Всего новостей: 4187786, выбрано 10932 за 0.087 с.
Новости. Обзор СМИ Рубрикатор поиска + личные списки
Списков нет
Подписка или Тест.
Главные отличия.
Платный доступ на polpred с деловой информацией высшего качества. Скажите об этом директору библиотеки.
Главные отличия.
Платный доступ на polpred с деловой информацией высшего качества. Скажите об этом директору библиотеки.
ОПРОС: ЛУЧШИЕ ЦЕНУ И УСЛУГИ ТУРИСТАМ ПРЕДЛАГАЮТ ОТЕЛИ ПРАГИ
Вместе с чешской столицей в тройку лидеров рейтинга попали Лиссабон и Таллин
Прага является не только впечатляющим и крайне популярным среди туристов городом, но и столицей, в которой отели предлагают стоим постояльцам лучшее соотношение цены и качества, следует из данных исследования службы онлайн-резервирования гостиниц hotel.info.
Участниками исследования стали отели, которые к началу ноября имели категории от 2 до 5 звезд. Клиенты онлайн-сервиса после своего отъезда выставляли гостиницам баллы от 0 до 10. Туристам предлагалось оценить номера и их чистоту, а также соотношение цены и качества. В том случае, если два отеля набирали одинаковое количество баллов, учитывался третий знак после запятой. Прага набрала 7,98 балла и заняла лидирующую позицию не только среди других городов Восточной Европы, но и во всемирном рейтинге. На втором месте с результатом 7,95 балла оказалась португальская столица Лиссабон, замыкает тройку лидеров Таллин с 7,92 балла. За ними следуют Рига (7,89 балла), Варшава (7,84 балла), Будапешт (7,81 балла) и Берлин (7,76 балла). В десятку также вошли София и столица Таиланда Бангкок, набравшие по 7,74 балла. Замыкает десятку Вильнюс, получивший 7,59 балла.
Далее в рейтинге, составленном туристами, идут Вена (7,57 балла), Дублин (7,52 балла), Братислава (7,51 балла), Мадрид и Загреб - по 7,34 балла. За ними следуют Афины и Бухарест (по 7,31 балла), Пекин (7,26 балла), Хельсинки (7,14 балла) и Рим (7 баллов). Хельсинки стал единственной скандинавской столицей, вошедшей в двадцатку стран с лучшим соотношением цены и качества за проживание в отелях. Стокгольм (6,45 балла), Осло (6,13 балла) и Копенгаген (6,06 балла) туристы оценили значительно ниже. Лондонские гостиницы набрали 6,3 балла, а московские - только 6,09 балла.
Исследование сервиса Ozon.travel показало, что три четверти заказов отелей через Интернет производится в зарубежных странах. Чаще всего пользователи бронируют номера в Стамбуле, Париже и Праге, среди российских городов самыми популярными традиционно являются Москва и Санкт-Петербург.
Сегодня в Краснодарском крае открывается ХIХ Международная агропромышленная выставка «ЮГАГРО» - одна из крупнейших специализированных выставок России в аграрной сфере.
Экспозиция выставки объединит около 600 компаний из 27 стран мира (Австрия, Беларусь, Бельгия, Великобритания, Венгрия, Германия, Греция, Дания, Израиль, Испания, Италия, Канада, Китай, Молдова, Нидерланды, Польша, Россия, Словения, США, Турция, Украина, Финляндия, Франция, Чехия, Швейцария, Швеция, Южная Корея). Официальные экспозиции представят Германия, Франция, Италия, Финляндия.
Традиционно экспозиция выставки «ЮГАГРО» охватывает все сферы агропромышленного комплекса. На одной площадке посетители могут ознакомиться с такими разделами выставки, как: сельхозтехника и комплектующие, животноводство, растениеводство, мелиоративная техника и теплицы, оборудование для переработки и хранения зерна. Общая же площадь экспозиций составит около 37 300 кв. м. Ежегодно выставку посещают более 11 000 специалистов.
На протяжении всей своей истории выставка «ЮГАГРО» является хорошим помощником для производителей и потребителей сельхозпродукции, агротехники и удобрений со всего мира. Это действенная площадка для развития бизнес-коммуникаций, формирования деловых отношений.
ГОСТИНИЦА БУДАПЕШТ В МОСКВЕ ПРОДАНА ЗА 1 МЛРД РУБЛЕЙ
ЗАО "Агропродмир" купило 100% столичной гостиницы и 30% в уставном капитале компании-арендатора
100% акций столичной гостиницы "Будапешт" проданы на торгах ЗАО "Агропродмир" за 1,036 млрд рублей, сообщает РИА Новости. Аукцион стартовал с 941,7 млн рублей.
"Агропродмир" также купил долю властей Москвы в 30% в уставном капитале ОАО "Гостиница "Будапешт", которое было создано в 2001 году для управления одноименной гостиницей. Эта компания является арендатором здания. Сумма этой сделки составила 3,5 млн рублей. В 2006 году власти Москвы уже пытались продать свои 30% в ОАО, но безуспешно.
Отель был построен в 1876 году. Он расположен на улице Петровские линии в центре Москвы, имеет четыре звезды и 116 номеров.
Сумма, заплаченная за "Будапешт", сходна с тем, сколько дали за Hilton Moscow Ленинградская. Для сравнения, за "Метрополь" удалось выручить 8,9 млрд рублей, за "Националь" - 4,6 млрд рублей.
Украина завершила внутригосударственные процедуры по подготовке к подписанию проекта соглашения с правительством Венгрии о международных комбинированных перевозках, передает пресс-служба Министерства инфраструктуры Украины.
Украинская сторона также предложила венгерской рассмотреть возможность организации проведения контрольных проверок (совместного контроля) на одной из пограничных станций - Чоп или Захонь.
По мнению ведомства, это не только упростит прохождение контроля при пересечении украинско-венгерской границы, но и позволит создать максимально благоприятные условия для функционирования поезда комбинированного транспорта, прохождение которого запланировано по Украине и Венгрии.
В свою очередь, Венгрия выступает за создание на взаимовыгодной основе логистического центра на территории Венгрии для приема, хранения, перегрузки и переработки грузов, следующих из Украины в направлении Западной Европы.
Украинская и венгерская делегации на встрече 13-14 ноября в Будапеште обсудили также и развитие контрейлерных перевозок по перспективному маршруту Киев-Львов-Чоп-Захонь-Билко. Организовать контрейлерные перевозки по данному маршруту будет поручено железнодорожным администрациям двух стран.
Кроме того, стороны договорились обеспечивать максимально благоприятные условия для реализации проекта экспериментального контейнерного поезда по направлению Китай-Россия-Украина-Венгрия (Захонь) в первом полугодии 2013 года, который может быть конкурентоспособной альтернативой морским перевозкам.
Совершенствование системы государственного контроля и надзора за безопасностью перевозок и приведения ее к требованиям стран-ЕС, совершенствование системы лицензирования автоперевозок и системы подготовки и повышения квалификации водителей и персонала автопредприятий - основные направления, над которыми работает Государственная инспекция по безопасности на наземном транспорте. Об этом 12 ноября в Киеве во время Всеукраинского форума "Национальная система безопасности дорожного движения. Пути реформирования " отметил Первый заместитель председателя Укртрансинспекция Валерий Котяй.
"Уровень безопасности на наземном транспорте, в первую очередь на коммерческом автотранспорте, вызывает серьезное беспокойство", - сказал Валерий Котяй. Современный рынок транспортных услуг, по его словам, насчитывает 20 760 автобусных маршрутов общего пользования. Эти маршруты обслуживают 18 394 лицензированных автоперевозчиков, которые используют почти 75 тыс. лицензионных транспортных средств. "Основными причинами аварийности, которые допускают перевозчики-лицензиаты, являются грубые нарушения водителями правил дорожного движения, недостаточный уровень профессиональной подготовки, нарушение транспортного законодательства, неудовлетворительное техническое состояние подвижного состава", - сказал он. Первый заместитель председателя Укртрансинспекция добавил, что анализ причин ДТП показал, почти 97% ДТП произошли вследствие нарушений водителями правил дорожного движения - нарушение правил маневрирования, превышение скорости, выезд на полосу встречного движения и т.п.
Поэтому, как подчеркнул Валерий Котяй, текущие мероприятия по безопасности на транспорте, осуществляемые Укртрансинспекцией, направлены на совершенствование системы государственного контроля и надзора за безопасностью перевозок и приведения ее к требованиям стран-ЕС (Польша, Венгрия, Россия, Белоруссия, Литва и др.) . В частности, речь идет о получении Укртрансинспекция права осуществлять остановку транспортных средств, имеющих признаки коммерческих перевозок, составлять протоколы об административных правонарушениях с последующей их передачей в государственную исполнительную службу для принудительного исполнения.
"Именно по такой схеме работают транспортные инспекции стран СНГ и ЕС", - подчеркнул Валерий Котяй.
В дальнейшем, по его убеждению, должно быть минимизировано вмешательство инспектора-контролера в процесс перевозок. На практике это будет реализовано путем автоматизации системы контроля транспортных средств на маршрутах движения без их остановки - с применением современных технологий диспетчерского контроля спутникового позиционирования (GPS). "Сейчас такая автоматизация в качестве пилотных проектов работает на городских маршрутах Киева, Донецка, Харькова, ведутся подобные работы на междугородных маршрутах", - сказал первый заместитель председателя Укртрансинспекции.
Еще один из приоритетов Укртрансинспекция - совершенствование системы лицензирования автоперевозок. Речь идет о внедрении европейской системы получения лицензии на право осуществлять перевозки: перевозчик должен иметь хорошую репутацию, соответствующее финансовое положение, а также удовлетворять условиям для профессиональной компетенции. "Именно таких принципов допуска на рынок транспортных услуг придерживается большинство европейских государств", - подчеркнул Валерий Котяй.
Третья из важнейших задач, стоящих перед Укртрансинспекцией, - совершенствование системы подготовки и повышения квалификации водителей и персонала автопредприятий. Речь идет о введении профессии водителя коммерческого транспорта и введение свидетельства профессиональной компетентности этой категории водителей, внедрения системы психофизиологического отбора водителей и контраварийной их подготовки, а также введение требований к специалистам, специалистов и учебных заведений, осуществляющих подготовку и переподготовку водителей.
Австралийское правительство пристально следит за гражданами - пользователями Интернета, в соответствии с информацией поисковой системы Google.
В течение первых шести месяцев 2012 года от правительства Австралии и его комитетов поступило 523 запроса на получение доступа к личной информации пользователей системы Google, включая информацию на личных страницах YouTube и Gmail.
Но Австралия - всего лишь девятая по числу запрашивающих доступ к личной информации таким образом. На первом месте - США (7969 запросов), далее следует Индия (2319 запросов). За лидерами расположились Бразилия, Франция, Германия и Великобритания. Однако , принимая во внимание количество населения, проживающего в этих странах, правительство Австралии держит достойные показатели.( Население Австралии на июль 2011 года - 22 620 600, в США - 311 591 917).
Чаще всего Google удовлетворяет запросы, поступающие из Японии, Германии, Нидерландов и Бразилии. Реже всего удовлетворяются запросы из таких стран, как Турция, Россия, Венгрия и Ирландия. В некоторых случаях требования о доступе к личной информации пользователей не были удовлетворены по причинам неверно указанной информации или неполного набора документов.
Как правило, представители правительств требуют заблокировать информацию, в которой облик страны представлен негативно или содержатся материалы, пропагандирующие насилие и терроризм .
Так Google заблокировал для пользователей Интернета в России просмотр 160 роликов на YouTube, в которых содержались "элементы насилия и экстремизма".
КИЕВ ГОТОВ СУДИТЬСЯ ИЗ-ЗА СОКРАЩЕНИЯ ЗАКУПОК ГАЗА У РФ
Киев будет действовать в соответствии с национальными интересами, заявил министр энергетики и угольной промышленности Украины
Украина готова отстаивать свои интересы по газовым контрактам в судебном порядке, заявил в эфире канала "Интер" министр энергетики и угольной промышленности Украины Юрий Бойко, передает РИА Новости.
"Что мы сейчас делаем? Мы снижаем закупки по этому контракту. Да, у нас будут споры, может, даже судебные с нашими российскими коллегами", - сказал министр. Он добавил, что украинское правительство уже консультировалось с юристами относительно суда.
Бойко привел в пример "некоторые европейские компании", которые также в одностороннем порядке сократили импорт газа из РФ. Разбирательства, по его словам, закончились тем, что суд принял сторону компаний.
Министр заявил, что Киев абсолютно прав и будет действовать в соответствии с национальными интересами, поскольку другого выхода нет. "Мы не можем остановить свои шахты и уволить своих людей с тем, чтобы брать супердорогой газ", - пояснил он.
По данным Бойко, "Нафтогаз Украины" в этом году купит у российского "Газпрома" 26 млрд кубометров газа, а не 27,5 млрд кубометров газа, как планировалось ранее. "Мы заплатим только за то, что купим. Это наша позиция, мы будем ее отстаивать на всех уровнях", - подчеркнул министр.
Он добавил, что со следующего года Украина начнет закупать газ у немецкой компании RWE через Венгрию. "Нафтогаз" собирается купить около 5 млрд кубометров газа. Бойко добавил, что стоимость газа RWE ниже российского на 40-70 долларов за тысячу кубометров. "Мы надеемся, что цена будет на 100 долларов ниже летом. У нас летом на споте цены всегда ниже", - сообщил министр.
Ранее Украина перечислила "Газпрому" 1,04 млрд долларов за октябрьские поставки, сообщал Бойко.
ГАЗПРОМ ЗАТОПИТ В ЧЕРНОМ МОРЕ 10 МЛРД ЕВРО
"Газпром" договорился с Болгарией и уже 7 декабря начнет строительство "Южного потока". Но из-за снижения спроса на газ в Европе и расширения "Северного потока" эксперты оценивают проект скептически
Управляющая проектом "Южный поток" компания South Stream Transport B.V. приняла окончательное инвестиционное решение о строительстве газопровода. Первые строительные работы начнутся уже 7 декабря.
Последнее препятствие для начала реализации проекта было устранено вчера, когда "Газпром" договорился об участии в этом проекте Болгарии. Соответствующие документы подписали глава газовой монополии Алексей Миллер и исполнительный директор "Болгарского энергетического холдинга" Михаил Андонов. Примечательно, что одновременно "Газпром" согласовал и 10-летний контракт на поставки газа в страну. Премьер-министр Болгарии уже объявил, что с 2013 года местные импортеры будут закупать газ с 20-процентной скидкой.
Ранее "Газпром" уже получил разрешения на прокладку труб от других стран. Согласно инвестиционному решению, начальной точкой газопровода станет компрессорная станция "Русская". Затем труба будет проложена по принадлежащему Турции участку дна Черного моря, выйдет в Болгарию и через Венгрию и Словению придет к конечной точке - итальянскому городу Тарвизио.
При этом, предусмотрены отводы в Хорватию, Македонию и Сербию. Общая протяженность газопровода составит 2355 км, из которых 900 км приходится на морской участок. Проектная мощность газопровода составит 15,75 млрд куб м газа. Строительство первой из веток планируется завершить к концу 2015 года, начало поставок намечено на 2016 год. К 2018 году газопровод должен выйти на проектную мощность.
Общие инвестиции в проект составят 16 млрд евро, из которых 10 млрд евро будут вложены в строительство морского участка, по дну Черного моря. Оставшиеся 6 млрд долларов будут инвестированы в строительство сухопутного участка. При этом представители "Газпрома" допускают увеличение стоимость проекта. Помимо "Газпрома", которому принадлежит 50% акций South Stream Transport , учредителями проекта являются итальянская Eni (20%), немецкая Wintershall (15%) и французская EdF (15%)
Идея "Южного потока" впервые была озвучена в 2007 году, в период "газовых войн" между Россией и Украиной. Новый газопровод задумывался, как механизм диверсификации каналов сбыта газа в Европу, в обход Украины и Белоруссии. Однако с тех пор "Газпром" уже приобрел полностью газотранспортную систему Белоруссии и построил по дну Балтийского моря в Германию "Северный поток".
"Газпром" образован в 1989 году. Бенефициаром компании является государство, контролирующее через Росимущество, "Роснефтегаз" и ВЭБ 51% акций монополиста. "Газпром" является крупнейшей газовой компанией в мире. Запасы составляют около 33,3 трлн куб метров. В первом полугодии выручка составила 2,237 трлн рублей, чистая прибыль - 508,6 млрд рублей.
Сейчас мощность всех газопроводов "Газпрома", ведущих в Европу составляет 250 млрд куб м, хотя в прошлом году было прокачано только 117 млрд кум м газа. "Спрос на газ в Европе продолжит стагнировать. Аргументом в пользу нового газопровода можно назвать только получение полной независимости от украинской ГТС", - указывает Партнер консалтинговой компании RusEnergy Михаил Крутихин
Перспективы проекта в целом сомнительны, считает аналитик ИК "Атон" Вячеслав Буньков. "Число и объемы альтернативных источников энергии увеличивается, а сроки окупаемости проекта становятся все неопределеннее. Единственным оправданием ему можно назвать, что "Газпром" ориентируется на долгосрочную перспективу в несколько десятилетий", - поясняет эксперт.
Супрастин завоевал национальную премию «Товар года», став самым покупаемым антиаллергическим препаратом в России в 2012 году. Премия «Товар года» существует с 1998 года и является одной из старейших и наиболее авторитетных наград федерального уровня в области торговли. Она присуждает самым популярным товарам массового спроса в различных категориях, на основе годового мониторинга, проводимого компаниями Nielsen и Synovate Comcon.
В этом году звание самого популярного антиаллергического препарата России завоевал Супрастин, выпускаемый венгерской фармацевтической компанией «ЭГИС» по мировым стандартам производства лекарств GMP(Good Manufacturing Practice).
По данным компании «Фармэксперт» (МАТ, август 2012), в 2012 году Супрастин стал абсолютным лидером продаж среди 70 антигистаминных препаратов различных спектров, обойдя всех конкурентов по объемам продаж как в деньгах (1 278 844 515 руб./год), так и в упаковках (12 286 693 ед./год). При этом популярность «Супрастина» среди населения уверенно растет, продажи в упаковках в текущем году возросли на 12%, что на 3% выше, чем темп роста всего сегмента антигистаминных препаратов в России.
Супрастин известен в СССР и РФ более сорока лет. Препарат зарекомендовал себя как универсальное, надежное и эффективное средство. Клинически доказано, что Супрастин действует быстрее других антигистаминных препаратов – уже в течение 10-20 минут после приема. Супрастин является единственным гистаминблокатором, разрешенным к применению у малышей с одного месяца жизни, и рекомендован «Союзом педиатров России».
Благодаря своей быстроте и безопасности, Супрастин включен в список жизненно важных лекарственных препаратов. Супрастин (хлоропирамин) также входит в перечень обязательных лекарственных средств для бригад «скорой медицинской помощи».
«Награда «Товар года» – это свидетельство того, что, несмотря на обилие препаратов, применяемых для лечения аллергии, врачи и пациенты отдают предпочтение надежному и проверенному средству Супрастин, – заявил Кантор Чаба, генеральный директор российского представительства ОАО «Фармацевтический завод ЭГИС».
Швеция относится к числу тех стран Европы, где употребляется меньше всего антибиотиков. По статистике Европейского ведомства инфекционной защиты больше всего антибиотиков принималось на момент подсчетов в Греции. Греки в 2010 году принимали почти 40 суточных доз антибиотиков на тысячу человек. В Швеции эта цифра ниже 15.
Данные статистики показывают также, что в Греции, вместе с такими странами, как Румыния, Италия, Португалия и Венгрия, больше всего проблем с резистентными к антибиотикам бактериями. Тогда как такие бактерии, которые не поддаются лечению антибиотиками, встречаются значительно реже в Швеции и Норвегии.
В прошлом году в Швеции было использовано 64 тонны антибиотиков для лечения людей и 12 тонн - для лечения животных.
Источник: шведское информационное агентство ТТ.
Первый из восьми новых самолетов Boeing 787 Dreamliner совершил посадку в варшавском аэропорту имени Шопена, вылетев из американского аэропорта Сиэтла.
Как сообщает национальный авиаперевозчик «LOT», новые воздушные суда отправятся ввиду его популярности на воздушный маршрут Варшава – Пекин, который лично откроет первая леди страны Анна Коморовская.
Первый полет долгожданной новинки проходил в течение девяти с половиной часов под руководством четырех польских полетов Джери Макулы, Мариана Висзорека, Ярослава Зиммера и Криштофа Ленартовича в сопровождении двух американских инструкторов. Приземление лайнера собралась посмотреть толпа авиационных любителей в центральном аэропорту страны, сопроводив посадку аплодисментами.
Первый коммерческий полет Boeing 787 Dreamliner пройдет 14 декабря из Варшавы в Прагу, после чего он отправится в Вену, Мюнхен, Франкфурт, Ганновер, Киев. Будапешт и Брюссель, пишет новостное издание «The News.pl».
В октябре 2012 г. в г. Москве состоялось заседание российско -венгерской Смешанной комиссии по автомобильному транспорту, на котором стороны обсудили потребности национальных перевозчиков в разрешениях, договорились о дополнительном обмене разрешениями в 2012 году, установили окончательный контингент разрешений на 2012 год и договорились о предварительном обмене на 2013 год.
В ходе заседания российская делегация обратилась к венгерской делегации по вопросу необходимости наличия у водителя двустороннего венгерского разрешения при порожней подаче автомобиля на территорию Венгрии в ходе осуществления перевозки груза из Венгрии в третью страну, а также при следовании российского автомобиля порожним по венгерской территории после доставки груза из третьей страны в Венгрию, при том, что водитель в вышеуказанных случаях имеет разрешения в/из третьих стран.
Венгерская делегация подтвердила, что в подобных случаях необходимо наличие только разрешения для осуществления перевозок в/из третьих стран при условии предъявления водителем заявки на доставку груза в письменной форме, содержащей печать и подпись юридического или физического лица с адресом регистрации в Венгрии, выступающим в качестве грузоотправителя или заказчика, из которой следует, что местом погрузки или разгрузки является Венгрия.
В ходе заседания делегации также обсудили требования по заполнению граф российского и венгерского разрешений при транзитном проезде.
По итогам обсуждения данного вопроса было принято решение об указании в графах российского и венгерского разрешений, содержащих информацию о месте загрузки и месте разгрузки при осуществлении транзитного проезда, только страны отправления и назначения соответственно.
Российская делегация проинформировала об участившихся случаях требований венгерских контролирующих органов о наличии на бланке венгерского разрешения даты его выдачи, а также проставления даты начала и даты окончания действия разрешения в графе 2 бланка разрешения.
Венгерская делегация предложила российской делегации препроводить в установленном порядке в Министерство национального развития Венгрии информацию о конкретных фактах нарушений с приложением соответствующей документации. Венгерская делегация обещала рассмотреть документацию по данным случаям и проинформировать российские компетентные органы об итогах проведенного расследования.
В связи с этим в случае возникновения подобных ситуаций перевозчикам следует информировать АСМАП (ryabtseva@asmap.ru) c указанием места и даты предъявления подобных претензий венгерскими контролирующими органами.
Украина презентовала свои достижения в создании современной Речной информационной службы на внутренних водных путях экспертам из стран-участниц Дунайской Комиссии (ДК) - в рамках заседания рабочей группы по техническим вопросам ДК, которая недавно состоялось в г. Будапеште (Венгерская Республика).
В работе заседания приняли участие представители 11 стран-членов ДК - Австрийской Республики, Республики Болгария, Республики Молдова, Федеративной Республики Германия, Российской Федерации, Румынии, Республики Сербия, Словацкой Республики, Республики Хорватия, Венгерской Республики, Украины, а также представители Секретариата ДК.
На повестке дня заседания - ряд вопросов, касающихся организации и осуществления судоходства на реке Дунай - навигационных, технических, экологических, гидротехнических, гидрометеорологических и т.д.
Именно в рамках рассмотрения навигационных вопросов одним из пунктов повестки дня была предусмотрена презентация делегацией Украины Речной информационной службы, которая не так давно заработала на ее внутренних водных путях. Поэтому начальник инфраструктуры ГП "Дельта-лоцман" Алексей Ляшенко ознакомил присутствующих с проведенной в Украине работой по внедрению на Днепре и украинской части Дуная инфраструктуры и с основными принципами ее функционирования.
Делегации стран-участниц ДК высоко оценили качество и темпы создания инфраструктуры в Украине, особенно учитывая те объемы работ, которые необходимо было провести на таком большом по протяженности (более 1100 км) участке водного пути. Украина успешно справилась с этой задачей в максимально короткие сроки. Поэтому украинская презентация завершилась аплодисментами и поздравлениями от всех участников заседания, и было принято решение о размещении презентации инфраструктуры в Украине на официальном сайте ДК.
Также в рамках заседания участники учли рекомендации для внедрения актуализированных международных стандартов инфраструктуры с учетом внесенных изменений и подали их на очередную сессию ДУ для рассмотрения и утверждения.
Кроме того, в рамках заседания рассмотрены вопросы переиздания "Лоцманской карты реки Дунай", уточнения текста "Рекомендаций Дунайской Комиссии по удостоверений судоводителей", проработан проект профессиональных требований для экипажа и персонала судов внутреннего плавания, а также получена информация по унификации "Рекомендаций, касающихся технических предписаний для судов внутреннего плавания "на основе Директивы Европейского Парламента и Совета Европы от 12.12.2006 № 2006/87 и резолюций ЕЭК ООН № 61 и № 65.
По результатам участия нашей делегации в заседании рабочей группы по техническим вопросам Дунайской Комиссии при рассмотрении всех представленных на заседании документов учтена позиция Украины и получен полный объем информации по всем вопросам повестки дня.
GOOGLE: ГОСУДАРСТВА УСИЛИВАЮТ НАДЗОР НАД ИНТЕРНЕТОМ
В I полугодии Google получил от государств 20 тысяч 938 запросов на раскрытие данных о 34 тысячах 614 пользователей
Государственные органы в странах по всему миру все чаще требуют от интернет-гиганта Google сообщить личные данные пользователей или убрать "нежелательные" материалы. Google опубликовал шестой по счету отчет о доступности сервисов и данных (Transparency Report). В нем представлена информация за период с января по июнь 2012 года.
За это время Google получил от государств 20 тысяч 938 запросов на раскрытие данных о 34 тысячах 614 пользователей. Больше всего требований направили США (7 тысяч 960). Google удовлетворил (полностью или частично) 90% "американских" запросов - это самый высокий показатель среди всех стран. Россия направила корпорации 58 требований, но Google не удовлетворил ни одного российского запроса. Нулевая эффективность также у Венгрии и Турции.
В отчете Google привел данные о количестве полученных в I полугодии 2012 года от судов и государственных органов разных стран требований удалить определенные материалы из своих служб. За шесть месяцев корпорация получила 789 распоряжений судов и 1 тысячу 002 запросов от полиции и прочих исполнительных органов. 39% всех требований на удаление было связано с клеветой. В случае с Россией Google получили от Министерства внутренних дел запрос на удаление с YouTube 160 видеороликов. В них предположительно содержались экстремистские материалы, нарушающие статью 13 Федерального закона "О противодействии экстремистской деятельности". Доступ к этим видео на территории России был ограничен.
Авторы отчета подчеркивают, что Google считает очень важным "пролить свет на действия правительств, которые могут повлиять на наших пользователей". С выходом этого отчета, отмечают в Google, "одна тенденция проявилась ярко: правительственный надзор находится на подъеме".
Венгерское правительство и Венгерские государственные железные дороги заинтересованы в нарастании объема железнодорожных перевозок из Китая через станцию Загонь на границе с Украиной.
Об этом заявил на международной логистической конференции в венгерском городе Веленце заместитель госсекретаря по вопросам транспорта министерства национального развития Венгрии Золтан Шваб.
"В 2013-2014 годах откроются возможности существенного нарастания железнодорожных грузовых перевозок через перегрузочную станцию Загонь. Этому послужит формирование железнодорожного коридора из Китая, в создании которого, кроме Венгрии, принимают участие Украина, Россия, Казахстан и Китай", - сказал Золтан Шваб.
В Венгрии восточно-западный транзит и экспорт-импорт осуществляется только через Загоньский перегрузочный район на границе с Украиной, поскольку именно здесь перегружаются с широкой (1520 мм) на узкую (1435 мм) колеи товары и сырье из грузовых поездов и вагонов, прибывают из Украины и других стран СНГ.
В последние годы создана необходимая логистическая инфраструктура для нарастания через станцию Загонь товаропотока из Азии в страны ЕС и Балкан. Возле украинской границы реконструировано 150 км полотна широкой колеи, которая ведет из украинских станций Чоп и Батево, построены логистический парк, а также разветвленная путевая сеть, которая связывает железнодорожные станции с логистическим парком и составами.
До распада СССР через станцию Загонь перевозились 16 миллионов тонн товаров и сырья в год, вместо этого в 2011 году здесь они перегружены объемом всего 3,6 млн тонн.
Ныне 49% объемов трансграничных грузовых перевозок между Европейским Союзом и бывшими странами СССР осуществляется через Польшу, 21% - через Словакию, 25% - через Венгрию.
Антимонопольный комитет Украины разрешил ОАО "Российские железные дороги" /РЖД/ приобрести одну из крупнейших логистических компаний Франции GEFCO /ЖЕФКО/. Такое согласие понадобилось в связи с тем, что на территории Украины действует филиал этой компании. Об этом говорится в сообщении Антимонопольного ведомства страны.
Антимонопольное ведомство Германии также удовлетворило ходатайство РЖД о приобретении контрольного пакета акций французского логистического оператора GEFCO.
Решение вынесено 29 октября, сообщило ведомство.
В киевском офисе "ЖЕФКО Украина" сообщили, что у группы имеются еще 12 филиалов: в России, Польше, Чехии, Словакии, Австрии, Венгрии, Словении, Болгарии, Казахстане, Латвии, Румынии и Турции.
Как сообщалось ранее, РЖД намерены приобрести 75% капитала GEFCO за 800 млн евро у группы PSA Peugeot-Citroen. Для этого РЖД вступили "в эксклюзивные переговоры для установления стратегического партнерства, способствующего развитию деятельности". Финансовыми консультантами РЖД по сделке выступают JP Morgan и ВТБ Капитал. До конца года данную сделку планируется закрыть.
Компания GEFCO - один из лидеров на европейском рынке логистики. В минувшем году ее торговый оборот составил 3,78 млрд евро, а прибыль - 223 млн евро. Финансовые трудности, который испытывает в настоящее время французский автомобильный концерн, вынудили его параллельно с проведением масштабной программы сокращения рабочих мест продать часть своих активов на общую сумму 1,5 млрд.
Быстро развивающаяся логистическая компания "ЖЕФКО Украина" работает на здешнем рынке с июня 2008 года, предоставляя широкий спектр услуг по перевозке грузов наземным, морским и воздушным транспортом, по их хранению и таможенному оформлению. Филиал держит под Киевом логистический центр, автомобильный терминал площадью свыше 15,7 тыс кв метров, склад площадью более 127 тыс кв метров, а также портово-автомобильный терминал в Ильичевске под Одессой.
Соглашение о продаже российской компании 75 проц акций логистического оператора GEFCO подписали 5 ноября в Париже глава ОАО "Российские железные дороги" Владимир Якунин и председатель совета директоров французского концерна "ПСА Пежо-Ситроен" Филипп Варен. Сделка должна быть завершена до конца текущего года. Ее стоимость оценивается в 800 млн евро. При этом 25 проц GEFCO акций останется за французским концерном, который продолжит участвовать в управлении логистическим оператором.
ГАЗПРОМ И СЛОВЕНИЯ ПРИНЯЛИ ФИНАЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ ПО ТРУБЕ
Стороны согласовали окончательный инвестиционный проект строительства словенского участка "Южного потока"
Глава "Газпрома" Алексей Миллер, генеральный директор словенской компании Plinovodi d.o.o. Марьян Эберлинц и его заместитель Сара Изерник приняли окончательное инвестиционное решение по строительству словенского участка газопровода "Южный поток" в присутствии премьер-министра РФ Дмитрия Медведева, сообщает РИА Новости.
Ранее о скором подписании окончательного инвестиционного решения по "Южному потоку" во время своего визита в Москву заявлял премьер-министр Словении Янез Янша.
Сегодня российский премьер на встрече со своим словенским коллегой назвал подписание соглашения по строительству газопровода хорошим символом и хорошим знаком для других.
Для реализации сухопутной части проекта межправительственные соглашения были заключены также с Болгарией, Сербией, Венгрией, Грецией, Хорватией и Австрией.
В сентябре этого года "Газпром" и Словения создали совместную проектную компанию South Stream Slovenia, которая займется реализацией проекта "Южный поток" в Словении.
Строительство "Южного потока" должно начаться в декабре этого года.
Духовность без аккредитации
Из проекта закона «Об образовании» хотят «изъять» церковь
Михаил Мошкин
Из проекта нового закона «Об образовании» (второе чтение которого намечено на конец месяца) может исчезнуть норма, вызвавшая недовольство у некоторых представителей педагогического сообщества. Речь идет о 91-й статье законопроекта, из которой следует, что школьные курсы, направленные на получение знаний об основах духовно-нравственной культуры, должны проходить экспертизу в религиозных организациях. Сейчас законопроект предполагает, что право проверки программ этих спецкурсов принадлежит представителям конфессий.
По итогам думских слушаний 8 ноября под председательством спикера Сергея Нарышкина было принято решение изъять из законопроекта те положения, в которых говорится, что аккредитацией «духовно-нравственных предметов» должны заниматься религиозные организации.
Параллельные потоки
Светская и церковная системы образования обновляются параллельно. Пока в Госдуме рассматривают фундаментальный законопроект, свою образовательную концепцию готовит РПЦ. Оба процесса напоминают о себе практически синхронно: 6 ноября в Высоко-Петровском монастыре рабочая группа, готовящая концепцию РПЦ, обсуждала наказы патриарха, а двумя днями позже были устроены парламентские слушания, посвященные «светскому» закону. «Фигуранты» обоих процессов пересекаются: 29 октября министр образования и науки Дмитрий Ливанов принимал у себя председателя профильного отдела патриархии — по религиозному образованию и катехизации митрополита Ростовского и Новочеркасского Меркурия. Представители рабочей группы РПЦ по разработке поправок в «светский» законопроект об образовании присутствовали и на последних думских слушаниях в четверг.
В Москве действует 23 православных общеобразовательных учреждения (с разнообразными названиями — от церковно-приходских школ до гимназий и лицеев), имеющих церковную и государственную аккредитацию.
По данным департамента образования Москвы, в настоящее время в столице действует 1457 государственных школ.
Из православной школы — со светским дипломом
В России церковь отделена от государственной и муниципальной школы — это следует из конституционного принципа светскости государства. Однако негосударственные школы могут быть организованы в том числе и религиозными организациями. Поэтому у представителей разных религиозных конфессий по еще действующему закону «Об образовании» есть право организовывать собственные образовательные учреждения, которые при том, что не относятся к государственным, дают возможность выпускникам получать аттестаты и дипломы государственного образца.
К примеру, расположенная в Ясеневе православная классическая гимназия «Радонеж» в 2009 году светскими образовательными властями была аккредитована как центр образования. Это дает гимназии право обучать детей с 1-го по 11-й класс и выдавать полноценный аттестат о среднем образовании. В учебном плане православной гимназии присутствуют все предметы по госстандарту. При этом в базовом компоненте прописаны «занятия по выбору школы»: например, со 2-го класса — церковнославянский язык, а начиная с 5-го класса — Закон Божий.
Помимо государственного лицензирования православные школы должны получать еще и церковную «аккредитацию» и аттестацию. «Как любое образовательное учреждение, православная школа обязана реализовывать федеральный государственный образовательный стандарт, а как православная школа — и стандарт православного компонента общего образования», — поясняют в Отделе религиозного образования и катехизации Московской патриархии.
Закон Божий — это по-европейски?
В Австрии, Бельгии, Греции, Испании, на Кипре, в Латвии, Литве, на Мальте, в Польше, Португалии и Чехии религиозное образование в светских школах организуют и контролируют религиозные общин, которые готовят программы и отбирают преподавателей.
В Венгрии, Италии, Германии, Латвии, Литве и Финляндии действуют соглашения, касающиеся преподавания основ религии (или «религиозной морали») в светской школе.
В Австрии, Бельгии, Венгрии, Германии, Греции, Испании, Италии, Латвии, Литве, Люксембурге, на Мальте, в Польше, Португалии, Словакии и Чехии преподаватели религиозных дисциплин в светских школах должны пройти «сертификацию» у религиозных общин.
В большинстве перечисленных стран изучение религиозных дисциплин происходит по выбору или же факультативно. Но в Австрии, Германии, на Кипре, на Мальте, в Словакии и Финляндии эта дисциплина является обязательной (освобождение от посещения занятий — по заявлению родителей).
Источник: юридический обзор доктора юридических наук, директора Института государственно-конфессиональных отношений и права Игоря Понкина
Как у них
Германия. Согласно 7-й статье конституции Федеративной Республики Германии «преподавание религии в государственных школах, за исключением неконфессиональных, обязательно». При этом «все школьное дело находится под надзором государства». «Религиозное обучение проводится в соответствии с принципами религиозных общин». Наиболее многочисленные религиозные общины страны — католики (около 32% населения), лютеране (примерно столько же). Вопреки распространенным представлениям приверженцев ислама в современной Германии сравнительно немного — около 5%. Около 30% жителей федеративной республики не исповедуют никакой религии. Особенно много неверующих на территории бывшей ГДР. Согласно той же ст. 7 конституции, родители или опекуны имеют право решить, будет ли их ребенок или подопечный получать религиозное воспитание.
Греция. В почти стопроцентно православной стране у церкви особый статус.
В 3-й статье конституции республики записано, что «господствующей в Греции религией является религия восточно-православной Церкви Христовой». Священники Элладской православной церкви числятся госслужащими.
16-я статья конституции гласит, что образование помимо прочего «имеет целью моральное… воспитание греков, развитие их национального и религиозного сознания» (курсив «МН»). До 2008 года преподавание Закона Божия было обязательным предметом в греческих школах. Сейчас он факультативен.
Италия. В действующей конституции страны особо оговаривается роль Римско-католической церкви — поясняется, что отношение между государством и этой конфессией регулируется Латеранскими соглашениями 1929 года. Первая статья этого договора (подписанного дуче Бенито Муссолини и госсекретарем Святого престола кардиналом Гаспарри) гласит, что «католическая, апостольская и римская религия является единственной религией государства». Таким образом, светские власти и Ватикан заключили конкордат — соглашение, регулирующее статус и правовое положение церкви.
Законодательство Италии предусматривает, что католицизм преподается во всех государственных учебных заведениях, за исключением университетов. Дополнение к конкордату, принятое в 1985 году, предусматривает: в светских школах основы католической религии преподаются в соответствии с доктриной Римской церкви. Обучение ведется во всех классах школы раз в неделю по два часа. Родители вправе освободить детей от изучения религии, однако для этого они должны написать заявление.
Литва. Преподавание религии в светских школах Литовской Республики было введено вскоре после получения независимости в 1990-х годах. Школьникам предоставляется возможность выбрать либо основы религии, либо основы светской этики. Обучение этой дисциплине ведется начиная с первого класса и до окончания школы, урок проходит раз в неделю.
Изучение религии в 1-м классе выбирает около 70–80% учащихся. В силу того, что подавляющее большинство жителей страны — католики (собственно литовцы, поляки и около 50% белорусов), ученики изучают основы этой конфессии. В конституции Литвы не говорится об отделении церкви от государства и школы, однако подчеркивается, что в стране нет государственной религии.
Протодиакон Андрей Кураев, профессор Московской духовной академии, автор учебника «Основы православной культуры» для 4–5-х классов
«За многие годы мне так и не удалось ни разу встретить написанный в светском вузе учебник по религиоведению, в котором я узнал бы себя и свою веру. Если есть живые «носители языка», то лучше советоваться с ними и сотрудничать с ними.
Ведь задача такого рода «цензуры» в том, чтобы представление о данной религии было адекватным, чтобы люди, исповедующие эту религию, могли сказать: «Да, это действительно наш мир, мы так это видим, вы корректно изложили наши собственные представления».
Андрей Демидов, учитель истории, сопредседатель межрегионального профсоюза «Учитель»
«Наш профсоюз предлагает исключить не только часть об обязательной религиозной экспертизе, но и всю 91-ю статью.
Статья, если мне не изменяет память, называется так: «Особенности изучения основ духовно-нравственной культуры народов РФ. Особенности получения теологического и религиозного образования». Во-первых, нам непонятно, как это сочетается со статьей Конституции, которая гарантирует светский характер государства (а значит, и государственной школы). Мы считаем, что присутствие церкви как института в светской школе недопустимо. Мы прекрасно понимаем разницу между религиоведением и теологией. Если первое — вполне светская дисциплина, то второе — религиозное образование, которое каким-то образом оказывается вписанным в государственную образовательную систему. В противном случае мы уже сейчас получаем странные образования типа кафедры теологии в МИФИ.
Что же касается преподавания «Основ религиозных культур и светской этики» в школах, то это в большей степени культурологическая, чем религиоведческая дисциплина.
То, что было рекомендовано на слушаниях, — это, на мой взгляд, полумера. Если бы статья была исключена целиком, то мы бы предохранили общество от всяких эксцессов. Сейчас же процесс идет по нарастающей — в Самаре казаки требуют, чтобы в школах были священники-завучи и т.д. По-моему, ни обществу, ни государству, ни церкви такая гибридизация ничего хорошего не даст».
В Кабмине создан экспертный совет, который решит, какой будет первая в стране платная дорога под Киевом. "Комсомолка" узнала у чиновников, насколько эта идея реальна.
ПЛЮС: ПУСТЯТ ФУРЫ В ОБЪЕЗД СТОЛИЦЫ
Предложения строить автотрассы на условиях концессии (когда инвестор вкладывает деньги и за счет эксплуатации объекта "отбивает" их за 10-30 лет) в стране уже были, но их так и не реализовали. Инвесторы боятся риска, а государство, привыкшее быть монополистом в строительстве дорог, не горит желанием.
И вот украинско-российская компания "Петрохолдинг" обратилась с предложением вложить нужную сумму. У нашего северного соседа лет пять назад поняли выгоды строительства на условиях концессии, и по всей стране там уже делают платные магистрали.
Отметим, что, по условиям строительства такой дороги, рядом с ней должна быть дублирующая, бесплатная. Так что альтернатива у водителей останется. Еще один плюс в том, что следующие три десятка лет за состоянием дороги следит инвестор, а не государство. Поэтому вполне возможно, что в нашей стране появится хоть одна дорога хорошего качества.
- Через Киев проходят европейские транзитные коридоры, и фуры переправляются на другой берег Днепра, - рассказывает представитель Госинвестпроекта Сергей Евтушенко. - Значительная часть грузовиков едет по Южному мосту, из-за чего там скапливаются регулярные пробки.
Малую Окружную дорогу (так собираются назвать этот участок трассы) планируют как альтернативу этому пути - чтобы фуры объезжали столицу. Пройдет дорога от Столичного шоссе по новому мосту через Днепр (см. карту-схему) и к городу Борисполь. Сначала проектанты предлагали прорыть туннель, но тогда автотрасса будет стоить очень дорого - 1,4 млрд евро. Поэтому остановились на 700-метровом мостовом переходе. С ним стоимость проекта обойдется втрое дешевле - около 428 млн евро.
Сейчас технико-экономическое обоснование, которое разрабатывала португальская компания, находится в Кабмине на завершающей стадии согласования. После утверждения объявят конкурс на проект.
МИНУС: ОБЪЕЗД СТАНЕТ ПЛАТНЫМ
Кроме главного минуса новой дороги - платы за проезд, есть и еще один: отсутствие выделенных участков под строительство. Новая дорога длиной 18 км (ее полные параметры и цены проезда см. в ТТХ) пройдет в пойме речек и по частным владениям. На примере Русановских садов мы видим, что в подобных случаях возможны суды, которые могут длиться годами.
- У нас есть опыт с Большой Окружной дорогой. Отселение по суду одного участка занимает около года. Причем судиться могут люди, которые находятся не только на пути дороги, но и те, кто живет рядом с ней, - рассказывает Константин Комов из Киевского областного совета.
Но организаторы проекта говорят, что решат эту проблему.
- У нас есть договоренности на уровне главы области, - объясняет Александр Журавлев, президент Центра стратегических программ. - Земля - это вклад от государства в этот проект.
Правда, в то, что кто-то захочет за бесценок отдать свой участок в пользу строительства Малой Окружной, слабо верится.
Еще один вопрос: смогут и захотят ли водители платить? Несколько лет назад был негативный опыт в Венгрии, когда установили высокую плату и неправильно просчитали пассажиропоток. Люди просто отказались ездить по этой дороге. Поэтому государству пришлось забрать у собственника дорогу и сделать ее бесплатной. Зная менталитет наших водителей, подобное вполне может повториться и у нас.
Большинство из опрошенных нами специалистов считают, что Киеву нужно не частичное решение транспортных проблем, а более глобальное - новая Большая Окружная. Но ее из-за тех же проблем с землей уже третий год проектируют и проектируют. А когда дело дойдет до строительства - никто сейчас сказать не может.
А КАК У НИХ?
Количество дорог, построенных на условиях концессии
Россия 800 км
Польша 469 км
Италия 5500 км
Хорватия 1200 км
Франция 8800 км
УКРАИНА 0 км
ТТХ новой трассы
Длина - 18 км
Стоимость - 228 млн евро
Время окупаемости средств для инвестора - 30 лет
Срок строительства - 36 месяцев. Начало работ - 2013 год
Число полос - шесть (по три в каждую сторону)
Ориентировочная плата: легковые авто - 6-14 грн., грузовики - 17-36 грн.
Экономия по времени (в сравнении с нынешним маршрутом через Южный мост) - 10-20 мин.
Машинопоток - до 80 тысяч авто в сутки. Ожидают, что 60% авто будут грузовыми.
Депутаты села Нижние Петровцы Сторожинецкого района Черновицкой области приняли решение, которым предоставили румынскому языку статус регионального, сообщил информагентству УНИАН сельский голова Константин Тарица.
Черновицкая область граничит с Румынией.
По словам сельского председателя, такое решение депутаты сельского совета данного населенного пункта приняли 8 ноября.
В то же время в телефонном разговоре Тарица отметил, что комментировать "принятое решение еще рановато, поскольку оно вызвало неоднозначную реакцию в селе и районе" и поэтому, возможно, ему "придется повторно созвать сессию и делать определенные уточнения".
"Именно поэтому я пока воздерживаюсь от комментариев к принятию нового депутатского решения", - заявил он.
По данным государственной службы статистики, румынский язык считают родным более 95% жителей Нижних Петровцев.
11 сентября Тарасовецкий сельсовет Новоселицкого района Черновицкой области подавляющим большинством голосов признал на территории села румынский (молдавский) региональным языком. По словам сельского головы села Тарасовцы Сергея Тигу, депутаты решили узаконить румынский (молдавский) язык в качестве рабочего в сельском совете, в частности, на сессиях, однако делопроизводство и далее будет вестись на государственном языке.
Закон "Об основах государственной языковой политики" вступил в силу 10 августа. В соответствии с ним язык получает статус регионального там, где он является родным как минимум для 10% населения.
Русский язык уже получил региональный статус в Луганской, Днепропетровской, Донецкой, Одесской, Запорожской, Харьковской и Херсонской областях, а также в Севастополе, Харькове, Херсоне и Николаеве. В Закарпатской области этот статус предоставлен венгерскому языку в городе Берегово и румынскому в селе Белая Церковь. Алена Мейта.
Все они очень разные – по стилю, тематическому выбору, стилевым оттенкам. Однако их роднит быстрое и успешное продвижение на западноевропейском рынке. Чаще за рубежом швейцарские авторы становятся даже более популярны, чем на родине, разделенной языковыми барьерами. Попытка небольшого обзора. Раньше литературная граница между Швейцарией и Францией была видна совершенно отчетливо. Сегодня она почти исчезла, став, по крайней мере, абсолютно прозрачной.
Молодые швейцарские литераторы и их книги неплохо расходятся в Париже, что, не в последнюю очередь, имеет место благодаря пробивной настойчивости таких швейцарских франкоязычных издательств, как «Zoé» (Женева) и «L'Age d'Homme» (Лозанна).
С другой стороны, свою роль играют и амбиции самих авторов – расширение горизонта событий в их книгах, их стремление в «дальние страны», придает всему их творчеству дополнительный импульс и привлекательность.
«Дальние страны» франкоязычных швейцарских авторов
Этот импульс и эта привлекательность оказываются вполне действенными инструментами маркетинга. Они могут даже при случае помочь завоевать ту или иную литературную премию.
Так, например, произошло с двумя авторами из Женевы. 27-летняя Од Сейн (Aude Seigne), например, завоевала авторитетную швейцарскую премию имени Николя Бювье в 2011 году с романом «Chroniques de l'Occident nomade» («Кочевые хроники Запада»), в котором она «с легкостью необыкновенной» перелетает с континента на континент.
Другой, и тоже 27-летний, автор из Женевы Джоэл Дикер (Joël Dicker) написал роман под названием «La Vérité sur l'affaire Harry Quebert» («Вся правда о том, что произошло с Гарри Квебером»), в котором он ставит под сомнение и под большой вопрос как США прошлого, так и настоящего.
Этот роман уже готовится к переводу сразу на десять языков, а 25 октября он получил Премию Французской Академии - научного учреждения во Франции, целью которого является изучение французских языка и литературы (не путать с Французской Академией наук). С этим романом Д. Дикер попал даже в четверку финальных кандидатов на получение престижнейшей Гонкуровской премии, уступив, правда, 7-го ноября французу Жерому Феррари.
Пристрастие к «дальним странам» является и отличительной чертой творчества Квентина Морона (Quentin Mouron), 23-летнего канадско-швейцарского автора, который стал известен со своим романом «Au point d'effusion d'égouts» (что-то вроде «Под прицелом канализационной трубы»), действие которого происходит в Лос Анжелесе, и с книгой «Notre-Dame-de-la-Merci» (примерно «Собор Спасибо Богоматери»), герои которой помещены на территорию франкоязычной канадской провинции Квебек.
Этот последний текст К. Морона вышел в небольшом издательстве в швейцарском городе Ла-Шо-де-Фон (La Chaux-de Fonds) и неплохо продается также в Канаде, Бельгии и Франции. Сам автор сейчас рассматривается в качестве кандидата на получение сразу нескольких литературных премий, вручаемых во франкоязычных швейцарских кантонах.
Языковые барьеры – но не границы!
«Франкоязычная швейцарская литература должна ориентироваться на Париж – это просто неизбежно. И кстати, в реальности литературные связи франкоязычной Швейцарии со французской столицей являются куда более развитыми, нежели ее контакты со Швейцарией немецкоязычной», - говорит Изабель Рюф (Isabelle Rüf) в интервью порталу swissinfo.ch.
Журналистка и литературный эксперт, она утверждает, что швейцарские авторы испытывают сложности в плане способности по-настоящему заинтересовать своими текстами читателей по ту сторону соответствующего языкового рубежа. «Лозаннским или женевским издательствам порой очень сложно бывает заинтересовать свою публику авторами и текстами из немецкой части страны. К сожалению, то же самое происходит и в обратном направлении», - говорит И. Рюф.
Значит ли это, что в Швейцарии существует непреодолимый литературный барьер между франкоязычной и немецкоговорящей частями страны? «Нет, я бы не стал утверждать это», - говорит Урс Энгелер (Urs Engeler) в интервью порталу swissinfo.ch.
Он является руководителем издательства «Engeler Verlag» (г. Золотурн), в котором, в частности, выходят тексты хорошо известного и за рубежами Конфедерации автора из кантона Граубюнден Арно Камениша (Arno Camenisch). У. Энгелер утверждает, что в настоящее время очень много франкоязычной швейцарской литературы переводится на немецкий – и наоборот.
«Хорошие и интересные франкоязычные швейцарские авторы неплохо известны в немецкой части страны, равно как и наоборот, хорошие немецкоязычные авторы отнюдь не теряются на книжном рынке западных франкоязычных кантонов Конфедерации. Никакого «литературного рва» между двумя основными языковыми и культурными регионами Швейцарии в этом смысле не существует. Основной «ров», на самом деле, проходит по совсем иной границе, а именно, между теми, кто читает, и теми, кто книг в руки не берет».
Нельзя сказать, что молодые швейцарские немецкоязычные авторы популярны прежде всего на зарубежном немецком пространстве. По крайней мере, об Арно Каменише этого не скажешь, - подчеркивает издатель У. Энгелер.
«Он пока опубликовал три романа, два из которых уже переведены на французский, третий роман тоже скоро наверняка будет переведен на язык Бальзака. Камениш часто устраивает чтения именно во франкоязычной Швейцарии, с участием и при поддержке своей очень активно работающей переводчицы Камиллы Люшер (Camille Luscher).
Помощь в переводе
И. Рюф подчеркивает, что немецкая Швейцария в литературной сфере ориентируется соответственно на Германию. Причина этого проста – Германия всегда была полностью открыта для литераторов из немецкой части Конфедерации. Одна из таких авторов – родившаяся в 1968 году в исторической области Воеводина (бывшая Югославия) Мелинда Надь Абонжи (Melinda Nadj Abonji).
Живущая в Цюрихе автор завоевала в 2010 году со своим романом «Tauben fliegen auf» («Взлетают голуби») авторитетную Немецкую книжную премию (Deutscher Buchpreis). Этот роман, изначально опубликованный в австрийском издательстве «Verlag Jung und Jung» ставит в центр этого почти автобиографического романа вопросы эмиграции и интеграции.
«Мелинда – это вообще особый случай», - говорит Ангелика Сальвисберг (Angelika Salvisberg) из швейцарского фонда культурного экспорта «Pro Helvetia» в интервью порталу swissinfo.ch. - «С нашей помощью ее роман, ставший известный после награждения Немецкой книжной премией, уже переведен на французский язык (в издательстве «Pigeon vole»), английский, польский, шведский, итальянский и венгерский. Перевод на китайский скоро также будет опубликован».
Фонд «Pro Helvetia» играет очень важную роль в деле «экспорта» современной швейцарской литературы. «Сами мы никогда не инспирируем каких-либо переводов. Однако мы поддерживаем потребности и планы издательств как в Швейцарии, так и за рубежом, при условии, конечно, что речь в каждом случае идет о высококачественной литературе» - подчеркивает Ангелика Сальвисберг.
Издатель У. Энгелер исходит из того, что каждый писатель прежде всего хочет быть прочитан на своем родном языке. «Но, в конечном итоге, ему, наверное, совершенно все равно, на какой язык переведены его тексты. Важно, чтобы перевод был хорошим. Но даже если качество перевода оставляет желать много лучшего, автор все равно, как правило, предпочитает смотреть на этот факт сквозь пальцы, и говорит, мол, ладно, самое главное, что мою книгу прочтут. И вот это как раз и есть Альфа и Омега всего этого предприятия, именно поэтому и пишут люди – они хотят, чтобы их прочли. На каком языке это происходит, в какой стране или в какой части страны – это, в конечном итоге, дело второе».
Немецкоязычные швейцарцы и их чувство ритма
Немецкое литературное сообщество открыто по отношению к немецкоязычной швейцарской литературе не только в силу общности языка, но также и в силу интереса швейцарских писателей и поэтов к ритму и музыке.
«Многие из них являются исполнителями. Они сочиняют музыку, поют, выступают на сцене. Эта тенденция, правда, затрагивает в немецкоязычном пространстве прежде всего молодое поколение», - подчеркивает И. Рюф. «Связь с музыкой влияет на стиль письма, который приобретает ритм, характерный для репа или того, что называют сейчас Slam Poetry или литперформанс – смесь поэзии и театра. Это касается и Мелинды Надь Абонжи, и вообще многих литераторов из группы «Bern ist überall» («Всюду Берн»).
Эта группа, штаб-квартира которой расположена в городе Биль, исповедует как раз философию литературно-поэтического перформанса. Членами этого творческого объединения являются авторы, говорящие и пишущие на самых разных языках. Среди них находится и настоящая «звезда» этой группы, писатель Педро Ленц (Pedro Lenz). Он пишет на литературном немецком языке, на швейцарском диалекте немецкого, а также на испанском. Его обращение с языком носит отчетливые следы влияния традиций устного нарратива с подчеркнутой музыкальностью тона и стиля.
Другое похожее творческое объединение сложилось вокруг автора нескольких романов Петера Вебера (Peter Weber). Членами этой группы являются такие авторы, как Бодо Хелл (Bodo Hell), Михель Меттлер (Michel Mettler) и Антон Бруин (Anton Bruhin). «Все они своего рода актеры, исполнители. И это открывает им путь к англоязычному миру, который, в отличие от французской литературной традиции, куда более открыт по отношению к таким экспериментам», - рассказывает И. Рюф.
Тичино, детективы и нелегальные мигранты
Совершенно иначе выглядят проблемы и заботы писателей в италоязычной части Швейцарии, среди которых традиции творческого «коллективизма» сильны не так, как, скажем, в немецкой части страны.
Тем более ярко выраженными оказываются идеалы и предпочтения каждого писателя в отдельности. Таков, например, родившийся в 1970 году автор по имени Фабиано Альборгетти (Fabiano Alborghetti), отличающийся воистину воинствующими про темпераменту взглядами. И это тоже понятно. «В Италии он долгое время жил вместе с беженцами и нелегальными мигрантами», - разъясняет И. Рюф.
Собранный писателем опыт был сконцентрирован им в книге «Registro dei fragili» (вышла в издательстве «Edizione Casagrande Bellinzona»), сборнике текстов, который под заговлоком «Registre des faibles» (издательство «Editions d'En bas», Лозанна) вышел недавно и на французском языке.
Эта ранее переведенная на арабский, английский, турецкий и словенский языки книга имеет за рубежом куда больший успех, чем, например, книги швейцарского автора Пьера Лепори. Его роман с завлекательным названием «Sessualità» («Сексуальность») был переведен на все национальные языки Швейцарии, но особенного признания он не получил.
Наконец, last but not least, следует упомянуть и рожденную в 1978 году писательницу Андрею Фациоли (Andrea Fazioli), чьи детективы пользуются успехом в Италии и активно переводятся на немецкий язык. Конечно, любой обзор страдает неполнотой. В этом обзоре остались неупомянутыми многие молодые и перспективные писатели и писательницы из Швейцарии. Однако если бы мы решили говорить о всех их, то тогда нам пришлось бы писать целый роман. Или как минимум научную монографию.
Все большее число немецких пенсионеров покидает Германию.
Они здесь родились, учились и проработали всю свою сознательную жизнь. Они работали много лет и выплатили в пенсионную кассу за эти годы огромную сумму денег, что-бы уйдя на пенсию жить спокойно. Но сумма получаемой пенсии, у многих, вышедших на пенсию в последние годы немецких граждан, настолько мала, что многие пожилые люди решились покинуть страну.
Все больше немецких пенсионеров не могут себе позволить оплачивать услуги службы по уходу за престарелыми, а их родные не могут или не хотят им помочь в этом. По-этому, для очень многих отъезд в восточную Европу показался единственно правильным решением.
Неужели Германия выпроваживает со своей! территории своих! собственных пенсионеров? Уже более 10.000 немецких граждан пожилого возраста живут в странах бывшего восточного блока- и их будет еще больше.
В Венгрии, например, только в 2007 поселилось 4261 немецких пенсионеров. В 2011- уже 7146. Почти вдвое больше! В Чехии живет уже 3109 человек. Увеличилось число немецких пенсионеров в Словакии и Болгарии.
Военное руководство Швейцарии и правительство страны намерены обновить парк машин своих ВВС и закупить в Швеции новые современные самолеты марки «Saab Gripen». Этот проект, однако, грозит завершится полным провалом, а все потому, что в стране нет единого мнения о том, какие ВВС нужны Швейцарии и для каких задач. Практически все эксперты, правда, едины в том, что главной задачей швейцарских военно-воздушных сил является защита национального воздушного пространства от террористических атак.
Против защиты своего неба от террористов не возражает даже скандально известная в стране организация «Группа Швейцария без армии» («Gruppe Schweiz ohne Armee» - GSoA), выступающая резко против закупки новых самолетов.
«По мнению GSoA, можно было бы ограничится созданием отдельного корпуса воздушной полиции в рамках уже существующих полицейских сил», - говорит Кристоф Барбей (Christophe Barbey), сопредседатель этой организации из франкоязычной части страны, в интервью порталу swissinfo.ch.
Лучшее средство для полиции
Проблема только в том, что наиболее оптимальным средством, которым можно было бы оснастить такую полицию, все равно остается истребитель-перехватчик.
Современные средства ПВО могли бы быть на первый взгляд разумной альтернативой, однако многие эксперты выступают против. Один из них - Питер Фильштедт (Peter Felstaed), работающий, в том числе, на специализированный авиационный журнал «IHS Jane's Defence Weekly».
«Ракетная противовоздушная оборона показывает себя особенно эффективной при защите воздушного пространства над отдельными объектами стратегической важности. Однако предупредительные выстрелы такая система давать не может. А вот самолет, оснащенный ракетами класса «воздух-воздух», вполне на это способен».
Возможная альтернативная самолетам опция – международное сотрудничество Швейцарии с другими странами с целью выполнения задач полицейской охраны границ национального воздушного пространства. Однако и это решение имеет свои технические недостатки, не говоря уже о проблеме отказа от части государственного суверенитета.
«Представьте себе ситуацию 11-го сентября 2001 года. Для того, чтобы иметь право сбить неопознанный летающий объект, нужно получить официальный приказ; власти затронутой страны дают такой приказ; посредством армейского руководства этот приказ поступает в другую страну. Это очень непростая ситуация, и я думаю, что пока такой приказ дошел бы до исполнителей-пилотов, было бы уже поздно», - рассуждает депутат Национального совета (большой палаты швейцарского парламента) от консервативной Швейцарской народной партии и одновременно член парламентской комиссии по вопросам безопасности Ивен Перрен (Yvan Perrin) в интервью порталу swsissinfo.ch.
Есть ли угрозы? И вызовы?
В задачи швейцарских ВВС входит также ведение борьбы с противником в воздухе и уничтожение наземных целей. И если относительно гипотетической воздушной полиции все более или менее ясно, то такого рода чисто военные операции вызывают уже большие сомнения.
Левые политические силы Швейцарии и правые партии рассматривают эту проблематику с совершенно разных углов зрения. Левые скорее склонны утверждать, что покупать новые самолеты не имеет смысла просто в силу отсутствия в настоящее время реальных угроз для Швейцарии.
«Риск, что в воздушное пространство Конфедерации вторгнется иностранный военный самолет очень невелик», - говорит Жеральдин Савари (Géraldine Savary), депутат Национального совета от партии социалистов (SP) и тоже член парламентской комиссии по вопросам безопасности в интервью порталу swissinfo.ch. - «Сегодня нас скорее интересуют угрозы террористического характера, и я еще ни разу не слыхала, что в распоряжении террористов находятся самолеты».
«Если принять во внимание, что швейцарская армия должна сегодня развиваться в сторону современных вооруженных сил с меньшим количеством людей, то очевидно, что выделение средств на самолеты нанесет ущерб финансовым планам модернизации наземной армии – и это большая проблема», - убеждена Ж. Савари.
С правой стороны политического спектра доносятся немного иные голоса. «Конечно, у границ Швейцарии нет сейчас угрожающей нам иностранной армии», - говорит И. Перрен. «Однако покупка новых самолетов сегодня стала бы инвестицией на долгосрочную перспективу – до 30 лет. Сегодня никто не может сказать, как будет выглядеть Европа через 15 лет. Будущее может стать для нас серьезным вызовом – и без авиации мы рискуем не найти на этот вызов адекватных ответов».
Хорошего понемножку
Тем, кто считает, что швейцарские ВВС должны исполнять роль только воздушной полиции, нынешние средства, находящиеся у них в настоящее время в распоряжении, - а именно парк самолетов в составе 33 машин марки F/A-18-Jets, - представляются совершенно достаточными.
«Для социалистов функции контроля за воздушным пространством являются совершенно достаточными», - заявляет Ж. Савари. – «У нас уже есть в распоряжении соответствующие средства, не говоря уже о том, что у Швейцарии есть и беспилотные летательные аппараты – дроны, которые также позволяют контролировать ситуацию в нашем небе».
Швейцария располагает достаточные средствами для контроля за собственным воздушным пространством, - считает К. Барбей. «Именно поэтому GSoA считает, что Швейцарии не нужны новые самолеты для собственной обороны. Покупка новых машин будет означать, что Швейцария вооружилась сверх всякой меры. А это, в свою очередь, означало бы, что мы растратили попусту огромные средства в пользу чисто военной логики».
Ж. Савари разделяет это мнение. «Столь уже нужны нам новые самолеты тогда, когда гораздо важнее было бы инвестировать в здравоохранение, в транспортную инфраструктуру, в образование?», - спрашивает она.
Мы не настолько богатые, чтобы покупать дешевое?
В палатах швейцарского парламента политическое право-центристское большинство обеих комиссий по вопросам безопасности выступает за обновление машинного парка ВВС. «Самолеты марки «Tiger» давно отслужили свое и их нужно менять. Стареют и F/A-18. Нужно просто понять, что эта техника не сможет продержатся еще несколько десятилетий», - подчеркивает И. Перрен.
Остается вопрос – на какие конкретно машины следует поменять нынешних «Тигров». После долгой процедуры оценок всех за и против швейцарское правительство и армейское руководство остановили свой выбор на шведских самолетах типа «Saab Gripen», предпочтя их французским «Рафалям» и европейским «Еврофайтерам».
Самолет типа «Gripen» имеет одно, но очень важное преимущество – он намного дешевле своих конкурентов. «Военные самолеты сами по себе вообще очень дороги. Именно поэтому ожидается, что Швейцария приобретет «Грипены». Другие страны (Швеция, Чехия, Венгрия) уже пользуются этими машинами, а потому расходы на их профилактику и эксплуатацию могли бы быть сокращены за счет уже существующей международной кооперации в этой сфере», - разъясняет британский эксперт Питер Фильштедт.
Плохой новостью, однако, стали экспертные оценки, из которых следует, что «Gripen» куда слабее своих конкурентов. После такого рода докладов многие сторонники покупки именно этих машин вдруг резко изменили свое мнение, начав выражать свои сомнение на предмет целесообразности заключения сделки со шведами. «Как говорится, мы не настолько богатые, чтобы покупать дешевые вещи», - подчеркивает И. Перрен. – «Покупать сейчас эти самолеты и понимать, что приобретаешь модель, устаревшую уже вчера… Это просто досадно».
Смерть на взлете?
Сейчас в парламенте проходят жесткие дебаты на все эти темы – окончательное же решение, скорее всего, будет принято на общенародном референдуме. Впрочем, уже сейчас можно сказать, что проекту покупки новых самолетов не повезло изначально.
В парламенте следует ожидать решительного «нет» со стороны левых партий, которые не убеждены в необходимости покупки новых самолетов. Однако отрицательная реакция может последовать и из рядов правых партий.
«В правом лагере наблюдается реальный раскол. Я четко ощущаю отсутствие какого-либо особенного энтузиазма на предмет покупки новых самолетов. Есть даже те, кто решительно против этого», - говорит Ж. Савари. По ее мнению, на референдуме идея сделки со шведами может потерпеть сокрушительное поражение.
«Нельзя утверждать, что народ в большинстве своем убежден в необходимости приобретения новых самолетов», - подчеркивает И. Перрен. - «А если еще пытаться объяснить народу, что мы выбрали самолет, не отвечающий всем необходимым критериям… Тогда о покупке новых машин можно забыть сразу…»
Государственная служба Украины по лекарственным средствам в очередной раз информирует, что с 1 января 2013 года на территорию Украины будет запрещен ввоз лекарственных средств, произведенных не в условиях GMP.
Подтверждением того, что производство лекарственных средств отвечает действующим в Украине требованиям GMP, является документ, выдаваемый Гослекслужбой Украины соответствии с Порядком проведения сертификации производства лекарственных средств, утвержденного приказом Министерства здравоохранения Украины от 30.10.2002 года № 391 (в редакции приказа Министерства здравоохранения Украины от 05.07.2011 № 387, зарегистрированного в Министерстве юстиции Украины 11.08.2011 г. под № 969/19707).
Указанным Порядком предусмотрено предоставление документа соответствия производства требованиям GMP не только по результатам инспектирования, проведенного Гослекслужбой Украины, но и по результатам инспектирования, проведенного регуляторным органом страны-члена международной Системы сотрудничества фармацевтических инспекций (PIC / S).
Таким образом, производитель лекарственных средств имеет возможность, кроме Держликслужбы Украине, с целью проведения инспектирования производства, обратиться к любому регуляторного органа страны-члена PIC/S для получения документа соответствия требованиям GMP и дальнейшего его предоставления в Минздрав Украины / Гослекслужбу Украины.
Страны, которые являются членами PIC / S состоянию на 30.10.2012
1. Австралия
2. Австрия
3. Аргентина
4. Бельгия
5. Греция
6. Дания
7. Эстония
8. Израиль
9. Индонезия
10. Ирландия
11. Исландия
12. Испания
13. Италия
14. Канада
15. Кипр
16. Латвия
17. Литва
18. Лихтенштейн
19. Малайзия
20. Мальта
21. Нидерланды
22. Германия
23. Норвегия
24. Великобритания
25.Южно-Африканская Республика
26. Польша
27. Португалия
28. Республика Словакия
29. Румыния
30. Сингапур
31. Словения
32. США
33. Венгрия
34. Украина
35. Финляндия
36. Франция
37. Чешская Республика
38. Швейцария
39. Швеция
ДОВЕРИЕ В РОССИИ: СМЫСЛ, ФУНКЦИИ, СТРУКТУРА[1]
Лев Гудков
Явное исчерпание больших идей в современной социологии, связанное с концом модернизационной парадигмы и завершением институциональной трансформации в западных обществах, заставляет думать уже не о внутридисциплинарном кризисе, а о переходе социологии в разряд социально-прикладных разработок, то есть ее приближении к состоянию, которое можно считать конечной стадией всякой (классической) науки. Конец модерна как завершение эпохи Просвещения или большого европейского проекта Культуры сопровождался многочисленными явлениями распада больших онтологических конструкций и идей единства универсума, истории, общности человеческой природы, законов социального развития, а соответственно, и падением интереса к большим теориям общества, социальных систем и т.п. Критики говорят о самоедстве и культурном мазохизме современного общества, об эрозии тех ценностных оснований (веры в исторический прогресс), на которых строились современный социальный порядок и социальное знание. Появление мощных супербюрократий вроде ЕС, транснациональных корпораций, международных организаций и т.п. оказало заметное унифицирующее влияние на национальные социальные и правовые практики и локальные культуры. Политика как сфера проявления харизматических фигур, предложения великих национальных идей или воодушевляющих массы целей общественного развития постепенно все сильнее и сильнее ограничивалась парламентской регламентацией, стерилизовалась практикой бюрократического администрирования, подчиняясь долгосрочному социальному планированию, экспертизе специалистов, массмедиальным технологиям. Повседневная жизнь в современных обществах стала более упорядоченной, чем в первой половине XX в., обеспеченной, безопасной, комфортной, предсказуемой и скучной, если судить по доминирующему тону в современном искусстве и литературе, озабоченных неясностью или дефицитом экзистенциальных ценностей.Такой интеллектуальный климат оказывается не слишком благоприятным для развития социологии как науки о меняющейся социальной действительности, науки, озабоченной вопросами понимания Другого или последствий взаимодействия с ним. Кризис социологии не носит драматического характера и проявляется довольно вяло, поскольку смутное недовольство, вызываемое отсутствием новых значительных теоретических идей и направлений, сопоставимых со структурно-функциональным анализом или с символическим интеракционизмом, систематизировавшими оригинальные идеи основоположников дисциплины, компенсируется удовлетворением от все умножающейся массы прикладных исследований и предметных разработок, ведущихся по самому широкому кругу тем. Нет сомнения, что мы стали больше знать о тех обществах, в которых живем, но это во многом перестало быть интересным. Дисциплина давно потеряла не только свой начальный энтузиазм и эпистемологический идеализм, но и четкость парадигмальных разграничений среднего периода своего развития (1940—1960-х гг.), зато приобрела солидность практической, почти инженерной, науки, к которой обращаются многие заинтересованные лица, включая и представителей смежных дисциплин — экономистов, историков и других. Этому упрочению статуса социологии отчасти способствовал процесс неизбежной эклектизации, позитивного соединения разных теоретических и методологических подходов для решения аналитических или дескриптивных задач среднего и микроуровня социального взаимодействия. Критика 1970—1980-х гг., исходившая из разных ценностных оснований, проделала чрезвычайно важную работу: отделила философские элементы, исходные резидуумы знания, онтологические основания знаниевых парадигм от техники описания и объяснения. Благодаря этому стали возможны инструментализация процедур анализа и объяснения, использование отдельных элементов структурно-функционального, системного или какого-то иного из имеющихся теоретических подходов в качестве эвристических приемов или готовых «ключей» для решения частных контекстуальных задач. Сочетание разных понятийных средств для работы с разнородным предметным материалом получило теперь уже методологическое узаконение в эмпирической практике и в идеологии постмодернизма.
Сама по себе потребность в синтетическом рассмотрении социальных явлений и процессов стала ощутимой после успеха структурно-функционального анализа (в 1960-х гг.) и последовавшей реакции на него в виде методологической критики, опирающейся на самые разные идеологические и ценностные основания. Критика стала условием и формой рецепции и освоения его потенциала. Особую роль в этом деле сыграло появлении феноменологической, гуманистической, радикальной версий социологии, включая и обращение к драматургическому или сценарному подходу И. Гофмана, а затем и этнометодологии. В этом же контексте имеет смысл рассматривать и попытки возродить понимающую социологию культуры[2] в духе М. Вебера или Г. Зиммеля, предпринятые в конце 1970-х — начале 1980-х гг. в Германии, или стимулировать culturestudiesв англоязычных странах, и т.п. Критике удалось стимулировать интерес к смысловому (культурному) бэкграунду социальных институтов, историзировать саму суть социологической проблематики, связав те или иные постановки вопроса исследования с конкретными институциональными или групповыми интересами и проблемами, насытить социологические схемы историческим материалом. Это дало сильнейший импульс к расширению предметной социологической тематики, привлечению внимания к проблематике повседневного «жизненного мира», но одновременно таило в себе опасность размывания границ социологической работы.
Как обычно бывает в таких случаях, последствия подобной работы с универсальными теориями (Т. Парсонса и его многочисленных последователей, Н. Лумана и других) были непрямыми и весьма неоднозначными: для самой социологии это вылилось в утрату большой перспективы дисциплины, в зарастание предметного поля «мелкотемьем», но размывание дисциплинарных границ социологии стимулировало рецепцию смежными дисциплинами отдельных идей и приемов социологии, осознание новых возможностей для объяснения уже своего материала и появление новых точек зрения на старый, короче — формирование новой проблематики в рамках своего предмета. Так, в экономике, едва ли не впервые после М. Вебера, была осознана значимость не только институционального анализа (неоинституционализм), но и культуры, со всем спектром вопросов человеческого существования — доверия, веры, образования, семейного воспроизводства (цены социализации) и т.п. аспектов «человеческого капитала».
Нельзя сказать, чтобы подобная «экономизация» традиционной социологической тематики («перевод» неэкономических форм поведения — традиционного или ценностно-рационального действия, например воспитания детей, семейных отношений, политики и проч., — в категории целерационального действия, то есть их интерпретация по образцу других экономических отношений) была очень успешной в теоретическом плане; однако сама грубость подобных аналогий экономизации неэкономической сферы (например, у Г. Беккера) была предпосылкой расширения предметного поля экономической науки. Схожие процессы шли и в других дисциплинах.
До российской социологии эти перипетии внутридисциплинарной эволюции дошли с большим запозданием, с искажениями и никак не отразились на теоретическом качестве ее общих интерпретационных схем. Догоняющий характер российской модернизации и ведомственный характер социологии в России, ее финансовая и организационная зависимость от государственной бюрократии обернулись утрированным копированием новейших модных образцов, эпигонством и некритическим заимствованием западных подходов, ставших обязательными для подражания. Организация социологии в России почти не допускала появления независимых научных позиций и научных авторитетов. Следствием этой интеллектуальной зависимости и слабости стало затянувшееся влияние транзитологических концепций, а затем и угасание общего интереса социологов к текущим процессам в стране, который был так ощутим в 1960— 1970-е гг., во время становления советской социологии и появления первых симптомов разложения тоталитарного режима.
Однако в интеллектуальной истории российской социологии было одно исключение — Ю.А. Левада, который еще в конце 1960-х гг. поставил задачу не просто осмысления опыта и границ применения западной социологии, в первую очередь — структурного функционализма, но и соединения его концептуальных и теоретико-методологических возможностей с арсеналом других дисциплин, включая исторические науки, науки о культуре, антропологию, политологию и проч. Он выдвинул методологическое требование не только выявлять в каждом конкретном случае социологического описания или анализа социального явления актуально значимые институциональные или групповые рамки поведения, но и указывать на историчность или гетерогенность их смыслового обоснования, наличие разных по глубине культурных слоев (включая пространственные и временные характеристики действия), определяющих сами нормы и правила социального поведения. Левада настаивал на необходимости расширения интерпретационного контекста экономического поведения или урбанизационных процессов, снимая тем самым идеологические и дисциплинарные барьеры с понимания многослойности структур «современности»[3].
Его подход можно описать следующим образом: то, что нам кажется самоочевидным, естественным и не требующим специального разъяснения или обоснования, не просто представляет собой результат синтеза разных культурных форм (а значит — итог длительного исторического формирования или развития, трансформации больших ценностных идей и их снижения), но и закреплено особыми нормами «очевидности», защищающими подобные смысловые значения от рационализации. Чаще всего в качестве подобной нормы самоочевидности выступает форма целерациональности или инструментальности действия как «естественной» характеристики современности. Другими словами, институциональное принуждение к дисциплине и самоотчету, самоконтролю и ответственности индивида в современном обществе выступает в качестве императива инструментальной рационализации поведения, включая и свое собственное, и нормативные ожидания аналогичного поведения от любого другого. Именно эта норма навязываемой различными доминантными социальными институтами ответственности делает непроблематичными, самоочевидными формы современности, вытесняя (а иногда и запрещая) любые другие варианты мотивов действия или их интерпретации как девиантные. Инструментальная рациональность становится образцом антропологии современного человека, что во многих случаях приводит к массе недоразумений и ошибкам в интерпретации социального поведения (при анализе экономических явлений, электоральных процессов, политики, этнических фобий, национальных конфликтов и т.п.).
Направленность исследовательских интересов Левады явно противоречила получившему широкое распространение процессу тривиализации знания[4], но оказалась, как мне представляется, чрезвычайно плодотворной для всего круга исследований, начатых им в рамках проектов сначала ВЦИОМа, а затем Левада-центра и представленных в его сборниках статей[5]. Я имею в виду проблематику программы «Простой советский человек» и примыкающих к ней исследований структуры массового сознания, отношения к власти, к социальным переменам, проблематику национальной идентичности. Особенность работы Левады заключалась в том, что он развертывал текущие явления, схватываемые в языке повседневного опыта, в контексте больших тектонических изменений, происходящих в тоталитарном, а затем — и посттоталитарном социуме, а затем переводил их на язык соответствующих концепций и теорий культурно-исторических процессов, позволявших интерпретировать их в категориях и понятиях «большого времени».
Следуя намеченному Левадой методологическому направлению работы, я в данной статье хотел бы проанализировать феномен доверия.
1. ФЕНОМЕН ДОВЕРИЯ В СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ
Проблематика доверия в последние десятилетия снова стала привлекать внимание социальных исследователей после долгого отсутствия интереса к ней.
Но в период формирования социологии как дисциплины (1900—1920-е гг.) доверие наряду с другими социальными формами взаимодействия (борьба, господство, обмен, традиция, социальная дифференциация, рессантимент, мода, кокетство и т.п.) было одной из важнейших социальных категорий, используемых при интерпретации социальных структур[6]. Нынешний интерес к теме связан не столько с запросом на более точное понимание природы этого явления, сколько с потребностями причинной интерпретации взаимосвязи или взаимообусловленности особенностей доверия и институциональных структур (экономика, политика и т.п.) в разных странах. Успех подобных попыток даст надежду на разработку новых средств понимания и учета влияния культуры на характер эволюции политических и экономических отношений в разных странах, что представляет не только теоретический интерес[7].
За два десятилетия подобной работы получен значительный материал, показывающий роль доверия в практике социально-экономических отношений, проведены широкомасштабные сравнительные исследования уровня доверия в разных институциональных контекстах и предложены рационалистические теории доверия[8].
Вместе с тем, использование понятия «доверие» в сравнительно-типологических исследованиях наталкивается на ряд ограничений, связанных с тем, что доверие рассматривается преимущественно как психологическое явление, как целостный и однозначный феномен, как аффект, иррациональный по своей сути. Попытки, предпринимаемые экономистами и социологами для того, чтобы выйти из этой старой методологической ловушки, нельзя признать особенно удачными. Стремясь формализовать понятие «доверие» и уйти от психологизма, аналитики в таких случаях обычно впадают в другую крайность: интерпретируя доверие по модели инструментального действия (рационального, а потому легче всего понимаемого), они «экономизируют» подобные отношения, что, на мой взгляд, не просто упрощает, но искажает характер реальных взаимодействий людей, привнося телеологизм в смысловую структуру действия доверия. Функция доверия в подобных схемах интерпретации сводится лишь к оптимизации издержек выбора, к снижению рисков и возможных потерь, к установлению определенных моральных рамок («добродетелей») или культурных предписаний для целерациональной структуры социального действия, якобы снимающих неопределенность ситуации для действующего (П. Штомпка, Н. Луман, Ф. Фукуяма, теория «рационального выбора» и другие подходы).
Несмотря на потери, неизбежные при такой сильнейшей генерализации элементов объяснения, несомненным выигрышем при этом оказывается возможность использовать схему причинного объяснения. Но опасность утраты своеобразия самого феномена доверия остается, она заключается в неконтролируемой подмене смысла действия (ценностной рациональности, обычая или традиции как обеспечения ожиданий партнеров) хорошо отлаженной схемой целерационального действия.
Не умаляя эвристической ценности названных подходов, я предпочел бы интерпретировать доверие как сложный социальный феномен (закрытое социальное взаимодействие), структура которого представляет собой соединение разных смысловых оснований. Когда мы говорим, что доверяем врачу, учителю, профессору в университете, кассиру в магазине, информации о расписании рейсов в аэропорту, другу или коллеге по работе, жене/мужу, банкам, иностранной валюте, науке, метеопрогнозам, политикам, газетам и т.п., мы редко сознаем, что в каждом подобном случае наше доверие опирается на разные смысловые основания и, соответственно, определяется разными нормами ожидания и характера исполнения действия. Супружеская верность (взаимное доверие супругов друг другу, имеющее среди прочего символический характер парной солидарности) принципиально отличается от веры врачу, к которому вы обратились, а доверие банку — от доверия школьника учителю. Но во всех этих случаях имеет место предпонимание ситуации (ее определение и схематизация действия), то есть актуализация горизонтов действия и возможных способов поведения (своего и партнера).
Доверие — это способность действующего схватывать выражение имплицитных кодов и правил поведения одних институтов или социальных групп в зонах действия других институциональных или групповых правил поведения, это восприятие действующим неназываемых, но подразумеваемых (в конкретной ситуации взаимодействия) норм институционального действия, которыми будет (поскольку предполагается, что он должен, обязан) руководствоваться партнер. В смысловой структуре рассматриваемого или описываемого исследователем действия (целевого или ценностного) эти нормы принципиально не могут быть артикулируемы (содержательно представлены в категориях мотива, цели или средств данного действия). Их семиотическое присутствие в ситуации взаимодействия обозначено признаками разной модальности поведения акторов (возможности, вероятности, долженствования), а выражено лишь как психологическое качество поведения, как известного рода иррациональность установки и действия (поскольку то, что вызывает доверие, лежит вне логики маркированной структуры целевого поведения). Таким образом, речь идет не о неполном знании обстоятельств или мотивов поведения партнера, условий взаимодействия, последствий поведения и т.п., риски которого, как часто подчеркивают сторонники «экономизации доверия», феномен «доверие» может компенсировать так или иначе[9].
Доверие как тип социальной регуляции обеспечивает взаимосвязь принципиально разных институциональных систем, групп, разных по глубине слоев культуры. Оно определяет границы индивидуальной или институциональной рациональности (раскрывая ее смысл) и соединяет их между собой, позволяя учитывать последствия взаимодействия актора с институтом, группой или другими индивидами. Доверие продуцирует смысл будущего, как бы проектируемого взаимодействия партнеров или актора с различными и неопределенно многими другими акторами (включая и взаимодействие индивида с институциональными порядками или их представителями, как это имеет место, например, в актах использования денег: обмен символическими средствами выражения ценности в расчете на то, что их примут в адекватное обращение неопределенно многие третьи лица).
Исходя из сказанного, я бы определил доверие как социальное взаимодействие, ориентированное на высокую вероятность (шансы) того, что действия партнеров (а ими могут быть не только отдельные индивиды, но и социальные группа или институт) будут протекать в соответствии с ожидаемым субъектом действия порядком, основанным на взаимных моральных или ценностных обязательствах, принуждении, обычаях, традициях, социальных конвенциях, идейных убеждениях, материальных интересах, общепринятых представлениях. Эта уверенность должна быть проявлена действующими не только в различного рода заявлениях, но и в совместных церемониалах (ритуалах, праздниках, выборах, референдумах, митингах и т.п.), а также обозначена особым языком поведения, а значит — подтверждена и гарантирована различными санкциями за нарушение ожиданий или несоблюдение общепринятых обязательств, имеющих нормативный или правовой характер. Ценностные обязательства (включая коммуникативную этику) могут включать согласие по поводу общих правил действия в той или иной сфере коллективной жизни: поиске научной истины, соревновании в спорте или поведении на дуэли, в бизнесе, в любви, в воспитании детей, в работе и т.п. Обязательства предполагают высокую вероятность наступления ответственности за нарушение этих правил, причем со стороны не только пострадавших от нарушения, но и всего социального окружения, поставленного в известность об этом деликте. Коллективный характер обеспечения доверия означает, что доверие, вне зависимости от его конкретных смысловых оснований, входит в состав общего набора институциональных и групповых норм поведения, социального порядка, общих представлений, опыта прошлого, горизонтов притязаний группы (интересов) или аспираций отдельного индивида, границ возможного отклонения от нормы и т.п., совокупность которых и образует то, что стали с недавних пор именовать накопленным и передаваемым от поколения к поколению «социальным капиталом» того или иного сообщества[10].
Внутренние границы доверия очерчены вероятностью неисполнения взаимных обязательств. Нарушение обязательств может оправдываться субъектом действия (неисполнения) определенными условиями, прекращающими действие общих обязательств и правил, либо связываться с высшими обстоятельствами (ценностным конфликтом, наличием других ценностных порядков). Но в любом случае возможность нарушения доверительных отношений принимается во внимание действующим и задает предел доверия. Сама по себе эта граница становится очень важным символическим барьером, тематизация которого продуцирует в культуре множество сюжетов в литературе и искусстве, игровых ситуаций, экспериментов и т.п. Таковы темы лицемерия, предательства, обмана, соблазна, лукавства, паразитирования на доверии, несостоятельности того, кому доверяют, безответственности, а также тема выгоды, которую приносит нарушение правил доверительного взаимодействия[11]. Граница доверия, обозначенная соответствующим ритуальным жестом или процедурой, указывает на (предположительное) переключение одной модальной системы доверия на какую-то другую, определяемую другими правилами взаимодействия с партнером или партнерами. Чем сложнее устроено общество, тем многообразнее сами границы доверия и тем большее значение приобретает способность человека их различать и переходить от одной зоны доверительных отношений к другой, не вызывая возмущения партнеров (социальный такт действующего).
Упомянутые выше ритуалы, подчеркивая символический характер доверия, сами по себе еще ничего не говорят о степени значимости доверия или длительности его действия. Соответственно, исходными задачами эмпирического изучения феноменов доверия или зон его распространения оказываются фиксация и описание 1) различных барьеров между модальными сферами доверия; 2) семантических или социальных границ доверия, отделяющих пространства недоверия; 3) интенсивности доверия. Оказываясь вне этих зон доверия, индивид немедленно включает нормы недоверия как операциональные коды поведения в агрессивных или социально опасных средах существования. Барьеры — это фиксированные ритуалы недоверия (бдительности, проверки, сомнения), отмечающие рост социальной и антропологической неопределенности в ситуациях перехода от одной зоны доверия к другой. Степень артикуляции этих барьеров зависит от характера институционализации социального доверия в разных обществах.
Для исследователя чрезвычайно важно видеть границы между зонами доверия/недоверия. Без указания на подобные подразумеваемые, внутренние или внешние, барьеры, играющие роль смысловых рамок для правил взаимодействия, переключателей регистров солидарности, разделяющих нормы разных планов социальных отношений, взаимного контроля, согласования интересов и т.п., невозможно понимание сложности и неоднородности социальной материи, из которой состоит повседневность существования. Тем более это важно для анализа поведения в репрессивных обществах, в которых обыденность пронизана официальной ложью и лицемерием, как в советском и постсоветском обществе, равно как и в других репрессивных и закрытых социумах (в мусульманских общинах, современном Китае и т.п.). Нас в первую очередь интересуют именно эти аспекты поведения в ситуациях сочетания разнородных нормативных систем и препятствий для их универсализации, подавления условий возникновения универсальной этики и права. Сама по себе двойственность этики, или двоемыслие, — явление, характерное для любых типов современных обществ. Но удельный вес и значение двоемыслия может радикально различаться в разных социальных системах.
Формализация доверия предполагает появление не только разного рода документов, паспортов, сертификатов, пропусков, удостоверений и т.п., указывающих на кодификацию правил различения своих и чужих, норм институционального поведения (включая и санкции за нарушение), но и специализированных служб контроля. Наиболее институционализированными формами барьеров доверия (априорного недоверия) являются учреждения, осуществляющие меры безопасности и охраны. Охрана государственных и ведомственных тайн и секретов, обеспечивающая зоны гарантированного доверия (со всеми процедурами проверки, допусков, подписок о неразглашении, иерархии допущенности, создания специальных служб безопасности и поставок соответствующего технического оборудования), представляет собой один из примеров границ доверия. Другими примерами могут служить меры по защите от подделок (денег, финансовых или юридических документов) и соответствующие службы разного уровня. Чем менее формализованным является контроль, тем с большей уверенностью мы можем говорить о значимости традиционных или конвенциональных отношений в группах или сообществах, требующих собственных ритуалов солидарности и выражения доверия. В деревне нет нужды в предъявлении документов соседям, как это делается ежедневно при входе в здание большой организации или предприятия.
В советское время в атмосфере тотального привычного страха и коллективного заложничества, когда контроль охватывал сферы и публичного пространства, и частной жизни, поддержанию доверия способствовала норма деления на «своих» и «чужих». Под «своими» понимались не просто люди, которым можно было доверять (в смысле общей веры в то, что в случае нужды тебе могут помочь, поддержать эмоционально, финансово или физически), но и те, на кого распространялись проекции норм «порядочности», взаимной лояльности, уверенности в том, что эти люди тебя «не сдадут, не предадут, не донесут начальству» или властям о «неподобающем» поведении. К «чужим» относились представители тех зон существования, где были незначимыми представления и нормы солидарной ответственности. И «свои», и «чужие» были весьма условными категориями, нередко «свои» превращались в «чужих», и наоборот. Подобная структура двоемыслия (в терминах Ю.А. Левады — «игры», «игровых структур социального взаимодействия») задавала определение ситуации и диктовала различные коды социального поведения в разных средах, соединяя формальные и неформальные правила взаимодействия через многообразные способы преодоления внутренних и внешних барьеров. При этом включались нормы поведения, относящиеся к разным системам социального контроля и опознания («свой» / «чужой»). Церемониалами снятия барьеров между статусами были обязательная совместная выпивка в неформальной обстановке (на работе, или дома, или в среде, которая отключала внешние механизмы повиновения, — на природе, в туристской поездке, в поезде, после работы на рабочем месте, во внеслужебное время, в командировке, в бане и т.п.) или апелляция к другим «своим» (родственникам, прежним сослуживцам, коллегам, приятелям и т.п.), которая принимала форму «помощи», «услуги» (блата, связей, «нужных людей») и предполагала соответствующий семантический код — использование языка «своих», псевдопартикулярных отношений («...я от Ивана Ивановича»), хотя сам действующий при этом мог и не знать лично ни самого «Ивана Ивановича», ни даже того, кто он такой[12]. Язык подобных отношений предполагал процедуры демонстративного исключения официальных или общепринятых форм взаимодействия, установления «особого», «специального» режима поведения («разрешить в порядке исключения», как тогда писалось в служебных записках начальству при обращении с просьбой). По существу, это означало отмену требований морали, упразднение общих правил оценки себя и других и взаимообязывающих норм поведения.
Иерархия барьеров и разграничение зон доверия и взаимодействия воспроизводят социальную иерархию и отражают степень жесткости (закрытость или открытость) социальной структуры. Семантика барьера доверия в любом случае строится на переворачивании смысла доверительных отношений, на выражении презумпции недоверия. Границы доверительных отношений могут быть подчеркнуты пространственно-временными ограничениями, социальными фильтрами или характером допуска в коллектив или группу, церемониями перехода из одной системы норм (ценностей) в другую, сменой языка, одежды, интонаций, правил поведения в повседневности и прочим. «Игра в доверие» стала в советское время социальным кодом поведения, умением демонстрировать другому, что актор понимает, что его партнер лжет (в чем, когда и в каких отношениях) и знает, что актор это понимает, благодаря чему достигается конвенциональное согласие и определение рамок возможного контроля насилия или коррекции взаимодействия. Важно, что отсчет при этом идет от негативных представлений или моделей человека, которые выступают как норма определения реальности.
Более сложные и многообразные барьеры и границы доверия образуются в зонах двоемыслия. Отсутствие открытых для всех социальных лифтов и каналов вертикальной мобильности оборачивается постоянной склокой внутри влиятельных или обладающих особыми ресурсами групп в обществе, регулярной рекомпозицией центров силы, поддержанием высокого уровня цинизма, недоверия, «бдительности», все более частными коррупционными скандалами. Как правило, эти барьеры не отмечены, не маркированы в языке или семантике того, чему или кому доверяют, а потому воспринимаются как само собой разумеющиеся (собственно, это и есть выражение отношений доверия, непроблематичности отношений). Барьеры могут быть обозначены сменой одежды, сменой речевых норм, в том числе — обращения (переход от «вы» к «ты», появлением экспрессивной или обсценной лексики), отменой иерархических различий в статусах, подчеркиванием исключительности ситуации или особого (равного или интимного, сближающего) характера отношений между партнерами, выделением их из общего ряда, отменой обычных правил поведения, что означает смену систем референции, референтных групп, идеологии, исторических или логических аргументов, апеллятивных или риторических фигур и проч., короче, смену парадигм поведения, до того никак не совмещавшихся друг с другом, жестко разделенных между собой.
Необходимо различать и разные планы доверия, от высшего уровня общих конструкций реальности (совокупности и композиции коллективных символов, задающих устойчивость определений действительности, этого важнейшего потенциала солидарности и согласия в обществе, одновременно оказывающегося и наименее рационализуемым, не контролируемым в субъективном плане) до отношений в малых и неформальных группах. Умение оперировать различными модусами доверия есть признак социализирован- ности индивида в обществе или группе, свидетельство его социальной дееспособности (в данном сообществе) и его общественного «такта».
Подобный режим двоемыслия (мозаичность сознания, партикуляризм, способность соединять кажущиеся несовместимыми нормы и представления) порождает человека достаточно эластичного, чтобы выносить внешнее давление и контроль, и вместе с тем неспособного к коллективной солидарности (недоверчивость, отказ от поддержки организаций гражданского общества) или систематической рационализации собственного действия, готового приспособиться к любым переменам в своем положении ценой снижения запросов и качества жизни (выбор «понижающих стратегий жизни»)[13].
Поэтому любые попытки эмпирического анализа доверия как в прошлом, так и в настоящем должны учитывать силу различных нормативных систем лояльности и силу социального контроля, как со стороны формальных институтов (власти, руководства предприятия, в советское время — партийных организаций или их дублеров в виде профсоюзов, комсомола и т.п.), так и со стороны неформальных или сетевых отношений, образующих множественные структуры частных коалиций и коллективного заложничества (семьи, трудового коллектива, квазиобщественных организаций — спортивных, любительских, ветеранских, жилищных и т.п.). С ослаблением репрессий, а затем и сворачиванием масштабов массового террора проблема доверия «руководству» (завода, государственной организации), коллегам, товарищам, семье и т.п. превращается в проблему дефицита правовых и формально институциональных средств регуляции[14].
Теплые и доверительные отношения внутри многих неформальных коллективов, сложившихся в советское время, отношения, основанные на взаимной вере друг в друга, связаны с тем, что ценности и нормы поведения, разделяемые членами этих групп, были альтернативными по отношению к официальным, идеологическим, формальным требованиям власти, предъявляемым населению. Благодаря самой этой альтернативности закрытые сообщества могли не только быть условием выживания большей части населения страны, вынужденного приспосабливаться к репрессивному идеологическому государству, но и, при некоторых условиях, становиться хранителями и ретрансляторами традиций иной культуры (в том числе — религиозной или философской, научной мысли, более высоких стандартов морали). Поэтому повышенное уважение, которым наделялись все причастные к этим закрытым сообществам, к кругам символического и практического доверия, было обосновано признанием особых достоинств, которыми обладали члены этих коллективов. С изменением политических и экономических условий именно на основе подобных отношений начинали складываться новые социальные формы, облегчавшие построение отношений партнеров по бизнесу, создание новых научных коллективов, инновационных фирм и т.п. Но, как только внешняя среда после краха советской системы стала меняться, потребность в сохранении состояния закрытости и самоизоляции резко ослабла. В итоге началась эрозия атмосферы благожелательности, доверия в прямом психологическом смысле (то есть доверия диффузного, нерационализированного). Нормы поведения в закрытых сообществах не выдерживали испытаний, которым они оказались подвергнуты в процессе начавшихся реформ, при переходе общества к формальной институционализации. Возник кризис социального доверия, постепенно охвативший общество и осознанный общественным мнением как «падение морали». То, что помогало сохранять дух доверия и взаимного уважения в малых коллективах и тесных компаниях, начинало стремительно ломаться и разрушаться в других условиях, более открытых и формальных, прагматически-инструментальных. Закрытая атмосфера малых групп, позволявшая сохранять многие универсалистские ценности (особенно это значимо было для функционирования неформальных научных семинаров, кружков, научных школ — бескорыстного познания, взаимной преданности, этики, религиозных исканий и т.п.) и даже их культивировать, с изменением ситуации парализовала потенциал дальнейшего развития и институционализации подобных отношений. Смена приоритетов в этих условиях оказалась разрушительной для доверия в бизнесе, науке, искусстве. Доверие, которое позволяло выживать в прежнее время, в новую эпоху перехода стало фактором, блокирующим возможности дифференциации ролей, специализации и разделения труда[15].
Обычно доверие распределено весьма неравномерно. Оно более высокое в обществах с устойчивой и открытой институциональной системой, с развитой системой самоуправления и равенством возможностей, обществах благосостояния (welfare-state), оно ниже (или иное по характеру) в обществах с высоким уровнем насилия, внутренней агрессии, с авторитарным или тоталитарным типом государственного устройства[16]. Кроме того, базовое доверие к миру, характерное для начальных фаз социализации, прежде всего в относительно благополучных социальных средах, в полных семьях, постепенно нейтрализуется тут негативным опытом насилия, обмана, знакомством с более сложными и неоднозначными по составу структурами действия, включающими в себя непременный компонент социальных игр, имитации, социальной мимикрии, лжи, приспособления к окружающим, лицемерия и т.п. Подобный опыт недоверия в репрессивных обществах становится важнейшим стратегическим ресурсом социального выживания или социального успеха, вертикальной мобильности и, будучи закрепленным в корпоративных нормах поведения, воплощается в принципы и механизмы селекции людей для органов власти, определяющие структуру господствующей элиты, как это имеет место в нынешней России (преобладание во власти сотрудников спецслужб, военных, то есть представителей самых архаичных и консервативных институтов, социальных, партийных, идеологических ренегатов).
Проблема описания феноменов доверия заключается в том, чтобы определить и фиксировать смысловые основания доверия (признание значимости неартикулируемых, но подразумеваемых ценностных значений и норм действия). Это значит, что анализ доверия требует учитывать не просто разные институциональные нормы взаимодействия, но и разные по своему происхождению и составу, культурному генезису пласты культуры, определяющие сами эти институты, нормы которых вводятся в социальную игру доверия.
«Психологизм» (эмоциональность, аффективность, соответственно, иррациональность состояния) трактовки доверия означает в подобных случаях то, что исследователь не в состоянии ясно прочесть императивы поведения, которые для действующего кажутся очевидными, хотя часто ни он сам, ни тем более исследователь или интерпретатор (историк, социолог, экономист) не в состоянии идентифицировать их в качестве собственно групповых или институциональных требований. В лучшем случае, и почти всегда лишь в ходе специального анализа, они могут быть выявлены в качестве эвидентных, но не эксплицированных социальных норм и правил действия, рутинность которых препятствует их осознанию, рефлексии, или же сама ситуация не требует их дешифровки, указания на их групповую или институциональную принадлежность. В определенном смысле сама эта очевидность и есть выражение доверия, не требующее или блокирующее обязательства по экспликации и артикуляции подобных норм. Но в аналитически строгом смысле следует говорить о разных типах социального доверия.
Дело осложняется тем, что в некоторых ситуациях, особенно в условиях репрессивных режимов, требование доверия может носить принудительный или игровой характер. Например, следователь КГБ мог заявить во время профилактической «беседы» своему «собеседнику»: «Вы с нами неискренни, вы же советский человек, вы что, нам не доверяете?» Но подобное заявление представляет собой лишь крайнюю, утрированную форму общераспространенных внутригрупповых механизмов сплочения. Таким образом, мы сталкиваемся с весьма характерными явлениями, которые можно назвать «игрой в доверие», игрой в «открытость», «искренность» или «доброжелательность», образующими смысловые переходы между разными сферами институционального или группового насилия и принуждения. Вероятно, по своей структуре эти явления близки к тому, что можно назвать светским или религиозным лицемерием, ханжеством, фарисейством и т.п., однако в социальном и генетическом плане их следует принципиально различать: источником принуждения в одном случае будут «общество», «свет», «общественное мнение», в другом — репрессивные органы политической полиции и идеологического принуждения.
Слабость правовых и универсалистских форм организации социальной жизни (к какой бы области жизни это ни относилось: политике, государственному управления или экономике как сфере наибольшего «риска») компенсируется появлением «доверительных» сообществ, но уже на другом, чем в советском социуме, уровне организации общества: на уровне власти, воспроизводящей почти те же отношения, которыми характеризовалась репрессивная атмосфера советского времени: «кланы», неформальные союзы, возникающие из дружеских отношений в рамках клубных, предпринимательских, мафиозных («капитализм для своих») или других интересов, перекрывающих, «шунтирующих» зоны привычного социального недоверия. Подобные союзы в дальнейшем укрепляются семейными связями — назначением детей влиятельных лиц на влиятельные позиции в ведущих государственных или контролируемых государством компаниях, банках, корпорациях[17].
Характерно, что в позднее советское время в среде советской элиты подобных форм не возникало, отношения в номенклатурной среде были очень формальными, ограниченными и пронизанными взаимным недоверием и подозрительностью[18]. Приватизация власти и собственности, начавшаяся после краха советской системы, но достигшая своей полноты лишь при путинском режиме, требовала в условиях слабой легитимности власти формирования особых, чрезвычайных, а значит, выведенных из-под контроля закона доверительных отношений «своих». Такие образования иногда считают разновидностью «cronycapitalism», характерного для многих азиатских авторитарных и коррумпированных режимов, или даже мафией, как иногда в российской прессе называют эту систему власти, но подобные определения не могут считаться адекватными — по своему происхождению и функциям это другие формы организации власти. Кажущаяся архаической, подобная организация руководства страны представляет собой единственно возможную в условиях деградации и разложения прежней институциональной системы форму адаптации бесконтрольной власти к меняющимся условиям.
2. ДОВЕРИЕ КАК СОЦИАЛЬНЫЙ КАПИТАЛ. ЕГО ТИПЫ
Различные виды социального доверия, образующие институционализированный «социальный капитал», соотносятся с разными сетями общения и взаимодействия, с разными образами жизни (а значит — потребления). У их обладателей — разные горизонты ожиданий и оценки событий, разные модели политического поведения[19]. Р. Роуз, руководитель исследовательской программы «NewRussiaBarometer», для описания типов доверия в России еще в 2000 г. выделял домодерные, модерные и антимодерные основания социального капитала[20].
Условия, благоприятные для быстрого развития (усложнение социальной структуры и появление тех форм доверия, о которых писал К. Ньютон[21]), возникают только в зоне притяжения крупных городских агломераций (мегаполисов и крупнейших городов России с населением миллион жителей и более). Только здесь в силу целого ряда факторов (концентрация населения, высокая специализация занятости, обусловливающая дифференциацию институтов и групповое многообразие) возникают не просто новые, но более сложные формы социальной регуляции, требующие в свою очередь новых посредников — рыночную экономику и более развитую, в сравнении с тоталитарным социумом или авторитарным режимом, коммуникативную инфраструктуру. Социальный, экономический, информационный и культурный плюрализм оказывается, таким образом, фактором «принуждения» к появлению новых отношений, отличающихся анонимностью, безличностью, надстраиванием над личными и групповыми отношениями корпуса формальных (универсалистских) норм и императивов поведения — правовых, моральных, ценностных механизмов регуляции. Им соответствует и иной тип личности (который мы называем «современным или европейским человеком»): более свободной от непосредственного окружения и прямого социального контроля, более мобильной, ориентированной на обобщенные, «идеальные» образцы социального доверия, признания и гратификации. В отличие от родственно-семейной, соседской или этнообщинной взаимосвязи, здесь действует избирательная солидарность, руководствующаяся императивами этики ответственности, а не предписаниями традиции или коллективного заложничества, характерного для советских «рабочих коллективов». Другими словами, на фоне доминантного для российского общества типа «советского человека», созданного из множества ограничений, а не стимулов действия, иерархического, лукавого, испытывающего разнообразные фобии (нового, чужого, сложного), сознающего себя заложником коллектива, а потому пассивного и терпеливого, постепенно в российских мегаполисах выделяется новый тип индивида, не столь зависимого от власти. В своем сознании этот человек обязан собственным благополучием только себе, своим более высоким профессиональной квалификации и образованию, интенсивной работе, а не «отечески заботливому» государству. Поэтому он оказывается менее фрустрированным и более свободным от прежних идеологических комплексов. Он не испытывает по отношению к российской власти ни прежней лояльности, ни благодарности. Его социальный капитал основан на сложной системе генерализованных социальных правил и отношений, построенных на знании и доверии к другим, то есть качествах, составляющих каркас современного западного общества.
Эта новая институциональная среда, возникающая в мегаполисах, опосредованно связана с гораздо более высоким уровнем жизни. Его повышение определено освоением новых производственных навыков и профессиональной квалификации, отвечающих запросам и требованиям информационного, сервисного и высокотехнологичного общества, готовностью к переобучению, мобильности и смене сектора занятости. Образ жизни в крупнейших российских мегаполисах (прежде всего — в Москве) приближается по характеристикам социального капитала к образу жизни населения европейских развитых стран, который мы называем «модерным».
Другой тип социального капитала, условно говоря домодерный, традиционный, — представлен прежде всего средой малых городов и сел. Социальное доверие здесь базируется на непосредственных личных, неформальных связях, групповых и соседских отношениях, этнической или этноконфессиональной солидарности и не выходит за пределы рутинных повседневных обязательств и поддержки, а также общности интересов, отстаиваемых по отношению к произволу местной власти, ничем, кроме обычая, не ограниченному. Это зона в лучшем случае инерционного, в худшем — деградирующего существования людей, озабоченных более всего сохранением сложившегося образа жизни и потребления. Физическое выживание выступает здесь как жизненная стратегия, как императив частного и семейного существования. В этой среде нет идеи последовательного улучшения жизни, повышения ее качества; речь может идти лишь об удержании того, что уже есть. Горизонт запросов определен возможностями пассивной адаптации к навязанным извне изменениям. Крайняя ограниченность ресурсов (материальных, образовательных, профессиональной квалификации) обуславливает низкую социальную мобильность и тем самым — застойный характер бедности и нищеты.
Особенностью этой среды является скудость информационных источников и ограниченность горизонта событий. Кремлевские средства массовой коммуникации, прежде всего телевидение, не будучи связаны с повседневными интересами, проблемами и нуждами этих людей, превращаются в систему воспроизводства рутинных коллективных мифов, доступных для понимания этих людей, но не проверяемых их практическим опытом. Подобные мифы (образ враждебного окружения страны, внутренних врагов и т.п.) возникли еще в советские времена и устойчиво воспроизводятся в качестве символов национального единства и легенды власти. Других общих представлений в этой среде и быть не может из-за отсутствия альтернативных каналов информации и авторитетных групп для интерпретации происходящего. В зоне домодерного социального капитала внутренние изменения невозможны, поэтому периферия оказывается хранилищем представлений предшествующей эпохи.
Но самым важным для понимания перспектив эволюции России следует считать сегодня антимодернизационный тип социального капитала. Антимодернизм как уклад жизни представляет собой смесь опыта существования при социализме или инерции советского образа жизни (приспособления к репрессивному государству с его практиками уравнительной, распределительной экономики) с новыми идеологизированными формами, которые активно использует путинский авторитаризм (религиозный фундаментализм, компенсаторный русский национализм, политический консерватизм). Сам по себе этот образ жизни (включая характерное для советского человека двоемыслие, низкий уровень солидарности, политическую пассивность, запросы, ограниченные необходимостью выживания) уйти не может, так как этот уклад (и соответствующий тип социального капитала) обусловлен существующей территориально-отраслевой структурой экономики и расселения, отражающей характер советской модернизации. Эти группы, зависимые от социальной политики и обязательств государства, составляют социальную базу путинского авторитаризма, они хранители советского прошлого, его символов, ценностей, праздников и ритуалов[22].
Период ельцинских реформ вызвал массовую фрустрацию, состояние социальной дезорганизации и аномии, рост массового недоверия к политике и отчуждения от нее. Возвращение к авторитаризму при Путине (подавление свободных выборов, независимых СМК, ликвидация многопартийности) и частичное восстановление полупатримониальной власти, недифференцированной, безальтернативной, требующей лишь аккламации, а не участия в политике, сопровождались ростом массовой удовлетворенности и спокойствия населения, поддержкой режима, остававшейся почти без изменения на протяжении более десяти лет, вплоть до кризиса 2008 г., пока не были вновь серьезно затронуты массовые надежды на «доброго царя» или попечительскую роль государства.
Высокое доверие к персонам высшей, но авторитарной власти представляет собой перенос на «национального лидера» представлений, характерных для сферы домодерных отношений, что, естественно, парализует низовой уровень институциональной организации и тем самым блокирует модернизационное развитие целого. Низкое доверие в социальной сфере (к «незнакомым людям») говорит об отсутствии формальных институциональных норм регуляции — права, морали, гражданских институтов. Узкий радиус межличностного доверия компенсирует институциональные дефициты, но со своей стороны стерилизует потенциал универсализма и модерности. Сочетание разных типов социального капитала, образов жизни и определяет эволюцию социальной системы в России[23].
3. ОБЩИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО ДОВЕРИЯ В РОССИИ
Социологические исследования в России, проводимые на протяжении ряда лет Левада-центром, показывают двойственный характер явлений социального доверия в российском обществе. Повседневное практическое недоверие, высказываемое по отношению к окружающим (малознакомым) людям, сопровождается или компенсируется высоким декларативным доверием к трем особо значимым символическим институтам: а) главе государства; б) церкви и в) армии.
Самые высокие значения доверия относятся к тому, кто считается хозяином страны, кому пропаганда старается придать черты то ли «царя», то ли «национального лидера». В первых замерах это был М. Горбачев, затем его сменил Б. Ельцин, теперь — Путин, сохранявший максимум доверия населения даже во времена, когда пост президента занимал Д. Медведев.
Другие социальные институты — средства массовой коммуникации, правительство, политическая полиция и спецслужбы, региональная и местная администрация, Госдума, система правосудия, силовые структуры (полиция, прокуратура), бизнес, финансовые организации, политические партии и профсоюзы и т.п. — находятся в зоне полудоверия и большего или меньшего недоверия населения (см. табл. 1). По отношению к этим институтам, определяющим общественную и повседневную жизнь россиян, проявляются устойчивые негативные установки — подозрительность и отчуждение, смесь страха и отвращения (особенно — к полиции, суду, но также — и к депутатам, политикам), нежелание иметь с ними дело, кроме случаев крайней нужды или чрезвычайных обстоятельств[24].
За выражением доверия россиян к опорным институтам можно видеть сохраняющиеся остатки тоталитарного синдрома, описанного когда-то К. Фридрихом и З. Бжезинским, признаки уходящей или распадающейся, но когда- то единой структуры государственного идеологического и террористического господства. Сегодня от прежней организации общества остался лишь фантом патерналистской власти, претендующей на то, чтобы быть, как и раньше, тотальной, но фактически лишь имитирующей некоторые черты «партии-государства». Лишившись коммунистической идеологии, режим утратил характерную для советской эпохи легитимацию, частью которой был заботливо поддерживаемый пропагандой социальный оптимизм, обеспечение массовой уверенности в «лучшем будущем», то есть довольно умеренном, но гарантированном улучшении повседневной жизни. Когда эта иллюзия обеспеченного будущего у населения исчезла, разрушенная чередой социальных и экономических кризисов и потрясений 1990-х гг., институциональная система предстала в своем обнаженном виде: авторитарного и коррумпированного режима, пытающегося навязать представление о безальтернативности своего правления, опираясь, главным образом, на силовые структуры (включая суд) и пропаганду.
Таблица 1
ДОВЕРИЕ К ОСНОВНЫМ СОЦИАЛЬНЫМ И ПОЛИТИЧЕСКИМ ИНСТИТУТАМ
|
Полное |
Неполное |
Полное |
Затруднились |
Индекс |
|
|
доверие (частичное недоверие) |
доверие |
Недоверие |
ответить |
доверия* |
|
|
Премьер-министр (В. Путин) |
52 |
31 |
9 |
8 |
42 |
|
Президент (Д. Медведев) |
50 |
34 |
9 |
7 |
41 |
|
Церковь, религиозные |
49 |
25 |
10 |
16 |
39 |
|
организации |
|||||
|
Армия |
37 |
36 |
13 |
14 |
24 |
|
СМК |
30 |
47 |
16 |
7 |
14 |
|
Правительство |
30 |
45 |
17 |
8 |
13 |
|
Органы госбезопасности, |
26 |
37 |
16 |
21 |
10 |
|
спецслужбы |
|||||
|
Региональные власти |
28 |
40 |
22 |
10 |
6 |
|
Российские коммерческие банки |
24 |
39 |
18 |
19 |
6 |
|
Малый и средний бизнес |
23 |
39 |
18 |
20 |
5 |
|
Совет Федерации |
22 |
44 |
17 |
17 |
5 |
|
Прокуратура |
22 |
37 |
21 |
20 |
1 |
|
Госдума |
21 |
47 |
22 |
10 |
-1 |
|
Местные власти |
23 |
41 |
26 |
10 |
-3 |
|
Суд |
19 |
43 |
22 |
16 |
-3 |
|
Милиция/полиция |
20 |
40 |
29 |
11 |
-9 |
|
Крупный бизнес |
16 |
37 |
26 |
21 |
-10 |
|
Профсоюзы |
16 |
31 |
26 |
27 |
-10 |
|
Политические партии |
10 |
44 |
30 |
16 |
-20 |
* Ранжировано по индексу доверия. Октябрь 2011 г.; в % к числу опрошенных (N= 1600). Индекс доверия рассчитан по формуле: доля ответов, выражающих полное доверие, и половина доли ответов, выражающих неполное доверие, минус половина доли ответов, выражающих неполное доверие, и доля ответов, выражающих полное недоверие.
Такая композиция доверия, как показывают наши исследования за длительный период наблюдений (начиная с февраля 1993 г.), очень стабильна. Это означает, что распределение мнений не зависит от интересов отдельных групп в обществе, а отражает более глубокие слои массовых представлений, слабо реагирующие на актуальные изменения. Устойчивость массовых установок указывает на то, что подобные представления и стоящие за ними мотивы социального поведения выведены из сферы текущих политических и социальных конфликтов, что это — институционализированные отношения, а стало быть, они воспроизводятся в полном объеме, несмотря на смену поколений и приход новой генерации, заменяющей уходящих «советских людей» и «людей эпохи перестройки». Условиями подобного воспроизводства следует считать процедуры массовой социализации и правовую закрепленность таких механизмов воспроизводства (санкции обычного права и формальная судебная практика).
В отношении к властным институтам (включая и высших представителей власти) прослеживаются два противоречивых плана: первый указывает на признание важности соответствующего института (его места в ряду других институтов), второй — на практическую оценку деятельности функционеров этого института (или степени адекватности того, чем они занимаются, относительно идеальных представлений о том, как и чем должны заниматься). Большинство государственных институтов россиянами по инерции воспринимаются как продолжение или вариант прежних (советских) органов репрессивной бесконтрольной государственной власти. Они, по мнению респондентов, не ориентированы на защиту интересов обычных людей, поскольку предназначены (как полагает основная масса населения) исключительно для защиты интересов высшей власти или обслуживающей ее коррумпированной бюрократии. Именно поэтому неполное (частичное) доверие, точнее, смесь принудительного, вынужденного доверия с настороженностью и латентным недоверием является социальной доминантой практического поведения абсолютного большинства россиян в постсоветское время. Большая часть показателей доверия включают обе эти составляющие отношения к институтам, однако удельный вес каждой из них — разный: в отношении к доминантным институтам (президент, церковь, армия) преобладает признание символической значимости института (при низкой латентной оценке их практической эффективности в выполнении задач управления, религиозно-этической работы в миру, боеспособности и морального состояния рядового состава); в отношении к прочим институтам (парламенту, суду, местной власти, полиции, партиям, профсоюзам) их символическая значимость (идеальное представление об их функциях) снижается пропорционально усилению негативной оценки их практической деятельности, степени несоответствия эмпирического функционирования идеальным представлениям граждан о том, что и как должны делать функционеры данного института. Этот внутренний диссонанс и характеризует представления о социальном порядке посткоммунистического социума. Проблема усугубляется тем, что меняются (особенно в наиболее модернизированных социальных средах, ориентированных на западные образцы) и сами основания для признания символической значимости доминантных институтов.
4. ДОВЕРИЕ В СТРУКТУРАХ НЕФОРМАЛЬНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
Реальные, постоянно подтверждаемые доверительные отношения возникают и фиксируются лишь в очень узких пределах: только внутри малых коллективов и сообществ, прежде всего — в семье или в кругу близких родственников, среди коллег по работе, в дружеских компаниях. В сельской местности или в фабрично-слободской среде отмечается также и более высокое доверие к соседям. Здесь формальные структуры институционального взаимодействия соединяются с неформальными отношениями, что придает им особый характер и прочность.
Доверие в структурах отношений неформальных или традиционно регулируемых институтов радикально отличается от доверия в формальных институтах, поскольку предполагает другие смысловые основания взаимоотношений доверия (в том числе — специализированные роли и нормы отношений во вторых и недифференцированные отношения в первых). В зонах этого типа доверия действуют своеобразные, партикулярные формы социального контроля и взаимной ответственности, предполагающие солидарность лишь со «своими», нормы которой не распространяются на «не своих» и «чужих».
Различия (и национальная специфика) социального доверия отчетливо проявляются лишь при международных сравнительных исследованиях, при сопоставлении российских данных с данными, полученными в других странах в ходе социологических опросов, проведенных по общей согласованной методике (см. табл. 2).
Таблица 2
ИНДЕКС МЕЖЛИЧНОСТНОГО ДОВЕРИЯ[25]
(распределение ответов на вопрос «С каким из суждений вы бы скорее согласились?» A— людям почти всегда следует доверять; B— людям обычно можно доверять; C— с большинством людей в отношениях следует быть осторожным; D— почти всегда в отношениях с людьми надо быть осмотрительным, людям нельзя полностью доверять)
|
A |
C |
Соотношение |
A |
C |
Соотношение |
||
|
2007 г. |
+ |
+ |
ответов |
2008 г. |
+ |
+ |
ответов |
|
B |
D |
«доверять»/ |
B |
D |
«доверять» / |
||
|
«не доверять» |
«не доверять» |
||||||
|
В среднем по |
42 |
58 |
0,73 |
В среднем |
45 |
52 |
0,86 |
|
24 странам |
по 29 странам |
||||||
|
Норвегия |
81 |
19 |
4,26 |
Дания |
79 |
20 |
3,95 |
|
Швеция |
74 |
26 |
2,84 |
Швеция |
69 |
30 |
2,3 |
|
Новая Зеландия |
69 |
31 |
2,22 |
Австрия |
59 |
38 |
1,55 |
|
Швейцария |
68 |
32 |
2,12 |
Финляндия |
59 |
39 |
1,5 |
|
Финляндия |
67 |
33 |
2,03 |
Австралия |
55 |
44 |
1,25 |
|
Австралия |
64 |
36 |
1,77 |
Сев. Ирландия |
50 |
47 |
1,06 |
|
Япония |
61 |
39 |
1,56 |
Великобритания |
48 |
50 |
0,96 |
|
Чехия |
48 |
52 |
0,92 |
Чехия |
45 |
54 |
0,83 |
|
Южная Корея |
46 |
54 |
0,85 |
Германия |
43 |
57 |
0,75 |
|
Словения |
39 |
61 |
0,63 |
США |
42 |
57 |
0,74 |
|
Тайвань |
39 |
61 |
0,63 |
Венгрия |
41 |
58 |
0,71 |
|
Франция |
39 |
61 |
0,63 |
Тайвань |
39 |
58 |
0,67 |
|
Латвия |
34 |
66 |
0,51 |
Франция |
31 |
66 |
0,47 |
|
Польша |
30 |
70 |
0,42 |
Россия |
27 |
68 |
0,40 |
|
Уругвай |
29 |
71 |
0,40 |
Польша |
27 |
72 |
0,38 |
|
Россия |
28 |
72 |
0,38 |
Латвия |
24 |
72 |
0,33 |
|
Доминиканская |
27 |
73 |
0,36 |
Уругвай |
23 |
77 |
0,30 |
|
Республика |
|||||||
|
Мексика |
26 |
74 |
0,35 |
Италия |
22 |
78 |
0,28 |
|
Хорватия |
19 |
81 |
0,23 |
Доминиканская |
20 |
80 |
0,25 |
|
Республика |
|||||||
|
Филиппины |
17 |
83 |
0,20 |
Чили |
16 |
83 |
0,19 |
|
Чили |
13 |
87 |
0,14 |
Хорватия |
15 |
84 |
0,18 |
В % к числу опрошенных (в России N = 1000); приведены данные не по всем странам.
Из приводимых в табл. 2 распределений следует, что самый высокий уровень социального межличностного (но не психологического) доверия мы наблюдаем в странах завершенной модернизации, с доминированием западных ценностей, имеющих своим источником протестантскую культуру методического самоконтроля и самодисциплинирования, индивидуализма, ответственности[26]. Именно там сложились сеть организаций гражданского общества и высокий уровень муниципального самоуправления, именно там государственный аппарат находится под постоянным контролем средств массовой коммуникации и парламента. Основа этой организации общества — общественный идеализм (разделяемые большинством граждан представления об «общем благе») и более или менее устойчивый общественный консенсус относительно целей и средств социальной политики государства. Это накопленное, институционализированное доверие к неопределенно многим другим, партнерам или участникам социальных взаимодействий является важнейшим показателем социального капитала данного общества, его способности к самоорганизации (без использования инструментов спорадического насилия или, напротив, организованных репрессий и систематического принуждения для достижения коллективных целей). Как раз из сопоставления подобных данных видно, что доверие — не спонтанно возникающий эффект актуального взаимодействия, как обычно его трактуют в социально- экономических исследованиях, что доверию обучаются, что оно входит в качестве составной части в общую систему социализации. Это значит, что человек в традиционном обществе или в группах с соответствующим типом культуры доверяет только тем, кому предписывают доверять традиция или обычай и в соответствии с предписаниями этой традиции, в то время как человек в современном обществе доверяет другим в соответствии с обобщенными правилами взаимодействия, заданными доминантными в этом обществе институтами[27].
Как утверждает Кеннет Ньютон, в тех странах, где выше уровень взаимного доверия, люди живут здоровее, дольше, счастливее и более успешно. Такие общества являются экономически более продвинутыми, в них меньше коррупции и больше демократии и оптимизма. Здесь меньше совершается уголовных преступлений и лучше результаты школьного обучения. Доверяющие в большей степени включены в общественную и публичную жизнь, чаще вступают в солидарные отношения помощи ближнему, чаще участвуют в акциях благотворительности и более удовлетворены своей жизнью[28]. Именно эти обстоятельства позволяют считать доверие эквивалентом социального капитала. Доверие закреплено в образах жизни, в системе аспираций (а значит — в структуре социального времени, в представлениях о собственных возможностях индивида и в способностях к рационализации своей жизни, планированию на длительный срок). Такое понимание доверия как проявления социальности идет от работ А. де Токвилля, который рассматривал общество как союз добровольных ассоциаций, основывающихся на совместных интересах, тесном взаимодействии и вере членов друг другу.
В русском словоупотреблении это значение понятия «общество» (= совокупность отношений, основанных главным образом на солидарности или взаимных интересах) за время советской власти практически стерлось, слившись, с одной стороны, с понятием «население», а с другой — с понятием «государство» и образовав в результате специфический термин официоза. Идеологическая игра властей и оппонирующих (иногда) им экспертов на разнице этих значений убила исходную семантику самоорганизации и выражения воли людей, противостояния государству как суверенному или автократическому господству. Искусственно воссоздать прежнюю семантику «общества» (не совокупности поданных, а системы отношений, в которых нет господства и подчинения) достаточно трудно, поскольку таких отношений нет в повседневном опыте абсолютного большинства людей. Российское общество не может отделиться от государства, от машины принуждения, монополизировавшей средства насилия. Общество в России, исторически формируясь внутри господствующего сословия, крайне медленно эмансипируется от власти (от господства, в повседневности являющегося бюрократической машиной массового управления), почти неотделимой, в свою очередь, от частных интересов правящей группировки. И такое положение вещей сохраняется вне зависимости от идеологии, способов прихода к власти или характера ее легитимации. Технология господства в настоящее время сведена к устранению каких-либо возможностей контроля или давления общества на приватизированную власть кланов и группировок, узурпировавших средства насилия и административного управления, а также — ресурсы и каналы социальной мобильности. В таком «обществе» нет и не может быть социального доверия людей как друг к другу, так и к власти, которое мы наблюдаем в демократических и правовых странах или в странах с традиционным социальным укладом. Индикатором автономности общества от государства может служить отношение к налогам: либо индивид сам платит их, осознавая это как более или менее вынужденный, но необходимый и добровольный акт солидарности, либо налоги помимо воли самого индивида изымают автоматически из зарплаты и других доходов. В последнем случае — это экспроприация (публично не обсуждаемая) доходов населения бесконтрольной властью в свою пользу, своего рода дань населения государству, поскольку не только контроля, но даже знания о том, как в дальнейшем распределяются собранные средства, население не имеет. Соответственно, по-разному в разных социальных средах воспринимается и оценивается степень социальной дифференциации, величина разрыва между бедными и богатыми. В России сильнейшее различие между крайними группами, выделенными по уровню дохода, расценивается как несправедливое, а само богатство и благосостояние вызывают подозрение в криминальности своего происхождения и стойкое недоверие, поскольку у общества нет средств публичного контроля за источниками их приобретения. На этом в первую очередь основываются зависть и рессантимент бедных, становясь одним из факторов общего недоверия в обществе и сознания несправедливости социального порядка.
Страны с низким уровнем социального капитала (узким радиусом социального доверия) отличаются высоким уровнем внутреннего насилия. Преимущественно это страны, находящиеся в процессе незавершенной модернизации, с сильнейшей гетерогенностью институциональной системы, сочетанием современных, хотя и слабых формальных институтов и сильных традиционных или консервативных форм организации жизни. Как правило, такие общества характеризуются наличием механизмов, которые блокируют процессы модернизации: это либо консервативные авторитарные режимы, или страны, имеющие в своем недавнем прошлом опыт существования в условиях тоталитарных режимов, опыт гражданских войн или длительных (иногда — хронических) межэтнических, межконфессиональных или социальных конфликтов. Другими словами, это страны с высоким уровнем аномии и социальной дезорганизации.
В России низкое межличностное доверие («большинству людей доверять нельзя, к ним следует относиться с осторожностью») коррелирует с низким уровнем признания индивидуальной ответственности, гражданской солидарности, недоверием к политике или общественной деятельности, негативным отношением к правительству и местной власти, депутатскому корпусу, сознанием собственной невозможности влиять на принятие решений властями разного уровня, а также неготовностью к участию в общественных делах или в акциях, выходящих за рамки проблем повседневной жизни или партикуляристских связей (семья, родственники, друзья, коллеги, соседи).
В то же время ценность межличностного неформального доверия котируется настолько высоко, что доверие уже в качестве собственно этнической характеристики входит в набор элементов этнонациональной самоидентификации русских («Мы — простые, открытые, верные, надежные, готовые прийти на помощь, терпеливые, миролюбивые» и т.п.[29]). Подчеркну, что в данном случае доверие относится преимущественно к низовому уровню институционального взаимодействия (партикуляристскому взаимодействию «своих со своими»), противопоставляемому любым вертикальным отношениям (отношениям «мы/они», взаимодействию «своих» с «ними», с «чужими») или отношениям универсалистского плана (предполагающим ориентацию действующего на обезличенные нормы формальных — прежде всего правовых — институтов).
В таком контексте экономизированная трактовка доверия как рационального расчета и «редукции рисков» не имеет смысла, поскольку модель экономически рационального поведения работает здесь очень слабо (даже в мегаполисах этот тип поведения не является преобладающим и должен сочетаться с массой ограничивающих его условий), нет общезначимых образцов достижительского поведения[30]. Более продуктивны модели «человека советского» (с присущими ему свойствами двоемыслия, лукавства, демонстративной лояльности, пассивной адаптации) или традиционалистского, ксенофобского, настороженно относящегося ко всему новому и незнакомому.
Опросы общественного мнения показывают, что доверие к социальным институтам совпадает с массовым признанием их символической роли — функциональной значимости в воображаемой картине реальности, важности для поддержания социальной структуры и организации российского общества. Выражение подобного доверия предполагает полный отказ индивида от участия в политике, от принятия на себя ответственности за происходящее в стране, городе, где живет индивид, абсолютное несовпадение политической сферы и обыденной жизни основной массы населения. Политика для российского обывателя является не областью солидарных отношений, участия и активности (включая взаимную ответственность), а лишь сферой проявления коллективной идентичности, общих символов.
Первое, на что приходится обращать внимание при интерпретации результатов опросов общественного мнения, — это принципиальная двойственность понятий и модусов доверия, необходимость разведения декларативного и операционального кодов поведения «доверяющих».
Ценностная оппозиция, возникающая перед нами, когда мы разбираем распределение социального доверия в российском обществе: верховная власть, неподотчетная обычным людям / семья, низовая и традиционная форма элементарной социальной организации, отражает примитивность структуры российского социума и предполагает широкое распространение практического недоверия к незнакомым людям, обусловленное недееспособностью (с точки зрения обывателя) функциональных институтов, обслуживающих преимущественно интересы власти.
Оппозиция символические институты / функциональные институты носит принципиально амбивалентный характер, знаки полюсов легко переворачиваются в ситуациях общественного кризиса. Но в любом случае «цена» массового декларативного и публично демонстрируемого (в ситуациях выборов) доверия к власти очень невелика, поскольку выражение его не требует ответственности и, стало быть, «личные издержки» и «затраты» такого поведения весьма невелики. Правильнее было бы сказать, что подобное принудительное доверие к власти соединяется с глубоким равнодушием к политике и отчуждением от этой событийной сферы. Левада называл такое поведение «игрой в доверие»[31] («они делают вид, что работают для нас, мы делаем вид, что доверяем им»). Напротив, рутинное доверие между взаимодействующими в обычных и повторяющихся ежедневно ситуациях (а такое взаимодействие имеет место только в малых группах, прежде всего — в семье или в межперсональных отношениях коллег, иногда — соседей) характеризуется публично не артикулируемой, но очень высокой ценностью и значимостью.
В политике подобную двойственность организованного институционального доверия можно увидеть в отношении к конкретным персонажам и публичным деятелям. Рейтинг первых лиц в государстве (с наведенной телевидением «харизмой», с навязанным пропагандой «доверием») превышает в три раза рейтинги ближайших по списку политиков — лидеров политических партий или влиятельных министров. Данный показатель не означает ни прагматической оценки результатов деятельности руководителей государства, ни одобрения, ни личной симпатии. Этот эффект обусловлен исключительно влиянием статуса, нахождением на высшей социальной позиции. Его можно считать проекцией сильно эрозированного, но все еще традиционного, как бы «сакрального» и мифологического отношения к власти. По существу, политическое поле представлено лишь фигурами, занимающими позиции высшей власти, и политиками из третьего ряда, не являющимися их конкурентами. Поэтому массовое недоверие к политикам (или их низкий рейтинг) следует рассматривать как знак отсутствия выбора.
Если государственные институты, как говорилось, рассматриваются как продолжение старых, советских структур, а потому пользуются условным доверием и легитимностью, то новые структуры оказываются под сильнейшим подозрением, отношение к ним окрашено рессантиментом и неприязнью. Частный бизнес, гражданские организации и иные негосударственные социальные новообразования последних двадцати лет, выпадающие из привычной картины планово-распределительной, централизованной государственной экономики, наталкиваются на сильнейшее недоверие населения (прежде всего — населения бедной и депрессивной периферии, где новые рыночные отношения не сформировались или представлены еще в своем примитивно- хищническом виде) и воспринимаются как нелегитимные, мошеннические и полукриминальные, даже если формально не нарушается закон[32]. Особенно это касается крупного бизнеса, тесно связанного с высшими кругами руководства страны, в меньшей степени — среднего и малого бизнеса.
Недоверие населения к финансовым институтам обусловлено тем, что на протяжении 1990-х гг. власти, вне зависимости от своих партийных или политических пристрастий, многократно обманывали людей, обесценивая накопленные сбережения старших поколений, принудительно меняя курс рубля для того, чтобы снизить давление государственного долга, и т.п. Последствия этого оказались весьма тяжелыми для экономики страны и перспектив ее развития: несмотря на то что у определенной части населения есть сбережения, и довольно значительные (в целом эквивалентные сумме иностранных инвестиций в российскую экономику), обеспеченные россияне не торопятся вкладывать их в ценные бумаги или доверять коммерческим банкам. Как и частный бизнес, большинство состоятельных людей при действующей правовой и судебной системе не доверяют свои деньги ни инвесторам, ни государству, ни предпринимателям. Российская экономика в большой степени развивается за счет спекулятивных денег, краткосрочного кредита, не позволяющего реализовывать большие проекты без государственного (бюрократического, коррупционного) обеспечения.
Иначе говоря, наибольшее сомнение вызывают новые, недавно созданные или «перелицованные», структуры власти, лишенные либо привычной легитимности давно существующего порядка (насилия), либо легитимности советской, идеологической. Социальной базой опорных институтов нынешней политической системы являются группы, более инертные и обладающие ограниченными социальными и культурными ресурсами. Установки именно этого сегмента российского социума актуализируются в периоды общественного возбуждения и выходят на первый план из латентного состояния, как это было в кризисные и переломные моменты 1989—1992 и в 1998—1999 гг., провоцируя ожидания харизматического спасителя.
5. НЕЗАВЕРШЕННАЯ ДЕСАКРАЛИЗАЦИЯ ВЛАСТИ И ГОСУДАРСТВА
Представления об амбивалентной природе доверия к власти в России побуждают выявлять в его структуре пласты гораздо более давних, если не сказать — архаичных, представлений. Мы имеем дело с эффектом длительной, но далеко не завершенной десакрализации государства (сакрального в старом значении этого слова — как объекта священного и проклятого).
Иррациональный характер сферы власти защищает ее от прагматического отношения и критики. Диффузное недовольство властью, которое постоянно выражают 20—25% населения, является лишь фактором стабильности системы, поскольку отводит раздражение в безопасные формы эмоциональной разрядки («разговоры на кухнях»). Критика коррупции, неэффективности, мафиозного или криминального, неправового характера российского руководства не касается сущностной стороны значений власти, а лишь указывает на несоответствие эмпирических проявлений власти ее традиционным для населения или стертым, непроявленным, давно забытым людьми смыслам.
Символическое значение власти, ощущаемое членами сообщества, но не могущее быть артикулируемым и рационализируемым в силу традиционных способов воспроизводства этой семантики, заключается в том, что ценности (блага) в обществе всегда распределены не равномерно, а иерархически. Полнота всех мыслимых достоинств и добродетелей, а соответственно, прав или привилегий сосредоточена «наверху», у обладателей высших социальных статусов (благородного сословия, руководства, начальства), тогда как внизу — лишь «подлый народ», недееспособное население, подлежащее управлению и «воспитанию» со стороны властей, вождей, национальных лидеров, диктаторов. При отсутствии открытой конкуренции за власть этот порядок может испытывать определенные напряжения, связанные с массовым недовольством деятельностью властей. Однако это недовольство не означает перехода к активным действиям по замене одного состава руководства другим именно в силу традиционного характера отношения к власти, поскольку в этих случаях «бунт» направлен только против личности «главного визиря», а не против «султана», функция которого — воплощать надличный традиционный порядок в мире. Другими словами, под современными формами политического устройства России скрываются отношения, характерные для XVI—XVIIвв.
«Сакральный», или иррациональный, статус власти означает, тем самым, закрытость легитимных, смысловых оснований этой власти от понимания и рационализации, от критики и отказа в признании, что, собственно, и разрушало бы структуру господства. Чтобы снять этот защитный ореол власти, необходимо понять, в чем, собственно, заключается семантика этого табу, этой неприкосновенности или «божественности» власти. Воспользуемся для наших целей опытом разбора «сакрального», который дан в интересной и поучительной для нас давней работе немецкого теолога Р. Отто «Священное» (1917)[33].
Оригинальность подхода Отто заключается, прежде всего, в том, что он отказывается от статического, предметного (или догматического, структурного) изложения сущности сакральности. Он переводит анализ в феноменологический план, описывая проявления сакральности или особенности ее восприятия. Такой подход методологически очень верен: о сакральном можно говорить только через проявленность воли божества, поскольку сакральное нельзя описывать в статических или объективных категориях, оно может проявиться только через воздействие божественного. Божественное (сакральное), по мнению Отто не выражаемое в рациональных категориях и понятиях, может быть схвачено лишь через свое проявление, через сопутствующие ему признаки особых психических состояний — религиозного подъема, воодушевления, энтузиазма, переживания необыкновенного, необъяснимого волнения, а главное, возникновение у субъекта этого переживания чувства, близкого к чувству «тварности», ощущения собственной зависимости от того, что выше всякого творения, или осознания собственной ничтожности перед лицом «объективного» величия и всемогущества божества, несоизмеримости себя (Я) и «высшего начала», что заставляет склониться с трепетом и страхом перед его «гневом» и «ревностью», с ужасом перед необъективируемым, но символизируемым каким-то образом обладателем божественных начал, с экстатической любовью к сакральному объекту. Именно эти признаки или характеристики «сакрального» Р. Отто соединяет в понятие «нуминозного», описывающее опосредующие отношения сакрального и человеческого. Отто полагает, что чувство тварности представляет собой ответную реакцию на проявления нуминозного. Но я бы, с точки зрения социологии, рассматривал эту причинно-следственную цепочку прямо противоположным образом: сознание собственной ничтожности и смирения есть условие «откровения» сакрального, человек должен бесконечно умалить себя для того, чтобы артикулировать или объективировать то, что выше всего про- фанного и повседневного.
Сакральное, как утверждал Э. Дюркгейм, — это перенос значений общества (социального целого) в трансцендентную сферу, в данном случае сопровождаемый нуминозными, как их называет Р. Отто, переживаниями. Разрыв с обычным, привычным, традиционным и нормативным дает эффект аномии, который и порождает страх, чувство оставленности, покинутости, трепета, ужаса перед возникающим всемогуществом, чувство, что за тобой наблюдают, ведут, что твоя воля оказывается в поле тотального контроля, слежения, а сам ты уже не принадлежишь себе. Элиминирование привычного и нормального порождает эффект пустоты значений отдельного человека, молчания его собственных достоинств и ценностей, величия власти и несоизмеримости с ним частного существования, громадности и всесилия государства, в условиях которых субъекту остается воспринимать себя как бесконечную малость. Это и есть главное, что достигается данной практикой, — безусловная зависимость субъекта опосредована безусловным превосходством объективно «нуминозного».
Иначе говоря, мы имеем дело с процедурами последовательного переворачивания повседневных ценностных приоритетов, дисквалификацией привычных ориентиров и определений реальности, обеспечивающих утверждение, «объективацию» или «репрезентацию» высших ценностных значений, объектов веры не просто в надындивидуальные, а в надколлективные сущности, гипостазирование их в качестве составляющих коллективных мифов и верований. Важно подчеркнуть, что это не какое-то мистическое блуждание или поиск, а институционализированная структура действия, ориентированная на предзаданный результат — возвышение коллективных символов веры. Поэтому «страх» или «священный трепет» перед государством (великой державой, супердержавой, ЦК КПСС, КГБ или их персонификациями) — это не боязнь наказания, а предвосхищение несоизмеримого и слишком высокого, значительного, а потому непостижимого и, тем самым, таинственного. В ситуации переживания нуминозного (или нуминозного переживания как такового — восторга и ужаса) индивид лишается собственной воли. Он не принадлежит себе, чувствует себя не только под надзором высших сил, но и в сфере, несоизмеримой со всем, что было ему дано ранее в его эмпирическом опыте.
Собственно, это пустое (то есть чисто структурное, без содержательного наполнения) значение нуминозности власти и образует главную, важнейшую часть семантики суверенитета российской власти, ее самодостаточности или безосновного произвола (то есть способности принимать решение в ситуации, определяемой как внеправовая, по К. Шмитту). Любое содержательное наполнение власти (законодательное, идеологическое, политическое и проч.) предполагает ограничение этой автономности или суверенности господствующего. Поэтому, когда в дело вступают конкретные и прагматические интересы акторов, взаимодействующих с «властью», ее представителями или инстанциями государства, немедленно включаются механизмы негативной идентификации, начинается игра с властью, возникает феномен неполной лояльности и образуется некоторое пространство торга, коррупции, «неполноты доверия» ей.
Следует подчеркнуть, что переживания такого рода возникают и осознаются как не контролируемые самим индивидом, как захваченность извне. Такие состояния коллективного взаимодействия воспринимаются как наполненные высшими смыслами, проясняющими «сущность» вещей и самого человека, как «самость» индивида. Санкционируемые подобным образом значения коллективности, целого, социального порядка получают мощнейший иммунитет от рационализации, закрываются от индивидуального, частного сомнения и критического посягательства на авторитет тех сил или лиц, институтов, которые персонифицируют или символизируют это целое. (Примерами этого могут служить политтехнологическое оперирование с мифом или образом Сталина, сакрализация войны, превращение ее в национальное торжество вместо того, чтобы расценивать как национальное несчастье, бедствие и грязное дело, в которое втянули народ его бесчеловечные руководители.)
Специфичность «сакрального» (нуминозного) отношения к власти заключается в том, что любые значения, и прежде всего — значения частной жизни, обстоятельств существования индивида, отдельного человека, девальвируются в перспективе, заданной нуминозным объектом (властью). Это как бы прибор обратной перспективы, бинокль, если смотреть на него с обратной стороны. Поэтому возникающая при этом иррациональность власти блокирует процессы дифференциации и ролевое определение носителей власти или их спецификацию. Невыразимость значений власти (иррационализм) указывает на ритуальный характер отношения к ней. Эти значения могут артикулироваться только в церемониалах (включая и телевизионные шоу — парады, выступления первых лиц, богослужения), а в повседневной практике оказываются равноценными голому насилию, принуждению, неподчиненности чиновника здравому смыслу или маленькому человеку (подзаконные процедуры всегда приоритетны перед более высокими, но формальными законами). Отсюда нынешняя близость первых лиц, всего госаппарата, депутатского корпуса к церкви, все более выступающей в качестве магического средневекового института, владеющего волшебными средствами воздействия на мир. Напротив, практическое, прагматическое и трезвое отношение к нынешней власти становится возможным только при «взятии в скобки», нейтрализации нуми- нозной установки сознания. Эта часть структуры массового сознания (частный, или субъективный, план структуры двоемыслия) представляет собой выражение демифологизированного, рационально-критического отношения к власти. Оно не просто лишено каких-либо следов нуминозности, а, напротив, обусловлено почти исключительно более или менее актуальными интересами обеспечения повседневного существования. Частный (не коллективный) прагматизм отключает мифологические структуры социального существования. Поэтому так быстро, если не сказать — стремительно, в ситуации кризиса улетучивается «обожание» их или даже просто уважение к ним. Но они заменяются не какими-то либеральными или демократическими представлениями, а исключительно иронической или цинической установкой в отношении прежнего кумира, равно как и всей сферы политики.
Важно при этом, что любые мотивы и основания оценки происходящего с этой точки зрения находятся вне пласта традиционализма. Именно включение традиционалистской, не подлежащей рационализации культуры, пронизанной нуминозными отношениями, и создает ощущение неподвижности, пассивного социального существования. Этот остаточный слой застывшего крепостного сознания, неизменяющегося, всегда пребывающего как бы вне времени (поскольку его действие уничтожает ценностные значения частного и индивидуального существования и определяющих его интересов), задает границы возможного для частного человека, сам модус пассивности в ареале антимодерного и домодерного социального капитала. Феномен нуминозного восприятия власти (и социальной структуры) предполагает дисквалификацию собственных возможностей отдельного человека, ограничивая пределы его аспираций, сферу его притязаний. Но вместе с девальвацией чувства собственного достоинства и ценности индивидуальности стерилизуются и условия для возникновения гражданского общества, поскольку политика и общественная деятельность — дело исключительно уважающих себя и самодостаточных людей, испытывающих солидарность с такими же, как и они, гражданами, достойными уважения. Еще Аристотель выводил рабов из сферы политики. Крепостное сознание и мстительная, плебейская самозащита от вызовов идеального и ценного блокируют рационализацию своей жизни, возможность политической ответственности и участия в делах, имеющих общую значимость. Где значения политики и обыденного человека несоизмеримы (нет общих значений ценного), там нет «общества» и развития. Поэтому мифологическое (нуминозное) отношение к власти соотносится с общественным равнодушием и социально-политической пассивностью, покорностью в обычные времена, а в кризисные — с «харизмой», с надеждой на первое лицо, предполагающей не изменение, а возвращение социума в нормальное, привычное состояние.
Рост популярности РПЦ (как и усиление национализма) в последнее десятилетие в России является свидетельством того, что конструкция традиционалистских значений и механизмов воспроизводства представлений об обществе и социальном порядке вполне сохранилась. Однако следует подчеркнуть, что эта структура сознания (система отношения к власти, к организации социального порядка) опустошена от собственно сакрального, здесь нет никаких верований в бытие трансцендентных сил. Главное — сохранение механизмов дисквалификации самодостаточной субъективности, блокирование самой возможности ее появления, обесценивание частной жизни как бы от имени символической тотальности, сверхзначимой инстанции, выступающей в роли суррогата трансцендентного или трансцендентального начала, замены сферы ценностей.
Последовательная кастрация независимых от власти, самодостаточных и признаваемых обществом в качестве таковых групп оборачивается бессмысленностью коллективной повседневности. Российская обыденность лишена ценности, праздничности, приподнятости, значительности того, что связано с политикой. Поэтому нуминозное (в виде РПЦ или националистических мифов) выступает как заместитель ценностей и их инстанций.
6. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подытоживая сказанное, я определил бы доверие как социальный механизм, характеризующий эффективность различных институтов общества, а способность различать границы их действия — как одно из свидетельств дееспособности или социализированности индивидов. Барьеры между различными зонами доверия отмечены социальными ритуалами, семантика которых определяется «открытостью» или «закрытостью», универсальностью или, напротив, партикуляризмом норм и правил социальных взаимодействий, спецификой социальных отношений, регулируемых этими институтами. Разные типы доверия указывают на многообразие механизмов и оснований солидарности в обществе. Низкий уровень доверия означает механическую ин- тегрированность общества, наличие многих несогласованных социальных порядков, возникающих из-за гетерогенности институциональных систем, функционирующих в данном обществе.
Посттоталитарная эволюция обозначила не просто неравномерность или разную скорость изменений в разных сегментах российского общества, но крайне противоречивый, а главное — разнонаправленный их характер. Ситуация социального разлома и разрушения некоторых общих уровней социальной регуляции спровоцировала возвращение к более архаичным пластам культуры и социального поведения, оказавшимся своего рода резервом средств физического выживания в условиях кризиса и резкого падения жизненного уровня. С одной стороны, это активизировало более примитивные латентные формы массового патернализма, ожидания прихода харизматического героя, вождя, что, в конечном счете, стали эксплуатировать в собственных интересах бюрократия и авторитарная власть. Новые власти пытались использовать для своей легитимации отработанные, непродуктивные символические структуры — имперские, православные и сословные традиции. С другой стороны, апелляция к симулятивной архаике, не обеспечивающей смысловую проработку идущих в обществе изменений и, тем более, не порождающей новых смыслов и ценностей, представлений о будущем, становится причиной стремительной деморализации общества, массовой аномии, асоциального индивидуализма и цинизма. Прежние формы компенсаторной защиты от террора и тотального контроля, выражавшиеся в манифестации межличностного доверия в малых группах или в структурах административного рынка, коррупции (блата, сетевого обмена, «знакомств», «связей с нужными людьми» и множестве других форм коммуникации и сплоченности), в новых условиях постсоветской реальности перестали быть значимыми. Прагматическое недоверие к социальным институтам, связанным с властью, при явной идентификации с их символической функцией (иногда — с персонами, их воплощающими) не меняло и не могло изменить общего авторитарного характера конституции власти, организации системы господства, состояния недифференцированности политической системы (отсутствия системы сдержек и противовесов, блокирования разделения разных ветвей власти). Советские формы доверия, бывшего своего рода «клеем» социальных отношений внутри малых групп и сообществ, но одновременно и механизмом фрагментации социума, девальвировались и перестали быть значимыми и действенными. А это, в свою очередь, вело к росту двоемыслия и цинизма, увеличению зон «игры в доверие». Условия выживания и сохранения «советского человека», его тактика адаптации через снижение общих требований морали и ответственности, взаимности и сочувствия к другому не способствовали формированию универсалистской этики и права, что, в свою очередь, оказывало парализующее воздействие на возможности модернизации России и демократизации российского общества. Возник замкнутый круг — институционализация новых отношений, соответствующих нормам современного, правового и демократического общества, невозможна без повышения доверия людей друг к другу, а доверие невозможно без эффективных социальных институтов. Выход из этого тупика возможен (при всей сомнительности этого сценария) за счет растущей сегментации общества, появления отдельных анклавов с собственным, модерным типом социального капитала.
[1]Восновестатьилежитдокладавтора«Trust in the post-soviet Russia» наконференции«Trust and Distrust in the USSR» (17—18 февраля 2012 г., School of Slavonic & East European Studies, University College London). Печатается сокращенная версия. Полный вариант статьи см. в: Вестник общественного мнения. 2012. № 2.
[2] См.: Гудков Л. Социология культуры: научно-аналитический обзор тематического номера «Кёльнского журнала по социологии и социальной психологии», посвященного восстановлению идеи социологии культуры (1978) // Культурология. М.: ИНИОН, 2012. № 1 (60). С. 40—115.
[3] См. его статьи «Проблемы экономической антропологии у К. Маркса»; «Культурный контекст экономического действия»; «Социальные рамки экономического действия» и др. в кн.: Левада Ю. Статьи по социологии. М., 1993.
[4] См.:Tenbruck F.H. Der Fortschritt der Wissenschaft als Tri- vialisierungsprozess // Kolner Zeitschrift fur Soziologie und Sozialpsychologie. Opladen, 1976. Sh. 18.
[5] См.: Левада Ю. От мнений к пониманию: социол. очерки, 1993—2000. М.: Моск. шк. полит. исслед., 2000; Он же. Ищем человека: социол. очерки, 2000—2005. М.: Новое изд-во, 2006.
[6] Сама по себе тема доверия возникла, конечно, гораздо раньше; она образует сквозной мотив в сочинениях многих политических философов, начиная, по крайней мере, с Т. Гоббса или Дж. Локка. Предметом их анализа были условия, при которых можно было ожидать возникновения справедливого социально-политического порядка в государстве, основанного на доверии поданных к правителю, соответственно, на моральных отношениях власти и подчинения, принципах всеобщего блага.
[7] Отмечу, что в советское время никаких данных об отношении населения к власти или доверии к институтам не было и быть не могло, поскольку сам вопрос такого рода отдавал идеологической крамолой. О характере доверия мы можем судить по косвенным признакам, тематизации этих напряжений в художественной литературе или кинематографе, дневникам или воспоминаниям, что лишает их сравнительной значимости. Литература и искусство в силу их специфики могли лишь подчеркивать значимость идеологической нормы доверия обывателей к власти или темати- зировать культурные и социальные напряжения, возникающие в тоталитарном обществе, но оценивать их силу и функциональную роль в строгом смысле крайне сложно. Тема собственно доверия в советском искусстве и литературе никогда не была в центре внимания. В 1920-е — первой половине 1930-х гг. проблематика человеческого доверия возникает лишь у прозаиков и драматургов второго плана (А. Афиногенов, Н. Островский), «попутчиков» (В. Шкваркин, М. Булгаков, А. Платонов, Ю. Олеша), а затем уходит до конца сталинского периода и хрущевской «оттепели». На первом плане с конца 1920-х гг. стояли идеологически проверенные сюжеты, связанные с идейной бдительностью, с паранойей тотального недоверия всех ко всем (кроме навязанного и принудительного доверия к руководителям «партии и правительства»), выявлением классовых врагов, разделением на «своих», или «социально близких», и «чужих», «предателей» и т.п. И лишь с началом осмысления опыта репрессий и разложения советской идеологии постепенно в литературе и кино предпринимаются попытки как-то затронуть эту тематику вне идеологических параметров (К. Симонов, П. Нилин, Ю. Трифонов, Ф. Искандер, Ч. Гусейнов, Л. Петрушевская, К. Воробьев, В. Тендряков, В. Арро, В. Быков, В. Астафьев, А. Солженицын и другие). Чаще это связано со стремлением понять природу советской морали и корни повседневной жестокости. Но анализ этих аспектов проблемы доверия выходит за рамки данной работы и заслуживает отдельного исследования.
[8]См.:Fukuyama F. Trust: The Social Virtues and the Creation of Prosperity. N.Y.: Free, 1995 (рус. пер.: Фукуяма Ф. Социальные добродетели и путь к процветанию. М.: АСТ, 2006);Sztompka P. Trust: A Sociological Theory. Cambridge: Cambridge University Press, 1999;Noteboom B. Trust: forms, foundations, functions, failures and figures. Cheltenham: Edward Elgar, 2002;Luhman N.Vertrauen: Ein Mechanismus der Reduktion sozialer Komplexitat. Stuttgart: Enke, 1968; Хоскинг Дж. Почему нам нужна история доверия // Вестник Европы. 2003. Т. 7/8. С. 225—236.
[9] Следует подчеркнуть, что даже в самых рационализированных отношениях, например экономических или научных, знание мотивов партнера или последствий взаимодействия с ним не может быть принципиально полным. В этом плане имеет смысл рассматривать доверие по аналогии с метафорой, синтезирующей разные смысловые планы в одно семантическое образование, интерпретировать его как шарнир, соединяющий регуляторы действия разного уровня, включающий одни системы социальных отношений (институтов, групп) в управление другими социальными императивами или нормами.
[10] В самом понятии «социальный капитал», введенном экономистами, нет ничего нового по сравнению с обычными понятиями культуры и ее институционализации, но оно позволяет оперировать с доверием по аналогии с другими видами капитала. Социальный капитал (=межличностное доверие) в социально-экономических работах представляет собой новейший функциональный вариант понятия «культура», суженного настолько, что оно становится доступным для операционализации и измерения.
[11] О подобном ресурсе блатных в лагере много писал В. Ша- ламов в «Колымских рассказах», распространяя эту этику блатных на всю советскую «общую зону». Но, конечно, тема обмана доверия — образец игровой социальной тематизации отношений во многих культурных ситуациях, бесконечно заимствуемый и варьируемый в зависимости от «вводных» характеристик. См., например, комедию П. Мариво «Lesfa- ussesconfidences» («Ложные признания», 1737), переведенную в России П. Катениным под названием «Обман в пользу любви» (1827), или роман Г. Мелвилла «TheConfidenceMan: HisMasquerade» («Искуситель», 1857).
[12] См.: Левада Ю, Левинсон А. «Похвальное слово» дефициту // Горизонт. 1988. № 10. С. 26—38.
[13] См.: Левада Ю. Варианты адаптивного поведения // Левада Ю. Ищем человека. С. 202—212.
[14] См.: Гудков Л., Дубин Б. Институциональные дефициты как проблема постсоветского общества // Мониторинг общественного мнения. 2003. № 3. С. 33—53.
[15] Исследования формирования нового предпринимательства в 1990-х гг. показали, что основными препятствиями на пути развития бизнеса были не отсутствие свободного доступа к кредитам или новым технологиям и не административный произвол и коррупция, а дефицит доверия к партнерам по бизнесу, несоблюдение договоров, нечестность, необязательность при выполнении условий контрактов и проч. См.: Общественный договор: Социол. ис- след. / Под ред. Д. Драгунского. М.: Спрос, 2001.
[16] См.: Хоскинг Дж. Структуры доверия в последние десятилетия Советского Союза // Неприкосновенный запас. 2007. № 4. С. 59—69; Он же. Экономика доверия // Неприкосновенный запас. 2010. № 5. С. 84—93 (статьявошлавкнигу:Hosking G. Trust: Money, Markets, and Society. L., 2011); Гудков Л. Общество с ограниченной вменяемостью // Вестник общественного мнения. 2008. № 1. С. 8—32; Он же. Цинизм «непереходного» общества // Вестник общественного мнения. 2005. № 2. С. 43—52; Он же. Инерция пассивной адаптации // ProetContra. 2011. № 1/2. С. 20—42.
[17] См.: Афанасьев М. Клиентизм и российская государственность. М.: Московский общественный научный фонд, 1997.
[18] См.: Модсли Э, Уайт С. Советская элита от Ленина до Горбачева. Центральный комитет и его члены, 1917—1991 гг. М.: РОССПЭН, 2011. С. 365—369.
[19] См.:Newton K., Zmerli S. Three forms of Trust and their Association // European Political Science Review. 2011. Vol. 3. № 2. P. 1—32; Political Trust: Why context matters / Ed. by S. Zmerli, M. Hoogle. Colchester: ECPR Press, 2011.
[20] См.:Rose R. Uses of Social Capital in Russia: Modern, Pre- Modern, and Anti-Modern // Post-Soviet Affairs. 2000. № 16 (1). P. 33—57. Его типология, как и типология Н. Зубаре- вич (Четыре России // Ведомости. 2011. 30 дек.), обладает значительной эвристической силой, поскольку почти две трети населения России живут в малых городах и сельских поселениях, в которых сохраняются традиционалистские образцы поведения и представления, не говоря уже о советских стереотипах и образе мысли.
[21] См.:Newton K. Taking a bet with ourselves. Can we put trust in trust? // WZB Mitteilungen. 2012. № 135. S. 7.
[22] О росте социальных выплат и ожращении удельного веса доходов от предпринимательской деятельности в России в последние годы см.: Николаев И. Больше социализма // http://www.gazeta.ru/comments/2012/06/05_x_4613793.shtml.
[23] Подробнее об этом: Гудков Л. Социальный капитал и идеологические ориентации. К вопросу о векторах эволюции российского общества // ProetContra. 2012. № 55 (в печати).
[24] См.:Levada Yu. The Problem of Trust in Russian Public Opinion // Proceedings of The British Academy. 2004. Vol. 123. P. 157—171.
[25] Международный проект ISSP«Доверие», осуществленный в 2007 г. исследователями из 24 стран. В России опрос был проведен Аналитическим центром Юрия Левады (руководитель проекта — Л.А. Хахулина) по общероссийской репрезентативной выборке (N= 1000). Годом позже, в рамках проекта ISSP«Религия», этот же вопрос был повторен. Полученные результаты подтвердили вывод об устойчивости подобных установок в странах с аналогичным типом культуры.
[26] Другие сопоставительные международные исследования, аналогичные указанному, дают близкие результаты. См.: EuropeanSocialSurvey (ESS) 1999; 2007 (www.european- socialsurvey.org);Белянин А.В., Зинченко В.П. Доверие в экономике и общественной жизни. М.: Фонд «Либеральная миссия», 2010.
[27] Ср. психологические трудности у людей старшего поколения при освоении новых форм генерализованного взаимодействия, предлагаемых как бы лишь «техническими» посредниками: пластиковыми карточками, автоответчиками, компьютерами и т.п.
[28] См.:Newton K. Taking a bet with ourselves. S. 6—9.
[29] См.: Гудков Л. Комплекс «жертвы». Особенности восприятия россиянами себя как этнонациональной общности // Мониторинг общественного мнения. 1999. № 3. С. 46—64.
[30] Ср.: Бондаренко Н, Красильникова М, Юдаева К. Инновационный и предпринимательский потенциал общества // Вестник общественного мнения. 2012. № 1. С. 75—99.
[31] Советский простой человек. М.: Мировой океан, 1993. С. 31.
[32] Стойкое недоверие к организациям гражданского сектора и практически полный отказ от их поддержки может в какой-то степени объясняться и стойкой идиосинкразией населения к практике государственного принуждения к выражению лояльности власти через имитацию добровольности посредством участия в пионерских, комсомольских организациях, ДОСААФ, Красном Кресте, ветеранских и т.п. союзах. Скептическое отношение россияне проявляют и к деятельности суррогатных организаций, типа федеральной Общественной палаты и ее аналогов в регионах, равно как и к другим формам государственной имитации попыток самоорганизации общества. Несмотря на признанный авторитет таких НПО, как, например, «Солдатские матери» или «Мемориал», большая часть организаций гражданского сектора дискредитирована властью и воспринимается населением явно негативно. Поэтому принимают систематическое участие в той или иной общественной организации менее 1% населения, хотя формально числятся членами какой-либо общественной организации или союза около 10% взрослого населения.
[33] См.: Отто Р. Священное. Об иррациональном в идее божественного и его соотношении с рациональным. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2008.
Опубликовано в журнале:
«НЛО» 2012, №117
Почему у Эстонии получились реформы и что дальше
Что представляли собой эстонские реформы?
Райво Варе - председатель совета Фонда развития Эстонии, зампред совета Эстонской ассамблеи сотрудничества.
Из всех республик бывшего СССР Эстония добилась наибольшего успеха в проведении последовательных и очень жестких экономических реформ. Давая согласие поразмышлять об этом, я еще не знал о готовящемся к публикации докладе «Балтийский путь в человеческом развитии: двадцать лет спустя». Ученые разных стран анализируют эту тему на основе материала из трех республик Балтии, а также рассматривают ситуацию в Польше, России, Финляндии, Швеции, Дании, странах Бенилюкса и Балкан.
Прочитав этот доклад, я сначала приуныл, ибо многие мои мысли, казавшиеся оригинальными, оказались предвосхищены его авторами. И все же успокаивало то, что я нахожусь на правильном пути и личный опыт не подвел.
Исторические предпосылки реформ в Эстонии
Что представляли собой эстонские реформы? И почему, по оценкам большинства международных организаций, Эстония за последние 20 лет опередила не только все бывшие республики СССР, но даже многие другие страны Центральной и Восточной Европы?
Эстонцев всегда – и в советскую и в досоветскую эпоху – отличал твердый индивидуалистический настрой. Надежда на собственные силы, а не на государство, независимость мышления характерны для протестантизма, сыгравшего в истории нации одну из ведущих ролей. В том числе для становления здесь рационального предпринимательского капитализма в его либеральном варианте.
Образование традиционно обладало высоким престижем, почти стопроцентный уровень грамотности был достигнут уже в ХIХ столетии, что является впечатляющим результатом даже на фоне ведущих западных стран. Особые правовые отношения, сложившиеся в балтийских странах еще в царское время, вселили в эстонцев веру в справедливость суда и верховенство закона. В период независимости между двумя мировыми войнами эстонцы проявили себя как вполне законопослушные граждане.
Люди отчасти сохранили историческую память о довоенной независимости, включавшей, помимо прочего, приверженность идее частной собственности и популярность малого бизнеса. Даже в условиях послевоенной поголовной насильственной коллективизации в Эстонской ССР сохранялся сектор индивидуального сельхозпроизводства, на который власть смотрела сквозь пальцы. Укоренившаяся протестанская этика поощряла трудолюбие и целеустремленность в достижении индивидуального успеха. Большинство населения воспринимало советскую власть с ее идеологическим диктатом как чуждую и навязанную извне. Этот факт повлиял на ход реформ – они носили очень амбициозный характер и проводились быстрее и решительнее, чем где бы то ни было в посткоммунистической Европе.
Немалую роль сыграл географический фактор, благодаря которому Эстония получила относительно современную портово-железнодорожную инфраструктуру. С доганзейских времен территория современной Эстонии служила традиционным каналом международной торговли. А торговля предоставляла широкие возможности познакомиться с другими странами и иным образом жизни, сведения о которых так или иначе доходили и до простых граждан. С другой стороны, в советское время вся северная часть страны смотрела финское телевидение – окно в западный, в первую очередь скандинавский мир, который в силу тесных торгово-экономических и социально-образовательных связей с начала ХХ столетия и по сей день был и остается примером в сознании людей.
В то же время, вследствие отсутствия у эстонцев, как и у других балтийских народов, богатых природных ресурсов (за исключением горючих сланцев) и мощной индустрии (кроме химического производства) отсутствовала и возможность изымать сколько-нибудь значительную природную ренту. Таллинну пришлось зарабатывать каким-то другим, более эффективным способом. Будь то расширение промышленного производства или сферы услуг, например, транспортно-логистических, которые стали одним из немногих секторов, в котором она сразу сумела успешно включиться в международное распределение труда в первые и самые трудные годы перехода от советской экономики.
Даже в условиях социалистической системы балтийские республики прочно удерживали лидерство с точки зрения эффективности экономики, о чем сегодня неохотно вспоминают. Несколько лет назад я был поражен, прочитав мемуары одного специалиста, в которых тот утверждает, что по расчетам Госплана СССР, каждый вложенный в Прибалтику рубль давал отдачу в полтора раза больше, чем в европейской части страны, не говоря уже о других регионах. Стало быть, туда было целесообразно вкладывать средства даже с точки зрения искаженной идеологией и централизацией советской экономики.
В силу особенностей специализации советского времени, Эстония не имела сверхмощной промышленности и большого количества крупных предприятий, в том числе военно-промышленного комплекса, завязанных на другие производства по всей территории СССР (по сравнению с другими прибалтийскими республиками, особенно Латвией). Поэтому ее в целом более мелкие предприятия обладали более высоким потенциалом быстрого присобления к новым условиям. К тому же, на считанных крупных предприятиях работало относительно небольшое количество трудовых мигрантов из разных областей в основном европейской части России, Белоруссии и Украины, и это не создало критической массы недовольства быстрыми реформами, что наблюдалось в других сверхиндустриализированных регионах.
Залог успеха – радикальность реформ
Другими важейшими составлющими эстонского успеха стали радикальность и последовательность предпринятых экономических реформ, географическая близость Скандинавии и открытость экономики. Именно для Эстонии характерна простота и стремительность подхода. Небольшие размеры страны и экономики значительно снижают инерционные потери при проведении любых преобразований.
В первую очередь следует отметить самую радикальную денежную реформу. Новая крона была введена по крайне слабому девальвационному обменному курсу в отношении рубля и с большим запасом прочности, уже в июне 1992 г. ее жестко привязали к доминировавшей в Европе дойчемарке, в соответствии с системой валютного комитета (currency board). (Был принят очень трудно изменяемый закон о фиксированном курсе 1 к 8.) В этом Эстония на год-два опередила даже балтийских соседей, которые сразу не предусмотрели привязки к какой-либо ведущей валюте или валютной корзине. Конечно, такая денежная реформа была шоком для населения. Однако первые ощутимые результаты не замедлили дать о себе знать: молниеносное заполнение прилавков, резкий спад заоблачно высокой инфляции и отвязка от ее виновника – рубля. Неизменный валютный курс кроны перешел с немецкой марки на евро. Поэтому, когда Эстония с 1 января 2011 г. ввела евро, это произошло безболезнено и легко. К тому же впервые эта реформа не носила конфискационного характера для населения и предприятий.
Кроме того, в отличие от большинства других стран ЦВЕ, уже в самый начальный период 1992–1993 гг. в Эстонии была осуществлена беспрецедентная по жесткости санация и банкротство ведущих коммерческих банков, обремененных безнадежным портфелем еще рублевых кредитов. Вкупе с денежной реформой это дало новой кроне запас прочности на начальные, самые трудные годы. Однако это означало и крупные потери для населения, а предприятиям во многом приходилось начинать практически с чистого листа.
Нельзя недооценивать влияние других радикальных реформ. Упразднения протекционистских барьеров и всеобщей либерализации внешнеэкономической деятельности и цен при отказе от субсидирования. Введение пропорциональной ставки подоходного налога, а затем и освобождение реинвестированной прибыли предприятий от налога на прибыль. Реституция довоенных прав собственности. Земельная реформа, расформирование колхозов и совхозов. Немедленный отказ от дефицита госбюджета, что заставило государство жить по средствам. Перевод экономики на частную основу, начавшийся еще в рамках СССР в 1989–1991 гг. на уровне малого предпринимательства, быстро продолжился на основе Программы экономической самостоятельности (по-эстонски аббриевиатура программы – IME дословно переводится как «чудо»).
Особого упоминания заслуживает приватизация, которую многие исследователи считают одним из главных факторов первоначального ускорения экономического развития. Если в Литве, Чехии, России, на Балканах и во многих других странах ЦВЕ приватизация проводилась ускоренными темпами на ваучерной или денежной основе, можно сказать, – любой ценой, то Эстония сначала сконцентрировалась на макроэкономической стабилизации, разработке первичного элементарного экономического законодательства и учебе на чужом опыте. Другие страны поспешно приватизировали крупные предприятия в основном в форме отложенных платежей или векселей либо, как, например, в Латвии, через министерства, отвечавшие за соответствующие предприятия. Преимущества везде получили инсайдеры. Но они не торопились с введением новых рынков, знаний, технологий и инвестиций. Вместо этого они нередко до последнего эксплуатировали остаточные имевшиеся ресурсы предприятий, выбивая поддержку государства в виде разных льгот, субсидий и «административного ресурса». Это, как правило, способствовало «олигархизации» экономики.
Эстония изначально ориентировалась на другую модель. Ваучеры, полученные за рабочий стаж, использовались главным образом для приватизации жилья и земли. Приватизация предприятий проводилась на транспарентной конкурсной, в основном аукционной основе за живые деньги по известной немецкой модели через специальное независимое агентство типа Treuhand, а на начальном этапе с помощью их же специалистов. Возможности инсайдеров значительно сузились, зато деятельное участие в процессе приняли нацеленные на эффективность коммерческие банки. Мотивированные стратегические западные инвесторы привнесли как свое знание рынков, так и «ноу-хау» и технологии, а также культуру управления организацией по западному, часто скандинавскому образцу. Да и вырученные от приватизации деньги, хотя и не такие уж большие, оказались хорошим подспорьем на фоне мизерных госдоходов в самые трудные первые годы независимости.
Эстонские специалисты своевременно разработали и приняли современное и соответствующее европейским стандартам гражданское и хозяйственное, а затем и прочее законодательство. Задел для этого был создан еще в рамках вышеупомянутой программы IME (1989–1991 гг.), то есть еще в поздний перестроечный период. Образцом послужила континентальная правовая модель по немецкому образцу, в которой главенствующую роль выполнял договор, закон и суд. Это отличает Эстонию от многих стран ЦВЕ, где бòльший вес имеют решения исполнительной власти.
Силовые структуры, созданные практически на пустом месте, были изначально, хотя и не без проблем, поставлены под безусловный гражданский контроль. Разрешительную модель управления экономическими агентами вскоре заменила уведомительно-контрольная, при значительном упрощении регламентации в отношении ведения бизнеса. Конечно, не последнюю роль сыграл взятый уже в середине 1990-х гг. курс на вхождение в Европейсмский союз, который требовал гармонизации законодательства и регулятивной практики. В отличие от стран ЦВЕ, которые даже в условиях советского блока имели свою систему управления и законодательства, странам Балтии пришлось создавать ее, по сути, с нуля, учась на ходу и избегая инерции, унаследованной от предыдущего периода.
Все эстонские правительства проводили жесткую линию по подавлению всякого рода «крышевания» и нелегального бизнеса. В такой небольшой стране, как Эстония, где каждый всегда что-то знает, это было сравнительно просто, особенно, учитывая присущую населению ментальность, о которой говорилось выше. Избавлению от советского наследия и принятию радикальных шагов во многом способствовала практически тотальная смена политической элиты на людей, не отягощенных прежним опытом и связями. Этот процесс проходил на базе нового Основного закона, установившего парламентскую форму правления. В изменившейся атмосфере по-иному стала восприниматься коррупция, показатели которой зашкаливали в стране по сравнению практически со всеми странами ЦВЕ и даже некоторыми государствами европейского Средиземноморья.
Результатом комплекса мер стал рост интереса инвесторов. По объему прямых инвестиций страна вышла в лидеры в группе ЦВЕ уже в 1990-е гг., а ко времени последнего кризиса далеко обогнала даже инвестиционных флагманов – Словению, Чехию, Венгрию, не говоря уже о балтийских соседях. На сегодняшний день около 80% ВНП и 70% экспорта зиждется на прямых иностранных инвестициях, а темпы роста экономики после глубокого спада в 2009–2010 гг. самые высокие в Евросоюзе. Введение евро придало уверенности не только самим эстонцам, но и международному инвестиционному сообществу. Котировки страховочных сертификатов (CDS) по Эстонии сравнимы с германскими, а рейтинг страны, несмотря на кризис, повышен до уровня ведущих экономик.
Все перечисленное наряду с открытостью эстонской экономики и предсказуемостью ее регулятивной среды не могло не расположить к Эстонии в первую очередь соседей – скандинавских инвесторов, особенно финнов (в силу их исторической и культурно-языковой близости) и шведов. Немалая часть работоспособного населения занята в течение недели на различных предприятиях в Финляндии, возвращаясь на уик-энд домой, благодаря развитому транспортному, а также дешевому и удобному паромному сообщению. Наши соседи из других балтийских республик такой возможности не имеют, большинство отправляется за рубеж на постоянные заработки. В период нынешнего кризиса и резкого скачка безработицы финский рабочий рынок стал хорошим подспорьем для многих эстонцев, особенно в связи с временным спадом в экспортном секторе, объемы которого сегодня опять растут. Кризис и связанные с ним все более жесткие условия конкуренции стимулируют процесс перевода многих скандинавских производств в более дешевые страны Балтии, особенно в Эстонию.
Среди дополнительных факторов, обеспечивших Эстонии один из самых высоких темпов экономического роста в Европе, относительно дешевые займы частному сектору, выдаваемые четырьмя ведущими скандинавскими банками, которые владеют более чем 95% банковского сектора и до кризиса получали очень дешевое финансирование на международных финансовых рынках. Общий уровень кредита у частного сектора относительно высок и примерно равен 10 тыс. евро на человека, что в сумме лишь на четверть меньше годового ВНП страны – показатель, который ниже западно-европейских, но один из самых высоких для стран ЦВЕ.
Важнейшим фактором стал массовый туризм, особенно финский, который расцвел благодаря комфортному паромному, а также воздушному сообщению между Таллинном и Хельсинки, а также Таллинном и Стокгольмом. Кстати, паромная линия между Таллинном и Хельсинки, протяженностью чуть более 70 км является одной из самых многолюдных и загруженных в Европе. Беспрецедентными темпами растет круизный туризм и туризм из других стран, в том числе из России.
Немаловажным для успешного экономического развития Эстонии является относительно высокий по сравнению с другими странами Центральной и Восточной Европы удельный вес международных бизнес-услуг, весьма конкурентноспособных по качеству и цене, оказываемых в первую очередь ближайшим соседям как на севере, западе, так и на востоке.
И, наконец, знаменательно то, что можно говорить о большом удельном весе подрядной промышленной продукции в основном полуфабрикатного типа, производимой для скандинавского и немецкого рынков. Это одновременно и стимулирующий фактор, и негативный, ибо зависимость от экспорта на рынки именно этих стран слишком велика. Российский рынок находится на четвертом месте по экспорту, где в последнее время тон задает пищевая промышленность. Однако нельзя отрицать тот факт, что промышленный сектор ведущих внешнеэкономических партнеров, находящихся в кильватере Германии, успешно справился с кризисом благодаря наращиванию экспорта, особенно инвестиционных товаров, в новые экономические центры, например, в Азии. А это позволило и работающему для них на подряде эстонскому экспорту вновь подняться невиданными темпами. Если сбудутся прогнозы пессимистов о новом витке кризиса и связанном с ним падении спроса не только на потребительские, но и инвестиционные товары, это, безусловно, отрицательно скажется и на эстонском экспорте. Ведь обычно при падении спроса первыми теряют заказы именно подрядчики, а не производители конечного продукта.
Радикализм реформ не делает их менее болезненными для простых людей. Если они так или иначе оправдывают надежды, население готово терпеть лишения. Но кредит народного доверия не безграничен. В момент перехода на свою валюту средняя зарплата в Эстонии составляла в пересчете 35 евро, а пенсия 7,5 евро. Сегодня, даже несмотря на кризис, эти цифры достигают, соответственно, 854 и 320 евро. Эстония прочно удерживает позиции в ведущей группе стран с наиболее высоким уровнем человеческого развития и в 2010 г. заняла, по расчетам ООН, 34-е место – вместе с государствами Вышеградской группы. Остальные страны Балтии и ЦВЕ входят во вторую групу – так называемые страны с высоким уровнем развития. Так что результат говорит сам за себя. Отнюдь неслучайно, по проведенным весной опросам населения трех прибалтийских стран, оказалось, что именно эстонцы наиболее удовлетворены деятельностью своего государства и в большей степени недовольны собой. Причем удельный вес людей, которых устраивают условия жизни в стране в целом, даже среди русскоязычного населения Эстонии выше, чем среди латышей и литовцев.
Но это не означает, что все всем довольны. Не надо забывать, что непосредственная близость скандинавского примера, достаточно популярного уже в советское время и до сих пор остающегося желанной целью, постоянно вызывает вопрос: когда же балтийские страны выйдут на уровень жизни, хотя бы сравнимый со скандинавским. Тем более, что из всего балтийского региона Эстония наиболее интегрирована в различные международные структуры и организации, например, Евросоюз, Еврозона, ОЭСР, НАТО и т.д. Таким образом, международная среда благоприятна для Эстонии как никогда. Даже текущий кризис особо не повлиял на это.
Изменение парадигмы в Европе: что дальше?
Скромные масштабы эстонской экономики, помноженные на менталитет населения и последовательно либеральную экономическую политику с самым малым в Европе государственным долгом (около 7% ВНП), придает ей такую гибкость, о которой большинство европейских стран даже не мечтают. Эстония не только вкушает плоды долговременной политики сбалансированного бюджета и использует профицит для накопления резервов, лишь частично востребованных в этот кризис, но и провела беспрецедентную внутренную девальвацию. А это означает ничто иное как практически бездефицитный бюджет за счет значительного сокращения госрасходов, более чем 10-процентное падение зарплат и очень высокий уровень безработицы. Хотя даже в столь критических условиях правительство сумело повысить размер пенсий на 5 процентов. Следует, однако, подчеркнуть, что все эти тяготы оправдывала благородная цель – выполнение Маастрихстких критериев для вхождения в зону евро, что и произошло в 2011 году.
Даже ни будь такого повода, его следовало бы придумать для того, чтобы совладать с кризисом. Эстонцы, по определению президента страны, Тоомаса Хендрика Ильвеса – народ проектов, ради которых готовы напрячься и добиться результата, как это не раз бывало в истории. Однако Эстония вошла в зону евро, когда там уже начался развал. Очутившись в вожделенной еврозоне, эстонцы вдруг обнаружили, что вместо того, чтобы обрести покой, им надо раскошелиться на сумму, достигающую половины годового бюджета для помощи тем, кто даже на пике кризиса не отказался от привычки жить не по средствам. Безусловно, такое не никому не понравиться.
Двадцать лет непрерывных реформ и постоянных лишений начинают вызывать усталость у населения. Хочется, наконец, воспользоваться плодами долгих усилий и жертв и поднять качество жизни на достойный уровень: «Пожить так, как в Европе». Но разразившийся кризис наглядно показал, что столь привлекательное общество благоденствия, когда оно основано на займах за счет будущего, начинает себя изживать. Вместе со стремительным смещением глобального центра тяжести в сторону Азии измененяется существовавшая до последнего времени парадигма. Как метко подметил кто-то: «Мы наконец-то прорвались на праздник жизни, а он уже закончился...».
Понятно, что у стран ЦВЕ просто нет возможножности скопировать путь Западной Европы за последние полстолетия. И все же новички еще не утратили полностью аппетита и целеустремленности, не растратили недавно обретенный опыт радикального реформирования. Главное – постараться сохранить конкурентоспособность экономик, повысить позиции в международных цепочках создания благ, включить инновационные генераторы экономического роста. И на этой базе постоянно повышать качество жизни своего населения. В этом главные вызовы как для Эстонии, так и для других стран ЦВЕ. Но следует избегать опасности попасть в западню, подобную той, в которую попала Западная Европа, и жить строго по средствам, а не за счет будущего. В этом смысле Эстония достаточно защищена, поскольку органически входит в сферу германского и скандинавского влияния.
Безусловно, государства ЦВЕ нацелены на то, чтобы следовать в русле Евросоюза и еврозоны, хотя последние больше никогда не будут такими, как раньше. Несмотря ни на что, не вызывает сомнений и приверженность Эстонии евровалюте, которая подспудно все еще рассматривается населением как некая квази-гарантия безопасности. Кроме того, практически все они убежденные приверженцы НАТО.
Об этом не особенно любят говорить открыто, предпочитая дипломатические эвфемизмы, но в силу исторических причин, пока не изжитых сторонами до конца, странам ЦВЕ и особенно государствам Балтии во многом присуща одна общая черта – стремление любой ценой предотвратить угрозу восстановления российского влияния. Многое в межгосударственных отношениях с Россией за последние двадцать лет, к сожалению, продолжало подогревать эти страхи. В то же время, эта во многом исторически сложившаяся ситуация давала возможность, например, эстонскому правительству проводить такую жесткую политику реформ, которая была бы просто невозможна в иных условиях. Как известно, в любом обществе, проведение непопулярных мер требует мобилизации населения, грубо говоря, мотивирования его на жертвенность. До сих пор эта модель в целом оказывалась относительно результативной.
Однако, надолго ли? Когда образцы, к которым мы стремимся, рассыпаются на глазах, всегда возникает вопрос: каким путем дальше следовать, есть ли, на что опереться. В условиях новой парадигмы появляется потребность в постановке новых целей, достижение которых позволит выйти на более высокий уровень малых, но успешных стран и обществ, используя накопленный опыт и все вышеперечисленные предпосылки. При этом, не поддаваясь искушению эксплуатировать присущий эстонцам страх перед россииской агрессивностью. Ведь Эстония стоит перед теми же вызовами, что и вся Европа – демографический спад и старение населения, потеря ценовой, а в будущем и технологической конкурентоспособности на глобальных рынках, ограничения роста в количественном отношении и необходимость переключения на его качественные параметры и т.п. Но в отличие от Старой Европы у Эстонии еще нет ни привычек, ни институтов, унаследованных от уходящего в небытие общества благоденствия, что уже пригодилось в нынешнее кризисное время.
Теперь в Эстонии стали больше задумываться о новых путях и возможностях экономического развития. Например, Фонд развития, образованный парламентом в соответствии со специально принятым законом, ведет активную работу по прогнозированию будущего развития, как в регионе, так и в мире в целом и определению для страны вытекающих из этого возможностей. В этих целях разрабатываются пилотные проекты в конкретных перспективных сферах применения.
И тут опять-таки целесообразно использовать все возможности для интеграции с экономикой скандинавских стран, которые уже сейчас являются не только самыми крупными инвесторами в эстонскую экономику, но и главными ее партнерами по экспорту. Задача Эстонии – стать привлекательным подрядчиком высокого уровня и необходимым партнером и выйти на новые рынки в Азии и Латинской Америке. Именно в том, чтобы создать высокоразвитый технологический экспортный регион, охватывающий Балтийское море, в который органично вписывается экономика балтийских стран, в том числе Эстонии, видится достойная цель, к которой следует стремиться.
Эстония > Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 4 ноября 2012 > № 2911772
Райво Варе
Хорватия допустила стратегическую ошибку, не проявив должного внимания к проекту строительства газопровода "Южный поток" на своей территории, заявил президент страны Иво Йосипович.
По существующим планам, магистральная ветка газопровода "Южный поток" на юго-востоке Европы будет проложена через Болгарию, Сербию и Венгрию. В ряд стран, включая Хорватию, планируются отводы от основной трубы.
В субботу ряд загребских СМИ опубликовали материалы с напоминанием о том, что трубопровод обойдет стороной Хорватию, расценивая это как "поражение хорватской политики". Здесь считают, что при должной активности правительства именно Хорватия, а не Венгрия смогла бы получить магистральный участок газопровода и в перспективе рассчитывать на значительную прибыль от транзита газа.
В минувшую среду "Газпром" и Венгрия приняли окончательное инвестиционное решение по венгерскому участку "Южного потока".
"Это плохая новость и результат того, что у нас годами нет системной политики, мы не планируем и не предвидим будущего, как и того, что в отношении некоторых российских инвесторов были предприняты некорректные шаги, которые не исправлены до сих пор. Надеюсь, теперь у нас есть повод изменить это", - приводит заявление Йосиповича хорватский национальный телеканал HRT.
Президент также выразил сожаление, что своевременно не были укреплены экономические связи с Россией и добавил, что "настало время спросить себя, где мы ошиблись".
Случай прокомментировал журналистам и бывший президент Хорватии Степан Месич, возглавлявший страну с 2000 по 2010 год. В свое время он вел переговоры по поводу строительства "Южного потока" с президентом РФ Владимиром Путиным.
"Когда мы с Путиным обсуждали "Южный поток", было очевиднее всего, чтобы он был проложен через Хорватию там же, где и наш нефтепровод. Правительство выступило против. Почему, я не знаю", - сказал Месич.
Ежегодно Хорватия потребляет около 3,4 миллиарда кубометров газа, из которых 2,2 миллиарда кубометров обеспечивает из своих ресурсов.
"Газпром" реализует проект "Южный поток" в целях диверсификации маршрутов экспортных поставок природного газа. Ориентировочная стоимость газопровода составляет 15,5 миллиарда евро, 10 миллиардов из которых приходится на морской участок, а 5,5 миллиарда евро - на сухопутный. Общая проектная мощность "Южного потока" составляет 63 миллиарда кубометров из четырех веток, начало поставок запланировано на декабрь 2015 года. Николай Соколов.
В своем втором ежегодном отчете по результатам исследования глобальных тенденций развития облачных вычислений ("Глобальный прогноз развития облачных технологий за период с 2011 по 2016 гг." - Cisco Global Cloud Index (2011-2016) компания Cisco прогнозирует четырехкратный рост мирового трафика в центрах обработки данных.По мнению Cisco, к 2016 году ежегодный объем этого трафика достигнет 6,6 зеттабайт при среднегодовых темпах роста в 31 процент. 6,6 зеттабайт - это:
Х92 триллиона часов потоковой музыки, т.е. около полутора лет непрерывного прослушивания музыки каждым жителем нашей планеты;
Х16 триллионов часов деловых веб-конференций, или примерно 12 часов ежедневных веб-конференций для каждого работоспособного жителя Земли в течение 2016 года;
Х7 триллионов часов онлайновых видеопотоков высокого разрешения, т.е. по 2,5 часа ежедневных видеопотоков высокого разрешения на каждого из тех людей, кто будет проживать на нашей планете в 2016 году.
Кроме того, Cisco прогнозирует шестикратное увеличение глобального облачного трафика (а это наиболее динамично развивающийся сегмент трафика в ЦОДах) - с 683 эксабайт в 2011 году до 4,3 зеттабайт в 2016 году. Таким образом, в указанный период среднегодовые темпы роста этого трафика составят 44 процента. Почти весь трафик в ЦОДах генерируется не пользователями, а самими дата-центрами и облачными приложениями, практически невидимыми конечным пользователям. По прогнозам Cisco, за период 2011-2016 гг. примерно 76 процентов трафика центров обработки данных не выйдет за пределы ЦОДов, т.е. в основном будет связан с задачами хранения, производства и обработки данных. Еще 7 процентов трафика в дата-центрах станет результатом обмена данными между ЦОДами, главным образом, с целью репликации данных и обновления систем и программного обеспечения. Остальные 17 процентов трафика в центрах обработки данных сгенерируют конечные пользователи, получающие доступ к облаку для просмотра веб-страниц, работы с электронной почтой и просмотра потокового видео.
Исследование проводилось для оценки роста IP-трафика в облаках и ЦОДах и с целью определения основных тенденций в этой области. "Глобальный прогноз развития облачных технологий" дополняет другие исследования сетевого трафика и расширяет представления о тенденциях развития дата-центров и облачных архитектур. Значимость этого исследования трудно переоценить, если учесть, что сети и центры обработки данных все теснее объединяются друг с другом для предоставления облачных услуг.
"Глобальный прогноз развития облачных технологий" содержит прогнозы, касающиеся перехода отрасли от традиционных центров обработки данных к более виртуализированным облачным услугам. Кроме того, этот документ содержит раздел Cloud Readiness Regional Details, отражающий готовность к облачным технологиям тех или иных географических регионов. В нем рассматриваются возможности фиксированных и мобильных сетей по поддержке корпоративных и пользовательских облачных приложений и услуг в каждом регионе (в ходе исследования анализировались сети в 150 странах, включая Азербайджан, Армению, Беларусь, Грузию, Казахстан, Молдову, Россию, Узбекистан и Украину). "Глобальный прогноз развития облачных технологий" составлен по результатам моделирования и анализа данных, поступивших из первичных и вторичных источников, включая 40 терабайт трафика глобальных ЦОДов, собранных в качестве образца в 2011 году, а также результаты более 90 млн сетевых испытаний, проведенных в последние два года, и данные из отчетов других компаний.
Региональная статистика
В 2011 году наибольший объем облачного трафика был сгенерирован в Северной Америке (261 эксабайт, или 8,1 млн задач, выполненных в облаках, что составило 38% от общемирового показателя). За ней следовали Азиатско-Тихоокеанский регион (216 эксабайт, 6,7 млн задач и 32%, соответственно) и Западная Европа (156 эксабайт).
По прогнозам Cisco, в период c 2011 по 2016 гг. наиболее быстро облачный трафик будет расти на Ближнем Востоке и в Африке (79% в год). Далее будут следовать Латинская Америка (66% в год) и Центральная и Восточная Европа (50% в год). В результате к 2016 году на первое место выйдет Азиатско-Тихоокеанский регион (1,5 зеттабайт, или 40,6 млн задач, выполненных с применением облачных технологий, т.е. 36% от общемирового показателя), затем - Северная Америка (1,1 зеттабайт, 17,4 млн задач и 26%, соответственно) и Западная Европа (963 эксабайт).
Облачный трафик составит почти две трети мирового трафика в ЦОДах В общемировом масштабе в период с 2011 по 2016 гг. доля облачного трафика в общем трафике центров обработки данных возрастет с 39 процентов (57 эксабайт в месяц, или 683 эксабайта в год) до 64 процентов -- 355 эксабайт в месяц, или 4,3 зеттабайта в год.
Облачный трафик будет расти вдвое быстрее общего мирового трафика в дата-центрах
Переход к облачным услугам способствует тому, что глобальный облачный трафик растет в два раза быстрее, чем глобальный трафик ЦОДов. С 2011 по 2016 гг. глобальный трафик дата-центров будет расти на 31 процент в год и увеличится вчетверо, тогда как глобальный облачный трафик будет расти на 44 процента в год и за тот же период увеличится в шесть раз.
Перетекание рабочей нагрузки в облако: в период с 2011 по 2016 гг. рабочая нагрузка центров обработки данных увеличится в 2,5 раза, а облачная нагрузка - в 5,3 раза
В 2011 году 30% задач решалось с применением облачных технологий, а 70% - в традиционных ЦОДах. В 2014 году этот баланс впервые изменится в пользу облачных вычислений: на их долю придется 52% решаемых таким образом задач, - а к 2016 году рабочая нагрузка облачных серверов и вовсе возрастет до 62%. Средний показатель отношения числа решаемых задач к числу физических серверов для облачной среды вырастет с 4,2 в 2011 году до 8,5 к 2016 году. Для сравнения: в традиционных ЦОДах за тот же период ожидается более скромный рост - с 1,5 до 2 решаемых задач на 1 физический сервер.
В настоящее время Азиатско-Тихоокеанский регион, Центральная и Восточная Европа, Северная Америка и Западная Европа могут поддерживать современные облачные приложения в фиксированных сетях, при этом лишь в Западной Европе средняя производительность сетей достигла уровня, достаточного для поддержки промежуточных облачных приложений в мобильных сетях Чтобы оценить готовность к облачным вычислениям, исследователи проанализировали различные параметры фиксированных и мобильных сетей. В частности, они оценили среднюю скорость передачи данных во входящих и исходящих каналах и среднюю задержку в Азиатско-Тихоокеанском регионе, Западной, Центральной и Восточной Европе, Северной и Латинской Америке, на Ближнем Востоке и в Африке.
Что касается фиксированных сетей, то в настоящее время средняя производительность таких сетей на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке достаточна для поддержки промежуточных облачных приложений, включая видео высокого разрешения и видеочаты. Средняя производительность фиксированных широкополосных сетей в Азиатско-Тихоокеанском регионе, Центральной и Восточной Европе, Северной Америке и Западной Европе достаточна для поддержки мощных современных облачных приложений, включая трехмерные видеопотоки и высокопроизводительные услуги для виртуального офиса. При этом в каждом регионе в отдельных странах средняя производительность фиксированных сетей достаточна для поддержки самых современных облачных приложений.
В настоящее время лишь в Западной Европе средняя производительность мобильных сетей достаточна для поддержки промежуточных облачных приложений. Во всех остальных регионах средняя производительность мобильных широкополосных сетей допускает поддержку лишь базовых облачных приложений, таких как просмотр веб-страниц и передача текстовых сообщений. Вместе с тем в каждом регионе есть страны, способные уже сегодня поддерживать промежуточные мобильные облачные услуги. Единственная страна, способная сегодня поддерживать в своих мобильных сетях самые современные мобильные облачные услуги, - это Венгрия.
"В новом мире, состоящем из множества облаков, продолжается рост объемов мобильного трафика, - говорит Дуг Меррит (Doug Merritt), старший вице-президент компании Cisco, отвечающий за корпоративный маркетинг. - В этих условиях для всех, кто заинтересован в развитии облачных вычислений, "Глобальный облачный индекс Cisco" стал важнейшим барометром, позволяющим принимать стратегические, долгосрочные плановые решения. Сделанный в этом году прогноз подтверждает тот факт, что быстрый рост использования услуг в центрах обработки данных и столь же быстрый рост облачного трафика стали общемировыми тенденциями, которые стимулируются растущим спросом на доступ к персональному и деловому контенту в любом месте с помощью любого устройства. Наложив этот рост на прогнозируемое увеличение количества мобильных устройств и объектов, мы увидим, что Интернет нового поколения становится важнейшим стимулом для виртуализации центров обработки данных и строительства нового мира взаимно подключенных облаков".
Запасное и резервное оборудование для иранской АЭС "Бушер", изготавливаемое корпорацией "Сплав", будет отправлено заказчику до конца текущего года, сообщает пресс-служба корпорации.
Машиностроительная корпорация "Сплав" завершает производство запасных частей и резервного оборудования для иранской АЭС на общую сумму 195 миллионов рублей.
"Эта продукция предназначена на трехлетний послегарантийный период эксплуатации ранее поставленного оборудования и подлежит использованию при плановых ремонтах", - говорится в сообщении.
Всего предприятиями корпорации "Сплав" выпущено трубопроводной арматуры и оборудования для АЭС "Бушер" на общую сумму около 950 миллионов рублей.
Строительство атомной электростанции "Бушер" было начато в 1974 году немецким концерном Kraftwerk Union A.G. (Siemens/KWU) и возобновлено после длительной консервации в 1995 году уже российскими специалистами. Строительство основных инфраструктур станции завершилось в августе 2010 года. Электростанция была подключена к электрической сети Ирана в сентябре 2011 года, а к 30 августа 2012 года ее первый энергоблок вышел на полную рабочую мощность.
Машиностроительная корпорация "Сплав" является крупнейшим производителем трубопроводной арматуры для атомной отрасли и нефтегазохимического комплекса. Продукция корпорации использует на всех российских АЭС, а также на атомных станциях в Болгарии, Венгрии, Индии, Иране, Китае, Литве и Украине.
Современный R&D центр позволит компании существенно увеличить мощности экспериментального производства и ускорить вывод на рынок перспективных лекарственных препаратов. Торжественное открытие нового R&D центра (аналог российского НИОКР) состоялось 25 сентября 2012 года в Будапеште. В церемонии принял участие премьер-министр Венгрии Виктор Орбан. Цель ЭГИС – разработка и вывод на рынок новых препаратов, мощности комплекса существенно сократят процесс разработки инновационных лекарств.
Территориально комплекс расположен на одной из производственных площадок фармацевтического завода «ЭГИС» в шестнадцатом районе Будапешта. Комплекс состоит из двух корпусов, в одном из которых размещены научно-исследовательская лаборатория и опытно-экспериментальный завод, в другом – испытательно-аналитическая лаборатория. Первый корпус занимает 3500 кв. м., что вдвое больше по площади, чем бывший R&D комплекс компании «ЭГИС». Это позволит компании в разы увеличить мощности экспериментального производства.
Испытательно-аналитическая лаборатория, занимающая площадь в 5500 кв. м., позволит ускорить проведение параллельных разработок и интеграцию самых последних инновационных технологий. Кроме того, в новой лаборатории будут проводиться необходимые лабораторные исследования для вывода на рынок биосимилярных препаратов. Этот проект был профинансирован совместно с Европейским фондом регионального развития, инвестиции которого составили 97 млн. форинтов (345 тысяч евро).
Инвестиции же в новый R&D комплекс составили в общей сложности 7 млрд. форинтов, из которых 226 млн. форинтов – это государственные субсидии. Общая площадь нового центра составляет 9 тыс. кв. м. Его открытие также позволит компании создать более 50 новых рабочих мест для высококвалифицированных специалистов. В целом же работой на передовом в технологическом плане производстве будут обеспечены 135 человек.
Справка о компании «ЭГИС»
Компания «ЭГИС» является одной из ведущих фармацевтических компаний в Венгрии и в Центральной и Восточной Европе. История компании насчитывает почти столетие, а ее деятельность распространяется на все области фармацевтического производства от исследований и разработок до производства активных субстанций и готовой продукции для продажи. За последние двадцать лет компания «ЭГИС» инвестировала в развитие более 450 миллионов евро. 76% оборота компания получает от экспорта, ее продукция продается более чем в 60 странах мира, в 18 из которых «ЭГИС» имеет представительства и филиалы.
Сегодня общий штат сотрудников «ЭГИС», включая зарубежные представительства, составляет 4000 человек, компания занимает 26 место в рейтинге крупнейших работодателей Венгрии. «ЭГИС» инвестирует около 9% от своего оборота в исследования и разработки – в 2010/2011 году инвестиции составили более 40 млн. евро. По уровню вложений в научно-исследовательскую деятельность компания «ЭГИС» занимает четвертое место среди всех компаний Центральной и Восточной Европы.
Международный аэропорт Шереметьево с 28 октября 2012 года ввел сезонное зимнее расписание, которое будет действовать по 30 марта 2013 года. В новом сезоне авиакомпании-партнеры Шереметьево планируют открытие новых рейсов и увеличение частоты полетов по наиболее востребованным маршрутам России, ближнего и дальнего зарубежья.
Базовый перевозчик аэропорта Шереметьево - авиакомпания "Аэрофлот" в зимнем сезоне 2012-2013 гг. планирует осуществлять полеты в 51 страну мира, в том числе в семь стран СНГ (Азербайджан, Армения, Белоруссия, Кыргызстан, Туркменистан, Узбекистан, Украина). Собственные рейсы будут выполняться в 118 пунктов, из них 75 за рубежом, в том числе: 46 пунктов Европы, 14 - Азии, 7 - Америки, 5 - Ближнего и Среднего Востока, 3 - Африки.
"Аэрофлот" в зимнем сезоне планирует открыть новые рейсы - в Ашхабад (Туркменистан) - семь рейсов в неделю, в Таллинн (Эстония)- семь рейсов в неделю, в Майами (США) - три рейса в неделю, на Тенерифе (Канарские острова) - два рейса в неделю, в Канкун (Мексика) - два рейса в неделю.
Также для удобства авиапутешественников авиакомпания "Аэрофлот" увеличивает частоту по уже существующим направлениям. Так, увеличена частота полетов из Москвы по следующим направлениям: Анапа (с 7 до 14 рейсов в неделю), Астрахань (с 19 до 21), Владивосток (с 12 до 21), Красноярск (с 14 до 18), Нижневартовск (с 7 до 14), Нижний Новгород (с 21 до 28), Самара (с 26 до 28), Санкт-Петербург (с 80 до 98), Тюмень (с 7 до 14), Симферополь (с 11 до 14), Брюссель (с 10 до 14), Будапешт (с 11 до 14), Вашингтон (с 1 до 2), Копенгаген (с 7 до 14), Милан (с 14 до 21), Нью-Йорк (с 7 до 14), Осло (с 10 до 14), Рим (с 14 до 21), Стамбул (с 21 до 28), Стокгольм (с 8 до 14).
Авиакомпания "Трансаэро" из аэропорта Шереметьево будет выполнять полеты на воздушных судах Boeing 747 по таким туристическим направлениям, как Бангкок (количество рейсов планируется увеличить с 2 до 4 в неделю), Пхукет, Гоа, Пунта-Кана, Хургада и Шарм-эль-Шейх.
Авиакомпания Alitalia планирует увеличить количество рейсов в Милан с 7 до 11 частот неделю.
По прогнозам, наиболее популярными зарубежными регулярными направлениями в зимнем сезоне 2012-2013 гг. станут Париж, Прага, Киев, Рим, Нью-Йорк, Пекин, Стамбул, Милан, Амстердам, федеральными - Санкт-Петербург, Ростов-на-Дону, Владивосток, Сочи, Краснодар, Минеральные Воды, Хабаровск, Самара, Новосибирск.
Аэропорт Шереметьево прогнозирует значительный рост перевозок по направлениям массового туризма. Увеличение количества перевезенных пассажиров в данном сегменте составит 20-25% по сравнению с показателем за прошлый сезон.
В осенне-зимнем сезоне 2012-2013 гг. продолжится восстановление перевозок в Египет. Направления полетов в Хургаду и Шарм -эль-Шейх займут лидирующие позиции в зимнем сезоне. Также значительным спросом будут пользоваться ставшие традиционными "зимние" направления путешествий: Бангкок, Дубай, Пунта-Кана, Гоа, Пхукет, Гавана, Зальцбург.
Расписание рейсов можно уточнить на сайте аэропорта Шереметьево www.svo.aero, по телефону +7 (495) 578-65-65и в справочных центрах авиакомпаний.
Международный аэропорт Шереметьево - крупнейший российский аэропорт по обслуживанию внутренних и международных рейсов. Основным акционером ОАО "МАШ" является Российская Федерация в лице Росимущества (83,04%). Маршрутная сеть аэропорта Шереметьево составляет более 200 направлений.
По итогам 2011 года пассажиропоток в Шереметьево составил 22 млн 555 тыс. человек, что на 16,7 % больше, чем в 2010 году.
В 2010 году аэропорт Шереметьево стал лидером по динамике роста пассажиропотока среди аэропортов Европы, обеспечив обслуживание 19 млн 329 тысяч пассажиров, что на 31% больше, чем в 2009 году.
По результатам программы исследования качества в аэропортах мира ASQ ACI (Airport Service Quality) по итогам 2011 года аэропорт Шереметьево вошел в десятку лучших европейских аэропортов.
Международный аэропорт Шереметьево входит в тройку лучших аэропортов Восточной Европы по качеству обслуживания, согласно ежегодному рейтингу исследовательской компании Skytrax Research (Великобритания).
ПРИНЯТО ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ ИНВЕСТИЦИОННОЕ РЕШЕНИЕ ПО «ЮЖНОМУ ПОТОКУ» В ВЕНГРИИ
Сегодня состоялся рабочий визит Заместителя Председателя Правления Александра Медведева в Республику Венгрия. В поездке также принял участие начальник Департамента по управлению проектами ОАО «Газпром» Леонид Чугунов.
В рамках визита прошла встреча с Главным исполнительным директором компании MVM Чабой Байи. Было подписано новое соглашение акционеров совместной проектной компании South Stream Hungary Zrt.
В рамках подписанного соглашения акционеров было принято окончательное положительное инвестиционное решение по строительству венгерского участка газопровода «Южный поток», протяженность которого составит 229 км.
Кроме того, венгерской стороной было объявлено о том, что газопроводу «Южный поток» на территории Венгрии присвоен статус проекта национального значения.
Будапешт, Венгрия
«Реализация совместно с нашими венгерскими партнерами проекта строительства газопровода „Южный поток“ является важным элементом новой архитектуры европейской энергетической безопасности. Такая система способна обеспечить бесперебойные поставки газа и предоставить Венгрии долгосрочную выгоду и стабильность», — сказал Александр Медведев.
«При поддержке венгерского правительства, мы намерены повышать энергетическую безопасность и диверсифицировать маршруты поставок природного газа в Европейский союз. Проект „Южный поток“ является важным элементом нашей долгосрочной стратегии, и значительным шагом на пути к реализации наших амбиций по строительству успешной интегрированной национальной энергетической группы MVM с региональным охватом и рыночным весом», — сказал Чаба Байи.
СПРАВКА
В 2011 году объем поставок российского газа в Венгрию составил 6,26 млрд куб. м.
В целях диверсификации маршрутов экспортных поставок природного газа ОАО «Газпром» реализует проект строительства газопровода «Южный поток» через акваторию Черного моря в страны Южной и Центральной Европы.
В феврале 2008 года Россия и Венгрия подписали межправительственное соглашение, предусматривающее присоединение Венгрии к проекту газотранспортной системы «Южный поток».
10 марта 2009 года «Газпром» и Magyar Fejleszt?si Bank Zrt. (MFB) подписали Базовое соглашение о сотрудничестве по строительству газопровода и транзиту природного газа через территорию Венгерской Республики в рамках проекта «Южный поток».
29 января 2010 года «Газпром» и MFB выступили учредителями совместной проектной компании (СПК) South Stream Hungary Zrt.
В октябре 2011 года Правительство Венгрии приняло решение о смене уполномоченной компании в рамках реализации проекта «Южный поток» на территории Венгрии. Новый партнер — MVM Zrt. (ЗАО «Венгерские энергетические компании»).
MVM — венгерская государственная компания, занимающаяся поставками электроэнергии. MVM владеет национальной газотранспортной системой и обеспечивает поставки энергоресурсов на внутренний рынок.
ГАЗПРОМ И ВЕНГРИЯ ПРИНЯЛИ ИНВЕСТРЕШЕНИЕ ПО ЮЖНОМУ ПОТОКУ
Проект получил в Венгрии статус национального
"Газпром" и Венгрия приняли окончательное инвестиционное решение по строительству венгерского участка "Южного потока", сообщает госкомпания. Венгерская сторона присвоила проекту статус национального значения. Протяженность участка составит 229 километров.
На встрече с главным исполнительным директором компании MVM Чабой Байи стороны подписали соглашение акционеров совместной проектной компании South Stream Hungary Zrt.
По словам заместителя председателя правления "Газпрома" Александра Медведева, реализация проекта является важным элементом "новой архитектуры европейской энергетической безопасности". "Такая система способна обеспечить бесперебойные поставки газа и предоставить Венгрии долгосрочную выгоду и стабильность", - считает он.
Байи в свою очередь выразил намерение повысить энергетическую безопасность и диверсифицировать маршруты поставок газа в ЕС.
Поставки российского газа в Венгрию в прошлом году составили 6,26 млрд кубометров.
Другой участник "Южного потока" Болгария в начале октября договорилась с "Газпромом" о том, что вкладывать средства в строительство газопровода не будет. Взамен Болгария не получит пошлин за транзит газа в течение 15 лет. Капитал совместного предприятия South Stream Bulgaria AD составляет 12 млн евро.
За первые три квартала этого года в Венгрии было проведено около 70 тыс. сделок с жилой недвижимостью, что почти на 10% больше, чем за аналогичный период прошлого года.
Такие данные приводит портал OPP Connect co ссылкой на ведущего брокера страны Otthon Centrum (OC).
На конец года прогнозируется около 90 000 сделок, приблизительно такое же количество было зафиксировано в прошлом году. По данным ОС, продажи жилья в первом квартале 2012 года выросли на 40% в годовом исчислении, за счет досрочного погашения ипотечного кредитования.
С первого по третий квартал цены в Венгрии по-прежнему падали в годовом исчислении, однако спад цен замедляется и ожидается, что он прекратится в течение года.
Напомним, что в октябре цены на квартиры в домах коммунистической эпохи в Венгрии достигли исторического минимума. Все эти тенденции дополняются спадом на строительном рынке страны - в 2012 году значительно сократилось количество строящегося жилья.
Аналитики делают прогнозы, что восстановление ключевых показателей на рынке недвижимости Венгрии возможно не ранее 2013 года, поэтому инвесторам следует воздержаться от принятия поспешных решений.
ВОЗВРАТ ВИЗ ДЛЯ ЛЕТНЫХ ЭКИПАЖЕЙ КОСНЕТСЯ НЕ ВСЕХ РЕЙСОВ В ЕС
У России есть двусторонние соглашения об упрощенном порядке въезда с 17 из 27 стран Евросоюза
Возврат визового режима для членов авиационных экипажей между РФ и ЕС коснется небольшой части рейсов, сообщил РИА Новости источник в МИД.
По его словам, у России есть двусторонние соглашения об упрощенном порядке въезда с 17 из 27 стран Евросоюза. Договоренности отсутствуют с Бельгией, Венгрией, Грецией, Латвией, Люксембургом, Португалией, Словакией, Финляндией, Чехией и Эстонией, для полета в эти страны российским летчикам понадобятся визы, пояснил источник. Если члены экипажа рейса из этих государств являются гражданами стран, с которыми визовые соглашения есть, на них не распространяются ограничения, добавил он.
С тремя странами действие соглашений распространяется только на отдельные авиакомпании (с Испанией "Аэрофлот" и Iberia, с Мальтой "Аэрофлот" и Air Malta, со Швейцарией "Аэрофлот" и Swissair), уточнил источник.
С 1 ноября летные экипажи рейсов между РФ и ЕС должны будут получать визы, поскольку действие моратория по безвизовому режиму решили не продлять. Как уточнил представитель МИД Александр Лукашевич, заключение соглашения по визам затягивается из-за позиции ЕС по вопросу о владельцах служебных паспортов.
Москва настаивает на отмене виз для всех обладателей служебных паспортов, за исключением военнослужащих и административного персонала дипломатических представительств. ЕС относится к этой инициативе сдержанно. Источник "Коммерсанта" в дипломатических кругах ЕС отметил, что новым соглашением об упрощении визовых правил Брюссель надеялся облегчить жизнь обычным гражданам, а не чиновникам и депутатам.
Транзит нефти в страны Евросоюза (Словакию, Венгрию, Чехию) через нефтепроводную систему Украины в январе-сентябре 2012 года сократился до 10,66 млн. тонн, что на 19,6% меньше, чем за аналогичный период 2011 года. Об этом говорится в сообщении Министерства энергетики и угольной промышленности, сообщает УНИАН.
Согласно сообщению, в сентябре транзит в эти европейские страны увеличился по сравнению с сентябрем 2011 года на 2,6% - до 1,307 млн. тонн.
Как сообщалось, в 2011 году транспортировка нефти по нефтепроводной системе Украины сократилась по сравнению с 2010 годом на 11,6% - до 27,536 млн. тонн. При этом транзит в страны Европы в 2011 году упал до 17,771 млн. тонн, что на 11,8% меньше, чем за 2010 год.
Напомним, нефтетранспортная система Украины находится в эксплуатации госкомпании "Укртранснафта" (входит в структуру НАК "Нафтогаз Украины") и включает в себя 18 нефтепроводов общей длиной 4569 км, 51 нефтеперекачивающую станцию (НПС), 11 резервуарных парков общей емкостью 1010 тыс. кубометров. Работу НПС обеспечивают 176 насосных агрегатов общей мощностью электродвигателей 356,9 тыс. кВт.
Ретрансляция ценностей
Грузия как геополитический магазин на диване
Резюме: На примере Грузии вовне передается идея о том, что самостоятельность и независимость во внешней (и даже во внутренней) политике вторичны по сравнению с геополитической (в пиар-интерпретации: «ценностной») ориентацией. Найти правильную опору важнее формальной независимости.
Смена власти в Грузии стала реальностью, и, разумеется, нам всем интересно, как это скажется на российско-грузинском диалоге. Причем негативно сказаться, похоже, не может, поскольку хуже уже некуда. Значит, в будущее можно смотреть с осторожным оптимизмом. Но не более. Ибо, во-первых, мечта – будь она грузинская, или любая другая – это все же мечта, а не план действий. Есть обещания, есть и ожидания – и в России, и в грузинском народе, коль скоро он сам захотел перемен, но реальность далеко не всегда соответствует и обещаниям, и ожиданиям.
Даже самые решительные и неординарные политики далеко не всегда свободны в своем выборе, и им порой приходится действовать в довольно узком коридоре возможностей, который задает само общество. Нередко это приводит в тупик, когда ни одна из сторон международного или межнационального конфликта не в состоянии сдвинуться со своей позиции без риска потерять поддержку у себя дома.
Самая острая российско-грузинская тема – независимость Южной Осетии и Абхазии, признанная одной стороной и не признанная другой, – нерешаема в нынешней системе координат. Как ни один грузинский политик не может сегодня отойти от генеральной линии в этом вопросе, не совершив акта политического самоубийства, так и в России отказываться от признания новых государств никто в здравом уме не будет. Это в какой-то мере издержки демократии: действовать без оглядки на общественное мнение невозможно ни в Грузии, ни в России.
Однако к настоящему моменту, похоже, наступил определенный перегрев, люди в Грузии захотели сдвигов и в этом вопросе. Когда позиции невозможно согласовать, единственное пространство для маневра – попытаться вынести тупиковую тему за скобки и налаживать прочие отношения. Для Михаила Саакашвили это было заведомо неприемлемым, поскольку саму вражду с Россией он превратил в средство консолидации нации и инструмент поддержки (как внутренней, так и внешней) самого себя. Без постоянного рефрена об «угрозе со стороны коварного северного соседа», который спит и видит, как задушить молодую грузинскую демократию, представить себе его политику невозможно, а потому объективно недостижима и нормализация отношений с Россией на подобном идеологическом фоне.
А потому появление у руля соседнего государства, уже послужившего источником серьезных проблем во взрывоопасном кавказском регионе, новых сил, по крайней мере, декларирующих желание перемен, может только радовать. Понятно, что принципиальные установки – отказ от признания двух республик и курс на Евро-Атлантику – вряд ли претерпят существенные изменения, но нюансы возможны.
Сейчас, во-первых, важна смена «рулевых» в Тбилиси как таковая, так как она дает шансы на определенную «перезагрузку» уже исходя из самого наличия новых, неотягощенных прошлым, персоналий. И, во-вторых, объективно вероятна некоторая «деистеризация» темы России во внутригрузинских политических реалиях. Под усиленно разжигаемые в Грузии эмоции вокруг конфликта с Россией властям во многом удалось осуществить планомерное выдавливание всего положительного, что могло быть связано с нашей страной, с ее культурой, с русским языком из общественной жизни и практического обихода. Омоложение корпуса управленцев оборачивается выводом из активной политики тех, кто лично помнил сосуществование в рамках единого государства с Россией и русскими – со всеми минусами, но и с очевидными плюсами, которые диссонируют с мрачными мифами нынешней антироссийской пропаганды.
Однако полностью устраниться ни от советского прошлого, ни от соседского настоящего невозможно. Ставка на «вечную войну», хотя и продемонстрировала эффективность на конкретном историческом отрезке, похоже, не оправдывает себя на более дальней дистанции. Из тупика по абхазской и югоосетинской темам, который возник не сейчас и даже не в 2008 году, очевидно, нет простых выходов. Напротив: попытка решить проблему в режиме блиц (тем более – блицкриг) приводит лишь к откату на еще более безнадежные позиции.
Подвижки могут, наверное, произойти, когда ситуация будет переведена в исходное состояние – к грузино-абхазским и грузино-югоосетинским форматам, а не к грузино-российскому, как его исключительно подают сегодня. Это добавляет Грузии пропагандистских «вистов» в США и в Европе – тема «маленькой Грузии против большой России» там с удовольствием вытеснила тему «большой Грузии против маленькой Южной Осетии», каковой она объективно являлась, в частности, утром 08.08.08. Но это не приближает решение проблемы (если ее действительно хотят решать, а не использовать сам факт ее остроты совсем в других целях).
Сегодня в Грузии есть определенный общественный запрос на перемены, в том числе, и в отношениях с Россией. Похоже, что это запрос и простых людей, и интеллектуального класса. Бидзина Иванишвили уловил этот импульс, сделал ставку в том числе и на него и выиграл. Возможно, эта идея отвечает и его собственным глубинным убеждениям, но судить нужно не по словам, а по делам.
Анализ послевыборной ситуации в Грузии и возможных вариантов развития отношений с Россией невозможен без анализа того проекта, который реализовывался командой Саакашвили. Ибо вероятные (но отнюдь не неизбежные) кардинальные перемены, инициируемые новыми лицами, будут отчетливо видны именно на фоне труда предшественников.
Чужая мягкая сила
Феномен Грузии, которая привлекала к себе куда больше внимания, чем могла бы рассчитывать любая другая страна аналогичного калибра, предстоит спокойно осмыслить, что называется – без гнева и пристрастия. При всем, очень мягко говоря, неоднозначном отношении к вождю «революции роз» и его соратникам нельзя не признать наличие у них четкого представления о том, какой они хотели видеть Грузию и главное – какой они хотели бы, чтобы ее видели другие. Контраст между транслируемым вовне образом и реальностью в грузинском случае, пожалуй, является наиболее разительным. И связано это с тем, что адресаты усилий правительства находятся преимущественно за пределами, а не внутри страны.
Грузия в понимании ее лидеров и идеологов должна была решительно порвать с советской ментальностью, которую с таким трудом изживают все без исключения экс-советские республики, стать квинтэссенцией западной либеральной «мягкой силы», показательной моделью ее удачного воплощения в одной отдельно взятой стране для дальнейшего тиражирования на всем пространстве. Собственно, эта самая «модельность», «образцовость» стала своего рода идефикс Тбилиси при Саакашвили, который скрупулезно фиксировал и раздувал каждый случай в бывшем СССР (и даже за его пределами), когда опыт грузинских преобразований кто-то ставит в пример своим властям. (Даже из поражения на выборах проигравшие по привычке стараются извлечь максимальный пропагандистский эффект, педалируя сам факт мирной передачи власти как очередную победу грузинской демократии, построенной ими же). Всякий успех – реальный или виртуальный – подается в обязательном пропагандистском обрамлении по классическим лекалам американской рекламы, вроде «магазинов на диване». «Я купила этот чудо-прибор, и моя жизнь в корне изменилась!» – «Мы выбрали свободу, и свершилось невероятное!». Со столь же обязательным рефреном про то, как отдельных соседей этот выбор свободной Грузии очень злит, а потому они хотят чудодейственные ценности у грузинского народа отнять и т.п.
Возникло устойчивое ощущение дежавю первых лет советской власти, энтузиазма творцов нового строя: каждое достижение рассматривалось как удар по внешнему врагу (или скрытому внутреннему – «иностранным шпионам и наймитам»), все это зижделось на непоколебимом убеждении, что где-то «корчатся в бессильной злобе» недруги новой власти и народа.
Однако сам энтузиазм, с которым «образец для подражания» раскручивался грузинским руководством при энергичной поддержке США и европейских стран, наводит на мысль, что в этом и заключалось главное содержание грузинского проекта как еще одного средства чужой «мягкой силы».
На деле успехи Грузии – где они существуют, а не являются плодом пропаганды – можно и нужно воспринимать с удовлетворением и со спокойным оптимизмом. Во-первых, потому что отрадно, когда у близкого нам (несмотря на политические проблемы) народа что-то меняется в лучшую сторону. Но не в последнюю очередь и в надежде на то, что нации, успешные во внутренних делах, меньше подвержены националистическому угару и вследствие этого меньше воюют. Создание на основе экономического и социального успеха реальных демократических институтов и независимых СМИ могло бы послужить определенной гарантией политического плюрализма и недопущения авантюрных выходок на высшем уровне.
После 2003 г. Тбилиси действительно использовал свой шанс, поскольку самый богатый и сильный полюс мира заинтересован в успехе маленькой Грузии и вербовке новых «клиентов» на ее примере. Она получила уникальную возможность стать эталоном, витриной благотворности «правильного» геополитического выбора. Это, естественно, подается как выбор ценностный, но практика (стремление в НАТО, участие в военных операциях Запада, противопоставление себя – в составе Запада – России и ее интеграционным проектам, пропагандистская деятельность на постсоветском пространстве) никаких сомнений на сей счет не оставляет.
Принципиально новаторского в грузинской модели на самом деле немного – разве что сами методы ее реализации по инструкциям и под строгим контролем «старших товарищей». Как писал недавно французский комментатор, посетивший Грузию, «“мишисты” не обладают полной свободой действий. Эти прилежные ученики Запада находятся под его постоянным присмотром, так как займы и помощь для развития выделяются только при условии демократических подвижек». «Парниковые» условия воплощения проекта в жизнь, небольшой размер «экспериментального полигона», мощная поддержка при полной зависимости руководителей от внешнего «управляющего», в свою очередь, не имеющего права на провал своей затеи, позволили достичь результата, не только заметного внутри страны, но и годного для рекламы вовне.
Независимость вторична?
Реальная пригодность именно этого опыта для копирования сомнительна, учитывая особые исходные условия – вряд ли их можно воссоздать везде. На Украине не получилось – слишком велика, да и «себе на уме». Но для рекламного проекта это и не существенно – важнее, чтобы о нем постоянно говорили, было обеспечено перманентное и громкое информационное присутствие.
Чтобы, к примеру, любая реформа другой постсоветской страны трактовалась исключительно как копирование опыта грузинских «первооткрывателей», чем признавалась бы их «историческая правота». По утверждению околовластных грузинских теоретиков, «построение успешного государства – это наша самая главная “мягкая сила”. Хочет в этом признаваться сама Россия или нет, но те реформы, которые она, пока еще безуспешно, пытается провести у себя, явно спровоцированы грузинскими преобразованиями. Успешная модель реформирования – самый важный предмет экспорта для Грузии».
Можно лишь пожелать успеха грузинам в дальнейшем использовании своего нынешнего уникального положения (а оно не вечно, причем реакция внешних патронов на выборы, которые Саакашвили проиграл, еще одно тому свидетельство) с максимальной пользой для населения и экономики. Однако ограниченность грузинской модели и потенциальные проблемы заложены именно в особенностях ее реализации. Грузия (по крайней мере, до настоящего времени) не транслировала, а ретранслировала ценности, являлась не источником сигнала, а передаточной станцией.
Фактически на примере Грузии передавалась идея, отличная от декларируемой – самостоятельность и независимость во внешней (и даже во внутренней) политике вторичны по сравнению с геополитической (в пиар-интерпретации: «ценностной») ориентацией. Найти правильную опору важнее формальной независимости. При этом пропагандируемые идеи выглядят не самоценными (т.е. легко реализуемыми каждым без выплат «дивидендов» правообладателю и без геополитического «довеска» в виде обязательного стремления в НАТО и т.п.), а, наоборот, распространяемыми исключительно на условиях «держателя лицензии». Это что-то вроде идеологического «франчайзинга», когда малому субъекту экономики дозволяется использовать раскрученный бренд и получать свою часть дохода, но львиную долю чистой прибыли получит обладатель торговой марки. Все знают «Макдональдс», но мало интересуются конкретными достижениями его местной точки, даже если они значительны.
Сама Грузия, ее характерные отличительные черты (весьма, кстати, привлекательные в глазах тех же россиян), ее подлинная «мягкая сила» растворяются в неких универсальных постулатах, важных идеологически, но не имеющих национального звучания и характера. Как отмечают сами грузинские идеологи: «Грузия опирается на ценности, аналогичные западной политике soft power… Главное то, что… она опирается на общечеловеческие ценности».
Все это может выглядеть привлекательным и ценностно-безупречным, но в этом нет Грузии как уникальной страны с замечательным народом. А есть только «Грузия-часть-Запада» (как когда-то «Грузия-часть-СССР»), упорно и во всем противопоставляющая себя России. Что любопытно, в этом постоянном акцентировании «Грузия – не Россия» есть своеобразная вторичность уже и по отношению к нашей стране. Распространение «крамольной» мысли о том, что Россия на самом деле мало волнуется по поводу ценностной подоплеки грузинских преобразований (а ее и правда больше тревожат потенциальные военные угрозы), грозит моральной катастрофой всей концепции. Захочет ли – и сможет ли – команда Иванишвили поменять эту пропорцию в сторону профилирования самой Грузии – отдельная и интересная тема новой реальности, по развитию которой также можно будет судить о векторе политических тенденций.
При вдумчивом анализе любому будет очевидно, что ценности Грузии и России, по сути, идентичны. Ни там, ни там вы не найдете призывов принять идеи чучхе, строить фашистское или мафиозное государство и занести коррупцию в Основной закон. Есть нюансы и проблемы (причем у обеих стран) в реализации сходных идей и принципов, но различий не может не быть даже просто у разных по величине государств. Однако такой естественный вывод пропагандистски бесперспективен, поскольку ломает образ Грузии-модели.
Издержки несамостоятельности грузинской модели не могут не сказываться на происходящем не только в – фактически свернутом и заочном – российско-грузинском диалоге, но и во внутригрузинских делах. Политикам, включая оппозиционных, приходится раз за разом ездить в Вашингтон – в фактический центр принятия решений по Грузии – для заверения в своей лояльности и получения «разрешений» на свою деятельность.
Тем не менее кампании в США выглядят порой важнее домашних. Вот пишет журнал The National Interest: «Иванишвили ведет активную борьбу не только в Грузии, но и, что неизбежно, на второй арене грузинской политики – в Вашингтоне. Он нанял целую когорту лоббистских фирм представлять себя и свое движение “Грузинская мечта”. Для маленькой и бедной страны с населением в четыре миллиона человек это стало беспрецедентным состязанием, но сегодня вашингтонская группа Podesta (представляющая грузинское правительство) ведет дуэль с лоббистской организацией Patton Boggs (она представляет Иванишвили)». Итог выборов демонстрирует, кто выиграл, по крайней мере пока.
Не все гладко и в экономике, которая по-прежнему зависима от внешней поддержки. Как говорит профессор Давид Якобидзе, «мы получаем соответствующее вознаграждение за использование наших ресурсов в чужих интересах, которое принимает форму дешевых кредитов и целевых грантов. Тем не менее они тяжелым грузом ложатся на нашу экономику. Образно говоря, мы строим замок на песке, а точнее, пирамиду без основания… Сегодня даже невооруженным глазом видно, что Грузия существует отнюдь не на доходы, которые сама создает».
Поддержка извне всегда увязывалась с определенными политическими условиями. По заявлениям посла США в Грузии Джона Басса, «непропорционально высокая» (!) помощь, которую Грузия получает от Соединенных Штатов, «в существенной мере будет зависеть от того, насколько продолжит Грузия быть лидером в своем регионе» и среди бывших советских республик с точки зрения укрепления демократии. Проще говоря, размер экономической поддержки будет напрямую зависеть от успеха пиар-проекта.
Посол популярно объяснил грузинам, что на поддержку повлияет и скорость приобщения к универсальным ценностям, «ментальная революция», посетовав, что пока еще, увы, мешает традиционное мышление в отношении этнических и религиозных вопросов. Более наглядного противопоставления подлежащих усвоению западных ценностей национальным грузинским, т.е. реальной, а не производной «мягкой силе» Грузии, даже трудно себе представить. И это крайне важный момент для понимания функционирования самой концепции: не должно быть отдельной самобытной Грузии (Литвы, Чехии, Венгрии…), а должны быть единообразные и образцовые схемы воплощения универсальных идей. Не «мягкая сила» стран Запада, а «мягкая сила» всего Запада, противопоставляемая прочему миру.
* * *
В Грузии начинается новый политический период. По его итогам станет понятно, сколь многого добились «розовые революционеры», удалось ли им заложить фундамент нового развития, который устоит в другом общественном климате, или их деятельность, по сути, была наклеиванием этикеток и выдуванием мыльных пузырей. В любом случае это познавательно.
Полагаю, что самым реальным полем, где можно было бы добиться ощутимого прогресса, является гуманитарное пространство. Культурные обмены продолжаются и сегодня, как должно быть между соседями. И, соответственно, эта сфера не должна страдать от действий политиков, коль скоро она остается востребованной простыми людьми. Возможно, именно сейчас имело бы смысл поставить вопрос об обмене полноценными культурно-информационными центрами в обеих столицах (а далее, не исключено, и в других городах). Сегодня, когда политические и дипломатические контакты, по сути, заморожены, такой прогресс был бы, на мой взгляд, позитивно воспринят людьми и в России, и в Грузии. Это могло бы быть, кстати, и весомым подтверждением серьезности намерений новых грузинских лидеров, без затрагивания при этом взрывоопасных тем.
В любом случае хуже, чем сейчас, действительно уже, похоже, не будет. Так почему бы не попробовать сделать лучше?
К.И. Косачев – руководитель Федерального агентства по делам СНГ, соотечественников, проживающих за рубежом, и по международному гуманитарному сотрудничеству (Россотрудничество), специальный представитель президента Российской Федерации по связям с государствами – участниками СНГ. Член редакционного совета журнала «Россия в глобальной политике».
Грузия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735523
Константин Косачев
С оружием
Как Вашингтон не утрачивал позиций на рынке вооружений
Резюме: США – вероятно, самый политизированный и даже идеологизированный экспортер вооружений. Внешнеполитические и идеологические предрассудки и опасения утечки передовых технологий не дают американским компаниям раздавить конкурентов на мировом рынке.
Статья Джонатана Каверли и Этана Кэпштейна «Как Вашингтон утратил монополию в продажах оружия» представляет собой в высшей степени интересный взгляд академических ученых из США на процессы, происходящие на рынке вооружений. Рассуждая главным образом об изменении американской позиции на этом рынке и утверждая, что в нулевые годы Соединенные Штаты утратили монопольное положение, достигнутое в 1990-х гг., авторы затрагивают и более фундаментальные вопросы. Первый – об общей эволюции конфигурации игроков на этом рынке. Второй – уже по сути теоретический – о базовых факторах, как политических, так и экономических, определяющих эту эволюцию. Основной причиной утраты позиции на рынке авторы считают ориентацию американского ВПК на производство слишком сложных дорогих высокотехнологичных вооружений, которые начинают проигрывать более простым и доступным по цене системам европейского, российского, израильского или даже южнокорейского производства.
Девяностые годы: а была ли монополия США?
Можно согласиться, что начало 1990-х гг. действительно было периодом, когда позиции Соединенных Штатов на рынке оружия по сравнению с 1980-ми гг. заметно усилились. Это стало следствием резкого сокращения с 1992 г. российских поставок, а также ухода с рынка игроков второго эшелона, которые в предыдущем десятилетии нарастили военный экспорт благодаря гигантскому спросу, порожденному ирано-иракской войной. На фоне падения советского/российского, китайского и бразильского экспорта, а также некоторого снижения европейских поставок сами США увеличили продажи вооружений в арабские монархии Персидского залива после войны с Ираком 1991 года.
Вообще мировые трансферты вооружений достигли максимальных объемов в 1987–1988 гг. в апогее ирано-иракской войны и многочисленных внутренних конфликтов в развивающихся странах (Афганистане, Анголе, Эфиопии, Кампучии и Никарагуа), где прозападные и прокитайские партизанские движения противостояли ориентированным на СССР правительствам. В начале 1990-х гг. Москва прекратила безвозмездные или сверхльготные поставки квазимарксистским режимам в третьем мире. Крах «мировой социалистической системы» и роспуск Организации Варшавского договора привели также к прекращению продаж бывшим союзникам в Центральной и Восточной Европе. Кроме того, советский и ранний российский военный экспорт пострадал из-за ухода с рынка попавших под санкции ООН Ирака и Ливии, то есть как раз тех стран, которые вообще придавали советским оружейным поставкам хоть какую-то коммерческую составляющую. Смена советской политической парадигмы экспорта на российскую коммерческую привела также к кратковременному параличу в российско-индийских военно-технических связях. В результате действия всех этих факторов российский экспорт в 1994 г. упал до своего исторического минимума, составив всего 1,7 млрд долларов.
Окончание ирано-иракской войны, которая генерировала ежегодный многомиллиардный спрос на вооружения, нанесло сильный удар по экспортерам оружия второго эшелона, особенно по Китаю и Бразилии. Пострадали также европейские производители. КНР в 1994 г. переходит из разряда чистых экспортеров вооружений в категорию нетто-импортеров. Бразилия вообще уходит с рынка, ее оборонная промышленность практически прекращает существование.
На этом фоне США после победоносного окончания первой войны в Заливе получили крупные саудовские, эмиратские и кувейтские военные заказы, которые отчасти должны были повысить боеспособность армий заливных монархий, но главным образом стали формой благодарности Вашингтону за спасение от Саддама. Таким образом, победив в холодной войне, разгромив Ирак и избежав крупных потерь из-за прекращения ирано-иракской войны, Соединенные Штаты действительно на короткий срок резко усилили позиции на рынке вооружений. Однако это абсолютное доминирование (даже в тот период отнюдь не монополия) продолжалось не все десятилетие, как утверждают американские авторы, а всего лишь три-четыре года.
Уже в 1994 г. начинается восстановление российских позиций на рынке, причем на новых деполитизированных коммерческих началах. Подписывается исторический контракт стоимостью 650 млн долларов на поставку в Малайзию 18 истребителей МиГ-29N, исполняются первые крупные китайские контракты, прежде всего на истребители Су-27СК/УБК, восстанавливается сотрудничество с Индией и Вьетнамом, продолжаются поставки бронетехники и подводных лодок по контрактам, заключенным еще в советское время с Ираном. Россия получает свою долю благодарности от аравийских монархов – ОАЭ и Кувейт закупают крупные партии боевых машин пехоты БМП-3 и реактивных систем залпового огня «Смерч». В середине – второй половине 1990-х гг. отлично сработал специфический российский маркетинговый инструмент – поставки вооружений и военной техники в счет погашения советских долгов. Благодаря этому удалось продвинуть истребители МиГ-29 в Венгрию, танки Т-80У и БМП-3 в Южную Корею, зенитные системы «Бук-М1» в Финляндию. В 1996 г. из 3,6 млрд долларов совокупного российского военного экспорта поставки в счет погашения долга составили 800 млн, или 22%.
Еще более активно наращивают присутствие на рынке Франция и Израиль. Париж получает крупные военно-морские и авиационные контракты на Тайване, саудиты покупают французские фрегаты, а ОАЭ – большую партию новейших танков Leclerc, масштабные поставки идут в Пакистан. Израиль почти одномоментно становится заметным игроком на рынке, активно продавая в КНР и Турцию электронные системы, беспилотные летательные аппараты и решения в области модернизации.
Резюмируем: скачок относительной доли США, которая действительно могла достигать на максимуме 60% мировых трансфертов, наблюдался в очень короткий период примерно с 1990 по 1994–1995 гг. и был девиацией, связанной с одновременным действием трех факторов – победой в холодной войне, победой в первой войне в Заливе и последствиями прекращения ирано-иракского конфликта. Уже к середине 1990-х гг. рынок стал возвращаться в более сбалансированное состояние, когда наряду с Соединенными Штатами крупными экспортерами оставались Великобритания и Франция, начала возвращаться на свои позиции Россия, а Израиль приступил к феноменальному восхождению.
Нулевые годы: а была ли потеря рынков?
Не так однозначно и просто выглядит и динамика американских позиций в нулевые годы. Возможно (хотя далеко не гарантированно), доля США на рынке снизилась, однако не до 30%. Вероятнее всего, она колебалась между 40 и 50%. При этом имеются лишь единичные случаи, когда Соединенные Штаты теряли бы позиции на рынке или проигрывали в прямой конкуренции, почти все эти эпизоды упомянуты авторами. В Юго-Восточной Азии это авиационные закупки Малайзии (которая продолжила приобретение российской авиатехники, заключив контракт на 18 Су-30МКМ, но отказавшись от ожидавшегося заказа на F-18F Super Hornet) и Индонезия, которая в комплектовании своих ВВС начала переориентацию на Россию и Южную Корею. Чехия и Венгрия предпочли американским машинам сверхлегкие и относительно дешевые шведские Gripen. Бразилия в тендере на закупку перспективных истребителей формально выбрала Rafale, но до сих пор не подписала контракт. Возможно, кое-что можно отнести к американским потерям в больших бразильских военно-морских контрактах 2008 г., которые также достались французам. И, конечно, знаменитый индийский тендер MMRCA на закупку 126 средних многоцелевых истребителей, где победу также одержали французы.
При этом США сохраняют прочные позиции на колоссальном рынке монархий Персидского залива. Саудовские закупки британских Typhoon или заказ ОАЭ Mirage 2000-9 (и возможное продолжение эмиратских авиационных приобретений во Франции, на сей раз Rafale) потерями назвать никак нельзя. Это воспроизводство уже сложившейся структуры источников вооружений консервативных арабских нефтяных режимов, допускающих ограниченную диверсификацию, но сохраняющих доминирование Соединенных Штатов, которые единственные в состоянии гарантировать выживание этих режимов. Резервируя часть пирога за Парижем и Лондоном, саудовские и эмиратские шейхи все равно основные деньги тратят на закупку американских F-15SA, F-16 block 60 и систем ПВО.
Boeing нанес унизительное поражение Dassault Aviation на критически важных тендерах в Южной Корее и Сингапуре, военно-воздушные силы этих стран предпочли сырым французским Rafale заслуженные американские истребители F-15. США безраздельно господствуют в Японии и Австралии. Самый большой и единственный растущий в Восточной Европе польский рынок также ориентирован на американские системы. Да, чехи и венгры арендовали в общей сложности 28 шведских Gripen, но поляки купили 48 F-16. Наконец, в нулевые годы американцы вошли на новый для себя индийский рынок, продав здесь всего за пять лет военно-транспортных и базовых патрульных самолетов, а также боевых вертолетов на сумму до 10 млрд долларов.
Фактор low cost систем
Главной причиной потери предполагаемой (но недоказанной) монополии США на оружейном рынке авторы считают уход американских компаний в нишу разработки и производства очень дорогих высокотехнологичных систем вооружений, которые начинают проигрывать более простым и дешевым образцам. Однако из всех приведенных выше примеров неудач лишь единичные можно объяснить действием этого экономического по сути фактора. Как нетрудно заметить, открытые тендеры на авиационные системы в Индии и Бразилии Соединенные Штаты проиграли французам. Но французские Rafale гораздо дороже любых американских истребителей четвертого поколения – будь то тяжелые F-15 и F-18 Super Hornet или средние F-16. Вообще если есть экспортер, который действительно страдает от отсутствия предложений в нише low cost, так это именно Франция. По всей видимости, как раз это обстоятельство и стало причиной относительно низких французских продаж после окончания поставок легких Mirage 2000-5/9 и демонтажа сборочной линии этих относительно дешевых (по французским, конечно, меркам) машин.
Индийские ВВС, которые, кстати, примерно до 2007–2008 гг. отдавали предпочтение именно США, не приняли американское предложение в рамках тендера MMRCA, по всей видимости, по причине неудовлетворенности предложенным уровнем трансферта технологий. Бразильский выбор объясняется наличием устоявшихся промышленных и коррупционных связей с Dassault и опять-таки готовностью французов передать права на лицензионное производство Rafale на Embraer.
Все другие примеры предполагаемых американских неудач – от китайского доминирования на пакистанском рынке до российских успехов в Малайзии и Индонезии – также объясняются политическими, технологическими или промышленными факторами, но только не ценой американских предложений. Стоимость не была определяющим фактором и в таиландском решении купить Gripen: за три года до этого выбора предыдущее тайское правительство почти подписало контракт на закупку более дорогих, особенно в эксплуатации, тяжелых российских Су-30. Так что в тайском выборе решающее значение имеют любые другие, но только не ценовые мотивы.
Получается, что чуть ли не единственным случаем, когда цена сыграла решающую роль, был чешско-венгерский (и не упомянутый авторами швейцарский) выбор в пользу маленького шведского истребителя. Характерная особенность всех трех случаев – требования боевой эффективности закупаемой системы не были приоритетными, потребность в передаче технологий со стороны Чехии и Венгрии отсутствует (швейцарская ситуация более сложная, там предполагается софинансирование покупателем создания новой, более тяжелой версии Gripen NG). При наличии военных, политических, промышленных или технологических мотивов ценовой фактор уходит на второй-третий план. Именно поэтому Индия и Бразилия, которые стремятся создать национальную военную авиационную промышленность, выбрали более дорогие французские самолеты. Именно поэтому небогатая Уганда, которой угрожает вовлечение в конфликты между Северным и Южным Суданом или в Демократической Республике Конго, закупает сложный и недешевый в эксплуатации Су-30МК2.
Кстати, вообще неверно считать, что у США отсутствуют предложения в low cost сегменте. Американские вооруженные силы сохраняют огромные запасы всех видов оружия и военной техники, которые находятся в очень хорошем состоянии и могут поставляться покупателям немедленно или после недорогой модернизации и по весьма приемлемой стоимости. На любое дешевое и простое предложение конкурентов Соединенные Штаты в состоянии ответить продвижением не менее дешевого, но вполне приличного технологического уровня вооружения и техники с баз хранения. Ни в ценовом, ни в технологическом отношении конкурировать с американцами почти невозможно, и в этом смысле Вашингтон действительно мог бы добиться монополии.
Тогда почему же этого не происходит? Главные ограничители американской экспансии на рынке вооружений – это очень жесткое законодательство в отношении трансферта технологий и склонность к постоянному введению санкций и эмбарго. Первое затрудняет продвижение американской техники в государства с растущими национальными оборонными индустриями, например, в Индию или Бразилию. Второе заставляет диверсифицировать источники вооружений государства, имеющие амбиции проведения относительно независимой внешней и оборонной политики – Малайзию, Индонезию или Алжир, например. И, само собой разумеется, исключает возможность поставок в государства-изгои – от Сирии до Северной Кореи. США – это, вероятно, самый политизированный и даже идеологизированный экспортер вооружений. И не потеря позиций на рынке вооружений ограничивает возможности Вашингтона влиять на политику других государств. Все ровно наоборот – внешнеполитические и идеологические предрассудки и опасения утечки передовых технологий не дают американским компаниям раздавить своих конкурентов на мировом рынке. Например, Пентагон препятствует кораблестроительной промышленности строить неатомные подводные лодки из-за опасения, что созданные в интересах экспортных заказчиков и поставленные за рубеж дизельные субмарины будут содержать технологии, используемые на атомных подводных кораблях. В результате растущий перспективный рынок неатомных субмарин оказался разделен между Россией, Германией и Францией, а в прошлом году на нем впервые появилась и Южная Корея.
Типы рынков вооружений
Таким образом, на рынке вооружений действует сложный комплекс переменных. Это чаще всего политические, промышленные, технологические, военные соображения и лишь чуть ли не в последнюю очередь почему-то привлекший к себе все внимание американских коллег ценовой фактор. Важную роль играет сложившаяся традиция отношений импортера и экспортера, коррупционные связи и маркетинговая эффективность. При этом в политике импортеров, как правило, присутствуют сразу несколько из перечисленных мотиваций, однако чаще всего явно доминируют лишь одна-две. При наличии такого явно выраженного доминирования одной мотивации однозначно определяется и тип рынка вооружений. Сложная и динамическая комбинация мотиваций дает промежуточный тип. В целом, как нам представляется, можно выделить следующие модели поведения покупателей на рынке вооружений:
В коррупционной модели при решении о приобретении ВВТ доминируют не рациональные общегосударственные или общенациональные интересы, а корпоративная или личная финансовая заинтересованность высокопоставленных представителей государства-импортера. Данная модель наиболее ярко выражена в странах мусульманского культурного ареала и в Латинской Америке. Кроме того, ощутимое влияние этого типа мотивации наблюдается также в Индии и странах Восточной и Юго-Восточной Азии.
В рамках зависимой модели вооружения и военная техника выступают как своеобразный промежуточный товар, призванный замаскировать истинный предмет торговли. Под видом ВВТ де-факто закупаются гарантии безопасности страны-производителя. Данная модель наиболее характерна для капиталоизбыточных стран, которые в силу демографических и культурных особенностей не в состоянии самостоятельно обеспечить внешнюю военную безопасность. Наиболее яркими примерами являются нефтедобывающие монархии Персидского залива. Соответственно, для успешного продвижения на такой рынок особое значение приобретает военно-политический вес страны-экспортера, а также достоверность ее военно-политических гарантий.
Политическая модель. Принятие решения об импорте того или иного вида ВВТ обусловлено политической ориентацией страны-покупателя. Закупая ВВТ, импортер демонстрирует свои политические и цивилизационные предпочтения, которые могут быть прозападными (ЦВЕ), антиамериканскими (Венесуэла) или подчеркнуто плюралистическими (Малайзия, Индонезия).
Блокадная модель. Как известно, целый ряд государств, армии которых испытывают острую потребность в обновлении или модернизации парка вооружений и военной техники, находятся в ситуации юридической или фактической блокады. К числу таких стран относились в свое время саддамовский Ирак и Ливийская Джамахирия. Элементы блокады в отношении поставок современных конвенциональных ВВТ присутствуют также в случае с Сирией и Ираном. Особое место занимает Тайвань, импортную модель которого следует относить скорее к зависимой, но в которой все же отчетливо присутствуют и признаки блокадного типа.
Промышленно-технологическая модель предполагает приоритет доступа к передовым военным и общепромышленным технологиям. Соответственно, ключевую роль начинают играть готовность экспортера к передаче технологий, продаже лицензий и реализации офсетных программ. Наиболее яркими примерами этого типа импортеров являются сейчас КНР, Бразилия, Индия. В последнее время к этой модели быстро эволюционируют также Южная Корея и Турция.
Наконец, собственно военная модель импорта вооружений предполагает приоритет боевых качеств закупаемых систем. В экстремальных случаях, когда импортер находится в состоянии вооруженного конфликта или существует высокая вероятность его возникновения, особое значение приобретает быстрота поставки и способность военного персонала быстро освоить закупаемое вооружение.
Перспективы
Рассуждая далее в рамках предложенной мотивационной модели рынков вооружений, нетрудно заметить, что Соединенные Штаты имеют наиболее прочные позиции на части политических и зависимых рынков. К первым прежде всего относятся государства англосаксонского цивилизационно-культурного поля, некоторые европейские союзники США и Япония. Эталонными примерами американских клиентов с зависимой мотивацией остаются аравийские нефтяные монархии, прежде всего, конечно, Саудовская Аравия. Сильны позиции и в странах, где приоритетом является обеспечение военной безопасности: американское вооружение эффективно, испытано в боях, тактика его применения отработана самыми мощными на планете вооруженными силами. Поэтому Индия предпочла проверенные ударные вертолеты Apache сырым российским Ми-28NE, по той же причине на Вашингтон ориентированы Израиль и Южная Корея, хотя эти два рынка также имеют признаки политической и даже зависимой мотивации. Нет оснований полагать, что в будущем конкурентоспособность Соединенных Штатов на указанных типах рынков снизится.
А вот государствам, для которых приоритетом является создание собственной промышленности, придется из-за американских ограничений развивать отношения прежде всего с Европой, особенно с Францией. Сейчас это наиболее заметно в случае с Бразилией, в некоторой степени в Индии. Но далее можно ожидать активизации европейского вектора таких ориентированных сегодня преимущественно на США стран, как Южная Корея или Сингапур. В общем можно предполагать, что структура покупателей американских вооружений останется в целом прежней, изменения возможны главным образом в случае политической переориентации стран (например, краха саудовского королевского дома).
Динамика российских рынков выглядит менее привлекательно. Бум продаж в нулевые годы обеспечивался за счет мощного китайского и индийского спроса, при этом обе страны решали главным образом задачи развития национальной промышленной и технологической базы. На сегодня в КНР эта задача в некоторой степени решена, а Индия повышает планку технологических требований, которые все чаще уже не могут удовлетворяться российской промышленностью. Это не значит, что в ближайшие годы индийский и даже китайский спрос на российские системы и технологии совсем исчезнет, но объемы торговли, особенно с Пекином, уже никогда не повторят тех эпических значений, которые были достигнуты в нулевые годы. Можно предположить, что промышленно-технологическая модель сотрудничества будет развиваться в отношениях с такими растущими странами, как Вьетнам и Индонезия (впрочем, для Индонезии приоритетным партнером уже стала Южная Корея), но понятно, что эти государства не компенсируют падение китайских и индийских закупок.
Другой большой группой российских клиентов, обеспечивших диверсификацию российского оборонного экспорта в минувшем десятилетии, стали государства, проводящие независимую или антизападную внешнюю и оборонную политику. Антизападная политическая мотивация при закупках присутствует у Венесуэлы и Ирана (до введения эмбарго на поставки оружия). В значительной степени политически мотивированными были и сирийские приобретения, хотя сирийская модель содержит также военные и блокадные мотивы. Вьетнам, Алжир, Малайзия и Индонезия относятся к странам с независимой внешней и оборонной политикой.
«Антизападные» рынки один за другим закрываются в результате введения международных эмбарго или политической переориентации соответствующих стран. Оставшиеся (как Венесуэла) отличаются высочайшими политическими рисками и экономической нестабильностью. Алжирский рынок близок к насыщению, а индонезийский и малайзийский открыты для конкуренции, и в последнее время успех россиянам здесь не сопутствует. В прошлом году, например, Россия проиграла южнокорейцам тендер на поставку Джакарте двух подводных лодок. Стабильным и предсказуемым в этом кластере остается только Вьетнам, который в ближайшие пять-семь лет останется ориентированным преимущественно на закупки российских вооружений. Таким образом, можно прогнозировать, что Россия, вероятно, будет терять свои позиции в пользу европейцев (прежде всего французов) и израильтян, оставаясь при этом одним из ключевых игроков на рынке.
К.В. Макиенко – заместитель директора Центра анализа стратегий и технологий.
США > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735517
Константин Макиенко
Без оружия
Как Вашингтон утратил монополию в военно-технической сфере
Джонатан Каверли – доцент Северо-Западного университета.
Этан Кэпштейн – профессор Техасского университета в Остине, приглашенный профессор Джорджтаунского университета и старший научный сотрудник Центра новой американской безопасности.
Резюме: Создание небольшого количества супероружия, не имеющего аналогов, которое хотят иметь лишь немногие страны и которое подрывает военный бюджет государства, – это не большая стратегия, это политика, лишенная стратегии вообще.
Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 5, 2012 год. © Council on Foreign Relations, Inc.
В последние 20 лет Соединенные Штаты пользовались бесспорным конкурентным преимуществом в производстве и экспорте современного обычного вооружения. Распад СССР и Организации Варшавского договора привел к резкому сокращению военных расходов России и уменьшению оружейных поставок Москвы региональным союзникам. В то же время глобализация способствовала процветанию крупных фирм, позволив американским оборонным подрядчикам получать прибыль благодаря своим мощностям и большим заказам от вооруженных сил разных стран. Формула была проста: производя различные виды доступного, но современного вооружения, Пентагон и его подрядчики могли превзойти любого соперника. На кону стояло доминирование в мировой торговле оружием и связанные с этим экономические и геополитические выгоды, которые США не хотели терять.
Но преимущество постепенно утрачивается. В 1990-е гг. Соединенные Штаты контролировали 60% мирового рынка в этой сфере. Сегодня – лишь около 30%. Сосредоточившись на передовых технологиях и разработке невероятно дорогих оборонных систем, Вашингтон дал иностранным конкурентам возможность выйти на рынок с практичным предложением по доступной цене. Вследствие этого Россия постепенно восстановила свои позиции, а ряд других государств, в том числе Китай, Израиль и Южная Корея, превращаются в важных поставщиков.
Ни в одной программе не было такого количества ошибок, угрожающих американской оборонной промышленности, как в проекте ударного истребителя F-35, который, как признают сейчас даже его самые оптимистичные сторонники, стал катастрофой по закупкам. В конце холодной войны эксперты рассуждали об F-35 как о самолете, который изменит мировой рынок. Он предназначался для замены трех американских истребителей, и его планировалось длительное время производить дома. Это, в свою очередь, позволило бы реализовывать F-35 за границей по относительно низкой цене, поскольку затраты на разработку амортизировались бы за длительный период производства. Как говорили тогда, единственное, что оставалось бы иностранным производителям, – это выбросить планы создания собственного вооружения, провести переоснащение и стать частью глобальной цепи поставок F-35.
Однако после 11 сентября 2001 г. ограничения военных расходов были сняты, а стоимость F-35 резко подскочила, и он превратился в одну из печально известных «золотых» американских систем вооружения. Различные военные подразделения США настаивали на дополнительных технических характеристиках F-35, который стал финансовой «черной дырой». Процесс оборонных закупок настолько сложен, что дать оценку стоимости чрезвычайно трудно, но даже по самым оптимистичным расчетам F-35 обойдется на 75% дороже, чем предполагалось в 2001 году. Сегодня на программу приходится 38% закупочного бюджета Пентагона, включающего все нынешние системы вооружений. Шок от цены заставил многих покупателей, в том числе ключевых союзников – Австралию, Италию и Великобританию, – отложить или сократить заказы.
F-35 – отнюдь не уникальный случай. По данным Главного контрольного управления США, половина программ материально-технического оснащения Пентагона выходит за рамки своего бюджета. Утрачиваемые Соединенными Штатами позиции в мировой торговле оружием – не просто еще один удар по уже ослабевшей внутренней экономике (в аэрокосмической промышленности страны заняты более 600 тыс. человек). В прошлом способность вооружать союзников позволяла Вашингтону укреплять мощь своих друзей и при этом получать деньги. Утратив лидирующие позиции на мировом рынке вооружений, Соединенные Штаты лишились важного инструмента внешней политики.
Проклятие монополиста
После войны в Персидском заливе (1991 г.) потребителям во всем мире было очевидно, что американское оружие – лучшее на рынке. А учитывая, что США тратили на военные исследования и разработки больше, чем весь остальной мир, неудивительно, что американские фирмы могли похвастаться такими возможностями, как технология «стелс», которые не мог предложить никто другой.
Но поскольку американский военный бюджет был раздут после 2001 г., когда Вашингтон начал «войну против терроризма», оборонные компании и Пентагон перестали обращать внимание на цену вооружений. Конгресс открыл кошелек, внутренний спрос на высокотехнологичное вооружение возрос, а финансовые ограничения на приобретение новинок сняты. Имея в распоряжении огромный объем средств, индустрия предвкушала золотую эру продаж. Включились и инвесторы. После 11 сентября акции крупных оборонных подрядчиков резко выросли в цене.
Сегодня обычные вооружения, такие как самолеты и ракеты, требуют использования последних инженерных достижений. Поскольку затраты на разработку возрастают до астрономических значений, стоимость единицы может быть снижена только за счет наращивания производства. Поэтому экспорт становится жизненно важным – каждая дополнительная продажа уменьшает стоимость единицы вооружения. Объем заказов Пентагона существенно превышает закупки министерств обороны России или европейских стран, а потому американские оружейные программы имеют довольно длительный срок жизни, даже если единственным покупателем остаются собственные вооруженные силы. Уже благодаря этому фактору стоимость единицы американского оружия должна быть относительно ниже.
Однако в последние 10 лет Соединенные Штаты, уверившись, что у покупателей просто нет других альтернатив, стали жертвой «проклятия монополиста». Поскольку Вашингтон дал карт-бланш Пентагону, который вел войну в Афганистане и Ираке, представителям военных структур не приходило в голову, что большинство стран может обойтись без усовершенствованных истребителей «стелс» и новейших боевых кораблей. Как правило, вполне достаточно менее масштабных технологий. Таким образом, рост цен на американскую продукцию вынудил иностранных потребителей обращаться к другим поставщикам. В январе 2011 г., например, вместо заказа у американских фирм Lockheed Martin и Boeing Индия решила потратить 11 млрд долларов на истребители Rafale французской компании Dassault Aviation. Это стало первой продажей Rafale за рубеж, и благодаря сделке самолет неожиданно приобрел конкурентоспособность в мире.
Разумеется, некоторые покупатели по-прежнему в состоянии платить за первоклассное американское оружие. Страны Персидского залива сохраняют свои заказы благодаря высоким ценам на нефть и нестабильной обстановке в регионе. К примеру, в 2010 г. Конгресс США одобрил рассчитанную на 10 лет 60-миллиардную сделку с Саудовской Аравией, которая включает приобретение самых передовых истребителей в мире. Но даже саудовцы стремятся диверсифицировать базу своих поставщиков, приобретая истребители Eurofighter у Великобритании и собираясь закупать вертолеты у России. Нужно отметить, что таких покупателей, как страны Персидского залива, немного и их пример становится менее значимым, так как стратегический фокус Вашингтона смещается в сторону Азии.
Новая гонка вооружений
Если бы сокращение американской доли рынка являлось чисто экономической проблемой, можно было бы не обращать на это особого внимания, полагая, что оборонная отрасль, которая имеет обязательства перед своими акционерами, рано или поздно будет вынуждена реформировать бизнес-стратегию и урезать расходы. Но в отличие от других секторов, торговля оружием имеет геополитическую составляющую, особенно учитывая экспортный бум в Азии на фоне общего экономического роста.
Если Вашингтон заключает сделку по продаже вооружения, страна-партнер вряд ли будет использовать его против интересов Соединенных Штатов, поскольку это ставило бы под угрозу сам доступ к этому оружию. Таким образом, чем больше оружия продает Вашингтон, тем в большей степени он контролирует решения в сфере безопасности, принимаемые за рубежом. Иными словами, используя свою мощь на рынке, американцы могут добиваться важных внешнеполитических целей. Так, в 2005 г. Вашингтон приостановил доступ Израиля к программе F-35, чтобы заставить его прекратить продажу комплектующих для беспилотников Китаю. Похожую тактику США использовали, чтобы не допустить поставки бразильских и испанских самолетов Венесуэле.
Со смещением интересов Вашингтона в сторону Азии продажи оружия дали ему возможность оснастить своих тихоокеанских союзников и одновременно держать в изоляции Пекин. Это можно делать напрямую, например, когда Соединенные Штаты используют доступ на свой внутренний рынок вооружений, чтобы заставить страны Евросоюза придерживаться эмбарго на поставки оружия Китаю, введенного еще в 1989 г. после событий на площади Тяньаньмэнь. Но есть и непрямые способы. Используя свое конкурентное преимущество, чтобы уменьшить экспортный рынок России, США могут сделать основного поставщика оружия Китаю менее привлекательным.
В последние годы Россия добилась значительных успехов в странах Азии. Такие компании, как «Сухой», крупный российский производитель самолетов, понимают, что не могут существовать, полагаясь только на внутренние заказы. В последние 10 лет компания успешно продавала относительно недорогие истребители Индонезии и Малайзии. Активизировались и европейские производители. С 1990 г. компании Европы разработали по меньшей мере два новых истребителя в дополнение к французскому Rafale. Швеция поставила свой однодвигательный Gripen Венгрии и Таиланду; истребитель Eurofighter, который собирают на четырех сборочных линиях в Европе, что весьма неэффективно, тем не менее был продан Австрии и Саудовской Аравии.
Тем временем признаки того, что Соединенные Штаты теряют позиции в сфере вооружений, стали заметны и в Азии. Крупнейшим поставщиком оружия Пакистану сегодня является Китай, Сингапур покупает французские корабли, а Филиппины впервые в истории ищут неамериканских продавцов самолетов. Этим странам не очень нужно новейшее высокотехнологичное вооружение, их интересует оружие среднего уровня, которое они могут себе позволить. Вашингтон, разумеется, не продает оружие Китаю или России, а Индия делает лишь ограниченные закупки. Южная Корея, давний союзник США, создала собственную быстрорастущую военную промышленность и производит, к примеру, дизельные подлодки, которые экспортируются в Индонезию. Если Вашингтон хочет сохранить лидирующую роль в Азии, необходимо восстановить утраченные позиции на рынке вооружений.
Все эти изменения могут оказать дестабилизирующее воздействие. В то время как Соединенные Штаты рискуют утратить роль основного поставщика вооружений в регионе, количество производителей будет только расти, поскольку у небольших стран, выходящих на рынок, нет иного выбора, кроме как ориентироваться на экспорт, чтобы выжить и постепенно расширять бизнес. Им необходимо производить как можно больше. Американские компании, напротив, могут позволить себе быть более избирательными в подходе к экспорту благодаря огромным объемам внутреннего рынка. Вашингтон может ограничить поставки, сократив объем новейшего вооружения в мире. С точки зрения безопасности и стабильности это выигрышно.
Проще, но лучше
Но есть и хорошие новости: многие конкурентные преимущества американской оборонной промышленности – масштабы экономики, бюджеты разработок, которые по-прежнему превышают расходы всего остального мира, и доказанное качество продукции – сохранятся и в обозримом будущем. Вашингтон может и должен использовать эти качества, чтобы доминировать в глобальной сети военной продукции, при этом Европу и другие государства среднего уровня следует включить в эту систему, российский экспорт оставить за ее пределами, а оборонные возможности Китая – держать под контролем.
Каждая администрация призывает реформировать процесс закупок Пентагона, но результат не оправдывает надежд. Вместо борьбы за полную трансформацию политикам стоит сделать своей целью изменения с высокой степенью отдачи. Белый дом (при поддержке Конгресса) должен заставить Минобороны и его поставщиков заняться тем, что они не были склонны делать в прошлом: под жестким гражданским контролем работать над более простым и рентабельным оружием для глобального рынка вместо разработки и производства излишне сложного вооружения для домашнего использования.
Увеличение военных расходов не поможет. Сроки серийного производства вооружения в США уже давно превышают конкурентный период, а опыт последнего десятилетия позволяет предположить, что любые достижения эффективности, связанные с крупными закупками, превращаются лишь в высокие доходы оборонных компаний и все более фантастическое оружие для Пентагона. Секрет не в том, чтобы потратить больше денег, а в том, чтобы потратить их наиболее разумно.
Парадоксально, но, чтобы увеличить долю зарубежного рынка, Вашингтон должен быть готов закупать некоторое количество оружия за границей. Угроза импортировать продукцию иностранных конкурентов вынудила бы американских производителей контролировать затраты и повысила бы их конкурентоспособность в мире. Важно понимать, что как только Соединенные Штаты решат покупать оружие за границей, размер заказа гарантирует, что Вашингтон немедленно станет самым важным клиентом. Чтобы обеспечивать американское влияние, оружие необязательно должно быть американского производства. Кроме того, другие государства будут охотнее покупать у Вашингтона, зная, что их собственная продукция имеет возможность попасть на огромный рынок США.
Возьмем тендер по закупке невысокотехнологичных винтовых самолетов для контртеррористических операций афганских ВВС, недавно проведенный Пентагоном. Американские ВВС отказались от первоначального решения приобрести A-29 Super Tucano бразильской компании Embraer – самолет, проверенный в боевых действиях и используемый ВВС еще шести стран, который должны были практически полностью собирать в Америке, – после протестов базирующейся в Арканзасе компании Hawker Beechcraft, аналогичный самолет которой находится в стадии разработки. Вероятным результатом станет увеличение расходов, задержки, несоразмерность цены продукта и его миссии, повышение шансов «Талибана» на победу и охлаждение отношений с Бразилией, одной из быстрорастущих мировых держав и крупного импортера обычных вооружений.
В процессе перехода от дорогих систем вооружения американская оборонная промышленность не должна забывать, что простое – не значит примитивное. Оружие должно быть доступным по цене, эффективным и привлекательным для мирового рынка. Помимо увеличения экспорта, более простая продукция имеет еще одно преимущество: ее легче производить. Меньше вероятность задержки поставок из-за неготовности технологий или необходимости пересмотреть нормы технического обслуживания. Но самое главное – программы попроще уменьшат информационное преимущество оборонной отрасли и Пентагона и сделают гражданский контроль более продуктивным.
В конечном итоге именно гражданские руководители, а не представители вооруженных сил и оборонной промышленности должны определять, какое оружие будет разрабатываться, и нести за это ответственность, поскольку такие решения могут иметь серьезные стратегические последствия. Нынешний подход – создание небольшого количества супероружия, не имеющего аналогов, которое хотят иметь лишь немногие страны и которое подрывает военный бюджет государства, – это не большая стратегия, это политика, лишенная стратегии вообще. Сейчас Америка разрабатывает настолько передовое вооружение, что оно, вероятно, будет устрашать противника, не позволяя применить собственное оружие в приступе гнева. Вместо этого нужно сосредоточиться на том, чтобы препятствовать созданию значительной части иностранного оружия.
США > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735516
Этан Кэпштейн, Джонатан Каверл
Политическая логика дезинтеграции
Семь уроков распада Советского Союза
Резюме: Неверно направленные реформы могут привести к развалу гораздо быстрее, чем само их отсутствие. Во время кризисов политики часто лихорадочно ищут «серебряную пулю», и именно эта последняя нередко становится причиной распада.
Опубликовано Центром исследования европейской политики (CEPS), г. Брюссель, в сентябре 2012 года.
В 1992 г. мир внезапно обнаружил, что Советского Союза больше нет на карте. Одна из двух сверхдержав прекратила существование не вследствие войны, вражеского нашествия или какой-либо иной катастрофы, если не считать неудачной попытки государственного переворота, больше походившего на фарс. Советская империя рухнула вопреки ожиданиям. Бытовало мнение, что она слишком велика и стабильна, чтобы развалиться, и пережила изрядно потрясений, чтобы вот так просто взять и «схлопнуться». А между тем еще с 1970-х гг. хватало указаний на то, что система вступила на путь необратимого распада, хотя многие предполагали, что процесс затянется на десятилетия, и ничто не предвещало, что крах СССР станет кульминацией «короткого ХХ века».
В 1985-м, 1986-м и даже в 1989 гг. никто из тогдашних аналитиков не верил в скорый конец Советского Союза – точно так же, как нынешние эксперты не допускают разрушения Европейского союза. Еще в 1990 г. группа выдающихся американских экспертов, тесно связанных с Пентагоном, была убеждена в том, что СССР способен переродиться ближе к концу начавшегося десятилетия и, превратившись в отлаженную парламентскую демократию, еще станет государством всеобщего благоденствия по скандинавской модели. В ближайшей перспективе полный крах казался менее всего вероятным. Сенсационные сценарии способны на время увлечь читателя, но в реальном мире нет недостатка в различных стабилизаторах и сдерживающих факторах. Многие страны проходят через кризисы, включая серьезные и весьма опасные, однако они крайне редко совершают самоубийство.
Но как много может измениться за одно десятилетие! То, что считалось немыслимым в 1985-м, в 1995-м провозглашалось уже неизбежным. Простую игру воображения чуть позже представили как историческую необходимость. И именно этот неожиданный поворот судьбы, прыжок от «немыслимого» к «неизбежному» делает распад Советского Союза отправной точкой отсчета в нынешних дискуссиях о возможных сценариях развития кризиса в Европе и выборе, который стоит перед европейскими лидерами.
В конце концов, проблемы Евросоюза убедительно продемонстрировали, что риск его дезинтеграции – нечто большее, чем риторический прием или страшилка, с помощью которой политики пытаются навязать недовольным избирателям жесткие меры экономии. Неразбериха царит не только в экономике, но и в политической жизни. Европа оказалась между Сциллой невразумительной политики национальных правительств и дефицита демократии и Харибдой усугубляющегося взаимного недоверия между рынками.
Финансовый кризис резко сократил ожидаемую продолжительность жизни отдельных правительств и кабинетов независимо от их политических цветов и расширил пространство для возникновения популистских и протестных движений. Суть общественных настроений лучше всего выражается в сочетании пессимизма и гнева, яркий образ которого мы находим у поэта Уильяма Батлера Йейтса в стихотворении «Второе пришествие»: «Все рушится; не держит середина, / Анархия – в миру; и, как лавина, / Безудержен прилив…».
Это настроение отражают недавние опросы. Например, согласно обзору под общим названием «Будущее Европы», профинансированному Европейской комиссией и опубликованному в апреле 2012 г., для большинства европейцев Евросоюз – привлекательное место для жизни, однако их уверенность в европейской экономике и способности ЕС играть заметную роль в мировой политике снизилась. Еще больше обескураживает тот факт, что почти 90% респондентов усматривают серьезное несоответствие между надеждами общества и действиями правительств; лишь треть уверена в том, что их голоса что-то значат на уровне ЕС, и только 18% итальянцев и 15% греков полагают, что с их голосами считаются в их собственных странах. Согласно последнему обзору под названием «Трансатлантические тенденции», 76% европейцев считают экономическую систему в Европе несправедливой и отвечающей интересам лишь немногочисленной элиты.
Короче говоря, Европейского союза, каким мы его знаем, больше нет. Фундамент, на котором он создавался, подвержен эрозии. Общая память о Второй мировой войне размывается: половина подростков в возрасте 15–16 лет в немецких школах не знают, что Гитлер был диктатором, а треть считают, что он защищал права человека. Обвал СССР выхолостил смысл геополитического существования европейского единства. Демократическое государство всеобщего благоденствия – стержень послевоенного политического согласия – находится под угрозой демонтажа хотя бы в силу демографических факторов, не говоря уже о других причинах. Куда-то уходит и процветание, положенное в основу политической легитимности европейского проекта. Шесть из десяти европейцев полагают, что сегодняшних детей ожидает гораздо более трудная взрослая жизнь по сравнению с представителями нынешнего поколения.
Насколько маловероятен сегодня распад Евросоюза на фоне этой негативной динамики? Не ошибаются ли европейцы, считая союз чем-то само собой разумеющимся? Правомерен ли вывод о том, что он не развалится только потому, что нерушим? Здесь решающую роль может сыграть способность Европы извлекать уроки из опыта бывшего Советского Союза. Ибо выживание ЕС зависит и от способности европейских лидеров учитывать аналогичный набор политических, экономических и психологических факторов, которые имели место в процессе деградации СССР. Распад – это прежде всего результат политических игр, верного или неверного восприятия и оценки ситуации действующими политическими лидерами, а не просто сочетание институциональных и экономических структурных факторов.
В то же самое время, если мы решим сравнивать нынешние процессы в Европейском союзе с крахом Советов, необходимо учитывать характер обоих проектов. В противном случае нам вряд ли удастся извлечь какие-то значимые уроки. Если советский проект был основан на страхе, то европейский – на согласии. В то время как большинство советских граждан привлекал Запад, европейцы гордятся своим образом жизни и своей политической моделью и не грезят, к примеру, «китайской мечтой». Если фиаско Советского Союза было обусловлено банкротством коммунистической идеологии, то Евросоюз не сталкивается с кризисом мировоззрения. Если советские реформаторы видели будущее Советского Союза в более свободной федерации или конфедерации, то выживание ЕС обусловлено тесным политическим союзом. Словом, СССР пал жертвой собственных неудач, тогда как Европа может пострадать от собственных успехов. Однако принципиально иная природа европейского проекта, являясь сильным аргументом в пользу того, что Европу не постигнет участь СССР, вовсе не служит достаточной гарантией против возможного провала. Чтобы Европейский союз выжил, европейским лидерам следует избегать ошибок, допущенных советскими руководителями.
Советский Союз стал достоянием истории не в силу заговора Запада и не только по причине структурных изъянов, но также в силу принятия или непринятия тех или иных решений. Сегодня, читая мемуары главных действующих лиц той драмы, убеждаешься, что для некоторых советских лидеров, включая Михаила Горбачёва, крах стал таким сюрпризом, что даже спустя многие годы они все еще не могут поверить в исчезновение империи. Вместе с тем следует отметить, что нежелание Горбачёва ввести прямые президентские выборы внесло не меньшую лепту в уничтожение СССР, чем рекордно низкие цены на нефть на мировых рынках того времени.
Специалистам, анализирующим нынешний европейский кризис, особенно трудно перенести этот опыт на европейскую почву, поскольку не совсем понятно, что будет означать дезинтеграция Евросоюза. Распад Советского Союза означал, что эта страна исчезла с карты мира как политическое образование и вместо нее появилось более дюжины новых государств на огромном пространстве от Средней Азии до юго-восточной Европы. Но ЕС – не государство, и даже если он рассыплется, на карте мира ничего не изменится. Более того, даже в случае роспуска объединения большинство (если не все) страны-участницы останутся рыночными демократиями, скорее всего, продолжат сотрудничество в той или иной форме и сохранят некоторые общеевропейские институты.
Как же может выглядеть распад Евросоюза? И чем он будет отличаться от простой реформы или изменения конфигурации? Будет ли выход из еврозоны хотя бы одной страны означать исчезновение союза? Или на это будут указывать другие тенденции – например, снижение влияния на мировой арене или демонтаж важных достижений европейской интеграции (прекращение свободного перемещения людей или отмена таких институтов, как Европейский суд)? Будет ли появление двухуровневой организации равносильно концу или это следует расценивать как шаг к более тесному и совершенному союзу? При ответе на эти вопросы будут полезны уроки из недавней советской истории. И речь идет не столько о политике, сколько о проблемах, связанных с управлением кризисом.
Урок первый…
…одновременно заключает в себе парадокс, а именно: поддерживаемая экономистами и разделяемая политическими классами Европы вера в то, что ЕС не может разрушиться сам по себе, представляет один из серьезных рисков. Последние годы существования Советского Союза являли собой классический пример подобной динамики. Мнение, будто распад «немыслим», подталкивает политиков к тому, чтобы использовать критику европейской интеграции или соответствующую риторику в целях достижения сиюминутных преимуществ – ведь они уверены, что в долгосрочной перспективе «ничего негативного произойти не может». Вера в то, что развал Евросоюза – крайне маловероятный сценарий, может привести политиков к недооценке фактора времени. Речь между тем идет о самом выживании Союза. «Слишком мало, слишком поздно» – эти слова как нельзя лучше характеризуют историю исчезновения СССР. Они могут стать лейтмотивом и возможного обвала Евросоюза. Один из факторов риска в нынешнем европейском кризисе состоит в том, что демократическая природа стран – членов Европейского союза заставляет принимать важные политические решения по мере смены электоральных циклов в отдельных странах. Рынки же отказываются следовать политической логике стран-участниц и считают чувствительность Европы к политическому расписанию конкретных государств фактором повышенной неопределенности. В настоящий момент воздействие рынков объединяет и сплачивает Европу, тогда как давление избирателей разъединяет ее. Подобное негативное влияние последних политическая элита европейских стран должна как-то преодолеть.
Более того, оценка вероятности самого неблагоприятного сценария не должна быть отдана исключительно на откуп экономистам, которые приходят в оцепенение, когда дело идет к дезинтеграции. С точки зрения ведущего американского экономиста Фреда Бергстена, «с учетом того, как много поставлено на карту, Европа почти наверняка разовьет и доведет до логического завершения идею всеобъемлющего экономического и монетарного союза». Будем надеяться, что он прав, хотя пример Советского Союза показывает, что чрезмерно высокая цена разъединения не служит гарантией того, что его никогда не случится. Поэтому считать, что Евросоюз никогда не развалится просто потому, что это слишком дорого обойдется странам-участницам, – слишком слабое утешение и никак не свидетельствует в пользу стабильности и нерушимости Союза. Во время кризиса логика политиков, как правило, берет верх над логикой экономистов.
Настоящий вызов состоит в том, что в определенный момент европейским лидерам, возможно, придется делать выбор между спасением евро и спасением Европейского союза. Вполне очевидно, что крах зоны евро сам по себе ведет к сворачиванию европейского проекта, но не менее вероятен сценарий, при котором «спасение евро» будет зависеть от частичного сворачивания демократии в странах периферии еврозоны. Подобная динамика может в корне изменить саму природу и характер интеграции. И действительно, жесткий диктат добродетельных стран-кредиторов в отношении грешных стран-должников многим экономистам представляется единственно возможным решением, однако, с точки зрения политических аналитиков, подобный подход чреват будущим кризисом в отношениях между европейскими странами.
Урок второй
Распад Евросоюза вовсе не обязательно станет поводом для торжества противников европейской интеграции над ее сторонниками. Опыт Советского Союза – это грозное предостережение Европе, ведь конец объединения может стать непреднамеренным следствием долговременной недееспособности (или кажущейся недееспособности) элит, которая осложняется их непониманием внутриполитической динамики. В настоящее время политические лидеры поглощены частыми сменами настроений сторонников и противников интеграции, а обозреватели ликуют по поводу выборов в любой стране, где популистские партии не проходят в правительство. Однако ценой нейтрализации популистского давления является то, что многие партии европейского мейнстрима начали говорить и действовать как популисты. Не снижает риска динамики распада даже тот факт, что при нынешнем европейском кризисе (в отличие от советского) никакой популярной альтернативы ЕС не существует. Действительно, подавляющее большинство граждан Европы (за исключением британцев), несмотря на разочарование, не помышляют о возврате к автономным национальным государствам. Но отсутствие привлекательной замены не служит гарантией единства. Еще один фактор риска, характерный для нынешнего европейского кризиса, состоит в том, что, несмотря на безальтернативность Евросоюза, популистские волны, накатывающие с юга и севера, преследуют разные цели и крайне затрудняют проведение общей политики.
Разгневанные избиратели на юге протестуют против политики жесткой экономии, на которой настаивают северяне, но готовы принять политический союз, поскольку абсолютно не доверяют национальным правительствам и утратили всякую надежду на демократию в своих странах. В то же время популистские движения севера, одобряя меры жесткой экономии, не поддерживают общеевропейские политические институты, поскольку доверяют национальным демократиям больше, чем Брюсселю. Поэтому главная угроза союзу исходит не столько от усиливающегося антиевропейского популизма, сколько от столкновения между южным популизмом, не приемлющим жестких мер экономии, и северным, направленным против Брюсселя.
Урок третий
Он свидетельствует о том, что неверно направленные реформы могут привести к развалу гораздо быстрее, чем само их отсутствие. Во время кризисов политики часто ищут «серебряную пулю», и именно эта последняя нередко становится причиной распада. Главным фактором кончины СССР стала неспособность Михаила Горбачёва понять природу системы (он упорно придерживался иллюзии, будто ее можно сохранить, не прибегая к глубоким реформам, поскольку необоснованно верил в ее превосходство). Ошибочное убеждение Горбачёва в том, что советское государство способно пережить утрату идеологической легитимности и организационный обвал компартии, в значительной степени обрекло на неудачу его усилия по спасению и реформированию Советского Союза. В этом контексте любопытно сопоставить истолкования советскими и китайскими лидерами причин провала коммунистического эксперимента. Если советские реформаторы, вышедшие из либеральной интеллигенции, склонны были считать, что социалистические идеи – это единственное, что имелось ценного при социализме, китайские реформаторы готовы отказаться от социалистической идеологии, но делают все возможное для сохранения организационной силы компартии, понимая ее ценность в деле сплочения нации.
Риск неверно направленных реформ состоит также в искушении лидеров воспользоваться кризисом в целях достижения того, к чему всегда стремились, но знали, что люди этого не примут. Готовность федералистов к радикальным решениям, с одной стороны, проистекает из логики кризиса и необходимости завершить проект, начатый с вводом единой валюты. С другой – это попытка воспользоваться моментом в продвижении идеи федеративного политического устройства Европы и компенсировать недостаток общенародной поддержки. Но отсутствие консенсуса нельзя подменять кризисом, и лучшей иллюстрацией тому служит неудача советских реформ.
Урок четвертый
Если исключить войны и другие чрезвычайные обстоятельства, то главную опасность для политического проекта представляет не дестабилизация на периферии, а мятеж в центре (хотя окраинный кризис может распространяться, как инфекция). Судьбу советского государства предопределило решение России избавиться от союза, а не упорное желание стран Балтии из него выйти.
Сегодня мнение Германии о происходящем в Европейском союзе способно гораздо больше повлиять на будущее всего проекта, чем беды греческой или испанской экономики. Когда застрельщики интеграции начинают считать себя ее главными жертвами – большой беды не миновать. Вот почему так важно правильно понимать намерения Берлина при оценке рисков для Евросоюза. В этом смысле вряд ли полезно сопоставлять роль, которую сыграла РСФСР в распаде СССР, и нынешнюю роль Германии. Россия была необычным актором в драме распада Советского Союза: несмотря на наличие лидера, законно избранного путем прямого голосования – Бориса Ельцина, – она оставалась всего лишь тенью Советского государства. В каком-то смысле Россия могла состояться как государство только в случае смерти СССР. Иное дело – Германия.
В контексте нынешнего кризиса она проявила себя не только как самое сильное государство Старого Света, но и стала синонимом дееспособной Европы. У европейцев нет повода усомниться в приверженности Германии идее европейской интеграции, что бы ни писали СМИ. Что действительно пока неясно, так это стратегия, которую Берлин выберет для перестройки и перегруппировки ЕС, и шансы на успех этой стратегии. Поэтому перспективы выживания Евросоюза зависят от того, будут ли успешными попытки Германии преобразовать «солидарную Европу» в «Европу, живущую по правилам».
Лидерство Берлина также оспаривается в связи с тем, что Германия не слишком торопится выбираться из нынешнего упадка. Парадокс в том, что хотя Европа в целом переживает кризис, самое могущественное европейское государство – Германию (в отличие от той же России перед развалом СССР) – он практически не затронул; более того, Берлин больше всех выигрывает от европейских проблем. Государственные облигации Германии рефинансируются по нулевым процентным ставкам, а безработица в стране находится на рекордно низком уровне. Спад привел к притоку на немецкий рынок труда квалифицированной рабочей силы из таких стран, как Италия, Испания, Греция и Португалия. Это смягчило обеспокоенность немецкой общественности по поводу демографического кризиса. Позиции Берлина в мире укрепились. Таким образом, у Германии есть все основания не только опасаться кризиса, но и благословлять его, и Берлин не торопится принимать меры по преодолению ситуации – прежде всего, потому что он чувствует себя вполне комфортно, а кроме того, потому что быстрое решение всех проблем может сослужить Германии плохую службу в ее попытках преобразовать союз.
В каком-то смысле данный кризис – возможно, последняя надежда Берлина заставить Европу жить по правилам. Это тем более важно, если иметь в виду, что Германия, подобно другим богатым и стареющим странам, сталкивается с громадными долгосрочными вызовами. Рабочая сила сокращается, энергетическая отрасль нуждается в реконструкции, а инфраструктура слишком долго не совершенствовалась. В последнее десятилетие чистые инвестиции в немецкую экономику в процентном выражении от ВВП были меньше, чем в любое другое время за всю историю, если не считать годы Великой депрессии. Неравенство в доходах населения в этом десятилетии росло в два раза быстрее, чем в среднем по странам ОЭСР.
Смысл дебатов сводится к тому, что история имперских амбиций Германии в Европе послужила одной из причин сопротивления европейцев трансформационной стратегии Берлина. Гораздо меньше обсуждается немецкий опыт реформ, который также может быть фактором риска, препятствуя усилиям по преодолению кризиса. Подобно тому, как распад Советского Союза оказался единственно верным выбором в пользу государственного строительства в России ввиду ее институциональной слабости, опыт реформ, накопленный Германией, предопределяет выбор Берлина.
Реакция Германии на кризис объясняется опытом борьбы Веймарской республики с инфляцией (одержимость стабильными ценами), демографическим профилем немецких избирателей (стареющее население боится потерять свои сбережения), а также интеллектуальными традициями «орднунг-либерализма». Эти предпосылки побуждают население больше доверять независимым институтам – таким как Конституционный суд и Бундесбанк. Эпоха воссоединения Германии (одной щедрости недостаточно) и последнее десятилетие реформ (действенность структурных реформ) тоже следует иметь в виду, если мы хотим понять логику немецких лидеров. Менее изученный источник немецкой трансформационной стратегии – интерпретация Германией опыта Центральной и Восточной Европы в переходный период. Именно страны ЦВЕ, согласно убеждению немецких стратегов, нуждались в проведении болезненных экономических реформ, направленных на аккуратный демонтаж государства всеобщего благоденствия, так чтобы не спровоцировать ответную волну народного негодования. Немцы были уверены, что внешняя интервенция приведет не к делегитимации национальных демократических институтов, а к их усилению. Поэтому суть немецкого подхода к реформе можно передать с помощью краткой формулы: «Делать на юге то, в чем мы преуспели на востоке» – создавать ответственных в финансовом отношении членов сообщества. Опыт стран ЦВЕ не объясняет, почему Германия ставит перед собой те или иные цели, но помогает понять, почему она верит в возможность их достижения.
У Берлина есть веские аргументы, чтобы верить в успех своей трансформационной стратегии за пределами Германии или даже Северной Европы. Постреволюционная рецессия в большинстве стран Центральной и Восточной Европы была глубже и болезненнее, чем в сегодняшней Южной Европе. Предпринятая перестройка оказалась гораздо радикальнее, нежели та, что ожидается от Греции или Испании. Рыночные и демократические институты в странах ЦВЕ слабее, чем те же институты в Южной Европе, а риски политической нестабильности и бунтов выше.
В то же время ряд факторов делают трансформацию на юге по образу и подобию преобразований на востоке очень рискованной стратегией. Успех переходного периода в странах ЦВЕ (хотя пример Венгрии показывает, что его нельзя считать абсолютным и необратимым) обусловлен несколькими факторами, отсутствующими в нынешнем контексте. В государствах Восточной Европы общество единодушно отрицало коммунистическое прошлое и с оптимизмом взирало на будущее; при этом считалось, что в выигрыше окажется молодежь, уровень жизни которой существенно поднимется. Общество в странах Южной Европы, напротив, стремится к сохранению прежних благ, с пессимизмом смотрит в будущее и считает, что от предлагаемых реформ проиграет в первую очередь молодое поколение. Когда страны Центральной и Восточной Европы переживали переходный период, они знали наверняка, что им нужно делать, рассматривая Запад как образец для подражания, тогда как нынешний кризис Евросоюза – неотъемлемая часть более масштабного кризиса капитализма и либеральной демократии, какими мы их знаем. Переходный период в странах ЦВЕ сопровождался появлением новых элит, и люди ощущали себя победителями. Сегодня этого нет и в помине.
Короче говоря, надежда на то, что Южную Европу можно преобразовать по образу и подобию Центральной и Восточной, может оказаться слабым звеном в стратегии перестройки Европейского союза, которой придерживается Берлин.
Урок пятый
Если в ЕС возобладает динамика распада, это будет больше походить на «паническое изъятие банковских вкладов», чем на популистскую революцию. Таким образом, важнейшим фактором, способствующим выживанию союза, является вера элит в его способность справляться со своими проблемами. По меткому выражению Стивена Коткина, который поделился своим видением советской драмы, «демонтаж Союза инициировала именно центральная элита, а не периферийные движения за независимость». Люди могут и не бунтовать против единой Европы, просто национальные элиты начнут сомневаться в ее перспективах, боясь упустить контроль над ситуацией. И своими действиями и поступками (сея панику и страх оказаться последними в очереди за собственными вкладами) они ее окончательно развалят. Парадокс в том, что ЕС – элитарный проект, зиждящийся на уважении европейского истеблишмента к демократии, но сегодня ему грозит опасность из-за страха тех же элит перед демократией. Неспособные реализовать демократические идеи на уровне единой Европы за отсутствием европейского демоса как такового и напуганные призраком антиевропейского популизма на национальном уровне, многие политики готовы заблаговременно повернуться к союзу спиной.
Впервые с тех пор, как европейский проект был запущен в действие после 1945 г., цели достижения «все более тесного союза» и «углубления демократии» вошли в противоречие. Cпособность политического союза поддерживать евро посредством общей финансовой политики находится под вопросом, поскольку граждане против этого, а страны-члены остаются привержены демократии. В то же время крах общей валюты способен привести к распаду Евросоюза, и при этом существует риск резкой деградации демократии на национальном уровне в некоторых странах востока и юга Европы – прежде всего в Венгрии, Румынии и Греции.
Таким образом, вопреки ожиданиям некоторых теоретиков, ЕС не рухнет из-за «дефицита демократии» в европейских институтах. А демократическая мобилизация гражданского общества тоже его не спасет. Скорее, речь идет о всеобщем разочаровании в демократии – убеждении, что национальные правительства беспомощны перед лицом мировых рынков. В этом главная надежда на устранение обостряющихся противоречий между задачей европейской интеграции в будущем и задачей углубления демократии в Европе.
Природа разочарования в демократии существенно разнится в каждой отдельно взятой стране. Особенно бросается в глаза контраст между здоровым в финансовом отношении севером (Германия, Нидерланды, Австрия и Финляндия) и обремененным долгом югом (Италия, Испания, Греция и Португалия). Разочарование жителей южной периферии Европы политикой своих национальных лидеров может способствовать тому, что они преодолеют нежелание передать больше полномочий европейскому центру, но не предотвратит протестов против политики жесткой экономии, которую им навязывают страны севера. Более того, твердая вера избирателей Северной Европы в национальные демократические институты отнюдь не делает их восторженными сторонниками политического союза. Вот почему панические центробежные тенденции могут породить цепную реакцию, которая приведет к краху союза.
Урок шестой
Надежда на небольшой, но более функциональный и оптимальный союз и цивилизованный раздел еврозоны может сама по себе открыть путь к дезинтеграции. В этом контексте показательна логика развала рублевой зоны, проливающая свет на нашу проблему. Природа советской командно-административной системы хозяйствования, низкий уровень сложности экономики, институциональная слабость постсоветских республик и тот факт, что Советский Союз руководствовался идеей не общего рынка, а трансграничного объединения производственных цепочек, затрудняют сравнение нынешних дилемм еврозоны с опытом краха рублевого пространства. По справедливости нужно признать, что в случае раскола еврозоны этот процесс мало чем будет напоминать распространение национальных валют на постсоветском пространстве. Однако некоторые выводы все же вполне уместны.
Анализируя советский распад, Патрик Конвей отмечает, что «страны решают покинуть валютную зону по трем причинам: 1) национализм, 2) стремление оградить себя от денежных коллапсов, которые случаются в экономиках других членов Союза и 3) стремление ужесточить национальный контроль над доходами от эмиссии». Та же логика применима и к еврозоне. Что касается Советского Союза, то балтийские республики были единственными, за выходом которых из валютной зоны стоял национализм, и не случайно их выход происходил достаточно гладко. Другим пришлось покинуть рублевую зону либо из-за страха перед внешними потрясениями, либо из-за желания получать эмиссионный доход, и их отделение было гораздо более болезненным. Что же касается выхода из еврозоны, то национализм не будет главным мотивом для любой из европейских стран, поэтому полезнее проанализировать, как размежевание отразилось на экономиках не прибалтийских, а других республик.
Опыт рублевой зоны подсказывает, что ни о каком плавном или упорядоченном отказе от общей валюты не может быть и речи. Как утверждает историк Гарольд Джеймс, «подобный выход всегда сопровождается хаосом и приводит к потере доходов и инфляции». Сохранение монетарного союза в случае политического разъединения также маловероятно. Когда в 1991 г. президенты России, Белоруссии и Украины решили положить конец СССР, они еще надеялись, что смогут сохранить общую валюту в условиях существования независимых государств, но уже через два года стало очевидно, что общая валюта не выживет при высокой инфляции и нарушенных политических связях. Усилия России по обузданию гиперинфляции и плавному переходу к рыночной экономике постоянно находились под угрозой из-за политики других республик, подстегивавшей инфляцию. Таким образом, логика рыночных реформ сталкивалась с желанием сохранить рублевую зону, и от общей валюты пришлось отказаться.
Поэтому, когда сегодняшние политические обозреватели спекулируют на тему желательности и осуществимости таких проектов, как «северный евро» или «южный евро», им следует помнить о соглашении, принятом лидерами России, Белоруссии и Украины и положившем конец Советскому Союзу. Тогда оно представлялось не похоронами общей экономики, а рождением оптимального и более функционального союза менее разобщенных и все более сплоченных стран-членов с общей культурой. Но то, что считалось тогда началом, осталось в памяти как начало конца, потому что процесс разъединения никогда не останавливается на полпути. Так что не будет преувеличением сказать, что в погоне за более цельным и спаянным Евросоюзом, состоящим из менее разнородных стран-членов, существует риск обратного результата. Процесс будет запущен в момент нарастания недовольства политических элит и широкой общественности нынешним статус-кво и одновременно страхом перед распадом союза и перспективой будущей неконкурентоспособности на мировой арене.
Урок седьмой
Самый важный урок, извлекаемый из дезинтеграции СССР, заключается в том, что при угрозе распада политические игроки должны сделать ставку на гибкость, обуздывая естественную склонность настаивать на жестких и долгосрочных решениях (которые в случае неудачи лишь стимулируют негативную динамику). К сожалению, в настоящее время европейские стратеги пытаются спасти союз с помощью политических решений, которые радикально ограничивают выбор национальных правительств и широкой общественности. Как следствие, избиратели в таких странах, как Италия и Греция, в силах сменить правительства, но не политический вектор, поскольку экономические решения де-факто отстранены от электоральной политики. Хотя подобная стратегия способна стабилизировать институциональную основу, она с достаточно высокой вероятностью грозит спровоцировать непредвиденные реакции.
Примат политики – это сердцевина европейского проекта. В 1920-е и 1930-е гг. европейцы усвоили, что демократия должна «исправлять» рынки во имя достижения социально-политической стабильности. Нынешний курс, одобряемый европейскими лидерами, нацелен на то, чтобы переделать Евросоюз и лишить политику ее центральной роли в надежде на то, что новая линия на строгую финансовую дисциплину снизит политическое давление на объединение. Эксперты могут спорить о плюсах и минусах жесткой экономии, однако важнее то, что крах этих мер автоматически ускорит кризис и тем самым затруднит выживание союза. Сегодня понятно, что ЕС не сохранится без общей валюты, не поддерживаемой общим казначейством. Но уцелеет ли союз как содружество государств, объединенных принципом жесткой экономии, в которых процесс принятия экономических решений никак не зависит от воли избирателей, а политика национальной идентичности – единственное, что осталось от политики? Популярным ответом на тезис об отсутствии альтернативы вполне может стать лозунг «Любая альтернатива лучше».
Поэтому главный урок, который европейские лидеры могут извлечь из краха СССР, состоит в том, что для выживания нужно адекватно реагировать на свои страхи. Как сказал Макбет, увидев ведьм, «подлинные страхи слабей, чем ужасы воображенья».
Иван Крастев – председатель Центра либеральных стратегий в Софии и постоянный научный сотрудник Института гуманитарных наук в Вене.
Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735497
Иван Крастев
Гибель старшего брата
Уроки кризисов Китай учит очень тщательно
Резюме: Руководство КПК, управляющее страной 63 года, до сих пор извлекает полезные уроки из гибели «старшего брата» Китая – СССР, который протянул 74 года. И каждый год пребывания у власти позволяет китайским лидерам по-новому взглянуть на советский опыт.
«Учиться и вновь повторять изученное – это ли не радость?» – начинаются «Беседы и суждения» Конфуция, на котором вырос не один десяток поколений китайских бюрократов. Изучение чужого опыта всегда было одной из основ Поднебесной, а внезапная утрата интереса к заморским делам часто означала для страны начало заката. Не стала исключением и «красная» версия Срединной империи – Китайская Народная Республика. С начала 1950-х гг. КНР строилась на основе изучения и копирования передового опыта «старшего брата» – Советского Союза. СССР наводнили делегации китайских экспертов, которые внимательно вникали не только в советские технологии, но и в принципы общественного устройства, чтобы затем использовать полученные знания при построении молодого государства.
После советско-китайского раскола 1960-х гг. интерес к советскому опыту снизился, однако через два десятилетия он возродился с новой силой и на новой основе – китайским экспертам пришлось исследовать уже причины угасания и затем коллапса некогда великой державы. Если при Мао Цзэдуне Советский Союз изучался как ролевая модель, то в 1990-е гг. он рассматривался как негативный образец: анализируя действия кремлевского руководства, китайские ученые пытались понять, как не надо действовать. Накопленные материалы легли в основу экспертных рекомендаций, благодаря которым руководство КНР смогло возобновить рыночные реформы и преобразить страну.
Отечество в опасности: начало изучения
Активный интерес к тому, что происходит у северного соседа, возобновился на рубеже 1980-х гг., когда команда Дэн Сяопина окончательно консолидировала власть и взяла курс на преодоление последствий советско-китайского раскола. Анализ политической жизни «старшего брата» во многом осуществлялся через призму борьбы внутри китайской элиты по поводу курса развития.
Так, в 1986–1987 гг., в разгар кампании по борьбе с «буржуазным либерализмом» в Китае, отношение к горбачёвским преобразованиям в Советском Союзе было подозрительным. Затем, с осени 1987 г. по весну 1989 г., когда Коммунистическую партию Китая возглавил либерально настроенный Чжао Цзыян, тональность комментаторов резко изменилась: они начали хвалить инициативы Михаила Горбачёва по отделению партии от государства, политику омоложения Политбюро и т.д. Во многом за положительными оценками деятельности советского генсека скрывалась завуалированная поддержка реформистского курса самого Чжао. Его отставка в июне 1989 г. и жесткое подавление студенческих волнений на площади Тяньаньмэнь вновь изменили тональность дискуссии на диаметрально противоположную.
Взвешенное изучение последних лет жизни СССР началось лишь после его фактической смерти – событий августа 1991 г., которые повергли Пекин в глубокий шок. Исследования стали менее конъюнктурными и идеологизированными. Эксперты должны были ответить на два практических вопроса. Какие факторы привели к падению СССР, по лекалам которого в свое время кроилась КНР? И что должно делать руководство КПК, чтобы избежать судьбы коллег из КПСС?
Китайские специалисты уже в августе 1991 г. поняли, что провал переворота во главе с ГКЧП, по сути, означает конец государства. Первая их реакция оказалась весьма эмоциональной. Так, 30 августа главный редактор ведущей партийной газеты «Жэньминь жибао» Гао Ди выступил с закрытой программной речью «Проблемы, вызванные ситуацией в Советском Союзе», обращенной к редакторам центральных СМИ и ведущим работникам идеологического фронта. Во-первых, товарищ Гао резко критикует беспомощность заговорщиков, которые даже не смогли изолировать Бориса Ельцина и быстро арестовать его и Горбачёва. Во-вторых, он обвиняет Горбачёва и Ельцина в измене и действиях в интересах внешних сил. «Горбачёв и Ельцин – не истинные члены коммунистической партии. Они попросту предатели и западные агенты. Они действовали заодно с западными институтами и следовали приказам из Америки», – утверждал он. Наконец, третьей, более общей причиной коллапса называется политика гласности и «нового мышления», разложившая и деморализовавшая советскую элиту. Впрочем, в той же речи Гао Ди указывает и другие факторы, правда, не особо анализируя их взаимосвязь: снижение уровня жизни населения на протяжении 1980-х гг., чрезмерные военные расходы, поспешность в проведении политических реформ по сравнению с экономическими преобразованиями.
Впрочем, китайский анализ не застыл на этом уровне, который до сих пор характеризует представления части российской элиты. В начавшуюся дискуссию вступили ведущие «мозговые центры» китайской партии и государства. Основной массив результатов публиковался в закрытых справках для членов ЦК КПК, документах и сборниках с грифом «Для служебного пользования». Лишь часть попадала в открытый доступ в виде монографий или статей в научных журналах вроде крупнейшего советологического издания «Проблемы Советского Союза и Восточной Европы», издаваемого Институтом изучения СССР и Восточной Европы при Академии общественных наук (АОН) КНР. Исследования велись в недрах самой КПК (в структурах при организационном отделе и отделе внешних связей, бюро переводов при ЦК КПК), в аналитических подразделениях Народно-освободительной армии Китая, а также в других организациях. Среди них Институт изучения России при АОН, Центральная партийная школа КПК, Институт мирового социализма, Институт истории международного коммунистического движения, Институт стратегических международных исследований (ранее – девятый отдел Министерства общественной безопасности КНР), Пекинский университет и ряд ведущих вузов.
Довольно быстро китайские ученые перешли в своем анализе от простого политического детерминизма («всему виной предательство Ельцина и недальновидность Горбачёва») или экономического детерминизма («развалился потому, что собирал слишком много танков») к более сложным системным моделям, учитывающим комплексы различных факторов.
Запад им поможет
Выделенные Гао Ди в его речи 30 августа причины во многом заложили направления дальнейшего анализа. Многие китайские работы, написанные по горячим следам событий 1991 г., наполнены ссылками на «происки внешних сил». Так, изданные в 1992 г. в северо-восточной провинции Цзилинь монография Ван Чаовэня «Американская стратегия мирной эволюции», а также коллективный труд «Уроки драматических изменений в Советском Союзе и Восточной Европе» (Дин Вэйлин, Ли Дунюй, Чжао Ляньчжан) подробно анализируют роль Запада в падении Советского Союза.
Авторы приходят к выводу, что кампания «мирной эволюции» советского режима подорвала веру граждан СССР в идеалы социализма и привела к падению режима. Свою роль сыграли передачи «Радио Свобода» и других радиостанций, вещавших на Советский Союз, поддержка диссидентского движения, неправительственных организаций и автономных профсоюзов, академические обмены, расшатывавшие представления советских ученых о «загнивающем Западе», проникновение западной массовой культуры (прежде всего рок-музыки), экономическая помощь. Запад активнее действовал в Восточной Европе, а после победы там использовал успех десоветизации для пропаганды на советской территории. При этом, отмечают китайские исследователи, сила Запада заключалась в том, что он выступал единым фронтом – агенты ЦРУ и других западных разведок, активисты правозащитных организаций, уехавшие за рубеж диссиденты и даже музыканты Beatles или Deep Purple, по сути, невольно работали на одну цель. Для одних задача развалить союз входила в круг служебных обязанностей, а для других была побочным продуктом деятельности.
В более поздних китайских работах роль международного фактора не сводится к действиям Запада – подробно исследованы дипломатические ошибки советского руководства. Так, в вышедшей в 2001 г. в Пекине монографии «Фатальные ошибки: эволюция и влияние внешней политики СССР» Цзо Фэнжун перечисляет целый ряд просчетов Москвы во внешней политике. Первый и главный из них – попытка создать и удержать восточный блок государств после 1945 года. Экспансионизм и стремление к мировой гегемонии (по мнению китайских авторов, эти тенденции особенно очевидны при Леониде Брежневе, например, вторжение в Афганистан) заставляли Кремль ставить слишком амбициозные задачи во внешней политике, отвлекая ресурсы от внутреннего развития.
Во-вторых, содержание государств-сателлитов вроде Вьетнама, КНДР, Кубы и Монголии надорвало экономику. Столь же разрушительное воздействие оказывала бесконтрольная поддержка «дружественных режимов» на Ближнем Востоке, в Африке, Азии и Латинской Америке – большая их часть просто пользовалась ресурсами Москвы. Взамен Кремль получал лишь услаждавшую уши членов Политбюро риторику о совместной борьбе с американским гегемонизмом.
В-третьих, Советский Союз вмешивался во внутренние дела других социалистических государств (Чехия, Венгрия и т.д.) и относился к ним и остальным партнерам по международному коммунистическому движению с изрядной долей «великосоветского шовинизма». Это подрывало позиции СССР внутри социалистического лагеря. Наконец, ошибка заключалась в том, что Москва слишком увлеклась холодной войной с США. Огромные ресурсы были оттянуты на поддержку антиамериканского фронта в глобальном масштабе. Втягивание в затратную гонку вооружений привело к милитаризации советской промышленности.
Таким образом, советское руководство допустило комплекс внешнеполитических ошибок и, по выражению китайских авторов, «увлекшись внешним, забыло о внутреннем». При этом китайские авторы порой даже ставят в заслугу Горбачёву и главе МИД СССР Эдуарду Шеварднадзе отход от дорогостоящей конфронтационной линии в отношениях с Западом (вывод войск из Афганистана, согласие на объединение Германии, отказ от гонки вооружений), однако полагают, что момент для изменений был упущен. В итоге горбачёвский поворот во внешней политике лишь усилил проникновение западного влияния и облегчил Соединенным Штатам задачу по устранению соперника.
Паралич власти
Основной массив китайских работ, посвященный развалу СССР, исследует вопросы организации власти и эффективности правящей партии. Это неудивительно, если учесть, что фактическим заказчиком исследований была именно КПК – родная сестра почившей КПСС.
Если в ранние 1990-е гг. китайские авторы больше думали о том, каких ошибок надо избегать для сохранения у власти однопартийного режима, то впоследствии они увидели развал советского государства и гибель КПСС в более широком контексте. Экономические и социальные результаты развития России убедили китайцев во вредности слишком резких политических преобразований для судьбы не только партии, но и страны. Причем довольно успешный опыт развития в тот же период Восточной Европы справедливо полагался для КНР неприменимым – в отличие от Польши или Чехии, сразу попавших под крыло ЕС, Китай (как и Россия) не мог всерьез рассчитывать на заинтересованную помощь в непростом переходе от одной системы к другой.
Значительную долю ответственности за коллапс Советского Союза китайские эксперты возлагают лично на Михаила Горбачёва, который позволил КПСС утратить контроль над процессом реформ. Как отмечает Чжан Юйлян в обширной статье «Трагедия Горбачёва» (1993 г.), реформы были необходимы, но избранные методы привели страну и партию к краху. Во-первых, Горбачёв ослабил партию изнутри, фактически разрешив формирование фракций, а затем ослабил ее извне, согласившись на отмену 6-й статьи Конституции СССР, определявшей монополию на власть. Роковую роль сыграли попытки разделить партийную и государственную бюрократию за счет укрепления института Советов и Верховного Совета СССР. Как отмечается в коллективной монографии «Крах великой державы: анализ причин распада СССР», вышедшей в Пекине в 2001 г., Верховный Совет оказался институционально не готов к тому, чтобы взять в свои руки всю полноту власти.
В вину Горбачёву ставится поспешность преобразований, а также слишком резкая ротация членов Политбюро после 1985 г. – отсутствие преемственности курса породило раскол между «консерваторами» и сторонниками молодого генсека. Наконец, многие китайские авторы упрекают Горбачёва в попытках копировать западную социал-демократию и чрезмерном распространении «гласности», что привело к подрыву идеологии и веры и среди рядовых граждан, и среди членов партии.
Многие китайские эксперты сразу задумались о причинах того, почему ошибки одного человека оказались столь разрушительны для системы, а во главе партии и государства оказался настолько неэффективный лидер. Ответ на первый вопрос был найден в излишней концентрации верховной власти в СССР в руках одного человека и отказе от принципа коллективного руководства. Как отмечает Сяо Гуйсэнь в статье «Концентрация власти в руках высшего центрального руководства и перемены в СССР» (1992 г.), традиция заложена еще при Сталине. Многие китайские авторы вообще убеждены, что к краху привели врожденные дефекты сверхцентрализованной советской модели с негибкой командно-административной системой, а также накапливавшиеся годами проблемы и противоречия, которые невозможно было решить в силу неадаптивности конструкции. Причиной же некачественного отбора лидеров стало отсутствие четкой системы ротации руководящих кадров – престарелое Политбюро сначала породило череду начальников, умиравших один за другим, а затем вынесло на поверхность молодого Горбачёва.
Помимо плачевного состояния центрального руководства, китайские эксперты указывают на общее состояние правящей партии к середине 1980-х годов. Хуан Вэйдин в книге «Десятый юбилей падения КПСС» (2002 г.) отмечает: «Смерть КПСС была вызвана не столько антикоммунистическими силами, сколько коррумпированными членами партии. Дезинтеграция СССР стала результатом автопереворота привилегированного класса партноменклатуры». Китайские ученые сходятся во мнении, что советская компартия постепенно превратилась в правящий класс, сконцентрированный исключительно на собственных материальных интересах. КПСС только потворствовала нарастанию коррупционных тенденций, поскольку не уделяла должного внимания борьбе со взяточничеством – долгое время этим не занимались, чтобы не бросить тень на КПСС, а в конце 1980-х гг. антикоррупционные кампании вроде «хлопкового дела» носили эпизодический и несистемный характер. В итоге правители на всех уровнях настолько оторвались от народа, что даже не смогли почувствовать угрожающее направление, в котором двинулось общество в эпоху перестройки. Одной из причин такого развития ситуации, по мнению экспертов из КНР, стала замкнутая номенклатурная система назначения на должности. Другой – формирование мощной обкомовской элиты и отсутствие ротации с постоянным перемещением чиновников внутри системы для разрыва персональных связей.
Как заключили эксперты международного отдела ЦК КПК, регулирование СМИ до Горбачёва было излишне жестким – в итоге население перестало доверять государственным газетам и центральному телевидению. А политика «гласности», наоборот, зашла слишком далеко, показав людям неприятную изнанку советского общества и уничтожив табу на критику партии и системы.
Китайские исследователи отмечают, что роковой ошибкой Горбачёва стал курс на деполитизацию вооруженных сил (в том числе упразднение системы политруков), разрыв связки КПСС с войсками и превращение армии из партийной («красной») в национальную. Кроме того, армия во многом являлась слепком всего советского общества, и в ней происходили те же негативные процессы. Наконец, массовые сокращения армии, начавшиеся при Горбачёве, не были подкреплены программой интеграции демобилизованных военнослужащих, из-за чего военные пополнили ряды разочаровавшихся в системе. Именно комплекс этих факторов, по мнению экспертов из КНР, предопределил неудачу переворота в августе 1991 г., арест членов ГКЧП и последующий роспуск СССР.
Все не по плану
Сюй Чжисинь из АОН называет экономику «стержневой причиной» краха. Особенно активно эксперты в КНР занимались этим вопросом в начале 1990-х годов. Тогда КПК стояла перед выбором – интерпретировать события 1989 г. в Китае и развал Советского Союза как аргументы «за» или «против» экономических реформ. Окончательный выбор в пользу рынка, сделанный в 1992 г. после поездки Дэн Сяопина на юг страны, похоже, исходили из анализа советских ошибок.
Главной бедой советской экономики китайские эксперты считают ее планово-командный характер и неспособность задействовать рыночные механизмы. Излишняя централизация и игнорирование закона спроса и предложения привели к тому, что промышленность производила массу невостребованной продукции и напрасно расходовала ресурсы. А многие действительно нужные товары были в дефиците. Отсутствие конкуренции между производителями приводило к крайне низкому качеству товаров и полному игнорированию такого понятия, как размер издержек. Отдельной критики китайских экспертов заслуживает нерыночное ценообразование в СССР и наличие ценовых субсидий.
Сращивание партийной и хозяйственной бюрократии привело к идеологизации экономики – назревшие реформы сразу отметались как не соответствующие духу социализма. Слабость экономического блока в советском руководстве обуславливалась и некачественной статистикой, фальсифицировавшей данные и завышавшей показатели по идеологическим соображениям. Еще одно отражение излишней централизации – неадекватное распределение налоговых поступлений в пользу Москвы, заметно тормозившее развитие регионов (все это происходило на фоне низкой налоговой базы). Господство жестких схем при принятии решений сделало экономику неадаптивной к меняющейся мировой ситуации и неспособной к инновациям. Слабая интеграция в мировую экономику и ее финансовые институты, отсутствие внешней конкуренции усугубили неэффективность советской промышленности. Падение цен на нефть в конце 1980-х гг. стало еще одним мощным ударом по Советскому Союзу.
Особенно жестко китайские ученые критикуют структуру советской экономики. Так, один из ведущих советологов КНР Лу Наньцюань называет милитаризацию едва ли не главной причиной краха – военная промышленность (и тяжелая промышленность в целом) оттягивала на себя слишком много ресурсов и развивалась в ущерб другим. В итоге СССР был колоссом в изготовлении ракет и карликом в производстве товаров народного потребления. Исследователи Хуан Цзунлян и Чжан Чжимин прямо указывают на губительность сталинской коллективизации, уничтожившей самых активных из крестьян – кулаков. Поддержка колхозов окончательно сгубила частную инициативу (здесь явно видится опыт критики «народных коммун» эпохи «большого скачка»). В итоге неэффективная экономика не смогла удовлетворять потребности населения, что лишь усилило действие других фатальных для судьбы СССР факторов – социальных.
Кризис веры
«Кризис веры» многие китайские ученые называют питательной средой, которая позволила расплодиться силам, развалившим страну, – Советский Союз пал не столько из-за деятелей пассионарного демократического меньшинства вроде Бориса Ельцина, академика Сахарова и членов Межрегиональной депутатской группы, сколько из-за молчаливого одобрения этих действий со стороны абсолютного большинства. Кроме того, как отмечал глава Института Восточной Европы и СССР при АОН Ли Цзинцзе в вышедшей статье «Исторические уроки падения КПСС» (1992 г.), население оттолкнула от партии непривлекательная и догматичная марксистская идеология, а также монотонная и нудная пропаганда – слова о «классовой борьбе» и занятия историческим материализмом в вузах к середине 1980-х гг. вызывали раздражение. Граждане не ассоциировали себя ни с партией, ни со страной в целом. Кроме того, китайские ученые уделяют серьезное внимание подозрительному отношению партии к интеллигенции. Вместо того чтобы рекрутировать интеллигенцию в свои ряды и эволюционировать, КПСС старалась задавить интеллектуалов, превратив их либо в явных (диссиденты), либо в скрытых оппонентов режиму. Именно интеллигенция сформулировала антипартийное направление общего желания перемен, укрепившегося в советском обществе в конце 1980-х годов. Упаднические настроения отражались и на состоянии экономики.
Наконец, кризис общего советского проекта усиливал тягу к объединяющей протестной идентичности, которая на окраинах империи легко принимала националистические формы и подкрепляла сепаратистские тенденции. Свою роль сыграл и рост русского шовинизма – среди представителей титульной нации к концу 1980-х гг. распространились представления о других народах СССР как «нахлебниках», живущих исключительно за счет РСФСР. Многие исследователи также отмечают в национальной политике Москвы немалые перегибы – национальная культура (особенно религиозная) искоренялась порой слишком жестко, провоцируя обратную реакцию. Любопытен, правда, и вывод, к которому приходит большинство китайских экспертов по национальному вопросу – проблем можно было бы избежать, если бы Ленин и Стали сразу сделали ставку на создание унитарного государства, а не сложной структуры квазиавтономных республик.
Учиться и повторять изученное
Изучение опыта распада Советского Союза до сих пор не завершено: издаются новые книги, выходят многочисленные статьи в научных журналах, проходят открытые конференции и закрытые семинары. Интеллектуальная активность – это не только упражнения в академическом мастерстве, она имеет сугубо практическую цель. Руководство КПК, управляющее страной 63 года, до сих пор извлекает полезные уроки из гибели «старшего брата» Китая – СССР, который протянул 74 года. И каждый год нахождения у власти позволяет китайским лидерам по-новому взглянуть на советский опыт.
Об этом говорит хотя бы количество учебных фильмов для партийного руководства. В 2003 г. Политбюро ЦК КПК провело сессию коллективной учебы, на которой разбирались примеры взлета и падения девяти великих держав мировой истории, включая СССР, а в 2006 г. отснятый по материалам этой сессии фильм был показан и по центральному телевидению КНР. Тогда же Институт марксизма АОН выпустил фильм на восьми DVD «Думай об опасности в мирное время: исторические уроки падения КПСС», который стал обязательным для просмотра руководством вплоть до уровня уездных партсекретарей. Наконец, в разгар экономического кризиса весной 2009 г. партийное руководство Китая вновь обязало руководящих работников КПК посмотреть учебный фильм о падении СССР и опыте «цветных революций» на постсоветском пространстве.
Из советского опыта в Китае давно сделаны выводы, которые постоянно интегрируются в политическую практику. КПК установила предельный возраст для руководителей партии и страны, а также предельный срок работы на руководящих должностях (два срока по пять лет). Сформирован механизм регулярной передачи верховной власти. КПК делает ставку на коллективное руководство и активное привлечение независимых экспертов к процессу принятия решений. Партия активно обновляет идеологию, постепенно интегрируя в нее националистические идеи и одновременно не отказываясь от коммунистического наследия. Пекин активно (хотя и недостаточно) борется с коррупцией и не пытается маскировать эту проблему. При традиционном китайском стремлении образовывать региональные и родственные группировки во власти КПК удается привлекать на госслужбу компетентные кадры и хотя бы отчасти поддерживать меритократические принципы. Примеры можно продолжать.
Опыт изучения распада СССР сейчас вновь востребован как никогда, особенно те направления анализа, которые касаются межфракционной борьбы в правящей партии и проблемы политического лидерства. Еще в 2009 г., когда Пекин столкнулся с масштабными социальными последствиями глобального кризиса (например, волнения на экспортно-ориентированных предприятиях, прежде всего в провинции Гуандун), в партии началась дискуссия о будущих путях развития страны в условиях мировой экономической нестабильности. На сложную социально-экономическую обстановку наложилась и острая борьба между группировками внутри КПК за возможность провести своих людей в ЦК и Политбюро партии на XVIII съезде КПК, который был намечен на осень 2012 г. (открылся 8 ноября).
Одним из лидеров общественного мнения оказался глава партийной организации города Чунцин (эта городская агломерация с населением почти 30 млн человек имеет статус провинции) Бо Силай – сын сподвижника Дэн Сяопина Бо Ибо, бывший министр коммерции и один из самых вероятных кандидатов на попадание в постоянные члены Политбюро. Бо начал пропагандировать «чунцинскую модель» – сочетание жесткого государственного патернализма, левого популизма, борьбы с коррупцией без оглядки на закон (массовые аресты подозреваемых чиновников без санкции суда и т.п.), а также китайского национализма. Публичная кампания самопиара Бо Силая, которую активно поддержали «новые левые», привела к печальным для него последствиям. В марте 2012 г. после ряда публичных и непубличных конфликтов с другими партийными лидерами (основным оппонентом Бо был глава КПК в Гуандуне Ван Ян, но чунцинский секретарь испортил отношения и с председателем Ху Цзиньтао, и с премьером Вэнь Цзябао) он был снят с должности, исключен из партии и отправлен под следствие.
Формальной причиной стало дело его жены Гу Кайлай, обвиненной в отравлении британского гражданина Нила Хэйвуда, а также неудачная попытка главы чунцинских силовиков Ван Лицзюня укрыться в консульстве США в Чэнду. Однако мало кто из экспертов сомневается, что реальной причиной стал сам Бо Силай – он оказался неприемлем как из-за конфликтов с другими членами элиты, так и из-за крайне опасной для КПК левой и антикоррупционной риторики. Многие комментаторы, наблюдая за «делом Бо Силая», отмечали, что китайская Компартия пытается избежать появления своего «маленького Горбачёва» или «маленького Ельцина» – вновь отсылка к печальному опыту старшего советского брата.
Закат Европы: взгляд из Поднебесной
Аналогии с некоторыми явлениями, приведшими к распаду СССР, появляются в китайской аналитике не только применительно к внутренней ситуации в КНР, но и при оценке событий в других регионах мира. Самый свежий пример – анализ кризиса еврозоны и вообще Европейского союза. Изучение перспектив «развала ЕС по образцу СССР» – довольно частое направление китайской мысли.
Разумеется, дискуссии о судьбах Советского Союза и Европейского союза в китайском контексте сильно отличаются. СССР воспринимается как типологически близкая система, изучение которой может помочь избежать ошибок. Евросоюз интересен лишь как важнейший торговый и политический партнер, ситуация в котором важна для понимания динамики мировой экономики (и, несомненно, потенциала китайского экспорта), а также для способности ЕС выступать «третьей силой» в отношениях между КНР и США. Соответственно, китайский анализ не особенно отличается от качественных работ на эту тему на Западе и в России.
Правда, есть один примечательный факт, влияющий на качество анализа, – эмоциональное отношение к европейским проблемам. В кризисном 2009 г. в китайской элите, в том числе среди экспертов ведущих «мозговых центров», царила эйфория. Пока в Соединенных Штатах и Европейском союзе наблюдался экономический спад, ВВП Китая увеличился на 9%. По словам работающих в КНР западных инвестбанкиров, в тот момент многие китайские чиновники и аналитики любили поиздеваться над либеральными экономическими принципами, которые довели Америку и Европу до кризиса, и порассуждать о преимуществах «китайской модели». Впрочем, в академическом анализе следов «злорадства» почти нет.
Китайские аналитики выделяют несколько причин того кризиса, в котором оказалась Европа. Первая – чисто финансовая. ЕЦБ и финансовые регуляторы европейских стран в тучные годы не имели адекватных инструментов для оценки долгосрочных рисков и не проводили стресс-тесты на устойчивость банков. Так, в работе «Кризис суверенных долгов и проблемы банковской индустрии “европейской пятерки”», опубликованной в журнале «Макроэкономика», Ли Хуаньли и Ли Шикай отмечают, что финансовые регуляторы слишком долго закрывали глаза на состояние банковской системы в Португалии, Греции, Испании, Ирландии и Италии.
Вторая причина – финансово-политическая. Создание валютного союза без проведения единой фискальной политики было ошибкой. Многие китайские авторы задаются уместным вопросом: насколько в принципе единая валюта может в равной степени удовлетворять интересы таких разных экономик, как Германия и Греция? Например, Дин Юаньхун в статье «Причины и перспективы развития европейского долгового кризиса» отмечает, что введение единой валюты выгодно для типологически близких экономик стран – членов ЕС, а новым членам надо было оставить свою валюту (как это делалось в отношении стран Балтии).
Третья причина – недостаточная политическая координация. Обязательства властей перед избирателями в своих странах перевешивают заботу об общих интересах в рамках ЕС – в качестве примера приводятся протекционистские барьеры, которые начали возникать в Европе на пике кризиса (например, меры Николя Саркози по поддержке французского автопрома). Также налицо общий вакуум власти при решении коллективных проблем, когда одна страна (Греция) может держать в заложниках всех остальных. Эту мысль проводят, например, Юй Сян и Ван Хуэй из Института изучения современных международных отношений в статье «Проблемы развития Европейского союза через призму кризиса суверенных долгов».
Развал ЕС по образцу СССР считают возможным лишь немногие китайские ученые, чаще всего такие радикальные взгляды высказывают финансисты, занимающиеся глобальными проблемами, а не европеисты-профессионалы. Например, Чжан Шанбинь в статье «Европейский союз на грани развала» в журнале «Фондовый рынок» указывает, что такие разные экономики, как Германия и Греция, просто не могут существовать в рамках единого экономического и политического пространства. Поглотив слишком много периферийных стран на волне противостояния с СССР и Россией, Западная Европа должна будет отступить и не тянуть на себе «балласт».
Впрочем, подавляющее большинство экспертов сходятся во мнении, что Европе грозит разве что сужение еврозоны за счет принудительного вывода из нее Греции и, возможно, Испании (эту мысль проводят Юй Бин и У Янь в статье «От кризиса суверенных долгов к кризису еврозоны», опубликованной в журнале «Международные финансы»). Оптимисты даже считают, что кризис может стать катализатором еще большей интеграции. Первыми шагами должно стать наделение Еврокомиссии и ЕЦБ большими надзорными полномочиями, а также возможностями по проведению единой финансовой политики. Следующими шагами может быть большая управленческая интеграция, идущая дальше принципов Лиссабонского соглашения. Например, Ван И в статье «Усиление или ослабление европейской интеграции?», опубликованной в 2011 г. в журнале «Современный мир», отмечает, что центростремительные силы в Европе неизбежно возьмут верх, поскольку выгоды от интеграции превышают негативные последствия.
Александр Габуев - заместитель главного редактора "КоммерсантЪ - Власть", китаист.
Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 октября 2012 > № 735496
Александр Габуев
ОАО "Аэрофлот решил показать пример другим авиакомпаниям и добровольно отказаться от монополии на 34 рейса за рубеж. Аналитики, опрошенные агентством "Прайм" отмечают, что авиакомпания лишний раз хотела напомнить, что она готова работать в конкурентной среде, но при соблюдении ее интересов.
"Мы либерализовали с вами рынок авиаперевозок внутри России, у нас здесь нет монополии ни у кого. Но у многих авиакомпаний, в том числе и у "Аэрофлота", есть монопольные направления на зарубежных направлениях. Мы хотим выйти с инициативой и показать всем пример - мы готовы отказаться от монополии на 34-х рейсах за рубеж. И мы считаем, что если на наши маршруты будут назначаться другие российские авиакомпании с целью снижения цен, мы это будем поддерживать, но за счет дополнительных частот, которые мы должны будем получать по этим направлениям", - сказал гендиректор "Аэрофлота" Виталий Савельев на встречи с президентом РФ Владимиром Путиным.
Все новости экономики и бизнеса на сайте агентства Прайм >>
Куда не полетит?
Как сообщил агентству "Прайм" источник в авиакомпании, "Аэрофлот" готов отказаться от монополии на выполнение регулярных рейсов из Москвы в Амстердам, Анталью, Бейрут, Белград, Бодрум, Брюссель, Будапешт, Бухарест, Варшаву, Гавану, Дамаск, Дубай, Женеву, Каир, Карловы Вары, Коломбо, Копенгаген, Ларнаку, Луанду, Любляну, Мальту, Осло, Прагу, Сеул, Стамбул, Стокгольм, Тегеран, Улан-Батор, Хельсинки, Цюрих.
В списке также маршрут Москва-Хургада-Луанда.
Кроме того, из регионов авиакомпания готова отказаться от монополии на маршруты Екатеринбург-Париж, Самара-Прага и Минеральные Воды - Джидда, добавил источник.
Летать будут все
Минтранс РФ сообщал, что в 2012 году проведет переговоры с европейскими странами о либерализации межправительственных соглашений в области гражданской авиации. Речь идет об увеличении числа назначенных перевозчиков, городов и частоты полетов. Еще с советских времен на большинстве маршрутов назначенным перевозчиком является "Аэрофлот". Экс-министр транспорта РФ Игорь Левитин заявлял, что позиция министерства состоит в том, чтобы на каждом международном направлении должно быть минимум два назначенных перевозчика, это необходимо для того, чтобы цены на билеты были ниже.
Самые привлекательные направления - Франция и Италия уже поделены, на подходе Чехия ряд других европейских стран.
При этом авиакомпании не на шутку борются за маршруты, и не обходится этот процесс без скандалов.
ОАО "Трансаэро", вторая по объему перевозок авиакомпания в РФ, весной добивалась от Росавиации восстановления допуска к выполнению ряда чартеров в Италию. Ситуация потребовала вмешательства властей РФ. Позднее авиационные власти России и Италии договорились назначить второго авиаперевозчика в Рим и Милан, которым и стала авиакомпания "Трансаэро" со стороны России.
При этом заявки на эти направления подали более 15 авиакомпаний. В Росавиации отмечали, что спрос со стороны авиакомпаний был ажиотажным.
Без скандалов не обошлось и "деление Франции". Опять же "Трансаэро" была назначена вторым перевозчиком на линии Москва-Париж. Авиакомпания хотела стать второй и на линии Москва-Ницца, однако вторым назначенным перевозчиком стала "дочка" "Аэрофлота" - ОАО "Россия". "Трансаэро" была крайне недовольна таким решением авиавластей.
У авиакомпании "Международные авиалинии Украины" (МАУ) возникли проблемы с сертификацией ремонтной базы, пишет КоммерсантЪ-Украина.Европейское агентство по безопасности авиации (EASA) приостановило действие сертификата Part-145 EASA, выданного МАУ. На сайте агентства указано, что это произошло 12 октября. "Во время проведения очередного планового аудита EASA было предъявлено несколько замечаний к деятельности авиакомпании, два из которых нужно было немедленно устранить. Это послужило поводом для приостановки действия сертификата",- сообщила пресс-секретарь МАУ Евгения Сацкая.
В чем заключаются претензии, в МАУ не уточняют. Пресс-секретарь EASA Джереми Техан также отказался от подробных комментариев: "Действие свидетельства было приостановлено в связи с несоблюдением норм Part-145. Но мы не можем сказать вам больше. Это (относится к сфере.-"Ъ") ответственности украинских властей, они были немедленно проинформированы о нашем решении".
Сертификат Part-145 EASA дает авиакомпании возможность проводить тяжелые формы периодического обслуживания самолетов в соответствии с украинскими, европейскими и американскими нормами. Это значит, что перевозчику не обязательно отправлять судно в сервисный центр, расположенный в Европе или США. Он может проводить ремонтные работы на своей базе, экономя время и деньги. Кроме того, владелец сертификата может выполнять техническое обслуживание (ТО) самолетов других авиакомпаний.
МАУ получила этот сертификат в 2002 году, в ее составе есть собственное авиаремонтное предприятие. В компании уточняют, что сейчас не могут выполнять техобслуживание только тех самолетов, которые внесены в реестр стран Европейского Союза. Но свой парк (20 среднемагистральных Boeing-737) перевозчик может ремонтировать, так как все его самолеты внесены в украинский реестр. "У МАУ есть соответствующий сертификат, выданный Госавиаслужбой по нормам Part-145. Это дает нам право выполнять ТО самолетов, внесенных в Госреестр гражданских воздушных судов Украины",- отметила госпожа Сацкая.
Однако с ремонтом даже зарегистрированных в Украине самолетов могут возникнуть определенные проблемы. Например, если лизинговая компания при передаче самолетов авиакомпании требовала наличие сертификата Part-145 EASA, то теоретически она может потребовать от перевозчика прекратить эксплуатацию, объясняет бывший топ-менеджер крупной лизинговой компании. "Но это маловероятно. Скорее лизингодатель может попросить компанию объяснить, где теперь будут обслуживаться самолеты",- говорит собеседник "Ъ". В этом случае перевозчику необходимо будет найти другую ремонтную базу, а затраты на обслуживание составят около $5 тыс. в месяц на каждый самолет, добавляет он: "Например, у Wizz Air, эксплуатирующей A320, нет такого сертификата, они просто отдают ТО на аутсорсинг".
В Украине действующие сертификаты Part-145 EASA есть у компаний "АэроСвит", Challenge Aeroport и Aviadynamics Ukraine. Недалеко от Украины крупные базы, имеющие такие сертификаты, есть в Турции, Венгрии, Литве и Израиле: именно там могут проводиться тяжелые формы обслуживания самолетов, рассказал "Ъ" источник в МАУ.
Наличие сертификата влияет и на конечную стоимость лизинга новых самолетов, объясняют в МАУ. Разница в цене может отличаться на 5-10%, добавляет бывший сотрудник лизинговой компании: "Лизингодателю потом нужно будет еще кому-нибудь отдавать этот самолет, и важно, чтобы он до этого обслуживался по международным стандартам. Тогда стоимость воздушного судна на рынке будет выше".
В МАУ рассчитывают, что в ближайшее время сертификат будет восстановлен - специалисты комплекса технического обслуживания и поддержания летной годности МАУ уже устранили замечания EASA: "В ближайшее время мы ожидаем возобновления действия сертификата". Но практика показывает, что это ожидание может затянуться. Например, действие сертификата Donbassaero Maintenance Centre (подразделение авиакомпании "Донбассаэро") было приостановлено 21 декабря 2011 года и до сих пор не возобновлено. С подразделением по ТО российской "ЮТэйр" то же самое произошло в мае 2012 года. В "Донбассаэро" уже устранили претензии EASA, говорит источник "Ъ", знакомый с ситуацией: "Но у компании не было серьезных проблем из-за приостановки сертификата, так как их база невелика, и тяжелые формы обслуживания они у себя и так не проводили".
В рамках 14-ой Российской агропромышленной выставки «Золотая осень - 2012» прошла конференция «Снижение рисков в производстве растениеводческой продукции, современные технологии в растениеводстве. Опыт Венгрии».
В работе конференции приняли участие представители Минсельхоза России и Россельхозакадемии, руководители органов АПК субъектов РФ, руководители подведомственных учреждений, центров и станций агрохимической службы, центров химизации и сельскохозяйственной радиологии, национального Союза селекционеров и семеноводов, отраслевых журналов и газет, а также представители из Венгрии. В мероприятии приняли участие более 200 человек.
На конференции выступил директор Департамента растениеводства, химизации и защиты растений Минсельхоза России Петр Чекмарев с докладом на тему: «Снижение рисков в производстве растениеводческой продукции». В своем выступлении он доложил о ходе реализации комплекса мер по государственной поддержке сельхозтоваропроизводителей, пострадавших в 2012 году в результате продолжительного воздействия аномально высоких температур, а также отметил особенности ведения сельскохозяйственного производства в условиях засухи.
В ходе обсуждения темы развития отрасли в условиях засухи выступили представители Россельхозакадемии, ассоциаций и союзов, а также организаций, взаимодействующих с Минсельхозом России и представители Венгрии.
По итогам конференции участниками была достигнута договоренность по многим важным вопросам, в том числе Минсельхозу России было рекомендовано на постоянной основе осуществлять своевременный мониторинг аномальных природно-климатических явлений и фитосанитарного состояния сельскохозяйственных культур; принять меры по расширению мелиорированных земель, доля которых в общей пашне России по данным ученых должна составлять не менее 8 %, что позволит в засушливых зонах возделывать сельхозкультуры с достаточно высокой устойчивостью; разработать комплексную целевую программу по подготовке и закреплению высококвалифицированных кадров на селе.
Государственная администрация железнодорожного транспорта ("Укрзализныця") планирует начать строительство Бескидского туннеля в конце ноября.
Об этом в среду во время открытия ТПС "Дарница" сообщил вице-премьер-министр Украины - министр инфраструктуры Борис Колесников.
"Мы начнем в конце ноября. Будем вести строительство с учетом погодных условий", - сказал он.
Как сообщалось, строительство туннеля планируется завершить в 2015 году. По расчетам, он позволит увеличить пропускную способность железной дороги для перевозки транзитных грузов в направлении Западной и Центральной Европы более чем в 2 раза - с 47 до 100 поездов в сутки.
В настоящее время Бескидский туннель является единственным одноколейным участком на всей длине V Критского Международного транспортного коридора, который проходит по территории Италии, Словении, Венгрии, Словакии, Украины и России (Триест-Любляна-Будапешт-Братислава-Ужгород-Львов) и создает препятствия для интеграции транспортной сети Украины в европейскую сеть и полноценного использования транзитного потенциала Украины.
Справка. Бескидский туннель был построен в 1886 году и исчерпал свой эксплуатационный ресурс. Из-за деформации его отделки и разрушения дренажной системы в него попадают грунтовые воды, поезда по тоннелю проходят с минимальной скоростью. Однопутный туннель ограничивает пропускную способность всего международного транспортного коридора.
Для строительства нового железнодорожного Бескидского туннеля 31 августа 2004 под гарантии государства заключено кредитное соглашение между "Укрзализныцей" и Европейским банком реконструкции и развития.
Проектные и подготовительные работы начаты в 2011 году. Планом капитальных инвестиций на 2012 год предусмотрено выполнение проектных и строительных работ на указанном объекте на сумму 353495 тыс. грн, в том числе за счет кредита ЕБРР - 252,228 тыс. грн.
Генподрядчиком в ходе международного тендера определена Строительная ассоциация "Интербудмонтаж" (Украина). Согласно договору подряда стоимость работ составляет 102,7 млн евро.
Подготовительные работы на подходах к туннелю осуществила Львовская железная дорога.
Одна из крупнейших в мире продуктовых сетей Auchan объявила о своих планах развития в Украине: ежегодно компания будет открывать по два гипермаркета, общая сумма инвестиций составит около 40 млн евро в год. Основной конкурент ритейлера - немецкая сеть Metro Group развивается гораздо медленнее, открывая магазины только в собственных помещениях, отмечают эксперты, пишет "Коммерсант-Украина".
В 2014 году два магазина откроются в Киеве, один из них - в составе многофункционального комплекса "Вырлица". Потенциал развития в столице ритейлер оценивает в восемь-десять гипермаркетов (сейчас работают четыре торговые точки). "В следующем году открытий не будет, так как на согласование документации по земельным участкам уходит по шесть-девять месяцев",- пояснил генеральный директор "Ашан Украина" Жерар Гале. Помимо Киева, компания ведет переговоры об открытии магазинов в Донецке, Харькове и Одессе.
Auchan Group занимает пятнадцатое место в мире среди продуктовых ритейлеров. Компания создана в 1961 году и на сегодня объединяет 1,4 тыс. гипермаркетов и супермаркетов в 12 странах. В 2011 году выручка компании выросла на 4,4%, до 44,4 млрд евро, чистая прибыль на 14,9%, до 810 млн евро. Почти треть выручки (29%) приходится на магазины, расположенные в Центральной и Восточной Европе (Украина, Россия, Польша, Венгрия, Румыния) и Азии (Китай, Тайвань).
МОСКВА ДО КОНЦА ГОДА ХОЧЕТ ПРОДАТЬ ИМУЩЕСТВО НА 32 МЛРД
На торги выставят 28 пакетов акций
Москва до конца года планирует аукционы по продаже 28 пакетов акций на общую сумму 31,74 млрд рублей, сообщает СГУП по продаже имущества Москвы, передает РИА Новости.
На торги выставлены 100% агрокомбината "Южный", Велозаводского, Даниловскго, Кунцевского и Лефортовского рынка, Главснаб столичного правительства, отель "Будапешт", дирекции театрально-концертных и спортивно-зрелищных касс, фабрики-прачечной "№"4, "Москворецких зорь", "Бытовых услуг "Заря", фабрики-химчистки "№"1 имени Котовского, "Таганского", "Русского ювелира" и "Электроремонта" на сумму 19,5 млрд рублей.
На аукцион также выставят блокирующие и контрольные пакеты акций "Интуриста" (33,78%), "Института пластмасс имени Г.С. Петрова" (61,45%), "Московского шинного завода" (66,6%), "Голутвинской слободы" (49%), "Ветерана" (63,39%), "Перовского" (48,99%), Московского комитета по науке и технологиям (97,81%), "Московской девелоперской компании" (50%), "Центральной метрологической компании" (26%) на сумму более 10 млрд рублей.
Ранее СГУП сообщил, что в декабре столица намерена продать агрокомбинат "Южный" за 6,6 млрд рублей. Комбинату принадлежит 207 нежилых зданий и сооружений общей площадью более 150 гектаров, в том числе 12 блоков теплиц площадью более 145 гектаров, расположенных в Усть-Джегудинском и Абазинском районах Карачаево-Черкесии.
Продажа алкоголя в рознице должна сократиться вдвое к 2020 году, обозначил цель зампредседателя Комитета Госдумы по экономической политике, инновационному развитию и предпринимательству Виктор Звагельский, пишет ИноСМИ
“А если не удастся обуздать теневой рынок алкоголя, то не исключено даже введение госмонополии на продажу крепких напитков и создание специализированных магазинов, – не исключает он, – но это самая крайняя мера”.
Наша страна стоит на четвертом месте после самых пьющих государств Восточной Европы – Молдавии, Чехии и Венгрии, рассказал корреспонденту “РГ” руководитель Центра разработки национальной алкогольной политики Павел Шапкин. “На долю вина в России приходится 12,6 процента потребления, на пиво 32,7 процента и еще 1,2 на крепкие алкогольные смеси на основе джин-тоника, а 48,4 процента на алкоголь 40 градусов и выше”, – привел цифры Шапкин, отвечая на вопрос корреспондента “РГ”. Вдобавок, посетовал он, в России пока не подлежат лицензированию точки по продаже пива. В результате пива продается и потребляется почти втрое больше, чем вина.
“Необходимо максимально ужесточить контроль за качеством и оборотом алкогольной продукции”, – считает представитель Ассоциации европейского бизнеса в России Александр Романов. По его словам, розничная продажа алкоголя в коммерческих ларьках и палатках недопустима, так как ее невозможно проконтролировать. Напомним, что в июле 2012 года были ужесточены требования к розничной продаже алкоголя, запрещена реклама в Интернете, введены дополнительные требования для торговых помещений. “Благодаря этому количество зафиксированных смертей, связанных с алкоголем, сократилось, отмечает Шапкин. “Тем не менее проблемы есть”, – отмечает Звагельский. Поэтому новые поправки в Уголовный кодекс вводят спецнорму о крупном обороте немаркированной алкогольной продукции. Наказание – до 3 лет лишения свободы, а в случае если сбыт осуществляла организованная группа в особо крупном размере, до 6 лет и штраф до миллиона рублей. Для более мелких нарушителей, например, для самогонщиков за оборот без цели сбыта предусмотрен штраф до 300 тысяч рублей.
Пофигист
Андрей Кончаловский — о том, легко ли русскому ребенку стать китайцем, о чем спорил с Сергеем Михалковым и из-за чего рассорился с Андреем Тарковским, о завязанных шнурках на ботинках Корнея Чуковского и о том, как на похоронах Сталина сам едва не был похоронен, а также о формуле подсчета денег в чужом кармане
Семьдесят пятый день рождения Андрея Кончаловского, как и предыдущие семьдесят четыре, пришелся на 20 августа. Из-за даты, которую принято считать юбилейной, Андрей Сергеевич не стал ломать привычный жизненный уклад, скромно отпраздновав событие на собственной вилле в Тоскане в обществе жены Юлии и двух меньших из семи детей — Маши и Пети. Протокольные же торжества Кончаловский отложил до осенней России. Открывшаяся 19 октября ретроспектива «Взгляд в прошлое» включает в себя фотовыставку, премьеру спектакля «Три сестры» на сцене Театра Моссовета, показ художественных и документальных фильмов режиссера. Впрочем, в интервью, назначенном в ресторане жены, юбиляр легко раздвинул ретрорамки.
— Решили поерничать на старости лет, Андрей Сергеевич?
— Если вы о ресторане, идея его открытия давно витала в воздухе, но сначала надо было заработать на это деньги.
— Журнал Forbes утверждает, что на ваш счет из года в год капают очень приличные суммы. С шестью нулями. И не в рублях...
— Ваши коллеги мало понимают или совсем ничего не знают. Раз на раз не приходится. Да, я неплохо заработал, закончив снимать «Щелкунчика», но следующий год был пустой. Когда русский человек слышит о бюджете картины, в голове сразу вырисовывается остроумно сформулированная Станиславом Белковским модель экономики РОЗ: распил — откат — занос. Российское представление, как могут циркулировать деньги. Людям трудно представить, что где-то на Западе бывает иначе. Аудиторы дают объективную оценку тратам, нанимается страховая компания, получающая процент за контроль над тем, укладывается ли фильм в отпущенную смету. Мало того, эти страховщики вправе уволить любого участника проекта, если тот нарушил контрактные обязательства. Не важно, превысил ли расходы продюсер, запил ли актер, выбился ли из графика режиссер... В России подобная схема не работает, риск из-за возможного сбоя слишком велик, никто не станет класть голову на плаху. И еще один миф, имеющий отношение к нашей стране. У многих бытует мнение, что все кино здесь снимается на бюджетные деньги. Конечно, это не так. Ну кто бы дал мне хоть копейку из казны на «Щелкунчика»? Это были инвестиции. Рискованные. И люди пошли на такой шаг не потому, что я знаком с руководством банка. Они доверились режиссеру с мировым именем, я снял до этого большие картины, стоившие десятки миллионов долларов. По блату такое не делается... Теперь вернемся к вашему вопросу о ресторане. Решение зрело давно. Достаточно сказать, что Юля девять лет работает в области кулинарии, ведет профильную программу на ТВ, редактирует журнал, пишет и издает книги, общий тираж которых, если не ошибаюсь, перевалил за полтора миллиона экземпляров... Неплохая подготовка, согласитесь. Изначально многое предстояло узнать, понять. К счастью, Юля легко обучается. Ищущая, пытливая, вечно недовольная собой, она всегда хочет большего и может, excuse me for my russian, затрахать кого угодно... Себя в том числе. Такой характер! Но за эти годы девочка из Новочеркасска стала разбираться в кулинарии гораздо лучше меня, хотя я вроде бы тоже кое-что попробовал в этой жизни. Понимает в вине, знает толк в сырах, во все старается вникнуть. Она как моя мама. У нас есть домработницы, повариха, но Юля просыпается утром и идет на кухню печь хлеб. Вот хочется ей сделать чиабатту! А завтра будет готовить фокаччу и не успокоится, пока не добьется своего. Это любопытство. Если оно связано с талантом, получается продуктивный союз. До того как открыть собственное заведение, Юля попробовала себя в качестве гастрономического режиссера в другом московском ресторане. И здесь меню полностью составлено по ее рецептам.
— А вы гурман?
— Да, но у меня вкус грубее. Не могу растягивать бокал шампанского на полчаса, выпью залпом, как квас, и мне будет хорошо. Люблю результат, а Юля — процесс. Когда много лет назад впервые попробовал устриц, испытал отвращение. Оценил лишь со временем. Юля сразу сказала: мое любимое блюдо! Да, открытие собственного ресторана — большой риск по нынешним временам, но пересилило желание поделиться накопленным опытом. Нельзя сказать, что кухня тут изысканная, скорее оригинальная. Вот этот хлеб выпекается на месте. Понюхайте. Чем пахнет? Лук с беконом... Наладить работу ресторана — как поставить спектакль. Даже сложнее. Мелочей не бывает. Скажем, в официанты у нас нередко идут те, кто не нашел другого занятия, как им кажется, более приличного. Хотя у американцев есть пословица: достоинство любой работы равно достоинству человека, ее выполняющего. Мой друг из США, вместе с которым мы написали сценарии «Одиссея» и «Щелкунчика», зимой чистит снег в Нью-Джерси, если нет иного дела и ему нужны деньги. Впервые услышав об этом, я не поверил. Спрашиваю: «Как?» Он ответил: «Нормально, лопатой». Человек не видит ничего зазорного или унизительного в том, чтобы побыть дворником. Мы так не умеем, этой черты в нас нет. Гордость за то, что хорошо делаешь порученную работу, присуща буржуазному сознанию, а российское общество по-прежнему иерархично, и в нем остаются презираемые профессии. На Западе считается нормальным, если шеф-повар, который часто является и хозяином ресторана, выйдет в зал к посетителям, поинтересуется их мнением, попросит оценить качество блюд. Как-то я ночевал в маленьком отеле в Голландии, остановился на сутки и собирался уезжать в шесть утра. Завтрак заказал на пять. В ресторане меня встретил мужчина в золотых очках и с профессорской бородкой. Оказалось, это владелец гостиницы. Он встал в четыре часа, чтобы приготовить мне омлет и испечь свежий хлеб. Миллионер, обеспеченный человек! Но вот так он относится к своему делу. Наш хозяин предпочитает считать деньги и следить, чтобы ничего не украли. Все остальные у него — наемные работники. И что, спрашивается, поменялось со времен крепостничества? Поэтому и хорошего официанта сложно найти, хотя по идее это должен быть начинающий буржуа. В обществе с крестьянским сознанием общение идет по вертикали, а на Западе — по горизонтали. Принципиальная разница! Прав Максим Горький, писавший, что с недоверием относится к советскому начальству. Мол, бывший раб, едва получив волю, превращается в диктатора. Паспортистка из жилконторы, начальник отделения милиции, дежурная по этажу в гостинице — их распирает от сознания своего всесилия. Это тоже наши национальные особенности, с которыми приходится мириться. Кстати, всегда удивлялся дружелюбию официантов в Лос-Анджелесе, пока не узнал, что большинство среди них составляют те, кто приехал попытать счастья в Голливуде. Главная хитрость — попасть в ресторан, куда ходят обедать и ужинать продюсеры. Вдруг понравишься? И Аль Пачино когда-то начинал путь в профессию с роли, где все ограничивалось репликами «Чего изволите?» и «Кушать подано». Правда, это происходило в Нью-Йорке... Но вы спрашивайте, задавайте вопросы, сам я могу говорить еще долго.
— Кого вы считаете ерниками?
— Посмотрите на висящие по стенам портреты великих. Из наших соотечественников — Антон Чехов и Владимир Маяковский. Еще добавил бы Александра Пушкина. Тут же — Уильям Сьюард Берроуз, Жан Жене, Луи-Фердинанд Селин, Фрэнсис Бекон, Генри Миллер, Эжен Ионеско... Почти все эти раздолбаи в разные периоды жизни сидели в тюрьме или имели другие проблемы с законом. Может, лишь за исключением Антона Павловича. Хотя и Чехова арестовывали, но после того, как он выпил штоф водки с околоточным, тот сжалился и отпустил докторишку на свободу. Жене задерживали по малолетке за воровство, Берроуз по пьянке застрелил жену, изображая из себя Робин Гуда. Только метил не в яблоко, а в стакан с виски...
— Значит, обязательно быть нарушителем общественной морали?
— Яркой, неординарной личностью, человеком, прекрасно понимающим, зачем взрывает спокойствие.
— Провокатором?
— В определенном смысле.
— К вам это имеет отношение?
— Конечно. «Глянец» — картина ерника.
— А когда вы им стали?
— Наверное, всегда был. Хотя... не знаю. В любом случае давно.
— С детства?
— Нет, тогда цинизм во мне еще не укоренился. К слову, это мировоззрение воспринимается у нас как отрицательная коннотация, звучит почти ругательством. В России традиционно не любят циников, по всей видимости, зачастую элементарно не представляя, о ком именно речь. В основе лежит древнегреческая философия Антисфена. Киники стремились избавиться от условностей, упростить жизнь, уменьшить собственные потребности. Они знали, что человеку свойственно не только добро, но и зло, понимали, что в каждом из нас немало говна, но продолжали любить ближнего. Чистенького каждый с радостью приголубит, а ты грязненького возьми да возлюби, как себя! Циники делали это абсолютно искренне, что куда труднее, чем лицемерно прикидываться, будто все вокруг ангелы. Такие вот ханжи сами отправляются на Северный полюс в купальном костюме и других за собой тащат. Потом разочаровываются в роде людском, стреляются или лезут в петлю. А остальные, мол, пусть спасаются как хотят, твари неблагодарные. Словно были какие-то сомнения в том, что человек наполовину животное. Как правило. Иногда — на треть, но бывает и больше.
— В вашем роду пропорция соблюдена?
— Думаю, да. С возможной математической погрешностью. А чем Михалковы-Кончаловские лучше остальных? Хотя я всегда сознавал, что принадлежу к не совсем обычной семье. Понимание пришло совершенно естественно. Все-таки папа был одним из наиболее любимых детских поэтов огромной страны под названием Советский Союз.
— Значит, причиной тому Сергей Владимирович, а не прадед Василий Суриков или дед Петр Кончаловский?
— Конечно, папа. Его знали все. Множество раз слышал, как на детских утренниках читают «Дядю Степу», а по радио звучат папины стихи и басни, ходил в театры на спектакли по его пьесам... С другой стороны, не скажу, будто известность отца придавала мне дополнительную уверенность, скорее, наоборот, причиняла неудобство. В школе из-за монгольского разреза глаз меня сначала обзывали Чан Кайши, потом из-за чрезмерной упитанности дразнили Жирным... Кроме того, часто били, а постоять за себя на кулаках я никогда не умел. Вот Никита драчун, я же предпочитал решать вопросы. Наверное, это свойство Льва по гороскопу. Не люблю конфликтов, предпочитаю отойти в сторону. Вот говорят, мол, Кончаловский слинял из России во время путча 91-го года. Конечно, убежал. А разве Шаляпин не так сделал? Или Бунин? Я сел в самолет и улетел, поскольку имел такую возможность. Да, Ростропович тайком от Вишневской примчался в Москву из Парижа. Молодец! А я думал, что на моих руках пятимесячная дочка и незаконченная картина «Ближний круг», завершить которую считал очень важным для себя. Меня спросили: «Почему уехали?», — и я честно ответил: «Боюсь». Ах, он трус! Я же считаю себя смелым человеком потому, что решился сказать об этом прямо. Мог бы придумать алиби, сочинить красивую легенду, но предпочел говорить как есть. Да, боялся. Если бы вдруг закрыли границу? Оставаться с ГКЧП я не хотел. До 1980 года пожил в стране, из которой нельзя уехать. Мне в ту пору, извините, было уже за сорок. Хватит! Сегодняшняя Россия хороша тем, что из нее можно в любую минуту свалить. Вычитал в книжке о путешествиях: «Иностранец покидает родину, чтобы увидеть другие страны. Русский едет за границу, чтобы на время покинуть родину». Очень точная мысль! Со времен Петра Россия делилась на русских европейцев и русских неевропейцев. Могу сказать, что я из первых. Не западник и, конечно, не славянофил, поэтому искренности хамства предпочитаю фальшивую вежливость.
— Впервые вы пересекли рубежи отечества еще в 1962 году, когда железный занавес даже ржаветь не начал.
— Я хотел увидеть хоть что-нибудь, кроме Москвы. И первый заграничный город, в который попал, был Рим. Полуночный. Свет в распахнутых окнах, работающие кафе, гуляющие по улицам люди... Спросил у метрдотеля в гостинице: «Какой у вас праздник?» Итальянец удивленно пожал плечами: «Почему праздник? Мы так живем». В тот момент многое покачнулось в моих представлениях о правильном мироустройстве... Вообще-то кульминацией поездки была Венеция, где моя студенческая короткометражка «Мальчик и голубь» получила главный приз конкурса дебютов, и меня срочно включили в делегацию советских кинематографистов, отбывавших в Италию. Тогда я впервые ощутил в себе темный, смутный протест из-за того, что не могу задержаться даже на пару дней и должен возвращаться со всеми домой. Хотя, по совести, у меня и денег не было, чтобы остаться. Двадцать долларов суточных плюс десять, вырученных от продажи бутылки водки... Для русского человека Запад — всегда исчадие ада либо рай. Третьего не дано. Из первых боярских детей, отправившихся по приказу Ивана Грозного учиться за границу, домой не вернулся ни один...
— А Сергей Владимирович, как думаете, верил в то, что говорил с трибун, писал в книжках?
— Полагаю, да. В основном.
— Но он же раньше вас начал ездить за кордон, видел, как там живут.
— Папа и без поездок все знал. Он ведь принадлежал к дворянской семье, проще говоря, к вражескому сословию. Хорошо хоть, его отец, мой дед, был профессором орнитологии, специалистом по курам, и это позволяло писать в анкетах, что он служащий. Многое приходилось скрывать, страх висел над всей жизнью, преследовал по пятам. Особенно в период массовых репрессий... Да, в папиной биографии можно отыскать карьерные моменты, но в партию он вступил в тридцать семь лет, уже после войны, будучи трижды лауреатом Сталинской премии, кавалером ордена Ленина и автором советского гимна. Он написал несколько конъюнктурных пьес. Например, о композиторах-прозападниках. Такой удар по Шостаковичу и Прокофьеву... Очень плохая пьеса. Были у него и откровенные агитпропы. Как, кстати, и у Маяковского. Но не думаю, что папа больший карьерист, чем Константин Симонов, входивший в ЦК партии. Сергей Владимирович этого избежал. Да, на протяжении почти двадцати лет он избирался депутатом Верховного совета СССР, однако это другое. И, кстати, конъюнктура — необязательно плохо. Это политика. Были выдающиеся деятели российского искусства, вполне уживавшиеся с советской властью. Алексей Толстой, Михаил Шолохов, Леонид Леонов, Сергей Бондарчук... Уверен, что подсознательно отец так и не избавился от чувства страха. Помню, как кричал: «Андрон, немедленно прикуси язык! Что болтаешь?» В первый раз это было после венгерских событий, будапештского восстания 56-го года. Отец установил внутренние границы и старался их не нарушать, чтобы не впускать внешнее, сохранить душевное спокойствие. И к изменению текста гимна относился философски, говорил, мол, это не искусство и не поэзия, а политический документ. Как известно, Сталин любил периодически собирать в Кремле представителей творческой интеллигенции. На приемы звали и Хренникова, и Уланову, и тогда очень успешного, а сейчас забытого писателя Вирту, четырежды лауреата Сталинской премии. Отец рассказывал, что проигнорировать приглашение не мог, но всегда садился в укромный уголок у стеночки. Остальные обычно вились вокруг Иосифа Виссарионовича, а он не суетился, тихонько сидел в сторонке. Сталин обратил на это внимание, однажды сам подошел: «Товарищ Михалков, пачему так далэко место вибрали? Стэсняетесь? Идите к нам!» Отец потом объяснял: «С детства запомнил слова мамы, любившей повторять фразу: кого потчуют цари, того не жалуют псари». Сергей Владимирович умел держать дистанцию и в этом смысле был мудрым человеком. Хотя порой совершал и безбашенные поступки. Рассказывал как-то, что во время одной из командировок на фронт едва не попал в плен вместе с Эль-Регистаном, своим приятелем. Перед тем они назюзюкались вина в подвалах Массандры и в темноте, не разобравшись, заехали на вражеские позиции. Слышат, вокруг румынская речь. Эль-Регистан, не выходя из машины, спросил по-французски: какой дивизион? Ему что-то ответили. Они быстро развернулись и дали деру, пока румыны соображали, кто перед ними... А увязли бы, могло бы и не быть гимна. Точнее, был бы, но в другом исполнении. Кстати, и текст с Эль-Регистаном они сочинили словно между делом. Вернулись в Москву, узнали об объявленном по приказу Сталина конкурсе, взяли да переложили на стихи статьи Конституции. К тому моменту большинство маститых поэтов и композиторов, включая Шостаковича и прочих известных страдальцев от советской власти, уже вовсю трудились над своими вариантами. Дмитрию Дмитриевичу сильно повезло, что его музыку не утвердили, иначе и Шостаковича валяли бы в грязи за то, что он гимнюк Советского Союза. А папа мой огреб по полной программе... Помню, как он узнал, что выбор пал на него. У нас дома зазвонил телефон. Мама взяла трубку и прокричала отцу в ванную: «Сережа, тебя!» Он ответил сквозь шум воды: «Моюсь. Кто там?» Мама спокойно произнесла: «Сталин!» Через секунду дверь распахнулась, и появился папа. Голый и весь в пене. Никогда не видел его таким! Взял трубку и стал молча слушать невидимого собеседника, а под ногами у него растекалась пенная лужа. Отец закончил разговор и произнес: «Меня вызывают в Кремль. Срочно!» Начал быстро одеваться, попросил меня почистить сапоги. Я схватил банку с ваксой, принялся орудовать щеткой и... вскоре получил мощный подзатыльник. За то, что намазал ваксой подошвы! Мама потом рассказывала, что папу привезли глубокой ночью совершенно пьяного, прислонили к стенке и позвонили в дверь. Мама открыла, и отец мешком рухнул в квартиру. Ведь до этого ему не доводилось видеть Сталина вот так, вблизи, к тому же вождь умел спаивать гостей д о полного отупения!..
В молодости мы с папой много ссорились. Я стеснялся, что он секретарь правления Союза писателей, что выступал против Пастернака, Солженицына, Синявского... Потом, через много лет, мы говорили и об этом. Сергей Владимирович пытался найти объяснение своим поступкам, признавал, что в некоторых есть этически неправильные нюансы. Но он не был подлецом, всегда оставался порядочным человеком, сделал много добра и никогда не рассказывал об этом. В нашей квартире в доме восемь по улице Горького постоянно толклись просители-посетители. Папа защищал Новый Афон с его храмом, ходил на прием к Брежневу, добиваясь награждения забытых героев Великой Отечественной... Воспоминание моего детства — футурист Крученых. Он обожал Сережу и таскал тому в огромном портфеле букинистические книги Серебряного века. Папе это было не слишком нужно, но он покупал и хорошо платил. Я всегда с удивлением смотрел на странного старика в вечно замызганной рубахе, с выпученными глазами на лице с бородавками. Лишь через много лет я оценил: это же был Алексей Елисеевич Крученых, который ввел в поэзию заумь, придумав этот птичий язык! Или такая картинка с натуры: просыпаюсь ночью и иду в туалет пописать, а дверь заперта, и оттуда доносятся рвотные звуки, словно кому-то плохо. Папу никогда не тошнило от спиртного. Спрашиваю у мамы: «Кто там?» Она отвечает: «Дядя Саша». Александр Фадеев иногда приезжал к отцу из Кремля, и его рвало не столько от количества выпитого, сколько от пережитого. Фадеев не хотел идти домой в таком состоянии, предпочитал перевести дух у нас. Ведь каждая поездка к Сталину могла оказаться последней...
Ощущение нависшего над темечком дамоклова меча порой приобретало причудливые формы. Как-то прибежала жена Всеволода Санаева. Плачет, трясется. Снимает пальто и принимается разматывать ткань, которой обернута в несколько слоев. То ли драп, то ли креп. Мама помогает, а женщина рыдает-заливается, потом наконец успокаивается и произносит сквозь всхлипы: «Спрячьте, пожалуйста, четыре отреза. Севу арестовали, и я боюсь, что у нас теперь все отнимут. Мы это из Львова привезли себе на одежду...»
Вот другой эпизод: рядом с родителями сидит какой-то стриженый, худой мужик и что-то рассказывает. Это папин младший брат вернулся из заключения. Дяде Мише дали пять лет лагерей как сидевшему в плену. В силу дворянского воспитания Михаил Владимирович прекрасно знал немецкий язык и служил в разведке, но в начале войны попал в окружение, угодил в плен, бежал и остался агентом-нелегалом во вражеском тылу. В каких только переделках за четыре года не побывал! Позже он написал книгу о своих приключениях, опубликовал под псевдонимом Михаил Андронов, решив, что одного Михалкова в литературе достаточно. Книга читается как фантастический или авантюрный роман, но дядя доказал правдивость рассказанных историй. Его сначала обвиняли в сотрудничестве с абвером, а спустя годы дали три советских боевых ордена. Дядя был замечательный и... сумасшедший. По-настоящему! Его расстреливали нацисты, он успел упасть до залпа, облитый бензином лежал на тридцатиградусном морозе в штабеле между телами погибших. Немцы поджигать сразу не стали, оставили до утра. Чтобы, значит, подмерзли. А ночью дядя выбрался из-под груды трупов и сбежал. Голый. От пережитого немудрено сдвинуться. Дяде не разрешали жить в Москве, он осел в Рязани, где женился. Неоднократно... Михаил Владимирович всегда был весел. После того, что испытал, остальное казалось ему мелочами жизни. Графоман дядя Миша рифмовал все, что было можно и нельзя: стихи про танкистов и партизан, гимны артиллеристов и пограничников... Когда слегка выпивал, принимался громко горланить фашистские марши. Говорю же: он был немножко с приветом. Чистый, наивный, беззлобный... Дядя Миша — самый безбашенный из трех братьев. Сергей Владимирович играл роль главы семейства, столпа. «Ну что, м-мудак, опять женился? В третий раз?» — спрашивал он Михаила. Тот оправдывался: «Ну, Сережа, понимаешь...»
— С вами отец общался в таком же ключе?
— Не сюсюкал, это точно. Но он не особо влезал в мою жизнь, ему хватало собственных забот, я был предоставлен сам себе. Комплексовал из-за того, что не умею драться, что у других пацанов есть настоящие самокаты с подшипниками, которые с грохотом несутся вниз по улице Горького и Советской площади, а у меня нет. Один раз упросил приятеля, чтобы дал прокатиться, тут же навернулся со всей дури и больше к самокату не подходил. В определенном смысле я завидовал ровесникам, поскольку был лишен привычных мальчишеских радостей и забав. В английском кружке я подружился с внуком писателя Чуковского Женей и сыном артиста Ливанова Васькой. Помню, мы сидели под обеденным столом, перед моим носом маячили огромные ноги Корнея Ивановича, и я связывал шнурки на ботинках так, чтобы Чуковский упал при попытке сделать первый же шаг. Это сейчас понимаю, что хулиганил с человеком, который был другом Блока и критически писал о Врубеле! Звучит невероятно, мне самому теперь трудно поверить. Как и в то, что мой дедушка позволял себе роскошь не любить Чайковского и Чехова, поскольку оба были его современниками. Петр Петрович ненавидел Вагнера, и свиней на его даче звали Лоэнгрин, Тристан, Изольда. Дед сам их резал и коптил, делая ветчину... Еще он говорил: «Художественный театр — кошмар. Унылая пошлость!» Я же в свою очередь могу рассказывать то, чему сам был очевидцем. Например, как великий Рихтер однажды на дедовской даче увлекся игрой на рояле и сломал педаль. Это было возмутительно! Петр Петрович написал гневное письмо, отчитав потерявшего чувство меры молодого человека. Рихтер приходил извиняться... Бабушка преклонялась перед Прокофьевым. По нелепому совпадению Сергей Сергеевич умер 5 марта 1953 года, в один день с Иосифом Виссарионовичем. Поэтому номер «Правды», вышедшей на следующее утро в траурной рамке, был полностью посвящен Сталину. В газете не нашлось места даже для малюсенького сообщения о смерти композитора Прокофьева. Уход последнего остался незамеченным, страна хоронила вождя народов...
— Как вы это пережили, Андрей Сергеевич?
— Очень хотел заплакать, но не получалось. Тогда всем полагалось рыдать. Я учился в музыкальном училище, и Коля Капустин, мой сокурсник, позже ставший джазовым композитором, сел к роялю и вдруг заиграл буги-вуги. В аудиторию вбежала директриса с перекошенным и побелевшим от ужаса лицом, злобно замахала руками: «Немедленно прекратите!» Словом, изобразить глубокую скорбь из-за ухода Сталина не получилось. Правда, потом я поперся на похороны. До Пушкинской дошел нормально, дальше начиналась давка, толпа сжимала со всех сторон, а мама купила мне в комиссионном магазине твидовое итальянское пальто, и когда я увидел, что пуговицы на нем вырваны с мясом, решил остановиться, представив, какой нагоняй ждет дома за испорченную дорогую вещь. С трудом выбрался из потока и, может, спас себе жизнь. Тогда на бульварах было задавлено несколько тысяч людей...
Зачем все это рассказываю? Ценность детских и юношеских воспоминаний, как у мертвой кошки. Не мои слова, а Сэлинджера. Важность событий, свидетелем которых стал в молодости, возможно оценить лишь по прошествии времени и с высоты возраста. Тогда я не испытывал ничего особенного, обычная жизнь. Конечно, понимал, что далеко не все имеют отдельные квартиры, но в коммуналке за дверью, обитой войлоком и обтянутой сверху коленкором, жила и тетка моего отца Марина Глебова (в девичестве Михалкова), которую мы считали выжившей из ума старухой. В комнате у нее висела картина Валентина Серова — вот таких размеров портрет Анны Павловой, три метра на два! Рядом стояли фотографии царских времен, где фрейлина Императорского двора Михалкова изображена в колье с бриллиантами... Я приходил в гости и просил: «Тетя Марица, расскажи что-нибудь». Потом уже вычитал, что ее первый муж, сын московского губернатора Григория Кристи, застрелил из ревности своего дядю князя Трубецкого. Мария Александровна через какое-то время получила официальный развод, вышла замуж за Петра Глебова и родила сына Петю. Того самого, который сыграл Григория Мелехова в экранизации «Тихого Дона». Такие вот хитросплетения бывают в жизни. Сага!
— А музыку в качестве будущей профессии вы сами выбрали?
— Меня тащили на веревке. Точнее, когда шел в училище при консерватории, было все равно, но сначала ведь пришлось каждый день разучивать гаммы. Ненавидел это. Так продолжалось долго, пока не взыграли амбиции. Стал заниматься более серьезно, в консерваторию поступал добровольно, появился азарт... Бог уберег от продолжения карьеры. У меня не было природных данных, чтобы стать большим пианистом. Никогда не отличался хорошей музыкально-механической памятью или абсолютным слухом, все давалось с трудом. Я мог сравнивать, поскольку учился в одном классе с Владимиром Ашкенази, Наумом Штаркманом и гениальным Дмитрием Сахаровым, который, правда, не удержался на пике и быстро исчез. Параллели были явно не в мою сторону. Так я пошел в кино, что стало трагедией для мамы, мечтавшей, чтобы в доме был музыкант. В прошлом веке имена выдающихся исполнителей звучали очень громко. Ферруччо Бузони, Артур Шнабель, Сергей Рахманинов... Открытки с портретом Сергея Васильевича продавались в крупнейших городах России, Европы и Америки. Кто сейчас купит портрет Дениса Мацуева? Смешно! Генриха Нейгауза и Владимира Софроницкого боготворили, как Микеланджело Антониони или Федерико Феллини. Время изменилось. Человек, прекрасно играющий на фортепиано, перестал быть властителем дум. Новые кумиры должны хорошо гонять футбольный мяч. Они теперь звезды... Наша цивилизация стала другой. Чтобы получать удовольствие от классической музыки, наслаждаться ею, нужно жить в ином ритме. Только самые богатые могут позволить себе роскошь не думать о времени. Или самые бедные.
— Вы по-прежнему играете?
— Плохо не хочу, а хорошо не сумею. Салонное музицирование — занятие для кисейных барышень. Я слушаю классику. Постоянно...
— Отец с поступлением во ВГИК вам помогал?
— Это не требовалось. Все работало само. Ну как тебе объяснить? К вступительным экзаменам меня готовил Александр Зархи. С удовольствием сделал бы о нем телепередачу, он был замечательным режиссером и прекрасным человеком. Шура часто косил под Чарли Чаплина, очень хотел на него походить... Курс набирал Михаил Ильич Ромм, близкий друг моей мамы, она звала его Мишей. Ромм бывал у нас дома, пил с папой кончаловку... Даже если бы я оказался абсолютно бездарным, он все равно взял бы меня во ВГИК. Это не блат, а естественный порядок вещей. К счастью, я никого не заставил краснеть. В кино сразу ощутил себя, как Володя Ашкенази в музыке, — свободным! Мне всегда не хватало этого чувства, и лишь во ВГИКе я неожиданно раскрепостился, словно вериги сбросил. Заметил это и Михаил Ильич. Он нередко ставил тройки, говоря: «Кончаловский способен на большее». Ромм — большой мастер, хотя и его упрекали в конъюнктуре. За ту же лениниану. Нельзя судить художника в отрыве от времени, в котором тот работал. Эйзенштейну повезло больше, он умер и мог считаться жертвой режима, а Михаил Ильич жил. Спустя годы Ромм написал замечательную книгу воспоминаний «Устные рассказы», где говорил и о допущенных ошибках. Жизнь при советской власти делала людей близкими друг другу. Даже творцы объединялись, если был общий враг. В Союзе кинематографистов, в столовой «Мосфильма» все становились равными. И, например, Сергей Герасимов не сильно выделялся на фоне прочих. Один котел! Едва враг пропал, началось расслоение, дифференциация. В этом смысле совок служил позитивным фактором, он уравнивал людей. Насильно.
— Студенческую дружбу с кем-то из однокашников сохранили?
— С Андреем Смирновым. Правда, в институте я воспринимал его как наивного, малолетку. Четыре года в молодости — дистанция огромного размера. Хотя и тогда признавал: Андрей — умный парень. Потом он вырос в образованнейшего человека, интеллектуала. Пожалуй, с ним мы многие вещи понимаем одинаково. Кроме политики. Он либерал, я консерватор. Но это не мешает нашим теплым отношениям.
— Смирнов входил в вашу компанию с Тарковским?
— Говорю же: он был для нас мальчишкой! По-настоящему на Смирнова я обратил внимание, когда тот снял короткометражку «Ангел». Это его дипломная работа. Сногсшибательная новелла! Ее запретили, потом, кажется, смыли, но тогда во ВГИКе все поняли: родился большой художник. Потом был «Белорусский вокзал». А еще спустя некоторое время Андрей со свойственной ему фрондерской позицией либерала выступил с критикой на каком-то съезде комсомола и на том закончил карьеру. Бессмысленный поступок! В результате он сделал намного меньше, чем мог бы.
— А Тарковский как возник в вашей жизни?
— Это важная часть моей юности. Была настоящая дружба, потребность друг в друге. Похожие взгляды, общие вкусы. Мы писали сценарии, фонтанировали идеями, такой непрерывный восторг, счастье...
— Отцы ваши общались?
— Никогда. Арсения Александровича я долго не видел, с мамой Андрея один раз где-то встречался. Немного знал Марину, сестру... Мне трудно описать наши отношения с Тарковским. Это как любовь. Наступил момент, и она стала угасать. Все произошло естественно. Началось с творческого разногласия, закончилось взаимным творческим раздражением. Я не разделял представления Андрея, каким должно быть кино, он не соглашался со мной. Тарковский не терпел критику, верил в собственную непогрешимую правоту. Потом появилась его вторая супруга Лариса, делавшая все, чтобы изолировать Андрея от людей, которых он по-настоящему любил. Она боялась, что кто-нибудь будет ближе и нужнее мужу, поэтому твердила: «Кончаловский завидует, вот и хочет сократить «Рублева» на двадцать минут». А я искренне считал, что фильм затянут, сил нет смотреть. Я ведь тоже поддался влиянию Андрея. У меня были немыслимо длинные кадры в «Первом учителе». Давно надо отрезать, поставить точку, а я все тянул, тянул... Андрей последовательно шел по этому пути, построив на нем стиль и философию. Он художник одной песни. Мне это не близко, и в какой-то момент мы расстались. Впервые поругались на «Ивановом детстве», когда он монтировал на «Мосфильме», а я сидел рядом. Я стал критиковать финальный эпизод картины, он глянул в мою сторону и вдруг сказал: «А ты что тут делаешь? Иди отсюда». Я ответил: «Хорошо, уйду». Андрей крикнул вслед: «Давай-давай! И не возвращайся!» Я бежал вниз по лестнице, страшно злился, сжимал кулаки... Потом мы все же соединились на «Рублеве». И опять возникали споры из-за режиссерских решений того или другого эпизода... Что делать? Все романы когда-то завершаются.
Андрей Ванденко
Досье
Андрей Сергеевич Кончаловский
Советский и российский театральный и кинорежиссер. Родился 20 августа 1937 года. Прадед по материнской линии — художник Василий Суриков, дед — художник Петр Кончаловский. Отец — драматург, поэт, известный детский писатель Сергей Михалков. Мать — поэтесса, переводчица Наталья Кончаловская. Старшая сестра Екатерина, дочь от первого брака Натальи Кончаловской, была замужем за советским писателем Юлианом Семеновым. Младший брат — кинорежиссер Никита Михалков.
В 1952 году Андрей Кончаловский окончил Центральную музыкальную школу. В 1957 году — музучилище при Московской консерватории. В 1957—1959 годах учился в консерватории по классу фортепиано.
В 1965-м окончил режиссерский факультет ВГИКа (мастерская Михаила Ромма) и дебютировал фильмом «Первый учитель» по повести Чингиза Айтматова.
В 1980 году получил звание народного артиста РСФСР. В том же году уехал в Голливуд. Снял там несколько фильмов, но разочаровался в американском кино и в начале 90-х вернулся на родину.
В 2003 году основал Продюсерский центр Андрея Кончаловского, который создает программы для российского телевидения — для каналов НТВ, РТР, «Культура», продюсирует театральные постановки, осуществляет книгоиздательские проекты.
В 2011 году получил орден Почетного легиона во Франции.
Андрей Кончаловский женат в пятый раз, имеет семерых детей. Двое последних — от Юлии Высоцкой, в браке с которой состоит с 1998 года. Проживает в России и за границей в зависимости от работы.
Правительство Украины утвердило Соглашение между Кабинетом Министров Украины и Правительством Венгрии о контроле пограничного движения в пунктах пропуска через государственную границу для автомобильного и железнодорожного сообщения, которое было подписано 4 мая 2012 в г. Киеве. Соответствующее постановление принято 17 октября 2012 года.
Соглашением определены принципы и правила взаимодействия органов, осуществляющих контроль пограничного движения, местоположение пунктов пропуска, порядок их использования, режим функционирования, а также характер движения. Соглашением предусмотрено создание совместного контактного пункта в пункте пропуска "Захонь" (на территории Венгрии).
С даты вступления в силу Соглашения прекращается действие Соглашения между Кабинетом Министров Украины и Правительством Венгерской Республики о контроле пограничного движения в пунктах пропуска для автомобильного, железнодорожного и речного сообщения от 6 февраля 2002 года.
Нашли ошибку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter