Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Правительство ИРА отменили банковские гарантии (110% таможенных сборов) и дополнительный взнос за 25 тонн пакистанских товаров, экспортируемых Пакистаном в страны Средней Азии через территорию ИРА.

Министр финансов Пакистана Мохаммад Исхак Дар провёл переговоры с советником президента ИРА по экономическим вопросам Омаром Захелвалом и подтвердил, что президент ИРА Ашраф Гани отменил перечисленные требования в рамках помощи Афганистану в развитии экспорта, передаёт информационное агентство «12news».

Экс-президент Торгово-промышленной палаты города Карачи Маджид Азиз приветствовал инициативу Афганистана и призвал пакистанское правительство к ответным дружественным шагам. Напомним, что афганские бизнесмены на протяжении последних нескольких лет сталкивались с таможенными затруднениями при экспорте своих товаров через территорию Пакистана.

Асфальтосмесительный завод, находящийся в Лебапской области Туркменистана, в ближайшее время начнёт поставки асфальта в Афганистан.

Как заявил директор завода Нургельды Клычёв, поставки будут производиться на пограничную заставу Имамназар. Там ведётся строительство нового терминала, что требует больших объёмов асфальтовой продукции, цитирует его слова информационный портал «12news».

Напомним, что через пограничный пункт Имамназар планируется провести железную дорогу Туркменистан-Афганистан-Таджикистан, соглашение о строительстве которой было заключено в 2013 году.

Пакистан – Афганистан: новая война разведок?

Наталья Замараева

В мае 2015 г. Межвидовая военная разведка Пакистана (ISI) и Национальное управление безопасности Афганистана (NDS) подписали Меморандум о взаимопонимании с целью усиления борьбы с терроризмом. Это первое соглашение между спецслужбами двух стран. С пакистанской стороны о нем официально информировал Департамент связи с общественностью Ставки главнокомандующего сухопутными войсками Пакистана, с афганской – парламентарии нижней палаты афганского парламента, выступившие с резкой критикой президента Ашрафа Гани, поставив под сомнение искренность Исламабада в борьбе с талибами. Подписание соглашения ISI-NDS – очередной шаг укрепления военного сотрудничества между Пакистаном и Афганистаном.

Встает вопрос – кому выгодна подобная кооперация в мае 2015 г.?

Меморандум включает несколько традиционных пунктов: обмен разведданными, совместная разработка и координация контртеррористических операций по обе стороны пакистано-афганской границы. ISI взяла обязательства подготовить афганских специалистов и т.д.

Одновременно документ содержит ряд принципиально новых положений, например, о совместном расследовании дел, акторами в которых выступают лица, совершившие террористический акт или подозреваемые в его совершении. Этот пункт следует рассматривать как ноу-хау пакистанской разведслужбы, стремящейся не только владеть полной и обновленной базой данных, но контролировать и управлять вооруженным оппозиционным движением в соседнем государстве. При этом Пакистан постоянно подчеркивает, что «…строго придерживает политики невмешательства в дела Афганистана».

Краткая справка: в январе 2015 г. военный истеблишмент Пакистана «продавил» через законодательные и исполнительные органы власти вопрос о формировании военных судов. 7 января 2015 г. их функционирование наряду с судами общей юрисдикции было закреплено 21-ой поправкой к конституции сроком на два года. Военные суды стали формироваться повсеместно. Одной из основных причин создания военных судов – рассмотрение дел с участием лиц, подозреваемых в совершении терактов. Вероятно, в недалеком будущем и в Афганистане также последует реформа судебной системы или джирга (нижняя палата парламента) одобрит Антитеррористический акт (АА) по примеру Исламабада. Согласно АА расширяются права военных в гражданских государственных институтах. В целом это свидетельствует, что военный истеблишмент Пакистана рассматривает регион Аф-Пака как единый плацдарм антитеррористических действий, и, соответственно, проводит аналогичную стратегию и тактику по отношению к боевикам, которые базируются на территории Афганистана. Например, в Пакистане в результате операций (проводимых разведкой), было задержано большое количество террористов, скрывавшихся по всей стране (военные суды рассматривают их дела).

Пакистанские СМИ в последние дни в унисон твердили о растущем сотрудничестве между двумя странами после долгих лет недоверия, подчеркивая, что основной причиной было соперничество между двумя спецслужбами. Появилось много публикаций об укрывательстве Р. Набилем, лидером Национального управления безопасноти одного из лидеров Движения Талибан Пакистана Л. Масуда. Афганские масс-медиа выражали недоумение столь быстрым и кардинальным изменением политики NDS, которая в последние годы резко критиковала ISI за укрытие лидеров Исламского эмирата Афганистан и пособничество афганским талибам и другим группировкам боевиков, воевавшим на территории Афганистана.

Кстати, Р. Набиль отказался подписать вышеуказанный Меморандум. Экс-президент Х. Карзай характеризовал договоренности как «удар по национальным интересам Афганистана».

Осенью 2014 г. отсутствие прочных позиций правительства национального единства в Афганистане подтолкнуло правящую администрацию к поиску альтернативы Международным силам содействия безопасности (МССБ), штыки которых и поддерживали режим экс-президента Хамида Карзая с 2001–2014 гг. МССБ покинули Афганистан в связи с завершением боевой миссии в декабре 2014 г. Национальные силы безопасности «приняли» от МССБ ответственность за обеспечение безопасности, но в действительности страна оказалась на грани военного дефолта перед натиском талибов. В ноябре 2014 г. глава NDS Р. Набиль информировал парламент, что страну «захлестывает всплеск насилия», и в провинциях вокруг Кабула он фиксировал 107 укрепленных мест укрытий боевиков.

Президент А. Гани вскоре после своей инаугурации в сентябре 2014 г. принял решение в пользу Пакистана. Он мечтал «…построить всеобъемлющее и долговременное партнерство», «особые отношения» с целью создания экономически интегрируемого региона.

В дни первого официального визита президента А. Гани в Пакистан в ноябре 2014 г. стороны договорились ликвидировать места укрытий боевиков по обе стороны границы, приняли решение начать скоординированную войну против террористов по обе стороны Линии Дюранда. Пакистан со своей стороны обещал способствовать процессу мира в Афганистане.

Исламабад преследовал свои цели – необходимо было убедиться, что Кабул не предоставит свою территорию для использования против соседей; не позволит кому-либо вести войну чужими руками – прокси войну (имеется в виду Нью-Дели).

Отношения Исламабада с Кабулом, которые исторически были напряженными и сложными, в 2011–2014 гг. обострились из-за пограничных споров, разногласий по борьбе с терроризмом. В отличие от прежней администрации, президент А. Гани сделал шаг навстречу двустороннему военному сотрудничеству.

Военные ведомства Пакистана осенью 2014 г. продвигали в Афганистан масштабные планы военно-технической кооперации. На первом этапе с целью реализации превентивных мер по предотвращению трансграничных переходов боевиков, они подтвердили готовность к разработке совместного пакистано-афганского координационного механизма по охране границы, в обмен на разведывательную информацию и открытость действий обеих сторон. Пакистанская сторона в те дни неоднократно поднимала вопрос о местах укрытий террористов боевиков Движения Талибан Пакистана/ДТП, базировавшихся в афганских провинциях Кунар и Нуристан.

На следующем этапе (начало ноября 2014 г.) начальник штаба армии Пакистана генерал Р. Шариф сделал новое предложение афганской стороне – «полный спектр» учебных курсов для военнослужащих афганских сил безопасности в учебных заведениях Пакистана (подготовка пехотных бригад, оборудование и проведение совместных военных учений).

Теракт 16 декабря 2014 г. в общеобразовательной армейской школе в Пешаваре (погибли 133 студента) стал переломным этапом в отношениях между ISI-NDS. И начальник штаба сухопутных войск генерал Р. Шариф, и генерал-лейтенант Р. Ахтар, настаивали на передаче данных о базировавшихся в провинции Кунар боевиках, задействованных в организации массового убийства школьников. Войска обеих стран провели скоординированные операции вдоль границы.

В последующие месяцы взаимные визиты участились. В тот период афганская сторона (в первую очередь президент А. Гани) выражала озабоченность в связи с потенциальными угрозами со стороны боевиков Исламского государства, подчеркивая, что террористические группировки усиливают свое влияние в ряде районов Афганистана.

Следующим шагом на пути укрепления военного сотрудничества стало прибытие первой группы афганских курсантов для обучения в Военной академии Пакистана в начале 2015 г. А уже в апреле с.г. главнокомандуюший вооруженными силами Афганистана генерал Шер Мухаммад Карими присутствовал на параде в военной академии в Какуле.

На первый взгляд ранней весной 2014 г. пакистано-афганские отношения представлялись идеальными. Но жесткое наступление талибов на центральные провинции, включая Кабул, зародило сомнение в правильности курса на сотрудничество с Пакистаном. Исламабад расписался в неспособности убедить лидеров афганских талибов присоединиться к мирному процессу, Кабул не торопился «сдавать» боевиков ДТП.

Несмотря на взаимные обвинения, в мае 2015 г. ISI-NDS подписали Соглашение. Пакистан не в меньшей степени, чем Афганистан заинтересован в ликвидации вооруженных очагов в регионе Аф-Пака. Начатая в июне 2014 г. федеральной армией масштабная военная операция по ликвидации иностранных и местных боевиков, в июне 2015 г. может продемонстрировать значимые успехи. Большая часть экстремистов по тропам Гиндукуша перешла на территорию Афганистана, значительно усилив вооруженную антикабульскую оппозицию. Она продолжает создавать основную угрозу планируемым в пакистанской провинции Хайбер-Пахтунхва социально-экономическим реформам.

На этом можно было бы поставить точку, так как многолетние обращения военного истеблишмента к афганским властям о взаимном предоставлении разведданных реализованы. Но именно майское 2015 г. ISI-NDS соглашение стало причиной очередной прохлады во взаимоотношениях двух стран. Президент А. Гани направил гражданскому и военному руководству Пакистана письмо, в котором выдвинул несколько требований:

публикация официального заявления политического руководства Пакистана, осуждающего начало Движением Талибан наступательной операции;

принятие директивы военным руководством о ликвидации мест укрытий Талибан и последующих эффективных мер силами безопасности и гражданскими институтами власти по выполнению указанных директив;

продолжение антитеррористической кампании по ликвидации боевиков сети Хаккани, выявление лиц, ответственных за недавние террористические акты в Афганистане и аресты их;

помещение лидеров Шура Кветты и Шура Пешавара (лидеры афганского Движения Талибан) под домашний арест и инициирование судебных разбирательств против них и т.д.

В обращении к гражданским и военным властям Пакистана президент Афганистана А. Гани устанавливает срок выполнения требований – три недели. «Если этого не произойдет, – пишет А. Гани, – окно возможностей будет закрыто».

МЧС России реализует гуманитарные проекты в ряде стран мира, где складывается непростая ситуация, в их числе Сирия, Камерун и Афганистан.

«МЧС России продолжает свою деятельность по оказанию помощи Сирии. Мы выполнили первый этап по поддержке Камеруна, куда доставили пожарно-спасательную технику и оборудование российского производства. На контроле находится ряд проектов, которые мы планируем продолжать, в том числе по оказанию гуманитарной поддержки Ирака, Афганистана и Иордании», - отметил Владимир Пучков на встрече с президентом Международного комитета Красного Креста Петером Маурером.

«МЧС России планирует продолжать оказание помощи Донецку и Луганску в соответствии со всеми международными нормами. В настоящее время мы готовим 30-й гуманитарный конвой для Донбасса. Наше традиционное предложение Международному комитету Красного Креста - активно взаимодействовать в этой работе», - сказал глава чрезвычайного ведомства, подчеркнув, что направил в Международный комитет Красного Креста все официальные документы о подготовке 30-го гуманитарного конвоя. Владимир Пучков привел в пример сотрудничество с китайским отделением Красного Креста, который направил гуманитарный груз Российскому комитету Красного Креста для вынужденных переселенцев из Украины. «МЧС России оказало помощь в его приеме в аэропорту Минеральных Вод и доставке в регионы, где находятся пострадавшие граждане», - сказал министр.

В свою очередь Петер Маурер поблагодарил главу МЧС России за информацию о гуманитарных конвоях, которую чрезвычайное ведомство всегда предоставляет Международному комитету Красного Креста. «Мы ценим, что гуманитарные конвои оказывают позитивное влияние на население Донбасса», - сказал он.

Диалог между лидерами России и Абхазии всегда носит честный и откровенный характер - Семен Григорьев

Чрезвычайный и Полномочный Посол Российской Федерации в Республике Абхазия Семен Григорьев в преддверии празднования Дня России рассказал Апсныпресс о реализации дипломатической миссии в Абхазии, укреплении дружественных отношений между нашими странами и о ситуации на абхазо-российской границе.

Семен Вячеславович, расскажите о дипломатической миссии в Республике Абхазия? По какому принципу она организована?

Посольство Российской Федерации в Республике Абхазия, открытое 30 апреля 2009 года, создано в соответствии с Указом Президента России о признании независимости Абхазии и межправительственным соглашением об установлении дипломатических отношений между нашими странами. Организована наша дипмиссия точно так же, как и все другие диппредставительства Российской Федерации в зарубежных странах. Правовая основа для этого - Положение о Посольстве Российской Федерации, утвержденное Указом Президента (это открытый документ, с ним можно свободно ознакомиться, например, на сайте МИД России).

Структура Посольства определяется кругом тех задач, которые поставлены перед нами руководством России, главные из которых - содействие становлению Абхазии как современного демократического государства, укреплению ее международных позиций, развитию отношений партнерства и союзничества между нашими странами.

Значительная часть работы связана с обеспечением интересов проживающих в Абхазии граждан России. Этим занимается консульский отдел Посольства.

Нельзя не сказать об аккредитованных при Посольстве представительствах российских министерств и ведомств. Это и представительство подведомственного МИДу России агентства «Россотрудничество», которое занимается большим объемом вопросов, связанных с гуманитарным сотрудничеством (культура, наука, образование), и официальные представители МВД, ФТС других российских структур.

Для стран, признающих друг друга, очень важно то, как часто встречаются их лидеры и насколько доверительный характер носит политический диалог между ними. Какова Ваша оценка на этапе настоящего времени? Перспективы? Проблемы?

Количество встреч на высшем уровне, конечно, важный показатель. В этом смысле у Абхазии и России все в порядке, четыре саммита меньше, чем за год, - это более чем хорошо. С доверительностью, как мне кажется, у руководителей наших стран никогда проблем не было. Их диалог всегда носит честный и откровенный характер.

Что касается нынешнего этапа двусторонних отношений, то он, по моей оценке, переходный. Договор о союзничестве и партнерстве от 24 ноября 2014 года определил новые ориентиры нашего взаимодействия. Если охарактеризовать их вкратце - это движение в сторону интеграции. В этом мы не делаем открытия, интеграция - это, как модно сейчас говорить, главный тренд мирового развития. Самоизоляция, попытки закрыться от внешнего мира – это архаизм, приводящий к застою.

В слове интеграция содержится и ответ на вопрос о перспективах и проблемах наших отношений. Чем выше будет ее уровень, тем скорее существующие проблемы решатся или вообще утратят свою содержательность.

Начался курортный сезон. На абхазо-российской границе прогнозируется большое скопление туристов, что вызовет сложности перехода. Можете ли Вы как-то повлиять на изменение предстоящей ситуации?

Давайте вспомним недавнее прошлое. Все мы застали времена, когда существовал старый, унаследованный от советских времен пограничный переход по старому мосту. В курортный или «мандариновый» сезоны на том КПП наблюдалось не просто скопление людей, а настоящий коллапс. В 2012 году открыли новый международный пункт пропуска «Адлер». Ситуация стала гораздо более цивилизованной, однако вскоре выяснилось, что и возможности нового КПП отстают от реальных потребностей. Сейчас ситуация на границе обсуждается президентами двух стран, по их поручению работают представители правительств России и Абхазии. Идет поиск альтернативных вариантов пересечения границы, в частности путем запуска пригородного сообщения. Параллельно с этим на российской стороне границы усовершенствуются работы КПП, будут задействованы все кадровые и технические возможности. Надеюсь, в этом году будет сделано все, чтобы минимизировать неприятные ощущения людей, пересекающих российско-абхазскую границу.

Что же касается полного открытия границы (а именно это является нашей стратегической задачей), то для этого надо выполнить несколько условий, связанных с безопасностью, в частности, укрепить режим охраны государственной границы с Грузией.

Я, как Посол, равно как и мои сотрудники, заинтересованы в максимально комфортном пересечении границы на Псоу не меньше, чем жители Абхазии. Нам по несколько раз в месяц приходиться стоять в тех же очередях. Поэтому свою задачу мы видим в объективном информировании руководства России о реальном положении на границе, внесении предложений о способах решения проблемы.

Ощущается ли, на Ваш взгляд, динамика роста развития республики за последние годы?

Динамика, несомненно, есть, но она пока далека от ожидаемой. Радует постепенное изменение настроя людей, их растущее желание заниматься собственным делом. Помочь им в этом - задача правительства республики, и Россия его в этом полностью поддерживает.

Семен Вячеславович, до назначения Послом Российской Федерации в Абхазии Вы работали в Афганистане, Иране, Таджикистане, сейчас - Абхазия. Может ли Абхазия стать для Вас Родиной?

А что такое Родина? Родина, как мать, у человека - одна. Абхазия же для меня навсегда останется землей, где живет очень много друзей и где, надеюсь, меня никогда не будут воспринимать как чужого.

«Апсныпресс», 12.06.2015 г.

За прошедший год по меньшей мере 4300 беженцев из Афганистана и Пакистана получили гражданство Индии.

Гражданство было предоставлено афганским индусам в рамках правительственной программы, согласно которой гражданами Индии станут 200 тысяч беженцев из соседних стран.

Программа была сформирована по инициативе индийского министра внутренних дел Раджнатха Сингха. Глава МВД заявил, что Индия всегда будет домом для преследуемых индусов, которые ищут убежище, сообщает газета «Times of India».

По данным газеты, в настоящее время в Индии проживают около 200 тысяч индийских беженцев из Пакистана, Афганистана и Бангладеша. Еще 19000 человек получили долгосрочные индийские визы.

Государство ОАЭ заняло первое место в регионе Ближнего Востока и Северной Африки и шестое место в мире по уровню безопасности и количеству преступлений.

Согласно Индексу верховенства права, опубликованному неправительственной организацией «The World Justice Project», по показателям безопасности ОАЭ опередило такие страны как США, Великобритания, Канада, Франция, Германия и другие. В целом, как говорит, председатель организации, жители ОАЭ являются миролюбивыми, а также высок уровень контроля правопорядка в стране.

В соотношении на душу населения, уровень преступности в ОАЭ крайне низок. Кроме того, по количеству внутригосударственных конфликтов Арабские Эмираты получили наивысший балл.

«The World Justice Project» - это независимая, многоотраслевая организация, направленная на продвижение верховенства права в мире.

В оценке организации участвовало 102 государства. Результаты оценки складываются из ответов 1000 респондентов в трех крупнейших городах каждой страны, а также согласно данным, предоставленным юристами и научными работниками.

В отношении правопорядка и безопасности ОАЭ опередило такие государства, как Швеция, Канада, Австралия, Германия, Новая Зеландия, Норвегия, Великобритания, США, Франция, Испания и другие.

Наивысший балл по уровню безопасности получили Япония, Дания, Финляндия, Сингапур и Узбекистан.

Что касается Индекса верховенства права 2015, ОАЭ заняло 27 место в мировом соотношении, опередив Италию, Грецию, Малайзию, Россию, Турцию и др. Первыми по индексу верховенства права являются Дания, Норвегия, Швеция, Финляндия, Нидерланды, Новая Зеландия, Австрия, Германия, Сингапур и Австралия.

Наихудшие показатели принадлежат таким государствам, как Венесуэлла, Афганистан, Зимбабве, Камбоджа, Пакистан, Камерун, Нигерия, Уганда, Боливия и Бангладеш.

По оценке «The World Justice Project», общественные институты в ОАЭ довольно развиты и не имеют коррупции (13 место в мировом значении). При низком уровне преступности (6 место в мире), работа судов оценена в качестве эффективной и независимой.

ОАЭ. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > russianemirates.com, 14 июня 2015 > № 1398105

В субботу министр внутренних дел ИРА Нуруль Хак Улуми представил программу министерства на ближайшие 100 дней.

Во время представления программы Улуми заявил, что боевики «Исламского государства» ищут финансовую помощь для продолжения своей деятельности на территории Афганистана. Он также отметил, что на стороне ИГИЛ в Афганистане воюют узбеки, таджики, киргизы, чеченцы, турки и уйгуры.

Министр добавил, что афганские силы безопасности достигли определенных успехов в борьбе с повстанцами и контрабандой наркотиков. Но для продуктивной работы полиции необходима поддержка населения.

В рамках 100-дневной программы министерство планирует улучшить подготовку сотрудников полиции и приобрести новое оборудование. Также планируется привлекать к работе больше женщин, сообщил Улуми, передает телеканал «Толо».

Чиновник рассказал, что в ближайшее время граждане Афганистана получат новые электронные удостоверения личности. Ввод данных и хранение информации будут полностью компьютеризированы. Электронные идентификационные карты будут также использоваться при выдаче водительских прав и голосовании на выборах.

ИГИЛ стремится к использованию оружия массового поражения

Владимир Платов

Всем хорошо известно, что боевики ИГИЛ вооружены до зубов. По данным организации Conflict Armament Research, джихадисты имеют в своем распоряжении американские винтовки, китайские автоматы и противотанковые снаряды. Это оружие оказалось в руках боевиков халифа Абу Бакра аль-Багдади не только как трофей в результате боевых столкновений с законными властями Ирака и Сирии. Его значительная часть была передана так называемым «умеренным сирийским повстанцам», перешедшим на сторону ИГИЛ, сердобольными до организации на чужой территории войн и вооруженных конфликтов Соединенными Штатами, о чем уже неоднократно писали различные мировые информационные агентства.

Однако из рекламных заявлений подручных халифа аль-Багдади в последнем номере пропагандистского журнала этого террористического формирования Dabiq следует, что ИГИЛ взяло курс на создание и использование собственного арсенала оружия массового поражения, включающего не только химическое и биологическое оружие, но и ядерное. В частности, лидеры «Исламского государства» заявляют, что оно будет в состоянии скоро приобрести ядерное оружие — …в Пакистане. Вместе с тем, по мнению многочисленных экспертов, этот сценарий маловероятен, так как пакистанский ядерный арсенал находится в настоящий момент под надежным присмотром властей Исламабада.

В развитие этих заявлений активистов ИГИЛ, на днях издание The Independent, со ссылкой на данные австралийской разведки, подтвердило, что боевики этой террористической организации уже захватили достаточное количество радиоактивного материала для создания оружия массового поражения — «грязной ядерной бомбы», распыляющей радиоактивные вещества на значительное расстояние при помощи взрывной волны.

В связи с этим 5 июня в Перте прошло заседание Австралийской группы — объединения из 41 государства, направленного против распространения химического и биологического оружия. Как заявила на нем глава австралийского МИД Джулия Бишоп (Julie Bishop), спецслужбами многих стран отмечается активное рекрутирование ИГИЛ в последнее время высококвалифицированных специалистов для производства химического и иного оружия массового поражения, а сама эта организация уже применила хлор в своих боевых операциях в Ираке. И если обладание ИГИЛ ядерным оружием в настоящий момент вызывает пока еще скептическую оценку, то наличие химического и бактериологического вооружения многими экспертами оценивается как весьма реальное.

Об устремлениях ИГИЛ к обладанию химическим оружием, в частности из арсеналов в Ливии, написала недавно газета Il Giornale. Так, в сентябре 2014 г. Организация по запрещению химического оружия, занимавшаяся мониторингом процесса ликвидации сирийского ХО, сообщила, что в Ливии еще предстоит уничтожить 60% «исходных веществ», которые могут быть превращены в химическое оружие. Речь идет о 850 тоннах материала, и теперь это оружие, по убеждению автора статьи, может оказаться в руках головорезов ИГИЛ.

О захвате боевиками террористической группировки промышленных объектов по хранению хлорсодержащих веществ в середине декабря 2014 года правительство Сирии сообщило в Организацию по запрещению химического оружия.

В течение последних месяцев неоднократно уже высказывались веские подозрения об использовании ИГИЛ в Ираке и Сирии хлорсодержащего газа зарин, который поражает нервную систему противника. Об этих случаях писали многие информационные агентства, включая и газету Washington Post, о них уведомили в феврале с.г. иракские власти Организацию по запрещению химического оружия.

Однако факты использования исламскими террористами хлорсодержащего газа, в частности в Ираке, не является новинкой. Еще в 2006-2007 гг. «Аль-Каида в Ираке», явившаяся предшественницей ИГИЛ, использовала грузовики, начиненные таким газом и TNT для осуществления террористических акций в провинции al-Anbar.

Устремления ИГИЛ к обладанию и использованию оружия массового поражения подтверждают и сведения, полученные в ходе расшифровки содержания жесткого диска компьютера, захваченного у одного из боевиков ИГИЛ, где были прямые инструкции по применению химического, бактериологического (в частности, вирусов бубонной чумы) и иного оружия массового поражения в предстоящих операциях этой террористической организации. Весьма подробно об этой информации рассказал читателям журнал Foreign Policy.

В указанных условиях становится понятным выдвинутое в прошлом году боевиками ИГИЛ требование взамен захваченных ими заложников освободить Аафию Сиддики (Aafia Siddiqui) – также известную как «Леди Аль-Каида» – пакистанку, арестованную в 2008 г. в Афганистане с документами по химическому и бактериологическому оружию (ранее следы этой дипломированной специалистки известного в мире Massachusetts Institute of Technology (MIT) были потеряны в 2003 г., после ее возвращения в Пакистан). Во время ее допроса она воспользовалась невнимательностью охранников, захватила их оружие и стала стрелять в них. Потом она была осуждена на 86 лет тюрьмы и отбывает наказание в Техасе.

Другим «символом» специалиста по оружию массового поражения для ИГИЛ является Салех Джассим Мохаммед Фалах аль-Саба (Saleh Jassim Mohammed Falah al-Saba), он же «Abou Malik», «эксперт» в области химического оружия, работавший на заводе Al-Muthanna во времена Саддама Хуссейна, а затем (в 2005 г.) присоединившийся к Аль-Каиде. в 2005 г.

Распространение в последние месяцы деятельности ИГИЛ на все большую территорию и его способность набора десятков тысяч новобранцев, определенная часть которых имеет хорошую техническую подготовку в области химического, бактериологического и даже ядерного оружия, полученную в том числе и на Западе, особо остро ставят вопрос о необходимости мирового сообщества противостоять такой угрозе.

По сообщению Минэкономразвития и торговли Таджикистана, в ближайшие годы товарооборот между Таджикистаном и Афганистаном может значительно увеличиться за счет реализации проектов по увеличению экспорта таджикской электроэнергии в Афганистан (к 2018 году после завершения проекта по строительству ЛЭП 500 кВ CASA-1000), и проекта по поставкам в Таджикистан афганской нефти для ее переработке на нефтеперерабатывающем предприятии в свободной экономической зоне «Дангара». «Китайская компания «Хели», инвестор проекта по строительству нефтеперерабатывающего предприятия в Таджикистане, ранее подписала соглашение с нефтяной компанией (CNPC), которая с октября 2012 года занимается добычей нефти в Афганистане. Кроме того, «Хели» подписала соглашения с партнерами в Казахстане и России о поставках сырья для будущего завода», - отметили в МЭРТ. Производственная мощность первой очереди будущего нефтеперерабатывающего предприятия составит до 500 тыс. тонн нефти в год. На втором этапе производственную мощность предприятия планируется увеличить до 1,2 млн. тонн. Ожидается, что пуск первой очереди предприятия состоится в 2016 году.

Avesta.Tj, 08.06.2015 г.

Более 300 млн. долл. США потребуется для строительства таджикского участка проекта CASA-1000, который предполагает возведение линии электропередачи для поставок электроэнергии из Таджикистана и Кыргызстана в Афганистан и Пакистан. По данным источника, планируется построить две линии - линию переменного тока, протяженностью 115 км, из Регара до ГЭС «Сангтуда-1», и линию постоянного тока, протяженностью 116 км, из Сангтуды до границы с Афганистаном. Также нужно будет установить на территории республики переменно-постоянную конвертерную подстанцию. Это очень мощное, дорогостоящее оборудование, стоимостью порядка 150 млн. долл. США. По данным энергосектора страны, финансовыми партнерами Таджикистана для реализации таджикского участка проекта являются Всемирный банк, правительство США, Исламский банк развития (ИБР), и некоторые другие арабские фонды и международные финансовые институты. В частности, для реализации таджикской части проекта CASA-1000 Всемирный банк одобрил грант в размере 45 млн. долл. США. Кроме того, 15 млн. долл. США составит доля Правительства Таджикистана, 7,5 млн. долл. США выделяет правительство США посредством USAID. Доля ИБР в проекте составит 70 млн. долл. США. По данным Министерства финансов, в госбюджете Таджикистана на 2015 год на реализацию таджикского участка указанного проекта предусмотрено выделение 13 млн. сомони (2,1 млн. долл. США). Ранее сообщалось, что практическая реализация проекта начнется в 2015 году и завершится в 2018 году.

Avesta.Tj, 04.06.2015 г.

Хаос, охвативший Ближний Восток и Украину, доказывает упадок "империи" США, пишет британский аналитик Джон Уайт в статье для RT.

Ближний Восток он рассматривает как "передовую" в борьбе за и против американской гегемонии в мире. Упадок "имперского" влияния США в этом регионе, по его мнению, начался после неудачной "оккупации" Ирака и Афганистана. Результатом американских усилий в этих государствах стало лишь распространение терроризма и экстремизма, а также неспособность США к проведению крупномасштабных военных операций, отмечает аналитик.

Уайт приводит цитату из давней статьи в Washington Post, где состояние страны квалифицируется как "иракский синдром" — "неотступное и порой парализующее убеждение, что любое крупномасштабное военное вмешательство США за рубежом обречено на практический провал и моральное беззаконие".

Любое обострение на Ближнем Востоке может привести к непредсказуемому "взрыву", что подтверждают последствия свержения Каддафи в Ливии, отмечает аналитик. Вместо того чтобы обеспечить "благополучное приземление ливийской фазы "арабской весны" на берегах западных геополитических интересов", операция в Ливии "открыла ворота ада, из которых вылились десятки тысяч первобытных фанатиков, чья кровожадность не знает границ", — пишет он.

Вашингтон и его европейские союзники оказались не в состоянии контролировать распространение этого фанатизма, констатирует Уайт.

По его мнению, окончательно подорвало авторитет американской администрации в регионе решение Обамы не наносить авиаудары по позициям сирийских правительственных войск. С тех пор Израиль, Турция, Саудовская Аравия и Катар начали преследовать свои собственные цели, считая Вашингтон слабым, полагает аналитик.

В настоящее время администрация США ограничивается проведением "бессистемной и бессильной воздушной кампании" против "Исламского государства", в то время как противник усиливает "хватку" на территориях Сирии и Ирака.

Усугубили ослабление способности США проецировать свою "имперскую власть" "бессмысленные и отчаянные" попытки заставить Россию действовать по своим правилам в Восточной Европе, пишет Уайт.

Тем временем создание Китаем Азиатского банка инфраструктурных инвестиций, к которому в числе других стран присоединилась и Великобритания, ставит под вопрос валютную гегемонию США в мире, отмечает аналитик.

Иран и «афганский вопрос»

Николай Егоров

Афганистан вот уже 37 лет, с момента Апрельской революции 1978 года, продолжает оставаться «головной болью» всего международного сообщества. За полтора десятилетия XXI века окончательно оформились два подхода к этому многострадальному государству и населяющим его людям. Для США и НАТО Кабул – это точка для реализации глобальных геополитических проектов. Для Ирана и стран-членов ШОС – это сосед, от благополучия которого зависит стабильность всего региона.

Иран, без всякого сомнения, вместе с США и СССР − в тройке мировых лидеров по объему колоссальных безвозвратных экономических затрат и политических усилий на решение «афганского вопроса», израсходованных за последние три с лишним десятка лет. Разговоры о том, что все эти затраты и усилия – неспроста, имеют под собой некую корыстную подоплеку, не выдерживают проверки статистическими данными.

Да, иранский бизнес вот уже несколько лет активно «вкладывается» в серьезные экономические проекты своего восточного соседа − строительство транспортной инфраструктуры, сельское хозяйство, производство электроэнергии и телекоммуникацию. Но при внимательном изучении вопроса очень скоро выясняется, что из-за политической нестабильности средний срок окупаемости затрат, вложенных в «афганские проекты», составляет для предпринимателей из Ирана от четырех до шести лет. У большинства из них попросту нет достаточного количества средств для столь длинных инвестиций, а потому от 60 до 70 процентов крупных проектов, которые иранский бизнес реализует в Афганистане, прямо или косвенно поддерживаются Тегераном за счет государственного бюджета.

Кроме того, безвозмездная финансовая помощь Кабулу − в рамках, взятых на себя Ираном международных обязательств – за прошедшие четыре года составила 500 миллионов долларов. Еще 400 миллионов запланировано к перечислению до конца 2016 года. Но и этим стоимость афганского вопроса для Тегерана не ограничивается, поскольку начиная с 2003 года Иран тратит на борьбу с потоком афганских опиатов около 50 миллионов долларов в год. Для прикрытия границы с Афганистаном Тегеран вынужден содержать в постоянной боевой готовности около 50 тысяч военнослужащих, пограничников и сотрудников подразделений Корпуса стражей Исламской революции, не говоря уже о затратах на сооружение инженерной системы заграждений и развертывание комплексов технического наблюдения на границах с Афганистаном, на что за последние десять лет было израсходовано около 7 миллиардов долларов. Фактически, цена «афганского вопроса», вложения в безопасность и стабильность соседнего государства для Тегерана по самым приблизительным расчетам составляет в последние 12 лет от 0,9 до 1,2 процентов ежегодных расходов государственного бюджета.

По разным оценкам, только прямые расходы Ирана в связи с афганским вопросом за последние три десятка лет составили более триллиона долларов. Иранская общественность многократно требовала обратиться в международные судебные органы с иском о возмещении ущерба в результате иностранных вторжений в Афганистан. Похоже, все идет к тому, что рано или поздно Иран предъявит счет странам-агрессорам.

«Иранский интерес» в Афганистане: цели и методы

Рассказы удостоенного Нобелевской премии в номинации «беспощадная борьба за нужный США мир в остальном мире» Барака Обамы об уходе из Афганистана так и остались разговорами. Слишком уж это удобно для Вашингтона это место, чтобы его покидать. Тем более, что и все юридические основания для этого созданы: в ноябре 2014 года парламент Афганистана абсолютным большинством голосов принял резолюцию, которая призывает США и НАТО оставить в стране на неопределенный срок – «до окончательной стабилизации» − около 12 тысяч военнослужащих, 9800 из которых – американские солдаты и офицеры.

Вашингтон, таким образом, сохраняет свое военное присутствие вблизи иранских границ, и это не может не вызывать серьезной озабоченности в Тегеране. Тем более, что с одобрения американцев, расширением своего присутствия в Афганистане серьезно занимаются саудиты, активно спонсирующие здесь воинствующих противников шиизма ваххабитов-деобандистов и создающие подконтрольные Эр-Рияду «центры исламской мысли». Два этих фактора, американское присутствие и саудовская экспансия, формируют политическую повестку иранских интересов в Афганистане. В которой дополнительными пунктами стоят нарастающие объемы производства опиатов, появление в стране ячеек ИГИЛ и формирование на афганской территории «штаба», координирующего движение белуджских сепаратистов.

На сегодняшний день основные иранские интересы в Афганистане выглядят следующим образом:

стабильность центральной власти в Кабуле и обязательное соблюдение баланса в правящих элитах между пуштунами и остальными этническими группами;

полный вывод американских войск из Афганистана;

блокирование саудовского проникновения и нейтрализация возрастающего влияния Эр-Рияда на Кабул;

экономическое и политическое развитие проживающих в Афганистане таджиков и хазарейцев;

обеспечение безопасности афганских шиитов и предотвращение эскалации суннито-шиитского противостояния в стране;

противодействие росту экстремизма и поддержки внешними игроками сепаратизма белуджей;

сокращение объема производства опиатов и наркотранзита;

развитие совместно с Индией транспортной инфраструктуры страны для создания транзитного коридора к иранскому порту Чебахар.

Реализация этих интересов в Афганистане осуществляется, главным образом, тремя государственными институтами Ирана, координирующими политические и экономические усилия Тегерана:

духовными учреждениями религиозной столицы Ирана – города Кум, которые формируют механизмы «мягкой силы» и идеологию «шиитского Пробуждения», причем, не только в Афганистане, но и по всему Ближнему и Среднему Востоку, включая Пакистан и Индию;

министерством информации, на которое возложена задача поддержания контактов с политическими и управленческими элитами в Кабуле, включая депутатов Лойя Джирги, различных афганских министерств и ведомств, в том числе занятых экономическими вопросами;

Корпусом стражей Исламской революции (КСИР), отделения которого в Мешхеде и в Бирджанде осуществляют непосредственное руководство борьбой с подрывной деятельностью против Ирана, ведущейся с афганской территории.

Иранское общество и афганская диаспора

Об эффективности и успешности иранской политики поддержания стабильности в Афганистане, о том авторитете, которым Иран пользуется у шиитов этой страны, можно судить не только по показателям объемов финансовой помощи и количеству работающих на территории многострадальной страны предприятий в самых различных отраслях – от ирригации и сельского хозяйства до торговли, телекоммуникаций и дорожного строительства. Признательность и лояльность афганских шиитов выразилась и в том, что одна часть из них выразила готовность принять участие в вооруженной борьбе против интервенции «интернационального джихада» в Сирии, а другая, весьма многочисленная, обратилась к Тегерану с просьбой поддержать создание отрядов самообороны против возникающих в стране ячеек «Исламского государства».

Во многом это стало следствием взвешенной политики, которую Тегеран проводит вот уже четвертый десяток лет в отношении многочисленной афганской диаспоры, появившейся в стране в 80-ые годы. Разумеется, далеко не все здесь благополучно, и в самом иранском обществе идут жаркие дискуссии о текущем положении и, главное, перспективах этой диаспоры. Но, в целом, иранский опыт поддержки афганских беженцев, обошедшийся Тегерану в немалую сумму, заслуживает самого пристального внимания.

По данным Бюро по делам иностранных граждан Ирана, общее количество афганцев на территории страны к 2014 году составляло около трех миллионов человек. Причем от 1,4 до 2 миллионов из них проживают, фактически, нелегально, существуя за счет сезонных заработков или выполнения неквалифицированных работ. Масштабным явлением стал недавний футбольный матч в рамках кубка Азии между сборными командами Ирана и Афганистана на тегеранском стадионе «Азади». Из 100 тысяч присутствующих болельщиков – 80 тысяч были афганцы. В то же время, согласно данным правительственных служб, легально пересекали границу с целью посещения матча лишь около полусотни афганских граждан.

В первые годы советской кампании в Афганистане количество беженцев в Иране составляло от 8 до 10 миллионов человек. С 1985 по 2010 годы афганцев, проживающих нелегально на территории Ирана, было от 5 до 7 миллионов человек. Ни одна другая страна не осилила и не выдержала бы подобное количество «нелегальных мигрантов». «Миролюбивый Запад», «отзывчивые арабские государства», фактически все мировое сообщество отстранились от этой гуманитарной катастрофы, переложив всю тяжесть ее решения на иранскую экономику, подорванную, напомню, многолетней войной.

Это обернулось колоссальной проблемой, начиная от угрозы собственной национальной безопасности до возникновения масштабных размеров гуманитарной катастрофы на территории страны. Особенно для страны, находящейся затем под экономическими санкциями, а следовательно не имеющей финансовых возможностей для создания таких условий, при которых диаспора подобного размера не смогла бы криминализоваться. Частично избежать этого не удалось и Ирану, поскольку по данным официальной статистики, 228 тысяч афганцев к настоящему времени были осуждены и находятся в тюрьмах за совершение различных преступлений.

Напряженности в отношении иранского общества к афганской диаспоре добавляет и то обстоятельство, что в условиях безработицы часть населения полагает, что афганцы, согласные работать за меньшую зарплату, «отбирают» вакансии у местных. Эти настроения приняли такой размах, что в мае нынешнего года депутаты иранского парламента обратились со специальным запросом в министерство внутренних дел республики с требованием разобраться в ситуации. В разгар санкций, иранское правительство вынуждено было сокращать государственные расходы, направляемые на поддержку беженцев из Афганистана. В частности, дети нелегальных мигрантов были лишены возможности бесплатно получать образование и пользоваться медицинской помощью. В мае нынешнего года Верховный лидер Ирана Али Хаменеи потребовал, чтобы этот порядок был отменен. Красноречивым свидетельством успехов иранского руководства в работе с многочисленной и проблемной афганской диаспорой служит хотя бы тот факт, что уровень образованности в семьях беженцев превышает аналогичные показатели в Афганистане, а детская смертность снизилась на порядок. Тегеран объявил о том, что большинство афганцев должно вернуться на родину. Однако, понимая, что Кабул не может ни обеспечить им рабочие места, ни создать доступ к образованию и медицинским услугам, ни гарантировать безопасность, иранское руководство не спешит ускорить процесс выдворения нелегальных мигрантов, беря на себя дополнительные гуманитарные и бюджетные обязательства по поддержке и Афганистана, и его населения.

********

Одной из последних громких инициатив Ирана в деле внутриафганского урегулирования стало посредничество в переговорах официального Кабула с движением Талибан. Закрытые встречи представителей Исламской республики с талибами, идущие с прошлого года, отнюдь не означают, что Тегеран принял решение рассматривать их как союзников. Скорее уж как партнеров по переговорному процессу, поскольку, во-первых, без активного диалога с талибами политическое урегулирование в афганском вопросе невозможно. А, во-вторых, Талибан в качестве хоть временного партнера куда предпочтительнее, чем появляющиеся в стране массовым порядком ячейки ИГИЛ. В Тегеране уверены, что нестабильность в Афганистане, да и во всем регионе, связанная с появлением там «джихадистов», в любой момент может обостриться. Поэтому серьезно рассчитывают на то, что к односторонним иранским усилиям в решении «афганского вопроса» добавятся скоординированные на высшем уровне мирные инициативы государств-членов ШОС, поскольку это отвечает интересам всех стран региона.

Сегодня, 11 июня в конференц-зале «Гранд Отель Казань» состоялось открытие лагеря «Инновации для диалога и сотрудничества» и форума молодых предпринимателей стран ОИС, участниками которых стали представители из 27 стран мира.

Гостями церемонии открытия стали министр по делам молодежи и спорту Республики Татарстан Владимир Леонов, первый заместитель руководителя Агентства инвестиционного развития Республики Татарстан Инсаф Галиев, директор секретариата ICYF-DC Эльмаддин Мехдиев и руководитель сообщества «Сэлэт» Джавдет Сулейманов.

Для удобства иностранных участников церемония открытия проходила на английском языке, вел церемонию исполнительный директор ТРМОФ «Сэлэт» Тимур Сулейманов. Владимир Леонов также обратился к участникам на английском и поприветствовал их на татарстанской земле. «Мы надеемся, что вам понравится в Казани – одном из красивейших городов России, а встречи, которые вы посетите, будут для вас очень полезными. Для нас большое удовольствие принимать этот форум. Мы со своей стороны постараемся сделать все, чтобы этот форум стал ежегодным», - сказал министр.

Инсаф Галиев отметил, что те контакты, которые молодые участники приобретут здесь, станут основой развития молодежного движения предпринимателей по всему миру: «Для нас очень важно, что все больше молодых людей приезжают в Казань на такие значимые мероприятия как Kazan Summit. В этом году почетным гостем саммита является президент группы Исламского банка развития из Саудовской Аравии Ахмед Мохаммед Али аль Мадани, но и вы – молодые предприниматели – тоже являетесь для нас почетными гостями. За вами – будущее!»

Лагерь направлен на выявление и поддержку интересных проектов и формирование бизнес-контактов между Россией и международным сообществом. По словам организаторов, в рамках мероприятия будет не только проведено обучение участников новому качеству проектного управления, но и сформированы все условия для реализации потенциала молодежи мусульманских стран через поддержку интересных авторских проектов.

Участниками лагеря стали начинающие бизнесмены – 100 молодых предпринимателей в возрасте от 18 до 30 лет., которые привли в Казань свои оформленные бизнес-идеи. География гостей разнообразна, свои проекты в Казани представят молодые предприниматели из 27 стран: России, Туниса, Нигерии, Египта, Ирака, Бангладеша, Азербайджана, Турции, Малайзии, Киргизии, Филиппин, Афганистана, Мавритании, Алжира, Индонезии, Казахстана, Индии, Малави, Пакистана, Уганды, Франции, Узбекистана, Мали, Чада, Черногории, Кении, Бостона и Герцеговины, Армении, Йемена, Непала, Германии, Ганы, Польши, Бенина, Гвинеи, Беларуси, Либерии, Гамбии, Сирии, Шри-Ланка, Палестины, США, Швеции, Ливии, Таджикистана, Македонии, Марокко, Судана, Гвинеи, Ирана и Камеруна.

В ходе лагеря участников ждут встречи с известными бизнесменами стран ОИС, обширная экскурсионная программа по историческим, культурным и священным местам, деловые игры и многочисленные мастер-классы по проектному управлению. Вся образовательная составляющая Лагеря будет проходить в недавно открытом Международном центре образовательных технологий «Сэлэт». Участники Первого Казанского Лагеря также примут участие в отдельной панельной сессии VII Международного Экономического Саммита России и стран ОИС KAZANSUMMIT 15-16 июня 2015 года. В ходе работы стратегических форумов будущие бизнесмены подискутируют на темы «Исламские финансы для конструктивной глобальной торговли и инвестиций», исламской экономики, банкинга и инвестиций. Финалом станет презентация доработанных бизнес-проектов, оценку которым дадут крупные инвесторы.

На протяжении трех дней участники будут дорабатывать свои идеи вместе с тренерами проекта. Наставниками участников станут Наталия Чардымова (Тренер Совета Европы, тренер программ Сальто и Erasmuss, тренер программы добровольцев Всемирного наследия (ЮНЕСКО), генеральный директор Межрегионального проекта «Академия инноваций, Соучредитель неформальной образовательного пространства «Эдуарт», Доктор философии в социальной психологии в университете Сан-Диего в США); Федор Микушкин (Кандидат экономических наук , генеральный директор тренинговой и консалтинговой компании «СТОУН», Председатель «Гильдия тренеров», тренер сети MSN, тренер по проверке качества проектов IPEN); Наталия Никитина (тренер Совета Европы, руководитель международных проектов для молодых людей (EVS), автор-разработчик социальных технологий «Время Банка», эксперт программы «Добровольчество» благотворительного фонда «Виктория», основатель и директор Центра развития успеха «Ellipsis», автор и ведущий бизнес-тренингов для профессионального и личного успеха для средних и крупных предприятий), Анна Фельдман (руководитель Международного центра образовательных технологий «Сэлэт», ассоциированный тренер по личному развитию и креативности компании Dextera Training (Чехия), соучредитель Ресторана неформального образования EduArt, действительный член Всемирной организации добровольческих усилий IAVE).

Участников ждет встреча с Президентом Республики Татарстан Рустамом Миннихановым, в рамках которой молодые предприниматели в режиме открытого диалога смогут задать интересующие их вопросы главе республики.

Почетными гостями Летнего молодежного лагеря станут Президент Молодежного форума Организации Исламского сотрудничества Эльшад Искандеров, вице-президент Ассоциации мусульман-предпринимателей Российской Федерации Айдар Шагимарданов, Президент Торгово-промышленной палаты Турецкой Республики Рифат Хисарчикилоглу, координатор Сети молодых предпринимателей стран ОИС Мухамед Шуйауиддин Ахмет, руководитель Аппарата Президента Молодежного форума ОИС Эльчин Асгаров и многие другие.

Организаторами мероприятия выступили Министерство по делам молодежи и спорту Республики Татарстан, Молодежный форум Организации исламского сотрудничества (ICYF-DC) и Татарстанский республиканский молодежный общественный фонд «Сэлэт».

Россия заинтересовано в том, чтобы вложить средства в ряд стратегически важных направлений афганской экономики, заявил посол РФ в Кабуле Александр Мантыцкий.

В числе конкретных проектов сотрудничества дипломат упомянул о реконструкции тоннеля Саланг, построенного советскими специалистами, и о развитии сетей электроснабжения, работа над которыми также проходила при участии СССР, сообщает Национальное телевидение Афганистана.

Главным препятствием на пути расширения двустороннего взаимодействия Мантыцкий назвал отсутствие инициативы со стороны афганского правительства. Однако афганская сторона, в свою очередь, выдвигала аналогичные претензии в отношении РФ – в частности, они были озвучены в ходе последнего заседания российско-афганской межправительственной комиссии по экономическому сотрудничеству. Впрочем, эксперты полагают, что главным препятствием на пути российских инвестиций в афганскую экономику является неблагоприятная ситуация с безопасностью.

Между тем представитель Министерства финансов ИРА Кадир Джилани заверил российского посла, что в ближайшем будущем афганское правительство предоставит потенциальным инвесторам список перспективных проектов, нуждающихся в финансовых вложениях.

Федеральный суд в Майами, штат Флорида, приговорил братьев-иммигрантов из Пакистана к многолетнему тюремному заключению за планирование терактов в Нью-Йорке и попытку убить маршалов США, сообщило местное издание Sun-Sentinel.

Раис Алам Кази, которому 22 года, был приговорен к 35 годам тюрьмы, что на три года больше, чем предусматривает его соглашение с прокурорами, по которому он признал себя виновным. Осужденный признался, что ездил на велосипеде по Манхэттену, выбирая места, где теракт имел бы наибольшее количество жертв. Его брат и пособник Шахрияр Алам Кази был осужден на 20 лет тюрьмы.

Судья Бет Блум заявила пакистанским иммигрантам, что они злоупотребили полученным гражданством США, планируя убивать сограждан-американцев. "Вы террористы, злые люди, и дела ваши злы", — заявила судья подсудимым.

Ранее братья Кази признали себя виновными в заговоре с целью проведения теракта и в заговоре с целью убийства маршалов США. Они заявили, что хотели взорвать бомбу на Манхэттене в ноябре 2012 года. По словам судьи, эффект от взрыва мог быть не меньшим, чем при теракте на Бостонском марафоне, где погибли трое и были ранены более 250 человек.

Следствие установило, что Раис Кази ездил в Нью-Йорк в надежде найти работу, чтобы заработать на бомбу. Работы он не нашел и ночевал в транспорте, в мечети и в кафе, а днем объезжал возможные цели теракта. Согласно показаниям осужденных, Раис пытался присоединиться к экстремистам в Афганистане в 2011 году, но впоследствии решил стать террористом-одиночкой. Его удалось разоблачить с помощью информатору ФБР. Раис Кази заявил информатору, что контактировал с представителями "Аль-Каиды".

Кроме того, оба брата были приверженцами радикального американского проповедника Анвара аль-Авлаки, который был уничтожен в 2011 году в Йемене авиаударом США.

В апреле 2014 года братья пытались бежать из-под стражи в Майами и покушались на жизнь охранявших их приставов. Двое сотрудников получили травмы во время нападения подсудимых.

Алексей Богдановский.

На протяжении уже 36 лет, в особенности последних 14 из них, Пакистан пребывает в состоянии негласной войны с Афганистаном, заявил накануне афганский президент Ашраф Гани.

В ходе визита в беспокойную южную провинцию Кандагар глава государства заявил, что восстановление мира с пакистанской стороной имеет ключевое значение для стабилизации ситуации с безопасностью, в большей степени, чем переговоры с повстанческим движением «Талибан».

Президент сообщил, что Кабул дал понять Пакистану о своём беспокойстве, но при этом подчеркнул, что заключение мира между двумя сторонами должно быть произведено на условиях Афганистана, передаёт телеканал «Толо».

Ашраф Гани не обошёл вниманием и проблему линии Дюранда, спорной границы между двумя государствами. Афганский лидер пообещал, что решение данного вопроса будет найдено, но пока он не подпадает под полномочия ни президента, ни правительства ИРА, поскольку первостепенной задачей является именно восстановление мира.

Представитель министерства сельского хозяйства провинции Тахар заявил о положительных результатах тестового выращивания шафрана.

В административном центре провинции, Талукане, а также уездах Дашт Кала, Рустак, Банги и Шахмаш были произведены пробные посадки шафрана. В эксперименте принимали участие тестовые делянки площадью 0,2 га каждая. Урожайность оказалась близка к максимальной, сообщает информационное агентство «Пажвок».

Напомним, что недавно афганский шафран был в третий раз признан лучшим в мире Международным институтом вкуса и качества.

Накануне специальный генеральный инспектор США по восстановлению Афганистана (SIGAR) Джон Сопко выразил обеспокоенность нерациональным использованием и растратой средств, выделяемых на поддержку ИРА.

Инспектор рассказал о многочисленных проектах, потребовавших финансовых вложений, но на практике оказавшихся бесполезными для афганцев. В частности, было упомянуто о строительстве пункта оперативного управления на базе Кэмп Лэзернек в Гельманде – на проект было выделено 36 млн. долларов, но здание так и не было введено в эксплуатацию – как до, так и после передачи афганским властям в 2014 году.

В соседней провинции Кандагар ведутся работы по строительству ГЭС Каджаки, которое планируется завершить к 2016 году. Напомнив об угрозах атак боевиков, Сопко выразил сомнение в том, что задача обеспечения города Кандагар стабильным источником электроэнергии будет выполнена.

«Мы создавали объекты, которые не могли использоваться, и никогда не задавались вопросом рациональности, – так охарактеризовал инспектор многочисленные проекты развития, над которыми работала его страна в Афганистане. – Организация была ужасна, исполнение было ужасно».

Джон Сопко обратил внимание на нецелевое расходование средств и преувеличение расходов при отсутствии личной ответственности за нарушения и ошибки в ходе организации проектов, а также на отсутствие возможности вернуть хотя бы часть вложений в подобных случаях, сообщает “National Defense Magazine”.

Специальный генеральный инспектор подчеркнул, что отсутствие внимания американской стороны к задаче долговременного развития оставило Афганистан зависимым от иностранной поддержки, и усомнился в том, что в ближайшие годы республика достигнет уровня самодостаточности, который позволит США покинуть страну.

Иран и Центральная Азия

Предстоящий июльский саммит Шанхайской организации сотрудничества в Уфе должен стать началом нового этапа сотрудничества Ирана со странами так называемого «региона ШОС». Это долгожданное событие сегодня представляется как нельзя более своевременным. Поскольку за последние годы, вопреки проблемам и инициированному извне сопротивлению части местных политических элит, Иран стал влиятельным игроком в Центральной Азии (постсоветской Средней Азии), упорно и методично работающим на экономическое развитие и укрепление безопасности региона.

Не будет преувеличением сказать, что с середины 90-х годов прошлого века и по настоящее время «среднеазиатское» направление внешней политики Ирана было и остается своеобразным «невидимым фронтом», накал страстей на котором хоть и скрыт от широкой аудитории, но нисколько не теряет от этого в напряженности. Присутствие в регионе для Тегерана имеет принципиальное значение, поскольку позволяет ему решить три важнейшие задачи:

добиться прорыва в создаваемой Западом международной изоляции;

освоить местные рынки и развивать двухсторонние торгово-экономические отношения с целью ослабить действие санкций на свои финансы и промышленность;

создать в сотрудничестве с руководством среднеазиатских государств надежный заслон терроризму, религиозному экстремизму и деятельности трансграничных преступных группировок, в первую очередь – связанных с наркоторговлей.

Соответственно, для США и их партнеров столь же принципиальной была и остается задача не допустить или же всячески ослабить это присутствие Ирана в Средней Азии. Причем, то, что из-за этого пострадает региональная безопасность в целом, Вашингтон совершенно не волнует. Наоборот, хроническая нестабильность именно здесь, в «регионе ШОС» для него даже желательна, поскольку ослабляет его противников – и тот же Иран, и Россию, и Китай. Не говоря уже о том, что «управляемый хаос» делает местные политические элиты «податливыми» и весьма отзывчивыми на любые «пожелания» Вашингтона.

Это скрытое противостояние Тегерана с Вашингтоном и его местными «клиентами» и «доброжелателями» во многом определило и характер, и границы возможного для решения амбициозной задачи иранской политики – расширения присутствия страны в Средней Азии. Удалось далеко не все, в цифрах статистических показателей ситуация выглядит достаточно скромно, но, во-первых, процесс продолжается. А, во-вторых, эти «скромные показатели» не умаляют того обстоятельства, что Тегеран стал одним из влиятельных и серьезных игроков в регионе, подтверждением чему служит краткий обзор состояния отношений Ирана со странами Центральной Азии. Предваряя возможные вопросы о том, что сложно в одной статье изложить всю многогранность политики Тегерана в «регионе ШОС», Иран.ру в преддверии большого саммита в Уфе начинает серию статей, посвященных отношениям Ирана с каждой страной, входящей в эту организацию. В этой статье нет ирано-киргизского аспекта, поскольку об ирано-киргизских отношениях можно говорить, в основном, применительно к проблемам безопасности региона.

Иран и казахская «многовекторность»

Отношения Тегерана и Астаны всегда были примером того, как «средняя температура по больнице» зависит от показаний политического градусника в Вашингтоне. «Многовекторность», ставшая стержнем внешней политики Казахстана, длительное время являлась причиной того, что в своих отношениях с Тегераном Астана руководствовалась не столько возможными выгодами от развития двухстороннего сотрудничества, сколько тем, как это может отразиться на ее диалоге с Вашингтоном, Евросоюзом или той же Турцией.

Именно поэтому Астана была инициатором идеи об изменении регламента вступления в ШОС, результатом чего стал пункт о невозможности вступления в нее государства, находящегося под международными санкциями. Ни у кого не возникало сомнений, что это предложение было тем шлагбаумом, который закрыл Тегерану дорогу к полноценному членству в ШОС. Тем самым Казахстан продемонстрировал, что разделяет западную политику «сдерживания Ирана» в регионе и осторожно, но настойчиво выступает в этом вопросе проводником интересов США и ЕС.

В подобной осторожности имелся определенный резон. Но было бы откровенно несправедливым упрекать Нурсултана Назарбаева в некоей «прозападной» или «антииранской позиции». Президент Казахстана никогда не был ни «за Запад», ни «против Ирана». На всем протяжении своей политической карьеры он остается исключительно «проказахстанским», ставя во главу угла прагматические интересы своей страны. А эти интересы диктовали приоритетность отношений с тем же Евросоюзом и США.

Для сравнения. В 2006 году товарооборот Казахстана с Ираном составлял $2,099 миллиардов, 3,4% всего объема внешнеэкономической деятельности страны. В это же время товарооборот с Евросоюзом составлял 13,98 миллиардов долларов − 36,3 % от общего объема внешней торговли. В 2014 году товарооборот Казахстана с Ираном составил около миллиарда долларов, с Евросоюзом − $53,3 миллиарда. Как видим, суровая экономическая реальность достаточно жестко корректирует звучавшие все эти годы официальные заявления политиков из Тегерана и Астаны о необходимости «развития всестороннего сотрудничества». И, кроме того, давала «убойные» аргументы тем в Казахстане, кто все это время заявлял о «малозначимости» и бесперспективности ирано-казахских отношений.

Что, кстати, совершенно не означает, что таковых перспектив нет. С ослаблением санкций или полной их отменой совместные экономические проекты двух стран вновь обретут «второе дыхание», прежде всего на «нефтяном» и «железнодорожном» направлениях. Пропускная способность Прикаспийской железной дороги (Казахстан-Туркменистан-Иран) оценивается в 10 миллионов тонн груза в год, и эти объемы и у Астаны, и у Тегерана есть чем заполнить.

Не исчерпала себя и действовавшая до недавнего времени схема, когда Казахстан ежегодно экспортировал до 1 миллиона тонн нефти через Иран по схеме SWAP: нефть доставляется танкерами по Каспию в иранские порты, а затем отправляется на иранские нефтеперерабатывающие заводы. Взамен Казахстан получает аналогичное количество высококачественной иранской нефти в Персидском заливе и экспортирует ее своим торговым партнерам. Без всякого сомнения, в рамках ШОС появятся и еще перспективные экономические проекты двухстороннего и многостороннего сотрудничества. Но, как и прежде, Астана настаивает, что обязательным условием их реализации должно стать заключение соглашения по ядерной программе Ирана.

Сложный диалог с Узбекистаном

Почти половина всех визитов иранских официальных лиц и делегаций в Среднюю Азию приходится на Узбекистан. Что, к сожалению, почти не отражается на развитии двухсторонних отношений, которые, в последние годы приобрели в той же экономике отрицательную динамику. Как о серьезном достижении ряд изданий сообщили о том, что товарооборот Узбекистана и Ирана в 2014 г превысил $250 миллиона, а в отдаленной перспективе может достичь миллиарда долларов. Повода для оптимизма здесь нет ни малейшего − в 2008 году объем ирано-узбекского товарооборота превышал 600 миллионов долларов, в 2013 составлял 350 миллионов, то есть падение стало тенденцией.

Необходимо отметить, что с момента обретения независимости Ташкент всегда достаточно настороженно относился к расширению иранского присутствия в регионе. И главной причиной подозрительности было то, что это присутствие станет толчком к возрождению в стране таджикского национализма, чреватого увеличением сепаратистских настроений в Бухаре и Самарканде. Кроме того, правящие узбекские политические элиты подозревали Тегеран в намерениях усилить в стране позиции исламских общин, находящихся в оппозиции к светским властям. В немалой степени именно поэтому, когда в 1995 году американский конгресс ввел против Ирана экономические санкции, Узбекистан стал единственным из постсоветских государств, кто открыто поддержал эту меру.

В начале 2000-х, оценив «промежуточные итоги» иранской активности в регионе, Ислам Каримов изменил свою позицию, выразив заинтересованность в развитии сотрудничества с Тегераном. За короткое время были достигнуты договоренности о развитии отношений в области сельского хозяйства, транспорта, добычи и переработки нефти и газа, строительства, фармацевтики и банковского дела. Из Узбекистана в Иран «пошли» хлопок, черные и цветные металлы, минеральные удобрения, химволокно и другая продукция, из Исламской республики − строительные материалы, моющие средства, продукты питания, чай и прочие товары.

Но развития отношений не произошло, хотя все условия для этого и существуют. Реализация положений трехстороннего «Соглашения 2003 года о международных автомобильных перевозках» между Тегераном, Ташкентом и Кабулом и создание «трансафганского коридора» Термез − Мазари-Шариф − Герат с последующим выходом к иранским портам Бендер-Аббас и Чахбахар, которое сегодня находится в достаточно подвешенном состоянии, вполне могут в перспективе стать добротным фундаментом для нового этапа двухсторонних отношений.

Таджикистан в орбите «иранского мира»

«Ирано-таджикские отношения имеют исторические и культурные корни. Тегеран стремится расширить отношения с Душанбе во всех областях, в том числе в экономической сфере», − неоднократно заявляли все высшие иранские руководители. Этим отношениям Тегеран придает особо значение, поскольку рассматривает Таджикистан как часть персоязычного мира.

9 сентября 1991 года Исламская Республика Иран первой среди других государств официально признала независимость Таджикистана и открыла свое постоянное представительство в Душанбе. Тегеран приложил немало усилий для нормализации и стабилизации ситуации в республике, сыграв одну из ключевых ролей при решении межтаджикского конфликта. К сегодняшнему дню Тегеран и Душанбе подписали около 130 двухсторонних соглашений, касающихся буквально всех сфер экономики, политики и социальной сферы. В Таджикистане работает более 150 иранских фирм, а торговый оборот между двумя странами по итогам 2014 года составил более 228 млн. долларов, что составляет 4,3% от общего объема внешнеторгового оборота Душанбе.

На состоявшейся буквально на днях встрече Эмомали Рахмона с министром энергетики ИРИ Хамидом Читчияном было заявлено, что используя опыт строительства Сангтудинской ГЭС-2, главным инвестором которой был Тегеран, Исламская республика примет участие и в строительстве других гидроэнергетических объектов в Таджикистане. Тегеран выражает также заинтересованность в импорте 1 миллиарда кубометров таджикской питьевой воды, для чего предполагается создать совместно с Душанбе и Кабулом водно-энергетический коридор. В 2012 году между Ираном, Таджикистаном и Афганистаном был подписан меморандум о взаимопонимании, который предполагает строительство железной дороги, инфраструктуры для поставок энергетических ресурсов (нефти, газа, электроэнергии) и воды. «Строительство этих коммуникаций возродит Великий шелковый путь, укрепит экономическое сотрудничество и позволит развивать государства региона», − уверены в Тегеране.

Туркменистан – пока без проблем

На фоне описанного выше, отношения Ашхабада и Тегерана могут быть с полным правом названы самыми стабильными и динамичными. В немалой степени из-за того, что две страны объединяют общие границы, многовековая историческая, конфессиональная и цивилизационная близость. Прочным фундаментом добрососедства является и наличие на севере Ирана значительного массива туркменского населения. Что, в свое время, позволило покойному первому президенту Туркменистана Ниязову с полным основанием заявить: «У нас братские отношения с иранским народом, лишенные взаимной подозрительности». За годы своего президентства (1989-1997) Хашеми-Рафсанджани встречался с Ниязовым 16 раз. Сменивший его на этом посту Хатами (1997-2005) свой первый зарубежный визит совершил в именно Ашхабад.

Естественно, что эти отношения построены и на взаимной выгоде. С 52 тысяч долларов в 1992 году товарооборот между двумя странами достиг 3,7 миллиардов в 2014. И, как заметил иранский президент Хасан Рухани, «мы высказали намерение в течение 10 лет довести этот показатель до 60 миллиардов долларов». С помощью Ирана в Туркменистане реализовано или находится на стадии реализации около сотни промышленных объектов, имеющих приоритетное значение для национальной экономики.

Благодаря партнерству с Тегераном Туркменистан обзавелся самыми современными технологиями, в частности, в сфере волоконно-оптических линий коммуникаций, стройматериалов, медицинских препаратов, комплексов химической водоочистки и ряде других. Для газовой отрасли Туркменистана принципиально важной стала помощь Ирана в строительстве газопровода Корпедже – Курдкуй длиной 200 км, пущенного в эксплуатацию в 1998 году. Первоначально он пропускал 6 млрд. кубометров в год, а в 2006 году его пропускная способность возросла до 12 млрд. кубометров. Иран на 80% обеспечил финансирование строительства газопровода и обязался покупать транспортируемый газ в течение 25 лет.

В 2003 году была начата эксплуатация совместно построенной ЛЭП между городами Балканабат в Туркменистане и Алиабад в Иране. Соглашение о поставках электроэнергии в Исламскую республику, заключенное на срок в 25 лет, приносит стране ежегодно свыше 150 миллионов долларов. И сегодня Тегеран является крупнейшим импортером электроэнергии из Туркменистана. Так или примерно так выглядит образец «иранского присутствия в Средней Азии», то, что Тегеран предлагает свои партнерам в регионе: доверие, уважение, взаимная выгода и совместная работа над экономическим развитием.

******

Как и всякий игрок на геополитической «шахматной доске», Тегеран имеет в Средней Азии свои интересы, весьма прагматичные, специфические и порою не всегда полностью совпадающие с интересами тех же Москвы и Пекина. Но большей частью эти «несовпадения» и шероховатости являются не результатом каких-то противоречий, а обычной несогласованностью. Активная работа Ирана в Шанхайской организации сотрудничества вполне способна этот диссонанс устранить. Поскольку на ближайшую перспективу главная цель у Тегерана, Москвы и Пекина общая – стабильная, безопасная и динамично развивающаяся Центральная Азия как важнейшая часть «региона ШОС».

Исламское государство – результат непоследовательности и близорукости политики Запада

Владимир Машин

Замечено, что многие из тех, кто с апломбом причисляя себя к высокой европейской цивилизации и снисходительно отзываясь о других культурах, менее, по их мнению, значимым, отличаются изрядной долей самоуверенности в отношении превосходства своих ценностей и правил жизни. Это иной раз возвращается бумерангом. Вот, к примеру, вопрос о том, что в Западной Европе называют мультикультуризмом.

Еще с десяток лет назад мало кто в европейских столицах сомневался, что иммигранты из Азии и Африки, а подавляющая их часть мусульмане, которым было разрешено обосноваться в Старом Свете, легко откажутся от своих убеждений и верований и, исполненные благодарности к предоставившим им крышу над головой и возможность заработать на кусок хлеба, быстро и без колебаний примут порядки, правила жизни и ценности новой родины, адаптируются к нормам поведения и органически вольются в европейскую среду.

Этого, однако, не произошло, хотя планы в отношении первых поколений эмигрантов в какой-то степени оправдались. Однако в последующем события развивались в неожиданном направлении. Ныне проблема иммигрантов – иностранной рабочей силы, которая не просто необходима странам Западной Европы, но без которых их экономика не может нормально функционировать, превратилась в одну из самых острых и болезненных для Евросоюза. Провал плана мультикультуризма признали практически все европейские правительства, причин тому немало. Но, пожалуй, одна из главных – высокомерное отношение к другим культурам, верованиям, традициям и слабое знание и понимание народов Востока. Это привело к опаснейшему обострению обстановки в районе Средиземноморья и Ближнего Востока, а он находится в непосредственной близости от берегов Европы, и события там прямо сказываются на положении дел в странах ЕС. Для европейцев неожиданностью стало то, что четвертое поколение мусульман на континенте оказалось намного религиознее, чем их родители и деды: 40% мусульман в Великобритании поддерживают введение законов шариата на своей территории. Если во Франции в 1989 г. в мечети ходили 7% мусульман в возрасте до 25 лет, то сейчас уже – 23%. 90% французских мусульман строго соблюдают пост в месяц рамадан. Общим является мнение, что Ф. Олланд выиграл президентские выборы, заручившись поддержкой 85% мусульман страны.

Ныне мировые СМИ полны сообщений о растерянности и спорах между элитами ЕС о том, что делать с десятками тысяч иммигрантов, которые в поисках лучшей жизни пытаются любыми путями переправиться через Средиземное море на европейский берег, и, очевидно, что с наступлением летних месяцев эта проблема может принять еще более угрожающий масштаб. В конце концов, страх взял верх, и идея проводить военные операции, причем у африканского побережья против нелегальных перевозчиков иммигрантов получила поддержку (как писала немецкая газета «Вельт» 19 мая с.г., «цель этих операций – подрыв бизнес-модели сетей контрабандистов и перевозчиков мигрантов в Средиземном море»).

Тем не менее среди стран Евросоюза усиливаются разногласия о том, что делать с проблемой мигрантов. Впрочем, согласия не удается достичь и по многим другим вопросам, связанным с взаимоотношением с мусульманским миром. Как отмечала британская «Дейли телеграф» 03.05.2015 г., «единство Европы никогда не было столь хрупким и не находилось под столь значительной угрозой».

Однако наибольшую тревогу в столицах ЕС вызывает стремительное распространение ареала действий экстремистских исламских организаций и появление такого монстра, как ИГИЛ, пользующегося влиянием среди мусульман и беспощадного к западной цивилизации. Каким образом и откуда почти в одночасье возникла эта опасность? – недоумевают многие на Западе. Убедительный ответ на этот вопрос предоставляют многие источники средств информации. Например, американское издание «Джудишиал вотч» 27.05.2015 г. сообщало, что в 2013 году военная разведка США предоставила сведения о формировании структуры ИГИЛ, но тогда президент Б. Обама пренебрежительно назвал это «командой второго состава», хотя разведуправление Министерства обороны предупреждало об усилении террористической организации и возможном создании Халифата. Этот доклад был разослан 5 августа 2012 года. В нем, в частности, говорилось, что внутри Сирии дело идет к межрелигиозному конфликту, а движущей силой повстанческого движения в Сирии являются не никакие-нибудь умеренные мусульмане, а «салафиты», «Братья-мусульмане» и «Аль-Каида в Ираке» (АКИ). АКИ выступает против правительства Асада, считая его «еретическим режимом». АКИ устами официального представителя Исламского государства Абу Мухаммеда Аль Аднани провозгласила сирийский режим «передовым отрядом «Фронта шиитов», (т.н. Джабха ар-Рувафид), объявившим войну суннитам. АКИ считает суннитский вопрос в Ираке ключевой проблемой для всех арабов-суннитов и мусульман.

В 2009-2010 гг. влияние АКИ в западных провинциях ослабло, однако после начала восстания в Сирии религиозные племенные авторитеты начали симпатизировать восставшим. В докладе указывалось и о том, что американская разведка передавала своему руководству сведения о поставках оружия экстремистским группировкам через Турцию из Ливии.

Весьма красноречивые данные были подготовлены специальным постоянным Комитетом Совета Безопасности ООН по мониторингу насильственного исламизма. Они основываются на сведениях, полученных от разведок и служб безопасности 27 государств-членов Организации. В них приводятся следующие цифры: с началом «арабской весны», т.е. за последние четыре года, численность боевиков в Сирии и Ираке достигла примерно 22 тыс. человек, и сверх этого еще 20 тыс. иностранцев влились в организации джихадистов в Сирии и Ираке. «Файнешенел таймс» 28.05.2015 г. говорит о том, что число прибывших из почти 100 различных государств боевиков, приближается к 25 тысячам.

В упомянутом выше докладе содержится вывод о том, что эти террористические организации создают «беспрецедентную угрозу» безопасности в настоящее время и в будущем. И подчеркивается, что многие правительства пока не осознали размера опасности. 70%-е увеличение прибывших боевиков отмечено после марта 2014 года. «В итоге, – говорится в докладе, – Сирия и Ирак стали настоящим «международным питомником экстремизма», подобно тому, что создала «Аль-Каида» в Афганистане в 90-х годах прошлого века, но в гораздо более широком масштабе.

По сообщению бейрутской газеты «Дайар» 31 мая 2015 г., представитель «Исламского государства в Саудовской Аравии» в распространенном видеообращении, призвал молодежь Королевства присоединяться к группировке и очистить Аравийский полуостров от врагов ислама и особенно шиитов. По его словам, именно они «неверные отступники», и поэтому «землю надо освободить от их присутствия», подчеркивая, что правительство короля Сальмана «не в состоянии защитить суннитов».

Симпатии к Исламскому Халифату растут в целом ряде государств Персидского залива, о чем свидетельствуют отклики в социальных сетях. Эти же процессы идут и в мусульманских общинах Западной Европы.

Едва ли не каждый день поступают сведения о жестоких расправах или новых захватах ИГИЛ. Ситуация в районе Ближнего Востока и Северной Африки действительно принимает все более опасный характер.

Между тем нынешние руководители Европейского Союза, зациклившись на украинском кризисе, стремлении оторвать Украину от России, явно недооценивают надвигающуюся угрозу для их собственных стран. Многие эксперты, в том числе и на Западе, предупреждают об опасности новых террористических актов (среди мигрантов могут быть специально засланные люди из «Исламского государства»), а некоторые утверждают, что нынешние лидеры, так называемого «Халифата», всячески стремятся получить оружие массового поражения. Вот почему последствия такого близорукого подхода могут стоить очень дорого многим народам.

Taliban Rebranded… This Time It’s All About Russia

Seth Ferris

We all remember the slogans the US and UK used to justify their invasion of Afghanistan in 2001. Firstly, the Taliban had to be removed because they were harbouring Islamic terrorists, such as Osama bin Laden who was held responsible for the 9/11 attacks. Secondly, the Taliban was an oppressive, fundamentalist Islamic movement, so unless it went it would harbour people like bin Laden, and threaten the rest of the world, for evermore.

Trying to emphasise the second slogan, they called the invasion Operation Enduring Freedom. The Taliban could not be allowed to stay in power because they would always contradict fundamental human values. Only by removing them, and keeping them out of power for good, would Afghanistan be free. If they came back, that would be the end of Afghanistan and the entire civilized world; it was that simple.

As always, the rest of the world took the West at its word, and agreed with the invasion for the same reasons. It is therefore a sickening insult to all Afghans, and to the troops who have lost their lives there over the last fourteen years, for the US and its allies to be telling the Afghan government they installed that they must now bring the Taliban into that government to secure a lasting peace, and so they can go home.

Westerners’ sons and daughters have been sent to die to achieve any outcome but this. Millions of Afghans have been displaced, having already endured twenty prior years of civil war, to achieve any outcome but this. A destroyed Afghanistan and continual terrorist threat are being inflicted on everyone by those who told us they were there to stop these things.

Why is this happening? Has the Taliban changed its spots? Or has the West had a different target all along?

How we got here

When the Soviet Union invaded Afghanistan in 1979 to get rid of a fellow Communist who was displaying Tito-like independence this move was roundly condemned. The West, and Saudi intelligence, supplied local commanders with money and logistics so they could take their own country back, and they even had a name for it, “Charlie Wilson’s War.”

However few Westerners, drunk on their own importance, realised that Afghans know their history, and know that they have always driven invaders away and always will. With or without Western assistance, the Afghans would have expelled even the mighty Soviet Union eventually. Even if Western support shortened the process, which is debatable in itself, it ended up doing more harm than good.

The Western assistance created gangs of armed warlords who each wanted the whole country and now had the muscle to pursue internal conflicts alongside national independence. It is often forgotten now that each of these groups also went out of its way to call itself Islamic, just like the Taliban. Though Afghanistan also has significant Hindu and Sikh minorities, everyone understands the teachings and values of Islam. Islam is both nationalism and moral justification rolled into one for most Afghans.

The Afghans who saw these groups in action in the long civil war which followed concluded that they were neither Islamic nor nationalist, whatever they were claiming. For example, as they made and broke alliances of convenience with each other whole civilian, and fellow Moslem, populations were targeted by groups which had protected them the day before, contrary to the Qu’ran.

It is this which created the Taliban. When the other groups had fought each other to a standstill it came along with something a bit different – Pashtunwali, the Afghan tradition’s equivalent of “Victorian values”. This was not fundamentalist Islam as such – it was only fundamentalist inasmuch as everyone likes to be seen as a strict, observant Moslem, as that is considered better than being nominal and inconsistent.

The Taliban advanced on Kabul without having to fight a major battle, as most Afghans understood and accepted its values. Just like when Ayatollah Khomeini took over Iran in 1979, few cared about the ideological diktats which would underpin its leadership. Even when they discovered them, Afghans put up with the “fundamentalism” for a long time. These people had cleaned the stables, they had to be tough, the imposition of the traditional religion was just returning the country to itself.

Like Saddam Hussein’s Baath Party, the Taliban had a positive side which came back to bite the West. Freeing people from its crimes was welcomed, but replacing every aspect of what it stood for with foreign occupation was not. It after the Taliban did the drug trade has the opportunity to really flourish with the help of aid agency who made millions off its export.

Perhaps wisely, the West has now realised that the Taliban will not go away and needs to be harnessed for Western purposes. But these purposes do not involve bringing peace and stability to Afghanistan – if they did, the West would acknowledge it had been defeated, having gone into Afghanistan to achieve the opposite outcome to the one it is now promoting.

The Western game plan

Western funding and supplying of ISIS have so far proved a great success. The Greater Kurdistan which the US has long stated as a policy goal is being brought closer by the day, helped in no small measure by the sale of ISIS-derived oil at US exchanges.

At present the Taliban “insurgency” is being equally successful. Its only real obstacle is not the Afghan state or the withdrawing Western troops but the Islamic Caliphate, which propounds a slightly different version of Islam. These two groups are now fighting for control of the drug and arms supply routes the West has been using to supply its troops, advancing to the northern borders of Afghanistan to do so.

If the Taliban is part of the Afghan government again it can be dealt with as a legitimate partner. There is a big difference between terrorism and state terrorism. If an independent group of “freedom fighters” commit atrocities it is illegal to supply it with arms or publicly support it. If forces linked to a government do the same there is no obstacle to helping it continue to do so in the name of national security.

Turning the Taliban into a political rather than a military force will give the West the legal basis to keep using the supply routes the Taliban and IC are fighting over, and to use legal terrorists to protect them from illegal ones. It no longer wants to use these supply routes for NATO troops of course. They are a useful bargaining tool in the places the Taliban forces are rapidly approaching: the former Soviet Republics of Central Asia and the regions of Russia itself where Islamist groups are known to operate.

The offer goes like this. “Everyone knows the profits that are being made along these routes. The terrorist group which controls them doesn’t need to do anything to justify its actions; it has the resources to do whatever it wants. So come in with us and all these riches can be yours, and places in your government too. If you don’t, we can send our friends the Taliban after you in the name of Afghan security. You know all about them too, so this is an offer you can’t refuse.”

All the Islamic states of Central Asia are under pressure from local radical movements who think they are not nearly Islamic enough. They can swiftly be destabilised in this way. They also house groups who have strong connections with Islamist groups in Russia who are known contributors to ISIS, the IC and the global jihad in general. By doing this they have demonstrated they are prepared to be bought off by the infidel. If that means keeping Russia busy, that is a price any Islamist group is prepared to pay.

Nowhere else to look

Russia doesn’t like being surrounded by NATO bases with weapons pointed at Moscow and wants to stop NATO enlargement at any cost. It is having more success with this than the West expected. Azerbaijan and Armenia were supposed to be pursuing EU membership but have instead joined the rival Eurasian Economic Union and told the West that if it really likes them it can offer them similar levels of support. That’s what Ukraine said too, under Yanukovych, and we all know what happened there, at Western insistence.

The West can’t afford to impose NATO and the EU on its Eastern fringes, all guns blazing. It would be diplomatically impractical and an economic impossibility. The West would still be in Afghanistan if it could afford it, spouting its original rhetoric, and the US already spends a far greater proportion of its GDP on defence than any other item, despite the fact no one is actually attacking it.

But the West can cut its losses in Afghanistan, and refocus its war machine, by attacking Russia by proxy. If even the Taliban can be offered Western sponsorship, who can’t? If the Western infidel is no longer the primary enemy, who is?

Joining a militant group is a way to earn a living, it doesn’t matter who the enemy is as long as they can be made into one. Only Russia has been on “the other side” long enough to fit the bill for all sides. The west destroyed the Soviet Union with Afghan Islamists between 1979 and 1989. In a time of uncertainty, it is rubbing its hands at the thought of using this tried and trusted method again.

The base without a base

Russia might even want more NATO bases on its borders if they help it deal with radical Islamists sponsored by the same West. It could challenge the West to oppose its new friends, as it will doubtless still claim to, by putting bases there to attack them. Or it could still reject the whole idea and take on the Islamists alone. Either way the West will get its bases, and claim victory.

But even NATO isn’t the issue. Western politicians know the history of Afghanistan too. They know that the First Afghan War in the 1840’s was the United Kingdom’s greatest military defeat, and the UK was the Western superpower in those days. They know that Russia’s support of the Afghan ruler of 1878, and his refusal to accept similar British support, gave the UK an excuse to temporarily avenge its humiliation.

They know that the only reason the West has ever been interested in Afghanistan is to stop Russia threatening Western hegemony. In the nineteenth century it was colonies, now it is oilfields and mineral wealth. That is why the US really went in in 2001, when they knew that no foreign force can remain in control of Afghanistan. The Taliban was never going to go away. It just had to be bought off, so the New Great Game could begin again.

Millions of lives have been sacrificed to get rid of the Taliban, in the name of saving the planet. Now those who did this want to impose the Taliban on us all, for the sake of hurting Russia. It is difficult to avoid the conclusion that all those lives were also lost for the sake of adding injury unto insult and hurting Russia even more than anything else, and now many millions more will follow.

Борьба за трансформацию военной сферы

© "Россия в глобальной политике". № 3, Май - Июнь 2005

Макс Бут – ведущий научный сотрудник Совета по международным отношениям, занимающийся изучением вопросов национальной безопасности, и член консультативной группы Объединенного комитета начальников штабов ВС США по трансформации. Работает над историей революционных изменений, происходивших в военной сфере в последние 500 лет. Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 2 (март – апрель) за 2005 год. © 2005 Council on Foreign Relations Inc.

Резюме Война в Ираке показала, что Рамсфелду не удалось добиться полного успеха в деле трансформации военной сферы. Американская армия по-прежнему плохо подготовлена к противостоянию в условиях партизанской войны, при этом число необычных угроз с годами будет только возрастать. Необходимо сосредоточиться на обучении пехотных подразделений для осуществления национального строительства, а также для ведения нетрадиционной войны. Этой задаче Вашингтон должен придать статус первоочередного приоритета.

ПРЕРВАННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Стремление реформировать Вооруженные силы США, дабы превратить их в более гибкую и мобильную структуру, способную эффективнее использовать преимущества новых технологий и успешнее отвечать на новые угрозы, и впредь останется основным содержанием деятельности Доналда Рамсфелда на посту министра обороны. Вопреки (а возможно, и благодаря) враждебным чувствам, которые он навлек на себя со стороны Пентагона, Рамсфелд расшевелил закоснелую организацию, которая, будучи предоставлена самой себе, вероятно, предпочла бы до бесконечности разыгрывать сценарий войны в Персидском заливе.

Тем не менее продолжающиеся бои в Ираке свидетельствуют о пределах достигнутого Рамсфелдом. В войне с традиционным противником американской армии нет равных, и это она доказала весной 2003 года, совершив блицкриг и преодолев за три недели расстояние от Кувейта до Багдада. Значительно хуже дело пошло с тех пор, как она столкнулась с партизанскими формированиями. Несомненно, многие из нынешних проблем в Ираке связаны с тем, что Рамсфелд не направил туда достаточный военный контингент, а также в связи со слишком поспешным роспуском иракской армии. Но они обнажают и более глубокие изъяны с точки зрения готовности США противостоять нетрадиционным угрозам.

Многие ведущие политики и военные, несомненно, отреагируют на иракские проблемы, пытаясь избежать подобных конфликтов в будущем. После Вьетнама в обществе сложилось стойкое неприятие партизанской войны, нашедшее выражение в доктрине Пауэлла (примерный смысл доктрины: США не будут прибегать к военному вмешательству за границей, если прямо не затронуты их национальные интересы; в противном случае необходимо «подавляющее превосходство в силах и средствах» для достижения окончательной победы. – Ред.). После иракской войны независимо от ее исхода реакция будет столь же негативной. Большинство американских военных по вполне понятным причинам предпочитают концентрироваться на том, что у них получается лучше всего: побеждать традиционного противника в открытой схватке.

К несчастью, Америка не может предопределить характер своих будущих войн, поскольку он зависит и от противника, и чем очевиднее будет неспособность США противостоять партизанским или террористическим методам войны, тем чаще эти методы будут применяться. Существует предел эффективности «умных» вооружений в борьбе со скрытым противником. Достаточно вспомнить неудачные удары крылатых ракет по целям в Судане и Афганистане в 1998-м, которые лишь высветили слабое место Америки. Как показали уроки Афганистана, для достижения победы над терроризмом необходимо непосредственное присутствие в регионе и участие в национальном строительстве. Но именно это является самым слабым звеном в деятельности США по-прежнему оставляет желать лучшего, что было проигнорировано Рамсфелдом при составлении плана преобразований в области обороны. Укрепление этих сфер деятельности должно стать целью следующей стадии трансформации вооруженных сил, а продолжение этой перестройки – одним из основных приоритетов на второй срок президентства Джорджа Буша.

БРЕМЯ ИМПЕРИИ

Независимо от того, представляет ли собой сегодня Америка «империю» или нет, это страна с присущими ей интересами по всему миру, которые нужно защищать, у нее есть враги, с которыми приходится повсеместно вести борьбу. В этом отношении наиболее ярким примером того, как добиться эффекта малыми средствами, может послужить Британская империя. В 1898 году на службе Ее Величества находилась лишь 331 тысяча солдат и матросов, на оборону тратилось только 2,4 % ВВП, что значительно меньше, чем тратит сегодня Америка – 3,9 %. И столь ничтожных инвестиций было достаточно, чтобы обеспечить безопасность империи, занимавшей четверть территории земного шара.

Сильной стороной Британской империи (и с этой точки зрения ее сегодня проще всего взять за образец) являлись передовые технологии – результат промышленной революции. Королевский флот всегда был оснащен по последнему слову техники: к примеру, в XIX веке у него появились бронированные пароходы, способные вести огонь ракетными снарядами высокой взрывной силы. Армия империи обычно отставала от своих европейских соперников, но всегда решительно превосходила силы туземцев благодаря скорострельным пулеметам «максим» и магазинным винтовкам «Ли-Метфорд». Канонерские лодки и железные дороги обеспечивали транспортировку личного состава и провианта далеко в глубь негостеприимных территорий где-нибудь в Китае или Африке. Британцы широко использовали также телеграф и открытия в медицине, например хинин, спасавший от малярии, которая превращала тропические регионы в «могилу для белых».

Помимо развитых технологий британцы обладали еще тремя ключевыми преимуществами. Во-первых, армией, специально подготовленной для ведения колониальных войн. Не всегда превосходя противника в огневой мощи, они имели неизменное преимущество с точки зрения дисциплины и боевой подготовки. В битве при Ассайе в 1803-м Артур Уэлсли, будущий герцог Веллингтон, разбил индийцев, войско которых по меньшей мере троекратно превосходило его силы по численности стрелков и имело в пять раз больше артиллерийских орудий. В 1879 году гарнизон из 140 человек сумел удержать оборону у Роркс Дрифт на юге Африки в жестоком бою против 4 тысяч зулусов. Все британские солдаты были волонтерами. Служили долго (до 1870-го 21 год, после – 12 лет), причем бЧльшая их часть все это время находилась за рубежом. Продолжительность срока службы и длительное пребывание на чужой земле делали из них грозных противников. Этому способствовала и полковая система: офицеры, как и рядовой и сержантский состав, проходили службу в одном подразделении, что сплачивало их и укрепляло дух боевого товарищества.

Во-вторых, британцы опирались на наемные войска из местного населения. Подавляющее большинство британской индийской армии составляли индийцы, только офицеры и некоторые представители сержантского состава были британцами. Вплоть до 1931 года империя удерживала под своим контролем 340-миллионное население Индии силами присланного из Британии 60-тысячного полицейского и воинского контингента.

Третье – и, возможно, самое важное – преимущество Соединенного Королевства состояло в том, что на него работала славная когорта колониальных администраторов, секретных агентов и военных, многие из которых посвящали свободное время лингвистике, археологии или ботанике. Неустрашимые искатели приключений, такие, как Ричард Фрэнсис Бартон, Чарлз Гордон по прозвищу Китаец, Томас Эдуард Лоуренс (Аравийский) и Гертруда Белл, вживались в местную культуру и действовали в интересах империи самостоятельно, почти без подсказок со стороны Уайтхолла.

Конечно, следует учитывать и недостатки викторианской армии: это была замкнутая на себя, проникнутая духом снобизма система с полуграмотными солдатами и офицерами, которых больше интересовало поло, нежели профессиональная подготовка. Викторианская армия уступала первоклассной германской армии в доктринальном и технологическом отношении. К тому же она знала и поражения (первая из англо-афганских войн), и позор (Крымская и Англо-бурская войны). И все же немногим армиям в истории удалось превзойти эту в искусстве ведения малых войн.

В том, что касается ведения высокотехнологичной войны, Соединенные Штаты демонстрируют сегодня значительно более серьезное превосходство, чем Британская империя в XIX веке. Благодаря богатому арсеналу продвинутых систем атаки, наблюдения и коммуникации, Америка, не страшась возмездия, может наносить бомбовые удары по объектам в любой точке планеты, контролировать пространство любого океана, перебрасывать войска в любой регион и одерживать победы почти над любой армией. Но что касается далеко не новой практики национального строительства и антиповстанческой деятельности, то в этом США отстают как от викторианской, так и от современной Англии.

Трансформация американских Вооруженных сил, направленная на устранение этих недостатков, – не вопрос инвестиций в дорогостоящую военную технику (наиболее предпочитаемый Пентагоном способ решения проблем). Для того чтобы перенять некоторые стратегии британцев, понадобится ряд организационных и культурных изменений. Это, в свою очередь, потребует реформировать систему личного состава, не менявшуюся со Второй мировой войны, а также организационную структуру, оставшуюся с эпохи Наполеоновских войн. Обе они настолько задавлены бюрократической машиной, что становятся помехой для применения американскими Вооруженными силами своего основного навыка – отражать угрозы.

В военной сфере США уже проводят некоторые безотлагательные изменения в связи с их военным опытом в Ираке, но предстоит сделать гораздо больше. Настоящим испытанием для администрации Буша на второй президентский срок будет дальнейшее преодоление препятствий, чинимых не только инстанциями, от которых иного ждать не приходится, – учрежденческой бюрократией, оборонными подрядчиками и их союзниками на Капитолийском холме, – но и теми из «поборников преобразований», которые излишне уверовали в новые технологии. Пентагон следует не только реформировать, но и теснее интегрировать с другими правительственными структурами, такими, как ЦРУ и Госдепартамент. Как ни обескураживающе выглядит эта задача, особенно учитывая продолжающуюся войну, ее необходимо решать.

БОЛЬШЕ ВНИМАНИЯ НЕТРАДИЦИОННЫМ МЕТОДАМ

Прежде всего следует сосредоточиться на обучении и оснащении пехотных подразделений для ведения нетрадиционной войны. Эффективность антиповстанческой и миротворческой деятельности зависит от численного состава армии. Танки и бронемашины обеспечивают жизненно важную поддержку, а высокотехнологичные системы разведки и наблюдения и высокоточные средства поражения обеспечивают ряд существенных преимуществ. Но в конечном итоге, обеспечение порядка среди гражданского населения требует использования солдат для полицейского патрулирования улиц, нынешнего же контингента для этого далеко не достаточно.

На пехоту приходится лишь 4,6 % от общего состава регулярных войск. Сухопутные войска насчитывают 51 тысячу человек, численность Корпуса морской пехоты не превышает 20 тысяч. (В США примерно столько же флористов.) Даже в случае принятия Министерством обороны решения о резком увеличении воинского контингента в Ираке (шаг, по мнению многих экспертов, совершенно необходимый) было бы крайне трудно изыскать соответствующие людские ресурсы. В настоящее время личный состав регулярных войск выматывается в бесконечных передвижениях по Афганистану и Ираку. Национальной гвардии и резервистам сегодня тоже приходится нелегко. Жизненно важная техника, например боевые машины Humvee и вертолеты, изнашивается от непрерывной эксплуатации в жестких условиях. Устают и люди, которые обслуживают эту боевую технику. Многие офицеры обеспокоены надвигающимся кризисом с набором новобранцев и продлением контрактов со старослужащими.

Отсюда необходимость пополнения кадрового состава американских Вооруженных сил, особенно в Сухопутных войсках, численность которых в 1990-х годах была сокращена более чем на 30 %. Буш и Рамсфелд категорически отказываются пополнять на постоянной основе военные кадры. Вопреки очевидному они настаивают на том, что возросшая потребность в размещении контингентов за рубежом – явление временное. Вместо этого Рамсфелд планирует привлечь военнослужащих, занимающих более низкие должности, к полицейскому патрулированию, службе в разведке и работе с гражданским населением, временно увеличив численность Сухопутных войск на 30 тысяч человек и назначив гражданских лиц на ряд должностей, занимаемых военными. Таким образом он надеется увеличить число регулярных бригад Сухопутных войск с 33 до минимум 43.

Подобные меры следует только приветствовать, но они напоминают накладывание пластыря на открытые раны солдата, причиненные губительной интенсивностью операции. Личный состав американских Вооруженных сил должен возрасти, как минимум, на 100 тысяч человек, а возможно, и значительно больше. Это достижимо и без проведения дополнительного призыва новобранцев (в 1990-м регулярные войска США насчитывали на 600 тысяч человек больше, чем сегодня, причем все это были волонтеры), но малыми затратами обойтись не удастся. Часть расходов можно покрыть, отменив или сократив финансирование дорогостоящих проектов, включающих создание истребителя F-22 (72 млрд дол.), национальной системы противоракетной обороны (в течение следующих 5 лет планируется потратить 53 млрд дол.), подводной лодки класса «Вирджиния» (80 млрд дол.). Пентагон уже предложил некоторые сокращения в данном направлении. Но даже если определенная часть расходов будет урезана, то для разрешения проблем с критическим ростом дефицита, накопившихся с начала 1990-х годов, потребуется увеличение военного бюджета, составляющего сегодня гораздо меньший процент ВВП, чем во времена холодной войны.

Свежими силами следует пополнить Сухопутные войска и Корпус морской пехоты, причем требуется совершенствование подготовки новобранцев (равно как и старослужащих) к миротворческой и антиповстанческой деятельности. Для этого необязательно создавать специальные военно-полицейские формирования, как предложено в исследовании Университета национальной обороны. По мнению опытных ветеранов, войскам, подготовленным к боевым действиям высокой интенсивности, легче проводить миротворческие операции, чем миротворцам участвовать в акциях подобного рода. Поскольку в такой стране, как Ирак, военным часто приходится непосредственно переключаться с боевых операций на миротворческие, Вашингтон должен стремиться к формированию высокоэффективных сил общего назначения, бойцы которых могли бы с одинаковым успехом и заниматься уничтожением террористов, и раздавать детям конфеты.

К сожалению, бОльшая часть американских Вооруженных сил слишком слабо подготовлена к какой-либо иной деятельности, кроме боевых действий высокой интенсивности против традиционного противника. Несчетное число раз солдаты в Ираке жаловались на то, что они не готовы к выполнению поставленных задач, таких, как организация полицейских формирований или обслуживание установки по очистке сточных вод. Один офицер-артиллерист осенью 2003-го заявил корреспонденту газеты The Washington Post: «Нам приходится делать многое из того, о чем мы раньше и понятия не имели».

В связи с этим в Сухопутных войсках и Корпусе морской пехоты сейчас уделяется более пристальное внимание подготовке к антиповстанческой борьбе и операциям по «поддержанию стабильности и оказанию поддержки», но это лишь малая часть того, что предстоит сделать. В Сухопутных войсках только что вышло первое за последние десятилетия пособие по антиповстанческой деятельности, а Военная академия США (г. Уэст-Пойнт) лишь сейчас ввела курс, полностью посвященный этому предмету. Наряду с совершенствованием обучения военнослужащих необходимо проводить военные игры с гибким сценарием в целях повышения уровня готовности к противостоянию тактике партизанской войны. На сегодняшний день сценарии большинства военных игр не учитывают необходимость отражать нетрадиционные атаки.

Военному ведомству также следует внести ряд изменений в свою кадровую политику. Военнослужащих перебрасывают из части в часть с головокружительной быстротой: две трети личного состава ежегодно меняют место прохождения службы, за 25 лет среднестатистический офицер проводит в одной и той же части прикомандирования лишь полтора года.

Эта система направлена на подготовку военных кадров широкого профиля для замещения должностей высшего командного звена, но она препятствует формированию такого уровня сплоченности частей и подразделений и вдохновляющего лидерства командиров, которые отличают ведущие армии мира. Даже лучшим командирам воинских подразделений не удается помногу общаться со своими подопечными: за время своей карьеры офицерский состав в среднем проводит лишь 30 % рабочего времени в полевых условиях, остальное время уходит на штабную службу и обучение. Простые солдаты кочуют между подразделениями с той же скоростью. В танковой бригаде, подготовленной к очередной отправке в Ирак в феврале этого года, с момента ее возвращения оттуда 9 месяцев назад сменилось 40 % состава. «Личный состав подразделения, экипажа или отделения слишком часто меняется для того, чтобы они могли полностью реализовать свои боевые возможности», – пишет майор Доналд Вандергрифф, эксперт по системам управления кадрами в Вооруженных силах. Он рекомендует перенять британскую модель организации полка, при которой состав боевой единицы не меняется годами.

Первоклассная пехота нуждается в первоклассном оснащении, которого в начале войны недоставало слишком многим подразделениям американской армии, особенно в Национальной гвардии и резерве. Многие из них несли неоправданные потери из-за нехватки бронированных машин Humvee и пуленепробиваемых жилетов последней модели. (Это еще один показатель того, как мало внимания уделяется пехоте: у США есть деньги на создание лучших истребителей стоимостью в сотни миллионов долларов, но нет – на обеспечение личного состава высококачественной нательной броней, хотя один комплект обходится всего в несколько сотен долларов.)

Сегодня, хотя и с запозданием, бОльшую часть этого дефицита пытаются восполнить, но наземные войска (ground pounders) по-прежнему остаются обделенными в ряде менее заметных областей, например в обеспечении средствами связи. Пентагон вкладывает миллиарды долларов в новейшие цифровые технологии, но они редко проходят путь от штаб-квартир до передовой. В ходе иракской войны многие подразделения устанавливали местонахождение противника тем же способом, как это делают солдаты вот уже тысячи лет: путем «сближения», что в переводе с военного означает случайно налететь на неприятеля. Часто высокотехнологичные приборы типа Blue Force Tracker (переносные компьютерные терминалы, позволяющие посылать электронную почту и показывающие местонахождение своих войск) либо спешно устанавливались на нескольких командных постах накануне боевых действий, либо вообще отсутствовали. Большинство передовых подразделений Корпуса морской пехоты и Сухопутных войск для обеспечения связи ближнего действия пользовались коротковолновыми приемниками, как во времена Второй мировой войны. Следует в обязательном порядке заняться развертыванием широкополосной информационной сети для военных нужд, чтобы к ней имел доступ каждый новобранец. Эту задачу озвучивают довольно часто, но реального ее выполнения придется ждать еще несколько лет. Внедрение переносного оборудования компьютерной связи особенно благотворно скажется на эффективности противоповстанческих операций, для которых необходима точная информация. Например, благодаря такому оборудованию солдат, остановивший машину на контрольно-пропускном пункте, сможет моментально выявить подозреваемого террориста.

Для деятельности по поддержанию мира требуется дополнительная спецтехника, к примеру несмертоносное оружие, позволяющее солдатам обороняться, исключая угрозу летального исхода. Разработан целый набор подобных средств – от винтовок, стреляющих сетями и резиновыми пулями, до сковывающей движения пены, мегафонов, издающих невыносимый звук, и лазерных лучей с эффектом прикосновения к раскаленной плите. Но внедрение этих вооружений продвигается медленно из-за незаинтересованности Пентагона и протестов со стороны гуманитарных организаций, опасающихся, что применение такого рода средств может привести к тяжелым травмам и увечьям, а также станет нарушением существующих соглашений, среди которых и Конвенция о запрещении химического оружия. Подобные нападки приводят к обратному результату: действия американских военных влекут за собой жертвы, которых можно было бы избежать благодаря новым технологиям.

ПРОБЛЕМЫ НАЦИОНАЛЬНОГО СТРОИТЕЛЬСТВА

С момента окончания холодной войны США постоянно занимаются национальным строительством, например, в Сомали, Гаити, Боснии, Косово, Афганистане и Ираке. Однако каждая из этих операций начиналась практически с нуля, без попытки обратиться к уже накопленному опыту. Этот недостаток особенно бросается в глаза в Ираке: Управление по восстановлению и гуманитарной помощи (ORHA) было сформировано лишь за два месяца до начала конфликта. Пришедшая ему на смену Временная коалиционная администрация (CPA) также создавалась наспех.

Чтобы быть лучше подготовленным в следующий раз – а он, несомненно, будет, – Вашингтону следует заняться созданием правительственного агентства, специально ориентированного на восстановление разрушенных войной стран в сотрудничестве с различными международными учреждениями, правительствами стран-союзниц и неправительственными организациями. Америке нужна собственная версия Британского министерства колоний для постимперской эпохи. Недавнее решение о создании в Госдепартаменте Бюро реконструкции и стабилизации – хорошее начало, но пока неясно, какими фондами и полномочиями оно будет располагать. Возможно, следует учредить самостоятельное агентство, нацеленное исключительно на национальное строительство (вероятно, в этой роли может выступить модифицированное Агентство США по международному развитию), или, как предлагает Центр стратегических и международных исследований (CSIS), ввести в Белом доме должности директоров по реконструкции, отвечающих за конкретные страны.

Увеличение потенциала гражданских ведомств в национальном строительстве не избавит армию от необходимости им заниматься. Независимо от того, насколько будет усовершенствован механизм управления усилиями гражданского персонала, бЧльшую часть кадров для выполнения любого задания в сфере национального строительства по-прежнему должен будет предоставлять Пентагон. Военному ведомству придется гораздо более тщательно подготовиться к такого рода деятельности, чтобы избежать ошибок, допущенных в Ираке, где генерал Томми Фрэнкс и его гражданское начальство уделяли мало внимания вопросам послевоенного планирования.

ДЕЦЕНТРАЛИЗОВАННОЕ КОМАНДОВАНИЕ

Продвинутая система командования и управления – обоюдоострый меч: она может привести и к некоторой децентрализации в ходе оперативных действий, и к мелочной опеке со стороны руководящих органов, находящихся на значительном удалении от места событий. Официальная доктрина ВС США предписывает высшему командному составу отдавать приказы «в виде поручений», в общих чертах формулируя то, что непременно должно быть сделано, и держаться в стороне, предоставляя солдатам в боевой обстановке выполнять их так, как они считают нужным. Но реальность такова, что спутниковые коммуникации ныне обеспечивают возможность принятия решений по конкретным операциям в Ираке или Афганистане непосредственно в ставке Центрального командования (CENTCOM) в Тампе (штат Флорида) либо в кабинетах министра обороны или президента в Вашингтоне. Иногда вмешательство высших эшелонов действительно необходимо – пусть лишь для того, чтобы снять с подчиненных излишнюю ответственность при проведении операций с повышенной степенью риска. Но эта многоярусная бюрократия превратилась в обузу для Вооруженных сил.

Для того чтобы направить даже одного солдата для участия в иракской миссии, Фрэнксу, главкому Центрального командования ВС США, следовало подать заявку в штаб Объединенного комитета начальников штабов в Вашингтоне, который в свою очередь должен был работать совместно с аппаратом министра обороны, штабом Сухопутных войск, Командованием объединенных ВС США, Континентальным командованием Сухопутных войск, Командованием резерва Сухопутных войск и бюро Национальной гвардии, чтобы предоставить необходимые части и подразделения.

Когда солдат оказывался в районе боевых действий к нему тянулась командная цепочка: от Буша к Рамсфелду, затем к Фрэнксу, а от него – через 3-ю армию (которую окрестили Командованием сухопутного компонента объединенных сил), корпус V (Victory) Сухопутных сил или Первый экспедиционный корпус морской пехоты – к дивизиям, бригадам, батальонам, ротам и, наконец, отданный приказ добирался до взводов и расчетов. Иными словами, по меньшей мере восемь уровней бюрократии отделяют тех, кто принимает решения наверху, от солдат, вооруженных штурмовыми винтовками М-4 и танками М-1. Солдаты прозвали эти громоздящиеся пирамиды «самолижущимися эскимо» (self-licking ice cream cones) – учреждениями, которые заняты придумыванием для себя бесполезной работы. Выдвигались разные предложения по их уплотнению, остающиеся, впрочем, без последствий. (Начальник штаба Сухопутных сил генерал Питер Шумейкер в настоящее время работает над многообещающим планом, согласно которому «базовым боевым формированием» станет не дивизия, а бригада. Правда, пока неясно, означает ли это упразднение штабов более высокого звена.)

Отчасти проблема состоит в том, что в ВС США гораздо больше офицерских званий, чем должностей. В Сухопутных войсках 3 700 полковников, но только 33 маневренные бригады; во флоте 3 500 капитанов и лишь 359 кораблей. Большинство офицеров, которые могли быть использованы на ряде других имеющихся должностях, в конечном итоге оказываются на штабной работе независимо от того, нужны они там или нет. Вандергрифф утверждает, что в лучших армиях мира офицеры составляли лишь от 3 до 8 % общей численности личного состава. В Сухопутных войсках США этот показатель на сегодняшний день достигает 14,3 %. В военной сфере существует традиция поддерживать избыточное число офицеров в мирное время, чтобы в случае войны было кому командовать разросшейся за счет призывников армией. Поскольку в стране вряд ли будет снова введена воинская повинность, этот подход нуждается в пересмотре.

Преимущества «облегченной» доктрины боевых действий отчетливо проявились в ходе войны в Афганистане в 2001 году. Несколько сотен отрядов специального назначения при поддержке горстки агентов ЦРУ и многочисленной авиации покончили с режимом движения «Талибан» за два месяца. Частично их успех объясняется тем, что им оказывали содействие сторонники из состава местного населения. Но немалую роль сыграло и то, что бюрократические правила были на время отброшены: командос получили установку добиваться поставленной цели любыми средствами. Однако очень скоро бюрократы из Пентагона снова начали закручивать гайки. Сегодня из спецназовских частей в Афганистане сообщают: получить добро на проведение операции невозможно раньше, чем за три – пять дней. К моменту, когда удается преодолеть все бюрократические препоны, противник зачастую успевает уйти.

Между тем в Ираке военные с большим успехом распределяли денежные пособия в неформальном порядке в рамках Программы оказания чрезвычайной гуманитарной помощи стране. Но по вине близоруких бюрократов в федеральном правительстве программа постоянно недофинансировалась. Основная часть средств, выделенных на восстановление Ирака, прошла через запутанную систему бюрократии в сфере государственных заказов, благосклонностью которой пользуются прежде всего американские подрядчики-гиганты, такие, как, например, Halliburton. Этим отчасти объясняется, почему по состоянию на декабрь 2004-го было израсходовано всего 2 из 18,4 млрд дол., ассигнованных на восстановление Ирака в октябре 2003 года.

ВОЙНА ПРИ ПОМОЩИ ПОСРЕДНИКОВ

Некоторые из наиболее заметных достижений Вашингтона за рубежом – от подавления коммунистического восстания в Сальвадоре в 1980-х до свержения режима талибов в 2001 году – стали возможны благодаря привлечению к военным действиям иностранных вооруженных отрядов. В Афганистане выявились некоторые просчеты, связанные с перепоручением выполнения задач сомнительным посредникам: полевые командиры и пакистанские пограничные силы не слишком старались, чтобы не дать уйти боевикам «Аль-Каиды» в Тора Бора в декабре 2001 года. Но в общем и целом результаты ведения войн с помощью посредников говорят о том, что существует обнадеживающая альтернатива отправке больших контингентов войск США за рубеж для борьбы с партизанами. Как отмечает журналист Роберт Каплан в своей книге «Пехотинцы империи», готовящейся к выходу в свет, «55 инструкторов спецназа в Сальвадоре добились большего, чем 550 тысяч солдат во Вьетнаме».

Наводнить страну американскими солдатами – это зачастую ошибочное решение: они настолько мало осведомлены о местных условиях, что в конце концов нередко приносят больше вреда, чем пользы. Эффективнее было бы использовать небольшую, во всех отношениях хорошо подготовленную группу солдат, действующую негласно в сотрудничестве с местными силами безопасности. Задачи по обеспечению «внутренней обороны иностранного государства» и ведению «нетрадиционной войны» обычно выпадают на долю ЦРУ и сил специального назначения Сухопутных войск («зеленые береты», или, как они предпочитают называть себя, «незаметные профессионалы»), хотя в пиковых ситуациях подготовка иностранных военнослужащих поручалась также простым солдатам и морским пехотинцам. В последние годы эта деятельность принесла плоды в таких странах, как Грузия, Филиппины, Джибути и Колумбия. Большинство наиболее известных террористов, содержащихся под стражей в США, были задержаны при содействии союзников: пакистанцы помогли заманить в ловушку шейха Халеда Мухаммеда, спланировавшего теракты 11 сентября, таиландцы обеспечили поимку Хамбали – лидера индонезийской террористической группировки «Джемаа исламийя».

Несмотря на всю важность этой деятельности, вооруженные силы не оказывают ей должной поддержки. Фрэнкс, к примеру, перед вторжением в Ирак отклонил сделанные ему предложения о создании «Свободных вооруженных сил Ирака» для сотрудничества с американскими войсками. После падения Багдада и военное ведомство, и Временная коалиционная администрация промедлили с подготовкой и оснащением иракских военных формирований – небрежность, последствия которой США ощущают по сей день.

Даже Командование по проведению специальных операций, на которое сегодня непосредственно возложена задача борьбы с терроризмом, фокусирует внимание на более привлекательных частях прямого действия, таких, как «морские котики» ВМФ, а также десантно-диверсионные подразделения Сухопутных войск «Дельта» и «рейнджеры», которые спускаются с небес для захвата или уничтожения подозреваемых террористов. По сравнению с ними силы специального назначения Сухопутных войск, полагающиеся больше на силу интеллекта, чем на силу мускулов, относительно обделены вниманием. В составе Командования по проведению спецопераций служат лишь 9 500 спецназовцев из 47-тысячного личного состава. Военные специалисты по работе с гражданским населением и ведению психологической войны также сосредотачиваются на менее жестких аспектах конфликта, и секретное подразделение, ранее именовавшееся «Серый Лис», занято в первую очередь сбором разведывательной информации. И тем не менее по-прежнему уделяется больше внимания вышибанию дверей, чем выяснению того, какая именно для этого нужна дверь. Основное преимущество сил специального назначения заключается в их способности получать разведывательную информацию непосредственно от туземного населения и сотрудничать с местными союзниками. В состав А-групп сил специального назначения из 12 человек входят специалисты по данному региону, получившие подготовку в языке и культуре места проведения операции. К сожалению, ряд возможностей по поимке таких «особо ценных объектов», как лидер движения «Талибан» мулла Мохаммед Омар, возможно, был упущен из-за того, что А-группы, находившиеся неподалеку от места действий в Афганистане, получили указание дожидаться прибытия элитных поисково-истребительных подразделений, которые появились слишком поздно.

Решение этих проблем не требует выполнения рекомендаций «Комиссии 9/11» касательно перевода военизированной дивизии ЦРУ в ведение Вооруженных сил. Некоторое дублирование функций не повредит, особенно поскольку деятельность ЦРУ бывает сопряжена с возможностью ее официального непризнания. А вот Пентагону действительно необходимо продуктивно подойти к вопросу о повышении эффективности сил спецназа. Недавнее решение Конгресса о выделении Командованию по проведению спецопераций 25 млн дол. в год с правом расходовать их по собственному усмотрению, которые могут быть использованы для привлечения иностранных союзников (раньше подобное право резервировалось исключительно за ЦРУ), – хорошее начало. Силы специального назначения должны получить также полномочия для самостоятельного преследования «особо ценных объектов», минуя необходимость привлекать отряды «Дельта» или другие формирования, предназначенные для выполнения особых заданий. Кроме того, следует устранить бюрократические правила, стесняющие действия Командования по проведению спецопераций, – речь идет о предоставлении ему возможности преследовать террористов на территориях, подпадающих под юрисдикцию других ведомств (к примеру, Центрального командования – Centcom). Еще один способ повышения эффективности – позволить силам спецназа участвовать в выполнении реальных боевых заданий вместе с подготовленными ими иностранными формированиями. Сегодняшние уставы обычно запрещают им это делать, что грозит ослабить боеспособность их подопечных.

Есть и другие преимущества использования наемных солдат. Вашингтон мог бы, к примеру, создать собственный вариант французского Иностранного легиона или британских полков сипаев – «Легион свободы», формирование, которое возглавлялось бы небольшой группой американских офицеров, но вербовалось бы из неамериканцев, движимых перспективой получить по истечении срока службы гражданство США. В отличие от нынешних вольнонаемных орд контрактников в сфере безопасности, «Легион свободы» будет, по крайней мере, непосредственно подконтролен правительству США.

СИЛА ИНФОРМАЦИИ

На сегодняшний день является общепризнанным фактом, что правительство Соединенных Штатов испытывает катастрофическую нехватку кадров для агентурной разведки. В области высокотехнологичного шпионажа равных США нет, но, как сказал в интервью The New York Times бригадный генерал Джон де Фрейтас III, глава армейской разведки в Ираке, «повстанцы не слишком отчетливо получаются на изображениях, сделанных со спутника».

Единственный способ осмыслить процессы, происходящие в таких непростых обществах, как афганское или иракское, – это прожить там достаточно долго, выпить несметное количество пиал чая с бесчисленными шейхами и муллами. Нынешняя система управления персоналом делает подобного рода длительное общение практически невозможным. Личный состав Корпуса морской пехоты в зонах боевых действий меняется раз в шесть-семь месяцев, Сухопутных войск – каждый год; как только военнослужащие начинают ориентироваться в ситуации, их отправляют домой. Госдепартамент и ЦРУ даже в условиях дефицита специалистов, говорящих на арабском и пушту, также постоянно перетасовывают кадры. По меньшей мере нескольким вашингтонским эмиссарам следовало бы пробыть за границей достаточно долго для того, чтобы, подобно «Китайцу» Гордону или Лоуренсу Аравийскому, изучить обстановку в стране и завоевать доверие местных жителей.

Есть достаточное количество американцев, которые изъявляют готовность переселиться в те страны, куда еще не проникла сеть универмагов Wal-Mart. Большинство из них трудятся в благотворительных, коммерческих, информационных и прочих негосударственных организациях. Те же, кто работает на правительство, не могут надеяться на продвижение по службе, будучи в длительной командировке за рубежом: для служебного роста нужно находиться не в Багдаде или Тора Бора, а в пределах окружной автострады. Эту практику необходимо изменить. Генерал в отставке и бывший начальник Высшего военного колледжа Сухопутных войск Роберт Скейлз предложил создать институт «глобальных разведчиков» – офицеров, которые годами или даже десятилетиями работали бы за границей «без ущерба для продвижения по службе». Даже если они будут отставать в карьерном отношении, это предлагается компенсировать другими способами. Подобную программу можно организовать на основе уже существующей, которая позволяет офицерам специализироваться на определенном зарубежном регионе и его культуре, но зачастую рассматривается как тупиковая с точки зрения карьерного роста. Скейлз утверждает, что в рамках перехода к «культурно-ориентированным методам ведения войны» «глобальные разведчики» должны получить преимущество в военно-разведывательных организациях перед ныне заправляющими в них «технарями». Госдепартаменту и ЦРУ следует разработать сходные программы, позволяющие талантливым службистам проводить больше времени в войсках, благодаря чему они станут настоящими экспертами в своей области.

Соединенным Штатам нужно повысить эффективность как сбора, так и распространения информации. В эпоху спутниковой трансалиции новостей успех или провал военной операции в известной степени зависит от того, как она представлена в СМИ. Возьмем, к примеру, бомбардировку Фаллуджи в апреле 2004-го, которую пришлось преждевременно прервать, потому что провокационное освещение ее на канале «Аль-Джазира» создавало ложное впечатление, будто морские пехотинцы намеренно разрушают мечети и убивают мирных граждан.

Пентагону редко удается достичь больших успехов в информационной войне. Одним из редких исключений стала программа по введению корреспондентов в состав американских частей во время первоначального вторжения в Ирак. Этот ход, навязанный колеблющимся военным гражданскими пиарщиками из Пентагона и Белого дома, обеспечил благожелательное освещение действий американской стороны. Но с тех пор противник перехватил инициативу в информационной войне. Мятежники терроризируют коалицию, транслируя по телевидению кадры бомбежек, обезглавливаний и похищений. Вся пентагоновская медиабюрократия нуждается в хорошей встряске. Сегодня она слишком часто занимает оборонительную, реактивную позицию. «Нет необходимости в том, чтобы офицер по связям с общественностью сидел и ждал, пока журналисты придут с вопросами или попросят об интервью», – пишет журналист (а в прошлом военный) Джим Лейси в «Записках Военно-морского института» от октября 2004 года. «Они должны ежедневно осуществлять агрессивную медиастратегию, освещая события так, как они видятся вооруженным силам». Проведение эффективных «информационных операций» потребует перестройки не только Пентагона, но и других государственных органов, в частности Госдепартамента, поглотившего Информационное агентство США в 1999-м. Необходимо значительное субсидирование публичной дипломатии, урезанное по окончании холодной войны.

Все вышесказанное не означает, что американские Вооруженные силы должны быть перепрофилированы для борьбы исключительно с партизанскими формированиями. Несмотря на то что конфликт с применением традиционных средств сегодня, возможно, выглядит маловероятным, Америка обязана поддерживать свою способность к ведению войны с крупными державам – задача, с которой не справилась британская армия, что спровоцировало агрессивность Германии в 1914 и 1939 годах. К счастью, многие из предложенных выше преобразований (децентрализация Вооруженных сил, оптимизация управления СМИ, расширение цифровых сетей, с тем чтобы доступ к ним имели и рядовые солдаты) одинаково полезны для ведения как больших, так и малых войн. Но главный стимул изменений – необходимость положить конец сегодняшнему глобальному мятежу джихадистов. Если военное ведомство нуждается в дополнительных аргументах, ему следует вспомнить, что случилось, когда оно в последний раз отказалось серьезно отнестись к партизанской войне. Это было в начале 1960-х, когда Соединенные Штаты еще только собирались ввязаться во вьетнамский конфликт.

Ирак. США > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 9 июня 2015 > № 2911752 Макс Бут

Иран планирует поставлять нефтепродукты в иракский Курдистан

Иранская национальная компания по распределению нефтепродуктов ведет предварительную подготовку к обмену нефтепродуктами с иракским Курдистаном. Вопрос о поставках иранских нефтепродуктов в соседние страны был поставлен на повестку дня после того, как в Иране выросла добыча природного газа и сократилось потребление нефтепродуктов на иранских электростанциях, что привело к существенному увеличению объема невостребованного жидкого топлива. При этом в качестве новых рынков сбыта для иранских нефтепродуктов рассматриваются Ирак, Афганистан, Пакистан, Таджикистан и другие соседи.

Согласно последним планам, решено поставлять нефтепродукты в иракский Курдистан, и, соответственно, на данный момент вырабатывается механизм таких поставок. Как отметил директор международного департамента Иранской национальной компании по распределению нефтепродуктов Эсмаил Хашам Фируз, компания, которую он представляет, планирует поставлять в иракский Курдистан в течение одного года дизельное топливо и керосин. По его словам, как ожидается, к середине июня будет определен конкретный исполнитель проекта, а еще через месяц, т.е. в середине июля, состоится подписание соответствующего контракта.

Европа проявляет интерес к укреплению отношений с Ираном

С 7 по 8 июня состоялся визит делегации Комитета по иностранным делам Европейского парламента в Исламскую республику Иран, который, по словам председателя Комитета, является «почвой для двухстороннего сотрудничества» на фоне продолжающихся переговоров между Ираном и «шестеркой».

В состав делегации, возглавляемой Эльмаром Броком, вошли представители многих политических групп Европейского парламента. В рамках данного визита европейские парламентарии провели встречи с высокопоставленными представителями Меджлиса ИРИ, вице-президентом Ирана Масуме Эбтекар, главой МИД Ирана Джавадом Зарифом, а также со спикером иранского парламента Али Лариджани.

Давая положительную оценку встречи с иранскими чиновниками, Брок назвал недавнее посещение «необходимым», а также подчеркнул наличие серьезного интереса со стороны Европейского парламента к укреплению доверия и росту взаимодействия между Ираном и Европой.

Как сообщается, в рамках посещения, иранские и европейские парламентарии обсудили ситуацию на Ближнем Востоке, включая события в Сирии, Йемене, Ираке и Афганистане, затрагивая ситуацию с соблюдением прав человека в регионе и другие вопросы взаимного интереса.

По информации Iran.ru , в Меджлисе и Европарламенте данную встречу охарактеризовали как «первый шаг» в двухсторонних отношениях Ирана и Европы во время ядерных переговоров. При этом, стороны сделали акцент на том, что никакой конфликт не может препятствовать достижению мирного соглашения по иранскому атому.

Объем товарооборота между Ираном и Таджикистаном составил 228 млн. долларов

Министр энергетики Ирана Хамид Читчиян, прибывший в Душанбе для участия в международной конференции «Вода для жизни», встретился и провел переговоры с президентом Таджикистана Эмомали Рахмоном, и в ходе этой встречи состоялся обмен мнениями по поводу сотрудничества между двумя странами в области гидроэнергетики и торговли.

Иранский министр, в частности, заявил о необходимости дальнейшего сотрудничества между Ираном и Таджикистаном и выразил надежду на то, что с устраненинием ряда препятствий будет наблюдаться существенное укрепление политических, экономических и культурных связей между двумя странами.

Эмомали Рахмон, в свою очередь, отметил, что на данный момент в Таджикистане успешно работает более 150 иранских компаний и в 2014 году объем товарообмена между двумя странами превысил 228 млн. долларов. По словам президента, на долю Ирана приходится около 4% от общего объема внешней торговли Таджикистана.

Президент Таджикистана дал положительную оценку сотрудничеству между Таджикистаном и Ираном в области энергетики и развития транспортной инфраструктуры и выразил надежду на дальнейшее расширение двустороннего сотрудничества.

Указав на опыт совместного строительства гидроэлектростанции «Сангтудинская 2», Эмомали Рахмон заявил о том, что Таджикистану хотелось бы, чтобы Иран проинвестировал строительство других гидроэлектростанций на его территории. Высказавшись за продолжение трехстороннего сотрудничества между Таджикистаном, Ираном и Афганистаном, Эмомали Рахмон затронул такие вопросы, как совместное строительство железной дороги, прокладка высоковольтной линии электропередачи и строительство водоканала.

Арабский телеканал «Аль-Джазира» планирует снять документальный фильм о «Перми-36». Руководство телекомпании обратилось с просьбой дать разрешение на съемки на территории пермского музея истории политических репрессий, сообщает издание «Ура.ру» со ссылкой на источник в краевом правительстве.

«Аль-Джазира» планировала начать съемки этим летом, однако решение о допуске съемочной команды до сих пор не принято. Музей просит телекомпанию получить разрешение в краевом минкульте, а чиновники, в свою очередь, настаивают, что этот вопрос должен решать сам музей.

«Al Jazeera» - международная телекомпания со штаб-квартирой в столице Катара. Широкую известность телекомпания получила в начале 2000-х годов, когда стала освещать ракетные удары войск западной коалиции по Афганистану и транслировать заявления террориста Усамы бен Ладена.

Сегодня глава исполнительной власти Афганистана Абдулла Абдулла, прибывший с официальным визитом в Таджикистан, встретился с президентом РТ Эмомали Рахмоном.

Стороны обсудили вопросы развития сотрудничества по безопасности, прежде всего в рамках борьбы с террористической и наркотической угрозами, а также по экономике – в сферах энергетики, транспорта и транзита товаров.

От лица своей страны Рахмон заверил Афганистан в приверженности взаимным дружественным связям. «Мы всегда выступаем за то, чтобы эти отношения были на высоком уровне и отвечали интересам двух сторон», – подчеркнул он.

Сегодня же Абдулла Абдулла собирается встретиться с таджикистанским премьер-министром Кохиром Расулзада. По итогам переговоров стороны планируют подписать соглашение по торгово-экономическому взаимодействию между двумя странами, сообщает «Радио Озоди».

В программу визита Абдуллы Абдуллы в Таджикистан также входит посещение международной конференции высокого уровня «Вода для жизни» в Душанбе, посвящённой вопросам использованию водных ресурсов.

На днях в Кабуле состоялась торжественная передача Афганистану новой партии грузовиков «КамАЗ» от правительства РФ.

Через Всемирную продовольственную программу (ВПП) ООН Афганистан получил от российского правительства 31 грузовик грузоподъёмностью 12 тонн каждый. Они будут использованы для доставки продовольствия в труднодоступные и удалённые районы страны. Вместе с мобильной топливной цистерной общая стоимость дара России составила 2,5 млн. долларов, отмечает информационный ресурс «и-Маш».

На торжественной церемонии присутствовали Чрезвычайный и полномочный посол РФ в Афганистане Александр Мантыцкий и глава афганского департамента ООН Клауд Джибидар. Они выразили уверенность, что новые грузовики помогут обеспечить продовольствием проживающее в труднодоступных районах население Афганистана.

Данная партия грузовиков является частью гранта правительства РФ, согласно которому Продовольственная программа ООН получит от России 218 грузовиков «КамАЗ» для помощи нуждающемуся населению. Первая партия была доставлена в Афганистан в прошлом году. Следующая партия из 26 автомашин будет передана ООН в ближайшее время.

Бельгийские следователи подозревали представителей "чеченских кругов" в подготовке теракта, но подозрения не подтвердились, при этом два человека из этих кругов были помещены под арест по делу об отправке иностранных бойцов в Сирию, сообщил РИА Новости представитель федеральной прокуратуры Бельгии.

Ранее бельгийская телерадиокомпания RTBF сообщила, что полиция Бельгии задержала 16 выходцев из Чечни в рамках расследований, связанных с вербовкой наемников для участия в военных действиях на стороне экстремистов в Сирии. По ее информации, полиция провела около 20 обысков в Остенде, Антверпене, Лёвене, Яббеке и Намюре, в результате которых были задержаны участники двух группировок — выходцы из Чечни, проходившие подготовку в Сирии, Чечне и Афганистане. По материалам следствия, задержанные собирались отправить наемников воевать в район сирийского Алеппо.

"Идут два расследования, оба они касаются чеченских кругов, следователи проводят связь между двумя расследованиями, операции по ним были скоординированы. Одна операция прошла в рамках расследования в Остенде, она касалась группировки, отправляющей людей воевать в Сирию, в Алеппо. Второе расследование ведется в районе Мехелена и Лёвена, оно касается подготовки теракта", — сказал представитель прокуратуры.

По его словам, всего в понедельник был проведен 21 обыск. "По делу, которое расследуется в Лёвене, были задержаны четыре человека, по другому делу — 12 человек. Операция (в Лёвене), где была информация о возможной подготовке (террористических) актов, не дала подтверждения этой информации", — сообщил собеседник агентства.

Он отметил, что все задержанные предстали перед судебным следователем. "Два человека помещены под арест, еще троих человек судья решил не помещать под арест, а в отношении остальных дела были закрыты", — сказал представитель прокуратуры. При этом он уточнил, что под арестом остаются подозреваемые в отправке боевиков в Сирию.

Собеседник агентства также сообщил, что упоминание о "чеченских кругах" не означает, что все задержанные — чеченского происхождения. "Конечно, сколько-то человек чеченского происхождения, но все ли — я пока не могу сказать", — заявил он. Кроме того, на данный момент информации об их гражданстве прокуратура пока предоставить не может.

Идеализм высокой пробы

Анатолий Адамишин

Почему перестройка все равно победила

А.Л. Адамишин – заместитель министра иностранных дел СССР (1986–1990), первый заместитель министра иностранных дел России (1993–1994), министр РФ по делам СНГ (1997–1998).

Резюме Перестройка и, в частности, ее внешняя политика, остается неоцененной в собственной стране. И пока мы не сможем объективно взглянуть на этот важнейший этап, так и будем ходить по кругу исторической обреченности.

Весной исполнилось 30 лет перестройке – уникальному периоду в истории нашей страны, когда мирным образом произошла кардинальная смена всей парадигмы развития, была пересмотрена система приоритетов, намечены новые ориентиры.

Общество переживало огромный подъем, искренне тянулось к переменам. Тем горше оказалось разочарование – реформы конца 1980-х закончились глубочайшим социально-экономическим кризисом и распадом страны. Мы до сих пор живем в шлейфе тогдашних событий, возвращаемся к одним и тем же вопросам, ответов на которые так и не дано, ведем все те же споры, казалось, завершившиеся еще в то время. Перестройка и, в частности, ее внешняя политика остается неоцененной в собственной стране. И боюсь, что до тех пор, пока мы не сможем объективно взглянуть на этот важнейший этап нашего развития, мы так и будем ходить по кругу исторической обреченности.

Зачем все это было нужно, стоило ли вообще что-то круто менять в Советском Союзе?

Хорошо помню, как в январе 1986 г. мидовский коллега Олег Гриневский, разоткровенничавшись, сказал без обиняков: «Не надо было затевать перестройку в стране, не готовой к переменам. Вскрыв язвы, мы ухудшили ситуацию. В нашем обществе с его малыми потребностями тление могло длиться долго. А то, что отставали – так отставание не есть обязательно провал».

Другой мой товарищ по МИДу Юлий Квицинский, страдавший, что «сдаем» ГДР, воскликнул в сердцах: «Если бы не Горбачёв, лет двадцать еще бы продержались». За кадром остается вопрос: кто бы «продержался»? Номенклатура, отгородившаяся от народа в плане обеспечения жизненными благами – наверное, да. А все остальные?

В моем понимании перестройка была необходима в силу следующих групп факторов.

1) Бедственное положение страны. Экономические двигатели фактически остановились, а социальные и политические структуры, много лет тормозившие развитие, не были в состоянии перезапустить их. Университетский товарищ Борис Владимиров, работавший в одном из отделов ЦК, рассказывал мне в феврале 1982 г., что с мест приходят душераздирающие письма, даже не злые, а печальные: последние годы нет ни мяса, ни молока, ни яиц, а сейчас едим только картошку и капусту. Помогите хотя бы к празднику. Самое страшное, добавлял Борис, что никуда эти вопли не идут.

В 2013 г. я попросил старого друга Абела Гезовича Аганбегяна, классика нашей экономической мысли, кратко обрисовать, как мы выглядели к весне 1985 года. Вот его анализ: «Последние несколько лет из полутора десятилетий застоя практически не росли ни валовой продукт, ни капитальные вложения, ни промышленное производство. Жили за счет вывоза нефти и газа, продаваемых в тот период за бесценок. По части научно-технического прогресса страна все дальше откатывалась назад, особенно по передовым отраслям, таким как электроника и компьютеры. В космосе, где мы были первыми, нас обошли американцы. Дефицит бюджета, как и другие негативные финансовые показатели, скрывался. Сельское хозяйство как вышло на уровень 1978 г., так на нем и застряло. К 1981 г. импорт зерна составил почти половину выращенного в стране. И тем не менее государство не могло накормить народ. Вырос дефицит в розничной торговле, усилились разные формы прямого распределения товаров через ведомственные столовые, закрытые распределители и т.п. Пошло на спад жилищное строительство. Средняя продолжительность жизни снизилась по сравнению с 1964 г. с 70 до 66 лет. Державу завели в тупик, и выхода из него видно не было».

Добавляю запись, которую я сделал, когда в декабре 1983 г. был привлечен к работе над речью Андропова на экономическом совещании: «В силу несопряженности планов от 20 до 30% производственных мощностей в некоторых отраслях не загружено, омертвлено на миллиард рублей оборудования, отечественного и импортного. 200 млрд рублей в сберкассах – из них, разумеется, три четверти в обращении, 60 млрд на руках. Вместе с тем план реализации товаров не выполняется ни в одной республике, на них просто-напросто нет спроса, количество денег в обращении все увеличивается. В стране образовались огромные капиталы, которые ищут оборота, есть подпольные миллионеры, они выходят за границу через внешнеторговые организации, открывают анонимные счета в иностранных банках, заключают тайные сделки, вывозят большие суммы в рублях за рубеж, которые меняются по бросовому курсу. Самое страшное, что проели будущее! На девяностые предвидится падение темпов производства до 1%, ибо не вкладывали в базовые отрасли, которые должны были обеспечить подъем: машиностроение, металлургия, железнодорожный транспорт, станкостроение. Куда же ушли народные деньги? Основные статьи: оборона, сельское хозяйство, жилищное строительство, помощь вовне (Вьетнам, Монголия, Куба, да и социалистические страны стоят недешево). Реальные доходы падают в силу ползучей инфляции. С 1965 г. нажимали на печатный станок».

Что касается соцстран, приведу свидетельство Олега Тимофеевича Богомолова, в те годы директора Института мировой социалистической системы: «Участок это для нас самый важный, а внимания ему мало. Друзья (так у нас именовались соцстраны) уходят вперед, мы играем роль косную, сдерживающую, отсталую; притом еще и субсидируем их, где в открытой, а больше в скрытой формах. Наш колоссальный научно-технический потенциал на внешнеэкономические нужды не работает, его удел – ВПК. Лозунг дня – соединять науку с промышленностью и внешней торговлей (как комбинаты в ГДР), но даже уже имеющиеся постановления не выполняются. Только 18% взаимных поставок продукции машиностроения в СЭВе соответствуют требованиям мирового рынка. Соцстраны идут за технологией на Запад. Предприятие у нас не заинтересовано давать продукцию на экспорт, ему выручка не идет, а вкалывать, чтобы обеспечить качество, надо будь здоров как. Права предприятий, возросшие было при Косыгине, теперь опять урезаны».

2) Вероятность опасного политического развития. В советском обществе накануне перестройки было разлито глухое недовольство. Оно не было, как сейчас бы сказали, структурировано, но крепло ощущение «так дальше жить нельзя». Вот что писала хорошо знавшая нас американская журналистка Флора Льюис: «Главная опасность для Запада – внутри России. Не может народ терпеть вечно, тем более что после Леонида Ильича наверняка будет ужесточение; значит, раньше или позже произойдет взрыв, на мирную эволюцию в сторону послабления надежд мало».

Опасность могла прийти и с другой стороны. Не случайно брежневские руководители в разные периоды были настроены на реабилитацию Сталина. Особенно этого требовало, по моим наблюдениям, среднее партзвено. Оно в наибольшей степени сталкивалось с маразматическими явлениями застоя. Тогда у многих было предчувствие, что выход из «бардака» (это слово было у всех на устах) будет найден за счет прихода нового Сталина. Не Сталина-террориста, а Сталина – царя с железной рукой, ибо иначе порядок не наведешь.

Не угадали. Непредсказуемая Россия родила Горбачёва с его «я дам вам свободу». Необходимость перестройки также и в том, что она предотвратила и социальный взрыв, и новый вариант сталинизма.

3) Роль личности. Капитальные сдвиги – и хорошие, и плохие – идут в России сверху. Давно прослежена их цикличность: краткие периоды свободы, демократии, либерализма – назовите как хотите – сменяются длительным господством несвободы. Это: Александр Второй, сменивший Николая Первого «Палкина». После царя-освободителя – реакция, вплоть до Февральской революции 1917 г., когда Россия несколько месяцев была «самой яркой демократией Земли». Затем долгая сталинская диктатура, которую сменила короткая хрущевская оттепель. Еще двадцать лет авторитаризма средней тяжести – и, наконец, Горбачёв.

За произвол и трагические ошибки самодержцев расплачивались голодом, холодом и еще страшнее – кровью: Крымская война, Первая мировая и революция, на которую обрекли страну Николай II вместе с тупой и эгоистичной элитой, Отечественная с ее миллионами погибших по вине Генералиссимуса, наконец, афганская.

Перестройка стала возможна после того, как на вершине властной пирамиды оказался, вероятно, впервые за всю историю КПСС и советского государства руководитель, ставивший интересы страны и ее народа выше стремления любой ценой остаться у власти. И при этом убежденный сторонник нравственных начал в политике. Это не было часто встречающимся качеством: жертвы, которые несло советское общество во имя идеологических ценностей, наложили глубокий отпечаток не только на жизнь, но и на ментальность людей, в т.ч. правящего класса, серьезно исказив образ мышления в сторону однолинейности и агрессивности.

Созревшие и перезревшие перемены, можно сказать, ждали того, кто бы решился на них. Таких любителей обнаружилось не много. За весь доперестроечный период, подходя с широким допуском, можно насчитать двоих: Хрущёв и Косыгин.

Человеческое восприятие устроено таким образом, что мы, хорошо помня, что произошло, редко задумываемся, что могло бы произойти, если бы события приняли другой оборот. В нашем случае: если Горбачёв решил бы отказаться от столь трудоемкого предприятия, как перестройка, и безбедно, подобно своим предшественникам, править на кремлевском троне. На его век, если прав был Квицинский, точно хватило бы. Горбачёв выбрал для себя другую судьбу. И, кстати, как был среднего достатка, так и остался, хотя был Генеральным секретарем ЦК КПСС, президентом СССР.

Конструкция «что было бы, если бы не…» в полной мере касается также четвертого фактора, внешнеполитического. Международное положение СССР было к концу брежневского правления весьма напряженным и уязвимым. Образно говоря, одни против всех. Опасности были не только локальные. С годами возрастала вероятность ядерного апокалипсиса. Никто не хотел его, но никто не мог гарантировать, что он не случится. К 1982 г., году ухода Брежнева из жизни, у нас с США было установлено на носителях и лежало в хранилищах столько взрывчатки, что на каждого жителя Земли приходилось по четыре тонны тринитротолуола.

Чтобы хотя бы уменьшить масштаб угрозы, надо было договариваться с Соединенными Штатами о принципиально ином характере отношений. Уже для одного этого была необходима перестройка. Во всяком случае, до Горбачёва никто не взял на себя смелость пойти на мир с классовым врагом. Проблему недопущения ядерной войны решали посредством наращивания средств ее ведения, стремясь предотвратить, чтобы одна держава имела оружия больше, чем другая.

Предвижу вопрос: если перестройка была так необходима стране, почему она закончилась поражением, потерей власти ее лидером и развалом СССР?

Мой ответ: перестройку, равно как и Советский Союз, погубила борьба за власть, «ключевой вопрос всякой революции» и, соответственно, за дележ собственности. К 1985 г. СССР стараниями предыдущих руководителей от Сталина до Черненко был доведен до такого состояния, что для его спасения потребовались бы гигантские усилия всего правящего класса. Но он был расколот яростной борьбой противостоящих друг другу отрядов от ортодоксально-консервативных до ультрарадикальных. Для большей их части определяющей мотивацией было отнюдь не сохранение СССР и, уж конечно, не его демократическое реформирование.

Горбачёв проиграл, но начатая им перестройка за отпущенное ей короткое время: а) коренным образом улучшила международное положение страны и б) осуществила глубокие демократические преобразования внутри. Немало из них было впоследствии выкорчевано. Так обычно и случалось в прошлом. Но, как и в предыдущие светлые периоды российской истории, ряд завоеванных плацдармов остался, укоренился в политической культуре. С них будет продолжен путь к России честных людей, о которой мечтал Достоевский. Историческая практика говорит, что это неизбежно. Весь вопрос, когда.

Внешнеполитические достижения перестройки

Один из заделов Горбачёва – внешняя политика, которую он оставил Борису Ельцину. Она разительно отличалась от брежневско-сталинской, ибо была наконец приведена в соответствие с реальными нуждами страны. Это нашло конкретное содержание в том, что горбачёвская команда:

положила конец идеологической конфронтации по принципу «кто кого закопает» между Востоком и Западом, убрав из общественного сознания и политики образ врага;

прекратила сорокалетнюю холодную войну с Соединенными Штатами и их союзниками;

остановила гонку вооружений, разорявшую страну, договорилась с США о физическом уничтожении целого класса оружия – ракет средней дальности, представлявших непосредственную угрозу безопасности Союза;

всем этим многократно уменьшила угрозу ядерной войны, хотя не сняла окончательно, поскольку запасы ядерного оружия до сих пор неоправданно велики;

нашла в себе силы прекратить девятилетнюю войну в Афганистане, вывести оттуда войска, оставив после себя дружественное Советскому Союзу правительство (оно было свергнуто после того, как уже Ельцин прекратил его поддержку);

способствовала урегулированию целого ряда региональных конфликтов – в Анголе, Кампучии, Никарагуа;

перевела отношения с Китаем из враждебных в нормальные; первой осознала значимость смещения центров силы к Азиатско-Тихоокеанскому региону;

не только восстановила отношения с Израилем, но и наладила с ним сотрудничество;

после двух кровопролитных войн смогла воздействовать на процесс германского воссоединения таким образом, что он завершился историческим примирением с Германией; примечательно и то, что не был повторен печальный опыт окончания Первой мировой войны, когда Версаль заложил семена нового конфликта;

не пыталась силой удержать восточноевропейские страны в лоне обанкротившегося советского режима; в бывшем социалистическом лагере не произошло восстаний, которые могли бы поставить нас перед нелегким выбором (единственное исключение – Румыния, но и там судьбы страны были определены самим народом, без нашего вооруженного вмешательства);

в решающей степени способствовала превращению европейского континента из полигона будущей войны в зону сотрудничества и многократно возросших обменов;

повернула страну лицом к Европе общих с нами ценностей;

подняла на щит не только во внутреннем, но и в международном плане права и свободы людей, чем особенно способствовала росту престижа СССР, который на март 1985 г. опустился почти до нулевой отметки;

взяла курс на интеграцию в мировую экономику;

впервые за десятилетия открыла Советский Союз внешнему миру, а внешний мир – советским людям;

уменьшила, а во многих случаях сняла финансовое бремя, исчислявшееся миллиардами рублей, которые шли на поддержку реальных и мнимых национально-освободительных движений, на подкармливание верных или не очень друзей;

начала наводить порядок в военной области: армию и ВПК лишили монопольного права на определение внешней и оборонной политики.

Могу с уверенностью утверждать, что каждый из перечисленных пунктов отвечает национальным интересам России. В целом не будет преувеличением сказать, что за неполные семь лет 1985–1991 гг. мир изменился. Внешняя политика Горбачёва надолго определила ход мировых дел по ряду ключевых направлений. По милости правителей страна десятилетиями жила по регламенту осажденной крепости, что оправдывало жесткость и репрессии внутри нее. Перестройка оставила Россию в беспрецедентно благоприятных международных условиях. Фактически у нее не осталось таких внешних врагов, парировать угрозы которых стоило в прошлом огромного напряжения сил.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 7 июня 2015 > № 1395141 Анатолий Адамишин

Далеко ходить не надо?

Андрей Фролов

Возможности России по проекции и защите национальных интересов военными средствами

А.Л. Фролов – главный редактор журнала «Экспорт вооружений».

Резюме Либо у России отсутствуют национальные интересы, простирающихся за пределы ближнего зарубежья, находящегося в досягаемости имеющихся типов военной техники, либо их невозможно действенно и независимо защищать своими силами.

Ряд факторов, определяющих нынешнее положение России, формирует потребность в отстаивании конкретных интересов (национальных или субнациональных) на глобальном уровне.

К таким факторам следует отнести географическое положение – самая большая территория в мире и общие границы с двумя крупнейшими экономическими и военными державами (США и КНР), сравнимый с Соединенными Штатами потенциал ядерного оружия, место постоянного члена Совета Безопасности ООН и размер экономики, которая по паритету покупательной способности входит в десятку ведущих.

Резонно поставить вопрос о средствах и возможностях отстаивания национальных интересов, которыми располагает руководство страны. Их стоит разделить на стратегические и оперативные.

Ядерная составляющая

Наибольшим потенциалом обладают стратегические ядерные силы, сегодня это единственный показатель, по которому Россия обладает паритетом с США, а также единственный инструмент, который позволяет проецировать силу (а значит, и интересы) в любую точку земного шара. Причем в исключительно сжатые сроки, исчисляемые в худшем случае десятками минут. Применение этих средств возможно только в гипотетической Третьей мировой войне, тем не менее стратегическая триада (стратегическая авиация, межконтинентальные баллистические ракеты и атомные подводные ракетоносцы) остается залогом сохранения суверенитета России и возможности проводить независимую политику.

По состоянию на 1 января 2015 г. российский стратегический арсенал насчитывал оценочно 305 межконтинентальных баллистических ракет (МБР) с 1166 боеголовками, восемь атомных подводных крейсеров стратегического назначения со 128 баллистическими ракетами подводных лодок (БРПЛ) (512 зарядов) и 66 стратегических бомбардировщиков, которые могут применить 200 зарядов. Сразу следует отметить, что в отличие от Соединенных Штатов, которые в середине 2000-х гг. заявляли о планах оснастить свои БРПЛ конвенциональной боевой частью (кассетный боеприпас) для оперативного поражения особо важных целей, у РВСН и ВМФ России, насколько можно судить, подобной альтернативы не существует, поэтому российские МБР и БРПЛ остаются элементом ответного ядерного удара и не могут быть применены в каком-либо ином качестве.

Группировка РВСН насчитывает в своем составе 46 МБР Р-36М2, 60 УР-100УТТХ, 72 «Тополь», произведенных еще в советское время, и несмотря на продление сроков эксплуатации они будут стоять на вооружении максимум до 2022 года. Другая часть наземной группировки состоит из ракет уже российского производства: 60 шахтных и 18 мобильных «Тополь-М», 45 мобильных и четыре шахтных РС-24 «Ярс». В последние годы активно разворачивается серийное производство МБР и БРПЛ – в 2014 г. Вооруженным силам России поставлены 38 межконтинентальных баллистических ракет, из них 16 наземных и 22 для подводных лодок, а в 2015 г. количество закупаемых МБР должно быть доведено до 50.

В последние годы инициирован ряд программ по созданию новых и модернизированных ракетных систем. В наиболее активной стадии разработки – тяжелая МБР РС-28 «Сармат», которая сменит на боевом дежурстве систему Р-36. Уже произведен ряд комплектующих для первого экземпляра новой ракеты, сборку планируется завершить в 2015 году. В 2018 г. после проведения летных испытаний начнется серийный выпуск новой системы, и объем производства, видимо, будет не меньше, чем число стоящих на вооружении Р-36М2, то есть несколько десятков.

Параллельно с «Сарматом» разрабатывается МБР «Рубеж» (также известна как «Авангард»), отличающаяся повышенной точностью, улучшенными возможностями преодоления ПРО и относительно малыми габаритами. Предполагается, что она придет на смену МБР «Тополь-М» и «Ярс», и, судя по отдельным фактам, к настоящему времени ведется отработка опытных экземпляров. Отдельно следует упомянуть разработку боевого железнодорожного комплекса «Баргузин» (будет оснащен шестью МБР «Ярс»), которая должна завершиться к 2018–2019 годам.

Морская составляющая ядерных сил сдерживания не столь многообразна, хотя в боевом составе флота находится три типа атомных подводных лодок с баллистическими ракетами (ПЛАРБ): проекта 955 (три), 667БДРМ (шесть) и 667БДР (две), на вооружении которых также имеется три БРПЛ (Р-30 «Булава», Р-29РМУ2.1 «Лайнер» и Р-29Р соответственно). После вывода в ближайшие годы из боевого состава ПЛАРБ проекта 667БДР основой триады станут восемь ПЛАРБ проекта 955/955А и шесть 667БДРМ. БРПЛ к обоим проектам отработаны и выпускаются серийно, новых разработок, согласно имеющимся данным, пока не планируется.

Авиационная компонента триады в ближайшие годы останется стабильной – в составе боевых частей сохраняется максимум 15 стратегических бомбардировщиков Ту-160М, которые сейчас проходят модернизацию, а также не больше 55 Ту-95МСМ, причем оба типа должны пройти модернизацию. Из всех трех составляющих Стратегических ядерных сил (СЯС) только авиация может применять неядерные вооружения и проецировать силу в конвенциональном конфликте, причем практически на любом удалении от России.

В рамках модернизации самолеты смогут применять свободнопадающие бомбы, а также новые крылатые ракеты, Х-555, Х-101 и Х-102, вероятно, имеющие и неядерное исполнение (массово стоящие на вооружении сегодня ракеты Х-55 еще советской разработки оснащены только ядерной боеголовкой). Начиная с 2020-х гг. им на смену должен прийти новый стратегический бомбардировщик – разрабатываемый в настоящее время по программе ПАК ДА (перспективный авиационный комплекс дальней авиации). Согласно самым последним заявлениям, первый опытный экземпляр должен быть создан к 2019 году.

Таким образом, можно констатировать, что возможность демонстрировать и поддерживать суверенитет, защищать страну в глобальном конфликте с применением стратегического ядерного оружия у России есть и сохраняется на обозримую перспективу за счет разработки и серийного производства новых и модернизированных систем доставки. При этом область применения этих систем, за исключением стратегической авиации, довольно узка, причем при таких сценариях, которые кажутся маловероятными.

При рассмотрении другого уровня возможностей – неядерного стратегического проецирования силы (оперативного) – ситуация не столь очевидна.

Недостаток инфраструктуры

Основа воздушной ударной мощи – около ста дальних бомбардировщиков Ту-22М3, которые могут действовать над Европой, значительной частью Китая и Ближнего Востока. Эти самолеты не способны применять высокоточное оружие, следствием чего могут быть тяжелые потери (что и показал факт уничтожения слабой грузинской ПВО одного Ту-22М3 в ходе августовской войны 2008 г.). До 2020 г. предполагается модернизировать 30 самолетов в вариант Ту-22М3М, который будет применять новые ракеты Х-32, а также повысит потенциал прицельного комплекса по применению свободнопадающих бомб, возможно, управляемых. Он станет своеобразным аналогом американского B-1B Lancer как самолета непосредственной поддержки войск с большой дальностью и продолжительностью полета.

Некоторой заменой Ту-22М3 может стать фронтовой бомбардировщик Су-34, который относительно массово по постсоветским временам закупается ВВС России, и к началу 2015 г. их имелось уже около 50 в серийном исполнении. Предусмотрена закупка еще 78 бомбардировщиков, таким образом, к 2020 г. в частях должно быть 130–140 самолетов этого типа, способных применять высокоточное оружие (в виде корректируемых авиабомб) в условиях противодействия ПВО на удалении до 2 тыс. км от границ России без учета дозаправки. Хотя этот самолет изначально рассматривался как замена фронтового бомбардировщика Су-24М, сокращение числа Ту-22М3 и более совершенный бортовой радиоэлектронный комплекс вкупе со значительной бомбовой нагрузкой позволяет расценивать его как эрзац дальнего бомбардировщика, хотя в условиях сокращения парка Су-24М полностью заменить Ту-22М3 он не сможет.

Как видим, возможности проецирования силы в виде поражения отдельных целей на значительном удалении от границ у России присутствуют. Наличная и перспективная группировка позволяют делать это даже в условиях противодействия ограниченных сил противника. Однако слабым элементом воздушного компонента является практически полное отсутствие у России аэродромов за рубежом, а также мизерное даже для имеющегося авиационного парка число самолетов-заправщиков.

В первом случае Россия может полагаться на несколько аэродромов в странах СНГ. Так, авиабаза в киргизском Канте позволит использовать небольшую группировку самолетов для действия в Центральной Азии. С конца 2014 г. Россия также получила возможность разместить один полк истребителей Су-27СМ3 на белорусской авиабазе Барановичи, российские самолеты также базируются в Армении. За пределами СНГ, точнее ОДКБ, у России нет баз, хотя в последние годы велись переговоры о доступе к аэродромам во Вьетнаме и Джибути, которые не увенчались успехом.

С самолетами-заправщиками такая же непростая ситуация. На сегодняшний день в ВВС имеется всего 19 самолетов-заправщиков Ил-78 и Ил-78М, кроме того, теоретически с помощью подвесных агрегатов заправки передачу топлива однотипным машинам могут осуществлять бомбардировщики Су-24М. Потенциальными «потребителями» являются не только стратегические и фронтовые бомбардировщики (Ту-22М3 лишены соответствующей аппаратуры в соответствии с Договором ОСВ-2, и неясно, будет ли она устанавливаться в варианте Ту-22М3М), но также истребители МиГ-31, Су-27СМ3, Су-33, Су-30СМ/М, Су-35, МиГ-29СМТ, МиГ-29К/КУБ и самолеты ДРЛО А-50. Соответственно возможности поддержания в воздухе значительного числа самолетов для проведения массированных ударов на значительном удалении от России ограниченны. Ситуация должна несколько улучшиться за счет получения к 2020 г. 31 нового заправщика Ил-78М2-90 (однако, скорее всего, сроки передачи самолетов уйдут «вправо»), а также минимум двух Ил-96-400ТЗ (должны быть переданы в 2016 г.), то есть при условии продления ресурса и модернизации имеющихся Ил-78/78М к 2020–2025 гг. число самолетов-заправщиков превысит 50 единиц, что позволяет планировать крупномасштабные операции в дальних регионах. Однако и в данном случае отсутствие аэродромов за пределами бывшего СССР ограничивает применение авиации, а следовательно, и возможности по проецированию силы и защите национальных интересов.

Вышесказанное относится и к военно-транспортной авиации (без учета гражданских эксплуатантов аналогичной техники). Хотя ее группировка продолжает оставаться значительной – порядка 26 сверхтяжелых военно-транспортных самолетов Ан-124 (из них 17 на хранении), которые проходят ремонт и модернизацию, около 130 (включая 42 на хранении) средних военно-транспортных самолетов Ил-76МД, 30 из которых до 2020 г. должны пройти ремонт и модернизацию в вариант Ил-76МДМ. Все эти самолеты оснащены турбореактивными двигателями, что ограничивает их применение только аэродромами с твердым покрытием.

В 2012 г. Министерство обороны заказало 39 новых самолетов Ил-76МД-90А, которые должны поступить в ВВС также до 2020 года. Слабой стороной российских военно-транспортных самолетов является относительно небольшая дальность полета, невозможность дозаправки в воздухе, что в условиях отсутствия аэродромов ограничивает переброску войск и грузов в стратегическом масштабе за пределами СНГ. Внутри России возможности по стратегическому маневру регулярно отрабатываются, а транспортный потенциал ВВС был продемонстрирован во время войны с Грузией и крымских событий 2014 г., но переброска войск и снабжение российской группировки в отдаленных частях земного шара в течение продолжительного времени (по аналогии с участием сил НАТО в афганской кампании) вызывает вопросы.

Имеющийся парк самолетов не позволяет высаживать войска и технику на неподготовленные грунтовые аэродромы, что также сужает возможности глобального присутствия и оперативного реагирования на кризисы. Этот недостаток проявился в ходе войны с Грузией. Тогда выяснилось, что российские ВВС не способны доставить тяжелое вооружение прямо на театр военных действий. Ближайший аэродром, на котором мог приземлиться Ил-76МД, находился во Владикавказе, в 100 км от столицы Южной Осетии Цхинвала, но он отделен Кавказским хребтом. Разрабатываемый еще с советских времен военно-транспортный турбовинтовой самолет Ан-70, который обладает возможностью взлета и посадки с грунтовых полос, был включен в Государственную программу вооружения на период до 2020 г. в количестве 60 экземпляров, но не может более рассматриваться при нынешнем состоянии украинско-российских отношений. Серийный завод для него в России отсутствует. Чисто российских аналогов нет даже на этапе проектирования.

В то же время российские Ил-76 могут сбрасывать воздушно-десантные войска (ВДВ) с техникой, которая допускает беспосадочный сброс. В настоящее время в ВДВ имеются две воздушно-десантные дивизии, две десантно-штурмовые, четыре отдельные десантно-штурмовые бригады и одна бригада специального назначения. С 2014 г. начато наращивание численности ВДВ, которую к 2020 г. предполагается увеличить вдвое – с 36 до 72 тыс. человек, в основном за счет роста штатов имеющихся соединений.

Наращивание численности ВДВ не будет соответствовать потенциалу военно-транспортной авиации, поэтому возможности по выброске десанта (парашютным или посадочным способом), а также его последующего снабжения практически не изменятся. При отсутствии баз за рубежом Россия будет зависеть от выдачи разрешений на использование воздушного пространства других стран, которое вряд ли легко получить. Может повториться ситуация 1999 г., когда наземный бросок российских десантников в Приштину был эффективно блокирован НАТО за счет запрета на пролет дополнительных сил из России.

Как ни странно, аналогичные сдерживающие факторы применимы и к подразделениям специального Командования сил специального назначения (ССН). ССН изначально задумывалось как «суперспецназ» для решения самого широкого круга задач. Их состав планировалось довести до девяти бригад. Фактически, насколько можно судить, ССН довольно незначительны, способны к успешному проведению локальных операций, однако проблемы с логистикой и имеющимися транспортными возможностями значительно ослабляют их потенциал в глобальном масштабе.

Таким образом, несмотря на наличие в России хорошо вооруженных и многочисленных подразделений ВДВ и ССН, их способность эффективно выполнять свою роль ограничивается радиусом действия самолетов военно-транспортной авиации, то есть фактически пределами стран СНГ и ближнего пограничья. Меры по модернизации и производству самолетов военно-транспортной авиации повышают процент исправной техники, что влияет на скорость, реагирование и число перебрасываемых войск, однако потенциал эффективной защиты российских интересов в глобальном масштабе путем экстренной переброски значительных контингентов войск по воздуху вызывает сомнения.

Остается рассмотреть возможности проецирования силы на море. Современный российский флот – это конгломерат кораблей постройки 1980-х и 1990-х гг. по проектам, разработанным еще во времена СССР, а также новых, которые стали массово поступать в последние пять лет, но при этом по большей части страдают «детскими болезнями» и требуют доводки. Сегодня флот практически не способен наносить высокоточные удары неядерными вооружениями, за исключением нескольких кораблей и подводных лодок, оснащенных ракетным комплексом «Калибр» (причем вооруженные этим комплексом один сторожевой корабль и три малых ракетных корабля несут службу в составе Каспийской флотилии), который можно считать аналогом американской крылатой ракеты BGM-109 Tomahawk, активно применяемой ВМС США и Великобритании для ударов по наземным целям. Наличие в составе флота единственного авианосца проекта 11435 «Адмирал флота Советского Союза Кузнецов» носит скорее символический характер. Находящиеся на его борту около 10 истребителей Су-33 обладают незначительными ударными возможностями, которые должны расшириться с получением и освоением летчиками палубной авиации 24 новых многофункциональных истребителей МиГ-29К/КУБ. Однако это обновление может надолго «обнулиться» постановкой авианосца в долгосрочный ремонт с модернизацией, который был запланирован еще на 2012 год.

В то же время имеются корабли по переброске войск и грузов на дальние расстояния. Несмотря на значительные сокращения по сравнению с советскими временами, в составе ВМФ России есть четыре больших десантных корабля (БДК) проекта 1171 и 15 проекта 775, правда, в значительной степени устаревших и разбросанных по четырем флотам. Возможности этого универсального инструмента были продемонстрированы в ходе поставок российских вооружений в Сирию, когда использование коммерческого тоннажа и авиации оказалось затруднено, а также в ходе наращивания российской военной группировки в Крыму весной 2014 года. Впрочем, концепция БДК, которая предусматривает высадку войск на побережье при помощи аппарели, сильно ограничивает их возможности (являясь неким аналогом ситуации с военно-транспортной авиацией и аэродромами с твердым покрытием) и является явно устаревшей по сравнению с универсальными десантными кораблями (УДК), которыми располагают не только ведущие морские державы, но и такие страны, как Южная Корея и Алжир.

В то же время физический износ большей части БДК и отсутствие им замены в обозримой перспективе (флот в 2016 г. в лучшем случае получит один БДК проекта 11711, второй однотипный корабль заказан). С этой точки зрения закупка во Франции двух десантных вертолетных кораблей-доков (ДВКД, российский вариант классификации УДК) типа Mistral с перспективой заказа еще двух таких кораблей значительно расширяло возможности по проецированию силы и проведению «заморских операций». Эти корабли были бы оснащены боевыми и транспортными вертолетами, а также десантными катерами для использования с док-камер, что преумножало бы потенциал российской боевой группы на борту. То есть получение этих кораблей объективно усиливает российский флот и не имеет альтернативы.

* * *

Подводя итог, можно отметить следующее. Имеющиеся военные возможности позволяют России сохранять суверенитет и не допускать безнаказанного применения против нее ядерных средств поражения, тем самым эффективно выполняя роль средств стратегического сдерживания. Однако этот инструмент узкоспециализирован и не может быть использован в условиях неядерного конфликта.

При данном сценарии потенциал России по отстаиванию своих интересов (поражение отдельных целей на значительном удалении, ведение боевых действий самостоятельно в отрыве от границ России, высадка десантов и захват территории, защита граждан и их имущества, проведение гуманитарных операций и др.) намного более ограниченны. Известные на сегодня программы модернизации и закупки вооружений, несколько улучшая картину на качественном уровне, не решают ее принципиально. В отсутствие значительного числа союзников в различных регионах мира, своих баз и аэродромов возможности глобального присутствия ограничиваются дальностью самолетов военно-транспортной авиации и числом исправных БДК советской постройки.

Таким образом, приходится констатировать: либо у России отсутствуют действительные национальные интересы, простирающиеся за пределы во всех смыслах ближнего зарубежья, которое находится в досягаемости имеющихся типов военной техники, либо страна не может действенно и независимо защищать их своими силами. Эта ситуация фактически нашла отражение в руководящих стратегических документах, которые декларативно озвучивают планы военно-политического руководства. Наличие реальных возможностей по проецированию силы в ближайшие 10 лет в составе Российской армии малореально, так как подобного рода закупки не предусмотрены ни в действующей ГПВ-2020, ни, насколько можно судить, в разрабатываемой ГПВ 2016–2025.

Кроме того, ожидаемый секвестр бюджета, в том числе и на военные расходы, переведет в долгий ящик такие малореализуемые проекты, как проектирование и строительство авианосцев, эскадренных миноносцев, нового бомбардировщика (ПАК ДА) и ряда других систем. Упор будет сделан на поддержание и возможное наращивание стратегических ядерных сил и тактического вооружения для Сухопутных войск и фронтовой авиации, а это надолго законсервирует возможности по проецированию силы и защите национальных интересов ближним зарубежьем.

Россия > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 7 июня 2015 > № 1395135 Андрей Фролов

Как сдержать Китай

Эндрю Крепиневич

Преимущества архипелажной обороны

Эндрю Крепиневич – президент Центра стратегических и бюджетных оценок

Резюме Некоторые полагали, что с ростом военной мощи китайские руководители почувствуют себя более защищенными и их поведение станет более сдержанным. Но более вероятным кажется совершенно иной сценарий.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 2, 2015 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

В американских вооруженных силах «поворот к Азии» уже начался. К 2020 г. ВМС и ВВС планируют разместить 60% своих сил в Азиатско-Тихоокеанском регионе. В то же время Пентагон вкладывает значительную долю своих сократившихся ресурсов в новые стратегические бомбардировщики и атомные подлодки, предназначенные для действий в обстановке повышенной опасности.

Эти изменения явно нацелены на сдерживание все более агрессивного Китая. И вполне обоснованно: растущие территориальные претензии Пекина угрожают практически всем странам вдоль так называемой «первой цепи островов», включающей части Японии, Филиппин и Тайваня, а Вашингтон взял на себя обязательства защищать эти государства. Но чтобы надежно сдерживать китайскую агрессию, Пентагону придется пойти еще дальше. Растущие возможности КНР ставят под вопрос способность Вашингтона обеспечивать военную поддержку союзников и партнеров. Хотя сдерживание через перспективу наказания в виде авиаударов и морской блокады может сыграть роль и заставить Китай воздержаться от авантюр, задача Вашингтона и его союзников и партнеров заключается в том, чтобы добиться сдерживания посредством лишения доступа – убедить Пекин в том, что он просто не сможет достичь своих целей силой.

Используя скрытый потенциал сухопутных войск США, а также союзников и партнеров, Вашингтон сможет реализовать эту задачу, создав систему взаимосвязанных оборонных рубежей вдоль «первой цепи островов» – «архипелажную оборону», – и таким образом лишит Пекин возможности достичь своих ревизионистских целей путем агрессии или давления.

РИСКИ РЕВИЗИОНИЗМА

Китай утверждает, что его подъем имеет мирные цели, но действия говорят совсем о другом – ревизионистская держава стремится к доминированию в западной части Тихого океана. Пекин претендует не только на Тайвань, но и на японские острова Сенкаку (по-китайски Дяоюйдао) и большую часть из 1,7 млн квадратных миль, которые составляют Восточно-Китайское и Южно-Китайское моря, где еще шесть стран выдвигают различные территориальные претензии. Пекин никак не оправдывается и не извиняется за свою позицию. Так, в 2010 г. тогдашний министр иностранных дел КНР Ян Цзечи одним махом отверг все опасения по поводу экспансионизма Пекина, заявив: «Китай – большая страна, а другие страны – маленькие, и это факт».

Вспомните последние действия Пекина в Южно-Китайском море. В марте 2014 г. береговая охрана КНР лишила Филиппины доступа к островам Спратли. Спустя два месяца Китай попытался установить буровую вышку в исключительной экономической зоне Вьетнама, произошли столкновения с вьетнамскими рыболовецкими судами. Ранее произошел ряд инцидентов в Восточно-Китайском море. В сентябре 2010 г. в ответ на задержание капитана китайского рыболовецкого судна, который протаранил два корабля японской береговой охраны, Пекин приостановил экспорт в Японию редкоземельных металлов, необходимых для производства мобильных телефонов и компьютеров. В ноябре 2013 г. Пекин в одностороннем порядке ввел над спорными островами Сенкаку и другими районами Восточно-Китайского моря «зону идентификации ПВО», где действуют его собственные правила регулирования воздушного движения. Китайские власти предупредили, что против самолетов-нарушителей будут приняты военные меры.

Некоторые полагали, что с ростом военной мощи китайские руководители почувствуют себя более защищенными и их поведение станет более сдержанным. Но более вероятным кажется совершенно иной сценарий. На самом деле провокации совпали с резким наращиванием военных мускулов. Пекин вкладывает средства в новые возможности, которые представляют прямую угрозу региональной стабильности. Например, Народно-освободительная армия Китая (НОАК) расширяет возможности по преграждению доступа к отдельным районам (anti-access/area-denial), чтобы помешать армиям других стран оккупировать или пересечь значительную территорию, но очевидно конечная цель – сделать западную часть Тихого океана запретной зоной для войск Соединенных Штатов. Для этого разрабатываются средства блокирования систем командования и контроля Пентагона, координация операций и логистика которых зависят от работы спутников и интернета. В последние годы НОАК удалось добиться значительного прогресса в этом направлении: проводятся испытания противоспутниковых ракет и лазеров для блокирования американских спутников, оборонные сети США подвергаются масштабным кибератакам.

Китай также расширяет возможности по противодействию военным силам и ограничению маневров американских ВМС в международных водах. НОАК уже имеет на вооружении обычные баллистические и крылатые ракеты, способные атаковать крупные военные объекты Соединенных Штатов в регионе, включая базу ВВС Кадена на японском острове Окинава, и разрабатывает самолет «стелс» для ударов по целям вдоль «первой цепи островов». Чтобы обнаруживать военные корабли на больших расстояниях, НОАК развернула мощные радары и спутники слежения, а также использует беспилотники для дальних разведывательных полетов. Для противодействия американским авианосцам и кораблям сопровождения китайские ВМС получают субмарины, оснащенные современными торпедами и высокоскоростными крылатыми ракетами для дальних ударов.

Действия Пекина нельзя объяснить реакцией на наращивание вооружений США. В последние 10 лет Вашингтон сосредоточил максимум усилий и ресурсов на обеспечении своих сухопутных войск в Афганистане и Ираке. Оборонный бюджет Соединенных Штатов, который до недавнего времени превышал 4% от ВВП страны, по прогнозам, опустится ниже 3% к концу десятилетия. Проще говоря, Пентагон сокращает военный потенциал, в то время как НОАК его увеличивает.

Тем не менее если полагать, что истоки нынешней политики коренятся в прошлом, то КНР не будет стремиться к достижению экспансионистских целей посредством открытой агрессии. Придерживаясь собственной стратегической культуры, Пекин хочет медленно, но неумолимо изменить военный баланс в регионе в свою пользу, чтобы у других стран не было иного выбора, кроме как принять силу Китая. Большинство морских соседей убеждены, что дипломатическое и экономическое вовлечение не изменят этот основополагающий факт. Некоторые из них, включая Японию, Филиппины и Вьетнам, акцентируют внимание на противодействии амбициям Пекина. Однако они прекрасно понимают, что, действуя в одиночку, не помешают Китаю двигаться к своей цели. Только при материальной поддержке США можно сформировать единый фронт, чтобы удержать Пекин от агрессии или давления.

ЭФФЕКТИВНОЕ СДЕРЖИВАНИЕ

Если Вашингтон хочет изменить расчеты Пекина, ему нужно лишить Китай возможности контролировать воздушное и морское пространство вокруг «первой цепи островов», поскольку только доминируя в воздухе и на море, НОАК сможет изолировать архипелаг. Соединенным Штатам также необходимо интегрировать боевые системы союзников и усовершенствовать их арсеналы – это позволит противодействовать усилиям НОАК по дестабилизации военного баланса в регионе. Этих целей можно добиться с помощью сухопутных войск, которые не заменят существующие ВВС и ВМС, а дополнят их.

Что касается ПВО, то государства, расположенные вдоль «первой цепи островов», могут усилить свои возможности лишить Китай доступа в воздушное пространство путем развертывания армейских подразделений, оснащенных мобильными и относительно простыми ракетами-перехватчиками малого радиуса действия (например, Evolved Sea Sparrow при поддержке РЛС Giraffe для обнаружения целей). Одновременно армия США вместе с такими союзниками, как Япония, могла бы использовать усовершенствованные системы большего радиуса действия, способные перехватывать китайские крылатые ракеты и уничтожать новейшие самолеты. Не являясь частью «первой цепи островов», Вьетнам уже начал расширять свой потенциал в воздушном пространстве, и это может способствовать совместным оборонным усилиям.

Также стоит задача по лишению НОАК морского контроля, который она должна наращивать для проведения наступательных операций против островов. Высокопоставленные члены Конгресса предлагают армии США подумать о возрождении артиллерийских подразделений для береговой обороны, от которых отказались после Второй мировой войны. Идея проста и кажется убедительной. Вместо того чтобы рисковать военными кораблями в зоне досягаемости НОАК или перенаправлять подлодки с приоритетных направлений, американцы и их союзники могли бы использовать сухопутные войска, базирующиеся вдоль «первой цепи островов» и вооруженные мобильными пусковыми установками и противокорабельными крылатыми ракетами, чтобы выполнять те же задачи. Именно так поступила Япония, разместив пусковые установки противокорабельных крылатых ракет на островах Рюкю во время военных учений. Аналогичные системы развернул Вьетнам. Другие страны могли бы последовать их примеру – самостоятельно или при финансовой, обучающей и технической поддержке Соединенных Штатов.

Еще одна задача, которой могли бы заняться сухопутные войска США и союзников, – морские мины. Традиционно военные корабли закладывают мины или обезвреживают их, чтобы ограничить или обеспечить проход через узкие проливы. Хотя разминирование останется преимущественно функцией ВМС, сухопутные войска, особенно если они будут дислоцированы вблизи ключевых проливов, связывающих Восточно-Китайское и Южно-Китайское моря с океаном, способны играть более заметную роль в установке мин. Обладая возможностью закладывать морские мины с наземных баз с помощью ракет малого радиуса действия, вертолетов и барж, сухопутные войска могут сделать значительные морские районы недоступными для китайских ВМС. Минные поля в «узких горлышках» вдоль «первой цепи островов» серьезно затруднят продвижение китайских военных кораблей и помешают беспокоить ВМС союзников. В то же время береговые батареи противокорабельных ракет сделают операции по разминированию очень рискованными для кораблей НОАК.

В долгосрочной перспективе сухопутные войска смогут также поддерживать операции против растущего подводного флота НОАК. Главное для подлодки – оставаться незамеченной; при обнаружении она должна избегать контакта, в противном случае ей грозит уничтожение. Установив низкочастотные и акустические датчики в водах в районе «первой цепи островов», США и их союзники улучшат возможности обнаруживать подлодки НОАК. Тогда береговые артиллерийские подразделения используют ракеты-торпеды, чтобы заставить субмарины прекратить поход и уйти.

Если Китай атакует союзника или партнера Соединенных Штатов, даже небольшой контингент американских сухопутных войск поможет местным силам оказать решительное сопротивление. Современные конфликты в Юго-Восточной Азии и на Ближнем Востоке показали, чего могут добиться небольшие нерегулярные сухопутные подразделения при наличии современного вооружения и грамотных советников. Благодаря американским советникам и авиации армия Южного Вьетнама смогла противостоять полномасштабному наступлению превосходящих по численности войск Северного Вьетнама в 1972 году. Спустя почти 30 лет, в 2001-м, небольшой контингент сил специального назначения США при содействии штурмовой авиации помог «Северному альянсу» нанести поражение «Талибану» в Афганистане. В 2006 г. боевики «Хезболлы» в Ливане при поддержке иранских советников воевали с израильской армией, и через месяц ситуация зашла в тупик.

Аналогичные действия американских сухопутных войск в Тихоокеанском регионе могут превратить захват и оккупацию территории в чрезвычайно затратное предприятие для Китая, особенно если местные силы будут иметь современную подготовку и вооружение. Наличие высокоточных реактивных снарядов и ракет малого радиуса действия, а также ПЗРК максимально повысят эффективность партизанских отрядов сопротивления.

Взяв на себя больше ответственности за лишение НОАК контроля в воздухе и на море, который необходим для наступательных операций, сухопутные войска позволят ВВС и ВМС США и союзников сосредоточиться на задачах, которые могут выполнить только они – например, дальнее наблюдение и нанесение авиаударов. Если сдерживание провалится, воздушные и морские силы окажутся жизненно необходимы для защиты «первой цепи островов» и лишения НОАК преимущества. Например, НОАК может сконцентрировать силы в любой точке вдоль «первой цепи островов» гораздо быстрее, чем американцы и их союзники, войска которых рассредоточены на большой территории. Кроме того, Китаю не нужно искать компромисс между противоречивыми национальными интересами. (В случае нападения на один из «островов первой цепи» другие страны скорее всего захотят оставить войска на месте, чтобы защитить свою территорию.) Освободив ВВС и ВМС Соединенных Штатов от участия в лишении Китая контроля в воздухе и на море, сухопутные войска позволят им находиться в резерве и быть готовыми к быстрой передислокации для защиты уязвимого звена в цепи.

Чтобы политика сдерживания оказалась успешной, необходима и реальная угроза ответного удара, и в этом сухопутные войска тоже могут помочь. В настоящее время американское вооружение, предназначенное для нанесения точного ответного удара, находится на уязвимых передовых авиабазах и авианосцах. Пентагон планирует решать проблему, строя новые подлодки и стратегические бомбардировщики «стелс», но стоимость этих проектов очень высока, особенно учитывая сравнительно небольшую боевую нагрузку. Сухопутные войска, напротив, предлагают более дешевый способ повысить огневую мощь. В отличие от ВВС и ВМС, сухопутным войскам не нужно возвращаться на дальние базы, чтобы пополнить боезапас. Они обладают большим боезапасом, чем любой бомбардировщик или военный корабль, и готовы поместить вооружение в бункеры, которые надежнее защищены от атак.

Кроме того, в случае конфликта НОАК в состоянии воспользоваться асимметричным преимуществом – значительным арсеналом баллистических ракет средней и меньшей дальности наземного базирования. США, подписавшие Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, не могут использовать такое оружие. Однако оснастив сухопутные войска относительно недорогими ракетами разрешенной дальности и разместив их на «островах первой цепи», чтобы снизить расходы на доставку ракет на большие расстояния, Вашингтон вместе с союзниками сможет решить проблему дисбаланса при относительно небольших затратах. И если сухопутные войска окажутся не в состоянии оперативно отреагировать на прорыв обороны одного из островов цепи, подразделения на соседних островах быстро перенацелят ракеты на район, оказавшийся в опасности.

Возможно, главная уязвимость «первой цепи островов» связана с американскими армейскими сетями – важнейшими системами, которые управляют всем: от направления и отслеживания войск и их снабжения до наведения оружия. В настоящие время работа этих систем в значительной степени зависит от спутников и беспилотников без технологии «стелс», которые могут стать целями для НОАК. Лучший способ снизить риски – создать коммуникационную сеть из оптоволоконного кабеля, проложенную под землей и по морскому дну. Это позволит разрозненным подразделениям безопасно передавать и получать данные от укрепленных командных центров на суше. Базирующиеся на островах подразделения ПВО и морского контроля, а также противокорабельные минные поля обеспечат защиту кабелей, проложенных между островами.

ИСКУССТВО ВОЗМОЖНОГО

Как и любая оперативная концепция, архипелажная оборона может столкнуться с несколькими препятствиями. Два основных – это финансы и геополитика, т.е. предполагаемые затраты и готовность стран «первой цепи островов» к сотрудничеству. Несмотря на стоимость нового проекта, военные эксперты в США начинают понимать, что планируемое сокращение бюджета Пентагона не соответствует текущей все более опасной обстановке. Комиссия по национальной обороне, в которую входят военные эксперты обеих партий, недавно рекомендовала администрации Обамы и Конгрессу вернуть военные расходы на уровень, первоначально заявленный в бюджете Пентагона на 2012-й финансовый год. Если эти рекомендации будут приняты, ресурсы Пентагона в ближайшие 10 лет существенно возрастут.

Пентагон может привести следующий аргумент: инвестирование средств в архипелажную оборону в будущем принесет плоды и за пределами западной части Тихого океана. Например, так называемая доктрина «воздушно-наземной операции», разработанная в 1970-е гг. для сдерживания атак Организации Варшавского договора на НАТО, оказалась эффективной не только в Центральной Европе, Америка и ее союзники в модифицированной форме использовали ее во время войны в Персидском заливе в 1990–1991 годах. Аналогичным образом Пентагон сможет использовать многие возможности архипелажной обороны для защиты других ключевых регионов, включая союзников и партнеров в Персидском заливе и на Балтике.

Если Министерство обороны не добьется увеличения бюджета, оно все равно сможет произвести изменения, чтобы лучше соответствовать нынешней ситуации в мире. Приведем пример: Пентагон по-прежнему выделяет значительный контингент сухопутных войск для защиты Южной Кореи от атак КНДР. Однако масштабное вторжение маловероятно; главная угроза состоит в том, что Пхеньян в силах нанести ракетный удар, используя ядерные или химические боеголовки. В любом случае население Южной Кореи в два раза превышает население страны-противника, а подушевой доход выше более чем в 15 раз. Сеул может и должен взять на себя большую часть затрат на собственную защиту от традиционного наземного вторжения.

Даже при наличии необходимых ресурсов иметь дело с целой группой региональных союзников – безусловно серьезный вызов. Американским сухопутным войскам придется выполнять разные задачи в зависимости от страны. Япония обладает значительным военным потенциалом и может усилить сухопутную оборону без поддержки США. На Филиппинах, напротив, американским войскам скорее всего придется взять на себя более существенную роль. В обеих странах увеличение численности армейских частей Соединенных Штатов обеспечит определенный уровень доверия, который не создают ВВС и ВМС, так как их можно быстро вывести. Тайваню, учитывая отсутствие дипломатических отношений с Вашингтоном, придется обходиться практически без американской помощи.

Некоторые страны, в частности Япония и Вьетнам, уже продемонстрировали серьезность намерений по поводу укрепления своих рубежей, которое потребуется для архипелажной обороны. Другие страны за пределами «первой цепи островов», включая Австралию и Сингапур, кажется, готовы оказать логистическую поддержку. НАТО потребовалось более 10 лет, чтобы обеспечить эффективное неядерное сдерживание стран Варшавского договора. Очевидно, что США и их союзникам не удастся создать архипелажную оборону за один день.

Приняв эту стратегию сейчас, Вашингтон и его друзья смогут распределить расходы на создание такой обороны. А пока, учитывая продолжающееся военное соперничество в регионе, Соединенные Штаты и их союзники должны прилагать максимум усилий для сохранения региональной стабильности и процветания. Конечно, архипелажная оборона – не панацея от всех форм китайской агрессии, так же как натовская доктрина неядерного сдерживания не сняла всех угроз, которые представляли национально-освободительные войны и наращивание ядерного арсенала Москвы. Но создание такой системы является важнейшим – и давно назревшим – первым шагом в противодействии ревизионистским амбициям Китая.

Китай. США. Азия > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 7 июня 2015 > № 1395132 Эндрю Крепиневич

Глава афганской миссии НАТО генерал Джон Кэмпбелл заявил, что НАТО продолжит консультировать и помогать афганским силам безопасности в рамках миссии «Решительная поддержка», сообщает информационное агентство «Хаама Пресс».

Особые надежды генерал возлагает на авиацию. Как известно, в прошлом месяце впервые после падения режима «Талибана» Академия ВВС Афганистана выпустила 184 новых сотрудника.

В программу обучения были включены уроки английского языка, курс авиации и религиозные занятия.

Многие из выпущенных офицеров продолжат карьеру в должности пилота, в то время как оставшиеся займут должности в отделах технического обслуживания и управления.

В настоящее время в распоряжении ВВС Афганистана находятся около 100 самолетов. В марте США предоставили афганским силам 6 вертолетов модели MD-530F.

Ожидается, что в рамках контракта с США в этом году в распоряжение афганской авиации поступят 20 вертолетов данной модели.

Помимо MD-530F, в Афганистан планируется поставить 20 легких самолетов-штурмовиков модели А-29, которые, по планам Пентагона, должны заменить вертолеты Ми-35, срок эксплуатации которых истекает в конце 2016 года.

Туркменистан в качестве гуманитарной помощи построит в Афганистане родильный дом, сообщают местные СМИ.

На заседании правительства президент Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедов подписал постановление о строительстве родильного дома в поселке Тургунды западной афганской провинции Герат.

Строительством будет заниматься афганская фирма «Haji Lal Mohammad Farahi Construction. CO». Предполагается, что в учреждении будет 20 родильных мест.

Напомним, что во время встречи в январе этого года президенты Афганистана и Туркменистана Мохаммад Ашраф Гани и Гурбангулы Бердымухамедов договорились о взаимовыгодном сотрудничестве двух стран.

Грузия будет разочарована, если на саммите НАТО останется без ПДЧ

Тинатин Хидашели - министр обороны Грузии, автор научных статей и книг.

Михаил Вигнанский - журналист и политический аналитик.

В августе в Грузии откроется Учебный центр НАТО. МИД России заявил об “особой тревоге" в связи с намерениями Североатлантического альянса по созданию в Грузии "полевой инфраструктуры и проведению регулярных военных учений на грузинской территории". Министр обороны Грузии Тинатин Хидашели (впервые в грузинской истории пост руководителя военного ведомства женщина заняла весной этого года) заверяет, что России незачем опасаться, но при этом Тбилиси не намерен отказываться от курса в НАТО.

- В конце августа Грузию посетит Генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг. Центр Альянса будет открыт с его участием?

- Генсек прибывает в страну, которая является давним и надежным партнером Альянса. В страну, которой еще в 2008 году, на Бухарестском саммите, было обещано членство в НАТО. В страну, которая под зонтиком НАТО активно участвует в различных миссиях, в том числе в Афганистане. Мы предложили использовать эту возможность и презентовать Учебный центр, его концепцию. Тогда и расскажем конкретно, кого именно и как там будут готовить. Непосредственно Центр заработает в сентябре.

- Советники НАТО, которые должны координировать работу центра, уже на месте?

- Основная группа уже прибыла и разместилась. Мы надеемся, что этот процесс завершится к концу июля, когда кураторы всех направлений уже будут здесь. На постоянной основе в Грузии будут находиться восемь офицеров НАТО. Но будет еще большая группа советников, которые будут посещать Грузию по мере необходимости.

- Согласно решению прошлогоднего Уэльского саммита НАТО, это совместный Центр. Кто в ответе за финансирование?

- В основном это наши обязательства. Мы получим помощь по менеджменту, тренингам, логистике. Но что касается, скажем так, физического учреждения Центра и его функционирования - это наша ответственность. То есть обе стороны демонстрируют мотивацию в равной степени. Что касается бюджета, пока не могу уточнить, это зависит от различных факторов. Мы не скрываем, просто что-то еще уточняется.

- России не нравится появление Центра НАТО у ее границ.

- Ну, российская власть в целом недовольна существованием независимого Грузинского государства. Но это ничего не меняет.

Кстати, украинские уроки, да и пример Молдовы, показали, что не имеет значения, какого типа делаются заявления государствами, куда они намерены интегрироваться.

Когда Россия решает привести в действие государственную машину, она делает это. Вне зависимости от того, кто, например, находится во власти в Грузии и какое там видение.

- А какое у Вас видение перспектив отношений с Россией, разорванных после войны 2008-го?

- Хочется верить в рационализм. Отношения Тбилиси и Москвы - это часть большой геополитики. А мир стоит сегодня перед очень серьезной угрозой терроризма со стороны "Исламского государства", в том числе и на Северном Кавказе. Ни у кого, в первую очередь у России, нет комфорта не осознавать это. То есть это не должно позволить России вступать в конфронтацию со своим естественным союзником против такой террористической угрозы - с Западом, так как сама Россия может оказаться перед серьезнейшим вызовом. Я думаю, что, очевидно - в России осознают масштаб этих новых угроз. Поэтому надеюсь, что проявится такая ось для партнерства Запада и России именно в сфере совместной борьбы с терроризмом.

- До открытия Центра вы посетите США.

- В середине августа. Там есть комплекс важных тем для обсуждения. Мы сотрудничаем министерствами, плюс еще есть подписанная несколько лет назад Хартия о стратегическом партнерстве Грузии и США. Познакомлюсь с коллегой - Эштоном Картером. У нас горячее лето - 14 июля приезжает председатель Европейского Совета Дональд Туск, про август вам уже известно.

- Будете просить в США поддержать предоставление Грузии на саммите НАТО в Варшаве через год "Плана действий по членству"?

- Это тоже.

- Получив назначение, Вы сразу же обозначили, что предоставление этого плана Варшавским саммитом - Ваша основная цель. Но еще и до войны 2008-го, а тем более после нее "Старая Европа" скептически к этому относилась.

- У меня нет таких ощущений. Я пока не видела заявлений каких-либо официальных лиц о том, что Грузия недостойна членства в НАТО. Ярким подтверждением меняющегося доверия к Грузии стала продажа в июне Францией нам самых современных средств ПВО, которые вскоре поступят в страну. Они беспрецедентно защитят грузинское небо.

Вот если взять обсуждение в Евросоюзе санкций против России, там в период дискуссий тоже разные мнения, но потом все голосуют единогласно. Я уверена в таком же единодушии в НАТО и ЕС по отношению к избранному Грузией курсу. Главное, чтобы мы сами были аргументированы. Нам надо еще много поработать перед Варшавой. Еще мы, напомню, заявили, что примем участие в формирующихся Силах быстрого реагирования НАТО. Каким будет наше представительство, определится во время переговоров. С нашей стороны зафиксирована политическая воля.

- Кстати. Кроме систем ПВО Грузии были нужны и современные противотанковые средства.

- Работаем и над этим, но пока не скажу с кем.

- Избавляетесь от советской и российской военной техники?

- Это наша окончательная задача.

- Не только страны Запада, но и, скажем, Израиль прерывал с Грузией после 2008-го военно-техническое сотрудничество.

- Сейчас Израиль вкладывает, только на первом этапе, 80 миллионов долларов в строительство в Грузии гражданских самолетов. Ведем переговоры с Израилем и по моей сфере.

- Вернемся к НАТО - Североатлантический альянс пока расширится пока Черногорией.

- Для нас очень важно и ценно, что НАТО открыло двери для этой страны. Это отчетливый сигнал скептикам, которые сомневаются в том, что НАТО продолжает политику открытых дверей. Цикл расширения НАТО не должен прерываться, это вселяет в нас оптимизм.

- На референдуме 7 лет назад три четверти граждан Грузии поддержали вступление в НАТО. Каков процент сторонников этой идеи ныне?

- Полагаю, такой же. Это более чем в два раза выше, чем в Черногории.

- Если Грузия не получит в Варшаве ПДЧ, это вызовет скепсис в внутри страны?

- Это вызовет здесь большие разочарования. Утраченные надежды. Будут думать, что кто-то вот решает за нас.

- Как будет, на Ваш взгляд, развиваться ситуация на Украине?

- В рамках июньского министериала НАТО я встречалась в Брюсселе с украинским коллегой и их руководителями Генштаба. В целом у нас регулярные контакты. Они не думают, что там все закончено. Но тогда неужели у дипломатии в 21-м веке нет смысла?! Тем более когда миру брошены такие глобальные вызовы, о которых я уже говорила?! Я все же с оптимизмом смотрю на потенциал Вашингтона и Брюсселя.

- Грузия помогает Украине в этом конфликте?

- В военном смысле никак.

- А как вы смотрите на то, что там добровольцы из Грузии?

- Я не рассматриваю это как проблему. Человек волен в своем выборе. Если твой бывший президент теперь губернатор региона, почему там не могут сражаться твои граждане? Это их выбор. Индивидуальное решение. Мы не контролируем его.

- Михаил Саакашвили был не только президентом Грузии. но и Верховным Главнокомандующим. Сейчас он гражданин другого государства и служит ему. Нет опасности, что он может выдать какие-то военные тайны?

- Уже одно то, что он был Главковерхом, представляло серьезную опасность для нашей страны. Так что сейчас эта опасность не выше, чем тогда. Он сегодня не наша головная боль, к счастью. Но он станет головной болью дружественного украинского государства, уверена.

Саакашвили - это безответственность огромного масштаба.

Мы же как государство достаточно сильны, чтобы он не принес нам вред.

- Его политические перспективы в Грузии?

- Мертвые не оживают.

- Какие у Вас отношения с другими соседями по региону?

- Осенью встретимся с министрами обороны Азербайджана и Турции, обсудим планы на 2016-й год, в том числе по совместным учениям. В Брюсселе я поговорила с министром обороны Армении.

- В Армении российская военная база, она может быть угрозой безопасности Грузии?

- Любая российская база у наших границ таит в себе опасность.

- В Европе несколько женщин - министров обороны. Легче находить общий язык с ними?

- Я уже встретилась с некоторыми такими моими коллегами. Давно знаю министра обороны Голландии. Посмотрим, не исключено, наметим какие-то общие планы.

Грузия > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 6 июня 2015 > № 2906352 Тинатин Хидашели

«Демократизм» против демократии

Александр Лукин

Постбиполярный мир: мирное сосуществование или хаос

А.В. Лукин – доктор исторических наук, руководитель департамента международных отношений НИУ «Высшая школа экономики».

Резюме Россия вряд ли может позволить себе неограниченную конфронтацию. Гораздо более азумный курс – попытаться создать альтернативу Евросоюзу в рамках Большой Европы.

Исследование осуществлено при грантовой поддержке факультета мировой экономики и мировой политики НИУ «Высшая школа экономики» в 2015 году.

На рубеже ХХ и ХХI веков биполярная система, господствовавшая после Второй мировой войны, рухнула в результате саморазрушения одного из полюсов. После краха советского центра силы, вызванного не войной, а давлением и внутренними проблемами, наступил период триумфа Запада.

Соединенные Штаты и их союзники могли взять на вооружение сбалансированный курс, опереться – с лидерских позиций – на улучшение отношений с крупными мировыми игроками. Россию, например, тогда вполне было возможно в значительной степени интегрировать в западную систему. Однако в интеллектуальном пространстве США и Европы верх взяла идеология, которую можно назвать «демократизмом» – своеобразное и однобокое соединение политического либерализма, концепции «фундаментальных прав человека», просвещенческого секуляризма и отдающих колониализмом теорий западного превосходства. В результате Запад попытался силой навязать миру собственную модель, выдавая ее за универсальную, а идеология, родившаяся из победы над тоталитарными системами ХХ века, сама стала приобретать тоталитарные черты.

Тоталитарный крен победителей тоталитаризма

Фундаментальные принципы внешней политики, основанной на идеях «демократизма», просты. Лучший путь присоединить все «варварские» народы и страны к миру «свободы и демократии» – подчинить их политическому влиянию через экономические и политические союзы. Для этого к власти должны прийти силы, ориентирующиеся на Запад, чему необходимо всячески способствовать. Если эти силы не вполне отвечают «демократическим» стандартам – не страшно. Пусть сначала подчинятся экономически и политически, а затем их «дотянут».

После распада СССР Запад избрал путь, основанный не на реализме, а на этой идеологии. Его лидеры почувствовали себя победителями, которым не нужно считаться с интересами других: ведь мир и так скоро упадет к их ногам, так как все народы мечтают слиться с Западом на основе единственно верных всеобщих «универсальных» ценностей. Между тем в большей части мира значительную часть этих ценностей не принимали, не без основания считая их идеологическим прикрытием навязывания Западом миру своей гегемонии. Кроме того, многие постулаты прямо противоречили традиционной культуре и господствующим верованиям других крупных цивилизаций.

Запад переоценил себя в двух смыслах: политическом и культурном. Мир оказался гораздо более сложным, а его ценности – гораздо более разнообразными, чем их представляли себе западные лидеры, опьяненные успехами, но ограниченные собственной идеологией. Но в западных столицах, особенно в Вашингтоне, продолжали вести себя так, как будто «история кончилась»: продавливая свое видение мира и даже внутреннего устройства стран и целых регионов, которые вовсе не желали вестернизироваться. Эта политика привела к хаосу в Ираке, Египте, Сирии, а затем и на Украине.

Некоторые западные наблюдатели задним числом увидели эту тенденцию. Так, известный американский внешнеполитический аналитик Ричард Хаас пишет, что действия США усугубили всемирный беспорядок: «порядок развалился в результате сплава трех тенденций. Сила в мире распределилась между большим количеством игроков. Снизилось уважение к американской экономической и политической модели. А выбор конкретной политики, особенно на Ближнем Востоке, породил сомнения в рассудительности Америки и в том, что угрозы и обещания Соединенных Штатов заслуживают доверия. Чистый итог заключается в том, что, хотя абсолютная сила и мощь США остаются значительными, их влияние уменьшилось».

Если Хаас говорит только о внешнеполитических просчетах, Генри Киссинджер фактически указывает на рост идеологизированности американской политики как на одну из причин неудач. «Прославление универсальных принципов, – пишет он о внешней политике США, – должно быть соединено с признанием реальности истории, культуры и представлений о безопасности народов других регионов планеты», т.к. история «не гарантирует успех даже самым возвышенным убеждениям в отсутствие целостной геополитической стратегии».

В одном из докладов Европейского совета по международным делам (авторы – Иван Крастев и Марк Леонард) утверждается, что уклад жизни ЕС, который европейцы приняли за универсальную модель будущего всего мира, был исключением: «Европейцы хорошо осознавали особый характер своей системы, но были убеждены в ее универсальности… Претензия новой европейской идеи одновременно на исключительность и универсальность сделала невозможным для европейцев принятие альтернативных проектов интеграции на континенте».

Конечно, между Соединенными Штатами и Евросоюзом есть тактические разногласия. США, будучи отдаленной от Европы и самой мощной державой Запада, мало озабочены реальными последствиями своих действий. Вашингтон выступает за более чистое воплощение идеологических целей, не считаясь с европейскими издержками. Кроме того, курс на расширение военных операций по всему миру, раздувание различных угроз позволяет консолидировать доминирование Соединенных Штатов над Европой. В самой Европе есть чисто проамериканские круги, но есть и те, кто хотел бы превратить ее в самостоятельный или хотя бы автономный центр силы. Для этого конфронтация с другими центрами силы в мире не нужна и даже вредна.

Но в целом США и Европу, а также, например, более отдаленные Австралию, Новую Зеландию и в меньшей степени Японию нужно рассматривать как единое сообщество, объединенное прежде всего общей идеологией «демократизма»: стремлением навязать собственную модель всему миру. В обозримом будущем внешнюю политику этого все еще самого мощного центра силы определит противоречие между растущими идеологическими амбициями и снижающимся относительным потенциалом.

Популярность западной модели и западной идеологии была основана прежде всего на том, что, как считали в значительной части незападного мира, особенно после Второй мировой войны, она обеспечивает наивысший уровень благосостояния. Свобода, конечно, привлекательна для части населения небогатых и диктаторских государств, но не за счет благосостояния. Мощный рост китайской экономики в конце ХХ – начале ХХI веков, а также экономический и политический крах многих государств, которым США и Евросоюз пытались навязать собственную модель (Россия 1990-х гг., Ирак, Ливия и др.), заставили усомниться в универсальности западных лозунгов «демократизации», «рыночной экономики» и «свободной торговли».

Подобное ранее случилось с другой тоталитарной идеологией – советской, а вместе с ней и «мягкой силой» СССР после Второй мировой войны, а особенно в 70–80-е гг. ХХ века. Коммунистические идеалы, пользовавшиеся популярностью во всем мире, в том числе в Европе и Америке, особенно в период антифашистской борьбы и деколонизации, поблекли, когда выяснилось, что экономически в третьем мире советская модель не работает, а ведет лишь к созданию коррумпированных диктаторских режимов и застою. Советские военные интервенции в Венгрию (1956), Чехословакию (1968) и Афганистан (1979) заставили усомниться в искренности Москвы относительно создания лучшего мира, породили новое отношение к советской идеологии как к прикрытию геополитических интересов.

В действительности и в СССР, и на современном Западе геополитические цели сложно отделить от идеологических. Все тоталитарные идеологи считают, что навязываемая ими высшая и наиболее прогрессивная политическая модель гарантирует процветание и счастье, а осуществлять ее наиболее эффективно можно с использованием, как говорили в СССР, «братской помощи» «прогрессивных» государств, то есть под их политическим контролем. Поэтому установление контроля над максимальным количеством стран и забота об их счастье путем навязывания единственно верной модели развития в этой конструкции неразделимы.

Пока будет происходить процесс адаптации «демократизма» к новым реалиям (а это займет годы), вряд ли можно рассматривать Запад как источник мира и стабильности. Напротив, его политика останется основным источником мировых конфликтов, которые будут особенно часто возникать на территориях, пограничных с другими, незападными центрами силы, придерживающимися иных ценностных установок.

Только геополитика, ничего личного

В связи с событиями на Украине Россия окончательно отказалась следовать в фарватере Запада и вступила в конфронтацию, начав политический и экономический поворот к незападному миру. Постсоветский консенсус между Западом и Россией был основан на предположении, что обе стороны двигаются к более тесному сотрудничеству, с пониманием относятся к интересам друг друга и идут на взаимоприемлемые компромиссы.

Россия старалась выполнять эти условия. Не отказавшись полностью от идеи национальных интересов, она показывала, что готова ими частично жертвовать ради сотрудничества с «цивилизованным миром». Однако последний, несмотря на обилие ободряющих слов, мыслил категориями собственной победы в холодной войне. Запад включал в сферу своего влияния все больше стран, передвигал военные объекты все ближе к российской границе, в том числе и на территорию ее традиционных союзников. Когда очередь дошла до Украины, Россия взорвалась.

Новая Россия отвергла советскую и любую другую тоталитарную идеологию. Она не пытается навязать свою политическую модель другим. На Украине, как и повсюду вокруг своих границ, Россия ведет борьбу не за установление там модели какого-то идеального общества, а за чисто геополитические цели, связанные с выживанием в условиях хаотического и опасного мира. Она стремится не быть окруженной, не подпасть под политический контроль США и их союзников, сохранить дружественные ей или хотя бы нейтральные режимы у соседей.

Соединенные Штаты и Запад в целом рассматривают конфликт как крайне опасный, хотя и локальный. Москва фактически подрывает глобальный западный проект мирового развития: постепенного подключения всех стран мира к западному проекту на условиях Запада, то есть в качестве «учеников», старательно пытающихся подняться до уровня западных стандартов. Локален же он потому, что Россия – не самый серьезный вызов на этом пути, хотя и наиболее острый в настоящее время. В долгосрочной перспективе формирование многополярного мира в целом вызывает у Запада гораздо большую тревогу. Неясно, как вестернизировать огромный Китай, да и с Индией, Бразилией и многими другими центрами силы не все складывается идеально.

Обаяние модернизации без демократии

В долгосрочном плане возвышающийся Китай представляет собой гораздо больший вызов западной идеологии мирового господства, чем все еще довольно слабая Россия. Китай – вторая экономика и самая густонаселенная страна мира – представляет угрозу не военной мощью, которая пока несравнима с американской и даже с российской. Но КНР удалось сделать то, чего не смог СССР, – построить эффективную экономику, не основанную на политической модели Запада. Более того, Китай настолько взаимосвязан с экономиками Соединенных Штатов и Евросоюза, что в случае осложнений будет крайне сложно принять против Пекина меры, которые были приняты против России. Возможно, в открытой конфронтации объединенному Западу и удастся одолеть Китай, но это очень дорого обойдется мировой экономике.

Сам Пекин активизирует внешнюю политику. Первый этап активизации сводился к стремлению убедить соседей и весь мир в том, что усиление страны не угрожает их интересам. В этом смысл концепции «мирного подъема», выдвинутой в 2003 г. Ху Цзиньтао. Из-за опасений относительно термина «подъем» она затем была заменена теориями «мирного развития» и строительства «гармоничного мира».

При Си Цзиньпине Пекин перешел от защиты к наступлению. Новый лидер выдвинул амбициозные планы создания «Экономического пояса Шелкового пути» и «Морского шелкового пути». Их экономическое содержание пока не вполне ясно, но очевиден политический смысл: Китай выдвигает собственные, альтернативные западным, концепции развития ряда азиатских регионов. Пекин предлагает концепцию соразвития, подкрепленную значительными материальными ресурсами. Он говорит: подключайтесь не к ареалу «демократизма», а к зоне «Шелкового пути». Присоединение ряда союзников США, несмотря на возражения Вашингтона, к предложенному Пекином Азиатскому банку инфраструктурных инвестиций показывает серьезную привлекательность китайских проектов.

Другое свидетельство внешнеполитической активизации – часто раздающиеся в Китае призывы пересмотреть концепцию «таогуан янхуэй» (держаться в тени и стараться ничем не проявлять себя), выдвинутую Дэн Сяопином в начале 90-х гг. ХХ века. Игорь Денисов делает вывод, что «в современном китайском политическом дискурсе четко прослеживается как преемственность внешней политики…, так и стремление придать китайской дипломатии более инициативный характер, что в перспективе должно вывести КНР в число государств, устанавливающих правила игры в соответствии со своими возросшими интересами». И хотя, по его мнению, принцип ограничения стратегического планирования, прежде всего вопросами, затрагивающими «ключевые интересы», не изменился при Си Цзиньпине, сама сфера ключевых интересов постоянно расширяется. Если в годы правления Дэн Сяопина к ним относились лишь проблема Тайваня и контроля над Тибетом и Синьцзяном, то сегодня это уже и защита китайской позиции в территориальных спорах с Японией вокруг островов Дяоюй (Сенкаку), и конфликт в Южно-Китайском море. А некоторые эксперты относят к ключевым интересам и необходимость обеспечить Китаю возможность занять достойное место в мире в целом.

Главным препятствием, по широко распространенному в КНР мнению, являются США. Вашингтон, как считают большинство китайских аналитиков, старается сдерживать Китай, видя в нем основного конкурента. Для этих целей Соединенные Штаты при помощи союзников и дружественных государств пытаются окружить Китай в военном и стратегическом отношении, настраивают против него соседей, раздувая теорию «китайской угрозы». В одной из книг китайского военного аналитика Дай Сюя утверждается, например, что окружение уже удалось почти со всех сторон, за исключением России и Центральной Азии.

Хотя некоторые и предлагают более активные меры по прорыву окружения, например, за счет строительства военно-морских баз за рубежом или привлечения армии к защите зарубежных капиталовложений, официальная позиция пока гораздо мягче. Характерно отношение китайских аналитиков к идее «глобального управления». Считая его нынешнюю теорию и практику западной конструкцией, призванной защищать доминирование США и Европы, в Китае не предлагают подорвать или ликвидировать систему, но выступают за ее реформирование так, чтобы КНР и другие незападные государства получили бы в ней достойное представительство.

В целом Китай не заинтересован ни в конфронтации с кем бы то ни было, ни в революционном изменении мировой системы, однако намерен настойчиво и последовательно содействовать ее эволюции в более выгодную для себя сторону.

КНР, как и Россия, далеко ушла от коммунистического глобального тоталитаризма, не стремится навязывать другим государствам собственную модель развития. При этом экономические интересы страны все больше выходят за пределы собственной территории. И само это стремление, подкрепленное экономическими успехами и серьезными финансовыми ресурсами, ростом популярности китайской модели модернизации без демократии у авторитарных лидеров развивающихся стран, представляет вызов идеологии «демократизма».

Конечно, на Западе многие рассматривают китайский опыт как один из частных случаев теории модернизации. Китай, мол, в принципе идет путем Японии и «азиатских тигров»: за экономической модернизацией должна последовать демократизация, как было в Южной Корее и на Тайване. В Пекине отвечают: КНР нельзя сравнивать с государствами другого калибра; будучи целой цивилизацией, он продолжит развиваться собственным путем, по традиционно китайским схемам. В последнее время в Китае появилось много статей о том, что и для мира в целом традиционные китайские концепции мироустройства гораздо полезнее, чем западные подходы.

Среди западных экспертов между тем снова распространились предсказания скорого краха коммунистического Китая. И хотя эти прогнозы в ближайшей перспективе представляются не более чем стремлением выдать желаемое за действительное, в более отдаленном будущем серьезные проблемы и даже кризис китайской системы власти вполне возможен. Но, как показывает опыт СССР и России, даже гипотетический крах коммунизма и длительный кризис вряд ли приведет к вестернизации такой огромной державы, как Китай, и ее подчинению западным интересам.

Умеренный не-Запад

Индия, Бразилия и ряд других государств постепенно превращаются в мощные центры незападного мира. Дели, как и Пекин, проводит самостоятельную внешнюю политику, стараясь поддерживать конструктивные отношения со всеми основными мировыми игроками. Являясь на протяжении веков мультикультурной и многоконфессиональной страной, она сохраняла общецивилизационное единство, основанное на уважении чужих мнений и традиций. Этот опыт стал основой индийской демократии, и его Индия хотела бы передать миру, желая видеть мировое устройство таким же плюралистическим, как и само индийское общество.

И этот идеал противоречит западной идеологии «демократизма». Совпадая с ним в уважении к демократии, он отрицает идею навязывания «прогрессивных» ценностей и моделей силой и наказания за отход от них. Кроме того, в моральном отношении Индия хотя и идет за Западом, но все еще гораздо более традиционна. Приход к власти в 2014 г. правительства лидера индуистской Бхаратия джаната парти Нарендры Моди еще укрепил чувство индийской миссии в мире и традиционалистские тенденции внутри страны.

Дели старается наладить связи с Пекином, так как этого требует экономическая необходимость. В то же время значительные проблемы в индийско-китайских отношениях сохраняются, в том числе территориальный спор. Но, что более важно, в случае с Китаем и Индией мир является свидетелем зарождения геополитических противоречий между двумя растущими незападными центрами силы, интересы которых сталкиваются, например, в нескольких островных государствах, которые ранее считались сферой влияния Индии, но сегодня стали объектом экономической экспансии Пекина (Мальдивы, Сейшелы, Маврикий, Шри-Ланка).

Бразилия, по данным за 2014 г., была седьмой экономикой мира, ее ВВП превышал показатель таких стран, как Италия или Россия. Два последних президента, Лула да Сильва и Дилма Руссефф, представляют левые силы, и именно в этом – основа нарастающих расхождений с США. Внешняя политика Бразилии во многом противоречит американской: она выступила против операций в Ираке и Ливии, за мирное решение сирийского конфликта, не одобряет санкций в отношении Ирана. Бразилия отказалась поддержать американский проект создания Американской зоны свободной торговли (АЛКА), что явилось одной из главных причин его провала. Соединенные Штаты часто критикуют бразильский протекционизм и якобы демпинг, а также нарушения прав интеллектуальной собственности, в то время как Бразилия обвиняет Вашингтон в приверженности «монетаристской» политике и провоцировании «валютных войн» против развивающихся рынков. По мере укрепления бразильского центра силы и возрастания его влияния в Латинской Америке и мире в целом противоречия с США будут возрастать, хотя экономическая необходимость, как и в случаях с Китаем и Индией, не позволит довести дело до острой конфронтации.

Сосуществовать мирно

Постбиполярный мир на нынешнем этапе можно было бы назвать промежуточным. Глобальное доминирование Запада, сложившееся после холодной войны, заканчивается, а многополярный мир еще не сложился и неизвестно, сложится ли окончательно. Новые центры силы будут пытаться создать вокруг своих границ зоны собственного влияния за счет сокращения влияния Запада, что, естественно, встретит ожесточенное сопротивление последнего (как это уже происходит в случае с Китаем и Россией). Более слабые незападные державы будут пытаться координировать свои действия (в рамках БРИКС, ШОС, АСЕАН).

Однако это не означает создание антизападного альянса. Там, где зоны влияния незападных центров силы столкнутся друг с другом, возможны острые конфликты (как намечающаяся борьба за сферы влияния между Китаем и Индией). Запад (в особенности США) использует это в своих целях. В связи со сложной структурой такого мира окончательное формирование реальной многополярности с несколькими приблизительно равными по влиянию центрами силы не является исторически неизбежным. Заметную роль в этой системе будут играть среднемощные или региональные центры силы, например Вьетнам, Южная Африка, Нигерия и др., имеющие собственные цели и взгляды на региональную политику. Они могут вступать во временные альянсы с более крупными центрами для достижения собственных локальных целей (как, например, Вьетнам, пытающийся использовать Вашингтон в территориальном конфликте с Китаем).

Роль России в переходном мире пока только намечается. Россия пытается стать крупным независимым игроком, позиционируя себя как центр евразийской интеграции. Однако неясно, хватит ли для этого ресурсов. В обстановке экономической зависимости от Запада Россия вряд ли может позволить себе неограниченную конфронтацию. Гораздо более разумный курс – позиционировать Россию и Евразийский союз как часть Большой Европы, но не проекта ЕС, попытаться создать альтернативу Евросоюзу в рамках Большой Европы. Такая цель более реалистична и приемлема для различных слоев российского населения и элит. Она вызовет симпатии тех кругов в Старом Свете, которых не устраивает доминирование США, и позволит продолжить экономическое сотрудничество с Европой. Больше того, Россия должна стать проводником европейских подходов и ценностей в Евразии. Такая теория существовала еще в XIX веке.

Речь, конечно, категорически не может идти о роли России как агента «демократизма». Для Евразии с ее собственными традициями приемлемы лишь самые базовые европейские ценности, обеспечившие общественный прогресс этой части континента на протяжении предшествующих столетий, но не сиюминутные увлечения в области секуляризма и морали, которые Европа пытается навязывать всем окружающим сегодня. Для Азии же, напротив, Евразийский союз мог бы стать «послом» в Европе. Здесь необходимо подчеркивать не только европейскую, но и азиатскую принадлежность России.

В постбиполярном мире сохранятся и даже обострятся глобальные проблемы, которые можно решать только общими усилиями: нехватка ресурсов, перенаселение, загрязнение окружающей среды, нераспространение оружия массового уничтожения и т.п. Смертельную угрозу для человеческой цивилизации в целом представляет терроризм.

Действенный механизм решения таких проблем можно создать, если основные центры силы договорятся о той ограниченной сфере, где их взгляды сходятся, и о том, что по всем другим вопросам они «соглашаются не соглашаться», не доводя дело до острой конфронтации. По сути это будет возрождение «мирного сосуществования» периода биполярности. Ее суть сформулирована еще во времена Никиты Хрущёва: не разделяя ни целей мирового развития, ни идеалов общественного устройства, мы отказываемся от войны друг с другом, пытаемся договориться по тем проблемам, по которым можно договориться. Для рабочих органов этого механизма больше всего подходят уже существующие институты глобального управления, прежде всего ООН с ее Советом Безопасности. Но это не означает неизменность системы, напротив, ее следует постепенно реформировать для достижения более адекватного представительства растущих центров силы.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 июня 2015 > № 1395137 Александр Лукин

Политика для всех?

Андрей Скриба

В поисках «правильных» национальных интересов

А.С. Скриба – научный сотрудник Центра комплексных международных и европейских исследований НИУ ВШЭ.

Резюме После исчезновения идеологической конкуренции национальные интересы утратили часть содержания. Сегодня России при формулировании политической повестки и стратегии развития нужно связующее звено между государством/элитами и гражданским обществом.

После распада Советского Союза подавляющее большинство стран, как казалось, пришли к консенсусу о безальтернативности демократического пути, и это позволило многим ученым и экспертам рассуждать о наступившей эре мира и добрососедства. Негласный консенсус сопровождался представлением о неизбежности постепенного «встраивания» развивающихся государств в западную систему, появились грезы о конце истории и торжестве западной либеральной демократии.

Однако уже в начале 2000-х гг. стало ясно, что развивающиеся и переходные страны хоть и признают высокую эффективность западных институтов, не собираются слепо их копировать. Культурная самобытность, религиозная специфика, да и устремления элит противоречили изменениям, которые еще недавно казались неизбежными. В итоге мир стал медленно, но неуклонно возвращаться к привычной конкуренции государств, у которых есть собственные и, естественно, противоречивые интересы.

Высокая мировая турбулентность, неотъемлемыми частями которой стали не только конкуренция, но и глобализация, демократизация, конфликт экономической выгоды и политической целесообразности, а также новые угрозы безопасности, заставили многие страны переосмыслять национальные интересы. Для одних это стало вопросом просто перераспределения приоритетов, от других же потребовало возрождения старой или поиска новой повестки, чтобы обеспечить выживание в стремительно меняющемся мире.

Не обошла стороной проблема национального интереса и новую Россию, которая на протяжении более чем двух десятилетий оставалась зажатой между своей исторической памятью и неудовлетворенностью, между давлением Запада и отставанием от бурно развивающегося Востока, между большими амбициями и невозможностью их реализовать. И наконец, что очень наглядно показал 2014 год, – между очевидным неприятием западного пути и отсутствием собственной эффективной и общепринятой модели развития.

Национальные интересы в теории

Хотя термин «национальные интересы» вошел в научный обиход еще в середине XX в., дебаты об их источниках и мотивационной природе ведутся и по сей день.

В первом случае речь идет о том, кто является источником власти и должен распоряжаться ею – общество (нация) или его институциональная надстройка (государство). Дискуссия берет начало в философских учениях Томаса Гоббса и Джона Локка. Гоббс утверждал, что государство должно стоять над обществом (хотя им же и создается) и охранять его от проблем, которые люди сами себе создают и которые, учитывая человеческую сущность, неискоренимы. Идеи Локка в этом смысле напрямую противоречили гоббсовским, поскольку ставили именно общество выше государства. По его мнению, раз люди формируют между собой общественный договор, результатом которого становится государство, они вправе требовать от государства такой политики, которую сами посчитают правильной и рациональной.

Получается, что есть два основных источника национального интереса. С одной стороны, это государственное руководство (элиты, лицо, принимающее решение), которое заинтересовано в сохранении своего властного положения. С другой – общество, у которого есть свой взгляд на происходящее в стране и мире. К тому, что эти источники сами не являются чем-то единым и монолитным, мы вернемся позже.

Что касается мотивационной природы национального интереса, то здесь также есть несколько объясняющих ее теорий. Реалистические теории ставят во главу угла защиту государства от внешних угроз. Основатель политического реализма Ханс Моргентау, который одним из первых связал национальный интерес с внешней политикой, наделил его такими составляющими, как национальная безопасность, территориальная целостность, невмешательство во внутренние дела. В аналогичном ключе рассуждали и другие реалисты – Джеймс Розенау, Уолтер Липман, Джордж Кеннан, Кеннет Уолц, Эдгар Фернисс.

Не меньшую популярность имели объективистские подходы, когда на население той или иной страны пытались посмотреть как на сообщество людей, связанных узами взаимного уважения и общими политическими ценностями. Объективность их национальных интересов определялась тем, что личные интересы отдельных индивидов отодвигались на второй план, пропуская вперед более глобальную общую цель, формулируемую, разумеется, с учетом объективных черт нации – культуры, религии, места проживания и пр. Самым известным таким подходом можно считать геополитику. Например, Фридрих Ратцель указывал на взаимосвязь интересов народа с пространственной базой государства, а Карл Хаусхофер развил эти идеи, которые в конечном счете нашли отражение во внешней политике гитлеровской Германии.

Хотя эти подходы были весьма популярны, некоторые ученые скептически относились к объективному началу национального интереса. Так, Жан-Батист Дюрозель видел принципиальную проблему в том, что любое размышление об объективном национальном интересе является субъективным. Арнольд Уолферс в духе современного конструктивизма указывал, что национальный интерес может означать разные вещи для разных людей. А Раймон Арон полагал, что плюрализм целей, средств и ресурсов, которыми располагают различные индивиды и группы внутри государств, не образует некую равнодействующую и не позволяет однозначно оценить «национальный интерес».

Другие подходы определяли национальные интересы как неотъемлемую составляющую дипломатии. Сами интересы превращались в более узкие цели и задачи, направленные на усиление государства. К ним могли относиться доступ к морским портам и размещение военных баз на чужих территориях, дружеские отношения с соседними странами и пр. В этом случае национальные интересы отделялись от более широких идеалов общества и интерпретировались как «государственные интересы».

Иногда ученые связывают национальные интересы с идеалистическим восприятием международных отношений. В одних случаях, когда речь идет об интересах государства, под этим подразумевается наиболее комфортная для него система отношений. Как правило, такой системой является баланс сил. В других примерах источником идеализма выступает общество, которое основой национального интереса видит принципы морали, а главным направлением внешней политики – решение глобальных проблем (либеральный подход).

Столь разные способы определения национальных интересов в конечном счете породили большое многообразие трактовок этого понятия. Среди наиболее популярных:

традиции и ценности общества, на которые опирается государственный лидер, выбирая внешнеполитический курс;

интересы, формирующиеся в процессе диалога власти и народа: государство обращается к обществу за их формулировкой, после чего переносит их на международный уровень для ведения переговоров;

цели наиболее влиятельной группы лиц, когда внешняя политика используется для легитимации их собственных интересов в ущерб интересам остальной части общества;

интересы, основанные на объективных качествах общества, включающие необходимость обеспечения безопасности и усиления государства (стоят выше международного порядка);

наиболее благоприятная внешняя среда, которая гарантирует каждому международному субъекту его суверенитет;

международное сообщество, построенное на принципах морали и взаимного уважения, которое стоит выше национального (государственного) интереса.

На первый взгляд, трактовки выглядят противоречивыми, хотя все они по-своему правильны. На практике национальные интересы представляют достаточно расплывчатое понятие, которое в той или иной степени включает в себя все перечисленное. Здесь есть и интересы правящей элиты, и ее желание обеспечить безопасность контролируемого ею государства, и учет интересов других, негосударственных акторов, как внутри страны, так и за ее пределами.

Главный вопрос – соотношение всех этих интересов. С одной стороны, важен контекст, в котором интересы формируются. Например, в напряженной международной обстановке вполне естественен приоритет безопасности государства над благосостоянием народа. Напротив, в мирное время общество и политики больше задумаются о том, как обеспечить экономическое процветание. В американских исследованиях проблема называется «вопросом порога» – при достижении какого уровня значимости тот или иной интерес обретает общенациональное и первостепенное значение.

С другой стороны, для каждого государства этот порог уникален, поскольку в определяющей степени зависит от уже сложившейся внутристрановой среды. Так, для диктатур и тоталитарных режимов открытость внешнему миру представляет большую угрозу, в то время как для либеральных демократий это – естественная необходимость. Аналогично в первом случае императив личной безопасности и удержания власти будет всегда превалировать над обеспечением экономического процветания. Таким образом, ключевое значение обретает иерархия людей, групп и их целей, которая определяется институциональной средой – политическими взаимосвязями и взаимозависимостями внутри страны.

История субъектности национальных интересов

Издревне политическое устройство государств было таково, что элита обладала практически полной монополией на национальные интересы. Можно вспомнить обоснования такого порядка вещей и у Гоббса, и у Никколо Макиавелли. Монархии или иные формы абсолютизма позволяли единолично принимать решения и навязывать их остальному обществу. Причем решения нередко содержали весьма большую долю конъюнктурности: заговоры и интриги, династические союзы и попросту личные амбиции.

Развитие капитализма и буржуазные революции, которые ознаменовали тектонические сдвиги в государственном устройстве, нанесли серьезный удар по абсолютизму. Монархическая власть была либо ограничена конституцией, либо вовсе ликвидирована в пользу иных форм правления. На смену старой аристократической когорте пришли владельцы крупного капитала (буржуа), которые лоббировали собственные интересы и активно влияли на внутреннюю и внешнюю политику. В результате сама политика переставала быть часто и непредсказуемо изменчивой, поскольку обретала широкий и долгосрочный фундамент в виде союза власти и капитала. Долгосрочными становились и национальные интересы, также получившие большее объективное содержание. Известна фраза лорда Пальмерстона, сказанная в середине XIX века, о том, что у Британии нет постоянных друзей или врагов, но есть постоянные интересы.

К началу XX столетия вслед за капитализацией началась и демократизация общественно-политической жизни. Новые политические системы предоставили гражданскому обществу более широкие права, и оно, наконец, смогло повлиять на национальные интересы. В одних случаях это было опосредованно, например, через электоральные кампании; в других – напрямую, когда граждане объединялись в группы (профсоюзы, общественные объединения и иные НПО) и становились вполне реальной политической силой.

На первый взгляд, изменения лишь обострили естественный конфликт общества и государства и затруднили нахождение общего знаменателя. И действительно, в молодых формирующихся политиях противоречия между интересами различных групп нередко вызывали кризисы, революции и даже гражданские войны, в которых рушились вековые державы.

Однако, с другой стороны, по мере стабилизации становилось ясно, что вовлечение в политический процесс большего числа внутренних игроков все же приблизило страны к нахождению общенациональной повестки «для всех», или по крайней мере заставило заняться ее поисками. И хотя естественная конкуренция между элитами и гражданским обществом не исчезла, установленные правила сделали и тех, и других более ответственными.

Элиты – как политические, так и экономические – поняли, что должны не только бороться с внешними угрозами и решать собственные частные вопросы, но и удовлетворять потребности общества. Национальный интерес стал постепенно избавляться от «элитарного эгоизма». Общество, в свою очередь, также смогло внести свой, пусть и небольшой, вклад в политическую повестку, и стало менее радикальным в политических суждениях и действиях (яркий пример – Англия XIX века, где своевременная демократизация создала широкий национальный диалог и, по сути, уберегла страну от революционной ситуации). И самое главное – граждане получили конституционные права на отзыв (в том числе внеочередной) мандата у элит, действия которых, по их мнению, не соответствуют национальным интересам.

Общий тренд капитализации и демократизации политических систем имел географические неравномерности и особенности. Быстрее всего этот путь прошли государства Западной Европы, а также их бывшие и наиболее прогрессивные колонии – США, Канада, Австралия. Для них национальным интересом стало сохранение внутренних достижений и максимальная реализация себя как передовых держав.

В остальных случаях политическая эволюция имела свою специфику. Прежде всего отметим европейские страны, интересы которых были во многом ущемлены итогами Первой мировой войны. Практически во всех случаях это привело к наступлению авторитаризма и концентрации власти в руках новых сил, которые смогли предложить народу наиболее привлекательную повестку. Для постимперской России таковой стала коммунистическая идея, которая позволила сплотить расползавшуюся страну вокруг построения надклассового общества. Для Германии выходом из унизительных поражений стал фашизм и реваншизм, мобилизовавший нацию на интересах возрождения и расширения жизненного пространства.

В других государствах Европы, а также странах Азии и Латинской Америки реформы находились под сильным влиянием религиозной, этнической и культурной специфики. Некоторые из них, такие как Китай и Турция, в конечном счете, пройдя разные фазы, сумели найти свою особую, но при этом приемлемую для общества модель развития. Для других же весь XX век превратился в непрерывный и безуспешный поиск подобной модели, когда интересы часто сменявшихся элит и неудовлетворенного народа постоянно вступали в острый конфликт. Отдельно упомянем мусульманские страны, где ядром национальных интересов оставалась религия. Именно она в дополнение к нефтяным сверхдоходам стала фундаментом авторитарных и монархических режимов, которого иногда не хватало другим столь же богатым ресурсами, однако менее стабильным государствам (Венесуэла, Бразилия, Чили, светский Иран).

Во второй половине XX века национальные интересы многих стран смешались с идеологическим соперничеством капиталистического Запада и коммунистического не-Запада. Именно в это время само понятие «национальные интересы» входит в научный обиход, а их государствоцентричное понимание переживает новый ренессанс.

Противостояние СССР и США вновь вывело на первый план интересы безопасности, защиты суверенитета и завоеваний (территориальных или политических), а во внешней политике – ориентацию на сохранение баланса сил между конкурирующими блоками. Такой фон усилил позиции политической элиты, однако при этом не только не противопоставил ее другим участникам политического процесса, но даже сблизил их.

В целом можно сказать, что по мере эволюции государства и общества расширялась объективная основа национальных интересов. Во-первых, элиты, которые по-прежнему оставались их главными источниками, сделались более емкими и инклюзивными. Во-вторых, в большинстве случаев они уже не могли игнорировать взгляды представляемого ими народа. В итоге национальные интересы стали более рациональными. Они обогатились за счет интересов экономических, культурной самобытности и религиозной принадлежности (а на некоторое время – еще и идеологической борьбы), стали учитывать уровень развития страны и то, насколько он удовлетворяет ее граждан.

Решающим становилось то, удавалось ли закрепить эту эволюцию эффективными институтами, которые установили бы широкий диалог между всеми участниками политического процесса. Если да, то и механизмы реализации национальных интересов приходили в соответствие новым реалиям. В противном случае смена режима лишь перераспределяла частные интересы внутри национальных, и безответственность элит рано или поздно вновь давала себя знать.

Национальные интересы в современном мире

Эпоха идеологизированных интересов закончилась весьма неожиданно для многих ее ключевых участников. Не будет преувеличением сказать, что распад СССР и всего социалистического блока ввел мировое сообщество в замешательство.

Для Соединенных Штатов и их ближайших союзников формальное поражение главного геополитического противника открыло невиданные доселе возможности. По словам госсекретаря Колина Пауэлла, после краха коммунизма наступил коллапс всех границ и препятствий, а глобализация уже вела к революционизации всего мира, «…и во главе этой революции стоит Америка». Однако эйфория достаточно быстро натолкнулась на концептуальное противоречие.

Прежняя Америка была символом защиты либерально-демократических ценностей. В новом же мире уже вовсю шла третья волна демократизации, которая, по словам Строуба Тэлботта, лишила западную демократию ее эксклюзивности и разрушила миф о природной недемократичности отдельных народов и культур. В итоге сам собой возник вопрос, как США могут объяснить свои прежние интересы, направленные на другие страны и регионы и уже не связанные с их защитой от коммунистической угрозы.

Государства бывшего СССР, также как и многие другие постсоциалистические страны, переживали в это время мучительные политические и экономические реформы, которые мешали национальному консенсусу. Их общества и элиты, ранее «сшитые» идеологией, оказались по разные стороны баррикад: общество в условиях демократии выступило противником государственной неэффективности и ждало новой политики, в то время как элиты испытывали явный недостаток национальных идей. Схожие проблемы наблюдались и во многих странах третьего мира, где внутренний конфликт интересов также не позволял сформулировать общую политическую повестку.

Дополнительно поиски новых национальных интересов были затруднены процессами, которые последовательно размывали государственный суверенитет и наносили непосредственный удар по самой возможности формирования отдельной и отличной национальной повестки.

Во-первых, глобализация, стиравшая экономические и информационные границы. Транснациональный капитал создал не только возможности для развития, но и угрозы, поскольку во многих случаях оказался неподконтролен государству, а в некоторых даже вмешивался в государственные дела. А информационные потоки, также неконтролируемые, делали мир все более расплывчатым для убедительной национальной идентификации. Хотя в то же время неолибералы видели в этих процессах долгожданное благо, поскольку, по их мнению, в эпоху глобализации национальные интересы уступают первенство интересам общечеловеческим.

Во-вторых, после деколонизации и новой волны демократизации в транзитивных государствах резко обострился национальный вопрос. И речь не о конфликтах между странами (Индия и Пакистан, арабские народы и Израиль), которые как раз способствовали общественной консолидации, но об отсутствии у многих стран национальной гомогенности. В лучшем случае это мешало объединить страну вокруг общей идеи. В худшем – становилось причиной распада, как это было в Югославии, Судане, и как это, кстати, происходит сегодня на Украине. Немалую роль сыграл национальный вопрос и при распаде СССР.

В-третьих, нельзя обойти стороной пример Европейского союза, где экономико-политическая интеграция давила на национальные интересы, толкая ее участников к компромиссу. С одной стороны, у этого обстоятельства был несомненный плюс, поскольку тем самым интеграция гарантировала мирный характер переговоров и взаимовыгодное сотрудничество. Особенно благоприятным оно казалось для бывших социалистических стран ЦВЕ, которые смогли сравнительно быстро и небезуспешно преодолеть «шоковую терапию». Однако с другой стороны, интеграция породила феномен наднациональной бюрократии, у которой со временем появились собственные интересы. И эти интересы стали все чаще противоречить национальной повестке. Ярким доказательством этого является европейская политика в отношении России в 2014 г., когда ЕС политически усиливался за счет образа внешнего врага, несмотря на экономическую невыгодность санкций для многих стран-членов.

Сэмюэль Хантингтон полагал, что в отсутствие четкой национальной повестки во внешней политике станут преобладать транснациональные и ненациональные группы. Вывод об их глобальном доминировании пока делать рано, однако несомненно, что интересы и политика многих государств за последнюю четверть века последовательно теряли свою «национальность» и все более соответствовали окружающему их беспорядку.

С одной стороны, находились государства и элиты, не заинтересованные в своем ослаблении, смене приоритетов с обороны на внутреннее развитие и старались сохранить былую власть. В этом их поддерживало военное лобби, ставшее за годы холодной войны влиятельной силой. Вместе они принялись искать новые оправдания для старой политики. Для стран Запада и в частности США таким оправданием сначала была защита народов от «недодемократизировавшихся» режимов (Ирак, Югославия). Затем – угроза терроризма, ставшая поводом для интервенций в Ирак и Афганистан. А к концу 2000-х гг. появилась и новая риторика о внешних угрозах безопасности, среди которых особо отмечались Россия, Иран, Северная Корея и в более отдаленной перспективе – Китай. Эти же инструменты – поиски внешнего врага ради усиления государства – приняты на вооружение и во многих других странах, Россия – не исключение.

Из наследства холодной войны выгоду попытался извлечь и крупный капитал, который, несмотря на большую самостоятельность, сохранил близость с политическими элитами. Известно, что американские нефтяные компании получили выгодные контракты в политически обновленном Ираке. Хотя нужно признать, что экономические интересы не только стимулировали, но и сглаживали международные противоречия. Именно благодаря этому отношения США и Китая, а также Европы и России долгое время сохраняли мирную направленность.

Международная нестабильность сделала национальные интересы заложником политического процесса в еще большей степени, чем раньше. И в демократиях, и в авторитарных режимах элиты чаще всего даже не пытались бороться с этим, а старались подстроиться под постоянно меняющийся контекст и получить от него максимальные дивиденды. Что неудивительно, поскольку именно безынициативность в отношении внешнего хаоса, следование чьим-то императивам зачастую сохраняли за такими элитами влияние и власть.

С другой стороны новых интересов стояло гражданское общество. Оно, разумеется, выражало протест против такой безвекторности и усиления государства под зачастую надуманными предлогами. Однако протест этот был разный и далеко не всегда приводил к желаемому результату. Например, в экономически успешных западных демократиях он все еще остается скорее пустым сотрясением воздуха со стороны сытого и удовлетворенного населения, частично напуганного неясностью будущего, но пока не готового к решительным действиям. В переходных государствах общество либо не созрело до отстаивания собственного мнения, либо находится под давлением союза власти, капитала и армии. А когда критическая масса протеста все же достигалась, итогом чаще всего становилась лишь имитация реформ и смены элит. Так было в постсоветских и арабских странах после «цветных революций»: внешняя помощь позволила там сменить политические режимы, но говорить о появлении общенациональных интересов по-прежнему не приходится.

Все это не могло не отразиться на современных исследованиях, где практически отсутствует вопрос о мотивационной природе национальных интересов и диалоге общества и власти при их выработке. Научный анализ сосредоточился на внешнеполитической практике – как то или иное действие соответствует или угрожает национальным интересам. При этом остается неясным, что понимается под этими интересами и насколько их можно считать действительно национальными. По-видимому, ученые пришли к негласному консенсусу, что национальные интересы сегодня – это набор весьма расплывчатых приоритетов и установок, как вести себя с остальным миром (Джозеф Най, Джон Миршаймер), а потому предпочитают заниматься не их источниками, а более узкими и конкретными проявлениями. Но правильно ли это?

В поисках «правильных» национальных интересов

Можно говорить о том, что расплывчатые национальные интересы усиливают разрыв между идейным гражданским обществом и практикоориентированными элитами, обезличивают государство, провоцируют международную нестабильность. Возражение на это: именно расплывчатость сглаживает острые углы и охраняет мир от былой непримиримой конфронтации. Однако главное, что нужно понять – без четких национальных интересов государство не может одновременно и эффективно развиваться, и конкурировать с другими, и защищать себя от внешних угроз. Как справедливо отметил Джозеф Най, общество должно защищать и продвигать свои основные ценности за границей, или оно потеряет свою идентичность и растворится в мировом хаосе.

Выходом в этой ситуации может стать гармонизация интересов внутри страны. После исчезновения идеологической конкуренции, которая раньше объединяла разные группы интересов против внешнего врага, дефицит инструментов гармонизации ощущается все сильнее. Его восполнение должно приблизить страны к решению накопившихся противоречий – между элитами и обществом, объективной базой и субъективными желаниями. Для этого четко определим три уровня национальных интересов.

Первый – это общественный, объективная база национальных интересов. Именно здесь закладывается их культурная, религиозная, цивилизационная в широком смысле этого слова основа. С одной стороны, влиятельность этого уровня не следует преувеличивать, поскольку общества не могут и не должны делать политику. В противном случае она станет еще более беспорядочной и разновекторной. Однако с другой стороны – от общества во многом зависит стабильность политической системы, а потому игнорировать его мнение также нельзя. Именно поэтому западные демократии и кажутся оптимальным опытом взаимодействия и взаимного контроля между государством и народом. Лишенные низового контроля авторитарные режимы могут быть не менее эффективными, а могут, наоборот, привести страну к кризису, следуя собственным более узким интересам.

Второй уровень – страновой, где разрозненные общественные интересы приводятся к общему знаменателю и складываются с интересами государственными (вопросы безопасности, политической стабильности, защиты суверенитета) и элитарными (сохранение власти, экономические преимущества). Здесь крайне важны два обстоятельства. Во-первых, сознательность и зрелость элиты, которая должна быть не только ориентированной на собственную выгоду, но и государственно и социально ответственной. Крайне важно, чтобы ее видение национальных интересов не спускалось на первый уровень (для информационного навязывания или формального утверждения), а проходило регулярный «тест на соответствие» мнению народа. Во-вторых, роль элиты интеллектуальной (научного сообщества), на плечи которой ложится задача концептуализации национальных интересов – суммирование объективных особенностей страны, субъективных желаний влиятельных групп и нацеленности на долгосрочное развитие.

Именно второго уровня в последние десятилетия так не хватало подавляющему большинству государств, в том числе и передовым странам Запада. Экономические элиты все чаще теряли свою «национальность» и заботились о личной выгоде; политические – думали не о долгосрочных целях и задачах, а о конъюнктурном решении властных и электоральных проблем; а интеллектуальные – оказались мало и слишком узко востребованными и не играли концептуально объединяющей роли. В результате трудно отделаться от впечатления, что в последние два десятка лет мир катится по инерции, а страны выживают благодаря накопленному ранее багажу.

Третий уровень – это внешнеполитический. Здесь происходит соприкосновение национальных интересов с внешней средой и интересами других стран. На этом уровне важно, чтобы государство (чиновники, элиты, лица, принимающие решения) сумело сбалансировать национальные интересы в соответствии с глобальными процессами – сделать их достаточно активными, чтобы сохранить и приумножить влияние страны; придать им привлекательную форму, чтобы не спровоцировать конфликты; и при этом постоянно думать об их конкурентоспособности, чтобы защитить страну от деструктивного влияния извне.

Расписывание этих трех уровней отнюдь не означает идеалистических представлений о том, что национальные интересы есть безусловное представление чаяний всех жителей той или иной страны. Очевидно, что интересы элит всегда будут отличаться от интересов остального общества, а национальные интересы и их практическая реализация останутся в большей степени элитарным, нежели демократическим продуктом. Кроме того, международные отношения развиваются слишком быстро, чтобы их проблемы и угрозы каждый раз проходили длительную процедуру обсуждения и согласования. Да и никто не отменял старую тему контекста, когда на фоне растущей внешней угрозы приоритет часто отдается вопросам государственной безопасности, а не общественного благосостояния.

Кризисные явления проявляются в том, что во многих странах оборвался сущностный диалог, когда-то заложенный развитием капитализма и демократизацией. Интересы политических элит уходят корнями в уже минувшую реальность, экономических – все более утрачивают свою «национальность», а общество, будучи неспособным самостоятельно предлагать политическую повестку, находится в молчаливом, настороженном и чаще всего пассивном ожидании. Все это наносит вред и странам, и их народам, и всей международной системе. Именно поэтому обществу и элитам требуется новое сближение, призванное сделать национальные интересы более однородными и целенаправленными.

Заключение и выводы для России

Национальные интересы представляют собой расплывчатую категорию, которая включает в себя интересы правящих элит и близкого к ним крупного капитала, взгляды населения, необходимость обеспечения государственной безопасности и защиты суверенитета, нацеленность на международный статус-кво (либо его изменение). За последние сотни лет они прошли долгий путь от субъективной мотивации правящей аристократии до опоры на частный капитал и объективные особенности народа.

После исчезновения идеологической конкуренции национальные интересы утратили часть содержания. Постепенно нарастал разрыв между их национальной частью (обществом) и представителями практических интересов (элитами). Глобализация, транснациональный капитал и лишенные национальной принадлежности группы и институты постепенно размывали интересы многих государств. Да и сами нации-государства столкнулись с проблемой единства и целостности.

Эти вызовы не обошли стороной и Россию. В 1990-е гг. она потеряла исторически завоеванные земли и решала трудные проблемы сепаратизма на оставшейся территории. В 2000-е гг. пыталась сформулировать новые национальные интересы, однако не слишком преуспела в их осознании. Тогда эту проблему долго не замечали на фоне решения других, социальных вопросов. Но уже в середине 2010-х гг. новый конфликт с Западом со всей остротой поставил перед Россией старые вопросы: кто она в своем многообразии интересов, чего хочет и к чему должна стремиться помимо естественных для любой страны гарантий безопасности и суверенитета.

Сегодня России при формулировании политической повестки и стратегии развития нужно, как и многим другим странам, связующее звено между государством/элитами и гражданским обществом. С одной стороны, и российское государство, и общество еще в стадии перехода от советской системы к капитализму и демократии. В этих условиях усиление и доминирование государства не просто естественно, а необходимо, поскольку дает гражданам и элитам время для осознания себя в новом статусе. С другой стороны, трансформации идут уже давно, диктуя новые тренды развития страны. Упустить их – значит усугубить разрыв между взглядами элиты и объективно меняющегося общества.

Общество готово к появлению новых национальных интересов, которые откроют дорогу эффективной и долгосрочной политике «для всех». Дело за теми, кто должен их правильно сформулировать.

Автор благодарит доцента факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Андрея Криковича за ценные комментарии.

Министр международного развития Великобритании заявил, что в 2015 году его страна планирует выделить Афганистану 500 млн. долларов.

Выступая на пресс-конференции в Кабуле, Десмонд Суэйн выразил удовлетворение динамикой борьбы с коррупцией в Афганистане, однако подчеркнул, что международная помощь должна расходоваться прозрачно, передаёт Национальное телевидение Афганистана.

«Мы не оставим Афганистан. Наше сотрудничество будет продолжаться в долгосрочной перспективе. В этом году мы выделим Афганистану 500 млн. долларов», — заявил высокопоставленный политик.

Кроме того, представитель Великобритании положительно отозвался о роли Пакистана в процессе примирения и заверил, что Великобритания готова и дальше поддерживать этот процесс.

Напомним, что Великобритания является одним из самых значительных финансовых доноров Афганистана.

Согласно исследованию, проведённому группой по защите прав человека в нескольких провинциях Афганистана, каждый четвёртый рабочий шахт является несовершеннолетним.

Исследование проводилось в течение шести месяцев в провинциях Герат, Парван, Баглан и Тахар. Глава группы исследователей Аттаулла Атта выступил перед журналистами в Кабуле, обобщив результаты, и показал 40-минутный документальный фильм о жизни рабочих, сообщает информационное агентство «Пажвок».

Исследователь заявил, что порядка 25% рабочих составляют несовершеннолетние. За свой тяжёлый труд они получают от 3 до 5 тыс. афгани (50-80 долларов) в месяц. Некоторые из них хронически больны, многие не имеют возможности посещать школу, заключил он.

Группа обратилась к правительству с требованием принять немедленные меры для защиты прав рабочих и детей.

Представитель министерства шахт и горной промышленности Наджиб Амин признал, что нелегальная разработка месторождений ведётся во многих провинциях страны, однако заявил, что не располагает данными о столь существенном проценте детского труда.

Доходы таможенного департамента провинции Кандагар за первые пять месяцев текущего года составили 1,5 млрд. афгани (25 млн. долларов), что на 33% больше, чем за аналогичный период прошлого года.

Как заявил глава таможенного департамента провинции Саид Джамал Хашими, столь впечатляющие результаты были достигнуты благодаря развитию торговли и таможенным реформам. Рост таможенных сборов даже превысил прогнозы министерства, сообщил чиновник информационному агентству «Пажвок».

Он отметил, что пока через границу с Пакистаном сохраняется поток контрабанды, и если губернатор примет меры против неё, то таможенные сборы могут существенно возрасти. 

Напомним, что провинция Кандагар, в которой расположен сухопутный торговый порт Карачи, считается одной из наиболее опасных провинций Афганистана.

Интервью итальянской газете Il Corriere della Sera.

В преддверии визита в Италию Владимир Путин дал интервью газете Il Corriere della Sera.

В.Путин: Добрый вечер!

Л.Фонтана (как переведено): Добрый вечер, уважаемый господин Президент! Мы хотели бы в первую очередь поблагодарить Вас за то, что Вы предоставили нам эту очень важную возможность – сегодня взять у Вас интервью.

В.Путин: Я очень рад этому.

Л.Фонтана: Меня зовут Лучано Фонтана, я новый директор Il Corriere della Sera, и со мной мой коллега Паоло Валентино, который долгое время работал в России, и он даже женился на россиянке.

В.Путин: Вы новый директор?

Л.Фонтана: Да, всего один месяц.

В.Путин: Я Вас поздравляю с назначением.

Л.Фонтана: Спасибо большое.

Я хотел бы начать с вопроса, который будет касаться российско-итальянских отношений. С Италией у России всегда были очень насыщенные и привилегированные отношения как в экономике, так и в политике. Однако украинский кризис некоторым образом омрачил эту ситуацию, а также санкции.

Вот тот визит, который нанёс господин премьер-министр Италии господин Ренци, а также Ваш ближайший визит в Милан могут ли как–то поменять это направление и на каких условиях?

В.Путин: Во–первых, я уверен, что не Россия виновна в том, что наши отношения между Российской Федерацией и странами Евросоюза ухудшились. Это не наш выбор, нам его навязали наши партнёры, не мы вводили какие–то ограничения в торговле, экономической деятельности – это против нас ввели, а мы вынуждены были принять ответные защитные меры.

Но отношения между Россией и Италией действительно всегда носили привилегированный характер и в политике, и в экономике. У нас, вот смотрите, за предыдущие годы, за несколько предыдущих лет объём товарооборота вырос в 11 раз: с 4,2, по–моему, миллиарда долларов (мы в долларах считаем) до 48 с лишним, почти до 49 миллиардов долларов.

В России работают 400 итальянских компаний. Мы в энергетике работаем очень активно, причём в самых различных отраслях. Италия является третьим по объёмам покупателем наших энергоносителей. Но мы работаем и в высокотехнологичных сферах: и в космосе, и в авиастроении, во многих других отраслях. Достаточно активно сотрудничают между собой регионы России и Италии. Наши туристы, почти миллион человек, около 900 тысяч человек приехали в Италию в прошлом году, свыше миллиарда евро они там оставили.

У нас очень доверительные контакты всегда были в политической сфере. Ведь именно Италия, тогда премьером был господин Берлускони, выступила инициатором создания Совета Россия–НАТО. По инициативе Италии был создан такой консультативный орган, рабочий, который, конечно, стал таким заметным фактором обеспечения безопасности в Европе. В этом смысле Италия вносит и вносила всегда очень заметный вклад в развитие диалога между Россией и Европой и даже НАТО в целом, я уже не говорю о наших особых отношениях в области культуры, в гуманитарных сферах.

Всё это создаёт, конечно, такие базовые, особые отношения между Россией и Италией. В этой связи визит действующего премьер-министра в Россию это очень важный сигнал готовности Италии к развитию отношений. И, разумеется, это не проходит незамеченным в России – и не только в Правительстве Российской Федерации, но и среди общественности.

Разумеется, мы готовы ответить тем же и готовы идти дальше в развитии наших отношений настолько, насколько будут готовы к этому наши итальянские партнёры. Надеюсь, что и моя предстоящая поездка в Милан тоже будет служить как раз этим целям.

Л.Фонтана: Я хотел бы удовлетворить своё любопытство и спросить у Вас, задать Вам ещё один вопрос об Италии. Вы общались с разными председателями Совета министров Италии: с Романо Проди, с Сильвио Берлускони, с Массимо Далемой, с Матео Ренци. С кем из этих лидеров Вы находили больше понимания и, как Вы считаете, личные отношения насколько всё–таки влияют на общее состояние отношений между странами – например, такие, как у Вас были с господином Сильвио Берлускони?

В.Путин: Какие бы должности мы ни занимали, где бы мы ни работали, мы люди прежде всего, и доверие между людьми, конечно, очень важный фактор в работе, в строительстве отношений на государственном уровне. Но, как мне сказал один из тех людей, кого Вы сейчас упомянули: «Вы, наверное, единственный», – я единственный, – «кто поддерживает дружеские отношения с Берлускони и с Проди». И я Вам скажу – это было несложно, и это сейчас мне несложно – почему. Потому что, прежде всего, все мои итальянские партнёры руководствовались интересами Италии, интересами итальянского народа и считали, что для того, чтобы должным образом обеспечить интересы Италии, итальянской экономики, итальянской политики, нужно поддерживать добрые отношения с Россией. И мы это понимали, чувствовали.

Вот это было самым главным среди того, что лежало в основе наших добрых отношений: я всегда чувствовал действительно искреннее желание строить межгосударственные отношения, вне зависимости от внутриполитической конъюнктуры. Хочу сказать Вам в этой связи, что у нас в России сложилось такое отношение к Италии, которое имеет тоже надпартийный характер.

П.Валентино: Владимир Владимирович, Вы прибываете в Милан по случаю проведения Дня России на Всемирной выставке «ЭКСПО». Тема выставки «ЭКСПО»: «Питание – для планеты, энергия – для жизни». Каковым является вклад в эту борьбу со стороны России? И какое значение эта борьба имеет для взаимоотношений между государствами?

В.Путин: Это сегодня вообще один из ключевых вопросов, стоящих перед человечеством. Поэтому просто можно и нужно констатировать, что организаторы этой выставки в Италии, конечно, выбрали одну из ключевых тем.

Население планеты растёт: по экспертным оценкам, к 2050 году достигнет 9 миллиардов человек. А уже сегодня, по тем же данным, ооновским данным, 850 миллионов человек на нашей планете недоедают, фактически голодают, из них 100 миллионов – дети. Поэтому это один из ключевых вопросов современности, без всякого сомнения.

От того, как он будет решаться, будут зависеть многие другие вопросы, которые, на первый взгляд, с этой проблемой не связаны – имея в виду и неустойчивость, политическую неустойчивость целых регионов мира, террористическую активность и так далее, ведь это всё взаимосвязано. Волна нелегальных мигрантов, которая захлёстывает Италию и всю Европу сегодня, это тоже с этим связано. Ещё раз повторяю, мне кажется, организаторы сделали абсолютно правильно, что обращают внимание на решение этого вопроса.

Что касается вклада России, то мы по ооновским программам на эти цели направляем свыше 200 миллионов долларов. Многие страны мира по этим программам, используя российские ресурсы, получают необходимую поддержку и помощь.

Мы уделяем значительное внимание развитию сельского хозяйства у нас в стране. При всех сложностях сегодняшнего дня в развитии экономики России сельхозсектор, сектор сельхозпроизводства, растёт у нас ускоренными темпами: в прошлом году примерно 3,4–3,5 процента рост. В первом квартале этого года рост примерно такой же сохранился: свыше 3 процентов – 3,4 процента. Россия вышла на третье место в мире по экспорту зерновых. В прошлом году мы собрали рекордный, один из самых больших за последнее время урожай зерновых – 105,3 миллиона тонн. Наконец, потенциал России в этом смысле просто колоссальный. Думаю, что у нас самая большая пашня в мире и самые большие запасы пресной воды, имея в виду, что Россия – самая большая страна в мире по территории.

П.Валентино: Спасибо, Владимир Владимирович.

Вы сказали, что это был не наш выбор, когда мы говорили о той тени, которая была брошена на отношения, и гуляло такое мнение, которое говорило о том, что Россия чувствует себя преданной, брошенной со стороны Европы, как любовница бросает любовника. Что сегодня не так в этих отношениях? Вы считаете, что в украинском кризисе Европа слишком сильно зависела от Соединённых Штатов? И что Вы ждёте от Европы в отношении санкций? Может быть, я слишком много вопросов сразу задал.

В.Путин: Действительно много, с итальянской спецификой. (Смех.)

По поводу любовницы сначала. Если у вас такие отношения с женщиной, то есть вы не берёте на себя никаких обязательств, то вы и не имеете права требовать от вашего партнёра или от партнёрши каких–то обязательств в отношении вас.

Мы никогда не относились к Европе, как к любовнице. Я сейчас говорю абсолютно серьёзно. Мы всегда предлагали серьёзные отношения. А у меня сейчас такое впечатление, что Европа как раз старалась строить с нами отношения на материальной основе, причём исключительно в свою пользу. Здесь и известный «третий энергетический пакет», и недопуск наших товаров в области атомной энергетики на европейский рынок, несмотря на все договорённости. Здесь нежелание признать законность наших действий и нежелание сотрудничать с интеграционными объединениями на постсоветском пространстве, я имею в виду Таможенный союз, который мы создали и который сейчас перерос в Евразийский экономический союз. Потому что, когда страны Европы интегрируются, это нормально, а если мы на постсоветском пространстве делаем то же самое – пытаются это объяснить стремлением России к воссозданию какой–то империи. Почему такие подходы, не понимаю.

Вот смотрите, мы же давно, и я лично говорил о необходимости создания единого экономического пространства от Лиссабона до Владивостока. На самом деле что–то подобное ещё давно до меня сказал французский Президент де Голль. Сегодня против этого никто не возражает, все говорят: да, нужно к этому стремиться. Но что происходит на практике? Вот прибалтийские страны присоединились к Евросоюзу, ну и слава Богу, и хорошо. Но вот теперь нам говорят, что эти страны, а они входили в энергетическую систему бывшего Советского Союза и энергосистему России, они должны перейти в энергосистему Евросоюза. Мы спрашиваем: «Есть какие–то проблемы с энергоснабжением или что, что происходит, почему это нужно сделать?» – «Нет, проблем нет, но вот так мы решили, так будет лучше».

Что это для нас означает практически? Это значит, что мы должны будем строить в некоторых западных регионах России дополнительные генерирующие мощности. Поскольку линии электропередач шли через прибалтийские страны в некоторые регионы России и наоборот, а всё это будет переключено теперь в Европу, мы должны будем построить дополнительные, не существующие сегодня линии электропередач у нас, чтобы обеспечить передачу электроэнергии. Всё это будет нам стоить где–то 2–2,5 миллиарда евро.

Теперь о договоре об ассоциации с Украиной. От Украины не требуют стать частью энергосистемы Европы, но это рассматривается как возможность. Если это произойдёт, то мы вынуждены будем истратить на те же цели уже не 2–2,5 миллиарда, а где–то, может быть, 8–10 миллиардов евро. Спрашивается, а зачем, если мы считаем, что правильно строить общее экономическое пространство от Владивостока до Лиссабона? Восточное партнёрство Евросоюза – оно преследует какую цель: интегрировать всё постсоветское пространство в единое пространство с Европой, повторяю третий раз, от Лиссабона до Владивостока, или что–то отрезать и создать новую границу между сегодняшней Россией и всей западной частью, включая, допустим, сегодня и Украину, Молдову?

Я вам сейчас скажу больше, а вы там сами решите, что печатать, что не печатать. Ведь откуда возник кризис вокруг Украины? Причина, казалось бы, совершенно несоразмерна с тем, что мы имеем сегодня в виде абсолютной трагедии, связанной с большими человеческими жертвами на юго-востоке Украины. Вокруг чего спор зародился: бывший президент Янукович сказал, что он должен подумать о подписании договора об ассоциации Украины с ЕС и, может быть, добиться каких–то изменений и провести консультации с Россией как со своим основным торгово-экономическим партнёром. В этой связи или под этим предлогом начались беспорядки в Киеве. Они были активно поддержаны и европейскими нашими партнёрами, и американскими. Затем переворот – абсолютно антиконституционное действие. Новые власти заявили, что они подписывают договор, но откладывают его имплементацию до 1 января 2016 года. Спрашивается, зачем переворот–то делали? Зачем довели дело до гражданской войны? Результат тот же самый.

Кроме этого, мы в конце 2013 года готовы были дать Украине кредит в 15 миллиардов долларов по государственной линии, плюс через коммерческие банки ещё 5 миллиардов, и 3 миллиарда уже дали в течение года, и в два раза обещали понизить цены на газ, если они будут регулярно платить. И совсем не возражали против подписания Украиной соглашения с Евросоюзом. Но, конечно, хотели принять участие в выработке окончательных решений, имея в виду, что Украина на данный момент – и тогда, и сейчас, до сих пор – является членом зоны свободной торговли СНГ, и у нас там есть взаимные обязательства. Как же не принимать это во внимание и без уважения к этому относиться? Мне просто в голову это не приходит. Результат – госпереворот, гражданская война, сотни погибших, развал экономики, социальной сферы, обещание Украине 17,5 миллиарда долларов на четыре года от МВФ и полная дезинтеграция экономических связей с Россией. А взаимозависимость у нас с Украиной в экономике очень большая.

Вот Евросоюз обнулил в одностороннем порядке свои таможенные пошлины перед Украиной. Объёмы продаж на европейский рынок со стороны Украины не увеличились. Почему? Продавать нечего. Нет ничего такого, что было бы востребовано по качеству и по цене на европейском рынке, кроме того, что уже продавалось раньше.

У нас есть рынок для Украины, но в одностороннем порядке многое прекращено украинской стороной. Например, наши боевые вертолёты на 100 процентов получали двигатели с Украины – поставки прекращены. Мы уже построили один завод в Петербурге, в этом году будет второй завод, а производство этой продукции на Украине будет полностью свёрнуто, потому что ни в Италии, ни во Франции, ни в Германии такие двигатели никому не нужны и не будут нужны. Что–то перевести в какую–то другую плоскость невозможно, нужны миллиардные инвестиции.

Зачем это всё сделали, я не понимаю – я спрашиваю многих своих, в том числе европейских, коллег и американских коллег.

П.Валентино: И что они Вам говорят?

В.Путин: Ситуация вышла из–под контроля.

Знаете, что я хочу сказать Вам и Вашим читателям. 21 февраля прошлого года было подписано соглашение между Президентом Януковичем и оппозицией о том, как жить дальше, как выстраивать политическую жизнь в стране, о необходимости проведения досрочных выборов. Нужно было добиваться исполнения этого соглашения, тем более что под этим соглашением в качестве гарантов его соблюдения подписались три министра иностранных дел европейских стран. Если этих коллег наших использовали в качестве статистов, а на самом деле они и не руководили ситуацией, а реально в поле, что называется, ситуацией руководил посол или резидент ЦРУ США, то тогда они должны были сказать: вы знаете что, мы о переворотах не договаривались и мы вас поддерживать не будем, идите на выборы.

То же самое касается и американских наших партнёров. Допустим, и у них ситуация вышла из–под контроля. Но если бы американцы и европейцы сказали тем, кто совершает такие антиконституционные действия: мы вас не будем поддерживать ни при каких обстоятельствах, если вы таким образом будете приходить к власти; идите на выборы и побеждайте (и у них стопроцентный, кстати говоря, был шанс победить, все об этом знают) – ситуация развивалась бы совершенно иначе, совершенно иначе.

Так что я считаю, что и причина этого кризиса совершенно рукотворная, и это результат непрофессиональных действий со стороны нашего партнёра, и сопровождение этого процесса абсолютно неприемлемое. Хочу ещё раз подчеркнуть, это совершенно не наш выбор, мы к этому не стремились и вынуждены просто реагировать на то, что происходит.

Поэтому в завершение, уж извините за такой длинный монолог, я хотел бы сказать, что мы не чувствуем, что нас кто–то обманул или как–то некорректно поступил с нами, дело совершенно не в этом. Дело в том, что отношения должны строиться на долгосрочной основе – не в логике противостояния, а руководствуясь философией сотрудничества.

П.Валентино: Вы говорите о том, что ситуация вышла из–под контроля. Но не настал ли сейчас момент, чтобы Россия взяла инициативу в свои руки, чтобы она каким–то образом вовлекла американских и европейских партнёров в поиск выхода из сложившейся ситуации, сделала бы какой–то жест готовности решать этот вопрос?

В.Путин: А мы так и делаем. Считаю, что документ, который мы согласовали в Минске, он называется «Минск-2», это самый правильный и, может быть, на сегодняшний день единственный выверенный путь к решению этой проблемы. И мы никогда его бы не согласовали, если бы не считали его правильным, справедливым и реализуемым.

Мы, конечно, со своей стороны делаем и будем делать всё, что от нас зависит, чтобы оказать влияние на власти непризнанных, самопровозглашённых республик – Донецкой и Луганской республик. Но не всё от нас зависит. Наши партнёры и в Европе, и в Соединённых Штатах должны оказать соответствующее влияние на киевские власти сегодня. У нас нет на них такого влияния, какое есть в США и в Европе, чтобы киевские власти выполняли всё, о чём договорились в Минске.

Я Вам скажу, что нужно сделать, – возможно, предвосхищая Ваш следующий вопрос. Ключевая суть политического урегулирования – конечно, нужно было на первом этапе создать условия для этой совместной работы, но нужно было прекратить активные боевые действия, отвести тяжёлую технику. В целом это сделали. Есть перестрелки; к сожалению, до сих пор и жертвы есть, но нет крупномасштабных боевых действий, стороны разведены. Нужно начать исполнять минские договорённости.

Конкретно, первое – нужно проводить конституционную реформу, обеспечив автономные права соответствующим территориям непризнанных республик. Киевские власти не хотят называть это автономией – они предпочитают другие термины, говорят о децентрализации. Наши европейские партнёры – это именно их рукой сделана соответствующая запись в минских договорённостях – расшифровали, что нужно понимать под децентрализацией: это право на язык, на культурное своеобразие, на приграничную торговлю. Ничего особенного, выходящего за рамки цивилизованного представления о том, чем должны обладать национальные меньшинства в какой–то стране европейской.

Надо принять закон о проведении муниципальных выборов на этих территориях, и надо принять закон об амнистии. Всё это должно быть сделано, так записано в минских соглашениях, по согласованию с Донецкой Народной Республикой и с Луганской Народной Республикой, с этими территориями.

Проблема в том, что представители сегодняшних киевских властей не хотят даже за один стол переговоров с ними садиться. И на это мы не можем повлиять. На это могут повлиять только наши европейские и американские партнёры. И не нужно нас пугать никакими санкциями. Мы здесь совершенно ни при чём, это не наша позиция. Мы хотим добиться реализации этих соглашений.

Нужно начать экономическую и социальную реабилитацию этих территорий. То есть что там произошло? Просто сегодняшние центральные киевские власти их просто отгородили от основной территории страны, прекратили там все социальные выплаты: пенсии, пособия, – отключили банковскую систему, на самом деле создали условия к невозможному получению регулярного энергоснабжения и так далее, то есть, понимаете, там гуманитарная катастрофа. И все делают вид, как будто ничего не происходит.

Есть определённые обязательства, которые наши европейские партнёры взяли на себя, в том числе обещали содействовать возрождению банковской системы на этих территориях. И, наконец, если уж мы говорим о том, кто что может, должен сделать, – я считаю, что, конечно, Евросоюз мог бы оказать гораздо более масштабную финансовую помощь Украине. Собственно, вот это основные позиции.

Хочу подчеркнуть, Россия заинтересована и будет стремиться к полному и безусловному исполнению всех минских соглашений, и другого пути к урегулированию, на мой взгляд, сегодня не существует.

Кстати говоря, лидеры самопровозглашённых республик публично заявили, что при определённых условиях, имеется в виду исполнение этих договорённостей в Минске, они готовы рассмотреть возможность считать себя частью украинского государства. Вы знаете, это принципиальная вещь. Думаю, что вот эта позиция должна быть воспринята как серьёзное, как хорошее предварительное условие для начала серьёзных переговоров.

П.Валентино: То есть Вы говорите, что на востоке Украины сейчас абсолютно не может повториться крымский сценарий?

В.Путин: Вы знаете, крымский сценарий связан не с позицией России, он связан с позицией людей, которые проживают в Крыму.

Все наши действия, в том числе и действия силового характера, заключались не в том, чтобы отторгнуть эту территорию от Украины, а предоставить возможность людям, которые там проживают, высказать своё мнение по поводу того, как они хотят устроить свою жизнь.

Ещё раз хочу подчеркнуть, уже много раз говорил об этом: если это позволено было сделать косовским албанцам и косоварам, почему это запрещено сделать русским, украинцам и крымским татарам, проживающим в Крыму? Между прочим, решение о независимости Косово было принято исключительно парламентом Косово, в то время как в Крыму люди пришли на всенародный референдум. Я думаю, что добросовестный наблюдатель не может не видеть, что люди проголосовали почти единогласно за воссоединение с Россией.

Я бы хотел спросить тех, кто не хочет это признавать: если наши оппоненты считают себя демократами, я хотел бы спросить, а что же такое демократия? Насколько мне известно, демократия – это власть народа либо власть, основанная на воле народа. Вот решение крымского вопроса основано на воле народа, проживающего в Крыму.

В Донецке и Луганске люди проголосовали за независимость, и там ситуация другая. Но самое главное, что мы все должны усвоить, – что нужно уважать всегда настроение и выбор людей. А если кто–то хочет, чтобы эти территории оставались в составе Украины, то нужно этим людям доказать, что в составе единого государства жить им будет лучше, комфортнее, надёжнее, в рамках этого государства они смогут обеспечить свою жизнь и будущее своих детей. Но убедить этих людей с помощью оружия невозможно. Эти вопросы, вопросы такого порядка, можно решить только мирным путём.

П.Валентино: Говоря о мире – те страны, которые когда–то входили в Варшавский договор и сегодня являются членами НАТО, как, например, Прибалтика, Польша, они чувствуют угрозу со стороны России. НАТО решило создать специальные силы, чтобы как–то ответить на эти обеспокоенности. Мой вопрос в следующем: прав ли Запад в том, что он хочет сдерживать как–то «российского медведя», и почему Россия продолжает говорить в таком конфликтном тоне?

В.Путин: Россия ни с кем не говорит в конфликтном тоне, и в таких вопросах, как сказал один из политических деятелей прошлого Отто фон Бисмарк, «важны не разговоры, а потенциал».

О чём говорят реальные потенциалы: военные расходы США больше, чем военные расходы всех стран мира вместе взятые. Совокупные военные расходы стран НАТО в 10 раз, обратите внимание, в 10 раз больше, чем военные расходы Российской Федерации. У России практически нет баз за границей. У нас остатки наших Вооружённых Сил, оставшиеся ещё с Советского Союза в Таджикистане на террористически опасном направлении – на границе с Афганистаном. Такую же роль исполняет наша военно-воздушная база в Киргизии, она тоже нацелена на это антитеррористическое направление и была создана после нападения террористов из Афганистана на Кыргызстан по просьбе киргизского руководства. На военной базе в Армении с советских времён осталось наше военное подразделение, которое там выполняет определённую стабилизирующую роль в регионе, но она не нацелена против кого–либо. Мы ликвидировали свои базы в различных регионах мира, в том числе и на Кубе, во Вьетнаме и так далее. То есть наша политика в этом отношении не носит какого–то глобального наступательного, агрессивного характера.

А теперь возьмите и опубликуйте в Вашей газете карту мира, нанесите туда американские военные базы по всему миру, и Вы почувствуете разницу.

Мне иногда задают вопрос: вот ваши самолёты летают где–то там далеко, над Атлантическом океаном. Патрулирование самолётами стратегического назначения в отдалённых районах осуществлялось двумя сторонами только: Советским Союзом и Соединёнными Штатами – ещё во времена холодной войны. Мы в начале 1990-х годов, новая, современная Россия, эти полёты прекратили, а наши американские друзья так и продолжали летать вдоль наших границ. Зачем? Несколько лет назад мы тоже восстановили эти полёты. И Вы хотите сказать, что мы себя агрессивно вели?

На постоянном дежурстве находятся американские подводные лодки у берегов Норвегии, подлётное время до Москвы ракет с этих лодок – 17 минут. А мы и с Кубы давно убрали даже всякие базы, которые не имеют стратегического значения. И Вы хотите сказать, что мы себя агрессивно ведём?

Вы сами упомянули о расширении НАТО на восток. Но мы никуда не двигаемся – это инфраструктура НАТО двигается к нашим границам, в том числе военная инфраструктура. И это проявление нашей агрессивности?

Ну и, наконец, Соединённые Штаты в одностороннем порядке вышли из [договора] – краеугольного камня, на котором в значительной степени держалась вся система международной безопасности, – из Договора по противоракетной обороне. Антиракетные системы, базы базирования, соответствующие локаторы размещены на европейской территории или на море, в Средиземном море, на Аляске. Мы много раз говорили, что это подрывает международную безопасность. И Вы считаете, что это тоже проявление нашей агрессивности?

Всё, что мы делаем, – это просто ответ на угрозы, которые возникают в наш адрес. Причём мы делаем это в совершенно ограниченном объёме и масштабе, но таком, который гарантированно обеспечил бы безопасность России. Или кто–то ожидал, что мы в одностороннем порядке будем разоружаться?

Я когда–то предлагал нашим американским партнёрам не выходить из договора в одностороннем порядке, а систему ПРО делать совместно, втроём: Россия, Соединённые Штаты и Европа. Но это предложение было отклонено. Конечно, мы тогда сразу сказали: хорошо, это дорогостоящая система, ещё неизвестна её эффективность, но чтобы, безусловно, обеспечить стратегический баланс, мы будем развивать наш стратегический наступательный потенциал, будем думать над системами преодоления противоракетной обороны. И должен Вам сказать, что мы значительным образом продвинулись в этом направлении.

Что касается опасений каких–то стран по поводу возможных агрессивных действий России – думаю, что только нездоровый человек, и то во сне, может себе представить, что Россия вдруг нападёт на НАТО. В некоторых странах просто, мне кажется, спекулируют на страхах в отношении России. Некоторые хотят играть роль таких прифронтовых стран, которым за это нужно чем–то дополнительно помогать: или в военном плане, или в экономическом, финансовом, каком угодно другом. Поэтому поддерживать эту идею бессмысленно, под ней нет никаких оснований. Но кто–то, может быть, заинтересован в том, чтобы поддерживать такие страхи. Я могу только высказать предположение.

Например, американцам не очень хочется сближения России и Европы. Это я не утверждаю, это я говорю как предположение. Допустим, Соединённым Штатам хочется сохранить своё лидерство в атлантическом сообществе. Им нужна внешняя угроза, нужен обязательно внешний враг для того, чтобы обеспечить это лидерство. Ирана явно недостаточно – не та угроза, не очень страшно. Кем пугать? Откуда ни возьмись кризис на Украине. Россия вынуждена реагировать. Может быть, это специально сделано, я не знаю. Но не мы это делаем.

Хочу Вам сказать, нечего бояться Россию. Мир настолько изменился, что люди в здравом уме не могут себе представить такого крупномасштабного военного конфликта сегодня. Нам есть чем заниматься, уверяю Вас.

П.Валентино: Но ведь по Ирану вы сотрудничаете с Соединёнными Штатами, визит Керри в этом смысле стал новым сигналом, или я ошибаюсь?

В.Путин: Нет, не ошибаетесь, Вы правы. Мы сотрудничаем не только по иранской ядерной программе, но и по другим очень серьёзным направлениям. Несмотря на то, что американцы вышли из Договора по ПРО, всё–таки у нас продолжается диалог, который касается контроля над вооружением.

Мы не просто партнёры, но, я бы сказал, мы союзники в вопросах нераспространения оружия массового уничтожения. Мы, безусловно, союзники в борьбе с терроризмом. Есть и другие направления взаимодействия. Вот тема, о которой Вы сказали, и которой посвящена выставка в Милане, – это тоже образ нашей совместной работы. У нас много на самом деле вопросов, над которыми мы продолжаем работать совместно.

П.Валентино: Владимир Владимирович, 9 мая Россия отметила 70-летний юбилей Великой Победы, которая освободила от нацизма как саму страну, так и всю Европу. Ни одна другая страна не заплатила такую кровавую цену за эту победу, как Россия, однако рядом с Вами на Красной площади не было лидеров западных стран. I1 Corriere della Sera опубликовала письмо Сильвио Берлускони, который критиковал отсутствие этих лидеров. Два вопроса: Вы считали, что это проявление неуважения к российскому народу? И что сегодня означает для российской идентичности сохранение памяти о Великой Отечественной войне?

В.Путин: Вопрос не в идентичности. В основе идентичности лежит культура, язык, история. Война – это одна из трагических страниц нашей истории. Мы, конечно, отмечая такие дни, и праздничные, и печальные, имея в виду количество жертв, связанных с войной, думаем и о том поколении, которое обеспечивало нам свободу, независимость, о тех людях, которые победили нацизм. Мы думаем также о том, что никто не имеет права забывать эту трагедию – и прежде всего потому, что мы должны думать о том, чтобы ничего подобного не повторилось. И это не пустые слова, это не опасение, основанное на пустом месте.

Мы слышим сегодня голоса, которые, например, говорят о том, что не было никакого Холокоста. Мы видим, как пытаются героизировать нацистов или коллаборационистов. Это ведь связано с сегодняшней жизнью. Сегодняшний терроризм во многих его проявлениях очень похож на нацизм, и разницы, по сути, никакой нет.

Мне думается, что те коллеги, о которых Вы упомянули, это, конечно, их выбор: приезжать в Москву на эти мероприятия или не приезжать, – они просто за текущей непростой конъюнктурой международных отношений не увидели гораздо более серьёзных вещей, связанных не только с прошлым, но и с необходимостью бороться за наше общее будущее.

Но это их выбор, и, прежде всего, это наш праздник, понимаете? Мы увидели у себя ветеранов из очень многих стран мира: из Соединённых Штатов, из Великобритании, из Польши, из некоторых других европейских стран. По сути, они же всё–таки главные герои этого праздника, и для нас это было очень важно. Мы вспоминали в эти дни не только тех, кто боролся с фашизмом в Советском Союзе, мы говорили обо всех наших союзниках, в том числе вспоминали и участников Сопротивления и в самой Германии, кстати говоря, и во Франции, и в Италии. Мы обо всех помним и отдаём дань уважения всем людям, которые не жалея себя боролись с нацизмом.

Конечно, мы же прекрасно все понимаем, что именно Советский Союз внёс решающий вклад в эту Победу и понёс самые большие жертвы в борьбе с нацизмом. Для нас это не просто военная победа, для нас ещё и моральная победа. Понимаете, у нас почти в каждой семье есть потери, как мы можем про это забыть? Это невозможно.

П.Валентино: У нас есть ещё несколько коротких вопросов.

В.Путин: Хотелось бы коротких вопросов.

Л.Фонтана: Вы очень популярный лидер в России, но очень часто за рубежом и даже в Вашей стране Вас называют авторитарным. Почему так сложно находиться в России в оппозиции?

В.Путин: Что же сложного? Если оппозиция доказывает, что она может добиваться решения задач, которые стоят перед районом, регионом или страной, – думаю, что люди всегда это заметят.

У нас количество партий увеличилось в разы, мы либерализировали за предыдущие годы возможности создания политических партий, выхода их на региональную, общенациональную сцену. Вопрос только в их состоятельности и умении работать с электоратом, умении работать с гражданами.

П.Валентино: А почему же тогда с представителями оппозиции так редко берут интервью основные российские телеканалы?

В.Путин: Если они будут интересны – я думаю, что у них будут брать интервью чаще.

А насчёт политической борьбы – нам известно, что применяются разные средства в борьбе с политическими противниками. Достаточно посмотреть на новейшую историю Италии.

П.Валентино: Господин Президент, Греция сейчас переживает очень сложные отношения с Европой. Если Греция выйдет из зоны евро, Россия была бы готова помочь ей политически и экономически?

В.Путин: Мы развиваем с Грецией отношения вне зависимости, является она членом ЕС, находится в зоне евро, является ли членом НАТО. У нас с Грецией исторические, очень близкие и партнёрские хорошие отношения, поэтому это суверенный выбор греческого народа, в каких союзах находиться, в каких зонах. А что будет происходить, этого мы не знаем, и поэтому сейчас, как у нас говорят, гадать на кофейной гуще – думаю, что это неправильно и даже вредно для экономики и общеевропейской, и греческой.

Для такой экономики, как греческая, есть определённые сложности, вызванные общеевропейскими правилами. Они же драхму не могут девальвировать, у них драхмы нет, они привязаны к жёсткой валюте, к евро. У них полностью открыты границы для европейских товаров, и экспортно-ориентированные экономики, имеют, безусловно, преимущество. Общие решения в области сельского хозяйства, рыболовства – это там, где Греция могла бы иметь определённые конкурентные преимущества, но тоже есть ограничения.

Другое преимущество у Греции, естественно, это туризм, но в Шенгенской зоне, и здесь есть ограничения. У нас безвизовый въезд в Турцию, 5 миллионов российских туристов было в Турции в прошлом году, а в Греции – я точно не помню, по–моему, меньше миллиона, где–то 300 тысяч, что ли, всего. Но зато Греция получает льготное кредитование, финансовую поддержку из европейской казны, доступ на европейский рынок труда. Есть и другие преимущества пребывания в общеевропейской семье.

Не нам решать, здесь, в России, что выгоднее Греции, что для неё предпочтительней, – повторю, это суверенное право греческого народа, в диалоге, конечно, с их основными партнёрами по Европе.

П.Валентино: Два очень маленьких последних вопроса.

В.Путин: До утра мы не будем с вами сидеть?

П.Валентино: Мы видим здесь четверых российских императоров, в этой комнате. А какая историческая фигура, какой персонаж больше всего Вас вдохновляет?

В.Путин: Вы знаете, мне довольно часто задают этот вопрос. Я предпочитаю от него уклоняться, потому что в этой связи начинаются всякие интерпретации. (Смех.) Поэтому я предпочёл бы так ответить: я стараюсь не делать для себя кумиров.

Я стараюсь – вернее, не стараюсь, а именно руководствуюсь интересами российского народа в своей работе, исходя из всего, что было накоплено за предыдущее время, и руководствуюсь условиями нашей жизни в сегодняшние дни, и, безусловно, стараюсь посмотреть на то, как нам выстроить нашу жизнь, нашу экономику, политику, прежде всего внутреннюю политику, ну, конечно, и на международной арене, на среднесрочную и отдалённую стратегическую перспективу.

И в нашей истории, и в европейской истории, вообще в мировой истории было очень много достойных примеров. Но все эти люди – они жили и работали в определённых условиях. Самое главное – быть честным по отношению к себе и к людям, которые тебе доверили эту работу.

Л.Фонтана: И последний вопрос: о чём Вы сожалеете больше всего в своей жизни, что Вы считаете ошибкой, которую Вы не хотели бы никогда больше повторить?

В.Путин: Буду совершенно откровенным с вами, я не могу ничего такого сейчас воспроизвести. Видимо, Господь так выстроил мою жизнь, что мне не о чем сожалеть.

Реплика: Вы счастливый человек.

В.Путин: Слава тебе, Господи.

Италия. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 6 июня 2015 > № 1390981 Владимир Путин

В преддверии саммита ШОС: иранский вопрос и другие хлопоты

Прошедшие 3-4 июня заседание совета министров иностранных дел ШОС и конференция «Безопасность и стабильность в регионе» стали заключительным этапом масштабной подготовки к июльскому саммиту этой организации в Уфе. Российской стороне, безусловно, хочется, чтобы финал годичного председательства ознаменовался серьезными прорывами, доказывающими, что ШОС – эффективный инструмент региональной стабильности и экономического развития. Поэтому темы, обсуждавшиеся в эти два июньских дня, были одна острее другой.

Событию такого уровня, как саммит Шанхайской организации сотрудничества, всегда сопутствует огромная подготовительная работа. 31 мая в Москве началось согласование итоговой резолюции, которую должны 10 июля принять главы государств-членов ШОС. Несколько раньше в работу был запущен целый пакет важнейших документов: проект стратегии организации до 2025 года, программа по борьбе с терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом; соглашение о сотрудничестве по пограничным вопросам и заявление по проблеме наркоугрозы в регионе.

Документы, как видим, более чем принципиальные, но и на этом дипломаты не остановились – уже в ходе заседания совета министров иностранных дел государств-членов ШОС Москва озвучила инициативы, в числе которых принятие специального заявления по перспективам членства Ирана в организации, рассмотрение на площадке ШОС вопросов сопряжения Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и мегапроекта Пекина «Экономический пояс Шелкового пути», а также создание института с несколько громоздким названием «Международный центр предпроектной подготовки и финансирования проектов ШОС».

Впрочем, все это обилие документов умещается в четыре ключевых вопроса, ответ на которые Организации нужно решать в срочном порядке:

- во-первых, как совместить ЕАЭС с китайской стратегией «Шелковый путь» таким образом, чтобы и преференции получить, и абсолютного экономического доминирования Пекина в так называемом «регионе ШОС» не допустить?

- во-вторых, как привлечь Иран к более активному участию в работе Организации, обойдя при этом условие, заложенное в уставные документы еще при ее создании – о том, что входящее в ШОС государство не должно находиться под санкциями ООН?

- в-третьих, как добиться того, чтобы расширение Организации, в свете готовящегося вступления в нее Индии и Пакистана, не привело к тому, что из-за противоречий между странами-участниками ШОС утратила бы работоспособность?

- и, наконец, в-четвертых, что нужно сделать для обеспечения безопасности государств-членов ШОС? Что становится более чем актуальным в преддверии намечающегося противостояния, связанного с тем, что США формирует два гигантских торговых блока − Трансатлантическое Инвестиционное Партнерство (Trans-Atlantic Trade Investment Partnership - TTIP) и Транстихоокеанскоe торговое партнерство (Trans-Pacific Trade Partnership - TTP). Для которых, естественно, евразийские рынки представляют огромный интерес, а в борьбе за контроль над рынками, как прекрасно известно, правил приличия и каких-то ограничений в выборе средств не существует.

Проблема для руководителей государств-членов ШОС заключается еще и в том, что все вышеперечисленные вопросы мало того, что тесно увязаны между собой, но еще и являются срочными и неотложными. А от их эффективного решения зависит то, станет ли ШОС полноценным региональными игроком или скатится на роль декоративного образования.

Неприлично затянувшееся ожидание Ирана

Подготовительные мероприятия к саммиту ШОС ознаменовались инициативой, которая, по мнению ее авторов, способна разрубить «гордиев узел» в отношении членства в Организации Тегерана. «Рассмотрели мы заявку Ирана, который с 2005 года активно, деятельно участвует в работе ШОС в качестве государства-наблюдателя», − сообщил Сергей Лавров на пресс-конференции по итогам заседания глав МИД ШОС. – «Все мы высказались за повышение статуса Ирана в нашей организации в контексте всеобъемлющего урегулирования иранской ядерной проблемы».

Переводя с дипломатического на русский, в ходе консультаций было принято решение о том, что вопрос о вступлении Ирана в ШОС на правах полноправного члена будет привязан теперь не к проблеме снятия с него санкций, а к достижению договоренностей между Тегераном и «шестеркой» международных наблюдателей. Что, по расчетам оптимистов, должно произойти к 30 июня. Правда, и это не означает, что в ходе саммита в Уфе 9-10 июля Иран станет членом ШОС. Будет принято лишь некое «специальное заявление» о перспективах такого членства. Из этой инициативы российской дипломатии следует два весьма интересных и далеко идущих вывода. Прежде всего, становится ясным, что за 25 дней до «контрольного срока» на переговорах так и не решен принципиальный вопрос – будет ли означать подписание соглашения по иранской ядерной программе автоматическую отмену санкций ООН или же они будут просто «заморожены». Кроме того, становится понятно, что противоречия в вопросе полноправного членства Ирана в ШОС между государствами-участниками Организации за десять лет так и не преодолены.

«Увязывать вопрос членства Ирана в ШОС со снятием санкций несправедливо»− считает иранский посол в Москве Мехди Санаи. Более того, даже решение, согласно которому вступление Тегерана привязывается не к снятию санкций, а к «достижению договоренности о всеобъемлющем урегулировании иранской ядерной программы» − половинчатое, неконкретно и уязвимо для воздействия «третьей стороны», например, для затягивания рассмотрения вопроса о судьбе этих санкций в ООН, очевидно и для самих авторов этой инициативы. Но с другой стороны, Иран играет слишком важную роль в регионе, имеет колоссальный опыт борьбы с международным терроризмом, обладает эффективными методами борьбы с наркотрафиком и наркоторговлей, и без его активного участия всерьез решать ключевые вопросы безопасности и экономики попросту невозможно.

В итоге, в Москве на трехсторонней встрече глав дипломатических ведомств Ирана, России и Китая, была достигнута договоренность о некоей «компромиссной формуле», которая сохраняет заинтересованность Тегерана в развитии сотрудничества с ШОС. Ирану гарантировано вступление в Организацию после заключения соглашений по его ядерной программе. Более того, и российский и китайский министры заверили своего коллегу Джавада Зарифа, что после того, как подписи на документах по иранскому ядерному досье будут поставлены, и Москва, и Пекин перестанут считать международные санкции основанием для каких-либо ограничений в развитии экономического и военно-технического сотрудничества с Ираном. В частности, Сергей Лавров еще раз публично подтвердил, что договоренности о поставке Ирану системы С-300 сохраняют силу: «Мы просто констатировали, что подготовка к поставке идет, она скоро реализуется». Отметив при этом, что двусторонние отношения Москвы и Тегерана развиваются «успешно - в соответствии с договоренностями наших президентов».

Судя по всему, предложенная «компромиссная формула» Тегеран вполне устроила. И, руководствуясь принципом «куй железо пока горячо», иранская сторона тут же предложила расширить формат переговоров по безопасности между нашими странами, наполнив его конкретными предложениями по военно-техническому сотрудничеству и борьбе с терроризмом, наркотрафиком и экстремизмом.

Москва и Пекин приняли данное предложение вполне благожелательно. Так, китайский министр иностранных дел Ван И отметил, что «КНР намерена укрепить взаимодействие с Ираном в торгово-экономической, энергетической и других традиционных сферах, а также развернуть сотрудничество в новых областях в рамках «экономического пояса Шелкового пути» и «морского Шелкового пути 21-го века»», в том числе в деле расширения транспортно-коммуникационных возможностей и увеличении инвестиций в производство».

Эта позиция позволила заместителю главы МИД Ирана Ибрагиму Рахимпуру уже 4 июня сделать весьма многозначительное заявление: «Иран имеет право вести переговоры по вопросу безопасности, в том числе по вопросу противоракетной обороны… И это наше право — это естественно для того, чтобы защитить территорию нашей страны, мы имеем право вести переговоры с различными государствами». Отметив при этом, что «процесс, который имеет место быть − это двусторонний процесс как с Россией, так и с Китаем».

Региональная безопасность и проблемы расширения ШОС

События на Ближнем Востоке, не говоря уже о навязчивом «украинском вопросе», существенно снизили интерес СМИ и экспертов к так называемому «региону ШОС». Яркой и леденящей душу медиа-картинки, на которую слетелись бы журналисты и комментаторы, здесь действительно, к счастью, пока нет. Но тенденции становятся все тревожнее. Кровоточащей раной региона по-прежнему остается Афганистан, хронический «котел с неприятностями» для соседей этого государства. Прикрывшись «фиговым листком» в виде обращения парламента страны с просьбой «остаться для укрепления безопасности», США продолжают свое присутствие в стране, плотно контролируя инструменты дестабилизации обстановки от Белуджистана, что иранского, что пакистанского, до китайского Синьцзяна и постсоветской Средней Азии.

Безопасности от их присутствия как-то не прибавляется, но и альтернатива этому присутствию – полноценный диалог стран, вовлеченных в деятельность ШОС, – пока не сформирована. «Экстремизм угрожает всем государствам региона. И чтобы противостоять этому явлению, необходимо региональное и трансрегиональное сотрудничество», - напомнил коллегам в Москве глава иранского МИДа Джавад Зариф. – «Необходима консолидация индивидуальных и коллективных стратегий, чтобы противостоять этому явлению (распространению ИГ), искоренить зло. Во имя этого необходимо объединить свои усилия в борьбе с возвеличиванием безнаказанного стремления к господству в регионе».

Столкновение амбиций, мифические страхи и вполне конкретные подозрения в отношении других партнеров по диалогу – вот реальная проблема, мешающая формированию слаженного и эффективного механизма обеспечения безопасности в регионе. И вполне реальна опасность, что «расширение ШОС», увеличение его только по количественному показателю – числу стран-участников, к росту дееспособности Организации не приведет.

Само по себе это «расширение», разговор о котором постоянно оживляется в связи с изменением статуса в Организации Индии и Пакистана, – задача далеко не первостепенная, как бы ни пытались убедить нас в обратном чиновники, организующие деятельность ШОС. Проблем здесь возникает столько, что впору задуматься о применении простого правила – «лучше меньше, да лучше». Тревожным звонком в этом отношении стала тональность заявлений, сделанных нынешним генсеком Организации Дмитрием Мезенцевым в отношении членства Нью-Дели и Исламабада.

В отличие от оптимистичных заявлений, звучавших раньше, генсек ШОС в этот раз был куда более сдержан, пояснив, что хотя на предстоящем саммите в Уфе и ожидается принятие политического решения о начале присоединения Индии и Пакистана, им еще предстоит выполнить масштабную работу прежде, чем они станут полноправными членами организации. Собственно, «политическое решение» означает лишь начало пути «к очень сложному, кропотливому и значительному по времени − не будем прогнозировать − процессу присоединения этих двух государств к 27 документам, которые должны быть ратифицированы и под которыми должны подписаться два государства, желающие обрести статус полноправного члена в ШОС. Поэтому политическое решение о начале присоединения − это еще не значит, что эти государства становятся членами ШОС», − констатировал Мезенцев.

В кулуарах подобную сдержанность функционеров ШОС объясняют тем, что если Пакистан продолжает сохранять интерес к участию в работе с Организацией, то Индия его откровенно утратила. Чего, в общем-то, и нужно было ожидать, поскольку некая альтернативная ось «Пекин – Москва − Нью-Дели» всегда существовала только в фантазиях экспертов. Которые откровенно не понимают сути отношений и глубины противоречий между этими странами, в первую очередь между Индией и Китаем. И, кроме того, откровенно переоценивают заинтересованность Нью-Дели в контактах с Москвой.

*******

На прошедших в Москве в эти июньские дни мероприятиях, являвшихся генеральной репетицией саммита ШОС 9-10 июля в Уфе, было сказано много правильных слов, озвучено большое количество актуальных и реалистичных предложений. Достаточно отчетливо и все настойчивее звучала мысль, что без активного участия Ирана многие прикладные вопросы безопасности так и останутся на бумаге. И в этой связи нужно отметить, что складывающаяся ситуация с «расширением» Организации должна стать уроком во вполне прикладном аспекте. Не только членство в ШОС нужно Ирану, но и Иран с его политическим влиянием и потенциалом нужен Организации. Чем быстрее будет решен вопрос его полноправного членства, тем легче будет распутывать узлы противоречий в «регионе ШОС». А значит, появится реальная перспектива сделать Организацию на порядок эффективнее.

Индийский и иранский министры обсудили вопрос о поставках иранского газа в Индию

Согласно сообщениям индийской прессы, министр нефти и природного газа Индии Дхармендр Прадхан во время встреч со своими иранским и российским коллегами в Вене обсудил вопрос о строительстве трубопроводов для поставок газа в Индию.

В частности, Дхармендр Прадхан и Александр Новак в ходе своей встречи в Вене приняли решение изучить возможность строительства трубопроводов для поставок нефти и газа в Индию. При этом Россия прилагает усилия к укреплению своих связей с Индией в условиях, когда в отношении Москвы введены санкции из-за присоединения к России Крыма и событий на Украине. Кроме того, ожидается, что с подписанием соглашения по иранской ядерной программе между ИРИ и шестеркой международных посредников санкции в отношении Ирана будут отменены и он станет играть более активную роль на мировом энергетическом рынке.

Как известно, после подписания в 2008 году между Индией и США гражданского ядерного соглашения была приостановлена реализация целого ряда индийских проектов, так или иначе связанных с Ираном. В частности, Индия решила сосредоточить свое внимание на трубопроводе Туркменистан – Афганистан – Пакистан – Индия вместо того, чтобы участвовать в строительстве трубопровода Иран – Пакистан – Индия. Однако, как ожидается, ситуация может измениться после того, как министры нефти Ирана и Индии в ходе своей встречи в Вене обсудили «возможность прокладки трубопровода из Ирана в Индию по разным маршрутам».

Угроза терроризма в ИРА не сосредоточена целиком в пределах страны, но представляет проблему более высокого уровня, требующую скоординированной деятельности многих стран, заявил глава МИД Афганистана Салахуддин Раббани.

Заявление было сделано министром в ходе выступления на международной конференции «Безопасность и стабильность в регионе ШОС», прошедшей накануне в Москве. Свою речь Салахуддин Раббани посвятил опасности, с которой сопряжена деятельность экстремистских организаций в Центральной Азии.

«Терроризм – значительная угроза как регионального, так и международного уровня, подвергающая опасности жизни невинных людей и мир, не зная государственных границ», – отметил глава МИД ИРА.

Говоря о радикальных организациях, с которыми ведут борьбу афганские силы, Раббани упомянул «Талибан», в том числе пакистанское крыло движения, группировку Хаккани, Исламское движение Узбекистана, «Аль-Каиду» и «Исламское государство».

Министр подчеркнул, что вышеупомянутые группировки готовят и производят атаки в других странах региона и мира, в то время как афганские силы стремятся остановить их дальнейшее продвижение, сообщает информационное агентство «Пажвок». «Наши военные находятся на передовой линии борьбы с терроризмом», — подчеркнул глава МИД Афганистана.

Салахуддин Раббани обратился к странам ШОС с просьбой о содействии в борьбе с общей угрозой. «Афганистан не в состоянии в одиночку противостоять терроризму, и сейчас самое время объединять усилия и сотрудничать в борьбе с террористической угрозой», – сказал он.

Глава афганского внешнеполитического ведомства также высказался за получение его страной статуса полноправного члена в Шанхайской организации сотрудничества.

В настоящее время Россию всё сильнее беспокоит ухудшение ситуации с безопасностью в северных провинциях Афганистана, заявил накануне посол РФ в Кабуле Александр Мантыцкий.

В недавнем выступлении дипломат напомнил об угрозе распространения активности боевиков на территорию стран Центральной Азии, в частности, Узбекистана, Таджикистана и Туркменистана.

От лица своей страны Мантыцкий заверил Афганистан в поддержке деятельности правительства ИРА, направленной на противодействие активности боевиков, добавив, что Москва рассматривает запрос Кабула на получение военной помощи.

Ранее афганское правительство обратилось к России с просьбой об оказании содействия оснащению правоохранительных органов вертолётами и боеприпасами, передаёт телеканал «Толо».

Напомним, что несколько дней назад спецпредставитель президента РФ по Афганистану Замир Кабулов сообщил, что некоторые проекты сотрудничества в сфере безопасности, осуществлявшиеся при содействии США и впоследствии прекращённые, могут быть переведены на двустороннюю основу. В числе этих проектов были упомянуты техобслуживание российских вертолётов в ИРА, а также подготовка афганских антинаркотических кадров.

Надежду на помощь со стороны Москвы афганцам также даёт недавнее выступление министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова, в ходе конференции ШОС по вопросам безопасности заявившего о готовности России к сотрудничеству с Кабулом по всем направлениям.

Современная политическая ситуация в Афганистане

Главным событием, оказавшим влияние на актуальный афганский политический процесс, стали состоявшиеся в 2014 году президентские выборы. С большой долей вероятности можно сказать, что последние выборы главы афганского государства стали одной из самых продолжительных электоральных кампаний в мировой политической истории. Впрочем политический кризис, последовавший после выборов не стал для аналитиков неожиданностью. Еще до выборов было ясно, что в силу очевидных социально-политических причин явка в южных и восточных районах страны будет ниже, чем в центральной и северной частях. Во-первых, речь идет о факторе талибов, традиционно занимающих сильные позиции в южных и восточных провинциях и влияющих на ход голосования. Во-вторых, значительная часть населения юга и востока страны к выборам относятся, мягко говоря, не лояльно. Поэтому еще до выборов главы государства прогнозировались два сценария развития ситуации в Афганистане.

Сценарий 1. В силу вышеназванных причин явка в южных и восточных провинциях будет низкой, в результате чего победителем на выборах станет кандидат-представитель Севера. Разумеется, такой сценарий не вызвал бы восторга у пуштунов.

Сценарий 2. Президентом по итогам голосования будет объявлен кандидат-пуштун, однако результаты выборов будут поставлены под сомнение его оппонентом – представителем Севера.

Таким образом, оба сценария главной афганской электоральной кампании 2014 года изначально предполагали возникновение политического кризиса.

Из кризисной ситуации, в свою очередь, предполагалось два выхода. Первый, «жесткий вариант», подразумевал силовой конфликт с возможностью его трансформации в гражданскую войну и с последующей фрагментацией страны. Второй, «мягкий вариант», подразумевал сокращение полномочий президента и учреждение поста премьер-министра.

В итоге ситуация стала развиваться по второму сценарию и по «мягкому варианту». Выходом из кризиса стал раздел высшей государственной власти между пуштуном Ашрафом Гани и таджиком доктором Абдуллой Абдуллой через формирование «правительства национального единства» и под политические гарантии США.

Эта формула преодоления политического кризиса, фактически, легитимизировала межэтнический принцип разделения власти в Афганистане. До этого межэтническое деление афганской власти носило во многом символический характер.

Возникшее в результате межэтнического компромисса «правительство национального единства» на данный момент демонстрирует гораздо большую слабость по сравнению с правительством Хамида Карзая. Следует отметить, что легитимность лидеров этого правительства Ашрафа Гани и Абдуллы Абдуллы время от времени ставится под вопрос афганскими политиками. О должности доктора Абдуллы («глава высшей исполнительной власти») в Конституции Афганистана ничего не сказано, поэтому с правовой точки зрения можно на самом деле поставить под вопрос его легитимность. Однако, с другой стороны, в первом туре президентских выборов он стал лидером голосования (а по данным независимых исследований, и победителем), в то время, как результаты второго тура выборов фактически были отменены. Таким образом, уровень политической легитимности Ашрафа Гани и Абдуллы Абдуллы вполне сопоставимый.

Разногласия между участниками правящей коалиции по персональному составу кабинета министров, ставшие причиной экономического и политического кризиса, а также управленческих проблем в силовых структурах, наряду с разногласиями по внешнеполитическим вопросам (команда Абдуллы не поддержала позицию президента Гани по «йеменскому вопросу»), показывают глубину противоречий в высшем руководстве Афганистана. Эти противоречия пока не имеют внятного механизма разрешений, что делает афганскую политическую архитектуру крайне неустойчивой и подверженной внутренним угрозам.

Представляется, что если функциональное и статусное разделение полномочий в «правительстве национального единства» Афганистана не будет формализовано и закреплено законодательно, то новые политические кризисы в стране можно считать неизбежными. Вероятность правительственного кризиса в Афганистане в среднесрочной перспективе представляется достаточно высокой.

Внешние факторы всегда оказывали большое влияние на политическую ситуацию в Афганистане. Так будет и в ближайшее время. Поэтому нельзя не учитывать роль таких стран, как США и Пакистан. В этой связи обращают на себя внимание перемены, которые последовали в отношениях между Кабулом и Исламабадом после ухода Хамида Карзая с поста президента.

Вскоре после избрания президентом Афганистана Ашраф Гани начал демонстрировать готовность к перезагрузке отношений Кабула и Исламабада. Одной из главных причин этого стремления, была надежда Гани на то, что пакистанцы помогут усадить талибов за стол переговоров с афганским правительством. Однако, ожидания не оправдались, и афганские власти, похоже, готовы сделать остановку в движении навстречу Исламабаду. Основание для такого вывода может служить недавний визит президента в Индию.

«Новый пакистанский курс» Ашрафа Гани стал настоящим потрясением для афганской элиты, привыкшей видеть в Исламабаде источник всех многолетних бед Афганистана. Шаги, предпринятые Гани на пакистанском направлении, считаются беспрецедентными в современной истории афгано-пакистанских взаимоотношений.

По состоянию на середину марта 2015 года были отмечены следующие важные элементы в пакистанской политике Ашрафа Гани:

официальные лица ИРА воздерживаются от заявлений о причастности пакистанских военных кругов к терактам в Афганистане, что, безусловно, оказывает влияние и на риторику афганских СМИ, которая становится более дружественной по отношению к Пакистану. Продолжение такой атмосферы в конечном итоге, приведет к улучшению имиджа Пакистана в афганском общественном мнении.

впервые за многие годы Кабул отправил на учебу в Пакистан нескольких офицеров Афганской национальной армии (АНА). Ранее от таких предложений со стороны Исламабада афганские власти категорически отказывались.

афганские власти допустили представителей Пакистана к допросу пленных талибов, находящихся в афганских тюрьмах.

Кабул передал Пакистану ряд бывших командиров талибов, содержавшихся в афганских тюрьмах. Ранее эти талибские командиры действовали на пакистанской территории, что объективно было выгодно афганским спецслужбам.

Ашраф Гани дважды отложил свой визит в Индию (последний раз под предлогом трагедии в Панджшере). Исламабад традиционно негативно смотрит на развитие контактов Кабула с Нью-Дели.

Ашраф Гани заморозил ход переговоров между Кабулом и Нью-Дели о возможных поставках индийского вооружения для афганской армии. Ранее договоренность о таких поставках были достигнуты по просьбе и активном участии Хамида Карзая.

Сложно сказать, что взамен получил Ашраф Гани от пакистанской стороны. Из того, что было видно к началу весны 2015 года, можно назвать лишь прекращение трансграничных обстрелов восточной провинции Кунара со стороны Пакистана. Возможно, Ашрафу Гани были даны какие-то убедительные обещания в части содействия переговорному процессу с талибами. Однако, пока никакого прорыва здесь не произошло.

«Пакистанский разворот» Ашрафа Гани вызвал энергичное неудовольствие экс-президента ИРА Хамида Карзая и других политиков Афганистана. Помимо Хамида Карзая, «новый пакистанский курс» Ашрафа Гани осудил один из лидеров моджахедов, депутат Волуси джирги Абдул Расул Сайяф.

С большой долю вероятности можно сказать, что главной причиной «пакистанского разворота» в политике Ашрафа Гани являлись надежды на содействие Исламабада в принуждении к миру лидеров Талибана.

Впрочем, сами талибы утверждали, что главную роль в сближении позиций сторон закрытых переговоров (афганского правительства и офиса Талибана в Катаре) сыграл Китай, столицу которого в феврале 2015 года посещала делегация из Катарского офиса талибов в главе с муллой Дин Мохаммадом Ханом.

Если в начале года наблюдался определенный оптимизм относительно переговорного процесса правительства Ашрафа Гани с талибами, то сегодня этого оптимизма стало значительно меньше. Большинство аналитиков в Кабуле в середине марта 2015 года были уверены в том, что на этот раз талибы и представители Кабула найдут общий язык. И что этот позитивный результат будет достигнут не только потому что из дворца «Арг» ушел противник переговоров — Хамид Карзай, но и в силу ряда других региональных и международных факторов. В том числе, в связи со сближением позиций Кабула и Исламабада, а также из-за появления угрозы «Исламского государства».

Однако, сегодня, когда реального перелома в переговорном процессе с талибами достигнуто не было, а боевики активизируют свои действия и повышают уровень жестокости в отношении пленных афганских солдат, «пакистанский курс» Ашрафа Гани начинает подвергаться коррекции.

Похоже, в экспертном сообществе серьезно переоценили степень влияния Пакистана на талибов. Надежды на посредничество Исламабада не оправдались – может быть, потому, что они изначально были слишком завышенными? Талибы оказались более самостоятельными игроками, чем это поначалу считалось. И теперь афганскому правительству нужно либо искать новых посредников в переговорах с вооруженной оппозицией, либо готовиться к продолжению активных боевых действий. Скорее всего, придется делать и то, и другое.

Талибы утверждают, что согласиться на переговоры под давлением Пакистана для них станет политическим смертным приговором, так как командиры среднего звена и боевики, искренне считавшие, что совершают джихад по приказу муллы Омара, будут разочарованы тем, что их лидеры согласились на переговоры с бывшими врагами по указанию Исламабада. Именно так это будет выглядеть, если переговоры увенчаются успехом – договоренностями с официальным Кабулом и объявлением мира в стране.

В случае достижения понимания между руководством Талибана и правительством Афганистана, опасаются лидеры талибов, большая часть их активных сторонников уйдет в ряды «Исламского государства» (ИГИЛ). Ведь после теракта в Пешаваре в конце 2014 года, ответственность за который была возложена на Талибан, пакистанское общественное мнение не поддерживает талибов так, как раньше. С другой стороны, Талибан уже не только в Кабуле, но и мировом общественном мнении ассоциируется, прежде всего, с определенными военно-политическими кругами в Пакистане, поэтому любые действия талибов автоматически «приписываются» Исламабаду. В такой ситуации лоббистам талибов в Исламабаде объективно было бы выгодно связать Талибан или хотя бы его часть с «Исламским государством» (ИГИЛ), управленческие центры которого находятся, либо ассоциируются с Ираком, Сирией, но не Пакистаном.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.

Омар НЕССАР

Накануне министр внутренних дел Таджикистана Рахимзон Рахимзода принял делегацию ИРА, возглавляемую его афганским коллегой Нуруль Хаком Улуми. В ходе переговоров стороны обсудили вопросы сотрудничества.

На повестке мероприятия были рассмотрены общие проблемы безопасности, в том числе терроризм, экстремизм и сепаратизм, а также нелегальный наркотрафик. Стороны подтвердили свою приверженность стратегии борьбы с данными угрозами, а также с вызовами регионального и мирового уровня, передаёт информационное агентство «Азия – Плюс» со ссылкой на пресс-центр МВД Таджикистана.

На встрече с Нуруль Хаком Улуми генерал-лейтенант милиции Рамазон Рахимзода заявил об успешном развитии отношений между правоохранительными ведомствами двух стран, развивающихся в том числе за счёт соглашений о взаимодействии.

В частности, ещё в 2005 г. афганское и таджикское правительства подписали соглашение о совместной борьбе с нелегальным оборотом наркотиков, психотропных препаратов и прекурсоров, а в прошлом году МВД двух стран подписали межведомственное соглашение о сотрудничестве.

Сегодня российский министр иностранных дел Сергей Лавров принял своего афганского коллегу Салахуддина Раббани, прибывшего в Москву во главе делегации ИРА.

В беседе с гостем на полях конференции «Безопасность и стабильность в регионе ШОС» глава МИД РФ заявил, что его страна дорожит сложившимися с Афганистаном отношениями и сделает всё для того, чтобы республика преодолела нынешние «беды и невзгоды».

В ответ на выступление Раббани, в котором тот сообщил о почти полном завершении работы по формированию правительства, Лавров принёс Кабулу поздравления, подтвердив готовность России к сотрудничеству с афганскими властями по всем направлениям, сообщает официальный сайт МИД РФ.

Российский министр подчеркнул, что в ходе конференции представители всех стран, входящих в ШОС, а также государств-наблюдателей, выразили солидарность с народом Афганистана, тем самым засвидетельствовав свою готовность поддержать республику.

«Я уверен, что эта поддержка будет поступать по различным каналам, – сообщил Лавров. – Особое внимание, конечно, будет уделяться как стабилизации экономики,.. так и повышению эффективности усилий по борьбе с угрозами терроризма и особенно наркотрафика, подпитывающего терроризм».

Участники двусторонней российско-афганской встречи посвятили переговоры вопросам двусторонней повестки дня, а также планам сотрудничества по улучшению ситуации в ИРА, в том числе и конкретным направлениям взаимодействия.

Вчера вечером в российскую столицу с визитом прибыл министр иностранных дел ИРА Салахуддин Раббани. К настоящему времени это первый его визит в РФ в качестве главы внешнеполитического ведомства своей страны.

В программу визита министра входит участие в работе конференции по региональной безопасности, открытие которой состоится сегодня в Москве, сообщил порталу «Афганистан.Ру» афганский дипломатический источник.

На полях мероприятия высокопоставленный гость из ИРА проведёт ряд двухсторонних встреч со своими коллегами из других стран. Кроме того, в ходе визита планируется уточнить детали предстоящей поездки президента Афганистана Ашрафа Гани в Уфу, где в июле текущего года пройдёт саммит Шанхайской организации сотрудничества.