЕВ: Уважаемые граждане России! Уважаемые депутаты и члены Совета Федерации!

Вчера на своё первое заседание собралась Государственная Дума шестого созыва – поздравляю депутатов с началом работы, желаю успехов и выражаю готовность к диалогу по всем вопросам.

По итогам парламентских выборов в России были сделаны всевозможные заявления как в России, так и за рубежом. Кто-то доволен их результатами, кто-то не вполне, кто-то – совсем не доволен. Так было и после предыдущих выборов, так бывает всегда. Хочу в связи с этим подчеркнуть: мы внимательно и с уважением воспринимаем любую критику в адрес государственных институтов и отдельных должностных лиц, делаем выводы, если эта критика справедлива, восстанавливаем законность там, где она была нарушена, принимаем необходимые решения на основе консультаций с основными политическими силами, выражаем свою позицию, возражаем в необходимых случаях, если критика безосновательна.

Право людей выражать своё мнение всеми законными способами гарантировано, но попытки манипулировать гражданами России, вводить их в заблуждение, разжигать в обществе социальную рознь неприемлемы. Мы не дадим провокаторам и экстремистам втянуть общество в свои авантюры, не допустим и вмешательства извне в наши внутренние дела.

России нужна демократия, а не хаос, нужна вера в будущее и справедливость. То, что общество меняется, а граждане всё активнее высказывают свою позицию и предъявляют законные требования к власти, – это хороший признак, это признак взросления нашей демократии. И, с моей точки зрения, это хорошая тенденция, которая принесёт пользу нашей стране, как и возросшая политическая конкуренция, заставляющая работать более качественно, быстрее откликаться на проблемы миллионов российских семей.

Сегодня я скажу, какие меры предлагаю предпринять в самое ближайшее время, чтобы дать гражданам больше возможностей влиять на политику Российского государства, на принятие любых решений, затрагивающих их права и интересы. Но сначала, если позволите, о результатах нашей работы.

Я искренне благодарен тем, кто почти четыре года поддерживает мою деятельность как Президента России. Напомню, она началась в непростой период. Все помнят, что произошло в августе 2008 года в Южной Осетии и что уже спустя месяц мы столкнулись с тяжелейшим глобальным финансовым кризисом. Это наложило очень серьёзный отпечаток на всю нашу работу. Порождённые кризисом проблемы и по сей день не решены во многих странах. Я назову главное, что нам удалось сделать в этих непростых условиях, каковы основные итоги.

Первое. Мы успешно преодолели наиболее сложный период экономических потрясений и вернулись к докризисным показателям развития. Экономика растёт достойными темпами: около четырёх процентов в год, что превышает скорость восстановления большинства ведущих стран. Государственный долг в нашей стране сохраняется на минимальном уровне. Россия стала шестой по величине экономикой мира.

Мы полностью исполняем взятые на себя социальные обязательства. Пенсии и зарплаты у большинства работников бюджетного сектора росли быстрее, чем мы планировали до кризиса. И сегодня в стране нет пенсионеров с доходами ниже регионального прожиточного минимума. Средний размер трудовой пенсии возрос за четыре года более чем в полтора раза (причём это, естественно, в реальном выражении), а средние зарплаты учителей и врачей приблизились к средним зарплатам в регионах.

В этом году самая низкая за историю новой России инфляция: она составляет меньше семи процентов и, может быть, будет где-то в районе шести. Самые высокие с советских времён зарплаты, социальные выплаты, уровень реальных доходов населения. Хотя, конечно, и они ещё далеки от желаемых величин. Слишком много в стране пока бедных людей, несмотря на то, что за последний год их число приблизилось к минимальным за 20 лет значениям.

Кризисный период показал, что накопление резервов за счёт части нефтяных доходов было и остаётся разумной политикой. Благодаря именно этим сбережениям Правительство и Банк России не допустили валютного кризиса. Сейчас объёмы золотовалютных резервов близки к докризисному уровню, а вклады людей в банках увеличились почти на 80 процентов. Растут и объёмы кредитования.

Мы оказали серьёзную поддержку промышленным предприятиям, строительным и инфраструктурным компаниям, малому бизнесу. Крупному бизнесу деньги выделялись на основе детального анализа программ дальнейшего развития предприятий, их готовности сохранять и создавать новые рабочие места.

Системно поддерживались и сельхозпроизводители. Это позволило и в целом по отрасли, и на продовольственном рынке полностью компенсировать прошлогодние потери, которые были связаны с засухой и пожарами.

Число безработных за последние два года сократилось почти на два миллиона человек. И сегодня в нашей стране уровень безработицы один из самых низких в мире.

В целом антикризисная политика в России сработала лучше, чем во многих других странах, а также чем во времена предыдущих кризисов, которых, как известно, тоже было немало. Я считаю, что мы с честью вышли из трудной ситуации.

Второе. Мы полностью обеспечили реализацию демографических программ, что стало одним из факторов стабилизации численности населения. За четыре года в стране родилось более шести миллионов детей (и это на самом деле очень приятная цифра, это рекорд за последние 20 лет), а смертность снижалась даже быстрее первоначальных ожиданий.

В современной России самая высокая за её историю средняя продолжительность жизни. Она увеличилась с 2006 года почти на три года и приблизилась к 69 годам. Продолжительность жизни женщин – потому что они лучше к себе относятся, берегут себя больше – почти 75 лет. У нас никогда такого не было. Никогда!

Разумеется, эти цифры должны стать ещё выше. На это нацелена и новая программа модернизации здравоохранения. Все необходимые решения для её реализации уже приняты.

Третье. Ключевой темой моего предыдущего Послания была политика в области материнства и детства. И здесь уже многое сделано. К концу этого года в стране будет 23 перинатальных центра. Мы направили немалые дополнительные ресурсы на развитие педиатрической службы. Диспансеризация школьников теперь будет проводиться на протяжении всего периода обучения. В школьные программы введён ещё один час занятий физкультурой. Принят закон, который позволяет использовать материнский капитал и для строительства жилья собственными силами. В 38 субъектах Федерации решено выплачивать региональный материнский капитал, о чём я говорил в этом зале ровно год назад.

Регионам дано право бесплатно предоставлять многодетным семьям земельные участки из государственной муниципальной собственности. Отменены налоги с граждан за получаемую ими благотворительную помощь, в том числе помощь, оказываемую детям. Практически во всех регионах появились и активно работают уполномоченные по правам ребёнка. При учреждениях, где воспитываются дети, оставшиеся без попечения родителей, создаются общественные советы, которые помогают быстрее решать проблемы таких детей.

Четвёртое. На самом пике экономического кризиса я инициировал поворот в стратегии развития России – модернизацию нашей экономики. Уверен, что это было правильным решением. К настоящему времени по всем приоритетным направлениям модернизации получены первые результаты: достигнут самый высокий с советских времён уровень финансирования научных исследований и разработок, построена дееспособная система институтов развития, постепенно снижается энергоёмкость российской экономики. Это (хочу, чтобы все задумались) означает в том числе и то, что доля расходов на оплату коммунальных услуг в бюджетах семей и в бюджетах компаний со временем перестанет расти, а при рациональном использовании энергии она может и снизиться.

Налажено производство новых лекарств, в том числе для лечения инфекционных и онкологических заболеваний. Совместно с зарубежными партнёрами разрабатывается целая линейка препаратов следующего поколения. Созданы суперкомпьютеры, обслуживающие новые конкурентоспособные технологии в атомной и авиакосмической промышленности, судо- и автомобилестроении; завершается разработка технической документации для строительства и эксплуатации атомной станции нового поколения, которая будет обладать повышенной устойчивостью к экстремальным воздействиям, а также существенно более высокими показателями экономической эффективности.

В половине российских регионов уже пользуются услугами навигационной системы ГЛОНАСС, реализуются проекты дистанционного зондирования земли. Количество домашних подключений широкополосного интернета увеличилось за три года в два раза. И сейчас в стране около 55 миллионов активных абонентов. Я хочу заметить, что это самый высокий показатель среди всех европейских стран.

На цифровой формат переходит и телерадиовещание. Это, безусловно, расширяет свободу выбора, стимулирует конкуренцию. Как и было обещано, к 2015 году в России будет более 20 общедоступных каналов, бесплатных для граждан, а на частных телевизионных платформах число предлагаемых каналов может измеряться сотнями.

И ещё об одном крупном проекте модернизации, я имею в виду инновационный центр в Сколкове. Знаю, что скептики были и тогда, когда мы начинали этот проект, конечно, они остаются и сейчас. Но о чём говорят факты? Резидентами «Сколково» стали уже более 300 компаний, занимающихся передовыми исследованиями и разработками.

Строится современный технологический университет, заключены соглашения о партнёрстве с ведущими мировыми компаниями, которые создают в Сколкове свои исследовательские центры. Конечно, это только начало, но я уверен, что «Сколково» станет примером первого за 30 лет успешного проекта глобального масштаба в сфере науки, образования и инноваций – первого, но, я уверен, далеко не последнего.

Пятое. Проведённая модернизация политической системы сделала её эффективнее. Напомню, что каждый год в своих Посланиях я предлагал меры по её развитию. Все эти меры реализованы, и я хотел бы ещё раз поблагодарить за это Федеральное Собрание.

Да, мы повысили качество народного представительства, стимулировали развитие политической конкуренции. За несколько последних лет выросла роль партий в жизни страны. Они получили право представлять Президенту кандидатуры на пост высшего должностного лица субъекта Федерации в случае победы на выборах в законодательное собрание в этом регионе. Партиям были переданы полномочия для реализации контрольных функций. Так, Правительство ежегодно отчитывается перед Госдумой о своей работе. В регионах перед законодательными собраниями отчитываются высшие должностные лица субъектов Федерации. На местном уровне установлена обязательность отчётов глав муниципальных образований перед представительными органами. Введён институт отрешения от должности главы муниципалитета. Парламентские партии получили гарантии равного освещения своей деятельности в государственных СМИ. Ведутся также прямые трансляции в сети интернет заседаний Государственной Думы и законодательных собраний в регионах. Это, безусловно, повышает открытость деятельности депутатского корпуса и позволяет партиям в режиме онлайн доносить свою позицию до избирателей. В целях обеспечения прав партий, не представленных в законодательных органах, им дана возможность периодически выступать в Государственной Думе и в парламентах субъектов Федерации.

В контексте расширения народного представительства следует рассматривать и новый порядок формирования Совета Федерации, который введён в действие в этом году. Теперь в верхней палате парламента будут работать только люди, прошедшие через федеральные, региональные или муниципальные выборы. Наконец, снижен до пяти процентов проходной барьер на выборах в Государственную Думу.

Шестое. Наше гражданское общество укрепилось и стало более влиятельным, существенно возросла социальная активность общественных организаций, это подтвердили и события последних недель. Считаю увеличение активности некоммерческих организаций одним из ключевых достижений последних лет. Мы немало сделали для их поддержки, для развития и стимулирования добровольчества в стране. И сегодня в нашей стране более 100 тысяч некоммерческих организаций. Регистрировать их стало проще, а проверок деятельности НКО стало существенно меньше. И очень многим из них государство оказывает прямую помощь. Годовые объёмы благотворительности уже сейчас близки к 100 миллиардам рублей. В добровольческих акциях участвуют миллионы граждан. Они занимаются благоустройством территорий, социальной помощью семьям, которые находятся в трудной жизненной ситуации, поиском пропавших людей, защитой окружающей среды, многими другими полезными вещами. Всё это, безусловно, заслуживает уважения и приносит пользу нашему Отечеству.

Седьмое. Мы серьёзно продвинулись в реформировании судебной системы, в особенности уголовного законодательства, сделали его более справедливым, гуманным и адекватным целям развития нашего общества. По моей инициативе принят Федеральный закон о внесении изменений в Уголовный кодекс. Согласно этим изменениям осуждённому, впервые совершившему преступление небольшой тяжести, наказание в виде лишения свободы может быть назначено лишь при наличии отягчающих обстоятельств. Существенно расширен перечень видов наказания, которые являются альтернативой лишению свободы. В их числе кратные штрафы, исправительные работы, принудительные работы. Суды всё чаще применяют залог или домашний арест.

Наряду со смягчением многих норм Уголовного кодекса была ужесточена уголовная ответственность за тяжкие и особо тяжкие преступления, такие как терроризм, пособничество терроризму, насилие над детьми, педофилия, растление несовершеннолетних, иные насильственные преступления.

Наконец, мы начали реформу правоохранительной системы, которая открыла дорогу для прихода в эту сферу большего количества профессионалов, на деле защищающих права и законные интересы наших граждан.

Восьмое. По моему указанию ведётся масштабная антикоррупционная работа. Россия присоединилась к международным конвенциям в этой сфере, приняты необходимые законы, приняты, кстати, впервые в истории нашего государства. Теперь государственные и муниципальные служащие в случае совершения ими правонарушений коррупционной направленности, помимо других видов ответственности, подлежат и увольнению в связи с утратой доверия.

С 2010 года все государственные служащие, военнослужащие, сотрудники правоохранительных органов декларируют доходы и имущество. Сведения, содержащиеся в декларациях, проверяются, а результаты таких проверок рассматриваются специальными комиссиями. По итогам этой работы только за первую половину текущего года более трёх тысяч чиновников привлечено к ответственности. Хотел бы подчеркнуть, конечно, такая масштабная и системная борьба с коррупцией только началась, и мы будем её вести решительно, системно и последовательно.

Девятое. В рамках принятых мною решений активно модернизировались наши Вооружённые Силы, войска оснащались современной техникой и оружием. Начался переход к профессиональной армии. Уже в следующем году по контракту будут служить 220 тысяч офицеров и более 180 тысяч солдат и сержантов.

В государственной программе вооружения до 2020 года акцент сделан на новые виды оружия и технику, которые создаются на основе современных технологий. При этом большая часть гособоронзаказа уже размещается на несколько лет вперёд. Это существенно улучшает и возможности развития оборонных предприятий. Они в свою очередь должны выполнять свои работы качественно и в срок.

Несмотря на сложные условия кризиса, мы предприняли шаги, позволяющие сделать нашу армию и флот более компактными, мобильными и боеспособными. К 2010 году численность военнослужащих составила миллион человек, и это позволило строить действительно современные, эффективные Вооружённые Силы. Создан новый высокотехнологичный род войск – Силы воздушно-космической обороны. Значительно выросла интенсивность оперативной и боевой подготовки. Ещё недавно большинство учений проводились в штабах и на картах, а теперь ежегодно проходят учения стратегического масштаба, в которых принимают участие все виды и рода войск.

Мы добились значимых результатов в укреплении социальных гарантий военнослужащих. С 1 января 2012 года их денежное довольствие увеличится почти в три раза. Это качественно меняет ситуацию в Вооружённых Силах. Офицеры получили дополнительную мотивацию к достойной службе. Меняется и материальное положение военных пенсионеров. Повышение пенсий с 1 января 2012 года в среднем не менее чем в 1,6 раза, это важный шаг по оценке их заслуг перед Отечеством. Пенсии военнослужащих будут ежегодно повышаться не менее чем на два процента сверх уровня инфляции.

Наконец, впервые в истории Вооружённых Сил нашей страны мы приблизились к решению одной из самых сложных и самых острых проблем – обеспечению военнослужащих постоянным и служебным жильём. В 2009–2010 годах Минобороны приобрело почти 100 тысяч квартир, а в 2011–2013 годах будет приобретено ещё 80 тысяч квартир для постоянного проживания. Заключившие контракт после 2007 года обеспечиваются квартирами на плановой основе по накопительно-ипотечной системе. За пять лет число её участников превысило 180 тысяч человек, а приобретено было 20 тысяч квартир.

К 2014 году под штатную численность военнослужащих, предусмотренную новым обликом Вооружённых Сил, будет создан специализированный жилищный фонд, то есть служебный фонд. Таким образом, квартирный вопрос военнослужащих будет решён полностью.

Десятое. Наша внешняя политика стала более современной, работающей на цели модернизации страны. Прорывные результаты достигнуты в интеграционных процессах на постсоветском пространстве. С 1 июля этого года в полном объёме начал работать Таможенный союз Беларуси, Казахстана и России, а совсем недавно в рамках СНГ подписан Договор о зоне свободной торговли, начинающий действовать уже в следующем году. Я очень доволен тем, что вместе с коллегами мы смогли наконец-то решить эти важнейшие задачи.

Хотел бы подчеркнуть и вполне практическую вещь. В результате снятия барьеров для взаимной торговли рынок беспрепятственного сбыта российской продукции, по самым скромным оценкам экспертов, расширен на 20 процентов. Объём торговли в рамках Таможенного союза уже увеличился на треть. На рынках его стран-участниц формируется общая конкурентная среда, создаются новые рабочие места. Эффективнее используется транзитный потенциал. У предпринимателей появляются лучшие условия для выхода на международные рынки.

В деле экономической интеграции будем идти дальше. С 1 января 2012 года откроется Единое экономическое пространство России, Беларуси и Казахстана, к свободному движению товаров добавится свободное движение услуг, капиталов и рабочей силы. Цель заключается в том, чтобы к 2015 году создать Евразийский экономический союз, которой во многом будет определять будущее наших стран.

С государствами – членами Евросоюза подписано уже 23 соглашения о партнёрстве в целях модернизации, за ними договорённости о десятках конкретных проектов. Мы активизировали и совместную работу с Евросоюзом по упрощению визового режима с перспективой его полной отмены.Наконец, ещё один очень важный итог – после 18 лет переговоров Россия принята в ВТО. Переговорный марафон завершился на условиях, полностью учитывающих интересы нашей страны. Теперь нам нужно научиться работать в этой Организации, извлекая из вступления в неё максимальную пользу. Присоединение к ВТО – это значимый фактор интеграции России в мировую экономику. Оно отвечает как нашим национальным интересам, так и целям стабилизации международной торговой системы.

Одно из самых важных достижений последних лет в сфере международной безопасности – это заключение нового российско-американского Договора об СНВ. Он непосредственно работает на упрочение стратегической стабильности и режима нераспространения. Кроме того, наша инициатива о заключении договора о европейской безопасности положила начало серьёзному диалогу о создании в Евроатлантическом регионе новой архитектуры равной и неделимой безопасности.

В целом нам многое удалось сделать. И итоги прошедших лет можно считать успешными, а ряд достигнутых результатов – беспрецедентными. Ещё раз искренне благодарю тех, кто активно поддерживает мои планы и начинания. Считаю, что работа по обновлению экономики, обновлению всей жизни нашего общества должна быть главной задачей тех, кто будет управлять государством в последующие годы.

Уважаемые коллеги, теперь о практических задачах модернизации нашей страны. Начну с того, что я как Президент Российской Федерации намерен сделать в ближайшие месяцы.

Первое. Сегодня, на новом этапе развития государства, поддерживая ту инициативу, с которой выступил Председатель Правительства Владимир Владимирович Путин, я предлагаю комплексную реформу нашей политической системы.

Хотел бы сказать, что я слышу тех, кто говорит о необходимости перемен, и понимаю их. Надо дать всем активным гражданам законную возможность участия в политической жизни. Итак, считаю необходимым следующее.

Перейти к выборам руководителей субъектов Российской Федерации прямым голосованием жителей регионов.

Ввести упрощённый порядок регистрации партий. Моё предложение: по заявке от 500 человек, представляющих не менее 50 процентов регионов страны.

Далее. Отменить необходимость собирать подписи для участия в выборах в Государственную Думу и в региональные законодательные органы.

Наконец, сократить количество подписей избирателей, необходимых для участия в выборах Президента России, до 300 тысяч, а для кандидатов от непарламентских партий – до 100 тысяч.

Кроме того, предлагаю изменить систему выборов в Государственную Думу. Считаю целесообразным для укрепления связей депутатов с избирателями ввести пропорциональное представительство по 225 округам. Эта мера позволит каждой территории иметь своего непосредственного представителя в парламенте. Сейчас, к сожалению, все это знают, некоторые субъекты Федерации не имеют даже одного депутата, избранного местными жителями.

Предлагаю также изменить порядок формирования Центральной и региональных избирательных комиссий. Представительство политических партий в избиркомах должно быть расширено. Партии должны получить право отзывать своих представителей в комиссиях досрочно в случае необходимости. Соответствующие проекты я внесу в Государственную Думу в ближайшее время.

Уважаемые коллеги, это не окончательный список инициатив. Но давайте запасёмся терпением, тем более что ещё один древнекитайский мудрец Лао-Цзы говорил о том, что в управлении нужно быть последовательным, в делах нужно исходить из возможностей, а в действиях нужно учитывать время. Но в дальнейшем мы предпримем и другие необходимые шаги.

Полагаю, что уже предложенные меры сделают политическую систему страны более эффективной, лучше представляющей интересы граждан нашего государства. Особенно актуальны такие изменения накануне важнейшего политического события – выборов Президента России. Выборы должны быть честными, прозрачными, отвечающими современным представлениям о законности и справедливости.

Второе. В Государственную Думу будет внесён пакет законопроектов о децентрализации. Его реализация позволит провести серьёзное перераспределение властных полномочий и бюджетных ресурсов в пользу регионов и муниципалитетов. Я это обещал сделать, я это сделаю. Пора на деле приблизить к людям исполнение важнейших для них функций государства. Мы будем делать это, естественно, поэтапно, в течение нескольких лет в рамках следующего политического цикла.

Будут значительно расширены источники доходов региональных и местных бюджетов, в том числе собственные. Их объёмы мы, конечно, ещё дополнительно обсудим, но считаю, что они могут составить до 1 триллиона рублей. Это должно создать условия для успешного развития территорий, для более качественного исполнения обязанностей государства перед гражданами. В частности, будут постепенно отменяться федеральные льготы по региональным и местным налогам. Сроки должны быть дополнительно проработаны Правительством. В ряде регионов начнётся взимание налога на недвижимость взамен имущественных налогов. Кроме того, регионам и муниципалитетам должны быть представлены существенно более широкие права по распоряжению бюджетными ресурсами, которые поступают с федерального уровня. Излишнее регламентирование, мешающее самостоятельной работе на местах, будет устранено, а система финансовой поддержки региональных бюджетов будет в полной мере стимулировать расширение собственной доходной базы регионов.

Наконец, главы регионов получат право ставить вопросы делегирования значительного числа публичных полномочий с федерального на региональный уровень, если они будут к этому готовы, конечно. При этом часть полномочий может быть дополнительно передана всем регионам в силу федерального закона, прежде всего тех, которые прямо влияют на инвестиционный климат и социально-экономическое развитие территорий. Одновременно следует серьёзно укрепить материальную базу муниципалитетов, местного самоуправления как самого близкого к людям института власти. Муниципалитеты должны получить солидную и прогнозируемую финансовую основу для своей деятельности.

Будут и другие перемены, которые мы обсудим в ближайшие месяцы. И, безусловно, процесс децентрализации власти будет сопровождаться усилением политической ответственности руководителей регионов и муниципалитетов за конечные результаты их работы по развитию территорий, по повышению качества оказываемых людям услуг.

Третье. В первой половине следующего года взамен всеми любимого 94-го закона надо принять федеральный закон, предусматривающий создание федеральной контрактной системы. Новые процедуры государственных и муниципальных закупок должны обеспечить высокое качество исполнения государственного заказа и препятствовать формированию монопольно высоких цен и многомиллиардных коррупционных схем.

В целях дальнейшего противодействия коррупции считаю правильным ввести контроль за расходами лиц, занимающих государственные должности Российской Федерации и некоторые должности федеральной государственной службы, в тех случаях, когда расходы этих лиц явно не соответствуют их доходам. Речь идёт о декларировании крупных расходов на приобретение земли, другой недвижимости, транспортных средств, ценных бумаг.

Введение данного положения вместе с установленными в уголовном законодательстве кратными штрафами, увольнением в связи с утратой доверия при совершении коррупционных правонарушений и другими уже принятыми мерами, по сути, является реализацией идеи Конвенции ООН против коррупции об установлении ответственности за незаконное обогащение. Причём эта ответственность устанавливается в соответствии с принципами именно нашей правовой системы.

Также считаю правильным рассмотреть вопрос о расширении перечня лиц, чьи доходы подлежат декларированию.

Кроме того, нам нужно продумать, как, наряду с уже существующими мерами (я имею в виду и кратный штраф, и конфискацию), радикально снизить экономическую заинтересованность в совершении корыстных преступлений.

Наконец, считаю целесообразным ввести ограничения на совершение сделок между государственными структурами и коммерческими организациями, в которых крупными акционерами или руководящими работниками являются близкие родственники руководителей соответствующих государственных органов и компаний. Количество таких случаев, к сожалению, в нашей стране огромно.

Четвёртое. Завершается полномасштабный переход к бесконтактным технологиям документооборота при реализации государственных функций и оказании публичных услуг населению.

С 1 июля следующего года на электронное межведомственное взаимодействие должны перейти все регионы и многие муниципалитеты. Расширяются возможности граждан получать многие государственные и муниципальные услуги дистанционно, в том числе через использование соответствующего интернет-портала и с помощью универсальных электронных карт. Уже через несколько месяцев их пользователями станут миллионы людей из самых разных – включая отдалённые – регионов нашей страны. Гражданам будет проще общаться с государством в режиме реального времени, экономить соответственно и время, и деньги, не говоря уже о том, что электронные технологии обеспечивают лучшую прозрачность, крайне необходимую для противодействия коррупции.

Пятое. В короткие сроки будет начата реализация программ, которые я инициировал для поддержки семей с тремя и более детьми, а также учителей, врачей, молодых инженеров и учёных. Они должны получить лучшие возможности для улучшения жилищных условий с помощью льготной ипотеки.

Шестое. Одна из важнейших задач всех органов власти и общества в целом – это полноценная реализация программы «Доступная среда». Обращаю внимание: средства на её реализацию выделены большие. Шаг за шагом мы будем устранять сложности с передвижением инвалидов, будем заниматься их трудоустройством и существенно увеличим количество школ с инклюзивным образованием. Отношение к инвалидам, усилия, которые мы прикладываем к этому, нам необходимы для того, чтобы условия их жизни, их возможности перестали быть ограниченными. Они важны для всех нас, для всего общества.

Седьмое. Будут выполнены все планы, касающиеся развития бюджетной сферы. В частности, в 2012 году будет ускорено решение проблемы нехватки мест в детских садах. Для детей старше трёх лет, я считаю, её можно полностью решить в течение ближайших пяти лет. При этом не просто решить её, а повышая уровень оплаты труда работающих с детьми преподавателей и воспитателей. Продолжится и повышение зарплат школьных учителей.

Одновременно в регионах и на местах надо уделять особое внимание улучшению ситуации в учреждениях культуры, которые непосредственно работают с детьми, я имею в виду школы искусств, музеи, клубы, библиотеки. Они в сложном положении, и Правительство должно помочь территориям в реализации программ в этой сфере.

Восьмое. Государство примет дополнительные меры, которые стимулируют рост семейных форм устройства детей-сирот. Такое поручение я дам Правительству уже в ближайшие дни, а также считаю, что главы регионов должны принять программы, необходимые для медико-психологического и педагогического сопровождения семей, которые воспитывают детей-сирот. Им нужна помощь, и она должна быть практической.

Кроме того, во всех регионах необходимо завершить разработку программ социальной адаптации выпускников детских домов. В ряде территорий, напоминаю, это поручение ещё не выполнено.

Девятое. О дальнейших шагах в области уголовного права и судопроизводства. В первом полугодии будут подготовлены законопроекты, предусматривающие формирование системы социальной реабилитации граждан, отбывающих наказание, а также тех, кто отбывает наказание, не связанное с лишением свободы.

Особую роль в проведении эффективной уголовной политики нужно отвести судебной системе. От неё зависит, станет ли система назначения наказаний более гибкой, дифференцированной, а значит, и более справедливой. Мы продолжим работу по улучшению качества судейского корпуса. И один из ближайших шагов – это создание системы самостоятельных экзаменационных комиссий, через которые будут проходить все кандидаты на высокую должность судьи.

Число судей на душу населения у нас примерно то же, что и в большинстве европейских стран. Но напомню, что дел российские судьи рассматривают гораздо больше, в десятки раз больше, прежде всего потому, что около 80 процентов споров в этих странах разрешаются с помощью примирительных процедур, как это, кстати, было и в дореволюционной России.

К сожалению, в настоящий момент у нас практически нет культуры ведения переговоров и поиска взаимоприемлемых решений. Законы о медиации, которые приняты, почти не работают, случаи заключения соглашений всё ещё единичны. Надо более активно информировать граждан о возможности разрешить спор с помощью квалифицированного посредника, а также подумать над целесообразностью введения обязательного применения примирительных процедур при разрешении некоторых видов споров.И десятое. Два месяца назад я предложил выйти за рамки устоявшихся институтов и создать большое, или, может быть, правильнее говорить, открытое правительство, объединяющее для решения стратегических и оперативных задач все уровни и ветви власти, общественных деятелей, экспертов, всех, кто готов участвовать в процессах реального управления государством, в выработке и экспертизе важнейших решений и программ. Такое открытое правительство – это ведь, по сути, социальный лифт для самых активных и талантливых людей, кадровый резерв для обновления и пополнения исполнительной власти в центре и в регионах.

У нас уже происходит ротация чиновников. Созданные в стране кадровые резервы насчитывают около 100 тысяч человек. Немаленькая цифра. Из президентского резерва, который был создан по моему предложению, на новые, более высокие позиции назначено более 200 человек. Но, скажем откровенно, этой работой нужно заниматься более последовательно и более активно.

Наконец, открытое правительство – это эффективный способ обратной связи, позволяющий оценить действенность государственной политики, принципиально иначе построить работу органов власти, сделать её современной, опирающейся на инициативу с мест. Когда-то Эйзенхауэр сказал, что лозунг истинной демократии – не «Пусть это сделает правительство», а «Дайте нам сделать это самим». Абсолютно правильные слова.

Вот эти механизмы начнут работать уже через несколько недель. На первом этапе, естественно, в рамках специальной временной группы, структуры, которая будет создана для этих целей. Одним из первых проектов станет публичный конкурс на выявление самых бессмысленных, удушающих жизнь бюрократических процедур. Соответствующий интернет-ресурс, надеюсь, заработает с нового года.

Я хотел бы сегодня обратиться ко всем, кто сталкивается с такими процедурами, – расскажите о них, пожалуйста, если вы считаете их вредными для нормальной жизни, для полноценного развития нашей страны. На основе ваших предложений будут приниматься решения об их отмене или о корректировке каких-то процедур, а в необходимых случаях – кадровые решения.

И в целом для улучшения общественных коммуникаций считаю правильным использовать все современные информационные технологии. Вы знаете, я уделял и уделяю этому самое пристальное внимание. Нужно использовать всё, что есть, и создавать то, чего нет. Поэтому я предлагаю в ближайшее время решить вопрос о создании общественного телевидения – возможно, на базе одного из существующих федеральных каналов. В этом случае ни один из владельцев этого нового средства массовой информации не должен иметь определяющего влияния на принятие любых решений: ни государство, ни частный владелец. Уверен, что такое общественное телевидение может сделать нашу информационную среду более конкурентной и соответственно более интересной.

Уважаемые коллеги! Я перечислил задачи, на которых сконцентрирую своё внимание в ближайшие месяцы, а как будет выглядеть федеральная и исполнительная власть в последующий период, зависит от выбора граждан нашей страны. Это ответственный выбор, определяющий наше общее будущее, особенно с учётом той непростой обстановки, которая складывается в мире.

Вы знаете, финансовые потрясения уже привели к ухудшению платёжеспособности ведущих стран, к резкому замедлению темпов их роста. Страхи за основные резервные валюты, за положение транснациональных банков определяют сегодня настроения инвесторов больше, чем ситуация в реальной экономике. Да, есть развивающийся мир, где проживает большая часть населения планеты, и этот развивающийся мир продолжает расти, но это не может в полной мере компенсировать остановку прежних локомотивов – локомотивов развития мировой экономики. Поэтому многие политики, главы международных организаций, ведущие экономисты и бизнесмены говорят о наступлении глобальной депрессии.

Уважаемые друзья! Очевидно, что всех нас ждут непростые времена. Я уже говорил, что наша страна достойно выдержала экзамен кризиса. Нынешняя команда справилась с этими испытаниями. Я надеюсь, что мы справимся и с новыми вызовами, кто бы ни стал Президентом России, кто бы ни возглавил федеральное Правительство; существует набор безусловных приоритетов, которыми руководители страны будут заниматься для того, чтобы обеспечить её успешное развитие. В этом я, кстати, снова убедился в период избирательной кампании, когда особенно много общался с людьми, и сделал для себя целый ряд выводов, которые укрепили мою убеждённость в правильности выбора стратегии и модернизации.

Давайте посмотрим: очевидно, что чем более значительны наши достижения, тем более остро воспринимаются нерешённые проблемы. Чем благополучнее общество в целом, тем более явными становятся проявления бедности, нарушения прав, несправедливости. Люди устали от отсутствия возможности эффективно, в разумные сроки решать самые острые проблемы. Люди устали от того, что их интересы игнорируют, порой просто не замечают.

Несправедливо, когда тысячи семей живут, по сути, в варварских условиях, без самых элементарных жилищных и коммунальных услуг, когда дети из отдалённых сёл не могут получить нормального образования, когда у людей нет возможности добраться до места, где им окажут качественную медицинскую помощь, другие современные услуги, если у них нет перспектив найти приличную работу, а часто вообще никакую работу нет перспектив найти. Недопустимо, когда предприниматели и инвесторы в большинстве регионов месяцами пробиваются через бюрократические барьеры и на каждом шагу сталкивают с произволом должностных лиц, в том числе должностных лиц, которые лоббируют интересы конкурирующих организаций. Наконец, наши граждане страдают от неправосудных решений или от неэффективного исполнения законных судебных актов.

Повторю, всеми этими проблемами, а мы их видим и знаем, должны заниматься будущие руководители нашей страны.

Чем надо заниматься? Во-первых, в России нужно создать максимально широкие возможности для ведения малого и среднего бизнеса, для получения выгод от инноваций и создания миллионов новых высокопроизводительных рабочих мест, для привлечения частных, в том числе иностранных, инвестиций, в создание современной индустрии, высокоэффективного сельского хозяйства, «умной» инфраструктуры, в жилищное строительство, в сектор услуг. Повторю то, что уже неоднократно говорил: улучшение предпринимательского климата – это наилучший способ обеспечить высокие темпы экономического роста. Нет лучше способа!

Для успешной реализации названных приоритетов считаю критически важным поддержание макроэкономической стабильности. При высокой инфляции и процентных ставках наши цели окажутся просто недостижимыми, поэтому мы должны сохранять низкий уровень бюджетного дефицита и государственного долга. Финансирование обязательств государства должно происходить прежде всего за счёт увеличения доходов, полученных от высоких темпов экономического роста, от улучшения налогового и таможенного администрирования, а также от полноценной реализации программы приватизации государственных активов.

Инфляция: процентные ставки должны быть снижены до более приемлемых уровней за счёт развития конкуренции, за счёт уменьшения законодательных и финансовых рисков. Это необходимо и для развития всей нашей финансовой системы, и для создания в Москве международного финансового центра, чем мы и занимаемся последнее время.

Центральный банк, Правительство, как и во время кризиса трёхлетней давности, не имеют права допустить потрясений ни на валютном рынке, ни в банковской сфере. Для этого всем нам надо продолжать жить по средствам, не разбазаривая финансовые ресурсы, особенно в условиях наступающей глобальной рецессии. Однако установка жить по средствам не означает, что мы должны отказаться от новых социальных программ, тем более сокращать существующие обязательства. Все эти обязательства будут исполнены в полном объёме. Это касается пенсий, мер поддержки семей с детьми, охраны здоровья, создания безбарьерной среды для инвалидов, развития образования и культуры.

При этом нам нужно как можно скорее определиться с долгосрочной стратегией развития пенсионной системы. Я считаю, что нам нужно дать людям возможность выбирать, когда именно выходить на пенсию, ориентируясь на ожидаемое соотношение уровня пенсий и зарплат, а по мере выхода из кризисной ситуации вернуться к более активному стимулированию добровольных пенсионных накоплений.

Во всех регионах страны должны быть реализованы программы модернизации здравоохранения. Новое законодательство об охране здоровья позволит определить гарантированные объёмы качества оказываемых медицинских услуг, а на выделенные на это средства привести нужно будет в порядок материальную базу медицинских учреждений и повысить зарплаты медицинским работникам. Одновременно с этим всё общество должно предпринять максимум усилий, чтобы здоровый образ жизни стал нормой.

Нам необходимо продолжить реализацию программы и нашей национальной инициативы «Наша новая школа». Приоритеты последующих лет – это полноценное формирование новой системы поиска и поддержки юных талантов, переход к практически ориентированной модели образования в средней и старшей школе и превращение школы в центр жизни, а не только в место, где учат детей. Надо формировать и новое поколение учителей, которые обладают всеми навыками современной педагогики и получают достойную зарплату за свой труд.

Надо исправить и другую крайность или положение, которое сложилось за последние 20 лет в высшем образовании, где, к сожалению, моду по-прежнему определяют не классические и исследовательские университеты, мощные университеты, а, к сожалению, сотни третьесортных институтов. Нам нужно продолжить создание сети современных вузов, которые отвечают именно мировым стандартам как по качеству образования, так и по уровню проводимых научных исследований.

Надо целенаправленно заняться возрождением культуры. Это может быть одним из главных факторов модернизации России. Нужно поддерживать и традиционные школы, и новые проекты во всех областях искусства. Особое внимание уделить обновлению инфраструктуры сферы культуры, использованию современных технологий, а также повышению оплаты труда людей, которые посвятили себя этому важному делу. Средняя зарплата в этой сфере сейчас вдвое меньше среднемесячной зарплаты в экономике, что и несправедливо, и абсолютно недальновидно. При этом культурное достояние должно стать максимально доступным для детей. Знакомство с лучшими образцами мирового искусства и, безусловно, самостоятельное творчество должны стать частью образовательного процесса. Но если в крупных городах для этого возможностей немало, то малые и средние города нуждаются в особой поддержке.

Безусловным приоритетом остаётся и гармонизация межнациональных отношений. В нашей стране живут представители более 180 народов, говорящих на 239 языках и диалектах. Этот многонациональный мир – уникальное преимущество России, мир, в котором больше тысячи лет вместе живут представители самых разных национальностей и конфессий. Наше общество в целом не поддерживает экстремизм и идеологии, которые основаны на ненависти к людям. Как писал академик Лихачёв, «национализм – это проявление слабости нации, а не её силы». Это очень правильные слова. Но до сих пор серьёзную напряжённость вызывает международная и внутренняя миграция, особенно в крупных городах. Подчас это приводит к межнациональной розни и конфликтам.

Необходимо устранять экономическую основу для массовой внутренней миграции, а также для концентрации внешней миграции в отдельных регионах страны. Должны быть созданы условия для опережающего развития депрессивных густонаселённых территорий.

Кроме того, надо больше внимания уделять культурному и нравственному воспитанию детей, учить их взаимоуважению и толерантности – по сути, так, как сегодня учат грамматике или истории. Это нужно для того, чтобы сохранить нашу страну.

И, разумеется, нужно последовательно и бескомпромиссно бороться со всеми проявлениями экстремизма, с преступлениями, направленными на разжигание межнациональной розни. Подчеркну, такая работа – это постоянный приоритет.

Уважаемые коллеги! Ближайшее десятилетие должно стать временем кардинального обновления наших Вооружённых Сил. Я только что сказал об очень серьёзных решениях, которые приняты по денежному довольствию военнослужащих, по квартирному вопросу. К 2020 году российская армия должна быть оснащена современными вооружениями и военной техникой минимум на 70 процентов. Современная, хорошо оснащённая армия потребует последовательного сокращения числа призывников и замены их профессиональными контрактниками. Уже к 2017 году их численность должна составить 425 тысяч человек.

Внешняя политика России должна быть продиктована развитием геополитической ситуации, необходимостью обеспечить безопасность страны и партнёрские отношения с другими государствами в интересах наших граждан.

Не так давно я сказал о нашем принципиальном подходе к проблематике противоракетной обороны. Не буду сейчас об этом ещё раз говорить. Все знают моё заявление. Хочу лишь подтвердить одно: мы открыты для конструктивного диалога и для предметной работы с нашими партнёрами, если они научатся нас слышать. И мы рассчитываем на встречное движение как в целях скорейшего выхода на взаимоприемлемое решение, так и для того, чтобы сохранялась атмосфера доверия. Мы рассчитываем и на продолжение разговоров и работы над новым Договором о европейской безопасности.

Мы заинтересованы в нахождении взаимовыгодных решений по всем ключевым вопросам международной повестки дня. Так, в числе постоянных приоритетов остаётся преодоление последствий глобального кризиса. Это наш совместный приоритет. Сейчас крайне важно полностью реализовать принятые «Группой двадцати» решения о стабилизации финансового положения ряда ведущих стран мира, о реформировании международной финансовой системы.

Напомню, я в последние годы выступал с целым рядом инициатив в этих областях, в частности с идеей создания международного механизма предотвращения и ликвидации последствий катастроф на морском шельфе; об укреплении международного режима ядерной безопасности; об установления новых правовых рамок обеспечения энергетической безопасности, защиты прав интеллектуальной собственности с учётом развития глобальной Сети; наконец, о борьбе с морским пиратством. Мы рассчитываем на совместную работу по реализации этих предложений. Часть из них уже обсуждается в формате «большой восьмёрки», часть – в более широких форматах. Считаю, что в продвижении этих вопросов было бы полезнее использовать потенциал стран БРИКС и Шанхайской организации сотрудничества.

События последних месяцев показали также востребованность наших посреднических усилий в решении серьёзных региональных проблем – в решении политическими и дипломатическими средствами, без вмешательства извне и применения силы, разумеется – при координирующей роли Организации Объединённых Наций.

Наконец, безусловным приоритетом на ближайшие годы является придание дополнительных импульсов интеграционным процессам и укрепление сотрудничества с нашими ближайшими партнёрами. Важнейшее направление – укрепление союзнических отношений в рамках Организации Договора о коллективной безопасности, особенно в кризисных ситуациях, в том числе с использованием потенциала Коллективных сил оперативного реагирования.

Нам необходимо раскрыть огромный потенциал Таможенного союза и, конечно, Единого экономического пространства, которое мы только-только создали.

В практическую плоскость перешло решение амбициозной задачи – формирование Евразийского экономического союза. Этот новый механизм будет настроен на достижение максимальной отдачи от наших экономик и простых, практических, осязаемых результатов для наших граждан.

Важная особенность Евразийского экономического союза – это его открытость для партнёров по ЕврАзЭС, СНГ, да и для других партнёров на самом деле. По мере готовности они могут присоединиться к этой работе. Рассчитываем, что этот экономический союз станет связующим элементом Европейского и Азиатско-Тихоокеанского регионов, влиятельной силой и востребованным партнёром в мировой экономике.

Уважаемые граждане России! Дорогие друзья! Все эти годы я работал с одной целью – чтобы сделать жизнь наших граждан лучше, чтобы граждане нашей страны чувствовали себя безопаснее, чтобы они не боялись за своих детей и внуков, чтобы жизнь старшего поколения была достойной. Именно поэтому так важно было сохранить экономическую и политическую стабильность и столь критически необходимо начать модернизацию нашей страны.

Но впереди действительно непростые времена. Глобальная депрессия может продлиться несколько лет, а конкуренция за умы, за идеи, за ресурсы будет только обостряться, и мы – в эпицентре этой конкуренции. Но даже в этих сложнейших условиях у нас нет права останавливаться в развитии. Такая работа потребует упорства, сил, конечно, времени в преодолении инерции и очень многих устоявшихся стереотипов. И только вместе мы сможем пройти этот нелёгкий путь.

Да, не все мы одинаково смотрим на мир, у нас порой очень разные представления о приоритетах. Есть расхождения и в том, как действовать, но все мы в конечном счёте хотим одного: лучшей жизни для граждан нашей страны. Поэтому мы должны научиться слушать друг друга, должны уважать общественное мнение и не навязывать решения сверху.

И мы обязаны продолжить то, что начали, продолжить обновление Российского государства и российского общества в целом. Именно поэтому я хочу, чтобы каждый из нас осознал свою часть ответственности за то, как живут его близкие, самые родные люди, за успех собственного дела, а следовательно, за будущее нашей любимой страны.

Я полностью осознаю свою ответственность за всё, что ещё предстоит сделать. Я верю в каждого из вас и знаю: у нас всё получится.

«Мне страшно представить мир без ядерного оружия»

Академик и разработчик ракетного оружия рассказал «МН» о противостоянии России и США

Александр Садчиков

Россия объявила об обновлении своих стратегических ядерных сил. В планах Минобороны заменить РС-18 «Стилет» и РС-20 «Сатана» модернизированным «Тополь-М» и новой тяжелой жидкостной баллистической ракетой. Почетный генеральный директор и почетный генеральный конструктор ОАО «ВПК «НПО Машиностроения», академик Академии военных наук, разработчик многих образцов современного ракетного оружия Герберт ЕФРЕМОВ рассказал обозревателю «МН» Александру САДЧИКОВУ о том, что происходит с российскими ядерными силами. Сам о себе он говорит: «Я по образованию и практике специалист по жидкостным баллистическим ракетам, 61 год работаю в этой сфере».

— Герберт Александрович, сейчас обострилось противостояние России и США по поводу размещения американских систем ПРО в Европе. Пока сверхдержавы спорят, Тегеран, против которого Америка в первую очередь и разворачивает ПРО, успешно испытывает ракеты средней дальности «Шахад-3» и запускает ракету-носитель «Кавошгар-3». Насколько реально, что у Ирана появится ядерное оружие и он сможет его применить?

— По моим оценкам, Иран относится к так называемым пороговым странам — у которых есть технологии и в ближайшее время либо при необходимости может появиться ядерное оружие. К таким же странам относится, например, и Япония. Но нужно понимать, что, получив ядерное оружие, любое государство получает и ответственность за него. Мне кажется, что при всей браваде в Иране живут не самоубийцы. Там никто не будет рисковать и наносить удар, к примеру, по Израилю, заведомо зная, что тебя тоже уничтожат через несколько минут. Пока что во всех ядерных странах торжествует принцип: мы находимся в одной лодке или в одной упряжке, кому как нравится.

— Тогда получается, американцы правы, что сооружают систему ПРО в Европе? Как иначе защититься от иранских ракет?

— Система ПРО эффективна против единичных «простых» ракет. Когда-то Москву защищали примерно 100 ракет-перехватчиков — при том, что в случае потенциальной войны по нам мог быть нанесен удар из 11 тыс. блоков. Такой удар не сдержит ни одна система ПРО. Сейчас президент Медведев говорит: если вы не допускаете нас в общее ПРО, то непонятно против кого эта система. Если против Ирана, то тогда как раз логичнее делать общую ПРО. Национальные ПРО — это иллюзия, большой обман, и прежде всего самообман. Противоракетная система должна стать наднациональной и контролироваться неким международным органом — при ООН или самой ООН, боюсь применить формулу «мировым правительством» — слишком уж конспирологически звучит. Развитым странам, членам «ядерного клуба» бессмысленно иметь ПРО друг против друга. Допустим, американцы сделают ПРО, пусть даже способное сбивать северокорейские и иранские ракеты, но от наших и даже от китайских ракет это абсолютно бесполезная штука.

— У Михаила Горбачева был план уничтожить ядерное оружие к 2000 году. Он даже предложил его Рейгану, но эту наивную затею остановила Маргарет Тэтчер и военные США и СССР. А может современный мир обойтись вообще без ядерного оружия?

— Я скажу парадоксальную вещь: нам не нужен мир без ядерного оружия. Более того, мне страшно представить себе такой мир. Если угодно, то сейчас есть некий «ядерный клуб джентльменов», которые и сами ведут себя по правилам клуба и миру их диктуют. Не будь ядерного оружия, многие страны вели бы себя совершенно по-другому — разнузданно, безумно.

Кроме того, для современной России невыгоден мир без ядерного оружия, потому что мы не имеем паритета в обычных вооружениях. Нам нечего противопоставить США с их технологическим отрывом по производству высокоточных тактических ракет, которые они могут производить десятками тысяч. Да нам и не нужны горы такого оружия.

— А в каком состоянии сейчас находятся стратегические ядерные силы России?

— Сейчас мы находимся в условиях нового договора о СНВ. В этом документе есть два главных параметра: квота на число носителей (700 оперативно развернутых ракет и 100 еще на складах) и количество ядерных боеголовок (1550), которые могут быть на них установлены. К сожалению, уже в ближайшее время, а не через семь лет, как предписано договором, мы не будем иметь такого количества ракет. По состоянию на декабрь 2010 года в составе стратегических ядерных сил России находилось 611 носителей, способных доставить 2679 ядерных боезарядов, из которых две трети к 2020 году будут списаны по старости.

Проблему старения нашего ядерного щита не решает и серийное производство твердотопливных ракет «Тополь-М» и «Ярс», на которых может быть установлено только по одной-три боеголовки.

Что касается морской составляющей стратегических ядерных сил (СЯС), то есть такой критерий оценки — коэффициент оперативного напряжения. У американских лодок этот коэффициент составляет 0,35–0,4. Это означает, что четыре из десяти лодок должны быть в море. У нас этот коэффициент — 0,2–0,25 (на базе находятся восемь лодок из десяти). Считается, что на базах лодки уязвимы, а в море — сохраняются.

— Но перекос в паритете у нас и американцев возникал и раньше. В 60-е годы прошлого века мы отставали от США по количеству ракет, но тогда удалось преодолеть это отставание. В том числе, как я понимаю, благодаря и вашему участию. Вы же тогда работали с Владимиром Челомеем...

— На рубеже 1960-х американцы затеяли тысячу «Минитменов» — ракет шахтного базирования (тогда — с одной боеголовкой). В этом была главная идея министра обороны США Роберта Макнамары — сделать так, чтобы по количеству ракет никто не мог догнать Америку.

Нам ответить было нечем. Сергей Королев попытался в качестве ответа предложить свою Р-7 — двуступенчатую межконтинентальную ракету. Но ракета была громоздкой, требовала огромного запаса жидкого кислорода, трое суток готовилась, заправлялась и т.д.

Хрущев поставил задачу: догнать США и по количеству ракет, и по их возможностям. К работе подключили КБ «Южное» во главе с Михаилом Янгелем. Янгель сделал Р-16 — ракету, известную своей трагической историей: во время одного из ее первых испытаний случился взрыв. В огне сгорели более 70 человек, среди них — главнокомандующий РВСН маршал Неделин, большая группа ведущих специалистов КБ. Но и эту ракету нельзя было считать нашим ответом. Когда командующий Ракетными войсками Кирилл Москаленко и Янгель докладывали Хрущеву о проекте, то сказали: все получилось, все нормально, есть только один сложный момент — мы по команде к пуску заправляем ракету три часа. Не трое суток, как королевскую, а три часа. Хрущев поинтересовался: как же так, у американцев ведь 20 минут подлетное время? Получается, через десять минут мы обнаружим их запуск и только начинаем заправлять свои ракеты

Тогда к работе был подключен Минавиапром, и КБ Владимира Челомея было поручено: у американцев 1000 ракет, значит, и у нас должно быть столько же. Челомей получил такую задачу после того, как отличился в своих крылатых ракетах — очень точных и сложных по техническим решениям. И он нашел ответ — знаменитую «сотку» — УР-100 (универсальную жидкостную ракету 100-тонного класса, которая на самом деле весила 42 тонны). «Сотка» стала самой массовой межконтинентальной баллистической ракетой из всех принятых на вооружение РВСН. С 1966 по 1972 год было развернуто 990 пусковых установок этих ракет. И одной из главных задач, успешно решенных в УР-100, было сокращение времени готовности ракеты к пуску — до нескольких минут.

— Вы говорите о решении технической задачи, но, наверное, иной была и система управления проектами? Как сейчас говорят, «политическая воля».

— Никита Хрущев — «мужик от сохи», но лично вникавший во все оборонные дела и не боявшийся принимать решения, сделал две великие вещи. Во-первых, запретил принимать от конструкторов поклепы и доносы друг на друга. Во-вторых, даже в случае провала проекта никого не сажал. Благодаря этому удалось добиться больших успехов. Если у Королева не получилась боевая ракета, значит, его КБ и дальше занималось пилотируемым космосом. А благодаря «соткам», предложенным Хрущеву Челомеем, СССР за короткий срок ликвидировал отставание от американских «Минитменов».

— Но сейчас наш «ядерный щит» безнадежно устарел, и мы опять проигрываем американцам?

— Я бы не стал применять слова «безнадежно» и «устарел». Проверки находящихся на боевом дежурстве жидкостных ракет проводятся ежегодно — анализируется состояние механизмов, деталей, приборов. За последнее десятилетие нам пришлось создавать целую науку о том, как продлевать сроки технической готовности с подтверждением, что у нас ничего не состарилось. Ради такого подтверждения, собственно, и проводятся ежегодные пуски уже стоящих на дежурстве ракет. Еще десять лет назад проводилось пять-шесть таких пусков, теперь по одному в год — ракеты бережем! Они дорого стоят. С другой стороны, не нужно впадать в панику — я часто читаю о том, что у нас на вооружении одни «старушки». Но если из серии УР-100 Н УТТХ «старушкам» 33 года, то «молодухам» 20–23 года, ведь изготовление ракет велось более десяти лет.

— А у американцев ракеты стареют такими же темпами?

— Темпы старения у всех одни, время едино. Насколько я знаю, они также продлевают сроки службы своих «Минитменов» и «Трайдентов». При этом особенно «омолаживаются» «Минитмены» — например, там меняются системы управления в части повышения точности или ускорения подготовки к пуску; твердотопливные ступени у этого класса ракет менялись как минимум дважды за срок службы.

— В таком случае можно ли сказать, что у нас если не количественный, то как минимум технологический паритет с американцами?

— Да, по качественным показателям паритет сохраняется. Хотя, повторюсь, количество ракет у нас сильно уменьшилось. Почему возникло отставание? У меня на этот счет свое объяснение. Изменения в паритете были заложены не в 90-е годы, а еще при Михаиле Горбачеве. Где-то в 1987–1988 годах стали коситься на «оборонщиков». Тогда победил принцип: «оборонка» слишком дорого нам обходится. После переговоров в Рейкьявике Михаила Горбачева и Рональда Рейгана мы стали избавляться от избыточных ядерных сил. А дальше все покатилось по наклонной.

— Я так понимаю, вы будете ругать 90-е годы, развал страны и армии?

— Ругать историю недопустимо, ее надо анализировать. В 1990-х годах возник сбой в системе управления промышленности СЯС. Тогда в государстве не нашлось руководителей, которые проводили бы рациональную политику в отношении ядерных сил. Вместо этого всеми — конструкторами, чиновниками и военными — была организована погоня за деньгами. В 1992-м появилась большая струя финансирования — американские фонды давали деньги на сокращение СЯС. Всем, даже РВСН надо было как можно скорее прикончить все старое, советское. Стали взрывать шахты и распиливать лодки. Сначала американцы выделяли средства живыми деньгами, но потом поняли: до заводов они не доходят. Тогда стали напрямую оплачивать работы: разрезал лодку — получи. Эта была первая денежная струя, за которую начали борьбу руководители ОПК.

Вторая — это деньги на НИОКРы. За опытно-конструкторские и научно-исследовательские работы стали браться все, кому не лень. Например, Московский институт теплотехники во главе с Юрием Соломоновым, который до этого успешно разработал сухопутный «Тополь», занялся морской ракетой «Булава». Как результат, мы имеем затяжку с этим проектом. А исторически «морское» КБ «Макеева» теперь работает над сухопутными ракетами.

— Минобороны полуофициально объявило, что готово финансировать разработку новой тяжелой жидкостной ракеты наземного базирования, которая должна прийти на смену РС-20 («Сатана»). Что вам известно об этом проекте? Некоторые эксперты считают, что он способен восстановить паритет ядерных сил.

— Новая тяжелая ракета еще не создана, и споры о том, какой она будет, под вопли противников — «твердотопливников» — действительно уже идут. Повторю свою мысль: если сегодня строить только твердотопливные ракеты, несущие на себе один-три ядерных блока, то к 2020 году мы даже на 50% не выполним квоту в 1,5 тыс. боеголовок.

Однако сейчас необходимо думать, как делать и куда ставить новую жидкостную ракету. У нас ведь, например, почти нет под нее шахт (кроме 58 стартов, в которых сейчас базируются РС-20). В 2002 году я был на совещании по гособоронзаказу у Владимира Путина — тогда он резко спросил военных: почему вы взрываете шахты на территории России? На Украине и в Казахстане мы обязаны были взрывать старты по международным соглашениям, но у себя американцы не подорвали ни одной шахты — все они были переведены в учебные полигоны. Тогда наши военные пообещали больше не взрывать шахты. И выполнили свое обещание, но издевательски! Они вынимали тяжелые ракеты для уничтожения, а шахты не взрывали, а заваривали крыши точечной сваркой. Когда я поинтересовался у ракетчиков, почему они так поступают, мне ответили: нам не выделили 200 военнослужащих на охрану Туда стали приезжать местные трактористы и добывать металл. Один отдельный старт — это по шесть-десять километров медных кабелей. А шахта стоит миллиарды рублей

Другой момент: при создании новой тяжелой МБР мы значительно сэкономим и исключим риски, если ступени ракеты будут повторно изготавливать КБ «Южное» и Южмашзавод на Украине в Днепропетровске. А все «критичное» — системы управления, разведения блоков, оснащение — нужно использовать российское.

— Тут есть политический момент. Украина — это другое государство, с которым у нас и так много проблем — политических и экономических. А если там сменится власть, то кто будет делать эти ступени?

— Не забывайте, что и при Викторе Юшенко, которого у нас в СМИ часто называли и «петлюровцем», и «бандеровцем», мы получали с Украины комплектующие для тяжелых ракет, и никто ничего не перекрывал. Деньги есть деньги. Киев не имеет запрета от американцев проводить такого рода работы. Если, например, украинцам нельзя сотрудничать с нами в этой сфере, то почему такую же ракету они поставляют в виде носителя в Бразилию? Я говорю о проекте «Циклон-4». По сути, это такая же боевая ракета — только с лишней ступенью, которая будет нести не ядерный заряд, а выводить спутники на орбиту.

Что касается нашей внутренней безопасности, то можно оговорить этот вопрос отдельно. Например, мы могли бы договориться с КБ «Южное» о передаче нам комплекта технической документации по двум ракетным ступеням. Если уж политическая ситуация на Украине радикально изменится, то мы могли бы на основе этой документации освоить собственное производство. И таким образом тоже сэкономить значительные средства.

В любом случае наш воткинский завод не сможет производить столько ракет, чтобы обеспечить потребности РВСН. Это в советские времена предприятие делало по сотне ракет в год. Сейчас там сосредоточены все «Тополя-М», «Ярсы», «Булавы» и «Искандеры». Второй такой завод мы не откроем и за десять лет.

— Если не откроем второй завод — дублер воткинского, то как можно изменить ситуацию в ОПК? Что нужно сделать для сохранения СЯС как гаранта национальной безопасности?

— Если по-крупному, то в современных условиях государству необходимо выполнить набор действенных мер.

Во-первых, нельзя считать работы по СЯС в промышленности сугубо коммерческим делом. По-видимому, в силу исключительной важности для независимости России роли ядерных сил может быть необходимо введение государственной должности — вроде национального директора по созданию СЯС, с наделением его полномочиями выхода на президента России. Мои попытки обсудить такой известный по мировой практике подход еще в 1995–1996 годах были перебиты высокопоставленными чиновниками с аргументом: «А чем мы тогда будем управлять»?

Это крайне необходимо, ведь за последние годы мы потеряли 200–300 оборонных технологий. В некоторых отраслях, например электронике, потери стандартным путем не восполняемы. Мы вынуждены идти на кооперацию с другими странами. Как, например, НПО машиностроения — в проекте морской крылатой ракеты «Брамос» — с Индией.

Но, кроме того, нужна некая последняя инстанция в администрации президента (как в прошлом — заведующий оборонным отделом ЦК КПСС), где и будут окончательно вырабатываться решения для руководства страны.

Во-вторых, необходимо ввести в практику обязательное сквозное финансирование на весь цикл разработки и производства СЯС. Для ракетно-космической техники эти циклы длительны, шесть-восемь лет. При этом деньги должны поступать с января месяца... Бывали годы, когда для текущих работ мы получали первые деньги от Минфина только в сентябре. В 2011 году получили в июне-июле, и то после вмешательства президента.

В-третьих, необходимо учитывать изменения масштаба финансовых средств не по вымышленным дефляторам, а по реальным показателям промышленной инфляции. Говорят, что инфляция сейчас составляет 6–7%, но это лукавство статистики. Может, на редиску она как раз такая, но промышленная инфляция — 27–28 %. Это не мои слова, это данные Госкомстата. Нужно обеспечить прозрачность цен работ, введя при этом уровень рентабельности в 30%.

И, конечно, нужно изменить подходы к госзаказам. Существующую государственную программу вооружений до 2020 года необходимо сделать максимально открытой, обсуждаемой специалистами и исключающей появление в ней затратных «лоббистских» химер. Сейчас же одних мы делаем безработными, а других поливаем денежным дождем.

Россия > Армия, полиция > mn.ru, 22 декабря 2011 > № 457751 Герберт Ефремов

Теперь для посещения страны туристам из России, Украины, Китая и Южной Америки не нужно будет оформлять отдельную хорватскую визу - достаточно будет наличия многократной Шенгенской.

На такие меры правительство страны пошло для того, чтобы увеличить количество приезжающих в страну отдыхающих.

Как пишет Euromag.com, ранее безвизовый режим был установлен только во время туристического сезона для россиян и украинцев. «В 2011 году побережье страны посетили около 30 тысяч путешественников из России и 10 тысяч из Украины», – отмечает директор Совета по туризму региона Дубровник-Неретва Владимир Бакич.

По информации газеты Croatian Times, в 2012 году туроператоры Хорватии ожидают приток туристов из Мексики, Бразилии, Аргентины, Чили и Республики Корея.

Запасы импортной железной руды в Китае сокращаются уже в течение 4 недель с конца ноября. По данным на 16 декабря 2011 г., их объем снизился на 790 тыс. т по сравнению с предыдущей неделей (5.12.11–11.12.11) до 96,11 млн. т.

Рассматривая поставки по странам, необходимо отметить, что количество индийского сырья 16 декабря 2011 г. сократилось на 280 тыс. т, до 10,18 млн. т, австралийского – на 250 тыс. т, до 42,49 млнт, других поставщиков – на 460 тыс. т, до 19,85 млн. т. Объем бразильского сырья, напротив, вырос на 20 тыс. т, до 23,59 млн. т.

Удешевление импорта железной руды в КНР несколько дней назад приостановилось. 20 декабря 2011 г. индийская руда стоила $141/т, австралийская – $133/т, бразильская – $133/т.

Около десяти тысяч литров нефтепродуктов вылились из трюмов корабля-платформы, принадлежащей бразильской компании Modec, в воды залива Илья Гранде (Ilha Grande) у побережья Бразилии неподалеку от курортной зоны Рио-де-Жанейро, сообщает в воскресенье издание La Segunda.

По словам представителя компании, платформа пришла из Китая для проведения ряда исследовательских работ по заказу бразильской нефтяной компании Petrobras. Утечка произошла в момент постановки судна на якорную стоянку.

Как сообщает министерство окружающей среды штата Рио-де-Жанейро, компании Modec предстоит выплатить штраф в размере около 4 миллионов евро, он может быть существенно увеличен после уточненной оценки экологического ущерба прибрежной зоне.

Несколько дней назад прокуратура бразильского штата Рио-де-Жанейро предъявила американской компании Chevron иск на 10,6 миллиарда долларов о возмещении ущерба от еще одного разлива нефти на бразильском шельфе. Утечка нефти началась 8 ноября этого года на месте бурения скважины на месторождении Frade на шельфе в 120 километрах от побережья Рио-де-Жанейро.

По данным бразильского правительственного агентства по нефти (ANP), протяженность нефтяного пятна составила 11,8 километра, а общая площадь - 18 квадратных километров.

В минюст Бразилии также было направлено прошение о приостановке деятельности Chevron в Бразилии под угрозой штрафа в 266 миллионов долларов.

Усилия чилийской фруктовой индустрии, направленные на приобретение новых экспортных рынков, были не напрасны.

В сезоне 2010-11 экспорт фруктов из страны вырос на 7,2% и достиг нового рекорда – 2,641 млн. тонн. Между тем, США и Европа, два крупнейших экспортных направлений, показали отрицательный рост, в то время как поставки в Латинскую Америку, на Дальний и Ближний Восток существенно выросли.

В прошлом сезоне экспорт в страны Латинской Америки вырос на 26,3%, регион стал третьим по величине рынком сбыта, потребляя порядка 20% фруктов, предназначенных для внешнего рынка. Особенно быстро развивались торговые отношения с Бразилией, экономика которой в настоящий момент характеризуется быстрыми темпами роста ВВП и потребительских расходов.

«Сотрудничество с Бразилией развивается в позитивном ключе, и мы видим в этой стране крупного покупателя нашей продукции в будущем», - говорит Председатель Ассоциации Экспортеров Чили (ASOEX), Рональд Боун.

Взлетели продажи в прошлом сезоне и на Дальнем Востоке, на 28,4%, доля этого региона выросла с 11% до 13%.

Боун говорит: «Существенный прирост показали некоторые рынки Дальнего Востока, но особенно трудоемким стало построение отношений с Китаем, в том числе в законодательном плане. В результате прямой импорт в Китай за последние два сезона вырос в два раза. Рынок эластичный, и, несмотря на то, что мы начали с относительно небольших объемов, его высокий потенциал для нас очевиден».

Ближний Восток – по-прежнему относительно небольшой рынок сбыта чилийских фруктов. В прошлом сезоне в регионе было продано чуть менее 150 тыс. тонн, что, между тем, на 10% больше по сравнению с предыдущим годом. Доля Ближнего Востока достигла практически 7%.

Привычный товарооборот с европейскими странами был нарушен финансовым давлением на потребителей еврозоны и Великобритании. Тем не менее, европейский экспорт показал небольшой прирост – 0,6%, что во многом стало возможным благодаря увеличению поставок в Россию, прямых и через Голландию. Объемы экспорт в Германию и Великобританию, крупнейшие рынки западной Европы, держатся примерно на уровне последних трех сезонов. Так, Европа заняла долю в 27% в общей структуре экспорта фруктов из Чили, что на 2% меньше, чем в 2009-10.

«Мы провели обширное исследование рынка бывшего Советского Союза, и теперь наши экспортеры имеют доступ к гораздо большему объему информации об этих рынках и потенциальных партнерах на ближайшие несколько лет», - говорит Кристиан Карваял, менеджер по маркетингу в европейско-азиатском регионе компании ASOEX.

Мы не намерены уходить от наших клиентов в западной и центральной Европе, поэтому расширить свое присутствие в восточной части континента рассчитываем за счет растущего производства продукции в Чили.

Это касается и России, доля которой, согласно официальной статистике, составляет на сегодняшний день более 7%, а, возможно, и 10%, если учесть реэкспорт фруктов через Голландию. Мы также сделали несколько удачных заходов на рынки Турции, Польши и Украины. Надеемся, что работа ассоциации и в дальнейшем будет содействовать укреплению связей ее участников с импортерами, ритейлерами и оптовиками этих регионов».

Напряженная экономическая ситуация и нестабильный валютный курс повлияли на сокращение поставок в Северную Америку: экспорт упал на 2,8%. Этот рынок по-прежнему остается самым крупным экспортным направлением для чилийских фруктов, но если в предыдущем сезоне его доля достигла 37%, то теперь она сократилась до 34%.

Чилийская фруктовая отрасль – это:

Более 7800 производителей свежих фруктов, 747 экспортеров и 1700 импортеров по всему миру;

450 тыс. занятых в секторе работников: 150 тыс. постоянных и 300 тыс. сезонных, более 1 млн. рабочих мест (включая косвенные отрасли - логистическую, упаковочную и проч.);

Нацеленность на экспорт (65% производства);

Порядка 100 стран, импортирующих 75 различных видов чилийских фруктов.

В этом году празднование Нового Года в Рио-де-Жанейро, где в июне 2012 года пройдет саммит ООН по устойчивому развитию Rio+20, власти города проведут под девизом важности сохранения окружающей среды и вклада в построение лучшего будущего планеты. "Устойчивое развитие сегодня является одним из наиболее важных вопросов во всем мире, и крайне важно, что люди видят и понимают, что они лично могут сделать со своей стороны для себя и для будущих поколений", отметил на недавней пресс-конференции секретарь туризма Антонио Педро Фигейро-ди-Мелло.

С этой целью на знаменитом пляже Рио-де-Жанейро Копакабана, где в новогоднюю ночь собираются тысячи жителей города и туристов из разных стран мира, в последние минуты 2011 года призовут задуматься о будущем Земли, нашего общего дома. На установленных в разных частях пляжа экранах будут показаны ролики, пропагандирующие такие простые и доступные для каждого человека меры сохранения окружающей среды, как езда на велосипеде, раздельная утилизация бытовых отходов, экономное использование электроэнергии и воды. Кроме того, часть материалов, используемых для организации Нового Года на пляже Копакабана, будет вторично переработана одной из неправительственных организаций.

По информации Фигейро-ди-Мелло, всю новогоднюю ночь на пляже Копакабана будут звучать композиции бразильских исполнителей и французского ди-джея Дэвида Гета, который специально для этого посетит Бразилию. Не обойдется и без традиционного фейерверка. В грандиозном пиротехническом шоу, которое продлится 16 минут, сожгут 24 тонны зарядов. Уже по окончанию празднования, в целях нейтрализации продуктов горения фейерверка, власти города планируют посадку новых деревьев, характерных для атлантических лесов Бразилии, на берегах реки Гуанду (Guandu), одного из источников воды для Рио-де-Жанейро.

Начало встречи с представителями российских и индийских деловых кругов.

Д.МЕДВЕДЕВ:Уважаемый господин Премьер-министр! Уважаемые господа! Уважаемые коллеги!Мы рады возможности встретиться с представителями российских и индийских деловых кругов и придаём большое значение формату непосредственного общения с бизнес-сообществом. По сути, это уже стало составной частью визитов на высшем уровне.

Нынешний визит господина Премьер-министра (и это уже доказал ход визита) проходит, как обычно, в дружественной, конструктивной атмосфере. Мы подписали документы, провели очень насыщенный диалог. И надеюсь, что такие механизмы взаимодействия, как Деловой совет по сотрудничеству с Индией, торгово-промышленные палаты, объединения промышленников России и Индии активно дополнят работу Межправительственной комиссии по торгово-экономическому, научно-техническому и культурному сотрудничеству.

Наши экономические связи складывались не один десяток лет. В 60-х и 80-х годах при нашем содействии в Индии строились крупные предприятия, которые в какой-то период были существенной частью индийской промышленности. Пример: металлургические заводы в Бхилаи и Бокаро стали символом российско-индийской дружбы.

Мы с господином Премьер-министром на переговорах констатировали наличие реальных возможностей как для увеличения товарооборота, так и для оптимизации увеличения инвестиционной активности. Мы готовы сегодня участвовать в модернизации промышленных предприятий, которые были построены в Индии в тот период. Индийские бизнесмены, в свою очередь, входят в состав фонда «Сколково», проекты которого имеют инвестиционную и научную направленность. Ещё в прошлом году с господином Премьер-министром в Нью-Дели мы обсуждали идею перенесения успешного опыта в области военной авиации на гражданский авиационный сектор. Сейчас мы переходим к её реализации, надеюсь.

Вы знаете, мы вступаем или вступили практически во Всемирную торговую организацию, шли мы к этому очень долго – 17 лет. После нашего вступления российские компании в Индии и индийские в России будут уже функционировать на основе универсальных правил, что, конечно, очень хорошо.

Мы также были бы рады начать работу над соглашением о всестороннем экономическом сотрудничестве в формате отношений между Индией и Таможенным союзом России, Беларуси и Казахстана. Можно было бы для этого создать рабочую группу с участием экспертов для изучения перспектив такого соглашения.

Среди многосторонних форматов мы выделяем, конечно, наше соучастие в форуме БРИКС, в форуме Россия – Индия – Китай, в восточноазиатских саммитах, Шанхайской организации сотрудничества. Кстати, намерение Индии стать полноправным участником Шанхайской организации сотрудничества, я уже сегодня говорил об этом несколько раз, мы всячески поддерживаем.

Мы обсудили во время обеда с господином Премьер-министром ситуацию в наших экономиках. Конечно, в мире ситуация непростая, и в наших экономиках ощущается небольшой спад, но в то же время если говорить о двусторонних связях, то мы имеем неплохой товарооборот, который растёт. При этом и наш ВВП соответствующим образом, может быть, не так, как нам бы хотелось быстро, но всё-таки прирастает. И в этом году он будет расти достаточно прилично по отношению ко всему остальному миру.

В настоящий момент мы осуществляем крупные проекты, которые ориентированы на годы вперёд. Они все вам известны. Я даже могу на них специально не останавливаться. Но есть целые сферы, где наше сотрудничество носит стратегический характер: это и ядерная энергетика, и автопром, и действующее совместное предприятие в сфере мобильной связи, мобильного интернета, есть проект по созданию российско-индийского совместного предприятия в области металлургии. У нас в России обосновалась и государственная индийская нефтегазовая корпорация ONGC, которая участвует в ряде проектов, а «Газпромом» подписаны меморандумы с рядом индийских компаний, которые предусматривают крупные поставки сжиженного природного газа в Индию начиная с 2016 года. Также реализуется долгосрочный проект по поставкам в Индию минеральных удобрений. Всё это лишь отдельные примеры взаимодействия в разных областях экономики.

В настоящий момент у нас добротная нормативная база для развития сотрудничества. Сегодня был подписан целый ряд двусторонних документов. Упомяну из них Меморандум о взаимопонимании между контрольными органами наших стран в области соблюдения стандартов лекарств. Фармацевтическая продукция из Индии у нас хорошо известна, у нас зарегистрировано свыше 800 лекарственных средств индийского производства. Я надеюсь, этот документ будет способствовать продвижению качественных медикаментов на наш рынок.

С 1 декабря вступило в силу Межправительственное российско-индийское соглашение об упрощении условий взаимных поездок отдельных категорий граждан. Оно предусматривает максимально простой и быстрый порядок получения российской въездной визы для индийских бизнесменов. Но если это всё-таки не так, вы во время встречи об этом скажите, мы постараемся тогда что-то поправить.

Я хотел бы пожелать вам успехов в вашей работе на российском рынке. Мы всегда рады вас видеть, и в этом наша совместная позиция с моим коллегой господином Премьер-министром, доктором Манмоханом Сингхом.

Господин Премьер-министр, передаю Вам слово.

М.СИНГХ (как переведено): Уважаемый господин Президент! Уважаемые представители российско-индийской промышленности!

Я очень рад присутствовать здесь вместе с Президентом Медведевым и встречаться со всеми вами.

За последние два года правительства обеих наших стран приняли стратегические решения о поддержании торговых и экономических отношений в таких сферах, как оборона, ядерная промышленность и космическая промышленность. Мы поставили целевой показатель – поднять торговый оборот до 200 миллиардов долларов к 2015 году. Кроме межправительственной комиссии мы также образовали ряд механизмов, которые нацелены на прямое сотрудничество бизнес-кругов.

Я хотел бы узнать у вас, дамы и господа, как вы думаете, что необходимо сделать для того, чтобы продвигать торговлю и инвестиции в рамках наших взаимоотношений? Правительство Индии привержено принятию стратегических мер, которые способствовали бы развитию российского бизнеса в Индии, развитию российских инвестиций в Индию. Мы работаем в области взаимного признания стандартов, облегчения визовых процедур и других регулирующих требований. Мы также принимаем ряд мер для поддержки торговли и инвестиций и создаём институциональные механизмы для урегулирования торговых споров. Сейчас очень хорошая возможность ещё более нарастить наши взаимоотношения в этой сфере. Во времена, когда во всём мире экономика находится в упадке, Индия и Россия создают необходимую инфраструктуру. Мы являемся естественными партнёрами, мы развиваем наши возможности. Индия тепло приветствует вступление России во Всемирную торговую организацию. Мы также хотим подписать соглашение с экономическими партнёрами по Таможенному союзу: Россией, Белоруссией и Казахстаном.

Инициатива, выдвинутая Россией по запуску обширной экономической модернизации и приватизации, открывает новые пути для различных компаний из Индии, которые могут сотрудничать с российской промышленностью. Индийская экономика растёт темпами 8,5 процента с 2004 года. Несмотря на ситуацию в глобальной экономике, мы установили целевой показатель – 9 процентов в пятилетнем плане до 2012 года. Мы приглашаем российских партнёров участвовать в наших инфраструктурных проектах и также в других развитийных программах.

У нас уже имеется успешный опыт сотрудничества в прошлом. Кроме того, SSTL и МТС собираются сотрудничать в сфере мобильных коммуникаций, а также национальная комиссия по развитию добычи природных ископаемых заинтересована в сотрудничестве с российскими предприятиями – такими, как «Норникель». Мы приветствуем инвестиции России в телекоммуникационные отрасли Индии, а также индийские инвестиции в различные сектора в нефтегазовой промышленности в России.

Я также хотел бы сказать о потенциале таких сфер, как фармацевтическая, удобрения, нефтехимия и авиация, а также здравоохранение. Кроме того, Российско-индийский форум отметил приоритеты в такой сфере сотрудничества, как телекоммуникации и инвестиции. Кроме того, мы в дальнейшем будем наращивать наши усилия по улучшению политических отношений, которые существуют между нашими странами, для расширения нашего торгово-экономического сотрудничества.

Я желаю вам успехов в вашей работе.

Большое спасибо за внимание.

Индия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 16 декабря 2011 > № 455207 Дмитрий Медведев

Пресс-конференция по итогам российско-индийских переговоров.

Д.МЕДВЕДЕВ:Уважаемый господин Премьер-министр! Уважаемые дамы и господа! Уважаемые представители средств массовой информации!Индия является нашим привилегированным партнёром. И в апреле следующего года мы будем отмечать 65-летие наших дипломатических отношений, которые на протяжении всего этого периода были очень дружественными, многоплановыми и, конечно, продуктивными.

Завершившиеся только что российско-индийские переговоры на высшем уровне, подписанные документы, которые направлены на дальнейшее развитие двустороннего сотрудничества, в очередной раз доказали, что связи между нашими странами носят исключительно доверительный характер и они развиваются.

Мы с господином Премьер-министром сейчас подробно проанализировали всё, что происходило в течение последнего года, все основные вопросы двустороннего сотрудничества, отметили, что оно развивается весьма и весьма динамично. Достаточно сказать, что за 9 месяцев текущего года товарооборот уже поднялся до 7 миллиардов долларов. И, естественно, в этом году, видимо, достигнет своего наивысшего пика за последнее время. Мы намерены добиваться и увеличения объёмов товарооборота и в то же время наращивать инвестиции, потому что это две стороны одной медали. Восстановление роста торговых отношений, – здесь мы рассчитываем на механизмы межправительственных консультаций, Межправительственной комиссии по торгово-экономическому сотрудничеству, на российско-индийский форум по торговле и инвестициям. Также надеюсь, что этим процессам послужит и вступление Российской Федерации во Всемирную торговую организацию, которое состоится сегодня.

На переговорах обсуждалась целая совокупность вопросов, касающихся сотрудничества в области энергетики, в области промышленной кооперации, укрепления научно-исследовательских связей. Реализуется совместная программа в этой сфере на период до 2020 года.

Я также убеждён, что то соглашение, которое вступило в силу с 1 января сего года, соглашение об упрощении порядка выдачи виз, будет способствовать расширению деловых связей между бизнес-сообществами наших стран. Сегодня у нас состоится встреча с представителями российских и индийских деловых кругов, которые активно взаимодействуют в рамках Делового совета.

И, конечно, мы будем говорить о разных аспектах сотрудничества, включая металлургию, машиностроение, информационные технологии, телекоммуникации, фармацевтику, биомедицинские услуги. Поговорим об оборонной промышленности, тем более что наша кооперация в военно-технической сфере с Индией вышла на беспрецедентный уровень. Мы заинтересованы в участии наших индийских партнёров в таких крупных проектах, как разработка многоцелевого транспортного самолёта, истребителя пятого поколения, и, конечно, мы заинтересованы кооперироваться в области гражданской авиатехники.

Особо значимые результаты также существуют в энергетических проектах. Осуществляется взаимовыгодное сотрудничество по проекту «Сахалин-1». Хорошие возможности имеются для подключения наших индийских друзей в проекты строительства нефтехимических комплексов.

Российские атомщики завершают подготовку к пуску первого энергоблока атомной станции «Куданкулам».

Но наши связи были бы неполными или даже бедными, если бы не существовало очень яркой палитры гуманитарных связей, гуманитарного взаимодействия.

В этом году в России состоялся фестиваль индийской культуры, торжественные мероприятия по случаю 150-летия индийского поэта Рабиндраната Тагора. В следующем году запланирован фестиваль российской культуры в Индии, будут развиваться и реализовываться образовательные обмены, туризм, связи между городами и регионами. Считаем, что гуманитарное направление остаётся одним из ведущих в наших двусторонних отношениях.

Сегодня мы уделили большое внимание международным и региональным проблемам, говорили о том, как способствовать укреплению стабильности и безопасности в мире с использованием таких форматов, как форум БРИКС, «Группа двадцати», восточно-азиатские саммиты и другие площадки – конечно, включая и Организацию Объединённых Наций.

Перспективным мы считаем и партнёрство с Шанхайской организации сотрудничества, которая обладает значительным потенциалом на евразийском континенте. Россия поддерживает вступление Индии с целью получения статуса полноправного члена этой организации. Мы выступаем также за совершенствование архитектуры безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Мы сотрудничаем и в Совете Безопасности, постоянным членом которого является Российская Федерация и непостоянным членом которого в настоящий момент является Индия. Рассматриваем Индию в качестве сильного кандидата на место постоянного члена в случае принятия соответствующего решения о расширении Совета Безопасности Организации Объединённых Наций.

Всё это хорошие механизмы для позитивного взаимодействия в сфере международных проблем.

Мы, конечно, говорили с господином Премьер-министром и о ситуации на севере Африки, на Ближнем и Среднем Востоке, в Афганистане, Пакистане. И конечно, мы обязаны содействовать всем тем позитивным процессам, которые в настоящий момент наметились в соответствующих государствах, способствовать развитию этих государств. В то же время мы должны принять все необходимые от нас усилия в сфере борьбы с наркопреступностью, терроризмом и создать все условия для устойчивого роста глобальной экономики. Рассчитываем на то, что и в дальнейшем мы будем заниматься этим с нашими индийскими партнёрами.

Благодарю вас за внимание.

М.СИНГХ (как переведено): Уважаемые господа! Господин Президент!

Уважаемые представители средств массовой информации!

Я рад пребывать в Москве на ежегодном саммите Россия – Индия. Наш саммит проходит сразу после выборов в Государственную Думу Российской Федерации, и я хочу поздравить господина Президента с результатами этих выборов.

Господин Президент и я, мы вместе провели очень плодотворный раунд переговоров. Переговоры проводились в тёплой, дружественной и конструктивной обстановке. Мы оценили наши двусторонние отношения, которые, как все знают, являются самым важным элементом в отношениях между странами. Мы также проанализировали региональные и международные аспекты. Замедление темпов экономического роста в мире сейчас вызывает глубокую обеспокоенность, однако российско-индийские отношения в этом контексте продолжают расти, и это отражает нашу твёрдую позицию в мире. Наше партнёрство выдержало испытание временем. Это сбалансированные отношения. Они содействуют быстрому росту наших экономик.

Мы обсудили также прогресс в области мирного атома, природного сжиженного газа, науки, технологий, торговли, инвестиций, образовании и культуры. Мы подписали ряд соглашений в этих областях.

Мы также договорились о проведении 65-летия установления официальных дипломатических отношений между Индией и Россией в следующем году.

Россия является испытанным партнёром в развитии нашей ядерной программы. Как Индия, так и Россия привержены обеспечению высочайшего уровня ядерной безопасности. Индия приветствует продвижение России в ядерной безопасности на международном уровне. Обе стороны провели переговоры и пришли к согласию об условиях российского кредита для проектов ядерных станций Куданкулам-3 и -4. Мы смотрим с надеждой на будущий прогресс в области сотрудничества в ядерной энергетике по поводу соглашения, которое мы подписали в 2010 году.

Также наше сотрудничество в области обороны развивается быстрыми темпами. Мы удовлетворены прогрессом развития различных проектов в этой сфере. Мы видим, что объёмы нашей двусторонней торговли и инвестиций растут. В настоящее время объем товарооборота – 9 миллиардов долларов, и это гораздо ниже потенциалов наших экономик.

Мы продолжаем развивать отношения в таких секторах, как железорудное производство, фармацевтика, нефть и газ, горное дело, удобрения, космос, технологии. Я рад, что российско-индийский научно-технологический центр был открыт в Москве.

Отношения между Индией и Россией очень важны на международном уровне. Мы работаем бок о бок на международных форумах, включая Организацию Объединённых Наций, её Совет Безопасности, объединение БРИКС, Восточно-Азиатский саммит. Индия будет проводить следующий саммит ВАС в марте 2012 года, и я пригласил на этот саммит Президента Медведева.

Мы разделяем взгляды по международной безопасности, по борьбе с терроризмом, пиратством и незаконным оборотом наркотиков. Наши цели в отношении Афганистана фокусируются на восстановлении экономики этой страны и на обеспечении возможностей решать собственное будущее без вмешательства со стороны внешних сил.

Как Индия, так и Россия сильно заинтересованы в содействии безопасности, стабильности и процветанию в нашем регионе. И мы пришли к соглашению ближе работать на этом направлении.

Мы также проанализировали значительные изменения, которые сейчас происходят в Северо-Восточной Азии и в Африке. Мы оба согласны с тем, что Европейский союз должен принять немедленные меры для того, чтобы преодолеть кризис еврозоны и восстановить доверие рынков. Индия глубоко ценит близкое сотрудничество и дружбу с Россией. Мы привержены дальнейшему углублению и расширению наших связей. Я верю, что мы на правильном пути.

Благодарю вас.

ВОПРОС: Добрый день, у меня вопрос к господину Сингху.

Сегодня много говорилось о перспективах сотрудничества России и Индии в атомной энергетике. Господин Премьер, скажите, пожалуйста, когда всё-таки будет согласован и объявлен срок пуска первого блока АЭС «Куданкулам» и когда будет принято решение индийской стороной о предоставлении новой площадки под строительство АЭС в Индии российским атомщикам? Спасибо.

М.СИНГХ: Мы настроены на то, чтобы применить ту «дорожную карту», которую мы обговорили с нашими российскими коллегами по программе ядерной энергетики. Куданкулам-1 и -2 находятся на финальной стадии строительства и близки к тому, чтобы их запустить. Естественно, возникают определённые проблемы, которые связаны с обеспокоенностью по поводу ядерной безопасности и возможного воздействия на мирное население, но я уверен, что мы преодолеем обеспокоенности этих людей. Наша ядерная программа безопасна. В этом убеждены как российская, так и индийская сторона, и я лично убеждён в том, что через пару недель будет возможность приступить к запуску Куданкулама, первого блока, а в течение шести месяцев – ко второй части.

ВОПРОС (как переведено): Индийско-российское сотрудничество выросло в сфере науки, технологий, космоса и оборонной промышленности. Вы оба сказали, что торговля и бизнес в будущем будут движущей силой дружбы и отношений между странами. Как вы смотрите на это, прокомментируйте, пожалуйста.

Д.МЕДВЕДЕВ: Если мы сказали об этом, то мы так и считаем. Мы считаем, что и торговля, и бизнес-кооперация, и инвестиции являются основой для дальнейшего экономического сотрудничества между нашими странами.

Я в своём выступлении, во вступительном слове, сказал, что нельзя, чтобы сотрудничество шло только в одном направлении. Рост торгового оборота (желательна его диверсификация) и, с другой стороны, рост инвестиций являются двумя направлениями, или двумя сторонами одной медали. Именно поэтому мы сегодня встречаемся с представителями бизнеса, потому что заинтересованы не только в росте численных показателей торгового оборота, а они уже неплохие и скоро будут ещё больше. Мы поставили перед собой задачу к 2015 году вывести торговый оборот на 20 миллиардов долларов.

Но важно, чтобы возникали новые проекты, крупные проекты и не очень крупные. Потому что в сотрудничестве между деловыми сообществами и в целом в экономическом сотрудничестве важно, чтобы присутствовали все сектора бизнеса наших стран. И такого рода контакты, я надеюсь, будут с каждым годом укрепляться. Всё в наших руках. Нужно активнее работать, находить новые сферы взаимодействия, что, мне кажется, особенно важно с учётом того, что мировая экономика находится в плачевном состоянии. И от двусторонних отношений, от того, насколько активно развиваются деловые связи между нашими странами (а наши страны – очень крупные, глобальные экономические игроки), в конечном счёте зависит и социальное самочувствие жителей наших государств. Поэтому мы будем укреплять деловое взаимодействие.

М.СИНГХ:Я поддерживаю то, что было только что сказано господином Медведевым.У нас многосторонние отношения. Оборонная промышленность, наука, технологии, ядерная промышленность, космические программы встали прочно на рельсы нашего сотрудничества, но это не означает, что нет больше места для расширения сотрудничества в экономической сфере, в торговле, в инвестициях.

Мы также все пришли к выводу, что у нас большой потенциал, куда больше, чем то, чего мы уже достигли на настоящий момент, поэтому «дорожная карта» на будущее вполне ясна. И наши многосторонние, совершенно разнообразные отношения будут расти, и рост в торговле и в инвестициях будет одной из ключевых зон и сфер.

ВОПРОС: У меня вопрос к Президенту Медведеву и к Премьер-министру Сингху. Как вы оцениваете нынешнюю роль БРИКС на международной арене и какое, на ваш взгляд, будущее у этого объединения? Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Мы довольно подробно обсуждали сегодня с нашим гостем, с уважаемым Премьер-министром Индии Манмоханом Сингхом, роль БРИКС на международной арене и констатировали, что роль этого форума увеличивается. Я воспоминаю, как ещё несколько лет назад мы с нашими коллегами по тогда ещё БРИК садились и просто обсуждали общие вопросы развития экономик, противодействия терроризму, какие-то другие вопросы.

Сейчас же наше сотрудничество приобрело вполне практическое направление. Регулярно проходят форумы государств БРИКС, и вот следующий форум будет в Индии. Но самое главное – форум превратился в механизм консультаций. И вот это, наверное, самое ценное, потому как мир быстро меняется, экономики находятся в сложном положении, финансовый кризис продолжается. И даже во время последней встречи «двадцатки», которая происходила во Франции, в Канне, мы перед тем, как произошла общая встреча, провели короткую дискуссию, но весьма продуктивную, в формате БРИКС. Это показывает, что это объединение в настоящий момент становится весьма и весьма влиятельным игроком, позволяющим согласовывать позиции государств – участников БРИКС и соответствующим образом отстаивать наши позиции на солидарной основе в ходе других международных мероприятий.

Ну а что такое БРИКС, вы все хорошо знаете. Это практически половина населения земли и значительная часть роста ВВП. Скажем, на страны БРИКС в этом году приходится почти половина глобального прироста ВВП. Это серьёзная сила. И поэтому мы рассчитываем на то, что степень взаимодоверия и уровень взаимопонимания, а также солидарности по самым разным вопросам, которые мы обсуждаем, будет повышаться.

М.СИНГХ: Я согласен с тем, что сказал господин Медведев. В настоящий момент БРИКС представляет наиболее динамично развивающиеся экономики в мире. И то время, когда глобальная экономика находится в плачевном состоянии, когда макроэкономическая стабильность во многих традиционно сильных странах отсутствует, положительная динамика, быстрорастущие, развивающиеся страны, представленные в БРИКС, должны консультироваться друг с другом для того, чтобы у нас была возможность совместно работать с другими странами и привносить ещё большую стабильность процессам роста во всём мире. Но мы не ограничиваемся только лишь экономиками. Есть ещё место для того, чтобы делать совместно различные шаги в сфере консультаций по другим вопросам, таким, как терроризм, пиратство, глобальный дисбаланс в процессах управления, реформирование Совета Безопасности и других международных организаций. Это все те сферы, где страны – члены БРИКС сотрудничают, и это имеет очень положительный эффект на эволюцию этих довольно трудных вопросов.

ВОПРОС (как переведено): Добрый день! Мой вопрос к господину Медведеву. Индия не является постоянным членом Совета Безопасности ООН. Индия и Россия давно являются хорошими друзьями. Россия будет поддерживать вступление Индии в состав постоянных членов?

Д.МЕДВЕДЕВ: Мне жаль, конечно, что Вы не слушали моё вступительное слово. Я об этом абсолютно чётко заявил, но если нужно на «бис», я могу это сделать, конечно. Действительно, Индия для нас – особый, привилегированный стратегический партнёр, и мы рассматриваем её в качестве очень реального и сильного кандидата на место постоянного члена Совета Безопасности, но для этого, конечно, должны договориться другие члены Совета Безопасности, должны договориться вообще все государства – участники Организации Объединённых Наций и провести по согласованному сценарию реформы Совбеза. В смысле поддержки Российской Федерацией, конечно, можете не сомневаться.

Южнокорейская компания POSCO Engineering & Construction получила заказ на строительство в Бразилии интегрированного металлургического комбината стоимостью $4,3 млрд.

Заказчиком строительства является совместное предприятие, которое контролируют бразильская горнорудная компания Vale и Companhia Siderurgica do Pecem (CSP). Последняя структура также представляет собой СП, которым на паритетных началах владеют южнокорейские Dongkuk Steel и POSCO.

Предполагается, что завод будет расположен в северо-восточной провинции Сеара. Его годовая мощность составит 3 млн. т.

"Место России однозначно посередине"

Юбер Ведрин – видный французский государственный деятель, в прошлом ближайший соратник Франсуа Миттерана, министр иностранных дел, а ныне один из самых уважаемых специалистов в области международных отношений.

Резюме Во имя федерализма, который кажется элитам панацеей, они хотят «перезапустить» Европу, забирая у народов то, что осталось от суверенитета. Но народы не этого хотят. Нации заинтересованы не в слиянии и утрате демократической власти, они желают, чтобы Европа защищала их интересы в многополярной потасовке, для этого же делается недостаточно.

Для специального номера нашего журнала Юбер Ведрин ответил на вопросы корреспондента РИА «Новости» в Париже Владимира Добровольского.

– Распад Советского Союза стал отправной точкой для фундаментальных перемен в мире. Не кажется ли вам, что связанное с этим исчезновение глобального баланса имело больше негативных последствий, чем позитивных? Мир так и не пришел в равновесие, дисбаланс усугубляется, делая международную среду все более опасной.

– История навязывает свои реалии вне установленной схемы. СССР распался в 1991 г., и в глобальном мире, в котором мы живем с 1992 г., есть положительные и отрицательные стороны, разные для различных государств, регионов и социальных классов. Мир не стал «опаснее», но в нем множество рисков, старых и новых, и невиданных угроз, например, для среднего класса на Западе, а также возможностей, скажем, для развивающихся стран.

– Как вы понимаете сущность многополярного мира во втором десятилетии ХХI века? Она меняется с ходом времени?

– После распада СССР Запад верил в однородное «международное сообщество», основанное на западных ценностях и их триумфе (метафора «конца истории»). На самом деле, хотя западные ценности универсально привлекательны, мир – это всеобщее соревнование, в особенности между крупными полюсами, и оно усугубилось с ростом населения и подъемом уровня жизни, а следовательно, потребления.

– В конце ХХ века казалось, что Европейский союз вышел на траекторию быстрого роста и развития, стал прототипом мировой политики будущего. В чем причина стремительного отката назад? Проблема ведь не экономическая, а политическая.

– Я никогда не думал, что Европейский союз – это модель для мира, и если он и претендовал на это, то был неправ. Европейское строение – это оригинальный ответ в конкретном частном случае: Европа после Второй мировой войны. Строительство успешно и быстро продвигалось при настоящих, сильных лидерах: в 1957 г., в середине 1970-х гг., а затем – в середине 1980-х гг. вплоть до провала Конституции ЕС. С тех пор элиты во имя федерализма, который кажется им панацеей, хотят «перезапустить» Европу, забирая у народов остатки суверенитета. Но нации сопротивляются. Это тупик. Народы стремятся не к слиянию и лишению демократической власти, они желают, чтобы Европа защищала их интересы в многополярной потасовке, а для этого пока делается недостаточно.

– Европейский союз создавался с одной главной целью – чтобы в Европе больше никогда не было войны, прежде всего между Германией и Францией. И вторая половина ХХ века была временем потрясающих успехов. Вы не боитесь, что теперь призраки прошлого оживут? Ведь много говорится о ренационализации политики. А где ренационализация, там и отношения соперничества...

– Не будем допускать исторических ошибок: сначала мир был установлен в Европе силами США и СССР. И наоборот, именно мир позволил построить европейское здание. В любом случае, нет никакой связи между нынешней ситуацией, даже в случае с кризисом, и годами, предшествовавшими Первой и Второй мировым войнам. Не стоит говорить о «призраках прошлого», только потому что государства, сдавленные резкой глобализацией и кризисом, думают прежде всего о своих интересах и интересах своих граждан (в чем нет ничего удивительного). Сохраним хладнокровие. Сегодня не назревает шовинистическая война, как раньше, более того – нет воинственного национализма, а есть скорее нормальная привязанность к идентичности, к Родине, которых не следует бояться и которыми можно управлять.

– Вы когда-то назвали Америку гипердержавой. Каковы теперь перспективы Соединенных Штатов? Можно ли ожидать, что следующее поколение лидеров этой страны начнет стратегический пересмотр политики, отходя от идеи мирового доминирования (лидерства) и превращаясь в большей степени в «нормальную» страну? Что ждет трансатлантические отношения?

– Гипердержава – это характеристика одного конкретного периода, 1990-х гг., времени Клинтона. США остаются державой номер один и достаточно долго будут таковой, но лидерство, которое они сохранят в течение ближайших десятилетий, станет в лучшем случае относительным. Америка никогда не станет «нормальной» страной (Россия, кстати, тоже). Но, как и другим великим странам, американцам придется привыкнуть жить в мире, где есть Китай, Индия, Бразилия и десятки других развивающихся стран. По этим причинам, а также потому, что сейчас нет особенной угрозы западным странам, которая помогла бы вновь спаять их, трансатлантические отношения останутся важными, но менее центральными. Роль НАТО ослабнет.

– Возникает впечатление, что победителем из холодной войны на самом деле вышел Пекин. Продолжится ли рост Китая по той же траектории? А если да, неизбежно ли нарастание конфронтации Вашингтона и Пекина, как многие сейчас полагают в США?

– Ускоренное развитие Китая, несомненно, продолжится. В то же время страна столкнется с проблемами охраны окружающей среды и все больших социальных диспропорций. Средний класс окажет давление с целью модернизации политической системы. Усиление экономического и стратегического веса КНР в мире приведет к напряженности в отношениях с азиатскими соседями и Россией, но ее можно будет преодолеть. Китай не будет править миром вместе с США, многополярный мир стал слишком сложным для простой «Большой двойки». Но и конфронтация между ними не является неизбежной. Крупные мировые полюса иногда преследуют противоположные интересы, но реальность взаимозависимости обяжет их находить коллективные решения.

– Существует ли международный терроризм, центральное понятие 2000-х гг., как самостоятельное и целостное явление?

– Словосочетание «международный терроризм» ничего не значит. Терроризм – техника, а не организация. Некоторые группы, которые используют ее, действуют по всему миру, другие – нет. В любом случае террористы могут заставить страдать, но не могут выиграть. Нужно не покладая рук заниматься их нейтрализацией, а не делать им рекламу.

– Россия после распада СССР переживает мучительный процесс собственного переосмысления. Какой может стать Россия еще через 20 лет? Часть Европы, задворки Китая...

– Глядя из Франции, я не понимаю, почему Россия вечно задается вопросом: Европа она или Азия? Ее место однозначно посередине, не обязательно в качестве моста, но непременно в качестве одного из крупных полюсов этого мира.

Россия. Евросоюз. Франция > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 15 декабря 2011 > № 2911780 Юбер Ведрин

Наполовину выученный урок

Демократия и демократизация после окончания холодной войны

Резюме: Наивная западническая политика зачастую приводит к полной дискредитации демократической идеи, когда демократия становится синонимом хаоса, а слово «правозащитник», например, начинает использоваться исключительно как указание на внутреннего врага.

Статья написана по материалам исследовательского проекта, осуществляемого при поддержке Эстонского научного фонда и программы Европейского социального фонда DoRa. Автор благодарит участников проекта, в особенности Пертти Йоэнниеми, Артемия Магуна, Андрея Макарычева, Марию Мяльксоо и Елену Павлову, за плодотворный обмен идеями, многие из которых нашли отражение в этой работе.

Двадцать лет назад мир для большинства жителей Большой Европы был устроен до смешного просто. Главным конфликтом эпохи было противостояние между либерально-индивидуалистическими ценностями и коллективизмом, между рыночной экономикой и социализмом, либерализмом и народной демократией. За исключением небольших групп радикалов слева и справа все мы соотносили свои политические симпатии с этой простой биполярной системой координат, оставшейся в наследство со времен уже закончившейся к тому времени холодной войны. При этом западные, либеральные ценности очевидно доминировали и все более утверждались в качестве общечеловеческих, коммунизм представлялся либеральному большинству опасным противником, тогда как все существовавшие на тот момент альтернативы казались проявлениями либо безнадежно наивного, либо безнадежно отсталого мировоззрения. И радикалов, и традиционалистов можно было безопасно игнорировать, однако последним следовало оказывать гуманитарную помощь – как из человеколюбия, так и в надежде, что рано или поздно они тоже встанут на путь строительства либеральной демократии и рыночной экономики.

Следующее десятилетие показало, что либеральные провозвестники конца истории были едва ли не наивней радикалов. Коммунизм советского образца, которым западного обывателя продолжали пугать вплоть до 1996 г., оказался нежизнеспособен в качестве серьезной политической программы. Как только в России появился действительно сильный лидер популистского типа, зюгановская компартия быстро превратилась в «системную оппозицию». Мировая периферия между тем вышла на авансцену истории, предложив сразу несколько подлинно актуальных альтернатив глобальному капитализму. Китайская модель сосуществования рыночной экономики и авторитарного государства оказалась эффективнее западной – как минимум в среднесрочной перспективе. Латиноамериканский «левый поворот», при всей его противоречивости и многогранности, показывает возможность сочетания принципов равенства и солидарности с базовыми ценностями либерального индивидуализма. Радикальный ислам, напротив, открыто отвергает либеральные принципы и в политике, и в экономике, предлагая вместо этого возврат к общественному устройству, освященному многовековой традицией. Эти альтернативы уже невозможно изображать экзотическими пережитками прошлого, доживающими свой век на задворках мировой истории. Их объединяет мощная политическая динамика, в результате которой у каждой из них во всем мире уже десятки или сотни миллионов сторонников.

Однако даже притом что западная модель сегодня не выглядит единственно правильным путем для всего человечества, Запад продолжает играть доминирующую роль в международных делах. Связано это не только с сохраняющимся военным и экономическим превосходством стран североатлантического сообщества – как показывает опыт последнего десятилетия, это превосходство не абсолютно. Гегемония Запада обусловлена еще и тем, что в современном политическом языке, хотим мы того или нет, понятия «западные ценности» и «демократические ценности» выступают как синонимы. Демократия же, несмотря на разнообразие трактовок, продолжает оставаться наиболее емким термином, выражающим сущность общечеловеческих ценностей.

С этим соглашались советские идеологи времен развитого социализма, когда называли дружественные режимы «странами народной демократии». Универсальное значение демократии никогда не оспаривала постперестроечная Россия – ведь даже идеология «суверенной демократии» предполагает признание того, что демократические ценности в наиболее общем виде подходят для всех. Против этого всерьез не возражают ни китайские коммунисты, ни южноамериканские популисты. Исламских радикалов принято считать ярыми врагами демократии, но если мы внимательнее присмотримся к их риторике, то увидим, что и традиционалисты сегодня не прочь поиграть такими терминами, как «демократия» и даже «права человека». Однако всеобщее признание демократии отнюдь не означает, что мир становится однообразным. Напротив, став общепризнанной ценностью, понятие демократии рискует утратить всякое содержательное наполнение и превратиться в пустой лозунг, подходящий для любого политического режима.

Провал транзитологии и релятивистский вызов

С точки зрения либеральной догмы, господствующей сегодня в мире, всеобщее признание демократии выглядит вполне естественным. Если, как полагают многие либералы, смысл истории человечества состоит в неуклонном движении к демократическому государственному устройству, то всеобщая демократизация столь же неизбежна, как дембель в советском армейском фольклоре. Сущность догматического либерализма прекрасно выражает политологическая субдисциплина под названием транзитология.

Во-первых, транзитологи считают переход к демократии универсальным явлением, которое происходит по одним и тем же фундаментальным законам в разных культурно-исторических контекстах (иначе не было бы предмета исследования, а значит, и самой науки). Во-вторых, демократия определяется как набор институтов – формальных (таких, как честные выборы) и более или менее неформальных (свободная пресса или «надлежащее», свободное от коррупции управление – good governance). В-третьих, транзитологическое понимание демократии является по сути националистическим: демократия существует в рамках национального государства и является формой самоуправления нации. Нация при этом предстает как самоочевидная данность с четкими границами, а демократическое устройство целиком и полностью замкнуто в рамках отдельно взятого государства. Любой выход за эти рамки – например, идея демократизации международной системы – выглядит опасной бессмыслицей.

Один из уроков прошедшего двадцатилетия состоит в том, что транзитологические рецепты работают лишь в тех обществах, где консенсус по поводу необходимости перехода к демократии сложился – то есть наиболее важное политическое решение уже принято. В Центральной и Восточной Европе, Аргентине, Бразилии, Чили в силу различных причин заимствование западных институтов воспринималось в целом как благо и поэтому прошло относительно гладко. А вот в России, как и во многих других странах, напротив, нужно было доказать ценность демократии как таковой, необходимость строительства демократических институтов не во имя дружбы с Западом и не ради колбасного рая, а исходя из внутренних потребностей самого общества.

Для транзитологии такая постановка вопроса попросту невозможна, поскольку подвергает сомнению исходную посылку о том, что все народы стремятся к демократии и неизбежно придут к ней, если только им не будут мешать морально ущербные правители. Соответственно, провал «демократического транзита» интерпретировался именно как проявление авторитарного характера местных элит или отдельных лидеров вроде Владимира Путина или Уго Чавеса. В результате Запад, в общем и целом руководствовавшийся транзитологической парадигмой, оказался не способен на серьезную дискуссию с лидерами, выдвигающими в противовес политике демократизации релятивистские лозунги, наподобие «суверенной демократии».

Логика релятивизма проста: демократии «вообще» не бывает, она всегда существует в условиях конкретной страны с уникальными политической культурой и историческим опытом. Строительство демократии нельзя сводить к простому заимствованию западных институтов и практик. Каждое общество должно искать свои формы реализации демократических идеалов, наиболее соответствующие местным реалиям и задачам.

С такой аргументацией спорить трудно, если не невозможно. Более того, опыт демократических преобразований в России и многих других странах на постсоветском пространстве и за его пределами доказывает пагубность слепого следования рецептам транзитологов. Наивная западническая политика зачастую приводит к полной дискредитации демократической идеи, когда демократия становится синонимом хаоса, а слово «правозащитник», например, начинает использоваться исключительно как указание на внутреннего врага. Однако и другая крайность не приводит ни к чему хорошему. Если мы безоговорочно согласимся, что каждое демократическое государство демократично по-своему, то любой режим, называющий себя демократическим и поддерживающий хотя бы видимость народовластия, придется признать демократией.

Транзитологи отмахиваются от этой проблемы, заявляя, что критерии, отличающие демократию от недемократии, хорошо известны: достаточно открыть классические работы Роберта Даля, Сэмюеля Хантингтона или других известных теоретиков. Однако при ближайшем рассмотрении эти критерии далеки от точной науки. Они содержат оценочные суждения, поэтому при желании всегда можно показать, что выборы, к примеру, в России являются свободными и честными, а в Соединенных Штатах – нет. А поскольку идеальной демократии действительно не бывает, то защитникам либеральной догмы в конечном итоге приходится апеллировать либо к вере (например, к вере американцев в то, что Америка – избранная страна, призванная нести светоч демократии по всему миру), либо к политическому опыту аудитории (мы «и так» знаем, что США более демократичны, чем Россия). Но ведь именно веры в демократию и опыта жизни при демократическом строе как раз и недостает жителям стран, прошедшим через неудачные демократические транзиты. Исходя из собственного политического опыта, они склонны считать демократические лозунги пустой пропагандой, за которой стоят экономические и геополитические интересы. Не желая всерьез воспринимать релятивистский аргумент, транзитологи проигрывают свой главный бой, даже не вступив в него. Поле битвы остается за идеологами «суверенной демократии».

Демократия как международное явление

Согласно законам композиции, показав пагубность крайностей, теперь следовало бы призвать всех к поиску золотой середины между транзитологией и релятивизмом. Собственно, этим сегодня заняты многие интеллектуалы (преимущественно левых взглядов) в университетах всего мира. Итог поисков неутешителен: приходится признать, что золотой середины не существует. При выборе наилучшего варианта устройства для любого государства альтернативы оказываются взаимоисключающими. Либо мы принимаем за образец западные модели, либо занимаемся поиском «особого пути», пусть и взяв за основу какие-то общие абстрактные принципы.

Очевидно, что нужно искать выход за пределы слишком узко поставленной задачи. Отправной точкой для такого поиска может стать признание факта, что на деле кризис транзитологической парадигмы и связанного с ней проекта распространения демократии не ограничивается их неспособностью противостоять релятивистскому вызову. Еще одно слепое пятно догматического либерализма состоит в неспособности оценить международное измерение демократии как общечеловеческого проекта. Иными словами, проблема транзитологии состоит не только в сведении демократии к набору институтов, но и в искусственном ограничении анализа рамками национального государства.

На это, собственно, прямо указывают многие современные критики Запада, подчеркивая, что подлинная демократия недостижима без демократизации международной системы. За пределами североатлантического сообщества у однополярного мира мало сторонников, да и те в основном – давние и верные союзники США. Опираясь на широкий спектр идеологических ресурсов, от либерального альтерглобализма до антиколониальной риторики и почвенничества, сторонники многополярности подчеркивают, что о демократии не может идти речи в условиях, когда важнейшие политические решения принимаются в Вашингтоне и нескольких европейских столицах. Перегибы администрации Джорджа Буша-младшего не просто придали этой критике убедительности, но, вероятно, окончательно сместили центр силы в глобальной дискуссии в пользу критиков одностороннего подхода. Об этом свидетельствуют различия между косовской и ливийской кампаниями НАТО. В 1999 г. многие на Западе искренне удивлялись, когда альянс критиковали за одностороннюю интервенцию: ведь решение в рамках НАТО было коллективным! В 2011 г. от такой наивности не осталось и следа: были приложены все усилия, чтобы получить хотя бы молчаливое одобрение со стороны незападных игроков (арабских стран, Африканского союза, России).

Более того, в современном мире демократия сталкивается с вызовами, имеющими международное измерение. Собственно, сам проект распространения демократии показывает, что демократическую систему более невозможно ограничить национальными рамками – хотя бы по соображениям безопасности. Демократические общества оказались чрезвычайно уязвимы перед лицом государств-изгоев, террористических сетей, кибератак и бесчисленного множества других вызовов, не признающих государственных границ. При этом важно отметить, что чаще всего эти угрозы конструируются в ходе дискуссии именно как угрозы демократическому строю и всему сообществу демократических государств. Соответственно, главной движущей силой политики поощрения демократизации в других государствах является не столько международная солидарность, сколько желание обеспечить собственную безопасность. Идейную основу такой политики составляет теория демократического мира, основанная на предположении, что демократические государства не воюют друг с другом. Иными словами, демократия становится движущей силой мирового развития уже хотя бы в силу того, что она нашла для себя многочисленных врагов и ведет с ними борьбу в планетарном масштабе.

С другой стороны, предложение услуг по демократизации на глобальном политическом рынке порождает спрос. Одним из телевизионных образов, переходивших из репортажа в репортаж во время гражданской войны в Ливии, был исполненный праведного гнева повстанец, который даже не просил, а требовал военной и экономической поддержки НАТО. Очевидно, что надежда на помощь демократического сообщества была одним из факторов, способствовавших столь дружной «арабской весне». Чтобы признать этот факт, совершенно не обязательно верить в конспирологические построения о прямом управлении из Вашингтона действиями арабских революционеров (а также косовских сепаратистов, украинских «оранжевых» и т. д.). Напротив, он скорее свидетельствует о том, что демократизация к настоящему моменту превратилась из односторонней политики, проводимой Западом, в общемировой феномен, для которого характерна многосторонняя динамика.

Имперское измерение мировой политики также имеет непосредственное значение для будущего демократии. Прежде всего речь идет о наследии колониальных империй в разных частях мира. Его проявления весьма разнообразны. Например, в латиноамериканских государствах со значительной долей коренного населения особенно остро стоит вопрос включения этих групп в политический процесс. Это неизбежно связано с перераспределением ресурсов и строительством более эгалитарного общества, поэтому на первом месте в политической повестке дня оказываются вопросы равенства, а не индивидуальной свободы. В результате, когда западные правозащитники обвиняют политических лидеров стран региона в авторитарных тенденциях, эта критика не достигает цели. Она исходит из классического либерального индивидуализма, тогда как в Боливии, Перу или даже в Бразилии демократия в гораздо большей степени ассоциируется с эгалитаризмом социалистического толка.

Проблема отчуждения значительных групп населения от политического процесса характерна и для других регионов мира – например, для балтийских государств, особенно для Латвии и Эстонии. Здесь она, однако, накладывается на другие элементы имперского наследия. С одной стороны, советская оккупация все еще присутствует в живой исторической памяти и поэтому переживается чрезвычайно остро, что порождает недоверие к современной России. Страх перед восточным соседом заставляет балтийские государства играть роль примерных европейцев – особенно это характерно для Эстонии, присоединившейся к еврозоне в низшей точке экономического кризиса, что повлекло за собой гигантские социальные издержки.

С другой стороны, вступив в Европейский союз и НАТО, Эстония считает себя вправе резко критиковать наиболее влиятельные страны «старого» Запада за то, что они слишком часто идут на поводу у Москвы, тем самым ставя под вопрос демократические идеалы. Тот факт, что Эстония была частью советской империи, придает легитимность этим обвинениям в глазах не только эстонцев, но и значительной части симпатизирующей им западной публики. Получается, что универсальный смысл демократии дан эстонцам напрямую через их трагический опыт колониального угнетения, тогда как бывшие империи постоянно проявляют склонность к великодержавной политике в духе мюнхенских соглашений или пакта Молотова-Риббентропа.

Эстония, таким образом, занимает парадоксальную позицию в дискуссии о соотношении западного и универсального в демократических ценностях. С одной стороны, она настаивает на идентичности западных ценностей и демократических идеалов, категорически не желая признавать за Россией права голоса в дебатах о конкретном смысле демократии в политической практике. Согласно эстонской позиции, никакой «суверенной демократии» нет и быть не может – есть только извечный российский авторитаризм. С другой стороны, однако, получается, что и у «старого» Запада также нет монополии на определение демократии. По мере того как в Таллинне нарастает недовольство политикой Соединенных Штатов, Германии и Франции, идентичность Эстонии как демократического государства перестает быть идентичностью примерного ученика; для нее начинается поиск новых, более независимых оснований.

Существует ли западная демократия?

Однако и в ядре западного мира тоже существует масса разногласий относительно будущего демократии. В числе наиболее характерных – проблемы единства Евросоюза и миграционной политики. Кризис еврозоны стал лишь одним из наиболее острых проявлений незавершенности европейского проекта: пройдя до конца путь создания валютного союза, ЕС так толком и не завершил формирование союза экономического (это, например, проявляется в неполной реализации свободы перемещения рабочей силы). В сфере политической интеграции европейцы и вовсе остановились на полпути. В итоге остается непонятным, где же сегодня в европейской демократии ее демос: то ли он все еще состоит из 27 отдельных наций, то ли уже из единого европейского народа. Рядовые граждане вроде бы обязаны следовать нормативным актам Евросоюза и платить налоги, значительная часть которых затем перераспределяется Брюсселем, но при этом не могут повлиять на решения правительств других стран-участниц. На это, разумеется, накладывается и классическая проблема демократического дефицита, то есть отсутствия полноценной прямой ответственности институтов ЕС перед обществом. Устранить дефицит крайне сложно, поскольку он заложен в фундамент Европейского союза, в его базовые конституционные принципы.

Вопрос иммиграции еще больше усложняет дело: в Европе, как и в других развитых регионах, де-факто появляются граждане второго сорта, подвергающиеся все более откровенной дискриминации, а также многочисленные неграждане, которые тем не менее платят налоги и претендуют на некоторые социальные и политические права. Проблемы русскоязычных жителей Прибалтики блекнут на фоне ситуации в других европейских странах, где иммигрантам зачастую сложно получить гражданство вне зависимости от степени интеграции, иногда даже во втором поколении. Добавим сюда растущее отчуждение между народом и государственными институтами, кризис политических партий и общественных движений, растущий разрыв между социальными обязательствами и финансовыми возможностями бюджетов всех уровней, и зададимся вопросом: а существует ли на самом деле западная либеральная демократия как работающая модель?

Одним из недавних примеров, иллюстрирующих актуальность этого вопроса, может послужить ожесточенный спор между Данией и Швецией по проблемам миграции и свободы слова. В двух скандинавских странах сложились совершенно разные модели иммиграционной политики: шведское общество гордится своей открытостью, тогда как в Дании иммигранты и даже их полностью ассимилировавшиеся дети воспринимаются как потенциальная угроза. В то же время шведская политическая культура часто навязывает всем слоям общества нормы политкорректности, тогда как в Дании свобода слова является непреложной ценностью. В ходе кампании по выборам в шведский риксдаг в 2010 г. умеренно ксенофобская партия национал-демократов подверглась бойкоту со стороны политического мейнстрима и крупнейших средств массовой информации. Большинство шведов увидели в антииммигрантской риторике партии угрозу шведской модели демократии, основанной на принципах открытости и недопущения дискриминации меньшинств. Этот бойкот, однако, вызвал бурю возмущения в датской прессе и среди большинства политических лидеров соседней страны, потому что с их точки зрения шведы покусились на важнейший принцип демократии – свободу выражения мнений. В пылу дебатов Швецию называли отсталой страной, азиатской деспотией, коммунистической диктатурой – в общем, использовали весь риторический арсенал, обычно применяемый по отношению к государствам, не входящим в сообщество цивилизованных европейцев и уж тем более в дружную семью скандинавских народов.

Примечательно, что обе стороны исходили из ключевых принципов либеральной демократии – равенства всех перед законом и свободы слова. При этом, по большому счету, обошлось без масштабных передергиваний. Если не считать общего накала страстей и соответствующей ему лексики, то и датчане, и шведы вполне корректно апеллировали к базовым либерально-демократическим ценностям. Получается, что по-своему правы и те и другие, а спор отражает внутренние противоречия, характерные для либеральной демократии как таковой. Отчасти противоречия возникают уже из самого соединения двух систем ценностей – либеральной и демократической, – которые, вопреки бытующим представлениям, довольно существенно различаются. Их синтез возник в ходе развития западной цивилизации и уникален именно для этой модели – ведь античная демократия была по своему духу, напротив, глубоко антилиберальной. Синтез породил немало противоречий, которые наглядно проявляются в политической практике. Таким образом, ожесточенные споры по поводу воплощения демократического идеала в конкретных институтах идут не только между Западом и не-Западом, но и внутри западного мира, причем эти последние имеют едва ли не более принципиальный характер. Поэтому о западной модели демократии можно говорить лишь как об условности, на самом деле объединяющей широкий спектр различных вариантов соединения базовых либеральных и демократических ценностей.

Кстати, в том, что касается кризиса миграционной политики, ситуация в России не так уж далека от общеевропейской. Националистические бунты декабря 2010 г. вполне можно назвать одномоментным всплеском демократического массового движения, направленного против авторитарного государства и навязываемой им толерантности по отношению к мигрантам. Парадокс здесь состоит в том, что толерантность очевидно принадлежит к числу либеральных ценностей. Получается, что авторитарное государство в России внедряет отдельно взятые либеральные ценности вопреки демократической воле масс – но едва ли не то же самое говорили датчане в адрес шведов в ходе только что описанного спора!

В поисках субъекта демократической политики

Все эти примеры показывают, что демократию невозможно определить сколько-нибудь продуктивно, оставаясь в рамках отдельно взятого государства. Ее нельзя свести к набору институтов или правил, поскольку эти правила получатся либо слишком абстрактными и размытыми, либо чрезмерно ориентированными на опыт отдельных стран или регионов и поэтому не подходящими для других. Релятивисты правы в том, что на входе мы имеем общие принципы, а на выходе – множество различных вариантов демократического устройства. Однако из этого не следует, что любой режим, называющий себя демократическим, достоин этого наименования. Скорее все эти концептуальные трудности означают, что необходимо отвлечься от институционального оформления демократии и обратить внимание на главную цель демократического социального устройства. Эта цель, как и для любого современного государства, состоит в оформлении отдельных разрозненных воль в политическое единство, в основе которого лежат общие ценности и интересы. Однако, в отличие от авторитаризма, демократия создает единый политический субъект на основе взаимного признания и равноправия отдельных составляющих его интересов и воль – как индивидуальных, так и коллективных. А поскольку современное общество динамично, то и эти отдельные интересы постоянно меняются: обретают голос новые группы и движения, возникают новые угрозы, новые технологии создают новые возможности для достижения общих целей. Ни один статичный механизм не способен адекватно транслировать это изменчивое многообразие в нечто, что действительно можно было бы назвать общей волей.

Следовательно, демократия – это не состояние, а процесс постоянного переопределения общих интересов и ценностей. В центре этого понятия оказывается не институциональная форма, а политический субъект – тот самый демос, который собственно и обретает существование в ходе демократического процесса. Сегодня, когда демократия перешагнула государственные границы, особенно опасным становится националистический миф, согласно которому народ существует до возникновения государства, а демократическое государство всего лишь транслирует народную волю. Этот миф не только слишком часто создает отчуждение между государством и отдельными группами населения, которые по тем или иным причинам не включаются в состав этого заранее данного «народа». Он также подпитывает опасную иллюзию, что можно извне освободить нацию от тирании, дать ей демократические институты, и она немедленно окажется способной к самоуправлению.

Опыт последнего двадцатилетия убедительно показал пагубность подобных иллюзий. Политическое существование нации при диктатуре воплощено в фигуру диктатора, которая единолично представляет народную волю. Если свержение диктатора происходит благодаря мобилизации народных масс, то новая, демократическая нация обретает существование в самом этом революционном акте. Конечно, это не гарантирует от возможного раскола и даже гражданской войны, но как минимум создает шанс для подлинно демократической консолидации. Если же диктатора устраняют внешние силы, то задача формирования демократического субъекта многократно усложняется. Создание политической нации на пустом месте, которое раньше занимал «отец народа», требует огромных усилий на протяжении многих лет.

К счастью, события «арабской весны» показывают, что США и их союзники уже не торопятся решать за другие народы их судьбу. Операция в Ливии носила ограниченный характер и в самом смелом интервенционистском сценарии предполагала не более чем содействие местным борцам с диктатурой. Даже самые горячие головы в Вашингтоне сегодня понимают недопустимость второго Ирака и поэтому стараются умерить свой пыл. Однако урок этот выучен лишь наполовину. Признания того факта, что демократия не может насаждаться извне, еще недостаточно для преодоления транзитологических стереотипов. Либеральный мейнстрим продолжает рассуждать о демократическом обществе как конечном результате политического процесса, по достижении которого политика как таковая заканчивается и начинается «надлежащее управление». Опасность выхолащивания демократических ценностей путем сведения их к набору готовых институциональных решений всерьез пока не осознана.

В заключение еще раз подчеркнем, что отказ от определения демократии через конкретные институты совершенно не обязательно означает одобрение релятивистской позиции, согласно которой демократия – это не более чем фасад, изображающий народовластие. Банкротство транзитологии не отменяет того факта, что современная либеральная демократия является продуктом европейской цивилизации и опирается на исторический и интеллектуальный опыт европейского Просвещения и последующих эпох. Это неустранимое историческое содержание как раз и остается последним рубежом обороны демократии против релятивизма – именно оно позволяет нам отличать подлинную демократию от всевозможных подделок. История минувшего двадцатилетия особенно наглядно показала, что это знание несводимо к наборам формальных критериев. Скорее оно состоит в способности переосмысливать опыт предыдущих поколений в свете тенденций и вызовов, характерных для конкретного политического момента. Как и в случае всякой оценки, основанной на жизненном опыте, такое переосмысление не может давать абсолютно точных и надежных результатов. Жизнь в демократическом обществе всегда связана с риском: мы сами принимаем решения и несем ответственность за их последствия. Но ведь именно в этом и состоит суть свободы.

В.Е. Морозов – профессор института политологии Тартуского университета.

Объединенные нации и Соединенные Штаты

Изменение баланса сил и полномочий во имя международной безопасности

Резюме: ООН не может искусственно вырабатывать международный консенсус там, где его не существует. Она не может быть центром гармонизации национальных интересов, служить посредником между разными странами и примирять их, когда разногласия слишком глубоки, чтобы снимать их дипломатическими методами за столом переговоров.

Холодная война была глобальной схваткой двух сверхдержав. Качественное преимущество в военной силе и ресурсах перед остальным миром позволяло Вашингтону и Москве определять характер международных отношений и формировать повестку дня. Противостояние, с одной стороны, питалось взаимной враждой. С другой стороны, оно являлось следствием непреодолимого конфликта идеологий.

Крах СССР и окончание холодной войны круто изменили направление всемирной истории. Во-первых, Советский Союз проиграл сверхдержавное соперничество с США. Бомбежки Сербии в 1999 г. и расширение НАТО, который все ближе подбирался к границам постсоветской России, заставили ее глубоко прочувствовать всю горечь исторического поражения. Лорд Исмей, первый генеральный секретарь НАТО, сказал однажды, что его цель – иметь американцев под рукой, не давать развернуться русским и держать немцев в повиновении. Теперь же Москва могла с полным основанием считать, что цель альянса – постоянно держать под рукой американцев, не давать развернуться ООН и сохранять в повиновении русских.

Во-вторых, окончание холодной войны ознаменовало торжество плюралистической либеральной демократии над коммунизмом как принципом легитимации политического строя, основанного на монополии государства и жесткой централизации власти.

И, в-третьих, свободный рынок восторжествовал над командно-административной, плановой экономикой.

Но история на этом не закончилась. Теперь неприятности начали преследовать Запад. В Ираке и Афганистане вместо проявлений мощи обнажилась ограниченность возможностей США с их дряхлеющими военными «мышцами», финансовой уязвимостью и политической нефункциональностью. «Превосходящая» западная сила перестала внушать прежний ужас, а злоупотребления военных в ходе «войны с террором» подорвали уважение к западным ценностям. Великий финансовый коллапс Запада (ошибочно называемый глобальным) значительно снизил энтузиазм остального мира относительно западного консенсуса в сфере развития, роста и процветания. Потерпела фиаско политика свободного рынка, торговли и глобализации, пропагандируемая вашингтонской финансовой святой троицей – Казначейством США, МВФ и Всемирным банком.

Рассеялись иллюзии о том, что бесконечное освобождение рынков, ослабление финансового, пограничного и любого другого контроля гарантирует вечный и устойчивый рост и процветание: кто захочет быть следующей Исландией, Ирландией или Грецией? Вместо этого возник интерес к альтернативному «Пекинскому консенсусу»: однопартийное государство, развитие под государственным управлением, строго контролируемые финансовые рынки и авторитарный процесс принятия решений, которые обеспечивают стратегическое мышление, принятие непростых решений и долгосрочные инвестиции. При этом ежедневные опросы общественного мнения не отвлекают китайские власти от выполнения стратегических задач. Подобно Китаю, Индия и Бразилия также начали превращаться в тяжеловесов мировой политики.

Тем не менее, Соединенные Штаты остаются наиболее влиятельным и единственным по-настоящему глобальным игроком. Им нет равных в военном отношении, ни одна серьезная проблема в мире не может быть решена против их воли. США по-прежнему гарант трансатлантической, транстихоокеанской и трансамериканской безопасности.

Единая Европа оказалась меньше, чем сумма составляющих ее частей, она не способна разрешить противоречие между общей валютой и отсутствием полноценной финансовой интеграции, необходимостью двигаться в направлении общей оборонной политики и к политическому союзу. У НАТО больше нет непосредственного врага, и этой организации еще предстоит найти свою роль в системе новых международных связей: будь то национальное строительство в Афганистане и других странах либо участие в вялотекущих военных операциях в Ливии или других горячих точках. Продолжается медленный закат Японии, где правит бюрократия в обстановке правительственной чехарды и постоянной смены премьер-министров. Индия начинает вызывать интерес мирового сообщества, но ее возможности на мировой арене не следует преувеличивать. Россия топчется на месте.

Китай эксплуатирует смятение и неудачи США последнего десятилетия, незаметно завоевывая репутацию наиболее влиятельной и уважаемой силы в странах Азии и Африки. Быстрорастущий экономический вес КНР, который впредь будет только увеличиваться, позволяет ему оказывать геополитическое влияние, не соответствующее его реальной силе. Второразрядная армия Китая не имеет опыта ведения боевых действий в современных условиях и не способна проецировать силу вдали от китайского побережья. Пекину еще только предстоит избавиться от противоречия между экономическим плюрализмом и политической централизацией, способного ослабить страну. Сдерживаемый в жестких рамках капитализм, стареющее население, сокращение производственной и потребительской базы, внутренний региональный дисбаланс и возмущение соседних стран в связи с топорно проводимой воинственной дипломатией Китая будут сковывать развитие этой державы.

Таким образом, за два десятилетия после распада Советского Союза произошли фундаментальные изменения в стратегических, политических и экономических устоях миропорядка. В 1991 г. мир оказался наедине с триумфально шествующими Соединенными Штатами, доказавшими свою исключительность в качестве сверхдержавы, и единственной вселенской организацией, каковой является ООН. Независимо от того, насколько справедлив тезис о незаменимости США или ООН, их отношения действительно можно охарактеризовать как незаменимое партнерство.

В данном очерке я анализирую их совместную деятельность и взаимодействие на стыке идей, идеалов, норм и политики с позиции силы. Происходящее окажет глубокое воздействие на нашу общую судьбу. Прав ли Эдвард Лак, заявивший, что «американский идеализм создал ООН, а американский скептицизм губит ее?» Ни одна другая страна не оказывала столь значительное влияние на создание международной организации или на ее дальнейшую работу. Ни одна другая страна не играет такой роли в определении ее повестки дня и не способна принять поистине роковое для ООН решение, отказав ей в поддержке. Вашингтон вносит самую большую лепту в регулярный и миротворческий бюджет организации, и он больше всего приобретет или потеряет в случае ее успеха или неудачи. Став после своего учреждения международным воплощением либеральных политических ценностей, постоянно испытывая американское влияние при принятии своих главных коллективных решений, ООН неизменно отодвигала на задний план присутствующие в ней антиамериканские элементы.

ООН и озабоченности Америки

В целом Организация Объединенных Наций относилась к интересам, предпочтениям и озабоченностям США скорее с уважением и вниманием, нежели с безразличием. Важнейшим исполнительным органом ООН, принимающим ключевые решения, является Совет Безопасности, который нередко подчинялся воле Америки и благодаря праву вето не может действовать вопреки ее жизненно важным интересам. Пленарным органом ООН является Генеральная Ассамблея, которая, случалось, принимала резолюции в пику американским предпочтениям и ценностям. Самая скандальная из них – резолюция 1975 г., которая приравняла сионизм к расизму (отменена в 1991 г.). Но у Ассамблеи нет обязывающей силы, ее резолюции опираются лишь на нравственный авторитет, поскольку, как считается, они выражают мнение мирового сообщества, на что не может претендовать Совет Безопасности. Однако антисионистская резолюция стала таким вопиющим злоупотреблением уникальной легитимности ООН, что скорее подорвала ее моральный авторитет, нежели узаконила антисемитизм.

Секретариат является международной гражданской службой и, во всяком случае теоретически, сохраняет нейтралитет при голосовании и принятии решений странами-участницами. Во главе его стоит Генеральный секретарь, на выбор которого Вашингтон опять-таки оказывает большое влияние. В 1991 г. большинство членов СБ собирались избрать Салима Салима из Танзании, но Вашингтон счел его слишком радикальным и многократно накладывал вето, пока Совбез, в конце концов, не поддержал Бутроса Бутроса Гали из Египта. Последний слишком часто раздражал американцев своим имперским стилем и политическим несогласием, и в 1996 г. Вашингтон наложил вето на продление его мандата. Вместо него был избран Кофи Аннан, причем в 2001 г. по инициативе Вашингтона его переизбрали на несколько месяцев раньше положенного срока, и он оставался бы в должности, если бы не его выпады против войны в Ираке.

В 2006 г. главное отличие между Пан Ги Муном из Кореи и вторым кандидатам в генсеки Шаши Таруром из Индии состояло в том, что первого поддержал Вашингтон. В 2007 г. он занял пост.

Словом, Устав ООН как свод его руководящих принципов в основном зиждится на западных либеральных ценностях. Структурное доминирование Соединенных Штатов отражено в процедурах голосования и составе главных органов ООН. Организация Объединенных Наций изначально возникла как военный союз между Великобританией, СССР и США. «Большая тройка» не собиралась подчинять свои конкретные национальные интересы абстрактным международным. Глобальная нормативная солидарность едва ли была совместима с официально оформленной мировой иерархией и необходимостью совместно участвовать в одобрении международных юридических и дипломатических норм. Основополагающие элементы системы ООН ведущие державы согласовали между собой на конференции в Думбартон-Оксе и Ялте, и лишь после этого созвали всемирную конференцию в Сан-Франциско в 1945 году.

Не меньше других Соединенные Штаты настаивали на освобождении постоянных членов Совбеза ООН (Китай, Франция, Великобритания, США и СССР) от обязанности предпринимать какие-либо действия в связи с угрозами безопасности, не представлявшими для них интерес. Но при согласии пяти постоянных членов ничто не мешало СБ принять любые меры. Структура и процедуры Совета Безопасности отражают решимость его членов подчинить деятельность ООН своей воле и интересам, не утруждая себя размышлениями о равенстве всех стран.

Западные страны во главе с Соединенными Штатами держали под контролем число представителей в ООН и в начале холодной войны без особой щепетильности использовали свое доминирование против советского блока. Так, место Китая в качестве постоянного члена СБ ООН (не больше и не меньше) до 1971 г. занимал Тайвань, поскольку власть в КНР принадлежала Компартии, противнику в холодной войне. Другие вопросы, при решении которых Запад использовал свой численный перевес, подавляя советские предпочтения и возражения, касались Корейской войны и принятия новых членов в начале 1950-х годов. ООН оказалась Вашингтону весьма кстати также во время вспышки Суэцкого кризиса в 1956 г., когда впервые созданный ооновский миротворческий контингент дал возможность Великобритании, Франции и Израилю сохранить лицо и вывести войска под предлогом передачи полномочий по поддержанию безопасности международным силам. Но когда ООН по просьбе Египта вывела свои чрезвычайные вооруженные силы, и это стало прелюдией к войне на Ближнем Востоке в июне 1967 г., доверие Америки к организации во многом было подорвано.

Рост числа членов ООН из развивающихся стран в 1950-е–1960-е гг., укрепление солидарности «третьего мира» по таким вопросам, как остаточные проявления колониализма в Африке, апартеид в ЮАР, арабо-израильский конфликт и новый мировой экономический и информационный порядок привели к коллизиям между Вашингтоном и большинством Генассамблеи, хотя в Совбезе его интересы были надежно защищены. Использование нефти в качестве политического оружия после войны на Ближнем Востоке 1973 г. еще усилило взаимную вражду и недоверие. В ответ администрация Рейгана на какое-то время перестала перечислять взносы в бюджет ООН и поддерживать ЮНЕСКО.

Несмотря на грубость и незаконность подобной тактики, она принесла политические дивиденды. Постепенно Вашингтон восстановил влияние в системе ООН. Фраза «новый мировой порядок» впервые была произнесена советским лидером Михаилом Горбачёвым в его обращении к Генеральной Ассамблее 7 декабря 1988 года. Она получила дальнейшее распространение благодаря американскому президенту Джорджу Бушу-старшему после того, как ООН дала санкцию на изгнание Ирака из Кувейта (вторжение войск Саддама Хусейна в эту страну в 1990 году). Постепенная оттепель в отношениях между США и СССР/Россией способствовала неожиданному развитию сотрудничества между пятью постоянными членами Совбеза ООН, в том числе по вопросу об окончании восьмилетней войны между Ираном и Ираком. Крах Советского Союза как великой державы означал, что «третий мир» лишился стратегического и дипломатического противовеса Соединенным Штатам, а также конкурентоспособной политической и экономической модели как альтернативы политическому либерализму и рыночному капитализму.

Несмотря на многослойную риторику, администрация Билла Клинтона сделала из ООН козла отпущения после катастрофы в Сомали и так в полной мере и не поддержала Конвенцию о запрете химического оружия. Она возглавила вялотекущую кампанию за ратификацию Конвенции и всеобъемлющий запрет ядерных испытаний и в самые последние дни пребывания у власти представила в Сенат законопроект о статусе Международного уголовного суда.

Теракты 11 сентября 2001 г. породили справедливый гнев и одновременно вызывающее поведение Соединенных Штатов, переставших считаться с мировым общественным мнением, а также с ограничениями на применение военной силы, которые содержатся в Уставе ООН. После исчезновения советской угрозы США стали требовать от ООН поддержки их глобальной повестки. Нападки на организацию приносили неплохие внутриполитические дивиденды при минимальных международных издержках. Отношение администрации Буша-младшего к ООН стало очевидным после того, как постоянным представителем Соединенных Штатов был назначен ярый противник этой организации Джон Болтон. Он не разочаровал своего босса: чуть было не сорвал Всемирный саммит ООН в 2005 г. и не скрывал неприязни к этой организации по другим поводам. Боясь еще больше разгневать Вашингтон, организация быстро и действенно поддержала Америку в войне с террором и продолжает оказывать ему всяческую поддержку в борьбе с международным терроризмом.

После того как Джордж Буш ушел из Белого дома, США решили восстановить свою прежнюю репутацию добропорядочного члена международного сообщества. Вашингтон вернул свои дипломатические активы в Организацию Объединенных Наций, вновь выступил в роли главного защитника прав человека в мире, ратифицировал Римский статут Международного уголовного суда, от которого Буш открестился в 2002 году. Подтверждена приверженность Женевским и ооновским конвенциям о запрете пыток. После неудачи с Киотским протоколом, который Вашингтон так и не ратифицировал, Америка возглавила переговоры в области противодействия изменению климата. Среди прочих важных и неотложных вопросов повестки дня новой администрации особое внимание уделялось исправлению, оживлению и восстановлению отношений с ООН, которым предыдущая администрация нанесла серьезный ущерб.

Тональность первого выступления президента Барака Обамы перед Генеральной Ассамблеей в сентябре 2009 г. радикально изменилась, что ознаменовало долгожданный возврат Соединенных Штатов к цивилизованным нормам международной жизни и общения. Иное дело, приведет ли это к серьезным и существенным изменениям во внешней политике.

Что ждет отношения между ООН и США в будущем?

Возможно, деятельность Организации Объединенных Наций и не во всем безупречна, но у нее много преданных сторонников. Ее видавшая виды, но легендарная штаб-квартира находится на перекрестке «авеню взаимозависимости» и «улицы многостороннего сотрудничества» на Манхэттене. Однако ее судьба решается на перекрестке «авеню безразличия» и «улицы враждебности» в Вашингтоне.

На протяжении прошлого столетия умами людей постепенно завладела идея международного сообщества, связанного общими ценностями, преимуществами и обязанностями, едиными правилами и процедурами. ООН – институциональное воплощение этой динамики. В этом смысле организация – хранитель наследия международного идеализма и веры в то, что все люди – одна большая семья на планете, святая обязанность которой – мудро распоряжаться ресурсами, оберегая окружающую среду для будущих поколений.

Ее сильная сторона в том, что это единственный вселенский форум международного сотрудничества и управления. В ее символике, универсализме, узаконенных структурах и процедурах заключена вся уникальность авторитетного органа, делающего активность мирового сообщества легитимной.

Отражая эту данность, главные мандаты ООН носят преимущественно нормотворческий характер и направлены на сохранение мира, стимулирование развития, защиту прав человека и охрану окружающей среды. Оперативные планы организации представляют собой стратегии реализации этих по сути нормативных мандатов.

Война – столь же неотъемлемая часть истории человечества, как и стремление к миру. В XX веке этот парадокс проявился наиболее наглядно. Мы вводили многочисленные нормативные, законодательные и операциональные ограничения на право государств начинать войну и, однако же, прошлый век оказался самым кровавым в истории человечества. До Первой мировой войны военный конфликт являлся общепринятым и нормальным способом функционирования государственных систем. Для него были характерны свои отличительные правила, нормы и этикет. В том гоббсовском мире единственной защитой против агрессии была превосходящая мощь, что увеличивало цену победы и риск краха. После 1945 г. ООН разработала целый свод законов, осуждающих агрессию и создающих здоровые нормы мирного разрешения конфликтов.

Организация Объединенных Наций стала главной сценой мирового политического театра. Здесь предотвращались вооруженные столкновения и устанавливались потолки вооружений. Осуществлялись защита прав человека и международное гуманитарное право. Вершилось освобождение колоний, недавно освободившимся странам оказывалась экономическая и техническая помощь, организовывались выборы. Женщины наделялись правами, голодных насыщали, перемещенным лицам, лишившимся имущества, предоставлялся кров, а беженцам убежища. Отсюда координировался уход за больными и помощь в случае катастроф. Все это 24 часа в сутки и семь дней в неделю. Деятельность ООН, незаметная для глаз непосвященных, – это миллиарды рутинных мероприятий, которые в совокупности глубоко воздействуют на повседневную жизнь людей.

Ни одна страна в одиночку не способна обеспечить мир, процветание, устойчивое развитие и эффективное управление. События 11 сентября решительно доказали, что даже самая могущественная держава в истории человечества не укроется за непроходимыми линиями континентальной обороны. Но хотя террористы разрушили башни Всемирного торгового центра, серьезно повреждены здания Пентагона и в одно мгновение поколеблена самоуверенность американцев, им не удалось уничтожить идею и символику Соединенных Штатов, которые выражены в бессмертных словах Авраама Линкольна о стране, «зачатой в свободе и посвятившей себя идее равенства всех людей».

Но если власть и деньги портят людей, могут ли превосходящая сила и богатство еще больше разложить общество? Реальность неравенства в мире структурирует взаимоотношения между де факто империалистическим центром и всеми остальными. Из-за устойчивой веры в собственную добродетель американцы не спешат освоить международные нормы и ценности, определяющие отношение к выбросам парниковых газов, отмене смертной казни, минам-ловушкам, международному уголовному праву и т.д. Однако подобное самомнение противоречит представлениям других стран и не способствует налаживанию взаимного сотрудничества.

Если сила и власть равнозначны способности проводить ту или иную политику и навязывать конкретные правила игры, то международное признание дает право определять политику и устанавливать правила. США не могут пожаловаться на отсутствие глобального размаха и силы, но не пользуются всеобщим международным признанием. ООН хватает международного авторитета, но она страдает от отсутствия силы, поэтому ее Устав выполняется лишь частично. Объединяя все страны мира и имея штаб-квартиру в Соединенных Штатах, ООН символизирует мировое управление, но не является мировым правительством.

Вашингтону трудно понять, почему ООН не соглашается с тем, что исторически американская сила добродетельна по своим намерениям и благотворна по результатам. Однако международный авторитет ослабевает, когда он служит исключительно интересам сверхдержавы. Нападки администрации Буша на международное право, на страже которого стоит ООН, подорвали власть закона в мире и легитимность организации как авторитетного арбитра, определяющего законность тех или иных действий на мировой арене.

Путь от высокомерия до самообмана очень короток, и администрация Буша преодолела его со спринтерской скоростью. Она не последовала совету президента Гарри Трумэна отказаться от лицензии на вседозволенность и пренебрегла мудрым замечанием Джона Кеннеди о том, что Америка не всемогуща и не всезнающа. На свалку истории выброшена сорокалетняя традиция просвещенного эгоизма и либерального интернационализма, долгое время служивших в качестве руководящих принципов американской внешней политики.

Создание добропорядочного международного сообщества требует, чтобы сила подчинялась авторитету, а не наоборот – нельзя пользоваться законным авторитетом для реализации планов силовой политики. Организация Объединенных Наций стремится заменить баланс сил сильным сообществом и олицетворяет собой мечту мира о верховенстве разума. Это способ поставить войну вне закона и мобилизовать коллективную волю мирового сообщества на сдерживание, арест и наказание нарушителей права. Если Америка – это страна законов, то ООН – это организация, провозгласившая своей целью установление господства международного права. Благодаря Уставу ООН после ужаса двух мировых войн восторжествовала надежда, и пошел на подъем идеализм. Огонек идеализма тускло мерцал в годы пронизывающих ветров холодной войны, но его было нелегко потушить. ООН по-прежнему символизирует наши мечты о лучшем мире, в котором слабость может быть компенсирована правосудием и справедливостью, а закон джунглей заменен на власть закона.

Ирак был не первой и не последней военной миссией США, осуществляемой вне рамок мандата ООН. Корпорация Rand, изучившая боевые операции Соединенных Штатов и миротворческую деятельность ООН, пришла к выводу, что первые обошлись гораздо дороже, как в случае с миссиями США и ЕС в Европе, или менее правомочны, если говорить об операциях, проводившихся неевропейскими региональными организациями. ООН проявила себя более эффективной в менее масштабных операциях, где мягкая сила международной легитимности и политической беспристрастности компенсирует дефицит жесткой силы. Вооруженные манипуляции меньше вредят репутации ООН, потому что в отличие от США военная сила не является источником ее авторитета.

«Сообщество» существует до тех пор, пока его члены разделяют основные ценности и солидарны в определении легитимного поведения. Серьезные разногласия между странами по многим ключевым вопросам мировой повестки дня все чаще служат доказательством того, что чувство международной общности, лежащее в основе всей ооновской деятельности, теряет смысл. Последнее, в свою очередь, зиждется на стершихся от частого употребления понятиях общих ценностей и солидарности. По сравнению с простым и понятным миром образца 1945 г. сегодня все усложнилось ввиду появления новых государственных игроков с несовпадающими интересами и взглядами. Многие из них подвергаются давлению со стороны негосударственных акторов. Перед ними стоят более многочисленные, сложные и трудноразрешимые проблемы, такие как глобальное потепление, распространение ВИЧ-инфекции и СПИДа и ядерный терроризм. Эти вопросы отсутствовали в международной повестке дня в июне 1945 года.

История показывает, что идеал ООН в принципе недостижим, но и отказываться от него нельзя. Удивляет неиссякаемая способность ООН к институциональному обновлению. На протяжении всей истории она постоянно воспринимала передовые идеи, обновлялась политически и накапливала ценные знания в области миротворческой деятельности; много внимания уделялось обеспечению безопасности и прав человека, расследованию преступлений против человечности, международному уголовному правосудию, введению санкций, борьбе с пандемиями и терроризмом и т.д.

Нельзя сказать, чтобы ООН была против реформ, она скорее готова к реформированию. Однако организация не всегда способна проявить оперативность и единодушие, которых от нее ждут. Разрыв между обещаниями и реальными делами неприемлемо велик. Тот факт, что наша планета становится все более миролюбивой, не может служить утешением для беженцев в Бирме, Дарфуре, Ливии или Северной Корее. Защита гражданского населения, которое все чаще становится жертвой вооруженных конфликтов, – это главная задача ООН, от выполнения которой будет зависеть доверие к ее мандату мира и безопасности.

Организация Объединенных Наций останется важным инструментом установления международных стандартов и норм для регулирования взаимоотношений между государствами. Нормы, законы и договоры, касающиеся общемировых проблем – от глобального потепления и распространения ядерного оружия до терроризма и торговли наркотиками, – становятся либо предметом переговоров на ооновских форумах, либо ратифицируются межправительственным аппаратом под эгидой ООН. Гуманитарные операции получили широкое признание, а миротворческие осуществляются на высоком уровне ответственности и производят выгодное впечатление.

Институциональной и политической легитимности международной организации в обозримом будущем ничто не грозит. Поэтому ООН по-прежнему остается единственной светлой надеждой на поддержание постоянства цели и действия в бесконечно разнообразном мире, где проблемы, не имеющие гражданства, требуют таких же наднациональных решений. Обуздание неумеренного национализма и грубого силового взаимодействия должно происходить в международном правовом поле.

При наличии международного консенсуса ООН – самый авторитетный форум для его воплощения в новые нормы, договоры, политические решения и операции. Никакой другой форум не может придать этому процессу более эффектную и действенную форму. Однако ООН не в состоянии искусственно вырабатывать международный консенсус там, где его не существует. Она не станет центром гармонизации национальных интересов и посредником, примиряющим разные страны, когда разногласия между ними слишком глубоки, чтобы их можно было снять дипломатическими методами за столом переговоров.

Рамеш Такур – директор Центра разоружения и нераспространения ядерного оружия в Австралийском государственном университете (АГУ), профессор международных отношений в Азиатско-Тихоокеанском дипломатическом колледже при АГУ и доцент Института этики, государственного управления и права в Университете Гриффита. Ранее являлся старшим проректором Университета ООН и помощником Генерального секретаря ООН.

США. Россия. ООН > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 15 декабря 2011 > № 738727 Рамеш Такур

Место России однозначно посередине

Резюме: Во имя федерализма, который кажется элитам панацеей, они хотят «перезапустить» Европу, забирая у народов то, что осталось от суверенитета. Но народы не этого хотят. Нации заинтересованы не в слиянии и утрате демократической власти, они желают, чтобы Европа защищала их интересы в многополярной потасовке, для этого же делается недостаточно.

Для специального номера нашего журнала Юбер Ведрин ответил на вопросы корреспондента РИА «Новости» в Париже Владимира Добровольского.

– Распад Советского Союза стал отправной точкой для фундаментальных перемен в мире. Не кажется ли вам, что связанное с этим исчезновение глобального баланса имело больше негативных последствий, чем позитивных? Мир так и не пришел в равновесие, дисбаланс усугубляется, делая международную среду все более опасной.

– История навязывает свои реалии вне установленной схемы. СССР распался в 1991 г., и в глобальном мире, в котором мы живем с 1992 г., есть положительные и отрицательные стороны, разные для различных государств, регионов и социальных классов. Мир не стал «опаснее», но в нем множество рисков, старых и новых, и невиданных угроз, например, для среднего класса на Западе, а также возможностей, скажем, для развивающихся стран.

– Как вы понимаете сущность многополярного мира во втором десятилетии ХХI века? Она меняется с ходом времени?

– После распада СССР Запад верил в однородное «международное сообщество», основанное на западных ценностях и их триумфе (метафора «конца истории»). На самом деле, хотя западные ценности универсально привлекательны, мир – это всеобщее соревнование, в особенности между крупными полюсами, и оно усугубилось с ростом населения и подъемом уровня жизни, а следовательно, потребления.

– В конце ХХ века казалось, что Европейский союз вышел на траекторию быстрого роста и развития, стал прототипом мировой политики будущего. В чем причина стремительного отката назад? Проблема ведь не экономическая, а политическая.

– Я никогда не думал, что Европейский союз – это модель для мира, и если он и претендовал на это, то был неправ. Европейское строение – это оригинальный ответ в конкретном частном случае: Европа после Второй мировой войны. Строительство успешно и быстро продвигалось при настоящих, сильных лидерах: в 1957 г., в середине 1970-х гг., а затем – в середине 1980-х гг. вплоть до провала Конституции ЕС. С тех пор элиты во имя федерализма, который кажется им панацеей, хотят «перезапустить» Европу, забирая у народов остатки суверенитета. Но нации сопротивляются. Это тупик. Народы стремятся не к слиянию и лишению демократической власти, они желают, чтобы Европа защищала их интересы в многополярной потасовке, а для этого пока делается недостаточно.

– Европейский союз создавался с одной главной целью – чтобы в Европе больше никогда не было войны, прежде всего между Германией и Францией. И вторая половина ХХ века была временем потрясающих успехов. Вы не боитесь, что теперь призраки прошлого оживут? Ведь много говорится о ренационализации политики. А где ренационализация, там и отношения соперничества...

– Не будем допускать исторических ошибок: сначала мир был установлен в Европе силами США и СССР. И наоборот, именно мир позволил построить европейское здание. В любом случае, нет никакой связи между нынешней ситуацией, даже в случае с кризисом, и годами, предшествовавшими Первой и Второй мировым войнам. Не стоит говорить о «призраках прошлого», только потому что государства, сдавленные резкой глобализацией и кризисом, думают прежде всего о своих интересах и интересах своих граждан (в чем нет ничего удивительного). Сохраним хладнокровие. Сегодня не назревает шовинистическая война, как раньше, более того – нет воинственного национализма, а есть скорее нормальная привязанность к идентичности, к Родине, которых не следует бояться и которыми можно управлять.

– Вы когда-то назвали Америку гипердержавой. Каковы теперь перспективы Соединенных Штатов? Можно ли ожидать, что следующее поколение лидеров этой страны начнет стратегический пересмотр политики, отходя от идеи мирового доминирования (лидерства) и превращаясь в большей степени в «нормальную» страну? Что ждет трансатлантические отношения?

– Гипердержава – это характеристика одного конкретного периода, 1990-х гг., времени Клинтона. США остаются державой номер один и достаточно долго будут таковой, но лидерство, которое они сохранят в течение ближайших десятилетий, станет в лучшем случае относительным. Америка никогда не станет «нормальной» страной (Россия, кстати, тоже). Но, как и другим великим странам, американцам придется привыкнуть жить в мире, где есть Китай, Индия, Бразилия и десятки других развивающихся стран. По этим причинам, а также потому, что сейчас нет особенной угрозы западным странам, которая помогла бы вновь спаять их, трансатлантические отношения останутся важными, но менее центральными. Роль НАТО ослабнет.

– Возникает впечатление, что победителем из холодной войны на самом деле вышел Пекин. Продолжится ли рост Китая по той же траектории? А если да, неизбежно ли нарастание конфронтации Вашингтона и Пекина, как многие сейчас полагают в США?

– Ускоренное развитие Китая, несомненно, продолжится. В то же время страна столкнется с проблемами охраны окружающей среды и все больших социальных диспропорций. Средний класс окажет давление с целью модернизации политической системы. Усиление экономического и стратегического веса КНР в мире приведет к напряженности в отношениях с азиатскими соседями и Россией, но ее можно будет преодолеть. Китай не будет править миром вместе с США, многополярный мир стал слишком сложным для простой «Большой двойки». Но и конфронтация между ними не является неизбежной. Крупные мировые полюса иногда преследуют противоположные интересы, но реальность взаимозависимости обяжет их находить коллективные решения.

– Существует ли международный терроризм, центральное понятие 2000-х гг., как самостоятельное и целостное явление?

– Словосочетание «международный терроризм» ничего не значит. Терроризм – техника, а не организация. Некоторые группы, которые используют ее, действуют по всему миру, другие – нет. В любом случае террористы могут заставить страдать, но не могут выиграть. Нужно не покладая рук заниматься их нейтрализацией, а не делать им рекламу.

– Россия после распада СССР переживает мучительный процесс собственного переосмысления. Какой может стать Россия еще через 20 лет? Часть Европы, задворки Китая...

– Глядя из Франции, я не понимаю, почему Россия вечно задается вопросом: Европа она или Азия? Ее место однозначно посередине, не обязательно в качестве моста, но непременно в качестве одного из крупных полюсов этого мира.

Юбер Ведрин – видный французский государственный деятель, в прошлом ближайший соратник Франсуа Миттерана, министр иностранных дел, а ныне один из самых уважаемых специалистов в области международных отношений.

Франция. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 15 декабря 2011 > № 738724 Юбер Ведрин

Гельмут Шмидт: "Путин правит в русле столетних российских традиций"

Гельмут Шмидт

Резюме: Немцы находятся перед выбором – либо продолжать то, что мы делали на протяжении последней тысячи лет, а именно – вторгаться на периферию, когда мы сильны, и оказываться отброшенными назад, когда мы слабы, либо становиться частью европейского сообщества.

Первый ход за Шмидтом: «Принцип прав человека... стал инструментом, своего рода плавками, скрывающими, что следует скрывать – натиск экспансии западной державы». Ответ Штайнбрюка: «Я не мыслю совсем уж цинично. Что бы значило для мира в целом, если когда-нибудь сильнейшая экономика мира оказалась бы недемократичной?» Шмидт: «Для мира это, скорее всего, вообще не будет иметь значения. Не переоценивайте значение демократии. Ее нельзя и чрезмерно идеализировать». Зато собеседники согласны по поводу Европы, которая видится обоим как «континент на обвисшем суку, если европейцы не поймут, наконец, что ЕС – это их единственный шанс сохранить место за столом великих». Европейцам нужен новый миф, убеждены Шмидт и Штайнбрюк, для которых таковым является мир, утвердившийся в Европе вместе с интеграцией. Впрочем, вопросов о будущем Европы у обоих собеседников больше, чем ответов. «Россия в глобальной политике» публикует отрывок из раздела «Глобальные сдвиги», где речь идет о падении роли Европы и новых шансах европейской интеграции, месте России в Европе будущего и необходимости их более глубокого партнерства, а также взаимоотношениям между Германией, Россией и Польшей. Публикацию подготовил Юрий Шпаков.

Штайнбрюк: Давайте поговорим о конкуренции моделей. Меня волнует, способна ли Европа представлять для других стран интерес в качестве модели? Не покидает мысль, что по мере роста уровня материального благосостояния, демографического омоложения, эмансипации женщин и сомнений в патриархальных системах давление на диктатуры и деспотические системы становится настолько сильным, что оно само по себе каким-то образом деформирует стимулы к соблюдению прав человека и свободы передвижения. Данный вопрос особенно важен в связи с событиями, свидетелями которых мы стали в зоне Магриба и на Ближнем Востоке. Не думаю, что страны этого региона заинтересованы в копировании демократической системы Запада. Однако само по себе требование обуздания коррупции и создания независимых судов, в которые позволительно подавать иски против государства, демонстрирует, насколько глубоки происходящие перемены. Поэтому не хотел бы исключать, что Европа, столь высоко ценящая право индивидуума, все же в состоянии стать неким образцом для подражания. Правда, нечто подобное могло бы быть реализовано тем успешнее, чем менее откровенной оказалась бы при этом наша собственная миссионерская роль. Вы правы, что за последние двести лет миссионерством многократно злоупотребляли, и некоторым странам это чаще наносило вред. Но там, где политические условия меняются в сторону прогресса, нельзя исключить появление интереса и политической воли к тому, чтобы применить ценности и правовые нормы Европы.

Шмидт: Пожилые люди, как я, всегда мыслят долговременными категориями, во всяком случае, более длительными, чем прежде, в 30- или 50-летнем возрасте. В связи с тем, о чем вы говорите, Пеер, я мысленно переношусь в конец XXI века. Европа, возможно, и генерирует модели для подражания. Однако европейцам для начала следует помнить, что на исходе XIX века они составляли четверть мирового населения, а вот к концу нынешнего эта цифра составит всего лишь 5%, и то если включить все население России вплоть до Камчатки. Только пять процентов! И, вероятно, уже к середине столетия на Европу будет приходиться лишь 11–12% добавленной стоимости в мировой экономике, иными словами, глобального ВВП. Всего лишь одиннадцать процентов! Ровно шестьдесят лет назад, в 1950 г., доля европейцев, включая тогдашний Советский Союз, составляла свыше 30% от мирового производства добавленной стоимости. Оба этих показателя – удельный вес в мировом населении и удельный вес в производстве глобального ВВП – неуклонно и резко падают. А почему? Потому что быстро растет мировое население, но не население Европы. Население Европы убывает и старится. Старению сопутствует спад в инновациях, ведь старые люди не изобретают новые электронные приборы. Это делают молодые, но молодежи у нас не хватает.

Штайнбрюк: Мне нечего возразить, сказанное вами неопровержимо.

Шмидт: В таком случае продолжу. Старению европейского общества при его одновременном численном сокращении противостоит демографический взрыв в других частях мира. Когда мой отец еще ходил в школу, это было в 1900 г., в мире жили 1,6 млрд человек. Сегодня нас около семи миллиардов. За ХХ век численность населения увеличилась в четыре раза. Ничего подобного не было в истории человечества. На фоне демографического взрыва , разразившегося исключительно в Азии, Африке и Латинской Америке, мы наблюдаем два феномена, которые очень медленно входят в наше сознание. Первый из них – ускорение научного и технического прогресса. Другой – глобализация, ставшая возможной благодаря этому ускорению, превращение планеты в огромную единую рыночную площадку. Если в таком контексте еще раз вспомнить вашу изначальную постановку вопроса – может ли Европа служить примером для подражания, то ответ мой окажется очень осторожным.

Штайнбрюк: То, о чем вы говорите, представляет собой отчетливо различимую тенденцию к совершенно новому перераспределению не только мирового политического веса, но и благосостояния. Европейские общества едва ли к этому готовы. Вопрос, что будет происходить с нашей производительностью, как сохранить у стареющего общества способность к инновациям, а также тягу к новизне и креативность, является одним из центральных вопросов жизнеспособности немцев в будущем. Но то, что вы утверждаете, Гельмут, на мой взгляд, все же несколько отдает фатальным детерминизмом. Ведь у вас получается, что падение экономического веса и политического влияния Европы неизбежно. Я в этом не уверен. Вот, скажем, почему бы европейским странам не договориться и совместно не сделать предложение, экономически привлекательное для стран Магриба, благодаря которому у местной молодежи появились бы профессиональные перспективы в собственной стране.

Шмидт: Против вашего упрека в детерминизме, прозвучавшего в мой адрес, мне придется защищаться. Но хотелось бы добавить несколько слов к вопросу об ускорении технологического прогресса, кульминацией которого в настоящее время является микроэлектроника. Так называемая арабская весна стала возможной благодаря микроэлектронике. Во-первых, «Аль-Джазира», телеканал, который смотрят миллионы людей и в Алжире, и в Марокко, и в Йемене, и в Сирии; он вещает на обоих важнейших для региона языках – арабском и английском. И, во-вторых, хотя взбунтовавшиеся молодые люди в массе своей безработные, у многих из них есть мобильные телефоны и доступ к интернету. Без интернета и «Аль-Джазиры» было бы невозможно распространить восстание по меньшей мере на шесть, а то и семь государств региона, нивелировав национальные различия. Не было ведь нужды посылать гонцов из Туниса в Бенгази, Рабат или Каир – средствами организации восставших масс стали Facebook и Twitter.

Штайнбрюк: Это возвращает нас к вопросу, не является ли интернет также наибольшей угрозой для Китая и государств, подобных ему по общественному устройству. Сколь долго автократические системы смогут контролировать доступ к интернету? Возможности Сети в сфере коммуникаций со временем могут оборачиваться весомой угрозой для закрытых обществ. И это еще одна причина моей уверенности в том, что судьба Европы еще не предрешена. Разумеется, есть опасность, что экономически мы окажемся в невыгодном положении и утратим политическое влияние; в таком случае лет через десять или пятнадцать для нас станет очевидным, что мы больше не играем в Лиге чемпионов. Но я не могу мысленно допустить, что подобное развитие неотвратимо и безальтернативно.

Шмидт: Свой прогноз о позиционировании Европы в мире к концу XXI века я считаю не стопроцентным, но весьма вероятным. Я убежденный приверженец европейской интеграции с 1948 г. – не из идеалистических побуждений, а преимущественно исходя из немецких национально-эгоистических мотивов. Наша германская нация живет в центре Европы в окружении бОльшего числа соседей, чем другие европейцы. И почти со всеми из них мы воевали. Так вот, немцы находятся перед выбором – либо продолжать то, что мы делали на протяжении последней тысячи лет, а именно – вторгаться на периферию, когда мы сильны, а когда мы слабы, оказываться отброшенными назад, либо становиться частью европейского сообщества. Поэтому я был и остаюсь сторонником европейской интеграции. Но эта интеграция спотыкается вот уже двадцать лет.

Штайнбрюк: К такой опасности надо относиться серьезно, в особенности учитывая то очевидное обстоятельство, что влияние Европы начинает снижаться. Я наблюдаю в Китае тенденции, указывающие, что он вместе с США стремится поделить мир и в итоге создать подобие «Большой двойки». Это особенно бросилось в глаза на Конференции ООН по изменению климата в Копенгагене (декабрь 2009 г.), когда американский президент и один даже не самый высокопоставленный китайский министр в двустороннем формате предприняли попытку определить ход этой международной встречи. С другой стороны, приходится наблюдать стремление Китая осуществлять с другими развивающимися государствами совместные акции, дабы сформировать противовес США и Европе. Пекин особенно активно обхаживает Бразилию, Россию, Индию, а теперь еще и Южную Африку. Незадолго перед вторым саммитом «Большой двадцатки» в Лондоне в апреле 2009 г. глава Народного банка Китая опубликовал статью, в которой поднял вопрос о том, не следует ли перестроить мировую валютную систему и ввести валютную корзину вместо доллара. Эта тема сегодня, как и прежде, актуальна для развивающихся стран, то есть финансовый кризис стал своего рода катализатором тренда к многополярности.

Шмидт: Ответ на вопрос, какие структуры образуются до середины нынешнего века, в значительной мере зависит от того, продолжится ли процесс европейской интеграции. Если нет, мы станем свидетелями тенденции к поляризации или разделу мира между США и Китаем. Однако если бы интеграция продолжилась, а Европейский союз стал по-настоящему дееспособным, возросла бы роль не только Европы, но и, например, Латинской Америки, в особенности Бразилии. И Китай не был бы монопольным представителем Азии. В середине века в Индии будет столько же жителей, сколько к тому времени в Китае – полтора миллиарда человек. Все это сложно прогнозировать. Тем не менее, по моим предположениям, до середины XXI столетия мы будем переживать мощную тенденцию к укреплению многополярности – с несколькими крупными игроками. Однако условие этого – продолжение европейской интеграции. Все остальное было бы для европейцев трагедией, в особенности для нас, немцев.

Штайнбрюк: Примечательно, Гельмут, что при рассмотрении вопроса о распределении глобального влияния стран в будущем Россия до сих пор упоминалась лишь мимоходом. Было бы интересно услышать ваше мнение. Какая роль уготована России в будущем, что станет с европейско-российскими отношениями? Когда речь заходит о Европе, то говорим ли мы в среднесрочной перспективе о пространстве, которое сегодня называем Европейским союзом, иными словами, о Европе с ее границами до Беларуси, или, быть может, мы имеем в виду и вовлечение России? И увеличит ли интеграция России вес Европы в мире? Пока в отношении Москвы я вижу лишь безразличие со стороны и германской внешней политики, и европейской политики.

Шмидт: В течение полувека мы были околдованы впечатляющей военной мощью СССР. Советский Союз развалился в результате давления извне, военная мощь уменьшенной России после распада, как и прежде, велика, но теперь она никоим образом не вызывает у нас страха, и вследствие этого Россия в восприятии СМИ и общественного сознания Европы едва ли играет заметную роль. Ее роль, как и прежде, очень значительна в сознании политического класса Соединенных Штатов. Сегодня они соизмеряют свои вооружения и военный потенциал с Китаем, но все еще сравнивают свой военный потенциал и с русскими.

Штайнбрюк: Однако это лишь военный потенциал. В качестве политической и экономической величины американцы, похоже, воспринимают русских не слишком серьезно.

Шмидт: Да, но достаточно, что всерьез – и даже очень – они относятся к военному потенциалу, почти как прежде. Что же до влияния европейской цивилизации на развитие российского общества, то оно, к сожалению, на удивление незначительно. Все еще отсутствуют истинные зачатки российского среднего класса. В стране что-то модернизируется, но деревня остается такой же, как сорок или пятьдесят лет назад. Говоря о России, я прежде всего хотел бы сделать одно важное признание: я очень счастлив, что ни в российском, ни в немецком народе не сохранилось ненависти по отношению друг к другу – а ведь после той страшной войны подобного едва ли можно было бы ожидать, но в действительности это великолепно.

Штайнбрюк: Прошло 70 лет после того, как немцы напали на русских, и наши сегодняшние отношения мне тоже представляются почти чудом после миллионов понесенных жертв, после тех зверств и разрушений, которые пережила Россия, и которые затем в ответ обрушились на Германию. Но мы недооцениваем Россию в политическом смысле. Думается, есть три фактора, которые должны играть существенно более заметную роль в европейском восприятии России. Во-первых, удивительное противоречие: фантастическое богатство сырьевыми ресурсами и технологическое отставание – за редкими исключениями страна плетется в хвосте. Во-вторых, тот факт, что Россия, которая граничит со странами, где доминирует ислам, и обладает немалой долей мусульманского населения на собственной территории, может оказаться вовлеченной в конфликты, впоследствии опасные и для Европы. И, в-третьих, пустеющие с точки зрения демографии пространства Сибири, вокруг которых, в зависимости от сценария и китайских интересов, вполне может возникнуть напряженность. Мне недостает европейской стратегии относительно того, как на фоне всего этого обращаться с Россией.

Шмидт: – Хотелось бы добавить еще и четвертый пункт. Русские собственными силами, особенно во время Второй мировой войны, разработали технологии, которые были среди лучших в мире. Но их достижения почти без исключения концентрировались в военной области. И когда вопрос о военной мощи утратил остроту, они попросту не поставили новые задачи перед специалистами, которые были причастны к этим выдающимся достижениям, в том числе к созданию первых искусственных спутников Земли. Ресурс разбазарили безо всякой пользы, часть специалистов удалось удержать в оборонной отрасли, часть разбрелась по свету. Тем не менее, все еще сохраняется естественно-научный и технический потенциал, который сегодня, однако, не служит благу россиян.

Штайнбрюк: Займись мы глубже Россией и ее проблемами, наши связи стали бы более тесными. В годы правления коалиции социал-демократов и «зеленых» выдвигался тезис о стратегическом альянсе с Россией. Не знаю, возможно, это было преувеличено, однако я считал бы мудрым и правильным, если бы мы вернулись к такому подходу в нынешней европейской (и германской) внешней политике и политике безопасности. На мой взгляд, шрёдеровское вовлечение России во внешнеполитическую концепцию, которую он, кстати, рассматривал не в качестве альтернативы атлантическому и европейскому партнерству, а как дополнение к ним, явно недооценено. Кое-кто выносил оценки, глядя сквозь игольное ушко личного отношения к России. Это в любом случае близорукий взгляд.

Шмидт: Вполне мог бы с вами согласиться, что Россия заслуживает к себе большего внимания. Но существует еще одна проблема, которая представляет серьезное препятствие. Все еще сохраняющееся глубокое недоверие между Россией и Польшей, которое, понятное дело, с польской стороны намного сильнее, чем с российской. И здесь для нас, немцев, возникает трудность. Мы хотели бы в равной мере сотрудничать и с теми и с другими, но наше масштабное взаимодействие с русскими вызывает страх у поляков, а уровень кооперации с поляками пугает людей в Кремле. От политического класса в Берлине требуется очень тонкое чутье. И как раз его сегодня недостает.

Штайнбрюк: И все же госпожа Меркель зримо повысила уровень германо-польских отношений, вплоть до совместных заседаний правительств двух стран с участием польского премьер-министра. Качество германо-польских отношений заметно отличается в лучшую сторону по сравнению с прежними временами. Страницы европейской истории глубоко запечатлелись в сознании не только поляков. Другие центральноевропейские страны также испытали на себе тиски, в которые они были зажаты между мощной прусской Германией, с одной стороны, а с другой – в царские и коммунистические времена экспансионистской, если не сказать агрессивной, политикой России.

Шмидт: Согласен с вашими положительными оценками политики Меркель в отношении Польши. Но в то же время она очень холодно относится к Москве, постоянно выражает претензии в адрес Путина по поводу недостаточного соблюдения прав человека в России.

Штайнбрюк: Ну да, но разве это не так?

Шмидт: Так или нет – это один вопрос; а вот следует ли германскому канцлеру так говорить, это другой. И на последний вопрос я бы ответил негативно.

Штайнбрюк: То есть Путина следует называть демократом чистой воды (характеристика, которую дал ему в свое время Герхард Шрёдер. – Ред.)?

Шмидт: Нет, конечно. Путин правит в русле столетних российских традиций, но на основе демократической конституции.

Штайнбрюк: – Мне, между прочим, хотелось, чтобы и в Берлине прошло мероприятие в связи с 70-летием нападения на Советский Союз. Такого мероприятия не было, и я считаю это досадной ошибкой. В Москве тысячи людей в четыре часа утра стояли на Красной площади. Однако мне показалось достойным, что немецкие СМИ надлежащим образом напомнили об этой годовщине в особенности молодому поколению. В то время как в медийной среде присутствовали адекватные оценки произошедшего, на политическом уровне ощущалось определенное игнорирование этой даты.

Шмидт: Пеер, сколько должно пройти времени, чтобы наши соседи окончательно оставили в прошлом германское нападение и оккупацию?

Штайнбрюк: Это в значительной степени зависит от нас самих, от немцев. Мы должны всегда стремиться к соблюдению баланса европейских и германских интересов. Это останется задачей для будущих поколений.

Гельмут Шмидт, канцлер Германии в 1974–1982 гг., является у себя на родине непререкаемым политическим авторитетом и в свои 93 года остается активным комментатором как внутренней, так и внешней политики ФРГ, а также глобальных проблем. Осенью в гамбургском издательстве Hoffmann und Campe вышла книга его диалогов с одним из руководителей Социал-демократической партии Германии Пеером Штайнбрюком (оба собеседника – страстные шахматисты, и беседы велись за шахматной доской, поэтому сборник называется «Ход за ходом»). Согласно социологическим опросам, Штайнбрюк – наиболее перспективный соперник канцлера Ангелы Меркель на выборах 2013 года. И хотя внутри СДПГ он не пользуется однозначной поддержкой, Шмидт выбор уже сделал. Первая беседа посвящена тектоническим сдвигам в мировой политике – снижению роли США и восхождению Китая, «экономического гиганта под кнутом однопартийной системы». Игроки размышляют о жизнеспособности и возможном конце западной модели демократии и прав человека.

Германия. Евросоюз. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 15 декабря 2011 > № 738722 Гельмут Шмидт

Власти штата Рио-де-Жанейро просят суд запретить компании работать в стране из-за утечки нефти.

Власти штата Рио-де-Жанейро в Бразилии подали иск к американской нефтяной компании Chevron о возмещении компенсации в $10,6 млрд (20 млрд бразильских реалов) за разлив нефти в начале ноября у берегов Рио-де-Жанейро.

Они также хотят, чтобы суд запретил Chevron и ее подрядчику Transocean работать в Бразилии под угрозой штрафа в $268 млн в день, сообщает Correio do Brasil.

В заявлении говорится, что Chevron и Transocean «были не в состоянии контролировать ущерб, причиненный разливом около 3 тыс. баррелей нефти, что подчеркивает отсутствие экологического планирования и управления в компаниях». Государственный прокурор Эдуардо де Оливейра Сантос также заявил, что компании не спешили ликвидировать утечку, утверждая, что авария была незначительной. Техника же, которую использовала Chevron, чтобы сдержать разлив, не была эффективной из-за нетвердого цемента, что показывает неготовность и халатности компании, утверждает гособвинитель.

Федеральная прокуратура Бразилии обратилась в суд с требованием о взыскании с американской нефтедобывающей корпорации Chevron и буровой компании Transocean Ltd. 20 млрд реалов (10,6 млрд долларов) за ущерб от утечки нефти на буровой платформе близ Рио-де-Жанейро, передает Reuters. Кроме того, в иске изложено требование приостановить на неопределенный срок работу обеих компаний на территории Бразилии.

"В ходе проведенного расследования прокуратура установила, что Chevron и Transocean оказались неспособны справиться с последствиями, вызванными разливом нефти. Это является доказательством отсутствия у компаний четких планов защиты окружающей среды", - говорится в сообщении прокуратуры.

Иск может также подвергнуть опасности планы обеих компаний по расширению своей деятельности в Бразилии после открытия крупных запасов морских нефтяных месторождений - свыше 50 млрд баррелей. Добыча нефти на бразильском шельфе затруднительна с технической точки зрения, однако, по мнению бразильских экспертов, к 2020 году страна выйдет на уровень добычи в 7 млн баррелей в сутки. Таким образом, Бразилия может подвинуть США с третьей строчки мировых производителей нефти (после России и Саудовской Аравии).

По мнению некоторых экспертов, дело имеет политический характер. "Если у вас нет четкого плана действий в непредвиденных обстоятельствах, на вас могут наложить штраф либо запретить деятельность, но разве можно оценить нанесенный здесь ущерб в 10,6 млрд долларов?" - отметил американский эксперт в области энергетического законодательства Джон Лоу.

Ранее правительство Эквадора подало иск против Chevron на 27 млрд долларов. Власти страны обвинили компанию в загрязнении районов в бассейне Амазонки. Кроме того, согласно утверждениям местных жителей, приобретенная Chevron в 2001 году компания Texaco постоянно сбрасывала отходы от добычи нефти в местные джунгли. Texaco также не убирала мусорные ямы, что загрязняло окружающую среду и создавало существенную угрозу для здоровья жителей. По оценке экспертов, сумма иска являлась рекордной в подобных ситуациях.

В феврале на Chevron был наложен штраф в размере 18 млрд долларов. Судья также потребовал от компании очистить загрязненные области. В настоящее время суд рассматривает поданную компанией апелляцию. Дело также находится на рассмотрении в международном арбитражном трибунале. 

В рейтинге финансовых рынков Россия оказалась на 39 из 60 мест - ниже, чем любая другая страна из состава БРИК. Причем по некоторым критериям - эффективности корпоративного управления, качеству телефонной связи и защите прав миноритариев - Россия замыкает список

Рейтинг уже четвертый год составляет организация Всемирный экономический форум (ВЭФ). В этом году его впервые возглавил Гонконг. До этого на верхней строчке попеременно были Великобритания и США. Когда рейтинг составлялся в первый раз, Россия в нем находилась на 34 строке.

Для оценки финансового рынка составители опирались на следующие критерии: состояние учреждений, бизнес-среда, финансовая стабильность, банковские и небанковские финансовые услуги (размещение акций, сделки по слиянию и поглощению, страхование и т.д.), финансовые рынки и доступ к капиталу. В результате оценки каждой стране был присвоен коэффициент. У России он оказался чуть больше Перу и Мексики и чуть меньше Панамы и Словакии.

Из всех стран, входящих в состав БРИК (Бразилия, Индия, Китай и Россия), лучше всего ВЭФ оценил Китай (19 место). В верхнюю часть списка попали также Бразилия (30 место) и Южная Африка (29 место), которая, по оценке многих экспертов, также является быстрорастущей развивающейся экономикой.

"Мне такая оценка кажется странной, - удивляется главный экономист инвестиционной компании "Ренессанс Капитал" Чарльз Робертсон. - В Бразилии инвесторы должны платить налог, если они вкладывают в страну деньги, в Индии иностранцам не разрешено покупать облигации внутреннего долга, а в Китае иностранные инвесторы не могут владеть акциями, которые торгуются на Шанхайской бирже".

Менеджеры - неэффективны, суды - коррумпированы

Оценивая степень защиты прав миноритариев и индекс восприятия коррупции, Россию в списке ВЭФ поместили на 59 место. По эффективности совета директоров она на 58 строке, а по профессионализму менеджеров-управленцев - на 57. Защита прав собственности и авторских прав, независимость судов, качество аудиторских проверок - все это не получило высоких оценок составителей исследования.

Критика в отношении судов, коррупции и соблюдения закона звучит в адрес России далеко не впервые. Однако ни в одном рейтинге, будь то индекс восприятия коррупции или индекс взяточничества (оба составляются Transparency International), либо список стран по простоте ведения бизнеса Doing Business Всемирного банка - Россия с годами радикально своего местоположения не меняет.

Едва став президентом, Дмитрий Медведев заявил о необходимости создавать в Москве международный финансовый центр. В апреле 2011 года в ходе визита в Гонконг Медведев заявил, что Россия находится уже "на полпути к достижению результата".

Однако многие эксперты уверены, что после возвращения на пост главы государства Владимира Путина строительство финансового центра перестанет быть в числе приоритетов власти.

Даже для того, чтобы построить в Москве такой же финансовый центр, как в Париже, Цюрихе, Франкфурте, Чикаго или Сингапуре, нужно пройти длинный путь, объясняет главный экономист инвестиционного фонда Wermuth Asset Management Дитер Вермут.

"Но это того стоит, потому что динамичный финансовый рынок с большим количеством инструментов и участников - это катализатор экономического роста, - считает Вермут. - Укрепление финансового рынка - один из ключевых моментов на пути диверсификации российской экономики и снижения зависимости от цен на энергоносители".

"Много крупных IPO проводилось не в Москве, а в Лондоне, корпоративное управление, включая защиту прав миноритариев - не на том уровне, где оно должно быть, и государство много вмешивается в ведение бизнеса", - перечисляет некоторые препятствия для развития финансовой системы в России Дитер Вермут.

Россия: с закрытием бизнеса дела обстоят лучше, чем с открытием

Зато бизнес-среда в России лучше, чем в Китае, Индии и Бразилии, посчитали в ВЭФ. Например, по стоимости открытия собственного бизнеса Россия на 18 месте, сразу за Гонконгом. Лидирует по этому показателю Дания.

В рейтинге Всемирного банка Doing Business России отведено 111 место по сложности начинания бизнеса. Для открытия своего бизнеса россиянину требуется месяц, считают во Всемирном банке. Почти столько же требуется австрийцам, испанцам и тайцам. Жителям Новой Зеландии нужен один день, Грузии - два, Гонконга - три.

По данным ВЭФ, в России проще закрыть, чем открыть свое дело.

В то же время, по данным организации, Россия практически замыкает список 60 стран по сложности найма иностранных работников и утечке мозгов.

С такой оценкой не согласен директор по России кадрового холдинга "Анкор" Сергей Гадецкий. "Сложности с оформлением иностранной рабочей силы в России уменьшились, а утечка мозгов в основном наблюдается в научной сфере", - отмечает эксперт.

В России есть проблемы с качеством подготовки кадров, считает Гадецкий. "В российском менеджменте все еще присутствует советский менталитет - управленческий состав пока не готов брать какую-либо серьезную инициативу, ждет указаний сверху. В России еще не выросло поколение эффективных менеджеров, готовых рисковать, открывать бизнес, брать на себя ответственность", - отмечает эксперт.

Екатерина Дробинина

Конец эпохи войн и революций

Взгляд Китая на двадцать лет без СССР

Резюме: После ухода СССР с глобальной авансцены мировая война невозможна в обозримом будущем, потому что ни одна крупная держава не располагает средствами или волей, чтобы взять на себя бремя столкновения с Соединенными Штатами. Сегодня больше гарантий для мира во всем мире, чем когда-либо.

25 декабря 1991 г. в 19.25 Михаил Горбачёв выступил с телевизионным обращением, объявив о своей отставке с поста президента Советского Союза. В 19.38 красный флаг СССР над Кремлем был спущен, а вместо него водружен триколор Российской Федерации. С этого момента Союз Советских Социалистических Республик исчез с карты мира.

В Китае эту новость встретили со смешанными чувствами. Некоторые ностальгировали по Советскому Союзу и глубоко сожалели о его распаде. Другие считали, что с гибелью СССР исчезла угроза Китаю с севера, и это было хорошей новостью.

Распад Советского Союза – важнейшее событие конца XX века, которое изменило мир. Спустя двадцать лет пора оглянуться и поразмышлять об эволюции, имевшей место в прошедшие годы.

Завершение кровавого века

В 1916 г. Владимир Ленин, говоря о знамениях своего времени, прозорливо заявил, что мир вступил в эпоху империалистической войны и пролетарской революции. События прошлого века в целом подтвердили точность прогноза, сделанного Лениным. Человечество столкнулось с двумя мировыми войнами и стало свидетелем Октябрьской революции в России, новой демократической революции в Китае и повсеместной вооруженной борьбы за национальную независимость и освобождение в Азии, Африке и Латинской Америке.

После Второй мировой войны мир оказался разделен на два лагеря – социалистический во главе с Советским Союзом и капиталистический во главе с Соединенными Штатами. Холодная война между двумя сверхдержавами продолжалась более сорока лет. Хотя мировых войн удалось избежать, постоянно возникали региональные конфликты – в Корее, Вьетнаме, Камбодже, Анголе, Афганистане и других странах. Речь шла об опосредованных войнах, отражавших мировое соперничество США и СССР.

В годы холодной войны двусторонняя конфронтация определяла характер международных отношений и была важнейшим фактором, формировавшим облик цивилизации. Две сверхдержавы ввязались в беспрецедентную по масштабам гонку вооружений, логика которой предполагала установление лидерства той страны, чей арсенал насчитывал больше ядерных вооружений и притом лучшего качества. По некоторым оценкам, Соединенные Штаты и Советский Союз потратили как минимум 20 трлн долларов на наращивание своего ядерного арсенала и совершенствование военной техники. Их совокупный потенциал грозил многократно уничтожить все живое на нашей планете. Гонка вооружений подвела мир к опасной черте; сложилась ситуация «равновесия страха», при которой возросла вероятность гарантированного взаимного уничтожения. Над человечеством нависла угроза ядерной войны.

Прошлый век был самым кровавым в истории. Войны унесли 200 млн человеческих жизней. В конце столетия более чем когда-либо прежде отчетливо ощущалось приближение мирового столкновения. Но эпоха войн и революций близилась к завершению. И отнюдь не случайно распад СССР и воссоединение Германии произошли мирным путем, что казалось немыслимым в разгар эпохи войн и революций. Чуть раньше эти события легко могли бы спровоцировать новую войну и крупномасштабные вооруженные конфликты.

В 80-е гг. прошлого века Дэн Сяопин говорил: «Только двум странам по силам вести мировую войну: Соединенным Штатам и Советскому Союзу». Он был прав. После ухода СССР с глобальной авансцены такая война представляется невозможной в обозримом будущем, потому что ни одна крупная держава не располагает достаточными средствами или политической волей, чтобы взять на себя бремя конфликта с Соединенными Штатами. Сегодня существует больше гарантий для установления мира во всем мире, чем когда-либо. Гибель Советского Союза ознаменовала окончание холодной войны, а также эпохи войн и революций.

Вступление планеты в эпоху мирного развития

У каждой эпохи есть своя тема. По мере эволюции мирового сообщества темы меняются. Перемены носят постепенный характер. В 1980-е гг. Дэн Сяопин отметил, указывая на происходящие изменения: «Перед человечеством стоят две основные задачи: мир и развитие». С распадом Советского Союза изменилась главная тема эпохи. Теперь это не война и революция, а мир и развитие. Такова самая важная перемена в международных отношениях, за которой последовали другие. Сегодня мы живем в эпоху, которая, в отличие от прежних столетий, отмечена следующими признаками:

Сложился по-настоящему мировой рынок, стимулирующий быстрое накопление богатства и беспрецедентный рост мировой торговли и экономического сотрудничества. В годы холодной войны мировой рынок был разделен на два блока, которые практически не взаимодействовали и не обменивались друг с другом. Такое разделение стало камнем преткновения на пути всеобщего экономического развития и сотрудничества. Крах Советского Союза расчистил путь для образования глобального рынка. Капитал, товары, технологии и люди свободно перемещаются по планете. В итоге это послужило мощным импульсом для роста мирового ВВП, международной торговли и экономического сотрудничества.

Если в 1991 г. мировой ВВП составлял 23,3 трлн долларов США, то к 2010 г. он почти утроился и достиг 63,15 трлн долларов. В 1991 г. прямые зарубежные инвестиции (ПЗИ) составляли 385,6 млн долларов, в 2010 г. они достигли уровня в 1,2 трлн долларов. Если в 1991 г. мировой торговый оборот оценивался в 4 трлн долларов, то к 2010 г. он вырос до 15 трлн долларов, увеличившись почти вчетверо. Никто не мог даже представить себе, что подобный рост возможен менее чем за два десятилетия.

Появление новых держав – важнейший фактор последних 20 лет, решительным образом повлиявший на международные отношения. Новые державы – это стремительно развивающиеся страны Азии, Африки и Латинской Америки, такие как Индия, государства АСЕАН, Китай, ЮАР, Бразилия, Мексика и др.

Мир – необходимое условие развития. Формирующиеся державы воспользовались спокойной обстановкой на планете и приступили к модернизации экономик. Адаптироваться к глобализации и воспользоваться ее плодами им помогли экономические реформы, ориентированные на создание свободного рынка, а также открытость для внешнего мира.

Усиление новых держав в течение последних двух десятилетий просто ошеломляет. С 1991 по 2011 гг. ВВП Китая рос среднегодовыми темпами на уровне 10%. Непрерывный рост на протяжении двадцати лет кардинально преобразил страну. В 1991 г. ВВП Китая составлял 424,1 млрд, а в 2011 г. он может превысить 6,6 трлн долларов США.

С 1991 по 2011 гг. ВВП Индии рос в среднем на 7% ежегодно. Если в 1991 г. он составлял 308,3 млрд, то к 2010 г. вырос до 1,43 трлн долларов. В 1991 г. ВВП стран АСЕАН равнялся 385,5 млрд, а в 2010 г. он достиг 1,4 трлн долларов. В 1991 г. ВВП Бразилии приближался к 406,2 млрд, а в 2010 г. достиг 2,1 трлн долларов. ВВП ЮАР в 1991 г. был равен всего 112,2 млрд, а к 2010 г. он более чем утроился до 361,2 млрд долларов.

Россия – особый случай. Первое десятилетие после гибели Советского Союза страна пребывала в хаосе. Ее ВВП постоянно уменьшался. Однако с 1998 по 2008 г. среднегодовой рост российского ВВП составил 7%. Это был впечатляющий рывок, и Россия присоединилась к странам БРИК.

Большинство новых, формирующихся держав находится в Азии. Укрепление Азии приводит к тому, что центр тяжести в международных отношениях смещается от Атлантики к Тихоокеанскому бассейну, что явилось важнейшей новостью в международных отношениях за последние четыре века.

Беспрецедентные темпы глобализации. Глобализация началась более ста лет тому назад. Основное препятствие ее развитию составляли конфликты между крупными державами – в частности, две мировые и холодная война. После распада Советского Союза процессы глобализации стали протекать беспрецедентными темпами.

Глобализация осуществляется транснациональными корпорациями (ТНК). В 1991 г. количество ТНК в мире превышало 30 тыс.; в 2010 г. их число утроилось. За последние 20 лет их значимость возросла не только за счет численности, но и качества. Многие из них преобразованы в глобальные корпорации. Это поразительная трансформация. Более половины активов и сотрудников глобальной корпорации находится за рубежом, и большая часть продаж осуществляется на зарубежных рынках. Она действует в глобальных масштабах и имеет доступ к глобальным ресурсам. Она может нанимать лучших специалистов мира и получать самые большие сравнительные преимущества. Поэтому такая корпорация чрезвычайно конкурентоспособна.

Революция информационных технологий (ИТ). Революция информационных технологий потрясла мир в последние двадцать лет. В 1990-е гг. персональные компьютеры получили повсеместное распространение, а в первое десятилетие нового столетия обыденным явлением стал интернет. Благодаря революции ИТ весь мир оказался на связи. События, происходящие в одной стране, сразу же становятся достоянием мировой общественности. Сегодня намного легче и быстрее получить доступ к информации. Единообразие – одно из последствий информационной революции, но это только начало. Главные свершения еще впереди.

Конец двухполюсного мира и формирование глобального рынка оказали решительное содействие информационной революции.

Характер взаимодействия между крупными державами изменился – они стали играть в другие игры. В годы холодной войны США и СССР находились в состоянии перманентного соперничества и конфронтации. Они противостояли друг другу всюду. Речь шла о так называемой игре с нулевой суммой. Когда Советский Союз брал верх, Соединенные Штаты проигрывали, и наоборот. Но сегодня отношения между крупными державами кардинально изменились: они и конкурируют, и сотрудничают, но сотрудничество преобладает. Это так называемая игра с положительной суммой.

Эволюция отношений КНР и США наглядно иллюстрирует изменившиеся отношения между крупными державами. В 1991 г. торговый оборот между Китаем и Соединенными Штатами составлял 25,2 млрд. В прошлом году он почти достиг отметки в 400 млрд долларов США. В 1991 г. прямые американские инвестиции в Китай составили 511 млн долларов, а в прошлом году они достигли 105,7 млрд долларов. В 1991 г. американские казначейские облигации циркулировали во всем мире, кроме Китая, а сегодня он является их крупнейшим владельцем.

В 1991 г. число людей, путешествующих из Китая в США и в обратную сторону, находилось на уровне 200 тыс. человек. В прошлом году три миллиона китайцев и американцев пересекли Тихий океан, направляясь друг к другу в гости. Нетрудно заметить тесную взаимозависимость, которая сегодня существует. Верно то, что в течение последних 20 лет в отношениях случались кризисы, подобные инциденту на острове Хайнань в апреле 2001 года. Но две страны сумели надлежащим образом преодолеть его и вернуться в нормальное русло неуклонного развития.

Если посмотреть на отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами в годы холодной войны, то они совершенно не похожи на нынешние китайско-американские. Хотя время от времени между двумя сверхдержавами происходила разрядка напряженности, она основывалась на доктрине гарантированного взаимного уничтожения. Никто не осмеливался начать ядерную войну. Торговый оборот между СССР и США был ничтожно мал, он не шел ни в какое сравнение с нынешним торговым оборотом между Китаем и Соединенными Штатами.

Когда сотрудничество берет верх во взаимоотношениях великих держав, это благо для мира и всеобщей стабильности.

Две конкурирующие тенденции

В современном мире происходят колоссальные изменения. В международных отношениях наметились две конкурирующие тенденции.

Первая – это укрепление мира, развития и сотрудничества. Она олицетворяет собой надежду и будущее человечества в XXI веке. В ее основе лежат два фактора.

Во-первых, экономическая взаимозависимость. Она является выдающимся достижением современности. Во-вторых, общие вызовы. Никогда еще перед человечеством не стояли столь серьезные проблемы: это и изменение климата, и международный терроризм, и деградация окружающей среды, и торговля наркотиками, и пандемии опасных болезней, и многое другое. Ни одна страна не способна в одиночку ответить на них, какой бы могущественной она ни была. Род человеческий обязан сплотиться, чтобы люди сообща нашли подход к этим проблемам, от решения которых зависит выживание цивилизации. Итак, речь идет об очень мощных факторах, которые со временем только усиливаются.

Вторая тенденция – это новый виток холодной войны, конфликтов и конфронтации. Эта тенденция олицетворяет прошлое и темные силы в мире. В ее основе также два фактора.

Во-первых, старое мышление. Мир сильно изменился, но человеческий менталитет отстает от действительности. Некоторые все еще живут устаревшими категориями и склонны рассматривать все происходящее через призму стереотипов.

Во-вторых, группы по интересам. Некоторые из них могут выиграть от холодной войны, конфликтов и конфронтации. Они хватаются за любую возможность сеять и раздувать ненависть и вражду. В прошлом десятилетии военный бюджет Соединенных Штатов (включая расходы в Афганистане и Ираке) более чем удвоился. Многие думают, в самом ли деле подобный рост военных расходов оправдан – ведь Советского Союза давно уже нет, и никто не угрожает США напрямую.

Соперничество этих двух тенденций проявляется практически во всем, и оно предопределит судьбу человечества в XXI веке.

Новым растущим державам нужен мир для экономического роста и развития. Они сталкиваются с многочисленными препятствиями во внутренней политике и за рубежом, и дальнейший прогресс является для них единственно возможным решением. Сегодня ни одна страна не может модернизировать свою экономику, находясь в изоляции. Для новых формирующихся держав международное сотрудничество просто безальтернативно. Вот почему новые державы – стойкие приверженцы тенденции к укреплению мира, развития и сотрудничества; в свою очередь, их усиление будет неизбежно способствовать укреплению этой тенденции.

Экономика западных держав переживает не лучшие времена. Соединенные Штаты, Европейский союз и Япония увязли в долгах. Их экономический рост крайне замедлился, а безработица неуклонно растет. Для решения своих проблем они также нуждаются в международном сотрудничестве – в частности, с поднимающимися державами. Верно то, что в этих странах есть силы, враждебные миру, развитию и сотрудничеству, но вряд ли они могут затормозить общую тенденцию.

Мир и развитие – главная тема нашей эпохи. Никакие силы не смогут этому воспрепятствовать. Мы все помним, что после гибели Советского Союза в западном мире царила эйфория. Некоторые верили, что победили в холодной войне и что это конец истории. Им казалось, что они могут повернуть ход событий в любом выгодном им направлении. Но жизнь на планете неоднородна, как можно направить ее развитие в заранее заданное русло только потому, что кому-то так захотелось? Подобные попытки обречены на неудачу.

Минувшее десятилетие прошло для Соединенных Штатов под знаком «двух с половиной войн»: в Афганистане, Ираке и Ливии. США и их союзники по НАТО начали войну в Афганистане 7 октября 2001 года. Это самая длительная война, которую Америка когда-либо вела за собственными пределами. С военной точки зрения превосходство было подавляющим. Афганистан – слишком мал и беден. Силы «Талибана» не идут ни в какое сравнение с вооруженными силами западной коалиции. За последние десять лет 6 тыс. американских военнослужащих полегли на афганских полях, несколько десятков тысяч получили ранения. Война в Афганистане обошлась Соединенным Штатам примерно в 4 трлн долларов. Однако света в конце тоннеля так и не видно. Когда Джордж Буш начинал войну в Афганистане, подавляющее большинство простых американцев были на его стороне. Но сегодня сложилась противоположная картина. То же самое можно сказать и о войне в Ираке. Я уверен, что когда спустя еще одно десятилетие мы будем анализировать войну в Ливии, то придем к такому же умозаключению.

Война долгое время считалась панацеей от любых международных споров. Последние три тысячелетия не снятые с помощью дипломатии разногласия заставляли прибегать к военной силе. Все вопросы решались с помощью войн. Но сегодня войны ни в Афганистане, ни в Ираке не могут служить примерами решения проблем, и это лишь два случая из бесконечной череды событий. Напротив, они породили колоссальные проблемы для Соединенных Штатов и их союзников. В грядущие годы и десятилетия им придется потратить уйму денег, энергии, ресурсов и времени, чтобы разобраться с последствиями этих конфликтов.

Факты доказывают, что война перестала быть всемогущим средством решения споров. В международных отношениях появилось нечто новое. Вооруженный конфликт в качестве последнего средства международного урегулирования устарел. Это и есть не что иное, как прогресс цивилизации. Как было сказано выше, главная тема современной эпохи изменилась. Войны и революции отошли в прошлое, а ныне – мир и развитие становятся непреодолимой тенденцией. Надеюсь, что люди во всем мире понимают суть произошедшего изменения. Нам необходимо подчиниться велению времени, и тем самым мы окажем огромную услугу миру и всему человечеству.

Китай уверенно следует путем мирного развития

С 1978 г. Китай вступил на путь мирного развития, внутренних реформ и открытости для внешнего мира. Мы сделали этот выбор, чтобы идти в ногу со временем и соответствовать переменам, которые происходят в современную эпоху. Наша политика реформ и открытости оказалась очень успешной. Несмотря на ошеломляющий прогресс КНР на протяжении последних 32 лет, перед нами по-прежнему стоит множество трудноразрешимых проблем, таких как растущая пропасть между прибрежными и внутренними регионами, между богатыми и бедными, между городом и деревней, деградация окружающей среды, нехватка сырья и энергетических ресурсов и международные вызовы. Мы верим, что только мирное развитие позволит Китаю надлежащим образом преодолеть все препятствия и модернизировать страну. В недавно изданном «Официальном документе о пути мирного развития Китая» правительство заявило: «Китай приводит свои национальные интересы в соответствие с общими устремлениями людей во всем мире и готов расширять сферу общей заинтересованности всех сторон для создания и развития сообществ по интересам с другими странами и регионами мира в разных областях и на разных уровнях. Китай привержен общим ценностям всего человечества и намерен разделять со всеми выгоды и преимущества человеческой цивилизации».

Это важное заявление. В мире более 200 стран и свыше 2 тыс. этнических групп, исповедующих множество религий, приверженных разным культурам, имеющих неодинаковую историю и находящихся на различных этапах развития. Вполне естественно, что между ними возникают разногласия. Но если акцентировать внимание на них, то можно прийти лишь к спорам и диспутам, которые могут закончиться конфликтом или даже войной. В этой войне не будет победителей, а будут только проигравшие. Она заведет нас в тупик. Напротив, подход, предложенный в официальном документе правительства КНР, призывает страны и народы сосредоточиться на том, что их объединяет, на общих интересах и проблемах, и заняться созданием всевозможных сообществ по интересам. Углубится взаимозависимость между странами, и тогда все будут победителями. В течение последних 32 лет Китай следует торной дорогой мирного развития. Это история успеха, и КНР никогда не свернет с этого пути.

В заключение можно сказать, что со времени гибели Советского Союза человечество добилось изумительного прогресса, несмотря на несколько серьезных отступлений. Мы верим в его будущее, и Китай продолжит сотрудничество со всеми странами во имя гармонии и всеобщего процветания.

У Цзяньминь – президент Китайского университета по международным делам, чрезвычайный и полномочный посол.

Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 14 декабря 2011 > № 738730

Побеждающее многообразие

Надежды 1990-х и современное развитие мира

Резюме: По мере подъема восходящие державы пойдут собственным путем к модернити. Впереди не дорога с односторонним движением к свободным рынкам и либеральной демократии, а мир, в котором эпоха модернити будет иметь много обликов, конкурирующих между собой.

Окончание холодной войны и распад Советского Союза поставили точку в почти полувековой истории биполярности и идеологической конфронтации между капитализмом и коммунизмом. Вскоре после роспуска советского блока многие эксперты провозгласили начало эпохи однополярности, которая ускорит идеологическую конвергенцию на основе западной модели современного развития. Вера в материальное и идеологическое превосходство Запада вылилась в широко распространенное убеждение в том, что, в соответствии с известным высказыванием Франсиса Фукуямы, история близится к своему завершению.

Оглянувшись назад через двадцать лет, мы вправе судить о том, чем завершились попытки предвидеть ход событий в XXI веке. В одном весьма важном аспекте прогноз относительно привлекательности западной модели оказался довольно точным: капитализм одержал верх над альтернативными путями развития. Конечно, в разных странах капитализм проявляет себя по-разному. Но даже там, где у власти остаются коммунистические партии (Китай и Вьетнам, например), управление экономикой осуществляется по законам рынка.

Однако другие направления мирового развития во многом не совпадают с представлениями, царившими в 1990-е годы. Пожалуй, особенно примечательна стремительность, с какой произошло перемещение силы и политического влияния в незападный мир. Китай, Россия, Индия, Бразилия, Турция и другие восходящие державы демонстрируют хорошие темпы роста и политическую стабильность, в то время как демократии Запада переживают нелегкие времена и в экономическом, и в политическом плане. И хотя 1990-е гг. были отмечены впечатляющими успехами в распространении демократии, за последнее десятилетие процесс замедлился, если не обратился вспять. «Арабская весна» свидетельствует об универсальном стремлении к достойной жизни и вере в человеческие возможности. Но пока нет полной ясности, будут ли народные восстания, охватившие Ближний Восток, способствовать продвижению либеральной демократии в регионе.

Данное эссе призвано ответить на вопрос, почему мировое развитие так сильно разошлось с первоначальными надеждами на то, что окончание холодной войны расчистит путь к «концу истории».

Глобальный сдвиг

Ноябрьский саммит «Большой двадцатки» в Каннах ярко продемонстрировал, как сильно изменился мир за двадцать лет. В конце холодной войны «Большая семерка» представляла собой влиятельную группу крупнейших мировых экономик. В нее входили исключительно государства-единомышленники, достигшие примерно одного уровня развития. Сегодня аналогичная группа насчитывает 20 членов, а ее состав отличается большим разнообразием.

В Каннах западные демократии не только оказались в меньшинстве, но и представляли крайне слабую позицию в экономическом и политическом отношении. Государства, входящие в еврозону, изо всех сил пытаются восстановить финансовую стабильность, а Соединенные Штаты – преодолеть замедление темпов роста, высокий уровень безработицы и быстро растущую задолженность. Экономические трудности усугубляет ситуация политического тупика. В зоне евро более двух лет кипят споры о приемлемом плане восстановления финансовой устойчивости. Тем временем в США неоднократные попытки администрации Барака Обамы принять меры по стимулированию роста блокировались расколотым Конгрессом.

Америка долго играла доминирующую роль во многих международных организациях, членом которых она является. Но Каннский саммит явил иную картину. Из-за ограниченности финансовых возможностей Соединенных Штатов президент Обама мог лишь с тревогой наблюдать со стороны за метаниями европейцев, сражающихся с политическим хаосом в Греции. Среди стран, прибывших в Канны с положительным сальдо платежного баланса, фигурируют восходящие державы – Китай, Россия, Бразилия и другие, но они отказались участвовать в европейском фонде помощи и лишь посоветовали ЕС навести порядок в своем доме.

Конечно, значение новой расстановки сил не стоит и преувеличивать. Крупнейшие экономики Запада находятся в состоянии глубокого спада, но, скорее всего, в конечном счете они решат свои проблемы и восстановят нормальные темпы роста. США, Евросоюз и Япония вместе взятые дают значительную долю мировой продукции, и на них приходится более половины военных расходов. И все же встреча «Большой двадцатки» позволила убедиться, сколь серьезен сдвиг, происходящий в глобальном балансе экономических сил.

Если в 1990-е гг. многие аналитики были уверены, что наступает конец истории, сегодня многие ощутили стремительное приближение эпохи многополярности и нового политического разнообразия. Как же получилось, что превалировавшая еще недавно точка зрения оказалась ошибочной?

Прежде всего, большинство наблюдателей чересчур оптимистично приветствовали окончание холодной войны. Они ошибочно приняли распад Советского Союза за окончательный и бесповоротный триумф западных ценностей и западной модели современного развития. Впрочем, был ряд важных исключений – Китай, Куба, Северная Корея и Саудовская Аравия. Но, согласно тогдашним представлениям, эти «оплоты» вскоре должны были рухнуть, не устояв перед привлекательностью западного пути развития.

Оптимизм оказался неоправданным. Демократизация действительно совершила прорыв в 1990-е гг., но впоследствии процесс явно застопорился. Российская «суверенная демократия», китайский «государственный капитализм» и «племенная автократия» Аравийского полуострова – все эти бренды демонстрируют значительные запасы прочности. На большей части африканского континента многопартийная демократия – всего лишь фасад диктаторского правления. Либеральная демократия, кажется, пустила корни в большинстве стран Латинской Америки, но этот регион – не правило, а исключение. Формирующийся мир будет состоять из множества разных режимов; вдоль границ Запада складывается не политическое единообразие, а пестрое политическое разнообразие.

Общепринятые представления о глобализации тоже оказались некорректными. Глобализация должна была привести к «плоскому миру», форсировав принятие всеми либеральных экономических систем, поскольку только они, мол, позволяют эффективно конкурировать на глобальном рынке. Предполагалось, что западные демократии, вследствие своей склонности к свободному предпринимательству, располагали наилучшими возможностями для плавания в океане новой глобальной экономики. Меньше регулирования и больше динамизма как будто бы даст государству возможность лучше чувствовать себя в эпоху глобализации и цифровой технологии.

Однако первоначальные прогнозы на глобализацию в значительной степени не оправдались. Один из таких примеров – Китай, где государство сохранило существенный контроль в экономике. Безусловно, темпы роста рано или поздно замедлятся, и страну ждут немалые экономические и политические трудности. Но впечатляющие экономические показатели КНР позволяют предположить, что государственный капитализм не уступит позиций более либеральным альтернативам.

В то же время западные демократии несут от глобализации тяжелый урон. Соединенные Штаты, Европейский союз и Япония испытывают серьезные трудности. Свою роль, конечно, сыграли политические просчеты, но более масштабная причина – перенос производственных мощностей из развитых в развивающиеся страны, что привело к росту безработицы и стагнации доходов среднего класса по всему Западу. Глобализация и экономика цифровых технологий, от которой она зависит, углубляют неравенство в западных обществах, поскольку в выгодном положении оказываются работники, занятые в сфере высоких технологий, и ловкие инвесторы – в проигрыше «синие воротнички». Долговые кризисы, охватившие западные демократии, только усугубляют положение. Американцы теряют работу и жилье, а европейцы трудятся в условиях строгой экономии, подавляющей рост и ведущей к лишениям. Япония на протяжении более двух десятилетий страдает от стагнации, при этом растут показатели уровня неравенства и бедности.

Сложившиеся экономические условия – основная причина политической слабости ведущих западных демократий. В США экономическая неопределенность провоцирует размежевание по вопросам стратегии развития, поляризацию общества и патовую ситуацию в Конгрессе. В Европе трудные времена создают условия для повышения роли отдельных стран в политической жизни, что чревато фрагментацией Европейского союза, поскольку его члены пытаются вновь утвердить свой государственный суверенитет. В Японии правящая Демократическая партия переживает внутренний раскол и находится в состоянии открытой конфронтации с главной оппозиционной партией – Либерально-демократической. Все эти политические передряги чрезвычайно осложняют Соединенным Штатам, ЕС и Японии задачу решения экономических проблем.

Когда двадцать лет назад распался Советский Союз, никто не мог предвидеть, что разочарование демократией окажется в какой-то момент столь явным. И даже если ведущие демократии найдут выход из нынешнего тупика, не факт, что трудности Запада не снизят привлекательность его модели современного развития как раз в тот момент, когда мир вступает в период непредсказуемых глобальных перемен.

В результате велика вероятность того, что по мере подъема восходящие державы пойдут собственным путем к эпохе модернити, гарантируя тем самым не только многополярное устройство будущего мира, но и его политическое разнообразие. Более того, даже такие прозападные восходящие державы, как Индия, Бразилия и Турция не всегда неуклонно следуют западным путем к либеральной демократии. Напротив, они периодически расходятся с Соединенными Штатами и Европой по вопросам геополитики, торговли, окружающей среды и пр., предпочитая объединяться с восходящими государствами, независимо от их идеологической принадлежности. Интересы более значимы, чем ценности. Впереди не дорога с односторонним движением к свободным рынкам и либеральной демократии, а мир, который будет иметь много обликов, конкурирующих между собой.

Меняющийся Ближний Восток

Другим сюрпризом стала центральная роль Ближнего Востока в глобальной политике. Катализатором послужили теракты 11 сентября 2001 г., которые заставили США вести длительные и до сих пор незавершенные войны в Ираке и Афганистане. Вашингтон, наконец, приступил к сворачиванию операций, придя к пониманию, что хорошая разведка и «хирургические» приемы намного эффективнее в борьбе с терроризмом, чем широкомасштабное вторжение и оккупация. Однако эти войны, отвлекавшие внимание Соединенных Штатов от других регионов и приоритетов, резко увеличили государственный долг и сыграли роль в том, что на правительство оказывается политическое давление. От Белого дома требуют сократить оборонные расходы и выбрать менее обременительный способ участия в мировой политике.

Спустя десять лет стало ясно, что хотя события 11 сентября, безусловно, изменили мир, но не столь радикально, как вначале полагало большинство экспертов. Предотвращение терактов останется приоритетом для всех администраций. Но помимо предупреждения будущих терактов аналогичного или более серьезного масштаба, нежели те, что имели место в Нью-Йорке и Вашингтоне, данная задача не будет доминирующей в стратегии США, как это случилось в предыдущее десятилетие.

Между тем вследствие «арабской весны» Ближний Восток остается в центре всеобщего внимания. Народные выступления, охватившие в конце 2010 г. Ближний Восток и Северную Африку (их распространению частично способствовали новые информационные технологии и социальные сети), на первый взгляд, опровергают приведенное выше утверждение, что мир движется не к единообразию, а к политическому разнообразию. По крайней мере по внешним признакам восстания позволяют предположить, что мусульманский Ближний Восток, наконец, движется в сторону западной модели модернити. По мере того как всплески происходили в одной стране за другой, казалось, что регион стоит на пороге перехода к демократии. Политические стратеги и обозреватели первоначально сравнивали волнения с Французской революцией и падением Берлинской стены, то есть считали, что эти события – исторический водораздел, который знаменует начало эпохи «политики участия» в арабском мире.

Политическое пробуждение Ближнего Востока – действительно примечательное и внушающее оптимизм подтверждение присущих всем людям потребности в уважении и стремления к свободе.

Но когда страсти улеглись, а первоначальная эйфория сошла на нет, стала вырисовываться отрезвляющая картина. Правительства Бахрейна, Ирака, Ливии, Сирии, Йемена и ряда других государств пошли на крайние меры для подавления демонстраций. В случае с Ливией угроза уничтожения повстанцев в Бенгази убедила Совет Безопасности ООН санкционировать вооруженную интервенцию для защиты гражданского населения. Миссия, осуществленная под командованием НАТО, привела к падению режима. Однако внешняя помощь, предложенная оппозиционному движению Ливии, не правило, а исключение. Во многих других странах, охваченных народными восстаниями, автократические режимы подавляют волнения, а западные правительства почти ничего не предпринимают кроме призывов к сдержанности. Репрессии – зачастую очень жестокие – во многих случаях привели к подавлению мятежей.

Как известно, ряд правителей-диктаторов в этом регионе – Зин эль-Абидин Бен Али в Тунисе, Хосни Мубарак в Египте, Муаммар Каддафи в Ливии – были смещены. Но большинство новых правительств, постепенно приступающих к деятельности после ухода диктаторов, хотя и проводят реформы, вряд ли в ближайшем будущем свяжут судьбу своих стран с либеральной демократией. К тому же Египет, хотя это самая большая по численности населения и, пожалуй, наиболее влиятельная страна арабского мира, не стоит рассматривать как законодателя политических тенденций для региона. Египет пользуется политическими преимуществами, которых нет у его соседей. Египетская армия, профессиональный и дисциплинированный институт, прочно связанный с США, сыграл главную роль в отстранении от власти Мубарака и по-прежнему осуществляет контроль за конституционным и политическим реформированием страны. В большинстве стран – соседей Египта нет национальных институтов, способных выполнять посредническую функцию при осуществлении подобных политических перемен.

Кроме того, национальное самосознание египтян имеет глубокие исторические корни, отсюда их социальная сплоченность – редкое явление в регионе, где большинство государств представляют собой политические образования, оставленные ушедшими колониальными режимами. В Ираке, Иордании, Ливане, Сирии, а также на большей части Аравийского полуострова и Северной Африки племенная, религиозная и этническая рознь постоянно одерживает верх над слабым национальным самосознанием. Подобные противоречия долгое время нивелировались благодаря мерам принуждения, и демократизация скорее еще больше обнажит их, чем устранит. Если Египет так неторопливо продвигается к демократии, то большинство его соседей будут продвигаться еще медленней.

Даже если тенденция изменится, а демократия быстро распространится по Ближнему Востоку, он все равно не пойдет по западному пути развития. Чем больше демократии, тем большую роль в тамошней общественной жизни будет играть ислам, пусть даже в умеренной форме вероисповедания. Как показывает статистика, около 95% египтян считают, что ислам должен занимать большее место в политической жизни, а почти 2/3 населения выступает за то, чтобы гражданское право строго соответствовало Корану. То, что влияние ислама на политику растет, не хорошо и не плохо; просто это станет реальностью в той части мира, где политика и религия тесно переплетены. И как бы там ни было, наблюдателям и разработчикам политического курса пора оставить иллюзии, что распространение демократии на Ближнем Востоке равнозначно триумфу западных ценностей.

Более того, стремление обрести достоинство, сопровождаемое возгласами в пользу демократии, вероятно, будет подпитывать и настойчивые призывы к противостоянию Западу и Израилю. Так, опросы, проведенные после падения Мубарака, показывают, что более 50% египтян одобрили бы аннулирование мирного договора Египта с Израилем, действующего с 1979 года. На Ближнем Востоке – в регионе, где живы горькие воспоминания о господстве иностранных держав, «больше демократии» весьма возможно будет означать резкое сокращение стратегического сотрудничества с Западом.

Россия, Запад и остальные

Мир быстро движется не просто к многополярности, но и к многообразию моделей модернити. Это будет политически разнородный ландшафт, в котором западная модель предложит лишь одну из многих конкурирующих концепций внутреннего и международного порядка. Не только хорошо управляемые автократии будут в некоторых случаях более эффективными, чем либеральные демократии, но и развивающиеся демократические государства станут на регулярной основе совместно с Западом управлять одними и теми же компаниями. Можно сказать, что определяющей задачей для Запада и остальных – поднимающихся держав – будет взятие под контроль этого глобального поворота и мирный переход к следующему этапу развития в соответствии с заранее подготовленным планом. В противном случае следует ждать воцарения анархии, когда будут соперничать различные концепции миропорядка, представленные многочисленными центрами силы.

Россия благодаря своему бренду «суверенной демократии», а также статусу признанной державы и члена БРИКС способна сыграть уникальную роль в наведении мостов между западным миропорядком и тем, что придет ему на смену. Москва имеет длительную историю дипломатических и деловых отношений с Западом, пользуется значительным доверием восходящих держав. Более того, усилия по перезагрузке отношений между Вашингтоном и Москвой принесли плоды: по многим вопросам сотрудничество поднялось на новый уровень. Ведется диалог, нацеленный на более полное подключение России к Западу, при этом Москва играет ведущую роль среди восходящих держав. США и Евросоюз могут прийти к выводу, что Россия – полезна как арбитр в переговорах о будущем характере постзападного миропорядка, особенно если Атлантическому сообществу и Москве удастся продвинуться к сближению – возможно, путем включения России в НАТО.

Запад и остальные – восходящие державы – готовы конкурировать по вопросам принципов, статуса и геополитических интересов по мере того, как убыстряется сдвиг в глобальном балансе сил. Задача, стоящая перед Западом и другими государствами, – создать на фоне множества вариантов модернити новый, плюралистический порядок, такой, при котором будет сохранена стабильность и международная система, основанная на четких правилах.

Чарльз Капчан – профессор мировой политики Джорджтаунского университета, старший научный сотрудник Совета по международным отношениям (США).

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 14 декабря 2011 > № 738726 Чарльз Капчан

Российский ядерный круг

Уроки постсоветского двадцатилетия

Резюме: Глубокое осмысление того, что же России все-таки досталось по наследству от Советского Союза в ядерных вопросах, того, как наилучшим образом использовать возможности, которые дает режим ядерного нераспространения, только зреет.

25 декабря 1991 г. Борис Ельцин получил из рук Михаила Горбачёва «ядерный чемоданчик». Таким образом, спустя полтора года после провозглашения государственного суверенитета России и спустя полгода после своего избрания российским президентом, Ельцин обрел символические «ключи» от ядерной державы. Но пройдет еще мучительных полгода, прежде чем Россия окончательно подтвердит свой статус государства – правопреемника Советского Союза в вопросах обладания ядерным оружием. А затем предстоят долгие годы осмысления того, что за наследство получила Российская Федерация и как ей этим наследством распорядиться.

«Преемственность» – слово, выскочившее, как чертик из табакерки, уже в самом начале ельцинского правления применительно к политике ядерного нераспространения. И, какие бы внешние перегрузки ни испытывала – особенно в свою первую пятилетку – новая Россия, заявления и особенно действия в сфере ядерного нераспространения (конечно, часто искаженные этими перегрузками) все же оставались вполне «преемственными». Проще говоря, это было продолжение традиционно советской нераспространенческой политики. Именно традиционно советской, а не поздне-горбачёвской: идеями сотворения безъядерного мира к 2000 г. (или к какой другой круглой дате) больше никто в Москве не баловался.

Не обуза!.. Не обуза?

Фактор наличия ядерного оружия в России – безусловный asset, и лишь в незначительной степени – liability. С этим выбором-выводом Ельцин и его первая команда определились быстро. Короче говоря: не обуза! Но только как получить с этой «мощи», с этой «не-обузы» причитающиеся (вроде бы) по вкладу проценты? Тут сразу – головная боль.

Хроника обретения Россией реального и полного контроля над собственным ядерным арсеналом столь же живописна и уродлива, как живописна и уродлива сама российская история начала 1990-х. Только здесь риски выходили далеко за пределы границ бывшего СССР.

В каждой из 15 советских республик велась какая-либо ядерная деятельность или размещалось ядерное оружие. В Москве отдавали себе отчет в том, что если ядерное оружие на длительный период останется за территорией Российской Федерации, обеспечить его сохранность будет весьма затруднительно. Напряжение подогревалось появившимися в американской и израильской печати уже в начале 1992 г. слухами, со ссылками на «осведомленные источники в разведке», что Казахстан якобы продал Ирану одну или две ядерные боеголовки. Хотя уже тогда было ясно, что эти слухи беспочвенны и имеют политический подтекст, вряд ли кто-то в Москве мог гарантировать, что, если упустить время, такая «фантастика» не обратится в реальность.

Наиболее драматичным моментом, когда российская ядерная политика находилась еще в зародыше, является сосредоточение всего тактического ядерного оружия (ТЯО) бывшего Советского Союза на территориях России, Украины и Белоруссии. Причем советские военные сумели во многом предвосхитить ситуацию и сделать это еще до юридического оформления распада СССР. Этот грамотный шаг позволил значительно снизить реальную угрозу ядерного нераспространения, которая в ином случае стала бы неизбежностью уже вскоре после распада Союза. Вывод ТЯО, выражаясь военным языком, «проходил на фоне усложненной оперативной обстановки, связанной с активизацией политических групп», некоторые из которых могли попытаться воспрепятствовать этим действиям силой.

Приведу лишь один пример: вывод ТЯО из Азербайджана осуществлялся в режиме секретности, что помогло доставить боеприпасы на военный аэродром без эксцессов, но там взлетно-посадочная полоса оказалась заблокирована группой гражданских лиц из Народного фронта, которые попытались не дать самолетам взлететь. Ситуация была настолько напряженной, что экипажам пришлось произвести предупредительные выстрелы из оружия средних бомбардировщиков, которые использовались для перевозки боеприпасов. К счастью, толпа рассеялась, и все обошлось без жертв; самолеты смогли спокойно взлететь.

Основной проблемой после распада Советского Союза стало размещение стратегического ядерного оружия, помимо России, еще в трех новых государствах: Украине, Белоруссии и Казахстане. Достаточно сказать, что ядерный арсенал, находившийся на момент распада Советского Союза в Казахстане, превышал ядерные арсеналы Великобритании, Франции и Китая, вместе взятые.

Поначалу Россия не претендовала – по крайней мере, на декларативном уровне – на единоличный контроль над стратегическими ядерными силами. 21 декабря 1991 г., спустя две недели после образования СНГ и в день принятия в Содружество Казахстана, четыре государства подписывают в Алма-Ате Соглашение о совместных мерах по контролю над ядерным оружием. А 30 декабря в Минске государства СНГ заключают Соглашение, по которому они признают «необходимость объединенного командования Стратегическими силами и сохранения единого контроля над ядерным оружием». В статье IV регламентировалось, что «вплоть до полной ликвидации ядерного оружия решение о необходимости его применения принимается президентом Российской Федерации по согласованию с главами Республики Беларусь, Республики Казахстан, Украины, в консультации с главами других государств – участников Содружества».

Но реально объединенные стратегические ядерные силы созданы не были. Сама идея их формирования была, скорее всего, компромиссом, на который Россия пошла в сложный момент непосредственно после распада. Не последнюю роль сыграло стремление Ельцина успокоить Запад, а также заручиться благожелательным нейтралитетом армии при демонтаже СССР, так как многие военные выступали за сохранение единого командования над ядерным арсеналом.

Тем не менее внимательное изучение минских договоренностей свидетельствует о том, насколько шаткими и расплывчатыми они являлись. К тому же очевидно что ни одно из государств бывшего Союза, кроме России, не было в состоянии обеспечить надлежащую боеготовность, техническую исправность, безопасность ядерных боеприпасов и высокую квалификацию, а также хотя бы минимально приемлемую оплату обеспечивавшего их персонала. Кроме того, вопрос «множественного контроля» не только не успокоил Запад, а, наоборот, вызвал нервную реакцию: «Так в чьих же руках ядерная кнопка?».

Ситуацию осложняло отсутствие в новой России эффективно действующего оборонного ведомства. С 19 августа по 9 сентября 1991 г. должность министра обороны (при отсутствии министерства) занимал генерал Константин Кобец, затем она была упразднена. Не появилась она и при формировании российского правительства в октябре-ноябре 1991 года. Для Ельцина это был тактический ход: убедить Горбачёва в отсутствии намерений демонтировать единое государство, ведь именно создание Министерства обороны России рассматривалось как один из самых «взрывных» вариантов, ставящих крест на Советском Союзе. И лишь 16 марта 1992 г. Ельцин подписал указ о создании Министерства обороны России и назначил себя временно исполняющим обязанности министра, а 18 мая эту должность занял Павел Грачёв. Весна и лето 1992 г. прошли под знаком жесткого противостояния Грачёва с маршалом Шапошниковым, бывшим министром обороны СССР, который затем возглавил командование Объединенных вооруженных сил СНГ. Орган аморфный и безвластный, что стало особенно заметно на фоне стремительного расширения полномочий Грачёва и его ведомства, в том числе в вопросах контроля над ядерным оружием. К осени 1992 г. один из «ядерных чемоданчиков» перешел к Грачёву, а весной 1993 г. у Шапошникова был отобран другой. В результате реальный контроль над СЯС продолжал осуществляться исключительно из Москвы, безо всякого участия Минска, Киева и Алма-Аты.

6 июня 1992 г. девять государств СНГ (Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Молдавия, Таджикистан, Туркмения, Узбекистан и Украина) подтвердили, что поддерживают участие России в Договоре о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) в качестве государства – обладателя ядерного оружия и заявили, что сами готовы присоединиться к ДНЯО в качестве неядерных государств. В этот день вопрос правопреемства для России в качестве государства – обладателя ядерного оружия был окончательно решен.

Однако потребовалось еще два года, чтобы все стратегическое ядерное оружие было выведено с территории Белоруссии, Казахстана и Украины в Россию. С Белоруссией проблем не возникло, и к концу 1996 г. ядерного оружия на ее территории не осталось. В Казахстане, который в технологическом плане не меньше, чем Украина, и, безусловно, больше, чем Белоруссия, способен был к самостоятельному производству ядерного оружия, разгорелась короткая, но бурная дискуссия о том, не стать ли ему ядерным государством. Однако она была жестко пресечена президентом Назарбаевым, который решил сделать свою страну показательным примером движения к безъядерному миру. К осени 1996 г. ядерного оружия на территории Казахстана не осталось.

А вот Украина представляла собой куда более сложный случай.

В мае 1993 г. известный украинский политический деятель Сергей Головатый разъяснял мне: «Мы должны обладать мощным фактором сдерживания против агрессивной политики России. Иначе Украину постигнет судьба Грузии, Молдовы и Таджикистана, где Россия имперскими методами восстанавливает свои жизненные интересы». Но тут в разговор включился украинский дипломат (ныне министр иностранных дел) Константин Грищенко: «И проблема, и очевидность заключаются в том, что ни на военном, ни на политическом, ни на экономическом уровне мы не сможем позволить себе содержать ядерное оружие». Именно противоборство этих двух позиций и определяло ситуацию с 1992 по 1993 год.

Конечно, украинские политики, выступавшие за сохранение ядерного статуса, лукавили. На самом деле Украина хотела посредством ядерного блефа, во-первых, повысить свой престиж как независимого государства на международной арене, а во-вторых, и это главное, получить существенную экономическую помощь со стороны Запада в обмен на последующую передачу размещенных на ее территории боеголовок России.

В январе 1994 г. в Трехстороннем заявлении президентов России, Украины и США Украина подтвердила, наконец, свой неядерный статус и обязалась вывести ядерное оружие в Россию. При этом Киев, по сути, добился всех своих целей, включая закрепленные в заявлении обязательства России «воздерживаться от экономического принуждения» и «уважать существующие границы».

Поначалу в Москве были убеждены, что вопрос о выводе ядерного оружия с Украины удастся решить «по-братски» и без постороннего вмешательства. Но в итоге пришлось смириться с привлечением Соединенных Штатов, участие которых оказалось не просто символически-посредническим, но равноправным, если не сказать – определяющим.

В итоге Россия мирно, сдержанно и без потерь сосредоточила весь ядерный арсенал на своей территории. Но ядерный уход с постсоветского пространства не был компенсирован со стороны Москвы какими-либо шагами, направленными на цементирование сотрудничества с государствами СНГ в области атомной энергетики или ядерной безопасности. Мол, у нас у самих столько проблем дома, что до ваших трудностей нам дела нет. Россия повторила здесь в 1990-е гг. ту же внешнеполитическую ошибку, что и в других сферах. В 1994 г. Россия проигнорировала просьбу Казахстана забрать несколько десятков килограммов обогащенного урана с Ульбинского комбината, в 1998 г. отказалась принять более четырех килограммов обогащенного урана из Грузии. В результате естественную роль России взяли на себя США. Они же начали системно работать с ядерными институтами, специалистами из государств СНГ. Самоустранение России логически привело к ее вытеснению.

Под давлением

Российская политика в области ядерного нераспространения и контроля над вооружениями распадается на два этапа. Первый очерчивается рамками последнего десятилетия прошлого века. Второй, стартовавший с началом нового столетия, продолжается до сих пор.

Отличительная черта первого этапа – реализация политики ядерного нераспространения при серьезном влиянии на нее внутриполитических обстоятельств и под колоссальным давлением со стороны внешних игроков.

Что касается внутренних факторов, то здесь существовало две основные проблемы. Первая – глубокий экономический и социальный кризис, сотрясавший российское общество, в сочетании с нестабильностью и нарастанием террористической угрозы. Ни российская атомная промышленность, ни ядерно-оружейный комплекс в целом к таким перегрузкам просто не были готовы.

Атомную отрасль приходилось спасать экспортными заказами. А они были наперечет, и клиентов, стучавшихся в двери профильных ведомств, не всегда можно было оценить однозначно: иранцы, пакистанцы. Романтические представления о перспективах сотрудничества с новым другом – Соединенными Штатами – быстро споткнулись о жесткую действительность: достаточно вспомнить антидемпинговые меры против российского урана, санкции против Главкосмоса за сотрудничество с Индией. Кажется, мало было межведомственных согласований внутри России – теперь чуть ли не каждый контракт приходилось проштамповывать у американских сенаторов.

Первая чеченская война также застала империю «Средмаша» врасплох. Террористы присматривались к ядерным объектам, а те даже не были прикрыты с воздуха. Сегодня, когда ситуация выправилась, могу утверждать: нам просто повезло, что в 1990-е гг. Россия избежала масштабного ядерного террористического акта.

В Вооруженных силах ситуация была не лучше. Российский ядерный щит внешне кое-как держался, но знающие люди видели, что он ветшает на глазах. В ноябре 1996 г. начальник инспекции государственного надзора за безопасностью ядерного оружия Министерства обороны Обаревич признавался: «Я вообще не представляю, как живут люди… которые работают с ядерным оружием. У людей нет денег, людям не на что жить. Майор, который завтра идет на техническое обслуживание с ядерным боеприпасом, теряет сознание от голода. Как обслуживать ядерные боеприпасы?! А ведь это боеприпас, для которого нужны еще расходные материалы. На эти расходные материалы денег тем более нет. Мы дошли до того, что у нас нет для офицеров тапочек, чтобы ходить в зале для технического регламента – он не имеет права ходить в своей обуви. Мы дошли до ручки».

Вторая внутренняя проблема была связана с ельцинской Византией – неразберихой в принятии решений, кадровой чехардой, перетягиванием каната между ведомствами. В Советском Союзе тоже имели место столкновения интересов различных ведомств, прежде всего МИДа и структур ВПК. Примечателен пример с Ливией во второй половине 1970-х гг., когда полковник Каддафи надумал с помощью советских организаций создать полный ядерный топливный цикл, включавший и тяжеловодный реактор на природном уране, и установку по производству тяжелой воды. Руководители советского правительства и атомного ведомства были готовы пойти на сделку (Каддафи предлагал порядка 10 млрд долларов), но МИД, по воспоминаниям посла Роланда Тимербаева, заявил о своем несогласии, и в конце концов разумный подход возобладал. Помимо высшего «коллективного разума» – Политбюро, такие вопросы проходили и через специальный правительственный механизм согласования – Межведомственную комиссию по нераспространению ядерного оружия.

В России такая комиссия или иной координирующий орган никогда воссоздан не был. Это было ошибкой, плоды которой в ельцинский период приходилось пожинать особенно часто. Характерным примером стала поездка тогдашнего министра по атомной энергии Виктора Михайлова в январе 1995 г. в Тегеран и подписание там протокола о намерениях по строительству газоцентрифужного завода – чем он превысил свои полномочия и чего, с точки зрения российской политики нераспространения, делать было ни в коем случае нельзя. В Кремле о деятельности министра узнали от американцев, которые, получив копию протокола по разведканалам, организовали его «утечку».

Уже забывается, но в новейшей российской истории были периоды, когда парламент играл весьма активную и самостоятельную роль – и во внешнеполитических решениях тоже. Правительственные структуры учились обосновывать ратификацию тех или иных международных соглашений в области нераспространения и контроля над вооружениями, будь то договор СНВ-2 (похороненный американским Сенатом) или соглашения с США по Программе Нанна-Лугара («Совместное уменьшение угрозы»), позволившие получить сотни миллионов долларов на укрепление ядерной безопасности России. Бывали и позорные с точки зрения международной репутации Москвы повороты, как, например, случай, когда вице-президент Александр Руцкой вывалил перед парламентариями чемоданы секретных документов, связанных с так называемой красной ртутью.

Но все-таки, не преуменьшая роли этих внутренних проблем, следует признать, что главное давление на российскую политику в области нераспространения, часто деформировавшее ее, оказывалось извне.

Ельцину пришлось с ходу учиться тому, что друзей во внешней политике нет, а есть только интересы. Так как российские внешнеполитические интересы сформулировать никак не получалось, а изнутри страна была ослаблена, она то и дело оказывалась легкой мишенью Соединенных Штатов: и на пространстве СНГ, и в других регионах мира, куда Россия, подчас бессистемно, пыталась продвинуть или сохранить «свой флаг».

Сначала последовала артподготовка: в течение 1992–1994 гг. мировое общественное мнение упорно приучали к мысли о том, что в России царит «ядерный базар», где каждый желающий может прикупить ядерные материалы. Так как мне самому пришлось тогда изрядно повозиться с различными документами на этот счет, я далек от того, чтобы идеализировать ситуацию с учетом и контролем ядерных материалов в России тех лет, более того, чуть выше я писал об острых проблемах, с которыми столкнулись атомщики. Однако именно в этом и заключается наиболее грамотная и тщательно спланированная дезинформационная кампания: на одну порцию правды одну порцию полуправды и две порции лжи. В историях о «ядерной контрабанде» именно так и было. Кульминацией стало задержание 14 августа 1994 г. в мюнхенском аэропорту 300 грамм оружейного плутония, прибывшего туда рейсом из Москвы и имевшего, вероятно, обнинское происхождение.

Но, оглядываясь сегодня на события 15-летней давности, я думаю не только о том, как грамотно в те годы Россию «травили», но и о том, что не было худа без добра. Благодаря «контрабандным» скандалам внимание российских властей удалось привлечь к истинным проблемам с ядерной безопасностью, а «Большую восьмерку» – мобилизовать на программу Глобального партнерства. Стартовав в 2002 г., она привлекла в Россию столь необходимые в то время средства как на обеспечение безопасности ядерных материалов и боеприпасов, так и на утилизацию атомных подводных лодок, уничтожение химического оружия.

Наиболее зримо американское давление на Россию проявилось в двух случаях: Ирана и Индии.

Подписав договор на строительство Бушерской АЭС в Иране в 1992 г., Россия постепенно чувствовала, что запутывается. С одной стороны, деньги нужны позарез; первый российский атомный контракт на Ближнем Востоке; за ним маячили новые, и не только в атомной сфере: тут и углеводородная энергетика, и ВТС. С другой – в 1993 г. Служба внешней разведки России заявила, что Иран реализует «программу военно-прикладных исследований в ядерной области» (но что даже при ее беспрепятственном развитии на создание ядерного оружия у Тегерана уйдет не менее десяти лет). В результате строительство ведется черепашьими темпами (как известно, АЭС была введена в строй только в сентябре 2011 г.), отношения с иранцами то улучшаются, то ухудшаются, уровень двустороннего торгово-экономического сотрудничества остается скромным, зато от американцев, а потом от израильтян Россия получает кучу «тумаков». Причем бьют Россию и за действительно сомнительные сделки с Ираном или их попытки, и за абсолютно чистые с точки зрения норм ядерного нераспространения контракты.

Еще в 1995 г. Москва предложила рассматривать российско-иранское атомное сотрудничество как «своеобразный полигон, на котором будет предметно прорабатываться возможность и необходимость выполнения государством – членом ядерного клуба своих обязательств по статье IV ДНЯО, согласно которой участники договора должны способствовать равноправному, недискриминационному сотрудничеству в области мирной ядерной энергетики, но при этом не допускать условий для распространения ядерного оружия». Но Россию не слышат. На несколько лет ей жестко перекрывают кислород по ВТС с Ираном, заставляя Ельцина (в том же 1995 г.) подписаться под унизительным российско-американским документом. Российские уступки послали сигнал и Ирану, и другим государствам: Россия «прогибается» под американцами, она ненадежный и несамостоятельный партнер в атомных делах.

Давление США на Россию в связи с ее сотрудничеством с Индией – еще один болезненный урок. В 1992 г. сенатор Альберт Гор в ходе предвыборной кампании инициировал запрет России поставлять в Индию технологию криогенных ракетных двигателей. И хотя Россия на тот момент не была участником Режима контроля за ракетными технологиями (РКРТ) и обязательств такого плана не имела, она была вынуждена в основном подчиниться американским требованиям.

В 2000 г. Россия приняла решение о поставке в Индию 58 тонн диоксида урана на АЭС в Тарапуре для обеспечения безопасной эксплуатации станции. Вашингтон расценил это как «серьезную угрозу» режиму нераспространения. Правда, здесь Россия не «прогнулась». Ирония ситуации – и урок – заключаются в том, что через считанные годы именно Соединенные Штаты станут инициаторами снятия ограничений на ядерную торговлю с Индией, налагаемых Группой ядерных поставщиков.

Вашингтонский обком, пекинский обком

Парадоксальным образом, тот, кто больше всего оказывает на Россию давление в вопросах ядерного нераспространения, уже на протяжении двух десятилетий остается ее главным партнером по диалогу о нераспространении и разоружении. Именно с Вашингтоном Москва постоянно сверяет часы. Будто и не позади холодная война – тогда действительно вопросы ядерного нераспространения были вынесены Советским Союзом и Соединенными Штатами за скобки своих разногласий, и даже в самые напряженные годы (включая и особо драматичный 1983 г.) консультации по нераспространению продолжались в обычном режиме. Две крупнейшие ядерные державы, обладающие в совокупности более чем 95% ядерного оружия в мире, чувствуют особую ответственность за судьбу международного режима ядерного нераспространения, сконструированного ими же в другую историческую эпоху.

Кульминацией российско-американского сотрудничества в укреплении архитектуры режима стало продление ДНЯО в мае 1995 года. Здесь Россия и США работали очень плотно, сообща, продуктивно. Интересы полностью совпадали – продлить договор бессрочно. В плане эффективности режима такая постановка вопроса не была очевидной: куда лучше было бы, например, продлить ДНЯО на сменяющие друг друга 25-летние сроки, между которыми «замерять температуру» и проверять, все ли стороны добросовестно выполняют свои обязательства. Но с прагматической точки зрения и для Вашингтона, и для Москвы важно было не допустить расшатывания Договора. Своей задачи они добились, причем красиво, консенсусом, без голосования. Но после этого их интерес к ДНЯО, как и следовало ожидать, в значительной степени угас, и в дальнейшем он сводился по преимуществу к ритуальным действам и декларациям.

Все последние годы (замечу, без радикальных перепадов, связанных со сменой администраций и курсов в Вашингтоне, хотя, конечно, с оживлением при Обаме и его любящей нераспространение команде) между Россией и США установился взаимно комфортный и в основном непротиворечивый диалог по всему спектру вопросов ядерного нераспространения, разоружения и ядерной безопасности. Даже такие внешние раздражители, как разногласия по Ираку в начале 2000-х, если внимательно приглядеться, не меняют радикально эту палитру. Правда, в ближайшие месяцы ситуация может измениться. Во-первых, в вопросе о противоракетной обороне Россия преднамеренно взяла курс на обострение, что приведет и к усилению разногласий по всему комплексу разоруженческой повестки дня. «При неблагоприятном развитии ситуации Россия оставляет за собой право отказаться от дальнейших шагов в области разоружения и, соответственно, контроля над вооружениями», сказал Медведев – а это значит, пойти на нарушения собственных многосторонних обязательств в рамках статьи 6 ДНЯО, Плана действий, принятого при непротивлении России в 2010 г. на Обзорной конференции по ДНЯО. Американцы теперь легко могут подставить Россию под шквал критики со стороны щепетильных европейцев.

Во-вторых, после американской пиар-акции под названием «Ноябрьский доклад МАГАТЭ по Ирану» вновь обнажились противоречия между Россией и США по подходам к оценке иранской ядерной программы; они будут нарастать, хотя еще недавно обе страны хорошо слышали друг друга. И, наконец, тестом уровня «благости» таких отношений может стать приближающийся кризис с многосторонними усилиями по разоружению: тихий коллапс Конференции по разоружению в Женеве, уже многие годы не способной сдвинуть с мертвой точки начало переговоров по договору о запрещении производства расщепляющихся материалов для военных целей (ЗПРМ). На фоне того, что до сих пор не вступил в силу (и, не надо иллюзий, не вступит в обозримой перспективе) Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ), отсутствие какого-либо прогресса на многостороннем треке требует хирургического вмешательства. Либо реформы Конференции по разоружению. Либо ее роспуска и формирования новой структуры на новых принципах. Либо вынесения переговоров по ЗПРМ на другую площадку. Россия пока к этому не готова, а США – готовятся.

Любопытно, что диалог России по ядерному нераспространению с другим ключевым мировым игроком – Китаем, – хоть и насчитывает куда меньшую историю, чем с Соединенными Штатами, внешне выглядит столь же непротиворечиво. На данном временном отрезке российские и китайские интересы в нераспространении в основном совпадают.

Конечно, мы без труда найдем несколько отличий: прежде всего они связаны с подходами к Индостанскому субконтиненту. Кроме того, Пекин не ратифицировал ДВЗЯИ (это его сближает с США). Но и в отношении Ирана, и даже в отношении КНДР, и в отношении перспектив ЗПРМ позиции выглядят очень близкими. С разоружением и сложнее, и проще. С одной стороны, у Пекина, насколько известно, очень скромный ядерный арсенал; есть подозрения, что он может быть быстро наращен, но такой тенденции сегодня не просматривается; то есть здесь сравнения с Россией неуместны. С другой стороны, на декларативном уровне позиции России и Китая почти идентичны. И сегодня число сюжетов, которые еще больше сближают Москву и Пекин, увеличивается: это и резко негативное отношение к стратегической противоракетной обороне (ПРО), и стремление предотвратить гонку вооружений в космосе.

Но в какой-то момент Москве придется выходить из этого комфортного состояния mОnage a trios и сделать выбор между Вашингтоном и Пекином. Это может быть, с наибольшей вероятностью, проблематика стратегической ПРО. Но, возможно, это состояние неопределенности еще продлится, потому что сегодня к этому выбору еще не готов никто.

Свой голос

Может создаться впечатление, что за 20 лет Россия так и не выработала самостоятельной политики в области ядерного нераспространения. Действительно, внешняя политика Москвы вообще и нераспространенческая в частности была и остается во многом реактивной: ответим на расширение НАТО на Восток (потом отступим)… ответим на агрессию Соединенных Штатов в Ираке (потом забудем)… ответим на планы по размещению ПРО размещением «Искандеров» в Калининграде (нет, не ответим)… и т.д. Но, конечно, такое видение было бы упрощением.

В сфере ядерного нераспространения Россия выдвинула десятки крупных инициатив, а в последние годы, переборов синдромы «реципиента международной помощи» и «вечно критикуемого», российская дипломатия ведет себя в вопросах нераспространения и разоружения вполне уверенно и без оглядки на других.

Главная проблема нашей нераспространенческой политики видится в том, что, как правило, серьезные и продуманные предложения затем… тихо умирают. Россия оказывается беспомощной при продвижении своих же собственных инициатив.

Несколько примеров.

В апреле 1996 г. Ельцин собрал в Москве саммит государств «Большой восьмерки» по ядерной безопасности. Мероприятие удалось, приехавшие в Москву лидеры легко ставили подписи под заготовленными декларациями и Ельцину в тот (трудный для него) момент благоволили. Но одна громкая российская инициатива была проигнорирована. А именно: ядерные государства должны взять на себя обязательство не размещать ядерное оружие за пределами собственных территорий. Сегодня четыре из пяти признанных ядерных государств (и восемь из девяти фактических) придерживаются этого правила. Размещение ядерного оружия за пределом национальных сухопутных территорий не запрещено ДНЯО, однако такой запрет хорошо укрепил бы дух Договора. При этом на сегодня речь идет лишь об остающихся двух сотнях или около того американских боеприпасов в Европе. Россия и далее, но как-то между делом, будто стесняясь, упоминала об этой своей инициативе, но ни в документах ДНЯО, ни в резолюциях крупнейших форумов в области безопасности места ей так и не нашлось.

В середине 1990-х годов на пик нераспространенческой «моды» вышла тема зон, свободных от ядерного оружия (ЗСЯО). Действительно, это один из наиболее эффективных, отлично зарекомендовавших себя региональных механизмов, способных сократить количество ядерного оружия в мире и его географию. Достаточно сказать, что уже все Южное полушарие является безъядерным. Но Россию по понятным причинам больше должно интересовать полушарие Северное. Имеется несколько инициатив (прежде всего – выдвинутая Белоруссией), связанных с формированием ЗСЯО в Центральной и Восточной Европе. Россия в свое время эту инициативу бурно поддержала, Польша так же бурно осудила… Сегодня у России достаточно влиятельный голос, чтобы продвигать инициативу, исходящую от одной из стран региона и своего союзника. Но «мода» прошла, тема забылась.

Еще одно предложение (и здесь Москву поддержал Вашингтон) – сделать двусторонний российско-американский договор о запрещении ракет средней и меньшей дальности (РСМД) универсальным. Это решение могло стать значимым шагом на пути снижения ракетных угроз в мире. Однако, успешно «вбросив» эту идею, Россия столь же «успешно» не занимается ее продвижением. Специалистам понятно, что задача архитрудная, к тому же затрагивающая интересы таких российских ключевых партнеров, как, скажем, Индия. Однако такая пассивность все чаще создает впечатление, что по большому счету Россия не заинтересована в реализации своих предложений – ей нужны лишь «инициативы ради инициатив» под какие-либо громкие события.

Еще хуже, что, научившись работать с Соединенными Штатами, с «восьмеркой», Россия подчас совершенно не способна взаимодействовать со своими естественными союзниками и партнерами. Она откровенно упускает возможности консолидации вокруг своих инициатив участников ОДКБ. Не заметно работы в рамках СНГ (единственный пример, который припоминаю: совместная работа России и Украины в рамках предложений по статье X ДНЯО). Не задействованы ресурсы ШОС. И в нераспространенческой тематике пока никак не проявляет себя БРИКС – понятно, что неучастие Индии в ДНЯО делает ситуацию деликатной, но не сомневаюсь, что, например, вопрос развития атомной энергетики во взаимосвязи с нераспространением мог бы стать для БРИКС привлекательной темой.

Позитивных исключений я здесь вижу два, и оба сравнительно недавние.

Первое – предложение России по многосторонним подходам к ядерному топливному циклу через создание Международного центра уранового обогащения (МЦОУ) в Ангарске. МИД и «Росатом» сыграли на «пятерку». МЦОУ создан, действует, и, пусть в нем нет пока Ирана (который изначально там хотели бы видеть), зато уже сотрудничают четыре государства, и он открыт для других. Когда наши партнеры, прежде всего в развивающемся мире, видят такое упорное планомерное движение к цели и ее достижение в заявленные сроки, уважения к политике России сразу прибавляется.

Второе – предложение России созвать международную встречу по обсуждению перспектив зоны, свободной от оружия массового уничтожения (ЗСОМУ) на Ближнем Востоке. Эта российская «домашняя заготовка» оказалась как нельзя более кстати, и в 2010 г. получила развитие в решении Обзорной конференции по ДНЯО. Теперь только важно, чтобы на этапе подготовки к Конференции-2012 по ЗСОМУ на Ближнем Востоке Россия не потеряла самостоятельный голос, убоявшись объема «черновой» и часто неблагодарной работы, которую следует проделать, чтобы претворить идею в жизнь, и с политическими дивидендами для России, а не в ущерб собственным интересам.

Зачем?

Существуют две школы понимания того, чего собственно ожидает сегодняшняя, двадцатилетняя, повзрослевшая Россия от ядерного нераспространения?

Первая – назовем ее «активисты». Они начинают со слов: «Да, мы хотим…» (новых договоров, инициатив, совместных проектов). Они искренне убеждены, что сохранение ведущей роли России в международном режиме ядерного нераспространения ей на пользу, поскольку повышает роль в мире, престиж, позволяет участвовать в развитии ключевых мировых сюжетов. То есть – вип-карту для доступа без ограничений лучше иметь, чем не иметь. ДНЯО вечен, ядерное оружие крепко, танки быстры, и надо просто участвовать в этом броуновском движении, называемом «нераспространение», участвовать во всем, везде, чтобы «была динамика».

Вторая школа – «пофигисты». Эти начинают словами: «Нет, ничего не хотим». По их логике, вип-карта и так у России есть, ее никто не отнимет, она бессрочная. И к чему тогда суетиться? К чему напрягаться? К чему все эти «планы действий»? Разве что пыль в глаза… Россия попросту не должна брать на себя новых обязательств, которые ограничили бы ее свободу маневра.

Глубокое осмысление того, что же России все-таки досталось по наследству от Советского Союза в ядерных вопросах, осмысление роли ядерного оружия и его необходимости в будущем, того, как в интересах России наилучшим образом использовать возможности, которые дает режим ядерного нераспространения, и как этот режим должен быть модифицирован, чтобы встретить реалии нового века, – такое осмысление только зреет.

А пока, пройдя круг ядерных исканий, Россия живет советским багажом.

В.А. Орлов – президент ПИР-Центра (Центра политических исследований России), член Международной академии по ядерной энергии, член Общественного совета при Министерстве обороны РФ.

Россия > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 14 декабря 2011 > № 738721 Владимир Орлов

Диалектика упадка и подъема

Россия после холодной войны

Резюме: Если бы в 1985-м члены Политбюро ЦК КПСС выбрали одного из консервативных соперников Горбачёва, вполне вероятно, переживавший упадок Советский Союз продержался бы еще лет десять. Коллапс не наступил бы так быстро.

После того как Советский Союз отказался применять силу для поддержки коммунистического правительства Восточной Германии и Берлинская стена рухнула под натиском ликующей толпы в ноябре 1989 г., холодную войну можно было считать законченной. Но в чем причины ее завершения?

Роль личности Горбачёва

Первый аргумент – сработала политика сдерживания. Джордж Кеннан сразу после Второй мировой войны справедливо утверждал, что если США удастся остановить экспансию СССР, то за отсутствием успехов, подпитывающих идеологию, советский коммунизм постепенно станет более покладистым. Под влиянием новых идей к людям придет осознание того факта, что будущее не за коммунизмом и история не на его стороне. В широком смысле Кеннан был прав. Американская военная мощь помогла сдержать советскую экспансию, в то время как «мягкая власть» западной культуры, ценностей и идей подорвали коммунистическую идеологию.

Но остается еще загадка – выбор подходящего момента. Почему именно 1989 год? Почему холодная война продолжалась четыре десятилетия? Почему понадобилось так много времени, чтобы размягчить коммунизм? Или наоборот, почему холодная война не продлилась еще лет десять? Сдерживание сработало, но это не дает ответов на все вопросы.

Другое объяснение – «имперское перенапряжение». Историк из Йельского университета Пол Кеннеди утверждал, что империи расширяются до тех пор, пока чрезмерная экспансия не истощит их внутренние силы. Учитывая, что четверть советского экономического потенциала уходила на оборону и поддержание международных позиций (по сравнению с 6% США в 1980-х гг.), Советский Союз испытывал перегрузку. Но ни одна из чрезмерно расширившихся империй в истории, продолжал Кеннеди, не возвращалась к своей этнической базе, не будучи побежденной или ослабленной в результате войны великих держав. Однако Советский Союз не был ни побежден, ни ослаблен вследствие такой войны.

Третье объяснение заключается в том, что рост военной мощи Соединенных Штатов в 1980-х гг. заставил СССР сдаться. Это объяснение отчасти обоснованно. Политика президента Рональда Рейгана резко повысила давление, в том числе на советскую империю, но это не дает ответов на основные вопросы. В конце концов, Америка и раньше наращивала военный прессинг, но подобного эффекта не получалось. Почему именно 1989 год? Мы должны искать глубинные причины, потому что считать, что американская риторика и политика в 1980-е гг. была основной причиной упадка СССР, все равно что уподобляться петуху, который думал, что его кукареканье заставляет солнце вставать, – еще один пример ошибочных причинно-следственных связей.

Более детальное осмысление вопроса о сроках окончания холодной войны требует рассмотрения трех типов причин: ускоряющих, опосредованных и глубинных.

Самым главным фактором, ускорившим окончание холодной войны, был Михаил Горбачёв. Он хотел всего лишь реформировать коммунизм, не отказываясь от него в целом. Однако реформа вылилась в настоящую революцию, осуществляемую скорее снизу, нежели сверху. Как во внутренней, так и во внешней политике Горбачёв предпринял ряд шагов, которые ускорили и наметившийся упадок СССР, и окончание холодной войны.

Придя к власти в 1985 г., молодой генеральный секретарь пытался дисциплинировать советских людей, чтобы преодолеть экономическую стагнацию. Когда выяснилось, что дисциплинарных мер недостаточно, он запустил идею перестройки, однако ему не удалось провести реструктуризацию сверху из-за саботажа со стороны советской бюрократии. В борьбе с номенклатурой Горбачёв использовал стратегию гласности – открытого обсуждения и демократизации. Он полагал, что растущее недовольство граждан функционированием существующей системы приведет к тому, что политика перестройки восторжествует. Но когда гласность и демократизация позволили людям говорить то, что они думают, и голосовать, многие сделали вывод: «Никакой новой исторической общности – советского народа не существует. Прочь из империи!». Горбачёв, по сути, развязал процесс дезинтеграции Советского Союза, что окончательно стало очевидно после неудавшейся попытки переворота в августе 1991 года. В декабре 1991 г. единое государство прекратило существование.

Горбачёвская внешняя политика, так называемое «новое мышление», также способствовала окончанию холодной войны. Эта политика состояла из двух очень важных элементов. Первый – смена идей, в частности появилась концепция общей безопасности, которая позволяла избежать классической дилеммы безопасности. Горбачёв и его окружение заявляли, что в мире, где растет взаимозависимость, безопасность является игрой с ненулевой суммой и сотрудничество принесет пользу всем. Существование ядерной угрозы означало тотальное уничтожение, если соперничество выйдет из-под контроля. Вместо того чтобы накапливать ядерные вооружения, Горбачёв предлагал доктрину «разумной достаточности», т.е. минимального арсенала, необходимого для обороны. Другим аспектом изменений внешней политики при Горбачёве был его взгляд на экспансионизм, согласно которому последний влечет за собой больше затрат, чем выгод. Советский контроль над Восточной Европой стоил слишком дорого и был крайне непроизводителен, а вторжение в Афганистан также обернулось дорогостоящей авантюрой.

К лету 1989 г. жители Восточной Европы получили больше свободы. Венгрия открыла границы для перебежчиков из ГДР, направлявшихся в Австрию. Из-за массового бегства населения правительство Восточной Германии оказалось под огромным давлением. Кроме того, восточноевропейские правители больше не осмеливались (не чувствуя советской поддержки) подавлять демонстрации. В ноябре Берлинская стена рухнула – драматическая кульминация череды событий, произошедших за очень короткий период. Можно утверждать, что все это стало следствием просчета Горбачёва. Полагая, что коммунизм можно реформировать, он в ходе ремонта системы невольно проделал в ней дыру. Как бывает с плотиной, под воздействием накопившегося давления отверстие быстро увеличивалось, в результате рухнула вся конструкция. Но по-прежнему остается вопрос: «Почему именно 1989 год? Почему именно Горбачёв?».

Отчасти появление Горбачёва – историческая случайность. В начале 1980-х гг. один за другим ушли из жизни три дряхлых советских лидера. И лишь в 1985 г. шанс получило более молодое поколение, повзрослевшее при Хрущёве (так называемое поколение 1956 года). Но если бы в 1985-м члены Политбюро ЦК КПСС выбрали одного из консервативных соперников Горбачёва, вполне вероятно, переживавший упадок Советский Союз продержался бы еще лет десять. Коллапс не наступил бы так быстро. Выбор момента во многом объясняется личностью Горбачёва.

Фатальное экономическое отставание

Что касается опосредованных причин, Кеннан и Кеннеди правы. Двумя важнейшими факторами были мягкая сила либеральных идей и имперское перенапряжение, значение которого подчеркивалось приверженцами реализма в политике. Открытость, демократия и новое мышление, которые поднял на щит Горбачёв, – западные идеи, воспринятые поколением 1956 года. Одного из главных архитекторов перестройки и гласности Александра Яковлева, учившегося по студенческому обмену в США, привлекали американские теории плюрализма. Рост транснациональных связей и контактов пробил брешь в «железном занавесе», способствовал распространению западной культуры и либеральных идей. Экономические успехи Запада делали эти идеи еще более привлекательными. Одновременно жесткая военная мощь способствовала сдерживанию советского экспансионизма, а мягкая власть подтачивала веру в коммунизм, существовавшую за «железным занавесом».

Когда Берлинская стена, наконец, пала в 1989 г., это не стало результатом артиллерийского обстрела, а произошло под ударами простых граждан, вооруженных молотками и бульдозерами. Что касается перенапряжения империи, то огромный оборонный бюджет СССР начал перевешивать все прочие аспекты жизни советского общества. В здравоохранении начался спад, и уровень смертности в Советском Союзе вырос (единственная развитая страна, где такое случилось). В конце концов даже военные начали ощущать невероятное бремя перенапряжения. В 1984 г. маршал Николай Огарков, начальник Генштаба ВС СССР, пришел к выводу, что Советский Союз нуждается в улучшении гражданской экономической базы и обеспечении большего доступа к западной торговле и технологиям.

Таким образом, опосредованные факторы – мягкая сила и перенапряжение империи – сыграли важную роль, но в конечном итоге следует уделить особое внимание глубинным причинам: упадку коммунистической идеологии и краху советской экономики.

Потеря коммунизмом легитимности в послевоенный период сопровождалась событиями, полными драматизма. Вначале, сразу после 1945 г., коммунизм представлял собой привлекательную модель для довольно широких кругов. Среди тех, кто возглавлял сопротивление фашизму в Европе, было много коммунистов, и хватало людей, веривших, что будущее именно за этой идеологией. И Советский Союз приобрел немалый потенциал мягкой силы, однако растратил его. Постепенно этот потенциал разрушался – начиная с процесса десталинизации, ХХ съезда, когда были раскрыты преступления сталинизма, репрессиями в Венгрии в 1956 г., в Чехословакии в 1968 г. и в Польше в 1981 г., а также благодаря развивающимся международным связям и распространению либеральных идей. Хотя в теории построение коммунизма преследовало цель достижения классовой справедливости, наследники Ленина правили жестокими методами госбезопасности – исправительные лагеря, ГУЛАГ, цензура и слежка. Прямым следствием опоры на репрессивные меры стала общая потеря веры в систему, нашедшая отражение в расцвете подпольного самиздата, а также в волне недовольства, которую поднимали активисты-правозащитники.

В упадок приходила и советская экономика, что отражало неспособность планового хозяйства реагировать на изменения в мире. Сталин создал централизованное хозяйство, где упор делался на металлургию и тяжелую промышленность. Для нее было характерно полное отсутствие гибкости, она пожирала огромное количество трудовых ресурсов, которые невозможно было использовать в растущем секторе услуг. Как отмечал экономист Йозеф Шумпетер, капитализм – это созидательное разрушение, способ гибкого реагирования на большие волны технологических изменений. В конце XX века основным технологическим изменением третьей промышленной революции стала растущая роль информации как самого дефицитного ресурса экономики. Между тем Страна Советов меньше всего подходила для правильного обращения с информацией. Глубокая секретность политической системы означала, что информационный поток был крайне медленным и шел с постоянными перебоями. Рост военной мощи США при Рональде Рейгане лишь усилил давление на политический режим, находившийся под бременем экономических проблем.

Советские товары и услуги не соответствовали общепринятым стандартам. В конце XX века в мире царило смятение, но западные страны благодаря рыночной экономике смогли перенаправить трудовые ресурсы в сектор услуг, реорганизовать тяжелую промышленность и перейти к массовому использованию компьютеров. Советский Союз не был в состоянии идти в ногу с изменениями. Например, когда Горбачёв пришел к власти в 1985 г., в СССР насчитывалось 50 тыс. персональных компьютеров, в Соединенных Штатах их было 30 миллионов. Спустя четыре года в Советском Союзе их было около 400 тыс., в США – 40 миллионов. Демократии и экономики, ориентированные на рынок, оказались более гибкими в вопросе технологических изменений, чем централизованная советская система, созданная Сталиным в эпоху дымовых труб 1930-х годов. По словам одного советского экономиста, к концу 1980-х гг. лишь 8% советской промышленности были конкурентоспособны по мировым стандартам. Трудно оставаться супердержавой, когда 92% промышленности не выдерживает никакой критики.

После распада СССР Россия пережила серьезную трансформацию. Отказавшись от плановой экономики, страна неуверенно вступила на путь демократизации и либерализации при Борисе Ельцине. Этот путь был, однако, связан с множеством рисков. По рекомендации Международного валютного фонда российское правительство прибегло к шоковой терапии как способу перехода от хозяйственной автократии к экономике либеральной демократии. Но этот метод произвел такое разрушительное воздействие на российское общество, что от него пришлось отказаться. С ухудшением экономической и политической ситуации российский державный национализм и государственный контроль расцвели с новой силой в годы президентства Владимира Путина.

Не допустить нового застоя

К чему это привело Россию сегодня, после трансформации, начавшейся 20 лет назад? Некоторые рассматривают ее как ключевую развивающуюся экономику и часть группы БРИК. Этот термин был введен в 2001 г. инвестиционным банком Goldman Sachs, чтобы привлечь внимание к развивающимся рынкам. Доля БРИК в мировом ВВП выросла довольно быстро с 16 до 22% (2000–2008 гг.), и совокупно участники БРИК гораздо лучше, чем остальные страны, справились с глобальной рецессией, начавшейся в 2008 году. Суммарно на их долю приходится 42% мирового населения и треть мирового роста в первом десятилетии XXI века.

По иронии судьбы экономический термин зажил собственной политической жизнью, хотя Россия мало соответствовала критериям этой группы. В июне 2009 г., когда министры иностранных дел четырех стран встретились в Екатеринбурге, на долю БРИК приходилось 42% мировых иностранных резервов (при этом большая часть принадлежала Китаю). Президент Дмитрий Медведев заявил, что не может существовать успешной глобальной валютной системы, если используемые финансовые инструменты деноминированы лишь в одной валюте, и хотя доля России в китайской торговле составляет только 5%, две страны объявили о соглашении по валютным операциям.

Из тактических соображений встречи БРИКС (которая сегодня включает и ЮАР) вполне оправданы, но нельзя забывать, что группа объединяет совершенно разные государства – бывшую супердержаву Россию и три развивающиеся экономики разного уровня. Есть ли в этом какой-то смысл? Среди стран БРИКС Россия имеет самое маленькое (если не считать ЮАР) и самое грамотное население, а также более высокий подушевой доход, но, что более важно, по мнению многих наблюдателей, Россия находится в упадке, в то время как Китай, Индия и Бразилия переживают подъем. Как отмечает Financial Times, всего 20 лет назад Россия была научной супердержавой и проводила больше исследований, чем эти три державы вместе взятые. Но с тех пор ее опередила не только растущая рекордными темпами китайская наука, но также и Индия, и Бразилия. В центре аббревиатуры БРИК – рост потенциала Китая, а не России.

Никита Хрущёв, как известно, хвастал в 1959 г., что Советский Союз обгонит США к 1970-му или самое позднее к 1980 году. В 1976 г. Леонид Брежнев говорил французскому президенту, что к 1995 г. коммунизм будет доминировать в мире. Подобные прогнозы базировались на годовом уровне экономического роста в 5–7% и увеличении доли СССР в мировом ВВП с 11 до 12,3% в 1950–1970-е годы. Затем начался длительный период спада, сократились экономический рост и доля в мировом ВВП. Оглядываясь назад, диву даешься, насколько неточными оказались американские оценки советской мощи. В конце 1970-х гг. «Комитет по существующей угрозе» заявлял, что Советский Союз по своей мощи превосходит США, и итоги выборов 1980 г. (когда к власти пришел Рональд Рейган. – Ред.) отражал эти опасения.

В результате распада империи в 1991 г. Россия лишилась значительной части территории (76% от СССР), населения (50% от СССР), сократились объемы экономики (45% от СССР) и численность военнослужащих (33% от СССР). Практически исчерпала себя мягкая сила коммунистической идеологии. При этом Россия могла развернуть почти 5 тыс. ядерных боеголовок и поставить под ружье более миллиона военнослужащих, хотя ее общие военные расходы составляли лишь 4% от мировых (1/10 от доли США), а потенциал проецирования силы в мире значительно уменьшился. По экономическим показателям российский ВВП в размере 2,3 трлн долларов составлял 1/7 от ВВП США, а доход на душу населения (по паритету покупательной способности) в 16 тыс. долларов составлял около трети от соответствующего американского ресурса. Экономика была зависима от экспорта нефти и газа, высокотехнологичный экспорт представлял только 7% от производственного экспорта (по сравнению с 28% в Соединенных Штатах). Что касается мягкой силы, то, несмотря на привлекательность традиционной русской культуры, позиции России в мире слабы. По словам Сергея Караганова, России приходится использовать жесткую силу, включая военную, потому что она живет в гораздо более опасном мире и ей не за кем прятаться, и потому что она обладает недостаточной мягкой силой – т.е. социальной, культурной, политической и экономической привлекательностью.

Россия больше не отягощена коммунистической идеологией и громоздкой централизованной плановой системой, а вероятность распада по этническим линиям, хотя и остается угрозой, но меньшей, чем раньше. В то время как в Советском Союзе этнические русские составляли только половину населения, сегодня их число достигает 81% жителей Российской Федерации. Не хватает политических институтов для эффективного функционирования рыночной экономики, процветает коррупция. Российский дикий капитализм нуждается в эффективном регулировании, которое создает доверие в рыночных отношениях. Система здравоохранения находится в катастрофическом положении, уровень смертности возрос, а рождаемость падает. Среднестатистический мужчина в России умирает в 60 лет – чрезвычайно низкий показатель для развитой экономики. По оценкам демографов ООН, население России может сократиться с нынешних 145 млн до 121 млн к середине столетия. К 2020 г. придется привлечь 12 млн иммигрантов, только чтобы обеспечить демографическую стабильность, а это кажется маловероятным.

Возможны различные сценарии будущего. Одни предрекают упадок и видят Россию моноэкономикой с погрязшими в коррупции институтами и непреодолимыми проблемами в демографии и здравоохранении. Другие заявляют, что с помощью реформ и модернизации Москва способна справиться с невзгодами, и руководство движется в этом направлении. В конце 2009 г. президент Медведев призвал Россию модернизировать экономику, избавляться от унизительной зависимости от природных ресурсов и покончить с советским отношением и поведением, которые не дают стране оставаться мировой державой. Но недееспособная власть и растущая коррупция затрудняют преобразования. Президент Альфа-Банка Петр Авен заявляет, что экономически система все больше похожа на Советский Союз: огромная зависимость от нефти, потребность в капитале и серьезных реформах, тяжелое бремя социальных вопросов. «Застой – это главная угроза», – резюмирует банкир. Остается подождать, чтобы убедиться в том, действительно ли возвращение Владимира Путина на пост президента приведет к реформам, позволяющим России динамично встроиться в глобальную информационную эру. Каким бы ни был итог, благодаря огромному человеческому капиталу, талантам в кибертехнологиях и близости к Европе и Китаю Россия безусловно обладает потенциалом, так что вопрос только в воле.

С точки зрения США, Россия по-прежнему способна представлять угрозу, главным образом потому, что это единственная страна, располагающая достаточным количеством ракет и ядерных боеголовок для уничтожения Америки, а относительный упадок сделал ее особенно несговорчивой в отказе от ядерного статуса. Россия также обладает обширной территорией, образованным населением, талантливыми учеными и инженерами и колоссальными природными ресурсами. Но вряд ли она вновь окажется в состоянии противостоять Соединенным Штатам, как Советский Союз на протяжении сорока лет после Второй мировой войны. В контексте складывающегося баланса сил и Россия, и США одинаково заинтересованы в создании международных условий, позволяющих Китаю превратиться в ответственного партнера.

В книге «Будущее силы» я отмечаю, что в начале нынешнего столетия происходят два крупных изменения в мировой властной структуре: перемещение экономической власти с Запада в Азию и переход политической власти от правительств к неправительственным организациям. В мире новых транснациональных вызовов, созданных негосударственными акторами, – таких как глобальная финансовая нестабильность, изменение климата, терроризм и пандемии – Соединенные Штаты и Российская Федерация могут обрести значительные преимущества, сотрудничая в решении данных проблем. Одним словом, США гораздо больше выиграют от партнерства с сильной, осуществившей реформы Россией, чем со слабой и находящейся в упадке державой. Будем надеяться, что именно это станет направлением российского развития в третьем десятилетии после окончания холодной войны.

Джозеф Най-младший – заслуженный профессор Гарвардского университета.

Россия. СНГ > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 14 декабря 2011 > № 738719 Джозеф Най

Воссоздание индустриального мира

Контуры нового глобального устройства

Резюме: В наиболее сложном положении окажутся недавние антагонисты в холодной войне – Соединенные Штаты и Россия. США рассказывают себе сказки о том, что новое столетие будет таким же «американским», как и предыдущее. Россия, похоже, уверовала в то, что весь мир теперь зависит от ее ресурсов.

Случившийся 20 лет тому назад уход Советского Союза с исторической арены стал великим политическим событием, исполненным глубокого смысла. Прежде всего он был, разумеется, интерпретирован как победа демократии над авторитаризмом и либерального порядка над коммунистической утопией. Часто говорилось о превосходстве прагматизма над идеологией, как и о том, что закончилось время идеологизированных обществ. В сугубо геополитическом и военном аспектах вспоминали об успехе НАТО и поражении Организации Варшавского договора. В чисто хозяйственном смысле подчеркивали банкротство модели плановой экономики. Однако, помимо всех активно обсуждавшихся аспектов, существовал еще один, на который обращали куда меньшее внимание.

Экономика переходного периода

Экономические проблемы, приведшие к краху СССР, стали особенно заметны во второй половине 1980-х гг. – но в этот период Советский Союз был не единственной крупной державой, столкнувшейся с трудностями. Не только вторая, но и третья экономика мира переживала не лучшие времена. Япония, успехи которой незадолго до начала «эпохи перемен» вызывали в Соединенных Штатах не меньшие страхи, чем достижения Советского Союза в 1960-е гг., вошла в экономический «штопор» почти синхронно с советской экономикой. В результате если в середине 1980-х гг. Америке приходилось оглядываться на двух потенциальных соперников, то к концу 1990-х на горизонте не осталось ни одного.

Какая, может спросить читатель, существует связь между политическим банкротством авторитарной евразийской империи и временными экономическими трудностями высокоэффективной дальневосточной державы? Между тем связь очевидна: рубеж 1980-х и 1990-х гг. не перешагнули две страны, сделавшие ставку на предельное развитие индустриального типа хозяйства. Плановая и рыночная; полностью закрытая и ориентированная на максимальное освоение зарубежных рынков; глубоко милитаризованная и тотально разоруженная – две совершенно разных экономических системы споткнулись почти одновременно. И на последующие 20 лет стали главными лузерами глобальной хозяйственной системы: их общая доля в мировом ВВП сократилась с 19,6 до 8,8%, то есть более чем вдвое.

Объяснение произошедшему было дано практически немедленно, хотя и не получило такого публичного резонанса, как реакция на политические аспекты краха СССР. В небольшой книге с характерным названием «Безграничное богатство» (Unlimited Wealth. The Theory and Practice of Economic Alchemy) Пол Зейн Пилцер, самый молодой в истории вице-президент Citibank и профессор Нью-Йоркского университета, сообщил читателям о том, что западный мир нашел источник неограниченного богатства: в «постиндустриальную» эпоху наиболее успешные общества, создавая технологии, не тратят, а преумножают собственный человеческий капитал, а продавая технологии, реализуют не сам продукт, а его копии, что, разумеется, никак не сокращает общественное достояние. Поэтому богатство постиндустриального мира не ограничено – в отличие от запасов полезных ископаемых, человеческих и материальных ресурсов индустриального производства.

Всего через несколько лет один из самых известных японских экономистов, Тайичи Сакайя, согласился, что Япония действительно не создала хозяйственных, социальных и ценностных структур постиндустриального общества, остановившись на «высшей фазе индустриализма», что и стало причиной ее исторического поражения. Российские экономисты, понятное дело, занимались в те годы осмыслением совсем иных проблем и вопросов – но можно утверждать, что в глобалистике уже в первой половине 1990-х гг. сформировалось мнение, согласно которому своей доминирующей позицией западный мир обязан прежде всего эпохальному прорыву в сфере информационных и коммуникационных технологий.

Данные представления получили впечатляющие подтверждения. Первый же конфликт постиндустриального мира с традиционным – война в Персидском заливе в 1991 г. – продемонстрировал неоспоримое превосходство США и их союзников. С потерями в 379 человек они разгромили мощную армию, уничтожив не менее 30 тыс. и ранив более 75 тыс. иракских солдат. Несмотря на быстрый хозяйственный рост в Азии, Соединенные Штаты в середине 1990-х гг. впервые за послевоенный период начали наращивать свою долю в глобальном ВВП. Финансовые рынки в Америке и Европе демонстрировали стремительный взлет, тогда как нестабильность индустриальных экономик усиливалась. В 1997 г. начался «азиатский» финансовый кризис, затронувший практически все развивающиеся экономики – при этом рост ВВП в США составил в 1997–1998 гг. в среднем 4,5%, в ЕС – 2,8%. В 1998 г. впервые с 1969 г. федеральный бюджет Соединенных Штатов стал профицитным. С начала 1980-х гг. до минимальных значений конца 1990-х гг. нефть подешевела с 42–44 до 11,8 доллара за баррель в текущих ценах, золото – с 850 до 255 долларов за тройскую унцию, хлопок – со 114 до 32 долларов за тонну, а цены цветных металлов упали в среднем в 2,3–2,6 раза. В то же время индекс акций высокотехнологичных компаний Nasdaq-100 за 1995–1999 гг. вырос в 6,1 раза. Всего за два месяца, с середины октября по середину декабря 1999 г. прирост рыночной капитализации одной лишь Amazon.com, компании по продаже книг в интернете, превысил общую стоимость 183 млрд кубометров газа, экспортированного Россией в течение 1999 года. Суммарная капитализация высокотехнологичных компаний США весной 2000 г. в 6,7 раза превышала ВВП Китая. Экономическое доминирование постиндустриального мира над остальным человечеством казалось куда более впечатляющим, чем военно-политическое превосходство западного блока над быстро распадающимся союзом социалистических стран за десять лет до этого. Автор данных строк в те годы полностью разделял триумфалистские надежды сторонников постиндустриальной трансформации, хотя и опасался того, что успехи западного мира спровоцируют непреодолимое неравенство, которое станет источником опасной глобальной политической нестабильности.

Однако еще через десять лет стало ясно, что доминирование это оказалось непрочным. Если в 1999 г. ВВП Китая в рыночных ценах был ниже американского в 21 раз, то по итогам 2010 г. – всего в 2,5 раза. Если доходы российского бюджета в том же 1999 г. едва достигали 1,3% от доходов американского, то в 2010-м они составили более 15%. В десятке крупнейших в мире экспортеров сегодня только пять западных стран, а десять лет назад их было девять. Валютные резервы пяти крупнейших незападных стран достигли летом 2011 г. 5,8 трлн долларов, тогда как дефицит бюджетов Соединенных Штатов и государств Евросоюза превысил 2,5 трлн долларов. И в той же мере, в какой тренды 1990-х гг. были следствием не столько геополитических, сколько экономических сдвигов, тенденции 2000-х гг. оказались результатом хозяйственных процессов, а не политических расчетов.

На первой фазе этого цикла можно было предполагать (это, собственно говоря, и делалось), что главными причинами «разворота» стали чисто рыночные, конъюнктурные факторы. Западный мир в конце 1990-х гг. оказал развивающимся индустриальным странам неоценимую помощь, когда не препятствовал обесценению их валют и выдал попавшим в сложную ситуацию государствам значительные кредиты. Общий прирост импорта одних только США из стран Юго-Восточной Азии в 1997–2002 гг. составлял по 35–40 млрд долларов ежегодно, а курс доллара к йене, вону или рупии в 1998–1999 гг. превышал нынешние показатели почти вдвое. Возобновление роста вызвало повышательный тренд на рынках сырья, и уже к 2002 г. цены на энергоресурсы вышли из «ямы» конца 1990-х гг. – но именно вернулись на прежние уровни, а не взлетели вверх. Затем некоторое время казалось, что дальнейший их рост спровоцировала война в Ираке, и он будет таким же скоротечным, как в 1990 году. Однако с 2006–2007 гг. большинству исследователей мировой экономики стало понятно, что речь может идти о смене долговременного тренда. И вскоре мы увидели массу книг, которые – в «зеркальном» отношении к трудам аналитиков начала 1990-х гг. – проповедовали «возобновление» истории, говорили о конце очередной демократической волны и готовили западное общественное мнение к новому этапу противостояния либеральных и авторитарных режимов.

Ошибки футурологов

Чего же не учли футурологи, которые в середине 1990-х годов смело рассуждали о наступлении нового мира и абсолютном доминировании постиндустриальной цивилизации и информационной экономики? На наш взгляд, ошибочными оказались несколько распространенных в те годы гипотез.

Во-первых, сторонники «информационного общества» де-факто исходили из того, что информация является не только крайне важным ресурсом и на нее существует практически безграничный спрос, но и из того, что этот спрос будет поддерживать относительно высокие цены на технологические новации и информационные ноу-хау. Между тем именно этого и не случилось. В отличие, например, от цены среднего автомобиля, которая в Соединенных Штатах с 1995 по 2010 гг. выросла с 17,9 до 29,2 тыс. долларов, или средней цены ночи пребывания в 4-звездочном отеле, выросшей с 129 до 224 долларов, средняя цена ноутбука за тот же период упала с 1,9 тыс. до 780 долларов, а минута разговора по мобильному телефону – с 47 до 6,2 цента. Технологии и высокотехнологичные товары стали стремительно дешеветь, и хотя технологическим компаниям и удается поддерживать высокую капитализацию, объемы продаж остаются не очень впечатляющими.

США, самая технологически развитая экономика мира, экспортирует технологий на 95 млрд долларов в год, что не превышает 0,65% ее ВВП. Apple, самая дорогая корпорация мира, стоит 370 млрд долларов, но продает продукции лишь на 108 млрд долларов. Услуги по предоставлению интернет-трафика все чаще становятся бесплатными, как и услуги многих информационных компаний. «Технологии» можно бесконечно много потреблять – в этом информационные романтики были правы. Но за них не обязательно много платить (а то и платить вообще) – в этом был их просчет. Более того: логика снижения цен в условиях фантастической конкуренции требует перенесения производства «железа» из развитых стран за рубеж. Соответственно, все большие выгоды получают не те, кто создает новые технологии, а те, кто производят основанную на них продукцию. В 2010 г. 39% экспорта Китая, оцениваемого в 1,6 трлн долларов, составили высокотехнологичные товары, созданные на основе американских и европейских изобретений. В итоге в развитых странах сосредотачиваются обесценивающиеся технологии, а в развивающихся – добавленная стоимость. Это, собственно, и есть главный фактор, не учтенный теоретиками «информационного общества».

Во-вторых, совершенно ошибочным оказался тезис о том, что информатизация экономики резко понизит спрос на ресурсы и уменьшит их цену. Данное заключение основывалось на практике 1980-х и начала 1990-х гг., когда масштабная волна материалосбережения действительно снизила потребность в ресурсах. Сегодня на дорогах Германии ездит на 55% больше автомобилей, чем в 1990 г., но потребляют они на 42% меньше бензина, чем двадцать лет назад. В целом потребление нефти за 2000–2010 гг. сократилось в Германии на 11,3%, во Франции – на 12,1%, в Дании – на 16,3%, в Италии – почти на 22%, хотя в среднем размер этих экономик за десятилетие вырос почти на треть. Примеры такого рода можно продолжить. Эта тенденция создает предпосылку для снижения сырьевых цен, но в то же время сокращает расходы на сырье и энергоносители по отношению к ВВП. Если в 1974 г. этот показатель в Соединенных Штатах составлял более 14,5%, то в 2007 г. в ЕС – около 4,3%. Таким образом, западные экономики на протяжении последней четверти ХХ века стали относительно невосприимчивыми к колебаниям сырьевых цен. И когда в начале 2000-х гг. возрастающий спрос на сырье повел цены вверх, никто не попытался этому противодействовать – в отличие от того, что случилось в 1970-е годы.

Более того, повышение качества жизни в постиндустриальных странах породило новые отрасли «зеленой» экономики, которые существенно выигрывали от роста сырьевых цен, так как их разработки признавались все более актуальными и нужными. В результате если в 2000 г. суммарный экспорт нефти и газа принес Саудовской Аравии, России, Нигерии, Катару и Венесуэле 193 млрд долларов, то в 2010 г. он обеспечил им не менее 635 млрд долларов – причем при физическом росте экспорта (в Btu) всего на 14,4%, а по итогам 2011 г. сумма может достичь 830 млрд долларов. Соответственно не только индустриальные, но и сырьевые экономики существенно упрочили свои позиции vis-И-vis постиндустриальных.

В-третьих, постиндустриальные общества, ощутив себя бесконечно могущественными, сделали акцент на сервисном секторе. Он приобрел гипертрофированные масштабы, и его продукция оказалась крайне переоцененной. В условиях глобализации по самым высоким ценам стали реализовываться услуги и товары, предоставление которых не могло быть глобализировано. Соответственно пошли вверх цены на жилье, коммунальные и транспортные услуги, гостиницы и еду в ресторанах. Предпосылкой для этого стало устойчивое снижение цен на импортируемые потребительские товары и информационную продукцию, что обеспечивало рост уровня жизни, а следствием – финансовая несдержанность, основанная на уверенности в постоянном повышении стоимости активов, расположенных в самых богатых и процветающих странах. Средняя цена жилого дома в США выросла более чем вдвое с 1995 по 2008 год. Все большей популярностью начали пользоваться кредиты, а финансовые институты шли на все большие риски. В результате в Америке за 20 лет объем выданных ипотечных кредитов вырос в 3,6 раза, а потребительских – в 3,1 раза. Экономика Соединенных Штатов и (в меньшей мере) иных постиндустриальных стран превращалась не столько в информационную, сколько в финансовую. В сфере финансовых операций, оптовой и розничной торговли, а также операций с недвижимостью в 2007 г. было создано 44,3% ВВП США.

Все это происходило на фоне того, что развитый мир становился для развивающегося поставщиком не столько технологий и товаров, сколько символических ценностей и финансовых услуг. Дефицит торговли товарами между Соединенными Штатами и остальным миром в 1999–2007 гг. составил 5,34 трлн долларов. Причем весь прирост дефицита был обусловлен ростом дисбаланса в торговле с Китаем, новыми индустриальными странами Азии и нефтеэкспортерами. Эти номинированные в долларах средства в значительной мере возвращались в Америку через продажу американским правительством, банками и частными компаниями своих долговых инструментов. К «неограниченному» богатству добавилась возможность беспредельного заимствования, причем на любых условиях; поэтому совершенно правы те авторы, кто считает, что ответственность за возникновение финансовых диспропорций, приведших к недавнему кризису, в равной степени лежит как на развитых, так и на развивающихся странах.

Подводя итог, следует констатировать: в 1990-е гг. постиндустриальный мир породил не неограниченное богатство, а условия для его создания. Он выработал технологии, радикально расширявшие экономические горизонты – но вместо того чтобы воспользоваться ими, предпочел передать их другим исполнителям и ограничиться ролью сервисной экономики и финансового центра. В этой деиндустриализации, против которой еще в 1980-е гг. возражали самые прозорливые исследователи, и лежит причина изменения глобальной экономической конфигурации. Если бы высокотехнологичное индустриальное производство осталось в развитых странах, не случилось бы взрывного роста Азии и других новых индустриальных стран. Не произойди его, не началось бы перепотребления энергоресурсов и сырья, так как экономики развитых стран по материалоэффективности в разы превосходят Китай или Бразилию. Не стоит забывать, что прирост потребления нефти в КНР в 2000–2010 гг. составил 204 млн тонн – почти треть общего потребления нефти в странах Европейского союза. Итог печален: постиндустриальный мир воспользовался лишь ничтожной долей того, что он создал.

По данным Всемирного банка, в государствах, где на НИОКР в совокупности тратится не менее 2,5% ВВП, рост производительности труда за последние 15 лет составил от 1,3% до 2,0% в среднегодовом исчислении. В том же Китае – главном импортере технологий – он достигал 8,2%. По расчетам профессора Йельского университета Уильяма Нордхауса, трансфер технологий в менее развитые страны, а также их несанкционированное копирование привели к тому, что американские инновационные компании за последние 10 лет получили в качестве прибыли всего… 2,2% от созданной на основе использования их изобретений прибавочной стоимости. В глобализированном мире, в котором доминирует свободная и ничем не ограниченная конкуренция, производство технологий становится своего рода производством общественных благ. Задача благородная и возвышенная, но экономически далеко не всегда оправданная.

«Три мира» XXI века

Итак, тенденции, наметившиеся в конце 1980-х и начале 1990-х гг. в экономической сфере, не стали устойчивыми – точнее, возникли контртенденции, которые в итоге оказались более значимыми. Сформировалась совершенно новая глобальная конфигурация, которую – да простят меня читатели за использование уже набившего оскомину приема – можно рассмотреть в форме сосуществования и конкуренции «трех миров».

На одном «полюсе» в этом новом порядке находятся явно «забежавшие вперед» постиндустриальные страны, в первую очередь США и Великобритания: для них сегодня характерна очень низкая доля обрабатывающей промышленности в ВВП (около 10–13%), гипертрофированно разросшийся финансовый сектор, хронически дефицитный характер бюджета и устойчивое отрицательное сальдо внешней торговли. Данные страны выступают при этом средоточием огромного интеллектуального потенциала и, несомненно, обладают большими возможностями для дальнейшего развития. Помимо Соединенных Штатов и Великобритании, к данной категории государств можно отнести некоторые не вполне благополучные государства Европы – Ирландию, Испанию, Италию и Грецию. Разумеется, такое группирование довольно условно, однако эти страны объединяет безразличное отношение к индустриальной политике и безответственное – к собственным финансам. На этот «деиндустриализировавшийся» мир приходится около 20 трлн долларов из оцениваемого в 76 трлн долларов мирового валового продукта, почти половина зарегистрированной интеллектуальной собственности, идеально выстроенная инфраструктура глобальных финансов и 216 из 500 крупнейших корпораций по последней версии рейтинга FT-500, оцениваемые рыночными игроками в 9,8–10,0 трлн долларов. Сегодня эта часть мира испытывает явный дискомфорт, порожденный неуверенностью в собственных силах и необходимостью искать новые «точки опоры» в изменяющейся международной архитектуре. Подобное чувство, однако, отчасти компенсируется ощущением цивилизационного и исторического единства, а также близости социально-экономических систем. Эти страны западного мира показывают остальным картину будущего, которое их ожидает, если тенденция к деиндустриализации возобладает.

На другом «полюсе» сосредоточена разнородная масса государств, поднятых из фактического небытия «приливной волной» повышающихся сырьевых цен. К ним следует отнести Россию, Саудовскую Аравию, Иран, Казахстан, Венесуэлу, Нигерию, Анголу, Туркмению, ряд латиноамериканских стран–поставщиков сырья, и некоторые другие. Общими чертами для них являются весьма высокая доля сырьевого сектора в экономике (более 75% в экспорте и не менее 50% в доходах бюджета), формирование бюрократии как доминирующей социальной группы и авторитарного стиля власти, предельная зависимость от иностранных технологий и инвестиций, а также прямо пропорциональный сырьевым доходам рост бюджетных расходов. На эту часть мира приходится около 5 трлн долларов совокупного валового продукта, но при этом незначительная доля коммерциализированной интеллектуальной собственности и куда меньшее число крупнейших корпораций – всего 19 из 500 с оценкой в 0,8–0,9 трлн долларов. Хотя справедливости ради следует заметить, что многие крупные компании в этих странах принадлежат государству и поэтому будет правильнее увеличить оба этих показателя в 2–2,5 раза. Как правило, в этой части мира не расположены значимые международные финансовые центры, а валюты привязаны к доллару или евро или не являются свободно конвертируемыми. Элиты ощущают себя баловнями судьбы, проповедуют крайне нерациональные модели потребления, а политическое сотрудничество подобных стран всецело декоративно и не способно привести к формированию сколь-либо прочных стратегических альянсов.

И наконец, в центре находятся как «восставшие из пепла» старые индустриальные государства (Германия и Япония), так и новые центры индустриализма (Южная Корея, Китай, Бразилия, Тайвань, Малайзия, Таиланд, Мексика, Польша, страны Восточной Европы и ряд других). Эти страны объединяет высокая доля обрабатывающей промышленности в ВВП (от 23 до 45%), устойчиво положительное сальдо торговли промышленными товарами, развитые внутренние рынки и относительно уверенное движение в соответствии со стратегическими концепциями, определяющими будущее того или иного государства. Сегодня эта группа доминирует на мировой арене с совокупным валовым продуктом в 26 трлн долларов и относительно высокими темпами его роста. Принадлежащие к ней страны в первую очередь выигрывают от разворачивающейся технологической революции; для них (и даже для Японии после 20-летней «коррекции») характерен разумный уровень капитализации внутренних рынков (в этих государствах сосредоточено 139 из крупнейших публичных компаний, оцененных инвесторами в 5,5–5,7 трлн долларов), а валюты являются безусловно доминирующими в своих регионах и, судя по всему, могут в будущем стать основными для новой глобальной финансовой системы. В то же время история, политические системы и формы социальной жизни этих стран настолько отличаются друг от друга, что рассматривать индустриальный центр мира как нечто внутренне единое сегодня не приходится.

Геоэкономика неоиндустриальной эпохи

Хотя индустриальные державы XXI века относительно разобщены, они образуют весьма интересную картину новой «регионализации». В отличие от ХХ столетия, в мире нет единого экономического центра, но нет и оснований предполагать, что вскоре между потенциальными лидерами может начаться борьба за обретение подобного статуса.

Глядя на географическую карту, можно уверенно говорить о трех индустриальных «монстрах», каждый из которых имеет мощную региональную проекцию. В первую очередь это, разумеется, Китай, окруженный рядом более мелких государств, постепенно вовлекающихся в создаваемые им промышленные и торговые цепочки. Доминирование Китая здесь очевидно: ВВП стран-соседей (Южной Кореи, Тайваня, Малайзии, Таиланда, Сингапура, трех государств Индокитая, Индонезии и Филиппин), исчисленный по паритету покупательной способности, составляет около 52% от китайского. Пекину на протяжении нескольких десятилетий будет хватать дел в этой «сфере сопроцветания»: она станет полем приложения как политических (окончательная интеграция Гонконга и присоединение Тайваня), так и экономических усилий (укрепление влияния в Индонезии и Вьетнаме, создание транспортной инфраструктуры и разработка полезных ископаемых в Мьянме, финансовая консолидация в Юго-Восточной Азии в целом).

При этом на окраинах китайской «делянки» присутствуют и два мощных потенциальных соперника – Япония и Индия, которые в конечном счете и определят ее границы. Глобальные устремления Пекина, если таковые проявятся, на протяжении ближайших десятилетий смогут ограничить Соединенные Штаты, которые выстраивают все более серьезный «альянс сдерживания» вместе с уже упоминавшимися наиболее значимыми соседями Китая.

Куда более интересный процесс мы видим в Европе. В 1990-х и первой половине 2000-х гг. Европейский союз, истоки которого восходят к временам франко-германского примирения, расширил границы на восток, начал с Турцией переговоры о присоединении и объявил о программе «Восточного партнерства». Все эти инициативы можно оценивать с разных точек зрения, но нельзя не видеть стремительного формирования новой индустриальной зоны на востоке ЕС, куда (а не в Китай) перебрасывается часть промышленных мощностей из базовых стран Евросоюза. Наблюдаемые ныне финансовые потрясения на таком фоне воспринимаются как кризис, постигший прежде всего страны, которые либо допустили деиндустриализацию (Ирландия, Греция), либо понадеялись на жизнь в долг (та же Греция и Италия), либо смирились с хроническим торговым дефицитом (Испания). Итогом кризиса несомненно станет «приведение в чувство» данных государств и возврат к более сбалансированной германской модели, предполагающей в том числе и сохранение мощного индустриального сектора. В данном случае мы видим куда менее выраженное «количественное» доминирование «ведущих» стран над «ведомыми».

Если отнести к первым Германию, Францию и Нидерланды, а ко вторым – Италию, Испанию, Польшу, Грецию, Чехию, Словакию, Венгрию, Болгарию, Румынию, страны Балтии, а также потенциально тяготеющих к ЕС Украину и Белоруссию, то на обеих чашах весов окажется приблизительно равный по объему ВВП. В данном случае, однако, вряд ли приходится сомневаться в успехе европейского проекта, так как уроки из нынешнего кризиса будут вынесены и усвоены, а привлекательность общеевропейских институтов и европейской модели сделает свое дело. Российскому читателю, традиционно скептически относящемуся к европейскому проекту, я хотел бы напомнить, что современная Европа – один из мощнейших промышленных центров мира, в 1,5–3 раза превосходящий США по объему выпуска основных промышленных товаров – от автомобилей и индустриального оборудования до металлов, химических и фармацевтических товаров. Успех европейцев в нынешних условиях будет означать и успех самой сбалансированной модели развития, сочетающей инновации с продвижением промышленности. Границы зоны проведения этого эксперимента также определены достаточно четко: на востоке – Россия, на юге и юго-востоке – страны арабского мира.

На юге Западного полушария ситуация также выглядит достаточно очевидной. В этой части мира есть свой естественный гегемон: Бразилия, на которую приходится 50,5% ВВП Южной Америки и 52,7% ее населения. На протяжении последних тридцати лет Бразилия демонстрирует впечатляющий прогресс: она стала третьей страной в мире по выпуску пассажирских самолетов и шестой – по производству автомобилей (большинство которых имеют двигатели, работающие как на бензине, так и на спирте); за двадцать лет она смогла увеличить в 4,5 раза доказанные запасы нефти и на основе собственных технологий организовать бурение самых глубоководных шельфовых скважин в мире. В Бразилии в 2002 г. были проведены первые на планете полностью «интернетизированные» выборы, а доля расходов на НИОКР превысила 1,5% ВВП. Сегодня почти в каждой латиноамериканской стране на прилавках магазинов доминируют бразильские промышленные товары.

Стоит, правда, сказать, что Бразилия всегда стояла на континенте особняком и ее португальский язык и культура, не говоря уже о явно доминирующем масштабе, вызывают смешанное отношение соседей. Но, думается, логика экономического развития возьмет верх: Аргентина, которая могла восприниматься как потенциальный соперник, большую часть последнего столетия идет по нисходящей траектории; Венесуэла погрязла в социалистических экспериментах и уже тридцать лет подряд показывает снижение подушевого ВВП; Китай далеко, а отношение к Соединенным Штатам в этой части мира всегда было более чем настороженным. В свою очередь, Бразилия еще более четко ограничена в своей потенциальной экспансии, чем Китай или ведущие европейские страны – и потому можно утверждать, что в «неоиндустриальном» мире XXI века ни один из «новых индустриальных полюсов» не столкнется с другими.

Каждый из этих полюсов, однако, будет реализовывать собственную экономическую стратегию. В Китае она, скорее всего, окажется основанной на массовом производстве относительно стандартизированной и дешевой продукции, направляемой как на внутренний рынок, нуждающийся в насыщении, так и за рубеж – прежде всего в США, страны ЕС, Россию, Японию и государства Ближнего Востока. Основываясь на такой политике промышленного роста, Китай, несомненно, займет место первой экономики мира, утерянное им в 1860-е гг. – как и подобает наиболее населенной державе планеты. В то же время КНР в ближайшие десятилетия вряд ли станет не только экспортером, но даже создателем значимых новых технологий.

В Европе промышленная стратегия будет ориентирована на производство товаров с крайне высокой добавленной стоимостью, предметов престижного и статусного потребления, высокотехнологичного оборудования, а также продукции, позволяющей использовать новейшие приемы энерго- и ресурсосбережения. Рынком для подобных товаров, как и в китайском случае, станет весь мир. При этом сохранится и производство широкой гаммы более «примитивной» промышленной продукции, потребляемой как в самой Европе, так и экспортируемой в соседние страны. Бразильский вариант окажется наименее «глобализированным» и наиболее «фронтальным»: в данном случае будут развиваться самые разнообразные отрасли, причем не только обрабатывающей промышленности, но также сельского хозяйства и добычи сырья.

Неожиданные аутсайдеры

Если исходить из описанной выше логики, в наиболее сложном положении в ближайшие десятилетия окажутся недавние антагонисты в холодной войне – Соединенные Штаты и Россия.

США – страна-лидер постиндустриальной революции, которая принесла американцам как огромные возможности, так и значительные проблемы. С одной стороны, Америка обладает громадной властью над миром и гигантским технологическим потенциалом, с другой – ее мощь более не может проецироваться так, как это делалось прежде, а технологии обогащают конкурентов даже быстрее, чем самих американцев. «Скакнув» в постиндустриальное будущее, Америка оказалась слишком зависимой, во-первых, от импорта огромного количества относительно дешевых товаров, и, во-вторых, от вечного притока кредитных средств или денежной эмиссии. Сегодня уровень жизни в Соединенных Штатах существенно выше того, на который может рассчитывать страна, производящая такие и такого качества товары.

Массовость, которая со времен Генри Форда была ключом к успеху для американцев, теперь работает против них: массовые брендированные товары должны быть дешевыми, чтобы хорошо продаваться, и массовые информационные продукты легко копируются пиратскими методами. В первом случае американцев обыгрывают конкуренты, во втором им не удается – и не удастся – установить выгодные для себя правила игры. И, похоже, путь назад в развитое индустриальное общество для США уже заказан: учитывая условия функционирования своей экономики, Америка могла бы попытаться побороться с Европой за ее «нишу», но тут ей вряд ли стоит рассчитывать на победу.

Россия – страна, деиндустриализировавшаяся по совершенно иному сценарию. Если Америка объективно переросла современную ориентированную на высокие потребительские запросы промышленность, то Россия до нее так и не поднялась. Объективно она не менее зависит от притока средств извне, чем Соединенные Штаты – только им в мире дают в долг или просто принимают в виде платежного средства доллары, а мы добываем их (пока) из земли. При этом, в отличие от США, мы зависим и от притока технологий и высокотехнологичных товаров, так как не производим и десятой доли того их ассортимента, который наши китайские соседи освоили за последние пятнадцать лет. И если американцам сейчас крайне сложно «развернуться» и в какой-то мере вернуться в индустриальное прошлое, то нам не удается добраться до нашего индустриального будущего.

И в том и в другом случае нужны жесткие политические решения, которые бывшие противники по великому противостоянию ХХ века принять не в состоянии. США рассказывают себе сказки о том, что новое столетие будет таким же «американским», как и предыдущее. Россия, похоже, уверовала в то, что тяжелые времена завершились, и весь мир теперь зависит от ее ресурсов, бесконечных и нужных всем без исключения. И вместо того чтобы переосмысливать допущенные ошибки, изучать возможности, которые могут открыться при соединении конкурентных преимуществ той и другой страны с индустриальной стратегией, политические элиты и Америки, и России застыли в оцепенении. Первая не может поверить во встретившиеся на ее пути трудности, вторая – нарадоваться привалившему счастью. Но, видимо, им обеим придется когда-то проснуться.

* * *

История доказывает: линейные прогнозы редко сбываются. Иллюзорные надежды на то, что новые технологические возможности создадут основы неограниченного богатства, не воплотились в реальную жизнь. Безбедно жить десятилетиями, единожды что-то придумав, не получится. Разумеется, мир изменился – но, как показывают события последних лет, не настолько, чтобы списать как негодные устоявшиеся хозяйственные закономерности. Мир XXI века остается миром обновленного, но индустриального, строя. И сейчас для правительств и интеллектуальной элиты каждой страны нет ничего более важного, чем понять, каким будет ее место в новом мире. Понять и добиться того, чтобы это место было возможно более достойным.

В.Л. Иноземцев – доктор экономических наук, председатель Высшего совета политической партии «Гражданская сила»

Россия. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 14 декабря 2011 > № 738717 Владислав Иноземцев

От холодной войны к горячим финансам

Распад СССР и конец мирового порядка

Резюме: Всеобщая взаимозависимость фактически переместила нас в иную систему координат, в которой политическая ценность государственной или частной власти не устанавливается путем директивы сверху, а подобно валюте определяется плавающим курсом и меняющимися отношениями с другими действующими лицами.

Задав молодым людям (родившимся в 70–80 гг. прошлого столетия) вопрос о времени окончания холодной войны, мы рискуем получить путаный ответ, в котором действительность подменяется событиями из киноленты о звездных войнах – Империя против Республики. Виной тому – расхожее представление о том, что СССР проиграл благодаря успешным действиям коалиции во главе с Соединенными Штатами Америки, направленными на сдерживание, ослабление и раскол неприятельского военного блока.

Истоки и исход холодной войны

Понять, что такое холодная война, можно лишь ознакомившись с двумя мировыми. Первая мировая война оказалась самоубийственной для старых континентальных держав, тогда как быстро развивавшиеся США только усилились, и появилась новая политическая реальность – Советский Союз. Это была последняя война, развязанная Европой в интересах Европы.

В период между двумя мировыми войнами политическая и дипломатическая близорукость ведущих демократических держав, а также ярый антикоммунизм ряда европейских стран, стремившихся изолировать СССР, способствовали приходу к власти нацифашизма и, несмотря на глубокие идейные расхождения между Гитлером и Сталиным, подтолкнули два государства-изгоя того времени (Германию и Советский Союз) к стратегическому сотрудничеству.

Вторая мировая война довершила процесс падения четырех крупных европейских держав и закрепила власть Вашингтона и Москвы. Вот список победителей и проигравших в той войне, соответствие которого истинному положению дел было очевидно наиболее прозорливым людям того времени и тем более не вызывает сомнения задним числом, сегодня:

два реальных победителя: США и СССР;два псевдопобедителя – Франция и Великобритания;две реально проигравшие страны – Германия и Япония;одна условно проигравшая страна – Италия;один победитель в состоянии трансформации – Китай (от Гоминьдана к КПК).

При всей привлекательности мифа о том, что Сталин одурачил президента Рузвельта в Ялте и/или что Черчилль продал Восточную Европу Советам, суровая реальность состоит в том, что американцы очень хорошо знали и вычислили, что необходимо щедро вознаградить единственного союзника, который не зависел от американской логистики и денег. Так оно и случилось.

Если бы Вашингтон стремился предотвратить распространение советского влияния в Центральной Европе, он принял бы план Черчилля высадиться не в Нормандии, а в Словении с захватом Люблянского перевала, опередив тем самым Красную Армию на востоке Карпатских гор и отрезав Италию от союзных ей немецких войск. Вместо этого Вашингтон стер с лица земли Дрезден, Хиросиму и Нагасаки, дав понять Сталину, что чрезмерному авантюризму Советов за границами определенной для СССР сферы влияния могут быть противопоставлены превосходящие силы. Советский Союз, приняв разделение Европы, предложенное Соединенными Штатами, осуществил свои давнишние стратегические намерения на континенте (по сути создав буферную зону и плацдарм в центре Европы) ценой потери стратегического выхода к Средиземноморью.

В ответ на холодную войну, начатую Западом после знаменитой Фултонской речи Черчилля, Москва не предприняла ни одной серьезной попытки вторжения в Европу, несмотря на парады по Красной площади и грозные военные маневры. Сталин и его преемники свято соблюдали принцип железного занавеса, несмотря даже на кровавую расправу над греческими коммунистами (которым помогал лишь Тито, имевший очевидные территориальные амбиции), и попытки государственного переворота против итальянских коммунистов. (Имеется в виду правительственный кризис, спровоцированный христианскими демократами в 1947 г. с целью устранить коммунистов из коалиционного правительства в Италии. – Ред.)

Почти герметичное сдерживание в Европе сверхдержава предпочитала нарушать путем оказания косвенного давления (блокада Берлина и ракеты СС-20 два десятилетия спустя), а также с помощью подрывной политической пропаганды, хотя все прекрасно отдавали себе отчет в том, что последняя являлась скорее раздражающим фактором, чем реальной угрозой.

В сравнении с непродолжительным господством нацистов в Европе Советскому Союзу не хватало атлантического плацдарма, такого как Норвегия и Франция; ядерная атака и подлодки, оснащенные баллистическими ракетами, могли лишь частично компенсировать ограниченную стратегическую ценность Кронштадта и Белого моря. Маневрам Дальневосточного флота можно было легко воспрепятствовать через установление контроля над портами Кореи и особенно Японии (что было наглядно продемонстрировано в 1905 г. – Порт-Артур и Цусима).

Двадцать лет ушло на преодоление континентального менталитета и на то, чтобы в целях глобального соперничества с США создать мощный военно-морской кулак. Но только лишь адмирал Сергей Горшков начал пожинать первые плоды титанических усилий, Советский Союз развалился.

Кстати, пора уже похоронить пропагандистский миф о советской «империи». Идея создания СССР резко противопоставлялась многонациональной империи, какой тогда была царская Россия. Прежним провинциям был присвоен статус советских республик с собственными институтами местного самоуправления и предоставлением права выхода из состава Союза, пусть и чисто формального. Это не помешало новому тоталитарному режиму оставить глубоко русский отпечаток путем использования соответствующей символики и некоторых особенностей устройства власти в бывшей Российской империи. В той же роли Пьемонт выступил по отношению к старым итальянским монархиям и княжествам: реакционные силы того времени использовали национальный флаг, чтобы сбросить жестокий режим, точно так же, как это делали разбойники на юге Италии после объединения (1860 г.). Строительство многонациональной страны на основе советской культуры, как это происходило и в Югославии после 1945 г., привело к созданию своего рода социалистического «плавильного котла», в котором тем не менее преобладала культура русской нации.

Если отбросить необоснованный триумфализм, следует признать, что причины советского банкротства надо искать внутри границ Советского Союза, а не во внешнем мире:

Коррупция глубоко проникла в партию и государство – до такой степени, что в некоторых республиках Средней Азии впору было увольнять партийных боссов и на их место сажать генералов КГБ, которые считались более надежными и честными.Народное хозяйство все меньше и меньше удовлетворяло растущие потребности населения, становилось неэффективным в обеспечении граждан товарами первой необходимости и технологиями (не считая ВПК). Экономика во многом закоснела из-за отсутствия полноценного обмена с внешним миром – бразды экономического правления находились у государства, а с этой задачей оно по большому счету не было способно справиться.Идейная привлекательность коммунизма постоянно снижалась; политическое засилье аппаратчиков девальвировало те ценности, которые раньше позволяли обществу и государству идти в ногу со временем и с происходившими переменами.

Эти идейные, социальные и моральные изъяны не брались в расчет государственными стратегами, составлявшими ежегодные планы, и, как следствие, подавляющее большинство экспертов не почувствовало приближения одной из важнейших геополитических перемен с 1945 года. Остается лишь добавить, что привычка игнорировать признаки революционной ситуации начала проявляться как минимум с 1979 г. (со времен исламской революции в Иране) и дала о себе знать в ходе недавних событий всеобщего «арабского пробуждения».

Поражение в Афганистане, болезненная реакция на блеф Рейгана («звездные войны») и особенно скрытая поддержка со стороны Госдепартамента, ЦРУ, Национального управления рекогносцировки (космическая разведка США) и Агентства национальной безопасности папе римскому Иоанну Павлу II и опосредованно польскому движению «Солидарность» – важные факторы, призванные убедить советскую элиту (конкретно генсека ЦК КПСС Михаила Горбачёва) в том, что советская экономика не выдержит гонки.

Но падению Берлинской стены (1989 г.) и распаду Советского Союза (1991 г.) предшествовало менее заметное событие, которое во многом предопределило последующие: в 1981 г. президент Рональд Рейган и британский премьер-министр Маргарет Тэтчер объявили о грядущем ослаблении регулирования экономической деятельности. Впервые в современной истории государство отказалось от контроля над экономикой, чтобы гарантировать экономический рост.

Это явилось фундаментальным политико-идеологическим изменением, своеобразие которого заключалось в том, что вплоть до того момента, несмотря на различие форм собственности на средства производства (частной на Западе и государственной на Востоке), государство везде оставалось высшим органом, контролирующим экономическую деятельность. Тому свидетельство – не только роль Пентагона в американской промышленности, но и особенности государственного капитализма в Западной Европе, Японии, Австралии или Турции. В этом смысле отказ от государственного регулирования экономики явился первой брешью в Берлинской стене. Если Рейган и Тэтчер сняли политический контроль ради обеспечения непрерывного роста, то Горбачёву пришлось сделать то же самое, пытаясь обеспечить выживание советского общества и экономики.

После этого сначала экономика, а затем финансовый капитал стали автономной операционной системой и тотальной идеологией, полностью отделенной от политики. Интересно отметить, что после 1989 г. Усама бен Ладен, бывший бизнесмен, создал нерегулируемую террористическую организацию («Аль-Каиду»), наподобие частной финансовой фирмы, тогда как в прошлом терроризм целиком находился в ведении государства.

Вместо начала столкновения цивилизаций 1981 г. стал прологом краха западной цивилизации как мирового порядка и интеллектуального оформления глобальной политики и центров притяжения. В то же время разные действующие лица стремились по-разному заполнить вакуум, который образовался вследствие гибели основных идеологий – не только тоталитарных, но и демократических, выхолощенных в результате доминирования денег в политических процессах.

На бывшем Западе возобладали pensee economique unique (однобокое экономическое мышление) и его эко-левацкий двойник; во многих других странах социализм и блоковое мышление времен холодной войны были вытеснены национализмом, а в афро-азиатском мире на службу политическим целям была призвана религия.

В то же время 1989 г. спровоцировал тектонические сдвиги в таких сферах, как:

миграция населения из южных регионов планеты и бывших республик Советского Союза благодаря новоявленной свободе передвижения;лавинообразный поток информации и возможность получения разведданных из открытых источников (OSINT, Open Source Intelligence);технологии – от бывшего СССР до Запада и от Запада до развивающихся стран, поскольку прежний КОКОМ (Комитет по координации экспорта стратегических товаров в коммунистические страны) был заменен менее жесткими Вассенаарскими договоренностями, а соображения экономической конкуренции и прибыли стали важнее стратегического контроля над технологиями;финансовые и промышленные инвестиции.

Во многих отношениях суверенитет Вестфальского государства затрещал по швам под напором глобализации (легальной и нелегальной), националистических движений внутри разных стран, религиозных расколов, посягательства правительств на существующие институты, бюджетный баланс и свободы, а также в силу его элементарного устаревания (национальное государство зародилось три-четыре века назад).

Острые кризисы после 1991 г. (Югославия, Кувейт, война в Персидском заливе, конфликты в районе африканских Великих озер) стали противоречивым сигналом возвращения войны в Европу, усиления геополитической свободы от перегибов холодной войны и прогрессирующей политико-стратегической дезинтеграции Запада.

От биполярного мира к нефункциональному многополярному

На «победу» над СССР и изменившуюся ситуацию США ответили при президентах Джордже Буше-старшем и Билле Клинтоне, так сказать, «совещательным однополярным подходом». Он означал, что Соединенные Штаты остаются единственной сверхдержавой, осуществляющей эффективное руководство мировыми делами, противовесом которому является систематический поиск международного консенсуса в процессе кризисного менеджмента. При этом вышеупомянутые президенты чрезвычайно успешно отстаивали национальные интересы Америки, о чем свидетельствуют достигнутые ими за этот период цели:

замедление политического и стратегического роста Европейского союза;вытеснение из Африки европейцев с их постколониальными интересами;усиление американского контроля в Персидском заливе;придание гибкости трансатлантическим отношениям посредством коалиционных механизмов и возможностей варьирования при сохранении роли НАТО;достижение профицита государственного бюджета, несмотря на прямое и косвенное участие в нескольких войнах;укрепление практики и выгод финансового капитализма при активном участии европейских институтов и национальных политических лидеров.

В те же годы Африка и Латинская Америка начали все успешнее преодолевать внутренние проблемы. Россия, завершив сдачу Советского Союза и «упорядоченное отступление» к неонационалистическому, но все еще многонациональному бастиону, ценой ужасного обнищания населения и развала экономики пыталась стабилизироваться и, наконец, перейти от стратегической обороны к наступлению. В Индии началось неравномерное, но поступательное политическое и экономическое развитие.

Из краха Горбачёва наиболее ценные уроки извлек Китай, поскольку он преуспел в либерализации экономики, сохранив политическую монополию компартии и сумев избежать националистического раскола.

Десятилетие спустя вышедший из-под контроля и «приватизированный» джихадистский терроризм нанес непоправимый урон гегемонии США, ударив по символам американского могущества – Всемирному торговому центру и Пентагону. Мог ли президент Джордж Буш повести себя иначе в той ситуации? Если иметь в виду войну в Афганистане, то не мог. Многие из его предшественников, пожалуй, отреагировали бы еще жестче, стерев с лица земли государства, укрывавшие террористов. В любом случае, после гибели 2700 человек война была единственной приемлемой реакцией с точки зрения американского общественного мнения и, по правде говоря, любого нормального политика.

Иное дело глобальная война с террором. В противоборстве с «Аль-Каидой» в дело могли бы пойти разведывательные, полицейские, судебно-правовые и социальные меры подобно тому, как в годы холодной войны была организована борьба с терроризмом, спонсируемым государством, и как это до сих пор делается в Индии. С одной стороны, было бы достаточно локальной победоносной войны против штаб-квартиры «Аль-Каиды», а с другой, можно было сформировать всемирный альянс для противодействия терроризму всеми законными и незаконными способами, не задействуя всю военную машину.

С иракской кампанией сложнее. Еще вчера возражение против той агрессии приравнивалось к предательству священного дела Запада, сегодня же такая позиция считается здравым смыслом и хорошим тоном, потому что все оказалось напрасно. Есть искушение сказать, что Буш мог бы принять другое решение, но по здравом размышлении, пожалуй, следует признать, что не мог. Коллективный политический гений президентства Буша заключался в том, что ему удалось за 48 часов обратить катастрофический провал в прекрасную возможность перекроить карту мира и обеспечить еще как минимум десятилетие безраздельного владычества США. Но в этом и трагедия принудительного унилатерализма («кто не с нами, тот против нас») – его логика неумолима, отступить от нее невозможно.

Неоконсервативная элита, в соответствии с бытующим в ее среде умонастроением, рассчитывала на вечное мировое господство при консенсусе обеих партий, она была твердо убеждена в том, что после Советского Союза наиболее опасным конкурентом, которого необходимо нейтрализовать, является Китай. При этом война – лучший способ достижения доминирования, даже если она ведется с такими неуловимыми врагами, как террористы и наркомафия.

Случай Буша напоминает трагедию Карла V Габсбурга и Филиппа II Испанского, которые стремились сохранить единство мировой державы под своей разумной гегемонией. Справившись с главными врагами, они так и не смогли преодолеть упорного сопротивления мятежников, гёзов и еретиков. Только тогда речь шла о Голландии, а в наши дни – об Ираке. Долги и имперское перенапряжение – то, о чем предостерегал Пол Кеннеди.

Афганская компания, глобальная война с террором и агрессия в Ираке (война по выбору президента) позволили Бушу достичь трех целей.

Восстановить главенство политики над экономикой посредством предоставленной ему свободы самостоятельно выбирать между войной и миром.

Сбалансировать позиции президентской власти по отношению к судебно-исполнительной и законодательной ветвям, которые размывали институт президентства со времен Уотергейтского скандала в 1974 году.

Укрепить стратегический контроль над Персидским заливом, ослабленный в последнее десятилетние из-за скрытого, но нарастающего противостояния Ирана и Саудовской Аравии.

Тем временем НАТО превратилась в политический труп. В свете событий 11 сентября 2001 г. союзники выразили готовность ввести в действие статью V Вашингтонского договора (о коллективной обороне), но уже днем позже Соединенные Штаты дали понять, что любые действия в Афганистане будут предприниматься не на уровне альянса, а в рамках коалиции, успешно воссозданной десятью годами ранее. С тех пор НАТО представляет собой материально-техническое средство обеспечения операций, которые более или менее формально проводились под ее знаменами.

В 2004 г. Буш и бен Ладен проиграли войну в Ираке – по-разному, но вследствие одной и той же причины, а именно – утраты консенсуса и политической инициативы. Задержки с выборами в конце концов привели к объединению суннитов и шиитов в тактический союз против американской оккупации, тогда как беспорядочные взрывы бомб и политические возможности, открывшиеся в правительстве, убедили суннитов, что международные бригады «Аль-Каиды» политически бессмысленны.

После поражения в Ираке эпоха однополярного мира завершилась, и наступила пятилетка «бездержавной многополярности». При этом сохранялись традиционные центры власти («Большая восьмерка» и пять постоянных членов СБ ООН), но уверенно заявляли о себе новые (БРИКС и другие страны). Все это происходило в мире, который продолжал жить по старым канонам, но с существенными исключениями, поскольку новые правила еще не были сформулированы, а явный альтернативный лидер отсутствовал. В мире не воцарилось анархии, но не было и прочной властной конструкции. Так называемая «Большая двойка» (двоевластие Китая и США) оставалась лишь грезой для тех, кто ностальгировал по эпохе холодной войны.

В 2006 г. экономический аналитик Нуриэль Рубини указал на первые признаки того, что мыльный пузырь американской жилищной ипотеки вскоре лопнет. Исходя из разных предпосылок, но принимая во внимание структурный дисбаланс между китайской и американской экономикой, Рубини предсказывал в своем докладе, опубликованном в ежегодном сборнике Nomos & Khaos за 2006 году: «С высокой степенью вероятности в 2007 г. Тихоокеанский регион может стать эпицентром финансового тайфуна по причине слабости китайской и американской экономических систем, взаимодействия глобальных финансовых рынков и непоследовательного проведения экономической политики в зоне евро. Синергия этих факторов будет более серьезным вызовом для моделей социально-экономической и политической стабильности, чем (сравнительно умеренная) угроза джихадизма. Фундаментальные предпосылки для этого кризиса отчетливо просматриваются уже с сентября 2006 года».

Порожденная децентрализацией управления волна символически разрушила очередную башню ВТЦ. В историческом плане это свидетельствовало о том, что через 30 лет после начала децентрализации цикл подошел к логическому завершению, поколебав все Бреттон-Вудские институты, основанные на политическом лидерстве Америки и главенстве доллара. Очевидно, что немногие были готовы к пересмотру сложившихся договоренностей и доктрин.

Неслучайно все это время китайские лидеры пытались воскресить идею Кейнса о комплексной международной валюте (БАНКОР). Но в 1948 г. Кейнс представлял теряющую влияние и вес Британскую империю, тогда как доллар был валютой побеждающей демократической талассократии.

К 2008 г. экономический кризис стал общепризнанным фактом, и международная политика избавилась от иллюзии мертворожденных реформ ООН, представленных в 2006 г. ее тогдашним генеральным секретарем Кофи Аннаном. В ноябре 2008 г. в Вашингтоне состоялась первая встреча «Большой двадцатки», которая поначалу казалась запоздалым расширением «Большой восьмерки» до более реалистичного формата. Но это означало и выведение из игры ООН, утрату «Большой восьмеркой» своего значения и, что еще важнее, практическое свертывание мирового порядка в том виде, в каком мы его знали.

Миропорядок сохраняет прочность, когда две или более крупные державы разделяют общие правила (если не идеологию), по которым де-юре и де-факто строятся международные отношения; способны, если потребуется, ужесточить эти правила и защитить свои интересы; более или менее открыто определить иерархию других государственных и негосударственных сил. Если не принимать во внимание особый случай холодной войны, миропорядок вовсе не обязательно зиждется на стабильности, но может длительное время опираться на динамичное и нестабильное равновесие.

До образования империи Габсбургов, за которой последовала глобализация (первая в своем роде), вместо мирового порядка сосуществовали отдельные региональные порядки и анархии. После того как американская глобализация исчерпала себя, условий для появления нового миропорядка просто не существует. Сегодня мы имеем дело с нефункциональным многополярным миром.

Жить в международной системе координат

Всеобщая взаимозависимость фактически переместила нас в иную систему координат, в которой политическая ценность государственной или частной власти не устанавливается путем директивы сверху, а, подобно валюте, определяется плавающим курсом и меняющимися отношениями с другими действующими лицами.

Мы все еще имеем дело с бывшей сверхдержавой, сохраняющей значительную военную мощь, но ослабленную экономическими неурядицами и внутренними расколами. Существуют старые, новые и формирующиеся державы, новая политическая структура в виде «Большой двадцатки» и множество старых организаций, ни одна из которых не только не может и не желает навязывать другим общие правила, но не способна даже придумать правила, которые были бы приемлемы для всех.

Благодаря более свободному взаимодействию новая система координат обладает всеми возможностями для более действенного предотвращения сбоев и крупных кризисов. Но на данный момент в ней пока не сложились необходимая структура и внутренняя согласованность, которые обеспечивали бы исполнение этих функций. Вот почему мы живем в условиях многочисленных хаотично взаимодействующих друг с другом полюсов власти и рискуем увязнуть в болоте экономического кризиса и неурядиц на долгие десять лет.

Чтобы получить четкое представление о том, в каком мире мы оказались, необходимо признать, что политика сегодня похищена экономикой. Но выход имеется. Если быть кратким, скажу, что миру известны три модели управления, опасно балансирующие на грани между экономикой (особенно экономикой финансов) и политикой – это модели, соответственно, Владимира Путина, Барака Обамы и Сильвио Берлускони.

Модель Путина предполагает в большей или меньшей степени государственный контроль над экономикой. В связи с этой вроде бы успешной стратегией возникают такие угрозы, как зависимость от экспорта энергоресурсов, коррупция и проникновение мафии во властные структуры. А это серьезно осложняет действенный политический контроль легальных и нелегальных экономических схем.

Модель Обамы явно нацелена на посредничество между «Мейн-стрит» (рабочими, служащими и малым бизнесом. – Ред.) и Уолл-стрит. В конце президентского срока ему придется признать, что этот инновационный подход в духе (итальянских) христианских демократов провалился по одной простой причине: все главные члены его команды – выходцы из тех самых деловых кругов, которые спровоцировали кризис. Придется также признать, что дефицит государственного бюджета и дефицит текущих операций оказывали значительное влияние на политический выбор между войной и миром.

Модель Берлускони предполагает, что экономика важнее любых общественно-политических интересов. В последнее время недостатки примата экономики стали очевидны: высокий уровень государственного долга, практически полное отсутствие саморегулирования, вопиющая коррупция, проникновение мафии во властные структуры, неспособность выйти за рамки краткосрочных корыстных интересов при принятии важных решений.

Кризис евро – лишь наиболее свежий эпизод перетягивания каната между крайне слабыми правительствами и ненасытными рынками, где тесно переплелись частные и геоэкономические интересы.

Если начать с рынков, то, по наблюдению ОЭСР, в 2011 г. всего девять крупных игроков контролировали свыше 90% рынка деривативов (под которыми подразумеваются свопы кредитного дефолта, долговые обязательства, обеспеченные залогом, свопы обменного курса валют). Речь идет о J.P Morgan, Bank of America-Merrill Lynch, Citibank, Goldman Sachs, HSBC USA, Deutsche Bank, UBS, Credit Suisse и BNP-Paribas. Эта олигополия, которая ныне определяет положение на мировом рынке, разрушает репутацию национальных финансовых центров и игнорирует фундаментальные экономические показатели. (То же происходит с рынком рейтинговых агентств, где Moody’s, Standard & Poor’s и Fitch контролируют 85% мирового рынка. Не случайно в Китае действует только одно рейтинговое агентство «Дагонг».)

В прошлом году эти банки увидели возможность извлечения прибыли в зоне евро, грея руки на бедственном положении таких стран, как Португалия, Ирландия, Италия, Греция и Испания, и некоторые неевропейские государства и субъекты мировой экономики сделали вывод, что играть на понижение евро выгодно.

Разумное геоэкономическое объяснение хаоса, происходящего в зоне евро, заключается в том, что американские финансовые компании, базирующиеся в стране чистых импортеров и заемщиков, хотят привлечь больше средств после убытков, понесенных ими в кризис, начавшийся в 2006 году. При этом они боятся лишиться такой удобной платформы, как доминирующая в мире держава, с учетом того, что главенство доллара как фактор повышения финансовых возможностей входит в сферу их интересов. Они стремятся избежать чрезмерного обесценивания доллара, но определенно получают удовольствие от нагнетания давления на евро. Это устраивает американские политические институты, которые хотят выиграть время, чтобы преодолеть спад в экономике за счет Европейского союза. Тем временем страны БРИК и ведущие экономики арабского мира могут переждать бурю, уютно устроившись на берегу бурной реки.

Речь идет об экономической войне, но, в отличие от традиционных успокаивающих комментариев французских или американских аналитиков (в этих комментариях в расчет берутся только государства или государственные акторы), она ведется частными игроками на открытом и закрытом поле (с помощью теневой финансовой системы и специальных зон налогового рая), посредством программ высокочастотного автоматического трейдинга, уничтожающих более мелких и медленных участников.

Какие сценарии вырисовываются в краткосрочной и долгосрочной перспективе? Что касается евро, здесь можно выделить два правдоподобных и один возможный:

Терпящие бедствие страны Южной Европы будут полностью обескровлены, 4–5 экономик сохранят свои страновые рейтинги на уровне ААА и продолжат рост, но ЕС удастся сохранить, хотя он будет напоминать нынешнюю Боснию и Герцеговину – без будущего и политических перспектив.Раскол еврозоны и конец политического объединения европейских стран. Останется только особая немецкоговорящая экономическая зона, анклав в расчлененной Европе, наиболее лакомые куски которой, скорее всего, достанутся странам БРИК. Никакой Берлинской стены не возведут, все будет сделано без лишнего шума – европейские страны просто утратят суверенитет, даже если и сохранят свое политическое устройство по образцу Гонконга. В следующем десятилетии страны БРИК будут неспособны взять на себя мировое лидерство, это правда, но смогут прекрасно воспользоваться оплошностью Запада.Правительства ведущих держав Европы перестают ссориться и спорить и предпринимают все необходимые меры, чтобы обратить вспять негативную динамику и поставить надежный заслон перед глобальными спекулянтами. Среди этих мер – и займы ЕЦБ, и аудит долговых обязательств, и согласованные действия стран, погрязших в долгах, и перегруппировка и защита промышленных и экономических активов государств, терпящих бедствие, и осуществление реальной политической интеграции.

Пройдет еще немало времени, прежде чем можно будет говорить о более сложных перспективах развития мирового сообщества:

Главная забота – переход США от нынешнего состояния исключительности как бывшей сверхдержавы к статусу одной из многих уважаемых держав. Было бы разумно ускорить этот переход с помощью мягкой силы, отправив эту страну на «заслуженный отдых», дабы она не втянулась в реальную войну вместо нынешней экономической. Последняя в любом случае предопределит дальнейшее развитие мирового сообщества.

Если этого удастся избежать, можно представить себе реорганизацию многополярного мира по принципу «два океана – один центр». Основные игроки в Тихоокеанском и Атлантическом бассейне будут управлять мировым сообществом вместе с евразийскими игроками – то есть Россия–ЕС–США с Китаем. Новый мировой порядок будет зиждиться на сочетании взаимодополняющих сильных и, что еще важнее, слабых сторон, но потребует политического воображения и мужества, которого просто нет у современных политических деятелей.

Еще одна возможность – это равновесие сил в рамках многосторонних договоров о гарантиях. Иными словами, всемирные организации будущего могут взять на себя роль гаранта, которую раньше играла ООН, во избежание непредвиденных вооруженных конфликтов и конфронтации.

Глобальная регионализация, при которой на смену ООН придет сеть организаций и саммитов, обеспечивающая уважение к ряду совместных протоколов на региональном уровне, включая протокол о ядерном разоружении.

Последний сценарий предполагает, что, не считая полного краха бывшего Запада, страны БРИК также будут парализованы внутренними проблемами и не смогут продолжать стратегическое развитие. В результате мир становится все более раздробленным или перегруппируется вокруг наиболее дееспособных региональных «ядер», чтобы сохранить хоть какой-то порядок. Подобный сценарий может обернуться настоящим кошмаром с точки зрения распространения организованной преступности, вооруженной анархии и хаоса в политике и экономике.

Алессандро Полити – специалист по военной истории и стратегическому планированию, занимал должности советника министров обороны Италии и Греции.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 14 декабря 2011 > № 738716 Алессандро Полити

«Принуждение к партнерству» и изъяны неравновесного мира

Распад СССР изменил международные отношения, но не сделал их гармоничней

Резюме: Международная среда такова, что государство, привлекательное для Америки в роли «подчиненного партнера», имеет мало шансов уклониться от превращения в такового, не рискуя суверенитетом и безопасностью. Такое положение дел – непосредственный итог распада Советского Союза.

Двадцать лет мировая система развивается фактически в отсутствии биполярности. Хотя теоретически потенциал взаимного ядерного сдерживания США и России в военно-силовой области сохраняется, его международно-политическое значение резко упало. Во-первых, потому что несоизмеримо с «советскими временами» в Москве и Вашингтоне уменьшилась политическая воля применять ядерное оружие в большой войне. Во-вторых, оттого что сама такая война стала маловероятной. В-третьих, в результате возникновения за последние 20 лет широкого набора новых способов использования силы, которые позволяют технологически передовым державам добиваться любых практически необходимых политических целей при помощи силового инструментария доядерного уровня.

Изменение смысла войны

Появление высокоточного оружия, гигантский рывок в средствах космической разведки, выход на качественно новый уровень управления боевыми операциями, апробация зарядов с обедненным ураном и иных видов новейших вооружений значительно изменили характер войн. Планируемые и реально ведущиеся войны постядерной эпохи стали меньше по масштабу и сложнее в организации. Классические доядерная и ядерная войны мыслились главным образом как вооруженная борьба с целью разрушить потенциал противника к сопротивлению и принудить его принять твои условия.

Войны постядерной эпохи начиная с нападения НАТО на Югославию стали, по сути дела, международно-политическими кампаниями в такой же мере, как военными. В основу обновленной стратегической логики легла идея не уничтожения враждебного государства, а победы над ним с целью последующего политического и экономического подчинения интересам победителя. Смысл войны сдвинулся от нанесения силового поражения противнику к его «переделке под заказ» нападавшего. В 2000-х и 2010-х гг. политическая составляющая войн не просто стала вровень с военной, а в заметной степени начала перевешивать ее, по крайней мере по размерам затрачиваемых для победы организационных, политико-идеологических, информационных, финансовых, экономических и иных невоенных ресурсов.

Собственно ударно-силовая часть войны начинает выступать не как ее кульминация, а как преамбула, за ней следует растянутый во времени, ресурсозатратный этап, в котором военные не в состоянии обеспечить победу собственными силами. В итоге, с одной стороны, в войны гораздо шире, чем в классические эпохи, оказываются вовлечены гражданские специалисты нетрадиционного профиля – эксперты по пиар-работе, религиоведы, политтехнологи, психологи, социологи, наконец, менеджеры-управленцы.

С другой стороны, возник запрос на военачальника нового типа – не просто талантливого стратега и тактика, но и администратора, способного в равной степени успешно выигрывать военные кампании и налаживать мирную жизнь в побежденной стране, а также обеспечивать переделку этой страны согласно политическому дизайн-проекту, который в начале кампании уже имеется у нападавшего. Идеал командующего сегодня – не боевой генерал типа Георгия Жукова или Александра Суворова, а скорее генерал-реформатор вроде Дугласа Макартура, который не столько «победил» Японию, сколько скроил и утвердил основы ее новой политической системы в годы американской оккупации с 1945 по 1951 год. Этот тип сегодня воплощает генерал Дэвид Петреус, на которого поочередно возлагались миссии по замирению сначала захваченного американцами Ирака, а потом – Афганистана.

Новый тип войны, как и новый тип командующего – продукты изменившегося инструментального назначения боевых действий. В классические эпохи их целью чаще всего становился прямой контроль над тем или иным фрагментом земного пространства с его ресурсами. В нынешнем веке политическая цель нападения – не столько устранение врага, сколько приобретение партнера. Партнера, конечно, не равного, а младшего, ведомого, подчиненного, чувствительного к всестороннему влиянию более сильного участника такого партнерства.

Неравновесные и асимметричные партнерства, конечно, существовали и в прежние времена. Таковы союзнические отношения США со всеми странами НАТО, Японией, Южной Кореей, Австралией. Но эти партнерства складывались постепенно, на базе осознания общности проблем стран-партнеров в сфере безопасности. Причем строились они исключительно добровольно дипломатическим путем.

Новизна опыта ХХI века состоит в переходе Соединенных Штатов к формированию систем подобных партнерств через войну при помощи силы. Такого типа партнеров Вашингтон (и Брюссель?) намерены воспитать из Ирака, Афганистана и Ливии. Пока нет достаточного эмпирического материала для суждений о том, насколько эффективной окажется политика принуждения к партнерству. Но очевидно, что она начинает в возрастающей степени определять международную практику в той мере, как ее распространению способствует наиболее сильная держава – Соединенные Штаты.

Вряд ли случайно, что феномен принуждения к партнерству возник в последние 15 лет. Он не появился бы, если бы у относительно слабых стран была проблема выбора. Но сегодня международная среда такова, что государство, в силу каких-то причин привлекательное для Америки в роли «подчиненного партнера», имеет мало шансов уклониться от превращения в такового, не рискуя суверенитетом и безопасностью. Причина безальтернативности – гегемоническое положение США в мировом раскладе, и такое положение дел – непосредственный итог распада Советского Союза.

При биполярном порядке вербовать новых сателлитов приходилось осмотрительно, с оглядкой, дожидаясь особого стечения обстоятельств. Просто так захватить приглянувшуюся страну было опасно – та могла попросить поддержки у державы-конкурента, что было сопряжено с рисками. С распадом СССР риски исчезли. Часть бывших «братьев по социализму» бросилась союзничать с НАТО – это сулило экономические выгоды. На «переваривание» перебежчиков – включение их ресурсов в пул, открытый для использования Соединенными Штатами – ушло меньше 10 лет.

Потом выяснилось, что приобретенного путем добровольного пожертвования от новых партнеров оказалось недостаточно. Или качество ресурсов оказалось «не тем». Как бы то ни было, Евроатлантический регион со всем его потенциалом показался кому-то мал. НАТО заинтересовалось Азией. А поскольку среди азиатских стран идея радостного и добровольного перехода в ряды «ведомых американских партнеров» популярностью не пользовалась, то и понадобилась логика принуждения к партнерству.

Можно, конечно, ритуально порассуждать о «формирующейся многополярности», «многовекторности», группе БРИКС, Китае, наконец, о бесполюсной структуре мира. Интеллектуальные изыски. Игры разума. Остроумные наблюдения, а более всего – мечтательные или ностальгические гипотезы уважаемых и талантливых русских и иностранных коллег Эдуарда Баталова, Чарльза Капчана, Джона Айкенберри и некоторых других. Дело не в теории и полюсах, а в том, какой тип международного поведения продолжает господствовать. А доминирует тип поведения американо-натовский – наступательный, идеологизированный, с позиции комплексного превосходства и редко допускающий компромиссы. Если структура мира и меняется (в принципе этот процесс идет), то на уровне поведения государств это пока не очень заметно. Игнорировать структурные сдвиги нельзя, но не стоит и переоценивать их реальное значение.

Конфликты: невозможность урегулирования

Падение военно-политической конкурентности международной среды привело к изменениям в сфере урегулирования вооруженных конфликтов, где теперь преобладает одностороннее начало. Почти все серьезные региональные конфликты эпохи биполярности были конфликтами на истощение, помимо непосредственных участников к ним оказывались прямо, а чаще косвенно причастны несколько сильных и средних держав. Так было в Камбодже, на юге Африки, в Центральной Америке или Афганистане на «советском» этапе войны. Соответственно, эти конфликты завершались довольно широким многосторонним урегулированием, которое в ряде случаев красиво именовалось «национальным примирением». За вычетом особого случая Афганистана, такие примирения, в общем, сработали удовлетворительно.

Сегодня ничего похожего не случается. Урегулирования как таковые практически не происходят. За 20 лет можно вспомнить, кажется, единственный случай более или менее жизнеспособного урегулирования на многосторонней основе – национальное примирение в Таджикистане. Случайно или, напротив, показательно, что участие Запада в нем было минимальным. Выходит, и оно не было в полном смысле слова «равновесным», то есть выработанным при симметричном участии западных, прозападных и незападных сторон.

Значит, симметричные урегулирования вообще перестали работать в условиях отсутствия биполярности, а несимметричные работают не так, как прежде, в силу того, что в их основе не компромисс (баланс интересов), а подавление интересов менее сильной стороны интересами более сильной.

Вероятно, отсюда – заметный рост числа замороженных, но не урегулированных конфликтов – карабахского, приднестровского, югоосетинского, отчасти даже израильско-палестинского. Трудно признать дипломатически оптимальными или даже удовлетворительными решения по косовскому, абхазскому, северокипрскому вопросам. Более сильные стороны навязывают свои решения, но не могут обеспечить им необходимую международно-политическую поддержку. Односторонний тип регулирования преобладает независимо от того, Запад или не Запад оказывается его движущей силой. Стороны используют разные обоснования своих действий, но модель их поведения одинаково бескомпромиссна.

Любопытно, что прочность таких урегулирований должна вызывать серьезные сомнения, но реальность свидетельствует об ином. Подобные бескомпромиссные и в известном смысле незавершенные, неполные урегулирования демонстрируют относительную долговечность. Их, по-видимому, уже можно принимать как непризнанную норму, новый работающий инвариант конфликтного управления в XXI веке. Стоит ли в этом случае продолжать попытки втиснуть урегулирования подобных конфликтов в наши представления о том, «как все должно быть», если они сложились в биполярную эпоху и в этом смысле полностью не соответствуют современным реалиям?

При всей важности формально-правового оформления урегулирования в действительности важнее то, насколько эффективно может или не может обеспечивать мир и развитие решение, найденное эмпирическим путем, даже если его юридическое закрепление затруднено или невозможно – не в принципе, а в обозримой перспективе.

Отсутствие противовеса Западу в лице СССР привело к принципиальному изменению типа урегулирования международных конфликтов, сделав условия урегулирований менее сбалансированными, более односторонними, но тем не менее иногда довольно прочными. Не разумно ли признать объективный характер этого изменения и перестать тратить ресурсы на решение тех проблем, которые фактически уже прошли стадию «самоурегулирования» (как, скажем, в Кашмире) или были разрешены силой, с явным преобладанием интересов только одной из сторон, но достаточно глубоко и надежно (Босния, Косово, Абхазия, Карабах).

Интригует еще один аспект современной конфликтности. Если все перечисленные ситуации начинались как местные свары без участия больших стран, то конфликты 2000-х гг. возникли как прямое следствие нападения Соединенных Штатов на относительно слабые азиатские государства. Конфликты 1990-х гг. выглядят результатом более или менее спонтанных выплесков взаимной неприязни или непонимания соседствующих этнических групп и народов. Войны 2000-х гг. спланированы одной страной и кажутся подчиненными сквозной логике, исходящей из единого центра.

Их формальная идейно-политическая подоплека – демократизация при помощи силы. Реализуемая на наших глазах химера, по сравнению с которой меркнут марксистские догмы экспорта социалистической революции. Но идеология насильственной демократизации – прикрытие. Стратегический итог конфликтов 2000-х гг. выглядит как не вполне успешная попытка консолидации части международной периферии под эгидой США и на условиях ее превращения в зону преимущественно американского влияния. Отсутствие соперничества за влияние в этом поясе международно-политического пространства делают процесс такой консолидации полностью зависящим от воли и ресурсов Соединенных Штатов. В отсутствии Советского Союза ни Китай, ни Россия не могут и не стремятся помешать Вашингтону придать этому пространству наиболее выгодную ему конфигурацию.

Рыхлая, разреженная в конкурентном отношении международная среда провоцирует желание наиболее напористой части американского истеблишмента приобретать позиционные преимущества в материковой части Евразии с прицелом, по всей видимости, на возможное соперничество с Китаем. Урегулирование конфликтов с участием США не является урегулированием. Оно представляет собой силовое подавление очагов сопротивления экспансии военной ответственности НАТО на стратегически важные азиатские территории.

Причем вот уже 20 лет это подавление носит профилактический характер. Оно осуществляется с опережением, под предлогом необходимости демократизации мира и в любой точке планеты, если контроль над ней начинает казаться американскому истеблишменту необходимым для укрепления глобального превосходства, которое, в отсутствие СССР, Соединенные Штаты намерены сохранять как можно дольше.

Неслучайно в Вашингтоне с таким негодованием реагируют на строптивость Ирана – сильного и откровенного противника американизации Среднего Востока и северных фрагментов Южной Азии. Иран, не включенный в систему американских «подчиненных партнеров» и враждебный США, – брешь в том, что в перспективе может стать поясом дружественных Вашингтону государств от Северной Африки до Центральной Азии и границ с КНР.

Индия: модель партнерства на расстоянии

Россия после 1991 г. отступила по всем параметрам международной мощи и не достигла за 20 лет положения и статуса, которым обладал Советский Союз. Незападные страны выиграли от этой перемены не меньше, чем Запад. Китай и Индия смогли реализовать преимущества, которые обрели в 1990-х гг., когда Соединенные Штаты, не встречая сопротивления Москвы и ввиду маргинализации ее влияния, стали уделять этим государствам нарочито много внимания, желая предотвратить их возвращение к блокированию с Москвой против Вашингтона.

Особенно контрастной (по сравнению с эпохой биполярности и неприсоединения) выглядела международная переориентация Индии. В этом случае, вероятно, произошло уникально удачное для Дели наложение историко-экономических и международно-политических обстоятельств. Насколько можно судить, объективный ход социально-экономического развития Индии привел ее в 1990-х гг. к рубежу, когда для дальнейшего рывка стране был остро необходим приток передового технологического опыта, зарубежных инвестиций и общего прироста связей с наиболее развитыми государствами.

Советский Союз, даже если бы он сохранился, роста качества международных отношений Индии обеспечить бы не смог. Напротив, полувековая (и обоснованная военно-политической обстановкой) ориентация «скорее на Москву, чем на Вашингтон» была препятствием для «переброса внимания» Дели на связи с Западом. Разрушение СССР устранило это препятствие разом и совершенно безболезненно для Индии.

Примерно к этому же времени стало очевидным «истощение наследия» традиционного гандизма. Внутри страны сложилась двухполюсная политическая система. К руководству Индийского национального конгресса пришли новые люди, которые избегали разрыва с идейными ценностями Неру-Ганди, но обладали способностью подвергнуть их переосмыслению, избежав обвинений в ревизионизме. Новые политики отдавали должное важности сотрудничества с Москвой, но понимали, что не с его развитием связаны приоритеты страны.

Индия успешно включилась в экономическую глобализацию. Благодаря аутсорсингу индийские наукоемкие предприятия стали работать на американские корпорации, обогащая себя, принося доходы заокеанским корпорациям и наращивая индийский производственно-технологический потенциал. Сложилась экономико-производственная база индийско-американского сближения, так сказать, его материальная основа, «плоть» на «костях» возникшего политического интереса Дели и Вашингтона друг к другу.

Вопреки собственной воле, Индии «помог» и Пакистан. Подточенный внутренней борьбой между военными и гражданскими элитами, противостоянием центральной власти с племенным национализмом и сепаратизмом, наконец, борьбой светской власти с исламскими экстремистами Пакистан в 1990-х и 2000-х гг. перестал быть оплотом американской политики в Южной Азии.

Хуже того, обретение им в 1998 г. ядерного оружия в сочетании с внутренней нестабильностью создало угрозу «исламской бомбы» – опасность, которая способствовала сближению США с Индией и не только с ней. Индийская дипломатия смогла перехватить у Пакистана роль привилегированного партнера Соединенных Штатов в региональных делах. Вашингтон занял благоприятную для Индии позицию по поводу ее «нелегального ядерного статуса» и признал особенности позиций Дели по ряду международных вопросов. Сложилась нетипичная для биполярной эпохи ситуация американо-индийского партнерства, которое в основном заменило собой традиционную схему американо-пакистанского союза.

Пакистан не просто утратил прежде главенствующее положение в системе американских приоритетов в Южной Азии. В Америке стали разрабатываться сценарии, при которых Пакистан в результате внутренних катаклизмов (захват власти религиозными фанатиками) мог оказаться гипотетическим противником американской политики в регионе. Как бы то ни было, Индия оказалась привилегированным региональным партнером США – это было внове.

Но непривычно и другое. Индия не производит впечатления младшего партнера Вашингтона. Между тем хорошо известно, что равных партнерств американская внешнеполитическая традиция не признает. Это одна из главных причин того, что вот уже 20 лет не удается выстроить систему партнерства Соединенных Штатов с Россией. Поэтому и партнерство Дели с Вашингтоном – довольно специфический феномен, в котором элемент партнерских отношений уравновешен элементами самостоятельности Индии. Ощущая и признавая возросшую привязанность к американской экономике и политике, Индия не позволяет своей внешней политике «раствориться» в американской, стать ее очередной регионально-страновой эманаций – подобно внешней политике Великобритании, Японии или Польши.

С точки зрения американской традиции, в той мере, в которой Индия сохраняет свою внешнеполитическую самостоятельность в отношениях с США, американо-индийское сотрудничество и партнерством-то считаться не может. Разве что отношения Вашингтона и Дели представляют собой новый для Соединенных Штатов тип «партнерства на расстоянии», «отстраненного партнерства», то есть не особенно тесного.

Любопытно, что Индии в отношениях с Америкой отчасти удается то, что не удается России. Правда, специфика партнерства Дели с Вашингтоном состоит в том, что Индия пока больше приобретает от него, чем теряет. В этом состоит его отличие от квази-партнерских отношений Соединенных Штатов с Россией, в которых Москва при каждой попытке сблизиться с Вашингтоном теряет часть свободы действий – прежде почти безграничной. Индия, никогда подобной свободы действий не имевшая, не ощущает и ее ограничения, развивая сотрудничество с Вашингтоном, тем более что индийско-американские расхождения по пакистанской проблеме временно потеряли значение.

«Отстраненное партнерство» позволяет Индии сохранять конструктивные отношения с Вашингтоном и одновременно, не затрудняя себя самооправданием, участвовать во встречах БРИКС и связанным с этим, впрочем, не особенно активным дипломатическим и экономическим маневрированием. Распад биполярности и обессмысливание неприсоединения не помешали Индии использовать новые характеристики глобальной ситуации себе во благо. Вряд ли индийцы ностальгируют по СССР, хотя, возможно, они ему признательны – не только за исторические заслуги в деле укрепления независимости Индии, но и за объективное расширение пространства международного маневрирования, которое для них открылось после 1991 года.

«Стратегическое партнерство» по-китайски

Китай – другая история. В отличие и от России, и от Индии он не провозглашает стремления строить особенно близкие отношения с Вашингтоном. В Пекине слишком высоко ценят свободу рук. Для Соединенных Штатов партнерство – это своего рода режим американского покровительства для кого-то, кто таковое (по любым причинам) принимает. Партнерство по-китайски – это «партнерство символов и дальних целей»: «мы дружим против некой опасности», но каждый из нас дружит так, как считает это правильным и необходимым – лишь бы его действия не противоречили провозглашенной цели дружбы. Оригинальный, но работающий вариант.

Такой была логика китайско-американского и китайско-японского партнерства против «гегемонии одной державы» (читай – СССР) с 1972 г. приблизительно до XII съезда КПК в 1982 году. Много иногда пугающих намеков и заявлений, демонстративное, почти бурное дипломатическое маневрирование и… практически нулевой уровень реальных совместных действий.

В 1990-х гг. и позднее изменилась риторика. Но логика, похоже, сохранилась. Это китайская дипломатия внедрила в международный лексикон словосочетание «стратегическое партнерство». Но ни один специалист в КНР, России или США не знает, что это в действительности означает. Известно только, что такими «партнерствами» Пекин связал себя с широким кругом стран – больших и средних. Среди них – Соединенные Штаты и Россия, государства Центральной Азии, Япония и Южная Корея, некоторые страны Евросоюза и Юго-Восточной Азии.

Такое мудреное отношение к партнерству позволяет Пекину без всяких идейно-теоретических и политико-философских осложнений прагматично развивать отношения одновременно с Россией, Америкой, Индией – державами, в международных приоритетах которых бывает трудно найти общий знаменатель. Китайская дипломатия и не отягощает себя его поиском. Сотрудничество КНР с каждой из названных стран развивается словно в параллельных мирах. Если предстоит ссориться по вопросу о Сирии в Совете Безопасности ООН, то приоритет – дипломатический блок с Москвой. Если обсуждаются торговые преференции и режимы инвестиций в Восточной Азии, главное – взаимодействие с США и Японией. Если наступает очередной цикл ссор вокруг Тайваня – снова выдвигается незыблемость «единых» подходов Москвы и Пекина к территориальной целостности государств. Получается, «стратегическое партнерство» – это в основном взаимное решение «дружить долго и счастливо», не отягощая друг друга обязательствами об оказании практической помощи, но говоря о такой помощи и обещая ее оказать по возможности, если она не будет слишком затратной.

Трудно сказать, временным или принципиальным является такое отношение КНР к партнерству. Нередко кажется, что на самом деле Китаю очень симпатично американское понимание партнерства как партнерства ведущего с ведомым. Просто пока Китай еще не готов вести за собой слишком многих. В Пекине раньше, чем в Москве, признали: ведомые партнеры – бремя, которое должен нести тот, кто претендует на роль ведущего – к вопросу об отношениях России с соседями по СНГ.

«Школа Дэн Сяопина» научила китайцев соизмерять желания с возможностями. Поэтому для Китая вероятное освоение американского понимания партнерства – вопрос будущего. Пока китайская дипломатия действует на платформе необременительного «партнерства при желании и по возможности». Его и называют стратегическим. Словом, партнерство как ненападение.

Отношение Китая к нынешней России тесно переплетено с его отношением к советскому наследию. Не Россию, а скорее себя самого Китай видит восприемником той международной роли, которую 20 лет назад играл Советский Союз. Складывается впечатление, что в КНР испытывают даже некоторое чувство неловкости за русских политиков и просто граждан, которые недооценивают советские достижения, успехи культурного строительства и социального обустройства жизни в СССР – во всяком случае в период 1950-х – 1980-х годов.

Отсюда – многослойное восприятие современной России. С одной стороны – законная владелица исторического наследия, ценность которого сама не хочет и не может оценить должным образом. С другой – государство, которому в очередной раз не удается стать сильным настолько, чтобы проводить политику, достойную великой державы. Как, например, сохранить такую же степень независимости в международных делах, как у Китая, и одновременно быть столь же привлекательным экономическим партнером, как он, для стран, которые относятся к России с недоверием – прежде всего США?

С третьей – это страна, хоть и уважаемая, но доступная – объект использования в интересах возвышения самого Китая, который может, хочет и находит пути мирного освоения ресурсов России, не вступая с ней в открытое противоречие, но принимая во внимание все пороки российского государственного организма и общества. Вроде бы китайцам неловко так поступать, но если сами русские от эгоизма и алчности не могут навести порядок в своих делах, то почему надо упускать шанс воспользоваться системными пороками русской жизни ради своей страны. Горькие мысли – о нас, а не о китайцах.

Россия: власть как инструмент извлечения прибыли

Обманутая Борисом Ельциным, которого и самого одурачил Леонид Кравчук, Россия отреклась от Советского Союза в надежде быстро разбогатеть, избавившись от добровольной повинности субсидировать Закавказье и Среднюю Азию. Спустя 20 лет международно-политические издержки этой схемы заметней выигрышей.

Прежде всего сократился внешнеполитический ресурс России, который до сегодняшнего дня не достиг того, которым располагал СССР. Во-первых, не компенсирована материальная основа дипломатической работы. Ни одно новое российское посольство в странах СНГ не оснащено так, как полагалось оснащать советское представительство за рубежом в техническом отношении и с точки зрения обеспечения комплексной безопасности, включая защиту информации. Между тем, во всех странах СНГ спецслужбы широкого круга заинтересованных стран-конкурентов ведут активную разведывательную деятельность.

Во-вторых, сократился организационный ресурс российской дипломатии. 20 лет происходило вымывание с дипломатической службы кадров высшей квалификации за счет естественного старения, перехода в российский и иностранный бизнес или просто «утечки за рубеж». При этом привлекательность дипломатической работы для молодых упала ввиду недостаточного по современным критериям денежного обеспечения и невозможности получить жилье для того, чтобы обзавестись семьей и включиться в нормальный цикл биологического воспроизводства дипломатических кадров – во многом потомственных.

В итоге в целом уровень профессионализма дипломатов перестает расти, а многие уникальные квалификации дипломатических работников старой советской школы – прежде всего профессионалов-переговорщиков экономического и военно-политического профилей – оказались утерянными или находятся на грани утраты. При этом самостоятельное экономико-переговорное направление в работе официальной дипломатии не складывается из-за его малой востребованности: компании пытаются вести переговоры с зарубежными партнерами самостоятельно, а часто – скрывая эти переговоры от дипломатов в силу того, что содержание обсуждаемых сделок бывает «теневым» и «полутеневым».

В-третьих, невосполнимый ущерб понес ресурс культурно-психологического и идеологического влияния России, поскольку представлять образец жизненной привлекательности сегодня она в состоянии разве что для стран СНГ и ряда азиатских государств. При этом изменения в культурно-психологическом образе России, делающие ее комфортной для выходцев из Азии, снижают привлекательность российского образа жизни для носителей западных вкусов и стандартов.

Вспомним нескончаемые ряды ресторанов не русской, а кавказской кухни, азиатско-кавказские по виду, порядкам, обхождению и ассортименту товаров бывшие городские рынки Москвы и Санкт-Петербурга, наполовину азиатский облик пассажиров столичных метро и связанные с таким составом жителей разговорная и иная манеры общения. «Азиатизация» и «провинциализация» поведения затронула даже более образованную студенческую среду. Вместо того чтобы учить приезжих, например, кавказских соучеников (провинциалов, тяготеющим к полусельскому укладу жизни) хорошим столичным манерам, русские студенты сами перенимают у кавказцев их фамильярный «свойско-аульный» тип общения, пренебрежение к правилам городских приличий и культурного обхождения.

Поведение таксистов-частников и автолюбителей на российских дорогах – просто канон традиционной для советских лет «езды без правил» на дорогах Закавказья. Сегодня этот стандарт перенесен в столицу. Рассорившись с Грузией, мы делаем свою столицу похожей на «о-о-чень большой» Тифлис, Владикавказ или Баку. Юрий Лужков заложил коррупционно-бюрократическую основу московского процветания. Но он же дал старт азиатизации Москвы. Город, привлекательный для тех, кто алчен и беден, не ценит европейскую культуру и не собирается соблюдать закон. Как сломать этот низводящий нас тренд?

В-четвертых, трем правителям за 20 лет не удалось снять Россию с нефтегазовой иглы. Лишь к началу 2010-х гг. были сформулированы приоритеты поворота к наукоемкой экономике и сделаны неуверенные шаги, формально ориентированные в ее сторону. Государство снова сосредоточило в своих руках гигантскую власть и вернуло способность обеспечивать концентрацию средств на приоритетных направлениях. Но эффективность усилий по созданию наукоемкого сектора блокирована системой распределения бюджетных средств на основе «распила». Власть по сути дела не может ее разрушить в силу органичной встроенности этой системы в государственную машину со времен Ельцина.

Провинции после распада СССР вернулись к системе «кормления», мало изменившейся с русского средневековья. Лишившись надежд обогащаться за счет лояльности к федеральной власти, региональные элиты обратились к поиску доходов на местах. Для тех, кто обладал предприимчивостью, это было решением проблемы. Умение находить местные доходы, скрывая их от федерального и регионального налогообложения, стало ключом к богатству и власти. Провинции и провинциальные элиты научились жить и выживать без Москвы – беднее, чем в столицах, но не так уж плохо.

В сущности, они лишь повторяли опыт московского мэра, который тоже сумел отделить столичную городскую экономику от экономики общероссийской, отыскав такие источники местных доходов, которые в реальном измерении превосходили бюджеты многих федеральных ведомств.

В международном смысле особый интерес представляли практики общения региональных властей, включая столичные, с этнобизнесом – чужестранным, но не только с таким. Большинство руководителей русских провинций считают себя патриотами. Русские лозунги вне этноадминистративных субъектов федерации котируются высоко. Но все меняется, едва возникает соблазн обрести местный неучтенный доход. Например, от продуктового рынка, которым верховодят азербайджанцы, вещевой барахолки, подконтрольной вьетнамцам, или от нелегально поселившейся в заброшенной деревеньке китайской общины, которая завалила местный рынок отличной овощной продукций, оставаясь при этом «условно невидимой» для налоговых органов.

Не в этой ли укорененности практики местных «невидимых доходов» муниципальный властей, полиции и фискальных структур – источник разговоров о мирной и официально не улавливаемой «колонизации» чужеэтническими сообществами сельских и городских пространств российских регионов? Разрушение СССР замышлялось как освобождение России от «наднационального экономического ига». На деле оно открыло путь к установлению экономической власти, как никогда далекой от идей национального процветания России.

Сомнительно, чтобы чуженациональный бизнес работал на увеличение ресурса национальной внешней политики Российского государства. Не верится, что власть не замечает этой проблемы. Просто система обогащения элит после 1991 г. оказалась завязана на извлечении доходов в союзе с любым бизнесом. Патриотические задачи при этом роли не играют. Власть стала инструментом получения прибыли – в этом специфика российской политической системы и один из ее системных пороков.

***

С точки зрения российского национального сознания, главным итогом распада СССР было сокращение внешнеполитического потенциала и ослабление международных позиций России. С учетом развития российской политической системы по порочному кругу считать это ослабление обратимым нет оснований. Сопряженный с исчезновением Советского Союза распад биполярной структуры придал мировой архитектуре неравновесный характер, не способствуя при этом гармонизации международных отношений. Попытка США воспользоваться историческим шансом и закрепить в мире однополярную структуру, «спроектированную» под Соединенные Штаты, тоже не реализовалась. Отчасти – в результате ресурсозатратной внешней политики Вашингтона, отчасти вследствие объективных причин – перерастания сложности мирохозяйственных, культурно-идеологических миграционно-демографических и политических процессов того уровня, в пределах которого их вообще можно регулировать ресурсами и волей одной державы, даже такой мощной, как США. В мире должны сосуществовать альтернативы. Предложить их не может и не стремится ни одна из других серьезных держав.

А.Д. Богатуров – д. полит. н., профессор, заместитель директора Института проблем международной безопасности РАН, заслуженный деятель науки Российской Федерации.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 14 декабря 2011 > № 738715 Алексей Богатуров

В ноябре основные мировые фондовые площадки продолжили рост, хотя его темпы существенно замедлились по сравнению с октябрем. Лидером роста стал российский фондовый рынок, прибавивший 4 процента по индексу РТС. При этом российский рынок акций оказался единственным среди стран BRIC, продемонстрировавшим позитивную динамику в ноябре. По данным EPFR Global, отток средств из фондов, инвестирующих в российские акции, в ноябре сократился до 46 миллионов долларов против оттока в 487 миллионов месяцем ранее. А в отдельные недели месяца, впервые с июля текущего года даже отмечался чистый приток средств в российские акции.Противоречивые заявления европейских политиков по поводу решения финансовых проблем Еврозоны, политический кризис в Италии и Греции не способствовали желанию инвесторов покупать «рисковые» активы. Дополнительную нервозность на рынки вносили рейтинговые агентства, которые понизили рейтинги крупнейших мировых банков и ряда стран. Кроме того, Moody’s и Fitch предупредили о рисках для суверенного рейтинга Франции, и даже Япония получила серьезное предупреждение от S&P и МВФ о возможном снижении рейтинга.

Сильные данные по рождественским продажам в США и наметившийся прогресс в деле решения долговых проблем ЕС оживили спекулятивный спрос на риск в последнюю неделю месяца. Дополнительным фактором роста рынков акций в конце месяца стало решение ФРС и еще пяти крупнейших мировых центробанков о снижении стоимости долларовых свопов. И хотя эта мера не решит всех долговых проблем ЕС, сам факт способности проводить скоординированные действия является позитивным сигналом для рынков.

Среди данных макростатистики, выходившей в ноябре, можно выделить более высокие по сравнению с прогнозами индексы доверия потребителей и производственной активности в США. В Европе вышли неплохие данные по промпроизводству, розничным продажам, промышленным заказам. В целом, хотя опубликованную макростатистику и нельзя назвать «блестящей», она не препятствует росту на фондовых рынках.

Ожидания аналитиков и перспективы российского рынка акций

Несмотря на существенное восстановление в октябре и ноябре, российский рынок акций остается перепроданным по сравнению с другими развивающимися рынками. При этом российская экономика продолжает двигаться по восходящему тренду. Дополнительным фактором поддержки бумаг российских компаний остаются цены на нефть, которые, вероятно, сохранятся на высоком уровне в ближайшие месяцы. Результаты прошедших выборов в Госдуму носят довольно неоднозначный характер. Тем не менее, они, возможно, будут позитивно восприняты инвесторами, поскольку снимают один из факторов неопределенности. Не исключено, что в случае улучшения ситуации на мировых рынках котировки российских акций будут расти опережающими темпами.

Что касается внешних факторов, в ближайшие кварталы усилится политика стран ЕС, направленная на восстановление. В качестве фактора риска сохраняет свое значение политическое противостояние между правящими партиями США. В целом, статистика в глобальной экономике в основном поддерживает спрос на «риск», инфляционные индикаторы демонстрируют замедление темпов прироста, негативная тенденция опережающих индикаторов в ряде стран сопровождается усилением мер денежно-кредитного и бюджетного стимулирования.

Если говорить о России, годовой прирост инфляции в ноябре сократился до 6,8 процента против 7,2 процентов в октябре. Прирост промпроизводства и розничных продаж в январе-октябре составил 5,1 процента и 6,5 процента соответственно. Рост инвестиций в основной капитал составил 5,3 процента. Усиление политических противоречий между Россией и КНР с одной стороны, и западными странами с другой, в вопросах, связанных с санкциями против Ирана и Сирии, являются негативным фактором для долгосрочных прогнозов инвестиционной активности. Но результаты последних саммитов G20 показывают, что среднесрочные цели экономической политики ведущих стран по-прежнему совпадают.

Александр Осин, Игорь Додонов, Андрей Пальянов, ИК «ФИНАМ»

После того, как Standard&Poor’s «по ошибке» оповестил клиентов о снижении суверенного рейтинга Франции, а отозвал ложную информацию только тогда, когда континентальные рынки уже закрылись, Еврокомиссия решила всерьёз ужесточить контроль за работой кредитных рейтинговых агентств.

Французская «ошибочка» Standard&Poor’s привела к тому, что доходность по госдолгу Парижа на мировых торговых площадках резко подскочила, её отношение к доходности немецких гособлигаций выросло до рекордного уровня, а курс евро пошёл на понижение.

Теперь, если инициативу Еврокомиссии поддержат страны-участницы ЕС, то инвесторы, чьи убытки стали прямым следствием нечестных прогнозов, смогут требовать их возмещения через суд. Эксперты уже прогнозируют вал судебных исков к «большой тройке» – упомянутому S&P, а также Moody’s и Fitch.

В Евросоюзе на агентства ополчились ещё летом, когда Moody’s снизил рейтинг Португалии до «мусорного» уровня, а S&P, уронив рейтинг Греции сразу на три ступени, усугубил слухи о её банкротстве и спровоцировал в стране массовые беспорядки.

Обстоятельство, что всякий новый виток европейского долгового кризиса стартовал со снижения агентствами позиций очередного евроаутсайдера, подметили и американские власти, поддержавшие развёрнутую Старым Светом кампанию против рейтинговых агентств. На то у них были и собственные причины.

Откуда растут ноги кризиса

Именно агентства, а не банки, всё чаще называют ключевыми виновниками кризиса: в предкризисные годы «большая тройка» пожинала астрономическую прибыль, раздавая сомнительным ипотечным бумагам самые высокие оценки. Но окончательно чашу терпения за океаном переполнил августовский прогноз S&P о снижении рейтинга США, нанесший Штатам существенный репутационный урон.

И хотя два других рейтинговых кита свои оценки не поменяли, а минифину США даже удалось доказать, что аналитики S&P в расчётах «потеряли» целых два триллиона (!) долларов, этого аргумента (равно как и недвусмысленной реакции Овального кабинета: «Изумляет уже только масштаб ошибки!») для Standard&Poor’s оказалось недостаточно — он всё равно уронил американский рейтинг.

Пока власти США проводят расследование на щепетильную тему влияния жажды наживы на «независимость» работы аналитиков, а европейцы готовят обуздывающее «оценщиков» законодательство, отдельные организации и граждане планеты уже предъявляют агентствам свои претензии.

13 австралийских городов пытаются отсудить у S&P потерянные из-за необоснованного завышения оценок ипотечных бумаг $14 млн., крупнейший пенсионный фонд США выставляет «большой тройке» и вовсе миллиардный иск, а итальянские промышленные группы оспаривают правомерность снижения рейтинга их страны и обвиняют агентства в подрыве единой европейской валюты.

Зависимые независимые

Удары по «большой тройке» наносят и их недавние сотрудники. Так, бывший управляющий директор Moody’s Уильям Харрингтон подал на своего бывшего работодателя увесистую жалобу, подробно расписав практикуемую в агентстве «культуру» запугивания аналитиков с целью получения денег от заинтересованных корпораций и банков.

Собственно, никакой Америки экс-глава Moody’s не открыл. Если обратиться к истории рейтинговых агентств, то относительно независимыми были разве что отчёты Генри Пура, публиковавшиеся с 1851 года и ещё тогда влиявшие на ситуацию на Лондонской, Парижской и Франкфуртской биржах. Но уже в 1907-м агентства утратили независимость от корпораций, а к концу столетия торговля собственной свободой и вовсе вылилась в миллиардные обороты представителей «большой тройки».

Им по-прежнему продолжали приписывать утерянную агентствами уже более века назад роль независимых наблюдателей, а они, являясь сугубо частными компаниями, в своей работе ориентировались, прежде всего, на собственную, гарантированно высокую прибыль – а оттого при случае не брезговали смещать отдельные правительства и даже «топить» целые страны путём изменения их кредитного рейтинга.

Тем временем агентства продолжают кормить мировую общественность всё новыми поводами для недовольства: спустя всего неделю после ноябрьской «атаки на Францию» тот же S&P провернул схожий манёвр и с бразильским реалом. Для падения южноамериканской валюты хватило лишь 16 минут дезинформации, и её обрушение Standard&Poor’s вновь объяснил «технической ошибкой», а не столь напрашивающимся желанием агентства подзаработать на панике.

Впрочем, журналисты авторитетного Forbes предполагают, что эти фокусы скоро закончатся, поскольку до последнего времени «крышевание» «большой тройки» осуществлялось по принципу обмена услугами: пока США обладали рейтингом AAA, сами агентства сохраняли и олигопольное положение на рынке, и иммунитет против уголовного преследования в связи с предкризисными махинациями.

И если до того томного августовского дня, когда S&P так непредусмотрительно качнул капитолийскую лодку, они за свои вердикты не несли никакой ответственности, то в ближайшие месяцы ситуация таки имеет шансы измениться — причём, вплоть до банкротств агентств из-за невозможности расплатиться по многочисленным искам и арестов их руководителей.

Андрей Беляев

В ноябре 2011 г. китайские металлурги нарастили объем закупки импортной железной руды на 29% по сравнению с аналогичным показателем октября текущего года. В последний месяц осени в КНР было ввезено 64,2 млн т указанного сырья из-за рубежа. Таковы данные официальной статистики.

Отметим, что в октябре китайские компании закупили 49,94 млн т железной руды.

Ранее сообщалось, что объем зарубежных поставок железной руды в Китайскую Народную Республику к 2015 г. составит до 1 млрд т ежегодно. С таким прогнозом выступили специалисты австралийской горнодобывающей компании Fortescue Metals Group. По сравнению с уровнем 2010 г., китайский импорт указанного сырья увеличится на 60% к концу 2015 г.

Ко 2 сентября текущего года запасы импортной железной руды в крупнейших китайских портах увеличились на 0,5%, составив рекордные 95,59 млн т. Так, объем австралийского сырья вырос на 0,6%, достигнув 38,12 млн т, индийской – на 3,7%, до 14,17 млн т. В то же время запасы бразильской руды сократились на 0,55% и составили 22,97 млн т.

В ноябре 2011 г. объемы добычи железной руды в Поднебесной увеличился на 35% по сравнению с уровнем ноября 2010 г. и составил 126,4 млн т. С января по ноябрь текущего года производство руды в стране выросло на 27% по сравнению с аналогичным показателем прошлого года, выйдя на отметку в 1,2 млрд т.

Согласно исследованию Global Telecom Consumer Survey 2011, проведенному исследовательским институтом IBM Institute for Business Value, в ближайшие 2-3 года российский потребитель намерен увеличивать расходы на услуги связи. Однако при этом удерживать пользователя телекоммуникационным провайдерам становится все сложнее - 25% респондентов меняли оператора за последние 1-2 года.Компания IBM представила результаты исследования тенденций потребительского поведения в сегменте телекоммуникаций. 13,000 потребителей в 24 странах были опрошены с тем, чтобы выяснить, каковы потребительские приоритеты пользователей телекоммуникационного рынка товаров и услуг в мировом разрезе, какой опыт накоплен потребителями в этой сфере, из каких источников пользователь черпает информацию о новых предложениях рынка услуг связи и как он относится к своему провайдеру.

Данные по России, вынесенные в отдельный отчет, говорят о следующей положительной тенденции: в ближайшие 2-3 года 31% респондентов намерены увеличить расходы на звонки по мобильному телефону, sms и mms, 17% пользователей готовы платить больше за звонки со стационарного телефона, 26% будут увеличивать объем средств, отведенных в семейном бюджете на доступ к интернету. Эта статья расходов подкреплена высоким интересом российских потребителей к интернет-контенту: ежедневно 41% респондентов всех возрастов в России пользуются доступом к live video, 40% потребляют аудио контент (музыка, радио онлайн). Видео сервисы, контент которых создается самими пользователями (например, YouTube), просматривают 40% пользователей всех возрастов, а в группе от 25 до 40 лет процент еще выше - 50%. Видео в интернете передается или загружается хотя бы раз в неделю 91% пользователей всех возрастов.

Согласно выводам исследования, российские потребители готовы увеличивать расходы на услуги связи. Так, затраты на услуги мобильной связи, по мнению респондентов, займут четвертое место - после расходов на оплату счетов ЖКХ, отдых и транспорт. Счета за Интернет в рейтинге потребительских приоритетов занимают седьмое место, после трат на электричество и еду. Затратам на фиксированную телефонную связь потребители отводят десятое место. Вместе с готовностью тратить больше на связь и другие базовые услуги, российский потребитель продемонстрировал стремление снизить затраты на развлечения (театры и рестораны) и занятия спортом.

В целом, рынок телекоммуникационных услуг в России, в сравнении с другими растущими рынками, намного быстрее восстановился после событий 2008 года - тенденция в развитых странах прямо противоположная: как показало исследование IBM, потребитель будет урезать свои расходы по всем статьям, включая услуги связи.

Однако, данные опроса IBM свидетельствуют о непростых взаимоотношениях российского потребителя услуг связи и его провайдера: с одной стороны, пользователь готов увеличивать расходы на телекоммуникационные услуги, но, с другой стороны, в 52% случаев недоволен их качеством - например, беспроводной интернет большую часть времени доступен лишь для 58% респондентов. Отношения, чаще всего, портятся из-за денег - 15% респондентов считают, что за предоставляемые услуги они переплачивают. Современный пользователь, прошедший через финансовый кризис 2008 года, подходит крайне рационально к вопросу о том, кому и сколько платить.

Исследование иллюстрирует четкое разделение опрошенных на <защитников> и <противников> провайдеров услуг связи. Первых отличает лояльность к своему оператору и устойчивость к заманчивым предложениям со стороны провайдеров-конкурентов, а также желание и готовность советовать другим переключаться на услуги своего оператора. <Противники> питают не лучшие чувства к своему провайдеру, активно распространяя негативные отклики о нем среди своего окружения. На сегодняшний день <защитники> провайдеров в России в меньшинстве - их только 25%, против 52% антагонистов, недовольных качеством сервиса телеком-провайдера. Более того, статус <защитника> еще не означает, что пользователь не уйдет к конкуренту - 25% респондентов обеих групп меняли провайдера за последние 1-2 года, только среди <противников> переход происходит на 65% чаще, чем это случается у <сторонников>. Непостоянный характер отношений <провайдер-потребитель> в российской модели ставит Россию в середину списка всех стран, участвовавших в исследовании - между Швецией (23% переходов) и Италией (24%), Бразилией (25%) и Германией (26%). Минимальный процент <разводов> - в США (14%) и Австралии (15%), в конце списка - Индия с 39% и ОАЭ - с 41% .

Вызов для операторов связи заключается в том, что недовольные в России не жалуются, потому что <мое мнение ничего не изменит> и <дозвониться до колл-центра практически невозможно> (более половины ответов) или <нет желания стоять в очереди> (19% ответов). При этом негативные отклики активно распространяются - через социальные сети, в пространстве которых ежедневно <оседает> 82% респондентов моложе 25 лет, 69% пользователей в возрасте от 25 до 34 лет, 68% - от 35 до 39 лет, 57% - от 40 до 49 лет и 45% пользователей, старше 50 лет. Пользователь теряет интерес к сайтам провайдеров, традиционной рекламе, электронным рассылкам, <горячим> предложениям и магазинам розничной торговли - он, скорее, воспользуется поиском в интернете, например, для того, чтобы найти информацию о новых товарах и услугах телекоммуникационного рынка (75% ответов). 71% респондентов признались в консультациях с людьми, чье мнение для них важно - членами семьи, друзьями и коллегами, тогда как 54% респондентов обращаются к социальным медиа, блогам и тематическим дискуссиям, чтобы получить информацию о телеком-новинках. Настало время подумать о том, стоит ли продолжать работать на традиционных площадках, либо имеет смысл обратить свое внимание на социальные сети, где есть возможность реализации полномасштабных программ лояльности, которые помогут вернуть расположение российских потребителей.

<Выводы исследования говорят о том, что в динамичной конкурентной среде телеком-операторам становится все сложнее отвечать на растущие потребности российского потребителя, и это - долгоиграющая тенденция, - отметил Борис Поддубный, менеджер по развитию бизнеса, IBM в России и СНГ. - Перед операторами стоит новый вызов: они должны не реагировать на возникающие изменения, а предугадывать их. Дальновидные руководители понимают, какие преимущества в изменившейся ситуации может обеспечить использование клиентской аналитики и новых, интеллектуальных инструментов маркетинга>.

Австралийское Бюро ресурсов и энергетики (BREE) повысило прогноз экспорта железной руды в 2011-12 фингоду на 2,4%, до рекордных 460 млн. т. Это связано с разработкой новых месторождений для удовлетворения растущего спроса на импортную руду со стороны китайских металлургов.

В настоящее время Австралия переживает экспортный железорудный бум спроса со стороны азиатских рынков, которые сейчас относительно устойчивы к финансовому кризису в отличие от рынков Европы и США.

Представители железорудных компаний сообщают о замедлении темпов роста в Китае, одновременно отметив, что спрос на промышленную продукцию будет оставаться на высоком уровне.

Вторая по величине горнодобывающая компания Rio Tinto в прошлом месяце повысила прогноз добычи на 20 млн. т до 353 млн. т в первой половине 2015 г. с нынешних 240 млн. т. Кроме того, существует возможность увеличения данного показателя до 453 млн. т. Это поставит компанию на уровень крупнейшей в мире бразильской горнодобывающей компании Vale, которая планирует к 2015 г. нарастить добычу до 469 млн. т против 308 млн. т. в 2010 г. Для сравнения, BHP Billiton планирует увеличить добычу руды до 220 млн. т с нынешних 155 млн. т.

В отношении цен на железную руду, согласно прогнозу австралийского Бюро ресурсов и энергетики (BREE), в 2012 г. ее стоимость будет находиться на уровне $139/т, что на 9% меньше среднего уровня текущего года.

В то же время BREE сократило прогноз по экспорту коксующихся углей с 156 до 150 млн. т в текущем фингоду.

Руководители крупных автомобильных производств, действующих на территории РФ, уверены, что российский рынок будет расти и дальше.

Участники прошедшего в Калуге форума "Автоэволюция" считают, что у российского автомобильного рынка "огромный потенциал", отмечает Российская газета. Такой вывод сделал президент и управляющий директор General Motors в России и СНГ Джим Бовензи, оценивая рост ВВП на душу населения и количество автомобилей на тысячу человек в нашей стране.

В то же время руководство компаний-производителей отмечает, что производство автомобилей в России стоит дороже, чем, например, в Германии или Бразилии, и на 15% дороже, чем в Китае и Южной Корее. В частности, рост стоимости производства обусловлен высокими ценами электроэнергии, затратами на персонал, безопасность, вывоз мусора и прочими расходами, которые по словам спикеров на форуме, стали неприятной неожиданностью.

С другой стороны, как уже сообщал портал Kolesa.RU, вследствие соглашения с Еврокомиссией ввоз автомобильных запчастей в Россию может подешеветь или вовсе стать бесплатным. Это может существенно сказаться на уменьшении стоимости производства автомобилей в РФ.

Чешские производители самолётов могут получить один из самых крупных контрактов в истории авиационной промышленности Чехии. Китай заинтересован в размещении в Чехии заказа на строительство 1000 новых самолётов.

«Речь идёт о производстве совершенно нового типа самолёта, который ещё никогда не поднимался в небо», – сообщил генеральный директор агентства CzechInvest Мирослав Кршижек. По его словам, за проектом стоит консорциум чешских, американских и китайских компаний. Большую часть инвестиций предоставит китайская сторона.

Подробной информации о типе самолёта и о компаниях, участвующих в проекте, в CzechInvest не предоставили. По словам Кршижека, все подробности станут известны после подписания контракта, которое запланировано на январь 2012 года.

Чешские авиаконструкторские предприятия уже имеют опыт участия в международных проектах. Например, компания Aero Vodochody сотрудничает с бразильской Embraer, третьим крупнейшим производителем самолётов в мире. Компании вместе разрабатывают новый военный транспортный самолёт многопрофильного использования KC-390.

Второй по величине, после Пунта-дель-Эсте, курорт Уругвая Пириаполис (Piriapolis) отметил вчера открытие пляжного сезона 2011-2012.

Открытие, которое прошло при участии Министерства туризма и Ассоциации Развития и Туризма, включало в себя изготовление традиционной Гигантской Паэльи Пириаполиса (Paella Gigante de Piriapolis). На ее приготовление потребовалось 500 кг морепродуктов, 400 кг курицы, 200 кг риса, 150 кг свинины, 100 кг овощей и почти 200 литров бульона. Блюдо готовилось в емкости диаметром 4,5 метров на 18 специальных газовых горелках. Попробовать паэлью-гиганта смогли около 5 тысяч человек.

С подобным размахом открытие пляжного сезона в Пириаполисе проводится уже в 14-й раз. По словам организаторов, мероприятие привлекает на курорт, расположенный в 100 километрах от Монтевидео, не только жителей Уругвая, но и туристов из Аргентины и Бразилии.

Всемирный банк: общемировой объем рынка информационно-коммуникационных технологий составляет 3,279 трлн долл., на долю России приходится только 1,8% (1770 млрд руб.) мировых трат на ИКТ. Российский регион перспективен и может быть полезен участникам БРИКС, так как в нашей стране «сосредоточены высокотехнологичные технические и инженерные ресурсы». Поэтому фонды прямых и венчурных инвестиций в РФ вкладывают в IT и ИКТ. Но в грядущем десятилетии ситуация может в корне измениться: сегодня госструктуры чаще всего помогают компаниям из области здравоохранения и биотехнологий.

Всемирный банк привел данные, согласно которым общемировой объем рынка информационно-коммуникационных технологий составляет 3,279 трлн долл., при этом на долю России приходится только 1,8% общемировых затрат на ИКТ (1770 млрд руб.). Между тем минкомсвязи ранее озвучивало данные, согласно которым объем отечественного рынка ИКТ по результатам 2010 года составил 1919,1 млрд руб. В отчете Всемирного банка также указано, что по затратам на ИКТ в мире лидируют США – на них приходится 28% общего объема расходов. На еврозону приходится 26,1%, Японию – 9,3%, Китай – 8,1%, Индию – 2,2%. В отчете также отмечается, что российский регион довольно перспективен и может быть полезен участникам БРИКС, так как в нашей стране «сосредоточены высокотехнологичные технические и инженерные ресурсы». Также Россия может быть полезна тем, что «соседствует с ключевыми игроками данного рынка – Китаем, Японией и США». Именно поэтому фонды прямых и венчурных инвестиций в России охотнее всего вкладывают в IT и ИКТ.

Но эксперты полагают, что в грядущем десятилетии ситуация может в корне измениться: в последнее время помощь госструктур чаще всего оказывается компаниям из области здравоохранения и биотехнологий. В прошлом году в сегменте информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) было зафиксировано сделок на более чем 1 млрд долларов. При общем объеме рынка в 2,4 млрд долларов доля ИКТ составила 43%. Диспропорция распределения инвестиционного капитала по отраслям особенно заметна в сравнении с западным венчурным рынком. Так, в США IT-компании в прошлом году привлекли 7,2 млрд долларов, или 27% от общего объема инвестиций.

При этом некоторые эксперты прогнозируют, что в ближайшее время доля IT-проектов будет только увеличиваться. Так, к концу года Российская венчурная компания (РВК) собирается запустить кластерный фонд информационно-телекоммуникационных систем, мехатроники и робототехники с уставным капиталом в 1,5 млрд рублей, который будет вкладываться в робототехнику и создание IT-инфраструктуры, говорится в пресс-релизе компании. «Существует несколько причин, по которым инвесторы охотно вкладывают свои деньги в IT-стартапы, – говорит президент Национальной ассоциации инновационного развития и информационных технологий Ольга Ускова. – Индустрия информационных технологий, которая возникла в 1990-х годах, за прошедшие два десятка лет сформировала хорошую базу, которая оказалась необходима западным инвесторам, начавшим совместную работу с отечественными разработчиками».

«Доминирование интернет-проектов среди получателей инвестиций обусловлено относительно невысоким первоначальным объемом инвестиций, а также внятностью и понятностью бизнес-моделей проектов, – отмечает член Комитета Госдумы по информационной политике, информационным технологиям и связи Илья Пономарев. – Но самое главное, интернет-проекты обладают потенциально высокой и довольно быстрой доходностью инвестиций. Размер вложений в интернет-проекты и разработку ПО, особенно на ранней стадии, может быть крайне маленьким. Для старта проекта и организации команды порой может хватить десятков тысяч долларов. Это открывает дорогу в инвестиции тем, кто просто не владеет миллионами для вложения в более «тяжелые» области вроде энергетики. А поскольку информационные технологии так или иначе затрагивают большинство модернизационных направлений, неизбежна их более активная инвестиционная поддержка по сравнению с другими отраслями.

Как отмечается в отчете компании Cleandex за 2010 год, в России не существует субсидий для производителей биотоплива, а одна из его разновидностей – биоэтанол – вовсе приравнена к пищевому спирту, из-за чего облагается соответствующим акцизом, который выше стоимости литра обычного бензина. Однако есть и положительные примеры в сфере энергетики и энергосбережения. Так, можно вспомнить случай с компанией «Оптоган». Успех данного проекта, созданного при участии «Роснано», во многом обусловлен государственной поддержкой производства светодиодов. Но это скорее исключение из правил. Впрочем, интерес к ИКТ в целом и интернет-проектам в частности – мировой тренд, и здесь российские инвесторы просто стараются не отставать от зарубежных коллег. Успех Google, Facebook, Skype у всех на виду, и это закономерно порождает желание заработать много и быстро, говорят эксперты. «Интернет-сервисы и программное обеспечение – единственная в мире отрасль, в которой возможно за один год вырастить компанию с нуля до стоимости в миллиарды долларов», – уверен Илья Пономарев.

Насколько заметна активность российских инвестиционных фондов в сфере IT, настолько же скромной представляется рынку их активность в других областях. Российская ассоциация прямого и венчурного инвестирования (РАВИ) в своем обзоре рынка за 2010 год обращает внимание на игнорирование инвесторами компаний в таких сферах, как экология, альтернативная энергетика, новые материалы: «При этом указанные отрасли являются объектом активного интереса инвесторов за рубежом, не в последнюю очередь благодаря различным мерам поддержки данных отраслей со стороны государства». Такая диспропорция может привести к ситуации догоняющего развития этих отраслей в России, предупреждают аналитики ассоциации. В самом деле, во всем мире можно наблюдать все большее усиление позиций чистых технологий в списке интересов инвесторов.

По данным Cleantech Group, за прошлый год венчурные фонды в Северной Америке, Европе, Индии и Китае вложили в компании этого сектора 7,8 млрд долларов, что на 28% больше, чем в 2009 году. Помимо энергетики Россия остается на догоняющих позициях и в вопросах инвестиций в здравоохранение. Так, в 2010 году американские компании из этой сферы привлекли 7,4 млрд долларов. Причем основные инвестиции на сумму 3,4 млрд долларов пошли в сектор биофармацевтики. В то же время в отчет РАВИ не попало ни одной инвестиционной сделки, связанной с российским биотехом. «Отсутствие интереса к проектам из этой сферы со стороны частных российских фондов вполне объяснимо, – говорит Ольга Ускова. – Чтобы заниматься разработкой инновационных продуктов в данной отрасли, необходима серьезная инфраструктура. Такой стартап будет просить деньги на лабораторию, оборудование, проведение доклинических и клинических испытаний. Единственный выход – отдавать часть работ на аутсорсинг, причем иностранным компаниям, что хоть и менее дорогостоящее, но все же затратное дело. Только наличие мощной инфраструктуры обусловливает более активное вложение денег в биотехнологические стартапы в США – 14% от общего объема венчурных инвестиций в 26,2 млрд долларов».

Впрочем, по прогнозам РАВИ, в скором времени можно будет говорить о новом позитивном тренде. Ассоциация зафиксировала рост на 40% совокупного объема инвестиционных сделок в медицине и здравоохранении в 2010 году, в рамках которых было вложено 53 млн долларов. Пока, правда, это составляет всего 2,1% от общего объема прошлогодних инвестиций. В значительной степени эти отрасли обязаны приростом венчурным фондам, созданным в рамках государственно-частного партнерства. Так, фонды РВК в 2010 году вложили в медицину и фармацевтику 1,4 млрд рублей.

«Расклад сил на венчурном рынке будет все же меняться, – говорит Илья Пономарев. – Драйверами для новых отраслей могут стать новые профильные фонды, которые создаются при участии государственных институтов. Так, в начале 2011 года начал свою работу Биофонд РВК с запланированным размером уставного капитала в 1,5 млрд рублей. Его целью как раз и должно стать инвестирование в сервисные компании, которые будут предоставлять новым проектам услуги консалтинга, аналитики, а также лабораторные услуги. В идеале фонд должен будет создать экосистему, в которой смогут появляться и развиваться биотехнологические стартапы». При этом пока что доля инновационных препаратов на российском рынке, произведенных внутри страны, составляет, по оценкам экспертов, менее 1%.

В ноябре 2011 г. объем внешней торговли Китая вырос на 17,6% по сравнению с аналогичным показателем за прошлогодний ноябрь. Таким образом внешнеторговый оборот КНР достиг $334,4 млрд. Темпы роста были на 4% ниже уровня октября текущего года. Таковы данные китайского Главного таможенного управления.

Так, объем китайского экспорта составил $174,46 млрд. Это на 13,8% больше, чем в ноябре 2010 г. Импорт вышел на уровень в $159,94 млрд, увеличившись на 22,1% в годовом выражении. Профицит торгового баланса Поднебесной снизился на 34,9% по сравнению с аналогичным показателем прошлого года, составив $14,52 млрд.

С января по ноябрь 2011 г. совокупный объем внешней торговли страны достиг $3,309 трлн, увеличившись на 23,6% по сравнению с январем-ноябрем 2010 г. При этом экспорт составил $1,724 трлн, показав рост на 21,1%, а импорт — $1,585 трлн с приростом на 26,4%. Активное сальдо внешнеторгового баланса Китая сократилось на 18,2% в годовом выражении, снизившись до $138,4 млрд.

За одиннадцать месяцев 2011 г. объем экспорта и импорта КНР в рамках обычной торговли достиг $1,747 трлн, показав рост на 30,9% к уровню за одиннадцать месяцев 2010 г. В рамках толлинговой торговли аналогичный показатель текущего года составил $119,038 млрд, увеличившись на 13,4% в годовом выражении.

Наибольший объем взаимной торговли с января по ноябрь текущего года был достигнут между Поднебесной и Европейским Союзом. Он составил $517,11 млрд, прибавив 19,2% к аналогичному показателю прошлого года. На втором месте - США с объемом в $405,43 млрд, рост - на 16,9%, а затем следуют страны АСЕАН - $328,96 млрд, рост - на 25,1%. Торговый оборот между КНР и Японией за одиннадцать месяцев 2011 г. составил $312 млрд, увеличившись на 16,5% по сравнению с уровнем за одиннадцать месяцев 2010 г. При этом объем внешней торговли Китая с Австралией, Бразилией, Россией и ЮАР увеличился, соответственно, на 33,8%, 36,7%, 44% и 82,5%, составив $106,35 млрд, $77,56 млрд, $72,05 млрд и $41,45 млрд.

Парниковый пас

Россия выходит из Киотского протокола

Вадим Кантор, Игорь Крючков

Саммит по изменению климата в южноафриканском Дурбане в последний момент неожиданно завершился относительным успехом. Действие Киотского протокола продлено на пять лет. Новое международное соглашение по ограничению выбросов парниковых газов должно быть разработано не позднее 2015 года и вступить в силу с 2020 года, после его ратификации странами-участницами.

Споры о новых мерах по ограничению выбросов не утихали на конференции всю прошлую неделю. В какой-то момент стало казаться, что очередной климатический саммит не закончится никакими соглашениями. На финальном этапе переговоров обострились давние противоречия между развитыми мировыми экономиками (США, Канада, Япония, европейские страны) и развивающимися странами, основными выразителями интересов которых стали Индия и Китай.

Главный спор шел о финансовых обязательствах, которые соглашение наложит на страны-подписанты. США требовали, чтобы развивающиеся экономики сокращали количество парниковых выбросов теми же темпами, что и развитые державы. Одним из главных аргументов в пользу этой идеи является тот факт, что Китай и Индия в 2011 году, по данным ООН, занимают по выбросу парниковых газов в мире соответственно 1-е и 3-е место.

Впрочем, США, по этой же статистике, находится на 2-м месте, а Япония и Германия — на 5-м и 6-м. Китайская делегация в Дурбане в очередной раз обвинила западные страны в том, что они заставляют развивающиеся экономики производить больше парниковых выбросов, так как переносят сюда все вредное производство. Министр окружающей среды Индии Джаянти Натараджан высказался однозначно против подхода, согласно которому за парниковые выбросы должны платить все страны. По его мнению, было бы справедливо, если бы за потепление климата платили только развитые державы.

Большинство стран одобрило принцип, согласно которому каждая страна платит за собственные выбросы, хотя финансовое давление на развивающиеся страны будет несколько меньше. Однако Индию и Китай это не устроило. Индийская делегация отказывалась называть соглашение юридически обязывающим. После многочасовых дебатов остановились на компромиссной бразильской формулировке: у нынешних переговоров должен быть «юридический результат».

Сам Киотский протокол, предусматривающий ограничения по выбросу парниковых газов, был подписан еще в 1997 году, но вступил в силу лишь в феврале 2005 года, после того как его ратифицировало необходимое число стран. Киотский протокол не имел срока действия, но оговаривал период обязательств по сокращению выбросов, который заканчивается в конце 2012 года. Теперь, после того как конференция единогласно проголосовала за продление протокола, в течение будущего года будет разработан новый рабочий план, который определит, какие конкретно обязательства по сокращению выбросов возьмут на себя страны после 2012 года.

Россия (4-е место по количеству выбросов) наряду с Японией, Канадой и Новой Зеландией заявила о том, что не будет участвовать во втором периоде обязательств. Это следовало из выступления на конференции советника президента России по климату Александра Бедрицкого. «Российская Федерация привержена достижению всеобъемлющего, комплексного климатического урегулирования и в качестве конечной цели переговорного процесса видит единое универсальное соглашение по климату на период после 2012 года, которое охватывало бы все страны, как развитые, так и развивающиеся, прежде всего из числа основных эмитентов парниковых газов», — заявил Бедрицкий на пленарном заседании переговоров.

По мнению Александра Бедрицкого, после Дурбана «нам всем необходимо сосредоточиться на разработке нового глобального соглашения»: «Для этого необходима «дорожная карта» с четкими временными рамками для последовательных действий, которые должны привести к принятию всеобъемлющего климатического соглашения до 2016 года».

Сопредседатель группы «Экозащита!» Владимир Сливяк, находящийся в Дурбане как наблюдатель от неправительственных организаций, считает, что Киотский протокол, несмотря на все его несовершенство, до сих пор позволяет России получать средства на модернизацию промышленности через различные механизмы, не накладывая никаких обязательств на страну: «Мы выбрасываем намного меньше парниковых газов, чем разрешено. Понять логику отказа от присоединения ко второму периоду Киотского протокола невозможно, и для российского бюджета это плохие новости».

Не понимает такой позиции России и директор Центра экономики окружающей среды и природных ресурсов Высшей школы экономики Георгий Сафонов: «Если мы хотим выполнить задачу снижения энергоемкости ВВП на 40%, то у нас уровень выбросов либо останется на нынешнем уровне, либо должен снижаться с учетом замедления роста экономики».

Президент Аргентины Кристина Фернандес де Киршнер, инаугурация которой состоялась в субботу, привела к присяге новое правительство страны.

Новый глава кабинета министров Хуан Мануэль Абаль Медина (Juan Manuel Abal Medina) в нарушение протокола во время клятвы произнес: "Во имя Нестора, да, клянусь". Медина в течение многих лет был ближайшим помощником экс-президента Нестора Киршнера. Супруг Кристины Киршнер скончался в октябре прошлого года в возрасте 60 лет. До нынешнего назначения Медина возглавлял секретариат по общественным связям при правительстве Аргентины, в чьи функции входил также контроль за государственными СМИ. Он заменил Анибаля Фернандеса (Anibal Fernаndez), который был избран в Сенат Национального конгресса (парламента) Аргентины.

Вторым был приведен к присяге министр экономики Эрнан Лоренсино (Hernаn Lorenzino), возглавлявший с 2008 года департамент финансов в этом министерстве. Он заменил Амадо Буду (Amado Boudou), который был избран вице-президентом страны.

Третья новая фигура в правительстве Аргентины - министр сельского хозяйства, животноводства и рыболовства Норберто Яуар (Norberto Yahuar). Ранее он был секретарем по рыболовству в ранге замминистра. Бывший глава ведомства Хулиан Домингес (Juliаn Dominguez) победил на парламентских выборах и уже избран председателем нижней палаты Национального конгресса.

Остальные члены правительства сохранили за собой свои посты после инаугурации президента. МВД возглавил Флоренсио Рандассо (Florencio Randazzo), МИД - Эктор Тимерман (Hеctor Timerman), Минобороны - Артуро Пуричелли (Arturo Puricelli), министерство федерального планирования - Хулио де Видо (Julio de Vido), министерство труда и социальной защиты - Карлос Томада (Carlos Tomada), министерство общественного развития - Алисия Киршнер (Alicia Kirchner), министерство науки и технологии - Лино Бараньяо (Lino Baranao), министерство образования - Альберто Силеони (Alberto Sileoni), министерство промышленности - Дебора Джорджи (Dеbora Giorgi), министерство туризма - Энрике Мейер (Enrique Meyer), министерство юстиции и прав человека - Хулио Алак (Julio Alak), министерство безопасности - Нильда Гарре (Nilda Garre), министерство здравоохранения - Хуан Мансур (Juan Manzur).

По мнению аналитиков, немногочисленные изменения в составе кабинета министров Аргентины свидетельствуют о приверженности Кристины Киршнер тому курсу, который был избран в период ее предыдущего исполнения обязанностей в качестве главы государства.

На церемонии приведения к присяге министров присутствовали президенты Бразилии, Чили, Уругвая, Парагвая и Боливии, а также наследный принц Королевства Испании Фелипе.

Инаугурацию президента Аргентины освещали около тысячи журналистов, в том числе из Вьетнама, Сербии и Грузии.

Киршнер была переизбрана на второй срок на всеобщих президентских выборах 23 октября, набрав 54,11% голосов.

Президент России Дмитрий Медведев направил поздравление президенту Аргентины в связи с ее новым вступлением в должность и отметил, что Россия и в дальнейшем будет наращивать сотрудничество в сфере культуры, искусства и образования. Александр Соловский.

"Эра дешевой нефти закончилась" - президент бразильского нефтяного холдинга
"Петробраз" Сержиу Габриэлли.Заявил Габриэлли на конференции в рамках форума "Мировые поиски чистой энергии", организованного энергетическим информагентством Platts.

Как сообщает агентство ЭФЭ, Габриэлли избран как один из 12 кандидатов на
звание лучшего в нынешнем году руководителя нефтекомпании. Он заявил, что
предложения по поводу жидких углеводородов возрастут в ближайшие годы особенно со стороны развивающихся стран , но их поставки "столкнутся со многими противоборствующими ветрами".

Габриэлли полагает, что возобновляемая энергия является "жизненно важным элементом для создания устойчивого будущего".

В этой связи президент "Петробраз" предсказывает, что возобновляемая энергия
к 2030 году достигнет 15 проц от всех источников первичной энергии. В то же
время этанол составит 4 проц в транспортном секторе в мире.

"Если говорить о преимуществе биотоплива, то мы ожидаем, что его
превосходство в будущем будет возрастать", - заявил Габриэлли, который напомнил, что сейчас производство этанола сконцентрировано в основном в США и Бразилии, при том, что последняя является крупнейшим мировым производителем и экспортером сахара и этанола на базе сахарного тростника.

Бразилец считает, что его страна находится в "привилегированной позиции" для
активизации производства этанола, "не на неся ущерб окружающей среде", так как его выработка на основе сахарного тростника является более эффективной, чем использование кукурузы.

По расчетам Габриэлли, к 2017 году Бразилии понадобится использовать только
2,5 проц ее сельскохозяйственной земли для удовлетворения предложения по
этанолу.

Ситуация на китайском рынке чеснока, судя по всему, стабилизировалась после продолжительного падения цен на чеснок. Сейчас чеснок стоит около 0,9-1,3 юаней, сообщают эксперты. Падение цен на чеснок было вызвано увеличением посевных площадей чеснока в этом году после рекордно высоких цен на продукт, зафиксированных за последние несколько лет.

Одной из основных проблем, с которыми в последнее время сталкивается рынок чеснока в Китае, это слишком большое количество компаний-экспортеров, которые продают чеснок по ценам, ниже рыночных, что негативно сказывается на рынке и приводит к жесточайшей конкуренции. Некоторые компании снижают стандарты качества, чтобы выиграть конкурентную гонку, а это плохо, как для самих экспортеров, так и для их клиентов, а также оказывает дурное влияние на других участников рынка.

Многие китайские поставщики чеснока пытаются выйти на новые экспортные рынки, в частности на рынки таких стран, как Судан, Бразилия, Индонезия, ЕС.

Аргентина стремительно становится лидером по применению использованных бутылок при строительстве жилья. Сначала здесь соорудили дом из пивных бутылок, теперь в качестве стройматериала были использованы пустые пластиковые бутылки.

Помимо 1 200 пластиковых бутылок, которые составляют стены жилища, при возведении «Экологического бутылкодома» применялись алюминиевые банки и картонные упаковки из-под молока, сообщает портал Newstoday.co.uk .

Внутренние помещения разделены занавесками, которые сделаны из соединенных вместе бутылочных крышек. Крыша здания представляет собой сотни спрессованных упаковок из-под сока, алюминиевое покрытие которых отражает солнечные лучи, что поддерживает прохладу внутри дома.

Всего на сооружение крыши потребовалось 1 300 упаковок Tetra Paсk, окон и дверей – 140 коробок из-под компакт-дисков, кровати и стула – 200 и 120 пластиковых бутылок соответственно.

Необычный дом был сооружен Альфредо Альберто Санта-Крусом и находится в местечке Пуэрто-Игуасу.

Напомним, что в другом аргентинском городке – Кельмес – располагается строение, целиком сделанное из шести миллионов пивных бутылок.

Бразильская горнорудная компания Vale ведет переговоры с крупнейшей меткомпанией в мире ArcelorMittal по пересмотру действующих железорудных квартальных контрактов. Об этом сообщил глава железорудного департамента Vale Жозе Карлос Мартинс.

По его словам, Vale уже заключило подобное соглашение с тайваньской China Steel, предусматривающее не скидку, а переход на новую систему ценообразования. «Компании, которые желают перейти на более короткие контракты, уже не смогут вернуться к длинным соглашениям», - подчеркнул Мартинс.

Как отметил топ-менеджер, Vale сейчас устанавливает «временные» цены для потребителей, которые принимают новую систему. Разница по сравнению с квартальными ценами будет определяться в конце отчетного периода. На данный момент цены на 20% ниже, чем при квартальной системе.

По словам Мартинса, компания реализует почти 80% руды по квартальным контрактам, которые предусматривают пересмотр цен по спотовым котировкам за месяц до конца отчетного периода.

Китайская компания "Chongqing Grain" намерена вложить порядка 500 млн. долларов в переработку и перевозку сои в Бразилии//ИА "Казах-Зерно".

Следует отметить, данный проект может стать крупнейшей производственной базой пищевых масел за пределами Китая.

Первоначальная сумма инвестиций составит 100 млн. долларов в завод по переработке сои, мощность которого составляет 1,5 млн. тонн масла в год. Он начнет функционировать в 2013 году. В течение последующих лет будут построены заводы по рафинации сои, производству биотоплива и соевого лецитина.

Ранее, в этом году компания "Chongqing Grain" планировала инвестировать 2,5 млрд. долларов в постройку соеперерабатывающего комплекса в бразильском штате Байя. В прошлом апреле компания заключила сделку по покупке сельхозплощадей в Байе для выращивания сои.

"Chongqing Grain" активно ищет объекты для иностранных инвестиций, включая планы по выращиванию риса в Канаде, Австралии, Малайзии или Камбодже.

Верительные грамоты Президенту России вручили представители Гвинеи, Коста-Рики, Гвинеи-Бисау, Испании, Люксембурга, Сирии, Лаоса, Бахрейна, Джибути, Исландии, Анголы, Колумбии, Туниса, Великобритании, Белоруссии.

* * *

Д.МЕДВЕДЕВ: Уважаемые господа!

Открывая эту церемонию, хотел бы прежде всего сердечно вас поздравить с официальным началом вашей дипломатической миссии в Российской Федерации.

Рассчитываю, что ваша работа будет успешной. Её результаты послужат укреплению взаимовыгодных отношений между нашими странами.

Сегодня мир переживает целый ряд сложностей, глобальных и региональных, идут очень непростые процессы на севере Африки, на Ближнем Востоке, существует долговой кризис в еврозоне. В целом весьма непростая, даже, можно сказать, нестабильная ситуация на международных финансовых рынках. В этих условиях чрезвычайно важно принимать ответственные, согласованные решения, нам необходимо открыто и продуктивно сотрудничать.

Россия, безусловно, готова к самому широкому партнёрскому диалогу со всеми странами, здесь представленными, конечно, другими странами в интересах обеспечения международной стабильности и безопасности. При этом мы намерены и в дальнейшем проводить сбалансированную, корректную внешнюю политику, активно участвовать в создании более справедливой системы мироустройства.

Наша страна достаточно активно последние годы работает над реализацией очень важных интеграционных проектов, особенно выделю в этом контексте недавнее подписание Договора о зонах свободной торговли в рамках Содружества Независимых Государств, а также успешный запуск и успешное функционирование Таможенного союза России, Беларуси и Казахстана. С 2012 года это уже запуск Единого экономического пространства.

Отмечу также укрепление международного авторитета крупных организаций, Шанхайской организации сотрудничества. Всё более серьёзной становится роль в стабилизации и в укреплении глобального развития таких форумов, как форум БРИКС.

Мы неизменно уделяем внимание и нашему диалогу с Евросоюзом. В ближайшее время состоится очередной российско-европейский саммит на высшем уровне, который, я надеюсь, при наличии доброй воли сторон будет способствовать развитию многоплановых отношений, которые нас связывают с объединённой Европой.И, кстати, наглядным примером такого рода договорённостей даже в самых сложных международных условиях может служить договорённость по вступлению России во Всемирную торговую организацию. Мы рады, что этот переговорный процесс наконец завершился позитивно.

Хотел бы также выразить надежду на то, что в конечном итоге, в окончательной перспективе мы сможем преодолеть и известные всем сложности, возникшие в настоящий момент у нас во взаимоотношениях с Североатлантическим альянсом, и продолжить развитие сотрудничества с альянсом в духе взаимопонимания в целях глобальной стабильности и безопасности. Уверен, что все страны, которые вы представляете, заинтересованы в выстраивании именно таких отношений – отношений равноправных, уважительных и взаимовыгодных.

Теперь несколько слов об отношениях с теми государствами, которые вы имеете честь представлять.

Мы высоко ценим более чем полувековые традиции дружбы и сотрудничества России с Гвинеей и намерены их приумножать, наращивая потенциал двусторонних связей.

Республика Коста-Рика стала первым государством Центральной Америки, которое установило свои отношения с Россией, в следующем году этим отношениям, кстати, исполнится 140 лет. Рассчитываем, что их уровень будет расти и прежде всего в сфере торговли, культуры и образования.

Мы заинтересованы в укреплении дружественных связей с Гвинеей-Бисау и совместном поиске перспективных, взаимовыгодных направлений сотрудничества.

Мы рады развитию нашего партнёрства с Испанией. В его основе близость подходов к ключевым проблемам современности и многовековое взаимное уважение, симпатия наших народов. Стремление к более тесным контактам наглядно продемонстрировало и проведение перекрёстных годов – масштабного проекта, который совсем недавно закрылся в Мадриде.

Великое герцогство Люксембург – один из наших перспективных финансовых и инвестиционных партнёров в Западной Европе. В наших общих интересах использовать этот потенциал в торгово-экономической, научно-технической, да и в других областях.

Дружба, взаимная симпатия характеризуют исторические отношения между Россией и Сирийской Арабской Республикой. Именно это, а также стремление не допустить размывания основополагающих норм международного права, принципов межгосударственных отношений определяют наши подходы к тем сложным испытаниям, которые в настоящий момент выпали на долю Сирии. Мы исходим из того, что самым главным является то, чтобы сирийцы могли самостоятельно, без какого-либо вмешательства извне, стабилизировать ситуацию, остановить насилие и наладить эффективный общенациональный диалог.

Недавний визит Президента Лаосской Народно-Демократической Республики в Россию придал дополнительный импульс нашему двустороннему сотрудничеству. Были достигнуты важные соглашения в торгово-экономической и гуманитарной областях.У нас конструктивные, добрые отношения с Королевством Бахрейн. Это хорошая основа для выхода на конкретные результаты в нефтегазовой, инвестиционной и других сферах.

Рассчитываю, что открытие в Москве посольства Джибути послужит расширению связей между нашими странами, в том числе в целях укрепления мира и безопасности на северо-востоке Африки.

Мы ценим наше сотрудничество с Исландией, которое динамично развивается, охватывает всё более широкие сферы, в том числе и сферу инноваций, для нас ценную. Мы будем приумножать этот капитал, работая совместно и в арктических широтах.

Вспоминаю с теплотой и свой визит в Анголу в 2009 году, переговоры с Президентом Жозе Эдуарду душ Сантушем. Надеюсь, что наша совместная работа по реализации двусторонних договорённостей позволит нам и впредь обеспечивать высокую динамику двустороннего сотрудничества.

Хотел бы отметить высокий уровень взаимодействия с Республикой Колумбия, одним из наших важных партнёров в Латинской Америке. Мы намерены и в дальнейшем способствовать наращиванию сотрудничества, прежде всего в энергетике, машиностроении и других областях.

В последние годы отношения между Россией и Тунисской Республикой находились на подъёме и достигли серьёзных показателей. У нас есть все возможности для того, чтобы и дальше продолжить этот путь и открыть дорогу к перспективным совместным проектам на новом этапе демократического развития Туниса.

Взаимодействие с Великобританией является важным фактором укрепления стабильности и безопасности в Европе. Уверен, что продвижению нашего сотрудничества будет способствовать и реализация подготовленной и подписанной Программы партнёрства для модернизации. Эта тема была, кстати сказать, одной из ключевых в ходе визита в Россию Премьер-министра Дэвида Кэмерона. Мы подтверждаем наше желание и дальше развивать наши отношения с Великобританией в духе конструктивного взаимодействия.

Естественно, мы намерены развивать особые отношения, которые существуют у нас с Беларусью. В нынешнем году эти отношения получили дополнительный импульс. Свидетельством тому является и ряд принципиальных договорённостей, которые недавно были достигнуты в ходе заседания Высшего госсовета Союзного государства. Мы последовательно будем укреплять интеграционное взаимодействие с Беларусью как на двустороннем треке, так и в многостороннем формате. Здесь я хотел бы отметить то, что мы выходим действительно на существенно более продвинутый уровень кооперации, я имею в виду создание Единого экономического пространства.

Уважаемые господа!

Рассчитываю на то, что ваш богатый дипломатический опыт будет способствовать приумножению традиций дружбы и партнёрства, которые связывают Российскую Федерацию с вашими странами.

Искренне желаю вам удачи, успехов в работе в России и благодарю вас за внимание.

Один из крупнейших мировых автопроизводителей General Motors

General Motors - одна из крупнейших компаний-производителей автомобилей, была основана в 1908 году. Международная штаб-квартира компании расположена в Детройте; на предприятиях GM, находящихся почти в 120 странах мира, трудятся 209 тысяч человек. GM и ее стратегические партнеры производят легковые и грузовые автомобили в 31 стране, в том числе обслуживают и продают группу следующих брендов: Baojun, Buick, Cadillac, Chevrolet, GMC, Daewoo, Holden, Isuzu, Jiefang, Opel, Vauxhall и Wuling.

В России GM располагает собственным заводом GM-Auto в Санкт-Петербурге, совместным предприятием GM-"АвтоВАЗ" в Тольятти, производством на автосборочном предприятии "Автотор" в Калининграде. В 2010 году продажи General Motors в России составили почти 160 тысяч автомобилей.

планирует по итогам 2011 года увеличить продажи автомобилей в РФ на 65-70% по сравнению с 2010 годом - до 243-245 тысяч, сообщил журналистам на форуме "Автоэволюция 2011", организованном газетой "Ведомости", президент и управляющий директор GM в России и СНГ Джим Бовензи.

"Мы планируем продать в 2011 году 243-245 тысяч автомобилей", - сказал он, добавив, что это на 65-70% больше, чем в 2010 году.

При этом Бовензи сообщил, что российский автомобильный рынок по итогам 2011 года вырастет на 50%, и GM увеличит свою долю рынка в РФ. Отвечая на вопрос о перспективах автомобильного рынка в РФ в 2012 году, Бовензи сказал, что такого роста, как в 2011 году, не будет. "Это связано с волатильностью мировой экономики", - сказал он.

Кроме того, представитель компании сообщил, что в начале 2013 года GM планирует начать продажи в России бюджетного автомобиля Chevrolet Cobalt. По его словам, планируется, что автомобиль будет ввозиться из Узбекистана. Его продажи составят несколько десятков тысяч. Бовензи отметил, что производство в России Chevrolet Cobalt пока не предполагается.

Он также сообщил, что в 2012 году GM начнет продажи в России автомобилей Chevrolet Cruze в кузове "хэтчбек", новый Opel Zafira, Chevrolet Aveo и Chevrolet Camaro. По его словам, сначала Chevrolet Aveo будет собираться методом крупно-узловой сборки на калининградском предприятие "Автотор", а к концу года планируется запустить тестовую сборку на Горьковском автозаводе.

Кроме того, Бовензи сообщил, что "GM-Автоваз" планирует начать выпуск новых автомобилей Шевроле "Нива" и "Лада" 4х4 в 2015 году.

General Motors была основана в 1908 году и сегодня выпускает легковые и грузовые автомобили в 34 странах, продает и осуществляет техобслуживание - в 140 странах. Штаб-квартира концерна находится в Детройте, штат Мичиган, общая численность персонала - 244,5 тысячи человек. Крупнейшим рынком сбыта GM являются США, за ними следуют Китай, Бразилия, Великобритания, Канада, Россия и Германия.

По итогам третьего квартала 2011 года GM сократил чистую прибыль на 15% - до 1,7 миллиарда долларов.Завод General Motors.

Вторая партия венесуэльского золота, размещенного ранее в хранилищах западноевропейских и американских государств, вернулась во вторник в страну, сообщил президент Венесуэлы Уго Чавес на пресс-конференции в Каракасе.

"Как мы можем держать венесуэльское золото в Лондоне, если в один прекрасный день может быть издан указ или НАТО скажет: это золото - наше?" - заявил Чавес.

О намерении вернуть золотой запас страны в хранилища на национальной территории Чавес заявил в августе 2011 года. По его словам, Венесуэла планирует разместить оперативные международные валютные резервы в "дружественных" странах - Бразилии, Китае и России. Перевод валютных резервов из Европы и США в эти государства будет способствовать "оздоровлению ресурсов страны перед приближающимся мировым капиталистическим кризисом", отметил тогда Чавес.

Первая партия венесуэльского золота была репатриирована в конце ноября. Глава Центробанка Венесуэлы Нельсон Мерентес (Nelson Merentes) сообщил тогда, что золото было получено из нескольких европейских стран, однако не уточнил объем партии. Всего, как ожидается, в страну будет возвращено золота на сумму около 11 миллиардов долларов.

В ходе пресс-конференции Чавес отметил, что сейчас нет ничего менее надежного, чем держать золото в европейских и американских банках, над которыми витает угроза банкротства. "Я ничего не имею против Европы, я просто говорю правду, и европейцы уже начинают сами признавать серьезность ситуации", - сказал президент Венесуэлы. Дмитрий Знаменский.

По сообщению Ассоциации целлюлозно-бумажной промышленности Бразилии, с января по октябрь 2011 доходы от экспорта бразильской продукции ЦБП в общей сложности составили 6,0 млрд.долларов (рост на 8.5% по сравнению с тем же периодом 2010г.). Из этого количества экспорт целлюлозы составил 69.2%, то есть US$4,2 миллиарда (рост 7.2%), доходы от экспорта бумаги выросли на 11.6% и достигли US$1,8 миллиардов.

В указанном периоде производство оставалось устойчивым относительно прошлого года: с января до октября 2011 было произведено 11.7 миллионов тонн целлюлозы. Производство бумаги в этот же период достигло 8.2 миллионов тонн.

Объем продаж на внутреннем бумажном рынке также оставался устойчивым относительно 2010 года. Импорт бумаг увеличился на 1.5% с января до октября 2011, по сравнению с тем же самым периодом в прошлом году. В общем количестве импорт печатных и писчих бумаг сохранился на прежнем уровне, в то время как импорт картона вырос на 7.1% относительно объема прошлого года.

Вырубка лесов бразильской Амазонии сократилась за год на 11% и достигла самого низкого уровня с 1988 года, сообщил Национальный институт космических исследований (Inpe) Бразилии.

По данным спутникового мониторинга Inpe, с августа 2010 года по июль 2011 года площадь амазонской сельвы сократилась на шесть тысяч 238 км2. Это - наименьший показатель за все время ведения подобных исследований, начавшихся в 1988 году, отмечает институт.

Площадь вечнозеленых лесов Амазонии составляет более 5,2 миллиона квадратных километров. Одна из основных причин незаконных вырубок - использование освободившихся земель для скотоводства.

С помощью комплекса налоговых льгот для фермеров и ужесточения государственного контроля за последние годы бразильскому правительству удалось значительно снизить темпы вырубок. В районы, где сложилась наиболее сложная ситуация, для патрулирования лесов в помощь полиции и экологам были привлечены подразделения армии и Национальной гвардии.Амазония.

В 1991 г. Китай на два века отставал по объемам зарубежных вложений от Франции и Великобритании. Спустя 20 лет иностранные инвестиции Поднебесной выросли более чем в 30 раз, по их объему стана вырвалась в тройку мировых лидеров. Стремительные темпы роста экономики, а также желание Поднебесной всерьез укрепиться на мировой арене свидетельствуют в пользу того, что Китай готов инвестировать за границу гораздо активнее, однако на пути китайского инвестиционного потока возникает все больше преград

“Китай не только ведущий в мире получатель прямых иностранных инвестиций, но и экспортер капитала”, – говорил в 2004 г. высокопоставленный чиновник ЮНКТАД (Конференция ООН по торговле и развитию) Чжан Сяонин. И это действительно так. В последние годы КНР считалась одним из самых привлекательных в инвестиционном отношении государств. Стремясь сэкономить на рабочей силе и сократить затраты, большинство компаний перенесли сюда производственные базы, превратив страну, без преувеличения, в гигантскую мировую фабрику. Несмотря на это, инвестировать за рубеж долгое время решались лишь немногие китайские компании – у остальных не было ни возможностей, ни стимулов. Но постепенно ситуация меняется – Китай становится активным и влиятельным инвестором.

Экспортер капитала

О масштабах и темпах превращения Китая в крупного внешнего инвестора свидетельствуют данные о китайских иностранных инвестициях в 2010 г., опубликованные в начале сентября министерством коммерции КНР, Национальным бюро статистики и Государственным управлением валютного контроля. По итогам прошлого года, Поднебесная вложила в зарубежные рынки $68,81 млрд, став пятым по величине иностранным инвестором. Всего же общий объем китайского капитала за пределами страны достиг $317,21 млрд, а число инвестировавших за рубеж китайских компаний выросло до 16 000. На сегодняшний день Китай вложил деньги в экономику 178 стран и регионов мира. При этом большая часть инвестиций, по официальным данным, сосредоточена в Азии и Латинской Америке: на эти регионы приходится соответственно $228,14 млрд и $43,88 млрд, или суммарно 85,7% всех переведенных за пределы Поднебесной средств. Согласно данным Центра изучения Азии при Фонде “Наследие” (стратегическом исследовательском институте США), в прошлом году Пекин больше всего инвестировал в энергетический сектор. На втором месте была металлургия, на третьем и четвертом – финансовый сектор и недвижимость.
Вкладывать средства в зарубежные экономики КНР начала фактически в конце 80-х, но превращаться в активного экспортера капитала – лишь десять лет назад. В 1991 г. объем инвестированных за границу китайских средств составлял всего $3 млрд – приблизительно столько же Франция и Великобритания вкладывали за пределами своих стран в XIX веке. Однако к 2002 г., по данным ЮНКТАД, объем зарубежных инвестиций Китая достиг уже $35 млрд. А в 2009-м Китай стал пятым (после США, Франции, Японии и Германии) крупнейшим инвестором в мире с $56,5 млрд экспортированных капиталов. Как рассказал в интервью “Вестнику” Дерек Сизорс из Центра изучения Азии, с 2005-го по середину 2011 г. Китай перевел за пределы страны в общей сложности $260 млрд. Такой скачок, по его словам, обусловлен двумя факторами. Во-первых, за долгие годы Поднебесная аккумулировала огромные запасы иностранной валюты. Сейчас они превышают $3 трлн, при этом большая часть сосредоточена в национальном суверенном фонде China Investment Corporation (CIC), созданном как раз для инвестирования за пределами страны. Во-вторых, китайские компании набрались опыта и поняли, что могут экспортировать капитал за границу и таким образом становиться частью мировой экономики. Так, в прошлом году автоконцерн Geely успешно поглотил шведского производителя легковых автомобилей Volvo, а в 2004-м Lenovo за $1,75 млрд купила подразделение IBM по выпуску персональных компьютеров. Дерек Сизорс полагает, что в ближайшие пять лет инвестиции Китая удвоятся и превысят $500 млрд. По оценкам США, к 2020 г. китайские компании будут владеть по всему миру активами на сумму от $1 трлн до $2 трлн.

На страже интересов

Правда, путь китайских компаний в мировую экономику нельзя назвать легким. Большинство их попыток приобрести активы за границей встречают яростное сопротивление. Антипекинская риторика особенно сильна в Вашингтоне. Местные чиновники опасаются, что китайские компании, большинство которых частично или полностью принадлежат государству, получат доступ к военным секретам и природным ресурсам или перенесут производство купленных в США компаний на свою родину. “Многие из корпораций Китая настолько тесно связаны с государством, что сложно понять, где заканчивается компания и начинается страна”, – так сенатор Джек Рид прокомментировал ситуацию агентству Reuters.

Яркий пример нежелания Запада открывать двери китайскому капиталу – история с Государственным нефтяным концерном CNOOC. В 2005 г. ему пришлось отозвать заявку на покупку калифорнийской нефтяной компании Unocal за $18,4 млрд наличными. Причиной отказа от сделки стало не только нежелание совета директоров Unocal поддержать предложение китайцев, но и сопротивление политических кругов США. Многие американцы усмотрели в слиянии угрозу экономическим и национальным интересам Соединенных Штатов и призвали тогдашнего президента Джорджа Буша принять соответствующие меры. “Беспрецедентное политическое сопротивление, которое последовало за нашим предложением, было беспочвенным и достойным сожаления. Такая политическая среда помешала правильно оценить наши шансы на успех”, – комментировали сложившуюся ситуацию в концерне CNOOC. При этом компания подчеркнула, что готова была повысить цену предложения, если бы не сильное политическое сопротивление. В результате Unocal досталась соотечественнику – энергетической компании Chevron, предложившей почти на $1 млрд меньше, чем китайский инвестор. Можно привести еще пару подобных примеров. В 2008 г. американцы заблокировали покупку производителя электроники нового семейства 3Com за $2,2 млрд консорциумом, в который входила одна из ведущих китайских телекоммуникационных компаний Huawei. А в 2010 г. Sprint Nextel (крупный провайдер Интернета) отказался от сотрудничества с китайскими холдингами Huawei и ZTE после того, как группа американских сенаторов написала письмо в Федеральную телекоммуникационную комиссию США и даже самому министру финансов Тимоти Гайтнеру с просьбой помешать сделкам. Сенаторы обосновывали нежелание открыть американский рынок, в частности, Huawei ее связями с китайской армией, Ираном и некоторыми африканскими странами.

Впрочем, США далеко не единственные противники китайской экспансии. В конце сентября в Мьянме был заморожен проект по строительству плотины Мьисоун стоимостью $3,6 млрд, которым занималась крупная энергетическая компания China Power Investment. Против проекта выступили не только экологи, но и политики, к примеру, известная оппозиционерка Аун Сан Су Чжи, так как предполагалось, что большая часть выработанной электроэнергии будет уходить в Поднебесную. Случившееся стало настоящим ударом для Китая, который долгие годы пользовался благосклонностью правящей мьянманской хунты.

Надо сказать, что иногда против зарубежных сделок выступают сами китайские регуляторы. Так, зимой 2010 г. они не одобрили покупку автомобильным концерном Tengzhong бренда Hummer за $150 млн Причины отказа не раскрывались, но мировые аналитики высказывают несколько версий. Вот три основных: во-первых, у Tengzhong нет никакого опыта работы за пределами страны; во-вторых, Hummer убыточен; в-третьих, автомобили Hummer потребляют слишком много горючего, а Поднебесная сейчас прикладывает немалые усилия для развития экологичных транспортных средств.

Власти открывают дорогу

Сегодня официальный Пекин продолжает предпринимать меры, способствующие расширению присутствия китайских компаний в других странах. В 2009 г. власти приняли закон, в соответствии с которым упрощен порядок одобрения проектов национальных компаний по зарубежному инвестированию. А в марте нынешнего года на государственном уровне было обещано в рамках 12-го пятилетнего плана развития экономики содействовать расширению торговых сетей китайских компаний за границей. В начале сентября на проходящем в Сямэне Международном инвестиционном форуме вновь прозвучало заявление о том, что будут приняты меры, способствующие инвестированию китайских компаний за рубеж. В связи с этим возникает вполне логичный вопрос: зачем Поднебесная уделяет столь пристальное внимание инвестициям за границу и постоянно увеличивает их объемы? Наблюдатели приводят несколько причин.

Во-первых, Пекин стремится диверсифицировать портфель активов. В течение шести лет Китай активно скупал американские правительственные облигации (сегодня КНР владеет казначейскими бумагами примерно на $1,6 трлн), что играло на руку США, ведь эти инвестиции помогали стране финансировать госдолг. Однако нынешняя уязвимость американской валюты заставляет китайские власти уходить от долларовых активов. Во-вторых, учитывая темпы роста экономики, а это около 10% в год, стране необходимы ресурсы, которых у нее практически нет. “Китай инвестирует главным образом в железо, нефть, уголь, газ, медь и т. д. Для снабжения промышленного сектора Пекину не хватает именно этого сырья”, – утверждает Дерек Сизорс. Поэтому, по его словам, Поднебесная старается закрепиться в странах, которые богаты такими ресурсами. В основном, это Австралия, Бразилия, Иран, Нигерия. В 2008 г. китайский металлургический холдинг Chinalco совместно с американской Alcoa прибрел 12% англо-австралийской горнодобывающей компании Rio Tinto за $14,05 млрд (вложения американцев составили всего $1,2 млрд), а через год сделал предложение об увеличении своей доли, но получил отказ. В-третьих, у китайских компаний нет технологий, которые могли бы сделать их более конкурентоспособными. КНР является, по большей части, производителем устройств, разрабатываемых другими странами. Один из известных примеров: три года назад концерн BAIC купил у шведского Saab за $200 млн права на три платформы, технологии двух двигателей и двух систем передач. Более того, сами китайские власти признают, что сделки за рубежом помогают их компаниям улучшать свою репутацию. “Мы будем поощрять лучшие компании приобретать или создавать производство за границей и покупать известные мировые бренды, чтобы получить международное признание и улучшить имидж и конкуренцию китайских товаров”, – заявил в марте 2011 г. министр торговли КНР Чэнь Дэмин.

Китайская модель

Неудивительно, что на фоне активности Китая как инвестора эксперты заговорили о “китайской модели” иностранных инвестиций. Как рассказал “Вестнику” Дерек Сизорс, она заключается в том, что покупкой активов за границей занимаются, по большей части, крупные государственные компании, получающие солидную финансовую помощь от Банка развития Китая. На конец прошлого года государственные компании владели 84% всех иностранных ценных бумаг, купленных китайскими компаниями. А вот Ван Бицзюн из Австралийского национального университета и Хуан Ипин из университета Пекина в опубликованной в апреле статье “Существует ли китайская модель прямых зарубежных инвестиций?” утверждают, что, в отличие от развитых экономик, Поднебесную не мотивируют ни высокие доходы, ни объемы рынка. Для нее важнее международная конкуренция с развитыми странами и обеспеченность развивающихся государств ресурсами. Впрочем, эксперты утверждают, что от нынешней инвестиционной модели Китай может отойти уже в ближайшем будущем. Если в стране станут расти затраты на рабочую силу, то компании вполне могут начать переносить производство в более дешевые регионы.

По материалам делового издания "Вестник Китая"