Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

«Это катастрофа»: работники бегут из Украины

Климкин назвал «катастрофической» ситуацию с оттоком населения на Украине

На Украине сложилась катастрофическая ситуация с мигрантами, заявил глава МИД республики Павел Климкин. По его словам, ежегодно страну покидает около миллиона граждан, и эта тенденция не изменится. В одной только России находится около 3 млн украинских мигрантов, что сильно раздражает киевские власти.

Каждый год около миллиона граждан Украины уезжают из страны, заявил в эфире телеканала ICTV министр иностранных дел республики Павел Климкин.

«У нас действительно катастрофическая ситуация — примерно миллион украинцев выезжают каждый год», — сказал Климкин. При этом, по словам министра, данная тенденция в ближайшее время сохранится. По словам министра, только в Польше проживает около 1,4 млн украинцев.

При этом, согласно официальной статистике украинского МИДа, в России находятся около 3 млн мигрантов с Украины, а в Польше — до 2 млн.

Ранее Климкин посетовал, что почти каждый 12-й украинец сейчас живет в России, хотя РФ «ведет против [Украины] войну». Министр подчеркнул, что постоянно так продолжаться не может и у него есть «определенные идеи».

«И мы их отрабатываем таким образом, чтобы в России постоянно 3 млн украинцев не находились», — отметил Климкин, добавив, что для него это «очень печальная» ситуация. Однако чиновник считает, что не стоит осуждать тех граждан страны, кто всю жизнь зарабатывал деньги в России.

В Киеве полагают, что трудовые мигранты с Украины могут быть перераспределены за рубежом. По словам Климкина, на это должны повлиять сближение Европейского союза и Украины. Министр упомянул и тот факт, что после введения безвизового режима с Евросоюзом некоторые украинцы из России уезжают в страны ЕС или возвращаются на Украину. Однако этот процесс происходит чересчур медленно, отмечает министр.

Трудовая миграция с Украины растет с 2014 года — люди уезжают работать либо в Польшу, либо в другие страны ЕС: Словакию, Чехию, Венгрию, Латвию, Литву, Эстонию и Испанию.

В апреле 2018 года первый замминистра по социальной политике Украины Ольга Крентовская заявила, что в ближайшие годы миграционные процессы на Украине усилятся за счет высокого спроса на квалифицированную рабочую силу, а через несколько десятков лет дефицит кадров в стране будет угрожать экономической безопасности украинского государства.

По словам Крентовской, в ее ведомство поступил запрос министерства труда, социальных дел и семьи Словакии. Из Братиславы сообщили, что в связи с расширением производства существующих предприятий в стране и строительства новых заводов в ближайшее время в Словакии прогнозируется значительный дефицит рабочей силы на уровне 70-100 тыс. человек. Решить эту проблему словацкое правительство планировало за счет привлечения трудовых мигрантов, в том числе и с украинскими паспортами.

Одновременно с ростом миграции с Украины, киевские политики продолжают выступать с заявлениями, призванными задержать этот тяжелоконтролируемый процесс.

Министр инфраструктуры Украины Владимир Омелян неделей ранее порекомендовал украинцам вывозить из России своих родственников, чтобы семьи не оказались разделенными после возможного запрета Киевом железнодорожного сообщения между двумя странами. Он добавил, что на Украине лучше «ситуация с экологией и безопасностью». Омелян также сообщил, что Киев будет бороться с «нелегальными пассажироперевозками» из Донецкой и Луганской областей в Российскую Федерацию.

Омелян заявил, что его ведомство разработало проект, вводящий запрет на автобусное и железнодорожное сообщение с Россией. Если этот документ будет одобрен, то «в Москву будут ходить только медведи», а украинцам «нечего ездить в Россию».

Министр иностранных дел Украины Павел Климкин вскоре после этого заявил, что «сотни тысяч и миллионы» украинских граждан ездят в Россию для посещения родственников или с целью заработать деньги.

Лидер партии «Батькивщина» Юлия Тимошенко при этом отмечает, что экономика Украины сильно зависит от денежных переводов тех украинцев, кто уехал в другие страны, в том числе и в Россию. По ее словам, экономическую ситуацию в стране спасают гастарбайтеры, переводящие деньги родственникам — всего за шесть месяцев 2018 года в бюджет страны было перечислено около 5 млрд евро.

В рамках официального визита премьер-министра Венгрии Виктора Орбана в Кыргызстан состоялась встреча министра иностранных дел КР Эрлана Абдылдаева с министром иностранных дел и торговли Венгрии Петером Сийярто. Об этом сообщает пресс-служба МИД КР во вторник.

В ходе встречи состоялся конструктивный обмен мнениями по вопросам кыргызско-венгерского сотрудничества, а также актуальной международной проблематики.

Э.Абдылдаев отметил необходимость укрепления политического диалога между двумя странами, а также расширения двустороннего сотрудничества по всем спектрам взаимоотношений, представляющим взаимный интерес, в частности, в сферах сельского хозяйства, туризма, образования и науки, а также в финансовой и экономической сферах.

П.Сийярто подчеркнул успешное сотрудничество между двумя странами и выразил готовность венгерской стороны к дальнейшему активному сотрудничеству с Кыргызстаном.

Стороны отметили важность практической реализации задач по итогам договоренностей в ходе встреч руководства двух стран в рамках официального визита премьер-министра Венгрии В.Орбана в Кыргызстан.

В завершении встречи П.Сийярто была вручена ведомственная медаль министерства иностранных дел Кыргызской Республики за вклад в укрепление сотрудничества между Кыргызстаном и Венгрией.

«Снимаю шляпу перед британским дипломатами»

Как Лавров прокомментировал массовую высылку российских дипломатов

Глава МИД РФ Сергей Лавров заявил, что после инцидента с отравлением бывшего полковника ГРУ Сергея Скрипаля и его дочери Юлии в Солсбери британские власти смогли убедить европейские страны выслать своих дипломатов из России, несмотря на то что Лондон запустил процедуру выхода из ЕС. Лавров также оценил умение британских дипломатов манипулировать своими партнерами и «пропускать впереди себя тех, кто может брать на себя черную работу».

Британские власти смогли убедить страны ЕС выслать своих дипломатов из России в рамках «дела Скрипаля», несмотря на то что сама Великобритания выходит из ЕС. Об этом рассказал министр иностранных дел России Сергей Лавров.

«Я искренне снимаю шляпу перед британским дипломатами, которые в период, когда страна уходит полностью из ЕС, умудряются влиять на политику ЕС в отношении России, ну и США тоже», — сказал Лавров в ходе своего выступления перед студентами МГИМО.

Он напомнил, что сразу после инцидента в Солсбери «Евросоюз реагировал достаточно сдержанно», но Лондону удалось «уговорить две трети ЕС выслать по одному, по два, по три российских дипломата вслед за британцами».

По его словам, европейские партнеры в ответ на вопрос российских дипломатов рассказали, что англичане не предъявили им никаких доказательств причастности РФ к отравлению Скрипалей «сверх того, что они публично говорят». Странам ЕС обещали предоставить эти доказательства позже, пояснил Лавров.

«Я регулярно интересуюсь — до сих пор никто ничего никому не представил», — сказал он.

Министр также считает, что британским дипломатам удалось заставить США «бежать впереди Лондона». Так он прокомментировал очередные антироссийские санкции, которые Вашингтон ввел в связи с «делом Скрипаля».

«Я думаю, в этом проявляется умение британской дипломатии уговаривать и пропускать впереди себя тех, кто может брать на себя черную работу», — заявил Лавров.

Напряженные российско-британские отношения он назвал «печальной историей». При этом, считает Лавров, Россию «с Британией ничто не связывает такого непоправимого».

Бывший офицер ГРУ Сергей Скрипаль и его дочь Юлия были отравлены в английском городе Солсбери 4 марта. Лондон считает, что к отравлению Скрипалей веществом А234 причастна Россия. Москва это категорически отрицает, обращая внимание на то, что до сих пор не было предоставлено никаких доказательств подобных обвинений.

Официальный представитель российского МИДа Мария Захарова сообщила, что по делу Скрипалей в Форин-офис было направлено около 60 дипломатических нот с требованием предоставить России доступ к расследованию и к пострадавшим гражданам России, а также с запросом о правовой помощи и предложениями о сотрудничестве, в том числе о проведении совместного расследования, но британские власти на них не отреагировали.

В отравлении Скрипаля Россию обвинили, в частности, премьер-министр Тереза Мэй и экс-глава МИД Великобритании Борис Джонсон, который утверждал, что доказательства вины Москвы «ошеломляющие». Однако позже глава секретной лаборатории британского минобороны заявил, что эксперты не смогли установить источник происхождения вещества, которым были отравлены Скрипали.

Тем не менее, из-за того что Москва якобы применила химическое оружие, Великобритания и солидарные с ней страны этой весной выслали в общей сложности 153 российских дипломата.

Первым на этот шаг пошел Лондон, выслав 23 сотрудника российского посольства. Соединенные Штаты выслали 60 российских дипломатов, а также закрыли российское генконсульства в Сиэтле. Франция, Германия, Польша и Канада выслала 4 дипломата.

При этом глава МИД Канады Христя Фриланд заявила, что «все четверо были идентифицированы как сотрудники разведывательных служб или лица, которые использовали дипломатический статус, чтобы подрывать безопасность Канады или вмешиваться в нашу демократию».

Итальянский МИД сообщил о высылке «двух сотрудников посольства РФ в Риме».

Все три прибалтийских государства также поддержали Великобританию. Латвия и Эстония выслали по одному российскому дипломату, а Литва — три. При этом литовские спецслужбы заявили, что «лица, связанные с российскими разведслужбами, в настоящее время составляют треть дипломатического персонала России».

По одному дипломату также высылали Финляндия, Швеция, Норвегия, Румыния, Македония, Черногория, Венгрия и Хорватия.

Наконец, в знак солидарности с Европой решение о высылке 13 дипломатов РФ приняли и власти Украины.

Россия ответила зеркальными мерами. В конце марта в МИД РФ были вызваны послы 23 государств, которым были вручены ноты протеста, а также заявлено, что в ответ на необоснованные требования указанных государств о высылке российских дипломатов российская сторона объявляет persona non grata соответствующее количество сотрудников дипучреждений этих стран в РФ.

При этом МИД РФ заявил о готовности выслать 50 британских дипломатов, чтобы соблюсти паритет — количество работников британских генконсульств в России должно совпадать с числом российских дипломатов в Соединенном Королевстве.

Шаткий союз: почему Россию обвиняют в демонтаже ЕС

Песков удивлен словами Макрона о «мечте Путина» разрушить ЕС

Президент Франции Эммануэль Макрон заявил о желании Путина «развалить Евросоюз». В ответ в Кремле напомнили, что российская сторона и президент Владимир Путин неоднократно подчеркивали заинтересованность Москвы в стабильности и процветании ЕС. Тем временем, внутри союза уже давно назрели серьезные проблемы — и об этом говорит не только Brexit.

Пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков отметил, что Владимир Путин неоднократно подчеркивал заинтересованность России в том, чтобы пространство ЕС было «развивающимся, процветающим, предсказуемым и стабильным». «Такой подход неоднократно высказывал Путин и каких-либо изменений здесь нет», — добавил он.

Президент Франции Эммануэль Макрон же считает, что Путин мечтает «демонтировать» Евросоюз. С таким заявлением французский лидер выступил во время интервью шведскому телеканалу SVT Television.

Макрону был задан вопрос о недавнем заявлении одного из лидеров антииммигрантской партии «Демократы Швеции» Йимми Окессона, который отказался делать выбор в пользу как Макрона, так и Путина. В ответ президент Франции отметил, что слова шведского политика характеризуют его как человека, который не разбирается в европейских ценностях.

«Я постоянно контактирую с Путиным, я уважаю его, но мечтой Путина является демонтаж Евросоюза», — заявил политик.

Он добавил, что Франция уважает права человека и представляет собой одну из стран со значительным уровнем демократии, указав на то, что Россия вряд ли станет образцом для Швеции.

Стоит отметить, что на прошлой неделе президент Франции говорил чуть ли не о создании блока в лице ЕС, России и Турции с целью оказывать сопротивление Вашингтону. «Безопасность ЕС больше не должна зависеть от США», — заявил Макрон на совещании с послами 27 августа, призвав «немедленно начать обсуждение этих вопросов со всеми партнерами Европы, включая Россию и Турцию».

Примечателен и тот факт, что в ноябре Владимир Путин может посетить Париж по приглашению французской стороны. 28 августа источник в администрации президента Франции рассказал ТАСС, что Путин приглашен на торжественные мероприятия по случаю 100-летия окончания Первой мировой войны. В свете возможного визита главы РФ во Францию резкие слова Макрона о желании Путина развалить ЕС выглядят как минимум странно.

При этом сам российский президент еще в начале июня в интервью австрийской телерадиокомпании ORF говорил, что Москва заинтересована в сохранении целостности и процветании Европейского союза. «У нас нет никаких целей что-либо или кого-либо разделять в Евросоюзе.

Мы, наоборот, заинтересованы в том, чтобы Евросоюз был единым и процветающим, потому что Евросоюз — наш крупнейший торгово-экономический союз», — пояснил Путин.

Комментируя последние высказывания Макрона, научный сотрудник отдела европейских политических исследований ИМЭМО РАН Павел Тимофеев отметил, что эти заявления, несмотря на противоречивость, хорошо вписываются в концепцию внешней политики французского президента в отношении РФ.

«Последние заявления Макрона очень четко соответствует формуле «жесткость и диалог» в отношениях с Россией. «Жесткость» проявляется по тем противоречиям, которые есть между Россией и Францией: Сирия, ситуация на Украине и так далее. «Диалог» ведется по тем сферам, где позиции России и Франции сочетаются: нераспространение ядерного оружия, борьба с терроризмом», — поясняет эксперт.

В то время как Макрон обвиняет Россию в желании «демонтировать» ЕС, внутри союза давно есть проблемы — и об этом говорит не только Brexit, который завершится 29 марта 2019 года.

Бунтующий Восток

Большой головной болью для руководства ЕС являются напряженные отношения с отдельными странами Восточной Европы, в частности, с Вышеградской группой (Польша, Чехия, Словакия, Венгрия). Эти государства уже давно испытывают терпение Брюсселя, а в отношении Польши и Венгрии Еврокомиссия даже запустила санкционные процедуры из-за проводимых властями этих стран реформ, которые идут вразрез с демократическими принципами союза.

При этом собственно санкции в отношении Варшавы и Будапешта до сих пор не последовали, а сами восточноевропейские государства активно заступаются друг за друга, обещая блокировать принятие решений об ограничительных мерах. Конфликты с Польшей и Венгрией раздражают ЕС еще и потому, что обнажают его бессилие в данной ситуации.

Вышеградская группа открыто противопоставляет себя Брюсселю и «старой» Европе. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что эти страны проводят предварительные совещания перед крупными заседаниями ЕС, что, разумеется, нервирует Евросоюз. Тем самым восточноевропейские страны пытаются добиться, чтобы Брюссель учитывал их мнение при принятии важных решений.

Далеко не последнюю роль в этом противостоянии играют деньги — с 2019 года Евросоюз сократит дотации государствам Восточной Европы и странам Балтии.

Та же Польша до сих пор получала от ЕС огромные средства — объем ежегодной помощи составлял порядка $10 млрд. Однако после Brexit ситуация изменится, и Варшава начнет отдавать в бюджет ЕС больше, чем получать.

Еще сильнее сокращение финансирования затронет Венгрию, Чехию, Литву и Эстонию — объем дотаций будет урезан на 24%. В общей сложности Вышеградская группа и страны Балтии станут получать от Евросоюза на €37 млрд меньше.

О возможных последствиях сокращения дотаций восточноевропейским странам в январе говорил председатель Европейского совета Дональд Туск. Европейский чиновник выразил мнение, что националистическое руководство Польши в лице правящей партии «Право и справедливость» (ПиС) собирается вывести страну из состава ЕС, если Варшава лишится финансовой поддержки.

«Я не сомневаюсь, что одна из целей ПИС — «освободить» польскую политику от ноши ЕС», — заявил Туск. По его словам, когда членство в ЕС станет невыгодно Польше, в стране может пройти референдум по модели Великобритании.

Популярность евроскептиков растет

Евроскептики находятся у власти и в Венгрии, причем не так давно глава аппарата венгерского премьера Виктора Орбана Янош Лазар объявил, что проголосовал бы за выход страны из Евросоюза, если бы в стране проводился соответствующий референдум.

«Я не смог бы проголосовать с чистым сердцем за сохранение Венгрии в составе ЕС. Если бы передо мной стояла задача высказать мнение по данному вопросу, я либо вообще не стал бы голосовать, либо проголосовал бы против», — сказал политик, уточнив, впрочем, что его заявление не отражает официальную позицию страны.

Важным фактором, приводящим к росту евроскептических настроений в Евросоюзе, являются проблемы, связанные с иммиграцией. Этим летом дискуссия о необходимости принятия мер для преодоления миграционного кризиса вызвала ожесточенные споры среди европейских политиков.

На саммите ЕС 29 июня лидеры стран Евросоюза договорились об изменениях правил приема беженцев, однако то было не окончательное, а рамочное соглашение, и об эффективности оговоренных мер можно будет судить еще нескоро.

Миграционная политика Брюсселя давно раздражает многие страны ЕС, в которых, кстати, неуклонно набирают популярность партии националистического толка. Речь идет не только о Восточной и Центральной Европе, но и о таких ведущих европейских странах, как Германия, Австрия и Италия.

В феврале крайне правая «Альтернатива для Германии» впервые в истории обошла по рейтингам старейшую партию страны — СДПГ. С начала 2018 года популярность АдГ выросла с 13 до 16%. «Альтернатива» с отрывом на несколько процентных пунктов обгоняет другие малые партии, но выход на второе место ей обеспечила вовсе не собственная политическая платформа, а неурядицы и перестановки в других партиях.

В Австрии победителем в парламентских выборах 2017 года стала консервативная правящая Народная партия (31% голосов), а новый премьер Себастьян Курц активно выступает за ужесточение миграционного контроля. При этом второе место (27,6% голосов) заполучили националисты-евроскептики из «Партии Cвободы». После избрания Курца западные СМИ неоднократно выражали опасения по поводу роста евроскептических настроений в Австрии.

9 сентября парламентские выборы пройдут в Швеции, где набирает популярность ультраправая партия «Шведские демократы». Демократы настаивают на ограничении иммиграции, от которой серьезно пострадала Швеция. По данным социологов, сегодня «Шведские демократы» — вторая по популярности партия в стране.

Научный сотрудник отдела европейских политических исследований ИМЭМО РАН Павел Тимофеев считает, что, хотя Европейский союз и сталкивается с серьезными проблемами, до развала ЕС дело не дойдет.

«Я не верю в то, что Евросоюз может развалиться. Он уже проделал огромный путь и преодолел множество кризисов. Кроме того, несмотря на взлет националистов и правых популистов, большая часть граждан Евросоюза позитивно оценивают евроинтеграцию и пользуются ее плодами, — например, шенгенскими соглашениями», — констатирует эксперт.

По его словам, судьба евроинтеграции не находится под угрозой. «Стоит вопрос о том, в каких направлениях будет развиваться европейская интеграция, какие страны могут вступить в ЕС и так далее. То есть это скорее концептуальные вопросы о том, в каких форматах будет продолжаться взаимодействие в рамках ЕС. Ситуация далека от идеальной, и проблемы есть», — заключил он.

Европейская мечта: что так взбесило Порошенко

Порошенко крайне «взбесило» одно слово Тимошенко

Президент Украины Петр Порошенко раскритиковал предложение бывшего председателя правительства страны Юлии Тимошенко подписать меморандум о курсе Киева на сближение с Евросоюзом и НАТО — по словам украинского лидера, такой характер внешней политики должен быть закреплен в конституции. Он добавил, что «слово меморандум его несколько бесит».

Президент Украины Петр Порошенко признался, что его «бесит» предложение лидера партии «Батькивщина», бывшего председателя правительства страны Юлии Тимошенко подписать меморандум, закрепляющий курс Киева в ЕС и НАТО и называющий ситуацию в Донбассе войной – по словам украинского лидера, такой вид документа не является обязующим.

Ранее представитель главы государства в Верховной раде Ирина Луценко сообщила, что Порошенко зарегистрировал в парламенте законопроект о внесении изменений в конституцию, предусматривающих закрепление курса Киева на сближение с Евросоюзом и НАТО. Вскоре Тимошенко призвала депутатов подписать меморандум, в котором оговаривалась бы такая внешняя политика Киева.

«Любой другой формат документа, в котором нет юридического обязательства, на самом деле является, мягко говоря, неэффективным», — сказал в ответ на это Порошенко, добавив, что «слово меморандум его несколько бесит», передает РИА «Новости».

Неделей ранее представитель Украины при ЕС Николай Точицкий заявил о согласовании условий получения финансовой помощи от Евросоюза в размере €1 млрд. По словам дипломата, в диалоге по предоставлению макрофинансовой помощи есть «прогресс» и добавил, что сами условия сформулированы. При этом он отметил, что в данный момент не может рассказать о них, так как соглашение еще не подписано.

Днем ранее стало известно, что Киев хочет сотрудничать с ЕС и в поиске решения своих территориальных проблем — Порошенко предложил ряду европейских государств взять патронаж над городами Донбасса. Об этом украинский президент рассказал в рамках общения с дипломатами и военными в Авдеевке Донецкой области.

«Мы уже несколько раз обсуждали с лидерами Европейского Союза программу установления отдельными странами своеобразного патроната над определенными городами и поселками Донбасса», — сказал он.

В частности, по словам Порошенко, Германия может взять ответственность за Крематорск, Великобритания — за Волноваху, Греция — за Мариуполь и так далее.

Также украинский лидер выражал уверенность в том, что Евросоюз не сможет стать завершенным проектом без Украины. По словам Порошенко, граница современной Европы проходит по северо-восточной украинской границе. Он подчеркнул, что без «независимой европейской» Украины в Европе будет меньше безопасности и мира.

«Я хочу отдельно подчеркнуть, что мы нужны Европе, потому что без нас ЕС не станет завершенным и совершенным проектом», — сказал глава украинский политик.

Такие взгляды были благосклонно встречены в Варшаве. Президент Польши Анджей Дуда в поздравительной телеграмме Порошенко в честь Дня независимости страны поддержал украинский суверенитет и территориальную целостность. Он также обратил внимание на стремление Украины стать частью Евросоюза и НАТО.

«Декларирую дальнейшую деятельность Польши на благо укрепления отношений Украины с ЕС и НАТО, а также поддержку в реализации амбициозных внутренних реформ, которые приблизят Украину к стандартам, принятым в этих организациях», — написал польский лидер.

Вместе с тем, Венгрия уже несколько раз блокировала проведение заседания комиссии «НАТО – Украина» из-за принятого Киевом закона об образовании, существенно сокращающего возможность обучения на языках национальных меньшинств.

Представитель министерства иностранных дел Венгрии Томаш Менчер недавно заявил, что Украина сама виновата в том, что не может вступить в ЕС и Североатлантический альянс, передает НСН.

«Украина не может добиться прогресса в процессе присоединения к Евросоюзу и НАТО по своей вине, а Венгрия не имеет к этому никакого отношения», — сказал дипломат.

Он отметил, что на Украине права нацменьшинств в стране находятся под угрозой, и это идет вразрез с международными обязательствами, которые взял на себя Киев.

В апреле нынешнего года министр иностранных дел Украины Павел Климкин заявил, что Киеву необходимо «вернуть 3 млн украинцев, работающих в России» с тем, чтобы перенаправить их на работу в Европу. Экс-депутат Верховной рады Украины Владимир Олейник назвал эту идею «сущим бредом», указав, что на Украине работы нет, а в Европе и без украинцев достаточно трудовых мигрантов.

В целом же, по словам Олейника, Киев не собирается заниматься выполнением своих высказанных предложений, и это все является мечтой и прожектерством, «как и присоединение к Евросоюзу или вступление в НАТО». Бывший депутат добавил, что Киев пытается продать своему народу «евромечту» накануне новых выборов президента Украины, передает ФАН.

Венгрия готова сотрудничать на стратегическом уровне с Кыргызстаном. Об этом заявил премьер-министр Венгрии Виктор Орбан на саммите Совета сотрудничества тюркоязычных государств (ССТГ) в городе Чолпон-Ата.

«У Венгрии уже сложены стратегические взаимоотношения с Казахстаном. В рамках работы Совета мы выражаем готовность расширять партнерские отношения и с другими странами Центральной Азии, в частности, с Кыргызстаном и Узбекистаном», - сказал он.

Премьер-министр Венгрии с гордостью подчеркнул, что венгры считают себя потомками Атиллы, правителя гуннов, что дает им основания называть себя европейскими турками.

«Венгрия уважает и хранит свои тюркские корни. Для меня большая честь, что мы получили возможность сотрудничать с вами. Мы венгры, говорим на венгерском языке, это уникальный и своеобразный язык, который родственен с тюркским языком. Мы взяли христианство, но стоим на кыпчакско-тюркских началах. Раньше этим нас пытались обидеть. Но благодаря таким организациям и развитию тюркоязычных государств, уже считаем, что это похвала», - отметил В. Орбан.

В Москве состоялась пресс-конференция Московской международной книжной выставки-ярмарки

5 сентября 2018 года на ВДНХ в павильоне №75 откроется 31-я Московская международная книжная выставка-ярмарка. О предстоящих мероприятиях ярмарки рассказали на пресс-конференции.

В этом году главной темой ММКВЯ станет детская литература. 300 издательств из 31 страны мира представят более 100 тысяч книг всех жанров и направлений. На стендах ярмарки посетители познакомятся с литературой из Китая, Индии, Германии, Греции, Венгрии, Сербии, Польши и других стран, а также различных регионов России.

«Основные показатели российского книгоиздания за первое полугодие 2018 года - у нас в России было выпущено 58 тыс. 159 наименований книг и брошюр совокупным тиражом 217 млн экземпляров. Если сравнивать с аналогичным периодом 2017 года, число выпущенных названий книг в стране сократилось на 3%, совокупный тираж упал почти на 15%. Но я бы не оценивал это как какое-то катастрофическое явление, потому что у нас, как правило, второе полугодие результаты эти подтягивает. Основные цифры и факты 31-ой ярмарки: более 300 мероприятий, около 300 участников из 25 городов России, 101 участник из 31 государства мира», - сообщил начальник Управления периодической печати, книгоиздания и полиграфии Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям Юрий Пуля.

«Мы отбирали самые топовые мероприятия. И при этом мы старались сформировать их таким образом, чтобы было интересно всем». - отметил генеральный директор Московской международной книжной выставки-ярмарки Сергей Кайкин.

По сообщению ВОЗ от 24.08 с.г., вспышка лихорадки Западного Нила (ЛЗН) продолжает распространяться в Европе. С начала 2018 года в Европе зарегистрировано более 400 случаев заболевания, 27 из которых со смертельным исходом. В число стран, где произошло наибольшее количество заболеваний, входят: Сербия – 126 случаев, Италия – 123 случая, Греция – 75 случаев, Венгрия – 39 случаев, Румыния – 31 случай. Около 80% инфицированных вирусом Западного Нила людей не проявили каких-либо симптомов. По данным Министерства здравоохранения Англии, те немногочисленные случаи ЛЗН, которые были зарегистрированы в Англии, являются следствием укусов комаров вне пределов Англии. По заключению экспертов ВОЗ, в 2018 году из-за необычно высокой температуры и сильных дождей вспышка заболевания началась раньше, чем обычно, а популяция комаров значительно возросла.

По информации Министерства здравоохранения Израиля от 23 августа с.г., в стране зарегистрировано 68 случаев заболевания ЛЗН, из которых в 14 случаев наблюдалось тяжелое течение и осложнения, а 2 человека умерли. По заявлению Минздрава Израиля, указанное количество случаев вдвое превышает цифру 2017 года.

Роспотребнадзор обращает внимание граждан и просит учитывать данную информацию при планировании поездок.

В Бишкеке под председательством министра иностранных дел Кыргызстана Эрлана Абдылдаева состоялось заседание Совета министров иностранных дел государств-членов Совета сотрудничества тюркоязычных государств (ССТГ, Тюркский совет). Об этом сообщает пресс-служба МИД КР в воскресенье.

Впервые в заседании СМИД Тюркского Совета в качестве почетного гостя принял участие министр иностранных дел и торговли Венгрии Петер Сийярто.

В ходе заседания стороны обсудили и согласовали проекты документов, которые будут рассмотрены на VI саммите ССТГ в г. Чолпон-Ата 3 сентября.

Э.Абдылдаев в своем выступлении акцентировал внимание на приоритетах председательства КР в Тюркском совете. Особо отметил необходимость повышения эффективности деятельности ССТГ, дальнейшего развития сотрудничества тюркоязычных стран в торгово-экономической и культурно-гуманитарной сферах, а также в проведении реформ в тюркских организациях.

Как отмечается, главы делегаций выразили признательность Кыргызстану за представление и продвижение древней культуры и традиций тюркских народов всему миру через проведение Всемирных игр кочевников.

По итогам заседания СМИД главы внешнеполитических ведомств подписали пакет дополнительных соглашений по организации деятельности Тюркской академии и Фонда тюркской культуры и наследия. Также было принято решение о предоставлении Венгрии статуса наблюдателя в Тюркской академии.

Напомним, ССТГ создан по инициативе президента Казахстана в 2009 году в г. Нахычеван (Азербайджан). В настоящее время в состав Совета входят 4 государства – Азербайджан, Казахстан, Кыргызстан, и Турция. Секретариат Тюркского совета находится в г. Стамбул (Турция).

СИГЕТ: КАКОЕ БУДУЩЕЕ «ОСТРОВА СВОБОДЫ»?

С 8 по 14 августа прошел самый масштабный и яркий фестиваль Венгрии - Сигет, установив новый рекорд по количеству посетителей. В этом году было зарегистрировано 565 тысяч человек. За время фестиваля прошло около 1000 шоу более чем на 60 площадках. На нем выступили звезды такого мирового уровня, как Kendrick Lamar, Gorillaz, Lana Del Rey, Mumford & Sons, Dua Lipa, Kygo, Arctic Monkeys и другие. Однако Сигет - это не только о музыке, в программе также можно было найти театр, кабаре, всякого рода арт-инсталляции, мастер-классы и лекции. Уже 26 лет подряд венгерский фестиваль объединяет людей со всего мира и дает почувствовать свободу во всех ее проявлениях: здесь нет расизма, дискриминации или предубеждений. Но так ли хорош «Остров Свободы», как его описывают? «Российский Курьер» решил прояснить ситуацию и дать объективную оценку происходящему.

История Сигета: от студенческого фестиваля до площадки мирового уровня

Впервые фестиваль был организован в 1993 г. по инициативе молодых энтузиастов. Тогда еще не существовало Сигета, а был Diáksziget, или Студенческий Остров. У фестиваля фактически не было никакого бюджета, и организовывался он как хобби, послужив площадкой для местных групп и развлечением для молодежи. Но Diáksziget был отдушиной в то время.

С 1996-го по 2001-й фестиваль спонсировался компанией Pepsi и, соответственно, был известен как Pepsi Sziget. За это время он значительно окреп и стал известен в широких кругах. В 2002-м фестиваль получил свое нынешнее название Sziget Fesztivál и несчитанное количество других спонсоров. На сегодняшний день Сигет является одним из главных фестивалей не только Венгрии, но и Европы. В отличие от других венгерских фестивалей около 50% посетителей - иностранцы.

За 26 лет существования из маленького фестиваля «все свои» Сигет смог достичь международного уровня. Сегодня он объединяет людей со всего мира и является своего рода знаком миропорядка и толерантности. Интересно заметить, что идея современного Сигета и его манифест о Любовной Революции тесно связаны с философией хиппи, которая пропагандирует человеческую свободу и свободу души, создание духовной общины - идеальной формы общежития. Что же происходит на самом деле?

Сигет и современные реалии

Дорога до Сигета и вход на «Остров Свободы». 8 августа - первый день фестиваля. Маршрут составлен, курс на «Остров Свободы»: сначала в метро до остановки Batthyány tér, далее пересадка на городскую электричку до станции Filatorigát. В общей сложности дорога занимает до 30 минут. На станции жесткий контроль: проверяют билеты, иногда паспорта. Ощущение того, что Будапешт превратился в Пекин, но намного счастливее: повсюду слышится смех, улыбающиеся люди в причудливых фестивальных костюмах с огромными чемоданами. Вагоны забиты до невозможности. Нет, это даже не вагоны - это просто «парилка». Больше всего в этой ситуации жалко местных жителей, которых отчетливо можно определить по выражению их лиц. Несмотря на всю тесноту, духоту и дискомфорт, люди умудряются пить алкогольные напитки прямо в электричке. Некоторые из них хорошо замаскированы под минеральную воду, но позже становится понятно, что содержалось в бутылке. Такую же картину можно наблюдать и далее: посетители умудрялись проносить «пакетики с кетчупом», «лимонады» и прочее. Таким изобретениям могли бы позавидовать даже самые креативные люди, но не будем забегать вперед.

От остановки до фестиваля - всего 5 минут пешком, но фактическое занимает намного больше. За несколько метров до касс начинается очередь длиною в вечность. Несмотря на это, люди все равно счастливы. Однако первый вопрос, который встает ребром, почему за 26 лет своего существования Сигет так и не смог организовать данный момент и установить, например, больше пропускных пунктов хотя бы в первые два дня?

Что действительно может порадовать в организации фестиваля - это особое отношение к людям с ограниченными возможностями. На официальном сайте можно найти раздел, в котором администрация Сигета предлагает помощь по транспортировке людей с ограниченными возможностями из аэропорта совершенно бесплатно. И действительно, в течение фестиваля можно увидеть людей в инвалидных колясках, которые беспрепятственно перемещаются по «Острову Свободы».

Безопасность острова

Казалось бы, к чему вообще нужна безопасность на фестивале и какие плохие намерения могут быть у гостей «Острова Свободы»? Но, учитывая глобальные масштабы Сигета и политические проблемы современного мира, необходимо отметить, что безопасность является одним из самых важных пунктов проведения любого мероприятия. Прежде всего, это именные билеты, регистрируемые на личный документ, а также вход только с его предъявлением и сканированием на кассе. Дополнительно: рамки безопасности и личный досмотр сумок, охрана и пункты скорой помощи на территории.

Атмосфера на Сигете абсолютно мирная: все также улыбающиеся люди, набирающие градус, ни одного намека на драки или конфликты. Однако, по данным Daily News Hungary, на Сигете было задержано 6 человек, обвиняемых в торговле наркотиками. Кроме того, канадский гей-активист сирийского происхождения Дэнни Рамадан был серьезно избит на фестивале Sziget. В ходе расследования выяснилось, что причиной избиения послужил расизм.

Самым колоритным местом фестиваля, конечно же, является пункт скорой помощи, у которого можно заметить немножко грустных людей и их группу поддержки. Иногда для кого-то самый веселый праздник заканчивается алкогольным унынием. Встает вопрос: почему и как?

Плохая информированность Сигета

Вопрос алкогольного опьянения на Сигете философский. Когда люди приезжают на «Остров Свободы», они немного теряются: а что же делать дальше с этой неограниченной свободой, и тут наблюдается диагноз «Алисы в Стране чудес», когда хочется попробовать все и сразу: изведать неизведанное, при этом немного перебарщивая с количеством.

Основная проблема Сигета заключается в плохой информированности о возможностях острова и происходящих мероприятиях. Каждый гость фестиваля получает паспорт Сигета, по которому он официально становится жителем и гражданином острова или «Szitizen». Паспорт представляет собой маленькую книгу, в которой в очень доступном виде по датам расписана вся программа, включающая концерты, мастер-классы, театральные постановки, цирковые шоу, кино и многое другое. Остров дает огромные возможности для самовыражения и полной занятости. Но некоторые люди просто не хотят или не умеют читать. Организаторы Сигета должны лучше информировать своих посетителей о происходящем, рассылая e-mail, сообщения, упоминать о существовании бесплатного приложения фестиваля, развивать информирование на социальных страницах и лично. Наверное, это проблема качественно-количественного характера, поэтому все больше и больше «алис в Стране чудес» встречается на «Острове Свободы».

Чистота и организация мусора

Положительный пункт фестиваля Сигет, о котором мало кто знает, - это особое внимание к порядку и экологии проведения. Посетителям бара под депозит выдавался многоразовый стаканчик, который мог использоваться на протяжении всего фестиваля. На территории были установлены баки для сортировки мусора. Учитывая масштабность фестиваля, можно представить, сколько мусора может быть произведено за один только день и какой вред такие фестивали наносят экологии. Не могу сказать об исключительной чистоте на территории фестиваля (а даже наоборот), но осознание проблемы и работа над ней могут в будущем воспитать ответственных фестивальщиков по всему миру. Сигет по данному пункту точно в тренде, но все равно не в топе.

Фудкорт

Можете себе представить, сколько еды нужно для того, чтобы прокормить 565000 человек за 7 дней фестиваля? И как легко Сигет «Остров Свободы» мог бы превратиться в «Остров Голода»?

Минуточка фантазии: «Шел 6-й день фестиваля…Из Дуная была выловлена и зажарена последняя рыба, на деревьях уже не осталось зелени». Данный сценарий мог бы запросто быть положен в основу фильма Стэнли Кубрика. Кстати, может быть, однажды он посетит фестиваль Сигет и вдохновится на создание подобного фильма, но пока шутки в сторону. На фестивале Сигета возможно было найти практически все кухни мира. Каждая площадка обязательно имела несколько баров и кафе. Цены были весьма доступные, немного выше городских. Оплата производилась с помощью браслетов, оборудованных специальными чипами, привязанными к личному банковскому счету. Их фактически невозможно было потерять, а соответственно, остаться голодным. Нужно отметить, что на территорию можно было проносить еду и безалкогольные напитки.

Самая интересная часть о звездах

Не стоит забывать, что билет на Сигет не очень дешевый. Цена за однодневный вход составляет 70 евро. В программе можно найти от звезд мирового масштаба до местных, только восходящих групп. Безусловно, в данном случае фестиваль полностью оправдывает цену, если учесть тот факт, что обычный билет на популярную группу или артиста будет стоить гораздо больше, чем указанная цена за билет фестиваля. Однако грустно осознавать тот факт, что выступление на подобных фестивалях не гарантирует качество шоу исполнителя, да и вообще его выступления. Ходили слухи, что в 2018 году выступит сам Eminem, но его имя так и не появилось в официальной программе. Отвратительно показал себя Kendrick Lamar. Исполнитель опоздал на свое шоу приблизительно на час, исполнил 3-4 трека и исчез. С другой стороны, легендарная Lana Del Rey и атмосфера ее выступления: высококачественное шоу, от начала до конца наполненное нотками нежности и любви.

Больше всего Сигет любят маленькие или средние группы. Для них этот фестиваль своего рода возможность заявить о себе и своем творчестве. Так в один из дней я встретила немецкую группу Chefboss, которая веселились на промо-зоне H&M. Ребята поделились своими впечатлениями и рассказали о том, что атмосфера Сигета нравится им гораздо больше, чем любого другого фестиваля. К большому сожалению, русскоязычных групп было представлено мало. В этом году не была заявлена группа «Ленинград», которая приезжает на фестиваль довольно часто. В программе промелькнули следующие имена: Hartyga, Little Big, Nusha, Vanyn, Vj Anima (Россия); 5’NIZZA, Kadnay, Onuka, Vetka (Украина), но по-настоящему большим сюрпризом оказался литовский электронный дуэт Beissoul & Einius, который на малой сцене собрал достаточно большое количество русскоязычных. Нельзя не отметить харизму главного исполнителя, который в весьма экзотичном наряде энергично передвигался по сцене и пел на каком-то близкому сердцу языке, а тем временем в небе развевались украинские флаги, было понятно, что выступление получает абсолютный знак качества.

Кому не стоит посещать Сигет?

Если бы можно было описать Сигет, я бы сделала это так: солнце медленно подходит к закату, погружая «Остров Свободы» в темноту. Медленно зажигаются фонари, придавая фестивалю особый шарм, со всех сторон слышится музыка. Это атмосфера праздника. Повсюду улыбающиеся люди, немного странные. Многие из них лежат или сидят на траве, что однозначно напоминает хиппи, другие - танцуют. Сначала не совсем понятно, что происходит и куда ты попал. Здесь не надо много думать, здесь нужно расслабляться, просто не каждому это удается.

Если вы по натуре человек серьезный, а может быть, интроверт, которому сложно выйти из зоны комфорта и разделять свое личное пространство с другими людьми…При этом вы не употребляете алкоголь, пришли одни и не очень любите танцевать - вам точно следует избегать Сигет и ни за какие коврижки не посещать это место. Слово и понятие «Свобода» может быть вам немного непонятно, ведь свобода у каждого своя. Также не стоит посещать фестиваль людям нервным и конфликтным, это может обернуться плохим нетолерантным финалом. В целом, Сигет - дружелюбное место для открытых людей, которые готовы принять такой опыт хипстерской жизни, но, учитывая реалии Сигета, его организацию и цифры, нужно сделать очень неутешительный вывод.

Будущее Сигета

С каждым годом число посетителей Сигета растет в разы, однако администрация фестиваля физически не справляется с такими огромными цифрами и, вместо того чтобы давить «на качество», заботится всего лишь о количестве. Изначальная идея фестиваля трансформируется или вообще теряется. Ухудшается качество выступлений исполнителей и их подбор, сильно страдает отдел общественных связей (PR), поскольку организаторы не в силах проинформировать всех гостей, организовать квалифицированную работу СМИ, стремительно падает уровень безопасности, и в данном случае каждый несчастный случай фестиваля идет в счет, а не общая статистика.

Сигет определенно имеет будущее, но оно очень непрочное. Возможно, это будет не самый оптимистичный отзыв, но почему-то все больше и больше хочется провести параллель с Островом Развлечений, о котором писал Н. Носов в книге «Приключения Незнайки»:

Чудесный остров вас зовет,

Другого такого на свете нет,

Прожить там можно без забот

Хоть десять, хоть двадцать, хоть сотню лет…

В данном случае хотелось бы верить, что в следующем году администрация фестиваля сможет учесть все уязвимые места и сделать Сигет одним из лучших фестивалей по всем критериям, привнося в него не только инновационные технологии по переработке мусора, но также нечто большее, чем это.

Автор Екатерина Попова

Трудная дорога в будущее

Андрей СТОЛЯРОВ

Опубликовано в журнале: Дружба Народов 2018, 9

Столяров Андрей Михайлович — прозаик, автор многочисленных статей по аналитике современности и книги по философской аналитике «Освобожденный Эдем» (2008). Постоянный автор «Дружбы народов».

Статья расширяет круг тем, поднятых автором в последних номерах «ДН»: «Война миров. Исламский джихад как историческая неизбежность» (№ 9, 2017); «Разноликий ислам» (№ 12 2017); «Четыреста лет вместе» (№ 2, 2018).

Бурное движение в пустоту

Будущее — это не «продолженное настоящее». Это принципиальная новизна — то, чего еще нет. Будущее не «надстраивает» настоящее, а разрушает его, создавая принципиально иной цивилизационный пейзаж.

Наиболее ярко это заметно на примере истории.

В свое время знаменитый западный футуролог Элвин Тоффлер предложил выделить в историческом развитии три четкие фазы, обладающие собственными базовыми параметрами: аграрная фаза, символом которой является мотыга, промышленная фаза, символ которой — сборочный конвейер, и информационная фаза, ее символ — компьютер.

На наш взгляд, однако, это слишком крупные таксономические единицы. Удобнее пользоваться теми историческими периодами, которые в свое время были выделены марксизмом, — разумеется, освободив их от идеологической упаковки. Перед аграрной фазой добавить архаическую, которая характеризуется присваивающей экономикой (охота и собирательство), а от самой аграрной фазы, которая у Тоффлера чересчур велика, отделить период Средневековья, где впервые в европейской истории утвердилась глобальная трансценденция (христианство).

Тогда последовательность исторических фаз будет выглядеть следующим образом: архаическая фаза (символ — каменный топор), аграрная фаза, заканчивающаяся вместе с античностью (символы — плуг и меч), фаза Средневековья (символ — икона), индустриальная фаза (символы — механизм и машина), информационная фаза, которую иначе можно назвать когнитивной (символ — компьютер).

Символика фаз, конечно, весьма условна. Она отражает лишь знаковую, эмблематическую, «внешнюю» сторону каждого исторического периода: то, что является для него наиболее характерным. Однако сами фазы (онтологические периоды) в истории несомненно наличествуют и образуют собой ступени, по которым медленно, но неуклонно продвигается единая человеческая цивилизация.

Причем, поскольку фазы эти структурно несовместимы, поскольку каждая представляет собой самостоятельную функциональную целостность, движение между ними носит революционный, скачкообразный характер. По аналогии с агрегатными превращениями вещества (твердое — жидкое — газообразное — плазменное), известными физике, такой процесс можно назвать фазовым переходом. Суть явления здесь та же самая: «историческое вещество», сохраняя свой первоначальный состав, приобретает иное агрегатное состояние.

Другими словами, фазовый переход представляет собой системную катастрофу: демонтаж практически всех старых цивилизационных структур и возникновение новых — принципиально иных.

Исторически это выглядит как распад прежнего социального мироустройства, что в координатах обыденного человеческого сознания воспринимается как конец света.

В действительности же это означает наступление будущего.

Современный мир находится сейчас именно в таком состоянии. Мы вступили в период очередного фазового перехода, в период цивилизационного хаоса, который, судя по всему, будет лишь нарастать.

Это проявляется на всех уровнях индустриальной реальности.

Метафизический хаос обнаруживает себя как появление в современности множества маргинальных течений — от религиозного «Белого братства» до исламского терроризма и движения антиглобалистов. Данная ситуация соответствует множественности религиозных доктрин, «ересей», расплавлявших католицизм в позднем Средневековье.

Социальный и экономический хаос представлен, согласно определению аналитиков, «областями демодернизации» — целыми регионами, где современность редуцируется до архаических, родоплеменных форм хозяйствования: Афганистан, Ирак, Нигерия, Сирия, Судан, Сомали. Это тоже вполне соответствует цивилизационной редукции, которую когда-то переживала Европа — и после крушения Римской империи, и во времена Реформации.

Этнический хаос можно диагностировать по громадным антропотокам, перемещающим сейчас миллионы людей с континента на континент. Аналогии здесь — миграция первобытных племен в период неолитической революции, «великое переселение народов» при переходе от античности к Средневековью, экспансия в Новый свет (Северную Америку) при трансформации средневековой фазы в индустриальную.

Более того, в связи с формированием техносферы, чего ранее не было, нынешний фазовый переход отягощен еще и таким явлением, как технологический хаос, который проявляет себя в нарастании динамики техногенных катастроф: увеличении их частоты, масштабности, количества жертв. Технохаос, спонтанная деструкция техносферы становится сейчас одной из главных опасностей.

Как видим, сходство с двумя прежними фазовыми переходами (от античности к Средневековью и от Средневековья к Новому времени) поразительное. Нынешний фазовый переход, как в зеркале, отражает фазовые переходы прошлого.

Но есть и принципиальная разница.

В прежние периоды трансформаций, когда рушился старый мир, внутри него уже существовала некая новая трансценденция, некий метафизический оператор, который начинал сборку новой реальности. В момент распада античности (Римской империи) уже наличествовало христианство, и оно тут же начало сборку новой глобальной целостности — христианской цивилизации. Когда в период Реформации обрушился католический мир, уже существовала доктрина протестантизма, и она тоже немедленно начала сборку новой протестантской цивилизации. Когда в результате Первой мировой войны (очередной фазовый переход) обрушился мир классического капитализма, уже существовали либеральная и социалистическая доктрины, и они — каждая в своем ареале — опять-таки начали сборку новых реальностей.

То есть мир, пройдя эпилепсию хаоса, вновь обретал системную целостность.

В нынешнем фазовом переходе (от индустриализма к когнитивизму) такой трансценденции, такого метафизического оператора, такой социальной доктрины — нет. Движение идет в пустоту. Зоны хаоса расширяются, старый мир рушится, соскальзывая в небытие, но до сих пор не проступила идея, способная образовать новую системную целостность.

Существуют лишь три проекта, претендующих на глобальную универсальность. Однако пока непонятно, имеет ли хоть один из них необходимый для этого потенциал.

Американский проект предполагает, что весь мир следует переустроить по американскому образцу, а сама Америка (США) в этом случае образует его консолидирующий (управляющий) центр.

Европейский проект, в свою очередь, предлагает в качестве образца западноевропейскую «гражданскую, договорную цивилизацию», и в этом случае Западная Европа предстанет как ее основополагающая модель.

И наконец исламский проект, в противоположность американскому и европейскому, подразумевает, что роль глобального оператора в мире предназначена для ислама, а основой будущей государственности должен стать шариат.

Есть, правда, еще мощный китайский проект, но он не обладает качествами универсальности. Китайцы не стремятся сделать весь мир китайским, они лишь добиваются для Китая статуса сверхдержавы. Это не универсальный, это национальный проект.

Таковыми же, то есть по сути национальными, являются проекты Бразилии, Индии, Японии и России. Они тоже не претендуют на универсальность.

Только три глобальных проекта конкурируют сейчас между собой — американский, европейский, исламский. Лишь они подали заявки на формирование нового мира.

Каковы их шансы на успешную реализацию?

Трио для трех времен

На наш взгляд, все три проекта неосуществимы.

Американский проект представляет будущее в виде Большой Америки. Причем эта «Америка» будет четко разделена на три геополитических сектора: Америка первого сорта, то есть собственно США, руководящий и управляющий центр; Америка второго сорта, западные союзники Соединенных Штатов, послушно следующие за ними; и Америка третьего сорта — весь остальной мир, который с легкой руки С.Хантингтона так и именуется ныне полупрезрительным термином «остальные» («the Rest»).

Этот проект обречен. «Остальные» вовсе не хотят становиться ни второсортными, ни — тем более — третьесортными американцами. Чем больше Соединенные Штаты будут стремиться осуществить свой проект, тем большее сопротивление они будут встречать.

Мы в данном случае не пророчим «гибель Америки». Мы говорим лишь о том, что шансов на интеграцию мира американский проект не имеет.

В свою очередь, не имеет шансов и европейский проект. Пусть даже это лучший проект, к настоящему времени выдвинутый человечеством. Пусть даже «Большая Европа» по сравнению с «Большой Америкой» имеет явное преимущество: европейцы свой проект силой никому не навязывают, они лишь представляют его как версию всепланетного будущего.

Однако европейский проект не пассионарен. Фактически весь он сводится к максимизации бытового комфорта. Это идеал среднего класса, который в России XIX столетия назывался мещанами. Европейский проект не ставит перед собой сверхзадачи. Он не обладает «энергетикой подвига», необходимой для продвижения за горизонт. Вероятно, Шпенглер был все-таки прав: «каждая культура проходит возрастные ступени отдельного человека. У каждой есть своё детство, своя юность, своя возмужалость и старость». Европа пребывает сейчас в состоянии старости. Она хочет только спокойствия и более ничего. И, вероятно, главная ошибка Европы заключается в том, что она реализовывала свой проект исключительно в социальных координатах. Она редуцировала метафизическое (духовное) измерение, которое и является источником пассионарной энергии. Она замкнулась на быт, вычеркнув из него бытие. Европейская трансценденция выродилась. Из формы, обозначающей нечто, она превратилась в форму, обозначающую ничто. Идея нового мира не стала национальной идеей Европы, и европейцы не превратились в новый народ, обретший «новое небо и новую землю». Они остались конгломератом старых народов, замкнутых в своих эгоистических интересах. Европейцы так же не готовы к будущему, как и американцы.

Зато чрезвычайно высокой пассионарностью обладает радикальный исламский проект. Правда, точней его было бы называть не исламским, а исламистским, но поскольку в литературе утвердилось именно это именование, мы тоже будем называть его так. Тем более что всемирная исламская умма достаточно активно этот проект одобряет. Можно даже сказать, что — в противоположность Европе — он стал национальной идеей Мира ислама, образуя ныне внутри него, как и положено национальной идее, совершенно новую нацию — сетевую или виртуальную умму.

Цели исламского проекта поистине грандиозны. Это возвращение «исконных исламских земель», тех территорий, куда хотя бы однажды ступила нога мусульманина. «А нога мусульманина Европу сильно потоптала. Арабская конница дошла до центра нынешней Франции (Битва при Пуатье — 732 г.). С VIII в. мусульмане — арабы и берберы оккупировали Пиренейский полуостров. Турки в 16 — 18 вв. оккупировали земли, заселённые венграми (так наз. “Османская Венгрия”). И т.д. — любой мусульманский историк выкатит длинный список. И включит туда Кубу и всю Америку. Через любую поисковую систему в Интернете, задав фразу “Америку открыли мусульмане” (Muslims Discovered America), читатель может узнать весьма любопытные вещи — о том, что доколумбова Америка была открыта и освоена мусульманами. “Руины мечетей и минаретов с высеченным текстом аятов Корана были обнаружены на Кубе, в Мексике, Техасе и Неваде… В Неваде, Колорадо и Нью-Мексико — остатки существовавших здесь когда-то медресе”. Это — типичный текст подобного рода (не имеющий абсолютно никакого отношения к реальности, но ему верят или делают вид, что верят, даже некоторые президенты…). Если мусульмане, по этой логике, открыли и освоили Америку раньше Колумба и, естественно, раньше отцов-основателей Северо-Американских Соединенных Штатов, то это означает, что США (а также Куба и другие американские государства) расположились на «исламских землях». И теракты 11 сентября 2001 года были битвой за “освобождение исламских земель” в Америке»1 .

Понятно, что радикальный исламский проект тоже неосуществим. Человечество — в глобальном масштабе — никогда не примет ислам. И тем не менее этот проект находится в фазе экспансии: растет число террористических актов, совершаемых джихадистами, растет число радикальных исламистских групп. Расширяется физическая территория исламизма, что заметно не только в Азии, но и в Африке, непрерывно усиливается давление ислама на Запад. Фактически идет исламский Армагеддон, и результаты его могут стать катастрофой для всего человечества.

Эту же ситуацию можно изложить на другом языке. Американский проект пытается удержать настоящее — доминирующую роль США в глобальном мире. Европейский проект предлагает перспективную версию будущего, но пока не способен эту версию осуществить. Исламский проект стремится возродить прошлое, эпоху «праведного халифата», и распространить его на весь мир.

Идет ожесточенная борьба трех времен. Причем все три проекта, воплощающие эти три статуса времени, геополитически несовместимы. К взаимному согласованию они не способны.

Примирение, на наш взгляд, невозможно. Для этого либо Запад должен перестать быть Западом — по крайней мере, в нынешнем понимании этого слова — либо Исламский мир должен перестать быть Миром ислама.

Это — цивилизационный тупик. Главное — нет идеи, которая была бы способна интегрировать распадающуюся реальность. Выражаясь метафорически, нет «света по дороге в Дамаск». И потому главный вопрос, который стоит ныне перед международным сообществом — как с этим быть?

Можно ли все же согласовать имеющиеся проекты?

Можно ли перевести энергию разрушения в энергию созидания?

И обращен этот вопрос прежде всего к Исламскому миру.

Государство — это ислам

Существуют две точки зрения на современный Исламский мир.

Первая точка зрения предполагает, что поскольку исламская цивилизация возникла лишь в VII веке нашей эры, то есть на шесть веков позже, чем христианская, то она представляет собой точно такую же, но просто более раннюю фазу развития. Шестьсот лет назад европейская цивилизация переживала период крестовых походов, порожденных демографическим взрывом, резким увеличением численности населения, которое, в свою очередь, было вызвано климатическим оптимумом X — XIII веков. Исламский мир ныне переживает аналогичный период, и его экспансия — тоже следствие резкого демографического взрыва, в данном случае обусловленного общим подъемом уровня жизни после Второй мировой войны и приходом в исламские страны современной медицины и фармацевтики.

Эта точка зрения имеет отчетливый негативный аспект. Она позволяет Западу рассматривать исламскую цивилизацию как безнадежно «отсталую», как архаический, увязший в прошлом реликт, главная задача которого — учиться правильной жизни у западных стран. Естественно, что для Мира ислама такое отношение психологически неприемлемо и вызывает протест.

Приверженцы другой точки зрения утверждают, что Исламский мир — это совершенно особая, самостоятельная цивилизация, и при оценке его надо исходить из этой «особости», а не искать сомнительных аналогий. В частности, сам А.А.Игнатенко считает, что исламский радикализм обусловлен «эндогенными факторами», то есть он неизбежно порождается исламом как таковым.

На наш взгляд, принципиальных различий между двумя этими точками зрения нет. Мы основываемся на том, что законы развития универсальны и представлены на каждом онтологическом уровне. Они едины для унигенеза (развития всей Вселенной), для биогенеза (развития жизни на Земле), для социогенеза (развития человеческих обществ) и даже для онтогенеза (развития отдельной человеческой особи). Другое дело, что эти закономерности опосредуются средой — совокупностью обстоятельств, влияющих на развитие. Таким образом и возникают особенности, которые, вне всяких сомнений, необходимо учитывать.

Ислам как религия полностью соответствует этим рамкам. Например, любая сложная динамическая система после своего возникновения проходит состояние так называемых «осцилляций» — создает множество различных конфигураций, из которых по-настоящему — как базисная — утверждается только одна. Так осцилляции христианства порождали в свое время арианство, несторианство, монофизитство, монофелитство и т.д. и т.п., пока не утвердилась та версия, которую ныне мы называем «ортодоксальной». Точно так же осциллировал в свое время социализм, представая в версиях Маркса, Ленина, Троцкого, Бухарина, Сталина, в версиях «европейского коммунизма», в различных социал-демократических версиях.

Ислам здесь исключением не является. Уже в ранний период своего существования он предстал в версиях суннитов, шиитов и хариджитов, а затем не раз образовывал различные «параллельные конфигурации». Сейчас они наличествуют в виде мазхабов — религиозно-правовых школ, по-своему толкующих шариат. То есть ислам реализует вполне стандартный сюжет. Ну а то, что хариджиты отличаются от несториан — так это и есть «особость», которую необходимо учитывать.

Или еще пример. В свое время христианство прошло период тотальной национализации. После Вестфальского договора (1648 года), завершившего эпоху религиозных войн и провозгласившего суверенитет национальных культур (на языке того времени «cuius regio, eius religio»: «чья земля — того и вера»), в Западной Европе, а затем и во всем мире, образовалось множество национальных государств и, соответственно, множество национальных церквей, по своей практике довольно существенно отличающихся друг от друга. Появились «французский католицизм», «испанский католицизм», «польский католицизм», «латиноамериканский католицизм» и так далее, это не считая многочисленных протестантских деноминаций. И совершенно схожим путем произошла национализация мирового ислама. Оставаясь — в теории — целостной и единой религией, он сначала распался на арабский, османский, персидский, индийский ислам, а затем раздробился на индонезийский, турецкий, алжирский, саудовский, иранский, пакистанский, российский… Причем даже российский, достаточно изолированный, ислам сейчас представлен московской, кавказской, татарской и крымско-татарской версиями.

Собственно говоря, образование виртуальной исламской уммы — это тоже своего рода национализация, доктринальное выделение особого вида ислама, которую произвел исламский радикализм. В этом смысле еще большой вопрос: «существует ли Исламский мир в качестве консолидированного субъекта международной политики»2 или таковым субъектом является сейчас лишь радикальный ислам, вытеснивший «большой ислам» из сознания мирового сообщества?

Как бы то ни было, развитие Исламского мира идет стандартным путем. Хочет того Мир ислама или не хочет, но он вовлечен в процесс глобальной модернизации. В нем происходит тот же структурный метаморфоз, что на триста — четыреста лет раньше происходил в Западном мире: разорение крестьянства, урбанизация, индустриализация, образование больших масс маргинализованной молодежи, распад традиционного общества, спонтанное утверждение новых жизненных практик. Ничего принципиально нового здесь нет. Подобный метаморфоз испытало — и, между прочим, тоже с большим опозданием — уже множество стран. Другое дело, что в Мире ислама все это происходит очень медленно и болезненно, порождая коррупцию, автократии, нищету и чрезвычайно острые социальные пертурбации. Главное, что Исламский мир никак не может завершить данный этап и образовать стабильные развивающиеся государства современного типа.

И вот тут от общего мы перейдем к частностям. От всеобщих законов развития — к их индивидуальному воплощению. А индивидуальное воплощение нынешнего ислама заключается в том, что он как религия по-прежнему остается тотальным. Ислам пронизывает и определяет собою все — и политику, и государственное устройство, и социальные отношения, и экономику, и личную жизнь. Он в принципе не создает светских пространств, где могла бы рождаться творческая, независимая и свободная мысль, представляющая собой драйвер развития. Причем данная ситуация является для него имманентной, и это сразу заметно при сравнении ислама и христианства.

Христианство возникло в свое время в Римской империи, в зрелом, иерархическом государстве, расчерченном четкими и неукоснительными законами. Поэтому, предложив миру новый философский и социальный концепт, христианство сразу же стало в оппозицию к этому государству — оно принципиально отвергало его и более трехсот лет боролось с ним за право на существование. То есть здесь с самого начала произошло разделение светских и духовных властей, что и закрепилось во всей последующей истории. Вспомним европейское Средневековье: для защиты от своеволия феодала горожане могли обратиться к епископу, а для защиты от притязаний епископа — к феодалу. Причем каждый раз выторговывая для себя какие-нибудь преференции. В этом зазоре, в этом интервале неопределенности, который существовал сотни лет, и зародилось Магдебургское право — городское самоуправление, трансформировавшееся затем в гражданское светское общество. В христианской цивилизации ни одна из властей не смогла окончательно победить, и в конце концов сферы их влияния были четко разделены: у государства — социальное управление, у церкви — спасение души. Церковь и власть могли друг с другом сотрудничать, они могли упорно соперничать между собой, но ни одна из сторон не могла возвести себя в абсолют. Светская сфера жизни хоть и соотносилась с основными принципами христианства, но не была им полностью подчинена.

Совсем по-другому обстояло дело с исламом. Он возник в «благословенной Аравии», когда никаких государств там еще и в помине не было. Собственно государство в этом пробуждающемся регионе образовал сам ислам, и с тех пор власть и вера в Исламском мире не могли быть друг от друга отделены. Они представляли собой единое целое. Отсюда — онтологическая тотальность ислама, в принципе не допускающего наличия в обществе чуждых ему светских пространств. А поддерживается и воспроизводится эта тотальность мощным механизмом индоктринации, выраженным исламской религиозной обрядностью. Обратим в этом смысле внимание на Россию. В России большую часть ее государственного существования власть и церковь тоже были объединены — это качество называлось «симфонией» и досталось нам в наследство от Византии; светское, социальное и политическое пространство в России также было не слишком большим, и Россия тоже развивалась медленнее, чем западные европейские страны.

Вывод из сказанного, на наш взгляд, следует сам собой. Поскольку ислам как религия обладает экзистенциальной тотальностью, то и модернизация Исламского мира невозможна без трансформации самого ислама. Нынешняя конфигурация ислама препятствует естественному развитию, она создает среду, где любые преобразования даются с колоссальным трудом. Против них работает «таклид», то есть воспроизведение мнения предшественников, отклоняться от которого нельзя и который категорически отрицает всякие новшества3 . Более того, в поле тотальной веры, пронизывающей собою всё, любые инновации, даже если их вводить авторитарным путем, как правило, искажаются и потому порождают не столько позитивные, сколько негативные следствия. Именно поэтому, по образному замечанию Е.Сатановского, Исламский мир, как заколдованный, ходит по кругу: коррумпированный военный режим — коррумпированный гражданский режим — коррумпированный исламский режим, и затем — все сначала. Что, как пишет этот автор, «составляет основу политического цикла, повторяющегося на протяжении десятилетий». А промежутки между режимами довольно часто заполняются гражданской войной.

В общем, без трансформации религиозной доктрины Исламский мир обречен оставаться в тягучем прошлом. Никакие попытки Запада внедрить туда свободу и демократию не будут успешными. И не только лишь потому, что инсталляция демократии — это чрезвычайно трудоемкий и долгий процесс, требующий, как показывает история, смены нескольких поколений, но также и потому, что его будет непрерывно блокировать сам ислам. Прав, вероятно, тот же Е.Сатановский, который в книге «Россия и Ближний Восток» замечает, что по отношению к Миру ислама «благие идеи о демократии как основе построения гражданского общества современного модернизированного типа, копирующего западные образцы, хорошо звучат в университетских аудиториях и на международных форумах, но не имеют никакого отношения к действительности».

В этих координатах, как нам представляется, не обладает реалистической перспективой и «концепт диалога» между Западом и Исламским миром, на который сейчас возлагается столько надежд.

Показательно, что сама идея такого межцивилизационного диалога была выдвинута в 1998 году никем иным как президентом Ирана Мохаммадом Хатами и представляла собой политическую альтернативу известной концепции С.Хантингтона о «столкновении цивилизаций». Но еще показательней здесь было другое: когда на волне общественного энтузиазма Организация Объединенных Наций (ООН) объявила 2001 год — первый год третьего тысячелетия — «Годом диалога цивилизаций», то уже осенью этого же года, 11 сентября, исламские радикалы нанесли удар по башням-близнецам на Манхэттене. Естественно, что после этой трагедии концепт «диалога цивилизаций» приказал долго жить. Не имел успеха и план создания «Альянса цивилизаций» под эгидой ООН, предложенный в 2005 году Турцией и Испанией. Причем, как считает известный российский дипломат В.В.Попов, неудача уже этого плана в немалой степени явилась «следствием скептического, а по сути негативного отношения американцев к возможности равноправно­го диалога со слабыми государствами, представляющими иные цивилизации».

Это, разумеется, не означает, что диалог цивилизаций не нужен. Он, несомненно, оказывает благотворное влияние на ситуацию в мире. Однако этот механизм имеет и очевидные недостатки. Прежде всего он — чрезвычайно медленный, гносеологически инерционный, и результаты такого межцивилизационного согласования в лучшем случае проявят себя лишь через несколько десятков лет. Кроме того, вполне очевидно, что современный Исламский мир представлен в нынешнем международном дизайне вовсе не сообществом мусульманских стран, каждая из которых имеет свои собственные интересы, а скорей — «радикальной уммой», исламскими экстремистами, объявившими непримиримую войну Западу. Это в настоящий момент — авангард Мира ислама, и это всечеловеческая угроза, ликвидировать которую надо не когда-нибудь, через многие поколения, но — прямо сейчас. А с радикальными исламистами никакой диалог невозможен. Разве можно о чем-либо договариваться с людьми, которые открыто и недвусмысленно заявляют: «Мы разрушим европейские города, сравняем их с землей. Мы устроим водопады крови. <…> Мы не прекратим наши атаки до тех пор, пока вы не образумитесь и не вернетесь на праведный путь». Это строки из заявлений организации «Бригады Абу Хафса аль-Масри», которая уже осуществила теракты в Ираке, Испании, Турции, акции саботажа в Англии и США, но точно таких же воззрений придерживается и множество других радикальных исламских групп.

Самостоятельно Исламский мир справиться с радикалами не способен. Даже те правительства мусульманских стран, которые надвигающуюся опасность осознают, находятся под сильным давлением «улицы», то есть ислама «народного», формирующегося в мечетях и медресе. Они вынуждены с ним считаться, поскольку он инсталлирован в сознание масс.

А «народный ислам» за последние десятилетия приобрел очень специфические черты.

Трансформация

Здесь нам придется вновь вспомнить о ваххабизме, который является официальной религией Королевства Саудовская Аравия. Правда, сами саудиты именование «ваххабизм» отвергают, называя себя салафитами, то есть сторонниками «чистого», «истинного» ислама. Но терминология не так уж важна, главное, чтобы было понятно, о чем идет речь.

Идеология ваххабизма очень проста. Аллах через пророка Мухаммеда указал человечеству, как следует жить, и людям надо исполнять волю Аллаха, а не выдумывать «от себя» всякие новшества, искажающие божественное предначертание. Коран надо воспринимать буквально, поскольку законы создаются Богом, а не людьми. Ислам надо очистить от всех позднейших напластований и понимать его так, как понимали его пророк Мухаммед и праведные халифы.

По сути, это идеология исламского фундаментализма, которую исповедует множество самых различных организаций и групп. Однако от других фундаменталистских течений современные ваххабиты отличаются тем, что проявляют крайнюю нетерпимость ко всем, кто не разделяет их взглядов.

Два принципа движут их религиозной активностью: такфир и джихад.

Такфир — означает обвинение в неверии. А «неверным» считается всякий, кто не соблюдает исламский религиозный канон. Это один из самых тяжких грехов с точки зрения классического ислама. Причем обвинение в неверии ваххабиты предъявляют не только всей западной цивилизации, которая, по их мнению, безбожием и развратом пытается уничтожить ислам, но и тем мусульманам, которые сотрудничают с «кафирами». Ваххабиты квалифицируют их либо как «отступников» (муртаддун), либо как «лицемеров» (мунафиккун). А наказание за неверие или вероотступничество может быть единственное — смерть. Ведь сказано в священном Коране: «Не уступай неверным, но <…> воюй с ними великой войной» (25:54). И сказано в священном Коране, кто такие неверные, — это «те, которые не судят по тому, что ниспослал Бог» (5:48). И сказано в священном хадисе: «Убейте того, кто поменяет свою религию»4 (имеется в виду, конечно, отвергнет ислам). И провозглашено в другом священном хадисе, что неверующий (атеист) — это тоже «вероотступник, который должен быть приведен к покаянию и [если не покается] убит»5 .

Причем всех «неверных» ваххабиты считают людьми настолько презренными, что такой же презренной должна быть и их смерть. «Модой» среди джихадистских террористических групп ныне является обряд нахр: это когда «неверному» перерезают горло, точно скоту. В свое время в экстремистской медийной среде даже была развернута целая идеологическая кампания, проходившая под лозунгом: «Соверши нахр со словами “Во имя Аллаха!”». Таким именно образом в ноябре 2004 года был убит голландский режиссер Тео ван Гог, снявший десятиминутный фильм «Покорность», осуждавший насилие над женщинами в мусульманском мире: убийца (гражданин и уроженец Голландии, по происхождению — марокканец) сначала его подстрелил, а потом перерезал ему горло. «Были и другие убийства по ритуалу нахр <…> которые снимались на видеокамеры или мобильные телефоны, а видеоклипы выставлялись в Интернете»6 . Причем смертью вероотступникам грозят не только подпольные группы. Сейчас в Организацию Исламская Конференция входят 57 государств, из которых пять рассматривают отступничество от ислама как преступление, наказуемое смертной казнью. Это Афганистан, Иран, Йемен, Саудовская Аравия и Судан.

Аналогичным образом обстоит дело с тезисом о большом и малом джихаде. Хадис, на который опирается этот тезис, многими мусульманскими теологами признается недостоверным: у него слабый иснад7 . Тем не менее на него активно ссылаются те, кто пытается доказать мирный характер ислама. Однако идеологи ваххабитов этот хадис вообще отвергают: для них не существует никакого другого джихада, кроме вооруженной борьбы. Причем участвовать в таком джихаде — обязанность каждого мусульманина. Ведь сказано в священном Коране, что «Воюющих за веру <…> Бог поставил выше остающихся дома» (4:96). И сказано в священных хадисах, что «быть один час в боевых порядках на пути Бога лучше, чем быть [на молитве] шестьдесят лет»8 . Вот — глас божий! И никаких сомнений тут просто не может быть! Ислам всегда распространялся мечом, подчеркивал Мухаммед абд аль-Салам Фарадж, осуществивший убийство президента Египта — Анвара Садата. Вести джихад против неверных — священный долг слуг Аллаха, и тот, кто уклоняется от него, тот — изменник, ему может быть предъявлен такфир.

Таковы основные принципы ваххабизма.

А теперь заново оценим ту ситуацию, которая сложилась в мире в результате «Войны Судного дня». Тогда, после введения в 1973 году нефтяного эмбарго арабскими странами, цены на «черное золото» фантастически возросли и колоссальные деньги хлынули в нефтяные монархии Персидского залива — в Катар, Объединенные Арабские Эмираты, в Кувейт, но прежде всего — в Королевство Саудовская Аравия. Доходы их в этот период были просто чудовищными. По некоторым данным, с 1970-х годов до конца ХХ века в нефтедобывающих мусульманских странах скопилось около 10 триллионов долларов избыточного капитала. И значительная часть этих денег была вложена в распространение и пропаганду ислама. Арабские нефтяные монархии строили по всему миру мечети и медресе, финансировали исламские университеты и начальные курсы для мусульман, вкладывали громадные средства в радио, телевидение и СМИ, поддерживали множество экстремистских групп, борющихся за то, чтобы в их странах воцарился «настоящий ислам».

Масштабы этой деятельности поражают. Одна только Саудовская Аравия организовала примерно 6 000 фондов, распространяющих в разных странах исламскую литературу. Считается, что за последнюю четверть века она израсходовала на эти цели не менее 70 миллиардов долларов. Американские исследователи вообще «утверждают, что Саудовская Аравия истратила на ваххабитскую пропаганду за последние четверть века больше средств, чем Советский Союз на коммунистическую пропаганду за все время своего существования»9 . А ведь, помимо нее, «вкладывались» в этот проект и Катар, и Кувейт, и Объединенные Арабские Эмираты. Причем распространялся по миру именно ваххабизм, вытеснявший собой все другие религиозные форматы ислама. Его преподавали в университетах и медресе, его пропагандировали саудовские эмиссары в различных исламских объединениях, он утверждался в «шариатских зонах» Европы, он служил идейной основой боевиков в тренировочных лагерях Афганистана и Пакистана.

В общем, можно, вероятно, сказать, что за последние десятилетия ислам претерпел колоссальную мировоззренческую трансформацию. Современный ислам (по крайней мере его «новая умма») обрел отчетливый ваххабитский формат, и именно это, как нам представляется, в значительной мере обостряет конфликт между Западным миром и Миром ислама. Зарубежный исследователь Мухаммад Хасан даже считает, что «салафизм (читай: ваххабизм — А.С.) — полностью и радикально иная культура, иной менталитет и, в конечном счете, иная религия, нежели традиционный ислам». А американский обозреватель Томас Фридман конкретизирует эту мысль. Он полагает, что «ничто так значительно не подрывает стабильность и модернизацию арабского мира и мусульманского мира в целом, как те миллиарды и миллиарды долларов, которые саудовцы с 70-х годов прошлого века инвестировали в то, чтобы полностью стереть все следы плюрализма в исламе — будь то суфистская, умеренно суннитская или шиитская версии — и навязать вместо него пуританский, антимодернистский, антизападный, антиплюралистический, направленный против женщин, ваххабитский, салафитский бренд ислама, пропагандируемый саудовским религиозным истеблишментом. Далеко не случайно несколько тысяч саудовцев присоединились к “Исламскому государству”, а благотворительные фонды Арабского залива переводят ИГ финансовые средства. Именно поэтому все суннитские джихадистские группировки — ИГ, “Аль-Каида”, “Джебхат ан-Нусра” — это идеологические ответвления ваххабизма, впрыснутого Саудовской Аравией в мечети и религиозные школы от Марокко до Пакистана и Индонезии».

Да что там Пакистан или Индонезия! «В настоящее время в Британии, число мусульман в которой составляет 5 % населения, — около 3 миллионов человек, более трети мусульман, обучающихся в университетах, считают оправданным убийство во имя интересов религии»10 . Вот неисчерпаемый резерв «спящих кротов», которые могут проснуться и начать действовать в любой момент.

С конца 1970-х годов, еще с афганских и пакистанских военно-тренировочных лагерей, нефтяные монархии Персидского залива взращивали чудовище. Они надеялись, что оно пожрет «кафиров», «безбожников», советские войска, вторгшиеся в Афганистан. В этом им помогали Соединенные Штаты, в свою очередь рассчитывавшие использовать «борцов за веру» против СССР. Непрерывным потоком шли деньги, инструкторы, оборудование, военное снаряжение. И вот наконец чудовище выросло, возмужало, окрепло и внезапно дохнуло огнем на своих «родителей». Первый удар пришелся как раз на Америку: обнаружилось, что из 19 террористов, ответственных за трагедию 9/11 на Манхэттене, пятнадцать были гражданами Саудовской Аравии, а еще двое — гражданами Объединенных Арабских Эмиратов. Более того, выяснилось, что 80 процентов мечетей в Соединенных Штатах контролируется ваххабитами, пропаганда ваххабизма свободно осуществляется многочисленными саудовскими исламскими культурными центрами и ваххабитские материалы обильно представлены даже на сайте посольства КСА в Вашингтоне.

Вряд ли верна точка зрения, полагающая, что исламский радикализм — это вынужденный ответ Мира ислама на цивилизационное давление Запада. То есть, быть может, она и верна, но только отчасти. Экспансия радикального исламизма началась бы и без этого фактора. Ведь не случайно девизом Королевства Саудовская Аравия является символ веры ислама — шахада: «Нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммед — посланник его». А государственный гимн этого государства звучит так: «Да здравствует король! Стремись к славе и превосходству»!

Вот и стремятся.

Трансформация действительно осуществилась. Ислам от лица всего Исламского мира представляют в настоящий момент почти исключительно приверженцы ваххабизма. В полном соответствии с известным тезисом В.И.Ленина ваххабитская идея овладела массами и стала революционной силой. Монархии Персидского залива радикализовали ислам, и «процесс пошел» со все нарастающей интенсивностью. Терапевтические меры, которые предпринимают сейчас Соединенные Штаты и сама Саудовская Аравия, на него практически не влияют — феномен радикализма стал самодостаточным, самоподдерживающимся, поглощающим одну исламскую страну за другой. Разгром конкретного «халифата», в Сирии например, ничего не даст: пока в мировоззренческом дискурсе ислама главенствует ваххабизм, он будет воспроизводить по всему миру все новые и новые «исламские государства». Война Запада с исламскими радикалами станет «дурной бесконечностью», и нельзя поручиться, что Запад в этой войне победит. Тем более, что — парадоксально, но факт! — Соединенные Штаты по-прежнему являются надежной защитой для нефтяных ваххабитских монархий. На что здесь Америка рассчитывает, непонятно. Фактически она сама пестует свою смерть.

Единственная возможность погасить данный конфликт — это трансформировать нынешний религиозный дискурс Мира ислама. Предложить вместо ваххабизма иную теософскую конфигурацию — более современную, более энергичную, но главное — имеющую прикладной социальный характер. То есть способную создать эффективное мусульманское государство: политически стабильное, уверенно развивающееся, своевременно отвечающее на вызовы новой эпохи — государство, которое стало бы социальной моделью для других мусульманских стран, государство, которое могло бы наглядно продемонстрировать всему миру, что у ислама есть не только безнадежное прошлое, но и перспективное будущее.

Понятно, что Запад решить такую задачу не в состоянии. Он хочет превратить Исламский мир во второсортный, эрзацный аналог себя, перелицевать его в Соединенные Штаты или в Европу — более ничего.

Других рецептов спасения у Запада нет.

Но, может быть, используя свой исторический опыт, это способна сделать Россия?

Война в Зазеркалье

Правда, ситуация с российским исламом тоже не внушает особых надежд. Следует, как нам кажется, честно признать, что несмотря на очевидные достижения в этой сфере, мусульманские республики, входящие в состав РФ, так и не стали по-настоящему органической частью России. А российские этнические и верующие мусульмане так и не начали ощущать себя настоящими россиянами.

Нет, внешне все выглядит благополучно. Уважение к исламу и этническим мусульманам демонстрируется непрерывно. Выступая в октябре 2013 года в Уфе на торжественном собрании, посвященном 225-летию Центрального духовного управления мусульман России, президент В.В.Путин сказал, что «ислам — это яркий элемент российского культурного кода, неотъемлемая, органичная часть российской истории. Мы знаем и помним много имен последователей ислама, составивших славу нашего общего Отечества, — государственных и общественных деятелей, ученых, предпринимателей, представителей культуры и искусства, доблестных воинов».

Причем это отнюдь не политические декларации. Они неуклонно воплощались на практике. Вот что пишет об этом доктор Луай Юсеф, координатор Всемирного союза мусульманских ученых в России и СНГ, чье мнение особенно ценно как мнение наблюдателя со стороны: «Весьма примечательно, что за короткий промежуток времени они (российские мусульмане — А.С.) сумели получить такие права, каковых не имеется у мусульман, живущих в исламских странах, во главе которых стоит правитель-мусульманин». Доктор Юсеф приводит интересный факт: несколько лет назад власти Республики Татарстан обратились в Государственную Думу РФ с предложением сделать день принятия ислама государственным праздником России. Тогдашний «президент Дмитрий Медведев одобрил это предложение. Примечательно, что этот проект горячо приветствовала и Русская Православная Церковь, которая призвала не медлить с его осуществлением».

Вместе с тем, если рассмотреть ситуацию более объективно, выясняется, что все не так радужно. Да, действительно «в России живет больше мусульман, чем в любой другой европейской стране, и процентная доля мусульман среди населения быстро растет»11 . Да, действительно в истории России не было религиозных войн, а в новейшей истории — серьезных религиозных конфликтов. Да, российские мусульмане очень лояльны к российской власти, можно даже сказать, что это ее надежный электоральный ресурс. Во всяком случае, количество голосующих на выборах за «партию власти» в мусульманских республиках всегда значительно выше, чем в русских регионах России. Последнее, впрочем, объясняется тем, что «традиционные мусульмане» лояльно относятся к любой сильной власти, какой бы она ни была. К тому же российский ислам в определенной части своей имеет отчетливый суфийский характер (не только у мусульман Северного Кавказа, но и у татар Урало-Поволжья), а суфии — это их базовая черта — стремятся не вмешиваться в политику. Имеет значение и сравнение образов жизни: благодаря электронным СМИ российские мусульмане прекрасно знают, как живут их собратья по вере в государствах Средней Азии или на Ближнем Востоке, и вовсе не жаждут оказаться в условиях диктатуры или — что еще хуже — гражданской войны.

И однако то состояние «исламского инобытия», о котором мы говорили ранее, никуда не исчезло. Российские мусульмане по-прежнему пребывают как бы в «мире ином». Формально являясь полноправными российскими гражданами, активно участвуя в гражданской и экономической жизни страны, они как религиозная общность существуют в некой параллельной реальности, которая неведома подавляющему большинству россиян. Русские россияне почти ничего не знают ни об исламе, ни о «своих» мусульманах. Отношение к ним формируется в основном электронными и печатными СМИ, уже давно поставившими знак равенства между исламом и терроризмом. Как начали российские журналисты еще с середины 1990-х годов писать о «полчищах ваххабитов», которые угрожают России, так это продолжается до сих пор. Об исламе в российской русскоязычной прессе вспоминают только тогда, когда происходит очередной террористический акт. Ситуация усугубляется и наплывом мигрантов из среднеазиатских республик — отношение к ним, очевидно «чужим», также переносится и на «своих» мусульман. И вообще, большинство россиян считает Россию европейской и христианской страной и поэтому искренне не понимает — при чем тут ислам?

Можно констатировать весьма неприятный факт. Нация «россияне» до сих пор реально не сформировалась. В России, конечно, наличествует определенная гражданская консолидация, вызванная прежде всего обстановкой «враждебного окружения» (конфликтом с Западом, который по отношению к России — «чужой»), но отсутствует то внутреннее, деятельностное и мировоззренческое, единство, которое можно было бы назвать «национальной общностью».

Термин «россияне», используемый в течение последних десятилетий, обозначает не столько собственно нацию (государственно-этнокультурную общность), сколько формальную гражданскую принадлежность людей, проживающих в пределах определенных границ. Фактически нынешняя Россия представляет собой разнородный, противоречивый этнокультурный конгломерат, по-настоящему не сплоченный в единую нацию и потому потенциально готовый к различным геополитическим метаморфозам.

Вообще есть некий простой индикатор. Любая нация, если она действительно существует, формирует определенную онтологическую модель, «национальную аватару», выражающую представление нации о самой себе. Можно также сказать, что аватара — это концентрат национального (или этнического) характера, предъявление нации (этноса) в виде образа (эталона), который воплощает ее базисные черты. Это выделение нацией (народом) «себя» среди множества «других» этносоциальных культур.

В бытийной механике нации аватара играет чрезвычайно важную роль. Она непрерывно воспроизводит национальный характер, воспроизводит четкий национальный стереотип, утверждая нравственные, культурные и социальные нормы, специфические для него: «русские не сдаются», «англичанин никогда не будет рабом», «немцы не боятся никого, кроме Бога».

Классическим примером такой аватары является «образ советского человека», целенаправленно сформированный в СССР.

Значительно раньше в имперском сознании Великобритании возникла другая национальная аватара, которую можно определить как «образ белого человека». Здесь также нетрудно выделить набор главных характерологических черт. Это существо высшего порядка по отношению к колониальным аборигенам: он относится к ним как отец к неразумным детям — воспитывая и направляя их, поощряя, а если требуется, то и наказывая. Кроме того, «белый человек» никогда не отступает перед опасностью, он всегда, несмотря ни на какие препятствия, достигает поставленной цели, и он также всегда готов прийти на помощь другому «белому человеку». Энергетика этой внятно сформированной национальной модели, как нам представляется, сыграла не последнюю роль в становлении огромной Британской империи, «над которой никогда не заходило солнце».

Можно также вспомнить начальную американскую аватару, которая обозначалась аббревиатурой WASP (по первым буквам английских слов): белый, англо-саксонец, протестант. Ее типовой канон выглядит так: индивидуализм, протестантизм, пассионарная предприимчивость, стремление к успеху, личная ответственность за свою судьбу. Наличие такой аватары, которая, насколько можно судить, возникала в значительной мере спонтанно, определило и лицо нации (американский национальный характер) и специфику складывающейся американской государственности, где не власть формирует и направляет народ, а народ формирует и контролирует власть.

Понятно, что аналогичной национальной модели в современной России нет. Никто не может сказать, что представляет собой нынешний «россиянин», какие наличествуют у него базисные характерологические черты, каков его нормативный поведенческий репертуар. Нет точки сборки. Нет эталона «российскости», естественно объединяющего в себе разнообразные онтологии этносов, верований и социальных групп.

Между тем — повторим еще раз — ваххабитский ислам сумел за последние годы создать яркую аватару, притягивающую к себе мусульманскую молодежь. Это — мужественный воин ислама, сражающийся во имя всех истинно верующих на земле. Он бесстрашен и справедлив. Он презирает слабость и смерть. Он грозен со своими врагами: перед ним трепещут мягкотелые американцы и европейцы. Он призван освободить мир от зла. Он исполняет вышнюю волю Аллаха, и потому правда на его стороне.

Что может противопоставить ему традиционный российский ислам, не имеющий ни яркого образа, ни вдохновляющей цели? Что может противопоставить ему рыхлая нынешняя «российскость», не могущая определить даже саму себя?

И потому традиционный российский ислам постепенно глобализуется. В него медленно, но упорно просачиваются общемировые ваххабитские ингредиенты. Выступая в феврале 2013 года на заседании Национального антитеррористического комитета в Пятигорске, директор ФСБ России генерал А.В.Бортников сказал, что идеология радикального исламизма продолжает распространяться, причем «не только на Северном Кавказе, но и в ряде субъектов Приволжского, Уральского и Сибирского федеральных округов».

Вот в чем специфика нынешней ситуации. В России идет невидимая россиянам война. Идет громадное по масштабам сражение в Зазеркалье — за то, каким будет новый российский ислам.

Собственно — какой будет сама Россия.

И главное сражение этой войны разворачивается вовсе не в сфере экономики или социальной политики, которые, разумеется, тоже очень важны. Главное сражение разворачивается в мировоззренческой сфере, которая определяет собою все. Чей флаг будет развиваться на этой господствующей высоте, тот и выиграет сражение. Чья национальная аватара окажется привлекательнее, тот и будет претендовать на реальное место в формирующейся сейчас новой истории.

Пока Россия ведет в этой войне лишь чисто оборонительные бои.

Но как нам представляется, у нее есть все возможности, чтобы перейти в стратегическое наступление.

Точка сборки — «приоритет знаний»

Формирование новой нации, модернизация идентичности, создание аватары, которая воплощала бы собой национальный канон, — вполне реальный процесс. Уже в наше время, в ХХ веке, были сконструированы такие новые нации, как «советский народ», с очевидностью отличающийся от классических европейских и азиатских народов, или «израильтяне», которые тоже достаточно сильно отличались от диаспоральных евреев, или «кемалистские турки», выделенные из населения Османской империи, или «арийская раса» в Германии во время правления Гитлера.

Преобразование нации — осуществимый процесс, и занимает он не такое уж долгое время. Другое дело, что тут сразу же возникает главная тема: каким должен быть новый национальный формат, чтобы соответствовать современности, каких целевых параметров при этом необходимо достичь?

Оценим в этих координатах потенциал России. Понятно, что путь классического «догоняющего развития», путь «вторичной индустриализации» как основы создания национальных богатств не является для нас перспективным. Против этого работает российская «географическая специфика», которая заключается в том, что в России более холодный климат, чем в большинстве развитых западных и восточных стран, и более обширная, с трудными коммуникациями территория, во многом не освоенная до сих пор. При любой экономической деятельности Россия вынуждена будет платить дополнительные налоги — транспортный и климатический, — исключить которые из накладных расходов нельзя. И если до периода интенсивной глобализации, когда национальные экономики в определенной степени были разобщены, это принципиального значения не имело, то теперь, в мире всеобщей экономической взаимосвязанности, любая, даже самая незначительная, добавочная нагрузка на производство порождает ощутимые конкурентные трудности.

В классическом варианте, в сюжете обычного догоняющего развития Россия всегда будет экономически опаздывающей страной, что в общем и наблюдалось в значительной части ее истории. При прочих равных мы ни по уровню технологий, ни по уровню жизненных благ никогда не сумеем сравняться с мировыми лидерами Запада и Востока.

Мы будем все время хотя бы чуть-чуть отставать.

Путь простого количественного развития приведет нас в тупик.

Единственная возможность для нас вновь оказаться в авангарде истории — это резко поднять качество нации, создать новый народ, способный на принципиальный цивилизационный прорыв. Причем критерий такой «национальной модернизации», точка сборки, на основе которой могла бы возникнуть новая российская аватара, должны — вне всяких сомнений — иметь универсальный характер. Ни «русскость», ни «православность» в чистом виде здесь не годятся, поскольку представляют собой изолирующие доктрины.

Мы не можем, следуя классическим западным образцам, стать самой богатой, самой развитой и самой сильной державой мира, сколько бы мы ни напрягались, — здесь существуют четкие географические ограничения. Зато мы можем стать самой образованной в мире страной — страной, лидирующей прежде всего в когнитивном, интеллектуальном пространстве. Заметим, что это полностью отвечает вызову будущего: в информационной эпохе знания ценятся выше, чем металл, газ или нефть. К тому же интеллектуальный вектор развития имеет явное преимущество: в среде концентрированных и возобновляемых знаний, при высокой когнитивной температуре, которая в подобной среде возникает сама собой, новые идеи и новые технологии (то есть собственно инновации) зарождаются как бы из ничего. Они представляют собой «воздух существования». А появившись на свет, эти идеи уже влекут за собой и динамичное сбалансированное развитие, и ощутимые экономические преференции.

Добавим, что это не есть сугубо умозрительная концепция. В 1866 году, когда прусские войска разгромили армию Австрийской империи при Садове, канцлер Бисмарк сказал, что «эту войну выиграли немецкие учителя». Подразумевалось, что качественный уровень немецкого солдата был значительно выше австрийского, что являлось следствием немецкого школьного образования. Заметим также, что политические, экономические и военные успехи Соединенных Штатов не в последнюю очередь были обусловлены тем, что они целенаправленно ассимилировали в себе образованных, творческих, энергичных людей — эмигрантов со всего мира. Или еще пример. Когда Япония, разгромленная во Второй мировой войне, в качестве национальной идеи выдвинула цель «выиграть мир», то фундаментом для реализации этой идеи стало именно образование. «Рабочий день» японского школьника длился тогда 12 часов: с 8 утра до 3 дня — собственно школа, с 6 до 9 вечера — занятия с репетитором, а потом до полуночи — выполнение домашних заданий. Средняя японская семья тратила на образование детей до четверти своего дохода. Культ образования в Японии и сейчас чрезвычайно высок. Аналогичную ставку — на образование — сделали в свое время также Сингапур и Тайвань, совершившие победный рывок от отсталости к передовым технологиям.

Есть что с чем сравнить.

Вот мощный ресурс, не требующий (по крайней мере на первых порах) ни глобального экономического переустройства, ни резких политических сдвигов, чреватых потрясениями и революциями.

Когнитивная трансформация нации, повышение ее качества за счет резкого повышения уровня образования — это путь, который современной России и вполне доступен, и остро необходим. Более того, на наш взгляд, это вообще единственный путь, обеспечивающий России реальное продвижение в будущее.

Главное же, что эта стратегия опирается на русский национальный характер, для которого свойственно скептическое отношение к материальным благам, но зато повышенное внимание к благам нематериальным — духовным. А образованность, умение думать, интеллектуализм — это как раз воплощение светской, современной духовности (во всяком случае, интерпретировать ее можно именно так), и потому здесь весьма вероятен архетипический резонанс, который придаст данной стратегии дополнительную энергетику.

А дальше следует самое интересное.

Точно такая же идеологема присутствует и в изначальной форме ислама. Причем в отличие от не слишком определенной «русской духовности» в исламе этот концепт имеет гораздо более четкие когнитивные характеристики.

Действительно, если обратиться к Корану с этих позиций, то можно заметить его сильную акцентированность на ценности и приобретение знаний. «Символично, что первым словом, с которым архангел Гавриил обратился к Мухаммаду, призывая его на пророческое служение, было: “Читай!” и что в начальных строках первой (в хронологическом порядке) суры-главы Корана прославляется Бог именно как творец, научивший человека письму (96:1-5). Также и последующую суру (68-ю) открывает Божья клятва орудиями письма — чернилами и пером. Превосходство знания/разума Бог отмечает в таких коранических откровениях: “Неужели равны знающие и незнающие?!” (39:9); “На высшую ступень Бог поднимает уверовавших и знающих” (58:11); “Из рабов Божьих подлинно боятся Его / Именно люди ученые (35:28)”». Или вот еще вполне однозначное повеление: «Назидайтесь, обладающие зрением!» (59:2).

«В свою очередь, пророк Мухаммад назвал разум первым и наивысшим творением Божьим, а ученых мужей (‘уляма’) — наследниками пророков. Поиск знания/науки он объявил “обязанностью каждого мусульманина и мусульманки”; говорил об учебе как о непрерывном процессе, длящемся от колыбели до могилы и требующем от человека отважных поисков мудрости “даже в далеком Китае”. Мухаммаду принадлежат также слова о том, что “чернила ученого так же драгоценны, как кровь мученика, павшего за веру”; или “один час размышления лучше семидесяти лет богослужения”»12 .

Примеры можно было бы продолжить, но, как нам представляется, сказанного достаточно. Ориентированность на познание — это специфика ранней коранической теософии, несомненно, выделяющая ислам среди других мировых религий. Средневековые авторы не случайно указывали, что в исламском обществе той эпохи существовали две отчетливые социальные группы: «люди пера» и «люди меча». Причем «мусульманская цивилизация отдавала перу предпочтение перед мечом, ставила ученого выше солдата, в чем выражался характерный для классического ислама культ знания»13 . Именно этот гносеологический вектор, вероятно, и вывел ислам в число лидирующих цивилизаций Средневековья — обеспечив ему подъем, какого не знал тогдашний Запад, то есть европейские страны.

Однако «врата иджтихада» начали закрываться уже в XI веке. Свободное высказывание, основанное на разуме, стало считаться грехом. Соответственно трансформировался и исламский гносеологический вектор: из познания мира он превратился исключительно в познание Бога. Наука была подменена богословием, и расцветшая было исламская цивилизация начала «тормозить» — чем дальше, тем больше. Отдельные попытки выдающихся исламских философов возродить рациональное знание успеха уже не имели: время было упущено…

Такая ситуация сохраняется до сих пор. Яркой иллюстрацией тому может послужить практика перевода. Еще в VIII веке в Мире ислама возникло знаменитое «переводческое движение», особенное активизировавшееся после «учреждения в Багдаде халифом аль-Мамуном (813 — 833) “Дома Мудрости”, который одновременно совмещал в себе библиотеку, академию и переводческое бюро. На арабский язык, ставший языком науки и культуры для всего населения мусульманской империи, были переведены многие произведения античной, иранской и индийской мудрости…» Исламский мир впитал в себя знание предшествующих цивилизаций, и естественно, что «за эпохой переводов, длившейся около столетия, вплоть до середины IX в., последовал период собственного творческого развития унаследованных культурных традиций»14 . По мнению американского ориенталиста Франца Роузентала, знание в арабо-мусульманской культуре приобрело ценность, не имевшую равных в других цивилизациях.

А что мы видим теперь? В одной Греции ежегодно переводится и издается в пять раз больше книг, чем во всех арабских странах вместе взятых.

«Наследники пророков» — ученые — перестали быть в Исламском мире уважаемыми людьми. Их совершенно вытеснили со статусных пьедесталов муллы и улемы. Творческую мысль заменила религиозная догма, и барьер этот, поставленный тысячу лет назад, по сю пору непреодолим.

Если же обратиться к исламу в современной России, то положение здесь нисколько не лучше. Оно даже хуже: в зарубежных мусульманских странах духовные наставники, «окормляющие» паству, имеют хотя бы профессиональное богословское образование. Российский ислам делает в этой сфере лишь первые неуверенные шаги. Ощутимых результатов пока не видно, и, вероятно, прав Юрий Михайлов, который пишет, что «сегодня редко встретишь муфтия, имама или муллу, занимающегося саморазвитием. В мечетях на пятничных проповедях звучит порой такая ахинея, что, если ее пересказать, никто не поверит, что подобное возможно не где-нибудь, а в столице государства, претендующего на цивилизационное лидерство. Духовенство меж тем и не скрывает, что ничего не читало и читать не желает». По подобию «духовных наставников» формируется и их паства — с низким уровнем образования, совершенно не соответствующая требованиям современности. А отсюда вытекают и главные трудности во взаимоотношениях с российским исламом: он все больше и больше отрывается от настоящего, погружаясь в догматическое средневековое прошлое.

Превратить российский ислам в активный цивилизационный ресурс, на наш взгляд, можно лишь одним способом. Следует создать «точку сборки» новой российской нации — причем в той области, которая является пересечением обеих социокультурных систем. Такой точкой сборки может стать «приоритет знаний» — идеологема, вырастающая, с одной стороны, из архетипической «русской духовности», а с другой — из архетипической «познавательной» сути ислама.

Вот здесь и может вспыхнуть настоящий архетипический резонанс — взаимодополняющая энергетика обеих цивилизационных культур.

Русская «духовность» в этом случае обретет конкретный смысловой формат.

В свою очередь, в российском исламе возродятся истинные «наследники пророков». В России возникнет нация, способная ответить на вызов будущего.

Лишь одна трудность возникает на этом пути — поставить такую задачу гораздо проще, чем реально ее решить.

Коранический гуманизм

Значительная часть нового профессионального духовенства в российском исламе получает образование за рубежом. Молодые российские мусульмане едут на учебу в иностранные исламские центры, а потом, возвращаясь оттуда, привозят с собой ваххабитский ислам. Причем во многих случаях его и везти не надо: агрессивный ислам просачивается в Россию сам. А.И.Маточкина, изучавшая положение мусульман в Петербурге, прямо пишет, что «большую роль в преподавании ислама играют выходцы из арабских стран — студенты, приехавшие на учебу в Санкт-Петербург и оставшиеся жить в городе после окончания обучения». Традиционный российским ислам не может этому противостоять: у него нет той яркой пассионарности, которой в настоящее время обладает зарубежный ваххабитский ислам.

Показателем низкого когнитивного уровня нынешнего исламского образования служит и отсутствие в публичном пространстве России мусульманской интеллигенции, хотя именно наше время, как отмечает Н.В.Полякова, «ознаменовалось выходом на авансцену современного мира фигуры публичного интеллектуала как нового активного участника не только внутренней, но и международной политики». Мы, конечно, не имеем в виду представителей разных российских народов, в том числе «этнических мусульман», активно участвующих в общественной жизни России. Таких в нашей стране достаточно. Но слышал ли кто-нибудь по радио или видел по телевизору выступление блестящего исламского интеллектуала, который на доступном слушателям/зрителям языке демонстрировал бы актуальность и современность своей религии? Главное — показывал бы совместимость «исламскости» и «российскости», их взаимодополняемости как цивилизационных культур? В собственно мусульманских СМИ такие публикации изредка попадаются, но мусульманская пресса является «параллельным пространством» для большинства россиян, на основную массу российских граждан она никакого влияния не оказывает. В общем приходится констатировать, что в России нет мусульманской интеллигенции, которая могла бы грамотно объяснять россиянам, что такое ислам.

Как нам представляется, опять-таки ясно, о чем идет речь. И об этом уже не раз весьма настойчиво говорили специалисты. России необходима единая, унифицированная система исламского образования — от самых начальных курсов при медресе до современных, интеллектуально насыщенных исламских университетов, способных не просто готовить профессиональные кадры, но и выдержать образовательную конкуренцию с крупнейшими зарубежными центрами.

Для многонациональной России это особенно актуально. У нас ведь, не забывайте, наличествует не только «татарский», «кавказский», «крымский» и «башкирский» ислам. Картина религиозной специфики намного более сегментирована. Например, южные регионы России представляют собой сложнейший коктейль как в конфессиональном, так и в этническом отношении. Здесь проживают представители более 170 народов, исповедующие более 40 направлений и вариантов религий: по разным оценкам, это от 11 до 22 млн. мусульман, принадлежащих более чем к 40 самостоятельным этносам. Ислам, пропитанный своеобразной местной культурой, дифференцированный в «мозаику» на протяжении двух последних веков, является здесь даже не региональным, а районным и областным, и потому социальные противоречия мгновенно обретают религиозную и этническую окраску.

Единство, противостоящее этой изначально конфликтной среде, осознание общности при сохранении местных культурных различий тут может обеспечить только строго унифицированный ислам, внедряемый через систему единого исламского просвещения.

Осуществимо ли это на практике? Или это сугубо схоластическая теория, обреченная оставаться чисто умозрительным построением?

На наш взгляд, подобная трансформация вполне осуществима. «Суверенная демократия», сложившаяся в России, имеет не только очевидные недостатки, но и достаточно очевидные инструментальные преимущества. Она представляет собой один из видов «государственного дирижизма», то есть такую социально-политическую систему, при которой власть напрямую управляет наиболее важными сферами общественного развития. «Дирижизм» не является чисто российской особенностью. Когда Шарль де Голль на волне алжирского кризиса пришел к власти во Франции, то для спасения страны он использовал именно дирижистские методы — собственно тогда и возник сам этот термин. На дирижизм, проводя системную модернизацию, опирались также Китай, Южная Корея и Сингапур. Правда, в России предпочитают определять это как «государственный патернализм», но суть не меняется: власть осуществляет преобразования под своим жестким контролем.

Так вот, при «суверенном» характере власти в современной России данный процесс действительно осуществим, причем даже во вполне обозримые сроки. Власти требуется лишь проявить политическую волю к преобразованиям. Тем более что действия эти встретят понимание у мусульман. «Мусульманская духовная элита на разных уровнях стремится к взаимодействию с государством, апеллируя к нему при решении своих проблем. “Несмотря на принцип отделения государства от религии, государство не должно игнорировать духовные потребности общества”, — считает <председатель Совета муфтиев России> Равиль Гайнутдин, и под этими словами подписались бы, пожалуй, все официально признанные мусульманские пастыри. Например, муфтий Дагестана Ахмад-хаджи Абдуллаев, выступающий за “сотрудничество и совместные с государством усилия по духовному оздоровлению общества”. По мнению имама ингушского села Галашки Умара Арапханова, “необходима государственная поддержка исламской жизни в республике, исламской мысли в России”. Глава ДУМ Мордовии Рашит-хазрат Халиков в обращении к президенту республики Николаю Меркушкину подчеркивает, что “...мусульмане всегда могут рассчитывать на помощь и понимание со стороны властных структур. Такой положительный опыт сотрудничества необходим очень многим регионам нашей страны”. А глава Координационного центра мусульман Северного Кавказа Исмаил Бердиев неоднократно подчеркивал: “...Без тесного взаимодействия с властью невозможно обуздать ваххабизм и терроризм. Нам нужно работать в одной упряжке, если мы хотим побороть это зло”. И подобных высказываний не счесть»15 . Ведь «традиционные мусульмане», как правило, лояльно относятся к власти. Впрочем так же относится к ней и большинство традиционно мыслящих россиян.

Однако «заточенность» российского ислама на образование отнюдь не гарантирует его мирный характер. Уже замечено, что руководителями террористических групп довольно часто становятся люди именно с высшим образованием — инженеры, менеджеры, врачи. И уж тем более — выпускники богословских университетов. Конечно, без «массы» рядовых исполнителей они оказались бы в пустоте, но сборку той или иной экстремистской организации обеспечивает именно их идеологическая направленность. Многое здесь зависит от поставленной цели. Это как с атомным производством: можно строить электростанции, освещающие города, а можно накапливать бомбы, способные превратить эти города в радиоактивную пыль.

То есть когнитивный вектор ислама, который необходимо сформировать, должен еще иметь и соответствующее мировоззренческое содержание.

Обратим в этой связи внимание на идею «коранического гуманизма», которую выдвинул главный научный сотрудник Института востоковедения РАН, доктор философских наук, профессор Тауфик Ибрагим. Под кораническим гуманизмом, если охарактеризовать его в самых общих чертах, он понимает представление «о человечестве как о единой семье», а также «о религиозном плюрализме и о свободе вероисповедания», представление о том, что приверженцы иных «религий, во-первых, тоже могут идти своим истинным путем к Богу и, во-вторых, что Бог осенит их своей милостью наравне с твоими единоверцами, даруя им вечное спасение», поскольку, например, христианин, если, конечно, он истинный христианин, в определенном смысле — также и мусульманин.

Причем особенно интересно, что акцент профессор Т. Ибрагим делает прежде всего на разуме. Он пишет: «Коран не выдвигает никаких догматов, которые надо принимать вопреки своему разуму. И это есть один из главных моментов коранического гуманизма. Картина мира в Коране существенно рационализируется, фактически отгораживается от вмешательства сверхъестественных сил, притом не только злых духов, таких как демоны и джинны, но и добрых — ангелов. Пророк Мухаммад стал “печатью пророков”, последним из них именно в том смысле, что к тому времени человечество вышло из религиозного детства, достигло умственной зрелости, а потому больше не нуждается в прежних, относительно примитивных способах Божьего просвещения и водительства. Отныне ты сам, своим разумом будешь устраивать свою жизнь, — такое высокое доверие к человеческому разуму и есть величайший гуманизм»16 .

Фактически речь здесь идет о той самой «рационалистической революции», которая в свое время в исламе завершена не была.

Эти идеи профессор Т. Ибрагим подтверждает громадным философско-историческим материалом. Причем он считает, что принципы коранического гуманизма были заложены в Коран изначально, то есть провозгласил их сам Аллах, но в дальнейшем, при восприятии их, они были искажены средневековым сознанием. Теперь пришло время вернуться к их истинному толкованию.

И тут важен вывод, к которому приходит Т. Ибрагим. Он полагает, что «подобающее (то есть гуманистическое — А. С.) будущее ислама будет сформулировано не в собственно мусульманских странах. Идеология выхода появится только на периферии исламского мира — в той же Европе, к которой я отношу и Россию», поскольку «более открытое понимание религии — мусульманской, иудейской, христианской — возможно только там, где люди существуют друг с другом на более или менее равноправных основаниях. Только эта атмосфера создает нормальную обстановку для такой идеологии и для восприятия такой идеологии».

Сходные мысли высказал и председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин на VIII Международной теологической научно-образовательной конференции с характерным названием: «Коранический гуманизм как фундамент мусульманского образования». Он определил коранический гуманизм как «совокупность коранических истин о человеке как о высшем творении Всевышнего», и поэтому «аксиомой коранического гуманизма является утверждение о разумности человека, о необходимости рационального подхода к миру». В свою очередь, «рациональный подход к действительности предполагает получение знаний, а творческий созидательный подход — преобразование, совершенствование человека и мира». При этом под образованием, по его мнению, следует понимать «систему интегрального знания, включающего и богословие, и право, и философию, и естественные, и гуманитарные науки».

И, наконец, с предельной четкостью сформулировал данный тезис президент В.В.Путин на встрече с муфтиями духовных управлений мусульман России в Уфе. «Одна из важнейших задач, — сказал он, — воссоздание собственной исламской богословской школы, которая обеспечит суверенитет российского духовного пространства и, что принципиально важно, будет признана большинством мусульманских ученых мира. Эта школа должна откликаться на самые актуальные события и в России, и в мире в целом, давать свои оценки, которые будут понятными и авторитетными для верующих».

Заметим, что ситуация для подобных преобразований складывается в России чрезвычайно благоприятная. Отсутствие у большинства россиян каких-либо знаний о современном исламе имеет не только негативный аспект. Эту «гносеологическую пустоту» может — вполне естественно — заполнить внятное позитивное содержание. И не только заполнить, но и создать в российском сознании столь необходимую ныне русско-исламскую гармонизирующую среду.

С другой стороны, неопределенный статус, в котором пребывает нынешний российский ислам, предполагает, что ему все равно предстоит испытать некий метаморфоз, и лучше если данный процесс будет не спонтанным, сопровождающимся различными инцидентами, а контролируемым, мягким, цивилизованным, направленным в сторону высоких коранических идеалов.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Игнатенко А.А. Недокументированные заметки о «гуманитарном джихаде». Часть 1 // Институт Ближнего Востока. — http://www.iimes.ru/?p=25700.

2 Игнатенко А.А. Самоопределение исламского мира // Игнатенко А. А. Ислам и политика: Сборник статей. — М.; 2004. С. 53.

3 О противостоянии таклида и иджтихада в истории Исламского мира см.: Андрей Столяров. Война миров. Исламский джихад как историческая неизбежность. // Дружба народов. 2017, № 9.

4 Ислам против терроризма. Фетвы имамов по вопросам, касающимся тяжких бедствий. — М.; 2003. С. 141.

5 Игнатенко А.А. Эпистемология исламского радикализма // Религия и глобализация на просторах Евразии. — М.; 2009. С. 209.

6 Игнатенко А.А. Ислам в XXI веке: главные направления исследования // Полития. 2007. № 4 (47). С. 21—22.

7 Определение «слабый иснад» означает, что у данного хадиса не слишком авторитетные источники.

8 Игнатенко А.А. Эндогенный радикализм в исламе. С. 17.

9 Игнатенко А.А. Вашингтон и Эр-Рияд: союз против ваххабизма // Независимая газета. 13.02.2004.

10 Сатановский Е. Россия и Ближний Восток. Котел с неприятностями. — М.; 2012.

11 Попов В.В. Почему пробуксовывает диалог цивилизаций // Вестник МГИМО Университета. Вып. № 4. 2012. С. 153.

12 Ибрагим Т.К. Классическая мусульманская цивилизация (ценности и институты). // Исламская цивилизация в глобализирующемся мире. — М.; 2011. С. 10—11.

13 Там же.

14 Ибрагим Т.К. Классическая мусульманская цивилизация… С. 12.

15 Малашенко А. Ислам для России. — М.; 2007. С. 42—43.

16 Профессор Тауфик Ибрагим: Коранический гуманизм // Медина аль-Ислам. 2015. № 8 (166).

Ночь длинных ножей в Карл-Маркс-Штадте

Олег Шевцов, политический обозреватель «Труда»

В этом городе уже несколько дней идут антииммигрантские манифестации, перерастающие в охоту за инородцами

С начала недели в восточногерманском городе Хемнице (бывший Карл-Маркс-Штадт) идут антииммигрантские манифестации, перерастающие местами в погромы и охоту за инородцами. Последней каплей, переполнившей чашу терпения, стало убийство 35-летнего гражданина Германии Даниэля Хиллига, которого зарезали мигранты-арабы. Ножевые ранения тогда же получили и двое сверстников Даниэля. Полиция, как теперь принято в Германии, официально засомневалась в авторстве очередной уличной расправы, и тогда местные жители сами решили дать отпор негодяям.

Выясняется, что убийцами Хиллига являются 23-летний сириец и 22-летний выходец из Ирака. Погибший — немец с кубинскими корнями, у него остались жена и ребенок. Парень учился на столяра, его работы были отмечены местной Ремесленной палатой. Впрочем, теперь это уже неважно...

Германская пресса изо всех сил пытается подать происходящее как выступление неких неофашистских маргиналов и попавшей под их влияние наивной толпы. Die Welt пишет о «волне массовых беспорядков с участием ультраправых» и ссылается на реплику в «Твиттере» депутата от АдГ («Альтернатива для Германии»), написавшего так: «Если государство не может защитить своих граждан, то тогда граждане выходят на улицу и защищают себя сами». В этих словах они увидели призыв к беспорядкам?

А тем временем к шествию ассоциации футбольных ультрас присоединились тысячи простых жителей Хемница, разгневанных хронической «толерантностью» местной полиции. Тогда-то и пострадали «понаехавшие»: афганец, сириец и принятый по ошибке за араба болгарин.

Интересно, что массовые походы начались в бывшей ГДР, где пролетарскому интернационализму граждан учили с детства. Размах протестов обычно пассивного немецкого бюргера испугал власти ФРГ: похоже, страна подходит к точке кипения. Если приток мигрантов не остановить, как и их беспардонное поведение в германской глубинке, то на выборах в ландтаг через год действующих политиков точно не переизберут. И призывы к традиционному немецкому гостеприимству больше не работают.

Tageszeitung обозвала события в Хемнице «репетицией гражданской войны», списывая разгул страстей на заговор «скрытых нацистов». Но ведь рост антиммигрантских настроений имеет место во всей Европе, и тому есть весомые причины. На следующий день после марша в Хемнице французская полиция в 19-м округе Парижа, где проходил этнический праздник «Ганеш», задержала молодежную банду из 14 шриланкийских мигрантов, вооруженных, на минуточку, мачете, топорами, ножами, арматурой и слезоточивыми гранатами! Задержанным — от 19 до 28 лет. Они шли «повеселиться» туда, где были толпы парижан с детьми. Можете не сомневаться: их подержат в кутузке, а через неделю отпустят, в очередной раз «строго предупредив».

А в Лондоне, в фешенебельном районе Ноттинг-Хилл в тот же уик-энд проходил фестиваль афро-карибской культуры. Владельцы 200 местных ресторанов и магазинов, зная, чем заканчиваются такие сборища иммигрантов, заколотили 3-метровыми щитами витрины и огородили знаменитые британские газоны бетонными блоками. Полиция задержала на этом «празднике жизни» 373 участника фестиваля (год назад их было 313) за попытку пронести оружие, за наркоту и сексуальную агрессию. Охраняли это мероприятие 7 тысяч полицейских... Фестиваль для латинос проходит с 1966 года по нарастающей. Добро пожаловать, амигос!

На этом фоне трудно считать сюрпризом приход к власти антиммигрантских партий в Австрии, Венгрии, Италии. Традиционная политика, главным глашатаем которой была до недавнего времени Ангела Меркель, пользуется популярностью у небольшого числа евродемократов. Но и они страдают от каждодневного столкновения с ошибками политики мультикультурализма и безлимитного приема нелегалов в своих странах. Французский президент Макрон первым почувствовал смену социальной конъюнктуры, а потому решился на взаимодействие с Россией в преодолении гуманитарного кризиса в Сирии.

«Правые народные восстания» по примеру бывшего Карл-Маркс-Штадта, которыми сегодня пугают либеральные СМИ, могут стать реальностью, если ЕС продолжит «вакханалию гостеприимства».

Шоколадные короли в Китае, или Самый сладкий экспорт

Кривая российского шоколадного экспорта в Китай с 2015 года растет ошеломляющими темпами. Так, в 2016 году объем поставок конфет в Поднебесную увеличился в 10 раз, среди них шоколадных — в 4 раза. С такой скоростью не росли ни масло, ни рыба, ни зерно. В 2017 году Китай съел более 430 тыс. тонн российской сладкой продукции, почти на миллиард долларов! А за первые месяцы 2018 года продажи увеличились еще на 40%. Нашим конфетам в Поднебесной рады. Рынок Китая о-очень большой: шоколада и шоколадных конфет здесь потребляют на 3 млрд юаней в год. И с каждым годом — больше где-то на 15%. Недаром Андрею Коркунову приписывают фразу: «Если каждый десятый китаец съест мою конфету, я стану миллиардером».

Почему китайцы так полюбили российский шоколад, почему предпочитают его своим сладостям? Давайте разбираться.

В 2018 году Китай стал покупателем российских шоколадных конфет и шоколада номер один, хотя еще недавно был только на десятых местах. На эту группу кондитерских изделий в Поднебесной приходится не менее 70% всех съеденных сладостей. По мере проникновения в Китай западных веяний шоколад будет только расти в потреблении, вытесняя карамельные палочки и рисовое печенье.

При этом китайцы хотят покупать качественный и безопасный шоколад. А собственные бренды таковым похвастаться не могут. Несколько лет назад в Китае разразились сразу два крупных продуктовых скандала: в детском питании и в самой популярной марке китайских конфет «Белый кролик» был найден промышленный химикат меламин. Куда бы попала Алиса, последуй она за этим «кроликом»? Правильно — в больницу! Меламин нам не друг: его поедание может привести к росту камней в желчном пузыре и почках, почечной недостаточности и даже к развитию рака. А в детской молочной смеси меламина оказалось столько, что были смертельные случаи. Так что своим молочным смесям и конфетам с тех пор китайцы, мягко говоря, не очень доверяют. Предпочитают импортные, несмотря на то, что стоят они дороже китайских. И так уж сложилось, что российское в сознании наших соседей крепко увязано с натуральным, безопасным, вкусным.

Правда, о вкусах в данном случае спорят. Здесь все в точности, как в поговорке: что русскому хорошо, то китайцу… слишком сладко. Приторно сладкими жителям Поднебесной кажутся практически все конфеты с нашего стола. Так почему же они их покупают? Все просто: российские экспортеры адаптируют свою продукцию для Китая. Эксперты советуют: сахар в рецептуре нужно уменьшить где-то на четверть. И будет вам китайское счастье.

Кстати, принцип менее сладкого работает не только с шоколадными конфетами, но и с карамельными начинками. Кисло-сладкой вишне или экзотическим ананасу и папайе в Китае предпочтут более спокойные вкусы клубники, лимона, яблока. Так что лучше не экспериментировать, а то придется дарить завезенные вишневые конфетки всем китайским знакомым и незнакомым.

Еще один момент для запоминания — состав. Его, конечно, будут очень тщательно проверять на соответствие китайским нормам. Плюс все чаще производители обогащают составы конфет для Китая. Так, в «Коровку» производители на фабрике «Зея» добавили витамины и кальций, к которому в Китае особенное отношение.

Важно также не забывать про порции и упаковку. В Поднебесной, как и в целом в Азии, любят небольшие кондитерские изделия: шоколадки по 50 граммов разойдутся лучше, чем 100-граммовые. Есть интересный момент и с упаковкой: китайцы не понимают наш «крученый» способ: боятся, что такая конфета развернется и шоколад вытечет прямо в карман. Поэтому для конфет на экспорт кондитеры выбирают метод «в зажим», термосварку или склейку.

Если бы российский шоколад конкурировал только с китайским, то над всем Китаем для наших кондитеров было бы безоблачное небо. Но мировая шоколадная индустрия не спит. Наши соперники в Китае — не «белые кролики». А Nestle, Mars, Dove, Hershey's, Ferrero… Мощные корпорации, заполнившие своей продукцией все полки Поднебесной. Скупившие китайские бренды, китайские шоколадные фабрики. Это очень сложная для нас конкуренция. Но она есть и в России. И выбор зачастую определяется не качеством и вкусом, а величиной кошелька и амбициями. Так, золотистые обертки Ferrero ассоциируются не только с шоколадом, но и с роскошью, деньгами, с «могу себе позволить».

Да, российские конфеты дороже китайских. Но, конечно, дешевле продукции известных мировых брендов. На тех же онлайн-площадках их выбирают китайцы, сумма покупок которых обычно не превышает 50-80 юаней. Средний класс. Китайское большинство. А это сотни миллионов потребителей.

Лидерами по поставкам российского шоколада и конфет в Китай остаются предприятия Москвы и Московской области, Кемеровской, Белгородской и Курской областей. Но количество представленных в Поднебесной российских брендов все время растет. Самыми востребованными конфетами на импортных ярмарках и в дегустационных павильонах неизменно становятся «Аленка», «Ронни», «Крокант», «Маленькое чудо».

Согласно данным китайских сми, «Крокант» — грильяжные конфеты с миндалем производства «Яшкино» — фаворит китайского стола. Особенно ярко это лидерство проявилось накануне последнего восточного Нового года, когда китайцы купили сотни тонн полюбившихся конфет. Немаловажный фактор такого успеха — цена: стоит «Крокант» в китайских магазинах чуть более 35 юаней за килограмм — дешевле многих местных конфет.

Однако сравнительно низкая цена — лишь половина успеха. Другая половина — безопасность, качество, логистика, маркетинг, продвижение.

В Китае очень важен визуальный образ товара. Все западные аналитики сходятся во мнении, что китайцы — эстеты, выбирающие не только за вкус, но и за красивую упаковку. И тут нужно понимать, что конфеты и шоколад едят не только дети и бабушки, хотя эти категории потребителей и лидируют в списке. Доля молодежи среди любителей сладкого растет. И маркетологи советуют кондитерам адаптировать продукцию не только под китайские вкусы и практичность, но и с учетом предпочтений поколения Z — делать ставку на кислотные цвета и динамичный дизайн в упаковке. Доля истины в этом есть: визуальные пристрастия молодых китайцев сильно отличаются от вкусов старшего поколения.

Что до тех, кто родился в 60-х и раньше, то здесь все обстоит ровно наоборот. Подобно тому как мы ностальгируем по красному галстуку и страницам советских энциклопедий, наши ровесники в Китае выбирают старомодный советский дизайн. Возможно, отчасти именно в этом секрет оглушительного успеха милой девочки по имени Аленка, ставшей лицом самого известного российского шоколада в далеком 1965 году.

«Аленка» и Ван: история любви

В Китае обожают детей. Неудивительно, что «Аленку» здесь искренне полюбили. Действительно, такая славная девчушка в платочке с широко распахнутыми глазами вызывает невольное доверие и желание забрать малышку домой.

Сейчас под брендом «Аленка» выпускается не только знаменитый шоколад, но и конфеты, вафли, печенье — даже рулеты. Китай распробовал «Аленку» в период Олимпиады 2008 года, а уже с 2013 года она прочно утвердилась в местных магазинах. Постоянно увеличивается ассортимент «Аленок», поставляемых в Китай. Для жителей Поднебесной эта торговая марка стала символом российского шоколада, российской кондитерской продукции. Да что там — России. Именно «Аленка», а не балет, ракеты или АКМ. Ее можно найти уже не только в Пекине, Шанхае и Гуанчжоу, но и по всем городам и весям Поднебесной. Руководство «Объединенных кондитеров» завоевало репутацию надежных российских партнеров. Китайские супермаркеты с удовольствием берут «Аленку» на свои полки. С недавнего времени знакомое лицо стало мелькать и на витринах Гонконга. Так что поставленная руководством «Красного Октября» задача — продавать «Аленок» на 400 млн юаней ежегодно — вполне себе выполнима.

Все бы ничего, если бы не известная любовь китайцев к подделкам. Там, где прошла Аленка, вскоре появились и похожая на нее Alunka. Но если бы только фейки. Мастера фальсификаций пошли дальше. Оборудовали под производство подделок целые заводы. Говорят, в Харбине есть компания Churin Foods во главе с выходцем из России. Они скупают у продавцов просроченный шоколад, переплавляют его, заново формируют в плитки и упаковывают их в обертки «Аленки».

Надо ли говорить, что подделки стоят в 3-4 раза меньше оригинального российского шоколада и вкус у них несравнимо хуже? По слухам, в том же Харбине — 90% «Аленки» — подделка.

«Объединенные кондитеры», конечно, жаловались в компетентные китайские органы. Но в случае «Алунки» так ничего и не добились: китайское Торгпредство отвечало, что все происходящее лежит в рамках закона. Международные бренды, продукцию которых также подделывают, обращались в суды. И китайский суд даже признавал их правоту, но суммы штрафов для фальсификаторов всегда были смешными. Такое отношение позволяет выживать на китайских полках и «Алунке», и «Машке на Севере», и другим продуктам творчества китайских «копирайтеров». Хотя, справедливости ради, борьба с фальсификатом все же ведется китайцами. Так, сотрудники Приморской ТПП совместно с органами контроля провинции Хэйлунцзян в 2017 году пресекли операцию поставок в Китай поддельного шоколада «Аленка». Было конфисковано 12 тыс. плиток шоколада.

Плагиатом, кстати, занимаются не только китайцы. Недавно за руку поймали главного ненавистника всего российского — Петра Порошенко. Разместившего на обертках своих конфет фотографию Храма Василия Блаженного.

Палки в колеса российскому экспорту кондитерской продукции в Поднебесную вставляют и китайские челноки. Это раньше в Китай на выходные с баулами ездили жители Благовещенска. Но времена изменились, и гости из Китая поехали в Благовещенск — за конфетами в том числе. И не только для собственного потребления.

Но, конечно, сотням тонн официального экспорта такая приграничная челночная торговля шоколадом существенно помешать не может.

Челноки потянулись к нам из Китая после падения рубля. В то же время, девальвация валюты всегда открывала новые возможности для экспортеров. Так было в 2015-2016 году, когда продажи конфет на китайском рынке стали неплохой компенсацией на фоне падения спроса внутри страны. Следуя этой логике, сейчас Китай должна накрыть новая шоколадная волна из России. Что ж, посмотрим!

Елена Венгерская

Просвечивать сквозь бетон.

Инновационный материал литракон может широко использоваться для украшения фасадов и интерьеров

Промышленность строительно-отделочных материалов не стоит на месте. В условиях высокой конкуренции производители постоянно разрабатывают новые решения и патентуют инновационные разработки, которые направлены на улучшение технических характеристик и внешнего вида продуктов. В последние годы на рынке появились такие материалы, как гибкое дерево WoodSkin (материал, которому можно придавать любые формы), светоблокирующий стеклянный фасад, тепловые обои (реагируют на температуру в помещении и меняют оттенок), облицовочный керлит (очень тонкий керамогранит толщиной всего 1 мм). Не обошли своим вниманием инноваторы и такой прозаичный, на первый взгляд, материал, как бетон.

Практически любой масштабный строительный процесс предусматривает использование бетонных смесей. Раствор выступает основой в формировании фундамента, из него сооружают стены, изготавливают перекрытия. При этом внешняя неприглядность бетона никого не смущает — его умело маскируют облицовочными материалами. Но на Западе уже более десяти лет назад нашли выход из положения — научились производить бетон, который можно использовать для декорирования архитектурных объектов.

В 2001 году архитектор из Венгрии Арон Лосконши взглянул на проблему бетонных поверхностей по-новому. Ему пришло в голову, что внешнюю непривлекательность бетона можно исправить, изменив его внутреннюю структуру. Так появился прозрачный бетон Illumicon, который имеет целый ряд отличий от традиционных смесей. Это относится не только к внешнему виду, но и к структуре, обусловленной технологией изготовления. Прозрачный бетон состоит из сухой мелкозернистой смеси для бетона, воды и стекловолокна, а обычный — из воды, цемента, керамзита или щебня, а также песка.

Основным направлением использования прозрачного бетона является создание архитектурных композиций с декоративными свойствами. Этот материал успешно используется и при изготовлении уличных дизайнерских объектов, и при украшении интерьеров. Применение его, в первую очередь, обусловлено эстетическими соображениями, хотя и технико-физические качества материала не отбрасываются. Так или иначе, базовый набор компонентов для прозрачного бетона (литракона) делает его схожим с обычным легким бетоном, который справляется с нагрузками в составе небольших архитектурных конструкций. Прозрачные бетонные блоки идеально вписываются в структуру зданий в стиле модерн и хай-тек. В качестве материала для строительства частей зданий и сооружений прозрачный бетон был впервые использован в Германии в 2005 году.

Как и всякий материал, прозрачный бетон имеет достоинства и недостатки. К плюсам относятся способность пропускать свет и поглощать тепло (экономия на отоплении), легкость, достаточно высокая прочность, экологичность, огнестойкость. Материал открывает перед архитектором широкие возможности для декора. С помощью дополнительного освещения можно придать поверхности нужный оттенок, поиграть тенями и силуэтами. Литракон придает помещению воздушность, создавая впечатление большого пространства. Минусы: высокая стоимость (5 тыс. долларов за квадратный метр прозрачного бетона иностранного производства), небольшое число заводов-изготовителей, довольно сложная технология, требующая точного соблюдения пропорций состава.

В России прозрачный бетон пока не получил широкого применения в основном из-за дороговизны. Однако на рынок уже активно выходят российские аналоги по доступным ценам, появляются первые проекты с применением этого материала. Так, весной этого года в Красногорске началось проектирование двух зданий — дошкольной образовательной организации и средней общеобразовательной школы на территории крупного жилого комплекса. На фасадах будет использован архитектурный и графический прозрачный бетон российского производства.

В центре Москвы некоторые заведения, в основном дорогие рестораны и клубы, также используют на фасадах прозрачный бетон темных, благородных оттенков. Встречается сейчас литракон и в интерьере — на барных стойках, перегородках между пространствами. Материал особенно хорош в виде фрагментов фасадов и элементов интерьера, придающих уют как общественным, так и частным домам. Представляется, что у прозрачного бетона есть будущее в нашей стране, и по мере снижения стоимости сфера применения этого материала будет расширяться.

Справочно

Технические характеристики светопроводящего бетона по европейским нормам таковы: плотность — 2100–2400 кг/куб. м; морозостойкость — F50; водопоглощение — до 6%; прочность на сжатие — 50 Н/кв. мм; звукоизоляция — 46 дБ. Для сравнения, характеристики бетона обычного выглядят следующим образом: плотность — 2300– 2600 кг/куб. м; морозостойкость — F50-F500; водопоглощение — 2%; прочность на сжатие — от 25 до 60 Н/кв. мм; звукоизоляция — в среднем от 50 дБ.

№34 от 31.08.20108

Автор: Евгений ГЛЕКЕЛЬ

«ДЕЛО ИМРЕ НАДЯ»

Историческая ретроспектива событий 60-летней давности

17 июня 1958 г. в газете «Правда», как и в прессе других стран, было опубликовано довольно пространное Сообщение министерства юстиции Венгерской Народной Республики о состоявшемся судебном процессе по делу Имре Надя «и его сообщников». На закрытом суде, проходившем в венгерской столице, в качестве главного обвиняемого выступал бывший премьер-министр страны, ветеран компартии Имре Надь, в октябре-ноябре 1956 г. не сумевший овладеть ситуацией в условиях революции и предотвратить развитие событий, реально угрожавших утратой коммунистами власти и переходом их в оппозицию. Обнародованное обвинительное заключение вменяло ему в вину организацию заговора и развязывание «контрреволюционного мятежа», направленного на «свержение законного строя в ВНР». Приговор был зачитан 15 июня и уже на рассвете следующего дня приведен в исполнение, о чем в тот же день скупыми информационными сводками сообщили венгерская пресса и радио.

Речь в данном случае шла не о полностью вымышленном, сфабрикованном деле (как это было в период больших московских процессов 1936-1938 гг. или в случае с «делом Райка» в Венгрии сентября 1949 г.), а «всего лишь» о нарочитой попытке придать криминальную окраску действиям (пусть далеко не идеальным с точки зрения реальной политики) облеченного властью государственного функционера, предпринятым им в целях безотлагательного разрешения острейшего внутриполитического конфликта, охватившего страну. Тем не менее многие западные наблюдатели расценили суд по делу И. Надя как первый в советской сфере влияния и, как потом оказалось, в сущности последний громкий концепционный (т.е. искусственно сконструированный в соответствии с определенной схемой) судебный процесс, проведенный уже в иной политической атмосфере, после XX съезда КПСС и разоблачения на нем Сталина и его политической практики.

Весть о казни Имре Надя, в считаные часы разнесенная мировыми информагентствами, вызвала в международном общественном мнении настоящий взрыв негодования (в том числе и в левых кругах). И это понятно, ведь слишком очевидной была надуманность обвинений, выдвинутых против бывшего венгерского премьера, главная «вина» которого, в сущности, заключалась в последовательном отстаивании курса на суверенитет своей страны, что вступало в слишком резкое противоречие с характером отношений внутри советского лагеря, сложившихся еще при Сталине и остававшихся в силе и после его смерти. Главным виновником расправы над бывшим премьер-министром Венгрии априорно называлась Москва, причем эту точку зрения, как правило, разделяли и западные левые, в том числе прокоммунистически настроенные интеллектуалы, пока еще не слишком склонные афишировать свои разногласия с руководством КПСС. Мать известного русского писателя Виктора Ерофеева Галина Ерофеева (в 1958 г. жена советского дипломата, работавшего в Париже) вспоминает в своих мемуарах, как крупный французский поэт член компартии Луи Арагон (незадолго до этого получивший основанную в Москве международную премию «За укрепление мира между народами»), прочитав в L’Humanite сообщение о смертном приговоре, уже приведенном в исполнение, прибежал в советское посольство возмущенный до глубины души. «Неужели у вас не хватило бы чечевичной похлебки, чтобы прокормить Надя до конца его дней?!» - гневно вопрошал он принявшего его атташе по культуре.

Надо сказать, что вплоть до июня 1958 г. ни политические эксперты, ни более широкая публика на Западе не проявляли большого интереса к фигуре И. Надя - он воспринимался (и, кстати, не без оснований) как достаточно заурядный коммунистический политик, который в силу своей непоследовательности и слабости не смог, в отличие от куда более сильного и циничного польского лидера Владислава Гомулки, овладеть ситуацией в собственной стране и при этом потерял доверие Москвы. Лишь незначительно скорректировала сложившийся имидж публикация на Западе его записок в высшие инстанции своей партии, написанных И. Надем в период пребывания в опале с весны 1955 г. по октябрь 1956 г., - при том, что эти записки, конечно, давали более полное представление о системе взглядов этого совсем нетипичного коммуниста и тем самым позволяли лучше понять истоки его политической эволюции осенью 1956 г.

Ситуация в корне изменилась лишь после вынесения смертного приговора. С этого времени выходит множество публикаций об Имре Наде. Споры вокруг личности этого сохранившего верность национальным идеалам коммунистического политика органично вошли в контекст более широких дискуссий о перспективах «национального коммунизма», развернувшихся в свете решений XX съезда КПСС и советско-югославского сближения, с учетом опыта польских событий и венгерской революции осени 1956 г.

Заметное место в потоке западной литературы о Наде занимали публикации, в которых доказывалась несостоятельность предъявленных ему обвинений. Большой отклик получила книга «Правда о деле Имре Надя», вышедшая на французском, английском, немецком и венгерском языках. Своим появлением на свет она была обязана непосредственным участникам и свидетелям венгерской революции, эмигрировавшим после ее подавления на Запад публицистам, придерживавшимся в то время левых взглядов - Тамашу Ацелу, Петеру Кенде и Тибору Мераи. В этой книге на основе доступных в то время источников (прессы, свидетельств участников событий) была предпринята реконструкция деятельности Имре Надя и его сторонников в дни революции, пункт за пунктом разоблачавшая подтасовку фактов в официальных сообщениях и полностью опровергавшая предъявленные им в июне 1958 г. на судебном процессе обвинения. Предисловие к книге написал один из самых ярких и культовых европейских интеллектуалов того времени - лауреат Нобелевской премии по литературе 1957 г. Альбер Камю, что само по себе придало проекту огромный резонанс.

В год проведения судебного процесса по делу Имре Надя вышла и нашумевшая книга Т. Мераи «Тринадцать дней, которые потрясли Кремль (Имре Надь и венгерская революция)», своим названием вызывавшая у исторически подкованного читателя реминисценции со свидетельством Джона Рида об октябре 1917 г. в России. Впоследствии она выдержала десятки изданий, в том числе и на русском - сначала в 1961 г. в нью-йоркском издательстве «Прагер», а в 2007 г. в России. Книга также была полемически заострена против обвинений, предъявленных бывшему премьер-министру на неправедном суде. Так, реконструируя события первого дня восстания, 23 октября, автор полностью опровергал версию о преднамеренной подготовке мятежа и захвата власти, показывал, что И. Надь вел себя в начале восстания предельно осторожно и сдержанно.

Суд над Имре Надем поставил в крайне неудобное положение западноевропейских коммунистов. Так, газета британской компартии Daily Worker выступила 19 июня 1958 г. с редакционной статьей, в которой фактически выражалось сожаление по поводу вынесения смертного приговора Надю и двум его соратникам. «Выступить со статьей другого содержания - означало бы совершить самоубийство английской компартии, а мы на это никогда и ни при каких условиях не пойдем», - откровенно сказал в те дни советскому дипломату председатель компартии Великобритании Гарри Полит. Он также напомнил, что поддержка (пусть даже не очень внятная) в ноябре 1956 г. подавления венгерской революции стоила в то время компартии 20% членского состава.

На судебный процесс по делу Имре Надя и вынесенный смертный приговор не могла не откликнуться и советская интеллигенция. В это время в советской прессе достигла своего апогея кампания критики руководства Союза коммунистов Югославии, принявшего в апреле на партийном съезде в Любляне новую программу СКЮ, признанную в Москве ревизионистской. Прошедший на этом фоне суд по делу Имре Надя показал, что любой «ревизионистский» уклон (а И. Надь всего за считаные месяцы до этого упрекался советской пропагандой не более чем в ревизионизме) при желании можно раздуть до масштабов уголовного преступления, караемого смертной казнью. Как и то, что методы устранения политических конкурентов, вошедшие в норму при Сталине, не ушли в прошлое после его смерти и вполне могут быть применены теми, кто публично отрекся от мертвого вождя. Критически мыслящий профессор исторического факультета МГУ, известный специалист по истории России XIX в. С.С. Дмитриев записал 25 июня 1958 г. в своем дневнике: «Казнить людей за политические взгляды присуще любому недемократическому правлению: Ивану IV Грозному, Сталину, испанским королям прошлого. Присуще и современному советскому правлению. Скажут: такова природа диктатуры пролетариата; в казнях выражается сила диктатуры. Но сила ли выражается в том, что против идей применяют пушки, против критиков - расстрелы? «Ревизионистов», конечно, можно переловить, засадить в лагеря, расстрелять, облить помоями. Но взгляды их, идеология «ревизионизма» будут такими приемами побеждены?» Нет, отвечает на им же поставленный вопрос Дмитриев, они лишь перестанут на какое-то время внешне обнаруживаться, и только. Как видно, даже в сущности рядовой советский наблюдатель, имевший возможность черпать информацию лишь из открытых, общедоступных в СССР источников, получил, читая «Правду», повод задуматься над явной взаимосвязью между вынесенным смертным приговором по делу И. Надя и ранее звучавшими обвинениями его в ревизионизме. А поскольку главной мишенью в ходе массированного антиревизионистского наступления в советской и восточноевропейской прессе была в это время именно титовская Югославия, критика идеологии СКЮ и казнь Имре Надя логично выстраивались в сознании многих современников в один ряд как два элемента единой кампании, направленной на утверждение «правильной», свободной от ревизионизма линии в мировом коммунистическом движении.

Начатый после смерти Сталина процесс советско-югославского сближения достиг, как известно, своей кульминации к началу лета 1956 г. В июне югославский лидер Иосип Броз Тито был принят с большой помпой в СССР, и мало что предвещало новую ссору между Москвой и Белградом. Многотысячный митинг советско-югославской дружбы 19 июня на стадионе «Динамо» был призван символизировать полное преодоление взаимного недоверия. Правда, в Москве не были удовлетворены подписанной межпартийной декларацией, носившей явно компромиссный характер со стороны КПСС. При утверждении текста этого документа на Президиуме ЦК КПСС было решено «сказать югославским товарищам, что мы не удовлетворены текстом декларации, но спорить не будем». В самом деле, в этом документе начисто отсутствовали привычные для договоров с сателлитами Москвы положения об идеологическом единстве двух партий, о принадлежности Югославии к социалистическому лагерю и координации действий двух стран в сфере внешней политики. Советский премьер Николай Булганин, который на завтраке в честь югославской делегации поднял тост за Тито, назвав его, не подумав о последствиях, «ленинцем», был подвергнут потом критике в узком партийном кругу. («Преждевременно заявление т. Булганина. Назвал т. Тито ленинцем. Неосторожен - сказать об этом надо», фиксирует слова Н. Хрущева краткая запись заседания Президиума ЦК. Упреки, адресованные Булганину, фактически означали признание неудачи Хрущева, задумавшего в интересах усиления своих позиций совершить кавалерийским наскоком решительный прорыв на югославском направлении, и правоты скептически настроенного в югославском вопросе жесткого консерватора Вячеслава Молотова, который летом 1955 г. на предыдущем витке сближения с югославами критиковался соратниками среди прочего за нежелание признать в Тито «ленинца». «Нельзя бросаться обвинениями - «антиленинец»», - упрекал его тогда ультралиберальный по кремлевским меркам Анастас Микоян.

События, развернувшиеся в те недели в советской сфере влияния в Восточной Европе (познаньские волнения в Польше 28 июня 1956 г., в результате подавления которых погибло более 70 человек; активизация Кружка Петёфи в Венгрии), усилили в Москве раздражение по поводу позиции руководства СКЮ - сознательного и последовательного стремления пропагандировать преимущества югославской модели социализма и поощрять (в том числе при поддержке своей дипломатии) проюгославские устремления в обществах стран-сателлитов СССР. Все возраставшая активность в восточноевропейских столицах югославских дипломатов и все растущая популярность в среде коммунистов-реформаторов стран советского блока югославского опыта, ими идеализировавшегося, вызывали в Кремле обеспокоенность, по сути даже воспринимались как некоторый внешнеполитический вызов. В сентябре - начале октября в ходе ряда неформальных встреч в Крыму и на Адриатике Хрущев мягко пытался «образумить» Тито: югославскую сторону призвали воздержаться от проявления открытых симпатий к оппозиционерам в странах Восточной Европы и противопоставления югославского опыта строительства социализма советскому.

В середине октября новый венгерский партийный лидер Э. Герё (преемник низложенного в июле, полностью скомпрометированного в том числе и в глазах Москвы М. Ракоши) ездил в Белград по настоянию Хрущева - в целях окончательного примирения югославской и венгерской коммунистических элит, остроту конфликта между которыми предопределили шумное судебное дело Ласло Райка (1949 г.) и другие масштабные антититовские политико-пропагандистские акции, предпринятые в Венгрии после разрыва СССР и его сателлитов с Югославией в 1948 г. Причем день возвращения венгерской делегации в Будапешт 23 октября совпал с началом мощнейшего восстания, потрясшего сами основы коммунистической власти. Реформаторски настроенная молодежь, вышедшая в этот день на улицы венгерской столицы, воспринимала титовскую Югославию как своего потенциального союзника в поисках путей социализма, хоть в какой-то мере отвечающего национальным условиям, а югославские дипломаты, наблюдавшие за происходившим со стороны, могли видеть в руках демонстрантов плакаты с лозунгами типа «С Югославией и Польшей наша сила втрое больше!», что не могло не внушать им гордости за югославскую модель и международное признание тех, кто в свое время осмелился не подчиниться диктату Сталина.

Как бы то ни было, дальнейшее развитие событий у северных соседей внушало коммунистической элите Югославии уже не столько чувство гордости силой югославского примера, сколько опасения, с каждым днем все усиливавшиеся. Надеясь на укрепление в Венгрии позиций коммунистов, выступавших за более независимую линию в отношениях с Москвой, верхушка СКЮ воспринимала реформаторов из команды Имре Надя как своих потенциальных союзников. Но югославская элита совсем не хотела падения коммунистической власти в соседней, связанной с Югославией тесными историческими узами стране. Принятое руководством КПСС 31 октября решение о масштабной интервенции в Венгрии получило в конце концов (хотя и с некоторыми оговорками) поддержку югославских лидеров, что проявилось на их встрече с Н. Хрущевым и сопровождавшим его Г. Маленковым на острове Бриони в Адриатике в ночь со 2 на 3 ноября.

Последующие события внесли, однако, серьезный диссонанс в отношения СССР и Югославии. На рассвете 4 ноября, с началом интервенции, действующий премьер-министр Имре Надь, осудив перед всем миром эту акцию в своем выступлении по радио, укрылся затем в югославском посольстве. (После выхода оттуда он был, как известно, задержан и во второй половине ноября депортирован с группой своих соратников в Румынию. Возвращен в Венгрию в качестве заключенного в апреле 1957 г.)

В Москве выступление Надя восприняли как явное нарушение договоренности, достигнутой буквально накануне на Брионах, где Хрущев и Маленков всю ночь напролет обсуждали с И. Брозом Тито и его ближайшими соратниками Э. Карделем и А. Ранковичем пути решения венгерского вопроса. Ведь тогда речь шла о возможном содействии Белграда в нейтрализации неугодного руководству СССР венгерского правительства. Лидеры Югославии, имевшие определенное влияние на венгерских коммунистов-реформаторов из команды И. Надя, фактически, по согласованию с Москвой, взялись за то, чтобы уговорить их добровольно самоустраниться, уступив место у руля другому правительству, которое железной рукой пресекло бы «анархию» и навело «порядок». Об укрытии же в югославском посольстве политиков, перед этим выступивших с антисоветскими заявлениями, стороны, разумеется, не договаривались.

Прошла неделя, и 11 ноября Тито на партактиве в г. Пула решил сыграть на опережение, информировав (не вдаваясь в детали) публику о некоторых не афишировавшихся доселе советско-югославских договоренностях на высшем уровне, не дожидаясь, когда весь мир узнает о сделке, направленной на свержение венгерского правительства, из уст лидеров КПСС - это нанесло бы слишком сильный удар по репутации Югославии как нейтрального, внеблокового государства. Между тем несогласованная утечка информации была воспринята в Москве как грубое нарушение утвердившейся в мировом коммунистическом движении этики межпартийных взаимоотношений. Но мало того, выступая в Пуле, Тито, вызвав тем самым острое раздражение Москвы, назвал венгерский кризис в определенной мере следствием политики СССР, ставившей в неравноправные отношения партнеров по социалистическому лагерю, что в свою очередь порождало антисоветские настроения в странах Восточной Европы. Ввод советских войск в Будапешт в ночь на 24 октября для разгона массовой демонстрации, уже начавшей к тому времени перерастать в вооруженное восстание, он назвал неоправданным. Немалые расхождения лидеров КПСС и СКЮ в оценке венгерских событий не затушевал и тот факт, что Тито осудил Имре Надя за уступки «реакции» и выразил готовность поддержать новое правительство Яноша Кадара, сформированное в Советском Союзе, - ведь надо было не только отмежеваться от официальной Москвы в целях «сохранения лица» в глазах международного общественного мнения, но и каким-то образом обосновать свое согласие с интервенцией.

Прошло еще три недели, и 7 декабря второе лицо в СКЮ и его главный идеолог Эдвард Кардель, выступая в Союзной скупщине ФНРЮ, раскритиковал бюрократический социализм советского образца, противопоставив ему венгерские рабочие советы. «Революционную борьбу» в Венгрии он назвал «первым крупным примером насильственного сведения счетов с теми преградами для дальнейшего развития социализма, которые являются продуктом окрепшей бюрократической политической системы», вызывающей в обществе «бессознательное стихийное возмущение». Тогдашний посол Югославии в СССР Велько Мичунович позже вспоминал, что никогда не видел Хрущева столь взбешенным, как во время их встречи, состоявшейся в тот декабрьский день 1956 г., когда ему принесли информацию о программной речи Карделя, к тому же распространенной югославской делегацией в ООН. Правда, в отличие от привычной пропагандистской практики, в соответствии с которой позиции оппонентов КПСС в лучшем случае излагались в пересказе, текст выступления Карделя по переводу из белградской «Борбы» был опубликован в журнале «Коммунист» в сопровождении статьи главного редактора журнала будущего академика А.М. Румянцева. Тем не менее на декабрьском пленуме ЦК КПСС Хрущев дал волю эмоциям: «Тито болтает всякие глупости о новых путях какого-то югославского строительства социализма, а этот путь мы знаем что такое: получать подачки за то, что прислуживаться перед американскими империалистами. Конечно, тут большого ума не требуется для строительства такого югославского социализма, а нам, рабочему классу Советского Союза под руководством Ленина, пришлось самим первым пробивать дорогу и строить свое государство, накапливать средства, строить свои заводы, свою индустрию, и это действительно достойно подражания для других стран рабочего класса, что Советский Союз, более отсталая по сравнению с другими, западными государствами страна, первый завоевал власть рабочего класса и первый создал самую могущественную индустриальную страну из отсталой и настолько поднял промышленность, культуру своего народа, что разбил самого мощного врага во вторую мировую войну, и в результате нашей победы живет сейчас и учит югославскому социализму сам Тито, потому что если бы не было нашей победы, то его бы [войск] не хватило позавтракать гитлеровской армии».

Между КПСС и СКЮ развернулась острая полемика в закрытой переписке, дискуссия перекинулась и в прессу. Правда, при всей жесткости некоторых, главным образом рассчитанных на внутрипартийную аудиторию, заявлений, в Москве ни в коей мере не хотели создавать видимости возвращения к конфликтной ситуации сталинских времен. Как из писем, так и в ходе бесед с послом СССР в Югославии Н. Фирюбиным югославские лидеры, вовсе не желавшие отказываться от выгодного экономического сотрудничества с СССР, а тем более вновь оказаться в положении изгоев в мировом коммунистическом движении, получали заверения в том, что с советской стороны, хотя и не собираются сдавать принципиальных идеологических позиций, предпримут тем не менее все усилия для улучшения двусторонних отношений. О необходимости держаться в полемике с «неверными утверждениями» югославов спокойного тона, не обостряя межгосударственных отношений с Белградом, говорилось и в письмах из Москвы лидерам компартий социалистических стран.

Тем не менее югославская элита реально опасалась возвращения к ситуации 1948 г. Пригласив 27 января 1957 г. посла Н. Фирюбина на охоту, Тито много говорил о том, что он «очень обеспокоен нашими теперешними отношениями» и много думает над тем, «каким образом поправить и развивать дальше добрые отношения между обеими партиями и нашими государствами». Обеспокоенность возросла после того, как в конце марта премьер Булганин в речи на митинге советско-венгерской дружбы в Москве заявил о причастности югославов к идейной подготовке венгерской «контрреволюции». В Венгрии в это время уже начали готовить судебный процесс по делу Имре Надя. В титовской Югославии очень внимательно следили за его подготовкой, резонно опасаясь, что «дело Имре Надя» может сыграть ту же черную роль, как в свое время «дело Ласло Райка». Ведь состоявшийся в сентябре 1949 г. показательный судебный процесс по делу этого коммунистического политика вывел антиюгославскую кампанию, инициированную Сталиным, на новый виток: югославов стали называть уже не просто ревизионистами и националистами, но шпионами и убийцами. «Представители югославского посольства в Будапеште при каждой беседе с венгерскими товарищами пытаются подчеркнуть ненужность организации процесса над Имре Надем», - доносил 21 июня 1957 г. в Москву из Будапешта 33-летний третий секретарь посольства СССР в Венгрии Владимир Крючков, в будущем предпоследний председатель КГБ СССР и один из организаторов антигорбачевского путча в августе 1991 г. Проявившаяся в этих условиях склонность Белграда к далеко идущим уступкам не укрылась и от венгерского лидера Яноша Кадара. 6 июня он говорил новому послу СССР Е. Громову, незадолго до этого сменившему Ю. Андропова, о том, что югославы в последнее время предпринимают очевидные попытки улучшить отношения с СССР и его союзниками. Посол следовал сохранявшейся линии официальной Москвы на укрепление единства мирового коммунистического движения. Он заметил в ответ, что если эти попытки являются искренними, надо предпринять встречные шаги, но не идти вместе с тем на идеологические компромиссы. Зная о большом международном авторитете маршала Тито (не в последнюю очередь в странах пробуждающегося Востока) и о популярности югославской модели среди коммунистов-реформаторов всего мира, отлучать СКЮ от мирового коммунистического движения в Кремле сочли нецелесообразным, ведь югославская схизма потенциально угрожала привести к более глубокому расколу в движении. Кроме того, Хрущев лично предпринял, начиная с 1954 г., столько усилий в целях приближения Югославии к советскому блоку, что признание тщетности проделанной огромной работы означало бы для него расписаться в своем полном провале на одном из важнейших внешнеполитических направлений.

3 июня 1957 г. Тито принял посла Фирюбина, заверив его в том, что руководство Югославии готово со своей стороны укреплять и развивать отношения с СССР. Провал антихрущевского путча в июне 1957 г. привел к удалению из партийного руководства Молотова, что, вне всякого сомнения, благоприятно повлияло на готовность лидеров СКЮ активизировать контакты с КПСС. В июле 1957 г. в СССР по приглашению Хрущева отдыхали и были им приняты наиболее влиятельные соратники Тито - Э. Кардель и А. Ранкович.

Первая после брионских переговоров начала ноября 1956 г. встреча Хрущева и Тито состоялась в начале августа 1957 г. на нейтральной территории - в Румынии. Атмосфера ее не была напряженной. Советский лидер сразу заверил своих собеседников в отсутствии намерений использовать дело И. Надя для раздувания новой антиюгославской пропагандистской кампании. Тогда же, в августе 1957 г., Москва настояла на том, чтобы Кадар и его команда не проводили судебный процесс до намеченного на ноябрь большого московского совещания компартий, первого после XX съезда КПСС и призванного консолидировать мировое коммунистическое движение, перенесшее в 1956 г. два сильнейших потрясения - разоблачение Сталина и подавление Советским Союзом в ноябре 1956 г. венгерского восстания. Речь шла о его перенесении на более поздний срок, причем было обещано и позже не выпячивать антиюгославских обвинений (т.е. не акцентировать внимание на югославских связях и проюгославских симпатиях людей команды Надя). Руководство СКЮ в принципе выразило готовность принять участие в ноябрьском московском совещании компартий - само приглашение придавало ему уверенности в том, что даже в случае суда над Имре Надем повторения ситуации 1948-1949 гг. не будет, до шумной антиюгославской кампании, а тем более до разрыва с советским лагерем дело не дойдет.

Что же касается позиции Москвы в деле Имре Надя, то она была не совсем однозначной, меняясь с течением времени и находясь при этом в некоторой зависимости от состояния советско-югославских отношений. В начале 1957 г. в Кремле демонстрировали довольно жесткий подход, призывая Кадара усилить репрессии. Начало судебного расследования по делу И. Надя было одобрено советской стороной, каждый новый шаг в этом деле согласовывался между Москвой и Будапештом. Вместе с тем после разгрома в июне 1957 г. внутрипартийной оппозиции Маленкова - Кагановича - Молотова Хрущев значительно укрепил свои позиции в руководстве КПСС, что избавляло его от прежней необходимости и дальше демонстрировать предельную жесткость в венгерском вопросе, дабы нейтрализовать возможные обвинения своих оппонентов в нерешительности и непоследовательности, ведущих к сдаче позиций СССР. Гораздо более, чем мнение внутри собственной партии, его теперь заботил международный отклик на свои действия, и суд дважды откладывался по инициативе Москвы - именно по тем соображениям, что международная обстановка была не совсем благоприятной для его проведения. Для того чтобы продемонстрировать всему миру мощь СССР, вполне хватало теперь спутника, ставшего мировой сенсацией 1957 г. Проведение на этом фоне суда над Имре Надем, напротив, могло подпортить имидж «страны Советов» в глазах тех, кто, восторгаясь техническими достижениями СССР, в той или иной мере склонен был распространить свои симпатии на его политическую и экономическую системы. Но еще важнее было то, что этот суд мог охладить решимость югославов к сближению с советским лагерем, причем в самый канун важного совещания компартий. В свою очередь режим Кадара в Венгрии, находясь в серьезной внешнеполитической изоляции, в еще меньшей мере, чем Москва, был заинтересован в обострении отношений с югославами, тем более что Тито и его команда еще в ноябре 1956 г. публично поддержали новую венгерскую власть. В Будапеште учитывали, конечно, и то, что своим сопротивлением сталинскому диктату в 1948-1953 гг. югославские лидеры снискали уважение на международной арене даже со стороны многих политиков, не разделявших идеи коммунизма. А потому люди команды Кадара действительно не хотели выпячивать в обвинительном заключении югославские связи группы И. Надя. Однако на случай, если руководители Югославии выступят с протестом по поводу осуждения Имре Надя (вопреки данным еще в ноябре 1956 г. обещаниям не привлекать его к судебной ответственности), наготове был собранный против них компромат.

События, однако, развивались не совсем по задуманному в Москве сценарию. Ознакомившись в октябре с проектом важнейшего итогового документа будущего совещания (Декларации компартий социалистических стран), югославские коммунисты его отвергли, увидев, что КПСС по-прежнему хочет диктовать зарубежным коммунистам свои правила игры. В отношениях двух компартий вновь наметилось охлаждение, и проведение суда над Имре Надем как якобы югославской креатурой могло теперь оказаться кстати - в случае, если бы в Кремле была избрана установка на эскалацию конфликта с СКЮ. В Москве, однако, предпочитали выжидать и на публичную критику югославов пока не шли. Между тем в ноябре 1957 г., в дни совещания, Я. Кадар встретился с лидерами многих компартий и убедился, что идея суда над И. Надем в принципе находит их поддержку как действенная мера во устрашение «ревизионизма». Однако и после этого запланированный судебный процесс был еще раз перенесен (в феврале 1958 г.), причем вновь по инициативе Москвы, опасавшейся теперь уже не негативной реакции югославов, а того, что суд испортит впечатление от советской программы мер по разоружению, адресованной Западу.

В краткой записи заседания Президиума ЦК КПСС от 5 февраля 1958 г. суть советской позиции на тот момент резюмирована всего в трех словах, зафиксированных ведшим записи зав. общим отделом ЦК В. Малиным: «Проявить твердость и великодушие». Напрашивается следующая интерпретация: в Москве считали целесообразным, доведя дело до суда, до осуждения венгерских «ревизионистов», все же пойти по пути смягчения приговоров.

Это означает, что Я. Кадар в конце зимы 1958 г. в сущности оказался в ситуации выбора. Он мог отложить процесс по делу И.Надя «до лучших времен», но мог провести суд, как это было запланировано, в феврале, смягчив при этом меру наказания обвиняемых, прежде всего отказавшись от вынесения смертных приговоров. Венгерский коммунистический лидер предпочел пойти по второму, более жесткому пути, сознательно не воспользовавшись представившейся возможностью компромиссного решения. Выбор Кадара (ответственность за который лежит прежде всего на нем) был, в первую очередь, продиктован соотношением сил в руководстве его партии, и для того, чтобы понять мотивы его поведения, нужно лучше представлять себе этот расклад.

В первые месяцы существования кадаровского правительства его положение было предельно шатким, режим опирался почти исключительно на советскую военную помощь. В условиях, когда подавляющее большинство населения выступало за вывод советских войск, восстановление правительства Имре Надя, проведение свободных выборов, сохранение всех основных завоеваний революции, Кадар, ставший орудием осуществления курса на ее подавление, мог найти внутреннюю опору своей политики прежде всего в рядах венгерских сталинистов, ностальгировавших по режиму Ракоши - жесткой коммунистической диктатуре сталинского типа. По сути дела он выступал их заложником. Для того чтобы расширить поле для политического маневра, Кадар должен был не только завоевать хоть какую-то поддержку в обществе, но и укрепить доверие к себе Москвы. Как следует из записей заседаний Президиума ЦК КПСС от 4 и 6 ноября 1956 г., где Хрущев защищал главу нового венгерского правительства от нападок Молотова, отмежевавшись одновременно от Ракоши, ставка на Кадара была сделана достаточно серьезно. Вместе с тем последний не мог не понимать: если его политика по консолидации режима не удовлетворит Москву, может реально встать вопрос о реставрации прежней власти. Ракоши, выехавший в СССР вскоре после отстранения в июле 1956 г. со своего поста, Герё, последовавший за ним уже в дни революции, и ряд других бывших лидеров в надежде на свое скорое возвращение в Венгрию и занятие ответственных должностей буквально бомбардировали ЦК КПСС письмами с резкой критикой «правых» ошибок Кадара. Вопрос об их возможном восстановлении на венгерском олимпе оставался по сути открытым вплоть до апреля 1957 г., когда Президиум ЦК КПСС принял решение об ограничении контактов Ракоши с Венгрией, сочтя, что его деятельность препятствует укреплению существующей власти. Бывший лидер венгерских коммунистов был отправлен из Москвы в ссылку в Краснодар, подальше от венгерского посольства, которому он по привычке продолжал давать указания.

В Москве были в целом удовлетворены ходом венгерской нормализации и выбор в пользу Кадара был сделан в это время окончательно и бесповоротно, что явилось первым его серьезным тактическим успехом в отношениях с Кремлем. Но и после того, как Ракоши перешел в СССР по сути дела на положение политического ссыльного, его сторонники в руководстве новой, Венгерской социалистической рабочей партии продолжали составлять значительную силу. Лишь отчасти ослабил их позиции июньский пленум ЦК КПСС 1957 г., нанесший удар по оппонентам Хрущева в Президиуме ЦК, которые (прежде всего Молотов и Ворошилов) выступали за более активное приобщение людей Ракоши к власти в Венгрии. Проявив предельную жесткость в деле Имре Надя (в общем не свойственную этому абсолютно прагматичному коммунистическому политику), Кадар в 1958 г. окончательно выбил оружие у своих критиков слева, сторонников полной реставрации той системы, которая была решительно отвергнута венгерским народом в октябре 1956 г. Необходимо также помнить, что Имре Надь до конца своей жизни оставался бы не только центром притяжения для оппозиции, но и самим своим существованием напоминал бы венграм и всему миру о нелигитимности прихода Кадара к власти и был в силу этого крайне неудобен для последнего. Надо сказать, что отставке И. Надя Кадар в первые месяцы после подавления революции придавал огромное значение, ведь от этого в значительной мере зависело международное признание его правительства (член коалиционного кабинета И. Надя социал-демократка Анна Кетли, выехавшая еще в начале ноября 1956 г. в Вену на сессию Социнтерна и оставшаяся на Западе, проявляла немалую политическую активность, позиционируя себя в качестве министра более законного венгерского правительства).

Итак, советское предложение проявить «великодушие» не нашло поддержки у венгерского лидера. Он предпочел перенести процесс, но не переписывать уже в сущности разработанный сценарий, по которому Имре Надя предполагалось казнить. (К этому можно добавить, что после триумфального для Кадара визита Хрущева в Будапешт в апреле 1958 г. венгерский лидер мог позволить себе чуть больше самостоятельности в принятии внутриполитических решений.) Ожидания Кадара не были напрасны, он дождался-таки того момента, когда его собственные интересы совпали с интересами советских лидеров.

Советские мирные инициативы, заставившие Кадара отложить судебный процесс, не нашли ожидавшейся поддержки на Западе, ни сам суд, ни приговор по делу И. Надя уже никак не могли повлиять на их судьбу. С другой стороны, состояние советско-югославских отношений к маю 1958 г. достигает низшей своей в послесталинский период отметки, что было связано с принятием в конце апреля на VII съезде Союза коммунистов Югославии новой программы партии, хотя и не ознаменовавшей собой поворота в его политике, но приведшей в систему многие положения югославской концепции социализма, неприемлемые для руководства СССР. Особенно раздражал официальную Москву внешнеполитический раздел программы, где с позиций внеблоковой политики подвергались критике и фактически ставились на одну доску противостоящие друг другу военные блоки, возглавляемые СССР и США. В результате была развязана довольно шумная антиюгославская пропагандистская кампания, пошедшая на убыль лишь через год, в 1959 г. Правда, в отличие от 1948-1949 гг., критика лидеров Югославии удержалась теперь на уровне их обвинений в ревизионизме и национализме, не привела к разрыву межгосударственных отношений, о «шпионах», «убийцах» и «фашистах» во главе этой страны речь уже не заходила - желая проучить «ревизиониста» Тито (и в силу этого приняв как нечто вполне уместное проведенный в Будапеште судебный процесс по делу другого ревизиониста - Имре Надя), в Кремле, однако, не отбросили долгосрочную задачу поддержания со стратегически важной Югославией нормальных партнерских отношений, что заставляло воздерживаться от перегибов в критике. Таков был внешнеполитический фон, на котором 15 июня 1958 г. в ходе закрытого суда был вынесен смертный приговор Имре Надю и его соратникам П. Малетеру и М. Гимешу, на следующий день приведенный в исполнение. Другие проходившие по этому делу подсудимые получили различные сроки тюремного заключения (в начале 1960-х годов практически все они были амнистированы).

Суд над Имре Надем и его соратниками, ставший венцом целой серии судебных процессов по делам участников революции 1956 г., не был последним в своем роде - жесткие, и в том числе смертные, приговоры выносились и позже, вплоть до 1961 г. При всем этом по мере консолидации внутриполитической обстановки происходила смена тактики - задачи запугивания непокорных постепенно отходят на второй план, уступая место наведению мостов к венгерской нации. Показательно, что расправа над Имре Надем почти совпала по времени с публикацией первых документов, заложивших основы кадаровской либерально-прагматической модели социализма, которая отличалась, пожалуй, наибольшей гибкостью в сравнении с другими его реально воплощенными моделями.

Что касается венгеро-югославских отношений, то из Белграда в Будапешт была направлена нота протеста в связи с нарушением Венгрией обязательств, взятых на себя в ноябре 1956 г. в ходе переговоров об условиях выхода И. Надя и ряда его соратников из югославского посольства. Она не возымела, однако, долгосрочных последствий. Ни одна из сторон не хотела педалировать конфликт. И венгры, и югославы прилагали усилия для того, чтобы, не теряя лица, преодолеть наслоения в двусторонних отношениях. У всех был на памяти 1948 год, и никто не хотел возврата к временам пропагандистской истерии и не прекращавшихся пограничных инцидентов, когда сосредоточение вдоль всей 400-километровой границы двух стран огромного количества войск и боевой техники лишь увеличивало вероятность развязывания настоящей войны. К началу 1960-х годов уже была достаточно подготовленной почва для активизации диалога между двумя коммунистическими режимами на основе добрососедства, а улучшение в 1961-1962 гг. советско-югославских отношений и относительная либерализация кадаровской власти лишь ускорили этот процесс.

В 1966 г., когда мир отмечал 10-летие венгерской революции, хорошо знавший И. Надя лично журналист, эмигрант волны 1956 года Миклош Мольнар написал в предисловии к своей книге о Будапештской осени: дискуссия об «исторической роли Имре Надя и его жизни закончилась, и его идеологические построения и система ценностей не могут далее служить отправной точкой для новой эпохи». Но в конце 1980-х годов, в условиях краха коммунистической системы, казненный в 1958 г. премьер, по образному выражению крупного венгерского историка Яноша Райнера, становится «едва ли не самым живым участником венгерского демократического процесса на его самой динамичной стадии», ведь требование его реабилитации заняло одно из центральных мест в политических программах. Актом, окончательно подорвавшим основы легитимности кадаровского правления, и одновременно символом завершения всей 32-летней эпохи стала собравшая сотни тысяч людей массовая манифестация 16 июня 1989 г. при перезахоронении Имре Надя и казненных вместе с ним его соратников.

Кадар скончался 6 июля 1989 г., по символическому совпадению в тот самый день, когда венгерский суд формально реабилитировал Имре Надя. Человек, с большей или меньшей эффективностью управлявший Венгрией более 30 лет и некоторое время персонифицировавший собой реформаторское начало в социалистическом лагере, еще при жизни мог увидеть сделанный своей нацией выбор в пользу чуждых ему западных моделей, основанных на политическом плюрализме. С 33-летней дистанции стал очевиден парадокс: не будучи в отличие от Кадара сильным политическим практиком и хуже представляя себе пределы возможного, И. Надь, вопреки своим левым убеждениям ставший знаменем сил, выступавших в конце 1980-х годов за смену системы, в известном смысле доказал перед Кадаром (пусть заочно) свою историческую правоту. Тактические ошибки И. Надя, его неспособность овладеть ситуацией в трагические дни октября 1956 г. не перечеркивают значения морального примера, который он дал в последние полтора года жизни последовательным отстаиванием убеждений, в своих основных, наиболее значительных моментах совпадавших с чаяниями венгерской нации.

Автор Александр СТЫКАЛИН

НАТО не помогает: для кого опасны армии Прибалтики

25 лет назад завершился вывод российских войск из Литвы

31 августа 1993 года завершился вывод войск России с территории Литвы — именно эта страна стала первой, которую покинули российские армейские формирования. Из Латвии и Эстонии вывод войск был завершен годом позже — 31 августа 1994 года. Геополитическая ситуация изменилась кардинально, и теперь именно из Прибалтики может исходить наибольшая угроза для безопасности России.

Российские войска из Балтии ушли, но природа, как известно, в том числе и на оперативно-стратегическом уровне, пустоты не терпит. Место российских войск в Эстонии, Латвии и Литве заняли подразделения и части объединенных вооруженных сил НАТО.

В настоящее время сами по себе армии балтийских государств никакой военной угрозы ни для кого не представляют.

Достаточно рассмотреть этот факт только на примере Эстонии. В частности, военно-воздушные силы этой страны насчитывают 250 человек и оснащены одним учебным самолетом L-39, несколькими Ан-2 и вертолетами Robinson R44. Примерно так же дела обстоят и с военно-морскими силами, численность которых достигает 300 человек, а на оснащении состоят три бывших в употреблении английских тральщика.

Такая же картина — в вооруженных силах и остальных прибалтийских государств. Эти лоскутные государства и их смехотворные армии в пламени масштабного регионального конфликта сгорят в течение несколько суток.

Однако под флагом мифической военной угрозы, исходящей из России, в последнее время эти немногочисленные армии несколько усилили контингентами объединенных вооруженных сил НАТО. Общая численность ОВС альянса, размещенных сегодня в трех странах Балтии и в Польше, составляет 4692 человека.

Здесь они размещены на военных базах «Тапа» (Эстония), «Адажи» (Латвия) и «Рукла» (Литва). В «Тапа» дислоцируются 800 военнослужащих из Соединенного Королевства, 300 из Франции, 100 из Венгрии. В «Адажи» — 450 бойцов из Канады, 18 из Албании, 160 из Италии, 160 из Польши, 50 из Словении, 300 из Испании. В «Рукле» расположились 1000 солдат и офицеров из Соединенных Штатов, 120 из Румынии и 150 из Соединенного Королевства.

Надо прямо сказать, эти незначительные по своему боевому и численному составу подразделения не могут создать эффективной обороны прибалтийских государств. Более того, они ни в малейшей степени не представляют собой ударные группировки альянса на Западном стратегическом направлении.

«Но тут важна тенденция. Сегодня это батальон, завтра — бригада, а послезавтра — дивизия», — пояснил «Газете.Ru» экс-заместитель начальника Главного оперативного управления Генерального штаба генерал-лейтенант Валерий Запаренко.

По словам военачальника, сегодня истребительное авиационное прикрытие территории прибалтийских стран обеспечивает по ротации звено истребителей F-16, а уже завтра на аэродромы передового базирования в Балтии могут быть переброшены значительные по численности части и соединения объединенных военно-воздушных сил альянса, возле западных границ России развернуты бригады и дивизии сухопутных сил НАТО, а в прибалтийских портах сосредоточены соединения морских десантных сил.

То есть гипотетически на территории стран Балтии в короткие сроки могут быть созданы ударные группировки, непосредственно угрожающие важнейшим административно-политическим и экономическим центрам Российской Федерации, в частности, одному из важнейших центров ОПК — городу Санкт-Петербургу.

Не следует забывать, что от эстонской Нарвы до Санкт-Петербурга всего 144 км. То есть территория города находится в зоне досягаемости некоторых типов реактивных систем залпового огня ВС США, которые гипотетически могут быть легко развернуты на левом берегу Нарвы.

Вдвое большее расстояние в Прибалтике в июне 1941 года 56-й моторизованный корпус вермахта под командованием генерала Эриха фон Манштейна преодолел всего за четыре дня. Если же наступать с нормативным темпом 20-25 км в сутки, то до Петербурга теоретически можно дойти за неделю.

«Вместе с тем следует отметить, что оперативная емкость возможного театра военных действий на территории Балтии, то есть предельный состав и структура группировок войск и сил флота, которые могут развертываться и вести боевые действия на территории Эстонии, Литвы и Латвии, совершенно недостаточна для начала масштабного регионального конфликта», — пояснил Валерий Запаренко.

Иными словами, степень готовности прибалтийского театра военных действий к развертыванию и ведению боевых действий стратегическими группировками объединенных вооруженных сил НАТО весьма далека от требуемой, и благоприятные условия для перегруппировок, сосредоточения и боевого применения ОВС североатлантического альянса на территории Балтии сегодня не созданы.

И надо отметить, в Балтии пока и не проводится масштабных работ по приему значительных по численному составу воинских контингентов НАТО, а развертывание нескольких батальонов альянса за последнее время — не более чем протокол о намерениях.

Словом, в Эстонии, Латвии и Литве в настоящее время не готовятся места для личного состава, не модернизируется аэродромная сеть, не готовятся склады для размещения разнообразных материальных средств, необходимых войскам для действий оперативно-стратегического масштаба (а это миллионы тонн боеприпасов, продовольствия и горюче-смазочных материалов).

А если же прямо сейчас альянс приступит к стратегическим перегруппировкам, то в этом случае войска НАТО будут размещаться в Прибалтике в чистом поле, а боеприпасы и другие материальные средства придется выкладывать прямо на грунт. Одно только это означает неминуемое начало военных действий, причем в самое ближайшее время.

В качестве выводов можно сказать, что каких-либо инфраструктурных подвижек, связанных с оперативным оборудованием территории Балтии для предстоящего масштабного регионального конфликта, в настоящее время не отмечено.

И в России за этим внимательно наблюдают.

«Как только с точки зрения Москвы в этом плане будет перейдена определенная красная линия, то ответ России будет скор и решителен», — особо отметил экс-начальник управления планирования применения Вооруженных сил Главного оперативного управления Генштаба генерал-лейтенант Николай Моисеев в беседе с «Газетой.Ru».

Что касается 25-летия вывода российских войск из Прибалтики, то он не принес в регион какого-либо благостного умиротворения. Скорее даже наоборот — новая геостратегическая реальность потенциально чревата масштабным вооруженным конфликтом, вероятность которого некоторые военные эксперты оценивают даже существенно выше, чем во времена разгара «холодной войны».

ДИНАМИКА ИНВЕСТИЦИОННОГО РЫНКА

Первичный рынок недвижимости в Венгрии стал более привлекательным

Частные порталы недвижимости сообщили, что рынок жилых построек Венгрии продолжает развиваться. Например, в текущем году количество объектов на реализацию выросло на 5%. Хотя в Будапеште данный показатель упал на 8%. Данные исследования index.hu показывают, что местные жители стали больше интересоваться новыми жилищными проектами. Чаще всего покупатели предпочитают приобретать апартаменты в новых панельных домах. Практически все типы домов в Венгрии пользуются спросом и разница неощутима.

В стране ощущается нехватка элитных построек

Согласно последним данным, в Венгрии не так много дорогих домов, которые выставлены на продажу. Основная часть данной недвижимости сконцентрирована в центральных районах Будапешта. За полгода на рынке было реализовано всего 0,75% роскошной недвижимости из общего объема сделок. Большинство купленных дорогих объектов - это квартиры, построенные из кирпича, со средней площадью 194 кв.м. Одна такая постройка уходит с рынка за 160 дней. За пределами Будапешта самая дорогая квартира была продана в Шиофоке, на озере Балатон. Квартира, расположенная в 100 метрах от берега озера, реализована за 50 млн форинтов.

Элитный рынок недвижимости в Венгрии восстанавливается

Эксперты компании Clarke & White заявили, что за последние годы в столице Венгрии выросло количество роскошных особняков и апартаментов. Показатели говорят о том, что Будапешт встает в один ряд с лидерами европейского рынка в данном направлении. На сегодняшний день элитная недвижимость Венгрии стоит гораздо дешевле французской, британской или немецкой. Тем не менее данный вид недвижимости с каждым годом привлекает все больше иностранцев. Аналитики считают, что рост цен на элитные объекты связан с размером благосостояния венгров.

В Будапеште активно растут цены на жилую недвижимость

Согласно последним данным портала ingatlan.com, в столице Венгрии выплачивается самая высокая зарплата, однако этих средств все равно недостаточно для покупки апартаментов. Например, средняя цена на квартиру 50 кв.м. составляет более 106 000 долларов. Этот ценник в два раза превосходит те, что установлены в провинциальных городах или приближенных к столице населенных пунктах. По мнению экспертов, дома для отдыха венграми и иностранцами рассматриваются в первую очередь. В связи с этим за последний год цены на данный тип недвижимости выросли на 20%.

Wing приобретает офисное здание в Венгрии

Ведущая венгерская девелоперская и инвестиционная компания Wing приобрела офисное здание Infopark D, которое расположено в районе Южной Буды Будапешта. Сделка была заключена через инвестиционный фонд Wing, финансируемый банковским учреждением Hypo Noe Bank AG. Офисная постройка Infopark D - это шестиэтажное здание площадью 19 000 кв.м, построенное в 2007 году. Арендаторами комплекса являются такие корпорации, как IBM, Strabag и DBH.?Внутри здания есть автомобильная парковка на 353 места, красивая терраса на крыше и ресторан.

Эксперты предупреждают о предстоящем дефиците жилых построек в Венгрии

Специалисты банковского учреждения TakarékBank сообщили, что в Венгрии зафиксирован рост цен на жилые объекты. Однако в текущем году темпы роста цен должны замедлиться. Тем не менее власти Венгрии в 2018 году не будут изменять льготную ставку (5%) для нового жилья. На данный момент крупные банки страны скептически относятся к ипотечным продуктам, так как с каждым месяцем ставка растет. Эксперты уверены, что к концу года средняя стоимость жилья в стране увеличится на 10%, хотя в Будапеште показатель может отличаться на 1-2 пункта.?Аналитики прогнозируют в следующем году спад интереса к жилой недвижимости среди местных жителей.

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ВЕНГРИЮ!

Столица страны, Будапешт - удивительный теплый город, полный контрастов. Он не похож ни на один город мира. Побывав здесь хотя бы однажды, вы захотите возвращаться сюда снова и снова.

Пробовали ли вы его на вкус: игристый вкус токайских вин, нежнейшее мясо серой говядины, вкуснейшие балатонские рыбки, божественные национальные десерты?

Гуляли ли вы по его улицам, таким разным, таким красивым, прихватив фотоаппарат? Отрывались ли вы в его трешевых руин-пабах, наслаждались ли волшебным вкусом кофе в роскошных дворцовых интерьерах?

Ах, Будапешт, Будапешт, курортная столица Венгрии. Как много приятных сюрпризов ты приготовил туристам.

Начнем изучать столицу Венгрии?

Для этого познакомимся с кратким обзором еды, развлечений и отдыха.

Гастрономический топ-3:

1. Мясной ресторан на Будайской стороне Будапешта. 

Meat Boutique, Lánchíd utca, 7, H-1013

Ресторан хорош отличным выбором мяса, здесь работает один из лучших шеф-поваров города. Раз в полгода обновляется меню. Стейки - лучший выбор, а также нежнейшая уточка (сегодня ножка, завтра филе, послезавтра грудка с фуа-гра). Вина из тех, что не купишь в магазине, работает сертифицированный сомелье. Заведение в рекламе не нуждается, часто нет свободных мест. Желательно бронирование.

Меню на русском нет, но есть русскоязычный персонал.

2. Винный музей, дегустационный зал и ресторанный подвальчик в пригороде Будапешта, городе Сентэндре. 

Szentendre, Bogdanyi utca, 10, H-2000

Это интересное место со всех точек зрения. Потому что тут можно покушать в ресторане национальной вкусной венгерской еды, продегустировать марочные венгерские вина, а также приобрести в виношопе редкое вино в свою коллекцию.

Внимание: в винотеке заведения около 4000 бутылок из 150 винных погребов. Для тех, кто не знает, в Венгрии 22 виноградных края, благодаря отличному климату и термам, подогревающим почву, здесь растет уникальный виноград.

На сайте есть русскоязычная версия.

3. Итальянский ресторан в сердце венгерской столицы.

Dohany utca, 40, H-1074 

Пожалуй, один из самых лучших итальянских ресторанов в Европе (даже по версии итальянцев, в восторге также: русские, немцы и многие другие).

Каждое блюдо потрясающе, сложно выделить что-то одно. Невероятно вкусный тунец с фисташками, черные равиоли с чернилами каракатицы и начинкой из лосося. В наличии достойные вина. Прекрасное обслуживание. В выходные и по вечерам мест нет.

Приятный бонус: скидка 20% на меню с 11.30 до 17.00.

Топ-3 по развлечениям и мероприятиям на август:

1. Музыкальный фестиваль Сигет: 8 - 15 августа 2018 года. Одно из крупнейших и знаковых событий в мире музыки

Ежегодный массовый культурно-музыкальный фестиваль Sziget Festival, который проходит вот уже более 20 лет в Будапеште на острове недалеко от центра города. Сюда съезжаются меломаны со всего мира, около 400 тысяч человек из 70 стран. Мероприятие известно тем, что каждый год здесь выступают приглашенные мега-звезды, такие как Pink, Rihanna, «Ленинград» (Шнур в 2017-м) и многие, очень многие другие. В этом году мы ждем Lana Rey. Приятная новость: с этого года можно приобрести билет на 3 дня. Ранее билеты продавались на неделю. Плохая новость: билеты раскупают за полгода до события. Sziget - это демократичный аналог Ибицы и снобского Казантипа. Фанаты приезжают в Будапешт, живут в палатках на Сигете и кочуют с концерта на концерт. Едят, пьют, танцуют, знакомятся и тусят по-взрослому на этом острове свободы.

2. Летний еврейский фестиваль. Стартует 26 августа. Продлится до 2 сентября 2018 года. 

Чем интересен? В сердце Будапешта расположена самая большая синагога в Европе и, пожалуй, самая красивая. В период упадка Венгрии сюда приехали богатые евреи-иммигранты и на свои деньги отстроили один из лучших кварталов города, включая роскошный национальный банк и красавицу синагогу. Таким образом евреи поддержали эту страну и внесли свой весомый вклад в культурную и архитектурную жизнь столицы. Но Гитлер разрушил эту идиллию. В память об этом по всему городу много памятных монументов, музей Холокоста, железные ботинки у Парламента, «дерево слез» у синагоги. Все это можно посетить.

На фестивале, как правило, много еврейской музыки, фольклор, проходят тематические концерты (выступают местные ансамбли и приглашенные гости из разных стран), угощают гастрономическими изысками и представлены еврейская культура и традиции в развлекательной манере для туристов, в том числе и для детей. Будет точно интересно.

3. 20 августа в Венгрии национальный праздник, день Святого Иштвана. Магазины точно будут закрыты! А также это праздник свежего хлеба и конституции. Параллельно в городе будет проходить фестиваль ремесел (начало 17 августа). Немного истории: Король Иштван (Стефан) очень многое сделал для Венгрии, объединил отдельные княжества, прекратил междоусобные войны, поэтому его очень почитают венгры. Король причислен к лику святых. Икона Святого Иштвана находится также и в Русской православной церкви (что у Мариотта). Во времена его правления в 1124 году еще не было разделения между христианами на православных и католиков.

Рака с его мощами хранится в Базилике. Это один из самых больших католических храмов в Венгрии. Базилика Святого Иштвана является визитной карточкой Будапешта и имеет смотровую площадку.

По всему городу пройдет огромное количество развлекательных мероприятий, в том числе и для детей.

Вечером нас ожидает глобальный фейерверк.

Топ-3 по отдыху и релаксации:

1. Купальня Лукач является одной из самых старых в Будапеште. 

Открыл ее целебные свойства врач по фамилии Лукач. В IV веке на месте этой купальни били минеральные источники, а термы находились на территории Римской империи. Раненым солдатам требовалась срочная реабилитация. И доктор Лукач заметил, что мужчины быстро шли на поправку, если купались в ключевой воде, бившей из-под земли. Потом в связи с историческими коллизиями купальня оказалась заброшенной. Пока ее не нашли турки и не восстановили, основываясь на архивных данных. С тех пор термальный комплекс Лукач функционирует постоянно. Рекомендуем к посещению. На базе этого комплекса построен лучший в Европе ревматологический институт и реабилитационный центр. Рядом расположен бювет с минеральной водой. Павильон работает до 18.00 в будни, кроме выходных. Для профилактики рекомендуется пить по 0,3 или 0,5 л в день без назначения врача. А летом по выходным и ночам тут проходят пенные дискотеки в духе Ибицы (смотрите «Орел и Решка»). Молодежь жжет всю ночь до рассвета.

2. Купальня Рудаш. Построена в XVII веке в честь завоевания турками Буды (ранее это был отдельный город). 

На стенах банного комплекса висит памятная табличка, оповещающая, что он построен по приказу паши Соколи.

Чем примечательна эта купальня? Ключевым является историческое наследие турок, включая архитектуру и дни посещений по половому различию. По понедельникам, средам и пятницам сюда приходят мужчины. А по вторникам и четвергам - женщины. Моются люди голыми. Всем выдаются этакие фартучки, чтобы прикрыться.

Купальня хороша тем, что ее отлично реконструировали, добавив новые секции в виде зоны Spa Welness, бассейна и ресторана. Рекомендуем посетить вечером, когда стемнеет, или ночью (по субботам работает и ночью). Невероятно романтичное место, где есть бассейн под открытым небом на верхней террасе. Цена на вход варьируется от количества секций, которые вы хотите посетить.

3. Термальный комплекс Бюкфюрдё (Bűkfürdő) недалеко от австрийской границы. Туда легко доехать на авто.

На наш взгляд, одна из лучших купален Венгрии. Фишка здесь в том, что цена на входные билеты разная, в зависимости от предлагаемых услуг и секторов. Базовый комплекс самый дешевый. Далее есть отдельный сектор саун (вход без купальников, выдаются простыни) и спа. На каждую секцию свой браслет. Магнитные браслеты отличаются цветом, в зависимости от оплаченных услуг, дают доступ к секторам купальни через турникет и вашему ящику. Приятный бонус: в будни днем скидка на входные билеты 20%. Отличный фуд бар, большая пляжная зона.

Всего в Венгрии 62 водных комплекса. Так что каждый отпуск можно посещать новые места и много лет подряд.

Читайте продолжение обзора интересных мест в следующих выпусках нашей газеты.

До новых встреч!

Автор Анжелика ПЕТРИЩЕВА

ФОНТАН ПАМЯТИ ВЫСОЦКОГО

С российским предпринимателем Андреем Князевым, давно мечтавшим построить фонтан в небольшом древнерусском городе Гороховце, расположенном на берегу реки Клязьмы, я познакомился еще в 2013 году. Он уже в то время рассказывал мне о своей уникальной мечте - открыть светомузыкальный фонтан, где время от времени будут звучать песни Владимира Высоцкого. И вот совсем недавно (11 июля 2018 г.) состоялось торжественное открытие первого светомузыкального фонтана памяти великого поэта, построенного полностью на частные инвестиции Андрея. Состоялось с большим успехом и стало настоящим праздником для гороховчан. Возникает вопрос: какое отношение Владимир Семенович имел к Гороховцу? Ответ очень прост - никакого. Зато в этом городе живет бизнесмен Андрей Князев, человек, являющийся большим поклонником творчества художника. Ранее он установил на свои средства бюст любимому поэту и собственный отель - «Водолей» - назвал в честь Высоцкого, так как легендарный бард родился под этим знаком зодиака.

Андрей один из тех, для кого Высоцкий зазвучал еще с кассетного магнитофона и стал известен из запрещенного в то время сборника «Нерв». Для него творчество Владимира Семеновича - особая любовь и неповторимое состояние души. Его просветительскую деятельность признает и сын барда, Никита Владимирович, который, помимо других почетных гостей, тоже приезжал в Гороховец на открытие фонтана памяти его отца. Андрей рассказал, что фонтан «Высоцкий» - всего лишь одно звено в длинной цепочке мероприятий, которое недавно воплотилось в жизнь. И все эти мероприятия преследуют лишь одну цель - чтобы память о Высоцком и его творчестве не угасала. Проект светомузыкального фонтана у гостиничного комплекса «Водолей» с небольшим сквером имеет мемориальный характер. Он посвящается памяти В.С. Высоцкого, и в то же время - подарок Гороховцу в канун 850-летия города. Об открытии фонтана «Высоцкий» подробно расскажу читателям РК позже.

Петер ВИЦАИ,

член Союза писателей Венгрии,

член Союза писателей Москвы

Автор Петер ВИЦАИ

«Хватит миграции»: Венгрия и Италия разрушат старую Европу

Макрон назвал себя главным противником Сальвини и Орбана

Встреча премьер-министра Венгрии Виктора Орбана и министра внутренних дел Маттео Сальвини может стать началом «новой Европы», заявляют они. Политики намерены объединить усилия в борьбе за места в Европарламенте в следующем году. Свое видение ЕС они противопоставляют взглядам президента Франции Эммануэля Макрона, который уже успел назвать себя их «главным врагом».

Президент Франции Эммануэль Макрон вступил в словесную перепалку с итальянским вице-премьером и министром внутренних дел Меттео Сальвини. В среду, 29 августа, выступая перед журналистами в Дании, французский лидер назвал себя «главным врагом» правых сил Европы.

«Я не буду отступать перед националистами и теми, кто проповедует ненависть. Если они хотят видеть меня главным врагом, они правы», — заявил Макрон.

Сальвини в ответ на это заявил, что, судя по результатам соцопросов, которые регулярно показывают высокий антирейтинг французского президента, «главным врагом Макрона является народ Франции». Он также обвинил французского лидера в дестабилизации других стран ради экономической выгоды Парижа. «Вместо того чтобы читать лекции другим правительствам, он должен открыть свои собственные границы, начиная с границы в Вентимилье», — заявил Сальвини.

Разлад между двумя политиками начался еще в июне, когда Макрон в ходе совместной пресс-конференции с испанским премьером Педро Санчесом Макрон выразил сомнение, что Италия действительно переживает миграционный кризис. Тогда он сказал, что реальная проблема лежит в политической плоскости и ее подогревают «играющие на страхе экстремисты». В ответ Сальвини назвал Макрона «наглецом» и предложил Парижу встретить беженцев, которые наплывают в Италию, «икрой и шампанским».

Собственно, тема миграционного кризиса является главным камнем преткновения в отношениях двух европейских политиков. Она же была главным вопросом повестки состоявшейся 28 августа встречи Меттео Сальвини и премьер-министра Венгрии Виктора Орбана.

Даже на подготовительном этапе встреча Орбана и Сальвини — «магистра европейского популизма» — вызывала беспокойство у традиционных европейских политиков, писала европейская редакция Politico.

Важность встречи подчеркивается также тем, что она состоялась вопреки протоколу: должности Орбана и Сальвини неравноценны. Чтобы соблюсти формальности, политики заявили, что встреча носит межпартийный характер — Сальвини возглавляет входящую в правящую коалицию Италии партию «Лига», а Орбан руководит правящей партией Венгрии «Фидес».

Однако после встречи два политика придали ей и государственное значение, опубликовав на сайтах МВД Италии и правительства Венгрии официальные сообщения.

На их совместной пресс-конференции в Милане Орбан присоединился к нападкам Сальвини на Макрона. Премьер-министр Венгрии назвал французского президента главным пособником открытия дверей Европы для нелегальной миграции. «Он — лидер европейских силы, которые поддерживают миграцию, он — лидер тех партий, которые возвращают миграцию в Европу. Но с другой стороны есть люди, которые хотят остановить незаконную миграцию», — сказал Орбан.

Итальянский министр внутренних дел обвинил Макрона в лицемерии: «Он постоянно говорит о европейском сотрудничестве, но игнорирует просьбы Рима о помощи».

Однако настоящий фурор встреча Орбана и Сальвини произвела не из-за словесной перепалки с Макроном, а из-за их заявления о создании альянса, который построит «новую Европу».

«Наша Европа будет основана на праве на работу, на жизнь, на здоровье и на безопасность. Хватит уже диктатуры финансистов и хватит миграции», — заявил Сальвини.

Сегодня, заключил Сальвини, «мы близки к историческому поворотному моменту для будущего Европы. Начата серия встреч, будет много и других». По сути, Сальвини подтвердил, что его партия поддержит идею Орбана о совместном выступлении правых партий на выборах в Европейский парламент, которые состоятся в мае 2019 года.

«Нам нужна новая Европейская комиссия и новый Европарламент, — заявил Орбан. — Поэтому наша задача сегодня — получить поддержку как можно большего числа венгерских и итальянских избирателей в интересах формирования новой Европы».

«То, что Орбан и Сальвини говорят о новом видении ЕС и намерении создать политический альянс, должно вызвать беспокойство европейского истеблишмента. Если в Европарламенте будут преобладать правые популисты, то преобладать они будут и в Еврокомиссии. Тогда мы будем говорить уже не о росте популизма в отдельных европейских странах и регионах, а о том, что весь Евросоюз становится правым», — отмечает директор Центра европейской информации Николай Топорнин.

Орбан много говорил о необходимости создания новой объединенной политической силы в Европе еще в конце июля, выступая перед слушателями Свободного университета в Румынии. Он заявил тогда:

«Мы должны показать, что есть альтернатива либеральной демократии — и она называется христианской демократией».

Орбан призвал к замене либеральной европейской элиты, олицетворением которой, с его точки зрения, являются лидеры Германии и Франции Ангела Меркель и Эммануэль Макрон, христианско-демократической элитой.

При этом Орбан уточнил, что христианская демократия вовсе не предназначена охранять вероисповедание, основы христианской истины. Христианско-демократическая политика предполагает защиту форм жизни, которые возникают из христианской культуры, к каковым относятся человеческое достоинство, семья и нация. Христианство стремится к универсализму, не к ликвидации наций как «интернационалисты», а, напротив, — к их сохранению.

Однако на данный момент для реализации этих идей объединения Орбана и Сальвини недостаточно, отмечает эксперт Международного института гуманитарно-политических исследований Владимир Брутер. «Без [канцлера Австрии Себастьяна] Курца и [премьер-министра Чехии Андрея] Бабиша это даже серьезно рассматривать нельзя», — говорит эксперт.

«Идея, которую заявили оба лидера на встрече, в общем, какое-то время работает, но сама по себе она недостаточна. Потому что идея ограничения миграции, идея «белой Европы» — она, конечно, актуальна, но это не доминирующая в Европе идея. Но что важнее: это все-таки не позитивная идея. Европа, альтернативная нынешней, должна иметь и позитивную идею. Поэтому Меркель и безальтернативна, в каком-то смысле, в течение долгого времени, потому что выступает за все хорошее и против всего плохого», — считает Брутер.

Тем не менее, успех евроскептиков на выборах в Европарламент сомнений практически не вызывает. Главный вопрос заключается в том, достаточно ли будет этого успеха, чтобы создать «новую Европу», как хочет того Орбан.

«У них и на прошлых выборах результат был неплохим. Здесь нужно что-то большее. Большинство в Европарламенте они, естественно, не получат. Поэтому вопрос будущего — он, опять-таки, упирается в позитивную программу, а не в количество голосов», — резюмирует Брутер.

Россияне вошли в пятёрку самых активных гостей Болгарии

Во второй летний месяц года количество иностранцев, посетивших Болгарию, достигло отметки в 2 152,8 тысяч, что на 6,5% больше, чем в этот же месяц 2017 года, согласно данным Национального института статистики.

В страну стало приезжать больше иностранцев по вопросам работы и бизнеса (прирост – 16,7%), что отчасти связано с большим притоком сезонных сотрудников https://prian.ru/news/36890.html . Число отдыхающих выросло на 3,1%. 61,3% приезжающих – граждане ЕС, наибольшее увеличение прибывающих – из Великобритании (на 30,4%), Чехии (26,6%), Бельгии (25,4%), Румынии (9,6%), Австрии (7,6%).

Больше всего сократилось число прибывающих из Венгрии (25,4%), Дании (15,6%), Нидерландов (7,2%), сообщает Русская Болгария https://rus.bg/turizm/turizm/24025-v-iyule-kolichestvo-inostrantsev-posetivshikh-bolgariyu-uvelichilos-na-6-5 . Из стран, не входящих в ЕС, больше всего увеличилось количество приезжих из Украины (+25,9%).

Самыми активными посетителями Болгарии в июле 2018 года стали румыны (292 200), Германии (234 400), Турции (211 000), Германии (139 200), России (137 100), Польши (120 000), Украины (104 800), Великобритании (72 400), Сербии (72 000) и Чехии (70 300).

Prian.ru

ВТОРОЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ RUSKEALA SYMPHONY В КАРЕЛИИ ПОСЕТИЛИ 6 ТЫС. ЗРИТЕЛЕЙ

В горном парке «Рускеала» (Республика Карелия) состоялся Второй музыкальный фестиваль Ruskeala Symphony. Мероприятие проводится по инициативе главы региона Артура Парфенчикова в рамках Плана основных мероприятий, связанных с подготовкой и проведением празднования 100-летия образования Республики Карелия, при поддержке Министерства культуры Российской Федерации, Федерального агентства по туризму и Правительства Республики Карелия. Организаторами фестиваля выступили Министерство культуры Республики Карелия, Карельская государственная филармония и горный парк «Рускеала».

Программа Ruskeala Symphony включала классическую музыку, современные композиции и другие виды музыкальных произведений. Симфонический оркестр Карельской государственной филармонии исполнил рок-хиты в классическом звучании, классические сочинения в современных обработках, а также музыку из компьютерных игр. Все это музыкальное разнообразие представил под управлением Алексея Ньяги. А ранее, еще до официалного открытия фестиваля, прямо над водой Большого мраморного каньона солисты Симфонического оркестра Карельской государственной филармонии исполняли музыку эпохи барокко и классицизма. Также в рамках фестиваля звучал джаз и классика для медных духовых инструментов.

Актер Государственного академического театра имени Е.Б. Вахтангова, Народный артист России Евгений Князев и Струнный квартет Карельской государственной филармонии представили программу «Казанова» – моноспектакль по пьесе Марины Цветаевой «Феникс» с чтением стихотворений в сопровождении романтической музыки.

В программе «Песни шелковых свитков» выступила солистка первого ранга Китайской Народной Республики сопрано Юй Лихун и две молодые исполнительницы народного китайского пения Чжан Тинтин и Тао Ин под аккомпанимент заслуженной артистки Республики Карелия Диляры Дмитриевой (фортепиано).

На фестивале выступил вокалист из Аргентины Мартина Альварадо – признанный во всем мире мастер исполнения аргентинского танго.

Шедевры оперной классики французских композиторов исполнил солист Большого театра, Московского театра «Новая опера» баритон Василий Ладюк, солистка Московского театра «Новая опера» и Венгерского государственного оперного театра меццо-сопрано Полина Шамаева и Сергей Накаряков (Франция).

За 2 дня проведения фестиваля гостями мероприятия стали около 6 тыс. человек.

Музыкальный фестиваль Ruskeala Symphony входит в ТОП-15 региональных событий страны, в этом году мероприятие получило статус международного.

«Музыкальный фестиваль Ruskeala Symphony как яркое событие привлекает большое количество гостей. В этом году его посетили около 6 тыс. человек, многие из которых приехали в регион специально, чтобы насладиться выступлениями известных исполнителей и музыкальных коллективов высочайшего уровня. Одновременно фестиваль служит продвижению Республики Карелия внутри страны и за рубежом как благоприятного направления событийного туризма. Эта функция мероприятия очень важна для успешного развития региона в качестве круглогодичной туристской дестинации, создания условий для роста объемов деятельности индустрии гостеприимства и в целом экономики Карелии, стимулирования занятости и самозанятости населения, увеличения налоговых поступлений в бюджеты всех уровней, повышения качества жизни населения республики, – говорит Руководитель Федерального агентства по туризму Олег Сафонов.

«Газпром нефть» на 20% увеличила объем продаж смазочных материалов

«Мы изначально ставили себе цель стать серьезным игроком отрасли и сегодня обладаем всеми ресурсами для вхождения в ТОП-10 поставщиков смазочных материалов на мировом рынке», — отмечает генеральный директор «Газпромнефть — смазочных материалов» Александр Трухан.

Оператор бизнеса масел «Газпром нефти» — «Газпромнефть — смазочные материалы» — в первом полугодии 2018 года нарастил продажи продукции на 20% относительно аналогичного периода 2017 года — до 319 тыс. тонн. При этом реализация различных типов масел премиум-класса составила почти половину объема — 143 тыс. тонн. Продажи масел флагманского бренда G-Energy также выросли и достигли 24,4 тыс. тонн.

Объем реализации продукции за рубежом в первом полугодии 2018 года вырос на 13% относительно аналогичного периода 2017 года — до 110 тыс. тонн. Был осуществлен выход на новые рынки — начались поставки в Танзанию и Сингапур.

Смазочные материалы производства «Газпром нефти» сегодня доступны потребителям в 75 странах мира. Продукцию под брендами G-Energy, G-Profi, Gazpromneft и Gazpromneft Ocean используют индустриальные и сельскохозяйственные предприятия, судоходные компании, а также рядовые автовладельцы в Италии, Венгрии, Греции, Египте, Китае, Индии, Колумбии и др.

В России за отчетный период реализовано 210 тыс. тонн продукции, что на 23% превышает показатели прошлого периода. Драйверами продаж на отечественном рынке являются: растущая дистрибьюторская сеть, активная маркетинговая и техническая поддержка. Дополнительный эффект обеспечивает участие в программе импортозамещения.

О «мире от изнеможения»

Тридцатилетняя война: первая современная война?

Паскаль Додэн – старший политический советник в Международном комитете Красного Креста (МККК) в Департаменте политической и гуманитарной дипломатии.

Резюме Тридцатилетняя война – один из самых ранних из зафиксированных в истории примеров продолжительного конфликта, к которому неприменима обычная модель сражение-перемирие. Она сходна с осадными войнами сегодня, когда стороны пытаются измотать друг друга, но ни у одной нет ресурсов для решительной победы.

Четыреста лет назад, в 1618 г., в Северной Европе вспыхнул первый из серии конфликтов, положивших начало трем десятилетиям насилия, голода и болезней, которые распространились по всему континенту. То, что сегодня мы называем «Тридцатилетней войной», продолжалось до 1648 года. Вызванный этими событиями интеллектуальный переворот возвестил о начале нового мирового порядка и заложил основы правил ведения войны. Но имеются и другие, менее известные последствия. Благотворительная деятельность Св. Винсента де Пола стала началом гуманитарной работы, какой мы ее сегодня знаем. И существует множество параллелей между этим затянувшимся средневековым конфликтом и его современными эквивалентами – в Йемене, Южном Судане, Нигерии и Сомали, например – где трудно добиться устойчивых политических решений. Тридцатилетняя война глубоко изменила политический ландшафт и социальную структуру Европы. И именно это потрясение, а не военный конфликт сам по себе, привело к самым тяжелым человеческим потерям. Спустя почти четыре столетия Тридцатилетняя война учит нас, что продолжительный конфликт может вызывать голод и катастрофу для гражданского населения.

Избави нас, Господи, от войны, голода и язвы!

23 мая 1618 г. группа протестантов из Богемии во главе с графом Йиндржихом Матиашем Турн-Вальсассиной выбросила двух католических наместников и их секретаря из окна верхнего этажа Пражского града. Этот эпизод стал неожиданной искрой, из которой разгорелся огонь Тридцатилетней войны. Сначала начался Богемский мятеж, распространившийся на большие территории Европы. Он заставил испанские войска перейти через Альпы для проведения военной кампании в Нидерландах, чем была спровоцирована шведская оккупация Эльзаса, что кажется совершенно невероятным. XVII век был таким же непредсказуемым, переменчивым и сложным временем, как та эпоха, в которую мы живем сегодня. Легко себе представить, какое смятение эти события произвели в людских умах и как они перевернули устоявшийся нравственно-религиозный порядок. Та война поколебала мышление людей, спровоцировала интеллектуальную революцию, которая в конечном итоге стала началом эпохи Просвещения.

Люди долгое время находились под впечатлением Тридцатилетней войны, которая пустила глубокие корни в коллективной памяти и сознании. Многочисленные ссылки на этот конфликт есть в литературных произведениях – от автора плутовского романа «Похождения Симплициссимуса» Ганса Якоба Кристоффеля фон Гриммельсгаузена (1668 г.) до пьесы Бертольда Брехта «Мамаша Кураж и ее дети» (1939 г.), а также романа Артуро Перес-Реверте Гутьерреса «Солнце над Бредой» (1998 г.). И отголоски все еще слышны сегодня, когда на нас накатывает новая волна религиозного конфликта, который иногда может казаться противоречащим здравому геополитическому смыслу. В рамках данной статьи невозможно описать все перипетии Тридцатилетней войны. Сосредоточимся на главных событиях, сформировавших этот период истории.

Война началась с того, что император Священной Римской империи Фердинанд Второй попытался силой навязать своим подданным римско-католическую веру. События стали набирать обороты, когда серия военных кампаний и альянсов втянула большую часть Европы в полномасштабный конфликт. В войну вступили крупные европейские силы того времени: Священная Римская империя (управляемая династией Габсбургов), Католическая церковь, Савойский дом и разные немецкие княжества, а также армии Испании, Швеции, Дании и Франции, не считая других подразделений самой разной принадлежности. Война закончилась в 1648 г. Вестфальским миром – договором, который косвенным образом заложил принципы юридического равенства между государствами, невмешательства во внутренние дела и урегулирования споров. Тем самым был проложен путь к созданию нынешнего мирового порядка.

Тотальная война?

Тридцатилетняя война была сложным, продолжительным конфликтом с участием многих сторон, которые на современном политическом жаргоне называются государственными и негосударственными игроками. На практике это выглядело как ряд раздельных, но вместе с тем взаимосвязанных международных и внутренних столкновений с участием регулярных и нерегулярных вооруженных формирований, партизан, частных армий и наемников. Ввиду того что эти боестолкновения оказали глубокое, продолжительное влияние на Европу того времени, вовлекая разные слои общества на поле боя и вне его, их можно описать как образец тотальной войны.

Появились новые боевые подразделения – разнообразные отряды наемников и вооруженных мародеров, совершенно безнаказанно совершавших зверства и грабежи. И на первый план вышло новое поколение военных дельцов, таких как Альбрехт фон Валленштайн, стремившихся поддерживать вражду ради личной выгоды и использовать прибыль от первой кампании для финансирования следующей. В каком-то смысле война стала самостоятельной индустрией. Любители легкой наживы использовали любую возможность для расхищения средств и поддержания своей бизнес-модели, оставляя целые регионы опустошенными и не давая им возможности для быстрого восстановления.

Историческая хроника открывает перед нами цепочку военных кампаний и временных перемирий при посредничестве Католической церкви, перемежавшихся необычайно жестокими и кровопролитными сражениями, дерзкими набегами, во время которых войска далеко отходили от мест своей дислокации, углубляясь в тыл врага. Воцарившийся в итоге повсеместный хаос – осады городов, генеральные сражения, оккупации и жестокое подавление сопротивления – возымели сильное действие на большую часть Европы и особенно на Германию.

Крестьяне брались за оружие, поднимая мятежи против непосильного налогового бремени, против оккупационных войск и зверств наемников и праздношатающихся солдат, что приводило к кровопролитным столкновениям. Евреи подвергались гонениям, а беженцев безжалостно убивали в крупных городах, таких как Франкфурт и Майнц. По Южной Германии прокатилась волна судов над ведьмами. Безжалостные военные кампании и мобилизация войск привели к масштабному перемещению населения. Тиф и чума свирепствовали среди военных и гражданского населения. И все это происходило на фоне Малого ледникового периода, который больно ударил по сельскому хозяйству и привел к дефициту продовольствия.

Цена насилия

Единственное уцелевшее свидетельство того, какое влияние боевые действия оказали на людей – рассказы отдельных очевидцев, церковные записи и архивы местных властей. Из этих скудных летописей следует, что прямое насилие против гражданского населения применялось редко. Грабежи, опустошение крестьянских хозяйств и болезни причиняли людям больше страданий. Большинство историков и обозревателей соглашаются с тем, что гораздо больше людей умерло от тифа и чумы, чем от мушкетов и пушечного огня.

В 1620 г. Священная Римская империя потеряла 200 человек убитыми на поле боя у Белой горы на окраине Праги. Для сравнения – в том же году тиф или «венгерская лихорадка», как его называли в то время, привел к гибели более 14 тыс. солдат империи. Осадная война также унесла несчетное число жизней – только в Нюрнберге и Бреде ежедневно умирало по 100 человек. На протяжении конфликта были зафиксированы многочисленные вспышки чумы, которая достигла пика в 1636 г. в Лотарингии, где свирепствовала так называемая «шведская чума». В связи с перемещением большого числа людей, служивших переносчиками заболевания, чума опустошала в Европе целые провинции.

Некоторые полководцы ради финансирования своих военных походов обирали до нитки местное население и ввергали экономику целых областей в хаос. Более того, именно в эти годы в Европе впервые была осуществлена мобилизация в доселе небывалых масштабах. Чтобы хорошо кормить многочисленное войско, находившееся вдали от постоянных мест дислокации, требовалось большое количество провианта, который пользовался большим спросом. Князья и знать оплачивали расходы на мобилизацию солдат. Однако воюющие подразделения вводили местные налоги, отнимали имущество и грабили беззащитные селения ради содержания своих солдат. Численность некоторых армий росла за счет гражданского населения – в основном членов семей и слуг, которые занимались материально-техническим обеспечением военных формирований. В некоторых случаях на одного бойца приходилось четыре-пять гражданских лиц.

Человеческие жертвы

Считается, что Тридцатилетняя война унесла от четырех до 12 млн жизней. Около 450 тыс. человек пали на поле брани, но львиную долю поглотили болезни и голод. По имеющимся оценкам, погибло около 20% населения Европы, а в некоторых областях население сократилось на 60%. Эти цифры пугающе высоки даже по меркам XVII века. Для сравнения, Первая мировая война, включая вспышку испанки после заключения перемирия, унесла 5% населения Европы. Единственным сопоставимым примером были потери Советского Союза в годы Второй мировой войны, которые составили 12% населения страны. Человеческие жертвы Тридцатилетней войны оказались громадными, имели значительное и продолжительное влияние на число браков и рождаемость.

Согласно историческим источникам, например, одна только шведская армия разрушила 2200 замков, разорила 18 тыс. деревень и 1500 городов в Германии, уничтожив треть населенных пунктов страны. Особой жестокостью отличалось разграбление Магдебурга в 1631 г., когда погибло 24 тыс. человек – большинство из них заживо сгорели в своих домах. Масштаб зверств остается спорным вопросом, и мы не можем определенно сказать, что массовые убийства происходили планомерно. Однако факты говорят о том, что военизированные формирования использовали террор для подавления гражданского населения и грабеж был обычным делом.

Поселения соглашались выплачивать потенциальным агрессорам «пожарный налог» или другие поборы, чтобы их дома не спалили и не разграбили. Крестьяне искали убежища в городах, потому что возделывать землю было слишком рискованно. Например, в 1634 г. из 15 тыс. жителей городка Ульм 8 тыс. были беженцами, что очень похоже на положение дел в современном Ливане. В некоторых местах цена на пшеницу взлетела в шесть раз. К 1648 г. треть пахотных земель Европы были заброшены и не обрабатывались.

Какие уроки мы можем вынести из Тридцатилетней войны?

Историки едины относительно уроков Тридцатилетней войны. Некоторые утверждают, что она стала первым примером тотальной войны, ссылаясь на ее далеко идущее, глубокое и продолжительное влияние. Со всех точек зрения это была современная война – смесь конфликтов малой интенсивности и обычных сражений, которые мало напоминали средневековое рыцарство или «барочные войны» XVIII века. Некоторые обозреватели проводят политические параллели между религиозными войнами XVII века и конфликтами, происходящими сегодня во всем мире. Точка зрения, разделяемая по крайней мере некоторыми исследователями, что принцип вестфальского суверенитета сегодня размывается, порождает творческие аналогии. Например, несколько лет тому назад Збигнев Бжезинский назвал конфликт на Ближнем Востоке «тридцатилетней войной». А когда в 2011 г. молодой тунисский торговец совершил самосожжение, Ричард Хаас провел параллели с выбрасыванием из окна католических прелатов в Праге.

Некоторые экономисты, такие как Микаэль Кларе, утверждают, что мы вполне можем вернуться в эпоху нестабильности и военно-политического конфликта середины XVII века в связи с истощением ресурсов, изменением климата, из-за которого страдают многие люди, и перекраиванием государственных границ. А стратеги лелеют надежду, что соглашение вестфальского типа могло бы привести к продолжительному миру в некоторых регионах планеты. Хотя это привлекательная политическая аналогия, мы живем сегодня в другой среде. Мировой порядок и способы управления изменились. Всегда опасно сравнивать два эпизода, так далеко отстоящие друг от друга во времени. Сходство не говорит о том, что эти две эпохи можно сравнивать. Тех, кто ищет в прошлом объяснение современных событий, обычно обвиняют в наличии скрытых мотивов – найти любое оправдание своей политической повестке.

Опустошительные последствия гибридной войны

Наверно, самый важный урок Тридцатилетней войны следует искать в другом: она перекликается с сегодняшними конфликтами, в которых не удается найти долгосрочных политических решений. Документальные источники более чем трехсотлетней давности показывают, как далеко идущее и продолжительное насилие повлияло на социально-политическую систему. И трудно не провести параллели с современными конфликтами – в Афганистане, Демократической Республике Конго, Судане и Сомали.

В своем трактате «О войне» Карл фон Клаузевиц доказывал необходимость локальных, быстрых и решительных сражений для сдвига баланса сил. Однако Тридцатилетняя война – наверно, один из самых ранних из зафиксированных в истории примеров продолжительного конфликта, к которому неприменима обычная модель «сражение-перемирие». И в этом смысле эта война во многом сходна с осадными войнами в таких странах, как Ирак и Сирия, где стороны пытаются измотать друг друга, но ни у одной нет ресурсов для решительной победы. Подобные затяжные конфликты имеют самые пагубные последствия для гражданского населения и окружающей среды. Экономист Квинтин Оутрам исследовал связь между насилием, голодом, смертью и болезнями в годы Тридцатилетней войны и доказал, что огромные человеческие жертвы нельзя объяснить исключительно вооруженными столкновениями или экономическими трудностями.

Военные сражения были катализатором того, что случилось во время Тридцатилетней войны, но они не были главной причиной высокой смертности. Насилие глубоко изменило политический ландшафт и социальную ткань Европы, и именно эти перемены привели к масштабной катастрофе. Этот процесс происходил постепенно. Но, как только насилие стало повсеместным и нескончаемым, изменения оказались неотвратимы. В отличие от Тридцатилетней войны, английская гражданская война 1642–1651 гг. не оказала заметного влияния на демографию, потому что насилие не достигло уровня, при котором крах экономики и массовое перемещение людей становятся неизбежными.

Для теоретиков вооруженного конфликта всегда было трудно различать отношение между разными событиями, их взаимосвязанность и причинную обусловленность. Например, эксперты до сих пор спорят о том, существует ли причинно-следственная связь между плохим питанием и распространением инфекционных и заразных болезней. Но точно известно, что повсеместный голод часто становится непрямым, но вполне реальным результатом боевых действий. Анализ войны в Дарфуре 2010 г. показал, что, помимо прямых последствий, вооруженный конфликт порождал и другие явления (включая перемещение населения и ограниченность движения). Исследование также установило, что эти явления вредят экономике, так как людям становится трудно продавать товары, и происходят серьезные сбои в цепочке поставок, что делает и без того ослабленную местную экономику неспособной справиться с будущими потрясениями, вызванными экстремальными климатическими явлениями или другими масштабными событиями.

В своей книге о голоде в Судане 1983–1985 гг. Алекс де Вааль заметил, что война и насилие лишают людей способности противостоять ухудшающимся экономическим условиям. Появляется эффект снежного кома, при котором голод и нехватка продовольствия разрушают общественный порядок, и люди утрачивают веру в способность формальных и неформальных общественных институтов защищать их. Таким образом, вооруженное насилие ослабляет устойчивость людей, как доказал Марк Даффилд, когда объяснил, как гибридная война приводит к появлению полевых командиров и экономическому хищничеству, оставляя нации лишь призрачные надежды на развитие.

Гуманитарная работа во время продолжительных конфликтов

Тридцатилетняя война положила начало работе гуманитарных организаций, осуществляемой во время конфликтов любых форм и масштабов. Нам приходится удовлетворять насущные потребности, а также охранять здоровье, систему образования, заботиться о том, чтобы людям было чем питаться, чтобы из кранов текла вода и чтобы в домах было электричество. Три столетия тому назад люди были уязвимы из-за множества взаимосвязанных факторов. То же самое мы наблюдаем и сегодня. Гуманитарные миссии должны ставить перед собой краткосрочные и долгосрочные цели: тушить пожары и строить дома из огнеупорных материалов. Мы должны рассматривать вооруженные конфликты не как отдельные события, а как процессы, подрывающие основы общества. Всякий раз, когда разрушается или закрывается школа, дети лишаются образования и воспитания; появляется опасность их присоединения к вооруженным группировкам, вследствие чего они могут оказаться неспособны участвовать в восстановлении своей страны. В этом смысле война ставит под угрозу их будущее.

В Международном комитете Красного Креста (МККК) мы давно уже придерживаемся подобного целостного взгляда на военный конфликт, считаем реагирование на чрезвычайную ситуацию и развитие двумя сторонами одной медали. Мы восстанавливаем инфраструктуру, обеспечиваем оказание жизненно важных услуг, добиваемся устойчивого и продолжительного прогресса, повышаем стабильность и вызволяем людей из бедности. Все это делается для наращивания возможностей местного общества. Помогаем сохранять общественный порядок в неприкосновенности и тем самым предотвращаем потенциально разрушительные и долгосрочные последствия для людей, с которыми работаем. Цель – избежать так называемого «идеального шторма». Вестфальский мир был следствием политической доблести, поскольку позволил завершить Тридцатилетнюю войну и создать новую систему национальных государств, принципы которой живы по сей день. Но он также стал следствием крайнего истощения Европы. Наверно, его было бы лучше охарактеризовать как «Мир от изнеможения».

В данном тексте автор высказывает собственные идеи. Опубликовано в журнале Humanitarian Law and Policy.

Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 27 августа 2018 > № 2714098 Паскаль Додэн

Порошенко пустил газ: «теперь Россия будет платить Украине»

Порошенко верит, что Россия возместит Украине все убытки по газу

Петр Порошенко убежден, что россияне возместят Киеву убытки по газовым контрактам. По мнению украинского лидера, Киев получит от России компенсацию по Стокгольмскому арбитражу в $4,6 млрд. Кроме того, Президент Украины отметил, что Киев живет без газа из РФ уже больше 1000 дней.

Президент Украины Петр Порошенко заявил, что Москва компенсирует Киеву убытки, понесенные украинской стороной по газовым контрактам. С такими словами украинский лидер выступил в ходе открытия нового газопровода в населенный пункт Авдеевка, расположенный в прифронтовой зоне Донецкой области.

Порошенко подчеркнул, что «россияне больше не загонят и не поставят на колени» Украину «своей газовой удавкой и газовым шантажом». Президент добавил, что российская сторона выплатит Украине $4,6 млрд, после того, как «Нафтогаз» выиграл у «Газпрома» Стокгольмский арбитраж.

«Кроме того, несколько дней назад исполнилась тысяча дней, как мы живем без российского газа», — подчеркнул Петр Порошенко.

Напомним, что закупки российского голубого топлива Украиной были остановлены в конце осени 2015 года, и в отопительных сезонах 2016-2017 годов газ, закупленный прямиком из России Киевом не использовался. Одновременно с этим Украина покупала газ в Европе по «реверсной схеме».

Неделей ранее президент России Владимир Путин в ходе двусторонней встречи с канцлером Германии Ангелой Меркель заявил, что транзит газа через территорию Украины сохранится. Вскоре после этих слов министр иностранных дел Украины Павел Климкин заявил, что Киев не верит обещаниям России и Германии о том, что после запуска «Северного потока — 2» транзит российского газа через Украину сохранится.

«Если этот проект («Северный поток – 2»будет когда-либо построен, я прямо сказал это Еврокомиссии и Германии, то обязательно Россия прекратит поставку через украинский маршрут, какие бы не были гарантии», — подчеркнул глава МИД Украины. По мнению Климкина, прекращение транзита может быть и «физическим», доверия между РФ и Киевом нет, и Украина «будет последовательно против прекращения транзита бороться».

Украина боится прекращения транзита газа из-за строительства газопроводов в обход своей территории, а также не хочет зависеть от газа из России. К примеру, 6 августа премьер-министр Украины Владимир Гройсман заявил, что Украина должна стать энергоэффективной страной.

«Я хочу, чтобы Украина стала энергонезависимой, чтобы нам не пришлось больше покупать газ в России или где-то в другом месте. Чтобы этого достичь, надо потреблять столько газа, сколько мы добываем и развивать энергоэффективность», — заявил глава украинского правительства.

В конце июля Гройсман на заседании правительства заявил, что Киеву стоит полностью отказаться от импорта природного газа из России. По мнению Гройсмана, нельзя «преклонять голову и колено» перед Москвой. Украинский премьер подчеркнул, что для Украины «очень важно сохранить независимость, в том числе и энергетическую». Гройсман также коснулся и перспектив газовой добычи непосредственно на территории Украины — он «всегда удивлялся», как страна с «огромными запасами газа в недрах» приобретала его у Российской Федерации.

После решения Стокгольмского арбитража Киев заявил о готовности вернуться к закупкам газа у России, но поставки не были возобновлены.

«Газпром» вернул предоплату и остановил поставки газа на Украину, объяснив этот шаг отсутствием согласованного протокола о поставках. Зампред правления «Газпрома» Александр Медведев заявил в начале весны 2018 года, что российская корпорация начала процедуру расторжения контрактов с украинской нацкомпанией в арбитраже шведской столицы.

Примерно тогда же президент Украины Петр Порошенко заявил, что ситуация с газоснабжением в стране нормализовалась за счет увеличения поставок газа из Европейского Союза. «Есть резкое увеличение поставок газа из ЕС, из Польши, Словакии и Венгрии», — написал в твиттере глава Украины. Кроме того, Киев «смог перекрыть дефицит» с помощью газа в хранилищах и собственной добычи, отметил он. Ранее на Украине до 7 марта был введен национальный план экономии в газопотреблении.

План экономии был введен согласно указу Минэнерго и статье 6 закона «О рынке природного газа». Согласно национальному плану, Украина переводила энергопроизводящие предприятия с газа на мазут на несколько дней.

Фактически, приобретая газ у европейских продавцов, Украина закупалась все тем же самым добытым в России газом — но по значительно завышенной цене.

Новые деспоты Восточной Европы: долгий путь к упадку демократии

Иван Крастев

Опубликовано в журнале: Неприкосновенный запас 2018, 4

Перевод с английского Екатерины Захаровой

Иван Крастев (р. 1965) — политолог, директор Центра либеральных стратегий (София), постоянный сотрудник Института наук о человеке (IWM, Вена).

[стр. 140—150 бумажной версии номера]

В 1991 году, когда Запад был занят празднованием победы в «холодной войне» и распространением демократии по всему земному шару, политолог Сэмюэл Хантингтон писал, что поводов для чрезмерного оптимизма пока нет. В статье «Третья волна демократии», опубликованной в «Journal of Democracy», Хантингтон указывал на то, что за предыдущими волнами демократии 1820—1920-х и 1945—1960-х годов следовали «попятные волны», в ходе которых «демократические системы… заменялись исторически новыми формами авторитаризма». По его мнению, можно ожидать и третьей «попятной волны», которая поднимется в том случае, если новые авторитарные сверхдержавы продемонстрируют жизнеспособность недемократического правления или же «если люди в разных частях планеты начнут воспринимать США», давнего и главного проводника демократии, «как силу, дряхлеющую под гнетом политического застоя, неэффективной экономики и социального хаоса».

Хантингтона не стало в 2008 году, но если бы он оказался очевидцем текущих событий, то, вполне вероятно, его удивило бы бедственное состояние, в котором демократия теперь находится не только в странах, где, подобно Бразилии или Турции, демократический транзит начался недавно, но и в западных государствах с устоявшейся демократической традицией. Между тем авторитаризм возрождается в России и укрепляется в Китае, а Соединенные Штаты заметно уронили свой авторитет из-за авантюризма, проявленного на международной арене, и политического раскола внутри страны.

Едва ли не самую большую тревогу вызывают радикальные перемены, идущие в сердце Восточной Европы. Венгрия и Польша, два образцовых детища посткоммунистической демократизации, отличились сокрушительными электоральными победами популистов консервативного толка. Их кампании строились на очернении политической оппозиции, огульном обвинении меньшинств во всех социальных бедах, свертывании либеральной системы сдержек и противовесов. Как представляется, соседние Чехия и Румыния тоже могут вот-вот встать на тот же путь. Один из новых популистов, венгерский премьер-министр Виктор Орбан, в речи, произнесенной в 2014 году, высказался о либерализме следующим образом: «Демократия не обязательно должна быть либеральной, а отсутствие либерализма вовсе не означает отсутствия демократии». Для того, чтобы поддерживать конкурентоспособность страны на мировой арене, продолжал он, «надо отказаться от либеральных принципов и методов организации общества». Хотя Орбан руководит небольшим государством, обозначенный им тренд имеет глобальное значение. На Западе, где воля людей пока остается основным источником политической легитимности, предложенная венгерским лидером модель нелиберальной демократии в ближайшие десятилетия может стать ведущей альтернативой либерализму.

Отчего же главным театром боевых действий в войне демократии против либерализма стала именно Восточная Европа? Ответ на этот вопрос заставляет обратиться к уникальной природе революций 1989 года, в результате которых государства Восточной Европы преодолели зависимость от Советского Союза. Ранее движущей силой революционных порывов выступала какая-либо утопическая идея, но революции 1989 года были связаны с идеей нормы — с желанием достичь такого образа жизни, который уже стал обыденностью для жителей Западной Европы. После падения Берлинской стены Восточную Европу начали покидать наиболее образованные и либерально настроенные граждане, что спровоцировало в регионе серьезный демографический кризис, обернувшийся также кризисом идентичности. Поскольку местные приверженцы либеральной демократии эмигрировали на Запад, «лицом либерализма» сделались такие международные акторы, как Европейский союз и США — хотя их влияние на умы местных жителей уже не было столь сильным, как прежде. Таковы события, послужившие фоном для националистического восстания против либерализма, охватившего сегодня Восточную Европу.

ВЛАСТЬ НАРОДА

Достаточно расхожим является представление, что всплеск популизма в Восточной Европе едва ли поддается рациональному объяснению. После того, как польская популистская партия «Право и справедливость» (польская аббревиатура «PiS») получила на выборах 2015 года большинство мест в парламенте, Адам Михник, знаковая фигура среди польских либералов, посетовал: «Иной раз и красавица, будто лишившись рассудка, отдается недостойному кавалеру». Однако победы популистов — это скорее с неизбежностью воспроизводимая закономерность, а не обескураживающая случайность: в Венгрии движение правого толка «Фидес» два раза подряд выигрывало парламентские выборы, а в Польше опросы общественного мнения показывают, что по популярности «PiS» устойчиво опережает всех конкурентов. Создается впечатление, что Восточная Европа действительно собралась замуж за урода.

Отчасти успех популистов можно объяснить экономическими проблемами. Орбан стал премьер-министром в 2010 году — после того, как в 2009-м объем венгерской экономики сократился на 6,6%. Однако экономические факторы не в состоянии объяснить, почему, скажем, Чехия, где уровень безработицы один из самых низких в Европе, на прошедших парламентских выборах проголосовала за пул популистских партий или почему экономически благополучная Словакия становится все менее толерантным обществом. Наибольшую загадку в этом отношении представляет собой Польша. С 2007-го по 2017 год страна была европейским лидером по темпам экономического роста, демонстрируя примечательную социальную мобильность. Но, согласно исследованиям польского социолога Мацея Гдулы, политические предпочтения поляков не связаны с фактом обретения или, напротив, неполучения ими каких-то личных выгод в ходе посткоммунистического транзита. В электорате правящей партии множество тех, кто вполне доволен жизнью и сполна пользуется процветанием страны.

Обстоятельства перехода к популизму, как и политика национальных популистских правительств, разнятся от страны к стране. В Венгрии, например, движение «Фидес» изменило правила игры, использовав конституционное большинство: манипуляции Орбана с избирательной системой обернулись тем, что теоретик права Ким Лэйн Шеппеле называет переходом от «многопартийности к сверхквалифицированному большинству». Вдобавок к этому Венгрию отличает всепоглощающая коррупция. В марте 2017 года в статье, опубликованной в журнале «The Atlantic», Дэвид Фрум привел мнение анонимного наблюдателя о системе управления, учрежденной «Фидес». По словам источника, она основывается на том, что в Венгрии «контроль [“Фидес”] над государством обеспечивается не столько властью наказывать невиновных, сколько возможностью защищать виновных».

Власти Польши тоже постарались демонтировать систему сдержек и противовесов, что особенно ярко проявилось в затеянном ими реформировании Конституционного суда. Однако, в отличие от Венгрии, в Польше коррупционный фактор фактически никак себя не проявляет. Польская правящая партия интересуется не столько установлением контроля над экономикой или созданием лояльного среднего класса, сколько нравственным перевоспитанием нации. Кроме того, польское правительство пытается переписывать историю: наиболее ярким подтверждением тому стало принятие закона, криминализирующего обвинения поляков в причастности к Холокосту. Между тем в Чехии премьер-министр Андрей Бабиш привел свою партию к победе на выборах, пообещав управлять государством как частной компанией.

Но за всеми видимыми различиями скрыты значимые сходства. Повсюду в Восточной Европе возникает новая форма нелиберального консенсуса, чертами которой выступают ксенофобия и национализм и которую, как ни странно, поддерживает молодежь, выросшая уже после крушения коммунизма. Если либералы, доминировавшие в 1990-х, выступали за права этнических, религиозных и сексуальных меньшинств, то новый консенсус базируется на защите прав большинства.

Где бы консервативные популисты ни приходили к власти, они привычно используют свое доминирующее положение для углубления культурной и политической поляризации и продвижения того стиля политики, который американский историк Ричард Хофстадтер назвал «параноидальным». Для этого стиля, в частности, характерно широкое использование конспирологических теорий. Примером может служить разделяемое многими сторонниками «PiS» мнение, что авиакатастрофа, в 2010 году унесшая жизнь Леха Качиньского — президента Польши и брата нынешнего лидера этой партии Ярослава Качиньского, — была не злополучной случайностью, но спланированным покушением. Сходную природу имеют и рассуждения сторонников «Фидес» о том, что Брюссель при финансовой поддержке миллионера венгерского происхождения Джорджа Сороса втайне планирует заполонить Венгрию мигрантами.

Кроме того, все восточноевропейские популисты говорят на одном языке — языке истинных защитников нации от внутренних и внешних врагов. По замечанию политолога Яна-Вернера Мюллера, «популисты заявляют, что они и только они, являются представителями народа», причем такое притязание «неизменно имеет этическую природу». Ни «Фидес», ни «PiS» не претендуют на то, чтобы считаться представителями всех венгров или всех поляков: они настаивают на том, что представляют только «истинных» венгров и «истинных» поляков. В их руках демократия из инструмента объединения общества превратилась в инструмент его разобщения, поскольку любые институты, не являющиеся мажоритарными, получают от популистов клеймо «антинародных».

Еще одна черта, типичная для восточноевропейского популизма — его двусмысленное отношение к Европейскому союзу. Последние опросы службы «Евробарометр» свидетельствуют, что жители Восточной Европы принадлежат к самой проевропейски настроенной публике континента, но при этом они же избирают себе правительства, состоящие из ярых евроскептиков. В свою очередь эти правительства, риторически используя Брюссель как «боксерскую грушу», обращают себе во благо его денежные щедроты. В 2006—2015 годах экономика Венгрии выросла на 4,6%, но при этом подсчеты консалтинговой фирмы KPMG и венгерской исследовательской компании GKI показывают, что без финансирования со стороны ЕС ее ждал бы спад на 1,8%. Польша в свою очередь является крупнейшим получателем средств Европейского структурного и инвестиционного фонда, занимающегося экономическим развитием отстающих регионов Европы.

Подъем антилиберального популизма в Европе продолжается уже не один год, но, чтобы понять, почему именно на востоке континента подобные настроения проявили себя сильнее всего, необходимо переосмыслить историю региона с момента падения коммунизма. Революции 1989 года, недавние экономические потрясения, упадок могущества США и кризис ЕС в совокупности создали ту гремучую смесь, которая породила популистский взрыв.

СВОБОДА, БРАТСТВО, ОБЫДЕННОСТЬ

Хотя европейский популизм был на подъеме уже с начала нынешнего десятилетия, превращение его в доминирующую политическую силу региона предопределил миграционный кризис 2015—2016 годов. Опросы общественного мнения показывают, что большинство жителей Восточной Европы относятся к мигрантам и беженцам с недоверием. Согласно исследованию, проведенному компанией «Ipsos» в сентябре 2017 года, лишь 5% венгров и 15% поляков считают, что иммиграция положительно влияет на их страны, в то время как 67% венгров и 51% поляков согласны с утверждением, что «мы должны полностью закрыть наши границы для беженцев».

Телевизионные картинки нескончаемого людского потока, хлынувшего на континент в ходе кризиса, породили в Восточной Европе демографическую панику, заставив местных жителей думать, что их национальные культуры находятся под угрозой исчезновения. На сегодняшний день регион состоит из небольших и этнически гомогенных сообществ, население которых стареет. Так, лишь 1,6% жителей Польши родились за границей и только 0,1% из них мусульмане. Ныне Восточная и Западная Европа отличаются друг от друга не столько уровнем благосостояния граждан, сколько культурным и этническим разнообразием. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить Австрию и Венгрию, соседние государства, примерно сопоставимые по площади и некогда входившие в состав империи Габсбургов. В Венгрии доля иностранного населения составляет чуть менее 2%, а в Австрии — 15%. Только 6% жителей Венгрии родились за границей, и в основном это этнические венгры из Румынии; в Австрии же аналогичный показатель составляет 16%. В политическом воображении восточноевропейцев культурное и этническое разнообразие предстает реальной угрозой жизни народа, а противодействие этой угрозе составляет саму суть нового антилиберализма.

Отчасти страх перед разнообразием коренится в пережитых исторических потрясениях — в распаде многонациональной Австро-Венгерской империи после Первой мировой войны и советской оккупации Восточной Европы после Второй мировой войны. Но остроту политического шока, вызванного нашествием беженцев, нельзя объяснить сугубо историческими причинами. Скорее в ходе миграционного кризиса восточноевропейцы просто поняли, что являются свидетелями новой глобальной революции. Причем это революция не европейских масс, а сторонних мигрантов, и вдохновляют ее не идеологические проекты лучшего будущего, а картины реальной жизни по другую сторону границы. Из-за глобализации мир сжался до размеров деревни, позволив людям сопоставлять свою жизнь с жизнью других людей в любом уголке земного шара. В наши дни жители небогатых регионов планеты не сравнивают себя с соседями: они ориентируются на богатейших и процветающих, чей достаток выставлен на всеобщее обозрение благодаря всепроникающей силе современных коммуникационных технологий. Французский либеральный философ Раймон Арон был прав, изложив полвека назад следующую мысль: «Для человечества, стремящегося к унификации, неравенство между отдельными народами приобретает ту же значимость, какую прежде имели различия между классами». Если вы бедный житель африканской страны, ищущий экономически надежного будущего для своих детей, то наилучшее, что вы можете для них сделать, это позволить им родиться в богатой стране типа Дании, Германии, Швеции или на худой конец Чехии и Польши. В результате идея перемен для него ассоциируется не с преобразованием власти в собственной стране, а со сменой места жительства. И жители Восточной Европы ощущают угрозу, исходящую от этой новой революции.

Ирония заключается в том, что теперь, с ужасом реагируя на великое переселение народов, Восточная Европа забыла, что в 1989 году стремление покинуть свою страну было для многих участников революционного движения более весомым стимулом действовать, чем желание обзавестись более широким политическим влиянием у себя дома. После падения Берлинской стены многие обитатели коммунистического лагеря выражали свою тягу к переменам, эмигрируя на Запад, а не оставаясь дома и не включаясь в демократическую политику. В 1989 году восточноевропейцы мечтали не об идеальном мире, а о нормальной жизни в нормальной стране. Если и имелась утопия, объединявшая левых и правых в период посткоммунистического транзита, то это была именно утопия нормальности. Изобретение чего-то нового было под запретом. Вспомним слова премьер-министра Чехии Вацлава Клауса о невозможности обретения золотой середины между капитализмом и социализмом: «Третий путь ведет в “третий мир”». Восточноевропейцам казалось, что объединение Европы будет похоже на объединение Германии, и в начале 1990-х чехи, венгры и поляки завидовали восточным немцам, которые, получив новые паспорта за один день, могли тут же начать тратить свои немецкие марки.

Как правило, революции всегда становятся первопричиной серьезных демографических потрясений. Когда грянула Французская революция, многие ее противники были вынуждены бежать за границу. Приход большевиков также заставил миллионы людей покинуть Россию. Но и в первом, и во втором случае нового будущего за пределами родины искали представители проигравшей стороны, считавшиеся врагами революции. В 1989 году, напротив, на Запад первыми отправились те, кто наиболее страстно жаждал перемен у себя дома. Для многих либерально настроенных жителей Восточной Европы недоверие к патриотической лояльности своей нации и желание влиться в современный мир сделали эмиграцию логичным и обоснованным вариантом обустройства собственной жизни.

В результате побочным эффектом революций 1989 года стало нарастание демографического спада в только что освободившихся государствах Восточной Европы. С 1989-го по 2017 год население Латвии сократилось на 27%, Литвы — на 23%, Болгарии — почти на 21%. Всего за десятилетие население Венгрии сократилось на 3%. На 2016 год в одной только Великобритании проживает миллион поляков. Этот исход молодых и талантливых затронул страны, где население стареет, а уровень рождаемости низок. Совокупность указанных трендов создала объективные предпосылки для паники.

Таким образом, подъем популистских сил в Восточной Европе лучше всего объяснять, ссылаясь на тягу к эмиграции и страх перед иммиграцией. Победа националистического популизма, который подпитывается ощущением, что над идентичностью страны нависла опасность, стала итогом массового отъезда из региона молодежи, совпавшего с предчувствием масштабной иммиграции извне. Переезд на Запад равнозначен повышению социального статуса, и потому оставшиеся дома восточные европейцы начинают чувствовать себе неудачниками. В странах, откуда большинство молодежи мечтает уехать, возвращение домой из западной эмиграции выглядит социально бессмысленным шагом.

В последние годы в дополнение к сказанному усиливавшееся стремление к самоутверждению стимулировало у жителей Восточной Европы негативное отношение к указаниям, поступающим из Брюсселя. В 1990-е местные политики, ориентируясь на вступление в НАТО и ЕС, выражали готовность добросовестно следовать либеральным учебникам, но теперь им хочется утвердить себя в качестве полноправных членов европейского клуба. Опыт интеграции государств Восточной Европы в ЕС представляется зеркальным отражением опыта обычного иммигранта, пытающегося влиться в жизнь какой-то чужой страны. Иммигранты первого поколения добиваются признания, перенимая ценности принявшего их государства. Иммигранты второго поколения, рожденные на новой родине, боятся, что к ним будут относиться как к людям второго сорта и поэтому у них появляется интерес к традициям и ценностям родительской культуры. Нечто подобное произошло и с государствами Восточной Европы после вступления в ЕС. Прежде их жители считали вмешательство Брюсселя во внутреннюю политику их государств большим благом, но со временем они начали видеть в нем нетерпимое попрание национального суверенитета.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ГЕОПОЛИТИКИ

В роли последнего фактора, предрешившего антилиберальный поворот Восточной Европы, выступило непреходящее и глубокое ощущение геополитической уязвимости региона. В 1946 году венгерский интеллектуал Иштван Бибо опубликовал эссе «Горе малых государств Восточной Европы». Там он писал, что демократии в этом регионе всегда суждено оставаться заложницей исторических травм, обусловленных приниженностью и гнетом со стороны внешних сил. Так, Польша прекратила существовать как независимое государство в конце XVIII века, после раздела ее территории между Россией, Австрией и Пруссией. В Венгрии же национальная революция 1849 года окончилась неудачей, а в 1920-м по условиям Трианонского договора страна вообще потеряла больше двух третей своей территории.

Но травмы, нанесенные историей, не только побуждают восточноевропейские общества не доверять внешним источникам влияния; одновременно они, по словам Бибо, закрепляют веру в то, что «расширение свободы ставит под угрозу национальную идею». Восточноевропейцы приучили себя с подозрением относиться к любой космополитической идеологии, которая вторгается в их пределы, будь то универсализм католической церкви, либерализм поздней империи Габсбургов или марксистский интернационализм. Чешский писатель и диссидент Милан Кундера сумел точно передать это ощущение беззащитности, определив маленькую нацию как такую, «чье существование может прекратиться в любой момент». Гражданин большой страны может не сомневаться в выживании собственной нации: «В гимне его государства поется о величии и вечности. А вот польский гимн начинается строкой “еще Польша не погибла”».

Эмиграция, начавшаяся в Восточной Европе после 1989 года, не только породила в регионе демографическую панику, достигшую апогея во время кризиса с беженцами; она также лишила здешние страны всех тех граждан, которые могли бы стать защитниками либерализма на местах. В итоге либеральной демократии Восточной Европы приходилось все больше полагаться на поддержку внешних акторов в лице ЕС и США, в которых со временем стали видеть фактор, реально ограничивающий власть большинства. Например, именно желание Бухареста разрешить давний спор с Венгрией о правах этнических венгров, проживающих на румынской территории, явилось главнейшим импульсом, заставлявшим Румынию вступить в ЕС, поскольку один из критериев вступления, известный как Копенгагенский критерий, предусматривает предоставление правовой защиты национальным меньшинствам.

Передача ведущей роли в консолидации либерально-демократических сил Восточной Европы Европейскому союзу и Соединенным Штатам Америки означала, что демократия в регионе будет в неприкосновенности лишь до тех пор, пока позиции Брюсселя и Вашингтона остаются здесь незыблемыми. Но в последнее десятилетие геополитическая ситуация изменилась. Дорогостоящие военные операции за рубежом вкупе с глобальным финансовым кризисом и без того не способствовали укреплению положения США, но избрание Дональда Трампа на пост президента вовсе поставило под сомнение преданность Вашингтона старым союзникам. Тем временем в самой Европе череда потрясений, последовательно вызванных финансовыми неурядицами, наплывом мигрантов и британским референдумом, заставила усомниться в будущем европейской интеграции. Все это происходило именно в тот момент, когда Россия под авторитарным руководством президента Владимира Путина начала возвращать себе позиции ведущей региональной державы, отобрав у Украины Крым в 2014 году и продолжая поддерживать сепаратистов на востоке этой страны.

В 1991 году Хантингтон предупреждал, что сильная и недемократическая Россия создаст проблемы для демократий Восточной Европы. Действительно, усиление России при Путине действует на них губительно. Для таких восточноевропейских лидеров, как Орбан, уже сытых либерализмом по горло, примененная Путиным комбинация авторитаризма и антизападничества предоставила модель для подражания. Для многих поляков возрождение российской угрозы стало ключевым аргументом при голосовании за антилиберальное правительство, способное защитить нацию. В других восточноевропейских государствах, например в Прибалтике, Россия попросту играет роль спойлера, распространяя дезинформацию. По всей Восточной Европе возвращение к состоянию геополитической незащищенности способствовало дискредитации либеральной демократии.

НЕЛИБЕРАЛЬНАЯ ЕВРОПА?

Восточноевропейский популизм — явление относительно новое, но при этом глубоко укоренившееся, поэтому нет никаких оснований полагать, что он исчезнет в обозримой перспективе. Как пишет австрийский журналист венгерского происхождения Пауль Лендвай: «В “нелиберальной демократии” Орбана печально то, что ей не видно конца». В самом деле, именно нелиберальная демократия стала той новой формой авторитаризма, появление которой два десятилетия назад предрекал Хантингтон. Причем особенно опасной ее делает тот факт, что эта форма авторитаризма зарождалась в демократической среде.

Новые популисты не фашисты. Они не верят в наличие у насилия какого-либо преобразовательного потенциала, а их методы далеко не так репрессивны. Но они не ценят либеральную модель сдержек и противовесов и не видят необходимости в конституционных ограничениях власти большинства, которые составляют сегодня суть европейского права. Следовательно, главный вызов, который принес с собой восточноевропейский популизм, связан не с угрозой существованию демократии на уровне национального государства, но с сохранением целостности в масштабах ЕС. Чем больше будет число стран, отвернувшихся от либерализма, тем острее будут их конфликты с Брюсселем и тем активнее они будут проверять на прочность власть ЕС — что, в частности, делает Польша при проведении своей судебной реформы. В целом это влечет за собой риск развала Европейского союза и превращения Европы в несвободный и расколотый континент.

Перевод с английского Екатерины Захаровой

Перевод осуществлен по изданию: Krastev I. Eastern Europe’s New Despots: The Long Road to Democratic Decline // Foreign Affairs. 2018. Vol. 97. № 3 (May-June). P. 49—57.

Болгария. Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 25 августа 2018 > № 2787644 Иван Крастев

Недолгий, но славный путь.

Исполнилось 75 лет Курской битве, в которой германской армии был нанесён сокрушительный удар. После чего и началось окончательное освобождение нашей страны и оккупированной нацистами Европы. Одним из ярких фактов этого сражения, проходившего с 5 июля по 23 августа 1943 года, стало участие в нём 70-й армии.

Несостоявшиеся гвардейцы

Почему нам может быть интересна судьба именно этого объединения? Обратимся к истории его формирования. 14 октября 1942 года Верховным главнокомандующим Иосифом Сталиным было подписано Постановление Государственного Комитета Обороны «О формировании армии войск НКВД». На тот период в состав наркомата, помимо внутренних, конвойных и других специфических формирований, входили и пограничники. Поэтому документ, в частности, гласил: «…На укомплектование армии обратить 55 тысяч человек за счёт численности войск НКВД (в том числе: 29 750 - из пограничных войск, 16 750 - из внутренних войск и 8 500 - из войск по охране железных дорог)». Требовалось «обязать Наркомат обороны… выделить для укомплектования специальных частей армии 15 000 человек рядового и начальствующего состава артиллерии, связи, инженерных войск и др. по заявке НКВД СССР».

И ещё один важный пункт из этого постановления: «Армию зачислить в резерв Главного Командования и приравнять во всех отношениях к гвардейским частям». К сожалению, Генштабом Красной армии он был откровенно проигнорирован, в силу чего Отдельная армия войск НКВД СССР так и не стала гвардейской, получив статус обычного общевойскового объединения.

Управление формировали в Свердловске. Возглавил объединение генерал-майор Герман Тарасов, бывший начальник штаба Забайкальского пограничного округа. В начальный период войны он командовал 249-й стрелковой дивизией, которая отличилась в Смоленском сражении, на Северо-Западном и Калининском фронтах и в Московской битве, за что ей было присвоено звание 16-й гвардейской.

Заместителем Тарасова стал генерал-майор Александр Киселёв, в своё время занимавший должность руководителя штаба, а с началом войны - начальника войск Карело-Финского пограничного округа. Командирами дивизий были назначены опытные военачальники пограничных и внутренних войск, прошедшие боевую школу.

Боевой состав объединения включал в себя шесть стрелковых дивизий, которые формировались в разных городах страны: Хабаровске, Чите, Новосибирске, Ташкенте, Свердловске…

Тогда всё решалось быстро. 5 февраля 1943 года около 70 тысяч человек вместе с дивизиями были переданы из состава войск НКВД в Красную армию. И уже 12 февраля восемь десятков эшелонов повезли бойцов на фронт. Воины не без оснований считали своё объединение ударным, предназначенным для прорыва, мечтали проявить себя в боях. Однако ситуация сложилась несколько иначе, и вскоре последовали драматические события.

Суровая реальность войны

По плану командующего фронтом 70-я армия из Ельца должна была пешим порядком выдвинуться в район сосредоточения на рубеже Тагино - Фатеж. После разгрузки начался многосуточный изнурительный марш. Дивизиям предстояло пройти от 200 до 350 километров по бездорожью в метель и пургу, преодолевая двухметровые сугробы. Пехота тащила артиллерию. Автотранспорт использовать было невозможно, продукты отсутствовали. Люди выбивались из сил, испытывая неимоверную усталость и голод. Всё это могло закончиться трагедией, но выручил командующий соседней 65-й армией генерал Павел Батов. Он распорядился из трёхдневного запаса продовольствия выделить суточную норму и часть боеприпасов для прибывающих голодных воинов.

В это же время Центральный фронт под командованием Константина Рокоссовского получил задачу Ставки нанести удар по орловской группировке противника, чтобы облегчить положение Юго-Западного и Воронежского фронтов, против которых развивалось контрнаступление врага. С ходу, по сути неподготовленные для немедленных боевых действий, соединения 70-й армии двинулись в наступление. Но ослабленные в результате изнурительного марша воины успеха не имели, хотя сражались бесстрашно.

Оценивая те события, Маршал Советского Союза Константин Рокоссовский позднее писал: «... Мы возлагали на эту армию большие надежды и направили её на самый ответственный участок - на правый фланг, в стык с войсками Брянского фронта, но действия пограничников были неудачны. Объяснялось это неопытностью старших командиров, впервые оказавшихся в столь сложной боевой обстановке. Соединения вводились в бой с ходу, неорганизованно, по частям, без необходимого обеспечения артиллерией и боеприпасами к ней».

Рокоссовский добился через Ставку снятия командарма Тарасова с должности и замены его генералом Иваном Галаниным. Тарасов ещё доказал свою профессиональную подготовленность, успешно командуя другими соединениями, и сложил голову при освобождении Венгрии. А Рокоссовский впоследствии признал и свои промахи в неуспехах армии: «Возлагая ответственность за неудачные действия на командование, не могу снять вины с себя и со своего штаба: поспешно вводя армию в бой, мы поставили ей задачу, не проверив подготовку войск, не ознакомившись с их командным составом. Это послужило мне уроком на будущее».

Встали на пути «тигров»

Хотя первые бои оказались неудачными, к началу Курской битвы объединение повысило боевую готовность, к тому же усилилось влитыми в её состав переформированными стрелковыми дивизиями, а также артиллерией. Оно приняло активное участие в боевых действиях на северном фасе Курской дуги. В самый разгар боёв, с 7 по 12 июля, когда решалась судьба всей кампании, 70-я армия участвовала в отражении атак ударной группировки 9-й немецкой армии генерал-полковника Вальтера Моделя, пытавшейся прорваться к Курску с севера. Ценой огромных усилий этот план был сорван.

15 июля советские войска переходят в контрнаступление, а «семидесятка» принимает участие в Орловской стратегической наступательной операции, более известной под кодовым названием «Кутузов». Преодолевая ожесточённое сопротивление фашистов, она продвигалась в направлении села Тросна. Противник постоянно контратаковал, применяя танки и самоходные орудия. Так, именно в полосе наступления 70-й армии действовал 505-й тяжёлый танковый батальон, оснащённый новейшими танками «Тигр», подбить которые было крайне сложно. И всё же к 5 августа наши войска, сломив сопротивление противника, вышли в район юго-западнее Кром, а спустя ещё несколько дней - к оборонительному рубежу «Хаген» в районе посёлка Домаха.

После этого Ставка посчитала, что свою задачу 70-я армия выполнила, и вывела её управление в резерв, а части - на переформирование. Генерал Галанин вскоре был назначен командующим 4-й гвардейской армией. А его бывшие подчинённые, получив необходимую закалку в боях, продолжили войну в составе других соединений.

Сергей ПЕРЕЛЫГИН, руководитель

научно-просветительской секции

Московского отделения РВИО

(Щит и меч № 31, 2018 г.)

Кирпичная библиотека.

В Ростове-на-Дону действует один из крупнейших в России музеев кирпича.

Почему в качестве экспоната выбран именно кирпич? Создатель музея Борис Талпа (на фото) отвечает на этот вопрос так: «Кирпич — одна из важнейших инноваций в истории, материал, который полностью преобразил жизнь человека. Если хлеб — это основа питания, то кирпич — это основа строительства. Кирпич позволил людям расселиться в неблагоприятных для проживания климатических условиях, дал толчок развитию архитектуры и технологии строительства. А потребность в качественном керамическом сырье привела к зарождению таких дисциплин, как геология и минералогия».

Долгие годы кандидат геолого-минералогических наук, доцент института наук о Земле Южного федерального университета Борис Талпа исследовал различные виды минерального сырья для производства кирпичей. В 1986 году он создал на геолого-географическом факультете лабораторию технологической минералогии и новых видов минерального сырья, которую возглавляет до сегодняшнего дня. К 2013 году в лаборатории и в хранилище образцов собралось около сотни кирпичей. В том же году Борис Васильевич узнал о существовании в Санкт-Петербурге в Академии строительства и архитектуры музея старинного кирпича, созданного профессором Всеволодом Инчиком. В петербургском музее были собраны образцы кирпича, произведенного в Северной столице и ее окрестностях. Побывав в 2014 году в Петербурге, Борис Талпа решил создать в Ростове-на-Дону музей кирпича, но с более широкой географией и историей. Эту идею поддержал директор Института наук о Земле ЮФУ Андрей Кузнецов. Так появился музей «Кирпичная библиотека».

В это же время Борис Талпа познакомился с российскими коллекционерами Владимиром Смирновым, Любомиром Бакиным, Марией Ковзалиной и другими и стал обмениваться с ними образцами кирпичей. С этого момента во время всех поездок по России и за границу Борис Талпа искал новые образцы для музейной коллекции, которые привозил в Ростов-на-Дону. Большую помощь в работе ему оказывают студенты Института наук о Земле ЮФУ. Все привезенные кирпичи изучаются, доводятся до выставочного состояния, каталогизируются и выставляются на выставочных стеллажах. В результате сегодня на стеллажах музея представлено для осмотра около тысячи образцов кирпичей. В собрании есть раритетные кирпичи из Карнакского храма Египта, возраст которых составляет 4000 лет, из Китай-города, Помпей, Рима, Вены, Лондона, Сиены, Ливорно, Риги, Санкт-Петербурга, Валаамского монастыря и других исторических мест. Имеются в коллекции и образцы современных кирпичей со всей России — от Норильска до Анапы, с заводов, с которыми Борис Талпа длительное время сотрудничал, помогая найти сырье для производства. Всего за свою жизнь Борис Васильевич побывал в сорока странах мира и отовсюду привозил образцы кирпичей, песков (более 1100 образцов), минералов и горных пород. Собранные им коллекции активно используются на учебных занятиях и в научной работе студентов и аспирантов ЮФУ. Сегодня Борис Талпа вместе с коллегами из Москвы и Санкт-Петербурга мечтает создать большой музейный комплекс истории кирпича и технологий его производства и занят поиском заинтересованных в этом ведомств, организаций и спонсоров. А пока он подал заявку на участие в конкурсе Русского географического общества.

Справочно

Музеев кирпича в мире немного. Самым популярным считается Всемирный музей кирпичей в городе Майзуру (Япония), открывшийся в 1993 году. Ежемесячно его посещают более десяти тысяч туристов. В США есть три музея кирпича — в городах Орхард-Парк, Хаверстро и Джонсон Сити. Свои кирпичные музеи есть также в Австрии, Венгрии, Германии, Англии и на Тайване. В России музеи кирпича возникли из частных коллекций в постсоветское время. Первый Музей истории кирпичного производства основан в Санкт-Петербурге в 1991 году на кафедре химии архитектурного университета. Сегодня здесь собрано около 500 кирпичей от IX века до наших дней. В октябре 2002 года в Санкт-Петербурге открылся второй музей при ОАО «Победа ЛСР». В коллекции 500 экспонатов, в основном это санкт-петербургские дореволюционные клейменые кирпичи. Первый сибирский музей кирпича был создан в Омске. В 2006 году в его коллекции было 130 оригинальных образцов.

№31 от 10.08.2018

Автор: Наталья ЕМЕЛЬЯНОВА

Все факапы российского экспорта в Китай: интервью с Максимом Спасским

После беседы о том, как получить китайские деньги, мы поговорили с Максимом Спасским, председателем «Дома Российско-Китайской дружбы», о законах экспорта в КНР. Все больше российских компаний пробуют выходить на рынок Китая, пробуют поставлять туда различные товары — от классических конфет и мороженого — до уникальных игрушек и другого эксклюзива. Кто-то набивает шишки и все же добивается успеха, а кто-то, имея все шансы на победу, теряет на этом поле все. В чем же правы одни и не правы другие? Есть ли универсальные рецепты, стратегии, рекомендации? И почему российский бизнес допускает критичные ошибки, хотя об экспорте в Китай сейчас не пишет только ленивый? Максим объяснил нам, почему все происходит именно так.

СL: Максим, про экспорт в Китай Вас, наверное, спрашивают чаще всего. С чего тут лучше начинать?

Максим Спасский: С изучения аналитики. Хотя в Китае статистических данных не так много, найти их достаточно тяжело, все равно существуют открытые источники. И прежде, чем везти в Китай каких-нибудь русских матрешек, нужно понять: а нужны ли они там? А русские бизнесмены считают: в Китае 1,5 млрд человек, это огромный рынок. И любые матрешки будут востребованы. А это не так.

Экспресс-анализ того, будет ли продукт востребован или нет, можно сделать, порывшись в китайском интернете, потратив один-два дня. 90% входящих запросов к нам — от людей, которые хотят экспортировать в Китай товары, запрещенные к экспорту в эту страну. Узнать про такое несложно. Так, вся информация есть на сайте РЭЦ. Разберитесь, какие лицензии вам понадобятся. И купят или нет ваш товар в Китае. Кроме того, есть такие замечательные компании, как «ВЭД Агент», которые всегда помогут и подскажут. Но наши люди не хотят читать, не хотят слушать экспертов. Они лучше поверят Васе, который скажет, что китайцы купят их товар на раз-два.

СL: С какими главными проблемами столкнется русский экспортер в Китае?

Максим Спасский: Первое и главное — языковой барьер. Второе — отсутствие квалифицированных интернет-маркетологов, которые могли бы упаковать и продать товар в Китае. В Китае, конечно, есть нюансы, предпочтения, особенности восприятия, их нужно учитывать. Но законы маркетинга — те же, что и везде. Просто рынок Китая в 15 раз больше российского. Просто другие мессенджеры, сервисы, социальные сети. И работать нужно на китайском языке, и все это в несколько раз дороже.

А так люди так же любят халяву, хотят дешево покупать классные вещи, хорошо реагируют на уникальные суперпредложения.

СL: Но национальные особенности маркетинга все же есть?

Максим Спасский: Одна из особенностей — культ маленьких императоров. Долгая борьба Китая с рождаемостью привела к тому, что во многих семьях — по одному ребенку. На одного ребенка — мама и папа, две бабушки и два дедушки, четыре прабабушки и четверо прадедушек, у которых этот ребенок на божничке. Ребенка балуют. Такое доминирование детей очень сильно изменило структуру потребления, а российский бизнес при выходе на китайский рынок этого не учитывает. Отсюда неправильные стратегии, которые приводят к плачевным результатам.

СL: Чего еще не учитывает российский бизнес?

Максим Спасский: Очень сильно вредят ситуации многочисленные инфобизнесмены, вся суть рекомендаций которых сводится к тому, чтобы встать с дивана, собрать волю в кулак и начать зарабатывать миллионы без особых усилий. Они сами не разбираются в рынке и привлекают на него людей, которые тоже не хотят в нем разбираться. А хотят заплатить 50 тыс. за курсы, получить волшебную пилюлю и зарабатывать, лежа на диване. И у таких людей ничего не получается. После чего нормальные бизнесмены, наслушавшись их рассказов, «дуют на воду».

Все хотят гарантированного результата. А это из области чудес. Мы пока хорошо умеем продавать в Китай сырье, а сейчас начнем еще и хорошо продавать пшеницу. А с тем же куриными лапками, медом, иван-чаем и другими продуктами, которые хочет продавать в Китай русский бизнес, все иначе. Про куриные лапки… Каждый в работе с Китаем проходит три обязательных этапа: вначале он хочет возить в Китай куриные лапки, затем, наоборот, возить из Китая чай, и, наконец, наступает этап, когда все хотят продавать в Китай мед.

СL: А в чем сложности с этими продуктами?

Максим Спасский: Там десятки барьеров. И как, скажите, маленький пасечник сможет зайти со своим медом в сеть китайских супермаркетов, в которой 500-1000 магазинов? Какой должна быть партия меда, сертифицированная, одинаковая, соответствующая всем стандартам? Поэтому мой совет: привезите вагон меда на рынок в северный Китай, торгуйте им там, изучите спрос. У малого бизнеса нет денег на консультантов: плохие ему не нужны, хорошие же не по карману. Надо помнить: места для малого бизнеса в китайских супермаркетах нет. Место для малого бизнеса — приграничная торговля: ехать самому, с сумками, переправляться через реки и т.п. Торговать на рынках, представлять товар на выставках.

СL: А у среднего бизнеса есть шансы преуспеть на рынке Китая?

Максим Спасский: Да. У него есть маркетинговые бюджеты, есть возможность нанять консультантов, разработать стратегию. В Китае без планирования, без стратегии делать нечего.

Например, российские фирмы часто консультируются со мной на тему бюджета рекламной кампании. Я говорю: скажите, какой KPI вы хотели бы получить, и мы сможем сформулировать бюджет. Но у всех один KPI, он звучит так: «Дайте нам бюджет рекламной кампании в Китае». Я на такой вопрос ответить не могу, не зная цели, которую преследует заказчик.

СL: В чем сложности работы с китайскими розничными сетями?

Максим Спасский: Китайские сети обычно берут товар на консигнацию (с расчетом по факту продажи). И не сообщают русским о своей ценовой политике. Русский задирает цену, думая, что китайцы все купят. А они не покупают. По условиям контракта китайская сеть говорит поставщику: заберите товар! Русская компания плохо реагирует. И через месяц уже включается счетчик на хранение.

СL: Как лучше выходить на рынок: самостоятельно или через китайского партнера?

Максим Спасский: Я всегда советую искать надежного партнера в Китае. Самостоятельный выход на рынок чреват проблемами. Сейчас развелось много мошенников, как русских, так и китайских, якобы помогающих продавать товар в Китае. Эти мошенники обставляют все достаточно натурально. Людей даже приглашают в Китай, возят на выставки. Потратив на такой прием 100 тыс. рублей, мошенники потом исчезают с 10 вагонами товара.

Недавно наш клиент — московский завод — заплатил таким мошенникам за разработку софта и гаджета. А когда китаец перестал выходить с руководством завода на связь, его директор спросил меня: «Может, у него что-то случилось и ему нужно помочь?». Так вы уже ему помогли — подарили $200 тыс.

Проверяйте контрагента: посмотрите, подписал ли с вами контракт именно директор данной компании, есть ли у компании зарегистрированная лицензия, занимаются ли они в действительности тем, о чем говорят. Услуга юридической проверки контрагента стоит всего $150-500 — это куда меньше $200 тыс.

В Китае, на самом деле, все очень неплохо с соблюдением законности. У нас у самих был случай, когда нас подвел партнер, не выполнив работу, за которую были заплачены деньги. Обещанную рекламу за наши деньги мы так и не получили. Но у нас был представитель в Китае. Наш китайский сотрудник методично писал кинувшему нас товарищу письма и одновременно писал письма во все контролирующие инстанции. И деньги нам вернули.

СL: Не поделитесь каким-нибудь успешным кейсом экспорта, когда китайские деньги стали «лекарством» для российского предприятия?

Максим Спасский: В чем проблема с успешными кейсами? Люди не спешат ими делиться. Стоит только сказать, как у них все хорошо получилось — и сразу же появляется масса клонов. Так, один товарищ наладил производство заготовок для палочек для еды и продажу их в Китай. А потом написал большую статью о своем успехе в екатеринбургском «Деловом квартале». И тут же таких бизнесов родилось сразу несколько штук. Но у тех, кто делал такие заготовки вторыми, все получилось совсем не так хорошо. Потому что успешный бизнес — это не книжная история про деятелей, начинавших в подвале и заработавших миллиарды. Успешный бизнес — всегда стечение многих обстоятельств: харизмы, везения и массы вещей, повторить которые практически невозможно.

Но, не пробуя, вы так и останетесь наедине с мечтами. Поэтому работайте с Китаем. Приняв к сведению все рекомендации. И, как говорится, дорогу осилит идущий.

Елена Венгерская

«Русатом Сервис» зарегистрировал филиал в Будапеште

«С венгерскими партнерами нашу компанию связывают длительные отношения - в рамках сотрудничества с АЭС «Пакш» мы осуществляем поставку оборудования и запасных частей, а также оказываем консультационные услуги по технической поддержке», – отметил генеральный директор АО «Русатом Сервис» Евгений Сальков.

Венгерский офис стал третьим по счету зарубежным филиалом АО «Русатом Сервис», остальные два были открыты в Болгарии и Армении несколькими годами ранее.

Эффективно и тесно взаимодействовать планируется и по другим направлениям – в перспективе среди них и модернизация учебных центров, и замена текущего оборудования, подготовка персонала для безопасной эксплуатации новых энергоблоков АЭС «Пакш-2» и другие проекты – а благодаря новому филиалу в Будапеште наладить работу по ним станет значительно проще.

«Мы надеемся, что открытие филиала в Венгрии сыграет положительную роль для блага обеих компаний», – отметил Евгений Сальков.

АО «Русатом Сервис» входит в электроэнергетический дивизион госкорпорации «Росатом». Компания предоставляет зарубежным АЭС с ВВЭР полный спектр услуг и поставок, необходимых для обеспечения эксплуатации и ремонта. Компания присутствует практически во всех странах с действующими АЭС с ВВЭР за пределами России.

На рынках Китая, Ирана, Болгарии и Армении АО «Русатом Сервис» занимает лидирующие позиции, являясь генподрядчиком работ по продлению сроков эксплуатации, выполнению планово-предупредительных ремонтов и модернизации оборудования АЭС ВВЭР.

Менее чем на половину Украина заполнила газовые хранилища.

Объем газа в подземных хранилищах (ПХГ) Украины по состоянию на 20 августа составил 13,981 млрд кубометров, увеличившись за сутки на 0,5%, сообщил "Укртрансгаз".

За сутки в ПХГ Украины было закачано 59,96 млн кубометров газа. В течение суток с ПХГ Украины газ не отбирался.

По данным на 18 августа в Украину за сутки из Словакии поступило 23,10 млн кубометров газа, из Венгрии - 16,76 млн, из Польши - 2,88 млн кубометров газа. На территории Украины насчитывается 12 ПХГ общей активной емкостью 31 миллиардов кубометров.

Украина прекратила закупки газа у РФ в ноябре 2015 года и в 2016-2017 годах не использовала российское топливо при подготовке к отопительному сезону, закачивая в хранилища газ, закупленный по реверсу в Европе.

Ровно 50 лет назад, 21 августа 1968 года, войска СССР и еще четырех социалистических государств — Польши, Венгрии, ГДР и Болгарии, согласно совместному решению своего руководства, вступили на территорию Чехословакии. О событиях того времени, о собственных ощущениях в те дни, а также о том, почему бывшие диссиденты стали русофилами корреспонденту РИА Новости Александру Куранову рассказал один из бывших диссидентских лидеров, ставший спустя две недели после выхода из тюрьмы в 1989 году первым вице-премьером нового, посткоммунистического правительства Чехословакии, а чуть позднее — премьером Словакии, Ян Чарногурский.

— Вы помните события 21 августа 1968 года?

— Да, конечно, такое не забывается. Я в то время учился на юридическом факультете пражского Карлова университета, и летом нас, студентов, призвали на военные сборы, которые проходили неподалеку от курорта Марианске Лазне на западе страны.

Около 2 часов ночи 21 августа наш военный городок был разбужен сообщением, что войска братских, как тогда было принято говорить, государств-членов Организации Варшавского договора (ОВД) вступили на территорию республики. Утром над нами начал кружить вертолет, потом появились советские танки, занявшие позиции по периметру вокруг городка. Позднее пришли советские офицеры, пригласившие наших командиров на переговоры в одно из зданий. После их окончания вышел наш руководитель и объявил, что сборы закончились и все мы, сдав оружие и обмундирование, можем отправляться по домам.

— Подобное развитие событий в республике ожидалось?

— Вступление чужих войск в страну стало шоком для каждого чеха и словака. Даже чешские СМИ, считавшие себя абсолютно свободными и настроенные, в принципе, антисоветски, не предполагали этого. Думаю, что здесь в полной мере проявилась наивность первого секретаря ЦК компартии Александра Дубчека и его коллег по руководству, а также большинства журналистов и общественных лидеров. Была обстановка эйфории: у нас полная вольность, мы герои, будем делать, что хотим, и СССР пусть нас такими воспринимает и уважает.

Помню, летом 1968 года очередной номер пражского журнала "Международные отношения" вышел с изображением компаса на обложке и надписью: "Какой выбираем азимут?" (то есть направление развития). Все у нас думали, что если в конце июля подписали в Братиславе соглашение между руководителями Чехословакии и других стран-членов ОВД, то на этом все претензии к Праге ее "братьев" закончились. Но оказалось, что Москва не поверила обещаниям Дубчека исправить ситуацию в стране и вернуть чехословацкое общество на рельсы марксизма-ленинизма и решила перейти к более серьезным действиям.

— Могло быть оказано военное сопротивление вошедшим войскам?

— К этому наша армия не была готова, да и с военной точки зрения это было бесполезно. Практически вся территория страны уже в первые часы была взята под контроль войск стран ОВД. К тому же в истории чехов и словаков нет традиции вести безнадежную борьбу.

— А вы лично могли бы открыть огонь из оружия по советским солдатам?

— Если бы президентом страны, который, согласно конституции, является и Верховным главнокомандующим Вооруженными силами, Людвиком Свободой был отдан приказ о сопротивлении, то да, я готов был бы стрелять в советских солдат. Ментально я был к этому готов. И не я один был так настроен.

— Не предполагалось в те августовские дни, что на помощь Чехословакии придут страны Запада?

— На это никто не рассчитывал. У Дубчека не было таких отношений с западными лидерами, чтобы он мог предполагать какую-то военную помощь с их стороны. Да и сами политики западных стран предпочитали вести себя осторожно, ограничиваясь лишь политическими заявлениями.

— На ваш взгляд, в ситуации 1968 года, когда в Чехословакии стремительно разваливалась традиционная модель социализма и ему Дубчек и другие новые лидеры партии и страны хотели придать некое человеческое лицо, советские руководители имели альтернативу вводу войск, в том числе и для того, чтобы другим странам неповадно было следовать примеру Праги?

— Конечно, Москва хотела уберечь весь социалистический лагерь от какой-либо идеологической заразы, законсервировать его в традиционных догмах. А тот же Дубчек был неспособен взять под контроль уплывающую из рук ЦК партии власть, а может, и не имел для этого особого желания. Он как политик был весьма слаб.

Я бы еще хотел отметить различное развитие ситуации в 1968 году в Чехии и в Словакии. В Чехии общественными лидерами акцент делался на плюрализм мнений, демократизацию всех сторон жизни, максимальную свободу СМИ. В Словакии перемены носили менее радикальный характер. Здесь больше говорили о необходимости создания федерации при равноправии обеих частей страны, Чехии и Словакии, о большей свободе для деятельности церкви.

На мой взгляд, если бы события в республике развивались по словацким лекалам, более умеренными темпами, то во вводе войск стран ОВД не было бы необходимости.

— Как вы пришли к диссидентству?

— Я получил диплом юриста, стал работать в адвокатуре. А режим, установившийся после ввода войск стран ОВД и изгнания реформаторов из руководства компартии, в рамках так называемой нормализации начал массовое преследование сторонников Дубчека, всех несогласных с возвращением социализма в его самом дремучем, закостенелом, жестком проявлении. Я решил стать адвокатом двух священников, изгнанных с работы.

Потом появились следующие подзащитные подобного рода. Ведь в 1969-1970 годах так или иначе пострадали от "нормализационных" процессов сотни тысяч людей, которые были уволены с работы за свои воззрения, исключены из вузов или имели нелояльных режиму близких родственников и друзей.

В конце концов и меня попросили вон из адвокатуры за то, что я вел такие дела. Как и другие неугодные властям люди, я перепробовал множество профессий, работал шофером, на заводе, в канцелярии, словом, где удавалось устроиться хотя бы на небольшой период времени, чтобы было на что содержать семью.

Одновременно я втягивался в диссидентскую деятельность, например, участвовал в издании самиздатовских журналов. За решетку попал в августе 1989 года, всего за три месяца до начала "бархатной революции". Я был обвинен в подрыве устоев социализма — в очередном номере нашего журнала написал о людях, погибших при вступлении войск стран ОВД в Чехословакию в августе 1968 года.

— Я помню, что вашего освобождения из тюрьмы требовали участники уже самых первых митингов в Праге и Братиславе.

— Тем не менее на свободу я был отпущен уже в самый разгар "бархатной революции", 25 ноября 1989 года. Сразу связался со своими чешскими и словацкими друзьями. На другой день, 26 ноября, выступил с речью на многотысячном митинге в центре Братиславы. Еще через два дня в составе делегации лидеров оппозиции уже участвовал в переговорах с руководством правительства страны о том, что необходимо делать дальше. А еще через 12 дней, 10 декабря, я принес присягу на Пражском граде в качестве первого заместителя председателя нового, посткоммунистического правительства Чехословакии.

— Падение власти компартии в Чехословакии было в тот момент уже неизбежным?

— Да, конечно. Во-первых, потому что вокруг нас, в Венгрии, Польше и ГДР, уже несколько месяцев работали посткоммунистические правительства, социализм там был уже в развалинах. И в Москве пятый год шел процесс перестройки. А во-вторых, компартия и ее лидеры у нас в стране были чрезвычайно непопулярны. И главную роль здесь сыграла деятельность самих коммунистов в годы "нормализации", начало которой положил опять-таки август 1968 года.

Глубоко символично, на мой взгляд, что именно в Праге 1 июля 1991 года состоялось последнее заседание руководителей государств-участников Организации Варшавского договора, на котором они подписали Протокол о полном прекращении его действия. От имени советского руководства данный документ подписал вице-президент СССР Геннадий Янаев, со стороны Чехословакии свою подпись поставил ее президент, а в прошлом лидер диссидентского движения в республике Вацлав Гавел.

— Став в 1991 году премьером Словакии, вы в числе первых заявили о будущей отдельной словацкой звездочке, по соседству с чешской, на флаге Евросоюза.

— Я начал говорить о подобном видении будущего Чехии и Словакии еще будучи первым вице-премьером федерального правительства, потому что сам наблюдал, как тяжело рождались решения на федеральном уровне. Чтобы появилось на свет то или иное постановление, сначала должны были выразить свое мнение чешское и словацкое правительства, потом федеральное. Все это происходило в ожесточенных спорах.

Бурлил и парламент, например, огромные распри и потоки прений сопровождали появление тире в названии страны — "Чехо-Словацкая Федеративная Республика", которое потом было изменено на букву "и" — "Чешская и Словацкая Федеративная Республика". Дебаты на подобные темы лишь тормозили нормальную работу политиков в интересах сограждан.

Состоявшееся к 1 января 1993 года разделение страны на два отдельных государства, Чехию и Словакию, думаю, пошло лишь на благо их народам.

— Вы сказали, что ввод войск пяти соцстран 21 августа 1968 года стал шоком для всех чехов и словаков, так или иначе повлиял на судьбы каждого из них. Кто-то лишился любимой работы, другие были вынуждены эмигрировать, третьи стали диссидентами, побывав, как и вы, за решеткой. Как это повлияло на отношение ваших сограждан к СССР, к советским людям, а позднее перенеслось на отношение к россиянам?

— Конечно, отношение к СССР очень сильно ухудшилось. Сколько бы лет ни прошло после событий августа 1968 года, но они до сих пор остаются очень мрачным периодом в истории нашей страны, в памяти многих наших соотечественников.

Однако время лечит, подрастают новые поколения, для которых эти события — всего лишь история, пусть и весьма печальная. Кто-то по-прежнему намерен видеть в России угрозу для наших стран, но многие с этим не согласны. Не случайно последние опросы на эту тему, проведенные, кстати, не нашими, а западными исследовательскими агентствами, показывают, что, например, словаки относятся к России и россиянам лучше всех народов в Центральной Европе.

— Я заметил еще один феномен — многие бывшие диссиденты и в Чехии, и в Словакии являют ныне себя в качестве настоящих русофилов. А те, кто в мрачные годы "нормализации" не расшатывал, как вы со своими друзьями-диссидентами, тогдашний строй, а вполне успешно в нем существовал, теперь вдруг стали закоренелыми русофобами. Почему?

— Я скажу за себя. Да, я был ярым противником коммунистической идеологии, социализма, а через это мое негативное отношение переносилось и на СССР, на его руководство, его властные структуры. Но опять-таки заметьте — не на советских людей, которые сами достаточно настрадались в условиях социализма.

Теперь социализма давно нет, он пал, проиграл. В том числе и в России. Эта глава моей жизни завершилась. Осталась Россия, которая всегда была историческим партнером и другом Словакии. Именно так это воспринимают многие бывшие диссиденты и в Словакии, и в Чехии.

Александр Куранов.

Словакия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ria.ru, 21 августа 2018 > № 2780551 Ян Чарногурский

Бизнес с Китаем — не Поле Чудес: интервью с Максимом Спасским

Как организовать экспорт? Как представить свой продукт в Китае? Как получить китайские деньги? Как продать активы китайцам? Наш сегодняшний эксперт и давний друг председатель «Дома Российско-Китайской дружбы» Максим Спасский отвечал на эти и десятки и подобных вопросов тысячи раз. Сотням предпринимателей Максим помог начать бизнес с Китаем, для многих его советы стали отправной точкой для успешного выхода на китайский рынок. Помогли избежать ошибок и найти свою стратегию. И дело не только в том, что Максим — один из лучших экспертов по бизнесу с Азией в России. Но и в том, что он говорит о российско-китайских отношениях честно, без лакировки. И сегодня у нас был повод снова в этом убедиться.

СL: Как обстоит дело с китайскими инвестициями в российский бизнес? Что определяет инвестиционный климат?

Максим Спасский: Отношения между Россией и Китаем на официальном уровне сейчас — одни из лучших за всю историю. Такими теплыми они еще никогда не были. Между Путиным и Си возникла настоящая мужская дружба: мы это видим по количеству встреч и визитов. Страны декларируют улучшение климата, стараются запустить процесс кооперации экономик. Но, к сожалению, от декларации к реальным делам это пока не перешло. Инвестиционные сделки проходят, но не носят массового характера. Видимо, должна накопиться критическая масса, и тогда количество перейдет в качество.

СL: Какие регионы впереди России всей?

Максим Спасский: Традиционно лидируют Москва и Санкт-Петербург. А также Екатеринбург и Новосибирск — города, у которых есть транспортная доступность с Китаем, есть китайская диаспора. Последнее важно, так как сегодняшние инвесторы — в основном, частные китайские граждане, приезжающие в Россию, начинающие здесь свой небольшой бизнес, привлекающие в него родственников, друзей, знакомых. Есть еще примерно десяток регионов, работающих с Китаем. Мы пытались рассказывать властям других областей, как строить отношения с нашим соседом. Но люди пока не особо хотят слушать. Поэтому и результаты неутешительные.

СL: Сейчас вы сосредоточились на помощи в продаже активов. Как вы проводите подготовительную работу?

Максим Спасский: Сформировали базу из 200 инвестфондов и 5 тыс. частных китайских инвесторов. Рассылаем информацию об определенных активах тем инвесторам, которых они могли бы заинтересовать. Другого способа нет.

СL: На что обратить внимание, чтобы заключить успешную сделку? В чем узкие места.

Максим Спасский: Я иногда напоминаю себе Капитана Очевидность, когда в сотый раз говорю одни и те же простые вещи. И первое — просить денег нужно на языке того, у кого их просишь. Нам постоянно присылают презентации на русском, на английском. Спрашиваешь: «А на китайском есть?» И в ответ слышишь: «Зачем?!» Но ты ведь просишь юани. Поэтому первый тест для нас — наличие презентации на китайском. Нет презентации — нет работы.

Основная проблема — расхождение между представлением русского бизнеса по ценнику его активов с реальностью. Причем отличия тут не на 15-20%, а на 300-800%. Поэтому мы не берем в работу проекты от людей, обращающихся к нам в поиске китайских инвестиций, без предварительной экспертизы, юридической и стоимостной.

Многие почему-то думают, что китайцы раздают деньги мешками, не требуя эффективности. Это не так. Китайцы очень хорошо считают. Это не ребята с барахолки, а люди, получившие образование в лучших университетах мира. Опытные профессиональные переговорщики. И если вы хотите получить китайские деньги в большие проекты — перестаньте смотреть на Китай в фокусе вещевого рынка.

80% тех, кто к нам обращается в поиске китайских денег, хотят закрыть свои проблемы. Не думая об интересах китайского инвестора. А инвестирование ведь предполагает получение дохода. Нужно обязательно поставить себя на место китайцев и задуматься, а почему они должны отдать деньги в далекую холодную Россию…

Китайцы никогда не купят активы, на которых висит куча обременений или они в банкротстве. Такие активы можно продать только после предварительной чистки. Нужны классные юристы, которые вычистят активы и продадут. Полтора года мы формировали команду таких юристов. И сейчас они у нас есть. Они решают конфликты собственников, помогают упаковать продукт, очистить его и предложить его потенциальному китайскому инвестору. Это очень большая работа.

СL: Есть ли какие-то особенности китайской деловой ментальности, которые нужно учитывать?

Максим Спасский: Давайте забудем о таком понятии, как «китайский менталитет». У бизнеса везде одни законы, подобно тому, как трава везде зеленая, а небо голубое. Главный закон инвестора — получение прибыли. Чем выше риск — тем выше норма прибыли. Если вы хотите получить китайские деньги — подумайте, сколько заработает китайский инвестор и какие гарантии вы дадите для защиты его интересов.

Конечно, нецивилизованный бизнес в Китае тоже есть. Это пресловутые торговцы с рынков, у которых есть деньги. Они играют в пирамиды, типа МММ. Они ничего не считают, а вкладывают деньги только потому, что кто-то сказал им, что это круто. Но мы-то с вами говорим о серьезном бизнесе.

СL: А китайским сельскохозяйственным предприятиям интересны наши активы?

Максим Спасский: Китайцы готовы инвестировать в наше сельское хозяйство. Но проблема здесь в отсутствии грамотных менеджеров-аграриев. Вырастить могут, продавать — нет. Хорошо умеют только садить картошку. А считать деньги не умеют. Не видят ничего, дальше своего поля. Нужны менеджеры, которые хорошо упакуют товар, подадут его лицом. А пока общение с российскими фермерами — зачастую более сложная вещь, чем продажа китайцам колхоза.

Да, в России работают различные тепличные предприятия из Китая, но они полунелегальные, и после них остается выжженная земля. А нормальный китайский бизнес, серьезные, крутые производители, не понимают, как с нами работать.

Наверное, надо, чтобы сменилось поколение фермеров. Энтропия такая штука — все должно быть разрушено, а на обломках создано. Выживут сильнейшие. Или нужно выходить на фермеров-дауншифтеров, бежавших из крупных столичных офисов.

Я устал смотреть проекты от наших колхозников, присылающих представление на бумажном листочке, где они пишут, что хотят получить 5 млрд и построят 100 км теплиц. А когда просишь у них документы, обижаются: «Ты нам не веришь что ли?!»

Так что с инвестициями в сельское хозяйство пока тяжело. Но тяжело не потому, что земля у нас не умеет рожать, а потому что «проблема не в клозетах, а в головах».

СL: Какие еще отрасли российского бизнеса сейчас интересны китайцам?

Максим Спасский: Самая горячая тема — лес. В Китае есть ограничения с его вырубкой, поэтому приходится закупать лес российский, новозеландский и т.п.

Еще одна перспективная ниша — продажа стартапов. Китайцы хороши как репликаторы, но изобретать, как мне кажется, сейчас у них получается хуже, чем в древности. И здесь у российских технологических стартапов отличные перспективы.

Плюс китайцам интересно все, что связано с пищевой отраслью. Но здесь при экспорте могут возникнуть проблемы.

СL: Вы работаете со всеми регионами Китая? Каков «портрет» среднестатистического китайского инвестора?

Максим Спасский: 80% инвестиций и 80% китайцев, которые приезжают в Россию — жители приграничных северных провинций Китая. Правда, «лицо инвестора» уже немного меняется. На China Сommodity Fair, которая прошла в Москве в мае, я увидел, что появились новые компании. В первой волне преобладали аферисты и рисковые по складу характера люди, желающие заработать на России. Сейчас в этот бизнес пришли серьезные компании, в основном, среднего звена. Их интересует юридическая сторона, интересует безопасность сделок. И сейчас хорошее время, чтобы продавать активы в Китай.

СL: Расскажите про какую-нибудь недавнюю успешную сделку.

Максим Спасский: Закрыли сделку по лесной промышленности, когда китайцы вложились оборудованием, а русские вложились активами и лесными ресурсами. Когда от китайцев не требуют денег, а хотят получить оборудование либо технологию, у такой сделки шансов намного больше. Китайцы в этом случае рубят деньги «в два хвоста»: пристраивают свое оборудование, накручивая ценник, и получают долю в проекте. Русские тоже не в накладе, ведь им изначально было нужно оборудование.

СL: Дайте универсальный совет тем, кто хочет получить китайские деньги.

Максим Спасский: Я в последнее время всем даю один и тот же совет. И связан он с тем, что русские не всегда завышают стоимость своих активов. Часто они, напротив, считают, что если сразу же дадут китайцу минимальную входную цену, то сделка обречена на успех. А китайцев такая тактика не сильно радует. Во-первых, они еще не знают реальной стоимости актива, они еще не начали серьезно разбираться в сделке. И если изначально предложить самую низкую цену, а потом ни сколько не скинуть во время торгов, потому что отступать уже некуда, то ты этим китайцев попросту обидишь. Ведь покупать твой актив приедут менеджеры среднего звена, которые должны потом вернуться в Китай и рассказать: мы такие крутые, мы сумели скинуть цену на 20%!

Буквально на днях я консультировал одну компанию: у них сорвалась сделка. Я говорил, почему она у них сорвется. Они с самого начала дали китайцам самую низкую цену. И проиграли.

Нахальничать, конечно, не нужно, цена должна быть завышена немного, процентов на 20-25, чтобы потом во время мощного давления китайского партнера, после серьезного боя, дать скидку. Чтобы китаец уехал в Китай довольным, чтобы самому закрыть сделку. Такой простой секрет.

Елена Венгерская

Пражская весна и "Влтава-666": было ли это ошибкой Москвы

Чехословацкая перестройка, называемая также Пражской весной, просуществовала менее восьми месяцев. Пятого января 1968 года главой КПЧ стал реформатор Александр Дубчек, а 21 августа 1968-го — ровно полвека назад — войска стран Варшавского договора (участие болгар, мадьяр и поляков было скорее символическим, воинские части были в основном советскими), не спросясь, вступили на территорию ЧССР и завершили перестройку (в официальной формулировке — "оказали братскую помощь чехословацкому народу"). Операция "Дунай" с кодовым сигналом "Влтава-666" началась в ночь с 20 на 21 августа. Какая светлая голова в Генштабе додумалась передавать в войска число зверя и что предполагалось этим изобразить, так и осталось неясным, в остальном же ход событий хорошо изучен и известен. Чехословацкая армия не сопротивлялась, стихийные протесты против вторжения были, но минимальные. После нескольких дней неизбежного бардака, когда ни чехословацкие власти, ни силы, оказывающие братскую помощь, ничего (кроме банков, почты, телеграфа и так далее) не контролировали, настало успокоение. Вывезенное в Москву чехословацкое руководство подписало капитуляцию и отказалось от невозможных мечтаний. В апреля 1969 года вместо Дубчека главой КПЧ стал Густав Гусак — и на двадцать лет в ЧССР установился режим "нормализации", окончившийся лишь "бархатной революцией" 1989 года. Фактически же — общим развалом соцлагеря.

Реакция внешнего мира на братскую помощь была довольно умеренной, более того, чисто ритуальной. Фактически западные державы признали за СССР право (в пределах своей европейской сферы влияния) умиротворять сателлитов по собственному разумению ("Доктрина Брежнева"). Возможно, если бы братская помощь привела к большой крови, западный мир отреагировал бы иначе, но крови не было. Тем более что чехи за свою землю не воевали с 1620-го, не стали воевать и на этот раз.

Такое уважение к доктринальному творчеству Л. И. Брежнева было связано с тем, что дела самого Запада шли тогда далеко не блестяще.

США завязли во Вьетнамской войне, а дома у них творились нехорошие дела. Весной-летом 1968 года убили борца за гражданские права М. Л. Кинга и уверенно шедшего к президентству Р. Кеннеди. Настроения внутри страны были если не прямо революционные, то, во всяком случае, на этой линии. В таких обстоятельствах серьезно ввязываться в борьбу за пражский социализм с человеческим лицом не было ни сил, ни желания. Хватало других забот.

В Европе продолжали раздаваться отголоски мая 1968 года, причем не только во Франции, но и в ФРГ, и в Италии. Париж, Бонн, Рим были настолько заняты собой, что всерьез впрягаться за Прагу не было никакой охоты. К тому же большая часть руководства ЧССР подписала капитуляцию (о степени добровольности этого акта мы умолчим, но подписи-то налицо) — и как прикажете вписываться за капитулировавших?

Дело усугублялось тем, что братская помощь не была чистой блажью Кремля. Не будем уже говорить, что сигнал "Влтава-666" отдали не сразу и не вдруг, а после долгих совещаний и не менее долгих увещеваний чехословацких товарищей с просьбами унять прыть и быть несколько осторожнее на поворотах.

Но если посмотреть на политическую карту Европы того времени и представить, что Чехословакия больше не состоит в Варшавском договоре, то от такой перспективы волосы на голове вставали дыбом у любого тогдашнего генштабиста. Растянувшаяся по широте от ФРГ до СССР Чехословакия, в случае своего отпадения (уж там не важно, с человеческим лицом или с нечеловеческим), разрезала бы Варшавский блок на две части. На севере — ГДР и Польша, на юге — Болгария, Венгрия и Румыния, а между ними — непонятно что. С военно-оперативной точки зрения такая конфигурация совершенно чудовищна.

Военных в Кремле тогда слушали, тем более члены Политбюро, прошедшие войну, сами понимали, сколь губительны такие возможные изменения. А комплекс 22 июня, то есть "лишь бы не было войны" (это предполагало и недопущение таких изменений, резко ухудшающих военные возможности страны), был безусловным императивом для тогдашнего руководства СССР. И не только для руководства.

Конечно, можно возразить, что демократизация ЧССР ничем таким не грозила, напротив, только укрепила бы братские узы, связывавшие чехословацкий и советский народы. Доподлинно проверить это невозможно, тем более сейчас, когда уже нет ни СССР, ни ЧССР, а мы живем на другой планете. Но тем не менее.

Венгерская демократизация 1956 года, прошедшая путь от благонамеренных рассуждений насчет человеческого лица, имевших место в кружках Петефи, до развешивания коммунистов на улицах Будапешта, — скорее внушала вождям СССР осторожность.

Те же вожди не дожили до 1989-го и последующих годов, но мы-то дожили и могли видеть на примере Прибалтики, а теперь — во много худшем виде — еще и на примере Украины, что начинается все очень благообразно, а затем — Господи, спаси и помилуй. Сами деятели весны, такие как Дубчек, Черник, Млынарж, были людьми вполне благонамеренными, истые перестройщики, но вопрос в том, долго ли бы они продержались. Особенно учитывая то, что "радикальный чумазый" начал являть свое лицо в Праге 1968-го еще до 21 августа. Советофобия быстро начала переходить в русофобию — причем до всяких танков.

Если советские вожди образца 1968 года предполагали, что дело, пущенное на самотек, окончится чем-нибудь в этом роде, мы не можем отказать им в известной прозорливости.

Приятного — ни для чехословаков, ни для советских граждан — в братской помощи не было ни тогда, ни потом. Да от таких решений никто и не ждет приятности. Если бы в ночь на 21 августа 1968 года в эфире не прозвучал сигнал "Влтава-666", возможно, революционная перестройка — со всеми плюсами и минусами этого процесса — началась бы в социалистическом лагере где-то на двадцать лет раньше, причем издержки могли бы оказаться выше.

Тот, кто считает и более высокие издержки допустимыми ради свержения коммунизма на двадцать лет раньше, чем в реальной истории, имеет право скорбеть о погубленных надеждах. Тот, кому и нынешние издержки представляются чрезмерно высокими, может сказать, что 21 августа дало еще двадцать лет худого, но мира. Кому что нравится.

Максим Соколов, для РИА Новости

Ян Чарногурский: если бы события в Праге были умереннее, войска бы не ввели

Ровно 50 лет назад, 21 августа 1968 года, войска СССР и еще четырех социалистических государств — Польши, Венгрии, ГДР и Болгарии, согласно совместному решению своего руководства, вступили на территорию Чехословакии. О событиях того времени, о собственных ощущениях в те дни, а также о том, почему бывшие диссиденты стали русофилами корреспонденту РИА Новости Александру Куранову рассказал один из бывших диссидентских лидеров, ставший спустя две недели после выхода из тюрьмы в 1989 году первым вице-премьером нового, посткоммунистического правительства Чехословакии, а чуть позднее — премьером Словакии, Ян Чарногурский.

— Вы помните события 21 августа 1968 года?

— Да, конечно, такое не забывается. Я в то время учился на юридическом факультете пражского Карлова университета, и летом нас, студентов, призвали на военные сборы, которые проходили неподалеку от курорта Марианске Лазне на западе страны.

Около 2 часов ночи 21 августа наш военный городок был разбужен сообщением, что войска братских, как тогда было принято говорить, государств-членов Организации Варшавского договора (ОВД) вступили на территорию республики. Утром над нами начал кружить вертолет, потом появились советские танки, занявшие позиции по периметру вокруг городка. Позднее пришли советские офицеры, пригласившие наших командиров на переговоры в одно из зданий. После их окончания вышел наш руководитель и объявил, что сборы закончились и все мы, сдав оружие и обмундирование, можем отправляться по домам.

— Подобное развитие событий в республике ожидалось?

— Вступление чужих войск в страну стало шоком для каждого чеха и словака. Даже чешские СМИ, считавшие себя абсолютно свободными и настроенные, в принципе, антисоветски, не предполагали этого. Думаю, что здесь в полной мере проявилась наивность первого секретаря ЦК компартии Александра Дубчека и его коллег по руководству, а также большинства журналистов и общественных лидеров. Была обстановка эйфории: у нас полная вольность, мы герои, будем делать, что хотим, и СССР пусть нас такими воспринимает и уважает.

Помню, летом 1968 года очередной номер пражского журнала "Международные отношения" вышел с изображением компаса на обложке и надписью: "Какой выбираем азимут?" (то есть направление развития). Все у нас думали, что если в конце июля подписали в Братиславе соглашение между руководителями Чехословакии и других стран-членов ОВД, то на этом все претензии к Праге ее "братьев" закончились. Но оказалось, что Москва не поверила обещаниям Дубчека исправить ситуацию в стране и вернуть чехословацкое общество на рельсы марксизма-ленинизма и решила перейти к более серьезным действиям.

— Могло быть оказано военное сопротивление вошедшим войскам?

— К этому наша армия не была готова, да и с военной точки зрения это было бесполезно. Практически вся территория страны уже в первые часы была взята под контроль войск стран ОВД. К тому же в истории чехов и словаков нет традиции вести безнадежную борьбу.

— А вы лично могли бы открыть огонь из оружия по советским солдатам?

— Если бы президентом страны, который, согласно конституции, является и Верховным главнокомандующим Вооруженными силами, Людвиком Свободой был отдан приказ о сопротивлении, то да, я готов был бы стрелять в советских солдат. Ментально я был к этому готов. И не я один был так настроен.

— Не предполагалось в те августовские дни, что на помощь Чехословакии придут страны Запада?

— На это никто не рассчитывал. У Дубчека не было таких отношений с западными лидерами, чтобы он мог предполагать какую-то военную помощь с их стороны. Да и сами политики западных стран предпочитали вести себя осторожно, ограничиваясь лишь политическими заявлениями.

— На ваш взгляд, в ситуации 1968 года, когда в Чехословакии стремительно разваливалась традиционная модель социализма и ему Дубчек и другие новые лидеры партии и страны хотели придать некое человеческое лицо, советские руководители имели альтернативу вводу войск, в том числе и для того, чтобы другим странам неповадно было следовать примеру Праги?

— Конечно, Москва хотела уберечь весь социалистический лагерь от какой-либо идеологической заразы, законсервировать его в традиционных догмах. А тот же Дубчек был неспособен взять под контроль уплывающую из рук ЦК партии власть, а может, и не имел для этого особого желания. Он как политик был весьма слаб.

Я бы еще хотел отметить различное развитие ситуации в 1968 году в Чехии и в Словакии. В Чехии общественными лидерами акцент делался на плюрализм мнений, демократизацию всех сторон жизни, максимальную свободу СМИ. В Словакии перемены носили менее радикальный характер. Здесь больше говорили о необходимости создания федерации при равноправии обеих частей страны, Чехии и Словакии, о большей свободе для деятельности церкви.

На мой взгляд, если бы события в республике развивались по словацким лекалам, более умеренными темпами, то во вводе войск стран ОВД не было бы необходимости.

— Как вы пришли к диссидентству?

— Я получил диплом юриста, стал работать в адвокатуре. А режим, установившийся после ввода войск стран ОВД и изгнания реформаторов из руководства компартии, в рамках так называемой нормализации начал массовое преследование сторонников Дубчека, всех несогласных с возвращением социализма в его самом дремучем, закостенелом, жестком проявлении. Я решил стать адвокатом двух священников, изгнанных с работы.

Потом появились следующие подзащитные подобного рода. Ведь в 1969-1970 годах так или иначе пострадали от "нормализационных" процессов сотни тысяч людей, которые были уволены с работы за свои воззрения, исключены из вузов или имели нелояльных режиму близких родственников и друзей.

В конце концов и меня попросили вон из адвокатуры за то, что я вел такие дела. Как и другие неугодные властям люди, я перепробовал множество профессий, работал шофером, на заводе, в канцелярии, словом, где удавалось устроиться хотя бы на небольшой период времени, чтобы было на что содержать семью.

Одновременно я втягивался в диссидентскую деятельность, например, участвовал в издании самиздатовских журналов. За решетку попал в августе 1989 года, всего за три месяца до начала "бархатной революции". Я был обвинен в подрыве устоев социализма — в очередном номере нашего журнала написал о людях, погибших при вступлении войск стран ОВД в Чехословакию в августе 1968 года.

— Я помню, что вашего освобождения из тюрьмы требовали участники уже самых первых митингов в Праге и Братиславе.

— Тем не менее на свободу я был отпущен уже в самый разгар "бархатной революции", 25 ноября 1989 года. Сразу связался со своими чешскими и словацкими друзьями. На другой день, 26 ноября, выступил с речью на многотысячном митинге в центре Братиславы. Еще через два дня в составе делегации лидеров оппозиции уже участвовал в переговорах с руководством правительства страны о том, что необходимо делать дальше. А еще через 12 дней, 10 декабря, я принес присягу на Пражском граде в качестве первого заместителя председателя нового, посткоммунистического правительства Чехословакии.

— Падение власти компартии в Чехословакии было в тот момент уже неизбежным?

— Да, конечно. Во-первых, потому что вокруг нас, в Венгрии, Польше и ГДР, уже несколько месяцев работали посткоммунистические правительства, социализм там был уже в развалинах. И в Москве пятый год шел процесс перестройки. А во-вторых, компартия и ее лидеры у нас в стране были чрезвычайно непопулярны. И главную роль здесь сыграла деятельность самих коммунистов в годы "нормализации", начало которой положил опять-таки август 1968 года.

Глубоко символично, на мой взгляд, что именно в Праге 1 июля 1991 года состоялось последнее заседание руководителей государств-участников Организации Варшавского договора, на котором они подписали Протокол о полном прекращении его действия. От имени советского руководства данный документ подписал вице-президент СССР Геннадий Янаев, со стороны Чехословакии свою подпись поставил ее президент, а в прошлом лидер диссидентского движения в республике Вацлав Гавел.

© РИА Новости / Александр Куранов

Вице-президент СССР Геннадий Янаев от имени советского руководства подписывает Протокол о полном прекращении действия Организации Варшавского договора в Праге. 1 июля 1991

— Став в 1991 году премьером Словакии, вы в числе первых заявили о будущей отдельной словацкой звездочке, по соседству с чешской, на флаге Евросоюза.

— Я начал говорить о подобном видении будущего Чехии и Словакии еще будучи первым вице-премьером федерального правительства, потому что сам наблюдал, как тяжело рождались решения на федеральном уровне. Чтобы появилось на свет то или иное постановление, сначала должны были выразить свое мнение чешское и словацкое правительства, потом федеральное. Все это происходило в ожесточенных спорах.

Бурлил и парламент, например, огромные распри и потоки прений сопровождали появление тире в названии страны — "Чехо-Словацкая Федеративная Республика", которое потом было изменено на букву "и" — "Чешская и Словацкая Федеративная Республика". Дебаты на подобные темы лишь тормозили нормальную работу политиков в интересах сограждан.

Состоявшееся к 1 января 1993 года разделение страны на два отдельных государства, Чехию и Словакию, думаю, пошло лишь на благо их народам.

— Вы сказали, что ввод войск пяти соцстран 21 августа 1968 года стал шоком для всех чехов и словаков, так или иначе повлиял на судьбы каждого из них. Кто-то лишился любимой работы, другие были вынуждены эмигрировать, третьи стали диссидентами, побывав, как и вы, за решеткой. Как это повлияло на отношение ваших сограждан к СССР, к советским людям, а позднее перенеслось на отношение к россиянам?

— Конечно, отношение к СССР очень сильно ухудшилось. Сколько бы лет ни прошло после событий августа 1968 года, но они до сих пор остаются очень мрачным периодом в истории нашей страны, в памяти многих наших соотечественников.

Однако время лечит, подрастают новые поколения, для которых эти события — всего лишь история, пусть и весьма печальная. Кто-то по-прежнему намерен видеть в России угрозу для наших стран, но многие с этим не согласны. Не случайно последние опросы на эту тему, проведенные, кстати, не нашими, а западными исследовательскими агентствами, показывают, что, например, словаки относятся к России и россиянам лучше всех народов в Центральной Европе.

— Я заметил еще один феномен — многие бывшие диссиденты и в Чехии, и в Словакии являют ныне себя в качестве настоящих русофилов. А те, кто в мрачные годы "нормализации" не расшатывал, как вы со своими друзьями-диссидентами, тогдашний строй, а вполне успешно в нем существовал, теперь вдруг стали закоренелыми русофобами. Почему?

— Я скажу за себя. Да, я был ярым противником коммунистической идеологии, социализма, а через это мое негативное отношение переносилось и на СССР, на его руководство, его властные структуры. Но опять-таки заметьте — не на советских людей, которые сами достаточно настрадались в условиях социализма.

Теперь социализма давно нет, он пал, проиграл. В том числе и в России. Эта глава моей жизни завершилась. Осталась Россия, которая всегда была историческим партнером и другом Словакии. Именно так это воспринимают многие бывшие диссиденты и в Словакии, и в Чехии.

В Евросоюзе строится всё больше жилья

Объём строительства в ЕС вырос на 0,6% в июне в сравнении с маем 2018 года, согласно данным Евростата. Годовой темп роста составил 2,7%.

Увеличение обусловлено двумя секторами – гражданским строительством и возведением зданий: 2,1% и 0,3% соответственно за месяц в сравнении с маем. Наибольший рост наблюдался в Венгрии (+ 7,2%), Словакии (+ 4,5%) и Франции (+ 3,8%). Темпы заметно снизились в Словении (-5,0%) и Германии (-3,2%), согласно отчёту http://ec.europa.eu/eurostat/documents/2995521/9105370/4-20082018-AP-EN.pdf/d5c77160-f686-486c-bc7c-fc3458012f98 l.

Если рассматривать ситуацию за год, то активность в сфере гражданского строительства выросла на 6,2%, а в плане возведения зданий – на 1,8%. Самые высокие темпы роста – в Венгрии (+ 28,3%), Польше (+ 24,2%) и Чехии (+ 8,9%). Годовое снижение наблюдается только в Болгарии (-2,9%), частично потому, что местным производствам не хватает специалистов https://prian.ru/news/37080.html .

Растущие цены на недвижимость в Венгрии притягивают инвесторов

Аналитики выяснили, что большинство тех, кто покупает собственность в стране, делает это с инвестиционными целями. При этом, что самое интересное, предприниматели – не самая распространенная среди них категория.

Эксперты брокерской компании Duna House проанализировали данные, которые были в их базе данных за июль 2018-го. Оказалось, что число тех, кто планирует приобрести жилье в Венгрии с инвестиционными целями, не просто превысило прошлогодние показатели, а сделало инвесторов самой многочисленной категорией покупателей, пишет Budapest Business Journal https://bbj.hu/real-estate/rising-prices-lure-real-estate-investors-_153526 .

В Будапеште большинство покупателей жилья – наемные работники, за ними следуют предприниматели и пенсионеры. Главными причинами для покупки они назвали инвестиции, приобретение первого жилья, переезд в жилье большей площади или, наоборот, выбор меньшего по размеру объекта.

Оказалось, что наемные работники в Будапеште тратят на жилье в среднем €92 700 и покупают объект средней площадью 63 кв.м. Предприниматели же тратят на собственность в среднем €114 700, и выбирают объекты средней площадью 68 кв.м.

Цифры разнятся, если рассматривать покупателей с точки зрения мотивов приобретения. Так, инвесторы в Будапеште ищут квартиры средней площадью 54 кв.м по цене около €93 000, а те, кто хочет обзавестись собственным жильем, тратит в среднем €90 800 за 56 кв.м. Те же, кто присматривается к более просторному жилью, рассчитывает раскошелиться на €152 800 за 107 кв.м.

Аналитики сообщают о росте цен на жилье. В Восточной Венгрии квартиры в так называемых «панельных» домах выросли в цене за год с €670 до €830 за кв.м. В Западной Венгрии объекты подорожали с €640 до €800 за «квадрат». В Будапеште рост был еще более стремительным.

Читайте о процедуре приобретения недвижимости в Венгрии https://prian.ru/pub/15124.html .

Prian.ru

Реализацию, хранение и применение 68 лекарственных препаратов, более 40 из которых произведены в России, запретили на Украине, соответствующее распоряжение опубликовано в пятницу на сайте Госслужбы по лекарственным средствам и контролю за наркотиками.

В ведомстве заявили, что основной причиной запрета стал ввоз препаратов с нарушением требований законодательства Украины. Аптеки, получившие препараты, должны их уничтожить или вернуть производителю.

Согласно списку, который прикреплен к распоряжению, запрещены 43 препарата, изготовленных в РФ. Также в списке есть препараты украинского, немецкого, польского, венгерского, болгарского, бельгийского, французского, румынского, датского, испанского, итальянского и австрийского производства.

Чем больше Трамп с нами хочет дружить, тем больнее будут санкции

Лилия Шевцова, политолог

Россия не может противостоять самой развитой и богатой цивилизации, которая пришла в бешенство

Как назвать ситуацию, когда ты думаешь, что сорвал банк, а на самом деле проигрался в пух и прах- глупость, неадекватность, помутнение сознания? Как назвать политику, которая привела государство, всегда состоявшее в высшей мировой лиге, к роли страны-изгоя? Ведь речь не идет об одном- двух провалах, которые можно исправить. Речь идет о действиях, которые загнали Россию в тупик, из которого непонятно, как выбраться. Надо же было докатиться до того, что самая дружественная для россиян Греция начала выдворять российских дипломатов.

Сегодня Россия оказалась перед угрозой санкционной блокады, которая будет пожестче предыдущей. К теперешним санкциям, которые регулярно возобновляются, мы адаптировались и нашли в санкционном заборе лазейки, которые позволяют худо-бедно выживать и даже ерничать. Хиханьки закончились. Америка обещает новую удавку, от которой будет трудно избавиться. Уйдут нынешние кремлевские правители, а удавка останется нам в наследство. Вот пенсии под вопросом, а удавка гарантируется! Поправка Джексона-Вэника, введенная американцами против России в 1974 г, была снята только в 2012, когда давно исчезли основания, по которым она была принята.

«Коллективный Запад» вовсе не пытается обвалить российскую экономику - зачем им эта головная боль? Свалить президента Путина? Чушь! Западные санкции никогда не приводили к смене режима. Речь идет о формировании механизма, который бы заставлял российский правящий класс платить за его уверенность во вседозволенности - не только дома, но и вне дома. Проблема, правда, в том, что наша власть будет пытаться возложить санкционное бремя на общество. Россияне будут оплачивать кульбиты своей власти. В общем логично. Ведь они поддерживали ее политику. Во всяком случае, до недавнего времени. Но смирительная рубашка для правящей элиты - это еще не все удовольствие, которое нам придется получить.

Заявленные американские санкции (даже в случае их смягчения) создают для России новую геополитическую ситуацию. Во-первых, сужается возможность для ее державной роли, т.е. надламывается позвоночник российской системы. Во-вторых, разрушается созданная еще в советское время конструкция поддержания жизнеспособности России за счет западных финансовых и технологических ресурсов. Российская власть сделала непростительную ошибку, решив, что Америку можно дергать за хвост и испытывать бесконечно ее терпение. Раздразнив Америку, Кремль не просто превратил Россию в фактор американской политической борьбы. Американцы сделали то, что проделала российская власть у себя дома в отношении Америки: антироссийская позиция стала критерием американского патриотизма и почти национальной идеей. Уставшие от роли глобального шерифа Соединенные Штаты вдруг получили дозу адреналина для создания западного фронта по сдерживанию России. Кто-либо в Москве задумывался над тем, чем могут закончиться хакерские игры с американскими выборами и использование провинциальных девочек для охмурения вашингтонского бомонда?

Архитектором нашей внешней политики, посадившей Россию в лужу, конечно, является Кремль. Но справедливости ради нужно назвать и тех, кто разделяет ответственность за то, что мы оказались там, где оказались.

- Это российский политический класс, который десятилетиями причитал об «унижении» со стороны Запада и призывал к возмездию за отсутствие должного уважения.

- Это отечественные «эксперты», вопившие изо всех розеток, что эпоха Запада завершилась, Америка сдала себя в утиль, а потому с Западом можно не церемониться.

- Это западные лидеры ( Шредер, Берлускони, Саркози, Ширак и прочие), которые пели в ухо российскому президенту то, что он хотел услышать.

- Это европейские лидеры ( как напр., венгерский премьер Орбан), научившиеся обменивать про-кремлевскую риторику на безвозмездную российскую помощь.

- Это западные интеллектуальные гуру, журналисты и прочие деятели, за российские деньги убеждавшие мир, что у России есть основания обижаться. А потому Россия имеет право бить стекла в чужих домах.

Добавим к этому западную систему регулирования собственности и финансовых потоков (прежде всего в США и Великобритании), которая искушала нашу элиту тем, что позволяла ей выкачивать из России деньги и анонимно их пристраивать в либеральном сообществе. И мы еще будем удивляться, откуда это у нашего правящего класса чувство безнаказанности и уверенности в том, что Запад проглотит его художества! Вот не будь всего этого, неужели Кремль решился бы на «гамбиты», которые привели нас в мировой лепрозорий? Не забудем и парадокс в виде президента Трампа, создающего иллюзию возможности сделки между Америкой и Россией.

На деле, однако, получается совсем другое: чем больше Трамп с нами хочет дружить, тем больнее для нас будут американские санкции, которые должны наказать его за эту странную для американцев дружбу. Уйдет Трамп, но жесть останется надолго. Что бы мы ни делали, будет плохо. Попытаемся дружить с Америкой - американцы будут нас подозревать в злых намерениях. Если, конечно, Россия не скажет: «Mea Culpa!» Но у России нет привычки признавать вину и оправдываться. Попытаемся отвечать Америке (а чем мы можем ответить?) - станет еще хуже, ибо Россия не может противостоять самой развитой и богатой цивилизации, которая пришла в бешенство. Словом, вляпались!

Тоталитарные и авторитарные режимы

Хуан Линц

Опубликовано в журнале: Неприкосновенный запас 2018, 4

Перевод с английского Ольги и Петра Серебряных

Хуан Линц (1926—2013) — социолог и политолог, автор трудов по теории тоталитарных и авторитарных политических режимов.

[стр. 16—62 бумажной версии номера]

I. ВВЕДЕНИЕ [1]

Многообразие и широкая распространенность недемократических режимов

Все знают, что формы правления бывают разными и что быть гражданином или подданным одной страны совсем не то же самое, что быть гражданином другой — даже на повседневном уровне. Но известно также и то, что почти все правительства занимаются примерно одним и тем же, так что порой легко уподобиться чистым анархистом, для которых все государства одинаковы, просто потому что они государства. Это противоречие и является отправной точкой в общественно-политической науке.

Понятно, что при Сталине или Гитлере жизнь обычного гражданина — не говоря уже о верхушке общества — сильно отличалась от жизни в Великобритании или Швеции[2]. Даже если не брать крайние случаи, можно смело утверждать, что для многих, пусть даже и не для подавляющего большинства, жить в Испании при Франко совсем не то же самое, что жить в Италии — для глав коммунистических партий этих стран уж точно. Наша задача как ученых описать во всей его сложности отношение людей к правительству и понять, почему это отношение столь сильно меняется от страны к стране. Мы не будем рассматривать личные документы — мемуары политиков, генералов, интеллектуалов, заговорщиков и узников концлагерей, а также литературные произведения, посвященные столкновению человека с властью, зачастую жестокой и непредсказуемой. Мы ограничимся научными исследованиями общества, основанными на наблюдении, анализе законов, судебных и административных решений, бюрократических документов, на интервью с главами стран и опросах населения — то есть будем основываться на трудах, в которых предпринята попытка описать и объяснить функционирование разных политических систем в разных обществах.

Благодаря работам политических философов, у нас уже есть некоторое представление о том, какие вопросы следует задавать. Однако чисто дескриптивных исследований политической жизни в конкретном обществе в конкретное время, пусть даже очень хороших, нам будет мало. Нам, как и Аристотелю, который столкнулся с разнообразием правлений в греческих полисах, будет нужно свести всю эту сложность к ограниченному числу типов — достаточно разных, чтобы охватить весь спектр режимов, присутствующий в реальности, но в то же время позволяющих описать черты, общие для тех или иных сообществ. Классификация политических систем, как и других аспектов реальности — социальных структур, экономических систем, религий, структур родства, — составляет ядро социальных наук с момента их зарождения. Появление новых форм политической организации, учреждения власти и властных компетенций, распоряжения ими, а также изменение точки зрения, связанное с появлением новых ценностей, неизбежно приводит к созданию новых классификаций. Эта интеллектуальная задача не так проста, как может показаться, поскольку мы имеем дело с изменчивой политической реальностью. Старые понятия утрачивают адекватность. Как отмечает Токвиль, говоря об «опасной для демократических государств форме угнетения, не похожей ни на одну из ранее известных в мире форм»: «Это нечто новое, поэтому я попытаюсь описать ее, ибо имени у нее нет». К сожалению, нам всегда приходится как-то именовать реальность, которую мы пытаемся описать. Хуже того — мы в этом не одиноки, поскольку те, кто контролирует политическую жизнь в государствах ХХ века, тоже хотят определять, описывать и именовать свои политические системы, даже если при этом они выдают желаемое за действительное или просто хотят пустить пыль в глаза окружающим. Разумеется, подходы ученых и политических деятелей не всегда совпадают, одни и те же слова часто имеют разный смысл. Соответственно, ясность в понятиях — дело принципиальной важности. Кроме того, общества различаются не только тем, как в них организована политическая жизнь, но и устройством властных отношений в иных сферах. Естественно, те, кто считает, что внегосударственные аспекты общества для жизни людей важнее, будут стремиться к такой концептуализации разновидностей обществ, в которой политика будет лишь одним из аспектов и, наверное, даже не самым важным. Нас, однако, будет занимать именно проблема многообразия политических систем.

Простейший способ определить какое-либо понятие — указать, чем оно не является. Это, очевидно, предполагает, что мы знаем, чем является нечто другое, и, соответственно, можем сказать, что оно не совпадает с нашим понятием. В данном случае мы будем исходить из предположения, что мы знаем, что такое демократия, и сосредоточимся на политических системах, которые не подпадают под наше определение демократии. Джованни Сартори, анализируя примеры использования таких понятий, как тоталитаризм, авторитаризм, диктатура, деспотизм и абсолютизм, которые традиционно противопоставляются демократии, отмечает[3], что сейчас все сложнее понять, чем же не является демократия. Тем не менее присутствует ощущение, что благодаря работам множества ученых у нас все-таки есть описание демократии, соответствующее большому числу политических систем, достаточно схожих между собой по способу организации политической жизни и в отношениях между гражданами и правительством, чтобы подпадать под одно определение. Соответственно, здесь мы будем иметь дело с политическими системами, имеющими как минимум одну общую черту: все они не похожи на общества, к которым приложимо наше определение демократии. То есть мы будем иметь дело с недемократическими политическими системами.

Двойственность политических режимов традиционно описывалась противопоставленными терминами поликратия — монократия, демократия — автократия. С XVIII века дескриптивными и идеологическими понятиями для описания неограниченной власти (legibus solutus) стали абсолютизм и деспотизм, даже если это порождало такие неоднозначные выражения, как «просвещенный деспотизм». В конце XIX — начале ХХ века, когда в большинстве западных стран, по крайней мере на бумаге, установилось конституционное государство, а либерализм и правовое государство (Rechtstaat) стали символом политического прогресса, новые автократические формы правления обычно называли диктатурами. В 1920-е Муссолини заявляет о своей приверженности неоидеалистической концепции Джованни Джентиле об «этическом» и «тоталитарном» государстве: «Вооруженная партия ведет к тоталитарному режиму… Партия, тоталитарно управляющая нацией, — факт, новый в истории»[4]. В Германии это понятие найдет отклик лишь некоторое время спустя, причем не столько среди нацистского руководства, сколько у политических философов вроде Карла Шмитта, писавшего о повороте к тотальному государству в 1931 году[5]. Успех этого слова тесно связан с известной работой генерала Людендорфа «Тотальная война»[6], которая переворачивала старую формулу Клаузевица «война есть продолжение политики иными средствами», чтобы определить мир как подготовку к войне, а политику как продолжение войны иными средствами. Другой влиятельный автор, Эрнст Юнгер, примерно в это же время придумал выражение Totale Mobilmachung[7]. Вскоре эта идея тотальной мобилизации войдет в политический дискурс и даже в юридические документы — например в указы испанской правящей партии, где этот термин имел положительные коннотации. Уже в 1930-е политолог Джордж Сэбин использует это понятие для новых мобилизационных однопартийных режимов — и фашистских, и коммунистических[8]. Роберт Михельс в 1928 году отмечает сходство между фашистскими партиями и большевиками[9]. Троцкий пишет в 1936 году: «Сталинизм и фашизм, несмотря на глубокое различие их общественных основ, представляют собою симметричные явления. Многими чертами своими они убийственно похожи друг на друга»[10]. Многие фашисты, особенно фашисты левые, ощущали близость своих идеалов к сталинскому коммунизму[11]. Так что выявить это сходство и обнаружить, насколько полезно понятие, описывающее сразу оба политических феномена, выпало отнюдь не либеральным критикам фашизма и Советского Союза. Как мы увидим, борьба с излишне широким или неправильным толкованием этого понятия, а также сомнения в его интеллектуальной плодотворности возникли лишь недавно. Тем не менее еще в 1930-е ряд теоретиков, симпатизировавших авторитарным, антидемократическим политическим решениям, но при этом враждебно относившихся к активистским мобилизационным концепциям тоталитарного государства и видевших проблему в автономии государства от общества, ясно указали на разницу между авторитарным государством, тоталитарным государством и тем, что они называли нейтральным либерально-демократическим государством[12]. В послевоенной политологии их идеи отклика не нашли. Когда в ходе «холодной войны» отдельные автократические режимы вроде Турции и Бразилии перешли к демократии, а обретшие независимость страны выбрали демократическую форму правления, считалось, что дихотомия демократии и тоталитаризма может описать все многообразие политических систем или как минимум два полюса, к которым все эти системы тяготеют. Именно тогда режимы, которые нельзя было отнести ни к демократическим, ни к тоталитарным, считались либо покровительствующими демократии (то есть режимами, где демократические нормы формально приняты, а элиты стремятся демократизировать свои общества, даже если они не вполне представляют, что для этого требуется), либо сохранившимися до настоящего времени традиционными олигархиями[13]. Но и в данном случае для режимов, оказавшихся между этими двумя типами и ориентировавшихся либо на демократическое будущее, либо на традиционалистское прошлое, требовалось создать особый тип модернизирующихся олигархий. Примечательно, что описание в этом случае в большей мере сосредоточивалось на целях экономического развития, чем на природе политических институтов, которые нужно было создать и работу которых необходимо было поддерживать.

Всего несколько лет спустя рухнули огромные надежды на демократию в Латинской Америке — в первую очередь в более развитых южноамериканских республиках и странах, созданных путем успешного переноса британских и французских демократических институтов в бывшие колонии. Вместе с тем авторитарные режимы в Испании и Португалии неожиданно для всех пережили разгром стран «оси». Ученым стало ясно, что такие режимы нельзя понимать как безуспешные примеры тоталитаризма, поскольку многие — если не все — их основатели не разделяли тоталитарных взглядов на государство и общество, а сами эти режимы функционировали совсем не так, как нацистский или сталинский; при этом сами правители, особенно в странах «третьего мира», даже не делали вида, что авторитаризм — лишь временный этап подготовки страны к демократии. Они все чаще отвергали либерально-демократическую модель и при строительстве нового государства нередко прибегали к несколько видоизмененной ленинской модели правящей партии как авангарда пролетариата. Вскоре ученые обнаружат, что идеологические выступления и декларируемые схемы управления партий и массовых организаций почти никогда не соответствуют действительности, как в прошлом псевдофашизм балканских, восточноевропейских и балтийских государств не был похож на немецкий национал-социализм или итальянский фашизм. Эти наблюдения неизбежно привели к тому, что был описан — с теми или иными нюансами — третий тип режимов, то есть именно отдельный тип, а не точка на оси между демократией и тоталитаризмом. На основании анализа режима Франко, особенно после 1945 года, мы сформулировали понятие авторитарного режима, который отличается и от демократического правления, и от тоталитарной системы[14].

Наш анализ будет сосредоточен на тоталитарных и авторитарных режимах, имеющих как минимум одну общую черту, — это недемократические режимы. Поэтому мы должны начать с краткого эмпирического определения демократии, чтобы очертить область нашего исследования. Мы обратимся к многочисленным теоретическим и эмпирическим исследованиям тоталитарных политических систем, появившимся в последние десять лет, а также к недавней критике этого понятия, чтобы наметить типы режимов, которые мы от противного считаем тоталитарными. Однако упомянутыми тремя типами режимов многообразие политических систем ХХ века не исчерпывается. До сих пор существует ряд режимов, основанных на традиционной легитимности, и мы неверно поймем их природу, если будем классифицировать их по тем же признакам, что и современные авторитарные режимы, сложившиеся после слома традиционной легитимности или после периода демократического правления. Нам представляется, что отдельные виды тирании и деспотизма, осуществляемые лично правителем и его клиентами — с помощью преторианской гвардии при отсутствии каких-либо форм организованного участия населения в государственных институтах и сколь-нибудь значимых попыток легитимации на фоне преследования режимом своих частных целей, — будет не вполне плодотворно относить к той же категории, что и более институализированные авторитарные режимы, в которых правители считают, что действуют ради общего блага. Поэтому такие режимы — назовем их «султанскими» — мы рассмотрим отдельно, пусть даже у них есть общие черты с авторитарными. Отдельную проблему представляют общества, в которых один слой навязывает свою власть остальным — при необходимости и силой, — но при этом позволяет им участвовать в политической жизни в соответствии с демократическими нормами, исключая лишь возможность дискуссии об отношениях с правящей группировкой, причем по этому вопросу имеется широкий консенсус. Мы называем такой вид режимов «расовой демократией», поскольку они столь же парадоксальны, как и сочетание демократии с расовой дискриминацией. Недавние события в Восточной Европе, связанные с десталинизацией, и даже некоторые тенденции в Советском Союзе поставили отдельный вопрос о природе постсталинистских коммунистических режимов. Мы обнаружили, что режимы, развивающиеся в Восточной Европе, имеют много общего с теми, которые мы определяем как авторитарные, однако их более или менее отдаленное тоталитарное прошлое и приверженность элит отдельным элементам тоталитарной утопии наделяют их известным своеобразием. Мы будем говорить о них как о частном случае авторитаризма — посттоталитаризме.

Два главных измерения в нашем определении авторитарных режимов — степень или вид ограничения политического плюрализма, а также степень, в какой режим основывается на политической апатии и демобилизации, либо ограниченной и контролируемой мобилизации населения. На их основании можно выделить множество подтипов, различающихся тем, кто участвует в ограниченном плюрализме и как эти участники организованы, а также уровнем и типом их участия. Мы будем различать: бюрократическо-милитаристские авторитарные режимы; формы институционализации авторитарных режимов, которые мы называем «органическим этатизмом»; мобилизационные авторитарные режимы в постдемократических обществах, примером которых во многих отношениях является итальянский фашизм; мобилизационные авторитарные режимы в государствах, только что обретших независимость; наконец, посттоталитарные авторитарные режимы. Разумеется, эти идеальные (в веберовском смысле) типы не описывают в полной мере ни одного конкретного режима, поскольку в реальности политические режимы возникают усилиями лидеров и общественных сил, имеющих противоречивые представления о государственном устройстве, причем приоритеты и общие представления о цели у них постоянно меняются. Любой режим — результат явных и скрытых разнонаправленных тенденций, поэтому всегда представляет собой смешанную форму. Тем не менее близость к той или иной форме всегда имеется. В этом смысле в рамки нашей типологии трудно точно поместить даже какую-то одну страну в каждый конкретный момент.

Ученые предпринимали попытки[15] классифицировать независимые государства в соответствии с некоторыми операционными критериями[16]. Из-за политических изменений, особенно в неустойчивых странах «третьего мира», эти классификации быстро устаревают. Кроме того, немногочисленные попытки переработать классификацию политических систем в более сложную типологию не находят широкой поддержки в научном сообществе — главным образом из-за отсутствия систематического сбора материалов, относящихся к параметрам, на которых такие типологии строятся, а также потому, что политическая ситуация в ряде стран вообще не становилась предметом научных исследований. При этом существует довольно широкий консенсус в отношении стран, которые Данкварт Растоу считал демократическими, Роберт Даль — полиархиями, а авторы обзора 1960 года «Политика развивающихся регионов» — конкурентными. Многие из этих исследований показывают, что в любой момент времени не более четверти или даже трети мировых политических систем являются демократическими. Роберт Даль, Ричард Норлинг и Мэри Фрейз Уильямс, взяв за основу данные из «Кросс-политического обзора»[17] и других источников, касающиеся права на занятие государственной должности и допустимости нахождения в оппозиции к власти (всего семь показателей, связанных с выдвигаемыми для этого условиями), разбили 114 стран на 31 вид[18]. На основании этих данных, собранных примерно в 1969 году, 29 государств оказались полиархиями и шесть — близкими к полиархии. В списке Данкварта Растоу (за исключением Мексики, Цейлона, Греции и Колумбии, он совпадает со списком Даля) указана 31 страна[19]. В обоих списках не упоминаются некоторые карликовые государства, которые можно считать полиархиями.

Из 25 государств, население которых превысило к 1965 году 20 миллионов человек, лишь восемь относились на тот момент к полиархиям, при этом Даль считал Турцию близкой к полиархии, а Растоу добавлял к этому списку еще и Мексику[20]. Если принять во внимание, что из этих 25 стран Япония, Италия и Германия не были демократическими на протяжении существенной части первой половины XX столетия, а из пяти крупнейших государств мира только в США и Индии демократическое правление не прерывалось с момента обретения независимости, важность изучения недемократических политических систем станет очевидной. Вообще говоря, в определенных частях земного шара демократии находятся в меньшинстве. Из 38 африканских государств, обретших независимость после 1950 года, лишь в семи сохраняется многопартийная система и проводятся выборы, на которых партии могут конкурировать между собой. В 17 из этих 38 стран по состоянию на 1973 год главой государства был военный; под властью военных живут 64% 266-миллионого населения этих стран[21]. Даже в Европе, за вычетом СССР и Турции, лишь 16 из 28 государств были стабильными демократиям, а будущее еще трех — Португалии, Греции и Кипра — оставалось неопределенным. 61,5% населения Европы, за вычетом СССР, жили при демократии, 4,1% — при неустойчивых режимах, 34,4% — в недемократических политических системах.

Демократии могут существенно отличаться друг от друга: в США всеобщие выборы непрерывно проводятся с 1788 года, а Федеративная Республика Германии была основана лишь в 1949-м, после 12 лет нацистского тоталитаризма и иностранной оккупации; в Великобритании правление большинства, а в Ливане — сложная система договоренностей между этнорелигиозными меньшинствами, сочетающими конкурентную политику и принцип государственного единства; в Скандинавии эгалитарное общество, а в Индии царит неравенство. При всех этих различиях политические институты этих стран похожи в достаточной мере, чтобы мы могли считать их все демократиями. Основное сходство будет особенно хорошо заметно, если посмотреть на неоднородный список 20 крупнейших недемократических стран. Вряд ли кто-то усомнится, что Советский Союз, Испания, Эфиопия и ЮАР отличаются друг от друга больше, чем США и Индия (если брать крайний случай) или Испания и Восточная Германия (если брать только европейские страны). Задача этой главы — попытаться разработать понятийный аппарат, отражающий разнообразие политических систем, которые мы даже в самом широком смысле не можем назвать демократическими и в которых живет как минимум половина человечества.

Конечно, богатейшие страны, а именно 24 страны, где ВВП на душу населения составлял в 1965 году более 1000 долларов [на душу населения], были демократиями — за исключением Чехословакии, Советского Союза, Восточной Германии, Венгрии и Кувейта (представляющего собой особый случай); но уже из 16 стран с подушевым ВВП более 500 долларов демократиями можно было считать только семь. Таким образом, мы имеем дело не только с бедными, неразвитыми странами или странами с остановившимся экономическим ростом, ведь из 36 стран со средним экономическим ростом более 5,1% в 1960—1965 годах лишь 12 входят в составленный Далем список полиархий и близких к ним режимов. А если взять только страны с высоким ростом душевого дохода — то есть более 5%, — то из 12 стран в этот список входят лишь две.

Соответственно, несмотря на существенную связь между стабильностью демократии в экономически развитых странах и более высокой вероятностью, что страны с более высоким уровнем социального и экономического развития станут демократиями, количество отклонений от этой тенденции требует отдельного анализа различных типов политических, общественных и экономических систем. Некоторые формы политической организации и легитимации власти, несомненно, более вероятны в определенных типах общества и при определенных экономических условиях, а какие-то отдельные сочетания практически невозможны. Однако мы считаем крайне важным не смешивать две эти сферы и сформулировать отдельные типологии для общественных, экономических и политических систем. В противном случае мы не сможем поставить целый ряд важных теоретических вопросов: какой вид общественной и экономической структуры с большей вероятностью приведет к появлению режимов определенных типов и обеспечит их стабильность? Как тот или иной режим влияет на конкретную общественно-экономическую структуру и ее развитие? Повышается ли вероятность развития той или иной общественной, а может, и экономической системы при данном политическом режиме?

Разумеется, никаких однозначных соответствий между всеми этими аспектами социальной реальности не существует. Демократическое правление вполне совместимо с целым рядом общественных и экономических систем, и то же самое можно сказать об автократических режимах. Достаточно вспомнить недавнюю немецкую историю: в течение полувека общество находилось последовательно под властью нестабильной веймарской демократии, нацистского тоталитаризма и стабильной боннской республики. Несомненно, все эти режимы оказали глубокое влияние на социально-экономические структуры — хотя были и другие факторы, — однако политические различия между ними были явно сильнее, чем экономически и социальные. Поэтому мы сосредоточимся на всем многообразии политических систем и не будем в нашей классификации учитывать параметры, которые в больше степени относятся к типологии общественных и экономических систем.

Невозможно переоценить важность этих аналитических различий для осмысленного исследования связей между государством, обществом и экономикой (сюда следовало бы добавить и четвертый аспект — культурно-религиозный).

Демократическое правление и недемократические государственные устройства

Дать определение демократии, не пытаясь описывать общественные структуры и отношения в демократическом государстве, относительно просто[22]. Демократической мы будем называть политическую систему, которая позволяет свободно формулировать политические предпочтения посредством права на свободу собраний, информацию и коммуникацию с целью регулярного ненасильственного (пере)избрания лидеров на основании открытой конкуренции. Демократическая система при этом не исключает активных политических организаций из конкурентной борьбы, не запрещает членам политического сообщества выражать свои предпочтения и не вводит ради этого никаких норм, требующих применения силы. Либеральные политические права являются необходимым условием для этой общественной дискуссии и конкуренции в борьбе за власть, а также для расширения права участвовать в выборах для все большего числа граждан как неизбежного следствия. Условие регулярности выборов исключает любые системы, в которых правители в какой-то момент получили легитимность и поддержку избирателей в рамках открытой конкуренции, однако впоследствии воспрепятствовали осуществлению контроля над своими действиями. Это явным образом исключает некоторые основанные на плебисците авторитарные режимы, даже если мы принимаем, что выборы, приведшие их к власти, были честными и открытыми. Требование того, что все действующие политические посты должны прямо или косвенно зависеть от результатов всенародных выборов, исключает системы, в которых правитель получает власть через традиционное наследование и осуществляет ее без контроля или участия выборного органа, либо системы, где имеется пожизненный и несимволический пост, как в случае Франко на посту главы государства или Тито на посту президента республики. Чтобы назвать ту или иную систему более или менее демократической, в ней непременно должен наличествовать целый ряд политических свобод, гарантирующих право меньшинств на создание организаций и мирную, конкурентную борьбу за поддержку населения, даже если при этом действуют какие-то юридические или даже фактические ограничения[23]. Недемократические же режимы не просто de facto ограничивают свободу меньшинств, но и, как правило, четко прописывают юридические ограничения, оставляя простор для интерпретации таких законов не объективным независимым органам, а самим правителям, которые к тому же применяют их крайне избирательно. Требование того, что гражданам не может быть отказано в участии в выборах, если такой отказ сопряжен с применением силы, связано с тем, что расширение гражданских прав было процессом медленным и конфликтным: от имущественного ценза к всеобщему избирательному праву для мужчин до включения женщин и молодежи — по мере того, как эти общественные группы начинали требовать распространения избирательного права, в том числе и на них самих. Таким образом, исключаются системы, которые в какой-то момент допускали более или менее ограниченное участие в выборах, но отказались, прибегнув к силе, расширить это право на другие группы. ЮАР является ярким примером политической системы, которая несколько десятилетий назад могла считаться демократией, однако перестала быть таковой, полностью отказав в избирательном праве темнокожему и цветному населению. Даже если в условиях однопартийной системы в партии происходит некоторая демократизация, эксклюзивное предоставление гражданских прав членам одной партии — а именно тем, кто принимает основные политические ценности, подчиняясь партийному уставу под угрозой исключения из нее, — не позволяет считать такого режима демократическим. Безусловно, система с внутрипартийной демократией более демократична, чем без нее, когда партия управляется по принципам вождизма или «демократического центризма», однако недопуск к выборам тех, кто не хочет вступать в партию, не позволяет нам определить такую политическую систему как демократическую.

В нашем определении отсутствует упоминание политических партий, потому что теоретически можно представить, что борьба за власть осуществляется без них, даже если нам не известны такие системы, подпадающие под определение демократических. Теоретически конкурентная борьба за лидерство может иметь место в рамках мелких избирательных округов при отсутствии организаций, действующих на постоянной основе, приверженных определенным ценностям и объединяющих повестку множества избирательных округов, — а именно такие организации мы называем партиями. Это теория органической, или корпоративной, демократии, и она утверждает, что представителей надо выбирать в первичных социальных группах, в которых люди знают друг друга и объединены общими интересами, что делает политические партии ненужными. Ниже, говоря об органическом этатизме, мы подробно рассмотрим теоретические и эмпирические трудности в организации открытой конкурентной борьбы за власть в так называемых органических демократиях, а также авторитарные черты подобных режимов. Соответственно, право свободно образовывать политические партии и право партий бороться за власть во всей полноте, а не только частично, является первым признаком демократичности политической системы. Зато исключается любая система, в которой партия de jureобладает особым конституционным или юридическим статусом, ее отделения отвечают перед отдельным партийным судом, а закон наделяет их особой защитой так, что другие партии должны признавать за ней лидерство при том, что сами они могут участвовать в управлении, только если не оспаривают ее исключительного положения, либо обязательно поддерживают определенный общественно-политический порядок (помимо конституционного порядка, задающего свободную конкурентную борьбу за власть в рамках регулярных мирных выборов). Крайне важно четко отличать правящие de facto партии, регулярно получающие на выборах подавляющее большинство голосов в равной борьбе с другими партиями, от партий-гегемонов в псевдомногопартийной системе. Именно поэтому различие между демократическими и недемократическими режимами не совпадает с различием между однопартийными и многопартийными системами. Еще один часто выдвигаемый критерий отличия демократических режимов от недемократических — регулярная передача власти, однако это условие не является необходимым[24].

Приведенные выше критерии позволяют практически однозначно определить государство как демократическое, при этом не упуская из виду элементов демократии в государствах других типов или присутствия de facto адемократических либо антидемократических тенденций в демократических государствах. Сомнения возникали лишь в редких случаях, да и то в силу несогласия ученых в оценках фактического положения дел, касающихся свободы политических групп[25]. Дальнейшее свидетельство правильности нашего определения — это сопротивление недемократических режимов, называющих себя демократиями, введению перечисленных нами элементов и те идеологические изощрения, на которые они идут, чтобы это оправдать. Еще одно подтверждение состоит в том, что ни одна демократия не трансформировалась в недемократический режим, не изменив хотя бы одной из указанных нами характеристик. Лишь в редких случаях нетрадиционные режимы преобразовывались в демократические без конституционного переворота и насильственного свержения действующей власти. Таковыми можно считать Турцию после Второй мировой войны[26], Мексику (если принять аргументы тех, кто считает ее демократией) и, возможно, Аргентину после выборов 1973 года. Таким образом, граница между недемократическими и демократическими режимами довольно жесткая, ее нельзя преодолеть посредством медленной и незаметной эволюции; для этого требуется резкий слом, неконституционные действия, военный переворот, революция или иностранная интервенция. При этом черта, отделяющая тоталитарные системы от других недемократических режимов, гораздо менее четкая, известны наглядные примеры, когда система теряла определенные характеристики, позволяющие считать ее тоталитарной, но при этом не становилась демократией, причем процесс этот проходил малозаметно, и точно зафиксировать переход чрезвычайно сложно. Несмотря на всю важность сохранения различия между тоталитарными и недемократическими типами политического устройства, они походят друг на друга больше, чем на демократические формы правления, что позволяет выделить их в отдельную, пусть и обширную, категорию недемократических режимов. Рассмотрению таких режимов и посвящена эта работа.

Примечание о диктатуре

В специальной литературе[27] и повседневной речи для обозначения недемократических режимов и государства с особым типом, нетрадиционным, легитимации часто используется термин «диктатура». Если в Древнем Риме оно возникло в форме dictator rei gerundae causaдля обозначения чрезвычайного правления, предусмотренного конституцией на ограниченный срок в случае экстренной ситуации и ограниченного 6 месяцами без права продления или исполнением конкретной задачи, то теперь слово «диктатор» стало использоваться для осуждения и поругания. Неслучайно Карл Шмитт[28] и Сартори[29]отмечают, что Гарибальди и Маркс все еще употребляли это слово без негативных коннотаций.

Если этот термин и имеет смысл сохранить для современного научного использования, его употребление следует ограничить описанием чрезвычайного правления, приостанавливающего или нарушающего на время конституционные нормы, касающиеся исполнения и передачи власти. Конституционная диктатура как тип правления основывается на статьях конституции, описывающих чрезвычайное положение (например массовые беспорядки или война) и по решению легитимного конституционного органа расширяющих полномочия отдельных органов власти или дающих им право исполнять их, когда их срок уже истек и должны состояться новые выборы. Такая экстраконституционная власть не обязательно становится антиконституционной, навсегда меняя политический строй. Она вполне может служить его защите в кризисной ситуации. Из-за неоднозначности выражения «конституционная диктатура» Сартори и другие ученые предпочитают термин «кризисное управление»[30]. Вообще говоря, революционные комитеты, которые берут на себя власть после падения традиционного строя или авторитарного режима с целью проведения свободных выборов и восстановления демократии, пока они остаются временным правительством, не утвержденным путем выборов, можно считать диктатурой в узком смысле слова. Многие военные перевороты против традиционных правителей, автократических правительств или разваливающихся демократий ради поддержания видимости преемственности власти путем фальсификации или задержки выборов получают широкую поддержку именно на основании этого шага — при том, что изначально отдельные лидеры таких переворотов могли искренне желть восстановить конкурентную демократию. Трудность выхода из режима правления военных, как показывает прекрасный анализ Самюэля Файнера[31] и Самюэля Хантингтона[32], позволяет понять, почему в большинстве случаев военные создают авторитарные режимы, а не обеспечивают возвращения к демократии. Еще один очень особый случай — явное принуждение из-за рубежа с целью установления демократии путем изгнания недемократических правителей. Япония, Австрия и Западная Германия после Второй мировой войны — уникальные тому примеры, поскольку главнокомандующие и администрации союзников не являлись демократическими правителями этих государств[33]. Однако их успех может быть связан с уникальными обстоятельствами, сложившимися в данных обществах, — других подобных примеров скорее всего нет. В этом узком смысле мы говорим только о тех диктатурах, которые Карл Шмитт[34] называл Kommissarische Diktatur, в отличие от «диктатур суверенных».

Однако в реальном политическом мире возвращение к конституционной демократии после разрушения демократической легитимности — даже путем так называемой конституционной диктатуры или вмешательства монархов или армий, действующих в качестве модернизирующего инструмента в чрезвычайной ситуации, — остается весьма сомнительным. Исключением, пожалуй, может считаться правительство национального единства во время войны, когда все основные партии соглашаются перенести выборы или не допустить подлинно конкурентных выборов, чтобы обеспечить почти единодушную поддержку правительству, ведущему общую для всех войну. Диктатуру как чрезвычайную власть, временно ограничивающую гражданские свободы и/или усиливающую власть отдельных органов, трудно отличить от иных типов автократических режимов, когда она выходит за рамки конкретной ситуации. Ученые не могут не принимать во внимание заявлений того, кто принимает на себя такую власть, даже если они сомневаются в его искренности или реалистичности его намерения вернуть власть народу, поскольку эти заявления скорее всего будут иметь необратимые последствия для легитимности устанавливаемого подобным образом недемократического правления. Ученый не a priori, а только ex post factoделает вывод о том, действительно ли правление индивида или группы было диктатурой в узком, римском, смысле. Как правило, подобные диктатуры — лишь переходные этапы к иным формам автократического правления, поэтому неслучайно ситуацию балканских государств, где короли отошли от конституционного правления, следует считать королевскими диктатурами, а не возвращением к абсолютной монархии. Как только от преемственности традиционной легитимации отказываются ради демократических норм, возвращение к ней кажется невозможным. Диктатура как промежуточная, чрезвычайная власть слишком часто переходит в более или менее институализированные формы авторитаризма. Не будем забывать, что уже римское конституционное правление было разрушено и преобразовано в авторитарное, когда Сулла в 82 году до нашей эры стал dictator reipublicae constituendae, а Цезарь в 48 году до нашей эры стал диктатором на ограниченный срок, а в 46-м — на десять лет. С тех пор свержение конституционного правительства выдающимся лидером называют цезаризмом.

Мы закрепим термин «диктатура» за временным кризисным правительством, которое не институализировало себя и представляет собой разрыв с институциональными правилами передачи и отправления власти, принятыми предыдущим режимом, будь он демократическим, традиционным или авторитарным. Временную приостановку этих правил в соответствии с конституцией такого режима мы будем называть кризисным правительством или конституционной диктатурой.

II. ТОТАЛИТАРНЫЕ СИСТЕМЫ

К определению тоталитаризма

В свете того, что тоталитаризм занимает центральное место в изучении современных неконкурентных демократических режимов, полезно будет начать с некоторых уже ставших классическими определений тоталитарных систем, после чего попытаться продвинуться в нашем понимании их, прислушавшись к критике, которой они подвергались[35]. Не так давно Карл Фридрих следующим образом переформулировал описательное определение, к которому они с Бжезинским первоначально пришли в 1965 году:

«Шесть черт отличают этот режим как от других, более старых автократий, так и от гетерократий. На сегодня это в целом общепринятый набор фактов: 1) тоталитарная идеология; 2) единственная партия, приверженная этой идеологии, во главе которой обычно стоит один человек, диктатор; 3) разветвленная секретная полиция и три типа монополии, или, точнее, монопольного контроля, а именно: а) над массовыми коммуникациями, б) над боевым оружием и в) над всеми организациями, в том числе экономическими, что включает в себя всю плановую экономику. [...] Следует добавить, что ради простоты эти шесть черт можно свести к трем: тоталитарная идеология, партия, подкрепленная секретными службами, и монополия на три основные формы межличностного взаимодействия в массовом индустриальном обществе. Эта монополия не обязательно находится в руках партии — это следует подчеркнуть с самого начала, чтобы избежать недоразумений, уже возникших в критических замечаниях к моим предыдущим работам. Здесь важно, что этот монопольный контроль находится в руках элиты (какой бы она ни была), управляющей данным конкретным обществом и, соответственно, олицетворяющей собой режим»[36].

Бжезинский предлагает более сущностное определение, указывающее на конечную цель таких систем:

«Тоталитаризм — это новая форма правления, подпадающая под общее определение диктатуры; система, в которой центральное руководство элитного движения, имеющее в своем полном распоряжении высокотехнологичные инструменты политического влияния, употребляет их ради совершения тотальной социальной революции (затрагивающей базовые условия человеческого существования) на основе некоторых произвольных идеологических принципов, провозглашенных этим самым руководством в атмосфере насажденной силой единодушной поддержки всего населения»[37].

Франц Нейман представил[38] похожий набор определяющих характеристик.

Следует подчеркнуть, что во всех этих определениях элемент террора — роль полиции и принуждения — не является ключевым (каковым он был, например, для Ханны Арендт[39]). В самом деле, можно показать, что до тех пор, пока власть может рассчитывать на лояльность вооруженных сил, тоталитарной системе для существования в относительно закрытом обществе вполне достаточно того, что громадная часть населения идентифицирует себя с властью и принимает активное участие в контролируемых ею и служащих ее целям политических организациях; власть может пользоваться распыленным контролем над обществом, возможным благодаря добровольному манипулируемому участию и тактике кнута и пряника. В некоторых отношениях именно к такому типу тоталитаризма приблизился коммунистический Китай; этой же модели соответствует и хрущевский опыт популистской рационализации партийного контроля, как его описывает Пол Кокс[40].

Явно или неявно эти определения указывают на постепенное стирание границы между государством и обществом, на возникновение «тотальной» политизации общества через политические организации — чаще всего партию и связанные с ней объединения. Тем не менее эта черта, отличающая тоталитарные системы от различных типов авторитаризма и особенно от демократического правления, никогда не проявляется в реальности в чистом виде — соответственно, трения между обществом и политической системой обязательно будут присутствовать, пусть и в усеченной форме, и в тоталитарных системах. Еще менее вероятно в реальности тотальное формирование индивида, полное усвоение идеологии массами и возникновение «нового человека», о котором постоянно вещают идеологи, хотя следует признать, что мало каким общественным системам, если не считать религий, удалось продвинуться в этом направлении так же далеко, как тоталитаризму.

Чертами, без которых политическую систему нельзя назвать тоталитарной, являются идеология, единственная партия с массовым членством вкупе с иными мобилизационными организациями и власть, сосредоточенная в руках одного человека и его сподвижников или небольшой группы, которые неподотчетны никаким сколь-нибудь широким кругам и не могут быть смещены со своих позиций институциализованными, мирными методами. Каждую из этих черт в отдельности можно обнаружить и в других типах недемократических систем, но тоталитарную систему создает лишь их совместное присутствие. Это означает, что не все однопартийные системы являются тоталитарными, что какая бы то ни было система не является тоталитарной, если в ней наличествует честная борьба за власть между свободно создаваемыми партиями, и что нельзя называть тоталитарной недемократическую систему, которая не является однопартийной — точнее, не находится под контролем одной активно действующей партии. Как признает в своем уточненном определении Карл Фридрих, суть не в том, что окончательные решения всегда принимает партийная организация или что у нее достаточно власти, чтобы их предопределить, пусть даже нам трудно поверить, что единственная массовая партия этого типа вместе с контролирующей ее бюрократией не является самой могущественной институцией в обществе — по меньшей мере, когда речь идет об отдельных ее членах и обычных гражданах.

Конечно, бывают диктаторы — цезаристские вожди, мелкие олигархии вроде военных хунт или объединения элит в разных институциональных областях, неподотчетные институциям и собственным членам, — но правление этих диктаторов тоталитаризмом мы называть не будем. Если их власть не реализуется во имя идеологии, так или иначе подчиненной каким-то коренным идеям или Weltanschauung, если они не прибегают к определенным формам массовой организации и вовлечения членов общества, отличным от военной угрозы или полицейского давления, то речь идет вовсе не о тоталитарной системе, а, как мы увидим позже, об авторитарных режимах. Каким бы прочным ни было единство верхушки, между приближенными к правителю и в среде его непосредственных подчиненных вполне может идти борьба за власть — равно как и между организациями, этим самым правителем и созданными. Подобного рода групповая политика не возникает из потребностей общества, в ней не участвуют институции или организации, существовавшие до захвата власти. Власть вовлеченных в эту борьбу людей, фракций или организаций не имеет корней в общественных структурах, не являющихся в строгом смысле политическими, даже когда сами участники этой борьбы за власть оказываются тесно связанными с какими-то определенными слоями общества. В этом смысле, когда речь идет о тоталитаризме, говорить о классовой борьбе в марксистском понимании невозможно. Исходные государственные позиции — заняв которые, конкурирующие за власть лица начинают бороться за расширение своего влияния путем установления связей с разными существующими в обществе запросами, — являются частью политической системы, то есть политических организаций вроде партии или связанных с ней массовых организаций, региональных партийных структур, партийных военизированных ополчений, правительства или полицейского чиновничества. В стабильных тоталитарных системах традиционные институции — например деловые объединения, церковь или даже армия — в борьбе за власть играют лишь вспомогательную роль, и если они вообще в ней участвуют, то лишь в той мере, в какой их привлекают для поддержки того или иного лидера или группы внутри политической элиты. На политическую власть их руководство претендовать не может — в лучшем случае оно может влиять на определенные решения и крайне редко получает даже в этой сфере право вето. В этом отношении одной из черт, отличающих тоталитарные системы от других недемократических систем, является подчиненное положение армии. На сегодняшний день ни одна из тоталитарных систем не пала благодаря военному перевороту, вмешательство военных еще ни разу не привело к фундаментальным переменам в тоталитарных системах, даже когда в момент кризиса одной из враждующих фракций удавалось усилить свое влияние благодаря поддержке армейской верхушки.

Подобную роль могла бы сыграть лишь крайне политизированная Народно-освободительная армия Китая (НОАК)[41] или же армия на Кубе[42]. Говорить, что какие-то отдельные включенные во властные структуры лидеры, фракции или бюрократические группы представляют интересы управленцев, сельхозпроизводителей, отдельных языковых или культурных образований, интеллектуалов и так далее, можно лишь в очень относительном смысле. Даже если каким-то лидерам или группам случается до некой степени представлять интересы отдельных сегментов общества, они остаются этим социальным сегментам неподотчетными, эти общественные слои не становятся фундаментальным источником их власти, сами лидеры чаще всего не являются выходцами из этих слоев и даже во властные элиты попали отнюдь не в силу своего высокого положения внутри одного из таких слоев. Разрушение или как минимум решительное ослабление всех институций, организаций и групп влияния, существовавших до захвата власти новой политической элитой и создания ею собственных политических структур, — одна из важнейших отличительных черт тоталитаризма, если сравнивать его с другими недемократическими системами. В этом смысле можно говорить о монополии на власть, о монизме, однако будет большой ошибкой считать монолитной эту концентрацию власти в политической сфере, в руках людей и организаций, назначенных политическим руководством. Плюрализм тоталитарных систем — это не общественный плюрализм, а плюрализм политический, причем исключительно внутри правящей политической элиты. Один пример: конфликты между SA и SS, DAF (Германским трудовым фронтом) и партией, четырехлетним планом Геринга и Организацией Тодта (впоследствии перешедшей под начало Шпеера) были конфликтами внутри нацистской элиты, столкновениями между разными ее организациями. Разумеется, участники этих конфликтов искали и находили союзников среди военных, бюрократов и бизнесменов, но было бы большой ошибкой считать перечисленных выше людей или организации представителями донацистских структур германского общества. То же самое, вероятно, можно сказать и о борьбе разных фракций Политбюро или ЦК после смерти Сталина.

Тем не менее можно показать, что в полностью установившейся тоталитарной системе, удерживающей власть в течение долгого времени, отдельные члены политических организаций, особенно партии, начинают ассоциироваться — в процессе дифференциации и разделения труда — с особыми участками административной работы и могут все чаще и чаще отождествляться с конкретными экономическими или территориальными интересами, представлять их чаяния и мнения при выработке каких-то административных мер — особенно в мирное время, когда перед всеми без исключения не стоит какой-то одной задачи первостепенной важности, а также в моменты передачи власти или кризиса в руководстве. Как только приняты все базовые решения о природе политической системы, все существовавшие ранее общественные структуры уничтожены или решительно ослаблены, а их наиболее влиятельные лидеры смещены, в тоталитарной системе может произойти трансформация, дающая возможности для возникновения плюрализма, ограниченного в своих пределах и автономности. В этот момент решающее значение в том, останется ли система по сути своей тоталитарной или превратится в нечто другое, будет иметь степень жизнеспособности идеологии, а также партии или других организаций, занимающихся поддержанием ее господства, плюс устойчивость высшего руководства. Разумеется, подобные преобразования внутри тоталитарных систем не происходят без трений и напряженности, поэтому их следует понимать скорее как циклические изменения, а не как гладкую последовательную эволюцию.

Всякой типологии тоталитарных систем придется учитывать относительную важность идеологии, партии и массовых организаций, а также политического правителя или правящих групп, присвоивших себе власть, а также сплоченность или разобщенность руководства. Кроме того, при типологизации необходимо проанализировать, как эти три параметра соотносятся с обществом и его структурой, историей и культурными традициями. Разные тоталитарные системы или одна и та же система в разных своих фазах могут оказаться в большей или меньшей степени идеологизированными, популистскими или бюрократизированными в зависимости от типа единственной партии — или в большей или меньшей степени харизматическими, олигархическими или даже феодальными в зависимости от внутреннего устройства высшей власти. Отсутствие одного из этих трех факторов или их достигшее определенного предела ослабление приводят к коренному изменению самой природы системы. При этом разнообразие самих этих факторов, конечно же, допускает возникновение самых разных типов тоталитарных систем.

Именно сочетание трех этих факторов объясняет многие другие черты, вероятность столкнуться с которыми в тоталитарных системах гораздо выше, чем в иных недемократических системах. Тем не менее какие-то из этих черт не являются ни достаточными, ни необходимыми для того, чтобы признать систему тоталитарной, и могут быть обнаружены также и в других типах политических систем.

Итак, я буду считать систему тоталитарной, если она удовлетворяет следующим условиям:

1. Наличествует единый, однако не монолитный центр власти, и любой плюрализм институций или групп, если он существует, получает свою легитимность именно из этого центра, им опосредуется и возникает в большинстве случаев в силу политической воли центра, а не является результатом развития общества в дототалитарный период.

2. Имеется единственная, автономная и более или менее проработанная в интеллектуальном плане идеология, с которой идентифицирует себя правящая верхушка или вождь, а также обслуживающая высшее руководство партия. Политика, которую проводит правительство, опирается на идеологию, любые проводимые меры оправдываются ссылкой на нее. Идеология имеет определенные границы, и преступить их — значит вступить в сферу инакомыслия, которое не остается безнаказанным. Идеология не сводится к какой-то конкретной программе или определению общего политического курса, но претендует на окончательное осмысление общества, понимание его исторической цели и объяснение всех общественных явлений.

3. Звучат постоянные призывы к активной мобилизации и широкому участию граждан в реализации политических и коллективных общественных задач; это участие реализуется через единственную существующую партию и множество подчиненных ей групп, оно поощряется и награждается. Нежелательными считаются пассивное подчинение и апатия, отход на позиции маленького человека, «хата которого с краю», характерные для авторитарных режимов.

Именно последняя из перечисленных черт сближает тоталитарное общество с идеалом, да в общем, и с реальностью многих демократий и в корне отличает его от большинства «нетоталитарных недемократических систем». Именно это участие и чувство сопричастности обществу так восхищает в тоталитарных системах демократически мыслящих наблюдателей, именно благодаря ему они начинают думать, что имеют дело с демократией — демократией, даже более совершенной, чем та, в условиях которой граждане вспоминают об общественных проблемах только (или главным образом) в преддверии выборов. Однако фундаментальное различие между политическим участием в условиях мобилизационного режима и в условиях демократии состоит в том, что в первом случае для каждой сферы жизни и каждой задачи имеется лишь один возможный канал участия, а общие цель и направление задаются из центра, который определяет и цели, возможные для общественных организаций, и, в конечном счете, их контролирует.

Тоталитарную систему характеризует именно это постоянное взаимодействие между господствующим и более или менее монистическим центром принятия решений, опирающимся в своей работе на идеологические постулаты или ссылающимся на них для оправдания собственных действий, с одной стороны, и гражданами, участвующими в работе контролируемых организаций ради реализации идеологических целей.

Прочие черты, на которые часто указывают при описании тоталитарных систем, можно вывести из указанных нами трех, что мы и сделаем, когда перейдем к подробному обсуждению важнейших научных работ, посвященных анализу отдельных тоталитарных систем. Здесь стоит привести лишь несколько элементарных примеров. Причиной напряженных отношений между интеллектуалами, художниками и политической властью[43] является, очевидно, помимо личных пристрастий и неприязни вождей вроде Гитлера и Сталина, упор на идеологию: требование приверженности этой идеологии исключает все прочие идейные системы, а ставить под вопрос лежащие в основе этой идеологии ценности попросту страшно — в особенности, когда речь идет о противопоставлении коллективных, общественных целей целям, индивидуальным и частным. Частный, замкнутый на себя человек представляется скрытой угрозой, а многие формы эстетического выражения обращены как раз к такому человеку. То же самое можно сказать и об эскалации обычных конфликтов между церковью и государством до конфликта между религией и политикой[44]. Важность идеологии имеет и позитивные стороны: огромной ценностью наделяется образование, возникает большая потребность в определенных культурных инициативах и последующем их массовом распространении. Это резко отличает тоталитарные системы от большинства традиционных автократий, где поддержкой пользуется лишь внушение религиозных идей (в случае религиозных автократий) или естественно-научное и техническое образование (в светских автократиях). Пропаганда, образование, обучение кадров, дальнейшая проработка и развитие идеологии, вдохновленная ею научная деятельность, награды интеллектуалам, идентифицирующим себя с системой, чаще оказываются важными именно в тоталитарных, а не в иных недемократических системах. Если не принимать во внимание ограниченность этих усилий и забыть об ограничении или полном отсутствии свободы, можно обнаружить здесь определенное совпадение с демократическими системами, где массовое участие в политической жизни тоже требует массового образования и массовых коммуникаций и где интеллектуалам предназначается важная роль, которой они не всегда, впрочем, рады.

Сосредоточенность власти в руках вождя и его приближенных или обособленной группы, сформировавшейся благодаря общему участию в борьбе за власть и в создании режима, обязательная социализация в политических организациях или кооптация из других секторов (по критериям лояльности и/или идеологической благонадежности) неизбежно приводят к ограничению автономии других организаций: промышленных предприятий, профессиональных групп, вооруженных сил, интеллектуалов и так далее. Приверженность идеологии, признание ее символов и убежденность, что любые решения должны приниматься с оглядкой на идеологию или ею обосновываться, отделяет эту группу от людей, испытывающих определенный скептицизм или вообще не интересующихся идеологией, а также от тех, кто в силу своего призвания, как например интеллектуалы, склонен ставить под вопрос лежащие в основе идеологии принципы. В то же время властная группа сближается с теми, кто готов развивать идеологию, не претендуя при этом на власть. Элемент элитизма, на который постоянно указывают при анализе тоталитарных систем, есть лишь логическое следствие стремления к монополизации власти. Тем же объясняется и ожесточенность конфликтов внутри элиты, а также чистки и гонения на тех, кто эту битву за власть проиграл. Власть — в большей степени, чем в демократических обществах, — становится здесь игрой на выбывание.

Приверженность идеологии, стремление к монопольному контролю и страх утраты власти, разумеется, объясняют и тенденцию к использованию в таких системах насильственных методов, а также высокую вероятность непрекращающегося террора. Соответственно, именно террор — особенно террор, направленный на саму элиту, а не на противников или потенциальных оппонентов системы, — и отличает тоталитарные системы от других недемократических систем. При объяснении характерной для тоталитарных систем тяги к полной вовлеченности, когда власть не удовлетворяют ни апатичность подданных, ни простое соглашательство бюрократов, идеологическое рвение имеет более важное значение, чем размер общества, который подчеркивает Ханна Арендт, или степень модернизации в смысле технологической развитости, связанной с индустриализацией.

Очевидно, что при анализе влияния (в поведенческих терминах) тоталитарных систем на разные общества важнейшим параметром оказывается природа и роль единственной партии. Важность, которой наделены партийная организация, возникающие из недр партии специализированные политические организации и связанные с партией массовые организации, объясняет многие основные характеристики этих систем. В первую очередь их способность проникать в общество, присутствовать во многих институциональных сферах и оказывать на них влияние, мобилизовывать людей для решения масштабных задач на добровольной или псевдодобровольной основе (а не в ответ на материальные стимулы и поощрения) дает тоталитарным системам возможность осуществлять важные изменения при ограниченных ресурсах, в силу чего они служат инструментом для определенного типа экономического и общественного развития. Кроме того, партийные структуры сообщают тоталитарным системам некоторый демократический характер — в том смысле, что они дают желающим (то есть всем тем, кто разделяет основные цели, сформулированные руководством страны, а не выдвигает собственные) шанс принять активное участие в жизни страны и ощутить сопричастность с ней. Несмотря на бюрократический характер государства, многих организаций и даже самой партии, массовое членство в партии и организациях, которые она поддерживает, может дать смысл, цель и чувство сопричастности многим гражданам. Этим тоталитарные системы разительно отличаются от многих других недемократических систем — авторитарных режимов, где правители полностью полагаются на бюрократов, экспертов и полицию, отделенных от всего остального населения, имеющего мало шансов (или вообще никаких) почувствовать себя активными участниками общественных и политических событий (им остается только работа и личная жизнь).

Партийная организация и масса существующих внутри нее невысоких руководящих должностей дают многим людям шанс причаститься власти — порой даже над людьми, стоящими выше них в других социальных иерархиях[45]. Это очевидным образом привносит элемент равенства, подрывающий другие общественные стратификации, но вводящий при этом новый тип неравенства. Кроме того, активная партийная организация, члены которой искренне вовлечены в ее деятельность, способствует резкому росту возможностей для контроля и неявного принуждения по отношению к тем, кто не желает в нее вступать или оказывается из нее исключенным. Тоталитарные системы ставят себе на службу всю ту массу энергии, которая в демократических обществах направляется не только в политическую жизнь, но и распыляется по множеству добровольных объединений, направленных на достижение общего блага. Едва ли не весь идеализм, связанный с ориентацией на коллектив, а не на себя лично (идеализм, в прошлом находивший свою реализацию в религиозных организациях, а в современных либеральных демократиях реализующийся в добровольных объединениях), в тоталитарных системах уходит в партийную деятельность и работу в связанных с ней организациях — как, очевидно, и оппортунизм тех, кого привлекают щедрые награды, связанные с партийной активностью, или доступ к власти и надежда ее обрести. Этот мобилизационный аспект является важнейшим для тоталитарных систем и отсутствует во многих (если не в большинстве) других недемократических системах. Люди определенного типа, при тоталитаризме с энтузиазмом решающие задачи, поставленные перед ними руководством, в других недемократических системах были бы пассивными подданными, которые интересовались бы лишь реализацией своих узких личных целей или переживали бы отчужденность в виду отсутствия каких-либо возможностей для участия в работе, направленной на перемены в обществе. Соответственно, привлекательность тоталитарной модели во многом объясняется именно этим мобилизационным, поощряющим всеобщее участие характером партии и массовых организаций. В то же время причина отчужденности и чувства неприятия, которые такие системы вызывают, чаще всего состоит в том, что выбор общественных целей обычному гражданину недоступен, свобода в выборе руководства организаций либо ограничена, либо точно так же недоступна в силу бюрократизма, существование которого оправдывается принципами коллективного руководства или демократического централизма.

Другие характеристики, часто встречающиеся в описаниях тоталитарных систем — например их тенденция к экспансии, — вывести из ключевых свойств тоталитаризма не так просто. Некая косвенная связь здесь, очевидно, присутствует, поскольку упор на единственно верную идеологию превращает в скрытую угрозу существование всех прочих идеологий и систем убеждений. Тем не менее здесь многое будет зависеть от конкретного содержания идеологии — как минимум природа и направление экспансии будут определяться этим в большей степени, чем другими структурными характеристиками[46].

В тоталитарных системах практически неизбежны стремление подчинять, запрет едва ли не на любые формы несогласия (особенно на те, что способны захватить сравнительно большие сегменты населения и предполагают какую-либо попытку самоорганизации), сжатие сферы частного и значительный объем полусвободного, если не прямо насильственного, участия в общественной жизни. При этом масштабный и произвольный террор в форме концлагерей, чисток, показательных процессов, коллективного наказания целых социальных групп или сообществ обязательной чертой тоталитаризма вовсе не является. Тем не менее мы можем сказать, что подобные формы при Гитлере и Сталине возникли не случайно, что они были характерны для этих режимов и широко распространены, чего ни в одной демократической системе не случалось никогда, и, наконец, что они наверняка отличались качественно и количественно от форм принуждения, практиковавшихся в других недемократических системах, если не считать периодов консолидации власти, гражданской войны и времени непосредственно после нее. Террор не является ни необходимой, ни достаточной характеристикой тоталитарных систем, однако вероятность его применения в таких системах, судя по всему, выше, чем в любых других, причем определенные формы террора представляются характерными для определенных форм тоталитаризма. Тем не менее целый ряд авторов совершенно верно говорят о тоталитаризме без террора.

В первых исследованиях тоталитаризма, особенно в «Перманентной революции» Зигмунда Ноймана[47], особо подчеркивалась роль лидера. Фашистская приверженность вождизму (Führerprinzip) и возвеличивание Duce, а также культ личности Сталина сделали эту черту очевидным элементом любого определения тоталитаризма. Тем не менее в последние годы мы видим примеры систем, в целом подпадающих под определение тоталитарных, однако не обнаруживающих бесспорного лидера, какого-либо культа или персонификации высшего руководства. И есть масса недемократических систем, не соответствующих описанному нами типу, в которых при этом центральное место занимает вождь со сложившимся вокруг него культом. Соответственно, мы смело можем сказать, что единственный лидер, который сосредотачивает в своих руках огромную власть, вокруг которого складывается культ личности и харизматический авторитет которого так или иначе признается как членами партии, так и населением в целом, появляется в тоталитарных системах с очень высокой вероятностью, однако его появление не является неизбежным или необходимым для сохранения стабильности таких систем. Кризисы передачи власти, которые, по мысли многих исследователей, угрожали стабильности или даже самому существованию таких режимов, на практике не привели к падению или упадку тоталитарных систем, хотя были в этом отношении очень опасными[48]. Можно было бы думать, что упор на вождизм характерен для тоталитарных режимов фашистского типа, что со всей очевидностью верно в случае Италии, Германии и еще некоторых мелких фашистских систем, однако роль Сталина в Советском Союзе показывает, что эта черта характерна не только для них. Понятно, что, если мы станем доказывать на манер некоторых диссидентствующих коммунистов и левых фашистов, что чисто функционально сталинизм был русским эквивалентом фашизма, эта сложность сама собой разрешится. Но такое решение больше похоже на софизм. В настоящий момент можно ответственно утверждать лишь, что в тоталитарных системах такого рода лидерство появляется с большей вероятностью, чем в других недемократических системах. Изменения в отношении между лидерством, идеологией и организованным массовым участием — те переменные, на основании которых следовало бы строить типологию тоталитарных систем и за счет которых можно было бы попытаться понять процессы консолидации, стабилизации, изменения и — возможно, развала — таких систем. Выдвигать какие-либо предположения относительно взаимосвязи этих относительно независимых переменных в любой тоталитарной системе было бы, пожалуй, слишком смело; только теоретико-эмпирический анализ конкретных типов, или даже отдельных случаев, может помочь справиться с этой теоретической проблемой на более высокой ступени абстракции.

[…]

IV. АВТОРИТАРНЫЕ РЕЖИМЫ

К определению авторитарного режима

В одной из предыдущих работ я обозначил все многообразие недемократических и нетоталитарных политических систем как авторитарные при условии, что они являются политическими системами с ограниченным, не подотчетным политическим плюрализмом без выраженной правящей идеологии, но с определенной системой ценностей, без широкой или интенсивной политической мобилизации, за исключением отдельных периодов развития, где лидер или иногда небольшая правящая группировка управляет в рамках формально плохо определенных, но вполне предсказуемых границ[49].

Это определение было сформулировано так, чтобы противопоставить эти системы конкурентным демократиями и типичным тоталитарным системам[50]. Оно четко отделяет авторитаризм от демократий, тогда как разница с тоталитаризмом кажется более размытой, поскольку под это определение вполне подходят до- и посттоталитарные ситуации и режимы. Дальнейшее разграничение требует исключения традиционных законных режимов, отличающихся источником легитимации правителей, и авторитарных олигархий. Режимы, которые мы назвали «султанским авторитаризмом», во многом похожи на те, что подпадают под наше определение авторитарных; их отличие — в произвольном и непредсказуемом применении власти и слабости пусть даже ограниченного политического плюрализма (а это важная черта «султанского авторитаризма»). По ряду причин нам удобнее исключить из определения авторитарных режимов полуконституционные монархии XIX века, сочетающие в себе элементы традиционного легитимного и авторитарного правления, где монархические, сословные и даже феодальные элементы смешиваются с зарождающимися демократическими институтами, и цензовых демократий, в которых ограниченное избирательное право — шаг вперед в сторону современных конкурентных демократий, основанных как минимум на всеобщем избирательном праве для мужчин. Олигархические демократии, сопротивляющиеся — особенно в Латинской Америке — попыткам дальнейшей демократизации, настаивая на ограничении избирательного права из-за неграмотности, контроля или манипуляции выборами через касиков, регулярного обращения за помощью к военным и создания почти идентичных партий, часто оказываются на грани между современными авторитарными режимами и демократией. Они ближе к демократии конституционно и идеологически, однако социологически схожи с авторитарными режимами. Но даже при более жестком определении, исключающем все лишнее, мы обнаруживаем множество современных политических систем, под него подпадающих, — что потребует, как мы увидим, введения нескольких подвидов авторитаризма.

Наше определение авторитаризма сосредоточено на способе употребления и организации власти, на связях с обществом, природе коллективных представлений, на которые опирается власть, а также на роли граждан в политическом процессе; при этом за пределами рассмотрения остается само содержание политики, цели и raison d'êtreподобных режимов. Мы практически ничего не узнаем из него об институтах, группах или социальных слоях, составляющих ограниченный плюрализм этого общества, или о тех, кто из него исключен. Акцент на строго политических аспектах дает почву для обвинений этого определения в формализме, которые уже звучали, когда речь заходила о наших определениях тоталитаризма или даже демократии. Нам, однако, кажется, что характеризуя режимы отдельно от проводимой ими политики, мы более четко видим проблемы, стоящие перед любыми политическими системами, — например отношения между политикой, религией и интеллектуалами. Условия их возникновения, стабильности, трансформации и возможного упадка тоже в таком случае видятся более явственно. Общий и абстрактный характер этого определения заставляет нас спуститься по лестнице абстракций к изучению множественных подвидов, чем мы здесь и займемся.

Мы говорим скорее об авторитарных режимах, а не об авторитарных правительствах, чтобы показать относительно низкую выраженность политических институтов: они проникают в жизнь общества, препятствуя — порой силой — политическому выражению интересов некоторых групп (например духовенства в Турции и Мексике после революции или рабочих в Испании) или формируя их путем политического вмешательства, как это происходит в корпоративистских режимах. В отличие от некоторых исследователей тоталитаризма, мы говорим не об обществах, а о режимах, потому что даже сами правители не хотят полностью отождествлять государство и общество.

Наиболее характерной чертой таких режимов является плюрализм, однако крайне важно подчеркнуть, что, в отличие от демократий с их почти неограниченным и политически институализированным плюрализмом, здесь мы имеем дело с плюрализмом ограниченным. Звучали даже предложения считать такие режимы ограниченным монизмом. На самом деле эти два обозначения задают довольно широкий диапазон, в котором могут действовать такие режимы. Ограничение плюрализма может достигаться за счет соответствующих законов, а может обеспечиваться de facto, оно может быть более или менее строгим, касаться только определенных политических групп или более широких слоев интересантов — главное, чтобы оставались группы, не созданные государством или не зависящие от него, несмотря на явное вмешательство государства в политический процесс. В некоторых режимах допускается институализированное политическое присутствие ограниченного числа независимых групп и даже поощряется создание новых, однако ни у кого не возникает сомнений, что правители сами решают, каким группам позволено существовать и на каких условиях. Кроме того, даже если власти реагируют на деятельность таких объединений граждан, они им de jure и/или de facto не подотчетны. Это отличает их от демократического правления, при котором политические силы формально зависят от поддержки на местах при всех возможных фактических отклонениях, описываемых «железным законом олигархии» Михельса. В авторитарных режимах представители различных групп и институций попадают во власть не просто потому, что они пользуются поддержкой соответствующей группы, а потому что им доверяет правитель или властная группировка, и они, безусловно, учитывают статус и влияние последней. У них может быть поддержка на местах — назовем ее потенциальной избираемостью, — но это не единственный, и даже не главный, источник их власти. Посредством постоянной кооптации лидеров разные секторы или институции становятся элементами системы, и это определяет природу элиты: разнородное происхождение и карьеры, а также меньшая доля профессиональных политиков — тех, кто строил карьеру только в политических организациях, — по сравнению с бывшими бюрократами, технократами, военными, лоббистами и иногда религиозными деятелями.

Как мы увидим, в некоторых из таких режимов одна правящая или привилегированная партия — это единственный более или менее важный компонент ограниченного плюрализма. На бумаге такие партии часто заявляют, что обладают такой же монополией на власть, что и тоталитарные партии, и как будто бы исполняют те же функции, но в реальности их следует четко различать. Отсутствие или слабость политической партии часто делает спонсируемые церковью или связанные с ней светские организации (например «Католическое действие» или «Opus Dei» в Испании) колыбелью лидеров для таких режимов; подобным же образом поставляют кадры для элит христианско-демократические партии[51]. Однопартийная система обычно строится на parti unifié, а не на parti unique, как говорят в Африке, то есть на партии, в которой переплетаются различные элементы и которая не является, таким образом, единым жестко организованным органом[52]. Такие партии часто создаются сверху, а не снизу, причем не в тоталитарном захватническом стиле, а некой находящейся у власти группой.

В определении авторитарных режимов мы используем понятие менталитета, а не понятие идеологии, имея в виду различение, проведенное немецким социологом Теодором Гайгером[53]. Он считал идеологии более или менее проработанными системами мысли, часто изложенными на письме интеллектуалами или псевдоинтеллектуалами (или с их помощью). Менталитет же — это способ мышления и чувствования, скорее эмоциональный, чем рациональный; он лежит в основе непосредственной, некодифицированной реакции на различные ситуации. Гайгер использует яркое немецкое выражение: менталитет он определяет как subjektiver Geist, субъективный дух (даже когда речь идет о коллективе), а идеологию — как objektiver Geist. Менталитет — это интеллектуальная позиция; идеология — интеллектуальное содержание. Менталитет — психическая склонность; идеология — рефлексия, самоинтерпретация. Сначала менталитет, потом идеология. Менталитет бесформен и подвижен — идеология четко оформлена. Идеология — это понятие из социологии культуры; понятием менталитета пользуются при изучении общественного характера. В идеологиях заключен сильный утопический элемент; менталитет ближе к настоящему или прошлому. Для тоталитарных систем характерны идеологические системы, основанные на неизменных элементах, имеющие мощное воздействие и закрытую когнитивную структуру, а также серьезную сдерживающую силу, важную для мобилизации масс и манипуляций ими. Консенсус в демократических режимах, напротив, основан на согласии по поводу процедуры его достижения, приверженность которой имеет некоторые черты идеологической веры.

Боливар Ламунье ставит под сомнение действенность и полезность различения идеологии и менталитета[54]. Он отмечает, что если взять их как реальные политические переменные, как когнитивные формы сознания, действующие в реальной политической жизни, особенно в процессе коммуникации, то обнаружить разницу между ними будет сложно. Ему представляется, что это различие вводится лишь для того, чтобы показать: господствующие в авторитарных режимах идеи не представляют никакого интереса для политической науки. Но это как раз совершенно не входило в наши намерения! Ламунье верно отмечает эффективность символической коммуникации, множественность референциальных связей между символом и общественной реальностью в авторитарных режимах.

Разногласия во многом зависят от философских соображений, касающихся определения идеологии, и этот вопрос мы здесь обсуждать не будем. Как идеологии, так и описанные выше ментальности являются частью более широкого феномена идей: они ведут к идеям, ориентированным на действие, что в свою очередь является аспектом институализации властных отношений, для обозначения которой Ламунье предпочитает пользоваться термином «идеология».

Важный вопрос звучит так: почему идеи принимают разные формы, разную последовательность, артикуляцию, охват, разную степень эксплицитности, интеллектуальной проработанности и нормативности? По всем перечисленным выше параметрам, идеологии и ментальности различаются, и различия эти часто имеют последствия для политического процесса. Ментальности сложнее описать как обязывающие, требующие безоговорочной приверженности и со стороны правителей, и со стороны подданных, даже если их реализация достигается ценой принуждения. Ментальности сложнее распространить в массах, труднее включить в процесс образования, они с меньшей вероятностью вступят в конфликт с религией или наукой, ими сложнее воспользоваться для проверки на лояльность. Сильно различаются спектр вопросов, ответы на которые можно извлечь из идеологий и ментальностей, точность этих ответов, логика процесса их извлечения, а также наглядность противоречий между проводимой политикой, ментальностями и идеологиями. Они, кроме того, в совершенно разной степени способны сдерживать или ограничивать законные или незаконные действия. При исследовании авторитарных режимов нам будет трудно найти ясные отсылки к идеям, ведущим и направляющим режим, в правовых теориях и судебных решениях по неполитическим делам, в художественной критике и научных спорах; свидетельств использования таких идей в образовании будет очень немного. Мы совершенно точно не обнаружим богатого и специфического языка, новой терминологии и эзотерического использования идеологии — трудного для понимания со стороны, но очень важного для участников процесса. Не столкнемся мы и с длинными полками книг и других публикаций идеологического характера, посвященных бесконечному и всестороннему разбору этих идей.

Имеет смысл признать, что идеология и ментальность — вещи разные, но что разницу эту нельзя описать четко и однозначно; скорее это крайние точки, между которыми имеется огромная серая зона. Естественно, военно-бюрократические авторитарные режимы с большей вероятностью будут отражать ментальность своих правителей. В других типах мы скорее всего обнаружим то, что Сьюзен Кауфманн называет программным консенсусом[55], а в третьих — набор идей, взятых из самых разных источников и перемешанных между собой случайным образом ради того, чтобы они создавали впечатление идеологии в том смысле, в каком о ней говорится применительно к тоталитарным системам. Естественно, авторитарные режимы, находящиеся на периферии идеологических центров, часто бывают вынуждены имитировать господствующие идеологические стили, так или иначе их инкорпорировать и приспосабливать к своим нуждам. Часто это приводит к серьезным недоразумениям при изучении таких режимов, когда акценты расставляются совсем не там, где требуется. В действительности вопрос следует ставить так: какие особенности внутреннего устройства власти мешают внедрить четкую идеологию в таких режимах? С моей точки зрения, сложная коалиция сил, интересов, политических традиций и институтов — а все это и составляет ограниченный плюрализм — вынуждает правителей отсылать как к символическому референту к наименьшему общему знаменателю этой коалиции. Таким образом правителям в процессе захвата власти удается нейтрализовать максимальное число потенциальных оппонентов (при отсутствии высокомобилизованной массы сторонников). Размытость ментальности смягчает расколы в коалиции, в силу чего правители получают возможность сохранять лояльность в корне несхожих между собой элементов. Что ментальность не утверждает раз и навсегда каких-то особых, четко сформулированных и однозначных постулатов, облегчает задачу приспособления к меняющимся обстоятельствам в условиях отсутствия поддержки со стороны окружения — особенно это характерно для авторитарных режимов, находящихся в сфере влияния западных демократий. Ссылки на предельно общие ценности вроде патриотизма и национализма, экономического развития, социальной справедливости или порядка, а также прагматичное и незаметное включение идеологических элементов, заимствованных у главных на данный момент политических центров, позволяет правителям, добившимся власти без поддержки мобилизованных масс, нейтрализовать оппонентов, кооптировать самых разных сторонников и принимать административно-политические решения исходя из чисто прагматических соображений. Ментальности, полу- или псевдоидеологии ослабляют утопическую устремленность политики, а вместе с ней и конфликт, который иначе потребовал бы либо институализации, либо более масштабных репрессий, — чего авторитарные лидеры не могут себе позволить. Тогда как некоторая доля утопичности вполне совместима с консервативным уклоном.

За отсутствие идеологии авторитарным режимам приходится расплачиваться тем, что они практически лишают себя возможности мобилизовать массы, чтобы заставить их эмоционально и психологически отождествить себя с режимом. Отсутствие проработанной идеологии, ощущения общей осмысленности общественной жизни, далеко идущих замыслов, априорной модели идеального общества снижает привлекательность таких режимов для людей, ставящих во главу угла идеи, смыслы и ценности. Отчуждение от таких режимов — при всей их успешности и относительном (по сравнению с тоталитарными системами) либерализме — интеллектуалов, студентов, молодежи и глубоко религиозных людей отчасти объясняется как раз отсутствием или слабостью идеологии. Одно из преимуществ авторитарных режимов, имевших серьезный фашистский элемент, состояло в том, что характерная для них вторичная идеология оказывалась привлекательной для каких-то из этих групп. Однако это преимущество превращалось в источник напряженности, как только становилось очевидным, что для определяющих режим элит эти идеологические элементы ничего не значат.

В теории мы должны уметь различать идейное содержание режима, в том числе его стиль, от идей, направляющих или оформляющих политический процесс в качестве реальной политической переменной. Можно было бы показать, что первый аспект, в связи с которым мы будем искать объективизации, в конечном счете не так важен, как субъективно схваченное и усвоенное, то есть многообразие форм сознания, действующих в реальной политике. Нам тем не менее кажется, что разница между ментальностью и идеологией вполне приложима и к тому, как они влияют на действия и процессы коммуникации в политике и обществе. Сложность взаимодействия между этими двумя уровнями анализа не дает возможности априори предсказать направление, в котором будут развиваться эти отношения. Вероятно, в тоталитарных системах содержание идеологии оказывает гораздо более глубокое влияние на реальные политические процессы, тогда как в авторитарных режимах ментальности правителей, которые не обязательно формулируются столь же ясно и четко, вероятно, в большей степени отражаются общественные и политические реалии.

В силу неуловимости ментальностей, из-за подражательности и вторичности так называемых идеологий авторитарных режимов ученые сравнительно мало занимались этой стороной авторитаризма. Придать этой теме важность можно лишь путем интервьюирования элит и проведения опросов среди населения, что сильно затруднено в силу ограниченности свободы выражения и создаваемых при авторитаризме коммуникационных препятствий. Типология авторитарных режимов, которую предлагаем мы, опирается в большей степени не на анализ типов ментальностей, а на характер ограниченного плюрализма и степень апатии или мобилизации масс.

***

В нашем изначальном определении авторитаризма мы подчеркивали фактическое отсутствие широкой и интенсивной мобилизации, однако признавали, что на определенном этапе развития таких режимов подобная мобилизация возможна. Соответственно, низкая и ограниченная мобилизация — общая для всех таких режимов характеристика, и на это есть ряд причин. Когда мы ниже перейдем к обсуждению подтипов, мы увидим, что в некоторых режимах деполитизация масс входит в намерения правителей, совпадает с их ментальностью и отражает содержание ограниченного плюрализма, на который они опираются. В других типах систем правители имеют исходные намерения мобилизовать тех, кто их поддерживает, и население в целом, чтобы добиться активного участия в жизни режима и его организациях. К этому их подталкивают публичные обещания, часто вытекающие из каких-то идеологических предпосылок. Исторический и социальный контекст установления режима благоприятствует такой мобилизации или прямо требует ее через массовые организации в рамках однопартийной системы. Борьба за независимость страны от колониальной державы или за полную самостоятельность, желание включить в политический процесс те слои общества, до которых не дотягивались руки ни у одного из прежних политических лидеров, или победа над сильно мобилизованным оппонентом в обществах, где демократия допускала и поощряла такую мобилизацию, приводит к возникновению мобилизационных авторитарных режимов националистического, популистского или фашистского толка. На практике такие режимы со временем становятся неразличимыми, несмотря на разные стартовые условия и пути развития. Однако это не должно заслонять крайне важных различий в их происхождении с точки зрения типа возникающего плюрализма, выбранной формулы легитимности, реакции на кризисные ситуации, способности к трансформации, источников и типов оппозиции и так далее.

В конечном счете, степень политической мобилизации и, соответственно, возможности участия в режиме для поддерживающих его граждан являются результатом двух других аспектов, которые мы рассматривали при определении авторитарных режимов. Мобилизацию и участие со временем все труднее и труднее поддерживать, если режим не начинает развиваться в сторону большего тоталитаризма или большей демократии. Эффективная мобилизация, особенно посредством массовых организаций в рамках однопартийной системы, будет восприниматься как угроза другими составляющими ограниченного плюрализма — обычно армией, бюрократией, церковью или лоббистскими группами. Для преодоления подобных сдерживающих обстоятельств потребуются шаги в сторону тоталитаризма. Неудачные попытки такого прорыва и способность ограниченного плюрализма препятствовать возникновению тоталитаризма хорошо проанализировал Альберто Аквароне. Он приводит примечательный диалог Муссолини с его старым другом-синдикалистом:

«Если бы вы могли представить, сколько сил у меня ушло на достижение баланса, чтобы не сталкивались соприкасающиеся друг с другом антагонистические ветви власти, ревнивые и не доверяющие друг другу правительство, партия, монархия, Ватикан, армия, милиция, префекты, лидеры партии в регионах, министры, глава Confederazioni [корпоративных структур], крупнейшие монополисты и т.д., вы поняли бы, что они остались не переваренными тоталитаризмом, в них я не смог сплотить то “наследие”, что мне без всяких ограничений досталось в 1922 году. Патологическую ткань, связывающую традиционные и случайные дефекты этих великих маленьких итальянцев, после двадцати лет непрестанной терапии удалось изменить лишь на поверхности»[56].

Мы уже описывали, как поддержание равновесия между ограниченными плюрализмами сдерживает эффективность мобилизации в рамках единой партии и, в конечном счете, приводит к апатии ее членов и активистов, поскольку такая партия дает лишь ограниченный доступ к власти по сравнению с другими каналами. Недоразвитость — особенно большой массы сельского населения, живущего в изолированных частях страны и занятого натуральным сельским хозяйством, что часто связано с традиционными и непотическими властными структурами в рамках единой партии, — несмотря на все идеологические заявления, организационные схемы и механизмы плебисцита, не создает основанной на участии политической культуры, даже если речь идет о контролируемом или фиктивном участии.

Как мы детально покажем далее, авторитарные режимы, возникающие после периода конкурентной демократии, приведшей к появлению неразрешимого конфликта в обществе, порождают деполитизацию и апатию среди населения, которое воспринимает это с облегчением после всех трудностей предыдущего периода. Изначально апатия охватывает проигравших новому режиму, но в отсутствие террора и осуществляющих его дисциплинированной тоталитарной массовой партии и ее организаций никто и не пытается интегрировать их в систему. По мере того, как уменьшаются напряженность и ненависть, изначально способствовавшие мобилизации, сторонники режима тоже впадают в апатию — часто к радости правителей, поскольку в такой ситуации им больше не нужно выполнять обещания, которые они раздавали в ходе мобилизации.

Отсутствие идеологии, неоднородность и компромиссный, а часто и подражательный характер главной идеи и — главным образом — менталитет правителей, особенно военных элит, бюрократов, экспертов и допущенных во власть политиков из прорежимных партий оказываются серьезным препятствием для мобилизации и привлечения к участию в общественной жизни. Без идеологии трудно мобилизовать активистов для добровольных кампаний, регулярного посещения партийных собраний, индивидуальных пропагандистских мероприятий и так далее. Без идеологии с ее утопическими компонентами сложно привлечь тех, для кого политика есть цель сама по себе, а не просто средство для достижения сиюминутных прагматических задач. Без идеологии молодежь, студенты, интеллектуалы с меньшей вероятностью будут заниматься политикой и обеспечивать кадры для дальнейшей политизации населения. Без утопического элемента, без привлечения широких слоев населения, которым требуется реально работающий, а не ограниченный, контролируемый плюрализм допущенных в элиты, призывы, основанные на бесконфликтном обществе консенсуса (за исключением моментов всплеска национализма или ситуаций прямой угрозы режиму), сводят политику к администрированию общественных интересов и фактическому выражению чьих-то частных интересов.

Ограниченный плюрализм авторитарных режимов и разная доля допустимых для них плюралистических компонентов в отправлении власти в разные моменты создают сложные системы полу- и псевдооппозиций в рамках режима[57]. Полуоппозицию составляют группы, не занимающие доминирующего положения и не представленные в правительстве; они критикуют режим, но при этом готовы участвовать во власти, отказавшись от фундаментальной критики режима. Не будучи институализированными, такие группы не являются нелегитимными, даже если для их деятельности нет законных оснований. Они могут выступать с резкой критикой правительства и некоторых институтов, однако проводят четкую разницу между ними и лидером режима и принимают историческую легитимацию или как минимум необходимость авторитарной модели. Есть группы, которые ратуют за иные политические приоритеты и способы их достижения, они поддерживают установление режима, но при этом надеются достичь целей, которых не разделяют их партнеры по коалиции. Бывает несогласие между теми, кто изначально отождествлял себя с системой, но не участвовал в ее становлении (обычно это радикальные активисты, своего рода «младотурки режима»), и теми, кто находится внутри режима и хочет достигнуть целей, не являющихся нелегитимными, — например восстановить прежний режим, возвращение к которому было объявлено, но так и не состоялось. Бывают приверженцы идеологии, на время отказавшиеся от нее ради победы над врагом; встречаются сторонники иностранной модели и/или даже иностранного государства, от которых стараются дистанцироваться правители; на поздних этапах развития такого режима появляются и те, кто противится его трансформации, а точнее, либерализации и отказу от его ограничительного характера. Полуоппозиция обычно возникает среди старшего поколения, участвовавшего в установлении режима ради реализации целей, которые они поставили перед собой еще до всякого переворота. Однако встречается она и среди интеллектуалов и молодежи, особенно студентов, всерьез воспринявших риторику руководства, но не обнаруживших действенных каналов участия во власти. Нередко полуоппозиция внутри режима становится не подпадающей под действие законов, алегальной, оппозицией. Отказавшись от надежды реформировать режим изнутри, она не готова перейти к нелегальной или подрывной деятельности и пребывает в состоянии неустойчивой терпимости, нередко основанной на прежних личных связах. Слабость попыток политической социализации и индоктринации в авторитарных режимах объясняет и тот факт, что, когда третье поколение, у которого не было шанса стать частью режима, открывает для себя политику, оно может обратиться именно к алегальной оппозиции. Автономия, допускаемая режимом для определенных общественных организаций, ограниченные попытки либерализации и повышения участия в институциях режима, а также относительная открытость другим обществам создают условия для появления алегальной оппозиции, которая иногда служит ширмой для нелегальной оппозиции и готова проникать в институты режима, не испытывая, в отличие от других его оппонентов, моральных сомнений по этому поводу. Часто оппозиция действует через формально неполитические организации — культурные, религиозные, профессиональные. В многоязыковых, мультикультурных обществах, где режим отождествляется с одной из национальных групп, выражением оппозиционности становятся такие культурные жесты, как использование неофициального языка. Особое положение католической церкви во многих обществах с авторитарным правлением и легальный статус многих ее организаций на основании соглашений между Ватиканом и правителями дают священникам и некоторым представителям светского общества определенную автономию, позволяя им стать каналом для выражения оппозиционных настроений определенных социальных классов и культурных меньшинств или трансляции поколенческих проблем, что также может способствовать появлению новых лидеров. В случае католической церкви роль религиозных групп в авторитарных режимах определяет ее транснациональный характер, моральную легитимацию относительно широкого диапазона идеологических позиций из-за отказа папы их осудить, легитимацию морально-профетического гнева по поводу несправедливости, особенно после Второго Ватиканского собора, а также озабоченность церковной верхушки гарантиями автономии религиозных организаций и свободы священников. Парадоксальным образом церковь обеспечила авторитарные режимы элитами через светские организации, но в то же время занималась защитой диссидентов и время от времени, как указывает Ги Эрме[58], играла роль трибуна, выступая против коррумпированного режима с позиций носителя моральных ценностей. Являясь организацией, которая переживет любой режим, даже если она отождествляется с ним в какой-то исторический момент, церковь имеет тенденцию дистанцироваться от режима и восстанавливать свою автономию при первых же признаках кризиса. То же самое относится к другим постоянным институтам, способным сохранять существенную автономию при авторитарном режиме — например судейству и даже профессиональным чиновникам.

Здесь следует подчеркнуть, что полуоппозиция — алегальная, но дозволенная оппозиция, относительно автономная роль различных институтов в условиях полусвободы — создает сложный политический процесс, имеющий далеко идущие последствия для общества и его политического развития. Либерализация авторитарных режимов может зайти далеко, но без изменения природы режима, без институционализации политических партий она все равно останется довольно ограниченной. Полусвобода, гарантированная при таких режимах, имеет свои последствия (несравнимые, конечно, с преследованием нелегальной оппозиции), и это объясняет фрустрацию, разобщенность, а иногда и готовность сотрудничать с режимом, что порой способствует устойчивости этих режимов в ничуть не меньшей степени, чем репрессии. Неопределенное положение оппозиции при авторитарных режимах резко отличается от четкого разграничения режима и его врагов в тоталитарных системах. Подчеркнем, однако, что ограниченный плюрализм, процесс либерализации и существование дозволенной властями оппозиции в отсутствие институциональных каналов для участия оппозиции в политике и получения доступа к населению в его массе ярко отличают авторитарные режимы от демократических.

Завершая общее обсуждение авторитарных режимов, обратим внимание на одну трудность их изучения. В мире, где крупными и наиболее успешными державами были либо стабильные демократии, либо коммунистические или фашистские политические системы — с их уникальной идеологической привлекательностью, организационными возможностями, видимой стабильностью, успехами в индустриальном развитии или в преодолении экономической отсталости, а также способностью преодолеть статус страны «второго сорта» на международной арене, — в таком мире авторитарные режимы находятся в неоднозначном положении. Ни один из них не стал утопическим образцом для других — за исключением, пожалуй, насеровского Египта для арабского мира в силу особых исторических обстоятельств. Наверное, таким образцом могла бы оказаться Мексика с ее революционным мифом в сочетании с прагматической стабильностью режима гегемонии одной партии. Ни один авторитарный режим не захватил воображения интеллектуалов и активистов за пределами своей страны. Ни один не вдохновил на создание международных партий в свою поддержку. Лишь оригинальные решения югославов вызывали у интеллектуалов определенный некритический интерес. В таких обстоятельствах авторитарные режимы и их лидеры не впадали в искус и не начинали воспроизводить привлекательные тоталитарные образцы, поскольку не хотели или не могли воспроизвести их ключевые черты. Лишь 1930-е с их идеологией корпоративизма в сочетании с различным идеологическим наследием и связью с консервативной социальной доктриной католицизма предложили действительную нетоталитарную и недемократическую идеологическую альтернативу. Наблюдаемый нами крах таких систем, тот факт, что ни одно крупное государство не пошло по этому пути, размытые границы между консервативным и католическим корпоративизмом и итальянским фашизмом и, наконец, отход церкви от своей приверженности органическим теориям общества свели на нет эту третью политическую модель. Авторитарные режимы, как бы они ни были укоренены в обществе, каких бы успехов они ни добивались, в итоге всегда сталкиваются с двумя привлекательными альтернативами, что ограничивает возможности их полной и уверенной в себе институционализации и дает силу их противникам[59].

Перевод с английского Ольги и Петра Серебряных

[1] Перевод выполнен по изданию: Linz J.J. Totalitarian and Authoritarian Regimes. Boulder; London: Lynne Riener Publisher, 2000. P. 49—63, 65—75, 159—171. Первоначально эти главы были опубликованы в 1975 году.

[2] Превосходное сравнительное исследование двух обществ в условиях разных политических режимов, а также анализ того, как они отражались на жизни отдельных советских и американских граждан, см. в: Hollander G.D. Soviet Political Indoctrination. New York, 1972. Впрочем, в посвященных Америке разделах чувствуется чрезмерное влияние поколенческого либерального радикализма, характерного для интеллектуального протеста 1970-х.

[3] Sartori G. Democratic Theory. Detroit, 1962. P. 135—157.

[4] О Муссолини и значении термина «тоталитаризм» в Италии см. Jänicke M. Totalitäre Herrschaft. Anatomie eines politischen Begriffes. Berlin, 1971. S. 20—36. Эта работа также является лучшим обзором истории употребления термина, его вариантов и связанной с ним полемики и, кроме того, содержит исчерпывающую библиографию. Следует отметить, что для обозначения сразу и фашистских, и коммунистических режимов этот термин использовали не только либералы, католики или консерваторы, но и социалисты вроде Хильфердинга, который писал об этом уже в 1939 году. В 1936-м Хильфердинг отошел от марксистского анализа тоталитарного государства (см.: Ibid. S. 74—75; Hilferding R. StateCapitalism or Totalitarian State Economy // Modern Review. 1947. Vol. 1. Р. 266—271).

[5] Schmitt C. Die Wendung zum totalen Staat // Positionen und Begriffe im Kampf mit Weimar—Genf—Versailles 1923—1939. Hamburg, 1940.

[6] Ludendorff E. Der Totale Krieg. München, 1935. О понятии тотальной войны см.: Speier H. Ludendorff: The German Concept of Total War // Earle E.M. (Ed.). Makers of Modern Strategy. Princeton, 1944.

[7] Jünger E. Die totale Mobilmachung. Berlin, 1934.

[8] Sabine G.H. The State // Seligman R.A., Johnson A. (Eds.). Encyclopedia of the Social Sciences. New York, 1934.

[9] Michels R. Some Reflections on the Sociological Study of the Oligarchical Tendencies of Modern Democracy. New York, 1928. P. 770—772.

[10] Trotsky L. The Revolution Betrayed. New York, 1937. P. 278.

[11] Сходство в восприятии советского и фашистского режимов у итальянских фашистов и Троцкого обсуждается в книге: Gregor A.J. Interpretations of Fascism. Morristown, 1974. P. 181—188. Еще один пример подобного анализа у испанского левого фашиста см.: Ledesma Ramos R. ¿Fascismo in España? Discurso a las juventides de España [1935]. Barcelona, 1968.

[12] Ziegler H.O. Autoritärer oder Totaler Staat. Tübungen, 1932; Vögelin E. Der Autoritäre Staat. Vienna, 1936.

[13] Shils E. Political Development in the New States. The Hague, 1960.

[14] Linz J.J. An Authoritarian Regime: The Case of Spain // Allard E., Littunen Y. (Eds.). Cleavages, Ideologies and Party Systems. Helsinki, 1964.

[15] Shils E. Op. cit.; Almond G., Coleman J.S. (Eds.). The Politics of the Developing Areas. Princeton, 1960; Almond G., Powell G.B. Comparative Politics: A Developmental Approach. Boston, 1966; Hungtinton S.P. Social and Institutional Dynamics of One-Party Systems // Huntington S.P., Moore C.H. (Eds.). Authoritarian Politics in Modern Society. New York, 1970; Hungtinton S.P., Moore C.H. Conclusion: Authoritarianism, Democracy, and One-Party Politics // Ibid; Moore C.H. The Single Party as Source of Legitimacy // Ibid; Lanning E. A Typology of Latin American Political Systems // Comparative Politics. 1974. Vol. 6. P. 367—394.

[16] Обзор существующих типологий политических систем см. в: Wiseman H.V. Political Systems: Some Sociological Approaches. London, 1966. Указанная выше работа Габриэла Алмонда и Джеймса Коулмана была первой в своем роде: эти соавторы, а также их коллеги Вайнер, Растоу и Бланкстен занялись изучением политики в Азии, Африке и Латинской Америке. Разработанную Шилсом типологию Алмонд использует в связи с функциональным анализом. В указанной выше работе (главы 9—11) Алмонд и Пауэлл строят свою типологию в зависимости от структурной дифференциации и секуляризации — от примитивных политических систем до современных демократических, авторитарных и тоталитарных. У Файнера можно найти еще одну интересную попытку классификации (Finer S.E. Comparative Government. New York, 1971. P. 44—51). У Блонделя сравнительный анализ построен на различении традиционных консервативных, либерально-демократических, коммунистических, популистских и авторитарных консервативных систем (Blondel J. Comparing Political Systems. New York, 1972). Растоу выделяет системы: 1) традиционные, 2) модернизирующиеся — персонально-харизматические, военные, однопартийные авторитарные, 3) современные демократические, тоталитарные и 4) системы, в которых отсутствует какое-либо управление (Rustow D. A World of Nations: Problems of Political Modernization. Washington, 1967). Предложенная Органским типология режимов (Organski A.F.K. The Stages of Political Development. New York, 1965) берет за основу стадию экономического развития, на которой они находятся, роль политики в этом процессе, а также тип элитных альянсов и классовых конфликтов. Среди прочих у него присутствуют «синкратические» режимы (от древнегреческого σ?ν — вместе, и κρ?τος — власть) в среднеразвитых странах, где промышленные и аграрные элиты достигли компромисса под давлением снизу. Аптер, много изучавший Африку, создал очень интересную и получившую широкое признание типологию политических систем на основе двух основных параметров: типа власти и типа ценностей, к которым конкретная система стремится (Apter D.E. The Politics of Modernization. Chicago, 1965). По первому признаку системы разделяются у него на иерархические (где центр контролирует все) и пирамидальные (системы с конституционным представительством), по второму — на преследующие консумматорные (сакральные) и инструментальные (секулярные) ценности. Соответственно, возникают два типа систем с иерархической властью: 1) мобилизационные системы (как в Китае) и 2) либо модернизирующиеся автократии, либо неомеркантилистские общества (примерами, соответственно, будут Марокко и кемализм в Турции); типы с пирамидальным распространением власти подразделяются на: 3) теократические или феодальные системы и 4) примирительные системы (reconciliation system). Мобилизационные и примирительные системы противопоставляются по степени принуждения/информирования, находящихся в обратных отношениях друг с другом. К сожалению, в силу сложности проблемы здесь не место разбирать, как Аптер применяет эти умозрительные типы при анализе конкретных политических систем и проблем модернизации.

[17] Banks A.S., Textor R.B. A Cross-Polity Survey. Cambridge, 1963.

[18] Dahl R.A. Polyarchy: Participation and Opposition. New Haven, 1971. Р. 331—349.

[19] Rustow D. A World of Nations…

[20] В этом разделе я пользуюсь рейтингом стран по численности населения, валовому национальному продукту и темпам его роста, а также данными о количестве населения, живущего в условиях разных режимов в Европе, представленными в таблицах 5.1, 5.4 и 5.5 в: Taylor C.L., Hudson M.C. World Handbook of Political and Social Indicators. New Haven, 1972.

[21] Young W.B. Military Regimes Shape Africa’s Future. The Military: Key Force [неопубл.].

[22] Наши определения и разграничения, связанные с демократией, опираются на следующие основные источники: Sartori G. DemocraticTheory; Kelsen H. Vom Wesen und Wert der Democratie. Tübingen, 1929; Schumpeter J.A. Capitalism, Socialism, and Democracy. New York, 1950; Dahl R.A. Op. cit. О вкладе Даля в теорию демократии или, как он сам теперь предпочитает ее называть, полиархии, см. критический обзор: Ware A. Polyarchy // European Journal of Political Research. 1974. Vol. 2. P. 179—199. Там идет речь о критических замечаниях, высказанных в связи с так называемой «элитистской теорией демократии» (cм., например: Bachrach P. The Theory of Democratic Elitism: A Critique. Boston, 1967). Поскольку эта критика касается в основном «демократизации» полиархий, а не их отличий от неполиархических систем, мы не станем углубляться в эти важные дискуссии. Наше понимание демократии мы более подробно изложили в контексте обсуждения пессимистического и в конечном счете неверного анализа Михельса (см.: Linz J.J. Michels e il suocontributo alla sociologia politica // Michels R. La sociologia del partitopolitico nella democrazia moderna. Bologna, 1966).

[23] Dahl R.A. Op. cit.

[24] Sartori G. Democratic Theory. P. 199—201.

[25] Самым спорным случаем является Мексика, где кандидат в президенты лишь в 1952 году получил меньше 75% голосов, а обычно получает свыше 90%. Лидеры оппозиции прекрасно понимают, что они обречены на поражение — будь то в борьбе за одно из 200 губернаторских мест или за одно из 282 сенаторских кресел. Единственная надежда оппозиционной партии (и это относительно новое явление) в том, чтобы добиться, в обмен на депутатское кресло или муниципальные административные позиции, признания их лидеров со стороны правительства — в форме контрактов, займов или услуг. Во многих случаях партии финансируются правительством и поддерживают правительственных кандидатов или заранее вступают с ними в борьбу, чтобы получить преференции для своих сторонников. «Таким образом они принимают участие в политической игре и в ритуале выборов», — как выразился один мексиканский политолог (см.: González Casanova P. Democracy in Mexico. New York, 1970). Другой пример критического анализа: Cosío Villegas D. El Sistema político mexicano: las posibilidades de cambio. Mexico City, 1972. Более ранняя работа, подчеркивающая олигархические характеристики режима: Brandenburg H.-C. HJ-Die Geschichte der HJ. Köln, 1968. Лучшая монография об авторитаристском процессе принятия политических решений в Мексике: Kaufman S.B. Decision-making in an Authoritarian Regime: The Politics of Profit-sharing in Mexico. PhD dissertation. Columbia University, 1970. Выборный процесс анализируется в: Taylor P.B. The Mexican Elections of 1958: Affirmation of Authoritarianism? // Western Political Quarterly. 1960. Vol. 13. P. 722—744. Тем не менее есть и другие интерпретации, указывающие на демократический потенциал — либо внутри партии, либо в долгосрочной перспективе: Scott R.E. Mexican Government in Transition. Urbana, 1964; Scott R.E. Mexico: The Established Revolution // Pye L.W., Verga S. (Eds.). Political Culture and Political Development. Princeton, 1965; Needler M. Politics and Society in Mexico. Albuquerque, 1971; Padgett V. The Mexican Political System. Boston, 1966; Ross S.R. (Ed.). Is the Mexican RevolutionDead? New York, 1966. Тот факт, что выборы не дают доступа к власти и что Partido Revolucionario Institucional занимает привилегированное положение, не означает полного отсутствия свободы выражения и создания ассоциаций. Ведущей оппозиционной партии, ее электорату и препятствиям, с которыми она сталкивается, посвящена работа: Marby D. Mexico's Acción Nacional: A Catholic Alternative to Revolution. Syracuse, 1973. P. 170—182. О разногласиях ученых по поводу природы политической системы в Мексике см.: Needleman C., Needleman M. WhoRules Mexico? A Critique of Some Current Views of the Mexican Political Process // Journal of Politics. 1969. Vol. 81. P. 1011—1084.

[26] Karpat K.H. Turkey's Politics: The Transition to a Multiparty System. Princeton, 1959; Weiker W.F. The Turkish Revolution: 1960—1961.Washington, 1963; Idem. Political Tutelage and Democracy in Turkey: The Free Party and Its Aftermath. Leiden, 1973.

[27] Sartori G. Dittatura // Enciclopedia del Diritto. Vol. 11. Milano, 1962.

[28] Schmitt C. Die Diktatur: Von den Anfängen des modern Souveränitätsgedankens bis zum proletarischen Klassenkampf. München, 1928.

[29] Sartori G. Dittatura. P. 416—419.

[30] Rossiter C. Constitutional Dictatorship: Crisis Government in the Modern Democracies. Princeton, 1948.

[31] Finer S.E. The Man on Horseback: The Role of the Military in Politics.New York, 1962.

[32] Hungtinton S.P. Political Order in Changing Societies. New Haven, 1968. P. 231—237.

[33] Gimbel J.H. The American Occupation of Germany: Politics and the Military, 1945—1949. Stanford, 1968; Montgomery J.D., Hirschman A.O. (Eds.). Public Policy. Vol. 17. 1968 (см. опубликованные в этом сборнике статьи Фридриха, Кригера и Меркля о правлении военных и реконструкции).

[34] Schmitt C. Die Diktatur….

[35] См.: Jänicke M. Op. cit.; Friedrich C.J. (Ed.). Totalitarianism: Proceedings of a Conference Held at the American Academy of Arts and Sciences, March 1953. Cambridge, 1954; Friedrich C.J., Brzezinsky Z.K. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. New York, 1965; Neumann S. Permanent Revolution: Totalitarianism in the Age of International Civil War.New York, 1942; Aron R. Democracy and Totalitarianism. London, 1968; Buchheim H. Totalitarian Rule: Its Nature and Characteristics. Middletown, 1968; Schapiro L. Totalitarianism. New York, 1972; Seidel B., Jenkner S. (Hg.). Wege der Totalitarismus-Forschung. Darmstadt, 1968.

[36] Friedrich C.J. The Evolving Theory and Practice of Totalitarian Regimes// Friedrich C., Curtis M., Barber B. (Eds.). Totalitarianism in Perspective: Three Views. New York, 1969. P. 126.

[37] Brzezinski Z. Ideology and Power in Soviet Politics. New York, 1962.

[38] Neumann F. The Democratic and the Authoritarian State. Glencoe, 1957. P. 233—256.

[39] Arendt H. The Origins of Totalitarianism. New York, 1966.

[40] Cocks P. The Rationalization of Party Control // Johnson C. (Ed.). Change in Communist Systems. Stanford, 1970.

[41] Joffe E. Party and Army-Professionalism and Political Control in the Chinese Officer Corps, 1949—1964. Cambridge, 1965; Idem. The Chinese Army under Lin Piao: Prelude to Political Intervention // Lindbeck J.M.H. (Ed.). China: Management of a Revolutionary Society. Seattle, 1971; Pollack J.D. The Study of Chinese Military Politics: Toward a Framework for Analysis // McArdle C. (Ed.). Political-Military Systems: Comparative Perspectives. Beverly Hills, 1974; Schurmann F. Ideology and Organization in Communist China. Berkley, 1968. P. 12—13; Gittings J. The Role of the Chinese Army.London, 1967.

[42] Domínguez J.I. The Civic Soldier in Cuba // McArdle C. (Ed.). Op. cit.; Dumont R. Cuba est-il socialiste? Paris, 1970.

[43] Об интеллектуальной и культурной жизни в Советском Союзе см.: Pipes R. (Ed.). The Russian Intelligentsia. New York, 1961; Swayze H. Political Control of Literature in the USSR, 1946—1959. Cambridge, 1962; Simmons E. The Writers // Skilling H.G., Griffiths F. (Eds.). Interest Groups in Soviet Politics. Princeton, 1971; Johnson P., Labedz L. (Eds.). Khrushchev and the Arts: The Politics of Soviet Culture, 1962—1964. Cambridge, 1965. Восточной Германии посвящена книга: Lange M.G. Wissenschaft im Totalitären Staat: Die Wissenschaft der Sowjetischen Besatzungszone auf dem Weg zum «Stalinismus». Stuttgart, 1955; коммунистическому Китаю: MacFarquhar R. The Hundred Flowers Campaign and the Chinese Intellectuals. New York, 1960; Chen S.H. Artificial Flowers During a Natural «Thaw» // Treadgold D.W. (Ed.). Soviet and Chinese Communism: Similarities and Differences.Seattle, 1967; случай Лысенко интересно разбирает Жорес Медведев: Medvedev Z. Rise and Fall of T.D. Lysenko. New York, 1969; нацистской Германии посвящены книги: Brenner H. Die Kunstpolitik des Nazionalsozialismus. Reinbek bei Hamburg, 1963; Mosse G.L. Nazi Culture: Intellectual, Cultural and Social Life in the Third Reich. New York, 1966; Wulf J. Literatur und Dichtung im Dritten Reich: Ein Dokumentation. Güterlosh, 1963; Idem. Die Bildenden Künste im Dritten Reich: Ein Dokumentation.Güterlosh, 1963; Idem. Musik im Dritten Reich: Ein Dokumentation.Güterlosh, 1963; Idem. Theater und Film Musik im Dritten Reich: Ein Dokumentation. Güterlosh, 1964; Strothmann D. Nazionalsocialistische Literaturpolitik. Bonn, 1963. Дальнейшая, очень поучительная библиография, касающаяся образования и сферы производства знания, представлена в: Tannenbaum E. The Fascist Experience: Italian Society and Culture, 1922—1945. New York, 1972. Теоретически не очень сильная работа, хотя представленные в ней иллюстрации прекрасно показывают разнородность и эклектичность официального итальянского искусства, что резко отличается от положения дел в Германии и еще раз ставит под вопрос тоталитарный характер итальянского фашизма: Silva U. Ideologia у Arte del Fascismo. Milano, 1973. Разница культурной политики при тоталитаризме и авторитаризме хорошо видна в исследовании интеллектуальной жизни франкистской Испании: Díaz E. Pensamiento español 1939—1973. Madrid, 1974.

[44] Об отношениях религии и государства в Советском Союзе см.: Curtis J.S. Church and State // Black C.E. (Ed.). The Transformation of Russian Society. Cambridge, 1960. Позднейшие изменения анализируются в: Bourdeaux M. Religious Ferment in Russia: Protestant Opposition to Soviet Religious Policy. New York, 1968; Idem. Patriarch and Prophets: Persecution of the Russian Orthodox Church Today. London, 1969. О коммунистическом Китае см.: Busch R.C. Religion in Communist China. Nashville, 1970; MacInnis D.E. Religious Policy and Practice in Communist China. New York, 1972; Welch H. Buddhism under Mao. Cambridge, 1972. Германии посвящены исследования: Conway J.S. The Nazi Persecution of the Churches, 1933—1945. New York, 1968; Zipfel F. Kirchenkampf in Deutschland. Berlin, 1965; Lewy G. The Catholic Church and Nazi Germany.New York, 1965; Buchheim H. Glaubenskrise im Dritten Reich: Drei Kapitel Nationalsozialistischer Religionspolitik. Stuttgart, 1953. Хорошо документированное региональное исследование: Baier H. Die Deutschen Christian Bayerns im Rahmen des bayerischen Kirchenfampfes. Nürenberg, 1968. Сравнить с Италией можно на материале: Webster R.A. The Cross and the Fasces: Christian Democracy and Fascism in Italy. Stanford, 1960.

[45] Уже в SA звания раздавали без учета армейских званий, до которых человек дослужился в военное время, см.: Gordon H.J. Hitler and the BeerHall Putsch. Princeton, 1972. Эта идеология прорыва сквозь все структуры общества нашла свое отражение в клятве SA: «Клянусь, что в каждом члене организации — невзирая на его классовое происхождение, профессию, богатство и собственность — я буду видеть только брата и настоящего товарища, с которым я буду связан и в радости, и в печали». Впоследствии это привело к тому, что высокопоставленный чиновник стал серьезно опасаться собственного дворника, занимающего в партии должность квартального (Blockwart).

[46] Здесь не место обсуждать сложную проблему взаимоотношений между политическими системами и внешней политикой. Разумеется, агрессивные действия, вмешательство во внутренние дела других стран, а также политический или экономический империализм не являются исключительными атрибутами какого-то одного режима. Но в то же время нельзя не согласиться с тем, что национал-социализм, его идеология и внутренняя динамика германского режима вели к агрессивной экспансии, войне и созданию гегемонистской системы эксплуатируемых и угнетенных стран и зависимых стран-сателлитов. В этой политике есть чисто нацистские элементы, особенно в том, что касается расистской концепции — ее не следует путать с идеями, восходящими к немецкому национализму (восстановление полного суверенитета после Версаля, аншлюс, аннексия приграничных территорий соседних государств с преимущественно немецким населением), и к политике обеспечения экономического господства Центральной Европы (Mitteleuropa). См.: Bracher K.D. The GermanDictatorship. New York, 1970. P. 287—329, 400—408 и библиографию на р. 520—523; Jacobsen H.-A. Nationalsozialistische Aussenpolitik 1933—1938. Frankfurt a.M., 1968; Hillgruber A. Kontinuität und Diskontinuität in der deutschen Aussenpolitik von Bismarch bis Hitler. Düsseldorf, 1971; Hildebrand K. The Foreign Policy of the Third Reich. London, 1973. Отношения между Гитлером и Муссолини прекрасно проанализированы в: Deakin F.W. The Brutal Friendship: Mussolini, Hitler and the Fall of Italian Fascism. Garden City, 1966; Wiskemann E. The Rome-Berlin Axis. London, 1966. Несомненно, фашистская Италия тоже проводила политику экспансии в Адриатике и Африке, однако, если абстрагироваться от чисто риторических заявлений, легко показать, что этот экспансионизм лежал целиком в русле еще дофашистского итальянского империализма. Обостренный национализм характерен для всех фашистских движений, но для них столь же характерны интернационализм, антипацифизм, одержимость военным величием, ирредентизм и часто даже паннационализм, которые противопоставляют идеологии левых и центристских демократических партий, даже когда некоторые из этих партий не оказывают никакого сопротивления колониализму, курс на рост национальной мощи и упор на политику престижа.

Вопрос о внешней политике коммунистических государств сталкивается с той же проблемой отделения национальных интересов СССР (унаследованных от Российской империи) от интересов, порожденных динамикой режима (главным образом опытом гражданской войны, иностранной интервенции, изоляции и блокады), и, наконец, от интересов, исходящих из соображений международной революционной солидарности и соответствующих продиктованному идеологией пониманию международного положения. Разные точки зрения на эту проблему см. в: Hoffmann E.P., Fleron F.J. (Eds.). The Conduct of Soviet Foreign Policy. Chicago, 1971. Part 3; а также в: Shulman M.D. Stalin’s Foreign Policy Reappraised. New York, 1969; Ulam A.B. Expansion and Coexistence: The History of Soviet Foreign Policy from 1917—1967. New York, 1968. Литература по советско-китайскому конфликту (Zagoria D.S. The Sino-Soviet Conflict 1956—1961. New York, 1969) демонстрирует сложное переплетение национальных интересов и политических трений. Вполне ожидаемо, работы, касающиеся коммунистических стран Восточной Европы (Seton-Watson H. Eastern Europe between the Wars 1918—1941.New York, 1967; Ionescu G. The Politics of the European Communist States.New York, 1967; Brzezinski Z. The Soviet Block. Cambridge, 1960), демонстрируют неотделимость формирования внешней и внутренней политики от советской гегемонии. В силу связей восточноевропейских коммунистических партий с КПСС, особенно когда Советский Союз был образцом социалистического государства, то есть в сталинскую эпоху, было невозможно отделить политику мирового революционного движения от политической линии единственной страны, где у власти находилась коммунистическая партия. Полицентризм очевидным образом поменял и усложнил эту ситуацию. Фашистские партии при всем их сходстве, взаимном влиянии и подражании друг другу никогда не связывала общая дисциплина, как это было в случае коммунистов. Идеологически связанные партии, не принимающие в расчет инстанции, от которых они зависят более прямым образом, несомненно, являются важным фактором внешней политики для опирающихся на массовые движения режимов. Режимы, обязанные считаться со свободной публичной критикой и открытым несогласием, не могут позволить себе тот же стиль и тот же тип международных политических реакций, что и режимы, подобным ограничением не обремененные. Тем не менее было бы ошибкой выводить внешнюю политику любого режима из идеологических убеждений, как наглядно показал пакт между Сталиным и Гитлером или отношения между США и коммунистическим Китаем, однако принимать их во внимание при анализе долгосрочных внешнеполитических стратегий вполне разумно. Связанная с этим тема, которой почти не уделяется внимания (и, пожалуй, зря), — это связь между внешнеполитическими кризисами и проблемами или полным упадком демократических режимов, особенно в случае подъема фашизма, но так же и при повороте к авторитаризму в странах «третьего мира». Упускается также и связь между готовностью к войне, а именно — тотальной войне, и разворотом к тоталитаризму.

[47] Neuman S. Permanent Revolution: Totalitarianism in the Age of International Civil War. New York, 1942.

[48] Проблема преемственности лидеров в недемократических конституционных режимах всегда рассматривалась как одна из их слабостей по сравнению с наследственными монархиями и парламентскими или президентскими демократиями (Rustow D.A. Succession in the Twentieth Century // Journal of International Affairs. 1964. Vol. 18. P. 104—113). На обсуждение этого вопроса серьезно повлияла последовавшая за смертью Ленина борьба за власть, а также личный характер власти и пожизненное руководство во многих однопартийных режимах. Уже в 1933 году Роберто Фариначчи в письме к Муссолини отмечал, что вопрос передачи власти от единственного в своем роде лидера, в окружении которого никакие другие лидеры возникнуть просто не могли, станет огромной проблемой для такого типа режимов (Aquarone A. L’organizzazione dello Stato totalitario. Torino, 1965. P. 173—175). По сути, считалось, что в отсутствие прямого наследника ожидать мирной передачи власти попросту не приходится и что можно институализировать действенный и законный метод смены пожизненных лидеров или ограничить их срок пребывания у власти. История не дала нам возможности проследить, как передают власть основатели фашистских режимов, а долголетие других основателей тоталитарных государств оставляет нам лишь возможности для спекуляций о будущем их режимов. При всех сопровождавших его конфликтах, приход к власти Хрущева (Swearer H.R., Rush M. The Politics of Succession in the U.S.S.R.: Materials on Khrushchev’s Rise to Leadership. Boston, 1964; Rush M. PoliticalSuccession in the USSR. New York, 1968) показал, что передача власти не обязательно приводит к краху системы и даже не сопровождается дополнительными чистками или новым периодом террора. Проблемы, связанные с передачей власти после смерти Мао, описаны в: Robinson T.W. Political Succession in China // World Politics. 1974. Vol. 27. P. 1—38. Тем не менее относительно институализированная передача власти от Хрущева, Хо Ши Мина, Насера или Салазара показывает, что институции в таких режимах способны справляться с этой проблемой лучше, чем предполагалось в политической науке. Еще более заметной является тенденция новых авторитарных режимов (как например в случае военной диктатуры в Бразилии) предотвращать появление вождей и ограничивать пребывание у власти определенным сроком. Предстоящий в недалеком будущем уход целого ряда основателей авторитарных режимов наверняка даст нам материал для сравнительного анализа в связи с этой проблемой.

[49] Linz J.J. An Authoritarian Regime: The Case of Spain // Allard E., Rokkan S. (Eds.). Mass Politics: Studies in Political Sociology. New York, 1970. P. 255.

[50] Ibid; Linz J.J. From Falange to Movimiento-Organización: The Spanish Single Party and the Franco Regime 1936—1968 // Hungtinton S.P., Moore C.H. (Eds.). Op. cit.; Linz J.J. Opposition In and Under an Authoritarian Regime: The Case of Spain // Dahl R.A. (Ed.). Regimes and Oppositions. New Haven, 1973; Linz J.J. The Future of Authoritarian Situation or the Institutionalization of an Authoritarian Regime: The Case of Brazil // Stepan A. (Ed.). Authoritarian Brazil: Origins, Policies, and Future. New Haven, 1973.

[51] Hermet G. Les fonctions politiques des organisations religieuses dans les régimes à pluralisme limité // Revue Française de Science Politique. 1973. Vol. 23. P. 439—472.

[52] Foltz W.J. From French West Africa to the Mali Federation. New Haven, 1965.

[53] Geiger T. Die soziale Schichtung des deutschen Volkes. Stuttgart, 1932.

[54] Lamounier B. Ideologia ens regimes autoritários: uma crítica a Juan J. Linz // Estudos Cebrap. Vol. 7. Sãn Paulo, 1974. P. 69—92.

[55] Kaufman S.B. Op. cit.

[56] Aquarone A. Op. cit. P. 302.

[57] Linz J.J. Opposition In and Under an Authoritarian Regime: The Case of Spain.

[58] Hermet G. Op. cit.

[59] Linz J.J. The Future of Authoritarian Situation or the Institutionalization of an Authoritarian Regime: The Case of Brazil.

Артем Жданов: «Говорят, я перешел на китайскую сторону»

Хотите знать, как, потратив всего 40 тыс. рублей на рекламу, сделать так, чтобы о твоем бренде узнали сотни миллионов потенциальных клиентов? Читайте интервью с совладельцем компании UCHINA и основателем бренда LaowaiMe Артемом Ждановым. Мы расскажем, как молодой китаист из Барнаула стал владельцем хайпового международного бизнеса в Шэньчжэне.

С Артемом мы встретились на полях Российско-китайского молодежного бизнес-инкубатора в Новосибирске, на который он приехал в качестве эксперта и ведущего мастер-классов. Поучиться у него есть чему: известность и стабильность консалтинговой компании UCHINA недавно дополнил оглушительный успех онлайн-магазина LaowaiMe. Небольшая команда магазина буквально выбивалась из сил под натиском шквального спроса. Как случилось, что созданный для нескольких сотен друзей бренд стал известным на весь Китай? Настолько, что Артема пригласили на самый популярный в Китае телевизионный канал в качестве почетного гостя? Может, причина в том, что Китай — страна огромных возможностей для умных, талантливых, трудолюбивых, верящих в себя? Как бы то ни было, пример Артема вдохновляет.

CL: Артем, расскажите о своем бренде LaowaiMe, как Вы его придумали?

Артем Жданов: LaowaiMe родился четыре года назад. Так случилось, что все мои проекты вырастали из хобби. И в случае LaowaiMe я просто захотел купить смешную футболку с популярным принтом «Лаовай пришел, лаовай ушел». Такой бородатый мем. Заказал первую, вторую… И все либо плохо сидело, либо не устраивало по качеству. Я придумал текст «Привет, спасибо, не понимаю» и решил заказать футболку digital textile printing. Но надпись быстро выстиралась. Я понял: чтобы сделать качественно, нужна шелкография. А там минимальный заказ — от сотен штук. К тому времени у моего паблика было уже около 30 тыс. подписчиков. Я подумал: своим друзьям в Китае я точно смогу продать футболки. Создал первую партию из 300 штук, 4-5 моделей — сам носил, был доволен, продавал друзьям. Покупали футболки чаще всего знакомые, когда видели их на мне. Никаких промоушнов и акций. Я просто встречался с друзьями, ходил в рестораны, на тусовки иностранцев… Футболки всем нравились, все спрашивали, где купить. Продал первую партию, посчитал деньги, понял, что неплохо, продал вторую партию. И тут как раз грянул кризис. Сделал перерыв на два года. После чего вернулся к LaowaiMe, но уже с командой, так как осознал, что одному не справиться, — если, конечно, я хочу делать это дело хорошо.

CL: Как Вы возрождали LaowaiMe после перерыва?

Артем Жданов: Мы пригласили крутого дизайнера, который создал для нас логотип, фирменный стиль, придумал новый дизайн футболок. Наняли технолога, он сделал лекала. Делаем футболки с нуля. Сами выбираем ткани, на фабрике наши футболки шьют отдельно от других изделий, отдельно принтуют. На каждой логотип, бирка, мы вкладываем их в фирменный пакет — ко всему подходим тщательно. В этом мне помогает наша команда, Сергей с Никитой, мои партнеры. И все наши сотрудники. У них есть огромный опыт, именно производства. LaowaiMe — квинтэссенция того, что мы умеем. Мы умеем производить, знаем Китай, китайскую культуру, мы умеем продавать.

CL: Как Вы выбирали каналы продаж?

Артем Жданов: Вначале LaowaiMe был вспомогательным брендом, основным оставалась Uchina. Мы продавали футболки на Taobao, Amazon.com и Aliexpress.com. Но потом закрыли площадку на «Алиэкспрессе»: поняли, что он только для дешевых товаров и только для нескольких стран. Остальные ему не доверяют, хотя скорость доставки у него потрясающая. С «Амазоном» тоже разошлись: он берет слишком большие деньги. Есть одна офлайн-точка в Шанхае: в кафе, в центре города, там все тоже хорошо продается. Но Taobao — основной канал. Сейчас мы готовимся к запуску своей онлайн-площадки, с доставкой по всему миру.

CL: Кто ваши клиенты?

Артем Жданов: LaowaiMe — для всех, кто интересуется Китаем. И для китайцев, у которых есть иностранные друзья, для тех, кто хотел бы поделиться китайской культурой. Но, прежде всего, для иностранцев. Сейчас, по официальным данным, в мире уже 100 млн учат китайский. На 70 млн больше, чем 30 лет назад. И все они — наши потенциальные клиенты — те, кто с Китаем надолго.

Половина наших покупателей на Taobao — иностранцы, половина — китайцы. И половина китайцев покупают для себя, что стало для нас сюрпризом. Так, футболки «Привет, спасибо, не понимаю» покупают китайцы, которые едут за границу, или которые говорят, что «это подходит под мое состояние души, я социопат, интроверт, поэтому я ношу такую футболку».

Футболки стоят порядка 1000 рублей, это недорого. На Taobao много подделок под наш бренд. Ведь никто не мешает скопировать фразу «Привет, спасибо, не понимаю». Ведь такие расхожие мемы невозможно зарегистрировать. Мы стараемся рассказать, как отличить копию от оригинала.

Обнаружив спрос на нашу продукцию со стороны китайцев, мы начали делать больше товаров именно для них. Так, сейчас одна из топовых позиций на LaowaiMe — кружка с надписью «Пей больше горячей воды». Это тоже известный китайский мем. Если вы пойдете к китайскому доктору, чтобы у вас ни болело, голова или живот, — он скажет «Пей больше горячей воды! И все будет хорошо». Китайцы тоже воспринимают это как мем, но почему-то никто не додумался это продавать. Мы сделали кружку — и китайцы начали ее покупать. Мы стилизовали ее под кружку времен Мао Цзэдуна, только не жестяную, а из фарфора, с крышечкой... И кружка стала хитом продаж.

Для китайцев и поклонников китайской культуры мы сделали и набор для празднования китайского Нового года. Там была инструкция, как его праздновать, были предметы для праздника и для подарков: красный конверт, вырезанные из красной бумаги наклейки на двери и окна… Там была наша кружка, палочки с мемом «Ты поел?» (для китайцев это как для нас «Как дела?»)… В Китае набор стал вау-продуктом.

CL: Как LaowaiMe стал известен на всю Поднебесную?

Артем Жданов: На нас вышел крупнейший журнал о e-commerce в Китае «Global E-businesmen». У меня взяли интервью о LaowaiMe. О том, как русский из поколения 90-х открыл магазин на Taobao. Сначала просмотров было немного, но потом статья начала гулять в китайском интернете. И попала в умный блог Таобао, который, подобно Яндекс-дзену, сам выбирает, что вам почитать. Статья стала популярной и затем попала в рассылку «Выбор редакции». Уведомлением на первой полосе. А это приложение есть на мобильном у каждого китайца. В итоге статья собрала 4,5 млн прочтений только на Taobao, а всего — десятки миллионов. Китайцам «зашло», что иностранец не просто продает на Taobao — он продвигает китайскую культуру. Это греет их душу, они говорят спасибо, испытывают искреннюю благодарность. Многие просто пишут нам на Taobao в службу поддержки: вы действительно иностранцы, да? Спасибо за то, что вы делаете! Хотя я не буду у вас заказывать, но спасибо!

После статьи на Taobao у меня взяла интервью главная газета китайского правительства — «Жэньминь жибао». В печатной версии вышла статья про меня: как я переехал в Китай, как создал LaowaiMe. После этого ко мне еще много раз обращались китайские журналисты, снимали видео, брали интервью.

А недавно самое популярное китайское телевидение Hunan TV, на котором выходят все топовые передачи типа китайского «Голоса», пригласило меня в качестве экзаменатора на «Китайский мост» от института Конфуция — самое большое соревнование для иностранцев, изучающих китайский язык. Кстати, там был новосибирский студент из СГУПСа, единственный русский из 30 финалистов, который, в итоге, и стал победителем.

Я договорился с телевидением, вышел в своей футболке, сказал название своего магазина, потом подарил всем участникам кружки. Бесплатная реклама на самом топовом канале. Мне потом сказали: «Знаешь, сколько стоит секунда эфира на Hunan TV?».

Эфир будет в августе, мы готовимся. После того, как мы попали со статьей на Taobao, нашу маленькую команду парализовало на неделю. Ведь на Taobao еще и нужно напрямую общаться в чате, когда тебя спрашивают, какой размер, что подходит… Мы следим, чтобы к дате эфира на складе было достаточно всего, так как Hunan TV смотрят ежедневно 280 млн человек.

Оказывается, так бывает: потратить на маркетинг всего 40 тыс. рублей и продать 3 тыс. единиц товара. Теперь о нас в Китае знают многие. Даже начали поступать предложения об инвестициях в наш бренд…

Как я уже сказал, основной аудиторией LaowaiMe все же остаются иностранцы. А известными мы стали именно в Китае. Но у многих китайцев есть иностранные друзья, которые покупают наши товары. Работает сарафанное радио. У нас есть инстаграм. Люди сами делятся нашими постами, мы их не просим. В случае ориентированных на китайцев товаров это понятно: они любят гордиться своей страной, любят рассказывать о китайской культуре, любят дарить связанные с ней вещи. Это работает.

CL: Поделитесь планами по развитию LaowaiMe.

Артем Жданов: Я хочу превратить этот бренд в большой проект, своеобразную экосистему под девизом «Если Китай, то с LaowaiMe». Вещи — только начало. Будет медиа на английском о Китае, с позитивными историями, новостями. Я ищу главного редактора с родным английским. На этой медиаплощадке не будет политики, экономики…

Если в рунете, несмотря на ошибки, с новостями о Китае все более-менее в порядке, то западные издания пишут о Китае или плохо, или странно. Нарочито трешево. С анекдотическими, унижающими китайцев историями. А есть и вовсе жесть: про то, как китайское правительство забирает органы у диссидентов. Все это формирует неправильное отношение к Китаю и китайцам. Ведь какую самую главную эмоцию испытывают люди к Китаю? Страх. Неизвестного всегда боятся.

Есть, конечно, государственные сми (например, англоязычная версия «Синьхуа»), но их не читают на Западе, воспринимают как пропаганду. Правительство тратит огромные деньги на продвижение бренда Китая. 10 млрд долларов на «мягкую силу», в том числе на институт Конфуция, которому во всем мире вставляют палки в колеса, так как воспринимают как иностранного агента.

Я за объективность, справедливость и равновесие. О Китае несправедливо пишут плохо. А в стране происходит много хорошего. И нужен независимый взгляд. Одно дело, когда китайцы сами говорят о себе: «посмотрите, какие мои хорошие». Другое — когда о Китае хорошо пишут иностранцы. А нашему бренду уже доверяют в мире. Мы выпускаем качественные продукты, есть опыт создания ЭКД, популярного новостного издания о Китае на русском языке, поэтому уверен, что нас будут читать.

Я уже слышу обвинения в свой адрес: ты перешел на китайскую сторону, ты китайский агент. Я гражданин мира. Мой дом там, где я живу. Сейчас это Китай. И я хочу, чтобы о нем знали с хорошей стороны. Выиграют все. Будет меньше расизма, ксенофобии.

Это государственная тема. Мы уже делали туристическую брошюру на русском по заказу властей провинции Шаньдун. Китайцы будут продвигать ее на выставках. Там действительно классно. Например, мы ездили в Вэйхай, рассказали, как там красиво, какие там пляжи и места для отдыха. И это недалеко от Владивостока. Кто лучше русских расскажет для русских о том, как съездить в Шаньдун? Даже китайцы не так много знают о курортах этой провинции, ее городах, кроме Циндао, — что уж говорить про русских…

Планов много. Миллион идей. Например, мы можем выпустить приложение по изучению китайского языка.

Уже сейчас каждый товар от LaowaiMe идет с небольшой историей на английском, помогающей что-то новое узнать о Китае: например, что значат в Китае слова «Ты поел?». Мы рассказываем о таких вещах, чтобы заинтересовать Китаем.

Экосистема LaowaiMe будет триединством сильного медиа, комьюнити и товаров и услуг, которых будет все больше. Будут ивенты, туризм. И товары — необязательно только футболки и кружки. Интересная тема — китайский чай, правильно упакованный, правильно поданный. Я когда привожу чай, многие даже не знают, как его правильно заваривать, что это за чай. Нигде же нет описания. Привожу маме, и даже она не знает различий. Мы хотим сделать набор пробников основных сортов китайского чая, с книжечкой, красиво упакованный.

Упаковать, подать правильно — главное. Ведь идея футболок с принтами не нова. Но мы упаковали, подали как бренд, с историей.

Хайп не значит деньги. Многие, кто популярен сегодня, завтра будут забыты. И нужно успевать, пока ты на волне.

Елена Венгерская

Путешествуйте с умом и осторожностью

Сегодня интернет – самый быстрый и удобный способ поиска и покупки билетов для путешественников. Однако, при всех его преимуществах, пользователям Глобальной сети необходимо соблюдать простые меры безопасности и приобретать билеты лишь на проверенных сайтах, а лучше и вовсе напрямую через официальный ресурс перевозчика.

Чешские железные дороги (ČD) предупреждают: на рынке реализации билетов действуют мошенники. В последнее время число выявленных сотрудниками компании фальшивых билетов достигло критических показателей. В ČD, комментируя ситуацию, отметили, что к сбыту недействительных билетов причастен некий портал Rail Ninja. Злоумышленники реализуют железнодорожные билеты на поезда, следующие по всей Европе. В частности, в продаже на мошенническом сайте имеются билеты на прямое сообщение между Прагой и Берлином, Прагой и Будапештом, а также Прагой и Веной. Кроме того, ресурс предлагает пользователям приобретать билеты на высокоскоростные европоезда, такие как Railjet, Allegro, Sapsan и Eurostar.

Интернет-страницы Rail Ninja связаны с компанией FireBird GT Limited, которая базируется в Гонконге. Организация возникла в 2013 году и ведёт свою деятельность на нескольких ресурсах для туристов, в числе которых – FireBird Tours, Travel All Russia и RussianTrains.com. Сообщается, что через все свои каналы Rail Ninja продает ежедневно порядка 1000 билетов.

В чём проблема

Недействительные онлайн-билеты можно отличить сразу по тому, что на них изображено, а главное, как. Клиенты жалуются на то, что там не указана стоимость проезда, а порой дата и количество пассажиров. Трудно сказать, делается это специально или всего лишь недоработки системы, но работники железных дорог в европейских странах компанию Rail Ninja внесли в чёрный список и проверяют билеты очень тщательно. Есть риск застрять на вокзале в чужой стране.

Кроме того, что билеты недействительны, они ещё и дороги. В сравнении с другими продавцами билетов через интернет, фирма Rail Ninja за билеты хочет примерно в два раза больше, чем они стоят официально. Чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть на цены на сайте ČD. Или почитать отзывы путешественников.

Как быть

В связи со сложившейся ситуацией представители Чешских железных дорог обращаются к своим клиентам с настоятельной просьбой покупать билеты на поезда только с помощью официального ресурса государственной компании. Если вы покупаете на других сайтах, не поленитесь поискать и сравнить стоимость билетов у конкурентов на разных порталах.

Проверяйте указанную в билете информацию.

Прежде чем приобрести билет, уточните порядок его сдачи в случае необходимости.

Справка

Чешский железнодорожный госоператор был образован в 1993 году после распада Чехословакии и разделения железных дорог двух государств. Число пользователей услуг перевозчика растёт день ото дня. Только в минувшем году Чешские железные дороги перевезли порядка 175 миллионов пассажиров.

Сам себе декорация.

О внедрении прозрачного бетона в России.

Производство строительно-отделочных материалов не стоит на месте. В условиях конкуренции разные производители постоянно разрабатывают новые решения и патентуют инновационные разработки, которые направлены на улучшение внешнего вида и свойств материалов, а также создание уникальных продуктов. Не так давно появились такие материалы, как гибкое дерево WoodSkin (гибкий материал, которому можно придавать любые абстрактные формы), светоблокирующий стеклянный фасад, тепловые обои (реагируют на температуру в помещении и меняются оттенок), облицовочный керлит (очень тонкий керамогранит - достигает 1мм), а также прозрачный бетон. Не все новинки, значительная часть которых рождается на Западе, сразу приживаются в России.

Евгений Глекель, основатель архитектурного бюро Glekelpartners:

Практически любой масштабный строительный процесс предусматривает использование бетонных смесей. Раствор выступает основой в формировании фундамента, из него сооружают стены, выполняют перекрытия и реализуют другие задачи. При этом внешняя неприглядность бетона никого не смущает – его умело маскируют облицовочными материалами, поэтому особых проблем этот нюанс не доставляет. Но на Западе, уже более 10 лет как нашли выход из положения – научились производить бетон, который, является самостоятельной декорацией архитектурных объектов.

В 2001 году архитектор из Венгрии Арон Лосконши взглянул на проблему бетонных поверхностей изнутри. Он решил, что внешнюю непривлекательность бетона можно исправить не внешними декоративными материалами, а изменив его внутреннюю структуру. Так появился прозрачный бетон Illumicon, который имеет немало отличий от традиционных смесей. Это относится не только к внешнему виду, но и к оригинальной структуре, обусловленной технологией изготовления.

Немного цифра, которые демонстрируют главные отличия обычного бетона от прозрачного. Технические характеристики светопроводящего бетона по европейским нормам таковы: плотность – 2100–2400 кг/м3; морозостойкость - F50; водопоглощение – до 6%; прочность на сжатие – 50 Н/мм2; звукоизоляция — 46 дБ. Характеристики бетона обычного выглядят следующим образом: плотность – 2300–2600 кг/м3; морозостойкость - F50 - F500; водопоглощение – 2%; прочность на сжатие – от 25 до 60 Н/мм2; звукоизоляция — в среднем от 50 дБ. Отличается новинка и по составу. Прозрачный бетона состоит из сухой мелкозернистой смеси для бетона, воды и стекловолокна, а обычный - из воды, цемента, керамзита или щебня, а также песка.

Основным же направлением использования прозрачного бетона является устройство архитектурных композиций с декоративными свойствами. И в создании уличных дизайнерских объектов, и при украшении интерьеров успешно используется этот вид. Применение его в первую очередь обусловлено эстетическими соображениями, хотя и технико-физические качества материала не отбрасываются. Так или иначе, базовый набор компонентов для литракона делает его схожим с обычным легким бетоном, который справляется с нагрузками в составе небольших архитектурных конструкций. Прозрачные бетонные блоки идеально вписываются в структуру зданий в стиле модерн и хай-тек.

В качестве материала для строительства частей зданий и сооружений он был впервые использован на территории Европы, в Германии в 2005 году, в России широкого применения пока не нашли ввиду дорогой стоимости материала. На данный момент цена такого бетона достаточно высока (5000$ квадратный метр прозрачного бетона иностранного производства ), но на рынок уже активно выходят русские аналоги по доступным ценам. Кроме дорогой стоимости, материал обладает своими плюсами и минусами. К плюсам относятся следующие свойства: пропускает и поглощает свет; легкий; больше возможностей для декора ( можно поставить дополнительное освещение и добавить тем самым нужный оттенок, поиграть тенями/силуэтами); придает помещению воздушности (больше пространства), экологичный; прочный, но легкий; огнестойкий и поглощает тепло (экономия на отоплении).

Минусы и сложности же таковы: высокая стоимость, мало заводов по изготовлению, необходимость правильно соблюсти пропорции состава.

В России новый материал только начинают использовать при проектировании. Примеров пока мало, но они есть. Так, весной в Красногорске началось проектирование двух социальных объектов.

Это два здания - ДОО и СОШ на территории крупного жилого комплекса. На фасадах будет использован архитектурный и графический прозрачный бетон российского производства. Использование материала для детских учреждений было согласовано, так как он обладает высокой светопропускной способностью.

В центре Москвы некоторые заведения, в основном, дорогие рестораны и клубы, также используют на фасадах прозрачный бетон темных, благородных оттенков. Встречается сейчас такой бетон и в интерьере - барные стойки, перегородки между пространствами. Причина применения проста - материал хорошо применим именно фрагментарно - на фасадах и элементах интерьера, придающих уют, как общественным, так и частным домам.

Считаю, что у прозрачного бетона есть будущее в нашей стране, так на рынке все же появляются подрядчики с собственными современными производствами, что значительно снижает стоимость материала и делает его более доступным для застройщиков.

Автор: Сергей НИКОЛАЕВ

СТРОИТЕЛЬНЫЙ БУМ

ECE возведет в Венгрии большой торговый комплекс. Организация объявила о планах по развитию нового торгового комплекса в столице на месте бывшего текстильного предприятия в районе Обуда. Известно, что в данном объекте разместится 170 магазинов с общей арендной площадью 50 000 кв.м. Строительные работы запланированы на 2019 год, а открытие - на 2021 год. По словам представителей ECE, компания планирует возвести самый современный и привлекательный торговый центр в Венгрии. Он предназначен для установки новых стандартов с точки зрения сочетания арендаторов и розничных секторов, предоставления услуг и опыта посетителей.

- В Венгрии активизировали возведение коммерческого объекта Etele Plaza. Фирма Futureal Group приступила к возведению коммерческого помещения недалеко от железнодорожной станции Kelenföld. Центр развлечений и торговли общей площадью 155 000 кв.м. станет самым большим коммерческим комплексом в районе. Известно, что центр откроется уже через несколько лет. По оценке Futureal Group, каждый день после открытия объект Etele Plaza будет привлекать 40 000 клиентов, включая жителей других городов. Комплекс Etele Plaza будет иметь современный дизайн, 100 салонов, тренажерный зал, кинотеатр, кафе, супермаркет, ресторан, парковку на 1300 мест. Организация Futureal Group приступила к строительным работам Etele Plaza в Будапеште. Ожидается, что современный комплекс откроется уже в 2020 году. В здании Etele Plaza будут представлены международные модные бренды. В связи с этим разработчики хотят создать уникальный дизайн.

- Иностранные инвесторы проявляют интерес к венгерской недвижимости. Согласно местной прессе, спрос на венгерскую недвижимость у зарубежных покупателей относительно низкий, хотя показатель за последнее время вырос. Процент иностранных покупателей, в том числе из ЕС, в прошлом году составил 6-7%. Ежегодно в Венгрии подписывается около 150 тысяч договоров купли-продажи недвижимости. В 2017 году самыми активными покупателями из-за рубежа стали китайцы, которые приобрели 1537 объектов недвижимости в Венгрии. Иностранцы покупают в основном квартиры на сумму около 200 тысяч евро в центре Будапешта и виллы стоимостью 300-400 тысяч евро в районе Буды.

- Skanska продолжает развивать офисную недвижимость в Венгрии. Компания в 2017 году реализовала на рынке большое количество офисной недвижимости в Польше, Румынии, Чехии и Венгрии. Также к концу прошлого года фирма поставила пять проектов в Венгрии общей площадью 86 тыс. кв.м. В настоящее время в Skanska есть один текущий проект - офисный комплекс Mill Park в Будапеште. Объект будет достроен к июню 2018 года. Общая площадь комплекса составляет 36 тыс. кв.м.?Сейчас представители Skanska заняты поиском арендаторов в новый офисный комплекс.

- Futureal Group построит современный офисный центр в Будапеште, рядом с транспортным узлом. Новый бизнес-парк расширит рынок офисных помещений в более чем на 65 тыс. кв.м арендных площадей. Первый этап комплекса WELL Building Platinum Precertified будет передан в эксплуатацию во II полугодии 2019 года. Он предоставит высококлассные офисные и служебные помещения площадью 25 тыс. кв.м. Строительный проект также будет включать фонтаны и уникальные зеленые зоны.

- Первичный рынок недвижимости в Венгрии стал более привлекательным. Частные порталы недвижимости сообщили, что рынок жилых построек Венгрии продолжает развиваться. Например, в текущем году количество объектов на реализацию выросло на 5%. Хотя в Будапеште данный показатель упал на 8%. Данные исследования index.hu показывают, что местные жители стали больше интересоваться новыми жилищными проектами. Чаще всего покупатели предпочитают приобретать апартаменты в новых панельных домах. Практически все типы домов в Венгрии пользуются спросом и разница неощутима.

- Элитный рынок недвижимости в Венгрии восстанавливается. Эксперты компании Clarke & White заявили, что за последние годы в столице Венгрии выросло количество роскошных особняков и апартаментов. Показатели говорят о том, что Будапешт встает в один ряд с лидерами европейского рынка в данном направлении. На сегодняшний день элитная недвижимость Венгрии стоит гораздо дешевле французской, британской или немецкой. Тем не менее данный вид недвижимости с каждым годом привлекает все больше иностранцев. Аналитики считают, что рост цен на элитные объекты связан с размером благосостояния венгров.

Автор Nina Popova

MCN Telecom шагает по Европе

Влада Сюткина

Виртуальный мобильный оператор связи MCN Telecom совершил коммерческий запуск в Австрии. Классический продуктовый портфель оператора теперь доступен малым и средним компаниям в десяти крупных городах страны. По словам генерального директора MCN Telecom Александра Мельникова, в среднем оператор может рассчитывать на 50-100 клиентов на автрийском рынке в первые пару лет. Далее, как заявляет глава компании, количество подключений будет расти быстрее.

Как сообщили в пресс-службе MCN Telecom, Вена, Айзенштадт, Санкт-Пёльтен, Грац, Клагенфурт, Инсбрук, Брегенц, Зальцбург, Линц – это список городов, в которых российскому оператору было выделено более 1000 номадических и географических номеров австрийским регулирующим органом по вещанию и телекоммуникациям (RTR). При этом в компании отметили, что Австрия стала четвертой европейской страной, в которой группа MCNTelecom теперь предоставляет полный пакет фиксированных услуг связи: телефонию, виртуальную АТС, чатофон, номадические (географические) номера.

Относительно причины выбора компанией на австрийском рынке сегмента малых и средних компаний в качестве стратегического Александр Мельников сказал следующее: "Продукты и сервисы, которые мы разрабатываем и продвигаем в большей степени интересны сегменту SMB".

Сервер австрийской компании MCN Telecom GmbH, как указали в пресс-службе MCN Telecom, размещен на площадке партнера - телеком-оператора Innonet, офис и техническая инфраструктура которого расположены в Вене. В рамках межоператорского взаимодействия MCN Telecom заключил договоры с крупнейшими австрийским операторами связи: TMobile, Drei и A1.

Что касается стоимости услуг телефонии и виртуальной АТС в Австрии, то она, как проинформировали в пресс-службе MCN Telecom, сопоставима с рыночными предложениями. В рамках стратегии клиентоориентированности оператор связи предлагает абонентам бесплатный тарифный план Виртуальной АТС FreeBasic и выгодные цены на виртуальные номера.

"Экспансия в европейские страны – часть корпоративной стратегии, реализуемой MCN Telecom. Мы предлагаем ИТ-продукты собственной разработки на новых рынках в пределах одной и той же отрасли. Полагаем, что за счет эффекта масштаба сможем наращивать клиентскую базу и увеличивать маржинальность бизнеса. В данный момент ведем активные поиски партнеров по запуску MVNO в Европе, чтобы предлагать европейскому потребителю конвергентные услуги на единой телекоммуникационной платформе", - указал генеральный директор MCN Telecom Александр Мельников.

Напомним, что как оператор связи MCN Telecom присутствует в Европе с 2015 г., то есть с момента старта продаж телеком-услуг в Венгрии. В 2016 г. было зарегистрировано юридическое лицо в Словакии, в феврале текущего года оператор объявил о выходе на рынок Германии. MCN Telecom обладает лицензиями и собственной инфраструктурой во всех странах присутствия. Вместе с тем, в Австрии и других европейских странах присутствия: Германии, Венгрии, Словакии услуги мобильной связи на текущий момент оператор не предоставляет. По модели Full MVNO оператор работает пока только в России. В Европе компания предлагает классический пакет фиксированных услуг: телефонию, виртуальную АТС, географические и номадические номера, чатофон.

На всех четыех зарубежных рынках у MCN Telecom, по словам Александра Мельникова, более 150 бизнес-клиентов. "Доля по выручке в Европе меньше, чем в России на текущий момент по объективным причинам. Рост абонентской базы в Европе более медленный, но отношения с клиентами более долгосрочные и стабильные. В этом одно из ключевых отличий", - заявил Александр Мельников.

Что касается того, почему именно Австрия, Венгрия, Германия, Словакия выбраны компанией для предоставления услуг, Александр Мельников сообщил, что так сложилось исторически. При этом, по его словам, наиболее успешно услуги компании предоставляются в Венгрии, так как там компания раньше начала работу.

"В части международной стратегии группы MCN Telecom в этом году планируем развивать бизнес в четырех европейских странах: Австрии, Германии, Венгрии, Словакии, где уже запустили полный пакет услуг фиксированной связи. Предлагаем в этих странах конкурентоспособные ИТ-решения и сервис, локализированные под местного потребителя. Абонентам MCNTelecom доступен мультиязычный сервис: личный кабинет, техподдержка, персональный менеджер на пяти европейских языках", - проинформировал Александр Мельников.

Он также отметил, что в краткосрочной перспективе оператор не планирует экспансию в другие европейские страны. "Однако, потенциально интересными рынками на долгосрочную перспективу остаются: Великобритания, Франция, Италия, в Восточной Европе – Польша. Будем рассматривать их в первую очередь. Также продолжаем поиск партнеров для реализации проекта MVNO в Европе, с целью объединения мобильной, фиксированной и внутрикорпоративной связи на единой телеком-платформе (cPaaS), как это реализовано в России", - рассказал Александр Мельников.

Говоря о рынке Австрии, на который вышел MCN Telecom, аналитик ГК "Финам" Леонид Делицын рассказал корреспонденту ComNews следующее: "Хотя Австрия принадлежит к региону со средними по европейским меркам показателями по развитию ИКТ, все же это - показатели развитой страны: 88% населения используют интернет (для сравнения у нас это 70%), 85% успели обзавестись домашними компьютерами, от фиксированной связи отказываются с середины девяностых, и уровень проникновения стационарных телефонов опустился до 43%. За рынок отвечает Министерство транспорта, инноваций и технологий. Во всех сегментах телекоммуникационного рынка, кроме стационарной спутниковой связи, то есть таких, как фиксированная и мобильная связь, местная, междугородняя и международная связь, передача данных, мобильная спутниковая связь и VSAT, уровень конкуренции по данным Международного союза электросвязи оценивается как высокий".

Поэтому, по словам Леонида Делицына, цены на мобильную связь - низкие относительно многих других европейских стран. Проникновение SIM-карт - умеренное (170 карт на 100 человек), что характерно для тех стран, где проникновение стационарных телефонов изначально было высоким. "Основных мобильных оперторов три - A1 (дочерняя компании Telecom Austria), немецкий T-Mobile (подразделение Deutsche Telecom), Orange Austria, принадлежащий гонконгскому фонду Hutchinson Whampoa. 6,7 млн пользователей обслуживают 37 провайдеров", - добавил Леонид Делицын.

MCN Telecom, по его мнению, на рынке Австрии может рассчитывать на 2-3% абонентов фиксированной телефонии и аналогичную долю мобильных абонентов.

В разговоре с корреспондентом ComNews аналитик ИК "Фридом Финанс" Анастасия Соснова указала на то, что мобильное покрытие в Австрии обеспечивается тремя сотовыми операторами: А1 Telekom Austria, T-Mobile, 3 ("Drei"). Кроме того, на рынке присутствует огромное количество виртуальных операторов связи (MVNO), которые используют инфраструктуру других операторов для предоставления услуг сотовой связи, но продают их под собственной маркой. "Оператор связи A1 от Telekom Austria, является крупнейшим телекоммуникационным провайдером в стране, его доля на рынке оценивается примерно в 38%. T-Mobile - группа компаний мобильной связи в собственности германского телекоммуникационного холдинга Deutsche Telekom. T-Mobile Austria является вторым по величине оператором сотовой связи в Австрии с долей рынка около 33%. Доля 3 Austria на рынке мобильной связи оценивается в 20%", - заявила Анастасия Соснова.

Поддержаны 3 из 6 жалоб РФ на нормы "Третьего энергопакета" в газовой сфере.

Три из шести жалоб российской стороны на нормы "Третьего энергопакета" в газовой сфере поддержала Третейская группа по спору РФ против ЕС в рамках ВТО.

В то же время России не удалось оспорить главный принцип "Третьего энергопакета" - unbundling, требование разделения на уровне собственности операций по транспортировке и сбыту газа. Правда, эти нормы Евросоюз уже реализовал на практике, добившись продажи "Газпромом" долей в сетевых компаниях или отказом от влияния на них.

Решения третейской группы ВТО по третьему энергопакету ЕС способны улучшить условия доступа российского газа на рынок ЕС и выровнять условия конкуренции на рынке, считает Минэкономразвития РФ. Исход разбирательства, подчеркивает МЭР, положителен для России с точки зрения экономической и операционной деятельности российских поставщиков на территории ЕС. "Это позитивный прецедент, который дает возможность изменить нормы, которые создавали препятствия для российских поставщиков на рынке Евросоюза как в законодательстве ЕС, так и в законодательстве отдельных его стран - членов", - отмечает министерство.

Российской стороне удалось добиться признания неправомерными применявшиеся ограничения Еврокомиссии на мощности газопровода OPAL, являющегося одним из сухопутных отводов от "Северного потока". Третейская группа признала также неправомерными дискриминационные правила сертификации операторов газотранспортных сетей, контролируемых иностранными лицами, в Литве, Венгрии и Хорватии.

"Принятые решения по всем трем блокам мер способны улучшить условия доступа российского природного газа на рынок ЕС, а также выровнять условия конкуренции на рынке ЕС для российских поставщиков услуг трубопроводного транспорта, и, таким образом, представляют коммерческий интерес для российских поставщиков газа и услуг по его транспортировке. Исход разбирательства для Российской Федерации по ключевым с точки зрения экономической и операционной деятельности российских поставщиков на территории ЕС положителен", - считают эксперты МЭР, говорится в пресс-релизе министерства.

"С учетом выводов Третейской группы мы вправе рассчитывать на то, что в отношении будущих проектов "Газпрома" на территории ЕС будет применяться недискриминационный режим", - надеется российская сторона.В ближайшее время сторонам предстоит договориться о дальнейших шагах в данном споре. В соответствии с правилами ВТО, доклад Третейской группы должен быть утвержден Органом по разрешению споров ВТО не позднее 60 дней с даты его официального опубликования, т.е., не позднее 9 октября 2018 года.

Каждый день дарить добро: как помогают волонтеры форума «БалтАртек»

Волонтеры Международного молодежного образовательного форума «БалтАртек» – полноценные соорганизаторы мероприятия, без чьей помощи было бы невозможно создать атмосферу уюта для участников, окружить их заботой и настоящим теплом, оперативно решать возникающие ситуации.

В команду волонтерского корпуса Форума вошли представители Калининградской области и Санкт-Петербурга – всего 30 человек. Среди добровольцев есть представители разных народностей, которым форум подарил возможность встретиться с молодыми людьми со своей исторической родины. «Я – этническая болгарка, и на «БалтАртеке» я смогла пообщаться с бессарабскими болгарами. Мы поговорили на болгарском языке, обсудили общую культуру», – сказала волонтер Дарина Белиогло.

За плечами многих волонтеров – большой опыт добровольческой деятельности, который помогает им на форуме. «С 2015 года я являюсь волонтером, занимаясь не только событийным, но и госпитальным добровольчеством – провожу занятия для деток, которые проходят лечение в больницах», – отметила волонтер Алена Чапурина.

Добровольцы «БалтАртека» знают всех участников в лицо и стараются делать все возможное, чтобы ответ на любой вопрос находился молниеносно, а любая ситуация имела только положительное завершение.

«Я – куратор команды, на мне лежит ответственность за группу из 18 человек, и я стараюсь окружить вниманием каждого участника. Для этого я, например, перед обедом накрываю ребятам на стол, чтобы они чувствовали себя уютно», – рассказала Катя Гниздор. Волонтеры ежедневно доказывают, что могут найти подход к каждому участнику. «В моей команде есть молодой человек из Венгрии, он участвует в деятельности фонда, который поддерживает детей, победивших рак. Там ребята играют в текбол, и так совпало, что в школьные годы я делала презентацию про этот вид спорта, и нам было, что обсудить», – добавила волонтер.

На «БалтАртеке» волонтеры помогают по нескольким направлениям. Они курируют группы участников, помогают в организации питания и образовательной программы, а также в работе пресс-службы, служб проживания, логистики, протокола, участвуют в техническом обеспечении форума.

«Я до этого никогда не был в Калининграде, и волонтерство дает отличную возможность увидеть разные города России, познакомиться с новыми людьми, в том числе и с теми, кто связан с нашей страной, но сейчас живет в другом государстве. Волонтерство дарит новый опыт, а учитывая тот факт, что на работе зачастую нужен не только диплом, но и конкретные навыки – это особенно важно», – отметил волонтер Игорь Ткачук из Санкт-Петербурга. Он также добавил, что Год добровольца – это уникальный шанс привлечь внимание людей к теме волонтерства и объяснить, почему эта деятельность важна и актуальна.

Напомним, С 9 по 16 августа в Калининградской области проходит форум «БалтАртек», который собрал на одной площадке 350 участников из более чем 70 стран. Организатор форума – Федеральное агентство по делам молодежи. Партнерами выступают: МИД России, Россотрудничество, Правительство Калининградской области, Балтийский федеральный университет им. И. Канта, Фонд «Future team».

ВИРУС ЗАПАДНОГО НИЛА БЫСТРО РАСПРОСТРАНЯЕТСЯ ПО ЕВРОПЕ

Медики не могут остановить распространение опаснейшего заболевания.

В Греции два человека скончались и 12 были помещены в госпиталь с тяжелыми симптомами вируса Западного Нила. У них фиксируются серьезные поражения центральной нервной системы. Четверо переведены в отделения интенсивной терапии. С 27 июля по 3 августа в Европе зафиксированы 55 вспышек этого смертельно опасного заболевания.

Вирус Западного Нила очень коварен, 80 процентов инфицированных им не проявляют никаких симптомов, но болезнь может развиться в лихорадку Западного Нила, вызвать энцефалит, менингит и паралич.

При обострении болезни люди испытывают головную боль, сильную лихорадку, ступор, потерю ориентации, мышечную слабость, конвульсии и впадают в кому.

Наибольшему риску подвергаются те, кому за 50 лет. Переносчиками болезни являются москиты. В августе от вируса умер 79-летний житель итальянской Вероны. В регионе Венето это заболевание было выявлено у 19 человек.

В городке Фоссальта ди Пиаве мэр распорядился провести полную дезинфекцию, когда вирусом Западного Нила заболела 53-летняя женщина, обратившаяся к врачу с жалобой на головную боль и сыпь по всему телу. В Италии резко вырос спрос на средства от комаров. Вирус уже добрался до Венгрии, Румынии и Сербии.

К настоящему времени против этого недуга нет вакцины, больных лечат внутривенными вливаниями, поддержкой дыхания и процедурами, предотвращающими осложнения.

Николай Иванов

Любимое лакомство Путина и Си: приключения российского мороженого в Китае

Слухи о лидерстве мороженого среди экспортных продуктов в КНР сильно преувеличены. По статистике «Российского экспортного центра», оно только на десятых местах. Предложение пока совсем не равноценно спросу. Так что у наших производителей есть все шансы вывести свой сладкий десерт на рынок Поднебесной.

Любят ли китайцы мороженое? Нужно ощутить жар пекинского асфальта и увидеть толпы жмущихся к фонтанам горожан, чтобы понять: у мороженого в Китае есть все основания быть бестселлером.

Российское мороженое действительно знают в Поднебесной. И не только «Коровку и из Кореновки» — номер один в списке Путина. Но и, например, популярные пломбиры «Русского холода». Или такое редкое у нас мороженое «Морж» (Севастополь), которое «звездит» в магазинах Хэйлунцзяна. Российское мороженое можно увидеть не только в Пекине, Шанхае или Гуанчжоу, но и в Шэньяне, Харбине, Циндао, Нанкине, Сямыне и т.п. Топовым русским мороженым китайцы недавно признали «ГОСТовский пломбир» (Екатеринбург). В Китае его превозносят до небес и называют «эталоном советского вкуса». Китайская реклама «ГОСТовского пломбира» утверждает, что производится он на крупнейшем в России хладокомбинате, у которого есть даже собственная молочная ферма в Швейцарии. Текст сочинял художник слова: «Замороженное до минус 40 градусов по Цельсию, это мороженое все еще остается мягким, все еще легко кусается и тает уже в желудке!»

Китайская реклама — отдельная песня. Столь цветистые обороты можно встретить в России разве что в журнале «Парфюмерия и косметика». Чего стоят только «страстный поцелуй молока и ванили» и «почувствуйте себя в саду, полном птиц и цветов!» А после того, как рекламисты пензенского «Ледяного дома» придумали марку «Жириновский в шоколаде», в китайских сми эту компанию на полном серьезе назвали «поставщиком Кремля».

Хотите, чтобы о вашем мороженом писали так же? Дерзайте! Правда, конкурировать за китайский кошелек придется с новозеландскими, казахстанскими, итальянскими, тайскими, белорусскими, французскими, собственно китайскими и другими иностранными брендами.

Что же позволяет российскому мороженому на равных соревноваться с такими марками, как Nestle или Haagen-Dazs? Китайские эксперты в качестве одного из главных преимуществ называют сравнительно низкую цену — при высоком качестве. Так, мороженое «Морж» весом в 500 граммов продается на крупной онлайн-площадке КНР по цене менее 30 юаней, в то время как на ценнике тайского мороженого такого же веса значится 45 юаней.

Цена важна. Но она, конечно, не единственное преимущество российского мороженого. Ван Сяньцзе, генеральный директор компании Manzhouli Ange Import & Export Company — крупнейшего китайского импортера российского мороженого — недавно похвалил наше сладкое лакомство за отличный вкус, достойную упаковку, свежее молоко в составе и толстый-толстый слой шоколада у эскимо. Все это так. Ведь российские производители стараются делать мороженое по традиционным рецептам. Отсюда натуральный вкус. Плюс расхваленные китайцами отсутствие растительных жиров и консервантов, а также технологии, сохраняющие питательную ценность исходных продуктов.

Говорят, мороженое придумали в Поднебесной. Еще во времена династии Юань. А в Европу лакомство завез ни кто-нибудь, а Марко Поло. Несмотря на китайские корни мороженого, наш молочный или сливочный пломбир здесь — почти экзотика. Ведь китайские компании зачастую используют для производства мороженого соевое молоко или концентрат на основе сухого молока. Поэтому и вкус у китайского пломбира — невыраженный, синтетический. Впрочем, в Китае вообще редко встречаются молочные продукты. В отличие от России. За молочный вкус наше мороженое и ценят. Так, на одной из последних выставок в Хэйлунцзяне российское мороженое было презентовано как полностью натуральное, приготовленное из свежих 18%-х сливок. Китайская пресса не зря называет российское мороженое «экологичным и полезным для здоровья». А надо сказать, что такие эпитеты производят в Поднебесной вау-эффект.

Свою роль в продвижении российского мороженого на китайский рынок играет и то, что все больше туристов из КНР посещают нашу страну, пробуют мороженое, а по возвращению домой хотят видеть его на своих столах снова и снова.

Китайцы вообще любят мороженое: здесь съедают треть его мирового объема. Еще в 2014 году китайский рынок мороженого впервые обогнал американский, а в 2016 году уже превысил $7 млрд. Именно тогда в Китае по-настоящему распробовали российское мороженое. Спусковой механизм известен. Пресса называет его «эффектом Си»: достопамятная коробка с мороженым в подарок сыграла определяющую роль. Председатель КНР похвалил подарок Путина за лучшие сливки. И понеслось! Только упомянутая выше Manzhouli Ange Import & Export Company, занимающаяся продажами российского мороженого с 2011 года, в 2016 году нарастила его продажи на 200%, а число наименований нашего лакомства в ассортименте компании увеличилось с 50 до 400. А в целом экспорт российского мороженого в Китай вырос в 2016 году в 14 раз!

Но эти цифры пока еще далеки от реальных потребностей китайского рынка. Объемы поставок продолжают расти. Как и перечень российских производителей-экспортеров. Так, только в последние месяцы о началах поставок или росте экспорта мороженого в Китай отчитались в Кубани и Омске, на Алтае и в Санкт-Петербурге, в Приморье и Томске, в Вологде и Москве, в Липецке и Белгороде, в Пензе и Новосибирске. В 2017 году объем экспорта мороженого из России в КНР достиг $2,7 млн.

Вместе с ростом экспорта мороженого возникли и трудности. Выяснилось, что многие китайские перевозчики не знают, как транспортировать именно мороженое. И дело тут не только в рефрижераторах. Мороженое таяло и даже тонуло в реках. Крупнейшие импортеры теряли десятки тысяч юаней. Недовольство выказывали и поставщики: некоторые закупщики из Китая хотели брать у них мороженое чуть ли не ниже себестоимости.

Вскоре, как это часто бывает в случае нашего юго-восточного соседа, стали возникать и местные подделки под российские бренды. Фейки появлялись на прилавках через неделю-две после оригинала, причем по цене в два раза ниже. Сразу скажем, что поклонников настоящего сливочного российского мороженого таким предпринимателям обмануть не удалось: их с головой выдавал бледный соевый вкус. Ну а для российских глаз ходячим анекдотом была уже сама упаковка подделок — как в паспорте Фомы Кинаева из фильма «Миссия невыполнима».

Особой проблемой для российских экспортеров стали строжайшие требования к качеству и составу мороженого со стороны Китая. Карантинная служба КНР (CIQ) тщательно проверяла и проверяет ввозимый товар на содержание различных микроорганизмов. Контролируются производственный процесс, наличие собственных лабораторий, особенности складского хранения и доставки и т.д.

Несмотря на трудности, цивилизованная торговля российским мороженым в последние годы только развивалась. Наши производители регистрировали в Китае торговые марки, открывали совместные с китайскими компаниями фабрики. На российских хладокомбинатах стали появляться ВЭД-отделы, ориентированные на экспорт в Китай и другие страны Азии. Предприниматели предпочитали организовывать сбыт если не самостоятельно, то через надежных крупных закупщиков — таких, как Manzhouli Ange Import & Export Company. Вместе с китайскими партнерами они обсуждали вопросы адаптации рецептов и упаковки. Приходилось уменьшать количество сахара: в Китае свое представление о сладком и зачастую наши лакомства кажутся жителям Поднебесной приторными. Новые названия, новый дизайн разрабатывались с учетом китайских предпочтений, китайской ментальности. Так, в начале 2018 года ТД «Айсберри» презентовал на базе Торгового представительства России в Пекине 28 различных видов мороженого, адаптированных для Китая. При этом «Айсберри» далеко везти мороженое из Москвы. И в компании всерьез задумались о сокращении экспортных издержек. Рассматривались покупка готового производства мороженого в Сибири или открытие совместного с китайцами производства непосредственно в КНР. Кстати, создание заводов в Поднебесной китайская пресса называет «будущем российского мороженого».

Что касается сибирских производителей, то Китай они открыли, в основном, 2-3 года назад. Позже многих, в 2018 году, экспортом продукции в КНР занялась «Инмарко» (входит в Unilever) — многолетний лидер российского рынка мороженого. А ее ближайший конкурент в СФО, Новосибирский хладокомбинат (ОАО «Новосибхолод», ТД «Полярис»), только за первую половину 2018 года отгрузил в Китай больше мороженого, чем за весь прошлый год. В планах компании — дальнейшее развитие рынка Китая.

И все же говорить о значительном месте российского мороженого на китайских столах пока рано. Так, на поверку оказалось, что в Китае пока нет магазинов российского мороженого, а на полках крупных гипермаркетов Шанхая можно найти едва ли с десяток видов наших пломбиров и эскимо. В то время как ассортимент иностранных марок мороженого исчисляется сотнями позиций. Сдерживающих факторов много: наше незнание Китая, страх перед ним, высокая конкуренция с иностранными брендами, запрос более низкой цены с китайской стороны, не всегда качественная работа китайских перевозчиков и, конечно, наводнившие рынок местные подделки под наше мороженое. Но большинство экспортеров эти проблемы не пугают, ведь на российском рынке уже настолько тесно, что нужно искать новые возможности сбыта. Спрос на мороженое в Китае огромен, и наши юго-восточные соседи, по сути, только начинают открывать для себя российское лакомство. Нет сомнений, что его известность в Поднебесной будет только расти. И когда-нибудь — надеемся, в скором времени — оно утвердится здесь окончательно и надолго.

Елена Венгерская

Вагончик тронется.

Москва реализует программу капитального ремонта трамвайных линий.

Еще совсем недавно казалось, что трамвай в Москве — это анахронизм и «уходящая натура». Но оказалось, что «хоронить» привычный горожанам рельсовый транспорт рано. Сегодня трамвай переживает в столице своеобразный ренессанс. По состоянию на март 2018 года длина путей московского трамвая в однопутном исчислении, включая путевое развитие депо, составляла 418 км. Трамвай образует в Москве две изолированные сети: основную и северо-западную, обслуживаемую Краснопресненским трамвайным депо в Строгино. Число трамвайных маршрутов составляет 48, а среднесуточное количество пассажиров превышает 800 тыс.

И, как отмечал мэр Москвы Сергей Собянин, по показателю провозной способности трамвай занимает второе место после метро. А по словам заммэра Максима Ликсутова, «трамвай растет быстрее всех остальных видов транспорта в Москве с точки зрения пассажиров, почти 7% каждый год мы прирастаем. Это очень высокий показатель».

Сейчас в городе действует программа капитального ремонта трамвайных линий (на 2017-2019 годы). С начала текущего года специалисты Мосгосэкспертизы согласовали семь проектов на проведение капремонта двадцати километров трамвайных путей в четырех округах Москвы. В Южном округе работы будут проводиться в Холодильном переулке, на Загородном шоссе и Серпуховском Валу. В центре Москвы трамвайные пути заменят на Новоспасском мосту.

На северо-востоке трамвайные пути обновят на двенадцати перекрестках на Полярной улице, улице Менжинского и в других местах. А недавно журналистам показали, как идет ремонт на улице Бориса Галушкина на севере столицы. Здесь на самом протяженном — 4,5 км — участке вдоль улицы Галушкина и Ростокинского проезда будут заменены контактная сеть и кабельные линии, перестроены посадочные платформы и установлены современные павильоны.

В результате после проведения ремонтных работ повышается уровень комфорта для пассажиров. Как сообщил директор ГУП «МосгортрансНИИпроект» Александр Поляков, в нынешнем году трамвайные пути в столице начнут оборудовать виброизоляционными матами, что позволит снизить уровень вибрации на 30%. Кроме того, при ремонте путей в 2018 году начнут активно использовать шпалы из переработанного пластика. По словам Александра Полякова, срок службы новых конструкций в 5 раз больше, чем у стандартных деревянных шпал, — 50 лет. В этом году новые шпалы будут использовать при ремонте более чем шести километров путей.

Капитальный ремонт трамвайных линий сопровождается модернизацией парка вагонов. На 2017-2019 годы запланирована поставка в Москву 300 низкопольных трехсекционных трамвайных вагонов модели 71-931М «Витязь-М», а также вагонов других марок для обновления подвижного состава.

Сквозь века

В Москве в Красностуденческом проезде отреставрирована старейшая в городе трамвайная остановка. Построена она была в конце 1890-х годов по проекту Франца Когновицкого, в 1920-х годах павильон реконструировал архитектор Евгений Шервинский, использовавший для этого чугунные детали. Несколько раз павильон перестраивался и достраивался, но всегда оставался… трамвайной остановкой. Сегодня здесь останавливается трамвай № 27. Москововеды утверждают, что на этом маршруте некоторое время работал кондуктором писатель Константин Паустовский. Несмотря на то, что район полностью был перестроен во второй половине XX века, остановке удалось «выжить».

В 90-е годы в павильоне случился пожар, но вновь остановке повезло — за нее вступились краеведы, занимавшиеся исследованиями московского транспорта. В XXI веке павильон был поставлен на кадастровый учет как объект недвижимости.

В 2016 году Департамент города Москвы по конкурентной политике выставил павильон площадью 39,2 кв. метра на аукцион по программе «рубль за метр». Стартовая стоимость годовой арендной платы составила 978 тыс. рублей.

В июле павильон был открыт после реставрации.

Функционально помещение будет использоваться под розничный бизнес.

Справочно

Тенденция к возрождению трамвая наблюдается не только в России. За последние тридцать лет во многих крупных городах мира восстановлены трамвайные сети или построены трамвайные системы нового поколения. Масштабные мероприятия по реконструкции и совершенствованию действующих трамвайных систем проводятся в Берлине, Праге, Риме, Будапеште и других городах.

№31 от 10.08.2018

Автор: Владимир ТЕН