Всего новостей: 4162574, выбрано 447 за 0.031 с.
Новости. Обзор СМИ Рубрикатор поиска + личные списки
Списков нет
Подписка или Тест.
Главные отличия.
Платный доступ на polpred с деловой информацией высшего качества. Скажите об этом директору библиотеки.
Главные отличия.
Платный доступ на polpred с деловой информацией высшего качества. Скажите об этом директору библиотеки.
Референдум о самоопределении Южного Судана, по итогам которого самое большое государство Африки может распасться на две страны, завершился в субботу, передает корреспондент РИА Новости.
Всенародное голосование, в котором имели право принять участие 4 млн. зарегистрированных южан, проходило по всей стране и в восьми зарубежных государствах в течение недели – с 9 янв.
В 18.00 по местному времени закрылись 3 тысяч участков по всей стране, где велось голосование. Через час здесь начнется подсчет голосов сторонников и противников единства страны.
Комиссия по проведению плебисцита объявила в субботу, что явка участников референдума на юге превысила 83%, а на севере – 53%. Она признала референдум состоявшимся. Ожидается, что предварительные результаты референдума по 10 провинциям Южного Судана будут объявлены 31 янв., а по всей стране и за рубежом – 2 фев.
Окончательные итоги референдума комиссия планирует обнародовать 6 фев. в случае, если никто из его участников не подаст официальных жалоб на нарушения в ходе плебисцита.
Через день после завершения голосования, 17 янв., свои предварительные выводы о его ходе намерены огласить самые многочисленные миссии международных наблюдателей – Международный центр Картера и команда наблюдателей Евросоюза.
Всего проведение плебисцита на юге Судана отслеживали 20 тысяч местных и иностранных наблюдателей. Порядок во время референдума по всей стране обеспечивали более 40 тысяч полицейских и военнослужащих. Никаких существенных инцидентов в области безопасности за время его проведения зафиксировано не было.
В 2005г. после 20-летней гражданской войны правительственные силы, представляющие Север страны, подписали Всеобъемлющее мирное соглашение с повстанцами Юга. Согласно его условиям, вопрос о самоопределении богатого нефтью Южного Судана должен был решиться в ходе плебисцита, который стартовал 9 янв. 2011г.
Согласно многим прогнозам, большинство южан выскажутся за отделение от мусульманского Севера страны. Чтобы это решение было принято, за него должны проголосовать более 50% участников референдума. Юлия Троицкая
Референдум в Судане по самоопределению юга официально будет отвечать международным стандартам со стороны наблюдателей, считает бывший президент США Джимми Картер, который находится в Судане в качестве наблюдателя плебисцита, стартовавшего 9 янв. 2011г.
«По моему мнению, он (референдум) будет отвечать международным стандартам касательно процесса его проведения, а также свободы, с которой люди могут голосовать. У нас еще два дня (референдума), но я не думаю, что сейчас есть какие то сомнения в том, что результаты подвергнутся серьезному оспариванию», – сказал Картер журналистам в суданском г.Джуба.
Как ожидается, избиратели с юга Судана в большинстве выскажутся за независимость юга. Ранее западные СМИ сообщали, что явка уже составила 60%, что достаточно для того, чтобы считать выборы состоявшимися.
Руководитель миссии наблюдателей Евросоюза Вероник де Кейзер сообщила в интервью РИА Новости, что все международные обозреватели едины во мнении, что с технической точки зрения процесс всенародного голосования о судьбе Южного Судана идет хорошо.
Вместе с тем агитация перед референдумом по самоопределению юга Судана на Севере и Юге страны велась только в пользу одной стороны, в частности, по ее словам, на севере не распространялись агитационные материалы в пользу отделения, а на юге, в свою очередь, невозможно было найти ни одного плаката за единство страны.
В 2005г. после 20-летней гражданской войны правительственные силы, представляющие Север страны, подписали Всеобъемлющее мирное соглашение с повстанцами Юга. Согласно его условиям, вопрос о самоопределении богатого нефтью Южного Судана должен решиться в ходе плебисцита, который стартовал в воскресенье 9 янв. и должен завершиться 15 янв. За неделю 4 млн. южан должны сделать выбор в пользу единства страны или образования независимого государства на своей территории.
МИД Судана опроверг информацию о готовности Северного Судана в случае отделения Юга взять на себя выплату всех внешних долгов бывшей единой страны. Как соощил телеканалу «Аль-Джазира» официальный представитель МИД Судана Халед Муса, заявление президента страны по этому вопросу во время беседы с экс-президентом США Джимми Картером, который возглавляет команду международных наблюдателей на референдуме, было истолковано в «неверном ключе».
В интервью телеканалу CNN, сославшись на президента Судана Омар аль-Башира, Картер сказал о готовности Севера в случае отделения Юга освободить регион от выплаты общего государственного долга.
«Я разговаривал с президентом аль-Баширом. Он сказал, что общий долг должен быть принят Северным Суданом, а не Южным. Так, в некотором смысле, Южный Судан начнет (все) с чистого долгового листа», – заявил Картер.
«Президент объяснил позицию суданского правительства, согласно которой обязательства по выплате внешнего государственного долга в случае отделения Юга должны взять на себя три стороны – Север, Юг и международное сообщество», – пояснил Муса.
По его словам, аль-Башир подчеркнул, что решающую роль в решении проблемы госдолга Судана должно сыграть международное сообщество. По различным данным, внешний долг Судана в целом составляет от 37 до 38 млрд.долл. Суданский долг России, по разным оценкам, насчитывает от 5 до 10 млн.долл., при этом в основном речь идет о «невозвратном» долге.
Во вторник, 11 янв., пойдет третий день референдума о самоопределении Южного Судана, который продлится до 15 янв.
В 2005г. после 20-летней гражданской войны правительственные силы, представляющие Север страны, подписали Всеобъемлющее мирное соглашение с повстанцами Юга. Согласно его условиям, вопрос о самоопределении богатого нефтью Южного Судана должен решиться в ходе плебисцита, который стартовал 9 янв. 2011г.
За неделю 4 млн. южан должны сделать выбор в пользу единства страны или образования независимого государства на своей территории. Юлия Троцкая
Президент Судана Омар аль-Башир заявил, что готов в случае отделения Юга страны освободить регион от выплаты общего государственного долга, говорится в понедельник в сообщении телеканала CNN.
Информация о предполагаемом «жесте доброй воли» суданского президента была раскрыта бывшим президентом США Джимми Картером в интервью телеканалу.
«Я разговаривал с президентом аль-Баширом. Он сказал, что общий долг должен быть принят Северным Суданом, а не Южным. Так, в некотором смысле, Южный Судан начнет (все) с чистого долгового листа», – заявил Картер.
По различным данным, внешний долг Судана, в целом, составляет от 37 до 38 млрд.долл. Как отмечает, в свою очередь, агентство Рейтер, большая часть внешнего долга Судана представляет собой просроченные задолженности.
Суданский долг России, по разным оценкам, составляет от 5 до10 млн.долл., при этом в основном речь идет о «невозвратном» долге.
В понедельник, 10 янв., начался второй день референдума о самоопределении Южного Судана.
В 2005г. после 20-летней гражданской войны правительственные силы, представляющие Север страны, подписали Всеобъемлющее мирное соглашение с повстанцами Юга. Согласно его условиям, вопрос о самоопределении богатого нефтью Южного Судана должен решиться в ходе плебисцита, который стартовал 9 янв. 2011г.
За неделю 4 млн. южан должны сделать выбор в пользу единства страны или образования независимого государства на своей территории.
Президент Судана Омар аль-Башир предложил в случае отделения юга страны после референдума 9 янв. создать между двумя независимыми государствами объединение наподобие Европейского Союза.
«Север Судана и Юг могут создать объединение по примеру Европейского Союза, если южане выскажутся за независимость во время референдума», – заявил он в пятницу вечером в интервью катарскому спутниковому телеканалу «Аль-Джазира».
Аль-Башир заверил жителей юга в том, что они смогут свободно передвигаться, работать и жить на севере в случае отделения, но не будут иметь двойное гражданство.
По его словам, суданское правительство пыталось реализовать Всеобъемлющее мирное соглашение, подписанное в 2005г. между властями Севера и Суданским народно-освободительным движением (СНОД), но СНОД призвало южан голосовать за отделение.
«СНОД нарушило существующее соглашение, согласно которому стороны должны были предпринять усилия для сохранения единства», – добавил он.
Президент предостерег власти юга от односторонних шагов в определении судьбы пограничного района Абьей.
Район Абьей, где добывается более четверти всего объема суданской нефти, расположен на стыке границ южного и северного Судана. Его население на отдельном референдуме должно было решить вопрос о его принадлежности к Северу или Югу страны.
Однако Хартуму и Джубе не удалось достигнуть компромисса о составе электората, поэтому голосование о статусе Абьей было отложено.
«Переговоры по этому вопросу продолжаются, но, если представители племени динка в одностороннем порядке объявят, что Абьей принадлежит югу, может начаться война», – предостерег аль-Башир.
Он решительно отверг идею размещения иностранных военных сил в районе Абьей. Юлия Троицкая
Сырьевой сектор России: экономика контроля и политика ренты
Ричард Саква (р. 1953) - профессор политологии и международных отношений Кентского университета, специалист по российской политике.
Сырьевой сектор России: экономика контроля и политика ренты[1]
Политические последствия
Комментаторы часто высказывали недоумение по поводу того, почему Кремль в тот или иной момент не пошел на сделку с компанией “ЮКОС”, избавив себя тем самым от неловкости и неудобства. Я полагаю, что главной причиной была борьба фракций внутри самого Кремля, показывающая, что Владимиру Путину, вопреки мнению многих, отнюдь не удалось монополизировать власть. По словам Иэна Бреммера, президента “Eurasia Group”, “Кремль расколот внутренним соперничеством, которое подрывает способность власти формулировать целостное политическое видение процесса российских реформ”[2]. Это наблюдение позволяет понять, почему давление на “ЮКОС” и его сотрудников продолжалось даже после завершения первого суда над Михаилом Ходорковским. Как полагает Станислав Белковский, первая стадия дела “ЮКОСа” стала бесспорной победой Путина, сигнализировавшей, что 1990-е годы завершились, деньги больше не будут влиять на политику, властные полномочия вернулись к руководителям государства, а “сам Путин из президента инерции и пустоты снова превратился в президента надежды”. Но его вторая стадия свелась к “ограблению одних богатых другими”[3]. Из показательной идеологической акции дело “ЮКОСа” выродилось в очередное безвкусное упражнение в перераспределении собственности. Ресурсы и власть: “нефтяное проклятие”?
Дело “ЮКОСа” разворачивалось на фоне имевшего политические и экономические последствия потребительского бума 2000-х годов, обеспечиваемого масштабным приростом энергетической ренты. Избыточные доходы, эффективно осваиваемые зрелым демократическим государством, вполне могут использоваться на благо всего общества. Вместе с тем, в целом ряде стран “нефтяное проклятие” исказило структуру экономики, дурно сказалось на открытости и подотчетности политиков, усугубило сепаратизм и внутренние распри. Согласно Майклу Россу, “магнитуда подобных конфликтов варьирует от вялой борьбы за сецессию в дельте реки Нигер или Южном Таиланде до полномасштабных гражданских войн в Алжире, Колумбии, Судане и, разумеется, Ираке”[4]. В России борьбу за региональную автономию возглавили богатые нефтью Чечня и Татарстан, и хотя здесь были задействованы многие факторы, ресурсное изобилие явно укрепляло местные элиты в ощущении собственной правоты. Став в августе 1999 года премьер-министром, Путин применил в Чечне военную силу, а притязания Татарстана сломил с помощью изощренных политических механизмов. Столь же решительно он действовал, укрощая амбиции Ходорковского. Все дело “ЮКОСа”, в конечном счете, можно свести к борьбе политико-бюрократических элит за контроль над нефтяным сектором.
В экономическом смысле “голландская болезнь”, названная так после того, как в 1970-х годах Нидерланды открыли месторождения природного газа в Северном море, означает ситуацию, в которой поступления от экспорта природных ресурсов укрепляют обменный курс национальной валюты, подрывая конкурентоспособность иных секторов, в первую очередь, сельского хозяйства и легкой промышленности. Это лишь один из аспектов более широкого синдрома, именуемого “ресурсным проклятием” и проявляющегося в том, что страны, прочно зависящие от сырьевого экспорта, развиваются сравнительно медленно, страдая от отсталости в самых разных областях жизни. Как правило, им не удается диверсифицировать экономику, а их демократия оказывается в тупике[5]. Масштабный приток золота и серебра в Испанию в XVI столетии открыл длительную полосу упадка и стагнации. Ближневосточные государства, купающиеся в нефти, слышать не хотят о демократии, хотя, справедливости ради, и бедные страны, в которых нефть отсутствует, тоже не слишком знакомы с плюрализмом[6]. В качестве сопутствующего заболевания упоминают также “нигерийский недуг”, в рамках которого огромная природная рента поощряет коррупцию и взращивает обособленную от общества политическую элиту, отправляющую миллиарды долларов в швейцарские банки, в то время как национальная инфраструктура приходит в упадок, а большинство населения нищает[7]. Вот что пишет Николас Шэксон в своем исследовании, посвященном “ресурсному проклятию” в Африке:
“Зависимость от минеральных ресурсов оказывается напастью не только в силу торможения экономического роста, но также из-за риска жестоких внутренних конфликтов, углубляющегося неравенства, стагнации демократии и расцвета коррупции”[8].
В подобных ситуациях в забвении оказываются качественное управление, подотчетность политического руководства, социальное развитие. Андрей Илларионов, бывший экономический советник Путина, говорит о процессе “венесуэлизации”, в ходе которого государство разбухает, а растущие правительственные расходы сопровождаются экономическими просчетами[9]. По словам Ричарда Оти, страны, богатые ресурсами, обзаводятся корыстным и хищническим чиновничеством, заботящимся только об извлечении ренты[10]. Согласно Стивену Фишу, гигантская сырьевая рента стала одной из главных причин крушения демократии в России. Он полагает, что изобилие ресурсов подорвало демократический процесс посредством коррупции и особой экономической политики, поощряющей вмешательство государства в экономику и ущемляющей свободу предпринимательства[11]. Этот автор обнаруживает корреляцию между открытостью рынков и наличием политических свобод, причем как в развитых, так и в индустриализирующихся странах[12]. Возможно, все сказанное и справедливо, но Уильям Томпсон не без оснований привносит в эту картину нотку скептицизма, формулируя принципиальный вопрос:
“А есть ли у нас причины полагать, что политическая жизнь России была бы значительно более здоровой - то есть политика была бы более демократичной, а власть менее коррумпированной и более эффективной, - если бы эта страна приступила к рыночным реформам, не располагая таким большим сырьевым сектором?”[13]
Его собственный ответ отрицателен: “Разбираясь в причинах болезней, поразивших политику в России, не стоит преувеличивать значения структуры российской экономики”[14]. В вопросе о влиянии сырьевого сектора на социально-политическое развитие России много неясностей, и отсутствие единодушия отражается и в исследовательской литературе. Вот проницательное замечание Майкла Брэдшоу:
“…дурное управление, коррупцию и даже вооруженные конфликты нельзя объяснять сырьевой рентой как таковой; первейшее значение имеют те механизмы, с помощью которых рента присваивается, а также цели, на которые она расходуется”[15].
Даже зрелые демократии не застрахованы от конфликтов по поводу изъятия и распределения ресурсной ренты. Майкл Эльман вообще полагает, что России удалось избежать “ресурсного проклятия”, а в глобальной энергетической политике она играет более позитивную роль, нежели в свое время играл Советский Союз, поскольку старается гарантировать стабильность своих экспортных поставок[16]. Наконец, Пратик Гурха не столь благодушен, хотя и он отмечает, что российский случай самобытен “из-за уникального перехода от командной экономики к рыночной модели и от авторитаризма к демократии”[17]. В отличие от Китая, где авторитарная система породила экономику совершенно особого типа, в России именно специфика национального развития, включая в высшей степени концентрированную сырьевую структуру экономического комплекса, обусловила поворот к авторитаризму.
С 1998-го по 2005 год доля фундаментальных сырьевых ресурсов в российском экспорте (в основном нефти, газа, топлива и металлических руд) возросла с двух третей до трех четвертей, перекрыв все остальные экспортные статьи. В тот же период доля бюджетных поступлений, выручаемых от продажи сырья, выросла с 11,4% до 23,8%, хотя 2005 год в данном отношении выглядит пиковым, ибо к 2007-му она снизилась до 20,8%[18]. На это обстоятельство особое внимание обращает Томпсон, отмечающий, что экспортные сборы и ресурсные налоги в 2003 году составляли пятую часть доходов бюджета, уступая социальным налогам (22,2%) и налогам на потребление (29,5%), в то время как наибольшие доходы федеральному бюджету приносил налог на добавленную стоимость (35,8%)[19]. И хотя прирост основных фондов в 1998-2002 годах оставался негативным, это вполне можно было объяснить неэффективностью управляющих компаний, а не выводом активов или укрыванием прибылей[20].
Гурха перечисляет ключевые особенности, отличающие ориентацию на фундаментальные сырьевые ресурсы. Во-первых, в экономике преобладает тенденция к их концентрации и формированию олигополии. Во-вторых, государство проявляет к ним повышенный интерес, поскольку от них зависит пополнение казны. В-третьих, сращивание бизнеса и государства в сфере ключевых сырьевых ресурсов обособляет этот сектор от остальной экономики, подрывая рыночные принципы. В-четвертых, сосредоточенность на сырьевой составляющей препятствует диверсификации экономической деятельности. Наконец, в-пятых, слияние государственных и экономических интересов, присущее сырьевому сектору, поощряет консервативную ментальность, подкрепляемую негласным контрактом между сырьевым сектором и прочими отраслями: он предполагает выделение отстающим субсидий и прочих привилегий в обмен на сохранение status quo[21]. Но основной вопрос остается неизменным. Из эксплуатации ресурсов действительно извлекается громадная рента, но, даже если бы ее не было, нет никаких оснований полагать, что российская модель экономического транзита, демобилизовавшая государство, была бы менее подвержена стремлению к ренте и коррупции. Говоря словами Томпсона, “значение политических патологий, ассоциирующихся с ресурсными экономиками […] в российском случае сильно преувеличивается”[22], а в изучении взаимосвязи между ресурсной зависимостью и дурным правлением не так-то легко определить, что является причиной, а что следствием[23]. Слабость российского государства в 1990-х годах не позволила ему взять под контроль более или менее существенные сегменты сырьевой ренты, и, вместо этого, их экспроприировали олигархи, позже использовавшие свои богатства для того, чтобы захватить отдельные сферы государства.
Россия начала переход со значительным государственным аппаратом, но при этом с “крайне слабым государством”, хотя силовая компонента последнего превосходила его регулятивный потенциал, что, собственно, и обеспечивало акторам возможность свободно приватизировать “ренту транзита”[24]. Дело компании “ЮКОС” позволило окрепшему государству “деприватизировать” эту ренту, направив ее на обеспечение намечаемых государственной властью национальных приоритетов. Оно отнюдь не покончило с конфликтами по поводу ресурсной ренты, но радикально изменило среду, в которой такие конфликты разворачивались. Борьба теперь протекала не между независимыми экономическими акторами, как прежде, а в рамках режимных конструкций и установлений. Кроме того, активность государства зримо нарастала по мере того, как правительство осваивало искусство более эффективного взимания налогов:
“Помимо формальных изменений налогового законодательства, дело “ЮКОСа” повлекло за собой пересмотр неформальных принципов налогового поведения нефтяных компаний, а также закрепление за государством права на прямое присвоение нефтяной ренты, что явилось непосредственным результатом апроприации активов Ходорковского”[25].
Разумеется, государство не могло полностью уклониться от нужды согласовывать пути и условия изъятия ресурсной ренты с обществом, но оно предпочитало делать это не столько конституционным, сколько внеконституционным образом.
Несмотря на то, что ресурсный синдром выражается в серии вполне узнаваемых явлений, их связь между собой лишена какого-либо детерминизма. Эта оговорка особенно актуальна, когда под категорию рантье подпадает такое государство, в котором преобладающая часть бюджета формируется за счет относительно немногочисленных источников. Общим, правда, всегда остается то, что государственная бюрократия все время пытается опекать сегменты рынка, которые генерируют львиную долю ее доходов, причем в жертву прямому характеру этого курирования приносятся демократические процедуры и подотчетность власти. Более того, правящая элита систематически отклоняет любые претензии общества на более весомое слово в распоряжении сырьевыми доходами и отбивает попытки нейтрализовать ее приоритетную роль[26]. За счет сырьевой ренты формируется патронажный ресурс, позволяющий подкупать или ассимилировать потенциальную оппозицию. Сказанное применимо ко многим ближневосточным государствам, но в России присутствует дополнительный фактор - коммунистическое наследство государства-монополиста, управлявшего централизованной экономикой. Опасения экономического коллапса и социального хаоса в 1990-х заставляли государство поддерживать “виртуальную экономику”, характерными чертами которой были долги по зарплате и бартерные сделки, искусственно раздувавшие стоимость, добавленную на каждой стадии, что, кстати, позволяло считать российскую экономику больше, чем она была на самом деле[27]. Сырьевой сектор играл решающую роль в поддержании этой виртуальности: цены на энергию и сырье на местном рынке искусственно поддерживались на низком уровне, представляя собой по сути субсидию, предназначенную для всего общества. Искажения и аномалии, усугубляемые этой системой, побуждали экономических и политических акторов широко использовать коррупционные преимущества и следить за тем, чтобы предлагаемые реформы не покушались на их текущий статус[28]. Из-за этого псевдодемократическое правительство, которое было способно обеспечивать хотя бы минимум стабильности, оказывалось предпочтительнее по-настоящему демократической власти, готовой угрожать привилегиям победителей и стратегиям выживания бедняков[29].
В самом общем виде администрация Путина поддержала консенсус 1990-х годов, но внесла коррективы в принципы его реализации. Сырьевой сектор продолжал субсидировать всю остальную экономику, поддерживая при этом стратегический альянс с государством. Однако теперь общий баланс их отношений складывался в пользу государственной власти. К 2003 году государство сумело покончить с собственной зависимостью от сырьевого сектора и добилось равенства в диалоге с его лидерами, а с началом дела “ЮКОСа” вообще взяло верх. Причем власть выступала не просто в роли регулятора естественных монополий, но по мере развития “Газпрома”, “Роснефти”, “Транснефти” сама превращалась во все более активного игрока. Тогда-то и возник фундаментальный вопрос, является ли подобная эволюция классическим подтверждением патологий, связанных с “ресурсным проклятием”, или же в новых обстоятельствах речь идет о мудром использовании ресурсов, нацеленном на разработку модернизационных стратегий. Иными словами, если в 1990-е годы сделка с сырьевым сектором была делом выживания, то в 2000-е она стала основанием для определения пути дальнейшего развития. Консерватизм, внутренне присущий режиму государства-рантье, удалось преодолеть, но, несмотря на зазвучавшие прогрессистские мотивы, те факторы “ресурсного проклятия”, которые сдерживали демократическое развитие, по-прежнему оставались в силе. Шаткое равновесие российских реформ было нарушено с удалением олигархов от формальных механизмов властвования, но ориентированная на развитие государственническая модель порождала новые патологии, включая одержимость регулированием, угрозу внутреннего вырождения и упадок политической состязательности, сопровождавшиеся ослаблением конкурентных стимулов в экономике в целом[30].
Изобилие сырьевых ресурсов не однозначно определяет вытекающие из него политические результаты. Классические рецепты, позволяющие совладать с ресурсным богатством, основываются на трезвой макроэкономической политике, экономической диверсификации, стерилизации ресурсной ренты в сочетании с открытостью и подотчетностью. Все эти меры, однако, имеют ограниченный эффект и предполагают наличие бесперебойно и четко функционирующего государства, которым многие сырьевые экономики просто не располагают. Они требуют также, чтобы государственная собственность уравновешивалась мощными акторами, способными сдерживать государственную власть. Национальные частные компании в сочетании с сильными общественными институтами, умеющими ограничивать государство и поощрять институциональное строительство, - таков наиболее эффективный рецепт, позволяющий сырьевым экономикам избежать авторитарных соблазнов. В подобных ситуациях рента не идет напрямую государству, поскольку крупные корпорации выступают в роли посредников[31]. Однако главную надежду на успех должны гарантировать экономические механизмы, которые в российском контексте лишь усугубляли дисфункции во взаимоотношениях между государством и экономикой, унаследованные от 1990-х годов. Действительно, режим Путина использовал для управления природной рентой классические экономические предписания и тем самым сумел избежать нигерийского сценария; нефтяная отрасль, как и прочие сырьевые секторы, осталась в основном в частных руках, за исключением газовой индустрии. Но стимулы к созиданию сильных институтов коренились не столько в структуре собственности, сколько в политической сфере.
Кадровые перестановки ноября 2005 года - повышение статуса Дмитрия Медведева, оставшегося при этом председателем правления “Газпрома”, до первого вице-премьера и назначение руководителем кремлевской администрации Сергея Собянина, бывшего губернатора Тюменской области, в которой добывается половина всей российской нефти, - еще более упрочили положение энергетического сектора[32]. Вместе с тем перспективу превращения России в “нефтяное государство” (“petro-state”) не следует переоценивать. В то время, как Советский Союз в свое время действительно впал в опасную зависимость от сырьевой ренты, траектория России оказалась несколько иной. Россия производит всего лишь 3 тонны нефти на душу населения, в Норвегии аналогичный показатель составляет 20 тонн; в российском нефтегазовом секторе занято всего 2% рабочей силы, меньше, чем на железнодорожном транспорте; добыча и переработка нефти и газа почти не требуют подчинения иных секторов нуждам топливной отрасли[33]. Но “нефтяное государство” - это такая страна, “в которой все политические, экономические и социальные отношения выстраиваются вокруг извлечения нефтегазовых ресурсов и которая в долгосрочной перспективе страдает от такого положения вещей”[34]. На долю нефти приходится 45% норвежского экспорта и 17% ВВП - и все же этой стране удалось избежать как “голландской болезни”, так и превращения в “нефтяное государство”. Норвегия сумела стерилизовать бóльшую часть ресурсной ренты в долгосрочных фондах, опираясь при этом на безоговорочное уважение права собственности, здравую экономическую политику, гибкий рынок труда. Более того, нефтедобыча здесь в основном остается в руках государства, в то время как в России нефтяная отрасль была поспешно раздроблена и приватизирована, а у государства остались только “Роснефть” и “Газпром”. Отчасти дело “ЮКОСа” стало попыткой исправить эту ситуацию.
В путинские годы экономический рост России составлял в среднем 7% ежегодно, а экономика оставалась относительно диверсифицированной. Топливная рента обеспечивала рост доходов, повышавший уровень потребления и питавший личное кредитование. Присутствовали, разумеется, и элементы “голландской болезни”, прежде всего, переоценка рубля и высокая инфляция. Поддержание экономического развития требовало масштабных инвестиций, а это могло подстегнуть инфляционные процессы. Но гонения на “ЮКОС”, как выяснилось, не отпугнули местных инвесторов: к 2007 году инвестиции составляли 21% ВВП, хотя неопределенность в отношении прав собственности в нефтяной отрасли обернулась инвестиционным провалом 2004-2005 годов. Фактически в аресте и заключении Ходорковского можно было увидеть и позитивное свидетельство того, что “Кремль вышел из-под контроля олигархов и может теперь проводить независимую макроэкономическую политику”[35]. Проблемы “ЮКОСа” не помешали и внешним инвесторам. 22 июля 2004 года, в тот самый день, когда “ЮКОС” объявил о своем возможном банкротстве, с Путиным встречался Джеймс Малва, председатель совета директоров компании “ConocoPhillips”. Российский лидер тогда заявил, что приобретение этой компанией пакета акций “Лукойла” (7,6%), выставляемого на продажу, будет приветствоваться российскими властями[36]. В итоге, “ConocoPhillips” без лишнего шума сделала желанное приобретение, к 2008 году расширив свое участие в активах “Лукойла” до 20% и делегировав в совет директоров российской компании своего представителя.
По мере того, как в начале 2000-х годов сырьевая рента становилась все обильнее, режим поддавался некоторым патологиям ресурсных экономических систем, включая соблазн вкладывать деньги в непроизводительную деятельность - прежде всего, в перераспределение собственности и создание государственных корпораций. Одновременно усугублялась изоляция режима от общества, обусловленная тем фактом, что пополнение государственной казны происходило при отсутствии в стране эффективных контрольных и представительных институтов. Вместе с тем не стоит считать аксиомой утверждение, согласно которому “любое государство, богатое ресурсами, неизбежно превращается в государство-рантье”, хотя синдром рантье, вне всякого сомнения, искажает развитие такой политии. Вот точка зрения Эрики Виенталь и Паулин Луонг:
“…страны-рантье стремятся к осуществлению социально-политического контроля над собственным населением через навязывание различных форм экономической зависимости от государственной власти, единолично получающей и перераспределяющей сырьевую ренту”[37].
В итоге оппозиционные настроения слабеют, произвольно расходуемые деньги тратятся на поддержание патронажных сетей или на покупку народной поддержки, а экономика оказывается подверженной захвату со стороны государства и высокой коррупции. Все упомянутые явления наблюдались в государствах Персидского залива. В России режим в значительной степени также смог выйти из-под общественного контроля, сохраняя при этом иммунитет в отношении имеющихся конституционных ограничений.
Но российская ситуация имеет и свои особенности, поскольку Россия входит в число всего лишь четырех крупнейших производителей нефти, где нефтяной сектор находится в основном в частных руках (наряду с США, Великобританией и Нидерландами). Топливные деньги здесь не поступают к государству напрямую, а последствия их усиливающегося изъятия, обеспечиваемого жесткой налоговой политикой, до определенной степени стерилизуются благодаря Стабилизационному фонду и другим мерам. Россия имеет возможность поступать именно так, поскольку ею руководит “изолированная и автономная технократия, ориентирующаяся на долгосрочное развитие страны и готовая навязывать социально и политически непопулярную макроэкономическую политику”[38]. Именно роль корпоративного посредничества была поставлена под вопрос в деле “ЮКОСа”. Кроме того, при Путине наметилась своего рода конвергенция государственного “Газпрома” и частных корпораций. И там, и здесь границы между главными акторами - государственными чиновниками, менеджерами и политическими назначенцами - становились все более расплывчатыми, хотя институциональные и собственнические основы по-прежнему различались. Россия страдала от серьезной сопутствующей проблемы: оба сектора экономики, государственный и частный, выстраивались вдоль одной оси, хотя их отличала фундаментальная асимметрия по части форм собственности и информационных потоков. Таким образом, Россия, конечно, могла рассматриваться в качестве государства-рантье, но она являла особый его тип, в котором политическая рента в виде различных форм лояльности и подношений режиму была столь же важной, как и финансовые изъятия.
“Энергетическая сверхдержава”
Дело “ЮКОСа” продемонстрировало предельную решимость, с которой администрация Путина вознамерилась добиваться намеченных целей, но в то же время оно показало, что эти цели весьма противоречивы. Если оставить в стороне вопросы персональной власти и личного самомнения, то государство пыталось восстановить свое доминирование в энергетической политике в частности и индустриальной стратегии в целом. Как высказался Путин на заседании Совета безопасности в 2005 году, Россия не может господствовать ни в одной другой сфере, кроме энергетики[39]. Это было подтверждено подписанием 5 мая 2008 года долгожданного закона о стратегических отраслях, который “вернул стратегические отрасли, прежде всего нефтегазовую промышленность, под контроль государства после того, как в 1990-е годы они были проданы в частные руки”[40]. Новый нормативный акт уточнил правила инвестирования в российскую экономику, перечислив сорок два сектора, где иностранные инвестиции ограничивались; в список вошли ядерная энергетика, естественные монополии, эксплуатация стратегических минеральных ресурсов, авиация, космос, оборонные отрасли. Упомянутый закон, ставший одним из последних документов, подписанных Путиным в период пребывания на посту президента, означал победу его долгосрочной стратегии. Государство, давно ставшее монополистом в транспортировке энергоресурсов, теперь восстанавливало часть монополии в самих добывающих секторах.
Энергетический империализм?
К концу 2006 года на долю России приходилось 6,6% мировых разведанных запасов нефти и 26,3% запасов газа[41]. Страна получала большую выгоду от высоких цен на энергоносители, но энергетическая политика, в особенности дело “ЮКОСа”, повредили ее репутации. Хотя государство теперь доминировало в энергетическом секторе (причем не всегда посредством собственности), роль топливной составляющей во внешней политике стала еще более противоречивой. В мае 1995 года Совет по внешней и оборонной политике обнародовал доклад, в котором призывал правительство воздерживаться от военных методов отстаивания российских интересов в пользу привлечения экономических инструментов[42]. Дисбаланс между энергетическим богатством России и энергетической бедностью ее западных и некоторых южных соседей нужно использовать к российской выгоде, говорилось в докладе. Как и следовало ожидать, за рубежом этот тезис не встретил особого понимания, лишь добавив аргументов тем, кто считал Россию возрождающейся имперской державой, а также ускорив центробежные процессы внутри СНГ. Накануне парламентских выборов 2003 года Анатолий Чубайс уже рассуждал о “либеральной империи”, которая сплотит соседние страны и прочих желающих в экономическое сообщество, формирующее основу для политического альянса[43].
Бывший министр обороны Сергей Иванов позже был еще более прямолинеен, назвав Россию “энергетической сверхдержавой” и предложив инструментальное использование энергетических ресурсов для достижения геополитических целей. Мария Балмаседа отмечает, что Россия использует энергетику как “инструмент внешней политики” в отношении постсоветских государств, эксплуатируя их зависимость от российского сырья для того, чтобы воспрепятствовать “расширению связей с западными институтами”[44]. Как полагает Зейно Баран, “в рамках стратегии, проводимой Кремлем под руководством Путина, существенная зависимость Европы от российских энергоресурсов использовалась для обеспечения экономических и политических интересов”[45]. Согласно российской же точке зрения, страна стояла перед следующей дилеммой:
“…либо быть демократией - за счет более или менее жесткого контроля за российским сырьем со стороны Запада (доступ к месторождениям, свобода транзита, вывоз прибылей), - либо становиться автократией, для которой контроль сырья является самоцелью и способом выживания правящего режима”[46].
И если выбор действительно заключался именно в этом, то Путин выбрал второй из имевшихся путей.
Реагируя на это, бывший премьер-министр, а ныне путинский оппонент Михаил Касьянов говорил о политике “нефтедолларового суверенитета”, которую упразднит грядущая “империя свободы”[47]. Другие критики были менее деликатны; “Washington Post”, например, обвинила Россию в “энергетическом хулиганстве”[48]. Впрочем, многие методы, используемые в эпоху Путина, применялись еще в 1990-х: имеются многочисленные свидетельства того, что энергетические компании и прежде не раз оказывались орудиями российского государства[49]. Так, в 1998-2000 годах “Транснефть” девять раз прекращала поставки, пытаясь помешать продаже Мажейкяйского нефтеперерабатывающего завода, самого большого промышленного предприятия прибалтийского региона, американской компании “Williams”. Американцы в 2001 году уступили завод компании “ЮКОС”, но после разгрома империи Ходорковского он вернулся к Литве, продавшей его польскому концерну “Orlen”[50]. Вслед за решением о передаче комплекса полякам 29 июля 2006 года по “техническим причинам” был перекрыт нефтепровод “Дружба”, снабжавший завод сырой нефтью. Проволочки с ремонтными работами стали постоянными, что заставляло Литву импортировать нефть через терминал Бутинге на границе с Латвией. Но в итоге попытки “Роснефти” инкорпорировать предприятие в свои расширяющиеся владения были отбиты.
Дело “ЮКОСа” оживило дебаты по поводу состоятельности России как надежного поставщика энергоресурсов. Россия, конечно, настаивает на том, что ей можно доверять, но это не мешало многократному применению ею “энергетического оружия”[51]. Еще в 1999 году Питер Ратленд отмечал, что “Газпром” “не раз заставлял бывшие советские республики расплачиваться за газовые долги элементами инфраструктуры, обеспечивающей транспортировку газа”. Этот же аналитик подчеркивает ритуальный характер конфликтов по поводу транзита и энергетических тарифов с Белоруссией и Украиной[52]. В свете дела “ЮКОСа” - а также блокирования газовых поставок в Украину с 1 января 2006 года и в Белоруссию с 1 января 2007 года - готовность России выполнять взятые на себя обязательства вновь оказалась под вопросом. Но ситуация теперь выглядела иначе: Россия более не воспринималась в качестве “сырьевого придатка Запада”, становясь самостоятельным субъектом международной экономической жизни. Вовлечению иностранных компаний в российскую экономику были положены пределы, а некоторые сделки, заключенные в 1990-е годы, пересмотрены. Россия все громче настаивала на своем участии в разработке правил и норм, регламентирующих энергетические и прочие рынки[53]. На саммите Россия-ЕС, состоявшемся 25 мая 2006 года в Сочи, Путин объявил, что его страна не станет в одностороннем порядке, как того требует Транспортный протокол к Энергетической хартии, открывать для иностранцев свою энергетическую транспортную сеть[54]. Энергетика стала тем божеством, на алтарь которого приносилось в жертву все остальное.
Получая гигантские сырьевые доходы и обладая неисчислимыми запасами нефти и газа, Россия “укрепила свои позиции в геополитической игре, главным оружием которой стали углеводороды”[55]. Действительно, прекращение поставок газа в Украину в начале 2006 года стало не первым случаем применения столь жестких мер, но манера, в которой это было сделано, не могла не обеспокоить Запад. Выступая на конференции восточноевропейских лидеров в Вильнюсе 4 мая 2006 года, вице-президент США Дик Чейни предостерег Россию от злоупотребления энергетическим оружием:
“Никакие законные интересы не могут оправдать использования нефти и газа в качестве инструментов запугивания или шантажа, будь то путем манипулирования с поставками или монополизации транспортной системы”[56].
Впрочем, его праведное негодование было несколько смазано теплым приемом, оказанным как раз накануне этой речи Ильхаму Алиеву, президенту Азербайджана - страны, не слишком прославившейся честностью своих выборов, но зато поддерживающей Запад в энергетических вопросах. Более того, посещая чуть позже богатый сырьевыми ресурсами Казахстан, вице-президент США признавался в “восхищении и дружбе” президенту Нурсултану Назарбаеву, которому в декабре того же года предстояло выиграть парламентские выборы с поражающим воображение результатом в 95%. Учитывая все это, я склонен согласиться с Константином Симоновым, главой Национального фонда энергетической безопасности, утверждающим, что мы вступаем в эпоху “глобальных энергетических войн”, которые не обязательно примут форму вооруженных конфликтов, но определенно будут формировать мировую политику в будущем[57].
Дело “ЮКОСа” подтвердило господство Кремля в сфере энергетических ресурсов и энергетической политики; вопрос теперь состоял в том, как распорядиться обретенным доминированием. Эффективная национализация “ЮКОСа” означала, что в нефтяной отрасли государство завоевало такие же командные высоты, какими оно давно владело в газовом секторе. Одна из возможных стратегий предполагала использование энергетических ресурсов для укрепления международных позиций России - как раз это можно было назвать курсом “энергетической сверхдержавы”. Сам термин не был принят Путиным и довольно редко использовался высшим руководством, за исключением Сергея Иванова. Семантические нюансы, возникающие в ходе интерпретации этого словосочетания, основательно нагружены политическими смыслами. Если под энергетической сверхдержавой иметь в виду страну, в которой сырьевой сектор выступает локомотивом экономического развития и главным международным экономическим актором, то от страны, подобной России, можно было ожидать именно этого. Ведь с самого первого дня самостоятельного существования на политической карте мира она рассматривала себя в качестве “великой державы”, обладающей значительными энергетическими ресурсами. Однако, если ударение делается на слове “сверхдержава”, тогда эту фразу можно интерпретировать как манифест использования сырья и его экспортных поставок для обеспечения России геополитических преимуществ. Экономика в таком случае подчинится политическим целям, а инструментальное толкование энергетической политики положит начало новой эпохе международной нестабильности. Россия же отвернется от рациональной модели модернизации и примет архаичную модель развития, в рамках которой государство и капитал сольются в единую корпорацию[58].
Итак, представим, что энергетическая политика призвана стать основой геополитики. Подобный курс, вне всяких сомнений, будет угрожать соседям России, поскольку их сырьевая зависимость выступит угрозой национальному суверенитету. Она также вызовет беспокойство у основного покупателя российского сырья, Европейского союза, по поводу крайней зависимости от энергетических поставок из России. Как заявляла бывший премьер-министр Украины Юлия Тимошенко, выступая в Королевском институте международных отношений 2 февраля 2006 года, “газовый диспут между Россией и Украиной, разбудив многих в Западной Европе и Вашингтоне, должен привлечь более пристальное внимание к использованию энергетики в качестве оружия постсоветского неоимпериализма”[59]. Информированные наблюдатели вряд ли согласились бы с подобной оценкой, но в целом отстаивание Россией внешне законных целей c помощью дипломатически несостоятельных методов явно вредит ее международному имиджу. А дело “ЮКОСа” еще более усилило страхи ее западных соседей, убедив их в том, что “частные компании, контролируемые Кремлем, служат важным инструментом давления в российской внешней политике”[60].
Само понятие “энергетической сверхдержавы” построено на песке; для его адвокатов оно представляет собой не более чем риторическую фигуру, а для критиков выступает удобным поводом к нападкам. По мнению Владимира Милова, например, эта идея чревата стагнацией и потерей престижа[61]. Он отмечает в частности, что в России соотношение численности населения и объема имеющихся в распоряжении энергетических ресурсов значительно хуже, чем в других странах-экспортерах, и потому возможности конвертации углеводородного потенциала в национальное процветание крайне ограничены[62]. Правда, сказанное не означает, что энергетические ресурсы не могут способствовать подъему России в качестве великой державы и ее растущей самоуверенности в международных делах. Но, как говорит Ратленд, имеется серьезное противоречие между логикой сверхдержавы и логикой энергетического рынка. Сырье очень трудно обратить в политическое влияние, а попытки сделать это зачастую получают отпор[63]. Как выяснил на собственном опыте Советский Союз, субсидирование сырьевых поставок для союзников не обеспечивает ни лояльности, ни уважения; в российских контактах с Белоруссией аналогичные принципы работают немногим лучше. Использование энергии в качестве кнута имеет оборотную сторону; это довольно неэффективный способ добиться целей “hard power” методами “soft power”. Кроме того, оно порождает феномен, который Эндрю Монаган назвал “дилеммой энергетической безопасности”: то есть ощущение нестабильности, испытываемое как поставщиками, так и покупателями (Россией и Европейским союзом), провоцирует упреждающие меры, влекущие за собой итог, прямо противоположный результату, который ожидается обеими сторонами[64].
Если бы Россия действительно была “энергетической сверхдержавой”, то главным инструментом ее влияния выступил бы “Газпром”. Недавнее исследование, в котором газовая корпорация названа “новым русским оружием”, убедительно доказывает это[65]. С распадом Советского Союза “Газпром” потерял около трети своей трубопроводной сети, треть газовых месторождений и четверть компрессорных станций. Однако, как подчеркивают российские авторы, в отличие от СССР, “Газпром” продолжает жить и даже начинает возвращать былые потери. В 1990-е годы он утратил контроль над многими ключевыми активами, включая гигантское Уренгойское газовое месторождение на северо-западе Сибири, но при Владимире Путине и Алексее Миллере состоялось собирание былых владений. Компания обеспечивает 8% всех налоговых поступлений страны и выступает важным политическим игроком, обеспечивая работой 330 тысяч человек. Принадлежащая ей монополия на газовый экспорт была законодательно формализована в июле 2006 года. Кроме того, она владеет собственной медиа-империей, ей принадлежит третий из крупнейших российских банков. В отношении газа и нефти Россия не просто крупная энергетическая держава - после дела “ЮКОСа” она превратилась в страну, где государство безраздельно доминирует в энергетической сфере. Как заявил Путин на праздновании десятилетия компании, ““Газпром” как стратегическая компания должен был сохраниться и сохранился как единый организм”. Кроме того, президент назвал этот концерн важнейшим политическим и экономическим рычагом влияния России в мире[66]. Вопросы производства и реализации газа, таким образом, стали вопросами государственной политики, находя свое отражение в позиции России на международной арене.
Дело “ЮКОСа” изменило условия игры. Если до 2003 года ТНК и “ЮКОС” были передовиками во встраивании российских компаний в транснациональный корпоративный порядок, то после этой даты российские энергетические гиганты стали проявлять гораздо большую осторожность на международной арене. Полностью прекратились разговоры о продаже той или иной энергетической компании иностранцам. Интернационализация, согласованная с Кремлем, по-прежнему допускалась, но принимать подобные решения, не оглядываясь на государство, теперь было нельзя. Западные компании, желающие заниматься бизнесом в России, так же осознали, что деловая среда значительно изменилась. Корпорации “Shell”, например, пришлось отказаться от приобретения блокирующего пакета акций “ЮКОСа” после того, как в июле 2003 года силовики через Министерство природных ресурсов предупредили ее о возможном отзыве лицензии, позволяющей разрабатывать Верхнесалымское месторождение[67]. Дополнительными чертами новых правил игры стали меняющиеся отношения собственности в сахалинских проектах и в разработке Ковыктинского месторождения.
Территориальная обширность России не подкрепляется адекватным доступом к открытому морю, и сегодня отражением этой исторической неприятности стали “пробки” на пути ее выхода на мировые энергетические рынки. Желание избежать транзита через Украину и Польшу повлекло поиск альтернативных путей: так возникли проекты “Северный поток” и “Южный поток”. Жестокая борьба по их поводу, а также альтернативы, предложенные Европейским союзом - прежде всего, идущий в обход России газопровод “Набукко”, - свидетельствуют о том, что в вопросах энергетической безопасности тесно переплелись борьба за выход к энергетическим рынкам и стремление к геополитическим преимуществам. Российский министр иностранных дел Сергей Лавров говорил в 2006 году, что, даже если все амбициозные планы по разработке альтернативных источников энергии воплотятся в жизнь, потребность в мировой энергетической безопасности никуда не исчезнет. На этом основании он призывал к “новой концепции международных отношений”[68]. Пока, правда, вместо утверждения новых подходов, мы видим, как разгорающиеся конфликты вокруг диверсификации сырьевых потоков, подкрепляемые всеобщим стремлением разнообразить поставщиков и рынки, расшатывают общую энергетическую безопасность. Ричард Саква. Перевод с английского Андрея Захарова
___________________________________
1) Настоящая публикация представляет собой фрагмент книги: Sakwa R. The Quality of Freedom: Khodorkovsky, Putin, and the Yukos Affair. Oxford: Oxford University Press, 2009.
2) Bremmer I. High Marks on Ratings Can’t Hide Russia’s Rising Problems // Financial Times. 2004. November 15.
3) Белковский С. Последние дни “ЮКОСа” // Агентство политических новостей. 2004. 6 января (www.apn.ru/publications/print1955.htm).
4) Ross M. Blood Barrels // Foreign Affairs. 2008. Vol. 87. № 3. P. 4.
5) Подробнее см.: Karl T.L. The Paradox of Plenty: Oil Booms and Petrostates. Berkeley: University of California Press, 1997.
6) См.: Ross M. Does Oil Hinder Democracy? // World Politics. 2001. Vol. 53. № 3. P. 325-361.
7) Согласно расчетам специалистов, из 400 миллиардов долларов, полученных Нигерией от добычи нефти с 1960-го по 1999 год, 380 миллиардов были разворованы или растрачены впустую. См.: Hiro D. Blood of the Earth: The Global Battle for Vanishing Oil Resources. London: Politico’s, 2008.
8) Shaxson N. Oil, Corruption and the Resource Curse // International Affairs. 2007. Vol. 83. № 6. P. 1123. См. также его книгу: Poisoned Wells: The Dirty Politics of African Oil. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2007.
9) См.: Illarionov A. A Long-Term Project for Russia // Russia in Global Affairs. 2005. July-September.
10) Auty R. The Political Economy of Resource-Driven Growth // European Economic Review. 2001. Vol. 45. № 4. P. 839-846.
11) Fish S.M. Democracy Derailed in Russia: The Failure of Open Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 2005. Ch. 5.
12) Ibid. Ch. 6.
13) Tompson W. The Political Implications of Russia’s Resource-Based Economy // Post-Soviet Affairs. 2005. Vol. 21. № 4. P. 336.
14) Ibid.
15) Bradshaw M. Observations on the Geographical Dimensions of Russia’s Resource Abundance // Eurasian Geography and Economics. 2006. Vol. 47. № 6. P. 726.
16) См.: Ellman M. (Ed.). Russia’s Oil and Natural Gas: Bonanza or Curse? London: Anthem Press, 2006.
17) Goorha P. The Political Economy of the Resource Curse in Russia // Democratizatsiya. 2006. Vol. 14. № 4. P. 602.
18) Ibid. P. 603.
19) Tompson W. Op. cit. P. 345.
20) Goorha P. Op. cit. P. 602.
21) Ibid. P. 602, 604.
22) Tompson W. Op. cit. P. 336.
23) Ibid. P. 338.
24) Ibid. P. 341.
25) Ibid. P. 345.
26) Goorha P. Op. cit. P. 604.
27) Gaddy C.G., Ickes B.W. Russia’s Virtual Economy. Washington, D.C.: Brookings Institution Press, 2002; Idem. An Evolutionary Analysis of Russia’s Virtual Economy // Cuddy M., Gekker R. (Eds.). Institutional Change in Transitional Economies. Cheltenham: Ashgate, 2002. P. 72-100.
28) Hellman J.S. Winners Take All: The Politics of Partial Reform in Postcommunist Transitions // World Politics. 1998. Vol. 50. № 2. P. 203-234.
29) Shleifer A., Treisman D. Without a Map: Political Tactics and Economic Reform in Russia. Cambridge, MA: MIT Press, 2000.
30) Фрай Т., Яковлев А. Реформы в России глазами бизнеса // Pro et Contra. 2007. Т. 11. № 4-5. С. 118-134.
31) Weinthal E., Luong P.J. Combating the Resource Curse: An Alternative Solution to Managing Mineral Wealth // Perspectives on Politics. 2006. Vol. 4. № 1. P. 35-53.
32) Blagov S. Russian Personnel Changes to Affect Far East Region // Eurasia Daily Monitor. 2005. Vol. 2. № 216.
33) Hanson P. How Sustainable Is Russia’s Energy Power? // Russian Analytical Digest. 2008. № 38. P. 8.
34) Menon R., Motyl A. The Myth of Russian Resurgence // The American Interest Online. 2007. March-April (http://the-american-interest-com).
35) Erochkin P. Russia and Its Oil: Friends or Foes // Moll J. (Ed.). Blueprint for Russia. London: Foreign Policy Centre, 2005. P. 27.
36) Hoyos C., Ostrovsky A. Politics First // Financial Times. 2004. August 5.
37) Weinthal E., Luong P.J. Op. cit. P. 38.
38) Речь здесь идет о Ботсване, но сказанное в равной мере применимо и к России (см.: Ibid. P. 39).
39) Wolton T. Le KGB au pouvoir: Le Système poutine. Paris: Buchet-Chastel, 2008. P. 194.
40) Putin Signs Law on Strategic Sectors // Moscow Times. 2008. May 6.
41) По данным ежегодного статистического обзора мировой энергетики, подготавливаемого компанией “BP”: www.bp.com/statisticalreview.
42) Независимая газета. 1996. 23 мая.
43) Известия. 2006. 13 июля.
44) Balmaceda M. Energy Dependency, Politics and Corruption in the Former Soviet Union: Russia’s Power, Oligarchs’ Profits and Ukraine’s Missing Energy Policy, 1995-2006. London: Routledge, 2008. P. 5.
45) Baran Z. EU Energy Security: Time to End Russian Leverage // The Washington Quarterly. 2007. Vol. 30. № 4. P. 132.
46) Искушение авторитаризмом // Эксперт. 2007. 27 августа (www.expert.ru/printissues/expert/2007/31/lovushka_avtoritarizma_editorial).
47) Касьянов М. Империя свободы // Коммерсант. 2006. 29 августа.
48) An Energetic Bully: Kremlin-Backed Energy Monopolies Are Bad for Russia and Europe // Washington Post. August 23, 2006.
49) См.: Khripunov I., Matthews M. Russia’s Oil and Gas Interest Group and Its Foreign Policy Agenda // Problems of Post-Communism. 1996. Vol. 43. № 3. P. 38-48; Duncan P. “Oligarchs”, Business and Russian Foreign Policy: From El’tsin to Putin // Economic Working Papers (Centre for the Study of Economic and Social Change in Europe). 2007. № 83. P. 9.
50) Duncan P. Op. cit. P. 14.
51) Исследование конкретных кейсов см. в работе: Larsson R.L. Russia’s Energy Policy: Security Dimensions and Russia’s Reliability as an Energy Supplier. Stockholm: Defense Research Institute, 2006.
52) Rutland P. Oil, Politics, and Foreign Policy // Lane D. (Ed.). The Political Economy of Russian Oil. Lanham, MD: Rowman & Littlefield, 1999. P. 167.
53) Averre D. “Sovereign Democracy” and Russia’s Relations with the European Union // Democratizatsiya. 2007. Vol. 15. № 2. P. 176.
54) Пресс-конференция по итогам саммита Россия-ЕС: www.kremlin.ru/text/appears/2006/05/106059.shtml.
55) Hiro D. Op. cit. P. 245.
56) Press release of the Office of the Vice President. The White House. 2006. May 4.
57) Симонов К. Глобальная энергетическая война: тайны современной политики. М.: Алгоритм, 2007.
58) Marciniak W. From Retrospection to a Prognosis: On the Difficulties in Prognosticating the Development of the Political Situation in Russia // Konończuk W. Putin’s Empire. Warsaw: Stefan Batory Foundation, 2007. P. 40.
59) Timoshenko Y. Where is Ukraine Going? Official transcript.
60) Wiśniewska I. The Invisible Hand… of Kremlin: Capitalism “à la Russe”. Warsaw: Centre for Eastern Studies, 2007. P. 39.
61) Милов В. Анатомия одного заблуждения // Коммерсант. 2006. 6 сентября. С. 7.
62) Он же. Может ли Россия стать нефтяным раем? // Pro et Contra. 2006. Т. 10. № 2-3. С. 6-15.
63) Rutland P. Russia as an Energy Superpower // New Political Economy. 2008. Vol. 13. № 2. P. 206.
64) Монаган Э. Дилемма энергетической безопасности // Pro et Contra. 2006. Т. 10. № 2-3. С. 16-31.
65) Зыгарь М., Панюшкин В. “Газпром”: новое русское оружие. М.: Захаров, 2008.
66) См.: Perovic J., Orttung R. Russia’s Energy Policy: Should Europe Worry? // Orttung R. et al. (Eds.). Russia’s Energy Sector between Politics and Business. Working Papers of Research Centre for East European Studies № 92. Bremen, 2008. P. 7-17.
67) Симонов К. Русская нефть: последний передел. М.: Эксмо, 2005. С. 211.
68) Hiro D. Op. cit. P. 246.
Специальный саммит глав государств Межправительственной организации по развитию Восточной Африки (ИГАД) по Судану открывается в понедельник в столице Эфиопии Аддис-Абебе. Как сообщило суданское агентство новостей СУНА, суданскую делегацию на встрече в Эфиопии возглавит президент Омар аль-Башир.
Кроме того, организаторы саммита пригласили на него главу правительства Юга Судана Сальва Кира, председателя комиссии по проведению референдума на Юге Судана Мухаммеда Халиля и руководителя комиссии высокого уровня Афросоюза Тхабо Мбеки.
Встреча, намеченная на конец окт. в Кении, которая является председателем комитета ИГАД по Судану, была перенесена из Найроби в Эфиопию. Такое решение организация приняла, чтобы оградить Кению от требований Международного уголовного суда, участником которого она является, арестовать президента Судана в случае его прибытия на саммит.
Постоянный секретарь МИД Кении Патрик Вамото ранее заявил, что его страна хотела бы провести встречу в верхах в Нэйваше, где в 2005г. Север и Юг Судана подписали Всеобъемлющее мирное соглашение, но риск привлечь международное внимание к присутствию на встрече аль-Башира заставил пересмотреть это решение.
Как сообщил суданской газете «Ар-Райи аль-Ам» замглавы суданской миссии в Аддис-Абебе Аквей Боно Мальваль, главы семи стран-членов ИГАД обсудят подготовку к референдуму по самоопределению Юга Судана, который намечен на янв. 2011г., в частности поиск компромиссных вариантов решения конфликтных вопросов перед его проведением. По его словам, на саммите в Эфиопии речь также пойдет о подготовке отдельного референдума в районе Абьей, по которому северяне и южане никак не могут договориться.
Район Абьей, где добывается более четверти всего объема суданской нефти, расположен на стыке границ южного и северного Судана. Его население на отдельном референдуме должно решить вопрос о принадлежности к Северу или Югу страны.
Хартум предлагает отложить голосование в Абьей по причине отсутствия договоренности между Севером и Югом о составе электората, однако южане и западные страны выступают против перенесения сроков референдума.
ИГАД была основана в 1996г., она объединяет семь стран региона – Судан, Сомали, Уганду, Кению, Джибути, Эритрею и Эфиопию. Основная цель организации – достижение мира, процветания и регионального объединения на территории входящих в нее стран. Юлия Троицкая
Центральный банк Судана решил создать валютный союз между Севером и Югом страны для урегулирования проблемы с национальной валютой в случае отделения Южного Судана, сообщил журналистам во вторник управляющий Центробанком Сабир Мухаммед аль-Хасан.
Раскол Судана на два независимых государства может произойти, если жители Юга на референдуме в янв. 2011г. проголосуют за отделение от Севера.
По словам аль-Хасана, валютный союз поможет сбалансировать денежную систему страны, если Юг отколется от Севера.
Директор Центробанка также отметил, что в случае отделения Южного Судана страна потеряет 50% нефтяных доходов. Однако в этом случае, добавил он, север станет больше зарабатывать за счет увеличения пошлин за транзит нефти по его территории. Юлия Троицкая
Египет впервые приступает к работам по разведке нефти в отдаленных районах Ливийской пустыни на юге страны у границы с Суданом, сообщил министр нефти страны Самех Фахми.
«На следующем этапе мы планируем активизировать работу по разведке и добыче нефти в самых отдаленных районах у южных, восточных и западных границ», – сказал Фахми, слова которого приводит сайт министерства.
По информации министерства, египетская компания Ganoub El Wadi заключила контракт на разведку нефти на плато Гальф аль-Кебир в граничащем с Суданом районе Эль-Увейнат. На первом этапе компания обязуется вложить 8 млн.долл. в сейсмологическую разведку и бурение скважин.
Кроме того, американская энергетическая компания Apache и британская Dana Petroleum заключили контракт на разведку нефти в районе Бени-Суэйф. Другая компания из США – Merlon Petroleum будет вести поиски «черного золота» в оазисе Эль-Фаюм.
Экспорт углеводородов является для Египта одним из главных источников валютных поступлений в казну наряду с туризмом, доходами от эксплуатации Суэцкого канала и денежными переводами египтян, работающих за рубежом. Египет добывает 700 тысяч бар. нефти в сутки. Надим Зуауи
Египет впервые приступает к работам по разведке нефти в отдаленных районах Ливийской пустыни на юге страны у границы с Суданом, сообщил министр нефти страны Самех Фахми. «На следующем этапе мы планируем активизировать работу по разведке и добыче нефти в самых отдаленных районах у южных, восточных и западных границ», – сказал Фахми, слова которого приводит сайт министерства.
По информации министерства, египетская компания Ganoub El Wadi заключила контракт на разведку нефти на плато Гальф аль-Кебир в граничащем с Суданом районе Эль-Увейнат. На первом этапе компания обязуется вложить 8 млн.долл. в сейсмологическую разведку и бурение скважин.
Американская энергетическая компания Apache и британская Dana Petroleum заключили контракт на разведку нефти в районе Бени-Суэйф. Другая компания из США – Merlon Petroleum будет вести поиски «черного золота» в оазисе Эль-Фаюм.
Экспорт углеводородов является для Египта одним из главных источников валютных поступлений в казну наряду с туризмом, доходами от эксплуатации Суэцкого канала и денежными переводами египтян, работающих за рубежом. Египет добывает 700 тысяч бар. нефти в сутки.
Власти Южного Судана выделят 30 млн. суданских фунтов (12 млн.долл.) на возвращение южан, выехавших в Египет и на север Судана, для участия в референдуме по самоопределению юга в янв. 2011г., сообщил журналистам во вторник координатор правительства юга по делам репатриантов Кормак Чоль Бадонг.»Из этой суммы полтора млн.долл. пойдут на обустройство южан, которые вернутся из Египта, а остальная сумма – на тех, кто покинет Хартум и северные штаты», – сказал он.
По его словам, на этой неделе министерства по гуманитарным делам в Джубе и Хартуме обсудят меры по переселению 1,5 млн. южан с севера страны перед референдумом.
Правительство юга вскоре при поддержке международных организаций займется обустройством временных мест проживания для беженцев. На три месяца их поселят на территории специальных лагерей в г.г. Вау и Джуба на юге Судана.
Бадонг потребовал от организаций ООН и международных партнеров помочь в организации быта беженцев, предоставлении им продовольственной и медицинской помощи. Для переправки беженцев будут организованы специальные автобусные и ж/д маршруты из северной части страны.
Проведение референдума по самоопределению юга Судана предусмотрено Всеобъемлющим мирным соглашением, которое было заключено между Севером и Югом страны при посредничестве США в 2005г. и положило конец длительной гражданской войне. В начале янв. 2011г. южане должны решить, оставаться ли Югу, где находятся основные разведанные запасы суданской нефти, в составе единого с Севером государства или отделиться. Юлия Троицкая
В Судане хотят построить города в виде животных и растений за $10 млрд. Власти автономного региона Южный Судан, который претендует на независимость, намерены осуществить масштабную реконструкцию главных городов.
Согласно проектам, города будут своими очертаниями напоминать традиционную африканскую фауну и флору – например, носорога, жирафа или ананас, передает The Associated Press.
Правительство Южного Судана намерено также развивать транспортную инфраструктуру. В частности, им требуется 6 млрд.долл. на строительство 13 тыс.км. дорог.
Отметим, что южная часть Судана, отколовшаяся после длительной гражданской войны, является одним из беднейших регионов мира. По данным ООН, 90% населения тратит меньше долл. в день, а весь бюджет Южного Судана на 2010 год составляет лишь 1,9 млрд.долл. Поэтому указанные проекты могут быть реализованы только за счет международных инвестиций. «Приманкой» для инвесторов могут стать запасы нефти в регионе.
География китайской мощи
Как далеко может распространиться влияние Китая на суше и на море?
Роберт Каплан – старший научный сотрудник Центра новой американской безопасности и автор книги «В тени Европы: две холодные войны и тридцатилетние скитания по Румынии и за ее пределами».
Резюме Китай очень выгодно расположен на карте мира. Благодаря этому он имеет возможность широко распространить свое влияние на суше и на море: от Центральной Азии до Южно-Китайского моря, от российского Дальнего Востока до Индийского океана.
Статья опубликована в журнале Foreign Affairs, № 3 (май – июнь) за 2010 г. © Council on Foreign Relations, Inc.
В конце своей статьи «Географическая ось истории», опубликованной в 1904 г. и получившей мировую известность, сэр Халфорд Макиндер выразил особое беспокойство в отношении Китая. Объяснив, почему Евразия является силовым геостратегическим центром мира, он высказал предположение, что китайцы, если они смогут распространить влияние далеко за пределы своей страны, «способны превратиться в желтую опасность для мировой свободы. И как раз по той причине, что они соединят с ресурсами громадного континента протяженную океанскую границу – козырь, которого была лишена Россия, хозяйничавшая в этом осевом регионе прежде».
Вынося за скобки расистские настроения, обычные для начала XX века, а также истерическую реакцию, которую всегда вызывает на Западе появление могучей внешней силы, можно сказать, что Макиндер тревожился не зря. Если такой евразийский исполин, как Россия, был и до сих пор остается главным образом сухопутной державой, чья океанская граница блокирована арктическими льдами, то Китай сочетает в себе признаки державы и сухопутной, и морской. Его береговая линия протянулась на девять тысяч миль, изобилует удобными естественными гаванями и пролегает в зоне умеренного климата. (Макиндер даже предупреждал о том, что Китай когда-нибудь завоюет Россию.) Потенциальная зона влияния Китая простирается от Центральной Азии с ее богатейшими запасами полезных ископаемых и углеводородного сырья до основных морских путей, пересекающих Тихий океан. Позже в книге «Демократические идеалы и реальность» Макиндер предсказывал, что в конечном счете Китай будет править миром наряду с Соединенными Штатами и Великобританией, «построив для четверти человечества новую цивилизацию, не вполне восточную и не вполне западную».
Выгодное географическое положение Поднебесной настолько очевидно, что о нем не всегда вспоминают, говоря о стремительном экономическом прогрессе этой страны и напористом национальном характере китайцев. И все же это не следует забывать, поскольку рано или поздно география обеспечит Китаю ключевую роль в геополитике, каким бы извилистым ни был его путь к статусу мировой державы. (В течение последних 30 лет годовой прирост китайского ВВП превышал 10 %, но в следующие три десятилетия едва ли можно ожидать таких же темпов.) Китай сочетает в себе элементы предельно модернизированной экономики западного образца с унаследованной от древнего Востока «гидравлической цивилизацией» (термин историка Карла Виттфогеля, используемый применительно к обществам, практикующим централизованный контроль над орошением почвы).
Благодаря управлению из единого центра китайский режим способен, например, вербовать миллионные трудовые армии на строительство крупнейших объектов инфраструктуры. Это и сообщает Китаю неуклонное поступательное развитие – подобных темпов попросту нельзя ожидать от демократических государств, которые привыкли неторопливо согласовывать интересы своих граждан. Китайские лидеры формально считаются коммунистами. Но в том, что касается заимствования западных технологий и практики, они – преемники примерно 25 императорских династий, правивших в стране на протяжении четырех тысяч лет и встраивавших западный опыт в жесткую и развитую культурную систему, которая обладает, помимо всего прочего, уникальным опытом навязывания вассальных отношений другим государствам. «Китайцы, – сказал мне в начале этого года один сингапурский чиновник, – умеют добиваться своего и пряником, и кнутом, систематически чередуя оба метода».
Внутреннее развитие Китая питает его внешнеполитические амбиции. Империи редко строятся по готовому проекту, их рост происходит органически. Становясь сильнее, государство культивирует новые потребности и, как это ни парадоксально, новые опасения, побуждающие его так или иначе расширяться. Так, даже под руководством самых бесцветных президентов конца XIX века – Резерфорда Хейза, Джеймса Гарфилда, Честера Артура, Бенджамина Гаррисона – экономика Соединенных Штатов устойчиво и ровно развивалась. По мере того как страна увеличивала объем торговли с внешним миром, у нее возникали разносторонние экономические и стратегические интересы в самых отдаленных уголках света. Иногда – как, например, в Южной Америке и в Тихоокеанском регионе, – этими интересами оправдывалось военное вмешательство. В это время американская администрация еще и потому могла сосредоточиться на внешней политике, что внутри страны положение было прочным, – последнее крупное сражение индейских войн датируется 1890 годом.
Сегодня КНР укрепляет сухопутные границы и направляет свою активность вовне. Внешнеполитические амбиции эта страна проводит в жизнь столь же агрессивно, как столетием раньше – США, но по совершенно иным причинам. Пекин не практикует миссионерский подход к внешней политике, не стремится утвердить в других странах собственную идеологию или систему правления. Нравственный прогресс в международной политике – цель, которую преследует Америка; китайцев эта перспектива не привлекает. Поведение Срединного царства по отношению к другим странам целиком продиктовано его потребностью в поставках энергоносителей, металлов и стратегического сырья, необходимых для поддержания постоянно растущего жизненного уровня гигантского населения, которое составляет примерно одну пятую населения земного шара.
Чтобы решить эту задачу, Китай построил выгодные для себя сырьевые отношения и с соседними, и с удаленными странами, – со всеми, кто обладает ресурсами, в которых он нуждается для подпитывания роста. Во внешней политике Китай не может не исходить из основополагающего национального интереса – экономического выживания, и поэтому мы вправе охарактеризовать эту страну как сверхреалистичную, сверхпрагматичную державу. Отсюда стремление упрочить присутствие в различных частях Африки, где находятся большие запасы нефти и полезных ископаемых, обезопасить транспортные пути в Индийском океане и Южно-Китайском море, связывающие побережье страны с арабо-персидским миром, который столь богат углеводородным сырьем. По существу лишенный выбора в своих действиях на международной арене, Пекин не особенно заботится о том, с какими режимами ему приходится иметь дело; в партнерах ему нужна стабильность, а не добропорядочность, как ее понимает Запад. А поскольку некоторые из этих режимов – скажем, Иран, Мьянма (известная также как Бирма) и Судан, – погружены во мрак отсталости и авторитаризма, неустанный поиск поставщиков сырья, который Китай ведет по всему свету, порождает конфликты между ним и Соединенными Штатами с их миссионерской ориентацией. Существуют трения и с такими странами, как Индия и Россия, в чьи сферы влияния Пекин пытается проникнуть.
Разумеется, он никак не угрожает существованию этих государств. Вероятность войны между Китаем и США незначительна; китайская армия представляет для Соединенных Штатов лишь косвенную опасность. Речь здесь идет главным образом о вызове географического свойства – несмотря на принципиальные разногласия по вопросам внешнего долга, структуры товарообмена или глобального потепления. Зона китайского влияния, формирующаяся в Евразии и Африке, постоянно растет, причем не в том поверхностном, чисто количественном смысле, какой придавали этому понятию в XIX веке, а в более глубоком, отвечающем эпохе глобализации. Преследуя простую цель – надежно удовлетворить свои экономические потребности, Китай сдвигает политическое равновесие в сторону Восточного полушария, и это не может не затрагивать самым серьезным образом интересы Соединенных Штатов. Пользуясь удобным положением на карте мира, Китай распространяет и расширяет свое влияние везде и всюду – от Центральной Азии до Южно-Китайского моря, от российского Дальнего Востока до Индийского океана. Эта страна превращается в мощную континентальную державу, а политику таких государств, согласно знаменитому изречению Наполеона, нельзя отделить от их географии.
Пограничный болевой синдром
Синьцзян и Тибет – два наиболее значимых региона в пределах китайского государства, чьи жители смогли сохранить самобытность, устояв перед преимущественным положением китайской цивилизации. В известном смысле именно самобытный характер и той и другой области делает Китай похожим на империю. Кроме того, этническая напряженность в обоих регионах осложняет отношения Пекина с прилегающими к ним государствами.
«Синьцзян» означает «новое владение»; так называется китайский Туркестан, самая западная китайская провинция, в два раза превосходящая по площади Техас и отделенная от центральных районов страны пустыней Гоби. Хотя государственность Поднебесной в той или иной форме насчитывает тысячелетия, Синьцзян официально стал ее частью лишь в конце XIX века. С тех пор история этой провинции, как заметил еще в прошлом веке английский дипломат сэр Фицрой Маклин, «была исключительно неспокойной»; Синьцзян то и дело восставал и временами добивался полной независимости от Пекина. Так продолжалось вплоть до 1949 г., когда коммунистические войска Мао Цзэдуна вторглись в Синьцзян и силой присоединили провинцию. И тем не менее сравнительно недавно, в 1990 г., и в прошлом, 2009 г., ее тюркское население – уйгуры, потомки тюркских племен, правивших в VII–VIII вв. Монголией, – восставало против пекинского режима.
Уйгуров в Китае насчитывается лишь около восьми миллионов – менее одного процента от общей численности населения, однако в Синьцзяне их 45 %, почти половина. Основной этнос Китая, народность хань, населяет плодородные низменные регионы в центре страны и на побережье Тихого океана, тогда как засушливые плоскогорья на западе и юго-западе являются историческими местами обитания уйгурского и тибетского меньшинств. Подобное распределение населения остается источником постоянной напряженности, поскольку Пекин считает, что современное китайское государство должно осуществлять в горных районах жесткий и безраздельный контроль. Стремясь прочно привязать к себе обе области – вместе с запасами нефти, природного газа, медной и железной руды, которые находятся в их недрах, – Пекин на протяжении нескольких десятилетий целенаправленно переселял туда ханьцев из центральных областей. Кроме того, он усердно заигрывал с независимыми тюркскими республиками в Центральной Азии – отчасти для того, чтобы лишить мятежных синьцзянских уйгуров всякого потенциального тыла.
Налаживая связи с правительствами центральноазиатских республик, китайское руководство преследовало и другую цель – расширить зону своего влияния. Китай глубоко проник в Евразию уже сейчас, но этого все еще недостаточно для удовлетворения его потребности в природных ресурсах. Влияние Пекина в Центральной Азии символизируют два крупных трубопровода, строительство которых близится к завершению: один пролегает через Казахстан и предназначен для снабжения Синьцзяна нефтью, добываемой в Каспийском море; по другому, проходящему через Казахстан и Узбекистан, в Синьцзян будет поступать природный газ из Туркмении. Мало того: острая нужда в природных ресурсах заставляет Пекин пускаться в довольно рискованные предприятия. В истерзанном войной Афганистане он ведет разработку месторождения меди, находящегося к югу от Кабула, и давно присматривается к запасам железа, золота, урана и драгоценных камней (одни из последних в мире нетронутых залежей). Пекин рассчитывает проложить в Афганистане и в Пакистане дороги и трубопроводы, которые свяжут многообещающий центральноазиатский регион, где он утверждает свое господство, с портовыми городами на берегу Индийского океана. Так что в стратегическом плане географическое положение Китая только улучшится, если Соединенным Штатам удастся стабилизировать ситуацию в Афганистане.
Тибет, как и Синьцзян, играет принципиальную роль для государственного самосознания китайцев, и, подобно Синьцзяну, осложняет взаимоотношения Китая с другими государствами. Скалистое Тибетское нагорье, богатое железной и медной рудой, занимает колоссальное пространство. Именно поэтому Пекин испытывает все большую тревогу в связи с возможностью автономии Тибета, не говоря уже о полной его независимости, и с таким усердием строит шоссе и железные дороги, связывающие этот регион с другими частями страны. Если бы Тибет отделился, от Китая осталось бы лишь куцее охвостье; к тому же Индия в этом случае резко усилилась бы на субконтиненте за счет присоединения северной зоны (речь идет о спорных районах в принадлежащем Китаю Кашмире, а также об индийском штате Аруначал-Прадеш, которые по площади составляют почти 150 кв. км. – Ред.).
Индия с ее более чем миллиардным населением уже сейчас рассекает тупым клином зону китайского влияния в Азии. Это особенно хорошо видно на карте «Великого Китая», помещенной в книге Збигнева Бжезинского «Большая шахматная доска» (1997). В известной степени географическое положение Китая и Индии действительно обрекает их на соперничество: страны-соседи с гигантским населением, богатейшими и древнейшими культурами давно притязают на одни и те же территории (например, индийский штат Аруначал-Прадеш). Проблема Тибета только осложняет ситуацию. Индия предоставила убежище правительству далай-ламы, с 1957 г. находящемуся в изгнании. Даниель Твайнинг, старший научный сотрудник Германского фонда Маршалла, считает, что недавние инциденты на китайско-индийской границе «могут объясняться беспокойством Китая по поводу преемника далай-ламы». Ведь вполне вероятно, что следующий далай-лама окажется родом из тибетского культурного пояса, включающего северную Индию, Непал и Бутан, а значит, более склонным к проиндийской и, соответственно, антикитайской ориентации. Китаю и Индии предстоит сыграть между собой «по-крупному» не только в этих регионах, но также в Бангладеш и Шри-Ланке. Синьцзян и Тибет, как и раньше, остаются внутри официально признанных границ Китая, но, принимая во внимание натянутые отношения между китайским правительством и жителями обеих провинций, можно ожидать, что в будущем попытки Пекина распространить свое влияние за пределы ханьского этнического большинства встретят серьезное противодействие.
Ползучее влияние
Даже на тех отрезках границы, где Китаю ничто не угрожает, сама форма страны выглядит пугающе незавершенной, как если бы в этих местах были изъяты части некогда существовавшего Великого Китая. Северная граница Китая охватывает Монголию, громадную территорию, которая выглядит словно клок, выдранный из его «спины». Плотность населения Монголии – среди самых низких в мире, и близость городской китайской цивилизации представляет для нее несомненную демографическую угрозу. Завоевав некогда Внешнюю Монголию, чтобы получить доступ к более пригодным сельскохозяйственным землям, ныне Китай готов покорить ее вновь, но уже на современный лад – поставив себе на службу запасы нефти, угля, урана, а также роскошные пустующие пастбища. Поскольку неконтролируемая индустриализация и урбанизация превратила Китай в крупнейшего мирового потребителя алюминиевой, медной, свинцовой, никелевой, цинковой, оловянной и железной руды (его доля в мировом потреблении металлов за последнее десятилетие подскочила с 10 до 25 %), китайские горнорудные компании откровенно делают ставку на разработку богатых недр соседней страны. Взаимоотношения с Монголией лишний раз показывают, как широко простираются империалистические замыслы Пекина, – особенно если вспомнить, что ранее Китай уже поставил под контроль Тибет, Макао и Гонконг.
К северу от Монголии и трех северо-восточных китайских провинций лежит российский Дальний Восток – обширнейшая, в два раза превосходящая Европу по площади депрессивная область с крайне немногочисленным и постоянно убывающим населением. Русское государство окончательно включило в себя эти территории в XIX – начале XX века, когда Китай был крайне обессилен. В настоящее время он окреп, а власть российского правительства нигде так не слаба, как в этой восточной трети России. При этом совсем рядом с семимиллионным русским населением Дальнего Востока (к 2015 году его численность может сократиться до 4,5 млн), в трех приграничных провинциях Китая, проживает около 100 млн человек. По плотности они превосходят российский Дальний Восток в 62 раза. Китайские мигранты просачиваются в Россию, наводняя Читу к северу от монгольской границы, а также другие города региона. Доступ к ресурсам остается главной целью китайской внешней политики в любом регионе мира, и малонаселенный российский Дальний Восток, располагающий огромными запасами природного газа, нефти, строевого леса, алмазов и золота, не является исключением. «Москва с подозрением взирает на хлынувшие в этот регион потоки многочисленных китайских поселенцев, следом за которыми тянутся лесозаготовительные и горнорудные компании», – писал минувшим летом Дэвид Блэр, корреспондент лондонской Daily Telegraph.
Как и в случае с Монголией, никто не опасается, что китайская армия когда-нибудь завоюет или формально аннексирует российский Дальний Восток. Страх внушает другое: все более заметное ползучее демографическое и экономическое влияние Пекина в этом регионе (частью которого Китай кратковременно владел в эпоху правления династии Цин). В период холодной войны пограничные споры Китая и Советского Союза привели к тому, что в прилегающих районах Сибири были размещены мощные войсковые части, насчитывавшие сотни тысяч человек; временами напряженность на границе выливалась в прямые столкновения. В конце 1960-х периодические трения привели к разрыву отношений между КНР и СССР. Географический фактор и сейчас вполне способен стать причиной размолвки Китая и России, поскольку нынешний их союз носит чисто тактический характер. Это может быть выгодно Соединенным Штатам. В 1970-х гг. администрация президента Никсона оказалась в выигрыше в результате столкновения между Пекином и Москвой и положила начало новым отношениям с Китаем. В будущем, когда последний станет по-настоящему великой державой, Соединенные Штаты, по-видимому, могли бы заключить стратегический союз с Россией, чтобы уравновесить влияние Срединного царства.
Южные перспективы
Влияние Китая распространяется также на юго-восток. Здесь, в сравнительно слабых государствах Юго-Восточной Азии, строительство будущего Великого Китая встречает наименьшее сопротивление. Существует не так уж много серьезных географических преград, отделяющих Китай от Вьетнама, Лаоса, Таиланда и Мьянмы. Естественным центром сферы влияния, которая охватывает бассейн реки Меконг и связывает все страны Индокитая сетью наземных и водных транспортных путей, должен стать город Куньмин, находящийся в китайской провинции Юньнань.
Самая большая страна материковой части Юго-Восточной Азии – Мьянма. Если Пакистан, постоянно находящийся под угрозой распада, можно назвать азиатскими Балканами, то Мьянма скорее напоминает Бельгию начала XX века, так как над ней постоянно нависает угроза быть захваченной могущественными соседями. Подобно Монголии, российскому Дальнему Востоку и другим территориям, прилегающим к сухопутным границам Китая, Мьянма – слабое государство, весьма богатое природными ресурсами, в которых крайне нуждается Китай. Китай и Индия борются за право заняться модернизацией глубоководного порта Ситуэ на мьянманском побережье Индийского океана, причем обе страны питают надежду проложить в будущем газопровод к месторождениям на шельфе Бенгальского залива.
Если говорить о регионе в целом, то Пекин применяет здесь, в несколько обновленном виде, известный стратегический принцип «разделяй и властвуй». В прошлом он вел сепаратные переговоры с каждой страной – членом Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), но никогда не вступал в контакты с этим блоком как единым целым. Даже недавно вступившее в силу соглашение о зоне свободной торговли, которое он заключил со странами АСЕАН, показывает, как искусно Китай развивает выгодные для себя связи с южными соседями. Он использует эту организацию в качестве рынка сбыта дорогостоящих китайских товаров, покупая в странах АСЕАН дешевую сельскохозяйственную продукцию. Отсюда неизменное активное сальдо торгового баланса с китайской стороны, тогда как страны АСЕАН постепенно превращаются в свалку для промышленных товаров, произведенных дешевой рабочей силой в городах Китая.
Все это происходит на фоне утраты Таиландом прежнего значения регионального лидера и естественного противовеса Китаю. Еще в недавнем прошлом весьма сильное государство, Таиланд в последнее время испытывает серьезные внутриполитические затруднения. Тайская правящая фамилия с болезненным королем во главе уже не может, как прежде, выполнять стабилизирующую функцию, а тайская армия поражена фракционными раздорами. (Китай активно развивает двустороннее военное сотрудничество и с Таиландом, и с другими странами Юго-Восточной Азии, используя то обстоятельство, что США уделяют не слишком много внимания военно-стратегическому положению этого региона, так как им приходится тратить силы главным образом на операции в Афганистане и Ираке.)
Две страны к югу от Таиланда – Малайзия и Сингапур – вовлечены в ответственный процесс перехода к демократической форме правления, между тем как их прежние лидеры, Махатхир Мохамад и Ли Куан Ю, – сильные личности, перестроившие свои государства, – сходят со сцены. В экономическом плане Малайзия все больше втягивается в сферу влияния Китая, несмотря на то, что живущие в ней этнические китайцы чувствуют постоянную угрозу со стороны мусульманского большинства. Что же касается Сингапура, населенного в основном этническими китайцами, то его правительство боится оказаться в вассальной зависимости от Поднебесной; в последние годы оно завязало тесные отношения с Тайванем и проводит с ним совместные военные учения. Ли Куан Ю открыто призвал Соединенные Штаты, как и прежде, участвовать в жизни региона, оказывая ему военную и дипломатическую поддержку. Положение Индонезии также противоречиво: с одной стороны, она нуждается в присутствии американского флота, чтобы чувствовать себя защищенной от возможной китайской угрозы, с другой – опасается, что в других странах исламского мира ее видимое союзничество с США может вызывать раздражение.
Поскольку американское влияние в Юго-Восточной Азии миновало зенит и идет на убыль, а влияние Китая постоянно растет, государства региона все чаще объединяют усилия, чтобы противостоять стратегии «разделяй и властвуй», которую стремится реализовать Пекин. Так, например, Индонезия, Малайзия и Сингапур заключили союз для борьбы с морским пиратством. Чем больше эти государства будут уверены в собственных силах, тем меньшую опасность для них будет представлять дальнейшее укрепление Китая.
Ситуация в армии
Центральная Азия, Монголия, российский Дальний Восток и Юго-Восточная Азия – естественные зоны китайского влияния. Однако политические границы этих зон в будущем едва ли изменятся. Принципиально иной выглядит ситуация на Корейском полуострове: в этом месте карта Китая предстает в особенно урезанном виде, и здесь политические границы еще вполне могут сместиться.
Наглухо отгородившийся от мира северокорейский режим неустойчив в самой своей основе, и его крушение грозит затронуть весь регион. Как бы «свисая» с Маньчжурии, Корейский полуостров занимает положение, которое позволяет полностью контролировать морские торговые пути, ведущие в северо-восточный Китай. Разумеется, никто всерьез не думает, что Китай аннексирует какую-либо часть полуострова, но нет сомнений в том, что его по-прежнему раздражает, когда другие страны слишком явно осуществляют свой суверенитет в этом регионе, особенно на севере. И хотя Пекин поддерживает сталинистский режим Северной Кореи, он явно вынашивает в отношении Корейского полуострова определенные планы на будущее – по завершении царствования Ким Чен Ира. Похоже, сразу после этого китайцы намерены отправить обратно тысячи перебежчиков из КНДР, нашедших пристанище в Китае, и создать с их помощью благоприятную политическую основу для постепенного экономического овладения регионом в бассейне реки Тумыньцзян (Туманная). Там соседствуют три страны – Китай, Северная Корея и Россия, и существуют благоприятные условия для развития морской торговли с Японией, а через нее – с Тихоокеанским регионом в целом.
Это одна из причин, по которой Пекин хотел бы создать на месте теперешней Северной Кореи государство пусть и авторитарного типа, но гораздо более модернизированное. Именно такое государство могло бы стать буфером между Китаем и динамичной южнокорейской демократией, опирающейся на средний класс. Впрочем, возможное объединение Корейского полуострова также может оказаться выгодным для КНР. После воссоединения Корея скорее всего будет националистическим образованием, в известной степени враждебным и по отношению к Китаю, и к Японии – странам, в прошлом пытавшимся ее оккупировать. Но корейская неприязнь к Японии значительно сильнее, нежели к Китаю. (Япония оккупировала полуостров с 1910 по 1945 г., и Сеул и Токио продолжают вести спор о статусе островков Токдо/Такешима.) Экономические отношения нового государства с Китаем наверняка окажутся более прочными, чем с Японией: объединенная страна будет в большей или меньшей степени находиться под контролем Сеула, а Китай уже сейчас самый крупный торговый партнер Южной Кореи. Важно, наконец, и то, что объединенная Корея, отчасти тяготеющая к Пекину и, напротив, не приемлющая Японию, не будет видеть смысла в том, чтобы и дальше сохранять на своей территории американские войска. Иными словами, нетрудно представить себе будущее Кореи в составе Великого Китая и то время, когда военное присутствие США в Северо-Восточной Азии начнет сокращаться.
Как показывает пример Корейского полуострова, на сухопутных границах китайцы вправе ожидать скорее благоприятное, чем опасное для себя развитие событий. Еще Макиндер полагал, что Китай сможет со временем стать великой сухопутной и морской державой, которая как минимум затмит Россию в Евразии. Политолог Джон Миршеймер писал в своей книге «Трагедия великодержавной политики», что «самыми опасными государствами в системе международных отношений являются континентальные державы с большими армиями». И по мере того как Китай приближается к статусу континентальной державы, возникают все основания опасаться его влияния. Однако КНР лишь отчасти отвечает определению Миршеймера: ее вооруженные силы, насчитывающие 1,6 млн человек, – крупнейшие в мире, но в ближайшие годы Пекину не под силу создать современные экспедиционные войска. Народно-освободительная армия Китая (НОАК) проявила себя во время землетрясения в Сычуани в 2008 г., недавних этнических беспорядков в Тибете и Синьцзяне, пекинской олимпиады 2008 г., проведение которой требовало особых мер безопасности. Однако, как заметил Абрахам Денмарк, сотрудник Центра разработки новой стратегии национальной безопасности США, это доказывает лишь способность НОАК перебрасывать войска из одной части материкового Китая в другую. Но вовсе не говорит о том, что она в состоянии перемещать тяжелое вооружение и ресурсы, необходимые для развертывания войсковых частей в ходе масштабных военных операций. Впрочем, даже если такая возможность появится, это, по-видимому, мало что изменит: маловероятно, что подразделения НОАК будут пересекать границы Китая по каким-либо иным причинам, нежели серьезный политический просчет (если, например, дело дойдет до новой войны с Индией) или необходимость заполнить внезапно возникшие пустоты на карте (если рухнет северокорейский режим). Но Китай и без того вполне способен заполнить возможные области силового вакуума вблизи любого участка своих протяженных границ с помощью такого оружия, как демографическое и экономическое давление: у него попросту нет нужды опираться при этом на экспедиционные войска.
Беспрецедентная мощь Китая на суше отчасти объясняется успехами китайских дипломатов, которые в последние годы приложили немало стараний, чтобы урегулировать многочисленные пограничные споры с республиками Центральной Азии, Россией и другими соседями (Индия в этом ряду является бросающимся в глаза исключением). Значение этой перемены трудно переоценить. Отныне границы Маньчжурии не испытывают колоссального военного давления извне, а ведь в годы холодной войны из-за этой постоянной угрозы Мао Цзэдун был вынужден расходовать львиную долю оборонного бюджета на сухопутные войска и пренебрегать военно-морскими силами. Великая Китайская стена лучше всего свидетельствует о том, что, начиная с глубокой древности и по наши дни, Китай неизменно тревожила угроза внешней агрессии на суше. Теперь он может вздохнуть свободно.
Обретение возможности стать морской державой
Благодаря сложившейся ситуации на суше Китай может в спокойной обстановке заняться укреплением своего флота. В то время как для прибрежных городов-государств или островных стран стремление наращивать военно-морскую мощь представляется чем-то самоочевидным, для держав, которые подобно Китаю на протяжении всей своей истории были замкнуты в пределах материка, это выглядит роскошью. В данном случае, однако, подобное состояние легко достижимо, поскольку береговая линия, которой природа наделила Поднебесную, не уступает по своим качествам ее внутренним областям. Китай занимает господствующее положение на тихоокеанском побережье Восточной Азии в зоне умеренного и тропического климата, а южная граница страны находится в непосредственной близости к Индийскому океану, и в будущем ее можно связать с побережьем сетью дорог и трубопроводов. В XXI веке Пекин будет проецировать вовне «жесткую силу» прежде всего с помощью своего военно-морского флота.
Нельзя не отметить, что на море Китай сталкивается с гораздо более враждебным окружением, чем на суше. Проблемной зоной для китайского флота является так называемая «первая островная гряда»: Корейский полуостров, Курильские острова, Япония (включая острова Рюкю), Тайвань, Филиппины, Индонезия и Австралия. Любое звено в этой цепи, за исключением Австралии, в будущем может стать горячей точкой. Китай уже сейчас вовлечен в споры о принадлежности различных участков дна Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей, богатых энергоносителями: с Японией предметом дискуссии являются острова Дяоюйтай/Сэнкаку, с Филиппинами и Вьетнамом – острова Спратли. Подобные распри помогают Пекину подогревать националистические настроения внутри страны, но китайским военно-морским планировщикам от этого не легче: положение дел на театре потенциального противоборства представляется им крайне безрадостным.
Первая островная гряда, по мнению сотрудников Колледжа ВМФ США Джеймса Холмса и Тоши Йошихары, представляет собой нечто вроде «Великой Китайской стены, развернутой против Китая». Это эффективно организованный оборонительный рубеж, выстроенный союзниками Соединенных Штатов наподобие сторожевых вышек, позволяющих наблюдать за Китаем и, если понадобится, воспрепятствовать его проникновению в воды Тихого океана. Реакция Пекина на своеобразную блокаду временами была агрессивной. Морская мощь обычно не проявляется столь жестко, как сухопутная: как таковые корабли не могут занимать большие пространства и предназначены для проведения операций, которые, вообще говоря, сами по себе более важны, чем морские сражения, а именно для обороны торговых путей.
Казалось бы, можно было ожидать, что Китай станет не менее снисходительной державой, чем великие морские нации прошлого – Венеция, Великобритания и Соединенные Штаты, – и будет, как они, заботиться в первую очередь о сохранении мира на морях, что предполагает среди прочего и свободу торговли. Однако он не столь уверен в себе. По-прежнему сознавая свою неполную защищенность на море, Пекин задействует по отношению к Мировому океану чисто территориальный подход. Сами по себе понятия «первая островная гряда» и «вторая островная гряда» (последняя включает остров Гуам, принадлежащий США, и Северные Марианские острова) подразумевают, что в глазах китайцев эти архипелаги представляют собой не что иное, как отроги материкового Китая. Глядя на прилегающие к их стране моря сквозь призму мышления в терминах «игры с нулевой суммой», китайские адмиралы выступают наследниками агрессивной философии американского военно-морского стратега начала XX века, Альфреда Тайера Мэхэна, который отстаивал концепции «контроля над морями» и «решающего сражения». Однако в настоящее время они не располагают достаточно мощным флотом для решения своих задач, и это расхождение между обширными притязаниями и реальными возможностями привело в последние несколько лет к ряду нелепых инцидентов.
В октябре 2006 г. китайская подводная лодка вела слежение за американским авианосцем Kitty Hawk, после чего всплыла на поверхность вблизи от него, на расстоянии торпедного выстрела. В ноябре 2007 г. китайцы не разрешили Kitty Hawk и его ударной группе, искавшей укрытия от надвигавшегося шторма, войти в гонконгскую гавань Виктория. (В 2010 г. Kitty Hawk все же нанес визит в Гонконг.) В марте 2009 г. группа кораблей НОАК помешала работе американского судна дальнего гидроакустического наблюдения Impeccable, когда оно открыто проводило операции за пределами 12-мильной территориальной зоны КНР в Южно-Китайском море. Китайцы преградили путь американскому кораблю и совершали угрожающие маневры, как если бы намеревались его таранить. Все это говорит не столько о серьезной силе, сколько о недостаточной развитости китайского флота, которую пока не удалось преодолеть.
О твердом желании Китая обеспечить свои позиции на море свидетельствуют и крупные приобретения последних лет. Пекин стремится использовать не реализованные до сих пор асимметричные возможности, чтобы перекрыть американскому флоту доступ в Южно-Китайское море и в китайские прибрежные воды. Китай модернизировал свои эсминцы и намерен обзавестись одним-двумя авианосцами, но действует точечно и не склонен скупать военные суда без особого разбора. Он предпочел сосредоточить усилия на строительстве дизельных, атомных и ракетных подводных лодок нового типа. Как считают Сет Кропси, бывший помощник заместителя министра военно-морских сил США, и Рональд О'Рурк, сотрудник Исследовательской службы Конгресса США, Китай способен в течение 15 лет создать флот подводных лодок, который превзойдет американский аналог, насчитывающий в настоящее время 75 боеготовных подводных лодок. Более того, китайские военно-морские силы, по словам Кропси, намереваются ввести в действие систему наведения противокорабельных баллистических ракет, используя в ней загоризонтные радиолокаторы, космические спутники, донные гидролокационные сети и оборудование для компьютерных войн. В сочетании с формирующимся подводным флотом такая система в будущем должна помешать беспрепятственному доступу военно-морских сил США в наиболее значимые области Тихого океана.
Пытаясь установить контроль над прибрежной зоной в Тайваньском проливе и Восточно-Китайском море, Пекин также совершенствует группу морских тральщиков, покупает у России истребители четвертого поколения и развернул вдоль побережья около полутора тысяч российских ракет класса «земля-воздух». Даже вводя в действие систему подземных оптико-волоконных кабелей далеко на западе страны, вне пределов досягаемости морских ракет потенциального противника, китайцы исходят из агрессивной стратегии, предполагающей поражение символов американской мощи – авианосцев.
Разумеется, в обозримом будущем Китай не собирается атаковать американские авианосцы, и он по-прежнему крайне далек от того, чтобы бросить Соединенным Штатам прямой военный вызов. Однако налицо стремление нарастить на своих берегах необходимый потенциал устрашения, чтобы американцы не смели вводить свои корабли, когда и где им того захочется, в пространство между первой островной грядой и китайским побережьем. Поскольку способность влиять на поведение противника составляет самую суть любой державы, эта стратегия лишний раз доказывает, что планы строительства Великого Китая реализуются не только на суше, но и на море.
На очереди – Тайвань
Для создания Великого Китая особенно важно будущее Тайваня. Тайваньская проблема часто обсуждается в терминах нравственности: Пекин настаивает на необходимости восстановить целостность национального наследия и объединить Китай ради блага всех этнических китайцев; Вашингтон печется о сохранении образцовой демократии, какой является Тайвань. Однако подлинную проблему следует искать в другом. Как говорил американский генерал Дуглас Макартур, Тайвань – это «непотопляемый авианосец», занимающий позицию ровно посередине береговой линии Китая. Именно отсюда, по мнению военно-морских планировщиков Холмса и Йошихары, такая держава как США может «проецировать силу» в сторону китайского побережья и прилегающих к нему районов. Если Тайвань вернется в лоно материкового Китая, то китайский флот не только внезапно окажется в стратегически выгодной позиции по отношению к первой островной гряде, но и будет в состоянии свободно, в беспрецедентных масштабах, проецировать свою мощь за пределы этой гряды. Очень часто, говоря о будущем мировом порядке, употребляют слово «многополярный», – но только слияние Тайваня с материковым Китаем ознаменовало бы возникновение в Восточной Азии действительно многополярной военной ситуации.
Согласно результатам исследования, проведенного в 2009 г. RAND Corporation, к 2020 г. Соединенные Штаты не смогут, как раньше, защитить Тайвань в случае нападения Китая. Китайцы, говорится в отчете, к этому времени будут в состоянии нанести США поражение в возможной войне в Тайваньском проливе, даже если американцы будут иметь в своем распоряжении истребители пятого поколения F-22, две авианосных ударных группы и сохранят доступ к авиабазе Кадена на японском острове Окинава. В отчете делается акцент на боях в воздухе. Здесь же указывается, что китайцы по-прежнему будут стоять перед необходимостью высаживать на острове многотысячный пехотный десант, а их транспортные суда останутся уязвимыми для американских подлодок. Освещая ситуацию с разных сторон, отчет, однако, не может скрыть тревожной тенденции. Китай отделяют от Тайваня всего-навсего сто миль, тогда как Соединенным Штатам придется доставлять свои войска с другого конца планеты, причем действовать в условиях более ограниченного доступа к иностранным базам, чем в период холодной войны. Стратегия создания препятствий на пути перемещения американских военных кораблей в определенных морских зонах не просто преследует цель держать их подальше от китайских берегов, но и в особенности направлена на то, чтобы упрочить доминирующее положение Китая в акватории Тайваня.
Пекин делает все, чтобы взять Тайвань в тесное кольцо не только в военном, но и в экономическом и социальном плане. Примерно 30 % тайваньского экспорта приходятся на Китай. Еженедельно между Тайванем и материковым Китаем совершается 270 коммерческих авиарейсов. В последние пять лет две трети тайваньских компаний осуществили инвестиции в китайскую экономику. Ежегодно остров посещают около полумиллиона туристов с материка, а 750 тысяч тайваньцев проживают в Китае, проводя там каждый год по шесть месяцев. Углубляющаяся интеграция выглядит весьма привлекательно, но вот чем этот процесс разрешится, пока сказать трудно. Так или иначе, его исход будет иметь ключевое значение для политики великих держав в этом регионе. Если Соединенные Штаты попросту отдадут Тайвань Пекину, то Япония, Южная Корея, Филиппины, Австралия и другие американские союзники в Тихоокеанском регионе, а также Индия и даже некоторые африканские государства начнут сомневаться в прочности обязательств, которые берет на себя Вашингтон. Это может побудить некоторые страны к сближению со Срединным царством, и тогда формирующийся Великий Китай охватит едва ли не все Восточное полушарие.
В этом заключается одна из причин, по которым Вашингтон и Тайбэй должны искать асимметричные ответы на военную угрозу со стороны Пекина. Им следует стремиться не к тому, чтобы нанести Пекину поражение в возможной войне в Тайваньском проливе, а к тому, чтобы тот ясно осознал: подобная война обойдется для него недопустимо дорого. Если эта цель будет достигнута, американцам удастся сохранять функциональную независимость Тайваня до тех пор, пока Китай не станет более либеральным обществом, – тем самым они смогут сохранить и доверие союзников. В этом смысле действия администрации Обамы, заявившей в начале 2010 г. о намерении продать Тайваню вооружений на общую сумму 6,4 млрд долларов, имеют принципиальное значение для политики США в отношении Китая и, шире, всей Евразии. Кстати, нельзя сказать, что трансформация Китая изнутри – несбыточная мечта: миллионы туристов, прибывающих на Тайвань с материка, видят тамошние оживленные политические ток-шоу и крамольные заголовки в книжных магазинах, и это наверняка оказывает на них влияние. Тем не менее, хотя это звучит несколько парадоксально, демократический Китай может оказаться еще более динамичной великой державой в экономическом и, как следствие, в военном плане, чем Китай репрессивный.
Концентрируя военно-морские силы на тайваньском направлении, Пекин не забывает укреплять присутствие своего флота и в Южно-Китайском море, которое служит для него воротами в Индийский океан и обеспечивает доступ к мировым путям транспортировки энергоносителей. На этом направлении основные проблемы создают пираты, радикальные исламисты и крепнущий морской флот Индии, в том числе и вблизи труднодоступных морских зон, через которые вынуждены проходить китайские нефтяные танкеры и торговые суда. В геостратегическом плане Южно-Китайское море, как говорят многие, может стать «вторым Персидским заливом». Еще в первой половине XX века Николас Спайкмен, специалист по геополитике, заметил, что на протяжении всей истории государства желавшие утвердить свой контроль над прилегающими морями втягивались в «периферическую наземную и морскую экспансию». Греция стремилась подчинить Эгейское море, Соединенные Штаты – Карибское, и вот теперь Китай – Южно-Китайское. Спайкмен называл Карибское море «Средиземным морем Америки», чтобы подчеркнуть его значение для Соединенных Штатов. Южно-Китайское море в ближайшие десятилетия может стать «Средиземным морем Азии» и подлинным средоточием политической географии.
Высоколиквидные угрозы
Впрочем, попытки Китая проецировать силу в «Средиземное море Азии» противоречивы по самой своей сути. С одной стороны, Китай вроде бы полон решимости максимально осложнить доступ американских судов в прибрежные моря. С другой, он по-прежнему не способен защитить свои морские коммуникации, что, вообще говоря, делает любое нападение на американский военный корабль бессмысленным, поскольку в этом случае флот США может попросту отрезать Китай от поставок энергоносителей, перекрыв для китайских судов выход в Тихий и в Индийский океаны. Зачем же планировать что-то, если в действительности не собираешься осуществить намеченное? Как считает советник по вопросам обороны Жаклин Ньюмайер, Пекин хочет добиться «столь благоприятного соотношения сил», что «на деле ему и не придется прибегать к оружию для защиты своих интересов». Недаром он устраивает выставки новых видов оружия, строит портовые сооружения и оборудует станции подслушивания в Тихом и Индийском океане, предоставляет военную помощь приморским государствам, находящимся между китайской территорией и Индийским океаном. Все эти ходы делаются открыто и являются сознательной демонстрацией силы. Китайцы не столько ввязываются в непосредственную схватку с Соединенными Штатами, сколько стремятся повлиять на поведение американцев таким образом, чтобы избежать возможной конфронтации.
Вместе с тем активность Китая на море обнаруживает и более грозные аспекты. В самом центре Южно-Китайского моря, на южной оконечности острова Хайнань, китайцы строят мощную морскую базу с подземными доками, позволяющими разместить до 20 атомных и дизельных подводных лодок. Они как бы реализуют на практике доктрину Монро, утверждая свое господство над близлежащими международными водами. В настоящее время и в обозримом будущем у Китая едва ли появится намерение затеять войну с Америкой, но позже мотивации могут измениться. Лучше заранее оценить возможные варианты.
Ситуация на границах Евразии выглядит сейчас гораздо более сложной, чем в первые годы после Второй мировой войны. По мере того как американская гегемония пойдет на убыль, мощь военно-морских сил США будет уменьшаться или оставаться прежней, а экономическое и военное могущество Китая – крепнуть, расклад сил в Азии начнет все заметнее приобретать многополярный характер. Соединенные Штаты поставляют Тайваню 114 противовоздушных ракет Patriot и десятки ультрасовременных систем военной связи. Китай строит подземные доки для подлодок на острове Хайнань и запасается противокорабельными ракетными установками. Продолжают модернизацию своего флота Япония и Южная Корея. Мощные военно-морские силы создает Индия. Каждое из государств стремится сдвинуть равновесие сил в свою сторону.
Именно поэтому отказ государственного секретаря США Хиллари Клинтон от политики равновесия сил, будто бы являющейся реликтом прошлого, представляется либо актом лицемерия, либо заблуждением. В Азии продолжается гонка вооружений, и Соединенные Штаты неизбежно столкнутся с суровой реальностью, как только существенно сократят свои войска в Афганистане и Ираке. Притом что ни одно из азиатских государств не имеет побудительных причин для войны, с течением времени и по мере накапливания сухопутных и морских вооружений в регионе (даже если говорить только о Китае и Индии) риск неверной оценки соотношения сил будет возрастать. Из-за напряженности на суше грозит усилиться и напряженность на море: зоны силового вакуума, в которые сейчас проникает Китай, станут через некоторое время яблоком раздора в его отношениях с соседними странами – как минимум с Индией и Россией. Некогда пустые пространства заполнятся множеством людей, дорог, трубопроводов, кораблей и ракетных установок. Политолог из Йельского университета Пол Брэкен в 1999 г. предупреждал, что Азия становится обособленным географическим регионом и что на нее надвигается кризис «жизненного пространства». С тех пор этот процесс только усугублялся.
Так как же Соединенным Штатам сохранять стабильность в Азии, защищать в этой части света своих союзников и препятствовать возникновению Великого Китая, избегая в то же время открытого конфликта с Пекином? Перевес, который они имеют на море, рискует оказаться недостаточным. Как сказал мне в начале этого года один высокопоставленный индийский чиновник, основные союзники США в Азии (Индия, Япония, Сингапур и Южная Корея) хотят, чтобы американский флот и авиация координировали свои действия с вооруженными силами этих стран. Именно так Соединенные Штаты и в будущем останутся неизымаемой частью азиатского военного ландшафта на суше и на море, а не превратятся в абстрактную угрозу, таящуюся где-то в отдалении. Между пререканиями с американским правительством по поводу прав на размещение военных баз, которые недавно затеяла Япония, и желанием полностью удалить войска США из региона лежит дистанция огромного размера.
Один из планов, циркулирующих в Пентагоне, предполагает, что Соединенные Штаты способны «противостоять китайской стратегической мощи... без прямой военной конфронтации», опираясь на военный флот, насчитывающий 250 кораблей (а не 280, как было раньше), и на урезанный на 15 % оборонный бюджет. Этот план, составленный полковником ВМФ в отставке Пэтом Гарретом, весьма интересен, поскольку включает в евразийское уравнение такую стратегическую величину, как Океания. В самом деле, Гуам, Каролинские, Маршалловы, Северные Марианские и Соломоновы острова являются либо американскими территориями, либо республиками, имеющими военные соглашения с США, либо независимыми государствами, которые, вероятно, будут готовы заключить подобные соглашения. Значение Океании будет расти, поскольку она находится, с одной стороны, сравнительно близко к Восточной Азии, а с другой – вне той зоны, из которой Китай хотел бы вытеснить американский флот. От Гуама всего четыре часа лета до Северной Кореи и два дня плавания до Тайваня. Держать базы в Океании для Соединенных Штатов удобнее, чем, как это было и остается, сохранять воинские части в Японии, Южной Корее и на Филиппинах.
Авиабаза Андерсен на Гуаме уже сейчас играет роль господствующей высоты, с которой Соединенные Штаты могут проецировать «жесткую силу» в любом направлении. Это самая мощная стратегическая авиабаза США в мире, обеспечивающая скоростную заправку самолетов; здесь хранится сто тысяч авиаснарядов и 66 млн галлонов авиационного топлива. Взлетные полосы базы заполнены длинными рядами транспортных самолетов C-17 Globemaster и истребителями F/A-18 Hornet. Кроме того, на Гуаме размещена эскадра американских подводных лодок; здешняя военно-морская база в настоящее время расширяется. Гуам и соседние Северные Марианские острова находятся на почти равном расстоянии от Японии и Малаккского пролива. А юго-западная оконечность Океании, выглядывающая из-под Индонезийского архипелага, – группки принадлежащих Австралии островов Ашмор и Картье и близлежащий западный берег самой Австралии (от Дарвина до Перта), – держит под прицелом Индийский океан. Таким образом, согласно плану Гаррета, флот и авиация США способны использовать географические преимущества Океании, чтобы поддерживать «региональную боеготовность» (regional presense in being), локализуемую «непосредственно за горизонтом» Великого Китая (в его неофициальных границах) и той акватории, где проходят основные евразийские морские пути. (Понятие «региональная боеготовность» – отголосок известного выражения «флот в боевой готовности», fleet in being, сто лет назад его предложил английский военно-морской историк сэр Джулиан Корбетт. Подразумевались стоящие в различных портах корабли, способные при необходимости быстро объединяться в мощную армаду. Словосочетание «непосредственно за горизонтом» отражает и равновесие сил на море, которое США будут поддерживать самостоятельно, и американское участие в концерте азиатских держав).
Укрепляя присутствие американского флота и авиации в Океании, США могли бы реализовать компромиссный подход: не сопротивляться возникновению Великого Китая любой ценой и одновременно не соглашаться пассивно с возможным переходом первой островной гряды под контроль китайского флота. Такой подход заставил бы Китай заплатить высокую цену в случае любой военной авантюры против Тайваня. Кроме всего прочего, это позволило бы Соединенным Штатам постепенно сворачивать свое непосредственное присутствие в акватории первой островной гряды (так называемое наследие военных баз), но вместе с тем сохранять возможность воздушного и морского патрулирования в этом регионе.
План Гаррета предусматривает также резкое усиление активности американского военно-морского флота в Индийском океане. Впрочем, Гаррет не предлагает расширять существующие здесь военные базы; он рассчитывает опираться на уже имеющийся костяк таких баз на Андаманских островах, Коморах, Мальдивах, Маврикии, Реюньоне и Сейшелах (некоторые из них прямо или косвенно управляются Францией и Индией), а также на военные соглашения с Брунеем, Малайзией и Сингапуром. Это обеспечило бы свободу мореплавания и беспрепятственное движение потоков энергоносителей во всей Евразии. Кроме того, такой план, не настаивая более на важности существующих американских баз в Японии и Южной Корее и в то же время разнообразя сферу присутствия США в Океании, положил бы конец основным базам, представляющим собой удобную цель для поражения.
Железная хватка, которой Соединенные Штаты до сих пор держали первую островную гряду, в любом случае начинает ослабевать под давлением новых обстоятельств. Местное население стало менее терпимо к присутствию иностранных баз на своей территории. А укрепление Китая делает его одновременно и отталкивающим, и привлекательным. Подобное смешанное чувство способно осложнить двусторонние отношения Вашингтона с тихоокеанскими союзниками. Все дело лишь в том, когда это произойдет. Теперешний кризис в американо-японских отношениях – возникший из-за того, что неопытное правительство Хатоямы хочет переписать соглашения о двустороннем сотрудничестве в свою пользу и вдобавок говорит о желании углублять связи с Китаем, – мог случиться и несколькими годами раньше. (Премьер-министр Хатояма ушел в отставку в июне 2010 г. из-за кризиса, связанного с неспособностью кабинета выполнить обещание о выводе американской базы с Окинавы. – Ред.) Все еще сохраняющаяся ситуация абсолютного превосходства Соединенных Штатов в Тихом океане есть не что иное, как анахронизм, унаследованный от Второй мировой войны, отголосок того краха, который пережили в результате глобального конфликта Китай, Япония и Филиппины. Не может бесконечно сохраняться и американское присутствие на Корейском полуострове – побочный продукт другой войны, закончившейся более полувека назад.
Центральная Азия, Индийский океан, Юго-Восточная Азия, западная часть Тихого океана – таковы обширные регионы, которые рискуют оказаться под политическим, экономическим и военным контролем возникающего у нас на глазах Великого Китая. Однако вдоль границ этого громадного царства будет курсировать американский флот, дислоцированный, как можно ожидать, по большей части в Океании и тесно сотрудничающий с военно-морскими силами Индии, Японии и других демократических государств. А со временем, когда возрастет доверие Китая к внешнему миру, а его военная доктрина уже не будет опираться на сугубо территориальный подход, китайский флот и сам сможет влиться в этот широкий региональный альянс морских держав.
Пока же стоит отметить, что с исключительно военной точки зрения, как указал в 1999 г. политолог Роберт Росс, отношения между Соединенными Штатами и Китаем останутся более стабильными, чем были в свое время отношения между США и Советским Союзом. Причина этого – географические особенности Восточной Азии. В период холодной войны одного только американского подводного флота было недостаточно, чтобы устрашать Советский Союз, – для этого требовалось держать многочисленные сухопутные войска в Европе. Но размещения подобных сил вдоль пределов Евразии никогда не понадобится: как бы сильно ни сокращалось присутствие сухопутных войск у границ Великого Китая, американский флот и в будущем останется сильнее китайского.
Так или иначе, в ближайшие годы сам факт укрепления экономической и военной мощи Китая усугубит напряженность в американо-китайских отношениях. Перефразируя Миршеймера, можно сказать, что Соединенные Штаты, гегемон Западного полушария, приложат все возможные усилия, чтобы помешать Китаю сделаться гегемоном большей части полушария Восточного. И не исключено, что это станет самой потрясающей драмой нашей эпохи.
Китай. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 7 августа 2010 > № 2913916
Роберт Каплан
Нефтяные аппетиты Китая. Растущая китайская экономика требует увеличения поставок нефти. Сейчас занимая 6% в экспорте нефти России, в будущем именно Китай может стать главным рынком сбыта для российского сырья. Во всяком случае предпосылки для этого уже создаются. Нашей стране важно не упустить преимущества и грамотно использовать средства, полученные от продажи энергоносителей, отмечают эксперты.
Поднебесная является крупнейшим потребителем нефти на планете, занимая второе место после Америки в списке стран-импортеров. По данным государственного статистического управления КНР, за последние четыре десятилетия потребление нефти в стране возросло более чем в 25 раз. Эксперты из Международного энергетического агентства в Париже прогнозируют, что в течение пяти лет Китай выйдет в мировые лидеры по потреблению этого сырья.
Йорг Монтепек, директор по рыночным отчетам Platt’s (подразделение группы компаний McGraw-Hill Companies – является одним из крупнейших и уважаемых источников информации об энергетической промышленности), полагает, что это произойдет даже раньше – через два-три года. По сведениям Platt’s, разрыв между ежедневным импортом сырой нефти в Китай и США сейчас составляет 3 млн. бар., тогда как всего год назад эта цифра была в два раза больше и составляла 6 млн.
Собственные запасы Поднебесной не в силах удовлетворить нужды промышленности и растущего количества автомобилистов. При текущем уровне потребления Китаю хватило бы собственной нефти менее чем на два десятилетия.
Естественно, что в такой ситуации государство прилагает значительные усилия для того, чтобы перевести на себя уже существующие каналы нефтяных поставок и обеспечить разработку перспективных месторождений, закрепив за собой сырьевую базу на десятилетия вперед. В условиях мирового финансового кризиса это оказалось для Китая особенно просто – цены на нефть, уголь, газ и соответствующие производственные активы опускались за последние два года в четыре-пять раз.
«Время для этого самое подходящее» – считает Дэвид Цвейг, директор Центра транснациональных отношений Китая, расположенного в Гонконге – «И Китай активно пытается скупить энергоактивы по всему миру, пока доллар не слишком обесценится».
Откуда течет нефть? Уже в этом году импорт сырой нефти в Китай должен вырасти на 12-15% и составить 230-235 млн.т. Список нефтяных экспортеров Поднебесной впечатляет – три десятка стран из двух полушарий, среди которых представлены самые разные игроки. Государства-богачи – Бруней, Саудовская Аравия; бедные страны – Монголия, Демократическая Республика Конго; а еще Иран, Ливия, Ирак и даже Америка. Да, в янв. 2010г. Штаты поставили Китаю одну т. сырой нефти. Символическая цифра, но все же.
Лидером поставок на сегодняшней день является Ангола – больше 3 млн.т. За ней, с небольшим отрывом – Саудовская Аравия – 2,9 млн.т. Россия занимает в этом списке третью позицию. На начало 2010г. она поставила в Поднебесную 1,273 млн.т. нефти, что на 41% больше по сравнению с аналогичным периодом пред.г. По этому показателю Россия ненамного опережает Судан и Иран. Далее по списку, но уже со значительным отрывом – 700-750 млн.т. следуют Кувейт и Оман.
Основным источником сырья для Китая в данном случае являются африканские страны и страны Ближнего Востока (см. таблицу в конце текста). По подсчетам экспертов, более 60% ввоза нефти обеспечивается поставками из пяти государств Ближнего Востока и Африки.
«В Китае эта тенденция служит поводом для серьезной обеспокоенности относительно шансов на поддержание энергетической безопасности. Слабым звеном энергетической безопасности является недостаточная диверсификация источников импортной нефти, – отмечает сотрудник отдела проблем экономической глобализации ИЭИ ДВО РАН Дмитрий Изотов. – Опасения усугубляет подверженность данного района вооруженным конфликтам».
Чтобы обезопасить себя, Китай поставил задачу сформировать резерв нефти, которого хватило бы на сто дней, создать крупные запасы металлов и железной руды, говорит сотрудник Института Дальнего Востока РАН Василий Кашин.
Решением для Поднебесной является также диверсификация поставок. Выгодным партнером в этом свете Китаю видится Россия, о чем он не устает говорить. Однако продавливание своих экономических интересов зачастую осуществляется в связке с многообещающими политическими заявлениями.
Выступая в марте 2010г. на пресс-конференции в рамках ежегодной сессии Всекитайского собрания народных представителей, министр иностранных дел Ян Цзэчи отметил, что Китай рассматривает отношения с Россией в качестве одного из приоритетов своей внешней политики. По его словам, у стран имеются широкие перспективы для развития двустороннего делового сотрудничества. При этом он особо отметил роль взаимодействия в области поставок энергоресурсов.
Они нашли друг друга? Казалось бы, страны образуют неплохую пару: если Китай является вторым импортером нефти, то Россия – вторым же по величине экспортером, запасы которого составляют 13% от мировых. При этом крупнейшие месторождения расположены на территории Сибири и Дальнего Востока, что делает логичным поставку ресурсов в Китай, а не на Запад. Энергоресурсы, таким образом, транспортируются на короткое расстояние, имеют низкую себестоимость.
Для Китая, имеющего общую границу с Россией, сотрудничество с нашей страной является удобным еще и потому, что его основные энергетические партнеры находятся на большом удалении, поэтому нефть приходится доставлять морем, что, во-первых, занимает несколько недель, а во-вторых, в случае военного конфликта в этих оживленных водах морские транспортные пути могут оказаться заблокированы. Соответственно, Китай нуждается в надежном и территориально близком партнере, а Россия с этой точки зрения видится подходящим кандидатом.
Впрочем, и для России сотрудничество сулит очевидные плюсы. «Неожиданно разразившийся финансовый кризис обернулся для Российской Федерации серьезными убытками. Чтобы компенсировать потери, страна активизировала переговоры с Китаем. Россия заинтересована в поиске стабильного экспортера», – отмечает Ван Мине, профессор отдела среднеазиатских и российских исследований Китайского нефтяного университета.
«Москва и Пекин нуждаются друг в друге, – резюмирует Александр Шток, директор департамента Due Diligence НКГ. «2К Аудит – Деловые консультации». – Китаю необходим стабильный поставщик энергоресурсов, а для экспортеров нефти Китай, несмотря на замедление темпов экономического роста, является очень хорошим рынком сбыта. …В условиях, когда ЕС активно декларирует стремление к энергонезависимости и ищет альтернативных России поставщиков энергоресурсов, отечественным нефтяникам также целесообразно подумать о диверсификации собственных поставок и частично переориентировать их с запада на восток».
Отношения между Китаем и Россией в сфере энергетики развиваются довольно быстро, если не сказать стремительно. Еще в 2008г. был подписан договор о поставках 300 млн.т. нефти в течение 20 лет. «Договор принципиален, потому что Китай нам уже дал денег, фактически произвел предоплату под обязательство будущих поставок. Нам не удастся отказаться от обеспечения Китая нефтью. Такого же рода договор пытаются подготовить сейчас в области газа», – говорит гендиректор Фонда национальной энергетической безопасности Константин Симонов
В 2008г. Россия занимала среди китайских поставщиков только пятое место. В 2009 – уже четвертое. На данный момент она находится на третьем месте. Торговый представитель РФ в Китае Сергей Цыплаков заявил, что в 2009г. рост поставок составил 31%. Россия экспортировала в Поднебесную больше 15 млн.т. нефти.
Итак, процент нефти, приходящийся на долю Китая в экспортных поставках России, невелик. Соответственно, говорить о какой-либо зависимости от поставок на восточном направлении пока не приходится. Основная часть российского нефтяного экспорта направляется на ближайшие рынки – в страны Европы и СНГ. 87% экспортируемой нефти идет в пять стран – Германию, Францию, Италию, Испанию и Великобританию. Это обусловлено, прежде всего, инфраструктурой: в Сибири и Дальневосточном регионе России отсутствует эффективная система перевозок нефти и природного газа, т.е. почти нет нефтяных и газовых трубопроводов, идущих на восток, поставки осуществляются ж/д транспортом.
Китаю хотелось бы перестроить эту схему в соответствии со своим видением будущего, и перемены уже начались. «Мы хотим диверсифицировать поставки и получать энергоносители не только с Ближнего Востока, но и из России», – говорит Хэн Хуа, профессор Школы международных исследований при Пекинском университете. Действительно, власти страны неоднократно говорили о желании получать из России больше углеводородов. При этом, для того чтобы добиться своих целей, Китай, похоже, будет использовать не только пряник, но и кнут. По материалам делового издания «Вестник Китая». Алексей Цой.
Возвращение к истокам
Роль НАТО после Афганистана: дежавю
Карл-Хайнц Камп – директор по исследованиям Оборонного колледжа НАТО в Риме. Все взгляды, высказанные в статье, являются его личной точкой зрения.
Резюме После вывода войск из Афганистана НАТО сконцентрируется преимущественно на непосредственной защите безопасности стран-членов. Задача – не только концентрация Североатлантического блока на основных видах его деятельности, но и возрождение политического Запада.
Североатлантический альянс стал глобальным игроком, военные силы которого присутствуют на трех континентах: в Европе, Азии и Африке. Многие годы НАТО ведет боевые действия в Афганистане, поддерживая воссоздание государства в разоренном войной районе, что в предгорьях Гиндукуша. На Балканах альянс присутствует полтора десятка лет, а в 1999 г. даже применил военную силу, чтобы положить конец нарушениям прав человека режимом Милошевича. Транспортные самолеты Североатлантического блока завозят продовольствие и оборудование в кризисные регионы Африки, а корабли под натовским флагом патрулируют берега Сомали, чтобы бороться с пиратами и гарантировать безопасность морских торговых путей. В 2005 г. подразделения Сил реагирования НАТО (NRF) обеспечивали доставку помощи в районы Соединенных Штатов, пострадавшие от урагана «Катрина».
Отцы-основатели альянса никогда не предполагали такого широкого размаха. Напротив, 12 государств, подписавших в 1949 г. Североатлантический договор (Вашингтонский договор), задумывали этот союз как институт, предназначенный для противодействия угрозе, которую представлял СССР, а не для вовлечения в защиту интересов Соединенных Штатов как супердержавы.
ТРИ ФАЗЫ ИСТОРИИ
НАТО прошла несколько эволюционных этапов – от небольшого, имеющего одну цель «клуба» из 12 стран-членов до самой успешной организации в сфере безопасности в современной истории, объединяющей 28 государств. После каждой подобной «линьки» альянс адаптировался к новым запросам, меняя свои цели и задачи.
Новая эра в истории блока всегда связана с крупным мировым событием. Падение Берлинской стены 20 лет назад завершило первую фазу существования альянса как структуры, имеющей целью самооборону, и трансформировало его в средство содействия формированию политического будущего Европы. В этот период НАТО заполнила политический вакуум, образовавшийся после роспуска Организации Варшавского договора, и поддержала стабилизацию и демократизацию в Восточной и Юго-Восточной Европе. Партнерство с бывшими противниками, прием в альянс новых членов и не в последнюю очередь военная операция на Балканах сделали Североатлантический блок гарантом политического порядка на континенте.
Теракты 11 сентября 2001 г. обозначили начало третьей фазы в развитии НАТО, в которой альянс находится до сих пор. Он стал глобальным актором, отодвинув свой горизонт далеко за пределы территорий стран-членов.
Сегодня существует тенденция проецирования глобальной роли НАТО на будущее и даже ее концептуального расширения. В настоящее время разрабатывается Стратегическая концепция, которая призвана определять направление деятельности в ближайшее десятилетие. В процессе обсуждения поднимался вопрос о новых задачах организации. Энергетическая безопасность – одно из ключевых слов, вброшенных в дискуссию. Оно звучит модно, однако вряд ли кто способен четко объяснить, что альянс может и должен делать реально, чтобы обеспечить энергетическую безопасность стран-членов. Нужно ли НАТО создавать запасы нефти и газа, чтобы помочь тем, кому прекратили поставку энергоресурсов? Следует ли рассматривать возможность военных действий против тех, кто агрессивным образом прерывает поток нефти и газа? Остается открытым вопрос о роли блока в борьбе с последствиями глобального потепления. По мнению некоторых, альянс мог бы стать «субподрядчиком» ООН, оказав помощь в смягчении гуманитарных кризисов в Африке и других регионах, поскольку только НАТО обладает техническими средствами и организационными возможностями, чтобы в случае необходимости действовать быстро и решительно.
Несмотря на привлекательность идеи сильного международного игрока, борющегося за справедливость и демократию в глобальных масштабах, это не станет моделью будущего. Более вероятна абсолютно противоположная тенденция: НАТО вернется к своим первоначальным задачам и вновь станет институтом для защиты безопасности стран-членов.
Ныне НАТО может перейти на новый этап развития. Решающим событием, означающим наступление четвертой фазы в истории альянса, стал бы уход сил союзников из Афганистана.
ОТКАЗ ОТ ГЛОБАЛЬНОЙ МИССИИ
Активно обсуждаемый сегодня вывод войск из предгорий Гиндукуша, будет ли это через два, четыре года или позже, станет началом возвращения НАТО к статусу классического альянса безопасности. Надо признать, что даже такой классический институт должен будет смотреть за пределы своих территориальных границ, если понятие «глобализация» сохранится в сфере безопасности. Географическое расстояние – фактор, значение которого неуклонно падает в любом анализе угроз, и альянс не может фокусироваться на территории стран-членов. Тем не менее НАТО после Афганистана будет больше напоминать оборонительный союз первой фазы, чем глобального игрока сегодняшнего дня.
Недопонимания быть не должно: военное участие в Афганистане было правильно и неизбежно. Не существовало никакой альтернативы свержению режима движения «Талибан», который предоставлял безопасное убежище для «Аль-Каиды». Поэтому союзники единодушны во мнении: не выводить войска, пока правительство в Кабуле не обзаведется собственными силами, достаточными для того, чтобы не допустить появления новой террористической угрозы. Однако миссия НАТО в Афганистане останется травмой для альянса, и не только из-за цены, заплаченной кровью и средствами.
Разочарование участников конфликта в Афганистане будет весьма глубоким хотя бы потому, что любые попытки создать полноценное государство в такой бедной и разрушенной войной стране могут увенчаться лишь скромными результатами, которые существенно ниже первоначальных ожиданий. Даже если международному сообществу в ближайшие 10 лет удастся добиться стабильности и экономического роста в регионе, Афганистану вряд ли окажется по силам опередить по уровню экономического развития, например, такое африканское государство, как Чад, и ему придется всегда в значительной мере зависеть от иностранной помощи. Это, вероятно, максимум, который может быть достигнут в странах, входящих в число наименее развитых в мире. Такой печальный итог объясняется силой обстоятельств, а не недостатком международного участия.
В результате ни у кого не останется иллюзий по поводу перспектив государственного строительства в бедных регионах. Готовность союзников принимать участие в вооруженных конфликтах резко снизится, несмотря на злодеяния, совершаемые в Конго, Судане и других местах. Вместо этого путь НАТО будет определяться осознанием того, что страны-члены не хотят выходить за определенные пределы. Во многих отношениях Североатлантический альянс станет после Афганистана иным, в частности менее амбициозным союзом.
Маятник качнется от глобальной вовлеченности в защиту мира и стабильности к обеспечению безопасности стран-членов в более узком смысле. В исключительных случаях это может потребовать военных действий за пределами территории НАТО. Тем не менее модель альянса, предлагающего свои услуги для кризисного менеджмента по всему миру вместо ООН, отомрет. Энергетическая безопасность, изменение климата, борьба за такие природные ресурсы, как вода, будут лишь второстепенными миссиями вне зависимости от того, насколько модными эти слова являются сейчас. Вместо этого взаимные оборонные обязательства, предусмотренные статьей 5 Вашингтонского договора, по-прежнему останутся квинтэссенцией блока. В будущем первоочередной задачей НАТО станет защита населения, территорий и жизненно важных интересов стран-членов.
В то время как завершение кампании в Афганистане вызовет переориентацию НАТО и возвращение к истокам, останется пять областей, которые ускорят движение вспять или же где изменения станут особенно заметны: мировая экономика, отношения с Россией, расширение альянса, ядерные программы и, наконец, оценка будущих угроз.
РЕАЛЬНОСТЬ ПРОТИВ ГЛОБАЛЬНОЙ МИССИИ
Мировая экономика существенно повлияет на будущее направление деятельности Североатлантического блока. Последствия мирового финансового кризиса лягут тяжелым бременем на бюджеты стран-членов в течение ряда ближайших лет. Более того, военные расходы натовских стран пострадают непропорционально. Все члены альянса – это демократии с влиятельным общественным мнением, где политически легче урезать военные затраты, а не социальные проекты. Таким образом, оборонные расходы будут еще больше использоваться для латания бюджетных дыр в других сферах. Даже США, сегодняшнему лидеру по расходам на оборону, придется их значительно сократить.
Результат будет двояким. Во-первых, доля военных расходов в общих бюджетах НАТО будет снижаться. Уже сегодня только пять из 28 стран-членов выполняют обязательство о расходовании на оборону не менее 2 % валового национального продукта (ВНП). Средний уровень по Североатлантическому блоку – менее 1,7 %, но даже и эта цифра обусловлена невероятными военными расходами Соединенных Штатов. Некоторые участники альянса тратят менее 1 %, при этом их социальные расходы составляют 30 % и более.
Во-вторых, поскольку экономика и, следовательно, ВНП сокращаются почти везде, сравнение в процентах постепенно утрачивает смысл. Объем средств, доступных для обороны, в целом будет снижаться.
С учетом того, что ряд стран-членов тратят более 2/3 своих оборонных бюджетов на содержание военнослужащих, перспективы дальнейших военных инвестиций становятся весьма туманными. Вряд ли найдутся средства для трансформации вооруженных сил в экспедиционные войска, которые могут быть быстро развернуты и переброшены на большие расстояния, хотя в натовских военных кругах слово «трансформация» повторяется как мантра. Крупные проекты стратегических транспортных самолетов, современных военных средств связи либо другие пункты в приоритетных списках плановиков альянса будут сокращены или отложены, а популярные ныне идеи масштабной переброски войск на большие расстояния станут почти фантастикой. Подавляющему большинству натовских стран придется обходиться возможностями, доступными сегодня и когда-то разработанными для миссий по защите своей территории. В результате многие участники альянса откажутся от затратных военных миссий за границей по финансовым соображениям. Уже сейчас некоторые государства собираются сократить свой контингент в Афганистане, осознавая неспособность справиться со стоимостью нынешнего уровня амбиций.
Вторая причина тенденции к более узкой интерпретации оборонительной миссии – это отношения с Россией. По историческим основаниям в особенности восточноевропейские страны – члены НАТО воспринимают Москву как угрозу и одну из причин своего присоединения к альянсу. Для многих из них статья 5 Вашингтонского договора, закрепляющая взаимную солидарность в случае вооруженного нападения, направлена в первую очередь против России. По их мнению, ни одна другая страна, соседствующая с альянсом, не способна на проведение крупной наступательной операции против него. Жесткая риторика, к которой периодически прибегает Москва, а также военные учения вблизи границ прибалтийских республик, не способствуют смягчению опасений.
В результате серьезная озабоченность в восточной части НАТО сохранится. Соответствующие страны по-прежнему будут считать оборону территории каждой из них основной миссией организации, и они должны быть убеждены, что та хочет и может решить эту задачу в случае необходимости. Одного только вербального объявления обязательств в сфере безопасности недостаточно. Участники НАТО, тревожащиеся по поводу своей безопасности из-за России, хотели бы увидеть доказательства военной готовности и политической решимости союзников. После российско-грузинского конфликта в августе 2008 г. Польша и страны Балтии задаются вопросом, сможет ли альянс защитить своих членов, если бoльшая часть его боеспособных войск задействована в операциях за пределами непосредственной зоны ответственности, например в Афганистане или даже на Балканах.
Что бы случилось, спрашивали некоторые наблюдатели, если бы Россия решилась на военные действия против одной из стран Балтии, чтобы «защитить» российских граждан в регионе? Теперь государства призывают к разработке конкретных планов на случай чрезвычайных ситуаций, к проведению маневров, чтобы продемонстрировать боеготовность Североатлантического союза, а также к размещению его войск либо инфраструктуры на своей территории, усматривая в этом знак солидарности.
Это не исключает сотрудничества с Москвой в четко определенных областях, вызывающих общую озабоченность. Однако такое взаимодействие или даже часто цитируемое «стратегическое партнерство» будут возможны, только если все участники НАТО смогут чувствовать себя в безопасности. Таким образом, особую важность приобретет основная миссия по обеспечению безопасности стран – членов альянса, их населения и интересов.
Третья сфера, которая продемонстрирует переориентацию на традиционное оборонное мышление, – это расширение НАТО. После трех этапов расширения с момента окончания холодной войны альянс увеличился на 12 стран (до 28 членов) и тем самым в значительной степени способствовал политической трансформации Восточной Европы. В то же время процесс расширения требует от НАТО огромных усилий по интеграции, особенно ввиду того, что по политическим причинам на некоторые недостатки кандидатов благодушно закрыли глаза. Процесс интеграции пока не закончен, он по-прежнему требует значительных усилий по всем аспектам. Процессы принятия решений следует упростить, распределение функций и постов должно стать предметом переговоров. Кроме того, внутри альянса имеет место определенное разочарование, касающееся финансовых обязательств некоторых новых членов (их военные бюджеты резко сократились после присоединения к НАТО), эффективности их вооруженных сил и усилий по борьбе с коррупцией, проблем в управлении.
Все эти элементы снижают энтузиазм по поводу приглашения новых стран. Популярная идея быстрого создания «Европы целостной и свободной» с помощью политики быстрого расширения потеряла темп. Украине и Грузии обещано членство, но без уточнения временныЂх рамок. Обеим странам еще предстоит пройти долгий путь, чтобы подготовиться к вступлению. В военном отношении альянс вряд ли смог бы обеспечить гарантии безопасности Украины – второго по величине европейского государства после России. Кроме того, будущая политика Киева в отношении НАТО не совсем ясна.
Вне всякого сомнения, двери для новых кандидатов останутся открытыми, так как возможность приглашения других (европейских) стран в альянс четко прописана в Вашингтонском договоре. Однако роль блока как инструмента политической трансформации Восточной и Юго-Восточной Европы, скорее всего, уменьшится в пользу концентрации на аспекте безопасности и обороны.
В-четвертых, переориентация на традиционные цели будет происходить и в отношении ядерного сдерживания. В концепции договора о мире без ядерного оружия («Глобальный ядерный ноль») признаётся тот факт, что в ближайшем будущем ядерное оружие останется важным фактором в международных отношениях. Более того, количество ядерных держав, скорее всего, будет расти, а не уменьшаться. Северная Корея уже доказала свой ядерный статус испытательным взрывом в октябре 2006 г., а в мае 2009 г. Пхеньян заявил о еще одном успешном ядерном испытании.
Иран продолжает работу над своей ядерной программой, несмотря на угрозы и санкции международного сообщества, и, видимо, находится ближе к успеху, чем предполагали самые пессимистичные наблюдатели не так давно. Как только Тегеран обретет ядерное оружие, его примеру могут последовать и другие страны региона. В настоящее время 12 государств Ближнего Востока разрабатывают программы мирного использования атомной энергии, которые можно преобразовать в военные проекты. То же самое справедливо и для Восточной Азии. Такие страны, как Южная Корея и Япония, уже являются «виртуальными» ядерными державами в том смысле, что в их распоряжении имеется технический потенциал для производства ядерного оружия. Они могут всерьез рассматривать такую возможность в зависимости от развития ситуации в КНДР.
Подобная тенденция к гораздо более «многоядерному» миру имеет два следствия.
Первое – концепция ядерного сдерживания, которую многие списали после окончания холодной войны, по всей вероятности, переживает возрождение. Уроки сдерживания времен конфликта между Востоком и Западом, когда обеим сторонам удавалось не допускать военных действий, несмотря на ожесточенную борьбу политических систем, нужно адаптировать к новым требованиям. Второе – идея ядерных обязательств, появившаяся в первую фазу истории НАТО, также должна приобрести актуальность. В прошлом США уже прикрыли «ядерным зонтиком» своих атлантических союзников, а также Южную Корею и Японию, руководствуясь идеей «расширенного сдерживания». В соответствии с ней любое нападение на одного из союзников будет подразумевать ответный ядерный удар Соединенных Штатов.
С одной стороны, подобная установка гарантировала защиту союзников, не обладающих ядерным оружием, а с другой – это было средством нераспространения, так как неядерным державам не нужно было стремиться к созданию собственного ядерного арсенала. Если Иран превратится в ядерную державу, с особой остротой встанет вопрос нераспространения, так как это потребует расширения американского «ядерного зонтика» (или «зонтика» других ядерных держав – Великобритании и Франции) на те страны региона, которым в противном случае будет необходим собственный потенциал ядерного сдерживания.
И наконец, к спектру рисков и угроз для НАТО, скорее всего, добавится еще одна опасность, которая будет способствовать возвращению блока к его истокам. Пока анализ угроз фокусируется на опасностях, которыми являются международный терроризм, негосударственные акторы, несостоявшиеся государства, региональная нестабильность, распространение оружия массового уничтожения. При этом практически исключается фундаментальная угроза будущего – опасность возникновения большой войны между странами. К использованию военной силы могут прибегнуть не только региональные акторы или несостоятельные режимы. Крупные функционирующие государства за пределами Европы также способны атаковать друг друга. Это не стало бы прямой угрозой для альянса – скорее это представляло бы угрозу международной стабильности, которую НАТО не сможет игнорировать.
Такого рода сценарий вполне реалистичен с учетом повышения значения трех международных проблем. Если прогнозы климатологов станут реальностью, подъем уровня Мирового океана будет угрожать прибрежным районам, а опустынивание резко сократит территории, пригодные для проживания. Многие из затронутых этими процессами стран бедны и политически нестабильны, но имеют значительный военный потенциал (некоторые даже обладают оружием массового уничтожения). Их правительства могут избрать силовой путь либо для борьбы за территорию и ресурсы, либо чтобы канализировать недовольство своего населения.
Более того, по прогнозам спроса на энергоресурсы в мире, экономический рост в Азии и других регионах приведет к беспрецедентной борьбе за энергию по доступным ценам. Уже сегодня Китай действует довольно агрессивно, чтобы обеспечить себя нефтью и газом в долгосрочной перспективе. При этом он препятствует международным попыткам повысить качество управления в Африке и других регионах. Наконец, распространение оружия и ракетных технологий позволит все большему количеству стран направлять свою разрушительную мощь – даже ядерную – на большие расстояния. Любая детонация ядерного оружия, даже если это произойдет далеко за пределами территории НАТО, изменит ландшафт международной безопасности гораздо сильнее, чем теракты 11 сентября.
Учитывая эти три опасности, трудно предположить, что в будущем соперничество государств и конфликты всегда можно будет урегулировать дипломатическими средствами. Таким образом, на международной арене вновь могут вспыхнуть войны крупных стран друг против друга. Будет возвращаться восприятие НАТО как классического альянса в интересах безопасности.
ВОЗРОЖДЕНИЕ ЗАПАДА
На четвертом этапе своей истории Североатлантический блок будет иметь иной набор приоритетов. После вывода войск из Афганистана альянс сконцентрируется преимущественно на непосредственной защите безопасности своих членов. Подобная эволюция сама по себе не является ни позитивной, ни негативной: она лишь отражает реальность. Однако следует отметить, что бoльшая часть этих непосредственных интересов – «западные» интересы. «Запад» – не географическая, а политическая категория, которая объединяет сообщество демократических и плюралистических рыночных экономик. Уже сегодня в своих контактах с государствами, не входящими в альянс, НАТО проводит различие между такими странами, как Узбекистан или Армения, с одной стороны, и Австралия, Швеция или Япония – с другой.
Такое партнерство между единомышленниками, которые безусловно разделяют ценности Североатлантического блока, нужно развивать. Речь не идет о НАТО как глобальном альянсе, который выбирает своих членов по всему миру. Статья 1 Вашингтонского договора ограничивает членство в НАТО европейскими странами (плюс два государства Северной Америки – Канада и США). Наоборот, речь идет о тесном партнерстве тех, кто поддерживает западные ценности, что почти неизбежно ведет к совпадению интересов безопасности. Партнерство с этими странами обеспечивает ориентирование, легитимность и способность действовать в условиях глобализации проблем безопасности. Таким образом, четвертый этап – это не только концентрация Североатлантического блока на основных направлениях его деятельности, но и возрождение Запада.
Афганистан. США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 17 июня 2010 > № 2911910
Карл-Хайнц Камп
Президент Судана Омар Башир признан победителем на прошедших в апр. всеобщих выборах в стране, получив 68% голосов. Одновременно президентом полуавтономного Южного Судана остается Сальва Кийр, набравший 93% голосов. Об этом говорится в статье, опубликованной в издании Petroleum Economist. Широкая международная критика выборов не помешала правящей в Судане партии исполнять и дальше свои обязанности. Однако впереди новое испытание – референдум в июне 2011г. На нем предстоит определить судьбу Южного Судана. Захочет ли он остаться в одном государстве с мусульманским севером, или уйдет в независимое плавание?
Потенциальный распад страны скажется, в первую очередь, на нефтяном секторе, на который приходится 90% экспорта Судана. 80% из ежедневно добываемых 480 тыс.бар. происходят из месторождений юга страны. Причем и северные месторождения стали предметом претензий со стороны юга. Большинство последних находятся в регионе Абеи, который с большой вероятностью пожелает присоединиться к южанам. А другие месторождения северян находятся в провинции Южный Кордофан, являющейся предметом спора между югом и севером.
Трения между севером и югом Судана вызывает также нынешняя система распределения доходов от добычи нефти. В то время как столица, Хартум, получает половину от доходов с южных месторождений, южане не получают с северных месторождений ни цента. Правящая партия нынешнего президента аль-Башира – Национальный конгресс – полностью контролирует национальное министерство энергетики и часто обвинялась в махинациях с присуждением сервисных контрактов и с соглашениями о продажах нефти. Национальная комиссия по нефти – ведомство, находящееся в совместном управлении Омара аль-Башира, и главы южной автономии Кийра, имеющего статус вице-президента, призвана определять стратегические направления развития нефтяной индустрии, однако его эффективной работе мешает перманентный конфликт между севером и югом.
Правительства южного Судана объявило, что в случае, если на рефекрендуме граждане выскажутся за отделение юга, то все нефтяные контракты, заключенные прежде с Хартумом, будут пересмотрены. Это может привести к новым трениям и даже конфликтам. Дело в том, что под контролем мусульманского Севера в этом случае останутся основные предприятия переработки и экспортная трубопроводная инфраструктура. Поэтому южному Судану придется побороться за то, чтобы установить контроль над минеральными ресурсами.
Одним из возможных путей решения проблемы является создание международного консорциума, осуществляющего выплаты за добытую в Судане нефть. Эти выплаты могут затем разделяться между югом и севером. Для юга существует также проблема того, что он отрезан от моря и, значит, от основных экспортных путей. Впрочем, один суданский эксперт сказал, что проблемы останутся до тех пор, пока основные конфликтующие силы в Судане не поймут, что в жизни они просто не могут существовать один без другого. oilru.com.
В соответствии со стратегическим планом, разработанным министерством нефти, планируется газифицировать 3,5 млн. жилых объектов. Только в тек.г. планируется подвести газ к 500 тыс. жилых помещений и отказаться от использования бытовых газовых баллонов.
На расширенном заседании по итогам прошедших 6 месяцев и планам на оставшееся пол., где присутствовали руководители газовой отрасли и президенты ведущих газодобывающих компаний, было сказано, что ежегодные средние темпы роста потребления нефтегазовых продуктов на внутреннем рынке составляют 6%.
За прошедший 2008/9 фин.г. в нефтяной сектор на проведение изыскательских, разведочных работ было инвестировано 9,7 млрд.долл. США, фактически 75,8% от общей суммы прямых иностранных инвестиций в 12,8 млрд.долл. США, поступивших в Египет.
По информации министерства нефти, инвестировано 2 млрд.долл. США на бурение 520 нефтяных скважин. Разведочные работы проводятся в р-не Вади Аль-Накра, Шарк Аль-Нил, в провинциях Канна и Асуан, а также на границе с Суданом.
Министр нефти Египта Самих Фахми встретился с президентом с британской газовой компании «Бритиш Гэс Интернешенл Групп (BG)» Франком Шиманом и его заместителем по вопросам сотрудничества со странами Африки, Ближнего Востока и Азии Сами Эскандером, а также представителем компании в Египте Иршадом Суфи.
Были обсуждены результаты и перспективы сотрудничества, особенно, в проведении газоразведочных работ и добыче природного газа. Компания BGявляется одним из крупнейших инвесторов Египта в газовой сфере, с объемом инвестиций 6 млрд.долл. США.
По заявлению президента компании Египет занимает третье после Мексики и стран персидского залива место по сумме инвестиций, вложенных компанией, что явно свидетельствует о перспективных планах BGна расширение сотрудничества с Египтом.
На встрече египетский министр заявил, что доверие и прозрачность в деловых отношениях, внутренняя политическая и экономическая стабильность Египта – гарантия успеха двустороннего сотрудничества и значимый фактор для привлечения иностранных компаний в Египет.
По оценкам «Американской организации производителей газа», египетская «Объединенная компания по производству газопродуктов» заняла 1 место среди зарубежных неамериканских компаний по результатам работы в 2009г., конкретно по безопасности производства и экологическим параметрам. Об этом заявил на пресс-конференции президент египетской компании Атыф Мустафа.
С момента основания компанией произведено 843 млн.т. кидрокарбоната на 336 млн.долл. США, компания экспортировала 377 млн.т. пропана на 169 млн.долл. США. Основными потребителями являются Италия и Франция.
Самих Фахми, министр нефти Египта, и министр внешней торговли Судана Джеймс Кук обсудили вопросы взаимодействия двух стран в области нефти, газа и полезных ископаемых, а также подготовки технических специалистов в рамках совместных проектов, направленных на укрепление исторически сложившихся экономических связей Египта и Судана.
На встрече было отмечено, что египетские нефтяные компании, имея колоссальный опыт работы, смогли бы сыграть выдающуюся роль в укреплении экономики такой многообещающей в плане экономического роста африканской страны как Судан. Министр С.Фахми подтвердил готовность египетских компаний оказать содействие в строительстве нефтеперерабатывающих заводов на юге Судана для удовлетворения потребностей страны в нефтепродуктах.
Новый энергетический порядок
Как справляться с отсутствием безопасности в XXI векe
Дэвид Виктор - преподаватель Школы международных отношений и изучения Тихоокеанского региона в Калифорнийском университете (г. Сан-Диего), где возглавляет лабораторию по международному законодательству и регулированию.
Линда Юэ - экономист, научный сотрудник колледжа Святого Эдмунда (Оксфордский университет), где руководит Центром по изучению роста Китая.
Резюме В последнее десятилетие произошло небывалое крушение надежд, возлагаемых на мировую энергетическую систему. После долгого периода изобилия цены на нефть и бóльшую часть энергоносителей резко выросли и стали более неустойчивыми.
В последнее десятилетие произошло небывалое крушение надежд, возлагаемых на мировую энергетическую систему. После долгого периода изобилия (начиная с 2001 г.) цены на нефть и бoльшую часть энергоносителей резко выросли и стали более неустойчивыми. Легко добываемые местные запасы топлива иссякли, вынуждая крупнейших потребителей зависеть от более длинных и, кажется, слишком непрочных цепочек поставки. В последние полтора года цены скачут: рекордные высоты сменяются падением на две трети, затем снова резким взлетом на удивительно высокий уровень, если учитывать все еще слабую мировую экономику.
Неприятности касаются далеко не только нефтяной отрасли. Правительства стран в некоторых регионах, как, к примеру, Европа, тревожатся по поводу ненадежности поставок природного газа. Индия и ряд других государств в ближайшие десятилетия предположительно будут сильно зависеть от импорта угля. Правительства почти всех крупных стран-потребителей сейчас, как никогда раньше со времен нефтяных кризисов 1970-х гг., испытывают сомнения относительно своей энергетической безопасности. Тем временем крупнейшие поставщики энергии не уверены, достаточно ли устойчив спрос, чтобы оправдать крупные инвестиции в развитие новых мощностей. Производители и потребители не могут положиться друг на друга, договорившись о том, как лучше финансировать более безопасную энергетическую систему и управлять ею.
На горизонте маячит кризис, и его будет трудно разрешить, поскольку он совпадет с двумя радикальными изменениями, которые помешают правительствам управлять мировой энергетической системой. Первая – это смена источников потребления. Эра растущего спроса на нефть и другое ископаемое топливо в индустриально развитых странах миновала; в будущем спрос будет в основном расти на новых рынках, в первую очередь в Китае и в Индии. Международное энергетическое агентство (МЭА) прогнозирует, что к 2030 г. Китай будет зависеть от импорта потребляемой нефти по меньшей мере на две трети, а Индия – и того больше. Эти страны, особенно Китай, предпочитают обеспечивать безопасность своих поставок энергии, полагаясь не столько на коммерческие интересы – стандартный подход всех крупнейших индустриальных пользователей энергии в последние двадцать лет, – сколько на заключение прямых двусторонних сделок о поставках со странами-производителями. Например, энергичный прорыв Китая в Африку, Центральную Азию и другие богатые энергоносителями регионы, который сопровождается льготными межправительственными сделками, является отказом от господствующего рыночного подхода к энергетической безопасности. И поскольку нефть, газ и уголь – это глобальные товары, то подобного рода эксклюзивные, непрозрачные отношения затрудняют стабильное функционирование рынков, ставя тем самым под угрозу энергетическую безопасность всех стран. Они также усложняют задачу поддержания прав человека в странах-поставщиках, которым было бы необходимо дать почувствовать свою ответственность за обеспечение верховенства закона и содействие демократии.
Другое крупное изменение в мировой энергетической системе – растущая озабоченность относительно влияния, которое оказывают на окружающую среду выбросы двуокиси углерода как побочного продукта сжигания ископаемого топлива при обычных технологиях и главной техногенной причины глобального потепления. Беспокойство в связи с изменением климата – одна из причин, из-за которой основные пакеты мер по стимулированию экономики, принятые с начала мирового финансового кризиса в 2008 г., включают в себя объемную часть, касающуюся «зеленой энергетики». По некоторым данным, на ее долю приходится до 15 % всех мировых финансовых затрат на стимулирование экономики. Есть мнение, что меры стимулирования с зеленым оттенком вызовут революцию во имя более экологически чистой и безопасной энергетики. Возможно. Однако нет сомнений, что энергетические системы стоят на пороге крупнейших перемен. Борьба с глобальным потеплением, вероятно, потребует сокращения выбросов двуокиси углерода и других парниковых газов более чем вдвое в ближайшие десятилетия, так как достичь данной цели половинчатыми мерами нельзя.
Перед лицом этих новых реалий международные и национальные институты, созданные в последние три десятилетия для содействия энергетической безопасности, с трудом сохраняют актуальность. Самый важный из них, МЭА, мало продвинулся в том, чтобы привлечь новых гигантских потребителей энергии к процессу принятия решений. Это значит, что агентство едва справляется даже с одной из своих важнейших функций – координировать реакцию государств на энергетические шоки, поскольку крупная и растущая фракция потребителей нефти остается за его периметром и остерегается рыночных подходов к энергетической безопасности.
Другие институты пребывают не в лучшем положении. Европейские страны, зависящие от поставок газа из России, подписали договор и создали организацию, задача которой – укрепить безопасность этих поставок (имеется в виду Договор к Энергетической Хартии. – Ред.). Практический эффект обоих шагов оказался ничтожным. «Большая двадцатка» действовала правильно, заявив на саммите в Питсбурге о сокращении энергетических субсидий. Последние поощряют излишнее потребление, что вредит и энергетической безопасности, и окружающей среде. Но «Большая двадцатка» не имеет плана по реальному осуществлению данной политики, а на повестке дня у нее слишком много вопросов – один важнее другого. Крупные производители из Организации стран – экспортеров нефти (ОПЕК) мобилизовались с целью содействия тому, что они называют «безопасностью спроса», но картель не имеет рычагов, чтобы повлиять на спрос на свою продукцию.
Точно так же практически неэффективны институты, на которые возложена ответственность за борьбу с новыми экологическими вызовами: Киотский протокол почти не способствовал сокращению выбросов, а споры, которые возникли на международной Конференции по проблеме изменения климата в Копенгагене (декабрь 2009 г.) вокруг содержания будущего договора, затрудняют инвесторам задачу оправдания крупных капиталовложений, необходимых для более чистых энергетических систем. Несмотря на множество международных институтов, занимающихся проблемами энергетики, в их управлении возникли опасные пробелы.
Традиционное решение – создание очередного большого института, что-то вроде всемирной энергетической организации, взамен более эксклюзивной МЭА – не принесет результатов. Вместо этого нужен механизм координации жестких инициатив, направленных на реальное обеспечение энергетической безопасности и защиты окружающей среды. Чтобы быть эффективными, такие меры должны отвечать интересам наиболее важных стран-импортеров и стран-экспортеров, а также совпадать с нуждами частных и государственных компаний, на долю которых приходятся основные инвестиции в энергетическую сферу.
Модель подобных действий зафиксирована в международном экономическом праве. Обремененная слишком большим числом институтов и слишком слабым управлением, мировая экономическая система выработала в последние десятилетия серию ситуативных договоренностей, из которых выросла эффективная система менеджмента. И пусть она пока несовершенна, под ее управлением находятся большая часть международной торговли и растущая доля финансов и банковской деятельности. Совет по финансовой стабильности (СФС), занимающийся публикацией оценок адекватности капитализации банков, – наиболее яркий пример успеха данной модели. Его так называемые базельские принципы, разработанные после азиатского финансового кризиса в конце 1990-х гг., оказались весьма эффективными: многие страны и банки приняли их, исходя из своих собственных интересов, а именно – иметь хорошо управляемые финансовые сектора, которые соответствуют широко признанным критериям.
Было бы целесообразно создать аналогичный Совет по энергетической стабильности (СЭС). Он поможет правительствам и международным институтам лучше справляться с сегодняшними энергетическими проблемами. Кроме того, в его компетенцию вошли бы главные новые потребители энергии, такие, в частности, как Китай. Совместно с ними этот совет сосредоточился бы на разработке стандартов для инвестиций, которые бы отвечали интересам потребителей и соответствовали рыночным правилам, уже достаточно давно зарекомендовавшим себя и регулирующим бЧльшую часть торговли энергоносителями. Такой совет мог бы также помочь координировать усилия стран с наиболее затратной «зеленой энергетикой». Существует риск, что в отсутствие практических шагов по совершенствованию управления эти зеленые программы стимулирующих мер спровоцируют торговые войны и приведут к неоправданной трате огромных денежных средств. Следуя модели экономического права, успех подобных инициатив, несомненно, поможет имеющимся энергетическим институтам лучше работать, а также содействовать выработке более общих норм управления энергетической безопасностью.
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ МОДЕЛИ
Последние тридцать лет складывались для процесса создания международных институтов неблагоприятно. На этом фоне светлым пятном выглядит лишь международное экономическое право, ныне представляющее собой свод полезных общих принципов, сложившихся на основе практического, низового опыта. Его наиболее успешные аспекты базировались на национальных интересах: если правительства считают более практичным вариантом соблюдать свои обязательства, а не наоборот, то в обеспечение таких действий получают развитие более широкие системы правовых принципов и институтов.
Самым известным из таких институтов является Всемирная торговая организация (ВТО). Она предусматривает не только правила, стимулирующие международную торговлю, но также и механизмы их разъяснения и мотивацию к созданию новых. Члены ВТО – как сильные, так и слабые – обычно стараются соблюдать даже неудобные установления, поскольку их, как правило, больше интересует стабильное функционирование всемирной торговой системы, нежели защита своих узких интересов. Деятельность ВТО по разработке полезных правил торговли оказалась столь эффективной, что остающиеся барьеры (например, сельскохозяйственные субсидии на дохийской повестке дня) практически невозможно устранить лишь по той причине, что возникают политические препятствия в некоторых наиболее могущественных странах – членах этой организации.
Правительствами созданы также международные институты по управлению финансами и инвестициями. Азиатский финансовый кризис 1997–1998 гг. способствовал появлению Форума по финансовой стабильности в рамках Банка международных расчетов (БМР) с целью восстановления порядка в международной банковской деятельности. Несмотря на изобилие глобальных форумов с претензией на полезность, таких, к примеру, как «Большая восьмерка», нет организаций, которые объединяли бы всех основных игроков. Важно отметить, что за их рамками оставались страны Азии – а ведь именно они, несмотря на стабильные макроэкономические показатели, испытывали наибольшие проблемы в периоды кризисов из-за оттока спекулятивного, краткосрочного портфельного капитала. Последний оказался для них помехой при попытке установить надежные курсы обмена или управлять платежными балансами и даже поставил под угрозу банкротства важнейшие банки и предприятия в этих странах. Инфекция быстро распространилась на Россию, Турцию и Латинскую Америку, что вызвало необходимость принятия срочных мер по оказанию финансовой помощи различным государствам и даже крупнейшему хедж-фонду США Long-Term Capital Management (LTCM). Создание Форума по финансовой стабильности стало мерой срочного реагирования на кризис 1997–1998 гг. Для участия в нем недвусмысленно привлечены страны, не входящие в «Большую восьмерку», и он стал действовать в координации с БМР, объединяющим представителей центробанков при регулировании все более тесно связанных между собой мировых рынков. Успешная деятельность Форума по финансовой стабильности способствовала его расширению и преобразованию в Совет по финансовой стабильности (ныне в него входят все члены «Большой двадцатки»).
Самым большим достижением СФС стала разработка базельских принципов банковского надзора. Эти принципы были повсеместно приняты в странах с переходной экономикой. Их применение, в частности, в Китае помогло успокоить как иностранных инвесторов, встревоженных неэффективным управлением в местных банках, так и правительство КНР, которое опасалось за свой суверенитет. Преимущества соблюдения прозрачных глобальных принципов более чем очевидны: Китай провел серию успешных первичных размещений акций, что привлекло обширные инвестиции иностранных банков в китайскую банковскую систему. Сегодня этим принципам следует бЧльшая часть мировой банковской системы. Участники понимают, что, поскольку ни одна страна не в состоянии регулировать деятельность банков в одиночку, имеет смысл доверить СФС оказание помощи правительствам, чтобы они разработали и внедрили разумные, работающие руководства, которые одинаково подходили бы и богатым, и бедным государствам. Конечно, глобальный финансовый кризис выявил застарелые проблемы в области управления. Однако кризис был бы более глубоким, если бы не были установлены капитальные принципы банковской деятельности и уже не существовали механизмы координации финансовой политики.
Одним из уроков, извлеченных из этого опыта, является то, что к усилиям по координации мировой энергетической политики должны подключаться все наиболее мощные игроки. Однако сегодня все сколько-нибудь видные институты по управлению энергетикой игнорируют этот опыт. Усилиям по расширению Международного энергетического агентства препятствует требование, чтобы члены этого агентства являлись также членами Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). В результате среди 28 стран МЭА многие участники отличаются весьма умеренным спросом на энергию либо сокращают потребление, тогда как агентство не включает в себя формирующиеся гиганты по потреблению энергии, такие, например, как Китай и Индия. Принятые паллиативные меры – предоставление различным странам статуса наблюдателей, проведение исследований совместно с высококвалифицированным секретариатом МЭА – не решили фундаментальную проблему: когда агентство пытается ответить на энергетический кризис, наиболее полезные игроки с большими запасами нефти не имеют права голоса. Единственным комплексным решением стал бы пересмотр правил приема в члены МЭА. Но эта идея не получила распространение отчасти из-за того, что в результате организация разбухла бы как на дрожжах. Соответственно влияние ее нынешних членов снизилось бы, как это произошло с «Большой восьмеркой» после громкого дебюта «Большой двадцатки».
Еще один урок, который можно извлечь из успеха глобального экономического управления, состоит в том, что кооперация должна быть привлекательной не только для самых важных игроков, но и для более широкого круга. На глобальных торговых переговорах наиболее ощутимые сдвиги произошли по таким направлениям, как, к примеру, снижение тарифов, что является хорошим стимулом для торговли, лежит в основе взаимных интересов и легко реализуемо. Успех глобального экономического управления позволял правительствам распространять существующие правила торговли на многие другие страны и приниматься за более трудные задачи, такие, в частности, как построение системы разрешения споров в рамках ВТО. Аналогичным образом нормы «Большой двадцатки» по борьбе с «налоговыми оазисами» стали распространяться более широко в таких странах, как Лихтенштейн и Швейцария. После того как разразился финансовый кризис, многим правительствам стали очевидны преимущества закрытия «налоговых оазисов» не в последнюю очередь и потому, что именно они поддерживали теневую банковскую экономику, с трудом поддающуюся управлению. Это объясняет, почему в последние два года во всем мире значительно повысилась эффективность налогового контроля.
Уроки, извлеченные в области энергетики, способствовали осознанию того, что ни одна система не будет эффективной, пока ее построение не начнется в тех странах, которые играют наиболее важную роль, – крупнейших потребителях и крупнейших производителях, и не будет служить их интересам. Эти страны должны также получить практическую выгоду от сотрудничества, а правила следует разрабатывать таким образом, чтобы по мере повышения их легитимности расширять сферу их применения.
БЕСПОМОЩНАЯ ТОЛПА
На сегодняшних энергетических рынках нет недостатка в институтах; не хватает другого – практической стратегии для введения эффективных норм управления мировой энергетической экономикой. Важнейшую роль могла бы играть МЭА, но ему не удается обрести собственный голос. ОПЕК, играющая особую роль для производителей нефти, не способна взять на себя более широкие функции. На учрежденном ad hoc Международном энергетическом форуме ведется многообещающий диалог между ОПЕК и МЭА, направленный отчасти на повышение прозрачности нефтяных рынков за счет предоставления данных о нефтяной добыче и торговле. Однако на сегодняшний день здесь предпринято крайне мало конкретных шагов. Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ) занимается сложной проблемой ядерного нераспространения. Но успехи на этом фронте не приводят к более широкому сотрудничеству по специфическим проблемам энергетики.
Кроме перечисленных специализированных институтов, мы видим одни руины. Европейский Договор к Энергетической хартии не имеет практического влияния на энергетические рынки, хотя содержит смелую концепцию объединения энергетических систем Восточной и Западной Европы. Проблема заключается, помимо прочего, в том, что данное соглашение нарушает первое правило эффективного построения институтов: оно отчуждает наиболее важного игрока. Россия, основной поставщик энергии в Европу, не видит выгод в подчинении надзору незваного западного института, и потому позаботилась о том, чтобы сделать это соглашение нерелевантным.
Хорошо, если институты, занимающиеся климатическими изменениями, включая Рамочную конвенцию ООН об изменении климата, просто выживут после саммита в Копенгагене в декабре прошлого года. Проблемы климата и энергетики почти ежегодно возглавляли повестку дня «Большой восьмерки» в течение последнего десятилетия, но сделано было мало, если не считать громких и зачастую бессодержательных заявлений. Так, объявлялось о необходимости ограничить глобальное потепление повышением температуры не более чем на два градуса в предстоящее столетие, несмотря на нынешние тенденции, которые почти гарантируют, что на нашей планете этот показатель будет намного превышен. Хотя усилия по расширению «Большой восьмерки» и включению в ее состав основных развивающихся стран (Бразилия, Индия, Китай, Мексика, Южная Африка), включая создание «Большой восьмерки плюс пятерки», основаны на благих намерениях, они реализовывались исключительно на условиях «восьмерки», которой не удалось по-настоящему вовлечь в работу эти важнейшие страны. «Двадцатка», которая после азиатского финансового кризиса сыграла основную роль в выработке новых финансовых правил, представлялась многообещающим форумом и для рассмотрения вопросов, связанных с энергией и климатом. Но глобальный экономический обвал в 2008 г., оттеснил эти темы с верхних строчек повестки дня. Специальный форум крупнейших эмитентов парниковых газов, собравшийся в Лондоне в октябре прошлого года, дал надежду на гибкую структуру для проведения переговоров о лимитах выбросов. Но затем в этой сфере все забуксовало. Последняя встреча форума в Копенгагене завершилась без принятия новых соглашений и каких-либо сдвигов.
ИНВЕСТОР БОИТСЯ ПУСТОТЫ
Решение этих проблем следует начинать не с увеличения числа институтов, а с концентрации усилий на заполнении наиболее очевидных пустот в управлении мировой энергетической системой. Прежде всего – на поиске способов стимулирования инвестиций в остро необходимые поставки основных энергоносителей – нефти и газа, а также способов поддержания экологичных технологий, которые в ближайшие десятилетия смогут преобразовать энергетическую систему.
Безопасность поставок нефти и газа оказалась под вопросом не только в связи с быстрым истощением запасов, но и потому, что инвесторы проявляют осторожность при финансировании разведки новых ресурсов. И геология тут ни при чем: технологические инновации с лихвой компенсируют истощение запасов обычного ископаемого топлива. Проблему создают огромные политические и экономические риски, свойственные новым проектам, особенно связанным с поставками энергии через национальные границы и тем самым подверженным различным политическим неопределенностям. Поставщики опасаются, что спрос может не оправдать инвестиций, особенно сейчас, когда растущая озабоченность в связи с изменением климата поставила под сомнение будущее ископаемого топлива, не предложив взамен ясной альтернативы.
Эффективное стимулирование поставок нефти и газа требует наступления одновременно на нескольких фронтах. Но сфера, в которой управление наиболее ослаблено и которая в то же время привлекает к себе особое внимание, касается отношений Китая, самого быстро растущего потребителя энергии в мире, с его основными поставщиками в Африке, Центральной Азии, Латинской Америке и на Ближнем Востоке. Гранты, льготные займы и проекты по развитию инфраструктуры, которые китайское правительство постоянно предлагает своим богатыми ресурсами деловым партнерам, вызвали критику на Западе. Эта критика в свою очередь раздула страхи в КНР относительно трудностей, которые могут возникнуть с поставками энергии, жизненно необходимой для поддержания китайского экономического чуда. Пока Китай и Запад будут ломать копья по этому вопросу, трудно убедить Пекин в том, что его энергетическую безопасность, как и безопасность крупных западных потребителей энергии, надежнее всего можно обеспечить за счет прозрачных, исправно функционирующих рынков под управлением эффективных международных институтов, а не за счет непрозрачных льготных сделок.
Правительства ведущих западных стран, прежде чем они смогут привлечь Китай, должны осознать, что сегодняшние китайские сделки не являются чем-то исключительным, они даже не обязательно представляют собой неизбежное зло. Исторически сложилось так, что многие крупнейшие международные проекты поставок энергии выросли из льготных соглашений, которые привязывали финансирование к конкретному клиенту, способному гарантировать спрос на заранее установленный период. Когда китайцы выделяют средства на новые источники энергии (зачастую в гораздо большем объеме, чем другие), они выводят на мировой рынок новых поставщиков энергии, что выгодно всем потребителям.
С мировым энергетическим рынком дело обстоит так же, как и с банковским сектором: КНР, как и другие страны, заинтересована в существовании общепринятых практических норм; когда рынки функционируют нормально, энергетическая безопасность Китая укрепляется. И Китай на собственном опыте убеждается в том, что потоки новых поставок становятся надежнее, если идут из стран с хорошо функционирующими правительствами. Борьба Пекина за ресурсы с конца 1990-х гг. рикошетом ударила по нему в ряде стран, например в Судане, который превратился для КНР не столько в надежного долгосрочного поставщика, сколько в политическую трясину. Главная задача, которая стоит перед Китаем, его основными поставщиками энергии и другими крупными игроками на мировом энергетическом рынке, заключается в том, чтобы они выработали стандарты инвестиций, сочетающие заинтересованность Пекина в обеспечении устойчивых поставок энергии и западные нормы исправно работающих рынков и надлежащего управления. Усилия в данном направлении могли бы быть предприняты, начиная с создания новых стандартов для очередной волны китайских инвестиций в страны, где обеспечен высокий уровень управления нефтяным сектором (одна из них – Ангола); это послужило бы примером для аналогичной деятельности в других государствах.
Поддержка новых экологичных технологий – это еще одна область деятельности, где на пути достижения правительствами общих целей стоит вакуум управления. Энергетический сектор сегодня – передовой край технологического развития. Причина состоит отчасти в том, что изменение климата влияет на ожидания, которые общество связывает с поставщиками энергии. Более непосредственной причиной являются надежды правительств на роль, которую инвестиции в энергетическую инфраструктуру способны сыграть в восстановлении экономики. В прошедшем году правительства много говорили о координации усилий по оживлению экономической активности во всем мире. Однако каждое государство принимает решения преимущественно в одиночку. Если бы усилия координировались лучше, считают специалисты Международного валютного фонда и других международных институтов, отдельные правительства могли бы эффективнее содействовать стимулированию глобальной экономики.
Проблема становится более очевидной, если посмотреть на «зеленую» часть тех 2,5 трлн долларов, которые были потрачены на стимулирование глобальной экономики. Одни только Соединенные Штаты и Китай тратят 1,5 трлн долларов, большая доля которых идет на энергетические проекты. Южная Корея выделила 85 % своего пакета стимулирующих мер на зеленые инвестиции, содействующие эффективному потреблению энергии и снижению выбросов в атмосферу. Британское правительство зарезервировало сотни миллионов фунтов стерлингов на поддержку НИОКР в зеленых отраслях. Однако необходима координация, поскольку рынок для экологичных энергетических технологий является глобальным; идеи, выдвигаемые в одной из стран, могут быстро распространиться во всем остальном мире посредством рынка. Например, расходы США на возобновляемые источники энергии способны воодушевить американские, китайские и европейские фирмы, поставляющие солнечные батареи и ветродвигатели, стимулировав одновременно все три экономики. А расходы КНР на новые сети электропередач могут принести выгоду как западным, так и китайским компаниям, которые разрабатывают соответствующие технологии.
Координация программ по введению зеленых технологий открывает перспективу новой жизнеспособной глобальной индустрии в сфере экологически чистых технологий, по крайней мере в теории. На практике, однако, такие планы по стимулированию ориентированы на экономический национализм. Программа Соединенных Штатов, например, включает в себя льготы поставщикам из США, и одним из результатов будет то, что, если китайская компания попытается поставлять китайскую технологию на ветроэлектрическую станцию в Техасе, она столкнется с враждебным инвестиционным климатом. Подлинная энергетическая революция не произойдет, если национализировать технологии. Все лучшие и наиболее конкурентоспособные энергетические технологии совершенствовались за счет мировой конкуренции. Одним из способов начать координацию могло бы стать требование к ведущим по объему затрат на зеленые технологии субъектам (в порядке убывания – Соединенным Штатам, Европейскому союзу, Японии и Китаю) периодически оценивать, как действуют их собственные программы, и определять, где необходимы новые усилия, в том числе и совместные. С учреждением соответствующего форума, координирующего усилия, такие изначальные действия получили бы в конечном счете более широкое распространение.
С ОТКРЫТЫМИ КАРТАМИ
Существующие институты не в состоянии заполнить вакуум. Требуется негромоздкая и легкая на подъем организация – Совет по энергетической стабильности по модели Совета по финансовой стабильности в банковском секторе. Такая организация могла бы объединить дюжину крупнейших производителей и пользователей энергии. По части администрирования она координировала бы свои действия с секретариатом Международного энергетического агентства (в настоящее время, несомненно, наиболее компетентный энергетический институт) по аналогии с тем, как Совет по финансовой стабильности пользовался помощью БМР, стимулирующего сотрудничество на мировых финансовых рынках. Поначалу деятельность СЭС должна быть ситуативной, чтобы другие институты (к примеру, ОПЕК), а также те или иные азиатские организации по безопасности смогли без труда подключиться к его работе. Особым расположением СЭС должны пользоваться КНР, Индия и другие значимые страны, на которые системы управления энергетикой до сих не обращали внимания. Среди длинного перечня вопросов, к решению которых следует приложить усилия, особое место занимает необходимость привлечения Китая (и других новых крупных потребителей энергии) к участию в разработке стандартов зарубежных инвестиций и координации капиталовложений в «зеленую энергетику», которые составляют большую долю многих государственных пакетов мер по стимулированию экономики. В обоих случаях инициативы небольшого числа стран, опирающиеся на собственные национальные интересы, могли бы привести к значительному практическому успеху.
Критерием эффективности Совета по экономической стабильности могла бы стать его способность привлечь к работе структуры бизнеса. Компании отнюдь не готовы выложить триллионы долларов, необходимые в ближайшие десятилетия для развития энергетической инфраструктуры, без достоверных признаков того, что правительства всерьез нацелены на проведение политики, позволяющей частному сектору заработать на таких инвестициях. Среди прочего достаточно убедительным способом вовлечения частных компаний было бы разрешение им сотрудничать с правительствами при выполнении задач, входящих в компетенцию СЭС. Например, ведущие компании могли бы производить формальную оценку правительственных программ по стимулированию зеленых технологий и выявлять те области, где необходима более эффективная межправительственная координация. (Правительства сами по себе, как правило, не слишком эффективно координируют развитие новейших передовых технологий, поскольку не обладают необходимыми знаниями и не осуществляют должного контроля над инвестициями.) СЭС мог бы также стать форумом совместной работы частных фирм с государственными компаниями, контролирующими доступ к большей части мировых нефтяных и газовых ресурсов, а также мировой сети электропередач, особенно в развивающихся странах. Эти национальные предприятия играют важнейшую роль в мировой энергетической системе, но пока плохо интегрированы в международные энергетические институты.
Успех на данном направлении способствовал бы созданию необходимых условий для начала сотрудничества в других важных областях. Правительства уже неоднократно пытались заключить многостороннее соглашение об управлении иностранными инвестициями всех типов. Не удавалось им это сделать главным образом ввиду слишком большого разнообразия и противоречивости рассматриваемых тем. Успех более вероятен, если заострить внимание только на энергетической инфраструктуре. Еще одним разочарованием стало то, что ведущим мировым правительствам не удалось адекватно инвестировать в НИОКР в области энергетики. (Несмотря на растущие энергетические проблемы во всем мире, доля глобального объема производства, выделяемого на НИОКР в области энергетики, сегодня ниже, чем в начале 1980-х гг.) В свое время Совет по финансовой стабильности доказал свою эффективность, возложив на себя новые задачи, например разработку международно приемлемых правил компенсации для банков в свете глобального финансового кризиса. Точно так же и Совету по энергетической стабильности можно было бы предложить разработать руководство по НИОКР и другим вопросам, которые представляют определенную сложность для повестки дня существующих институтов, но которые при этом жизненно необходимы в свете долгосрочного развития энергетической системы. СЭС мог бы также организовать поддержку таких важных инициатив, как новые усилия, предпринимаемые США и Китаем, по созданию более безопасной системы хранения ядерного топлива.
Чтобы начать, требуются лидеры. Сыграть эту роль под силу только Соединенным Штатам и Китаю, учитывая их доминирующую роль как крупнейших мировых потребителей энергии. Обе страны давно заявляют об обоюдном желании сотрудничать по проблемам энергетики, но им с трудом удается сделать что-то на практике. Более того, исключительно двусторонние отношения не решат наиболее неотложные проблемы мировой энергетики; Соединенные Штаты и Китай в одиночку не могут задавать повестку дня. Однако работа в тандеме при посредстве Совета по энергетической стабильности повысила бы доверие к их двусторонним усилиям со стороны других важных игроков и международных институтов. США и КНР знают, что подобное сотрудничество послужит их интересам.
Нынешняя стратегия Пекина по фиксации энергетических поставок была бы неустойчива без опоры на твердые нормы, делающие эти инвестиции политически безукоризненными для других стран, особенно для ключевых стран Запада. Работа при посредстве СЭС послужила бы и интересам Соединенных Штатов: Вашингтон сможет добиться очень немногого из того, что хочет сделать в области энергетики (например, более эффективной схемы сокращения выбросов парниковых газов во всем мире), если не отведет видную роль другим крупным потребителям энергии и потенциальным поставщикам технологий. Эффективный механизм вовлечения Китая также обеспечил бы администрацию Обамы необходимой политической поддержкой при принятии национального законодательства по проблемам глобального потепления. Одним из важнейших препятствий на этом пути явилась бы неспособность администрации убедить скептичное американское общество, что Китай, Индия и другие крупнейшие развивающиеся страны тоже готовы сыграть в этом полезную роль.
Хотя торговля энергоносителями и энергетическими технологиями идет на мировом уровне, система управления рынками этих важнейших товаров становится фрагментированной и все более слабой. Как показывает опыт глобального регулирования финансов и торговли, это не проблема. Не обязательно и создавать новые грандиозные институты, чтобы решить ее. Этот пробел может восполнить динамичное энергетическое агентство, нацеленное на практические подходы к новым реалиям мирового энергетического рынка.
Россия. Китай. Весь мир > Нефть, газ, уголь. Электроэнергетика. Экология > globalaffairs.ru, 28 февраля 2010 > № 2906359
Дэвид Виктор, Линда Юэ
Крупнейшая нефтяная компания Индии Oil & Natural Gas Corp.(ONGC) может в течение ближайших десяти лет инвестировать от 25 млрд.долл. до 30 млрд.долл. в покупку и разработку нефтяных и газовых месторождений за рубежом. Инвестиции необходимы компании для того, чтобы получать из-за пределов страны до 20 млн.т. нефти и газа в год, или 402 тыс.б/д к 2020г. Растущие потребности Индии в энергоносителях заставляет госкомпанию конкурировать с китайскими производителями на зарубежных рынках, уточняет Dow Jones Newswires.
Инвестиционное подразделение ONGC Videsh Ltd.обеспечила в прошлом финансовом году поступление 8,78 млн.т. нефти и газа за счет иностранных активов. Без дополнительных инвестиций этот объем в текущем финансовом году может упасть до 8,15 млн.т. «Мы видим снижение добычи энергоносителей в Судане и на Сахалине. Поэтому мы должны обеспечить рост за счет новых приобретений», – отмечает руководство компании, которое, среди прочего, рассчитывает обзавестись новыми активами в Западной Африке, России и других странах бывшего Советского Союза.
Индия способна удовлетворить лишь пятую часть своих потребностей в энергоносителях за счет местных месторождений. С апреля по дек. 2009г. эта страна импортировала нефти и газа на $56,92 м., – передает www.k2kapital.com.
Ведущая нефтяная корпорация Китая CNPC в результате подписания соглашения с министерством энергетики Мьянмы получила эксклюзивные права на строительство и эксплуатацию нефтепровода из Мьянмы в Китай. В планах также газовая магистраль. Газовая труба пропускной способностью 12 млрд.куб.м. в год должна быть введена в эксплуатацию в следующие два года. По ней природные ресурсы с прибрежных месторождений Мьянмы будут поставляться на юго-запад Китая.
Если все пойдет по плану, в Китай через Мьянму в ближайшее время начнет поступать ежегодно 12 млн.т. нефти с Ближнего Востока (к трубопроводу нефть будет поставляться на танкерах). Reuters отмечает, что этот объем эквивалентен 6% совокупного объема импорта нефти в Китай в пред.г.; такой же объем ресурса КНР получает от своего пятого крупнейшего поставщика – Судана.
31 окт. в рамках проекта 771-км. нефтепровода китайская CNPC, материнская компания PetroChina, начала строительство нефтяного терминала в Мьянме. Дата возможного начала поставок пока не известна. Китай – главный союзник Мьянмы, поддерживающий генералов режима военной хунты поставками оружия и при необходимости на внешнеполитическом уровне, пишет Reuters. Стабильная Мьянма – приоритетный интерес Китая, которому на юго-западе необходим доступ к Индийскому океану. Китай рассчитывает на мьянманские природные ресурсы. Мьянма занимает седьмое место в Азии по запасам природного газа, оцениваемым в 17,5 трлн. кубических футов (495,5 млрд.куб.м.), сообщает Bloomberg со ссылкой на оценки компании BP.
Но кроме общих интересов существует и взаимная подозрительность, несмотря на параллели между двумя авторитарными режимами. Военное правительство Мьянмы не доверяет мощному северному соседу, а Китай беспокоит то, что нестабильность в Мьянме может распространиться на его территорию, пишет Reuters.
Эти опасения усилили события прошлого авг., когда столкновения между правительственными войсками Мьянмы и повстанческой группировкой в области Коканг спровоцировали массовый поток беженцев в Китай. 37 000 чел. из местного населения, преимущественно этнических китайцев, хлынули в провинцию Юннань. Для Китая инцидент обернулся огнем со стороны Мьянмы, что вызвало недовольство в Пекине, пишет Reuters. В результате в провинции Юннань один человек был убит и несколько ранены в результате разрыва снаряда, пущенного через границу с территории Мьянмы, писала China Daily со ссылкой на местного представителя Красного Креста.
Если в Пекине полагают, что с этим трубопроводом не будет проблем, возможно, они ошибаются, говорят эксперты. «Даже режим, который сейчас с ними состоит в «браке по расчету», готов стрелять по территории Китая», – комментирует в интервью Reuters Маунг Зарни (Maung Zarni), эксперт по делам Мьянмы в Центре исследований глобального государственного управления (Centre for the Study of Global Governance) Лондонской школы экономики.
«Одна из точек зрения на события в Коканге состоит в том, что бирманцы на самом деле очищали границу для будущего трубопровода. Так что Китай не мог слишком критично относиться к инциденту, поскольку это в его собственных интересах», – комментирует в интервью Reuters Айан Стори (Ian Storey), научный сотрудник сингапурского Института исследований проблем Юго-Восточной Азии.
Несмотря на все сложности, организация поставок нефти через Мьянму для Китая – удобный способ получать сырье, минуя стратегически уязвимый Малаккский пролив. Это важно, поскольку есть опасения, что во время возможного конфликта недружественная сторона может перекрыть энергетические поставки. На супертанкерах через узкий Малаккский пролив между Малайзией и Индонезией доставляется 80% импортируемой Китаем нефти.
Для танкерных перевозок существенной угрозой остается морское пиратство. В 2005г. район Малаккского пролива входил в список экспертов Lloyd's как зона риска военных действий, хотя впоследствии был исключен. Стоит, однако, отметить, что по новым данным Международного морского бюро (IMB), в 2009г. в Малаккском проливе, который еще несколько лет назад являлся одним из главных центров пиратства, было зафиксировано только две атаки, как и в 2008г. IMB отмечает скоординированные меры Индонезии, Малайзии и Сингапура по патрулированию района, которые позволили предотвратить новые инциденты, передает AFP.
Очевидные преимущества трубопроводов через Мьянму могут быть нейтрализованы двумя существенными угрозами. Во-первых, это множественные разрозненные группировки повстанцев, борющихся против правительства в течение многих десятилетий, во-вторых – общественное недоверие к притоку китайских мигрантов и работников в Мьянму, комментируют обозреватели Reuters.
800-км. труба – очень удачная цель, если жители Мьянмы захотят навредить китайским интересам, поясняет Маунг Зарни. По его мнению, возможно также, что Индия будет скрытно оказывать содействие протестующим экстремистам, если почувствует, что теряет влияние в регионе. Он ссылается на попытки Дели упрочить влияние в Мьянме на фоне опасений, что Пекин формирует вокруг Индии прокитайское окружение. С учетом этого фактора проблемы в перспективе представляются еще более вероятными. Но Мьянма удерживает Индию в игре, предлагая доли участия в трубопроводе двум индийским газовым компаниям. Государственной GailIndia перейдет 4%, ONGC – 8-8,5%, сообщали в янв. индийские СМИ.
Трубопроводы в Мьянме для Китая могут означать очередной провал в плане репутации и международного PR как продолжение массовой критики в адрес Пекина за инвестиции в нефтяные проекты в Судане накануне Олимпиады в 2008г. Правозащитники неоднократно выражали опасения, что строительство китайского трубопровода повлечет за собой нарушения прав местного населения, преимущественно со стороны правительственной армии, которой будет поручено защищать проект.
Критики проектов также указывают на перспективу изъятия земель под строительство инфраструктуры и выражают опасения, что военный режим вновь, как и для прежних аналогичных проектов, будет использовать принудительный труд. Правозащитники уверены, что население Мьянмы не увидит доходов от трубопроводов, все прибыли военное правительство, вероятно, будет направлять на собственные нужды, в частности, покупку вооружений. Стоит также отметить, что в Мьянме, одном из беднейших государств в мире, не решена проблема собственного дефицита энергетических ресурсов.
Движение Shwe Gas Movement, организующее кампанию против трубопроводов, оценивает совокупные расходы на нефтяной и газовый трубопроводы на уровне 3,5 млрд.долл. Разработка прибрежных месторождений газа обойдется более чем в 3 млрд.долл. Между тем только за счет продажи газа в следующие три десятилетия мьянманское правительство сможет получить 29 млрд.долл., что будет важным источником пополнению казны на фоне международных санкций. Несмотря на все сложности, стремление получить нефть и газ так велико, что Китай с готовностью примет очередную волну негативных отзывов в свой адрес, полагает Дэвид Мэтьесон (David Mathieson), исследователь проблем Мьянмы в правозащитной организации Human Rights Watch.
В 2009г. на первом месте в российском экспорте оставались поставки «минерального топлива, нефти и нефтепродуктов», или 44,11% всего российского экспорта (максимум – на уровне 56,12% – был в июле 2006г.). Поставки «сырой нефти» в физических объемах за 2009г. увеличились на 31,5% (или до 15 млн. 303 тыс. 890,69 т.), по стоимости уменьшились – на 22,97% (или до 6 млрд. 613 млн. 853,07 тыс.долл.). Средняя цена за 1 т. нефти из России в Китай в дек. 2009г. была 563,59 долл. (+5,09% к нояб. 2009г., или +49,82% к дек. 2008г.) – средняя цена китайского импорта была 556,81 долл. за 1 т. (+5,54% к нояб. 2009г., или +44,26% к дек. 2008г.).
Доля России (15,3 млн.т, +31,5%) в импорте Китая за 2009г. (203,79 млн.т, +13,92%) была 7,51% (против 6,51% в 2008г., 8,91% в 2007г. и 11% в 2006г.), или 4 место после: Саудовской Аравии (20,54%), Анголы (15,79%), Ирана (11,36%). Далее: Судан (5,99%), Оман (5,76%), Ирак (3,52%), Кувейт (3,48%), Ливия (3,12%), Казахстан (2,95%), Венесуэла (2,59%), Конго (2,01%), Бразилия (1,99%), ОАЭ (1,63%), Индонезия (1,59%), Йемен (1,26%), Малайзия (1,10%), Гвинея-Бисау (1,09%), Эквадор (0,88%), Австралия (0,77%), Нигерия (0,69%), Колумбия (0,61%), Вьетнам (0,51%), Аргентина (0,36%), Катар (0,31%), Таиланд (0,30%), Камерун (0,29%), Бруней (0,26%), Канада (0,20%), Габон (0,14%), Монголия (0,13%), Азербайджан (0,11%), Норвегия (0,08%).
Высокий рост поставок имеют: Саудовская Аравия (+15,1% до 41,9 млн.т. на 18,9 млрд.дол.,-26,7%), Ирак (+285,1% до 7,2 млн.т. на 3,3 млрд.дол.,+151,3%), Малайзия (+149,7% до 2,2 млн.т. на 1,1 млрд.дол.,+53,2%), Кувейт (+20% до 7,1 млн.т. на 2,9 млрд.дол.,-33,1%), Индонезия (+132,3% до 3,2 млн.т. на 1,5 млрд.дол.,+27,1%), Бразилия (+34,3% до 4,1 млн.т, на 1,6 млрд.дол.,-14,6%), Вьетнам (+21,8% до 1 млн.т. на 446,4 млн.дол.,-31,8%), Ливия (+98,9% до 6,3 млн.т. на 3,1 млрд.дол.,+22,5%), Канада (+255,4% до 440,1 тыс.т. на 199,5 млн. дол., +134,8%), Казахстана (+5,9% до 6 млн.т. на 2,5 млрд.дол.,-39%); уменьшились поставки из ОАЭ (-27,8% до 3,3 млн.т. на 1,5 млрд.дол.,-54,5%).
|
Российские поставки в 2009г. по транспортировке в сопоставлении с совокупным импортом |
||||
|
|
Импорт Китая за 2009г. |
Из России за 2009г. |
||
|
Наименование |
Совокупный объем |
к 2008 г.% |
Импорт из России |
к 2008 г.% |
|
Сырая нефть, в том числе: |
203786,21 тыс. т. |
+13,92 |
15303,89 тыс. т. |
+31,5 |
|
– морским транспортом |
186976,51 тыс. т. |
+14,38 |
4756,42 тыс. т. |
+166,86 |
|
– железной дорогой |
9038,79 тыс. т. |
-3,2 |
8946,93 тыс. т. |
+0,33 |
|
– автомобильный транспорт |
169,98 тыс. т. |
+21,37 |
- |
- |
|
– трубопроводный |
7600,91 тыс. т. |
+27,85 |
1600,54 тыс. т. |
+70,71 |
|
- воздушный |
1066 кг. |
-88,92 |
- |
|
Поставки горюче-смазочных масел и топлива (в т.ч. уголь, дизельное топливо, сжиженный газ) из России за 2009г. увеличились на 243,9% (и составили 14 млн. 484,71 тыс.т., или 8,9% всего китайского импорта 168,32 млн.т., +103,8%) на сумму 2 млрд. 623,45 млн.долл. (-17,8%, или 9,1% стоимости всего китайского импорта 28,84 млрд.долл., -16,4%). Поставки электроэнергии в 2009г. составили 737,86 млн. квтч. (+31668,8%) на сумму 29,09 млн.долл. (+48065,1%).36,95
В 2009г. поставки «древесины и изделий из нее» в стоимостном выражении уменьшились на 20,6%, или до 2 млрд. 362,77 млн.долл., в физическом выражении уменьшились на 13,5%, или до 17,93 млн.куб.м. (47,04% всего импорта древесины Китая в объеме 38,12 млн.куб.м., (+3,17%) – против 56,08% в 2008г.); в стоимостном выражении 32,05% всего импорта на сумму 7 млрд. 374 млн.долл.(+0,06%) против 40,60% в 2008г.
На долю российского экспорта круглого леса (14,81 млн.куб.м., -20,6%, на сумму 1 млрд. 736,75 млн.долл., -32,2%) пришлось 52,78% (против 63,11% в 2008г.) совокупного импорта Китаем круглого леса (28,06 млн.куб.м., -5,1%), или 42,51% (против 49,44% в 2008г.) в стоимостном выражении 4 млрд. 86,52 млн.долл., -21,2%.На круглый лес в экспорте древесины приходилось 82,60% (против 90,06% в 2008г.). Средняя цена 1 куб.м. круглого леса из России в дек. 2009г. составила 121,03 долл. (+0,3% относительно нояб. 2009г., или -17,5% относительно дек. 2008г.) против средней цены китайского импорта за дек. 2009г. на уровне в 166,26 долл. (+2,9% к нояб. 2009г., или -4,5% к дек. 2008г.).
В 2009г. рост по товарной группе «машины и оборудование» составил 7% (до 432,27 млн.долл.), и их доля составила 2,04% совокупного экспорта России в Китай (против 1,7% по итогам 2008г.). Росли поставки «энергетического оборудования» +15,5% (до 260,15 млн.долл.), по «электрическим машинам» уменьшились на 16,9% (до 64,52 млн.долл.); по позиции «летательные аппараты» уменьшились на 8,7% (до 60,18 млн.долл.). Импорт из Китая «машин и оборудования» (до 5856,53 млн.долл., -51,3%) на 1354,8% превышает объемы российского экспорта.
Поставки «цветных металлов» по стоимостным показателям экспорта возросли на 73,9% (или 2 млрд. 148,63 млн.долл.), но физические объемы возросли на +282,6% (до 571,74 тысяч т.). По меди поставки возросли по стоимости (+129,7%, до 254,25 млн.долл.), по физическим объемам поставки возросли на +187,2%, до 53,14 тыс.т. В экспорте никеля при росте физических объемов на 85,9% (или 84,63 тыс. т.) рост по стоимости был +25,7%, или на сумму 1 млрд. 202,49 млн.долл., возросли физические объемы поставок «никелевых руд» на 69,7% (до 132,13 тыс. т.) при росте по стоимости на 24,1% (до 72,55 млн.долл.). Рост поставок физических объемов российского алюминия был на +432,8% (до 415,02 тыс. т.) на сумму 635,29 млн.долл. (+398,5%) – с дек. стали сокращаться поставки до 5,16 тыс.т. (-46,1%).
Поставки «черных металлов» в физическом объеме составили 4,09 млн.т. (+1604,1%), или 23,20% всего импорта Китаем металлопродукции (17,63 млн.т.,+14,3%).
Поставки «химической продукции» по стоимостным показателям уменьшились в 2009г. на 6,1% – до 1 млрд. 382,62 млн.долл. Поставки «пластмасс и изделий из них» возросли (+93,1% до 433,46 млн.долл.); «каучука и резиновых изделий» сократились на 36,8% до 350,55 млн.долл.; уменьшались поставки «органических соединений» (-0,9% до 526,89 млн.долл.). Импорт из Китая химической продукции также сократился – на 41,7% (до 1 млрд. 435,27 млн.долл.).
Поставки «рыбы, моллюсков, ракообразных» при уменьшении по стоимости на 2,8% (до 1 млрд. 185,52 млн.долл.) по физическим объемам сократились до 718,71 тыс.т. (-1,3%), или 40,38% всего китайского импорта рыбы 1,78 млн.т. (-1,2%). Большой прирост в поставках сохранялся по «лососевым» – на 245,6% (до 81,66 тыс. т.) на сумму 145,51 млн.долл. (+228,5%). Поставки «тихоокеанской трески» уменьшились на 68,9% (до 75,47 тыс.т., на сумму 163,39 млн.долл., -65,8%). Велика доля поставок по группе «прочая мороженая рыба» – рост на 33,2% (до 471,12 тыс. т.), на сумму 721,59 млн.долл. (+44,2%).
Поставки руд в физические объемы составили 9,98 млн.т. (+66,5%, или 1,59% совокупного китайского импорта руд 627,78 млн.т., +41,6%), или же 2,12% китайского импорта в стоимостном выражении 50,14 млрд.долл. (-17,4%), на сумму 1 млрд. 59,34 млн.долл.(-14,5%).
В поставках руд рост по «медным рудам» составил +17,1% (до 10,42 тыс. т.) на сумму 10,64 млн.долл. (-30,5%), что составляет лишь 0,17% совокупного импорта Китаем медных руд в объеме 6,13 млн.т. (+18,2%) на сумму 8,48 млрд.долл. (-14,6%).
Поставки «удобрений» по физическим объемам сократились на 39,2% (до 1,68 млн.т., или 40,88% всего импорта Китая – 4,11 млн.т. (-34,3%). Экспорт по «хлориду калия – прочему» составил 626,85 тыс.т. (-73,3%) на сумму 357,27 млн.долл. (-73,1%), или 31,66% всего импорта Китая (1,98 млн.т., -61,4%). Поставки «сложных удобрений» возросли до 925,13 тыс.т. (+251,6%), или 70,61% всего импорта Китаем в объеме 1,31 млн.т. (+103,2%).
Российские поставки «бумажной массы и целлюлозы» в объеме 1,01 млн.т. (-11,7%) составили 7,39% всего импорта Китая целлюлозы в объеме 13,68 млн.т. (+43,7%).
Возросли российские поставки «драгоценных и полудрагоценных камней» – до 144,59 млн.долл. (+84,1%, или 2,2% всего импорта Китая по стоимости на сумму 6,55 млрд.долл., -13,2%) при уменьшении физических объемов на 22% (до 324,11 т.).
|
Российские поставки в 2009г. по транспортировке в сопоставлении с совокупным импортом |
||||
|
|
Импорт Китая за 2009г. |
Из России за 2009г. |
||
|
Наименование |
Совокупный объем импорта Китая |
к 2008 г% |
Импорт из России |
к 2008 г% |
|
Сырая нефть, в том числе: |
203786,21 тыс. т. 89255,59 млн.долл. |
+13,92 -30,99 |
15303,89 тыс. т. 6613,85 млн.долл. |
+31,5 -22,97 |
|
– морским транспортом |
186976,51 тыс. т. 82182,38 млн. дол |
+14,38 -30,37 |
4756,42 тыс. т. 2199,95 млн.долл. |
+166,86 +64,37 |
|
– железной дорогой |
9038,79 тыс. т. 3811,69 млн. дол |
-3,2 -44,97 |
8946,93 тыс. т. 3767,08 млн.долл. |
+0,33 -42,9 |
|
– автомобильный транспорт |
169,98 тыс. т. 72,98 млн. дол |
+21,37 -23,99 |
- |
- |
|
– трубопроводный |
7600,91 тыс. т. 3188,52 млн. дол |
+27,85 -25,46 |
1600,54 тыс. т. 646,82 млн.долл. |
+70,71 -0,67 |
|
- воздушный |
1066 кг 15,85 тыс. дол |
-88,92 -64,92 |
- |
|
|
Российские поставки в Китай в 2009г. |
|||||
|
|
|
2009г. |
дек. 2009г. |
||
|
№№ ТН |
Наименование |
Объем
|
Рост к
|
Объем
|
Рост к |
|
27 |
Минеральное топливо, нефть, нефтепродукты |
32178,99 тыс.т. 9386,24 млн. долл. |
+93,4 -21,4 |
2580,82 тыс.т. 978,98 млн.дол |
+100,5 +100,9 |
|
27090000 |
В том числе: • сырая нефть |
15303,89 тыс.т. 6613,85 млн. долл. |
+31,5 -22,9 |
1369,49 тыс.т. 771,83 млн.долл. |
+62,4 +143,3 |
|
27111100 |
- сжиженный природный газ |
190,46 тыс. т. 44,62 млн.долл. |
+100 +100,0 |
- |
|
|
27101120 |
- нефтяной кокс |
31,28 тыс. т. 15,14 млн.долл. |
+100 +100,0 |
- |
|
|
27101919 |
- топлива жидкие прочие (мазут) |
9,17 тыс. т. 7,71 млн.долл. |
+408,8 +192,1 |
- |
|
|
27101921 |
- легкое дизельное топливо |
686,64 тыс. т. 328,98 млн.долл. |
-52,9 -77,6 |
23,85 тыс. т. 14,09 млн.долл. |
-56,7 -47,0 |
|
27101922 |
- смазочные масла марки 5- 7 |
2,86 млн. т. 1160,98 млн.долл. |
+7,9 -28,8 |
170,46 тыс. т. 86,16 млн.долл. |
-34,5 -27,7 |
|
27101991 |
- прочее дизельное топливо |
121,09 т. 666,49 тыс.долл. |
+4648,6 +1571,2 |
- |
|
|
27101993 |
- прочие смазочные масла |
233,48 тыс. т. 140,54 млн.долл. |
+128,1 +44,8 |
21,64 тыс. т. 15,29 млн.долл. |
+118,4 +156,8 |
|
27101994 |
- жидкие фракции парафина |
3,97 тыс. т. 3,44 млн.долл. |
+100 +100,0 |
- |
|
|
27101999 |
- мазут прочий |
499,79 т. 157,44 тыс.долл. |
+275,1 +190,3 |
- |
-100
|
|
27011100 |
- антрацит |
2,19 млн. т. 210,79 млн.долл. |
+6724960,9 +11042151,9 |
164,5 тыс.т. 20,68 млн.долл. |
+100 +100,0 |
|
27011210 |
- уголь коксующийся |
1,91 млн. т. 261,47 млн.долл. |
+793,5 +207,0 |
206,77 тыс. т. 28,74 млн.долл. |
+932,3 +258,7 |
|
27011290 |
- уголь битуминозный прочий |
6,06 млн. т. 441,09 млн.долл. |
+1509,2 +863,8 |
476,57 тыс. т. 34,59 млн.долл. |
+500,7 +318,6 |
|
27021000 |
- лигнит (бурый уголь) |
309,09 тыс. т. 7,87 млн.долл. |
+1657,5 +589,2 |
38,6 т. 975 долл. |
+100 +100,0 |
|
27074000 |
- нафталин |
9,93 тыс. т. 5,89 млн.долл. |
+41,1 +3,7 |
- |
-100,0 |
|
27075000 |
- смеси прочих ароматических углеродов, не менее 65% которых перегоняется при температуре 250 градусов Цельсия |
1,77 тыс. т. 799,51 тыс.долл. |
+100 +100,0 |
460,61 т. 221,48 тыс.долл. |
+100 +100,0 |
|
27079990 |
- неочищенные масла |
- |
- |
- |
-100,0 |
|
27160000 |
- электроэнергия |
737,86 млн. квтч. 29,09 млн.долл. |
+31668,8 +48065,1 |
107,24 млн. квтч. 4,29 млн.долл. |
+100 +100,0 |
|
44 |
Древесина, изделия из нее, в том числе: |
17,93 млн.куб.м 2362,77 млн. дол |
-13,5 -20,6 |
1,48 млн.куб.м 203,59 млн. дол |
+25,3 +10,4 |
|
4403 |
Круглый лес, в т. ч: |
14,81 млн.куб.м 1736,75 млн. дол |
-20,6 -32,2 |
1,19 млн.куб.м 144,02 млн. дол |
+19,1 -1,7 |
|
44032010 |
Бревна из древесины хвойных пород |
6,93 млн.куб.м 800,97 млн. дол |
-8,1 -20,4 |
586,49 тыс.куб.м 69,16 млн. дол |
+41,5 +20,6 |
|
44032020 |
Бревна из белой сосны |
3,19 млн.куб.м 360,93 млн. дол |
-11,5 -20,9 |
260,55 тыс.куб.м 30,15 млн. дол |
+25,3 +11,3 |
|
44032030 |
Бревна из сосны разлапистой |
- |
- |
- |
-100
|
|
44032040 |
Бревна клена |
3,67 млн.куб.м 402,57 млн.долл. |
-19,4 -28,9 |
264,09 тыс.куб.м 29,30 млн.долл. |
+43,4 +23,2 |
|
44032090 |
Бревна прочих хвойных пород |
12,61 тыс.куб.м 1,73 млн.долл. |
+4,2 +2,1 |
572 куб. м 77,73 тыс.долл. |
-58,6 -60,9 |
|
44039100 |
Бревна из дуба |
173,61 тыс.куб.м 45,65 млн.долл. |
-75,9 -73,8 |
14,60 тыс.куб.м 3,73 млн.долл. |
-68,3 -69,1 |
|
44039950 |
Бревна из ясеня |
178,88 тыс.куб.м 42,91 млн. дол |
-66,2 -63,2 |
17,84 тыс.куб.м 4,24 млн.долл. |
-62,7 -61,9 |
|
44039980 |
Бревна прочих лиственных пород |
643,37 тыс.куб.м 81,89 млн.долл. |
-60,6 -64,3 |
57,61 тыс.куб.м 7,36 млн.долл. |
-40,9 -51,5 |
|
44039990 |
Бревна прочих хвойных и лиственных пород |
1,55 тыс.куб.м 114,18 тыс.долл. |
-97,3 -98,9 |
- |
-100,0 |
|
4406100 |
Непропитанные шпалы |
47,33 тыс.куб.м 8,06 млн.долл. |
-43,1 -43,4 |
2,98 тыс.куб.м 506,83 тыс. долл. |
-18 -19,1 |
|
4407 |
Лесоматериалы распиленные, в т.ч: |
3,12 млн.куб.м 599,32 млн.долл. |
+59,2 +55,9 |
288,11 тыс.куб.м 57,04 млн.долл. |
+58,9 +58,9 |
|
44071010 |
Лесоматериалы продольно распиленные хвойные |
2247,73 тыс.куб.м 422,09 млн.долл. |
+45,7 +44,5 |
192,19 тыс.куб.м 36,09 млн.долл. |
+29,7 +24,9 |
|
44071020 |
Лесоматериалы продольно распиленные белой сосны |
292,21 тыс.куб.м 41,88 млн.долл. |
+174,9 +109,9 |
34,27 тыс.куб.м 4,87 млн.долл. |
+411 +347,5 |
|
44071090 |
Лесоматериалы продольно распиленные лиственные |
288,22 тыс.куб.м 39,47 млн.долл. |
+88,4 +40,4 |
25,58 тыс.куб.м 3,39 млн.долл. |
+90,2 +60,0 |
|
44079100 |
Лесоматериалы продольно распиленные дубовые |
97,34 тыс.куб.м 41,36 млн.долл. |
+120,2 +134,6 |
12,49 тыс.куб.м 5,81 млн.долл. |
+197,1 +220,4 |
|
44079500 |
Лесоматериалы продольно распиленные орехового дер. |
120 куб. м 38,20 тыс.долл. |
-14,3 -40,2 |
- |
|
|
44079930 |
Лесоматериалы продольно распилен. североамерикан. твердолиств. пород |
- |
-100,0 |
- |
-100,0 |
|
44079980 |
Лесоматериалы продольно распиленные тропические |
193,86 тыс.куб. м 54,18 млн.долл. |
+61,1 +107,9 |
23,58 тыс.куб.м 6,89 млн.долл. |
+168,4 +244,6 |
|
44079990 |
Лесоматериалы продольно распиленные прочих пород |
1012 куб. м 324,01 тыс.долл. |
-41,1 -14,9 |
36 куб.м. 5,70 тыс.долл. |
+100 +100,0 |
|
4412 |
Фанера клееная, в том числе: |
9456 куб.м 5,47 млн.долл. |
-14,6 -31,0 |
660 куб.м 355,65 тыс.долл. |
+23,1 -10,3 |
|
44121011 |
Фанера, один наружный слой древесины тропических пород |
750 куб.м 375,11 тыс.долл. |
+0 +15,6 |
150 куб.м 78,58 тыс.долл. |
+97,4 +199,8 |
|
44121019 |
Фанера многослойная хвойных пород |
77 куб. м 22,48 тыс.долл. |
+100 +100,0 |
- |
|
|
44123210 |
Фанера, один наружный слой древесины пород средней полосы |
7435 куб.м 4,46 млн.долл. |
+10,2 -19,0 |
372 куб.м 189,83 тыс. дол |
+5,9 -36,2 |
|
44123290 |
Фанера клееная нехвойных пород |
377 куб. м 211,43 тыс.долл. |
-61,1 -72,9 |
37 куб. м 23,72 тыс.долл. |
+5,7 -3,2 |
|
44123900 |
Фанера клееная прочих пород |
734 куб.м 360,42 тыс. дол |
-67,1 -67,9 |
101 куб.м 63,52 тыс. дол |
+36,5 +31,7 |
|
44129910 |
Блочные, слоистые и реечные изделия |
38 куб. м 35,65 тыс.долл. |
-74,8 -45,6 |
- |
|
|
44190031 |
Одноразовые деревянные палочки |
12,57 тыс. т. 4,65 млн.долл. |
+5,7 -1,3 |
962,89 т. 380,53 тыс. дол |
-2,5 -28,4 |
|
74-81 |
Цветные металлы |
571,74 тыс. т. 2148,63 млн. долл. |
+282,6 +73,9 |
19,36 тыс.т. 146,54 млн.долл. |
+24,1 +121,3 |
|
74 |
медь и изделия из меди |
53,14 тыс. т. 254,25 млн.долл. |
+187,2 +129,7 |
7,01 тыс. т. 42,66 млн.долл. |
+459,6 +875,5 |
|
75 |
никель и изделия из никеля |
84,63 тыс. т. 1202,49 млн.долл. |
+85,9 +25,7 |
5,43 тыс. т. 88,86 млн.долл. |
+20,2 +94,7 |
|
76 |
алюминий и изделия |
415,02 тыс. т. 635,29 млн.долл. |
+432,8 +398,5 |
5,16 тыс. т. 10,72 млн.долл. |
-46,1 -31,7 |
|
78 |
свинец и изделия |
6,21 тыс. т. 6,95 млн.долл. |
+41,5 +5,3 |
678,29 т. 936,87 тыс.долл. |
+162,6 +262,5 |
|
79 |
цинк и изделия |
10,92 тыс.т. 13,57 млн.долл. |
+341 +225,2 |
940,84 т. 1,46 млн.долл. |
+100 +100,0 |
|
81 |
металлокерамика и изделия |
1,8 тыс. т. 36,04 млн.долл. |
+191,8 +35,4 |
135,97 т. 1,91 млн. долл. |
+60873,5 +11121,5 |
|
72 |
Черные металлы |
4,09 млн. т. 1623,23 млн.долл. |
+1604,1 +292,9 |
157,66 тыс.т. 68,41 млн.долл. |
+61,8 +61,0 |
|
28-55 |
Химические товары (ТНВЭД 28,29,38-40,54,55), из них: |
1382,62 млн. дол |
-6,1 |
133,14 млн. дол |
+94,4 |
|
28 |
Продукты неорганической химии: |
78,93 тыс. т. 54,59 млн.долл. |
-12,5 -58,4 |
3,18 тыс. т. 3,69 млн.долл. |
-85,7 -83,8 |
|
28030000 |
Метановая сажа |
806,29 т. 1,05 млн.долл. |
+393,8 +351,9 |
42,9 т. 60,06 тыс.долл. |
+71,1 +19,3 |
|
28046190 |
Кремний, не менее 99,99 масс.% кремния |
17,65 т. 2,15 млн.долл. |
-76,3 -90,5 |
- |
|
|
280469000 |
Кремний прочий |
5 кг 500 долл. |
-99,9 -99,9 |
- |
|
|
28051900 |
Металлы щелочные прочие |
|
|
- |
|
|
28100020 |
Оксиды бора |
45,91 тыс. т. 26,93 млн.долл. |
+0,1 -12,2 |
2,94 тыс. т. 1,67 млн.долл. |
-26,5 -37,5 |
|
28141000 |
Аммиак безводный |
25 тыс. т. 5,6 млн.долл. |
+100 +100,0 |
- |
|
|
28181090 |
Искусственный корунд |
154,15 т. 343,66 тыс.долл. |
-79 -66,7 |
- |
|
|
28199000 |
Оксиды и гидроксиды хрома прочие |
125 т. 395,64 тыс.долл. |
+3025 +1665,5 |
1 т.а 9,92 тыс.долл. |
+100 +100,0 |
|
28332400 |
Сульфаты никеля |
202,87 т. 409,12 тыс.долл. |
-21,9 -67,6 |
- |
|
|
283325000 |
Сульфаты меди |
1,84 тыс. т. 1,92 млн.долл. |
+8,4 -38,9 |
100,25 т. 174,87 тыс.долл. |
+100 +100,0 |
|
28413000 |
Дихромат натрия |
3,90 тыс. т. 4,37 млн.долл. |
+2,6 -32,8 |
- |
|
|
28439000 |
Соединения золота, серебра, амальгамы |
123,86 кг 774,13 тыс.долл. |
+29,9 +29,9 |
12 кг 75 тыс.долл. |
+39,5 +39,5 |
|
28442000 |
Уран, обогащенный ураном-235, плут.ий |
84 грамм 296,79 тыс.долл. |
-99,9 -99,0 |
- |
|
|
28444020 |
Кобальт |
1805 грамм 720,21 тыс.долл. |
-12,2 -4,0 |
11 грамм 354,63 тыс.долл. |
-94,5 +4870,3 |
|
28444090 |
Элементы радиоактивные |
3824 грамм 4,39 млн.долл. |
-31,1 +125,3 |
534 грамм 424,12 тыс.долл. |
+5,2 -16,0 |
|
28451000 |
Оксид дейтерия |
- |
|
- |
|
|
28459000 |
Прочие изотопы |
2013 грамм 31,41 тыс.долл. |
+3045,3 -66,2 |
- |
|
|
28469019 |
Прочие непоименованные оксиды редкоземельных элементов |
126,57 т. 956,12 тыс.долл. |
+100 +100,0 |
20 т. 193,02 тыс.долл. |
+100 +100,0 |
|
29 |
Органические химические соединения: |
516,06 тыс. т. 526,89 млн.долл. |
+50,6 • 0,9 |
40,98 тыс. т. 56,62 млн.долл. |
+26,2 +127,9 |
|
29024100 |
О-ксилол |
40,14 тыс. т. 28,84 млн.долл. |
+100 +100,0 |
- |
|
|
29024300 |
П-ксилол |
19,88 тыс. т. 20,19 млн.долл. |
+100 +100,0 |
- |
|
|
29025000 |
Стирол |
9,98 тыс. т. 7,96 млн.долл. |
-5,2 -37,2 |
1,84 тыс. т. 1,81 млн.долл. |
+83,6 +241,7 |
|
29029090 |
Углеводороды циклические прочие |
2,09 тыс. т. 1,91 млн.долл. |
+100 +100,0 |
- |
|
|
29031300
|
Хлороформ (трихлорметан) |
6,26 тыс. т. 1,71 млн.долл. |
+100 +100,0 |
- |
|
|
29032200 АДП с 22.07.05 |
Трихлорэтилен, АДП в 159% |
6,49 тыс. т. 3,86 млн.долл. |
-70,1 -69,9 |
- |
|
|
29032300
|
Тэтрахлорэтилен |
240 т. 115,39 тыс.долл. |
-71,4 -74,5 |
- |
|
|
29051220
|
Пропан-1-ол (спирт пропиловый) |
- |
|
- |
- |
|
29051300 АДП 02.03.07 |
Бутан-1-ол(спирт н-бутиловый), АДП опред. в 24,1%, не введена в действие |
93,95 тыс. т. 80,49 млн.долл. |
+29,8 -19,1 |
9,58 тыс. т. 10,11 млн.долл. |
+6,3 +88,2 |
|
29051410 АДП 02.03.07 |
Бутан-1-олы прочие |
68,79 тыс. т. 51,56 млн.долл. |
+11,9 -23,9 |
6,67 тыс. т. 6,96 млн.долл. |
-18,5 +57,9 |
|
29051690 |
Октанол и его изомеры |
17,15 тыс. т. 16,02 млн.долл. |
+324,7 +146,2 |
1,51 тыс. т. 1,73 млн. долл. |
+65,8 +143,8 |
|
29053100 |
Пропиленгликоль (пропан-1,2-диол) |
9,99 тыс. т. 4,48 млн.долл. |
+386,5 +107,7 |
- |
|
|
29071110 |
Фенол |
628,48 т. 320,51 тыс.долл. |
-86,3 -95,7 |
- |
-100,0 |
|
29072300 АДРс12.05.04 Приостановл. |
4,4-изопропили-дендифенол (бисфенол А) и его соли |
27,33 тыс. т. 25,68 млн.долл. |
-48,5 -72,1 |
937,5 т. 1,28 млн.долл.
|
-69,3 -48,6 |
|
29094100
|
2,2-диоксидиэтиловый эфир (диэтиленгликоль) |
1,55 тыс.т. 927,21 тыс.долл. |
+100 +100,0 |
- |
|
|
29103000 АДП 28.06.06. |
1-хлор-2,3эпоксипропан, АДП в 71,5% |
11,17 тыс. т. 10,81 млн.долл. |
-19,7 -57,9 |
1,44 тыс. т. 2,05 млн. долл. |
+100 +100,0 |
|
29141100
|
Ацет. |
9,51 тыс. т. 6,33 млн.долл. |
+177,2 +89,5 |
1,01 тыс. т. 772,46 тыс.долл. |
+100 +100,0 |
|
29153300 |
Н-бутилацетат |
- |
|
- |
|
|
29173200 . |
Диоктилортофталаты |
2,50 тыс. т. 2,58 млн.долл. |
+100 +100,0 |
56,67 т. 63,47 тыс.долл. |
+100 +100,0 |
|
29173500 . |
Фталевый ангидрид |
37,98 тыс. т. 30,49 млн.долл. |
Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика > economy.gov.ru, 30 января 2010 > № 224706 Министр нефти Судана аз-Зубейр Ахмед аль-Хасан обсудил в Пекине на заседании совета директоров Хартумского нефтеперерабатывающего завода вопросы расширения мощностей этого предприятия. Как сообщает суданское информационное агентство SUNA, 17 нояб. 2009г. в столице Судана Хартуме между правительством этой страны и китайской компанией CNPC было подписано соглашение об увеличении мощности местного НПЗ со 100 тыс.бар. нефти в день до 200 тыс.Хартумский НПЗ является совместным предприятием, в котором в равных долях участвуют правительство Судана и компания CNPC. СNPC сегодня является ведущим инвестором в энергетический сектор Судана – страны, богатой нефтью, но политически ослабленной многолетним конфликтом между арабо-мусульманским севером и христиано-африканским югом. Одновременно в Лондоне глава епископальной церкви Судана (англиканской) архиепископ Дэниэл Дэнг обвинил Китай в проведении разрушительной, по его мнению, политики поиска экономической выгоды и призвал Пекин использовать свое влияние для смягчения напряженности перед предстоящим референдумом о единстве страны. «Китайцам нужны только углеводороды, им нужна лишь прибыль. Но это разрушает страну, и не способствует установлению мира», – заявил архиепископ. В ближайшее время в нашей рубрике «Досье» будет опубликован материал о ситуации в Судане в контексте «нефтегазового фактора». Первая партия «зеленого топлива» объемом 5000 куб.м. и стоимостью 3,3 млн.долл. отправлена в голландский Роттердам накануне, сказал представитель сахарной компании Kenana Sugar. Управляющий директор Kenana Sugar Мохамед Ель Марди сказал Агентству Рейтер, что цена за кубический метр для декабрьской отгрузки этанола составляла 450 евро. Но он сказал, что цены за четыре дальнейших отгрузки изменятся, в зависимости от рынка. «Цены не постоянные цены» сказал он. «Для этих пяти отгрузок у нас будет 5 различных цен – цены в янв./фев. выше, чем в дек.». По его словам, «поставки биоэтанола в Европу будут выполняться периодически один раз в 3-4 недели».Цена топливного этанола на 20-30 дек. 2009г. составляла: FOB Rotterdam – 658,50 $/m3 (829.70 $/t) Fuel Grade Ethanol T1, 543,50 euro/m3 (979.30 $/t) Fuel Grade Ethanol T2. CME Fuel Ethanol Futures, USA, $/gallon $1.939 – $645.50/t 2009-12-30. CEPEA/ESALQ, interior mill, Brazil, $/gallon $2.378 -$791.50/t 2009-12-30. Завод по производству топливного этанола построен при крупнейшей сахарной компании Судана Kenana Sugar в г.Кенана. Маджди Хасан Ясин указал, что ежегодный объем производства «зеленого топлива» в Кенане составляет сейчас 65 млн.л. (51600 т.). В течение ближайших трех лет выпуск биоэтанола будет увеличен не менее чем в два раза и составит 130-150 млн.л. в год (103000-119000 т.), пишет Аsh- Shark. В течение следующих трех месяцев компания будет в состоянии экспортировать 35 000 т. топливного этанола в Европу. Тогда компания будет регулярно экспортировать 5 млн.л. в месяц. Общий экспорт в течение этого сезона должен превысить 65 млн.л. биологического топлива Этанола. Доходы экспорта расположатся между 48-50 млн.долл. США. Государственный министр добавил, что суданский этанол – один из лучших качеств во всем мире, поскольку его степень чистоты превышает – 99,8%. Министр сказал, что в будущем, страна получит от экспорта этанола 350 млн.долл. США в год, который эквивалентен двум третям экспорта за вычетом нефтепродуктов. Управляющий директор Kenana Sugar Мохамед Ель Марди сказал, что это был первый экспорт этанола из Судана, добавляя, что отгрузки будут регулярно продолжаться в 5 млн.л. каждый месяц. Он добавил, что некоторые европейские компании связались с Kenana о возможном экспорте этанола в Западную Африку. В Судане завод с производства этанола был официально открыт в 10 июня 2009 в Kenana, провинции Белого Нила, в 250 км. к югу от Хартума, где работает главная фабрика сахарного производства в стране. Бразильская компания Dedini Industrias de Base S.A построила завод этанола – стоимостью 40 млн.долл. Сахарное производство очень важно для Судана. Судан – третий наибольший производитель сахара в Африке, после Южной Африки и Египта. Ежегодное производство оценено в 450 000 т. в конце 1990-ых, от 100 000 т. в 1980. Правительство планирует расширение областей урожая около Нильской Реки. Самый большой производитель страны – White Nile Sugar Co., Сахарная Компания Kenana – превосходный пример того, как правительство хочет, чтобы совместные предприятия и инвестиции поощрили рост в индустриальном секторе. Судан планирует производить 750 000 т. сахара в 2009/10. (Агентство- Reuter). Завод будет производить в 2010г. – 450 тыс.т. сахара, 104 мвт. электричества и 60 млн.л. топлива этанола. Завод производит этанол из сахарной тростины и является первым заводом в Африке, с ежегодной производительностью 65 млн.л., которые, как планируют, увеличат до 200 млн.л. в год в течение нескольких лет. Проект завода этанола – совместная работа между министерством Энергии, Компанией Kenana и Компанией Giad. Управляющий директор Kenana Sugar сказал, что производительность завода повысится к 200 млн.л. этанола год к 2013 (158000 т.). Завод использует побочные продукты от сахарной промышленности Судана, чтобы создать возобновляемые источники энергии для страны, экономика которой в значительной степени зависит от добытой сырой нефти почти – 500 000 б/д. Нефтеперерабатывающие заводы Судана: Khartoum Refinery (CNPC,Sudapet), 100,000 bbl/d (16,000 m³/d); El Gily Refinery (CNPC), 50,000 bbl/d (7,900 m³/d); Port Sudan Refinery (CNPC), 21,700 bbl/d (3,450 m³/d); El Obeid Refinery (CNPC), 10,000 bbl/d (1,600 m³/d). Экспорт нефти с Судана составляет – 380 000 б/д. Бразилия, глобальный лидер в производстве этанола от сахарного тростника, проявляла интерес к сотрудничеству с Суданом при производстве биоэтанола. Этот интерес основан на обширном с/х потенциале страны. У Судана есть 86 млн.га пахотной земли, доступной для дождя питаемое сельское хозяйство, (три раза размер Соединенного Королевства, дважды размер Калифорнии); 17 млн.га (немного меньше чем 20%) в наст.вр. находятся под культивированием. Первая партия «зеленого топлива» объемом 5000 куб.м. и стоимостью 3,3 млн.долл. отправлена в голландский Роттердам накануне, сказал представитель сахарной компании Kenana Sugar. Управляющий директор Kenana Sugar Мохамед Ель Марди сказал Агентству Рейтер, что цена за кубический метр для декабрьской отгрузки этанола составляла 450 евро франко борт судна. Но он сказал, что цены за четыре дальнейших отгрузки изменятся, в зависимости от рынка. «Цены не постоянные цены» сказал он. «Для этих пяти отгрузок у нас будет 5 различных цен – цены в янв./фев. выше, чем в дек.». По его словам, «поставки биоэтанола в Европу будут выполняться периодически один раз в 3-4 недели». Цена топливного этанола на 20-30 дек. 2009г. составляла: FOB Rotterdam – 658,50 $/m3 (829.70 $/t) Fuel Grade Ethanol T1, 543,50 euro/m3 (979.30 $/t) Fuel Grade Ethanol T2. CME Fuel Ethanol Futures, USA, $/gallon $1.939 – $645.50/t 2009-12-30. CEPEA/ESALQ, interior mill, Brazil, $/gallon $2.378 -$791.50/t 2009-12-30 Завод по производству топливного этанола построен при крупнейшей сахарной компании Судана Kenana Sugar в г.Кенана. Маджди Хасан Ясин указал, что ежегодный объем производства «зеленого топлива» в Кенане составляет сейчас 65 млн.л. (51600 т.). В течение ближайших трех лет выпуск биоэтанола будет увеличен не менее чем в два раза и составит 130-150 млн.л. в год (103000-119000 т.), пишет «Аsh- Shark». Кроме того, в течение следующих трех месяцев компания будет в состоянии экспортировать 35 000 т. топливного этанола в Европу. Тогда компания будет регулярно экспортировать 5 млн.л. в месяц. Общий экспорт в течение этого сезона должен превысить 65 млн.л. биологического топлива Этанола. Доходы экспорта расположатся между 48-50 млн.долл. США. Государственный министр добавил, что суданский этанол – один из лучших качеств во всем мире, поскольку его степень чистоты превышает – 99.8%. Министр сказал, что в будущем, страна получит от экспорта этанола 350 млн.долл. США в год, который эквивалентен двум третям экспорта за вычетом нефтепродуктов. Управляющий директор Kenana Sugar Мохамед Ель Марди сказал, что это был первый экспорт этанола из Судана, добавляя, что отгрузки будут регулярно продолжаться в 5 млн.л. каждый месяц. Он добавил, что некоторые европейские компании связались с Kenana о возможном экспорте этанола в Западную Африку. Суданский потенциал. В Судане завод с производства этанола был официально открыт в 10 июня 2009 в Kenana, провинции Белого Нила, в 250 км. к югу от Хартума, где работает главная фабрика сахарного производства в стране. Бразильская компания Dedini Industrias de Base S.A построила завод этанола – стоимостью 40 млн.долл. США. Сахарное производство очень важно для Судана. Судан – третий наибольший производитель сахара в Африке, после Южной Африки и Египта. Ежегодное производство оценено в 450 000 т. в конце 1990-ых, от 100 000 т. в 1980. Правительство планирует расширение областей урожая около Нильской Реки. Самый большой производитель страны – White Nile Sugar Co., Сахарная Компания Kenana – превосходный пример того, как правительство хочет, чтобы совместные предприятия и инвестиции поощрили рост в индустриальном секторе. Судан планирует производить 750 000 т. сахара в 2009/2010. Завод будет производить в 2010г. – 450 тыс.т. сахара, 104 мвт. электричества и 60 млн.л. топлива этанола. Завод производит этанол из сахарной тростины и является первым заводом в Африке, с ежегодной производительностью шестидесяти 5 млн.л., которые, как планируют, увеличат до 200 млн.л. в год в течение нескольких лет. Проект завода этанола – совместная работа между министерством Энергии, Компанией Kenana и Компанией Giad. Управляющий директор Kenana Sugar сказал, что производительность завода повысится к 200 млн.л. этанола год к 2013 (158000 т.). Завод использует побочные продукты от сахарной промышленности Судана, чтобы создать возобновляемые источники энергии для страны, экономика которой в значительной степени зависит от добытой сырой нефти почти – 500 000 б/д. Нефтеперерабатывающие заводы Судана: • Khartoum Refinery (CNPC,Sudapet), 100,000 bbl/d (16,000 m³/d) • El Gily Refinery (CNPC), 50,000 bbl/d (7,900 m³/d) • Port Sudan Refinery (CNPC), 21,700 bbl/d (3,450 m³/d) • El Obeid Refinery (CNPC), 10,000 bbl/d (1,600 m³/d) Экспорт нефти с Судана составляет – 380 000 б/д. Бразильский интерес Бразилия, глобальный лидер в производстве этанола от сахарного тростника, проявляла интерес к сотрудничеству с Суданом при производстве биоэтанола. Этот интерес основан на обширном с/х потенциале страны. У Судана есть 86 млн.га пахотной земли, доступной для дождя питаемое сельское хозяйство, (три раза размер Соединенного Королевства, дважды размер Калифорнии); 17 млн.га (немного меньше чем 20%) в наст.вр. находятся под культивированием. Республика Судан впервые начала экспорт биоэтанола, используемого в качестве автомобильного топлива, в страны Европейского Союза. По данным катарской газеты «Аш-Шарк», первая партия «зеленого топлива» 5 тыс.куб.м. и стоимостью 3,3 млн.долл. отправлена в голландский Роттердам накануне, сказал представитель Сахарной компании Кенана Маджди Хасан Ясин. По его словам, «поставки биоэтанола в Европу будут выполняться периодически один раз в 3-4 недели». Завод по производству экологически чистого автомобильного топлива построен при крупнейшей сахарной компании Судана в г.Кенана в 250 км. южнее Хартума по бразильской технологии и работает на отходах сахарного производства. Маджди Хасан Ясин указал, что ежегодный объем производства «зеленого топлива» в Кенане составляет сейчас 65 млн.л. В течение ближайших трех лет выпуск биоэтанола будет увеличен не менее чем в два раза и составит 130-150 млн.л. в год. Судан впервые начал экспорт биоэтанола, используемого в качестве автомобильного топлива, в страны Европейского Союза, сообщает катарская газета «Аш-Шарк». Первая партия «зеленого топлива» объемом пять тысяч куб.м. и стоимостью 3,3 млн.долл. отправлена в голландский Роттердам накануне, сказал представитель Сахарной компании Кенана Маджди Хасан Ясин.По его словам, «поставки биоэтанола в Европу будут выполняться периодически один раз в 3-4 недели». Завод по производству экологически чистого автомобильного топлива построен при крупнейшей сахарной компании Судана в г.Кенана в 250 км. южнее Хартума по бразильской технологии и работает на отходах сахарного производства. Маджди Хасан Ясин указал, что ежегодный объем производства «зеленого топлива» в Кенане составляет сейчас 65 млн.л. В течение ближайших трех лет выпуск биоэтанола будет увеличен не менее чем в два раза и составит 130-150 млн.л. в год, пишет «Аш-Шарк». Виктор Лебедев Министр иностранных дел Египта Ахмед Абул Гейт сообщил своему французскому коллеге Бернару Кушнеру о своем отказе принимать участие в саммите Союза для Средиземноморья, который должен состояться в нояб. в Стамбуле, в связи с тем, что в нем должен участвовать министр иностранных дел Израиля Авигдор Либерман. Глава египетского внешнеполитического ведомства подчеркнул, что он не согласен находиться со своим израильским коллегой в одном помещении. Это обстоятельство, а также ухудшившиеся в последнее время отношения между Турцией и Израилем могут привести к срыву упомянутого саммита, а также ставят большой знак вопроса на будущем объединения.13 июля пред.г. в Париже по инициативе председательствующей тогда в ЕС Франции состоялся учредительный саммит обновленного Евро-Средиземноморского партнерства, получившего официальное название «Барселонский процесс: Союз для Средиземноморья». В этой встрече приняли участие все 27 стран-членов ЕС, пять европейских государств, не входящих в Евросоюз, но имеющих непосредственное отношение к региону (Албания, Босния-Герцеговина, Монако, Черногория и Хорватия), и 11 стран юга и востока Средиземноморья (Алжир, Египет, Израиль, Иордания, Ливан, Мавритания, Марокко, Сирия, Тунис, Турция, а также Палестинская автономия). Авторство изначального проекта (тогда еще Средиземноморского союза) принадлежало личному советнику Николя Саркози, Анри Гэно, который впоследствии занял в правительстве Саркози пост специального советника при президенте Франции. И неслучайно. Ведь замысел предполагал продвижение Франции на ключевые позиции в средиземноморской политике ЕС, лидерство в технологическом развитии североафриканских стран, а также прямой доступ к нефтегазовыми месторождениями Северной Африки и Ближнего Востока. Постепенно идея овладела и «ЕСовскими» массами, поскольку другие страны Евросоюза увидели в ней и свои выгоды. Во-первых, регион Северной Африки и Ближнего Востока – это настоящая «пороховая бочка». Израильско-арабское противостояние; гражданская война в Иракес возможным дальнейшим втягиванием в «зону нестабильности» Турции и негативным влиянием конфликта на черноморский регион, в связи с возможным обострением «курдского вопроса»; угроза начала войны между Израилем и Ираном в связи с дальнейшей активизацией Тегераном своей ядерной программы; обострение «дарфурской» проблемы и нарушение баланса в использовании водных ресурсов Нила с дальнейшей угрозой втягивания в конфликт всех стран региона; а также общей милитаризацией ближневосточного региона (40% оружия, которое легально продается на международном рынке, приобретается региональными покупателями) – вот далеко неполный перечень проблем региона. Поэтому неудивительно, что Евросоюз стремится создать т.н. «санитарный пояс от Украины до Марокко» по всему периметру своей юго-восточной границы. В первую очередь, это необходимо для противодействия нелегальным миграционным потокам в страны ЕС (предлагается проводить политику т.н. «избирательной иммиграции»), а также терроризму и международным преступным организациям. После перманентних российско-украинских газовых споров, страны Евросоюза чрезвычайно заинтересованы в транспортировке через страны Южного Средиземноморья энергоносителей из таких стран, как Нигерия, Саудовская Аравия, Египет или Судан. В этой связи, в последнее время обращает на себя внимание усиление давления на официальный Хартум со стороны ЕС. «Опальный» президент Судана О. аль-Башир объясняет это не иначе, как «чрезмерной заинтересованностью суданской нефтью со стороны Запада» (согласно некоторым прогнозам, по запасам нефти Судан не уступает Саудовской Аравии, экспортеру нефти №1 в мире). Также непоследнюю роль сыграло то обстоятельство, что в условиях экономического кризиса важное значение приобретает сбыт «ЕСовской» продукции в страны Северной Африки и Ближнего Востока. Однако, на практике все оказалось не так гладко. Страны ЕС сразу начали проявлять несогласованную позицию к Союзу, продемонстрировав свою неготовность безусловно поддержать французскую инициативу. Финляндия, Литва, Эстония, Польша, Чешская Республика, Словакия, Венгрия, Словения, Великобритания не были уверены в необходимости дальнейшего развития новой организации, главным образом, из-за проблемы финансирования. Но не это главное. Основным внутриевропейским спорным моментом стал т.н. «немецкий» вопрос. Эмоциональные предвыборные спичи Николя Саркози говорили о том, что Франция хочет быть лидером не только на Средиземноморском побережье, но и во всем ЕС. Такая амбициозность, разумеется, Берлину понравиться не могла. И немцы затеяли контрпропаганду. Во-первых, Париж критиковался за попытки «расколоть единство» в рядах членов ЕС, с последующим неминуемым кризисом внутри Евросоюза. С другой стороны, в германской прессе начали звучать призывы к созданию альтернативного союза, объединяющего страны Балтийского моря. Но главное, что возмутило немцев – это предложение финансировать «средиземноморцев» из ЕСовского бюджета, главным наполнителем которого является как раз Германия. Конфликт начал выходить на «брюссельский» уровень. В конце концов, Еврокомиссия устами своего комиссара по внешним связям и политике соседства Б. Ферреро-Вальднер четко дала понять, что ЕС сможет одобрить французскую инициативу только при том условии, если проект останется в рамках Барселонского процесса. Париж дал согласие. «Смикширован» был также острый вопрос касательно источников финансирования Союза. Было решено, что финансирование проектов в рамках объединения не будет осуществляться исключительно за счет средств ЕС. Кроме программ евро-средиземноморского инвестирования и партнерства (Facility for Euro-Mediterranean Investment and Partnership – FEMIP), а также инвестиционных механизмов политики соседства (Neighbourhood Investment Facility), дополнительными источниками финансирования планируются деньги частных инвесторов (предварительно, правда, их надо убедить, что это не будут «деньги, выброшенные на ветер»), а также государств неевропейской части объединения, что должно повысить их заинтересованность в обустройстве Союза. И только после этого, в марте пред.г. после внесения изменений в начальный план проекта, оговаривающие равное участие всех стран ЕС в объединении, Германия согласилась поддержать создание Союза. Но главная колизия находится как раз в неевропейской части Союза. Серьезным вызовом для дальнейших перспектив объединения стал т.н. «израильский» фактор. Арабские страны не испытывают большой радости от членства в организации Израиля и выступают с призывом к ЕС разъяснить его участие в Союзе. Арабские лидеры неоднократно подчеркивали, что израильское членство в Союзе следует связывать со «значительным прогрессом ближневосточного мирного урегулирования». Особенно на данном направлении старается Египет, который при любом удобном случае пытается позиционировать себя как выразителя общеарабской позиции. Название одной из «програмных» статей в ведущей проправительственной газете Египта «Аль-Ахрам» звучало: «Союз для Средиземноморья: в одной лиге с врагом». Но если арабо-израильская «перепалка» была где-то прогнозируема (особенно, после назначения на пост главы внешнеполитического ведомства Израиля Авигдора Либермана), то охлаждение турецко-израильских отношений, произошедшее в этом году, стало неприятным сюрпризом для учредителей Союза. «Прорвало» в отношениях между двумя «стратегическими» партнерами зимой сего года, когда премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган подверг резкой критике израильского президента Шимона Переса за жертвы в Газе на международном форуме в швейцарском Давосе и демонстративно покинул собрание. А недавнее решение Анкары отменить международную фазу военных учений «Анатолийский орел» (проводимых, фактически, под патронатом США и НАТО), из-за участия в этих учениях Израиля, только «подлило масло в огонь». И хотя официально Турция утверждала, что причина переноса учений не носит политический характер, министр иностранных дел Ахмет Давутоглу в своем интервью CNN увязал отмену учений именно с войной в Газе. Отвечая на вопрос о том, почему исключили Израиль, он сказал: «Мы надеемся, что ситуация в Газе улучшится и вернется в дипломатическое русло. А это поможет создать новую атмосферу и в турецко-израильских отношениях». Ну и было бы вообще удивительно, если бы «особое» мнение по поводу Союза не высказал ливийский лидер Муамар Каддафи. Претендуя на главенствующую роль на африканском континенте, Каддафи, очевидно, усмотрел в новом объединении «конкурирующую фирму» и обрушился на средиземноморских интеграторов с изрядной порцией критики. Он заявил, что «проект обречен на провал», этот замысел будет способствовать терактам со стороны радикалов, которые будут усматривать в нем «идею крестоносцев», добавив, что не посоветовал своему народу принимать участие «в этой абсурдной болтовне, в этом колониальном проекте». Несмотря на то, что немецко-французские разногласия внешне удалось «замять», проблема остается. И корень ее намного глубже, чем споры по поводу Союза для Средиземноморья. Автору уже доводилось писать, что признанные законодатели мод – французы, никак не могут смириться с ролью «второго» номера в проводимой немцами регионализации или федерализации Евросоюза. Мощная Германия вряд ли согласится уйти из Средиземноморья в обмен на «оперирование» Восточным партнерством и Северным измерением. Но даже если Германия формально признает за Францией роль посредника в политическом диалоге со странами Средиземноморья и странами-поставщиками африканского и ближневосточного природного газа, в Париже побаиваются, что Берлин может «спускать на тормозах» деятельность организации. В неевропейской части объединения ситуация еще сложнее. Египет делает все возможное, чтобы быть «первым среди равных» не только в арабской, но и во всей неевропейской части Союза. И если с первой задачей справиться еще как-то можно, то тягаться с Израилем, единственной страной региона, которая имеет современную экономику, способную конкурировать на мировой арене, владеет ядерным арсеналом и имеет самые современные в регионе вооруженные силы, задача очень сложная. Это же касается и Турции, которая долгое время подозревала (да, в общем-то, и сейчас подозревает), что эта французская затея имеет целью как раз не допустить Турецкую Республику в Евросоюз. Поэтому, менее, чем на роль «первой скрипки» в неевропейской части объединения Анкара вряд ли согласится. И здесь Египет и Турция сталкиваются на одном поле. Ведь для Каира конструирование имиджа «ключевой страны» и «реального посредника» в регионе – это «краеугольный камень» всей идеологии. Поэтому опасность создания «миротворческого треугольника» в составе ФРГ, Турции и главного конкурента Египта в арабском мире – Саудовской Аравии может лишить «страну пирамид» роли «главного миротворца» на Ближнем Востоке с негативными последствиями как во внутренней, так и во внешней политике страны. Нарастающий быстрыми темпами скептицизм в турецком обществе по поводу принятия их государства в Евросоюз как полноправного члена уводит Турцию в сторону радикализма и неооттоманизма, антизападничества и антисемитизма. Все это ставит под удар дальнейшее успешное развитие французского проекта. И теперь для признанного «мастера пиара» Николя Саркози настало время доказать, что кроме создания информационных поводов, он еще и умеет доводить начатое до конца. www.stoletie.ru. Глобальная экономическая экспансия Китая не обращает внимания на специфику политических режимов, свободу слова и права человека. Даже гуманитарные и инфраструктурные проекты КНР за рубежом предельно прагматичны – они обеспечивают китайскому бизнесу комфортные условия работы.Развитие отношений с Россией попадает в вектор долгосрочной ресурсной политики КНР, которая пытается обеспечить себе прямой доступ к ресурсам по всему миру – с помощью своей разработки, участия в акционерном капитале компаний, в собственности которых находятся месторождения, или – в случае невозможности первых двух вариантов – заключения прямых долгосрочных контрактов. Китай уже работает в Австралии, Казахстане и Африке. Внешнеторговые интересы Китая ярче всего проявляются в Африке, где природные ресурсы все больше оказываются под контролем китайских компаний. Когда в середине 1990гг. годов китайское правительство впервые заинтересовалось африканскими ресурсами, объем торговли Китая со всем Черным континентом был в районе 5-6 млрд.долл. В 2003г. эта цифра выросла до 18 млрд., а к 2008г. достигла 100 млрд. Сегодня практически во всех африканских странах отмечается заметное экономическое присутствие Китая. В «медном поясе» Замбии и Демократической Республики Конго (ДРК) расположены одни из самых быстрорастущих чайнатаунов в мире. Судан, который по политическим причинам на протяжении десятилетий находится вне зоны доступа западных нефтяных компаний, стал одним из ключевых поставщиков нефти на китайский рынок: каждый день в КНР отгружается 600 тыс.бар. суданской нефти. Китайское присутствие в Африке не ограничивается одной торговлей. В обмен на доступ к природным ресурсам африканских стран Пекин инвестирует в строительство дорог и морских терминалов, школ и больниц, жилья и производственных мощностей. Китаю важно формирование благоприятной для себя операциональной среды, и это сильно отличает его стратегию от стратегии большинства западных ресурсных компаний, работающих в Африке часто в огороженных колючей проволокой поселках под охраной многочисленных частных армий. В Анголе и Мозамбике китайские компании строили дороги, разминировали поля, модернизировали порты и восстанавливали железные дороги. В столице Эфиопии Адис-Абебе и столице Кении Найроби благодаря китайским инвестициям реализуются многочисленные строительные проекты. В апр. 2009г. Китай и ДРК подписали соглашение о крупнейшей сделке, которую Пекину удалось заключить в Африке. В рамках программы технической помощи Китай создаст в Конго инфраструктурных объектов на 6 млрд.долл. Китайские специалисты построят 4 тыс.км. автомобильных и 3 тыс.км. железных дорог, 32 больницы, 145 поликлиник и два университета. Еще 3 млрд.долл. будут потрачены на инвестиции в промышленность. Благодаря сделке Китай получит 10 млн.т. меди и 400 тыс.т. кобальта ежегодно и надеется, что инвестиции полностью окупятся за десять лет. Еще одна особенность китайской экспансии – отсутствие со стороны Пекина неудобных вопросов о правах человека, реформах и демократии, чего требуют от своих африканских доноров кредиторы в МВФ, Всемирном банке, странах Европы или в США. Самый яркий пример тому – Гвинея. В то время как на Западе с ужасом смотрели на подавление гвинейской хунтой демонстраций протеста, в Пекине было объявлено, что КНР планирует усилить свое экономическое присутствие в этой стране. Через зарегистрированный в Гонконге China International Fund китайские власти намерены вложить как минимум 4,4 млрд.долл. (в будущем эта цифра может вырасти до 7 млрд.) в строительство портов, железных дорог, электростанций, недорогого жилья и даже нового делового центра в столице страны Конакри. В обмен на эти инвестиции Гвинея создаст национальную горнодобывающую корпорацию, которая пригласит китайские компании в качестве «стратегических партнеров». Сделка с военной хунтой подразумевает, что китайские компании получат доступ к природным ресурсам Гвинеи, имеющей огромные запасы бокситов (сырья для производства алюминия), урана, железной руды, алмазов, а также перспективные нефтяные месторождения. «Политика Китая не связывать торговлю, экономическую помощь и инвестиции с вопросами прав человека принесла китайским компаниям большие дивиденды. В течение последнего десятилетия Китай превратился в важного торгово-экономического партнера почти для всех стран Африки. Что обеспечило ему поставки необходимого сырья для продолжения экономического роста», – рассказала Прат Такер, старший экономист исследовательского центра Economist Intelligence Unit. Помимо Африки Пекин ищет сырье и в менее отдаленных местах. Инвестированы огромные средства в добычу природных ресурсов в Бирме – древесины, драгоценных камней (крупнейшие западные ювелирные компании – Bvlgari, Tiffany и Cartier отказываются покупать бирманские камни, выражая тем самым протест против использования при их добыче принудительного и детского труда). По данным бирманского министерства национального планирования и развития, приток в страну прямых иностранных инвестиций в 2008/09 фин.г. увеличился по сравнению с пред.г. почти в шесть раз, с 173 до 985 млн.долл., 87% этих капиталовложений приходится на Китай. По некоторым данным, 90% экономики Мьянмы сейчас принадлежит этническим китайцам. Проникают китайские компании и на Ближний Восток, прежде всего в Иран. Китайская компания China Nonferrous Metal Industry`s Foreign Engineering and Construction (NFC) заключила контракт с иранским Sabzevar Pars Sarbedaran Aluminium Industrial Complex на постройку в этой стране завода по производству 110 тыс.т. первичного алюминия в год. Стоимость контракта составила 516 млн.долл. Хотя Китай проявляет интерес к разнообразным природным ресурсам стран развивающегося мира, главная цель – углеводороды, и прежде всего нефть. Экономика страны сегодня в основном полагается на уголь, однако Китай уже превратился во второго крупнейшего мирового потребителя нефти после США (интересно, что еще в 1980−х Китай был крупнейшим экспортером нефти в Азии, но в 1993−м стал чистым импортером). По оценкам МЭА, импорт нефти Китаем вырастет с 4,3 млн. бар. нефти в сутки в 2008г. до 13,1 млн. 2030−м. Сегодня около половины нефтяного китайского экспорта приходится на Ближний Восток. В мае 2008−го Иран обошел Саудовскую Аравию и стал крупнейшим ближневосточным поставщиком Китая, который не останавливается на достигнутом и вкладывает большие средства в иранские месторождения. В янв. 2009г. Пекин и Тегеран подписали соглашение об освоении китайской компанией CNPC иранского нефтяного месторождения «Северный Азадеган». Его запасы оцениваются в 6 млрд. бар., а ежедневный объем извлекаемой нефти может составить от 75 до 150 тысяч б/д. Сумма сделки составила 1,76 млрд.долл. Другим источником углеводородов для Китая выступает Средняя Азия, и прежде всего Казахстан. В начале года китайская CNPC купила 48% «Мангистаумунайгаза», пятого по объемам добычи в стране. А в окт. китайский фонд China Investment Corp. (CIC) приобрел за 939 млн.долл. 11% компании «Разведка и добыча Казмунайгаз» (РД КМГ), производственной «дочки» национальной нефтяной компании Казахстана. В целом на сегодняшний день китайцы контролируют уже 23% нефтедобычи Казахстана. Еще один потенциальный поставщик нефти – Венесуэла. Китай вкладывает 2 млрд.долл. в разработку нефтяного «пояса Ориноко» и в месторождения Зумано. Если в 2004г. Венесуэла продавала Китаю 12 тыс.б/д, то в 2006−м уже 200 тыс., а к 2011г. стороны планируют довести эту цифру до 500 тыс.бар. Эта нефть будет поставляться в Китай на новые нефтеперерабатывающие заводы, строящиеся специально под венесуэльскую тяжелую нефть, через принадлежащий китайскому бизнесмену Панамский канал (который уже начал реконструироваться для того, чтобы по нему проходили венесуэльские супертанкеры). Чтобы застолбить за собой Венесуэлу, Пекин, согласно подписанным в 2005г. соглашениям, инвестирует 9 млрд.долл. в развитие венесуэльской инфраструктуры, а также в горнодобывающую, с/х и телекоммуникационные отрасли. Но в качестве наиболее перспективного источника импорта углеводородов в Пекине рассматривают все же Африку. На Черный контингент приходится всего 9% доказанных мировых запасов нефти (что немного по сравнению с 62% на Ближнем Востоке), однако геологи полагают, что здесь могут быть существенные потенциальные запасы – это подтверждает открытие нового бассейна на шельфе Западной Африки, простирающегося от Ганы до Гвинеи. Сегодня Китай получает треть своего импорта из Африки, при этом крупнейшие поставщики – Ангола, Экваториальная Гвинея и Судан. Нефть в КНР идет с месторождений Чада, Нигерии, Алжира и Габона. Т.к. ведущие африканские нефтяные страны Нигерия и Ангола на протяжении десятилетий работают с западными нефтяными компаниями, Китай избрал особую стратегию действий в Африке. Во-первых, он активно сотрудничает с небольшими производителями (например, Конго или Габон), во-вторых, предлагает им интегрированные программы экономической помощи (аналогичные подписанным в этом году с ДРК или Гвинеей). Китайские нефтяники надеются оказаться во многих странах раньше, чем западные нефтяные компании. Они готовы работать в Ливии, Гвинее или Судане, куда доступ для международных нефтяников пока закрыт. Александр Кокшаров. www.expert.ru. 1,3 млрд. китайцев празднуют шестидесятую годовщину появления их государства на свет. Но по мере того как Китай продолжает завоевывать выгодные позиции на международной сцене, многие задаются вопросом: каковы же будут последствия растущего влияния страны? За последние шесть десятилетий Китай прошел путь от огромной захолустной страны до современного государства, превратившегося, по мнению большинства, в восходящую сверхдержаву. Китай занимает уже третье место в мире по объему валового внутреннего продукта. Ожидается, что к 2030г. он обгонит Японию и США и станет страной с крупнейшей экономикой в мире. Наряду со стремительной экономической трансформацией, Китай прошел через значительные изменения в плане военной готовности и способности использовать собственное влияние. Рост Китая как экономического гиганта в сочетании с военной модернизацией страны ставит вопрос о том, как страна будет использовать свое влияние в будущем, в особенности здесь – на Ближнем Востоке. Намек на дальнейшее развитие событий в регионе прозвучал в статье бывшего специального представителя Китая по Ближнему Востоку Суня Биганя (Sun Bigan), опубликованной на этой неделе в журнале Asia and Africa Review. В своей статье Сунь сообщает, что существует риск усиления разногласий между Китаем и США по вопросам, связанным с нефтью и влиянием в регионе. Сунь пишет: «Обоюдные ссоры и стычки неизбежны. Мы не можем ослабить бдительность по отношению к ближневосточному антагонизму, вызванному энергетическими интересами и соображениями безопасности». Высказывания Суня не могут не вызвать разочарования населения региона, чьи территории уже давно представляются внешним державам ареной для борьбы за власть. Для многих иностранных государств, Ближний Восток, невзирая на его древние общественные устои, его богатую историю и культуру, – не более чем огромная нефтяная скважина или оспариваемый участок религиозной собственности. Однако мы должны быть благодарны и за то, что Сунь, по крайней мере, оказался честнее и откровеннее представителей других государств. Джордж Буш-младший (George W. Bush), например, начал войну, в которой погибло сотни тысяч иракцев, однако так и не признал, что подоплекой миссии были не возвышенные идеалы «свободы» и «демократии», провозглашавшиеся им в преддверии вторжения, но нефтяные и стратегические интересы. Также и предшественники Буша, даже зная, что Саддам Хусейн был в ответе за многочисленные убийства собственных подданных, оказывали бывшему диктатору полную поддержку, когда альянс отвечал их целям. В то время как США бездумно преследовали свои собственные интересы, не принимая во внимание потребности населения этого региона, Китай придерживался аналогичной тактики в таких странах как Судан и Иран. Если прогнозы Суня точны, и Китай с США столкнуться в открытой борьбе за превосходство на Ближнем Востоке, для населения этого региона ситуация может только ухудшиться. www.inosmi.ru. Товарооборот в янв.-авг. 2009г. России с КНР составил 23 млрд. 956 млн. 70 тыс.долл. (-36,2%), или 1,79% товарооборота КНР (1 трлн. 338,65 млрд.долл.,-22,4%), в т.ч. экспорт России – 13 млрд. 711 млн. 574 тыс.долл. (-20,8%), импорт – 10 млрд. 244 млн. 497 тыс.долл. (-49,4%), положительное сальдо 3 млрд. 467,08 млн.долл. млн.долл.В янв.-июле 2009г. на первом месте в российском экспорте оставались поставки «минерального топлива, нефти и нефтепродуктов», или 41,50% всего российского экспорта (максимум – на уровне 56,12% – был в июле 2006г.). Поставки «сырой нефти» в физических объемах за янв.-июль 2009г. увеличились на 25,49% (или до 8 млн. 848 тыс. 959,35 т.), по стоимости уменьшились – на 39,5% (или до 3 млрд. 274 млн. 158,38 тыс.долл.). Средняя цена за 1 т. нефти из России в Китай в июле 2009г. была 498,27 долл. (+18,49% относительно июня, или -48,63% к июлю 2008г.) – средняя цена китайского импорта была 485,07 долл. за 1 т. (+16,98% к июню, или -47,60% к июлю 2008г.). Доля России (8,85 млн.т., +25,49%) в импорте Китая за янв.-июль 2009г. (110,39 млн.т., +5,83%) была 8,02% (против 6,51% в 2008г., 8,91% в 2007г. и 11% в 2006г.), или 4 место после: Саудовской Аравии (20,7%), Анголы (14,06%), Ирана (13,88%). Далее идут: Оман (7,42%), Судан (5,85%), Кувейт (4,23%), Ирак (3,22%), Казахстан (2,68%), Конго (2,52%), Ливия (2,36%), Индонезия (1,74%), Бразилия (1,65%), Йемен (1,44%), ОАЭ (1,40%), Венесуэла (1,36%), Гвинея-Бисау (1%), Малайзия (0,94%), Эквадор (0,81%), Австралия (0,75%), Аргентина (0,62%), Вьетнам (0,57%), Камерун (0,43%), Таиланд (0,41%), Колумбия (0,27%), Нигерия (0,30%), Норвегия (0,15%), Бруней (0,15%), Габон (0,13%), Монголия (0,10%), Катар (0,06%). Высокий рост поставок имеют: Саудовская Аравия (+22,9%, или 22,85 млн.т. на 8,69 млрд.долл., -44,4%), Ирак (+354,5%, т.е. 3,56 млн.т. на 1,46 млрд.долл., +157,8%), Малайзия (+213,1%, или 1,03 млн.т. на 412,71 млн.долл., +64,2%), Кувейт (+77,8%, или 4,66 млн.т. на 1,62 млрд.долл., -18,9%), Индонезия (+127,7%, или 1,92 млн.т. на 730,5 млн.долл., +0,4%), Бразилия (+59,9%, или 1,82 млн.т, на 521,3 млн.долл., -31,6%), Вьетнам (+15,3%, т.е. 625,9 тыс.т. на 218,5 млн.долл., -53,1%), Ливии (+3%,т.е. 2,59 млн.т. на 1,03 млрд.долл.,-47,9%); уменьшились поставки из Казахстана (-6,8%, или 2,96 млн.т. на 1,02 млрд.долл., -58,8%), ОАЭ (-38%,т.е. 1,54 млн.т. на 582,1 млн.долл.,-71,2%). Поставки горюче-смазочных масел и топлива из России за янв.-июль 2009г. увеличились на 165,1% (и составили 7 млн. 859,09 тыс.т., или 48,97% всего китайского импорта 16,05 млн.т., +14,2%) на 1 млрд. 501,59 млн.долл. (-32,9%, или 28,51% стоимости всего китайского импорта 5,22 млрд.долл., -34,1%). Поставки электроэнергии в янв.-июле 2009г. составили 281,03 млн. квтч. (+11999,7%) на 10,81 млн.долл. (+17804,9%). На втором месте в янв.-июле 2009г. были поставки «древесины и изделий из нее» – поставки в стоимостном выражении уменьшились на 23,9%, или до 1 млрд. 381,45 млн.долл., в физическом выражении уменьшились на 18,5%, или до 10,71 млн.куб.м. (50,83% всего импорта древесины Китая в объеме 21,07 млн.куб.м., (-8,2%) – против 57,26% в янв.-июле 2008г.); в стоимостном выражении 40,84% всего импорта на 3 млрд. 382,56 млн.долл.(-25,35%) против 40,08% в янв.-июле 2008г. На долю российского экспорта круглого леса (8,94 млн.куб.м.,-25,4%, на 1 млрд. 35,55 млн.долл., -34,7%) пришлось 56,41% (против 63,95% в янв.-июле 2008г.) совокупного импорта Китаем круглого леса (15,85 млн.куб.м., -15,4%), или 47,85% (против 48,37% в янв.-июле 2008г.) в стоимостном выражении 2 млрд. 163,58 млн.долл., -34%. На круглый лес в российском экспорте древесины приходится 83,48% (против 91,25% в янв.-июле 2008г.). Средняя цена 1 куб.м. круглого леса из России в июле 2009г. составила 118,39 долл. (-0,12% относительно июня 2009г., или -17,71% относительно июля 2008г.) против средней цены китайского импорта за июль 2009г. на уровне в 138,44 долл. (+1,09% к июню 2009г., или -30,54% к июлю 2008г.) В янв.-июле 2009г. рост поставок по товарной группе «машины и оборудование» составил 93,6% (до 295,83 млн.долл.), и их доля составила 2,51% совокупного экспорта России в Китай (против 1,7% по итогам 2008г.). Рост поставок «энергетического оборудования» составил 115,7% (до 187,72 млн.долл.), по «электрическим машинам» уменьшились на 34,5% (до 29,69 млн.долл.). Поставки по позиции «летательные аппараты» возросли на 2068,6% (до 54,47 млн.долл.). В российском экспорте «машины и оборудование» находятся на девятом месте. Импорт из Китая «машин и оборудования» (до 2762,18 млн.долл., -60,7%) на 933,71% превышает объемы российского экспорта. Третье место составили поставки «цветных металлов» – при росте стоимостных показателей экспорта на 38,9% (или 1 млрд. 209,66 млн.долл.) физические объемы возросли на +340,8% (до 389,03 тысяч т.). По меди поставки возросли по стоимости (+30,9%, до 102,11 млн.долл.), а по физическим объемам поставки возросли на +112,9%, до 25,89 тыс.т. В экспорте никеля при росте физических объемов на 91,8% (или 51,16 тыс. т.) продолжается уменьшение по стоимости (-9,4%, или на 627,38 млн.долл.), продолжают увеличиваться физические объемы поставок «никелевых руд» на +69,2% (до 54,08 тыс. т.) при снижении по стоимости на -35,9% (до 20,98 млн.долл.), с июня поставок «никелевых руд» не было. Рост поставок физических объемов российского алюминия было на +569,2% (до 304,11 тыс. т.) на 445,89 млн.долл. (+523,9%). Четвертое место занимают поставки «черных металлов» в объеме 2,56 млн.т. (+2689,2%), или 25,10% всего импорта Китаем металлопродукции (9,88 млн.т.,+1,6%). На пятом месте поставки химической продукции, по стоимостным показателям уменьшение в янв.-июле 2009г. составило на 23,7%, или до 782,78 млн.долл. Поставки «пластмасс и изделий из них» возросли (+39,5% до 245,18 млн.долл.); «каучука и резиновых изделий» сократились на 54,2% до 179,28 млн.долл.; уменьшались поставки «органических соединений» (-13,8% до 310,4 млн.долл.). Импорт из Китая химической продукции также сокращался – на 49,2% (до 711,05 млн.долл.). На шестом месте в российском экспорте поставки «рыбы, моллюсков, ракообразных»: при уменьшении стоимостных показателей на 8,7% (до 648,54 млн.долл.), физические объемы поставок составили 400,3 тыс.т. (-11,2%), или 47,04% всего китайского импорта рыбы 923,83 тыс.т. (-9,5%). Самый большой прирост в поставках сохранялся по «лососевым» – на 25,1% (до 3,93 тыс. т.) на 6,26 млн.долл. (+4,2%). Поставки «тихоокеанской трески» уменьшились на 77,1% (до 43,9 тыс.т., на 92,27 млн.долл., -72,7%). Поставки продукции переработки рыбы продолжали возрастать – «филе морских рыб» (до 5,43 тыс.т., +3823,5%). По-прежнему велика доля поставок по группе «прочая мороженая рыба» – рост на 59,3% (до 301,71 тыс. т.), на 468,86 млн.долл. (+82,3%). Седьмое место в российском экспорте занимают поставки руд, где физические объемы составили 6,62 млн.т. (+72,9%, или 1,87% совокупного китайского импорта руд 355,25 млн.т., +31,8%), или же 2,29% китайского импорта в стоимостном выражении 26,91 млрд.долл. (-28,7%), на 614,65 млн.долл.(-26,6%). В российских поставках руд наибольший рост приходится на «медные руды» – рост на 56,9% (до 7,77 тыс. т.) на 6,94 млн.долл. (-22,3%), что составляет лишь 0,22% совокупного импорта Китаем медных руд в объеме 3,60 млн.т. (+14,9%) на 3,9 млрд.долл. (-42,5%). На восьмом месте поставки «удобрений» – физические объемы поставок сократились на 32,6% (до 1,08 млн.т., или 36,74% всего импорта Китая – 2,94 млн.т. (-12,4%). Экспорт по «хлориду калия – прочему» составил 440,83 тыс.т. (-68,9%) на 267,09 млн.долл. (-60,3%), или 25,30% всего импорта Китая (1,72 млн.т., -37,2%). Поставки «сложных удобрений» возросли до 550,48 тыс.т. (+532,9%), или 72,44% всего импорта Китаем в объеме 760 тыс.т. (+146,1%). На десятом месте поставки «бумажной массы и целлюлозы» – 618,73 тыс.т. (-10,9%), или 7,51% всего импорта Китая целлюлозы в 8,24 млн.т. (+40,1%). Какие бы надежды ни возлагали на нефтяную отрасль, кризис ударил и по ней. Общемировая тенденция предполагает сокращение объемов добычи и тотальную экономию на всем и вся. Прервался и рост самого молодого направления – российского нефтесервисного рынка, включающего в себя практически весь перечень производственной деятельности в нефтянке, помимо непосредственной добычи: от геофизики до ремонтов. Более того, минимизация заказов со стороны нефтяных компания поставила иные сервисные организации на грань существования. Оптимистично настроенные эксперты ожидают начала восстановления экономики уже в следующем году. Это потянет за собой повышение спроса на нефть, а значит – и возобновление роста объемов сервисных услуг. В целом с этой точкой зрения согласен гендиректор крупнейшей в России нефтесервисной компании «ТНГ-Групп» Ринат Харисов. Он согласился побеседовать с «ВиД» на тему проблем отрасли в период кризиса. • Вы, к слову, публично признавались, что «ТНГ-Групп», несмотря ни на что, не собирается допускать падения объемов работ. За счет чего же? Как я уже отметил, прежде всего за счет возвращенных контрактов. А также расширения географии и привлечения новых заказчиков. Понятно, что объемы нефтяного сервиса упали повсеместно, и восстановятся они до прежнего уровня года эдак через два-три. Тем не менее в Усть-Куте Иркутской обл. начало функционировать наше новое дочернее предприятие – ООО «ТНГ-Ленское». По расчетам, только в предстоящем сезоне ему предстоит выполнить геологоразведочные работы на 2,7 млрд. руб. В Якутии на Чаяндинской площади для «Газпром нефть шельф» будут проведены исследования 3D. Это гигантское месторождение – 8 тыс.кв. км. Его запасы оцениваются в 1,5 триллиона куб.м. газа плюс газоконденсат и нефть. Один из интересных проектов в промысловой геофизике – исследования при КРС для ОАО «Самаранефтегаз». Причем, как вы знаете, сферу интересов мы не ограничиваем только Россией. Готовится документация о создании совместных предприятий в Судане и Анголе. Подписан контракт о выполнении ГИС в Ираке. И ливийский проект, по которому предполагается обработка и интерпретация детализационных сейсморазведочных работ 3D на блоке 98 в Ливии, а также казахстанский проект – обработку и интерпретацию данных 3D, полученных на Каменковском участке. • Это все, конечно, здорово, но вы объявляли о том, что вынуждены были урезать инвестпрограмму на текущий год до минимума, а теперь так разворачиваетесь… Да, так и есть. При инвестициях 2008г. в 2,9 млрд. руб. в этом году мы рассчитывали инвестировать в производство до 4 млрд., но вынуждены были внести коррективы в свои планы. В I пол. решили обеспечить только жизненно необходимые направления и ограничиться 1,6 млрд. руб. А сейчас ситуация изменилась: восстановленные заказы загружают существующие мощности по полной. Чтобы выполнить свои обязательства перед заказчиками, крайне недостаточно этого объема инвестиций. Нам необходимо вложить в производство не менее 2,3 млрд., а оптимально – 2,8 млрд. руб. На днях, к примеру, прибыла первая партия французского оборудования для разведочных работ стоимостью свыше 13,5 млн. евро. • На какие показатели планируете выйти в 2009г.? В тек.г. мы намерены не допустить падения объема выполняемых работ. Результат I пол. достаточно оптимистичен – нам удалось удержать планку. Но, как я уже не раз говорил, этого недостаточно. Из кризиса мы должны выйти более крепкими и закаленными. В этом ключе и будем работать. Эмилия Хабибуллина. www.e-vid.ru. «ТНГ-Групп» создает совместные предприятия в Африке. Бугульминское нефтесервисное предприятие «ТНГ-Групп» в 2009г. продолжит работу над новыми проектами. Как сообщил гендиректор компании Ринат Харисов, оформляются документы по созданию совместных предприятий в Судане и Анголе. Подписан контракт о выполнении геофизических исследований в скважинах в Ираке. Начинает функционировать открытое в г.Усть-Кут дочернее предприятие – ООО «ТНГ-Ленское». В сезоне 2009/10гг. ему предстоит выполнить геологоразведочные работы на 2,7 млрд. руб. В результате победы в тендерах в ближайшее время в Якутии на Чаяндинской площади для предприятия «Газпром нефть шельф» будут проведены исследования 3D. Площадь этого месторождения составляет 8 тыс.кв. км. Его запасы оцениваются в 1,5 трлн. куб.м. газа плюс газоконденсат и нефть. Другим перспективным проектом являются предстоящие промыслово-геофизические исследования при капитальном ремонте скважин для ОАО «Самаранефтегаз». ООО «ТНГ-Групп» (Татарстан) является дочерним предприятием ОАО «Татнефть» и крупнейшей в РФ нефтесервисной компанией. «ТНГ-Групп» работает в различных климатических и геологических условиях России, стран СНГ, Азии и Ближнего Востока. Управляющая компания «ТНГ-Групп» и ее дочерние предприятия в различных регионах России и в Казахстане созданы в конце 2005г. на базе ОАО «Татнефтегеофизика». Постоянный персонал «ТНГ-Групп» насчитывает 6 тыс.чел. По итогам 2008г. объем работ составил 10,6 млрд. руб. www.tatar-inform.ru. В следующем году президент Республики Экваториальная Гвинея Обианг Нгуема будет праздновать 30-летие военного переворота, в ходе которого он сверг многолетнего диктатора страны, повинного в актах геноцида (и одновременно собственного дядю) Масиаса Нгуема. С тех пор он и сам не раз сталкивался с попытками собственного клана фанг лишить его власти, в т.ч. и с помощью иностранных наемников. Он сегодня один из последних «тяжеловесов» тропической Африки после кончины габонского президента Омара Бонго, указывается в статье, опубликованной в авторитетном британском издании The Economist.В этом крошечном государстве – бывшей испанской колонии с населением 600 тыс.чел. – в 90гг была найдена нефть. Экваториальная Гвинея стала четвертым по значению экспортером нефти в тропической Африке после Анголы, Нигерии и Судана. Казалось, экваториальные гвинейцы должны жить богато и припеваючи, но они, на самом деле, крайне бедны. «Это просто классический пример, когда нефть становится проклятием», – говорит Алекс Вайнс, автор специального доклада подготовленного для правозащитной группы Human Rights Watch. В пред.г. международная организация Transparenсy International, проводящая мониторинг состояния дел с коррупцией по всем странам мира, поставила Экваториальную Гвинею на девятое место среди наиболее коррумпированных государств. Менее 2% ВВП страны идет на здравоохранение, менее 1% – на образование. Зато значительные средства тратятся на силовые структуры. Президент Нгуема пригласил американскую частную фирму Military Professional Resources для обучения собственной армии. 67-летний бодрячок, регулярно проходящий обследования в зарубежных клиниках, президент Нгуема утверждает, что у него нет планов оставить президентский пост. Он уверен, что победит и на следующих президентских выборах. В пред.г. его партия получила 99 мест в парламенте из 100. Правительство контролирует СМИ и расправляется с оппонентами. Но дела пойдут хуже, если он утратит контроль над различными фракциями внутри собственной семьи, и прежде всего, той, которая возглавляется его старшим сыном Теодорином. В этом случае нефтедолл. могут стать источником насилия. Барак Обама не спешит исключить Нгуему из числа союзников Америки, поскольку именно фирмы из США выкачивают большую часть местной нефти. Возрастает и интерес Китая, который строит большое здание посольства в столице страны Малабо. Даже Испанию, много раз осуждавшую зверства президента Нгуемы, видимо, покорил аромат местной нефти. Компания Repsol после 30 летнего перерыва объявила о возвращении в эту страну и, кстати, только что закончился визит министра иностранных дел Испании, обменявшегося с Нгуемой дружеским рукопожатием.
Автономное управление © "Россия в глобальной политике". № 3, Май - Июнь 2009 Чарльз Капчан – профессор международных отношений Джорджтаунского университета, старший научный сотрудник Совета по международным отношениям (США). Адам Маунт – кандидат в доктора наук кафедры управления Джорджтаунского университета. Данная статья была опубликована в журнале Democracy. Journal of Ideas, № 12 (весна 2009 г.) Резюме Отправная точка в деле формирования будущего миропорядка – выбор критериев для определения добропорядочных государств. Когда условия членства страны в сообществе наций будут четко определены, великие державы смогут прийти к согласию по поводу того, как поступать в отношении «государств-хищников». В августе 1941 года у безопасных берегов Ньюфаундленда Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль провели ряд секретных встреч на борту американского крейсера USS Augusta и британского военного корабля HMS Prince of Wales. Хотя Соединенные Штаты еще не вступили во Вторую мировую войну, Рузвельт и Черчилль наметили план послевоенного обустройства мира. Возьмем на себя смелость утверждать, что разработанная ими Атлантическая хартия ознаменовала рождение Запада. Атлантические демократии не только одержали победу во Второй мировой. На семь последующих десятилетий Запад в целом стал под руководством Америки доминирующей силой международной политики, используя свое главенствующее положение, с тем чтобы создать мировой порядок, который опирался бы на либеральную демократию и открытые рынки. Но эра, начавшаяся с обнародования Атлантической хартии, возможно, близка к завершению. ВРЕМЯ ПЕРЕМЕН Запад неуклонно теряет свое влияние. Сдвиги в мировом балансе сил, глобальный экономический кризис, растущая самоуверенность Китая, России и других недемократических держав, усиление политического ислама – все эти события последних лет ставят под вопрос жизнеспособность миропорядка, созданного по западным, и прежде всего американским, лекалам. Согласно выводу, к которому недавно пришел Национальный совет по разведке, «Соединенные Штаты, скорее всего, останутся единственным по-настоящему могущественным игроком на мировой арене, однако в относительном выражении их позиции в мире ослабеют, в том числе и в военной сфере». Соответственно возможности США воздействовать на ту или иную ситуацию уменьшатся, что поставит эту страну в один ряд с другими важными игроками на мировой арене. Многие американские стратеги признают неизбежность выравнивания глобального игрового поля, но питают иллюзии, что, дабы избежать неблагоприятных перемен, оставшиеся годы заката своего мирового господства Соединенные Штаты и их демократические союзники должны посвятить универсализации западного мироустройства. По мнению политолога из Принстонского университета Джона Айкенберри, «США, возможно, будут сдавать свои позиции в мире, но система международных отношений, ведомая Соединенными Штатами, продолжит доминировать на протяжении всего XXI века». Западу следует «позаботиться о том, чтобы этот миропорядок пустил как можно более глубокие корни и мир по-прежнему играл в соответствии с его (Запада. – Ред.) правилами даже после того, как его материальное превосходство исчезнет». Однако, когда дело касается пути развития новых держав, подобная уверенность в универсальности западного порядка есть не что иное, как принятие желаемого за действительное. А между тем на протяжении всей истории развивающиеся страны стремились так скорректировать преобладающий миропорядок, чтобы он наилучшим образом отвечал их собственным интересам. Нереалистично и даже опасно предполагать, что усиливающиеся державы охотно займут отведенные им места за одним столом с Западом. Более того, такая позиция последнего способна привести к отчуждению формирующихся держав – ведь от них в недалеком будущем сможет зависеть стабильность системы международных отношений. Напротив, Западу придется считаться с тем, как свою роль видят сами усиливающиеся державы, и приготовиться к появлению такой системы международных отношений, в которой на западные принципы уже не будут уповать как на единственный якорь спасения. Укоренение западной цивилизации, создание «лиги демократических стран» и превращение НАТО во всемирный союз демократий – это цели, которые были бы предметом восхищения в политически однородном мире. Однако западная модель не вызывает всеобщего энтузиазма. Если мы хотим, чтобы в основу будущей системы международных отношений был положен нормативно обусловленный порядок, а не конкурирующие между собой анархии, то она должна опираться на широкий консенсус великих держав и отличаться терпимостью к многообразию политических систем. Вера в превосходство западной модели и погоня за универсальной демократией тут ни при чем. Вот почему США следует возглавить процесс создания более разнородного мирового устройства, в котором найдется место для множества политических систем. Назовем его «автономным управлением», хотя термины будущего миропорядка следует обсудить со всеми государствами, демократическими либо недемократическими, которые обеспечивают ответственное управление, заботясь о широкой автономии и благополучии своих граждан. В процессе формирования грядущего мира Западу придется отдать не меньше, чем он получит взамен. Такой подход не предусматривает обязательных уступок нелиберальным взглядам – скорее он будет способствовать более широкому пониманию американской либеральной традиции. Соединенным Штатам нужно приветствовать многообразие не только внутри собственной страны, но и во всем мире, а также согласиться с тем, что либеральная демократия должна конкурировать на рынке идей с другими типами политического устройства, не умаляя их достоинств. В действительности терпимость к различным типам политического устройства гораздо больше отвечает интересам США, чем высокомерие неоконсерваторов или недалекий идеализм современных либералов. Уважительное отношение к ответственным правительствам, терпимость к политическому и культурному многообразию, баланс между глобальным управлением и передачей полномочий региональным властям, а также более умеренный подход к глобализации – вот принципы, которые, вероятнее всего, должны лечь в основу будущего мироустройства. НЕИЗБЕЖНОСТЬ ПОЛИТИЧЕСКОГО МНОГООБРАЗИЯ Принстонский проект в области национальной безопасности предусматривает «свободный мир под властью закона». Распространение демократии и открытых рынков сочетается в нем с реформой международных организаций, дабы превратить западный порядок в глобальный. Этот план не лишен привлекательности, и не исключено, что Китай, Россия, Саудовская Аравия и другие влиятельные недемократические страны последуют примеру западной модели развития и примут западные понятия в части мирового устройства. По мере расширения среднего класса и роста его материального благополучия представители этой прослойки в недемократических государствах могут потребовать для себя более весомого участия в политической жизни. Но даже тогда переход к либеральной демократии будет постепенным. Пока же правительствам удается укреплять жизнеспособные авторитарные системы, которые хотя и не являются демократическими по своей сути, но пользуются значительной поддержкой населения. Например, опрос, проведенный в прошлом году, показал, что свыше 80 % китайцев удовлетворены вектором развития своей страны. По мнению неоконсерваторов и либеральных сторонников так называемой «лиги демократий» (в частности, Роберт Кейган и Иво Даалдер), автократические режимы должны быть вытеснены на обочину мировой политики, а занять свое место в нынешней системе международных отношений они смогут только после того, как станут адептами демократии. Но глобальное соотношение сил меняется гораздо быстрее, нежели природа управления в усиливающихся державах недемократического лагеря. Экономические, демографические и военные тенденции благоприятствуют укреплению авторитарных государств и дают их лидерам мало стимулов рисковать, вступая в «азартные игры» с политической либерализацией. Несмотря на мировой финансовый кризис, темпы экономического роста в Китае будут еще долгие годы опережать показатели зрелых демократий. А Россия, богатые эмираты Персидского залива, Иран и другие страны, располагающие большими запасами нефти и газа, будут и впредь, несмотря на недавнее падение цен на нефть, использовать доходы от продажи энергоносителей для того, чтобы гарантировать возможность ужесточать внутренний контроль, а также бросать вызов западной модели международных отношений. Поскольку усиливающиеся государства стремятся к влиянию, соизмеримому с их богатством и мощью, они будут пытаться видоизменить западный миропорядок, а не принять его. Даже тем великим державам, которые сохраняют приверженность демократии в своей внутренней политике, трудно прийти к согласию по поводу условий мирового устройства. Премьер-министр демократической Индии Манмохан Сингх призвал недавно к принятию «новых интернациональных правил игры», а также к «реформе и возрождению» международных организаций. Разногласия существуют даже в лагере западных союзников. Совсем недавно пути Соединенных Штатов и многих их европейских партнеров разошлись в вопросе о роли международных организаций, наднационального правосудия и критериев необходимого и законного применения силы. Новой вашингтонской администрации, скорее всего, удастся несколько смягчить эти разногласия, но вряд ли они будут полностью устранены. Противоречия между великими державами в вопросах внутреннего государственного управления еще более масштабны. Не так давно Вашингтон и Москва схлестнулись по длинному перечню вопросов, включающих расширение НАТО, противоракетную оборону, независимость Косово и конфликт в Грузии. Эти разногласия проистекают не только из-за столкновения узких национальных интересов, но также и вследствие разных представлений о суверенитете, безопасности и правоохранительных органах. Различие политических взглядов основных игроков мировой политики, впрочем, вовсе не подтверждает мнение, что стабильная система международных отношений – недостижимая цель. Оно свидетельствует лишь о том, что если мы заинтересованы в устойчивом мировом устройстве, то его условия должны быть продуктом всеобщего согласия, а не базироваться на односторонних указаниях Запада. Как предостерегает Генри Киссинджер, «Америке придется принять к сведению, что мировой порядок зависит от структуры, которую ее участники поддерживают именно потому, что помогают ее создавать». Вашингтонские стратеги будут вынуждены пересмотреть основы государственного управления США и выработать принципы, которые позволят создать мировой порядок, основанный на большем многообразии, терпимости и гибкости. ДОБРОПОРЯДОЧНЫЕ ГОСУДАРСТВА: АВТОНОМНОЕ УПРАВЛЕНИЕ Отправная точка в деле формулирования основополагающих принципов будущего миропорядка – выбор надлежащих критериев для определения добропорядочных государств, которые могли бы стать его участниками и действующими лицами. Членство в «сообществе наций» требует, чтобы такое государство стремилось улучшить жизнь своих граждан в соответствии с их предпочтениями и тем самым признавало автономию граждан в преследовании своих целей. При либеральном общественном устройстве государство позволяет гражданам преследовать собственные цели на индивидуальном уровне и в частном порядке. Другие ответственные государства меньше внимания уделяют личным свободам и заботятся о благополучии своих граждан, прибегая к коллективистским и патерналистским методам. Исходя из принципа автономного управления, здоровье, процветание, безопасность и достоинство являются универсальными ценностями для всех народов, но одновременно следует признать, что либеральная демократия является не единственным способом их воплощения в жизнь. Американскому эксперименту вряд ли чужда идея о том, что целью государства является улучшение жизни своих граждан. На самом деле отцы-основатели ясно дали понять, что одна из главных задач объединения связана со стремлением государства повышать благосостояние граждан. Американское решение заключалось в создании федеративной (compound) республики. Гарантированную защиту от внешних угроз и внутренней тирании граждане получают благодаря тому, что федеральные институты обладают полномочиями по управлению страной, но их власть ограничивается посредством контроля и системы различных противовесов. На федеративной республике лежит забота о безопасности и материальном благосостоянии граждан, обязанность предоставлять отдельным штатам значительную свободу действий в социальной политике, а также гарантировать широкие гражданские права. При всем при том даже между странами Запада существуют разногласия по поводу более глубокого прочтения либеральной традиции. Классические либералы, такие, к примеру, как Фридрих Хайек, утверждают, что лучший способ обеспечить автономию – это свобода от вмешательства государства. Данная школа придерживается строгих либертарианских традиций, согласно которым минимальное вмешательство со стороны государства позволяет гражданам наиболее эффективно определять свою судьбу. В противоположность этой школе либералы левого крыла, в частности Карл Поланьи и Амартия Сен, признают, что ограниченные материальные возможности людей отрицательно сказываются на их автономии. Например, Сен считает, что образование, социальное обеспечение и другие программы, финансируемые государством, наилучшим образом укрепляют автономию. Бедность – это разновидность несвободы, которая угнетает ничуть не меньше, чем тирания. Словом, единой политической формулы, определяющей автономию личности, не существует. Подготовка почвы для создания всеобъемлющего мирового порядка тоже подразумевает признание того факта, что американская разновидность либеральной демократии не исчерпывает всех способов осуществления власти, удовлетворяющих принципам автономного управления. Универсальных форм нет ни для демократии, ни для ответственного правления. Люди, приверженные коллективистской политической культуре и мировоззрению, испытавшие в прошлом экономические лишения, могут предпочесть социальную демократию либеральной экономике, боясь риска вновь оказаться в условиях нестабильности, неравенства и бедности. Общество с глубокими религиозными традициями способно воспринять отделение церкви от государства как чуждый принцип и считать светское образование само по себе недостаточным, чтобы привить детям ценности, которые дороги для данного общества. В патримониальной культуре семейные или клановые связи зачастую оказываются выше прав личности. Проще говоря, у разных народов требования к человеческой автономии отнюдь не совпадают, и угрозы ей тоже видятся по-разному, в зависимости от обстоятельств. В некоторых случаях личная автономия требует «негативной» защиты, например, от насилия, тогда как в других обстоятельствах она требует позитивных усилий общества и государства для защиты граждан от материальных невзгод. Признать, что автономия может принимать разные формы в различных обществах, значит уважать многообразие; навязывать же другим обществам определенную форму правления – значит ущемлять их свободу. В каждом обществе есть те, кто выиграл, и те, кто остался в проигрыше, и национальные меньшинства зачастую живут хуже представителей коренной национальности. Но если правительство какой-либо страны стремится повышать благосостояние граждан и идти навстречу их пожеланиям, принцип уважения к автономии в государственном управлении требует, чтобы относились к этой стране как к добропорядочному члену международного сообщества. Конечно, страна, осуществляющая либо допускающая геноцид, поощряющая систематическое притеснение национальных меньшинств и плохое обращение с ними, обрекающая своих граждан на колоссальные лишения и болезни, далека от того, чтобы соответствовать принципам автономного управления. Но за исключением подобных вопиющих случаев общества и страны должны иметь значительную свободу внутреннего самоуправления. Реализация принципов автономного управления означает терпимое отношение к некоторым государствам, которые, осуществляя ответственное управление, не целиком соблюдают политические права своих граждан. Подход к управлению, основанный на уважении прав личности, уникален для либеральных демократий. Такие страны, как Китай, Россия и Сингапур, считают, что отказ от соблюдения всей полноты прав личности позволяет изыскать альтернативные средства достижения национального развития и обеспечивает рост личного благосостояния максимально возможного числа граждан. Относиться к этим странам как к государствам добропорядочным не означает потворствовать их посягательствам на права человека. На самом деле речь идет о признании реальности политического многообразия и того факта, что ни одна страна либо тип политического устройства не обладают монополией на истину. Автономное управление в равной степени применимо как к внешней, так и к внутренней политике. От государств с хорошей репутацией следует ожидать, что они будут уважать не только автономию своих граждан, но и автономию граждан других стран, то есть проводить мудрую политику. Уважение к политическому волеизъявлению иных народов составляет часть этого требования. Равно как и запрет на проведение политики, ставящей под угрозу безопасность и благополучие других государств и их граждан. Соответственно страны, совершающие агрессию или проводящие политику насилия, которая угрожает опасной дестабилизацией, утрачивают добрую репутацию и лишаются тех прав, которыми пользуются ответственные государства. Применение подобного рода минимальных и последовательных квалификационных стандартов не только увеличит число участников системы международных отношений, но и позволит провести четкую грань между добропорядочными государствами и странами, не заслуживающими уважения международного сообщества. В этом случае Вашингтон сможет занять решительную и принципиальную позицию в отношении немногочисленных стран-изгоев, таких, например, как Судан, Северная Корея, Мьянма и Зимбабве. Эти государства не заботятся о благополучии своих граждан, обрекают их на насилие, голод, неграмотность и систематические репрессии. Соединенные Штаты смогут также изолировать любое государство либо негосударственного актора, которые, нарушая международные нормы, ставят под угрозу региональную или глобальную безопасность. Более того, подтвердив права всех ответственных государств, США с большей вероятностью добьются поддержки многих демократических и недемократических стран в своем противодействии подобным хищническим режимам. Когда условия членства страны в сообществе наций будут четко определены, великие державы вполне смогут прийти к согласию по поводу того, как следует поступать в отношении государств-хищников. В этом случае гуманитарная и профилактическая интервенция станет более реальной перспективой. Таким образом, уважение к автономному управлению узаконит новый, поистине всеобъемлющий порядок, а также изолирует самых опасных игроков и поставит их вне закона на мировой сцене. Такой подход к определению параметров нового мирового порядка не только не является отступлением от американских идеалов, но и в значительной степени опирается на фундаментальные принципы Америки. Джон Гэддис, историк из Йельского университета, согласен, что Соединенным Штатам следует сосредоточиться на искоренении тирании, а не на распространении демократии. При этом он отмечает, что «задача покончить с тиранией… уходит своими корнями в самую глубь американской истории». Распространение демократии предполагает знание ответа на вопрос о том, как людям следует строить свою жизнь. Положить конец тирании – значит дать людям свободу и, стало быть, позволить им самим искать ответы на волнующие их вопросы. Более того, будучи гражданами плюралистического общества, американцы ценят традицию сохранения интеллектуальных, культурных, расовых и религиозных различий. Уважение к плюрализму не только служит гарантией того, что уникальность каждого человека оценят по достоинству; подобная терпимость способствует формированию здорового общества, готового рассматривать проблемы под различными углами и предлагать разные решения. Эти принципы в равной мере применимы к международной политике. Если США уважают принципы плюрализма у себя дома, то ничем нельзя оправдать неуважение к тем же принципам за рубежом. Подобно тому как плюрализм и терпимость помогают Соединенным Штатам решать самые сложные внутриполитические задачи, они должны помочь им и во внешней политике. Пока другие страны придерживаются автономного управления, Америке следует уважать их политические пристрастия и свободу политического выбора, которые отражают многообразие политической жизни. Уважение к принципам автономного управления ни в коем случае не исключает права политического истеблишмента США ставить перед собой задачу распространения демократии во всем мире. У американцев есть все основания сохранять уверенность в том, что лучшей формой правления является именно либеральная демократия – как в моральном, так и в материальном отношении. Соответственно Соединенным Штатам необходимо и впредь использовать политические и экономические стимулы в целях поощрения демократизации. Если, как утверждают американцы, либеральная демократия действительно имеет неоспоримые достоинства, она будет распространяться в мире сама по себе, в силу присущего ей превосходства над прочими системами. Вместе с тем соблюдение принципов автономного управления, умеренность в высказываниях о сильных и слабых сторонах западного пути развития и уважение к альтернативным системам смогут обеспечить миру благоприятные условия для того, чтобы демократия в полной мере продемонстрировала свои добродетели и преимущества. ОПИРАЯСЬ НА АВТОНОМИЮ: НОРМЫ БУДУЩЕГО МИРОВОГО ПОРЯДКА Порядок, в котором приветствуется политическое многообразие, разительно отличается от тех норм и практического поведения на мировой арене, которые характеризовали международные отношения со времен Второй мировой войны. Запад уже не будет с гордостью приниматься за образец, власть больше не будет сосредоточена в Вашингтоне, а легитимность не станет определяться исключительно трансатлантическим консенсусом. Вместо этого западные понятия о легитимности должны сочетаться с представлениями других стран и культур, и, таким образом, ответственность будет распределяться среди большего числа участников международной политики. Охватывая все более широкое геополитическое пространство, новый всеобъемлющий мировой порядок внесет вклад в укрепление глобальной стабильности за счет расширения консенсуса и числа ответственных участников мирового процесса. Он будет также содействовать дальнейшей маргинализации государств, которые хищнически ведут себя по отношению к собственным народам или соседним странам. Если первым шагом в построении нового порядка является пересмотр стандартов, согласно которым определяются добропорядочные государства, то вторым должно стать новое соглашение о нормах поведения на мировой арене. Среди ключевых вопросов, которые необходимо рассмотреть в процессе достижения нового консенсуса, три привлекают к себе особое внимание: суверенитет и вмешательство, реформа международных организаций и принципы торговли. Суверенитет и вмешательство. Цепочка важнейших событий – окончание холодной войны, нарастание угрозы международного терроризма, все большая обеспокоенность по поводу распада государственности в некоторых странах и глобализация – подтолкнула западные демократии к формальному ослаблению национального суверенитета. Будучи Генеральным секретарем ООН, Кофи Аннан являлся убежденным сторонником коллективной «ответственности защитить» – новой нормы международных отношений, согласно которой мировое сообщество не только имеет право, но и обязано вмешиваться в тех случаях, когда речь идет о страданиях людей. Еще более амбициозные предложения касались расширения правовой базы для гуманитарных интервенций и упразднения суверенитета – например, с целью разоружения государств либо смены режима в интересах демократизации внутренней жизни. Поскольку автономное управление обрекает хищнические государства на изоляцию и международные санкции, его принципы полностью совместимы с принципом «ответственности защитить». Однако дальнейшее размывание суверенитета может скомпрометировать принцип автономии государств. Россия и Китай опасаются, что отмена суверенитета одного государства создаст опасный прецедент, наносящий ущерб суверенитету всех других держав. Эти, а также ряд других стран полагают, что более энергичные усилия по ограничению национального суверенитета представляют собой завуалированные попытки наделить западные демократии полномочиями действовать по своему усмотрению. Москва и Пекин воспринимают подобные предложения Запада не с точки зрения нормативно-институционального развития мирового порядка, а как угрозу фундаментальным принципам международной стабильности и целостности государственной системы. Следовательно, при создании будущего мирового порядка придется отказаться от подобного рода амбициозных планов и утвердить более традиционное понятие о суверенитете для всех государств, удовлетворяющее принципам автономного управления. В той мере, в какой государство осуществляет управление в интересах роста благосостояния граждан и не совершает актов агрессии против других стран, такому государству необходимо гарантировать полноценный территориальный суверенитет. Конечно же, дабы не устареть, эта норма должна периодически пересматриваться. Незаконный экспорт оружия массового уничтожения и спонсирование терроризма следует – вкупе с агрессией против другого суверенного государства – квалифицировать как вопиющие нарушения. Однако акты, обосновывающие отказ в праве на суверенитет, а также изоляцию той или иной страны и вмешательство в ее внутренние дела, должны тщательно взвешиваться, чтобы более широкое толкование «преступного поведения» не привело к демонтажу международного порядка, который в обозримой перспективе будет опираться на принцип национального суверенитета. Изоляция либо интервенция в некоторых случаях могут оказаться непродуктивными, особенно в отношении государств, которые придерживаются принципов автономного управления во внутренней политике и игнорируют их во внешней. Для того чтобы принципы автономного управления принималась в мире с бЧльшим энтузиазмом, зачастую эффективнее стратегия вовлечения возможно большего числа великих держав, чем стратегия, опирающаяся исключительно на принуждение. Например, если Иран увидит, что статус добропорядочной страны, доступный в обмен на его отказ от ядерной программы и поддержки терроризма, сулит ему реальные выгоды, он быстрее пойдет на сотрудничество, нежели в случае угроз изоляции и интервенции. Таким образом, принятие добропорядочными странами традиционных представлений о суверенитете открывает более широкие перспективы в достижении согласия между великими державами об условиях будущего миропорядка, а также возможность действеннее противостоять режимам, несущим угрозу глобальной стабильности. Институциональная реформа. В конечном итоге экспансия глобальной власти потребует передать международную ответственность, которая сейчас лежит на нескольких либеральных демократиях в Северной Америке и Европе, достойным странам в разных частях земного шара. Всеобъемлющий мировой порядок отвечает не только необходимости расширения сферы действия глобальной власти в современном мире, но и является следствием признания того факта, что решение многих злободневных проблем зависит от широкого международного сотрудничества, которое выходит за пределы узкого взаимодействия развитых демократий. Нераспространение ядерных вооружений, борьба с терроризмом, смягчение последствий глобального потепления, стабилизация финансовых рынков – решение этих задач требует самого широкого, многостороннего межрегионального сотрудничества стран с разным политическим устройством. У таких организаций, как НАТО и Европейский союз, имеются ресурсы, но среди их членов преобладают демократии Североатлантического региона. Организация Объединенных Наций объединяет все народы, но не может похвастаться эффективностью. Институты, претендующие на международную ответственность, должны отражать реальное соотношение сил в мире и испытывать практическую потребность в широком сотрудничестве. Вместо того чтобы стремиться к повсеместному расширению исключительных полномочий Запада посредством глобальной НАТО или «лиги демократий», западным организациям следует оставаться региональными по своей сути и в то же время подавать пример управления другим странам. Поощряя независимость и правоспособность региональных организаций за пределами Северной Атлантики, западные демократии могли бы целенаправленно делегировать ответственность за состояние международных дел компетентным и дееспособным акторам в других частях земного шара. Подобно тому как НАТО и Европейский союз укрепили коллективную безопасность, усовершенствовали управление и углубили экономическую интеграцию входящих в них стран, такие организации, как АСЕАН, Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива, Африканский союз и оборонный союз, формирующийся в Южной Америке, могут добиваться тех же целей в своих регионах. По мере достижения зрелости этими и другими организациями на их уровне все больше внимания будет уделяться не только вопросам безопасности, но и поиску совместных подходов к управлению развитием, здравоохранением, водными ресурсами и охраной окружающей среды. Передача более широких полномочий региональным структурам имеет и ряд других очевидных преимуществ. Во-первых, при возникновении кризиса быструю и действенную реакцию можно, скорее всего, ожидать от тех стран, которые в силу своей географической близости непосредственно заинтересованы в исправлении ситуации. Во-вторых, региональные организации должны получать более энергичную поддержку от важных местных игроков, нежели со стороны атлантических организаций, которые зачастую воспринимаются как инструменты западного влияния. В-третьих, вмешательство региональных организаций будет, скорее всего, происходить с учетом местных ценностных установок и принципов, а значит, решение назревших проблем приобретет более легитимный и долгосрочный характер. Наконец, учитывая тот факт, что продолжающиеся миссии в Ираке и Афганистане требуют от Запада колоссального напряжения всех ресурсов, особенно на фоне экономического кризиса, наделение региональных организаций более широкими полномочиями позволит атлантическим демократиям в конечном счете переложить часть бремени на плечи других участников мирового процесса. При том, что распространение глобальной власти нуждается в передаче более широких полномочий региональным акторам, вызовы, с которыми сталкивается международное сообщество, требуют глобальной координации усилий. Борьба с терроризмом и распространением оружия массового уничтожения, смягчение последствий изменения климата, борьба с малярией и вирусом ВИЧ/СПИД, поддержка программ всеобщего образования – планирование и выделение ресурсов на эти цели должны происходить на уровне мирового сообщества, даже если местные и региональные игроки возьмут на себя проведение соответствующей политики. Если «Большая восьмерка» и «Большая двадцатка» продемонстрировали свою значимость в качестве консультативных органов, то теперь необходимо модернизировать и реформировать ООН как ключевую всемирную организацию, превратить ее в главную площадку по координированию усилий мирового сообщества. В таком случае решения ООН нуждаются в большей легитимности, нежели та, что обеспечивают ее нынешние структуры. В частности, состав Совета Безопасности ООН, который все еще отражает стратегические реалии 1945 года, должен стать более представительным, дабы соответствовать нынешнему раскладу сил на мировой арене. К числу постоянных членов Совбеза необходимо добавить Бразилию, Германию, Индию и Японию, а также основные державы мусульманского мира и африканского континента. Главными кандидатами на членство в Совет Безопасности можно считать Египет, Индонезию, Нигерию и Южную Африку. Такого рода расширение Совбеза повысит доверие к ООН. Тем самым новые члены получат стимул вкладывать более весомый политический капитал и ресурсы в коллективные действия. Разумные предложения по реформированию Организации Объединенных Наций обсуждаются уже несколько лет, но для успешного завершения этого процесса не хватает лидерства со стороны США. Вот почему администрация Барака Обамы должна сделать реформирование ООН своим главным приоритетом. Это позволит не только осуществить необходимые перемены, но и вернуть американской дипломатии утраченное уважение на мировой арене, а также продемонстрирует, что администрация полна решимости вдохнуть новую жизнь в Организацию Объединенных Наций. Условия торговли. Руководствуясь твердым убеждением в том, что свободная торговля и глобализация способствуют умножению богатства народов, распространению демократии и стабильности, Соединенные Штаты взяли под свой контроль создание послевоенного либерального экономического порядка. Последовавшее процветание является одним из величайших завоеваний эпохи лидерства Запада. Система международных отношений, в основе которой лежит более развитый плюрализм, бросает вызов этому порядку – ведь данная система включает в себя государства, применяющие самые разные подходы к управлению экономикой. Вместе с тем согласованное всеми участниками обновление правил функционирования мировой экономики не обязательно должно подрывать устои либерального подхода к международной торговле и финансам. Но чтобы сохранить эти основополагающие принципы, будущий миропорядок должен исходить из более умеренных целей в деле либерализации, а также допускать более активное вмешательство со стороны государства для того, чтобы рынки могли эффективно удовлетворять потребности граждан. Кроме того, надо сконцентрировать внимание на том, чтобы сделать глобализацию более справедливой. Мировой финансовый кризис, экономическое усиление некоторых стран, а также сжатие рынка труда в различных отраслях американской экономики повышают вероятность того, что процесс либерализации мировой экономики продолжится, но Соединенные Штаты перестанут в нем доминировать. По мере сокращения возможностей и притязаний Америки на выполнение функции кормчего мировой торговли необходимо принять меры против разрастания тенденции к протекционизму, которая неизменно возникает в момент утраты экономическим гегемоном способности поддерживать свободные рынки и гарантировать стабильность. Соответственно больше внимания следует уделять мерам по предупреждению возврата к экономическому национализму и созданию барьеров в мировой торговле, нежели насаждению либерализации. Именно так и поступили участники прошлогоднего ноябрьского саммита «Большой двадцатки» в Вашингтоне, то есть крупнейшие экономики мира, пообещав не применять протекционистских мер еще как минимум, год. Вызывает тревогу тот факт, что некоторые участники «Большой двадцатки», в том числе Индия, Индонезия и Россия, уже нарушили эти обещания. Главная опасность, подстерегающая нас впереди, – это отнюдь не замедление мировой либерализации, а скорее повторение 30-х годов прошлого столетия, когда реакцией на спад мировой экономики стал лозунг «Сделай нищим своего соседа». Спад способствовал также тому, чтобы все признали: нужно строже регулировать финансовые рынки. Изначально предполагалось, будто глобализация дает наибольшие преимущества странам со свободным рынком и либеральной экономикой. Но сегодня складывается впечатление, что скорость, с какой производятся финансовые операции, и масштабы современных рынков диктуют необходимость более непосредственного регулирования. Европейские правительства требуют создания новой Бреттон-Вудской системы в целях усовершенствования существующих правил. Даже в США государственное вмешательство приобретает масштабы, совершенно немыслимые еще год назад. Поскольку государство играет более заметную роль в управлении рынками, правительствам следует работать над тем, чтобы выравнивать структурные перекосы в мировой экономике. Американской экономике предстоит преодолеть зависимость от потребления и импорта товаров и капитала, больше полагаясь на инвестиции, экспорт и сокращение торгового дефицита. В то же время такие страны, как Германия, Китай и Япония, оказываются перед необходимостью двигаться в противоположном направлении, стимулируя внутренний спрос и уравновешивая рост своих экономик, ориентированных на экспорт, импортом товаров и услуг. Эти внутренние корректировки под руководством государственных институтов помогут выровнять мировые диспропорции, которые стали одной из причин нынешнего спада мировой экономики. Наконец, на будущий мировой порядок возлагаются надежды в том смысле, что он будет способствовать более широкому распределению благ глобализации. Глобализация резко усилила неравенство в доходах как внутри отдельных стран, так и на международном уровне. Свободное перемещение американских работников так же важно для последовательной политической поддержки экономической открытости, как и создание новых возможностей для работников развивающегося мира. Предполагается, что эти две цели вступают в противоречие друг с другом. Однако снижение сельскохозяйственных субсидий и пошлин на импорт текстиля в развитых странах было бы важным шагом в направлении более справедливой глобализации. Но этот шаг неизбежно вызовет необходимость в инвестициях в образование, переобучение и дополнительные программы в интересах работников в Соединенных Штатах и других развитых экономиках. Либеральное мировое хозяйство содействовало развитию всего мира. Чтобы добиться всеобщего процветания и взаимозависимости, покончить с нищетой во всем мире, необходимо дальнейшее расширение глобальной экономики. Но, учитывая, что нынешний экономический спад поставил под вопрос эффективность западной экономической модели, последняя не сможет остаться в неприкосновенности в процессе формирования более плюралистического мира. Конечно, некоторое усиление вмешательства государства и более умеренная и справедливая разновидность глобализации повлекут за собой пересмотр приоритетов либеральной торговли, однако маловероятно, что внесение этих поправок затронет фундаментальные принципы либеральной торговли. Взаимное уважение. Критики справа воспримут этот призыв к терпимости в отношении политического многообразия как одно из проявлений нравственного релятивизма, тогда как критики слева заклеймят его за отступление от прогрессивных принципов. С точки зрения неоконсерваторов, необходимо покончить с недемократическими режимами; либералы же призывают к тому, чтобы продемонстрировать им привлекательность демократизации. И те, и другие полагают, что западные ценности рано или поздно станут всеобщими, а их экспансия представляет собой самую важную форму прогресса. Политика слишком поспешной демократизации скорее затормозит, нежели ускорит историческое развитие. От Балкан до Ирака и палестинских территорий форсирование выборов никогда не шло на пользу умеренным силам, а, напротив, давало козыри в руки идейным раскольникам и смутьянам, нисколько не способствуя политической стабилизации. Вашингтону следует пропагандировать демократию на личном примере и с помощью различных стимулов. Однако если Америка будет настаивать на том, чтобы весь мир заявил о своей приверженности западному порядку, гарантом которого она является, то тем самым она только скомпрометирует этот порядок и помешает либеральной демократии победить в длительной борьбе с альтернативными системами государственного управления. Вместо этого Соединенным Штатам следует возглавить построение по-настоящему плюралистического международного порядка. Если Вашингтону суждено дирижировать процессом его создания, то он не будет обесценивать достижения демократии своим недемократическим поведением на мировой арене. Напротив, Америка продемонстрирует незыблемую приверженность тем ценностям, которыми так дорожит Запад, и веру в способность либеральных форм государственного управления доказать свое превосходство над авторитарными режимами. Кроме того, взращивание новых участников мирового процесса, делегирование ответственности за международные отношения региональным игрокам, а также перевод мировой экономики на более стабильный фундамент дадут США необходимую передышку, чтобы сосредоточиться на восстановлении фундамента национального процветания. Соединенные Штаты окажутся в лучшем положении, если опередят кривую развития и помогут создать новый устойчивый порядок в мире, нежели если они ввяжутся в заведомо бесперспективную битву с тектоническими сдвигами в мировой политике. Как заметил Генри Киссинджер, «Америке нужно настроить себя на стратегию градуализма (малых дел), которая состоит в том, чтобы искать величия посредством постановки достижимых целей и накопления успешных результатов». США могут взять на себя руководство процессом построения более многообразного мира, не изменяя при этом своим фундаментальным ценностям. Подобное поведение на мировой арене поможет восстановить нравственный авторитет Америки как ведущего члена сообщества наций и повысить вероятность того, что другие страны будут точно так же уважать ее приоритеты и предпочтения, как она сама в свою очередь уважает их выбор. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 5 июля 2009 > № 2913917
Чарльз Капчан, Адам Маунт
Контуры посткризисного мира © "Россия в глобальной политике". № 3, Май - Июнь 2009 В.Л. Иноземцев – д. э. н., директор Центра исследований постиндустриального общества, главный редактор журнала «Свободная мысль». Резюме Имеются все предпосылки к тому, что Соединенные Штаты скоро утратят экономическое и финансовое доминирование и новым номером один наверняка окажется именно КНР. В последнее время утверждение о том, что мир неузнаваемо изменился после террористических атак на Нью-Йорк и Вашингтон 11 сентября 2001 года, стало общим местом. Эксперты заговорили о «новой геополитической реальности», а «войну с террором» стали именовать чуть ли не Четвертой мировой. Америка, возложив на себя миссию борьбы с вездесущим, но невидимым врагом, казалось, восстановила если не лидирующую, то доминирующую роль в мире. Граница «долгого ХХ века» была определена, а либеральные сторонники теории «конца истории» считались посрамленными. Однако это новое видение геополитической реальности основывалось на том же факторе, что и система, существовавшая в эпоху холодной войны, – на экономическом доминировании западного мира, и прежде всего Соединенных Штатов. Вплоть до начала нового тысячелетия США никому не уступали своего хозяйственного лидерства. В 2001-м Америка производила 24,8 % глобального валового продукта, акции американских компаний обеспечивали 34,7 % показателя капитализации всех фондовых бирж, инвестиции в НИОКР составляли 38,4 % мировых, военный бюджет Соединенных Штатов обеспечивал 46,2 % всех произведенных на нашей планете военных расходов, а доллар занимал 70,7 % в совокупных резервах центральных банков. Безусловно, доля США в глобальном валовом продукте и промышленном производстве снижалась, но вместе со странами Европейского союза «атлантический мир» контролировал приблизительно половину мировой экономики – как, кстати, и в первые послевоенные годы. Но с наступлением нового столетия ситуация начала меняться, чего Соединенные Штаты и их будущие союзники по знаменитой coalition of the willing (коалиции желающих) предпочитали до поры до времени не замечать. Изменения шли по двум направлениям. СИМБИОЗ РИСКА С одной стороны, в рамках самого западного мира выделилась группа экономик, сделавших ставку на экспансионистскую (и потому рискованную) финансовую политику. Предпосылки для таковой сформировались еще в 1970-х и 1980-х годах, когда США отказались от «золотого стандарта», а развивающиеся страны прибегли к массированным заимствованиям на мировом рынке капитала, будучи убеждены в том, что их природные богатства, цены на которые в те годы достигали рекордных значений, навечно гарантируют их финансовую устойчивость. Характерно, что та эпоха принесла с собой не «крах» американской системы под натиском Третьего мира, а нечто обратное. В первой половине 1980-х Соединенные Штаты предприняли решительную атаку на инфляцию, что привело к росту курса доллара, снижению сырьевых цен и массовым дефолтам стран Юга по своим обязательствам. Дальнейшее развитие ситуации – и в том числе продолжавшиеся финансовые трудности мировой «периферии» (от распада Советского Союза и дефолта Мексики в 1994 году до «азиатского» финансового кризиса и дефолтов России в 1998-м и Аргентины в 2001-м) – привело власти США и их союзников к выводу об устойчивости финансовой системы, основанной на долларе. О том же говорили стремительный рост фондовых рынков всех развитых стран в 1997–2000 годах и устойчивое укрепление доллара в тот же период. Результатом стала масштабная либерализация, воплотившаяся, в частности, в отмене Акта Гласса – Стигала в 1999-м. Итоги впечатляют. С 1995 по 2007 год отношение капитализации фондовых рынков к ВВП в Соединенных Штатах и Великобритании возросло, согласно данным Всемирного банка, соответственно с 62 % и 78 % до 145 % и 171 %. За тот же период размер чистого долга корпораций и домохозяйств увеличился со 138 % и 142 % до 228 % и 249 % ВВП. Цена среднего жилого дома взлетела соответственно в 2,38 и 2,64 раза. Возникли совершенно новые секторы финансового рынка, такие, к примеру, как рынок деривативов, номинальный объем которого, по данным базельского Банка международных расчетов, вырос с 40,1 до 683,7(!) трлн долларов и который (какое совпадение!) к 2008-му на 43 % контролировался британскими и на 24 % – американскими финансовыми институтами. «Богатство» западного мира стремительно приумножалось, но при этом во многом оставалось фиктивным, тогда как реальное производство устойчиво утекало в менее процветающие страны. Здесь стоит задачи ни приветствовать, ни осуждать такую политику – необходимо привлечь внимание к самой важной ее черте: США, Великобритания (в меньшей мере Испания с ее экспериментами с ипотечным жилищным строительством, Ирландия и Исландия с их банковскими схемами, Италия с самым большим среди европейских стран государственным долгом) стали странами – производителями рисков (risk-makers). Это в какой-то момент не могло не выйти наружу. С другой стороны, многое менялось и в странах Третьего мира. После затяжного периода неопределенности, начатого долговыми проблемами 1980-х годов и закончившегося с выходом из «азиатского» кризиса конца 1990-х, почти все «пострадавшие» государства резко изменили финансовую политику. Они отказались от активных заимствований за рубежом в пользу наращивания внешнеторгового профицита и аккумулирования валютных резервов. Этому способствовали, с одной стороны, стремительный хозяйственный рост в Китае, с другой – повышение цен на энергоносители и сырье. Данные факторы привели к резкому изменению торговых балансов. Так, если в 1996 году экспорт из КНР не превышал по объему экспорт из Бельгии (172 млрд долларов), то в 2008-м он достиг 1,46 трлн долларов, став вторым в мире. Если в 1998 году из региона Персидского залива было экспортировано нефти на 67 млрд долларов, то в 2008-м – уже на 539 млрд долларов. Параллельно в быстроразвивающиеся страны Восточной Азии и нефтедобывающие государства притекали прямые иностранные инвестиции, что также обеспечивало рост валютных резервов (которые реинвестировались в государственные ценные бумаги развитых стран, в первую очередь Соединенных Штатов). В результате только за 1999–2008 году развивающиеся страны Восточной Азии, нефтедобывающие государства Персидского залива, а также Россия увеличили свои суммарные валютные резервы более чем на 4,9 трлн долларов (для справки: в 1998-м все они составляли менее 600 млрд долларов). За счет покупки этими странами казначейских облигаций (treasuries) США было профинансировано почти 54 % американского бюджетного дефицита. При этом американские компании и банки всё реже давали в долг собственному правительству: по мере того как средняя доходность от вложений в облигации упала с 6,2 % в 1999-м до 2,1 % в 2007–2008 годах, американские банки сократили их долю в своих активах с 9,7 % в 1995-м до 1,3 % в 2008 году. Как и в первом случае, автор не готов комментировать такой курс развивающихся стран, но очевидно, что они и их государственные институты, инвестирующие в западные (и прежде всего американскую) экономики, стали своего рода глобальными потребителями рисков (risk-takers) и тем самым заняли место «второго участника» в «экономике риска» начала ХХI столетия. Таким образом, в экономическом аспекте мир разделился на два лагеря. Одни страны надували финансовые пузыри, все сильнее отрывавшиеся от экономических реалий. Другие «демпфировали» ситуацию, скупая долларовые активы. В стороне от этой «экономики риска» находились континентальная Европа (с собственной свободно конвертируемой валютой и практически нулевым внешнеторговым сальдо), Латинская Америка (сфокусировавшаяся на создании общего рынка и относительно прохладно относящаяся к Соединенным Штатам) и Африка (вообще не вовлеченная в мировое хозяйство). Но эта экономическая картина интересна не сама по себе – она примечательна тем, какой политический курс проводят сегодня глобальные risk-makers и risk-takers. Склонность к риску в экономике трансформируется в наше время в готовность принимать рискованные решения и в политике. Вряд ли чистой случайностью является то, что США стали страной, наиболее решительно взявшейся за формирование нового миропорядка, а Великобритания, Испания и Италия оказались костяком коалиции, участники которой «без страха и сомнения» пошли за Америкой в Ирак. Ощущение всемогущества, порожденное финансовыми фикциями, преломилось в готовность рискнуть политическим влиянием. В то же время Китай, Россия, страны арабского мира, а также, например, Венесуэла, возомнившие себя мощными геополитическими игроками в основном из-за встроенности в американизированный мир (как Китай) или вследствие спекулятивного роста цен на сырьевых рынках (как экспортеры сырья), стали говорить о желательности изменения глобальной политической и экономической конфигурации, выступая за установление «многополярного» мира. Этот «многополярный» мир, который пока еще не стал реальностью, может оказаться куда более опасным и непредсказуемым, чем «однополярный» мир рубежа веков или даже «биполярный» мир второй половины ХХ столетия. События последнего десятилетия свидетельствуют о том, что новая геополитика становится «геополитикой риска»: в то время как Европа «устраняется» от участия в глобальной политической игре, risk-makers и risk-takers ведут себя всё более решительно. С одной стороны, Соединенные Штаты за последние десять лет осуществили военные вмешательства в Сербию, Афганистан, Ирак и до недавнего времени демонстрировали готовность применить силу в отношении Ирана. С другой стороны, Россия жестко ответила на «антисепаратистскую» операцию Грузии в Южной Осетии, вторгшись на грузинскую территорию, а затем признав независимость двух ее мятежных республик. Китай уже стал второй в мире державой по объему военных расходов. Пекин осуществляет строительство военных баз по всему периметру Индийского океана и дислоцировал воинские контингенты в Мьянме и Судане. «Производители» и «потребители» рисков одинаково отрицательно воспринимают большинство гуманитарных инициатив последнего времени, будь то Конвенция о запрещении применения, накопления запасов, производства и передачи противопехотных мин и об их уничтожении или Международный уголовный суд. США и их союзники – пусть не на уровне политиков, а на уровне экспертов – всё более открыто признают, что в XXI веке основными источниками если не явных угроз, то очевидных вызовов являются Китай и Россия. Последние отвечают тем же, укрепляя Шанхайскую организацию сотрудничества, которая воспринимается ими как «естественный противовес» «центру» современного мира. США И КИТАЙ: МИР ПОПОЛАМ? К чему может привести нарастающая «конфронтация рискующих»? Да и является ли она реальным фактом, или, быть может, все это плод воображения, а Соединенные Штаты и Китай составляют «Большую двойку», которая станет стержнем нового миропорядка? Несомненно, США и КНР постепенно формируют одну из самых важных (хотя и несколько гипертрофированных, с уклоном в торгово-финансовую сферу) экономических и торговых «связок» в современном мире. В 2008-м объем накопленных взаимных прямых инвестиций приблизился к 70 млрд долларов, совокупные торговые трансакции составили 409,3 млрд долларов, а стоимость американских государственных долговых обязательств, которые держат китайские финансовые институты, перевалила за 760 млрд долларов. (Для сравнения: показатели экономической взаимозависимости Соединенных Штатов и Евросоюза располагаются в обратном порядке: европейцы держат облигаций на 460 млрд долларов, торговый оборот равен 675 млрд долларов, а суммарные инвестиции в экономику друг друга составляют 2,6 трлн долларов). В то же время Китай не является демократическим государством, что считается американским руководством препятствием для политического сближения; экономика КНР в последние пять лет становится все более огосударствленной, военные расходы растут со средним темпом в 12–15 % ежегодно, а внешнеполитические предпочтения китайцев все чаще расходятся с американскими. Кроме того, американская и китайская экономики не сходны по своим структуре и качеству, как, например, европейские, а представляются прямым дополнением друг к другу. Это допускает для каждой из сторон возможность считать себя зависимой от другой (порой чрезмерно), что может обострять возникающие конфликты. Едва ли Китай способен стать для Соединенных Штатов реальной угрозой уже в ближайшие годы, но очевидными представляются несколько обстоятельств, по которым его «мирное возвышение» делает современный мир менее комфортным для Америки. Во-первых, США никогда не доминировали политически в мире, в котором они не были бы хозяйственным лидером. В наши же дни имеются все предпосылки к скорой утрате ими экономического и финансового доминирования, и новым номером один наверняка окажется именно КНР. Это может повысить агрессивность и непредсказуемость не столько самого Китая, сколько Соединенных Штатов, которые, естественно, захотят сохранить статус-кво. Во-вторых, Китай, уже сегодня воспринимаемый как «второй полюс» нового многополярного мира, несомненно, будет строить свою внешнеполитическую идентичность на умеренном антиамериканизме (или, правильнее сказать, скептицизме в отношении США). В-третьих, и Соединенные Штаты, и КНР, демонстрирующие в последнее время весьма прохладное отношение к формированию более обязывающего мирового порядка на основе европейских подходов, заведомо являются менее предсказуемыми политическими игроками, чем те же страны Европейского союза. Список можно продолжить. Откровенно говоря, я не верю, что США с их мессианской идеологией и историей, которую они имели в ХХ столетии, спокойно и беспристрастно смогут наблюдать за возвышением Китая, превращением его в крупнейшую экономику мира, укреплением ШОС (что, на мой взгляд, крайне маловероятно, но чем бог не шутит), формированием китайской зоны влияния в Южной Азии и Индийском океане и т. д. Более того, нынешний кризис ускорит процесс формирования «постамериканского» мира, и по мере нарастания такового озабоченность Вашингтона будет лишь усиливаться. Кроме того, говоря столь же откровенно, я не верю ни в то, что Китай не представляет собой экономическую и политическую угрозу для современной России, ни в то, что наша страна заинтересована закреплять свое подчиненное место в альянсе с недемократической державой и становиться сырьевым придатком государства, которое само выступает в качестве сырьевого придатка западного мира. Поэтому (с точки зрения как США, так и России) я не вижу ничего положительного в формировании нового биполярного мира, центрами которого окажутся Вашингтон и Пекин. В этот мир вернется Realpolitik самого примитивного толка, а союзники обеих сторон окажутся разменными монетами в их геополитических играх. В то же время появление Китая как нового, чуждого Западу центра экономической и политической мощи способно изменить мировую политику к лучшему и сделать мир XXI века более сплоченным и организованным. НОВЫЙ ЗАПАД В данном случае я имею в виду, что возвышение нового восточного гиганта может подтолкнуть западные страны к переосмыслению своего места и роли в мире, что представлялось бы крайне своевременным. В 2003 году французский политический аналитик Доминик Муази констатировал в статье, опубликованной в журнале Foreign Affairs, что окончание холодной войны знаменовало переход от мира, в котором существовали «две Европы, но один Запад», к такому, где имеются «одна Европа и два Запада». Пока идея о «конце истории» получала в 1990-х подтверждения своей состоятельности, конкуренция двух моделей западной цивилизации выглядела если не естественной, то допустимой. Однако ныне, после резкого падения политического, а теперь и экономического «авторитета» Соединенных Штатов, существование «двух Западов» является непозволительной роскошью в мире, где формируется «новый Восток», причем гораздо более «восточный» и гораздо более мощный, чем тот, что противостоял Западу в холодной войне. Переосмысление природы западной цивилизации крайне важно сегодня не только потому, что связи между США и Евросоюзом нуждаются в укреплении, а позитивный опыт ЕС по вовлечению в орбиту стабильного демократического развития все новых и новых государств – в усвоении и развитии. Дело еще и в том, что в 1990–2000-х годах Запад – сознательно или вследствие ошибок в политических расчетах – оттолкнул от себя многие страны, являющиеся его естественной составной частью. На протяжении 1990-х Америка и Европа не попытались интегрировать в свои политические, экономические и военные структуры Российскую Федерацию и большинство республик европейской части бывшего СССР, которые в начале того десятилетия были готовы приобщиться к западному миру. К началу же 2000-х Россия оказалась почти потерянной для Запада, перейдя под контроль сторонников умеренного авторитаризма, государственной экономики и апологии неограниченного суверенитета. В 2000-х годах то же самое произошло в Латинской Америке, где недовольство Соединенными Штатами спровоцировало во второй половине десятилетия массовый успех демагогических националистических сил, прикрывающихся ультралевыми лозунгами. Между тем и Россия, и страны Латинской Америки – общества, сформировавшиеся в их современном виде на западной культуре, чья позитивная идентификация складывалась и складывается в осознании своих частных отличий от иных версий европейской цивилизации. Не пытаться переломить в равной степени опасного как для Запада, так и для самой России ее постепенного дрейфа в сторону Китая – величайшая ошибка, которую может сегодня совершить западный мир. Действие из того же ряда – молча и с видимым безразличием взирать на усиление экономических позиций Китая в Латинской Америке. Сегодня возвышение Пекина порождает надежду на то, что Запад способен сформулировать более ответственную геополитическую «повестку дня» для первой половины XXI века. Не создавая глобального антикитайского альянса, Соединенные Штаты и Европейский союз могли бы попытаться расширить границы западного мира, пока его потенциал и выгоды от сотрудничества с ним выступают, несомненно, притягательным фактором для правительств и народов стран, в той или иной степени обращенных к Западу. Для реализации такой стратегии необходимы нетрадиционные решения и радикальные действия. НАТО как американо-европейский военный альянс могла бы быть преобразована в ПАТО (Pan-Atlantic Treaty Organization), к участию в которой следовало бы пригласить Россию, Украину, Мексику, Бразилию и Аргентину, заявив об открытости организации для всех стран Восточной Европы и Латинской Америки. США, ЕС, Россия, Мексика, Бразилия и Аргентина могли бы стать основателями новой экономической организации, повторяющей в своих основных чертах экономическую структуру Европейского союза и способствующую не только распространению свободной торговли, но и введению единых правил в сфере защиты инвестиций, развитию конкуренции, расширению зоны действий единых стандартов, общих правил регулирования трудового и социального законодательства. Важнейшей задачей этих мер была бы интеграция Соединенных Штатов – в военном отношении самой мощной, но экономически и гео-политически все менее предсказуемой державы мира – в рамки ассоциации, которая смогла бы стать «центром притяжения» для всего остального человечества. «Расширенный Запад» мог бы стать таким субъектом мировой экономики и политики, какого мир никогда не знал. Простой подсчет показывает, что его суммарное население составило бы 1,65 млрд человек, доля в глобальном валовом продукте – от 68 до 71 %, в мировой торговле – около 76 %, а в экспорте капитала – более 80 %. На страны блока пришлось бы почти 35 % личного состава вооруженных сил, 78 % затрат на военные цели и свыше 94 % существующих в мире ядерных вооружений. Превосходство «расширенного Запада» в технологической и инновационной сферах вообще не требует комментариев. И что особенно важно, с учетом людских и природных ресурсов России и Латинской Америки «расширенный Запад» стал бы в этих отношениях совершенно самодостаточным экономическим блоком, независимым от импорта труда, полезных ископаемых и энергоресурсов из-за пределов собственных границ. Только в рамках этого объединения, простирающегося от Анадыря до Гавайев, от Бергена до Огненной Земли, Европа, Соединенные Штаты и Россия смогли бы ощущать себя в безопасности и пользоваться всеми благами свободного перемещения товаров, капитала и людей по половине обитаемой поверхности земной суши. Подобный альянс был бы выгоден для всех его участников. Во-первых, он вдохнул бы новую жизнь в прежнее североатлантическое единство, которое может быть подорвано постепенным финансово-экономическим упадком США даже в большей степени, чем их ближневосточными авантюрами. Во-вторых, он задал бы четкий вектор развития России, у которой объктивно сегодня нет возможностей самостоятельно осуществить модернизацию экономики и стать державой, хотя бы относительно сравнимой с Китаем по хозяйственной мощи. В-третьих, он позволил бы интегрировать быстро развивающийся латиноамериканский континент в орбиту западного мира, поскольку формальная «вестернизация» и так находящихся в орбите влияния Запада Мексики, Бразилии и Аргентины позволила бы существенно изменить баланс сил в Латинской Америке и в конечном счете привела бы к падению популистских режимов от Венесуэлы до Боливии. По сути, он создал бы евроцентричную и европейскую по духу структуру, позволяющую, перефразируя сформулированную после Второй мировой войны задачу НАТО, to keep America in, and China out (держать Америку внутри, а Китай вовне). Разумеется, нельзя не отдавать себе отчета в том, что важнейшим возражением против подобной схемы (за исключением сложностей ее практической реализации) станет тезис о том, что появление такого рода структуры будет воспринято Китаем как возведение вокруг него «санитарного кордона». Пекин и так чувствителен к стремлению Запада, пока уступающего Китаю в экономическом соревновании (пусть и ведущемся далеко не всегда честными методами с обеих сторон), застопорить возвращение Поднебесной на ее «естественное» место в мировой экономике и политике. В результате подобная политика может породить больше опасностей и угроз, чем преодолеть. Такая возможность реально существует, и не нужно сбрасывать ее со счетов. Однако намного правильнее заранее осознавать опасность и не допускать создания ситуации, в которой она окажется очевидной и непосредственной, чем тешить себя идеями «умиротворения», никогда еще в истории не зарекомендовывавшими себя с лучшей стороны. Следует еще раз подчеркнуть, что воссоединение Запада вряд ли превратится в антикитайский альянс прежде всего потому, что ни один из его участников не будет заинтересован в военном противостоянии с Китаем (а если кто-то и попытается пойти в этом направлении, он будет удержан остальными участниками сообщества). Кроме того, объединение столь разнообразных стран потребует переосмысления тех ценностей и принципов, которые сейчас считаются «западными», и тем самым неизбежно снизит накал критики, которой сейчас подвергается Китай за свой «недостаточный либерализм». И, наконец, за исключением России членами нового объединения не станут страны, которых Китай рассматривает либо как свои потенциальные «зоны влияния» (государства Центральной Азии), либо как «потенциальных соперников» (Индия и Япония). Хотя экономически КНР выступает сегодня как один из основных игроков на международной арене, в военно-политическом аспекте она остается мощной региональной державой, выстраивающей свою политику исходя из оценки отношений с Японией, Индией, Россией, Пакистаном, Мьянмой и странами Юго-Восточной Азии. Сегодня многие эксперты признают, что Азия (в том числе и из-за возвышения Китая) является потенциально самым конфликтным регионом мира. Формирование сообщества, которое станет, несомненно, самым мощным в военно-политическом отношении игроком в мире, способно существенно снизить угрозы кризисов, порождаемых стремлением отдельных стран стать равнозначным геополитическим актором, – просто потому, что подобная задача окажется заведомо нереализуемой. *** Рассуждения об «упадке» Запада занимают умы философов уже несколько столетий, но только на рубеже XX и XXI веков они начали получать явные подтверждения. Впервые с XVII столетия (а если рассматривать мир как единое целое, то вообще впервые) центр экономической мощи смещается из Северной Атлантики в Азию, причем в условиях продолжающейся глобализации. Также впервые внутренне рациональные идеологии, сформировавшиеся в рамках западной цивилизации, больше не управляют миром. Более того, рационализм, как таковой, переживает кризис, на его фоне все большую популярность и влияние приобретают религиозные верования, абсолютизирующие деление человечества на группы и цивилизации, эксплуатирующие для своей экспансии эмоции и предрассудки. По мере таких перемен мир становится во всевозрастающей степени неуправляемым, радикально отличаясь от тех времен, когда европейцы без особых усилий контролировали в политическом и военном отношениях бЧльшую часть земной поверхности. Созданные в ХХ веке международные союзы и организации оказываются неспособны поддерживать даже иллюзию порядка, ради упрочения которого они были созданы. Повышение степени разнообразия культурных и политических традиций постепенно выхолащивает саму идею прогресса в его европейском понимании, заменяя ее принципом «все дозволено», что, на мой взгляд, в перспективе может оказаться крайне опасным. Переломить эту тенденцию традиционный североатлантический Запад не в силах. Рассуждения о том, что XXI век будет таким же «американским», как и ХХ век, не выглядят убедительными, как и любые «линейные» прогнозы в эпоху перемен. Наступившее столетие не будет ни «американским», ни «североатлантическим», но в том, чтобы оно стало «азиатским» и тем более «китайским», не заинтересованы ни американцы, ни европейцы, ни россияне. Сегодня всем им, как никогда прежде, стоит объединиться – не для того, чтобы создать враждебный кому-либо военный или политический альянс, а для того, чтобы, осознав на фоне «подлинно иного» общность своих культурных и исторических корней, попытаться сделать мир лучше. И если эта попытка увенчается успехом, нынешний финансово-экономический кризис не возвестит упадок Запада, а станет поворотным пунктом на пути к восстановлению его исторической роли. США. Китай. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 5 июля 2009 > № 2911845
Владислав Иноземцев
Иракские нефтяные месторождения спустя четыре десятилетия после принятия правительством Ирака решения о допуске в отрасль иностранных инвестиций вновь оживают. Какие последствия будет иметь это решение для глобального нефтяного баланса спроса и предложения? Сократит ли ОПЕК объем добычи, чтобы сохранить нынешний уровень цен? Эти вопросы неизбежно встают перед теми, кто с нетерпением наблюдает за событиями вокруг двух предстоящих лицензионных тендеров в этой стране. Со своими огромными запасами нефти и газа (116 млрд.бар. нефтяного эквивалента) Ирак является третьим по величине владельцем запасов углеводородов после Саудовской Аравии и Ирана. Но Ирак нуждается в огромных капиталовложениях, недофинансирование разведки и производства на протяжении многих лет привели к истощению многих месторождений. Неудивительно, что продолжающиеся конфликты и низкий уровень инвестиций в разведку и производство привели к нестабильному производству и высокой степени истощения разрабатываемых месторождений. Merrill Lynch отмечает, что нынешнее решение Ирака может иметь серьезные среднесрочные последствия для всей системы глобальных нефтяных поставок. Иракская ситуация во многом напоминает российский опыт 1990гг., когда допуск иностранцев к разработке месторождений нефти в 1999-2003гг. помог увеличить производство на 40%. Приток технологий и новых инвестиций помогли приостановить процесс истощения российских нефтяных месторождений. Иракский нефтяной сектор может так же выиграть за счет привлечения международных нефтяных игроков и внедрения новых технологий. Гигантские нефтяные поля возле Киркука и Румайлы, находящиеся в эксплуатации с 1930гг., могут вновь возродиться. В ходе двух предстоящих раундов лицензирования, которые должны состояться в июне и в конце тек.г., иностранным компаниям будет предложена возможность восстановить и разработать более 80 млрд.бар. нефтяного эквивалента континентальных запасов (что в 3 раза больше обнаруженных запасов в Бразилии, в бассейне Сантос). С помощью иностранных компаний правительство Ирака намерено увеличить производства с 2,4 млн. б/д, добываемых в наст.вр., до более чем 4 млн. б/д в 2013г., и 6 млн. б/д – в долгосрочной перспективе. Исторически колебания добычи иракской нефти приводили к серьезным изменениям ценообразования. Однако и сегодня существует опасность того, что производители, входящие в ОПЕК, могут столкнуться с трудностями при росте предложения иракской нефти. Merrill Lynch полагает, что глобальный спрос на нефть будет расти на 0,8-1 млн. б/д в год вплоть до 2015г., что значительно выше темпов роста объема добычи государствами, не входящих в ОПЕК. По расчетам Merrill Lynch, увеличение Ираком поставок будет компенсировано за счет роста спроса на нефть во всем мире, что позволит смягчить последствия открытия нефтяной промышленности этой страны. Правительство Ирака провело первый раунд лицензирования восьми нефтяных месторождений, нуждающихся в реабилитации (т.е. Киркука и Румайлы) и двух неразработанных газовых месторождений (Акказа и Мансурийи), которые в совокупности располагают 47 млрд.бар. нефтяного эквивалента – крупнейшие добывающие мощности за последние несколько десятилетий. 40 крупных независимых и международных нефтяных компаний – BP, Shell, Total, XOM, CNPC прошли предварительную квалификацию для участия в торгах за право получения 20-летних сервисных контрактов. Как ожидается, первый раунд торгов состоится в конце июня (29-30 июня). Основными тендерными условиями являются следующие: • Поэтапное развитие: каждый контракт разбит на этап реабилитации (продолжающийся 30-36 месяцев), на котором должны быть определены объемы базового производство каждого месторождения, и этап разработки. • Выплата бонусов: победивший консорциум должен предоставить иракскому казначейству льготный кредит на US2,6 млрд.долл. Правительство получит двухлетний льготный период, по истечении которого кредит должен быть погашен за счет доходов от продажи нефти в течение пяти лет. • Тип контракта/покрытие расходов/выплаты: контракты на разрабатываемые месторождения будет основываться на фиксированной стоимости сервисных услуг за каждый бар., добытый сверх заранее установленного базового уровня. Плата будет постепенно понижаться с учетом «R» фактора (совокупный доход/совокупные расходы). Консорциум должен подать предложение на величину стоимости сервисной услуги и R-фактора. На этапе реабилитации победивший консорциум не получает компенсации. Неразработанные активы будут присуждаться на основе принципа EPC (проектирование, закупки и строительство). • Собственность: победивший консорциум получит 75% долю и право на управление проектом, но не сможет претендовать на запасы и инфраструктуру. Партнеры должны будут профинансировать 25% долю иракского партнера. Помимо проведения лицензионных тендеров, министерство нефти Ирака ведет прямые переговоры по нескольким месторождениям (обладающих в совокупности 25 млрд.бар. нефтяного эквивалента), рассчитывая ускорить процесс ввода их в действие. Это касается в основном комплексных проектов (нефть и газ/производство электроэнергии). В некоторых случаях по этим месторождениям уже были заключены контракты с иностранными компаниями (до войны), например, по месторождениям аль-Ахдаб и Нассирийя. Хотя большая часть северного Ирака по-прежнему остается неисследованной, доказанные запасы нефти в Курдистане составляют 40-45 млрд.бар. Задержки в принятии закона об использовании иракских углеводородов вынудили Курдское региональное правительство (KRG) в 2007г. принять собственный закон о нефти и заключить 29 соглашений о разделе продукции (СРП) с международными нефтяными компаниями. Эти соглашения подписаны в основном с малыми/средними компаниями, как например с DNO, Addax и Heritage Oilundertaking. В результате на двух месторождениях уже приступили к производству сырой нефти: Таука, где начальный объем экспорта составил 50 тыс. б/д, и на котором предполагается добывать 40 тыс. б/д. Правительство Курдистана надеется увеличить объем производства на этих двух месторождениях до 250 тыс. б/д к июню 2010г. и до 450 тыс. б/д – к дек. 2010г. Не менее интересные события происходят в сфере природного газа. В мае 2009г. компания Dana Gas (ОАЭ) объявила о создании совместного предприятия с OMV и MOL, которое инвестирует US8 млрд.долл. в разработку газовых полей Хор Мор и Чемшемель, рассчитывая на производство 3 млрд.куб. ф/д к 2015г. Здешний газ будет использоваться для производства электроэнергии в Ираке, а излишки (1,5 млрд.куб. ф/д) запланировано экспортировать через трубопровод Набукко для снабжения Европы через территорию Турции. Ирак отказался признавать контракты, заключаемые KRG с международными нефтяными компаниями. Существует опасность того, что входящие в ОПЕК производители будут вынуждены сократить производство с учетом этой новой иракской нефти. Однако Merrill Lynch считает, что глобальный спрос на нефть в ближайшие годы будет продолжать расти на 0,8-1 млн. б/д, что значительно выше темпов роста объема добычи государствами, не входящих в ОПЕК. Это приведет к росту доли рынка ОПЕК. Естественно, квотирование основными членами этой организации объемов добычи на растущем рынке – значительно более простая задача, чем корректировка производства на сокращающемся рынке. Поэтому, долгосрочные прогнозы по нефти выглядят очень позитивно, а в краткосрочной перспективе глобальный нефтяной рынок должен будет смириться с необходимостью освоения дополнительных поставок. Commodity Online. Африканский угол китайской внешней политики долгое время оставался в тени. Однако богатый ресурсами континент привлекает внимание Китая, и не последнюю роль в этом играют суданские запасы нефти. В 2008г. издание Financial Times писало, что Китай готовится проникнуть в Африку в таких масштабах, которые намного превосходят все его приобретения на этом континенте к настоящему времени. В последнее время китайское государство приступило к реализации ряда инициатив, призванных обеспечить долгосрочные поставки нефтяного сырья из Судана – одной из самых перспективных в этом отношении стран Африканского субконтинента. Китай решает несколько задач: наладить надежные поставки энергетических ресурсов (подтвержденные запасы нефти в Судане составляют 1,6 млрд.бар.), снизить влияние на континент Тайваня (он сотрудничает с 6 из 26 стран, с которыми Китай поддерживает полноценные дипломатические отношения) и усилить быстро растущее свое мировое влияние. Прежде всего в глазах США и двух азиатских центров силы – Японии и Индии.В 1998г. 50% всего суданского экспорта приходилось на четыре государства: Саудовскую Аравию (23,4%), Италию и Великобританию (по 10%) и Германию (5,4%). Важнейшими поставщиками продукции в Судан являлись также арабские страны, лояльные США. На них приходилось 28% суданского импорта. Доля Саудовской Аравии составляла 15,5%, Египта – 2,9%. На страны ЕС приходилось 23,5%, это в основном на Великобританию – 7%, Францию – 6,7%, Италию – 6%. Среди прочих стран выделялись Китай (13,8%) и Япония (4,5%). Поэтому США, даже включив Судан в «террористический» список и наложив санкции, особенно не опасались Сегодня же эти показатели и страны-участницы иные. Среди импортеров в Судан с большим гандикапом лидирует Китай, поглощающий более 50% всего экспорта из Судана. Китай также является стратегическим инвестором в разработку нефтяных полей юга Судана. Причем если на рубеже ХХ-XXI веков в инвестировании нефтяной промышленности Судана шла примерно равная конкурентная борьба между Индией и КНР, то сейчас чаша весов склонилась в китайскую сторону. Для продвижения своих нефтяных интересов в Судане Китай очень искусно и действенно использовал рычаги в ООН. КНР, воспользовавшись правом постоянного члена Совета безопасности ООН, блокировала принятие резолюции, осуждающей геноцид в суданской провинции Дарфур. Это отнюдь не случайно. Ведь эта провинция является основным театром энергетической войны за солидные запасы нефти между Китаем и США. Обусловленное стремительным экономическим ростом резкое повышение спроса на ресурсы привело китайские власти к началу агрессивной государственной политики в долларовой дипломатии. Обладая более чем 1,3 трлн. долл. в своих резервах в Народном национальном банке Китая, страна сегодня проводит активную нефтяную геополитику. Африка находится в центре внимания, а территория Судана является приоритетной. Кредиты, предоставляемые Китаем, идут на такие составляющие суданской инфраструктуры, как дороги, больницы, школы. И при сравнении представляют собой разительный контраст с жесткими требованиями МВФ и Всемирного банка. В отличие от последнего (де-факто инструмента внешней экономической политики США) Китай дальновидно не обуславливает свои кредиты. Китайская национальная нефтегазовая корпорация (КННК), являясь крупнейшим иностранным инвестором в Судане с 5 млрд.долл., вложенных в разработку месторождений нефти, входит в число трех из четырех консорциумов, добывающих нефть в Судане, а именно: консорциум СNРОС, основное суданское месторождение Mugland, доля Китая – 40%, ежедневная нефтедобыча – 200 тыс.б/д; консорциум Petroenergy, блок 6 в Дарфуре, доля Китая – 95%, ежедневная нефтедобыча – 42 тыс.б/д; консорциум Petrodar, месторождение Melut, доля Китая – 47%, ежедневная нефтедобыча – 210 тыс.б/д. Данные три консорциума добывают 95% суданского сырья, из них 43% – Китай. Помимо КНР большие доли в нефтедобыче принадлежат Малайзии и Индии. Только по официальным подсчетам, начиная с 1999г. Китай инвестировал в суданскую экономику по меньшей мере 15 млрд.долл. Китай владеет 50% акций Хартумского НПЗ (производственная мощность 100 тыс.б/д) совместно с суданским правительством. КННК построила нефтепровод от своих концессионных блоков 1, 2 и 4 в южном Судане к новому терминалу в Порт-Судан на Красном море, где нефть грузится на танкеры для Китая. 8% китайской нефти сейчас идет из южного Судана. Китай выбирает до 65-80% из ежесуточно добытой суданской нефти. Опередив Японию и став вторым в мире импортером нефти после США, Китай с ростом своего спроса на нефть (30% в год) в скором времени вполне может обойти США в этом аспекте. Учитывая сегодняшние темпы двустороннего сотрудничества Китай-Африка, к 2010г. можно ожидать от них объема торговли в 100 млрд.долл. Если этого удастся достичь, то КНР опередит по данным показателям США. Однако в перспективных планах США намерены в период до 2015г. увеличить африканскую долю своего импорта нефти с нынешних 15 до 25%. Какой же в дальнейшем будет энергетическая политика Пекина в отношении Хартума? Прогнозы. Первый. Китайские компании, несмотря на обилие различных рисков: политических (ситуация с ордером, выданным Международным уголовным судом на арест президента Судана Омара Башира), экономических (отсутствие надлежащих гарантий иностранным инвестициям) и правовых (недостаточное юридическое закрепление правовых основ деятельности зарубежных компаний в ТЭК Судана), – будут продолжать увеличивать динамику своей деятельности в Судане. Связано это не только с острой потребностью Китая в нефтяных ресурсах, но и с его ожесточенной геополитической борьбой с США и азиатскими «тяжеловесами», которые, вполне возможно, будут и дальше предпринимать исключительно мирные шаги по предотвращению молниеносного продвижения «китайского танка» в Черную Африку. Второй. Принимая во внимание наличие в Судане помимо прочего разведанных, но пока не разрабатываемых запасов природного газа (84,95 млрд.куб. м.), а также отсутствие сегодня реальной альтернативы углеводородам как источнику энергии в мире, стоит предположить, что китайские инвесторы в среднесрочной перспективе начнут вкладывать средства в совместные газовые проекты. В пользу этого возможного варианта развития событий говорит тот факт, что в 2008г. потребление природного газа в Китае увеличилось на 10,1%, составив 80,7 млрд.куб.м. Однако транспортировка газа из западного района (там сконцентрированы основные разведанные газовые запасы) Китая в восточный (там расположены основные центры потребления газа) заметно увеличивает конечные цены, что делает потребление газа нерентабельным для ряда отраслей экономики. С целью покрытия дефицита Пекин вполне может в будущем использовать суданские газовые ресурсы. Третий. Китаю, судя по всему, удастся, успешно разыграв суданскую «нефтяную карту», продолжить четко и планомерно осуществлять положения так называемой стратегии китайской экспансии в Африке. Основой этой глобальной политико-экономической программы, без всякого сомнения, является энергетический фактор. В заключение стоит ответить, пожалуй, на главный для нас вопрос: каким образом китайская гиперактивность в Судане скажется на российских поставках нефти в Китай? Здесь ситуация следующая. Несмотря на то что Пекин импортирует практически всю добываемую суданскую нефть, снижать объемы поставок черного золота из России он не собирается. Напротив, Россия и Китай создали правовую основу для сотрудничества в энергетической сфере, заявил 21 апреля 2009г. в Пекине вице-премьер России Игорь Сечин, комментируя подписание российско-китайского межправительственного соглашения о сотрудничестве в нефтяной сфере, предусматривающего строительство ответвления от нефтепроводной системы Восточная Сибирь – Тихий океан (нефтепровод Сковородино-Мохэ) на Китай. Вице-премьер Госсовета Китая Ван Цишань отметил, что «с подписанием данного документа незамедлительно вступает в силу пакет соглашений и договоров о строительстве нефтепровода, купле-продаже сырой нефти и предоставлении кредитов между компаниями двух стран, что ознаменует существенный прорыв в двустороннем энергетическом сотрудничестве». Действительно, сторонами было юридически закреплено, что предполагаемый объем поставки нефти в Китай составит 15 млн.т. в год. В обмен на долгосрочные поставки (срок контракта – 20 лет) Пекин предоставит российским компаниям кредиты: «НК «Роснефть» получит 15 млрд., «Транснефть» – 10 млрд.долл. Имея такой огромный дефицит нефти, Китаю ничего не остается, кроме как, увеличивая свою экспансию на Черном континенте, параллельно налаживать новые пути для импорта российского нефтяного сырья. Эльдар Касаев. www.ng.ru. В Екатеринбурге с ознакомительным визитом находится делегация Чрезвычайных и Полномочных послов 9 арабских государств в Российской Федерации. В ее составе – руководители дипмиссий Королевства Бахрейн, Ливана, Египта, Султаната Оман, Саудовской Аравии, Алжира, Судана, Королевства Марокко и Ирака, а также представитель православной церкви Востока при Патриархе Московском и всея Руси. Возглавляет делегацию дуайен – посол Бахрейна в России Абдельхамид Али Хасан Али. Как сообщили «Уралинформбюро» господин Али Хасан Али, цель визита дипломатов – расширение взаимовыгодных контактов и поиск новых бизнес-партнеров. 28 апр. 2009г. губернатор Свердловской обл. Эдуард Россель презентовал арабским гостям экономический потенциал региона. Также Чрезвычайные Послы встретились с представителями ряда крупнейших свердловских предприятий. ЗАО «Автомобили и моторы Урала» продемонстрировало мобильные установки, предназначенные для монтажа свайных фундаментов в промышленном и гражданском строительстве. ФГУП «ПО «Уральский оптико-механический завод» – медицинскую и светотехнику, а также геодезические и оптико-электрические системы. ОАО «Уральский приборостроительный завод» показал свои аппараты для УЗИ и искусственной вентиляции легких. Компания «Стройдормаш» презентовала гостям универсальные установки для бурения геологоразведочных скважин. Министр международных и внешнеэкономических связей Свердловской обл. Александр Харлов назвал визит послов Лиги арабских государств в регион «первой подобной акцией в истории современного международного сотрудничества». Динамично развивающийся рынок стран Африки и Ближнего Востока рассматривается как крайне перспективный для работы уральских предприятий. С рядом стран участниц Лиги у области еще с советских времен существуют проверенные торгово-экономические связи. Алжир в списке торговых партнеров Свердловской обл. занимает по итогам 2008г. 20 место с товарооборотом в 124 млн.долл. США, Египет – 30 место с 62 млн.долл. Свердловская обл. готова предложить сотрудничество арабским государствам в таких сферах, как добыча нефти и газа, восстановление и развитие транспортно-ж/д сети, ирригация и водохозяйственное строительство, а также реконструкция объектов, построенных в советские времена. В июне 2009г. арабские дипломаты вернутся в Свердловскую обл. Они посетят выставку RussianExpoArms в Нижнем Тагиле. Также будет организован совместный арабо-уральский бизнес-форум. Не исключено, что в рамках развития сотрудничества в Екатеринбурге будет открыто и представительство Лиги. ИА «УралИнформБюро». Эмир Катара шейх Хамад Бен Халифа аль-Тани о шансах для стратегических капиталовложений во времена кризиса, изменениях в положении экономических держав и пути к миру на Ближнем Востоке. Греция на пороге дефолта, хотя экономический кризис еще далеко не со всей мощью ударил по стране. Традиции рутины и косности сегодня мстят эллинам.«Шпигель»: Ваше Высочество, даже в кризисный 2009г. в Катаре ожидается 13% роста. Ваши подданные – самый богатый народ в мире, в среднем они зарабатывают по 72 тыс. евро в год. В стране как-то почувствовали наступление мирового экономического кризиса? Хамад: Конечно, мы его ощущаем. То, что всего за три квартала цены на нефть упали на две трети, бесспорно, ограничивает наши амбиции. Но я этого ждал, после 1973г. мы смогли кое-чему научиться: тогда катарцы сказочно разбогатели, покупали все, что душе было угодно, много путешествовали, а потом вместе с ценами на нефть наше благосостояние вдруг начало таять. Такого с нами больше не повторится. • За последние годы государства Персидского залива накопили огромные богатства. Как вы собираетесь их использовать? До сих пор большую часть средств мы тратили внутри страны, строили дороги, больницы, университеты. Два с небольшим года назад Катар начал инвестировать в другие страны, и сегодня, когда многие из-за кризиса не спешат расставаться со своими деньгами, мы видим для себя шанс, который больше не представится нам в ближайшие 20 лет. В частности, мы приобрели 16% акций банка Barclays, 10% Credit Suisse и на этом останавливаться не намерены. • Кувейт, а на позапрошлой неделе и Абу-Даби решили инвестировать в Daimler. Каковы ваши планы в отношении Германии? Немцы – одни из самых прилежных тружеников в мире, они будут бороться за свою экономику. У нас тоже обсуждались вложения в Daimler. Получить долю в такой компании, конечно, возможность исключительная. Мы непременно собираемся инвестировать в Германию. Большая часть парка авиакомпании Qatar Airways произведена на заводах Airbus, и в пред.г. мы сделали заказ у Boeing лишь потому, что европейцы не могли поставить самолеты в нужный нам срок. • Ваше Высочество, марка Opel что-нибудь вам говорит? Да. • Есть ли вероятность, что вы приобретете акции Opel или какого-то другого германского автоконцерна? Немецкие автомобили ездят по дорогам большинства стран Персидского залива. В Германии производят лучшие в мире грузовики, у нас они используются уже не один десяток лет. Повторюсь: мы обязательно будем инвестировать в немецкую автомобильную промышленность, но для этого нужны правильный момент и правильные цены. Интересуют нас и высокие технологии. Они необходимы, чтобы Катар стал центром научно-исследовательской деятельности. • Абу-Даби и Daimler планируют начать совместный выпуск электромобилей. Подобные начинания индустриального характера подходят нам в меньшей степени, для их реализации нужно много рабочих рук. Катар – страна небольшая. Конечно, защита окружающей среды интересует и нас, но, скорее, в научно-исследовательском, а не в производственном аспекте. • До сих пор вы в основном шли на сотрудничество с американскими университетами, в которых учатся арабские студенты. Мы открыты к предложениям из любых стран. Между прочим, было бы неплохо, если бы немцы проявляли еще большую инициативность. • Вы считаете, что немцы слишком пассивны? Они могли бы быть активней и лучше учитывать наши потребности. Получить долю в капитале таких автоконцернов, как Opel или Daimler, нам было бы интересно, ведь автомобили продаются по всему миру. Шейх Ахмед, мой предшественник, правивший в 60гг., стал первым лидером государства Персидского залива, который лично побывал в компании Daimler в Штутгарте. До нефтяного бума наша страна была богатой, экспортировала жемчуг. Потом японцы научились выращивать жемчуг, и мы опять обеднели. Все течет, все меняется – сегодня я часто задумываюсь об этом. • Вам бы хотелось, чтобы в вашем «научном парке» появились немецкие университеты? Мы были бы только рады. Но готовы ли к этому они? Тот же вопрос можно задать и британцам. У нас давно установились с ними определенные отношения, но всерьез разговаривать с нами они начинают только сейчас. Науке у нас действительно уделяется самое пристальное внимание. Нефть и газ рано или поздно иссякнут. Знания будут всегда. В долгосрочной перспективе я вижу Катар, скорее, центром образования, а не поставщиком энергоносителей. • Как, по-вашему, в ближайшее время будут вести себя цены на нефть? Мне бы хотелось, чтобы в следующие год-два нефть оставалась на уровне $40-50 за бар. • Почему так скромно? Потому что таким образом мы могли бы помочь миру выбраться из кризиса. Когда мировая экономика восстановится, это положительно скажется и на нас. Тогда цены на нефть вновь автоматически пойдут вверх. Не понимаю, почему ОПЕК должна сокращать добычу только ради того, чтобы не допустить падения цен на нефть. Ведь это ударяет не только по индустриальным державам, но и по бедным странам Африки, Латинской Америки и Азии. Кто подумает о них? • Нечасто подобные рассуждения приходится слышать от экспортеров нефти. Это так. Но в ближайшие два года все должны помогать друг другу. • США и многие европейские государства очень сильно пострадали от кризиса. Вы считаете, что Америка и Европа оправятся от случившегося? Нам бы этого хотелось. Ведь когда Америка выберется из депрессии, тогда из нее выйдет и весь мир. Думаю, Европа пострадает не так сильно, как Америка. Возможно, больше других достанется Великобритании и, может быть, Испании, но остальным европейским странам будет легче. • Как вы думаете, какие страны после окончания кризиса окажутся супердержавами? Подъем Китая, Индии и России продолжится, хоть сейчас русские и столкнулись с трудностями из-за падения цен на нефть, а в Китае количество безработных достигло 30 млн.чел. Останутся ли Америка и Европа после этого кризиса среди лидеров, не знаю. Тем не менее важно, чтобы сейчас они не допустили коллапса мировой экономики. • Европейцы делают ставку на газ, однако стабильность поставок вызывает у них озабоченность. Если Россия сойдет с дистанции, сможет ли ее место занять Катар? Мы поставляем газ в Италию, Испанию, Бельгию, скоро его сможет получать и Великобритания. Мне известно, что Германия стремится самостоятельно урегулировать вопросы газовых поставок, но думаю, что катарский газ мог бы поступать немцам через третье государство. Разумеется, это зависит от того, сколько мы будем в состоянии поставлять на соответствующий момент и кто предложит нам более выгодную цену. • Перспектива появления так называемой газовой ОПЕК также вызывает у европейцев озабоченность. В мире появится новый картель? Если есть нефтяная ОПЕК, почему бы нам не создать и газовый картель? И почему бы нам попросту не заключить договоры между экспортерами и импортерами? Впрочем, такой картель может появиться нескоро: сегодня одни продают газ дешево, другие – дорого. Не так-то просто заставить всех прийти к одной цене. • От ваших берегов до берегов Ирана всего 180 км. Вы спокойно относитесь к такому соседству с государством, обладающим ядерным оружием? Катар – страна небольшая, она ко всему может относиться спокойно. Катар ни для кого не является врагом, но мы никому не позволим разыгрывать нашу карту против других. В частности, мы не пойдем на конфронтацию с Ираном на стороне Америки, это я могу сказать точно. Иран никогда не создавал нам проблем. • А на конфронтацию с Америкой на стороне Ирана? Во время своего визита в Доху президент Ахмадинежад предложил вам и другим государствам Персидского залива подписать региональный договор о коллективной безопасности. Конечно, для государств Персидского залива объединиться с Ираном против Америки было бы проблематично. Думаю, это осознает и руководство в Тегеране. Но почему бы нам не договориться с Ираном, скажем, о создании единого рынка? • Для этого вам придется переступить через санкции ООН против этой страны. Как вам кажется, президент Барак Обама занимает правильную позицию в отношении Ирана? Мы приветствуем его инициативу и надеемся, что он будет активней заниматься Ближним Востоком в целом. Речь ведь идет не только об Иране. Палестина, Ирак и многие другие государства региона пострадали от политики Соединенных Штатов. Америка неоднократно допускала серьезные ошибки, но, хвала Аллаху, это демократическая страна, которая может их исправить. • Вы единственный арабский правитель, принимавший у себя высокопоставленных израильских политиков, несмотря на отсутствие мирного договора между вашими странами. После войны в секторе Газа с этим покончено? Нет, мы отношений с Израилем не разрывали. Мы настаивали, чтобы Иордания и Египет последовали нашему примеру, попытались оказать давление на Израиль. И я уверен: если бы они послушали нас с самого начала, то Израиль не продолжил бы в секторе Газа тех действий, какие имели место в действительности. Как нам теперь заключать мир? • Вы и премьера Бенджамина Нетаньяху пригласите в Катар? Израильтяне по-прежнему могут приезжать к нам и уезжать домой – никаких коварных замыслов мы не вынашиваем. Мы лишь декларируем свою позицию. И хотим мира. • Вы все еще верите в возможность сосуществования двух государств? Безусловно. Об этом мы говорим и всем палестинцам, с которыми нам доводится общаться, в т.ч. и лидеру партии «Фатх», и Халиду Машаалу из Хамас. Сейчас от Хамас зависит очень и очень многое. Сегодня эта организация отказывается признать Израиль. Но если предложить им возврат к границам 1967г., у них не останется выбора. Арабы признают Израиль, а у палестинцев появится много работы, нужно будет, наконец, восстанавливать свою страну. • Вы верите в мирный план короля Саудовской Аравии Абдаллы? Боюсь, на возвращение палестинских беженцев израильтяне не пойдут. Что же касается разделения Иерусалима, думаю, тут они должны согласиться. • Международный трибунал выдал ордер на арест президента Судана Омара аль-Башира. Почему вы против такого решения? Если с Баширом что-то случится и в Судане начнется неразбериха, тогда во всей Африке воцарится хаос. Конечно, террористы из «Аль-Каиды» будут просто счастливы. Они только и ждут, чтобы Судан стал новым Ираком. • Вам не кажется, что арабскому миру следовало бы, наконец, обратить внимание на проблему Дарфура? Мы уже давно выступаем в Судане в роли посредников. Дело в том, что стороны в Дарфуре не желают иметь дела с Лигой арабских государств. Мы продолжим работу и будем надеяться, что остальные арабские государства воздержатся от вмешательства в этот вопрос. На нас можно положиться. Нужно дать сторонам время, позволить им выговориться, рассказать о своих заботах, чтобы процесс переговоров наконец сдвинулся с мертвой точки и началось обсуждение будущего. • Ваше Высочество, благодарим вас за эту беседу. Энергетические ресурсы по-прежнему выступают рычагом в переустройстве мира. О перспективах развития мирового энергетического рынка рассказывает гендиректор Фонда национальной энергетической безопасности Константин Симонов.• В случае урегулирования американо-иранских противоречий Иран может стать крупным поставщиком энергоресурсов в Европу и избавить ее от российской зависимости. Насколько реалистичен, на ваш взгляд, такой сценарий? Иран действительно становится ключевой фигурой в геополитической игре в мире после глобализации, как вы это называете. Прежде всего по энергетическим причинам. Все мы понимаем, что в энергетике замены углеводородам нет и в течение обозримых пятнадцати-двадцати лет не предвидится – мир лишь будет постепенно переходить в рамках углеводородного уклада от нефти к газу. Но это для Ирана не проблема: по оценкам компании BP, Иран занимает второе место в мире и по доказанным нефтяным, и по доказанным газовым запасам. Такая страна с такими богатствами в принципе не может оставаться вне игры. Она обязательно появится на рынке. Вопрос лишь в том, на каком рынке и в какое время. Я лично придерживаюсь точки зрения, что все события, происходящие в регионе вокруг Ирана, так или иначе связаны с маршрутом транспортировки иранского газа. Например, несколько лет назад прозвучала идея строительства газопроводов в Индию и Китай. И после того, как эта идея начала набирать какой-то серьезный ход, тут же в Пакистане – ключевой стране с точки зрения транзита – началось одно безобразие за другим. Сначала вся ситуация с уходом Мушаррафа, затем, вот сейчас, новый этап политического кризиса, причем затевают его люди, которые были частью системы. Недавний теракт в Мумбае тоже можно рассматривать в этом ключе. Конечно, это можно приписать иррациональному терроризму, но во всем этом виден вполне рациональный интерес Соединенных Штатов. Создавая в Пакистане проблемы на пять-семь лет вперед, они отсекают всех потенциальных инвесторов, которые были готовы вкладывать деньги в создание газового коридора через Пакистан в Индию и Китай. Теперь ни один вменяемый человек строить там газопровод не будет. И через Афганистан – это другой вариант – тоже никто ничего не будет строить. А Индия и Китай в перспективе будут колоссальным рынком – мы уже видим, как резко вырос импорт нефти в этих двух странах, и с газом будет то же самое. Но если вы перекрываете одно направление, то должны предложить другое. И поэтому США сейчас основные лоббисты маршрутов поставки газа в Европу и из Средней Азии, и из Ирана. Не секрет, что вопросами экспорта центральноазиатского газа в Европу занимаются не европейцы, а американцы. Этим самым американцы борются скорее не с Россией, а с Китаем, ведь Пекин – активный игрок и в Иране, и в Центральной Азии. • А насколько сам Иран готов стать крупным поставщиком углеводородов в Европу? Насколько готова к этому его промышленность? Тут вообще сложилась глупая ситуация: страна, которая обладает 15% доказанных мировых запасов газа, не только не готова этот газ добывать, но еще и импортирует его из соседних государств. В печальном состоянии пребывает и иранская нефтяная промышленность: находясь на втором месте по запасам нефти, Иран вынужден импортировать бензин. Своих денег на то, чтобы поднять эту промышленность, у Ирана нет. В последнее время Исламская Республика лихорадочно пытается получить пропуск в клуб суперэлитных государств и ради этого запустила два довольно дорогих проекта – ядерную и космическую программы. Поэтому сейчас страна очень нуждается в деньгах. Европейские компании не будут активизировать свою деятельность на иранском рынке без отмашки Вашингтона. Причины просты: например, французская компания Total, работающая на иранском месторождении Южный Парс, на треть принадлежит американским инвесторам. Американские акционеры владеют в ней большей долей, чем французские. Для того, чтобы поднять иранскую нефтегазовую промышленность до уровня готовности к масштабным экспортным поставкам, нужно как минимум пять-семь лет. Но перед тем, как начинать экспорт углеводородов, Ирану нужно еще решить проблему с Катаром. Ведь то, что в Иране называется иранским месторождением Южный Парс, в Катаре именуется катарским месторождением Северный Купол. Сам пласт фактически пролегает в недрах двух государств, а из пласта идут две оторочки – одна на иранскую, другая на катарскую территорию. И тот, кто начнет качать газ первым, фактически может качать его из недр другого государства. Поэтому Ирану и Катару придется договариваться – и тут, кстати, нужно учесть, что влияние США на Катар больше, чем на Иран. • У российского правительства были амбициозные планы выхода на тихоокеанский энергетический рынок, прежде всего на Японию. Такой большой контракт с Китаем может как-то помешать их реализации? Теоретически нет. Ведь есть проект восточного нефтепровода общей пропускной способностью 80 млн.т. После долгих дискуссий было принято решение, что 50 млн.т. пойдут на берег Тихого океана, а 30 млн. через ответвление в Китай. По тому контракту, о котором мы с вами говорили чуть ранее, Россия должна поставить Китаю 300 млн.т. за двадцать лет. т.е. 15 млн.т. в год вполне укладываются в 30?миллионную квоту Китая. Но что произойдет в реальности, сказать сложно. Ведь пока мы строим только первую часть этого нефтепровода, которая заканчивается у точки под названием Сковородино. Это ключевое место: из него можно протянуть трубопровод как в Китай, так и к берегу Тихого океана. т.е. при желании можно пересмотреть план и хоть все 80 млн. в Китай завернуть. И если за время строительства трубы уровень потребления нефти в Китае вырастет, то весьма вероятно, что его квота в 30 млн.бар. может быть действительно пересмотрена. • Китай очень надеялся на пакистанскую трубу. Теперь, когда перспективы ее создания с каждым днем выглядят все мрачнее, каковы будут основные направления энергетической политики Китая? Китай прекрасно осознает, что энергетика одна из его ахиллесовых пят. Если потребление газа пока еще растет одновременно с добычей, то потребление нефти уже давно ушло в отрыв. А в том, что китайский рынок энергоносителей будет расти и дальше, сомнений почти нет. Ведь если экономический рост Китая составит менее шести-восьми процентов в год, то у него начнутся проблемы социального характера. И поэтому он будет всячески стимулировать этот рост, в т.ч. энергопотреблением. А учитывая, что мир продолжит прессовать Пекин в плане экологии (в его энергобалансе уголь составляет чуть менее 60%), энергетическая стратегия Китая будет проста: надо искать любые возможности влезть туда, где есть нефть и газ, и схватить, что можно. Не случайно китайцы начали фактически колониальный поход в Африку, приезжая туда с мешком денег и покупая местные правительства. Другое направление энергетической экспансии Китая – Южная Америка. Панамский канал уже принадлежит китайским бизнесменам, и Китай сейчас планирует расширить канал, чтобы через него могли проходить супертанкеры водоизмещением от 300 тыс.т. По плану Пекина, эти танкеры будут возить в Китай нефть из Венесуэлы и других стран боливарианской революции. Естественно, эти шаги Китая встречают противодействие Запада. Например, внимание к Судану, которым раньше никто не интересовался, было вызвано сочетанием двух факторов: найденной там нефтью и появлением вслед за этим китайцев. И после этого Европа и Штаты вдруг обнаружили, что в этой африканской стране вырезают людей и нужно срочно вмешаться в конфликт в Дарфуре. При этом Запад понимает, что самые уязвимые звенья китайской энергетической стратегии – транзитные пути. И вот практически ниоткуда появляются сомалийские пираты – и борьба с ними дает Штатам потенциальную возможность поставить под контроль танкерный путь с Ближнего Востока в Восточную Азию. Вообще я не особо удивлюсь, если в Малаккском проливе заведутся какие-нибудь пираты и флот США начнет с ними там активно бороться. А что касается Панамского канала, то где гарантии, что завтра там не высадится американский десант под знаменем борьбы с местной наркомафией? • Из того, что вы сейчас рассказали, получается, что сухопутные маршруты поставки энергоносителей в Китай выглядят гораздо более надежными. Прежде всего среднеазиатские маршруты. Однако из Средней Азии уже качают газ Россия и Иран, имеет на нее виды и Европа. Хватит ли в этом регионе запасов газа на всех? И что в такой ситуации делать России, которая активно пытается замкнуть на себя весь среднеазиатский газ? Мы вообще не знаем, сколько газа там реально есть. Да, британская компания Gaffney, Cline & Associates провела в Туркмении аудит, но ее оценки вызывают массу вопросов. Результаты газового аудита в Туркмении подозрительно совпадают с данными, которые президент Туркмении Гурбангулы Бердымухаммедов без всякого аудита называл европейцам. Если им верить, в Туркмении вообще каждую неделю якобы по два Штокмана открывают. В реальности же в серьезных отчетах типа BP Review я не вижу в числе крупнейших обладателей доказанных запасов газа ни Туркмению, ни Узбекистан, ни Казахстан. К тому же эти страны очень простые: обещают газ направо и налево даже сейчас, когда уже понятно, что баланс не бьется. В 2007г. Туркменистан потребил 22 млрд.куб.м. и продал нам 40 млрд. – при общей добыче в 67 млрд. И он при этом еще имеет контракт на поставку газа в Иран и Китаю обещает еще 40 млрд. И это, кстати, очень опасно. Тот же проект в Китай планировалось реализовывать с новых месторождений, но теперь вдруг выясняется, что 17 млрд.куб.м. для китайской трубы планируется взять с месторождения Малай, которое является ресурсной базой для сегодняшних поставок в Россию. И как они собираются теперь закрывать наш контракт? Впрочем, эти ребята настолько непосредственные, что у них нет такого понятия, как контракт и договор. Помните, мы подписали в свое время контракт с Сапармуратом Ниязовым на поставку газа в течение двадцати пяти лет по зафиксированной цене? Когда цена на газ резко выросла, он назвал контракт декларацией и потребовал его пересмотреть. Ну и что с ним было делать? Обращаться в Стокгольмский арбитраж? Пришлось пересматривать контракт. В итоге мы пришли к ситуации, когда, если верить Владимиру Путину, в I кв. 2009г. мы покупаем газ у Туркмении по 340 долл. за 1000 кубов. А цена на газ для Украины – 360 долл. Получается, что мы уже не перепродаем туркменский газ, а лишь осуществляем его транзит, причем в убыток себе. Ведь 20 долл. не окупают транзитные затраты. А они еще хотят, чтобы мы на собственные деньги реконструировали среднеазиатскую трубопроводную систему! Так что мы слишком увлеклись игрой в Центральной Азии и из-за этого даже откладывали ввод в строй наших собственных месторождений. И теперь встает вопрос: тратить деньги на трубу, будущее которой неопределенно, или вкладываться, например, в месторождения на полуо-ве Ямал? Тут, кстати, надо помнить, что «благодаря» двадцатилетней экономии на геологоразведке серьезному геологическому изучению подверглось не более 10% восточных территорий России. • В Европе сейчас все озабочены вопросом энергобезопасности. Сможет ли Европа снизить зависимость от импортного газа? Все зависит от того, каким будет объем потребления газа в Европе. С одной стороны, из-за мирового экономического кризиса потребности Старого Света в газе уменьшатся. Некоторые эксперты говорят, что чуть ли не на 10%. Я бы оценивал это падение в пять-шесть процентов в этом году. Но в среднесрочной перспективе Европе все равно понадобятся дополнительные объемы импортируемого газа. Причин тому три. Прежде всего импорт понадобится из-за падения собственной добычи. В Европе она сокращается на 10-11 млрд.куб.м. в год, причем с учетом Норвегии. Уже рухнула добыча в Британии, скоро рухнет в Голландии. С 2015г. на пик добычи выйдет и Норвегия. Новые месторождения там вряд ли откроют: Европа стала заложницей своей передовой науки, и все крупные месторождения на ее территории уже давно найдены. В итоге потери добычи надо как-то компенсировать. Вторая причина кроется в экологии. Европа ведь провозгласила борьбу за защиту окружающей среды. В этом году Киотский протокол заменят на Копенгагенский, но подход оставят: главным врагом экологии по-прежнему будет углекислый газ. Другого врага нет и не предвидится. А в линейке энергоносителей уголь-нефть-природный газ наиболее безопасен в плане эмиссии CO2 именно природный газ. Наконец, не оправдается ставка на альтернативные источники энергии. Солнечная, ветряная энергетика – это все, конечно, замечательно. Но сейчас, когда цена на нефть упала со 150 до 40 с небольшим долл. за бар., ни один серьезный инвестор без помощи государства вкладываться в альтернативную энергетику не будет. Европа лихорадочно пытается искусственно бороться с увеличением спроса на газ. Иногда через внедрение фантастических проектов. Например, переход на галогеновые лампочки, что, по мнению авторов этого плана, сэкономит европейцам чуть ли не 11 млрд. евро в год. Но в этом случае Европе придется переходить к жестким авторитарным решениям и, проще говоря, политически запрещать потреблять. Что для гедонистической европейской цивилизации с ее пониманием прав человека будет очень жестким выбором. Возьмем те же лампочки: обычные лампочки накаливания будут официально запрещены к продаже в Европе в 2012г. А может, мне не нравится свечение галогеновой лампы? Может, оно мне кажется холодным? Может, я привык к вольфрамовой нити? В итоге я не удивлюсь, если вскоре в Европе появится «Партия вольфрамовых лампочек». • А есть у Европы какие-то иные пути диверсификации газовых поставок кроме Ирана, России и Центральной Азии? Есть север Африки. Но, по оценкам европейцев, он даст к 2015г. дополнительно максимум 40 млрд.куб.м. газа. Европу это не спасет и даже может принести ей дополнительную головную боль. В России мало об этом знают, но, например, транзитная история а-ля Россия-Украина там не редкость. Например, газопровод в Испанию из Алжира идет через Марокко, и Марокко этим пользуется. Есть, конечно, еще вариант со сжиженным газом, но тут у Европы будет большая конкуренция в лице США и Восточной Азии. • Получается, что любые сколько-нибудь значимые дополнительные нероссийские поставки газа – неважно, из Средней Азии или Ирана, – пойдут через Турцию. Не является ли это угрозой для Европы? Я не раз объяснял это самим европейцам. Спрашивал, понимают ли они, какой фантастический козырь дают Турции? Естественно, Турция (и об этом ее лидеры говорят открыто) будет использовать свой статус транзитера для вступления в ЕС – и это как минимум. Я удивляюсь, как у Ющенко в свое время ума не хватило поставить такой вопрос. А у турок ума хватит. Насколько устроит такой транзитер Европу – еще неизвестно. Кстати, именно из-за подобной ненадежности Турции мы в свое время отказались строить «Голубой поток-2». • Фактически признав безальтернативность российских поставок газа, ЕС сосредоточил свое внимание на главном государстве-транзитере – Украине. 23 марта Евросоюз заключил с Киевом весьма размытую декларацию о будущем украинской газотранспортной системы. Российская реакция на это событие была весьма жесткой. В чем смысл этой декларации и какой реальный ущерб она нанесет позициям России? В нескольких словах эту декларацию можно охарактеризовать следующим образом: чудовищная глупость Украины и колоссальный подарок для России. Именно поэтому я считаю реакцию Путина на эту декларацию несколько жестковатой. Его понять можно – Россия только-только простила Украине 220 млн.долл., которые Киев должен был заплатить Москве за недопотребленный российский газ в фев. Но ведь сейчас эта декларация сэкономит нам гораздо большие деньги! Сразу же после ее подписания я сказал, что она нам сохранит 8 млрд.долл. – тогда я еще надеялся, что Европа все-таки реально даст 2,57 млрд. евро на реконструкцию украинской ГТС. Теперь ясно, что экономия составит «всего» 5 млрд.долл. – ведь фактически Россия уже может смело не давать Юлии Тимошенко пятимиллиардный кредит, который украинский премьер, выступавшая до 23 марта кандидатом России на украинских президентских выборах, просит у Москвы уже несколько недель. Да и февральское «прощение долгов» вряд ли уже повторится. Для Киева же эта декларация настоящая катастрофа. Долгое время Украина говорила, что она порядочная девушка и не продаст свою ГТС ни при каких обстоятельствах. И тут получилось, что она поехала в Европу и предложила ее на продажу. И по просьбе Европы зафиксировала готовность торгануть своим газопроводным телом в письменном документе. А если вы посмотрите ответные обязательства Европы, то их просто нет! Никто из представителей серьезных компаний, готовых реализовать данный инвестиционный проект, под этой декларацией не подписывался. Так что в реальности никаких денег Ющенко и Тимошенко не получат – уж до президентских выборов точно. А объяснять, что они там натворили с этой декларацией, собственному народу как-то придется. Тот же Янукович, скорее всего, во время президентской кампании разыграет газовую карту. Почему Европа пошла на подписание этой декларации, мне в принципе понятно. Осенью истекает мандат Еврокомиссии, и ей нужно отчитываться за свою деятельность. И бывший школьный учитель – нынешний еврокомиссар по энергетике господин Пиебалгс – не хочет снова идти работать школьным учителем. Он хочет остаться еврочиновником, а для этого ему нужен какой-нибудь успех. И договоренность с Киевом о допуске европейских компаний в украинскую ГТС может стать отличным пунктом в его отчетном докладе. • Ситуация на Украине ухудшается с каждым месяцем. С ГТС вообще складывается патовая ситуация. Что, на ваш взгляд, могут сделать Россия и Европа для обеспечения безопасности транзита? Положение действительно очень тяжелое. Украинское наследство с каждым годом все дешевеет по причине того, что ржавеет. «Нафтогаз» своими силами починить ГТС не может: эта компания к концу года сама будет банкротом. Но отказаться от Украины-транзитера тоже нельзя. Сейчас через Украину идет 115 млрд.куб.м. газа в год, а найти альтернативный маршрут для всего этого газа в десятилетней перспективе невозможно. Ни «Северный поток», ни «Южный» эту проблему полностью не решат. К тому же не надо забывать, что по январскому договору мы обязались до 2020г. поставлять через Украину не меньше 110 млрд.куб.м. Идеальным решением проблемы была бы ситуация, когда Европа на свои деньги починит украинскую ГТС. Нам этого бояться не надо: даже если Брюссель получит контроль над ГТС, он не сможет закупать у России газ на российско-украинской границе по бросовым ценам. У нас с европейскими компаниями долгосрочные контракты, где четко прописаны пункты приема-передачи газа. Но, к сожалению, Европа сама финансировать ГТС не хочет. Поэтому остается лишь вариант газотранспортного консорциума между Европой и Россией. Фактически Европа и Россия должны вместе сесть и цинично поделить Украину. Но для этого нужно иметь две вещи: единый проект консорциума и единого кандидата на президентских выборах на Украине, который будет связан теневыми обязательствами. Это создаст гарантию того, что Украина не пойдет по пути туркменбаши и не пересмотрит заключенные контракты. На все эти переговоры у нас есть полгода. Других путей решения украинской проблемы я не вижу. Украинское руководство ищет возможности получить кредиты на преодоление кризиса от богатых государств Арабского залива (именно на таком названии они настаивают, видя в традиционном для нас названии Персидский гегемонистские устремления Тегерана). Еще в фев. руководитель Департамента экономического сотрудничества МИД Украины Павел Султанский сообщил, что Украина ведет такие переговоры, среди прочих, с Кувейтом и Объединенными Арабскими Эмиратами. Подобные ожидания Киева (до сих пор не удовлетворенные ни одной из 17 перечисленных тогда стран), очевидно, отразились и на ходе политических консультаций на уровне министров иностранных дел Украины с Катаром, на сегодня самым богатым государством залива. Еще до визита катарского гостя спикер украинского МИД объявил темой этих политических консультаций привлечение катарских инвестиций. Замминистра иностранных дел Катара Мохаммед Абдулла М. Аль-Румайхи сообщил в интервью, что «политические консультации касались, прежде всего, наших двусторонних отношений. Мы подписали меморандум о взаимопонимании по политическим вопросам между министерствами иностранных дел Катара и Украины. Мы также обсудили проблемы, представляющие взаимный интерес, среди которых – ситуация на Ближнем Востоке, реформирование Организации Объединенных Наций». Не будем иронизировать, что украинское руководство в лихорадочном поиске упомянутых кредитов (по нашим данным, в последнее время нескольких иностранных послов неожиданно приглашали в дом на Грушевского для часовых разговоров на эту тему) только о них и говорит. Во всяком случае, катарский гость обнадеживает: «Мы готовим официальный визит государственного министра иностранных дел Катара в Украину, который состоится в конце мая – начале июня. Он приедет с большой группой должностных лиц и бизнесменов, чтобы обсудить возможности нашего торгового сотрудничества». Сам подполковник Мохаммед на дипломатическую службу пришел из армии, где, получив выучку во французской военной академии Святого Кирилла, командовал артиллерией. По военному четко определяет экономические приоритеты современной дипломатии: «Сегодня посол должен быть, прежде всего, экономистом и торговцем». Об Украине замминистра Катара отзывается не просто одобрительно: «Мы рассматриваем Украину не только как дружественное государство. Мы видим, что Украина в будущем (пауза) и сегодня имеет потенциал, чтобы существенно влиять на весь этот регион и играть важную роль на международной арене». Такая оценка не только тешит самолюбие, но и придает оптимизма, поскольку Катар уже имеет поразительную репутацию в мире благодаря своей дальновидной внешней политике, о которой стоит рассказать более подробно, даже больше, – не грех и поучиться. Катар – сравнительно молодое государство, получившее полную независимость в 1971г., освободившись от британского протектората и попытки сожительства в федерации эмиратов ОАЭ. Началом его активной внешней политики можно считать приход к власти Эмира шейха Хамада бин Халифа Аль-Тани в 1995г. Именно ему исследователи ставят в заслугу выработку и реализацию видения Катара как активного игрока в мире. «Его Высочество Эмир считает, что наша активная внешняя политика является залогом нашей безопасности», – объясняет Мохаммед Аль-Румайхи. Прежде всего, Катар обезопасил себя от влияния мощных региональных игроков – Саудовской Аравии, Ирана и Египта. Инструментом такой эффективной нейтрализации стал известный на весь мир телеканал «Аль-Джазира», основанный в 1996г. благодаря полумиллиардному гранту от Эмира (в пред.г. в рейтинге мировых брендов «Аль-Джазира» обошла американскую «Кока-Колу'). Телеканал быстро завоевал симпатии «арабской улицы», как там называют общественность, поскольку первым подал в эфире те разговоры, которые до того во многих арабских государствах вели на традиционных посиделках в уличных кафе, а то и шепотом. Репортажи и свободное обсуждение событий в том или ином арабском государстве не раз стоило Катару конфликтов с «арабскими братьями», как официально называют друг друга руководители арабских государств, что приводило не только к закрытию корпунктов телеканала, но и отзыву послов на много лет вперед. Но каждый медийный резонанс от такого конфликта на начальном этапе только усиливал уже саму осведомленность в мире о существовании маленького государства в 900 тыс. душ населения, а потом и цементировал репутацию Катара в глазах Запада как двигателя свободы во всем арабском мире. Позже это катарское реноме ударило по Соединенным Штатам, когда «Аль-Джазира» эксклюзивно вела прямые трансляции во время интервенции в Афганистан в 2001г., а в 2003 – войны в Ираке. Доходило до того, что госсекретарь США Кондолизза Райс звонила Эмиру с требованием изменить редакционную политику канала, но так ничего и не добилась. По большому счету, «Аль-Джазира» стала нейтрализатором и влияния, и потенциального вмешательства США, с которым Катар имеет отношения стратегического партнерства и размещает на своей территории американскую базу со всем военным командованием в регионе. Параллельно Катар начал успешно выступать в роли посредника в решении конфликтов далеко за пределами залива. В его пользу было то обстоятельство, что ни одна из сторон не видела в нем предубежденности или игры на одну из конфликтующих сторон, во-вторых, никто не мог заподозрить маленькое государство в гегемонистских устремлениях. Конечно, катарская дипломатия была поддержана крупными финансовыми ресурсами, поскольку эмират входит в мировые лидеры по богатству от продажи нефти и газа (в пред.г. Катар опередил Люксембург, обойдя его по уровню доходов на одну душу в 90 тыс.дол.). Как правило, перед дипломатами первыми в зону того или иного конфликта шли гуманитарные миссии. Среди самых громких посреднических успехов Катара было прекращение, казалось бы, непреодолимого противостояния политических сил в Ливане в 2008г. Посреднические попытки Египта, Саудовской Аравии, Франции там провалились, в вот Катару удалось немыслимое: побудить враждующие силы создать правительство национального единства и изменить избирательное законодательство для более справедливого представления в парламенте населения, разделенного не только по политическим, но и по религиозным, этническим, конфессиональным признакам. Недавно Катару удалось еще одно до того безнадежное дело: побудить правительство Судана и вооруженное движение «За справедливость и равенство» в Дарфуре подписать «соглашение доброй воли» об обмене пленными, ненападении на гражданских и доступе гуманитарным организациям. Кстати, из-за финальной фазы тех переговоров замминистра иностранных дел Катара вынужден был перенести начальную дату визита в Киев. Особой позиции придерживается Катар и в израильско-арабском конфликте. С одной стороны, официальная Доха поддерживает общеарабскую позицию, известную как «Саудовская мирная инициатива»: признание и налаживание отношений с Тель-Авивом в обмен на прекращение оккупации арабских территорий и создание палестинского государства. С другой, несколько лет назад Катар разрешил Израилю открыть торговое представительство, а в рамках устроенных международных конференций принимал и высших израильских должностных лиц (последней была Ципи Ливни), пусть даже другие бойкотировали его за это собрание. Распространенная шутка, что в следующем доме после израильского представительства в катарской столице живут лидеры палестинского движения Хамас. И это не является большим преувеличением. В пред.г. в докладе конгресса США указывалось, что Катар оказывает Хамасу финансовую помощь. Но никаких криков о якобы помощи «террористам» из Вашингтона не прозвучало. На мой вопрос, не перечеркивает ли все надежды на мир приход к власти в Израиле ультраправых, господин Мохаммед отвечает: «Мы всегда надеемся, что Израиль в конечном итоге поймет важность мира для всех сторон на Ближнем Востоке. И мы в Катаре много работаем с Израилем ради достижения мира. Мы не смотрим на то, какое там правительство, мы смотрим, работает ли это правительство во имя мира как для народа Израиля, так и для народа Палестины. Мы работаем как с друзьями в Палестине, так и с друзьями в Израиле». Не менее гибкие отношения Катар имеет с Ираном, которого арабские соседи подозревают в намерениях доминировать в регионе. Недавно слова одного иранского чиновника о том, что Бахрейн был когда-то провинцией персидского государства, вызвали гнев всех государств залива, правители которых немедленно собрались на саммит. В дек. 2007г. Катар на правах хозяина пригласил на саммит лидеров государств залива иранского президента Ахмадинежада. В отличие от соседей, официальная Доха не так категорична в оценках иранской ядерной программы. «Мы рассматриваем иранскую ядерную программу как мирную по своему характеру. Каждая страна имеет право на мирные программы. Что касается наших беспокойств, то в случае такой мирной программы мы переживаем за состояние окружающей среды, безопасности воды в заливе, от которой мы очень зависим», – говорит замминистра иностранных дел. Уже эти ответы подтверждают его объяснение успеха посреднических миссий Катара: «Наше правительство создало очень гибкий механизм дипломатии для инициатив и маневров во внешней политике». 4 марта Международный уголовный суд (МУС) впервые в истории выдал ордер на арест действующего главы государства – президента Судана Омара Башира. Башир обвиняется в военных преступлениях, совершенных им в мятежной провинции Дарфур, где с 2003г. в ходе вооруженного конфликта погибли 300 тыс.чел.Активность Гаагского трибунала во многом объясняется тем, что к власти в Вашингтоне пришла новая администрация, пообещавшая повысить значение международных институтов, которые играли второстепенную роль в эпоху Буша. Еще в самом начале своего правления экс-президент отказался от участия США в Римском договоре, учреждающем Международный уголовный суд, и фактически вывел американцев из-под его юрисдикции. «Обама, скорее всего, исправит ошибки своего предшественника, – пишет The Economist, – поставит свою подпись под Римским договором и убедит конгрессменов привести американское законодательство в соответствие с требованиями МУСа, что позволит этому институту стать эффективным орудием в борьбе с Баширами всего мира». Вопрос в том, насколько беспристрастным будет такой институт. По мнению многих экспертов, ордер на арест одного из давних противников Запада демонстрирует всему миру, кто будет играть первую скрипку в гаагском судопроизводстве. Вполне естественно, действия МУСа не вызывают одобрения у ключевых игроков, имеющих интересы в Судане, таких как Китай, Россия и страны Африканского союза. Они предлагают наложить годовой мораторий на решение суда, чтобы избежать эскалации дарфурского конфликта и не подвергать опасности интересы своих бизнесменов, ведущих дела с правительством Башира. Судан, который находится на стыке арабского мира и Черной Африки, играет важную роль в традиционных геополитических раскладах. Это государство контролирует большую часть реки Нил – главной водной артерии африканского континента. В британской колониальной системе Судану отводилась роль ключа к Египту, а значит, и ко всему Ближнему Востоку. Не случайно арабские идеологи, призывающие к восстановлению халифата, рассматривают эту страну как свой главный оборонительный рубеж. На территории Судана, которая по площади не уступает Западной Европе, проживают всего 35 млн.чел. Страна обладает огромными природными богатствами. Прежде всего, речь идет о нефтяных месторождениях, которые были обнаружены здесь 30 лет назад. Подтвержденные запасы сырья составляют 1,6 млрд. бар. По словам некоторых экспертов, в реальности они сопоставимы с саудовскими ресурсами. Судан располагает разведанными запасами природного газа, которые составляют 85 млрд.куб.м. В стране также находится одно из трех крупнейших месторождений урана и четвертое по величине месторождение меди. Южный альянс – главный козырь США Для Соединенных Штатов, которые намерены к 2015г. увеличить африканскую долю своего импорта нефти – с нынешних 15% до 25%, – суданские нефтяные поля имеют решающее значение. Но подобраться к ним не так легко. И хотя именно американский нефтяной гигант Chevron Texaco начал их освоение в 1970гг., спустя десятилетие после того, как в стране разразилась гражданская война, ему пришлось покинуть Судан. Последние 18 лет у власти в стране находится Омар Башир, который считает Америку своим основным противником. В начале 1990он поддерживал Саддама Хусейна во время войны в Заливе, предоставлял убежище Усаме бен Ладену и не препятствовал подготовке террористических атак, направленных против американских интересов в Африке. В результате Башир добился международной изоляции Судана и включения его в список государств, поддерживающих терроризм. Вплоть до 2005г. в Судане шла гражданская война между Севером и Югом. Соединенные Штаты сразу сделали ставку на сепаратистский Юг, представленный Народной армией освобождения Судана во главе с генералом Джоном Гарангом. В период правления клинтоновской администрации госсекретарь Мадлен Олбрайт не раз встречалась с лидером сепаратистов и даже сумела сколотить антибашировскую коалицию, в которую помимо армии Гаранга вошли вооруженные силы Эфиопии, Эритреи, Уганды и Кении. Однако эфиопо-эритрейский конфликт спутал американцам все карты. Напряженность в отношениях демократической администрации с лидером Судана привела к тому, что в 1998г. США нанесли бомбовый удар по фармацевтической фабрике в Хартуме, на которой, по их словам, создавались компоненты для химического оружия. Администрация Буша была слишком сосредоточена на военных операциях в Афганистане и Ираке, и поэтому суданская проблема отошла для нее на второй план. К тому же после терактов 11 сент. контрразведка Судана провела расследование деятельности боевиков «Аль-Каиды» на территории страны, а во время иракской кампании не раз предоставляла США информацию о готовящихся нападениях на американских военных. В результате отношения между странами нормализовались, и Соединенные Штаты даже выступили в роли посредника при заключении мирного соглашения, завершившего 20-летнюю гражданскую войну в Судане. По этому соглашению сепаратисты вошли в федеральное правительство, получили право создать собственную банковскую систему, собирать налоги с населения южных провинций страны и получать свою долю от нефтяных доходов. Им было позволено сохранить вооруженные формирования, а в 2011г. провести референдум по вопросу об отделении от Судана. Практически ни у кого не вызывает сомнения, что африканские племена, проживающие на юге, не задумываясь проголосуют за независимость своих территорий. Только вот удастся ли им создать эффективное государственное образование без помощи извне? Скорее всего, они будут искать покровительства Соединенных Штатов, которые в обмен на доступ к нефтяным месторождениям предоставят им военную технику, пришлют политических советников и, может быть, даже откроют свою военную базу для обеспечения безопасности новоявленного государства. Как заявил в интервью «Профилю» главный научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН Георгий Мирский, «если Южный Судан станет независимым государством, он во всем будет обязан американцам, которые начнут активно эксплуатировать его ресурсы. Что же касается хартумского режима, то, после того как он потеряет южные районы, которые суданским правителям удавалось удерживать в течение последних 60 лет, дни его будут сочтены». Таким образом, в случае с Суданом американцы используют известный принцип divide et impera («разделяй и властвуй» – лат.), который в свое время позволил Британской империи создать непрерывную полосу африканских владений от Египта до мыса Доброй надежды. Проамериканский режим в Южном Судане может стать еще одним звеном в системе союзов, создаваемой США в Северо-Восточной Африке, в которую уже входят Эфиопия и Чад. Эти страны противостоят исламистам в Хартуме и Могадишо: эфиопские войска пытаются навести порядок в Сомали, а чадский военный диктатор Идрисс Деби поддерживает повстанцев в Дарфуре. Хотя администрации Буша удалось наладить связи с режимом Башира, было очевидно, что это временное явление. «Башир представляет исламистскую бенладеновскую тенденцию в мировой политике, которую американцы просто не могут принять, – объясняет Георгий Мирский, – и в итоге им приходится разрывать отношения с хартумским режимом и делать ставку на его врагов». Именно этим объясняется последний дипломатический маневр Буша на суданском направлении, когда за несколько дней до того, как покинуть Белый дом, он провел переговоры с президентом Южного Судана Сальвой Кииром. Южные сепаратисты убеждены, что с приходом к власти новой американской администрации их позиции только укрепятся. Ведь президентом США стал человек с африканскими корнями, который является их дальним родственником (отец Обамы принадлежит к племени, которое совсем недавно мигрировало в Кению из Южного Судана). К тому же демократы не раз обвиняли хартумский режим в геноциде, и даже убежденные противники войны в Ираке призывали к гуманитарной интервенции в Судане. Как известно, идея гуманитарной интервенции завоевала популярность в эпоху правления предыдущей демократической администрации, и после того, как Международный суд принял решение об аресте Башира, многие заговорили о возможном повторении балканской эпопеи на африканском континенте. Вторжение в Судан американцы могли бы осуществить с помощью вооруженных отрядов Народной армии освобождения, которые вполне могли бы сыграть роль «суданского Северного альянса». Не случайно политологи все чаще называют негроидные племена Судана Южным альянсом. По мнению Георгия Мирского, «ожидать интервенции США в этом регионе не стоит, поскольку в памяти американцев еще свежи воспоминания о провале в Сомали». Китайская экспансия В Судане главным вызовом для Соединенных Штатов является китайское влияние. Растущая потребность Пекина в энергоносителях вынуждает его осваивать Черный континент, устанавливая «особые отношения» с государствами-париями. «В погоне за дешевой нефтью Китаю пока сложно выдерживать конкуренцию с иностранными компаниями, – заявляет Чен Фэнин из пекинского Института международных отношений. – Китайцы ищут рынки, которые по тем или иным причинам не подходят для США и Европы, и Судан, пожалуй, наиболее яркий пример такой стратегии». Еще в 1998г. почти 50% всего суданского экспорта приходилось на четыре страны: Саудовскую Аравию, Италию, Великобританию и Германию. Важнейшими поставщиками продукции в Судан являлись арабские союзники США и европейские страны. Сегодня картина полностью изменилась. Более 50% суданского экспорта и 20% импорта приходится на КНР. И в первую очередь это объясняется китайским нефтяным бумом. «Суданская нефть составляет десятую часть китайского импорта энергоресурсов, – заявляет директор центра по изучению Ближнего Востока и Северной Африки в Шанхайском университете международных отношений Жу Уэй Ли. – Если мы потеряем этот рынок, нам будет очень сложно найти ему замену». Китайской национальной нефтяной компании принадлежит 40% акций Нефтедобывающей компании Большого Нила – консорциума, который контролирует подавляющую часть нефтяных запасов Судана. Пекин финансировал строительство трубопровода от месторождений Южного Судана к новому терминалу в Порт-Судане на Красном море. Китайская стратегия заключается в том, чтобы приобрести максимальное влияние в Судане в тот момент, пока он находится в международной изоляции. И в этом смысле Пекин заинтересован, чтобы у власти как можно дольше оставалось нынешнее правительство, которое вызывает на Западе аллергию. Китайцы понимают, что если на смену ему придут более умеренные политические силы, в Судан вернутся западные компании, и Китай утратит свое монопольное положение на местном нефтяном рынке. Опасаясь такого сценария, китайцы лихорадочно инвестируют в экономику страны, чтобы укрепить здесь свои позиции и встретить конкурентов во всеоружии. Китай строит в Судане дамбы и мосты, вкладывает деньги в систему электроснабжения, химическую промышленность. Как утверждает корреспондент Le Monde Diplomatique Жан-Кристоф Серван в статье «Китайское торговое сафари в Африке», из 15 крупных иностранных компаний, действующих на территории Судана, 13 – китайского происхождения. С конца 1990 Китай вложил в суданскую экономику 15 млрд.долл., превратившись в крупнейшего иностранного инвестора Судана. Причем, в отличие от Международного валютного фонда или Всемирного банка, Пекин не обставляет свои кредиты множеством трудновыполнимых условий. Западные политики обвиняют Китай в цинизме, утверждая, что в Африке и, прежде всего в Судане, создается настоящая «рабовладельческая империя». Хартумский режим обеспечивает китайцам доступ к нефтяным месторождениям, сгоняя с земель негроидные земледельческие племена. По словам западных правозащитников, Китай игнорирует введенное ООН эмбарго на поставки вооружений в Судан и продолжает снабжать правительство Башира огнестрельным оружием. В итоге получается заколдованный круг: суданское правительство продает Китаю нефть и на полученные деньги покупает у него ружья и автоматы, чтобы обеспечить контроль над энергоресурсами страны. Позиция китайских дипломатов, отстаивающих интересы Башира в Совете безопасности ООН, вполне укладывается в африканскую стратегию Пекина. Поддерживая суданского президента, китайцы надеются укрепить свои позиции среди местных элит, уставших от правозащитной риторики Запада и опасающихся «гуманитарных интервенций». Конечно, китайский принцип невмешательства во внутреннюю политику других государств импонирует им намного больше, а готовность защищать суверенитет африканского государства на международной арене делает из Китая популярного лидера развивающегося мира, способного постоять за интересы стран Юга. Во времена Мао китайцы поддерживали по всему миру национально-освободительные движения, однако в последнее время все чаще ведут диалог с правительством. И хотя коммунистическому Китаю сложно найти общий язык с исламистскими властями Судана, их объединяет простая коммерческая формула: нефть в обмен на вооружения. Российские интересы В 1956г., после того как Судан обрел независимость, США и Великобритания всеми силами препятствовали проникновению в страну советских эмиссаров, опасаясь, что СССР закрепится в Хартуме и будет использовать его для проникновения на Ближний Восток. Однако уже в 1969г. к власти пришел Джафар Нимейри, который в начале своего правления опирался на просоветскую коммунистическую партию и даже провозгласил Судан африканской Кубой. В 1980 он поругался со «старшим братом», уничтожил компартию и ввел в стране нормы шариата. Как и во многих других странах третьего мира, в Судане сохранились воспоминания о могуществе советской империи и профессионализме русских специалистов, которые построили в соседнем Египте Асуанскую плотину. И, учитывая поддержку, которую оказывает сейчас российское правительство президенту Баширу, у Москвы есть все шансы закрепиться на суданском рынке. «В Судане, – говорит Георгий Мирский, – огромное количество неразведанных месторождений, и российские компании могли бы поучаствовать в их освоении. Сейчас в наших силах бросить вызов китайской монополии. Однако если бы мы выступили единым лагерем с западными странами и поддержали решение международного трибунала, Башир не стал бы церемониться с российскими компаниями и выгнал бы их из страны». В последнее время Россия, как и Китай, оказывала Судану поддержку в Совбезе ООН, отстаивая принцип невмешательства во внутренние дела государства. В ответ суданские власти поддержали действия России в Грузии в авг. пред.г. Известно, что, несмотря на эмбарго ООН, Россия продолжает поставлять в Судан свои вооружения. В 2004г. правительство Башира приобрело партию российских МиГов, что вызвало резкую отповедь со стороны Запада. Характерная деталь: в дек. президент Медведев назначил специального представителя по Судану. Причем должность эта досталась не безвестному дипломату, а главе международного комитета Совета Федерации Михаилу Маргелову. По его словам, «Судан имеет уникальное геостратегическое положение и может стать для России воротами в Африку». Суданская торговля в 1988г. Крупнейшие экспортеры: Саудовская Аравия – 25; Италия – 10; Великобритания – 10; Германия – 5; Другие страны – 50. Крупнейшие импортеры: Саудовская Аравия – 16; Египет – 4; Другие арабские союзники США – 8; Великобритания – 7; Франция – 7; Италия – 6; Другие страны ЕС – 4; Китай – 13; Япония – 5; Другие страны – 23. Суданская торговля в 2008г. Крупнейшие экспортеры: Китай – 70; Япония – 11; Саудовская Аравия – 3; Другие страны – 12. Крупнейшие импортеры. Китай – 21; Саудовская Аравия – 10; ОАЭ – 6; Египет – 6; Япония – 5; Индия – 5; Другие страны – 47 Президент Судана Омар аль-Башир заявил о намерении продолжать исполнять обязанности на посту главы государства, несмотря на выданный Международным уголовным трибуналом (МУС) ордер на его арест. Выступая на заседании правительства, аль-Башир заверил министров в том, что он и дальше будет выполнять свою работу.По словам президента, передает Итар-ТАСС, действие МУС является ни чем иным, как «заговором против его страны». «Это – новая форма колониализма, нацеленная на то, чтобы поставить Судан и его природные ресурсы под полный контроль», – сказал он.
Представители правительств государств региона Красного моря, встречавшиеся в четверг в Каире, чтобы обсудить проблему пиратства в Аденском заливе, возложили ответственность за это явление на политическую нестабильность в Сомали и договорились о совместной деятельности для отражения угрозы, сообщает агентство Франс Пресс.На проходившей в Египте встрече присутствовали представители временного правительства Сомали, Йемена, Саудовской Аравии, Судана, Объединенных Арабских Эмиратов, Джибути и Иордании. «Пиратство у побережья Сомали является следствием ухудшением политической и гуманитарной обстановки в этой стране», – говорится в совместном заявлении участников встречи. В заявлении сказано о намерении посылать в неблагополучный регион военные комиссии, которые будут «наблюдать, преследовать пиратов и пресекать любые попытки их выхода в Красное море». Также, участники встречи подчеркнули, что будут поддерживать международные операции по борьбе с пиратами, «пока они проходят в соответствии с международным правом и с уважением относятся к суверенитету тех стран, на чьей земле и в чьих водах они проходят». Власти Сомали не могут справиться с проблемами пиратства из-за продолжающейся уже более 15 лет гражданской войны в стране. Нападения сомалийских пиратов создают постоянно растущую угрозу судоходству. В 2008г. сомалийские пираты захватили уже 39 судов, совершив 95 нападений в водах у западного побережья Африки. Пираты до сих пор удерживают до 17 кораблей, а также членов их экипажей. Одним из самых громких нападений сомалийских пиратов стал захват 15 нояб. саудовского супертанкера Sirius Star, груженного 2 млн. бар. нефти на 100 млн.долл. Судан рассчитывает, что Россия примет активное участие в добыче нефти в этой стране, заявил на пресс-конференции в РИА Новости министр обороны Судана Абдель Рахим Хусейн. «Мы за дальнейшее расширение и активное участие России в экономике Судана и, в частности, в области добычи нефти и других полезных ископаемых. В области сельского хозяйства и животноводства», – сказал Хусейн.Он отметил, что Судан находится в регионе, где имеются очень хорошие перспективы для добычи нефти. «По данным геологоразведки, в Судане также имеются большие запасы других полезных ископаемых, в частности, железа и магния», – отметил министр. По его словам, в Судане миллионы га земли, пригодной для сельского хозяйства, и имеется 127 млн. голов крупного рогатого скота. Индийская нефтегазовая компания OVL заявила о начале переговоров с иранским правительством по поводу разработки нефтяного месторождения на севере Ирана вблизи Каспийского моря. Названная компания считается активным участником внешнеэкономической деятельности Индии.Наряду с этим, намерение разрабатывать то же самое нефтяное месторождение выразила также китайская нефтяная компании Sinopec, которая выступает в качестве конкурента индийской компании. Стратегия компании OVL направлена на получение доступа к зарубежным нефтяным ресурсам. Ранее она совместно с компанией Oil India принимала участие в разведке иранского месторождения «Фарси» и заявляла о своем намерении разрабатывать другие нефтяные и газовые месторождения. Компания OVL намеревается участвовать в 37 энергетических проектах в 17 странах. В наст.вр. она действует в таких странах, как Россия, Судан, Вьетнам и Колумбия.
Смена парадигмы © "Россия в глобальной политике". № 5, Сентябрь - Октябрь 2008 А.Г. Аксенёнок – к. ю. н., Чрезвычайный и Полномочный Посол РФ, опытный дипломат, работавший среди прочего на Ближнем Востоке и на Балканах. Резюме Переход от политкорректного выяснения отношений к действиям конфронтационного характера назревал давно. Признав Абхазию и Южную Осетию, Россия показала Западу, что навязываемая ей модель партнерства, построенная на лицемерии и двусмысленностях, не может дальше работать. События августа 2008 года, связанные с нападением Грузии на Южную Осетию, по своему значению вышли далеко за рамки регионального конфликта. Нынешний переход от политкорректного выяснения отношений между Москвой и западными столицами к действиям конфронтационного характера назревал давно. Признав Абхазию и Южную Осетию, Россия показала Западу, что навязываемая ей модель партнерства, построенная на лицемерии и двусмысленностях, дальше работать не может. Августовские события стали катализатором серьезных сдвигов в расстановке сил и приоритетов на евро-атлантическом пространстве, последствия которых в полной мере проявятся не сразу. Грузинскую авантюру и твердый ответ России следует рассматривать не изолированно, а в глобальном контексте и попытаться осмыслить своеобразие момента в свете происходившего на мировой арене последние два десятилетия. ПУТЬ К ВОЙНЕ Война на Кавказе вряд ли стала неожиданностью. Нерешенная проблема «непризнанных государств» Южной Осетии и Абхазии (как и ряда других) – тяжелое наследие распада Советского Союза – все эти годы оставалась взрывоопасным фактором. Градус напряженности то снижался, то повышался, постоянно отравляя межгосударственные отношения в региональном масштабе. Однако на протяжении десяти лет острых конфликтов удавалось избегать. Ситуация резко изменилась после того, как в Грузии к власти с розами в руках пришел Михаил Саакашвили – представитель нового поколения, получившего западное образование. С тех пор восстановление страны в границах, в которых Грузинская ССР существовала в составе Советского Союза, было поставлено в центр усилий Тбилиси, всей его внешнеполитической и военной стратегии. Вначале акцент делался на политико-дипломатических методах по двум магистральным направлениям. Первое – это попытки очаровать Россию, получив от нее негласное «добро» на мирную интеграцию абхазов и южных осетин в состав Грузии. Второе – связать Запад, в первую очередь США, проявлениями безграничной преданности идеалам демократии и готовности войти в евро-атлантические структуры любой ценой невзирая на законные озабоченности соседей, в том числе и населения Южной Осетии и Абхазии. Когда стало очевидно, что эти два направления в реальной политике несочетаемы, линия президента Грузии приобрела однозначный характер. Ставка в игре стала повышаться, а ее масштабы – выходить за рамки Кавказского региона. По мере выполнения задач на втором направлении новая Грузия взяла курс на беспрецедентную в межгосударственных отношениях демонизацию России. Разрыв вековых братских уз между российским и грузинским народами сопровождался фальсификацией исторических фактов в шовинистическом ключе. Главным препятствием на пути осуществления «идеи фикс» грузинского лидера было присутствие международнопризнанных, в том числе самой Грузией по соглашениям 1992 года, российских миротворческих сил. Заменить действующий легитимный механизм урегулирования по Южной Осетии на новый международный формат мирным путем оказалось невозможно. Другая сторона, югоосетинская, выступала категорически против, выдвигая собственные аргументы. В этих условиях грузинское руководство – сейчас это стало особенно очевидным – приняло решение о проведении силовой операции, которая в случае военного вмешательства Москвы делала бы российских миротворцев стороной в конфликте. Участились нарушения действующих соглашений и режима безопасности в зоне контроля миротворческих сил, ускоренно наращивались военный потенциал и вооруженное грузинское присутствие в анклавах Южной Осетии, российские военные все чаще становились мишенью грубых провокаций и подвергались унижениям. Уверенности в своей безнаказанности грузинской стороне придавали еще и ограниченные рамки миротворческого мандата, не допускавшего применение военной силы. В отличие от жесткой миротворческой операции в Боснии и Герцеговине, где, согласно Дейтонским соглашениям многонациональные силы НАТО имели право открывать огонь в заранее прописанных случаях (rules of engagement), роль российских военных сводилась главным образом к разъединению сил, поддержанию режима безопасности и невозобновления огня. Существовавший четырехсторонний механизм политического урегулирования грузино-югоосетинского конфликта в форме Смешанной контрольной комиссии (СКК) не был по соглашениям 1992 года подкреплен достаточной военной составляющей. Позже, в ходе операций по принуждению к миру, проводившихся на Балканах Организацией Объединенных Наций под руководством Североатлантического альянса, первостепенное значение придавалось как раз наличию сильного (robust) и дееспособного военного компонента. В начале 1990-х Россия не располагала должным миротворческим опытом в новых постконфронтационных условиях (приобретенным позднее на Балканах). Да и кто тогда, исходя даже из самых худших сценариев, мог предположить, что конфликт между грузинами и осетинами на территории бывшей советской республики выльется в войну между Грузией и Россией? Как бы то ни было, но эта «слабина» в миротворческом мандате позволила грузинской стороне рассчитывать на блицкриг и изменение ситуации де-факто, сделав вмешательство России военным путем политически проигрышным. После того как военная авантюра президента Грузии потерпела провал и обернулась гуманитарной катастрофой для братских народов, не столь важно, получил ли он «добро» Вашингтона, или поступавшие оттуда сигналы были в Тбилиси неверно интерпретированы. Скоротечное развитие событий перед вторжением в Цхинвали не оставляет сомнений в том, что координация политико-дипломатических шагов по вытеснению российского военного присутствия имела место и продолжается уже на послевоенном этапе. Мало что изменит теперь и установление истинных мотивов, которые побудили Тбилиси пойти на такой шаг именно сейчас. Возможно, это было связано с приближением выборов в США и вероятностью внесения корректировок во внешнеполитическое наследие Джорджа Буша, или с расчетами продавить таким путем подключение Грузии к Плану действий по членству в НАТО, или с предположением, что Россия не вмешается из-за высоких рисков. Важнее другое. В ходе предпринимаемых усилий по ликвидации последствий грузинской агрессии против малого народа не должен затеряться поиск ответов на глобальные вызовы современности. Ведь Михаил Саакашвили, при всей его импульсивности, никогда не решился бы на силовую акцию, если бы мир со всеми его хроническими и вновь приобретенными болезнями не переживал период неопределенности и потери ориентиров. Победные реляции, равно как пропагандистские залпы и демонстрации праведного гнева по поводу попыток «агрессивной России» расправиться с «маленькой Грузией» только усиливают ощущение абсурдности происходящего в мировой политике. ОТ НАДЕЖД К РАЗОЧАРОВАНИЮ Возникает масса недоуменных вопросов, и теперь уже, как заметно по реакции в мире, не только в Москве. Почему большинство западных политиков заняли априори столь несбалансированную, попросту говоря, враждебную России позицию? Неужели действительно есть основания представлять ее действия в свете противостояния «добра» и «зла», «свободного демократического мира» и «агрессивной автократии»? Разве этот локальный конфликт, столь явно спровоцированный Грузией, угрожает национальным интересам Соединенных Штатов либо их экономическому благополучию? Однозначных ответов на эти болезненные вопросы не существует, хотя ясно, что их следует искать не в Грузии и даже не в России. Логику, толкнувшую Тбилиси на подобный риск, определяла международная обстановка, которая складывалась в мире и вокруг России на протяжении последних восьми – десяти лет. За исторически короткий период двух десятилетий конца прошлого – начала нынешнего века мир пережил бурные перемены по всем направлениям – в экономике, политике, праве, информационных технологиях, культурном и гуманитарном общении. Ускорились глобализационные процессы и сопровождающий их рост взаимозависимости государств, расширилось поле многосторонней дипломатии, трансграничного движения людей и капиталов. Если рассматривать постконфронтационный период под углом зрения взаимоотношений России и Запада, то можно проследить зигзагообразное движение, ведущее от надежд на стратегическое партнерство к возвращению риторики времен холодной войны. В 1990-х годах обновлявшаяся Россия с готовностью встала на путь внутренних реформ, интеграции в мировую экономику, установила партнерские отношения с НАТО и Европейским союзом, пойдя на значительные самоограничения в обычных вооружениях и численности Вооруженных сил. Еще свежо в памяти сотрудничество с НАТО в рамках «многонациональных сил» по восстановлению мира на Балканах. Расширение Североатлантического блока на страны Центральной и Восточной Европы и Балтии прошло относительно спокойно, хотя Москва и зафиксировала свое принципиальное неприятие такой политики Запада в условиях отсутствия военной угрозы с Востока. Параллельно с расширением сформировались и неплохо заработали механизмы взаимодействия Россия – НАТО, рассчитанные на партнерство в широком стратегическом масштабе. Уже в начальный период президентства Владимира Путина Москва без колебаний подставила плечо Соединенным Штатам после того, как Америка подверглась атаке международного терроризма. Тогда речь шла отнюдь не о поддержке на словах, а о конкретных шагах, частично затрагивающих национальную безопасность самой Российской Федерации в Центрально-Азиатском регионе. Это было время, когда и в России, и на Западе появились иллюзорные надежды на бесконфликтное урегулирование разногласий на базе общности интересов в противодействии новым вызовам глобального развития. Отечественный политический истеблишмент проявил готовность к далеко идущим компромиссам при условии взаимности и стремления должным образом оценить трудности демократической трансформации, переживаемые Россией. Однако консервативные представители евро-атлантизма на Западе восприняли это как согласие ослабленной России на роль «младшего партнера» и «золотой шанс» вестернизировать мировое развитие под эгидой международных структур безопасности и сотрудничества, находившихся под сильным влиянием Соединенных Штатов. В этом смысле программу широких реформ, получившую в 1980-х годах название «вашингтонский консенсус», можно рассматривать как заявку на американоцентризм не только в экономике и финансах, но и в принятии глобальных политических решений, в их монопольном информационном обеспечении. Переход от идиллической фазы постконфронтационного периода к политкорректному выяснению отношений происходил не одномоментно. Какое-то время обе стороны сохраняли видимость делового сотрудничества при подспудно копившихся различиях в подходах к решению целого ряда крупных вопросов мирового развития. Джордж Буш не раз заверял, что США не считают Россию врагом, а в Москве уверенно говорили о невозможности возвращения к конфронтации, о том, что история не повторится. Между тем сползание если не к конфронтации, то к взаимному охлаждению отношений и подозрительности ускорялось. В период холодной войны страх ядерного взаимоуничтожения способствовал принятию негласных правил игры и прочерчивал «красные линии». А в цивилизованном XXI веке мир становился все более многообразным и все менее управляемым. Односторонние действия Вашингтона и навязывание своим союзникам решений, выдаваемых за коллективную волю, поставили мир перед фактом «гуманитарной интервенции» в бывшей Югославии и привели к бомбардировкам этого и других суверенных государств (Ирак со стороны Израиля, Судан со стороны США). Разрушение основ послевоенной международной архитектуры происходило нарастающими темпами после прихода к власти в Вашингтоне команды неоконсерваторов (2001), хотя, справедливости ради, надо сказать, что они просто развили тенденции, заложенные их предшественниками, и на первый взгляд идейными оппонентами из администрации Билла Клинтона. Соединенные Штаты присвоили себе право записывать одни государства в «изгои» (термин появился еще в 1990-х), другие – в светочи демократии (это стало фирменным знаком уже 2000-х годов). Вторжение США в Ирак, повергшее в шок даже европейских союзников, стало первым в послеконфронтационный период актом свержения режима суверенного государства вооруженным путем. Как выяснилось впоследствии, без каких бы то ни было на то оснований. Затем последовали неуклюжие попытки переустроить Большой Ближний Восток по стандартам западной демократии, вылившиеся в триумф радикального исламистского движения ХАМАС (оно убедительно выиграло выборы в Палестине зимой 2006-го) и легитимное врастание родственной ему по духу партии «Хезболла» в государственную структуру Ливана, превратившее ее в наиболее влиятельную политическую силу страны. Все это наряду с усилением террористической деятельности «Аль-Каиды» обострило ситуацию на Ближнем Востоке и заранее обрекло на неудачу запоздалые посреднические усилия уходящей администрации Буша в палестино-израильском урегулировании. Обстановка на европейском континенте также складывалась отнюдь не лучшим образом. Свои односторонние действия на мировой арене администрация Джорджа Буша начала с выхода из Договора по ПРО, что нанесло урон глобальной стратегической стабильности. Курс на подрыв сложившегося баланса в этой сфере получил логическое продолжение. К концу президентского мандата США под предлогом иранской угрозы пошли на размещение в Польше и Чехии позиционного района для средств ПРО, проигнорировав обоснованные российские озабоченности. Европейцам навязывалось искаженное восприятие России, ее намерений. Атмосфера общеевропейского сотрудничества находилась под прессом косовской проблемы, решение которой в рамках международного права найти не удалось. Под предлогом «уникальности» случая с Косово Вашингтон сумел продавить отторжение этой территории от Сербии вопреки ее суверенной воле, чем завершился процесс расчленения Югославии. Примечательно, что разбираться с дальнейшей судьбой Косово американцы предоставили Европе, которая в принципе совсем не стремилась к появлению в регионе новой страны. Немалую лепту в копилку раздражителей внесли «новички» НАТО и Евросоюза, такие, как Польша и страны Балтии, которые в угоду своему мелкому эгоизму создавали препятствия налаживанию делового партнерства Москвы с евро-атлантическими структурами. Подобная линия поведения русофобски настроенных руководителей указанных государств, как и в случае с Грузией, пользовалась поддержкой со стороны США, что не могло не отражаться на российско-американском диалоге. С началом расширения НАТО на бывшие советские республики и приданием этому процессу идеологической окраски наступила новая фаза, которую можно характеризовать как соперничество в борьбе за влияние на постсоветском пространстве неконфронтационными средствами. «Демократические революции» в Грузии и Украине, внедренные в общественное сознание на Западе посредством противопоставления «автократическим тенденциям» в России, перенесли эту борьбу в поле острой международной полемики о моделях общественного развития, технологиях выборов и роли в них неправительственных организаций. Анализ практики выборов в Словакии, Сербии и особенно в Украине дал Москве весомые основания для вывода о том, что Соединенные Штаты и их натовские союзники используют демократизаторскую риторику как прикрытие. Тем самым созданные и финансируемые ими механизмы смены неугодных режимов формально обретают политическую легитимацию. Многие эксперты даже заговорили об опасности формирования у западных и южных границ России своего рода «санитарного кордона», включающего в себя недружественные ей соседние государства – от Эстонии до Грузии. Далее массированное наступление на Россию перешло в экономическую сферу. Предпринимая в соответствии с рыночными принципами шаги по выравниванию цен на поставки энергоносителей бывшим советским республикам, Москва рассчитывала встретить понимание Запада. Вместо этого она вновь оказалась объектом обвинений в «неоимперских амбициях», в стремлении использовать нефть и газ в качестве инструмента давления на соседей. Одновременно была вброшена тема энергетической безопасности Европы, не возникавшая с такой остротой даже в годы холодной войны. Испытывая на себе все нарастающее давление, причем зачастую под надуманными предлогами, Россия вовсе не стремилась сохранить миропорядок, сложившийся в итоге Второй мировой войны. Беспокойство и не только в России вызвало то, каким образом происходит его демонтаж. Если основы устаревшей системы создавались коллективно, как бы с «чистого листа», то их разрушение велось явочным путем, односторонне и безальтернативно. Партнерские отношения и деловое сотрудничество подменялись созданием видимости партнерства, двойными стандартами в политике, морализаторством и поучениями. Эрозии подвергались фундаментальные принципы международного права, закрепленные в Уставе ООН и многосторонних договорах: национальный суверенитет, территориальная целостность, равная безопасность, невмешательство во внутренние дела. В этих условиях влияние международных организаций, в первую очередь Организации Объединенных Наций, неуклонно ослабевало. Это давало повод для суждений о неэффективности ООН как универсального института, подвергалась сомнению ее реформируемость. И действительно, в случаях, когда позиции постоянных членов Совета Безопасности ООН расходились, этот орган все чаще оказывался не в состоянии принять действенные решения. В парализованном состоянии он пребывал и с началом нападения Грузии на Южную Осетию. Совместные усилия по формированию новой международной архитектуры и приданию ей естественного упорядоченного характера подменялись неформальными обсуждениями всевозможных псевдопроблем. Вроде принадлежащей американскому сенатору Джону Маккейну идеи создания так называемой Лиги демократий, объединенных общими ценностями. Такая постановка вопроса, учитывая сложившийся международный фон, не оставляла сомнений в ее антироссийской направленности. ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ К реакции Москвы на военную авантюру Тбилиси не следует подходить со старыми мерками, непригодными для оценки нового, хаотично складывающегося миропорядка. В обстановке, когда развитие событий в мире шло в русле игры без правил, а нормы международного права подменялись политической целесообразностью, Грузия сознательно сыграла роль поджигателя в расчете на безнаказанность, а Россия, находясь в положении обороняющейся стороны, не имела другого выбора. Создается впечатление, что ведущие политические «игроки» на Западе не поняли либо не захотели понять, что стремительный рост в последние годы количества раздражителей приобрел новое качество. Для России, как для любого другого государства, это новое качество выразилось в категориях национальной безопасности, экономических интересов, морали и нравственности. В понимании российских политических верхов демонизация России по любому случаю, искусственные попытки слепить из нее «образ врага», грубые нарушения правил свободной конкуренции на мировых рынках – все это имело конечной целью не допустить ее возрождение в качестве одного из «центров силы» в быстро меняющемся мире. Превращение России из партнера Запада в «агрессора» и «нарушителя норм международного права» выглядит тем более абсурдно, что Москва шаг за шагом терпеливо и честно предупреждала: игнорировать естественные государственные интересы России недопустимо, существуют «красные линии», переступать которые нельзя. Ни одно из этих предупреждений всерьез воспринято не было, да и вообще аргументы Москвы давно уже наталкиваются на стену более или менее вежливого равнодушия. В связи с этим создается впечатление, что Россия готова прекратить попытки объяснять свои действия и начать исходить прежде всего из собственного понимания, а не возможной внешней реакции. Необходимо, как не так давно призывал российский министр иностранных дел Сергей Лавров, взять паузу, спокойно все осмыслить и подготовить серьезный диалог, нацеленный на то, чтобы коллективно выработать такую международную архитектуру безопасности и сотрудничества, которая бы соответствовала новым мировым реалиям. Впрочем, на деле похоже, что развитие событий, наоборот, ускорилось и принимать решения о новых контурах мироустройства придется на ходу. Причем делать выбор, как показали и события в Грузии, надо будет, во-первых, быстро и, во-вторых, не между хорошими и плохими, а между плохими и очень плохими вариантами. Заявления о нежелании начала новой холодной войны обнадеживают. Она, вообще-то, и невозможна: уж слишком изменился мир со времени идеологического противостояния 1940 – 1980-х годов. В условиях глобальной взаимозависимости любой конфликт приобретает совершенно иные, неведомые доселе формы, и предсказать развитие событий, моделируя его на материале «первой» холодной войны, просто невозможно. Важно избежать эскалации напряженности до точки «невозврата», преодолеть соблазн «битвы престижей», которая имеет свою разрушительную логику, и выйти на согласование конкретных форматов для продолжения прагматичного, идеологически немотивированного диалога. Собственно, именно к этому призывал в июне сего года президент России Дмитрий Медведев, выступая в Берлине с идеей дискуссии о новой евро-атлантической системе безопасности. Сейчас этот призыв обрел еще большую актуальность. Правда, пока готовность к такому диалогу выглядит, к сожалению, крайне незначительной. Абхазия. Южная Осетия. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 октября 2008 > № 2913962
Александр Аксененок
Председатель правительства России В.В.Путин и премьер-министр Ливии Б.Аль-Махмуди по итогам переговоров в Москве сделали заявления для представителей СМИ.В.В. Путин. Добрый день, уважаемые дамы и господа! Сегодня у нас состоялся обстоятельный и весьма полезный разговор. Мы обсудили широкий круг двусторонних вопросов. Очевиден общий настрой активизировать российско-ливийские связи, прежде всего, в торгово-экономической сфере. Для работы есть очень хорошие предпосылки. Имею в виду, прежде всего, давние традиции взаимовыгодного сотрудничества. Последнее время сложился и устойчивый политический диалог между нашими странами. В ходе моих переговоров в апреле этого года в Триполи с ливийским лидером господином Муаммаром Каддафи было подписано десять двусторонних документов. Это все открыло хорошие возможности для реализации крупных деловых проектов в области железнодорожного транспорта, другой инфраструктуры, в области нефти и газа. РАО «РЖД» получило контракт на 2,2 млрд. долларов. Активно работает «Газпром», «Татнефть». Проявляют интерес к работе на ливийском рынке и другие наши крупные компании. Сегодня мы также договорились о продолжении работы в формате возглавляемого Россией Комитета высокого уровня Форума стран-экспортеров газа. Мы считаем необходимым активизировать работу Смешанной межправительственной комиссии по торгово-экономическому сотрудничеству. И в этом контексте условились ускорить подготовку VI заседания этой Комиссии. Намерены продолжить взаимодействие и в военно-технической сфере. Тем более что ливийское руководство подтверждает заинтересованность в приобретении высококачественной продукции российского оборонно-промышленного комплекса. Состоявшиеся переговоры также подтвердили близость позиций России и Ливии по ключевым региональным и международным проблемам. Это позволяет нам координировать действия на международной арене, в том числе в Совете Безопасности ООН, в котором Ливия представлена в этом и следующем годах. Не могу не высказать слова благодарности за решение, которое принял лидер Ливийской революции господин Муаммар Каддафи относительно судьбы нашего соотечественника господина А.Цыганкова – представителя компании «Лукойл». Его освобождение стало для нас доброй, хорошей новостью. Это, безусловно, знак дружественного расположения ливийского лидера к России. Со своей стороны мы готовы оказать всю необходимую помощь, если такая потребуется, в работе ливийских органов безопасности, правоохранительных органов. В заключение хотел бы поблагодарить наших сегодняшних гостей за конструктивную работу по продвижению нашего взаимодействия. Уверен, что визит господина премьер-министра в Россию будет хорошим импульсом в развитии этого взаимодействия. Б.Аль-Махмуди. Несомненно, мы были очень рады встретиться с другом лидера Ливийской революции председателем правительства Российской Федерации господином Владимиром Владимировичем Путиным. Мы весьма удовлетворены тем прогрессом в развитии российско-ливийского сотрудничества и партнерства в самых различных областях, которое наблюдалось в течение последних нескольких месяцев. Безусловно, исторически у нас имеется хороший задел для сотрудничества. Однако возникла необходимость в проведении переговоров и дискуссий по перспективам расширения сфер нашего сотрудничества, его выводу на новый качественный уровень. Как только что сказал мой дорогой друг председатель правительства Российской Федерации Владимир Владимирович Путин, будущее нашего сотрудничества – за нефтегазовым сектором, а также за реализацией крупных инфраструктурных проектов в Ливии по линии российских компаний. Крупный контракт осуществляется в области строительства железнодорожной линии, и мы надеемся, что в будущем будут также и другие крупные контракты в различных областях развития инфраструктуры. Мы будем сотрудничать в инвестиционной сфере. Ливия стремится развивать инвестиции в Россию. И мы намереваемся осуществлять широкомасштабное инвестирование в российскую экономику в самых различных областях. Также были обсуждены возможности развития сотрудничества в области использования атомной энергии в мирных целях. Мы договорились о формате нашей работы по вышеперечисленным областям на ближайшие несколько месяцев. Будем и далее развивать наше сотрудничество. Ливия в настоящий момент работает над проектом атомной электростанции, которая будет использоваться как для выработки электроэнергии, так и для опреснения морской воды. Мы передали также слова лидера Ливийской революции господина Муаммара Каддафи нашему дорогому другу и его личному другу председателю правительства Российской Федерации Владимиру Владимировичу Путину о готовности и стремлении развивать сотрудничество в военно-технической области. И мы достигли договоренности о тех конкретных форматах работы, с помощью которых мы будем осуществлять укрепление ливийских вооруженных сил в рамках российско-ливийского военно-технического сотрудничества. Также мы обсудили ряд международных проблем, в частности, касающихся ситуации в Африке и конкретно в Дарфуре, в Судане. К сожалению, там сейчас продолжается насилие, беспорядки и отсутствие урегулирования. Мы рассчитываем на то, что либо в рамках Совета Безопасности, либо на двусторонней основе между нами будет осуществляться необходимая координация, направленная на достижение урегулирования этой важной и весьма болезненной проблемы. От себя лично и от имени членов делегации хочу поблагодарить господина председателя правительства Российской Федерации за то радушие и гостеприимство, с которым мы были приняты в Москве. И хочу еще раз выразить надежду на то, что российско-ливийское сотрудничество будет развиваться воодушевляющими темпами. Нашли ошибку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter | ||