Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

В ходе нескольких независимых спецопераций в провинциях Баглан и Нимроз было изъято более тонны наркотических веществ.

Согласно сообщению начальника полиции провинции Нангархар полковника Ахмада Шерзада, попытка контрабанды 630 килограммов наркотиков была пресечена на въезде в Джелалабад. По данному делу арестованы четыре человека, цитирует его слова информационное агентство «Пажвок».

Независимо от данного инцидента начальник полиции провинции Нимроз сообщил о конфискамции 525 килограммов опиума в уезде Канг провинции Нимроз. Контрабандисты, вероятно, планировали вывезти наркотики в соседний Иран, заявил бригадный генерал Мохаммад Касим.

Напомним, что, согласно данным ООН, в текущем году площадь посевов мака в Афганистане возросла.

К недавней атаке, ставшей причиной гибели и ранений более 100 человек на территории восточной афганской провинции Пактика, причастна группировка Хаккани, полагают источники из Управления национальной безопасности.

Напомним, что боевик-смертник, ставший исполнителем жестокого теракта, находился в толпе из 200 зрителей, следивших за ходом волейбольного матча. По последним данным отчётов о потерях, атака привела к гибели 61 человека и ранениям ещё более 60, при этом в основном жертвами взрыва стали мирные жители, в том числе женщины и дети.

Несмотря на то, что ни одна из организаций непримиримой вооружённой оппозиции не взяла на себя ответственности за трагедию, афганское разведывательное ведомство пришло к выводу, что атака была подготовлена печально известной группировкой Хаккани.

В настоящее время именно эта организация считается наиболее смертоносной из ведущих борьбу с афганскими и коалиционными силами. Группировка, поддерживающая связи с «Талибаном», «Аль-Каидой» и другими экстремистскими силами, находится в «чёрном списке» Совета Безопасности ООН как террористическое объединение.

Между тем президент Афганистана Ашраф Гани и глава исполнительной власти Абдулла Абдулла, резко осудившие атаку, поручили компетентным органам тщательно расследовать теракт и оказать семьям потерпевших всестороннее содействие, в том числе медицинскую и материальную помощь.

Правительство Афганистана собирается проверить работу иностранных советников в государственных структурах на предмет эффективности, сообщил пресс-секретарь главы исполнительной власти страны Муджиб Рахман Рахими.

Напомним, что на днях председатель исполнительного совета Абдулла Абдулла назвал неоправданно высоким число иностранных советников в афганских ведомствах и предложил оценить их деятельность на предмет пользы.

Как сообщил порталу «Афганистан.Ру» официальный представитель доктора Абдуллы, в настоящее время соответствующие структуры уточняют количество иностранных советников в различных ведомствах, примерно оцениваемое в несколько тысяч человек. По словам Рахими, в ряде учреждений это число было признано оправданным, но в других польза от деятельности иностранцев вызывает определённые вопросы. «Этот вопрос взят под личный контроль председателя исполнительного совета, — отметил Рахими. — Окончательное решение будет принято правительством после изучения собранных данных».

Пресс-секретарь отметил, что в целом правительство страны намерено по возможности сократить количество иностранных советников в афганских ведомствах, не уточнив, коснутся ли планируемые преобразования только гражданских структур или же распространятся в том числе и на силовые ведомства.

Италия модернизирует свои БЛА «Рипер»

В ВВС Италии подтвердили, что они находятся в процессе приобретения разведывательных контейнеров Rafael Reccelite, а также радаров с АФАР Selex Seaspray 7500E для обновления своего парка беспилотных летательных аппаратов General Atomics MQ-9 Reaper. Об этом сообщает Flightglobal 17 ноября.

Контейнеры Reccelite приобретаются через прямую покупку с компанией Rafael и, как ожидается, достигнут полной боеготовности в парке невооруженных БЛА в 2016 году, сказал подполковник Лоренцо Рисполи (Lorenzo Rispoli), заместитель руководителя программы MQ-1 и MQ-9 ВВС Италии на конференции SMi Unmanned Aerial Systems в Лондоне.

РЛС с АФАР обеспечит военно-воздушным силам Италии возможность наблюдения обширной территории, закупка в настоящее время ожидает одобрения правительства.

«Мы сейчас работаем над созданием новых возможностей за счет приобретения контейнеров Reccelite, интеграции радара Seaspray 7500E», сказал Рисполи. «Технически мы готовы, чтобы начать программу, но мы ждем утверждения бюджета».

«В будущем мы хотим иметь многоспектральные возможности, поэтому мы работаем по Reccelite и Seaspray».

Он добавил, что ВВС также рассматривают вопрос об увеличении парка «Риперов», которые действуют на полную нагрузку в Афганистане перед выводом в ближайшие недели.

Афганская Волуси Джирга (нижняя палата парламента) ратифицировала соглашения о сотрудничестве в сфере безопасности с США и НАТО.

За ратификацию соглашения проголосовали 149 депутатов. А против — лишь 5, передаёт Национальное телевидение Афганистана.

Оба соглашения были подписаны на следующий день после инаугурации нового президента страны Ашрафа Гани Ахмадзая, однако до сих пор ожидали утверждения афганским парламентом. Двухстороннее соглашение между Кабулом и Вашингтоном скреплен подписями советника президента Афганистана по национальной безопасности Ханифа Атмара и американского посла Джеймса Каннингема, завизировавшего документ о безопасности от имени Белого дома.

Пресс-секретарь президента ИРА Назифулла Саларзай от лица Ашрафа Гани выразил парламенту благодарность и призвал Мешрано Джиргу (Верхнюю палату афганского парламента) последовать примеру Волуси Джирги.

Напомним, что накануне афганские СМИ сообщили о секретном указе Барака Обамы по расширению военного присутствия США в Афганистане.

О защите детей – на дипломатическом уровне

Уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка обвиняет Норвегию в терроре против российских семей, проживающих в этой стране, и утверждает, что за последние три года норвежские власти отняли у матерей 55 детей.

В российских СМИ уже давно публикуются материалы о том, как у живущих в Норвегии российских матерей отнимали детей государственные органы защиты детей.

Проблема уже выходит на дипломатический уровень. Уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Павел Астахов заявил, что подключает к борьбе против Норвегии Министерство иностранных дел и Следственный комитет.

«Мы требуем от международных правозащитных организаций и институтов, а также ООН, СЕ, ПАСЕ обратить внимание на «ювенальный террор» в Норвегии», – пишет он в своём официальном блоге в Твиттере.

По словам Астахова, за последние три года в Норвегии власти изъяли у родителей 55 детей. Аналогичные обвинения выдвигаются против Финляндии, где, как утверждается, власти отняли у родителей ни много ни мало 74 ребёнка.

«Похоже, что вопрос улучшения демографии (в т. ч. снабжение детьми бесплодных однополых пар) решается в Норвегии за счет приезжих семей с детьми», – говорится в одной из записей Павла Астахова в Твиттере.

До сих пор норвежские власти проявляли крайнее нежелание давать какие-либо официальные ответ критику. Служба защиты детей следует строгому профессиональному обязательству сохранять тайну конкретных случаев. В министерстве по делам детей, равенства и социальной адаптации всё же решили выйти на интервью с российскими СМИ, чтобы представить факты о работе норвежских органов опеки над детьми. Информацию о работе системы разместило на своём сайте посольство Норвегии в Москве.

Как сказал в интервью телерадиокомпании NRK генеральный директор департамента службы защиты детей Оддбьёрн Хауге, нарисованная в России картина полна ошибок. «Российский уполномоченный грешит против истины», – считает он.

Хауге не стал гадать, почему Астахов говорит такие вещи, но отметил, что тот говорит это уже не один год. Астахов, считает он, получает информацию от проживающих в Норвегии российских граждан, имевших дело с норвежскими властями по вопросам защиты детей.

О 55 случаях Хауге не знает, но говорит, что у всех детей есть право на хорошее детство, независимо от происхождения.

«Если есть подозрения, что за ребёнком не следят, службы опеки всегда будут вести диалог с родителями и детьми, и 80% предоставляемой помощи оказывается дома, в семье».

Статистика

По статистике, в 2009 году из 1,42 миллиона живущих в Норвегии детей и подростков почти 46.500 получили ту или иную помощь от служб опеки на добровольной основе, причём свыше 80% получили её на дому.

Что касается детского контингента, чаще всего службе приходится общаться с иммигрировавшими детьми, за исключением 3-5-летних, большинство которых относится к числу родившихся в иммигрантских семьях уже в Норвегии.

Наиболее частыми получателями какого-либо рода помощи в 2009 году были дети-иммигранты из Афганистана – 163 ребёнка на 1000. За ними следовали дети из Эритреи, Ирака и России. А среди родившихся в Норвегии в семьях иммигрантов больше всех приходится на долю детей иммигрантов из России – 85 на 1000 – а далее Ирана, Ирака и Афганистана.

В 2009 году 89% детей, переселённых из дома, не имели отношения к иммигрантам. 6% были иммигрантами, 5% родилось в Норвегии в иммигрантских семьях. Помощь получило 8,6 детей-иммигрантов из тысячи. Для детей, не имеющих иммигрантских корней, этот показатель 5,9 на 1000, для родившихся в Норвегии в семьях иммигрантов 4,3 на 1000.

Хорошее сотрудничество на региональном уровне

«Отношения между норвежскими и российскими органами опеки на детьми выстроены в систему и функционируют очень хорошо, если говорить о региональном сотрудничестве в Баренцрегионе», – рассказывает BarentsObserver’у директор регионального управления Северной Норвегии по по делам детей, молодёжи и семьи (BUFETAT) Пол Кристиан Бергстрём.

Бергстрём возглавляет руководящий комитет подпрограммы «Дети и молодёжь групп риска» совместной рабочей группы здравоохранению и сопутствующим социальным вопросам Совета Баренцева Евроарктического региона. В комитет входят участники из России, Норвегии, Финляндии и Швеции.

«Работая в комитете, мы пришли ко взаимному пониманию культуры наших стран, особенностям воспитания детей и тех граней, за которыми начинается частная жизнь семьи», – рассказал он.

В вопросах вмешательства в семейную жизнь норвежские и российские органы защиты детей опираются в целом на одни и те же принципы, отметил Бергстрём. Эти принципы изложены в Конвенции ООН по правам ребёнка. В обеих странах пытаются помочь семьям решить их проблемы с помощью различных мер в самой семье, прежде чем доходить до того, чтобы увести ребёнка от родителей. «Главное различие здесь в том, что если в Норвегии прочно укоренилась традиция помещать ребёнка в приёмную семью при необходимости забрать из его родной семьи на более или менее долгий срок, то в России в большей мере стараются решать проблемы, привлекая родственников».

Хотя сотрудничество между органами опеки прекрасно работает на практическом уровне в регионах, конфликты, о которых мы недавно узнали из российских СМИ, привлекают внимание на самом высоком дипломатическом уровне. Это только выявляет необходимость более тесного сотрудничества, считает Бергстрём.

По его словам, его российские коллеги не узнают реальной норвежской системы защиты детей в том, какой её изображают в российских СМИ. «Поскольку у них есть собственный опыт знакомства с нашей системой, детали этих историй они ставят под сомнение».

Российские СМИ нагнетают беспричинный страх перед норвежскими органами опеки у русских, живущих в Норвегии. Две недели назад русская семья, прожившая семь лет в Тромсё, спешно собралась и уехала в Мурманск после первого контакта со службой опеки, опасаясь, что «девочку норвежские власти имеют право изъять без суда и следствия», пишет «Комсомольская правда».

By Trude Pettersen

Акция против визита вице-президента США Джо Байдена в Турцию состоялась в субботу в Стамбуле, сообщает агентство Dogan.

Джо Байден находится в Турции с трехдневным визитом, во время которого он обсуждает с руководством страны ситуацию в регионе и сотрудничество в борьбе с террористической группировкой "Исламское государство".

Около 300 протестующих из Союза молодежи Турции провела в Стамбуле шествие от района Таксим до Галатасарая. Участники акции несли турецкие флаги, плакаты с антиамериканскими лозунгами. Полиция не препятствовала проведению акции. По окончанию шествия состоялся митинг, на котором руководитель Союза молодежи Чагдаш Дженгиз от имени протестующих зачитал заявление.

"Мы выступаем против вмешательства США в дела нашей страны и всего региона. Сегодня мы собрались для того, что послать сигнал американским империалистам и всему миру. В нашей акции слились дыхание Ирака, совесть Афганистана, сердце Сирии, достоинство Латинской Америки и протест Турции", — говорится в заявлении.

На прошлой неделе члены Cоюза молодежи Турции напали в стамбульском районе Эминёню на трех американских моряков, сошедших на берег со своего корабля. Военнослужащие находились в Стамбуле в течение четырех дней после возвращения с учений НАТО в Черном море. Протестующие облили военных из США краской, надели им на головы полиэтиленовые пакеты и выкрикивали антиамериканские лозунги. По словам организаторов акции, она стала ответом на инцидент в городе Сулеймания на севере Ирака в 2003 году, когда американские солдаты задержали турецких солдат, надев им на головы мешки.

Федор Смирнов.

Накануне глава пакистанской армии Рахил Шариф, прибывший с визитом в Вашингтон, обсудил с американскими властями вопросы безопасности в Центральноазиатском регионе, в том числе и текущую обстановку в Афганистане.

Сообщается, что Пентагон одобрил связанные с новыми вызовами афгано-пакистанские переговоры на высшем уровне, а также расширение операций пакистанских сил по борьбе с боевиками, в том числе и в районе границы с ИРА.

Тем не менее, американская сторона, напомнив о своём содействии Пакистану в военной и других сферах, выразила обеспокоенность в связи с всё ещё недостаточной активностью ИРА в деле борьбы с терроризмом, в том числе ликвидации лагерей боевиков-смертников. В беседе с генералом депутаты Конгресса особо отметили необходимость противодействие группировкам Хаккани и «Лашкар-е-Тайба», передаёт информационное агентство “PTI”.

Отвечая на критику, Рахил Шариф заявил, что его страна не будет делать поблажек в отношении тех или иных групп боевиков. Как сообщают афганские СМИ, генерал пообещал, что не допустит расширения влияния группировки «Исламское Государство» в ИРА и своей стране.

Напомним, что в последние несколько недель по Афганистану распространились тревожные слухи о расширении влияния ИГ, в том числе о контактах преступной организации с боевиками на севере страны.

В издании «New York Times» появилось сообщение о том, что президент США подписал секретный указ о расширении миссии США в Афганистане после 2014 года. В частности, речь идёт о том, что контингент американских войск в ИРА сможет принимать непосредственное участие в боевых действиях.

Издание, ссылаясь на анонимные источники в руководстве американской армии, утверждает, что войска США будут активно использовать возможности поддержки афганских военных операций с воздуха.

В статье сообщается, что такое решение было принято после длительных и напряжённых дискуссий между Пентагоном и Белым Домом. Отмечается, что нынешний президент Афганистана Ашраф Гани более позитивно относится к военному сотрудничеству с США, чем его предшественник Хамид Карзай.

Тем временем, афганский военный эксперт Джавид Кохистани сообщил информационному агентству «Пажвок», что считает военную поддержку со стороны США необходимой для достижения мира и безопасности в Афганистане и регионе в целом.

Напомним, что ранее планировалось уменьшить контингент США в Афганистане после 2014 года до нескольких тысяч человек, которые, к тому же, не будут вступать в прямые боевые действия.

Международная организация ЮНЕСКО объявила конкурс на лучший дизайн культурного центра, который планируется построить в провинции Бамиан.

Предполагается, что проект будет реализован совместно с министерством культуры ИРА. Министерство совместно с муниципалитетом провинции Бамиан выделило под строительство участок с видом на место, где раньше располагались взорванные талибами в 2001 году гигантские статуи Будды, отмечает телеканал «Ариана-ТВ».

Культурный центр мирового значения поможет Афганистану в целом улучшить экономику за счёт привлечения туристов и поможет мировому сообществу ознакомиться с уникальным культурным наследием ИРА, говорится в пресс-релизе ЮНЕСКО.

Проект будет осуществляться при финансовой поддержке Южной Кореи.

В рамках обсуждения проекта ТАПИ президент Туркменистана принял в Ашхабаде министров соответствующих отраслей Афганистана, Пакистана и Индии.

Представитель Афганистана, министр шахт и горной промышленности Мохаммад Акбар Баракзай, выразил готовность ИРА поддержать инициативы Туркменистана в сфере энергетической безопасности. Аналогичные заявления сделали его коллеги из Пакистана и Индии, передаёт информационное агентство «Trend».

Официальный представитель госсекретаря США в Центральной Азии Дэниэл Розенблюм, также прибывший в Ашхабад, отметил, что США более заинтересованы в реализации проекта ТАПИ, чем Транскаспийского газопровода.

Напомним, что недавно странами-участницами была учреждена компания, которая будет заниматься строительством и обслуживанием газопровода ТАПИ. Туркменистан заявляет о готовности начать строительство транснационального газопровода уже в 2015 году.

По предварительным оценкам, доходы Афганистана от транзита газа через свою территорию после реализации проекта ТАПИ могут составить более 400 млн. долларов в год.

В четверг российский министр обороны Сергей Шойгу совершил визит в Исламабад, где встретился со своим пакистанским коллегой Хаваджей Асифом и обсудил с ним вопросы сотрудничества, в том числе и на афганском направлении.

Сейчас, когда иностранные боевые подразделения покидают ИРА, завершая текущую миссию МССБ, а проблемы безопасности по-прежнему далеки от разрешения, непосредственные соседи Афганистана и более отдалённые страны региона опасаются эскалации угроз на свою территорию, в частности, распространения экстремизма и рост объёмов наркотрафика.

В ходе российско-пакистанских переговоров стороны обменялись мнениями по ситуации в Афганистане. «Во многом наши оценки ситуации в этой стране близки или совпадают», – отметил Шойгу на последующем выступлении.

Главы оборонных ведомств договорились о совместном участии в разрешении проблем, связанных с Афганистаном, в том числе признанных угрозами регионального и мирового уровня. Российский министр упомянул о том, что его страна и Пакистан сочли задачу снижения напряжённости в регионе одной из наиболее актуальных для всего мирового сообщества.

По итогам переговоров министры подписали двустороннее соглашение о сотрудничестве на уровне военных ведомств, пообещав обмениваться информацией в сфере безопасности и осуществлять координацию общих усилий по борьбе с терроризмом и наркотрафиком, пишет газета «Взгляд»

Кабульский политехнический университет, построенный в 1960-е годы при поддержке СССР, надеется на получение помощи от России, заявил ректор учебного заведения Изатулла Абед.

Несмотря на то, что в годы гражданской войны университету был нанесён большой урон, он продолжил свою деятельность, а в начале 2000-х годов получил статус государственного вуза и на данный момент считается ведущим образовательным учреждением страны, специализирующемся на техническом направлении.

До сих пор кабульский политех остаётся своего рода островком советской культуры в ряду учебных заведений страны. Это проявляется не только в том, что большинство преподавателей учреждения являются выпускниками советских вузов, но и в популярности русского языка среди учащихся.

«Около 70% наших студентов изучают русский язык в качестве иностранного», – сообщил ректор порталу «Афганистан.Ру», добавив, что университет является единственным вузом на территории страны, где главным иностранным языком является русский.

На данный момент Кабульский политехнический университет обладает статусом престижного учебного заведения, готовящего специалистов по различным направлениям. В вузе действуют 8 факультетов, в том числе строительный, автодорожный, электромеханический и геологический. Обучение на разных курсах университета единовременно проходят около 4 тысяч студентов.

Тем не менее, в настоящее время широко известный политех испытывает серьёзные трудности с учебными и методическими пособиями – как по русскому языку, так и по другим предметам. «Мы до сих пор пользуемся старыми советскими учебниками», – отметил Изатулла Абед.

Ранее российская сторона неоднократно обещала поспособствовать модернизации университета. По словам ректора, по запросу Москвы вуз составил документы, в которых уточнялся список и число предметов, в которых нуждалось учебное заведение. К сожалению, до сих пор от российской стороны не поступало откликов на получение документации.

В прошлом намерение оказать содействие политеху выражали и другие страны, в том числе США, ФРГ, Китай и Япония. Тем не менее, нынешний ректор уверен в том, что наиболее эффективной была бы помощь со стороны РФ – как в силу распространённости знания русского языка, так и в связи с тем, что лаборатории вуза до сих пор используют советское оборудование.

Заседание Правительства.

Основной вопрос повестки – о создании национальной системы комплексной реабилитации и ресоциализации наркопотребителей.

Стенограмма:

Вступительное слово на заседании Правительства

Д.Медведев: Добрый день, коллеги! Сегодня обсудим вопрос о создании национальной комплексной системы реабилитации для тех наших граждан, которые употребляют наркотики и психотропные вещества, причём употребляют по немедицинским показаниям. Тема эта непростая, поскольку речь идёт о нескольких миллионах человек, по данным медиков. Цифры приводятся разные, тем не менее, по данным рабочей группы по этим вопросам при Правительственной комиссии, после заключений судебно-медицинской экспертизы стало очевидно, что более 60 тыс. человек ежегодно умирают от патологий жизненно важных органов из-за систематического употребления наркотиков. Это страшные цифры, конечно. Причём возраст наркоманов снижается год от года, и мы не должны на это закрывать глаза, не должны оставлять страдающих от этой зависимости и детей, и подростков, и взрослых наедине с этой проблемой, и, конечно, должны дать все возможности для того, чтобы человек, который получил лечение, вылечившись, мог пойти учиться, работать, создать семью и продолжать жить.

В борьбе с наркоугрозой очень важна активная позиция государства и, естественно, не менее активная, неравнодушная позиция общества. Наша задача – в том, чтобы стихийно сложившийся рынок наркопотребления не просто разрушить, а предложить всем понятную систему лечения, понятную систему социальной адаптации и альтернативу, показать семьям, которые сейчас продолжают сражаться за своих близких (в большинстве случаев это происходит в одиночку), что их усилия обеспечены и государственной поддержкой. Именно ради этого было принято решение о создании системы реабилитационной работы с теми, кто хочет избавиться от наркотической зависимости. Её формирование было предусмотрено ещё стратегией антинаркотической политики до 2020 года, она была, напомню, утверждена в 2010 году. Работа по её реализации идёт достаточно активно, но, наверное, усилия ведомств, усилия федерального центра, усилия регионов недостаточно хорошо скоординированы по целому ряду вопросов.

Необходимо как можно скорее установить единые требования к организациям, которые занимаются реабилитацией людей, готовых покончить со своей зависимостью. Медицинские учреждения, сами медики, педагоги, психологи, социальные работники, добровольцы в некоммерческих организациях – все они должны работать по чётким программам, которые учитывают специфику ситуации, особенно в том, что касается несовершеннолетних пациентов.

Тем, кто успешно завершает реабилитационную программу, необходимо, естественно, помочь в трудоустройстве, пройти профессиональное обучение, которое облегчит получение работы и возращение к нормальной жизни. Это требует уже внимания социальных органов в регионах. В ряде субъектов такой опыт есть, есть приличные наработки в этой сфере и у некоторых социально ориентированных некоммерческих организаций.

Проблема действительно большая. Послушаем выступление директора Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков Виктора Петровича Иванова и руководителя Псковской области Андрея Анатольевича Турчака, который расскажет о том, что в регионе делается по этому направлению.

Ещё несколько вопросов, которые находятся в сфере нашего внимания. В контексте того, что происходит на валютном рынке, Правительство, я и мои коллеги, и руководство Центрального банка неоднократно говорили, что мы не собираемся вводить каких-либо специальных ограничений на движение капитала. И сегодня у нас как раз вопрос, который, по сути, расширяет список разрешённых операций в валюте за счёт факторинга, который осуществляется в валюте между резидентами Российской Федерации. Это, по сути, сигнал в совершенно другом направлении.

В мае текущего года наша страна присоединилась к соответствующей конвенции, так называемой Конвенции УНИДРУА по международным факторинговым операциям, и теперь мы приводим российские законы в соответствие с этой Конвенцией и с нашими «дорожными картами», имея в виду, что такого рода факторинговые операции (факторинг, как известно, это уступка под финансирование денежного требования, то есть передача за определённую плату от одного лица в пользу другого лица, факторингового агента, соответствующего денежного требования), такого рода операции будут осуществляться у нас теперь в числе разрешённых. Тем самым мы формируем правовую среду для участника рынка факторинговых услуг в валюте. Естественно, дополним Кодекс об административных правонарушениях нормами ответственности компаний за невыполнение своих обязательств перед государством.

Следующий вопрос, который хотел бы отметить во вступительном слове, касается поддержки военнослужащих, которые получили так называемую военную травму во время прохождения службы. Это, к сожалению, встречается, и это ситуация, которая требует дополнительного регулирования. Как известно, им положена ежемесячная денежная компенсация, но из-за целого ряда правовых нестыковок люди иногда получают отказ в начислении соответствующего пособия, соответствующей компенсации, потому что часто оформляют инвалидность уже после увольнения из армии.

Закон, который мы сегодня рассмотрим, призван устранить такую правовую несправедливость. Теперь военные смогут рассчитывать на получение ежемесячной компенсации независимо от того, когда их признали инвалидами – во время службы или уже после увольнения с военной службы, – а также вне зависимости от последующего места работы и вида пенсии, которую они получают. Наличие других дополнительных выплат к пенсиям также не может быть причиной отказа. Я считаю, что это справедливо, это восполняет ту правовую неопределённость и, скажем даже так, отрицательную практику, которая складывалась по этому вопросу в судебных инстанциях и в правоприменительной деятельности.

Очень большой блок вопросов посвящён поддержке сельского хозяйства, субсидиям, иным мерам. Это особенно важно с учётом существующих у нас на рынке сегодня ограничений, с одной стороны, и усилившейся продовольственной инфляции, с другой стороны, потому что мы должны принимать меры по регулированию самых разных процессов, которые складываются в сельскохозяйственном производстве и на продовольственном рынке. Об этом, естественно, доложит Министр сельского хозяйства.

Начнём с первой темы, естественно, – по национальной системе комплексной реабилитации наших граждан, которые употребляют наркотики и психотропные вещества.

Виктор Петрович, пожалуйста.

Доклад директора Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков Виктора Иванова на заседании Правительства

В.Иванов: Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Уважаемые члены Правительства, коллеги!

Прежде всего хочу поблагодарить Правительство и Вас, Дмитрий Анатольевич, лично за вынесение вопроса по созданию национальной системы реабилитации на заседание Правительства. По факту такое обсуждение более чем знаменательно, поскольку оно будет первым за прошедшие 25 лет.

Напомню, что почти четверть века назад, 25 октября 1990 года, Комитет конституционного надзора СССР в своём Заключении №8 о законодательстве по вопросу о принудительном лечении и трудовом перевоспитании лиц, страдающих алкоголизмом и наркоманией, свёл проблему наркомании исключительно к проблеме здоровья индивида. И, более того, приравнял употребление наркотиков к правам человека, который (цитирую) «ни перед кем не обязан отвечать за своё здоровье».

Тогда же были закрыты лечебно-трудовые профилактории (ЛТП), где осуществлялось принудительное лечение, трудовая реабилитация лиц, страдающих алкоголизмом и наркоманией. Разумеется, нет необходимости возвращаться к принуждению в любых его видах, однако вернуться к реальности стоит и ясно постулировать, что наркомания – это далеко не личное дело каждого, а, напротив, ключевой фактор разрушения общественной и национальной безопасности, ведущей к масштабным негативным последствиям.

Во-первых, потребление наркотиков ведёт к беспрецедентно высокой смертности молодёжи в сегменте от 15 до 34 лет: не менее 50–60 тыс. человек ежегодно по причине интенсивного патологического износа внутренних органов.

В Японии с примерно такой же численностью населения в этом возрастном сегменте умирает от всех причин всего 5 тыс. человек. То есть от наркотиков примерно в 20 раз меньше, чем у нас в стране. В Европе – в среднем в 12 раз меньше.

Во-вторых, 65% всех преступлений в стране связано с наркотиками. При этом до 80% всех краж, мелких неквалифицированных грабежей, связанных с отъёмом мобильных телефонов, дамских сумочек, автомагнитол и тому подобным, совершается наркопотребителями.

В-третьих, вся уличная дистрибуция, то есть распространение наркотиков, осуществляется исключительно наркопотребителями по принципу «пять доз продаю – шестая себе».

В-четвёртых, мотивация наркопотребителя на преступление запрограммирована необходимостью добыть деньги на вожделенную дозу, а монетарная корзина, к примеру, героинового наркомана определяется его ежедневным рационом: две дозы общей стоимостью минимум 2 тыс. рублей.

Таким образом, потребление наркотиков напрямую подрывает экономику страны, поскольку 8 млн наркопотребителей ежедневно тратят на наркотики 4,5 млрд рублей и тем самым выводят из внутреннего валового продукта страны до 1,5 трлн рублей ежегодно, что в 1,5 раза выше, чем бюджет Министерства обороны или в 3,5 раза выше бюджета Министерства здравоохранения. Демографический, криминальный и экономический ущербы очевидны. Однако государство реализацией краеугольной задачи – уменьшением количества наркопотребителей – до сих пор, то есть уже четверть века, не занимается. Очевидно, тогда, 25 лет назад, вместе с водой выплеснули и ребёнка: старую систему осудили, отменили, но никакой новой не создали, при том что уровень наркопотребления в стране за этот период вырос почти в 20 раз.

Уважаемые коллеги! Упразднённую систему ЛТП полностью и с гораздо большей эффективностью скомпенсирует создаваемая с опорой на институты гражданского общества национальная система реабилитации и ресоциализации наркопотребителей. Именно эта деятельность, регламентируемая соответствующей подпрограммой госпрограммы противодействия незаконному обороту наркотиков, принятой 15 апреля текущего года Правительством, существенно минимизирует демографический, криминальный и экономический ущербы.

Я попрошу обратить внимание на первый слайд. На этом слайде визуализирован успешный опыт минимизации ущерба от наркотиков, это рельефный эффект сокращения за 10 лет на одну треть смертности молодого населения в возрасте от 15 до 34 лет. Весомый вклад в эту позитивную динамику внесли решения о создании профильной службы ФСКН в 2003 году и Государственного антинаркотического комитета в 2007 году.

Значительной вехой явилось утверждение Вами, Дмитрий Анатольевич, в 2010 году Стратегии государственной антинаркотической политики Российской Федерации до 2020 года, где впервые, подчёркиваю, впервые, помимо борьбы с предложением обозначен императив сокращения спроса, а также Ваши поручения по итогам президиума Государственного совета в апреле 2011 года приступить к формированию национальной системы комплексной реабилитации и ресоциализации, введению механизмов государственной поддержки общественных организаций, занимающихся реабилитационной деятельностью.

Логика этого стратегического императива очевидна: чем большее число наркопотребителей удастся вовлечь в программу долговременной реабилитации, тем эффективнее и менее затратно для бюджета будет подрываться среда дистрибуции наркотиков, ведь из 290 тыс. ежегодно привлекаемых к уголовной и административной ответственности более 200 тыс. являются наркопотребителями. При этом суммарные бюджетные затраты силовых структур, следствия, судов и пенитенциарной системы на привлекаемых к уголовной ответственности наркопотребителей составляют 96 млрд рублей ежегодно. Таким образом, именно реабилитационный процесс, организованный на значительно менее дорогостоящей технологии локализации рядовых наркопотребителей и распространителей в реабилитационных центрах, а не в тюрьмах, позволит в рамках своих бюджетов обеспечить бóльшую концентрацию усилий правоохранительных органов на ликвидацию, подчёркиваю, организованной преступности. В этом контексте рассматриваем реабилитационный процесс как неотъемлемое важнейшее направление в борьбе с наркопреступностью.

О результатах борьбы с предложением наркотиков свидетельствуют следующие цифры. Общие итоги за минувшие пять лет таковы: правоохранительные органы России ликвидировали около 50 тыс. наркопритонов и мест производства наркотиков; изъяли из незаконного оборота 26 т опиатов, в том числе 11,5 т афганского героина, 131 т наркотиков каннабисной группы (121 т марихуаны и 10 т гашиша); изъято 18 т наркотиков синтетического ряда. При этом обозначу тенденцию: только в этом году за 11 месяцев объём изъятых синтетических наркотиков в 160 раз больше, чем изымалось 10 лет назад.

Прошу обратить внимание на второй слайд. За последние пять лет к уголовной и административной ответственности были привлечены 1 млн 200 тыс. человек, пресечена деятельность 26 тыс. организованных преступных групп и сообществ. Это показывает, что пришла пора также ликвидировать в ходе реализации стратегии государственной антинаркотической политики разительный дисбаланс между карательной и гуманистической функцией государства, когда мы привлекаем к уголовной ответственности минимум в 100 раз больше наркопотребителей, чем направляем на бюджетируемую реабилитацию, в то время как в развитых странах соотношение прямо противоположное.

Хочу также обратить Ваше внимание на то, что введённый в нашей стране принципиально новый правовой институт альтернативной ответственности уже сейчас решениями судов в уголовном и административном судопроизводстве создал существенный поток наркопотребителей на реабилитацию, которую, собственно, им негде проходить.

Это определяется тем, что силами лишь медицинских наркологических учреждений невозможно обеспечить реализацию двух важнейших функций государства – это освобождение от зависимости с одновременным содействием семьям в трудной жизненной ситуации и защита, собственно, общества от асоциального, криминального поведения наркоманов. А у действующих неправительственных организаций в ситуации отсутствия госбюджетного финансирования обязательств перед государством нет. Они, во-первых, не обязаны, а во-вторых, подчас и не имеют элементарной материальной возможности брать на реабилитацию направляемых к ним граждан.

Прошу обратить внимание на третий слайд, который иллюстрирует, что, более того, правильно организованную немедицинскую реабилитацию можно и нужно, по определению Международного комитета по контролю за наркотиками ООН, рассматривать как прямую инвестицию в общество, поскольку реабилитация позволит ежегодно возвращать в экономику до 1 трлн рублей. Механика, собственно, на слайде визуализирована, показана.

Поскольку реабилитация является существенным фактором снижения смертности молодёжи, уровня наркопреступности и в целом инструментов декриминализации молодёжной среды, 10 июля текущего года Президент Российской Федерации своим указом наделил ФСКН полномочиями по координации деятельности федеральных органов власти, органов власти субъектов Федерации и органов местного самоуправления в области реабилитации и ресоциализации наркопотребителей. ФСКН также наделена полномочиями по организации поддержки социально ориентированных неправительственных организаций, осуществляющих данную деятельность.

Таким образом, организационно-административная база национальной системы комплексной реабилитации и ресоциализации создана.

Коллеги, прошу поддержать и через необходимое ресурсное обеспечение дать полномасштабный стартап этому принципиально новому виду деятельности государства уже со следующего года.

Доклад окончен. Спасибо.

Д.Медведев: Спасибо большое, Виктор Петрович.

Пожалуйста, коллеги, какие будут предложения, комментарии? Действительно, эта тема очень большая, сложная, скажем прямо, затратная. По понятным причинам, справедливо было сказано, система ресоциализации в нашей стране существенно отстаёт от аналогов за границей. Тому есть разные причины. Понятно и то, что возвращаться к советским аналогам невозможно. В общем, двигаться вперёд, по всей вероятности, необходимо, поэтому, пожалуйста, какие будут комментарии?

Все согласны, что это полезное дело?

Ольга Юрьевна, какие будут соображения?

О.Голодец: Работа ведётся, и она проводится всеми заинтересованными ведомствами. В ней участвует и Министерство здравоохранения, и Министерство труда и социальной защиты, Министерство образования. Мы подробно выверяем наши программы в отношении тех лиц, которые потребляют наркотики. Есть специальные программы и по выявлению таких лиц, и по их реабилитации.

Но, конечно, нам нужно сделать серьёзный шаг в отношениях с гражданским обществом, потому что это может быть весомым вкладом и в ограничение числа лиц, потребляющих наркотики, и в решение этой проблемы, особенно среди молодёжи. Такие программы заложены, они имеют финансовое обеспечение, в том числе в 2015–2017 годах.

Д.Медведев: В протокольном решении, которое мы примем, записано поручение ФСКН, Минздраву, Минтруду, Минобрнауки с участием и других структур федеральных подготовить в течение первого полугодия следующего года и внести в Правительство предложения по развитию системы комплексной реабилитации и ресоциализации. Я бы хотел тогда, чтобы вместе с ФСКН вы и другие коллеги этим всем занялись, подготовили предложения с учётом, естественно, наших финансовых возможностей.

Ещё раз говорю, двигаться вперёд необходимо. Это действительно одна из задач государства, о которой мы далеко не так часто говорим. На самом деле это проблема колоссальная, и она как-то у нас тонет периодически в более частных вопросах. Договорились?

Да, теперь послушаем, что в регионах происходит. Пожалуйста! Передаю слово Андрею Анатольевичу Турчаку.

А.Турчак: Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Уважаемые коллеги!

Обстановка в сфере незаконного оборота наркотиков на территории Псковской области характеризуется как благополучная. Общая заболеваемость наркоманией составляет 246 человек на 100 тыс. населения, что на 34% меньше общероссийского показателя. Данный показатель – это результат совместной профилактической работы правоохранительных органов, органов исполнительной власти области, а также общественных и волонтёрских объединений.

С 2012 года у нас в регионе введён институт школьных инспекторов, которые непосредственно в школьной среде занимаются профилактикой правонарушений, беспризорности, безнадзорности среди учащихся. Это наш пилотный проект, который за два года доказал свою эффективность. Введение ставок инспекторов позволило сократить число учащихся, совершивших преступления, на 26%, административных правонарушений – на 21%.

Со следующего года мы вводим обязательное тестирование всех юношей при первичной постановке на воинский учёт.

Ещё одним мероприятием, направленным на профилактику, является создание центра медико-психологической и реабилитационной помощи детям и подросткам, которую ежегодно получают до 1,2 тыс. несовершеннолетних. Предлагаем в рамках создания национальной системы комплексной реабилитации наркопотребителей использовать подобные центры как базовые центры раннего выявления и денаркотизации несовершеннолетних. Что касается реабилитационных центров для лиц дееспособного возраста, то на сегодняшний день в регионе их работает пять, все эти центры негосударственные. За текущий год в них помощь получили около 200 граждан.

Учитывая необходимость поддержки наркопотребителей, которые изъявили желание избавиться от зависимости, нами было принято решение о введении в тестовом режиме института сертификата на реабилитацию. В текущем году мы выделили 10 таких сертификатов, и все граждане уже успешно прошли шестимесячную программу реабилитации. Участниками этой программы могут стать центры, получившие сертификат соответствия на оказание подобных услуг. На данный момент два центра полностью сертифицированы и соответствуют ГОСТу.

Работая над созданием реабилитационного пространства в регионе, мы столкнулись с проблемой распределения зон ответственности между органами исполнительной власти. Мы регламентировали механизм выдачи сертификатов на реабилитацию трёхсторонним приказом управления соцзащиты, комитета по труду и комитета по здравоохранению. Распорядителем средств назначили управление соцзащиты. Возможно, это и не совсем правильное решение вопроса, если рассматривать процесс реабилитации как логическое продолжение медицинского лечения. Возможно, это функция Минздрава.

На федеральном уровне мы фиксируем, что складывается похожая ситуация. С одной стороны, существует и развивается система медицинской помощи наркопотребителям, с другой стороны, функционируют механизмы социальной защиты различных категорий граждан.

Вместе с тем сегодня ни один государственный орган не отвечает за работу с наркопотребителем в целом – от момента выявления факта до окончательного выздоровления. Компетенции ФСКН по координации деятельности органов власти различных уровней в этой сфере явно недостаточно. Необходимо закрепить за службой функции по формированию государственной политики в этой сфере и её нормативному и правовому обеспечению.

В заключение хочу отметить, что комплексная реабилитация и ресоциализация – это один из главных механизмов по возвращению гражданина к полноценной жизни, а также реальная возможность экономии бюджетных средств, которые мы направляем на стационарную наркологическую помощь. И для нас, конечно, важно, чтобы начинания регионов в этой сфере были также поддержаны и федеральным софинансированием в рамках государственной программы противодействия незаконному обороту наркотиков. Благодарю за внимание.

Д.Медведев: Спасибо, Андрей Анатольевич. Есть ещё какие-то комментарии по этой проблематике? У ведомств есть замечания? Хорошо, тогда будем двигаться так, как договорились.

Виктор Петрович (обращаясь к В.Иванову), какие-то ещё соображения будут?

В.Иванов: Хочу поблагодарить за обсуждение. На самом деле мы, конечно, не стоим на месте. Я благодарен губернаторскому корпусу, поскольку они из своих, подчас ограниченных, бюджетов выделяют небольшие средства на поддержку неправительственных организаций. В этих случаях предоставленный грант образует систему обязательств организации, которая его получает, с точки зрения работы по тем стандартам отчётности, которые разработаны федеральным центром, и предоставляет возможность организации работы региональным подразделениям социальной защиты, здравоохранения с локализованными в определённом месте наркопотребителями, поскольку, как правило, у любого наркопотребителя со стажем – масса сочетанных заболеваний (гепатиты, вирусные заболевания и так далее), то есть это существенным образом оздоровляет общество.

Спасибо.

Д.Медведев: Спасибо. Работу продолжим. Полгода на подготовку предложений, как я и сказал, посвящённых системе реабилитации и ресоциализации. Потом прошу доложить это на совещании.

Договорились. Принимаем протокольное решение.

США более заинтересованы в реализации проекта газопровода ТАПИ — из Туркмении в Индию, чем в Транскаспийском газопроводе, заявил зампомощника госсекретаря США по Центральной Азии Дэниэл Розенблюм в среду.

Американский дипломат, прибывший в Ашхабад для участия в международной нефтегазовой конференции, сказал, что США рассматривают Транскаспийский газопровод как проект, дающий возможность диверсифицировать энергетические маршруты.

"Несмотря на то что мы поддерживаем этот проект, США не так вовлечены напрямую в проект Транскаспийского газопровода, как, например, они заинтересованы в развитии газопровода ТАПИ", — сказал Розенблюм. При этом он подчеркнул, что продвижение проекта Транскаспийского газопровода — это суверенное решение Туркмении. По словам Розенблюма, этот вопрос обсуждался в рамках нефтегазовой конференции.

"Как я понял, Туркменистан не отказывается от своих планов, и недавнее подписание договора об энергоносителях с Турцией, также является одним из шагов в реализации данного проекта. Я бы хотел отметить, что это суверенное решение Туркменистана", — сказал американский дипломат. Транскаспийский газопровод — часть проекта "Южный коридор" по поставкам туркменского и азербайджанского газа в ЕС.

Планируется, что общая протяженность газопровода Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия (ТАПИ) составит 1735 километров, мощность — 33 миллиарда кубометров природного газа в год. Предполагаемая стоимость проекта — 7,9 миллиарда долларов. Проект газопровода ТАПИ получил одобрение ряда государств, в том числе РФ и США. Уже заключены контракты купли-продажи газа, проведены дополнительные исследования и доработано технико-экономическое обоснование проекта, зарегистрирована трубопроводная компания ТАПИ Ltd, акционерами которой стали газовые компании четырех стран.

Амангельды Нурмурадов.

КНР намерена принять активное участие в улаживании отношений между своими соседями Афганистаном и Пакистаном, сообщил накануне пресс-секретарь китайского внешнеполитического ведомства Хун Лэй.

Напомним, что именно Китай стал первой страной, в которую с официальным визитом прибыл новый президент Афганистана Ашраф Гани. В ходе двусторонних переговоров были приняты решения, касающиеся объединения усилий по улучшению ситуации с безопасностью, обмена разведывательной информацией в рамках противодействия экстремизму и наркотрафику.

Афганские власти возлагают надежду на развитие экономического сотрудничества с КНР, в том числе совместное участие в региональном проекте «Новый Шёлковый Путь». Тем не менее, китайская сторона с осторожностью рассматривает возможности взаимодействия с Кабулом, опасаясь проблем с безопасностью.

Как следует из заявления Хун Лэя, КНР собирается оказать содействие Афганистану в преодолении текущих проблем, в том числе помочь урегулированию афгано-пакистанских отношений, непосредственно отражающихся на обстановке в районе границы между странами.

Официальный представитель МИД Китая выразил надежду на то, что улаживание трений между двумя странами позволит последним совместно бороться с вызовами в сфере безопасности и сделать вклад в стабилизацию общерегиональной ситуации, передаёт информационное агентство «Синьхуа».

Италия собирается оставить в Афганистане около 500 военнослужащих для участия в новой миссии Международных сил содействия безопасности, сообщила прессе министр обороны Роберта Пинотти.

Ожидается, что продолжать подготовку и поддержку афганских сил будут примерно 12 тысяч иностранных военных, в том числе около 8 тысяч американцев. Итальянская сторона собиралась оставить в ИРА 200 своих служащих, но в дальнейшем планируемый размер контингента в составе МССБ был увеличен.

Аналогичный шаг был сделан Министерством обороны ФРГ, принявшим решение сохранить на территории Афганистана 850 служащих бундесвера, а не 600 – 800, как предполагалось ранее.

За прошедшие 13 лет Соединённым Штатам не удалось выполнить задачу по стабилизации ситуации в ИРА, заявил накануне специальный генеральный инспектор США по восстановлению Афганистана (SIGAR) Джон Сопко.

В недавнем выступлении инспектор сообщил, что сотни миллионов долларов, формально выделенных на развитие афганской экономики, фактически были растрачены впустую. Как передаёт газета “Stars and Stripes”, Сопко отметил, что никто из американских служащих не был привлечён к ответственности за провалы, связанные с неудачами экономических проектов в ИРА.

Специальный генеральный инспектор подчеркнул, что американская сторона не учитывала особенности ситуации на местах, в том числе специфику политического и экономического строя Афганистана. «Следует обратить внимание, если вы не собираетесь создавать зависимое государство на неопределённое число лет, каким образом можно будет создать устойчивую экономику, – сказал он. – Но такого пока не наблюдалось».

Джон Сопко подверг резкой критике отчёты об улучшении ситуации с безопасностью, появившиеся в контексте завершения военной миссии в ИРА. Инспектор призвал власти не скрывать ошибок, допущенных в Афганистане, и не умалчивать о до сих пор не решённых проблемах, которые могут негативно отразиться на будущем республики.

Накануне президент России Владимир Путин отдал распоряжение о назначении нового чрезвычайного и полномочного посла в Афганистане. Эту должность занял 59-летний дипломат Александр Мантыцкий.

Дипломат сменит на посту Андрея Аветисяна, представлявшего российские интересы на территории ИРА на протяжении 5 лет. В начале сентября Путин официально распорядился об освобождении представителя от обязанности посла.

Преемником Аветисяна станет выпускник МГИМО, обладающий 30-летним дипломатическим стажем. Ранее Мантыцкий проходил службу в Непале, Пакистане и Индии, а до недавнего времени занимал пост Генерального консула РФ в Бомбее.

Саудовская Аравия подходит к краху своей системы

Саудовская Аравия довлела над всем арабским миром и частью исламского мира с начала 70-х годов 20-го века благодаря огромным нефтяным доходам и всесторонней поддержке Соединенных Штатов. Однако сегодня правящий в КСА клан Аль-Сауд развязал войну на слишком многих фронтах, поставив под удар благополучие собственного народа. Опрометчивое обрушение мировых цен на нефть, затеянное этой аравийской монархией под давлением США, будет не так легко повернуть вспять, учитывая растущие запасы черного золота в хранилищах крупнейших потребителей. Уничтожив большую часть своих собственных доходов, семейство Аль-Сауд не сможет больше финансировать бесчисленное количество салафитских организаций, главным образом террористического толка, действующих на территории Сирии, Ирака, Йемена, Ливии и Египта. Предсказать, какой монетой отплатят бывшие под саудовским контролем радикальные исламисты своим бывшим «благодетелям», невозможно, однако ясно другое − в наступившем хаосе возрастет роль Ирана как Нового Центра политического притяжения, который не насаждает свою политику военной силой, а действует в рамках норм международного права, уважения суверенитета и свободы выбора других государств.

Признаки наступающего краха

В сентябре и октябре с.г. многие аналитики и политологи пренебрежительно отнеслись к комментариям Iran.ru о неизбежном крахе Саудовской Аравии и «распаде племени Аль-Сауд», раскритиковав высказанное агентством мнение о политических успехах Ирана в регионе. Но, правда, нашлись, и те, кто считают, что Iran.ru фактически констатировал неизбежную перспективу нынешней королевской семьи и всего королевства. Это и шиитское восстание на Бахрейне в марте 2011 г., жестоко подавленное саудовскими войсками, это и приход к власти в Шейх Нимр ан-НимрЙемене в октябре с.г. шиитских повстанцев-хусистов, поддерживаемых Тегераном, и вынесение смертного приговора шейху Нимру аль-Нимру (известный в КСА политический активист-шиит шейх аль-Нимр был арестован по приказу королевской династии. На протяжении десятилетий критиковал реакционную политику короля Абдаллы. Однако аль-Нимр никогда не призывал к смене действующего режима. Его целью было уровнять права шиитов, которые подвергаются гонениям в королевстве, с суннитским большинством), успехи ИГИЛ в Ираке и Сирии, начиная с июня с.г. и, наконец, невиданный ранее теракт в самой Саудовской Аравии 4 ноября с.г., когда боевики-сунниты из числа членов Исламского государства, воевавших ранее в Сирии и Ираке, напали на шиитов, выходящих из мечети после молитвы, в населенном пункте Далва в Восточной провинции королевства, убив 7 человек, включая детей.

Маниакальный страх представителей правящей династии Аль-Сауд перед любыми демократическими переменами в управлении государством может сыграть с нынешними властями саудовского королевства злую шутку. Сегодня, когда напряжение между шиитами и суннитами на Ближнем Востоке достигло критической отметки, все это может не только сильно дестабилизировать ситуацию в Саудовской Аравии, да еще и обострить противостояние между двумя исламскими конфессиями на всем Ближнем Востоке. Только слепой не видит, что началась эрозия империи Аль-Саудов.

Ошибки устаревшей саудовской монархии

Проблема выживаемости Саудовской Аравии остро стоит из-за готовности всех ведущих престарелых членов королевской семьи оставаться в орбите американского влияния и жесткой привязки к США, в том числе в сфере национальной безопасности и обороны. Фактически, режим в КСА держится исключительно на поддержке американских штыков, которые разбросаны по периметру границ королевства – от Кувейта до Катара. В Бахрейне базируется 5-й флот ВМС США, в Катаре расположена крупнейшая в регионе база ВВС США, а в Кувейте расквартированы 45 тысяч американских военнослужащих. Саудия закупает американское оружие ежегодно на миллиарды долларов.

Кроме того, опасность кроется и внутри. Одиозность ваххабитских властей Эр-Рияда, живущих понятиями 17-го века и пуританского ислама, нежелание модернизироваться, проводить реформирование абсолютной монархии, демократизировать властные структуры, внедрять многопартийность и элементы реального парламентаризма, давать возможность самореализации молодому поколению, засилье старцев на вершине пирамиды правления – все это создает сегодня ситуацию, при которой королевство стало своим собственным наихудшим врагом, а королевская власть – основным тормозом на пути развития и эволюции государственного устройства, что могло бы вытащить КСА из этого болото и дальнейшего сползания к краху и развалу.

Эр-Рияд продолжает совершать еще одну ошибку, которая чрезвычайно опасна для стабильности королевства. Речь идет об открытой конфронтации с Ираном, который в последние годы существенно нарастил свое влияние и могущество на Ближнем Востоке. Размахивая жупелом иранской угрозы и крича на всех углах об опасности установления шиитской гегемонии в регионе, Саудовская Аравия перешла все разумные грани. Упорно толкая на конфликт с Тегераном США и Израиль, подталкивая и подстрекая их к военным сценариям против ИРИ, саудовцы не учли, что для Обамы на данном этапе Иран оказался важнее королевства. Ведь Тегеран сегодня – это ключ к решению проблем Афганистана, Сирии, Ирака и Йемена, это гипотетическая возможность использовать огромный энергетический потенциал этой страны для давления на Россию, это своеобразные ворота на Южный Кавказ и в Центральную Азию, и, наконец, это огромный рынок для американского капитала, особенно в энергетическом секторе ИРИ. Кроме того, сделка с Ираном по его ядерной программе позволила бы Вашингтону избавиться от чрезмерной зависимости от своих арабских «союзников» в Персидском заливе, в первую очередь от КСА, которое за деньги создало в США огромное по влиянию политическое лобби, в основном из республиканцев, завязанных на нефтяной бизнес, ставшее серьезно тяготить демократов.

Нефтедоллары – причина саудовских авантюр

Продвигаемый кланом Аль-Сауд тезис о том, в основе его огромного богатства лежат нефтедоллары, которые и предопределяют нынешнюю политическую и религиозную архитектуру королевства, не выдерживает никакой критики, сдерживая подъем здоровых сил саудовского общества и стимулируя его деградацию. В Эр-Рияде не скрывая упиваются своей финансовой мощью, которое создает нефтяное богатство. Сотни миллиардов долларов позволили Аль-Саудам управлять целыми странами, правительствами и их политикой издалека, смещая неугодные режимы и разжигая «цветные» революции для привода к власти радикальных исламистов, финансируя терроризм и салафитский экстремизм для свержения неугодных Эр-Рияду правителей.

Пытаясь навязать Ближнему Востоку свое видение региона и навязывая свои модели государственного устройства, свои архаичные идеи и свои покрывшиеся плесенью моральные ценности, королевство оказалось заложником тех союзов и альянсов, создание которых оно же и профинансировало. Саудовская Аравия очень скоро столкнется с драматическим экономическим разворотом против самой себя. Эр-Рияд, похоже, потерял контроль над нефтяным рынком, серьезно уронив по просьбе Вашингтона нефтяные цены, чтобы ослабить Россию и Иран. Под угрозой оказался тот запас КСА, который годами накапливался благодаря поступлению нефтедолларов. А остановить падение нефтяных цен саудовцы уже не могут. Процесс принял неконтролируемый характер. Население королевства уже стало жертвой политических и экономических просчетов Аль-Саудов. При нынешней цене на «черное золото» придется урезать социальные расходы на программы, заложенные бюджетом КСА.

Но что самое опасное для Саудии – начинает разгораться пожар, который скоро может сжечь арабские монархии Персидского залива. Если Саудовская Аравия окажется неспособной в финансовом отношении поддержать государства ССАГПЗ и продолжить финансирование развязанных КСА конфликтов в регионе, то поражения начнут сыпаться на всех фронтах войны, развязанной Аль-Саудами: Ливия, Сирия, Ирак, Египет, Йемен, Бахрейн. А за ними последуют аравийские монархии и Иордания.

Иран побеждает

Перед лицом наступления агрессивного исламизма, финансируемого Саудовской Аравией и Катаром, Иран вынужден был вступить в борьбу против исламского радикализма. И стал одерживать одну победу за другой, так как правда и справедливость оказались на стороне Тегерана. В результате, Ближний Восток уже сильно трансформировался после начала «цветных» революций в 2011 г., а сейчас подвергается дальнейшей реструктуризации и перекройке прежних политических карт. По большому счету, на сегодня три основные столицы арабских стран уже оказались в руках Ирана и принадлежат исламской иранской революции, а Сана стала четвертой арабской столицей, которая движется в сторону присоединения к иранской революции. Но в отличие от Саудовской Аравии, которая управляла своими арабскими вассалами как абсолютный монарх, политика Ирана – это политика невмешательства, ее методы – оказывать моральную и материальную помощь, не ввязываясь во внутренние процессы напрямую, и тем более военным путем.

Саудовская Аравия управляла через страх и шантажируя нефтедолларами. Иран же оказался привлекательной альтернативой. Сейчас, когда многие арабские страны и политические силы (Хизбалла, Хамас и т.д.) объединились для противодействия гегемонии Саудовской Аравии и ее тираническому правлению, «дом» Аль-Саудов дал трещину, которая обнажила признаки эрозии его стен, а его фундамент подвергается возрастающему политическому, экономическому, социальному и религиозному давлению. Запятнав себя связями с мерзкими убийцами и насильниками из таких террористических организаций, как ИГИЛ, Талибан и многие другие, саудовская монархия запятнала себя кровью ни в чем не повинных арабов и мусульман, убитых экстремистами, взращенными на саудовские нефтедоллары. Ее положение как главного исламского авторитета сильно пошатнулось, а статус саудовского короля как «Хранителя двух святынь» − Хадем аль-Харамейн − (в Мекке и Медине) подвергся сомнениям. Многие умеренные исламские авторитеты и богословы заговорили о том, что настало время передать управление процессом Хаджа Всемирному исламскому Совету, а также перевести под его контроль все исламские святыни, в том числе и шиитские.

Кстати, в отличие от экстремистского арабского и особенно ваххабитского саудовского понимания «джихада», в иранском понимании «джихад» не является синонимом религиозной войны, а скорее он является идеологической кампанией против социальной несправедливости в исламском мире и методом идейно-политического противостояния западной модели развития, которая силой навязывается США и их союзниками по НАТО государствам арабского и исламского мира. В отличие от Саудовской Аравии, Тегеран хочет стать центром оси для позитивных изменений, своего рода «покровителем» нынешней политической трансформации Ближнего Востока, подвергшегося агрессии США, Саудовской Аравии, Катара и их сателлитов по НАТО и ССАГПЗ. Одним словом, Иран действует как лидер стран региона, а не деспот или диктатор.

************

Перед Исламской революцией 1979 года Ближний Восток был разделен на два полюса в пределах американской оси: абсолютная теократия Саудовская Аравия и светская республиканская Турция. Появление политического шиитского ислама, созданного республиканской системой Ирана, привело к появлению третьего полюса, причем вне орбиты американского господства. Четвертый существовал в виде группы арабских стран социалистической ориентации под опекой СССР. Сейчас же осталось всего два полюса: первый находится под лидерством Соединенных Штатов и его консервативных или радикально-экстремистских арабских союзников, а второй находится под лидерством Ирана и государств, которые присоединились к «проекту» иранской революции и которые отстаивают свои права на суверенитет и свободу выбора. Судя по политическим процессам, которые сегодня происходят в регионе, все шансы на успех имеет именно Иран. На его стороне международное право, закон и справедливость, уважение законных интересов всех народов и конфессий Ближнего Востока.

Владимир Алексеев,

Специально для Iran.ru

Более половины населения Афганистана продолжает надеяться на благоприятное развитие текущей ситуации в стране, сообщается в недавнем социологическом исследовании, опубликованном Фондом Азии.

Опрос проводился при поддержке Центральной статистической организации ИРА в различных частях страны. Возможность высказать своё мнение была предоставлена 9270 респондентам, принадлежащим к 14 этническим группам, мужчинам и женщинам в примерно равном соотношении.

54,7% опрошенных поддержали мнение, что страна развивается в правильном направлении, в то время как противоположную точку зрения поддержали 40,4%. Год назад вышеупомянутые показатели, зафиксированные в аналогичном исследовании, достигли соответственно 57,2 и 37,9%.

В подтверждение благоприятного развития ситуации опрошенные заявили о высоком уровне безопасности, мощи армии и полиции страны, развитии экономики, осуществлении новых проектов, улучшении ситуации с образованием.

В качестве негативных тенденций в развитии страны, помимо проблем с безопасностью, были упомянуты безработица, недостаточно развитая экономика, распространённость коррупции и правонарушения на выборах. При этом наибольшее число опрошенных, в том числе женщин, выразили обеспокоенность невозможностью устроиться на работу. Ограниченность доступа к электричеству, транспорту и питьевой воде, как и распространённость домашнего насилия, заняли последующие позиции, уступая проблеме трудоустройства в глазах опрошенных, передаёт телеканал «Толо».

Правительство Германии заявило о выделении 1,2 млрд. афгани (более 20 млн. долларов) на инфраструктурные проекты в северных провинциях Афганистана.

Средства будут выделены в рамках программы стабилизации северных провинций Афганистана, которая проходит в 40 уездах провинций Кундуз, Баглан, Тахар и Бадахшан. Выступая на пресс-конференции, посол Германии в Афганистане Маркус Потцель подчеркнул, что и после завершения миссии МССБ Германия планирует оказывать Афганистану поддержку в вопросах развития. Среди основных приоритетов программы он назвал образование, здравоохранение и развитие транспортной инфраструктуры, передаёт бизнес-портал «Wadsam».

Программа реализуется в тесном сотрудничестве с Фондом развития Ага Хана, а также министерством восстановления и развития села Афганистана. Отметим, что недавно при финансовом участии Германии в уезде Банги провинции Тахар был построен мост через реку, которым смогут воспользоваться для путешествий в центр уезда более 15 тысяч человек.

В настоящее время наркокартели прилагают усилия по увеличению нагрузки наркотрафика из Афганистана по так называемому Северочерноморскому маршруту, полагают эксперты таджикского антинаркотического ведомства.

Напомним, что Северный маршрут нелегального наркотрафика пролегал через территорию стран Центральной Азии и являлся главным потоком нелегальных поставок героина в Россию.

В 2008 году Агентство по контролю за наркотиками Таджикистана сделало вывод о появлении нового направления контрабанды запрещённых препаратов из ИРА – через север Ирана и Закавказье в Россию и страны Юго-Восточной Европы. Именно этот маршрут получил название Северочерноморского.

Как передаёт информационное агентство «Ховар», специалисты АКН РТ обратили внимание на то, что данное направление всё чаще используется в качестве альтернативы северному. Основанием для вывода послужили в том числе данные о сокращении объёма опиатов, изъятых из оборота в Центральной Азии на пути прохождения Северного маршрута, сосредоточении наркопроизводства в юго-западной части Афганистана.

Изменение нагрузки на различные потоки контрабанды, тем не менее, предполагают продолжение использования России в качестве поля поставок наркотических веществ, а также рынка дл сбыта нелегальной продукции.

США ведут энергетическую войну на Ближнем и Дальнем Востоке

Несмотря на то, что Барак Обама после недавних выборов в Конгресс оказался «самой хромой из всех хромых уток», как сейчас шутят республиканцы, президент США упорно гнет линию на удушение России через понижение цен на нефть как основной источник пополнения российского бюджета. Более того, он принуждает ЕС принять новый пакет экономических санкций против РФ под надуманными предлогами продолжающего вмешательства России на Украине. Одновременно Обама выкручивает руки иранским руководителям, чтобы вынудить Тегеран сделать существенные уступки на переговорах по линии «шестерки». Цель Вашингтона ясна – заставить ИРИ передать под западный контроль энергетический сектор страны, отказаться от поддержки режима Башара Асада в Сирии и начать трансформацию нынешнего иранского режима по американским стандартам.

Подрывная роль Саудовской Аравии

Для достижения этих антироссийских и антииранских целей активно используется Саудовская Аравия, играющая сейчас на понижении нефтяных цен по просьбе Вашингтона. Частично США это удалось. Цена нефти в 110 долларов за баррель в июле с.г. к ноябрю рухнула до 77 долларов за марку BRENT. За три месяца цены снизились на четверть. Добыча нефти в Саудовской Аравии и США увеличилась именно тогда, когда начались снижение темпов роста в Китае и новая стагнация в еврозоне. И тут стоит напомнить − четырехкратный рост нефтяных цен, вызванный эмбарго на экспорт нефти, которое организовала Саудовская Аравия в 1973 году в ответ на израильско-арабскую войну, доказал еще тогда, что нефть может использоваться как политическое и экономическое оружие. Сейчас все повторяется по новой.

Это продиктовано тем, как администрация Обамы смотрит на весь мир и на роль США в нем. Ей нужно, чтобы Тегеран пошел на уступки по ядерной программе, и чтобы Москва бросила на растерзание Киевом население Восточной Украины. Однако после Ирака и Афганистана Белый дом совершенно не хочет отправлять куда бы то ни было американских солдат. Вместо этого Вашингтон с помощью своих саудовских союзников пытается снизить нефтяные цены, насыщая нефтью и без того ослабленный рынок. Так как РФ и ИРИ сильно зависят от экспорта нефти, предполагается, что с ними станет проще иметь дело. Не секрет, что госсекретарь Джон Керри в сентябре с.г. в Джидде договорился с королем Абдаллой о том, что Саудовская Аравия будет продавать нефть дешевле преобладающей на рынке цены.

В середине 1980-х годов Саудовская Аравия уже делала нечто подобное. Тогда она опустила цену на нефть ниже 10 долларов за баррель, чтобы расшатать СССР и ослабить режим Саддама Хусейна. На сей раз Саудовская Аравия хочет надавить на Иран и заставить Москву ослабить поддержку режима Асада в Сирии. То есть ее цели совпали с задачами США. Однако подобные меры стоят дорого. Саудовская Аравия, как и прочие нефтедобывающие государства, уже привыкла к нефти дороже 100 долларов за баррель. Арабская «весна» в Египте, Ливии и Йемене заставляет опасаться распространения политической нестабильности в регионе. Доходы от экспорта нефти позволяли КСА наращивать расходы на социальные нужды, и сейчас ей, чтобы сбалансировать бюджет, требуется цена выше 90 долларов за баррель. Саудовская Аравия явно рассчитывает на то, что она сможет продержаться при низких ценах дольше, чем Россия и Иран.

Безусловно, это возвращение к методам холодной войны бьет по России. Нефть и газ составляют 70% от российского экспорта, и бюджет страны не будет сбалансированным при ценах на нефть меньше 100 долларов за баррель. Но Россия по-прежнему упорно поддерживает сирийского президента Асада. Как будет реагировать Иран, пока непонятно, однако Ближний Восток стабильнее явно не становится. Самое интересное состоит в том, что в самом большом выигрыше окажутся не США и Саудовская Аравия, а крупные потребители нефти: Китай, Индия и Европа.

Что еще хотят США

Для США картина не столь однозначна. Готовность Вашингтона разыгрывать нефтяную карту связана не только с давлением на Россию и Иран, но и с уверенностью в том, что добыча сланцевых энергоресурсов позволит Америке стать крупнейшим производителем нефти в мире. Рост добычи нефти в США действительно впечатляет. Она подскочила почти на 50% − с 5,7 миллиона баррелей в сутки в 2011 году до 8,4 миллиона баррелей в сутки во втором квартале 2014 года. Но только выиграют от этого основные конкуренты США в мировой экономике, прежде всего КНР. Более того, резкое снижение нефтяных цен делает разработку ряда сланцевых месторождений невыгодной. Особенно это относится к новым месторождениям, первичные издержки работ на которых может покрыть только высокая цена на нефть. Впрочем, некоторые уже разрабатываемые месторождения быстро иссякают, и американским нефтяным компаниям приходится уходить в поисках нефти вглубь, что стоит дороже.

Россия бьет по США через Китай

Барак Обама не учел очень важный фактор: западные санкции Запада лишь разозлили Россию, стимулировав Москву пойти не переориентацию экспорта энергоносителей с Запада на Восток. И на прошлой неделе Владимир Путин на глазах всего мира нанес ответный удар, когда Обама прилетел в КНР на саммит АТЭС, в попытке спасти свою концепцию торгового порядка в Азии под управлением США. Между тем подписание очередного крупного соглашения о поставках энергоресурсов предусматривает кроме всего прочего еще более тесное политическое и экономическое взаимодействие между Москвой и Пекином на многие годы вперед. 9 ноября РФ и КНР подписали меморандум о договоренности по вопросу прокладки второго экспортного газопровода из Западной Сибири, то есть с месторождений, откуда сейчас газ идет на экспорт в ЕС, в западные провинции Китая через СУАР (Синьцзянь-Уйгурский автономный район). Россия с 2018 года будет поставлять в Китай 30 миллиардов кубометров газа и получит нового серьезного покупателя в условиях, когда начинаются затруднения от финансовых санкций Запада. С учетом подписанного в мае с.г. первого газового соглашения с Пекином Москва сможет ежегодно поставлять в КНР как минимум 68 миллиардов кубометров газа, что составит одну пятую часть ожидаемых потребностей этой страны на 2020 год.

Переориентация Москвы на Азию началась еще до кризиса в отношениях с Западом, однако из-за кризиса вокруг Украины Россия укрепилась в своих намерениях заключать сделки с китайцами. Для них крупные газопроводы как из Западной, так и из Восточной Сибири являются более безопасным вариантом импорта, нежели морские поставки сжиженного газа, прежде всего из Катара. В Пекине опасались усиления зависимости страны от поставок энергоресурсов по морю, особенно, что касается нефти, поскольку КНР оказывался в уязвимом положении в мире, где до сих пор господствуют мощные военно-морские силы США. Вариант с поставкой газа по трубопроводам из России также совпадает с желанием Москвы помешать экспорту американского сжиженного природного газа в Азию. России нужно было создать свой рынок трубопроводного газа в противовес американскому СПГ задолго до того, как сжиженный природный газ из Америки начнет поступать на китайский рынок. Но теперь Китай не станет полем битвы между американской и российской политикой привязки к Азии. США ее проиграли 9 ноября сего года.

России и Ирану нужно объединяться против общей угрозы

Но успех России на Дальнем Востоке не должен охладить намерений Москвы предпринять максимум усилий, чтобы остановить энергетическую агрессию США из региона Ближнего Востока. И наиболее важные естественные союзники Москвы в этом регионе – это Иран и Ирак, обладающие огромными запасами нефти и газа. Причем Тегеран в настоящий момент – это ключевая страна для России, как, впрочем, и для всех мировых игроков в богатой углеводородами зоне Персидского залива. США пытаются подмять под себя нефтегазовую отрасль ИРИ в обмен на подписание соглашения по ядерному досье. Если Вашингтону удастся сломить иранцев, то в энергетическом плане регион Ближнего и Среднего Востока будет потерян для РФ. И для КНР тоже. Более того, в этом случае газ из Ирана постепенно сможет заменить российский газ для ЕС.

Поэтому необходимо срочно предпринять самые решительные шаги по созданию газовой оси Москва – Тегеран, а также заключению союза по нефтяному экспорту. Для этого нужно незамедлительно приступить к разработке силами российский компаний газовых и нефтяных месторождений ИРИ, прежде всего «Южного Парса». Газ с него можно без труда экспортировать в другой экономический гигант Азии – Индию, экономика которой развивается темпами, превышающими китайские. А для этого следует увеличить мощность магистрального газопровода из Ирана в Пакистан, а далее проложить его до основных газовых потребителей Индии и стран ЮВА, возможно даже с продлением ветки до районов Южного Китая. Кроме того, целесообразно закольцевать газопроводную сеть РФ с иранской. А также приступить к созданию мощностей по сжижению иранского газа на побережье Аравийского моря – вне зоны Персидского залива и узкого Ормузского пролива, который можно легко заблокировать силами военно-морского флота. И еще – пора приступить к демонтажу ФСЭГ (Форум стран экспортеров газа), который превратился в инструмент США, манипулирующими Катаром. Благодаря этим шагам основной конкурент России и Ирана – крошечный Катар с его огромными запасами газа и крупными мощностями по производству СПГ – будет задвинут на задний план. Это важно для Ирана и политически – ведь этот арабский эмират разместил у себя самую крупную базу ВВС США в Эль-Удейде (25 км от Дохи), с которой американская авиация посредством АВАКСов просматривает всю территорию ИРИ и воды Персидского залива, а ее боевые самолеты находятся в нескольких минутах полета до стратегических объектов Ирана, включая АЭС в Бушере. В конечном счете, Катар – это не более чем большая «газовая горелка» под контролем американской Exon Mobil плюс американская военная база, да еще и источник напряженности в регионе путем разжигания на Ближнем Востоке исламистских салафитских революций и финансирования террористических организаций и группировок, воюющих против союзников Тегерана – Ирака и Сирии. Настало время положить этому конец.

Кроме того, если к нефтяному альянсу РФ и ИРИ присоединится Ирак, то можно будет так надавить на Саудовскую Аравию, что это ваххабитское королевство прекратит потворствовать антииранским и антироссийским планам США. Более того, в этом случае оно может развалиться на части, из которых было искусственно слеплено в 1929 году. И тогда прекратится саудовский нефтяной демпинг на мировом рынке, который подрывает экономическое развитие России и Ирана. Важно также, что в этом союзе заинтересован и Китай, который видит в Тегеране важный источник энергоресурсов, выгодную сферу для инвестиций и политического партнера в регионе. Ось Москва – Тегеран − Пекин может стать основным политическим и экономическим игроком в Азии, тем более если она станет составной частью ШОС или евразийского союза. Вот тогда американской энергетической войне против Москвы и Тегерана будет положен самый решительный конец.

*************

Развязав войну санкций против России и Ирана, США плохо все просчитали и могут получить бумерангом такой экономический удар, от которого не оправятся, а доллар вполне может просто рухнуть. Барак Обама, безусловно, наихудший из всех президентов США, явно не сгодился на роль лидера мировой державы. Он оставит после себя мир, который из-за политики Белого Дома перессорился в Европе, и воспылал пламенем войн, конфликтов и терроризма на Ближнем Востоке. В руинах лежат Ирак, Сирия, Ливия, Йемен. А Египет – на грани коллапса. По швам трещит Украина. Сейчас Вашингтон тянет свои грязные руки к Тегерану. Пора прекратить эту вакханалию. Пусть даже Обаме придется с треском позора покинуть кресло президента США. Миру не нужен гегемон, приехавший в Пекин нагло заявить перед лидерами мировых держав – России и Китая, что американское мировое лидерство является непоколебимой величиной. А разве кто-то согласился с этим так называемым лидерством, которое насаждается огнем и мечом? И не такие империи рушились. Видимо, настало время и для Соединенных Штатов – последней из империй.

Владимир Алексеев,

Специально для Iran.ru

Правительство Дании приняло решение предоставлять Афганистану 90 млн. долларов ежегодно до 2017 года, сообщает МИД ИРА.

Соответствующая договорённость была достигнута на встрече министра иностранных дел Дании Мартина Лидегора и его афганского коллеги Зарар Ахмада Османи.

Представитель Дании заявил, что его страна заинтересована в стратегическом сотрудничестве с Афганистаном, укреплении мира и стабильности. Он также приветствовал создание правительства национального единства после затянувшихся президентских выборов в Афганистане и выразил надежду, что оно сможет эффективно бороться с коррупцией, развивать образование и укреплять роль женщин в афганском обществе, передаёт телеканал «Ариана-ТВ».

Ахмад Османи, в свою очередь, подчеркнул, что Дания вложила в развитие образования Афганистана 150 млн. долларов, а также оказала ИРА большую поддержку в ходе миссии МССБ.

Министры также назвали терроризм одной из самых серьёзных проблем в мировых масштабах и договорились о дальнейшем сотрудничестве в борьбе с этой угрозой.

Генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг назначил нового гражданского представителя альянса в Афганистане. Эту должность займёт турецкий дипломат Исмаил Арамаз.

В период с августа 2012 года до настоящего времени гражданскую миссию НАТО в Кабуле возглавляет голландец Мориц Йохемс, которого Арамаз сменит на посту в начале следующего года, сообщается в пресс-релизе Североатлантического альянса.

На данный момент Арамаз обладает значительным опытом работы как в сфере дипломатии в целом, так и в деятельности, непосредственно связанной с Афганистаном. Сейчас он завершает службу в должности посла Турции в ИРА, в начале 2000-х годов принимал участие в консультировании главы Международных сил содействия безопасности, а в 2003 – 2007 годах занимал должность заместителя постоянного представителя своей страны в НАТО.

Исмаилу Арамазу предстоит работа в новых условиях, связанных с изменением характера деятельности иностранных войск в Афганистане, в частности, координация деятельности НАТО и стран-партнёров в контексте не боевой, но поддерживающей миссии.

В недавнем выступлении первая леди Афганистана Рула Гани выразила намерение следить за развитием услуг здравоохранения в стране, в особенности за обеспечением медицинской помощью детей.

Супруга президента Ашрафа Гани привлекла внимание к данной задаче, участвуя в церемонии открытия отделения для новорождённых в столичном детском госпитале имени Индиры Ганди.

Поблагодарив Детский фонд ООН (ЮНИСЕФ) за участие в осуществлении проекта, первая леди выразила надежду на то, что деятельность отделения поспособствует сокращению младенческой смертности, передаёт телеканал «Толо».

Согласно статистике Министерства здравоохранения Афганистана, 13 лет назад каждый из 4 детей погибал, не дожив до пятилетнего возраста, в то время как на данный момент смерть уносит лишь каждого десятого представителя данной возрастной группы.

Несмотря на достижения сферы здравоохранения, во многом сделанные при поддержке иностранных и международных организаций, уровни детской и материнской смертности остаются высокими, и задача распространения медицинских услуг среди населения по-прежнему требует обширных и продолжительных усилий.

В четверг исполняющий обязанности министра финансов Афганистана встретился со своим пакистанским коллегой, чтобы договориться об увеличении торгового оборота между обеими странами.

В ходе встречи Хазрат Омар Захелвал и его коллега из Пакистана Исхак Дар достигли договорённости об увеличении торгового оборота до 5 млрд. долларов в год, передаёт телеканал «Ариана-ТВ».

Министры также обсудили совместные проекты в сферах энергетики, строительства транспортной инфраструктуры. Представитель Пакистана также обещал, что его страна построит в Логаре и Кабуле три госпиталя в самом ближайшем будущем.

Отметим, что текущий уровень торгового оборота между Афганистаном и Пакистаном составляет 2,5 млрд. долларов в год.

Газовые компании стран-участниц проекта газопровода ТАПИ создали компанию по строительству и эксплуатации будущего газопровода.

О создании новой компании сообщается в пресс-релизе Азиатского банка развития (АБР). Компания была учреждена в равных долях Афганской газовой корпорацией, туркменским госконцерном «Туркменгаз», пакистанской компанией «Inter State Gas Systems (Private) Limited» и индийской «GAIL (India) Limited», передаёт информационное агентство «Trend».

Генеральный директор департамента Центральной и Западной Азии Клаус Герхаузер назвал учреждение совместной компании ключевым рубежом в реализации проекта.

Напомним, что в октябре 2014 года президент Туркменистана заявил, что строительство газопровода ТАПИ начнётся уже в 2015 году. Из 1735 километров общей протяжённости газопровода 735 километров пройдут по территории Афганистана, что позволит ИРА получать до 400 млн. долларов в год в года за транзит газа.

Очередной форум АТЭС, прошедший с 5 по 11 ноября в Пекине, подтвердил две связанные с ним тенденции, давно наметившиеся и прямо противоположно направленные. Первая заключается в падении роли в мировых политических процессах АТЭС самой по себе, как региональной квазиорганизации. Вторая – в росте значимости проводимых АТЭС форумов, как площадок, на которых разворачивается новая геополитическая игра. Причём “ходы” главных игроков делаются как бы параллельно с (якобы) основным форумным действом, то есть на его “полях”.

Оба эти тренда вызваны одной и той же причиной, которая представляет собой и основное содержание новой мировой политической игры. Речь идёт о всестороннем соперничестве США и Китая, сделавшем невозможным достижение основной цели формирования в 90-е годы АТЭС, которая заключалась в создании условий для общерегиональных интеграционных процессов.

Но и с альтернативным проектом “Транстихоокеанского партнёрства” (ТТП) дело пока не очень клеится. Как и прогнозировалось ранее, в ходе пекинского саммита АТЭС не удалось выполнить поставленную тогда президентом США Б. Обамой задачу подписания уставных документов ТТП.

Что касается “ходов” ведущих игроков на “полях” АТЭС, то они осуществлялись в ходе двусторонних встреч экспертов и министров, которые предшествовали финальному действу в виде бесед государственных лидеров.

Встреча В.В. Путина с Си Цзиньпином не содержала в себе какой-либо интриги, поскольку её итоги подтвердили давно установившийся плодотворный характер двусторонних отношений.

К заслуживающим особого внимания контактам на высшем уровне в ходе работы пекинского форума АТЭС следует отнести беседы Си Цзиньпина с Б. Обамой и С. Абэ, а также В.В. Путина с теми же Б. Обамой и С. Абэ.

Они различались продолжительностью и сопутствующим “антуражем”. Но для интересов России в АТР все они имели важное значение. В условиях обострения ситуации в регионе и в мире в целом значимость этих контактов обуславливалась прежде всего самим фактом их проведения.

Ибо в процессе обсуждения не могли не затрагиваться ключевые международные проблемы, которые проявляются и в системе парных взаимосвязей “США-Китай”, “Япония-Китай”, “Россия-США”, “Россия-Япония”.

США-Китай

Мнение о том, что “никакой другой фактор сегодня не оказывает столь же глубокого влияния на международную ситуацию, как отношения между США и КНР” можно считать типичным в экспертном сообществе.

Осенью 2012 г., то есть за несколько месяцев до ухода с поста госсекретаря США, Хилари Клинтон заявила о том, что сегодня “Вашингтон и Пекин пытаются сделать то, что не удавалось сделать никому за всю прошедшую историю”. В этой фразе просматривался очевидный намёк на скверную историческую традицию, которая заключается в том, что появление нового глобального игрока неизменно воспринимается действующим до этого момента геополитическим лидером в качестве вызова его ключевым интересам.

Возникающая при этом коллизия почти всегда завершалась войной катастрофических масштабов. В нынешней же ситуации наличия в арсеналах обоих ведущих мировых держав, США и Китая, ядерного оружия вполне ожидаемыми стали попытки их лидеров “обмануть” мрачную историческую традицию. Обе стороны начали посылать в адрес друг друга позитивные сигналы. С американской стороны таковыми, в частности, явились приглашение китайским ВМС принять участие в международных военно-морских учениях RIMPAC-2014 и заявление о “возможности” вхождения КНР в ТТП.

Из последних свидетельств подобных сигналов с китайской стороны можно упомянуть церемонию памяти лётчиков-добровольцев американской эскадрильи “Летающие тигры”, сражавшейся в Китае против японцев ещё до начала полномасштабной войны на Тихом океане.

Эта церемония была проведена китайским консульством в Лос-Анджелесе 24 октября 2014 г., то есть за две недели до начала работы форума АТЭС, в ходе которого была запланирована встреча Си Цзиньпина с Б. Обамой.

В самом общем виде оценка её итогов сводится к тому, что фундаментальные проблемы в двусторонних отношениях сохраняются, но продолжают предприниматься и некоторые шаги навстречу друг другу.

Япония-Китай

Растущая значимость связки “Япония-Китай”, в числе прочего, определяется и тем, что в случае углубления тренда в американской политике по уходу от конфронтации с КНР, на передний план в АТР с неизбежностью выйдет комплекс как раз японо-китайских отношений. Между тем, их состояние, выражаясь весьма мягко, “оставляет желать”. Иллюстрацией последнего является уже то, что с лета 2012 г. были прерваны какие-либо официальные контакты между обеими странами. Поэтому первоочередной проблемой двусторонних отношений, подлежавшей решению на форуме АТЭС, стало хотя бы возобновление этих контактов.

Инициатива в посылке соответствующих месседжей в адрес партнёра исходила от Японии, на которую оказывали давление США, заинтересованные в понижении уровня напряжённости в АТР. В серии зондажных поездок в КНР неофициальных (но первостепенной значимости) японских политиков, которые с мая 2014 г. проводились японской стороной, особое значение имело двукратное посещение Пекина бывшим премьер-министром Японии Ясуо Фукудой.

Выбор Я. Фукуды в качестве “парламентёра” на предварительных переговорах с китайцами, обуславливался, видимо, тем, что именно в период его премьерства (2007-2008 гг.) двусторонние отношения на короткое время приняли характер, определявшийся тогда замысловатыми выражения, типа “цветущая весна”. Однако краткосрочная “цветущая весна” в японо-китайских отношениях быстро сменилась длинной тоскливой “осенью”.

В ходе второго из упоминавшихся выше визитов Я. Фукуды в Пекин, состоявшегося 30 сентября, впервые прошла его “приятная беседа” с лидером КНР Си Цзиньпином, которая “вышла за пределы” двусторонних отношений.

Первыми же официальными контактами стали переговоры в Пекине (во время уже начавшего работу форума АТЭС) между руководителями МИД обеих стран Фумио Кисидой и Ван И, а также между членом только-что созданного Совета по национальной безопасности Японии Сиотаро Яти и Ян Цзечи – предшественником Ван И на посту министра иностранных дел КНР, занявшим более высокий пост в иерархии руководства КНР.

В ходе этих встреч было принято совместное заявление из четырёх пунктов, в соответствии с которыми стороны намерены далее действовать в целях улучшения отношений между обеими странами и в интересах региона в целом. Указанное заявление и стало базой для первой за последние три года встречи лидеров КНР и Японии.

Обозначившийся в ходе переговоров между С. Абэ и Си Цзиньпином тренд к улучшению японо-китайских отношений следует рассматривать как весьма позитивный для российских интересов. Ибо, самое последнее, чего можно было бы пожелать России, это оказаться в состоянии политического выбора между Китаем и Японией в случае дальнейшего ухудшения отношений между ними.

Однако не следует и преувеличивать значимость произошедшего на форуме АТЭС для состояния японо-китайских отношений. Речь пока идёт лишь о возобновлении официальных контактов между обеими странами и проявленном взаимном желании обсуждать проблемы, которые сами по себе никуда не исчезнут и, в отличие от зубной боли, не подлежат “заговариванию”.

Россия-США

Проблемы в российско-американских отношениях накапливались давно, и в ходе последних событий на Украине они лишь наиболее отчетливо проявились. В ходе полугодичной игры на территории этой страны каждая из сторон, видимо, только частично добилась поставленных целей.

Иного и быть не могло в условиях изначального формата игры “с нулевой суммой” двух ведущих ядерных держав. Если, конечно, не доводить логику её развития до ядерной катастрофы.

Возникает, однако, вопрос, а, собственно, во имя чего вместо вполне возможного формата “побеждают оба” был выбран упомянутый выше?

Для продолжения запущенного в 1991 г., явного провального “украинского проекта” – продукта итогов давно завершившейся холодной войны? Чтобы в очередной раз поменять декорации в двадцатилетнем цирке с уже несмешными клоунами-“украинизаторами”? Или для оживления полумёртвой НАТО, на стене штаб-квартиры которой давно проявляются известные надписи?

Но, ведь, сам Б. Обама в начале своего президентства взял курс на отказ США от неблагодарной и просто неподъёмной роли мирового полицейского. Чем и вызвал нелепые обвинения в “слабости” о стороны специфической части “политикума” США, а не от американского народа. Уставшего от бессмысленных, крайне затратных войн, практически непрерывно ведущихся Вашингтоном в последние двадцать лет.

Чтобы парировать эти обвинения Б. Обама и начал в последнее время, по примеру киношного сержанта, “делать страшные рожи”. Только-только начали вылезать из афганской засады (что и являлось одной из основополагающих целей Б. Обамы на посту американского президента), полезли в новоиракскую для борьбы с пресловутым “терроризмом”?

Не исключено, конечно, что источником новых проблем для нынешнего американского президента могут стать и горячие республиканские парни, теперь полностью захватившие конгресс. Судя по всему, некоторые из них пришли “в большую политику” без справок из псих-диспансеров.

Ничего, молодо-зелено, пообтешутся, столкнувшись с реальными, а не предвыборно-виртуальными проблемами страны. Опять же, работать надо с молодёжью.

Российской же стороне следует способствовать налаживанию диалога нынешних американских парламентариев, как с президентом США, так и с Россией. У нас были периоды вполне продуктивного взаимодействия с республиканцами.

Но самое главное, по авторскому, исключительно частному, мнению, заключается в том, что в основе отношений РФ с США не должно находиться “ядерное сдерживание”. Крайне затратное и вполне бессмысленное в условиях, когда (в отличие от периода холодной войны) основным геополитическим оппонентом США сегодня является отнюдь не Россия.

На фоне очевидного стремления главного внешнего источника американских озабоченностей (Китая) к их микшированию размахивание ядерной дубиной “посторонним” в конфликте двух нынешних “больших парней” выглядит странно. Можно “нарваться” и на презрительно-вызывающий вопрос “через плечо”: “А, собственно, господа, чем обязаны”?

“Ядерное сдерживание” тянет за собой целый шлейф псевдо-проблем, таких, например, как “проблема ПРО”. Лоббистские интересы определённой части российского ВПК надо, конечно, уважать и принимать во внимание.

Но не следует упускать из вида, что сегодня и на обозримую перспективу они составляют лишь часть (далеко не самую весомую) интересов страны. И нельзя позволять шантажировать себя бессмысленными словами-страшилками, типа “безопасность”.

Кстати, впервые с подобным шантажом во второй половине 50-х годов столкнулись в США в связи с “бомбардировочной программой” СССР. На тему “засилья ВПК” в США в 1960 г. выступил Д. Эйзенхауер за несколько дней до того, как покинуть пост президента страны. Это завещание одного из самых выдающихся американских генералов носит универсальный характер.

Военная сфера вообще не должна иметь почти никакого отношения к нынешней проблематике российско-американских отношений. Последняя обусловлена, главным образом, инертностью оценок обеих сторон окружающего политического мира, который не имеет практически ничего общего с тем, что наблюдалось в период холодной войны.

Нередкие сегодня игры с термином “холодная война” (“которая возобновляется”) просто нелепы. Этим термином обозначается совершенно конкретный отрезок новейшей истории, безвозвратно (как и всегда в истории) завершившийся уже 25 лет назад.

С известными результатами для одного из двух главных действующих лиц того периода, наследнику которого давно пора избавиться от фантомных болей. Если он не ребёнок, наказывающий пол, об который больно ушибся.

Россия-Япония

Улучшение российско-американских отношений является необходимым условием и для дальнейшего развития отношений между Россией и Японией.

Необходимо подчеркнуть, что мотивация заинтересованности Японии в развитии всесторонних отношений с Россией сегодня уже выходит за рамки так называемой “проблемы Северных территорий” и обуславливается, главным образом, стремлением не допустить превалирующего влияния Китая на РФ.

Однако в условиях усиливающейся конфронтации с Китаем, в том числе по проблемам принадлежности островов Сенкаку/Дяоюйдао, Токио пока крайне нуждается в сохранении дееспособности японо-американского Договора о безопасности 1960 г.

Поэтому обострение российско-американских отношений с началом украинского кризиса не оставляло японскому правительству шансов на то, чтобы избежать присоединения к антироссийским санкциям и осуществить запланированный на осень 2014 г. официальный визит В.В. Путина в Японию.

В этих условиях, также как и в связке “Япония-Китай”, вопрос о возобновлении двусторонних переговоров на высшем уровне приобрёл первостепенное значение для процесса размораживания и дальнейшего развития российско-японских отношений.

На официальном уровне предложение использовать форум АТЭС для организации встречи на высшем уровне прозвучало 21 сентября 2014 г. в телефонном разговоре С. Абэ с российским президентом, хотя в прессе оно обсуждалось в течение нескольких предыдущих месяцев.

Выступая в конце сентября 2014 г. по национальному телевидению, С. Абэ напомнил, что уже пять раз встречался с В.В. Путиным и “хотел бы продолжить этот диалог”. В качестве главной проблемы двусторонних отношений С. Абэ указал на отсутствие мирного договора между Японией и РФ. С целью её разрешения, по его мнению, “крайне необходимо продолжать контакты между лидерами обеих стран”.

20 октября 2014 г. в Милане на саммите “Азия-Европа” лидеры обеих стран окончательно договорились о проведении краткой встречи на полях предстоящего форума АТЭС.

Как и ожидалось, в ходе этой встречи японский премьер-министр особое внимание обратил на проблемы разрешения украинского кризиса и заключения мирного договора с Россией. В.В. Путин и С. Абэ договорились о проведении официального визита российского президента в Японию в следующем году в удобное для обеих сторон время.

Заключение

Не преувеличивая значимость двусторонних встреч на полях только–что завершившегося форума АТЭС, нельзя не отметить, что с ними могут быть связаны новые политические тренды, позволяющие осторожно надеяться на преодоление неумолимой логики исторического процесса. Когда накопление негатива в системе международных отношений приводит к её разрушению и чаще всего посредством катастрофических войн.

В последние годы этот негатив накапливался главным образом в АТР, то есть в том регионе, куда смещается центр тяжести мировой политической и экономической жизни. Сюда же перемещаются ключевые интересы России и вовсе не по причине ухудшения отношений с обобщённой “Европой”.

Скорее, наоборот. Украинский кризис, спровоцировавший это ухудшение, тормозит реализацию российского “разворота в Азию”, обусловленного объективными причинами. Поскольку отвлекает государственные ресурсы от реализации инфраструктурных проектов на востоке РФ.

В этом плане “уврачевание” язвы, образовавшейся на месте прорвавшегося украинского нарыва, в интересах не только России, но и Европы, которая сможет присоединится к Китаю в реализации российских проектов на Востоке. Не видно никаких сколь-нибудь значимых причин, чтобы к ним не присоединились и две другие мировые державы, то есть Япония и США.

Только надо торопиться с разработкой основополагающей концепции проекта развития Сибири. Иначе Индия, которая при новом премьер-министре всерьёз озаботилась созданием своей транспортно-промышленной инфраструктуры, перехватит всех потенциальных внешних соучастников-инвесторов. А, как известно, в Индии, в отличие от Сибири, круглый год тепло, и рабочая сила стоит гораздо дешевле, чем в России.

Естественно, что можно будет забыть о реализации подобных проектов, если не удастся сдержать раскрутку негативных политических процессов в АТР. В этом плане, итоги встреч лидеров ведущих мировых держав на полях последнего форума АТЭС внушают осторожный оптимизм.

Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».

В пятницу с официальным визитом в Пакистан прибыл президент Афганистана Ашраф Гани, сопровождаемый делегацией высокопоставленных правительственных лиц и предпринимателей.

После Саудовской Аравии и Китая Пакистан стал третьей по счёту страной, которую посещает глава государства со времени вступления в должность президента Исламской республики Афганистан.

Ожидается, что в рамках поездки Ашраф Гани встретится с пакистанским президентом Мамнуном Хусейном, а также с премьер-министром Навазом Шарифом, по приглашению которого и совершает визит. Программа встреч афганского лидера в ИРП рассчитана на два дня.

Ожидается, что в число вопросов на повестке обсуждений с пакистанскими властями войдут проблемы безопасности, в том числе и на региональном уровне, а также планы продолжения мирных переговоров с силами вооружённой оппозиции.

КИТАЙ НАЧАЛ СТРОИТЕЛЬСТВО ГЛУБОКОВОДНОГО ПОРТА ДЛЯ НОВОГО ТРАНСПОРТНОГО КОРИДОРА

В восточном китайском городе Ляньюньгане начато строительство гигантского глубоководного порта, который должен стать важным элементом нового транспортного коридора между Европой и Азией через Россию и страны Центральной Азии. Об этом сообщает сегодня ИТАР-ТАСС со ссылкой на представителя городского правительства У Ицяо.

Общий объем планируемых инвестиций в проект составит 18,4 млрд юаней (более $3 млрд). Морская гавань к 2020 году сможет переваливать более 200 млн тонн грузов, в том числе сырую нефть и нефтепродукты, сыпучие грузы и контейнеры, принимать суда водоизмещением до 300 тыс. тонн. Здесь будет создан огромный транспортно-логистический узел общей площадью около 74 кв. км.

Строительства порта Сюйвэй осуществляется в рамках реализации стратегической концепции "экономического пояса Шелкового пути", выдвинутой в сентябре председателем КНР Си Цзиньпином. В соответствии с этой концепцией, порт Сюйвэй станет начальной точкой трансконтинентального транспортного коридора, который пройдет через китайские города Сиань и Урумчи до казахстанского Достыка, а далее - через Россию и Белоруссию в Европу. Как сообщила ИТАР-ТАСС вице-президент компании Lianyungang Port Group Чэнь Гуанпин, соответствующая железнодорожная инфраструктура уже имеется и требует относительно небольшой модернизации. "Этот проект имеет очень серьезную экономическую базу", - подчеркнула она.

В дальнейшем, как рассчитывает китайская сторона, реализация планов по расширению железнодорожной сети на территории стран Центральной Азии позволит обеспечить подключение к транспортному коридору всех государств региона, а также Ирана и Афганистана.

Директор Организации промышленности, рудников и торговли провинции Голестан Хосейнколи Кованлу сообщил, что в текущем году экспорт мяса птицы из провинции Голестан вырос в два раза. Так, на данный момент названной продукции экспортировано на 13,8 млн. долларов, что более чем в два раза превышает прошлогодний показатель (около 6,5 млн. долларов).

Хосейнколи Кованлу напомнил, что между министерствами сельскохозяйственного джихада и промышленности, рудников и торговли подписано соглашение, касающееся экспорта мяса птицы. При этом с учетом роста производства названной продукции в стране и, в частности, в провинции Голестан в последние недели наблюдается снижение цен на нее.

Иран принимает меры к дальнейшему расширению экспорта мяса птицы, и к числу традиционных рынков для этой продукции относятся Ирак и Афганистан. С учетом увеличения объема экспортных поставок весьма выгодным для Ирана может стать российский рынок, и есть все основания надеяться на то, что с реализацией достигнутых между двумя странами договоренностей в самое ближайшее время начнутся поставки иранской курятины в Россию.

Хосейнколи Кованлу отметил, что появились новые возможности для поставок иранских продуктов питания в Россию, с учетом которых в эту страну планируется экспортировать от 50 до 100 тыс. т мяса птицы.

Согласно данным Организации сельскохозяйственного джихада провинции Голестан, в первом полугодии этого года (21.03.-22.09.14 г.) в провинции произведено 75 тыс. т куриного мяса, и, как ожидается, к концу года (к 20.03.15 г.) этот показатель достигнет 170 тыс. т. Примерно 70 тыс. т из названного количества составят излишки, которые будут поставляться в другие провинции или на внешние рынки.

Делегация Туркменистана приняла участие в 4-й конференции министров иностранных дел Стамбульского процесса по Афганистану, прошедшей в Пекине. В работе конференции также приняли участие высокопоставленные представители из 12 международных и региональных организаций. На конференции была представлена позиция Туркменистана, который считает, что одной из главных задач международного сообщества в Афганистане является оказание содействия процессам межафганского урегулирования. В этой связи Туркменистан готов поддержать шаги в этом направлении и при необходимости предоставить свое политическое пространство для проведения мирных переговоров между всеми конструктивными и ответственными силами Афганистана. Также было подчеркнуто, что еще одним важным вопросом, без решения которого трудно говорить о стабилизации ситуации в Афганистане, является восстановление и развитие экономической и социальной сферы в стране. Туркменская сторона считает, что международная помощь в этом деле должна быть действенной, адресной и конкретной. По итогам конференции была принята Пекинская декларация. Следующее заседание состоится в 2015 году в Пакистане. В рамках участия в работе конференции были проведены встречи туркменской делегации с президентом Исламской Республики Афганистан М.А.Г. Ахмадзаем, министрами иностранных дел Китайской Народной Республики – Ван И, Турецкой Республики – М.Чавушоглу, Исламской Республики Иран – М.Д.Зарифом, Кыргызской Республики – Э.Абдылдаевым, а также с заместителем помощника государственного секретаря США по Центральной и Южной Азии Р.Хогландом. В ходе проведенных встреч обсуждались нынешнее состояние и перспективы двусторонних контактов, взаимодействие в рамках международных организаций, а также актуальные вопросы региональной и международной повестки дня.

Государственное информационное агентство Туркменистана

США, вместо того, чтобы строить военные базы в других странах и отправлять на чужбину своих солдат, следует разобраться с ситуацией внутри своей страны, заявил американский политический аналитик и активист Всемирной партии рабочих Калеб Маупин в интервью RT.

Группа националистически настроенной турецкой молодежи напала в среду, 12 ноября, на трех солдат ВМС США в туристическом районе Стамбула, облив их краской и пытаясь надеть пластиковые пакеты им на головы. Американским солдатам пришлось спасаться бегством от разъяренной толпы. 12 человек были задержаны полицией. Инцидент был снят националистами на видео и выложен в интернете.

"Когда я увидел это видео, я подумал о тех людях, с которыми я учился в школе. Я вырос в маленьком городке в Огайо, и многие из тех, кто учился со мной в школе, пошли служить в армию. Вспоминая об этом, я думаю, что эти юноши и девушки не должны быть в Турции. Они не должны быть на военных базах в разных концах света, не должны быть рассеяны по миру. Они должны жить в Соединенных Штатах.

"Инфраструктура США разрушается, мосты уже не так безопасны, вода не очищается, больницы и школы закрываются. Эти военные базы по всему миру, эти молодые люди, которые искренне хотят помочь своей стране, не должны находиться за рубежом, они должны в США выполнять работу, которая должна быть сделана", — отмечает Маупин.

Он уверен, что произошедший инцидент в Стамбуле, демонстрирует нарастающее недовольство внешней политикой США.

"Вся эта ситуация свидетельствует о том, что США пора остановить свою военную агрессию по отношению к остальному миру, пора закрыть свои военные базы и начать заботиться о собственных гражданах внутри страны, вместо того, чтобы толкать весь мир к войне", — полагает Маупин.

"Молодые люди не должны воевать за демократию в Сирии, Ираке или Афганистане, они должны бороться за демократию в своей стране", — подчеркнул активист, добавив, что американцам следует задуматься о том, что США стали кормушкой для преступных картелей банкиров с Уолл-стрит и монополий.

Делегация от Афганистана посетила международный семинар «Влияние таяния ледников на состояние национальных и трансграничных водных ресурсов в Центральной Азии».

Мероприятие состоялось в Душанбе. В нём приняли участие представители соответствующих министерство и ведомств Афганистана, Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана, а также представители международных организаций, сообщает информационное агентство «Азия-Плюс».

На семинаре обсуждалось, как проходит реализация рекомендаций, принятых на аналогичном семинаре в 2013 году, а также вопросы взаимодействия стран региона в вопросах адаптации к изменению климата, научного и технического сотрудничества и снижения риска стихийных бедствий.

Мероприятие организовали Всемирный Банк, ООН, Международный фонд спасения Арала, региональный офис ЮНЕСКО.

Недавно в Красноярск прибыла группа сотрудников афганских силовых ведомств, которым предстоит прохождение образовательной программы, посвящённой борьбе с наркопреступностью.

Курсы повышения квалификации будут проходить в Сибирском юридическом институте ФСКН. Программа, рассчитанная на повышение квалификации следователей, займёт 2 недели. Обучение будут проходить 14 граждан Афганистана, на родине состоящих в различных подразделениях правоохранительных органов.

Ожидается, что в рамках мероприятия стороны обменяются опытом в сфере борьбы с наркотиками. Российская сторона собирается познакомить гостей в том числе и с научными разработками на данном направлении, сообщают «Аргументы и Факты».

Примечательно, что наряду с повышением квалификации афганцам предстоит и культурная программа, в том числе экскурсии, посвящённые истории и культуре Красноярского края, а также посещение музеев и театров.

Департамент образования провинции Нангархар сообщил о массовом закрытии школ талибами в уезде Дех Бала.

Как заявил глава департамента образования провинции, в последние три дня возможности посещать школу лишились двадцать тысяч мальчиков и девочек, которые посещали 26 закрытых школ уезда.

Талибы требуют от афганского правительства освобождения ряда заключённых, открытия перекрытых дорог и медикаментозной помощи, пояснил Мухаммад Асиф журналистам Национального телевидения Афганистана.

Министерство образования ИРА было поставлено в известность о происходящем, однако пока не отреагировало на сложившуюся ситуацию, добавил высокопоставленный чиновник.

За последние 13 лет это первый случай, когда талибам удалось закрыть все школы уезда Дех Бала одновременно.

Афганские силы рассчитывают на вклад России в охрану границ, заявил во вторник командующий пограничной полицией на севере Афганистана генерал Мир Наим Хайдари.

В частности, высокопоставленный военнослужащий в беседе с журналистами сообщил, что ожидает от Москвы передачи в распоряжение пограничников катеров для патрулирования территории реки Амударьи. Напомним, что данный проект сотрудничества рассматривался на переговорах между двумя странами ещё в сентябре 2013 года. Наряду с возможностью предоставления береговых катеров рассматривались планы оснащения афганских пограничных войск вертолётной техникой и устройствами наблюдения.

Поводом для обращения генерала послужило недавнее выступление президента РФ Владимира Путина, пообещавшего в случае необходимости оказать помощь Афганистану в деле преодоления новых вызовов, связанных с выводом иностранных войск.

К настоящему времени по сравнению с показателями прошлого года в Афганистане возросли объёмы нелегального производства опиумного мака, сообщается в недавнем докладе Управления ООН по наркотикам и преступности.

В документе отмечается, что общая площадь посевов опиума в текущем году достигла примерно 224 тысяч гектаров, за год увеличившись на 7%. При этом средний объём наркотика, собираемого с гектара посевов, возрос на 9%, с 26,3 до 28,7 килограмма.

В целом распределение долей нелегального бизнеса по различным районам страны практически не изменилось. В основном наркопроизводство было сосредоточено в южных провинциях, в то время как второе место по объёму занял запад Афганистана.

Южная провинция Гельманд сохранила за собой статус лидера по объёму выращивания опиума. Последующие места в печальном рейтинге соответственно заняли провинции Кандагар, Фарах и Нангархар.

Значительный рост наркопроизводства был зафиксирован в южной части республики. Именно в этом районе объём урожая запрещённой культуры повысился с 23,2 до 29,5 килограмма на гектар. Тем не менее, исследование упоминает о том, что данные показатели, несмотря на тревожную тенденцию роста, по сравнению с показателями 2010 года по-прежнему находятся на достаточно низком уровне.

Одновременно с этим исследование выявило сокращение цен на опиаты на чёрном рынке, зафиксированное во всех провинциях. Одной из причин удешевления наркотика было названо общее повышение нелегального производства опиума по стране.

В Афганистане возобновляется проведение ночных рейдов, приостановленных в последние годы президентства Хамида Карзая, сообщил в недавнем выступлении министр внутренних дел страны Мохаммад Умар Даудзай.

Напомним, что операции данного типа, в основном проходившие при участии иностранных войск, неоднократно вызывали беспокойство афганской общественности в связи с многочисленными случаями гибели мирных жителей, в том числе женщин и детей.

Тем не менее, глава МВД выразил мнение, что прежний президент не распоряжался о полном прекращении рейдов, но лишь призывал сделать операции более осторожными, чтобы избежать гражданских потерь, передаёт телеканал «Толо».

Перспективы новых угроз безопасности, сопряжённые с выводом иностранных войск из ИРА, вызвали опасения афганских стражей порядка, и в целях улучшения обстановки в стране было принято решение сделать борьбу с боевиками более эффективной.

По словам Омара Даудзая, возобновление рейдов не предполагает уклонения от строгих мер, направленных на обеспечение безопасности мирных жителей в ходе проведения боевых действий.

Всемирная организация здравоохранения опубликовала рейтинг стран по количеству потребляемого алкоголя на душу населения. Ближний Восток и Северная Африка ожидаемо оказались в конце списка.

На Ближнем Востоке самой пьющей страной оказался, как ни странно, не Израиль, где традиционно нет запретов на употребление спиртного, а мусульманское королевство Бахрейн, занявший в рейтинге 129-е место. Бахрейнцы выпивают 3,66 литра в год. Израиль занял «почетное» второе место в регионе и 139-е в общем рейтинге (2,89 л), а на 140-м месте разместилась Турция (2,87 л). Судан — 142-й, Ливан — 147-й, Марокко — на 156-м месте, Сирия — на 157-м, Тунис — на 159-м, Катар — на 160-м, Иран — на 162-м, Алжир — на 163-м, Оман — на 164-м, Саудовская Аравия — 181-я. Самые малопьющие страны — это Пакистан (0,06 л и 187-е место) и Афганистан (0,02 л и 188-е место).

Количество потребляемых спиртных напитков рассчитано в пресчете на чистый этиловый спирт.

Топ-10 «пьющих стран»:

1. Молдова — 18,22 л

2. Чехия — 16,45 л

3. Венгрия — 16,27 л

4. Россия — 15,76 л

5. Украина — 15,60 л

6. Эстония — 15,57 л

7. Андорра — 15,48 л

8. Румыния — 15,30 л

9. Словения — 15,19 л

10. Беларусь — 15,13 л

Всерьез и надолго

Глобальные аспекты новой конфронтации России и США

Д.В. Суслов – заместитель директора исследовательских программ Совета по внешней и оборонной политике (СВОП), заместитель директора Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ.

Резюме Российско-американская конфронтация повышает вероятность раскола мира на «Большой Запад» и «Евразийский не-Запад». География размежевания напоминает о классической геополитике с ее «континентальными» и «островными» державами

Российско-американская конфронтация, спровоцированная украинским кризисом, чаще всего рассматривается как явление сугубо региональное. Однако ее корни гораздо глубже проблем Украины, ее природа – значительно сложнее геополитической схватки за эту страну, а последствия сказываются на связях США с другими центрами силы и на глобальном управлении в целом. Исход украинской коллизии, скорее всего, определит правила отношений великих держав на годы и десятилетия.

Столкновение миропорядков

Со времени распада СССР между великими державами не возникло консенсуса ни по одной из центральных категорий порядка: признаваемому распределению сил, правилам и нормам международного поведения и механизмам принятия решений. Пропасть между Соединенными Штатами и незападными центрами разверзлась, по сути, сразу после окончания биполярной конфронтации. Вашингтон провозгласил победу в холодной войне и стал рассматривать свое «глобальное лидерство» как важнейшее условие и даже основу международного порядка. Россия, Китай, Индия, Бразилия, Иран и другие отвергали такую постановку вопроса.

Москва с самого начала оказалась в авангарде несогласных. Даже в 1990-е гг. Россия шла на рискованные шаги, если считала, что ее жизненно важные интересы нарушаются. По мере перераспределения сил от старого Запада в пользу новых центров и ущемления Соединенными Штатами все более важных интересов России и отстаиваемых ею принципов мироустройства решительность Кремля возрастала.

В основе всех проблем российско-американских отношений после окончания холодной войны – одни и те же вопросы, на которые Москва и Вашингтон вот уже свыше 20 лет дают противоположные ответы. Имеет ли Россия как один из независимых полюсов многополярного мира право на собственный интеграционный проект в Евразии? Имеют ли вообще великие державы право на дружественное окружение, право самим создавать порядок безопасности по периметру своих границ и быть его центром? Должен ли международный порядок в Европе и Евроатлантике базироваться на расширении западных институтов вплоть до российских границ, притом что сама она из него априори вычеркнута, или же он должен строиться совместно Россией и Западом? Наконец, почему Соединенные Штаты считают возможным объявлять одни государства и режимы суверенными и легитимными, а другие нет, и свергать неугодные им режимы?

Аналогичные проблемы характерны для отношений США со всеми незападными центрами силы, в том числе демократическими. Индия и Бразилия критикуют интервенционистскую политику Вашингтона, его избирательный подход к государственному суверенитету и практику смены режимов не меньше России и Китая. Политика России в СНГ созвучна и озабоченности Дели военным присутствием Америки в Индийском океане, и попыткам Бразилии ослабить влияние Вашингтона в Латинской Америке, и стремлению КНР ограничить способность Соединенных Штатов проецировать военную силу в соседние с ним регионы.

Решающий раунд

В отличие от столкновений 1999, 2004 и 2008 гг., украинский кризис 2014 г. стал не просто очередной схваткой Москвы и Вашингтона за правила отношений между великими державами, но вывел ее на принципиально новый уровень.

Во-первых, борьба обострилась. Произошло самое драматичное за эти переходные 25 лет усугубление международного беспорядка. Степень нарушения каждой из сторон правил, которые другая считает жизненно важными, достигла апогея. Присоединение Крыма и поддержка Россией восстания в Донбассе показали, что отныне не только США, но и другие государства могут посягать на фундаментальные нормы международного права.

Во-вторых, на сей раз Россия и Соединенные Штаты практически лишили друг друга возможности свернуть конфронтацию и попытаться вновь улучшить отношения, так и не договорившись о правилах игры. За год с начала Евромайдана Москва и Вашингтон показали, что не готовы ни к компромиссу, ни к модели, при которой они «соглашаются не соглашаться» по Украине, но стремятся сотрудничать по другим вопросам (как было после кризиса 2008 г.). Напротив, единственным способом выхода из коллизии обе столицы рассматривают капитуляцию и навязывание противоположной стороне собственных правил игры.

Присоединив Крым, не допустив поражения ополченцев Донбасса, введя контрмеры в ответ на западные санкции, Россия осознанно отрезала себе пути к отступлению. Она доказала, что готова пойти на многое ради того, чтобы удержать Украину вне западной орбиты и предотвратить ее превращение в часть нового «санитарного кордона».

Запустив маховик политико-дипломатического и даже военно-политического (в мягкой форме) сдерживания России, взяв курс на ее экономическое ослабление и остановив сотрудничество с ней практически по всем направлениям, Соединенные Штаты тоже дали понять, что не готовы к компромиссам. Вашингтон рассматривает Россию как враждебное государство, угрозу своим интересам и международному порядку. Условием нового улучшения отношений отныне является смена российского политического режима (точнее – фундаментальное изменение внешней политики, что при нынешнем руководстве просто невозможно). Суть подхода США ясно отразил Барак Обама, назвавший Россию одной из главных угроз международной безопасности – наряду с радикальным «Исламским государством» и вирусом Эбола.

Причина категоричности – тот самый глобальный контекст. И Россия, и Соединенные Штаты оценивали действия друг друга на фоне более широких, не имеющих прямого отношения к Украине тенденций и факторов, и обе державы пришли к выводу, что именно сейчас сложились наилучшие условия для «решающего боя».

Россия воспринимала действия США по Украине на фоне плохо скрываемого ими раздражения от самого факта возвращения Владимира Путина на президентский пост. Она столкнулась с растущим неприятием российской внешней и внутренней политики, демонстративным отказом от попыток найти позитивную модель отношений «после перезагрузки» (отмена саммита в сентябре 2013 г.) и беспрецедентной с 1980-х гг. информационной кампанией против Олимпиады в Сочи. В результате еще до свержения Виктора Януковича в феврале 2014 г. в Москве полагали, что Вашингтон уже сделал осознанный выбор в пользу конфронтации.

Неудивительно, что в этом контексте решительная поддержка Соединенными Штатами государственного переворота на Украине представлялась Москве не чем иным, как политико-экономической войной против России. И более того, стремление Вашингтона во что бы то ни стало (включая поддержку военной кампании новых киевских властей) легитимировать итоги переворота представлялось попыткой превратить Украину в часть нового антироссийского «санитарного кордона» и лишить Москву важнейших внешнеполитических достижений последних лет (независимая роль в мировой политике, постепенное укрепление интеграции на постсоветском пространстве). Тем самым частично компенсировались бы провалы Вашингтона последнего десятилетия. Многие искренне верили, что после смены режима в Киеве вопрос о вступлении Украины в НАТО и появлении американской базы в Крыму – перспектива нескольких месяцев.

Одновременно российское руководство, видимо, исходило из того, что в 2013 г. страна достигла максимума внешнеполитического влияния, и в ближайшее время расклад сил будет меняться не в ее пользу (экономическая стагнация в России при оживлении экономического роста в США).

В Америке же действия России восприняли как появление нового российского внешнеполитического курса на постсоветском пространстве. Казалось, стал сбываться давний геополитический кошмар: «авторитарная» Россия перешла к воссозданию «империи». Это грозило лишить Соединенные Штаты важной составляющей наследия их «победы» в холодной войне – одного из столпов, на котором зиждутся американские представления о глобальном лидерстве. При этом следует учитывать особенную чувствительность США к российскому «ревизионизму» на фоне их собственных провалов 2000-х и 2010-х гг., положивших конец объявленному в начале 1990-х гг. «моменту однополярности». Терпя неудачи в Ираке, Афганистане, на Ближнем Востоке в целом, американцы нуждались в том, чтобы добиться своего по крайней мере в регионе, раздробленность которого остается важнейшим символом их недавнего триумфа.

Как минимум с осени 2011 г. в Соединенных Штатах неуклонно росло раздражение «путинской Россией». Ее внешняя и внутренняя политика, казалось, подтверждали все стереотипы. Еще за год до украинского кризиса в США стали воспринимать действия Москвы на постсоветском пространстве именно как восстановление империи. О чем в конце 2012 г. заявила бывшая тогда госсекретарем Хиллари Клинтон, обвинившая Россию в стремлении «ресоветизировать» постсоветское пространство.

Действия Москвы создавали, по мнению Вашингтона, опасный прецедент, поскольку демонстрировали его неспособность как самопровозглашенного лидера и гаранта международной безопасности предотвратить или обратить вспять грубое нарушение «региональной державой» установленных правил. Это ставит под сомнение возможность США не только играть роль глобального лидера, но даже претендовать на нее. Ведь если они не в состоянии удержать претендующую на региональную гегемонию державу от посягательств на суверенитет самого крупного государства Европы и важного для них «стратегического партнера», то могут ли они гарантировать безопасность своим союзникам? Не поведут ли себя другие подобным образом? Прежде всего это касается Китая, который как раз претендует на региональную гегемонию, ведет территориальные споры с большинством стран Восточной и Юго-Восточной Азии и при этом обладает потенциалом ядерного сдерживания и находится с Соединенными Штатами в ситуации экономической взаимозависимости. На кону основа основ лидирующего положения США в международной системе – их глобальная система союзов.

Надо учитывать еще два обстоятельства. Первое – как раз к осени 2013 г. провалилась последняя попытка администрации Обамы выстроить невраждебные отношения с Москвой. Отказ России, несмотря на уступку США по ПРО, приступить к новому раунду сокращения ядерного оружия, обострение ситуации вокруг Сирии и дело Эдварда Сноудена окончательно убедили Белый дом в бесперспективности попыток наладить с «путинской Россией» конструктивные отношения.

Второе – именно смена режима в конечном итоге представляется Соединенным Штатам наилучшим и, главное, вполне достижимым способом реагирования на вызов «путинской России». В Америке склонны объяснять многие неприятные для них черты внешней политики России внутриполитическими факторами. Действия в Крыму и на Донбассе преподносятся как стремление режима компенсировать собственную слабость и экономическую стагнацию агрессивной политикой «собирания земель» и воссоздания «империи». Воспрепятствовать перетеканию «идей свободы» с Украины в Россию. Мнение о том, что действия Москвы являются реакцией на попытку превратить Украину в часть антироссийского «санитарного кордона» и носят по сути защитный, а не агрессивный характер, разделяется меньшинством, не относящимся к внешнеполитическому мейнстриму.

Массовые протесты в крупных городах России в 2011–2012 гг., зависимость ее экономики от мировых цен на нефть и наступившая в 2012–2013 гг. экономическая стагнация убедили многих в Вашингтоне, что режим Путина на самом деле слаб, а его поддержка большинством населения основывается на «нефтяном благополучии», которое само по себе хрупко. Отсюда – попытки через персональные санкции повлиять на представителей российской элиты и настроить их против президента. И принятие таких экономических мер, которые не заставят Москву изменить политику в отношении Украины, но способны заметно ухудшить ее экономическое состояние в средне- и долгосрочной перспективе.

Итак, «ограниченная системная конфронтация» России и США – всерьез и надолго. Продлится она как минимум до конца следующего президентского цикла в Америке (то есть до середины следующего десятилетия) и закончится существенным ослаблением одной из сторон и установлением новых правил взаимоотношений. Как указывает видный исследователь-международник Том Грэм, «даже если Россия будет прилежно работать над политическим урегулированием, уважающим суверенитет и территориальную целостность Украины, Вашингтон продолжит пытаться наказывать, сдерживать и ослаблять Россию, рассматриваемую отныне в качестве противника».

Глобальные последствия

С самого начала украинского кризиса США столкнулись с необходимостью убедить своих союзников, что американские гарантии безопасности надежны и Америка не допустит повторения украинского сценария в отношении других стран. Причем не меньше, если не больше, чем членов НАТО, это касалось азиатских партнеров Соединенных Штатов. Они моментально расценили действия России как возможный образец для поведения Китая в Восточной и особенно Юго-Восточной Азии. Одной из первых отреагировала Япония, отменив 1 июля 2014 г. полувековой запрет на применение вооруженных сил за пределами страны. В опубликованной 5 августа 2014 г. «Белой книге» Министерства обороны Японии открытым текстом говорится, что поводом стали действия России в Крыму.

США предприняли шаги по двум направлениям. Во-первых, предоставили своим союзникам и партнерам более твердые гарантии безопасности, в том числе расширив военное присутствие на их территории и приняв более четкие и амбициозные планы действий в условиях кризиса. Во-вторых, ужесточили политику сдерживания, причем не только в отношении Москвы, но и Пекина.

Часто утверждается, что, отвлекаясь на новое противостояние с Россией, Америка ослабит давление на Китай и внимание к АТР в целом. В реальности – наоборот. Российско-американская конфронтация сама по себе не меняет распределение сил в мире. Главным соперником США остается Китай, а главным внешнеполитическим и внешнеэкономическим приоритетом – АТР. И именно приоритетность Азии заставляет Соединенные Штаты относиться к риску повторения там украинского сценария даже более внимательно, чем к реагированию на него в Европе. Предотвращение более агрессивной политики Пекина в АТР для Вашингтона не менее значимо, чем «наказание» Москвы и «выдавливание» ее из Украины.

Азиатское турне Обамы в апреле 2014 г. (Япония, Южная Корея, Филиппины и Малайзия) было призвано убедить американских союзников в том, что Вашингтон не допустит повторения в АТР украинского сценария. Как следствие, существенно усилилась политика сдерживания Китая. Накануне приезда в Японию Обама заявил, что американо-японский договор о сотрудничестве и безопасности, в соответствии с которым США несут ответственность за оборону своего союзника, распространяется и на спорные острова Сенкаку. То есть попытка КНР оспорить территории военным путем может привести к силовому вмешательству Вашингтона. Главным же результатом турне стало подписание нового соглашения с Филиппинами о «расширенном оборонном сотрудничестве», в соответствии с которым США впервые с 1991 г. получили право временно размещать на территории этой страны свои вооруженные силы. Показательно, что о расширении военного присутствия в Юго-Восточной Азии американцы объявили на четыре месяца раньше, чем об аналогичном решении относительно Европы, принятом лишь в начале сентября на саммите НАТО в Уэльсе.

Выступая с программной речью в военной академии Вест-Пойнт 28 мая 2014 г., Обама охарактеризовал Китай как оппонента, представляющего опасность для американских союзников и международного порядка. Военное усиление КНР и ее демарш в отношении спорных территорий упоминались в увязке с действиями России в отношении Украины. Четким свидетельством сдерживания стали слова Обамы о том, что «региональная агрессия… будь то в южной Украине или в Южно-Китайском море, или в любом другом месте мира, – окажет в конечном итоге влияние на наших союзников и может привести к нашему военному вмешательству».

Общим результатом расширения военного присутствия США в АТР, укрепления их системы союзов и активизации сдерживания КНР станет углубление геополитической поляризации этого региона, центрального для международных отношений XXI века.

К этому же результату ведет и другой эффект российско-американской конфронтации. Она лишает Москву возможности играть роль балансира, третьего центра силы в АТР, который самим фактом своего существования удерживал бы регион от поляризации. До последнего времени только Россия была теоретически способна выполнять данную функцию, если бы установила стратегический диалог по АТР с США и выстроила партнерские отношения с их союзниками в регионе, в том числе с Японией. Она была единственной из великих тихоокеанских держав, поддерживавшей невраждебные отношения с главными полюсами региона – Соединенными Штатами и Китаем. Индия, например, на эту роль не годится, так как относится к КНР с большим подозрением и рассматривает ее как соперницу. Без третьего игрока АТР будет «растягиваться» по двум полюсам, как бы ни пытались средние и малые страны этот процесс замедлить.

Замедлить этот процесс будет пытаться и Россия, которая не намерена отказываться от наращивания политического и экономического сотрудничества с американскими союзниками и партнерами в Азии. Если ей это удастся (многие страны Азии стремятся к тому же: за исключением Японии, ни одна из них не присоединилась к американским санкциям), то поляризация в АТР замедлится. Но этому будут всячески противиться как США, так и сам Китай, который негативно относится к стремлению России укрепить связи с американскими союзниками в АТР и в нынешних обстоятельствах будет ожидать от Москвы большей лояльности.

Помимо поляризации АТР российско-американская конфронтация усиливает еще более масштабную тенденцию глобального развития. Речь идет об опасности раскола мира на «Большой Запад» – США и их союзники в Европе и Азии – и «Евразийский не-Запад», включающий Россию, Китай, Индию и Иран (возможно, с Пакистаном, Афганистаном и Центральной Азией). При этом невозможно избавиться от ощущения, что география раскола напоминает разделительную линию между «континентальными» и «островными» державами в классической геополитике.

С одной стороны, эта конфронтация – мощный стимул к наращиванию всестороннего сотрудничества России с Китаем и незападными центрами силы вообще. Именно они будут выступать в ближайшие годы главными, а по сути единственными, стратегическими партнерами Москвы, и особое место среди них займет Пекин. Уже сейчас он является для России, а Россия для него, самым дружественным центром силы в мире, и в условиях российско-американской конфронтации эти отношения будут двигаться в сторону неформального союза. Причем поскольку конфронтация России и США сопровождается ужесточением американской политики сдерживания Китая, то сближение Москвы и Пекина будет обоюдным. Это усиливает позиции КНР в Евразии, и чем дольше будет длиться конфронтация Москвы и Вашингтона, тем больше возможностей появится у Пекина как в части военного усиления (за счет российских технологий), так и в экономике (за счет доступа к российским ресурсам и потребительскому рынку). Впервые с 1950-х гг. евразийский «хартленд» вновь объединяется на антиамериканской основе, при этом лидером выступает именно Китай.

Более того, это объединение носит более широкий характер. Оно сопровождается наращиванием сотрудничества в многоугольнике Россия–Китай–Индия–Пакистан–Иран, чему всячески способствует российско-американская конфронтация и обострение соперничества США и КНР. Москва и Пекин ищут выход в активизации партнерства с другими незападными центрами силы, и работа в многостороннем формате способна развеять страхи каждого из этих центров по отдельности перед тем, что это усиление может быть направлено «против него». В результате уже проявились тенденции к укреплению и возможному расширению ШОС, которая отныне является главным региональным институтом не только для КНР, но и для России. В случае вступления в организацию Индии, Ирана и Пакистана в качестве полноценных членов, что сегодня уже не кажется нереальным, многостороннее сотрудничество незападных центров силы Евразии перейдет на новый уровень. В условиях конфронтации Соединенных Штатов и России и обострения соперничества с Китаем это объединит Евразию на недружественных Вашингтону началах.

С другой стороны, эта тенденция сопровождается все большей консолидацией отношений Америки с союзниками в Европе и Азии, чему конфронтация с Россией, сопровождаемая возрастанием соперничества США и КНР, опять-таки серьезно способствует. Уже происходит укрепление НАТО и американских военных союзов в Азии, усиливается их направленность на сдерживание России. Весьма вероятно, что укрепление военных союзов будет сопровождаться ускорением создания в АТР и Евроатлантике экономических сообществ, ориентированных на Соединенные Штаты и исключающих Россию, Китай и другие центры силы в Евразии. Пока продвигаемые Вашингтоном проекты Трансатлантической зоны свободной торговли и Транс-Тихоокеанского партнерства буксуют. Но противостояние России и Америки, обострение их соперничества с Китаем, а также общее наращивание сотрудничества в рамках ШОС может придать им новый стимул.

Пытаясь в рамках конфронтации ослабить российскую экономику, США начали откровенно использовать свое гегемонистское положение в мировом экономическом управлении, особенно в финансовой сфере, отсекая возможности России пользоваться тем, что в условиях глобализации многие привыкли считать общим – финансовые рынки и инструменты, платежные системы и так далее. Одно дело, когда это применяется против такой страны, как Иран, и совсем другое – его использование против шестой экономики мира и члена «Большой двадцатки». Это стало важным напоминанием всем новым центрам силы, насколько они уязвимы до тех пор, пока оператором мирового экономического порядка являются Соединенные Штаты, и как быстро Америка может начать использовать это положение в политических целях против той или иной страны.

В результате до сей поры неторопливый процесс создания альтернативных инструментов международного управления значительно ускорился. Появились новые механизмы в рамках БРИКС. Возможна активизация экономического взаимодействия в рамках ШОС. Создание не-Западом дублирующих и неподконтрольных Вашингтону институтов, инструментов и процессов (банки развития, платежные системы, рейтинговые агентства, постепенный уход от доллара в международных расчетах и т.д.) стало реальным императивом для всех новых центров. Какое воздействие подобное раздвоение окажет на качество управления экономикой, остающейся глобальной, покажет время.

Наконец, конфронтация наносит удар и по качеству борьбы с глобальными вызовами безопасности, которая во многом зависела от российско-американского взаимодействия.

Окончание конфронтации и международный порядок

Гораздо большее влияние на международную систему окажет то, как закончится нынешняя российско-американская конфронтация. По сути, речь идет о решающем факторе в определении будущего международного порядка, который придет на смену затянувшемуся переходу после холодной войны. Правда, если окончание конфронтации увенчается «победой» США, то этот переход затянется, и международные отношения еще какое-то время будут развиваться в отсутствии порядка.

Поскольку выход из конфронтация вряд ли возможен без капитуляции одной из сторон, стоит говорить о двух основных сценариях ее разрешения.

Первый сценарий, реализовать который стремится Вашингтон, – это смена режима в России и ее новое международно-политическое падение. США будут добиваться, чтобы Россия отказалась от создания собственного экономического порядка (Евразийский экономический союз) и сферы безопасности (ОДКБ) в Евразии, от попыток вовлечь туда Украину, и, разумеется, будут настаивать на отречении от Крыма, что при сохранении нынешнего политического режима невозможно. Для Москвы и постсоветского пространства наступит «второе пришествие» Pax Americana, и в российско-американских отношениях на какое-то время вновь воцарятся «правила 1990-х». Все разговоры о России как независимом центре силы, лидере региональной международной подсистемы, равноправном участнике негегемонистского порядка в Европе и Евроатлантике можно будет забыть. Не исключено, что подобное ослабление вызовет новый всплеск центробежных тенденций в России и приведет к утрате не только Крыма, но и некоторых других территорий.

Реализация этого сценария станет чувствительным ударом для всех новых центров силы. Россия – один из лидеров борьбы за многополярное мироустройство – будет по сути выбита из числа поднимающихся полюсов. Это изменит и общий расклад сил между старыми и новыми лидерами, и вектор международного развития.

Дискурс последнего десятилетия об относительном ослаблении США и перераспределении сил в пользу новых центров лишится фундамента. Тезис же об американском лидерстве получит второе дыхание. Вновь станет популярным утверждение американских либералов-интернационалистов, что у незападных центров якобы нет иного пути, кроме присоединения к американоцентричному международному порядку на правах младших партнеров, что они не способны создать успешные альтернативные системы регионального и тем более глобального управления. Особенно если «выбивание» России совпадет с прогрессом в создании Транс-Тихоокеанского партнерства и Трансатлантической зоны свободной торговли.

Будет нанесен серьезный удар по БРИКС и вообще попыткам создать независимые от Запада механизмы глобального и регионального управления. Не исключено, что БРИКС распадется вовсе. Сегодня Россия – единственная страна клуба, у которой сложились устойчивые дружественные отношения со всеми участниками, и потому она выступает важным связующим звеном. В случае выпадения этого звена на первое место в отношениях между другими странами БРИКС могут выйти недоверие и противоречия геополитического или экономического характера, или же, что ненамного лучше, невнимание и равнодушие. Россия – единственная страна БРИКС, которая выстраивает внешнюю политику в категориях международного порядка, многосторонних правил и норм, а не просто продвижения частных интересов.

Структуры, подконтрольные США, получат значительное подспорье. Второе дыхание обретут Бреттон-Вудские институты и «Большая семерка». НАТО надолго утвердится в качестве доминирующего института безопасности всего евроатлантического региона, и ее влияние будет простираться вплоть до границ Китая, что усилит страхи Пекина перед стратегическим окружением.

Китай окажется в наибольшем проигрыше после России. Он лишится наиболее значимого дружественного соседа и единственного по-настоящему лояльного партнера среди новых центров силы. «Надежный и безопасный тыл» в Евразии, обеспечиваемый стратегическим партнерством с Россией, не входящей в западную орбиту, и жизненно необходимый Китаю для недопущения враждебного окружения и проведения уверенной стратегии в АТР, будет потерян.

Второй сценарий, за который борется Москва, – это принятие Соединенными Штатами новых правил игры, основанных на признании России как независимого полюса многополярного мира и уважении ее интересов, включая право на собственные проекты региональной интеграции и безопасности и полноценное участие в международном регулировании. Данный вариант предусматривает сохранение в составе Российской Федерации Крыма и выработку такого государственного устройства Украины, которое исключало бы ее превращение в антироссийское государство и интеграцию с западными структурами, гарантировало бы нейтральный статус и обеспечивало сохранение тесных связей с Россией.

Его реализация ознаменует окончание трансформации международной системы к новой многополярности. Будут ликвидированы остатки американского глобального лидерства в его вильсонианском понимании, причем не только в отношениях с Россией и странами постсоветского пространства, но и в глобальном масштабе.

Утверждение новых правил российско-американских отношений станет прецедентом для других держав, не согласных с лидерством США. Америка будет вынуждена де-факто признать право полюсов многополярного мира на региональные гегемонии, которые являются для данной структуры нормой. Хотя это снимет большую часть проблем и противоречий в отношениях Соединенных Штатов с другими центрами силы и позволит им в конечном итоге выстроить устойчивое и при этом более или менее равноправное партнерство, по глобальной системе американских союзов будет нанесен удар.

Пока реализация этого сценария кажется фантастической. Вашингтон двигается в обратном направлении, и общая трансформация политики США при Обаме – от выстраивания стратегических партнерств со всеми ведущими центрами силы в мире к консолидации вокруг себя союзников в Европе и Азии при ужесточении политики в отношении России и Китая – тому наглядное подтверждение.

Эта трансформация говорит о колоссальных трудностях адаптации Соединенных Штатов к многополярности. Она противоречит американской истории и идеологии, и ее трудно принять 20 лет спустя после того, как они, казалось, достигли конца истории. Равно как трудно признать, что вильсонианская традиция либерального интернационализма, в соответствии с которой США активно участвуют в международных отношениях в качестве лидера и с целью трансформации мира, не работает в условиях многополярности.

Рано или поздно в международных отношениях восторжествует историческая норма многополярности, баланса, региональных гегемоний и идеологического многообразия. И Америка будет вынуждена ее признать – как признала при Вудро Вильсоне, как бы ему ни хотелось от этой нормы отказаться.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230715 Дмитрий Суслов

Барак Обама – не реалист

Во что превращается прагматизм без стратегии

Пол Сондерс – исполнительный директор Центра национальных интересов и один из издателей журнала The National Interest

Резюме Администрация Обамы ускорила опасные изменения в системе международных отношений, которые бросают вызов лидерству Соединенных Штатов и порядку, который США и их союзники выстроили после Второй мировой войны

Статья опубликована в журнале The National Interest, сентябрь-октябрь, 2014 г.

Можно ли назвать Барака Обаму реалистом во внешней политике? До недавнего времени и сторонники, и противники президента отвечали на такой вопрос утвердительно, и сам он это не оспаривал. Напротив, Белый дом подчас агрессивно насаждал образ невозмутимого и железного президента-прагматика, разборчивого при принятии жестких решений, будь то внутренние или внешние вопросы. Однако, выступая в мае в Вест-Пойнте, Обама окончательно отмежевался от своих прежних взглядов, заявив, что, «по мнению некоторых экспертов, называющих себя реалистами, не нам следует разрешать конфликты в Сирии, на Украине или в Центрально-Африканской Республике». Он назвал соответствующую точку зрения неадекватной и не отвечающей «требованиям настоящего момента».

Если поверить президенту Обаме на слово и не считать его реалистом, а оснований для этого хватает, то продолжительное заигрывание его администрации с идеей внешнеполитического реализма и особенно с «прогрессивными реалистами» слева заставляет задать два важных вопроса. Во-первых, почему президент и его советники не возражали против широко распространенного и давно внушаемого всем мнения относительно его реализма? И во-вторых, что заставило их изменить свою позицию?

Чтобы с уверенностью ответить на эти вопросы, необходимо оказаться зрителем первого ряда в Бункере экстренного общественного реагирования Белого дома, который, как легко можно представить себе, расположен неподалеку от Президентского центра чрезвычайных операций, где принимаются самые важные решения. И все же нетрудно понять, почему имидж внешнеполитического реалиста так манит президента и его помощников по общественным связям – ведь он придает флер интеллектуальной и политической легитимности желанию сосредоточиться на «государственном строительстве внутри США», которое часто высказывает Обама. Точно так же этот образ помогал оправдывать уход от решения сложных и отнимающих много времени международных проблем – особенно тех, что унаследованы от администрации Джорджа Буша. Хотя нынешняя власть демонстративно открестилась от данного наследия, во многих отношениях она негласно продолжила работу, начатую Бушем-младшим.

Хотите уйти из Ирака? Объявим Азию нашим главным внешнеполитическим приоритетом, поскольку она важнее в стратегическом плане. Нужно вывести войска из Афганистана? Мы сделали там все что могли. Надеетесь, что мы больше не будем ввязываться в войны на Ближнем Востоке? Давайте вести переговоры с Ираном и использовать Конгресс в качестве предлога, чтобы не решать проблемы Сирии. Понятно, что такая политика – соблазн для американцев, разочарованных дорогостоящим выбором Буша.

Однако операция Белого дома по наведению мостов с широкой американской общественностью оказалась в итоге не до конца продуманной. Администрация не сумела доходчиво объяснить, почему в Ливии она была готова применить силу, а в Сирии нет, особенно после того как президент Башар Асад перешел «красную черту» Обамы, применив химическое оружие.

Репутация президента как осмотрительного политика, которую тщательно создавали, превращается во все большую помеху после его реакции на аннексию Крыма Россией – решительной на словах, но слабой на деле. Внезапная уязвимость Ирака перед воинствующей группой, называющей себя «Исламское государство», и попытка ответа со стороны американской администрации осложнили ситуацию еще больше. Под вопрос поставлен быстрый уход США из Ирака в 2011 г. и нелепая политика, нацеленная на подрыв стабильности по одну сторону сирийско-иракской границы при одновременном ее сохранении по другую сторону. Президенту и его команде нужно было подыскать новое рациональное обоснование проводимого курса. Объяснить, при каких обстоятельствах администрация намерена применять силу, а при каких нет, а также дать отпор критике сторонников интервенции в адрес его подхода, подаваемого как «реалистичный». Отсюда речь в Вест-Пойнте, в которой президент пренебрежительно отозвался о «тех, кто называет себя реалистами», и неуклюжая попытка задним числом определиться с критериями использования военной силы и других внешнеполитических инструментов.

Реализм и прагматизм

Была ли внешняя политика администрации Обамы реалистичной хотя бы когда-то? Вопрос непростой, поскольку требуется сначала определить, что такое реализм. Но и ответ на него найти проще, чем на многие другие – ведь в отличие от скрытых мотивов (и засекреченных программ) действия администрации на виду у всего мира.

Главная причина, по которой критики и сторонники Обамы долгое время считали его реалистом, – это в целом прагматизм его команды. Но реализм – нечто большее, чем прагматизм; смешивание этих двух понятий – одно из самых фундаментальных и устойчивых заблуждений при обсуждении внешней политики. Реализм – это прагматизм, проистекающий из сознания анархии и хаоса в международных отношениях, связанный с глубоким осознанием американской мощи и преследующий стратегию национальных интересов. Обама – не реалист, поскольку его политика обычно начинается и заканчивается прагматизмом и даже оппортунизмом. Похоже, он слишком свято верит в нормы международного права и при этом плохо понимает принципы применения и ограничения силы, проявляя минимальную заинтересованность во внешней политике, не говоря уже о международной стратегии.

Неоднократные попытки Обамы противопоставить XXI и XIX век показывают его чрезмерную приверженность правилам и нормам в обстановке международной анархии, где не существует высшего правоохранительного органа, уважаемого всеми странами (и он не желает брать на себя роль судьи, суда присяжных и исполнителя приговоров от имени Соединенных Штатов, к чему стремятся многие неоконсерваторы). На протяжении последних двух десятилетий международные правила и нормы действительно получили импульс к развитию, но происходило это отнюдь не линейно и не поступательно. В обстановке международной анархии правила и нормы имеют смысл лишь в той мере, в какой они соблюдаются главными игроками. Отсюда их неустойчивость и зависимость от интерпретации и попыток ревизии. Поскольку речь не идет о «законах», они могут лишь формировать поведение государств, но не регулировать или ограничивать его. (Сам Вашингтон, кстати, не готов принимать подобные ограничения.)

В свою очередь, глобальные нормы и правила тоже претерпевают изменения. Америка, Европейский союз, отчасти ооновская бюрократия, а также прогрессивные неправительственные объединения пытаются трансформировать их, ослабив государственный суверенитет и узаконив право применения силы. Странно предполагать, что другие страны – особенно недовольные крупные державы, такие как Китай и Россия – будут соблюдать нормы и правила, которые мы сами считаем неадекватными и пытаемся изменить. Тем более что мы часто действуем в обход норм и правил как явочным путем, так и путем создания прецедентов, отказываясь от переговоров и достижения консенсуса.

Наивно думать, что если некоторые крупные державы ставят под сомнение определенные установления, другие не будут следовать их примеру. И действовать в своих, а не в наших интересах, идет ли речь о Южно-Китайском море или Крымском полуострове. Более того, с точки зрения Пекина и Москвы Вашингтон нередко идет дальше того, о чем стороны договариваются на международном уровне, будь то в Ливии или в бывшей Югославии. По их мнению, Соединенные Штаты нарушают принципы международного права, которые они на словах поддерживают. Ведь нормы и правила субъективны, и их альтернативные интерпретации тоже имеют право на существование. В результате аргументы о «законности» заходят в тупик. И тот факт, что Сенат США до сих пор не ратифицировал такие соглашения, как Конвенция ООН по морскому праву или Римский статут об учреждении Международного уголовного суда, отнюдь не усиливает позицию Вашингтона.

Однако главное противоречие в том, что нормы и правила, сложившиеся к концу холодной войны, которые пытались изменить администрации Клинтона, Буша и Обамы, внесли колоссальный вклад в укрепление мощи и лидерства Америки, ее способности отстаивать свои национальные интересы. В конце концов, благодаря им Соединенные Штаты одержали победу в холодной войне. Поэтому попытка изменить законы, по которым живет мир, связана с риском дестабилизации системы международных отношений, дающей Америке фундаментальные преимущества в смысле сдерживания враждебных и конкурирующих держав. Реалисты в отличие от Обамы это понимают.

Отсутствие стратегии

Заявления об американской мощи еще более красноречивы. Понятно, что после Ирака и Афганистана Обама и другие американцы обеспокоены вопросом о границах применения силы. Но он пошел гораздо дальше – на беспрецедентный для президентов после Второй мировой войны отказ от применения военной силы. Наверно, самым ярким стало его шокирующее заявление в Брюсселе о том, что Россию «нельзя удержать от дальнейшей эскалации военной силой». Это не что иное, как решительный отказ от фундаментального принципа американской внешней политики последних семи десятилетий.

Сравнительно недавно Обама заявил: «Очень редко я видел, чтобы применение военной силы давало окончательный ответ». Но ответ на что? Военная сила действительно очень редко способствовала нахождению окончательного ответа в государственном строительстве, но ее часто оказывалось вполне достаточно, чтобы определить, на какую территорию может претендовать та или иная страна, и украинцы в этом убедились на собственном горьком опыте. (Говорят, физическое владение – это девять десятых права.) В сочетании с реальной передислокацией войск более решительная позиция по Украине могла бы создать достаточно безвыходную ситуацию Владимиру Путину и заставить его вести себя более сдержанно после аннексии Крыма. Заявлять о «неприемлемости» поведения Москвы и самим же связывать себе руки, «посадив» батарейки в момент наибольшего перегрева, гораздо опаснее, чем то и другое по отдельности, так как может накликать на нас новые беды.

Даже пытаясь проводить «красную линию», Обама, похоже, переоценивает свой ораторский талант и силу убеждения. Если он заявляет, что «президенту Асаду пора отойти в сторону», но ничего не предпринимает для свержения жестокого сирийского диктатора, что это, как не упование на собственное красноречие? Или он думает, что добьется реальных результатов, объявив аннексию Крыма Россией «неприемлемой»? Это либо непомерная самоуверенность, либо поразительное игнорирование последствий, вероятных в случае регулярного расхождения между словом и делом. Ни то ни другое неуместно, с точки зрения реалистичной внешней политики.

Отсутствие какой-либо четко сформулированной внешнеполитической стратегии – в каком-то смысле самый сильный аргумент, опровергающий мнимый реализм Обамы. Нередко он ищет прагматичный подход к отдельным внешнеполитическим вопросам, но в отсутствии генеральной стратегической линии его прагматизм зачастую не приводит к решению глобальных задач, стоящих перед Америкой. В то же время прагматизм Обамы политически мотивирован в своей основе, поскольку внутриполитическая борьба и репутационные вопросы часто перевешивают в его глазах непосредственный исход внешнеполитических действий. Это искажает процесс принятия решений и вынуждает проводить курс, который может казаться прагматичным, но фактически имеет мало шансов на успех и, следовательно, по большому счету беспринципен.

Взаимоисключающая политика по обе стороны границы между Ираком и Сирией – один пример. Другой – подходы к Китаю и России, чреватые риском одновременной и потому вдвойне опасной конфронтации с обеими державами, что может иметь далеко идущие и непредсказуемые последствия для Америки.

Конечно, большинство реалистов не будут оспаривать тезис о том, что «внутриполитическое государственное строительство» важно для процветания, поскольку закладывает фундамент глобальной мощи Америки. Но «государственное строительство» такого рода – цель, а не стратегия, и оно требует внешнеполитической стратегии, основанной на взаимодействии и готовности брать на себя инициативу и ответственность.

Более того, критикуя «тех, кто называет себя реалистами» и не желает участвовать в разрешении чужих проблем, сам Обама стремится как можно меньше вторгаться в мировую политику. Его реакция на вызовы безопасности обычно преследует цель сделать ровно столько, сколько требуется, чтобы избежать резкой критики внутри страны. Обама не желает слишком отвлекаться от внутриполитических проблем на международные дела. Отсюда резкое повышение активности в Афганистане перед выводом войск, «руководство из тыла» событиями в Ливии, умеренная поддержка оппозиции в Сирии, неэффективные санкции против России в качестве замены реальной политики и минимально необходимая реакция на события в Ираке. Администрация пытается облечь все это в риторику реализма, но на самом деле реализма тут очень мало ввиду отсутствия серьезной стратегии.

Упование президента на удары беспилотников в борьбе с террористами (хотя по территории Пакистана ударов стало меньше) – явная демонстрация и прямое следствие чрезмерного прагматизма его администрации, который может рикошетом ударить по Соединенным Штатам после того, как Обама покинет Белый дом, если не раньше. Понятно, что удары, наносимые с помощью БПЛА, кажутся привлекательными: если правильно управлять аппаратами, они способны убивать врагов Америки и избавлять ее от необходимости десантировать войска или даже задействовать летчиков-истребителей. Потери среди гражданского населения сводятся к минимуму по сравнению с другими вариантами действий. Вместе с тем, как убедительно продемонстрировала независимая исследовательская группа из Центра Стимпсона в Вашингтоне, широкомасштабные удары беспилотников ставят серьезные стратегические вопросы. К ним относится риск ответной реакции со стороны населения страны, по которой наносится удар, непреднамеренное нормотворчество для других держав, имеющих БПЛА на вооружении, опасность сползания к более масштабному конфликту и отсутствие четких критериев успеха. (Что касается последнего пункта, на сегодняшний день уже очевидно, что «подсчет тел» во вьетнамском стиле мало о чем говорит. Другой современный аналог – количество иракских солдат, подготовленных американскими военными – также не имеет никакого отношения к безопасности и стабильности в Ираке.) При отсутствии ясно выраженной стратегии узко сфокусированный прагматизм часто приводит к «политике малых дел», как в случае с использованием беспилотников администрацией Обамы или совершенно неэффективной реакции, например, на вовлеченность Москвы на востоке Украины. Это не реализм.

Россия и Китай

Какова же реалистичная внешнеполитическая стратегия? Она должна начаться с признания того факта, что сохранение Америкой лидерства на международной арене – без претензий на то, чтобы брать на себя непосильные финансовые расходы, с которыми не справится ни наша политическая система, ни наша экономика – лучший способ защиты национальных интересов США. В этом ключевое отличие реалистов от изоляционистов, которые в целом считают мировое лидерство слишком дорогостоящей затеей и хотят сохранить максимум средств внутри Америки. Для реалистов также очевидна разница между подлинным руководством и псевдолидерством, сопровождаемым риторикой в духе исключительности, когда лидерство декларируется, но ничего не делается для его достижения. Это отличает реалистов от многих неоконсерваторов, нередко утверждающих, что другие правительства и народы всегда поддержат нас, а если и не поддержат, это не имеет значения, поскольку Америка сильна в своей уникальности. Отстаиваемая ими политика часто дискредитирует ведущие позиции, ведет к человеческим потерям, расточению денежных средств и других ресурсов.

Реалисты подчеркивают, что взаимоотношения между ведущими державами – ключевой фактор в определении количества, масштаба и влияния международных конфликтов – нечто такое, что может иметь серьезные последствия для национальной безопасности США в век распадающихся государств и террора. Войны между странами и внутри них начинаются по разным причинам, но именно от отношений крупных держав зависит, произойдет ли эскалация конфликтов, будут они расширяться или угасать. Последнее, в свою очередь, определяется тем, станут ли крупные державы поощрять и поддерживать беззаконие, к которому стремятся группы террористов, и сколько невинных людей окажется убито, искалечено или перемещено с насиженных мест. Поэтому любые стремления к безопасности, стабильности и миру начинаются с того, насколько прочно связаны друг с другом ключевые страны.

Кроме того, поскольку Америка – главный бенефициар системы международных отношений, созданием которой она руководила, Вашингтон должен быть заряжен на ее сохранение. Для этого необходимы два условия. Первое – бережные отношения с союзниками, поддержка которых крайне важна как на системном уровне, так и при проведении конкретной политики. Второе – рабочие отношения со странами, которые не являются союзниками Соединенных Штатов, прежде всего с Китаем и Россией. Их активное противодействие нанесет наибольший ущерб мировому порядку и особым интересам США. Сюда же относится недопущение стратегического союза между Китаем и Россией – самой серьезной из возможных угроз нынешнему глобальному устройству и лидерству Америки. Сила, твердость и надежность в выполнении союзнических обязательств, реалистичная оценка интересов и целей других стран содействуют выполнению указанных условий. Относительно последнего пункта реалисты знают, что для успешной манипуляции соперниками нужен метод стимулов и санкций. Если уповать исключительно на способность заставить их расплачиваться за непримиримую позицию, вероятность конфликта возрастет; то же самое, если мы заведомо отказываемся от использования силы.

Соблюдение этих условий предполагает, что главным приоритетом реалистичной внешнеполитической стратегии будут угрозы выживанию и процветанию Америки, ее образу жизни. Речь идет о предотвращении применения ядерного или биологического оружия против Соединенных Штатов, поддержании стабильности мировой финансовой и торговой систем (включая торговлю энерго- и другими ключевыми ресурсами), обеспечение выживания союзников США и противодействие появлению враждебных крупных держав или распадающихся государств на наших границах. У Соединенных Штатов много других важных целей, но они не должны заслонять собой эти поистине жизненные интересы или достигаться в ущерб благоприятно сложившейся для Америки системе международных отношений. Лидерам США также следует ранжировать интересы в соответствии с их приоритетностью.

Администрации Обамы удалось избежать краткосрочных внешнеполитических катастроф, но она совершила ряд весьма дорогостоящих ошибок. Их последствия не столь очевидны, как результаты войн, начатых администрацией Буша, но со временем могут обернуться еще большим ущербом. Речь идет прежде всего о Китае и России. Администрация Обамы ускорила опасные изменения в системе международных отношений, которые бросают вызов лидерству Соединенных Штатов и порядку, который США и их союзники выстроили после Второй мировой войны. Как следствие, возникает угроза долгосрочному процветанию Америки и повышается вероятность серьезной конфронтации и даже войны. Это не реализм, а приближение к катастрофе.

США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230714 Пол Сондерс

Последняя постсоветская война

Военно-политическое измерение украинского конфликта

Сергей Минасян - доктор политических наук, заместитель директора Института Кавказа (г. Ереван).

Резюме Украинский кризис напоминает войны позднего европейского феодализма с их частными армиями из разномастных ландскнехтов, наемников и отставных военных самой различной этнической, идеологической и социальной принадлежности

Профессиональным военным, историкам, конфликтологам, специалистам по международным отношениям еще предстоит детально проанализировать обстоятельства украинского кризиса. Однако уже сейчас можно выявить его важнейшие военно-политические и военно-технические особенности и влияние на аналогичные вооруженные конфликты, особенно на постсоветском пространстве.

Война, «гибридная» во всем?

«Вполне благополучное государство за считанные месяцы и даже дни может превратиться в арену ожесточенной вооруженной борьбы, стать жертвой иностранной интервенции, погрузиться в пучину хаоса, гуманитарной катастрофы и гражданской войны». Это выдержка из научного доклада начальника Генерального штаба ВС России генерала армии Валерия Герасимова на собрании Академии военных наук в феврале 2013 года. Фактически еще за год до операции в Крыму и последующих событий главный российский военачальник почти пророчески представил то, что случилось на Украине.

Генерал Герасимов отметил особенности будущих вооруженных конфликтов, напрямую перекликающиеся с событиями в Крыму и на юго-востоке Украины. «Акцент используемых методов противоборства смещается в сторону широкого применения политических, экономических, информационных, гуманитарных и других невоенных мер, реализуемых с задействованием протестного потенциала населения. Все это дополняется военными мерами скрытого характера, в том числе реализацией мероприятий информационного противоборства и действиями сил специальных операций. К открытому применению силы зачастую под видом миротворческой деятельности и кризисного реагирования переходят только на каком-то этапе, в основном для достижения окончательного успеха в конфликте». Чем не сюжет из новейшей истории постсоветского пространства или процессов на Ближнем Востоке?

Доклад начальника российского Генштаба вплоть до начала операции в Крыму привлек внимание лишь немногих военных экспертов. Но после известных событий он стал широко цитироваться, особенно в западной печати, выступая удобным аргументом, позволяющим причислить украинский кризис к так называемым «гибридным войнам», сочетающим политические, экономические, информационно-пропагандистские (формально невоенные) меры с дозированными и/или скрытными действиями военного характера. Военная составляющая «гибридных войн» преимущественно реализуется силами специального назначения и элитными подразделениями или же, наоборот, иррегулярными, «квазигосударственными» или частными вооруженными формированиями.

При этом надо подчеркнуть, что концепция «гибридной» («нелинейной», «асимметричной», «неконвенциональной») войны – не изобретение генерала Герасимова или исключительно российская военная разработка. Концепция «гибридных войн» в последние годы достаточно активно разрабатывалась и на Западе, просто именно России удалось апробировать ее в таких масштабах.

Впрочем, вряд ли можно предполагать, что российский Генштаб реально готовил взятие Крыма, а тем более последующие события на юго-востоке Украины еще в феврале 2013 года. Даже если в недрах его Главного оперативного управления конвертик с надписью «Крым» лежал по соседству с планом реагирования на возобновление боевых действий в Карабахе или на гипотетический кризис в Арктике. Такова специфика работы военных профессионалов. Если они хорошо знают свое дело, то пытаются приспособиться к новым видам и формам войн и вооруженных конфликтов на самых различных театрах военных действий. Однако обычно генералы готовятся к прошедшей войне. Но это в лучшем случае – в худшем лишь к парадам и бюджетным баталиям.

К примеру, готовься почти четверть века украинские генералы хотя бы к прошедшим войнам (чему их учили еще в советских военных училищах и академиях), то они все равно не нашли ответа на «гибридные» или асимметричные операции в Крыму или осаде Славянска весной 2014 года. Но к широкомасштабной «антитеррористической операции» (или гражданской войне, в зависимости от политических пристрастий) против пророссийских ополченцев ЛНР/ДНР украинская армия была бы готова намного лучше. Ведь примерно с конца июня, возобновившись после инаугурации Порошенко, АТО по своему характеру фактически приобрела характер классических боевых действий, т.е. того, чему хотя бы в теории учили нынешних украинских генералов или полковников в советских или уже «незалежных» военных училищах.

Украинский кризис как исключительно «гибридную войну» корректно рассматривать применительно лишь к первому этапу его военной фазы: операции в Крыму и действиям Стрелкова-Гиркина в апреле-июне на Донбассе. Далее масштабы стали другими. «Гибридная война» комбинировалась с почти рутинными войсковыми операциями и существенным даже по мировым меркам использованием бронетехники и артиллерии, хотя и с относительно небольшим вовлечением авиации.

Одна из особенностей украинского конфликта – его беспрецедентно быстрая эскалация. Буквально за несколько недель операция специального назначения российских войск в Крыму переросла, через акции гражданского неповиновения на юго-востоке Украине, в локальную полурегулярную операцию на северо-западе Донбасса (осада Славянска и окрестностей). Затем вооруженный конфликт вылился в масштабные бои между регулярной украинской армией и полупартизанскими отрядами ДНР/ЛНР. Наконец, уже в середине августа произошло практически нескрываемое вовлечение регулярных российских войск, которые силами нескольких мотострелковых и воздушно-десантных батальонных тактических групп окружили южную группировку украинских войск в Донбассе с катастрофическими для ВСУ последствиями (Иловайский котел). А это уже что-то большее, чем «гибридная война».

Во многом украинский кризис повторял специфические и концептуальные особенности развития предыдущих постсоветских конфликтов 1990-х и 2000-х годов. Однако, учитывая масштабное военно-техническое вовлечение российской армии, он стал событием глобального значения и фактически поводом для начала новой (или «квази») холодной войны.

Кадры с мест сражений на полях Луганска или городских боев в Донбассе создают ощущение машины времени, напоминая о «позднесоветских» и «раннепостсоветских» политических процессах конца 1980-х – начала 1990-х годов. Спустя четверть века на Украине по обе стороны линии фронта вновь появляется знакомый по большинству постсоветских этнополитических конфликтов образ боевика-добровольца, зачастую сочетавшего высокую степень идеологизированной и националистической мотивации с не вполне чистой личной биографией и нескрываемыми бизнес-интересами. Феномен днепропетровского губернатора Игоря Коломойского, которому приписывают укомплектование и содержание нескольких украинских добровольческих батальонов, или российского олигарха Константина Малофеева, фактически оплатившего апрельский рейд Стрелкова-Гиркина на Славянск, являются лишь наиболее яркими примерами.

Более того, украинский кризис чем-то напоминает войны позднеевропейского феодализма с их частными армиями из разномастных ландскнехтов, наемников и отставных военных самой различной этнической, идеологической и социальной принадлежности. Как и тогда, военная логика конфликта порой подменяется соображениями иного, в первую очередь политического, а также репутационного и пропагандистского порядка, превращаясь в некую «асфальтную войну» за дороги и города или кабинетные игры на картах. Таковым, к примеру, было стремление украинских войск в июне-июле взять Донбасс и Луганск в огромные клещи вдоль российско-украинской границы, чтобы прервать снабжение ополченцев оружием и припасами из России. Эта операция была инициирована не столько украинским Генштабом, понимавшим военные и ресурсные ограничения армии для реализации столь масштабной операции, сколько политическим видением нового руководства страны. Ее результатом стало двойное окружение украинских войск вдоль границ с Россией и образование так называемого «Южного котла» в районе Амвросиевки. Тем самым украинцы повторили ошибку грузин в августе 2008 г., когда военная целесообразность обхода Цхинвали и стремительного прорыва на север с целью блокады Рокского туннеля были принесены в жертву политическим соображениям и желаниям Михаила Саакашвили быстрее водрузить грузинский флаг в столице Южной Осетии.

В условиях отсутствия сплошной линии фронта и четкой идентификации не/лояльности местного населения для конфликтующих сторон важнее становилось уже не столько разгромить противника, сколько поднять знамя в том или ином «ключевом» населенном пункте. Обычно это происходило после долгой и кровопролитной осады, например, Славянска, или штурма Луганска и Иловайска, или же продолжительных попыток пророссийского ополчения овладеть Донецким аэропортом. А затем участники АТО нередко были вынуждены покинуть занятый пункт, чтобы не оказаться в окружении, как это случилось под Иловайском в конце августа.

«Позднефеодальная» стилистика, когда наиболее боеспособными силами являются иррегулярные добровольческие формирования романтиков-националистов или частные отряды олигархов или криминальных авторитетов, не является спецификой украинского конфликта. На постсоветском пространстве у Гиркина, Коломойского и Малофеева были предшественники. Например, известный грузинский криминальный авторитет Джаба Иоселиани. Со своей военизированной структурой «Мхедриони» – важнейшим актором гражданской войны в Грузии в 1991–1992 гг. и грузино-абхазского конфликта 1992–1993 гг. – он был едва ли не главной политической фигурой Грузии начала 1990-х гг., пока Эдуард Шеварднадзе постепенно не прибрал к рукам все нити управления страной. Аналогичный пример – бывший премьер-министр Азербайджана Сурет Гусейнов. До карабахского конфликта он служил директором фабрики по обработке шерсти, а с началом боевых действий на свои средства сформировал мотострелковый полк и даже стал командиром корпуса на начальном этапе войны в Карабахе.

Впрочем, важное отличие украинского кризиса – то, что первоначально этнополитическая компонента в нем не превалировала, хотя уже весной 2014 г. налицо было идейное и идеологическое противостояние антироссийски настроенных жителей западной и центральной Украины и русскоязычных жителей Донбасса. Евромайдан стал благоприятной почвой для зарождения на Востоке повстанческого движения скорее в политическом и идеологическом смысле, а не в этнокультурном. Основными факторами оказались фрагментация государства и силовых структур, насильственная смена режима, чувство страха и фрустрация от потери выходцами с Востока традиционных рычагов в Киеве и во всей Украине, депрессивные социальные условия. Одновременно по схожим причинам шло формирование вооруженных добровольческих отрядов и на стороне новой украинской власти (преимущественно из-за паралича прежних силовых структур), и укомплектование ими батальонов Национальной гвардии.

«Гибридной войной» (или асимметричным конфликтом, смотря какую терминологию предпочитают использовать исследователи) кризис на Украине явился не только и не столько в силу комбинации скрытых форм ведения боевых действий – вовлечения спецназа или элитных подразделений ВС РФ при поддержке добровольцев и иррегулярных подразделений из лояльного местного населения и бывших сотрудников силовых структур, которые противостояли украинским добровольческим батальонам и регулярной украинской армии. Динамика развития конфликта с самого начала демонстрировала как ресурсную, так и статусную асимметрию участников и вовлеченных сторон: Запад и Украина против России, обвиняющие друг друга в нелегитимности новое центральное правительство и власти ДНР/ЛНР, и т.д. Статусно-ресурсная асимметрия – это вообще одна из особенностей практически всех постсоветских конфликтов.

Ну и наконец, если рассматривать украинский кризис в военно-политических категориях глобального масштаба (равно как в устоявшемся широком общественном восприятии), то это скорее уже не «гибридная», а так называемая proxy или периферийная война (другое употребляемое название – «война по доверенности») между геополитическими центрами. В этом смысле украинский кризис в лучших традициях холодной войны является полем глобального противоборства ядерных сверхдержав – России и США. С учетом фактора взаимного ядерного сдерживания, не позволяющего двум державам столкнуться в прямом военном противоборстве, нынешний конфликт имеет все основания войти в историю как очередная периферийная война, подобно войнам в Корее, Вьетнаме, Афганистане и на Ближнем Востоке. Впрочем, надо также учесть, что в случае с украинским кризисом мотивация России для вовлечения в конфликт существенно больше, чем Соединенных Штатов и стран ЕС, так как Украина воспринимается Москвой как сфера жизненно важных интересов.

Военно-техническая составляющая

По характеру и методам силового противоборства украинский конфликт был «гибридным» как концептуально, так и в чисто военной и военно-технической сферах. Достижения военно-технической мысли последних двух десятилетий – беспилотники, цифровые системы связи, целеуказания и контроля, современные компактные противотанковые и зенитные ракетные комплексы соседствовали с громоздкими бронетанковыми и механизированными подразделениями, плотно насыщенными артиллерией самого различного назначения и калибров (как во время противостояния ОВД и НАТО конца 1980-х гг.).

Это вполне объяснимо: на момент распада Советского Союза Украина с дислоцированными на ее территории стратегическими вооружениями обладала третьим в мире ядерным (после Соединенных Штатов и России) и четвертым конвенциональным военном потенциалом (после США, России и Китая). В составе трех бывших советских военных округов на Украине насчитывалось около 6500 танков, десятки тысяч БМП, БТР, артиллерийских систем, 1100 боевых самолетов. Даже через двадцать лет, после массовой распродажи Украиной по всему миру своей военной техники, ее количество все еще впечатляло. На начало 2014 г. в войсках было около 700 единиц выпускавшихся на Харьковском танковом заводе и по этой причине выбранных в качестве основного танка украинской армии Т-64 различных моделей и десяток новых «постсоветских» Т-84У «Оплот» (а также законсервированных на базах хранения порядка 2500 Т-64, Т-80, Т-72 и танков старых моделей), свыше 2500 БМП и БТР и свыше 2000 артиллерийских систем (почти столько же хранилось на складах). По сравнению со многими постсоветскими конфликтами стороны были лучше оснащены бронетехникой и артиллерией.

С украинской стороны в боях принимала участие преимущественно военная техника и вооружение (ВВТ) в лучшем случае выпуска начала 1990-х гг., существенную часть которых составляла техника бывших соединений Советской Армии в Восточной Европе, после распада ОВД частично выведенная на Украину. Например, такого рода базой хранения был Артемовск в Донецкой области, куда в начале 1990-х гг. была передислоцирована развернутая мотострелковая дивизия из Венгрии, насчитывающая свыше 220 танков и сотни единиц БМП, БТР и артиллерийских систем. Однако в боях на стороне украинской армии принимали участие раритетные БРДМ-2, БТР-60ПБ, артиллерийские системы Д-30 и Д-20 и иная техника 1960-х и даже 1950-х годов.

Небольшое исключение составляла разработанная или произведенная на предприятиях украинского ВПК уже в постсоветское время военная техника (БТР-3 и БТР-4, танки Т-64БМ «Булат» и Т-84У «Оплот», некоторые виды стрелкового вооружения, противотанковых ракетных установок и гранатометов), являвшаяся модернизацией советских предшественников. Лишь к концу лета на вооружении украинской армии и отрядов Национальной гвардии наряду с импровизированными бронеавтомобилями собственного производства появились современные беспилотники, системы связи, радиоэлектронной борьбы (РЭБ) и целеуказания, а также легкое и стрелковое оружие западного производства.

В начальный период конфликта ополченцы также были вооружены в основном оружием советского производства из военных гарнизонов украинской армии на юго-востоке или поставленным с российских военных складов. Примечательно, что вплоть до середины лета из России по очевидным причинам поставлялось вооружение и военная техника преимущественно тех образцов, которые имелись у украинской армии (например, давно снятые с вооружения российской армии и находящиеся на складах Т-64 – основные танки украинской армии). Однако по мере эскалации конфликта у ополченцев появляются новые образцы современного российского вооружения, например, противотанковые и зенитные установки, гранатометы, бронетехника. С учетом последующего вовлечения армейских подразделений впервые в боевых действиях на Украине были использованы модернизированные российские танки Т-72Б3 и даже Т-90С, реактивные системы залпового огня «Смерч» и «Торнадо-Г», БТР-82А и «Тигр», некоторые другие виды ВВТ.

Защита и мобильность бронетехники советского производства (как и ее модернизированных аналогов), предназначенной для ведения массовых боевых действий в условиях противостояния НАТО и ОВД на центральноевропейском театре, оказались недостаточно эффективными в условиях применения современных противотанковых боеприпасов. По предварительным оценкам, потери бронетехники с украинской стороны составили свыше 100 танков и 200 БМП, БТР и других боевых бронированных машин (ББМ), а также около 80 артиллерийских орудий и РСЗО. Примерно две трети составили безвозвратные потери ВВТ. Не менее серьезными были потери бронетехники и артиллерии у ополченцев и поддерживающих их российских войск.

На этом фоне для украинской стороны серьезную значимость приобретали вопросы логистики и снабжения, особенно ремонт и восстановление военной техники. Несмотря на доставшиеся еще с советских времен крупнейшие производственные мощности по ремонту и производству практически всех видов военной техники, состояние ВПК Украины на начало 2014 г. ненамного отличалось от состояния украинской армии. Лишь к моменту заключения осеннего перемирия украинский ВПК оказался в состоянии не только проводить ремонт и восстановление, но и выпускать мелкими партиями новые образцы ВВТ. У ополченцев была только одна сложность в снабжении – политическая. Частота и объем поставок из так называемого «Военторга» полностью зависели от политических подходов Москвы к развитию ситуации на юго-востоке. Однако когда ВВТ на Донбасс поставлялось, то уже в объемах, вполне достаточных для противодействия украинской армии и отрядам Национальной гвардии.

По уровню использования авиации украинский кризис хотя и превосходил большинство постсоветских конфликтов (в частности абхазский, карабахский, приднестровский), но существенно уступал операции НАТО в Косово в 1999 г. и действиям российской авиации в двух чеченских войнах и августовском конфликте 2008 г. с Грузией. В первую очередь это объяснялось низким уровнем боеготовности и технического состояния украинских ВВС, а также значительными потерями украинской авиации. К началу 2014 г. в строевом составе украинских ВВС насчитывалось 170–180 боевых самолетов (примерно столько же находилось на складах и на консервации). ВВС Украины включали около 80 истребителей МиГ-29 (при этом 46 МиГ-29 базировались в Крыму, были захвачены российскими войсками в марте и впоследствии возвращены в разукомплектованном состоянии), и только четверть из них оставалась в рабочем состоянии. Из примерно 24 истребителей-перехватчиков Су-27 только несколько машин могли подняться в воздух. Аналогичная ситуация и с насчитывающими до 36 машин бомбардировщиками Су-24. Штурмовая авиация была в несколько лучшем состоянии, располагая примерно двумя десятками боеспособных самолетов Су-25. Однако именно Су-25, активно применявшиеся против наземных целей, и понесли наибольшие потери: сбито или потеряно в результате аварий семь или восемь штурмовиков. ВВС Украины потеряли также как минимум один или два бомбардировщика Су-24, два истребителя МиГ-29, один истребитель Су-27, один разведывательный самолет Ан-30, один военно-транспортный Ан-26, а также сбитый над Луганским аэропортом военно-транспортный самолет Ил-76 с десантниками на борту.

Начиная с боев под Славянском, с конца апреля – начала мая было сбито до восьми ударных вертолетов Ми-24 различных моделей и примерно такое же число транспортно-десантных Ми-8. Плотная насыщенность ополченцев ПЗРК и малокалиберными зенитно-артиллерийскими системами привела к большим потерям среди армейской авиации Украины. Во второй половине лета украинские Ми-24 уже почти не принимали участия в боевых действиях, подтвердив высокую уязвимость вертолетов данного семейства в локальных конфликтах. Например, из 12 вертолетов Ми-35М (последняя модификация Ми-24), поставленных с октября 2013 г. Россией в Ирак, уже к октябрю 2014 г. боевиками т.н. Исламского государства с использованием ПЗРК было сбито две машины.

Украинский кризис, как и другие локальные конфликты последних десятилетий, доказывает ограниченную эффективность боевой авиации (даже если она имеет абсолютное превосходство в воздухе) против полурегулярных отрядов, оснащенных переносными зенитно-ракетными комплексами (ПЗРК) и зенитной артиллерией. Одним из наглядных примеров была операция Израиля в Ливане летом 2006 года. Сильнейшие на всем Ближнем Востоке израильские ВВС, располагающие современными боевыми самолетами с системами высокоточного оружия (ВТО), так и не смогли сломить сопротивление бойцов ливанской «Хезболла», оснащенных ПЗРК. Однако в ходе боев на юго-востоке Украины в середине июля 2014 г. на вооружении ополченцев появились уже не только ПЗРК, но и зенитные комплексы ближней («Стрела-10», «Оса») и даже средней дальности (известные по истории с малайзийским «Боингом» ЗРК «Бук-М1»).

В отличие от операций авиации США и стран НАТО на Ближнем Востоке и Балканах, в ходе украинского кризиса практически не использовалось высокотехнологическое оружие (ВТО), почти отсутствующее у ВСУ и лишь в небольших количествах имеющееся у российской армии. В предыдущих случаях имело место противостояние высокотехнологичных армий с технически отсталым и политически изолированным противником, и т.н. «дистанционная война» с использованием ВТО достаточно быстро и эффективно достигала своей цели. Однако на юго-востоке Украины сталкивались находящиеся примерно на одинаковом технологичном уровне противники, военные организации которых отличались лишь размерами, степенью боеготовности и боеспособности имеющегося у них вооружения, что не позволяет говорить о «дистанционной» или «бесконтактной» войне.

Даже эффективность использования украинской стороной тактических ракетных комплексов «Точка-У», с достаточно высокой точностью и дальностью стрельбы до 120 км, эксперты оценивают неоднозначно. Опыт применения ракетных комплексов «Точка-У» российской армией в Чечне и против Грузии в августе 2008 г., а также в ходе гражданской войны в Йемене, или же оперативно-тактических систем «Скад» (с большей дальностью, но худшей точностью стрельбы) на Ближнем Востоке показывает, что эти ракетные системы остаются скорее военно-политическим средством сдерживания, а не реальным инструментом «дистанционной войны».

В украинском конфликте подтвердилась значимость традиционной артиллерии (особенно самоходной) и реактивных систем залпового огня (РСЗО), выступавших в качестве основного средства огневого поражения. Наибольшие потери стороны понесли именно от действия артиллерии. Особенно эффективно она действовала в ходе огневых налетов на находящиеся на марше колонны боевой техники или полевые лагеря противника. Новым словом для постсоветских конфликтов стало активное использование для наведения и корректировки артиллерийского огня современных цифровых систем разведки и целеуказания, а также беспилотных летательных аппаратов в режиме реального времени. Высокую эффективность продемонстрировали крупнокалиберные системы залпового огня «Смерч» и «Ураган», равно как уже давно ставшие одним из символов локальных конфликтов на постсоветском пространстве 122-мм РСЗО «Град».

Военно-стратегические последствия

Несмотря на сравнительную скоротечность боевых действий на юго-востоке Украины, потери в личном составе были очень серьезными. По различным оценкам, военнослужащие регулярной армии, бойцы ополчения и иррегулярных вооруженных формирований потеряли десятки тысяч людей убитыми, ранеными и пропавшими без вести. В результате как минимум для украинской армии серьезной проблемой стало восполнение личного состава, усугубляющееся практически полным отсутствием подготовленных резервистов и системы организационно-мобилизационных мероприятий.

Украинский кризис подтвердил тенденцию продолжающейся профессионализации военного дела, а также значимость уровня боевой и физической подготовки. Усложнение ВВТ требует большей вовлеченности военных специалистов, что не может быть компенсировано контингентом военнослужащих-призывников. С другой стороны, усиление мощи, точности и дальности стрельбы легкого и стрелкового оружия дает возможность даже небольшим подразделениям войск специального назначения (особенно если они хорошо оснащены и мотивированы) решать боевые задачи, которые ранее ставились перед более крупными войсковыми соединениями. Повышается значимость легких и мобильных частей специального назначения, особенно в так называемых конфликтах низкой интенсивности. Естественно, что, как и в любой «гибридной войне», очень важную роль в Крыму и в боях на Донбассе (с российской стороны) сыграли отряды специального назначения и элитные подразделения постоянной готовности.

С другой стороны, украинский кризис (как и российско-грузинская война 2008 г.) продемонстрировал, насколько важно в современных локальных войнах, в условиях их скоротечности и динамики эскалации, правильное соотношение регулярных частей постоянной готовности и массового призыва резервистов и военнообязанных. Эта задача являлась одной из наиболее сложных для украинского руководства, и ее так и не удалось решить вплоть до заключения перемирия, несмотря на несколько «волн» мобилизационного призыва. Тенденция типичная для нынешнего этапа развития военного дела. Как отмечал в уже упомянутом докладе начальник российского Генштаба, меняющийся характер современной вооруженной борьбы принуждает стороны в случае начала конфликта опираться именно на «созданные в мирное время группировки сил и средств постоянной готовности».

При этом получают новое значение сухопутные войска, более адаптированные как для использования в конфликтах малой интенсивности и локальных войнах, так и в широкомасштабных «классических войнах» с массовым использованием бронетехники и артиллерии. Украинский кризис вынудил признать это даже американцев, традиционно делающих ставку на высокотехнологичную и эффективную при использовании высокоточного оружия боевую, а в последнее время – уже и беспилотную авиацию. Военная фаза украинского кризиса еще не успела завершиться, а на европейский контингент в ходе совместных натовских учений уже вернулись американские танки «Абрамс», за пару лет до этого выведенные из Германии после расформирования последнего «тяжелого» соединения американской армии, дислоцированного в Европе.

Из других военно-стратегических уроков следует отметить достижение российскими войсками фактора стратегической внезапности в Крыму. Военные историки еще долго будут спорить, что явилось более важным для успеха крымской операции: развал украинской армии в отсутствие военных реформ в постсоветский период или эффективность последней («сердюковской») военной реформы в России. Однако очевидно, что ключевым элементом успеха стала именно стратегическая внезапность, причем достигнутая не столько за счет слаженности и скрытности действий по переброске мобильных элитных подразделений в Крым. В век спутников и электронной разведки столь масштабную переброску войск специального назначения и ВДВ, иногда за тысячи километров из Сибири в Крым, нельзя было скрыть даже под предлогом крупномасштабных учений. Внезапность была достигнута на уровне стратегического мышления как вероятного противника (в данном случае – новых властей Украины), так и внешних акторов, которые могли бы хотя бы теоретически помешать осуществлению этой операции. Российское военно-политическое руководство добилось «шокового» эффекта, ибо до самого последнего момента никто не мог поверить, что Москва осуществит в Крыму то, что она осуществила.

Глобальные масштабы украинского кризиса высветили актуальность информационного, психологического и пропагандистского измерения вооруженной борьбы. Значимость информационно-пропагандистских войн, в том числе киберопераций как составного элемента вооруженного противостояния, уже давно не подвергается сомнению. Украинский кризис не стал новым этапом развития информационно-пропагандистских войн и по своей значимости не был столь важен, как война в Персидском заливе 1991 г., названная «войной CNN». С другой стороны, информационное сопровождение не имело столь негативного психологического влияния на ход боевых действий, как в свое время кадры погибших американских спецназовцев на улицах Могадишо, которые привели к прекращению операции США в Сомали в 1993 году. В целом украинский кризис фиксирует тенденцию увеличения роли информационно-пропагандистских войн по мере развития и усложнения коммуникационных и цифровых технологий.

Иногда, впрочем, в ходе украинского кризиса создавалось впечатление, что информационная война становится самоцелью, попыткой создать пропагандистский эффект в отрыве от реальных военных и военно-политических целей. Это приводило к тяжелым последствиям, например, уже отмеченные попытки перекрытия украинскими войсками границы с Россией и занятия ключевых городов, или же осада ополченцами Донецкого и Луганского аэропортов. С другой стороны, удачно проведенные операции всегда сопровождались своеобразным информационным мультипликатором, как это происходило с действиями Стрелкова-Гиркина в Славянске.

Украинский кризис ознаменовал возврат интереса к «старой доброй» политике сдерживания в контексте противостояния России и США. Причем речь идет о возвращении не только традиционного взаимного ядерного сдерживания, но и конвенционального (с помощью обычных вооружений), в котором будет расти значимость высокоточного оружия. Интерес к феномену сдерживания, даже ядерного, с глобального переходит уже и на региональный уровень. Например, противостояние с Россией стимулировало на Украине активную дискуссию по поводу возврата к обладанию ядерным оружием.

Меняется сама терминология военно-стратегического дискурса. По мере ренессанса НАТО и противостояния с Россией в Брюсселе все активнее используются термины и концепции, заставляющие вспомнить о холодной войне. Например, высказываются идеи возврата альянса к новой политике «гибкого сдерживания» (как реакции на российскую «гибридную войну» на постсоветском пространстве) или проводятся аналогии с концепцией «передового базирования», которыми сопровождаются учения США и их союзников на территории новых восточноевропейских членов альянса.

Наконец, одним из специфических итогов украинского кризиса может стать уход Украины с рынка вооружений постсоветского пространства. Весь постсоветский период Украина была одним из основных поставщиков оружия странам Южного Кавказа (особенно Азербайджану и Грузии). Киев поставил Баку и Тбилиси сотни танков, БМП, БТР, артиллерийских систем (включая крупнокалиберные РСЗО «Смерч» и тактические ракетные комплексы «Точка-У»), десятки боевых самолетов (в том числе истребители МиГ-29 и штурмовики Су-25) и ударных вертолетов Ми-24, большие объемы стрелкового вооружения и боеприпасов. Фактически Украина четверть века занималась распродажей оружия, которое должно было пригодиться ей в боевых действиях на юго-востоке собственной страны. Летом 2014 г. появилась информация о возможной продаже уже Грузией шести штурмовиков Су-25 Украине. Впрочем, на постсоветском рынке вооружений и так происходит перераспределение экспортеров. Например, в оружейном импорте Азербайджана Украину все более заменяет Россия (по расчетам СИПРИ, если в 2007–2011 гг. Россия занимала 55%, а Украина – 34% объема ВТС Азербайджана, то к 2013 г. доля России превысила 80%).

* * *

Украинский кризис позволил апробировать новые и оценить релевантность имеющихся методов и форм вооруженной борьбы. В нем сочетались подходы, типичные для конфликтов на постсоветском пространстве более четверти века назад, с принципиально новыми и современными военно-политическими или военно-техническими элементами. В военно-стратегической и военно-технической сферах украинский кризис не знаменовал собой революцию, а скорее демонстрировал эволюцию способов и методов вооруженной борьбы последних десятилетий, тем самым частично реанимировав некоторые военно-стратегические концепции времен холодной войны.

Наряду с этим в концептуальном плане украинский кризис стал также едва ли не последним постсоветским вооруженным конфликтом. После Украины любые будущие войны на пространстве бывшего СССР будут уже другими.

Украина > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230713 Сергей Минасян

Виновные державы

Джон Миршаймер – профессор политологии в Чикагском университете.

Майкл Макфол - профессор политологии в Гуверовском институте, старший научный сотрудник Института международных исследований им. Фримена Спольи (оба – при Стэнфордском университете). Был специальным помощником президента в Совете национальной безопасности (2009–2012) и послом США в России (2012–2014)

Стивен Сестанович – старший научный сотрудник Совета по международным отношениям, профессор Колумбийского университета. Посол США по особым поручениям на постсоветском пространстве (1997–2001). Автор книги «Максималист: Америка в мире от Трумэна до Обамы»

Резюме Статья Джона Миршаймера, опубликованная в прошлом номере, вызвала оживленную полемику. Два бывших высокопоставленных чиновника критикуют позицию автора, он приводит свои аргументы

В этом году отношения России и США вновь в центре внимания в Вашингтоне – на сей раз из-за Украины. Опубликованная в прошлом номере журнала Foreign Affairs (и переведенная в прошлом номере «России в глобальной политике») статья профессора Чикагского университета Джона Миршаймера с упреками в адрес Запада и Соединенных Штатов вызвала бурную реакцию тех, кто отвечал за российскую политику Белого дома при Клинтоне и Обаме. Мы публикуем отклики Майкла Макфола и Стивена Сестановича, а также ответ Миршаймера.

Кто начал украинский кризис?

Майкл Макфол

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6, 2014 год.

Джон Миршаймер («Почему Запад повинен в кризисе на Украине») – один из самых последовательных и убедительных теоретиков школы реализма в международных отношениях, но его объяснение кризиса на Украине демонстрирует пределы Realpolitik. В лучшем случае реализм Миршаймера объясняет лишь некоторые аспекты отношений США и России за последние 30 лет. А как политический рецепт он может быть иррациональным и опасным, что демонстрирует подход президента России Владимира Путина.

По мнению Миршаймера, Россия аннексировала Крым и вмешалась в события на востоке Украины в ответ на расширение НАТО, которое он называет «корневой причиной проблем». Российские государственные СМИ действительно указывают на расширение альянса, объясняя действия Путина. Но ни освещение ситуации российским телевидением, ни статья Миршаймера не объясняют, почему Россия не вводила войска на Украину на протяжении более 10 лет, которые отделяют начало расширения НАТО в 1999 г. и реальное вторжение на Украину в 2014-м. И дело не в слабости России – за это время она дважды воевала в Чечне, что потребовало значительно большей военной мощи, чем аннексия Крыма.

Еще труднее Миршаймеру объяснить так называемую перезагрузку российско-американских отношений – период сотрудничества, продолжавшийся с весны 2009 до января 2012 года. Президент США Барак Обама и тогдашний президент России Дмитрий Медведев согласовали действия, которые, по их мнению, отвечали национальным интересам обеих стран. Лидеры подписали и ратифицировали новый договор по СНВ, проголосовали в поддержку самого масштабного пакета санкций Совбеза ООН против Ирана и значительно расширили маршрут снабжения американских солдат в Афганистане, который теперь проходит по территории России. Благодаря их совместным усилиям Москва добилась членства во Всемирной торговой организации, была создана двусторонняя президентская комиссия по продвижению сотрудничества во всех сферах – от атомной энергетики до борьбы с терроризмом, а также введен более либеральный визовый режим. В 2010 г. опрос показал, что более 60% россиян позитивно относятся к Соединенным Штатам.

С начала нынешнего столетия Россия и сотрудничала, и конфликтовала с США. Единственный переменный фактор, выбранный Миршаймером, – расширение НАТО – не может объяснить обе политики. С точки зрения реальной истории нужно отбросить факторы, остававшиеся постоянными, и сосредоточиться на том, что изменилось – на российской политике.

Так себе стратег

Хотя реалисты предпочитают фокусировать внимание на государстве как предмете анализа, чтобы объяснить кризис на Украине, Миршаймер решил рассмотреть отдельных лидеров и их идеологию. Он описывает Путина как «первоклассного стратега», который вооружен правильным аналитическим инструментарием. «Путин и его соотечественники думают и действуют в соответствии с постулатами реализма, в то время как их западные партнеры придерживаются либеральных идей о международной политике, – пишет он. – В результате США и их союзники, не сознавая этого, спровоцировали крупный кризис вокруг Украины».

Вводя лидеров и их идеи в свой анализ, Миршаймер допускает возможность, что разные государственные деятели, руководствуясь разными идеологиями, могут проводить разную внешнюю политику. Миршаймер, по-видимому, считает, что для Соединенных Штатов и всего мира было бы лучше, если бы американские лидеры полностью придерживались Realpolitik. Я же считаю, что США и всему миру пошло бы на пользу, если бы Путин и будущие российские лидеры разделяли идеи либерализма. Гипотетически представлять, как выглядели бы эти отношения, нам не нужно – мы видели это в период президентства Медведева.

В первые месяцы президентства заявления Медведева очень напоминали его наставника-реалиста Путина. Он поддерживал российское военное вмешательство в Грузии и ввел термин вполне в духе реализма – «сфера привилегированных интересов», чтобы закрепить гегемонию России на бывшем советском пространстве. Обама отверг интерпретацию реализма, предложенную Медведевым. В апреле 2009 г. на встрече с Медведевым в Лондоне Обама заявил, что у Соединенных Штатов и России много общих интересов, в том числе на территории вблизи российских границ.

В то время администрация Обамы отчаянно пыталась сохранить американскую авиабазу Манас в Киргизии. За несколько недель до этого киргизский президент Курманбек Бакиев посетил Москву, где ему обещали экономическую помощь в размере 2 млрд долларов, и вскоре он заявил о намерении закрыть базу. На встрече с Медведевым Обама признал политику баланса сил, которую использовал Кремль, но потом спросил, действительно ли закрытие базы отвечает национальным интересам России. В конце концов через нее американские солдаты летели в Афганистан, чтобы вести борьбу с террористами, которых и США, и Россия считали врагами. Сохранение действующей базы, утверждал Обама, не является нарушением российской «сферы привилегированных интересов», напротив, это результат, выгодный и Вашингтону, и Москве.

Сторонник реализма отверг бы логику Обамы и настоял бы на закрытии базы – как в итоге сделал Путин в начале этого года. Однако через несколько месяцев после встречи Медведева и Обамы в 2009 г. киргизское правительство – при молчаливой поддержке Кремля – согласилось продлить право американцев на использование базы. Медведев постепенно принял подход Обамы к взаимовыгодным отношениям. Прогресс, достигнутый в период перезагрузки, отчасти обусловлен изменением российской внешней политики. Медведев оказался настолько убежден в полезности сотрудничества с Соединенными Штатами и поддержки международных институтов, что даже согласился воздержаться (вместо того чтобы наложить вето) при голосовании по резолюции Совета Безопасности ООН, разрешающей применение силы против режима Муаммара Каддафи в Ливии в 2011 г. – вряд ли такой шаг соответствует постулатам реализма. После своей последней встречи с Обамой в качестве президента России – в Южной Корее в марте 2012 г. – Медведев заявил прессе, что перезагрузка оказалась «весьма полезным делом». «В эти три года мы, возможно, добились лучшего уровня отношений между США и Россией, чем за все предыдущее десятилетие», – сказал он.

Вот чего он не упоминал – так это расширения НАТО. На самом деле за пять лет работы в администрации Обамы я присутствовал практически на всех встречах президента с Путиным и Медведевым, в течение трех из этих пяти лет, работая в Белом доме, я слышал все их телефонные разговоры, и я не припомню, чтобы расширение НАТО упоминалось хотя бы раз. Даже за несколько месяцев до аннексии Крыма я не помню ни одного громкого заявления высокопоставленных представителей России, в котором бы говорилось об опасных последствиях расширения альянса. Причина проста: в предыдущие несколько лет НАТО не расширялось на восток.

Другие реалисты, критикующие политику США, допускают похожую ошибку, утверждая, что администрация Обамы продемонстрировала Кремлю свою слабость и позволила Путину этим воспользоваться. Как и в случае с анализом Миршаймера, в этих аргументах неочевидна причинно-следственная связь. Например, неясно, каким образом отказ от подписания нового договора по СНВ или нежелание убеждать Россию голосовать за антииранские санкции могли бы уменьшить вероятность вторжения России на Украину. Кроме того, после 2012 г. Обама сменил курс и использовал более конфронтационный подход в ответ на поведение Путина. Он вышел из переговоров по ПРО, не подписал ни одного нового соглашения в сфере контроля за вооружениями, наложил санкции на нарушителей прав человека в России и отменил встречу с Путиным, намеченную на сентябрь 2013 года. Он пошел дальше, чем президент Джордж Буш-младший после вторжения России в Грузию в 2008-м: Обама совместно с союзниками США ввел санкции против отдельных российских руководителей и компаний. Он подтвердил обязательства НАТО по безопасности, оказал помощь Украине и сформулировал ответ Запада на российскую агрессию как необходимость охранять международные нормы и защищать демократические ценности.

Эти шаги вряд ли можно назвать слабыми или нереалистическими. Тем не менее они не помогли сдержать последнюю агрессию России, точно так же как ни одному президенту США с 1956 г. не удалось остановить вторжения России в Восточной Европе или в Афганистане. Реалистам, критикующим Обаму за неспособность противостоять Путину, следует привести более убедительные аргументы, показав, как другая политика могла бы привести к другому результату. Существует только одна альтернативная политика, которая, вероятно, могла бы заставить Россию остановиться: предоставить Украине членство в НАТО много лет назад. Но чтобы сделать этот аргумент убедительным, нужно всерьез пересмотреть историю. В последние несколько лет ни украинское правительство, ни члены альянса не хотели, чтобы Киев присоединился к нему в ближайшей перспективе. Даже до избрания Виктора Януковича на пост президента в 2010 г. украинские лидеры не стремились к членству в НАТО, так же как и украинский народ.

Реальная история

Внешняя политика России не стала более агрессивной в ответ на политику США, она изменилась в результате внутриполитической динамики. Изменение началось, когда Путин и его режим впервые оказались под ударом. После того как Путин объявил, что пойдет на третий президентский срок, в России в декабре 2011 г. прошли парламентские выборы, которые были такими же фальсифицированными, как и все предыдущие. Но в этот раз новые технологии и социальные медиа, включая смартфоны с видеокамерами, Twitter, Facebook и российскую соцсеть ВКонтакте, помогли раскрыть манипуляции власти и привели к протестам такого масштаба, какого не наблюдалось с последних месяцев существования СССР. Неодобрение манипуляций на выборах быстро превратилось в недовольство возвращением Путина в Кремль. Некоторые оппозиционные лидеры даже призывали к революционным изменениям.

Путин был возмущен неблагодарностью протестующих. С его точки зрения, он сделал их богатыми. Как они могли выступить против него? Но он также и опасался их, особенно на фоне «цветных революций» в Восточной Европе (прежде всего «оранжевой революции» на Украине в 2004 г.) и «арабской весны». Стремясь мобилизовать свою электоральную базу и дискредитировать оппозицию, Путин вновь представил Америку в качестве врага. Неожиданно государственные СМИ стали рассказывать, как Соединенные Штаты разжигают беспорядки внутри России. Российская пресса обвинила меня в том, что я – агент, направленный Обамой, чтобы руководить очередной «цветной революцией». Политика США в отношении России практически не изменилась в период с парламентских выборов и до избрания Путина на новый срок. Но к моменту инаугурации Путина в мае 2012 г. простой обыватель, слушая его выступления и смотря российское телевидение, мог подумать, что возобновилась холодная война.

Некоторые специалисты по российской политике надеялись, что волна антиамериканской пропаганды спадет после завершения президентской кампании в России. Многие – включая меня – считали, что рокировка в тандеме Медведев–Путин приведет к незначительным изменениям внешней политики, поскольку Путин все равно принимал основные решения, когда Медведев был президентом. Но со временем стало ясно, что Путин понимает национальные интересы России иначе, чем Медведев. В отличие от Медведева, Путин склонен воспринимать соперничество с США как игру с нулевой суммой. Чтобы поддерживать свою легитимность внутри страны, Путин по-прежнему нуждался в Соединенных Штатах в качестве противника. Он также искренне верил, что США представляют собой темную силу в мировых делах.

Затем начались потрясения на Украине. В ноябре 2013 г. украинцы вышли на улицы, после того как Янукович отказался подписывать соглашение об ассоциации с Евросоюзом. Правительство Соединенных Штатов не участвовало в раздувании протестов, но подталкивало Януковича и лидеров оппозиции к согласованию переходного плана, который обе стороны подписали 21 февраля 2014 года. Вашингтон также не причастен к тому, что Янукович неожиданно решил бежать из страны на следующий день.

Путин интерпретировал эти события по-своему, возложив на США вину за демонстрации, провал соглашения от 21 февраля и последующую смену правительства, которую он назвал переворотом. Идеология Путина заставляла его трактовать эти события как борьбу между Америкой и Россией. Руководствуясь этими аналитическими рамками, он отреагировал в одностороннем порядке, так, чтобы, как он считал, сдвинуть баланс сил в свою пользу – аннексировал Крым и поддержал вооруженных наемников на востоке Украины. Это не была реакция на давнее расширение НАТО.

Проигрыш Путина

Пока слишком рано судить, является ли представление Путина о реализме рациональным с точки зрения национальных интересов России. Однако на данный момент достижения весьма ограниченны. Его якобы прагматичные и реалистические действия на Украине лишь способствовали укреплению мощной, более единой и более прозападной идентичности украинцев. Эти действия гарантировали, что Украина никогда не присоединится к такому ценному для него проекту – Евразийскому экономическому союзу, напротив, они подтолкнули страну к ЕС. В то же время Белоруссия и Казахстан занервничали и стали с меньшим энтузиазмом относиться к партнерству в рамках ЕАЭС. Кроме того, Путин усилил позиции НАТО, ослабил российскую экономику и подорвал международную репутацию Москвы как поборницы суверенитета и невмешательства во внутренние дела.

Дело не в России, НАТО и реализме, а в Путине и его беспредельном, непредсказуемом авантюризме. Называйте этот подход реалистическим или либеральным, но вызов для Запада заключается в том, как справиться с этим поведением – достаточно резко, чтобы его остановить, и одновременно достаточно аккуратно, чтобы не допустить дальнейшей эскалации кризиса.

Как Запад одержал победу

Стивен Сестанович

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6, 2014 год.

Соединенные Штаты строили отношения с Россией настолько плохо, утверждает Джон Миршаймер, что именно они, а не Владимир Путин, несут ответственность за кризис на Украине. Пытаясь втянуть Украину в НАТО, пишет он, западные правительства бросили вызов ключевым интересам безопасности России. Кремль был вынужден дать отпор. В то же время глупый идеализм мешает лидерам США и Европы признать проблему, которую они сами и создали.

Чтобы понять, что не так с этой критикой, стоит вспомнить статью Миршаймера «Об украинском факторе ядерного сдерживания», опубликованную в 1993 г. в Foreign Affairs. Уже тогда Миршаймер беспокоился по поводу возможной войны между Россией и Украиной, которая, по его словам, станет «катастрофой». Но он не указывал на политику США как на источник проблем. «Россия, – писал Миршаймер, – господствовала над не желавшей этого и обозленной Украиной более двух столетий и пыталась уничтожить чувство идентичности украинцев». Учитывая эти исторические предпосылки, построить стабильные отношения между двумя странами безусловно трудно. «Гипернационализм» сделает ситуацию еще более неуправляемой, опасался Миршаймер. В 1993 г. его оценка ситуации (если не его политический рецепт) была верной. Она может послужить напоминанием, что нынешняя агрессивная политика России существовала задолго до ошибочной политики Запада, которая, по мнению Миршаймера, ее объясняет.

Перспектива вступления Украины в НАТО, конечно, могла бы еще больше усугубить ситуацию. В 2008 г., отмечает Миршаймер, представители альянса заявили, что Украина в какой-то момент присоединится к нему. Но он не пишет о том, что происходило дальше. На протяжении более пяти лет практически ни один украинский политик – не только пророссийские, как Виктор Янукович, – не затрагивал этот вопрос. Было признано, что идея членства в НАТО не имеет достаточной поддержки в обществе и при определенном развитии событий под угрозой может оказаться национальное единство. В альянсе эту тему тоже не поднимали. Присоединение Украины оставалось идеей-фикс для некоторых членов альянса, но большинство было против, и они твердо об этом заявляли. Администрация Обамы, в свою очередь, не обращала внимания на эту тему, и она фактически исчезла с повестки дня.

Как утверждает Миршаймер, ситуация изменилась, после того как Янукович потерял власть. Миршаймер поддерживает терминологию Путина, назвавшего это событие «переворотом»: провокация, устроенная при поддержке Запада, возродила опасения Москвы, и это оправдывает ее агрессивную политику. Но факты не подтверждают эту интерпретацию. Немногие избранные президенты полностью лишились легитимности так быстро, как Янукович. Во время протестов Евромайдана каждым своим шагом он подогревал конфронтацию, прибегая к насилию. Когда в феврале 2014 г. силами правопорядка были убиты несколько демонстрантов в центре Киева, вся страна повернулась против президента, и его политическая карьера была окончена. Парламент отстранил Януковича от власти единогласным решением, в голосовании участвовали все депутаты его партии. Вряд ли слово «переворот» подразумевает подобную ситуацию.

Падение Януковича было историческим событием, но оно, несмотря на заявления России, не вернуло вопрос о членстве Украины в НАТО на повестку дня. Украинские политики и чиновники вновь и вновь повторяли, что это не обсуждается. Крупной базе российского флота в Крыму тоже ничего не угрожало, несмотря на комментарии взбудораженных российских экспертов. То, что Путин выбрал этот аргумент – и обвинил «фашистов» в захвате власти на Украине – обусловлено не столько интересами национальной безопасности России, сколько его желанием реабилитироваться за политическое унижение. Москва публично призывала Януковича применить силу против протестующих. Когда украинский президент послушался, его власть рухнула, так же как и вся российская политика на Украине. Захват Путиным Крыма в первую очередь был попыткой взять реванш за собственные непоправимые ошибки.

Из-за этой извинительной подоплеки трудно доверять мнению Миршаймера, назвавшего Путина «первоклассным стратегом». Да, российская агрессия повысила рейтинг Путина. Но за успехом в Крыму последовал целый ряд серьезных просчетов – по поводу степени поддержки сепаратистов на востоке Украины, возможностей украинских военных, способности скрыть российское вмешательство, согласованности западных санкций и реакции европейских лидеров, которые когда-то симпатизировали России. И для чего все это? Путин культивирует загадочность, жесткость и профессионализм КГБ, и этот имидж работал на него. Но кризис на Украине продемонстрировал иной стиль принятия решений. Путин принимал импульсивные решения, и национальные интересы России оказались подчинены его личным политическим мотивам. Он действовал не как хладнокровный реалист.

Вызов и ответная реакция

Даже если вина за нынешний кризис лежит на Путине, некоторые ошибки можно найти и в политике США последних двух десятилетий. То есть, безусловно, русские чувствовали обиду из-за расширения НАТО и снижения статуса своей страны после холодной войны. По мнению Миршаймера, Запад без всякой нужды подогревал это недовольство. Он считает, что после распада СССР Россия просто потеряла значимость и не заслуживала сдерживания, поскольку представляла собой «переживающую упадок великую державу со стареющим населением и одномерной экономикой». Сегодня он называет ее армию «посредственной». Расширение НАТО было решением проблемы, которой уже не существовало.

Это было бы веским аргументом, если бы не один факт: в начале 1990-х Миршаймер сам считал ситуацию в мире после холодной войны более угрожающей. Тогда никто не знал, какие демоны вырвутся наружу после завершения конфронтации Востока и Запада. Только что объединившаяся Германия могла вновь пойти по пути милитаризма. Югославия переживала кровопролитный распад. Беспринципные политические лидеры могли возродить старые чувства неприязни и враждебности между народами Восточной Европы. Добавьте к этому риск, что Россия, восстановив силы, будет угрожать независимости своих соседей – и нетрудно представить себе период потрясений в Европе.

Миршаймер больше не упоминает о тех проблемах, но тогда он считал их очень серьезными. В статье, опубликованной в 1990 г. в популярном издании Atlantic Monthly, он прогнозировал, что скоро мы все будем «скучать по холодной войне». Чтобы сохранить мир, он даже предлагал набор экстремальных контрмер: например, разрешить Москве оставить свою огромную армию в Восточной Европе и позволить Германии и Украине стать ядерными державами. Сегодня эти инициативы кажутся странными, но проблемы, для решения которых они предназначались, не были воображаемыми.

Миршаймер уже давно высмеивает идею о том, что, как он пишет в недавней статье в Foreign Affairs, «Европу можно сохранить целой и свободной на основе таких либеральных принципов, как верховенство закона, экономическая взаимозависимость и демократия». Но, руководствуясь эмоциями, он упускает нечто фундаментальное. Цели западной политики действительно были именно такими иллюзорными и идеалистическими, как он говорит, но средства, используемые для их достижения – по крайней мере лидерами США, если не всеми их европейскими коллегами, – были гораздо более традиционными. Они напоминали лекарства, которое назначает доктор-реалист.

Соединенные Штаты защищали свою позицию после холодной войны не посредством пустых призывов к общим ценностям, а регулярно и эффективно использовали власть в старомодной манере. Президент Джордж Буш-старший, стремясь ограничить независимость внешней политики Германии, потребовал внести особый пункт в соглашение об объединении, по которому Германия оставалась членом НАТО. Президент Билл Клинтон, считавший, что войны на Балканах в 1990-х гг. подрывают мощь и доверие к США в Европе, дважды применял военную силу против Сербии, которую тогда возглавлял Слободан Милошевич. То, что президент Джордж Буш-младший продолжал принимать новые восточноевропейские демократии в НАТО, не означает, что в Вашингтоне считали: демократия сама по себе способна обеспечить мир. Это означает, что в Вашингтоне полагали: прочный либеральный порядок нуждается в якоре в виде обязательств США. (Можно даже сказать, это означало, что американские руководители на самом деле не верили, что демократия сама по себе может обеспечить мир.)

Никого, тем более Миршаймера, не должно удивлять, что внешняя политика США базировалась на расчетах соотношения сил. В своей книге 2001 г. «Трагедия политики великой державы» он объясняет, что политики и люди, принимающие решения, в либеральных демократических государствах часто оправдывают жесткие действия высокопарными фразами. Однако теперь он принимает слова политических лидеров – будь то благочестивые речи Обамы или ложь Путина – за чистую монету.

Получившийся в результате анализ только затрудняет понимание того, чья политика работает и что делать дальше. Миршаймер принимает как данность, что вызов, брошенный Путиным, доказывает полный провал американской стратегии. Но тот факт, что Россией руководит человек, стремящийся к завоеваниям, сам по себе не может являться обвинительным актом для Соединенных Штатов. Путин, безусловно, не первый такой российский лидер и, наверное, не последний. Точно так же нынешняя агония на Украине, при ее лихорадочности и ненужности, не лучший способ определить, к чему привело расширение НАТО. Два десятилетия американской политики стабилизировали Европу и сузили масштабы нынешнего кризиса. Если бы НАТО не расширилось до сегодняшних размеров и границ, конфликт России с Украиной был бы гораздо более опасным. Западные лидеры находились бы в состоянии, близком к панике, пытаясь вычислить в разгар конфронтации, какие страны Восточной Европы заслуживают гарантий безопасности, а какие – нет. В момент неожиданной напряженности они были бы вынуждены импровизировать. Искать золотую середину, выбирая между безрассудством и вынужденным молчанием, – значит действовать наугад, и прогнозировать окончательный исход невозможно.

Успокоить Европу

Большое число новых членов, вступивших в НАТО в последние годы, должно заставить альянс задуматься о том, как выполнить взятые на себя обязательства. Но обеспечить безопасность в Восточной Европе стало гораздо проще, потому что базовые стратегические рамки уже установлены. По иронии судьбы, даже Путин, несмотря на все его жалобы, получил от этого выгоду. Хотя его агрессия стала неожиданным ударом, западные лидеры напуганы гораздо меньше, чем могло бы быть без расширенных границ НАТО и относительно стабильного европейского порядка, созданного благодаря политике США. Путин столкнулся с менее резким отпором отчасти потому, что Соединенные Штаты успешно разрешили проблемы 1990-х годов.

Предлагая превратить Украину в «нейтральный буфер между НАТО и Россией», Миршаймер выдвигает решение нынешнего кризиса, которое игнорирует его истинные причины и может только усугубить ситуацию. Он вполне убедительно напоминает читателям, что у Украины нет неотъемлемого «права» на вступление в НАТО. Но хорошая стратегия учитывает не только правильное и неправильное, она рассматривает последствия. Главной причиной не спешить с принятием Украины в НАТО всегда было стремление избежать раскола страны. Заставив Киев отказаться от соглашения о свободной торговле с Европой осенью прошлого года, Путин вызвал самые крупные потрясения на Украине за все 20 лет независимости. Теперь, когда мир увидел результаты этого небольшого эксперимента, почему кто-то должен думать, что если провозгласить Украину перманентной серой зоной международной политики, это должно успокоить страну?

Украина ни в прошлом, ни сейчас не готова к членству в НАТО. Только Путин вернул этот вопрос на повестку дня. Сегодня главной целью разумных политиков должен стать поиск путей сохранения целостности Украины. Если великие державы попытаются предрешить ее будущее, это только усугубит нынешний кризис. Лучший способ избежать эскалации радикальной политической конфронтации внутри Украины – не решать крупные геополитические вопросы, а отсрочить их.

Основной объект анализа Миршаймера, разумеется, не Украина, а внешняя политика США. После напряженных усилий последних 10 лет некоторое ослабление было неизбежно. Однако это не означает, что Вашингтон был неправ, выбрав амбициозную и активную политику в Европе после холодной войны, или что ему не стоит переходить к более активному и амбициозному курсу сейчас. В «Трагедии политики великой державы» Миршаймер писал, что «неверно» для государства «упускать возможность стать гегемоном в системе только потому, что оно считает, что обладает достаточной мощью для выживания». Возможно, он забыл свой собственный совет, но Вашингтон, пусть не всегда последовательно и не без сбоев, следовал этому совету. Даже сегодня Запад находится в лучшем положении, потому что Вашингтон поступал именно так.

Ответ Миршаймера

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6, 2014 год.

Неудивительно, что Майкл Макфол и Стивен Сестанович не согласны с моей оценкой причин кризиса на Украине. Политика, которую они помогали формулировать и проводить, работая в правительстве, а также их ответы на мою статью являются примером либерального внешнеполитического консенсуса, который в первую очередь и способствовал кризису. Соответственно, они оспаривают мои заявления о роли Запада, в основном выдвигая предположение, что я считаю расширение НАТО единственной причиной кризиса. Например, Макфол утверждает, что взятая мною «единственная переменная – расширение НАТО» – не может объяснить все перипетии российско-американских отношений последних лет. Оба также утверждают, что рост НАТО не стоял на повестке дня после 2008 года.

Но Макфол и Сестанович неверно представили мой основной аргумент. Я действительно назвал расширение НАТО «центральным элементом более масштабной стратегии по выведению Украины с российской орбиты и интегрированию ее с Западом». Да, я также отмечал, что стратегия имеет еще два ключевых элемента: расширение Евросоюза и продвижение демократии. В моей статье ясно дается понять, что расширение НАТО не стало непосредственной причиной кризиса, который начался в ноябре 2013 г. и продолжается до сих пор. Ситуацию воспламенило расширение ЕС в сочетании с переворотом 22 февраля 2014 года. Тем не менее то, что я называю «пакетом политики Запада из трех составляющих», в том числе включение Украины в НАТО, обеспечило топливо для пожара.

Утверждение о том, что вопрос о членстве Украины в НАТО, как пишет Сестанович, «фактически исчез» с повестки дня после 2008 г., тоже неверно. Ни один западный лидер не ставил под сомнение заявление альянса 2008 г. о том, что Грузия и Украина «станут членами НАТО». Пытаясь снизить остроту вопроса, Сестанович пишет: «Вступление Украины в НАТО оставалось идеей-фикс для некоторых членов альянса, но большинство было против, и они твердо об этом заявляли». Однако он не пишет, что США были одним из членов, поддерживавших проект, а Вашингтон по-прежнему обладает огромным влиянием в альянсе. И даже если некоторые члены НАТО выступали против присоединения Украины, Москва не могла рассчитывать на то, что их мнение всегда будет превалировать.

Кроме того, соглашение об ассоциации, к подписанию которого ЕС подталкивал Украину в 2013 г., не было «простым соглашением о свободной торговле», как пишет Сестанович. Одной из важных составляющих была сфера безопасности. Документ предполагал, что стороны будут «продвигать постепенное сближение в вопросах внешней политики и безопасности с целью более тесного вовлечения Украины в европейскую сферу безопасности», и призывал «максимально и своевременно использовать все дипломатические и военные каналы между сторонами». Это явно напоминает потайной ход к членству в НАТО, и ни один здравомыслящий российский политик не интерпретировал бы это иначе. Макфол и Сестанович могут считать, что расширение блока не стояло на повестке дня после 2008 г., но Владимир Путин и его коллеги воспринимали ситуацию по-другому.

Аргумент, что реакция России на расширение НАТО была основана на «обиде», как пишет Сестанович, упрощает мотивы страны. Страх лежит в основе российского противодействия превращению Украины в бастион Запада у ее границ. Великие державы всегда беспокоятся по поводу баланса сил вблизи их границ и дают отпор, когда другие великие державы строем подходят к порогу. Именно поэтому США приняли доктрину Монро в начале XIX века и не раз использовали военную силу и закулисную игру, чтобы повлиять на политические события в западном полушарии. Когда Советский Союз разместил ракеты на Кубе в 1962 г., президент Джон Кеннеди, рискуя начать ядерную войну, настоял на том, чтобы их убрали. Страх по поводу безопасности, а не обида определили его поведение.

Та же самая логика применима и к России. Как неоднократно давали понять ее лидеры, Россия не потерпит вступления Украины в НАТО. Этот исход пугает их, как пугал бы любого на месте России, а напуганная великая держава часто использует агрессивную политику. Неспособность понять, что отношение России к расширению НАТО было обусловлено страхом – а Макфол и Сестанович до сих пор пребывают в этом заблуждении – ускорила нынешний кризис.

Сотрудничество и конфликт

Макфол утверждает, что я не могу объяснить периоды сотрудничества и конфронтации между Россией и Западом, в то время как у него есть вполне убедительное объяснение. Эта критика строится на его заявлении, что я использую единственный аргумент, основанный на расширении НАТО, и один этот фактор «не может объяснить оба результата». Но я никогда не утверждал, что расширение НАТО, начавшееся в конце 1990-х гг., привело к состоянию постоянного кризиса. На самом деле я отмечал, что Россия сотрудничала с Западом по ряду важных вопросов – Афганистан, Иран, Сирия, – но политика Запада все больше затрудняла поддержание хороших отношений. Однако реальный кризис не возникал до переворота 22 февраля 2014 года.

Касательно самого переворота следует отметить два момента. Во-первых, Сестанович неправ, полагая, что президент Украины Виктор Янукович был отстранен от власти легитимно. В городе, охваченном насилием между протестующими и правительственными силами, 21 февраля было подписано соглашение, обязывающее Януковича провести новые выборы, по итогам которых он наверняка лишился бы власти. Но многие протестующие выступали против соглашения, настаивая на том, чтобы Янукович немедленно ушел в отставку. 22 февраля вооруженные отряды оппозиции, включая фашистов, захватили парламент и резиденцию президента. В тот же день в Верховной раде прошло голосование по отстранению Януковича, которое не соответствовало положениям Конституции Украины об импичменте. Неудивительно, что он покинул страну, опасаясь за свою жизнь.

Во-вторых, Макфол утверждает, что Вашингтон никак не связан с переворотом. «Правительство США никоим образом не участвовало в раздувании протестов», пишет он, «но оно подталкивало Януковича и лидеров оппозиции к согласованию переходного плана». Макфол не упоминает о многочисленных фактах, представленных мною, которые показывают, что Соединенные Штаты поддерживали оппозицию до и во время протестов. К таким действиям относится решение Национального фонда развития демократии поддержать группы, оппозиционные Януковичу, а также активное участие высокопоставленных американских чиновников (например, Виктории Нуланд, помощника госсекретаря по вопросам Европы и Евразии) в протестах в Киеве.

Эти события встревожили Путина не только потому, что угрожали его отношениям с Украиной; он мог подумать, что администрация Обамы попытается организовать переворот и против него. Как я отмечал в своей статье, Карл Гершман, президент Национального фонда развития демократии, заявил в сентябре 2013 г., что «украинский выбор в пользу Европы» будет способствовать демократии в России и в конечном итоге может привести к свержению Путина. И когда Макфол был послом в Москве, он открыто продвигал там демократию. Это поведение заставило российскую прессу, по его собственным словам, обвинить его в том, что он «агент, направленный Обамой, чтобы руководить очередной “цветной революцией”». Опасения вполне могли быть преувеличены, но вообразите реакцию американских лидеров, если бы представители влиятельной иностранной державы пытались изменить политический строй в США.

Макфол утверждает, что различия между конкретными лидерами России объясняют смену политики сотрудничества на конфронтацию: все прекрасно, когда на посту президент Медведев, проблемы начинаются, когда у руля становится Путин. Недостаток этого аргумента заключается в том, что у двух лидеров вряд ли есть разногласия по поводу внешней политики. Именно поэтому Путина воспринимают как «наставника-реалиста» Медведева, по выражению самого Макфола. Медведев был президентом, когда Россия вела войну против Грузии в 2008 г., и он полностью поддержал действия Путина на Украине в этом году. В сентябре он даже критиковал Путина за то, что тот не отреагировал более резко на антироссийские санкции Запада. И даже в период перезагрузки Медведев с горечью жаловался на «бесконечное расширение» НАТО, как он выразился в интервью в 2010 году.

Существует более подходящее объяснение колебаний в отношениях России с Западом. Когда Соединенные Штаты и их союзники принимают во внимание опасения Москвы, как это происходило в первые годы перезагрузки, кризисов удавалось избегать, и Россия сотрудничала по вопросам, вызывавшим озабоченность обеих сторон. Когда Запад игнорирует интересы Москвы, как это было перед украинским кризисом, наступает конфронтация. Путин открыто приветствовал перезагрузку, заявив Обаме в июле 2009 г.: «С вами мы связываем все наши надежды на продвижение отношений между двумя нашими странами». А спустя два месяца, когда Обама отказался от планов размещения элементов системы ПРО в Чехии и Польше, Путин заявил: «Я очень надеюсь, что за этим правильным и смелым решением последуют другие». Неудивительно, что когда Путин вернулся на пост президента в мае 2012 г., Макфол, который тогда был послом США в России, заявил, что ожидает продолжения перезагрузки. Иными словами, рокировка Медведева и Путина не стала переломным событием, как описывает Макфол, и если бы Медведев остался президентом, он, вероятно, отреагировал бы на развитие ситуации на Украине так же, как Путин.

Сестанович утверждает, что «нынешняя агрессивная политика России существовала» с начала 1990-х гг. и реакция Соединенных Штатов базировалась на «расчетах баланса сил». Но факты свидетельствуют, что расширение НАТО не является реалистической политикой. Россия была не в том положении, чтобы предпринимать наступательные действия в 1990-е гг., и хотя состояние ее экономики и вооруженных сил несколько улучшилось в следующие 10 лет, вряд ли кто-то на Западе мог думать, что она рискнет вторгнуться на территорию своих соседей, особенно Украины, до переворота 22 февраля. Неудивительно, что американские лидеры редко упоминали об угрозе российской агрессии, чтобы оправдать расширение НАТО, вместо этого они подчеркивали преимущества распространения зоны демократического мира на восток.

На самом деле, хотя Сестанович сейчас говорит, что «Россией руководит человек, стремящийся к завоеваниям», нет фактов, свидетельствующих о том, что он придерживался этой позиции до нынешнего кризиса. Например, в интервью о протестах на Украине, опубликованном 4 декабря 2013 г. – всего за три месяца до того, как Россия присоединила Крым, – он никак не раскрывал свои предположения, что Путин вторгнется на Украину (или в какую-то другую страну) или что расширение НАТО необходимо для сдерживания России. Напротив, обсуждая с репортером «Голоса Америки» продвижение альянса на восток в 2004 г., Сестанович полагал, что возражения России – это не просто политическая игра: «Русские, вероятно, чувствуют, что должны возражать, чтобы показать, что являются серьезной страной, которой нельзя помыкать».

Точка зрения Сестановича отражала либеральный консенсус того времени, когда расширение НАТО рассматривалось как умеренное средство. Суммируя мнения опрошенных им экспертов, тот же репортер «Голоса Америки» писал: «Большинство аналитиков согласны, что расширение НАТО и ЕС не должно представлять долгосрочную угрозу интересам России. Они отмечают, что наличие стабильных и безопасных соседей увеличивает стабильность и процветание России, а также способствует преодолению старых страхов холодной войны и помогает бывшим советским сателлитам вести с Россией более позитивный диалог в духе сотрудничества».

Чем дело кончится

Макфол и Сестанович утверждают, что реакция Путина была ошибочной и контрпродуктивной. Пока рано говорить, чем закончится эта сага, но есть веские причины полагать, что Путин добьется своей главной цели и не допустит превращения Украины в бастион Запада. Если так, то он победит, хотя Россия, безусловно, заплатит за это очень высокую цену.

Однако действительно проигравшими станут жители Украины. Сестанович пишет, что «главной причиной не спешить со вступлением Украины в НАТО всегда было стремление избежать раскола страны». Он прав. Но политика, которую поддерживает он и Макфол, привела именно к этому.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230712 Майкл Макфол

Феномен «Исламского государства»

Причины и последствия кризиса на Ближнем Востоке

Р.М. Мухаметов – кандидат политических наук, заместитель директора фонда «Альтаир»

Резюме «Исламское государство» – квинтэссенция сложнейших и противоречивых проблем глобального развития в эпоху, когда разрушаются не только привычные принципы мироустройства, но и базовые категории международных отношений

Летом 2014 г., когда весь мир напряженно следил за событиями на Украине, в центр глобального внимания ворвалась организация «Исламское государство». Осенью эту структуру, отличающуюся беспрецедентной и демонстративной жестокостью, уже называли среди главных угроз мировой стабильности. Феномен «Исламского государства» – квинтэссенция сложнейших и крайне противоречивых проблем глобального развития в эпоху, когда разрушаются не только привычные принципы мироустройства, но и некоторые базовые категории международных отношений.

«Исламское государство» в цифрах

Численность – 10–20 тыс., попутчики – 15–20 тыс., мобилизационный потенциал – 15 тысяч. Точные данные о численности «Исламского государства» (оно же «Исламское государство Ирака и Леванта» или «Исламское государство Ирака и Шама», ИГИЛ или ИГИШ, араб. аббревиатура – ДАИШ) отсутствуют. Экспертные оценки сильно разнятся. Встречаются цифры от 10 до 80 тыс. человек.

Наиболее близкими к реальности представляются цифры в 10–20 тыс. профессиональных комбатантов, т.е. тех, кто на постоянной основе принимает участие в боевых действиях. Это подтверждают такие серьезные эксперты, как Колин Кларк, специализирующийся на изучении массовых волнений и международного терроризма, и Лорен Скуайрз из Института изучения войн.

Относительно небольшая численность объясняет то, что ИГ не вполне контролирует все занятые территории. Многие участки фронта остаются открытыми. Боевики заняли основные позиции, а в отдаленные районы периодически совершают рейды.

Проблема в оценке численности, помимо прочего, заключается в том, кого конкретно считать боевиком. В ИГ принято несколько ступеней своего рода посвящения. Политолог из Колумбийского университета и бывший советник многонациональных сил в Ираке Остин Лонг считает, что число «истинно верующих» не превышает нескольких тысяч. Чтобы стать полноценным членом организации, требуется кровью на поле боя или же в ходе расправ над пленными и населением оккупированных территорий доказать свою верность и профессиональные качества.

За ИГ воюют и те, кто предпочитает быть на стороне сильного и побеждающего. Тем более что это дает возможность неплохо заработать по меркам стран, разоренных многолетней гражданской войной. Количество попутчиков достигает 15 тыс., хотя цифра 20 тыс. тоже весьма вероятна. В случае дальнейших успехов организация располагает мобилизационным потенциалом еще примерно в 15 тыс. местных добровольцев.

Продолжается приток сторонников и из-за рубежа. ИГ начинает черпать поддержку не только у самых радикальных исламистов мусульманских стран и Европы, но и, например, в среде арабских футбольных ультрас. Если фанаты на Западе и в России зачастую испытывают симпатии к нацизму, то в исламском мире болельщики-радикалы разделяют аналоги этой идеологии, сформировавшиеся в ином культурно-цивилизационном ландшафте.

Дневной доход: от 1 до 4 млн долларов. Стабильный и крупный доход – одна из сильных сторон организации. Боевикам удается извлекать прибыль из множества различных источников.

В отличие от современной «Аль-Каиды», получающей большую часть финансирования от своих покровителей из стран Персидского залива, ИГ в основном генерирует доход самостоятельно. Группа действует как мафия. Не брезгует никакими средствами, приносящими прибыль. Нелегальная торговля нефтью, угон автомобилей, ограбления банков, вымогательство, похищение людей с целью получения выкупа – все это средства, которыми активно пользуются террористы.

Назвать конкретные цифры доходов ИГ довольно сложно. По некоторым оценкам, они составляют около миллиона долларов в день, по другим – от 25 до 30 млн долларов в год. Лорен Скуайрз и ее коллеги из Института изучения войн называют цифру от 2 до 4 млн долларов ежедневно. Но, какими бы ни были конкретные цифры, финансовые поступления в казну ИГ безусловно намного превосходят то, чем располагает «Аль-Каида».

Между тем усиление и расширение ИГ сопряжено с расходами. Организация растет, вербует новых членов, боевики получают зарплату (порядка 200 долл. в месяц) + «премии». Таким образом, деньги находятся в постоянном обороте.

Оружие и военная техника: порядка трех дивизионов. «Если сравнивать с обычными военными формированиями, то можно сказать, что они обладают примерно таким же количеством оружия и техники, что и три дивизиона западной армии, – говорит Скуайрз. – Но в руках террористов это оружие приносит гораздо больше жертв».

По мнению Кларка, более существенно даже не количество, а качество оружия. ИГ произвел ряд нападений на иракские военные склады, заполучив самые разные виды оружия, включая снайперские винтовки, минометы, тяжелые пулеметы, противотанковые орудия, гранатометы РПГ, танки и армейские вездеходы. Особое беспокойство внушают такие «приобретения» террористов, как ПЗРК, способные сбивать самолеты, летящие на высоте до 5000 метров. В Интернете пропагандисты ИГ уже хвастаются якобы уничтоженными американскими истребителями и тем, что на их вооружении скоро также появятся самолеты.

Территория под контролем: 90 тыс. кв. км. Эта цифра меняется чуть ли не каждый день, говорит Колин Кларк. Сейчас ИГ контролирует обширную территорию на севере и северо-востоке Сирии, закрепляется на сирийско-турецкой границе. Кроме того, ИГ держит важную часть границы между Сирией и Ираком. В Ираке под властью организации – северные и северо-западные регионы страны вплоть до городов Эль-Фалуджа и Киркук, периодически передовые части нависают над Багдадом. Таким образом, общая территория, находящаяся под полной или относительной властью ИГ, составляет около 90 тыс. кв. км, что сопоставимо с размером Иордании. Говорят также о захвате порядка трети Ирака и четверти Сирии.

Сеть ИГ: тысячи сторонников во всех ключевых точках региона. При удачном наступлении «спящие ячейки» готовы поднять восстание. Эмиссары разбросаны по всему Ближнему Востоку. Есть сообщения о попытках похищения людей в Турции. Ведется работа в соцсетях, экстремисты, вербуя единомышленников, не сразу раскрывают свою принадлежность.

«Исламское государство»: история, состав, идеи и практика. Происхождение. ИГ (тогда ИГИЛ) в Сирии появилось в 2012–2013 гг. и сразу заявило о себе как самая жестокая группа в ряду вооруженной оппозиции режиму Башара Асада. В основном рекрутировало членов в других организациях, чем внесло раскол и конфликт в ряды единого фронта.

Эта организация постепенно выделилась среди всех наиболее радикальных групп и вступила в вооруженную борьбу с ними, избегая крупномасштабных действий против армии, подконтрольной официальному Дамаску. Призывы лидеров «Аль-Каиды» (Айман Аз-Завахири и др.) вернуться под общее командование, разобрать разногласия на шариатском суде или же прекратить деятельность в Сирии и сосредоточиться на Ираке ИГ проигнорировало.

Объективно усиление ИГ в Сирии способствовало ослаблению оппозиции и сыграло на руку режиму Асада. Считавшаяся еще год назад самой перспективной исламистской структурой «Джабхат ан-Нусра» (ее Завахири назвал представительством «Аль-Каиды» в стране) сегодня в упадке – многие ее боевики перетекают в ИГ, а лидеры убиты, – равно как и «Исламский фронт». Также значительно дискредитирована и уязвлена светская «Свободная армия».

В Ираке ИГ вышла из группы Мусаба аз-Заркауи («Аль-Каида» в Ираке) во второй половине нулевых. Долгое время организация была известна борьбой с властями Багдада, оккупационными силами, шиитской вооруженной милицией и суннитским племенным ополчением.

ИГ Ирака и ИГ Леванта. Организацию условно можно разделить на две большие группы – ИГ Ирака и ИГ Леванта. В Сирии численность международных добровольцев выше, чем в Ираке, где преобладают местные. В основном добровольцы представлены арабскими странами, Турцией, но встречаются также приезжие из СНГ, в том числе с Северного и Южного Кавказа, из Средней Азии, Европы, индо-пакистанского региона и Юго-Восточной Азии.

Число кавказцев в ИГ составляет от нескольких сотен до тысячи человек, в основном чеченцев (среди них много кистинцев из грузинского Панкиси), но есть дагестанцы и азербайджанцы. Кавказцы приезжают на Ближний Восток также из Европы. Цифра продолжает расти. Второе лицо в организации Умар Шишани (он же Умар Грузини) – чеченец, выходец из Панкиси. Из-за слабого контроля Тбилиси джихадистские идеи получили серьезное распространение в этом районе.

Сегодня, когда две части ИГ имеют все возможности поддерживать полноценный контакт, грань между ними все больше стирается. Хотя определенные оттенки в подходах остаются. Так, в Ираке организация допускает союзные отношения с неисламскими, как она сама определяет, силами, а в Сирии за это же выносится такфир («провинившиеся» объявляются немусульманами, неверными) противникам, например, членам организации «Джабхат аль-Нусра».

Идеология. ИГ и «Аль-Каида». Формально в идеологии ИГ и «Аль-Каиды» разница едва уловима. Тот же доведенный до крайности джихадистский салафизм. Единственное – ИГ активно использует такфир. По сути, он поставлен на службу военным интересам организации. Неверным объявляется любой, если в этом возникает необходимость. Алькаидовские группы в Сирии к этому сегодня склонны меньше.

Информации об идеологии ИГ крайне мало. Есть основания предполагать, что организация, по крайней мере частично, заимствовала идеи и однозначно практику ранних хариджитов, наиболее жестких и непримиримых, тех, которые считали правыми и мусульманами только самих себя, даже в споре с халифом Али, и других аналогичных течений.

Ключевая разница в деталях, причем, скорее, не в идеологии, а в методологии. «Мелочи» и привели к разрыву и войне на уничтожение между двумя ветвями некогда единого фронта.

«Нусра» всегда считалась самой крайней в Сирии. Но выяснилось, что бывают еще более жестко настроенные. Учитывая исторический опыт того же хариджизма, можно предположить на новом витке возникновение силы радикальнее, чем даже ИГ. Процесс, по всей видимости, собственных пределов не имеет. «Нусра» (сирийская ветвь «Аль-Каиды») при всех оговорках и условности – это джихадистское развитие «ихванизма» (движение «Братьев-мусульман»), если совсем точно – экстремистское прочтение идей Саида Кутба, продолжение классического джихадизма XX века. Аз-Завахири, нынешний лидер «Аль-Каиды», в свое время руководил группой «Гихад» («Джихад»), отколовшейся от «Братьев-мусульман» по причине умеренности последних. При всех противоречиях с «братьями» у экстремистов осталась их методология, пусть и превратно понятая. Наряду с террористическими методами они сохранили склонность к политической интриге и своеобразному участию в политических процессах тех или иных государств посредством рационализированного насилия.

Иными словами, «Аль-Каида» поставила насилие на службу политике и идеологии. Для ИГ, напротив, политика второстепенна, первично насилие во имя «светлого будущего». Это предопределило разногласия относительно действий джихадистов в Сирии.

1. «Нусра» и другие, исходя из ситуации и политической целесообразности, откладывают до победы объявление шариата и халифата. ИГ вводит шариат (в своей интерпретации) сразу же по занятии территории.

2. «Нусра» идет на коалиционные отношения с умеренными исламистами из числа «Братьев-мусульман», а также суфиями и даже светскими демократическими группами, вроде «Свободной армии». Есть связи с западными и арабскими спецслужбами. Причем это оправдывается теологически с позиций исламского права. ИГ же объявило такие отношения вероотступничеством и развязало войну против «Нусры». Однако ИГ, скрыто и не оправдываясь никак публично, само в Ираке активно взаимодействует и с суфиями, и с арабскими национал-социалистами, и, по всей видимости, в Сирии с различными спецслужбами (в том числе шиитского Ирана).

3. И самое главное. «Нусра» при всей верности идеям глобального джихада воюет за исламское государство в Сирии (!), т.е. вовлечена в военно-политический процесс внутри определенного государства, в то время как ИГ сражается за трансграничный халифат, начало которому лишь по стечению обстоятельств было положено в Ираке и Сирии.

Если отбросить идеологическую надстройку, отношения между ИГ и «Аль-Каидой» можно сравнить с отношениями «красных кхмеров» Пол Пота и других коммунистических экстремистов или же, скажем, большевиков времен гражданской войны и левых эсеров. В этой логике «ихваны» – «братья-мусульмане» – будут умеренными европейскими социал-демократами. С позиций конфликтологии вообще выявляется общность в развитии всех радикально-революционных движений.

Принципы организации. В ИГ поддерживается строжайшая дисциплина. Вертикаль власти пронизывает всю военно-политическую структуру управления. Недопустимы самодеятельность, совещательность, несанкционированный героизм снизу. Жесткость компенсируется финансовыми премиями и фактическим поощрением со стороны руководства немотивированной жестокости, насилия над мирным населением и пленными, грабежами и участием низового состава в разделе военных трофеев. Лидер ИГ (халиф) Абу Бакр Багдади также не лишен чувства стяжательства – во время проповеди в мосульской мечети на его руке были сфотографированы швейцарские часы ценой в несколько тысяч долларов.

Ставка – на тотальное насилие, в которое вовлечены все полноценные боевики через систему круговой поруки, террор и запугивание мирного населения. Это сплачивает ряды и способствует эффективному управлению. Боевик связан с лидером (халифом ИГ) не только идейно, но и финансово, и корпоративно. Фактически они все несут свою долю ответственности за содеянное и поэтому заинтересованы друг в друге.

Фанатизм, возведенный в абсолют, служит внутренним обоснованием любых действий во имя ИГ и халифата. Принципы: «никаких полутонов, условностей, недоговоренностей, сложных объяснений и долгосрочных обещаний», «кто не с нами, тот против нас» (на языке ИГ: «кто не с нами, тот неверный, а значит, его жизнь и имущество открыты для посягательства» – т.е. человека можно убить и ограбить), «никаких политических маневров – шариат и халифат здесь и сейчас» – необходимы не только во имя продвижения власти, но и ради поддержания боеспособности собственных рядов. Оправдание грубой военно-политической целесообразности соображениями высшего порядка (религией в данном случае) снимает с низового состава любую моральную ответственность.

Цинизм и беспринципность в отношении противника, принципы «победа все спишет» и «цель оправдывает средства и жертвы» балансируются фактической легализацией для рядового состава любых действий. Так, в отчете ООН и в многочисленных сообщениях СМИ приводятся данные о функционировании самых настоящих рынков невольниц на подконтрольных ИГ территориях. Всего за 10–20 долларов боевики обзаводятся «наложницами» из числа пленных курдских женщин, принимавших участие в боевых действиях, или же мирных жителей.

Популизм. ИГ говорит и дает своим сторонникам то, что они хотят слышать и получать. Религиозная демагогия подкрепляется вполне конкретными земными «благами».

При всей экзотике именно эти принципы позволяли одерживать победу в таких конфликтах, как сейчас мы имеем в Сирии и Ираке. Пример жесткости, жестокости и железной последовательности большевиков в российской гражданской «войне всех против всех» хрестоматиен.

Тип организации. ИГ объединяет в себе элементы сетевой террористической организации, крупного незаконного вооруженного формирования, организованной преступной группировки, мафиозной сети, радикально-революционного движения и, конечно, тоталитарной сети. Это пока плохо изученный феномен.

ИГ также представляет собой очередной этап в развитии джихадизма. Это его ребрендинг. Новая версия джихадизма является одной из привлекательных сторон для новых членов организации.

Коалиционный потенциал. В Сирии ИГ противопоставило себя всем остальным группам, прежде всего оппозиционным. Ведется война на уничтожение. С правительственными силами до определенного предела поддерживается нейтралитет. В Ираке у ИГ ряд союзников: баасисты во главе с Иззатом Ибрагимом ал-Дури (крупный военный и государственный деятель саддамовского Ирака), армия последователей суфийского тариката «Накшбанди», ополчение суннитских племен, все недовольные шиитским правительством в Багдаде.

Коалиция представляет собой достаточно непрочное образование. Уже есть информация о недовольстве союзников жестокостью ИГ, о переходе части суннитских племен в оппозицию к нему (ранее именно они при поддержке США активно противодействовали укреплению ИГ и других джихадистов). Тем не менее это – серьезная сила, которая заставила весь мир вспомнить об Ираке.

«Исламское государство» наступает

Всплеск активности, факторы успеха. Весной-летом 2014 г. ИГ стремительно заняло обширные территории в Ираке. С тех пор об организации заговорил весь мир. Успех способствовал объединению двух ветвей ИГИЛ, и в итоге – провозглашение халифата во главе с халифом Абу Бакром аль-Багдади и переименование в ИГ.

Резкий всплеск активности ИГ в Ираке произошел на волне т.н. «суннитского восстания». Многие специалисты и политики, в том числе бывший вице-президент Ирака Тарик аль-Хашими, винят в произошедшем бывшего премьера Нури аль-Малики. При нем сунниты были окончательно вытеснены из органов власти и превратились в угнетаемое второсортное меньшинство. Волнения и восстания происходили регулярно (Анбар, Фаллуджа, Хавидж) все годы после свержения Саддама. Они жестоко подавлялись. Особенно выделяется резня 2005–2006 г., учиненная шиитской «Армией Махди».

Хашими, сам приговоренный Малики к смертной казни и бежавший из страны, приводит цифру в 1,6 млн пострадавших суннитов. «Крайне важно понять, что ситуация в Ираке сегодня не сводится исключительно к “Исламскому государству”. В стране сегодня есть два вида терроризма: суннитский крайний фанатизм, представленный ИГ, и шиитский крайний фанатизм, под знаменем которого находятся 15 военизированных формирований, связанных с Ираном. Последние используют те же методы насилия и подавления, что и ИГ. Почему Запад сфокусировал свою политику на том, что называют “суннитским терроризмом”? Почему никто не обращает внимания на терроризм шиитских групп?» – заявил политик в интервью в прессе.

Причины «суннитского восстания» косвенно признаны США и арабскими странами, которые надавили на Багдад, пытаясь отстранить от власти Нури аль-Малики и сформировать новое правительство, имеющее более широкое представительство. Однако новый премьер Хайдар аль-Абади принадлежит к той же партии, и серьезной смены курса не наблюдается.

В течение 2012–2014 гг. ИГ на неподконтрольных никому территориях сумело нарастить серьезный военный, людской и технический потенциал и воспользоваться глубочайшим кризисом в Ираке (Барак Обама публично признал, что США недооценили «Исламское государство»). Во многом организации удалось оседлать, по крайней мере пока, волну недовольства суннитов однобокой политикой багдадского правительства.

Организация оказалась в центре восстания, став его стержнем. Местами, по некоторым данным, ее бойцы не составляют большинства от всех суннитских ополченцев и не являются решающей силой. Если раньше суннитские племена не принимали ИГ, давали ей отпор, не пускали в свои населенные пункты, сотрудничая с властями, то сейчас они больше не доверяют американцам, багдадскому правительству и вообще никому. В результате политики Аль-Малики объединились все – от джихадистов до светских баасистов. Многие сунниты в самых разных странах злорадно поддерживают ИГ не из симпатий к организации, а из ненависти к шиитскому правительству в Багдаде.

В Сирии успехам ИГ способствовал кризис светской и исламистской оппозиции, отсутствие серьезных побед, усталость боевиков от прежних лидеров и недоверие им, а также привлекательная для многих люмпен-джихадистов новой волны (посталькаидовского поколения) идеология (точнее методология), даже по сравнению с «Аль-Каидой». Огромную роль сыграла неспособность различных сил договориться между собой на какой-то позитивной основе. Отсутствие единства спровоцировало фрустрацию.

Сейчас в рамках ИГ и родственных ей организаций в разных странах («Боко Харама» в Нигерии, «Аш-Шабаб» в Сомали, группы в Ливии, индо-пакистанском регионе, на Северном Кавказе, в Юго-Восточной Азии) находят себя те, кто оттеснены на вторые роли «ветеранами джихада». Последних упрекают в политических играх, тайных связях, коррупции, неискренности, подмене цели (халифат) – средством (борьбой во имя его). Т.е. старые лидеры обвиняются в том, что, став выгодоприобретателями джихада, они превратились в заложников процесса и перестали заботиться о конечной цели, т.к. в случае победы в них отпадает необходимость. Отступлением от прямого пути джихада объясняются все неудачи последних лет.

В итоге ИГ спутало карты всем ведущим в регионе игрокам. Общий язык на платформе борьбы с этой организацией нашли самые непримиримые силы – США, Иран, «Хезболла», Асад, «Аль-Каида».

Скрытые связи. Лидеры сирийской оппозиции (как исламисты, так и светские) публично заявляют о масштабной и разносторонней поддержке (финансовой, военной, технической, информационной) ИГ со стороны Ирана и режима Асада. Хасан Абуд, глава одной из крупнейших вооруженных исламистских групп в Сирии, незадолго до смерти в сентябре 2014 г. заявил, что боевиков ИГ тренировали инструкторы из Корпуса стражей исламской революции. Многие на Западе также исходят из того, что организация – проект Дамаска и Тегерана.

По этой версии, ИГ поддерживался и частично контролировался Асадом и Тегераном в целях разжигания внутри повстанческой борьбы и дискредитации оппозиции перед мировым сообществом. Однозначно утверждать это невозможно. Но не исключено, что договоренности о некоем разделе сфер влияния могли иметь место. Двойная игра на Ближнем Востоке сегодня – распространенное явление.

За время своего существования ИГ в основном вела боевые действия не против правительственных сил, а против «Нусры» и других сирийских оппозиционных групп. Более того, действия членов этой организации нередко давали режиму Асада повод представлять перед всем миром его противников безумными террористами, вырезающими христиан, и проч. В итоге помощь сирийской оппозиции сегодня действительно заметно сократилась.

Если версия о руке Тегерана и Дамаска в становлении и укреплении ИГ верна, то сегодня те, кого они считали почти своими марионетками, вышли из-под контроля. ИГ ударил по Багдаду, который, так же как и режим Асада, находится под плотной опекой Ирана. Тегеран в сложившейся ситуации активно помогает Багдаду. Естественно, это углубляет шиитско-суннитское противостояние в регионе, увеличивая угрозу перерастания его в большую войну.

Есть подозрения и относительно помощи ИГ со стороны Вашингтона. В Сирии – в рамках общей поддержки сирийской оппозиции, воюющей с Асадом (как минимум имеются данные о продаже вооружения, предназначенного светским силам, коррумпированными командирами «Свободной армии»). В Ираке – в рамках концепции раздела страны на три слабых и подконтрольных независимых государства (шиитское, суннитское и курдское). Согласно этой версии, одной рукой Вашингтон поддерживает шиитов, другой – суннитов. Аль-Хашими говорит, что сценарий раскола страны находит понимание у супердержавы. Обычно в этой связи вспоминают, что Аль-Багдади в 2009 г. был отпущен американцами из военной тюрьмы, т.к. его признали неопасным.

Со ссылкой на источники Эдварда Сноудена также распространяется версия, что изначально ИГИЛ являлся проектом ЦРУ и МОССАДа «Осиное гнездо». Его цель – собрать все наиболее крайние элементы, действующие в Сирии и Ираке, в одной организации с тем, чтобы контролировать и манипулировать ею.

Встречается конспирологическое объяснение возможных связей ИГ с американцами (в частности, Багдади с ЦРУ). Согласно ему, организация пользуется поддержкой неоконов, которые таким образом добиваются дискредитации Обамы. Публикация ужасающих роликов с резней западных граждан в Интернете призвана перечеркнуть все обещания президента «перезагрузить» испорченные при Буше отношения с исламским миром. Сегодня Обама оказался неспособен выполнить даже свое самое главное предвыборное обещание – прекратить войну в Ираке. Речь идет о возвращении американцев в страну.

В подтверждение этой версии в сеть вброшена фотография, на которой человек, похожий на Багдади, в окружении помощников изображен во время переговоров с сенатором Джоном Маккейном.

Есть информация об определенной поддержке ИГ со стороны Эр-Рияда и сочувствующих организации отдельных граждан королевства, в том числе членов королевской фамилии. Эр-Рияд мог пытаться делать ставку на ИГ в целях заполучить инструмент воздействия на ситуацию в Сирии, т.к. «Нусра» и светская оппозиция больше ориентируются на Катар, США и Турцию.

ИГ и массовое мусульманское сознание. Феномен ИГ хорошо укладывается в архетип коллективного сознания масс Большого Ближнего Востока. Сетевые технологии расширения влияния – создание, помимо территориального, надгосударственного пространства идей – часто встречаются в исламской истории (халифат Фатимидов, карматы, хашишины, радикальные хариджиты). Это «негативная легитимность», но тем не менее она усиливает организацию.

Вызов для России

ИГ и Северный Кавказ. С самого начала конфликт в Сирии привлек к себе значительное внимание мусульманской молодежи Северного Кавказа. Даже большее, чем палестино-израильский конфликт, который гораздо важнее с точки зрения ислама. Это объясняется довольно плотными историческими и современными связями северо-восточного Кавказа с Сирией.

Новый фронт джихада дал возможность реализации для горячих голов, которые уже не видели перспектив «лесной» войны с полицией у себя на родине. Что касается конфликта в Палестине, то он длится более 60 лет без видимых результатов. Отношение к нему во многом стало ритуальным, ненависть к Израилю имеет мало практического смысла. Тем более что ни ХАМАС, ни ФАТХ не занимаются рекрутингом иностранцев.

В 2011 г., когда начались волнения, большое число дагестанцев, вайнахов и других кавказцев находились в Сирии. Они прибыли туда в основном в качестве студентов, а потом осели. Некоторые имеют связи и родственников, переселившихся в страну еще после Кавказской войны XIX века. Часть кавказцев сразу оказалась в рядах оппозиции. Другие приехали специально для участия в боевых действиях. Отток радикалов в Сирию стал важной причиной спада джихадистской активности в Дагестане, Ингушетии и КБР в последние годы.

Раскол в рядах радикальной сирийской оппозиции нашел живой отклик в кавказской среде. Причем не только у тех, кто непосредственно принимал участие в боевых действиях, но и сочувствующих на родине. В соцсетях (равно как и в очном режиме) уже около года бурлят жесткие дискуссии, доходящие до угроз, обвинений и такфира. Этот конфликт несет значительный взрывоопасный потенциал. Ориентация на ИГ или «Нусру» определяется по преимуществу ситуативно, исходя из обстоятельств и личных предпочтений.

Популярность ИГ растет не только в среде т.н. «кухонных экстремистов». Можно говорить об известной усталости радикальной молодежи от прежних лидеров джихада, некоторого разочарования из-за отсутствия успехов «Имарата Кавказ» (ИК). Это и ощущение бесперспективности его многолетней борьбы, а также информация о вовлеченности в криминальные махинации, связи с местной элитой, коррупции и моральной нечистоплотности. Отклонениями от «истинного пути» объясняются неудачи и необходимость вернуться к «чистому джихаду».

Кстати, кризис ИК и необходимость внутренних реформ косвенно признал его новый лидер Али Абу Мухаммад Кебеков, пришедший на смену Доке Умарову. Он открыто провозгласил новую стратегию, которую можно оценить как более умеренную, чем та, что реализовывалась прежде. Сторонники же ИГ в качестве выхода из кризиса кавказского джихадизма предлагают, наоборот, линию ужесточить.

Если в Сирии раскол разделил кавказцев примерно поровну, то на самом Северном Кавказе сторонников ИГ пока не так много. Между тем появились слухи, что отдельные лидеры второго порядка (всего пять-восемь человек), в частности амир Центрального сектора Вилаята Дагестан ИК Абу Тахир Кадари и амир махачкалинского сектора Арсланали Камбулатов (Абу Мухаммад Агачаульский или Шамилькалинский) принесли присягу халифу Багдади. В ИГ не скрывают, что ведется работа с молодым поколением по безболезненной интеграции ИК в ИГ. Как считают противники, ИГ намерено склонить лидера ИК Али Абу Мухаммада Кебекова на свою сторону под давлением уже обработанных региональных амиров. Есть слух, что один из амиров уже предъявил ультиматум Кебекову.

Публичных подтверждений происходящего в «лесу» нет. Сторонники ИГ в основном скрывают принадлежность к организации. Считается, что эмиссаров Умара Шишани достаточно много в ИК, но действуют они скрытно, осторожно и хитро, чтобы избежать вооруженного конфликта и репрессий в свой адрес раньше времени, прежде чем они окрепнут, не брезгуя провокациями и любыми методами, если это необходимо для распространения власти и влияния.

В кавказском джихадистском Интернете действует ряд популяризаторов идей и практики ИГ. Очень активен некий Абу Баруд. Он переписывается с админами сайтов, ориентирующихся на ИК, общается с кавказскими диаспорами в Европе, собирает всех, кто настроен на изменение методологии ИК на более жесткую и такфиристскую. На форумах встречается информация касательно того, что этот Абу Баруд имеет прямой выход на отдельных боевиков ИК.

Пропагандисты ИГ вообще не пропускают происходящего на Северном Кавказе. Так, они пытались трактовать в свою пользу задержание в начале октября известного в Дагестане салафитского проповедника Надира абу Халида.

Большинство региональных амиров «Имарата Кавказ» радикально негативно относятся к ИГ. При его усилении в регионе возможна резкая дестабилизация по сирийскому сценарию, т.е. межджихадистская война. ИГ привлекает сторонников на Кавказе успешным брендом и возможностью получать серьезное и стабильное финансирование. Кавказцы нужны халифату в качестве кадрового боевого ресурса и дополнительного рычага воздействия на региональную геополитику.

Вряд ли само ИГ придет на Кавказ. Но стоит ожидать серьезных попыток «открыть» в регионе его филиал – привлекая новых сторонников или же переманивая боевиков ИК. Аналогичные заявки на «франшизу» уже прозвучали от различных групп в Африке, Пакистане, Афганистане, Юго-Восточной Азии. Тамошние группы второго порядка, в том числе те, кто ранее ориентировался на «Аль-Каиду», присягают амиру ИГ в надежде получить поддержку, в то время как лидеры уже зарекомендовавших себя структур во всех этих регионах, как правило, жестко выступают против притязаний ИГ и сохраняют верность «старой школе» джихада.

Наибольшее опасение вызывает неподтвержденная информация о присоединении к ИГ «Исламского движения Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана», ИДУ), официально признанного в России и во многих других странах террористической организацией. Вероятно, в ИДУ возник раскол из-за отношения к новой силе в Ираке и Сирии, чем объясняются противоречивые сообщения. Если присяга главы движения Усмона Гози халифу Аль-Багдади подтвердится, это означает, что ИГ уже непосредственно угрожает интересам России, как минимум в Центральной Азии.

Будущее «Исламского государства»

Перспективы ИГ в Сирии и Ираке. Крайне маловероятно, что авиаудары коалиции приведут к уничтожению ИГ. На полномасштабную же наземную военную операцию Запад вряд ли решится. В лучшем случае боевики под бомбардировками рассредоточатся, как талибы в Афганистане в 2001 г., чтобы в нужный момент напомнить о себе. Более того, по мнению бывшего вице-президента Ирака Аль-Хашими, это, а тем более военная интервенция, только увеличит приток иракских суннитов в группировку. Бомбардировки часто приводят к массовым жертвам среди гражданского населения. Но самое главное – иностранное давление в глазах многих делает ИГ меньшим злом.

Использование курдов против ИГ, как предполагает Запад, также малоэффективно. Курдское ополчение эффективно действует на своей земле, но не за ее пределами. С сирийской оппозицией перспективы еще более призрачны.

Иран, скорее всего, не пойдет на открытое вторжение, так как это будет означать агрессию шиитов против суннитов и резко увеличит угрозу глобальной шиито-суннитской войны. Турция сейчас балансирует на грани ввода войск в Сирию в целях защиты курдов. Если Эрдоган на это решится, то речь может зайти о реанимации проекта турко-курдской конфедерации, провалившегося в 2012–2013 годах. Эта идея вызывает значительное отторжение у националистического сектора турецкого общества и сопряжена с огромными рисками. Отказ же от введения войск вызывает волнения у турецких курдов. Сложившаяся с усилением ИГ обстановка серьезно дестабилизирует Турцию на длительный срок.

Таким образом, ИГ надо признать долгосрочным и серьезным элементом регионального ландшафта. Уход со сцены этого квазигосударства возможен только при урегулировании глубинных противоречий Ирака и Сирии. Вовлечение России в воздушную и наземную военную кампанию в этих странах бесперспективно и вредно.

ИГ в Сирии и Ираке. Перспективы для России. В краткосрочной перспективе наличие ИГ дает России определенные выгоды. Оттягивает силы Запада, расшатывает позиции сильных региональных игроков – Турции, Ирана, ослабляет фронт противников Асада – союзника Москвы, отвлекает мировое общественное мнение от событий на Украине, создает условия для возвращения цен на нефть на прежние высокие показатели. То есть появляется дополнительное пространство для геополитического маневра. В том числе есть повод говорить об улучшении испорченных отношений с Западом из-за общей необходимости борьбы с террористической угрозой.

Кроме того, война в Сирии и Ираке канализирует радикалов с Северного Кавказа с большой долей вероятности их невозвращения обратно – не только по причине смерти. Судя по Вазиристану (горный северо-западный Пакистан), большинство джихадистов из Центральной Азии и России оседают там и не стремятся на родину.

Однако в долгосрочной перспективе укрепление «Исламского государства» несет масштабную угрозу нашей национальной безопасности. Прежде всего потому, что, как показал опыт Ирана, США, Саудовской Аравии, любое попустительство и подыгрывание этой организации быстро доказывает свою ошибочность. Она выходит из-под контроля и ведет только ей понятную игру.

Ждать, пока организация дорастет до уровня хотя бы непризнанного государственного образования, с которым можно как-то работать, бесполезно. Ваххабитскому эмирату, который на начальной стадии был очень похож на ИГ, потребовалось 150 лет, чтобы превратиться в Саудовскую Аравию. России нужен вменяемый и сильный сосед, который мог бы стать в перспективе центром силы формирующегося в конфликте с США многополярного мира.

В среднесрочной перспективе в интересах России для стабилизации ситуации в Сирии и Ираке и противодействия ИГ представляется необходимым:

Способствовать расширению представительства суннитов и всех других меньшинств в органах власти Ирака, в том числе силовых; содействовать прекращению дискриминации суннитской общины; однозначно поддерживать единство иракского государства через реальный диалог всех общин и сил.

Содействовать реальному политическому урегулированию и мирному процессу в Сирии. Недопустимо самоустранение ведущих держав от «забытой войны» в этой стране.

Укреплять и расширять сотрудничество с кругами умеренных исламистов, которые сегодня разочарованы в политике Запада и находятся в поисках привилегированного партнера. Они обвиняют США и их союзников в поддержке их врагов в Ливии, Египте, Сирии, Тунисе и Йемене и вообще в срыве «арабской весны». Этот поворот на региональном поле дает Москве очередной шанс расширить зону своего влияния, повысить коалиционный потенциал, восстановить позиции, утраченные в ходе революций 2010–2012 гг., ослабить позиции Запада. Россия сможет держать руку на пульсе в еще одном центре ближневосточной политики и стимулировать позитивные и выгодные ей тенденции в среде умеренных исламистов.

«Исламское государство» – вызов исламской цивилизации

Успехи ИГ и цивилизационный кризис исламского мира. Провал «арабской весны» и в целом умеренно-исламистского проекта на данном этапе привел к появлению в исламском мире гиперрадикального «Исламского государства». Сегодня о чисто светских путях развития мусульманских стран речи не идет. Грубо говоря, альтернативой условно-коллективному Эрдогану (в арабских странах «Братьям-мусульманам» в широком смысле – не как организации, а мировоззрению) является даже не условно-коллективный бен Ладен, а Абу Бакр Багдади с его реальными головорезами. Ослабление одной тенденции будет неизбежно вызывать усиление другой. На смену ИГ придет еще более радикальная сила.

На Большом Ближнем Востоке почва для гиперрадикализации более чем подготовлена. Несколько поколений выросли в условиях бесконечного беспредела, войн, диктатуры, нищеты, угнетения и коррупции.

«Если мы скажем в нынешней ситуации: нет мира без возмездия, то, учитывая масштаб претензий, с которым мы имеем дело, о мире все могут забыть на долгое время, – говорит один из крупнейших в мире улемов, заместитель главы Всемирного союза мусульманских ученых Абдулла бин Байя. – Мир должен быть прежде всего установлен в наших сердцах. После этого можно начинать работать с накопленными обидами, питающими те или иные группировки».

Две магистральные тенденции в исламском мире подпитываются двумя глубинными социально-цивилизационными запросами: на интеграцию и коренные реформы в экономике, политике, культуре. По соцопросам, практически во всех мусульманских странах, в том числе в богатых, высок уровень критических оценок всех сторон организации жизни.

Интеграция и реформы могут пойти по гиперрадикальному сценарию, могут – по умеренно-исламистскому. Светские национально-социалистические или либерально-капиталистические альтернативы стали историей, частично растворившись в религиозных концепциях.

Исламский мир переживает сегодня масштабный цивилизационный кризис, сравнимый с временами Крестовых походов и монгольского нашествия, когда само его существование было поставлено под вопрос. Еще в конце XVII века Османская империя – стержень уммы – была лидирующим государством на планете (аналог США). В XX веке она была поставлена на грань колонизации Западом. А сегодня исламский мир отстает на несколько параметров не только от «языческой» Японии, но и от Южной Кореи и Китая. Массовое мусульманское сознание, крайне уязвленное происходящим, пытается нащупать выход. Мы имеем дело с проблемой глубинного залегания. Решение ее растянется на десятилетия и будет очень болезненным.

Россия заинтересована в успешном завершении интеграции и реформ в исламском мире, в том, чтобы он вышел из кризиса современным мощным межгосударственным объединением с сильной развитой экономикой, здоровым стабильным обществом, суверенной военно-политической стратегией. Такой «суннитский халифат» мог бы быть партнером в противодействии гегемонистской политике Запада, экспансии Китая и продолжению усиления неоперсидской империи, выступающей сегодня под флагом Исламской Республики Иран. Последняя далеко не всегда будет оставаться союзником Москвы. Уже сегодня ее отношения с США не могут не вызывать в России тревогу.

Политика Турции при умеренных исламистах на протяжении почти 15 лет, когда на несколько порядков поднялся уровень отношений с Россией во всех областях – от торговли до геостратегии, – дает основания полагать, что возможности для серьезного взаимодействия существуют. Эти отношения выдержали проверку южноосетинским, сирийским и украинским региональными кризисами.

Сирия. Ирак > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230702 Ринат Мухаметов

Возвращение варварства

Государство устарело?

Н.Ю. Силаев – к. и. н., старший научный сотрудник Центра кавказских исследований МГИМО (У) МИД России, заведующий отделом политики журнала «Эксперт».

Резюме Отсутствие государства влечет множество неприятностей, но и дает определенные преимущества. Главное в том, что нет необходимости оплачивать дорогостоящую и сложную институциональную систему

В недавней книге «Искусство быть неуправляемым: анархистская история нагорий Юго-Восточной Азии» социолог Джеймс Скотт переставил акценты мировой истории. Отталкиваясь от изучения экономических и социальных практик горных территорий Юго-Восточной Азии, на которые власть окружающих государств распространялась в очень слабой степени или не распространялась вовсе, он заключил, что как форма политической организации общества государство – не неизбежно. Оно не является необходимым результатом эволюции любого общества. Большая часть человечества на протяжении большей части своей истории жила вне государств, причем это было следствием их сознательного политического выбора, а не «отсталости».

Скотт замечает, что сами понятия «отсталость», «дикость», «варварство» стали плодом идеологического самоутверждения государств, а по существу то, что ими описывается, представляет собой стратегии жизни обществ вне государства. Формы земледелия и сельскохозяйственные культуры, политическая организация и религиозные культы безгосударственных обществ сознательно отстраивались таким образом, чтобы держать государство на расстоянии. Причина проста: государство с его налогами, принудительным трудом, насильственной вербовкой в армию, голодовками и эпидемиями, происходящими от монокультур в земледелии и скученности населения, обеспечивало худший уровень жизни, чем в его отсутствие.

По крайней мере, в Юго-Восточной Азии жизнь в горах была исторически более здоровой и зажиточной, чем на равнине под государственной властью. Вплоть до технологической революции XIX–XX веков, когда благодаря железным дорогам, телеграфу и телефону, автомобилям, авиации государства обрели способность эффективно осуществлять власть на труднодоступных территориях, значительная часть человечества избегала этой «равнинной» формы политической организации.

Скотт признает, что в XX веке безгосударственное пространство значительно сократилось, и государства оказались близки к тому, чтобы вытеснить иные формы политической организации. Правда, полсотни страниц спустя он цитирует отчет американской комиссии по расследованию террористической атаки 11 сентября, в котором речь идет об угрозе, сосредоточенной в «неуправляемых» (по-английски выразительнее: un-policed) территориях, и первой из них назван Афганистан. И в этой перспективе наиболее любопытная черта современного глобального мира заключается в том, что процесс поглощения государствами безгосударственных зон остановился. Если вовсе не пошел вспять, имея в виду нынешнее состояние Ирака и Ливии, раскол Украины, распространение непризнанных и частично признанных государств, состоятельность каждого из которых сомнительна, а зависимость от внешней поддержки очевидна. «Варварство» как образ жизни вне государства возвращается, а спектр политических организаций, которые действуют на глобальной сцене, расширяется. Можно сказать, что глобализация, обещавшая размывание суверенитета государств, обернулась неожиданной стороной. Суверенитет размывается, откуда не ждали.

Абстрактно и дорого

Веберовское государство как легитимная территориальная монополия на насилие – вещь во многих отношениях очень полезная, но абстрактная. Вебер описывает идеал, а не действительную политическую практику, точнее, предел, к которому стремилась эта практика в современную ему эпоху. И социологическую проекцию Вестфальской системы, которая в свою очередь фиксировала не столько саму политическую действительность, сколько договоренности о ней.

Государство всегда было вынуждено утверждать и завоевывать суверенитет и эксклюзивную роль обладателя монополии на насилие, причем в отношениях не только с внешними конкурентами, но и с внутренними. Эти конкуренты, формы политической организации, которые они представляли, могли меняться – от баронов до криминальных авторитетов и от заговорщиков до религиозных сект, – но полностью не исчезли. Хотя масштаб трудностей, которые они могли создать для государства, со временем сокращался (в некоторых регионах мира). Государство – не данность, оно плод борьбы и переговоров, оно должно ежедневно доказывать легитимность права на насилие и принуждение, свою монополию на эти инструменты. Оно погружено в стихию иных – небюрократических, нерегулярных, внеправовых практик, и, возможно, не столько подавляет их, сколько покрывает тонкой пленкой правовых процедур.

К тому же современное государство, которое Вебер описал как идеальный тип, – организация исторически свежая. В Европе такое государство, способное без посредников править всей своей территорией, эффективно извлекать с этой территории ресурсы для самоподдержания, появилось только в XIX веке. А возникновение современных национальных демократических государств, обладающих, в терминологии Майкла Манна, инфраструктурной властью как способностью править, «прорастая» сквозь общество, регулировать все больше сфер жизни, вытесняя иные регуляторные механизмы, – и вовсе достижение XX века.

Это довольно затратное предприятие. Когда оно есть, то несет в себе массу преимуществ, начиная от непредставимых ранее военных возможностей и заканчивая многообразными социальными гарантиями. Но все эти преимущества надо оплачивать. В Германии – специально берем пример развитой страны без чрезмерных внешнеполитических амбиций – государство обходится без малого в 20% ВВП, в абсолютных цифрах – примерно 720 млрд долларов, это без учета государственных инвестиций. Многие в мире предпочли бы что-нибудь подешевле и попроще, но платить надо в любом случае. Возьмем другой полюс: Таджикистан тратит на государство чуть больше 1 млрд долларов; вероятно, приличный бюрократический аппарат за такие деньги не купишь. Можно предположить, что имеется порог бедности страны, после которого она уже не может оплачивать содержание мало-мальски качественного государства.

Но затраты включают в себя не только деньги. Есть множество примеров того, как приток денег не только не вел к улучшению государственного аппарата, но и развращал его сильнее прежнего. Главные вложения нужно сделать в таких трудноуловимых областях, как социальный и человеческий капитал университетов, бюрократии, политических партий, прессы, объединений промышленников. Он накапливается внешне незаметно и медленно, практически недоступен для передачи (поэтому призывы к «институциональным реформам по европейским стандартам» заслуживают доли того скепсиса, что им достается).

сть любопытные исторические совпадения. Вершина глобального могущества европейских государств, эпоха, когда они в полном смысле слова подчинили себе мир – вторая половина XIX века, – совпадает со взрывным экономическим ростом, вызванным промышленной революцией. Пик мировой экспансии государства как формы политической организации, иными словами, время поистине массового учреждения новых государств в освободившихся колониях, пришелся на двадцатилетний период быстрого промышленного роста после Второй мировой войны. Послевоенных темпов роста в историческом ядре капитализма с тех пор не повторялось. И государство как форма политической организации в мировом масштабе стало клониться к закату.

На Западе жалуются, что государство обессилело после дерегулирования и либерализации, инициированных Рейганом и Тэтчер. Национально-государственные проекты в бывших колониях проваливаются. Ближневосточные светские диктатуры рушатся под ударами исламской улицы и американских ракет. Если где и актуален веберовский идеальный тип, так это в Китае, Индии, Бразилии – лидерах промышленного роста в этом веке. Хотя уместно ли в таком контексте называть его веберовским?

Идеал недостижим

Государства расползаются, как мокрая газета. После свержения Каддафи Ливия так и не консолидировалась в качестве единой страны, и, похоже, это никого не заботит. Наиболее ценные активы – порты, нефтяные промыслы – захватили вооруженные группировки разных политических и племенных оттенков, и новые хозяева, кажется, не нуждаются в восстановлении единого государства. Падение Каддафи открыло путь к успешному восстанию группировки Ансар-ад-дин в Мали. Гражданская война в Сирии не завершена, и центральное правительство далеко от восстановления контроля над всей территорией. Оставленные государственной властью районы стали инкубатором для исламистских вооруженных групп, захвативших значительную часть Ирака.

Есть большой соблазн связать это с цепочкой внешнеполитических ошибок и поражений Соединенных Штатов и с идеологической и военной экспансией радикальных исламистов. Это отчасти объяснило бы распад государств: ведь Джамахирия при любом раскладе не могла устоять перед военной мощью совокупного Запада. Но это не объясняет, почему проваливаются или вовсе не предпринимаются попытки консолидировать государства, пусть и с новыми границами, конституциями, идеологиями. Много слов сказано об искусственности разграничения Ближнего Востока в постколониальную эпоху. Возможно, сейчас границы («постпостколониальные»?), контролируемые теми или иными политическими организациями, в большей мере совпадают с этническими, конфессиональными и иными линиями раскола. Но организации, контролирующие территории или претендующие на такой контроль, не демонстрируют особого стремления к веберовскому идеалу. В немалой части мира веберовское государство оказалось лишней сущностью. Впору задаться вопросом, так ли уж сильно изменился мир в индустриальную эпоху и действительно ли свойственное этой эпохе «огосударствление мира» не имеет альтернативы?

Джеймс Скотт считает одним из основных факторов длительного существования безгосударственных зон цену контроля над территорией. Беглое изучение ландшафта, экономических ресурсов и несложный арифметический подсчет подсказывают, что многие местности были принципиально недоступны для власти доиндустриальных государств. Армии, которые могли быть отправлены для завоевания, просто не могли бы себя снабжать в необходимом объеме на необходимом расстоянии. Промышленная революция с ее железными дорогами, телеграфом, автомобилями, авиацией снизила цену контроля над территорией, и это стало, согласно Скотту, главной причиной сокращения или полного исчезновения безгосударственных зон. Но, что принципиально для современного мира, снизила – не значит обнулила.

Изменилась и ценность территории. Главным ресурсом доиндустриальных государств были зерно и рабочая сила. В некоторых случаях это могло дополняться контролем над торговыми путями, но на длительных исторических отрезках наиболее могущественными оказывались государства, которые контролировали большие массивы пригодной для обработки земли и большие людские массы. Индустриальное государство живет в конечном счете капиталистической прибылью, а не физическим трудом своих крестьян. Для существования ему критически важны территории, где генерируется такая прибыль; в том числе и былые безгосударственные зоны, если там есть доступные для извлечения природные ресурсы. Территория, не генерирующая прибыль, ценности не имеет. Причем развитые территории плохо поддаются завоеванию, так как военные действия разрушают их промышленный потенциал, а затраты на интеграцию в состав государства-завоевателя могут быть запретительно высокими. Отдельные же точки генерации прибыли в виде, например, нефтяных месторождений не требуют вложений в инфраструктуру государственности на обширных пространствах, достаточно обеспечить безопасность персонала, обслуживающего скважины.

Важно то, что центры генерации прибыли распространены по миру неравномерно. Есть высокоразвитые индустриализированные территории, а есть островки капитализма, окруженные обширными областями, практически не создающие прибыли. В эпоху освобождения от колониальной зависимости доходы, которые давала добыча природных ресурсов в таких островках, могли быть использованы для индустриализации и развития окружающих пространств, благо мировая норма прибыли в промышленности это позволяла. Многим странам удалось перейти порог, за которым современное государство начинает окупать необходимые для его создания затраты. Те, кому не повезло, в текущих экономических условиях его и не перешагнут. Это значит, что для немалой части мира веберовский идеал окажется принципиально недостижимым.

Глобальная фавела

Отсутствие такого государства влечет множество неприятностей, но и определенные преимущества. Главное заключается в том, что нет необходимости оплачивать дорогостоящую и очень сложную институциональную систему. Это снимает с правящих групп огромный груз забот и развязывает им руки. Тех 7 млрд долларов, из которых состоит бюджет «Исламского государства», мало какой из сравнимых с ним по численности населения и размерам контролируемой территории стран хватит на большее, чем зарплаты госаппарату. А ИГ с таким бюджетом становится глобальным игроком.

Риски снижения уровня и качества жизни масс на подобных территориях правящие там группы не будут расценивать как политически значимые. Многие регионы мира в своей истории не знали современного экономического роста, а он должен продолжаться десятилетиями, чтобы откат в безгосударственное состояние воспринимался бы как трагедия. Для недовольных почти всегда есть возможность уехать туда, где условия лучше; сколь угодно жесткие ограничения на иммиграцию, по-видимому, не перевесят угрозы, которые ждут мигрантов на родине.

Далеко не все безгосударственные зоны представляют опасность в виде терроризма или наркотрафика. Значительная их часть – просто слаборазвитые территории с доиндустриальной экономической и демографической динамикой. Они представляют собой вызов для нравственного чувства гражданина современного государства (поэтому не оскудеет поток гуманитарной помощи в такие зоны), но не вызов международной безопасности. Угрозы появляются там, где возникает борьба за ресурсы или сталкиваются геополитические интересы сильных государств. В этом смысле государства сами стимулируют появление и расширение безгосударственных зон, мотивируя и вооружая всевозможных повстанцев.

Такие территории могут быть стабильными только в своей нестабильности. В обозримой перспективе они останутся конгломератами, власть в которых динамично распределяется и перетекает между родственными и племенными группами, вооруженными бандами, религиозными или идеологическими группировками, причем границы между такими политическими организациями будет размытыми и легко проницаемыми. Следует ожидать укрепления связей – они уже установлены – между безгосударственными территориями в разных регионах мира.

Именно в контексте глобальной безгосударственности, своего рода «глобальной фавелы», стоит обсуждать политическую роль ислама. Вероятно, дело не в самой проповеди джихада, которая ведется более или менее радикальными (в европейской терминологии) богословами. Такая проповедь никогда и не прекращалась. Отличие современного мира в том, что именно она дает наиболее адекватную идеологическую рамку для безгосударственной среды, а среда предоставляет тот социальный порядок, в котором лозунги джихада падают на ждущую их почву.

Джихадистская идеология позволяет произвольно форматировать общество, деля его на своих и чужих и ломая мешающие господствующим группам социальные границы. Она открывает очень широкую базу для мобилизации и позволяет создать глобальную сеть, в которую могут быть вовлечены представители самых разных регионов и этнических групп. В этой сети присваиваются значимые для ее участников статусы, причем «карьера открыта для талантов»: не зря же видным полевым командиром в ИГ стал бывший офицер вооруженных сил Грузии. Джихадистская идеология снабжает своих носителей элементарным – в виде предельно упрощенного шариата – квазиправовым аппаратом, помогающим устанавливать правление на территории, которую им удалось занять. Наконец, эта идеология принципиально не сопрягается с веберовским государством, делая своим адептам своеобразную «прививку безгосударственности».

Антропология в тренде

Вероятно, на новом этапе мировой истории государства вновь оказались бессильны захватить и переустроить безгосударственные зоны. США и их союзники потратили на операции в Афганистане и Ираке огромные ресурсы, но не добились значимых успехов. Да, современные технологии позволяют перебрасывать войска на другие континенты, но когда доходит до необходимости обеспечить эффективную оккупацию, баланс сил между армией и повстанцами быстро приближается к доиндустриальным нормам. Положение дел, когда повстанцы оказываются сильнее регулярных армий великих держав – отнюдь не феномен XX века, он характерен для всех эпох, различия лишь в том, что индустриальные государства действительно смогли «открыть» некоторые территории, некоторые, но далеко не все.

Успех демократизации Германии, Японии, Испании, Португалии, Греции, Восточной Европы после распада ОВД убедил Запад в безграничности возможностей его социальной инженерии. По-видимому, вера в эти возможности стала одной из причин иракской катастрофы. В действительности демократизация извне удавалась там, где ранее существовал порядок, более или менее напоминающий веберовское государство, и то лишь в условиях подавленного суверенитета. Там, где не был накоплен необходимый для эффективной государственности социальный капитал, вмешательство Запада, как правило, приводило к хаосу.

Поэтому не стоит ожидать, что государство как форма политической организации возобновит экспансию, по крайней мере до нового глобального длительного промышленного подъема. Нужно смириться с мыслью, что мир, как и всегда, делится на «государственные» и «безгосударственные» зоны, и граница между ними подвижна.

Аналитическая рамка политической науки должна быть скорректирована, чтобы новая безгосударственность стала более открытой для понимания и прогноза. Известны попытки составить рейтинг провалившихся государств. Американский Fund for Peace составляет такой рейтинг ежегодно. «Политический атлас современности», подготовленный в МГИМО, включает в себя Индекс государственности – показатель способности государства поддерживать свое существование, обеспечивать самостоятельное развитие, решать стоящие перед ним внутренние и внешние задачи. Хотя в такой версии акцент ставится на суверенность государства, она в то же время схватывает и отношение имеющейся государственности к веберовскому идеалу.

Неясно, однако, в какой мере плодотворным может быть приложение рамки государства, да хотя бы государственных границ, к регионам и территориям, где государственных аппаратов не существует или они носят имитационный характер. Рейтинги не помогают провести грань между государствами и безгосударственными территориями, предлагая своего рода градиент несостоятельности, который, по всей видимости, не обладает большой аналитической ценностью. В самом деле, так ли уж важно сравнение состоятельности США и Германии или несостоятельности Сомали и Афганистана? К тому же рейтинги не учитывают субнациональные провалы государств, случаи, когда оно, будучи в целом состоятельным, упускает из-под контроля те или иные зоны на своей территории. Между тем эти зоны, вероятно, играют и будут играть важную роль в глобальной безгосударственности. Взять хотя бы граждан стран Евросоюза из иммигрантских гетто, сражающихся сейчас на Ближнем Востоке под знаменем «Исламского государства».

Возможно, на новом витке нас ждет повторение той эпохи, когда значимыми для внешнеполитического планирования были антропологические знания, сведения ученых, военных, коммерсантов о далеких неевропейских народах. С той разницей, что сто или двести лет назад «цивилизованный мир» изучал мир безгосударственный, чтобы его покорить, а сейчас, за очевидной неспособностью это сделать, он будет искать способы безопасного сосуществования с теми, кто предпочел или был вынужден жить вне государства. Иные, «варварские» формы политической организации, самоидентификации, права становятся факторами международной политики и должны стать самостоятельным предметом анализа независимо от их формальной принадлежности тому или иному «государству» – члену ООН.

Раскол между государственностью и безгосударственностью более фундаментален, чем какие бы то ни было другие международные расколы. Первые полтора десятилетия нового века должны научить творцов мировой политики, что худое государство предпочтительнее доброго племени – по крайней мере потому, что представляет собой субъект переговоров и более или менее формализованных договоренностей, может быть институтом управления и развития на обширных территориях, которые без государства погрузятся в хаос. Даже весьма неприятный государственный режим предоставляет своим гражданам больше безопасности, чем самые романтичные повстанцы – цифры оттока населения из довоенного и послевоенного Ирака могут быть тому лучшим свидетельством. Если есть шанс сохранить государственность – лучше ее сохранить.

Состояние глобальной экономики таково, что многие государства рискуют стать банкротами – и в буквальном финансовом смысле, и в переносном политическом. В некоторых случаях изменение существующих границ, по-видимому, неизбежно. Независимо от того, что говорит об этом международное право, отколовшихся территорий за последние десятилетия стало больше, а успешные попытки их инкорпорации в однажды распавшееся государство почти неизвестны. Кстати, одним из немногих, если не единственным, исключением стала Чечня – и на ее примере нетрудно заметить, каким долгим, извилистым, трудным и лишенным предопределенности может быть путь восстановления государственности.

Если отколовшаяся территория демонстрирует признаки государственности, есть резоны признать ее право на независимость, тем более если есть те, кто готов оплачивать ее движение к веберовскому идеалу. Высказанное еще до признания Западом Косова предложение разработать международные критерии подобных признаний остается актуальным. Да, независимость может быть обусловлена набором требований, учитывающих озабоченности вовлеченных в конфликт сторон, например, в виде устранения последствий этнических чисток и специальных действенных гарантий межэтнического мира. Но сокращение серой зоны безгосударственности там, где это возможно, все же важнее некоторых принципиальных политических позиций.

Наконец, государствам стоит воздержаться от того, чтобы эксплуатировать безгосударственные зоны или безгосударственные силы в собственных конъюнктурных интересах. Как ни ужасно это звучит, но конвенциональная война между государствами предпочтительнее повстанческих войн вроде той, что Соединенные Штаты ведут в Сирии. Первая хотя бы может быть остановлена по понятным процедурам, вторые, как учит опыт последних трех-четырех десятилетий, не заканчиваются почти никогда, вовлекая все новых людей, перекидываясь на все новые регионы и качественно меняя к худшему образ жизни людей на все более обширных территориях. Нужно признать, что и мы, и мир незначительно изменились к лучшему за последние полторы сотни лет, и не маскировать действия наемных убийц риторикой о неприменении силы в международных отношениях.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230701 Николай Силаев

В Тебризе, административном центре провинции Восточный Азербайджан, проводится 20-ая общенациональная конференция по вопросам развития ненефтяного экспорта страны. Как заявил на этой конференции заместитель министра промышленности, рудников и торговли, директор Организации развития торговли Валиолла Афхамирад, на текущий год правительством запланировано довести объем экспорта до 47 млрд. долларов. При этом за семь месяцев этого года (21.03-23.10.14 г.) ненефтяной продукции экспортировано на общую сумму в 27 млрд. долларов, и в весовом выражении объем экспорта за указанный период составил 55 млн. т. Однако несмотря на то, что экспорт вырос на 19% по сравнению с аналогичным периодом, недовыполнение поставленных задач составило около 30%.

Валиолла Афхамирад напомнил, что среди торговых партнеров Ирана в текущем году первое место по-прежнему занимает Китай (с объемом торговли в 5,2 млрд. долларов). Второе место принадлежит Ираку (3,3 млрд. долларов), третье место – ОАЭ (2,2 млрд. долларов), четвертое – Афганистану (1,4 млрд. долларов) и пятое – Индии (1,2 млрд. долларов).

Далее глава Организации развития торговли отметил, что Восточный Азербайджан относится к числу провинций, которые располагают широкими возможностями для осуществления экспортных поставок и просят увеличить инвестиции в их экономику. При этом провинция Восточный Азербайджан предлагает поручить ей освоение российского рынка.

Губернатор провинции Восточный Азербайджан Эсмаил Джаббарзаде, в свою очередь, сообщил, что при администрации провинции создан российский отдел, в работе которого активное участие принимает частный сектор, и с представителями деловых кругов провинции ведутся постоянные переговоры по вопросам торговли с Россией. Губернатор подчеркнул, что провинция Восточный Азербайджан имеет давнюю историю торговли с этой страной и не следует упускать новые возможности, которые открываются перед иранскими предпринимателями на российском рынке.

Рекордный урожай опийного мака вырастили в Афганистане в 2014 году, сообщает в среду Управление ООН по наркотикам и преступности в своем ежегодном докладе.

Как передает агентство Франс Пресс со ссылкой на доклад управления ООН, общая площадь урожая опийного мака в Афганистане достигла 224 тысяч гектаров. По сравнению с прошлым годом, культивирование опийного мака увеличилось на 7%.

Ранее директор Федеральной службы РФ по контролю за оборотом наркотиков Виктор Иванов заявлял, что Афганистан стремительно превращается в наркогосударство, а прогнозируемые площади посевов опийного мака ежегодно растут при игнорировании проблемы армией США. По словам Иванова, за три года посевные площади увеличились со 138 до 209 тысяч гектаров в прошлом году, а ежегодно в Афганистане производится до 150 миллиардов разовых доз.